«Тенебрариум»

Тенебрариум (fb2) - Тенебрариум [СИ] 3047K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Raptor

Raptor Тенебрариум

ЧАСТЬ-1. СНОВА В ШКОЛУ

— Итак, Вы работали в школе N2, расположенной на улице Лобачевского.

— Да. Именно в ней.

— Сколько лет Вы там проработали?

— Пятнадцать… Н-нет-нет. Шестнадцать. Около шестнадцати.

— Вам нравилось там работать?

— Очень. Ну, были, конечно же, трудности какое-то время… Напряжёнка там случалась, конечно, иногда. Ну, всё как у всех, в общем. На то она и работа… В целом, я был очень доволен, что работаю… Что работал там… Я же сразу после института туда устроился. Весь необходимый опыт там приобрёл. Друзей у меня там много было. Со всеми коллегами был в нормальных отношениях. Да и с детьми тоже. В трёх группах был классным руководителем. Две выпустил. Третью не успел. А она самая лучшая у меня была. Все ребята как на подбор — смышлёные, способные. Пятеро на медаль шли. Пятеро! Представляете? Полмесяца до выпуска не хватило. Уже к экзаменам готовились. И тут — бац. Нежданно-негаданно, это случилось. Катастрофа эта проклятая…

— Хорошо, что Вы её избежали. Ваши знания имеют большое значение для нас.

— Да какие там знания? О чём? Простите, но я не могу понять, почему именно я Вам понадобился? Я обычный школьный учитель русского языка и литературы. Как мои знания могут помочь Вашему ведомству?

— Вы себя недооцениваете. Прежде чем приглашать Вас сюда, мы тщательно ознакомились с Вашей характеристикой. Вы — отличный педагог, так что не скромничайте. Впрочем, нас интересуют отнюдь не Ваши профессиональные навыки.

— А что тогда?

— Ваша феноменальная фотографическая память.

— Моя память? Но что Вы хотите отыскать в моей памяти?

— Детали, Виктор Сергеевич, детали. Для Вас — незначительные, но для нас — крайне необходимые. Вы тридцать пять лет жили в этом городе, и почти шестнадцать лет проработали в том здании, которое нас интересует. Мы обратились за помощью именно к Вам, потому что большей части Ваших учеников и коллег уже нет в живых, а те, что выжили — не отвечают нашим психологическим требованиям. Вы, Виктор Сергеевич — наша последняя надежда. Никто кроме Вас не сможет провести нас туда. И всё же, я считаю своим долгом Вас предупредить. Вы подписали документ о снятии с нас ответственности за вашу жизнь, в случае непредвиденных обстоятельств?

— Да, прежде чем меня сюда привели, я подписывал бумаги…

— Послушайте. Там, куда мы с Вами отправимся, очень опасно. Местность заражена. Последствия этого заражения могут быть самыми непредсказуемыми. Я даю Вам последнюю возможность передумать. Если Вы сомневаетесь, мы отменим операцию, и отправим Вас обратно в Иркутск. Что скажете?

Учитель задумался. Нет, он безусловно знал, что ответит этому странному человеку в полковничьих погонах, и невиданной доселе униформе, больше напоминающей костюм героя космооперы. Он так же знал, что назад пути нет. И что он, возможно, влип по уши с этой авантюрой. Но какой-то дикий, мальчишеский азарт, нахлынувший на него, и не выводящий из адреналинового угара, наполнял душу таким небывалым восторгом, что даже страх сейчас приносил лишь трепетное удовольствие.

Они были одни в этой белой комнате. Сидели за столом, друг напротив друга, в удобных, пружинящих креслах. И сверлили друг друга взглядами. Учитель не мог понять, что таит в себе взгляд полковника. Его глаза были скрыты за непроницаемыми стёклами очков, а лицо не проявляло мимики, словно было вырезано из слоновой кости. На мгновение, учитель вспомнил старый фантастический фильм «Матрица», когда виртуальный агент Смит допрашивал главного героя Нео примерно в такой же комнате. Даже интонации были схожи. От этого, сердце Виктора начинало биться чаще.

И всё же, зачем ему очки? Впрочем, на этой базе все в очках. И капитан, который брал с него подписи. И дежурные на выходе. И сопровождающие. Все в чёрных очках. Даже в полумраке они их не снимают. Боятся показать глаза? Но почему?

— Что скажете? — ровным голосом повторил полковник.

— Знаете, господин полковник, я принял решение ещё в Иркутске. И я не собираюсь от него отказываться. Что бы там ни было, я этого не боюсь.

— Я не сомневался, что услышу это. Вот — ответ настоящего мужчины, и патриота своей страны. Мы в Вас не ошиблись, господин Ефимов. Со своей стороны обещаю, что мы предпримем все доступные меры по минимизации риска, и обеспечим Вам безопасность настолько, насколько это возможно.

— Спасибо.

— Итак, перейдём к сути. Вы умный человек, и прекрасно понимаете, что имеете дело с секретной информацией. Документ о неразглашении Вы уже подписали, и в курсе, чем чревато нарушение данного Вами обязательства.

— Да, я это понимаю.

— Вы находитесь на секретном объекте. Всё что вы увидите здесь, и за стеной охранного периметра — является государственной тайной Российской Федерации. Вам это понятно?

— Да.

— Хорошо. Что вам известно о причинах катастрофы?

— Э-э? Ну, я не эксперт…

— Не бойтесь. Рассказывайте всё, что знаете.

— Ну-у, вроде бы где-то в районе НИИ «Росбиохимия» произошёл мощный взрыв. Поговаривали, что там загорелся склад с аммиачной селитрой. В результате, было разрушено хранилище с опасными химикатами, которые и отравили полгорода. Ядовитое облако пролетело через центральные районы. Поэтому столько жертв. Нам-то повезло. Мы жили в Смородинке. Она на отшибе. Поэтому нас как-то не зацепило. Ветер дул в другую сторону. В Тепличном тоже почти все уцелели… А вот центр… Как же так получилось, господин полковник, что столько народу…

— Мы с Вами встретились не для того, чтобы обсуждать причины этого инцидента. Расследованием и установлением причин занимаются другие инстанции. В то время как наша задача — локализовать его последствия. Для этого мы тут и поставлены. Чтобы ограничить доступ посторонних лиц в зону отчуждения, и тщательно изучать результаты произошедшей катастрофы. Мы не дали заразе распространиться за пределы карантинного периметра, и продолжаем её сдерживать. Но устранить её до конца нам пока не под силу. В этой борьбе важно всё. Каждая мелочь. Поэтому мы надеемся на добросовестное и самоотверженное сотрудничество, Виктор Сергеевич, — полковник поправил очки, и, сделав многозначительную паузу, продолжил. — Простите мою дотошность, но когда Вы говорили о причинах аварии, то мне показалось, что у Вас есть сомнение на этот счёт. Это так?

Учитель с подозрением взглянул на собеседника.

— Ну что Вы, в самом деле? Вы же не на допросе, — голос полковника стал мягче, не смотря на то, что эмоций его лицо по-прежнему не выражало. — Мы должны научиться доверять друг другу, прежде чем отправимся на столь ответственное задание. Я просто хочу узнать степень Вашей осведомлённости относительно данной трагедии. Пусть даже это всего лишь домыслы и сплетни. Как раз будет повод их развеять. Поделитесь своими догадками. Не стесняйтесь.

— А Вы как считаете? Весь тот кошмар, что мы пережили, мог произойти из-за банального взрыва на складе удобрений?

— Я ничего не считаю. Я интересуюсь Вашим личным мнением.

— Да какое тут мнение? В город вбухивались огромные деньги. И это не из-за нефтянки, не из-за деревообрабатывающих производств. И уж тем более не из-за доморощенного института «Росбиохимия». Во что там вкладываться? В коровьи лепёшки? Официально, институт занимался разработкой каких-то там перспективных кормов для крупного рогатого скота, вакцинами от всякого-разного ящура, и изучением опасных вирусов, типа сибирской язвы. Может быть, он этим и занимался, но вот только несоизмеримый уровень секретности вокруг комплекса, да чего уж там говорить, вокруг всего города — наводит на мысли. Ежу понятно, что его вряд ли стали бы делать столь высоким из-за каких-то там животноводов и вирусологов. Все люди это понимали. И были уверены, что дело вовсе не в НИИ, а в треклятом НПО «Надир». Скорее всего, там разрабатывали какое-то оружие. Уж не знаю, химическое, биологическое, или ещё какое. Но то, что там производили нечто очень дорогое и очень опасное — это факт. Именно в «Надире» что-то рвануло, а вовсе не в НИИ. И это что-то вырвалось в атмосферу. Нам сказали, что был взрыв, но никто взрыва не слышал. Значит, зараза распространилась иным путём. Что-то они там набедокурили, в этом «Надире». Может, диверсия произошла, может по собственной глупости облажались. Не знаю. Однако они знали, что это случится. Готовились заранее. А мы и не догадывались, зачем они прививки детям делают, да ещё и такие дорогущие. Вроде как от гриппа. Вроде как «новая, очень редкая импортная вакцина», потому и так дорого. А в итоге… Не знаю, господин полковник, может я и неправ, но то, что виновен «Надир» — это однозначно. Они во всём виноваты. Экспериментаторы… Угробили город своими чёртовыми экспериментами. Своим чёртовым проектом «Затемнение»…

Полковник вздрогнул.

— Что Вы знаете о проекте «Затемнение»?

— А? — учитель понял, что сболтнул что-то лишнее, но было уже поздно. — В смысле?

— В прямом. Что вы знаете об этом проекте. Поподробнее, пожалуйста.

— Ну-у, я не знаю ничего конкретного. Просто ходили слухи. Люди болтали, что, мол, у нас разрабатываются какие-то секретные системы защиты. Якобы для того, чтобы американцы со своих спутников нас не видели.

— А-а, — собеседник расслабился, и даже, кажется, улыбнулся краешком губ. — Продолжайте.

— Так вот я и говорю. Надировцы проводили какие-то испытания, и, судя по всему, неудачно. Произошла трагедия. Погибли люди. Что мне ещё добавить?

— Хм-м. Сон разума, как обычно, порождает чудовищ. Я расскажу Вам, что произошло на самом деле. Но всё это должно остаться между нами. Ведь так?

Учитель кивнул.

— Все эти сплетни, которым Вы верили — не более чем сплетни, не имеющие ничего общего с истиной. НПО «Надир» — это тестовая лаборатория. Но в ней не производили оружие. Скорее наоборот — защиту от него. Проект «Затемнение» — кодовое название испытаний по противодействию биологическим и химическим атакам со стороны террористических организаций. Обстановка в мире нестабильна. В любой момент в руках мировых террористов могут оказаться боевые вирусы, опрометчиво выращенные в лабораториях Соединённых Штатов и бывшего СССР, во времена Холодной войны. И если они ими завладеют, то под угрозой оказываются целые города. Чума, Оспа, Эбола, Лихорадка Западного Нила, Сибирская язва, Птичий грипп, Свиной грипп и прочая пакость — всё это потенциальные боевые штаммы, пандемии которых способны выкашивать целые мегаполисы. Наше оружие повернулось против нас самих. Но, к счастью, мы своевременно начали изучать способы борьбы с этой угрозой. Вакцины, антидоты, специальные дезактивационные спреи, распыляемые с вертолётов — всё это уже используется, и всё это уже помогает остановить масштабные заражения. Помните истории с Саратовом, с Волгоградом? Нам удалось не просто погасить очаги эпидемий, но и пресечь панику среди населения. А всё благодаря чему? Благодаря учреждениям типа НИИ «Росбиохимия». Где эти вирусы тщательно изучаются, и где отыскиваются действенные методы борьбы с ними. К сожалению, даже при самых максимальных и тщательных степенях защиты, порой случаются непредвиденные ЧП. Так произошла авария в данном научном комплексе. Взрыв произошёл на одном из вспомогательных блоков, где находились горючие вещества под большим давлением. Из-за сбоя аппаратуры, давление в одной из цистерн превысило критический уровень, в результате чего произошёл взрыв. Он произошёл под землёй, в условиях повышенной звукоизоляции. Поэтому звук взрыва Вы действительно могли не услышать, находясь в своём удалённом микрорайоне. Внешняя структура здания не пострадала, но вот внутри лабораторного комплекса были повреждены изолированные хранилища опасных веществ, представляющих биологическую, химическую и радиоактивную угрозу. Персонал лаборатории не успел вовремя загерметизировать помещение, и смертельно опасная зараза попала в атмосферу. К величайшему несчастью, в тот вечер дул порывистый юго-западный ветер, который меньше чем за час протащил заражённую пыль через весь город. Всё что мы cмогли сделать — это эвакуировать окраины.

— Тот вечер до сих пор снится мне в кошмарах. Мне чудится, что я бегу, в темноте, в сутолоке, спотыкаюсь, наталкиваюсь на соседей, а сам ищу жену и дочь. И никак не могу их найти… В общем, это ужасно, то что мы пережили. Спешная эвакуация, когда мы побросали всё. Всё! Все свои вещи и сбережения. Всё то, что накапливали с таким трудом. По крупицам. Всё пошло прахом. Понимаете, каково это? А что потом? Душные автобусы с выключенным светом… Ночь. Куда-то везут. Через каждый километр остановки с проверками. Ощупывают, осматривают какими-то приборами, светят в глаза фонариками. Пять часов такой пытки. При этом не дают ни поесть, ни по нужде отлучиться. Потом карантинный лагерь. Колючая проволока. Палатки, воняющие лекарствами. Какие-то загоны с полиэтиленовыми перегородками, люди в костюмах химзащиты, как в фильмах ужасов. Всех разделили: мужиков — отдельно, женщин — отдельно. Заставили раздеться догола, прогнали через сквозные душевые кабины, где на нас сначала лили какую-то отвратительную жидкость, потом воду, потом горький, щиплющий глаза пар, потом опять воду. Сыро, холодно, страшно…

— Всё уже позади, Виктор Сергеевич. Мы извлекли из той аварии хороший урок, и сделали всё, чтобы подобное впредь не повторилось ни на одном подобном объекте.

— Знаете, господин полковник, положа руку на сердце, я вызвался вернуться сюда отнюдь не из-за геройских побуждений, и, конечно же, не ради помощи тем, по чьей преступной халатности погибло столько моих знакомых, близких, друзей. Я просто хотел ещё раз увидеть свой любимый город. Ведь такая возможность мне более не представится. Никогда.

— Что ж, я не буду оспаривать Ваше мнение. Главное, что теперь вы знаете истину, и избавились от ложных иллюзий. Теперь всё, что от Вас требуется, это провести нас к школе, в которой Вы работали, и помочь сориентироваться в её помещениях. У нас есть подробные планы и чертежи этой школы, но одно дело — пустой плоский чертёж, и совсем другое — реальное, объёмное помещение, с мебелью, замурованными проходами, и всякими предметами, преграждающим проход. Вы знаете, как выглядела ваша школа изнутри. Поэтому, Вы нам и нужны.

Тут в комнату заглянул дежурный в чёрных очках, и коротко сообщил: «Всё готово».

— Хорошо, — полковник поднялся из-за стола. — Идёмте, Виктор Сергеевич. Машина ждёт.

Они вышли из комнаты, и отправились по белоснежному коридору.

— Машина? Я думал, мы пешком пойдём.

— Передвигаться по заражённой территории положено только на герметичном спецтранспорте. Мы не можем допустить новых заражений.

— Ну что ж, на машине так на машине. Раз уж всё так серьёзно…

— Очень серьёзно. Нам удалось остановить распространение заражённых частиц по воздуху. Но зараза крепко впиталась в окружающие поверхности: асфальт, деревья, брошенный автотранспорт, стены домов. Там ни к чему нельзя прикасаться даже в защитных перчатках и обуви. Поэтому, взаимодействовать с окружающей средой нам приходится дистанционно.

— Это как?

— Роботы. Радиоуправляемые устройства. Наши искусственные глаза и руки.

— Постойте. Вы сказали, что угроза внешнего заражения исключена. Но как вам удаётся сдерживать заразу внутри города? Допустим, животных не пропускает периметр. Но ведь птицам и насекомым эта стена отнюдь не помеха.

— Там нет ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Там нет вообще никого. Город пуст. Биологическая активность — ноль. Птицы не подлетают к заражённой зоне на три километра. То же самое и с насекомыми. Мы пробовали подносить ос, пауков и муравьёв в банках, вплотную к стене периметра. Результат один — букашки сначала начинают беситься, а потом, как по команде, умирают. Эта зараза убивает всех. Поэтому мы и используем такую высокую степень защиты.

— Странно. А я слышал, что в город возвращались люди. И даже оставались там жить.

— Это правда. Но лишь отчасти. Когда периметр был не достроен, всяческие мародёры, и любители лёгкой наживы лезли туда недуром. Мы не успевали отследить их всех. Те, кто поумнее — не забирались вглубь, и возвращались с добычей. Дураки же гибли десятками. Были и те, кто возвращались жить в свои дома. Мы находили их, и выдворяли из города. Они действительно пытались вновь там обосноваться. Но это касалось только ряда незаражённых районов: микрорайоны Смородинный и Тепличный, дачные кооперативы «Лесозаготовительный», «Речной» и «Газовик», а так же посёлок Железнодорожный. Нам сюда.

Полковник на ходу повернул учителя за плечо в правую дверь.

— Значит, там сейчас вообще никого нет? В смысле, в городе.

— Абсолютно. Ну, вот мы и пришли.

Они остановились в небольшом зале, дальняя стена которого была стеклянной, и за ней виднелся мрачноватый гараж, где стояла внушительная чёрная машина, похожая на бронетранспортёр. Из её башни, вместо пушки, торчали какие-то антенны и локаторы. Ко всему прочему, у неё отсутствовали не только окна, но и элементарные смотровые щели. В левый борт транспортёра упиралась труба переходного портала, как в аэропорту. Вход в портал преграждался шлюзовой камерой, где производилась дезинфекционная обработка.

Полковник с учителем вошли в шлюз, и их обдуло горячим, влажным воздухом. Затем, преодолев короткий переход, они забрались в нутро причудливой машины.

Там было прохладно. Видимо, работал кондиционер. Мигали какие-то лампочки-светодиоды, и мерно гудел невидимый агрегат. Когда они уселись на мягкие, удобные сиденья, полковник надел на ухо беспроводную гарнитуру, и коротко произнёс: «Мы на месте». Тут же к ним в кабину забрались ещё два оперативника в шлемах с чёрными забралами. Оба заняли места напротив. При этом, один из них нажал на кнопку, спрятанную в подлокотнике, и массивная бронированная дверца-люк плавно задвинулась, чавкнув герметичной створкой. Второй выдвинул прямо из стены плоский экран-планшет, крепящийся на суставчатом кронштейне, и сразу начал что-то набирать на его сенсорной панели.

— Автодроны 1 и 2 загружены и проверены, — сообщил он, спустя полминуты. — Всё готово.

— Какова обстановка вне зоны контура? — спросил полковник.

— Стабильная. Редкие аномальные всполохи зафиксированы в секторах 17 и 22. Но они не превышают критического уровня.

— А что на маршруте?

— С утра всё тихо.

— Хорошо. Тогда выдвигаемся.

— Выдвигаемся! Внимание, сторожевым системам — броневик выезжает из бокса. Переходите на мануальный режим.

— Вас поняли, отключаем автоматику, — прохрипел невидимый динамик.

Где-то в передней части железного чудища булькнул стартер. Глухо зарокотал двигатель, и машина начала мелко вибрировать.

— Пост, открывайте ворота.

Учитель, словно ребёнок, с любопытством крутил головой, пытаясь обнаружить хотя бы одну смотровую щель. В конце концов, он не выдержал:

— Здесь вообще нет окон?

— Угу, — кивнул полковник, не отрываясь от монитора.

— Даже у водителя?

— Даже у него.

— И как же он видит дорогу?

Полковник молча запустил руку куда-то за сиденье, и извлёк оттуда такой же шлем, какой был у бойцов, сидевших с ними рядом. — Вот, наденьте.

— А что это?

— Наденьте, наденьте.

Учитель надел на голову шлем, и тут же воскликнул:

— Ух, ты! Вот это — да! До чего же техника дошла. Это значит, на крыше машины стоит камера, которая подключена к шлему, и при повороте головы, она тоже поворачивается… Э-э, а почему нет полного обзора? Я могу видеть только левую сторону дороги.

— Извините, Виктор Сергеевич, уровень секретности не позволяет увеличить Вам обзор. Вы можете увидеть секретное оборудование, которое Вам видеть не положено.

— Ну, как скажете. Нет, всё-таки поразительно! Изображение такое чёткое. Обалдеть.

Машина выехала из ворот бокса, и спустилась по пологому пандусу на потрескавшийся асфальт. Надёжное, безопасное убежище осталось позади. Перед ними раскинулась опасная зона. Безмолвная и дремлющая.

В стороне от дороги, за чахлыми кустами виднелись серые крыши частных домов. Учитель моментально их узнал.

— Это «Воскресенский», что ли? Точно, он! Как же тут всё заросло. Заборов не видать. Мы тут когда-то с дочкой гуляли — до КПП и обратно. У тёщи здесь дача была. Во-он там, за поворотом, через три дома. Вон — её антенна торчит! — он указал рукой в сторону, забыв, что находится в закрытой кабине. — Они её продали за год до случившегося… А вот на эту колонку мы ходили за водой. Вот — дача нашего участкового. Сад-то у него как зарос, кошма-ар. И цветёт всё… Как же это так получается? Насекомых нет, а столько яблок. Кто же опыляет яблони? А это что? Вы же сказали… Вы же говорили, что на территории никого нет.

— Так и есть.

— Но вон там же… Только что я видел старушку.

— Где?

— На лавочке, у дома, мимо которого мы только что проехали, сидела бабушка, а рядом с ней рыжая кошка. Бабушка держит какой-то кусочек, а кошка встаёт на задние лапки и тянется за ним. Это что же получается? Значит, посёлок обитаем?

— Вздор. Там никого нет, и быть не может.

— Тогда почему…

— Слушайте, господин учитель, то, что Вы видели — просто зрительная галлюцинация, не более. Лёгкие симптомы заражения могут проявляться в подобных иллюзиях.

— Значит, я заражён?

— Только поверхностно. Это безопасная форма заражения, которая быстро нейтрализуется. Пока что мы не знаем, как противодействовать её проникновению даже в полностью изолированные кабины, такие, как эта. Но её безвредность позволяет нам мириться с ней, как с вынужденной неизбежностью. Если вы ещё что-то увидите в городе, что-то необычное, то знайте — это галлюцинация. Старайтесь долго на неё не смотреть.

— Как-то это всё странно.

— Проверь данные по сингулярности, — обратился полковник к своему коллеге, сидящему напротив.

— Норма. Колебаний не наблюдается.

— Как же, не наблюдается. А бабушки с кошками откуда? Может опять нелегалы пролезли?

— Биологическая активность нулевая. Здесь что-то новое.

— Ты гипотезы не строй, а за приборами следи. Новое… — полковник явно начинал нервничать. — Ещё до первого маяка не добрались, а нам уже бабушки мерещатся. По-твоему, это нормально?

— Энтропия в норме, — повторил спутник. — Причина дисбаланса в чём-то другом.

— В чём?

— Не знаю. Возможно, где-то точка прострела сместилась…

— Как она вдруг сместилась?! — он вовремя осёкся. — Простите, Виктор Сергеевич. — У нас тут свои термины. Не обращайте внимания.

Но оправдание было излишним. Учитель пожирал глазами окрестности, уже забыв про своё видение, и не слушая их перепалку.

— А? Ничего-ничего. Я всё равно не понимаю, о чём вы. Я смотрю на знакомые места. Только что магазинчик проехали знакомый. У остановки. Эх, пиво туда знатное привозили. Живое. Нефильтрованное. В Иркутске такого нет. Сколько не искал — не смог найти. А тут было. Всегда было.

Он умолк. Впереди, за небольшими холмами, показались крыши далёких двенадцатиэтажек.

— Смородинка. Вот она, родная.

— Что, уже до Смородинного доехали?

Человек, сидевший напротив полковника, кивнул.

— Вы тут жили, Виктор Сергеевич?

— Да. Вселились в новый дом, на седьмом этаже. Три комнаты. Все удобства. Вахтовая 12, во-он там, возле крана. Эх-х, плохо, не видно мой дом. А, может быть, заедем, а? Ну, хоть одним глазком гляну на окна…

— Нельзя. Я Вас прекрасно понимаю, но… Нельзя. Не положено.

— Я слышал, что в Смородинке по-прежнему безопасно.

— Не уговаривайте, Виктор Сергеевич. Мы не можем рисковать. Поймите, это для Вашего же блага.

— Как скажете…

Видимо, чтобы отвлечь приунывшего учителя от грустных мыслей, полковник обратился к нему с вопросом.

— Расскажите мне о том, что произошло перед эвакуацией. Вы хорошо это помните?

— Ещё бы… Такое забудется… В тот день было воскресенье. Выходной. Вечером, часов в восемь, дочка вернулась со двора. Мы поужинали. И я сел проверять оставшиеся диктанты. А женщины уткнулись в какой-то музыкальный концерт по телевизору. Всё было нормально. И тут вдруг телевиденье отключилось. Дочь каналы потыкала — бесполезно. Везде только рябь. Выключили телевизор. Начали обсуждать, что с ним могло случиться: на телевиденье беда, или же телек сломался? В итоге, жена позвонила подруге. Они разговаривали минуты три, после чего отключился телефон. Жена сказала, что подруга успела ей сообщить о каком-то хлопке, после которого, в сторону озера с сиренами проехало с десяток пожарных машин. Не успела супруга договорить, как сирены послышались и у нас за окном. Я выглянул в окошко — увидел три скорых помощи, промчавшихся по Вахтовой, в сторону центра. Стало как-то не по себе. «Что-то случилось!»

— Проехали первый маяк. Зафиксированы штатные отклонения по сингулярности, — сообщил один из операторов.

— Угу, — кивнул полковник. — Продолжайте, Виктор Сергеевич.

— Ну, потом в дверь позвонили. Настойчиво так. Раз пять нажали на звонок. Открываю, гляжу, все соседи вышли. Кто в чём. И молодые люди какие-то стоят. Не в форме. Обычные парни. Только респираторы на лицах. «Граждане жильцы», — говорят. — «Срочная эвакуация. Собирайте самое ценное, и выходите во двор. На сборы отводится десять минут». Сообщили, и отправились выше по этажам. А внизу, на лестнице, уже возня такая, шум, топот. У всех шок. Никто ничего не понимает. Одни говорят, что война с Китаем началась, другие предполагают, что какие-то заражённые животные из НИИ сбежали, третьи — ещё что-то… Кошмар.

Машина перебралась через железнодорожный переезд, и густо заросший пустырь сменился городской улицей. Всё больше стало попадаться брошенных автомобилей, многие из которых были сожжены. Понурыми рядами, одна за другой мимо проплывали грязноватые хрущёвки старого Ленинского района. Заброшенные магазины встречали гостей своими запылившимися витринами. А скворечники автобусных остановок таили внутри себя лишь нанесённый ветром мусор.

— Начали метаться. Что брать? Паспорт, деньги, документы, лекарства. На сколько нас увозят? Куда? Никто ничего не знает. Домашних животных брать запретили. Большие сумки, лишние вещи, продукты — тоже нельзя. Обещали, что на следующий день привезут всех обратно. Да только мы им не верили. Не дураки чай, смотрели передачи про то, как в восемьдесят шестом из Припяти людей вывозили. Знали, что не вернёмся. Чувствовали. Только страх перед неизвестностью был сильнее. Ощущение такое, знаете, как будто над вами нависла большая чёрная рука огромных размеров. И готова вот-вот обрушиться откуда-то сверху, и прихлопнуть всех, как мух. Почему-то мне именно так казалось… Не знаю…

— Прошли второй маяк.

Транспорт свернул на широкий проспект, виртуозно лавируя между застывших на нём грузовиков и легковушек. Слева потянулась череда кафешек, супермаркетов и всевозможных контор. Наследие недолгого, но бурного промежутка жизни города между двумя эпохами «почтового ящика». Вот, огромный покосившийся билборд, который воткнулся в асфальт проезжей части, точно топор великана. На рваном плакате ещё видна наполовину выцветшая надпись — «Модернизация + Инновации = Великая Россия!» Следом, показался «Дом Книги», с провалившейся крышей, а за ним — кинотеатр «Орион», с прекрасно сохранившимися афишами на фронтоне.

Броневик грузно встряхнулся, переехав какой-то крупный предмет.

— Только мы спустились во двор, во всех домах выключили свет. Темнота, толчея, дети плачут. Но, надо отдать должное отрядам гражданской обороты и милиционерам. Они с фонариками, в свете фар, сумели всех рассортировать, распределить, чтобы ни один человек не потерялся. Даже тех, кто были в тот момент не дома. К примеру, кто-то из подростков ушёл на дискотеку, или кто собаку выгуливал на улице — всех нашли, и воссоединили с семьями. Никто не пропал. Автобусы подходили, загружались и уходили один за другим. Работали громкоговорители на столбах. Призывали не создавать панику и толчею. Просили помогать отрядам гражданской обороны, и грузиться в автобусы организованно, без давки.

— Третий маяк. Поворачиваем.

— Э-э, а зачем мы тут свернули? — спохватился учитель. — Рано! Это же поворот на Химпром. Школа дальше. Нужно на Лобачевского сворачивать, а не сюда. Это ещё через три квартала.

— Мы всё прекрасно знаем, — с лёгким раздражением ответил полковник. — Не беспокойтесь. Дальше идут препятствия, которые нам не объехать. Поэтому сделаем крюк по Фрунзе, через Химпром. Что у нас там с энтропульсацией?

Последняя фраза была адресована сидящему напротив.

— Амплитуда растёт. Но пока не выбивается за штатные нормы. Предварительный расчёт показал, что на всё про всё у нас есть чуть более полутора часов. С учётом дороги туда и обратно, на операцию у нас остаётся минут сорок — не больше. Потом надо будет сматываться оттуда как можно скорее, пока не накрыло.

— Чем не накрыло? — вздрогнул учитель.

— Не важно, — отрезал полковник. — Это наша терминология.

— Нужно будет работать очень быстро, — продолжил операционист. — Неподалёку от школы открылся атипичный источник упорядоченных импульсов. Очень подозрительно. Как будто нас там ждут…

— Ничего. Мы там долго не загостимся. Быстро отработали — и назад, — кивнул полковник. — Не понравилась мне эта бабушка с кошкой. Ой, как не понравилась.

Улица Фрунзе пребывала не в лучшем состоянии. Сплошные кочки да ухабы. Асфальт был сильно повреждён. Сквозь него повсеместно проросли пучки травы, кустарник и молодые деревца. Небольшой парк, по левую сторону, успел превратиться в настоящий лесок, за которым с трудом можно было разглядеть городские постройки. Только пятнадцатиэтажное здание нефтяной компании высовывалось над макушками древесных крон, угрожая почти отвалившимся, и нависающим с крыши логотипом, который когда-то красиво подсвечивался цветными прожекторами.

— Четвёртый маяк. Здесь направо.

Бронемашина аккуратно вписалась в поворот, ювелирно протиснувшись между застывшим на перекрёстке трамваем и брошенной иномаркой. Дверь иномарки была чуть приоткрыта. Приглядевшись, учитель оторопел.

— Там что? Я не понял. А мёртвых разве не убрали?

— Что там опять? — устало спросил полковник.

— В той машине, мимо которой мы сейчас проехали. Там на переднем сиденье…

— Вам опять показалось. Санитарные команды очистили город от трупов. Остались только пустые дома и брошенный автотранспорт.

— Но там явно…

— Вам показалось.

Машина двигалась по маленькой односторонней улочке, мимо двухэтажных домов старой застройки. Эти первые кирпичные дома строили заключённые, на месте прежних деревянных бараков. Именно с этих домов началось бурное развитие молодого шахтёрского городка. Последний раз они ремонтировались ещё в начале восьмидесятых. С той поры дома постепенно ветшали. Их регулярно обещали снести, в связи с плачевным состоянием, но всё никак не решались. Люди продолжали в них жить вплоть до той самой катастрофы.

Теперь-то уж домам в Первом Шахтёрском переулке ничто не угрожает, кроме стихии и времени. В неравной битве с этими двумя врагами, уже пал дом N5. У него провалилась кровля, и обрушилась половина стены, замусорив обломками всю прилегающую территорию, до середины дороги. В мрачном, проломе, напоминающем последствие бомбардировки, зияли разноцветными обоями стены пустых квартир, с остатками потрёпанной мебели.

Взгляд учителя остановился на крайней, угловой квартире с зелёными обоями. Точнее, на том, что от неё осталось. Он вспомнил, что заходил сюда около десяти лет назад. Так и было. Учительница музыки — пожилая еврейка Роза Самуиловна чуть ли не силком затащила его к себе в гости, на чай. Весь вечер она пыталась свести его со своей дочерью Соней, от которой полгода тому назад ушёл муж, оставив её одну с ребёнком. Ему было очень неловко, и он делал вид, что он ничего не понимает. Хотел сказать, что через два месяца у него свадьба, но не решался — что-то его останавливало. И почему-то чувствовал вину. А тем временем, девятилетний внук учительницы Лёва, без устали гремел на фортепьяно собачий вальс. Ни в склад, ни в лад. Как попало. Но Роза Самуиловна то и дело восхищалась им, повторяя, — «Вы знаете, Лёва — это будет второй Дунаевский, я Вам говорю». Интересно, кем он стал, этот Лёва? Сколько ему сейчас? Под двадцать уже где-то. Но музыка ему явно противопоказана. Вот и фортепьяно у стены, то самое, на котором он играл. Кроме него, и этой самой стены, больше ничего не сохранилось. Остальная квартира обвалилась вместе с углом дома, и теперь составляет часть груды бесформенных обломков.

— Вы хорошо себя чувствуете? — почему-то вдруг спросил полковник.

— Прекрасно. Столько воспоминаний разом нахлынуло.

— Дайте мне знать, если почувствуете недомогание.

— Обязательно.

Машина притормозила, и по какой-то непонятной причине, свернула во двор одного из домов, где начала петлять между погребами, детскими площадками и песочницами, как будто водитель стремился запутать свои следы. Учитель уже не спрашивал, зачем они это делают, и просто смотрел в свою шлемокамеру, ловя каждый знакомый уголок местности. Он часто бывал здесь, в этих дворах. В одном из близлежащих общежитий когда-то обитала его будущая супруга, с которой они встречались вот в этом проулке. А вот и скамейка, на которой они когда-то сидели. Старая, рассохшаяся, но всё ещё целая. Отсюда до школы уже рукой подать…

— Пятый маяк. Последний.

— Всем приготовиться! — полковник надел шлем. — Подъезжаем.

Броневик выехал из дворика, и, тяжело скрипнув амортизаторами, спрыгнул с высокого тротуара, выруливая на улицу Лобачевского. В поле зрения на мгновенье попал столб с предупреждающим знаком «Осторожно, дети!» Школа была уже совсем близко.

От волнения, учитель задрожал всем телом. Как же он успел соскучиться по этому месту. Вот она — его школа. Она почти не изменилась. Лишь немного облупилась краска на стенах, да запылились окна в классных комнатах. А в остальном, как будто и не было никакой катастрофы.

Машина остановилась возле угла школьного здания.

— Скажите, Виктор Сергеевич, как можно подобраться к чёрному ходу?

— Через школьный двор. А почему нельзя через парадный?

— Давайте без лишних «почему»? Хорошо? Так как можно попасть во двор?

— Справа от парадного входа есть арка. Только там ворота. И они заперты.

— Другого хода точно нет?

— Нет. Внутри двора есть щели в заборах, через которые ученики обычно лазили, но на машине там не проедешь. Разве что забор придётся валить.

— Что делать будем? — обратился полковник к операторам.

— Выбора нет. Придётся проламывать, — ответил один.

— Не думаю, что это будет правильно. Обстановка и так крайне нестабильна. Даже малейшее соприкосновение может вызвать новый всплеск, не говоря уже о мощном толчке. Предлагаю использовать автодрон. Он аккуратно распилит замок, и откроет нам ворота.

— Слишком мало времени у нас. Идея с автодроном правильна и разумна, но с ним мы провозимся слишком долго. А у нас каждая минута на счету. Медлить нельзя. Ломаем ворота.

Мотор загудел, и грузная машина поехала дальше, осторожно заворачивая в тесную арку.

— Ворота открыты! — не скрывая радости сообщил водитель.

— Как открыты? Не может быть! Ты уверен?

— Смотрите сами!

Полковник повернул камеру, и, увидев открытые ворота, обратился к учителю.

— Вы говорили, что они всегда были закрыты.

— Да. Именно так. Их открывали только для вывоза мусора, или во время ремонта, чтобы грузовики могли въезжать во двор. И то не на весь день. Катастрофа случилась в ночь на понедельник. А в выходные ворота не могли оставить открытыми. Зачем, если в школе всё равно никого нет, кроме сторожа. Может быть, их открыли уже после случившегося?

— Не знаю. Как-то всё очень странно. Ладно, въезжаем. Всем быть начеку.

Броневик осторожно пополз между стенами, минуя арку. Операторы молчали. Значит, никаких внешних угроз не фиксировалось. Но какое-то очень тяжёлое предчувствие чёрной тучей сгущалось над ними, становясь всё ощутимее и страшнее.

Учитель не отлипал от окуляров шлемокамеры. Он с удовольствием рассматривал даже знакомые надписи на стенах, сделанные когда-то его учениками. Кто бы мог подумать, что подобная нелепица может вызывать такие острые приступы ностальгии по безвозвратно ушедшему прошлому.

Школьный двор не изменился. Всё те же физкультурные снаряды вдоль забора, серая трибуна, баскетбольные кольца, и клумба, разросшаяся лохматым пучком сорняков. Только флагшток куда-то подевался. Да вот же он, лежит поперёк баскетбольной площадки…

Машина остановилась напротив чёрного хода. Маленькая деревянная дверца чётко выделялась на фоне желтоватой, облезлой стены.

— Готово! Автодроны 1 и 2 — на выезд! — командовал полковник.

— Автодроны пошли.

Где-то в задней части машины загудели какие-то аппараты. Багажное отделение броневика открылось в виде своеобразного раскладного трапа, по которому, один за другим, съехали причудливые шестиколёсные устройства, похожие на роботов-сапёров. Примерно сравнив ширину их колеи с дверным проёмом, учитель усомнился, — А Вы уверены, что эти штуки смогут туда заехать?

— Смогут. Не сомневайтесь. Скажите лучше, что с той стороны двери?

— Ну-у, там, вроде как, холл. Слева — пожарный щиток, а справа…

— Это мы знаем. Меня интересуют замки.

— А-а… Ну-у… А замков там нет. Вместо них там здоровенный такой крючок.

— Это хорошо. Меньше возни. Ещё какие-то нюансы есть?

— Там вообще-то две двери. На крючок запирается только внешняя. На внутренней есть замок, но она вообще не закрывается. Никогда. Она служит исключительно для теплоизоляции в зимний период.

— Понятно. Это всё?

— Вроде, всё… Ах, да, внешнюю дверь изнутри держит пружина. Ну, чтобы она сама закрывалась.

— А вот это — очень весомое замечание. Слышали, парни?!

— Принято.

Жужжа электромоторами, автодроны лихо подкатили к двери, и остановились напротив. Один из них начал выдвигать какие-то раскладные устройства, похожие на паучьи лапы. Второй, тем временем, ощупывал дверь прямоугольным локатором. Словно профессиональный взломщик, робот просунул в щель между дверью и стеной тоненькую спицу, и принялся её аккуратно вращать. Уже начало казаться, что это бесполезная трата времени, когда по ту сторону двери что-то гулко стукнуло, и один из операторов сообщил, — Крючок убран.

— Хорошо. Теперь снимайте пружину.

Зацепив дверную ручку специальным крюком, автодрон-1 слегка сдал назад, потянув дверь на себя, после чего автодрон-2, аккуратно просунул в образовавшийся проём свою металлическую лапу с кусачками на конце. Движения автоматической клешни контролировались с помощью миниатюрной видеокамеры. Как только пружина была обнаружена, автодрон тут же срезал её, позволив своему механическому коллеге распахнуть дверь полностью. Срезанная пружина громко стукнула по дверному косяку. Это заставило всех, кроме учителя, разом стиснуть зубы и втянуть головы в плечи, как будто они боялись кого-то разбудить. Но ничего не произошло, и после напряжённой минутной паузы работа продолжилась.

Теперь проход в помещение был открыт, но он был действительно слишком узок для роботов. Учитель до последнего момента не догадывался, каким образом автодроны смогут в него протиснуться. Однако они смогли. Обе машины, по очереди стали трансформироваться. Их корпуса вытягивались вертикально, словно разгибали спины, а шасси — сдвигались, уменьшая ширину колеи. По-завершении своей метаморфозы, автодроны стали высотой почти в человеческий рост, и их профиль уже позволял легко вписаться в дверной проход.

Высокий порог роботы преодолели так же без особых усилий. Их независимые оси, попеременно поднимая колёсные пары, позволили им беспрепятственно перескочить через это препятствие. Оказавшись в полутёмном холле, машины остановились и включили фонари.

— Так. Мы внутри, — сообщил оператор.

— Порядок. Подключайте учителя к камере автодрона-2, -распорядился полковник.

— Слушаюсь. Есть. Он подключен.

— Я… Я готов, — учитель поправил визор на шлеме.

Светлая картинка двора сменилась на тёмное, слегка пестрящее муаром изображение школьного холла. Напротив, подобно зловещему роботу-терминатору, высился автодрон-1, освещавший своими фарами пожарный щит на стене, под лестницей. В ярких снопах лучей хаотично кружились звёздочки поднятой пыли.

— Взгляните на схему, — полковник перевёл на дисплей учителя трёхмерный чертёж здания с мигающим целеуказателем. — Вы знаете, что это за помещение?

— Так-так-так. Третий этаж, угловое… Значит, вот здесь у нас физико-химический кабинет, а рядом — дежурная лестница. Следовательно, напротив — кабинет биологии. Так и есть. Это биологичка. А маленькая комнатка — подсобка. Что-то типа лаборантской. Там хранятся всякие наглядные пособия: скелеты, заспиртованные жабы, пластиковые органы… Ну, вы понимаете.

— Как туда добраться?

— Элементарно. От вестибюля поднимаемся по лестнице на третий этаж, сворачиваем направо, и по коридору — до самого конца. Биологичка, если посмотреть в том направлении, будет слева. Чтобы попасть в подсобку, нужно будет проехать через весь класс.

— Понятно. Операторы, что там у нас с обстановкой на маршруте?

— Смотрим… Так, вроде всё стабильно. Только лестничный марш со второго по третий этаж забит какой-то подозрительной «грязью».

— Ладно, поехали осторожно. Первый вперёд, второй — за ним, след в след.

Автодрон-1 развернулся на месте, припал на своей подвижной раме, вновь став приземистым, и неторопливо покатил в сторону вестибюля, тускло освещаемого светом, пробивавшимся через грязные стёкла. Вторая машина потянулась за ним.

Не смотря на то, что дроны двигались не спеша, учитель едва успевал осматривать знакомые стены. Всё здесь осталось нетронутым. Если бы не залежи многолетней пыли, школа бы выглядела в точности такой, какой он её оставил, покидая рабочее место в ту последнюю пятницу. Он даже вспомнил некоторые детали того вечера. Вот здесь, выходя из раздевалки, он попрощался с Петром Семёновичем — учителем физкультуры. Это было их последнее прощание. Физрук не успел эвакуироваться из погибающего города.

Спустя час после его ухода, школа должна была полностью опустеть. Дольше всех, обычно, засиживалась толстая историчка. Зачем она так долго сидела каждый вечер, он никогда не мог понять. Наверное, потому, что домой ей идти не хотелось. Дома её никто не ждал, кроме старенького котика Васи, о котором одинокая хозяйка отзывалась, как о человеке.

Он представил, как учительница выходит из школы, и пожилая сторожиха тётя Маша запирает за ней парадную дверь. После этого, он на какое-то мгновение задумался о сторожихе. Ведь она была единственным человеком, находившимся в школе, когда это случилось. Учитель надеялся, что старушка успела спастись. К счастью, он не успел рассмотреть бесформенный комок тряпок, валявшийся под шеренгой откидных сидений у стены, и покрытый толстым слоем седой пыли. В прорехах этого тёмного тряпья, похожего на обычный неубранный мусор, желтели человеческие кости. Это всё, что осталось от сторожихи Марии Карповны. Учитель не увидел этих останков. Когда автодрон-2 проезжал мимо, он смотрел в другую сторону.

Машина двигалась, точно попадая в следы, оставляемые номером 1. Поочерёдно, роботы выехали в просторный вестибюль, свернули направо, немного проехали мимо кресел, театрального типа, обитых красным дерматином. Сиденья были подняты у всех, кроме одного. Оно было сломано. Когда-то, на этих креслах нетерпеливые родители ожидали своих чад. Теперь же на них отдыхала всё та же пыль.

Дрон сделал ещё один поворот, и начал подниматься по парадной лестнице. Его уникальное шасси позволяло ему буквально шагать по ступенькам, почти не тормозя, и совершенно не буксуя. Плавность хода подтверждалась устойчивостью видеоизображения, которое практически не дёргалось, словно камеру нёс человек, а не колёсный аппарат. Операторы время от времени перебрасывались абстрактными фразами.

— Снимаю показания телеметрии.

— Фиксируется незначительное увеличение всплесков.

Учитель навострил уши. Ему показалось, что он что-то услышал. Или же просто в наушниках что-то скрипнуло.

Машины преодолели первый пролёт, и развернулись на широкой лестничной площадке, заходя на второй подъём. Мимо проплыл пожелтевший от времени лозунг с отклеившимися буквами «Школьные г. ды удесные с игою, с дружбою с песнею! Как они быстро летят, их… в……зад!» Упавшие буквы россыпью лежали на площадке и на крайних ступенях. Учитель вспомнил, как помогал ребятам их вырезать, как они вместе лепили их потом на плакат, и ругали некачественный клей. Клей действительно оказался ни к чёрту. Вон сколько букв поотваливалось.

Автодроны, жужжа сервомоторами, взбирались по гладким ступенькам, отполированным тысячами детских ног. Слева проплывал обвешанный марлевой паутиной поручень, справа — по стене до самого пола свисали густо переплетающиеся бороды комнатных вьюнков. Сколько лет их никто не поливает, а они вон как разрослись. И не думают засыхать. Как такое возможно?

— Стоп. — передний робот остановился.

— В чём дело? — зашевелился полковник.

— Выше нельзя. Чуть в ловушку не вляпались. Ещё бы немного…

— Ловушка статичная?

— Индекс 37–15, «Мокрица».

— Понятно теперь, почему цветы сохранились. Дальше по лестнице подняться не получится. Нужно искать обходной путь.

— Там две дежурные лестницы, в правом и левом крыле, — сообщил оператор. — Левая выходит прямо к нашему кабинету.

— Нет-нет-нет! — вступился учитель. — Поезжайте направо. Левая лестница заблокирована. Она забита всяким строительным хламом, через который нам не пролезть. Двери закрыты и опечатаны. Но вторая дежурка свободна.

— Спасибо, Виктор Сергеевич. Сворачивайте направо.

— Принято.

Машины въехали в коридор. Повернули возле дверей учительской, и покатили в правое крыло, шурша колёсами по старому почерневшему паркету. Классы проплывали перед глазами учителя, один за другим. Кабинет начальных классов, исторический, литературный. Некоторые двери были открыты, и за ними виднелись забытые парты, с поставленными на них перевёрнутыми стульями.

— Что это?

— В чём дело?

— Теперь я явно что-то услышал, — учитель не шутил, он действительно был озадачен.

— Что Вы услышали?

— Странный звук. Как будто бы ухнул кто-то. Вон, из того класса. Там вроде кто-то находится. Какая-то птица, может быть.

— Вы точно слышали уханье? Это не звук мотора?

— Нет. У этих штук отличные микрофоны. Каждый скрип передаётся. Там, в кабинете истории, кто-то ухает. Вот, опять! Звуки такие — «Хо. Хо». А вы разве не слышите?

— Святые угодники…

— Разворачиваемся, командир? — в голосе оператора прозвучал такой ледяной страх, что учитель тут же умолк.

— Нет.

— Но это же…

— Я сказал, нет! Мы почти добрались. Оно не успеет дотянуться до нас, если мы быстро выполним свою задачу. И потом, ещё не факт, что это — оно… Приборы же не зафиксировали.

— Оно их всегда обходило. Оно повсюду.

— Всё, хватит о нём! Что там с дверью?

— Открыта. За ней виден лестничный марш. Энтропийная обстановка близка к идеальной. Нам стелют шёлковую ковровую дорожку.

— Не сбавляйте темпа. Чем дольше здесь проторчим — тем хуже. Шевелитесь.

Машины набрали скорость. Учитель вздрогнул, когда из-под колеса ведущего автодрона вдруг выскочила паркетная плитка, которая стукнулась об раму второй машины.

Аппараты влетели на площадку дежурной лестницы, и тут же приступили к подъёму. Колёса повизгивали на выщербленных ступенях, освещённых зеленоватым светом, сочащимся из непроницаемых термоизоляционных окон. Уже совсем немного. Они почти добрались.

Знакомые стены, ребристые батареи отопления, таблички с указанием лиц, ответственных за противопожарную безопасность. Перед ними замаячил дверной проём с вздувшимся косяком. Открыта только одна створка. Нет времени возиться со второй. Автодрон берёт дверь нахрапом. С треском повылетали ригели, и дверь хлобыстнула металлической ручкой об стену, выдолбив из неё кусок сыпучей штукатурки. Машины проехали в коридор третьего этажа и, визгнув тормозами, встали как вкопанные. Впереди простирался длинный коридор. Искомый кабинет находился в противоположном конце.

— Что там с «Мокрицей»? — буркнул под нос полковник.

— Считываю показания по ней, — ответил оператор. — Вроде, в коридор не вылазит. Можно проскочить, если по быстрому.

— Дальше по коридору занозы есть?

— Не наблюдаются.

— Ладно. Тогда вперёд. На максимале. Вперёд!

Аппараты ринулись вперёд, на всякий случай, придерживаясь правой стены. Проезжая центральную лестницу, учитель мельком заметил, что вся площадка там заросла ядовито-зелёным мхом, из которого поднимались чахлые грибы на тонюсеньких ножках. Рассмотреть эту странную поросль он не успел. Машины пронеслись по коридору вихрем, и единовременно затормозили в самом конце, у торцевого окна. Слева виднелась дверь биологического кабинета.

— Заперта на ключ, — предупредил учитель. — Учительница биологии всегда её запирает.

— Первый, разберись, — прошелестел полковник.

Автодрон-1 подкатил к двери, где вновь принялся шевелить своими лапками-манипуляторами. Оператор второго дрона крутил визором по сторонам, словно озирался.

— Эх, и поганенькое же местечко, — не выдержал он. — Простите, господин учитель, я не про вашу школу. Не про здание. Я про другое.

— Не извиняйтесь, — вздохнул учитель. — Знаете, когда мы сюда подъезжали, у меня сердце ёкало от ностальгии. А потом, когда въехали внутрь, почему-то всё начало затухать. Все чувства. Вроде бы, так счастлив, что здесь очутился. И в то же время, какое-то странное, тяжёлое ощущение на душе. Как будто разочарование. И ещё хочется уйти отсюда. Не знаю, почему.

— Готово. Входим.

Дрон вытянулся в полный рост, и, толкнув скрипучую дверь, вкатился в кабинет. Второй проследовал за ним. Биологический класс встретил их умиротворённой тишиной. Двигаясь между рядами парт, в сторону доски, машины внимательно осматривались. Уж больно необычным был этот покой. Теперь даже учитель, не ведавший того, что здесь происходило, казалось, понял всё на каком-то подсознательном уровне, и осознавал истинную тяжесть угрозы, нависшей над ними.

Доска была начисто вымыта дежурными перед уходом. Кусочек мела и тряпка ожидали учеников на своих местах, в специальном лоточке. Слева от доски, прямо за учительским столом, виднелась дверь в подсобку. Именно там находилось то, ради чего полковник притащил их сюда.

— Эта дверь тоже на замке, — не дожидаясь вопроса, сообщил учитель.

Полковник коротко кивнул, и поправил шлем. При этом стало заметно, что на его висках проступили тёмные жилки.

— Внимательнее, первый, внимательнее.

Машина развернулась между столом и дверью, после чего приступила к вскрытию замка. Секунды тянулись как минуты. Напряжение нарастало. Старый замок поддавался с трудом, и учитель вспомнил, как учительница биологии сама регулярно с ним мучилась, браня завхоза, не торопящегося заменить заедающий замок, ну или хотя бы его починить.

Пару раз дверь почти поддавалась, но предательская защёлка упрямо соскакивала, и её приходилось отжимать заново. Краем глаза, учитель заметил какое-то шевеление в правом углу экрана. Он перевёл туда визор, и тут же оторопел от удивления. На доске последовательно выписывались какие-то каракули, и чертежи. Они явно выводились мелом, хотя сам мелок лежал на подложке нетронутым. Причём, слова мел-невидимка выписывал задом наперёд, словно во время обратной перемотки видеозаписи. Время от времени они стирались воздушной тряпкой, и на их месте проявлялись новые.

Не составило труда понять, что это были за письмена. Обычный урок, прокрученный наоборот. Ровные, почти каллиграфические надписи, сделанные рукой опытного учителя сменялись неровными, пляшущими почерками учеников. В разных углах доски то возникали, то растворялись незамысловатые чертежи и таблицы. Казалось, что само время на этом прямоугольном пятачке сошло с ума, вдруг, ни с того, ни с сего, устремившись вспять.

Пока учитель увлёкся метаморфозами, происходящими с доской, автодрон-1 наконец-то справился с замком, и открыл последнюю дверь. Ничего необычного не произошло. Створка тихо подалась, увлекаемая гибким манипулятором робота, и в открывшемся проёме показался краешек стола, с запылёнными банками, содержащими заспиртованных жаб, по соседству с которыми виднелся сгорбленный кошачий скелет на деревянной подставке. Дрон осторожно преодолел порожек, и остановился внутри помещения, оставив своего коллегу стоять снаружи.

— Здесь, — выдохнул оператор.

— Зде-есь, — полковник облизал губы. — Наконец-то. Давай, цепляй его, и убираемся.

Учитель продолжал рассматривать доску. Как только первая машина скрылась в подсобке, странная иллюзия прекратилась. На доске вновь не было ничего, кроме пыли.

— Внимание! Зафиксировано увеличение энтропийных колебаний. Сингулярная амплитуда растёт экспоненциально, — предупредил второй оператор. — Волны последовательные, радиальные. Дистанция до радиуса угасания — 73 метра. 72…

— Вот же… Так и знал! Первый, быстрее давай.

— Стараюсь, как могу. Почти подцепил.

Доска вновь «ожила». На ней медленно чертилась новая надпись. Теперь уже в правильной последовательности. Ровные, точно отпечатанные буквы соединились в слово «УХОДИТЕ», заставив учителя встрепенуться, вырвавшись из оцепенения.

— Нам надо уходить. Оно… Что-то пытается, — пробормотал он.

— Тащи его, тащи, — не обращал внимания полковник. — Уже почти.

— Зацепил. Поднимаю, — отрывисто произнёс оператор.

— Давай-давай-давай.

— Что за чёрт? Не получается. Что-то мешает. Не пускает.

Моторы автодрона-1 трагически взвыли. Было слышно, как колёса буксуют по линолеуму.

— Только этого не хватало. Прибавь мощность!

— И так на пределе.

— Командир, дистанция шестьдесят.

— Твою же мать! Первый, бросай его! Уходим!

— Пытаюсь, пытаюсь! Не отцепляется! Видимо манипулятор заклинило!

— Да что за… Второй! Вытащи его! Да поскорее!

Второй автодрон пришёл в движение. Вёртко развернувшись, он въехал в подсобку, и тут же обнаружил буксующего в углу напарника, мёртвой хваткой вцепившегося в непонятный цилиндрический предмет, который из-за его «спины» было сложно разглядеть. Ловко орудуя манипуляторами, второй подцепил застрявшего, и потащил его назад. Моторы загудели от натуги. Взвизгнули до дыма прокручивающиеся на одном месте колёса. Машину стало водить из стороны в сторону, но первый автодрон стоял как приклеенный.

— Я опять его слышу. Это уханье. Уже совсем близко. Как будто в соседнем классе, — лепетал учитель.

— Пятьдесят три метра!

— Это ловушка, — упавшим голосом констатировал полковник. — Уходим.

— Но как же дрон?

— К чёрту дрон! Уходим, я сказал!

Оператор первого автодрона, с хлюпающим звуком сбросил с себя шлем. Вся его голова была залита потом. Второй спешно отцепил захваты, и машина рванулась назад, налетев на стол. С чередующимся звоном и всплесками, на пол посыпались банки с жабами. Скользя на образовавшейся луже, автодрон-2 развернулся всем корпусом, и, слегка не вписавшись в дверной проём, вернулся обратно в классную комнату. При этом он сбил старый учительский стул.

Оглянувшись назад, учитель увидел, как на доске призрачным мелом черкаются бесформенные каракули, постепенно заполняющие всё полотно целиком. От них лёгким испарением отлетала известковая пыль, невесомо оседающая на пол. Авдотрон, уверенно вклинившись между рядами парт, катил к выходу, не сбавляя скорости. Откуда-то из-под парты вдруг вылетела бумажная галка из вырванного тетрадного листка, которая, резко взмыв к потолку, опустила нос, и стала плавно пикировать на отступающую шестиколёсную машину. Оживший самолётик быстро догонял её, и учитель смотрел, как его т-образный анфас, слегка подрагивая крылышками в вихревом потоке, оставляемом ускользающим роботом, нарастает, надвигаясь на экран шлемокамеры.

Он поневоле вжался затылком в сиденье. Но как только автодрон пересёк порог класса, дверь за ним захлопнулась сама собой, прямо перед бумажным преследователем. Сразу после этого послышался такой удар, словно в противоположную сторону двери кто-то саданул пудовой кувалдой. Сверху осыпалась побелка, и отлетела табличка «Кабинет биологии».

— Сорок восемь…

Машина уже летела через коридор. Мимо дребезжащих дверей классных комнат, из которых пыталась вырваться какая-то неведомая сила. Когда проезжали мимо зампшелой лестницы, в ноздри учителю вдруг пахнул такой резкий запах сырой гнили, что он закашлялся от неожиданности. А спустя пару секунд, запах исчез, будто его и не было.

Дрон подкатил к дежурному выходу. Далее следовала знакомая лестница. Спускаться по ней гораздо проще и быстрее, чем подниматься. Но из-за скорости, встряска визора была теперь просто чудовищная.

Первый пролёт он преодолел без проблем. Круто развернулся, оставив на бетонной площадке параллельные дуги следов горелого протектора, и вновь последовал трясучий спуск. Но именно в этом коротком перерыве поворота между маршами, учитель заприметил, казалось бы, совсем незначительную деталь.

— Мы ведь с третьего спускаемся на второй, верно? — с сомнением в голосе спросил он.

— Да. Вы уже сами запутались в собственной школе, господин учитель?

— Я прекрасно знаю свою школу. Но вот этого гидранта здесь быть не должно…

— Тормози!!!

Оператор мгновенно остановил машину на площадке, прямо перед дверями второго этажа. По инерции, автодрон прополз вперёд с полметра, протяжно заскулив тормозами.

— Какой ещё гидрант?

— Вот, этот, — учитель указал на красный деревянный короб с большой улиткой пожарного шланга, видневшейся за стеклянной дверцей.

— То есть, его не должно быть?

— Он должен быть. Но не здесь. На первом этаже, а не на втором.

— Когда мы въезжали…

— Его не было. Я точно помню. Я бы заметил, если бы он был. Откуда он тут взялся?

— «Трансморфия»? — спросил оператор.

— «Трансморфия». Сучья ловушка… Чуть не влетели, — ругнулся полковник. — Двигай ниже!

— Понял!

Машина попятилась от опасного рубежа, развернулась вокруг своей оси, и поскакала по лестнице вниз.

— Сорок метров!

— Скорее, скорее.

Пролёт сменился последним пролётом. Автодрон выехал с дежурной лестницы в коридор второго этажа, и помчался в сторону учительской.

— Это что? Второй этаж? — недоумевал учитель. — Но, как он оказался ниже первого? А что там ещё ниже?

— Виктор Сергеевич, сделайте одолжение, не задавайте лишних вопросов.

И опять классы понеслись мимо, один за другим. Аппарат, не снижая скорости, преодолел почти половину пути, когда пол вдруг завибрировал и затрясся, как от землетрясения, хотя на улице никаких сейсмических толчков не наблюдалось. Затем, какая-то невероятная сила, вдруг вырвала и подняла в воздух все паркетные плитки до единой, заставив их зависнуть в пространстве, как в невесомости, на разной высоте. Но машина не сбавила хода. Паркетины стукались об корпус, отлетая от него по сторонам.

Учитель больше не смог выдерживать эту безумную гонку. Не поддающиеся здравому осмыслению аномалии дополнялись возросшим до нестерпимости чувством страха, поднявшегося из самой глубины души, и пульсирующего вместе с биением сердца, которое отдавалось в ушах приближающимся уханьем: «Хо! Хо! Хо!»

Он сбросил с себя шлем, и зажмурился, стараясь выкинуть из головы все эти кошмарные ощущения. Больше всего в жизни он теперь хотел поскорее покинуть это место. Бежать от него подальше, без оглядки. Хоть на противоположную сторону земного шара. Он проклинал себя за злополучную ностальгию, натолкнувшую на столь безрассудный поступок. Его душа дрожала, как одуванчик на ледяном ветру, с которого, подобно пушинкам, облетали остатки смелости и самообладания. Он спинным мозгом ощущал, что вот-вот столкнётся с тем, что гораздо страшнее самой смерти. Он всё острее хотел поторопить своих спутников, заныть, как капризный ребёнок, прекрасно зная, что они никуда не уедут без своего дрона. Но вместо голоса, к горлу подкатывал скользкий комок, запирающий связки. А они, как назло, всё не торопились, ожидая, когда оператор выведет машину из трижды проклятой школы. Ещё немного, и он бы бросился целовать ботинки этого бессердечного полковника, моля, как святого, чтобы он увёз его из этого жуткого места.

Но вот, наконец-то, долгожданный дрон замелькал в дверном проёме чёрного хода. Почти не притормаживая, машина сузила свою колею, и буквально перепрыгнула через порог между дверями — настолько ловко оператор ею управлял. Аппарель броневика уже была спущена. Заехав по ней в грузовой отсек, автодрон-2 тут же выключился. Водитель, который всё это время не глушил двигатель, тут же запер задние створки, и нажал на педаль газа.

— Двадцать один метр!

— Валим! Валим отсюда!

Грузный транспортёр сдал немного назад, развернулся, хрустнув попавшим под колесо флагштоком, и начал движение в сторону арочного проёма. Любопытство вновь превысило страх, и учитель припал к запотевшим окулярам своего шлема. Практически сразу он заметил странное марево, надвигавшееся на них со стороны сопредельных дворов. Воздух там как будто лишился прозрачности, сделав очертания соседних двухэтажек подрагивающими и расплывчатыми. Это мутное покрывало затягивало заборы, деревья, гаражи, медленно, но уверенно приближаясь к пришкольному участку. И с его приближением, в ушах нарастал монотонный ракушечный шум.

— Восемнадцать!

Бронемашина въехала в арку, и тут же встала как вкопанная. Ворота впереди были закрыты.

— Что это?! Какого чёрта?! — воскликнул водитель.

— Девять!

— Вперёд! — сорвался на крик полковник.

Двигатель взревел, и восьмитонный броневик рванулся напролом. Чудовищный лобовой удар сотряс чугунные ворота с такой дикой беспощадностью, что от стен здания, возле петель, отвалились тяжёлые куски гипсолита. Погнутые створки расхлебянились на всю ширину, не в силах удержать рвущееся наружу стальное чудище. Броневик вылетел на проезжую часть, гулко крякнув подвеской на бордюре, и покатил прочь, так быстро, как только мог.

— Пятнадцать метров! Двадцать восемь… Удаляется…

Ошеломлённый учитель, развернув шлемокамеру, наблюдал, как гигантский чехол зловещего марева, заволакивающий улицу позади, безнадёжно отстаёт, не в силах их догнать. Они только что спаслись от чего-то безразмерно-жуткого, и смертельно-опасного. Учитель не знал, откуда они только что вырвались. Но чувствовал эту злую энергию каждой клеточкой своего съёжившегося от ужаса существа. Напряжение постепенно отступало. Всё закончилось.

— Сто метров… Амплитуда угасающая. Энтропия стабилизируется. Сингулярные отклонения — штатные.

— Ушли… Всё позади… Ушли… — сняв шлем, полковник вытер пот со лба, и, не открывая глаз, протёр свои очки тем же платочком. — Всё, идём на базу!

ЧАСТЬ-2. МУКИ ТВОРЧЕСТВА

Постылая суета сует. Зацикленная череда однообразий. Замкнутый круг, из которого невозможно вырваться. Жизнь… Хех. Слово-то какое.

Кто бы мог подумать, что счастье — это тот коротенький промежуток времени между пробуждением и подъёмом. Причём, это должен быть именно рабочий день. Чтобы минуты бессердечно отстёгивали последние крупицы этого счастья, дающего возможность сладко понежиться в уютном тёплом мирке постели, и посмаковать обрывочные воспоминания недавних грёз. Именно тогда счастье становится ценным. Когда оно утекает.

Цена счастья рождается в борьбе. С неподъёмными веками, с незримым внутренним метрономом, тикающим в твоей душе, со страхом опоздать на работу. Именно поэтому оно всегда омрачается самоистязанием, при котором разум гложет и гложет расторможенное, залипающее сознание — «Вставай, вставай!» И так начинается каждый будний день.

Прыжок из нежных объятий одеяла, в холодное пространство нового дня, и далее по шаблону. По наезженной колее. Утренний моцион, автоматическая прогулка по серой улице, наперегонки с такими же «андроидами», спешащими на работу, потом переминание с ноги на ногу возле заплёванной остановки. Пропускаю автобус, забитый под завязку, но умудрившийся впихнуть в себя ещё с пяток страждущих, неистово вгрызающихся в его живое, шевелящееся и ворчащее нутро. С мучительным скрежетом двери прожёвывают висящих на подножках обывателей. Сарай на колёсах отчаливает от остановки, яростно гудя заартачившемуся на светофоре грузовику.

Новый автобус. Опять битком. И его пропускаю, с досадой и внутренним злорадством созерцая страдания граждан, пытающихся просочиться через сплошную стену пассажиров. Смешное зрелище. Но, это было бы смешно, если бы меня самого время не поджимало.

Вот и третий автобус. Народу в нём много, но не так, как в двух предыдущих. Быстро проскакиваю вперёд, загодя просчитав момент, когда дверь остановится напротив меня, и как только она открылась — иду на штурм.

В автобусе тепло, слегка душновато. Пахнет перегаром, табаком, чесноком, и приторными духами. Одна рука машинально цепляет липкий поручень, другая — лезет в карман за деньгами. Народ сонно толкается. У водителя громко играет радио. Со стороны задней площадки доносится пронзительный женский голос, говорящий по телефону:

«— Я тебе сказала, не надо! Я уже еду. Я уже еду! В автобусе. В автобусе еду. Не надо, сказала. Я приеду, сама всё сделаю. В автобусе я. Еду. В автобусе. Не надо».

Всё как всегда. Ничего нового. Послушав радио пять минут, начинаю сожалеть, что не захватил наушники. Кураж радиоведущего сегодня особенно «искромётен».

«— А до нас дозвонилась Маша! Два рубля и наша, хы-хы-хы… Будешь нашей за два рубля, а, Маша?

— Не буду.

— Ой, какая принципиальная Маша у нас! Ну что же, принципиальная Маша, давай играть в игру „Один раз не Гондурас“! Тебе нужно один раз угадать ответ на самый интимный вопрос, который я задам. То есть, вопрос мой, ответ — тоже мой, но угадать его должна ты, поняла?

— Кхм-кхм…

— Маша. Ты поняла?

— Поняла.

— Итак, вопрос. Что у меня под брюками. Вариант „А“ — трусы в горошек, вариант „Б“ — стринги, вариант „В“ — ничего у меня там нет! Вот так вот. Совсем ничего! Твой ответ?

— Ну-у…

— Ну-у, давай-давай, думай. Трусы в этот самый, в горошек, эти, стринги, или вообще ничего.

— Ну-у, наверное, хи-хи, вообще ничего.

— Эх, Маша-Маша, как тебе не стыдно? Вот вроде взрослая девушка, а… Э-эх. Нет! Правильный ответ — „трусы в горошек“! И ты не получаешь сегодня модное полотенце, увы! А я напоминаю, что спонсор игры „Один раз не Гондурас“ — средство от геморроя „Несидит“. „Несидит“ — и никакого геморроя!»

Ловлю себя на мысли, что покраснел. Никто из пассажиров, судя по виду, не обращает внимания на эту скабрезную галиматью. А мне почему-то неловко, что им приходится её слушать. Стараюсь абстрагироваться от всего этого, погружаясь в собственные размышления. Тоже сомнительное удовольствие, потому как рано или поздно, из этих мыслей начнут всплывать вопросы, на которые я не знаю ответа.

Один из таких вопросов — зачем я это делаю? Зачем поднимаюсь каждое утро, и прусь через десяток остановок, слушая радиочушь в автобусе, и толкаясь с такими же полусонными людьми, каждый раз боящимися опоздать на работу, или учёбу, и, тем не менее, всё равно опаздывающими из-за каждодневной пробки, к которой уже пора бы привыкнуть.

Ответ вроде бы очевиден. Работа — это деньги, а деньги — это жизнь. Вполне разумная логическая цепочка, не правда ли? Но меня почему-то всегда тянет заглянуть за край этой простой последовательности. А что же тогда жизнь? На ум приходят только определения: «радость», «покой» и «польза». Но почему же тогда я не испытываю ни одного из этих чувств. И если отсутствие радости и покоя ещё как-то можно перетерпеть, найдя причины в самом себе, то вот собственная бесполезность гнетёт меня, и сводит с ума. Я — бесполезен. Что может быть хуже беспощадно возникающего определения «жизнь — это работа», закольцовывающего логическую цепь нашего бренного бытия. Но ведь бывают же случаи, когда работа приносит радость, душевный покой… Пользу для окружающих, в конце концов. Бывают. Значит, я просто не нашёл свою нишу, и упорно ползу по какому-то заведомо ложном пути. Обычно, на этом я заканчиваю копаться в собственных мыслях, и с грустью возвращаюсь в реальность.

Напротив меня какой-то набычившийся парень так и ловит мой взгляд, словно мечтает дать мне в морду, но никак не найдёт повода для этого. Судя по помятости, молодой человек пережил нелёгкий вечер. А то и большую части ночи. Наверное, похмелье его очень злит. А может эта маска стала его обыденной личиной, вне зависимости от внутреннего состояния. Как невротическая корча, зафиксировавшая лицевые мускулы в одной неизменной форме.

Я стараюсь не смотреть на него, чтобы не провоцировать на агрессию, и смещаю взор чуть в сторону — на окно. Тяжёлый взгляд парня ещё пару мгновений щекочет мой лоб, но оставшись без ответа, уходит. Сосед отворачивается, и начинает рассматривать девушку, играющую в мобильник. А я продолжаю смотреть через пыльное стекло, обклеенное рекламой, на проплывающие мимо нас здания, столбы и деревья, уже выученные наизусть. Автобус рывками скользит в вялотекущем потоке транспорта. А я думаю о том, что это — настоящее воровство. Воровство времени. Потому что к концу своей жизни я непременно осознаю тот факт, что большую её часть я провёл в этом чёртовом автобусе, мотаясь туда-сюда, туда-сюда, как неприкаянный…

Нет, ну, конечно же, в эти долгие минуты украденной жизни тоже можно совершать маленькие открытия. Например, я теперь знаю, что зимой держаться за верхний поручень лучше голой рукой. Рука в перчатке постоянно скользит, поэтому требуется сильнее сжимать пальцы. А это выматывает суставы. Уже через пятнадцать минут висения на поручне кисть начнёт побаливать. Ещё через пятнадцать — откровенно болеть. А ещё через пятнадцать, её будет сводить судорогой. Ох, что за вздор я несу? Автобус действительно сводит с ума.

Остановка. Открылась передняя дверь, и среди плотной толпы толкающихся тел образовалась относительно упорядоченная очередь. Люди лезли через людей, продираясь и протискиваясь через туловища, руки, ноги и сумки. «Поосторожнее нельзя?!» «Женщина, ну что Вы так толкаетесь?!» «Не выходят, и стоят-молчат!» Каждый раз одни и те же фразы. Хоть бы что-нибудь новенькое придумали. Почему люди так друг друга ненавидят? В этой ситуации лучше всего держаться по возможности дальше от выходящего потока, иначе поочерёдные выплески негатива, вкупе с ударами локтей не поспособствуют в дальнейшем хорошему настроению. Сила выходящей толпы способна оторвать тебя от поручня, и вытащить вместе с собой на улицу, точно напор воды под давлением. Поэтому я стараюсь не вставать у неё на пути.

Наконец-то и задние двери открылись, немного разбавив уличной свежестью спёртую атмосферу переполненного салона. В слегка поредевшую толпу на средней площадке вминается новая орава с остановки. Двери закрываются позади вновьприбывших, и автобус трогается с места.

— От дверей отходим! Проходим в салон! — зычно вопит водитель, хотя прекрасно видит что в салон протиснуться нереально.

Пассажиры вяло реагируют. Переталкиваются. Цепляются за ближайшие поручни.

По радио начинают передавать новую песню. Хит этого сезона.

Выхожу я из подъезда В лето офуфенное. Все в натуре, без наезда, Граблю жмут конкретно мне. Я пацанчик офуфенный, Фуфень нефуфлыжный я! Офуфенная девчонка, Двигай ко мне лыжи, мля!

Сидящая рядом с водителем молодая кондукторша сделала музыку погромче. Очевидно, песня ей нравится, и её не заботит тот факт, что у подавляющего большинства пассажиров она может вызвать тошноту. Теперь уже спрятаться в собственных мыслях от навязчивого звука не представляется возможным. «Офуфенный фуфень» разъедает мозг, как серная кислота. Но деваться некуда. Приходится мириться с неизбежностью, и слушать.

В безуспешных попытках хоть как-то отвлечься от этой акустической пытки, я начинаю вертеть головой, и практически сразу натыкаюсь взглядом на новую девушку, которая только что вошла. Я заприметил её, когда она ещё только входила в автобус, но заострил на ней внимание, почему-то, только сейчас. Что-то в её облике неуловимо притягивало мой взор. Странная живинка в глазах, подогретая искорками откровенного интереса. Интереса, по отношению ко мне. Она действительно задержала на мне свой взгляд, и за этот короткий период успела поменять его с рассеянного любопытства на искреннюю заинтересованность, прежде чем её глаза, встретившись с моими, стеснительно ушли в сторону. Готов поклясться, что я ей понравился. Невероятно. Я способен кому-то нравиться. Да ещё и таким симпатичным девушкам. Отрадно. Весьма, весьма.

Но ведь она мне тоже понравилась, чёрт возьми, и я должен это признать! Теперь мои мысли целиком и полностью посвящены этой особе, а взгляд упрямо возвращается к ней, как бы далеко я не отворачивался. Знаю, что пялиться на людей некрасиво, но ничего не могу с собой поделать. Чем дольше смотрю на неё — тем сильнее в душе нарастает волнительный трепет. Нас разделяет дистанция меньше метра, но мы всё равно так далеки, словно между нами пролегает целая Вселенная.

Казалось бы, можно просто сказать — «привет, как тебя зовут?» И всё. Познакомились. Но нет же. Максимум на что я сейчас способен — это стоять на месте, исподволь поглядывая на неё, будто застенчивый школьник. Проклиная себя за нерешительность, и в то же время, оправдывая — «приставать к девушкам в транспорте неприлично, и т. д., и т. п.» До выхода осталось три остановки, а я всё думаю, думаю, думаю. «Боже, сотвори чудо, сделай так, чтобы нас что-то толкнуло друг к другу, какая-то не зависящая от нас случайность… Допустим, автобус резко тормозит, она падает, я её подхватываю, она благодарит меня, я отвечаю „не за что“, а потом слово за слово…» Дурацкие мысли. Почему, когда что-то нужно сделать самому, перешагнув через робость и стеснительность, всегда цепляешься за какие-то соломинки бесполезных «если бы, да кабы»?

Чем больше я об этом думаю — тем сильнее незнакомка овладевает моим рассудком. Вскоре включается обратная реакция, вызванная моим постыдным бессилием. «У неё наверняка кто-то есть. Такие девушки не бывают одинокими. Кольца на пальце нет. Но, это не значит, что она ни с кем не встречается. Она не для меня. Это точно». От таких мыслей мне становится паршиво на душе. Сдаюсь, даже не начав бороться. Как трус. Зато навязчивое очарование юной обольстительницей постепенно сдаёт позиции, уступая место трезвому рационализму. Тем более, что осталась всего одна остановка.

Господи, хоть бы она вышла на этой же остановке. Тогда я бы… Тогда я наверное смогу попытаться… Нет. Такого не бывает. Она не выйдет. Она поедет дальше. Надо смириться с реальностью.

Народ начал потихоньку пробираться к выходу. Мне бы тоже не помешало влиться в этот поток. Но уходить не хотелось. И я буквально силой заставил себя развернуться к выходу. Но что это? Она тоже развернулась. Спросила у стоящей впереди женщины, не выходит ли та на следующей остановке, и получила утвердительный кивок. Неужели чудо свершилось? Но как? Такого не должно было произойти. Она не должна выходить. Теперь придётся с ней знакомиться. Но ведь я сам этого хотел. Почему же меня так бросило в пот? Я только что просил помощи у Провидения, и получил её. Неужто это не знак свыше?

Пока внутри меня шла борьба, мы двигались вперёд по салону. Её волосы были в десятке сантиметров от моего лица, и я вдыхал ароматный запах её духов. Хотелось прикоснуться к этим прядям, погладить их. Но оцепенение позволяло лишь двигать ногами.

Вот мы дошли до водителя. Девушка расплатилась и вышла. Следом расплатился я, и спрыгнул с подножки. Нет-нет-нет, только не это. Она идёт по тому же маршруту, по которому я иду на работу. Нам с ней по пути. Ну почему она не пошла в другую сторону? Почему продляет мои мучения? Как к ней подойти? Что сказать?

Мы идём мимо открывающихся магазинов, огибая лужи, перешагивая через бордюры. Она впереди, я за ней, след в след, на деликатной дистанции. Мне кажется, что она чувствует моё преследование, и я не хочу её напугать. Впереди маячит перекрёсток, на котором я должен поворачивать. Неужели она свернёт там же, где и я? Нет, это уже слишком. Она этого не сделает. Что же делать мне? Сворачивать в сторону работы, или идти за ней? Как поступить?

Перекрёстка мы достигли слишком быстро. Я не успел ничего придумать. Тело само инстинктивно повернулось в сторону, а душа, чувства и мысли продолжали тянуться за незнакомкой. И чем больше мы удалялись друг от друга, тем сильнее растягивалась, и становилась тоньше эта необъяснимая связь. Я бросил последний взгляд в сторону исчезающей фигурки, и тяжело вздохнул. Ещё одно поражение от собственной скромности. Ну что я за человек?

Её образ, ещё пару минут назад такой отчётливый и подробный, тут же начал стираться из памяти, точно размываемая волнами картинка на песке. Я пытался собрать его по кусочкам, как мозаику, чтобы ещё немного полелеять в памяти. Но фрагменты рассыпались, как тлен. А разум зачем-то просчитывал глупые варианты новой встречи: во сколько нужно выйти из дома, в какой автобус сесть, и на какой площадке стоять, чтобы вновь её встретить. Наверняка она ездит на работу, или учёбу тем же маршрутом, что и я…

Нет. Нужно выбросить её из головы. Немедленно. Впереди целый трудовой день, а все мои мысли заняты только этой мимолётной встречей. Всё. Хватит это муссировать. Я ступил на крыльцо, открыл дверь, вошёл в знакомое фойе, поднялся по ступенькам, пожал руки двум седым охранникам, и проследовал к лифту. Надвигающаяся трудовая рутина выдавливала из сознания остатки волнительных воспоминаний. Личная жизнь, как обычно, осталась ждать меня до вечера по ту сторону дверей, словно послушная собачонка. Привычный биологический ритм возвращался в традиционное, закостеневшее русло.

Я здороваюсь с секретарём на ресепшене, прохожу к своему рабочему месту, сажусь, машинально включаю компьютер, всё… Процесс пошёл.

Я работаю в крупной инвестиционной компании, простым менеджером. Таких как я называют «офисным планктоном». Я не обижаюсь на это определение. Напротив, считаю его исключительно верным, хоть мне и грустно это осознавать. У большинства моих сотрудников как-то получается наводить иллюзию собственной значимости и уникальной исключительности. Вроде, не будет их, и всё сразу рухнет в тартарары. Причём им как-то удаётся убедить в этом не только других, но и себя. А для этого необходим особый талант. У меня, например, так не выходит. Наверное, поэтому моё движение по карьерной лестнице почти не заметно. Точнее, его вообще нет. Я ведущий специалист отдела. Это мой потолок. Выше мне не пролезть. По крайней мере, в этой компании.

Рабочий процесс постепенно вливается в повседневное русло. Открытие биржевых торгов, беглый просмотр аналитики, чашка утреннего кофе. Сегодня рынки открылись в плюсе. Ожидания оптимистичные. Наверное, будем отрастать. Перед глазами мерцают цветные графики, «японские свечи», «стаканы котировок», трендовые индикаторы. Цифры бесятся, будто с цепи сорвались. «Быки» и «медведи» сцепились в смертельной схватке за тренд. Время от времени позванивают клиенты, с извечными вопросами «Как быть?» и «Что делать?» Они как обычно хотят узнать, какие акции сейчас нужно купить, стоит ли продавать то, что уже куплено, и вообще, что ожидает рынок до конца недели? Неужели так сложно догадаться, что если бы я сам об этом знал, то не сидел бы сейчас тут, отвечая на их звонки, а попивал бы коктейль на собственной яхте где-нибудь на Гаваях. Но я им отвечаю, вешаю на уши аналитическую лапшу, вуалируя своё незнание заумными терминами и пространными сносками на те или иные события мирового масштаба. Были бы они попрозорливее, давно бы догадались, что ключевые слова во всём этом словесном потоке — «возможно» и «вероятно», а не «будет» и «станет». Гарантии нет никакой. Вероятность того, что прогноз сбудется, на самом деле, неизвестна даже самим аналитикам. Один мой сотрудник вообще придерживается мнения, что нужно выслушать рекомендации аналитиков, и сделать всё с точностью до наоборот. На деле же, каждый трейдер на фондовом рынке должен быть готовым к проигрышу. Ведь если кто-то на нём выигрывает, то кто-то другой непременно должен проиграть. Таков негласный закон биржи. Вот и приходится кормить страждущих пространными советами. Или как это называется в нашей среде — «расторговывать». Клиенты должны приносить нам комиссию. И чем дольше они сидят на биржевом крючке — тем выгодней для нас. Это бизнес. Ничего личного.

Вот пришёл начальник нашего отдела. Он работает вторую неделю, и поэтому из кожи вон лезет, чтобы выслужиться перед руководством, и показать, какой он классный спец. Сколько их таких было, и все поначалу вот так же бегали, сотрясая воздух пафосными фразами о толпах людей, которые вот-вот начнут штурмовать двери нашей компании, просясь стать нашими клиентами. Но для этого нужно, всего-то на всего, лучше работать, и не бездельничать. Надо усовершенствовать рабочий процесс и улучшить качество обслуживания клиентов. И тогда будут премии, бонусы, небесные кренделя. Вот и сейчас начнётся что-то из той же оперы.

— А вы клиентов обзваниваете? — издалека заходит он.

— Нет. А зачем?

— Как это, зачем? Мы должны поддерживать постоянный контакт с клиентами.

— Обычно мы проводим обзвон, чтобы пригласить на какие-то семинары, или когда появляются новые услуги, или…

— С клиентами надо поддерживать постоянный контакт. А не только когда надо о чём-то сообщить. Нужно регулярно созваниваться с ними, спрашивать, как у них дела, нужна ли им помощь, поддержка, устраивает ли их данный тариф… Работать. Работать надо с клиентами, а не сидеть.

— По-моему, докучать людям — не лучший способ добиться уважения.

— Что значит, докучать?

— Ну, например, когда мне регулярно названивают всякие операторы, то у меня это не вызывает ничего кроме раздражения. Звонить надо по делу, предлагая людям то, что может их реально заинтересовать, а не просто так, лишь бы позвонить

Судя по лицу начальника, он моих убеждений не разделяет. В полемику с ним можно было не вступать. Всё равно последнее слово будет за ним. Даже и не знаю, зачем я пытаюсь ему что-то доказать. Он убеждён, что у меня много свободного времени, и чтобы заполнить это время — нужно обзвонить несколько сотен людей, для их «расторговывания». Сопротивление бесполезно.

Пока я об этом думаю, начальник уже вовсю читает мне лекцию о том, как надо работать с клиентами, и что нужно делать для того, чтобы обеспечить рост нашей комиссии, которая, покамест, оставляет желать лучшего. Терпеливо дожидаюсь, когда он выговорится, и, завершив тираду ожидаемым распоряжением «обзвоните всех», удалится. Опять можно вздохнуть спокойно, хотя рассудок уже взбаламучен, и я с трудом вспоминаю, на чём остановился.

А может начальник прав? Может быть, всё дело во мне, и я сам не проявляю должного рвения и старания? Не потому что бездельник, а потому что в душе всего этого мне не надо. Всё это не моё. Ведь, если задуматься, я занимаюсь этой работой отнюдь не из-за любви к ней. Просто работа действительно не пыльная. Зарплата небольшая, но вполне приемлемая. Условия приличные: тёплый офис, приятный коллектив, диспенсер с кипяточком, Интернет. Что ещё нужно? Кому-то приходится чугунные трубы ворочать, стоя по колено в грязище, на ледяном ветру. А я сижу как кум королю. Если нужно куда-то отпроситься — пожалуйста, иди. Захотел кофе попить на рабочем месте — пей, хоть обпейся. Не работа, а мечта. Чем же я всё-таки недоволен?

А действительно, чем? Плыви себе жизнерадостной планктониной, раз уж посчастливилось попасть в тёплое течение. Нет же. Всё мне неймётся. Как перевалило за тридцать, так днём и ночью не даёт покоя одна единственная мысль — зачем я существую? Для чего? Что я произвожу, кроме углекислого газа и экскрементов? Моя работа заключается в продаже воздуха. И пока на этот воздух существует спрос, я буду его продавать.

В этом деле вот что интересно, предложи человеку просто воздух — он покрутит пальцем у виска. А заключи с ним договор на покупку этого воздуха, и покажи виртуальную цифру его цены, которая то растёт, то падает — и глаза у него заблестят, а руки сами потянутся в карман за деньгами. Ведь купив воздух подешевле, его можно потом продать подороже. Гипотетически. И когда наступит это «потом» тоже не суть важно. Об этом сразу никогда не задумываются. Людям вообще не свойственно задумываться о природе виртуальности. Они безумно страдают, переплатив за купленную вещь несколько рублей, но совершенно спокойно относятся к потерям на бирже десятков, а то и сотен тысяч. Потому что рубли осязаемые, а тысячи — виртуальные. Их и терять легче. Пока жива страсть к лёгкому заработку — будет жить биржа. А значит и для нас — брокеров, работа всегда найдётся.

Однако же, меня перспектива посвятить этому делу всю свою жизнь, почему-то, не устраивает. Особенно когда задумываюсь о том, какую пользу я приношу людям, и что оставляю после себя, кроме уже упомянутой углекислоты и фекалий. Но если менять профиль, то куда мне податься? Я ведь больше ничего не умею.

Впрочем, почему не умею? Кое-какие навыки у меня всё-таки есть. Всё дело в том, что я очень люблю писать книги. Это моя единственная отдушина, в которой я чувствую себя как рыба в воде. Мне нравится придумывать сюжеты, героев, фантастические миры. Это моё хобби, без которого моя жизнь стала бы совсем пресной. Естественно, как и любой нормальный автор, я мечтаю превратиться в настоящего писателя, опубликовав свои труды. Только вот пока что удаётся не очень. Естественно, не добивается тот, кто не пытается. И я, конечно же, пытаюсь…

Вот как раз сегодня после работы я иду в издательство, чтобы узнать результаты рассмотрения моей новой рукописи. Скажу сразу, в каком-то плане мне очень сильно повезло с издателем. Редактор, с которым я веду переговоры, мой бывший одноклассник. Я-то после школы рванул учиться на экономиста, а он пошёл на журфак. Теперь я торгую воздухом, а он выпускает книги. Мы с ним не были друзьями, да и сейчас общаемся исключительно на профессиональной почве. Но всё же, я считаю, что наши взаимоотношения более позитивны и честны, нежели у простых писателей и редакторов, которым друг на друга, в общем-то, наплевать, так как одни хотят просто издать свою книгу, и заработать денег, а другие — издать чужую книгу, и заработать денег. При этом сами понятия «писатель» и «издатель» для них всего лишь препоны между «книгой» и «деньгами». Во всяком случае, пока я не узнал, что Мишка Поплавский работает в издательстве, приходилось постоянно штурмовать стены молчания, и выслушивать пренебрежительные отказы. А с Мишкой хотя бы стало понятно, чего я стою на самом деле, и в каком направлении мне нужно работать, чтобы снискать издательскую благосклонность. Благодаря Мишке я поверил, что могу стать писателем. Могу! И эта вера помогает мне стремиться к своей цели, постоянно совершенствуя творческое мастерство.

Рабочий день закончен, и я отправляюсь в издательство. Добираться до него недалеко. Минут пятнадцать ходьбы. Заодно разомнусь и подышу свежим воздухом. Пока иду, предвкушаю положительные результаты грядущего собеседования. Заодно ловлю себя на мысли, что я в очередной раз бегло описываю в своих мыслях всякие увиденные детали окружающего мира: прохожих, машины, бродячих собак, даже простые столбы. Придумываю им определения, например, «я направляюсь мимо старого, слегка покосившегося заборчика, отделяющего тротуар от проезжей части. На его ребристых боках застыли серые струпья ржавчины. Сколько невероятных событий городской жини, этот старый заборчик успел повидать на своём веку…» Ну и так далее. Мне нравится это занятие. Я считаю его полезным, так как оно тренирует писательский образ мышления, не даёт увять моей фантазии, и заодно откладывает в какую-то мыслительную базу данных маленькие, но очень нужные шаблоны, которые потом, при необходимости, я буду извлекать наружу, вставляя в свои будущие произведения. Вообще, мне хочется верить в то, что подобная черта характерна только для писателей от природы. Как бы там ни было, чем больше я коплю эту информацию — тем объёмнее получается мой творческий багаж. Особо удачные описания я стараюсь фиксировать в блокнотах и черновиках. Память частенько меня подводит, и мне не хочется терять свои ценные наблюдения в её бездонных глубинах.

В поле зрения появился серый монолит здания, в котором расположено издательство. С грубыми анфиладами, потрескавшимися балкончиками и тяжёлыми дубовыми дверями. Мрачноватый дом, но сулящий большие надежды.

Мишку я застал в его кабинете, вовсю любезничающим с молоденькой секретаршей. Увидев меня, он тут же подобрался, нахохлился, и сделал вид, что до моего прихода был чем-то очень сильно загружен, и времени на общение со мной у него почти не осталось. Впрочем, он всегда так делает. Я уже привык.

— Скажу честно. Рукопись твою я до конца не прочёл, — сдержанным тоном начал Михаил, бегло пожимая мне руку. — Дочитал до третьей главы, и понял, что читать дальше смысла нет.

— Почему?

— Вот ты только не обижайся, ладно? Но у меня сложилось мнение, что ты пропустил все мои рекомендации мимо ушей. Ну что это за история? Для кого она? Три главы подряд, и никакого действия, никаких событий. Ничего такого, что может зацепить, увлечь. Какие-то обычные люди, ничего выдающегося, ничего героического. Глава семьи отправляется на ликвидацию чернобыльской аварии, где получает дозу облучения, и в итоге узнаёт, что у него рак. Он страдает не столько от смертельной болезни, сколько от боязни признания своим домочадцам. Это что — интрига?

— Я хотел показать историю обычных людей, ликвидаторов, которые ценой собственного здоровья и жизни предотвратили страшную катастрофу, а в результате, вместо почёта и славы, получили нищенские пенсии, и бутылки йогурта на «День Чернобыльца», в то время как люди, имеющие сомнительное отношение к аварии на Чернобыльской АЭС, но тоже причисленные к чернобыльцам, каждый год получают квартиры, машины, и золотые часы. Эта несправедливость на самом деле имеет место быть. Мой дядя, мамин брат, был ветераном чернобыльской аварии. Он многое мне порассказал об этой страшной трагедии. И умер он нищим инвалидом, потому что ему не хватало здоровья и сил, чтобы ходить по инстанциям и выбивать себе льготы и прочие подачки. История, которую я написал, во многом, история его жизни. Этой историей я хотел обратить взор читателей на проблемы героев-чернобыльцев. Зачем придумывать суперменов, если вот они — эти отважные смельчаки. Среди нас. И они заслужили наше уважение.

— Всё это конечно очень любопытно. Проблемы чернобыльцев, ветеранов, инвалидов, и прочих социально незащищённых граждан. Но об этом и без тебя постоянно трындят в средствах массовой информации. Америку ты не открыл. Поэтому судьба настоящих чернобыльцев, к сожалению, вряд ли кого-то заинтересует. Ты не подумай, что я хочу оскорбить память твоего дяди. Речь идёт о твоём персонаже. Нет, я конечно не спорю, что подобная книга сможет выжать слезу из пары домохозяек. Только вот наша аудитория, это не домохозяйки, а несколько иной контингент читателей. В основном студенты и офисные работники, которые мечтают о приключениях, но не могут в них окунуться, из-за своей вечной занятости. К чему им читать о том, что они и так видят каждый день у себя на кухне?

— Но мне хочется писать о людях, о настоящих людях. Об их проблемах и радостях.

— Мне тоже много чего хочется, но я обязан укладываться в рамки формата. Поверь, дружище, до уровней Шукшина и Зощенко тебе ещё расти и расти. Даже если ты до них когда-нибудь дорастёшь, книги твои читать всё равно будет лишь горстка ценителей. Потому что в современных условиях никому нет дела до историй жизни обычных людей. Это скучно. Читатель хочет читать о ярких героях, о сверхлюдях. О тех, на кого бы он мог равняться. О тех, с кем бы он мог себя ассоциировать в потаённых фантазиях. Понимаешь? А вот это, — он ткнул в мою рукопись пальцем. — Называется «неформат». Это непопулярно. А значит, не будет продаваться.

— Как же вы узнаёте, что формат, а что нет?

— Для этого существует статистика. Анализ продаж, мониторинг рынка. Это бизнес, дружище. Задача нашего издательства — выжить в условиях серьёзной конкуренции, и заработать побольше денег. Попытки экспериментов с произведениями, выходящими за рамки нашего формата — рискованны и бессмысленны. Шансы, что мы наткнёмся на новую Роулинг, или Майер — близки к нулю. Поэтому мы не ловим журавлей в небе, имея в руках синицу, в виде надёжных брэндов. Я не хочу тебя обидеть, постарайся понять меня правильно, пока что ты, как писатель, просто ноль. И тут дело не в твоём стиле, качестве слога и литературной хватке. Тут дело в славе, понимаешь? Пока тебя никто не знает — ты никому не интересен. Вот когда хотя бы одна твоя книга начнёт продаваться, когда твоё имя начнёт мелькать на полках магазинов, на страницах литературных журналов, на рекламных плакатах — вот тогда ты уже начнёшь что-то из себя представлять. Ещё пара-тройка достойных книг укрепит твою репутацию, и даст нам уверенность в твоей надёжности. И вот только тогда издательство возьмётся за твою раскрутку, а ты, наконец-то, сможешь экспериментировать с жанрами. И, быть может, даже отыщешь новую тему, которая всех покорит. Но всё это будет далеко не сразу. Чтобы перейти из разряда «нулей» в хотя бы единичный формат, тебе придётся упорно работать, не выбиваясь из традиционных жанровых рамок. Я бы тебе порекомендовал начать с какой-то популярной серии. Выбери то, что тебе наиболее близко, и вперёд.

— Знать бы ещё, что из этих серий мне наиболее близко, — горько усмехнулся я.

— Слушай, как с тобой сложно. Ну, я не знаю, ну, — Мишка рассеянно поводил головой из стороны в сторону, словно надеялся прочесть ответ в воздухе, а потом вдруг остановил свой взгляд на стопке книжек, сложенных на краю стола. — Ну, хотя бы, вот.

Он взял верхнюю книгу и протянул мне. Я рассмотрел обложку. На ней изображался суровый мужик, задумчиво сидящий на рюкзаке, сжимая автомат с рожком перемотанным изолентой. Позади мужика из тумана мрачно выступали обветшалые трубы атомной электростанции.

— «С.Т.А.Л.К.Е.Р.» Ты наверняка слышал об этой серии. В игру играл… — пояснил Мишка.

— Ну, слышал. А в игру не играл. Не довелось. Я как-то больше стратегии уважаю. Стрелялки не очень.

— А, тем не менее, это — настоящий хит. Столько лет уже эту тему обсасывают. Книжек понаписали — немерено. А читателю всё равно не надоело. Пипл хавает, и просит добавки. На сегодняшний день, эта серия по-прежнему популярна и востребованна. Всё новые и новые авторы берутся за написание очередной истории про Зону. Причём, некоторые из них смогли раскрутиться именно на этой теме. Чем ты хуже?

— Я не знаю. Всё это очень неожиданно. Ты думаешь, у меня получится?

— Конечно, получится! Ты, главное, придерживайся основных констант, и не выходи за границы этого жанра. Есть аномальная зона, есть мутанты, есть артефакты, и есть сталкеры — ребята, которые собирают эти самые артефакты, обходят аномалии, стреляют по мутантам, бандитам и друг другу. Можно придумать парочку своих аномалий, или монстров, главное не переборщить. А в остальном, всё уже за тебя придумали. Ты просто пройдёшь по проторённой дороге, и покажешь её со своего собственного ракурса. Вот и всё. А чтобы тебе проще было вникнуть в эту тематику, вот, возьми, — он протянул мне пару книжек. — Прочитай. По этим двум книгам уже можно составить общую картину «Сталкериады». И вот ещё что…

Мишка открыл ящик своего стола, порылся там, шурша какими-то бумагами, и извлёк диск с треснутой коробкой.

— Рекомендую поиграть, прежде чем сядешь за написание. Всё-таки писать книгу по игре, в которую ты даже не играл — это как-то нелепо, я считаю. В общем, давай, изучай материалы, и начинай работать. В сроках тебя не ограничиваю. Но это не значит, что ты должен с этим затягивать. Как говорится, кто не успел — тот опоздал. Я в тебя верю, и знаю, что ты способен на многое. Главное, начать. А там…

Я встал со стула, и убрал книги с диском в сумку. Мишка поднялся следом, и выйдя из-за стола, крепко пожал мне руку на прощанье.

— Желаю тебе творческих успехов.

— Спасибо.

Это пожелание вызвало в моей душе лишь раздражение. Подумать только, мне желает успехов тот, от кого эти успехи зависят напрямую. Просто цинизм какой-то. Впрочем, у издателей это дежурная фраза. Знак вежливости, абсолютно ничего не значащий. Они желают творческих успехов всем: от гениальных мэтров — до бездарных графоманов. Самое лучшее, это смириться и проглотить.

Домой я шёл со смешанным чувством. С одной стороны, мне было обидно, что книгу, над которой я столько трудился, так жестоко отфутболили. Но с другой стороны я понимал, что Мишка по крайней мере объяснил мне причину этого отношения. Не то, что чужие издатели, которые могут просто отмолчаться, и автору, приславшему рукопись, приходится гадать — не приняли они её, или просто потеряли? А Мишка всё доходчиво объяснил.

В общем, издателей тоже можно понять. У них свой бизнес. Наверняка таких рукописей на них регулярно сыплется очень и очень много. Пока это всё разберёшь, прочитаешь, выберешь, что будет продаваться, а что можно сразу в мусорку швырять. Тут уж ничего не поделаешь. Главное — не сдаваться.

А ещё я почему-то вспомнил о той девушке, из утреннего автобуса. Её светлый облик на мгновение озарил мою душу, погрязшую в усталых размышлениях, и неожиданно придал мне новых сил и творческого вдохновения. Я понял, что теперь уж точно не сойду со своего пути, и доведу дело до конца.

*****

Я прочёл обе книги за неделю. Пройти же игру до конца так и не смог, потому что на предпоследнем уровне постоянно выскакивало сообщение об ошибке, которое выбрасывало меня обратно в операционную систему. Видимо конфигурация моего компьютера была какой-то неподходящей. Да и бог с ней, с игрой. Главную суть я уловил. Теперь можно было, наконец-то, взяться за работу.

В прочитанных мною книгах, сюжеты показались мне не особо замысловатыми. Они практически повторялись. Суровые и харизматичные герои-сталкеры продирались сквозь колючие кусты, коварные топи и всевозможные аномалии необъяснимой природы, время от времени разряжая свой нескончаемый боезапас в некстати подвернувшихся, назойливых мутантов и матерящихся бандитов, больше похожих на пьяную гопоту. И всё это ради того, чтобы добыть очередной необычный артефакт с живописным названием, который сулит героям сказочное счастье. Мутанты — омерзительные и глупые. Бандиты — циничные и жестокие. Перестрелки — лихие и кровавые. В конце книги, по традиции, неожиданная развязка-сюрприз. Вот, в общем-то, и всё. Осталось всё это повторить, но только по-своему.

Казалось бы, что может быть проще? Ан, нет. Битый вечер я сидел у компьютера, молча взирая на мигающую палочку курсора, в левом верхнем углу девственно-чистого текстового документа. Иногда там появлялось слово, иногда предложение. Очень редко — целый абзац. Но все они тут же стирались без следа, с экрана и из памяти.

Вдохновение не шло. Напрасно я ломал голову, и прикидывал всевозможные варианты сюжетов. Меня постоянно преследовало устойчивое ощущение, что все эти задумки уже были кем-то использованы и опубликованы. Серия такая большая. Откуда мне знать, не иду ли я по чьей-то уже хорошо протоптанной тропе? Эти сомнения меня угнетали, вырабатывая скепсис к собственным отчаянным потугам. Я не знал, как мне с эти бороться, и мучился от беспомощности.

Настроение было ни к чёрту, пропал аппетит и сон, началась вялотекущая депрессия. А время шло. Вернее, даже не шло, а скакало резвым галопом, разменивая дни, как карманную мелочь. Ломая голову над концепцией будущего произведения, я искал ниточки, за которые можно зацепиться, чтобы начать плести толстый канат повествования. И, в конце концов, я понял, с чего следовало начинать. Нужно было придумать главного героя. Такого, чтобы был интересен в первую очередь мне самому. Будет хороший герой — будут и хорошие приключения.

Да вот беда, все предположительные герои казались мне какими-то картонными, трафаретными. Словно выводимыми по стандартным лекалам. В них не было души. И когда я стал размышлять о том, почему не могу вдохнуть в них эту душу, я вдруг догадался, что всему причиной моё полнейшее непонимание всей этой сталкерской романтики. То есть, я конечно же её ощущал на каком-то подсознательном уровне, но она явно не была связана с перестрелками, «хабаром» и аномалиями. Романтика крылась в самой Зоне. Причём настолько глубокая и фундаментальная, что даже без всех этих фантастических и боевых атрибутов, природа аномальной зоны вызывала стойкий, неподдельный интерес.

Вот она — моя ниточка. И вот за что мне следует зацепиться. Героя влекут в Зону не банальные алчность, месть, или мифическое исполнение желаний, а простая романтика, которой ему так не хватает в повседневной жизни. Что он там найдёт — вопрос второй. Главное, с чего он начнёт. Отправная точка. Ведь именно об этом мечтают искатели приключений. Вырваться из тлена обыденности, и окунуться с головой в захватывающие авантюры. Не всякий рядовой обыватель пойдёт на это безрассудство, ограничившись своими мечтаниями. Но каждому второму, безусловно, будет интересно узнать о похождениях отважных сорвиголов, и о том, как складывались их лихие судьбы.

Но как писать о том, о чём сам имеешь лишь примерное представление? Да, романтика Зоны прокралась в мою душу. Однако, сполна её ощутить я смогу лишь побывав в этой самой Зоне. Увидев её собственными глазами, вдохнув её воздух, и дотронувшись до неё. Это отчаянное желание сперва меня напугало. Но навязчивая идея, ворвавшаяся в мой измученный рассудок, закрепилась там окончательно и бесповоротно, принципиально не желая сдавать отвоёванные позиции. Новый источник вдохновения манил меня к себе всё сильнее. И я уже не мог сопротивляться его зову.

Перво-наперво я решил посоветоваться со своим старым другом Денисом. Разумеется, сначала он принял это за шутку, но убедившись в серьёзности моих намерений, решил, что это простое чудачество.

— Припять, Чернобыль, ну да, интересно, — кивал он. — Только стрёмно как-то. А вдруг станция ещё фонит?

— Ну, я же на саму станцию не полезу. Так, поброжу в окрестностях, пофоткаю, — пытался оправдываться я, хотя уже осознавал, что разговор бесперспективен, меня не понимают.

— А тебе в Интернете фоток не хватает? Я слышал, что у нас сделали панорамную карту Припяти. Там ходишь, как будто, по улицам, смотришь по сторонам…

— Одно дело сидеть за монитором, и другое — увидеть это самому, воочию.

— Дело твоё, конечно. Если хочешь — езжай. Только смотри там, осторожнее с радиацией. Свинцовые трусы не забудь, — Денис рассмеялся.

— Да ну тебя. Я тебе серьёзно, а ты…

— Не обижайся. Просто я бы на твоём месте туда не ехал. Подумай ещё раз. Надо ли тебе это?

Разговор с Денисом не изменил моих планов. Найдя в сети упомянутые им панорамы, я до часу ночи бродил по виртуальной Припяти, впитывая как губка пустынную монументальность Зоны, и в итоге, вместо удовлетворённого любопытства, получил дополнительный стимул к действию. Теперь я определённо знал, что должен туда отправиться.

Осталось посоветоваться ещё с одним человеком, мнение которого для меня всегда имело большое значение. Хотя я был уверен, что меня будут отговаривать, и какое-то второе Я, кажется, даже хотело, чтобы меня отговорили. В общем, я должен был поставить свою мать в известность, заведомо зная, что моё решение ей не понравится. Ну а что поделать? Просто уехать в Зону, не предупредив её, я просто не мог.

Моя мама — человек прагматичный и осторожный. Я опасался, что она будет сопротивляться моему решению, и мы с ней повздорим. Поэтому, добираясь до дачи, где она пребывала в данный момент, я методично продумывал наиболее деликатные фразы и эпитеты, которыми мне предстояло оперировать в беседе с ней.

— Мам, я тут решил в Припять съездить, — стараясь говорить как можно непринуждённее, поведал я, воспользовавшись удачной прорехой в продолжительном мамином монологе о борьбе с тлёй, напавшей на яблоню.

— Куда? — не сразу поняла она.

— Ну, в Припять, на Украину. Туда, где чернобыльская авария была.

— Зачем это?

— За вдохновением…

— За каким ещё вдохновением?

Я не стал ходить вокруг да около, и рассказал ей всё, как на духу. Обо всех мыслях и идеях, которые томили меня последние дни. Я был уверен, что она меня поймёт. И она меня поняла. Но, как обычно, к вопросу подошла со свойственной ей прагматичностью. Внимательно выслушав мои объяснения, она немного помолчала, прежде чем ответить.

— Ну, я не знаю… С чего это вдруг тебя туда так потянуло? Почему ты думаешь, что съездив туда, ты сразу поймёшь о чём писать свою книгу? И вообще, зачем ехать именно туда? На что ты там хочешь посмотреть? На радиацию? Так её же не видно. Я думаю, что дело не в Чернобыле, а в том, что тебе просто нужно сменить обстановку. Съезди куда-нибудь, отдохни, соберись с мыслями. Ты столько лет уже никуда не ездил. Давай купим тебе туристическую путёвку на теплоход? Сплаваешь, разные города посмотришь…

— Мам, это же очень дорого.

— Ну и что? Иногда можно себе позволить. Один раз живём.

— Нет-нет, не хочу.

— Не хочешь на теплоходе? Тогда съезди к морю. Когда ты в последний раз на море был?

— Да не хочу я на море. Всё это бестолковая трата времени и денег. Пойми, я еду не ради праздного отдыха. Я должен познакомиться с тем, о чём буду писать. Мне дали шанс воплотить свою мечту в жизнь, и я хочу воспользоваться этим шансом по полной программе. Чтобы не запороть его, я должен всё сделать красиво, я должен выложиться, показать мастерство. Тогда мою книгу обязательно опубликуют.

— И всё равно я не могу понять. Зачем лезть туда, куда ни один человек в здравом уме не полезет? Дядя Витя из этого Чернобыля вернулся весь облучённый. Вон сколько мучился потом, из больниц не вылезал. Так и умер. Ты тоже так хочешь?

— Мам, дядя Витя работал на самой станции, расчищал территорию от радиоактивных объектов. Вот и получил дозу. Я же не полезу на станцию. Зачем мне это? Да и не пустят меня туда. Погуляю по округе.

— А округа, думаешь, не радиоактивная?

— Прошло столько лет. Уровень радиации там серьёзно снизился. И это давно доказано.

— Да кто там что доказал? Всё это вилами по воде писано. Почему тогда люди туда жить не возвращаются?

— Я же туда не жить еду. Там экскурсии специальные проводят. В опасные места не возят. Приехал, посмотрел, уехал. Что такого-то?

— Ничего. Можешь съездить, конечно, если так охота… Но я эту затею не одобряю.

Что ж, я с самого начала это предполагал. Всё могло оказаться гораздо хуже. Она могла бы меня убеждать, отговаривать, давить мне на совесть. Могла, но не стала. И за это я был ей очень благодарен. Я знал, в душе она всё так же надеется, что я передумаю, что все мои помыслы — просто кратковременная блажь. Мне не хотелось её огорчать, но сворачивать с пути в столь важный момент, означало признание поражения, нанесённого самому себе.

Соскочив с этой темы, я спешно перевёл разговор в иное русло. Мама опять начала что-то рассказывать про свои дачные хлопоты, и к вопросу моей поездки мы больше не возвращались. Оно и к лучшему. Слушая её, и кивая время от времени, я тем временем пребывал в своих мыслях, размышляя о подозрительном сомнении, царапающем мой разум. Нет, это не было сомнение, стоит ли мне ехать. Это было сомнение — стоит ли мне ехать именно в Припять.

Вернувшись домой, я опять полез в Интернет, и начал просматривать сайты турфирм, предлагающих экскурсии в Припять. Подобные предложения присутствовали в изобилии. Видимо не я один был так увлечён романтикой Зоны. Тогда-то мои сомнения, зародившиеся в разговоре с мамой, и обрели понятную форму. Что я собираюсь найти там, где регулярно фланируют сотни туристов? Нет, мне нужно найти что-то новое, неизведанное.

Я знал, что в России существуют аномальные зоны. На этом мои знания о них заканчивались. И в этом я был не одинок. Большинство людей, услышав словосочетание «аномальная зона», скорее всего, представит себе Чернобыльскую зону отчуждения. Спасибо всё той же Сталкериаде. Но Чернобыльская Зона — это всего лишь территория техногенной катастрофы. В ней нет ничего аномального. Так почему бы не познакомить читателей с настоящей аномальной зоной, в которую они смогут, при желании, съездить. Если не побоятся, конечно.

И я вновь начал перекапывать Интернет. По запросу «аномальные зоны», тут же нашлись: Молебский Треугольник, Медведицкая гряда, Гора мертвецов и Аркаим. Я внимательно изучил сведенья о каждой из этих зон, и всерьёз призадумался. В них было много загадочного и необъяснимого. Казалось бы — то, что надо. Но все их легенды уж больно смахивали на ночные страшилки у костра. Тут группа учёных погибла при невыясненных обстоятельствах, тут у людей какие-то страшные предчувствия и видения начинались, тут просто камни необычной формы, или деревья неестественно поваленные. Тайна есть, но её недостаточно. Пресыщенному читателю этого мало. В этом плане Чернобыль гораздо натуралистичнее. Масштабность и чудовищность катастрофы отпечатались там с предельной наглядностью. Есть жуткий заброшенный город-призрак, есть кладбище радиоактивной техники, есть колючая проволока… Прекрасные декорации для фантастического романа. Но только лишь декорации. Это всё равно, что описывать погост.

Так куда же мне поехать? Окончательно запутавшись, я решил немного отвлечься, и включил телевизор. Там как раз шла передача «Битва шарлатанов», в которой соревновались всякие жулики, аферисты, шулеры и лохотронщики. Кто быстрее и грамотнее разведёт лоха, или целое семейство лохов. Шоу было явно постановочным, уж больно лопоухими выглядели жертвы обмана, да и наличие оператора, снимающего происходящее с разных ракурсов, не шло на пользу реалистичности процесса. Однако, если эта программа не покидала сетку вещания уже который сезон, можно было сделать вывод, что она рейтинговая, и пользуется спросом. Так кто наивнее: лохи-артисты, или лохи-зрители?

Тем временем, ведущий неистово вещал, стараясь каждой своей интонацией передать серьёзность происходящего на экране.

— Итак, у нас на очереди бывалый шарлатан, катала со стажем и специалист по лохотрону — Иван Гмыра, по прозвищу Штырь. В прошлом выпуске он виртуозно облапошил семью Гориных, впарив им сломанный китайский пылесос за восемьдесят пять тысяч рублей. Напомню, что его соперница — Виктория Зайцева, по прозвищу Зайчонок, не справилась с задачей. И теперь Штырю предстоит сразиться с мастером развода и кидания — Виктором Добровольским, по-кличке Витя Чертан. Перед соперниками стоит нелегкая задача. Они должны обмануть пенсионерку тётю Валю, которая не смотря на свой преклонный возраст, обладает огромным опытом по вычислению и разоблачению всякого рода шарлатанов. Эта старушка «божий одуванчик» только выглядит тихой и наивной. На самом же деле, об неё уже обломала зубы пара десятков матёрых шарлатанов.

На экране появилась приятного вида бабушка, с зачёсанными назад волосами, и в старинных очках с массивной оправой.

— Валентина Петровна, это правда, что Вы научились видеть жуликов насквозь?

— Вы знаете, правда. Эти жулики. Эти недобропорядочные граждане, которые привыкли наживаться за счёт других, честных людей. Они постоянно стремятся как-то облапошить, надуть, объегорить нас. Особенно от них страдают пенсионеры, у которых и так-то пенсии — кот наплакал… А тут ещё и эти… Стараются лишить стариков последнего, так сказать. Пользуются их доверчивостью и простотой. Но меня так просто не проведёшь.

— Ну что ж, сегодня мы увидим…

Я не стал смотреть дальше и переключил канал. Разумеется, это просто шоу. Разумеется, всё происходящее срежиссировано. Но мне всё равно неприятно смотреть, как одни люди дурачат других, пусть и понарошку. Естественно, ведущий каждый раз повторяет как попугай, что эта программа полезна для честных граждан, так как рассказывает им о хитрых тактиках шарлатанов, познакомившись с которыми, зрители якобы будут впредь более бдительными и внимательными. Но авторы не учли обратную сторону медали. По-моему, передача настраивает честных граждан не на осторожность, а наоборот — рекламирует шарлатанство, побуждая потенциальных аферистов воспользоваться этими бесплатными уроками.

Как бы там ни было, передача эта меня раздражала. На другом канале выступал знаменитый юморист, который рассказывал бородатую байку, старательно подражая говору нетрезвого человека, и сопровождая каждую новую фразу активными телодвижениями.

— И вот доктор меня спрашивает — «И как это Вы, голубчик, попали под машину?» А как я попал? Иду я себе ночью по д-роге. Тьма-тьмущая-а! С-смтрю, навс-речу едут два мцациклиста. И едут так кр-рсиво… Ровно… Параллельно друг другу… Ну, думаю, пройду между ними! А это машина оказалась… Ка-ак она-а меня-а звездану-у-ула-а!!!

Зал хохотал после каждой реплики, а когда байка закончилась, последовали аплодисменты. Я больше не мог это смотреть, и, выключив телевизор, вернулся к своему компьютеру. Нужно было продолжать поиски. И я вновь углубился в монотонное перекапывание интернет-ссылок. После нескольких часов пристального изучения всевозможных сайтов, фотогалерей и форумов, у меня жутко разболелась голова. Измученные глаза покалывало. К тому же чертовски хотелось спать. В итоге я стал перескакивать через ссылки, бегло читая их заголовки. Количество просмотренных страниц поисковика перевалило за сотню, и тогда я решил прекратить это издевательство над самим собой, остановившись на сто двадцатой странице.

До неё я так и не добрался. В результате продолжительного зевка где-то на сто семнадцатой страничке, я едва не проскочил ссылку с любопытным заглавием «Икскурсии в Иликтинск. Засикреченный город-Призрок». Орфографические ошибки были такими броскими, глупыми и примитивными, что я тут же понял — автор написанного скорее всего учится в начальных классах какой-нибудь средней школы, а то и вообще дошколёнок, дорвавшийся до глобальной паутины. Подобные «самородки» в последние годы наводнили сеть выше крыше. Удивляться нечему. И тратить время на их опусы не было никакого смысла.

Я даже разозлился на себя за то, что сбился с просмотрового ритма, и задержался на этом идиотизме. Но тут мой взгляд машинально скользнул в текст примечания:

«Неведомая катастрофа уничтожила Иркутск-18 за считанные минуты… Вокруг мёртвого города был возведён охранный периметр…»

Меня как будто током шибануло. Настолько разнилось детское заглавие со столь интригующим примечанием. Я решил заглянуть на эту страничку, даже не смотря на свою стойкую убеждённость в том, что это стопроцентный «фейк». Открывшаяся страничка оказалась форумом «сталкеров» — фанатов той самой пресловутой игры, основным развлечением у которых было так называемое «сталкерство», а именно, лазанье по всяким заброшенным объектам и стройкам, с целью поиска некоего «хабара» — нехитрых трофеев, символизирующих покорение «сталкерами» того ли иного объекта.

Главной причиной того, почему я тут же не покинул данный форум, было желание поближе ознакомиться с этой субкультурой. Ведь подавляющее число посетителей сталкерского ресурса — мои потенциальные читатели. Поэтому нельзя упустить такой хороший случай лишний раз ознакомиться с их мыслями, традициями, предпочтениями. Даже с любительскими креативами вроде этого самого Иликтинска.

На форуме было много фотографий. Юные «сталкеры» наперебой хвастались своими походами. Один красочно описывал, как забрался с подругой на крышу заброшенного элеватора. Другой в деталях излагал своё путешествие в недра заколоченного больничного комплекса, где был обнаружен труп бомжа, разложившийся до костей. Фотографии трупа прилагались. На третьей ветке оплакивали семиклассника, свалившегося в шахту лифта, с десятого этажа недостроенной гостиницы. На остальных — просто мерились своей «сталкерской» крутизной, делились опытом, давали рекомендации по «снаряге» и прочему оборудованию, необходимому для вылазок за «хабаром», а так же выкладывали практические советы по правилам поведения, например, при встрече с гопниками, бомжами, сотрудниками правопорядка, или бродячими собаками.

Всё это мне быстро надоело. Лет пятнадцать назад я и сам с удовольствием исследовал всякие подвалы и заросшие стройки, ощущая себя едва ли не Индианой Джонсом. Но теперь всё это воспринималось мной как ребячество, и детские игры. Мне была нужна настоящая Зона Отчуждения, а не какие-то банальные развалины.

К великому счастью, я вскоре наткнулся на раздел форума, в котором сидели настоящие путешественники. Ну, или те, кто просто был в теме. Во всяком случае, контингент раздела показался мне более взрослым, нежели «сталкерский». Взять хотя бы тот факт, что его посетители «сталкерами» себя принципиально не называли, и вообще относились к «охотникам за хабаром» с долей пренебрежения. В разделе обсуждались аномальные зоны, о которых я уже успел начитаться с избытком. Первым делом я открыл ветки, посвящённые Чернобылю и Припяти, и обнаружил, что уже был на них. Видимо поисковик забрасывал меня сюда ранее. Информации тут было с избытком. Люди делились впечатлениями об экскурсиях, обсуждали различные детали увиденного, вплоть до состояния заклёпок колеса обозрения в Припяти. Это было, конечно, весьма познавательно, однако я искал нечто другое. И я чувствовал, что оно уже где-то совсем рядом.

Вот только найти какую-либо информацию об экскурсиях в настоящие аномальные зоны мне не удалось. Поэтому я довольствовался их описаниями. Данные были двух видов: либо реальные отчёты очевидцев, сдобренные их голословными фантазиями и домыслами, либо обычные байки, наполненные зловещими фактами, увы, не подкреплёнными ни одним авторитетным источником.

Неожиданно я вспомнил о заголовке, благодаря которому вышел на этот форум. Увлекшись «сталкерами», я почти забыл про таинственный «мёртвый город», и вовремя о нём вспомнив, поспешно набрал в строке поиска слово «Иркутск-18», так как не смог вспомнить его альтернативное название.

Ага, тот самый Иликтинск. Что за Иликтинск? Никогда не слышал о таком городе. Впрочем, если это Иркутск-18, то значит город закрытый. ЗАТО. Типа Снежинска, Озёрска, или Сарова. Так что же произошло в этом Иликтинске? На форуме было выложено две фотографии. На одной был запечатлён обычный панельный дом, ничем, на первый взгляд, не отличавшийся от обычных зданий из каких-нибудь спальных районов. При подробном рассмотрении можно было разглядеть, что многие стёкла в нём выбиты. Это была единственная черта, говорящая в пользу его заброшенности. Под фотографией имелось описание: «Смородинный. Угловой дом, возле бани». Далее была ещё одна фотография, запечатлившая участок дороги с декоративным указателем «ИЛИКТИНСК». Возле названия красовались герб с колбой и год основания — 1977. Значит, такой город действительно существует.

Затем я прочёл заглавное сообщение, размещённое вместе с фотографиями.

«Город Иликтинск (бывший Иркутск-18) был обычным закрытым городом. Неизвестно, что на самом деле изучало оборонное предприятие, расположенное на его территории. Но уровень секретности был настолько высоким, что на шоссе, пролегающем близ города, автомобилистам было запрещено снижать скорость. Однажды произошла трагедия, которую никто не ожидал. Неведомая катастрофа уничтожила Иркутск-18 за считанные минуты. По слухам, удалось эвакуировать только два района из девяти. В городе и вокруг него образовалась аномальная зона, непредсказуемо влияющая на человеческую психику. Попавшие в неё люди видят странные галлюцинации. Зона вокруг Иликтинска заражена неизвестным психотронным веществом, и смертельно опасна. Вокруг мёртвого города был возведён охранный периметр, чтобы не допустить на территорию посторонних. Однако, любители острых ощущений до сих пор совершают паломничества в этот запретный район, обходя полицейские посты и кордоны спецслужб. Не удивительно. Ведь только здесь можно познакомиться с НАСТОЯЩЕЙ Зоной, и увидеть НАСТОЯЩИЕ аномалии, в лучших традициях „Пикника на обочине“. Ради такого можно пойти на риск даже быть привлечённым к уголовной ответственности. Поэтому в Иликтинскую Зону до сих пор водят экскурсии отважные проводники, имена которых не разглашаются.

Кого заинтересовала эта тема, пишите на адрес…»

В конце сообщения был указан электронный адрес. Я решил почитать, что пишут в комментариях. Сообщений было достаточно много, и изучать их у меня уже не было сил. На часах было уже три часа ночи, а завтрашний рабочий день никто не отменял. К тому же, переутомившийся мозг отказывался переваривать информацию.

Но я всё равно был счастлив. Наконец-то я нащупал нечто действительно интересное. Теперь главное не потерять эту нить. Я скоренько написал письмо по указанному адресу, высказав свою заинтересованность экскурсией в Иликтинск, и попросив сообщить мне её стоимость. Затем, на всякий случай, сохранил адрес этой страницы в закладках, отключил свой многострадальный компьютер, и уже через полторы минуты забылся крепким сном.

Ответа я так и не получил. Письмо вернулось с уведомлением о невозможности доставки по указанному адресу. Видимо информация успела устареть. Но сдаваться я не собирался. Наверняка кто-то из комментаторов может откликнуться на мой вопрос.

Вернувшись домой с работы, я, даже не поужинав, сел за компьютер, и тут же открыл заветную страничку форума. Первые комментарии были довольно пространными.

Пользователь Aizek1982 побеспокоился, не боится ли автор, что за такую информацию его могут «прижать» компетентные органы.

Лысый Йети сообщил, что всё это — «стопроцентный фейк», и что в него поверят только идиоты.

Maverik поинтересовался, когда ожидается следующая вылазка на Иликтинск.

Следопыт ответил, что «команда набирается», и что «ориентировочно четвёртого июля»… Прошлого года. По организационным вопросам он попросил «стучаться» к нему «в личку».

Попрыгун скептически заявил, что это «поздновато», дескать «Светопредставления не увидят».

С этого момента мне стало ещё любопытнее. Что это за «Светопредставление» — в комментарии не объяснялось.

Впрочем, Maverik, словно предугадав мои мысли, тут же задал такой вопрос, на что Попрыгун деловито ответствовал — «Если поедешь — увидишь сам. Это нужно видеть, а не описывать».

Я понял, что диалог мне нужно вести с этим самым Попрыгуном. Парень, судя по всему, действительно там побывал.

Впрочем, других комментариев от него далее не было. Зато я нашёл любопытное сообщение от пользовательницы Nata-LY: «Ой, какая ностальгия! Я жила через один дом от этого! Возле садика! Вот бы там побывать! А ещё иликтинские фотки есть?»

Неужели настоящая жительница объявилась? От волнения мне стало жарко.

Следопыт ответил, что фотографии вывозить запрещено. «Опричники» не разрешают. Две фотографии, что выложены на форуме, удалось вывезти только чудом, потому что они были сделаны на «мыльницу», а не на «цифру». Видимо детекторы у «опричников» только на «цифру» реагируют. Так же он добавил, что сам иликтинец, и жил в том самом доме, что изображён на первой фотографии.

После внушительного промежутка времени, появился пользователь Zубр, который спросил у Следопыта: «Костян, а разве Миклуха всё ещё водит экскурсии? Хотел же завязать с этим?»

Следопыт откликнулся на удивление быстро: «Не. Миклуха больше не шастает. Это Робинзон до сих пор этим промышляет».

«Ну, дык, Робин — оголтелый лазутчик:)))» — ответил Zубр.

На этом их диалог закончился.

Я догадался, что «опричниками» они называют службу безопасности, охраняющую город. Робинзон с Миклухой, судя по всему, организаторы этих экскурсий. Эх, знать бы, не обман ли это, и можно ли им верить?

Далее по ветке шла бессмысленная переписка между какими-то пользователями. Лишь однажды в неё вклинился некий Пётр Никанорович, который оставил сообщение: «Что за детские игры? Секретные города, зловещие катастрофы, рукотворные аномалии… Придумали очередную теорию заговора? По-моему она не тянет даже на дешёвую, низкопробную фантастику. Если вы думаете, что на эту выдумку кто-нибудь поведётся, то мне вас искренне жаль».

После этого сообщения, пользователи как-то поутихли, словно устыдились своего разоблачения. Очередные посетители отписывались о чём-то невразумительном, и далёком от занимающей меня темы. В конце концов обсуждение оборвалось. Последнее сообщение было оставлено три месяца назад. Похоже, что тема зачахла. Но я не хотел терять надежду. Сначала написал небольшое обращение к Попрыгуну, в котором осторожно осведомился, действительно ли он ездил в Иликтинск, а так же, к кому нужно обращаться для записи на экскурсию, сколько эта экскурсия стоит, и не обман ли это всё.

Попрыгун ответил через два дня. Впрочем, ответ его оказался весьма сдержанным. Он написал мне, что я уже опоздал, и что Иликтинск полностью закрыли для посетителей. Вроде бы его должны сровнять с землёй, превратив в один сплошной могильник. Но всё же мне стоит попробовать «постучаться» к Следопыту, который раньше поддерживал связь с экскурсоводом по прозвищу Робинзон. У Следопыта можно будет узнать и о дате очередной вылазки (если конечно она вообще когда-нибудь состоится), и о цене. Робинзон никогда никого не обманывал и не кидал. Но стопроцентной гарантии его честности Попрыгун дать не может. К тому же, могут произойти какие-то форс-мажорные обстоятельства, не зависящие от Робинзона.

От себя же Попрыгун добавил, что ехать придётся до Иркутска. Дальше повезут на машине. Поездка недешёвая, но она стоит того. Правда, в самом конце, он почему-то рекомендовал мне «очень хорошо подумать» прежде чем туда соваться.

Я долго размышлял над этим противоречивым ответом. Предупреждение Попрыгуна было более чем подозрительным, и, наверное, следовало действительно призадуматься над всей этой авантюрой, не торопя коней, и не бросаясь в омут, очертя голову. Где гарантия, что меня не облапошат, как в той телепередаче, и не кинут на деньги? Хорошенькое дельце, остаться без копейки где-нибудь в Иркутске, вдали от родного дома. И ладно ещё если в Иркутске, а не в дикой тайге, за триста километров от него. Да что уж там говорить? Хорошо, если вообще не прибьют. А что? Хороший промысел для организованной преступной группировки. Заманивать идиотов к чёрту на куличики, обдирать там как липок, и пускать в расход. И никто не найдёт. Места-то дикие. Закон — тайга, медведь — хозяин. И я ещё думаю, ехать туда, или не ехать. Как мышь перед мышеловкой…

Я встал из-за компьютера и прошёлся взад-вперёд по комнате. Разум выдал свой решительный вердикт — нет, нет и ещё раз нет! Я не куплюсь на столь откровенную уловку. С другой стороны, любопытство раздирало меня изнутри. Чем больше я убеждал себя в подозрительности начатого предприятия, тем сильнее мне хотелось продолжить эту захватывающую игру. Игру с неизвестностью.

Вот так, наверное, люди и пропадают, — с грустью подумал я, возвращаясь за клавиатуру, и открывая форму приватного сообщения для Следопыта. — В конце концов, — утешался я мыслью. — Я же не вот прямо так сразу прыгну в поезд и поеду, сломя голову. Сначала пообщаюсь с этими провожатыми. Прикинусь дурачком. Авось и вскроются их истинные мотивы. Если это преступная замануха, то они себя обязательно выдадут. А если это всё серьёзно, то… То значит всё серьёзно.

На самом деле я понятия не имел, как отличить «замануху» от «серьёзного». Просто нужно было как-то обосновать это безумное рвение, заставляющее продолжать движение по ниточке, уходящей в темноту. Не зря говорят, «коготок увяз — всей птичке пропасть». В тот момент я действительно чувствовал, что пропадаю. Но ничего с собой поделать не мог. Судьба настойчиво подталкивала меня к поступку, за который я себя уже заранее проклинал.

Отправив сообщение Следопыту я вдруг обнаружил, что меня лихорадит, и пот льётся ручьями, словно при гриппе. Но я не был болен. Это всё нервы. Страх от игры с неизвестностью. Словно этот загадочный Следопыт, получив моё послание, тут же примчится ко мне с острым топором наперевес, чтобы покромсать на куски. Ожидание ответа было мучительно долгим. Пока я ждал, я не мог себя заставить переключиться на какие-то иные дела и заботы. Просто сидел за компьютером, и думал, методично обновляя страничку на экране. Не знаю, сколько бы я смог вот так просидеть. Тем более, что человек, от которого я ждал ответа, мог подойти к компьютеру когда угодно. Например, через пару суток. Но я как будто бы чувствовал, что ответ должен прийти с минуты на минуту. Такие яркие и откровенные предчувствия случались у меня крайне редко. Поэтому я решил довериться судьбе, и терпеть до конца. Как оказалось, не зря. Предчувствие не обмануло, и Следопыт откликнулся через полтора часа после отправки моего сообщения, получив уведомление на свою электронную почту. Его ответ был предельно кратким, поэтому я не смог оценить степень потенциальной угрозы.

«Боюсь, что ты опоздал. Группа уже набрана. Я постараюсь связаться с Робином, и узнать, сможет ли он взять ещё одного человека. На всякий случай, вот номер моей ICQ».

И всё. Никаких дополнительных пояснений. Всё выглядело так, будто они просто собрались на пикничок, а я решил увязаться за ними, и теперь будет решаться вопрос — возьмут они меня с собой, или нет. Что и говорить, если эти ребята и вправду мошенники, то им надо отдать должное. Ничто так не подогревает азарт, как равнодушие, граничащее с отказом. Никакой излишней вежливости, никаких щекотливых вопросов, никакой саморекламы — ничего, что могло бы хоть как-то указать на их заинтересованность, и, главное, на опасность, которую они могут для меня представлять. Этот Следопыт умеет плести паутину.

Продолжая себя ругать, я добавил его номер в список контактов своей ICQ. Там у него оказался другой никнейм — Doomain. И я на мгновение растерялся — а тот ли это человек?

— Следопыт, это ты?

— Да. С Робином поговорю вечером. У нас сейчас утро.

— Ты занят?

— А что? Есть какие-то вопросы?

— Да, в общем-то, есть.

— Задавай.

— Есть гарантии, что всё это не обман, что меня не обдерут как лычку, и не бросят в тайге?

— Нет никаких гарантий. Если боишься — сиди дома. Никто тебя туда за уши не тянет.

— Логично. Но всё же, постарайся меня понять.

— Я прекрасно тебя понимаю. Но никаких гарантий всё равно дать не могу. Организаторы экскурсии — ребята честные. Они не будут брать на себя ответственность за твою жизнь. Но и в твоей смерти они не заинтересованы. Поэтому, если не будешь отклоняться от их предписаний, то всё с тобой будет в порядке. В противном случае, всё может случиться.

— Даже смерть?

— Как вариант.

— И организаторы к ней никак не причастны?

— Повторяю для непонятливых. Организаторам твоя смерть не интересна. Но и вытаскивать тебя из задницы, если ты в неё залезешь, они не станут.

— Вот это — подход.

— Нормальный подход. Можно приехать на сафари, пофоткать зверушек из машины, и спокойно уехать. А можно попытаться погладить спящего льва. Но тогда за твою безопасность уже никто не сможет поручиться.

— Логично.

— Иликтинская Зона — место крайне опасное. И оно становится всё опаснее с каждым годом. Поэтому его вообще собираются закрыть. Если эта экскурсия состоится, то она станет последней. Больше туда никого не пустят. Никогда.

— Так уж и никогда.

— Хочешь, верь, хочешь, не верь. Дело твоё.

— Допустим, я тебе верю. Когда конкретно планируется экспедиция? Сколько она будет стоить? И где состоится сбор?

— Ориентировочно, четвёртого или пятого июля. Цена пока неизвестна. Сообщу в скором времени. Сбор состоится в Иркутске, напротив ж/д вокзала.

— До Иркутска путь неблизкий. Надеюсь, что ты оповестишь меня заранее о конкретном сроке и цене?

— Непременно. Но сильно не надейся. Поездку вообще могут отменить. Кстати, а ты случайно не журналист?

— Нет. А что?

— Ничего. Просто так спросил.

— Нет. Я писатель.

— Писатель? Интересно. Ну что ж, Писатель. У тебя больше нет ко мне вопросов?

— Да вроде бы нет.

— Тогда до связи.

Следопыт отключился. Откинувшись на спинку кресла, я закрыл глаза, и какое-то время сидел в полной тишине. В голове роились беспорядочные мысли. Но главную из них я уже видел отчётливо. Я поеду туда.

ЧАСТЬ-3. ПУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Поезд мчался на Восток. Он выстукивал по рельсам свой традиционный бит, слегка покачивая старый плацкартный вагон, пропахший угольной гарью и хлоркой. Я сидел у окна, глядя на проносившийся мимо пейзаж, и приводил свои мысли в порядок.

Прощальная апатия, кажется, завершилась. Я всегда себя плохо чувствую, уезжая из дома. Может быть потому, что редко куда-то выезжаю, а может быть просто характер у меня такой. Но, прощаясь с родными людьми, с родным городом, я как будто бы отрываю от себя частичку души. Это очень больно и стыдно. Больно потому, что мне не хочется с ними расставаться, а стыдно потому, что не смотря на это нежелание, я всё равно их покидаю.

В общем, первые часы путешествия для меня всегда мучительны. Чтобы от них избавиться, нужно обязательно поспать. После пробуждения, от депрессии не остаётся и следа. Я словно перелистываю очередную страницу своего бытия. Вот и сейчас, я выспался, позавтракал, и теперь готов к приключениям.

Впрочем, эти приключения ещё впереди. До Иркутска осталось ехать несколько дней. Подумать только! Треть отпуска — только на дорогу. Подумав об отпуске, я машинально вспомнил, как подписывал заявление у начальника. Шёл как на страшный суд: подпишет — не подпишет? Трясся. Эх-х! Что же это за дурацкая традиция такая, ежегодно, как милостыню, вымаливать заслуженный отпуск? Причём каждый год «застанное врасплох» начальство принимает твоё заявление как личное оскорбление. И чем больше недель в нём указано — тем больше начальство огорчается. Ишь чего удумал, холоп. Приспичило ему, видишь ли, целый месяц отдыхать. А работать кто будет? Начальник морщился, хмурился, вздыхал, несколько раз спросил куда я собираюсь, насколько важна моя поездка, и действительно ли так принципиально брать именно четыре недели? Поставил подпись как на собственный приговор… Да что я об этом вспоминаю? Всё позади. Главное, что отпустили. И вот я еду. Еду в Иликтинск. Не верится даже, что я на это решился.

Сказал всем, что еду на Байкал. Да, это была ложь. Но ложь во благо. Так всем будет спокойнее. Всем, кроме меня. Признаюсь честно, вопрос «что же я творю?» — одолевал меня все последние дни, с того момента, как я обо всём договорился со Следопытом, и купил билет до Иркутска. На вокзале едва не развернулся возле самого вагона, и не послал всё к чертям собачьим. Переборол себя. Теперь же мандраж понемногу меня отпускал. Хоть я так и не мог избавиться от того самого вопроса, о смысле моего безрассудства.

Про Иликтинск я, разумеется, никому и словом не обмолвился. Следопыт не требовал от меня держать язык за зубами, но я почему-то сам понял эту прописную истину. Едешь на секретный объект — помалкивай. Последние наши разговоры о запланированной экскурсии выглядели как шпионские шифрограммы. Не для кого не секрет, что ICQ-переписки читаются. Поэтому Следопыт очень рисковал, обсуждая со мной такую щекотливую тему. Так что, я просто еду в Иркутск, поглядеть на самое большое озеро в мире.

Мама одобрила мою поездку. Сказала, что это — правильный выбор. Не то, что дурацкая затея с Чернобылем. Попросила привезти фотографии Байкала…Впрочем фотки я уже заранее в Интернете накачал. Будет чем отмазаться. Нехорошо, конечно же, маму обманывать, но всё лучше, чем заставлять её волноваться, раскрыв истинный маршрут своего путешествия… Да что я говорю? Я понятия не имею, что там за Следопыт сотоварищи. Быть может, сразу выяснится, что это кидалы. Тогда я пошлю их куда подальше, а сам отправлюсь на Байкал. Говорят, там очень красиво. Может и вдохновение получу.

Мне очень хотелось верить в то, что я сумею вычислить истинные намеренья Следопыта и Робинзона при первом же взгляде на них. Хотя я прекрасно понимал, что это наивный самообман. На самом деле, мне было очень тревожно. Газовый баллончик в кармане давал слабую надежду на то, что я сумею отразить возможное нападение. Сначала я хотел взять электрошокер, но потому подумал, что он успеет разрядиться за время поездки. Идеальным вариантом была бы, конечно, травматика. Но у меня отсутствовало разрешение на неё, оформлять которое не было времени. Точнее, времени было навалом. Просто я до последнего момента не был уверен в том, что решусь поехать. А теперь вот сижу, и раздумываю, если бы, да кабы…

Да какая, к чёрту, травматика? Как она мне поможет, если там вдруг окажется целая банда? Тут уж скорее сам же наловишь из своей же травматики резиновых подарочков. Не-ет. Какой из меня Клинт Иствуд? Ни опыта, ни реакции. Ничего. Тут уж как повезёт.

И всё-таки я сумасшедший. Столько лет сидел дома, и тут вдруг сорвался. Попёрся. Да ещё и с такими деньгами. Цену Следопыт завернул немаленькую. Пришлось половину своего сберегательного счёта опустошить. Вот нажива едет к бандитам в лапы! Но почему я так уверен, что они бандиты? В конце концов, Следопыт до последнего предлагал мне подумать над этим решением. Стал бы он меня разубеждать, желая нажиться? Вряд ли. Нужно беспокоиться не о Следопыте, а о том, чтобы мои деньги не свистнули ещё в поезде. Вот это будет реальный облом. Я погладил выпуклость на жилетке, где во внутренних карманах лежали туго упакованные брикеты из купюр. Жилетка всё время на мне, а ночью я кладу её под голову. Но всё равно мне неуютно. Поезд есть поезд.

За окном мелькала серо-зелёная степь, время от времени разбавляемая жиденькими лесочками. Иногда появлялись какие-то незатейливые постройки. Мне давно наскучило рассматривать этот однообразный пейзаж, однако «возвращаться» в клетушку плацкарта не хотелось. Соседи по вагону отвлекали меня от мыслей, и немного раздражали. Над моей головой, на верхней полке сопел молодой парень в тельняшке. До него, на той самой полке мне пришлось провести целую ночь, когда какая-то толстая тётка оккупировала мою нижнюю полку, согнав меня на верхнюю. Скандалить с ней было бесполезно, поэтому я смирился. Когда толстуха вышла — я тут же вернулся на законное место.

Напротив меня сидела пара — муж с женой. Обоим где-то в районе пятидесяти. Один постоянно о чём-то бормочет, и бегает в тамбур покурить каждые полчаса, другая — неустанно шуршит пакетами и что-то жуёт. Неугомонная парочка походила на двух хомяков. Они завалили весь стол своими свёртками и бутылками, накрыв всё это стопкой дешёвых газет со сканвордами.

Боковые места занимали двое мужчин кавказской внешности. Судя по их диалогам, это были нефтяники, работающие вахтовым методом. Более молодой из них, как только появлялась связь, тут же звонил какому-то Рафику, и долго говорил с ним не по-русски. Другой, что постарше, даже днём всегда говорил очень тихо, почти шёпотом. А ночью, перед сном, регулярно делал намаз. Сначала мне было не по себе рядом с этими двумя, но потом я к ним привык, и даже проникся большим уважением, нежели к шумным и невежественным соседям напротив.

Кстати, о них. Мужик в спортивном костюме явно затаил на меня злобу, с того момента, когда я отказался с ним выпить. Ну и пусть дуется. Пить с незнакомыми, в то время, когда везёшь такие деньжищи — это верх бесшабашности. Пускай ему жена компанию составляет. Или тот засоня с верхней полки…

— Будешь курицу? — с набитым ртом прервала мои мысли женщина.

Я вздрогнул, подумав, что она обращается ко мне, и уже загодя подготавливая максимально вежливые отказы. Но предложение было адресовано её похмельному супругу.

— Неа-нуеё, — одним словом промычал тот, тряхнув головой.

— На! — жена сунула куриную ляжку ему под нос.

— Не хочу, не надо…

— Бери, сказала, ешь! Чё ты как маленький?

— Да убери ты… Не буду, чё пристала?! — мужик оттолкнул руку с куриным окорочком.

— Ой, да ну тебя. Не хочешь — как хочешь, — женщина демонстративно бросила куриную ногу в кулёк, и продолжила уплетать кусок жареного мяса.

И едят, и едят, и едят… Почему большинство людей, оказавшись в вагоне поезда, первым делом начинают распаковывать свои продовольственные запасы, и тут же их поедать, как будто голодали до этого ни один день, и вот только теперь, здесь, в вагоне, они наконец-то могут насытиться вдоволь. Просто какой-то культ еды. На всём пути следования, меня сопровождает бесконечное шуршание фольги, пшиканье открываемых бутылок, звон ложек в стаканах, цоканье яичной скорлупы и… Тут я почему-то вспомнил про хруст французской булки и чуть не рассмеялся. Действительно, «как упоительны в вагоне вечера»… Надо завязывать с этими размышлениями. В конце концов, нет ничего плохого в том, что люди любят покушать. Может они таким образом дорогу легче переносят. Или просто набрали провизии больше чем нужно, и теперь стремятся как можно скорее её уничтожить, чтобы не испортилась. Это их дело. У меня же есть более полезные темы для обдумывания. Например, моя будущая книга.

Дух путешествия всё сильнее пронимал мою хронически одомашнившуюся душу. Этим надо воспользоваться. Новые впечатления всегда бередят вдохновение. К тому же, я заметил, что проказница-муза имеет обыкновение прилетать именно в такие моменты, когда ты сидишь без дела, и не знаешь чем заняться. Тебя ничто не отвлекает и можно спокойно пораскинуть мозгами.

Итак. Вот он, мой герой. Он путешественник. Авантюрист, готовый поставить на кон всё, вплоть до собственной жизни. Всё ради острых ощущений. Ради захватывающих приключений и…

— «Оптический телескоп»… Девять букв! — громко гаркнул мужик напротив.

Оказывается, он уже успел взять со стола сканворды, и, нацепив очки, деловито их разгадывал.

— «Рефрактор», — не задумываясь ответила жена, с набитым ртом.

— Ре-е… Фра-а… Подходит… Но тогда «древковое оружие» — «Глефа», а не «Глеха».

Он принялся черкать измусоленной ручкой мнущийся лист сканворда.

Откуда такие глубокие познания в астрономии? Я даже зауважал жующую тётку. Про оптические телескопы я, конечно, знал. Но то, что они, оказывается, «рефракторы» — услышал впервые. Надо внести пометку в свою «литературную базу данных». Пригодится. У меня-то по астрономии всегда был твёрдый трояк. А эта дама, наверное, отличницей была… Если, конечно, сама не астроном.

— «Автор поэмы „Мцыри“»… — продолжал вопрошать мужчина.

— «Пушкин».

— Девять букв.

— Тогда не знаю кто…

— Вторая «Е», четвёртая «М». Кто же это, мать его?

С литературой у дамочки дела обстоят хуже, чем с астрономией. Знает, что такое «рефрактор», но не знает, что «Мцыри» написал Лермонтов. Я про себя усмехнулся.

С верхней полки свесилась пара босых ног. Парень наверху поёрзал, поправил матрас, попыхтел, и снова лёг. Поглядев на него из-под очков, «эрудит» кашлянул, поплотнее свернул сканворды, и продолжил отгадывать.

Я решил воспользоваться примером своего соседа сверху, и завалился на боковую. Спать не хотелось. Поэтому я просто лежал с закрытыми глазами, слушая, как шуршат и возятся мои попутчики. Пока лежал, отметил для себя ещё одну закономерность, сродни тем автобусным доктринам, что про поручень и руку в перчатке. В плацкартном вагоне, если ты лежишь не на боковой полке, и имеешь рост более одного метра восьмидесяти пяти сантиметров — никогда нельзя вытягивать ноги. Потому что каждый проходящий по вагону считает своим долгом за них зацепиться. Даже если только пальцы высунешь за пределы полки, совсем чуть-чуть — всё равно заденут. Словно они преграждают им путь, как турникет. Вроде бы ничего особенного, а сон тут же улетучивается.

Подобравшись, я сделал вид, что дремлю. Может быть, я бы действительно задремал, но тут неугомонный сосед опять выдернул меня из потока вялотекущих дум.

— «Лермонтов», твою мать! «Автор поэмы „Мцыри“». Вторая — «Е», четвёртая — «М», шестая — «Н». Лер-мон-тов. Подходит!

Да неужели? Я облизнул пересохшие губы и улыбнулся.

Весьма довольный своей отгадкой, пассажир отложил ручку, зашуршал бумагой, очевидно переворачивая страницу, и зачитался какой-то статьёй. Судя по его сосредоточенному сопению, довольно серьёзной. Молчание продолжалось несколько долгих минут, и я уже стал отвлекаться от мыслей о своём чудном соседе, когда его каркающий голос опять заставил меня вздрогнуть.

— Конец света скоро наступит, — по традиции громко заявил он. — Всё. Немного осталось.

— Хватит тебе глупости городить, — ответила женщина. — Этот конец света каждые десять лет обещают, а он всё не наступает чего-то. Это о чём говорит? Враньё всё это.

— Ну, в этот раз уже всё серьёзно. Пишут, что там ошибки в расчетах были, раньше. А теперь всё точно…

— Какие расчёты? Кто там чего рассчитывал? В этих газетёнках всегда подобную муть писали, чтобы наивные дураки верили.

— А может и к лучшему, если он наступит.

— Эт почему это?

— Закончатся наши мучения. Весь этот произвол, бардак…

— Нэлза так гаварыть, слущайте, — вклинился в разговор один из горцев. — Трудости нам даются Всевищним, щтоби ми их прэадалэвали. Щтоби ми баролыса. Жизн — ест барба. Так мудрие луды гаварыли. Вот щто этот конэц свэт? Всэ умэрли и чо? Кому от это харашо? Зачэм это хотэт?

— Да этот мир давно пора очистить. Столько зла в нём накопилось, столько грязи, столько ненависти. Не жизнь, а сплошная мясорубка. Не может же это вечно продолжаться.

Зарождался активный диспут. Слушая их спор, я вдруг задумался. А что если бы кто-то невидимый, незнакомый, вдруг, так же как и я сейчас, слушал бы эти речи, держа в кармане какое-то фантастическое устройство, вызывающее конец света. И этот незнакомец раздумывал бы, нажимать ему на красную кнопочку, или не нажимать? Отправлять это неблагодарное человечество в тартарары, или же дать ему посуществовать ещё немного?

Что за странные мысли? Наверное, я просто засыпаю. Разговор соседей всё больше отдалялся от меня. Я всё ещё слышал их, но уже не анализировал произнесённое ими. Последнее, что я успел разобрать, прежде чем провалиться в забытье, это приход проводника, который принёс чай и, кажется, оборвал кипевшую дискуссию.

Мне приснилось, что я приехал в Припять. Что хожу по пустынным улицам, среди заброшенных домов, и слышу голоса людей, доносящиеся из покинутых квартир. Как будто бы жизнь в городе продолжается. Однако, заглядывая в окна, в надежде увидеть жителей, я вижу только пустоту и полумрак. Где-то рокочут и сигналят машины, играет музыка, город наполнен звуками, характерными для обитаемого населённого пункта. Но это всего лишь бесплотные звуки. Город пуст и пребывает в запустении. Он точно такой же, каким я его видел на панорамных фотографиях в Интернете. Я бросаюсь от одного источника звука — к другому. Мне всё время кажется что вот-вот, за ближайшим углом я встречу людей. Но там меня ожидает очередная серая улица, заросшая чахлыми деревцами и кустарниками.

Наконец я замечаю колесо обозрения, возвышающееся над крышами, и устремляюсь в его направлении. Я почему-то уверен, что в парке аттракционов непременно должны быть люди. Хотя бы туристы. Прохожу мимо гостиницы «Полесье» и дворца культуры «Энергетик», миную невнятный пустырь, и оказываюсь среди ржавеющих аттракционов. На форуме писали, что самое радиоактивное место здесь — это «Автодром». И я вижу, как его обволакивает зелёное и гудящее марево радиации. Ну вот, а говорили, что она невидима… На всякий случай стараясь держаться от «Автодрома» подальше, продолжаю идти к колесу обозрения.

Оно оказалось поистине огромным. Намного больше, чем я себе представлял. Его верхние кабинки дотягивались до летящих по небу облаков. Ещё издали я слышал его зловещий металлический скрип. Что-то мне подсказывало, что подходить к нему близко было опасно. Но любопытство пересиливало, и я продолжал идти в его сторону, по едва различимой тропинке, заросшей пыльным бурьяном.

Чем ближе я приближался, тем сильнее колесо вибрировало и скрежетало. Я не опасался его, будучи уверенным, что если оно упадёт, то сразу же завалится на бок. И если заходить к нему спереди, то меня оно не заденет. Как же я ошибался. Стоило мне приблизиться к колесу на пару десятков метров, как оно словно ожило. Вздрогнуло, стряхнув с себя чёрную перхоть ржавчины, и вдруг резко просело вниз, сорвавшись со своих осей и расплющив нижние кабинки. Я остановился, и немного помедлил, прежде чем мне стало понятно, что это чудовищное колесо сейчас покатится прямо на меня. Как только я это понял, колесо обозрения начало катиться в мою сторону. Развернувшись, я опрометью бросился прочь. Тропинка, по которой я сюда пришёл, исчезла, а заросли сорных трав — напротив, стали выше и гуще. Я продирался через эту колючую поросль, запутываясь ногами в корневищах. Старался бежать как можно быстрее, но грохот катящегося позади колеса всё приближался и приближался, придавливая одним лишь своим звучанием.

Вокруг меня была улица. По обеим сторонам, из высоченной травы поднимались монолиты серых зданий, из оконой черноты которых до меня доносились человеческие голоса. Они кричали мне что-то, советовали, смеялись надо мной. Но самих людей по-прежнему не было. Тогда я попытался увернуться от преследовавшего меня колеса, резво свернув на соседнюю улицу. Но это не помогло. Колесо повернуло следом за мной, и продолжило катиться, наседая мне на пятки.

Чем дальше я бежал — тем гуще становилась трава. Постепенно я перешёл с бега на быстрый шаг, и, наконец, на обычную ходьбу. Двигаться быстрее я больше не мог. Грохот колеса усилился до невыносимой какофонии. Я присел на корточки, закрыв голову руками, и приготовился быть раздавленным в лепёшку. Но вместо этого проснулся.

Поезд проезжал по мосту через какую-то незнакомую реку. Где-то в передней части вагона визгливо плакал ребёнок. С другой стороны, за стеной, судя по азартным репликам и характерным сухим шлепкам, компания резалась в карты. Мои соседи молчали. Неизвестно, чем закончился спор, под который я заснул. Теперь же мои спутники пребывали каждый в своём индивидуальном молчании. Женщина читала роман в мягком переплёте, почти уткнувшись носом в страницу. Её муж забрался вместе со сканвордами на верхнюю полку, где благополучно задремал, изредка всхрапывая. Точно так же, но только на нижней боковой полке, отвернувшись лицом к окну, дремал кавказец, тот, что был постарше, и спорил о конце света. А его молодой коллега, вытянувшись на верхней, продолжал играть в свой многострадальный мобильник. За окном быстро темнело.

Господи, сколько же мне ещё ехать?

*****

Я не знаю, что ощущают моряки, ступившие на берег после долгого плаванья. Но думаю, что они чувствуют примерно то же самое, что и человек, сошедший с поезда после нескольких дней пути. Невероятное ощущение. Как будто начинаешь жить с красной строки. Словно птица, вылетевшая из клетки, в первые минуты летящая абы куда, лишь бы лететь. Земля под ногами шаткая, в голове продолжает отдаваться монотонный стук колёс, а свежий воздух — будто наполнен мёдом. Слежавшееся тело и ноющие суставы радуются возможности наконец-то поразмяться. Хочется двигаться, бежать вприпрыжку. И я с трудом удерживаю себя от соблазна помчаться сломя голову.

Наконец-то моё железнодорожное испытание завершилось. Будет ещё одно такое, на обратном пути. Но в эти минуты мне хотелось думать о нём меньше всего. Главное, что я достойно выдержал первую, и самую нудную часть своего испытания. Впереди маячат новые открытия. Теперь уже такие близкие и ощутимые.

Немного полюбовавшись на Ангару, я вдохновенно вздохнул, и пошагал к зданию вокзала, оставляя за спиной пропитанный креозотом дух железнодорожных путей, с затихающим бормотанием диспетчеров.

Вокзальные помещения слегка приглушили мою эйфорию, вернув с небес на землю, и заставив вспомнить о плане дальнейших действий. Если верить часам, которые я предусмотрительно перевёл, меня уже должна была дожидаться экскурсионная группа. Причём, если учесть сорокаминутное опоздание поезда, то ждут они достаточно давно. Если вообще ждут. В принципе, Следопыт пообещал, что в случае опоздания, меня всё равно дождутся. Вроде как, в этом же поезде должен приехать ещё один человек из группы. Но кто его знает. А вдруг они возьмут, и уедут без меня?

С этими мыслями я вышел из зеленоватого Иркутского вокзала, и притормозил у выхода, бегло осмотрев привокзальную территорию. Из тех групп, что попадались мне на глаза, ни одна не напоминала ту, которая мне нужна. Стоп. Кажется, Следопыт что-то говорил о том, что сбор назначен на другой стороне улицы, напротив вокзала. Значит там их нужно искать.

Я в который раз обругал себя за то, что забыл записать телефон Следопыта. Сейчас бы позвонил, да и всё. Была надежда, что он сам мне позвонит. Но вдруг не станет? И что мне тогда делать? Искать их до полуночи?

Пропустив красный трамвай с номером 1, я трусцой перебежал через улицу, и оказался на узком тротуаре противоположной стороны. Однако, никаких организованных групп здесь так же не наблюдалось, кроме тех, что топтались на остановке. К счастью, почти разрядившийся телефон у меня на поясе вдруг запиликал. Номер не опознан, но я уже знал, кто это звонит.

— Алло?

— Писатель?

— Да-да. Я приехал.

— Знаю. Мы видели, что твой поезд прибыл.

— Да вот, задержался только.

— Ничего страшного. Мы тебя ждём.

— А где вы находитесь?

— А ты где?

— Я вышел из вокзала, перешёл дорогу. Стою возле ларьков. Тут ещё остановка рядом.

— Всё ясно. Значит, если стоишь лицом к вокзалу, поворачивай направо, и иди вдоль ларьков, пока они не закончатся. Там увидишь столовку. Прямо перед ней, справа, будет отворот со шлагбаумом. Мы возле него. Понял?

— Кажется, да.

— Ну всё, ждём.

Я убрал телефон, и пошёл в указанном направлении. Подозрения вновь начали меня одолевать, вплоть до озноба. Сначала захотелось перейти дорогу обратно, и посмотреть на эту компанию издали, с безопасного расстояния. Но я всё же переборол свою робость, и продолжил двигаться вперёд, разумно рассудив, что если эта группа действительно покажется мне подозрительной, то я просто сделаю вид, мол, я не с ними, и пройду мимо.

Череда ларьков закончилась. Вот, небольшое зданьице привокзальной столовой, и тот самый шлагбаум, о котором говорил Следопыт. А вот и моя группа.

Я почему-то готовился увидеть крепышей спортивного вида. И заранее продумывал траекторию обходного манёвра. Но все мои ожидания рассыпались в прах, когда я обнаружил вместо молодцеватых «бандитов», какую-то пёструю, чудаковатую компанию щуплых молодых людей, среди которых выделялись несколько очкариков, ботанического вида, и две улыбающиеся девушки. Эти ребята напоминали студентов-добровольцев из наивных советских кинофильмов. Они не вызывали ни малейшего опасения, и я, облегчённо вздохнув, с уверенностью повернул в их сторону.

На подходе меня заприметили. Все взгляды обратились в мою сторону. Я постарался улыбнуться как можно приветливее. Мне заулыбались в ответ.

— А это, наверное, наш Писатель, — знакомым голосом заговорил парень в бейсболке и камуфлированных бриджах, протягивая мне руку. — Я ещё издали увидел, как ты через дорогу перебегал. Сразу догадался, что это ты.

— Да, это я, — я ответил рукопожатием. — Следопыт, полагаю?

— Лучше Думейн. Можно просто Дум.

— Рад знакомству.

— Ребят, знакомьтесь, это — Писатель.

После того, как я был представлен, члены экскурсионной команды начали по очереди тянуть ко мне руки, и знакомиться. Я не противился своему новому прозвищу. Тем более, что называть свои настоящие имена, кажется, считалось здесь моветоном. Участников группы, не считая Думейна и меня, было восемь.

Первым со мной познакомился прыщавый паренёк с всклокоченной шевелюрой. На нём был длинный реглан с изображением рок коллектива «Nightwish», и широкие мешковатые штаны с ширинкой, болтавшейся почти возле колен. Представился он Тимоном. Вторым поздоровался подтянутый и стройный парнишка, в чёрных очках и шикарной ковбойской шляпе. Я нисколько этому не удивился его прозвищу — «Ковбой». Затем, был очкарик-блондин в рубашке хаки, представившийся Ромео. И кривляющийся доходяга в синих джинсах, такого же цвета джинсовой куртке и бейсболке, похожей на Думейновскую. Этот не выпускал из рук планшетный компьютер, и гордо именовал себя Шеп.

Далее следовал облачённый в трёхцветный камуфляж коренастый мужчина, выделяющийся из молодёжной тусовки своим очевидным возрастом. Ему было явно не меньше сорока. С явной проплешиной, умудрённым взглядом и скучающей улыбкой, как бы говорящей о том, что эта шумливая молодёжь его утомляет, но он терпит её из вежливости и из-за необходимости. Представился он тоже не дурацкой кликухой, а вполне себе обычным именем — Николай. И, судя по шевельнувшимся губам, хотел было добавить отчество, но вовремя остановился, видимо побоявшись своей явной официальностью задеть остальных членов группы.

Кареглазая девушка маленького росточка, но с очень звонким голосом, сначала представилась Юлей, потом запнулась, зарделась, словно сказала глупость, и поправилась — Джульетта. После чего, блондинистый «ботаник» шутливо потрепал её волосы. Теперь стало понятно, чья она спутница.

Последними двумя членами группы оказались иностранцы. Судя по всему — англичане, хотя Дум и Робин за глаза постоянно называли их «америкосами» и «пендосами». Парень, под два метра роста, с длинными, до плеч, волосами, в аккуратных очках и модной красной ветровке, откликался на имя Крис. Его супругу-брюнетку, в такой же ветровке с непонятным логотипом, звали Оливией. Как потом выяснилось, мама у Оливии — русская, поэтому девушка довольно сносно, хоть и с заметным акцентом, говорит по-русски. В отличие от Криса, который по-русски двух слов связать не может, поэтому пользуется услугами личной переводчицы. Парочка держится слегка обособленно, но всё же пытается делать вид, что понимает, о чём стрекочут остальные члены команды. Во всяком случае, когда после чьей-то шутки все начинают смеяться, хохочет даже Крис, явно ничего не понимающий. Мне это понравилось. В конце концов, если человек смеётся просто, когда смеются другие, чтобы поддержать их веселье — это, на мой взгляд, хорошая, компанейская черта. Ещё я почему-то заострил внимание на обуви Криса и Оливии. Оба были обуты в песочного цвета берцы натовского образца. Пока я их рассматривал, Думейн рядом со мной упорно пытался кому-то дозвониться, еле слышно бормоча ругательства.

— А о чём ты пишешь? — отвлёк меня любопытный Ромео, неожиданно застав врасплох.

— Да, в общем-то, о разном, — нелепо ответил я.

Собеседник ждал, что я продолжу. Я видел это по его внимательному выражению лица, но никак не мог сообразить, что же конкретно мне ответить. Раскрыл было рот, чтобы выдать какую-то банальность, но тут выручил Думейн, у которого наконец-то не выдержали нервы:

— Да где же его носит?!

— Кого? — спросил я, с облечением оборвав диалог с Ромео.

— Да Зелёного этого.

— Какого Зелёного?

— Кренделя ещё одного, который должен был вместе с тобой приехать, на том же поезде. Звоню ему, а у него телефон отключен.

— Наверное, аккумулятор разрядился.

— Скорее всего.

— Хорошо, что я додумался запасной взять. А то бы сейчас вот так же блуждал.

— Продуманный. Молодец. Не то, что некоторые.

— А почему он «Зелёный»?

— Да гринписовец очередной. Борец за экологию. У нас ни одна вылазка без них не обходиться. Задолбали. Нос свой суют куда не надо, выступают, нарушают правила, всё пытаются что-то вывезти с Зоны. Какие-то образцы, материалы… В общем, одни проблемы с ними. Хуже этих «воинов радуги» только журналюги.

— А зачем вы их тогда берёте, если они такие?

— Деньги платят. Да и потом, лучше уж знать заранее, что он — зелёный, чтобы ещё загодя быть готовым к его выходкам. А если им запрещать, они ведь всё равно пролезут в группу, только уже тайно. Зачем нам нужны такие сюрпризы? Пусть едут, пусть берут свои образцы. Всё равно на периметре «опричники» всё у них отберут. Первый раз что ли? Кстати, вон эти, (он максимально снизил тон, коротко кивнув в сторону иностранцев) — тоже из какой-то там международной экологической организации. Слетаются как мухи на дерьмо.

Тут возле нас замаячил какой-то тип в панамке, с бородкой-эспаньолкой. Допивая минеральную воду из маленькой бутылки, он сначала ходил туда-сюда, бросая на группу косые взгляды, а потом, выкинув опустевшую бутылку в урну, начал неуверенно приближаться.

— А вот, похоже, и он, — заметил его Думейн.

— Простите, здесь собираются на экскурсию? — козлиным голоском проблеял вновьприбывший.

— Здесь, здесь, — Дум сделал пригласительный жест. — Давай, Зелёный, только тебя и ждём.

— А я уж думал, что вы без меня уехали.

— Куда же мы без тебя?

— Телефон, зараза, разрядился. Надеялся, что аккумулятор выдержит. А он прямо перед Иркутском крякнуся, — Зелёный сходу протянул руку Думейну. — Леонид.

— Зелёный, — поправил его Дум. — Так привычнее. А я — Думейн. Будем знакомы. Ладно, всё, я звоню Робину, а то он поди уже на говно исходит. Вы тут пока знакомьтесь.

Я пожал тоненькую, холёную и слегка влажную лапку Зелёного, и тут же отошёл вслед за Думейном, чтобы не толкаться с остальными знакомящимися. А Дум уже вовсю названивал своему коллеге.

— Робин? Да, все в сборе. Да, поезд опоздал. Ну да. Писатель сразу пришёл, а Зелёного пришлось подождать. Ага-а, заблудился малёха. Ты там уже на стрёме? Заводишь? Ну всё, о`кей, тогда ждём-с, — он нажал на «отбой», и довольно посмотрел на меня. — Робин подъедет через пять минут. Так, народ, все идёмте за мной! Он подъедет вон к той парковке.

Группа загудела, зашевелилась, начала навьючивать рюкзаки, и поднимать лежащие на асфальте сумки. Мне было непонятно, почему Робин сразу не мог подъехать и припарковаться. Но я не стал приставать к Думейну с этими глупостями. Мало ли, в чём причина? Может быть здесь парковка платная, или же машина у Робина какая-то особенная, а может всё это ради конспирации. Какая разница?

Мы ждали недолго.

— А вот и он, — сообщил Думейн, указав на подъезжающую белую ГАЗель, которую я изначально принял за обычную маршрутку. — Давайте без толкучки, без суеты, быстренько грузимся…

Группа дружно заполнила салон, и машина тронулась с места. Мне досталось переднее сиденье, расположенное спиной к водителю. В обычных маршрутках я органически не перевариваю подобных участков, так как сидя на них, всю дорогу приходится передавать туда-сюда деньги и проездные талончики, а лично меня это занятие страшно раздражает. Поэтому, поначалу я инстинктивно напрягся, ожидая, что кто-нибудь из пассажиров вот-вот протянет мне деньги за проезд. Ох уж эта привычка!

Народ в салоне перебрасывался весёлыми репликами. У всех было приподнятое настроение. Люди были готовы к новым открытиям, и я разделял их единый настрой.

В дальнем конце салона, возле задних дверей, было сложено нагромождение из запасных колёс и глыкающих канистр с бензином, от которых время от времени потягивало специфическим амбре.

«Вот убьют нас всех, а потом этим самым бензинчиком обольют и сожгут», — подумал я, поймав себя на мысли, что мне от этой догадки не только совсем не страшно, но даже наоборот — смешно.

Машина двигалась по незнакомым улицам, временами останавливаясь на светофорах. Я слышал, как водитель обсуждает с Думейном какие-то посторонние темы про автострахование и увеличение цен на горючее. Ничего подозрительного. Бытовой трёп. Среди пассажиров царила беспечная атмосфера, как среди школьников, которых везут отдыхать на природу. Джульетта оживлённо показывала на какой-то ресторанчик, мимо которого мы проезжали, и говорила как хорошо они вчера вечером там посидели. Тимон притворно восхищался её описаниями, не сводя с девушки более чем откровенного взгляда. Шеп традиционно водил пальцем по экрану своей электронной игрушки. Зелёный что-то активно обсуждал с Оливией.

— А ты уже опубликовал что-то? — вновь пристал ко мне Ромео.

Да что же он привязался-то, как банный лист? Лучше бы за пассией своей последил, а то ведь уведут ненароком. Вон, как Тимон на неё поглядывает. Как кот на сметану. Ловелас прыщавый.

— Нет, — я решил не врать. — Пока что, увы, ничего. Вот, приехал на поиски материалов для своей будущей книги. Авось, что-то да найду.

— Значит ты ещё не пробовал публиковаться, — не унимался занудный очкарик.

— Ну почему же не пробовал. Пробовал. Но безуспешно.

— Надо ещё пробовать. Рано или поздно тебя опубликуют. Никуда не денутся. Нам нужны хорошие книги.

Откуда у него такая уверенность, что я — хороший писатель? Может быть мне, на самом деле, грош цена, как автору. С чего он взял, что я обязательно должен печататься? Ведь ни одной моей книги он не читал, и даже не знает, как я пишу. Но уже советует, поддерживает, ободряет. Наверное, у людей отношение к писателям сродни отношению к докторам. Ну, к примеру, когда мы узнаём, что человек — доктор, то у нас тут же появляется стереотипичная уверенность в его профессионализме. Что он и диагноз непременно верный поставит, и операцию любой сложности запросто проведёт. А этот горе-фельдшеришка, на самом-то деле, бездарь криворукий, которого к больным и на пушечный выстрел подпускать нельзя. Но статус «доктор» делает его в глазах рядовых обывателей гарантированным специалистом. То же самое касается и статуса «писатель»…

— А в каком жанре ты пишешь?

— Драматургия… В основном… Но планирую переключиться на фантастику.

— Фантастика — это хорошо. Это интересно. Эту тему нужно развивать. Драматургия — это слишком сложно. На любителя. Фантастика — совсем другое дело. Кстати, а ты фентези не пишешь?

— Нет.

— Жаль. Я уважаю фентези. Ты читал таких писателей, как…

Далее он начал перечислять авторов, большую часть из которых я, к стыду своему, не знал. Сначала меня подмывало соврать, ответив, что я их читал, но я вовремя прикинул, что Ромео тут же начнёт расспрашивать, какие из книг этих писателей мне понравились больше всего, и что я думаю о каких-то там персонажах. Поэтому я решил быть откровенным, и честно признался, что ничего не читал.

— Как? — для Ромео это было непостижимо. Писатель, и не читал таких известных творцов. Я отшутился бородатым анекдотом, мол «чукча не читатель, чукча — писатель». И добавил, что фентези не увлекаюсь.

Собеседник попытался было что-то возразить, дескать, некоторые из перечисленных им писателей пишут не только фентези, но и фантастику. Да и вообще они весьма популярные личности. Удивительно, как это я до сих пор обделял их вниманием? Я ответил, что всё у меня впереди. Я обязательно воспользуюсь его советом, и как только вернусь домой — так сразу же ознакомлюсь с этими гениальными произведениями.

Не знаю, сколько бы я ещё смог вытерпеть назойливость Ромео, но вскоре мои мучения были прерваны остановкой нашей ГАЗели. Мы приехали в какой-то тихий дворик, расположенный в одном из спальных районов Иркутска. Здесь было немноголюдно, и я сразу сообразил, что сейчас будет производиться расчет. Момент истины наступил. Теперь-то мы и узнаем, афера это, или нет. Впрочем, то, что нас хотят рассчитать в городе, а не везут для этого в глухую Тайгу — уже радовало. Значит, убивать нас не будут. Наверное.

Я в очередной раз обозвал сам себя безумным идиотом, и с каким-то обречённым задором стал ожидать развития дальнейших событий.

— Куда это мы приехали? — озирался Ромео.

— Похож, сейчас расплачиваться будем, — быстро догадался Шеп.

— Верно, — крякнул Думейн, выбираясь из кабины. — Выходите на улицу. Проведём последний инструктаж.

— Как-то уж больно мрачно звучит — «последний инструктаж», — усмехнулся Николай, открыв дверь, и грузно спрыгнув на пыльный тротуар.

— А это уже от вас будет зависеть, насколько «последним» он будет, — нервно добавил Дум. — Давайте быстрее, выбираемся. И так уже из графика выбились.

Наконец-то я смог разглядеть нашего водителя и, по совместительству, проводника — Робина. Признаться, доселе у меня в голове стойко отображался облик эдакого персонажа из фильма Тарковского: щуплый, лысенький, тихий и немного юродивый тип, не от мира сего. Но Робин оказался совсем не таким, каким я себе его представлял. Это был сутуловатый парень с соломенными волосами, выпирающим адамовым яблоком и выцветшими серыми глазами. На нём была обычная фланелевая рубашка с закатанными до локтя рукавами, видавшие виды джинсы и стоптанные кроссовки. Типичный деревенщина, никакого романтического благородства. По сравнению с ним даже Думейн выглядел более стильно. В общем, поначалу я в нём разочаровался.

— Значит так. Вот это — тот самый Робинзон, о котором вы все уже наслышаны. Он будет вашим проводником и гидом, — стараясь держаться как можно официальнее, представил водителя Думейн. — Прежде чем все формальности будут соблюдены, и вы заступите в его распоряжение, ещё раз хочу донести до вашего сведенья информацию о потенциальном риске, с которым сопряжено запланированное путешествие. Так вот, повторяю, что опасность, которой вы подвергнетесь, реальна и неиллюзорна. Вы можете не вернуться из этой поездки.

— А были случаи, что кто-то не возвращался? — спросила Джульетта.

— Были. И не раз. Робин, сколько ты потерял за всё время?

— Не помню точно, — поморщился Робинзон, было видно, что ему неприятно об этом вспоминать. — Человек тридцать — тридцать пять, может быть.

— Вот видите. В последний раз вам говорю, подумайте. Рассудите рационально. Зачем вам лезть туда, где вы легко можете погибнуть? Вы молодые, здоровые люди. У вас вся жизнь впереди. Стоит ли класть её на одни весы со смертью, ради каких-то сомнительных чудес? У вас есть последний шанс передумать, и не ездить…

— Ага, и зачем мы тогда сюда пёрлись? — ответил Тимон.

— Поверьте, здесь есть масса не менее интересных и вполне безопасных мест. Один Байкал чего стоит. Отсюда до него на машине меньше часа езды. Красотища неописуемая, впечатлений получите море, и живыми останетесь.

— А мы с Юльком только что с Байкала вернулись, — ответил Ромео. — Назад, что ли, ехать? Не-ет, раз уж решили…

— Чё ты нас отговариваешь? Мы сюда не для этого приехали. Если вы собрались показать нам Зону — так показывайте, — начал нервничать Шеп.

— Выбор за вами, — вздохнул Думейн. — Но учтите. Деньги назад не возвращаем.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Тимон.

— Короче, уважаемые. Те, кто всё-таки решили ехать, садятся обратно в машину. Я дам вам подписать кое-какие соглашения, снимающие с нас ответственность за вашу безопасность. То есть, что бы с вами там не случилось — мы за это никакой ответственности не понесём. Это сугубо ваше право на риск. Мы лишь предоставляем вам возможность нелегально, подчёркиваю — «нелегально», пересечь закрытые кордоны, и посмотреть на запретную территорию. Подписав документ, и оплатив наши услуги, вы переходите в подчинение к Робину. С этого момента, Робин — ваш царь и бог. Если хотите вернуться целыми и невредимыми, прислушивайтесь к каждому его слову. Все его указания и предписания считайте законом, который следует неукоснительно исполнять. Вам всё понятно?

— Понятнее некуда. Надеюсь, что у Робина фамилия не Сусанин? — сострил Николай.

По группе прошёлся лёгкий смешок.

— Может и так, — хмуро кивнул Робин. — Поэтому Дум и предложил вам поразмыслить немного, прежде чем ехать со мной. Никаких гарантий я вам давать не собираюсь. Всё основывается на полном, беспринципном доверии. Верите мне? Поехали. Не верите — лучше оставайтесь здесь. Так всем лучше будет: и вам и мне.

— Вопросы у кого-нибудь есть? — спросил Дум, вынимая из кабины стопку бумаг.

— Сколько продлится экспедиция? — спросил Ромео.

— Два дня, — ответил Робин. — Значит сейчас выдвигаемся к Зоне, пересекаем первый кордон, доезжаем до деревни Паутовки, там ночуем. А завтра поутру стартуем дальше, проезжаем второй кордон, и добираемся до Иликтинска. Там тусуемся три часа. Больше не позволяют опричники. Да и самим стрёмно. Потом едем назад с небольшой остановкой в Паутовке. К вечеру добираемся до Иркутска, и прощаемся.

— А на ночёвку оставаться обязательно? Сегодня туда-обратно махнуть никак не получится? — спросил Ковбой.

— Не получится. До Иликтинска двести пятьдесят километров. Плюс бодания на кордонах, сначала с полицаями, потом — с опричниками. До наступления сумерек осталось чуть больше пяти часов. Туда днём-то опасно лезть, а как начнёт смеркаться — вообще самоубийство. Поэтому будем поступать по-уму. Кстати, Дум вас предупреждал насчёт фотиков и прочего?

— Предупреждал, — кивнул Тимон. — И чё?

— Угу, и все набрали фотокамер, да планшетников. Как об стенку горох, — покачал головой Думейн.

— В общем, предупреждаю. Опричники вам не позволят аппаратуру провезти. У них там всё как в аэропорту, просвечивается.

— Чё, отберут, что ли? — насторожился Шеп.

— Отобрать — не отберут, но заставят сдать на хранение, пока мы по городу шлёндаем. Ну а если выяснят, что среди вас есть журналисты — то вообще в город не пустят. Поэтому, господа спецкоры, если вы маскируетесь, то знайте. Нам-то плевать, а вот опричники вас полюбому вычислят и высадят. Считайте, зря деньги заплатили.

— А на писателей это не распространяется? — осторожно спросил я.

— На писателей — не должно. У нас, правда, не было ещё писателей ни разу. Но были учёные, художники. Их пропускали, — кивнул Робин.

— А если у нас тут кое-что, кое-какие приборы, — озабоченно залепетала Оливия.

— Да-да, дозиметр, там, термогигрометр, — присоединился Зелёный.

— Это активисты, что ли, опять? — спросил Робин у Дума.

— Они самые.

— Понятно… Нет, на вашу шарабуру опричники не реагируют, так что не парьтесь. Главное, не буйствуйте на кордонах, и не пытайтесь что-нибудь вытащить с Зоны. Этого они не любят.

— Ну что? Ещё вопросы есть? — повторил Думейн, недвусмысленно поглядывая на часы.

— У матросов нет вопросов, — кивнул Робин. — Тогда порядок. Все, кто готовы отправиться со мной — милости прошу в транспортное средство. Дум, раздай им прокламации, пусть подпишут. Вот, сейчас вам мой коллега раздаст листочки. Ознакомьтесь, подпишите, и вносите оплату, согласно нашей договорённости.

Команда потянулась обратно в салон, у входа поочерёдно принимая из рук Думейна листы А4 с отпечатанным на них текстом. Я принял свой лист, и забрался в прохладный, попахивающий бензином салон. Угнездившись на свободном месте, принялся изучать документ. Это была обычная записка, простой формы, в которой говорилось, что я — «ФИО», паспорт: «серия, номер, выдан», отправляюсь в экстремальный поход добровольно и без принуждения. А гражданин Скворцов Максим Игоревич (так вот как зовут Робина на самом деле) — выступает в данном походе как наёмный водитель, согласившийся доставить меня до указанного мною места, по моей личной просьбе. И он не берёт на себя ответственность за мою жизнь, или здоровье во время вышеуказанного турпохода. Дата, подпись.

Вот так. Подписываю сам не знаю что, развязывая руки сам не зная кому. По-идее, они же мне сами неоднократно предлагали отказаться, одуматься. Никто пистолет у затылка не держит. Пинками в Тайгу не гонит. Если сомневаюсь — могу вернуть лист Думейну, и покинуть это подозрительное общество, пока не стало слишком поздно.

Покинуть? Когда я так далеко зашёл? Не-ет. Теперь уж, «или в стремя ногой, или в пень головой». Будь что будет. Азарт полностью меня захлестнул, а подогретое организаторами любопытство достигло стадии кипения.

Вот незадача! Я вспомнил, что у меня нет с собой ручки. Демонстративно пошарив по карманам, я рассеянно произнёс:

— Ё-моё! Ручку, наверное, в поезде оставил…

— Подписывай коровью, — шутливо прошипел Тимон.

Осклабившись, он услужливо протянул мне авторучку. Пристроив листок поудобнее, я вписал своё имя, паспортные данные и поставил подпись. Теперь пришло время расстаться с деньгами. Ощущая себя безнадёжным лохом, я аккуратно, чтобы не зацепить никого из сидящих, проследовал в переднюю часть салона и примостился рядом с расплачивающимся Зелёным. Думейн напряжённо считал деньги, а Робин, с отсутствующим видом, курил, выпуская дым через открытое окошко.

— Так, всё, порядок, — кивнул Дум, обматывая толстую пачку денег резинкой, и опуская её в раскрытую спортивную сумку под ногами. — Следующий.

Я расстегнул внутренний карман на жилетке, и подрагивающими руками начал вынимать один брикет за другим. «С деньгами надо рассатаваться легко» — вспыхнула в голове издевательская цитата. Боже мой, что я творю… Сколько денег. Сколько трудов потрачено на то, чтобы их заработать. Впрочем, разве они приносили мне счастье, пока лежали в банке? А сейчас, может быть, это их звёздный час — сделать меня счастливым, и вывести на новую орбиту жизни…

Думейн принял мой документ, бегло сверил данные с паспортом, и, разрывая банковские упаковки, принялся пересчитывать купюры. «Это сколько же они заработали за один день?» — подумал я. — «Вот ведь умельцы, нашли себя. На этом заработке можно несколько лет жить — не тужить. Забыть обрыдлую работу, дурное начальство и каждодневную нервотрёпку». Я завистливо вздохнул.

— Порядок, — оборвал мои мысли Дум. — Кто там следующий?

Я уступил место подошедшему Ковбою, и, вернув ручку хозяину, присел на соседнее сиденье, на котором сидел когда мы сюда ехали. Всё. Капкан захлопнулся. Надеюсь, что я не пожалею об этом. Внутри меня всё сжималось от предчувствий. Успокаивали только беззаботные лица большинства спутников. Они деловито переговаривались и шутили.

— Слышь, а зачем канистр так много? — поинтересовался Ковбой, пока Дум считал его деньги. — Тесноту же создают, да и попахивают.

— Это для «грязной машины» бензин, — не поворачивая головы ответил Робин. — В Паутовке негде заправиться — Зона. Поэтому приходится с собой горючку возить. Что поделать? Терпите.

Что это за «грязная машина» он не пояснил. Очередная загадка.

На смену Ковбою пришёл Николай, и я отвернулся к окну. Время шло. Путешественники подходили один за другим, протягивали заполненные документы с паспортами, и деньги. Думейн сосредоточенно шуршал купюрами, раз за разом считая от одного до десяти. Иногда он сбивался, и начинал пересчитывать по-новой.

Эта процедура продолжалась пока все пассажиры не расстались со своими кровными. От поездки не отказался никто.

— Ну что там. Все, что ли? — обернувшись в салон, спросил Дум.

— Да! — гаркнул Тимон.

— Замечательно… Ладно, — он обратился к Робину. — Роб, подкинешь меня до места?

— Естественно, — ответил тот. — Мало ли чё.

Зажужжав зажиганием, ГАЗель бытро завелась и резво тронулась с места, подняв позади себя облачко пыли.

Дум и Робин вполголоса вели разговор. Их никто не слышал, кроме меня, так как я сидел к ним ближе всех.

— Десять, да? — спросил Робин, выбрасывая окурок.

— Угу, — ответил Дум. — Мачо, баклан, хакер, старпёр, писатель, ботан с подругой, эколог и пара буржуев.

— Буржуи откуда? Пендосы?

— Типа того.

— По-русски хотя бы волокут?

— Чувак ни бельмеса не рубит. Девка, вроде бы, петрит малёха.

— Блин, вот нахрена они мне? Опять начнут дрыгаться, а мне потом грёбанные международные скандалы разгребать. С горем пополам от ситуёвины с тем фрацузиком отмахался… Ну помнишь? Этьен. Придурок взбалмошный. Который в Скороварку залез. Два года. Два года меня мурыжили! По слухам, даже Интерпол подключали, прикинь? Сколько денег пришлось вбухать, чтобы отмазаться. Считай, двухходочный заработок на этой катавасии просрал. Если бы не те расходы, сейчас бы в Зону ни за что не попёрся, задницей рисковать. В такое-то время.

— Помню ту жесть. Эх! Чудом ты выкрутился.

— Чудом… То «чудо» звать Полковником.

— Мдя. Я и представить себе не мог, что тебе хватит яиц к опричнику за помощью обратиться. И уж тем более не думал, что он тебе поможет. Опричники же, они вообще…

— В том-то и дело, что «они вообще». Но у меня не было выбора. Мне есть что терять, ты же знаешь. А Полковник помог. Реально помог. Не за «спасибо», конечно, но выручил.

— Да уж, Этьенчик подложил нам свинью. Козёл французский. Но с америкосами у нас, вроде, никогда таких проблем не было.

— Надеюсь, что и не будет. Ладно, хрен с ними… Авось прорвёмся.

Мы проехали несколько кварталов, после чего Дум, обернувшись в салон, громко сообщил:

— Ну что, господа-товарищи? На этом я с вами прощаюсь. Передаю вас в надёжные руки Робина. Слушайтесь его, и не подводите. Желаю хорошо поразвлечься и нахвататься впечатлений.

— Спасибо, — откликнулась пара пассажиров.

Выпрыгнув из кабины, Дум забросил сумку на плечо, и бодрым шагом поспешил в сторону ближайшего жилого дома.

— Давайте кто-нибудь вперёд подсаживайтесь, — предложил нам Робин. — Путь неблизкий, а вы там как селёдки в бочке.

На предложение тут же откликнулся Ковбой, сидевший ближе всех к двери, который тут же занял место на переднем сиденье.

— Короче, сначала заедем заправиться. А потом, вперёд, на мины, — Робин крякнул первой передачей, и надавил на газ.

— А нам разве того бензина мало? — Ковбой ткнул большим пальцем себе через плечо.

— Сказал же русским языком, тот бензин — для «грязной машины».

— Что за «грязная машина»?

— Мы на неё пересядем в Паутовке. А эта машина — «чистая». На ней ехать в Иликтинск нельзя. Не дай боже, заразу какую подцепим. На кордоне тут же вычислят и не пропустят. Придётся обратно пешкарусом чапать.

На выезде из города ГАЗель заехала на заправочную станцию. Я смотрел, как Робин бегает расплачиваться за бензин, а затем возится со шлангом. «Во что же ты вляпался, уважаемый Писатель? Куда же тебя везут?»

*****

Наш путь пролегал по пустой трассе. Сначала мы проехали посёлок Усть-Ордынский, затем, село Баяндай. Покамест, ничего из ряда вон выходящего я не наблюдал. Хотя, здешняя местность показалась мне весьма живописной, и я даже сделал несколько фотографий, которые, впрочем, получились не очень хорошо, так как нашу ГАЗель регулярно потряхивало. Время от времени, в поле зрения проскакивали мелкие населённые пункты с забавными названиями, типа Шаманка, или Половинка. Я поймал себя на мысли, что интуитивно стараюсь запоминать дорогу, как кот, которого увозят из дома, чтобы где-то бросить на произвол судьбы. Ощущение было неприятным, и я постарался отвлечься от него.

В салоне, тем временем, шла оживлённая беседа. Активно жестикулирующий Зелёный эмоционально вещал о чудовищных последствиях катастрофы, случившейся в Мексиканском заливе. Иностранцы его поддерживали. Даже Крис пытался вставлять какие-то реплики по-английски. Видимо, улавливал знакомые слова.

— Ведь вы понимаете, какая штука. Никто ничего не знает. Никому ничего не говорят! — махал рукой эколог. — Сверху почистили, для отвода глаз. Цифры нарочно занизили, чтобы масштабы загрязнения убавить, и меньше штрафа заплатить. А вся эта нефть. Колоссальное количество нефти! Осталось на глубине. И как всё это теперь нейтрализовать — никто не знает. Ни корпорации, ни правительства, ни экологи. Всё потому, что первые скрывают факты и реальную обстановку, вторые покрывают первых, а третьи пребывают в неведенье. Но ведь это не может продолжаться вечно. Над нами нависла реальная угроза. Весь мир балансирует на краю пропасти…

— Если тебя так волнует проблема Мексиканского залива, чего же ты туда не поехал? — скептически спросил Тимон.

— Во-первых, там и без меня хватает специалистов. Которые уже реально работают, и помогают решить проблему. А во-вторых, я чувствую, что эта самая Иликтинская Зона — является очагом гораздо более страшного экологического бедствия, по сравнению с которым меркнут все остальные.

— Ну что ж, если это так, значит мы все умрём.

— Не ёрничай! Вот из-за таких, как ты, из-за шибко остроумных пофигистов, наша природа и гибнет повсеместно. Вырубаются леса, загрязняются реки, атмосфера…

— Ладно-ладно, не кипятись, я ж просто пошутил, — Тимон поднял руки. — Я уважаю вашу работу. Серьёзно. Но я реалист. Да, допустим, власти скрывают, допустим, имеет место быть правительственный заговор. Пусть так. Но с чего ты взял, что сможешь в одиночку всех разоблачить? Робин же тебе доходчиво объяснил — там, на кордонах, всё фильтруют. Никаких доказательств тебе вынести не позволят.

— А я попытаюсь.

— Ты на самом деле чудак, Зелёный, — присоединился к Тимону Ромео: Сам говоришь, «зловещий заговор», «сокрытие страшной правды», ля-ля-тополя. Я считаю, что если власти действительно озабочены сохранением этой великой тайны, то им проще убить тебя, нежели позволить приоткрыть её завесу. Если хочешь реально повлиять на обстановку, то следует действовать организованно. Должна быть подобрана команда, нужно заручиться серьёзной поддержкой «сверху»… СМИ подключить, в конце концов…

— Которые здесь так не любят, — Тимон с улыбкой покосился в сторону водителя.

— А то, что ты делаешь — это Дон Кихотство, — Ромео откинулся на спинку сиденья, и приобнял свою подругу. — «Один в поле не воин».

— А я не один. Я с коллегами, — Зелёный указал на иностранцев.

Те утвердительно закивали.

— Ну, да. Это же в корне меняет дело. Три, конечно же, больше чем один, — иронично парировал Тимон.

— А что делать? — развёл руками Зелёный. — К сожалению, коррупция пробралась даже в ряды Гринпис. Чему удивляться? Корпорации регулярно внедряют своих агентов, чтобы те мешали нам выполнять свою работу. Эти агенты, закрепляясь на управляющих должностях, начинают саботировать нашу борьбу за чистоту окружающей среды. Вставляют нам палки в колёса, бюрократическими проволочками тормозят процессы, требующие решительных мер. Вот и приходится действовать вопреки, без прикрытия и полулегально.

— Я бы сказал, совсем нелегально, — поправил Николай.

— Куда деваться, если нас загоняют в такие рамки? Раз моим предшественникам не удалось повлиять на ситуацию, то это не значит, что надо прекращать борьбу.

— Значит, кто-то из твоих знакомых уже туда ездил? — спросил Ромео.

— Двое, — кивнул Зелёный. — Одного из них я знал лично. Он-то мне и дал координаты Дума и Робина. Правда, с большой неохотой.

— И что он рассказывал? Ну, о Зоне, — спросила Джульетта.

— Да практически ничего. Сказал, что нам не следует туда лезть — только хуже сделаем.

— Что же он там такого увидел?

— Вот и я думаю. Как будто уезжал один человек, а вернулся совершенно другой. Напрашивается вывод. Либо его там хорошенько запугали, либо промыли мозги.

— А что им мешает так же и с тобой поступить? — криво улыбнулся Тимон.

— Ничего, — ответил Зелёный. — Может они и со мной что-нибудь сотворят. Но я хотя бы попытаюсь. Я к этому готов. Сделаю всё, что в моих силах. А если не справлюсь, то мне на смену придут другие.

— «А если я погибну, пусть красные отряды, пусть красные отряды отплатят за меня», — пропел Ромео.

— Зелёные! — рассмеялся Тимон.

— Точно. Зелёные.

— Смейтесь, смейтесь. Вы только и можете — насмехаться. Зато у меня есть цель в жизни. Я знаю, за что борюсь. И моё дело — правое.

— Святое, — скромно добавила Оливия.

— Вот именно. Это наша миссия. Наш путь. А что движет вами? Во ты, уважаемый Тимон, ради чего туда едешь? Какова твоя цель?

— Я? — вопрос стал для Тимона неожиданностью, но он быстро собрался. — Ну, я, что, я? Я еду за острыми ощущениями. За экстримом. Опасность меня заводит. Где я только не побывал. Прыгал со скал, с парашютом, на резинке. Освоил бэйс-джампинг, альпинизм, сноубординг, гонки на выживание, экстремальный мотокросс, экстремальный дайвинг. Плавал с акулами-людоедами. У меня травм было, больше чем костей. Но всё это фигня. Моя главная страсть — это путешествия. Путешествия по самым опасным местам мира. Где я только не был. В Австралии, в Мексике, в Индии, в Африке. Повидал самые жуткие пустыни, самые непролазные дебри. Разок, гостил у дикарей-людоедов. Был укушен ядовитой змеёй. Выжил. Несколько раз в меня стреляли какие-то черномазые бандюки. Как видите, не попали. Риск стал для меня нормой жизни. Я не могу без адреналина. Он как наркотик. Не принял дозу — начинает ломать. Вот и сейчас. В поисках самых опасных мест на глобусе, обнаружил эту самую Зону, и понял — это моё. Я должен там побывать!

— Ты крутой перец. Мы с Юльком тоже заядлые путешественники, но чтоб вот так, специально нарываться на неприятности, — Ромео протёр очки платочком.

— Ну да. Нас просто тянет туда, где интересно, — согласилась Джульетта. — Каждое лето стараемся куда-нибудь выбираться. В основном, предпочитаем отечественные достопримечательности. У нас ведь их так много: Карелия, Камчатка, Сибирь…

— По странам СНГ тоже катались: были в Белоруссии, Прибалтике, Казахстане… В Крыму. Чернобыль посещали.

— Я тоже там был. Ничего интересного, — поморщился Тимон.

— А нам понравилось. Собственно, после Чернобыльской поездки мы и загорелись аномальными зонами, городами-призраками. Вот и в этом году решили двух зайцев убить. И на Байкал смотаться, и в аномальную зону.

— Понятно всё с вами. Ну а Вы, уважаемый Николай, тоже за приключениями подались? Или же, типа, в научную экспедицию?

— Брат у меня пропал без вести, — спокойно ответил тот. — Уехал в Зону и не вернулся.

Возникла короткая, но неуютная пауза. Пассажиры заёрзали, виновато потупив взор. А Тимон, поняв, что попал впросак, неестественно кашлянул, и пробормотал: «Виноват. Не знал».

— Ничего. Не берите в голову, — ответил Николай. — Несколько лет уже прошло.

— И что? Надеетесь отыскать?

— Нет. Не надеюсь. Просто хочу побывать там. Посмотреть. Проститься. Считайте, еду на кладбище.

— Ну что же Вы так? — сердобольно залепетала Джульетта. — Нельзя терять надежду. А вдруг Ваш брат жив? Бывает же такое. Люди пропадают, а потом находятся.

— Нет, девочка, я точно знаю, что его больше нет.

— Откуда?

— Максим сказал… Ну-у, в смысле, Робин.

— А он-то откуда знает?

— Дело в том, что кроме него, в Иликтинскую Зону проводниками ходило ещё несколько человек. Среди них был некий гражданин по прозвищу Леший. Так вот, группа этого Лешего погибла полностью. Шесть человек, включая моего брата. С той поры только Робин рискует водить группы в Зону. Остальные перестали. Вроде бы, неспроста группа Лешего исчезла. Какая-то аномалия там, что ли, неизведанная, их поглотила. В общем, если туда попал — пиши пропало. Шансов нет.

— Всё равно нельзя быть до конца уверенным. Мало ли кто что сказал?

— Да я сам это чувствую, — Николай постучал себя по груди. — Сам ощущаю, что его больше нет.

— Печальная история, — со вздохом произнёс Ромео. — Зачем же Вы его отпустили?

— А как я его мог не отпустить? Он уже не маленький мальчик. Взрослый мужик. Тут уж, как говорится, «седина в бороду — бес в ребро». А тем более, он таким был, раз уж чего втемяшится в голову — ничем оттуда не выбьешь. Упрямый. Сорвиголова, прямо как ты, — он кивнул в сторону Тимона. — Чё он так заразился этим Иликтинском? Вроде, какой-то его сотрудник приехал оттуда после катастрофы. Что-то там наплёл брату. Ну, тот и загорелся. «Поеду», говорит, и всё тут. Я уж с ним и так и сяк. Беседы проводил, отговаривал. Скандалили. До матюгов доходило. В последний раз, уже перед его отъездом, выбесил он меня своим упрямством. Послал я его куда подальше, ушёл и дверью хлопнул. Сказал, пусть едет куда хочет, мне начхать. Не попрощались мы с ним, в общем. Через два дня он уехал. Провожать его я не ходил. Злился. Ну а потом… Ох-х…

— Ну а что Вы могли сделать, раз он такой упорный? — поддержал Николая Ромео.

— Угу, — согласился Тимон. — Я знаю, как это сложно. Я сам такой же упрямец. Если бы Вы знали, сколько со мной родичи бились, воевали. До двадцати лет! Потом плюнули и смирились. Ну, вот такой я. Своей смертью не умру.

— Типун тебе на язык, — махнул рукой Николай. — Накликаешь.

— Да ладно. Всё пучком.

ГАЗель тряхнуло на глубокой колдобине, и из кабины послышалась ругань Робина.

— Вот я и еду, — продолжил Николай. — Погляжу на те места, где он пропал. Может повезёт, и отыщу какие-то его следы. Ну а если не найду ничего, то просто, поклонюсь его последнему пристанищу. А искать — нет. Не буду. Если там так опасно, как говорят, то поиски — это верная смерть. А мне помирать нет никакого резона. У меня семья, жена, дети. Внуков ещё хочу понянчить. Поэтому планирую живым оттуда вернуться. Надеюсь, что смогу избавиться от чувства вины, которое меня изводит. Может быть, попросив прощения у брата, я сумею обрести душевный покой. Но жить дальше с этим грузом я не смогу.

— Ну что ж. Всё понятно, — Тимон отстал от Николая, и переключился на нас с Шепом. — А вы двое, чего там сидите-молчите? Не хотите поделиться своими мотивациями?

— Писатель едет за вдохновением, — поправив очки, ответил за меня Ромео.

— Ну, это и понятно. На то он и писатель. Глядишь, и про нас что-нибудь напишет.

— А вдруг мы сейчас едем вместе с будущей звездой? — предположила Джульетта. — Писатель напишет свою книгу, и станет известным автором. А мы придём к нему за автографом.

Я молча кивал и улыбался. К счастью, вскоре общее внимание переключилось на моего соседа.

— С Писателем разобрались. Теперь давайте узнаем, что же так влечёт в Зону нашего компьютерного гения, — произнёс Тимон.

— А? — Шеп оторвался от экрана.

— Ты чего постоянно тычешь свой планшет? Дома не натыкался? Хотя бы здесь от него отдохни.

— На самом деле, — вторил Тимону Ромео. — Ты хочешь всю поездку играть, что ли?

— Ну а чё? Всё равно же просто едем, — вяло ответил Шеп.

— Ты зачем в Зону отправился? На планшетнике поиграть? — продолжил наседать Тимон. — Или же у тебя какие-то более веские причины имеются?

— Вообще-то, я родился в Иликтинске.

— Да ну. Серьёзно?

— Абсолютно.

— И ты молчал? Нет, вы только посмотрите на этого тихушника!

— А чего рассказывать? Мы уехали оттуда, когда мне было всего двенадцать лет. Задолго до того, что там случилось. Я, в общем-то, даже и не в курсе, что там произошло. Родители на кухне шептались, что, мол, город эвакуировали. Одно семейство наших знакомых, ну, из эвакуированных, тогда вроде бы хотели на время у нас поселиться. Но им дали жильё. С той поры я, когда узнал, что в город возят экскурсии, несколько раз порывался туда сгонять. Но всё, то времени не было, то денег. А теперь вот, дотянул до последнего. Едва успел записаться в последнюю вылазку.

— Ты так и не ответил, зачем ты туда едешь?

— Зачем? Да как сказать? Просто, посмотреть. Там ведь прошло всё моё детство. Ностальгия, знаете ли. Воспоминания, тоси-боси. Город мне часто снится. Хочется посмотреть, как там сейчас. Больше такой возможности не представится ведь.

— Слышь, а почему Иликтинск-то? Ну, странное какое-то название, — поинтересовался Ромео.

— Да речка там неподалёку. Иликта. Вот поэтому и Иликтинск.

— Вон оно что… Ну, ясно. Про всех, вроде бы, всё выяснили. Ковбой только остался.

— Он от нас отсел. Игнорирует. Да и фиг с ним. Потом выясним, что за птица. А пока, может быть, в картишки перекинемся? — хитро прищурился Тимон.

— А у тебя есть? — поднял голову Ромео.

— Есть. Захватил на всякий случай, для убийства времени.

— Ну чё? Можно. Джул, ты с нами?

— Я только в дурачка умею, — призналась Джульетта.

— Ну давайте в дурачка, — выудив колоду из заднего кармана, Тимон принялся тасовать карты.

— А на чём играть-то будем? — спросил Ромео.

— Ни на что, — не расслышал Тимон. — На интерес, просто так. Хотя, если хотите, то можно и на раздевание.

Он сально улыбнулся, покосившись на смутившуюся Джульетту.

— Не «на что», а «на чём»! — громче повторил Ромео.

— А-а, на чём? Да вон, на канистрах на этих. Чем не стол? Колесо только уберём отсюда, вот так… Замечательно. Так. Кто еще желает присоединиться? Зелёный, ты как?

— Давайте. Всё равно делать нечего.

— Итого нас уже четверо. Можно ещё двоих принять. Зарубежным гражданам не предлагаю. Соотечественники, подтягиваемся. Николай?

— Не, я просто понаблюдаю, — ответил тот.

— Писатель? Шеп?

Я отрицательно покачал головой. Шеп бегло взглянул на меня, оторвавшись от своего экрана, и спешно выпалил: «Нет-нет, я — пас».

— Ну и ладно. Четверо — как раз то, что нужно, — не стал настаивать Тимон, и тут же принялся раздавать карты. — Что там у нас козыри? Черви? Хо-ро-шо. У кого младшая?

Я бросил взгляд на экран Шепа. С заставки рабочего стола на меня исподлобья взирал суровый, кротко стриженный мужик, в футуристическом скафандре. А чуть позади, по обеим сторонам от него, позировала пара не менее колоритных инопланетян, ощетинившихся своим внеземным оружием.

Заметив мою заинтересованность картинкой, Шеп оживился, и тут же пояснил:

— «Эффект массы». Играл?

— Какой эффект?

— «Эффект массы» — игра такая.

— Нет, не играл. Про инопланетян, что ли?

— Типа того. Космическая опера. Капитан Шепард спасает Галактику. Вот это, кстати, он, — Шеп ткнул пальцем в мужика, изображённого по центру.

От тычка на экране нечаянно открылось какое-то окошко, и он, ругнувшись, быстро его закрыл.

— Ах, так вот почему «Шеп». В честь компьютерного героя, — догадался я.

Шеп смущённо улыбнулся.

— Ну а эти двое кто, с ним рядом? Вот этот, слева, уж особенно страшный. Враг, что ли?

— Ты чё? Какой враг? Наоборот — друг. Это Гаррус. Он снайпер. С самой первой части присутствует.

— А его покрасивее не могли нарисовать? Уж больно жуткий.

— Нормальный. Хватит придираться.

— А эта девка синюшная, с другой стороны, кто?

— Это Лиара. Она тоже друг.

— Н-да, «скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты».

— Я удивляюсь, Писатель, как ты мог пропустить такую игру? Вроде бы фантаст.

— Ну и что? Фантастика разная бывает.

— Ты вообще, что ли, в игры не играешь?

— Почему? Играю. Но, в основном, в стратегии. Хотя, совсем недавно поиграл в «С.Т.А.Л.К.Е.Р.»

— Совсем недавно? Да это же старьё!

— Может быть. Мне посоветовали, я поиграл.

— И сразу захотел окунуться в реальную атмосферу?

— Скорее, понял, что игра — это одно, а реальность — совершенно другое.

— А для меня игра — это продолжение жизни. Взять хотя бы те же книги. В них нельзя повлиять на сюжет. Можно только переживать его со стороны. В игре же, ты всегда в центре событий. И только от тебя зависит финал истории.

— Не буду спорить. Но лично мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь книги были полностью вытеснены играми.

— Понимаю тебя. Зачем тогда будут нужны писатели, если книг не будет? Но ты не беспокойся. Кино же книги не вытеснило. Значит, и игры не вытеснят.

— А я и не беспокоюсь. Знаешь, почему? Даже если книг не будет, писатели всё равно останутся востребованными. Ведь даже для тех же игр кто-то должен придумывать истории. Или ты считаешь, что эти сюжеты инопланетяне создают?

Шеп задумался и ничего не ответил. Я отвернулся к окну. Мы как раз проезжали очередной населённый пункт, который назывался Хогот. От этого названия тянуло какой-то жуткой лавкравтовщиной. Видимо потому, что в моём представлении оно было созвучно со словом «шоггот». Я не стал на этом зацикливаться, хотя неприятный холодок и пробежал по моему позвоночнику. Посёлок как посёлок. Ничего необычного.

Казалось, что все мои подозрения и тревоги окончательно улетучились. И даже про потраченные деньги я начал забывать. Единственное, что раздражало — это лёгкое укачивание. Не надо было садиться спиной к направлению движения. В таком положении меня всегда укачивает. Я решил при первой же остановке пересесть на другое, более удобное место. Желательно, в кабину водителя. Рядом с остальными пассажирами я чувствовал себя слегка неуютно, и в настоящий момент завидовал Ковбою, успевшему вовремя перебраться на переднее сиденье.

Наконец, Робин громогласно объявил:

— Подъезжаем к Манзурке! Там сделаем небольшую остановку. Сможете немного размяться, и что-нибудь прикупить по мелочи. Потом, до самой Паутовки, выйти из машины не получится. Так что, если кому надо по нужде, есть смысл воспользоваться моментом.

— Да, не помешало бы, — откликнулся Тимон, кроя карту Зелёного.

— Терпите. Скоро приедем.

Манзурка оказалась довольно крупным селом, которое хоть и выглядело небогато, зато буквально-таки дышало своей глубокой историей. Местные жители, занятые своими делами, не проявляли к нашей машине особого интереса. Но Робин явно старался не привлекать к нам пристального внимания, остановив ГАЗель на самой окраине села, напротив обветшалого магазинчика.

Крякнув ручником, он обернулся и сказал:

— Так. Стоянка пятнадцать минут. Можно сходить в магазин, сбегать до кустиков, или просто потоптаться, ноги размять. Как хотите. Единственная просьба, с местными в контакт, по возможности, не вступайте. Разумеется, кроме продавца в магазине.

— Это почему?

— Да потому. Люди тут живут, в принципе, нормальные. Но встречаются и такие, с которыми лучше не связываться. Типа, местная братва. Алкашня, которая за бутылку готова голову снести. Слышали, как в Забайкальском Крае мотоциклиста грохнули? Относительно недалеко, кстати, от здешних мест. Путешествовал себе мужик по стране. Никого не трогал. И на те. То ли повздорил с каким-то быдлом по дороге, то ли просто упыри на его имущество глаз положили. И как только он остановился заночевать, эти уроды подкрались сзади, и в затылок с берданки — хлобысь! Наповал. Потом труп обложили покрышками и сожгли… Короче, страшные дела.

— Так он же один путешествовал, а нас вон сколько, — ответил Зелёный.

— Мне тут конфликты не нужны! Никакие. Понятно?

— Куда уж понятнее. Можно уже выходить? А то я сейчас описаюсь нафиг, — поднявшись с сиденья, нетерпеливый Тимон стал продвигаться к выходу.

— Можно, — кивнул Робин, и по инерции продолжил бурчать. — Это же дело-то такое. Нехитрое. Неудачно пошутили, слово за слово, и сцепились. А там драка.

— Никаких драк, — Шеп, сидевший ближе всех к выходу, открыл дверь, и первым выскочил из салона. — Мы сюда не драться приехали… Блин, всю задницу себе отсидел.

Следом за ним вышел я, жадно вдыхая ароматы свежей растительности, после пропахшего бензином салона.

Разумеется, предупреждение Робина было сделано исключительно для острастки. Местным жителям не было да нас никакого дела. Они поглядывали на городских туристов с любопытством, но не более того. Во всяком случае, каких-либо явных угроз от них не исходило. Обычные люди. Такие же, как и везде. Причина обеспокоенности Робина крылась в другом. Он попросту не хотел, чтобы кто-то узнал о цели нашего визита, и таким образом подстраховывался от возможной утечки информации. Ну, что ж. Значит, на то есть основания.

Наша группа разбрелась по сторонам. Тимон с Шепом и Ковбоем потрусили к ближайшим зарослям. Ромео с Джульеттой и Зелёным отправились к магазинчику, а иностранцы тут же принялись фотографировать деревья, лужи и бродячих собак. Только Николай никуда не пошёл. Отойдя на несколько шагов от машины, он закурил, и начал задумчиво рассматривать деревенский пейзаж, думая о чём-то своём.

Я тоже никуда не хотел идти, и наверное так и остался бы стоять возле машины, если бы не окликнувший меня Робин.

— Эй, Писатель!

Он всё это время копался в салоне, вытаскивая пустые фляги и свёрнутые «челночные» сумки. Набрав полные руки этого добра, проводник захлопнул дверь, и шаркая ногами по пыльной обочине, подошёл ко мне.

— Поможешь донести? — не дожидаясь ответа, он уже протянул мне пластиковую флягу, удерживаемую на мизинце.

— Да-да, конечно.

Я принял её, и мы неспешно пошагали к магазинчику.

— Что покупать будем? — решил я завязать разговор.

— Крупу, соль, сахар, спички, масло, керосин, — равнодушно перечислил Робин.

— Зачем нам всё это?

— Не нам. Это для Паутовки.

— А им зачем? У них что, всего этого нет?

— В том-то и дело, что нет. Паутовка находится внутри Зоны. Жители отрезаны от внешнего мира. Живут натуральным хозяйством. Раньше один из селян занимался снабжением деревни, продавал на рынке выращенную продукцию, и на вырученные деньги покупал всё необходимое. Но потом его перестали выпускать на КПП. Ультиматум поставили. Мол, хочешь выехать за пределы Зоны — пожалуйста. Но обратно уже не пустим. Поэтому, для них эти продукты настоящий дефицит. И ещё лекарства. Но лекарства я уже в городе закупил.

— Будешь продавать?

— Нет конечно. У аборигенов и денег-то нет. У меня к ним бартер иного рода. Я им «гуманитарку», а они за это мне машину ремонтируют, и держат в надлежащем состоянии. А ещё туристов, то есть вас, расквартировывают, поят, кормят, и в бане парят. В общем полный сервис.

— Понятно.

— Кстати, тебе, как писателю, рекомендую сейчас разориться на два флакона водяры.

— Это зачем?

— В Паутовке обитает любопытный мужичок. Типичный алкаш. С головой у него серьёзные нелады. Но фантазия просто чумовая. Такое выдумывает, что хоть стой, хоть падай. Говорит, что он бывший сотрудник ФСБ, работавший на секретном объекте. Где проводились какие-то ужасные испытания, какого-то невероятного супероружия, из-за которого, дескать, Иликтинск и погиб. И так, знаешь, грамотно всё расписывает, с терминологией, обоснованиями. Его байки можно было бы принять за правду, если бы они не были таким откровенным бредом. В общем, конспиролог он тот ещё. Пообщавшись с ним, ты себе столько идей для книги найдёшь. Устанешь записывать.

— Вот как? Ну, спасибо за совет. Обязательно им воспользуюсь.

— Ты только водку не забудь купить. Я тебя постараюсь к этому мужичку поселить на ночь. Но меньше чем за бутылку он постояльца принять не согласится. Отшельник он. Все его за сельского дурачка держат, а его это бесит.

— Может тогда хватит и одной бутылки?

— Погоди. Вторая бутылка нужна, чтобы ему язык развязать. Если он тебя даже и пустит в свой дом, то вести с тобой задушевные беседы с тобой не будет. Раньше, когда-то, он был рад эти байки потравить всем желающим. Но над ним всегда смеялись. А он ненавидит, когда над ним смеются. Может за это и по морде съездить. Поэтому, чтобы он стал разговорчивее, презентуй ему второй пузырь. А когда пойдёт разговор — слушай внимательно, на полном серьёзе, без шуточек и улыбочек. Даже когда он будет абсолютную чушь пороть — вникай в это, как в полнейшую истину. Иначе он пошлёт тебя куда подальше, и умолкнет. Или вообще из дома выгонит. Он такой.

— Буду иметь в виду. Очень признателен. Но почему ты мне помогаешь?

— Просто так. Ну, ты же писатель. Писательство — дело благородное. Глядишь, благодаря мне, книжку хорошую напишешь, — с этими словами, Робин перешагнул через высокий порожек магазина.

Я вошёл следом за ним. В магазинчике было тесно и прохладно. Пахло растворимой лапшой. Тощая, невыспавшаяся продавщица, заметив вошедшего Робина, тут же его узнала.

— Привет, Максимчик! Это твои, что ли тут отовариваются? — она указала на ребят из нашей группы, выбирающих напитки в холодильнике.

— Мои, — кивнут тот. — привет, Любань.

— А я-то думаю, что за ребята приехали, незнакомые. Ты-то уже давно у нас не появлялся. Совсем пропал.

— Да вот, всё никак. Всё некогда.

— Ясно. Весь в делах и заботах… Ну, что? Тебе как обычно?

— Ну да.

Продавец полезла под прилавок, зашуршав невидимыми мешками. Я присматривал подходящую водку, а сам думал, как бы мне опередить Ковбоя, и занять место рядом с Робином. Слушать экологические откровения Зелёного, нюансы компьютерных игр Шепа и бахвальство Тимона, мне более не хотелось. А вот продолжить общение с Робином так и подмывало. Этот человек был не так-то прост и беспечен. Он явно владел какой-то интересной информацией, и каждая деталь этой информации была для меня на вес золота.

Когда мы вышли из магазина, нагруженные потяжелевшими ёмкостями и сумками, я быстренько оценил обстановку. К моему облегчению, Ковбоя рядом с машиной не оказалось. Поискав его взглядом, я обнаружил его стоявшим в кругу остальной группы, и ведущим беседу. Очевидно, любознательный Тимон вывел беднягу на разговор, потребовав дать ответ, кто он и зачем отправился в эту поездку. Мне это было на руку.

Разместив закупленные припасы в машине, Робин присвистнул, обращая к себе внимание увлекшихся разговором ребят, и скомандовал:

— Всё, грузимся!

Группа потянулась к машине, а я тем временем шустро запрыгнул в кабину, и занял место Ковбоя. Попинав переднее колесо, Робин забрался со стороны водителя.

В зеркало заднего вида я заметил, как Ковбой направился было к кабине, но увидев меня, разочарованно притормозил, после чего тут же был увлечён в салон подоспевшим Тимоном, который по-инерции продолжал приставать к нему с вопросами.

Я облечённо вздохнул, и установив пакет с водкой себе в ноги, устроился в кресле поудобнее. Чувство было такое, словно я школьник, которому посчастливелось занять место за одной партой с самым авторитетным учеником класса.

— Все погрузились? — не оборачиваясь, крикнул водитель.

— Да! Поехали! — отозвались сзади.

ГАЗель завелась, и, подпрыгивая на кочках, попылила дальше, покинув пределы Манзурки. Впереди простиралась дикая, неизведанная земля, полная загадок и невероятных открытий.

ЧАСТЬ-4. СЕЛЬСКИЙ ДУРАЧОК

— А та женщина в курсе нашей поездки? — продолжил я разговор после длительного молчания.

— Какая женщина? — откликнулся Робин, и харкнул в окно.

— Ну, та. Продавщица.

— А-а. Нет, конечно. Ну, в смысле, она думает, что я туристов в тайгу вожу. В дикий лагерь. Правду ей знать вовсе не обязательно.

— Мне показалось, что вы с ней хорошо знакомы.

— Там, в Манзурке, я только с двумя людьми контачу: с ней, и с хозяином магазинчика. Зачем лишнюю молву о себе распускать? Приехал, закупился, уехал. Вот и всё общение.

— Послушай, Робин, мне вот что интересно. Я вижу, что ты стараешься не афишировать наше пребывание в здешних местах. И это понятно. Ведь мы нарушители. Но вместе с этим, ты ничуть не опасаешься меня и моей книги. Напротив, оказываешь существенную помощь. Почему?

— А чего мне опасаться? — Робинзон бросил на меня удивлённый взгляд.

— Да мало ли чего. Я же могу написать потом всё что угодно. Выдать какой-то секрет. Даже если буду описывать всё не буквально. Вдруг я тем самым наведу на тебя подозрение?

— Ну, во-первых, это моя последняя поездка. Больше в Зону я ни ногой. А во-вторых, кто тебе поверит? Ты же не журналист, а писатель. Более того, фантаст. Мало ли что ты нафантазировал. Сейчас таких историй выдают — валом. Поэтому, беспокоиться мне не о чем. А почему помогаю? Ну, мне же тоже хочется увековечиться в истории. Кто я такой? Что обо мне известно? Да ничего. А если ты напишешь про меня, то обо мне узнают, обо мне заговоря-ят! (Он скопировал голос попугая Кеши, и рассмеялся). И хоть я останусь для всех инкогнито, но меня будет радовать мысль, что я всё-таки прославился. Пусть и косвенно.

— Ну, хорошо. Обещаю тебя упомянуть в своей будущей книге. Тем более, что ты действительно занятная личность.

— Ты так думаешь? Ну, спасибо.

— А почему ты больше не хочешь ездить в Зону? Ужесточили охрану?

— Не только из-за этого. Хотя это тоже сильно повлияло. Цену за пропуск даже не удвоили, а утроили! Представляешь? Собираются полностью поменять режим охраны на КПП. Опять новые люди, опять налаживание новых связей. Сущий геморрой. Вроде как вместо полицаев хотят снова вояк туда поставить. А сам город снесут.

— Как снесут? В нём же опасно находиться.

— Не знаю. Скорее всего, учения проведут, для отвода глаз, и разбомбят этот гадюшник к херам собачьим. Давно пора, если честно. Знаешь, Писатель, я тебе скажу без лишней скромности. Меня бы вся эта пропускная волокита не остановила. Я бы всё равно туда пролез, даже если бы кордоны там патрулировались огромными боевыми человекоподобными роботами. Я умею без мыла в задницу влезать. Но поверь, делать там мне больше нечего. Эти игры со смертью реально напрягают. И чем дальше — тем тяжелее. Мне-то чё? Мне больше ничё не надо. Я заработал себе на будущее. Купил дорогую машину, отстроил трёхэтажный коттедж, взял кредит на четырёхкомнатную квартиру, в Иркутске. Почти уже расплатился с ипотекой. Куда мне ещё? Я на жизнь заработал. Детей обеспечил. Мне большего и не надо. В эту поездку я бы и не отправился ни за что, если бы не одно обстоятельство…

— Боюсь спросить, 'какое'.

— Человечек один попросил, — сморщился Робин. — Которому нельзя отказывать. Он мне помог очень хорошо. Отмазал от одного гнилого дела. А взамен попросил об услуге. Кви про кво, так сказать.

— И эта услуга — 'свозить его в Зону'?

— Не его. Просто нужно съездить в Зону, и всё. Не знаю, зачем. Этот человек очень странный, и разбираться в его странностях — себе дороже.

— А до Зоны ещё долго ехать?

— Нет. Немного осталось. Километра три, примерно. Вот, кстати, и наш поворот.

Машина сбросила скорость перед поворотом на узкую, примыкающую дорогу. В глаза тут же бросились знаки 'поворот запрещён', 'проезд запрещён', 'остановка запрещена' и 'опасная зона'. Сама же дорога была перегорожена ржавым металлическим канатом, натянутым между двух покосившихся рельсов, вкопанных в землю. Не обращая внимания на знаки и заграждение, Робин свернул на обочину, и аккуратно проехал между рельсом и пышным кустарником, пошебуршав ветками по борту и стёклам ГАЗели.

Выехав на асфальтированный участок, машина вновь набрала скорость. Я мельком заметил почерневший плакат, с которого взирало устрашающее лицо в противогазе, соседствующее с грозной надписью: 'Вы въезжаете в запретную зону!' Что было написано дальше, я прочесть не успел.

Душу окатил тревожный, но приятный холодок. Моя природная правильность вовсю бунтовала, требуя выскочить из машины, и немедленно покинуть это место, вняв строгим предупреждениям. Но проснувшийся бунтарь-авантюрист тут же заглушил её своим неистовым восторгом. Да, чёрт возьми, всё это правда! Зона действительно существует!

— Ты чего ёрзаешь? — уголком губ улыбнулся Робин. — Волнуешься?

— Есть немного.

— Не волнуйся. Всё будет чуки-пуки. Главное, не паникуй, если что, и держись меня. Со мной не пропадёшь.

— Да чё паниковать-то? — я пожал плечами, облизывая от волнения губы.

— Ну, мало ли. Всякое может произойти. Зона в последние годы крайне нестабильна. Чует моё сердце, что на обратном пути кого-нибудь не досчитаемся.

— Это почему?

— Очень уж буйная когорта подобралась. Такие долго в Зоне не живут. Там нужны послушание, внимательность и дисциплина. А не максимализм и дебильная храбрость. Шаг влево, шаг вправо — и каюк. Цветочек красивый увидел, необычный — цоп сорвать, а там электрохимическая аномалия! Какая-нибудь ДЦ-35, в простонародье 'Психоромашка'. Хренак! И оплыл любитель цветочков, аки свечка. В почву впитался. И таких вариантов сотни, а то и тысячи. Наши учёные-мочёные изучили от силы процентов десять этой аномальной хреновни. Да и то поверхностно. Изучению Зона не поддаётся. Вот и решили — раз невозможно изучить, значит нужно уничтожить. Я считаю, что это правильно. Столько людей там сгинуло — не счесть. Один только я, во время своих вылазок, больше трёх десятков бедолаг потерял. А сколько ещё другие проводники своих туристов теряли. Да что там говорить? Целые группы пропадали. Жалко, аж слов нет. Ещё жаль бедных жителей, которые там остались умирать. Вояк, спасателей жаль, которые пытались их вытащить. Которые Зону огораживали, людей эвакуировали. В первые годы потери были особенно солидными. Ну и мародёров, конечно, убилось огромнейшее количество. Впрочем, этих-то мне как раз-таки и не жалко. Сами лезли. Жажда наживы, алчность, халява. И ведь даже смерть коллег их не останавливала. Всё равно пёрлись, пока периметр не построили. Целыми грузовиками добычу вывозили. Тырили всё подряд: металл, мебель, бытовую технику. Смородинку ободрали всю до основания. Даже батареи повыдирали в домах, даже проводку посрывали. Оставили там голые стены. Всё вывезли. Эх, и озолотились тогда некоторые. Я в то время только начинал этим бизнесом заниматься. Ну, туристическим. Так вот тогда, страшнее всяких аномалий, ментов и солдат были именно мародёры. Одиночки — фигня, они сами осторожничали, и на рожон не лезли, а вот те, кто сколачивали артели — были уже серьёзной проблемой. С оружием, на грузовиках, организованные. В общем, бандиты, настоящие бандиты. К ним приближаться крайне опасно было. Пришьют, и фамилию не спросят. Помню, как-то нарвались мы на них по неосторожности. Думали тогда всё, амба. Уже с жизнью попрощались. Но тут, на наше счастье, вблизи пролетал опричниковский беспилотник. Опричников мародёры ссали просто до тряски. Потому что у тех с ними разговор короткий. В общем, услышав приближающуюся жужжалку, бандосы прокакались кирпичами, и ходу. Нас бросили. Так я ещё пару дней после той истории в себя прийти не мог — всё не верил, что жив остался. Прикинь?

— А как оно, ощущение? Ну, когда ты теряешь своих подопечных. Как ты это переносил? Это тяжело?

— Да ну как сказать? — Робин вздохнул. — Поначалу да, плющило. Испытывал чувство вины, угрызения совести. Даже клялся больше этим никогда не заниматься. А потом подумал — а чё, собственно, я так близко к сердцу всё воспринимаю? Это обычная работа. Есть такая работа, где люди умирают. У докторов, например, у пожарных, или у спасателей. Хошь — не хошь, а кто-то да преставится, как бы ты не старался его уберечь. И что, всю жизнь после этого надо себя казнить? А как же, например, командиры, которые поднимают солдат в атаку? Они же знают, что ведут их на верную смерть. И ничего. Как-то с этим живут. А я, в отличие от них, никого под пулемёты не гоню. Я всех честно предупреждаю, что нужно делать, как себя вести, и куда не лезть. Вытаскивать шибко любопытных 'героев' за шиворот из какой-нибудь задницы — это гарантированная смерть и для них и для меня. И зачем оно мне надо? Да даже по логике подумай, Писатель. Вот я — единственный знающий человек из всех вас. Я могу вас привести в Зону и вывести из неё без потерь для здоровья. Я это могу. И я всё делаю для этого. И вот теперь представь, что какой-то баран отбился от коллектива, попёр чёрти куда, и вляпался в аномалию. Вероятность его спасения почти нулевая. И если я полезу следом за ним, то тоже погибну. В результате, группа останется без единственного специалиста, который сумел бы её вывести из Зоны. Всё, смерть группе. Поэтому я понял, что лучше пожертвовать одной паршивой овцой, которой не дорога её собственная жизнь, дабы не рисковать жизнями всей группы. Так я стал относиться к потерям, как к чему-то штатному, обыденному. Я стараюсь не сближаться со своими туристами, не привыкать к ним, и не проникаться симпатиями. Бывают, конечно, исключения. Но, как правило, такие люди строго придерживаются всех моих правил. Потому они мне и симпатичны. С ними не бывает проблем.

— И как часто гибнут люди?

— Примерно через раз.

— Думаешь, в этот раз кто-то может погибнуть?

— Запросто. Ну а чего особенного? На то он и экстремальный туризм. Вон, например, альпинисты. Залазят к чёрту на рога, на высоту, и погибают там с завидной регулярностью. А доставать их трупы оттуда уже нереально. Так и валяются на склонах, под открытым небом, как кучи мусора. Или, вон, дайверы какие-нибудь. Заблудились в помещениях затонувшего корабля, или в полостях подводного грота, зацепились там каким-нибудь шлангом, или акваланг повредили — всё, финиш. Точно так же и здесь. Повёл себя неправильно — считай, что приехал на собственное кладбище. Минное поле тоже кажется тихим и безопасным, пока кто-нибудь не наступит на мину.

— Кто в группе риска, как думаешь?

— В первую очередь этот, болтун. Ну, который в штанах модели 'обосрался и иду'. Димон, кажется.

— Тимон, — поправил я. — Он говорил, что профессиональный экстремал.

— Видал я таких экстремалов. Только языком молоть и горазды. Подобных выпендрёжников Зона проглатывает в первую очередь. Если парень не остепенится, то он обречён.

— Может с ним ещё раз поговорить?

— Хочешь — поговори. По мне, так только время даром потеряешь. Такие люди не вразумляются, пока лично по соплям не получат. Ты его только раззадоришь своими предупреждениями. Да расслабься ты, мастер пера, успокойся. Глядишь, ещё и окажется, что наш сорвиголова — крутой только на словах, а как увидит зоновские приколы, так сразу и обделается. Станет смирным, как овечка.

— Надеюсь.

— Вот америкосы — действительно проблема.

— Они англичане.

— Да пофигу. Буржуи — они буржуи и есть. Да ещё и этот к ним привязался — борцун за чистую экологию.

— А что с ними не так?

— Они идейные. Безопасность природы для них важнее, чем своя собственная. Чувство самосохранения у таких товарищей развито плохо. Для них главное — борьба. Если они потащились сюда, значит, действительно настроены серьёзно. У меня уже были проблемы с иностранцами. И довольно серьёзные. Поэтому та сладкая буржуйская парочка меня основательно напрягает.

— А Зелёный?

— На этого мне наплевать. Главное, чтобы он англичашек спонтолыги не сбил, и не потащил их за собой куда не надо. Сам пусть лезет куда хочет. Мало ли у нас в стране каждый день людей пропадает? А иностранные граждане должны остаться невредимыми. Потому что международными разборками я уже сыт по горло.

— Что, были прецеденты?

— Были. Лягушатник один подставил, ни дна бы ему не покрышки. Потом его родственнички шум подняли. Стали под меня копать. Взялись серьёзно, основательно. Видимо, связи у них хорошие были. Но у меня они оказались лучше. Отбрыкался. Теперь вот последнюю ходку сделаю, и всё — на дно. Главное, ничего не запороть. За иностранцами буду следить в оба.

— Девчонка, вроде бы, наполовину русская.

— Значит не всё так плохо, — Робин рассмеялся.

Предупредительные знаки стали появляться всё чаще, и я догадался, что мы подъезжаем к границе Зоны. Кроме, собственно, угрожающих знаков, типа 'Охрана стреляет без предупреждения', ничего необычного округа в себе не таила. Просто небольшой лесок, с пролегающей через него дорогой, отороченной кустами.

— Когда подъедем к КПП… Слышите?! Алё! — Робин обращался уже ко всем пассажирам. — Когда подъедем к КПП, из машины не вылазьте. Сидите на своих местах, как мышки. Даже если попросят выйти — делайте это только с моего разрешения. Все вопросы буду решать я, так что проблем возникнуть не должно.

Не успел он договорить, как впереди показались окрашенные в камуфляж кубические постройки контрольно-пропускного пункта, с прожекторами на крышах. Дорогу преграждал полосатый шлагбаум. На самой же дороге были разложены металлические шипы, вдоль которых прохаживались полицейские с автоматами АКСу через плечо. Из кустов, возле дороги, высовывалось зелёное рыло бронетранспортёра, с надписью 'ПОЛИЦИЯ' и номером на борту.

Заметив приближающуюся машину, автоматчики остановились, посреди дороги, и замерли в ожидании. Даже на почтенном расстоянии, я ощущал на себе их пристальные взгляды.

— Не переживай, — увидев, что я медленно вжимаюсь в сиденье, Робин немного меня приободрил. — Нормально всё. Стрелять не начали — это уже добрый знак. Значит прорвёмся. Да успокойся, Писатель, шучу я! Сегодня должен один правильный дядька дежурить. Он нас пропустит. У меня всё схвачено, законопачено.

— А если этого дядьки вдруг на месте не окажется?

— Ну тогда мы попали, — Робин улыбнулся.

Один из полицейских вышел вперёд, и, преграждая дорогу, сделал нам знак 'остановиться'. ГАЗель сбавила ход, а затем встала, скрипнув тормозами. Полицейские не спеша приблизились. Тот, что нам сигнализировал, зашёл со стороны водителя.

— Заглуши двигатель!

Робин послушно заглушил мотор, и поздоровался:

— Здоров!

— Гражданин водитель, Вы нарушили границу охраняемой территории. Вы разве не видели знаки — 'Опасная зона' и 'Въезд запрещён'?

— Да хорош, что ли, прикалываться!

— Это что за разговоры? Совсем страх потерял, Макс? Почву под ногами почувствовал? Так я тебя быстро научу вежливости, — полицейский постучал ладонью по своему автомату, а потом вдруг широко улыбнулся, и ответил на рукопожатие Робина.

Я облегчённо вздохнул. 'Наезд' вооружённого полицейского был обычной бравадой.

— Чё ты злой-то такой сегодня, Кирюх? — Робинзон вылез из машины.

— А ты хочешь, чтобы я перед нарушителями реверансы крутил? Наглая твоя морда.

— Да хватит тебе пальцы гнуть. Палыч где?

— Сейчас, погодь, — полицейский вынул рацию из разгрузки, и отвернувшись, что-то в неё пробормотал. Рация нечленораздельно крякнула в ответ.

Второй полицейский, тем временем, вальяжно прошёлся вокруг ГАЗели, и внимательно осмотрел сидящих в ней людей со всех сторон. Мне было немного не по себе, даже не смотря на то, что Робин, вроде бы, держал всё под контролем.

Дверь утыканной антеннами камуфлированной времянки открылась, и появился начальник контрольно-пропускного пункта. Им оказался полный, розовощёкий мужчина с усами, как у Тараса Бульбы. Типичный хохол, только без чуба. Бодро семеня в нашу сторону, он на ходу доедал объёмистый бутерброд с салом. Очевидно, наш приезд оторвал его от трапезы.

— Приятного аппетита, Палыч, — Робин протянул руку.

— Пасиба. Доровеньки, — начальник отправил в рот последний кусок бутерброда, и вытерев руку об штаны, протянул её нашему проводнику.

Они обменялись крепким рукопожатием.

— Вот вечно ты так Максим, як снег на холову!

— Всё, Палыч, последний раз. Честное пионерское.

— Та шо мне твои клятвы? Пионэр хреноу. У прошлый раз то же самое хаварил — 'последний, последний'. И вот опять прёшься.

— Дак, сам думал, что больше не поеду. А вон оно как получилось. Уломали.

— Ну шо мне с тобой делать?

— Понять, и простить.

— Та ну тебя, балобол. Ладно, идём похутарим с хлазу на хлаз.

— Ну, пошли.

После этого диалога, оба направились в сторону времянки, из которой несколько минут назад появился начальник. Я опять немного напрягся — а вдруг полицейские сейчас начнут нас вытаскивать из машины, и избивать? Вроде бы, глупость. Зачем им это надо? Но всё-таки, я чувствовал себя не в своей тарелке.

Прошло несколько минут мучительной тишины, нарушаемой щебетом птиц, шарканьем ботинок, и перешёптываниями пассажиров в салоне. За это время полицейский, прохаживающийся возле нашей машины, успел докурить свою сигарету. Его напарник отошёл в тенёк, время от времени поглядывая на нас исподлобья. Наконец дверь отворилась, и до моего слуха донеслась громкая речь Робина и пухлого начальника пропускного пункта.

— …серьёзно у вас тарификация подскочила, — сокрушался Робин.

— А шо ты хотел? Уремена сам бачишь якие. Сидим як на пороховой бочке. Скоро нас отсюда вообще уберут, — отвечал начальник. — Будет здесь военный блок-пост. Усю округу к чёртовой бабушке заминируют, шобы не шарились усякие, навроде тебя. А хород снесут нахрен.

— Интересно, как?

— Та по мне хоть атомной бомбой. Хоревать не буду. Дуже поханое место.

— Что да — то да. И когда вас переводят?

— Та у конце недели. У патныцу. Жду — не дождуся. У меня це КПП вже уот хде сидит, — начальник отмерил рукой по горло. — С каждым днём усё больше чертоущины творится. То холоса яки-то по-ночам, то звуки мотороу, то у нэбе шо-то летает. Я ж на своём веку усякого страху побачил. Но тут, я тоби кажу, очко порой сжимается у точку. Так шо пусть теперь солдатня це лайно расхребает.

— Всё с вами ясно…

Они подошли к машине и остановились.

— Запрэшонного ничего не везёшь? — начальник кивнул в сторону ГАЗели. — Шмонать нэ трэба?

— Обижаешь, Палыч. Когда я тебя подводил? Запас горючки везу, на всякий пожарный, и провизию.

— У Паутоуку, чишо?

— Туда. А что?

— Шо?! Та нишо! Мы усеми силами пытаемся их выжить оттуда, а ты их подкармливаешь.

— Да ладно тебе, Палыч, жалко же их. Старики ведь.

— Им усим хаты предлагали у Иркутске. Переезжай — да живи. Нет же. Прицепились к своей селухе, як клещи. Не выгонишь. Думали, закончится у них снабжение — сами вылезут. А они сидят, и хоть бы хны. Мёдом им там, шо ли, намазано?

— Не вредничай, начальник, ну сколько там той провизии. Так, пара мешочков соли, пара бутылок масла, да спички. Позволь провезти. Будь человеком.

— Ох-х, подводишь ты меня под монастырь, Максим! Ладно, нехай. Передай паутоуским, шо скоро их уытряхнут. Пусть чемоданы пакуют. Аборигены хреновы.

— Ладно, передам, — улыбнулся Робин.

— Ну давай, не задерживайся там. Шоб заутра як штык был в услоуленное уремя!

— Будь спок, Палыч. Ждать не заставлю.

Они пожали друг другу руки.

— Кстати, я бы на твоём месте, по поводу уезда у хород, особо хубёшки-то не раскатывал. Це мы таки добрые, а ти, шо на пэриметре стоят — вас уряд ли пропустят.

— С чего это? Всегда же пропускали.

— Усэгда пропускали, а зараз не пропустят, — начальник щёлкнул языком. — У них там уообще крыши посносило к едрене-фене. Даже вояк заворачивают.

— Это почему?

— Та пару дней назад бойцы заявлялись, радиомэтрическую развэдку проводить. На БРДМе и 'Урале' с аппаратурой. Мимо нас проехали не сморгнув. Будто бы нас и нету. А к концу дня вертаются, злые як собаки. Не пропустили, ховорят, их эсбэшники на пэриметре! Те им приказ суют, а этим тот приказ до сраки — не пропустим и усё тут! Мы, ховорит, вашему начальству не подчиняемся, и точка. Так и завернули. А ты ещё хочешь, шоб тебя пропустили. Мечтатель.

— Ещё как пропустят, — Робинзон открыл дверь, и сел за руль.

— Ну-ну, — начальник гулко рассмеялся. — Давай, удачи, Максимка. Пристехнуться не забудь.

— До завтра, — кивнул Робин, и завёл мотор.

— Ну, добре…

Начальник сделал знак дежурным, после чего те убрали с дороги шипы, и подняли шлагбаум. Дорога была свободна.

Мы проехали мимо пятнистых построек КПП, провожаемые скучающими взглядами полицейских автоматчиков. Затем Робин прибавил газу, и машина начала набирать скорость. В боковом зеркале было видно, как позади нас опускают шлагбаум, и возвращают на место шипы. Контрольно-пропускной пункт всё удалялся и удалялся, пока окончательно не скрылся из виду.

— Всё, народ! — громко оповестил пассажиров Робин. — Можете расслабиться! Первый кордон проскочили!

Судя по оживлению, которое началось в салоне, остальные пассажиры, так же как и я, всё это время пребывали в тревожном оцепенении. Что и не удивительно. Контактировать с вооружёнными людьми, находясь при этом на территории запретной зоны — 'удовольствие' не из приятных. Нас в любой момент могли арестовать. Но видимо Робин действительно знал своё дело.

— Ловко ты с ними разрулил, — стараясь вложить в свой тон как можно больше уважения, произнёс я.

— Да ладно, фигня. Полицаи только на лицо ужасные. Но добрые внутри. Главное, бабки им башляй. Нет, во-ссуки, в три с половиной раза мзду увеличили! Я как сердцем чуял, захватил больше баблосов. Ну а чё? С другой стороны, их тоже жучат. Сейчас, тем более, движуха началась со всеми этими перестановками. Повезло, что Палычу деньги нужны. Он-то сам с Украины приехал, с какого-то там Мариуполя, что ли. Устроился в столице с горем пополам. Гражданство сделал, пролез в ментуру по блату. Все деньги, которые зарабатывает — отправляет родне, в Хохляндию. Но, ты же понимаешь, сколько там не горбаться, всё равно много не заработаешь. Кроме него в ментовке таких 'умников' навалом, к тому же все подсиживают друг дружку. Шибко не развернёшься. Поэтому, когда ему предложили подхалтурить вахтовым методом в этой дыре — тут же согласился. Сюда же особо никто не рвался. Нахрен кому надо здоровьем рисковать? А Палычу терять нечего. Он жизнь прожил. Ну и вот, значит, завербовался. Через это получил повышение по службе и увеличенный оклад. Плюс некислые 'бонусы' с мародёров, и туристических провожатых, таких как я. Полезный человек. Хоть и жадный.

Я слушал Робина, крутя головой по сторонам. Вот она — Зона! Настоящая Зона Отчуждения! Такая… Такая… Обычная. И действительно, после того, как мы миновали кордон, вокруг ничего не изменилось. Вокруг всё те же деревья, кустарники и плывущие по небу облака. Самая обыкновенная дорога, только совершенно пустая.

— Что ты там пытаешься разглядеть? — наконец не выдержал водитель.

— Мы уже в Зоне? — задал я глупый вопрос.

— А что, не похоже?

— На вид, так обычный лес. Ничего аномального.

— Да ты погоди, насмотришься ещё на чудеса. Здесь всего лишь карантинный сектор. 'Прихожая'. Раньше Зона заканчивалась в районе Паутовки, а потом, когда засекли аномальную активность за пределами ограждения, расширили границу ещё на десять километров. На всякий случай. Вот такие пироги.

Мы промчались мимо брошенного на обочине прицепа-бытовки. Он казался обрывком цивилизации, и создавал ощущение, что где-то поблизости находятся люди. И мне даже показалось, что я вижу этих людей, бродящих за деревьями. Но это была просто мимолётная иллюзия. Люди покинули эту местность уже давно. Забытая богом территория, официально вычеркнутая из человеческого ареала. Интересно, как живут поселенцы в пресловутой Паутовке? Им здесь не страшно?

— Вон, смотри, — Робин указал рукой вперёд по направлению дороги. — Аномалия.

— Где? — встрепенулся я, пытаясь разглядеть то, на что он указывал.

— Да вон, вон, впереди. Видишь, скачут?

Я действительно заметил далеко впереди нас какое-то мельтешение, напоминающее солнечные блики на воде. Яркие золотистые пятна дёргались и перемещались по дороге: то отдаляясь, то приближаясь, но всё время оставаясь на стабильно удалённой дистанции.

— Возьми бинокль в бардачке. С ним их лучше видно.

Дрожащими от волнения руками, я открыл бардачок, выудил бинокль, едва не уронив его себе под ноги, и прильнул к окулярам. Сфокусироваться было непросто, так как машину всё время потряхивало, и я терял нужную точку обзора. Но, в конце концов, мне удалось зафиксировать обзор на дальнем участке дороги, и я увидел их…

Они напоминали маленьких солнечных лягушек с вытягивающимися остренькими лапками, которыми эти причудливые созданья отталкивались от земли во время своих резвых прыжков. В их морфологии не было ничего лишнего. Только бликующие тельца-пятнышки, да пара лапок-лучиков. Удивительные дорожные миражи.

— Аномалия класса АДЦ-Н-15, -нарочитым профессорским тоном произнёс удовлетворённый моим удивлением Робин. — Ложные зайчики. Или 'ложнозайчики'. Напоминают объёмных солнечных зайчиков с ножками. Именно из-за этих ребят Зону расширили.

— Они что, опасны?

— Не опаснее обычного миража. Возможно, это и есть мираж. Во всяком случае, догнать их ещё никому не удавалось. Они всегда маячат где-то на горизонте. Всегда.

— Поразительно. Глазам не верю, что такое бывает. Так это всё-таки миражи, или материальные существа?

— Да кто же их знает? Главное, что они безвредны. Одни из немногих.

Я всё наблюдал и наблюдал за убегающими вдаль ложнозайчиками, удивляясь их живому поведению. Они двигались совершенно независимо друг от друга. Кто-то забегал вперёд, кто-то немного отставал, а потом пускался догонять своих собратьев. Наблюдать за ними не надоедало.

Тут машину несколько раз встряхнуло, и я сбил фокусировку. Оказалось, что мы переехали через железнодорожный переезд.

— Уже скоро приедем, — сообщил Робин, ткнув пальцем в сторону указателя, где белым по синему значилось: 'ИЛИКТИНСК 33 км. СТОРОЖЕВОЕ 25 км. ПАУТОВКА 3 км.'

Признаки приближающегося населённого пункта стали попадаться всё чаще и чаще. Брошенная ржавая сельхозтехника, какие-то полусгнившие деревянные сараи, заросшая бурьяном подстанция, и, наконец, старый сельский погост, утонувший в пышном травяном покрывале.

Указатель с надписью 'ПАУТОВКА', на сей раз белый, с выгоревшими серыми буквами, соседствовал с монументальной бетонной автобусной остановкой, за которой, практически сразу, маячил поворот на грунтовую дорогу. Робин привычно выкрутил руль, и машина съехала по скату, шурша мелким гравием.

Начались немые отголоски бывшего человеческого поселения. За краем лесопосадок показались первые заколоченные дома, разной степени разобранности. Видимо, неподалёку случался пожар, оставивший после себя пару полностью выгоревших изб, напоминание о которых отображалось в закопчёных печках, уныло поднимающихся над заросшими пепелищами. Так же пострадал придорожный ларёк, от которого остался только угольно-чёрный металлический каркас.

Затем нам встретились два трактора. Один — гусеничный, видимо безуспешно пытался вытащить из ямы второй — колёсный. Но в итоге, по неизвестной причине, их оба бросили у дороги. Чуть подальше притулился самосвал КрАЗ с полуоткрытой дверью. Меня поразило то, что из грунта, насыпанного в его кузове, проросли молодые деревца. Эта картина была наглядным отражением суровой действительности. Природе наплевать на наш уход. Она продолжает жить дальше, сама по себе…

— Это село когда-то было довольно крупным, — поведал Робин. — Здесь была ферма, лесопилка, школа, клуб. А теперь из полсотни домов, жилых осталось только пять. Да и те вот-вот опустеют.

Мы проехали под зловеще нависающим над дорогой Л-образным столбом, держащимся на проводах, которые каким-то чудом ещё не оборвались. Дорога начала постепенно уходить вправо, превращаясь в едва заметную колею. Трава шуршала и скреблась по днищу машины. По этой дороге явно не ездили уже очень давно. В стороне, над высоченным бурьяном виднелась длинная дырявая крыша пустой фермы, над которой кружили вороны. О том, что здесь когда-то была дорога, теперь свидетельствовала только шеренга однотипных столбов, вдоль которых ползла наша многострадальная ГАЗель.

За зданием сельсовета, на удивление хорошо сохранившимся, начиналась 'жилая территория' Паутовки. От внешней деревни она была отгорожена неказистым заграждением из сетки рабицы и колючей проволоки, намотанной как попало. Ограду, судя по всему, поставили нелегальные поселенцы, чтобы в их маленький мирок не вторгались дикие звери. От людей она вряд ли защит. Да и откуда здесь взяться людям?

По ту сторону ограды, привалившись спиной к столбу, дремал щуплый пастух, рядом с которым на траве валялась пара флегматичных коров. Остановившись возле закрытых ворот, судя по декорациям, снятым со школьного забора, Робин призывно бибикнул. Пастух встрепенулся, огляделся, поправил картуз, и начал тяжело подниматься на ноги. Это был дряхлый, сутуловатый старик с жиденькой бородёнкой.

Подковыляв к воротам, дед начал неторопливо их открывать, разматывая проволоку. Коровы подняли головы, и, не переставая жевать, следили за его движениями. Наконец створки ворот были распахнуты настежь, и мы въехали внутрь. Тормознув на секунду, Робин крикнул деду:

— Добрый вечер, дядь Петь!

Старик кивнул в ответ, и приветливо помахал свёрнутым хлыстом. От сердца немного отлегло. Мы вновь были среди людей. Среди нормальных, не вооружённых, доброжелательных людей. На душе стало полегче.

Машина проехалась по ухабам, и бутылки возле моих ног подозрительно зазвенели. Я поставил их на колени, и ухватил понадёжнее. Не хватало только их разбить.

ГАЗель остановилась возле большого, ухоженного дома. За забором суетились люди. Пожилой мужчина, с лопатой в руках, заметив машину, издал радостный возглас, и поднял руку в знак привествеия.

— Максим приехал! — весело воскликнула женщина, примерно такого же возраста, копавшаяся в огороде. Рядом с ней стояла старушка в платочке, которая не спускала с нас подслеповатого взгляда. Где-то в глубине двора залаяла собака.

Похоже, Робина тут заждались. Бегло взглянув на калитку, водитель заглушил двигатель, и распорядился:

— Приехали! Можете выходить!

Компания в салоне загудела и потянулась на выход. Я тоже вышел из кабины, позвякивая своими бутылками. Ноги утонули в упругом травяном ворсе, из которого тут же выпрыгнул потревоженный кузнечик, сухо срикошетивший об заборную доску. Обойдя машину, я присоединился к остальной команде.

Тем временем, Робин обнимался с хозяевами дома, которые встречали его как родного сына. Это не удивительно. Сейчас он был единственной ниточкой, связывающей их с цивилизацией.

Мужчина поинтересовался, привёз ли Робин сигареты, и несказанно обрадовался, когда тот ответил, что привёз. Старушку больше волновало постное масло, и лекарство от головной боли. Робин кивал, наслаждаясь их детской радостью. Он напоминал чудаковатого барина, вздумавшего побаловать своих обнищавших крестьян. Пока они с хозяином вытаскивали из машины провизию, и аккуратно переносили её в дом, к нашему двору начали подтягиваться остальные жители Паутовки.

— Семёновна, эт чаво, Максим приехал штоля? — прокричала через калитку подошедшая бабушка в старом, истёртом дыр пальто.

— А ты сама не видишь штоль? — гордо ответила хозяйка дома хвастливым тоном.

— А я смотрю машина стоить, вродя яво.

— Его, его. Чья же ещё-то?

— О-о. То-то я гляжу, машина приехала. Чья, думаю, машина. Не Максима ли?

— А конфеток привез, Максим, конфеток-то?! — тоненьким визгливым голоском запищала очередная подошедшая старушка.

— Привёз, бабзин, привёз, — деловито ответствовал Робин, не оборачиваясь в её сторону, и тут же с серьёзным видом обратился к хозяину дома. — Как там моя ласточка?

— В полном ажуре, — тот картинно присел, разведя руки. — Работает как часики. Заводится — только толк! И зажурчала. Я ж её, родимую, всю перебрал до винтика, всю смазал, отрегулировал. Вот только перед твоим приездом заводил. Проехал до шоссе и обратно. Никаких оказий. Полный порядок.

— Это хорошо. Вы это, давайте потом делёжкой заниматься. А прежде моих ребят распределите, кого куда.

— Ну, мы четверых разместим, вместе с тобой — запросто. Там семейные есть?

— Вот эти двое и те. Эти, кстати, иностранные граждане. И я бы хотел, чтобы вы их приютили. Всё поспокойнее будет, если они рядом со мной заночуют.

— Замечательно. А вторую пару Егоровна возьмёт. Возьмёшь, Егоровна?

— Да чавож не взять-то, хороших людей? Возьму касатиков.

— Ну, вот. Мы значится берём тебя, иностранцев и вон, мужичка того. Этих семейных — к Егоровне. Двоих ребят — того, что в шляпе, и вон того, с телевизором — Гришаевы возьмут. Волосатика — к Зинаиде поселим, говорливого — к Петру Николаичу, а этого…

Взгляд хозяйки остановился на мне, но не успела она открыть рот, как Робин её опередил:

— А этого к дяде Гене определим.

— К Притукнутому? Это зачем?

— Парень — писатель. Хочет дядьгенины байки записать для своей книги.

— А-а, вон оно как. Ну, тады ладно. Пущай. Токмо Притукнутый его всё равно не возьмёт. Он совсем от нас отделился. Живёт как битюк.

— Мы попробуем с ним договориться, — Робин подмигнул мне.

В течение следующего часа, жители деревни делили привезённое Робином продовольствие. Галдёж стоял такой, что казалось мы находимся на базарной площади. Наша команда разбрелась гулять по округе. Робин предупредил, что прогулки по жилому сектору Паутовки — совершенно безопасны, но не рекомендовал выходить за ограду. Гринписовцы тут же вооружились своими приборами, и начали исследовать окрестности, собирая пробы для анализа. Тимон, Ковбой и Ромео с Джульеттой по очереди фотографировались рядом с жёлтым знаком 'Радиация!'. Шеп тыкал свой планшетник, усевшись на завалинке, а Николай куда-то пропал. Команда явно разделилась по интересам, и мне не хотелось ни к кому примыкать, хоть внутренний голос и подсказывал, что сейчас необходимо держаться всем вместе.

Впрочем, чего я волнуюсь? Всё могло оказаться гораздо хуже. Нас могли привезти в логово каких-нибудь разбойников, но этого не случилось. Значит у Робина добрые намеренья. Даже если обещанные иликтинские чудеса окажутся выдумкой, я хотя бы буду вспоминать загадочных ложнозайчиков. Ну и рассказы дяди Гены, если конечно после двух бутылок водки он будет в состоянии мне что-либо рассказать.

Солнце медленно опускалось за кроны деревьев. Во дворе продолжалась делёжка привезённых продуктов. Делили всё по-братски, по справедливости. Взвешивали муку, крупы, раскладывали конфеты, спичечные коробки, разливали поровну масло, керосин.

А у противоположного забора что-то выясняли защитники природы. По обрывкам доносящихся до меня фраз я понял, что их приборы не засекли никаких отклонений от нормы.

Тут заработал двигатель ГАЗели, приглушив своим утробным рыком нестройный рокот человеческих голосов. Я повернул голову, и увидел, что Робин загоняет машину во двор. Надо бы попросить его, чтобы показал, где живёт рекомендованный мужичок.

Когда он вышел из машины, я тут же обратился к нему с этой просьбой.

— Погодь, — ответил он, вытирая руки тряпкой. — Сейчас я тебя провожу. Один к нему не ходи.

Я кивнул, и, отойдя в сторонку, начал дожидаться. Робин тут же разговорился с хозяйкой дома, которая скороговоркой вывалила ему всю информацию, какая накопилась у неё за последний год. Посетовала, что 'виктория в этом году плохо уродилась'. Вскоре я понял, что под 'викторией' она подразумевает клубнику. Так же я выяснил, что эта старушка родом с Урала, и сюда перебралась из-за мужа — бывшего военного. И что она сама давно бы уехала из Паутовки, но её упрямый супруг наотрез отказывается покидать родное село. И что неделю назад у них сбежала коза Машка. Дед Пётр забыл ворота запереть, она и ушла. До самой темноты её искали по деревне и по лесу, но так и не нашли. Пропала коза. Робин терпеливо слушал речь женщины, вытаскивая канистры из кузова. Я тоже делал вид, что увлечён её монологом, и вежливо улыбался.

Наконец, Робинзон разобрался со своими делами, и мягко отвязавшись от говорливой хозяйки, сделал мне жест следовать за ним. По пути к калитке, нас окликнул хозяин дома:

— Вы далеко собрались?

— Прогуляться, — ответил Робин.

— А. Ну давайте. Только недолго. Я сейчас баню истоплю. Стол накроем. Вы же, наверное, голодные?

— Хорошо-хорошо.

Мы вышли со двора и отправились по пустой улице, на другой конец деревни, где обитал обещанный дядя Гена. Время от времени, из-за заборов нас облаивали собаки, но Робин не обращал на них никакого внимания.

— Ребята-экологи сказали, что местность здесь не заражена. Почему тогда знаки стоят? — спросил я.

— Да просто так. Чтобы местным на психику давить, — ответил Робин.

— Их, похоже, это мало волнует.

— Ничего. Скоро всех принудительно выселят. Не останется здесь вообще никого.

— Послушай, а этот дядя Гена, почему он не пришёл делить продукты? Разве они ему не нужны?

— Почему не нужны? Нужны. Просто он не любит суету. Да и с соседями предпочитает лишний раз не встречаться. Они его за юродивого держат, 'Притукнутым' обзывают. Кому это понравится? Вот и стал он отшельником. Живёт на отшибе, от всех отделился.

— Так может стоило захватить какие-нибудь припасы для него?

— Это лишнее. Местные всё равно с ним поделятся. Здесь так заведено. Хоть он и отгородился от соседей, они всё равно про него не забыли. Достанется ему, конечно же, меньше всех, но это лучше, чем вообще ничего, согласись.

Мы миновали несколько заброшенных домов, и повернули в проулок между двумя покосившимися заборами. Здесь всё заросло травой, доходившей нам до пояса, и мы двигались по узенькой, хорошо протоптанной тропке. Робин впереди, я — за ним. Неподалёку, в гуще травы кто-то зашуршал. Я было насторожился, но увидев промелькнувший полосатый хвост, понял, что это всего лишь кошка.

— Уже скоро, — бросил через плечо Робин. — Почти пришли.

Мы преодолели канавку, через которую была переброшена узкая, пружинящая доска, и вышли к краю оврага. Вдоль склона были вбиты высокие жерди, с натянутой между ними рабицей и колючкой. Точно такую же ограду мы видели при въезде в жилой сектор Паутовки, значит, мы дошли до противоположной границы.

Тут я услышал чьё-то неровное пение, которое становилось громче по мере нашего приближения к крайнему дому, чей забор примыкал к оврагу практически вплотную. Так близко, что приовражная часть этого забора входила в сегмент внешней ограды. Пели явно со стороны того самого дома. Голос был мужской, хрипловатый, и, судя по всему, не вполне трезвый.

'Пора-пора-порадуемся на своём веку,

Красавице Икуку, счастливому клинку!'

— Это он? — осторожно спросил я.

— Ага, — кивнул Робин. — Слышишь, как надрывается? Шаляпин, блин. Опять поди поддатый.

— Может не стоит тогда к нему идти? Ну, раз он пьяный.

— Да не боись! Это его нормальное состояние. Был бы сильно бухой — валялся бы под забором молча. А раз поёт — значит в адеквате. Идём-идём, не очкуй.

Заслышав наше приближение, во дворе глухо зарычала, а потом залаяла большая собака. Но хозяин, не обращая внимания, продолжал напевать один и тот же куплет, как заевшая пластинка.

— Дядь Ге-но! — Робин постучал подобранной палкой по ржавому почтовому ящику на заборе. — Как жизнь молодая?!

Косматый седой старичок, сосредоточенно пропалывающий грядку на своём скромном огороде, даже не поднял головы, и просто запел громче:

'Пора-пора-порадуемся на своём веку,

Красавице Икуку, счастливому клинку!'

— Ну ты чё, оглох, что ли?! Или не признал?! Не отмораживайся, принимай гостей!

— Я гостей не жду. Идите…

И он послал нас по известному адресу.

— Зачем же так грубо? Я тебе постояльца привёл. А ты матом ругаешься.

— Нахрен мне не сдались твои постояльцы. Возишь всяких долбоклюев — дурак на дураке и дураком погоняет.

— Этот не дурак. Просто тишину любит. Поэтому к тебе его и привёл.

— Сказал, не пущу! Уходите по добру, по здорову! Разгильдяи.

— Ну, как знаешь, дядь Ген. А мы ведь не с пустыми руками приходили, — Робин недвусмысленно кивнул мне на пакет. — Ну ка, покажи.

Я быстренько достал бутылку водки и приподнял её над забором.

— Видишь? С подарком приехали. Ну, раз уж ты принимать гостя отказываешься, что ж тут поделать? Думаю, что Пичугины от водки не откажутся. Поселю тебя к ним.

— Очень жаль, — с напускной печалью вздохнул я. — Ну раз так, ничего не попишешь. Пойдём к Пичугиным.

Мы развернулись, но, не успев сделать и пары шагов, услышали за спиной взволнованный голос.

— Эй, Макс, погодь! Ну, чего вы так сразу-то? Не договорились добром, и уходите. Вертайтесь!

Робин расплылся в счастливой улыбке, и незаметно показал мне оттопыренный большой палец — сработало!

— Демон! Фу! — последовал гневный окрик, адресованный собаке.

Демон? Оригинальное имя.

— Да-да, собачку убери, а то она у тебя психованная, — себе под нос пробормотал Робин.

Зазвенела цепь, и лай стал удаляться. Хозяин отвёл пса в противоположную часть двора, и, судя по всему, привязал. Затем он вернулся к калитке и, убрав щеколду, открыл нам дверь.

— Входите.

— Спасибо.

Мы вошли во двор, и по узенькой дорожке из растрескавшихся плиток направились в сторону старой, полусгнившей беседки.

— Что же вы сразу не сказали, что магарыч принесли? Это же совсем другой разговор.

— Ты же не спрашивал. Сразу послал куда подальше.

— Не, ну а чё? Подумаешь, послал. Обижаться-то зачем? На обиженных воду возят.

— Да мы и не обиделись.

— Вот и хорошо. А то сразу уйдём-уйдём. Чё вам эти Пичугины? Нечего у них делать. Если молодой человек любит тишину и уединение, то он обратился по адресу. Здесь у меня тихо и уединённо… Ну вы это, пузырёк-то давайте, и располагайтесь.

Я отдал ему водку. Трясущейся рукой, дядя Гена принял бутылку и облизнулся.

— Последний раз нормальную водку пил почти год назад. Когда КПП перекрыли. С той поры одной бормотухой и пробавляюсь.

— Ну, раз мы договорились, я больше вам не нужен, — Робин пожал руку хозяину дома, и, обратившись ко мне, добавил. — Завтра в семь часов выдвигаемся. Не проспи.

— Хорошо, — ответил я. — Спасибо, Робин.

— Не за что. Отдохни как следует. Завтра у нас сложный день. Ты должен быть в форме.

— Буду.

— Ну, до завтра.

Робинзон вышел со двора, и, шурша травой, удалился. Я остался один на один с чудаковатым мужичком, бестолково суетящимся, вокруг беседки, и демонстрирующим свою чрезвычайную занятость. Присев на край скрипучей лавочки, я стал смотреть на темнеющее небо. Кое-где уже проглядывали первые звёзды. Сумерки обволакивали окрестности своей серой вуалью. Со стороны заброшенной фермы, хаотичной, растянувшейся стаей летело вороньё.

— Ну что, милости прошу в дом? — приложив мотыгу к беседочному столику, хозяин наконец-то обратил на меня внимание.

Я послушно поднялся, и проследовал за ним, на ходу размышляя, как бы мне завязать разговор. Миновав крыльцо, мы оказались в сенях, пахнущих сушёной травой, вяленой рыбой и гнилой древесиной. Типичное жилище старого холостяка. Все вещи разбросаны как попало, коврик затоптан, вокруг пыль и паутина. Половицы под ногами жалобно поскрипывали. С чавкающим звуком открылась обитая поролоном дверь, и мы вошли в жилую комнату. Здесь было более уютно и чисто, нежели в сенях, но всё равно чувствовалось отсутствие аккуратной женской руки.

— Не разувайся, — разрешил хозяин. — У меня тут не прибрано.

В помещении царил полумрак. Кроме звука наших шагов тишину нарушало лишь размеренное, хриплое тиканье старых ходиков. Хозяин жилища поспешно юркнул в спальню, и зашуршал там какой-то бумагой. Затем он уронил на пол что-то металлическое: то ли ведро, то ли таз. Выругался, и продолжил шуршать.

Я ждал его в зале, разглядывая скромную обстановку отшельничьего обиталища. Повсюду паутина. Окна покрыты тенётами, как занавесками. Из мебели только обеденный стол, пара табуретов с дырочками по центру сидений, топчан, тумбочка, трельяж с треснутым зеркалом, да шкаф, с перекошенной дверцей. На стене виднелись фотографии, очевидно, принадлежавшие прежним жильцам. Они выцвели настолько, что разобрать на них лица было уже невозможно. В потолке торчал подозрительный крюк. Как потом выяснилось, на этот крючок подвешивалась зыбка, в которой укачивали младенца.

На тумбочке стоял престарелый советский телевизор, покрытый таким густым слоем пыли, что вопрос о его работоспоспобности тут же отпадал.

— А давно Вы тут живёте? — спросил я хозяина, копошившегося в комнате.

— Несколько лет, — откликнулся тот. — А что?

— Да так, ничего. Просто хотел узнать, Вы местный? Ну, в смысле, родом из этого села?

— Нет, — дядя Гена высунулся из комнаты, взбивая руками подушку, из которой во все стороны летела пыль, перемешанная с мелким пухом. — Из Питера я.

— Ого-го. И каким же ветром Вас сюда занесло?

— Служебным. Ты это, много будешь знать — скоро состаришься. Я тебе тут постелил. Спать будешь в комнате, на кровати. У тебя на вечер есть что пожевать? А то у меня в закромах шаром покати. Питаюсь чем придётся. Угощать гостей нечем. Так что не серчай.

— Не беспокойтесь на этот счёт. У меня есть что перекусить.

На самом деле я лукавил. Из моих запасов остался только жалкий кусочек копчёной колбасы, чёрствый огрызок батона, да почти иссякшая коробка крекеров. Слёзы, а не ужин. Ко всему прочему я с утра ничего не ел, и откровенно завидовал остальным членам группы, которых, в отличие от меня, ждало щедрое угощение с баней. Но, в конце концов, я же сюда не жрать приехал! Сглотнув слюну, я переборол в себе соблазн покинуть хижину этого нищего алкоголика, и отправиться на ночёвку к хлебосольным сельчанам. Не-ет, не зря Робин меня к нему подселил. Мужичок явно не так прост, как кажется. Нужно во что бы то ни стало его раскрутить. И я решил сразу зайти с козырей.

— Не сочтите за наглость, но я надеялся поужинать вместе с Вами.

— Зачем это? — оторопел дядя Гена.

— За компанию.

— За какую такую компанию?

— За хорошую. Знаете, я ведь не только любитель покоя и уединения. Я ещё и любитель хорошей беседы. Вы наверняка успели соскучиться по приличному собеседнику, ну а я бы с удовольствием послушал, как Вам здесь живётся. В Зоне.

— Так, парень, ты это, давай ка топай отсюдова! — внезапно повысил голос старик. — Вот жеж, Макс, сволота позорная, опять журналюгу мне подсуропил!

— Погодите-погодите, — попятился я. — Вы меня неправильно поняли. Я не журналист. Неужели Вы думаете, что Макс мог привести к Вам журналиста? Он же сам их на дух не переносит!

— И то верно, — немного остепенился хозяин дома. — А кто ты тогда, такой любопытный?

— Я писатель. Просто писатель. Не журналист. Я пишу книгу, ну и… В общем, приехал сюда за вдохновением.

— Ах, вон оно что. Писатель, знач… Как Лев Толстой, что ли?

— Ну, скажем так, чуть поменьше Льва Николаича, — я сделал шутливый жест, изобразив пальцами мизерный отрезок. — Но, я стараюсь.

— Любопытно. И о чём же ты пишешь, Писатель?

— Я фантаст. Кхм… Фантастику пишу.

— Было бы странно, если бы фантаст писал дамские романы. Ты меня за дурачка-то не держи. Я фантастикой когда-то тоже увлекался. И Лема читал, и Чапека. Думаешь, я всегда таким лешаком был? Отнюдь, сынок. У меня, между прочим, высшее образование. Не веришь?

— Верю-верю.

— Нет, не веришь. По глазам вижу. Ладно, садись, Писатель, потолкуем.

Я сел на табуретку. Дядя Гена сел напротив меня, и задумчиво почесал бородёнку.

— Скажи мне честно, мил человек. Ты дурак, или одержимый?

— Наверное, одержимый. Хотя одно другому не мешает, — улыбнулся я.

— Если в тебе осталась хоть капля ума, не ездий завтра с Максимом. Перекантуешься здесь до их возвращения. А потом дуй восвояси.

— А смысл?

— Живее будешь. Считай это отеческим советом. Не надо туда ездить. Проклятое место — этот Иликтинск. Ты оттуда не вернёшься.

— С чего Вы взяли?

— Такие как ты — не возвращаются. Дураки и одержимые. Город завлекает их, и губит. Всех.

— Ну, я вообще-то деньги заплатил, дядь Ген. Мне их не вернут.

— Ты действительно дурак. Тебе что дороже: деньги, или жизнь?! Хрен с ними, с деньгами, пусть пропадут. Наживёшь ещё. А жизнь тебе никто не вернёт.

— Ну, объясните мне тогда, чего там такого страшного, в этом Иликтинске? Все только и говорят — 'Иликтинск-Иликтинск, мёртвая зона, ужас, кошмар, бла-бла-бла'… А по-существу, ничего не объясняют. Только разжигают любопытство. Если Вы хотите, чтобы я понял, почему мне туда ехать не стоит — ну так расскажите подробнее, почему? Вы ведь явно что-то знаете. Поделитесь. А я тогда уж решу: ехать мне, или не ехать.

Хозяин вздохнул, и помолчал некоторое время. Потом, не поднимая головы, пробурчал.

— Ничего я не хочу рассказывать. Надоело. Один хрен — не поверишь. А у меня и без этого дел полно.

— Как знаете. Тогда я пожалуй не буду доставать вторую бутылочку. Завтра в машине, по дороге в Иликтинск, с ребятами раздавим… — Я демонстративно вынул вторую бутылку водки из пакета, и, покрутив перед носом у обомлевшего хозяина, собрался было убрать её обратно, но он меня остановил.

— А у тебя ещё одна есть? Ну, ты это… Я бы не рекомендовал вмазывать перед посещением города. Там по-трезвому-то опасно гулять. А по-пьяни — вообще гроб.

— Тогда, может быть, откушаем её сейчас, на сон грядущий? Если Вы не хотите мне ничего рассказывать, то и не надо. Я не настаиваю. Просто посидим, выпьем, закусим, как культурные люди. Вы не против?

— Да чё я против-то? — губы у дяди Гены задрожали от волнения. — Я от культурных посиделок никогда не отказываюсь. Щас!

Он вдруг вскочил и побежал куда-то.

— Куда Вы? — крикнул я ему вдогонку.

— Щас! Погоди! Пожевать нам чего-нибудь соображу.

Я радостно потёр руки. Мой план сработал.

Вскоре, на столе чудесным образом начали появляться весьма недурственные яства: Варёная картошка, свежая зелень, лук, редиска, огурцы с помидорами, маринованные грибы, копчёная рыба, зайчатина (хотя возможно и крольчатина, я в мясе не особенно разбираюсь), и даже небольшой кусочек сала (подозреваю, что хозяин берёг его для особого случая). Так же, из неведомой кладовой была принесена бесформенная краюха сероватого хлеба, домашней выпечки. Он оказался довольно-таки вкусным, хоть и был слегка чёрствым.

Буквально на глазах, стол, словно волшебная скатерть-самобранка, заполнился, как говорится, 'чем Бог послал'. Видимо, хозяин вывалил передо мной все свои запасы — лишь бы я водку никуда не уносил. Я дополнил эти разносолы остатками своей жалкой провизии, и откупорил заветную бутылку.

Откуда ни возьмись, передо мной возникла пара грязноватых стопок, которые я наполнил до краёв. Тем временем, дядя Гена зажёг керосиновую лампу. В комнате становилось всё темнее.

— Ну, как говорится, за знакомство!

Мы выпили. Точнее, я лишь пригубил, быстренько зажевав жгучую каплю солёной картофелиной и толстопузым маринованным грибочком. Мой ум должен был сохранять ясность.

Дядя Гена же опрокинул водку залпом, и, занюхав рукавом, крякнул.

— Эх-х, хороша, мать!

Он посмотрел на мою стопку, и укоризненно скривился.

— Нет-нет, я вообще-то, не пью, — ответил я. — Только за компанию, и только чисто символически.

— Трезвенник, значит? Ну и славно. Мне больше достанется, — судя по тону, дядя Гена был счастлив, что я много не выпью, оставив ему львиную долю выпивки. — А водочка чудесная. Давно я водочку не пил. Всё самопал, да самопал. У меня уже изжога от него. А вот от такой водочки никакой изжоги нету. В нутро падает легко, как снежинка. И на душе сразу благодать.

— Да Вы эстет.

— А ты думал? Ты накладывай себе, накладывай. Вон, рыбка. Сам ловил, сам коптил. Ты не бойся, тут заразы никакой нет. Тут природа почище, чем в ваших городах будет. Эти доморощенные экологи со своими приборами тут все окрестности обшарили вдоль и поперёк — ничего не нашли! Никакой радиации. Никакой химии.

— А почему тогда здесь жить не разрешают?

— Из-за аномалий. Видал 'попрыгунчиков' на дороге? Но аномалиями не отравишься. Мы здесь живём уже несколько лет. Сажаем огороды, ловим рыбу, разводим кое-какую скотину — и, как видишь, живы-здоровы. Никто не зачах, ни у кого щупальца не выросли. Так что не бойся и ешь!

Я принялся за еду. Надо сказать, что в тот момент я был так голоден, что не отказался бы, наверное, даже от облучённой пищи. Тем более, что после целого дня голодухи, дядьгенин натурпродукт воспринимался мной как настоящая пища богов.

Однако, я не забывал и о своей главной задаче. Ужин — это хорошо, но разговор — ещё лучше.

— И всё-таки я не могу понять. Вот Вы жили в Питере, а потом вдруг решили переехать в эту глухомань. С какой стати? Неужто медвежий угол перспективнее нашей 'северной столицы'?

— Дело не в том, перспективней, или нет. Просто обстоятельства так сложились. Я из рода потомственных военных. Поэтому мне как-то сам Бог велел продолжать традицию. Да и отец сызмальства меня науськивал. 'Вырастешь — будешь военным, как мы с дедом!' Короче, у меня тут даже и альтернатив-то никаких особо не было. Да я и сам, по природе своей, натура безынициативная. Как мне сказали — так я и сделал. Удобно, когда за тебя всё обдумывают и решают. После школы поступил в пограничное училище. В те годы этот род войск считался одним из самых престижных. Ну вот, меня туда и устроили. В школе я учился слабовато, поэтому отцу пришлось знакомых кэгэбэшников подключать… В общем, благодаря его хлопотам, я поступил в Голицынское училище. Выучился. Стал погранцом. Ну а потом, распределение, и… Направили меня сюда, за Байкал. На границу с Монголией. Застава посреди степи. Кругом одни камни, колючки, да эти, — дядя Гена сдвинул пальцами уголки глаз. — Кочевники. Верблюжатники. В основном, только их гоняли. Шастают туда-сюда, как им вздумается. Как поймаем — дурака включают, мол шиндер-мындер-запупындер, по-русски не понимаю. А как чуть надавишь, сразу понимание появляется. А заодно и владение русским языком. Вот такая, понимаешь, восточная магия.

— А как Вы очутились в Иликтинске? От него до монгольской границы — весьма приличное расстояние.

— Всё началось с крушения одного самолёта… Ну, точнее, всё началось ещё задолго до этого. В училище. Учился со мной один прыткий вьюнош — Вадька Бозриков. Мы его Бозриком звали. Смышлёный такой паренёк. Круглый отличник. Я-то лодырем был всегда, а он такой, знаешь, примерный, сознательный. Ну мы с ним и сдружились. Можно сказать, что он меня тянул за собой. Помогал с учёбой, агитировал на всякие мероприятия. В самодеятельность затащил. В общем, шевырюшка. А по завершении училища, направили его в Забайкалье. Его и самого туда почему-то влекло. Не знаю, что за тяга у него была. А у меня была возможность поближе к Питеру устроиться. Не без отцовского протектората, разумеется. Но этот самый Бозрик так мне мозги запудрил, что я окончательно поссорился со здравым смыслом. Убедил он меня, что этот выбор — лучший. Расписал красиво, как мы поедем вдвоём, будем вместе служить, не тужить. Баснями накормил до отвала, и я сдался. Наперекор отцу, подал рапорт, и отправился вместе с Вадькой на другой конец Союза. А когда прибыли на место, его через пару недель забрали в Иркутск. Вот те на те — хрен в томате! Так я остался посреди голых степей, со своими монголами, да яками. Обидно так было. Ух, я этого Бозрика тогда склонял. По-всякому! Думал, увижу — руки не подам. Да и он сам, как уехал — так и пропал. Ни песен, ни басен от него. Как-то раз только дошёл до меня слух, что он мол уже дослужился до капитана, все дела. Ну а мне что? Назад возвращаться — гордость не позволяла. Так и сидел на одном месте, как дундук… Это, ты извини, но у меня уже в горле пересыхает. Давай ка, 'между первой и второй — перерывчик небольшой'.

Я быстренько наполнил его стопку, и он благоговейно её опорожнил, закусив помидоркой.

— Хо-ро-шо…

— Ну, а потом что?

— Ну а что потом? Ничего…

— Вы сказали про какой-то разбившийся самолёт.

— А, ну, да. Упал, значит, неподалёку от нашей заставы, гражданский самолёт. Не наш. Иностранный. Коммерческий лайнер, в общем. Летел то ли из Кореи, то ли из Сингапура — в Европу. Ну и там, в воздухе, у него какая-то авария приключилась. В общем, грохнулся. Наверное, целый километр землю пахал. Развалился, рассыпался, взорвался и сгорел к бениной матери. Одним словом — жуть. Страшное дело. Нашу заставу, понятное дело, тут же подняли по тревоге. Ежу понятно, что в таких катастрофах выживших не остаётся. Поэтому нас поднимали не людей спасать, а имущество. Иначе местные буряты всё растащили бы за считанные часы.

— А что там спасать-то, после взрыва и пожара?

— О-о, не скажи-и! Спасать-то как раз-таки было что! Пока этот самолёт, значит, землю пахал, хвост у него отвалился, и всё, что было внутри: пассажиры, багаж, и так далее — высыпалось наружу, как горох. А там, в том рейсе, летели какие-то богатенькие буратины. У всех при себе золотище, украшения, денег вагон. Не дай боже, чего-то потом не досчитаются. Тут же заявят на весь мир, что, мол, русские гады прикарманили. Это ж международный скандал! А оно нам надо? Ну, вот нас и отправили на место крушения. Первым делом, конечно же, поставили оцепление. У всех приказ — никого не подпускать к зоне аварии ближе чем на 100 метров. Стрелять на поражение. Ждём, значит, прибытия особистов из штаба. Они, правда, долго ждать себя не заставили. Тут же на двух вертолётах припороли. Через три часа ещё пять грузовиков подогнали гэбэшных. С ними — пожарные машины и скорые. Тут-то я и встретил его…

— Кого?

— Вадьку. Дружка своего. Гляжу, он там уже командует вовсю. Капитан ФСБ, серьёзная птица. В запарке он меня сразу-то не приметил, а когда увидел, тут же признал. Но, так, знаешь, знаками показал, мол, некогда сейчас приветствиями обмениваться. Вот когда всю эту срань разгрёбём — тогда и поболтаем. Да мне и самому не до разговоров было. Бегал, как в жопу ужаленный. А тут ещё выстроил нас начальник заставы, и говорит, мол, 'ребята, особисты не справляются, время уходит, надо успеть всё разгрести до прибытия иностранной делегации'. Выдали нам по холщёвому мешку, дали дёрнуть стакан спирта — для крепости духа, и отправили собирать ценности.

— Зачем?

— Чтобы ничего не пропало. Потом составили подробную опись найденного, и передали прибывшим иностранцам, дабы те могли свериться со своими данными, и не обвинили нас в краже какого-то имущества.

— Вон оно что.

— Ну и вот, значит, идём мы по этой горелой борозде. Страсть господня! Вокруг обломки, масляные лужи, вперемешку с кровью. Ошмётки тел. Месиво! Жуть, просто жуть. Идёшь потихоньку. Обшариваешь каждый клочок земли. И то золотые часы с оторванной руки снимешь, то серёжки с обрывками ушей поднимешь. Таким образом продвигаемся дальше. Тут — труп изуродованный обшарим, там — половину стюардессы с дерева снимем, и тоже обшариваем. Каждый кармашек, каждую сумочку. Все документы, все портмоне, кредитки — всё в мешок. Всё золото, бриллианты, жемчуга — в мешок. Чтобы ничего не пропало, ни одно колечко, ни одна бусинка. Когда пожарные затушили горящие обломки, стали и их обследовать. Провозились до темна. А там и иностранцы подоспели. В общем, уложились мы в срок. Собрали всё, что могли. Всё что не сгорело и не расплавилось. И всё под запись. Всё задокументировали. В результате, никаких претензий у иностранной стороны к нам не возникло. Сначала, вроде бы, подозревали, что тот самолёт сбили наши средства ПВО, но потом, когда чёрные ящики нашли, убедились, что авария произошла из-за технической неисправности. Короче, всё улеглось.

Дядя Гена прервал вой рассказ, чтобы опрокинуть ещё одну стопку.

— И вот после того, значит, как мы с тем самолётом разобрались… Ну, естественно, у всех стресс. Мы жеж не патологоанатомы, чтобы часами в чьих-то кишках ковыряться. Отходили какое-то время. Кого-то рвало. Кто-то из молодых заснуть потом долго не мог. И естественно, после всего пережитого, мы первым делом вмазали. И вот тут-то ко мне подрулил мой однокашник. Хотел было его сразу послать, но настроение было такое… Не до чего, в общем, мне было. Ну подошёл и подошёл. Разговорились. Прости, говорит, Генаш, что так долго голосу не подавал. Обстоятельства были такие. Дел невпроворот, с утра до вечера. Виноват, говорит. 'Да чё уж там', -отвечаю. — 'Я не в обиде'. И тут он давай мне опять мозги полоскать. Давай, говорит, к нам переводись! Нам люди нужны. Я за тебя словечко замолвлю перед начальством. 'Куда', — спрашиваю, 'ты меня опять агитируешь?' Отвечает, так мол и так, есть в Иркутской области военный городок, бывший 'почтовый ящик'. Рассекреченный, но вроде как опять готовый к засекречиванию. Мол, оборонка возрождается, грядёт разработка новейших суперсовременных технологий, столько бабок туда вбухано. В общем, мы стоим у истоков великих свершений. Отвечаю ему, — 'Вадь, ты меня постоянно впутываешь во всякие мутные дела. Я с тобой не в говно — так в партию какую-нибудь постоянно вступаю! И ты меня опять хочешь куда-то записать?' Он взвился, — 'Ты чё?! Да мы же друзья! Я же для тебя стараюсь! Долго ты собираешься среди этих юрт околачиваться? Какие у тебя перспективы? Женишься на бурятке, и проведёшь на фоне этих камней да колючек всю оставшуюся жизнь? Так и будешь своих монголов гонять до старости? А в Иликтинске жизнь бьёт ключом! Это современный город, богатый. В него нефтяная компания столько средств вбухала, да ещё и Министерство Обороны финансирует от души. Там современные дома, кинотеатры, клубы… А девок там столько, что аж глаза разбегаются. Одна краше другой! Получишь трёхкомнатную квартиру, со всеми удобствами. Деньги будешь получать такие, что дай Бог каждому. А если не будешь лениться — то и по службе быстро поднимешься'. В общем, заливался он соловьём. Слушаю его и думаю, — 'А ведь и правда. Кому я здесь нужен? Скоро совсем одичаю. Из баб на заставе — только три с половиной бурятки. Да и те страшнее атомной войны'. В общем, опять я повёлся на эти сладкие песенки.

Я слушал не отрываясь. Хотелось достать блокнот и начать записывать, но потерянная ручка заставляла меня полагаться на память. И что же я за растяпа? Прозорливый писатель взял бы две ручки, а я одну, да и ту где-то посеял. Но сейчас было уже поздно ругать себя. Я старался не пропустить ни единого слова дяди Гены, и запомнить весь его рассказ, чтобы всё записать, когда появится возможность. Надо будет завтра попросить ручку у Тимона…

Осушив очередную стопку, хозяин продолжил свою историю:

— Чувствовал я, что втягивает меня Бозрик в какую-то очередную засаду. И всё равно поддался. Перевёлся. Нет, поначалу всё так и было, как он говорил. Городок оказался действительно богатым. Когда я туда перебрался, там только начали отстраивать два новых микрорайона: Тепличный и Смородинный… Мы их называли 'Теплицей' и 'Смородинкой'. После монгольских юрт, и заставы на семи ветрах, мне он показался просто райским уголком. Как меня перевели — сразу дали комнату в общаге, а уже через полгода выделили трёхкомнатную квартиру в Теплице. В самой первой отстроенной двеннадцатиэтажке. На десятом этаже. Красота. Дом стоял на возвышенности. Весь Иликтинск как на ладони. Он до этого назывался Иркутск-18, ну, как все закрытые города. А когда его рассекретили, то и название поменяли. Назвали в честь речки, до которой, правда, семь вёрст киселя хлебать. Ну да ладно. Короче, дела мои пошли на лад. Встретил хорошую женщину. Сыграли свадьбу. Через год родился сын. Потом, ещё через год — дочка. Нормальное семейное счастье…

— Что же ему помешало?

— Катастрофа. В один день всё пошло под откос. Вот, как ты думаешь, сколько мне лет?

— Не знаю. Ну, может, пятьдесят, — я сознательно сбавил его возраст, чтобы не обидеть, хотя выглядел он на все шестьдесят с хвостиком.

— О-от! А на самом деле мне чуть больше сорока. Веришь? Нет? А знаешь, почему я так хреново выгляжу?

— Может быть от этого? — я осторожно постучал ногтем по хорошо опустевшей бутылке.

— Считаешь, что я много пью? Да. Я выпиваю изрядно. Скрывать не буду. Но у меня есть причина. Я пережил такое, что не приведи Господь пережить никому.

— Что-то случилось с Вашей семьёй?

— Потерял я её.

— Мне очень жаль…

— Да не-ет! Не в том смысле. С моей семьёй, слава Богу, всё в порядке. Просто мы разошлись. Жена и дети теперь живут в Подмосковье, у тёщи. Ну а я вот здесь. Один.

— А почему тогда Вы не с ними?

— Трудно объяснить. Сам нередко задавал себе этот вопрос. Что меня сюда потянуло? Что за долги? Что за чувства? Не знаю. Ну а сейчас, когда уже окончательно опустился на дно. Кому я теперь такой нужен? Больной алкоголик. Ни жене, ни детям. Я стану для них обузой. Но хочу я этого.

— Но Вы же можете попытаться начать всё сначала.

— Поздно, Писатель. Ничего в моей душе не осталось. Ничегошеньки. Всё выгорело. Да что я всё ною? Тебе же не это интересно узнать, верно? Давай ка налей мне стопарик, не суши его, и расскажу я тебе про дела, которые в Иликтинске творились.

Я, дрожа от нетерпения, наполнил стопку, и дядя Гена бодро её опрокинул.

— Эх-х, злодейка горючая! — он подёргал себя за мочку уха. — Ну так вот… За Иликтинск одно время шла долгая и кровопролитная война. Время было такое, смутное. Переходный период. Когда олигархия сцепилась с силовиками. Политические 'крыши' поменялись, после чего, ФСБшники потихонечку начали подминать власть под себя, выдавливая олигархов с ключевых постов. Иликтинск в то время был заброшен военными, которые сначала разрабатывали там биологическое оружие, а потом, в годы сокращения стратегического потенциала, утилизировали его же. Статус ЗАТО вроде как остался, но, по-сути, Минобороны было на город плевать. Он потихоньку ветшал, пустел, и загибался. Пока в него не нагрянули 'эффективные менеджеры' из нефтяной отрасли. А всё потому, что геологоразведка чисто случайно наткнулась в здешних краях на новое месторождение нефти, причём неподалёку от уже выработанного… Иликтинск-то изначально был простым шахтёрским посёлком, пока там военный завод не построили. Ну и завертелось. Месторождение принялись спешно осваивать. Да ещё и с экономией, так как ничего строить там не требовалось, а достаточно было советское оборудование перетащить с места на место, и качать сколько влезет. И вот, благодаря ожившей нефтедобыче, город не зачах, а наоборот — начал развиваться в ширь и в даль. В него потянулись сначала вахтовики, потом завербованные специалисты. Пять лет нефтяники играли в городе главную скрипку. Затем, в город вернулись силовики, и попросили Компанию немного потесниться. А лучше, вообще освободить стратегический объект от своего присутствия. Нефтяники, понятное дело, вздыбились. Столько бабла было ими вбухано, и расставаться со своими инвестициями они не собирались. Несколько лет олигарх бодался с федералами, и в итоге, разумеется, проиграл. Против лома нет приёма. Короче, олигарха посадили за неуплату налогов, а компанию признали банкротом. Естественно, причиной той борьбы стал отнюдь не Иликтинск. Он был лишь каплей в море интересов двух противоборствующих структур. Однако, заинтересованность силовиков в бывшем 'почтовом ящике' была совсем не случайной.

— Завод по производству бактериологического оружия? — я невольно понизил голос, словно нас могли подслушивать.

— Он самый. Понятное дело, что это оружие федералам было нужно как рыбе зонтик. Их интересовали производственные площади объекта. То есть, этот завод как нельзя кстати подходил для размещения нового оборудования, и секретных лабораторий. Улавливаешь? В общем, когда нефтяных воротил прижали, ФСБшники тут же взялись за модернизацию бывшего военного завода. Там ведь понимаешь как всё было устроено: завод — он только на поверхности. Ну, там, стоят коробки цехов 'без окон — без дверей', трубы торчат, антенны какие-то. Как и на любом другом заводе. А под всей этой 'красотой' — целый подземный комплекс! Я даже не знаю, сколько там этажей вниз уходило. Я сам на внешке дежурил, ниже меня не пускали. А Бозрик работал на минус четвёртом этаже. И, говорил, что это только верхушка айсберга. Там подземные лаборатории уходят в глубину ещё этажей как минимум на десять. И к каждому этажу свой уровень доступа. Вот у меня, к примеру, был уровень доступа 2. Это значит периметр и внешка. А ещё в мою компетенцию входил подземный туннель под озером. Там из города прямо на завод вёл секретный туннель. А сам завод располагался на искусственном островке, посреди искусственного озера.

— Искусственного?

— Да речку там просто запрудили, ну и сделали озеро. Раздольненское. И со всех сторон вокруг завода, получается, вода. Естественная преграда. Персонал на завод официально доставляли катерами и бывшими речными трамвайчиками. А неофициально, к заводу вёл подземный ход прямо из города. Во время 'гражданской жизни', всяких там конверсий и прочих разоружений, завод обозвали НИИ 'Вирус', а потом разделили на несколько объектов: НИИ 'Росбиохимия', НПО 'Надир' и ПКЦ 'Тенебра'. Последнюю организацию вскоре закрыли за ненадобностью. Ну а надировцы официально занимались изучением всяких опасных вирусов. Помнишь же, сначала в мире сибирская язва свирепствовала, потом начались гриппы: свинячьи, цыплячьи… Вот, вроде как, их и изучали. Изыскивали методики борьбы, противовирусные вакцины. 'Росбиохимия' — так вообще удобрения производила, и прививки для скота. Но всё это, сам понимаешь, для отвода глаз. На самом же деле, 'Надир' был одной из крупнейших российских лабораторий. Там изучались и разрабатывались такие вещи, что уму непостижимо.

— А разве у нас в последние годы что-то вообще изучается?

— Ещё как изучается! Если бы не изучалось, Россия уже давно перестала бы существовать. Вот как ты считаешь, что сдерживает наших врагов от нападения на нас?

— Ядерный щит.

— Какой, в баню, ядерный щит? Не смеши меня! Нашим ядерным щитом сейчас можно напугать разве что обезьян в какой-нибудь Зимбабве. Все эти ракеты потеряли свою актуальность ещё в семидесятые годы, когда мы ядерного оружия накопили столько, что некуда девать. Можно взорвать Землю! А толку? Ну долбанёшь ты ракетами, например, по Америке. А радиоактивное облако, которое там поднимется, потом к тебе же и прилетит. Земля-то круглая! Не-ет, ядерное оружие — это давно устаревшая технология, которая в наши дни служит обычной ширмой. То есть, это просто 'пугалка' для непросвещённых. На самом же деле, мировой баланс достигается за счёт совершенно иных технологий. На смену атому пришли более тонкие методы борьбы.

— И какие же?

— Климатическое оружие. Слышал о таком?

— Что-то слышал, но сомневаюсь, что это правда.

— Правильно. Потому, что самый лучший способ засекретить какую-то технологию — это убедить общество в нереальности её существования. Выпусти на заведомо бредовый телеканал, сразу после передачи про инопланетян и экстрасенсов, какого-нибудь неопрятного, и явно неадекватного шизофреника, который, нахмурив брови, расскажет во всеуслышание о зловещем сверхсекретном оружии. И готово. Отныне любое упоминание подобного оружия будет восприниматься населением, как глупый конспирологический миф.

— Выходит, что климатическое оружие существует?

— Климатическое, геофизическое, HAARP — у него много названий. Используется уже давно, и весьма успешно. Эффективность этого оружия заключается в 'чистоте' его работы. Оно действует незаметно, и его причастность невозможно доказать. Не нужно стрелять ракетами, не нужно швыряться бомбами. Достаточно лишь чуточку повлиять на природу, а дальше она всё сделает сама. Малейшие изменения температуры и атмосферного давления, сдвиги грунтов и тектонических плит — всё это способно повлечь за собой чудовищные катаклизмы. И никто не сможет найти доказательства, что цунами, смерч, или землетрясение — имели искусственную основу, а не возникли сами по себе.

— И у нас есть такое оружие?

— У нас и у американцев. Больше ни у кого. Американцы испытали его раньше, в середине восьмидесятых. А наши протелились, и не смогли им сразу ответить. Страна находилась в глубокой перестроечной заднице. Но, к счастью, прежде чем Союз развалился, нашу установку успели доработать, и поставить на вооружение. Благодаря ей, а так же достроенной в середине девяностых второй установке, мы сумели сохранить суверенитет. Американцам пришлось опять садиться с нами за стол переговоров, и подписывать соглашение о взаимном запрещении использования подобного вооружения против наших стран. Этот секретный договор действует и по сей день.

— И мы тоже 'постреливаем' из этих штук?

— Редко, но постреливаем. Ну, например, если какая-то соседняя страна начинает наглеть, угрожать и проявлять подозрительные нотки агрессии — мы жахаем по совершенно нейтральному участку океана, после чего поднимается чудовищное цунами, которое накрывает оборзевших соседей двадцатиметровыми волнами, смывая всё побережье. И нараставший конфликт моментально теряет свою основу. А кто будет бряцать оружием, когда собственная страна находится в катастрофическом положении? Мы же им ещё и помощь оказываем потом! Мол, вы на нас нападать собирались, но мы — не злопамятные, и протягиваем вам руку помощи, неблагодарным редискам.

— Ну и дела.

— Да. Но чаще климатическое оружие у нас используется для внутренних целей.

— Это каких, например?

— Ну, к примеру, если правительству требуется принять какую-то ратификацию, против которой выступает подавляющее большинство населения. Если откровенно проигнорируешь мнение большинства — тут же поднимутся народные волнения, акции протеста и прочая головная боль. Зачем нарываться на такие неприятности? И вот, перед самым принятием этого скандального решения, внезапно случается, ну, скажем, наводнение в какой-то густонаселённой области, на которую, всего за несколько дней, ни с того, ни сего вдруг обрушивается трёхгодичная норма осадков. Реки выходят из берегов, вода смывает всё на своём пути. Жуткие разрушения, тысячи людей лишаются крова. Многие погибают. В СМИ тут же поднимается шумиха. О катастрофе трезвонят на весь мир. Пострадавшему региону оказывается помощь. Подсчитываются жертвы. Со всех сторон только об этом и трубят. И вот эта самая, подавляющая людская масса, одномоментно забывает о нависшем над ней, неугодном решении правительства. В конце концов, о какой политике может идти речь, когда где-то рядом страдают люди, которым нужна помощь и поддержка. Кто-то организует фонды помощи, кто-то сам едет помогать пострадавшим, кто-то просто ругает власть, и органы местного самоуправления, не сумевшие предотвратить катастрофу. Но никто уже не вспоминает о главном. О том, что пока они все отвлеклись, 'верхушка' тем временем, под шумок, протолкнула то самое, выгодное только ей судьбоносное решение. А после драки, как говорится, кулаками не машут…

— Универсальное оружие.

— Было до недавней поры. Климатические установки оставались бы безупречными, если бы не одно 'но'. Они нестабильны. Их действия непредсказуемы. Например, ты желаешь 'встряхнуть' небольшой сектор точечным, хирургическим ударом, но возникает цепная реакция, которая накрывает огромную территорию, и приводит к незапланированным, и весьма плачевным последствиям. Невозможно просчитать заранее, каковыми будут итоги запланированных ударов. Но и это не самое страшное. Главная опасность кроется в том, что рано или поздно планете надоест такое бесцеремонное насилие над ней. И она отреагирует. Отреагирует глобально, уничтожив всё живое на своей поверхности. Понимаешь, это всё равно что выдёргивать по кирпичику из основания башни. Когда кладка посыплется — этот процесс уже будет не остановить. Он будет нарастать лавинообразно, пока вся башня не обрушится. Учёные доказали это ещё двадцать лет назад. И всё это время ломают головы, как заменить нестабильное климатическое оружие новым, более деликатным и беспоследственным.

— А что может быть более оптимальным?

— Психотроника. Влияние на человеческий разум. Управление сознанием. С незапамятных времён над этой задачей бьются сильные мира сего. Но к однозначным результатам им прийти всё никак не удавалось. Толпу можно увлечь, распалить, направить в нужное русло. Но сохранить её энергию удаётся лишь на очень короткое время. Потом начинается разброд и шатание. Без серьёзной идеологической подкормки и постоянной 'промывки мозгов', единство толпы вскоре начинает ослабевать. Общество превращается в аморфную субстанцию, которая разделяется и расползается на глазах. Дальше удерживать народ в стабильной спайке можно только при помощи страха и диктатуры. Другого воздействия толпа не понимает. Но даже стопроцентная диктатура не даёт абсолютного результата. Смотри, сколько было разных диктатур в истории — и все они развалились, как карточные домики. Сначала людей пытались держать в страхе перед богами, потом — в страхе перед законами. Но люди всегда нарушали законы: как божественные, так и мирские. Так уж устроен человек. Чтобы постоянно что-то нарушать. И чем больше человек чувствует свою безнаказанность — тем он смелее, наглее и безответственнее. А если другой человек увидел, как его сосед нарушил закон, и вместо наказания получил выгоду, то его непременно посетит мысль — 'Почему ему можно, а мне нет?' Ну а дальше, всё по цепочке. Человек — как крыса в клетке: будет до последнего искать слабое место в решётке, чтобы сделать лазейку.

— А причём тут оружие?

— При том же. Нарушать ведь можно не только законы, но и идеологические нормы. Например, пока ты смотришь телевизор, или слушаешь радио — тебе полощут мозги, на тему, как за границей всё хорошо, или же как за границей всё плохо. Если есть политическая нужда сделать определённую страну 'белой и пушистой' — средства массовой информации будут лить вёдра елея, расписывая райскую жизнь под пальмами, на лазурных берегах, где царит вечная любовь и взаимопонимание. Ну а когда другую страну нужно позиционировать как врага — тут уже будут литься отборные помои на тему, что это за ужасное и проклятое место, какие злые и уродливые люди его населяют, и как они мечтают убить всех наших людей и захватить мир. Так вот, пока мнение людской массы основывается исключительно на подобной пропаганде, общество легко настроить на тот или иной лад. Но когда у людей появляется возможность самим проверить, что это за страна, и что за люди в ней живут — запудрить им мозги уже не получается. Не получится натравить один народ на другой, если от последнего не исходит никакой угрозы. Откровенно захватнические компании всегда сопровождались мощной идеологической подоплёкой, будь то борьба с неверными, с мировым сионизмом, или коммунизмом. Главное выдвинуть лозунг: 'Если не мы их сейчас, то они нас потом'. И побольше страха нагнать. А страх, как я уже говорил — это цемент общественной кладки.

— Я, кажется, начинаю понимать. Получив доступ к мировой паутине, всё больше людей стало сомневаться в правдивости местной пропаганды.

— Вот именно. Дорвавшись до свободной информации, люди её просто так уже не отдадут. Поэтому у политической верхушки остаётся два пути: либо подсовывать обществу нужную информацию, либо…

— Либо… Что?

— Либо добиться того, чтобы любая информация воспринималась обществом так, как необходимо правящей верхушке.

— По-моему, с этим неплохо справляется телевиденье.

— Справлялось, пока не появился Интернет. Пришлось придумывать новые средства влияния на умы. В этом деле американцы и китайцы были несомненными лидерами. Американцы делали ставку на манипулирование основными потребностями и инстинктами: развлечения, зрелища, страх, самовыражение, подражание, мнимая свобода, ну и конечно же, получение физических удовольствий. На этом базисе и держатся остальные, более глубокие элементы воздействия. Допустим, тебе постоянно говорят, что белое — это чёрное. Что так считают все, и если ты так не считаешь — то ты изгой и отщепенец, а отщепенцы не достойны удовольствий и простых человеческих радостей, потому что они таким образом бросают вызов американскому образу жизни. Кто захочет отколоться от общества и превратиться в изгоя? Ну а у китаёзов всё гораздо топорнее и прямолинейнее. Есть генеральная линия партии, сойдя с которой ты автоматически становишься врагом. А значит можешь лишиться всего, включая жизнь. То есть, если единство американской цивилизации основывается на мнимой уникальности каждого человека, то китайская цивилизация строится на уникальности общества в целом, а люди внутри него считают себя важными крупицами этого 'единого организма'. Примерно так.

— А у нас что?

— У нас в этом плане всё было гораздо примитивнее. Сначала мы двигались по китайской модели, хотя, если быть точным, это они идут по нашей — советской. Ну а потом вдруг стали резко переходить на американскую. Это было большой ошибкой. Сначала массы с радостью называли белоё чёрным, подкармливаемые импортными товарами. Но затем, когда импорт приелся, а жизнь не улучшилась, а совсем наоборот — тогда очухавшееся от промывки мозгов население начало разбредаться кто в лес, кто по дрова. Кто-то придумал себе новые идеалы, кто-то воспользовался чужими. Но самым страшным для элиты стало то, что многие, очень многие, стали поглядывать назад с тревожной ностальгией. Причём все меры воздействия на их умы, которые ещё совсем недавно так прекрасно действовали, теперь лишь подливали масло в огонь, вызывая у толпы всё большее раздражение и злобу, от которых в полку 'тоскующих по прошлому' лишь прибавлялось. Все воющие и скулящие пропагандисты, так называемые историки и правозащитники — из великих мыслителей и жертв, превратились в клоунов и хищников, к которым подавляющее большинство стало относиться попросту как к врагам народа. Ты понимаешь, Писатель, так уж устроено наше общество — оно задницей чует, что его собираются уничтожить. И когда это коллективное бессознательное начинает закипать в толпе, тут уже никакие убеждения, никакие отвлечения и никакие угрозы не помогут. Толпа сметёт всё на своём пути. Всё то, от чего, по её мнению, исходит угроза.

— Сама по себе толпа не в состоянии управлять собой. Для этого ей необходим катализатор. Лидер.

— Вождь. Когда доведенное до отчаянья общество превращается в безумное племя, ему необходим вождь. Тот, за кем это племя пойдёт куда угодно — хоть к чёрту на рога. Лишь бы этот вождь вывел его из той непроглядной темноты, в которую оно опустилось. Такие вожди появляются нечасто. Есть много людей, способных стать вождями, но не каждый из них готов принять на себя это бремя. Для этого нужно быть избранным. Дело даже не в этом. Возник ли вождь сам по себе, или же его где-то подготовили и обучили быть вождём — это не важно. Важно то, что правящая элита до жути боится появления подобного вождя. Это было всегда. Помнишь, за что распяли Иисуса Христа? Да-да, всё по той же причине. Ни одно правительство не допустит появления потенциальных вождей. Их придушат в зародышах. При малейших намёках на возможную конкуренцию. Потому что этой конкуренции ни одно, даже самое жестокое и хитрое правительство не выдержит никогда.

— А если такой вождь всё-таки появится?

— Непременно появится. Они всегда появлялись. В любых обществах. Когда над народом нависает серьёзная жопа, у него остаётся только два пути: Исчезнуть в этой жопе, или, выбрав себе вождя, сражаться до последнего. Элита это прекрасно понимает, и, разумеется, не настолько глупа, чтобы не подготовиться к вероятным потрясениям. Поэтому, капиталы переправляются за рубеж (это необходимая 'подушка безопасности', обеспечивающая впоследствии безбедную эмиграцию). Там же обучаются дети элиты (опять же, чтобы потом было проще ассимилировать в западное общество). Там же закупается недвижимость и бизнес. Когда манипуляция сознанием станет невозможной, и общество выйдет из-под контроля, верхушке ничего не останется, кроме как бежать. И поверь мне, она убежит заблаговременно, ещё до первых выстрелов под их окнами. У них уже всё спланировано. Кто куда уедет, и кто следом за кем. Это целый план эвакуации, проработанный до мелочей. Сначала страну начнут покидать семьи верховных политиков, министров, депутатов. Ну а потом и они сами потянутся вслед за семействами. За ними последует спешный исход творческой элиты. Всех тех жополизов, что кормились у них с рук. Режиссёры, писатели, певцы, и так далее. Те же, кто не успеют сбежать, или же не захотят — начнут спешно переориентировать своё творчество в угоду новым идеалам и вождям. И ведь их как обычно простят, и возведут в ранг новой творческой элиты. Так было всегда, и так будет всегда. Жополизам при любой власти живётся неплохо. Главное вовремя перевернуться, и, открестившись от предыдущего вождя, тут же взяться за воспевание нового. Но мы, кажется, отошли от главной темы.

Разошедшийся дядя Гена настолько увлёкся своим повествованием, что едва не забыл об очередной наполненной чекушке.

— Вы говорили про оружие, манипулирующее сознанием, — напомнил я.

— Точно. О нём. Так вот именно его-то здесь и разрабатывали. Психологическое воздействие на людей, конечно же, штука действенная. Но тяжело управляемая, неуклюжая, и, опять же, непредсказуемая. Всё равно что стадом баранов управлять. А тут не бараны, а люди, которых сначала нужно ещё превратить в баранов, а уж потом и гнать куда вздумается. Да и то, не факт, что стадо будет подчиняться пастуху. В общем, советские учёные, на закате Союза, положили основу в разработки совершенно иной методики влияния на умы. Не психологической, а технической.

— Это как?

— А вот так. Выяснили, что человеческий разум непосредственным образом зависит от электромагнитных полей, и каких-то там волновых колебаний. Была выдвинута теория, что люди соединены какими-то сверхтонкими, неуловимыми волнами с неким глобальным полем, при помощи которого у них появляется возможность мыслить и развиваться. Но всё это было вилами по воде писано. Никаких доказательств, подтверждающих эту теорию, в то время не существовало. Потому что таких чутких приборов, способных засечь все эти сверхтонкие поля и волны, тогда ещё не изобрели. Однако, сама идея, обнаружить и изучить всю эту эфирную хренотень — была слишком заманчивой. Вот и стали исследовать влияние электромагнитных полей на человеческий разум. Много лет с нулевыми результатами. Возможно, это было очередное отмывание денег, по типу пресловутых нанотехнологий. Но почему-то заведомо безвыигрышный проект продолжали финансировать год от года. А потом вдруг что-то открыли…

Рассказчик замолчал. Я перелил ему содержимое своей стопки, но к водке он не притронулся.

— Открыли? Что?

— А хрен его знает. Но я тебе так скажу. То, что они там обнаружили, способно пустить на туалетную бумагу учебники физики, химии и биологии — вместе взятые. Это просто не поддаётся никакому здравому смыслу. Я, к сожалению, а может быть и к счастью, успел узнать об этом очень мало. Но и того, что узнал, мне хватит до конца жизни.

— Расскажите! Не томите же!

— В общем, по непроверенным данным, один молодой сотрудник ФСБ занимался каким-то там расследованием. Не знаю, что уж он там расследовал, всё же засекречено. Но ему удалось где-то раздобыть живой образец доселе неизвестной жизненной формы. Что это была за тварь, где и как он её поймал — тайна покрытая мраком.

— Что же это было?

— Понятия не имею. Может инопланетянин, а может и какой-то неизвестный науке мутант. Я не знаю. Знаю лишь то, что его поймали, и привезли сюда — в Иликтинск. Для изучения. Отлично помню ту ночь, когда его привезли. Я тогда дежурил на внешке. Везли его на обычном, тентованном военном грузовике. В сопровождении пяти грузовиков с охраной, трёх БТРов, и БРМа. А сверху ещё и вертолёт наблюдал. Пронеслись по центральной улице — прямо к тунелю, без остановок. Что интересно, там не было никаких лабораторных машин, никаких средств изоляции. Обычный грузовик, покрытый брезентом. Меня это очень удивило.

— Может это существо находилось не в грузовике?

— А где же? Не в БРМе же. Да и Бозрик потом подтвердил, что оно было именно там. Просто сидело в кузове, не привязанное, не обездвиженное.

— И не пыталось сбежать?

— Нет.

— Но почему?

— Это ещё одна загадка. Такое впечатление, что оно само хотело быть пойманным. Если бы решило убежать — его бы хрен кто остановил.

— А Вы его видели?

— Нет. Только грузовик. Он проехал мимо моего поста, и так, знаешь, как будто бы холодным сквознячком обдул. Это сложно передать, но я почувствовал, как оно там, в кузове, на меня посмотрело. Я не видел его глаз, но чувствовал на себе этот взгляд даже через непрозрачные борта машины. Сотую долю секунды, он скользнул по мне, и как резанул. Ну, так бывает, когда вдруг видишь, или вспоминаешь что-то глубоко неприятное, отвратительное — внутри всё так передёргивается, непроизвольно. Какая-то судорога пробегает. Вот в тот момент, со мной то же самое было. Я понятия не имею, как выглядело это созданье, но его близость вызывала у меня такое беспокойство… Ну как если например, весной, стоишь под огромной сосулькой. Ты её не видишь, но чувствуешь, что она над тобой висит. И вот это угнетает со страшной силой.

— И Вам не рассказывали об этом существе?

— Очень мало. Учёные называли его 'образец икс-ноль', и никак иначе. Когда я их сопровождал, то иногда слышал какие-то обрывки диалогов. Например, узнал, что 'икс-нулевой' помещён в специально оборудованный отсек подземной лаборатории. Где-то на десятом суб-этаже. Отсек был разработан специально для его содержания, чтобы он не смог сбежать. Через несколько дней после его прибытия, выяснилось, что он 'пошёл на контакт'.

— То есть, начал общаться?

— Видимо, да. Только общение складывалось в какой-то нетипичной форме. 'Икс-нулевой' использовал что-то вроде телепатии. Передавал контактёрам мысленную информацию целыми потоками, от чего те частенько не выдерживали и теряли рассудок. Пришлось организовать посменный контакт, а то наш гость уж больно быстро отправлял в дурку одного собеседника за другим.

— И что он им сообщал?

— Это мне тоже неизвестно. Но после тех 'разговоров', в 'Надире' закипела работа. Информация, которую передал 'икс-нулевой', вкупе с изучением его самого, сделала ошеломительный прорыв в нашей науке. Нам стали доступны вещи, позволяющие создать идеальное общество.

— Какие например?

— Взять хотя бы проект 'Фемида'. Следователь, прокурор, адвокат, судья и тюремщик в одном маленьком устройстве, похожем на шлем с трубочками и окулярами, как у ПНВ. Надеваешь эту штуку на подозреваемого в преступлении, минут пятнадцать идёт сканирование сознания, после чего человек отпускается на все четыре стороны.

— Даже если он преступник?

— Даже если он преступник.

— И в чём же смысл?

— А смысл вот в чём. Заставить человека признаться в преступлении — задача очень сложная. Единственный побуждающий фактор для чистосердечного признания и раскаянья — это собственная совесть. Только она и ничто другое влияет на раскаянье. Так вот, 'Фемида', прошарив все уголки памяти (а она способна прошерстить все воспоминания, включая бессвязные и обрывочные, начиная с глубокого детства, за считанные минуты), отыскивает воспоминание о совершённом преступлении, и маркирует его, возбуждая отслеженный участок, и замыкая сознание на нём. Понимаешь теперь?

— Не совсем. Как 'Фемиде' удаётся понять, преступление это или нет? Она что, такая умная?

— Да ей и не нужно ничего понимать. Для анализа она использует разум самого подозреваемого. Человек, каким бы он ни был, прекрасно знает, что такое хорошо и что такое плохо. Что правильно, а что не правильно. Что законно, а что нет. И уж тем более он знает, в чём его обвиняют. Ему легко скрыть правду от следственных органов, но невозможно от себя. И вот именно этим пользуется 'Фемида'. Она искусственно заставляет разум посылать запросы к разным блокам памяти. И когда реакция на запрос становится положительной — оп-ля! Преступник попался. Детектор лжи можно обмануть, но только не 'Фемиду'. Потому что целенаправленно обмануть самого себя не под силу никому.

— Ну а что потом, если человек действительно оказался преступником?

— Как я уже говорил, его отпускают восвояси. И всё бы хорошо, да только возбуждённый участок памяти начинает раздражаться всё сильнее с каждым часом. Человек всё чаще и чаще начинает думать о своём преступлении. Наказанием становится его собственная совесть. А совесть — это страшная штука. И здесь уже время её не вылечит, потому что искусственный возбудитель 'Фемиды' будет только раскручивать эту навязчивую мысль, сводя преступника с ума. Вскоре он уже не сможет думать ни о чём другом. Он будет пытаться заглушить душевную боль водкой, или наркотиками до той поры, пока они его не убьют. Либо будет искать покаяние. И единственной его исповедницей может стать только та же 'Фемида'. Преступник приползёт к ней на карачках, и признается во всех своих преступлениях. Причём именно в тех, которые он совершил на самом деле. Его арестуют и отправят в тюрьму. Но весь срок заключения 'Фемида' будет продолжать его мучить. Это необходимая исправительная процедура. После признания, 'Фемида' облучит его специальными ингибиторами, которые на время приглушат муки совести. Облучение будет регулярно продолжаться в течение всего срока исправления, постепенно снижая уровень душевной боли. В результате, человек накажет сам себя ровно настолько, насколько он это заслужил. И выйдет из тюрьмы, как заново народившись. Самое удивительное, что, пережив всё это, он практически наверняка станет законопослушным гражданином. Пережить всю эту муку ещё раз он вряд ли пожелает.

— А если преступник не испытывает угрызений совести? Что если он какой-нибудь маньяк, который напротив — испытывает удовольствие, вспоминая свои преступления?

– 'Фемида' зафиксирует это, после чего автоматически интегрирует в память преступника страдания его жертвы, а так же её родственников и близких. Если выжившие жертвы, либо их родственники по какой-то причине откажутся передавать 'Фемиде' данные своих психических состояний, то она сгенерирует их самостоятельно, оперируя фобиями самого преступника.

— Поразительно. Ведь этим можно искоренить всю мировую преступность.

— Не только искоренить, но и спрогнозировать её возникновение. 'Фемида' способна не только разоблачить и покарать преступника, но и вычислить предрасположенность человека к преступлению.

— Но как?!

— Очень просто. Она посылает человеческому разуму вопросительные сигналы. Человеческий мозг способен принимать, обрабатывать и адекватно реагировать на сотни вопросов в секунду. При этом, сознание не успевать их уловить. А разум уже даёт 'Фемиде' ответ.

— То есть мозг работает так быстро, что сознание за ним не поспевает.

— Наш мозг вообще интересная штука. Было доказано, что мы используем его процентов на восемь — не больше. Поэтому, если ты сам себе будешь задавать какие-то вопросы — 'Как бы я поступил в такой ситуации?' — тебе придётся каждую ситуацию тщательно обдумывать, взвешивать, представлять. Но если такой же вопрос придёт в сжатом, закодированном виде — сознание на этот код просто не отреагирует, а мозг, уловив нужные импульсы, запустит разум на дешифровку, после чего, тут же, инстинктивно выберет оптимальный ответ. К примеру, 'Фемида' подаст вопросительный сигнал — 'Ты увидел кошелёк с деньгами, оброненный своим коллегой по работе, как ты поступишь?' Разум, получив запрос, автоматически обращается к ячейкам твоей памяти, отвечающим за порядочность, честность и законопослушность. Если тебе дорога выгода — ты заберёшь кошелёк, или его содержимое себе. Если ты предпочитаешь выгоде честь и порядочность — ты отдашь кошелёк своему коллеге. Ты можешь сразу принять решение, а можешь поколебаться между выгодой и честью. Но в итоге всё равно выберешь что-то одно. Этот запрос обработается практически моментально. И таких вопросов будут тысячи. Но ты их не почувствуешь. Твой разум всё ответит за тебя, и передаст результат 'Фемиде', а она подготовит отчёт о твоей добросовестности. Кстати, 'Фемиду' планировалось внедрить в отделы кадров. Она бы очень помогла при отборе соискателей на трудоустройство. Никакие ворюги, шпионы, или бездельники уже не сумели бы тайно проникнуть в организацию. Просто мечта для руководителей.

— А если я окажусь потенциальным вором, при этом доселе ничего не украв? Мне что, можно ставить крест на своём будущем?

— Вовсе нет. Отчёт 'Фемиды' ляжет на стол твоему начальнику, который будет заранее знать, какого подвоха следует ожидать от своего будущего подопечного. Если ты способен утянуть то, что плохо лежит, тебя вряд ли поставят работать на склад. Ну а если всё-таки поставят, то будут следить за тобой в оба глаза. И при недостаче…

— Просканируют 'Фемидой' в первую очередь.

— Совершенно верно. И никаких несунов с расхитителями не останется. Вся прелесть в том, что зная об этом дамокловом мече, люди будут всегда помнить о том, что их преступление не останется безнаказанным. И сто раз подумают, прежде чем его совершать. Ведь преступник планирует преступление, надеясь, что его не поймают. А если надежды нет, стоит ли вообще задумывать подобное? Кого-то, разумеется, это не остановит. Но большая часть, всё-таки не захочет испытывать судьбу.

— Почему же эта разработка до сих пор не внедрена?

— Её чуть было не внедрили. И 'Тенебра' даже успела получить заказ на изготовление первой партии 'Фемид', но потом проект резко свернули, и заморозили на неопределённое время.

— Почему?

— Если работодатель взялся сканировать на 'Фемиде' всех своих подчинённых, то довольно скоро у оных возникнет закономерный вопрос — 'а сам ты не желаешь ли просканироваться?' Доселе ведь как было? Руководство ворует по-крупному, работяги тащат по-мелочи. Все довольны и счастливы. А что начнётся с 'Фемидой'? Руководство как воровало, так и будет воровать, а работягам уже шиш с маслом. Эта однобокая политика быстро вызовет волну негодования. 'Почему нас проверяют на 'Фемиде', а руководство — нет? Значит оно боится засветить свои грехи. Значит само не пригодно для такой работы'. Понимаешь? А если учесть, что начальство хапает и распиливает как следует, да ещё и в завязке с другими 'очень уважаемыми людьми' — то тут такие дела начнут раскручиваться. Не успеешь протоколы штамповать. Коррупция-то она, сам знаешь, цветёт и пахнет. А если 'Фемиду' начнут использовать в контрразведке, то она же всех иностранных агентов на чистую воду выведет! А-ну как выяснится, что иностранным агентом в нашей элите является каждый второй?! В общем, не допустят её туда.

— Неужели эта 'Фемида' настолько безупречна?

— Видимо да, если её так испугались. Там ведь как получается, наши разумы начинают работать против нас же самих. Если человек виновен, и понимает это — то он наказывает сам себя. Если виновен, но не понимает этого — то его собственный разум заставляет его это понять.

— А если он психически болен?

— Психические отклонения фиксируются в первую очередь. Кроме того, 'Фемида' отслеживает участки агрессии, и блокирует их. В результате, самый буйный псих становится овечкой. Пусть и неадекватной. В общем, я тебе это рассказываю так, как понял сам. А на деле же там учёными всё было просчитано как надо. Эта машина была универсальной. Она не могла ошибиться, так как судила не в жёстких рамках закона, а с учётом всех обстоятельств. Она принимала во внимание все факты, и назначала срок наказания в зависимости от степени раскаянья преступника, и вероятности совершения им дальнейших преступлений. Кто-то может полностью исправиться всего за один месяц, а кому-то для этого потребуются десятки лет. Но результат будет одинаковым. Человек приобретёт физиологическое отторжение от одной только мысли, что можно совершить преступление.

— А если совершил его нечаянно?

— Причинение вреда по неосторожности — это тоже преступление. Помучишься 'Фемидой' определённый срок, и впредь будешь осторожнее, внимательнее.

— Если все люди окажутся под контролем 'Фемиды' — то общество станет тоталитарным.

— Зато справедливым. Только представь — мир сплошной справедливости! Да, всем придётся жить в страхе перед 'Фемидой', но если этот страх будет единым для всех, то спустя несколько лет люди к нему привыкнут, ну, как к электрическим розеткам, например. Никто же в них пальцы не суёт. А если сунули разок, то так шарахнет, что больше не будут рисковать. То же самое и с 'Фемидой'. Живёшь по закону — спишь спокойно. Решил поживиться за чужой счёт — получи и распишись, удар по мозгам. Чем больше набедокурил — тем больше и получил. Тут вопрос несколько в другом. Допустим, бездомный украл булку хлеба. 'Фемида' его накажет за воровство. Но проблема никуда не денется. Чтобы выжить, человек пойдёт на преступление снова и снова, даже под угрозой наказания. Он будет воровать, пока 'Фемида' не расплавит ему мозги. Поэтому для использования такой уникальной судьи, в обществе должен быть построен достойный социальный порядок. Если человек оказался за чертой бедности, то ему нужно помочь. Не будет нужды — не будет и преступлений. Значит 'Фемида' будет исправно работать только в обществе, в котором люди не голодают и не борются за выживание.

— Логично.

— Впрочем, если она будет охватывать все слои общества, то и нищеты не станет. Воровать и распиливать бюджеты будет уже некому.

— Тоже вариант.

— Вот-вот. И это я тебе рассказал только об одном проекте 'Надира'. А знаешь сколько там было разработок? Тьма! Корректоры сознания, например, всякие, чтобы стимулировать получение знаний. При помощи этой хрени можно всех детей сделать вундеркиндами! Причём, без всякого принуждения. Им просто прививается интерес к наукам, а дальше они уже сами стремятся их постичь, без вреда для сознания. Просто, обычные дети, которые так же будут бегать и играть, но в качестве одного из основных хобби у них будет изучение каких-то наук. Погонял футбол во дворе, пришёл домой, и сел изучать физику. Ментальное воздействие глушит лень, активизируя интерес и любопытство. Представь, какие гении вырастут из таких детей. А если предрасположенности к наукам у ребёнка нет, то его будут стимулировать к труду и спорту. Умелые рабочие, строители и техники стране ну никак не помешают. Олимпийские чемпионы — тоже. Все будут при деле. И по собственному желанию.

— И этот проект тоже свернули?

— Ну да.

— Почему?

— Откуда мне знать? Много подобных проектов так и остались в 'заморозке'. Дескать, эксперименты с разумом — штука опасная и малоизученная. Поэтому все эти надировские разработки довольно скоро стали исключительно военными. Появилось какое-то новое супероружие, главным образом психотронное. Жуткая штука. По слухам, способная одномоментно перевести вектор агрессии целой армии, против собственной страны. Так же разрабатывали излучатель, который может влиять на сознания глав иностранных государств, с понятной целью. В общем, планы были наполеоновские, едва ли не до мирового господства. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но тут из Москвы приехал тот самый чекист, который раздобыл 'икс-нулевого'. Он стал очень высоким начальником, едва ли не главой ФСБ. Подозреваю, что он мог бы им стать, но в его планы публичность не входила. Это настоящий 'серый кардинал', прячущийся за спинами официальных марионеток. Но я сразу понял — власть уже давно в его руках. Причём не только над силовыми структурами, но и над всей страной. Он позиционировал себя как спаситель России. Дескать, американцы обгадились, узнав о наших внезапно появившихся возможностях. А вместе с ними и весь мир. Россия действительно сохранила свою целостность. Хотя внутри неё продолжало твориться чёрти что. Если бы мы применили все наши новые наработки, то Россия стала бы новым мировым диктатором.

— Так почему не применили?

— Опять же не знаю, что там творилось в голове этого 'кардинала', но именно он приказал свернуть все планы, и заняться только одним проектом — 'Затемнение'.

– 'Затемнение'? Почему 'Затемнение'?

— Без понятия. Никто о нём ничего не знал. А те, кто знали — молчали в тряпочку. Молва ходила, что проектом 'Затемнение' называли разработку какого-то там оптоликвидного спрея, который каждые десять часов распыляли над городом. Зимой от него был снег с таким слегка перламутровым отливом. Взвесь этого спрея с земли была абсолютно не видна, а с воздуха выглядела, то как облако, закрывающее поверхность, то как зеркальное отображение соседнего участка Тайги. Каким способом такого эффекта добились — хрен их знает. Но со спутников сколько не таращся — никакого города внизу не увидишь. То облачность, то Тайга. Однако это было не 'Затемнение', хотя бы потому, что о начале проекта было объявлено, когда перламутровый спрей уже вовсю разбрызгивали. Значит проект 'Затемнение' заключался в чём-то другом.

— Интересно, в чём?

— С ним вообще было связано много странных делишек. Например, вакцинация детей и подростков. Якобы от какого-то нового гриппа. На деле же, вакцина была разработана 'Надиром', и явно предназначалась для других целей.

— Так они что, ставили эксперименты на детях?!

— Я бы не назвал это 'экспериментами'. Скорее, это было применение уже испытанного препарата. Прививка стоила так дорого, что позволить себе её сделать могли только те, у кого действительно денег куры не клевали. Да и самой вакцины было ограниченное количество. Она очень быстро закончилась.

— С чего вдруг такой ажиотаж?

— Люди боялись, что на комплексе произошла утечка каких-то опасных веществ, в связи с чем, вроде как, эту вакцину и разработали. Да много разговоров ходило. Даже была версия, что мол 'икс-нулевой' рассказал о какой-то глобальной катастрофе, которая на нас надвигается. И что вакцина поможет людям пережить эту самую катастрофу. Не знаю, кому верить, но истерия по этому поводу была нешуточная. Нам, сотрудникам охраны комплекса, предлагали вакцинировать детей на халяву. Я уже было согласился, но в последний момент решил посоветоваться с Бозриковым. Он, когда узнал, весь покраснел, глаза выпучил и сквозь зубы мне цедит — 'Ты что, одурел?! Не вздумай! Ты знаешь, что она не испытана до конца?! Ты знаешь, какие от неё могут быть последствия?! Нет?! Тогда не майся дурью!' Только потом я понял, что вакцину детям колют на свой страх и риск. Они торопились. Они уже тогда знали, что скоро наступит кирдец. И пытались спасти хотя бы своих чад. Надо было ещё тогда бросать всё к чёртовой матери, и драпать из Иликтинска, куда угодно, хоть обратно на заставу. Лишь бы подальше. Но я почему-то не верил, что они смогут довести дело до такого кошмара.

— Так что произошло? Почему погиб город?

— Не знаю. Возможно из-за неудачного эксперимента в проекте 'Затемнение'. А возможно, это всё 'икс-нулевой'…

— То самое существо? Думаете, это оно?

— Вполне вероятно.

— Но почему оно тогда сразу не нанесло удар?

— Я думал над этим. И вот какая у меня родилась мысль. А что если этот 'икс-нулевой' — кто-то вроде нового мессии? Что если он специально пришёл к нам, чтобы поделиться своими знаниями? Он хотел помочь нашему миру покончить с войнами, преступлениями и прочими пороками. Хотел поднять нашу цивилизацию на новый уровень. Хотел, чтобы мы образумились, и вовремя поменяли своё мировоззрение. А мы не оправдали его надежд. Мы отбросили все позитивные и созидательные идеи применения подаренного нам чуда, и решили воспользоваться им ради новых разрушений. Во вред человечеству. 'Икс-нулевой' разочаровался в нас, и решил строго наказать за это.

— Как он выглядел, этот 'икс-нулевой'?

— Говорю же тебе, я его не видел. Ребята из лаборатории упоминали о нём вскользь. Вроде бы фигурой он немного смахивает на человека, только с хвостом. Очень высокий, под три метра ростом. Чёрный, как сажа. Хвост, как хлыст, похож на кобру с капюшоном. Голова угловатая, вытянутая назад. Глаза, как автомобильные фары: Здоровущие и зелёные. Большую часть времени, эта тварь сидела на полу, прижавшись спиной к стенке и уткнувшись лбом в руки, сложенные на коленях. Вот так, — дядя Гена изобразил, как сидело существо. — Ну вот, вроде и всё, что я о нём разузнал. Эта тема вообще была под запретом. Переговаривались украдкой, чуть ли не шёпотом.

— И что, всего один монстр, пусть даже трёхметровый, смог за одну ночь уничтожить целый город? Верится с трудом.

— В это трудно поверить, но теоретически, ему это было под силу. Его природа была совершенно иной, не свойственной обычным земным существам. При желании, он мог разлететься на мельчайшие частицы, при этом, продолжая оставаться единым целым организмом, а потом — собраться воедино. Я не знаю, какие опыты над ним ставили. Вполне вероятно, что из него хотели сделать оружие, которое, в результате неудачного теста, ударило по нам самим. В любом случае, что бы там ни было, правду нам не узнать уже никогда. Те, кто об этом знали, теперь покоятся глубоко под землёй, в общей могиле, которая когда-то была лабораторией. Что же касается их великого куратора, то он исчез сразу же после катастрофы. Я не знаю, был ли он в лаборатории, когда это случилось, или же просто залёг на дно после своей неудачи. Но больше я о нём ничего никогда не слышал.

— Что Вы видели в тот день, когда всё случилось?

— День был самым обычным. Не считая заметной суеты, и участившихся учебных тревог. Но я не придавал этому значения. Суета длилась почти неделю. 'Надировцы' готовились к какому-то важному мероприятию. То ли к визиту московского руководства, то ли к какому-то тесту. Ну а тревоги всегда учащались перед приездом москвичей. Поэтому ничего странного я в этой круговерти не чувствовал. Смена как смена. День продежурил. На периметре всё в пределах нормы. Учебку отрабатывали как часы. Никаких эксцессов. И тут, за пару часов до конца моей смены, заявился подполковник Бозриков. Взволнованный такой. Обычно он всегда на спецмашине приезжал. А тут, гляжу, подкатил на личном авто. Мы с ним до этого долго не виделись. Почитай, последний раз общались, когда он меня прививки делать отговаривал. Да я и сам к встрече не стремился, хоть мы с ним и друзья. Загруженный он такой был в последние месяцы. Как ему 'подпола' дали — вообще стал недосягаем.

— Зазнался?

— Ты знаешь, нет. Это не зазнайством было. Уж я-то Бозрика знал как облупленного. Для него исполнительность — прежде всего. Он и звания эти исключительно честной службой заработал. И эта скрупулёзность во всём, стала для него роковой. Проект 'Затемнение', чем бы он ни был, измотал Вадьку в конец. Превратил в зомби. Я просто перестал его узнавать. Вот вроде бы он, и в то же время уже нет. Ну а в тот вечер, смотрю, он ко мне идёт. То всё не замечал, и вдруг такая честь. Я аж опешил. Машинально доложил ему, как по уставу, о ситуации на вверенном мне объекте. Он спрашивает — 'Дежуришь сегодня?' Я ответил, что заканчиваю. Что через час сдаю вахту. Тут он нахмурился, и говорит так холодно. — 'Тебя что, не предупредили о том, что сегодня намечено усиленное дежурство?! Ты понимаешь вообще, что сегодня намечается?! У нас время Ч! Либо сегодня запустим, либо никогда!'

— Что запустим?

— Этого он не сказал. Наверное, думал, что я в курсе. Сказал ещё, что сегодня я ему нужен здесь. Что ему будет нужна моя помощь. Причём всё это было сказано таким тоном… Даже не знаю, как объяснить. Как будто бы он умолял, что ли?

— И Вы остались?

— Если бы я тогда остался. Я бы сейчас с тобой не разговаривал. Получив приказ, я бы конечно же остался. Куда тут денешься? Но никакого приказа не было. Моя смена закончилась. Приехал мой коллега, Лёха Ермолаев. Мы его звали Помидорычем, потому что у него морда всегда была красная почему-то, а когда он смеялся, злился, или что-то серьёзно обдумывал — вообще становился пунцовым. Ну, такая особенность у него была, в общем. А парень был золотой. Царство ему небесное. Приехал он тогда, весёлый такой, как щас помню. Красный, как всегда. Рассказывать что-то начал. Я ему данные передаю. Журнал там, отчёт по контрольным постам. Всё как обычно. А сам думаю, чё делать? Домой ехать, или сидеть, дожидаться приказа? Официально же мне никто не приказал оставаться после своего дежурства. И потом, у меня был непосредственный начальник, которому я подчинялся. В общем, я подумал, и решил уточнить этот вопрос у своего начальства.

— И что Вам ответили?

— Никакого приказа не было. Начальник даже удивился, почему я спрашиваю. Сказал, что никаких распоряжений по этому поводу сверху не поступало. Поэтому работаем в штатном режиме. Ермолаев прибыл — значит я свободен. Ну что, думаю, раз так, то я умываю руки. Мало ли, что этому Бозрику в голову взбрело? Он в последнее время вообще похож не в себе. Может быть, вообще меня перепутал с кем-то другим. В такой загнанности это не удивительно. В общем, решил, что если моё присутствие здесь будет необходимо, то меня вызовут. На том и успокоился. Вышел с периметра, дошёл до стоянки, сел в машину. И тут, понимаешь, такое чувство возникло, гложущее. Непонятное. Еду домой. Вроде бы всё нормально, всё спокойно. А ощущение, как будто бы от грозы убегаю. Был у меня в жизни такой момент, ещё в детстве, отдыхал я у бабки в деревне. А там озеро было, ну километра три, наверное, от околицы. И я, значит, туда ходил рыбу ловить. Ну вот, рыбачу я однажды, как вдруг ветерок странный подул. Глядь на небо — а там тучами всё затягивает. Быть грозе. Ну, я удочки смотал, и назад — в деревню. Иду и думаю, ё-моё, если сейчас ливанёт — я жеж насквозь промокну. Вокруг сплошные поля. Ни деревца, ни укрытия никакого. Хорошо если только намочит, а ежели молнией шибанёт? В общем, перетрухал я как следует. Топаю по дороге, спешным шагом, а затылком чую — тянет… Тянет на меня тучу. Ветерок оттуда холодный, сырой, с моросью. И гром такой ворчли-ивый, глухой. А вся природа, что характерно, как будто бы притихла в ожидании грозы. Только гром изредка погромыхивает, да ветер иногда, порывами, колышет посевы. Неприятная обстановка. Давящая. Я о том жизненном эпизоде сразу же вспомнил тогда, в машине. Меня точно так же давило. Причём так меня придавливало, что я даже в зеркало заднего вида смотреть не решался, представляешь? Никогда со мной такого не было. Чтобы вот так, необъяснимо, сердце сжало. Почти всю дорогу так ехал. А когда к дому стал подъезжать, вдруг полегчало. Смог вздохнуть полной грудью. Вроде как отпустило. В магазин ещё, помню, зашёл, взял бутылку минералочки. И как-то отвлёкся от своих раздумий. Переключился на бытовую волну. Дома всё в порядке. Поужинал, принял душ. Жена тем временем начала детей спать укладывать. Я решил тоже пораньше лечь. Не тут-то было. Вдруг, звонок. Бозриков звонит. И только я трубку взял, он как начал меня чесать: 'Так твою разэтак! Мать-перемать!' Я до этого никогда не слышал, чтобы он матерился. Он же всегда был примером для подражания, образцовым сотрудником. От него не то что мата, обычной брани-то не услышишь. А тут вдруг такое. Ну, я и оторопел. Не соображу даже, что и ответить ему. А он — 'Ты куда умотал?! Ты хоть знаешь, что тут сейчас?! Быстро сюда! Чтобы через десять минут здесь был!' Орал-орал, и наполуслове связь оборвалась. Я тут же бросился собираться. Одной рукой портки натягиваю, другой Бозрика набираю. Хрен там. Телефон молчит. Ну, что? Прыгнул в машину, и назад — на объект. Гляжу, меня пожарки обгоняют. И все туда — в сторону Раздольненского. Ну, думаю, всё. Что-то у нас там случилось серьёзное. Пожарки чешут одна за одной. Молча, без сирен. Только мигалки у них сверкают. Ну, я к ним в хвост пристроился, и дунул под красные светофоры, без остановок. Самого липкий пот прошиб. В голове чёрти что. Не знаю, что меня там ждёт.

— И что же Вы там увидели?

— А ничего. Я туда не доехал. На половине пути меня гайцы остановили. Я им удостоверение сую, мол, вы чё, друзья, нюх потеряли?! А они мне — 'Извините, не положено. Приказ сверху — никого не пропускать'. Как же, говорю, вы никого не пропускаете, если пожарных пропустили? — 'Пожарные машины и скорую помощь пропускать можно. Остальным — не положено'. Я уже начал было с ними разбираться на повышенных тонах. Тут смотрю, подбегает майор ФСБ. 'Куда ты лезешь?' — говорит. — 'Нельзя туда!' Меня, говорю, вызвал сам подполковник Бозриков. Я должен явиться на объект в течение десяти минут. — 'Какие десять минут?!' — он мне отвечает. — 'Все сотрудники, находящиеся вне зоны оцепления должны примкнуть к отрядам милиции и гражданской обороны, чтобы совместно начинать эвакуацию города! Приказ с самого верха!' Тут я и сел. Эвакуация города! Ё-моё! Это что же там за звиздец приключился, если они целый город собираются эвакуировать?! План эвакуации я, конечно знал назубок. Нас инструктировали по нему регулярно. Но я и подумать не мог, что это когда-нибудь пригодится. И тут вдруг на-те. У меня как будто включился какой-то альтернативный разум. Как у робота. Начал действовать строго по инструкции. Что не говори, а работали мы оперативно. Слаженно. Управились меньше чем за час. Грузили народ в автобусы и отправляли. Грузили и отправляли. И так, пока весь свой участок не опустошили.

— В Припяти на эвакуацию города ушло два с половиной часа.

— Там целый город вывезли. А мы и половину не успели… — он вздохнул. — Слишком быстро всё случилось. Не готовым мы были к такому. К чему угодно, только не к такому. Все, кто были внутри оцепления, там и остались. Меня судьба спасла, когда туда не пропустили. И второй раз спасла, когда спасательные отряды формировались, чтобы уцелевших оттуда вытаскивать. Туда же две волны направлялось, представляешь, две! И ни в одну меня не приняли. Назначили ответственным по третьему карантинному сектору. Отвечал за безопасность палаточного лагеря. Ну, там, где жителей обследовали, обрабатывали всякими растворами, прежде чем за карантинную зону вывозить. Вот я там и работал. До меня только слухи доходили, что в это время творилось в городе. А слухи были, я тебе задам. Прямо фронтовые сводки. Дескать, мы отступаем. Сдаём позиции. Кому сдаём? Кто с нами борется? Я не понимал. И лишь потом оказалось, что там какая-то зараза двигалась по городу. Ветром её растаскивало. А что за зараза — до сих пор не в курсе. Вроде как что-то биохимическое. Какая-то пыльца, вызывающая галлюцинации. Вот эти самые аномальные видения, ради которых вы сейчас туда едете. Но это лишь зримая часть. Самое страшное, что эта непонятная гадость каким-то образом влияла на электромагнитное поле, вызывая колебания, которые были смертельно опасны для всего живого. Человек, попавший в такую ловушку, тут же умирал. Своими глазами подобное видел. Впрочем, рассказывали, что некоторые бедняги умирали не сразу, а превращались в уродов, сутками бьющихся в агонии, прежде чем дух испустить. А в некоторых аномальных местах людей натурально распыляло, или наизнанку выворачивало, не знаю уж, правда это или нет. Вглубь города, после катастрофы, я не совался. Ну а во время тех страшных событий, я как уехал из Иликтинска на вверенный мне объект, так назад и не вернулся. Меня прямо из лагеря, вместе с семьёй отправили самолётом в Москву. По приезду, обосновались у тёщи, в Подмосковье. Ну, естественно, со всеми, включая детей, 'пообщались психологи', на тему неразглашения. Я думаю, что с нами поработали профессиональные психотерапевты, так как жена с детьми, с той поры, на эту тему молчок. Как будто и не жили мы в Иликтинске никогда. Если что-то начинаешь говорить по этому поводу — они тут же разговор переводят на другую тему, или же просто уходят. Табу. Неспроста это. Наверняка результат психологической обработки. 'Наши' это умеют. Да и чёрт с ними. Казалось бы, что тут думать? Главное, что живыми оттуда выбрались. Теперь всё начинается с чистого листа, всё по новой. Работа у меня есть, обещали с квартирой помочь. Правда, где-то за МКАДом, но всё-таки! Дети опять же. Их надо выучить, на ноги поставить. Есть чем заняться. А меня всё гнетёт и гнетёт. Что-то не даёт покоя. Точит изнутри. Места себе не нахожу. Тогда и начал пить. Ну и покатился.

— А что Вас тревожило?

— Память. Никак я не мог забыть своего друга Бозрикова, который просил меня остаться. Просил не уезжать. Ведь он что-то важное хотел мне доверить. Возможно, если бы я не уехал тогда, ничего бы и не случилось. Так я думал тогда, все ночи напролёт. Я слышал его голос, его крик, и просыпался. И не мог больше спать. Подушку грыз от тоски. А потом шёл на кухню, доставал заначку, и набубенивался. Жена меня ловила на этом. Скандалы устраивала. На работе тоже всё пошло кувырком из-за моей пьянки. А я никак не мог остановиться. Ну и в результате, с работы меня попёрли. Жена на развод подала. В общем, вся жизнь коту под хвост. И тогда я решил вернуться в Иликтинск. Понял, что если не поеду туда — с ума сойду. Повешусь к чёртовой матери. Продал кое-что из своих вещей, кое-как наскрёб деньжат до Иркутска, и отправился.

— А разве город не закрыли?

— Закрыли. Но кого это смущало? В первые годы, когда военные ушли, и вместо них поставили ментов, в город полезла всякая шваль: начиная от старых жителей, и заканчивая мародёрами. Ментов было слишком мало, чтобы контролировать целый город. К тому же они его не патрулировали, опасаясь нарваться на 'аномалию'. Поэтому там творилось чёрти что. Полная свобода. Когда я приехал туда, основная волна мародёрства уже схлынула. Два чистых района уже успели основательно растащить. Наверное, вывозили барахло целыми фурами, судя по масштабам разгрома. Всю мало-мальски годную мебель, аппаратуру, бельё, сантехнику — выволокли. При мне уже металл резали. Стеклопакеты снимали, кондиционеры. Весь город, куда можно добраться, поделили бандитские группировки. До этого, говорят, между ними серьёзные столкновения происходили. С поножовщиной и перестрелками. Потом 'боссы', видимо, договорились, кто какой участок грабит. Стало гораздо тише.

— И вы там жили?

— Неделю почти. Вернулся в свою квартиру. Смотрю, дверь сломана, внутри как Мамай прошёлся. Гарнитур уволокли, диван упёрли. Холодильник, стиралку. Ну, компьютер, телевизор, музыкальный центр — само собой. Хорошо хоть кровать оставили. Я-то, когда вернулся, надеялся, что подохну там. Каждую ночь ждал смерти. Думал, что кто-то, или что-то меня убьёт. Но всё тщетно. Ничего со мной не происходило. Люди вокруг меня пачками дохли: убивали друг друга, или на аномалии напарывались. А мне хоть бы что. Помню, однажды столкнулся я с мародёрами. Они меня на стволы поставили. Думал — всё, вот она, смертушка. Глаза закрыл, вздохнул последний раз. А они меня не убили. За бомжа приняли. Вали, говорят, отсюда, бомжара вонючий, а то замочим. Представляешь? Пуль на меня пожалели. Я после, когда за водой на родник ходил, несколько раз ещё с ними пересекался. Они на меня вообще внимание перестали обращать. Как будто меня и нет.

— А аномалии?

— В Теплице, где я жил, аномалий никаких не было. Они начинались на выезде. Вот там я сам видел, как человек вдруг, ни с того ни с сего, взял, да и улетел прямо в небо. Так высоко, что в точку превратился. Что за сила его подхватила — не знаю. Куда он потом упал, и упал ли — тоже не ведаю. Вот такая была аномалия. Ещё видел чьи-то кишки, развешанные по колючей проволоке. Ни клочков одежды, ни костей — только кишки. А ещё вспышки необычные видел. Где-то в районе Центра сверкали. Красивые. Как салют, только ещё красивее. Каждый день, в одно и то же время. Я же, грешным делом, два раза порывался туда пойти. В центр города. За смертью. Думал отправиться прямо к 'Надиру'. Где меня прихлопнет — там и прихлопнет. И слава богу. Но всякий раз доходил до выезда и останавливался. Такой во мне вдруг страх просыпался, что ноги каменели. И ничего вокруг нет, вроде бы, подозрительного. А идти не могу. Воли нет. Упираюсь в невидимую стену. И возвращаюсь. Плетусь назад, и костерю себя за трусость.

— Чем же Вы питались целую неделю?

— Лазил по разорённым квартирам, отыскивал консервы, макароны, крупу. На этом и жил. Ну а воду — на роднике набирал.

— А как случилось, что Вы уехали оттуда?

— Чёрные оперативники выселили. Видимо власти окончательно задолбало, что по Иликтинску шарятся кто ни попадя. Вот и решили огородить его стеной. Да не простой, а какой-то там специальной, созданной по еврейской технологии. Ну а пока стена строилась, город взяли под контроль чёрные оперативники. Это какое-то силовое ведомство, которое, как я понял, подчиняется только самой-самой верхушке. Во всяком случае, они оснащены по самое не балуйся. У них и беспилотники, и роботы, и пушки какие-то автоматические. В общем, серьёзные ребята. Сначала вытряхнули мародёров. Те начали было выпендриваться, так их просто положили там всех до единого. Устроили охоту на мародёров. Вычисляли их с воздуха, и долбили, как крыс. Ну а потом и до поселенцев добрались. Кроме меня, в Иликтинск вернулось не так уж много людей. В основном старики. Почти все погибли в аномалиях, или от рук мародёров. Под конец осталось человек восемь, самых упорных. В городе, кроме меня, жил ещё один старик. Ну а остальные жили в дачном посёлке. Так вот нас всех разыскали, и доставили на бывший КПП. Там оперативники что-то типа штаба организовали, ну, где главные ворота сейчас расположены. Завели нас в какое-то помещение, подключили к приборам. Кровь взяли на анализ, слюну. С головы до пят общупали каким-то детектором. А после, надели на лицо что-то вроде очков. Как только я их нацепил — у меня голова закружилась, и я отключился. Словно мне молотком по темечку жахнули. Очнулся уже в машине. Со мной везут остальных переселенцев…

— Кто же они такие, эти 'чёрные оперативники'?

— Говорили, что спецотдел ФСБ. Только это чушь собачья. Нет у ФСБ такого отдела. К тому же, эти парни класть хотели на чекистов. У них какая-то своя служба. Никому ни хрена не подвластная. Я думаю, что это какая-то особая ЧВК.

— Частники?

— Хех! Это только так называется, 'частная военная компания'. А на деле, полностью контролируемая высшими государственными чинами бригада боевиков-профессионалов, упакованных по последнему слову техники. И засылают их только туда, где творится полная жопа. Не удивлюсь, что их 'игрушки' работают на надировских технологиях.

— Но они Вас пощадили.

— Потому что мы не сопротивлялись. Довезли они нас до блокпоста (он раньше здесь неподалёку находился), и высадили. Дальше, говорят, топайте сами. Обратитесь к ментам, они вас в Иркутск доставят. Ну а мы, мимо ментов, кустами-кустами, и в Паутовку. С той поры здесь и обосновались. Вот такая у меня судьба, Писатель. Чёрти что, а не судьба.

Было глубоко за полночь. Уронив голову на заметно поредевший стол, дядя Гена раскатисто храпел. Рядом с ним стояла пустая бутылка водки. Я хотел его разбудить, но постеснялся. Он был слишком пьян. Последние полчаса нашей беседы, он нёс полную околесицу, едва выговаривая бессвязные фразы, которые я уже не понимал. Так продолжалось, пока он вдруг не уронил голову на руки, и не отключился. Что ж. Мне сейчас тоже не помешало бы выспаться. Я не хотел завтра 'клевать носом'. Захватив с собой керосиновую лампу, я проследовал в комнату, где меня дожидалась приготовленная постель.

Пока снимал рубашку и джинсы, обратил внимание на обилие всевозможных книг, хаотично разложенных по комнате. Затем, на глаза мне попалась пёстрая стопка старых журналов, возвышавшаяся на стуле, у изголовья. Меня сразу же привлекли заголовки на обложке самого верхнего: 'Восемнадцатилетняя доярка забеременела от инопланетных лучей', 'В глухом сибирском посёлке обнаружен разумный камень', 'Они прилетели ночью и украли быка'. Стало понятно, откуда дядя Гена черпал свои фантастические истории. Но я всё-таки был доволен беседой с ним. Даже если его рассказ на сто процентов состоял из пустого вымысла, он произвёл на меня впечатление, и дал необходимые толчки для новых литературных замыслов. Робин был прав.

Я ничуть не сожалел о том, что не остался развлекаться с остальной группой. Талантливый рассказчик дядя Гена подарил мне нечто более полезное, чем деревенская баня, сытные угощения и пляски под гармошку. Он снабдил меня необходимой духовной пищей, заразил новыми идеями, и помог окончательно определиться с сюжетной канвой. Интересный он всё-таки мужик.

Погасив лампу, я натянул на себя тяжёлое, немного влажное одеяло. И, стараясь не обращать внимание на запахи, источаемые постельным бельём, стал быстро проваливаться в забытье, убаюкиваемый мерным храпом хозяина, и тиканьем старинных часов.

ЧАСТЬ-5. ИЛИКТИНСКАЯ ЗОНА

Утро встретило меня щебетом птиц и солнцем, щекочущим переносицу. Я вскочил, ещё не успев окончательно вырваться из плена цепких сновидений, и в панике уставился на часы. Неужели проспал?! Нет, проснулся вовремя. До отправления осталось двадцать минут. А я, конечно же, не выспался. Ну что ж теперь поделать?

Быстренько одевшись и обувшись, я резвой трусцой пробежал в прихожую, где висел умывальник, и пару раз постучав ладонью по его язычку, спешно умылся.

Хозяина дома не было. Я столкнулся с ним на улице. Слегка похмельный и помятый, после сна в неудобном положении, дядя Гена поприветствовал меня.

— Доброе утречко.

— Утро доброе.

— Как спалось?

— Спасибо, хорошо.

— А я даже и не помню, когда отключился. Вроде сидели, с тобой разговаривали, и вдруг раз — полный провал. Ты уж извини.

— Да ладно, ничего страшного.

— Ну что, может всё-таки останешься у меня сегодня? Не поедешь? Я тебе ещё что-нибудь расскажу.

— Извините, дядя Гена. Спасибо Вам, конечно, за заботу. Но я всё-таки думаю съездить в город. Теперь, когда Вы меня предупредили, я буду вести себя ещё осторожнее.

— Ты совершаешь большую ошибку. Подумай ещё. Хорошенько подумай.

— Подумаю… Спасибо, дядь Ген. Всего Вам доброго.

— Подумай! Не ездий туда!

Я уже вышел за калитку, а отшельник всё продолжал кричать мне вслед, чтобы я одумался и не ездил. Я знал, что он кричит неспроста, но уже не мог остановиться. Моё любопытство окончательно победило всякие сомнения.

Миновав знакомые заросли, я вышел на главную деревенскую дорогу, и ещё издали заметил толпящийся народ. Группа уже успела собраться, и ожидала, когда Робин выгонит машину.

— А ты где был? — встретил меня Ромео.

— У старика одного ночевал, — ответил я.

— А чего с нами не остался? Нам вчера такую шикарную встречу устроили, ты бы видел.

— Да я слышал. Но вчера вечером мне что-то плоховато было. Видимо в машине укачало. Поэтому я и ушёл.

— Понятно.

Больше меня никто не расспрашивал. Вообще, на меня мало обращали внимание. Я заметил, что группа успела заметно сдружиться. Даже нелюдимый Николай стал гораздо общительнее. И только я один держался от них в стороне. Мне было немного стыдно от этого, но в то же время, вливаться в коллектив, почему-то никак не хотелось. Вместо этого было желание продолжить общение с Робином, который не сбивал меня с творческих мыслей, в отличие от шумливых туристов, а наоборот — заставлял сконцентрироваться.

Ребята тем временем обсуждали вчерашнюю веселуху: какой жаркой была баня, какими вкусными были угощения и как здорово играл на гармошке хозяин дома, дядя Миша. Особенно дотошно вспоминали историю с Крисом, которому стало плохо в жаркой русской бане, и его отливали холодной водой. Он и сам пытался что-то добавить от себя, выпучивая глаза, и совершая энергичные жесты, чем вызывал у публики всё новые приступы смеха.

Наконец, во дворе послышался рокот заведённого двигателя, после чего из сарая выкатилась видавшая виды 'таблетка' — выцветший медицинский УАЗик, на котором ещё виднелись полустёртые красные кресты.

— Да-авай, да-авай, проходишь! — направлял его хозяин, помогая проехать между ГАЗелью и белесым корпусом 'Москвича', превращённого в цветочную клумбу.

— О-о, вот это агрегат, — произнёс Николай.

— Сколько же лет этому динозавру? — ухмыльнулся Тимон.

— …итс э рашин медикал кар, — тем временем объясняла своему спутнику Оливия.

— Оу, ес-ес, ай си. Медикал кар. Олд медикал кар, — кивал тот.

— Та самая 'грязная машина'? — Ковбой стряхнул мошку, усевшуюся на его шляпу. — Надеюсь, внутри-то она не грязная.

— Танки грязи не боятся, — ответил Тимон. — Главное, чтобы в пути не развалилась.

— Не развалится, ребят, не развалится, — услышал его хозяин дома. — Я её всю перебрал, всю проверил. Она не подведёт.

'Таблетка' выехала со двора, и остановилась напротив нас. Из кабины выпрыгнул Робин.

— Ну что, все в сборе? Писатель пришёл? А, всё, вижу. Так, остальные, раз-два-три четыре-пять, вышел зайчик погулять. Все на месте. Ну что ж? Тогда загружаемся.

Группа потянулась в сторону УАЗика, и я с радостью отметил, что нахожусь ближе всех к кабине. Никого не пропуская, я почти вприпрыжку подбежал к передней двери, и занял место рядом с водительским сидением. Тут случился небольшой конфуз, так как впопыхах моя нога соскользнула с подножки, и я сильно ударился коленкой об дверь.

— Осторожнее, — послышалось у меня за спиной. — Ноги не сломай.

Потирая ушибленное колено, я расположился на жёстком переднем сиденье, и успокоился, дожидаясь, когда остальные пассажиры заполнят салон. Тесня друг друга, туристы шумно рассаживались на двух параллельных лавках, лицом друг к другу.

— Да уж, вот где комфорт! — ворчал Ромео.

— А чего ты хотел? Эта машина рассчитана на перевозку трупов, а не живых людей, — ответил Тимон.

— Ну тебя! Накликаешь! — хлопнула его по спине Джульетта.

Тем временем, Робин забрался в кабину, и, пошевелив зеркальце заднего вида, громогласно спросил:

— Ну чё, народ?! Все готовы?!

— Заводи!!!

— Ну смотрите у меня! Если кто по нужде не сходил — будете терпеть до Иликтинска! По пути остановок не будет!

Заржал стартер, и 'Таблетка' весело заклокотала.

— Молодец Семёныч. Хорошо поработал. Смотри, как заводится. С полпинка.

— Ага, — кивнул я.

— Ладно, вперёд на мины — ордена потом.

Робин воткнул первую передачу, и плавно нажал на газ. Фургончик заковылял по колдобинам, яростно скрипя рессорами. Пассажилы в кузове тут же завопили, хватаясь за любые выступы и рукоятки, чтобы не свалиться с лавочек.

— Да, это экстремальная езда, — кивал водитель. — Потерпите. На трассе будет лучше.

Мы выехали за ограду, и попылили дальше — в сторону шоссе. Проехали знакомую ферму, КрАЗ, трактора и горелые избушки. Вот и дорога на Иликтинск.

УАЗик зашебуршал гравием, и натужено зафырчал, взбираясь на крутой подъём. Оказавшись наверху, он тут же рванул по ровной асфальтовой поверхности, оставив позади себя облако оседающей пыли. Тряска действительно почти прекратилась.

Как только мы оказались на шоссе, я заприметил постройки, похожие на те, что мы видели на полицейском КПП. Пара камуфлированных будок, металлический щит с бойницей и три больших бетонных блока, растащенных по краям дороги.

— Что это там такое?

— Так это же бывший блокпост, — ответил Робинзон. — Он уже давно пустует. Раньше здесь пролегала граница Зоны.

Мы проехали между бетонными заграждениями. Я проводил взглядом пустующие постройки пропускного пункта, и не заметил в них ничего необычного.

— Ты не жалеешь? — вдруг спросил меня Робин.

— О чём?

— Ну, что я тебя к дяде Гене отвёл. Как вы вообще с ним пообщались?

— А-а. Нет-нет, конечно не жалею. Я как раз собирался тебя поблагодарить. Ты был абсолютно прав насчёт него. Очень интересный дядька. Сначала мы не сразу нашли с ним общий язык, но потом я предъявил аргумент?2, и мы поладили.

— Ну вот видишь, — Робин заметно оживился. — Кстати, ты заметил, как меняется его манера говорить после того, как он входит в раж? То 'чЯво', да 'пачАму', а то вдруг р-раз, и прорезалась вполне интеллигентная речь. Да ещё с такими терминами хитроумными. 'С точки зрения банальной эрудиции', тыры-пыры-нашатыры.

— Да, я тоже заметил. Сначала показалось, что он эдакий деревенский тетерев. А потом как пошёл чесать по-научному. Я аж заслушался.

— Он на самом деле очень умный мужик. Гораздо умнее, чем ты думаешь. У него, между прочим, высшее образование. Если бы не пьянка — он бы далеко пошёл. Ты видел, сколько у него книг дома?

— Угу.

— Ну вот. Отсюда и эрудиция такая. Он ведь из заброшенной школьной библиотеки почти все книги к себе перетаскал. И, наверное, прочитал уже их все. Он очень начитанный. А что касается 'чЯво', да 'пачАму' — так это всё маска. Для непрошенных гостей. Чтобы не доставали. Дескать, вот такой я сельский валенок, двух слов связать не могу. Чего с такого возьмёшь?

— Артист.

— Точно. А он тебе про психотронное оружие рассказывал?

— Да.

— А про инопланетян, которые под Иликтинском базу строили? И рядом с тем местом охотник убил существо, похожее на крокодила, только двуногое. Которое у него дичь пыталось украсть. И атаковало его ультразвуком.

— Нет. Этого не было.

— Странно. Обычно эту байку он первым делом травил. Ну а потом про какую-то мозговую машину — 'Фемиду', которая может любое преступление раскрыть. Кибернетический Шерлок Холмс.

— Про это рассказывал.

— Тоже классная история. Фантазия у мужика — будь здоров. Это же надо, такое придумать. Это же… Додуматься надо до такого!

— Согласен. И мне вот что интересно. Не мог же он из ниоткуда всё это выдумать? Я не сомневаюсь, что его байки, скорее всего, пустой вымысел. Однако же у них вполне может иметься какая-то подоплёка. Что если некая доля истины в них всё-таки есть?

— Хрен его знает. Может быть и есть. Ты знаешь, Писатель, у меня ведь дядька, материн двоюродный брат, работал в охране 'Надира'. Он уехал из Иликтинска за месяц до катастрофы. Так вот, я его спрашивал. И он не знает никакого Геннадия Львовича Тупикова. Не работал у них такой, говорит. Уж он бы его точно знал.

— А Бозрикова?

— Какого Бозрикова?

— Ну, его друга, подполковника ФСБ.

— Мне он про него не рассказывал. Наверное, уже потом его выдумал.

— Понятно… Слушай, Робин, а эти 'чёрные оперативники', они и вправду с мародёрами воевали?

— Какие оперативники? Ах, ты про опричников. Ну, войной это сложно назвать. Скорее, это был отстрел. И здесь я их поддерживаю.

— Кого?

— Опричников, разумеется. Не мародёров же. Этим уродам было сделано предупреждение — выметайтесь из города к чёртовой матери, вас не тронут. И больше не лезьте. Нет же, они начали выёживаться. Ну и получили по первое число. Сначала опричники сами рейды устраивали по окраинам города. Вглубь не лезли. Мародёры это прочухали, и в районы их патрулирования не совались. Ну а когда у опричников появились БПЛА — тут вольготному мародёрству пришёл конец. Первое время, беспилотники просто наблюдали за бандитами. Те на них быстро забили. Ну, летают они и летают. И тут вдруг появились жужжалки, оборудованные автоматическими турельками. Как они дали жару! Только брызги полетели в разные стороны. От этих зараз ведь нигде не спрятаться. Они и в окна влетают, и под навесы. А что их пушка творит — это просто мама дорогая. Как стреляет — не видел, зато любовался последствиями: Представь себе, стоит 'Шишига', ну, ГАЗ-66, и у неё кабина — просто в сито. А внутри — фарш. Иначе не назовёшь.

— Жесть. И долго велась борьба с мародёрами?

— Пока опричники стену не построили.

— Дядя Гена говорил об этой стене. Вроде бы она не простая какая-то. 'Еврейская'. А почему 'еврейская' — не объяснил.

— Потому что создана по израильской технологии. Ну, так говорят. Вроде бы наши купили у евреев систему 'Нец', которой те, в своё время, от палестинцев отгородились. Там же весь цимес-то в чём? Не в самой стене, а в специальных башенках, которые вдоль этой стены понатыканы. С этих самых башенок ведётся постоянное наблюдение за всем, что движется в пределах видимости. И если где-то возникает угроза, то тут же даётся команда, и по указанному нарушителю открывается огонь. Наши эту систему довели до ума, полностью автоматизировали. Теперь там мышь не проскочит.

Лес вокруг становился всё глуше и плотнее. Мы были совсем одни в этом богом забытом месте. Я вспомнил, что хотел одолжить ручку, но передумал обращаться к Тимону. Записать я всё равно ничего не смогу из-за регулярных встрясок на колдобинах.

– 'Ложнозайчиков' нет. Фигово, — пробормотал Робин, вынимая сигарету из пачки.

— Чего? Почему?

— Просто обычно… Когда они есть… — он спешно прикурил. — Другой хренотени на дороге не попадается. А сейчас их нет. Это не есть хорошо.

— И что нас ждёт?

— Что бы ни ждало. Запомни. Никаких телодвижений. Из машины ни ногой. Мне управлять не мешай. Сиди смирно и не рыпайся.

— Хорошо. Как скажешь.

Я напрягся. Любопытство распирало меня. Я уже не слышал болтовню ребят в кузове. Только смотрел на дорогу в ожидании неведомого. Так мы проехали ещё несколько километров. Сначала ничего не происходило. Потом Робин заёрзал.

— Так, вот она, сволочь… Не дёргайся и сиди смирно.

— Что?

— Не дёргайся и сиди смирно!

— Понял.

Впереди действительно что-то появилось. На обочине маячил какой-то силуэт, знакомый до боли. Я не поверил собственным глазам. Перед нами стоял инспектор ГИБДД. Как и положено, в форме и с полосатым жезлом. Он махал нам, приказывая остановиться, но Робин не сбавлял скорость. Напротив — прибавил газу.

— Это же… Ты не будешь останавливаться?

— Нет.

Когда мы промчались мимо инспектора, засуетились остальные пассажиры.

— Эй, Роб, а нас преследовать не будут?! — спросил Тимон.

— Лихо ты его проигнорил! — восторгался Ковбой. — А проблем не возникнет?

— Проблемы возникли бы, если б я остановился, — не оборачиваясь, ответил Робинзон. — Какое преследование?! Вы там вообще машину видели?!

Я посмотрел в зеркало. Фигура инспектора быстро удалялась, продолжая синхронно махать своим жезлом. Тут мне всё стало понятно.

— Аномалия?

— АДЦ-С-2. В простонародье 'Гоп-стоп'. Опасная дрянь.

— А что она делает?

— Если бы я знал. Те, кто останавливались — уже ничего рассказать не могут. Вон, гляди…

Мы объехали притулившуюся у обочины легковушку.

— Один нарвался. И таких дальше много будет.

— Но этот гаишник выглядел как настоящий. То есть, один в один!

— А ты что хотел? На то она и ловушка. Этот 'Гоп-стоп' — вообще хитрая аномалия. Она нас изучает, приспосабливается к нашей психологии. Например, раньше она выглядела как сисястая красотка, голосующая у обочины. Потом, говорят, был период, когда она выглядела как раненный человек, выползающий из леса, и зовущий на помощь. Бывало и такое, что видели водителей, возившихся возле машин. Причём, водители знакомые. Из наших, проводников. Как не помочь коллеге? Останавливаются, а это — 'Гоп-стоп'. Теперь вот 'гайцы' появились.

Мой разум напрочь отказывался верить в его слова. Я был уверен, что всё это выдумка, для наведения зловещего тумана. Думал, что гаишник был всё-таки настоящий. Но, вместе с тем, сам же задавался вопросом — что он тут делает, посреди тайги, один, и без транспорта?

— Это ещё не самая плохая вещь. Встречается кое-что и похуже. Надеюсь, что сегодня нас это не коснётся, — Робин выкинул окурок в окно.

На дороге, время от времени, действительно стали появляться пустующие машины. Некоторые были аккуратно припаркованы, а некоторые стояли прямо на дороге, и их приходилось объезжать. Встречались грузовики, легковушки, и даже один автобус. Когда мы проехали две очередные машины, стоявшие друг за другом, Робинзон указал на них, и сообщил, что это как раз тот случай, когда аномалия выдала себя за поломавшегося товарища.

— А если мы сейчас остановимся? — с тревогой спросил я.

— Лучше не надо, — ответил он.

Дорога повернула в сторону, после чего мы переехали мосток. Указатель был повален, и я так и не узнал, что там была за речушка.

— А что ещё, помимо 'Гоп-стопов', здесь встречается? — поинтересовался я.

— Да разное. Иногда, 'Сиреневый туман'. Ну, знаешь, как в песне. Такой плотный, что ничего вокруг не видно. Едешь почти вслепую. Тут главное не останавливаться. Он через несколько минут пропадает. А бывают 'Суицидники' — люди, или животные на дороге. Та же история. Останавливаться нельзя. Объезжать тоже не рекомендуется — можно с дороги слететь. Надо давить.

— Давить?

— Они исчезают перед самым носом. А бывает, что и не исчезают.

— То есть, что, настоящие, что ли?

— Ну-у, я сам не видел. Рассказывали, что… — он вдруг умолк на полуслове, после чего вдруг переключился на другую тему. — Кстати, сейчас подъедем к месту, где погиб мой старый друг. Где-то здесь… Вон-вон-вон его машина стоит.

Впереди я увидел такой же УАЗик, как и у нас, только военного образца. Он стоял уткнувшись в столб. Видимо от удара, одна из его задних дверей была распахнута. В кузове что-то лежало, но я не успел рассмотреть, что именно.

— Привет, Юрок, — поприветствовал машину Робин. — Прости, что не могу остановиться.

Он бросил взгляд на меня, и тут же пояснил:

— Не обращай внимания, я всегда так делаю. Что-то вроде традиции.

— Что с ним случилось? Не справился с управлением?

— Что-то его угробило. Юрка Сапсан был самым опытным из нас. Он меня многому научил. Как могло случиться, что он погиб — не понимаю. Видимо, что-то серьёзное произошло.

— Я вот что заметил. Сначала машины стояли в основном на дороге, или на обочине. А теперь всё чаще они попадаются за пределами трассы. Вон, опять. 'Нива' кверху колёсами валяется, под уклоном. Их как будто что-то сбрасывало с шоссе.

— Наверное 'суицидники' на дороге появлялись.

— Так может твой друг тоже из-за них?

— Исключено. Именно он-то меня и научил, как на них не реагировать. У него целая методика была разработана, как самообладание сохранять. Причём, он мне рассказывал, что ему пару раз на лобовуху кидались. Со мной такого не было ещё ни разу. А он пережил.

Мы проехали мимо длинной фуры с надписью 'Дальстройсервис', которая лежала на боку вдоль дороги. Через пару сотен метров чернел закопчённый остов сгоревшей легковушки.

— Как же их много. Я уже со счёта сбился, — сказал я.

— А вон, наверху посмотри, — Робин указал мне куда-то наверх, слева от дороги.

— Ни фига себе! Это как вообще? Как такое возможно?

Прямо на сосне, метрах в двадцати от земли, висела чья-то машина. Ствол дерева проходил прямо через её салон, словно автомобиль упал на него откуда-то сверху.

— Без поня… Твою мать!

Я повернул голову и оцепенел. Прямо из ближайших кустов, к которым мы подъезжали, на проезжую часть вдруг выскочило человеческое существо в просторной белой одежде, и тут же, без промедлений, кинулось нам наперерез. Всё произошло так быстро, что я даже не успел на это как следует отреагировать. Секунда! И она уже бежит прямо на нас — бледная русоволосая девушка с большими голубыми глазами. В лице ни кровинки. Руки расставлены в стороны, будто она пытается нас остановить. На голове надето что-то вроде белой высокой шляпки. Сама же она облачена в широкий, белоснежный балахон, с длинными, широкими рукавами закрывающими кисти. Можно было легко уйти от столкновения, но оцепеневший Робин, выпучив глаза, летел прямо на неё. В панике, я попытался выхватить у него руль, чтобы отвернуть, но получил сокрушительный удар локтем в челюсть, и отцепился. Машина дёрнулась из стороны в сторону, и, на полном ходу сшибла отчаянную незнакомку, отшвырнув её куда-то далеко за обочину. Я успел заметить, как отлетела в сторону её странная шляпка, и тут же зажмурился, когда лобовое стекло окатила густая красная жидкость, которая быстро расползлась по нему сплошной жирной кляксой, застилавшей обзор.

— У! У-у-у-у! — по-звериному выл Робинзон, утирая трясущейся рукой пот со лба. — Вот это, да. Вот это номерок! Цыганочка с выходом, мля…

Дворники со скрипом оттирали кровь со стекла. Настоящую кровь. Мы только что сбили человека.

— Зачем? Зачем ты её? — наконец смог выдохнуть я.

— Ты чё, ничего не понял, балда?! Она нас чуть не убила!

— Кто? Это мы её сбили.

— Да никого мы не сбивали, Писатель, это была аномалия! Сраная аномалия 'Суицидница'. Только продвинутая. Гляди, до сих пор кровь на стекле. Я такого никогда не видел. Чтобы так долго…

— Так кровь же настоящая.

— Ага, хрен там — настоящая. Вон, любуйся, исчезает…

Поразительно, но факт. Красная размазня на стекле, и мерзкие сгустки на дворниках действительно теряли яркость, становились прозрачными, постепенно рассеиваясь в воздухе. Их словно сдувало встречными потоками ветра.

— Это… Как это? Это что же, выходит…

— То и выходит, — Робин взял с панели тряпку, и быстро промокнул ею лоб и виски. — Сильно я тебя?

Теперь, когда шок меня отпускал, начало постепенно усиливаться пульсирующее жжение в левой стороне лица, принявшей на себя удар локтя. Потрогав больной участок, я обнаружил лёгкую припухлость.

— Ничего страшного.

— Зубы не выбил?

Я на всякий случай прошёлся языком по зубам, ощутив солоноватый привкус крови. Наверное, повредил десну, или внутреннюю часть щеки. Но зубы все целы и не шатаются.

— Нет, все на месте.

— Хорошо. А я ведь предупреждал… Отныне заруби себе на носу. Что бы не случилось — никаких лишних телодвижений без моей просьбы, или команды, ты не делаешь. Ни-ка-ких. Вообще. Понял меня?

— Я всё понял, Роб, прости.

— Пусть это послужит тебе уроком. Запомни. Здесь я — царь и бог. И твоя жизнь отныне в моих руках. Вот когда вернёшься в Иркутск, снова станешь самостоятельным. А пока, засунь свою самостоятельность поглубже. Без обид.

Я промолчал.

— Теперь мне понятно, почему погиб Сапсан. Видимо не успел кому-то в челюсть заехать…

— Мне очень жаль. Всё было так реалистично. Мне даже показалось, что стекло треснуло.

— А оно и треснуло. Но трещина быстро 'заросла'… Чё ты надулся? Всё-таки обиделся?

— Нет. Просто мне как-то неловко. Получается, что я едва нас всех не угробил.

— Забей. Слышишь? Забей. Да расслабься ты, Писатель! — он протянул руку, и дружески потрепал меня по плечу. — Я на тебя не сержусь. Так бы каждый мог начудить. Знаешь ведь как, обещания давать — все мастера, а сохранять выдержку перед подобными фокусами — уже не всякому под силу. Особенно тем, кто в здравом уме. Разум просто отказывается такое воспринимать. Поэтому твоя реакция вполне адекватна.

— Но я тебя всё-таки разочаровал.

— Ни хрена. И знаешь почему? Потому что ты теперь прошёл испытание. Ты видел на что способна Зона, и отныне будешь слушаться меня беспрекословно. Ты признал свою ошибку, и теперь не обгадишься, если начнётся полнейшая жуть. А значит, я могу на тебя полностью положиться.

— Ты серьёзно?

— Вполне. Поэтому выше нос. Только представь, какой это классный эпизод для твоей книги!

— Это точно.

Тут я вдруг понял, что совсем забыл про пассажиров, сидящих в кузове. Мы только что пережили такой страх, однако кроме меня и Робина, об этом больше никто ничего не говорил. Более того, в момент столкновения с 'Суицидницей', никто не закричал, не отреагировал, да вообще никак не прокомментировал эту ситуацию. Ребята как сидели друг напротив друга, о чём-то оживлённо разговаривая, так и продолжали сидеть. Никто не заметил, как Робин ударил меня по лицу, и не припал к стеклу, высматривая сбитую девушку. Они все как будто существовали в другой реальности.

— Ребят, а вы разве ничего сейчас не заметили?! — обернувшись, спросил я у пассажиров.

Все взгляды тут же сфокусировались на мне. В них было лишь любопытство и полное непонимание.

— А что случилось? — спросил Зелёный.

— Ну… Как что? — я осёкся.

Они действительно всё пропустили.

— Что-то не так? — настороженно спросила Джульетта.

— Нет-нет, ничего, не обращайте внимания, — я отвернулся к стеклу.

— Что? — спросил Робинзон. — Народ не в теме?

— Как они могли это пропустить? Неужели были так отвлечены?

— Значит, эта аномалия действует только на тех, кто сидит спереди.

— Я просто в шоке. У меня нет слов.

— Погоди. Увидишь и не такое. Кстати, можно немного расслабиться. Мы подъезжаем к сектору, контролируемому опричниками. — Здесь аномалий меньше.

— Да и машин, гляжу, поубавилось.

Брошенный транспорт действительно стал попадаться значительно реже. Лес отступил от дороги, заметно расширив пространство вокруг нас. Появились дорожные указатели.

— Сейчас будем проезжать поворот на Миловановку, — сообщил Робин. — Там когда-то располагался карантинный лагерь. 'Посчастливилось' в нём погостить после эвакуации…

— А как ты начал этим заниматься? Ну, с чего вдруг?

— Да как-то спонтанно. Когда нас вывезли в экстренном порядке, мы даже ничего с собой забрать не успели. Всё оставили. Естественно, я не мог с этим смириться. Решил во что бы то ни стало забрать наши вещи, пока их не разворовали. Подговорил брата. Он на грузовике работал. И ночью мы с ним поехали в Иликтинск. На свой страх и риск. Как нас тогда не поймали военные — удивляюсь. Видимо есть какие-то высшие силы. В общем, ехали объездной дорогой, через лесозаготовительную базу. Там даже не дорога, а так — просека. Между пеньков там виляли-петляли. Выехали к городу. Осмотрелись. Никого поблизости нет. К счастью, наш дом располагался почти что на самом краю. От леса до него рукой подать. Быстренько забежали в квартиру. Дверь не взломана, все вещи на месте. Ну, мы давай их вытаскивать. Всё-то, конечно, вынести не успели. Ограничились самым ценным. Документы, деньги, украшения материны забрал. Потом телевизор, компьютер, пылесос, ну и там разные бытовые приборы повытаскивали, что в силах дотащить вдвоём. Благо, второй этаж — не далеко переть. Одежду забрали, бельё, ложки-вилки, кастрюли. Хватали всё подряд, заматывали в покрывала, и пёрли в машину. Стиралку забрали. Она у нас была новая, хорошая. Холодильник бросили. Всё равно его на днях вояки должны были утилизировать вместе со стухшими в нём продуктами. Ну а так, вроде бы, забрали всё по-максимуму. Машина позволяла. Аккурат перед рассветом управились, и в обратный путь. По тем же пенькам, через лес. Как я потом узнал — мы вовремя подсуетились. Там уже на следующий день поставили дополнительную охрану: и на дороге, и на участке нашего микрорайона. Уже на КАМАЗе фиг проедешь. Я себя чувствовал героем. Тут мы как раз хату получили новую, в Иркутске. И я очень кстати вещички наши подогнал. Мать на седьмом небе от счастья. Отец, правда, поругался немного. Сказал, что вещи могут быть заражены, и что зря мы с братом их привезли. Но потом утихомирился. А я всё равно был горд собой. Ну а потом, когда знакомые узнали о моей вылазке, шила-то в мешке не утаишь, их зависть начала мучить. Их-то вещи остались в Иликтинске. Начали меня упрашивать, чтобы я съездил, кое-что им привёз. Ну, понимаешь, самое дорогое и ценное. Документы, семейные реликвии, даже домашних животных. Естественно не за 'спасибо'. Так и начался мой 'сталкерский' бизнес. Купил в охотничьем магазине снайперский маскхалат, ПНВ, монокуляр, ну, всё как надо, и начал совершать вылазки в город. Поначалу пользовался той же дорогой, что и в первый раз, но её быстро спалили, и загородили. Вообще, там стало опасно ходить. Но я постоянно выискивал новые лазейки. И по-мелочи таскал из города 'заказы'. Платили мне хорошо. Риск был оправдан. Ну а потом вояк сменили менты, и начался беспредел. Ментура вообще забила болт на охрану. Только баблосы стригла с нарушителей. Ну и с меня в том числе. Хотя я старался, при случае, обходить их караулы, но всё-таки после взятки как-то спокойнее было работать. Уже не ждал неприятностей со стороны ментов. В любом случае, посещать Иликтинск стало просто до безобразия. Правда в связи с этим, его всё больше стали оккупировать охотники за чужим добром. Да и сами местные, поначалу, ездили за своими вещами. Но, в основном, они обламывались. Мародёры уже успели обобрать большинство оставленных квартир и домов. Так что, нормальные, честные люди вскоре перестали туда ездить. А вот любителей поживиться на халяву увеличилось. Бывали дни, когда на КПП вереницы машин стояли. Очереди! Представляешь? Город разворовывался на глазах. Естественно, тут дело было не столько в ментовском попустительстве, сколько в чьей-то прямой выгоде. Кто-то с этого всего прилично так имел. Ну, тот, кто покрывал всё это. Какой-то депутат, или министр — я уж не знаю. Но в общем и целом, вся эта 'весёлая братия' постепенно начала у меня хлеб отбирать. Так из пяти заказанных вещей, я стал приносить одну-две, а то и вообще ни одной. Ну, там, если уж вещь вообще никому не нужна, кроме хозяина, либо если она в тайничке каком-то хитром была запрятана — тогда ещё есть шанс найти. А так… Дохлый номер. Да и мародёры с каждым днём становились борзее. Сначала по одиночке, или маленькими группками шарились, и без серьёзного оружия. А потом стали всё чаще сбиваться в банды, по 10–20 рыл, и все со стволами! Чисто боевики. Ну я тебе про них уже рассказывал. Мрази конченые, иначе и не назвать.

— И ты решил сменить квалификацию?

— Ну да. Внезапно к Иликтинску проявили интерес экстремальные туристы. Всякие там лазутчики, которые наигрались в компьютерные игры, и решили, что и в жизни они такие же крутые. Некоторые из моих знакомых 'вещевых спасателей', кто не захотели в мародёры переквалифицироваться, стали набирать небольшие группки таких любопытных, и водить их в Иликтинск. Я последовал их примеру. Сводил одну группу, попробовал себя в качестве экскурсовода. Вроде получилось. Ну и начал этим вплотную заниматься.

— Молодец, что не стал мародёром. Интересно, а как опричники себя чувствуют в окружении аномалий? Неужели им здесь не страшно?

— Думаю, что нет.

— А как часто они погибают?

— Не знаю ни одного случая. Может скрывают, а может действительно умудряются не нарываться. Они знают о Зоне гораздо больше чем я. Но знания свои держат в строжайшем секрете. Их почему-то интересует только город, и им наплевать на аномалии, распространившиеся за его пределы. Что особенно любопытно, они явно охраняют не город от внешнего мира, а внешний мир от города. Стволы оборонительных турелей развёрнуты так, словно они собираются отстреливаться от городских обитателей.

— Но ведь там никого нет.

— Поэтому я и удивляюсь.

— Ух, ты…

Впереди на обочине показалась целая колонна брошенной бронетехники. Два бронетранспортёра, штабная машина, заправщик, тягач с танком, ещё один тягач, наполовину сползший с уклона, и уронивший танк, который теперь валялся на боку, в болотце среди камышей. Ещё два БТРа, БМП, машина связи, и какой-то причудливый инженерный вездеход.

? Ну прямо как у Стругацких, — припав к стеклу, прошептал я.

? У кого?

? Да это я так. Не обращай внимания.

Некоторые машины, мимо которых мы проезжали, стояли ровно вдоль обочины. Другие — свернули в сторону, под уклон, не смотря на то, что колёса у них не были повёрнуты для поворота. Орудия и пулемёты были нацелены как попало, словно бойцы после остановки собирались отстреливаться от неведомых врагов, которые внезапно их окружили.

— Длинная колонна, — я проводил взглядом ведущую машину, — Что же с ними случилось?

— Кто бы знал. Это одна из загадок Зоны. Что случилось с этой колонной я понятия не имею, зато кое-что знаю о тех, кто пытался её убрать.

— Расскажи.

— Эта колонна стоит тут уже хрен знает сколько времени. Не помню точно, сколько лет, но ориентировочно, ещё с тех времён, когда город охранялся вояками. Эти машины были выделены для усиления военного контроля. Когда колонна пропала, тут же были организованы её поиски. Нашли быстро. Чё тут искать? Смотрят, машины стоят на обочине. Вот так же, как и теперь. Людей нет. Решили обследовать. Открывают люк у броника, и… Тут же оказываются на своей базе. Ничего не помнят. Узнали у свидетелей, что весь их поисковый отряд дружно вернулся на базу, чистым и просветлённым. Начальство их так и сяк допрашивало — всё тщетно. Не помнят ничего, после того, как люк открыли. Гипнотизёра даже вызывали, прикинь? Те, кто стояли вокруг машин — под гипнозом признались, что после того, как солдатик из их группы открыл люк на крайнем бронетранспортёре, они внезапно получили приказ срочно вернуться на базу, тут же расселись по машинам, и поехали назад. Кто отдал такой приказ — ответить не смогли. 'Мы получили приказ', и всё. А дух, который в люк успел заглянуть, под гипнозом орал так, словно ему причиндалы плоскогубцами зажали. Тоже ничего не рассказал.

Робин полез за очередной сигаретой.

— А потом?

— А потом упёртое командование снарядило ещё одну спасательную группу. Ты же знаешь этих генералов — 'Как это не смогли разобраться, мать-перемать?! Немедленно разобраться и доложить, мать-перемать!' Короче, снарядили тягачи, чтобы вывести технику из аномалии. Приехали. Только собрались бэтэр цеплять, ну чтобы погрузить на транспортёр. Хлоп! И они едут на базу. Порожняком. И уже полпути проделали! Когда — не помнят. Развернули колонну, и назад. Опять подъезжают к брошенным машинам. Только цеплять собрались — хлоп! И опять едут назад в полном беспамятстве. Вроде как раза три возвращались, с одинаковым результатом…

— И что?

— Ничего. Вернулись в итоге, когда всю горючку сожгли. Доложили, что так мол и так, эвакуировать технику из зоны аномалии не представляется возможным. Собственно, на этом история и закончилась.

— Хорошо хоть живы остались.

— Эт точно.

Мы проехали развилку, на которой был установлен какой-то обветшалый монумент в виде корявой стелы, и выбрали дорогу, уходящую влево, огибая каменистую сопку. Никаких новых аномалий более не наблюдалось. Даже брошенный автотранспорт перестал встречаться на пути. Если честно, то я ожидал, что чем дальше мы будем углубляться в Зону — тем страшнее будет становиться окружающая местность. Но всё было совсем не так, а скорее даже наоборот. Солнце стало ярче светить, и природа радовала глаз своей первозданной красотой. В моём взволнованно колотящемся сердце всё ещё клокотали отголоски недавнего кошмара. И я больше не доверял этой обманчивой идиллии, ожидая от неё подвоха в любую секунду.

— Тэк, — Робин прищурился, глядя куда-то в небо, после чего нацепил солнцезащитные очки. — Летят.

— Кто?

— Встречающие. Не бойся. Главное, не нервничай. Всё нормально будет.

Я заметил, что он вдруг начал сбрасывать скорость. Это было весьма необычно, учитывая творящиеся на дороге опасности.

— Ты собираешься остановиться?

— Нет. Просто скорость сбрасываю. Они быстрее восьмидесяти летать не могут.

— Кто 'они'?

— Да во-он! Ты слепой, что ли?

Тут я уже смог разглядеть на фоне облака движущуюся чёрную точку. Явно не птица. Летит уж больно не по-птичьему. Тогда что? Летящий предмет двигался в нашу сторону, а я всё никак не мог понять, что же это такое? Его контуры напоминали паука, парившего в небе, растопырив свои лапы в разные стороны. Но это был, конечно же, никакой не паук. Когда он пролетал над лесом, делая широкий разворот, я увидел мерцающие диски пропеллеров. Значит беспилотник. Если быть точным — восьмивинтовой октокоптер. Закладывая лихие виражи, он промчался над нами, пересёк дорогу, и скрылся за верхушками придорожных сосен.

— Ух, ты?! Чего это там пролетело?! — пассажиры припали к окнам.

— Спокойствие, только спокойствие! — ответил Робин. — Сидим на своих местах, не дёргаемся. Он сейчас вернётся.

— Это чё, беспилотник? — чуть ли не запрыгнул в нашу кабину Тимон.

— Он самый! Когда подлетит, сидите смирно. Руками ему не махать, рожи не корчить, не фотографировать!

— А чё нам сделает такая малявка?

— Распотрошит!

— Он чё, вооружённый?!

— Всё! Отставить лишние вопросы! Возвращается…

Заунывно жужжа, октокоптер вынырнул откуда-то из-за ветвей, и, снизившись до уровня окон, полетел параллельно нашей машине. Он явно её сканировал.

— Спокойно, спокойно, — как молитву повторял Робинзон. — Сейчас улетит. Сейчас. Спокойно.

Беспилотник набрал скорость, и, обогнав нас, полетел прямо перед лобовым стеклом, словно заигрывая. Теперь уже он осматривал нас с Робином. Я видел, как мелькают светодиоды на его сферическом корпусе, и вращаются объективы видеокамер. Это выглядело бы вполне мирно, и даже увлекательно, если бы не убедительная подвесная пушечка, крепившаяся у него под днищем. Она наводила дуло то на меня, то на Робина, и я поражался, как ей удаётся так ровно удерживать стабильный уровень прицеливания, независимо от перемещений летательного аппарата. Такая не промахнётся. Тонкая синяя нить лазерного прицела, свободно проникая через стекло, поочерёдно щекотала наши вспотевшие лбы. Осознание того, что сейчас я смотрю в лицо смерти, догнало меня уже после того, как беспилотник, погасив лазер, резко взмыл вверх, и, с молниеносным набором высоты, пошёл на Северо-восток.

Робинзон выпустил воздух из лёгких, и переключил скорость.

— Всё в порядке?

Он кивнул.

— Проверка?

— Типа того. Они нас ждут.

— А если бы не ждали, что тогда?

Робин промолчал.

— Расстреляли бы?

— Не знаю. Не думаю. Если бы подчинились, и дали себя опознать, то нет. А если бы попытались оторваться — тогда, возможно. Вон, погляди на 'красоту'…

Впереди, на нашей полосе дороги стоял крытый МАЗ. Когда мы его объезжали, меня пробил лёгкий озноб. Вся кабина грузовика была испещрена оспинами пулевых отверстий. Радиатор, так вообще представлял из себя сплошные лохмотья. Дверь со стороны водителя была раскрыта, и из неё свисали какие-то грязные тряпки. Сначала я опознал резиновый сапог, валявшийся возле подножки, а затем, повнимательнее присмотревшись к тряпкам, с содроганием и отвращением успел разглядеть жёлтые кости, торчащие из них.

Раскуроченный МАЗ остался далеко позади, а я всё сидел, глядя в одну точку, переживая лавину докатившегося до меня ужаса. Только теперь я окончательно расстался со своими иллюзиями, и понял всем своим естеством, во что я на самом деле влип.

— Шокирован? — с пониманием отнёсся Робин.

Я мотнул головой, тяжело сглотнув комок, застрявший в горле.

— Не бери в голову. Нас они не тронут. Обещаю.

— А кто были эти… — я с трудом договорил фразу, ткнув пальцем себе через плечо.

— Эти? Да так. Мародёры. Обычно опричники так не зверствуют. Если не хотят пропускать — просто заворачивают на периметре. Видимо, эти их чем-то конкретно разозлили. Вот и получили своё. Там ещё неизвестно, чё у них в кузове лежит. Может целая бригада вооружённых головорезов ехала. Да не доехала.

Мы замолчали.

До Иликтинска оставались считанные километры. Всё меньше вокруг было леса, и всё больше привычных, обыденных построек. Справа показался широкий котлован с бульдозерами и экскаваторами. Сначала я подумал, что это заброшенная стройка, но потом увидел, что 'стройплощадка' упирается прямо в полосу аккуратных дачных домиков. Робин сказал, что здесь когда-то был дачный кооператив. После катастрофы его начали ровнять с землёй, но не смогли закончить снос из-за каких-то аномалий.

Потом, слева потянулся бетонный забор какой-то унылой промзоны, из-за которого выглядывали козловые краны, похожие на скелеты динозавров. В воротах раскорячился ржавый БелАЗ. Наверное, его специально так поставили, чтобы никто не мог проехать на территорию.

Появились даже рекламные билборды, в основном ободранные и пустые. А за очередным поворотом нас ждал сюрприз. Дорога резко взяла вправо, уходя в сторону от болота, и далее пошла на подъём. А когда УАЗик вскарабкался на самую вершину холма, перед нашими взорами предстал удивительный вид. Вдали, отгороженный гладким полем рыжеватой квакающей трясины, темнел покинутый город. С такого расстояния он вовсе не казался мне покинутым. Так выглядят любые города, наблюдаемые с подобной дистанции. Ровные коробки домов, трубы фабрик, носатые профили подъёмных кранов. Город был окутан лёгкой дымкой, словно на него опустилось гигантское облако.

— Город! Смотрите, город! — зашумели пассажиры.

— Ага. Подъезжаем, — себе под нос пробормотал Робин.

Я выудил бинокль, и попытался рассмотреть Иликтинск поближе. Но ничего необычного не разглядел. Расстояние было слишком большим, к тому же машину постоянно трясло и качало.

— Додумались же, город на болоте построить, — моя мысль была нечаянно произнесена вслух.

Робинзон подумал, что я обращаюсь к нему и ответил:

— Не на болоте, а рядом с болотом. Это же естественная преграда. Какой дурак полезет через трясину? Поэтому и стену с этой стороны возводить не пришлось. Топь со своей задачей прекрасно справляется. Были, конечно, умники, которые пытались переправляться, используя вездеходы на воздушной подушке, но, как говорится, конец был немного предсказуем.

Вскоре мы отвернули от болот, и с обеих сторон от машины вновь запестрел лес. Но теперь, параллельно с нами, пролегали железнодорожные рельсы, заросшие травой и кустами до такой степени, что их можно было идентифицировать только по кочергам семафоров и сваленным возле полотна сегментам рельс, видимо приготовленным для замены. Так же нам попался маневровый тепловоз, со всех сторон обросший молодыми деревьями, словно замаскированный на окраине леса. Эта железнодорожная ветка, скорее всего, использовалась для промышленных целей. Пассажиров по ней не возили.

Из водоворота мыслей меня внезапно выхватил Робин, гаркнувший прямо под ухо: 'Так! Внимание!'

Голоса пассажиров затихли. Все уже знали, что после таких предупреждений обычно начинаются всякие неприятные вещи. Поэтому, народ ужа заранее напрягся.

— Сейчас подъедем к главным воротам периметра! Там нас встретят опричники. Они неплохие ребята, только вот шуток совсем не понимают. Поэтому держите языки за зубами. Говорите только в том случае, если к вам обратятся. Отвечаете по-существу и коротко. 'Да' — значит да. 'Нет' — значит нет. Никаких лишних слов. Если попросят что-то отдать — отдайте. Не перепирайтесь с ними. Скорее всего у вас отберут все мобильники… Да-да, и планшетку тоже. Отдавайте смело. На обратном пути всё вам обязательно вернут.

— Точно вернут? — недоверчиво уточнил Шеп. — А что если передумают?

— Опричники — это тебе не гопота дворовая. Это серьёзная организация. Размениваться по мелочам не станут. Тем более, что вас заранее предупреждали — записывающие устройства не брать. Не послушались — сами виноваты. Ну так вот. О чём я говорил? Ах, да. В общем, когда подъедем к воротам, я пойду тереть с их командиром. Он меня знает, так что проблем, я думаю, никаких не возникнет. Пока мы общаемся, кого-то из вас, не знаю, по отдельности, или же всех сразу, попросят выйти из машины. Если попросят — выходите без вопросов и пререканий. Вас могут обыскать, могут попросить вынуть всё из карманов. Если так, то вынимайте всё. То есть, вообще всё! Ничего не прячьте. Я не знаю, как они это делают, но они всегда знают, что вы от них скрываете. Короче, когда вас проверят, то скажут — 'возвращайтесь в салон'. Только после этой фразы садитесь обратно в машину. И повторяю, рот свой не открывайте! Никаких реплик, никаких перешёптываний и смешков. Строжайшая дисциплина! Ясно вам?!

— Дело ясное, что дело тёмное!

— Ну и ладненько. Всё. Подъезжаем. Будьте паиньками, и не подведите меня!

Впереди дорогу преграждали большие металлические ворота с нависающими сверху прожекторами и видеокамерами. Каждая створка перекрывала одну из полос: въезд и выезд. Снаружи не было видно ни одной живой души. Никаких будок, охранников, наблюдательных вышек. Просто ворота, и забор с бахромой серебристой 'егозы', вплотную упиравшийся в лесную чащобу. Всё это очень напоминало въезд в загородную резиденцию какой-то высокой шишки, а никак не военный объект.

Когда до ворот оставалось метров сто, они начали автоматически открываться. Пока массивная створка отползала в сторону, в углу ворот крутилась оранжевая лампочка. Мы, не останавливаясь, проехали через ворота, которые, пропустив машину, тут же закрылись обратно.

'Таблетка', поскрипывая, вкатилась на территорию базы опричинков, и остановилась посреди ровной асфальтированной площадки, окружённой футуристического вида постройками, между которыми, время от времени, катались кряжистые погрузчики. Рядом с нами было расположено, судя по всему, какое-то зарядное устройство, похожее на шесть полутораметровых тумб, торчащих из специальной платформы. На двух тумбах, словно на насестах, сидели заряжающиеся октокоптеры. Ещё один подлетел к ним, раздувая пыль своими винтами, и, аккуратно прицелившись, уселся на крайнюю тумбу, тут же озарившуюся светом красной лампочки. На соседней тумбе загорелась зелёная лампа, и сидевший на ней октокоптер тут же поднялся в воздух. Всё это происходило совершенно автономно. Без человеческого вмешательства.

Люди же были заняты своими делами. Их было немного, и все они были одеты в чёрную, облегающую одежду. На нас они не обращали никакого внимания.

— Они чё, в латексе, что ли? — попытался пошутить Тимон.

— А-ну заткнулся! — рявкнул Робин, и заглушив двигатель, положил руки на руль, словно его держали под прицелами.

Тимон удивился не случайно. Опричники действительно были одеты в какую-то очень странную униформу, напоминающую смесь гидрокостюма и наряд БДСМ-извращенцев. На головах у некоторых были ещё и шлемы, полностью закрывающие лицо. Те же, кто были без шлемов, носили солнцезащитные очки. Оружия при них не было, если не считать некие подобия кобуры, крепившиеся на бёдрах.

Рассмотрев здания, построенные на территории этой нетипичной базы, должен отметить, что они выглядели так же нестандартно и фантастично, как и всё здесь. Ближняя постройка напоминала большой ребристый купол, из которого торчали спиралевидные антенны. Чуть поодаль располагался точно такой же дом. А напротив виднелись три продолговатых строения, возвышающиеся на шести металлических ногах-опорах, которыми они напоминали жуков, или фантастические ходячие танки. Интересно, они и вправду могли ходить при помощи них? Этого я так и не узнал.

С другой стороны от площадки досмотра виднелось ещё одно здание-купол. Оно было полностью зеркальным, и напоминало вкопанный в землю дискотечный шар гаргантюанских размеров. У этой постройки не было ни окон, ни дверей. Но особенно поражало то, что наша машина не отражалась в её зеркалах. Впрочем, не только она. В них вообще ничего не отражалось. То есть отражение там какое-то было, но отражение чего именно, я так и не понял. За 'диско-шаром' торчала вполне обычного вида вышка, похожая на диспетчерскую башню аэродрома. Наверное оттуда управляли беспилотниками. Здесь были и другие постройки, но разглядеть их как следует я не сумел.

'Опричники' наконец-то нами заинтересовались и подошли. Их было трое. Тот, что шёл в центре, видимо, был здесь за главного. У него не было шлема. Только чёрные очки и небольшая гарнитурка на ухе. Стрижка короткая, военного образца. Лицо ничего не выражающее, как у монумента. Я сразу вспомнил каменные лица воинов-освободителей с барельефов на Мамаевом кургане.

Двое других были в шлемах, с масками, состоящими из некого подобия респираторов и очков с окулятивами, тускло светящимися зелёным светом. Причём светились именно линзы, а не какие-то лампочки. Что это? Приборы ночного виденья? Но сейчас утро, и ярко светит солнце. Тепловизоры? Зачем они им, если мы и так все на виду? Нет, это что-то другое. Какой-то новый, засекреченный прибор, который делает опричников такими крутыми. Вот бы узнать, что они через него видят?

Командир остановился, и сделав Робину жест 'подойти', заложил руки за спину. Робинзон, подрагивая от волнения, открыл дверь, выпрыгнул из машины, и на полусогнутых потрусил к ожидавшей его троице. Всё его существо выражало предельное, бесконечное раболепство и повиновение. Ссутулившись, и втянув голову в плечи, словно попав под пронизывающий холод, некогда бойкий Робинзон теперь выглядел робким и трусливым холуём, боящимся прогневать своих господ даже излишне смелыми движениями. Опричники стояли не очень далеко от машины, и я мог слышать их голоса.

? Здравствуйте, господин полковник, — елейным голосом проблеял Робин. — Вот, мы приехали.

Командир, по прежнему не выражая никаких эмоций, словно робот, протянул ему руку, которую Робинзон тут же пожал.

? Осложнений на дороге не возникло? — голос полковника был тоже каким-то неестественным, словно записанным на плёнку.

? Да ну, как сказать? Встретили 'суицидницу', но всё обошлось.

? Сколько человек в машине?

? Десять.

Командир едва заметно дёрнул головой. Без слов среагировав на эту незаметную команду, двое подопечных ответили синхронными кивками, и направились к нашему УАЗику.

? Отойдём на пару слов? — как ни в чём не бывало спросил полковник.

? Конечно.

Они отвернулись от нас, и не спеша проследовали в сторону колченогих зданий-жуков. О чём они говорили дальше я уже не слышал. Всё моё внимание теперь было приковано к двум фигурам, приближающимся к машине. Я видел, как один из них вынул что-то из кармана разгрузки, и этот небольшой предмет раздвинулся, подобно складному зонтику, в продолговатый экран на ручке, в результате став похожим на согнутую прямоугольную ракетку. На экране что-то замерцало. Появившееся изображение было голографическим, так как экранная рамка была пустой. Я видел такое только в фантастических фильмах.

С моей стороны изображение сильно преломлялось, но было понятно, что там бегут какие-то текстовые строчки и чередуются диаграммы. Опричник медленно водил этой рамкой вдоль машины, считывая показания, появляющиеся на экране. Тем временем, его напарница (а это была именно женщина, я определил это по её фигуре и длинным волосам, спускающимся из-под шлема), зашла с моей стороны, и, двигаясь тихо и грациозно, точно пантера, обогнула кабину, остановившись прямо напротив меня. Нас разделяла только дверь. Я сидел, стараясь не шевелиться, и не смотреть на неё. А она стояла над душой, казалось, целую вечность, и всё смотрела на меня своими зелёными окулятивами вместо глаз. В те секунды мне почудилось, что я даже чувствую лучи, испускаемые её искусственными глазами. Они грели мою кожу, просвечивая меня насквозь. Это было столь нетипично и странно, что у меня возникла мысль — уж не киборги ли они? Слишком мало в них было людского.

Поглазев на меня, девица в чёрном облегающем костюме наконец-то проследовала дальше, подошла к двери кабины, открыла её, и заглянула в салон, чтобы осмотреть остальных пассажиров. Те молчали как рыбы, очевидно испытывая чувства сродни моим. На самом деле, когда на тебя почти в упор таращится пара зелёных глаз-лампочек, при этом ты не знаешь, что на уме у этого человека, и человек ли это вообще? Ощущение, скажу я вам, прескверное.

В кабине воцарилась такая тишина, что я различал тихое жужжание какого-то прибора, наводящегося поочерёдно на каждого пассажира.

— Всем выйти из машины, — констатировала опричница, и сделала пару шагов назад, освобождая проход.

— Статус? — спросил подошёдший к ней напарник.

— Номинальный. Три, три и семь.

— Понятно. Ну что ж. Начнём осмотр.

Все вышли из УАЗика, и выстроились в шеренгу около него, хотя никто никого не строил, и не командовал, как нужно встать. Все построились самостоятельно, повинуясь какому-то подсознательному приказу. Я тоже занял место в строю, между Николаем и Зелёным.

— Прошу минуту внимания, — произнёс мужчина, хотя всё внимание и так уже было направлено на него. — Вас, наверное, уже предупредили о том, что на запретную территорию запрещено провозить записывающие устройства. Поэтому, если при вас имеются какие-либо предметы, подпадающие под данный запрет, то вы обязаны их немедленно сдать. Все устройства, изъятые у вас, будут возвращены вам после возвращения с запретной территории. А сейчас прошу предъявить к осмотру ваши мобильные телефоны, смартфоны, планшетные компьютеры, ноутбуки, фото и видео камеры, прочее оборудование, позволяющее вести запись и фотографировать.

Девушка вынула из кобуры, закреплённой на бедре, продолговатую коробочку, похожую на пенал, которая раскрылась, превратившись в объёмистый кейс. Затем опричница пошла вдоль строя, держа этот приготовленный чемоданчик перед собой. При каждой остановке перед очередным человеком, кейс издавал определённый писк, который, видимо, свидетельствовал о наличии у того запрещённого предмета.

Ковбой послушно вынул свой смартфон из чехла, и положил его в кейс. Следом, свой старенький, видавший виды мобильник, достал Николай, но опричница проигнорировала его и прошла сразу ко мне. Я уже держал наготове свой телефон, и без сопротивления с ним расстался. У Зелёного не было мобильника. У Ромео и Джульетты был один смартфон на двоих. Они замялись, и тогда опричница сделала жест пальцами, мол, 'давайте-давайте, вытаскивайте'. Тогда Ромео послушно вынул смартфон из внутреннего кармана, и положил его в кейс. Иностранцы отдали свои телефоны безропотно. Не противясь, протянул свой коммуникатор и Тимон. Принимая его, девушка внезапно прошипела — 'Надо будет, отхлещу!' И покрасневший парень, раскрыв было рот: 'Откуда…' тут же заткнулся, съёжился, и как будто попытался спрятаться за спину Кристофера. А опричница уже стояла напротив Шепа. Тот с явной неохотой протянул ей планшетник, но она его не взяла, вместо этого указав ему на пояс. Шеп виновато закивал, и выудил из-под полы сотовый. На этом досмотр закончился. Девушка закрыла кейс и отошла в сторонку.

— Проверка закончена.

— Порядок, — кивнул мужчина, и вновь вернулся к чтению каких-то показателей на своём футуристическом дисплее. Сразу после этого к нам вернулся Робин, вместе с командиром опричников. Я услышал лишь завершение их диалога:

— Ориентировки просмотри ещё раз. Обстановка крайне нестабильна. Любое вмешательство… (Дальше неразборчиво).

— Так может быть мне всё-таки не стоит им позволять..?

— Нет-нет. Если у них возникнет желание — не препятствуй.

— Ну хотя бы иностранцев-то…

— Их можешь забирать. Остальные — по желанию. Всё понятно?

— Так точно.

Они остановились напротив, и умолкли, переведя свои взгляды на меня. Я вздрогнул, и вытянулся, как на плацу, стараясь не пересекаться с ними взглядами. Пауза длилась несколько долгих секунд. Мимо гигантской мухой прожужжал беспилотник, заходивший на подзарядку.

— Это он? — внезапно спросил опричник.

— Он, — кивнул Робин.

Они обо мне?!

— Писатель, значит.

Точно обо мне. Я почувствовал, как с виска вот-вот сорвётся набухшая капелька пота. Командир подошёл ко мне. На долю секунды его лицо приобрело оттенок лёгкой заинтересованности. Я бросил взгляд на своё отражение в его чёрных очках, и тут же отвёл глаза в сторону.

— Всё нормально, — он отвернулся, и сделал знак своим коллегам.

— Можете вернуться в машину, — разрешил опричник, сложив свой монитор.

Такое впечатление, что люди в строю всё это время сдерживали дыхание. Получив разрешение вернуться в транспорт, все, как один, разом выдохнули, и, толкаясь, поспешили занять места в салоне. Я вернулся на своё место, рядом с водителем.

— Нет, вы видели? Вы это видели? — тут же принялся бухтеть Тимон.

— А что случилось-то? Я ничего не поняла, — ответила Джульетта, косясь через окно на удаляющиеся фигуры опричников.

— Эта баба с зелёными фонарями. Она каким-то образом мысли мои прочитала! Когда она ко мне подошла, я подумал — 'Ну и что ты мне сделаешь, сучка, если я тебе телефон не отдам? Плетью отхлещешь?' Ну, судя по костюмам, они тут все — долбанные садомазохисты. А она мне тут же в цвет отвечает: 'Надо будет — отхлещу!' И так фарами сверкнула, что мне показалось, она мне мозги нафиг выжжет.

— Телепатка? — пробормотал Николай.

— Либо она сама, либо её приборы.

— Почему же у меня телефон не забрали?

— Так у Вас же без камеры.

— Ах, точно…

— Может быть они и телепаты, но мой запасной мобильник проворонили, — ухмыляясь, Тимон закатил штанину, и показал выпуклость на носке.

— Спрячь-спрячь! Вдруг увидят! — зашикал на него Ромео.

— Не ссыте. Если при досмотре не спалили, то считай пронесло.

— А как так получилось, что твой планшет не забрали? — спросил Зелёный у Шепа.

— Так в нём же камера не работает, — ответил тот.

— Ну тогда всё понятно.

— А до Писателя они чё докопались?

— Кто же их знает? Может опасаются, не журналист ли?

В кабину забрался Робин. Его слегка лихорадило, но настрой у него был приподнятым.

— Ну, что? — спросил я.

— Я же говорил, что всё ништяк будет, — он быстро размял пальцы, и включил зажигание. — Дали добро на въезд.

— Послушай, а почему этот их начальник так меня рассматривал?

— Ну, я ему сказал, что в группе есть писатель, — нехотя ответил Робин. — Вот он и заинтересовался. Что пишешь? Зачем приехал? Не засланный ли ты казачок? Ну, в общем, я его убедил, что ты наш человек.

Машина поехала вперёд, по направлению к высоченной стене периметра, где между двумя башнями громоздились массивные транспортные ворота.

— Не хватает надписи 'Парк юрского периода', -послышался голос Тимона.

— Зачем такие большие створки? От кого? — вслух размышлял Николай.

— От мутантов, наверное.

— Ой, ну хватит пугать, Тимон! Какие ещё мутанты?

— Спокой но, народ! — бросил через плечо Робин. — Давайте хотя бы с базы выедем, а там уже трепитесь сколько влезет!

'Таблетка' въехала на громыхнувший пандус, и остановилась перед автоматически раскрывающимися створками, за которыми, в глубине, виднелись точно такие же створки.

— Шлюзовая камера, — подумал я, впечатлённый серьёзностью и масштабами постройки.

Далее, как и предполагалось, внешние створки закрылись (при этом оставив нас в абсолютной темноте), затем вдруг со стен начали сверкать стробоскопы, как на дискотеке. Шоу длилось пару минут, после чего наконец-то стали открываться внутренние створки.

Я думал, что за ними откроется выезд в заброшенный город, но ошибся. Там был длинный коридор, освещённый приглушённым светом люминесцентных ламп. Машина поехала вдоль него, и через каждые пять метров с обеих сторон от неё, издавая неприятное рычание, вспыхивали красные лампочки. В середине коридора машину обильно окатили каким-то мутноватым раствором, а когда дворники соскоблили эту жидкость с лобового стекла, наш транспорт с шипением обдало густым, волокнистым паром.

Наконец, унылый коридор завершился, и мы подъехали к последним воротам. Моё сердце замерло, когда они начали неторопливо открываться, впуская в тускло освещённое помещение приятный солнечный свет. Ворота открылись, и я увидел пустырь. Самый обычный пустырь, заваленный мусором, повсеместно выглядывающим из высоченных зарослей сорняка. Ничего из ряда вон выходящего. Хотя что-то меня смущало в этом пейзаже. Вскоре я понял, что именно. Здесь не было ни одной живой души. Ни животных, ни птиц, ни даже насекомых. Отсутствие последних, как ни странно, замечалось особенно сильно. Если в обычной обстановке, всех этих порхающих бабочек, скачущих и стрекочущих кузнечиков, гудящих мух и жуков обычно не замечаешь, то теперь, их полное отсутствие делало окружающую картину какой-то неестественной, мёртвой, хотя она и выглядела совсем как живая. В общем, это трудно описать. Это нужно прочувствовать.

Сразу за пустырём начинался дачный посёлок, на удивление хорошо сохранившийся, даже не смотря на обильные следы минувшего грабежа. Сады буйствовали зеленью и плодами. Вдоль заборов, красными фонариками, соблазнительно алела необычайно крупная малина. Некоторые калитки были приветливо открыты, безуспешно приглашая редких гостей. Но к ним в гости давно никто не заходил.

— Здесь безопасно? — спросил я.

— Здесь нигде не безопасно, — ответил Робин. — Но по сравнению с центром города, и приозёрными районам, здесь относительно спокойно.

— А на этой территории кто-нибудь живёт? Я имею в виду животных…

— Ни животных, ни птиц, ни даже букашек. Никого. Хотя, отсутствие комаров и мошки — это определённый плюс здешней местности.

— А растения? Цветы? Как они живут?

— А ты спроси у них, как они живут. Мне-то откуда знать. Может за счёт микроорганизмов каких-то неведомых, может в почве чё появилось. Но обходятся, как видишь, без шмелей и пчёлок.

Дачи закончились. Мы проехали мимо бетонного забора с воротами, над которыми виднелась надпись 'УПК', затем немного свернули в сторону, и оказались на участке дороги, вдрызг разбитом какой-то большегрузной техникой. Собственно, от дороги тут почти ничего не осталось. Лишь ухабы из кусков асфальта, и вывороченного наизнанку грунта. Хорошо, что у нас был проходимый УАЗик.

— Немного кости протрясём, — постукивая зубами отметил Робин.

— Ухабисто…

— Это ещё фигня. Вот после дождя тут задница полная наступает. Даже на УАЗике не проехать.

Машину трясло так, что казалось она вот-вот развалится. Пассажиры в кузове страдальчески гомонили.

— Потерпите. Сейчас выедем на нормальную дорогу! — успокоил их Робин.

На нормальную дорогу мы выехали минут через пять. Это была широкая улица, вдоль которой тянулись осветительные мачты, и какой-то трубопровод, проложенный над землёй. На промелькнувшей автобусной остановке я успел прочитать надпись '8-й Участок'. Мы всё ещё были вне города, но теперь впереди уже явственно маячили серые коробки зданий, к которым мы приближались медленно, но верно.

— Вон, видишь те дома? — указал на них Робинзон. — Это Смородинка. Наш пункт назначения.

— Почему Смородинка?

— Не знаю. Район так назывался — 'Смородинный'. Ну а в простонародье все его называли 'Смородинкой'.

Справа от дороги запестрело кладбище, заросшее по верхушки оградок. Потом появились полуразрушенные здания каких-то учреждений. Автомастерская с упавшей крышей, автозаправка, с навечно застывшим автомобилем без колёс, придорожный магазинчик, на который упал электрический столб, и другие сооружения, так или иначе пострадавшие от стихии, времени и мародёров.

Вдруг я почувствовал лёгкую боль в глазах, и, поискав причину неожиданного раздражения, с удивлением обнаружил, что её вызывает солнце. Солнечный диск был непривычного, синего цвета. Хотя свет от него исходил такой же, как и обычно.

— Солнце. Оно синее. Почему? — спросил я, прикрывая глаза ладонью.

— Синее? Ну, здесь с ним такое бывает, иногда. Может быть даже зелёным… Скоро опять нормальное станет. Не смотри на него. Зрение сажает капитально. Лучше вообще очки надеть.

Я отвернулся от синего солнца, и хорошенько проморгался.

— Мой тебе совет. Если видишь что-то странное, лучше не пялься на это, а отойди как можно дальше. Здоровее будешь… Да не парься ты. В опасные места я вас не потащу, а Смородинка — вполне приличный райончик. Он расположен на удачном месте, на возвышении, отдельно от основного города. К тому же, в нём находился штаб.

— Какой штаб?

— Гражданской обороны. Проектировщики не дураки были. Прикидывали масштабы потенциальной катастрофы. Посему здраво решили разместить орган альтернативного управления подальше от источника угрозы.

— Источник угрозы — тот самый 'Надир'?

— Ну да. Военный завод был градообразующим предприятием. Вокруг него и разросся городок. Ну а когда вылупился 'Надир', началось активное строительство двух микрашей — Смородинки и Теплицы. Для расселения охранников комплекса, задействованных в системе гражданской обороны, на случай ЧП.

— Там было так много охраны?

— Да просто до хрена. Комплекс охраняли как зеницу ока. Впрочем, в этих районах жили не только охранники. Туда же селили вновьприбывших учёных, учителей, врачей. Город рос, строились новые школы, больницы. Нужны были работники социальной сферы. Да и нефтяники многие сюда свои семейства перетаскивали. Короче, кого здесь только не было.

Мы проехали необычный автобус, одиноко стоявший возле тротуара. После серой, полусгнившей и горелой техники, которая доселе попадалась на нашем пути, эта машина выглядела каким-то инородным телом. Совершенно не тронутый людьми и стихией. Лишь серая пыль неравномерным слоем покрывала его обтекаемый корпус. На борту ярко выделялась цветастая надпись 'INTERTRANS', и многочисленные иероглифы. Судя по тому, что автобус стоял по направлению к городу, он не был эвакуационным.

— Чей это автобус? — поинтересовался я.

— Китайский, — ответил Робин.

— Я это понял, по иероглифам. В смысле, кому он принадлежал?

— Китайцам.

— А что здесь забыли китайцы?

— То же самое, что они забыли в Забайкалье и в Приамурье. Да и вообще, на Дальнем Востоке. Это зона их интересов. Китайцы надеются когда-нибудь отжать себе эти территории. Ну а пока, пользуются тем, что можно урвать. Благо, власти у нас добрые, и щедрые.

— Но как китайцы узнали про секретный объект, о котором даже мы, россияне, слыхом не слыхивали?

— Не будь таким наивным, Писатель. Китайцы знают о нашей стране и о её секретах гораздо больше, чем мы с тобой. Они вовсе не дураки, и поэтому с величайшим интересном следят за тем, что строят на 'их будущей территории'. Когда муть с мародёрами улеглась, и обстановка в районе города стабилизировалась, какие-то серьёзные китайские ребята связались с главой Иркутской области, забашляли ему от души, и тот разрешил им немного поработать на территории города.

— То есть, как это, 'немного поработать'?

— Проще говоря — поворовать. Но за деньги.

— Странно звучит.

— Я не знаю, как иначе объяснить. Китайцы приезжают в Иликтинск, и какое-то время работают в нём, устраняя последствия катастрофы: утилизируют трупы, собирают ценные вещи, пригодные материалы, аппаратуру. Ценности сдают нашим, по возвращении с вахты. Остальное забирают себе. Как-то так. По крайней мере, я всё так понял.

— И опричники их пропустили?

— Как ни странно, да. Правда не всех. Приехало восемь автобусов с китайскими рабочими, три фуры с прибамбасами для временного жилья, пара тягачей, с бульдозером и экскаватором. А ещё автокран, и заправщик. Опричники задержали два автобуса и одну фуру. Остальной караван пропустили. Судя по всему, один из автобусов у них здесь сломался, и тем, кто в нём ехал, пришлось пересаживаться на исправные.

— А что потом? Что с ними случилось?

— Этого я не знаю. Никто из них так и не вернулся обратно.

— Ни фига себе. А что китайская сторона?

— Молчок. Видимо они знали о вероятности такого исхода. Кто их поймёт, этих китаёзов?

Миновав разорённый рынок, от которого остались только ржавые металлические 'ракушки' с прилавками, кое-где покрытыми драным полиэтиленом, мы наконец-то въехали непосредственно в Смородинку, представлявшую из себя нагромождение несимметрично расположенных друг к другу домов.

Ничего необычного. Типичный заброшенный район. В любом городе можно встретить хотя бы одну 'замороженную' стройку окружённую джунглями пустыря. Так и здесь. Только вместо одинокого пустого здания — целая плеяда домов. Стёкла выбиты практически везде. На облезлых, выщербленных стенах пестреет чьё-то убогое граффити. Повсюду горы заросшего травой мусора, непомерно разросшиеся кусты и молодые деревья, торчащие где им вздумается, не взирая на асфальт. Унылое зрелище. Никакой романтики.

Проехав несколько домов, Робин повернул налево, и остановился на чудом сохранившейся автостоянке, где ржавел пяток разногабаритных корпусов, бывших когда-то автомобилями, с которых мародёры поснимали всё, что можно унести.

— Вылезай! Приехали!

Отворились скрипучие дверцы УАЗика, и команда путешественников, дружным хором, стала выбираться на свежий воздух. Первое, что меня удивило, после того, как я покинул душную кабину, была тишина. Монолитная тишина. Настолько сплошная, что каждое слово звенело в воздухе, как упавший на пол алюминиевый таз. А потом ещё долго билось эхом от стен бесприютных домов.

— Добро пожаловать в Иликтинск, господа-туристы. Мёртвый город, в котором не осталось ни хрена. А вон, видите, дом? Я там жил когда-то, — начал экскурсию Робин.

— А где аномалии-то? — вклинился Тимон.

— Будут тебе аномалии. Идёмте за мной. Далеко от группы не отходите. Никаких посторонних предметов, без разрешения, не хватайте. Громко не орите.

Наш небольшой отряд, перешушукиваясь, потянулся за Робинзоном. Со стороны это, наверное, напоминало обычную туристическую экскурсию по каким-то там историческим местам. Сказать, что мы находимся в одном из самых опасных мест на Земле, язык не поворачивался. Слишком обыденно всё выглядело. Впрочем, довольно скоро обыденность начала заканчиваться.

— Первый пункт нашей экскурсии — это Заблудившийся Вагон, — вещал Робин. — Никто не знает, как он здесь появился, и когда. Вон он, смотрите, возле магазина.

Рядом с бывшим магазинчиком 'Пятачок', поперёк двора, действительно стоял обычный пассажирский вагон зелёного цвета, с табличкой 'Астрахань — Нижневартовск'. На окнах висели занавекски с логотипами, металлические лесенки были спущены. Вот только рельсов не было.

— И что тут аномального? Обычный вагон, — пожал плечами Ковбой.

— Как сказать. В своё время группа мародёров устроила в нём временное жилище. Потом рассказали, что ночью вагон шатается и постукивает, будто едет, а по утрам на столиках появляется горячий чай. Я-то сам не знаю, не проверял.

— То же мне, аномалия. Кто-то там что-то рассказал… Почему мы должны этому верить? — ответил Тимон.

— Не хотите — не верьте, — с безразличием ответил Робин.

— Да давайте залезем в него и посмотрим, — предложил Ромео. — Можно, Роб?

— Валяйте.

— Айда, — Тимон первым подошёл к вагону, и бодро забрался в тамбур.

— Ну чё там, Тим?

— Вагон как вагон.

— Ну ка, давай поищем, кто там халявный чай раздаёт? — Ковбой полез вслед за Тимоном.

Последним в вагоне исчез Ромео.

Я остановился, разглядывая пейзаж. Всё это напоминало какой-то обман. Нас привезли на свалку, и пытаются убедить, что она необычна. Если бы не аномалии, увиденные нами по дороге сюда, то я бы не сомневался, в обычном надувательстве. Как-то это всё не вязалось друг с другом. Я время от времени поглядывал на Робина, но тот отстранённо ковырял зубочисткой под ногтем, вычищая набившуюся грязь.

— А что это за тряпочки развешаны? — послышался рядом с моим ухом голос Джульетты.

Покрутив головой по сторонам, и не увидев более никого вблизи от нас, я догадался, что девушка обращается ко мне.

— Где? Какие тряпочки?

— Да вон. На двери магазина беленькая. И вон беленькая — на балконе. А вон, вдалеке — красненькая.

Действительно. Я не обратил внимание на такую мелочь, и удивился пытливости женского взгляда.

— Не знаю. Давай у Робина спросим.

— Чё? — услышал нас Робин.

— Да вот, интересуемся, что за тряпки повсюду развешаны?

— Это маяки. Благодаря им, можно ориентироваться, где опасно, а где нет.

— Их ты развешивал?

— Некоторые я. Некоторые — другие.

— А вон там красная тряпка висит, там опасно?

— Да. Если висит — значит опасно.

Из вагона показалось разочарованное лицо Тимона.

— Ничё тут нет. Только мусор, да старое дерьмо.

— И чай не наливают, — саркастично добавил появившийся следом Ковбой. — А я так надеялся.

Ромео вылез молча, отряхивая колени.

— Ладно, пошли дальше, — махнул рукой Робин.

Слегка растянувшаяся группа, шаркая ногами, двинулась следом за своим поводырём.

Завернув за угол дома, мы прошли мимо трёх типовых подъездов, из которых тянуло сыростью, и вышли к череде гаражей. Ничего аномального нам по прежнему не попадалось. Казалось, что Робин просто водит нас за нос, безо всякой цели.

– 'Куда ты завёл нас? Не видно не зги!' — процитировал Ковбой.

Тимон хотел было продолжить фразу, но тут его взгляд остановился на одной из гаражных створок, и челюсть у парня отвалилась:

— Ни хрена себе.

— Вот эт-то… Это чё вообще?!

— Беспилотники постарались? — Николай прищурился.

— Они.

— Пипец. Решето.

Увиденное действительно поражало. Издали, мне казалось, что это какой-то вычурный декор. Но на деле, перед нами была самая обычная гаражная дверь, измочаленная тысячами крошечных отверстий. В центре створки пули ложились настолько кучно, что проделали сплошную дыру, полуметрового диаметра. От которой в разные стороны расходилось кружево из металлических лохмотьев.

— Зачем они изрешетили гараж? — спросил Шеп. — Просто по приколу?

— Да вон, из-за них, — Робин брезгливо пнул валявшийся рядом ботинок.

— Фуу! Там чё, кость торчит?

— Человеческая?

— Фу-у-у!

— Ну и гадость! Это чё, труп?!

Тут все наконец-то распознали в бесформенном тряпье, свяленном под дверью изувеченного гаража, иссохшие до костей человеческие останки. Бледно-жёлтые мослы торчали из штанин скомканных камуфлированных брюк, а лежавший чуть поодаль ватник, измочаленный до однородной массы, был наполнен мелким костяным крошевом. Явно били в упор, причём с такой интенсивностью и разбросом, что от человека почти ничего не осталось.

— Последнее пристанище мародёров, — рассказал Робин. — Думали, что их здесь не найдут. Ошибались.

— Фу-у-у-у!!! — Джульетта шарахнулась при виде осколка человеческой челюсти, валявшегося в пыли. — Не хочу на это смотреть! Фу, какой ужас!

— А чё же их не убрали? — мрачно спросил Николай.

— Без понятия. Может в назидание. А может они как тот Неуловимый Джо — нахрен никому не нужны. Жили как собаки, и сдохли как собаки.

— Это слишком жестоко.

— Вы просто с ними не сталкивались.

— Но это не правильно! — встрепенулся Зелёный. — Нельзя же, чтобы человеческий труп вот так просто валялся на улице!

— Ты хочешь его похоронить?

Ответа не последовало.

— Идём дальше. Покажу кое-что покруче. Только в обморок не падайте.

Пройдя ещё с десяток гаражей, на одном из которых красовалась табличка 'ЦВ.МЕТ ДОРОГО', мы дошли до развилки, за которой располагался детский садик. Один из сегментов забора был повален, то ли большой машиной, то ли трактором. Улица, уходившая вправо, шла под уклон, и круто поворачивала за частные дома. Там я заметил красное пятнышко маяка, сразу за которым, на дороге было разбросано несколько кучек истлевшего тряпья.

— Вон, видите? Ещё одни неудачники, — указал Робин. — Когда их здесь прижали, они хотели бежать через недостроенный сектор периметра. Не ожидали, что опричники успели там оборону наладить. Вот их всех и положило.

— Так это что, опять трупы?

— Ё-моё, да тут просто бойня была.

— Значит периметр рядом?

— До него отсюда километра полтора примерно. Если зайти за поворот, там склон увеличится, и периметр будет как на ладони. А всё, что находится в зоне видимости периметра — уничтожается автоматическими снайперами без разговоров.

— Офигеть!

— Не бойтесь, нам в другую сторону.

— Эх, ты! — немного отдалившись от группы, Ромео нагнулся, чтобы поднять с земли грязный сломанный карабин 'Сайга'.

— Не трогай! — прикрикнул на него Робин.

Голос прозвучал как выстрел, и вздрогнувший парень тут же отдёрнул руку.

— Пусть лежит где лежит, — уже тише продолжил экскурсовод. — Ничего не хватайте без моего разрешения.

От детского садика мы повернули налево, и пошли по вполне обычной улочке, застроенной блочными девятиэтажками с мозаичной облицовкой на фундаментах.

? 'Вирусологическая', -прочёл название улицы Зелёный. — Ну и название.

? Не похоже всё это на аномальную зону, извините конечно, — задумчиво добавил Ковбой. — Вагон посреди города… Ну и что? Мы видели железнодорожные пути. Может его сюда закатили, а рельсы уже потом разобрали. Что же до трупов. Ну да, брутально. Но ничего необычного. Охрана постреляла каких-то бомжей. Дело житейское.

? Понимаешь, если бы здесь было много аномалий, мы бы тут с вами вот так не гуляли. В Смородинке аномалий почти что нет. Всё аномальное, что имеется — расположено на окраине, в стороне основного города. Там мы их и будем смотреть. Вообще, по хорошему, здесь нужно на машине кататься, а не пешком ходить, но я боюсь появления новых аномалий. Когда на машине едешь, обзор ограничен, и мотор заглушает посторонние звуки. Можно хорошенько влететь. А так хотя бы всё видно и слышно, — ответствовал Робинзон.

? Робин, а когда нам можно будет тут немного поработать? — спросила Оливия.

? Сейчас кружок сделаем, посмотрим достопримечательности, и я вам оставлю часик на вольную прогулку.

Мы прошли под упавшим подъёмным краном, чья башня легла на противоположное здание. Порванные тросы слегка покачивались, словно лианы. Далее, за стройплощадкой, показался перекрёсток. Выйдя на него, Робин остановился, и лукаво на нас посмотрел.

— Хотите прикол?

— Давай.

Приподняв ногу, наш гид слегка покачал ей в воздухе, после чего опустил ступню, которая свободно ушла под асфальт по самую щиколотку. Причём нога вовсе не продавила поверхность, а прошла сквозь неё.

— Это… Как?

— Никак. Аномалия.

— А можно попробовать? Это не опасно?

— Пробуйте.

Все обступили Робина, двигаясь маленькими шажками. Первым подошёл Тимон, который едва не упал, когда его нога вдруг так же провалилась сквозь асфальтовое покрытие.

— Ёлки-палки!

Все, словно дети, окружили аномальный участок, погружая в него руки-ноги, и с удивлением рассматривали, как они проходят через твёрдую поверхность.

— Это похоже на кривую текстуру в компьютерной игре, — сравнил Шеп.

— Какова природа этого явления?

— В общем, суть такая, — Робин кашлянул. — В этом месте произошёл какой-то пространственный перекос, в результате которого, когда асфальт провалился, его поверхность осталась неизменной. Визуально. То есть, мы видим его до того, как он провалился, а на самом деле здесь уже давно яма. Таких мест в Иликтинске навалом.

— И они правда безопасны?

— Да. Они неглубокие. Ну, разве что, в них можно ногу сломать, если неудачно провалишься. А так…

— Вот так идёшь-идёшь, р-раз! И провалился!

— Эти дырки довольно легко вычисляются. Смотрите. Видите, как это место отличается от остальной поверхности? Оно как будто ровнее и чище. Знаете, почему? Потому что всё, что на нём лежало: грязь, камни, всякий мелкий мусор — всё это провалилось под, как ты сказал, 'текстуру'. Поэтому эти аномалии, при должной внимательности, видно издалека.

— А вон, на той стороне улицы, такое же пятнышко, — указал Зелёный.

— Вот-вот. Всё правильно. Так, — Робинзон посмотрел на часы. — Поторопимся. Сейчас как раз время подходит для одной интересной штуки. Ступайте за мной.

Свернув с Вирусологической, мы оказались узенькой улочке, тянущейся между двух бетонных домов, расположенных параллельно друг другу. Дома были длинными, девятиэтажными, восьмиподъездными. В окнах не было ни одного стекла, а на некоторых лоджиях виднелись немногочисленные вещи, и лохмотья оставленного хозяевами белья. Я думал, что мы пойдём дальше, но Робин остановил группу, с предвкушением сообщив:

— Стоп. Теперь стойте и ждите. Мы с вами пришли в так называемый 'Вздыхающий Квартал'.

– 'Сдыхающий'? — переспросил Тимон, хотя прекрасно расслышал название.

– 'Вздыхающий', -терпеливо поправил Робин. — Почему он так называется, узнаете через три… Две… Одну…

И тут случилось невероятное. Совершенно неожиданно, дома с обеих сторон стали надуваться, словно огромные воздушные шары. Стены их фасадов выпучивались вовне, как будто их накачивали невидимым циклопическим насосом. Швы между панелями трескались, выплёвывая пыль и бетонную крошку. Рамы на лоджиях выворачивались, но структура зданий оставалась целостной. Они не разрушались. При этом был слышен отчётливый свист, а по траектории пылевых облаков, и по характерному трепыханию балконного тряпья, можно было догадаться, что дома всасывают в себя воздух. Каждым окошком, каждым вентиляционным отверстием, каждой щелью.

И вот, наконец, они закончили надуваться. Постояли немного в таком положении, и… Выдохнули! Протяжно, грустно. Как живые. Я готов поклясться, что это был именно вздох. И я слышал звук этого тяжёлого, великанского вздоха. Как будто несколько сотен человек разом, в унисон, вздохнули единым хором. Столько тоски было в этом звуке. Столько печали, что внутри у меня всё затрепетало.

Вместе с выдохом, стены зданий вернулись в прежнее положение, а из окон и дверей обильно полетела пыль с кусочками какого-то мелкого мусора. Остатки занавесок, и тряпки на бельевых верёвках, похлопали словно флаги, на ветру, и тут же обвисли. Дома опять выглядели как обычно, словно с ними никогда ничего странного не происходило. А мы далеко не сразу сумели прийти в себя и вернуть дар речи. Вокруг ещё падали какие-то крошечные осколки. На землю медленно оседала пыль.

— Вот это — да! Вот это — я понимаю, — первым очнулся Ковбой, задвигая шляпу далеко на затылок. — А то вагоны какие-то… Но вот это — да.

— О, май гад, а ю си зет?! Итс э рили! О, май гад, ханни, итс со стренч! — запищала Оливия.

— Щит, — жестикулировал её супруг. — Факин щит! Итс факин эномали! Ай донт андестенд! Оу, май… Итс… Ан-бе-ливэ-бл!

— Это же нужно срочно изучать. Как можно скорее! — махал руками Зелёный.

— Глазам поверить не могу. Как такое возможно? — бормотал Николай.

— Твою мать. Вот это шоу. Мои бабки окупились, — кивал Тимон. — Оно того стоило. Я обожаю это место!

Все эти реплики и выкрики я постепенно перестал слышать, полностью уйдя в осмысление увиденного. Мне хотелось отложить в памяти как можно больше деталей, чтобы потом перенести их на страницы своей будущей книги. Чёрт побери! Робин не обманул. Аномальная зона реальна. Такое вряд ли когда-то забудется…

— Робин! Робин! А туда можно зайти? Посмотреть! — словно пятилетний малыш, прыгал Ромео. — Интересно, что же там, внутри!

— Куда ты собрался? Дурак, что ли! — шипела на него подруга.

— Можно, но не нужно, — самодовольно ответил Робинзон. — Дома вздыхают через каждые три часа. В периодах между вздохами, находиться внутри безопасно. Но если не успел выбраться вовремя, тебя разорвёт на мельчайшие брызги, и 'выдохнет' в виде кровяного спрея. Я видел, что оставалось от людей. Ни одежды, ни костей, ни кишок. Только покрашенные стены.

— Ты туда заходил?

— Один раз. Там нет ничего интересного. Внутри дома абсолютно пустые. Не считая занавесок на некоторых окнах. Во время вздохов, всё что находится внутри, измельчается в пыль, и выдыхается наружу. Поэтому там не осталось никакой мебели. Вообще ничего.

— Одуреть. Кто бы рассказал — не поверил бы!

— Ладно, идём дальше. Нужно успеть ещё кое-что посмотреть.

Мы вышли из Вздыхающего квартала, вернувшись на улицу с ямами-невидимками, повернули налево, и пошагали в сторону окраины, где нагромождение многоэтажных зданий резко переходило в очередной пустырь.

На границе района была расположена широкая полукруглая площадка конечной автобусной остановки, прилегающая к Вирусологической улице. На ней 'паровозиком' стояло несколько раскуроченных ГАЗелей, а прямо за ними виднелась череда разграбленных минимаркетов и торговых лотков.

От остановки начинался склон, переходящий в протяжённый овраг, который опоясывал Смородику полумесяцем. За оврагом, в низине, виднелась полоса лесопосадок, из-за которой выглядывали макушки городских построек: церковная колокольня с крестом, радиовышка, подъёмные краны, верхние этажи зданий.

Улица, по которой мы шли, спускалась вниз по склону, затем миновала мостик через овраг, после чего исчезала за мыском посадок. Внизу, прямо за мостиком виднелся небольшой КП в виде будочки с опущенным шлагбаумом. От КП в разные стороны тянулась колючая проволока. Однако уже метров через сто с обеих сторон она прерывалась, превращаясь в редкий частокол пустых столбиков. Дальше, за шлагбаумом, можно было разглядеть станцию техобслуживания, с коробкой автомойки, обоймой кирпичных гаражей, эстокадой и полуразобранным жестяным ангарчиком. У въезда в автомойку застыл на удивление опрятный внедорожник, который глянцево поблёскивал в солнечных лучах, словно пять минут назад сошёл с конвейера. Это было крайне необычно, учитывая, что доселе нам встречались лишь изъеденные ржёй корпуса, вместо машин. Если не считать китайский автобус. Да и тот был пыльным и тусклым. А тут, идеальное состояние.

— Видите ту шиномонтажку? — Робин указывал как раз в том направлении. — А на ней машина. Видите? Это знаменитая 'Бэха-Людоедка'. Джип директора филиала нефтяной компании. Когда он его купил, эта модель только-только появилась. Тонну бабок стоила. Ни у кого такой машины не было. Все ему завидовали. Ну а когда шандарахнуло, тачку пришлось бросить. Прямо там, где хозяина застала катастрофа. С той поры она стоит всё на том же месте, и ничего ей не делается. Даже пыль на неё не садится. Состояние идеальное.

— А 'Людоедка' почему?

— Людей она убивает. Как мух. Вон, видите, сколько жмуриков вокруг скопилось?

Вокруг машины действительно темнели многочисленные кучки какого-то шмотья. Но лишь после слов Робина, все сумели разглядеть их детали. Прежде, разум отказывался в это верить. Трупы. Настоящие, человеческие трупы! Сколько же их там? При беглом рассмотрении, я насчитал двенадцать. Но это только по одну сторону машины. А сколько их там, с другой стороны?

— Как убивает?

— Молча. Стоит лишь прикоснуться. Можно стоять рядом, можно смотреть на неё. Но только не дотрагиваться. Иначе капут. Все эти жмуры — любители халявы. Машинка выглядит слишком лакомым кусочком, вот на неё все и клевали. Сначала по незнанке, потом — по глупости. Ну а мало ли? Вдруг аномалия исчезла, и машина больше не убивает? Рекорд принадлежит какому-то чебуреку, который максимум что сумел — это открыть дверь, и сесть на сиденье. Там и окочурился. Остальные загнулись ещё раньше. Когда-то, 'Людоедка' была у нас ориентиром. Экскурсионный маршрут на ней заканчивался. Потом его сократили до КП, в целях безопасности. Слишком часто там стали люди погибать. Шиномонтажка вообще превратилась в сплошную ловушку, даже без 'Людоедки'. Поэтому за шлагбаум мы не пойдём.

— А что там за деревьями поблескивает? — спросила Джульетта.

— Это? Ну-у. Отсюда мы этого всё равно не увидим. Когда вернёмся назад, поднимемся на крышу дома, и я вам покажу, что это такое, — ответил Робин.

— Если дальше идти по этой дороге, то мы попадём в Иликтинск?

— Мы уже в Иликтинске. Просто там — центр города, а здесь — окраина. В центр мы не пойдём, потому что там полная жопа. Но я вам покажу городскую панораму с крыши во-он того здания.

Наша группа остановилась возле шлагбаума, топчась в нерешительности.

— А где здесь можно по-маленькому сделать? — спросил Тимон.

— Вон, зайди за будку. Только дальше не уходи.

— Понял.

— Я тоже, пожалуй, — потрусил за Тимоном Ковбой.

Мы ждали их, задумчиво разглядывая окрестности. И над нами плыли серебристые облака.

— Как тебе здесь? — спросил у меня Робин.

— Как на кладбище, — ответил я. — Такое же странное чувство, что вокруг тебя сотни людей, но, одновременно с этим, никого нет.

— Знакомое ощущение. Мы здесь недолго, поэтому ещё не успели свыкнуться с мыслью, что здесь никого кроме нас нет. А так, если побыть здесь подольше, то в голову начинают лезть всякие странные мысли. Начинаешь чувствовать всё как-то по-особому. Восприятия меняются.

— Не мудрено, — кивнул Николай.

Из-за будки бодрым шагом вышел Ковбой.

— Ну вот, жизнь наладилась, — сообщил он.

— Ты нам покажешь ещё что-нибудь по типу вздыхающих домов? — спросил Шеп у Робина.

— Покажу. Где там этот?..

— А правда, чё Тимон так долго?

— Не знаю, — пожал плечами Ковбой. — Я когда уходил, он был ещё в процессе.

— Уже столько времени прошло. Он там уснул что ли? — в голосе Джульетты появились нотки тревоги.

— Блин. Чего вы в самом деле? Ром, иди, проверь его, — распорядился Зелёный.

— А чё сразу я-то? — встрепенулся Ромео. — Зачем мне туда идти? Посмотреть, как Тимон писает?

— А вдруг с ним случилось чего?

— Э-эхх, ёшкин кот! — Ковбой нахлобучил шляпу, и нервной, дёрганной походкой отправился к будке.

Не успел он достичь угла, как оттуда выскочил Тимон:

— Бу!

— Твою же мать! Да пошёл ты! Чё, издеваешься?!

— Хы-хы, а ты вздрогнул! Испугался?

— Ну тебя на хрен! Идиот…

— Ладно, орлики, порезвились и хватит. Идём назад, — устало произнёс Робин, отходя от шлагбаума.

Мы прошли мост, поднялись обратно на пригорок, повернули к остановке, и, пройдя через неё, взяли направление в сторону скопления жилых домов. В одном из зданий, на уровне третьего этажа зияла сквозная дыра, примерно полутора метров в диаметре. Причём выглядела она так, будто в дом что-то всверлилось, деформировав и закрутив края пробуренного отверстия. Словно стены в этом месте были не из кирпича и гипсолита, а из какого-то пластилина.

Во дворе, на детской площадке, Робин показал нам причудливую инсталляцию из детских турников, горок и лесенок. Всё было выкручено, перегнуто и растянуто таким образом, словно чьи-то гигантские, неимоверно сильные руки пытались создать из игровых приспособлений нереальную внеземную экибану. Больше всего поразила 'паутинка' — полукруглая шаростержневая конструкция, которая встречается практически в каждом дворе. Из неё неведомый скульптор сложил какую-то таинственную молекулярную модель, медленно вращающуюся в воздухе, на высоте нескольких метров от земли. Мы прошли прямо под ней, но не почувствовали никаких гравитационных отклонений. За счёт чего она держалась — непонятно.

Из дворика мы вышли к зданию-свечке. Я насчитал в нём восемнадцать этажей. Робин рассказал, что это одно из самых высоких зданий в городе, и что оно было элитным. Когда-то его окружал высокий забор, который за время мародёрства полностью разобрали. С крыши именно этого небоскрёба открывался прекрасный вид на город, и теперь мы должны были туда подняться.

— Предупреждаю, лифт не работает. Поэтому подниматься придётся по лестнице, — балагурил Робинзон. — Это будет нелегко, но думаю, что вы справитесь.

Подъём на восемнадцатый этаж действительно оказался довольно утомительным. Самым тяжёлым в этом процессе было то, что нам постоянно приходилось преодолевать баррикады из всевозможного хлама, вытащенного на лестничную клетку: остатки старых кроватей, гнилые рассохшиеся шкафы, комоды и ящики, ванны, кресла, раздолбанные холодильники. Всё это хаотично валялось на площадках, и на лестничных маршах.

— Тут чёрт ногу сломит, — выругался пыхтящий Николай, перелезая через очередной завал.

— Зачем всё это сюда повытаскивали? — недоумевала Джульетта.

— Наверное, собирались вывезти, но не успели. Или просто, чтобы эти гробы не мешали в квартирах орудовать. Не знаю, если честно, — тяжело дыша, ответил Робин.

С каждым этажом идти было всё труднее. Ноги гудели, дыхание перехватывало. Вот что значит сидячий образ жизни, и игнорирование занятий спортом! Десятый… Уфф… Двенадцатый… Чёрт! Этот дом просто бесконечен! Опять завал. В этот раз дорогу перегораживала выломанная дверь, торчавшая в перилах. И какой урод здесь всё это разбросал?

На крышу мы поднялись еле живыми. Робин пинком распахнул скрипучую дверь из лифтового помещения, и мы вышли на свет божий, под уже знакомые облака.

Антенн на крыше не было — все посрезали. На их местах торчали пустые обрубки жердей. Мы присели на широкое возвышение вентиляционной системы, чтобы немного отдышаться.

— Идёмте сюда, — неутомимый Робин манил нас на край крыши.

— Погоди ты. Дай дыханье перевести, изверг! — отмахнулся Ковбой.

— Эх вы, доходяги.

Робинзон отвернулся от нас в сторону городской панорамы и блаженно вздохнул.

Когда мы подтянулись к краю крыши, то не смогли сдержать эмоций. Иликтинск действительно был как на ладони. Вся огромная ложбина, в которой он располагался, огороженная глухим лесом и пёстрыми болотами, лежала перед нашими восторженными взорами.

Город был довольно компактным, и можно было разглядеть его противоположную оконечность, где в лёгкой дымке темнела поверхность спокойного озера. При беглом взгляде, Иликтинск вообще не казался заброшенным. Только при внимательном рассмотрении я понял, что здания в городе заметно обветшали. Многие серьёзно повреждены. Некоторые разрушены до основания. Тем не менее, в целом, город не лежал в руинах, и не зарос лесом как та же самая Припять.

Но все эти наблюдения я сделал несколько позже. А прежде, я был увлечён и обескуражен иным зрелищем, которое надолго приковало моё внимание, не сразу дав возможность приглядеться к городским постройкам. В нескольких местах, в разных частях города, вздымались яркие радужные арки, по которым взад-вперёд пробегали разноцветные, переливающиеся полосы. Эти радуги были разных размеров, от маленьких — чуть выше газетных киосков, до огромных — возвышающихся над пятиэтажными зданиями, наподобие сказочных мостов. Всего я разглядел восемь таких арок. Их присутствие на фоне городского пейзажа было мягко говоря неправдоподобным, словно здесь поработал какой-то безумный художник.

Дополнял картину причудливый фейерверк из небольших сверкающих шариков, которые высоко вылетали из нескольких канализационных люков, после чего осыпались обратно. Шарики были разных цветов, и их пёстрая чехарда напоминала цирковое представление. Эти необычные мячи различались по размерам, и выпрыгивали на произвольную высоту, как конфетти из хлопушки.

— Это что ещё за цирк? — протирая глаза, спросил Николай.

— Какая красотища! Как в сказке! — ликовала Джульетта.

— Хороша сказочка.

— Вон то, — Робин указал на одну из радуг. — 'Дунькины коромысла'. Один дебил уверял, что возле их основания можно найти золото… Ну, знаете, как в сказках про леприконов. Естественно, всё это бред. 'Коромысла' фонят каким-то неведомым излучением, сродни радиоактивному. К ним лучше не приближаться.

— А что там за шарики прыгают?

— А это 'Весёлые жонглёры'. Сегодня их очень много. Никогда столько не видел. Обычно бывает меньше. Один-два…

— Тоже опасные?

— Ага. Могут шариком в лоб звездануть так, что мозги набекрень съезжают. Но это только когда к ним вплотную подходишь. Если держаться на расстоянии, то в принципе, угрозы нет.

– 'Надир' был где-то в том районе? — я указал в сторону озера, где над дымкой поднималось несколько едва различимых мачт, как будто бы там стоял на рейде старинный фрегат.

— М-м… Ну, да-а… Вон, где антенны торчат. Там он и находился, — прищурился Робин.

Внизу послышался сухой треск, и над городом полыхнула фиолетовая молния, пробежавшая через несколько домов. При этом, пара ближайших к ней 'Дунькиных коромысел' погасла.

Некоторые члены группы вздрогнули от неожиданности.

— Что это за фигня?!

— Не бойтесь. Такое случается. Здесь мы в безопасности, — ответил гид.

— А что это за разряды?

— Не имею понятия. Ну что? Вы насладились пейзажем? Возвращаемся к машине?

— Это в голове не укладывается. Такого я даже в фантастическом кино не встречал, — Ромео отошёл от края крыши.

— И в играх тоже, — добавил Шеп.

— А они хотят это всё уничтожить? Да это изучать надо! — возмутился Тимон. — Это же совершенно иная, неизведанная природа! Сколько открытий можно совершить! Неужели это никому не интересно?

— По мне, так правильно сделают, если всю эту дьявольщину с землёй сровняют, — проворчал Зелёный. — Меня одно беспокоит. Чтобы окрестности не пострадали. Природа. Она же не виновата, что люди такие идиоты.

— Мистер Зельёни, как вы можете такое говорьить? — воскликнула Оливия. — Если этот город бомбить, то это не правильно! Это опять катастрофа. Иколоджи… Плохо!

— Согласен, согласен, — оправдывался эколог. — Ляпнул не подумав. Погорячился в высказываниях. Но вот это, вот это всё — это просто, извините, результат какого-то откровенного надругательства над окружающей средой. Это мутант, порождённый учёными преступниками! Ненормальный, нетипичный для нашей экосистемы. Чуждый! Я не знаю, что от него ждать. А если он начнёт расти? Развиваться? Если он распространится на окрестные территории?

— Последствия надо устранять. Исправлять ошибку. А не причинять земле ещё больший вред, — тщательно подбирая слова, высказалась иностранка.

— Гнилое местечко, — Николай мрачно потирал подбородок. — Поганью за версту тянет.

— А я ничего не чувствую, — принюхался Тимон.

— А я — чувствую. Уезжать отсюда надо.

— Ну, времечко у нас ещё есть, — бросив взгляд на часы, произнёс Робин. — Идёмте к машине. Там можно будет немного погулять, осмотреться.

Пока мы спускались вниз по лестнице, делились впечатлениями от увиденного. Спускаться было проще и веселее, нежели подниматься.

Выйдя из подъезда, и миновав арку соседнего дома, мы увидели свою машину.

— Экскурсия завершена. Теперь можете немного здесь походить, — объявил Робин. — Только далеко не забредайте. Старайтесь находиться в поле моего зрения.

Иностранцы, вместе с Зелёным, тут же полезли в УАЗ, доставать свои сумки с приборами и реактивами. Чтобы не толкаться с ними, я отошёл в сторону, и, постояв немного в нерешительности, перешагнул через ограду палисадника, направившись к ближайшему дому.

Мысли переполняли мой разум, и мне хотелось как можно скорее их систематизировать. Не помешало бы сделать наброски этого пейзажа, но художник из меня никудышный. Значит нужно всё запоминать. Проанализировать, прочувствовать и сохранить в памяти. Позже, мне всё это описывать придётся. Скорей бы уж. Пока вдохновение не ушло…

Я остановился между двумя лавочками, напротив подъезда. Возле металлической двери чернело жутковатое граффити, изображающее сгорбленного человека, тянущегося к дверной ручке. Граффити такого стиля уже попадались мне на глаза. Видимо работал один и тот же человек.

— Интересное художество? — раздался у меня за спиной голос Робина.

Когда он успел подкрасться?

— Я не сторонник подобного, — пожал плечами я.

— Аналогично. Меня ещё в детстве приучили, что рисовать на стенах — это плохо. Поэтому такие рисунки меня коробят. Тем более здесь. Всё равно что разрисовывать кладбище.

— Кто это нарисовал?

— Да приезжали тут одни. Целая группа. С баллончиками. Мастера-креативщики…

— Зачем?

— Как зачем? Рисовать. Я так понимаю, у них китч такой — разрисовывать всякие труднодоступные места. Ну, там, например, на вышку залезть, и на самом верху что-то намалевать. Или на промзону какую-нибудь забраться, в обход сторожей. Или на секретный объект, типа этого. Чем рискованнее — тем круче. Другие увидят потом их 'вензель', и скажут — 'ээх, какие крутые ребята! Вон куда забрались!' А для отвода глаз всё упаковывается в какой-то протест, притягивается за уши к искусству.

— Может быть это и есть искусство. Просто мы с тобой его не понимаем.

— Спорить не буду. В любом случае — это их последние рисунки.

— Они что? Погибли?

— Все до единого.

— Как это случилось?

— Исключительно по их собственной дурости. Сопровождал их Манул — мой бывший коллега. Уговор был только на Смородинку, но потом им этого показалось мало, и они попёрлись в центр. Манул их предупреждал, но они упрямые оказались. Типа, мы не лыком шиты, и снимаем с тебя всю ответственность. До темноты пообещали вернуться. Манулка их честно дожидался до самых сумерек. Потом плюнул, и свалил оттуда. Надо сказать, он парень честный и добросовестный. На следующее утро вернулся, и полез к центру, разыскивать их. Нашёл останки только одного. Говорит, по стене его размазало, как будто муху пальцем раздавили, и растёрли. Видимо, городу не понравилось, что его разрисовывают, и он сам немного ими порисовал, — Робин саркастично усмехнулся.

— Тебе их совсем не жалко? — я обернулся, но никого рядом с собой не увидел.

Робинзон суетился возле машины, и даже не смотрел в мою сторону. Вдоль палисадника, Зелёный и Крис волокли какой-то штатив с закрёплённым на нём прибором неизвестного назначения.

— Давай-давай, аккуратно. Не стукни.

Джульетта помогала Оливии разбирать сумки. Остальные слонялись в противоположной стороне парковочной площадки.

Кто же со мной разговаривал, если не Робин? А может быть он подходил, потом отошёл, а я просто не заметил?

Пнув кусок кирпича, я не спеша вернулся к машине, и остановился возле Робинзона, заливающего бензин в бак, из глыкающей канистры.

— Когда ты успел так быстро уйти? — спросил я.

— Чего? — он приподнял бровь. — Не понял.

— Мы только что разговаривали, вон там. И вот, ты уже тут.

— Разговаривали? Ты что-то путаешь, Писатель. Я с тобой не разговаривал с того момента, когда мы с крыши спустились. Вот, машиной занялся. А ты точно меня видел?

— Нет. Только слышал. Ты за спиной стоял.

— Хех! Так с чего же ты взял, что это я был?

— Голос был твой.

— Серьёзно? И о чём я говорил?

— Ты рассказывал про ребят, которые тут граффити рисовали.

— Да-а???

— Думаешь, я это придумал?

— Хм-м, — он поставил булькнувшую канистру на асфальт. — Понимаешь, я действительно рассказывал об этих художниках от слова 'худо'… Только не тебе. И не сегодня.

— В смысле?

— Мы говорили об этом с совершенно другим человеком. И вообще-то, это была девушка. Из моей прошлой группы. Которую я возил сюда два года назад. Мы с ней стояли как раз на том самом месте, которое ты указал. И… Блин, да чему удивляться? Мы же в Зоне, не забывай. Такое здесь бывает. Я уже давно перестал вопринимать подобные фокусы всерьёз. Вреда от них нет, и слава богу. Выбрось из головы.

Я было хотел развить эту тему, и попытаться разобраться в природе такой аномалии, но потом подумал — ладно. Пустое. Сейчас нужно ловить момент.

Оставив Робина, я прогулялся от машины — до угла дома, где встретил Николая, одиноко стоявшего возле большой металлической бочки. Руки его были сложены за спиной. Взгляд устремлён куда-то вдаль, сквозь покинутые дома.

— Вы хотели брата найти? — как можно деликатнее спросил я у него.

— Хотел, — ответил он. — Пока здесь не оказался.

— Что же Вас остановило?

— Не знаю. Что-то в воздухе. Трудно объяснить. Я вдруг понял, что брата здесь нет. Уже давно нет. И моя затея была напрасной. Старый я идиот. Дома семья, дети, внуки, а я попёрся в эту богом забытую глушь, ради какой-то навязчивой идеи.

— Во всём надо искать свои плюсы. Согласитесь, что если бы Вы сюда не приехали, то эта самая идея продолжала бы Вас мучить до самой смерти.

— Возможно ты прав.

— Но Вы всё равно разочарованы.

— Это не разочарование. Это страх.

— Вам страшно?

— Очень. А тебе разве нет?

— Ну, как сказать? Волнительно, немного тревожно. Но не страшно, нет.

— Это всё возраст. Ты ещё молодой. Поэтому на многие вещи смотришь поверхностно. Несерьёзно. Как ребёнок, которого папа катает на лодке. Ребёнку кажется, что никакой опасности нет. А папа прекрасно осознаёт, какая под ними глубина, и что произойдёт, если их лодочка неожиданно перевернётся. Я не хочу тебя обидеть. Просто пытаюсь донести своё понимание происходящего. Наблюдая за вами во время нашей экскурсии, я заметил, что все эти жуткие аномалии вы воспринимаете как какое-то шоу. Как бутафорию. Всё это вас нисколечки не пугает. Вы даже задуматься как следует не способны над этим. А я вот понял. Кое-что понял.

— Что поняли?

— Понял, что прожил целую жизнь, наивно полагая, что знаю мир, в котором живу. И только здесь мне стало ясно, что ни черта я не знаю. Я как будто бы снова вернулся к начальной черте. Все мои знания потеряли смысл. Это место отрицает все наши планетарные законы. Оно ставит под сомнение сам факт бытия. Я хочу забыть о нём как можно скорее. Как только мы отсюда уедем. Забыть…

Он повернулся, и уверенно пошёл к машине, держа руки в карманах.

Я посмотрел ему в след, и задумался. Не над его словами, нет. Мне почему-то очень захотелось побыть одному. Найти какой-нибудь укромный уголочек, и посидеть в тишине. Но всё же мне хватало ума, чтобы не нарушать предписаний Робина, и не терять из виду остальную группу. Подойдя к бетонному кубику подстанции, я сел на мягкую траву, привалившись спиной к шершавой стене, вынул из кармана свёрнутый трубочкой блокнот, затем, из другого кармана извлёк ручку Тимона, после чего крепко задумался. Что писать? Избыток мыслей распирал мою голову, но выдернуть из этого клубка последовательную нить было почему-то очень сложно.

Перед глазами, в некотором отдалении, суетились фигуры экологов. Вместе с ними рассеянно слонялся Шеп, разглядывающий приборы, установленные на метровых треногах. За выбитыми окнами первого этажа мелькали силуэты других исследователей. По их громким голосам я узнал Тимона и Ромео. Робинзон возился в своей машине.

Такое впечатление, что чего-то не хватает, — внезапно посетила меня мысль. — Вроде бы достаточно насмотрелся. Вдохновение так и прёт. Получил, что хотел. Но всё равно какой-то недобор. Чего-то я так и не увидел. Какой-то главной достопримечательности…

— Ты чего тут расселся? — ко мне подошёл деловитый Ковбой.

— Просто, размышляю.

— Тебе не скучно? Идём, полазим по дому?

— Пошли.

Я поднялся на ноги. Мне не очень хотелось куда-то идти с нагловатым Ковбоем, но почему-то отказывать ему я постеснялся.

Мы вошли в крайний подъезд, поднялись на площадку первого этажа, и заглянули в первую попавшуюся квартиру без двери. Жилище было полностью разорено. На полу задирались лоскуты линолеума. Обои отслоились от стен, как отмершая кожа. Из мебели почти ничего не осталось.

Ковбой всю дорогу бубнил:

— … и тут всё потырили. Здесь тоже всё посдирали. Эх, а вон, глянь, даже стену расковыряли. Зачем нужно было стену-то курочить? Они чё, кирпичи воровали? А швейную машинку не взяли.

— Она же старая.

— Дык! Антиквариат. Может это 'Зингер' какой, раритетный?

— Ты хочешь её забрать?

— Не-ет, нафига она мне? Просто пытаюсь понять логику мародёров… Хмм. Вот если задуматься. Тут ведь когда-то кто-то жил. Ходил по этим комнатам. И не думал, что когда-нибудь придётся расстаться со своим домом, со своими вещами. Ты готов себе представить, что подобное может случиться с тобой?

— Не готов. Если честно, мне не хочется об этом думать.

— Хозяевам этой квартиры тоже не хотелось.

— Какой-то у нас пессимистичный разговор получается. Давай сменим тему?

— О`кей.

Мы вышли на лоджию со срезанной решёткой. Прямо перед нами, по газону на карачках ползал Зелёный, что-то измеряя.

— Нашли что-нибудь? — окликнул его Ковбой.

— Пока нет, — отозвался эколог. — Ерунда какая-то. Здесь определённо должно что-то быть!

— То есть, никакой радиации? Никакой химии?

— Вообще! Радиационный фон — ниже нормы, проявления химического загрязнения — отсутствуют как таковые. По биологическим показателям иностранцы сейчас работают. У них там минилаборатория переносная. Отлично подготовились…

— Это чё же получается, здесь самое чистое место на Земле?

— Да уж почище, чем Москва. Это место стерильно! Или приборы врут…

— Ладно, работай, — Ковбой вернулся в квартиру.

Я проследовал за ним.

— Что ты обо всём этом думаешь, Писатель?

— О чём именно?

— Ну, об этих вздыхающих домах? О ненормальной радуге?

— Думаю, что всё это находится за пределами нашего с тобой понимания. Но уверен, что всему есть научное объяснение.

— И что по-твоему лучше: изучать эти аномалии, или уничтожить?

— Сложный вопрос. Человек издревле стремился уничтожить то, что его пугало. Спокойно жить рядом с непредсказуемым объектом потенциальной угрозы, нам не свойственно. Уничтожить этот объект, конечно же, проще. Здесь большого ума не надо. Но каковы будут последствия? Никто же не знает. Как никто не знает и то, какую пользу может принести изучение Зоны. Изучать, конечно же, труднее и опаснее, нежели жахнуть по городу атомной бомбой. Но без труда, с преодолением опасности и неизвестности, наш прогресс никогда бы не сдвинулся с места.

— Я с тобой согласен, — кивнул Ковбой. — Что ж, идём на улицу, что ли? Ничего интересно мы тут всё равно не найдём. Сплошная разруха.

Он хотел было заглянуть в спальню, но тут я заметил что-то красное прямо перед его щекой, и молниеносно схватил невнимательного парня за руку.

— Стой!

— Ты чего?! — опешил тот.

Я указал ему на пластиковую гвоздику, воткнутую в щель на дверном косяке.

— И чё?

— Ничё. Робин говорил, что всякие красные тряпки — это маяки, предупреждающие об опасных аномалиях.

— Так то же тряпки, а это просто цветок.

— Просто, или не просто — проверять, я думаю, не стоит.

— Ну-у, хрен его знает, — Ковбой повернул в сторону прихожей. — Всё равно делать тут нечего больше.

Выйдя на лестничную площадку, мы столкнулись с Тимоном и Ромео.

— О! Вы тоже здесь? Нашли что-нибудь интересное?

— Ни фига.

— Аналогично. Мы до пятого этажа поднимались. Там то же самое, что и здесь. Облезлые квартиры и хлам.

— Правда, в одной квартире логово мародёров нашли, — добавил Ромео. — Хотя там тоже ничего интересного. Тряпки, тюки, кастрюли. Похоже на бомжатник.

— Тоска зелёная. Идём, что ли, за гринписовцами понаблюдаем? Может у них что-нибудь занятное обнаружится?

Когда мы подошли к УАЗику, у Тимона внезапно зазвонил телефон.

— Не понял, — пробормотал он, озадаченно шаря по карманам.

— Кто-то тебе звонит, — ответил Робин.

— Здесь что, есть связь? Вот уж не думал, — почесался Ковбой.

— Да где-е же о-он… А. Вот, — Тимон извлёк мобильник из потайного кармана, и, сведя глаза в одну точку, взглянул на дисплей. — Странно.

— Неизвестный номер?

Тот кивнул.

— Ну, так ты ответь, и узнаешь, кто.

Тимон нажал кнопку и поднёс телефон к уху.

— Да! Алё? Чего-о? Алё-о… Какой плазме? Кто это? Хм…

Он в полнейшем непонимании посмотрел на гаснущий дисплей, выпятил нижнюю губу и пожал плечами.

— Что сказали? — спросил Ромео.

— Я ничего не понял. 'Ситуация в мире не стабильна', а дальше что-то про плазму. Короче, бред какой-то.

Рядом послышался новый весёлый трезвон, от которого мы все вздрогнули. На этот раз пиликала звонкая монофония николаевского телефона.

— Але! — каркнул тот в трубку. — Слушаю!

И тут же отдёрнул руку. Звучание голоса из трубки было настолько громким, что напоминало работу рации с убавленным звуком. Его слышали все, кто находились поблизости.

— Ситуация в мире не стабильна, — произнёс трещащий мужской голос. — Сдавайтесь плазме.

Последовали гудки разорванного соединения. Николай нервным движением пальца отключил вызов.

— Что за дрянь?

— У Вас номер определился? — спросил Ковбой.

— Нет. Закрытый…

— Тебе то же самое сказали? — Ромео вопросительно посмотрел на Тимона.

— Слово в слово. Только у меня был женский голос.

— Что значит 'сдавайтесь плазме'? Чё за чушь?

— Похоже на шифр.

— Может быть это опричники переговариваются?

— Ага, и их переговоры ловятся нашими телефонами!

— А кто знает, что у них там за связь? Может быть, поэтому они и запрещают телефоны провозить…

— Только те, что с камерами! А если просто телефон — то можно.

— Всё это очень странно.

— Да наверное розыгрыш. Эй, Робин, это не опричники ли твои нас подкалывают?

Робин явно помрачнел, — всё, нам пора собираться. Эй, зелёные! Сворачивайте своё хозяйство! Мы уезжаем!

— А чё за срочность-то? — удивился Ковбой. — Это из-за звонков?

— Всё, время вышло!

— Как? Уже?! — издали протянул Зелёный. — Но мы же только начали!

— Нам сократили лимит пребывания на территории города.

— С какой это стати? — возмущённо воскликнул Тимон.

— Понятия не имею. Ты желаешь поспорить с опричниками?

— Вот фигня…

— Эй, эй, Робин, а как же обещанное 'Светопредставление'? — раздосадованно спросил Ковбой.

— Именно! — подхватил Тимон. — Оно было заявлено, как главная достопримечательность. Собственно, ради него я сюда и ехал. Мне рассказывали, что это — самая обалденная штука, которую только можно увидеть. И я не хочу уезжать отсюда, не заценив её.

— Да. Без 'Светопредставления' наша экскурсия не считается полноценной.

— До 'Светопредставления' осталось около двух часов. А через час опричники включат 'Сивку', и тогда нам придётся здесь ночевать. Это не моя вина. Это новые условия местного начальства.

— Блин, это разводилово, Роб!

— А мы вообще ничего не успели, — вторил Зелёный. — Только начали. Дай нам ещё хотя бы полчаса!

— Полчаса мало, — осторожно заметила Оливия.

— Никаких полчаса! Собирайте свои примочки, и в машину. Быстро!

— Да будь же ты человеком!

— В натуре, ерунда какая-то. За что мы деньги платили?

— Ох-х… — Робинзон потёр переносицу. — Короче… Поступим так. Если кто-то желает заночевать здесь на свой страх и риск — оставайтесь. Завтра утром, как только рассветёт, я вас заберу.

— Вот это уже другое дело! — обрадовался Тимон. — Экстремальная ночёвка! Круто.

— Мы сможем спокойно всё изучить! — кивнула Оливия.

— Могут остаться все, кроме вас двоих, — указал на иностранцев Робин. — И это не обсуждается. Я не собираюсь рисковать иностранными гражданами. Мне не нужны проблемы с вашим консульством, и прочий международный геморрой. Так что господа-иностранцы, камбэк ин май кар, плиз. Остальные — думайте.

— Чего тут думать? Я хочу посмотреть 'Светопредставление', -тут же определился Тимон. — Кто со мной?

— Конечно я, конечно я, конечно я, — пропел Ковбой.

— Отлично. Нас уже двое.

— Я останусь, — вышел вперёд Зелёный, — и доведу исследование до конца. Если конечно вы, Оливия, оставите мне вашу прекрасную минилабораторию. Попользоваться, так сказать.

— О`кей, нопроблем! Конечно! Мы даже будем тебе очень признательны! — радостно воскликнула девушка.

— Ну и чудненько.

— А ты, Шеп, что скажешь?

— Да ну, чё? — с безразличием ответил тот. — Наверное, останусь тоже.

— Наверное, или точно?

— Точно.

— Ништяк! А вы, голубки?

Все посмотрели на Ромео с Джульеттой, которые всё это время активно перешёптывались.

— Да мы вот в раздумье, — откликнулся Роман, которого застали врасплох.

— Побыстрее раздумывайте, — нервозно попросил Робин.

— Да чё тут думать? Смотри, остаются практически все! — настаивал Тимон. — Нас же много. Будет клёво!

— Ну-у, наверное, я бы остался, — Ромео покосился на подругу.

— Ты с ума сошёл? Куда бы ты остался? Что мы тут будем делать, ночью, среди жутких аномалий, и без проводника? — зашипела Джульетта.

— Девушка правильно говорит, — Робин попинал переднее колесо УАЗика.

— Ну-у, я не знаю… Ну если ты не хочешь, тогда ладно… — проблеял Ромео.

— Блин, ты чё, не мужик, что ли? — встрепенулся Ковбой. — Чё такого-то?

— Да он по ходу струсил, — подначивал Тимон.

— Ни хрена! Я бы с радостью остался, но мнение Юли для меня очень дорого.

— Если Юлька не хочет оставаться — пусть едет ночевать обратно в Паутовку. А мы тут потусуемся, сугубо мужским коллективом.

— Ещё чего. Я без Ромки никуда не поеду, — встала в позу Джульетта. — Я его тут не оставлю.

— Тогда оставайся тоже! Блин, чё вы как маленькие в самом деле?

— Так какой ваш ответ? — подвёл итог Ковбой.

Ромео молчал не меньше минуты, после чего кивнул головой. Джульетта печально вздохнула.

— Маладца! Красавы! — Тимон подошёл к ним сзади и обнял обоих за плечи. — Мы с вами классно проведём время! Вы не пожалеете!

— Надеюсь, надеюсь…

— Ну а ты, Писатель? Чего молчишь?

— Я? — только сейчас я осознал, что пришла пора сделать серьёзный выбор.

До этого, в голове у меня клубился какой-то неясный туман, и я беззвучно ругнулся сам на себя, за 'хлопанье ушами', вместо того, чтобы заранее обдумать столь рисковое предложение. Чёрт! Как неожиданно-то! Хотя чего неожиданного? Всё закономерно. Нужно срочно дать ответ. Но какой? Я 'подвис' на пару мгновений, нелепо улыбаясь. А затем был внезапно 'спасён' Ковбоем.

— Да Писателю вообще сам бог велел остаться с нами. Он же за вдохновением приехал. Что может быть лучше для вдохновения, чем ночёвка посреди аномальной зоны? Верно, Писатель?

— В общем-то, да…

Я понял, что всё уже решили за меня. Конечно, можно было сказать 'нет'. Но сопротивляться я почему-то не стал. Наверное, мне действительно, на каком-то запредельном, бессознательном уровне, самому хотелось остаться здесь. Какой-то безумный порыв. Не смотря на то, что моя интуиция, и до предела обострившийся, звериный инстинкт самосохранения — вовсю трубили мне строжайший запрет. Чувство опасности зашкалило за все мыслимые пределы, долбя по вискам вместе с буйным притоком крови. Надо было отказаться. И я тогда это прекрасно понимал. Почему же согласился? До сих пор не могу объяснить… Как будто бы проснувшееся внутри меня, безумное альтер-эго, громогласно возжелало прокатиться по гребню волны, чтобы испытать — каково это, принять безумный выбор, с лёгкостью шагнув за опасную черту. Ведь это так волнительно. Это, чёрт возьми, действительно возбуждает! Сказать — 'да, я остаюсь', когда оставаться совсем не хотелось, когда другие люди рядом со мной мучились сомнениями — это было каким-то сумасшедшим, неадекватным геройством. Вызовом, брошенным непонятно кому. Скорее всего, самому себе. 'А что?' — думал я. — 'Сейчас я согласился, но у меня ещё есть шанс отказаться'. Ведь можно поскользить по этой острой кромке так долго, как только возможно, и соскочить с неё в последний момент, прежде чем будет слишком поздно…

Я посмотрел на Робина. Как оказалось, он уже ловил мой взгляд. И встретившись со мной глазами, едва заметно покачал головой, подняв ставку моего риска ещё выше.

А меня уже хлопал по спине довольный Ковбой:

— Ты напишешь классную книгу! Я уверен. Потом обязательно дашь почитать, договорились?

Я глуповато кивнул.

— Нас уже семеро. Ну а Вы, Николай? — спросил Тимон.

— Не-ет, нет, нет, — отмахнулся тот. — Я здесь оставаться не хочу. И вам не советую.

— А как же Ваш брат?

— Я понял, что ехал сюда не ради него, а ради себя. Я совершил ошибку. Больше мне здесь делать нечего.

— Ну, как знаете.

— Я-то знаю. А вот вы, видимо, нет. На вашем месте, я бы хорошенько подумал, прежде чем принимать такое решение.

— Мы уже подумали.

— Дело ваше. Отговаривать не буду. Вы люди взрослые, сознательные. Сами должны понимать…

— Значится так, — хлопнул ладонями Робин. — Решившим остаться, я сейчас покажу самое надёжное место для ночлега. Остальные — садитесь в машину, и дожидайтесь меня. Николай, Вы остаётесь за старшего. Последите за иностранными гостями, пока меня не будет. Хорошо?

Мужчина с ответственностью кивнул.

Мы вернулись к тому самому дому-свечке, с крыши которого недавно смотрели на город. Робин сообщил, что в нём есть квартира, где можно будет безопасно провести ночь. Мол, в этой квартире ему самому приходилось ночевать во время одной из вылазок, поэтому место проверенное. Опять началось изнурительное восхождение по замусоренной лестнице, которое, впрочем, завершилось довольно быстро — на пятом этаже.

Робинзон отодвинул в сторону драное кресло без спинки, освобождая вход в тёмную пасть коридора.

— Сюда.

Пройдя по коридору до торцевой двери, проводник остановился, и, в полумраке, принялся неаккуратно отгребать от неё какой-то пыльный хлам. Затем, он наконец-то смог открыть дверь, после чего, вся наша компания оказалась в просторной однокомнатной квартире, в которой сохранилось на удивление много вещей. В широкой прихожей, почему-то стоял диван, который своим противоположным концом упирался в дверь санузла.

— Ну вот, — стряхнув пыль с рук, Робин провёл нас в комнату, с убогой, но вполне уютной обстановкой. — Ваши, так сказать, апартаменты. Спать будете здесь, и вот здесь — на софе. Ещё есть раскладушка. Вот тут — стол. Можете на нём ужинать, там… Вот эти фанерки, видите? Когда начнёт темнеть, загородите ими окна.

— Зачем?

— На всякий случай. Загородите обязательно. Так, что тут ещё? Диван вон там, в прихожей. После 'Светопредставления', забаррикадируйте дверь. Баррикаду не убирайте, пока я не вернусь. Я постучу вот так…

Он постучал по деревянному комоду.

— Только после этого можете отодвигать диван и открывать дверь.

— А от кого… — начал было Ромео, но тут же заткнулся.

— С крыши спускаетесь сюда, и до завтра никуда не выходите. Вообще никуда. Ни при каких обстоятельствах. Никаких там прогулок, прошвырок…

— А когда 'Светопредставление' начнётся?

— Через час поднимайтесь на крышу и ждите.

— А как оно выглядит? В смысле, как узнать, что это оно? — спросил Тимон.

— Вы его ни с чем не спутаете.

— Лично мне на эти представления наплевать, — сказал Зелёный. — Мне нужно исследования до конца довести.

— У тебя есть полтора часа. Тебе хватит?

— Вполне.

— Вот и чудно. Так-с… Что ещё… На крыше… Да и вообще везде, вы должны держаться только одной стороны дома. Вот этой, — он указал рукой в сторону окна. В этой части здания вы в относительной безопасности. Во всех остальных — нет. А в противоположной — вообще трындец, туда даже можете не соваться. Особенно это касается крыши. Когда выйдете на крышу, сразу подходите к вот этому краю, и сидите возле него. Как только 'Светопредставление' закончится, тут же направляетесь к выходу, и спускаетесь до этой квартиры. Пока будете спускаться, тоже не расслабляйтесь. И не бродите по другим квартирам.

— К чему такая осторожность? — спросил Ковбой.

— К тому, что минут через сорок включится 'Сивка'.

— Что за 'Сивка'?

— Сивка-бурка вещая каурка, — зло усмехнулся Робин. — Так мы называем С.И.В.О. — Систему Интеллектуального Ведения Огня, установленную на периметре. Полностью автоматическая система, состоящая из пулемётных и снайперских турелей, атакующих всё, что движется в пределах видимости. Это не простые огнестрельные установки. Это чё-то там основанное на рельсовой технологии… В общем, я в этом не силён. Скажу лишь, что пуля летит по идеальной траектории, и с такой скоростью, что вы даже пукнуть не успеете. Поэтому, если вас зовут не Флэш, и не Чак Норрис, то я бы вам очень не рекомендовал испытывать судьбу. Я видел как 'Сивка' прошивала чувака через всё здание, лишь потому, что заметила его сквозь противоположное окно, дверной проём, и щель в стене между комнатами. Это страшная штука. Беспилотников не бойтесь. Они барражируют вдоль периметра, и вглубь города не летают. А вот 'Сивка'… С 'Сивкой' будьте крайне осторожны.

— Зачем ей по нам стрелять? — спросила Джульетта.

Робин молча посмотрел на неё, а затем перевёл взгляд на меня.

— Писатель, пошепчемся?

Оставив группу толпиться в зале, мы, осторожно обогнув грязный диван, прошли в кухню.

— Ты не погорячился? — спросил Робинзон, присев на кухонный столик.

— Ты о чём?

— Я о твоём решении, — он отвернулся от меня, как будто с какой-то обидой.

— А что такого? Нет, ну если мне нельзя…

— Погоди. Не тарабань. Я просто хочу узнать, серьёзно ли ты решил остаться, или же поддался давлению Ковбоя?

Чёрт! Он будто читал мои мысли! Сейчас нужно было не отпираться, а признать свои сомнения, и соскакивать с этой опасной игры. Но мне почему-то стало очень стыдно за своё малодушие, и я, вопреки своим желаниям и порывам, решил отстоять свою честь. Хотя какая тут была честь? Так, дурацкий принцип.

— Да чё мне этот Ковбой? — стараясь не выдавать покрасневших ушей, с напыщенной важностью, ответил я. — Я сам себе режиссёр.

— Ну, раз это твой выбор, то я умываю руки.

— Ты ведь завтра приедешь? Точно?

Робинзон как-то странно на меня посмотрел, и, сделав подозрительно длинную паузу, вдруг рассмеялся.

— Ага! Ссыкотно стало?! Расслабься. Заберу вас обязательно. Даю слово. Вообще-то, если честно, я не хотел больше сюда возвращаться. Но не бросать же мне почти всю свою группу в этой заднице, на произвол судьбы? Я же не сволочь какая.

— Я знаю, что ты не сволочь. Я тебе доверяю. Мы все доверяем.

— Вот поэтому, я завтра утром за вами приеду. В общем, я собственно чё тебя позвал? Ты, Писатель, нормальный пацан. На тех долбоклюев, что сейчас там, в комнате, мне насрать, честно тебе скажу. Но вот ты — не из их калгана. Ты путёвый. Я уважаю таких. И мне будет очень грустно, если ты здесь загнёшься. Поэтому слушай меня внимательно. Когда будешь тут куковать — за стадом не беги. Пусть эти дурачки лезут куда захотят. Ты за ними не лезь. Сиди в хате тихо, как мышонок. Что бы не случилось. Даже если будет пипец как страшно — сиди и не шевелись. Никакой паники — это главное, — он задумался на мгновение. — А вообще, нехрен тебе тут оставаться, братан…

— Почему?

— Мне запретили тебя отговаривать, поэтому я не должен тебе это говорить. Но ты всё-таки подумай.

— Кто запретил?

— Не надо лишних вопросов. Они почему-то выбрали тебя. Не знаю, почему. Я не ожидал этого…

— Роб…

— Помолчи! Помнишь, когда мы ехали, я рассказал тебе, что везу сюда, по поручению опричников, одного человека?

— Ну, да.

— Знаешь, кто это?

— Откуда мне знать?

— Это ты — Писатель.

— Чё? С какой стати? Почему я? Зачем им я?

— Много вопросов. Очень много вопросов. Ни на один ответа не знаю.

— Я никогда с ними не сталкивался! Откуда они обо мне знают? Да и вообще, какая им от меня польза? Я ведь не представляю никакой ценности! Я даже ни одной книги не написал!

— Тсссс! Тише, не ори. Говорю тебе, в душе не гребу, зафигом ты им сдался. Для самого сюрприз был. Но они хотят, чтобы ты остался здесь на ночь. Для этого и график нам сократили. Значит, хотят неспроста. Видимо, желают тебе что-то показать.

— Зачем? Зачем? Я не понима-аю… Это какая-то ошибка. Недоразумение какое-то.

— Не знаю. Я уже слишком много тебе рассказал. Больше ни слова об этом. Я очистил совесть. Выбор за тобой. Думай, Писатель.

Робинзон оттолкнулся от столика, и пошёл обратно в комнату. В полнейшей растерянности, я побрёл за ним. Полученная информация не укладывалась у меня в голове. Вот, значит, почему командир опричников так странно на меня смотрел! Вот что означали их подозрительные фразы… Они меня ждали. Но зачем? Должно быть, Робин что-то перепутал, и привёз меня вместо кого-то другого. В голове, так некстати, вдруг всплыл комичный эпизод из фильма 'Мимино', где простого водителя перепутали с профессором, и приняли его со всеми почестями. Разум напрочь отказывался верить в то, что я был здесь главной фигурой. Нет, это однозначно была ошибка!

— Ну что, козлятушки-ребятушки? Инструкции получили? Счастливо оставаться. Если будете себя хорошо и правильно вести — увидимся с вами завтра, — попрощался с группой Робин.

— Слыш, Роб, только ты это, точно нас не кинешь? — спросил Тимон. — А то возьмёшь, и не вернёшься? Чё нам тогда делать?

— Чё-чё, молиться. Что бы там не случилось, сами выйти из города даже не пытайтесь. 'Сивка' по вам отработает ещё на подходе к периметру. Просто сидите и ждите. Не паникуйте, что бы не случилось. Могут пойти глюки. Что-то начнёт мерещиться. Не ведитесь на это. Терпите. Я приеду рано утром, и вас заберу. Даю вам честное и благородное слово. Ну а если не доверяете — тогда и не оставайтесь. Поедем вместе со мной.

— А если с тобой чё случится? Ну мало ли, какой форс-мажор? — спросил Ковбой.

— Я за вами вернусь, что бы не случилось. И вообще, вам надо не обо мне, а о себе беспокоиться. Так, всё, время вышло, я побежал. Писатель, ты как, не передумал?

Вот он — переломный момент. Последняя нить, связывающая меня с внешним миром. С реальным миром. Внутри меня полыхало настоящее пламя. Я уже ничего не соображал. Пелена застилала мои глаза. Последнее, что я помню, это как шагнул вперёд, к Робинзону. Он довольно улыбнулся и кивнул. А позади послышалась пара разочарованных голосов.

— Писатель, ну ты чё?

— Эй, ты куда, Писатель?

А идёт оно всё к черту!!!

Я не силён в психологии, но кажется, там это называется 'состоянием аффекта', когда в памяти образуется непонятный провал, ограниченный разнящимися воспоминаниями. Я точно помню, что вышел из квартиры вслед за Робином. Вместе с нами пошёл Зелёный, но он не хотел уезжать, а просто возвращался к своим приборам.

Потом, мы вроде бы дошли до машины. Я сел рядом с водителем, и…

Сейчас мне кажется, что эти воспоминания — всего лишь один из моих снов. Уж больно они отрывистые и расплывчатые. Как бы там ни было, я очнулся на другом краю мысленного провала, когда Робин уже ушёл. Вокруг суетились ребята, обустраивая своё временно жилище: таскали мебель, перекладывали какие-то тряпки, развязывали рюкзаки.

Я стоял посреди этой суеты, и в одной руке держал какие-то документы, а в другой у меня была зажата маленькая гранула красно-синего цвета. Я, хоть убейте, не могу вспомнить, как эти предметы у меня оказались, но точно знаю, что мне их дал Робин, и отлично помню, что он мне говорил, когда их давал.

Про бумажки он сказал, что они могут мне пригодиться. Он назвал их 'сводками'. Что же касается пилюли, то тут в моих воспоминаниях проступает момент, когда я вижу, как он достаёт её из нагрудного кармана, и украдкой суёт в мою руку.

'-Держи. Это на случай, если начнётся полная жопа.

— Что это такое?

– 'Иллюзиум'. Препарат, блокирующий галлюцинации. Мне её дал полковник, на всякий случай. Но, к счастью, она мне не понадобилась. Надеюсь, что и тебе не понадобится. В любом случае, постарайся её не глотать. Только если слишком прижмёт.

– 'Слишком' — это как?

— Слишком — это… Это слишком. Не парь мне мозги. Я просто передаю тебе слова того, кто мне её дал. Бери. Завтра утром всё вернёшь.

— Спасибо, Максим! — я впервые обратился к нему по-имени.

— Не за что. Будь осторожен, Писатель. До завтра.

Он развернулся, и поспешил из коридора, где мы с ним прощались, на лестничную клетку, к дожидавшемуся его Зелёному. Я вернулся в квартиру и…'

И вот я стою с документами и пилюлей. Нет, с моей головой явно что-то не в порядке.

Рассовав приобретённые вещи по карманам, я присоединился к всеобщей суете.

ЧАСТЬ-6. СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ

— Чего затормозил? — несильно толкнул меня Ковбой, волоча увесистую сумку из прихожей — в комнату.

— А? — я ещё не до конца пришёл в себя.

— В сторонку отойди. Встал посреди прохода, — уже спиной добавил он, после чего бросил свою ношу на кровать.

— Да-да, хорошо, — я шагнул за дверной косяк, и прижался к шифоньеру, чтобы не мешаться под ногами у остальных.

И всё-таки, почему я остался? Как вообще получилось, что я не ушёл вместе с Робином? Ведь хотел же уйти. И уже уходил. Что меня остановило?

Впрочем, в те минуты мне было некогда об этом раздумывать. Что свершилось — то свершилось. Помню, что в голове инерционно крутилась какая-то кутерьма, вроде как, если я сейчас побегу за Робом вдогонку, то ещё успею его догнать, и уехать. Однако, это альтернативное желание было подмято под хоть и сомнительное, но уже принятое решение. В связи с чем я просто стоял в углу, и про себя разрывался напополам.

Зачем было метаться? Я уже вляпался.

— Давайте после всё разберём, — громко предложил Тимон. — А сейчас лучше на крышу слазим.

— Рано же ещё, — поправил очки Ромео.

— Ничего страшного. Лучше раньше, чем позже.

— А пошли, — поддержал идею Ковбой.

Ребята нестройной толпой стали покидать комнату.

— Писатель, ты идёшь? — проходя мимо меня, бросил Тимон.

— Иду-иду, — я тут же влился в их группу.

— Ты чё-то тормозишь в последнее время. Давай, приходи в себя.

Мы выбрались на уже знакомую крышу, и разбрелись по ней.

— Эй, ты куда? — окликнула Тимона Джульетта. — Нельзя же в ту сторону ходить.

— Да ты успоко-ойся! Пока ещё можно! Вон, Робин ещё не уехал. Значит стрелять по нам не будут.

— Где?! — Ковбой припустил вслед за Тимоном.

За ним по пятам последовал я. Ноги слегка подкашивались от понимания того, что меня могут реально убить. Но с ребятами, дошедшими до края крыши, ничего не происходило, а значит опасности действительно не было.

Подойдя к ограждению, я осторожно посмотрел вниз, на двор, и увидел две крошечные фигурки, спешной походкой приближающиеся к арке противоположной девятиэтажки. Робин и Зелёный.

— Вон как чешут, — ухмыльнулся Тимон. — Как в попу ужаленные.

— Надо, по ходу, валить с этой стороны. Не случайно он так торопится, — нахлобучив шляпу на лоб, пробормотал Ковбой.

— Да лан те, времени у нас вагон. Сейчас пока он ещё доедет…

До нашего слуха донёсся звук заводящегося автомобиля.

— Слышишь? Только ещё завелись.

Гул мотора начал перемещаться, и наконец мы увидели, как пятнышко УАЗика вынырнуло из-за углового дома, попылив вдаль по одинокому шоссе. 'Таблетка' мчалась с небывалой резвостью, значит Робинзон спешил так быстро, как только мог.

Причина этой спешки чернела на фоне шоссе — чёрная полоса периметра, с зубцами сторожевых башен. Вот оттуда они и будут вести огонь. Поразительно, что такое почтительное расстояние для системы СИВО совсем не помеха.

— Всё! Полюбовались и хватит, — отошёл от края Ковбой.

— Да чего ты трусишь?

— Блин, мне моя жизнь дорога, пока что. Это ты у нас экстремал. А я подставляться желаньем не горю.

Парень, ссутулившись, поспешил к безопасному краю крыши. Воспользовавшись случаем, я отправился за ним. Тимон недолго оставался в одиночестве, и вскоре вернулся к нам.

Пейзаж успел измениться. Иликтинск теперь выглядел совершенно иначе. Аномальные коромысла и шарики бесследно исчезли, а вместе с ними и странная дымка. Воздух был прозрачен, как стекло, и каждый домик теперь можно было хорошо разглядеть.

Без потусторонних красот, город представлялся обычным, ничем не примечательным населённым пунктом. Правда, слегка заросшим и неухоженным. То, что некоторые здания в нём полуразрушены, или разрушены до основания, в глаза особенно не бросалось. Пышная растительность скрадывала следы разрушений. Если бы при первом визите на крышу мы обнаружили подобную картину, то были бы крайне разочарованы.

— Подумать только. Как будто ничего и не было, — уперев руки в бёдра, созерцал пейзаж Ковбой. — И где все эти… Радуги?

— Мы тоже удивляемся, — кивнула Джульетта. — Не приснились же они нам.

— А на той стороне что? — поинтересовался Ромео. — Видели пушки?

— Там только башни видно. Да и то с трудом. Передний край загорожен домами, а там дальше — уже особо ничего и не разглядишь. Расстояние большое.

— Понятно.

Мы расположились кружочком, между бортиком и вентиляционной коробкой.

— Зачем вообще по нам будут стрелять? С какой целью? — завёл разговор Ромео.

— Спроси что попроще. Эти опричники — они совершенно на людей не похожи, — Тимон сплюнул в сторону.

— Вот именно. Мне тоже так показалось.

— А может они — эти? — Ковбой с улыбкой потыкал пальцем в небо. — Инопланетяне?

— Ты вот сейчас шутишь, а я всё больше верю в то, что так оно и есть, — расширив глаза ответила Джульетта.

— Да хар-ро-ош! — махнул рукой Ковбой.

— Прикиньте, мы с вами пережили контакт пятого вида!

— Не, ну всё логично. По канонам жанра. Пришельцы приняли человеческий облик, но по их внешности и поведению всё равно понятно, что они с другой планеты.

— Главное, что они — хорошие, — пожал плечами Шеп.

— Почему ты так решил? — покосился на него Тимон.

— Не убили нас. Это уже хорошо. Город, вон, охраняют.

— Шеп прав, — закивал Ромео. — Может быть это какие-то космические прогрессоры, которые курируют Землю, следят за обстановкой. Возникла экологическая катастрофа? Тут же локализовали её очаг, и никого сюда не пускают.

— Да где, блин, гарантия, что это не они сами тут всё замутили, и городок раздраконили?! — воскликнул Тимон.

— А смысл?

— Для опытов над людьми.

— Бред.

— Вы их боитесь? — спросил Ковбой.

Повисла пауза.

— Э-э, ну как сказать? — первым ожил Ромео. — Они странные, конечно, но то, чтобы бояться…

— У меня они озноб вызывают, — перебила подруга. — Действительно, инопланетяне.

— Не парьтесь вы по их поводу. Не тронули — значит и не тронут. Пусть хоть пришельцы замаскированные. Если к нам полезут — схлопочут, — Тимон вынул из-за пояса травматический пистолет, и принял угрожающую стойку. — 'Я здесь, чтобы по задницам бить, и жвачку жевать! А она у меня закончилась!'

— У-у. Вооружён и опасен? — с вялым любопытством отреагировал Ковбой.

— А-то?

— Вот, зацени, — парень извлёк из подмышечной кобуры свой пистолет, несколько отличающийся от тимоновского.

— Ну ка-ак же, ковбой и без оружия, — рассмеялся тот. — Дай посмотреть.

— У меня тоже кое-что есть, — Ромео выудил бесствольную 'Осу'. -Мы без оружия вообще не путешествуем. Мало ли что?

— Так, ребят, ну хватит играться! Не дай бог застрелите кого-нибудь, — вклинилась Джульетта.

— Да чё мы, дураки, что ли? Кстати, а ты у нас чем вооружена?

— У меня баллончик.

— Да-а, баллончик — это сила! Только не пшикай, я тебя прошу.

— Вы что, все, что ли, с оружием? — не выдержал я.

— Да, а ты разве нет?

— Нет.

— Хех! Ну ты даёшь.

— Рисковый чувак, — кивнул Ковбой, забирая своё оружие у соседа.

— Наши писатели — самые смелые в мире! — кивнул Тимон. — Нет, чё, правда ты ничего с собой не захватил? Ну, круто. Может быть ты владеешь каким-то мощным кунг-фу, и оружие тебе просто не нужно?

Я улыбнулся и покачал головой.

— Офигеть. А если бы тебя здесь кидалово ждало? Или ты был уверен на все сто процентов, что здесь тебя не кинут на бабки?

— Лично я до последнего им не доверял, — продолжил Ковбой. — Когда бабло с нас взяли, был на взводе постоянно. Когда в деревню эту привезли…

— Этот Робин мог бы нас там кинуть запросто, и свалить по темноте.

— Вот для этого и нужно оружие. В наши дни верить никому нельзя. А если поверил, то будь готов привести к ответу за возможный развод. Я бы этого Робина на британский флаг порвал, если что.

— Ты, Писатель, либо псих, либо реальный игрок. Как это так — не захватить оружие? Шеп, ну ты-то хоть при стволе?

— Не-а, — усмехнулся тот.

— Ещё один! Да вы чё, ребят?

— У меня нет пистолета. Но у меня есть кое-что другое, — Шеп плавно извлёк из сумки длинный изогнутый нож, сверкнув веслообразным клинком.

— А-а, понимаю… Пистолеты для дилетантов, нож — выбор профессионала.

— Ничё себе, тесачок. Дай поглядеть. Слыш, а тебя же за него могли менты реально принять. Такие штуки таскать запрещено, — сказал Ковбой.

— Ну да. Разрешение-то у тебя есть? Мы-то все с разрешениями на травматику…

— Какое, нафиг, разрешение? Это же кукри. В нашей стране холодным оружием не считается. Носи где хочешь, — отмахнулся Шеп.

— Прикольная штучка. По-типу мачете. Вроде как и нож, и топор одновременно, — Ковбой потрогал лезвие. — Ух, острый!

— Ну и чё? — пожал плечами Ромео. — Пистолет всё равно лучше. Пока это ножом отмахаешься. Нужно, чтобы враг вплотную подошёл. А с пистолетом можно его держать на расстоянии, отогнать…

— Всё равно, это хотя бы что-то, — парировал Тимон. — У Писателя вон вообще ничего нет. Даже ножика.

— Ну, да, в этом случае конечно. Писатель — ты безрассудный человек.

— Наверное, — пристыженно ответил я.

— Вообще, конечно, авантюра это была страшная, — Ковбой вернул кукри хозяину. — С этой поездкой, я имею в виду. Просто удивительно, что Робин оказался порядочным чуваком. Я ему не верил до сегодняшнего дня.

— Да погоди ты итоги подводить, — махнул рукой Тимон. — Ничего ещё не закончилось. Нам ещё нужно ночь переночевать, и не факт что этот засранец завтра за нами приедет.

— Что тогда делать будем? — взволнованно спросила Джульетта.

— Что делать? Вернёмся своим ходом.

— Через периметр?

— Думаете нас не выпустят? Да брехня это всё, что отсюда никого не выпускают. Я больше чем уверен. Выйдем к главным воротам, нам и откроют.

— Думаешь?

— Конечно. Какой смысл по нам стрелять? Все эти угрозы были сказаны только ради того, чтобы мы тут не лазили. Чтобы сидели тихо, и не высовывались.

— Всё-таки, я надеюсь, что Робин вернётся, — ответил Ромео.

— И я надеюсь. Все надеются. Но план 'Б' всегда должен быть под рукой.

— Не нагнетай, Тим. В кой-то веке появилась возможность расслабиться, — Ковбой привалился спиной к воздуховоду. — Мы ехали за приключениями. Мы их получили. Никто нас не кинул, не обманул. Привезли куда надо. Показали реальную Зону, с реальными аномалиями. Впечатлений уже до конца жизни хватит.

— Это точно. Как вам эти вздыхающие домики? Просто чума. Всякие там аттракционы 9D по сравнению с ними — фуфло расфуфлыжное. Какая жалость, что их заснять не резрешили. За это видео мы бы озолотились!

— Ага, и все бы сюда сразу же полезли. На верную смерть, — ответила Джульетта. — Нет уж. Не знают люди об этом месте — и хорошо.

— Согласен, — поддержал её Ромео. — Прикольно наблюдать, например, за вулканом. И совсем не прикольно сгореть в его лаве. Мы сейчас, по-сути, сидим у подножья такого вулкана.

— Ой, смотрите!

Небо над нашими головами расчертили две синие линии, уходящие снизу — вверх. Они немного подёргались, расходясь и пересекаясь, после чего исчезли.

— Это что за аномалия?

– 'Светопредставление' началось!

— Нет. Для него ещё рано, — сверился с часами Ковбой. — Это лазерные лучи. Похоже, 'Сивка' заработала.

— То есть, они специально нам помаячили, чтобы мы знали? — спросила Джульетта.

— Не знаю. Возможно.

— Кстати, а почему название такое странное — 'Светопредставление'? Насколько я знаю, это слово произносится без 'Д', -опасливо косясь на противоположный край крыши, произнёс Ромео.

– 'Светопреставление' — это, типа, конец света. А 'Светопредставление' — это такое световое представление, — разъяснил Ковбой.

— Навроде светодинамического шоу, — дополнил Тимон. — По слухам, нереально зрелищная вещь.

— Ну что ж, поглядим.

Слушая их монотонную болтовню, я постепенно отвлекался, замыкаясь на волне собственных мыслей. Воздух Иликтинской Зоны был на удивление свеж. Воспользовавшись примером Ковбоя, я опустился на пыльную кровлю, покрытую мягким одутловатым толем, и прижался лопатками к воздуховодной коробке. Сознание тут же поплыло. Сказывался вчерашний недосып. Вначале я сопротивлялся дремоте, но глаза упрямо закрывались сами собой, а голова, наполняясь дремучей тяжестью, неумолимо валилась вперёд, не держась на ослабевшей шее. Пару раз я вздрагивал, встряхивался, но дремота лишь усиливалась. Голоса ребят растворялись в ней до тех пор, пока я окончательно не уснул.

Невероятно! Бесподобно! Потрясно! Ух-х!

Возгласы доносились откуда-то из глубины забытья, становясь всё чётче и понятнее.

Писатель!

Я с трудом всплывал со дна глубокого колодца, и вокруг меня становилось всё светлее и светлее. Время от времени, этот свет озарялся яркими пятнами, словно он пробивался сквозь мозаику стеклянных витражей.

Писатель! Проснись!

Меня зовут…

Писатель!!! — чья-то рука с силой встряхнула меня, выдернув из сонного мешка, как кролика из шляпы.

— А? Что?!

Я вскочил, словно спохмелья. В голову ударило давление, не давая мне быстро прийти в себя. С глаз нехотя сползала дремотная плёнка. И как только я их открыл, пришлось тут же зажмуриться от ярчайшей вспышки, ударившей в неподготовленное лицо.

Ещё одна! Синяя, с переливами. Ещё! Жёлтая, изрезанная сеткой красных вкраплений. Боже, какая красота!

Я взглянул на город. Матерь Божья, он был прекрасен! Он как будто бы весь состоял из жидкого золота, переливающегося и искристого. Затем замерцал, и окрасился перламутром. Всё: дома, деревья, улицы… Город фонтанировал разноцветным салютом. Когда вспышки закончились, всё вокруг начало разукрашиваться в ядовито-кислотные тона. Стены зданий пестрели пурпурными, салатными, бирюзовыми цветами. Тем временем, откуда-то с городских площадей и перекрёстков начали подниматься высоченные светящиеся щупальца, которые, вырастая на несколько сотен метров, сворачивались в спирали, точно первобытные растения, и таяли, осыпаясь мерцающими пылинками.

Потом, одновременно из всех окон окрестных зданий ударили такие резкие снопы света, словно внутри домов включились гигантские сверхъяркие лампы. Над Иликтинском прокатился глухой рокот, похожий на раскаты далёкого грома, и цветная феерия завершилась, ещё несколько минут посверкивая последними разлетающимися искорками.

Охренеть. У меня нет слов. Это, это невозможно описать, ребята, это волшебство! Охренеть. Супер!!! С ума сойти. Ущипнтие меня. Я ведь не сплю? Охренеть… — выдавливая из себя стоны дущащего восторга, ребята застыли как истуканы, продолжая таращиться на успокоившийся город выпученными из орбит глазами.

— Что это было? Это 'Светопредставление'? — наконец очухался я.

— Блин, Писатель, ну ты и бакла-ан! — всплеснул руками Тимон. — Проспать такое — просто преступление!

— Да я успел…

— Что ты успел?! Ковбой тебя будить кинулся уже перед самым концом!

— Когда в себя пришёл, — подтвердил Ковбой, сняв шляпу и вытирая обильный пот. — Ты всё проспал, Писатель. Мы тут орали как резанные, а ты спал…

— Сколько оно длилось?

— Я не знаю. Долго. Довольно долго.

— Может быть минут десять.

— Да не-ет, дольше! Минут пятнадцать! Там сначала начались эти, ну которые…

— Ага, ага, обалденные вообще!

— Вот! Потом пузыри летали и лопались. Эх, красиво!

— Потом фонтаны били. Даже до нас долетали от них такие… Ну, кристаллы, что ли?

— А ещё на небе что-то высвечивалось. Сложно объяснить. Из облаков спускались…

— Как сталактиты короче!

— Да-да! Прямо из облаков! Блин, охренеть, это супер было! Это…

— А помните, как цвета менялись?!

— Да!!! Все цвета изменялись, как калейдоскоп! Или ещё, короче, вот например смотришь на руку — а она прозрачная, как хрусталь, и по ней такие цветные пробегают…

— А потом, знаешь, всё как будто бы жидким золотом залило!

— Это я видел, — наконец-то я вклинился в эту захлёбывающуюся чехарду восторгов, с величайшей досадой понимая, как много я пропустил.

— Ну да, — кивнул Ковбой, — Тут я уже тебя тормошить начал.

— Как же я мог заснуть? Почему вы меня сразу будить не начали?

— Да какое там?! Ты бы видел чё тут было! Мы просто сидели, ничто не предвещало, и тут вдруг… Эээх!!! — махал руками Ромео.

— Блин, это шоу стоит заплаченных денег. Оно стоит ещё дороже, мать вашу! — прыгал Тимон. — Это 'Светопредставление' на самом деле — самая охрененная вещь во Вселенной!

— Я до сих пор отойти не могу, — тёрла глаза Джульетта. — Ущипните меня. Я сплю. Это сон.

Чем больше они восхищались, тем больше я себя проклинал. Обида сжирала меня изнутри. Это же надо! Заснул в самый ответственный момент! Проворонил все чудеса! Зачем нужно было идти на такой риск, оставаясь сдесь на ночь, чтобы потом банально всё проспать? Вот же я идиот… И почему эти козлы меня сразу не разбудили?! Специально?! Чёртовы придурки!

С другой стороны, пенять на них глупо, так как я сам 'хорош'. Сам виноват. Сначала полночи не спал, а теперь вот не смог совладать с закономерной сонливостью. Ведь мог же догадаться. Мог пересилить себя. Встать, походить, размяться. Нет же, закимарил. Что я за человек? Так глупо облажался… Никогда себе этого не прощу! Хорошо хоть что-то успел увидеть. Тем более, что этой малой толики уже было, в принципе, достаточно, чтобы сильно не расстраиваться, и снискать утешение.

Так я думал тогда. Кто знал, что уже в самом ближайшем будущем мне придётся столкнуться с воистину запредельными вещами, по сравнению с которыми способно померкнуть даже феерическое 'Светопредставление'. Но я забегаю вперёд. Сначала мы вернулись в своё убежище.

Разговоры о прережитом 'Светопредставлении' ещё долго разносились по пустынным коридорам и заброшенным квартирам покинутого здания. Эти бурные эмоции коллег-путешественников меня раздражали, заставляя снова и снова винить себя, за то что я пропустил почти всё представление. Мне хотелось уйти куда-то подальше, чтобы их не слышать. И это продолжалось, пока не вернулся Зелёный. К счастью, вернулся он довольно скоро. Мы заслышали его когда он ещё кряхтел на первых этажах, волоча два здоровых саквояжа и тяжеленный рюкзак. До нашей квартиры он дополз едва живой, весь мокрый как суслик, и пыхтящий на все лады.

Я вспомнил, что он тоже пропустил 'Светопредставление'. И если я видел хотя бы что-то, то он — не видел вообще ничего. От этих мыслей мне сразу полегчало, и обида на самого себя как-то притупилась.

— С возвращеньицем. Зря ты с нами не остался! — встретил Зелёного Тимон. — Ты такое пропустил. ТАКОЕ!

— На самом деле, — кивнул Шеп. — Ты многое потерял, чувак.

— Да ладно, — отдуваясь, Зелёный сбросил рюкзак. — Очень оно мне надо. Зато я нашёл кое-что поинтереснее.

— И что же?

— Один любопытный образец. Объяснять не хочу, всё равно не поймёте. Это больше касается моих коллег-экологов. А так же научные круги.

— Круги-квадраты. Ты хотя бы в общих чертах обрисуй, что накопал. Мы не такие дебилы, как тебе кажется. Поймём.

— А я и не говорю, что вы — дебилы. Просто это больше вопрос научного толка.

— Зелёный!

— Ну, в общем, говоря грубо, — эколог плюхнулся в кресло. — Я конечно же гарантировать не могу. Но мне кажется, что я обнаружил новый химический элемент. Точнее, я пока ещё не до конца уверен в своей находке, но уже чувствую, что это он. Потому что он не похож вообще ни на что. Я не смог его классифицировать. Для изучения нужна более серьёзная лаборатория.

— И что?

— Как что?! Мы на пороге нового научного открытия! Вот Крис с Оливией удивятся! Толкьо бы на периметре образцы пропустили. Да даже если и не пропустят…

— Слышь, Зелёный, а ты уверен, ну, в том, что этих пендосов надо в это дело посвящать? — склонился над ним Ковбой.

— Не понял.

— Да что тут непонятного? С какого рожна допускать иностранцев к нашим научным открытиям? Присвоят всё себе, без зазрения совести, а про тебя и не вспомнят потом.

— В отличие от вас, в нашем деле не существует разделений на 'наше' и 'чужое'! Это наш общий мир! Мы все живём на одной планете!

Ковбой со вздохом выпрямился и отошёл.

— Чего мы достигнем, если перестанем делиться научными открытиями, тем более, непосредственно влияющими на экологическую обстановку нашего общего мира?

— Ну, завёлся…

— Зелёный, а покажи ка эту находку, — попросил Ромео.

— Зачем?

— Интересно. Покажи.

— Да чё там смотреть?

— Тебе жалко, что ли?

— Нет, не жалко, — эколог согнулся над саквояжем, и защёлкал замками.

Остальные терпеливо ждали, пока он не извлёк обычную пробирку с каким-то песком.

— И чё? Вот это вот то самое научное открытие? — скривился Тимон. — Что необычного в этом песочке?

— Ничего ты не понимаешь! В этом песке содержится фракция микроэлементов, которая вызывает огромный интерес… Да не пытайтесь вы её рассмотреть! Так её не увидишь. Только через микроскоп.

— А ты как увидел? У тебя чё, микроскоп есть?

— Всё у меня есть, что нужно, — Зелёный дрожащей рукой убрал пробирку обратно в саквояж. — Я предполагаю, что именно этот неопознанный элемент и вызывает галлюцинации, попадая в наш организм через дыхательные пути!

— Как ты его вообще обнаружил?

— А как обнаруживают новые элементы? Когда-то человечество вообще ничего не знало, например, про уран. А теперь вот, пожалуйста. Так же и это…

— Ладно, Менделеев, мы тебя, конечно, поздравляем с этим открытием. Но ты хотя бы отблески-то 'Светопредставления' видел? Там так полыхало!

— Ничего я не видел. Занят был.

— Неужели совсем ничего?

— Совсем. Эх, народ, вы даже не представляете, как я счастлив. Когда об этом узнают. Даже если 'опричники' не дадут мне вывезти находки, я смогу… В общем, это будет что-то!

Вскоре от Зелёного отстали, и взялись вновь обсуждать красоты недавно увиденной аномалии. Я перешёл в соседнюю комнату, чтобы избежать новой волны самобичевания, и какое-то время сидел там, глядя в окно на постепенно темнеющую улицу.

Когда по обрывкам фраз, доносившихся из-за стены, стало понятно, что ребята переключились на новую тему, я вернулся в их общество.

В зале горел мощный светодиодный фонарь. Его света вполне хватало, чтобы приемлемо осветить помещение. Зелёный копался в своих пробирках, поочерёдно встряхивая и разглядывая цветную жидкость. Тимон, Ковбой и Джульетта, расселись в противоположном уголке. Шеп, сидя в кресле, тыкал свой любимый планшетник, а Ромео раскладывал какую-то телескопическую жердь на полу.

— Ром, ну зачем тебе это надо? — капризно спросила девушка.

— Не помешает, — ответил тот.

— Это очень хорошо, что ты зовёшь его Ромой, — завязал разговор Тимон.

— Почему?

— Раньше я увлекался психологией. Ну, знаешь, чтобы лучше разбираться в людях, понимать их… Так вот, я тогда где-то прочитал, что по тому, как женщина обращается к своему мужчине, можно определить то, как она к нему относится.

— Очень любопытно. Ну-ка, расскажи.

— Ну вот смотри. Если женщина называет мужчину по-имени — это фактически идеальный вариант взаимоотношений. Самый честный. Это значит, что женщина считает мужчину равным себе, уважает его, и относится к нему как к надёжному другу и спутнику. Если к имени добавляются всякие окончания — грубые, или напротив — ласкательные, то это уже признак фальши. Например 'Васька' — это знак тайной неприязни, или принижения мужчины. 'Васёк' — легкомысленное отношение, как к дурачку, или большому ребёнку, которого всерьёз не воспринимают. 'Васенька', 'Васюнечка', 'Василёк' — либо вынужденное раболепие, либо боязнь, либо фальшивая лесть, направленная на то, чтобы водить мужика за нос, облапошивать его, подлизываться, извлекая для себя выгоду. Если женщина называет мужчину по прозвищу — это яркий признак несерьёзного к нему отношения. Если по-имени и отчеству — то это знак наивысшего уважения и боготворения. Неплохой вариант, но слишком сухопарный, официозный. А самое плохое, это когда мужчину называют по-фамилии: Иванов, Петров, Сидоров и так далее. Это значит, что в семье царит полный матриархат, и к мужику относятся как к подкаблучнику и тряпке. С презрением и пренебрежением.

— А по-моему, всё это фигня, — зевнул Ковбой. — Моя матушка батю по-фамилии называет, но он в семье — голова.

— Внешне это отношение может быть и невыраженно. Муж может искренне считать себя главным в семье, и при этом не догадываться, за кого его держит жена на самом деле. Пси-хо-логия, понимаешь!

— Е-рун-да, — Ковбой опять зевнул. — Чушь.

— Готово! — Ромео наконец-то достроил свою конструкцию. Ей оказался прожектор на длинной, шаткой ноге.

— Это нам зачем? Тебе света мало? — сонно повернулся к нему Ковбой.

— Это не сюда, а туда, — Ромео указал в сторону входной двери.

— Нафига? Кого там освещать?

— Так с датчиком движения же! Вот, гляди, — Ромео щёлкнул выключателем, после чего прожектор ярко засветился, но через несколько секунд погас. Парень провёл перед ним рукой, и лампа включилась снова. — Клёво, да?

— Нафига-а? — вновь протянул Ковбой.

— Вот и я говорю, — поддержала Джульетта.

— Ну как, нафига? А вдруг кто придёт?

— Кто???

— Да мало ли? Сами пойдём куда-то…

— Робин велел никуда не выходить. Или ты забыл?

— Поставь возле сортира, — посоветовал Тимон. — Вот там он реально нужен. Чтоб ночью не спотыкаться.

— Ой, да пусть ставит куда хочет! — отвернулась Джульетта. — У него вечно какие-то фантазии.

Тем временем Ромео уже кряхтел, двигая в прихожей диван-баррикаду.

— Делать ему нечего, — Тимон подсел к Шепу. — Ё-моё, Шеп, сколько ты уже дрючишь свою планшетку. Она у тебя никогда, что-ли, не разряжается?

— Да я сам удивляюсь, — ответил тот. — Прикинь, когда из деревни выехали, она мне уже пиликала, что батарея разряжена до пяти процентов. Я хотел её 'добить' до полной разрядки. Ну, чтобы посмотреть, как долго аккумулятор продержится. Всё равно же на периметре эти штуки не пропускают. Думал, разряженную будет проще провести, чтобы не отобрали. Её, в общем-то, всё равно не отобрали. Но ведь она и не разрядилась! До сих пор! Всё те же пять процентов показывает, и работает.

— Прикольно.

— А чё, включи, что ли, музончик какой? — попросил Ковбой.

— Какой?

— Да любой. Какой у тебя есть?

— Желательно что-нибудь повеселее, — кивнула Джульетта.

— Сейча-ас, посмотрим, что тут у меня есть…

— Во, эту давай! — хихикнув, ткнул в экран Тимон.

Шеп прибавил звук, наполнив комнату звуками весёлой песенки, исполняемой трансвеститом Порей Звездоплясовой. Очередной хит этого года:

'Ой, ланца-дринца-гоп, Ой, мама — не горюй. Стою на остановке. Ой, ланца-дринца-гоп, Ой, мама — божеж мой, Мне так неловко. Стою прикинутая вся, да по уму, В штанах от Гуччи. А над моею головою, ой-ёй-ёй, Сгустились тучи. Устала ждать тебя, бойфренд, ну где тя носит?! Ну совесть есть? Ваще жесть! На-на-на-на-на. Ваще жесть!'

— Мне прошлогодняя песня, про 'не флуди в каментах' — больше нравится, — признался Ковбой. — Мы под неё на Новый год так зажигали — пыль столбом.

– 'Ты не флуди в каментах, пиши по существу', -пропел Тимон. — Да, угарная песенка. Но эта тоже ништяк.

— Главное сейчас в пляс не пуститься, — рассмеялась Джульетта.

— А ты чего морщишься, Ромео?

— Да ну. Я этого педика терпеть не могу. Чего в нём прикольного?

— Он не педик. У него просто имидж такой. Типа, стёб над попсой, над гламуром.

— Не знаю. Я, будучи в здравом уме, не стану напяливать женские шмотки и надувные сиськи.

— Бу-бу-бу, — передразнила Джульетта. — Совсем юмора не понимаешь.

— Так! Прервём дискуссию, господа. Я думаю, что нам чего-то явно не хватает, — оторвавшись от шеповского планшета, Тимон поднялся с места, и важной походкой прошествовал к своему рюкзаку.

— Это то, о чём я подумал? — оживился Ковбой. — О, да-а, чувак!

Довольный собой, Тимон потряс только что извлечённую, гулко булькающую фляжку:

— Доставайте закусман. Сейчас закатим мировой ужин.

— Я тебя уважаю, старик! Вот это — действительно то, что надо. Я ведь и сам думал захватить с собой что-нибудь такое, для поднятия настроения, но побоялся, что на пропускных пунктах отберут. А ты рискнул, молодец!

– 'Кто не рискует — тот не пьёт шампанского'. В нашем случае — коньяк.

— Даже коньяк? Ну, кру-уто.

— Кстати об ужине, — подошёл к столу Ромео. — На самом деле, пора бы уже что-нибудь перекусить. Если учесть, что сегодня мы без обеда.

— Ну так давайте, достаём припасы, соленья-варенья, раскладываем. Или вы официантов ждёте? — Ковбой полез в свой баул, и зашуршал пакетами.

— Давайте-давайте, — зашевелилась Джульетта. — Я сейчас быстренько стол накрою.

— Вот-вот. Действуй, женщина. Корми мужиков.

— Раскомандовался.

Обстановка принимала всё более домашние черты. Чем темнее становилось вокруг — тем больше скрадывалось квартирное запустение, а свет фонаря даже придавал помещению своеобразный уют. Мы напоминали неунывающих студентов, собравшихся в комнате общежития с отключенным электричеством.

Видавший виды столик быстро наполнялся нехитрыми закусками — с кажого понемногу. Коньяк поочерёдно плескался в разноколиберные стаканчики. Ребята шутили, смеялись, подкалывали друг друга. Даже Зелёный, зацикленный на своих исследованиях, довольно быстро отвлёкся от пробирок, и принял участие в общей возне.

Именно в эти минуты меня полностью покинула мысль, что я нахожусь чёрти где, вдали от дома, посреди какого-то безлюдного, постапокалиптического мира, оторванный от цивилизации и законов здравого смысла. Сейчас этот шебутной, крошечный мирок, освещённый светодиодным фонарём, полностью огораживал всех присутствующих от подобных мыслей.

Ныне, возвращаясь туда в своих размышлениях, уже зная, что произойдёт дальше, я невольно вздрагиваю. Даже спустя несколько лет мне всё ещё непросто вспоминать ту ночь. Тех людей, которые ничего не подозревали, и ни о чём не догадывались. Тогда они были для меня никем. Я даже сторонился их компании: слишком шумной, слишком энергичной. Наглый Тимон, туповатый Ковбой, одержимый Зелёный, зазнаистые Ромео и Джульетта. А Шеп вообще непонятно зачем сюда приехал. Говорил, что из-за ностальгии, но по нему не скажешь, что он в принципе испытывает какие-либо чувства. Всё что его увлекает — это планшетный компьютер. Как его понять?

Но мы сидели вместе, пили хороший коньяк, заедая его такими вкусными (после дня голодухи-то) копчёными колбасками, сыром, овощами, захваченными в Паутовке. Пустой желудок бойко впитал алкоголь, и кое-кто из присутствующих заметно окосели. Меня же не разобрало, очевидно из-за нервного напряжения, которое хоть и не до конца, но снялось.

Я не знаю, сколько часов мы так просидели. Когда еда и выпивка закончились, ребята включили на планшете юмористический сериал про врачей, но осилили только пару серий. К концу первой серии их смех постепенно превратился в хмыканье и потяфкивание. А к середине второй — некоторые уже откровенно дремали. В результате, Тимон по-хозяйски распорядился: 'Так, всё, давайте укладываться!'

— Да, я уже засыпаю, — заплетающимся языком пробормотала Джульетта.

— Только сначала определимся с дежурствами. Предлагаю такой расклад. Дежурим парами, по два часа. Сначала мы с Ковбоем, потом Ромео с Писателем, потом Шеп с Зелёным. Джулька — девушка, поэтому сделаем ей снисхождение. Как вам план?

— Блин, я чё-то втыкаюсь, — тёр глаза Ковбой. — Ещё двух часов без сна я не выдержу.

— Хм-м. Ну ладно. Тогда мы с тобой дежурим до подъёма. Ромео с Писателем — сейчас, а Шеп с Зелёным — после них. Согласны?

— Да можно и так, — махнул рукой Шеп. — Мне без разницы.

— Мне тоже, — платочком протёр очки Ромео. — Ты как, Писатель?

— Да я чё?

— Спать не хочешь?

— Нет, вроде бы.

— Аналогично. Пару часов-то продержимся…

— Короче, возражений нет, и слава богу, — Ковбой полез разворачивать спальник. — Отбой, дорогие товарищи.

— Утро вечера мудренее, — зевнула Джульетта.

— Только бы этот козёл Робин нас не кинул.

Мы с моим новым напарником расположились в прихожей, на диване-баррикаде, прикрыв дверь в комнату, чтобы не тревожить спящих своей болтовнёй, хотя это было излишним предостережением, так как богатырский храп Ковбоя, перекликающийся с крякающим похрапыванием Зелёного, были способны поднять на ноги даже мёртового. Тем не менее, переутомлённая группа отключилась как по команде.

Наше дежурство освещалось приглушённым светом всё того же фонаря, выставленного на слабый режим. Пьяненький Ромео сидел рядом со мной, поджав ноги по-турецки, и без умолку чесал языком. Как ни странно, сейчас он меня не раздражал, а даже напротив — вызывал любопытство.

— Вот ты мне скажи, Писатель, тебе нравится современное российское кино?

Я пожал плечами. — Да не особо.

— Вот именно! Потому что у нас кино делать ра-зу-чились! А ты бы хотел, чтобы твою книгу экранизировали?

— Не знаю. Вряд ли.

— Правильно. Это потому, что ты — уважаешь собственный труд, и не хочешь, чтобы его втоптали в грязь. Потому что если наши кинодельцы возьмутся за экранизацию твоей книги — то обязательно снимут говно. Это известно заранее. Все будут смотреть и плеваться. А тебе будет стыдно и обидно. Ну это, разумеется, если ты ставишь творчество выше денег.

— Ну, во-первых, я ещё не знаю, какой получится моя книга. Вдруг я сам напишу полную дрянь, и никто её даже читать не захочет, не то что фильмы по ней снимать. А во-вторых, откуда такая уверенность, что хорошее кино у нас никогда не появится? Что если у режиссёра получится?

— Да ни черта не получится. Не умеют у нас снимать. Раньше умели, а теперь — нет. Про кого раньше снимали? Про трактористов, инженеров, колхозников. То есть, про подавляющее большинство населения. И люди видели, что это фильмы про них, понимаешь? Не про небожителей, а про простых смертных. И это было интересно. Вот тебе интереснее читать стихотворение, посвящённое неведомо кому, или написанное непосредственно про тебя?

— Про себя почитать, конечно же, будет значительно любопытнее, — усмехнулся я.

— Вот то-то и оно! Фильмы тем интереснее, чем проще тебе ассоциировать себя с их персонажами. А у нас сейчас кто персонажи? Мажоры, миллионеры, крутые ребята. У них всё: и власть, и деньги, и девушки, и главное — приключения! Всё то, чего не хватает нам — обычным сереньким мышкам, которые это кино смотрят. И эти фильмы как бы говорят нам — 'Работай, и ты всего добьёшься! Ты тоже станешь таким крутым! Стоит только взяться за ум!' Но позвольте… Не могут все люди сразу стать крутыми и успешными! Ну невозможно это! Обязательно должен быть кто-то, кому придётся обслуживать этих крутых и успешных: кормить их, охранять, нянчить их детей, убирать за ними какашки… Нужно быдло, чтобы работало на этих продвинутых героев, и позволяло им находить время для своих приключений. И вот, смотрю я такие фильмы. Про то, как сын президента крупной нефтяной корпорации рассекает по Москве на модном спорткаре, в обнимку с прелестной красоткой, а через пять минут уже мчится по лазурному морю на собственной яхте. Смотрю, как этот зажравшийся ублюдок, типа, страдает, становится жертвой интриг, и всё такое. И… Мне плевать. Мне плевать на этого мажора, на его сраную гламурную жизнь, на его яхту. Я не собираюсь сопереживать этому ничтожеству. Потому что я ему не верю. И он меня злит. Да, злит. Потому что мне показывают его красивую жизнь, а я вижу свою трижды проклятую, нудную, нервотрёпную житуху. И я знаю, что мне никогда не достичь такой жизни, какую мне показывают в этом кино. Ни-ко-гда! И тебе, Писатель, такая волшебная жизнь тоже не светит. Мы с тобой рабы этой сраной системы. А нам, дуракам, для отвода глаз, показывают лощёных мажоров, и ещё пытаются убедить, что 'Не в деньгах счастье, господа!' Ну разумеется. Кто бы сомневался? Вот только на самом деле, это определение начинает работать, когда у человека денег куры не клюют. Тогда он начинает задумываться о высоких материях, о бренности денег и величии веры-надежды-любви. Но при этом всё равно продолжает откуда-то получать деньги. Откуда? Чёртово разводилово. Ненавижу уродов.

— По-моему, ты слишком близко к сердцу всё принимаешь. Лично я вообще не воспринимаю такие фильмы всерьёз. Я просто их не смотрю.

— Я тоже не смотрю. Теперь. А раньше смотрел. И думал, что так всё и должно быть. И из кожи вон лез, чтобы этого достичь.

— И как результаты?

— Хах! Я работаю дизайнером, Писатель. Изо дня в день мне полощут мозг такие вот блатные мажорики, которые ни хрена ничего не умеют, но поставлены свыше, чтобы руководить мной. И эти засранцы строят из себя невероятно крутых художников, учат меня, как и что нужно делать, и регулярно высказывают мне претензии, не упуская возможности лишний раз макнуть меня головой в дерьмо. При этом сами не могут отличить 'Корел' от 'Фотошопа', и умеют только кофе заваривать, да в социальных сетях торчать. А получают в разы больше меня. В разы! Зарплата у меня, конечно, не самая маленькая. Жаловаться грех. Но я, блин, за неё горбачусь как проклятый. И мне ещё постоянно шпильки ввинчивают, что 'мы тебе де-еньги платим, ты должен работать лу-учше!' Суки. А сами ни хрена не работают, а получают по два-три моих оклада. Потому что у них родители, видишь ли, дружат с нашим боссом.

— Я тебя понимаю.

— А у Юльки вообще абзац. Она продавец-консультант в салоне модной одежды. Так там их так гоняют в хвост и в гриву. До такой степени, что она домой приходит просто никакая. По десять-двенадцать часов на ногах. И не дай бог тебе там присесть, или куда-то ненадолго отлучился — тут же санкции, вычеты из зарплаты. А могут и выгнать нафиг. Работай и в выходные, и в проходные. Все чихать хотели на трудовой кодекс. Не нравится — вали. Вот так и живём. Стараемся, лезем по карьерной лестнице, жертвуем личной жизнью ради корпоративных интересов. И чего добились? Мне ещё даже тридцати нет, а я уже зрение посадил. А у Юльки со спиной проблема. И где же наш спорткар? Где роскошная вилла с яхтой? Тю-тю. Всё, на что нам хватает — это съездить куда-нибудь в отпуск. Ждём этого момента как божьей милости. И то, не всегда ещё отпускают. Выбивать у начальства заслуженные отпуска — сродни поединку с драконами. Иногда только две недели дают. Иногда вообще посылают на хутор, бабочек ловить. А нам-то с ней надо взять отпуск одновременно, чтобы вместе куда-то поехать. Понимаешь? Поэтому у нас каждый год целая эпопея. В этом году, к счастью, повезло. Отпустили обоих в одно время. Но это редкий случай.

— И вы каждый год путешествуете?

— Стараемся. Для нас это единственная отдушина. Пока дети не появились. Максимум, что мы можем себе позволить. Остальное уходит на жизнь, на квартиру, на машину, на еду. При этом мы не шикуем, — Ромео вздохнул. — А некоторые и этого себе позволить не могут.

Мне было жаль Ромео. Наверное, даже не столько его, сколько себя. И всех тех, кто на нас похож. Молодых, способных, и… Никому, по большому счёту, не нужных. Работающих непонятно на кого, непонятно зачем. Причём, у меня хотя бы есть в жизни хоть какая-то цель, а для некоторых людей такой целью является обычный отпуск, в который они могут куда-то поехать, и хотя бы раз в год, на пару недель забыть о своей бессмысленной и бесполезной жизни.

Ромео изливал свою душу, время от времени делая рубящие взмахи рукой. В его очках поблёсковало серебристое отражение рассеянного луча. Я не перебивал его.

— Что особенно бесит. Показывают, как он садится такой деловой, раз-раз, и набросал гениальный логотип. И все думают — как это просто, работать дизайнером. И как это весело. И как это прибыльно. А вот хренушки! Ты знаешь, Писатель, по скольку раз мне приходится переделывать один и тот же проект? По пять, по десять! Под конец, перед сдачей, я его уже ненавижу. Он всю душу мне вымотал! Я после него как выжатый лимон. А в кино мне показывают успешного говнюка, который сел, и за пару минут набросал шедевр! И его сразу приняли, и одобрили, и похлопали по плечу — 'молодец, Василий! Хорошо работаешь! Вот тебе премия три штуки баксов — съездий на Кипр! Отдохни, ведь ты та-ак уста-ал'… И они хотят, чтобы я в это поверил. Идиоты.

— Прости меня за бестактность, но зачем ты поехал в Иликтинск? Нервы пощекотать?

— Ну-у, наверное, да.

— А разве в обычной жизни тебе не хватало этой нервотрёпки?

— Там — это другое. Понимаешь, можно сидеть в болоте, держась за паршивенькую берёзку, чтобы совсем не утонуть, а можно пробежаться голышом по саванне, среди крокодилов и бегемотов. Нервы напряжены и там, и там, согласись? Но суть разная. Потому что в первом случае ты медленно умираешь, а во втором — быстро живёшь.

Он замолк. Я вздохнул.

Спать уже не хотелось. Мы разгулялись. Лишь в голове осталась чугунная гирька, слегка давящая на глаза. Потерев веки, я бросил взгляд на дверь, и замер. Что-то мне показалось странным. Я не сразу понял, что именно. А когда до меня дошло, то не сразу обеспокоился. Ведь это было так обычно. Светился дверной глазок.

— Ром.

— Чего? — сосед распрямил спину.

— Глазок светится.

— Какой глазок?

— Дверной. Какой же ещё?

— И что? — Ромео был так увлечён потоком собственных бунтующих мыслей, что тоже не сразу вник в ситуацию.

— Твой прожектор за дверью включился. Так и должно быть?

— Ну-у, он реагирует на движение…

— Я в курсе. Поэтому и спрашиваю. Он может включиться просто так?

— Ну-у…

— Там, за дверью, ведь никого нет? Мы бы услышали, если бы кто-то там ходил, да? Значит прожектор может включаться сам по себе?

— А-а, ну вообще-то да, может. Я помню, что в инструкции к нему что-то такое было написано… Что некоторые факторы могут повлиять на включение…

Глазок погас.

— О, выключился.

— Ну всё. Ложная тревога.

— Вот зачем ты его туда поставил? Только нервы нам треплет.

— Ну, давай я схожу, заберу его…

— Сиди уж теперь. Выходить нам запрещено.

Глазок опять засветился. Теперь мы уже отчётливо расслышали щелчок переключившегося реле.

— Блин, да чё там за хрень? — всполошился Ромео.

— Вот тебе и 'блин'.

— Что делать будем?

— Не знаю.

— Может ребят разбудим?

— Погоди. Ты вообще слышал что-нибудь, ну кроме щелчка прожектора?

— Нет.

— И я нет. Чёрт его знает, почему твоя лампочка срабатывает? Что её нервирует? Предлагаю тихонько посидеть и послушать.

— О`кей, давай.

Мы навострили уши. Через минуты полторы послышался знакомый 'щёлк', и прожектор погас. Кроме этого звука, за дверью продолжала царить тишина.

— Блин, если бы Ковбой так не храпел, можно бы… — нервным голосом, начал Ромео.

— Тссс, — я приложил палец к губам, после чего указал на дверь. — Слушай.

Но как бы мы не вслушивались, никаких посторонних звуков из-за двери не доносилось. Я уже было хотел объявить очередную ложную тревогу, когда Ромео неожиданно вздрогнул, и прижался ухом к дутой дверной обивке.

— Там кто-то есть!

— Тихо! — встряхнув его за плечо, я не дал ему сорваться на крик. — Что ты услышал?

— Пока не знаю, но что-то…

— Почему же я ничего не слышу? — поставив локти на диванную спинку, я тоже приложил ухо к двери. — Тишь и гладь, и божья благодать… Тебе почудилось, Ромео.

— Да нет же! — в глазах соседа блеснули искры волнения. — Теперь я уже точно слышу.

— Да что слышишь? Объясни хотя бы.

— Стон… Или плач. Да, это определённо плач. Кто-то плачет… Ребёнок плачет. Там. Где-то там. Боже.

— Да не слышу я ничего. У тебя глюки, парень.

— Сам ты глюки! Ты либо глухой, либо притворяешься, что не слышишь. Ясно же слышно, что ребёнок плачет. Так жалобно.

— Ром, я не слышу, правда.

— Да ты врёшь! Ты специально хочешь заставить меня поверить, что я — чокнулся. Потому что у тебя очко играет выйти из квартиры, и поискать этого малыша!

— Да там нет никого. Город пустой. Мы же сами видели.

— Что мы видели?

— И Робин сказал.

– 'Робин сказа-ал', -передразнил он. — А ты ему поверил. Но вот доказательство. Вот, слышишь? И не говори мне, что не слышишь, Писатель! Вот доказательство, что в городе есть люди. Мы тут не одни. И ребёнку нужна помощь.

— Так, всё, я бужу остальных, — поднялся я с дивана.

— Ты иди, буди, а я пойду, поищу ребёнка, — Робин тут же принялся отодвигать диван.

— Не вздумай! Ты совсем, что ли, крышей поехал?! Давай я остальных разбужу, и они послушают — 'а был ли мальчик?' И скажут тебе, кто прав, а у кого глюки.

— Иди-иди, — кивнул Ромео.

— А ты дурью не майся, и сиди тут, понял?

— Иди-иди, — опять отмахнулся он.

Я забежал в комнату, и тут же впотьмах споткнулся об ногу развалившегося на полу Ковбоя. Тот захлебнулся храпом, и промычал спросонья.

— Ковбой, эй, Ковбо-ой, — вслепую нащупав его руку, я начал трясти её. — Просыпайся.

— Чё-о?

— Просыпайся, Хьюстон, у нас проблемы.

— Наша очередь дежурить? — оторвал голову от подушки Тимон. — Вроде только заснул…

— Нет. Там Ромео что-то услышал. По-моему, у него глюки.

В коридоре послышался скрип сдвигаемого дивана.

— Эй! Ты чё там двигаешь?! — прикрикнул я, разбудив остальных спящих.

— Чего шумим? — простонал Зелёный.

— Быстрее, идёмте.

Я первым вернулся в коридор, и обомлел. Диван был отодвинут от двери, а сама дверь — приоткрыта. За ней виднелся светящийся прожектор.

— Твою же мать, — выругался я. — Вот придурок… Роман! Роман!!!

Я всё ещё надеялся, что он просто выглянул из квартиры, и далеко не ушёл.

— Где Ромео? — шаркая ногами, в коридоре показался шатающийся Ковбой.

— Только что здесь был, — я выглянул в пустой коридор. Прожектор освещал его очень хорошо, вплоть до облезлой двери противоположной квартиры. — Роман!

— Да чё тут за фигня такая творится? — из комнаты вышел Тимон, растирающий переносицу.

— Писатель, куда Ромео делся? — повторил свой вопрос Ковбой.

— Не знаю. Мы сидели, разговаривали, потом он услышал что-то, захотел выйти посмотреть. Я сказал ему, чтобы он не рыпался, и пошёл будить вас. Пока будил, он куда-то делся. Наверное ушёл смотреть…

— Что смотреть? Куда он попёрся? Что он услышал? Писатель, не части.

— Да не знаю я!

— Рома? Где Рома?! — в прихожей появилась Джульетта. — Как ушёл? Куда ушёл?! Рома!!!

— Тише ты! Не орите здесь. Надо разобраться сначала…

— А чего не орать? Все и так уже проснулись.

— Я, например, вообще не спал, — донеслось из комнаты ворчание Зелёного. — Из-за вашего храпа вообще уснуть проблематично…

— Надо его искать! — воскликнула Джульетта. — Пошли!

— Никто никуда не пойдёт! Вам ясно? Так, Писатель, давай ещё раз, обо всём поподробнее.

Я повторил хронологию последних событий в более детальном виде. Пока я говорил, Джульетта пару раз порывалась выскочить из квартиры, но Тимон её удерживал.

— Ребёнок, говоришь? — выслушав меня, мрачно спросил Ковбой. — А ты сам правда ничего не слышал?

— Вообще ничего! Клянусь!

— Да ладно вам беспокоиться. Сейчас он спустится до первого этажа, и назад вернётся. Чё вы, ей богу, — произнёс Тимон. — Там всё равно никого нет.

— А если он заблудится? — всхлипнула девушка.

— Заблудится — ладно. Лишь бы 'Сивка' его не шлёпнула, — себе под нос пробормотал Шеп.

— Так, хватит тут нагнетать.

— Чё делать будем?

— Подождём.

— Чё ждать-то?!

— Блин, Писатель, ну вот нафига ты его одного оставил? — напёр на меня Тимон. — Видел же, что у него помутнение началось.

— Да я же не думал… Всё так быстро произошло. Я на минуту отлучался — не больше, — заикаясь, пытался оправдываться я.

— Чего ты до Писателя докопался? Он не виноват. Что он должен был сделать? На цепь его посадить? — заступился за меня Ковбой.

— Не было печали… Вот и где его теперь искать?

— Он не мог далеко уйти. На лестничной клетке всё тихо. Мы бы услышали, как он спускается. Вы видели, сколько там хлама? В темноте он бы однозначно на что-нибудь налетел, что бы загрохотало. Ничего ведь не слышно, — рассудил Зелёный.

— Согласен. Он точно где-то рядом, — кивнул Шеп.

— Ладно. Предлагаю пройти вниз по лестнице. По-любому он там где-то сидит, — предложил Тимон. — Только если идти, то всем вместе, а не как в американских фильмах.

— Я никуда идти не собираюсь, — ответил Зелёный. — Вам надо — вы и идите. Нам было сказано, никуда из квартиры не выходить. Вот и не надо.

— Да, что-то как-то стрёмно, — поёжился Шеп. — Давайте лучше здесь его подождём. Уверен, что он сам сейчас придёт.

— Как хотите, а я иду за ним! — Джультта опять бросилась к двери.

— Куд-да! — Тимон сграбастал её в охапку. Она попыталась вырваться, но он повалил её на диван, подняв облако пыли. — Спокойно!

— Пойду, гляну. Оставайтесь здесь, — решительно заявил Ковбой, нахлобучивая шляпу.

— А ты-то куда собрался? В героя решил поиграть?

— Я только до лестницы. Подайте фонарь.

Ему протянули фонарик. Он сделал его поярче, и, сглотнув комок, шагнул за порог квартиры. Столпившись у полуоткрытой двери, мы смотрели за его движением. Пять пар глаз неотрывно сверлили его широкую спину, покрытую мокрой от пота рубашкой. За ним завихрялись пляшущие звёздочки пыли, освещённые лучом прожектора.

Ковбой двигался не спеша. Рассохшиеся доски поскрипывали под его ногами. Вот он достиг дверного проёма, и, немного помедлив, вышел на лестничную клетку.

— Всё, дальше не ходи! — крикнул ему Тимон.

— Да успокойтесь, не пойду, — он шарил фонариком по углам. — Темно тут, как у негра в ухе.

Ковбой шагнул за дверной косяк и скрылся из виду. Мы видели лишь прыгающие отблески его фонарика.

— Рома-ан!!! Рома-ан!!! — облокотившись на перила, пробасил он. — Хорош нас пугать! Вылазь!!!

Звонкая акустика пустого подъезда, громовым эхом разнесла его голос по пещере захламлённых лестничных пролётов.

— Я думаю, что он вниз не спускался, — потирая предплечья, выдвинул идею Шеп. — Сидит поди, в какой-нибудь из соседних квартир, и прикалывается над нами.

— Он не мог так пошутить! — набросилась на него Джульетта. — Он не такой!

— Я просто предположил.

— Ковбой! Ну чё там у тебя? — окликнул Тимон.

— Ни хрена, — Ковбой вновь появился в дверном проёме, и, погасив фонарь, направился по коридору в нашу сторону. — Как сквозь землю провалился… К-куда его унесло?

Где-то что-то хлопнуло, будто в одной из пустых квартир откупорили бутылку шампанского, и с шелестящим шорохом просыпалось на пол.

— Чё за… — парень в ковбойской шляпе так и застыл, закачавшись на одной ноге в паре метрах от нас.

— Тихо! Все заткнулись! — выпалил Тимон.

— Что это было? Вы все слышали?

— Закрой рот, Шеп!

Ковбой практически бесшумно развернулся на каблуках и включил фонарь. Мы молчали, прислушиваясь к тишине. Когда молчание стало невыносимым, Джульетта не выдержала:

— Ромка? Это был Ромка?

— Возможно, — сквозь зубы процедил Тимон.

— Да он это, кто же ещё? — закивал Шеп.

— Говорил же вам, что он где-то рядом, — добавил Зелёный.

— Это с той стороны, — приподняв переднюю часть шляпы, Ковбой вытер пот со лба, и ткнул пальцем в сторону противоположной двери. — Точно, там. И, по-моему, парой этажей ниже.

— Мне тоже так показалось, — Тимон прищурился. — Как думаешь, что это?

— А ведь там эта… — начал было Шеп, но быстро покосился на Юлю и прикусил язык.

— Кто эта? — 'поймал' его Тимон.

— Ну эта… 'Сивка'… Робин сказал, чтобы мы туда не ходили, потому что там… 'Сивка'.

— Ромочка!!! — завопила Джульетта. — Нет! Пустите меня туда!

— Споко-ойно! — удерживал её Тимон. — Не факт, что это его там… То есть, я хотел сказать…

Джульетта разрыдалась, обмякнув на его руках.

— Не факт, что это вообще 'Сивка' стреляла! Вы когда-нибудь слышали, как она стреляет? Просто Роман, вполумраке, столкнул какой-то предмет… — попытался её успокоить Шеп. — Давайте не будем сеять панику раньше времени.

— Но ведь… — договорить девушка не успела. Где-то внизу, на лестничной клетке, вдребезги разлетелось стекло, и что-то гулко ударилось в перегородку, вызвав едва ощутимый толчок.

Однако, это было не всё. Сразу после этого, до наших ушей донеслось протяжный, страдальческий вой, завершившийся клокочущим хрипом. Эхо почти минуту гоняло этот леденящий душу звук по лабиринту тёмных комнат и коридоров. И всё это время, пока он не стих, мы, как один, стояли окаменев от нахлынувшево на нас ужаса. Самым ужасным было то, что кошмарный, пронизанный болью и агонией вопль, не мог принадлежать человеческому существу.

— Да ну нахрен эту срань! — Ковбой бросился напролом в квартиру, растолкав нас как кегли.

— Закройте дверь к чёрту! — писклявым голосом выкрикнул Зелёный.

Дверь захлопнулась. Несколько рук тут же упёрлось в диван, со скрипом подгоняя его к стене.

— Что это? Что это там было?

— Вы слышали этот крик?

— Тише! Не орите.

— Это был Ромео?

— Хочешь сказать, что так мог кричать Ромео?

— Я не знаю, — Ковбой нервно кружил по прихожей. — Когда я лежал в больничке, со мной в палате лежал пацанчик, которому ногу поездом отчекрыжило… Ну, катались они между вагонами, он и свалился… Так вот когда ему делали перевязку, он так орал. Просто непередаваемо. Не по-человечески…

— Ковбой, заткни пасть! — прикрикнул на него Тимон. — Ты Юльку пугаешь. Смотри, на ней вообще лица нет.

— Ой, прости, Юль, — бросился извиняться Ковбой.

— Нужно быть реалистами. Если не Ромео, тогда кто там? — вступил в разговор Шеп.

— Больше некому, — развёл руками Зелёный.

— Значит 'Сивка' его всё-таки достала…

— Какая к чёрту 'Сивка'?! — пылил Тимон.

— Мы все слышали, как стекло разбилось!

— Точно, — кивнул Зелёный. — Пуля прошла через окно, и в кого-то попала.

— Но зачем они по нам стреляют?! Что мы им плохого сделали?! — Шеп ударил кулаком по деревянному косяку. — Сволочи! Гады! Гады! За что?!

— А с чего вы взяли, что они стреляют по нам? — спросил я.

Все как один тупо посмотрели на меня.

— В смысле? А по кому же, Писатель?! — воскликнул Шеп.

— Не знаю.

— Вот и помалкивай, если не знаешь!

— Это всё из-за тебя! Ты его не остановил! Ты его бросил! Ненавижу тебя, писака вонючий! — Джульетта набросилась на меня, и стала бить кулаками в грудь.

Мне было не столько больно, сколько обидно. Но может быть, я и вправду был виноват? В конце концов, я, изловчившись. Поймал её за запястья, и с силой оттолкнул от себя, после чего ушёл в соседнюю комнату.

Позади какое-то время ещё раздавались отголоски её истерики, и успокаивающий тон кого-то из ребят. Я не хотел к ним прислушиваться. Мне было слишком страшно сейчас.

Весь огромный мир, в котором я жил, вдруг сузился до одной маленькой квартирки. Всё, что я сейчас мог — это непроизвольно грызть ногти, кусать губы, и ходить из угла в угол. Глаза успели привыкнуть к темноте, и я не натыкался на посторонние предметы. Вздрагивая от каждого хлопка С.И.В.О., я останавливался и прислушивался — не повторится ли тот кошмарный голос. Но больше никто не кричал.

Неужели показалось? Неужели показалось? — повторял я одну и ту же мантру, стараясь себя убедить. Боковое зрение уловило нечто. Но я не стал заострять внимание на этом. Потом это повторилось, уже явственнее. Какое-то мелькание со стороны окна.

Подойдя к заколоченному окну, я осторожно посмотрел в щель между досками. Толстый серп луны казался необычайно ярким, возможно из-за того, что других источников света нигде не было. Его сияние позволяло разглядеть чёрные контуры соседнего здания, отрезающего своей непроницаемой чернотой усыпанный звёздами небесный атлас. Никаких привычных фонарей. Сплошная темень.

Что-то скользнуло по углу чёрного монолита противоположной двеннадцатиэтажки, и тут же привлекло моё внимание. Там явно был источник света. Я пригнулся к самому подоконнику, и стал смотреть в щель под нижней доской. Вскоре моё ожидание окупилось. Я заметил яркую линию синего цвета, ощупывающую угол дома. В кромешной тьме, этот луч был таким ярким, что освещал предметы, над которыми протягивался.

Лазер 'Сивки'. Но кого же она выцеливает? Скользнув по панелям, луч исчез. Но синее сияние всё равно высвечивалось откуда-то из-за угла нашего дома. Вскоре оттуда донёсся очередной хлопок. Как я не пытался изогнуться, так и не понял, что же там происходит.

— Ты чего там высматриваешь? — голос за спиной заставил меня вздрогнуть, и оторваться от окна.

Я так увлёкся разглядыванием синего свечения, что не заметил, как ко мне подошёл Шеп.

— Вон, погляди, — я уступил ему место у подоконника.

Он припал лбом к доске, и какое-то время молча таращился в темноту. Что-то сверкнуло, на секунду озарив его силуэт неоновой синевой, и парень отпрянул от окна.

— Там луч!

— Знаю. Но он не в нашу сторону, поэтому можно не опасаться. Светит откуда-то из-за угла, но я не пойму, в кого целится.

Шеп опять припал к окну, и начал, как и я, выгибаться, словно хотел просунуть левый глаз между досками.

— Там прямо дискотека.

— Вот и я про то же. Они там высвечивают что-то, но ни фига не видно, что…

— Может из соседних окон обзор будет получше? Идём в соседнюю комнату.

Мы отправились на кухню. Не обращая внимания на остальных присутствующих, миновали прихожую, и, подойдя к кухонному окну, стали напряжённо вглядываться. Свечение действительно стало ближе, но продолжало оставаться таким же непонятным.

— Эй, вы чего? — заметил наше перемещение Ковбой. — Чё там смотрите?

— Иди, сам посмотри, — ответил Шеп.

Ковбой втиснулся между нами, и стал внимательно смотреть.

— Видишь сияние?

— Вон то, голубое? Угу. Как будто ультрафиолетка, что ли?

— Какая ультрафиолетка? Там лазерные лучи.

— Зачем?

— Ты нас спрашиваешь?

— О, да-да-да, вон, вижу луч! Ни-фи-га себе!

— Что вы там увидели? — из прихожей появился Тимон.

Тут что-то зазвенело прямо за стенкой, словно в соседней квартире кто-то уронил фарфоровую чашку.

— Слышали?

Мы отвернулись от окна.

— В соседней квартире, — заговорщически проговорил Шеп.

— Ромео? — посмотрел на него Ковбой.

— Возможно. Он действительно не мог далеко уйти. Вполне логично, что просто зашёл в соседнюю дверь, и сидит сейчас по ту сторону стены.

— Сходим, поглядим? — предложил Тимон.

— С дуба рухнул? Я не хочу лазить по тёмному зданию, по которому шарятся какие-то звери! — ответил Ковбой.

— Звери? — не понял я.

— Мы думаем, что там, внизу, подстрелили какое-то животное, — объяснил Шеп. — Скорее всего волка, или собаку.

— Почему мы тогда днём не встретили никакой живности?

— Да мало ли? Попряталась. А ночью, вон, повылазили. Нас учуяли, и теперь лезут. А 'Сивка' на них среагировала.

— Да пофигу, у нас же есть оружие. Отгоним, если что. Для нас сейчас главное — спасти друга.

— С каких это пор он стал твоим другом?

— Зачем к словам придираешься?

— Ничё я не придираюсь. Просто на Ромео тебе насрать. Ты на его девчонку глаз положил.

— Чё ты несёшь, дебил?

— Сам ты дебил. Думаешь, никто не видит, как ты к ней подкатываешь?

— Пошёл ты со своими наблюдениями, мистер Шляпа. Какая-то собачка в подъезде заскулила, и ты обосрался. 'Ой, там темно-о, там дикие зве-ери, ой, боюсь-боюсь!'

— Иди в жопу, Тимон! Сам обосрался не меньше. Думаешь, я не заметил, как у тебя глаз дёргаться начал?

— Ничё у меня не дёргается.

— Так, пацаны, хорош, — встал между ними Шеп. — Давайте до драки дело не доводить.

— Да какая драка? Нормально всё, — отвернулся Тимон. — Я не знаю, чё он…

— Всё. Я ничё. Успокоились, — поднял руки Ковбой.

— Ну вот и славно.

Мы, все вчетвером, вернулись в прихожую, где на диване сидели Зелёный с Джульеттой. Эколог что-то бормотал девушке, в то время как та вообще напоминала аутистку, уставившуюся куда-то в стену, и тихонько раскачивающуюся вперёд-назад.

— Я же хочу как лучше, — тем временем твердил Тимон. — Просто мы все здесь, а он там.

— У него, между прочим, тоже есть пистолет. И он его, при случае, может применить, — ответил Шеп.

— Это всё отговорки…

В дверь постучали. Джульетта, тут же вынырнув из своего транса, оттолкнула Зелёного, и вскочила на диван, припав к дверному глазку. Мы все стояли остолбенев.

— Ромка… Ромка!!! Там Ромка!!! — радостно взвизгнула она. — Он вернулся! Скорее откройте ему!

Соскочив с дивана, она принялась дёргать его в сторону, вместе с сидящим на нём Зелёным.

— Погоди! — встрепенулся Тимон. — Там чё, правда Ромео?

— Ну да!

— Стой. Отойди, — он вскарабкался на диван, и посмотрел в глазок.

В этот момент все услышали скрип петель, и стук закрывающейся двери.

— Чего там, Тим? — окликнул приятеля Ковбой.

— Непонятно, — ответил тот.

— Так там Ромео, или нет?

— Я видел только, как кто-то зашёл в соседнюю квартиру, — Тимон спрыгнул с дивана и пожал плечами.

— Это был Рома! Это был он! Ну же, мальчишки, откройте дверь!

— Ты точно его видела? — хмуро спросил Ковбой. — Не ошиблась?

— Точно! Поверьте мне! Зачем я буду врать? — утирала слёзы Юля.

— В принципе, действительно, зачем ей врать? — многозначительно посмотрел на Ковбоя Тимон.

— Ладно-ладно, пошли поглядим. Но только с оружием.

— Естественно.

— Дурацкая затея, мужики, — качал головой Шеп. — Реально дурацкая.

— А если бы ты был сейчас на той стороне? — спросил его Тимон.

— Я бы туда не попёрся. У меня, слава богу, все дома.

— Короче! Действуем таким образом, — отрезал Ковбой. — Мы с Тимоном идём осматривать ту квартиру, а остальные остаются здесь. Будут следить, чтобы за нами следом никто не зашёл.

— Я с вами! — потребовала Джульетта.

— Никаких 'с нами'. Сиди тут со своим баллончиком.

Ребята отодвинули диван от двери. Тимон, на всякий случай, ещё раз глянул в глазок. Лишь после этого дверь осторожно открыли. За ней была темнота.

— Ну, с богом, — Ковбой выудил свой пистолет, и вышел в коридор.

Прожектор включился, отбросив от него длинную, косую тень.

Шеп протянул фонарь Тимону.

— Будьте осторожнее. Если какую фигню почуете — тут же возвращайтесь, — напутствовал я.

— Вы тут тоже не расслабляйтесь, — ответил Тимон, вынимая оружие. — Зелёный, ты со стволом?

— С чем? — не понял эколог.

— Оружие…

— У меня шокер.

— Блин. Отлично! Шокер, ножик и баллончик. Непобедимая команда. Давайте я вам свою пушку, что ли, оставлю?

— Дурак, что ли? — окликнул его Ковбой. — Они тут хотя бы дверь успеют закрыть, а мы чем отмахиваться будем?

— Да-да, вам пригодятся оба пистолета, — поддержал его Зелёный.

— Ты до утра там собираешься торчать? — продолжил Ковбой.

— Иду-у… — Тимон проследовал в его сторону.

Ковбой пошевелил ручку двери. Язычок замка клацнул. Не заперто.

— Подсвети.

Тимон послушно направил луч фонаря в тёмное чрево соседней прихожей. Держа пистолет, как в полицейских фильмах, Ковбой нырнул в квартиру.

— Ро-ом! — донёсся оттуда его призыв.

Ответа не последовало.

— Тимон, ты не туда светишь? Нафига ты мне сортир освещаешь? Свети в комнату. Вот так. И не отставай.

— Ладно, не бузи, — напарник тоже скрылся в квартире.

Какое-то время оттуда слышался монотонный бубнёж, потом раздался металлический звон то ли ведра, то ли таза, и ругань Ковбоя.

— Твою мать! Зараза! Тимон, ты для чего фонарь взял?! Чтобы в другую сторону светить?!

— А чего ты под ноги не смотришь?!

— Фонарь, спрашиваю, для чего взял?! Свети как следует! Блин, больно ударился.

Голоса опять стали неразборчивыми.

— Может быть он там в шкафу каком-нибудь спрятался? — строил предположения Шеп.

— Или в туалете, — вторил Зелёный. — Да где угодно.

— Я думаю, что они сами там разберутся.

Речь Ковбоя и Тимона вновь стала громче, и по обрывкам фраз стало понятно, что их привлекло нечто необычное.

— Эй, народ! — громко позвал Тимон. — Идите сюда!

— Куда?! К вам?! — подрагивая, спросил Шеп.

— Идите! Вы должны на это посмотреть!

— Нашли Ромео?!

— Нет! Кое-что другое!

— Блин, — Шеп вынул кукри из ножен.

— Вы идите, а я останусь, — ответил Зелёный.

— Ладно. Только дверь не закрывай.

Вместе с Джульеттой и Шепом, мы почти на цыпочках отправились в соседнюю квартиру. Там было темно, но отблески фонаря позволяли нам найти ориентир. Спотыкаясь об какие-то предметы, разбросанные по полу, мы гуськом добрели до спальни, откуда светил фонарь, и увидели две знакомые фигуры, застывшие возле окна. За стёклами, подобно северному сиянию, то и дело мелькали голубоватые вспышки, сопровождающиеся сухим щёлканьем и хлопками.

— Чего там? — спросил Шеп.

— Подходите, — одна фигура махнула нам рукой.

Мы приблизились к окну. В отличие от нашей квартиры, оно не было забито фонерой и досками, поэтому смотреть было удобно всем пятерым.

То, что мы увидели, вызвало сначала непонимание, а затем — волнение. За окнами бесновалась пара ярких лазерных лучей. Один из них метнулся к нашему окну, и Шеп, которому пришлось притулиться возле левого откоса, едва не свалился на пол, шарахнувшись назад, когда луч блеснул перед его носом, возле самого стекла.

— Не подходите к краю окна! — воскликнул Ковбой. — Вдруг он там достаёт?

— Мог бы достать — достал бы. Но рисковать действительно не стоит, — добавил Тимон. — Давайте-ка держаться поближе к правому краю.

Оба луча простирались параллельно нашему окну, и в их бесшумном танце было что-то завораживающее, почти фееричное. Но любопытство тут же сменилось шоком, когда мы поняли, что лазер не просто мельтешит в просвете между домами, а методично наводится на что-то. 'Сивка' не только выискивала незримые цели, но и стреляла по ним. Временами раздавались хлопки, и лазерный луч словно расширялся на мгновение, после чего слышалось шуршание осыпающихся осколков битого кирпича и кусочков асфальта. Во всём этом прослеживалась какая-то странная закономерность.

— Это что за лазерное шоу? — нарушил молчание Шеп.

— Они по кому-то стреляют, — прищурился Ковбой.

— Если не по нам, значит по Ромео, — сделал вывод Тимон.

— Думаешь, он уже где-то там, на улице?

— Возможно. А если не по нему, значит по какой-то живности.

— Не видно же никого!

— Значит по мелкой живности.

— По крысам, что ли?

— Хрен его знает. Я не могу разглядеть.

— А давайте фонариком туда посветим?

— Блин, что за идиотская идея, Шеп? — воскликнул Ковбой.

— А что, давайте попробуем? — поддержал Шепа Тимон.

— Ну вас к чёрту!

— Не трусь, шляпа! Ну-ка, посторонитесь, — Тимон приподнялся на подоконник и направил выключенный фонарь в окно.

— Может и правда не стоит? — опасливо спросил я.

— Спокойно.

Тимон щёлкнул кнопкой, и конический луч упёрся в оконное стекло. Его отражение сначала ослепило нас, и парень подвинул фонарь поближе к стеклу, чтобы уменьшить отблеск. Теперь луч наискосок упирался в соседнее здание, высвечивая на нём исполинский бубликообразный зайчик. Тимон осторожно опустил его ниже — до земли. В область света попал участок с припаркованной машиной возле заросшей клумбы. Один из синих лучей, словно испугавшись света, прыснул от него в сторону. Второй тем временем обшаривал пустые лоджии противоположного дома.

Очень аккуратно Тимон повёл луч фонаря чуть правее. Вдруг что-то выскочило из тёмных кустов, и постаралось одним махом перепрыгнуть через круг света, но не успело. С молниеносной скоростью, луч С.И.В.О. переметнулся к этой непонятной тени, и в долю секунды зафиксировав цель, хлопнул. Мы видели, как неопознанный силуэт отшвырнуло в сторону — прямо на брошенный автомобиль. При этом, в разные стороны отлетело несколько приличных ошмётков, словно вырванных из него. Сразу после этого, заработала вторая пушка, которая, с характерным треском и звоном разворотив оконную раму, достала нечто прячущееся в соседнем здании. По кустам лохматого палисадника прошуршала таинственная волна, движущаяся в сторону машины, но 'Сивка' была опять наготове, и шарахнула прямо по кустам, подняв в воздух листву и чёрные брызги.

— Всё, выключай! — не выдержал Ковбой. — Хватит!

Тимон перевёл луч фонаря в пол. По тому, как прыгало пятно света, чувствовалась крупная дрожь в его руках. А за окном всё чаще слышались хлопки выстрелов.

— По кому они лупят?! — Шеп укрылся под подоконником, прильнув к шелушащейся батарее.

— Я не понял. Какие-то звери, — Тимон перевёл луч на выход.

— По размерам, вроде бы, волк.

— Судя по всему, мы привлекли целую стаю.

— Пусть их стреляют, пусть. Главное самим туда не лезть.

— Слушайте, я кажется понял, куда мы попали! — вдруг осенило Тимона. — Это что-то вроде парка экстремальных развлечений! Для состоятельных людей, любящих экстрим.

— С чего ты взял? — скептически ответил Ковбой.

— Ну сами смотрите. Все эти заморочки, зловещие истории, ряженные клоуны на периметре — всё это бутафория! Аттракцион с дорогими спецэффектами.

— Хорошо если так. Если же нет, значит мы попали в хорошенький переплёт.

— Думаю, надо вернуться в квартиру, — предложил Шеп.

— Ага. Хватит тут сидеть.

— А как же Ромео? — Тимон требовательно посмотрел на Ковбоя.

— Да пошёл он на хрен!

Все замолчали, одновременно поняв, что Джульетта впервые не возмутилась такому отзыву о своём парне.

— Не понял, — растерянно водил по стенам лучом озадаченный Тимон. — А где она? Где Юлька?

— Только что была здесь, — ответил Шеп. — Кажется.

— Ю-уль!

— С нами же была! Я рядом с ней стоял!

— Вот же прикол. Куда она подевалась? Юля! Юль!

— Выходи, это не смешно!

— По любому пошла Ромео искать, — хлопнул себя по коленям Шеп. — Сумасшедшая девчонка!

— Надо её догнать.

— Где?! Куда ты за ней пойдёшь?!

— Слушайте, а может она в нашу квартиру вернулась? — предположил я.

— Писатель прав! — поддержал Ковбой. — Если она выходила из квартиры, то её должен был засечь Зелёный. Зелёный молчит, значит она мимо него не проходила.

— Получается, что она всё ещё где-то в квартире?

— Точно!

— Идём искать.

Я не пошёл искать Джульетту по комнатам, а вернулся назад. Завидев меня, прожектор Ромео приветливо включился, заставив прищуриться. Дверь была заперта. Я подошёл и постучался.

— Кто там? — пробулькал голос Зелёного.

— Это я — Писатель, открывай.

Послышался скрежет сдвигаемого дивана, затем замок завозился и дверь открылась.

— Заходи, — встретил меня эколог.

— Чё заперся? Просили же дверь не закрывать?.. Как тут дела?

— Всё тихо-спокойно. Только на улице что-то пощёлкивает.

— Ну да… Пощёлкивает… А где Джульетта?

— В каком смысле? Она же с вами ушла.

— То есть, к тебе она не возвращалась?

— Нет.

— Тьфу-ты, ё-к-л-м-н!

— А что?

— Пока мы там смотрели 'концерт' на улице, она незаметно ушла куда-то.

— Какой 'концерт'? Куда ушла?

— Послушай, ты и вправду никого здесь не видел?

— Нет. Я заперся практически сразу, когда вы ушли. Что я, дурак что ли, сидеть тут один, с открытой дверью.

— Блин, Зелёный, тебя же как человека попросили, следить за входом в соседнюю квартиру, чтобы к нам в тыл никто не зашёл! Мы же на тебя надеялись, а ты…

— А я следил! Но там же всё равно прожектор стоит, который сам включается. Пока вас не было, он как выключился, так ни разу и не включался… Ну, пока ты не вернулся.

— Не включался говоришь?

— Честное слово!

— Ну тогда, может, действительно она выходила из квартиры? Вот же ночка выдалась!

— И не говори.

Из соседнего дверного проёма показался встревоженный Шеп.

— Ну, что? Здесь она? — спросил он у меня.

Я покачал головой.

— И не выходила?

— Ну-у, вроде бы нет.

— Да что же это? Как сквозь землю провалилась.

Вскоре, на свет прожектора вышел Ковбой, и, убирая пистолет, произнёс: 'Дурдом какой-то'.

— Не нашли? — спросил я.

— Всё облазили. Шкафы, тумбочки, кладовки, туалет…

— Под кроватями…

— Тоже заглядывали. Никого. Как так можно спрятаться? Не могла же она испариться.

— Не могла. И Ромео не мог. Значит где-то притаились и сидят.

— Если их того, — Шеп шмыгнул. — Не замочили.

— Я не удивлюсь, — нервно почесался Ковбой. — 'Сивка' лупит конкретно. Видели, как она с теми волками разобралась?

— Так там всё-таки волки были?! — оживился Зелёный. — И что, по ним стреляли?! Какое варварство!

— А если бы по ним не стреляли, они бы уже были здесь, у нас под дверью.

— Волков можно просто отпугнуть. Громкий звук, резкий свет — обратят их в бегство. Убивать-то зачем?

— Скажи это 'Сивке', -сплюнул Ковбой. — Ей пофигу в кого стрелять.

— Вот попали.

— Без паники. Прорвёмся.

Появился Тимон, с найденным где-то в квартире теннисным мячиком.

— Ну как такое может быть? Как мы её проворонили?

— В такой темноте — ничего удивительного, — пожал плечами Шеп.

— Ты вообще стоял рядом с ней, когда мы в окно смотрели! Как ты мог прощёлкать, что она ушла?!

— Да не помню я! Когда тот луч мне чуть в лоб не засветил, я отпрыгнул, а потом, вроде бы её уже рядом не было. Или была? Не помню.

— Надо её найти. Её и Ромео, — Тимон стукнул мячиком об пол, выбив очередную порцию пыли.

— Тебе больше всех надо? — ответил Ковбой. — Мы на это не подписывались. Каждый отвечает за себя. Я сюда приезжал не для того, чтобы тут сдохнуть.

— А я вообще учёный, а не спасатель, — подал голос Зелёный.

— Сюда-а-а!!! — душераздирающий вопль прилетел откуда-то с нижних этажей, заставив наши сердца ёкнуть.

Голос был женским. Возможно это действительно кричала Джульетта, но я до конца не уверен в этом. Лично мне голос показался не похожим, более низким, дребезжащим, с хрипотцой. Джульетта обладала иной голосовой фактурой. Тем не менее, ребята не сомневались, что это была она. Впрочем, логично. Если не она, тогда кто?

— Всё! Вы как хотите, а я иду за ней, — Тимон развернулся, и пошёл на выход из коридора.

Словно привязанные, Ковбой и Шеп потянулись за ним. Мне идти ужасно не хотелось, но сыграл, видимо, стадный инстинкт. Поэтому я тоже потрусил за основной командой. Зелёный опять заперся в квартире. Хитрец был этот Зелёный…

— Юлька!!! — басовито заорал Ковбой, свесившись с перил. — Ты где?!

— Где-то ниже, — Тимон шелестел подошвами по ступеням лестничного пролёта.

Без его фонаря вокруг становилось совсем темно, поэтому мы стремились догнать этот единственный источник света. Шеп шёл позади всех, и постоянно трогал меня за плечо, чтобы не потеряться.

— Ну и куда дальше? — Ковбой остановился посреди лестничной площадки.

— Погодите, — поводив фонарём из стороны в сторону, Тимон указал направо. — Думаю, туда.

В том месте, куда он указывал, располагалась квартира с настежь распахнутой дверью.

— С чего ты взял, что она там?

— Когда мы поднимались, эта дверь была закрыта. Кажется.

— Эй-эй, погодь! — догнал нас Шеп. — В той стороне небезопасно. Видели, что на улице творится? Судя по направлению лучей, 'Сивка' эту квартиру отлично простреливает.

— Да не парься ты. Я осторожно, — Тимон крадучись зашёл в прихожую.

Под его подошвами противно заскрипел пенопласт. Ковбой шёл за ним, дыша в затылок. Следом плелись мы с Шепом. Из прихожей вело три выхода: крайний левый уходил в сторону кухни, а два дальних расходились в разные стороны, ведя, очевидно, в зал и спальню.

— Юля! Ты здесь?! — миновав поворот на кухню, Тимон сделал пару робких шагов вперёд, и тут же был за шиворот схвачен Ковбоем.

— Стоп! Дальше не пойдём!

— Чё? Почему?

— По кочану.

— Ой, да ладно тебе напрягаться. Ну, давай проверим, если ты так хочешь. Держи фонарь! — отдав фонарь Ковбою, Тимон пару раз хлопнул об пол свой мячик, после чего зашвырнул его в левую комнату со всей силы. Мяч гулко стукнулся, отскочил от пола, но до потолка так и не долетел. Пространство зала расчертил невесть откуда появившийся синий луч, раздался хлопок, хлёстко отразившийся в смежной стене, и мячик разлетелся в клочья, как будто взорвался изнутри. Несколько мелких кусочков долетело до нас. Лазер хищно порыскал по комнате, и, ничего более не найдя, исчез.

— Ни-хре-на себе, — выдохнул Тимон.

— Ты всё ещё хочешь туда зайти? — с мрачным сарказмом спросил Ковбой.

— Всё, уходим, — поторопил нас Шеп.

— Долбанная 'Сивка'. Как она вычисляет?

— Нужно возвращаться.

Мы вновь оказались на лестничной площадке. Я было начал подниматься на этаж выше, но остальная тройка почему-то замешкалась.

— И всё-таки надо проверить. Так, для очистки совести, — продолжал гнуть свою линию Тимон. — Просто спустимся вниз, позовём их. Вдруг услышат? И выйдут.

— О чём ты говоришь? Да тут слышимость как в пещере. Если они где-то в здании, то они нас уже слышат.

— Тогда почему не выходят?

— Не хотят. Боятся наверное. Или их в живых уже нет. Видал, что с мячиком произошло? — ответил Ковбой.

— Мы не будем больше заходить в квартиры. Пройдём по лестнице, покричим, и назад.

— Да что ты за баран упрямый? Ты ещё не осознал, в каком дерьме оказался? Всё ещё думаешь, что нас разыгрывают? Что всё подстроено? Не знаю как тебе, а мне страшно до усрачки. И я считаю, что нам хватит рисковать своими жопами. Всё, идём назад, баррикадируемся, и ждём Робина.

— Робин не вернётся…

Да, я действительно сказал это. Причём это получилось случайно. Со мной такого никогда не было. Видимо сказалось чудовищное перенапряжение нервной системы. Я слабо отдавал себе отчёт, находясь на грани безумия. Просто в ту минуту меня внезапно обожгла страшная мысль. Я вдруг вспомнил диалог на КПП, произошедший между Робином и полицейским. Их речь не слышал никто, кроме меня, потому что только я сидел в кабине с открытым окном. Но я, по-рассеянности, об этом тут же забыл. А сейчас, неожиданно вспомнив этот момент, мне стало так невыносимо плохо, что я понял — в себе эту мысль долго удержать не получится. Иначе я свихнусь.

— Ты это о чём, Писатель? — опешил Ковбой. — Ты чё несёшь?

— Как не вернётся? — неестественно засмеялся Шеп.

— Понимаете, я только сейчас об этом вспомнил.

— Что ты вспомнил? Говори!

— Позавчера, на КПП, я слышал раговор Робина с тем толстым полицейским. Ну, который на хохла похож. Я не уверен, что понял их разговор правильно, но… — пауза прошла в невыносимой тишине. — В общем, тот полицейский велел Робину вернуться сегодня вечером. Точнее, ещё вчера…

— Так сегодня, или вчера?

— Он сказал 'завтра'. З-значит… В-вчера… У него там дежурство заканчивается, или ещё что-то в этом духе. И Робин пообещал ему, что вернётся вовремя…

— Отлично, — крутнулся на месте Шеп. — Просто чудесно.

— То есть, ты всё знал, и нам ничего не сказал? — Ковбой угрожающе посветил мне в лицо, заставив заслониться рукой.

— Говорю же вам, я забыл. Столько всего произошло, что у меня это просто из головы выветрилось.

— Выветрилось? А знаешь, что за такие выветривания можно схлопотать?! — он начал надвигаться на меня, заставив прижаться к дверям лифта.

— Я не хотел, простите.

— Ты нас всех подставил, козлина!

— Подожди, Ковбой, я ведь остался вместе с вами! Если бы я хотел вас подставить, разве бы я так поступил?

— А ведь ты, помнится, не хотел оставаться, гадёныш! Теперь я понимаю, почему.

— Но я остался!

— Отстань от него, Ковбой, — послышался голос Тимона. — Видишь же, он сам себя подставил. Не только нас. Ну набьёшь ты ему морду, а дальше что? Выбираться надо. Всем вместе.

— Когда выберемся отсюда, я с тобой ещё поговорю, — Ковбой больно постучал мне пальцем в ключицу.

— Вот попали — так попали, — маячил в стороне Шеп.

— Может быть я просто ошибся. Чего-то не понял. Или Робин поменял свои планы. Лично я ему верю. И думаю, что он всё-таки вернётся, — лепетал я.

— Молись чтобы он вернулся, — грозно ответил Ковбой. — Потому что если эта сволочь завтра не приедет, то мы пойдём назад пешком. А тебя пустим впереди, чтобы ты лёг первым, если грёбанная 'Сивка' откроет по нам огонь. Урод недоделанный. Забыл он…

Ворча, Ковбой наконец-то отшёл от меня.

— Всё, я пошёл вниз. Если мы тут застряли, то надо хотя бы попытаться найти остальных членов группы. Роман с Юлькой всё ещё где-то здесь, — после этих слов, Тимон забрал фонарь у Ковбоя, и начал спускаться вниз по лестнице.

— Постой! — окликнул его тот. — Я с тобой пойду. На всякий случай. Боюсь, что оставшись здесь, я не выдержу, и придушу этого ублюдка Писателя к чёртовой матери.

— Да хорош тебе. Мало ли что там Писателю послышалось? И потом, мы все знали на что идём. Робин никого тут не бросал, это была наша идея. Тем более, оставлять нас здесь Робину нет никакого смысла. Я тоже думаю, что он нас не кинет. Главное, до утра досидеть. И ребят найти.

— Наверное, ты прав. Просто этот козёл меня выбесил…

Их голоса и шаги удалялись, становясь всё глуше. Отствет фонаря временами вырывался из узкого межлестничного пространства. Благодаря ему, мы с Шепом смогли сориентироваться во мраке, и благополучно добрались до заветного коридора, в котором нас встретил знакомый прожектор.

— Парни, это вы там ходите? — послышался из-за двери испуганный голос Зелёного.

— Мы, открывай! — ответил Шеп.

Заскрежетал диван, затем лязгнул замок. Дверь открылась.

— Ну чё? — высунулся вспотевший эколог.

— Через плечо. Дела хуже некуда. Никого не нашли, едва не нарвались на 'Сивку', а в итоге выяснилось, что Робин не собирается за нами возвращаться.

— Как это, 'не собирается'? Откуда выяснилось?

— Это вон у него спроси, — Шеп кивнул в мою сторону.

Зелёный вопросительно на меня взглянул, но я не стал перед ним отчитываться и просто махнул рукой.

— Да вернётся он! Что вы, ей богу?

— Ну да, — подхватил Зелёный. — У меня тут оборудование иностранных коллег осталось. Они его не бросят.

— И я про то же.

— Всё, хватит об этом, — Шеп прошёл в квартиру. — Меня и без этого мандраж колбасит. Надо успокоиться. До рассвета осталась пара часов. Надо продержаться.

— А где остальные? — эколог выглянул из-за меня, ища глазами Тимона с Ковбоем.

— Пошли вниз, — ответил я.

— Зачем?!

— Искать Ромео с Джульеттой.

— Они что, психи?

— Да всё в порядке. Они вооружены. Давайте запрём дверь, и будем дожидаться их возвращения, — уже из прихожей сообщил Шеп, пшикнув бутылкой с минеральной водой.

— Нет, они действительно психи, — повторил Зелёный, запирая за мной дверь.

— Прикинь, мы просто мячик бросили в комнату, так эта хрень лазерная его засекла и прострелила. В полёте! Я такой меткости никогда не видел, — поведал Шеп, после чего сделал пару жадных глотков из бутылки.

— Надо было прожектор сюда затащить, — покосившись на светящийся дверной глазок, заметил я. — Чтобы не сидеть в темноте.

— Хорошая идея, — согласился Шеп. — Погоди, Зелёный, не двигай диван…

Мы вновь открыли дверь. Я вышел, и подхватил долговязый штатив прожектора. Но стоило мне повернуться вместе со своей ношей, как где-то внизу, на лестничной клетке, что-то началось. Сперва кто-то невнятно закричал. Потом послышались хлопки выстрелов. Два подряд, затем, с задержкой, ещё один. Опять крики, теперь уже двух голосов. Топот и глухие удары, сопровождающиеся вибрирующим резонансом потревоженных перил. И снова выстрелы.

От неожиданности меня заклинило, и я как будто бы окаменел. Но расторопный Шеп, выскочив из квартиры, сгрёб меня обеими руками, и затащил в прихожую, едва не разбив драгоценный прожектор об дверную ручку. Молниеносно, Зелёный запер за нами дверь, и тут же придавил её диваном. Как ни странно, ни у кого из нас троих даже и мысли не возникло о том, что Ковбой с Тимоном, спасаясь от кого-то, вот-вот прибегут сюда, и их нужно будет впустить. Страх был сильнее. Втроём, мы сели на пол, спиной к дивану, и уперлись ногами в противоположную стену, словно кто-то уже ломился в нашу дверь. Это было сделано инстинктивно и неосознанно. Всё что я помню, это причудливо изрезанное тенями лицо агонистично дышащего Зелёного, с которого ручьями лился пот. Я и сам пропотел насквозь. Казалось, что вокруг стояла жаркая духота, словно в парилке.

Прозвучала ещё пара выстрелов, от которых мы, как по команде, вздрагивали и зажмуривались. Потом всё стихло.

— Придурки, придурки, — цедил Зелёный. — Зачем они туда попёрлись? Идиоты.

— Как волки проникли в подъезд? — стуча зубами произнёс Шеп. — Дверь же была закрыта. Зелёный, ты закрыл дверь, когда возвращался?

— У меня было два чемодана в руках…

— Понятно. Не закрыл, значит.

— Так, хватит бухтеть! — оборвал их я. — Из-за вас ничего не слышно.

Мы ещё минут пять посидели в полной тишине, нарушаемой только дыханием. Потом Зелёный опять не выдержал.

— Не возвращаются…

— Похоже, им кирдык, мужики, — почесался Шеп.

— Откуда ты знаешь?

— Тихо! Вы слышите?

Внизу, где-то в глубинах огромного нежилого дома, заревело неведомое существо. Затем, кто-то стал быстро подниматься по лестнице наверх. Я было подумал, что это возвращаются Тимон с Ковбоем, но шаги были уж слишком странными, несинхронными, поцокивающими. Вскоре топот достиг ближайшего этажа, где мы совсем недавно бродили. Отчётливо слышалось, как непонятный зверь принюхивается, почавкивает. Потом разворачивается на следующий марш, задребезжав перилами.

Жар сменился ознобом. Шеп перекладывал свой нож из руки в руку, Зелёный трясся мелкой, заячьей дрожью. Да что уж там говорить? Меня тогда колотило ничуть не меньше. Хотелось выскочить из этой западни, и помчаться прочь, куда глаза глядят, лишь бы подальше от всего этого. Но мы держались.

— Это просто волки, — гундосил Зелёный. — Обычные волки. Они уйдут. Уйдут.

— Зат-кнись! — я с силой врезал ему локтем под ребро.

Он пискнул и умолк. В обычной жизни я никогда не бил людей. Но в тот момент, мораль вспоминалась в последнюю очередь. По ту сторону двери бродила какая-то тварь, и привлекать её внимание было ни в коем случае нельзя. Мою реакцию Шеп воспринял адекватно, и перестал ёрзать, сжав кукри до побелевших костяшек.

Тем временем, существо достигло нашего этажа. Потопталось на площадке, и… Зашло в наш коридор. Мы слышали, как его ноги шлёпают по скрипучим доскам. Всё ближе и ближе. Вдруг шаги остановились, и стало тихо. Наверное, в тот момент вся наша троица задержала дыхание, потому что мне показалось, будто три наших сердца создают ужасный шум своим грохотанием.

Зверь по ту сторону двери протяжно втянул воздух, помялся с ноги на ногу, и издал короткий клёкот, от которого мы сильнее вжали головы в плечи, а Зелёный, скорчив такую гримасу, как будто бы прожевал целый лимон, бесшумно шевелил губами, видимо читая какую-то молитву. Мы ждали, когда начнётся штурм, забыв про страшную ломоту в напряжённых спинах. Но непрошеный гость так и не стал трогать нашу дверь.

Наверное, он был чертовски здоровым! Я это понял, когда он начал разворачиваться, обтирая стены боками, и зацепив открытую дверь соседской квартиры, которую мы посещали.

Потом он просто ушёл. Судя по звукам, куда-то выше. Грузно перелез через баррикаду из выброшенных ящиков, и продолжил свой путь на следующие этажи.

— Ушёл… Слава богу, — обмяк Шеп.

— Он ещё вернётся.

— Это был не волк, — Зелёный нащупал бутылку, закатившуюся под диван, и начал судорожно пить.

— Да уж понятно, — Шеп вытер лицо ладонью. — Может медведь?

— Хочешь сказать, что медведи издают такие звуки? — покосился на него я. — Этот голос вообще ни на одно животное не похож. Слыш, Зелёный, ты, как эколог, наверняка разбираешься в звериных голосах. Кто это мог быть?

— Не знаю, Писатель, никогда такого не слышал.

— Такое впечатление, что там лазит какой-то динозавр из 'Парка юрского периода'.

— Думаешь, мутант? — Шепа передёрнуло.

— Ничего я не думаю. Просто хочу дожить до утра. Господи, ну зачем я сюда приехал?

Шеп наконец-то вспомнил о включенном прожекторе.

— Ё-моё! Вот почему он нас засёк! Его привлёк свет! Надо выключить…

— Какой смысл? Он всё равно уже ушёл.

— Сам же сказал, что он вернётся.

— Лучше давайте отнесём его в комнату.

Я поднялся с пола, взял прожектор и прошёл с ним в комнату, установив так, чтобы он светил в сторону противоположную от окна. Но когда ножки штатива коснулись пола, лампа почему-то выключилась.

— Ну вот, приехали… Батарея, что ли, села? — я начал ощупывать корпус прожектора и тут же обжёг палец. Как же сильно раскалилась эта штуковина!

Облизывая ожог, я вдруг заметил, что в комнате не так уж темно. Она наполнялась призрачным, аквариумным светом, с зелёно-голубыми оттенками. Обернувшись, я увидел, что свет исходит от лежавшего на кровати планшета, который всё ещё работал. И судя по искажениям, отбрасываемым на потолок и стены, на экране что-то происходило.

— Они что, кино своё забыли выключить? — пробормотал я, и шагнул в сторону кровати, но тут же остановился.

Неожиданно, из планшета ударил конический сноп голубого света. Это напоминало голографический проектор из киношных космоопер. Не успел я и слова сказать, как голограмма ожила. В голубом конусе появились две фигуры. Сначала они были маленькие и расплывчатые, но быстро увеличились в размерах и обрели материальные черты. Открыв от удивления рот, я наблюдал, как из планшета поочерёдно вылезли Гаррус и Лиара с заставки. Они были точь-в-точь такими же, как на экране, и пугающе-реалистичными. Я лишь успел отпрыгнуть в сторону, пропуская высоченного Гарруса, который на ходу извлёк из-за спины футуристическое оружие, трансформировавшееся в снайперскую винтовку. Дойдя до выхода из комнаты, инопланетянин припал к ней спиной, и стал осторожно выглядывать из-за угла. Тем временем, его синекожая спутница, пружинящими шагами приблизилась ко мне, и, заглянув в глаза, тихо произнесла: 'Нет времени ждать, командор. Пришла пора остановить жнецов.'

— Чего? — отшатнулся я.

Но Лиара уже проследовала дальше по комнате, остановившись возле выхода, напротив Гарруса, с оружием наготове. Тот сделал ей знак трёхпалой рукой. Она кивнула, после чего оба инопланетянина скрылись в тёмной прихожей, где оставались Шеп и Зелёный. Однако, никаких удивлённых реплик оттуда не последовало.

Прожектор включился, выдернув меня из оцепенения. Я подбежал к планшетнику, но успел заметить лишь то, что Гарруса и Лиары уже нет на заставке. Потом компьютер пискнул, выдав сообщение о критически низком заряде батареи, и погас.

— Да что за… Ребят! Вы видели это?!

Я выбежал обратно в прихожую, где в полумраке сразу же налетел на угол дивана, и, потеряв равновесие, упал.

— Зачем вы диван сдвинули?!

Никто мне не ответил. Пронизывающий холод объял мои внутренности. Прихожая была пуста. Диван-баррикада — отодвинут от двери, а дверь — полуоткрыта. Из коридорной черноты тянуло прохладой.

— Э, вы где?! Ребят! — позвал я, перебираясь через драный подлокотник. — Куда вы делись?!

Никто не ответил. Я выглянул в коридор, но там царила такая темень, что разглядеть что-либо было в принципе невозможно.

Как же они смогли уйти? Я не слышал ни скрежета отодвигаемого дивана, ни скрипа дверных петель. Пока я был в комнате, в прихожей было тихо, как в могиле. Когда они успели сбежать?

Чертыхаясь, я вернулся в комнату, схватил прожектор, и, держа его перед собой, вернулся назад. Высунувшись в дверной проём, вместе с прожектором, я едва его не уронил, шарахнувшись от вынырнувшего из тьмы лица, перекошенного страхом. Вылезшими из орбит глазами, на меня таращился Шеп. Его расширенные до предела зрачки тут же сузились в точку, от слепящего света, и он прикрыл глаза рукой.

— Это ты? Слава богу! — выпалил я.

— Ты где был?! — оттолкнув меня, запрыгнул в квартиру Шеп.

— Я? Это ты где был?! Где Зелёный вообще?! Что здесь произошло?!

— Это я хочу спросить, — парень запер дверь и привалился к ней спиной. — Ты ушёл и пропал.

— Меня не было всего пару минут!

— Какие пару минут?! Мы с Зелёным полчаса тебя дожидались! Звали. Ты не отвечал. Мы думали, что ты там уснул. Пошли посмотреть — тебя нет. И прожектор не светит. В темноте потыкались, как слепые котята — ни хрена.

— Да я был в комнате, Шеп! Увидел какие-то глюки, будто бы твои монстры из планшета начали вылазить. И тут же вернулся обратно. А здесь уже дверь нараспашку, и вас нет. Что случилось, пока меня не было?

— Я не знаю, что тут творится, Писатель, — задыхался Шеп. — Не могу это объяснить. Вдруг началась полная жопа. Что-то полезло в квартиру. Не из двери. Из окон. Я не совсем понял. Было очень темно. Мы с Зелёным бегали, спотыкались. Искали выход. Мы думали, что тебя они утащили.

— Кто?!

— Конь в пальто!!! Откуда я знаю?! Я не видел ни хрена! Только слышал!

— Куда Зелёный делся?!

— Убежал. Куда-то туда, на лестницу. У него вообще крышу сорвало от страха. Визжал, выл. Я тоже от страха чуть не обгадился. Но, по крайней мере, остался в рассудке. А у него вообще планку сорвало. Не догнал я его. Да и темно там. Я за порог спотыкнулся, упал. И на четвереньках обратно в коридор. А тут ты.

— Это галлюцинации, Шеп. Ничего этого нет. Мы не должны поддаваться этой хрени!

— Наверное, Писатель, наверное. Не уходи больше, хорошо?

— Не уйду.

— И не выключай прожектор.

— Не выключу.

— Блин… Мама. Мамочка, — Шеп сполз по двери на пол и беззвучно захныкал.

— Успокойся, парень, — мне самому хотелось рыдать, но слабость товарища по несчастью придала мне сил, и я сублимировал свои эмоции на его успокоение. — Мы выдержим. Скоро рассвет. Приедет Робин. Заберёт нас.

— Всё нормально, нормально, — он утёр слёзы тыльными сторонами кистей. — Я в норме.

— Вот и хорошо. Никакой паники. Паника — наш враг.

Кого я убеждал? Я сам был в полнейшем ужасе, и держался вообще непонятно на каких ниточках, чтобы не сорваться в пучину безумия. Шмыгающий Шеп, скукожившийся у двери, как побитая дворняжка, был сейчас для меня роднее самого близкого человека. Хотелось обнять его крепко-крепко. Вцепиться пальцами ему в спину, и не отпускать, превратившись с ним в единое целое, всё ещё живое существо. Потому что кроме него у меня больше никого не осталось, и я даже думать не хотел о том, чтобы его потерять.

— Знаешь, на что это похоже? — вдруг заговорил он со мной. — На Гору Мертвецов.

— В смысле? — я было напрягся, не спятил ли мой товарищ.

— Слышал про гибель тургруппы Дятлова? Это ещё давно было. Где-то на Урале. До сих пор не знают, что с ними произошло.

— А что произошло?

— Они остановились на ночлег, поставили палатку, а посреди ночи вдруг разрезали её изнутри, и, в чём были, побежали вниз по снежному склону. И все погибли. Что их вынудило броситься в бегство — никто не знает. Вот и у нас, наверное, то же самое.

— То же, или не то же — какая разница? Главное, что мы ещё живы. Ведь так?

— Угу.

— Робин предупреждал меня об этом…

— О чём?

— О том, что нельзя выходить из квартиры. В общем-то, он всем об этом говорил. Не только мне. Но его не послушали.

— Писатель, как ты думаешь, он правда за нами приедет?

— Обязательно приедет. Как только рассветёт.

— Но ведь тот мент на КПП сказал…

— Да мало ли что он там сказал, этот мент? Скорее всего, я просто неправильно понял их разговор. Может быть он про сегодняшний день говорил, а не про вчерашний. Не думай об этом. Верь Робину.

— А что мне остаётся?

Здесь я вынужден прервать своё повествование, потому что я честно не помню, что произошло потом. Шеп сидел у двери, а я стоял рядом с ним. Прожектор светил куда-то в пол, но всё равно в прихожей было светло. Мы говорили о чём-то. Несли какую-то чушь. Хотелось просто о чём-нибудь говорить, чтобы выдавить из головы тяжёлые мысли, отвлечься.

Потом прожектор вдруг выключился, и… Провал. Как будто бы вместе с ним выключился мой мозг. Всё погрузилось в темноту. Я посвятил немало времени воспоминаниям того слепого участка прошлого. Даже прежде чем написать эти строчки, я ещё пару дней напрягал рассудок, пытаясь что-то выудить из той темноты. Ведь должно же было что-то сохраниться. Но тщетно. Никаких воспоминаний не осталось.

Возможно, это всё неспроста, и они всё-таки поработали с моим разумом, прежде чем отпустить. Не знаю. Всё это слишком сложно для понимания.

Я могу вспомнить лишь пульсирующую пустоту, нехватку кислорода и заходящееся сердце. Да, ещё дико крутило живот, но к счастью, конфуза со мной не случилось. Я бежал. Сам не знаю куда. Какой-то нелепой трусцой. Что-то кричал. Нет, не кричал, сипел. Горло перехватил такой дикий спазм, что на крик меня уже не хватало. Перед собой, на вытянутых руках, я держал штатив, как священную хоругвь. Прожектор светил вперёд, ярко освещая спину удаляющегося Шепа. Он не бежал, а именно трусил, странно подскакивая и зажимаясь. Словно сильно хотел в туалет. Иногда он размахивал в воздухе своим ножом, и что-то рычал. Куда мы бежали и зачем — я не знаю. Не могу вспомнить.

Ещё я помню Зелёного. Мы встретили его где-то на нижних этажах. Выпрыгнув откуда-то из-за угла, он тут же ухватился за штатив прожектора. Сначала я подумал, что он просто хочет его отобрать, но Зелёный, просто потянулся к лампе, широко раскрыв рот, словно хотел напиться её светом. А потом вдруг дёрнулся, и вырвал прожектор из моих вспотевших ладоней.

Что-то извивающееся, похожее на гигантскую многоножку с многочисленными шевелящимися лапками, вынырнуло из дверного проёма позади него, и, впившись ему в позвоночник, молниеносно уволокло во тьму. Тащило неаккуратно, как тряпичную куклу, ударяя об углы и стены. Я надеюсь, что Зелёный умер после первого же удара головой о притолоку. Всё лучше, чем незавидная участь, ожидавшая его далее.

Штатив выпал из рук несчастного эколога, и со звоном разбился. Лестничная клетка погрузилась в темноту, и я тут же поспешил дальше, сразу же налетев на скрытый во тьме стул, который быстро покатился вниз по лестнице. Было темно. Но откуда-то снизу что-то просвечивало. Держась за поручень и неестественно задирая ноги, словно кот, оказавшийся в луже, я спускался всё ниже и ниже, понимая, что нужно немедленно догнать удравшего Шепа. Мне казалось, что я слышу позади себя скребущие звуки многочисленных ножек преследовавшего меня чудовища. Того, что утащило Зелёного. Скорее всего, никто меня не преследовал, но что это меняет? Сказать, что я был напуган, значит ничего не сказать.

Догнав Шепа на площадке первого этажа, я узнал, что являлось источником света. Это был наш светодиодный фонарь, валявшийся на полу. Более никаких признаков пропавших ребят не наблюдалось.

— Шеп, погоди. Нам надо найти укрытие.

— Какое, на хрен, укрытие?! — провыл он. — Они везде. Они повсюду.

Я с опаской посмотрел наверх, не ползёт ли за нами что-то. — Не дури. Давай спрячемся.

— Куда? Куда прятаться? Они везде. Вокруг нас. Шуршат, бегают, мелькают. И их всё больше.

— Кого?

— Ты их не видишь. А я вижу. И слышу. Здесь нельзя оставаться. Надо уходить.

— Не вздумай!

Шеп подобрал фонарь, и уверенно пошёл на выход, пинком распахнув дверь подъезда. Я бросился за ним.

— Ну же, сволочи, выходите! Вот он я! Берите меня! Нападайте! Чего вы ждёте?! — заорал безумец, размахивая кукри и фонарём. — Где вы, гады?!

Он действительно сбрендил. Психика тихого компьютерщика-домоседа не выдержала такого кошмара.

— Шеп, успокойся, — я хотел было дотронуться до его плеча, но вовремя отдёрнул руку. Лезвие кукри просвистело в паре сантиметров от моих пальцев.

— Отвали!

Он ещё несколько раз рубанул ночной воздух, и побежал прочь от подъезда, через двор, в сторону противоположной девятиэтажки, над которой вспыхивали полосы 'Сивкиных' лазеров.

— Туда нельзя, сумасшедший! — кричал я ему вслед.

Но он не слушал. В бессильной злобе сжав кулаки, я бросился его догонять. Окрестные кусты подозрительно шелестели, но боязнь остаться в полном одиночестве упорно гнала меня вперёд. Обогнув поваленный 'грибок' песочницы, Шеп, сверкая пятками, устремился в сторону арки. Я прибавил темп, и начал его догонять. Когда мы достигли дома, нас разделяло не больше пяти метров. Шеп забежал в арку, я последовал за ним. А дальше всё произошло так быстро, что я с трудом отдаю себе отчёт, как у меня получилось так вовремя затормозить, и пригнуться, свалившись в упор лёжа. Прямо передо мной, луч 'С.И.В.О.' встретил бегущего Шепа на выходе из арки, упершись ему в голову. Голова бедняги лопнула, как спелый арбуз, разлетевшись в разные стороны дымящимися шматками. Кровь забрызгала стены по обоим сторонам от него. Уронив фонарь, Шеп опрокинулся назад, обдав меня горячей струйкой крови из развороченной артерии, торчавшей среди осколков черепа. Я тут же принялся стирать с лица эту кровь, стараясь не поднимать головы. Кукри Шепа звякнул где-то рядом со мной. Это было единственное оружие, которое у меня осталось. Беда в том, что вокруг было темно, и я не представлял, куда нож мог упасть. Фонарь лежал около трупа, и светил в противоположную от меня сторону, освещая кусты дикого палисадника, возле которого Робин парковал свою машину.

Лазер мелькнул над моей головой, и ушёл выше арочного свода. 'Стоит лишь немного приподняться — и мне конец', — трезво рассудил я. Конечно, хотелось вскочить и побежать отсюда со всех ног, однако чувство самосохранения всё ещё меня не оставляло. Я был уверен, что проклятая 'Сивка' только этого и ждёт.

По-хорошему, надо было отползать назад. Но уходить без кукри мне тоже не хотелось. Остаться в этом аду полностью безоружным означало гарантированный смертный приговор. И я начал ощупывать асфальт вокруг себя, затравленно вспоминая, где именно звякнул упавший нож. Как только я шевельнулся, синий лучик смерти был тут как тут, прямо над моей головой. Какое-то препятствие мешало 'Сивке' прицелиться ниже, но она явно чувствовала меня. Ощущение было такое, будто надо мной бесшумно раскачивается огромный маятник с лезвием. Это чувство вдавливало меня в асфальт, заставляя распластаться на нём плотно-плотно, как ящерице, или змее.

Немного полежав, и собравшись с мыслями, я продолжил обшаривать участок вокруг себя. О, чудо! Кукри обнаружился прямо под моей левой рукой. А я искал его справа. Почему мне показалось, что он упал с другой стороны? Какая разница? Нужно было немедленно уходить. Пробежав дрожащими пальцами по холодному клинку, я нащупал рукоятку, и ухватился. Всё. Теперь назад.

Стараясь не задирать таз, я начал отползать задом наперёд, чертя подбородком шершавую поверхность асфальта. Почуяв моё движение, 'Сивка' затрепетала лучом, пытаясь навестись. Одновременно с этим, в зарослях противоположного палисадника, освещаемого упавшим фонарём, что-то зашуршало.

Нет, нет, только не это, — пот залил мне глаза. Я был уже готов вскочить, и мчаться не разбирая дороги. Но чугунный маятник смерти по прежнему придавливал меня к земле, не давая выпрямиться. Там, в кустах что-то было. И 'Сивка' не могла его достать. Взяв кукри в зубы, я начал активнее отталкиваться обеими руками, отползая всё глубже и глубже в арку. Существо фыркнуло, и выскочило из своего укрытия. Но разглядеть его я добром не успел, потому что луч второй турели, возникший подобно длани господней, откуда-то справа, из-за угла — тут же скосил тварь, отбросив её в сторону, как трухлявый мешок.

Я не выдержал, и, вскочив, опрометью бросился назад, спотыкаясь и размахивая ножом. Синий луч немного подёргался в паре метров надо мной, и исчез. А за спиной раздалось ещё два характерных хлопка. Очевидно, кто-то попытался меня преследовать.

Остановился я лишь ударившись с размаху лбом об детский турник. Удар был такой сильный, что меня пригнуло к земле, а в голове что-то вспыхнуло, словно перегоревшая лампочка. Как я себе голову не разбил — до сих пор удивляюсь. Но шишка получилась солидная.

Покорчившись немного на песке, и наконец-то отойдя от удара, я услышал музыку. Сначала мне показалось, что она играет у меня в голове. После такого столкновения удивляться было нечему. Однако, прислушавшись, я понял, что музыка действительно играет. Точнее, это была не музыка, а мелодичное пиликанье, которое обычно издают мобильные телефоны. Я привалился спиной к стойке турника, и начал оглядываться. Голова всё ещё гудела и кружилась после встречи с перекладиной. В глазах плавали яркие круги. С трудом сосредоточившись, я присмотрелся к участку, откуда доносились трели, и увидел странное свечение, расходящееся по земле в две стороны. Впоследствии, узнав, насколько опасными могут быть подобные вещи, я бы даже близко к этому не подошёл. Но в тот момент моей жизни я ещё не привык к аномальным явлениям, и был чертовски наивен. Подползя на коленях к этому необычному свету, я пощупал его, и обнаружил шляпу Ковбоя. Под ней светился телефон Тимона, на экране которого демонстрировался колокольчик. Видимо Тимон выставлял будильник.

Я забрал телефон. Это был хотя бы какой-то источник света. Шляпу тоже захватил, правда не могу понять, зачем. Наверное где-то в глубине сознания ещё теплилась надежда, что я верну её хозяину.

Ситуация была хуже некуда. Куда идти дальше, я не представлял. Сначала решил вернуться в квартиру, но дойдя обратно до подъезда, вспомнил о том, что случилось с Зелёным, и остановился. Хорошо, что остановился. Вскоре в подъезде что-то завозилось. Что-то здоровое. Звук был такой, словно десяток штукатуров околачивал старую побелку со стен. В панике покрутив головой, я заметил открытую дверь подвала, и тут же юркнул туда.

Глупое решение, согласен. Никогда бы так не поступил. Но в ту минуту всё было иначе. Вы скажете, какой идиот полезет ночью в подвал, в городе наводнённом чудовищами? Я бы и сам такое сказал. Но представьте хоть на минуту, что вы оказались совершенно одни, в безлюдном, постапокалиптическом мире, посреди абсолютно тёмного двора. Вас только что хотели сожрать. И вот вы стоите возле открытого подъезда, из которого слышится приближающийся звук какой-то очередной твари. Она вот-вот вылезет наружу, и бежать от неё некуда. Не знаю, как бы поступили вы, а я решил спрятаться в ближайшем укрытии — в подвале. С той поры я знаю, что подвалы страшны лишь когда вокруг всё в порядке. А если в мире начинает твориться чёрти что, то подвал становится единственным средством спасения. Но вернусь к своей истории.

Всё что я успел — это забежать в подвал, и замереть, прижав дисплей телефона к груди, чтобы не отсвечивал. Сразу после этого из дверей подъезда что-то выползло. Причём, что характерно, не по полу, а по потолку. Я видел только шевелящийся в темноте силуэт, но сумел догадаться, что это была та самая многоножка, которая сожрала Зелёного. Ну, или похожая на неё.

Тварь проползла под бетонным козырьком, обогнула его, и полезла наверх, где втиснулась в окно второго этажа, после чего вновь скрылась в подъезде. Нет, вернуться в квартиру мне явно не удастся. Ну и куда теперь?!

Я нажал на кнопку погасшего телефона, и стал светить вниз по лестнице. В глубине подвала было тихо, и мне показалось, что там никого нет. С телефоном в одной руке и кукри — в другой, я начал спускаться. Трагикомичная картинка, ничего не скажешь. Долбанный Индиана Джонс… То, что я увидел внизу — вспоминать не хочется. В ту удивительную поездку я насмотрелся разных ужасов, но этот был, наверное, самым ужасным из всех. Это трудно передать словами. И мне бы не хотелось вас с этим знакомить, но рассказать придётся.

Сперва я увидел свет. Точнее, изначально была темнота, но когда мой слабенький 'фонарик' осветил подвальное помещение, то оно вдруг впитало его свет, как фосфор. Естественно, это было не само помещение, а то, что в нём находилось.

Вдоль стен располагалось множество переплетённых труб. Наверное, отсюда регулировалось отопление, не знаю, я в подобных коммуникациях не силён. Главное, что помещение было довольно просторным. И его облюбовало нечто, похожее на огромную, расплывшуюся медузу. Основная часть этой пакости, напоминающая вздутый пульсирующий сгусток, виднелась в противоположном углу, прямо на трубах. И от неё по полу растекалось такое же полупрозрачное желе. Если быть точным, это существо не являлось совсем уж студенистым. У него был некий мышечный каркас, оплетающий 'холодец' бурой сетью, покрытой сосудами и какими-то выростами, похожими на шипы. Имелись и щупальца, колышущиеся вокруг основного тела. А несколько отростков простирались по полу в разные стороны, и имели окончания в виде широких колец, в которых подрагивал всё тот же студень. Как мыло в рамочке для мыльных пузырей.

Желеобразная часть существа, соприкоснувшись со светом — тут же начала ярко фосфоресцировать, и я сумел разглядеть не только самого монстра, но и его добычу. Человеческое существо находилось в дальнем кольце-отростке, сплошь окутанное толстым коконом слизи. Оболочка была практически прозрачной, и когда существо начало светиться, то появилась возможность рассмотреть того, кто находился внутри. Это выглядело фантастически нереально. Человек помещался в светящейся субстанции, как жук в янтаре. Иногда он подёргивался, но студень был слишком плотным, чтобы его разорвать. Возле головы то раздувался, то сморщивался мешкообразный пузырь, в котором, видимо, оставались запасы воздуха, позволявшие жертве не задохнуться.

По одежде я смог узнать этого человека. Ковбой, как же тебя угораздило?

Наверное, по-хорошему, следовало попытаться вытащить его из ловушки. Я не раз думал об этом впоследствии. Может быть возможно было его спасти? Но шок от увиденного держал меня на месте. Уж слишком сюрреалистической была картина. Да и потом, я бы всё равно не успел. А приблизившись к щупальцам, сам бы стал очередной жертвой пузырника. В общем, повезло, что я вовремя включил 'фонарик', и не прошёл дальше…

По всей видимости, обеспокоившись моим присутствием, чудовище решило поскорее разделаться со своей добычей. Оно вдруг начало вибрировать. По отросткам пошли импульсы, словно через них что-то прокачивалось. А кокон начал заполняться чем-то мутным. Тело Ковбоя задёргалось, и я услышал его сдавленное мычание. Довольно быстро, кокон заполнился мутью целиком, так, что тело внутри перестало различаться. И тут началось нечто совершенно отвратительное. Кокон стал методично пульсировать, сжимаясь и разжимаясь, как гигантский насос. При каждом сжатии, Ковбой страшно кричал, а по прозрачному отростку, в туловище монстра всасывалась какая-то тёмная жижа, вытягиваемая из тела жертвы. Крики заглушались непроницаемой оболочкой кокона, и звучали как будто из-под земли. Но я вряд ли когда-нибудь смогу их забыть. Настолько глубокую отметину этот ужас оставил в моём рассудке.

Кошмар продолжался меньше минуты. Потом Ковбой замолчал, а надутый, потемневший кокон, скукожился, как лопнувший пузырь жевательной резинки, с характерным звуком выплеснув прямо мне под ноги огромную лужу переваренной слизи.

Закричав что-то нечленораздельное, я отпрыгнул назад, и побежал к выходу. Но тут же сменил направление. С улицы, вниз по лестнице спускался кто-то грузный, неторопливый. Как вовремя я его услышал! В те минуты, мой инстинкт выживания обострился до предела. Я действительно стал чётче различать посторонние звуки, а зрение приспособилось к практически полной темноте, слегка разбавленной скупым светом регулярно гаснущего дисплея. Но главное, улучшилась моя реакция. Я, тот самый раззява, элементарно пропускавший мячи в волейболе, за что снискал прозвище 'криворукий тормоз', сейчас, наверное, мог бы легко поймать даже муху китайскими палочками. Ну, по крайней мере, мне так казалось. Настолько обострилось моё чутьё и рефлексы. Какие же всё-таки чудеса творит с людьми стрессовая ситуация, когда на кону стоит жизнь, и ты балансируешь на краю пропасти, цепляясь за самые незначительные выступы. Вот и сейчас, я за долю секунды смог различить присутствие существа, отрезавшего мне путь к отступлению, и тут же свернул в прилегающий коридор, припустив по нему что есть мочи.

О своих петляниях по подвалу я предпочитаю не вспоминать. Они до сих пор повторяются в моих снах. Эти бесконечные двери погребов, трубы, стекловата, короба воздуховодов, об которые я чуть окончательно не разбил лоб, кирпичи и мусор. Всё это мелькало в беснующемся свете мобильника, а я молился, чтобы впереди не оказался тупик.

За мною гнались? Да, наверное. Во всяком случае, тогда мне так казалось. Какие-то звуки действительно слышались позади. Я чувствовал лопатками чьё-то присутствие, и всё бежал и бежал вперёд. Бегом это трудно назвать. Скорее, просто рывки от стены к стене. Я был как мышь в лабиринте. И вот, в итоге, тупик… Я упёрся в дверь с металлической решёткой. Вы не представляете, с какой силой я её рванул! Всё безумие моего положения было вложено в этот рывок. Я действительно был готов вырвать замок, на который дверь была заперта. И она поддалась! К моему счастью, замок просто висел на прутьях решётки, а сама дверь была примотана к косяку медной проволочкой, которую я и сорвал. В общем, повезло.

Дверь соединяла соседние подвалы, и впереди должен был быть выход. Добежав до угла, я увидел под потолком вентиляционные окна, и понял, что он где-то рядом. Выход действительно оказался неподалёку, но каково же было моё разочарование, когда я узнал, что он заперт. Щель между стеной и дверью была довольно приличная, и я с лёгкостью просунул в неё руку, безуспешно ощупав металлическую цепь, скреплённую замком.

Всё… Попался…

Мысли судорожно помчались вперёд. Что делать? Как выбираться? Это был крайний подвал. Дальше пройти нельзя. Только назад. Но путь назад отрезан. Я в западне.

Сжимая кукри, я светил мобильником по тёмным углам, и как можно тише спускался обратно в подвальный лабиринт.

— Как быть? Нужно срочно что-то придумать.

В голове крутилась мысль, что надо поискать какие-нибудь щипцы, которыми можно будет перекусить замок, или цепь. Эта идиотская мысль была чрезвычайно навязчивой. Ещё бы ножовку по металлу вспомнил. Или рашпиль. Какие-то хватания за соломинку, иначе и не назвать.

В итоге, я нашёл отдалённый уголок, и забился под трубы. Над головой торчал большой ржавый вентиль, а сверху клоками свешивалась стекловата, вперемешку с паутиной. Я сидел тихо-тихо, как мышонок, и каждой своей клеточкой пытался уловить движения извне. По подвалу кто-то бродил, но далеко. В районе соседнего подъезда. Топот и похрюкивание то усиливались, то затихали. Наверное, тварь бродила по кругу, не понимая, куда я пропал.

— Господи, когда же рассвет? Когда же рассвет? — беззвучно повторял я, надеясь, что с восходом солнца весь этот кошмар закончится.

Жизнь висела на волоске. И остатки моего измученного рассудка упорно цеплялись за любую ниточку надежды.

Телефон предательски запиликал. Что за проклятье?! Я не сумел сразу сообразить, как его отключить, в панике сорвал крышку корпуса и выковырял аккумулятор. Всё это время он продолжа мерзко пищать, и этот писк разносился по коридорам подвала как адский концерт. Душа моя ушла в пятки.

Сработал повтор будильника. Наверное, я нечаянно нажал на сброс, вместо того, чтобы отключить будильник, и он отложил свой сигнал. Значит, прошло ровно десять минут с той поры, когда я его нашёл. Надо же. Я словно четверть жизни успел прожить за эти десять минут.

В полной темноте я сидел и трясся, всё ещё надеясь на то, что меня не услышали. Но надежды были тщетными. Они уже шли ко мне. Топот усиливался. Судя по звукам поступи, ко мне направлялось не менее двух существ. Лязгнула дверь. Всё! Они меня нашли. Невидимый таймер начал отсчитывать мои последние минуты. Я со всей силы прижался к грязному стояку. Хотелось, ну, я не знаю, обмотаться стекловатой с ног до головы, замуровать себя кирпичами — что угодно, только бы спрятаться, укрыться как-нибудь.

Ну почему они так долго идут? Прибежали бы быстро, и порешили меня. Зачем растягивать эту муку?!

Когда сумрачные твари топтались уже где-то за углом, на меня вдруг снизошло озарение. Резкое и яркое, как выстрел. Я вспомнил о пилюле, которую мне дал Робинзон. 'Это на случай, если начнётся полная жопа' — прозвучали в памяти его слова. Время пришло.

Я начал спешно шарить по карманам, и не сразу сумел нащупать спасительную гранулу. Существа услышали мою возню, и стали приближаться. Подушечки исцарапанных пальцев наконец-то выудили из кармана мой последний ключ к спасению. Я не верил, что пилюля успеет подействовать, и просил бога, чтобы это был цианистый калий. Для ускорения процесса, я разжевал горьковатую капсулу, и проглотил содержимое. Сначала мне показалось, что вот рту всё онемело, потом — будто бы кожа ротовой полости отслоилась, как при ожоге. В гортани пощипывало. Но более ничего странного не происходило. Тем временем, твари вышли из-за угла и увидели меня. Я их не видел из-за полной темноты, но чувствовал их присутствие, их пристальные взгляды. Они принюхивались ко мне, изучали. Они понимали, что я уже никуда не смогу убежать. Пилюля не действовала. Осталось приготовиться к самому страшному. Надеюсь, что я умру быстро…

Они бросились на меня практически одновременно. От угла — до моей трубы было метров пять, максимум шесть. Можно добраться в три прыжка. Я зажмурился, приготовившись к встрече со смертью, и… Странно это описывать. Я вдруг понял, что с закрытыми глазами я вижу гораздо лучше, чем с открытыми. Потом зрение 'выровнялось', и я стал видеть одинаково, вне зависимости от положения век. Я успел разглядеть контуры несущихся на меня тварей. Они были похожи то ли на уродливых кабанов, то ли на миниатюрных медведей, с широкими головами и жвалами, как у насекомых. Это всё что я успел заметить, прежде чем они пропали. Словно растаяли в воздухе. Меня обдало их дуновение, и воздух вокруг как-то странно поколебался. И я всколыхнулся вместе с ним.

Иллюзия…

Я видел сквозь темноту. В глаза как будто встроили прибор ночного виденья. Отчётливо различал коридор, трубы, выход на лестницу. Но всё выглядело как-то странно. По фиолетовым стенам, потолку и полу плыли какие-то чёрные крапины, стекающие сверху, и исчезающие внизу. Даже по вентилю, торчавшему возле моего лица, ползали такие же 'мошки'. При этом, в ушах нарастал подозрительный шум. Ровный, монотонный. Я больше ничего не слышал кроме него.

Что же это за состояние?

Я поднялся на ноги. По телу пробежала непонятная истома. Сначала оно было воздушным, невесомым, а потом постепенно налилось привычной тяжестью. При этом шум в ушах заметно усилился, и начал становиться неприятным. Миновав коридор, я опять вернулся на лестницу. Щель в дверном проёме теперь светилась гораздо ярче. Неужели рассвет настал? Миновав подъём, я выглянул в эту прореху. Нет. Солнца не видно. Но на улице было гораздо яснее. Попытавшись разглядеть что-нибудь, я просунул голову в щель, и с удивлением обнаружил, что она прошла очень легко, будто смазанная маслом. Сначала я испугался, побоявшись застрять. Но голова выскользнула из щели свободно. Тогда я повторил попытку. Лицо прошло, уши, затылок, шея. Как мне это удаётся? Я просто как осьминог, без костей! Что-то захлестнуло горло и начало легонько душить. Удавка оказалась тесёмкой от болтавшейся за плечами шляпы. Зачем я её забрал?

Лезу дальше. Плечо, грудь, нога… Полтуловища уже на той стороне. Я просачивался сквозь узкую щель, в которую едва могла протиснуться кошка! Вот это — да! Ещё пара движений, и я на свободе.

Стряхнув с себя налипшую грязь, я осмотрелся по сторонам. Да, теперь всё вокруг было ярко и чётко. Но я видел лишь контуры окружающих меня предметов. Как будто бы с них содрали текстуру, как выразился бы покойный Шеп. И везде ползали одни и те же чёрные пятнышки. Что всё это значит? Где я?

Шум в ушах нарастал. Он усиливался с каждым шагом, с каждым движением. Я будто сидел между двух огромных колонок, транслирующих статические помехи. Таким образом, я смог дойти только до дворовой оградки, после чего шум стал невыносимым. Глаза вылезали из орбит, и мозг, казалось, вот-вот лопнет от перегрузки. Но когда стало уже совсем невмоготу, меня вдруг отпустило. Шум исчез, всё опять потемнело, и я без сил упал под оградку, продолжая держаться руками за голову.

Отойдя от шумовой перегрузки, я первым делом нашёл уроненный кукри, и поплёлся по тропинке, через двор. В голове творился такой сумбур, что я двигался 'на автопилоте', совершая механические движения. Как меня не вынесло на линию огня 'С.И.В.О.' — одному богу известно. Нарезая бессознательные зигзаги, я пару раз чуть не вырулил прямо под луч, но, как говорится, пронесло. Едва переставляя ноги, я доплёлся до Вирусологической. Здесь мы гуляли с группой. Пару раз нога влетела в невидимые ямки, и я падал. С трудом поднимался и шёл дальше, как зомби. Вокруг не было ни души. Лишь иногда в темноте мелькали какие-то призрачные огоньки, которые, возможно, мне просто чудились.

Несмотря не то, что я опять был в темноте, глаза уже стабильно различали препятствия, и я шёл уверенно. Сознание возвращалось. А вместе с ним и способность оценивать обстановку. Я мыслю. Значит, я всё ещё живу.

Последний человек посреди апокалипсиса. Боже, спаси меня.

ЧАСТЬ-7. РАЙЛИ

Человеческий разум — странная штука. Когда всё вокруг окутывает тьма, он упрямо ищет выход на свет. Я вспоминаю те нелепые мысли про какой-то вертолёт, обязанный прилететь за мной, про отряд спасателей МЧС, даже про 'опричников', которые почему-то должны были отыскать меня и вывести из города. Ну и, конечно же, я думал о Робинзоне. О том, что он обязательно приедет утром, и я должен буду его встретить. В общем, думал о чём угодно, только не о своём реальном положении. Зато эти мысли спасали меня от безумия, удерживали на плаву, словно листики кувшинок.

Мне было страшно. Но постоянный страх довольно быстро превращается в норму. Нервная система приспосабливалась к стабильному перенапряжению, и становилось уже не так тяжело. Панику сменял расчёт. Выживание становилось лейтмотивом всех производимых действий. Ужас перед неминуемой гибелью притуплялся. Что-то изнутри давало подсказки, толкало вперёд.

Я понимал, что оставаться на месте нельзя. Нужно где-то спрятаться. Нормальное животное чувство — найти подходящую нору, и пересидеть. Но где её найти? Меня окружали чёрные глыбы пустых домов, от которых веяло опасностью. В каждых кустах, в каждом дворе — пряталась потенциальная угроза. Надо было уходить из городской черты.

Улица Вирусологическая была единственной знакомой мне улицей в этом городе. По ней я и шёл, в сторону выхода из микрорайона. Куда глаза глядят. Спотыкаясь и пошатываясь, как пьяный. Мимо подъёмного крана и 'вздыхающих домов' — по спуску, к автобусной остановке. Впереди раскинулась тёмная панорама ночного Иликтинска. Как ни странно, кое-где там светились огни. Но это были не фонари уличного освещения, а какие-то цветные сияния, похожие на гигантских светлячков. Пара таких светящихся сфер наблюдалась над СТО за мостом. Призрачные фонарики крепились на антенне, как будто бы так было задумано кем-то.

'Людоедка' освещалась сиреневым свечением, напоминающим неоновые лампы, которые обычно устанавливают под днищами своих автомобилей различные пижоны. Туда идти не следовало. Слишком уж там светло и заманчиво. Так и тянет выйти из темноты. Это-то и пугало. Нет, я пойду туда, где потемнее. С темнотой надо научиться дружить, хоть она и страшнее. Она укроет меня. С ней я могу слиться. Я тревожно посмотрел в сторону леса.

Теперь надо было перейти мостик. Но меня смутил какой-то странный звук, доносящийся со стороны будки. Он напоминал гудение большой стаи мух. В полной тишине его можно было различить даже находясь на противоположном крае оврага. Я остановился, и попытался присмотреться. Мне показалось, что от чёрного пятна будки отделилось ещё одно пятно, которое медленно проплыло вдоль шлагбаума. При этом звук перемещался вместе с ним. Пятно нырнуло под шлагбаум, и неторопливо потянулось по мосту. Я тут же изменил направление, и бросился вниз по склону. Под ногами зашуршал щебень. Лавина мелких камешков покатилась со мной наперегонки. Я цеплялся за колючие кусты, с трудом удерживая равновесие. Чудом не сломал ногу. Если бы начал спускаться чуть ближе к мосту, запросто бы мог напороться на арматурину, но в ту ночь мне просто невероятно везло.

На дне оврага журчал грязный, заросший ручеёк с широкими глинистыми берегами. В эту грязь я с разбега и вляпался. Под ногами чавкнуло, и ступни легко вошли в податливую трясину. А вот вытащить ноги было уже гораздо труднее. Матерясь, я поочерёдно вытаскивал пудовые гири налипшей грязи, всякий раз надеясь не оставить обувь в этом болоте. При этом, одним глазом регулярно косился в сторону моста. Но там больше ничто не двигалось и не гудело.

С мокрыми ногами, обутыми в два глиняных нароста, я, скользя и балансируя руками, наконец-то выбрался со дна. И, слегка обколотив грязь от ступней, полез наверх. Подъём был более пологим, нежели спуск. Я хватался за арматуру и за какие-то рельсы, взбираясь всё выше. Под ногами скрипели жестяные банки, хлопали пластиковые бутылки. Что за помойка?

Наконец я оказался наверху. Немного посмотрев на будку со шлагбаумом, я ничего подозрительного не увидел. Зато услышал знакомое гудение под мостом. Тёмная искажающаяся тень выползла оттуда, и неспешно заскользила по дну оврага в моём направлении. Не испытывая судьбу, я припустил в сторону леса, через пустырь. Вокруг мне мерещилось какое-то движение. Коряги оживали, переваливались с боку на бок, столбы искривлялись, по сухим травам пробегал таинственный ветерок. Тропинка, по которой я двигался, постоянно петляла, исчезая время от времени. Со стороны города наползал сырой туман.

Когда я достиг леса, туманная завеса обволокла все окрестности. Небо начало светлеть, но видимость всё равно оставалась минимальной. Примерно в десятке метров от меня окрестности полностью поглощались сумеречной вуалью. 'Ёжик в тумане' — ни дать, ни взять. Я вспомнил этот мультфильм. Там ещё был филин, которого я так боялся в детстве. Теперь этот детский страх постепенно обретал реальные черты.

Туманный лес был не столько страшен, сколько уныл. Он словно высасывал жизненные силы. Бродя среди выплывающих из молочной дымки беспорядочных, чёрных стволов, я вдруг всецело осознал своё незавидное положение. Все надежды стали лопаться, как мыльные пузыри. Я понял, что не выберусь отсюда никогда. После чего у меня внутри всё сжалось, и началась тяжелейшая апатия. Плача, как ребёнок, я метался от дерева к дереву, нервно счищая с себя паутину, которая, как мне казалось, налипала на меня со всех сторон.

В итоге, я выбежал на открытую полянку. На ней не было ничего, кроме кривой железной перекладины, с которой свисала верёвка. Упав на колени и утерев слёзы, я обречённо взглянул на этот недвусмысленный монумент моей жалкой судьбы. Потрогал верёвку — прочная. Осталось только петлю завязать. Вяжу, а сам рыдаю. Слёзы, вперемешку с кровью текут по лицу, не успеваю вытирать. Вот во что превратился человек, который ещё полдня назад был уверен, что ему всё нипочём. Гордец. Мужчины не плачут. Ну-ну… Где он, мужчина? Нет его. Не осталось его ни грамма. Весь вышел. Осталась какая-то размазня. Офисная планктонина, воющая белугой. Озирающаяся по сторонам в поиске хищников. Завидующая своим погибшим братьям по несчастью.

Вот она — ситуация, проверка на прочность. Когда из высокодуховной, интеллектуальной личности ты превращаешься в скулящий кусок отбросов. Наверное кто-то другой повёл бы себя иначе. Как герой. А я был жалок и беспомощен. Обласканный плодами цивилизации неудачник, выживший только лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств. Мужик, которому уже самому пора иметь детей, размазывал нюни, мечтая о том, что сейчас послышится ауканье мамы, разыскивающей его. И он бросится к ней. И вместе они уйдут навсегда из этого страшного места…

Когда я вспомнил о матери, мне стало ещё хуже. Что с ней будет на старости лет? Ведь она останется совсем одна. И никогда не узнает, где покоится её сын. Петля выпала из моих рук. Виселица и манила и отталкивала. С одной стороны я уже не видел перспектив своего существования, и не был готов принять свою страшную участь, желая как можно скорее покончить с этим мучением. Но с другой стороны, меня продолжала подогревать какая-то призрачная вера. Уж не знаю, в Бога ли, или в удачу. Но эта вера вытаскивала меня, как Мюнхгаузена, за волосы из болота. Да, шансы мои не высоки. Но они есть.

Вокруг постепенно светлело. Я хорошо запомнил этот пейзаж. Лес, который в темноте казался таким большим и бескрайним, оказался всего лишь лесопосадками. Между стволами омертвевших деревьев брезжил просвет. Туман плыл мимо, как ползущее по земле облако. Тишина нарушалась редкими звуками, похожими на стрекотание сверчка, и едва различимым шелестением пожухших трав. Над соседним пеньком кружила какая-то мошкара. Цепляя кивающие травяные султанчики, вокруг летали медлительные белесые сферы, похожие на светящийся тополиный пух. Иногда мне казалось, что начинает играть какая-то протяжная, печальная музыка, но это был, конечно же, звуковой мираж, вызванный окружающей тишиной.

Чем дольше я смотрел на виселицу — тем меньше мне хотелось ею воспользоваться. Она словно удалялась от меня, в то время как желание жить — усиливалось. Мне было неизвестно, сколько сейчас времени, но я помнил, что Робин обещал вернуться с рассветом. Рассвет наступил. Значит пора его встречать.

Отодвигая ветви, возникающие перед лицом, я отправился в обратный путь. До выхода из леса было рукой подать. Впереди уже отчётливо маячили стволы крайних деревьев, когда вдруг мне показалось, что на моём пути, где-то наверху, среди утопающих в тумане крон, что-то шевельнулось. Не было ни шороха, ни скрипа. Просто осыпалось несколько жухлых листиков. Я остановился и пригляделся. Вроде бы ничего странного. Хотел было двигаться дальше, но вдруг увидел, как на дереве зашевелилась крупная ветка, согнулась, и замерла. Рядом ещё одна… Нет-нет-нет, этого просто не может быть. Это вовсе не ветки, а длинные, суставчатые лапы. На дереве сидел небывалых размеров паук, чьё тело я принял за обычный древесный нарост. Размером он был не меньше меня, и парализовал одним своим видом. Я с детства боялся пауков. Даже крошечный крестовик заставлял меня шарахаться в сторону. А тут такая громадина. На всякий случай, я осмотрел ближайшие деревья — нет ли там таких же, после чего стал осторожно отступать в сторону. Под ногой предательски хрустнула ветка. Паук дёрнулся, зашевелился, и начал медленно спускаться по стволу вниз головой. В тумане он выглядел совершенно неестественным, и от этого ещё более пугающим. Я подумал, что если начну убегать, то ещё сильнее привлеку его внимание, и он погонится за мной. Поэтому решил уходить не торопясь, и не издавая лишних звуков.

Паук совершенно спокойно спустился с дерева и последовал за мной. К счастью, он не набирал скорость, и я уверенно отрывался от него. Постоянно оборачиваясь, я видел как его очертания становятся всё более размытыми. Наконец, я выбежал из леса, и остановился возле перевёрнутого кузова самосвала.

Где я оказался? Местность незнакомая. Впрочем, когда я сюда шёл, было ещё темно. Но кузов этот мне явно не попадался. Должно быть, обходя паука, я просто отклонился в сторону. Нужно просто найти ориентир.

С надеждой хоть что-нибудь рассмотреть за туманным занавесом, я вскарабкался на кузов. Тщетно. Никаких намёков на СТО и будку возле моста. Обернувшись, я заметил выплывающий из тумана паучий силуэт, заторможено двигающий ногами-ходулями. Чего он ко мне привязался?! Идёт как привязанный!

Спрыгнув с кузова, я пошёл дальше. Впереди, из дымки вырос телеграфный столб. За ним пустырь обрывался, и начинался овраг. Я было обрадовался, что наконец нашёл верный путь. Но, начав спуск, замешкался. Край оврага оказался уж больно крутым и обрывистым, а внизу, на дне, хлюпала какая-то жижа. Ухватившись рукой за сухой пучок долговязого сорняка, я пригляделся повнимательнее. Болото. Иначе не назовёшь. Как я его миновал? Мой путь пролегал явно не здесь. В этой клоаке я бы попросту утонул. Да и моста поблизости не наблюдалось.

Из проржавевшей трубы, напротив меня, вывалился бесформенный комок грязи. Шлёпнувшись трясину, он поплыл в мою сторону. Я не смог понять, что это было такое. Нечто среднее между черепахой и крокодилом. Рассмотреть не успел, так как над плывущим ко мне существом внезапно захлопнулась створка огромной устрицы, немедленно погрузившейся в болотную жижу. Остались лишь пузыри, вырывающиеся на поверхность.

— Ну его к чёрту! Ни за что туда не полезу!

Елозя ногами по осыпающейся земле, я выкарабкался обратно, и чуть было нос к носу не столкнулся с преследовавшим меня пауком. Тот моментально растопырил лапы, приняв боевую стойку, от которой я едва не свалился обратно в овраг. Вильнув в сторону, я чудом увернулся от гнусной твари, и с заходящимся сердцем рванул по краю обрыва. Из-под ног тут же ушёл внушительный пласт земли, обрушившийся вниз с характерным всплеском и чавканьем. Хорошо, что я вовремя успел с него соскочить, в отличие от незадачливого паука, который, скрипя хелицерами, скрылся за краем образовавшегося провала. В панике, он начал цепляться лапами за осыпающийся грунт. Воспользовавшись ситуацией, я бросился бежать прочь от злополучного оврага.

Что-то подсказывало, что я бегу правильно, в сторону СТО, но в этот раз предчувствие подло обмануло меня. На самом деле я мчался в совершенно противоположном направлении. Ещё одной подлостью судьбы оказалась замаячившая впереди автозаправка, которую я принял за разыскиваемую шиномонтажку. Конечно, меня посещало подозрение, что находится она уж как-то слишком далековато, но я не стал заострять на этом внимание, потому что никаких других ориентиров у меня попросту не было.

Понять свою ошибку я смог только когда уже вышел на дорогу.

— АЗС. Зараза. Я пришёл не туда. Ну и куда мне теперь?

Вспоминая панораму города, наблюдаемую с крыши многоэтажки, я вспомнил, что видел эту станцию. Она была за поворотом, огибающим лесопосадки. Значит не так далеко я всё-таки упёрся. Это радует.

— Так, значит АЗС с этой стороны. Лес — позади. Соответственно, — водил руками я. — Идти мне надо в ту сторону.

Нужно было торопиться. Если Робин никого не найдёт, он вряд ли станет нас разыскивать.

Шёл я, почему-то, по обочине, хотя прекрасно знал, что машин здесь не будет. Наверное, просто привычка. Дорога начала изгибаться плавной дугой, что указывало на правильность выбранного направления. Где-то за этим поворотом должна находиться шиномонтажка. Потом останется перейти мост, и я окажусь в Смородинке. Подогреваемый уверенностью, я двигался быстрым шагом, в надежде поскорее покинуть это место. Я достаточно натерпелся. Как мне тогда казалось, на всю оставшуюся жизнь. Но Зона не хотела меня выпускать. Даже с приходом рассвета, кошмар продолжался.

Я не поверил собственным глазам, когда впереди меня появился тёмный силуэт, оказавшийся человеческой фигурой. Кто-то шёл впереди меня, в том же направлении. Шёл, едва волоча ноги, вытянув правую руку вперёд, словно ощупывал туман перед собой. Сначала я понадеялся, что это кто-то из моей группы, и припустил вдогонку. Но проступившие из тумана очертания заставили меня остановиться. Я разглядел абсолютно лысый череп, обтянутый сухой желтоватой кожей, разглядел рёбра, выпирающие из тощих боков, костистую вертикаль позвоночника. Это была скорее живая мумия, нежели человек. Или труп, выкопавшийся с кладбища. Истощённое существо ковыляло дальше по дороге, загребая ногами пыль. Одежды на нём не было.

Я поднял глаза вышел, и увидел мутные очертания антенной мачты станции техобслуживания. Мост был совсем рядом. Фигура дистрофичного незнакомца постепенно исчезала в тумане, и я уже решил было идти за ним, держась на приличном расстоянии, когда вдруг передо мной разыгралась ошеломляющая сцена. Словно тигр из засады, из придорожного кустарника выскочил гигантский паук, который легко свалил лысого путника с ног, и тут же отпрыгнул обратно в придорожные заросли. Это было похоже на какую-то странную игру.

Не уверен, был ли это тот самый паук, который преследовал меня от самого леса. Размеры, вроде бы, совпадали. Хотя, какая разница, тот, или не тот? Попадаться ему в лапы я не собирался, продолжая неподвижно наблюдать со стороны, что же будет дальше.

Пешеход протянул: 'А-а-а-а', и устало поднялся на ноги. Его качнуло. Он сделал пару шагов вперёд, пошатнулся, и продолжил путь, клонясь в правую сторону. Его правая нога перестала подниматься, и он просто волочил её, сойдя с дороги, и делая свой поворот всё более крутым. Тут мне всё стало понятно. Паук не играл с ним. Эта тварь успела его укусить. Как же быстро это произошло! Теперь жертва постепенно парализовалась, двигаясь прямо к хищнику.

Паук спокойно ждал, когда лысый доходяга подойдёт к нему. Дойти он так и не смог. Рухнул вперёд всем телом, повторив своё протяжное 'А-а-а'. Монстр осторожно потрогал его лапой, подошёл, и, нависая прямо над ним, начал деловито опутывать паутиной, ловко орудуя задними конечностями. Опутывал небрежно, как попало. Впрочем, это занятие было уже чисто символическим. Обездвиженная добыча всё равно никуда бы не убежала. Спустя несколько мгновений пеленание завершилось, и паук припал к получившейся 'куколке'.

— А-а-а-а, — раздалось оттуда. — А-а-а-а-а-а.

Голос напоминал мычание глухонемого. Он пробирал до костей. Шли минуты. Паук сидел в стороне от обочины, не шевелясь. Лишь иногда по его длинным лапам пробегала мелкая дрожь. На меня он не обращал никакого внимания. Был занят трапезой. Я решил этим воспользоваться, и проскочить мимо. Вышел на асфальт, чтобы не шуршать гравием, и крадучись пошёл вперёд, не спуская глаз с завтракающего созданья.

Жертва больше не издавала ни звука. Паук тоже словно окаменел. На меня не реагировал. Только бы пронесло, — крутилось в моей голове. Вот, они остались позади. Я облегчённо вздохнул, и наконец-то смог оторвать от них взгляд, но тут же вновь остолбенел. Впереди опять кто-то двигался. Три туманные фигуры шагали гуськом, направляясь мне наперерез. Их догоняла ещё одна, тянущая руку. Все четверо — такие же худые, лысые существа, напоминающие узников концлагеря. Что характерно, двигались они друг за другом, и каждый держал руку на плече впередиидущего. Догнавший колонну четвёртый ходок, так же ухватился за плечо последнего, и присоединился к цепочке. Вся эта странная процессия начала переходить дорогу прямо передо мной.

Кто это такие? Зомби? На некоторых сохранились лохмотья одежды. У двоих даже была обувь, изношенная до полной потери формы. Половую принадлежность существ опознать было невозможно. Сплошные кости, обвисшая кожа, да грязная ветошь. Не понимаю, что паук надеялся извлечь из такого доходяги?

Ходячие мумии миновали дорожное полотно, и уже начали пересекать обочину, когда я, осторожно обходя их по противоположной стороне, засмотревшись, не заметил камешка под ногой, нечаянно пнув его. Камень отскочил в сторону, и, подскакивая, покатился в сторону удаляющихся существ. Я замер от неожиданности, провожая его глазами, но сделать уже ничего не мог. Камешек подкатился к ногам последнего ходока, и остановился.

— Амо? — донеслось оттуда, и колонна встала как по команде.

Лысые головы начали крутиться по сторонам. Когда я увидел их лица, мне стало нехорошо. У них не было глаз. Глазницы заросли чем-то тёмным. Вместо носов зияли треугольные дырки. Челюсти странно двигались, словно пытаясь откусить кусок воздуха. Что за жуткие твари?!

— А-амо. А-а-а, — завыли они.

Колонна расцепилась. Теперь они крутились на месте, что-то выискивая. Что-то? Да ведь они искали меня! Не видели, но чувствовали, что я где-то рядом.

Первой мыслью было — рвануть вперёд, и бежать что есть духу. Полудохлые зомби не смогут меня догнать. Но стоило мне дёрнуться, как крайний мутант, который минуту назад едва волочил ноги, резво преодолел проезжую часть, преградив мне путь. Двигался он, как инвалид страдающий ДЦП, но при этом так быстро, что не оставлял никаких шансов проскочить мимо. Откуда такая прыть? Как такое возможно?!

Я попятился назад. Стало понятно, что чем быстрее я двигаюсь — тем быстрее они реагируют. Видимо, как-то засекают движение. Нужно было действовать. Я решил отбежать назад, чтобы оценить их способности, и по-возможности сбросить с хвоста. А потом спокойно обойти этот поганый участок стороной. Так и поступил. Развернулся, и ходу. При этом, абсолютно забыл про паука, который запросто мог на меня наброситься. В общем, повёл себя как полный болван, выживающий исключительно по принципу везения дураков.

Отбежав несколько десятков метров, я остановился и обернулся. Проклятье! Жуткие, ковыляющие уродцы спешили следом за мной на приличной скорости. Не успел я перевести дух, как они выскочили из тумана, и, размахивая конечностями, бросились ко мне. Одного из них, того, что бежал чуть в стороне, вдруг подбросило вверх, резко крутануло, как пропеллер, и со свистом разорвало на части, раскидав куски тела по сторонам.

Потом я узнал, что эта аномалия называлась 'Вертушкой Кориолиса'. Она носила редкую аббревиатуру МДЦ-17, и была одной из немногих блуждающих аномалий. То есть, постоянно перемещалась. 'Вертушки Кориолиса' представляли из себя бесконечно завихряющуюся точку пространства. Настолько крошечную, что увидеть её невозможно. Однако, центробежная сила у неё была столь чудовищной, что за какое-то мгновение раскручивала попавший в неё объект до тысячи оборотов в секунду, в результате чего, тело, угодившее в эту ловушку, буквально разлеталось в клочья.

Самым же гадостным в этой аномалии являлось то, что обнаружить её было в принципе невозможно. Никакие приборы её не засекали. И местоположение этой дряни обнаруживалось обычно уже тогда, когда кто-то в неё попадал. Отметить 'Вертушку' так же не представлялось возможным, из-за её кочевой сущности. Она могла оказаться где угодно. Утешало лишь количество подобных аномалий. Их действительно было очень и очень мало. Думаю, что не больше двух-трёх на весь город. За время своего пребывания в Иликтинске я сталкивался с ними всего два раза (один из которых описывается в данный момент).

В итоге, мне всё-таки удалось обнаружить способ их обнаружения. При приближении к 'Вертушке Кориолиса', начинаешь чувствовать, что тебя как бы тянет в сторону. Будто порыв ветра толкает в спину, хотя никакого ветра нет и в помине. В этой ситуации нужно резко бросаться в противоположное направление, и, когда притяжение ослабнет, обходить опасный участок как можно дальше. Впрочем, такой метод спасает лишь когда идёшь медленно и осторожно. При обычной ходьбе, и тем более при беге, миновать эту аномалию уже не получится.

Но я отвлёкся.

Итак, когда 'Вертушка' разорвала одного из преследователей, я припустил прочь с удвоенной силой. Как меня самого не занесло в эту ловушку — диву даюсь. Вообще, когда я вспоминаю свой тогдашний маршрут, я просто не могу поверить, каким образом вышел оттуда живым, не нарвавшись ни на одну аномалию, которые там были просто на каждом шагу. Что за Провидение вело меня через эти тернии, заставляя лавировать между смертельными участками, как зайца среди капканов? Не знаю, хоть убейте.

Вокруг был туман, и я бежал, в основном, вслепую. Меня больше пугало то, что наседало сзади, нежели то, что ждало впереди. Дорога выглядела ровной, никаких тварей на пути не попадалось. Скоро начался основной город. У дороги появился тротуар, а по обе стороны от неё теперь темнели серые кубы домов. Путь мне перечеркнул очередной шлагбаум. Это был блокпост, весь увешанный красными тряпками. Когда я миновал его, туман вдруг резко исчез. Это было просто невероятно. Представьте, идёт полоса проволочного заграждения, и ровно по ней тянется высоченная стена тумана, словно её отрезали гигантским ножом. С одной стороны КПП — густой туман, с другой — ясно, и светит утреннее солнце. Долго рассматривать это чудо мне не дали треклятые зомби. Их гнусные голоса 'Амо! Амо!' раздавались всё ближе. И спустя уже несколько секунд я вновь увидел за туманной стеной их дёргающиеся силуэты.

— Да когда же они отвяжутся?

Я побежал дальше. Теперь, когда туман остался позади, бежать было проще и спокойнее. Город, не смотря на запустение, казался вполне безобидным. Кроме меня, и воющих позади тварей, здесь не было никого. Надо было срочно найти, где спрятаться. Я уже выбивался из сил, в отличие от преследователей, которые, видимо, вообще не знали усталости. Вот тебе и доходяги. Добежав до первого перекрёстка, я свернул с основной улицы, пробежал ещё квартал, остановился, отдышался. Когда от угла противоположного здания отделились два кривых силуэта, я юркнул за угол, пробежал по узкому проулку между домами, перелез через мусорную горку, и выскочил во дворик. Пересёк его, и завернул в подворотню, а оттуда вышел на другую, незнакомую улицу. Обогнув газетный киоск, затем проследовал мимо магазинов и маленьких кафе — куда глаза глядят. Вскоре улицу перегородил внушительный пролом, из которого виднелись обломки водопроводных труб. Я прикинул расстояние и рискнул перепрыгнуть. Прыжок удался.

Далее вся улица лежала в руинах, словно здесь была бомбёжка. Дома по обе стороны выглядели полуразрушенными. Дорога завалена строительными обломками. Что же здесь случилось? Землетрясение? Кто теперь разберётся. Что характерно, за завалом улица опять была нормальной, и не имела существенных повреждений. Значит всё-таки не землетрясение. Какой-то точечный удар…

Оставив завал позади, я вышел к старенькому, но довольно крепкому на вид зданию цвета хаки, фронтон которого продолжал с гордостью нести вывеску с бронзовыми буквами 'БИБЛИОТЕКА ИМ. В.И.ЛЕНИНА'. Прямо напротив входа, недвусмысленным указателем, валялся человеческий остов с красной тряпкой, зажатой в окостеневшей руке. Прислушавшись к осыпающимся позади меня кирпичам, и звяканью раздавленного стекла, я сжал рукоять кукри сильнее, и, пригибаясь, короткими перебежками, добрался до библиотечных дверей. Они были здоровенными, дубовыми, и открывались с невероятным усилием. Нырнув в прохладный полумрак фойе, я тут же навалился на ручку, выполненную в виде львиной головы, и запер дверь за собой. В нос ударил сладковатый запах прелой бумаги. Я осмотрелся. Напротив чернел гардероб. В две стороны от него располагались двери, которые вели в детский и взрослый отделы библиотеки. Дверь взрослого отдела висела на одной петле, поэтому я прошёл в детскую часть. Подобрав с пола длинный обломок металлической полки, я тут же воткнул его в дверную ручку, соорудив примитивный засов.

Под ногами валялись разноцветные книги. Много книг. Видимо высыпались из развалившегося стеллажа. Обойдя столик библиотекаря, я тихонько выглянул в окно. Ага, а вот и мои преследователи. Две костлявые фигуры бродили возле библиотеки, взад и вперёд. Иногда они принюхивались, мычали, корчились. Но близко к зданию не подходили. Что им от меня надо? Когда они, наконец, уйдут?

Забравшись под стол, я начал обдумывать план своих действий, если лысые твари вдруг начнут ломиться в дверь, или через окна. К счастью, их было только двое, они безоружны, и с координацией движений у них явные проблемы. Это даёт мне шанс на победу. Несколько раз существа приближались к дверям, или окнам, но тут же отпрыгивали от них, как будто пугались чего-то. Осада длилась около часа. И мне уже казалось, что они вообще не уйдут. Но когда солнце выкатилось над домами, залив своими лучами поросшую травой улицу, зомби вдруг выстроились друг за другом, и побрели прочь, как слепой и поводырь.

Я понимал, что время ушло, и что я безнадёжно опоздал. Даже если Робин приезжал, то он уже понял, что все погибли. В том числе и я. Мне было жутко обидно и тяжело. Но на обдумывание дальнейших действий, сил моих уже не осталось. К тому же, ужасно хотелось спать. Когда твари ушли, вместе с ними меня покинуло и напряжение, дав волю только одному желанию — упасть и отключиться. И будь что будет.

С трудом поднявшись на скрипнувших коленях, я выбрался из-под стола, и прошёл в читальный зал, с сохранившейся табличкой 'Соблюдайте тишину!' Дальний стеллаж полностью сгнил, и книги из него насыпались на пол, образовав приличную горку. Там я и устроился, прямо на книгах. Положил под голову толстую газетную подшивку, и, не, выпуская ножа из рук, начал кимарить. Последнее, что мне запомнилось перед провалом в тяжёлое забытье, это странный нарост под потолком, в противоположном углу. Мне пришла в голову мысль, что эта пакость может быть опасной, но я отреагировал на неё с полным безразличием. Усталость навалилась всей своей тяжестью. Сознание помутнело, и больше я уже ничего не помнил.

Сколько я проспал — не знаю. Но явно не меньше семи часов. Солнце уже катилось к закату. Вот это меня вырубило!

Помню сквозь сон, что меня как будто кто-то трогал за лицо и за плечи. Спросонья, я отмахивался от этих назойливых прикосновений, продолжая видеть какой-то сон. Когда сознание начало возвращаться ко мне, я почему-то подумал, что нахожусь у себя дома. Разлепил глаза, начал моргать — ничего не пойму. Где я лежу? Что это за место? Когда воспоминания догнали мой пробуждающийся разум, я усиленно пытался цепляться за мысль, что всё это было лишь ночным кошмаром, и что я до сих пор, наверное, сплю. Но реальность оказалась жестокой. Я лежал на горке старых книг, под заплесневевшими стеллажами, в затхлой библиотеке. Совершенно один.

— Нет, нет, пожалуйста, не надо. Хватит. Я хочу домой.

Я понял, что вместо ножа, рука сжимает книгу. В панике, я начал шарить вокруг себя, и к счастью, обнаружил кукри рядом, под раскрытым журналом. Видимо скатился с моего лежбища. Тут же его подобрав, я уселся поудобнее, и начал думать.

Что теперь делать? Как выбираться? Пойти на периметр, и будь что будет? Убьют — так убьют. Всё лучше, чем сидеть здесь, среди кошмарных тварей, и смертельных аномалий. Надо собраться. Надо решиться. Боже, как же не хочется умирать.

Я сбился со счёта, сколько раз я проклинал себя за то, что остался здесь ночевать. Да что уж там говорить? Я ненавидел себя за то, что вообще сюда приехал! Как же меня угораздило?! Вдохновения не хватало, видишь ли. Не жилось спокойно. Припёрся.

Что же это за наросты под потолком? Уж не ульи ли? Вроде никто не гудит, и не летает. А на стеллажах-то вовсе не плесень. Какой-то красный лишайник, что ли? Опутал книги основательно, от пола — до потолка. Даже не люстре висят клочья этой причудливой поросли. Выглядит отвратительно и опасно. Но если оно не убило меня до сих пор, значит и не убьёт.

Где-то за стеллажом упала книга. От неожиданности я вскочил, удерживая нож обеими руками.

— Кто здесь?!

Никто не ответил.

— Эй!!! — крикнул я громче, постаравшись вложить в голос побольше угрозы и непоколебимости.

Опять тишина.

— Отлично. Если не хочешь выходить, я сам к тебе выйду! У меня нож, так и знай!

Конечно же, выходить из читального зала мне страсть как не хотелось. Я панически боялся встретиться с очередным представителем этого безумного мира. Но сидеть здесь, и дожидаться его было ещё страшнее.

Выйдя из зала, я осмотрелся. Никого. Тогда я свернул ко входу в лабиринт из книжных стеллажей. Полки здесь были так же завешаны красноватой дрянью, к которой я старался не прикасаться. Местами, между полками, словно лианы, протягивались толстые алые нити, которые я осторожно рубил кукри. После чего их обрубки болезненно скручивались в спирали.

Миновав сегменты 'А-Г' и 'Д-Ж', я дошёл до поворота. Что-то шевельнулось в соседнем проходе. Я быстро выглянул за угол, но успел увидеть лишь пару книг, упавших с полки в сегменте 'М-Н'.

— Выходи! — для острастки, я рубанул своим оружием корешки ближайших книг.

Стеллаж пошатнулся, и кто-то прошуршал мимо, прямо за ним. Там точно кто-то прятался.

— Послушай, если ты боишься, то… В общем, я тебе зла не желаю. Но если ты думаешь напасть, то лучше не пытайся! Я уже знаю, что ты здесь. Поэтому… Ну ты понял, — меня передёрнуло от ужаса. Голос пропал. Рука с ножом тряслась, как в лихорадке.

Незваный гость притих.

— Ладно, — отдышавшись, продолжил я. — Прятки — так прятки. Не обессудь.

Прошёл до конца межстеллажного прохода, перешагнул через уроненные незнакомцем книги, и, набрав в грудь побольше воздуха, выпрыгнул из-за угла.

Что-то мохнатое, довольно крупное, с шипением метнулось наверх, попытавшись перебраться через стеллаж. Из-под его лап посыпались книги. Взгромоздившись на верхнюю полку, существо едва втиснулось под потолком, и утробно зарычало.

Я не сразу смог разобрать, что это было. Просто комок муаровой, ощетинившейся шерсти, из которой таращилась пара жёлтых горящих глаз, над разинутой красной пастью. Но главное, оно боялось меня больше, чем я его. И это придало мне уверенности.

— Ты кто?! — строго спросил я, хотя понимал, что это животное мне ответить не сможет. — Что за зверь такой?!

От пристального взгляда, непрошенный гость отвёл глаза в сторону. Так делают кошки. В его облике вообще было очень много кошачьего: характерный розоватый нос, вибрисы, треугольные уши с кисточками. Для рыси, слишком пушистый. Да и морда не рысья. Что за кошак?

— Не бойся, я тебя не трону, — уже спокойнее продолжил я. — Давай, ты сиди там, если тебе так нравится, а я тихонько уйду. Договорились? Прыгать на меня не будешь?

Кот-мутант глухо зарычал.

— Всё, ухожу. Без нервов, дружище.

Я осторожно пошёл назад. Сидя на своём возвышении, существо неотрывно следило за мной. Выйдя из лабиринта, я подошёл к столу библиотекаря, и сел на стул. Ну, хотя бы кто-то в этом чёртовом городе не пытался на меня напасть. Впрочем, делить с этим зверем убежище я не собирался, и сразу не ушёл только лишь потому, что боялся зомби на улице.

Засов на двери был не тронут. Окна в библиотеке целы. Как же котяра сюда забрался? Вывод напрашивался сам собой. Он всё время был тут. Ещё до моего прихода. Это он прикасался ко мне, когда я спал. Брррр! Но он не причинил мне вреда. Значит он мне не враг.

— Эй, — позвал я. — Котик! Кис-кис-кис-кис.

Сначала было тихо, потом с полки посыпались книги, и мягкие лапы стукнулись об пол. Спрыгнул.

— Ки-иса-киса. Не бойся, киса. Где ты там? Выходи. Ты ведь хороша киса, правда?

В лабиринте послышалось шевеление. Я спрятал нож под столешницу, сильнее сжав рукоятку. Из-за полки осторожно сверкнул жёлтый фонарик глаза.

— Ки-ис-кис-кис, — продолжал звать я.

Зверь, постоянно останавливаясь и прижимаясь к полу, начал выходить из своего укрытия. Его спина была густо покрыта потолочной побелкой. Он действительно напоминал большого кота. Очень большого. Но строение его тела выглядело нетипично для кошки. Оно было сплюснуто не вертикально, как у кошачьих, а горизонтально — как у людей. При этом явно просматривался рудиментарный плечевой пояс и подозрительно человекоподобное строение передних лап с чрезмерно длинными для кошки пальцами. В общем, не кошка, а скорее кикимора.

— Господи… Кто же ты, чучело-мяучело? Что за химера? Жертва радиации? Вивисекции? Генетических экспериментов?

Чучело смотрело на меня и щурилось.

— Как мне тебя звать? Бегемот? Слишком мрачно. Барсик? Традиционно. Васька?

Существо выпрямилось на задних лапах, и стало вровень со мной. Неловко развернувшись, и при этом чуть не упав, оно потешно заковыляло в сторону книжных полок. Дойдя до полки, кот запустил под неё лапу и начал шарить. Пошарив немного, обернулся ко мне, и печально мяукнул, после чего принялся по-новой шурудить под полкой.

— Что ты там ищешь?

Стараясь не делать резких движений, я подошёл к нему. Он вновь посмотрел на меня взглядом, исполненным грусти.

— У тебя туда что-то закатилось? Дай-ка я посмотрю.

Он отодвинулся. Я опустился на колени, и принялся ощупывать пол под книжным стеллажом. Ничего. Только войлок пыли. Я согнулся ещё сильнее, и сунул руку дальше. Пальцы что-то нащупали. Ага, вот значит что он хотел. Лапы коротковаты. Затолкать сумел, а вот достать обратно уже не осилил. Эх, ты — горе-прятальщик.

Вместе с внушительным клубком пыли, я выудил из-под полки рваную, измятую книжку, от которой остались только корочки, с одной, чудом уцелевшей страницей.

Увидев книгу, кот благоговейно замурлыкал, и даже задрожал от счастья.

— Значит ты это искал? — я протянул ему находку. — Ну держи.

Счастливый кот вцепился в книгу обеими лапами, и начал скакать с ней по залу, радостно повизгивая. Я поднялся с пола, и растерянно наблюдал за ним. Что его так привлекало в этой книжонке? Может она валерьянкой пропитана?

— Так ты у нас книголюб, — я вздохнул и вернулся к окну.

За мутноватым стеклом была всё та же безлюдная улица. Ветер гонял пыль по выщербленному асфальту. Город-призрак, во всём своём фундаментальном запустении. Но теперь-то я знаю, что твоя пустота обманчива.

Обернувшись, я увидел своего пушистого знакомого, преданно сидящего напротив с книжкой в зубах.

— Ну и чего? — спросил я. — Что ты на меня таращишься? Хочешь, чтобы я тебе почитал?

Кот, совсем по-человечески взял книгу обеими руками, и сосредоточенно пялясь в страницу, промурлыкал: 'Ко-тя ко-тень-ка ко-ток'. Я чуть было не упал от неожиданности. Он разговаривал! Голос, правда, был больше похож на кошачье мурчание, но связки существа определённо выдавали членораздельные слоги.

— Ты? Ты говоришь? Ты это прочитал?! — я выхватил книжку из его лап, и там действительно было написано стихотворение 'Котя котенька коток, Котя серенький хвосток', а рядом была красочная иллюстрация, изображающая шагающего по дороге кота, в синих штанишках, красной русской рубашке, и с удочкой на плече.

— Ни фига себе! Ты умеешь читать! Ты кто вообще? Животное, или человек?!

Кот выхватил книжку, и повторил по слогам: 'Ко-тя ко-тень-ка ко-ток'.

Так у моего нового приятеля появилось имя.

Впоследствии я неоднократно пытался разговаривать с Котей, но говорил он очень мало. В основном повторял свою любимую строчку, как попугай. Мне даже начало казаться, что он, подобно пересмешнику, не понимает того, что говорит. Но я ошибся. Он всё прекрасно понимал.

Встреча со столь парадоксальным существом, конечно же, вызвала у меня бурю эмоций. Мне очень хотелось понять, разумен ли Котя? Но усиливающаяся жажда заставляла задуматься о более насущной проблеме. Где взять воду я понятия не имел. А почему бы не спросить у местного жителя?

— Вода, — сказал я Коте. — Понимаешь? Вода. Пить. Где?

Он повернул голову на бок, и проворковал: 'Ко-тя ко-тень-ка ко-ток'.

— Блин… Во-да! — я сложил ладони лодочкой, поднёс их к лицу, и изобразил, что лакаю.

— Пи-и-и-и, — протянул Котя.

— Да, да, да! Умница. Пить. Хочу пить. Где? Покажи.

Кот сорвался с места, и кинулся к двери. Я за ним. Выдернул засов. Вместе мы вышли на улицу. Я на всякий случай держал наготове кукри. Мой проводник решительно осмотрелся по сторонам, и, прижимаясь к стене здания, потрусил вдоль по улице.

— Надеюсь, ты меня правильно понял, — пробормотал я, припустив за ним.

Котя знал, что делал. Он двигался по какому-то невообразимому маршруту, ломанными линиями. Словно путал следы. (На самом деле, обходил аномалии, это я потом уже понял. Усатый прохвост каким-то образом умел их обнаруживать). Я держался за ним след в след, стараясь не отставать. Шли мы достаточно долго. Я не успевал смотреть по сторонам, и окончательно потерял визуальные ориентиры. (Ещё одна непростительная ошибка). Иногда на пути попадались человеческие останки. Особенно запомнилась удивительная аномалия, похожая на миниатюрный смерч, кружащий на одном месте. Внутри вихря крутился человеческий череп и несколько костей, отшлифованные песчинками до безупречной белизны. Таких 'чёрных меток' я встречу ещё немало.

Котя провёл меня мимо стройки, с колоннадой свай, возвышающихся из бурьяна, и остановился, подозрительно вздыбив шерсть.

— И куда дальше?

— Урррр, — прорычал спутник.

Я поднял голову, и тревожно произнёс: 'Мать моя. А это что за капище?'

Среди кустов, вокруг нас торчали длинные жерди, с нанизанными на них телами мёртвых существ. В основном это были твари, похожие на собак. Но среди них я так же заметил человекообразное существо, покрытое грязными волосами. С людьми его роднило только строение фигуры. Во всём остальном же, оно напоминало то ли сильно опустившегося дикаря, то ли хорошо развитую обезьяну.

Некоторые тела успели разложиться до костей, другие, судя по виду, погибли относительно недавно. Было понятно, что подобную 'выставку' могло устроить только существо наделённое интеллектом. Дикий зверь не стал бы насаживать свои жертвы на колья.

— Кто мог это сделать? Как думаешь, Коть? — обратился я к своему провожатому.

Тот молча принюхивался.

— Знать бы, что за охотник тут отметился? Вдруг человек? Кто-нибудь из выживших горожан? А может уцелевший мародёр? Или же это те зомбаки постарались? Они могли…

Котя фыркнул, и засеменил дальше.

— Уверен, что нам стоит заходить на эту территорию?

Кот не обращал на мои слова никакого внимания. Он уверенно направлялся к разрушенному зданию, у которого полностью развалились верхние этажи. Подобраться к строению было не так-то просто, из-за завала, образованного обломками стен и бетонных перекрытий. Отовсюду торчали стёкла, металлические штыри, палки с гвоздями. Нужно было двигаться очень осторожно, чтобы ни на что не напороться.

Пока я лез по этим руинам, мне пришла в голову мысль, что это не просто остатки развалившегося здания. Создавалось впечатление, что над ними кто-то специально поработал, создав из обычного мусора добротный укрепрайон. Действительно, с наскока этот участок не взять. Ноги переломаешь. А то и налетишь на какую-нибудь острую палку, или металлический стежень.

Взабравшись на гору битого кирпича, перемешанного с отопительными радиаторами и кусками сгнившей мебели, Котя вытащил свою книжку изо рта, и поднялся на задние лапы.

— Куда ты завёл меня, 'Иван с усами'? — окликнул я его.

Он обернулся.

— Пи-и-и-и.

— Где вода? Где? По-моему мы с тобой говорим о разных вещах…

Котя вновь взял книгу в зубы, и скатился с горки куда-то вниз, под стену захламлённого первого этажа.

— Эй, ты куда?! — балансируя руками, и стараясь не упасть, я поспешил за ним.

Под горкой наблюдалась лестница, уходящая прямо под фундамент. Когда я спустился к ней, то обнаружил замаскированные окна полуподвального помещения. Значит цокольный этаж здания уцелел. Лесенка вела к его двери, и была заботливо расчищена. Котя уже сидел внизу, под дверью, и многозначительно глядел на меня.

— Похоже на чьё-то жилище. Полагаешь, что хозяин будет рад нашему визиту? Что-то я в этом сомневаюсь.

Кот вытянулся, и, положив на дверь передние лапы, выгнул спину. Жажда терзала меня уже со всей основательностью, поэтому я не стал долго раздумывать. Спустился по лестнице, и потянул дверную ручку. Как ни странно, дверь была не заперта. Из тёмного помещения мне в лицо пахнуло чем-то гниловатым.

— Эй, есть кто живой? — крикнул я туда. — Можно войти?

Эхо гулко вернуло мой голос обратно.

— Похоже, что хозяев нет дома. Ну что ж, надеюсь, что они не вернутся, — Я покосился на бледнеющее вечернее солнце, и шагнул в полумрак помещения. Лицо влепилось в невидимую паутину. Я машинально сорвал её, со звуком тончайшей струны, и тут же закашлялся, когда вместе с сорванной паутиной, в воздух взметнулись фонтаны потревоженной пыли. Похоже, что хозяев здесь не было уже очень давно…

Скупой свет, косыми слоями, проникал в тесную клетушку, через щели в заколоченных окнах. Я внимательно осматривал обнаруженное убежище, продолжая чихать и покашливать. Котя чихал со мной наперегонки. Забавно, по-кошачьи. 'Пфф! Пфф!'

— Да будь здоров! — воскликнул я. — Ну и пылища же здесь! Ффух. Кошмар.

— Пи-и, — кот подбежал к холодильнику, белеющему в углу помещения, и царапнул его когтями.

— Что у нас тут? — я открыл холодильник, и увидел алюминиевую флягу. — Ну-ка, ну-ка.

Фляга была тяжёлой и булькающей.

— Надеюсь, что тут не бензин.

Крышка была завинчена как следует. Мне удалось её провернуть только с помощью подобранной тряпицы. Понюхал горлышко.

— Неужели?

Отпил немного. Действительно вода. Немного застоявшаяся, но вполне пригодная для употребления. Не в силах больше терпеть, я с жадностью напился. Котя, глядя на меня, облизнулся. Я налил ему воды в найденную рядом плошку, и он принялся лакать.

Конечно же, было немного страшно пить эту воду. Кто знает, какая зараза в ней могла обитать. Но в тот момент я был готов выпить любую отраву, лишь бы утолить свою жажду.

Мы сидели в своём новом убежище, и молчали. В горле у меня першило. Но это было не от воды, а от проклятущей пыли. Я пару раз пытался прополаскивать горло, но это не помогало. За окнами постепенно темнело.

— Скоро тут будет совсем темно, — наконец произнёс я, не в силах терпеть продолжительную тишину. — Через пару часов наступит ночь, и опять повылазят всякие твари. Значит, нам нужно остаться здесь до утра. Место тут вроде надёжное. Вода есть. Авось, продержимся ночку… Вот только в темноте сидеть не охота. Слушай, может тут керосинка какая-нибудь завалялась? Давай-ка поищем?

Поднявшись со стула, я подошёл к столу возле окна. Открыл его ящик. Покопался там немного, и с радостью обнаружил коробок. Потряс около уха — шебуршит.

— Котька, живём! Кажется я нашёл спички… О, да тут полкоробка! Спасибо тебе, незнакомый хозяин. Осталось только свечи отыскать для полного счастья. Не костёр же нам разводить.

Вынув одну спичку, я чиркнул ей по ребру коробка. Пахнуло серой, и спичка вспыхнула ярким огоньком. Её свет причудливо отразился от стен. Я даже испугался немного, и быстро затушил пламя. Но отблеск всё равно остался. Стены впитали свет, как губка, и теперь излучали мутное, люминесцентное свечение. Подойдя к стене, я пощупал её. Обычная стена. Немного скользкая, словно покрытая тончайшим слоем воска. Именно это маслянистое напыление и светилось.

Я зажёг вторую спичку. Стена засветилась ярче, большим зеленоватым пятном. Поднёс огонёк поближе — свечение усилилось, а пятно расползлось ещё шире. Начал водить горящей спичкой вдоль стены, и словно разукрашивал её светом. Поразительный эффект. Вскоре в каморке стало светло, как от небольшой люстры. Температура начала расти. Я подумал, что вместе со светом так же излучается тепло, но пощупав стену, обнаружил, что она прохладная. Потрогал свой лоб, и нечаянно сковырнул свежую коросту. По лицу заструилась кровь. Заметив трельяж с уцелевшим зеркалом, я подошёл к нему, и посмотрел на своё отражение.

Ёлки-палки! Неужели это я?! Весь грязный, волосы всклокочены, на лбу здоровенная гематома, горизонтально рассечённая чем-то острым (результат столкновения с подвальным воздуховодом), по носу, к губам стекает раздваивающийся ручеёк крови. И всё-таки удачно я в подвале тюкнулся. А то бы лоб так заплыл, что глаза бы сейчас открыть не смог. А так, хотя бы, обычная шишка. Впрочем раздуло её не слабо, из-за чего я стал похож на хмурого троглодита.

На щеках алел яркий румянец. Всё-таки у меня жар. Не хватало только заболеть.

Я вытер кровь, покашлял немного, сел в кресло. Котя тут же пристроился рядом.

— Что-то мне фигово, дружище, — я погладил его по голове. — Кстати, я же тебя так и не поблагодарил за то, что ты воду нашёл. Спасибо. Как тебе это удалось? И на таком расстоянии. Или ты знал? Эх, Котя, не с этой ли водички меня так температурит? Чую, что заразу какую-то подхватил. Ты-то как себя чувствуешь?

Кот громко чихнул.

— Будь здоров. Ладно, авось оклемаюсь. Смотри как светло вокруг стало от стен. Они фосфором, что ли, смазаны? Давай ка с тобой почитаем кое-что.

— Ко-тя ко-тень-ка ко-ток.

— Не-ет. У меня тут есть кое-что поинтереснее, — я достал из кармана свёрнутые листочки бумаги. — Вот. По-хорошему, конечно, надо бы взять блокнот, и записать всё, что я пережил. Но у меня так болит голова. Поэтому будем читать.

Я развернул листок. Это были сводки по аномалиям, которые мне передал Робин. Естественно, у меня раньше не было времени с ними ознакомиться. Теперь же я с интересном изучал их, стараясь запоминать на будущее.

Чего здесь только не было. Список содержал сто сорок шесть различных аномалий, с аббревиатурами, названиями, и характеристиками. Некоторые описания просто ошарашивали. Например, некая 'Катапульта', которая подбрасывает жертву на высоту до восьмидесяти километров, со скоростью, превышающей звуковую. Результат такого полёта описывать нет смысла. Или 'Шредер' — по-истине адская ловушка, замаскированная в асфальте. Сначала в ней увязают ступни, после чего оковы застывают, измельчая живую плоть, а через несколько минут перемолов стопы, опять размягчаются и заглатывают ноги жертвы чуть выше. И так постепенно, пока всё тело не будет 'прожёвано' от пят — до макушки. Выбраться можно только если вовремя отгрызёшь себе ноги.

В общем, что не аномалия — то неописуемый ужас. Пока я читал, моё состояние ухудшилось. В глазах всё начало расплываться. Внутри головы словно работал ядерный реактор. Со лба тёк пот, перемешанный с сукровицей. Кашель становился всё суше и болезненнее. Нос заложило.

— Мне всё хуже и хуже. По-моему, я заболел…

Котя лизнул мою руку.

— Я весь горю. Внутри словно костёр развели. А в горло как будто толчёного стекла насыпали. Что же это такое? Какой-то вирус… Наверное, надо поискать лекарства. Нужны антибиотики, или что-нибудь… Что-нибудь…

Я закашлялся. При этом меня едва не вывернуло наизнанку.

— Что-то в воздухе. Или это вода? Плохая вода…

Где-то наверху скрипнула половица. Из трещин в потолке высыпалось немного побелки. Котя напрягся и заворчал.

— Кто там? Кто там ходит? — меня уже начало лихорадить.

— Ш-ш-щуш, — прошипел кот. — Щушой.

— Чужой? Кто чужой?

— Ух-х, ух-х-х! У-ухх-ходить! — Котя схватил свою книжку и бросился к двери.

— Подожди, — я попытался встать, но жестокая слабость свалила меня на пол.

Колени тряслись, всё тело прошиб обильный пот. В глазах помутнело, и я вновь начал яростно кашлять. Приступ был такой сильный, что я, неосознанно схватив с пола кусок красного кирпича, раскрошил его в руке.

Котя отчаянно царапал дверную обивку. Качаясь и хрипя, я дошёл до него и открыл дверь. Но вместо того, чтобы выбежать на улицу, кот вдруг выгнулся дугой, и отпрыгнул куда-то назад. Меня же уличная прохлада немного освежила, дышать стало полегче, и я решил выбраться на поверхность.

Ступени преодолевал с большим трудом. Казалось, что я тащу на себе мешок камней. Выбравшись из полуподвального склепа, жадно вдохнул сумеречный воздух, и чуть не упал, повалившись спиной на стену. Глаза наполнились липкими слезами, похожими на гной. Я протёр их, и увидел прямо напротив себя чей-то стройный силуэт. Сначала мне показалось что это галлюцинация. Уж больно неподвижной была фигура. Разглядев её детали, я лишь утвердился в подобной мысли. Такого просто не могло быть. Здесь, в Иликтинске.

Метрах в десяти от меня, поставив ногу на массивный обломок стены, стояла молодая девушка. Её лицо скрывала сплошная дыхательная маска с тонированным стеклом. Из-под масочных ремней, по бокам головы торчала пара нелепых белобрысых хвостиков, как у школьницы. Незнакомая особа была одета в тёмную безрукавую рубашку и короткую юбку. На ногах были туристические ботинки, а на локтях и коленях — щитки, как у роллерши. Но, что самое главное, на бёдрах у блондинки крепилось оружие: маленький топорик и настоящий охотничий нож.

Кстати, фигура у неё была отличной. По крайней мере так мне казалось в сгущающихся сумерках.

— Привет, — поздоровался я.

Она не ответила.

— Ты кто?

Вместо ответа, девчонка легко провела рукой вдоль левого бока, будто хотела стряхнуть пыль, но когда её рука остановилась, я увидел, что в ней зажат топор.

— Эй, эй! Ты чего?! Слушай, давай без вот этого, ладно? Мы же с тобой разумные люди.

— Люди? — незнакомка уверенно двинулась в мою сторону, с топором наперевес.

— Не подходи! Ты! Сумасшедшая! — я подхватил кусок кирпича, и замахнулся. — Я брошу! Ещё шаг, и я брошу!

Но она продолжала идти. Тогда я размахнулся, и запустил в неё кирпичом. Молниеносно выбросив правую руку вперёд, девица схватила кирпич прямо перед своей головой, и остановилась. Вот это реакция! Я даже не заметил, как она это успела. Пальцы разжались, и кирпич упал ей под ноги. Перешагнув через него, она продолжила двигаться ко мне.

— Чёрт… Чёрт! — я метнулся к двери. Упал, покатился по ступеням.

Внизу, чуть ли не ползком преодолел порог, закрыл дверь и упёрся в неё обеими ногами. Но не успел язычок замка клацнуть, как дверь сотряс безумный удар, едва не переломавший мне конечности.

От мощного толчка меня отбросило вглубь комнаты. Отталкиваясь от пола руками и ногами, я отползал дальше, в ужасе глядя на распахнутую дверь, в которой чернела ведьма с топором.

— Убирайся! Оставь меня в покое! Что тебе надо?! — причитал я, пытаясь вытащить кукри.

Она, неслышно ступая, приблизилась ко мне, глядя сверху вниз. Я видел своё искажённое лицо в глянцевом стекле газовой маски, и слышал странное дыхание пришелицы, выдаваемое хлюпаньем мембраны на фильтре. Отрывистое, с продолжительными интервалами. Люди так не дышат.

К тому же, вблизи я сумел рассмотреть жуткую особенность незваной гостьи. Её кожа была с синим отливом, как у трупа. Ещё один зомби? Но она не похожа на тех, что гнались за мной сегодня утром. Те были тощие, практически голые. А эта — хоть и худая, но не измождённая. И одета не в лохмотья, а в обычную одежду.

Кукри наконец-то был извлечён, и я направил его на злодейку.

— Отойди!

Совершенно непринуждённым, но чётко поставленным ударом, она вышибла оружие из моей руки.

— Хороший брат, — она перевела взгляд на улетевший нож. — Теперь мой.

— Ты больная, да? Убери топор, — я закашлялся.

— Я больная? — она усмехнулась. — Уверен?

— Оставь меня.

— Не могу. Грибник мне тут не нужен.

Присев на одно колено, девушка прицелилась топориком прямо по моей шее. Я зажмурился. Сил на сопротивление не осталось. Будь что будет.

Тут, откуда-то сверху, большим тяжёлым клубком прямо на меня свалился Котя. В очередной раз продемонстрировав чудеса невиданной реакции, незнакомка успела отскочить в сторону, и выхватить нож, удерживая его обратным хватом. Котя зловеще зарычал, выгнув спину дугой.

— Ты? Здесь? — произнесла озадаченная гостья. — Вот это — удача.

— Р-р-р-р! — ответил мой защитник.

— Спокойно, милый, — она медленно убрала своё оружие, и стала что-то вытаскивать из кармана. — Я не хочу причинять тебе вред. У меня кое-что есть для тебя. Вот.

В руке незнакомки появился сморщенный кусочек чего-то похожего на хозяйственное мыло.

— Вот. Это твоё. Возьми.

Котя и не думал подходить. Лишь надулся ещё сильнее.

— Лови, — девица подбросила 'мыло' к нему.

Кот принюхался. Я чувствовал, что предмет его интересует. Вероятно, это было какое-то лакомство. Но стойкости ему было не занимать. Он продолжал стоять между нами в боевой позе.

— Не берёшь уати? — поразилась коварная соблазнительница. — Как такое возможно? Элгеры от него без ума. Что с тобой не так, милый?

— Отвали от моего кота, ты, сволочь! — прикрикнул я, и тут же, задохнувшись, вновь начал кашлять.

— От кота? От твоего? Да что ты вообще понимаешь? — она выпрямилась. — Странно. Нетипично. Элгер и… Это? Что же ты в нём нашёл? Фетиш? Исключено. Живая форма не подходит для элгерского фетиша. Тогда что?

Тут она заметила котину книгу, валявшуюся прямо между ними. Видимо их взгляды совпали, и она всё поняла. Одновременно, они оба рванули с места. Незнакомка оказалась быстрее, выхватила книжку прямо из-под когтистой кошачьей лапы, и отпрыгнув на безопасное расстояние.

— А вот и фетиш, — самодовольно констатировала она. — Ну что, милый, теперь играем по моим правилам? Оставь этого мертвеца, и идём со мной.

Котя опустил голову, но с места не сдвинулся. Я чувствовал, как внутри него шла настоящая борьба. Книжка была ему безумно дорога. Но он почему-то оставался со мной.

— Как хочешь. Тогда я забираю это, и ухожу, — девица пожала плечами, и вышла из комнаты.

— Ко-тя ко-тень-ка… Ко-ток, — пробормотал кот.

На его глаза навернулись огромные слёзы. Он плакал как человек.

— Не расстраивайся, дружище, — я погладил его. — Мы найдём тебе новую книжку. Ещё лучше. Я лично всю библиотеку перерою. А хочешь — найдём такую же, только целую? И вместе будем читать. Хочешь?

Котя уткнулся носом в передние лапы.

— Вот же тварь. Откуда она такая взялась? — я начал мучительно подниматься на ноги. — Кто она? Хозяйка этого убежища?

Подобрал кукри и без сил упал в кресло. Кашель вновь начал меня душить.

— Угадал, — послышался знакомый голос, искажённый фильтром. — Это мой бывший дом. А теперь — охотничья сторожка. Временно законсервированная. Ты проник в неё.

— Ну, извини. Ты бы хоть, что ли, табличку повесила 'не входить'. Да тут даже дверь была не заперта. Откуда я мог знать?

— Ты из другого мира. И говоришь о другом мире, — фигура девушки показалась в дверном проёме. — О мире, где нужно запирать двери, чтобы в них не входили.

— Отдай книжку, ведьма бессердечная. Видишь, он плачет.

Она перевела взгляд на унылого Котю.

— Парадокс. Ты предпочёл своему фетишу его. Так не бывает. Это неправильно. Вот, возьми обратно, — рука с книгой протянулась к коту. — И прости меня.

Котя недоверчиво смотрел на неё около минуты, потом бочком подошёл, и, резко выхватив книжку, вернулся ко мне.

— Не убегай. Ты должен пойти со мной. Так нужно. Так нам обоим будет лучше. Так ты будешь жить, — уже совершенно мягким, почти умоляющим тоном обратилась к нему незнакомка. — Ведь он скоро умрёт. Ты знаешь. И ты умрёшь. А я не хочу, чтобы ты умирал.

— О чём ты говоришь? Почему это мы умрём? — вклинился я. Но мои вопросы остались без ответа.

— Иди со мной. Пожалуйста.

Котя демонстративно отвернулся. Девушка протяжно вздохнула. Постояла немного, а потом подошла ко мне. Я приготовил кукри, хотя уже знал, что не смогу ей противостоять.

— Ты хочешь жить? — строго спросила она, приблизив непроницаемое забрало маски к моему лицу.

— Что за вопрос? Конечно хочу.

— Тогда поднимайся, и иди за мной.

— С какой это стати? Я не знаю, куда ты меня хочешь отвести. Ты какая-то неадекватная. Десять минут назад вообще собиралась мне голову оттяпать.

— Я бы и сейчас это сделала, будь моя воля. Но он без тебя не пойдёт.

— Кто? Котя? Тебе нужен Котя?

— Это элгер. И он важен. Чрезвычайно важен. И я его получу.

— Да пошла ты. Чокнутая. Хочешь убить меня — убивай.

— Мне не нужно этого делать. Тебе осталось жить не больше часа. Вообще-то, ты уже должен быть мёртвым. Я не ожидала найти тебя живым. Видимо, споры не успели созреть.

— Какие споры?

— Когда входил — сорвал паутину?

— Да, вроде бы. И пыль полетела.

— Это не пыль. На входе была ловушка. И ты в неё попался.

— Какая ловушка? Не понимаю.

— Я поставила её. Небольшой выводок оловянных пауков, плюс две грибницы грибов-пыхтунов. Оловянные пауки плетут особо прочную паутину, которую проще оторвать от стены, нежели разорвать. Грибы-пыхтуны растут быстро. Главное дверные косяки водой хорошенько смочить. Ну а потом, всё просто. Паутина срывает шляпки подсохших грибов, и те выстреливают споры. Затем, в зависимости от размеров и от стадии созревания спор, у жертвы остаётся времени от пяти минут — до восьми часов. И всё. Она умирает. А уже через сутки превращается в 'грибника'.

— Так вот почему ты в дыхательной маске.

— Мой организм так же уязвим, как и твой. Хоть я и умею перераспределять энергию. Элгер тоже это умеет, поэтому он проживёт дольше тебя. Но всё равно погибнет.

— Нас можно спасти?

— Не знаю. Времени прошло много. Но я попробую.

— Подожди… Объясни, как…

— Я больше не буду ничего объяснять. Скоро наступит темнота. Нужно срочно возвращаться домой. Я ухожу. С вами, или без вас. Если хотите жить — не отставайте.

Мне очень не хотелось идти за этой странной дамочкой. У неё явно было не всё в порядке с головой, и я прекрасно понимал, что жив только благодаря Коте, который почему-то был ей нужен позарез. Жизнь висела на волоске, но в те мгновения я уже ничего не боялся. Даже смерти. Я устал бояться, как мышонок, измученный кошкой. Безразличие овладело мной полностью. Единственное, что заставило меня оторваться от стула, и стиснув зубы отправиться к выходу, было воспоминание о матери. Там, в моём мире, я был ещё кому-то нужен, значит, я должен был вернуться домой. Понимание этой ответственности, усилило боязнь смерти. На меня нахлынула паника, придавшая второе дыхание.

Я выбрался из убежища. Вокруг было уже темно, но до наступления полного мрака время ещё оставалось.

— Эй! — простонал я, увидев фигуру на краю завала. — Подожди.

Она сбавила скорость, но не остановилась. Постоянно опираясь на руки, я сполз с груды обломков, и, не разгибая спины, держась за больную грудь, как мог, поспешил за ней. Состояние быстро ухудшалось. Я ничего не видел, кроме шагающего впереди силуэта, который невозможно было догнать. Мышцы слабели, суставы отказывались гнуться. Ноги переставали держать меня, и я полз по стене, как пьяница. Стена неожиданно завершилась, и я, потеряв точку опоры, упал. Подняться сил уже не было. Лёжа на спине, я наблюдал, как спасительный образ, перевёрнутый вверх тормашками, растворяется в сумерках.

Всё. Конец…

— Ты невыносим.

Над головой поплыло моё отражение в зеркале дыхательной маски.

— Поднимайся.

Я попытался пошевелиться, истратив на это остаток своих сил. Крепкие руки ухватили меня за плечи и втащили в полное небытие. Вокруг сомкнулась непроглядная тьма.

Молния прорезала сознание от края — до края. Первой мыслью было ощущение, что мне в нос вогнали раскалённый прут до самого затылка. Я отчаянно хватанул воздух. В глазах расплылись круги, и из-под них, как из-под воды выплыло лицо в маске.

— Дыши, — откуда-то издалека донёсся голос. — Глубже, глубже дыши.

Под нос уткнулось что-то скользкое, и в ноздри шибанул острый, обжигающий запах. Разум слегка прояснился, словно кто-то крутанул динамо-машину, заставившую вспыхнуть маленькую лампочку в моей голове.

— Не отключайся. Вот, держи, — цепкие пальцы схватили мою руку и вложили в неё кусочек чего-то влажного. — Когда будешь отключаться — нюхай. Понял?

Я усиленно пытался сфокусировать расплывающееся зрение.

— Понял?! — настойчиво повторил голос.

— Д-да…

— Хорошо. Пока я буду готовить лекарство, ты должен держаться.

Маска уплыла от меня, открыв вид на серый потолок.

— Что это? Нашатырь?

— Не совсем. Выжимка из мускусных желёз феродона. Пахнет ужасно, зато отлично приводит в чувства. Твоя иммунная система сопротивляется. Это хорошо. Споры были незрелые. Поэтому ты не умер сразу. Дозревать им приходится уже в организме.

— Ты сможешь меня спасти?

— Откуда же я знаю? По-идее, ты должен был умереть, не успев сделать и трёх шагов за порог. Но я установила ловушку всего неделю назад. А для полного созревания грибам необходим месяц. Ну, хотя бы, недели две, — собеседница начала стучать какими-то плошками.

— И часто кто-нибудь попадается в эту западню?

— Практически никогда. Звери чувствуют присутствие спор в воздухе, и не приближаются к грибницам.

— А такие как ты?

— Хм-м. Такие как я, пока что, не хотят со мной связываться. Поэтому на мои владения не заходят.

— Ты сказала, что звери чувствуют споры. Почему тогда Котя привёл меня в твоё жилище?

— Вы ведь искали воду, верно? Он учуял запасы моей воды, и привёл тебя к ним. У элгеров хорошо развита устойчивость к воздействию спор грибов-пыхтунов. Наверное поэтому он их проигнорировал. Меня волнует другой вопрос. Почему он остался? Ведь чем больше он дышал спорами — тем сильнее получал заражение. Но он остался с тобой. Как будто бы на собственную жизнь ему было наплевать.

Голос начал удаляться. Голова закружилась, и я почувствовал, что теряю сознание. Быстренько поднёс к верхней губе скверно пахнущий предмет, ударивший мне по мозгам, и вновь вернувший к жизни.

— Так. Тут всё готово. Открой-ка рот, — мне в губы ткнулся листок бумаги, сложенный желобком.

— Что это?

— Проглоти. Не жуй. Старайся сглотнуть разом.

Я открыл рот, и мне на язык с шуршанием посыпался пресный порошок, похожий на крупный песок. Постарался проглотить, но поперхнулся. Порошок частично вылетел изо рта, прямо в маску моего лекаря.

— Ты что, глотать разучился?!

— Дай запить хотя бы!

— Нельзя! Никакого запивания. Только слюна. Вот, давай повторим. И в этот раз глотай нормально, — она вновь ткнула мне в зубы листочек с порошком.

На этот раз я собрался с силами, и проглотил почти всё. 'Песок' противно заскрипел на зубах.

— Теперь хорошо. Но это не всё. Приподнимись, — под мою спину начала протискиваться её рука. — Ты должен сесть. Иначе не получится.

— Не могу я…

— Можешь!

На пределе сил, подталкиваемый упрямой рукой врачевательницы, я поднялся на своём ложе. Передо мной появился поднос с двумя маленькими горками жёлтого порошка.

— Вдыхай.

— Как?

— Правой и левой ноздрёй, поочерёдно.

— Это что за дрянь? Кокаин, что ли?

— Вдыхай, без вопросов!

Я склонился к подносу. Зажал пальцем левое крыло носа и правой ноздрёй сделал глубокий вдох. Ощущение было такое, словно я втянул полный нос пыли. Слизистая зачесалась.

— Не чихай! Перетерпи!

Я зажал нос рукой, и не чихнул.

— Так. Теперь вторую…

— Да что же это…

Я повторил столь неприятную процедуру, и наконец-то смог повалиться обратно на лежанку. Мерзкая пыльца ощущалась везде: в гортани, в лёгких, и даже в глазах. Хотелось прочистить нос и откашляться, но лекарша не позволяла.

— Ну всё. Пока отдохни.

— Что ты мне дала?

— Лекарство. Через несколько минут начнутся неприятные ощущения. Внутренний зуд, лёгкие спазмы, сильное першение в горле. Это нормально. Значит процесс идёт успешно. Теперь не бойся отключаться. Можешь поспать, если получится.

— Где Котя?

— Он рядом. Я дала ему лекарство. Дела у него лучше, чем у тебя.

— Господи, когда же наступит конец этой муки?

— Терпи.

Мне на лоб легла мокрая тряпочка. Я закрыл глаза. Казалось, что меня обмотали раскалённой сеткой. Голова раскалывалась, а дыхание вызывало сильную боль. Тем не менее, я так устал от мучений, что сумел забыться тяжёлым, полубредовым сном. Сколько спал — не знаю. Проснулся от чудовищного озноба, укрытый ватным одеялом. В горле словно ворочался ёжик. И по всему телу расползались подозрительное покалывание и чесотка. Зато голова уже не болела, и сознание было более ясным.

— Ну, как ты? — подошла ко мне незнакомка.

— Получше. Немного. Знобит только.

— Это скоро пройдёт.

— Почему ты не снимаешь маску?

— Ты всё ещё выдыхаешь споры, к тому же их много на твоём теле, и на шерсти элгера. Инкубационный период длится около суток. Потом споры переходят в микофазу, и перестают быть опасными. Тогда мне можно будет снять маску.

— Я выживу?

— Теперь я почти уверена в этом. Хотя шансов было немного. Я никогда не пробовала останавливать эндомикоз на такой глубокой стадии. Ты крепкий.

— Ты говорила про какого-то 'грибника'.

— Ну да. Если бы я не успела, ты бы им определённо стал. Развиваясь внутри твоего тела, споры постепенно превратили бы тебя в грибницу. Из твоего почерневшего трупа повылазили бы мерзкие грибы, разбрасывающие споры при приближении любого живого существа. Опасная штука. После появления 'грибника', вокруг него заражается довольно крупная область. Поэтому я хотела тебя убить. Для завершения созревания, грибнице нужен живой носитель. Трупный яд её разрушает.

— Никогда больше не буду есть грибы.

— Напрасно.

— Как тебя зовут?

— Это не имеет значения. Я смотрю, ты разговорился. Полегчало?

— Знаешь, да, — я сбросил одеяло. — Не знаю, что я там занюхал, но оно действует. Озноб полностью исчез. Горло стало мягче откашливаться. И вообще, самочувствие ощутимо улучшается.

— Сейчас станет вообще замечательно, — усмехнулась незнакомка, размешивая что-то в глубокой чашке.

Полежав ещё немного, я начал ощущать, что тело обретает невероятную лёгкость. Остатки боли улетучились. На смену им пришла эйфория.

— Слушай, ка-айф! Чем ты меня напичкала? Наркотиками?

— Не совсем.

— Я как будто в раю. Здорово-то как!

Я попытался подняться, но она резко уложила меня обратно на лежанку.

— А вот подниматься не надо.

— Но я чувствую себя прекрасно! Я здоров!

— Не думаю, — она сунула мне под нос чашку с густым бурым месивом. — Вот. Ты должен съесть это немедленно.

— А что это? — я взял ложку, ковырнул немного непривлекательной массы, и попробовал.

Вкус был крайне отвратительным. Я даже не могу передать, на что он был похож. Какая-то лютая отрава.

— Фу-у!

— Ешь.

— Не хочу. Ты сама-то хоть это пробовала? Это натуральная гадость!

— Ешь! Быстро!

Я зачерпнул полную ложку, и, сделав над собой усилие, проглотил мерзкое кушанье. Меня едва не вырвало обратно в тарелку. Мерзопакостная замазка толкалась в пищеводе, словно выбирая, в какую сторону ей податься. Меня задёргали непроизвольные судороги.

— Фу-у-у! Нет, хоть убей. Я это есть не буду. Это… Я даже не знаю, как это назвать!

— Нет, ты будешь!

— Отстань от меня! Я выздоровел. Чувствую себя прекрасно, как никогда. Не надо меня кормить этой бурдой!

— Слушай, ты, идиот, в твоём организме сейчас активно развивается колония андромедий — крошечных рачков-паразитов. Это их икру ты вдыхал. Сейчас они заполонили твои внутренности, а через несколько минут проникнут в кровеносную систему, и заполонят тебя целиком. Тогда уже от них не избавиться. Прежде чем запустить своё потомство в кровоток, рачки удаляют из него грибной вирус, а чтобы усилить ток крови, воздействуют на железы, вырабатывающие серотонин — гормон, от которого тебе сразу стало так хорошо и радостно. Выделения андромедий содержат обезболивающее вещество, параллельно блокирующее все болевые симптомы. Чтобы ты чувствовал себя абсолютно здоровым, и дал им спокойно развиваться внутри себя.

— Ты накормила меня паразитами?! Это отвратительно!

— Это было необходимо. Андромедии поглощают споры грибов, очищая от них твой организм. Когда в одном теле сталкиваются две паразитические жизненные формы — побеждает сильнейший. В данном случае это андромедии. Вышибается клин клином. Судя по твоему состоянию, рачки разобрались со спорами, и начинают готовить почву для полного захвата твоего организма. Их нужно немедленно уничтожить. Поэтому ешь.

— Я тебя ненавижу, ненавижу!

Давясь, я начал заталкивать в себя омерзительную пакость. С каждым глотком, есть её становилось всё труднее. Организм отчаянно сопротивлялся. Однако, теперь мне было понятно, что борется вовсе не он, а паразиты. Пищевод перехватывало спазмами. Пару раз я думал, что меня стошнит, но лекарша заставляла терпеть и бороться с тошнотой. От отвращения, я едва не терял сознание. На смену эйфории пришла очередная мука. Вернулась боль. Внутренности крутило и выворачивало.

С невероятным трудом я доел тарелку лекарства, и обессиленный свалился на лежанку.

— Ну и дерьмо.

— Полежи немного, — девушка сходила куда-то и вернулась с глубоким тазиком.

— Это то, что я думаю?

— Да. Сейчас тебя начнёт полоскать. Старайся держать голову ровно, чтобы не захлебнуться.

— Мне плохо. Мне очень плохо.

— Понимаю. Андромедии сопротивляются. Но против этого состава они бессильны.

— Они. Они… — голова закружилась, и я почувствовал, как от желудка поднимается тяжёлый клубок.

Всё, что я успел, это свеситься с лежанки, над тазиком. Ну а дальше был сущий кошмар. Так долго и так мучительно меня никогда не тошнило. Казалось, что я выблюю все внутренности. Пытка продолжалась не меньше тридцати минут. Когда желудок полностью опустел, и из меня вылетели остатки желчи, я покорчился ещё немного и, полностью вымотанный, уткнулся в мокрую от пота подушку.

— Всё? Больше не тянет? — спросила незнакомка.

— Я хочу умереть.

— В другой раз.

Это были последние слова, которые я услышал перед очередным мутным забытьём. Ещё запомнил мягкое прикосновение руки, в районе сердца, и приятное тепло, которое пошло от неё. Она помогла мне успокоиться, и заснуть.

Проснулся от солнечного света, бьющего в глаза. Открыл веки. Состояние напоминало тяжёлое похмелье. Глотку, разъеденную желчью, сильно щипало. Голова была тяжёлой, как камень. Поднять её было непросто.

— Э-эй, — позвал я. — Девушка.

— Я здесь, — послышались шаги, и ко мне приблизилась знакомая фигура. — Как самочувствие?

— Бывало и лучше.

— На вот, проглоти, — она протянула мне на ладошке пару шариков, похожих на нафталин.

— Опять какая-то гадость? — сморщился я.

— Нет. Больше никаких гадостей. Твоя иммунная система пострадала, и её нужно побыстрее восстановить. Эти пилюли помогут твоему организму правильно распределить энергию, направив её на восстановление иммунитета.

Я взял шарики, и проглотил их. На вкус, как пластилин, перемешанный с какими-то травами. Не деликатес, конечно, но, по крайней мере, и не дрянь.

Ко мне подскочил радостный Котя, и замурлыкал. Я погладил его.

— Как ты, старичок?

— Он-то в полном порядке. Не кочевряжился, как некоторые. Быстренько съел лекарства, и пришёл в себя, — ответила девушка.

— Спасибо тебе.

— За что?

— Ну-у, за то, что меня спасла.

— Благодари своего элгера. Если бы не он, я бы с тобой всю ночь не возилась.

— Где мы?

— В моём доме.

— Как мне удалось добраться?

— А ты и не добирался. Упал на половине пути. Пришлось тащить тебя на себе. Энергии потратила, как за неделю. Ладно, что уж вспоминать? — она вздохнула. — Думаю, что воздух теперь чистый.

Ухватив нижнюю часть маски, незнакомка стащила её с головы, и я увидел её лицо. Бледное, болезненное, с заметной краснотой вокруг влажных глаз. При этом, черты лица у неё были очень привлекательными. В целом, вид моей новой знакомой не вызывал страха, или отвращения. Она не была похожа на зомби. Скорее, на очень больного человека.

— Что? — отреагировала она на мой пристальный взгляд. — Не нравлюсь?

— Эм, извини. Я не хотел…

— Ладно, забудь, — она отвернулась. — Моя вина. Обычно я с утра привожу себя в порядок. Но вчера не успела. Были кое-какие срочные дела, а потом пришёл сигнал о сработавшей ловушке.

— Ничего-ничего. Я не считаю тебя некрасивой, правда.

— Да ладно уж.

— Слушай, — мне захотелось поскорее перевести разговор на другую тему. — А ты уверена, что не заразишься?

— Намекаешь, что в маске я была симпатичнее?

— Нет-нет-нет, что ты, я не это имел…

— Успокойся. Я пыталась пошутить. И поняла тебя правильно. Не беспокойся об этом. Заразы в воздухе больше нет. Споры грибов-пухтунов так устроены, что… Долго объяснять. Да и не интересно.

— Мне интересно.

— Споры вылетают, — девушка растопырила пальцы. — И попадают в дыхательные пути живого существа. Это почва для развития паразитической грибницы. Ну а потом, грибница разрастается, инфицирует дыхательную, пищеварительную и кровеносную системы. Наконец — мозг. Поучается 'грибник', я уже рассказывала. Ну а споры не попавшие в чужой организм, летают в воздушных потоках около суток, готовые заразить любое живое существо. Если в течение инкубационного периода, организм, пригодный для инфицирования не обнаруживается, у спор начинается микофаза. Они тяжелеют, и оседают на землю. Когда почва, на которую они падают, оказывается подходящей, образуется новая грибница, из которой произрастают пыхтуны.

— А если их всё-таки вдохнёшь?

— Не страшно. Во время микофазы, споры теряют свою паразитическую способность, и выходят из организма естественным путём.

— Понятно… Уф-ф. Когда же мне полегчает?

— Скоро. Ещё не вся зараза вышла из твоего организма. Остатки андромедий остались в кишечнике. Пока они там, тебя будет мутить.

— Ох… — я поднялся с лежанки, и обхватил голову руками.

— Всё в порядке. Ты поправишься.

— Как ты узнала, чем меня лечить?

— Наши организмы похожи. Если помогало мне — поможет и тебе.

— Логично.

В животе подозрительно забурлило.

— О-ой.

— Туда, — девушка указала направление.

Сломя голову я кинулся в указанную сторону, и едва успел добежать до отхожего места. С кишечными паразитами было покончено.

С каждым часом мне становилось всё лучше. Я сидел на лежанке, поджав ноги, и крутил в руках кукри.

— Отдай его мне, — попросила незнакомка, монотонно натирая лезвие своего ножа каким-то голубым материалом.

— Не могу.

— Зачем он тебе? Он тебе не поможет. Без энергенной заточки — бесполезен.

— Пойми правильно Этот нож мне очень дорог.

— Почему?

— Это всё, что у меня осталось от моего мира. Последнее напоминание. Этот кукри принадлежал моему другу… Хотя, какому другу? Мы даже познакомиться добром не сумели… Просто обычному человеку, который был со мной в тяжёлую минуту. Он погиб. А я — нет.

— Ты пришёл не один?

— Нас было семеро. Я видел, как погибли трое. Остальные пропали. Я хочу вернуться и поискать их. Вдруг кто-то выжил?

— Это вряд ли.

— Если я выжил, значит, мог уцелеть ещё кто-нибудь из ребят.

— Через какие ворота вы приехали?

— Хороший вопрос.

— Через какой район?

— М-м-м, Смородина, кажется.

— Смородинка? Ты дошёл сюда из Смородинки? Это нереально. Ты не путаешь? Это точно была Смородинка, а не Теплица?

— Точно. Там ещё был такой высоченный домина. В нём мы прятались ночью.

— Хм. Такой дом действительно есть в Смородинке. Видимо ты говоришь правду.

— Зачем мне врать. Сама подумай.

— Туда больше не ходи.

— В смысле?

— В Смородинку больше не ходи. Опасно. Никого там не найдёшь, а сам погибнешь.

— Там всё ещё остались люди. Ромео, Джульетта и Тимон. Я не знаю, погибли ли они? Вдруг они живы, и им нужна помощь?

— Ты не пойдёшь в Смородинку, — повторила девушка. — Я пойду. Завтра сделаю вылазку. А сегодня надо подготовиться.

— Возьми меня с собой!

— Нет. И не проси.

Повисла тягучая пауза.

— Тогда помоги им. Если встретишь. Пожалуйста.

— Я не могу тебе ничего обещать. Я иду туда не за ними. Ваш визит вызвал всплеск. Последствия могут быть разными. Нужно оценить обстановку.

— Ты жестокая. Я могу понять, почему. Наверное, сложно выжить в таком мире, без холодного сердца.

— Не говори глупости.

— Да, ты жестокая. Но я чувствую, что где-то в глубине твоей души живёт доброта. Ты ведь помогла мне, помогла Коте. Ты хорошая. И ты понимаешь, что люди должны держаться друг за друга.

— Люди? Ты до сих пор не понял? Ты глупый, или прикидываешься? Я — не человек. Я похожа на человека, но я не принадлежу к твоему виду.

— А кто ты тогда?

— Какой смысл объяснять? Всё равно не поймёшь. И не поверишь. Ты всё ещё живёшь в своём мире…

— Ну, я попытаюсь.

— Давай не сейчас. Я уже давно так много не говорила, и устала от слов.

— Как хочешь. Но имя-то хотя бы своё назови. А то я ведь даже не знаю, как к тебе обращаться. 'Девушка'?

— Я не девушка.

— Тем более.

— Хм-м… Понятия имён у нас отличаются от ваших. Мы не нуждаемся в именах. Нам их заменяют идентификаторы, которые малопригодны для вашего восприятия.

— Ну и какой же у тебя идентификатор?

— Образец Z-345/7-37, субкод 2.

— М, да.

— А я что говорила? Наши идентификаторы малопригод…

— Погоди. Ты же можешь взять себе нормальное имя.

— Что значит 'нормальное'?

— Человеческое.

— Человеческое — не значит нормальное, — собеседница призадумалась. — Хотя, Апологеты владели именами изначально, а Нашедшие Истину — получают их в качестве признания.

— Вот видишь. Значит, у вас тоже есть имена!

— Это скорее не имена, а статусы…

— Какая разница? Почему бы тебе тоже не получить имя?

— Я не могу. Я не нашла Истину.

— Ну, вот когда найдёшь — получишь официальный статус. А пока придумай временное имя. Тебе же этого никто не запрещает?

— Нет. Но зачем?

— Чтобы я, мог, к тебе, нормально, обращаться.

Моя новая знакомая 'зависла' минуты на три. В голове её шла масштабная обработка информации. Потом она поморгала глазами, и пролепетала, — Это сложно. Я никогда не думала над этим.

— Ну, так подумай. Я бы мог придумать тебе прозвище, но боюсь обидеть. Поэтому, давай-ка ты сама напрягись. Выбери любое человеческое имя, и я буду тебя так называть.

— Задание нетипичное. Мы не называем себя сами.

— Да какая разница? Ты что, не знаешь женских имён? Выбери любое.

— Хм-м… Мою старую хозяйку звали Елена. Елена Викторовна Новожилова.

— Во-от. Лена — хорошее имя.

— Я не могу им пользоваться. Не хочу брать имя старой хозяйки.

— Тогда просто скажи мне, как тебя зовут?

Она поблуждала взглядом по комнате. Её взор остановился на клочке газеты, который был приклеен на стене, и оборван с двух сторон.

— Райли.

— Что? — не понял я.

— Меня зовут Райли.

— Как? Райли? Почему? Откуда ты выкопала такое имя? Уверена, что оно женское?

— Ты спросил моё имя, я его назвала.

— Хорошо. Райли — так Райли.

Тут я поглядел на обрывок газеты и всё понял. На середине уцелевшего клочка чернел остаток заголовка 'РАЙ ЛИ'. Она просто прочитала этот фрагмент, и объединила его.

Впоследствии, когда я обнаружил в её жилище остальные обрывки этой газеты, то смог прочесть заголовок полностью 'Красноярский край лишили дотаций' Тем не менее, столь нелепый момент позволил моей новой подруге обрести настоящее имя, с которым она так не расставалась с тех самых пор.

Привыкнуть к этому странному имени я смог не сразу, и первое время пытался называть её Раей, за что она на меня откровенно сердилась. Впрочем, вывести её из себя было довольно трудно. Более спокойного и тихого существа я не встречал. Поразительно, как за фасадом абсолютной безмятежности, мог скрываться свирепый хищник, вытворяющий на охоте поразительные вещи. Она была уникальным существом. И хотя, поначалу, я немного её побаивался, любопытство и интерес к ней брали надо мной верх, быстро превратившись в настоящую симпатию.

Так началась история нашей дружбы.

ЧАСТЬ-8. КАК ПРОЙТИ В БИБЛИОТЕКУ?

Недуг миновал, и у меня наконец-то появилась возможность продолжать вести свой дневник. Сегодня третий день моего пребывания в доме своей спасительницы, и пятый день в проклятом Иликтинске. Сейчас мы с Котей остались в доме за главных. Райли ушла на разведку. Пожалуй, касаемо нашей дружбы, я слишком забежал вперёд. Откачав меня, она практически полностью прекратила общение. Говорила в основном односложно, и относилась ко мне как к пустому месту. Она была похожа на одинокую хозяйку, которая мечтала завести себе кошку, но вместе с желанной кошкой ей навязали собаку. И этой собакой был я.

Жаловаться грешно, так как моя 'собачья жизнь' была не такой уж плохой. Райли кормила меня, выделила место на удобной лежанке (сама она спала в кресле). Сначала мне было неловко, будто бы я занял её ложе, но потом выяснилось, что она всегда так спала, как киллер Леон из знаменитого фильма. Да и не спала, в общем-то, а просто отдыхала. В её жизни всё было устроено иначе, чем у людей.

Забавно. Раньше я считал себя немногословным и замкнутым, предпочитая тишину и уединение, шумным тусовкам и праздной болтовне. Теперь же понял, насколько мне не хватает этого бессмысленного шума. По сравнению со своей новой знакомой, я был просто величайшим непоседой и незатыкающимся балоболом. Чугунная тишина меня угнетала. Всё, что так раздражало меня в прошлой жизни, теперь казалось величайшим, неоценённым даром, которым я владел, но пренебрёг. На пустынных улицах Иликтинска царила невыносимая, беспощадная тишина. Она сводила меня с ума. Ведь в моём мире постоянно что-то шумело. Даже ночью. Топали люди, рокотали автомобили, лаяли собаки, шелестела листва на деревьях, свистели птицы, гудели самолёты, играла музыка… Звуки, звуки, звуки! Их было так много. Теперь ничего не осталось. Только тишина. И от её переизбытка у меня начинались звуковые галлюцинации, словно я слышу прежние городские шумы. То машина проехала за окном, то кто-то засмеялся, то заработало радио. Но как только я навострял уши — всё исчезало. Это было нестерпимо. Пожалуй, одно из самых тяжких испытаний во время моей адаптации.

Хотелось говорить, чтобы хотя бы слышать собственный голос. Но говорить было не с кем. Райли упрямо меня игнорировала. Поэтому я болтал с Котей. Тот, по крайней мере, меня слушал, и временами даже отвечал какой-то бессмысленной белибердой, вроде своего любимого стишка.

Конечно же, так не могло продолжаться вечно. Мне хотелось пообщаться именно с хозяйкой. Слишком много вопросов не давало мне покоя. Но, что самое главное, я понимал, что Райли — это моя единственная надежда на спасение. Если кто-то и был способен вывести меня из проклятущего города, так это она. При этом я понимал, что докучать ей сейчас не следует. Если я ей надоем, то она в лучшем случае замкнётся окончательно, а в худшем — прибьёт меня. Поэтому я терпел и выжидал.

Терпение даст плоды. Со временем, Райли станет разговорчивее. А пока мне нужно мириться. Зато я сумел всё переосмыслить, и даже поставить себя на её место. Действительно, как бы поступил я в подобной ситуации? В мою жизнь внезапно приходит постороннее существо, которое живёт по своим законам, и придерживается иных правил поведения. К нему в первую очередь нужно привыкнуть, и только потом пытаться наладить контакт. Тем более, что Райли ощущает себя полноправной хозяйкой, причём стоящей на более высокой ступени развития. Это, конечно, напрягает, но ко всему можно приспособиться.

Это существо жило здесь в полном одиночестве, без общения и взаимодействия. Она не привыкла жить с кем-то под одной крышей. И поэтому ей тяжело настроиться на новый жизненный уклад. Что же касается разговоров, то ещё одна причина её немногословности открылась во время следующего диалога:

'-Почему ты так странно говоришь? — спросил я у неё.

— Странно? — Райли приподняля бровь, не отрываясь от клинка, который монотонно натачивала уже битый час.

— Да. Ты как будто притормаживаешь перед каждым словом.

— Мало практики. Я редко говорю. Последний раз говорила с Апологетом Водзордом. Но это было давно. Нет опыта. Нет потребности.

— Понимаю. С такой отшельничьей жизнью легко разучишься говорить.

— Да я и не умела. Я пользуюсь словарной базой старой хозяйки. Её словесный запас был достаточно скуден. Много лишних слов и мало нужных. Я пыталась его пополнить у Апологета Водзорда, но он изъясняется, по большей части, терминами. Его словами хорошо говорить о науке, но не о быте. Поэтому мне трудно разговаривать. Ищу в памяти старой хозяйки нужные слова. На это уходит время'.

'Старой хозяйкой' Райли называла тело, в котором обитала. Точнее, его прошлую владелицу. Девушку, погибшую во время катастрофы в Иликтинске. Как выглядит настоящая Райли, я не знал. Но она больше и не возмущалась, когда я машинально называл её 'человеком', и обращался как к девушке. Напротив, она считала это целесообразным, так как это упрощало наше общение. Но просила, всё-таки, не забывать, что она — существо иного вида.

Разумеется, я догадывался об истинном положении вещей, и начал делать кое-какие выводы. Итак, Иликтинск — не заброшен. В нём всё ещё обитают люди, выжившие после катастрофы. Однако, необъяснимая зараза изменила их разум, и теперь они считают себя представителями иной цивилизации. Ко всему прочему, у них появились новые способности. Например, повышенная реакция и запредельная скорость. Видимо сказываются последствия какого-то неудавшегося эксперимента. Может быть, маниакальные учёные из Министерства Обороны хотели сделать суперсолдат. Я не знаю. Всё это нужно выяснять. А пока я должен плясать под её дудку, и делать вид, что она действительно не человек.

— И с какой ты планеты? — как-то спросил я.

— Как с какой? — удивилась Райли. — С Земли конечно.

— То есть, ты местная инопланетянка?

— Некорректное определение. Инопланетяне — прилетают с других планет. Я — ниоткуда не прилетала.

— Ты родилась здесь?

— Да.

Вот и подтверждение моих слов.

В голове копились вопросы. Вопросы, вопросы… Стоило мне переброситься с ней парой фраз, как их становилось не меньше, а больше.

Если она говорит, что не прилетела из космоса, тогда откуда она появилась?

Как получилось, что её разум, якобы, обосновался в теле мёртвого человека?

— Значит ты зомби? Разумный зомби?

— Ммм, — Райли надолго задумалась, видимо откапывая в глубинах чужой памяти малопонятное ей слово. — Зомби… Ходячий мертвец, правильно? Я не мертвец. Моё тело живо. Оно умирало, но было реанимировано. Когда я пришла, заряд старой хозяйки уже угас. Я не была причиной её смерти. Я благодарна ей. И берегу её тело.

Что правда — то правда. Райли заботилась о своём теле даже больше чем нужно. Наверное, для неё это было чем-то вроде трепетного ухода за любимым автомобилем.

Как бы там ни было, мозаика постепенно складывалась в картину. По мнению Райли, она — бестелесный сгусток энергии, наделённый разумом, и при неопределённых обстоятельствах помещённый в тело человека. Когда я это понял, она с грустью произнесла:

— Да. По своей сути, я такой же паразит, как андромедия. Ты разочарован?

— Если ты не убила эту девушку, а просто оживила её тело, то я не вижу в этом ничего плохого, — ответил я.

— Рада, что ты понимаешь. Вообще-то мы не созданы быть паразитами. Это вынужденная мера. Временное явление. Иначе нам не выжить.

Да, мне ещё о многом придётся расспросить Райли, когда она вернётся из Смородинки.

Весь предыдущий вечер, и половину ночи, она готовилась. Подготовка заключалась в многочасовом натачивании ножей. Потом, она долго выбирала подходящую одежду. Потом пару часов втирала себе в кожу какую-то мазь, накладывала косметику, и делала причёску.

Уход за телом, лицом, и особенно волосами — был для Райли настоящим культом. Мне казалось, что она переняла эту заботу у своей 'старой хозяйки', но, понаблюдав за ней, решил, что тут дело в другом. Она красилась, мазалась и расчёсывалась не совсем так, как обычно делают женщины. В этих действиях было что-то сродни медитации. Наверное, так же каждое утро наводили марафет суровые японские самураи, следующие кодексу Бусидо. Для самурая жизнь ничего не значила, и он приводил себя в порядок только лишь для того, чтобы встретить возможную смерть достойно: красивым, чистым и приятно благоухающим. Райли, судя по всему, придерживалась тех же самурайских принципов. Она не стремилась кому-то понравиться. Ей хотелось просто выглядеть достойно, даже если оценить это было некому.

Я уснул, когда было уже за полночь, а она всё ещё сидела перед зеркалом, и втирала что-то себе в щёки. Проснувшись сегодня утром, я понял, что она ушла. Видимо, ещё с первыми лучами солнца. Дом был в нашем с Котей полном распоряжении, и я смог его наконец-то обследовать получше.

Райли жила в большом элитном коттедже. Выбор был не случаен. Некогда здесь обитал какой-то богатенький параноик, который оборудовал своё жилище как настоящую крепость. Двери были бронированными, на окнах крепились такие же бронированные ставни. Под домом было выкопано целое бомбоубежище. В общем, всё построено на совесть.

Хозяйка сказала, что ей пришлось немало потрудиться, чтобы отбить этот дом. У кого отбивала — она не уточнила.

Прежде чем изучить новое пристанище, я позавтракал. Райли оставила мне маленький кусочек странного вяленного мяса. Так же имелся вкусный травяной чай, который мы пили скромными дозами. И чай и мясо были, разумеется, не простыми.

Когда я первый раз увидел на тарелке скромненький ломтик, едва больше котлетки, то подумал, что Райли надо мной издевается. Сама она ела ещё меньше, а мне давала 'кусок побольше', потому что я 'не умею распределять энергию'. Какого чёрта? Я что ей, Дюймовочка? Этим даже кота не накормишь.

Откусив кусочек от принесённого мяса, я очень долго его жевал. Не скажу, что оно трудно жевалось. Скорее, жевалось приятно, как мясная жевательная резинка. После первого куска я был уверен, что одной порцией явно не ограничусь. Таких ломтей, чтобы насытиться, мне нужно, по крайней мере, пять. Однако, уже после второго куска, я уже так не думал. Продукт был уж слишком питателен, и прожёванные куски падали в желудок как булыжники. Последний кусок я дожёвывал уже с трудом. Казалось, что до этого я опрокинул пару тарелок наваристых щей, вдобавок умяв целый шампур шашлыка.

Энергетическая ценность данной пищи просто зашкаливала. В этом мире всё строилось на энергии, природу которой я ещё не до конца понимал. Поглощать чужую энергию было необходимо для того, чтобы выжить самому. Райли добывала каких-то зверушек, похожих на живые аккумуляторы, и умудрялась обрабатывать тушки таким образом, чтобы накопленная энергия сохранялась в них, как в батарейках. Для того, чтобы наесться, хватало всего несколько грамм такого мяса. В этом кушанье содержался необходимый минимум биологических веществ, чтобы хватало человеческому организму, зато переизбыток энергии компенсировал этот 'прожиточный минимум', заряжая тело под завязку.

Мало того, что эта энергия быстро выжигала жиры и вредные элементы, она ещё и перенастраивала все функции организма на новый лад, заставляя органы работать в оптимальном режиме. Просто мечта для современных женщин, заботящихся о лишнем весе.

Лично я на этих энергетиках за пару недель потерял килограмм десять. Моё пивное пузо исчезло, мускулы стали твёрже, исчезла усталость и переутомляемость. Всё тело стало лёгким и пружинистым. Организм перерабатывал пищу процентов на девяносто пять. От неё практически ничего не оставалось. Чтобы дать кишечнику привычную нагрузку, мне приходилось компенсировать недостаток тяжёлой пищи специальными растительными отрубями, которые Райли использовала вместо хлеба. Они были сухими и безвкусными, но вполне съедобными.

Что же касается чая, то с ним тоже было не всё так просто. С водой здесь были проблемы, поэтому её приходилось экономить по максимуму. Для примера могу сказать, что в охотничьей сторожке я выдул её двухнедельный запас. Райли объяснила, что люди расходуют воду крайне нерационально. Оказывается, чем больше пьёшь воды — тем меньше от неё толку, и тем быстрее захочется пить снова. Чтобы напиться, и сохранять жидкость в организме продолжительное время, требуются специальные хитрости, к которым как раз таки относился данный чай.

На вкус он был приятным, чуть сладковатым. Но главное, выпив небольшую чашечку утром, я больше не хотел пить до обеда. А если весь день двигался мало — то и до вечера. Очень много драгоценной влаги выходило с потом, но после употребления чудодейственного чая, я почти не потел. Только когда начинал двигаться очень интенсивно, появлялся необычный, липкий пот, похожий на слизь. Райли объясняла, что его нужно было удалять как можно быстрее, так как он содержит вредные вещества, выходящие из организма. Для этого в нашем арсенале всегда была специально упакованная влажная губка.

Но вернусь к тому самому дню.

Итак, я проснулся. Позавтракал. Поглядел в окно — там заросшая травой улица с беспорядочно брошенными машинами. Удручающий пейзаж. Приступил к изучению дома. Комнаты полупустые. Хозяйка повыбрасывала всё что было, по её мнению, лишним. Остатки мебели пошли на причудливые баррикады, расставленные в помещениях самым необычным образом. Например, прямо посреди комнаты мог находиться шкаф, стоящий наискосок, и укреплённый перевёрнутыми тумбочками. Естественно, Райли спланировала такую обстановку не просто так, а руководствуясь насущными причинами. Если в дом ворвутся, то каждая комната станет для врагов дополнительным препятствием, а вот хозяйке такие укрытия помогут обрести тактическое превосходство. Я бы до такого точно не додумался.

Спустившись по лестнице на первый этаж, я обнаружил там хозяйский арсенал, под который отводилась целая стена. Вчера вечером я видел его мельком, а сейчас появилась возможность рассмотреть всё поближе. Оружие было, по большей части, холодным. Очень много разномастных ножей, топорики, кинжалы, тесаки и даже мачете. Имелась пара арбалетов, и три лука: два рекурсивных и один блочный. Огнестрельного оружия не было.

Хотелось потрогать некоторые образцы, но вчера Райли строго настрого мне запретила к ним прикасаться. Не хотелось нарушать своё обещание, и злоупотреблять её доверием, поэтому я не стал ничего здесь трогать.

Приглядевшись поближе, я заметил, что на всех режущих кромках у ножей нанесена голубая паста. Видимо, она как-то усиливала остроту оружия, или берегла его от затупления.

Покинув арсенал, я продолжил бродить по комнатам, и вскоре наткнулся на гардероб Райли. Большая часть одежды, мягко говоря, вызывающая: декольтированные блузки, короткие юбки, короткие шорты, откровенные чулки… Набор путаны, иначе и не назовёшь. Откуда мне знать? Может быть, прежде чем съехать с катушек, она ею и была.

Затем я нашёл комнату, где сушилось мясо. Запах там стоял неприятный, и я спешно её покинул.

Выходить на улицу Райли не запрещала, но мне, если честно, самому не особенно этого хотелось. Хватит с меня беготни от зомби, паучков-переростков, и собачек-мутантов. Да и аномалии обнаруживать я не умею. С таким скромным багажом знаний делать мне на улице нечего.

Погуляв ещё немного по комнатам, и не найдя ничего интересного, я вернулся наверх, и взялся за свои записи.

Райли вернулась к обеду. Часов я не имел, и наблюдал за положением солнца на небосклоне. Судя по тяжёлой поступи и шарканью об стены, она что-то на себе тащила. Отложив блокнот, я вышел к ней навстречу, в надежде, что она приволокла кого-то из выживших. Но надежды были напрасными.

Хозяйка появилась на лестнице, обвешанная сумками и рюкзаками.

— Привет. Ну и ну. Как ты это допёрла? — встретил её я.

Она сбросила сумки на пол, и немного отдышалась, растирая плечи.

— Нашла кого-нибудь?

Тут, на её плече я заметил висящую на шнурках пару жёлтых миниатюрных ботинок военного образца, с высокими голенищами. Я вспомнил эти ботиночки. Они принадлежали Юле.

— Где ты раздобыла эти ботинки?

— Там, — мотнула головой Райли.

— Они же…

— Хорошие. Мне как раз подойдут. Знаешь как сложно найти подходящую обувь моего размера?

— Это же Юлькины! Она была в них!

— Была. Но они ей больше не понадобятся.

— Что с ней случилось?

— Не важно. От этого уже ничего не изменится.

— Она погибла?

— Да.

— Господи… Бедная девчонка.

— Этого и следовало ожидать, — Райли сделала маленький глоточек воды из фляжки. — У них не было шансов. Удивляюсь, как ты оттуда выбрался.

— И что, вообще никого не нашла?

Она покачала головой, — Только трупы.

— Боже… Боже…

— Вот, — она бросила мне рюкзак. — Я подумала, что это тебя утешит.

— Что это? Стоп… Погоди… Так это же… Мой рюкзак? Ты нашла его?

Райли кивнула.

— Но как ты узнала, что он мой? — я раскрыл его, все вещи были на месте.

— На нём остался твой запах.

— Спасибо… Может расскажешь, что ты там видела? Что случилось с моими товарищами?

— Я нашла пятерых. Один, безголовый, под аркой. Второй зажёван 'Шредером' по пояс, а верхнюю часть обглодали неоконисы. Останки третьего нашла среди экскрементов мегасколопендры. Четвёртого неоконисы задрали в аптеке. Ну а пятая влетела в 'Чёрный бархат'. Сколько всего вас там было, семеро?

— Да.

— Шестого я не обнаружила.

— Я видел его в подвале. Там была какая-то медуза, которая его… — от воспоминаний мне поплохело.

— Ах, точно, я видела ту горгонию. Ну, значит, это был последний.

— Поверить не могу. Я остался один. Что же теперь делать?

— Не знаю. Твоя жизнь продолжается. Распоряжайся ею, как хочешь, — Райли села на кресло, положив ногу на ногу. — Должна отметить, что вы устроили в Смородинке жуткий переполох. Весь район завален трупами убитых неоконисов. Я насчитала полсотни. Почти весь их выводок. В общем-то, это хорошо. Я уже давно следила за их стаей, которая меня сильно беспокоила. Да, через овраг они не ходили, но в любой момент могли нагрянуть в мои владения. А это — настоящая головная боль. То, что их почти всех истребили — мне на руку. Обычно, неоконисы не лезут под огонь с периметра. Видимо голод заставил их пойти на это безрассудство. Твоя группа слишком вкусно пахла.

— То есть, мы были просто приманкой для каких-то тварей?

— В каком-то плане, да. Но вас же сюда никто насильно не тянул, или я ошибаюсь?

Я понурил голову.

— Меня беспокоит другое. Я почувствовала подозрительные импульсы. Энергетические колебания в районе Смородинки слишком нестабильны. Теперь её окраины патрулируются целой стаей беспилотных аппаратов. Было непросто там ходить. Смородинка стала крайне опасным местом. Вы потревожили основу, нарушили баланс.

— И что теперь будет?

— Не знаю. Всё что угодно. Время покажет. Всё-таки я не зря туда сходила. Да и полезного немало нашла.

— Рад за тебя.

Райли посмотрела на меня с усталым любопытством.

— Ты очень странный.

— С чего ты взяла?

— Ты как будто разочарован, что не погиб вместе с ними.

— Да уж лучше бы погиб.

— Зачем? Какой в этом смысл?

— А какой смысл в том, что я выжил?

— В жизни всегда есть смысл. А в смерти его нет.

— Да уж… Вот я попал. Это всё Робин, скотина. Мы ему верили, а он.

— Кто такой Робин?

— Парень, который нас сюда привёз. И оставил здесь подыхать. Обещал, что вернётся за нами, прекрасно зная, что возвращаться не будет. Сволочь.

— Надо привести себя в порядок, — Райли как будто пропустила мои слова мимо ушей. — Я вся грязная.

Дойдя до лестницы, она остановилась, и, не глядя на меня, добавила:

— Кстати, он возвращался.

— Кто? — вздрогнул я.

— Твой друг.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела свежие следы и брошенное колесо. Наверное он проколол его где-то по дороге, и ему пришлось его быстро ставить запаску. Следов много. Он искал тебя. Но не нашёл. И уехал.

С этими словами, Райли начала спускаться по лестнице. Я почувствовал, как тяжёлый стыд заливает мои лицо. Мне было до жути неловко, что я наговорил про Робина столько гадостей. А он оказался порядочным человеком. Он сдержал своё слово.

Чтобы отвлечься, я начал изучать карту Иликтинска, которая висела на стене в центральном зале, и занимала почти всю её целиком. Весь план был изрисован какими-то указателями и истыкан булавками. Я ничего не мог понять. Даже не нашёл, где мы находимся, как не старался.

За спиной послышалось шлёпанье босых ног. Райли, одетая в сорочку, поднималась по лестнице, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем.

— Никак не пойму, а где мы? — улыбнулся я.

Она подошла и молча ткнула пальцем в большую красную звёздочку с пометкой Д3.

— А-а, — я смерил расстояние от этой точки до района Смородинный. — Эх, далековато.

Хозяйка развернулась, подошла к своему креслу, и уселась, поджав ноги. Я сел на кровать. Ко мне тут же запрыгнул Котя. Я принялся его гладить.

— Почему этот… Э-э… Эльгер, так ко мне липнет?

Райли, протирая прядь за прядью, перевела на меня свои опухшие глаза.

– 'Элгер'. Переводится как 'Имеющий язык'. В смысле, не тот язык, что во рту, а тот, на котором говорят. Элгеры разумны, но их словарный запас ограничен. Не больше двадцати слов. Хотя понимают они гораздо больше. И даже умеют читать. Почему он к тебе привязался? Я думала над этим. Сначала не могла понять. Потом догадалась. Это всё из-за твоей энергии. Элгеры питаются ею. Они как энергетические вампиры. Но безвредные. Потому что поглощают не внутреннюю, а внешнюю энергию. Ту, которая рассеивается вокруг нас. Мы — бережём свою энергию, и выделяем её очень мало. Вы же, совершенно её не экономите, теряя больше энергии, чем нужно. Поэтому быстро устаёте. Ты не замечаешь того, что вокруг тебя распространяется огромный энергетический ореол, который привлекает местных зверей. Из-за этого на вас напали в Смородинке. А до моего охотничьего убежища ты добрался только благодаря тому, что элгер подъел твою энергию, и заглушил сигнал, исходящий от тебя. Из-за этой богатой подкормки он к тебе и привязался. Наверное, был очень голоден. Свои импульсы элгеры умело глушат, поэтому обнаружить их невозможно. Когда я нашла сорванную ловушку, то не почувствовала никаких энергетических колебаний, подумав, что никого живого в убежище уже нет. На всякий случай прокралась по верху, и тут услышала твой голос, что меня крайне удивило. Увидев твоего элгера, мне всё стало ясно. Он прятал тебя.

— Мне показалось, что он готов за меня умереть.

— Логично. Ты для него как бесценная кормушка. Вот он от тебя и не отходит. Элгеров приручают, делясь с ними своей энергией, но сравниться с таким транжирой, как ты, мне оказалось не под силу.

— Зачем он тебе?

— Завести в доме элгера — это к большому счастью.

— Ты так суеверна?

— Причём тут суеверие? Элгер избавляет от массы проблем. Во-первых, он глушит мои энергоимпульсы, делая меня невидимкой для врагов, рыщущих по окрестностям. Во-вторых, элгеры уничтожают мелких вредителей. В-третьих, у элгеров невероятно развито чутьё. Они предчувствуют беду, и предупреждают об этом заблаговременно.

— А ещё они ищут воду.

— Тоже правильно.

— Полезные зверушки.

— Да. Но очень своенравные. Всё из-за наличия интеллекта.

— Кошки, которые гуляют сами по себе.

— Не совсем кошки. Похожи на кошек, конечно, — Райли наморщила лоб. — Но правильнее будет… Не могу найти нужного определения… Они как… Домовые.

— Откуда они появились?

— Эксперимент.

— Чей?

— Я устала разговаривать. Хватит.

— Можно ещё один вопрос? И я от тебя отстану.

— Задавай.

— Когда Котя привыкнет к тебе и к твоему дому, что будет со мной?

— Пока не знаю. Тебя можно выгодно использовать в качестве наживки.

— То есть?

— На людей хорошо клюют грунтовики, в карьере.

— Можно поподробнее?

— Ох-х, как ты надоел, — она встала с кресла, и принесла из дальнего угла длинную металлическую трубку из которой торчали крючья с зазубринками. Штуковина была похожа на гарпун. — Смотри, вот так это вставляется в задний проход живца, и проталкивается через всё туловище — до груди, а потом…

Она повернула кольцо в основании гарпуна, и трубка с лязгом скользнула вниз. При этом три верхних крюка растопырились в разные стороны полукруглыми дугами, превратившись в некое подобие якоря.

— Лапы с крючками выходят из груди и спины. Потом наживка привязывается за вот это кольцо — к тросу крана, и сбрасывается в карьер. Остаётся только ждать, когда грунтовик её проглотит. Очень похоже на рыбалку.

Райли невозмутимо привела адское устройство в первоначальное положение, и, убрав его обратно в уголок, вернулась на своё кресло.

— Больше вопросов нет?

Я сглотнул комок, не спуская с неё глаз. Надеялся, что всё это жестокая шутка. Но Райли сохраняла абсолютно спокойное и невозмутимое выражение лица. Нет, эта сумасшедшая не шутила. Чокнутая маньячка.

Развернувшись к ней спиной, я подошёл к окну и задумался. Главная мысль была, разумеется, о побеге. Нельзя просто сидеть, и дожидаться, когда меня насадят на крюк. Хозяйка уловила мои мысли.

— Успокойся, — сонно произнесла Райли. — Я не буду тебя убивать. Слишком много сил и запасов было потрачено на твоё лечение. К тому же, я, вроде как, должна быть тебе благодарна за то, что ты привёл в мой дом элгера. Когда он освоится, нужда в тебе отпадёт, и я тебя прогоню. Если конечно…

Она не договорила, и замолчала на несколько минут.

— Что, 'если конечно'?.. — не выдержал я.

— Если конечно не найду для тебя применения. В моём доме нет ничего бесполезного. И не будет. Поэтому, милый, не трать время попусту, а лучше подумай, что ты можешь мне предложить, чтобы стать полезным? Хорошенько подумай.

— Но что тебе нужно?!

Она закрыла глаза и ничего не ответила.

'Блин. Чёртова стерва!' — я едва не произнёс это вслух, но сдержался. Но хорошо хоть не убьёт. Впрочем, в её больной голове всё может поменяться в любую минуту.

Я не мог больше находиться с ней в одной комнате. Переместившись в соседний кабинет, я уселся прямо на пол, возле стены, и стал напряжённо размышлять.

Чего хочет эта психопатка? Кажется, я догадываюсь. Молодая, одинокая баба живёт в доме, как отшельница. Поди изнывает без мужской ласки. Ну и что теперь? Становиться её любовником? В общем-то, перспектива не самая плохая, если учитывать, что на кону стоит моя жизнь. Но как себя переломить? Она же страшная, как божий гнев. Нет, ну конечно, фигурка у неё ладная: грудь, бёдра, ножки — всё при ней. Но эта мелованная кожа с синим отливом — вызывает стойкие ассоциации с трупом. А её больное лицо, с чернотой под воспалёнными глазами — окончательно отбивает всякое желание… Да, это будет трудно, очень трудно. Я не отношусь к конченым извращенцам, которые не брезгуют некрофилией. К счастью, она хотя бы живая. Просто болеет чем-то. А вдруг и я от неё что-нибудь подхвачу?

До моего бока осторожно дотронулся Котя.

— Ну что тебе? Слышал, что хозяйка сказала? Как только ты освоишься, меня выставят за дверь.

Он уткнулся лбом мне в плечо.

— Надеюсь, что ты это понимаешь, и будешь осваиваться подольше. Как же я хочу домой. К себе домой. Ты не представляешь.

Элгер плюхнулся рядом со мной и вытянул лапы.

— Эх, ты, 'домовёнок Кузя'. Ты у нас оказывается энергетический вампирчик. А я думал, чё ты так ко мне привязался? Неужели из-за того, что я тебе книжку помог достать?

— Фетиш.

Я вздрогнул от неожиданности, и поднял голову. Райли, со скрещёнными на груди руками, стояла в дверном проёме, прислонившись к косяку.

— Эта книжка у него — элгеровский фетиш. У каждого элгера он есть. Произвольный предмет, с которым они, почему-то, никогда не расстаются. Как любимая игрушка, только гораздо важнее для них. Обычно элгеры ставят свои фетиши выше всего остального. Включая собственную жизнь. Но этот предпочёл ему тебя. Странный элгер.

— Что тебе, Райли? Ты же сказала, что устала от разговоров. Если думаешь, что я придумал, чем могу тебе угодить, то ты ошибаешься. Я ещё в процессе.

— Ты сказал, что помог достать ему книжку. Хотела узнать, откуда?

— Из-под полки. Она туда завалилась каким-то образом, и он не мог её достать.

— Из-под полки… Где именно?

— В библиотеке.

Райли отскочила от косяка, как ошпаренная. Её глаза округлились. Даже волосы, казалось, встали дыбом.

— Ты был в библиотеке?! Это правда?!

— Ну да. А чего ты так переполошилась? Я что, опять испортил тебе какую-то ловушку?

— Ты не мог быть в библиотеке. Туда нельзя попасть.

— Нас там было как минимум двое: я, и вот этот живой свидетель, — я погладил Котю между ушей. — Там мы и встретились.

— Как? Как ты туда проник?

— Молча. Открыл дверь, и зашёл. За мной гнались какие-то зомби, и я решил от них спрятаться в той библиотеке. Как только туда забежал — они отвязались. А что с ней не так?

— Что ты там видел?

— Ну, как что? Что бывает в библиотеках? Книги, полки, читальный зал…

— Необычное. Что видел необычное? — Райли нависала надо мной как сама смерть.

— Встретил Котю. Он прятался вместе со мной…

— А ещё?

— Всё. Больше ничего… Хотя постой. Кое-что было. Какая-то плесень на полках. И ещё какой-то нарост под потолком. Похожий на огромный улей.

— Да! Отлично. Не знаю, как ты туда попал, но это прекрасно.

— Что именно?

— Так. Если поторопиться, то можно успеть до темноты, — перевозбуждённая хозяйка выскочила из кабинета.

— Куда? — я поднялся с пола. — Ты опять куда-то уходишь?

Ну что за шизанутая девка?

Райли собралась довольно быстро. Уже через десять минут она была одета в новый 'походный костюм', состоявший из майки, жилетки, шорт и фуражки. На ногах уже 'прижились' знакомые ботинки. По виду, она как будто собиралась на лёгкую прогулку. О серьёзности грядущей вылазки говорили только нож и топор, традиционно закреплённые на бёдрах.

Принеся из комнаты два рюкзака, она надела один, а второй протянула мне.

— Зачем? — спросил я.

— Пойдёшь со мной. Покажешь… Хм… Как пройти в библиотеку.

— Я не помню дороги.

— Как дойти до библиотеки я знаю. Мне нужно знать, как пройти внутрь.

— Ладно, как скажешь, — я забросил рюкзак за спину.

— У тебя есть очки?

— Какие?

— Такие, — она оттопырила карман на жилетке, показав солнцезащитные очки.

— Да. В моём рюкзаке.

— Захвати. Солнце может выжечь сетчатку довольно быстро. И не забудь свою шляпу.

— Какую шляпу?

— Ту, в которой ты вчера был.

Я вспомнил, что подобрал шляпу Ковбоя. Видимо она болталась на мне, пока Райли не притащила меня сюда.

Быстро нацепив очки, и засунув за пояс кукри, я спустился вниз по лестнице. Хозяйка уже ждала у дверей.

— Готов?

— Ага.

Дверь открылась, впустив в прихожую яркий солнечный свет. На ходу схватив с вешалки шляпу, я надел её на голову, и выскочил за порог.

Миновав дворик, мы вышли через ворота, и, свернув направо, пошли по улице, мимо обветшалых домов. Райли шла легко и уверенно. Лавировала между преграждавшими путь корпусами автомобилей, перепрыгивала через канавы, и ловко перемахивала через поваленные столбы.

— А если там опять будут эти… Зомби, — спросил я, глядя ей в спину.

— Какие зомби?

— Которые за мной гнались. Тощие такие. Сначала шли друг за другом, как слепые. Потом увидели меня, и помчались. Кто это вообще такие?

— Наверное, это неприкаянные. Их много в городе.

— Они живые?

— Тела — да, разум — нет. Когда-то они были как ты, и как старая хозяйка. Они выжили после катастрофы, но стали неприкаянными.

— Как им удалось выжить?

— Им что-то кололи. Хотели спасти. Сыворотка была не готова. Удалось сохранить организм, а разум — погиб. Если к ним не приближаться, то проблем с ними не возникает.

— А что насчёт пауков?

— Пауков?

— В лесу я видел каких-то пауков, больших до неприличия. Кажется, один из них хотел меня сожрать, но свалился в овраг.

— А-а, лесные пауки. Они спокойные. Плохо бегают. Не подходи на дистанцию прыжка, не наступай в паутину, посматривай на деревья — вот и все правила.

— Из-за чего они так вымахали? Я где-то читал, что паук не может достигнуть таких размеров. Из-за особенности строения внутренних органов и отсутствия скелета.

— Эволюция, милый. Это новый вид паукообразных. С течением жизни, внутри у них постепенно нарастает кольцевой каркас из хрящеобразных тканей. Он заменяет паукам скелет. Голова и туловище защищены уплотнённым внутренним панцирем. Слабое место — ноги. Мускулатура работает на сгиб, далее — в дело вступает гидравлика. Гемолимфа циркулирует под огромным давлением. Если пауку отрубить лапу, то фонтан ударит метров на пятнадцать. Правда, тут же сработает регенеративная система, и рана затянется меньше чем за минуту. Чем больше ног пауку отрезать — тем слабее он будет.

— Надеюсь, что мне не придётся этим заниматься. Но всё равно спасибо за совет. И часто тебе приходилось сражаться с этими паучищами?

— Раньше, довольно часто. В последнее время — нет. Я охотилась на них, надеясь использовать паучий яд в качестве оружия. Но толку от него не было. Мастер объяснил, что этот яд теряет свои свойства вскоре после смерти паука. А жаль. Было бы отличное оружие.

— Не страшно было на них охотиться?

— Нисколько. Они неприятные, конечно. Старая хозяйка очень боялась пауков, и этот страх немного передался мне. Но когда думаешь не о них, а о своей цели — эти мысли гасятся. Я же не рисковала. Действовала аккуратно. Выбирала ослабленных, недавно подвергавшихся атакам птиц Шанина. Такие сопротивлялись вяло.

— Что за птицы?

— Мелкие птички, у которых вместо голов — длинный острый рог, в виде конуса. Их ещё называют рогоносами. Заметив паука, пикируют на него с огромной скоростью, и втыкаются в его тело. На внутренних сторонах крыльев у них есть специальные крючочки, которыми они цепляются за шкуру жертвы, чтобы не оторваться, и медленно высасывают из неё соки. Паук не может сбросить птицу, потому что она обычно прицепляется там, где он не может её достать. Насосавшись, рогонос отваливается и улетает. Он не убивает паука, (для этого птиц должно быть очень много), но способен серьёзно его ослабить.

— Ты просто ходячая энциклопедия.

— Чтобы выжить в этом мире, нужно знать о нём как можно больше.

Впереди показались знакомые развалины. Мы добрались до 'охотничьей сторожки'.

— Надо бы воду забрать на обратном пути. А то опять кто-нибудь заявится, — сказала Райли. — Кстати, ты знаешь о том, что пил воду, которой я моюсь?

— Че-го?! — меня чуть не замутило.

Она засмеялась. Впервые засмеялась. Тихим, шелестящим смехом.

— Я шучу.

— А ты, я смотрю, шутница.

— У тебя было такое лицо. Очень смешное. Не бойся. Там была питьевая вода. Ты выпил мой двухнедельный запас.

— Ну извини. Очень пить хотелось. Если хочешь, могу принести тебе воды Только скажи, где её набрать.

— Непременно. Завтра же сходим к роднику.

Она опять засмеялась.

— Чего ты опять угораешь?

— Просто так. Здорово я тебя разыграла. А смеяться, оказывается, забавно. И приятно. Никогда не смеялась. Сегодня первый раз.

— Ты никогда не смеялась? Вообще никогда? Да ладно…

— Старая хозяйка была хохотушкой. Я знаю про смех. Но использовать не приходилось.

— Ну, теперь-то у тебя есть над кем посмеиваться. Может быть это и есть моё предназначение — быть твоим шутом?

— Возможно. Я подумаю, — Райли усмехнулась. — Не хмурься, милый. От этого ты делаешься ещё смешнее.

— Почему ты называешь меня 'милым'? Что во мне такого милого?

— В лексиконе старой хозяйки это слово обозначало привлекательных, но бестолковых существ: маленьких котят, щеночков, и смазливых парней. Обычно она использовала фразу, — 'Он такой милый!' Я позаимствовала слово, посчитав его подходящим. А тебе не нравится?

— Не то чтобы не нравится. Просто у меня, вообще-то, имя есть… Ах, да. Я ведь забыл тебе представиться. Вот я болван.

— Ничего страшного. Тем более, что в этом нет нужды.

— Тебе что, не интересно узнать, как меня зовут?

— Нисколько… Ну ладно-ладно, — она развела руками. — Если это тебе так важно, скажи, как тебя зовут?

— Меня зовут… — я запнулся.

А действительно, какая разница, как меня зовут? Моё имя осталось за пределами этого города. Тот, кто когда-то был мной, превратился в потерянное, безымянное существо, которое язык не поворачивался назвать старым именем.

— Забыл своё имя? — устала ждать Райли. — Тогда придумай новое, как посоветовал мне.

— Не забыл, — я присел на корточки, и стал водить пальцами по пыли. — Просто это больше не моё имя. Оно из другого мира. И я обрету его, когда вернусь обратно. А здесь, ты права, в нём нет никакого смысла. У меня осталось лишь прозвище. 'Писатель'. Так меня называли ребята из группы.

— Значит ты — писатель?

— Нет. Но другого прозвища я не имею, — разворошив камешки под ногами, я выпрямился.

— Хорошо. Буду звать тебя Писателем, — Райли кивнула, и мы двинулись дальше.

Кое-какие элементы городского пейзажа я припоминал. Большое офисное здание с гигантской вывеской 'Шагаем в будущее смело!' Фонтан с рухнувшей скульптурой. Кинотеатр 'Вымпел'. Мимо этих построек Котя меня и вёл.

— Старайся ступать за мной след в след, — оглянулась спутница. — Здесь много аномалий.

Мы свернули на перекрёстке, и дальше двигались вдоль стены здания. Пройдя так почти целый квартал, Райли резко затормозила, и преградила мне путь рукой. От неожиданности я чуть в неё не врезался.

— Стой, — одними губами прошептала она.

В левой руке блеснул топорик.

Я прислушался. Что-то стрекотало наверху. Как будто работал какой-то необычный движок. По растрескавшемуся асфальту мелькнула тень. Всё той же правой рукой, Райли вдавила меня в фасадную выемку, где располагались двери здания, и вжалась в дверную створку со мной рядом.

— Чт…

Я не смог даже ничего прошептать. Её пальцы плотно легли на мои губы. Голова едва заметно повернулась из стороны в сторону — 'Не надо'. И я умолк.

Стрекотание стихло. Райли осторожно высунулась из-под козырька, и какими-то механическими, птичьими движениями, осмотрела небо.

— Всё. Улетела.

— Кто?

— Да так… Гиганевра.

— Какая ещё…

— Все вопросы потом. Не отвлекай, хорошо? Лучше по сторонам смотри.

Мы шли дальше, маневрируя какими-то 'пьяными' петлями и зигзагами. Котя вёл меня так же. И я даже узнал пару замысловатых траекторий.

Прошли мимо ночного клуба 'Вспышка', повернули в переулок, протиснулись между забитыми мусором баками, вышли на улицу Байкальскую, по которой продолжили петлять дальше.

Вот впереди показался знакомый парк с едва виднеющимся среди буйной растительности памятником героям Халхин-Гола. Значит библиотека совсем рядом. Буквально через пару домов. Пройдя по тротуару несколько метров на полусогнутых ногах, Райли вдруг свернула на проезжую часть, где стоял длинный КамАЗ без колёс. Обойдя машину, она легко запрыгнула в её крытый кузов. Я последовал за ней, но отвратительная физическая подготовка не позволила совершить такой же красивый прыжок. Вместо этого, я немного повисел на бортике, поболтав ногами, как полный тюфяк, но тут же собрал все свои силы, поднатужился, и, с горем пополам, подтянулся в кузов, перевалившись на пол.

Подо мной тут же что-то хрустнуло. Присмотрелся, и брезгливо отпихнул ногой человеческую кость. Как оказалось, в кузове находилось восемь скелетов, одетых в грязные камуфляжки. Некоторые валялись на полу, а некоторые сидели на лавках. По спине у меня пробежал холодок.

Однако Райли это соседство нисколько не смущало. Пристроившись за бортиком, она достала небольшой бинокль, и стала осматривать подходы к библиотеке. Осматривала долго, сосредоточенно. Я не понимал, что её смущало. Улица была абсолютно пустынной и тихой. Ничего подозрительного. Если не считать пару скелетов, валявшихся напротив входа.

— Что ты пытаешься рассмотреть? — наконец спросил я.

— Признаки…

— Признаки чего?

– 'Веретеницы', 'Катапульты', 'Магнисферы'… Чего-нибудь. Что-то здесь должно быть.

— А по-моему, там ничего нет. Я там спокойно ходил. Если бы там что-то было, меня бы, наверное, сейчас здесь не было.

— Ну что ж, — Райли опустила бинокль. — Тогда иди.

— Идти? Туда?

— Ага. Показывай путь.

— А ты?

— А я за тобой.

— Хм-м, хо-ро-шо, — я набрал в грудь побольше воздуха, и выпрыгнул из кузова.

Как только мои ноги коснулись земли, всё моё существо пронзил испепеляющий страх. Я вдруг понял, что совсем не уверен в том, что там, возле библиотеки, действительно всё в порядке. Смерть выглядывала из каждой трещины, из-за каждого кустика. Она меня видела, а я её — нет. И чем больше я боялся, тем подозрительнее казались мне окрестности. Но ударять в грязь лицом было недопустимо. Стараясь сохранять ровную походку, я постепенно дошёл до здания библиотеки. Тревожно покосился в примыкающую улицу — не шевелится ли кто-то в районе завала. Нет. Там тоже всё спокойно.

Свернул к дверям. Обогнул распластанные напротив них останки, и без проблем дошёл до входа. Заходить уже не решился. Повернулся в сторону КамАЗа, и неуверенно махнул рукой. Райли выпрыгнула из кузова, и как-то бочком, но довольно резво, проследовала по моей траектории, остановившись рядом.

— Видишь, всё в порядке, — произнёс я.

— Мы ещё не вошли.

Тяжело вздохнув, я положил руку на бронзовую ручку. Приложил усилие. Дверь неохотно подалась. Так же, как и позавчера.

Отошёл в сторонку, — дамы вперёд.

Райли молча покачала головой.

— Ну как знаешь.

Вошёл в знакомый вестибюль. К звуку моих шагов прибавились осторожные шажки спутницы.

— Здесь тоже всё в порядке. Если раньше здесь что-то и было, то теперь его нет. Но сразу предупреждаю. Туда я не ходил, — я указал в сторону отделения для взрослых.

— Понятно, — Райли свернула в детское отделение.

Дверь была открыта. Железка, которую я использовал в качестве засова, валялась на пороге. Мы вошли в зал.

— Вот тут я прятался. Вон там — за полками, встретил Котю.

Райли принюхалась, как-то по-звериному. Её глаза жадно скользили по книжным полкам. Но проходить глубже она не торопилась.

— Тебя всё-таки что-то беспокоит, верно? — спросил я.

— Всё, — ответила она. — Меня беспокоит всё.

— Ну хочешь, я пройду в читальный зал, а ты опять пойдёшь за мной?

— Нет. Теперь я сама.

Обойдя меня, Райли неслышно прошмыгнула в помещение читального зала. Я, держа руки в карманах, прошествовал за ней. Мы остановились возле книжного холмика, на котором я спал. Тут, взглянув на свою знакомую, я увидел, что она как-то странно улыбается — дикой, перекошенной улыбкой. Неужто окончательно крышей поехала?

— Райли, — осторожно позвал я. — Эй, ты чего?

Она медленно повернула ко мне свою безумную гримасу.

— Ты как-то странно улыбаешься. С тобой всё в порядке?

— Писатель. Это… Прекрасно! Это… Изумительно!

— А-а, ну-у, да, может быть, — глупо закивал я, делая вид, что мне понятен её восторг.

— Не будем терять время, — Райли сбросила рюкзак. — Ты не видел здесь стремянку?

— Где-то видел.

— Принеси.

Я сбегал в главный зал и притащил оттуда сложенную стремянку. К тому времени, Райли уже вовсю срезала ножом кружева плесени.

— Так мы за этим пришли? — я разложил стремянку у неё за спиной. — За этими соплями?

— Это не сопли, милый. Это ай-талук. Немного перезрелый, конечно, но вполне ещё пригодный.

— Опять какие-то грибы? Ладно, просто скажи, чем я могу помочь?

— Держи рюкзак открытым.

Райли взяла стремянку, и поставила её под наростом, который я принял за улей. Взобралась наверх, и, искусно балансируя на ступеньках, начала потрошить его ножом, сбрасывая куски вниз. А я ловил их открытым рюкзаком. Бурые шматки падали в сумку, как подсохшие ломти мяса. Они были лёгкими, пористыми, и удерживать наполняемый рюкзак было легко.

Из нароста вырезалось не всё подряд, а только какие-то отдельные фрагменты. Спустя десять минут, Райли полностью распотрошила 'улей', оставив только обмякшую оболочку, и довольная спустилась вниз.

Я сообщил, что видел ещё один такой нарост за соседними полками. Мы проследовали в стеллажный лабиринт, где когда-то прятался Котя. По пути, Райли заботливо срезала плесень с книжных полок, наматывая её на клинок, как паутину, а затем сбрасывая пальцами в рюкзак. Я заметил, что книги сильно повреждены, словно изъедены, в тех местах, где с ними соприкасалась плесень. Спутница объяснила, что дрянь, которую мы собираем, питается бумагой. Точнее, обработанной древесной целлюлозой. Поэтому, видимо, и обосновалась в библиотеке, где много питательного вещества.

Как выяснилось, этот самый ай-талук — чрезвычайно интересная штука. Возможно, именно в нём кроется загадка возникновения иликтинских аномалий. Я сделал для себя мысленную пометку, как-нибудь расспросить Райли об этой мерзопакости поподробнее.

За стеллажами, спутница распатронила ещё один нарост, и мы заполнили первый рюкзак целиком. После чего решили обследовать соседний отдел. Там царил полнейший бардак. Полки были повалены, и сплошь покрыты бурой растительностью. Валялись поломанные стулья. Обои, сквозь которые проросла какая-то тёмная плюшевая поросль, напоминавшая мох, отошли от стен, и горбились жутковатыми абстрактными фигурами. Райли обнаружила очередную 'опухоль' ай-талука, и принялась её кромсать, наполняя второй рюкзак. К счастью, висел этот адский трутовик довольно низко, и лестницу тащить не пришлось. Держать сумку тоже не требовалось, так как она была сделана из более грубой ткани, которая позволяла ей стоять на полу, подобно ведёрку.

Слоняясь без дела, я пригляделся к уцелевшему стеллажу, и вытащил одну из книжек. На обложке крупными буквами было написано 'Что в имени твоём?'

— Ты глянь. Я тут нашёл книгу о значениях имён. Интересно. А давай-ка, посмотрим, что означает твоё имя? Хотя я сомневаюсь, что найду его здесь. Тэк-с… Женские имена. Буква 'Р'… Тэ-эк. Что тут у нас? Рада, Раиса… Райли! Ничего себе! Действительно есть такое имя. Оказывается, оно ирландское, и означает 'храбрая, отважная'. Круто.

– 'Храбрая и отважная'? — Райли на секунду отвлеклась от своего занятия. — Мне нравится такой перевод.

— Да ты поди заранее знала, — я захлопнул книжку, и положил её обратно на полку.

— Нет, — ответила она, продолжив резать ай-талук. — Совпадение.

Подойдя к библиотекарскому столику, я опрометчиво облокотился на него. Рассохшиеся ножки с хрустом подогнулись, и стол упал, вызвав пушечный грохот.

— Тссс! — зашипела Райли, обернувшись ко мне.

— Виноват, виноват, — поднял руки я.

Выдержав длительную паузу, мы слушали тишину, но никаких посторонних звуков не обнаружили.

— Ты как слон в посудной лавке! — сделав мне замечание, Райли вернулась к наполнению рюкзака.

— Прости, — я присел возле упавшего стола. — Слушай, а зачем тебе столько этой плесени? Что ты с ней будешь делать?

— Много чего.

— Достойный ответ. А если подробнее?

— Лекарства, стимуляторы, регенераторы… Усовершенствование.

— А почему здесь было так опасно, что ты без меня идти не решилась?

— Повышенная аномальная активность. Здесь находился эпицентр. Вокруг распространялось сильное криптоизлучение. Импульсы убивали всё живое в радиусе двадцати метров.

— Куда же это всё подевалось?

— Обычно, когда истощается заряд аномального источника, происходит его концентрическое схлопывание — он словно вжимается сам в себя, и порождает сильный выброс аномальных материалов, которые наполняют округу новыми ловушками.

— Теперь понятно, чего ты опасалась. А как получилось, что эти грибы смогли выжить в самом центре аномального эпицентра?

— Эти, как ты говоришь, 'грибы' — и есть создатели аномалии.

— Чего? Вот эта блевотина на стенах? Вот из-за этой плесени, значит, всё и происходит? — я был поражён.

Грибы! Грибы эволюционировали. Теперь это новая жизненная форма, новая цивилизация. Все эти, так называемые, аномалии — всего лишь естественный способ защиты от врагов. Вот что случилось с разумом выживших горожан. Они все под властью ай-талука. Боже, куда я попал?!

Рюкзак был наполнен под завязку.

— Всё. Можно уходить, — распорядилась Райли.

Я взвалил ношу себе на плечи, и отправился на выход.

Вечернее солнце спустилось уже до самых крыш. В холле к моей ноге прицепился клочок газеты. Я стряхнул его. Ветерок подхватил бумажку, и поволок через тротуар. Долетев до человеческих останков, газета застряла на них, трепеща, как флажок.

— Ну что, теперь до дому, до хаты, — я собрался сделать шаг, но был остановлен Райли, схватившей меня за плечо.

— Постой.

— Ну, чего?

— Что-то здесь всё-таки не так.

— Ты опять…

Я не договорил. Впереди, с вершины каменистой гряды скатилось несколько камешков.

В руках у моей спутницы моментально появилось оружие. Я последовал её примеру и вынул кукри.

— Кто там лазит?

— Это засада. Стой спокойно и не шевелись. Я со всем разберусь.

— Я никого не вижу.

— Прижмись к стене. И не дёргайся. Не пытайся убежать.

— Х-хорошо, — я попятился было к стене, когда прямо наверху что-то заскрежетало.

Звук был как от срывающегося кровельного железа, или огромной падающей сосульки.

В этой ситуации я бы ничего не успел предпринять. Быстрота произошедшего била все рекорды скорости. Сначала я почувствовал резкий толчок кулаком в грудь, от которого улетел назад, ударившись об дверь библиотеки. И тут же получил по голове чем-то увесистым, похожим на резиновую дубинку с тупыми костяными шипами. Шляпа съехала мне на нос, и я едва не упал. К счастью рюкзак, набитый мягкими кусками ай-талука, смягчил удар, иначе бы я точно сломал ребро об дверную ручку.

Сразу после этого, на асфальт что-то грузно шлёпнулось, придавив мне на ноги. Я резко поднял поле сбитой шляпы, и увидел корчащегося в агонии монстра. Это был так называемый неоконис. При свете дня эти звери выглядели ещё уродливее. Тела как у огромных бультерьеров, вдоль холки идёт лохматая грива, шкура бугристая, облезлая.

Данный экземпляр, очевидно, спрыгнул на нас с крыши. Целился в меня. Но Райли, проявив, запредельную проворность, сумела вытолкнуть меня из-под этой туши, после чего снесла неоконису топором полчерепа, оставив ему от головы только нижнюю челюсть.

Своим когтем зверюга хорошенько прочертила по моему многострадальному лбу, в очередной раз его расцарапав. Глаза тут же начало заливать кровью. Пока я их протирал, на улице завязалась потасовка. Два неокониса, скатившись с гряды, мчались прямо на нас. Ещё двое, злобно рыча и подвывая, выходили из-за КАМАЗа, один выбегал с противоположной стороны улицы, и ещё двое — выскочив из разбитых окон углового здания, уже набрасывались на Райли. Даже при всей своей подвижности, девушка успела лишь сбросить с себя рюкзак, повернувшись спиной к первому монстру. Тот сомкнул челюсти на сумке, и, обхватив девушку лапами, повалил лицом в землю. Я думал, что он её придавит, но уже в следующую секунду, неоконис трепал на асфальте один рюкзак, а Райли, вывернувшись из-под него, молниеносно закрепила на левом запястье странный браслет, с двумя отогнутыми скобами, и тут же сунула руку в пасть очередному напрыгивающему зверю. Клыки с лязгом впиваются в металл, и на продолговатых челюстях, подобно наручникам, тут же защёлкиваются скобы. Неоконис оказался в ловушке, беспомощно повиснув на руке Райли. Под его тяжестью, охотница припала на одно колено, и без промедления начала полосовать свободной рукой открытое горло хищника. Тварь захрипела, дёргая лапами. Это затормозило приближающуюся стаю. Одиночка, заходивший справа, пронзительно взвыв, резко затормозил, и стал дожидаться остальных. А монстр, трепавший рюкзак, набросился на девушку сзади. Та крутанулась вокруг своей оси, к тому моменту уже отпустив захлёбывающегося кровью первого противника, и с размаху воткнула топор во второго. Нападавший отлетел в сторону, упав на бок, но подняться не успел, так как лезвие топора, повторным ударом, перерубило ему шею.

Однако битва только начиналась. К нам подоспела остальная пятёрка тварей. Неоконисы двигались неуклюже, подгребая землю короткими лапами. Но у них был численный перевес.

На Райли накинулось сразу четыре твари, всё-таки свалив её с ног. Пятый, будучи помельче и потрусливее, кружил вокруг свалки, стараясь ухватиться зубами за подвернувшуюся конечность жертвы. Я уже думал, что Райли сейчас порвут в клочья, после чего примутся за меня. В этом сцепившемся клубке было трудно разобрать, что происходит. Но, не смотря на численное превосходство противника, моя спутница сдаваться явно не собиралась. На её браслете уже висел очередной пойманный неоконис. Второй глодал обух топора, из-за которого не мог сомкнуть челюсти. Третий, пытавшийся вцепиться в шею, уже отползал в сторону, оставляя за собой кровавый след. Четвёртый видимо хотел ухватиться за ногу, но соскользнул, зажевав вместо неё ремень.

Краем глаза, я заметил, как пятый неоконис, обходя драку широким кругом, движется прямо на меня. Какого чёрта я жду?! Когда он до меня доберётся?! Оттолкнувшись от стены, и, истошно заорав, я бросился вперёд. На ходу, что было сил, пнул отползающего раненого неокониса. Разбрызгивая кровь, фонтанирующую из рассечённой артерии, тот с визгом кувыркнулся в пыли. Затем я размахнулся, едва не опрокинувшись из-за мешавшего мне рюкзака, сбросить который уже не было времени, и рубанул кукри прямо по хребту другого неокониса, глодавшего ремень Райли. Никакого эффекта! Лезвие отскочило от шкуры, как от толстой резины, лишь нанеся маленький надрез и сбрив несколько щетинок. Зверь рассерженно заворчал, сильнее вгрызаясь в ремень. Райли выдернула топор из пасти его собрата, при этом, сломав ему один клык, и когда тот, освободившись, тут же бросился ей лапами на грудь, готовясь перекусить глотку, всадила нож прямо под рёбра. Монстр взревел, дёрнувшись назад всем телом, и этот рёв превратился в бульканье, как у испорченного водопроводного крана. Вывалив слюнявый язык, тварь завалилась на бок, и стихла.

Неоконис жевавший ремень, завидев освободившуюся руку жертвы, попытался вцепиться в неё, но был оперативно насажен на нож, который пройдя под его нижней челюстью, вышел из глазницы, выдавив глаз. Мечущийся в агонии зверь вырвал рукоять из руки Райли, и ускакал вместе с оружием куда-то в сторону. Я бросился за ним в погоню, но тут подоспел последний — мелкий неоконис, решивший по-волчьи броситься мне в ноги, чтобы порвать сухожилья и повалить. Райли попыталась его остановить, но монстр, пойманный ручным капканом, и продолжавший бесноваться на её руке, не дал ей подняться на ноги, чтобы выскочить моему преследователю наперерез. Перехватив топорик освободившейся рукой, девушка успела перевернуться на живот, и рубануть проскочившего мимо неокониса по задней лапе. Не ожидав такого поворота, тот заскулил, и, поджимая лапу, с болтающейся на шкуре ступнёй, неуклюже поскакал прочь по улице, высоко подбрасывая заднюю часть.

Я наконец-то догнал неокониса с ножом в голове. Он свалился в нескольких метрах от места драки. Затем я начал его пинать, что было сил. Сначала он поскуливал, но потом умолк и перестал дышать. Я решил выдернуть нож из его головы, но оружие засело слишком крепко. Побоялся отломить

Оглянувшись, я увидел окровавленную Райли, медленно поднимающуюся на ноги посреди широченной кровавой лужи. Бросился было к ней, но она меня остановила жестом.

— Ты не ранена?!

Ответа не последовало. С натугой волоча по земле извивающегося неокониса, растрёпанная девушка подошла ко мне. Повреждений на ней не было никаких. А кровь, покрывавшая её с головы до пят, была чужой. Всё так же безмолвно она наклонилась к трупу, и, ухватив рукоятку ножа, с хрустом пошевелила её, после чего, наступила ногой на шею зверя, выдернув лезвие из его головы.

— Круто ты с ними… Ну это… Разобралась, — промямлил я, трясясь после пережитого, как осиновый лист.

— Много мечешься, — исподлобья взглянула на меня Райли. — Суетишься. Сказала же, стой на месте. Зачем ты полез?

— Хотел помочь.

— Толку от твоей помощи… — она обернулась назад, бегло окинув взором поле боя.

Вся площадка перед библиотекой была залита густой кровищей, в которой валялись неподвижные тела неоконисов. У одного из лежащих подёргивалась лапа. Но это был уже остаточный рефлекс затухающей агонии. Хромой монстр успел скрыться из виду, оставив только дорожку из кровавых клякс. Пойманный же притих и успокоился, глядя своими маленькими мутноватыми глазками куда-то в сторону.

— Второй рюкзак заберёшь?

— Конечно. Без проблем, — я отправился за рюкзаком.

Потом мы выдвинулись в обратный путь. Я тащил один рюкзак на спине, а другой — на руках. Было не тяжело, но несколько неудобно. Райли волокла за собой живого неокониса. Он уже не сопротивлялся, смирившись со своей участью.

— Ты где-то училась бороться с этими зверюгами? — спросил я.

— Нигде не училась. Опыт. Концентрация, — выдохнула та.

— Просто когда я наблюдал… Ну, в этой свалке. Ты вела себя как настоящий борец. Уворачивалась от укусов, заставляла врагов мешать друг другу. Контролировала их всех одновременно. Как это возможно?

— Эти существа довольно умны, но у них есть слабые места, которые нужно знать. Цель неоконисов — перекусить жертве глотку. Но если добыча слишком высока, и до горла сразу не дотянуться, им нужно её сначала повалить. Несколько валят, один — убивает. Стандартная, неизменная тактика. Нужно просто предугадать, куда метят первые нападающие. Обычно, это руки. Так как гуманоиды предпочитают ими прикрываться от ударов. Значит, первая двойка атакующих повиснет на руках. Затем они, скорее всего, тебя повалят. (Им это труда не составит. Средний неоконис весит в районе двадцати килограмм). Но, вместе с этим, помешают остальным сразу подобраться к телу. Главное в этот момент не дёргать ногами, пытаясь их отпихнуть, потому что подвижные ноги тут же станут их новой целью. К моменту падения, нужно успеть убить хотя бы одного неокониса, но желательнее, сразу обоих. Это несложно, когда владеешь своей энергией. Психология этих существ прямолинейна, как гвоздь. Они видят цель и бегут на неё, заранее определяя участок, в который будут вцепляться. Но когда этот участок внезапно уходит из поля их зрения, они на какое-то мгновение теряют контроль над ситуацией. Им не хватает мозгов, чтобы быстро поменять вектор атаки. В этот момент им просто подсунуть альтернативную цель: рюкзак, палку, даже их собственного сородича. И они вцепятся в него по инерции. Пока до них дойдёт, что они ошиблись, наступает их очередь попасть под раздачу.

— А зачем нам нужна живая тварь?

— Чтобы прикрыть тыл. Неоконисов там ещё много. Думаю, что это смородинские недобитки. Остатки стаи, атаковавшей твою группу. Видимо шли по твоему следу, но потеряли его из-за элгера. Сейчас ты опять оставляешь след. И они идут за нами. Я их чувствую. Отвязаться от преследования можно только сделав серьёзное предупреждение… Так, поворачивай.

Мы сменили направление движения, и подошли к покосившемуся столбу, из которого торчал длинный металлический крюк, изогнутый кверху под прямым углом. Когда-то на нём крепилась коробка электрощита, ныне валяющаяся неподалёку.

— Подойдёт, — кивнула Райли, и, швырнув неокониса на землю, тут же прижала его коленкой. — Так, Писатель, теперь мне потребуется твоя помощь.

— Я готов. Что делать? — положив рюкзак, я начал нервно разминать руки.

— Ничего. Просто удерживай его. Сейчас он будет сильно дёргаться.

Я навалился на неокониса, вдавив его в асфальт обеими ногами. Чувствовалось, как бьётся его сердце, и под толстой шкурой гуляют жёсткие мускулы. Зверюга была крепкой.

— Готов? — Райли выудила нож.

Мотнул головой, хотя готов, если честно, не был.

Острие ножа мягко вошло между рёбер неокониса, и тот издал протяжный, страдальческий стон. Однако, беспощадная Райли не думала останавливаться. Вместо этого она стала проворачивать клинок, углубляя и расширяя рану. Кровь полилась ручьём. Мне залило правую ногу. Зверь задёргался от боли, едва не сбрасывая нас с себя, но мы держали его крепко.

Вдруг во мне проснулась жалость к нему. Я почему-то забыл, что около получаса назад этот зверь собирался нас сожрать, и проникся трепетным состраданием.

Мельком я взглянул на Райли, словно пытаясь понять, что ею движет, но вместо ожидаемого садистского оскала увидел совершенно безразличное лицо. С таким выражением женщины обычно разделывают рыбу.

Проковыряв в неоконисе дырку, она выдернула нож, и вытерла лезвие об его шкуру.

— Так, теперь поднимаем.

Мы стали поднимать зверя по столбу. Весил он не меньше двадцати пяти килограмм. Как худощавая Райли его проволокла так далеко? В итоге, несчастный неоконис был насажен на крюк, и лишь после этого девушка сорвала с его пасти свой необычный браслет.

Зверь тут же начал извиваться и дрыгать лапами, при этом крича так страшно и душераздирающе, что я поневоле отступил, и прищурился, словно мне самому передалась частица его боли. Крюк медленно входил в его нутро, пока не погрузился на всю глубину. Подёргавшись ещё минут десять, обезумевший от боли зверь выбился из сил, и перестал шевелиться. Лишь тяжело дышал, и хрипло постанывал.

Райли подхватила рюкзак и, как ни в чём не бывало, забросила себе на плечи.

— Всё, уходим.

— Мы его так и оставим?

— Да.

— Добивать не будем?

— Нет.

— Это жестоко, — я последовал за ней, стараясь не оглядываться назад.

— Это мой мир. Добро пожаловать, Писатель. Хочешь выжить — умей доминировать.

— Но как это издевательство над животным может нам помочь?

— Теперь он будет умирать несколько дней. Импульсы надвигающейся смерти работают как маяк, отпугивающий остальных. Предсмертные крики воздействуют на стаю психологически. Неоконисы никогда не пойдут туда, где пахнет смертью. Теперь они нас боятся, и не будут преследовать. Ох, милый, как же мне надоело тебе всё разъяснять… — раздражённая Райли с трудом стянула с руки деформированный браслет.

— Интересная штука, — указал я на него, желая немного сменить неприятную тему. — Сама смастерила?

— Да. Я называю её 'восьмёркой'. Сделала из полицейских наручников. Очень удобное средство для ловли живых неоконисов. Видишь, вот так они хватают за руку. Браслет очень прочный. Сдавить или прокусить его невозможно. А я делаю так (она дёрнула запястьем, после чего две скобы по бокам браслета замкнулись в кольца), и готово. Челюсти зажаты на руке. Отцепиться он не может, так как мешают клыки. Для этого нужно хотя бы немного приоткрыть пасть. Но пасть фиксируется кольцами. Остаётся либо зубы ломать, либо смириться и сдаться. В основном, они сдаются.

— Надо ещё успеть вставить этот браслет в пасть нападающему зверю.

— С моей реакцией это не проблема. Я просто подставляю руку, и он сам нацепляется.

— Извини, Райли, а можно я тебе ещё один вопрос задам про местную фауну? Не рассердишься?

— Ты мне жутко надоел. Но, благодаря отличной добыче, я слишком счастлива, чтобы на тебя сердиться. Что ты хотел спросить?

— А здесь водятся другие виды неоконисов?

— Другие виды? Нет. Только один. Есть ещё гиенособаки. Они послабее и потрусливее, но более хитрые. В этом районе их нет, потому что с неоконисами они не ладят. А почему ты спросил?

— Когда я прятался в подвале… Ну, там где медуза сожрала моего товарища, чью шляпу я сейчас ношу. В общем, там меня загнали в угол две какие-то уродливые твари. Но они не были похожи на неоконисов. Более крупные, высокие, с кабаньими рылами.

— Деотерии. Видимо, это были они. Это хищники, но их мясо пригодно в пищу. Иногда я на них охочусь. Как они тебя не растерзали?

— Сам удивляюсь. Спрятался я хорошо, но мобильник, зараза, меня выдал.

— А-а, поняла, где ты сидел. Там же тупик. И дверь заперта. Как ты выбрался?

— Это всё очень сложно объяснить. Вспоминаю как будто во сне. Я проглотил таблетку, которую мне дал руководитель нашей экспедиции. После чего у меня начались видения. Твари пропали, и я прошёл сквозь них.

— А потом?

— Потом вылез через дверную щель, словно у меня не было костей.

— Так вот почему ты смог убежать.

— Ты что-то об этом знаешь? Что за таблетку я съел?

— Погоди. Не трещи, — Райли подбросила рюкзак повыше на плечи. — Я знаю очень мало. Но я слышала об этих таблетках. От Апологетов. А они — от сумеречников.

— Расскажи всё, что знаешь.

— Да, практически ничего. Апологеты говорили, что она позволяет сумеречникам преодолевать 'фату сумерек'.

— Что это значит?

— Не знаю, но догадываюсь. Возможно, твоя таблетка имеет нечто общее с вот этим, — она похлопала рукой по рюкзаку.

— А поконкретнее?

— Позволяет покидать свою внешнюю оболочку.

За этими разговорами мы подошли к воротам своего дома.

— Наконец-то можно отдохнуть, — бросив шляпу на вешалку, я скинул надоевший рюкзак.

— Сначала надо помыться, постирать, поесть, наточить лезвия, разобрать ай-талук. Дел очень много, — отозвалась Райли.

— Я разогрею чай. Ты не против?

— Давай.

'Разогреть чай' — означало просто бросить в холодную чашку с чаем кубик жёлтой субстанции, похожей на серу. В чашке тут же начинала происходить какая-то сумасшедшая реакция, похожая на бурление растворимого аспирина, валил пар, и вода нагревалась до состояния хорошо вскипячённого чайника. Чем больше кусочек 'серы' — тем вода становилась горячее.

— Послушай, Райли, а здесь можно раздобыть огнестрельное оружие? — спросил я, расставляя чашки.

— Можно, — ответила она из соседней комнаты.

— А почему ты тогда им не пользуешься?

— Неэффективно. Для того чтобы отстреливать местную живность необходимы пули со специальным энергенным покрытием. Такие есть только у сумеречников.

— Кто такие 'сумеречники'?

— Те, что нас охраняют.

— Понятно. Ну а палки? Дубины?

— Неэффективно. Урон низкий, энергозатраты высокие, мобильность ужасная.

— Луки, арбалеты?

— Малоэффективно. Раньше использовала против ригвилов, но потом они научились улавливать звук тетивы, и уходить от стрелы.

— Неужели нет ничего лучше ножа?

— Почему ты так недооцениваешь нож? — Райли вышла из комнаты, расчёсывая волосы. — Он идеален. Лёгкий, удобный. Он как продолжение руки.

Собеседница сделала в воздухе несколько плавных движений ребром ладони.

— Не ограничивает движений, не испытывает сопротивления воздуха, ударяет туда, куда мне нужно, и со скоростью, которую я могу ему придать. Главное, чтобы клинок был из хорошей стали, а режущая кромка — ровно отточена, и обработана энергеном. Тогда ножу нет равных.

Я вынул кукри, покрутил его в руке, и протянул Райли, рукоятью вперёд. Та удивлённо на меня посмотрела.

— Бери, — кивнул я. — Тебе он больше пригодится. А я им всё равно пользоваться не умею.

Она приняла подарок. Взвесила, подержала на одном пальце, постучала ногтем по клинку.

— Хороший брат. Не видела таких никогда.

— Почему 'брат'?

Она улыбнулась.

У меня всегда их двое: брат и сестра. Без них я никуда. Сестра тонкая и изящная. Очень быстрая. Срезает плоть как бритва. Но очень хрупкая. Чтобы рассечь толстую шкуру нужен брат. Сначала братом у меня был тесак. Но он был слишком широкий. Тогда я взяла топорик. Он лучше, но слишком тяжёлый. Трудно выдёргивать, трудно махать. А этот нож — прекрасен. Сбалансированный, лёгкий. Он мне очень нравится.

— Пользуйся на здоровье.

— Идём, — Райли вдруг схватила меня за рук, и потащила за собой.

— Куда?

— Идём.

Она привела меня в свой арсенал, и указала на стену с ножами.

— Выбирай себе.

— Мне выбрать нож? Но какой? Их тут столько!

— Любой.

— Подожди. Зачем мне нож? Я всё равно не умею драться так же, как ты.

— Без ножа тебе не выжить. Я не всегда буду рядом, чтобы тебя защитить. Ты должен учиться сам за себя постоять. Выбирай!

— Это непросто. Я ничего не понимаю в ножах. Какой из них лучше?

— Позволь выбирать своему сердцу.

— Хм-м… Вот. Наверное, вот этот, — я снял со стены мачете. — Вроде неплохая штука.

— Тяжёлый, медленный, — Райли пожала плечами. — Хорошо рубить провода и кости.

— А, ну тогда давай я посмотрю что-нибудь другое…

— Нет-нет. Если выбор сделало твоё сердце, то нельзя ему противоречить. В каждом ноже есть что-то своё, неповторимое. Учись с ним обращаться, и он тебе обязательно поможет, — она протянула мне ножны с ремешками и маленький голубой камушек, похожий на мел. — Вот, это тоже тебе.

— Как этим пользоваться? — покрутив 'мелок' в руке, спросил я.

— Энергенная паста всегда должна быть под рукой! Сначала точишь лезвие камнем. Аккуратно, не спеша. Потом шлифуешь песком. До бритвенной остроты. Наконец, натираешь кромку энергеном. Втирай вот так, вдоль лезвия. Должен получиться сплошной слой. Только потом можешь выходить на улицу. Обрабатывай клинок регулярно. Особенно после использования. Не затягивай с этим. Не откладывай на потом. И рекомендую пользоваться шнуром.

— Шнуром?

— Вот этим, — она выдернула из ножен шнурок. — Привязываешь один конец к запястью, второй — на рукояти ножа.

— Зачем?

— Во время драки велика вероятность, что нож у тебя выбьют из руки. Лишившись ножа, моментально лишаешься жизни. Со шнурком нож далеко не отлетает от руки, а падает рядом. Его легко подтянуть и схватить за рукоять. А лучше, изначально привязывать рукоять к ладони, чтобы она всегда находилась в руке, даже когда пальцы разжаты. Вообще, на улице старайся не выпускать ножа из рук. Напасть могут когда угодно и откуда угодно.

— Спасибо, — поблагодарил её я.

Райли мотнула головой, и ушла приводить себя в порядок.

Так я обзавёлся своим собственным, настоящим оружием. Всё дело было в голубой пасте — 'энергене'. Этот таинственный материал оказывал деструктивное воздействие на энергию, укрепляющую тела местных тварей. Видимо создавая разрывы на молекулярном уровне, он позволял таким образом наносить им серьёзные раны.

Да что уж там? Мой мачете мог без труда разрубить толстый деревянный брусок, словно сыр, даже в нём не застряв. Проволока рассекалась им как тонкая верёвка. Можно было перерубить даже металлический стержень в мизинец толщиной, но это было чревато образованием зазубрины, поэтому я крайне редко использовал своё оружие против металла.

Заточка лезвия была опасным занятием, и я поначалу частенько резал себе пальцы, пока не приспособился к этой процедуре. Коварный энерген придавал режущей кромке такую запредельную остроту, что можно было получить порез просто к ней прикоснувшись. Что удивительно, сам по себе 'голубой мелок' был практически безвреден. Хотя Райли настоятельно рекомендовала тщательно протирать руки после работы с ним, и ни в коем случае не облизывать пальцы.

И всё-таки этот мир — сущее безумие. Как бы самому не двинуться умом среди этого кошмарного декаданса.

В любом случае, я продолжаю постепенно втираться в доверие к полоумной Райли.

Необходимо во что бы то ни стало снискать её расположение, и добиться, чтобы она помогла мне выбраться из этого 'грибного королевства'. Да, я выберусь отсюда. Непременно выберусь.

ЧАСТЬ-9. УКРОЩЕНИЕ ЭНЕРГИИ

Ночью я видел странный сон. Я принял его за последствие пережитого стресса, но, вместе с этим, меня не оставляло ощущение, что мне уже снился когда-то. Просто предыдущей раз он не запомнился.

Я плыл по коридору, заполненному водой. Вокруг расплывались колеблющиеся пузыри. На кирпичных стенах, подобно речной тине, развевались коричневые лохмотья. 'Ай-талук', — подумал я. — 'Он повсюду'.

Откуда-то вынырнула позеленевшая табличка с надписью 'Ординаторская'. Слева перемигивалась лампочками череда какой-то допотопной аппаратуры со множеством вращающихся магнитофонных бобин. Лениво шевеля руками, словно плавниками, я плыл всё дальше. На зелёный свет, струящейся из самой глубины коридора.

— Хо, — послышалось оттуда.

— Кто там?

— Я тебя вижу, — раздался голос в моей голове. — Я тебя чувствую.

— Где ты? — спросил я, не понимая, с кем разговариваю.

— В глубине.

— Это ты там светишься?

— Да.

— Зачем ты меня зовёшь?

— Мне интересно.

Диалог оборвался. Справа открылась дверь, и вышла Райли. Она была очень светлой, красивой, и вполне здоровой. Совсем не такой, как в жизни. Поймав за руку, она увлекла меня за собой, разом наполнив всё нутро каким-то невообразимым светом. Таким ярким, что пробивался сквозь закрытые веки.

Я открыл глаза, и увидел солнечный свет. Наступило утро. Пришло пробуждение.

— Проснулся? — надо мной появилась Райли, аккуратно сворачивающая какую-то одежду. — А я уже собиралась тебя будить.

— Что случилось?

— Ничего. Мы же за водой собирались, ты не забыл?

— А что, уже пора?

— Да. Собирайся… — она вышла из комнаты, на ходу ворча. — Ох-х, эта кровь неоконисов такая въедливая… Еле оттёрла.

Я поднялся, нечаянно толкнув ногой дремлющего Котю, и разбудив его. Надел джинсы, рубашку, и впервые нацепил на бедро ножны с мачете. Это было непривычно, и я долго перецеплял ремешки, стараясь зафиксировать оружие как можно удобнее.

Райли притащила две большие пластиковые канистры, и поставила одну передо мной.

— Мы даже не позавтракаем?

— Нет времени. Поедим, когда вернёмся. Если вернёмся…

— Опять твои шуточки? — я поднял канистру.

— Не отставай.

Мы вышли на улицу. Сегодня наш путь пролегал в противоположную сторону от вчерашнего маршрута. Поэтому всё здесь было для меня в новинку.

Сначала мы миновали несколько элитных коттеджей, тесно соприкасающихся заборами. В отличие от дома Райли (единственного уцелевшего), остальные здания были сильно разрушены. Крайний коттедж — почти полностью выгорел. Сразу за ним следовал перекрёсток, за которым начиналось облупившееся здание какой-то административной конторы, из фасада которого до сих пор торчал истрёпанный огрызок флага. Напротив — пестрел облезлой вывеской ресторан 'Эсмеральда', за которым начинались монолиты типовых девятиэтажек.

Мы обогнули сгоревшее здание, и начали спускаться вниз по разбитым ступеням. Впереди, на фоне отдалённого леса, маячил широкий пустырь, посреди которого уродливыми бетонными нагромождениями, белели руины бывшей электростанции.

Долгое молчание начало меня изматывать, словно путь на расстрел. И я начал осторожно приставать к спутнице.

— Далеко ещё до источника?

— Нет.

— Он где-то там, в низине?

— Да.

— А там…

Со стороны развалин донёсся глухой, рокочущий рёв. Райли напряглась как струна, и остановилась. Я запоздало выхватил мачете.

— Что ещё за чертовщина?

— Не шуми. Иди молча, — девушка двинулась дальше.

Мы вышли с асфальтированной дорожки на утоптанную тропу, тянущуюся вдоль обломков бетонных стен. Впереди, из высоченных кустов, торчали стены разрушенной подстанции. Чем ближе мы подходили — тем сильнее напрягалась Райли. Когда до постройки оставалось несколько десятков метров, она присела, заставив пригнуться и меня, а потом заговорила шёпотом:

— Дальше идти опасно. Поэтому смотри, как двигаюсь я, и повторяй за мной. Кое-где придётся ползти. Если я замерла — тоже замри. Это важно, Писатель. Он реагирует на движение.

— Кто, он?

— Все вопросы потом. Ты меня понял?

— Понял.

— Хорошо. Пошли.

Пригибаясь как можно ниже, мы продолжили движение. Растительность надёжно укрывала нас, хотя я не понимал, зачем и от кого мы прячемся.

Вдруг кусты закончились, и мы выбрались на открытую местность, прикрываемые лишь обломками стен. Райли распласталась на земле. Я тоже лёг на живот, при этом уткнувшись лицом в голенище её ботинка. Полежав немного, приложив ухо к земле, девушка приподняла голову, и поползла вперёд. Двигалась гибко, по-ящеричьи. У меня так не получалось, но я старался изо всех сил, не забывая подтягивать за собой лёгкую, но громоздкую канистру.

Достигнув широкого пролома, Райли заглянула в трещину, и долго-долго смотрела туда. Я ждал, не шевелясь. Что-то втыкались мне в живот. Опустил глаза, и увидел, что вся дорожка усыпана старыми костями. Переломанные, раскрошенные кости были утрамбованы в грунт. Здесь были раздавленные черепа с длиннющими клыками, перемешанные с грязью позвоночники, сохранившиеся фаланги когтистых пальцев. Мы ползли по настоящему кладбищу.

Райли тем временем завершила наблюдение, и поползла дальше. Я за ней. И дёрнул же меня чёрт заглянуть в этот проклятый разлом! То, что я увидел, едва не заставило меня с воем броситься назад. Сначала я разглядел опустошённое помещение бывшей подстанции. От него почти ничего не осталось. Часть противоположной стены рухнула, потолок обвалился, весь пол был усеян костями и завален здоровенными балками, из которых, подобно покрытым ржавчиной змеям, торчала арматура. Но главное находилось в самом дальнем углу. То, что так беспокоило Райли. И беспокоило по совершенно понятным причинам.

Там возвышалась фигура. Настолько большая и неестественная, что по-началу я даже не обратил на неё внимания, приняв за кусок стены. Когда же она пошевелилась и вздохнула, я просто обомлел. Гигантский монстр стоял ко мне спиной. Высота — не меньше четырёх метров. Ширина — не меньше трёх. Кожа светлая, шероховатая, покрытая крупными морщинами. Головы нет. По крайней мере сначала мне так показалось. Как выяснилось, она у него росла прямо из груди, поэтому со спины её было не видно. Тело могучее, квадратное, фундаментально покоящееся на двух тумбообразных ногах. Примерно как если слона поставить на задние ноги, и придать его телу антропоморфности. Но самое главное — это руки. Они более тонкие (по крайней мере для общих габаритов существа), длинные (ниже колен), и завершаются тремя метровыми пальцами, непосредственно переходящими в когти-косы. Одним таким пальцем чудовище могло запросто рассечь меня напополам, поперёк туловища.

Я с трудом оторвал взгляд от этого адского гаргантюа, и через силу заставил себя ползти следом за Райли. Движения давались мне с трудом, из-за бешеной дрожи во всём теле. Я то и дело задирал зад. Хотелось вскочить на ноги и бежать, но я усилием воли вжимал себя в землю, чертя носом по костяной тропинке, и не выпуская трижды проклятую канистру.

Наконец эта пытка закончилась. Развалины подстанции остались позади. Мы вновь оказались в зарослях кустарника, и Райли поднялась на ноги. Пройдя по тропке ещё пару десятков метров, она остановилась, повернувшись ко мне.

— Всё, теперь можно немного расслабиться.

— Ф-фу-у-ух! — громко выдохнул я. — Вот это да!

— Видел его?

— Ага. Что это за урод такой?! Он же размером со слона!

— Это мясник. Он давно здесь живёт. Никуда не уходит.

— А разве нет другого пути к воде? Более безопасного?

— Нет. Только этот.

— И ты каждый раз вот так ползаешь мимо этого чудовища?

— Каждый раз.

— А если он тебя заметит?

— Он и так обо мне знает. Не видит, но чувствует меня.

— Почему же не нападает?

— У него время отдыха. Я выбираю моменты, когда мясник поохотился и насытился. Тогда он не реагирует на меня. Я для него мелкая цель, не представляющая интереса. Я не лезу к нему, и не вынуждаю защищать свою территорию, поэтому между нами царит некий… Эмм… Как это назвать? Па-ри-тет.

— Тогда почему приходится ползать?

— Мясник позволяет мне проходить по его владениям, но это не значит, что нужно злоупотреблять его равнодушием. В любой момент его можно раздразнить, и тогда он нападёт. А атакующий мясник — это, наверное, самое страшное явление, после эндлкрона. Ты, кстати, сильно не расслабляйся, Писатель, нам ещё обратно идти.

— Я боялся, что ты это скажешь…

Пройдя по тропинке, уходящей всё ниже и ниже, мы спустились в небольшой лесок, где я услышал журчание. Родник пробивался из-под большого камня, возвышавшегося на сырой полянке, испещрённой многочисленными следами, и стекал по широкому валуну, отполированному до зеркального блеска, переходя в узкий, змеящейся ручеёк.

Райли отвинтила крышку, и подставила горлышко фляги под струйку воды.

— Неужели поблизости нет других источников? — спросил я, набрав воды в ладонь и слегка умывшись.

— Вокруг Иликтинска семь источников. Два — заражено. Один — на участке повышенной аномальной активности, ещё один — под контролем сулларитов, ещё один — в секторе Апологетики, и ещё один — вне зоны моей досягаемости. Последний — этот. Как альтернатива, есть резервуар в пожарной части, но вода там очень плохая. Годится только для гигиены. Не для питья.

— А до периметра далеко?

— Не очень. Он там, — Райли махнула рукой в сторону чащи. — За лесочком. Не бойся. Из-за деревьев нас не видно.

— Там тоже стена?

— Стены нет. Только вышки с турелями. Иногда летают беспилотники. Даже если стрелять не будут, дойти до границы всё равно не получится, из-за трясины.

— Плохо.

— Здесь когда-то была запруда. Когда плотину открыли, вода ушла в Раздольненское, а тут остались только болота.

— Я вижу ещё одну тропу. Куда она ведёт?

— К жилищу апологета Водзорда.

— Ты уже говорила о нём. Кто он?

— Он — безумец. По крайней мере так говорит апологет Нибилар. Водзорд завязал с апологетикой, и ушёл в отшельники. Его считают чудаком.

— А в чём проявляется его безумие?

— Все хотят присоединиться к Апологетике, и никто не желает добровольно её покидать. Кроме Водзорда. Он вдруг решил, что его призвание — быть частью природы. В своё время, Водзорд изучал поведение местных существ, считая что в их повадках прослеживается общая закономерность. После долгих экспериментов, ему открылась некая тайна, которую он держит в строжайшем секрете. Ему удалось обрести полную неуязвимость от любых хищников, поплатившись за это своим рассудком.

Райли завинтила крышку, и отставила наполненную канистру в сторону. Я протянул ей пустую.

— Что такое 'Апологетика'?

— Хранилище… Тайных знаний.

— И ты тоже желаешь к ней примкнуть?

— Как и все.

— Что для этого нужно?

— Пройти Инсуакиль. Путь изгнанника.

— В чём он заключается?

— В поиске. Это постоянный поиск. Поиск Суфир-Акиль. Тебе не понять…

— Откуда ты знаешь? Хотя бы попробуй объяснить.

— Это трудно даже перевести. Суфир — 'находка', 'долгожданный результат'. А вот 'Акиль' — очень трудное слово. Большой спектр ассоциаций. 'Судьба', 'Предназначение', 'Вершина', 'Финал'… То, что ждёт нас в конце Инсуаля — 'тернистого пути'. Это может быть вещь. Или знание. Или откровение. Всё то, что необходимо Апологетике для завершения эксперимента Высших.

— Высшие — это сумеречники?

— Высшие — это Высшие… А сумеречники — это сумеречники.

Райли начинали понемногу раздражать мои вопросы, и я прикусил язык.

Канистра постепенно наполнилась. Мне хотелось, чтобы она наполнялась как можно дольше, так как одна мысль о том, что нам предстоит ползти обратно мимо жуткого мясника, сводила меня с ума. Но вот, крышка завинчена, и я с неохотой принял потяжелевшую ёмкость. Начался невыносимый путь назад. У выхода из кустов нас встретил трубный рёв со стороны развалин. Я поёжился. Как же не хотелось приближаться к этому страшному месту!

Ползти назад было тяжелее раз в пять. Всё из-за увесистой канистры, которая волочилась за мной как якорь, при этом постоянно за что-то зацепляясь, булькая и громко шурша. Хотелось забросить её на спину, но привязать было нечем и не за что. Райли как-то умудрялась волочь канистру гораздо тише и проворнее. Я же был как трактор с плугом. Это было ужасно.

Добравшись до пролома, Райли по традиции задержалась. В этот раз она медлила недолго. Повернувшись ко мне, она вдруг махнула рукой — 'Быстрее, быстрее!!!' И, орудуя локтями, прибавила скорость. Я не мог ползти так же быстро. Без канистры, возможно, но с ней — никак. Поэтому грохотал и корячился чрезвычайно заметно.

Бросив опасливый взгляд в трещину, я оцепенел. Кровь отлила от лица. Мясник смотрел прямо на меня. Расставив длинные руки, и поигрывая пальцами-серпами. Его личина была ужасной. Она была похожа на птичью. Голова, напоминавшая грубый, угловатый нарост, выходила прямо из груди, и венчалась тяжёлым роговым клювом. Глаза располагались по бокам головы, и были посажены очень низко. Когда тварь разинула клюв, я разглядел в её пасти стройные ряды конических зубов. Мощный рёв, сравнимый разве что с тепловозным гудком, сотряс хлипкие развалины. Мне почудилось, что от него осыпаются обломки стен. Ноги-тумбы с тупыми слоновьими когтями угрожающе топнули, выбив облачка пыли. Тяжесть монстра ощущалась даже здесь, за пределами его логова. Я чувствовал, как земля подо мной содрогается.

— Уходи! — Райли схватила меня за шиворот и буквально оттащила от пролома.

Она уже не пряталась. На четвереньках, но всё ещё сжимая драгоценную канистру, я поспешил дальше, к кустам. А моя подруга осталась стоять, отважно выпрямившись, напротив восьмитонного монстра, способного прихлопнуть её как муху. Кувыркнувшись в кусты, я перевернулся на спину, и закричал: 'Райли! Беги!'

Вместо крика получился какой-то невнятный писк. Райли стояла как изваяние. Канистра лежала возле её ног, а в руках поблёскивали ножи. Земля зашаталась от тяжёлой поступи. Огромный мясник бросился вперёд, дробя в пыль тупыми ступнями-колоннами кости и куски бетона. Огромные руки ударились в стену подстанции. Я даже на удалении слышал, как лязгнули его когти. Уродливая голова высунулась в разлом, остановившись в метре от Райли. Та даже не шелохнулась. Теперь можно было сполна оценить соотношение их масштабов. Глаз мясника был как половина её лица. Клюв клацнул, обдав девушку парящим дыханием. Я заметил это по всколыхнувшимся волосам.

Но она стояла на месте, словно пришитая. И лишь когда монстр повернул голову, чтобы взглянуть на неё правым глазом, она плавно и бесшумно скользнула вправо, продолжая оставаться прямо у него перед носом. Мясник повернул голову влево, и девушка шагнула в ту же сторону. Тут я всё понял. Он не видел её. Его глаза были слишком широко расставлены, чтобы заметить участок, расположенный непосредственно впереди. Райли увиливала от его взгляда, и он не мог её рассмотреть. В конце концов мяснику это надоело, и он, с глухим, протяжным рёвом, втянулся обратно в разлом гигантской трещины. Глухие удары его шагов говорили о том, что он возвращается в свой угол.

Райли осторожно убрала один нож, подняла канистру, и поспешила за мной.

Когда мы добрались до лестницы, я наконец-то смог отдышаться, утереть пот, и утихомирить выпрыгивающее из груди сердце.

— Почему эта тварь на нас набросилась? Я слишком сильно шумел?

— Ты слишком сильно вонял. Твоя энергия, вытесненная страхом, опять привлекла чужое внимание. Нам нужно быстрее возвращаться домой, к элгеру.

— Но откуда она постоянно берётся? Эта энергия?

— Ты как улитка, Писатель! За тобой тянется липкий след страха. Ты приманиваешь врагов.

— Что же мне делать? Таскать Котю за собой повсюду, чтобы он подъедал мой энергетический след?

— Он вряд ли согласится.

— Как же быть?

— После общения с элгером, у тебя есть какое-то время, пока твоя избыточная энергия не начнёт выделяться снова. До этого момента ты заметен для окружающих лишь визуально. Главное выяснить, сколько времени тебе отводится до продолжения выделения 'энергетического хвоста'. Чтобы успевать заблаговременно возвращаться домой.

— Это не дело. Неужели я обречён постоянно прятаться под прикрытием какого-то там элгера?

— Всё зависит от тебя. Структура наших организмов очень близка, а энергии у меня даже меньше чем у тебя. Либо ты принимаешь всё как есть, либо начинаешь совершенствоваться.

— Совершенствоваться, как?

— Для начала, изучи самого себя, а уж потом — берись за изучение окружающего мира.

— Так ты же мне ничего не рассказываешь!

— А что я тебе должна рассказать?! Меня никто ничему не учил! И мне было гораздо сложнее, милый. Сначала постичь себя, потом постичь это тело, и всё это во враждебном, безжалостном мире, где побеждают сильнейшие и умнейшие. При этом никто меня не защищал! Нас было трое. Три уникальных экземпляра, с субкодом '2'. Осталась только я.

— И я этому рад.

Райли недоверчиво на меня покосилась.

— Да. Я этому рад. Ведь если бы не ты, меня бы давно уже не было.

— Что верно — то верно.

— Я понимаю, почему ты сердишься. Тебе приходится рисковать жизнью, чтобы меня защитить, и ты определённо ждёшь чего-то взамен. Но я всего лишь человек. Знаешь, я думал над тем разговором, ну когда ты мне намекала…

— На что намекала?

— Ну-у, что бесполезных вещей у тебя в доме нет…

— А-а.

— Вот. И, в принципе, я думаю, что у нас бы могло что-нибудь получиться…

— Правда? Любопытно. Излагай.

— Да что тут излагать? Я — мужчина, ты — женщина. Ну-у, в смысле, похожа на женщину… Мы одни в этом городе. Почему бы не стать парой? Тебе одиноко, и я бы мог.

— Ты — идиот, — Райли покачала головой.

— Что? Почему?

— Ты что, действительно думаешь, что я нуждаюсь в сексе?

— Я просто подумал.

— Вы, люди, примитивные животные. Инстинкт у вас преобладает над разумом. Старая хозяйка была такой же. Но я — не такая. Моя энергия слишком дорога, чтобы тратить её на подпитку бесполезных репродуктивных органов. Такие как я размножаются иначе. Более совершенным способом. Нам не нужно оплодотворение. И, соответственно, полового влечения у нас тоже не существует. Я отключила данную функцию в своём временном теле. Это рудимент.

— Вот как. Ну что ж…

— Ищи себя не в штанах, Писатель, а вот здесь, — Райли постучала мне пальцем по голове.

Мы повернули на улицу Арсеньева, в сторону нашего дома. Остаток пути шли молча.

Перекладывая канистру, оттягивающую руки, я плёлся за своей спасительницей, и напряжённо размышлял.

Значит ей не нужен любовник. Ей не нужен друг, не нужно домашнее животное. Она одиночка. Я её раздражаю. И рано, или поздно выведу из себя окончательно. Да, пока что она использует меня как рабочего ишака. Благодаря мне она может принести в два раза больше воды и добычи. Но это слабая зацепка. Тем более, с моим 'энергетическим следом', которым я притягиваю окружающих тварей как магнит. Так что ещё неизвестно, что лучше: удвоить снабжение, или регулярно рисковать своей задницей, отбиваясь то от демонических собачек, то от здоровенных слонопотамов. Боюсь, что сегодняшняя вылазка сыграла не в мою пользу. Надо срочно что-то придумать. Но что? Чем её подкупить? Какими такими способностями?..

Мы подошли к воротам. Миновали дворик, и наконец-то оказались в безопасном доме. Котя радостно выбежал нас встречать. Учуял мою энергию, стервец, проголодался.

Наконец-то можно было поставить на пол отмотавшую руки канистру. Я отвинтил крышку, отпил немного воды. Райли осуждающе на меня посмотрела, но ничего не сказала. Она всё ещё мирилась с моими человеческими слабостями.

— Всё! — решительно произнёс я, вытерев губы. — Предлагаю немного отдохнуть, и заняться делом!

— Ты о чём? — скептически поинтересовалась Райли.

— Будешь меня учить.

— Чему?

— Как управлять своей энергией.

— Милый, этому нельзя научить.

— Не верю. Ты же научилась. Научилась сама. Вспомни, как ты это сделала, и расскажи мне.

— Всё не так просто. Я не хочу этим заниматься, — она махнула рукой, и, отстёгивая ремни с ножнами, повернула в комнату.

Я успел поймать её за запястье. Она дёрнулась, но я крепко держал её руку. Наши взгляды встретились. Припухшие глаза Райли сверлили меня нарастающей злобой. Ей не нравилось, что я её удерживаю, но вместе с этим, моя неожиданная дерзость вызвала у неё любопытство. Это был тот самый момент, когда либо пан, либо пропал.

— Помоги мне, пожалуйста, — попросил я, как можно вкрадчивее. — Ты же знаешь, без тебя я погибну. А я не хочу погибать. Я хочу научиться выживать в этом мире. Хочу поскорее познать себя, чтобы начать познавать этот новый мир. Никто кроме тебя не поможет мне в этом. Да, наверное, я примитивный человек, но я буду очень стараться.

— Зачем тебе это? — теперь в голосе Райли прослеживалась обычная усталость.

Это меня обрадовало. Не злится — значит уже хорошо!

— Я хочу быть тебе полезен.

Её рука обмякла. Я отпустил её.

— Писатель, с тобой трудно…

— Дай мне шанс.

Она посмотрела в пол, и кивнула, — Сначала давай перекусим.

Прежде чем сесть за стол, Райли заставила меня тщательно вытереться губкой, так как после встречи с мясником я сильно пропах потом. Затем, наконец-то я смог притронуться к еде. Как обычно, пара маленьких кусочков энергомяса забили меня под завязку. Запив их глоточком воды, я упал на диван, поглаживая себя по животу.

У Райли блюдо было в два раза меньше, но она ела гораздо медленнее, отщипывая от мяса малюсенькие фрагменты, и долго их пережёвывая. Для неё всё было ритуалом. Даже еда.

— Смотрю на тебя и удивляюсь. Как тебе удаётся так медленно всё делать, и при этом всё успевать?

Она перевела на меня глаза, не поворачивая головы.

— А ты всё делаешь слишком быстро, но не успеваешь ничего.

— Хех, это точно. Знаешь, раньше, ещё в детстве, когда я гулял во дворе, и мама загоняла меня вечером домой, я упрашивал её — 'Ну ма-ам! Ну ещё полчасика можно?!' Она говорила — 'Ладно! Но только полчаса!' И я радостный кидался к друзьям. Но не успевал глазом моргнуть, как мамин голос повторялся — 'Сынок, полчаса уже прошло!' Как же быстро пролетали эти последние полчаса! А теперь… Теперь я замечаю, что вся моя жизнь постепенно превращается в эти последние полчаса. Дни, недели, месяцы, и уже годы — мчатся всё скорее, и остановить их невозможно, как бы я не старался. Я пытаюсь что-то успеть. Пытаюсь действовать быстрее. Тороплюсь жить. Но чувствую, что не успеваю. Жизнь сочится сквозь меня, уходя в землю. И чем быстрее я пытаюсь крутиться в этой жизни — тем быстрее она утекает. Почему так, как ты думаешь?

Райли вытерла губы чистой тряпицей, и задумчиво ответила:

— Не знаю. Для меня время течёт по-другому. Но могу сказать точно, что спешка хороша только тогда, когда она нужна. Вот сейчас ты прилёг отдохнуть. Это правильно. Пища должна усвоиться. Тогда энергия равномерно распределится в твоём организме. Время отдыха рекомендуется проводить в конструктивных размышлениях, и проработке планов дальнейших действий. Но когда ты ел — ты торопился. Это неправильно. Если бы ты ел не торопясь, то тебе не пришлось бы сейчас лежать. Не было бы тяжести, которую ты сейчас испытываешь. Во всём нужно искать оптимальный путь.

— Мы уже начали урок?

— Вполне возможно.

— Так-так-так, — я присел на кровати. — Я весь внимание.

— И опять торопишься…

— Прости. Забылся. Просто еда почти улеглась.

— Почти?

— Всё понял. Больше не буду торопиться. Так с чего мы начнём обучение?

— С самоконтроля. Ты должен научиться контролировать свой страх. Без этого все попытки что-либо постичь, обречены на провал.

— И что же я должен сделать, для победы над собственным страхом?

— Ты меня плохо слушаешь, Писатель. Я не сказала 'победить'. Я сказала 'контролировать'. Победить страх невозможно. Можно лишь заглушить. Разумное существо, напрочь лишённое страха — это безумный кусок мяса, постоянно идущий на бессмысленный риск. Только страх позволяет оценить свою жизнь, свою значимость, и свои перспективы. Страх порождает альтернативное мышление. Когда тебе страшно идти по прямой, ты начинаешь искать обходные пути. Но страх не должен перерастать в панику. Он должен стимулировать, а не блокировать разум. Вот поэтому, страхом нужно научиться управлять. Попав под контроль разума, страх придаёт дополнительные силы. Вырабатывается необходимый адреналин. Тело начинает работать на пределах возможного. Главное, не дать страху захлестнуть себя. Понимаешь, о чём я говорю?

— В общих чертах.

— Контроль страха — занятие непростое. Приходится бороться с инстинктами, с фобиями, с заниженной самооценкой…

В дальнее окно, завешенное шторой, что-то гулко ударилось, и заскрежетало. Что-то похожее на большую птицу. Райли просияла:

— Как вовремя!

— Что? Что там? — вскочил я, дрожа от волнения.

Подойдя к окну, девушка подозвала меня. И когда я приблизился, резким движением отдёрнула штору. Ужас объял меня, заставив отшатнуться и оцепенеть. По ту сторону окна на меня пристально смотрели два огромных фасетчатых глаза с чёрными квадратами, похожими на зрачки. Шесть длинных лап, покрытых острейшими зазубринами, словно пилы, цеплялись за внешнюю решётку, от чего та ходила ходуном. Длинные полутораметровые крылья, время от времени, мелко трепыхались, издавая характерный треск. Длинное полупрозрачное тело, отливающее перламутром, позволяло разглядеть, как внутри него работают причудливые органы, прокачивая сквозь себя мутную жидкость, и остатки недавнего обеда. Я впервые увидел гигантскую стрекозу гиганевру так близко. И шок от увиденного моментально накрыл меня с головой. Я только стоял и пучил глаза, боясь даже пошевельнуться.

Помучив меня ещё с полминуты, Райли усмехнулась, и дважды ударила кулаком по пластиковой раме. Стрекоза отцепилась, поцарапав решётку, после чего, подобно маленькому вертолёту, устремилась ввысь.

— Всё, отомри, — Райли задёрнула штору.

— Ничего себе… У-уф!

— Ты безнадёжен, Писатель. Дальше учить тебя не вижу смысла.

— Подожди, я просто…

— Что 'ты просто'?

— Она была так близко.

— Прочный пластиковый стеклопакет, за ним чугунная решётка. Гиганевра не могла тебя достать.

— Я впервые увидел такую тварь.

— Ты много чего ещё увидишь впервые. И гораздо ближе. Стёкла с решётками не будут тебя отделять от этого. Нужно будет включать голову, и действовать. А не стоять, разинув рот. Всё, разговор окончен. У меня ещё много дел. Надо разобрать ай-талук, наточить ножи…

— Контролировать страх, говоришь? Ладно. Иди, занимайся своими делами, а я пойду на улицу. Посмотрю, что там за попрыгунья-стрекоза.

— Уверен?

Ничего не ответив, я сбежал по лестнице вниз, и вышел из дома. Как только мои ноги ступили на крыльцо, недюжинный страх свалился на меня всей своей позорной тяжестью. Тревожно поглядывая наверх, я вынул мачете, и на негнущихся ногах пошёл по тропинке, к воротам.

Боже, чего я добиваюсь? Зачем нарываюсь на неприятности? Здравый смысл подсказывал мне, что нужно довольствоваться тем, что есть. Меня защищают, я имею надёжное укрытие, что ещё надо? К чему эта самоотверженность?! Однако рассудок упорно твердил откуда-то с 'галёрки', что эта безопасность мнимая. Что я слишком сильно завишу от Райли. От безумицы, которая в любой момент может переменить своё отношение ко мне. Когда-нибудь ей надоест меня защищать. Да что уж там говорить? Её просто может не оказаться поблизости в самый неподходящий момент. И потом, я что, собрался обрести здесь постоянное место жительства? Нет уж, увольте. Задерживаться здесь мне совсем не хочется. Но как я смогу выбраться из города, если даже из дома выйти боюсь? Нужно взять свой страх под контроль. Чего бы мне это не стоило…

Рассуждать проще, чем сделать. Когда идёшь по открытой местности, а где-то над головой порхает стрекоза размером с альбатроса, то все эти красивые размышления моментально сжимаются до одной только просьбы — 'Господи! Я хочу поскорее отсюда убраться!'

Как же я не хотел выходить за ворота. Это было равносильно входу в клетку с тиграми. Остановился на тротуаре, а сам панически ищу глазами любое маломальское укрытие, куда можно будет забежать, юркнуть, поднырнуть, если что. До дома я добежать уже не успею.

Время шло, а стрекозы всё не было. Небо оставалось чистым.

— Ну, где же ты сволочь? Долго тебя ждать?

Страх постепенно угасал, сменяясь раздражительностью. Я прошёл до ближайшего брошенного автомобиля. Дверь была не заперта, и я решил, что если стрекоза появится, то у меня будет возможность спрятаться в салоне. Это дополнительно меня успокоило.

— Где же ты, тварь?

— Правильный путь.

Я развернулся, замахнувшись мачете, и едва не ударил Райли. Та даже не отпрыгнула. Видимо заранее просчитала мой удар, и остановилась на недосягаемом для него расстоянии.

— Ты? Блин! Как у тебя получается подкрадываться так незаметно?

Мне опять стало стыдно. Сейчас она начнёт капать мне на мозги, что я полный профан, и не способен даже засечь, как ко мне заходят со спины.

— Это просто. Когда твоё внимание обращено на небо, а не вокруг себя.

— Я опять облажался. Верно?

— А сам ты как считаешь?

— Зачем ты пришла? У тебя же были дела…

— Мне стало любопытно. Решила понаблюдать за тобой.

— Понятно. Пришла поиздеваться.

— Нет. Хотела дать совет.

— Да? И какой же?

— Ты уже сам почти догадался. Страхом легко управлять, когда запускаешь его в нужном направлении. Когда река разливается, то затапливает всю площадь целиком. Но реку можно загородить дамбой, пустив её через турбину.

— Она начнёт вырабатывать энергию… Я действительно начинаю понимать. Продолжай, прошу тебя.

— Помимо страха, внутри нас иногда вспыхивают другие инстинктивные страсти. Которые могут быть равносильны страху, или даже сильнее его. Например, гнев… Пойми, Писатель, все эти чувства — лишь оболочки, а основа у них одна. Это обычные потоки энергии, с разными психическими маркировками. Когда ты перестал бояться гиганевру ты начал её ненавидеть, верно?

— Верно.

— Это правильный путь. Обратить страх в гнев. Главное, не дать гневу вновь стать страхом, когда гиганевра появится. И не дать гневу убить твой страх окончательно, иначе ты потеряешь способность трезво оценивать обстановку. Восемьдесят процентов гнева на двадцать процентов страха — вот идеальная пропорция для контроля.

— На словах всё просто. Но я же не робот, чтобы вот так отмерить процентное соотношение.

— Придётся постараться. Ты удивишься, но когда я только обживалась в этом теле, первое время приходилось даже управлять сердцебиением и дыханием, чтобы не умереть. Пока не нашла и не подключила ячейки бессознательной памяти старой хозяйки, отвечающие за автоматическую алгоритмику этих процессов. Представляешь, каково мне было? Тебе проще. Твой организм уже успешно работает. Остаётся настроить его на нужный лад. Сделай свои слабые места — сильными.

— Как?

— За тобой тянется след избыточной энергии. Пока ты не научился его блокировать, используй его себе на пользу. Тогда ты превратишься из жертвы — в охотника.

— Как, Райли, как?!

— Включай голову, Писатель. Не забывай, что энергия — это просто поток импульсов. А вот информация, которую она несёт, генерируется тобой и только тобой. Наполнить энергетический след нужной информацией в твоих силах.

— Какой информацией? Я не понимаю.

— Информацией, которую ты желаешь передать окружающему миру.

— Но я ничего не передаю. Она сама излучается.

— Вот для этого и нужно сперва научиться контролировать свой страх, свои эмоции. Сейчас ты сигналишь всем вокруг — 'Я — беспомощная жертва! Я боюсь, что меня съедят!' Твой страх пропитывает энергетический след насквозь. И охотники мигом его вычисляют. Страх, неуверенность в себе, даже беспечность — это твои враги. Существо, которое боится всего вокруг, которое считает себя немощным ничтожеством, или же слишком беззаботно — моментально становится целью для ближайшего охотника. Такую добычу проще достать. Но стоит наполнить свой энергетический след иными эмоциями, как всё может поменяться кардинально. Когда вместо страха ты излучаешь гнев, вместо неуверенности — превосходство, вместо беспечности — настороженность. Это конечно не убережёт тебя от нападок со стороны врагов, но, по крайней мере, заметно снизит их регулярность. Даже решившись напасть на тебя, охотник уже не будет лезть на рожон, а сто раз обдумает своё нападение. Ведь ему придётся атаковать подготовленного, и агрессивно настроенного врага. А это совсем другая категория атаки. Подумай над тем, что я тебе сказала. И тренируйся.

— Спасибо. Я всё понял, и постараюсь воспользоваться твоим советом. А сейчас я бы хотел немного прогуляться по улице… Один.

— Это правильное решение. Моё присутствие мешает тебе сосредоточиться и побороть свой страх. Пока ты продолжаешь надеяться, что я тебя прикрываю, тебе не избавиться от своего малодушия. Рекомендую идти по Арсеньева, до 'Эсмеральды'. Там можно повернуть на Пушкина, и пройти ещё один квартал — до Дома культуры. Дальше не заходи. Во дворы тоже лучше не сворачивай.

— Понял, — кивнул я, и поёжился.

— Главное, ничего не бойся. Удачи, Писатель, — Райли улыбнулась, и пошла обратно в дом, оставив меня стоять посреди улицы.

Вот так просто, пойти туда, потом сюда. Но мандраж такой, словно впервые собираешься проехаться за рулём по оживлённой городской улице. Только ещё сильнее. Гораздо сильнее. Как тут не бояться? Как оседлать собственный страх, и направить его против врагов? Разумеется, пока вокруг никого нет, я могу представить себя эдаким крутым воякой, с 'магическим супермачете'. Но стоит мне подумать о том, что сейчас из во-он той подворотни вылезет парочка каких-нибудь зловещих монстров, как весь героизм куда-то улетучивается, и нервный озноб начинает подниматься по позвоночнику. Чёрт! Да меня же сожрут! Надо разворачиваться и идти домой…

Я уже было повернулся, но совесть не дала мне сделать и шагу назад. Как я посмотрю в глаза Райли? Как трус и ничтожество? 'Защити меня, добрая тётя Райли, сам-то я ни на что не способен. Я всего лишь офисный планктон, которого занесло в этот жестокий город. И я не умею махать ножом, убивать гигантских стрекоз, и всё такое прочее. Я умею только отращивать геморрой в офисном кресле, и следить за биржевыми котировками'. Фу!

Мне самому стало противно от собственных мыслей. В конце концов, мужик я, или не мужик?! Мне всего лишь нужно пройти сто метров вперёд, и ещё сто метров направо. А потом назад тем же маршрутом. Это ведь так про…

Да ни хрена это не просто! Это ужас как сложно! Нет, это слишком для меня. А что если постоять тут немного, потом вернуться домой и сказать Райли, что я уже прогулялся? Блин, она наверняка догадается. Эта стерва за мной следит. Обманывать её — себе дороже. Уж лучше честно признаться, что я — лузер.

Нет-нет-нет. Я справлюсь. Я — крутой! У меня есть мачете. И вообще… О-ох…

Стиснув волю в кулак, я пошёл по улице, вдоль бордюра. Страх бежал за мной по пятам. Он шнырял за выбитыми окнами домов, выглядывал из-под пыльных автомобилей, крался по крышам. И я не знал, как его сбросить. Просто шёл. Идти было нелегко. Чем дальше от дома — тем подозрительнее становились окрестности. Пару раз я оглядывался, но позади никого не было.

— Райли, надеюсь, что это ты меня преследуешь, — пробубнил я.

В ответ, ветер прошелестел по чердаку ближайшего коттеджа.

Не останавливаться. Дойти хотя бы до перекрёстка. Чёртова улица. Чёртов город. Зачем я туда иду? Пропади всё пропадом.

Вот горелый коттедж, сразу за ним перекрёсток. Напротив — 'Эсмеральда'. Я постоял немного. Осторожно бросил взгляд на спуск к электростанции мясника. Не обнаружил никакого движения или шума. Всё спокойно. Нет уж, туда я точно не пойду. Повернул в противоположную сторону, и пошёл по незнакомой улице, до маячащего где-то впереди ДК. С одной стороны, пестря ржавыми лоджиями, высились жилые многоэтажки, с другой, как гнилые зубы, торчали трёхэтажные постройки, некогда занимаемые различными конторами, клиниками и увеселительными заведениями. 'Юридическая консультация', 'Стоматология', кафе 'Престиж', сауна 'Пар ОК!', супермаркет 'Девяточка'… Сохранился даже ларёк с надписью 'Круглосуточно'. Пустой, разумеется.

Когда-то тут ходили люди, шумели, покупали продукты, выбивали друг другу зубы возле этого ларька, и ходили их вставлять в стоматологическую клинику. Кипела жизнь. А теперь остались лишь отголоски этой жизни. Постепенно разрушающиеся здания и выгорающие на солнце вывески. Прискорбно.

В этих размышлениях я несколько подзабыл про собственную осторожность, но вовремя опомнился, и собрался. Страх как будто отстал за поворотом, и теперь я решил поэкспериментировать с гневом. Представил тварей, следящих за мной, и попытался их возненавидеть.

— Только высуньтесь, уроды. Пошинкую. Прячетесь? Боитесь? Правильно боитесь.

Градус смелости заметно подскочил. Меня перестало трясти. Я распрямил спину, и стал двигаться более плавно, спокойно. Появился даже некоторый кайф от того, что обретённая мной свобода, перемешавшись с адреналиновой подпиткой, словно приподняла меня на один уровень выше. Кажется, у меня начало получаться…

Так я дошёл до Дома культуры. Громоздкое желтоватое здание с широкими ступенями и колоннами на фронтоне. Напротив входа некогда располагался фонтан, от которого осталась лишь круглая ёмкость с бетонными бортами, и кривые трубы, перемешанные с осколками какой-то вдрызг раскуроченной скульптуры. Зато, чуть поодаль, сохранился небольшой памятник Ленину, который всего лишь позеленел с ног до головы, но всё так же уверенно простирал руку в светлое будущее.

Возле этого монумента я и остановился, присев на ступенчатое основание пьедестала. Странно об этом говорить, но именно этот зелёный Ильич почему-то показался мне самым близким и родным элементом во всём чужеродном городе. Во-первых, он был похож на человека. Не на зомби, как неприкаянные, и не на свихнувшегося мутанта, как Райли, а на такого же человека, как я. Пережитая катастрофа не затронула этого бронзового Ленина. Он всё ещё принадлежал тому, другому миру. Моему миру. Чем дольше я глядел на памятник, тем больше мне хотелось домой.

Но пора было возвращаться. Похлопав рукой по мраморной облицовке пьедестала, я попрощался:

— Спасибо, Владимир Ильич. За то, что напомнил мне о прошлом. О том, кто я такой. Откуда я пришёл, и куда должен вернуться.

Да, я говорил с памятником. Это, конечно же, выглядело странно. Но там, в забытом богом Иликтинске, всё воспринималось немного иначе. Каждый осколок моего покинутого мира выглядел чем-то одушевлённым и родным. Тому, кто не попадал в подобную ситуацию никогда этого не понять.

Начался мой обратный путь. Я шёл уже гораздо увереннее. Приходилось бороться уже не со страхом, а с беспечностью. Нападать на меня никто не собирался, но это не означало, что можно двигаться прогулочным шагом, напевая песенку Красной Шапочки. Может быть мне и удалось напугать потенциальных хищников, но забывать про них нельзя, пока я не вернусь домой.

Возле очередной арки, ведущей во двор многоэтажки, я вдруг услышал равномерный скрип. Моментально остановившись, я прислушался. Сердце забилось учащённо. Страх опять начал окружать меня со всех сторон. Понеслись лихорадочные мысли. Что делать? Конечно же, самым разумным, было убираться отсюда пока живой. Но разве для этого я совершал столь отчаянную прогулку? Для того, чтобы драпать со всех ног, при малейшем подозрительном шорохе? Нет уж. Я должен узнать, что там шумит.

Крадучись, добежал до арки, выглянул из-за угла. В арочном просвете виднелась дорожка, уходящая вдоль подъездов, и небольшой кусок двора. Никакого движения. Только равномерный скрип металла. Вдоль стенки, я протрусил до противоположного конца перехода, и, не выходя из тени, стал осматривать двор.

Двор как двор. Футбольная площадка, лавочки, песочницы. Ничего необычного. Дальше обзор загораживали невероятно разросшиеся кусты. Чтобы их обойти, пришлось выйти из арки, и, взяв чуть правее, подойти к ограде.

Теперь я сумел разглядеть детскую площадку, с игровыми приспособлениями. Лесенки, горка, и… Качели! На них кто-то качался. Монотонно, сохраняя одну и ту же амплитуду. Качающаяся сутулая фигура издали напоминала человеческую. Я был готов поклясться, что это был обычный, живой человек, одетый в синий спортивный костюм. Он сидел ко мне спиной, и не видел меня. Будто бы о чём-то задумался.

Передо мной было явное доказательство того, что Райли не единственная выжившая. Есть ещё горожане, пережившие Армагеддон. Что делать? Подойти и познакомиться, или держаться подальше? На монстра он не похож. Но кто его знает, что там у него на уме?

Всё-таки надо рассмотреть его поближе.

Я перелез через ограду, и, стараясь сильно не высовываться из-за кустов, пряча мачете за спиной, стал неторопливо приближаться к незнакомцу. Главное — не напугать. Но и самому не попасться, если что.

Расстояние сокращалось, но парень на качелях меня не замечал. С более близкой дистанции я сумел рассмотреть детали его одежды. Она была очень ветхая, изношенная, и покрытая дырами. Из-под дыр просматривалось голое тело. Голова была лысая, прыщавая. На ногах надеты протёртые насквозь тапочки, из которых торчали грязные пятки и высовывались пальцы. Но в целом, это был действительно человек.

До него оставалось уже метров десять. Помедлив немного, я решил подкрасться ещё ближе, но лишь сделал шаг, как качели остановились.

— А-а-а-а-су-у-уча-а-а, — прошипел незнакомец.

— Что? — вздрогнул я.

— Слы-ы! — послышалось со стороны дома. — Слы-ы!

Я повернулся и увидел группу странных людей, приближавшихся ко мне со стороны подъезда. Это явно были люди, но двигались они совершенно не по-человечески, а скорее по-обезьяньи, опираясь на кулаки, как шимпанзе. Словно ноги у них не разгибались. На всех была надеты изодранные трико. Один вообще был в семейных трусах. Кто-то был в шлёпанцах, кто-то в одном кроссовке, кто-то вообще босиком. Самый передний из наступающих был без майки, и я разглядел на его желтоватом, покрытом морщинами теле множество наколок. Ещё на нём была кепка, похожая на блин. Другие же были облачены кто в рваную, замызганную майку, кто в посеревшую олимпийку. В общем, жалкое зрелище.

Сидевший на качелях, повернулся ко мне, и ощерился, показав три кривых зуба.

— Ы-ы хто? — отчётливо произнёс он.

— Слы-ы! Ста-а-айа! — завыл тот, чтоб был в кепке.

Меня окружили со всех сторон. Оборванцы выпрямились, и как один потянули ко мне свои грязные руки, которыми начали меня щипать, тыкать, ощупывать, при этом гнусавя: 'Ы-ы-ы! Ы-ы-ы!'

Я попытался увернуться, тогда кто-то меня толкнул. Я налетел на противоположного психа, и тот толкнул меня обратно.

— Райли!

Её нет. Надо убираться!

Развернувшись, я хотел проскочить между двумя фигурами, и тут же был сбит с ног, возникшим позади меня уродом.

— Ты-ч-чё?! — выкрикнул он, и ударил меня ногой.

Я попытался подняться, но тут же получил удар под рёбра, и вновь опрокинулся. Мачете выбили из моих рук. Оставалось лишь сжаться в комок, и закрываться от ударов сыплющихся со всех сторон. Окружившие меня дикари попытались обездвижить меня, навалившись всем скопом. Самый здоровый из них тянулся к горлу, словно желая его перегрызть, но мне удалось увернуться. Потом, один из атакующих совершил ошибку, схватив валявшееся рядом мачете за лезвие. Я тут же дёрнул шнурок, и оружие выскользнуло из его пальцев, почти полностью их срезав. Безумец дико заверещал, на секунду переключив внимание собратьев на себя. Этим я и воспользовался, ужом вывернувшись из-под них, и тут же бросившись наутёк. Началась погоня. Я слышал, как мне кричали в спину: 'Куда! Куда!' Мачете на шнурке прыгало за мной, стуча по асфальту. Лишь миновав арку, я на бегу подтянул его, и, ухватив за ручку, припустил ещё сильнее.

Преследователи оторвались возле 'Эсмеральды', но я мчался до самого дома, не сбавляя скорости. В ушах ещё долго стояли их страшные, гундосые вопли.

Заперев ворота, я упал на колени, и начал запалённо дышать. Вместе с этим поглядывал по окнам, не видит ли меня хозяйка. Но её не было видно.

Ну и переделка. Как я только выбрался? Хорошо хоть оружие не потерял. Спасибо чудесному шнурочку.

Поднявшись, зашёл в дом, и осмотрелся. Котя выскочил меня встречать. Судя по звукам, доносившимся сверху, Райли возилась где-то на втором этаже. Я решил не рассказывать ей о случившемся.

— Ну, как прогулялся? — спросила хозяйка, как ни в чём не бывало разбирая красные потроха ай-талука, и раскладывая их по отдельным кучкам.

— Неплохо, — ответил я, пряча ссадину на щеке.

Она кивнула, и продолжила работу. Как же мне хотелось ей всё рассказать, но совесть не позволяла. Я сунулся в незнакомый двор, хотя она меня предупреждала. Не смотрел по сторонам, когда подкрадывался к незнакомцу. И в итоге был банально избит толпой деградировавших дебилов. У которых даже оружия не было! Позорище.

Ко всему прочему, пережитый страх до сих пор колотил меня. Казалось, что уроды вот-вот придут за мной, и начнут штурмовать дом. Или, когда я высунусь на улицу в следующий раз, они будут поджидать меня там. Бороться с этими мыслями было сложно. Я был сильно деморализован, и почти разуверился в себе.

Вздохнув, я прошёл к своей кровати и взял блокнот. Нужно было отвлечься. Но собраться с мыслями не получалось. Я всё время думал о последнем инциденте, и никак не мог от него избавиться.

Промаялся до самого вечера, и, наконец, не выдержал. Просто больше не мог держать эти переживания в себе. Дождавшись, когда Райли закончит возню с ай-талуком, я вышел к ней в комнату.

— Погляди, — она, довольная собой, показала мне разложенные по полу горки ай-талука. — Здорово, правда? Столько пользы! Каждый фрагмент даёт что-то особое. А если правильно приготовить и обработать, то можно добиться невероятных результатов!

— Угу, — кивнул я. — Возможно.

— Ты сомневаешься в ай-талуке?

— Нет. Я в нём не сомневаюсь.

— Тогда почему такой мрачный?

— Хотел с тобой поговорить кое о чём.

— Давай в другой раз. Я хотела обработать кожу и поточить ножи.

— Извини, но я бы хотел поговорить именно сейчас.

— Ладно. Слушаю.

Я рассказал ей про свою неудачную вылазку. Она слушала молча и внимательно. Когда я закончил, от души у меня заметно отлегло. Хотя стыд затапливал её до краёв.

— А что тебя так расстроило? — неожиданно спросила Райли.

— Как что? Я же не справился. Нарвался на первых попавшихся гадов, и едва не огрёб от них по полной программе. Бежал, как трусливый заяц. Чуть оружие не потерял.

— Но ведь не потерял же.

— Зато потерял чувство собственного достоинства.

— О чём ты? — Райли рассмеялась. — Ты такой странный, Писатель.

— Ну да, тебе смешно…

— Я правда не могу понять, почему ты считаешь свою прогулку неудачной?

— Потому что она неудачная.

— Неудачной она бы стала, если бы терапоги тебя прибили, и сожрали. Вот тогда да — неудача. Потерю оружия тоже удачей не назовёшь. Но ты вернулся живой, здоровый и с оружием. Ты должен гордиться собой.

— Но я спасался бегством.

— Убегать не стыдно. Стыдно погибнуть, когда можно спастись.

— Ты, наверное, хочешь меня утешить.

— Какой смысл тебя утешать? Расскажи лучше про терапогов. Сколько их было?

— Пять. Кажется. Или шесть.

— Учись считать, милый. Без этого нельзя. Зная точное количество врагов — проще победить.

— Учту…

— Значит этих дурачков там не больше шести? А было четверо. Видимо двое ещё откуда-то припёрлись.

— Кто они? Выглядят почти как люди.

— Потому что они и есть люди. Терапоги — единственные, кто пережили катастрофу. Если не считать нескольких верховных апологетов.

— Как им это удалось?

— Всё дело в препаратах, под действием которых они находились во время того катаклизма.

— Что это были за препараты?

— Не знаю. И никто не знает. Может алкоголь, может наркотики, может и то и другое. После того как город накрыло сумеречной волной, моментально убившей больше половины горожан, кто-то из оставшихся в живых умер в течение последующих суток, кто-то постепенно переродился в новую форму жизни, а кто-то лишился рассудка, и потерял свой человеческий облик. Как неприкаянные, или терапоги. Но неприкаянные выжили благодаря вакцине, а вот будущие терапоги просто избежали психодеструктивного воздействия сумерек, которое убило обычных, трезвых граждан. В тот момент эти люди просто находились на ином уровне восприятия. Их сознание было изменено, и поэтому не подверглось губительному влиянию извне. Однако, вернуться в прежнюю форму мышления они уже не смогли, поплатившись за своё выживание полной деградацией и слабоумием. Так они стали терапогами — живыми отбросами. У них, конечно же, сохранились некоторые социальные и речевые зачатки, но это скорее отголоски их утерянной человечности, нежели признаки действительно разумных существ.

— И много их в городе?

— Раньше было довольно много. Не так много как неприкаянных, но всё-таки встречались регулярно. Теперь же появляются всё реже и реже. Это вымирающий вид. Их ресурсы не восполняются. Так как терапоги лишены репродуктивной функции. Врагов же у них всегда было много: хищники, аномалии, погода…

— И вы?

— Да, и мы тоже, время от времени уменьшаем их поголовье. Да они и сами не гнушаются уничтожать друг друга. Не брезгуют каннибализмом. Так что, их существование — это лишь вопрос времени.

— Значит, ты знала про тех, что напали на меня?

— Конечно. Я даже предупреждала тебя, чтобы ты не заходил во дворы. Потому что на улицу терапогам выходить запрещено.

— Кем запрещено? Тобой?

— Ну да. Это моя территория, и я здесь хозяйка. Они боятся меня разозлить.

— А почему ты их не убила? Они ведь зашли на твою территорию.

— Они мне не мешают. Наоборот — помогают немного.

— Чем?

— Отлавливают всяких мелких вредителей, отгоняют незваных гостей, например, небольшие стайки гиенособак. А если забрёл кто покрупнее, то тут же докладывают мне.

— То есть, они работают на тебя?

— Терапоги? Работают? — Райли расхохоталась. — Вот насмешил! Нет, конечно. Для них важнее всего найти место, где бы их не трогали. На моей территории они почти в безопасности, так как большинство их врагов опасаются со мной связываться. Я терплю терапогов, потому что они мне не докучают, и избавляют меня от всякой мелкой швали, ползущей из Первомайского района. Но если я могу легко без них обойтись, то они без меня никак. Они всё время ищут, к кому бы им прибиться. Можно, конечно, их прогнать, но через какое-то время они вернутся снова. А если их убить, то на их место всё равно притащатся новые. Так что, выгоднее смириться и не обращать на них внимание.

— Тебе легко рассуждать.

— А почему тебе тяжело?

— Я не могу справиться со своим страхом. Должен признать, они меня дьявольски напугали. Теперь мне кажется, что они подкарауливают меня на улице.

— Так дай им понять, кто здесь главный.

— Боюсь, что у меня не получится. Я не создан для этого.

— А для чего ты создан?

Я не знал, что ответить.

— Бояться терапогов — это последнее дело, — воодушевлённо продолжила Райли. — Если даже они вызывают у тебя страх, то не представляю, что с тобой будет при встрече с ходоком или экрофлониксом. Ты должен преодолеть этот барьер, Писатель. Кстати, самое время сходить, приструнить этих убогих. Не люблю, когда нарушают мои запреты. Ты пойдёшь со мной, и поможешь поставить их на место.

— Смеёшься?

— Если бы я смеялась, то сделала бы так — 'Ха-ха-ха!' Всё, довольно разговоров, идём, настучим терапогам по лысым головам.

— Я пожалуй останусь.

— Хм… Ты конечно можешь остаться. Но должна тебе предупредить. За ночь твой страх вырастет многократно, а неуверенность раздавит тебя окончательно. Если не сможешь сегодня, то завтра будет сложнее в сто крат, а послезавтра — вообще невозможно. Короче, я иду, а ты как хочешь, — нацепив пояс с ножами, Райли побежала на выход.

— Пропади оно всё… — я схватил мачете и поспешил за ней.

Идти по улице было очень тревожно. Мне казалось, что терапоги следят за мной отовсюду. То и дело я оборачивался, ощущая, что кто-то меня догоняет. Но это было ложное ощущение.

Райли, напротив, была в приподнятом настроении. Наверное, предвкушала наслаждение моим очередным проколом. Её всё это развлекало. На мои чувства же ей было наплевать.

До поворота мы дошли молча. Как только повернули на Пушкинскую, в знакомой арке зашевелились неприятные тени. Послышались мерзкие, гундосые голоса.

— Ы-ы-ы! Ы-ы-ы!

— Ага, — остановилась Райли. — А вот и наши друзья.

Я напрягся, стараясь держаться чуть поодаль. Вот из арки выбралось четверо сгорбленных уродцев. Ещё двое трусовато держались в тени её свода. Я почувствовал на себе пристальные взгляды. Они все смотрели на меня, и я прекрасно понимал, что медлят они только благодаря Райли.

— Айда! — закричал терапог, покрытый наколками, и призывно махнул мне рукой. — Хыы-хыы! Айда!

Двое его собратьев время от времени косились на Райли, и просто корчили мне страшные рожи. От их мерзких, щербатых физиономий и сиплых криков мне стало совсем не по себе. Съёжившись, я всеми силами старался унять пробивающую меня дрожь. Когда полуголый урод сделал ещё несколько выпадов в мою сторону, Райли вдруг выхватила ножи, и пошла прямо на него. Как только девушка начала движение, всю шайку, кроме полуголого, как ветром сдуло. Визжа и поскуливая, они шеметом бросились в спасительную арку, сверкая землистыми пятками, и протёртыми седалищами. Полуголый же выдержал паузу, и даже успел немного поскалить зубы, но ему хватило мозгов вовремя развернуться и дать дёру.

Остановившись посреди газона, Райли громко прокричала: 'Ещё раз здесь увижу — вырежу всех до одного!'

Ответом ей послужили удаляющиеся визги, и шлёпанья ног по асфальту.

— Ну вот видишь, — она убрала ножи и повернулась ко мне. — Это просто.

— Тебя они боятся, — кивнул я.

— Так заставь их бояться себя.

— Уже не получится. Я показал им свою слабину. Тем более, они на меня злы из-за того, что я нечаянно поранил одного из них.

— Ты ранил одного из них?

— Ну да. Помнишь того, что руку поджимал. Я ему пальцы чуть не отхватил.

— Но ведь это же здорово, Писатель! Я начинаю тебя уважать.

— Угу. Видела бы ты, как я это сделал…

— А какая разница? На тебя напали, и ты отбился, при этом поранив одного из нападавших. Для начала неплохо. Очень неплохо! — она посмотрела на небо. — Время ещё есть. До наступления сумерек ты можешь ещё успеть окончательно с ними разобраться.

— Сейчас? Разобраться с ними? Но как?!

— Ты должен взять реванш, и заставить их себя уважать. Я помогу тебе. Скажу, что нужно делать. Но действовать ты будешь один.

— И что мне делать?

— Терапоги — примитивные существа. По одиночке они ничего из себя не представляют, но в группе — сильны. Берут обычно напором и блефом. Нападают на заведомо мелкую и беспомощную цель, всей группой. При встрече с большой стаей, или крупным противником — отступают и прячутся. Они уважают только силу. Поэтому в их группе всегда есть чёткая иерархия. Во главе стоит альфа-терапог, вожак, главарь. Обычно самый сильный и наглый индивид. Вокруг него ошивается пара-тройка бета-терапогов, которые всегда готовы поддержать своего главаря. Но эта преданность — мнима. На самом деле бета-терапоги жаждут сами стать альфами, и просто ищут момент, когда вожак даст слабину, чтобы его можно было разорвать и триумфально съесть. Тогда на смену старому альфе приходит бывший бета. Ну а все остальные — гаммы, просто шестёрки, и разменные монеты. Мечтают стать бетами, но редко у кого получается. Поэтому они обычно выступают в качестве 'группы поддержки', повторяя за лидерами все действия. Если лидеры нападают — нападает и массовка, если лидеры отступают — отступает и массовка. Если лидер пал — массовка становится деморализованной и разбегается. Есть ещё одна группа — дельта-терапоги. Это новички, прибившиеся к большой группе, чтобы выжить. Эти — полная шваль. Бесправные и безликие твари, над которыми обычно все издеваются, и используют в пищу, когда не получается поймать иную добычу. Так вот. Зная особенности этой иерархии, можно легко разрушить сплочённость терапогов, и обратить их в трепет.

— То есть, сначала я проявил перед ними свою слабость, а теперь мне нужно доказать свою силу? Я смутно себе представляю, как это сделать.

— Да, договориться с ними бескровно у тебя уже не получится. Они видели твой страх и твоё унижение. Поэтому вожак не даст тебе отыграться. Придётся его убить и самому стать вожаком.

— Ты шутишь?!

— Нет. Только так ты сможешь избавиться от страха перед терапогами.

— Ты предлагаешь мне убить человека?!

— Бывшего человека. Его разум уже давно умер. То, что осталось — лишь жалкая звериная оболочка. И потом, его всё равно рано или поздно убьют свои же соплеменники.

— Пусть бывшего. Всё равно.

— Брось, Писатель. К чему эта бестолковая гуманность? Тебе, так или иначе, когда-нибудь придётся научиться убивать. По-другому в этом мире не выжить. Так почему бы не потренироваться на терапогах? Они похожи на людей, поэтому не так страшны, как большинство обитателей этого города. Смелей!

— Но я даже не знаю, как к ним подойти.

— А ты забудь, что ты чужак. Запомни — ты здесь хозяин! А они — гости. И эти гости посмели обидеть хозяина. За это их нужно строго наказать. Никакого сожаления — это важно. Времени мало, вперёд.

Мы вошли в арку, и остановились возле выхода из неё.

— Видишь их? Вон, у подъезда? — шёпотом спросила Райли.

— Вижу.

— В том подъезде они и живут. Твоя задача подойти, и убить вожака. Ты знаешь, кто у них вожак?

— Думаю вон тот, с голым торсом, и в кепке. Самый борзый.

— Правильно. Прибей его, и остальные сдадутся.

— А если нет?

— Не сомневайся. Давай, — она хлопнула меня по спине. — Иди.

Набрав в грудь воздуха, я убрал мачете за спину, и крадучись стал двигаться в сторону гогочущих терапогов. У них там разыгрался какой-то спектакль. Один изображал голосом некий нестройный ритм, двое прыгали по-обезьяньи, как будто танцуя, а вожак с 'другом' величественно наблюдали за представлением, с разломанной лавочки, время от времени пиная танцоров ногами и гыгыкая.

Чёрт. Какого лешего я трясусь? Это не люди. Это какие-то юродивые мутанты. Они даже примитивнее обезьян. Обезьяны друг друга не жрут, в отличие от этих…

Моя походка стала более уверенной. То, что позади за мной наблюдает Райли, придало мне уверенности. Я не должен ударить в грязь лицом. Я должен ей доказать!

— У? — меня заметил крайний терапог.

По его позе было понятно, что он пребывает в нерешительности. То, что я сам иду к ним — было для него необычно. 'Друг' вожака заметил меня вторым, и легонько толкнул соседа. Вожак перевёл на меня пустые, бесцветные глаза, глубоко сидящие под широкими надбровными дугами, и озадаченно хрюкнул.

— Чё? Чё? Брээ! — забормотал 'друг'.

Главарь толкнул его так, что тот свалился с лавочки кверху пятками. Затем он выпрямился, и осклабился, выходя мне навстречу. Дальше, как в тумане. Я на время отключил мысли, действуя по какой-то чисто механической схеме. Рука с мачете вынырнула из-за спины, и с размаху рубанула противника между правым плечом и шеей. Терапоги, уже направлявшиеся было ко мне, разом взвыли, и шарахнулись назад. Лезвие мачете вошло в тело врага до ключицы. Правая рука вожака дёрнулась и повисла плетью. Он захрипел, обдав меня гнилостным дыханием. Но сдаваться явно не собирался. Вместо этого, схватил меня за предплечье своей левой рукой и подтащил поближе, постаравшись впиться в горло, острыми обломками своих мерзких зубов. Рванувшись, я выдернул лезвие из его плеча, и постарался оттолкнуть урода обеими руками. Не смотря на атрофированные мускулы и обездвиженную руку, вожак не уступал мне по силе, и упрямо тянулся к глотке, под одобрительные вопли собратьев. Моя левая рука, упиралась в его повреждённое плечо, и я решил этим воспользоваться, сунув пальцы в разрез. Он откинул голову и заорал от боли. Это позволило мне просунуть правую руку между нашими животами. Однако, превозмогая боль, терапог контратаковал с удвоенной силой. Сначала он оглушил меня, ударив лбом в переносицу. Чуть не потеряв равновесие, я поддался, и тут же ощутил, как вонючий рот смыкается на моей шее. Достал, гад! Я вовремя вспомнил, что правая рука, которой я пытаюсь его отпихнуть, всё ещё сжимает рукоять мачете. Вывернув оружие лезвием вперёд, я резко рванул руку, плотно сжатую с двух сторон нашими телами, выдернув её наружу. Зубы соскользнули с моей шеи, оставив на ней прохладную кляксу слюны. Я чуть не задохнулся от смрадного выдоха. Рука главаря ослабла и отпустила меня. Его взгляд стал каким-то странным, задумчивым, словно к нему внезапно вернулся рассудок. Пару мгновений он смотрел куда-то в сторону. Потом отошёл, развернулся, и медленно побрёл к своим дружкам, в полнейшей тишине. Я опустил глаза. Под ногами была кровь. Её неровный след тянулся за удаляющимся главарём. Густые капли крови так же капали с лезвия мачете. Я победил?

Вожак остановился в окружении остальных терапогов, ошарашено таращившихся то на него, то на меня. Дёрнулся. Согнулся. И тут я увидел, как на землю, извиваясь, падают тёмные потроха, вываливающиеся из его рассечённого живота. Он машинально попытался их поймать, но вместо этого лишь зажал рану рукой, и с протяжным хрипом, рухнул вперёд, долбанувшись подбородком об край лавочки. Кепка слетела с лысой головы, и укатилась в палисадник.

Шок, охвативший зрителей, был сравним с ударом дубиной по голове. Все глазели на скорчившегося главаря, из-под которого растекалась лужица крови. Это дало мне время, чтобы собраться с мыслями. Такого букета чувств я не испытывал никогда. Сначала было облегчение, что всё закончилось. Потом непонимание — неужели я его убил?! И, наконец, жалость. Как так получилось, что я стал убийцей? Я никогда никого не убивал. Даже мышей. А тут — практически человек. В голове крутилась идиотская мысль — может быть он ещё жив? Может быть сейчас поднимется, отряхнётся, поправится? Блин! Да у него кишки наружу вылезли! Я выпустил ему внутренности! Это же ужасно!

Тут же вспомнилось напутствие Райли — 'никакого сожаления!' И я начал выдавливать из себя это сочувствие. Всё. Я перешагнул через последнюю черту. Пути назад нет. Что свершилось — то свершилось. Теперь нужно продолжать. Пока они не опомнились. Подойдя к трупу, я презрительно пнул его ногой. Окружающие молча отступили. Я окинул их взглядом. Хоть победа и придала мне дополнительной уверенности, было всё ещё страшно, и жалко убитого. Но я заставил себя заглушить остатки жалости, и по-настоящему презрел этих отвратительных тварей.

Не-ет, это не люди. Какие же это люди? Ничего человеческого. Тупые, ничего не выражающие глаза, трусливые позы, мерзкие прыщи на грязной, облысевшей коже. Они отвратительны. Убивать их — всё равно, что травить заразных крыс. Только воздух чище станет.

— Ну, — спросил я. — Кто следующий? Ты?!

Ткнул острием мачете в первого попавшегося. Тот в ужасе умчался в подъезд. Райли была права. Теперь здесь каждый сам за себя.

Плюнув на труп, я развернулся на каблуках, и пошёл назад. За спиной тут же началась возня. Я бросил взгляд через плечо и увидел, как терапоги потащили своего бывшего главаря в подъезд.

Навстречу мне шла Райли, довольно хлопающая в ладоши.

— Молодец. Всё было здорово. Он ведь не успел тебя укусить?

— Нет. Но ему это почти удалось. А что бы стало, если бы удалось? Я бы превратился в терапога?

— Скорее заработал бы заражение крови. Но ты справился. Единственный совет. Никогда не поворачивайся к врагу спиной, если не уверен, что сможешь вовремя отразить его атаку.

— Приму к сведенью. Ну что? Я прошёл испытание?

— Эй! Стоп. Ещё не всё.

— Как не всё? Я убил главаря. Что ещё надо?

— Теперь нужно подтвердить своё место в иерархии, пока вакантное место не занял другой терапог. Ты видел бету?

— Да. Придурок в драной олимпийке. Сидел рядом с бывшим боссом. Наверное, это его зам.

— Отлично. Иди за ними в подъезд.

— Чего? Ну не-ет, я туда не сунусь ни за какие коврижки! Там, в потёмках и тесноте я уже не смогу так же ловко орудовать мачете. Они меня прибьют — это точно.

— Не прибьют. Сейчас они тебя боятся. И не рискнут нападать. Конечно же, если бы им хватило ума навалиться на тебя всем скопом — то они бы тебя победили, но в настоящий момент они лишены руководства, а отдельный рядовой терапог никогда не проявит инициативу. По отдельности они трусы. Самое время утвердить свой авторитет. Найди бету, и унизь его перед остальными.

— Как?

— Как хочешь. Покажи всем, кто здесь главный. Тогда в деле можно будет поставить точку. Не бойся, я буду рядом. Теперь уже можно.

— Ох. Ладно. Помирать — так с музыкой!

С мачете на изготовке я пошёл в подъезд. От духа, царившего там, меня едва не вывернуло наизнанку. Сначала даже показалось, что я перепутал, и зашёл в мусоропровод. Ну и вонизм! Гнусные терапоги превратили площадку первого этажа в сущий свинарник. Драные матрасы были перемешаны с мусором, объедками, разложившимися трупами и испражнениями. Зрелище было настолько тошнотворным, что голова начала кружиться.

В дальнем углу, за поворотом, трое уродцев потрошили своего предводителя, урча от предвкушения. Во все стороны летели кишки и брызги крови. 'Бета' сидел на ступеньках лестничного пролёта, и крутил в руках подобранную кепку вожака. Рядом с ним притулился заискивающий 'гамма', который уже начинал втираться в доверие потенциальному господину. Завидев меня, он тут же бросился вверх по лестнице. А 'бета' никуда не ушёл. Угрозы от него не исходило, но и поддаваться мне он пока не собирался. Лишь глядел исподлобья и недовольно сопел.

— Чё таращишься? Чё таращишься?! — как можно грубее произнёс я.

Услышав мой голос, остальные терапоги тут же прекратили свои дела, и как один уставились на меня.

— А ну пшол вон отсюда! — гаркнул я. — Скотина вонючая!

Но 'бета' сидел. Проверял на прочность.

Не говоря более ни слова, я поднялся по лестнице, и сходу врезал ему ногой по морде. Удар получился знатным. Строптивый терапог откинулся назад и завыл от боли. Я подошёл к нему и пару раз приложился ботинком по хребту.

— Проваливай, я сказал!

Тот, хныча, уполз в самый дальний уголок. Всё. Теперь я глава этой шайки. Я чувствовал их страх, их смятение, их растущее уважение и трепет. На смену волнению и отвращению пришёл восторг. Я словно вырос на целую голову. Райли уловила мои чувства и тихо прошептала на ухо, — хорошо, Писатель, хорошо. Теперь ты их окончательно подмял под себя. Но не злоупотребляй их уважением. Смотри, кого прижать, а к кому проявить снисхождение. Запомни, они тебе не друзья, и не слуги. Вся их собачья преданность яйца выеденного не стоит. Никогда не жалей их. Превращай жалость в великодушие. Поощрение усилит твою значимость в стае, но поощрять нужно, как и наказывать, демонстративно, выражая свою и только свою волю. Если они поймут, что ты идёшь у них на поводу — они перестанут тебя уважать.

— А может просто послать их куда подальше?

— Погоди. Ещё немного осталось.

Я посмотрел на съёжившихся в уголке терапогов. Один из них вдруг оседлал развороченный труп, и, яростно выдернув из него какой-то кусок, подбежал ко мне, смиренно пригибая голову.

— Чего тебе? — насторожился я.

Он протянул мне раскрытую ладонь с куском мяса.

— О-о, — Райли потрепала меня по плечу. — Всё лучше чем я думала. Ты не просто завоевал авторитет, ты официально признан новым главарём.

— А зачем он мне даёт… Это? Фу… Гадость какая, — я сморщился.

— Это самый лакомый кусок. Из-за него терапоги дерутся до смерти. Если тебе его предлагают — ты должен обязательно взять.

— А если я не хочу?

— Ты должен.

— Фу… — я протянул руку и принял скользкое мясо. — Ну это… Спасибо. Я тронут и всё такое…

Подхалим выжидающе смотрел на меня снизу вверх.

— Что ещё тебе надо?

Он поднёс окровавленную руку к губам, и пошевелил челюстями.

— Ты хочешь, чтобы я это съел? Ну, нет, всё, с меня хватит…

— Стоять! — Райли настойчиво упёрлась рукой мне в грудь. — Ты должен.

— Ничего я им не должен!

— Если хочешь стать их лидером, ты обязан принять этот дар. Это знак наивысшего расположения. Съешь это мясо. Не отравишься. Больше ничего такого есть не придётся, поверь мне. Но этот кусок ты должен съесть!

Я посмотрел на мясо, и меня чуть не вырвало. Было мерзко даже просто держать его в руке.

— Ну и дерьмо, — прошептал я. — Слушай, можно его хотя бы пожарить? Не сырым же есть!

— Сырым.

— Так. Я благодарен за этот дар. Я отнесу его домой и съем там, идёт?

— Ешь здесь и сейчас, — голос Райли стал сердитым.

Я посмотрел на неё. Она издевалась. Эта сучка издевалась надо мной. Ей нравилось смотреть, как я страдаю. Ну что ж. Ладно, дорогуша, я доставлю тебе эту радость. И всех этих вонючих ублюдков тоже порадую.

Засунув мясо в рот, я быстро его пожевал. Жевалось оно отвратительно, как кусок горьковатого каучука. Меня опять замутило. Я просто не представлял, как буду это проглатывать. Разжевать эту мерзопакость не получится. Придётся глотать целиком. Только бы не подавиться! А может незаметно выплюнуть в руку, а потом выбросить? Нет. Не получится. Они все смотрят на меня. Заметят. И Райли тоже… Сволочь. Выплюнуть бы эту тухлятину тебе в рожу, чокнутая садистка!

Сделав над собой усилие, я сглотнул. Кусок нехотя провалился в пищевод. И тут же начал проситься обратно. Я быстро задышал, стараясь удержать его внутри. С трудом, но получилось.

Я ненавижу тебя, Райли!!!

Угостивший меня уродец упал на колени и начал тихонько гладить ботинки.

— Превосходно, — кивнула Райли. — Ты справился. Теперь ты — лидер.

— И что мне делать? — всё ещё борясь с тошнотой, спросил я. — Тусоваться с этими ребятами? Сидеть с ними в провонявшем подъезде?

— Нет. Просто веди себя с ними как вожак. А им оставь наместника. Выбери любого, и как-нибудь поощри. Почувствовав себя твоим любимчиком он тут же станет 'бетой', и будет тут командовать в твоё отсутствие.

— Ну что ж. Покончим с этим цирком… — я поднял кепку, уроненную бывшим 'бетой', и нацепил её на голову пресмыкающегося перед моими ногами уродца, после чего, преодолевая отвращение, похлопал его по плечу. — Назначаю тебя смотрящим, парень. Не подведи!

Тот от счастья едва не лишился чувств. Глазёнки заблестели, с кривых губ потекла слюна. Подпрыгивая в экстазе, он вернулся к своим товарищам, и начал размахивать руками, видимо устанавливая новые, ведомые только им порядки.

— Всё, пойдём отсюда, я тебя умоляю! Я здесь больше не могу находиться. Меня мутит.

— Пойдём, пойдём, — наконец согласилась Райли.

Мы вышли из подъезда, и я тут же начал хватать свежий воздух полной грудью. Отвратительный ошмёток мёртвой плоти всё ещё шевелился в моём нутре, и меня сильно мутило. Дошёл до арки и дальше терпеть не смог, выплеснув из желудка эту дрянь.

— Полегчало? — спросила спутница.

— Немного. Поверить не могу, что ты заставила меня это сожрать. Райли, ты сволочь…

— Я помогла тебе победить собственный страх. Я видела, как ты пытался управлять своей энергией, и у тебя это получалось. Я в восторге.

— Да неужели?

— За тобой опять тянется хвост избыточной энергии, но он изменился. Теперь это след не жертвы, а победителя.

— Ты меня обманываешь. Ты издеваешься надо мной.

— Скоро ты сам всё почувствуешь. А теперь скорее пойдём домой. Сумерки уже надвигаются.

Мы ускорили шаг. До дома добрались уже почти бегом. И как раз вовремя. С противоположной стороны наползал уже знакомый мне непроницаемый туман. Хоть я его уже видел, но это зрелище в очередной раз меня загипнотизировало. Высоченная стена тумана медленно, но уверенно обволакивала на город. Как волна цунами. Она была выше самых высоких домов. Стирала округу как титанический ластик, поглощая и растворяя в себе улицы, деревья, здания.

— Я уже видел этот туман, — произнёс я.

— Быстрее в дом!

Райли заперла ворота, и мы стремглав забежали в дом, после чего хозяйка первым делом закрыла все ставни на окнах. Я не стал спрашивать, зачем она это делает, и что это за туман. Сегодня я и так хватанул впечатлений с избытком. Хотелось просто упасть и обо всём забыть.

Ну уж нет. 'Покой нам только снится'. Только что я заложил краеугольный камень своего становления в этом шизанутом мире. Теперь нужно спокойно всё упорядочить. Всё взвесить. И действовать поступательно, разумно. Чтобы не соскользнуть в бездну творящегося здесь безумия.

Я взял свой блокнот. Открыв последнюю страничку, напротив корочки, изрисованной от скуки всевозможными чёртиками и узорами, я начал рисовать схему. Нужно было упорядочить весь этот балаган.

В самом низу листочка я написал 'РАЙЛИ', и обвёл в кружочек. Это отправная точка. Единственный элемент, через который я пока что могу контактировать с окружающим миром, не боясь быть убитым. Чуть выше я нарисовал большой овал, и написал в центре 'АПОЛОГЕТИКА'. Это мифическая организация выживших граждан, вероятно потерявших разум, как Райли, и считающих себя носителями сознания чужой цивилизации. Как бы там ни было, они представляют собой настоящий социум, и если я выйду на них, то, вероятно, смогу узнать, что на самом деле творится в городе, и как мне из него выбраться. А вот и пара сегментов Апологетики: Начертив в большом овале два маленьких кружка, я написал в них 'ВОДЗОРД' и 'НИБИЛАР'. Первого выделил пожирнее, и провёл прямую линию от Райли. Встретиться с этим апологетом у меня больше шансов, нежели с другим. Хотя второй, судя по всему, более осведомлён о ситуации в Иликтинске. Но через Водзорда можно попробовать выйти на Нибилара. Я провёл между ними пунктирную линию.

Так. Кое-что вырисовывается. Теперь следующая ступень. Я нарисовал повыше ещё один овал, в центре которого написал 'СУМЕРЕЧНИКИ', и в скобках 'ОПРИЧНИКИ'. От этих ребят напрямую зависит моё возвращение домой. Это их интеллектуальные орудия не дают мне и носа высунуть за пределы города. Нужно придумать, как убедить их выпустить меня. Или, хотя бы, разузнать, как можно преодолеть оборону периметра. Во всяком случае, апологеты знают о сумеречниках несомненно больше, чем я и Райли. Вполне вероятно, что даже поддерживают с ними контакт. Я провёл прямую линию от круга Апологетики, до круга сумеречников.

И, наконец, последнее звено. Немного в стороне, под большим знаком вопроса, я начертил третий большой овал и написал в нём 'ВЫСШИЕ'. Кто это — я даже не представлял. Не исключено, что это вообще какие-то вымышленные божества, которым поклоняются сумасшедшие горожане. Но сбрасывать их со счетов пока что не стоит.

Последний кружок я нарисовал в самом верху, и изобразил в нём маленький домик. Дом, милый дом… Смогу ли я когда-нибудь туда вернуться, или же обречён пропасть здесь навсегда?

Знаю одно. Пока я жив — жива и надежда. А если есть надежда — значит я всё ещё человек.

ЧАСТЬ-10. БЕЗУМНЫЙ ОТШЕЛЬНИК

Я плыл по тёмной затопленной галерее, мимо вращающихся магнитофонных бобин и перемигивающихся кнопок. Оттолкнул рукой возникшую впереди табличку 'Ординаторская'. Проплыл над пустой металлической кроватью.

Откуда-то доносилось монотонное пиликанье морзянки. Постоянно повторяющиеся четыре точки и три тире. Как мне удаётся дышать под водой? А может быть я и умел, просто не знал об этом?

Хо, хо, хо.

Откуда этот звук?

— Писатель, — вспыхнуло зелёное свечение впереди. — Это ты?

— Я не писатель.

— Но так тебя называют.

— Я не писатель. Хотел им стать, но не смог.

— Дай почитать свою книгу.

— Какую книгу? Я ещё ничего не написал.

— Ты обманываешь меня. Но я тебя прощаю. Ведь в тебе говорит скромность, верно? Нельзя быть таким скромным, Писатель. Не в твоём мире. И не в моём мире.

— Почему я обманываю? У меня правда нет никакой книги. Я лишь работаю над ней. Собираюсь начать.

— У тебя есть книга.

— Да где она?! Где?!

— А ты где?

— Не знаю.

— Надо узнать, Писатель. Иначе беда. Без твоей книги ничего не получится.

— Что должно получиться? Кто ты вообще такой?

— Мы встретимся, когда придёт время.

— Какой в этом смысл? Зачем мне это?

— За тем, что без меня тебе не выбраться.

— Ты знаешь, как покинуть город?!

Я неожиданно выплыл в светлый коридор со множеством дверей. Все двери были закрыты, кроме одной.

— Она тебя бережёт, — донеслось из того помещения.

— Как мне покинуть город?! — повторил я вопрос, повысив тон. — Ответь! Где ты?!

— В глубине…

Я проснулся, а в памяти, заевшей пластинкой, всё ещё повторялось: 'В глубине… В глубине…'

— В какой глубине? Чё за бред? — протерев глаза, я потянулся и встал с кровати.

Ставни были открыты и солнечный свет заливал комнату. Как ни странно, после вчерашних малоприятных приключений, настроение сегодня у меня было просто великолепное. Я вспомнил разборку с терапогами, вспомнил, что теперь я их вожак, и даже посмеялся над этим, сам с собой. Никаких угрызений совести, или страхов не было и в помине.

Райли в соседней комнате делала гимнастику. Я поздоровался, и немного понаблюдал за ней, восхищаясь её гибкостью.

— Чего смотришь? — спросила она, легко сделав 'мостик', и взглянув на меня вниз головой.

— Э-э, извини. Просто увлёкся твоей пластикой. Ты как гуттаперчевая.

— Тебе тоже не помешает размяться.

— Да. Возможно. В другой раз…

Уж чего-чего, а зарядку я в последний раз делал, наверное, в первом классе. Чтобы не маячить у хозяйки перед глазами, вернулся обратно, и начал возиться с приготовлением чая.

Спустя какое-то время, Райли, подёргивая плечами, и крутя головой, вышла ко мне.

— Чайку? — спросил я.

— Давай.

— Тебе как обычно: заварка, температура?

— Ага.

Мы уселись завтракать.

— Хочу сегодня опять прогуляться по тому же маршруту, — поделился я своими планами.

— Никаких прогулок, пока не наточишь свой нож! — тоном строгой мамаши ответила Райли.

— А. Да наточу, без проблем, конечно.

— Ты ещё вчера должен был это сделать, но я не стала тебя заставлять, приняв во внимание твою усталость после первого боевого опыта.

— Ладно-ладно, сейчас перекусим, и я займусь этим.

— Когда прогуляешься, мы с тобой сходим ещё кое-куда.

— Очередная вылазка? Интересно.

— Нужно набрать дополнительных ингредиентов для ай-талука. Да и просто, для еды.

— Надо, значит надо.

Когда мясо было съедено, а чай допит, я решился 'закинуть удочку' по поводу Водзорда.

— Слушай, Райли, а что насчёт того сумасшедшего апологета, про которого ты рассказывала? С ним встретиться вообще реально, или как?

— А зачем тебе?

— Да просто. Любопытно. Апологеты. Хранители тайных знаний. Сразу представляешь себе какое-то величие, мудрость. Я бы не отказался познакомиться с таким…

— Водзорд безумен. Даже я перестала его понимать.

— Тогда познакомь меня с другим апологетом.

— Это исключено. До завершения Суфир-Акиля я не имею права даже приближаться к району Апологетики! Это табу! Строжайше запрещено! Наказание — нейтрализация!

— Ну вот видишь. Тогда хотя бы к Водзорду отведи.

— Я всё равно не понимаю, зачем он тебе.

— Так ты отведёшь?

— Посмотрим. Возможно. Если успеем запасы добыть.

— Так чего же мы ждём? Отправимся за ними сейчас же.

— Иди точить нож, торопыга. А у меня ещё много дел. Разобраться с волосами, смотри, какая копна свалялась? Потом наложить оздоровительную маску. Помедитировать. Поставить ай-талук на вымачивание…

— Хорошо, Золушка. Скажешь, когда выдвигаемся, — я поднялся из-за стола.

— Ты вполне успеешь привести в порядок оружие и прогуляться.

Чистка оружия — самое нудное и изматывающее занятие, которое только можно придумать. Она даже нуднее, чем медитация. Ты шоркаешь и шоркаешь набившее оскомину лезвие, такое длинное, как будто назло. Угораздило же меня выбрать именно мачете. О чём я только думал? И звук ещё такой противный, скребущий по нервам. Когда начинает окончательно надоедать, рука теряет твёрдость, и пытается соскальзывать на режущую кромку. Не прошло и пяти минут, а я уже посадил два пореза. Просто праздник какой-то… К счастью, обнаружил в запасах Райли древний лейкопластырь.

После работы с камнем, начинается работа с песком. Она не опасная, но ещё более тупая и бессмысленная. Клинок елозит по песку, отматывая руку. Нет, мне никогда к этому не привыкнуть.

И наконец энерген. Это пожалуй самая опасная процедура, когда пальцы скользят в непосредственной близости от лезвия. Сначала у меня вообще не получалось обрабатывать нож на весу, и я прижимал его плашмя к столу. Затем, немного приспособился. Но всё равно, до самого конца моих злоключений, заточка оружия оставалась для меня тяжким испытанием.

Очередная прогулка была уже не такой пугающей и тяжёлой, как вчера. Но всё же не без напряжёнки. Я ещё не до конца был уверен, что терапоги больше меня не тронут. Особенно меня волновал избитый мною 'бета'. Этот гад непременно отомстит.

Но я ошибался. Как выяснилось, бывший 'бета' злобу на меня не таил. Более того, стал моим закадычным другом. Разумеется, я утрирую. Какая тут может быть дружба? Но то, что с той поры он начал проявлять явные признаки дружелюбия — это факт. Как я понял, после моей 'воспитательной работы', собратья его низложили, сделав едва ли не изгоем, после чего, чтобы хоть как-то удержаться в коллективе, и избежать участи бывшего вожака, 'бете' пришлось жаться ко мне, ища покровительства. Но это уже отдельная история.

Сейчас я шёл в сторону ресторана 'Эсмеральда', поигрывая наточенным мачете, и зорко поглядывая по сторонам. Вчерашнее убийство сделало меня злее и циничнее. Я всё так же чувствовал страх, но теперь уже явно презирал его. Внутри словно вибрировала сжатая пружина, готовая в любую минуту разжаться.

Свернул на повороте, и сходу направился в заветную арку. Идти туда не хотелось. Но чувствовал — надо. Подошёл к подъезду. Вокруг никого. Только засохшая кровь возле лавочки, и размазанный след, тянущийся к подъезду.

— Эй, твари!!! — зычно гаркнул я. — Чё прячемся?!! А-ну вылезли!!!

В подъезде послышалась возня. Зашевелились силуэты. Затем, из вонючего дверного проёма показались приземистые фигуры терапогов. Первым шёл наместник. Сгибаясь в полнейшем почтении, он подошёл ко мне и протянул руку. Я было подумал, что он опять собирается меня кормить какой-то гадостью, но ладонь была пустой. Это было рукопожатие. В их разрушенных мозгах остались осколки мужского этикета.

Выдержав паузу, пожал ему руку, стиснув её со всей силы. У бедняги едва глаза из орбит не вылезли. Но он вытерпел. Вслед за ним потянулись кривые лапы остальных уродцев. Брезгливо пожал каждую. Какие же они мерзкие. Эти существа, видимо, лишились человеческого облика ещё до катастрофы. Теперь же стали совсем примитивными и жалкими.

Для общения они использовали примерно десять звуков, являющихся либо бывшими жаргонизмами, либо междометиями. Некоторые сохранились в неизменном виде, например 'Куда' и 'Айда'. От некоторых остались только фрагменты. Остальные же распознать можно было только по интонации. Естественно, на таком убогом языке много не пообщаешься (терапогам его хватало за глаза, а вот я в его узкие рамки уже не вписывался), но это ограничение с лихвой компенсировалось жестикуляцией, на которой мы в основном и разговаривали. Как глухонемые.

— У-у-у! — распалялся мой заместитель. — Ау! Ау! Аха-ха! Ы-ы-ы-ат!

При этом он успел постоять на четвереньках, поклацать зубами, и изобразить собачье дыханье, после чего указал куда-то в сторону угла соседнего здания.

— Собаки? — сделав серьёзную мину, кивал я. — Гиенособаки? Приходили? Приходили ночью? Сколько и было?

С цифрами было сложнее. У этих идиотов не хватало ума даже показать количество на пальцах, поэтому наместник показывал число всего одним пальцем, демонстрируя его несколько раз подряд. Из этого было трудно понять, сколько же на самом деле гиенособак приходило во двор сегодня ночью: Три, четыре или пять? Но главным был результат. Их спугнули, и они ушли.

Сдержанно похвалив свою новую банду, я сказал им ещё пару каких-то бессмысленных, но строгих фраз, после чего покинул двор, уходя вполоборота, пока мои грязные 'дружки' на втянулись обратно в свой провонявший подъезд.

Общение с ними было малоприятным, но после него настроение у меня поднялось ещё выше. Я авторитетен в этом городе! Пусть даже для этой нечисти. Но я уже чего-то добился. Не плыву по течению, зависимый от судьбы, а иду своим путём.

Впереди, далеко-далеко, возле противоположного перекрёстка, показалась маленькая фигурка какого-то зверька. Это заставило меня оборвать свои мысли и замереть. Он тоже замер. Расстояние между нами было колоссальное. Но откуда мне было знать, на что способно это новое существо? Минуты полторы я простоял столбом, пытаясь его разглядеть. Оно тоже смотрело на меня издали. Из-за дистанции трудно было даже понять: живое ли это существо, или просто кучка какого-то мусора. Но стоило мне шевельнуться, как зверушка молнией бросилась наутёк, скрывшись за поворотом. Шут с ней. Не напала, и слава богу. Я повернул к дому.

— Терапоги видели небольшую группу гиенособак этой ночью, — рассказал я Райли. — Они их прогнали.

— Хорошо, — кивнула та.

Я думал она меня похвалит, что я теперь один могу спокойно общаться с местными, и даже получать от них какую-то полезную информацию. Но ей было абсолютно безразлично. Как будто бы так и должно быть. Это было немного обидно.

— Ты готов идти за припасами? — спросила она чуть погодя.

— Всегда готов.

— Тогда бери рюкзак.

Путь пролегал, по уже знакомому маршруту, до сгоревшего дома. Затем мы свернули налево — к электростанции. И моё спокойствие завершилось.

— Что, опять туда? Опять ползать?

— Ты сам хотел встретиться с Водзордом, — раздражённо ответила Райли. — Чего же возмущаешься?

— Я думал, что мы припасы наберём сначала.

— Там и наберём. Можно было, конечно до парка пройти, или в сторону Теплицы, но если тебе нужен Водзорд, то нам сюда.

— Ладно. Надеюсь, что не получится, как в прошлый раз…

Дойдя до угла кирпичного забора, Райли прислонилась к нему и достала бинокль.

— Подожди, сначала нужно кое в чём убедиться.

Мы постояли минут десять, после чего она сообщила, — Порядок. Может быть даже ползти не придётся. По крайней мере, туда.

— Почему?

— На, посмотри, — Райли протянула бинокль.

Я поднёс его к глазам, навёл резкость. Вот седые обломки электростанции. Кусты рядом с ними. Ничего нового.

— Что-то я ничего не наблюдаю.

— Правее смотри. На поле.

Я немного изменил угол обзора. Далее, за электростанцией простиралось небольшое поле, заросшее высокими травами. Пошарив по нему биноклем, я вскоре заметил несколько движущихся бочкообразных объектов. Из травы торчали только спины этих существ.

— Ага, вижу животных. Они там пасутся, что ли?

— Да.

— А разве мясник…

— Сообщи, как только он появится.

— Понял, — я нацелился на блок подстанции, в котором прятался монстр.

Никакого движения. Словно его там и не было. Видимо, подпускал добычу поближе. Время шло, а он всё не появлялся. Но вот один из пасущихся мутантов отделился от стада, и оказался ближе всех к укрытию гиганта. Сначала показалось, что от подстанции отделилась стена, заслонившая всё изображение, но я тут же понял в чём дело.

— Появился!

— За мной! Побежали!

И мы бросились вниз по склону. Ещё издали я заметил, как огромная туша великана, в полном молчании, движется на свою добычу. Он не издавал ни единого звука, выдавая себя лишь топотом, словно где-то вдали лупили по земле внушительным молотом. Было заметно, что мясник заметно припадает на правую ногу. Оказалось, что она у него повреждена. Вследствие чего я прозвал его Хромым.

Всё же он был неповоротлив и слишком медлителен. Каким образом он собирался догонять свою добычу, уже бросившуюся от него со всех ног? Наглядный ответ на этот вопрос последовал незамедлительно. Мясник вдруг вскинул свои длинные руки, с растопыренными пальцами, и я увидел, как между ними замелькал электрический разряд. Затем, чудовище наклонилось, уперев наэлектризованные лапы в землю, и ближайшее к нему существо, неестественно подпрыгнув, кувыркнулось в траве, после чего свалилось замертво. От его тела начал подниматься лёгкий дымок.

Прежде чем мы добежали до кустов, я успел увидеть, как монстр подхватил свою добычу, и, подняв её над головой, с ужасным, клокочущим рёвом, разорвал на две части, обдав себя кровавым душем.

Не останавливаясь, мы промчались мимо его логова, добежали до леса, и завершили кросс лишь около родника. Подойдя к воде, я с облегчением напился. Райли дожидалась около тропы.

— Он бьёт электричеством! Ты видела? Очуметь!

— Ну да. Они так умеют. Накапливают в себе электричество, благодаря специальным гальваническим железам, а потом производят направленный разряд. Результат видел сам.

— Блин, он же так может и нас коротнуть, когда мы за водой ползём.

— Может. Когда заряжен. Но разрядившись, он восстанавливает напряжение очень долго. Несколько дней. Поэтому, когда мясник поохотился, он сыт, спокоен и не бьёт током.

— Очень на это надеюсь… Ну что ж, идём дальше?

Всё дальше и дальше мы углублялись в дебри влажного, болотистого леса, некогда бывшего обычными лесопосадками, огораживающими городскую черту. В отличие от посадок, в которых я прятался после побега из Смородинки, этот лес казался уже настоящими густыми дебрями.

Райли строго-настрого запретила сходить с тропинки, потому что вокруг много мокриц. Я думал, что она имеет в виду очередных хищных членистоногих. Но как оказалось, 'мокрица' — это название странной аномалии, благодаря которой растительность здесь так дико буйствовала.

Идти по лесу было жутковато. Кроны деревьев, образуя сплошной полог, закрывали небо, сохраняя внутри 'парника' постоянный сумрак, местами изрезанный косыми лучами, пробивающегося солнца. Было немного душно. Тишина нарушалась только шелестом листвы, журчанием ручья, и шорохом лесной подстилки под нашими ногами. Полное отсутствие птичьих голосов вызывало оторопь. Лишь откуда-то, едва различимо, доносился далёкий, непрекращающийся стрекот.

— Как Воздорда занесло в эту глухомань?

— Я же говорила, что он — сумасшедший.

Мы миновали полянку, сплошь утыканную ровными, вытянутыми пирамидками зелёного цвета. Что это было за место, Райли не объяснила, но то, что подходить к пирамидкам опасно, я догадался сам.

Тропинка вильнула влево, и стала ещё уже. Проводница вынула кукри, но лишь для того, чтобы рубить паутину, развешенную на пути. Кружева рвались, как гусельные струны, с характерным треньканьем.

— Здесь я ловлю оловянных пауков, — пояснила девушка.

— А больших пауков здесь нет?

— Есть, но очень мало.

Я на всякий случай приготовил мачете.

Дышать становилось всё труднее из-за испарений, поднимающихся с соседнего болота. Я время от времени останавливался возле ручья, по извилистому берегу которого мы шли, и и плескал водой себе на лицо. Ручеёк, словно играя, постоянно петлял: то прячась под камни, то удаляясь от тропинки, то вновь к ней прижимаясь, то пересекая её. Райли попросила меня не повышать голос, и не делать резких движений, потому что мы приближаемся к жилищу Водзорда, вокруг которого обычно собирается различная живность. Среди подкармливаемых им зверей могут встречаться опасные хищники.

Дорогу перегородил какой-то металлический щит на двух опорах, завешанный диким плющом, словно занавеской. Пригнувшись, проводница аккуратно раздвинула стебли, и нырнула между ними. А я замешкался. Щит показался мне знакомым. Срезав с него плющ, увидел буквы, с трудом различимые на фоне вздувшейся голубой краски — 'ДАЧНЫЙ КООПЕРАТИВ 'ИЛИКТА'. Ниже была трафаретная надпись маленькими буквами — 'Расписание собраний кооператива'.

— Ты идёшь? — высунулась из-под щита Райли.

— Иди-иду, — пригнув голову, я миновал преграду, и поспешил за ней.

Здесь действительно когда-то был дачный посёлок. Но он так зарос лесом, что стал напоминать заброшенные развалины храмов, в индийских джунглях. У большей части домов сохранились только фундаменты. Там, где раньше находилась дорога, теперь был сплошной бурелом. Деревья прорастали через окна заброшенных дач, через дыры в кровле. Машины дачников обросли кустарником так, что их с трудом можно было опознать. Лес поглотил всё. Странная, нетипичная растительность. Вроде бы, обычные деревья, кусты и трава, но если присмотреться к ним, то понимаешь, что они чужие, не принадлежащие нашему привычному миру. Эта флора словно занесена на Землю с какой-то другой планеты.

Возле трансформаторной будки мы остановились.

— Осторожно, — предупредила Райли. — Далитерии.

— Не понял.

Впрочем, скоро мне стало понятно, о ком она. Я заметил, как одно из окрестных деревьев медленно перепрыгнуло с места на место. За ним ещё одно. У этих прыгучих деревьев были тонкие стволы, без веток, изломанные в нескольких местах, а кора сплошь утыкана острейшими шипами. Но это были отнюдь не деревья. Когда я поднял голову, то увидел массивные продолговатые тела, неторопливо передвигающиеся среди древесных крон. Каждое такое тело покоилось на четырёх тонких, длиннющих ногах, с парой сочленений каждая. Словно огромный штатив, далитерий перемещался среди зарослей, аккуратно опуская ноги-ходули между поваленных деревьев и кирпичных обломков. Один из монстров, остановившись над остатками дачного фундамента, в погребе которого скопилась вода из ручья, выпустил длинный, узкий хобот, точно бабочка, размотав его как пожарный рукав. Погрузив его в воду, начал всасывать её в себя.

— Не приближайся к его ногам. Шипы ядовиты.

Мы обошли двух долговязых зверюг сторонкой, и оказались на полянке, заросшей лопухами, высотой в два человеческих роста. Лопухи просвечивали, и можно было разглядеть тени тварей, ползающих по ним сверху. Когда движешься под широким мясистым листом, по которому ползает какая-то гнусь, длиной в руку, и с шестью лапами, то ощущение, доложу я вам, не самое приятное. Чувствуешь себя букашкой.

Затем, спугнули каких-то птиц, похожих на мелких общипанных страусов. Низко пригибая головы на длинных шеях, они бросились от нас врассыпную, ловко огибая толстые стебли лопухов. Райли подошла к одному из самых толстых стеблей, вырезала из него кусок сырой, молочно-белой сердцевины, и протянула мне.

— Это можно есть?

— Можно. Попробуй.

Удерживая вырезку за кожуру, словно дольку дыни, я откусил белую мякоть. Сочно, сладковато, необычно. Похоже на смесь сырого картофеля и земляной груши. Вкус не бог весть какой изысканный, но и не гадкий. Обычная закуска. Доел всю мякоть, обглодал кожуру и выбросил.

— Неплохо.

— А теперь открой рот и покажи язык.

— Зачем?

— Давай-давай.

— Ну, а-а-а, — я вывалил язык.

Райли так и покатилась от смеха.

— Что ты смеёшься? Опять какие-то шутки, да? Что с моим языком?

Высунув язык, я, как мог, скосил глаза, и обнаружил, что тот весь чёрный, словно покрытый сажей.

— Твою же мать! Что это такое?

— У тебя весь рот чёрный, — хохотала Райди. — Это так смешно!

— Обхохочешься. И что мне теперь делать?

— Ничего не делать. Будешь теперь всегда черноротый… Я буду звать тебя 'Чёрный Язык'! Ха-ха-ха! Шучу. Не смотри на меня так. От этого мне ещё смешнее становится. Всё нормально будет с твоим ртом. Не переживай.

— Шутки у тебя просто огонь.

— Это называется 'чёрный юмор'. Ха-ха-ха. 'Чёрный'! Понимаешь?

— Блин, хорош уже…

— Не обижайся.

— Да ну тебя… Как я теперь предстану перед Водзордом с такой пастью?

— Всё хорошо. Он сам эти лопухи обожает!

— Вообще, конечно же, странно. Мякоть у лопуха была абсолютно белая, но рот после неё стал чёрным. Почему?

— Не знаю. Какой-то химический процесс. Это не вредит здоровью. Так что всё в порядке.

Впереди показался просвет выхода из лопушиной рощи. Наконец-то прямые солнечные лучи, и открытое небо над головой. Мы оказались на берегу небольшого озера, окружённого лесом со всех сторон. Илистые берега были сплошь истыканы следами неведомых животных. Звери приходили сюда на водопой, пили, не обращая на нас внимания, и уходили обратно в чащу. Процесс был непрерывный, и очень организованный. Никто ни на кого не нападал, не толкался, и не шумел. Существа разных видов, соблюдая ведомый только им уговор, в полнейшей тишине, сменяли друг друга возле пятачка живительной влаги. Мы прошли мимо группы деотериев, похожих на тех, что пытались напасть на меня в подвале. Все четверо стояли к нам спиной, и спокойно утоляли жажду. Никто даже не обернулся.

Потом были кургузые существа, которых я видел на поле, возле логова мясника. Они тоже абсолютно ничего не опасались. Те, кому не хватало места у водопоя, стояли в сторонке и дожидались, когда кто-то из их сородичей напьётся, чтобы занять его место.

Чуть глубже, по колено в воде, стояли голые птицы с огромными зубастыми клювами. Они долго набирали воду, после чего запрокидывали голову и трясли ею, проталкивая жидкость через извилистое горло.

— Почему они друг на друга не нападают? — спросил я.

— Здесь нельзя. Запрещено.

— Кем?

Ответа я не получил, но сам догадался, что всё дело в Водзорде. Мы подошли к его владениям.

— Будь внимательнее, милый. 'Мокрицы' и 'Чертополохи' на каждом шагу, — озиралась Райли. — Ходи по протоптанному. Животные умеют обходить ловушки.

— Долго ещё идти?

— Почти пришли. Вон, видишь те растения? Они-то нам и нужны.

Там, куда указывала Райли, я увидел частокол высоких растений, похожих на гигантские хвощи. Но, как оказалось, нам нужны были не они, а какие-то мелкие кустики, растущие возле их подножий. Из этих самых кустиков, покрытых цветами, похожими на кровавые пузырьки, торчали ярко-зелёные молодые побеги, завивающиеся штопором, как декоративный бамбук. Вот их-то как раз мы и начали собирать.

— Срезай аккуратно. Вот по сюда, — учила спутница. — Не ниже. Иначе испортишь.

Я начал резать побеги, косясь на бродящих у меня за спиной рогатых тварей, напоминающих неудачный гибрид варана и жука-оленя.

— Слишком мало срезаешь! — возмутилась Райли. — Бери больше!

— То слишком много, то слишком мало. Тебе не угодить.

— Я показала тебе, по сколько надо срезать. Видишь эти пупырышки? Вот по ним и режь. Смотри, как я режу. Ты тоже так режь.

— Ладно, ладно.

Набрав этих завитушек полрюкзака, мы перешли к другой добыче — странным фиолетовым плодам треугольной, тетраэдрической формы. Со стороны они смотрелись как старые пакетики из-под молока, развешанные на деревьях, листва у которых смахивала на мелко порезанный серпантин, свисающий до земли.

— Вот — главная ценность! Откусывать не советую. Без термической обработки можно хорошо травануться.

— Что же ценного в этой отраве?

— В соотношении с ай-талуком открывает дополнительные возможности… Кстати, вот, взгляни ка сюда.

Я подошёл к Райли и увидел под листьями, густо покрытыми росой, нечто светлое, студенистое, похожее на аморфный воздушный шарик, наполненный жидкостью.

— Что это?

— 7-22. Влетел в 'Мокрицу'. Удивляюсь, как его угораздило. Семёрки снабжены повышенной чувствительностью к аномалиям. Но, как видишь, с каждым может случиться.

— Так это…

Теперь я начал различать в этом 'шарике' черты человеческого тела. Сильно раздувшегося и обезличенного, но всё ещё сохранившего определённые контуры. Тело просвечивало насквозь, и было видно, что внутри него нет ни костей, ни внутренностей. Лишь жидкость, в которой, как в аквариуме, плавают какие-то мелкие головастики.

— А кто там, внутри него, шевелится?

— Личинки сирмозуха. Уже, наверное, десятое поколение.

— Как они выживают? Там же аномалия.

— Не знаю. Наверное, 'Мокрица' не действует на амфибий. Или на их личинки. Главное, ты туда не лезь.

— Вот ещё.

Вторую половину рюкзака мы довольно быстро заполнили фиолетовыми тетраэдрами (которые вскоре после того, как были сорваны, стали мягкими и потеряли свою форму, сделавшись похожими на огромный чернослив). Райли сказала, что нам осталось собрать ещё два элемента и они — животного происхождения, поэтому собирать их будем уже после того, как встретимся с Водзордом, так как он может рассердиться, если увидит, что мы их собирали. Он очень ревностно относится к подобным вещам.

Тропинка, ведущая к жилищу лесника-Водзорда, удалялась от озерца, и выходила к расчищенной территории, посреди которой стояла старая, но хорошо сохранившаяся беседка. Сквозь неё виднелся уцелевший домик, притулившийся среди высоких и очень странных растений, похожих на огромные полосатые жезлы гаишников, чёрно-жёлтого цвета. Калитка была не закрыта. Двери у неё не было вообще. И мы спокойно прошли на территорию усадьбы.

— Если что, не говори Водзорду про то, как я убивала неоконисов, — предупредила Райли. — Это его расстроит.

— Договорились, — кивнул я.

Неподалёку от крыльца лежал удивительный монстр, телом напоминающий огромного кота-сфинкса, только голова совсем не кошачья, а скорее крокодилья. И от затылка — до крестца тянется узкий, сегментированный панцирь, состоящий из пластин, полностью закрывающих спину, как у броненосца. Края панциря обрамлены толстыми и длинными щетинками. Но самое главное — по бокам черепа у твари растут два подобия суставчатых педипальп, с шипами на концах. При виде нас, это двухметровое чудище приподнялось на передних лапах, и, утробно зарычав, свело свои педипальпы. Между ними хлопнул электрический разряд.

Я вздрогнул, и притормозил.

— Не бойся. Он просто предупреждает, чтобы мы к нему не подходили.

— Кто это?

— Мушенбрук.

— Тоже бьёт электричеством?

— Да. Но нас не тронет.

Когда мы прошли мимо монстра, он немного повилял хвостом. Но это не было жестом дружелюбия. Хвост имел погремушку, как у гремучей змеи, поэтому звук, который он издавал, не говорил ни о чём хорошем. Однако, на этой демонстрации, всё и закончилось. Мушенбрук действительно не напал на нас.

Подойдя к двери, Райли постучалась.

— Аюшки! — донеслось из помещения.

— Водзорд-Луриби, это Z-345/7-37 — субкод 2. Можно мне войти?

— О, природа! Входи! Конечно же, входи!

Мы вошли в просторную горницу, завешанную гирляндами трав, и заполненную различными бутылями с подозрительным содержимым. В дальнем углу дремал огромный неоконис.

Если честно, то я ожидал встретить какого-то заросшего мхом старца, ну, или на крайний случай, кого-то вроде Далай-ламы. Но хозяин, вышедший к нам навстречу, не имел ничего общего с моими ожиданиями. Это был низкорослый мужичок в треснутых очках, абсолютно лысый, но зато с пышной бородищей. Его кожа была сильно испорчена какой-то мутацией, а руки напоминали птичьи лапы с загнутыми ногтями, похожими на когти. Но вот глаза сохранили человеческий блеск, и были наполнены разумом. После мёртвых глаз терапогов, встретить существо с такими умными и одухотворёнными глазами было очень приятно. Они скрадывали общую деградацию облика, и я уже не обращал внимание на его лицо, искалеченное неведомой аномалией, и на его сильно изношенную одежду, похожую на лохмотья бомжа. Наконец-то передо мной был ещё один субъект, наделённый разумом!

— Приветствую Вас, Водзорд-Луриби, — поклонилась хозяину моя спутница.

— Райли! — обнял её тот. — Девочка моя, как я рад тебя видеть! Я вижу, что у тебя появилось имя.

— Да. Я знаю, что это не правильно…

— Откуда тебе знать, что правильно, а что нет? Не пренебрегай всякой данностью. В этом и заключается Суфир-Акиль, помнишь? Я рад, что у тебя теперь есть имя. Ты его заслужила. Подумать только. Я помню вас, когда вы только инициировались. Всех троих. Апологет Эвилон сильно сомневался в успехе внедрения второго субкода. Но я был уверен в вас до конца. Я говорил ему, что это будет прорыв в нашей истории. Модели уникальны. А образец 37 — особенно перспективен. Из всех семёрок ты была самая необычная. Многие в тебе сомневались, и даже хотели забраковать. Но я настоял на твоём участии в проекте. И не ошибся. Горжусь своей красавицей 7-37 субкод 2. Ты ещё всем покажешь, на что способна! Ну же, рассказывай, как твои дела? Как эпидермис?

— В норме. Меня больше беспокоят волосы. Они выпадают.

— Вот горе. А ты пробовала чередовать экстракт аурелики с лигидовым маслом?

— Конечно. Сначала помогало, но потом волосы опять стали вычёсываться. Что мне делать, Луриби?

— Я дам тебе одну сыворотку. Укрепляет корни волос. Проверял на своей любимой бороде. Попробуй. Надеюсь, поможет.

— Спасибо. Но я собственно зашла не ради этого. Вот, познакомьтесь с моим спутником. Он очень хотел с Вами встретиться.

— Да-а? Вижу-вижу, — из-под очков взглянул на меня Водзорд.

Наконец-то он обратил на меня внимание. До этого меня будто бы и не существовало вовсе.

— Ну-ка, ну-ка. Мне не терпится познакомиться с молодым человеком.

— Это Писатель, — представила меня Райли. — Он из внешнего мира. Забрался в мою сторожку, пришлось приютить.

— Я много о Вас наслышан, уважаемый апологет Водзорд, — я протянул руку. — Для меня честь познакомиться с Вами.

Старичок какое-то время смотрел на меня, с хитрой прищуркой, и я уже думал, что на рукопожатие он не ответит. Но вот его птичья лапка ухватила мою кисть.

— Взаимно, мой дорогой. Только не зови меня 'апологетом', я тебя умоляю. Райли тебе не говорила, что я покинул Апологетику? Теперь я просто старик под номером Z-340/1-18 и по прозванию 'Водзорд'. Я понимаю, что цифровая номенклатура для тебя чужда и бессмысленна, а апологетическое имя — нелепо и диковинно. Поэтому можешь звать меня Вадимом Дмитриевичем. Или 'профессором'. В отличие от большинства наших, я не чураюсь старого хозяина.

— Так Вы — профессор?

— Профессор биологии, Зордин Вадим Дмитриевич. Точнее, был им. В бытность человека. Но, де-факто, им и остался. Не смог из себя вытравить любовь этой науке. К природе, — он отпустил мою руку.

Понятно. Ещё один шизик. Но этот хотя бы не отрицает своего человеческого имени и профессии. Думаю, с ним будет проще, чем с моей 'боевой подругой' Райли.

— Ну что же, давайте пройдём в гостиную, — пригласил бородач. — Я приготовлю угощение.

Мы прошли вглубь дома. Неоконис злобно зарычал.

— Цыц! — громко, но по-доброму прикрикнул на него Водзорд. — Рычалка-мочалка. Сидеть. Это друзья. Это тридцать седьмая семёрочка моя милая пришла. Не узнал? Дурилка ты, Цуцык!

— Не укусит?

— Не-ет! У него зубов-то половины не осталось. Старичок, как и я. Поэтому и живёт у меня. Не бойтесь его. Так… Вы проходите в гостиную, а я на кухню.

— Я помогу Вам, Луриби, — вызвалась было Райли.

— Нет-нет, девочка, я сам. Не оставляй уважаемого Писателя скучать в одиночестве, — с этими словами Водзорд удалился на кухню.

Мы сели за стол.

— Мяса не жди. Водзорд вегетарианец, — мрачно предупредила Райли. — Раньше хотя бы амфибий ел, и рыбу. А теперь вообще на траву перешёл. Совсем с ума сошёл.

— По-моему, он не такой уж и псих.

— Погоди. Сейчас поймешь, почему его считают психом.

— А откуда он узнал твоё имя? Ты же придумала его совсем недавно.

— Милый, мы умеем считывать информацию невербально, просто взглянув друг другу в глаза. Эта хитрость позволяет нам мгновенно узнавать друг от друга последние статусные изменения, чтобы общаться уже на новом уровне, не отвлекаясь на выяснения новых личностных позиций. Это называется 'психосинхронизацией'. Очень удобная вещь. Заметно экономит время.

— Научишь меня этому?

— Не думаю.

— А вот и я! — Водзорд притащил блюдо какого-то салата, отдалённо похожего на 'Цезарь'. -Сейчас ещё кое-что принесу.

— Ну-ну, — Райли выхватила листик, и стала задумчиво жевать. — Бери, Писатель. Не стесняйся. Этой травы у него навалом.

В итоге, Водзорд притащил пять блюд. Остальные были с грибами, варёным картофелем (или чем-то очень похожим на него), рубленными сердцевинами лопуха и ягодами, похожими на сапфиры. Ягоды мне очень понравились. Они были как конфеты. Только губы после них окрашивались в синий цвет.

Помимо перечисленного, присутствовала совсем не крепкая настойка, по вкусу напоминающая чефирь, в трёхлитровой банке, где плавали какие-то неаппетитные лохмотья, как разбухшая чага.

— А это я уже пробовал, — указал я на лопух, и демонстративно высунул кончик языка.

— Ага! — засмеялся Водзорд. — Рот, словно печная труба! Зато полезно. Правда, Райли?

— Угу, — зевнула та. — Очень.

— Ну что ж, друзья мои, я в вашем распоряжении. По твоим глазам, молодой человек, вижу, что вопросов у тебя немало. Давно я не видел настоящих людей. Очень, очень любопытное зрелище. Интересный экземпляр. Но не будем отвлекаться.

— Вадим Дмитриевич, я ещё очень мало знаю об этом мире, поэтому…

— Ты не эколог?

— Нет.

— Очень жаль. Мне было бы интересно пообщаться с экологами из внешнего мира.

— Со мной в группе был эколог. Но он, к сожалению, погиб.

— Прискорбно. Ну да ничего не попишешь. И что же ты хотел узнать, мой дорогой?

Я покосился на Райли. Та молча жевала салат.

— Как покинуть этот город?

— Хм-м, — Водзорд погладил бороду. — А зачем ты приезжал, мил человек?

— Это была большая ошибка с моей стороны. Я ехал за вдохновением, но попал в передрягу. И теперь не знаю, что мне делать.

— За вдохновением? Ты его получил?

— Возможно. Наверное. Впечатлениями уж точно сыт по горло. Но какой от них толк, если я не могу вернуться домой?

— Так всегда получается, когда движешься по лучу, а не по отрезку. Геометрию в школе учил?

— Учил.

— Тогда должен понимать, что конец нового пути нужно знать в его начале. Теперь уже сложно что-то советовать. Но могу сказать с уверенностью, что отчаиваться не следует.

— Если Вы не можете мне помочь, тогда кто сможет?

— Не знаю. Из города никого не выпускают. Обойти защитный периметр вряд ли удастся. Там повсюду автоматические пушки и беспилотные летательные аппараты. Стреляют во всё, что движется.

— Это я уже знаю… Может стоит попробовать выйти к ним официально? Как мне связаться с начальником охраны периметра?

— Никак. Связи нет.

— Но Райли же упоминала, что апологеты как-то общаются с опр… С сумеречниками.

— Раньше такой контакт действительно был. Сугубо деловой. Доступный исключительно верховным апологетам.

— Таким, как Вы?

— Я лично с ними не общался. Только через посредников. Но даже те, кто общались, не имели права диктовать им свои условия. Видишь ли, молодой человек, мы подчиняемся сумеречникам, и обязаны следовать любым указаниям, исходящим от них. Раньше они нас контролировали, но потом вдруг перестали взаимодействовать с Апологетикой, и ушли в глухую оборону. Теперь они убивают всех подряд, без разбора.

— Кто они такие, эти сумеречники?

— Те, что стоят на периметре — гибриды. Бывшие люди, принявшие сумеречную сущность. Они подчиняются даркенам хо — истинным сумеречникам. Тем, что не являются людьми вовсе.

— Откуда они появились?

— Они всегда были. Просто вы о них не знали.

— Для чего они нужны?

— Для защиты и корректировки вашего мира. Они следят за ним, находят проблемы, и устраняют их.

— Как в этом городе?

— Да. Наш город представляет угрозу для мира людей, поэтому его закрыли на карантин. Таким образом, вас оберегают от нас. А нас — от вас.

— Я не верю. Что значит 'бывшие люди'? Что за бред? Всё это похоже на какой-то театр абсурда.

— Наш дорогой Писатель считает, что его разыгрывают, — Водзорд посмотрел на Райли, та молча развела руками. — Ты не показывала ему свою истинную сущность?

— Надо мне больно, энергию тратить. Не хочет верить — его проблемы, — фыркнула девушка.

— Так надо показать! Давай-ка, устроим сеанс!

— Нет-нет, Луриби, давайте без меня. После этих представлений я потом несколько часов восстанавливаюсь. Не хочу.

— Девочка, не упрямься. Если будем действовать вдвоём, то затрат будет меньше.

— Ох. Ладно, так и быть.

Водзорд, радостно потирая руки, умчался в соседнюю комнату.

— Что вы собираетесь со мной делать? — насторожился я.

— А, — поморщилась Райли. — Пустяки. Покажем, кто мы такие на самом деле.

— В смысле? Как?

— Это не больно.

Профессор притащил жестяную табакерку, и, взяв нож, зачерпнул из неё какое-то вещество, похожее на клей. Совсем немного, на самом кончике лезвия.

— Вот, Писатель, проглоти это.

— Что? Ножик, что ли?!

— Не будь идиотом. Просто слижи эту каплю с лезвия, — нервничала соседка.

— А что это?

— Ай-талук. Я рассчитал порцию. Действия хватит на пять минут, — кивал Водзорд.

— Ну хорошо… — одними губами, я снял с лезвия каплю незнакомой субстанции. — Надеюсь, что выживу.

— Осторожно, не порежься.

Попав ко мне в рот, вещество словно исчезло. Я не ощутил никакого вкуса.

— Молодец. Теперь начнём.

Профессор сел напротив нас, и протянул руки, словно для спиритического сеанса. Райли приняла его левую руку и дала мне правую. Я взял её за руку, и, слегка помешкав, ухватил кисть Водзорда. Тело пронзило, как электричеством. Словно в позвоночник воткнули металлический штырь, от затылка — до копчика. В глазах всё помутнело. И только мягкий голос лесника звучал в ушах, сквозь череду 'помех': 'Расслабься, Писатель. Расслабься. Впусти нас. Расслабься'.

Я больше не мог терпеть это, и сдался. Шум тут же прекратился, голова опустела, мышцы обмякли. Раскрыл глаза и увидел сквозь пелену два ярких свечения. Чем больше зрение возвращалось ко мне — тем отчётливее я видел их очертания.

Господи, это было за гранью разумного. Я не различал людей. Я лицезрел лишь их очертания, нарисованные яркой, светящейся энергией. Мощные, переливающиеся всеми цветами сгустки базировались в центре их голов, а уже от них, по всему телу, словно сложная система проводов и агрегатов, распространялись, энергетические лучи, переходящие в сложные сети, опутывающие невидимые внутренние органы. В районе сердец методично пульсировали светящиеся 'меха', сопровождая пульсацию цветовыми переливами. Каждый сосуд, словно оптоволоконный кабель, мелькал импульсами проталкиваемой по нему крови. Но самыми потрясающими были глаза, ощупывающие меня 'лазерными' лучами. Их взгляды были ощутимы, и я даже мог различить отголоски чувств, с которыми они меня разглядывали.

А как же я? Опустил глаза на своё собственное тело, и увидел беспорядочно клокочущее буйство цветов, похожее на метеорологические снимки циклонов в температурном спектре. Энергия металась во мне, словно взболтанная жидкость в бутылке. Никакой упорядоченности. И что самое главное, от ног растекалась 'лужа', затопившая уже половину комнаты. Края этой лужи имели более холодный оттенок, а ближе к ступням вытекающая энергия выглядела ярче и светлее. Как будто я таю, подобно снеговику. И остановить утечку было невозможно. Так вот о чём говорила Райли. Либо я тоже сошёл с ума, либо это всё чёртова правда!

Что мне дали съесть? Что за галлюциноген? Это ай-талук. Это опять он. Всё основано на нём. Он убеждает меня в том, что происходящее вокруг — реально. А может быть действительно показывает реальность?

— Ты видишь истинную природу вещей, Писатель, — Водзорд отпустил мою руку.

Тут же со второй кисти соскользнула ладонь Райли. И я увидел, как энергия начала вытекать уже из моих рук, из каждого пальца. Вылетала толстыми, яркими струйками и тут же опадала на пол.

— Теперь ты веришь, что мы — не люди?

— Я не знаю. Это иллюзия какая-то, да?

— Бестолково, — махнул рукой силуэт Райли. — Он слепой.

— Он прозреет. Не торопи его. Людям не дозволено это знать. Они созданы такими, чтобы до последнего не верить и сомневаться. Спешка может пагубно отразиться на его психике.

Материальные очертания моих собеседников постепенно проявлялись, словно снимки в фотомастерской. Ещё немного, и всё станет как обычно. Водзорд не соврал — видение длилось не дольше пяти минут.

— Допустим, всё это правда, — произнёс я, когда всё вернулось на круги своя. — И вы — представители иной расы. Допустим. Тогда зачем вы здесь?

— Для становления. Для совершенствования. Для обретения смысла существования.

— Откуда вы появились?

— Отсюда. Мы рождены на Земле, в заведомо чуждой и враждебной среде. Для выживания нам выдали естественные биоскафандры — тела старых хозяев, которые были приспособлены к земной жизни. Увы, они примитивны и неудобны. Представь, что ты всю жизнь прожил в тяжеленном водолазном костюме, на дне океана. Вот что мы испытываем, мой дорогой Писатель. Мы не можем воспользоваться своими возможностями в полную мощность. Тела ограничивают нас, опуская до элементарного уровня. Но, однако же, всё это испытание — отнюдь не пустое мучение. Ведь более вынослив тот спортсмен, что бегает с тяжёлым грузом на спине. После изнурительной тренировки, скинув тяжкое бремя, тело становится закалённым и непобедимым. В этом и заключается наш инсуаль. Собрать воедино фундамент новой цивилизации.

— Кто вас создал?

— Те же, кто и вас.

— Высшие?

— Да.

— Вы видели их?

— Нет. Никто их не видел. Знания были заложены в нас изначально. Триста сороковые были призваны стать сосудами, хранящими Слово Высших. Но первые семена, брошенные в новую, чистую почву, уже не должны будут ведать о них. Это главное правило устройства нашей общей Вселенной. Юные пионеры, первопроходцы, будут обживать свой новый мир без напутствий старой Апологетики. Они сами станут апологетами своей жизни.

— Значит это не просто город… Это — испытательный полигон. И здесь испытывают новые виды… Разумной жизни?

Водзорд и Райли задумчиво покивали в ответ.

— Я не верю. Вы… Вы просто меня дурачите. Несколько дней назад погибла большая часть моей группы. Всё это вспоминается как во сне. Потом началась какая-то чехарда: Заражение спорами грибов, нападение монстров, кот какой-то привязался, гигантские стрекозы, мясники, терапоги, аномалии… Это безумие. Я лишился рассудка.

— Нормальная человеческая реакция, — пожал плечами Водзорд. — Знаешь, дорогой Писатель, когда я вселялся в тело старого хозяина — он ещё был жив. Немногим из нас так повезло. В основном поселялись в умерших хозяев, а так чтобы в живого… Сначала я считал его чем-то ужасным. И даже завидовал тем, кто обживал мертвецов, ведь им не приходилось бороться с чужим, малопонятным и примитивным разумом. Мне было сложно. Пока я не понял, что главная моя ошибка заключалась именно в этой борьбе. Я перестал бояться человека, и стал изучать его. И он принял меня. Мы перестали мучить друг друга, и стали создавать симбиоз. В результате, я вытеснил его разум собой, но он не противился этому. Наоборот, ему было интересно выбраться за грань своего человеческого бытия. А я, в благодарность, бережно храню его индивидуальность, и продолжаю вести его любимое дело. Он был биологом, и я стал биологом. Он мечтал о единстве с природой, а я осуществил его мечту. Теперь мы оба счастливы.

— Как Вам удалось приручить местных тварей?

— Во-первых, это не твари. Это живые существа. Во-вторых, я их не приручал. Просто изучил повадки и стал играть по их правилам. А они ответили мне признательностью, и приняли как своего. Трудно в это поверить, но между всеми созданиями в этом мире существует некая взаимосвязь. Думаю, что все они были созданы одним сверхразумом…

— Там, у озера, я видел, как хищники и жертвы бок о бок утоляют жажду. Это Ваших рук дело?

— Это энергия воды. Ты знаешь, что вода тоже обладает энергией? Нужно лишь немного её изменить, и происходит великое чудо. Вода успокаивает, блокирует агрессию, заставляет подчиняться общему, неписанному закону. Увы, этот баланс очень шаток. Стоит лишь кому-то сорваться, и всё! Мир оборачивается кровавой бойней. Как правило, нарушителя тут же разрывают в клочья, каким бы крупным и сильным он ни был. При мне, однажды, растерзали огромного мясника. После таких стычек приходится тратить много энергии, чтобы всё восстановить.

— Да уж. Я успел столкнуться с яростью местной живности.

— Кто-то напал?

— Неоконисы. Но всё обошлось. К счастью, Райли была рядом.

Райли предупреждающе зыркнула на меня. Я вспомнил про её слова, и осёкся.

— Неоконисы? Они хорошие, если их не беспокоить. Надеюсь, Райли не причинила им вред?

— Нет-нет-нет! Что Вы! Она их просто отогнала. Так что всё путём. Никаких жертв.

— Молодец, Райли, я всегда знал, что ты у меня доброе сердечко, — ласково улыбнулся Водзорд.

Положив в рот горсть ягод, Райли отвернулась.

— Так что насчёт моего возвращения? — я вернул тему на прежние рельсы. — Если Вы не знаете, как мне помочь, то может мне стоит поговорить с другими апологетами?

— Вряд ли кто-то будет тебе помогать. Апологетика переживает сложные времена. Раскол, потеря контроля. Проект под угрозой.

— Что за раскол?

— Между Акилантами и Суларитами. Я покинул Апологетику во время начавшихся разногласий, и как раз вовремя. Сейчас там у них почти что война.

— Чего они не поделили?

— Разница была заложена с самого начала, и крылась в отношении к старым хозяевам. Одни, такие как я и Райли, уважали их тела, и всячески заботились о них, сохраняя человеческий облик максимально неизменным. Другие считали эти тела ненавистным склепом, и относились к ним с презрением. Мол, всё равно это испытание временное, и скоро от тел можно будет избавиться. Значит можно без зазрений совести превращать их в живой тлен. Ну а потом… А потом один из Верховных апологетов, по имени Латуриэль, усомнился в том, что знания, данные нам изначально, были заповеданы Высшими. Его тело, за которым он не следил и не ухаживал, постепенно приходило в негодность, а конца пути по-прежнему не предвиделось. Латуриэль испугался, что не дождётся завершения всеобщего инсуаля, и начал взывать к Высшим, но те не отвечали ему. Тогда он решил, что Высшие — это миф. И нужно искать покровительство у сумерек. Так появилась новая религия — суларитизм. От имени 'Фахетши Суллар'. Сектанты поклоняются Даркену Хо.

— Сумеречнику?

— Да. Истинному сумеречнику, дух которого, по преданию, до сих пор обитает где-то в городе. Я знаю о нём очень мало. Но могу сказать точно, что он очень опасен и непредсказуем. Настолько опасен и непредсказуем, что был отвергнут даже собственными сородичами. Бытует мнение, что именно Даркен Хо устроил ту самую катастрофу, когда погибли наши старые хозяева. Сулариты верят в могущество своего нового бога, и думают, что именно он подарит им новую жизнь, в новом, счастливом мире. Акиланты-основоположники — недовольны этой сектой, потому что отколовшиеся от них сулариты — тормозят инсуаль, оттягивая счастливое обретение всеобщего Суфира. Из-за этих мракобесов весь проект теперь под угрозой. Впрочем, лично мне это безразлично. Я давно отошёл от дел.

— Как же мне быть?

— Видишь ли, мой юный друг, в бытность апологета, я занимался местной фауной: классифицировал виды, изучал повадки, придумывал названия. Описал и подробно изучил более тысячи видов. И всю информацию передавал на Периметр. Через Нибилара. Он, возможно, единственный из нас, кто контактировал с сумеречниками непосредственно. Но сейчас связи с Периметром нет, это точно. Тем не менее, я думаю, что ты должен поговорить с Нибиларом. Хоть контакта с охраной города он сейчас не имеет, но явно знает о сумеречниках больше меня. Сходи к нему. Это всё, что я могу посоветовать.

— Вы меня к нему отведёте?

— Нет, конечно. Путь в Апологетику мне заказан. Да и не могу бросать своё хозяйство. Думаешь, почему я такой неопрятный? Раньше было много времени, чтобы следить за собой. А теперь столько дел, столько дел. Опыты, новые эксперименты, наблюдения. Некогда о себе подумать, не то что до района Апологетики прогуляться. Райли тебя отведёт.

Райли поперхнулась настойкой.

— Че-го?! — она прокашлялась. — Вы хоть понимаете?! Меня же там… Нет-нет-нет. Видимо Вы просто забыли, что ждёт изгнанника, вернувшегося без Суфир-Акиля.

— Всё я прекрасно помню, девочка, — блаженно улыбался Водзорд. — И знаю правила допуска изгнанников. Ты придёшь не с пустыми руками. Ты придёшь с ним.

Он указал на меня.

— Отлично. Без Суфир-Акиля, зато с глупым человеком. Меня нейтрализуют на месте.

— А ты знаешь, каков твой Суфир-Акиль?

— Да! Точнее, не совсем. Но уж не такой, это точно…

— Так знаешь, или нет?

— Нет, Луриби. Не знаю, — она опустила голову.

— Вот то-то и оно. Не знаешь, а говоришь. Откуда тебе известно, что этот молодой человек — не твой Суфир-Акиль? Судьба послала его тебе самым необычным образом. Не знак ли это? Что ты обрела вместе с ним? Расскажи.

— Он привел элгера…

— Замечательно! Элгеры делают дом счастливым. Даже у меня нет элгера. А у тебя он есть. Благодаря Писателю. Что ещё?

— Он нашёл ай-талук. Много. Большие запасы.

— Прекрасно. Ты обеспечена ай-талуком. И опять благодаря человеку. Но и это не всё. Есть что-то главное. Самое важное.

— Он дал мне имя.

— Вот! Ты вплотную приблизилась к истине! Вместе с именем, что?! Что он тебе подарил?!

— Он подарил мне нож…

— Не-ет. Это пустяк. Я о том, что важнее элгера и ай-талука. О том, что не хватало тебе с самого рождения.

— Я не знаю, о чём Вы.

— О цели, девочка моя. Не её ли ты искала? Не она ли твой Суфир-Акиль? Подумай.

— Возможно. Но цель эту я до сих пор не нашла.

— Так может быть она и заключается как раз в том, чтобы отвести Писателя к Нибилару? Может быть твоё изгнание подходит к концу? Поверь мне, Райли, многие думают, что Суфир-Акиль — это нечто сложное, глубокое. Но обычно, это какая-то простая истина, которая маячит перед носом, но её не замечают, отмахиваются. Подумай, девочка. Твой старый Луриби никогда не посоветует тебе дурного. Подумай.

— Я подумаю, — насупилась Райли. — Обещаю.

— Хорошо. Теперь, что касается тебя, Писатель. Ты хочешь выбраться из ловушки. И это понятно. Но не торопись. Пусть тебе здесь не нравится, наберись терпения, и учись жить по здешним законам и правилам. Не пытайся переделать их под себя, но ищи свой путь и свою нишу, в которой тебе не будет равных. Дам тебе добрый совет. Я знаю, что в дверцу твоей души кто-то стучится. И тебе придётся с ним встретиться лицом к лицу. Но ни в коем случае не впускай его в свою душу, а выйди к нему навстречу. Понял?

— Н-нет…

— Поймёшь в скором времени. Просто не забывай мои слова.

— Ещё один вопрос, профессор! — я как в школе поднял руку.

— Слушаю.

— Что за таблетку мне дали? 'Таблетку сумеречников'. После неё я словно побывал в ином измерении. Прошёл сквозь нападающих на меня зверей, потом вылез через узкую щель. Всё вокруг было необычное, фиолетовое, и шум. Шум такой…

— Ты был в сумерках? Хм-м… Теперь понятно, почему ты выжил. Но непонятно, почему тебе дали таблетку? У Нибилара были такие таблетки, для расслоения и погружений в сумерки. 'Иллюзиум', кажется. Препарат для сумеречных гибридов. Его дают только избранным. Тем, на кого возложена серьёзная, очень серьёзная задача. 'Иллюзиум' открывает глаза и позволяет видеть то, что сокрыто за гранью реальности. Но я слышал, что эти таблетки лишь позволяют нам на время избавиться от человеческого тела, и немного побыть свободными. Сам не пробовал, но Нибилар рассказывал принцип их действия. Говоришь, что прошёл через зверей? Ничего не путаешь?

— Именно прошёл сквозь них. Деотерии, кажется. Зажали меня в углу. Думал, сожрут.

— Любопытно. То, что ты обошёл их через сумеречную реальность — это факт. Но при этом, твоё материальное тело должно было остаться в периферии, на растерзание деотериям! Как ты смог протащить его через сумерки? Это же невозможно.

— Я сама обследовала тот подвал, — подтвердила Райли. — Никаких останков. Деотерии там действительно были. Видимо ждали его несколько часов, не понимая, куда он вдруг исчез. Я ошибочно приняла их запах за неоконисов. Писатель действительно обошёл их.

— Если бы его материальное тело погибло, то его энергетическая оболочка иссякла бы через пару дней. Но он жив. И по виду вполне материален. Парадокс! Может быть, тело оставалось во внешнем мире, недоступном для деотериев? Но тогда бы он их вообще не увидел. Да и не пролез бы ни за что через узкую щель… Нет, Писатель, тебе определённо нужно показаться Нибилару, и ещё Эвилону — специалисту по биоэнергетике. Либо тебе дали вовсе не 'Иллюзиум', а какой-то новый препарат, либо… Я теряюсь в догадках.

Мы засиделись. Солнце потихоньку клонилось к закату, и Райли начала подталкивать меня к выходу.

— Спасибо, уважаемый Вадим Дмитриевич, за то, что уделили нам время, — поблагодарил я профессора.

— Всегда пожалуйста. И не забывайте, дети мои, что природа — тождественна благости. Великие пути учения сходятся в её зерне, и проистекают к истокам бытия…

— Ну всё, понеслось, — шепнула мне Райли. — Уходим быстро. У него опять бзик начался.

Я вышел за дверь.

— Райли! — вдруг окликнул Водзорд, оборвав свою бессвязную риторику на полуслове. — Я кое-что забыл тебе сказать.

— О, Высшие! — закатив глаза, та развернулась на каблуках. — Да, Луриби.

— Несколько дней назад, заглядывал ко мне Z-345/1-16…

— Со своим патефоном?

— Естественно… Но не только с ним. Да-да, приходил не один. С ним четвёртая и двадцать третья шестёрки. Недружественен был их визит. Но природа меня защитила. Братья меньшие прогнали этих наглецов с глаз долой!

— Их было трое?

— Да. Он собирает группу. Он совсем потерял страх и совесть.

— Но ведь это против главного правила инсуаля! Ладно он — пропащий элемент, но те, кто к нему примыкают! Они же обрекли себя на бесчестие!

— Шестёрки. У них развита социальная составляющая. Шестёркам труднее остальных преодолевать свой путь в одиночестве. Этой слабостью и воспользовался негодяй 1-16. Сбил их с пути истинного. Испортил. Превратил в своих слуг. Не знаю, скольких он уже совратил, но в любом случае — опасайся его. Одной будет непросто справиться с тремя. А с целым отрядом — и подавно. Держи ухо востро. Надёжно укрепи подходы к своему дому. 1-16 придёт к тебе. Я знаю. Он будет пытаться убедить тебя присоединиться к его новой 'общине'. Сначала будет заваливать лукавыми обещаниями, потом начнёт угрожать. А если ни то, ни другое не подействует — попытается разделаться с тобой. Он сказал, что уже убил двух семёрок: шестнадцатую и тринадцатого. А ещё одиннадцатую пятёрку. Боюсь, что он не лжёт.

— Тринадцатый же…

— Да, Райли. Твой сосед. Будь осторожна.

— Спасибо за предупреждение, Луриби.

— Так вот, исходя из моих умозаключений, я вывел квинтэссенцию адаптационных стимулов…

— Всё, пошли, — Райли схватила меня за руку, и потащила прочь от дома.

Через двадцать минут мы уже спешно собирали коконы каких-то существ, обильно разбросанные в куче песка. Коконы были мягкие, но раздавить их было не так-то просто. Последней добычей оказались раки, похожие на древних трилобитов. Их собирали в озере, бродя по колено в воде, когда водопой опустел, и животных на берегу осталось совсем немного. Ловля этих ракообразных, напоминающих ожившие ископаемые, была весьма неприятной. Клешней у них не было, зато на хвостах торчала пара острейших шипов, а об края острых пластин на их спинах можно было легко порезаться. Поэтому я приноровился хватать их за длинные усы. По этим же усам я и обнаруживал их, закопанных в донный ил. Во время этих сборов, мы вели беседу.

— А кто этот 1-16? — полюбопытствовал я.

— Да сволочь последняя. Слышал, что творит? Сбивает изгнанников с пути.

— Зачем он это делает?

— Потому что неудачник. 1-16 нашёл Суфир-Акиль одним из первых, и очень этим гордился. Он был уже голов занять место среди апологетов, но его находку не приняли. Сказали, что этого недостаточно, и отправили в новое изгнание. Более ни с кем так не поступали. Представляешь, какой это был позор? Но вместо того, чтобы достойно пережить его, и начать новые поиски, 1-16 разочаровался в своей цели и возненавидел Апологетику. Его приняли сулариты, но и их он вскоре разочаровал своими негативными высказываниями в адрес Хо. Когда же его прогнали сулариты, 1-16 поклялся, что создаст своё собственное общество, объединит изгнанников, уничтожит Апологетику, а потом суларитов. После чего станет хозяином города. Все смеялись над ним. Но, как видно, зря. Теперь их уже трое, как минимум. Это плохо.

— Объединение — это вполне логичный шаг. Так проще выжить.

— Принцип стадности — кредо старых хозяев. Наш путь — путь изгнанников, который мы должны пройти в гордом одиночестве. И лишь пройдя его с достоинством, присоединиться к обществу апологетов.

— Кстати об апологетах. Когда ты отведёшь меня к Нибилару?

— Ишь чего! Я пока ещё не рехнулась, как Водзорд. Не спорю, возможно в его словах была доля истины. Ты действительно появился в моей жизни не случайно. Но я пока не уверена, что ты — Суфир-Акиль. Я не чувствую этого, понимаешь?

— Понимаю. И долго мне ждать, когда ты это почувствуешь?

— Не знаю. Терпи, милый. И давай закроем эту тему.

Отправив в рюкзак последнего 'трилобита', я завязал его, и забросил на спину. Сборы были закончены как раз вовремя. По той же самой тропе, вдоль ручья, мы поспешили обратно домой, возвращаясь с грузом нового багажа, который был гораздо тяжелее припасов в моём рюкзаке.

ЧАСТЬ-11. ФЛИНТ

Сегодня Райли не было дома почти до самого вечера. Ушла на охоту. Перед сном она просила меня не выходить из дома, даже во двор. А если Котя вдруг забеспокоится — бежать за ним, куда бы он не пошёл. Я понимал её опасение. Одно дело, разбираться с тупыми терапогами, и совсем другое — противостоять целой группе изгнанников, обладающих повышенной реакцией и скоростью. 1-16 мог появиться в любой момент. Но никаких намёков на появление нарушителей вблизи нашего дома не наблюдалось.

В эту ночь я очень плохо спал, и уснул лишь когда Райли начала готовиться ко сну. То есть уже к утру. Мешали мысли, роящиеся в голове. Логические цепочки, то сплетающиеся, то рвущиеся. Пустая головная боль. Проснулся, соответственно, к обеду. И опять под впечатлением от очередного, повторившегося сна.

Мне приснился зелёный свет, льющийся из открытой двери. Я уже миновал подводный коридор, и висел между потолком и полом, напротив входа. Страшно не было. Повернул голову, и увидел, как по коридору, прямо ко мне плывёт раздутый труп в белом халате, монотонно огребаясь руками, как заводной механизм. Я опять не напугался. Стало противно. Не хотелось, чтобы он приблизился ко мне. И я заплыл в зелёную комнату, заперев за собой дверь. Воды там уже не было. Я стоял ногами на полу, покрытом ворсистым ковром. Тикали часы. Посреди комнаты возвышался стол, на котором светила лампа с зелёным абажуром, а рядом стояла модель корабля. Я подошёл к миниатюре и рассмотрел её. На подставке золотилась табличка с названием 'Эвридика'.

— Нравится? — спросил меня голос.

— Кто здесь? — я огляделся по сторонам, но увидел лишь бессмысленные картины на стенах.

— Ты принёс мне свою книгу?

— Нет. Выпусти меня! Тогда я её напишу и дам тебе почитать, обещаю.

— Хо, хо, хо, — не то засмеялся, не то заухал невидимый незнакомец. — А ты хитрец.

— Почему ты прячешься от меня? Как я могу дать тебе книгу, если даже не вижу тебя?

— Тебе не обязательно меня видеть. Главное, что я тебя вижу.

— Считаешь, что это справедливо?

— Резонное замечание. Ты прав, мы должны с тобой встретиться. Но чуть позже. Потерпи.

— Я устал от этого слова. В последнее время меня все призывают к терпению!

— Потому что торопиться не стоит. Твои спутники торопились, и где они сейчас?

— Да что тебе известно про моих спутников?!

— Больше, чем ты думаешь. Я даже о тебе знаю больше, чем ты сам о себе знаешь. Такова моя природа — знать всё и обо всех.

— Я тоже знаю, кто ты. Суллар, верно?

— Так меня называют поклонники. Но я предпочитаю истинное имя — Хо!

— Значит ты сумеречник. Чистокровный сумеречник.

— Совершенно верно. Твои познания растут. Это хорошо.

— Да я же сплю. Это всё сон. Как ты пробираешься в мои сны?

— Сон — это окно, в которое можно заглянуть.

— Но как ты… — я почувствовал, что просыпаюсь. — Как мне выбраться, Хо?! Ответь! Как мне выбраться?!

Я повторял этот вопрос даже когда проснулся.

— Как мне выбраться? Как мне выбраться, Хо?

*****

Хоть Райли и отсутствовала, мне было не скучно. Весь день я потратил на то, чтобы упорядочить полученные знания. Я подробно восстановил в памяти и записал весь разговор с Водзордом. Выделил ключевые слова. Затем описал новых представителей местного зверинца. Сделал пару набросков на полях, экономя место в блокноте.

Потом открыл последнюю страницу. Нужно было внести дополнения в схему. Выделил пожирнее 'НИБИЛАРА'. Теперь он — моя главная цель. Добавил к апологетам 'ЭВИЛОНА'. Потом, сбоку пририсовал ещё один блок — 'СУЛАРИТЫ', и вписал в него 'ЛАТУРИЭЛЯ'. Чуть выше нарисовал ромбик, внутри которого написал 'ХО', и провёл от него две линии — к 'СУЛАРИТАМ' и к 'СУМЕРЕЧНИКАМ'. Подумал немного.

Значит сны неслучайны. До сегодняшнего дня я был уверен, что они не имеют смысла. Просто грёзы, навеянные моим тяжёлым положением. Но теперь уже стало понятно. В них есть закономерность, есть последовательность. Я видел Хо во сне ещё до того, как мне о нём рассказали. Точнее, не видел, а слышал. Но какая разница? Однако, позвольте, почему меня не оставляет стойкое чувство, что я всё-таки знал о нём раньше? Откуда я мог знать? Откуда? Что-то бросалось в глаза… Где-то записывал… Я полистал блокнот от начала. Есть! Глаз зацепился за слово 'ХО'. И не за одно. По тексту их несколько. Перечитал. Да ведь это же байка дяди Гены из Паутовки. Но он мне про Хо не рассказывал. Почему же я написал 'ХО'? Стоп. Это же никакое не 'О'. Это вообще не буква — это цифра. 'Ноль'. Икс-ноль. Так он называл существо, которое изучали в этом городе. Если читать по-русски, получается 'Хо'. Так вот откуда я его знал. Эх, дядя Гена, неужели Вы всё это действительно не выдумали?

Ладно. Надо завершить схему. Я прочертил последнюю линию от 'НИБИЛАРА' к 'СУМЕРЕЧНИКАМ'. Покамест это наиболее перспективный путь. Надо выяснить, почему пропала связь между 'Апологетикой' и 'опричниками'? И в чём эта связь заключалась? Был ли это какой-то ретранслятор? Или они общались иным способом? Например, встречались где-то на нейтральной территории. Впрочем, это не важно. Важно, что связь между ними была. А если она была, значит блокада у Иликтинска не абсолютная. Выход из него существует.

— Выход существует, — я положил ручку и закрыл блокнот. — Найти бы его.

*****

С каждым днём моя новая подруга становилась всё общительнее. И если раньше она отмахивалась от меня, как от навозной мухи, то теперь наши разговоры стали более уравновешенными. По крайней мере, обрывать их она перестала. Так же я заметил, что Райли переняла мой лексикон. Всё чаще стал слышать от неё знакомые обороты, выражения и поговорки. Мне это понравилось. Общение сделалось простым, понятным и более дружеским.

Мы даже поговорили с ней об одежде.

— Почему ты так одеваешься? — спросил я.

— Как 'так'? — искренне не понимала она.

— Ну-у, — меня так и подмывало сказать, 'как шлюха', но я понимал, что это точно её обидит. — Откровенно, что ли?

— А в чём откровение?

— Не знаю какие требования к одежде господствуют здесь, но в моём мире так одеваются… Эээм… Ветреные женщины.

— Как понять — 'ветреные'? — немного покопавшись в чужой памяти, спросила Райли.

— Не обременённые поведением, — я как мог лавировал вокруг нехорошего слова.

— Не обременённые… Поведением… Сочетание слов вообще какое-то непонятное.

— Ладно, забей. Одевайся, как тебе нравится.

— Моя старая хозяйка считала эту одежду… Э-э-э… Импозантной. Да. Так она и говорила. Я не совсем понимаю это слово. Но думаю, что это связано с привлекательностью. А я хочу быть привлекательной.

— Не пойми меня неправильно, Райли, я ценю твой вкус. Но учитывая реалии, в которых ты обитаешь, ношение такой одежды довольно необычно. Эти блузки, короткие юбки, чулки. На охоту такое не надевают. Ну разве что на охоту за мужиками. Как ты вообще в этом дерёшься, охотишься, лазаешь по развалинам?

— Я стараюсь аккуратно, — видимо Райли начала понимать, что действительно выглядит нелепо.

— А потом маешься с этими изодранными и заляпанными кровью шмотками. Ведь можно выбрать одежду попрактичнее. Спортивную, например, или военную.

— У меня есть костюмы для специальных вылазок, когда нужно много ползать, или карабкаться.

— Видел, когда мы за водой ходили. Но ты же всё равно предпочитаешь иную форму одежды. Почему?

— Не знаю, — она встала в тупик.

Боже мой, какой же я глупец. Мне вдруг всё стало понятно. Это несчастное существо, перестав быть человеком, большую часть своей жизни пряталось, убегало, дралось за свою жизнь. И в этой короткой жизни никогда не было счастья. Только борьба. Но вот, наконец, её старания окупились. Она выбралась из подвалов и щелей, заявила о себе, отвоевала солидную территорию, и обрела статус полноценной хозяйки. Впервые в её жизни появились спокойные дни, когда никто на неё не покушался, никто не шёл за ней по пятам, никто не претендовал на её владения. Её начали бояться и уважать. И вот тогда-то она наконец задумалась о вещах, совершенно обычных для нас, но новых для неё. Таких, как внешность, например. Особого выбора у неё не было. Гламурная мешанина в мозгах 'старой хозяйки', и небогатый выбор гардероба в уничтоженном городе. Вот всё, что она имела.

— Но мне всё равно нравится твой стиль, — с улыбкой произнёс я.

— Правда?

— Ага.

Райли улыбнулась мне в ответ. Не знаю, повлиял ли на неё этот разговор, но с той поры она стала всё чаще одеваться в более простую и скромную одежду.

*****

Почти весь прошлый вечер и часть ночи, хозяйка разбирала принесённые запасы: раскладывала на просушку стручки, упаковывала в коробки коконы и фиолетовые фрукты, консервировала мясо водяных тараканов. С последними она управлялась очень ловко. Рубила их тесаком вдоль туловища, после чего разламывала и ловко потрошила. Содержимое, напоминающее длинные раковые шейки, складывала в банки, заливала небольшим количеством воды, и бросала туда какие-то приправы вместе с термокубиками, после чего плотно закрывала крышкой. Как позже выяснилось, всё это делалось ради меня, так как я, на самом деле, ел слишком много (с позиции Райли, разумеется), и ей пришлось увеличивать продуктовые запасы.

Пока она возилась с провиантом, я успел хорошенько изучить карту. Теперь я начал в ней понемногу разбираться. Приколотые бумажки с цифрами обозначали изгнанников, обосновавшихся в конкретных районах. Я так же нашёл район Апологетики, которая находилась к северу от нас, за большой промзоной, обозначенной как 'Химпром'. Суларитские владения пролегали ещё дальше, и выходили к озеру Раздольненскому. Ближе всех к дому Райли находился 'флажок' 7-36. Рядом с ним был 7-13, но Райли убрала его сразу после того, как мы вернулись от Водзорда. Только сегодня до меня дошло, почему она это сделала. Этого изгнанника убил 1-16. Проклятье! Действительно чертовски близко от нас! Всего через десять домов. Остаётся надежда, что этих гадов задержит тридцать шестой. Если не присоединится к ним, конечно.

День проходил впустую. Чтобы убить время, я немного помедитировал после обеда. Делать это я не умел, поэтому просто сел в позу лотоса посреди комнаты, и так сидел минут тридцать. На больше меня не хватило.

Поточил своё оружие. Потренировался, как его правильно выхватывать, чтобы самому себе что-нибудь нечаянно не оттяпать. В общем, сходил с ума.

Когда солнце начало клониться к закату, мною овладело беспокойство. Почему Райли задерживается? Хорошо если просто охота не ладится, а если её убили? Чем дальше — тем сильнее росли мои переживания. Невольно начал соображать, что делать, если она не вернётся? Куда идти? Единственным вариантом оставался Водзорд. Если что — отправлюсь к нему. Авось приютит. Но Водзорд — это не Райли. Он своим зверьём дорожит больше, чем людьми. А ну как скормит меня какой-нибудь любимой твари, типа той, наэлектризованной…

Надо гнать от себя эти пессимистичные мысли. Ничего хорошего в них нет. Эх, Райли, только бы ты вернулась…

Она как будто бы услышала меня. Заскрипели засовы на воротах. Я глянул в окно, и с радостью бросился навстречу. Охотница притащила две туши гипотрагусов (тех самых зверей, на которых охотился мясник).

— Помоги, — она вручила одного из них мне.

— Эх-х, ты! — прогнулся я под тяжестью. — Как ты их допёрла?!

— Каком кверху. Тащи давай.

Я опять услышал выражение, заимствованное у меня, и хохотнул.

Мы спустили туши в подвал, и, немного отдышавшись, приступили к их разделке. Точнее, разделывала Райли, а я лишь помог ей подвесить их на крюки. Процесс же разделки наблюдать не стал, хоть и ругал себя за малодушие — нужно было учиться всему, здесь и сейчас.

Закончив возиться с тушами, хозяйка, помывшись и переодевшись, поднялась на второй этаж и упала в своё кресло.

— Умаялась? — спросил я.

— Не то слово. Самое обидное, что толку от этих гипотрагусов, лично для меня, никакого. Мясо низкокалорийное — чистая материя. Через день потеряет весь остаточный заряд. Пригодно только для людей.

— Зачем ты тогда их добывала?

— Для тебя. Ты не можешь питаться исключительно энергией. Нужно компенсировать её материальной составляющей. Поэтому есть их будешь ты.

— Ну-у, спасибо, конечно… Знаешь, мне даже как-то неловко. Если бы ты научила меня самому добывать себе пищу.

— Я как раз собиралась сказать, что завтра планирую взять тебя с собой на охоту.

— Меня? На охоту? Здорово! И на кого будем охотиться?

— На ригвилов.

— Это что за монстры?

— Никакие не монстры. Маленькие зверьки.

— Ну вот. То есть, на большее я не гожусь?

— А ты как думал, милый? Ты пока вообще ни на что не годишься. Но могу тебе сказать, что охота на ригвилов — это не такое простое занятие, как может показаться. Они хитрые, умные, умеют приспосабливаться к тактике, но самое главное — они быстро бегают. Очень быстро. Догнать их невозможно. Подстрелить, теперь уже тоже. Значит остаётся один способ — ловушка.

— А какая роль отводится мне? Я же бегаю гораздо хуже тебя.

— Тебе отводится главная роль. Не дать ригвилу уйти с верного направления. Если всё получится, то мы обеспечим мясом не только тебя, но и меня. Ты ведь постараешься ради меня, правда, Писатель?

— Ещё спрашиваешь…

— Хорошо. Сегодня я наткнулась на небольшую стайку. Гнала их до самой Теплицы. Но надолго они там не задержатся. День-два и уйдут.

— Я готов действовать.

— Тогда выспись как следует. Вставать придётся рано. Я хочу чтобы ты был свеж и бодр. А то ещё уснёшь в засаде…

*****

На охоту мы отправились спозаранку. Когда Райли меня растолкала, я даже не смог сообразить, что мне снилось. Просто вынырнул из беспамятства.

— Вставай, соня, пора идти.

— Что? Уже идём?

— Уже. Поднимайся.

Позавтракать не удалось. Значит опять придётся действовать на голодный желудок.

Улица встретила нас прохладой. Утреннее солнце резануло глаза. Я тут же нацепил очки.

— Мы идём в Тепличный?

— Да.

— Это далеко.

— Не близко.

Райли опять немногословна. Значит путь будет опасным.

Мы миновали сторожку, потом столб с дохлым неоконисом, и далее шли по знакомому пути, в сторону библиотеки. Эти места я помнил, поэтому знал, куда мы направляемся.

— Мы что, опять в библиотеку идём?

— Нет.

— Но в её же сторону. Это я точно помню.

— Да.

— И зачем? Там же Смородинный. А Тепличный расположен в другой стороне. Я по карте помню.

— Мы идём в обход.

– 'Нормальные герои всегда идут в обход'? Ни хрена себе обход получается. Через полгорода. Впрочем, 'для бешеной собаки семь вёрст не крюк'.

— Мы идём всего десять минут, а ты уже изнылся. Я начинаю жалеть, что взяла тебя с собой.

— Нет-нет, я не ною, я просто так…

— Не выводи меня, Писатель. Ты же сам прекрасно понимаешь, что я делаю такую петлю, чтобы обойти чужие территории и опасные зоны.

— Догадываюсь.

— Ну вот и не гунди.

Пока шли к библиотеке, встретили трёх неоконисов. Те порычали на нас немного, издалека, и убежали. Видимо, остатки той стаи, что на нас нападала. Они уже знали нас, и не связывались.

Позади остались парк и библиотека. Райли повернула в сторону разлома, через который я перепрыгивал, удирая от неприкаянных. И дальше маршрут пролегал по тем же самым улицам, что ещё помнили мой витиеватый кросс — вплоть до выхода к Смородинке. За КПП, городской ландшафт сменили поля, а на горизонте замаячили высотки знакомого микрорайона. Теперь туман не ограничивал обзор, и вся панорама пригорода была как на ладони. Вокруг ни одной живой души. Никаких признаков постороннего движения. Статичный, мёртвый пейзаж.

До леса было недалеко. Его полоса уходила влево, всё больше расширяясь, и где-то совсем далеко соприкасалась с крайними городскими постройками. Выйдя на поворот, я разглядел показавшуюся из-за деревьев шиномонтажку, до которой в своё время так и не добрался. Впрочем, мы и сегодня до неё не дошли. Райли резко свернула влево — на сильно заросшую грунтовую дорогу, уходящую вдоль лесопосадок. Смородинка исчезла из нашего поля зрения.

В принципе, ничего необычного в окружающей обстановке не наблюдалось. Справа от нас был лес — самый типичный, без каких-либо странностей. Слева — такое же обыденное поле, по ту сторону которого виднелись городские постройки Иликтинска. Все странности этого места словно остались где-то там, за невидимой чертой, и мы опять попали в привычный, человеческий мир, где нет аномалий и чудовищ. Но стоило мне об этом подумать, как нога за что-то зацепилась. Сначала показалось, что на щиколотку намоталась спутанная леска. Но остановившись и присмотревшись, я понял, что вляпался в старую паутину. За моей ступнёй тащилась целая паутинная борода, с запутавшимся в ней мусором. Я дёрнул ногу, надеясь отцепиться, но вместо этого выдернул из травы большой моток чего-то бесформенного.

— Что за дрянь?

В перепутанных клоках грязного паутинного савана торчали останки. Точнее, верхняя половина туловища человекоподобного существа: полускелет — полумумия. Возможно, это был неприкаянный. Жёлтая кожа, похожая на рваный пергамент, и торчащие из неё кости. Труп был разорван поперёк, на уровне живота.

Наступив свободной ногой на путы, я попытался сдёрнуть их рывком, но они держались крепко. Пришлось обрубать с помощью мачете.

— Ты чего отстаёшь? — остановилась Райли, успевшая уйти далеко вперёд.

— Иду, — бросился я за ней. — В паутину вляпался.

— Смотри под ноги. Хорошо, что в старую влез. Была бы свежая — были бы проблемы. Видел местных пауков?

— Видел.

— Тогда понимаешь, о чём я.

Мы прошли ещё пару сотен метров. Вдали, в небе что-то замелькало, и Райли указала туда.

— Смотри. Сейчас будет интересно.

— Что там?

Мои очки были заляпаны грязными пальцами, и в них всё было мутновато. Спешно послюнявив стёкла и протерев их уголком жилетки, я вновь присмотрелся. Стало немного почётче.

— Какие-то птицы? Целая стая.

— Рогоносы заходят на добычу.

— Они же на нас летят. Это случайно не мы их добыча?

— Не мы. Успокойся.

Длинные, короткокрылые птицы, похожие на живые стрелы, по широкой дуге заходили со стороны поля — прямо в нашу сторону. Летели нестройно. В стае было не меньше двух десятков особей. Пронеслись над нами, и влетели в лес. Ведя их глазами, я увидел, как группа пернатых сплотилась тесным клубком, искусно обтекая многочисленные стволы и ветви, после чего они дружно повтыкались в какой-то нарост… Тот грузно зашевелился… Да это же гигантский паук! Которого я не мог разглядеть даже таращась прямо на него! Настолько же хитро он замаскировался в развилке древесного ствола. Но рогоносы похоже пользовались какой-то природной навигацией, и вычислили гиганта за километр. Их длинные клювы вошли в тело жертвы, а крылья 'прилипли' к его шкуре, надёжно зафиксировавшись. Паук недовольно ворочался, перебирая лапами, но поделать уже ничего не мог.

— Понравилось представление? Идём, не задерживайся, — окликнула меня Райли.

— Поразительно. Как они так 'наводятся'?

— Умеют. Кстати, ты потише разговаривай. Где-то рядом неприкаянные.

— Чего? И эти тоже здесь?

— Потише. Ты не понимаешь русских слов?

— Извини.

Дальше шли уже без разговоров. Пару раз я видел какие-то странности на поле. То вдруг вихрь поднимал в воздух вырванную с корнем траву, то радужные 'бусы' начали танцевать причудливым коромыслом. Хотелось спросить об этих явлениях, но Райли одарила меня таким убедительным взглядом, что я сразу понял — надо помалкивать в тряпочку.

— А-а-а? — из высокого сухостоя поднялось тощее тело.

Так близко! Всего в пятнадцати метрах от нас. Подскочив ко мне, спутница легко приобняла меня за шею, и прикрыла ладонью рот. А сама осторожно поднесла клинок 'сестры' к собственным губам. Это было не обязательно. Я и сам сообразил, что нужно замереть на месте, сохраняя полную тишину. Неприкаянный стоял к нам спиной, напоминая огородное пугало. Он тоже не шевелился.

Постояв ещё немного, Райли указала ножом по направлению дороги, и отпустила меня. Мы крадучись пошли дальше. Проклятый страх. Я опять не мог его контролировать. И неприкаянный чувствовал меня. Этот гад меня ощущал. Мне казалось, что я плыву по полю, в его сторону, и он всасывает меня своими дырками, заменяющими ноздри.

Не останавливаться. Идти дальше. Я посмотрел вперёд. Вдалеке, параллельно дороге, двигалось ещё несколько сгорбленных фигур. Расстояние было очень большим, и тех дальних можно было не опасаться. Но сколько ещё их могло скрываться в высокой траве?

Держа в периферийном зрении ближнего неприкаянного, оставшегося позади, Райли бочком продвигалась всё дальше. Стараясь не отставать, я мельком поглядывал под ноги, чтобы не наступить на что-нибудь ненароком. Натуральная прогулка по минному полю.

До сих пор, вспоминая тот момент, вздрагиваю. Почему-то те фигуры вдалеке, молчаливо и отрешённо бредущие по полю, вызывали какой-то глубокий психологический трепет. В них было что-то сюрреалистичное. Казалось бы, обычный ландшафт: поле на фоне города. По полю идут люди. Ничего запредельного. Но стоит вспомнить, что людей здесь нет. То есть, вообще нет. Как это обжигающее откровение заставляет ноги подкашиваться, а зубы — стучать.

— Амо!

Голос пронёсся над полем, как боевой клич. Засёк…

— Писатель, ну что же ты… — простонала Райли.

— А что я? Я ничего не делал.

— А-а-мо, а-а-мо, — словно луговые собачки, из травы начали подниматься неприкаянные.

Один, два, четыре… Пять. Сколько же их тут?

— Что делать? — с ужасном взглянул я на Райли.

— На, держи, — она сунула мне в руку какой-то сушёный кусок. — Изжуй.

Без лишних вопросов, я закинул это себе в рот и начал жевать. От вырвиглазной горечи меня всего перекосило, но страх был сильнее. Трое неприкаянных, рассекая одичавшие злаки, двигались прямо на нас. Самый первый, тот, мимо которого мы прошли, кружился на месте, ощупывая рукой воздух.

— Не беги, — бросила мне Райли. — Дожёвывай быстрее.

С трудом проглотив мякиш, я стиснул зубы от отвращения. Ну и гадость! Меня начало мутить. Голова пошла кругом, руки и ноги стали неметь. Сквозь круги, поплывшие перед глазами, я увидел, как один из неприкаянных подобрался к нам, и Райли срубила ему голову одним взмахом кукри. Отрубленная голова укатилась в траву, а вслед за ней охотница ударом ноги отправила и тело, упрямо не желавшее падать. Подоспел второй неприкаянный. Схватив нож в зубы, Райли перехватила горло монстра освободившейся рукой, и вторым ножом начала наносить ему колющие удары в живот. Когда тот перестал сопротивляться, выпустив изо рта струйку мутной слизи, девушка вновь схватила кукри, и всадила ему лезвие промеж глаз, расколов лицо напополам. В этот момент страшный спазм внутри черепа заставил меня упасть на колени, обхватив голову руками. Одновременно со мной взвыли все окружающие неприкаянные, точно так же схватившись за головы.

— Наконец-то, подействовало, — Райли подхватила меня под руку, и потащила за собой. — Идём, Писатель, идём, двигай ногами.

— Бошка-а-а…

— Сейчас пройдёт, милый, потерпи. Нужно выбираться отсюда.

Каждый шаг сопровождался чудовищной отдачей в голову. Меня шатало, и я несколько раз был готов упасть, но спутница меня поддерживала, и тащила дальше. Я не знаю, сколько метров мы так прошли, но головная боль начала постепенно проходить, пока не осталось лишь неприятное подташнивание.

— Полегче стало? — поинтересовалась Райли.

— Немного. Но всё равно хреново. Тошнит, — я закашлялся.

— Это пройдёт. Дыши глубже.

— И жарко что-то стало.

— Так и должно быть.

— Чтоб я ещё раз съел то, что ты мне даёшь…

— Милый, если бы ты не съел это, нам бы пришлось сейчас драться с целой ордой неприкаянных. А так мы их сбросили с хвоста.

— Я что, напугал их своими стонами?

— Ха-ха-ха! Писатель, я обожаю твои шутки! Ха-ха-ха!

— Угу. Оборжёшься тут пожалуй, — меня чуть не стошнило прямо себе под ноги.

— Ну-ну, давай-ка терпи-терпи.

— Да какая разница? Желудок-то всё равно пустой. Может хотя бы эта твоя отрава вылетит, и мне полегче станет.

— Не надо, чтобы вылетала.

— Надо, чтобы я мучился?

— Когда ты мучаешься, ты становишься ещё смешнее. Шучу! Я дала тебе ай-талук.

— Чего-о? Ты дала мне эту хрень, которая мозги набекрень сворачивает? Как ты могла?! Блин, она же меня угробит! В психа превратит!

— Ни в кого не превратит. Это специальный редуктивный сегмент ай-талука, который помогает блокировать твою избыточную энергию. Он замыкает её на себе, заставляя хаотично циркулировать по организму. Поэтому тебя так штормит. И температура поднялась по той же причине. К сожалению, у меня не было времени обработать ай-талук как следует. В нём осталось немного токсинов, которые вызывают тошноту.

— То есть ты до конца не очистила эту поганку, и пихнула её мне?

— Захватила на всякий случай. Как чувствовала, что пригодится.

— Ну спасибо. Удружила… И как мне теперь охотиться? Я даже двигаюсь с трудом.

— Не переживай. Твой организм легко справится с токсинами. Когда будем на месте, почувствуешь себя гораздо лучше.

— Если не сдохну по дороге… Расскажи хотя бы, что это было? Почему когда меня скрючило, то и эти твари тоже скрючились?

— Резкий негативный импульс. Так всегда бывает, когда происходят перепады энергии. Неприкаянные двигались, впитывая твой след, и тут внезапно получили через него сильнейший психический разряд. Я же говорила, что твоя энергия содержит информацию. Что чувствуешь ты — то чувствуют и другие. Вот поэтому, когда ты ощутил резкую боль, точно такой же болевой шок получили и подсевшие на твою волну неприкаянные. Чтобы было совсем уж понятно, представь, что ты слушаешь радио, а кто-то подкрался, и тихонько подслушивает. Ты выкручиваешь регулятор на полную громкость, и приёмник оглушает тебя. А вместе с тобой и тех, кто подслушивал.

— Значит если, например, воткнуть себе нож в руку, то идущий по следам хищник тоже будет травмирован?

— Он почувствует твою боль, но сам не пострадает. Для этого нужен ай-талук. Ай-талук даёт встречный импульс, усиливает ощущения, психически воздействуя на противника. Именно благодаря ему получается эффект 'громкого радио'. Защитная реакция ай-талука, после его поглощения, передаётся тебе. Ну а когда противник деморализован, ай-талук блокирует утечку энергии, и прячет тебя от постороннего внимания, почти как элгер. На время, конечно. Но этой форы вполне достаточно, чтобы успеть смыться куда подальше.

— Хитро, — согласился я. — Сколько же неприкаянных там ещё пряталось?

— Да кто же их знает? Может быть ни одного, а может и сотня. Они непредсказуемы, оторваны от мира. Животные, наделённые элементарными чувствами самосохранения, никогда не нападут на более сильного врага. Лесные пауки не атакуют нас, потому что оценивают шансы и сомневаются в победе. То же самое и с неоконисами. Пока их стая была большой — они решались нападать, но как только их количество поубавилось, нападения прекратились. И так поступают все нормальные хищники. Но только не эти. Что творится в высохших мозгах неприкаянных — неведомо даже им самим. Они как роботы. Никаких инстинктов, никаких чувств. Ничего. Пустышки.

— Интересно, а те, кто обрекали их на это, если бы они знали, какая жизнь ожидает их чад, то поступили бы так же? Сделали бы им ту прививку? Как думаешь?

— Понятия не имею. Какой смысл об этом сейчас думать? Ну, тебя как, отпустило немного?

— В глазах посветлело. Да. Стало лучше. По крайней мере, тошнота прошла. Просто голова кружится.

— Скоро будешь в норме.

Лес всё сильнее прижимал нас к городу. Поле перешло в пустырь, заваленный мусором. Повсеместно высились курганы из старого барахла, когда-то награбленного мародёрами. Здесь был перевалочный пункт. Мародёры свозили на окраину всё подряд, сортировали и отправляли на грузовиках за пределы города. Целые горы вещей. Чьё-то бывшее имущество. А теперь просто хлам. Только вороньё не вьётся.

Лес и город не просто соприкасались. Они взаимно проникали друг в друга. Среди зарослей виднелись обвитые паутиной постройки. Тропинка исчезала под густым пологом тенёт.

— Опять паутина, — проворчал я.

— Не зацепляйся за неё. Тогда они не нападут.

Мы вошли под паутинные своды. Путы слегка колыхались над нами. Райли непринуждённо отсекала тонкие нити и кружева, преграждающие путь. Как ни странно, пауков я не видел, хотя и знал, что их тут полно.

Как же всё заросло. Ведь когда-то же здесь была улица. Вот дом, в нём был магазин. Даже вывеска сохранилась 'Хлебная лавка'. Напротив стоит машина с открытой дверью. Машину можно определить только по контуру, сплошь облепленному листвой. Внутри салона, как в норе, сплошная паутина.

Меня слегка покачивало от слабости, но я старался не шататься. Паутины вокруг действительно было очень много. Не хватало только в неё влипнуть. К великой радости, путь через лес вскоре подошёл к концу. Как только мы оказались на территории бывшего гаражного кооператива, частично отвоёванного лесом, впереди отчётливо замелькал выход на широкое пространство.

— Здесь будь особенно внимателен, — предупредила Райли. — Паучьё обычно любит селиться в этих гаражах. Паутину разглядеть не старайся. Сигнальные нити прозрачны, и их трудно разглядеть. Просто обходи гаражи которые открыты. Там, скорее всего, они и сидят.

Открытых гаражей, как назло, было навалом. Труднее всего было обходить те, которые располагались друг напротив друга.

— Выжечь бы тут всё огнемётом.

— А ты жесток.

— Ну а что? Это же натуральный кошмар.

— Ладно тебе. Идём спокойно, и никто нас не трогает. Зачем жечь их?

— Ты рассуждаешь как Водзорд.

— Ну, в чём-то же он прав.

Наконец-то паучий лес закончился, и мы вышли на просторную равнину, через которую тянулись линии электропередач. Впереди виднелись домики дачного кооператива 'Лесозаготовительный', над которыми, словно замок феодала над крестьянскими халупами, высился продолговатый терем пилорамы.

Прямо за дачами начинались типовые дома микрорайона Тепличный. Здесь не было таких высоченных конструкций, как в Смородинном. Обычные, компактные девятиэтажки, выстроенные ровненько, словно по ниточке. Лес теперь уходил в сторону, всё ещё продолжая надёжно укрывать нас от кровожадных орудий 'С.И.В.О.'. Жиденькая тропка влилась в хорошую асфальтированную дорогу, соединяющую город с Тепличным, и разрезающую дачный кооператив ровно напополам. Идти стало гораздо легче и приятнее.

— Я заметил, что Водзорд относится к тебе очень по-доброму, — продолжил я разговор.

— Он со всеми так. На самом деле ему на меня плевать.

— Не согласен. По-моему, он был очень искренен. И не так уж безумен.

— Мы давно не виделись. Не общались. На какое-то время адекватность к нему вернулась, но надолго его не хватило. Если он начинает нести бред, то его не остановишь. Поэтому я и перестала к нему ходить.

— А раньше он тебе помогал?

— Ему запрещено помогать изгнанникам. Поэтому мы просто общались. Общение не возбраняется. Водзорд считает себя причастным к моему созданию. Поэтому любит давать советы. В основном, бесполезные, но иногда — очень важные. Я научилась отделять зёрна от плевел, в потоке его сознания.

— У него были другие 'ученики'?

— Конечно. Но мы старались не пересекаться. Это не приветствуется.

— Почему вы сторонитесь друг друга? Можно жить по-отдельности, если того требует Путь Изгнанника, но ничто не мешает вам договариваться о каком-то взаимовыгодном сотрудничестве.

— Какое тут может быть сотрудничество?

— Да хотя бы банальный обмен.

— Мне нечего выменивать. Я добываю себе всё необходимое.

— Лукавишь, Райли. Наверняка тебе что-то нужно. Что ты не можешь добыть.

— Я всё могу добыть. Ну, или почти всё… Это пустой разговор, Писатель, я ни с кем не хочу договариваться.

— Не хочешь — как хочешь.

'Лесозаготовительный' оказался на удивление целым и почти нетронутым. Это был небогатый кооператив, притулившийся к пилораме. Никаких дорогих коттеджей и особняков. Обычные дачные домики с мансардами. Видимо поэтому мародёры рассматривали их как добычу в самую последнюю очередь. Разорили только пилораму, а до дач не добрались. Не успели.

Большинство участков хоть и заросли, но до сих пор выглядели обитаемыми. Домишки приветливо выглядывали из-за листвы. Казалось, что в заброшенных огородах копается кто-то из хозяев. Но, разумеется, никого там не было.

Некоторые постройки выглядели так, словно дачники уехали только вчера. При этом они контрастировали с близлежащими участками, на которых щербатились полуразобранные заборы, стёкла в домах были разбиты, а кровля частично снята. Это объяснялось очень просто. Кое-кто из жителей пытался здесь обосноваться уже после катастрофы, и обихаживали свои скворечники за счёт соседей.

— А почему нет 'Светопредставления'? — вдруг вспомнил я об аномальном шоу. Действительно, с той поры, когда я прописался в Иликтинске, оно ни разу не повторилось.

— Чего нет? — покосилась на меня Райли.

— Ну, 'Светопредставления'. Мы наблюдали его с крыши в Смородинке. Правда я половину пропустил. Там такие вспышки были над городом, красота несусветная. И вроде бы они должны повторяться каждый день, в определённое время. Но я их больше не видел.

— Впервые об этом слышу.

— Странно. Не могла же ты их пропустить. Там весь город сверкал.

— Не видела.

— Может быть, это можно увидеть только с определённого места?

— Возможно.

На выходе из дачного посёлка, пришлось немного поползать на четвереньках, прячась за пригорками, бетонными отбойниками и контейнерами. Этот узкий участок простреливался 'Сивкой'. Лишь когда на нас легла тень от крайней девятиэтажки, мы смогли выпрямиться. Разорённые дома Тепличного, понастроенные плотно друг другу, словно костяшки домино, надёжно защищали от всевидящего ока интеллектуальной системы обороны периметра.

На окраине Теплицы некогда находился большой рынок. Сохранился лабиринт стальных прилавков, закрытых в то роковое воскресенье, чтобы не открыться уже никогда. Между прилавками валялся мусор, а кое-где даже человеческие останки. Некоторые блоки прилавков были основательно продырявлены. И здесь отметились беспилотники сумеречников.

К рынку примыкала площадь, некогда служившая парковочной стоянкой. С ней граничил огромный ангар рыночного склада, служившего, как выяснилось, прибежищем мародёров. Я заглянул внутрь. Чего там только не было! Целые башни из ящиков, набитых вещами! Коробки с бытовой техникой. Контейнеры с одеждой, причём новой, с этикетками (видать, магазин 'раскулачили'). Сантехника: джакузи, ванны, душевые кабины. Всё новенькое. Вдоль стены стоят гостиные гарнитуры, кожаные диваны, кресла. В целлофане. Муха не сидела. Да, награбили разбойнички знатно.

Я просунул палец в сквозную дыру, зиявшую в чугунной створке склада. Перешагнул через распластанные у входа останки. Череп вдребезги. Окостеневшая рука в беспалой перчатке всё ещё сжимает укороченный АКС. В глубине склада, ещё пять жмуриков симметрично распределены по углам. Значит створку они закрыть не успели. БПЛА влетел прямо сюда, и планомерно всех уложил. Эх-х, какую плазменную панель измочалил! Сколько же в ней дюймов? Н-да, топчусь по людским останкам, а жалею какой-то телевизор… Хотя, людьми ли они были? Приехали за наживой, за чужим добром. Получили по заслугам.

— Чё тут? — заглянула вслед за мной Райли.

— Оцениваю масштабы мародёрства. Ты только взгляни. Целый склад забили.

— Это только один склад, и, поверь мне, не самый большой. Вот здесь их и добивали. Последняя группировка держалась дольше всех. Надеялись, что успеют вывезти остатки награбленного. Но, как видишь…

— Поделом.

Мы вышли на площадь. Боже мой! Сколько же тут трупов. Настоящая бойня. С краю выглядывает стрела подготовленного автокрана. Видимо, чтобы контейнеры грузить. Чуть поодаль, ГАЗ-66 — кабина измолочена пулями до бесформенной массы. Внутри виднеются лохмотья водителя, ставшего с машиной единым целым.

Как минимум три беспилотника их тут жарило. Вон, даже по окнам прошлись — в соседнем здании весь фасад в крапинку. Из окна на третьем этаже кто-то свисает. Всё усыпано гильзами.

Особенно запомнился скелет мужика, мёртвой хваткой вцепившегося в холщовый мешочек. Тот порвался, и на асфальт из него высыпались и раскатились по сторонам золотые украшения: брошки, серьги, крестики, кулоны. А на шее у убитого мародёра осталось висеть ожерелье из нанизанных на верёвочку обручальных колец. Жадность фраера сгубила…

Помимо трупов, на площади валялось много оружия: гладкоствольного и нарезного. Сплошь серьёзный огнестрел: автоматы, карабины, помповые ружья. Много пистолетов. В основном Макаровы. Мародёры отстреливались как могли. Даже умудрились сбить одну жужжалку (далее, в проулке, нашёл погнутый пропеллер с куском роторной штанги). Но на этом их удача закончилась. Не выжил никто. Райли сказала, что оставшиеся мародёры отступили в подвалы, и оттуда их выкуривали газом. Часть разрозненных остатков банды, попыталась скрыться в глубине города, где полегла от аномалий, хищников, и изгнанников.

— А ты их видела? — спросил я.

— Конечно, — не задумываясь ответила она.

— И тоже убивала?

— Да.

— И каково это, убивать людей?

— Очень просто. Как давить жуков.

Покинув зону побоища, мы отправились дальше, обходя район тылом. В отличие от Смородинки, в Теплице вообще не было аномальной активности. Видимо поэтому, мародёры здесь и обосновались. Ближе к противоположной оконечности Тепличного начинался ещё один дачный посёлок — 'Газовик', который растягивался вдоль объездной дороги, ведущей к Периметру. Он был крупнее 'Лесозаготовительного' раза в два, и явно богаче. Вдалеке виднелся целый городок из элитных коттеджей, больше похожих на миниатюрные дворцы. Один вычурнее другого. По сравнению с самым простецким из них, дом Райли казался дешёвой хибарой. Люди там обитали зажиточные, денег не считали. Поэтому, после катастрофы, их резиденции оприходовали первыми. А скромненькие дачки по обеим сторонам от дороги, как и в 'Лесозаготовительном', мародёры 'почистили' гораздо меньше. Кому нужно чьё-то дачное старьё, когда рядом можно хапануть по-крупному?

Взойдя на холмик, я посмотрел на посёлок в бинокль. Да-а… Досталось 'пряничным домикам богатеньких Буратин'. Выглядят, как после бомбёжки. Мародёры не заморачивались. Валили ворота бульдозерами, загоняли на территорию грузовик, кузовом к дому, и забивали под завязку брошенным имуществом. Сколько же бабла они с этого подняли? Даже представить сложно…

— Видишь во-он тот участок дороги, — показала мне Райли. — Вон там, где голубая крыша торчит. Видишь?

— Нет. Где? А-а, во, вижу.

— Как-то раз я там видела сумеречников.

— Да ну? Прямо вон там?

— Ага. По дороге ехал их броневик. Здоровый. Почти как танк. А чуть позади летел беспилотник. Сопровождал.

— Они тебя заметили?

— Думаю, что нет. Если бы заметили, начали бы стрелять.

— А потом что они делали?

— Не знаю. Я сразу же спряталась. Дождалась, когда уедут подальше, и бегом домой.

— Значит они иногда делают вылазки в город. Но зачем?

— Кто же их поймёт? Ладно, идём дальше, а то все ригвилы разбегутся.

Под склоном, возле тропинки, по которой мы спускались, чернели массивные останки, принадлежавшие какой-то гигантской рыбе, напоминающей ската. Трёхметровая рыбина изрядно высохла. Сквозь дыры в её спине успела прорости трава.

— Это ещё что за чудо-юдо?

— Аэроскат. До постройки Периметра их здесь водилось очень много. Потом, когда пришли сумеречники, они начали сбивать всё, что летает над городом, пока в небе не осталось никого крупнее рогоносов. Всех аэроскатов истребили за один день.

— А как же гигантские стрекозы?

— Гиганевры приспособились летать низко, не поднимаясь выше зданий. Поэтому их вид уцелел.

— И эта штука летала?

— Когда-то летала… Так. Мы на месте. Теперь никакого шума и резких движений. Спугнём — значит зря сюда пёрлись, — Райли забрала у меня бинокль, и по-кошачьи вскарабкалась на крышу бесколёсой 'Нивы', ржавеющей неподалёку. Посмотрела немного в сторону угловых домов, и поманила меня рукой. Я забрался к ней.

— Вон, смотри туда, — она сунула мне в руки бинокль. — Видишь их?

Я присмотрелся. Ригвилов обнаружил сразу. Три гибких, подвижных зверушки, похожие то ли на куниц, то ли на горностаев, шустро бегали возле крайнего дома. На фоне светлого асфальта их было хорошо видно. Рассмотрев ригвилов, я понял, что уже видел подобное существо, неподалёку от дома Райли. Но только я собирался ей об этом сказать, как она меня перебила:

— Всё. Пора действовать. Пошли.

Она соскользнула с корпуса машины.

— Идём, Писатель, слезай.

Мы поспешили обратно, в сторону рынка, но до площади не дошли, повернув вглубь микрорайона. Под ногами опять заскрипели гильзы. В первом попавшемся дворе была сооружена длинная виселица, сваренная из детских турников и лесенок. Она тянулась от первого — до третьего подъезда, и на ней висело двенадцать мёртвых тел.

— Это сумеречники сделали? — спросил я, проходя мимо этой варварской экспозиции.

— Нет. Они этим не занимаются, — ответила Райли. — Скорее всего, сами мародёры расправились с конкурентами.

Я поднял голову, и увидел ещё два трупа, свисающие с балкона, подвешенные за ноги. Мы прошли прямо под ними. За домом открылась ещё одно свидетельство былой мясорубки. С десяток вооружённых скелетов валяющихся за издырявленной баррикадой. Там же я нашёл кусок уничтоженного ими мультикоптера, о котором уже упоминал. Видимо, пока они отстреливались от одного беспилотника, к ним в тыл зашёл второй, и всех положил. Да, не хотел бы я оказаться на их месте. С опаской поглядел на небо, не летит ли к нам винтокрылая смерть?

Наконец, миновав ещё три дома, Райли привела меня к длинной девятиэтажке, состоящей их пары независимых зданий, 'сросшихся' углами. Прошли два подъезда, и остановились возле третьего.

— Здесь ты будешь сидеть. Спрячься вот за этой стенкой, — охотница указала на бетонную панель, отделяющую вход в подъезд от мусоропровода. — Наблюдай осторожно. Вон за той дорожкой. Когда увидишь ригвила, приготовься. Но сразу не выбегай. Понял? Дождись, когда он поравняется с бойлерной. Только тогда выбегай. Твоя задача, не дать ему убежать в эту сторону. Видишь, там за домом начинаются кусты? Если до них добежит — считай, что ушёл. Тебе ясно?

— Предельно.

— Ну всё. Не подведи. Я пошла.

— Удачи.

— И тебе.

Лёгким, пружинистым шагом, Райли поспешила обратно, оставив меня одного. Я следил за ней, пока она не скрылась за красно-жёлтым вагончиком, служившим мародёрской бытовкой. Интересная особенность. Пока она была рядом, я ничего не чувствовал, но стоило ей уйти, как во всех кустах, во всех щелях, в окнах и под днищами машин мне начали мерещиться наблюдающие за мной глаза. От них невозможно было спрятаться. Они везде меня видели.

Эти лишь иллюзия… Нужно смахнуть её, как надоедливую муху. Я присел на корточки, прижавшись спиной к панели. Слабость всё ещё сохранялась в моём теле, заставляя его мелко подрагивать. Но уже совсем не мутило. Сознание вернуло чёткость и прозрачность. Высунувшись из-за перегородки, я упёрся локтем в колено, чтобы рука с биноклем не уставала, и принялся ждать.

Не знаю, сколько времени прошло. Переносица начала основательно болеть. И тут вдруг я заметил тень, выскочившую из-за дальнего дома. С проворством белки, ригвил мчался по дорожке между изгородью и автомобильной площадкой, оставляя за собой длинный пылевой след. А спустя мгновение появилась бегущая за ним Райли.

— Так… Теперь не упустить, — подобрался я, приподнимаясь на затёкших ногах. — Только бы не облажаться.

Бойлерная достигнута! С мачете на изготовку, я выскочил из своего укрытия. Расчёт Райли был идеален. Сразу за бойлерной, ригвил метнулся было в мою сторону, и, завидев меня, тут же изменил направление на противоположное. Сначала мне показалось, что я легко могу его догнать, стоит лишь поднажать немного. Но это обернулось заблуждением. Обман зрения заключался в его манере передвигаться. Дело в том, что лапки ригвилов чрезвычайно коротки, буквально смехотворны. Задние конечности срощены друг с другом в одну сплошную толкательную лапу. Передние, расставлены по бокам, и во время бега кажется, что ригвил каждый раз бьётся об землю грудной клеткой. Как же столь несклёпистому существу удаётся так быстро бегать? Ответ кроется в его уникальном теле. Длинном, и невероятно гибком. Во время бега, у ригвила работает в основном позвоночник, превращающий его в живую пружину, постоянно сжимающуюся и распрямляющуюся. Этот бег выглядит как нечто среднее между передвижением морского котика и гусеницы, только во сто крат энергичнее. Манёвренность обеспечивает длинный хлыстообразный хвост, который выступает как в качестве руля, так и в качестве дополнительной точки опоры во время особо резких поворотов.

Выйдя на прямую, ригвил перешёл на длинные прыжки, и начал от меня отрываться. Врёшь, не уйдёшь! Я увеличил скорость как смог. В этот момент Райли миновала поворот, и стала меня догонять.

— Стой!

В горячке преследования, я не отреагировал.

— Стой!

Проклятый ригвил увеличивал расстояние. До угла дома осталось совсем немного.

— Догоню!

— Стой!

Ещё чуть-чуть! Последние метры. Ригвил, выбивая хвостом столбики пыли, вилял из стороны в сторону, прижимаясь к палисаднику. Я отставал, но всё ещё не сдавался. Последний рывок совершить не получилось. Догнавшая меня Райли, со всей силы врезалась сбоку, столкнув с дороги, после чего мы вместе с ней, перелетев через ограду, грохнулись в кусты палисадника. Оторвавшийся от преследования Ригвил вылетел из-за угла, и тут же был отброшен в сторону. Кувыркнулся через себя и распластался на асфальте. Голубоватый лучик бегло ощупал его, словно проверяя — живой, или нет. И тут же пропал.

Какой же я идиот…

Мы поднялись не сразу. Я лежал уткнувшись щекой в рыхлую землю, и одним глазом глядел сквозь щель в ограде, на недвижимое тело ригвила. Райли лежала сверху, вдавливая меня в грунт. Её лёгкие работали как кузнечные меха. Горячее дыхание обжигало моё ухо. Я не пытался выбраться из-под неё. Я боялся. Чувствовал, что накосячил. Едва не подставился под 'Сивку'. Почему я такой невнимательный, глупый, забывчивый?! Опять она меня спасла. Сейчас, наверное, будет меня отчитывать…

Наконец-то Райли зашевелилась. Очень медленно она приподнялась, слезла с меня, и откатилась к ограде.

— Писатель…

— Да?

— Я тебе говорила, что нужно за ним бежать?

— Я просто подумал…

— Я тебе говорила, что нужно за ним бежать? Ответь мне на этот вопрос.

— Нет. Не говорила.

— Тогда какого… Ох-х… — она тяжело приподнялась.

Я тоже встал на ноги, и отряхнул одежду.

— Зачем ты его преследовал? — в голосе Райли не было злости. Только усталость.

— Думал, что догоню.

— Индюк думал… Ну а почему не остановился, когда я просила? Оглох?

— Я просто… Прости, Райли, этого больше не повторится.

Она махнула рукой, развернулась и перешагнула через ограду.

Так вот в чём заключался её план. Она и не думала догонять ригвила. Она выманивала его из укрытия, под пушки 'С.И.В.О.' Всё же так просто! Почему я так поздно об этом догадался? Простофиля…

— Стой на месте, — Райли начала разматывать 'кошку' с тремя крючками. — Дальше не заходи.

Подкравшись поближе к опасному углу, охотница начала забрасывать свою снасть. До ригвила было метра четыре, и ей удалось его зацепить только с шестой попытки. Пока подтягивала верёвку, ригвил сорвался. Пришлось забрасывать 'кошку' по-новой. В конце концов получилось. Один из крючьев застрял в шкуре, и Райли резво втянула добычу за угол. Теперь можно было рассмотреть его как следует. Надо отметить, что на горностая ригвил похож только издали. Вблизи же ничего общего. Голова как у змеи, с глазами расположенными там, где по-идее должны находиться ноздри. Зубы мелкие, игольчатые. Вся тушка покрыта короткой сальной шерстью. К тому же, ригвил был не таким уж и маленьким. Примерно с барсука.

— Хороший, — сворачивая верёвку, оценила добытую дичь Райли. — Там их было трое. Этот самый крупный. Удалось выгнать именно его. Большая удача.

— Ты довольна?

— Вполне.

Я хотел потрогать ригвила, но тут же отдёрнул руку. Он был горячий, как вскипячённый чайник. Присмотревшись, можно было разглядеть лёгкое марево, исходящее от шкуры.

— Обжёгся? — усмехнулась спутница. — Да. Эти ригвилы — горячие ребята.

Носком ботинка она перевернула тушку. Взору открылась дымящаяся дырка в голове.

— Метко…

— Сумеречники не промахиваются.

— Почему он такой горячий?

— А ты что хотел? Перед тобой целый сгусток живой, концентрированной энергии. Помоги мне завернуть его в тряпку.

— Это чтобы плечо не обжечь?

— Нет. Чтобы он не замёрз… Зачем спрашивать очевидное?

Плотно обмотав ригвила тряпицей, Райли перевязала его верёвкой и перебросила через плечо.

— Может быть я понесу? — предложил я, всё ещё чувствуя вину перед ней

— Иди уж. Если что, будешь меня защищать.

Райли была очень довольна результатом, поэтому не сердилась. Можно сказать, что мне повезло. Пожелав этим воспользоваться, я решил реабилитироваться окончательно:

— Какой из меня защитник? Я, как полный придурок, погнался за этим попрыгунчиком, и едва не схлопотал пулю. Мне стыдно.

— Но ты ведь погнался за ним неспроста, — хитро улыбнулась Райли, поправляя ношу поудобнее. — Хотел произвести на меня впечатление, верно?

— Хм…

— Я оценила. Только больше так не делай, ладно? Теперь из-за этих кувырканий весь вечер придётся кремом мазаться.

— Прости.

— Прощаю. Идём.

И мы пошли в обратный путь.

Как обычно и бывает, когда идёшь обратно, то время пролетает гораздо быстрее. Не понимаю, почему так? Я всё ещё тревожился по поводу неприкаянных, но их и след простыл. На месте нашей с ними стычки остался только один труп — безголовый. Остальные куда-то исчезли. Когда мы подходили, то кто-то невидимый, скрытый в высокой траве, втащил тело неприкаянного под её густое покрывало. На мгновение, над местом, где скрылся труп, гибким кнутом взвился длинный отросток — то ли хвост, то ли щупальце. И тут же пропал из виду. Мы прошли это место не останавливаясь.

Потом я услышал, как в лесу ломаются ветки. Раздался отчётливый звук падения. Оказалось, что это упал тот самый паук, из которого рогоносы, к моменту нашего возвращения, успели высосать все соки.

Более ничего интересного по дороге нам не повстречалось. Ну разве что любопытные, плоские твари, которых я доселе не видел. Они назывались 'диплокагипнусами', и выглядели как живой бумеранг с двумя птичьими лапами. Существа отталкивались этими лапами, у которых колени выгнуты назад, как у кузнечика, и парили над землёй, быстро обмахивались краешками своих треугольных боков. Я принял их за птиц, но Райли сказала, что это — животные. Диплокагипнусы создают стаи из 10–15 особей, и никакой опасности не представляют. В пищу они тоже не годятся.

Наконец, поле осталось позади. Мы прошли через пустой блокпост, и вновь оказались в городской черте. Ещё немного, и будем дома. Тут я вспомнил, что забыл поблагодарить Райли за спасение.

— Вот же дырявая голова. Совсем забыл тебя поблагодарить.

— За что?

— Как за что? Ты опять меня спасла. Причём дважды. Один раз с неприкаянными, и второй раз — с 'Сивкой'.

— Да ладно. Я уже привыкла.

— Привыкла к спасению, или ко мне?

— Не понимаю, о чём ты.

— Да что тут понимать? Котя освоился в твоём доме. А от меня толку как не было, так и нет. Сплошные расходы. Но ты всё ещё меня держишь, и даже защищаешь.

— Ну, во-первых, милый, толк от тебя есть. Одна бы я ригвила не изловила. А во-вторых… Во-вторых… Кто его поймёт, этого Водзорда?

— Ага-а! Значит ты с ним согласилась! Я действительно твой Суфир-Акиль!

— Я этого не говорила.

— Но ты об этом думаешь.

— Это разные вещи.

— Ни фига. Если думаешь, значит, возможно, так оно и есть.

— Писатель, ты давно на себя в зеркало смотрел? Какой из тебя Суфир-Акиль?

— Ну да, — я почесал небритый подбородок. — Зарос немного. Но это поправимо. Как вернёмся — побреюсь.

— И помыться не забудь.

— Обязательно.

— Но даже чистым на Суфир-Акиль ты не тянешь.

Я посмотрел на неё, сделав жалостливое лицо.

— Ну, в принципе, такая возможность не исключается, — поддалась она. — Но это ещё ни о чём не говорит.

— Всё с тобой ясно.

— Ничего тебе не ясно!

— Ясно-ясно. Неясным остаётся лишь то, за каким чёртом мы с тобой таскались в такую даль, чтобы добыть ригвила, когда точно такие же зверушки водятся неподалёку от нас?

— Ты о чём?

— О том, что позавчера я видел точь-в-точь такую же скотинку прямо возле нашего дома.

— Видел ригвила?

— Да.

— Ты не ошибся? Это был точно ригвил? Не шипомордник? Не гиенособака?

— Нет, именно ригвил. Я в этом уверен на все сто.

— Почему ты мне об этом сразу не сообщил?

— Я хотел, но…

— Покажи, где ты его видел.

— Сейчас дойдём, покажу.

Дойдя до перекрёстка, я остановился под светофором, и указал на тротуар.

— Вот тут он и сидел. Потом поскакал вон туда.

Райли присела на корточки, и стала внимательно осматривать поверхность, водя по асфальту растопыренной пятернёй. Переместившись ближе к стене, она подняла с земли небольшой камушек и понюхала его.

— Ты прав.

— Ну вот видишь.

— Как же я могла его пропустить? Не понимаю, — она выпрямилась и подошла ко мне. — На будущее, Писатель, что бы ты не увидел рядом с домом — тут же сообщай мне. Незамедлительно! Понял?

— Понял.

— Идём, нужно сбросить добычу, и поесть. Потом будем выслеживать этого. Надеюсь, что далеко он не убежал.

После долгожданного завтрака, превратившегося в обед, мы отправились на поиски нового ригвила. Один ригвил для Райли уже был большой удачей, и заманчивая возможность добыть второго — выглядела просто пределом всяческих мечтаний.

Двигаясь по следам жертвы, охотница то и дело присаживалась, ощупывая и обнюхивая каждую травинку, каждый осколок стекла. След ригвила уже успел основательно рассеяться, и она цеплялась за любую, самую незначительную нить. Так мы дошли до проспекта Ленина — границы территории Райли. Ригвил, видимо, бежал вдоль стен зданий, готовый в любой момент юркнуть в первую попавшуюся подворотню, или подвал. Поэтому, добравшись до конца квартала, он завернул за угол. Стоило ему пересечь проспект — считай ушёл. Но след тянулся вдоль границы, оставляя нам надежду на удачный исход.

Возле Дома Культуры, к которому я уже подходил, только с другой стороны, ригвил повернул наискосок, и по-диагонали миновал перекрёсток. Дойдя до противоположного тротуара, Райли что-то нечленораздельно прорычала. Я знал, в чём причина. Дальше простирались владения изгнанника 7-36.

— Так. Оставайся здесь, — потребовала девушка. — За мной не ходи.

— Хорошо.

Она робко прошла вперёд, остановилась, потрогала угол здания. Потом повернула и проследовала до середины проезжей части. Опять осмотрелась. Что-то измерила пальцами, и направилась ко мне.

— Ф-фух! Вот это повезло! Он вернулась назад.

— Мы рядом с территорией тридцать шестого?

— Да. Наверное этот неудачник нечаянно его спугнул. Нам же лучше. След ведёт к тем домам. Пошли.

— Подожди.

— В чём дело?

— Прежде чем продолжить поиски ригвила, ты ничего не хочешь сделать?

— Не понимаю тебя.

— Мне кажется, что нам следует предупредить тридцать шестого.

— Ты с ума сошёл? Мне конечно нравятся твои шутки, но сейчас что-то как-то совсем не смешно.

— Я серьёзен, Райли, мы должны его предупредить.

— Зачем?

— Если этот 1-16 настолько серьёзен, что валит вас одного за другим, то у тридцать шестого большие проблемы. Я изучил карту, и понял, что он следующий под раздачу.

— Почему именно он?

— До этого был тринадцатый. Его территория была вон там, в той стороне. Углом подходила к твоей, но по большей части она отгорожена территорией тридцать шестого. Судя по продвижению банды шестнадцатого, он идёт прямо на тебя. Но на пути у него сейчас тридцать шестой. Он конечно может обойти его со стороны тринадцатого, но зачем ему оставлять проблему в своём тылу? Разумнее подмять сначала тридцать шестого, ну а затем тебя.

— Это проблема тридцать шестого.

— Это твоя проблема, Райли. И моя проблема тоже! Если тридцать шестой не в курсе событий, то он падёт так же, как и тринадцатый. А бандиты захватят его запасы и станут ещё сильнее. Нужен нам этот геморрой?

— Допустим, ты и прав. Но я не уверена, что тридцать шестой будет меня слушать. Наши взаимоотношения далеко не самые тёплые. С тринадцатым было проще. Он был тихим, спокойным, никогда не нарушал границ. А тридцать шестой так и ждёт, как бы оттяпать кусок моей территории. Когда я пришла сюда, здесь хозяйничал 4-20. Очень сильный изгнанник. Почти нашедший свой Суфир-Акиль. Вопрос стоял: либо я, либо он. Началась война. Мы с ним очень жестоко бились. Два раза я отступала, но нападала снова. 4-20 был свирепым, но честным. Наша битва длились больше трёх часов. И за это время мы делали пять передышек. Наконец, он допустил ошибку, и я победила его. Однако, он успел мне нанести две серьёзные раны. Когда бой закончился, я увидела, что 7-13 и 7-36 наблюдают за ним со стороны. 7-13 посмотрел мне в глаза и ушёл. Он признал меня в качестве новой соседки. А 7-36 изматывал меня до конца дня. Не давая залечить раны. Он ждал, когда я ослабну, чтобы напасть, и убить. Тогда бы он стал здесь хозяином. Но я не сдалась. Несколько его выпадов были блефом, однако моя реакция была соответствующей. Я показала ему, что готова драться. И он ушёл, перед наступлением сумерек. С той поры конфликтов между нами не было. Но было напряжение. Потому что 7-36 регулярно нарушал границу моей территории. Я делала вид, что его не замечаю.

— Почему?

— Видишь ли, у тридцать шестого большие проблемы с водой. Единственный источник воды у него — это резервуар в пожарной части. Вода там плохая, техническая. К тому же, почти на исходе. Для того, чтобы добыть питьевую воду, тридцать шестому приходится ходить на родник, через мою территорию. Он ходит нечасто, поэтому я закрываю глаза на это. Хотя меня эти хождения откровенно злят.

— Ты ведь делаешь это не из-за благородных чувств?

Райли отвернулась.

— Просто драться из-за канистры воды — это нелепо. Есть проблемы поважнее… К тому же, должна признаться, что да — иногда я тоже захожу на его территорию. Как сегодня, например. И он тоже меня не трогает. Если не углубляюсь далеко.

— Ну, вот видишь. Значит, между вами есть какие-то негласные договорённости.

— Ему, как и мне, не нужны лишние проблемы. Мы миримся друг с другом. Но это очень тонкая грань. Нет гарантии, что он пропустит меня в следующий раз. Или что я его пропущу. Всё делается на свой страх и риск. Может быть, оно и к лучшему, если шестнадцатый убьёт тридцать шестого… Но, с другой стороны, количество врагов у нас увеличится. Шестёрка слабее седьмого, но группа шестёрок — это уже неприятность.

— Если ты не хочешь предупреждать тридцать шестого, это сделаю я.

— Ты и полсотни метров не сможешь пройти по его территории. Он оттяпает тебе башку, и даже не поинтересуется, зачем ты приходил.

— Тогда пойдём вдвоём.

— Он убьёт нас обоих. Либо придётся сражаться, и убить его. Вряд ли у нас получится разговор.

— Неужели нет никакой возможности вызвать его на диалог?

— Почему же нет? Теоретически, есть конечно. Тридцать шестой очень напряжён. Наверняка он чувствует приближение группы шестнадцатого. К тому же я его раздражаю. Поэтому он будет очень резок. Скорее всего, он захочет от нас избавиться. Я бы тоже так сделала. Я же тоже семёрка. Но если следовать этикету, и не провоцировать, то можно его заинтересовать. Тридцать шестой хоть и резок, но не глуп. Шанс поговорить с ним есть.

— Ну так пойдём.

— Не знаю, Писатель. Сегодня я как-то не планировала умирать.

— Если есть возможность предупредить тридцать шестого — то нужно это сделать как можно скорее. Только полный негодяй убьёт парламентёров, пришедших ему помочь.

— Это-то и странно. У изгнанников не принято помогать друг другу. Это почти оскорбление, так как ставит под удар обретение Суфир-Акиля. Конечно, предупреждение можно назвать 'помощью' только с натяжкой, ведь мы делаем это не ради тридцать шестого, а ради себя… Но, думаю, что он нас просто убьёт, безо всяких церемоний.

— Либо убьёт он, либо убьют головорезы шестнадцатого. 'Кто не рискует — тот не пьёт шампанского'.

— Во что ты меня впутываешь, Писатель? Зачем я на это иду? Безрассудство какое-то, — Райли всплеснула руками. — Пошли, пока я не передумала. И молись, чтобы тридцать шестой сегодня был в настроении слушать нас.

Так мы пересекли незримую границу, и оказались в части города, принадлежащей тридцать шестому. Никогда я ещё не видел Райли такой напуганной. Куда подевалась её несгибаемая стать? Если на своей земле она напоминала степенную львицу, то здесь выглядела как домашняя кошка, впервые очутившаяся на улице. Глаза, наполненные страхом, зыркали по сторонам. Руки подрагивали. Походка была неуверенной, пришибленной. Она не шутила насчёт тридцать шестого. Этот парень действительно был чертовски опасен.

— Когда я скажу, — заплетающимся от страха языком произнесла она. — Кладёшь оружие на землю. Медленно, плавно. Чуть дёрнулся — считай труп. Положил — отходи на пять шагов назад, расставив руки в стороны, вот так. Всё делай медленно, не спеша. Пять шагов отсчитал, опускайся на колени, руки клади перед собой ладонями кверху. Взгляд направь в пол. Не говори, пока он к тебе не обратится. Не повышай тон, не груби ему и не шути с ним. Не поднимай головы, и не смотри ему в глаза, пока он сам не потребует. После того, как он рассмотрит твоё лицо, вновь его опускай. Выражай полное смирение и подчинение. Не поддавайся на провокации. Никаких резких движений. Не пытайся подняться, схватить нож, убежать. Он этого и ждёт. Держись спокойно, с достоинством. Всем своим видом дай понять, что он — хозяин, а ты непрошеный пришелец, нарушивший его территорию. Всё, что тебе остаётся — это молить его о пощаде.

— К чему эти сложности?

— К тому, что мы не к другу закадычному идём. Своим появлением мы уже выказываем ему неуважение. Представь, как он разозлится, увидев нас. Поэтому свою дерзость мы обязаны компенсировать этикой.

На улице встречалось всё больше транспорта. Заброшенные легковушки, грузовики, мотоциклы, стояли там, где их бросили. В одном месте путь нам преградил трамвай, пришлось сойти с дороги, чтобы его обойти. Видели пару аномалий: Яркую, сверкающую 'шаровую молнию', похожую на вспышку сварочного аппарата, и медленно, бесшумно вращающую в воздухе автомобильный корпус 'танцовщицу'. Обходили их осторожно, держась как можно дальше.

Наконец, вышли на маленькую площадь, посреди которой торчала скульптура, изображающая земной шар с кольцами спутниковых орбит. Далее располагалось двухэтажное здание, похожее на подкову. Длинные дуги 'подковы', с продолговатыми оконцами, огибали площадь с двух сторон, а в самом центре здания, над центральным входом, из крыши торчал огромный вытянутый купол, похожий на ребристое яйцо.

— А вот и планетарий, — сказала Райли. — Мы… Точнее, наши старые хозяева, называли его 'Соковыжималкой'. Если вон туда воткнуть половинку гигантского лимона, то сок будет стекать в эту… Та-ак…

Она замолчала на полуслове. И остановилась.

— В чём дело?

— Тихо. Спокойно. Он здесь. Теперь всё повторяй за мной.

Очень аккуратно, она извлекла оба ножа и положила их на асфальт рукоятями от себя. То же сделал и я. Затем мы оба попятились назад, расставив руки. И через пять шагов опустились на колени, положив руки перед собой. Время шло, но тридцать шестой не появлялся. Меня подмывало поднять голову, но краем глаза я косился на Райли. Та сидела носом к земле, и я не стал испытывать судьбу.

Лёгкие, неторопливые шаги приближались к нам со стороны входа в планетарий. Ни окрика, ни приветствия, ни угроз. Просто шаги. Теперь мне стало по-настоящему страшно. Наша жизнь повисла на волоске, и я надеялся только на то, что Райли сумеет всё разрулить.

— Так, так, так.

Шаги приблизились. Пара ног, обутых в 'казаки', перешагнула через наше оружие, и остановилась в паре метров, отделив нас от него.

— По-моему это уже слишком. Такой наглости я ещё не встречал. Это даже не наглость, а настоящий плевок в лицо. Я только одного не могу понять. Почему вы до сих пор живы? Действительно странно. Наверное, добровольное разоружение и намёки на этикет ввели меня в заблуждение. Хитрый ход, продливший вам жизнь. Впрочем, это лишь вопрос времени. Я не намерен оставлять вас в живых. Вторжение непростительно.

Он подошёл к Райли, остановившись прямо над ней. Я увидел его руку, обмотанную тряпкой, и сжимающую здоровенный, блестящий нож. Лезвие скользнуло к горлу девушки. От страха я зажмурился. Но тут же приоткрыл один глаз. Клинок ножа замер под нижней челюстью Райли, прижавшись режущей кромкой к горлу. Стоило тридцать шестому дёрнуть рукой, и ей конец. Но он медлил. Наслаждался превосходством. Приподнял лезвием голову моей спутницы, и посмотрел ей в глаза.

— Райли, значит? Интересно…

Нож выскользнул из-под её горла, и я с облегчением выдохнул. Не убил! Но расслабляться было рано.

— Обрела имя, но потеряла разум? Зачем ты пришла? Тебе надоело жить?

— Как раз наоборот.

— Вот как? Думаешь, я не знаю, что это не первый твой визит? Думаешь, я не был в курсе, что ты уже нарушала мои границы?!

— Как и ты мои.

— Заткнись! Не забывай, в каком ты сейчас положении!

— Прости, 7-36.

— Хм-м… — тридцать шестой помолчал, и продолжил уже более спокойным тоном. — Да, признаюсь, я тоже нарушал твои границы. У меня проблемы с водой. Большие проблемы. Ты же знаешь. Не было выбора. И я догадывался, что ты за мной следишь. Следишь, и пропускаешь меня. Именно поэтому я и закрывал глаза на твои поползновения по моему сектору. Но сегодня ты перешла все разумные пределы. Зачем? С какой стати? Хочешь бросить мне вызов? Если пришла сразиться, тогда к чему весь этот этикет?

— Не сразиться. Предупредить.

— Предупредить? — он явно не ожидал такого ответа. — Меня?

— Да.

— О чём же?

— Об опасности. Ты слышал про 1-16?

— Допустим. И что?

— Он собирается тебя убить.

— Да неужели?! — изгнанник расхохотался хриплым смехом. — Вот так сенсация! Ты повергла меня в ужас! Ха-ха-ха! И чем же этот жалкий бродяга собирается меня убивать? Своим граммофоном?

— Он собрал группу.

— Слышал, слышал. Пара каких-то неудачников, то ли из пятёрок, то ли из четвёрок.

— Уже больше. Гораздо больше. В основном шестёрки.

— Откуда такая информация?

— Они заявлялись к Водзорду, но тот натравил на них своих питомцев.

— Хм. Даже если ты и не врёшь. Что мне с того? Пусть шестёрки. Я достаточно хорошо подготовлен, чтобы с ними справиться. Так что, эта информация меня не интересует. Ты зря сюда тащилась, Райли. Если ты, конечно, пришла ради этого…

— Когда ты в последний раз видел тринадцатого?

— Чего? Причём тут тринадцатый?

— Когда ты в последний раз его видел?

— На прошлой неделе. А что с ним?

— Его убили. Теперь это территория 1-16 и его банды.

— Завалили тринадцатого? Да ладно?

— Не веришь — сходи, проверь.

— Зачем им тринадцатый? У него вся территория — сплошные аномалии. Она задаром никому не нужна. Там никто не мог жить, кроме него. До тринадцатого там четверо пытались обосноваться — все подохли, а у этого какой-то нюх был на аномалии. Как шестнадцатый его вообще смог достать?

— Не знаю, как смог, но достал.

Тридцать шестой крепко задумался. Я слышал его глухое сопение. Затем, он подошёл ко мне. Его клинок блеснул близко-близко от моей щеки. Лезвие скользнуло под подбородок, обдав холодком. Нож начал поднимать моё лицо кверху, и я наконец-то взглянул в глаза тридцать шестому.

Это был круглолицый мужчина, лет тридцати пяти. В кожаной куртке, сильно потёртой, но чистой. На нём были рваные джинсы. С пояса свисала цепочка. На бедре виднелись ножны, как у меня. Голова изгнанника была лысой ото лба — до затылка, а по бокам торчали две копны волос, по типу широких рогов. Он мне напомнил Кита Флинта — солиста группы 'The Prodigy'.

— Так значит это — твой ручной человек? — криво улыбнулся Флинт, и страшно выпучил глаза. — Ты кто, домашний любимец?

— Писатель, — ответил я, стараясь поменьше раскрывать рот, чтобы не порезаться об лезвие.

— Писа-атель? О, как. Не хвост собачий… Где ты его подобрала, Райли? Там ещё есть? Я бы завёл такого человечка.

— Он пьёт много воды, — ответила Райли.

— Чёрт. Плохо. Не годится. Воды мне самому не хватает, — наконец-то тридцать шестой убрал нож от моего горла, и присел рядом со мной на корточки. — Вот, значит, благодаря кому у тридцать седьмой появилось имя. А мне можешь имя придумать?

Я напряг извилины. Сейчас главное не ляпнуть что-нибудь неправильное. Он ждёт провокации, и если имя ему не понравится, то не сносить мне головы. И Райли тоже.

— Чего молчишь? — тридцать шестой начал нервничать. — Не хочешь давать мне имя?

— Флинт, — выдохнул я, и съёжился, будто ожидая удара.

— Как ты сказал? Флинт? — нормальным голосом переспросил тридцать шестой. — Я похож на пирата?

— Нет-нет. На музыканта. Н-немного…

— Не припоминаю такого.

— Группа 'Продиджи', -я глупо усмехнулся, и дёрнул плечом.

— А, ну да. В памяти старого хозяина встречается это название. И фрагменты музыки. Но мне больше нравится быть пиратом. Ты не против?

— Нет-нет. Конечно же, я не против.

— Ну и славно, — новоиспечённый Флинт выпрямился, хрустнув позвонками. — Знаете, какая у меня мечта? Поскорее убраться из этой задницы, в Апологетику, где я буду спокойно ждать, когда меня призовут в новый, прекрасный мир. И я буду счастлив. Но для того, чтобы пройти Суфир-Акиль, я должен подчиняться его правилам, хотелось бы мне этого, или нет. Убив вас, я нарушу этикет, и поставлю свою мечту под удар. А я этого не хочу. Поэтому проваливайте. Считайте, что сегодня вам повезло. Но если я ещё хотя бы раз увижу тебя, Райли, или твоего ручного примата на своей территории, то пощады не ждите. Я убью вас без всяких разговоров. С меня хватит вашей наглости. Прощайте.

Флинт отступил назад, после чего развернулся на каблуках и быстрым шагом пошёл в сторону планетария. Мы ждали ещё какое-то время, затем Райли поднялась, и отправилась за своими ножами. Я тоже подобрал мачете. Если честно, не думал, что получится его вернуть.

— Всё. Теперь спокойно уходим. Не оборачиваемся.

— Я же говорил, что всё получится…

— Тихо. Никакой болтовни, пока не уйдём из его владений.

Возвращались мы словно под прицелом. Видимо Флинт сопровождал нас до самой границы. Стоило пересечь условную черту, как напряжение тут же спало.

— Да, Писатель, ну ты меня и подставил, — накинулась на меня Райли. — Ты хотя бы понял, на какой грани мы балансировали?! И я, дура, поддалась твоему убеждению. Удивляюсь, что мы до сих пор ещё живы.

— Зато теперь наша совесть чиста. Хотя, этот Флинт и не внял нашим предупреждениям. Но это его дело.

— Не-ет. Он нас услышал. Если бы не услышал — то убил бы. И все эти отмазки про нарушение этикета — пустая болтовня. Он не убил нас, потому что задумался над предупреждением. Ему трудно понять, почему мы пришли его предупредить. У нас ведь это не принято. Да и я бы не поняла такого порыва.

— Он вёл себя с нами довольно грубовато.

— Он вёл себя с нами на удивление лояльно. Я разделяю его чувства, и понимаю его раздражение. Я заходила на его территорию, но он терпел. И эта злость постепенно копилась в нём. Сегодня представился отличный случай поквитаться, но он не стал этого делать. Весьма тщедушный поступок.

— То есть, ты бы вела себя так же?

— Нет. Я бы вела себя гораздо хуже.

— И что бы ты с нами сделала на его месте?

— Убила бы. Выслушала, получила информацию, и убила. Тридцать шестой просто размяк. Или перестраховался. На это я и рассчитывала… Хватит об этом. За испытание, которому ты меня подверг, ты мне теперь должен ригвила.

— Откуда я его возьму.

— Твои проблемы.

Райли отправилась к бордовому угловому особняку, напротив Дома Культуры. Здание выглядело сильно обветшавшим, по стенам шли глубокие трещины, много кирпичей вывалилось из кладки, балконы обрушились.

— Он здесь, — указала охотница. — В этом доме. Иди за ним.

— Как скажешь.

Я подошёл к особняку. Сквозь него вёл проход, выходящий в квадратный внутренний дворик, густо заросший зеленью. Где-то журчала вода. 'Мокрица', -смекнул я. — 'Повнимательнее, Писатель'. Осторожно пробираясь мимо заплесневевших стен, дошёл до деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Ступени сгнили полностью. Остались только жерди, с которых свисал подозрительно яркий плющ.

Под лестницей обнаружилась дверь. Отодвинув ногой упавшую коробку почтовых ящиков, я приоткрыл дерматиновую створку, и шагнул в полумрак прихожей. Под ногами жалобно заскрипели старые доски. Ориентируясь по пятнам света, выливающегося из комнат, я прошёл вглубь старого дома, с опаской посматривая на основательно прогнувшийся потолок. Где искать ригвила? Где этот гадёныш прячется?

Впереди вырисовывалась общая кухня. Какие-то тряпки на бельевых верёвках. Гора кастрюль в углу. Воздух спёртый. Сильно пахнет гнилой древесиной. Я подошёл к окну. Сквозь грязное стекло с трудом проглядывались контуры ДК. Райли не видно.

Наверху что-то стукнуло. Выудив мачете, я вернулся назад в прихожую. Кто-то маленький пробежался над моей головой, и из щелей в потолке просыпалась пыль. Бегло осмотревшись по сторонам, в одном из дверных проёмов я заметил лестницу. Начал подниматься на второй этаж. Ступени предательски скрипели. Одна доска сломалась, заставив меня инстинктивно вцепиться в поручень. Завершил подъём, и начал обследовать помещения второго этажа. Кое-где в полу зияли такие большие дыры, что сквозь них можно было рассмотреть нижние комнаты. Было страшновато. Перекрытия ходили ходуном. Всё трещало и шаталось. Не хватало ещё провалиться… Опять кто-то стукнул. Совсем рядом. Пошёл на звук. В дальних комнатах было темно. Окна затянуты плющом, лучики солнца едва проникают через этот полог. Вот и комната, из которой доносился стук.

Я зашёл внутрь и остановился, не веря собственным глазам. В комнате были люди! И это были не мертвецы, а обычные, живые граждане. Мальчик бегал по комнате с самолётиком в руках, и жужжал. Бабушка в кресле, пришивая пуговицу к рубашке, что-то ему говорила, но слов не было слышно. Лишь далёкое бульканье. Молодая женщина, очевидно мама малыша, сидела за письменным столом, и что-то писала, то и дело поглядывая на своего сорванца. Всё выглядело таким естественным и настоящим, будто бы я ввалился в самую обычную квартиру, в привычной мне реальности. Я даже не сразу смог собраться с мыслями — так сильно был поражён этой неожиданной картиной. Шагнул вперёд, и случайно оказался на пути у мальчика, нарезавшего очередной круг по квартире. Ребёнок с разгону налетел на меня и… Рассыпался в прах. Разлетелся в воздухе лёгким пылевым облачком. Бабушка и мама посмотрели на меня, и растаяли. Комната опять стала тёмной и пустой.

За спиной раздался лёгкий топоток. Всё ещё под впечатлением от недавнего видения, я выскочил в коридор. Ригвил стоял столбиком в противоположном конце, и смотрел на меня. Я кинулся за ним, он — от меня. Половицы дребезжали. Грохот моих шагов, казалось, вот-вот разрушит старое здание. Успел заметить, как длинный хвост ригвила прыснул вниз по лестнице, и, ухватившись за край перил, резко завернул на лестничный пролёт, продолжая погоню. Лестница зашаталась. Впопыхах я наступил ногой на сломанную ступень, и та переломилась окончательно. Как я ногу не сломал — одному Богу известно. Ухватился за поручень, но тот оторвался, чуть не опрокинув меня с высоты. Ища равновесие, я неуклюже соскочил со ступеней, упал на руки, тут же оттолкнулся от пола, и побежал дальше, налетая на косяки, выплывающие из пыльного сумрака. В голове крутилась досадная мысль — 'Упустил!' Ведь ригвил уже наверняка успел добраться до выхода. Где его теперь искать?

Выбежал во двор, и нос к носу столкнулся со своей подругой.

— Всё. Сбежал, — констатировал ей, справляясь с дыханием.

— А вот и нет, — довольная Райли показала мне извивающегося в её руках ригвила. — Отличная работа, Писатель.

— Ты? Ты его поймала?

Улыбнувшись, охотница умело перехватила плоскую голову зверя, и резким движением рук, свернула ему шею. Ригвил дёрнулся и обмяк, шлёпнувшись к ногам Райли, после чего та показала мне свои дымящиеся перчатки и покрасневшие от лёгких ожогов пальцы.

— Сильно обожглась?

— Пустяки, — тряся руками поморщилась она. — Тащи тряпку, милый. Будем упаковывать.

Так я отработал свой долг, а Райли обеспечила себя провизией. Как потом оказалось, весьма вовремя. Ведь мы с ней тогда и представить себе не могли, какие тяжёлые потрясения ждут нас завтра. Но я опять забегаю вперёд.

Сейчас мы шли домой, с добычей. Довольные и счастливые. У Райли был праздник, и её радость передавалась мне. Впервые я по-настоящему почувствовал, что рядом со мной настоящий друг. Пусть сумасшедший, опасный, взбалмошный и непредсказуемый, но всё-таки истинный. Самый надёжный.

ЧАСТЬ-12. ГРЯЗНЫЙ ГАРРИ

— Ты помнишь, о чём мы говорили вчера ночью?

Я открыл глаза и зажмурился. В лицо бил свет шести круглых ламп. Попытался пошевелиться — тщетно. Тело туго затянуто ремнями. Руки связаны крест на крест рукавами смирительной рубашки. Что со мной?! Где я оказался?! Сердце заколотилось от страха и беспомощности.

— Где я? Что со мной?

— Ты помнишь, о чём мы говорили вчера ночью?!! Помнишь?!! Помнишь?!! — свет заслонил расплывчатый ромбовидный силуэт с двумя зелёными фонарями вместо глаз.

От шока я словно выскочил сам из себя, повиснув в пространстве, сотрясаемом ударами сердца. Всё померкло передо мной. А когда темнота ушла, то видение изменилось. Я уже не был связан. Просто лежал на койке, в грязной больничной палате, накрытый простынёй с чернеющими кляксами медицинских штампиков. Рядом сидел доктор в халате, шапочке и маске, закрывающей половину лица. На глазах — перфорационные очки. Что интересно, из-под них источалось зелёное свечение, которое, проходя сквозь дырочки перфорации, проецировалось на противоположные предметы в виде мелких зелёных звёздочек. В руках у доктора толстая папка. На корочке я сумел прочитать 'История болезни Вершининой Ольги Анатольевны', а дальше шли какие-то непонятные коды и цифры.

Заметив, что я очнулся, доктор закрыл папку, и отложил её на соседнюю полку.

— Где я? — снова спросил я, уже не пытаясь подняться с кровати.

— Спокойно, голубчик, спокойно, — ласково ответил врач. — Всё в порядке.

— Какой уж тут порядок? Я что, в дурдоме?

— Ну что же вот так, сразу? 'В дурдоме'… Пока нет, — он склонился надо мной, и я почувствовал каждую зелёную 'веснушку', освещавшую моё лицо. — Ты разве не помнишь, о чём мы говорили вчера ночью?

— Ничего я не помню… Это что, опять дурацкий сон?

— Мы впустую потратили время, — доктор отошёл от моей койки, и отвернулся, сцепив руки за спиной.

— Я-то тут причём? — я сел на койке, спустив босые ноги на холодный пол. — Что тебе от меня нужно?

— Наш разговор не получится закончить здесь. Мне нужна книга. Проект должен завершиться.

— Проект 'Затемнение'? Разве он уже не завершился провалом?

— Провалом? — доктор усмехнулся. — Отнюдь. Провала не было и не будет. Я не допущу. Слишком дорогая цена. На кону всё. Понимаешь? Всё!

— Не понимаю…

— Куда тебе. Ты просто деталь. Важная, но деталь. Возвращайся с книгой, Писатель. Я жду. Хо! Хо!

*****

Вчера был замечательный вечер. Я наконец-то помылся (используя тазик с водой, подогретой термоконцентратом). Вместо мыла Райли выделила мне кусок сала деотерия. Мерзкая, скользкая, вонючая дрянь с колючей щетинистой шкуркой. Шкурка, кстати, используется в качестве мочалки — отдирает грязь превосходно. Сало не пенится, как мыло, а намазывается тонким блестящим слоем. Им так же смазываются волосы. Водой этот жир смыть невозможно, и существует специальная хитрость. В воду добавляется немного липазосодержащего экстракта (добывается из желёз гигантских пауков и ещё пары видов других местных тварей), в результате чего вода начинает удалять жир эффективнее знаменитых чистящих средств. Просто проводишь по телу мокрой губкой, и оно начинает поскрипывать от чистоты. С волосами дела обстоят чуть посложнее. Их нужно прополоскать сначала в тазике с грязной водой (чтобы смыть жир), а потом уже в чистой воде (чтобы смыть остатки грязи), и только после этого можно приступать к омовению остального тела. Эта экономия вполне объяснима. Мимо мясника с канистрами много не поползаешь.

Обычно, после мытья, Райли долго натирается всякими маслами и кремами собственного производства. На это у неё уходит много времени. Я же управлялся за пару минут, выбрав для себя приятно пахнущий растительный экстракт, прекрасно заживляющий царапины. Сколько не искал потом в магазинах парфюм с хотя бы отдалённо похожим ароматом, увы, так и не нашёл.

Что касается бритья, то я сдержал своё обещание, и, возвращаясь с охоты, мы зашли в магазин 'Девяточка', где обзавелись бритвенными принадлежностями… Прямо как в обычной жизни, правда? Зашли, приобрели. Только мы не стояли в очереди, и не платили деньги на кассе. Магазин был заброшен. Мародёры сюда не добрались, поэтому товары были растащены терапогами и изгнанниками. Изгнанники явно выбирали самое необходимое, а терапоги просто устроили разгром. Видимо, для развлечения. Бритвенные станки с лезвиями искать не пришлось. Они висели на нетронутом щитке прямо над кассой. Взял самую дорогую бритву, с тремя лезвиями. Всё герметично упаковано, и в идеальном состоянии. Дома наконец-то побрился.

Вышел к Райли, чистый и гладко выбритый. Она придирчиво посмотрела на меня, провела рукой по щеке и одобрительно кивнула. Потом пошла мыться сама.

Купание для Райли — это ещё один ритуал. Она не может долго быть грязной — это сказывается на её настроении. Чистая Райли — довольная Райли. Я запомнил эту доктрину на всю жизнь. И если подруга начинала бузить после охоты, или каких-то забот, сопряжённых с грязью, я добродушно её обрывал — 'Райли, иди в баню!' — 'В смысле?' — тут же вставала в ступор она. — 'В прямом. Иди, помойся. Когда ты грязная — ты невыносимая'. Она смеялась, и шла мыться.

Хуже всего — это оторвать Райли от процесса омовения. Она не любит, когда ей мешают, и ещё больше не любит, когда за ней подсматривают. Это таинство, нарушение которого приводит Райли в бешенство. Как откровенные наряды уживаются со столь патологической стыдливостью — я понять не могу. Но однажды, когда я случайно вошёл в комнату, где Райли мылась — то мне в лоб прилетел эмалированный ковшик, сопровождая свой полёт яростным визгом. После этого я перестал нарываться на подобные неприятности, более не отвлекая её от столь важного занятия.

И вот, помывшись, и хорошенько подкрепившись, мы спокойно отдыхали, ведя миролюбивую беседу. Благодаря отличному настроению, мне удалось выудить из Райли немало полезной информации. Диалог получился насыщенным и интересным.

— Когда я искал ригвила, то видел необычную вещь, — поделился я. — Передо мной как будто бы прошлое ожило. Люди, которые жили в том доме. Мальчик с самолётиком. А потом они вдруг исчезли… Это призраки?

— Не-ет, — спокойно ответила Райли. — Э-это… Это ерунда. Не опасно.

— Ерунда — не ерунда, а я до сих пор под впечатлением.

— Ты слишком впечатлительный. То, что ты видел — всего лишь иллюзорное отражение уже не существующего мира. Как фотография, только в пространстве.

— А из-за чего это получилось?

— Из-за мощного аномального всплеска, вызванного смещением фаты сумерек. Я не знаю тонкостей этого явления. Знаю лишь, что оно безвредно.

— На мгновение мне показалось, что я опять нахожусь в своём мире.

— Это ложное чувство. Не поддавайся ему.

— Люди давно уже умерли, но след их продолжает существовать на сколе пространства и времени… Вот ведь как…

— Наверное это странно для тебя. Для меня же — ничего необычного.

— Давно хотел спросить тебя, Райли, если ты вселилась в тело бывшей горожанки, то наверняка помнишь её последние минуты.

— Да, помню.

— И каково это — умирать? Очень страшно?

— Не знаю. Последние воспоминания обрываются в момент расслоения, когда фата вышибла из внешней оболочки — внутреннюю. Она так и не поняла, что с ней случилось. Судя по тому, что я обнаружила мёртвое тело на расстоянии от места обрыва воспоминаний, оно ещё какое-то время металось 'на автопилоте', как курица с отрубленной головой. Ну а что ощущала 'душа' перед смертью, я уже не знаю, потому что не имею доступ к воспоминаниям, которые следовали за расслоением. Может быть, это и к лучшему.

— Пожалуй, ты права. А с чего начинались твои воспоминания?

— Как с чего? С загрузки исходных знаний, разумеется… Ах, ну да. У вас же всё по-другому. В общем, сначала мы бессознательно плавали в 'Колыбели'. Копили энергию. Это похоже на автомат со сладкой ватой, или на окукливание гусеницы. Есть ядрышко, и на него наматываются энерговолокна. Больно это, или приятно — я не знаю, потому что сознание получила уже позднее.

— То есть, ты вдруг стала разумной?

— Загрузка исходных данных — это как подъём из глубины. Свет озарения становится всё ярче. Появляются мысли и чувства. Формируется личность. И вот уже нас, не успевших как следует осознать себя, выбрасывают в чуждый, страшный мир, погружённый в пучину катастрофы. И на всё про всё нам отводится максимум три минуты. Время, в течении которого внешние, защитные энерговолокна быстро разрушаются, убивая нас. Любопытство сменяется страхом, страх — ужасом, ужас — паникой. Не успев родиться, ты уже на пороге смерти. Я видела, как сотни моих братьев носятся во мгле, словно яркие искры. Кто-то из тех, что вылетели раньше, так и не найдя своего хозяина, сгорают дотла, осыпаясь гаснущими сгустками плазмы. Внизу повсюду мёртвые тела. Много, очень много мёртвых тел. Но большинство из них уже не пригодны для заселения. Я ныряю к одному — он угасает прямо перед мной, перемещаюсь к другому — в него уже кто-то вселяется раньше меня. Я горю заживо, мне очень больно, но я продолжаю искать. И вот, уже почти отчаявшись, я вижу свою старую хозяйку, и с разгона вонзаюсь в неё. Она ещё тёплая, но организм уже отключён. До смерти мозга осталось несколько секунд. Запускаю сердце — оно поддаётся легко. Хватило и одного разряда. Заработали почки. Кровь возобновила циркуляцию. Затем, спешно запускаю лёгкие. С ними было посложнее. Дышать-то я не умею. Около минуты билась, словно рыба на берегу, пока не стабилизировала дыхательный процесс. Глубокий вдох, выдох, ещё один глубокий вдох, выдох. Полностью подключилась к центральной нервной системе, и только тогда, наконец-то заработал мозг. Началась малоприятная нейросинхронизация. За минуту, я словно пережила чужую жизнь от начала и до конца. Всё фрагментированно, разрозненно. Никакого порядка. Людская память устроена крайне неудобно. Но я была счастлива, потому что все эти неприятности были пустяками по сравнению с тем, чего мне удалось избежать. Моя жизнь продолжалась. В новом теле я была защищена от враждебной среды нового мира. Было тяжело, трудно и непривычно, но моя жизнь продолжалась. И надо было как-то жить дальше. Я ещё долго лежала, собираясь с силами. К тому моменту экспансия завершилась. Большая часть моих братьев погибла. Мне повезло. Я успела. А те, кто были в последней — девятой волне, следовавшей за моей, сгинули в полном составе… Полежала немного, поплакала, и начала потихоньку осваивать моторику. Нужно было убираться с места высадки, пока не нагрянули изгнанники из второй волны.

— Они появились раньше вас?

— Не намного. Но этого времени им бы хватило, чтобы прийти в себя, обрести контроль над телами старых хозяев, и начать рыскать по округе. Волны проходили с получасовыми интервалами. Непосредственно, высадка началась в самом начале катастрофы.

— А кто были первыми?

— Первая волна состояла из Истинных Апологетов. Некоторым из них даже удалось застать старых хозяев живыми. Водзорду, например. Луриби — Истинные Апологеты являются образцами Z-340. Всего их было двадцать, но выжила лишь дюжина. Из этих двенадцати — пятеро впоследствии покинули Апологетику. Сейчас в Конклав входят семь Луриби-Акилантов во главе с Нибиларом.

— То есть, Апологеты — это своего рода координаторы. Первыми высадились, организовали сборный пункт, и начали командовать вновь прибывшими колонистами?

— Они указали нам начало нового пути, отправив в изгнание, на поиски Суфир-Акиля.

— А почему высадка осуществлялась волнами? Почему всех сразу не высадили?

— В этом тоже скрывался великий замысел. Восемь последующих волн несли в себе семена триста сорок пятых опытных образцов. Самых последних и самых выносливых. Вторая волна — состояла из элементов первого уровня, которые маркировались единицами: 1-01, 1-02, и так далее, до 1-88. Больше половины из них погибло в шторме криптоизлучения. Остальные рассеялись по территории. В задачу единиц входило истребление остальных колонистов.

— Истребление? Зачем?!

— Мы прибыли сюда не для развлечений, а для суровых испытаний, для борьбы. К тому же, ареал был ограничен, и нужно было урегулировать количество обитателей города до приемлемых масштабов. Нас сеяли в избыточном количестве, зная, что во время экспансии выживут не все. Но, вместе с тем, излишняя численность поселенцев грозила дисбалансом и хаосом.

— И для этой задачи подготовили 'чистильщиков'…

— Да. Они были идеальными убийцами. Настоящими хищниками. Не щадили никого: ни нас, ни зверей, ни людей. И их никто не щадил. Убивая их, мы набирались опыта. Глядя из укрытия на то, как они расправляются с другими, я училась у них. Перенимала их тактику. Запоминала каждую мелочь.

— Многих они убили?

— Да. Большинство двоек, половину троек. Четвёркам досталось тоже. Но волны всё прибывали, а количество единиц было ограничено. Несмотря на свою свирепость, они ничего не могли противопоставить численному превосходству врагов. Сами по себе единицы были обычными дикарями, машинами для убийства, как… Как терминаторы. Не чувствовали боли. Не прятались и не защищались. Только атаковали. Их били со спины, сбрасывали на них тяжести, заманивали в логова мясников и экрофлониксов, чего только не придумывали. И, в конце концов, перебили их всех до единого.

— Ну а потом что?

— После единиц началась высадка так называемой группы 'Инсуалити' — то есть образцов, следовавших Инсуалю.

— Пути изгнанника.

— Ага. Двойки были идеалистами. Самыми искренними и спокойными. Предпочитали драться честно, справедливо. Они были умными, но слабыми, поэтому единицы почти всех их истребили. Тройки уже обладали хитростью. Они нередко организовывали союзы с наивными двойками, против единиц.

— Разве изгнанникам это разрешено?

— Нет. Но в том-то и дело, что союзы эти были фиктивными. Двойки верили тройкам, а те использовали их как приманку против единиц. Так же, тройки часто загоняли двоек в аномалии, проводя разведку местности.

— Вот сволочи.

— Я их не виню. Они воспользовались своим шансом, чтобы выжить. Пусть и за счёт других. Кстати, 1-16 тоже был тройкой. До единицы его низвели после того, как он облажался с Суфир-Акилем.

— Ну а четвёрки что?

— Четвёрки — материалисты и прагматики. Самые обстоятельные из изгнанников. Продумывают всё наперёд. У них лучшая интуиция. Четвёрку невозможно обвести вокруг пальца. Причём четвёрка редко будет марать руки поединком. В девяти из десяти случаев, четвёрка использует против врага ловушки, а сама будет наблюдать со стороны, как он в них погибает.

— Прямо как пауки.

— Вроде того. Однако, я уважаю четвёрок. Они справедливые — это редкость в нашем мире. Им чужды алчность, зависть, корысть. Но, вместе с этим, они никогда не дадут себя в обиду. Самоуверенные тройки, купившись на мнимую уравновешенность четвёрок, решили их извести, как бедных двоек, и начали совершать истребительные рейды, но на каждую убитую четвёрку приходилось по пять троек. Врождённая хитрость сыграла с ними злую шутку. И я им не завидую. Однажды мне довелось сразиться с четвёркой. Это был очень тяжёлый бой.

— А что насчёт пятёрок?

— Пятёрки… Ну, пятёрки — приспособленцы. Смекалистые, изобретательные. Это самые загадочные из изгнанников. Любят нападать исподтишка. Используют самые непредсказуемые тактики. Но пасуют перед силой. На заведомо сильного врага не будут даже пытаться напасть. Вместо этого, будут искать более слабого, чтобы возыметь большие шансы. Они бесхитростны, довольно заносчивы и горделивы. Способны идти на спланированный риск. Говорят, что из-за своей дерзости и самоуверенности, большинство изгнанников, нашедших Суфир-Акиль — это пятёрки. А вот шестёрки не такие. Они не от мира сего. Главная отличительная черта шестёрок — это их стремление к единению, которого они всеми силами пытаются избежать, но их всё равно так и тянет друг к другу. Ещё шестёрки зависимы от лидера. Легко подчиняются более сильной воле. Они ведомые, а не ведущие. Поэтому им сложнее выживать, нежели семёркам, пятёркам и даже четвёркам. Ещё одна особенность шестёрок — это их религиозность. Они готовы верить во что угодно, в любые сверхъестественные чудеса, но только не в себя самих. Поэтому, некоторые выдумывают себе богов, и в тайне поклоняются им. А большинство шестых образцов, примкнув к суларитам, теперь являются служителями культа Хо. Это их стезя.

— А ты относишься к семёркам, верно?

— Всё правильно. Я была в предпоследней, восьмой волне. Точнее, эта волна оказалась последней. Девятая уже ничего не нашла на Земле, и все восьмёрки погибли.

— И что отличает вас, семёрок, от остальных?

— Семёрки — творческие натуры. Любознательные, наблюдательные, дотошные. Фанатично преданные Инсуалю, поэтому излишне ответственные. Мы жестокие, почти как тройки, но справедливые, почти как четвёрки. Семёрки не склонны к состраданию, но знают, что это такое, и уверены, что когда-нибудь, в новой жизни, оно нам пригодится. А ещё нас наделили особым даром — умением чувствовать аномалии. Впрочем, чрезмерное любопытство зачастую оказывается сильнее чувства опасности, и немало семёрок погибло из-за этого.

— А что означает 'субкод 2'?

— Я не знаю. Это какой-то побочный эксперимент. Водзорд постоянно говорил, что я особенная, но в чём эта особенность заключается — не объяснил. Говоря откровенно, я так и не поняла, что даёт мне этот странный субкод. Знаю лишь, что не у всех он прижился. Образцы с первым субкодом погибли ещё в 'Колыбели'. А из носителей второго, доработанного субкода — выжили только трое. Вся троица успешно адаптировалась на Земле, но вот выжить в дальнейшей битве смогла только я. Теперь я единственная носительница второго субкода, и очень этим горжусь, хотя и не совсем понимаю, почему.

Райли рассмеялась.

— А буква 'Z' что значит?

— Ну это такой способ литерации. 'Z' — значит 'готовый образец'. То есть, до этого идут тестовые образцы, не пригодные для использования в полевых условиях. В зависимости от доработки, их маркируют литерами из латинского алфавита: 'A', 'B', 'С' и так далее. Но когда образец готов, то ему вне зависимости от предыдущей маркировки, присваивают литеру 'Z'. Поэтому все мы обозначаемся этой буквой.

Прибежал Котя, я угостил его кусочком мяса. Он устроился между нами и заурчал. Это был очень хороший вечер…

Ну а сегодня я вспоминал его, дополняя записи в блокноте. Кто же, всё-таки, эти изгнанники? Безумцы, или посланники иной цивилизации? И что за Хо является ко мне во снах? Если он действительно существует — то мне придётся его разыскать, потому что только он обещает помочь мне выбраться из этого 'грибного королевства'…

*****

Что за злой рок заставил меня сегодня отправиться на прогулку?

Райли с утра укрепляла подступы к нашему жилищу. Вернулась перепачканная, но довольная.

— Всё. Теперь пусть только сунутся! Осталось ещё кое-что в доме настроить, и будет полный порядок. Ни одна тварь близко не подойдёт.

— А что ты сделала?

— Засыпала забор горючим песком, установила на входе экспломак, ну и на внешнем участке по-мелочи разбросала сюрпризов. Но это всё так, на дурака. Истинная защита — вот она! — Райли показала мне фрагмент ай-талука, похожий на большую опухоль, от которой метастазами расходились переплетающиеся нити красной паутины.

— И как этим защищаться?

— Ты что? Правда не понимаешь? Ах, ну да, всё время забываю, что ты — человек. В общем, вот эта штуковина — самый важный орган ай-талука, отвечающий за псионику. Сейчас он мёртв, но если зарядить его энергией, то можно частично оживить его, установив псионическую завесу, непреодолимую для непрошеных гостей. Никто кроме меня не сможет войти в дом!

— Эй, а как же я?

— Успокойся. На тебя он вряд ли подействует. Эти импульсы выжигают только мозги изгнанников. Но если ты будешь на это реагировать, то я дам тебе ингибитор.

— А Котя? Что будет с ним?

— Элгерам пси-излучения не страшны. Вспомни, где ты его нашёл? В самом рассаднике ай-талука. И он там себя чувствовал просто прекрасно.

— Ну тогда ладно, — я указал на 'опухоль' ай-талука. — И что? Вот эту хрень вешаешь в доме, и он отпугивает всякую нечисть? Как фумигатор?

— Вроде того. Но диапазон невелик. Едва выходит за пределы дома. Эх, была бы цела вот эта штуковина, — Райли вытащила из шкафа коробку из нержавейки, похожую на маленький сейф. — Вот с ней бы мы покрыли половину района.

— А это что?

— Псионный усилитель. Беда в том, что я не знаю, как он устроен. Туда как-то помещается ай-талук, который внутри подсоединяется к клеммам, вот сюда, сверху крепится антенна. И у-у-у-у! Вот только он сломан. А как его починить, я не знаю. Не выбрасываю лишь потому, что надеюсь где-нибудь раздобыть чертежи.

— А кто его сделал?

— Вообще, эти усилители были изобретены пятёрками. Благодаря им они могли весь город захватить, вот только ай-талука у них было очень мало. А без ай-талука эти приборы бесполезны. К тому же, ай-талук в усилителе быстро портится. Потому-то и не удалось пятёркам достичь доминирования. А этот конкретный усилитель достался мне 'в наследство' от бывшего хозяина этого дома — Z-345/4-20. А он, видимо, его у какой-то пятёрки позаимствовал.

Я заглянул внутрь коробки. Там виднелись какие-то провода и соленоиды, густо завешанные остатками истлевшего ай-талука.

— Да, в этой технологии я вообще ничего не понимаю.

— То-то и оно, — Райли убрала усилитель обратно в шкаф. — Ладно. И без него обойдёмся.

— Я хотел сходить, прогуляться. Как обычно, до ДК.

— Ну, сходи. Только возле дома будь поосторожнее. Как выйдешь за ворота, сделай два шага направо, вдоль забора, и потом переходи на противоположную сторону улицы. Там, двигайся около стены дома, ну а как дом закончится, уже можешь смело идти. И не трогай экспломак, я тебя умоляю! Он на тебя не нацелен, но если приблизишься — может сдетонировать.

— А 'экспломак' — это что такое?

— Созревшие коробочки, наполненные колючими, ядовитыми семенами. Разлетаются как шрапнель…

— Всё, понял-понял. Вопросов больше не имею.

Нет, всё-таки зря я попёрся на эту прогулку.

Погода была прекрасной. Ничто не предвещало беды. Как только я вышел во двор, над головой прострекотала гиганевра. Постоял, проводив её взглядом. Всё в порядке, улетела прочь. Неподалёку от выхода обнаружил тот самый экспломак — длинные, с мой рост, высохшие стебли, как у подсолнечника, только вместо цветка — большущая, с баскетбольный мяч, головка, похожая на маковую, утыканная мелкими шипами. Таких жердей вдоль забора было установлено штук десять. Воспользовался предупреждением Райли, и не стал подходить к ним ближе.

Затем всё сделал, как и положено. За воротами два шага направо, потом через дорогу, и вдоль стены дома. Сколько не присматривался, так и не смог определить, что же за ловушки были там установлены. Но дальше-то ловушек нет. Можно идти спокойно.

По дороге заглянул в знакомый двор, поздороваться с терапогами. Как ни странно, в подъезде никого не было. Терапоги спрятались. Тут бы мне заподозрить неладное, вернуться домой, и предупредить Райли. Нет же. Ума не хватило. Более того, спокойно дойдя до Дома культуры, я решил не возвращаться обратным курсом, а пройти дальше, вдоль территории Флинта, и вернуться к дому Райли с другой стороны. Шёл уверенно, искоса поглядывая на невидимую черту границы. В душе волновался, что Флинт нападёт на меня. А опасность-то крылась в совершенно противоположной стороне.

Я вдруг услышал музыку. Самым правильным решением было бы немедленное затыкание ушей, и бодрый бег куда подальше, желательно к нашему дому (хотя не факт, что это бы мне уже помогло), но я опять повёл себя как редкостный дуралей. Идти на звук в Зоне ни в коем случае нельзя, из-за наличия акустическиханомалий: 'Орфеев' и 'Митек-балалаечников'. Но тогда я об этом ещё не знал, и вообще был чересчур простодушен. Думал, что встречу людей, не свихнувшихся от ай-талука. Повёл себя как подросток. За что и поплатился.

Музыка доносилась со второго этажа здания бывшей юридической конторы. Дом был не намного крепче той развалюхи, в которой я ловил ригвила. Но здесь хотя бы лестница была чугунной и прочной. Осторожно поднимаясь наверх, вслушивался в звуки до боли знакомой музыки — музыки из моего мира. Складывалось впечатление, что в одном из кабинетов работало радио. Звучание не чёткое. С шумами и потрескиванием.

На втором этаже был узкий, извилистый коридор со множеством дверей. Линолеум на отсыревших полах повсюду задирался и закатывался на стыках. Приходилось аккуратно его перешагивать. Музыка играет всё громче и ближе. Её источник буквально за следующей дверью. Я остановился и медленно приоткрыл створку острием мачете.

Передо мной обычный заброшенный кабинет. Пол завален бланками. На стене календарь, остановившийся на последней пятнице, перед катастрофой. Возле двери, на тумбочке, электрический чайник и три грязные чашки. Но, что самое главное, на дальнем столе, возле окна, стоит старинный граммофон. Тот самый, который заводится специальной рукояткой. И на нём крутится пластинка, проигрывая какую-то мелодию из американского вестерна.

Когда я подошёл к граммофону, пластинка подошла к концу, и игла с шипением съехала на остановившийся диск. Только тут меня догнало запоздалое озарение. Нужно сматываться! Но только я начал разворачиваться, чтобы дать дёру, как в голове что-то ярко вспыхнуло, мгновенно выключив моё сознание.

*****

'Пройди через туман… Пройди через туман… Пройди…'

Ка-ак же болит голова. Эту боль я почувствовал ещё раньше, чем заработал мой разум. Чем же меня ударили? Чем-то тяжёлым. Прямо по затылку. Бедная моя голова. Какая же ты у меня крепкая.

Пощупал затылок. Больно. Под пальцами скользкие волосы, перемешанные с чем-то горячим и липким. Значит до крови рассадили. Попытался подняться. Не вышло. Всё вокруг закружилось, поплыло, в глазах вспыхнули искры. Сжав руками голову, готовую вот-вот лопнуть, я вновь опрокинулся на пол, и начал кататься, пытаясь хоть как-то унять не утихающую боль. В бока втыкались какие-то предметы, но я не обращал на них внимания — так сильно трещала голова.

Когда боль немного утихла и зрение вернулось ко мне, хоть и в сопровождении глазной рези, я смог наконец-то осмотреть свой 'карцер'. Меня заперли в каком-то чулане. В одном углу были составлены мётлы, лопаты, прочий хозяйственный инвентарь. Возле противоположной стены был свален разномастный хлам, накрытый брезентом. Свет проникал в помещение через маленькое оконце под потолком. Интересно, почему он не убил меня? Значит я нужен ему живым. Тогда я думал, что меня похитил Флинт, для того, чтобы отомстить Райли. Ну, или шантажировать её.

Я не связан. Значит похититель уверен, что я не убегу. Вот же влетел. Ну почему я всегда куда-то вляпываюсь? Причём сам, без чьей-либо помощи. Что теперь со мной будет?

Из груды хлама послышался тихий стон. Пытаясь совладать с рассеивающимся зрением, и скрипя зубами от головной боли, я подполз туда, и приподнял брезент. Из-под сваленных досок и кусков ДСП, торчала худая, бледная человеческая рука. Сначала мне показалось, что детская. Я кое-как разгрёб завал, обнаружив под ним истощённое тело совсем юной девушки. Лет пятнадцати — не больше. Она была маленькой и щупленькой, с короткими, светлыми волосами, и большими глазами. Кожа покрыта многочисленными ссадинами и гноящимися ранами. На девчушке было надето короткое зелёное платьице, с диснеевской феей и надписью 'Tinker Bell'. Она была при смерти, но всё ещё шевелилась.

— Ты кто? — шёпотом спросил я.

— Убей меня, — тихо простонала она. — Пожалуйста. Убей меня.

Только лишь я открыл рот, чтобы сказать что-то обнадёживающее, как за дверью послышались шаги и голоса. Сердце оборвалось. Неужели за мной?!

— Он здесь? — спросил чей-то хриплый голос.

— Да. Заперт. Притащить его? — ответил другой.

— Погоди. Успеется. К 7-37 группу отправили?

— Да. Сейчас они должны уже быть там.

— А что насчёт группы, ушедшей к 7-36?

— До сих пор не вернулась.

— Что же они там так долго возятся?

— 7-36 — сильный. Может оказать серьёзное сопротивление, даже если его застали врасплох. К тому же, у него наверняка припасено немало нычек. Пока это все найдут.

— Надеюсь на то.

— Может выслать за ними группу?

— Нет. Кто знает, что там у них? Будем ждать.

— Думаешь, 7-37 пойдёт на уступки?

— Не знаю. Но у нас появился отличный козырь. Удача нам благоволит… Ладно, давай сюда этого примата. Любопытно узнать, что тридцать седьмая в нём нашла…

— Наверное он уже очухался… — шаги начали приближаться.

Я прижался к стене, приготовившись к самому худшему. Заскрипел замок, и дверь открылась. На пороге стоял человек, который больше походил на восставшего из могилы мертвеца. Серая, покрытая язвами, кожа обтягивала выступающие кости. Бездушные глаза чернели в глубоких глазницах, как пистолетные дула. На лысом черепе торчали жидкие, желтоватые волосинки. Одежда — грязные лохмотья, как у бомжа. Натуральный зомби.

Не успел я и слова сказать, как костлявая рука изгнанника схватила меня под локоть, и грубо поволокла из чулана. Дохлый, а сильный! Усохшие мышцы словно заменены металлическими тросами. Вырваться из этой хватки невозможно. Я волокся за ним по полу, как беспомощный щенок.

Помещение, в которое меня приволокли, оказалось просторным цехом какой-то заброшенной фабрики. Дотащив меня до центра, костлявый оборванец, бесцеремонно вжал меня в пол, заставив встать на колени.

— Не рыпайся, обезьяна! — он отошёл в сторонку, оставив меня сидеть посреди зала.

Из-за противоположного станка вышел очередной субъект. В кожаной жилетке и бесцветных джинсах. На голове — моя шляпа. Серая, костлявая грудь сплошь покрыта старыми шрамами. Больше всего бросались в глаза вызывающие отвращение глубокие, гниющие раны на сгибах рук. А ещё он был дьявольски грязным. И воняло от него просто отвратительно.

В руках изгнанник нёс тот самый граммофон, возле которого меня оглоушили. Бережно поставив его на столик, грязнуля завёл рукоятку, и поставил пластинку. Заиграла музыка, густо заполнив свободное помещение.

— Эннио Морриконе. Обожаю его, — вытащив из-за столика расшатанный стул, с отвалившейся спинкой, он поставил его напротив меня, и сел. — А тебе нравится?

— Вы притащили меня сюда, чтобы беседы о музыке вести? Могли бы вежливо пригласить, я бы сам пришёл, — дотронувшись до разбитого затылка, я посмотрел на свою окровавленную руку.

— Здесь я задаю вопросы, шимпанзе! — он пнул меня своим рваным сапогом. — Так тебе нравится музыка Эннио Морриконе?

— Ну, допустим, нравится. И что? Между прочим, Морриконе — тоже человек. Такой же, как и я.

— Это верно. Вы принадлежите одному, примитивному виду. Но он — гений своего вида. А ты — просто пустое место. Наверное, ты думаешь, что мы не способны понимать культуру людей? Ты ошибаешься. Например, тройки — это самые музыкальные образцы… Погоди. Вот сейчас будет удивительный момент… Послушай… Вот! Ага-а-а, на-на-на, на-на-а. Обожаю. Могу вечно слушать. Не надоедает.

— Тройки, говоришь? Так это ты — тот самый 1-16, -я усмехнулся. — Что-то не вижу тройки в твоей маркировке…

— Заткни свой поганый рот! — он набросился на меня, и несколько раз сильно ударил.

Бил от души. После этого долго болел бок. Видимо, ребро треснуло.

— Глупый, дерзкий примат, — 1-16 снова уселся на стул. — Тебе жить осталось несколько часов, а ты выступаешь… Неразумно… Так на чём мы остановились? Ах, да. На музыке. Так вот. Мой старый хозяин очень любил Эннио Морриконе. И ещё старые вестерны. Эти чувства передались мне, и, ты знаешь, я очень этому рад. Многие из нас ненавидят своих старых хозяев. Стараются уничтожить всё, что с ними связано. Стереть. Но я всегда говорил, что уничтожать в себе старых хозяев — это всё равно, что пилить сук, на котором сидишь. Да, они несовершенны и примитивны. Ну и что? Это не повод их презирать. К тому же, их интересы и увлечения могут оказаться весьма любопытными. Например, кино. Я никогда не смотрел кино. Ни одного фильма. А мой старый хозяин любил кино. Больше всего, как я уже говорил, ему нравились вестерны. Он их обожал. Пересматривал десятки раз. Собрал большую коллекцию. Особенно любил 'Долларовую трилогию'. Ты её смотрел? А я смотрел её в его памяти. Ведь он знал эти фильмы наизусть. Каждую деталь, каждый фрагмент. Я всё время думал, что же так его привлекало в этих историях? Пытался вникнуть. Разобраться, почему мне эти фильмы тоже интересны? Почему я их понимаю? А потом вдруг осознал. Да это же наша жизнь. Жизнь изгнанников. Всё то же самое: борьба, выживание, поиск. Прямо как у нас. Только подано всё красиво, со вкусом. А что? Чем мы не ковбои? Первые поселенцы негостеприимного Дикого Запада. Кстати, спасибо за шляпу. Я давно такую искал. Как думаешь, мне идёт? Ты ведь мне её подарил, верно?

— Что вам от меня нужно? Я всё равно вам ничего не скажу.

— Да и не нужно ничего говорить. Думаешь, я тебя допрашивать буду? Нет, даже и не собираюсь.

— К чему тогда все эти пустые разговоры?

— Просто, интересно. Захотелось посмотреть на живую игрушку 7-37. Если честно, разочарован. Думал, что ты интереснее. А ты обычный тупой примат. Скучно…

— Насмотрелся? И что дальше? Убьёшь?

— Пока нет. Ты — хорошая приманка. 7-37 обязательно на тебя клюнет.

— Зря надеешься. Райли ни за что не пойдёт меня выручать. Только время впустую тратишь.

— Да ты не переживай. Ну не придёт — так не придёт. Найдём куда тебя пристроить. Суларитам, например… О, точно! Латуриэль за тебя хорошо заплатит. Этот психопат одержим идеей скормить человека своему любимому Хо. Ты — единственный человек в городе. Поэтому выбора у него нет. Придётся раскошелиться. Верно, 6-23?

— Однозначно, — отозвался второй полузомби.

— Так что найдём, куда тебя сбагрить. А пока, подождём тридцать седьмую, и хорошенько с ней потолкуем.

— Она даже не в курсе, что меня похитили, — сплюнул я.

— Полагаю, что уже в курсе. Мои ребята ей сообщат.

— Она их убьёт. А потом придёт сюда, и убьёт вас.

— Пусть попробует. Здесь у неё нет шансов. К тому же она не будет рисковать тобой. Она пойдёт на диалог. Я уверен.

— А нужно ли нам с ней вообще говорить? Не проще ли обезоружить и грохнуть? — спросил двадцать третий.

— Нет, не проще. Как будто бы ты не знаешь, насколько опасны семёрки. А уж тридцать седьмая, да ещё и с субкодом — вообще ходячий сюрприз. Нет. Сначала мы должны убедиться в её деморализованности. Поговорим, вежливо, обстоятельно. Предложим сотрудничество. Авось она и поддастся. Но даже если тридцать седьмая примет наше предложение, и присоединится к нам — её нужно будет убить при первой же возможности. Такие непредсказуемые и ущербные образцы нашему клану ни к чему.

— Не согласится она. Стерва, какую ещё поискать. Помнишь, как она с 3-22 билась? Тот её сходу ранил в живот. Она в кусты уползла. Думали, что уже всё — хана ей, сдохла, где-нибудь в кустах. Двадцать второй потом все эти заросли обшарил — она как сквозь землю провалилась. И пока он искал, эта сука выпрыгнула на него откуда-то из укрытия, и глотку распорола от уха до уха. Как с такой договариваться? Такую надо только давить.

— Да, тридцать седьмая — та ещё змея. Но она одна. А нас много.

Музыка завершилась.

— Эх. Как же я это обожаю, — 1-16 подошёл к граммофону. — Поставлю-ка ещё разочек.

— Погоди, — встрепенулся 6-23. -Что там за движуха?

— Это наверное ребята вернулись от 7-37, -грязный главарь прошёл мимо меня, между станков, к широким окнам с выщербленным техническим остеклением. — Или от 7-36. Пора бы уж.

Внизу послышалась какая-то суета: топот и голоса. По лестнице поднималось несколько пар ног.

— Увести этого? — ткнул в меня пальцем 6-23.

— Обожди. Может его показать придётся…

С противоположного входа, в цех ввалилось сразу пять оборванцев. Они наперебой говорили, дёргались, и размахивали руками. Все, как один, в старых, затасканных обносках.

— Так, хорош трындеть! — заткнул вновь прибывших главарь.

Те разом заткнулись.

— Что случилось? Докладывайте.

Группа расступилась, пропустив кривоватого, немного прихрамывающего изгнанника.

— 6-31, что с тобой? Где остальные?

— Там была ловушка. Выжил только я.

— Как? Откуда? Вы же там проверяли всё вчера? Никаких ловушек не было.

— Видимо вечером установил. Прямо перед нашим приходом. Он ждал нас. Это точно.

— Так… — 1-16 задумчиво опустился на стул, упершись рукой в подбородок. — То есть, тридцать шестой был готов к вашему приходу? Почему? С какой стати он вдруг перебросил свою оборону на противоположную сторону? Либо у него хорошо развита интуиция, либо…

— Либо его предупредили.

— Кто? С каких это пор изгнанники начали предупреждать друг друга?

— Может Водзорд?

— Сомневаюсь.

— Или он видел, как мы валили 7-13.

— Это вообще исключено. Если бы тридцать шестой увидел гибель тринадцатого, то не тянул бы так долго с обороной, — главарь всплеснул руками. — Парадокс какой-то! Давай, излагай всё в деталях.

— Группа двигалась по разведанному маршруту. Я был замыкающим. Поэтому и спасся. 5-46 шёл первым, и вдруг, прямо посреди дороги влетел в свежую 'некропасту'. Мы глазам не поверили. Ведь ещё вчера её не было. 6-62 попытался обойти ловушку, но был убит 'конденсатором', спрятанным в машине. Остались 5-08, 6-19 и я.

— Почему сразу не отступили?

— Хотели! Но было поздно. 7-36 уже нас поджидал. Зашёл сзади. Восьмёрке разбил голову об стену. Мы с девятнадцатым побежали, но он метнул ножи, и завалил девятнадцатого. Я добежал до границы, где попал в 'пузырь'. Поэтому так долго и не возвращался — ждал пока лопнет. Одного не могу понять. Почему тридцать шестой меня не убил? У него как будто были дела поважнее.

— Возможно не хотел оставлять открытыми противоположные подступы к своей территории. Опасался, что мы ударим с двух сторон.

— Может и так. Хотя поймать и не убить — это не похоже на тридцать шестого. Много времени бы он на меня не затратил. Почему не убил — не понимаю.

— Ладно… Мы ещё разберёмся с этим ублюдком. Он у нас попляшет…

На первом этаже опять послышались быстрые шаги. Кто-то, спотыкаясь, поднимался по лестнице.

— Вернулись! Вернулись! — закричал писклявый голос.

— Что там опять? — нахмурился 1-16.

— Вернулись! Вернулись! — расталкивая локтями толпившуюся напротив нас группу, вперёд пробился мелкий подросток в кепке-блинчике, похожий на Гавроша.

— Чего вопишь?! — гаркнул вожак.

— Вернулась группа от 7-37! У них потери!

— Да что же это сегодня… Срочно ко мне их!

— Понял! — 'нахалёнок' помчался обратно к выходу.

— Что за день сегодня?

— А ты что думал? Что будет просто? — спокойно пожал плечами 6-23. -Даже с одной семёркой разбираться туго, а сразу с двумя — тем более. Надо было их по-очереди обрабатывать. Сегодня одного, завтра — другую…

— Всё, успокойся. Не надо вот только сейчас…

В сопровождении грязного пацана, появилась вернувшаяся группа из четырёх изгнанников.

— Где 3-17? — строго спросил 1-16.

— Погиб, — все четверо виновато потупились.

— Она напала?

— Нет. Её вообще дома не оказалось.

— Откуда ты знаешь?

— Была бы дома — вышла бы.

— А кто тогда семнадцатого порешил?

— На ловушку нарвался.

— Дом хорошо укреплён?

— Более чем!

— Так вы, мать вашу, знали куда идёте! И что вас там ждёт — тоже знали! Какого же хрена?! — не выдержав, сорвался на крик 1-16.

— Мы хорошо подготовились! Да и ловушки там — тьфу! Примитив! 7-37 вообще непонятно для каких простофиль их поставила. 'Колокольчик', 'факел' — просто смех, а не ловушки. Там есть кое-что пострашнее ловушек.

— И что же?

— Псионическая завеса!

— Она есть у всех.

— Да, но не такая! К дому тридцать седьмой вообще невозможно подойти. Он фонит просто нереально. Я такое встречал только вблизи от колоний ай-талука.

— Антенну видел?

— Нет.

— Значит псионику ничто не усиливает. Она такая сама по себе. Знаете, о чём это говорит? О том, что у тридцать седьмой ай-талука хоть жопой ешь. Целые залежи. Где эта сучка его надыбала?!

— Слу-ушай, — смекнул 6-23. -А не она ли библиотеку распатронила? Точно. Она. Вот сука! Я эту колонию пас больше месяца, с момента созревания. Регулярно наведывался, проверял. Ждал, что вот-вот… И тут на те! Кто-то ободрал всё моё богатство! Теперь понятно, кто это сработал. Ну, гнида! Прирезать бы её.

— Спокойно, спокойно. Успеешь прирезать. Давай лучше думать, что делать будем. Тридцать седьмая-то у нас, оказывается, завидная невеста? — главарь рассмеялся каркающим смехом. — Ну что, сватов к ней будем засылать? Чем я не жених?

— Думать надо, как теперь её выкурить оттуда. С такими запасами ай-талука она сейчас недосягаема.

— У нас есть аргументы, — 1-16 погладил меня по голове. Я сбросил его руку.

— К чёрту аргументы. 3-17 погиб. У нас больше нет троек…

— Как это нет троек? А я? Семнадцатого, конечно, жаль. Знаете, как давно я его знал? Дольше, чем всех вас. Он был мне как брат. Когда я придумал объединение — то он первый ко мне примкнул. А теперь вот погиб. Как это получилось?

— Да ну, как, — начал лидер вернувшейся группы. — Он неуправляемый. Не слушал приказы. Вот и нарвался. Когда мы на завесу нарвались, и начали корчиться, он один был в порядке.

— Правильно. Тройки самые устойчивые к псионическому воздействию. Поэтому я его с вами и отправил.

— Ну так вот. Он когда увидел, что из нашей группы только его не плющит, подорвался один территорию разведать. Я пытался его остановить, но он меня не слушал. Полез через забор, а там конечно же горючий песок. Он, от неожиданности, видимо хотел спрыгнуть на ту сторону, но получил заряд экспломака прямо в бубен. Так и остался там висеть.

— Узнаю его. Всегда таким был. Торопливым и необдуманным. И как только раньше его нигде не прихлопнули? Везло дураку. Но когда-то это должно было закончиться… Значит вы говорите, что тридцать седьмой дома нет?

— Нет, точно нет.

— Тогда пора действовать. Пока она ищет своего питомца, мы нагрянем к ней в гости.

— Каким образом? Там же завеса? — спросил 6-23.

— Используем наши запасы ай-талука.

— Слишком рискованно.

— С каких это пор ты боишься рисковать? Всё, решено. Со мной идут четверо: 6-23, 6-37, 5-41 и 7-06. Остальные остаются здесь, и ждут 7-37. Ваша задача, задержать её здесь как можно дольше. Если убьёте — будет вообще замечательно. С этого (он указал на меня) глаз не спускать! Беречь как зеницу ока! Поняли?

Последовал хор монотонных 'угу'.

— 6-04 остаётся за главного. Подчиняйтесь ему, пока меня нет. 5-41, потащишь мой граммофон. Не могу без музыки.

Двигаясь к выходу, он продолжал раздавать указания. Оставшиеся изгнанники растерянно переминались с ноги на ногу.

— Сиди смирно! — пригрозил мне моим же мачете тощий 6-04 в клетчатой рубашке с закатанными рукавами. — Будешь дёргаться — отрежу тебе мизинец.

*****

Шло время. Головная боль понемногу утихала, хотя к затылку прикасаться было всё ещё очень больно. Бандиты не трогали меня. Деловой 6-04 планировал, как лучше расставить бойцов, чтобы перекрыть все доступы к корпусу. Напротив меня, на столе сидел изгнанник с азиатскими чертами лица, и молча болтал ногой. В руке у него был большой кухонный нож.

Прислонившись щекой к прохладному основанию станка, я, подобравшись, сгорбился на полу, и думал. Неужели Райли уже меня ищет? И, благодаря мне, идёт прямо в ловушку. Как же банально я её подставил. Нужно придумать, как предупредить её… Но я же ничего не могу поделать. Голова от напряжённых дум начинала болеть сильнее. Да и что тут можно предпринять, под бдительным надзором? Одно неловкое движение, и этот круглолицый манкурт без промедлений насадит меня на свой шеф-нож. Вон как косится… Эх, Райли, только бы ты догадалась про западню.

Вдруг начали твориться какие-то странности. Оборванцы забегали туда-сюда. Поглядывали в окна. В их руках появилось оружие. Прислушавшись к их трескотне и возгласам, я узнал, что на одном из наблюдательных пунктов пропал часовой. Руководитель из 6-04 был просто никакущий. Он едва справлялся с внутренней дисциплиной. Поэтому, когда несколько изгнанников собрались искать своего пропавшего коллегу, ему с большим трудом удалось их отговорить. Это были своевольные пятёрки. Шестёрки же подчинялись любым приказам безропотно, и их не приходилось уговаривать. Но при бестолковом командовании вся эффективность от их подчинения сводилась к нулю.

— 6-04! У нас ещё один пропал!

— Где?

— На северном посту!

— Вот, чёрт! Кругами ходит, сволочь! Так. Снять дальние посты! Всех подтянуть к дому. Контролировать первый этаж. Сколько у нас на крыше?

— Двое.

— Хорошо. С улицы народ уберите!

— Всё понял! — подчинённый убежал передавать приказ.

— Что, 6-04, страшно? — игриво спросил 'азиат', ковыряясь острием ножа под грязными ногтями.

— Хрена с два, — командир подошёл к окну. — С нетерпением жду эту падаль.

— А помнишь, как она 4-20 порвала?

— Ну, допустим, помню. И что? К чему ты клонишь?

— Да ни к чему. Просто так говорю. Бой с тридцать седьмой обещает быть интересным. Достойный противник.

— Ты бы лучше по сторонам глядел. Расселся тут, — 6-04 повернулся спиной к стёклам.

— А я что? Я этого стерегу, — он кивнул в мою сторону.

— Куда он денется?

Посмотрев на четвёртого, я увидел, как по ту сторону непрозрачного технического стекла медленно ползёт человекообразная тень. Райли!

— Ты чё вылупился?! — поймал мой пристальный взгляд 6-04.

— Я… Я ничё. Нет, ничего, — опомнился я, замотав головой, после чего тут же сморщился от нового приступа боли и тошноты.

Командир обернулся к окну как раз в тот момент, когда нога силуэта успела скрыться наверху.

— Ещё раз на меня уставишься — пришибу! Морду в пол и не пялься! — отошёл от окна четвёртый. — Ясно тебе, вшивая обезьяна?

— Я всё понял.

— Будет ещё на меня лупить свои шары, врежь ему как следует, 6-39!

— Врежу, врежу, — кивнул 'азиат'.

Послышался звон стекла. Мимо окна что-то пролетело, и гулко шлёпнулось внизу. Неужели сорвалась?! — ёкнуло моё сердце. Четвёртый метнулся обратно к окну. Вместе с ним к подоконнику подбежал ещё один изгнанник, прохаживавшийся вдоль стены.

— Что там? Что упало?

— Чёрт. Да это 6-70. Или не он?

— Да точно он.

— С крыши сбросили?

— Похоже на то.

— Значит она уже наверху. Вот, гадина! Она прямо над нами! Она уже внутри здания!

— Прекрати панику! — 6-04 с силой заехал коллеге кулаком в челюсть. — Дуй на первый этаж, сообщи, пусть все поднимаются на крышу!

Как только подчинённый, потирая лицо, убежал передавать сообщение, другой изгнанник, бродивший в противоположной части цеха, неожиданно для всех, взмыл к потолку. Сначала мне показалось, что его поднял неведомый воздушный поток, но потом я разглядел верёвку на его шее, переброшенную через погрузочный блок под потолком. Кто-то очень быстрый, удерживая противоположный конец верёвки, молниеносно выпрыгнул в ближайшее окно. С визгом несмазанного блока, пойманный бандит, долетел до самого верха, где его голову затянуло между блоком и потолком. Громко хрустнули позвонки. Верёвка ослабла. Тело немного подёргалось на блоке, и, соскользнув с него, грохнулось на пол, при падении расколов изуродованную голову об угол станка.

— Она спустилась вниз на верёвке! Не надо на крышу! Держите первый этаж!

В окно с противоположной стороны что-то гулко ударилось. Все взгляды устремились туда. За выбитыми ячейками технического стекла, обильно заляпанного красными брызгами, покачиваясь, висело вниз головой окровавленное тело очередного убитого бандита, сброшенного с крыши на верёвке.

— Опять на крыше?!

— Но как это возможно?! Она не может быть в двух местах одновременно!

— Как она так быстро перемещается?!

— Я не знаю, что это за фокусы, но это пора прекращать. Зови всех сюда! Немедленно!

'Азиат' побежал за подмогой.

— А мы тут подождём, — четвёртый присел рядом со мной, подведя мачете к моему горлу. — Ну что, макака, может расскажешь мне, что это за секрет такой у твоей подруги, а? Почему она туда-сюда летает, как ведьма на помеле?

— Всё очень просто. Она умеет телепортироваться.

— Теле… Что?

— Ну, перемещаться из одной точки пространства — в другую. Это называется 'телепортация'.

— Чё ты мне заливаешь?!

— Ты сам всё прекрасно видел.

— Это невозможно! По крайней мере, в ваших примитивных телах.

— Ты меня убеждаешь, или себя?

— Р-р-р-р! — в бешенстве рыкнул четвёртый, и уселся на стул, едва его не сломав окончательно. — Что бы она не вытворяла — мы всё равно её убьём. И ты, примат, будешь следующий!

— Что-то пока хреново у вас получается её убить.

— Заткнись!!!

Послышался топот многочисленных ног, и в цех заявилось тринадцать изгнанников. Одиннадцать мужчин и две женщины. 1-16 времени зря не терял, если успел собрать столько босяков. Я так понял, что 'чистюли', вроде Райли или Флинта, по всей видимости, служить ему отказывались, и отправлялись в расход. А эти опустившиеся бедолаги легко поддавались хитрой агитации, пополняя бродяжью армию доморощенного Клопена.

Как же эти несчастные умудрились выжить в долгой борьбе за существование, если сейчас они ведут себя как стадо тупых баранов? Я долго не мог этого понять. И лишь со временем, размышляя в очередной раз над этой темой, додумался, в чём была причина такого разброда. Пока все они жили поодиночке, им невольно приходилось брать ответственность на себя, и решать поставленные задачи самостоятельно. Но как только у них появился лидер, они стали перекладывать эту ответственность на него, полагая, что он лучше их знает, что и как делать. Как жить дальше. Куда идти. Из этого мог бы выйти толк, при справедливой идеологии, грамотной организации и строгой дисциплине, однако, новоиспечённым разбойникам не повезло с атаманом. 1-16 был обычным эгоистом. Он обладал умом, хитростью и харизмой, однако использовал это лишь для своих целей, а не на благо группы. Вот и сейчас, куда он сбежал?

А Райли молодец. Интересно, что она удумала?

— Найти укрытия! Далеко друг от друга не отходить! К окнам не приближаться!

Наконец-то четвёртый начал давать адекватные команды.

— Где ты, тридцать седьмая?! Вылазь! У нас тут твой любимец! Он ведь тебе всё ещё дорог?!

Никакого ответа. Только ветер шумел за разбитыми окнами.

— Ну, если он тебе больше не нужен, пожалуй, я немного над ним поработаю. По-моему, эти уши его не красят. Будет лучше, если я их отрежу. Как думаешь, тридцать девятый? Красивее он будет без ушей?

— Намного, — кивнул 'азиат'. -Когда отрежешь, одно подари мне. Буду носить на шее, как талисман.

— Эй, вы чего? Вы так шутите, что ли? — испугался я.

— По-моему обезьяна против, — улыбнулся 6-39.

— Не знаю. Я не понимаю обезьяньего языка, — 6-04 схватил меня за левое ухо. — Тэк, сейчас подрежем ухи чуток…

— Прекратите!!! Хватит!!! Пожалуйста!!!

— Отпустите его!

Голоса и смех изгнанников разом прекратились. Все начали крутить головами по сторонам, в поисках источника нового голоса. Я не узнал голос Райли — настолько он был жёстким и гневным. К моему счастью, четвёртый тут же убрал нож от моего уха.

— А-а, тридцать седьмая. Значит он тебе всё-таки нужен?

— Никто не смеет прикасаться к моему человеку! Тем более такая тварь, как ты — 6-04!

— Да что ты говоришь? С чего это ты взяла, что он твой? Было ваше — стало наше. Верно, ребят?

— Где 1-16?! Я буду говорить только с ним, а не с его холуями!

— Его здесь нет. Говорить ты будешь со мной. Если конечно хочешь получить назад свою обезьянку, с ушами, носом, губами, ну и всеми остальными причиндалами.

Повисла долгая пауза.

— Тридцать седьмая, алё! Ты там уснула, что ли?!

— Что вам нужно? — голос Райли заметно потерял гонор.

— Да поговорить с тобой просто хотим. Хватит уже прятаться. Выходи, спокойно и без оружия. Увидим оружие, обезьяне конец, а потом и тебе. Так что не пытайся нас одурачить. Знаем мы вас, хитрожопых семёрок.

Опять наступила тишина.

— Эй, тридцать седьмая, ну ты чего там?! Ты меня не услышала, что ли?! Или не поняла?!

— Всё я поняла. Выхожу.

— Другое дело.

6-04 сделал знак бандитам, и те спешно укрылись за станками, заняв позиции. На виду остались только мы с ним, да расслабленный 6-39.

— Так, иди-ка сюда, — командир поднял меня с пола, и, спрятавшись за моей спиной, ткнул мачете в поясницу. — Стой смирно. Пасть не разевай. Не дрыгайся. Если всё пройдёт гладко, может быть поживёшь ещё какое-то время. Даю слово.

Я горько усмехнулся. Да уж. Хорошенькое обещание.

В тёмном дверном проёме, ведущем из цеха на лестничную площадку появился чёрный силуэт девушки. Райли медленно и совершенно бесшумно двигалась к нам. В её руках не было оружия. Когда она вышла на свет, то я увидел, что на ней надета только сорочка. Волосы растрёпаны и спутаны, частично закрывая лицо. Густая тушь на глазах потекла от слёз, вызванных перенапряжением, залив щёки ярко-чёрными полосами. На ногах не зашнурованные ботинки. Видимо так торопилась, что впрыгнула в них на ходу. Я сразу понял причину такого странного вида. Райли застали во время купания. Всё, что она успела — это нацепить сорочку, ботинки, схватить ножи. А потом бежать ко мне на выручку. Эх-х она, наверное, злая сейчас. Появиться в столь непотребном виде, среди презираемых ею уродов, это высшее унижение для 'чистюли', которое она мне никогда не простит. Я чувствовал её гнев даже отсюда. Он, как волна, шёл впереди неё, разбиваясь о наши восприятия. Не знаю, чувствовал ли это четвёртый? Наверное, чувствовал, потому что заметно напрягся, и стал чаще дышать.

Остановившись на почтенной дистанции, Райли замерла, исподлобья глядя на нас. Её глаза, налитые кровью, в прорехах спутанных прядей, сверлили четвёртого испепеляющей ненавистью.

— Ну вот, совсем другое дело, — тот всё ещё чувствовал своё превосходство. — А то бегала, пряталась. Убивала наших ребят. Скольких ты убила? Пятерых? Шестерых?

— Верните мне моего человека, — сквозь зубы потребовала Райли.

— Сначала мы должны убедиться, что ты настроена на разговор. И учти, что твои трюки с телепотр… Ну, в смысле, с перемещениями туда-сюда, больше не прокатят.

– 'С перемещениями туда-сюда'? — она хрипло засмеялась.

— Чё ты ржёшь, дура? Да, моему старому хозяину тяжело даются сложные слова. Потому что он был примитивным дебилом, почти как твоя мартышка. Давай-ка проверим тебя. Ребята, ну-ка! Обыщите её!

С двух сторон, из-за станков поднялась пара вооружённых изгнанников.

— Это не требуется, — остановила их Райли. — Я безоружна.

— Но мы должны убедиться. 6-61, 6-09! Чё встали?! Выполняйте приказ!

Шестёрки продолжили крадучись двигаться к девушке.

— А-ну, стоять! — расставила руки та. — Ещё шаг, и…

— И что? Что ты сделаешь? У тебя же оружия нет. Или всё-таки есть? — четвёртый вышел из-за моей спины, и медленно направился в сторону Райли. -6-61, 6-09! Вы что, в штаны наложили?! Взять её! Быстро!

Изгнанники стояли как вкопанные. Может они и собрались продолжить движение, но Райли поочерёдно покосилась на обоих, после чего те отказались от дальнейших попыток к ней приближаться.

— Вы чего?! Почему вы её боитесь?! Она же одна!

— Она ведьма, — пробулькал сухопарый 6-61.

— Че-го-о? Кто вам это сказал?

— Все говорят.

— Вы что, правда в это верите?! Вот дураки, а. Какие же вы непроходимые идиоты! Нашли ведьму! В общем, так. Смотрите и учитесь, — сжав рукоять мачете, 6-04 двинулся к Райли, продолжая сердито бормотать. — Ну что за народ? Мракобесы. Бестолочи. Всё приходится самому делать.

Когда между ними осталось не больше полутора метров, и четвёртый уже занёс оружие над головой окружённой девушки, случилось то, чего никто не мог ожидать. Презрительно улыбнувшись, Райли, с разведёнными в стороны руками, вдруг прогнулась назад, так далеко, как только могла, чтобы сохранить равновесие. После чего, четвёртый как-то странно вздрогнул, и развернулся на каблуках ко мне лицом. Из его вытекающего глаза торчал метательный нож, прилетевший откуда-то из коридора. В полном молчании, 6-04 всем своим ростом повалился на пол. Но не успело его тело коснуться пола, как из тёмного дверного проёма, посверкивая, вылетело ещё два ножа, которые Райли схватила налету, и, разогнув спину, тут же начала ими орудовать. Сперва она, крутанувшись юлой, распорола животы обескураженным шестёркам, стоявшим по бокам от неё, и те попадали, роняя оружие и собственные внутренности. Затем, завершив разворот, охотница метнула 'сестру' в тридцать девятого. Простонав, 'азиат' съехал со стола, и растянулся на полу возле меня. А Райли уже метелила бандитов набрасывающихся на неё со всех сторон. Прямо за её спиной, в коридоре чернела незнакомая фигура. Как только разбойники повыскакивали из своих укрытий, попытавшись атаковать Райли со спины, в битву вступил… Флинт! Ей-богу, такой основательной поножовщины я ещё никогда не видел. Повышенная реакция изгнанников, дополненная их запредельными скоростями, позволяли им вытворять просто невероятные кульбиты. Они прыгали, переворачивались, скользили по полу и махали руками, как пропеллерами. В разные стороны фонтанили кровавые брызги и отлетали начисто срезанные пальцы. Ничего подобного не было даже в фильмах Тарантино. Сражение изгнанников напоминало одну сплошную постановку, которую они долгое время репетировали, отрабатывая каждую деталь. Настолько слаженно и динамично происходило их сражение.

Хотя враг имел шестикратное превосходство, Райли с Флинтом уверенно уменьшали количественный разрыв, отправляя 'грязнуль' в расход одного за другим. Последние, в свою очередь, вовсе не были тупым 'пушечным мясом'. Они нападали организованно, скоординировано, не мешая друг другу. Удары сыпались на отважную пару друг за другом, но те успевали молниеносно отражать их, не получая повреждений.

Что характерно, 'грязнули' двигались быстрее 'чистюль' — и этот факт впоследствии подтвердился. Движения бандитов были такими быстрыми, что я не всегда успевал их уловить. Но в отличие от Райли и Флинта, эта скорость была не постоянной. Они набрасывались, наносили серию чрезвычайно быстрых ударов, и затем на какое-то время отступали, чтобы, видимо, отдышаться и восполнить силы. Это давало безупречное преимущество моим друзьям-'чистюлям', скорость у которых была хоть и более низкой, зато постоянной. Оба бились без передышки, ловя 'отдыхающих' бандитов в самый для них неподходящий момент. А когда те, очертя голову, набрасывались, храбрая пара ловко уходила в сторону, успевая заранее увернуться от хоть и скоростной, но бессмысленной атаки, бьющей, как правило, мимо цели.

Разгадка такой страной тактики крылась именно в культуре 'грязнуль' и 'чистюль'. Первые не щадили тела 'старых хозяев'. Бешеная энергия изгнанников была скована ограниченными возможностями человеческих тел, которые не позволяли им развивать максимальную скорость, и стесняли свободу движений, словно тесная одежда. Выходя на запредельные для человека скорости, изгнанники буквально убивали собственные тела: рвали мышцы и сухожилия, ломали кости. Из-за чего 'грязнули' и выглядели такими жалкими и потрёпанными. Но им было на это плевать. Однако же ресурс человеческой плоти далеко не безграничен. Поэтому со временем, такие изгнанники из лихих суперменов превращались в истерзанных, ущербных калек. 'Чистюли' же берегли свои тела, и знали пределы их возможностей, что позволяло им как сохранить целостность материальной оболочки, так и заметно экономить энергию во время подобных битв.

Вдобавок ко всему, Райли и Флинт активно прикрывали друг друга, отбивая нападки врагов не только от себя, но и от соратника, тем самым не давая возможности ударить в неприкрытую спину. Танец, а не сражение. И всё в полнейшем молчании, за исключением хрюканий и стонов, систематически издаваемых бойцами, получившими смертельное ранение.

Немного разредив толпу, Райли выскочила на свободный участок. За ней тут же последовало сразу три бандита. Самый ближний одним прыжком перемахнул через полутораметровый станок, даже его не задев. Но во время приземления, его ждала неожиданная подсечка, от которой тот свалился прямо на подставленный нож. Двое остальных, налетев на его обмякшее тело, устроили кучу-малу, повалив Райли, не успевшую выдернуть оружие из груди неприятеля. Отпустив нож, она тут же ухватилась руками за вражеские запястья, не давая паре чужих ножей погрузиться в её собственное тело. Началась возня на полу. Подоспела третья бандитка в косынке, рваной кофте и джинсах с оторванной штаниной. Она начала прыгать вокруг валяющейся троицы и одного трупа, целясь лезвием столового ножа между своими дёргающимися коллегами, чтобы достать из-за них прижатую к полу Райли. Это заметил Флинт, на котором уже висело трое бандитов, а четвёртый заходил со слепой зоны, прячась за станочным корпусом. Получив пару скользящих ударов, тридцать шестой расшвырял троицу, и, подскочив к незадачливо прыгающей разбойнице, всадил ей в спину нож по самую рукоятку. Я увидел, как вылезли из орбит её глаза, а рот, с дрожащими ниточками слюны, открылся в беззвучном крике. Флинт тут же развернул свою жертву лицом к догонявшим его врагам, и в тело умирающей изгнанницы тут же впилось ещё три лезвия. Только после этого он её выпустил, продолжив разбираться с остальными нападающими.

Райли, тем временем, каталась по полу, в обнимку с трупом и двумя живыми 'грязнулями'. Наиболее ловкий из оборванцев сумел перехватить нож другой рукой, и тут же нанёс удар. Но из-за неудачного рывка коллеги, промахнулся, и клинок поразил мёртвое тело, отделявшее бандитов от их противницы. Воспользовавшись удачным шансом, Райли перехватила запястье второго врага теперь уже двумя руками, и дёрнула его в сторону, звонко чиркнув остриём ножа по полу, и тут же сломав его. Когда второй бандит выдернул кровавое лезвие из трупа, и ударил второй раз, то оно остановилось возле носа девушки, успевшей перевести обезоруженную кисть его напарника обратно, и, тем самым. подставив её под удар. Изгнанник, с прорезанной насквозь кистью, вскрикнул, и с силой ударил коллегу локтем, столкнув с трупа, придавившего Райли. Наконец-то ей, хоть и без оружия, удалось выбраться из-под этой свалки. Сильным пинком в лицо, она опрокинула вооружённого бандита. А когда второй попытался выудить нож из-под мертвеца, то каблуком наступила на его изувеченную руку. От адской боли, изгнанник завыл волком.

Увлечённый процессом потасовки, я совершенно упустил из виду 'азиата', валявшегося ближе всех ко мне. Я наивно полагал, что он мёртв. Ведь нож Райли поразил его под шею. Но я ошибся. Этот гад выжил. Когда я заметил, что его нет, меня как током ударило. Как я мог его упустить?! Размазанные по полу пятна крови указывали на то, что 6-39 уполз за ближайший станок, и, видимо, спрятался там. Врёшь, не уйдёшь! Проползя на четвереньках до убитого командира, растянувшегося вдоль прохода. Я, пригибая голову как можно ниже, подобрал мачете, и тут же заметил 'азиата', крадущегося между рядами узких сверлильных станков. Нет, он и не думал прятаться. Он подбирался к Райли, сражавшейся с двумя оставшимися противниками. В руках два ножа: его собственный 'шеф', и выдернутая из-под ключицы 'сестра'. Ну уж нет, приятель. Не сегодня. Я юркнул под стол, стараясь двигаться как можно тише. Прополз на животе вдоль станка, и заглянул за его край. К счастью тридцать девятый был больше увлечён Райли, нежели мной. Та наконец-то выудила свой нож, и наотмашь сразила сопротивлявшегося бандита, ударом в висок. Затем на неё сразу же набросился второй, и лезвия их ножей с лязгом встретились. Спина охотницы оставалась открытой. Флинта отогнали почти к самому выходу, и он уже чисто физически не мог подоспеть. Теперь всё зависело только от меня. Я лежал под станком, глядя, как 6-39, перехватывая рукояти поудобнее, готовится к решительному броску. Он бы уже давно набросился, но глубокая колотая рана сильно его беспокоила, заставляя двигаться слегка покосившись на бок, при этом одна рука сильно дрожала.

Оттолкнувшись от пола, я совершил длинный рывок. Время рассчитал правильно — тридцать девятый сконцентрировался на атаке Райли, и перестал контролировать творившееся у него за спиной. А может, до последнего был уверен, что у 'обезьяны' кишка тонка напасть на пусть и грязного, но совершенного изгнанника. Мачете наискось прошлось по его спине, и рассекло её по диагонали, после чего я тут же кувыркнулся за противоположный станок, опасаясь ответного удара. 'Азиат' выгнулся, и зашатался, но не упал. В этот момент, Райли, выдернув нож из захлёбывающегося кровью врага, повернулась к тридцать девятому лицом, и, без всяких проволочек, резанула ему по незащищённой глотке. Издав длинное клокотание, словно человек, прополаскивающий горло водой, 'азиат' уронил ножи, и осел на пол. Я высунулся из своего укрытия, когда Райли наклонилась, чтобы подобрать 'сестру', и наши взгляды на мгновение встретились. Я ожидал, что она мне что-нибудь скажет, но она лишь схватила свой нож, и тут же помчалась на выручку Флинту.

Через пару минут всё было кончено. Флинт с перекошенным от кровавого угара лицом, метнул нож в последнюю лысую изгнанницу, которая пыталась спастись бегством, и та, с застрявшим между лопатками лезвием, уткнулась носом в залитый кровью пол, проскользив по нему метра полтора.

— Всё?! — выкрикнул Флинт.

— Всё, — ответила Райли, утерев кровь с губ тыльной стороной ладони.

Они стояли друг напротив друга, тяжело дыша, и с их оружия падала красная капель. Вокруг валялись изрезанные трупы. Некоторые ещё подёргивались в конвульсиях и пускали кровавые пузыри, но большинство уже не шевелилось.

— Здорово порезвились.

— Ага. На всю катушку.

— Твой Писатель жив?

— Да. Вон там сидит.

Оба подошли ко мне. Рассмотрев своих спасителей поближе, я заметил, что они тоже были слегка потрёпаны. Больше досталось Флинту. Пять довольно сильных резаных ран на торсе, две раны на спине. Порезаны ноги. Крест-накрест иссечены руки, и ещё длинный порез через всю щёку. Райли отделалась парой порезов на руках, ссадиной возле глаза и разбитой губой. Они уже остановили кровотечение, поэтому, можно сказать, отделались царапинами, по сравнению со своими противниками.

— Райли, послушай…

— Так, — подняла она руку. — Всё. Давай не сейчас. У меня в руках оружие, и только что я перебила больше десятка изгнанников. Могу и сорваться. Поэтому ни слова обо всём этом. Дома поговорим.

Она отошла в сторонку, начав делать упражнение для нормализации дыхания.

— Кажется сегодня кому-то сильно попадёт, — улыбнулся Флинт.

— А ты что тут делаешь? Вот уж кого не ожидал тут встретить.

— Райли мне сказала, что это ты её надоумил предупредить меня, — присел на край станка тридцать шестой. — Сначала я думал, что это была её идея, и очень этому удивлялся. Ведь подобные вещи не в наших правилах. Когда вы меня предупредили, я вам не поверил, но решил подстраховаться. И как раз вовремя. Ублюдки шестнадцатого полезли как раз оттуда, откуда я их встретить никак не ожидал. Они, впрочем, тоже не ожидали меня там встретить. Ну, я им и показал, где раки зимуют. Одного, правда, пришлось упустить, чтобы успеть проверить тыл. Но долго ему бегать не пришлось. Встретил его здесь и дорезал.

— Наслышан о твоих подвигах, — кивнул я.

— А что? Они тут обо мне говорили, да? — заинтересовался Флинт. — Поди удивлялись!

— Ещё как.

— Вот, засранцы. Получили по заслугам! Нечего было лезть ко мне! Но если бы не вы, мне бы пришлось худо. Валялся бы сейчас в подвале, расчленённый, как бедняга-тринацатый… Ну так вот. Я-то думал, что это Райли меня предупредила. А для меня быть в долгу — хуже смерти. Начал думать, чем бы ей отплатить. А тут, как раз кстати, и ты появился. Я-то свои границы проверял, не лезут ли на меня с противоположной стороны? Гляжу, отряд шестнадцатый со своими упырями ползает по соседской территории, вынюхивают что-то. Хотел обойти их, и сбегать к Райли, предупредить её о гостях, в благодарность за то, что она меня предупредила. А тут, откуда ни возьмись, ты топаешь. Деловой такой. Уроды тебя естественно заметили, и устроили засаду. Ну а ты в неё, конечно же, попался. Ну, думаю, вот это удача! Теперь я сполна оплачу должок перед соседкой. Проследил, куда тебя оттащили, и мигом к ней. Подхожу к её дому, тут как бошка загудела — мать моя! Думал, мозги из ушей потекут. Там, оказывается, Райли завесу выставила! Думаю — 'чё делать?!' Пожалеть мозг и топать назад, или ждать, пока меня не обнаружат? Но долг, как я уже говорил, это святое! Ради этого и мозгов не жалко. Подобрался к дому так близко, как смог. Терпения уже нет, того и гляди, глаза повыскакивают от боли. Чуть прямо там не сдох. Наконец появляется твоя подруга. Мокрая, и злая, как сам дьявол!

— Ты её 'из ванны вытащил'?

— Ну да.

— Ох, зря-я…

— Да уж понял. Но куда деваться-то? В общем, хотела она меня убить. Хорошо, что я успел крикнуть 'Писатель!' На большее сил уже не хватило. Оттащила она меня из-под завесы, ножи приставила, и давай пытать — где ты, и что с тобой? Я всё выложил, как есть. Тут она ещё злее стала. Думал уже, сейчас голову оттяпает. Нет. Побежала тебя искать. Я уже хотел домой пойти, с чувством выполненного долга. Сказал, что теперь мы квиты, на что она мне и говорит — 'благодарить ты должен Писателя, а не меня. Это он меня к тебе потащил, предупреждать об опасности'. Тут мне всё стало понятно. Выходит, что должок у меня не столько перед Райли, сколько перед тобой. А долг для меня…

— Ты уже говорил.

— Вот-вот. Поэтому я решил поучаствовать в твоём спасении. Теперь мы квиты Писатель?

— Конечно, Флинт. Спасибо тебе.

— Это тебе спасибо. Выручил, да ещё и развлёк. Давно я так не разминался.

— Гляжу, тебе досталось, — я указал на его лицо.

— А, это, что ли? Да пустяки. Шрамы украшают мужчин, ведь так? Особенно пиратов! Йо-хо-хо!

— Всё ещё считаешь себя пиратом?

— А почему бы и нет? Вот сейчас отдышусь, и пойду грабить этих чёртовых выродков.

— Трофеи делим поровну! — потребовала Райли.

— Да. Но ай-талук я забираю весь, — ответил Флинт.

— С какой это радости?

— Райли, имей совесть, у тебя этого ай-талука завались, а у меня его очень мало!

— Флинт, милый, я живу уже очень давно, и совесть свою успела потерять. Так что не взывай к ней. Не надо.

— Ай-талук мой! Я прикрывал твою задницу!

— Как и я твою!

— Спокойно, спокойно, ребят, — встрял между ними я. — Вы делите шкуру неубитого медведя. Никакого ай-талука здесь нет. Этот Грязный Гарри его забрал.

— Кто? — обернулись ко мне оба.

— Ну этот… Который 1-16…

Я назвал главаря бандитов 'Грязным Гарри' чисто машинально. Имя непроизвольно слетело с языка. Его основой послужил вовсе не харизматичный герой Клинта Иствуда, а просто прилагательное 'грязный', отражающее внешний вид шестнадцатого. Ну а имя 'Гарри' добавилось как бы в шутку. Однако с того момента Райли и Флинт стали называть его именно так.

— Так и знал, что этот трус сбежит не с пустыми руками, — хлопнул себя по коленям Флинт.

— Он не просто сбежал. С ним ещё четверо, и они идут к нам домой.

— Понятно, зачем им ай-талук, — вздохнула Райли. — Для ингибиторов, чтобы через завесу пройти.

— Нужно скорее бежать, пока они нас не ограбили! — воскликнул я, удивляясь её спокойствию.

— Успокойся, торопыга, — Райли отправилась на поиски потерянного ботинка. — Никуда не надо бежать. Даже с ингибиторами, им потребуется время, чтобы снизить воздействие завесы. У нас же там элгер. А они пока что не в курсе. Если конечно ты им не разболтал.

— Я им ничего не сказал.

— Тогда тем более не о чем беспокоиться, — подойдя к трём убитым изгнанникам, она поочерёдно перевернула трупы, пока не выудила из-под них свой ботинок.

— Не всё так просто. У него там семёрка в команде.

— Семёрка? — встрепенулся Флинт. — Серьёзно? А какая? Маркировку помнишь?

— Кажется, «6».

— Так и знал, что этот недоумок выберет неправильный путь.

— 7-06 — слабак, — добавила Райли, уперев ногу в край стола, и завязывая шнурок. -1-16 набрал целую ораву трусов и слабаков. Апологетика должна быть нам признательна за то, что мы очистили от них район.

— Это точно. Мне понравилось убивать этих придурков. Хотя было непросто.

— А кто придумал идею с верёвкой и блоком? — поинтересовался я.

— Я, конечно. Смотрю, верёвка висит, почему бы не воспользоваться? Тебе понравилось?

— Круто! Сначала думал, что он сам вознёсся…

— Поговорили, и хватит, — Райли бесцеремонно нас перебила. — Забираем что получше, и расходимся по домам.

— Боюсь, что кроме ай-талука, здесь ничего ценного не было. Оружие у них не чета нашему. Ухаживали за ним плохо, энергеном почти не надраивали. Глянь, — Флинт поднял с пола чей-то нож. — Сплошные зазубрины. Сталь — дерьмо. Клинок гнутый. Того и гляди отломится. Со жрачкой тоже напряг. Они уже начали серьёзно голодать, потому к нам и полезли. Запасы тринадцатого все спороли. Ещё бы, столько рыл прокормить! Лекарства тоже все израсходовали. Одежда… С ней вообще всё печально. А больше с этих вонючек взять нечего.

— Тогда мне здесь больше делать нечего. Можешь копаться в этой помойке, если хочешь. Писатель, мы уходим.

— Я смотрю, Райли, ты подустала? — хитро прищурился Флинт.

— Есть немного. А почему это тебя заботит?

— Да я вот тут подумал. Может быть, пришла пора и нам с тобой всё решить, здесь и сейчас? Когда противник слаб, этим надо пользоваться.

— Почему нет? Рискни. Я как раз припасла силёнок, чтобы тебя взгреть, — Райли перехватила рукоятки ножей таким образом, что клинки прижались к запястьям, режущими кромками наружу.

Флинт тут же встал напротив неё, приняв боевую стойку.

— Готова?

— Ещё как!

— Так, стоп, стоп, стоп!!! — я моментально скользнул между ними. — Это что ещё за приколы?! Я думал, вы так шутите! А вы серьёзно решили друг дружку покромсать?

— Не волнуйся, милый, я его быстро разделаю, — ответила Райли. — Отойди.

— Да, Писатель, не волнуйся. Когда я покончу с твоей хозяйкой, ты будешь жить у меня. Будешь моим ручным человеком.

— Хорош дурью маяться! Вам нужно решить другие вопросы! Выгодные обоим!

— Пока Райли жива, в моей заднице торчит здоровенная заноза.

— Да неужели? А ты не думал о том, что в одиночку не осилишь охранять такую огромную территорию. Ты свою-то едва способен защитить. Когда она увеличится вдвое, то ты не сможешь всё контролировать. А благодаря Райли, треть твоей границы надёжно защищается. Ты уже знаешь, что с той стороны, к тебе не полезут… Ну, кроме самой Райли, конечно.

Флинт задумался.

— Опустите оружие, и давайте поговорим.

Оба изгнанника опустили ножи, и внимательно посмотрели на меня.

— Я живу в вашем мире недолго, но уже успел кое-что понять. Например то, что ваша цель — это не убийство друг друга. Ваша цель — поиск! Поиск Суфир-Акиля, правильно?

— Правильно.

— Флинт, ты сам говорил, что мечтаешь всем сердцем пройти инсуаль, и занять почётное место среди апологетов. Говорил?

— Говорил.

— Тогда за каким чёртом ты готов всем этим пожертвовать ради мелочного принципа? Не думал ли ты, что твоё терпение по отношению к соседке — это и есть часть Суфир-Акиля, это приобретение мудрости?! Вы оба выжили в страшной мясорубке. Вас не порешили чистильщики-единицы, вы смогли отвоевать себе территорию, и защитить её. Вы уже почти у цели! И что же теперь? Всё коту под хвост?

— Ты не понимаешь наших порядков, — начала Райли.

— А мне кажется, что вы сами их не вполне понимаете!

— Ну и что ты предлагаешь? — скептически спросил Флинт.

— Сегодня я увидел, что изгнанники могут эффективно действовать, когда объединяются. Не просто сбиваются в стаю, а именно объединяются. То есть поддерживают друг друга, прикрывают, рискуют собой ради других. Вас сплотила общая цель. Так почему бы не продолжить это сотрудничество? Ведь ваша цель так и осталась общей — достойно завершить инсуаль!

— Нам его не зачтут, если мы будем помогать друг другу. Ты же знаешь, — покачала головой Райли.

— Но зачтут, если не будете друг другу мешать!

— Это как?

— Есть вещи, которые можно и нужно обсудить. Я считаю, что вам обоим есть, что предложить друг другу. На взаимовыгодной основе.

— Мне не нужны подачки! — фыркнул Флинт.

— Зато нужна вода. Или уже не нужна?

— Хм-м… Ну, допустим нужна. И что?

— Райли, как ты смотришь на то, что Флинт отныне будет беспрепятственно ходить за водой через твою территорию?

— Ага, щаз-з прямо. Обойдётся.

— А если он предложит тебе что-то взамен?

— Да что он может предложить?

— Флинт. Тебе ведь есть, что предложить Райли?

Тот крепко задумался, попыхтел, а потом ответил, — Я позволю ей заходить на мою территорию. Иногда…

Я покосился на Райли. По её виду было заметно, что она не удовлетворена таким обменом.

— Фли-инт?

— Ладно, хорошо. Я разрешу продолжать преследование добычи, если та забежит на мою территорию.

— Ну что? По-моему стоящий обмен. Ты согласна, Райли?

Та кивнула. Договор был действительно ей выгоден, потому что Флинт доселе ходил за водой и без всяких разрешений, а вот охотиться на своей территории он уже не позволял, из-за чего Райли уже столько раз проклинала судьбу, когда очередная добыча убегала от неё на соседнюю вотчину. Теперь же она получила то, чего действительно хотела. Флинт же был рад, что теперь ему можно ходить за водой в любое время, не опасаясь гнева соседки.

— Пожмите руки, в знак согласия.

Флинт протянул руку. Райли помедлила.

— Только чтобы ходил по одной улице, от ДК — до спуска, никуда не сворачивая, — проворчала она.

— Обещаю, — Флинт был рад и этому.

Они наконец-то обменялись рукопожатиями.

Мы вышли из заваленного трупами фабричного корпуса. Во дворе, под стенами лежало ещё двое убитых. Пройдя мимо брошенной спецтехники, мы добрались до бетонного забора, но в центральные ворота не пошли, а пролезли через узкую щель между плитами, похожими на гигантские белые шоколадки. Вокруг были аномалии. Много аномалий. Небольшая свалка возле забора переливалась голубоватым свечением. С другой стороны, в воздухе, на метровой высоте висели камни и песок. Все на одном уровне, словно по линейке. Чуть поодаль что-то потрескивало. Рассматривать окрестности было некогда. Местность выглядела крайне опасной, и я старался идти не просто за своими спутниками, а буквально наступая в их следы. Так мы дошли до развилки. Одна дорога вела к дому Райли, другая — к дому Флинта.

— Ну что, будем прощаться? — повернулся к нам 7-36.

— Бывай, пират.

— Эй, Райли!

— Чего?

— Удачи тебе с Грязным Гарри!

— Спасибо.

— И кстати, здорово ты придумала с этими, — Флинт ткнул пальцем себе в нижнее веко. — С тушью. Меня эта краснота тоже дико бесит. Теперь буду тоже глаза подкрашивать. Чтобы выглядеть свирепее!

— Ну-ну, — мотнула головой Райли. — Пошли Писатель…

— Писатель! — вдруг окликнул меня Флинт.

Я обернулся.

— Хочу сказать, что ты теперь друг Флинта! Можешь приходить ко мне в гости, когда пожелаешь. Никто тебя не тронет на моей территории.

— Спасибо, Флинт! — я махнул ему рукой, и припустил следом за удаляющейся Райли.

*****

К дому приближались очень осторожно. Мне везде мерещились засады, хотя немного успокаивало присутствие изгнанницы, обладающей острым чутьём. Врагов оставалось всего лишь пятеро, но и Флинта теперь с нами не было, а Райли порядком вымоталась. Оставалось только надеяться, что стычки удастся избежать. Увы, надежды были напрасными.

Дойдя до улицы Арсеньева, Райли осторожно выглянула из-за угла.

— Сколько их было, говоришь?

— Пятеро, — ответил я. — Включая Гарри.

— Значит, осталось четверо. Хех! Один балбес уже висит на заборе.

— Этот не из их группы. Он приходил раньше, с разведчиками. Когда тебя уже не было дома.

— Понятно.

— Видишь кого-нибудь?

— Пока нет. Но они там. Подозреваю, что нас с тобой уже вычислили, и устроили засаду.

— Что делать будем?

— Прорываться, конечно. Ты, главное, не геройствуй. Нам бы только до дома дойти.

Выйдя из-за угла, мы, как можно спокойнее, направились к нашему убежищу. Вокруг ни души. Это-то и пугало, потому что я не мог предположить, откуда нас ждёт удар. Дом всё ближе и ближе. А вдруг пронесёт? Вдруг они не рискнут напасть? Голова опять заболела. То ли от завесы, то ли от волнения. Дошли до ворот, остановились.

— Иди в дом, Писатель, — каким-то странным тоном произнесла Райли.

— А ты?

— Тридцать седьмая! Ну наконец-то! — послышался хриплый, вибрирующий голос Грязного Гарри.

Мы повернулись. С противоположной стороны улицы к нам приближались трое «грязнуль». Главарь, в моей шляпе, держался позади своих дружков.

— Иди в дом! Быстро! — шикнула на меня охотница.

И я рванул во двор со всех ног, на ходу придумывая безумный план действий. В прихожей споткнулся об встревоженного Котю. Бедняга успел хорошенько натерпеться за последние часы.

— Котя! — я схватил его за пушистые щёки обеими руками, и внимательно заглянул в глаза. — Мне нужна твоя помощь. Очень. Я знаю, что ты разумен, знаю, что ты меня понимаешь. Пожалуйста, помоги мне.

— Ко-тя ко-тень-ка ко-ток, — проворковал элгер.

Я отпустил его, и помчался в арсенал. Схватил со стены два арбалета и кивер со стрелами. Чуть не падая, вприпрыжку поднялся по лестнице, и подпрыгнул к окну. Успел. Драка ещё не началась. Райли и троица бандитов стояли друг напротив друга, в некотором отдалении от ворот — как раз там, где заканчивались невидимые ловушки. Они о чём-то говорили, но я не разбирал слов. Переметнувшись к соседнему окну, открыл раму, быстренько взвёл арбалет, тот, что поменьше, зарядил стрелу и просунул стремя в решётку.

— Котя! Сюда быстро!

Тот подчинился. Вообще в тот раз он слушался меня беспрекословно. Ни до, ни после этого, столь чуткого послушания я от него не наблюдал. Запрыгнув на подоконник, элгер посмотрел на меня.

— Молодец. Теперь давай-ка сделаем вот что, — прижав к его плечику приклад, я взял Котю за правую лапу, и затолкнул палец на спусковой крючок. — Держи так.

Коте было тяжело, и он подхватил арбалет второй лапой, чтобы не уронить. Зайдя к нему со спины, я прицелился в крайнего бандита. Специально взял чуть левее него. Котя всё равно не попадёт, зато сможет придать врагу верное направление.

— Держи, не дёргай!

Элгер замер, как каменный. Словно скульптура.

— Отлично! Теперь, когда я скажу, нажми на крючок. Вот так, — я нажал на его палец, лежавший на крючке. — Только когда я скажу. Не раньше!

После этих слов, я осторожно снял арбалет с предохранителя, и спешно вернулся к своему окну. Поднял второй арбалет, взвёл и зарядил. У стрел отличные охотничьи наконечники, обработанные энергеном. Интересно, где Райли их раздобыла?

Выглянув на улицу, я увидел, что бандиты постепенно обходят мою подругу с двух сторон. Подлая тактика. Ну да ничего. Если мой план удастся, то ничего у них не выгорит. Открыв заслонки на стёклах оптического прицела, я поймал в перекрестие того самого бандита, в которого целился Котя. Эх, жаль, не было времени пристрелять арбалет на эту дистанцию. Понятия не имею, как полетит стрела, но выбора нет. Или пан, или пропал. Не дожидаясь, пока бандит окончательно выйдет из котиного сектора обстрела, я прицелился изгнаннику чуть повыше головы, и перевёл прицельную рамку правее него. Ну, с богом!

— Котя! Жми!

Тугая тетива со стуком вернулась в исходное положение, отправив стрелу в полёт. От непривычного толчка, Котя свалился с подоконника, уронив оружие, и, перепуганный, умчался из комнаты, буксуя когтями по скользкому полу. Но большего от него и не требовалось. Он всё сделал как надо.

Как только элгер выстрелил, тут же выстрелил и я. Задумка, хоть и не идеально, но сработала. Вовремя услышав спуск тетивы, бандит отпрыгнул вправо. Котя промазал основательно. Его стрела ударилась в асфальт, и, сломавшись, отскочила в сторону. Но вот моя стрела летела именно туда, куда отпрыгивал не ожидавший её изгнанник, и воткнулась ему прямо в бок, застряв между рёбрами. Сначала он не понял, что с ним произошло, и просто тупо разглядывал торчащую из него палку с оперением. Потом ухватился за стрелу руками, и попытался выдернуть, но тщетно. Для второго бандита моя атака послужила сигналом к нападению, и он накинулся на Райли, которая тут же встретила его во всеоружии. Противостоять одному было гораздо проще, чем двоим.

Грязный Гарри к тому моменту спешно ретировался. Что ещё ждать от трусливого убожества? Меня больше волновал вопрос, куда делись ещё два «грязнули»? Мальчонка с граммофоном и знакомый мне 6-23. Где же они прячутся?

Изгнанник со стрелой в боку принялся её выдёргивать. Глупое занятие. Он дёрнул один раз, и вскрикнул от боли. Очевидно, зазубрины наконечника зацепились за ребро. Последовал второй рывок, и падение. Страдальчески провыв, бандит торжественно поднял извлечённую стрелу над головой, и я отчётливо разглядел, что она уже без наконечника. Тот остался торчать где-то в брюхе. Ну всё, теперь дурень окончательно доигрался. Отбросив стрелу в сторону, всё ещё не растративший силы изгнанник, поднялся, и пошёл помогать своему напарнику. Я уже начал было волноваться, что сейчас он тоже нападёт на Райли. Но наконечник, натёртый энергеном, быстро дал о себе знать. Уже на втором шаге нога у раненного бандита подвернулась и он шлёпнулся на землю, держась за живот. Теперь он вне игры. Где же остальные «грязнули»?

Наивный простак! Я смотрел не в ту сторону сторону, когда надо было следить за тылом. Ведь и дураку ясно — нападать они будут со спины! 6-23 — хитрая скотина, был вне поля моего зрения. Всё это время он крался вдоль забора, и я его не видел. Райли тоже о нём не подозревала, увлечённая дракой с равным по силам 7-06. Они сходились, наносили серию быстрых ударов, отпрыгивали друг от друга, меняли положение, и снова сходились в драке. Преимущества пока что не было ни у кого. 6-37 всё пытался подняться на ноги, но безуспешно — он слабел с каждой минутой, и вот-вот должен был завершить свою никчёмную жизнь. Больше я никого не видел.

Когда выскочил двадцать третий — я даже не успел понять. Он выбежал из-за забора, и, обогнув ловушки, атаковал Райли со спины. Та пропустила как минимум один удар, но устояла, быстро повернувшись к нападавшему, и предупредив его вторую атаку. Нож выпал из руки 6-23, и полуотрезанная кисть неестественно повисла, болтаясь на коже. 7-06 тут же воспользовался случаем, и ударил противницу в предплечье. Райли извернулась ужом, и навалилась на врага всем корпусом, сковав его движения. Они упали, и начали кататься по земле, душа друг друга. 6-23, истекая кровью, сдаваться не собирался. Он подобрал свой нож левой рукой, и бросился к борющимся.

— Твою же мать! — я тут же начал заряжать арбалет, впопыхах промахиваясь мимо стремени.

Когда высунулся из окна в очередной раз, оказалось, что Райли, удалось пнуть подбежавшего противника прямо под коленную чашечку. Тот упал рядом с ними, неудачно опершись на пострадавшую руку, и от болевого шока в очередной раз выронил нож. К великому счастью — тот улетел достаточно далеко. Поэтому, двадцать третьему пришлось сражаться без оружия. Коварный 7-06, почувствовав, что к нему пришло подкрепление, сумел перевернуться таким образом, что Райли оказалась поверх него, и 6-23, моментально навалился сверху, перехватив её шею своей здоровой рукой. Этот «бутерброд» не сулил моей подруге ничего хорошего. Теперь её давили двое, с двух сторон. Я должен был срочно действовать.

В прицеле появилась дёргающаяся спина двадцать третьего. Только бы не попасть в Райли. Я щёлкнул предохранителем и положил палец на спуск. Нельзя ошибиться, нельзя. Прицел водило из стороны в сторону. Руки страшно дрожали, хоть я и упирал оружие в оконную решётку. Мне на глаза попалось приближенное увеличением лицо шестого. Он увидел меня, и оскаленная от жара битвы рожа приобрела изумлённое выражение. 7-06 тут же вывернулся из-под борющихся тел, завалив шевелящийся «бутерброд» на бок. Теперь они лежали не друг на друге, а рядком, и мой арбалет, вместо хребта двадцать третьего, целился уже в Райли. Я даже вздрогнуть не успел, настолько быстро отреагировал шестой. Тетива глухо дзынькнула. Плечо арбалета стукнулось в пластиковый откос, и стрела пошла к цели, исчезнув где-то в центре сражающихся. Я не мог прийти в себя, наверное, с минуту. Я просто не верил в произошедшее. Моя стрела поразила Райли! Вместо этих уродов, я попал в неё! Вот это подстава! Помог, называется!

Кусая губы, я всё смотрел и смотрел на шевелящиеся внизу тела, понятия не имея, что делать дальше. Вскоре возник обнадёживающий вопрос — если они до сих пор борются, значит Райли ещё жива?! Та действительно продолжала сопротивляться, всё интенсивнее раздавая двадцать третьему удары локтем. Наконец, она попала ему прямо в переносицу, на мгновение лишив возможности сопротивляться, и попыталась вскочить на ноги. Очухавшийся 6-23 успел ухватить её за пояс, и опять повалил, вскарабкавшись сверху. Тут-то я и заметил, что 7-06 не подаёт признаков жизни. В его сердце торчала моя стрела, просто чудом прошедшая у Райли подмышкой, и лишь расцарапавшая ей кожу. Вот это — удача! Но бой ещё не закончен. Измотанные противники опять катались по земле. Райли смогла подняться на ноги вместе с висящей на ней ношей, а двадцать третий напрягался изо все сил прижимая руку к её горлу. Они начали кружить в этом безумном «танце», и я почувствовал, что Райли слабеет с катастрофической быстротой. Мне опять нужно вмешаться.

Побежал на первый этаж, выскочил из дома, и дальше, по тропинке — к воротам. Крайняя ветла экспломака, при моём неосмотрительном приближении, подозрительно вздулась.

— Нет-нет, только не взрывайся! — сойдя с тропинки, я на полусогнутых, приблизился к воротам, и несколько раз постучал в них кулаком.

Райли меня поняла. Оттолкнувшись ногами, она впечатала двадцать третьего в стену забора, и они начали вращаться по ней в сторону ворот. Я не видел их, но прекрасно слышал пыхтение и возню. Давай же! Давай! Вот они уже за воротами. Очередной оборот, и удар в створку. 6-23 не ожидал, что стена вдруг уйдёт у него из-за спины, и машинально попытался ухватиться за край ворот, выпустив Райли из смертельного захвата. Ну а я потянул створку на себя, увлекая растерявшегося бандита во двор. Как только двадцать третий, усиленно пытавшийся сохранить равновесие, оказался внутри, экспломак громко хлопнул. В толстую металлическую створку, за которой я укрывался, ударил заряд тяжёлой «дроби», после чего послышался звук сползающего на землю тела. Я осторожно высунулся из своего укрытия, и увидел мёртвое тело «грязнули», превращённое в сито. 6-23 был чертовски сильным мерзавцем.

— Писатель, — прохрипела Райли, облокотившись на дверную петлю. — Я тебе велела сидеть дома. Почему ты никогда меня не слушаешь?

— Прости. Виноват, — постарался улыбнуться я, но улыбки не получилось. Вместо этого моё лицо свела нервная судорога.

— С воротами отлично придумал, — она кивнула на измочаленное тело между нами. — А вот с арбалетами — не очень. Кто второй-то стрелял? Неужто Котя?

— Он самый.

— Теперь понятно, кто два раза попадал в цель.

Способности шутить она не лишилась. Это, конечно, радовало, но расслабляться было рано.

— Осталось ещё двое.

— Я знаю.

В душе теплилась надежда, что оставшиеся изгнанники уберутся по добру, по здорову. Грязный Гарри был слишком осмотрителен, чтобы лезть на рожон. Послать на заклание своих верных «баранов» — это пожалуйста, но самому встревать в драку — уже не комильфо. Логичнее всего было смыться, и продолжить сбор всякого отребья для новой команды. Однако, в этот раз 1-16 решил-таки сыграть ва-банк.

Мы услышали знакомую мелодию, из «Долларовой трилогии». Райли тут же нахмурилась, и, втолкнув меня обратно во двор, отправилась на встречу с врагом. Гарри стоял посреди улицы, а его граммофон играл рядом, на тротуаре. Пацан, таскавший его, где-то прятался.

— Ты не устала, тридцать седьмая?! — весело крикнул он. — Выглядишь хреново.

— А ты иди сюда, и узнаешь, устала я, или нет, — ответила Райли.

— Уста-ала. Если бы не устала, сама бы сюда пришла. Ведь так?

— Если я устала, то только от твоей тупой болтовни.

— Ты наверное думаешь, что я подлая сволочь? А я всего лишь хочу выжить. Каждый выживает, как может. Это естественный отбор. Ничего личного. Но мы же не звери, в конце концов? Мы разумные, цивилизованные существа. Поэтому я не хочу тебя мучить дракой. Ты и так дралась сегодня слишком много. Предлагаю всё упростить. И время сэкономим, и энергию. Ты не против?

— Твоё предложение?

— Давай устроим дуэль? На ножах. Всё по-честному. Прямо как в вестерне, только вместо револьверов — ножи. Согласна? Ты ведь не растеряла свою меткость?

— Будь по твоему. Так я избавлю себя от нужды к тебе прикасаться.

— Я знал, что ты оценишь эту великолепную идею. Дуэль! Да здравствует дуэль!

— Райли, не надо! — я выскочил следом за ней.

— Писатель, уйди отсюда! — вполоборота рыкнула она.

— Это очередная ловушка! Ты что, не знаешь Грязного Гарри? Этот псих явно что-то задумал!

— Как ты меня назвал? Грязный Гарри? — удивился 1-16. -Мне нравится! Да ты мартышка с фантазией!

— Писатель, уйди, — Райли задвинула меня рукой себе за спину.

Я подчинился. Интересная ситуация. Кто бы меня сейчас увидел, сказал бы, что я прячусь за спиной у девчонки, как последняя тряпка. Но ситуация была немного не типичная. И я понимал, что героизм сейчас ни к чему хорошему не приведёт. Я стал для Райли некой ахиллесовой пятой, и ради меня она готова на всё. Если я снова подставлюсь под удар, то она уже не выдержит сопротивления.

Было заметно, как сильно измотана моя подруга. Она перераспределяла остатки своей энергии из одних частей тела — в другие, не в силах поддерживать заряд во всём теле одновременно. Временами, у неё начинали дрожать и подгибаться ноги. Она тут же напрягала их до каменного состояния. Тогда дрожь появлялась уже в руках. Когда же она блокировала её, то начинала бессильно падать голова, и так постоянно. Организм как будто отключался. Но всё-таки, в ней чувствовалась какая-то незыблемая, гранитная твердь. За её располосованной спиной я чувствавл себя в безопасности. Сомнений не оставалось — она будет биться до конца.

Заподозрив неладное, похожее на холодный ветерок, лизнувший затылок, я обернулся к открытым воротам, и как раз вовремя. Там к нам бесшумно подкрадывался малявка 5-41, на ходу вынимающий из-за пояса метательный нож.

— Ах, ты!!!

Мне не пришло в голову ничего более толкового, кроме как кинуть в него мачете. Это был чисто рефлексивный поступок. Абсолютно бессмысленный. Но в тот день было слишком много счастливых совпадений. Подозрительно много.

Мачете, беспорядочно кувыркаясь полетело в сторону пацана. Тот, не успев выудить свой нож, и явно не ждав от меня такого нестандартного поступка, отпрыгнул в сторону, и тут же задёргался, словно наступив на оголённый провод. Из его ушей и носа брызнули струйки крови. Голова мелко-мелко вибрировала и быстро надувалась, словно лампочка. Всё ещё не понимая, что с ним происходит, я смотрел, как глаза у 5-41 неестественно выпучиваются, словно у улитки, выворачиваются, наполняясь кровью. Тут вдруг раздался хлопок, по звуку напоминавший проткнутый воздушный шарик, на дорогу брызнули густые кровянистые ошмётки мозга, вперемешку с куском черепа, и «грязнуля» в полном молчании свалился на дорогу. Ловушка «Колокольчик», в которую я сам едва не влетел, когда бежал к Райли, сработала на отлично.

— Так я и знала. Никак не мог без подлянки, да? — презрительно произнесла Райли, не спуская глаз с Грязного Гарри.

— Хотя бы попытался, — развёл руками тот.

— Всё? Тузы в рукаве закончились? Дуэлянт…

— Уговор дороже денег. Дуэль не отменяется. Вот только музыку поставлю, а то пластинка закончилась, — он спокойно подошёл к граммофону, завёл ручку, и поставил пластинку заново. — Эх-х, красота. Никогда не надоедает. Атмосфера сразу такая. Как на Диком Западе. Проникаешься, тридцать седьмая?

— Давай быстрее.

— Не торопи меня. К дуэли нужно подходить основательно.

Блеснув ножом, Гарри вернулся на своё прежнее положение, и они замерли друг напротив друга. Лёжа на земле, я видел только ноги Райли, покрытые синяками и ссадинами. Они возвышались впереди словно арка, за которой, в отдалении, высилась фигура неприятеля, в моей шляпе, и с руками, растопыренными по-ковбойски. От меня уже ничего не зависело. Я боялся даже молиться, настолько страшен был этот ракурс, в котором от верной смерти меня отделяла только пара худеньких голых ног в пыльных ботинках.

Время тянулось, а они стояли. Никто не решался атаковать первым. Напряжение возросло до звона в ушах. И тут, когда музыка достигла своего апогея, дуэлянты синхронно дёрнулись навстречу друг другу. Было похоже, что они в шутку протянули друг другу руки, чтобы поздороваться. В таком виде они и застыли, под последние аккорды бессмертной композиции Эннио Морриконе. Моё сердце продолжило биться лишь после того, как Грязный Гарри тяжело грохнулся на колени, с «сестрой», торчавшей прямо посередине его груди. Посмотрев на небо, он что-то произнёс, и свалился на бок. Шляпа слетела с его головы.

Райли продолжала стоять. Но не успел я издать счастливый возглас, как под её ногами начали быстро появляться кровавые пятна. Несколько капель упало на левый ботинок. Затем, по ноге пробежала красная дорожка.

— Райли… Ты… Ты как?

Она обернулась, и я увидел нож, торчавший у неё под код ключицей. Так просто и непосредственно, будто бы и должен был там торчать.

— Порядок, — ответила она. — Устала только.

Произнеся это, она, стиснув зубы, ухватилась за рукоятку, и выдернула лезвие из себя. Рана тут же выплеснула кровь, залив алым весь бок сорочки.

— Тебе нужна помощь! — я не знал, что мне делать.

— Ага. Скорую вызови, — усмехнулась Райли, отбросив нож. — Хватит дурью маяться.

Повернувшись к воротам, она сделала пару шагов, и тут её нога предательски подогнулась. Я быстро её подхватил, не дав упасть.

— Я помогу тебе!

— Да всё нормально.

Так мы прошли до ворот. Там Райли вдруг оттолкнула меня, и, указав на труп Грязного Гарри, произнесла. — Ты должен закончить дело. Понимаешь, о чём я?

— Давай сначала я тебя до дома доведу.

— Я сама дойду. Иди лучше займись делом… И трупы с улицы убери — они зверьё привлекают.

Я отправился выполнять поручение. Подобрал мачете, и всё ещё нервно подрагивая направился к телу 1-16. Поднял свою шляпу, отряхнул пару раз об коленку, и надел.

Грязный Гарри был ещё жив. Он молча вращал глазами и время от времени икал. Когда моя тень нависла над ним, его взгляд сфокусировался на мне.

— Писатель? Что за день сегодня. Ик! Хороший день. Жаль, что не мой.

Мне хотелось ему что-то ответить, но слова застревали в горле. Я не испытывал к нему ничего: ни жалости, ни ненависти, ни отвращения. Лишь странное, нездоровое безразличие.

— Запомни, Писатель. Не верь Нибилару. Ик! Он обманул меня. Обманет и тебя. Запомни… — бандит закрыл глаза.

Нужно было решаться сейчас, или никогда. Опустившись на одно колено, я взял мачете обеими руками, и нанёс последний удар по грязной шее. Гарри булькнул и затих. Голову отрубить не получилось, да я и не пытался. В конце концов я не мясник. Процедура добивания оказалась крайне неприятной, хотя я всеми силами старался убедить себя, что добиваю не человека, а отвратительного зомби, не заслужившего ничего, кроме подобной участи. Но всё равно меня чуть не стошнило, и несколько раз очень сильно передёрнуло.

Затем, я поочерёдно, за ноги, оттащил все трупы к нам во двор, и сложил в ряд, возле дорожки. Потом собрал потерянное оружие, и не забыл прихватить трофейный граммофон.

Дом меня встретил более чем странной тишиной.

— Райли! — окликнул я. — Райли, ты где?

Она не ответила.

— Господи-боже…

Сердце опять заколотилось безумным маятником. Я помчался её искать. Нашёл в одной из комнат на первом этаже. Райли лежала на полу. Она успела наспех перевязать рану возле плеча, и переодеться в майку с шортами. На этом, видимо, силы её и покинули.

— Райли! Что с тобой?! Ты жива?! — я перевернул её, и вздохнул с облегчением, когда она открыла глаза.

— В пор-рядке, Писатель… — заплетающимся языком, прошептала она.

— Какой уж тут порядок?!

Я поднял её на руки, удивившись, насколько же она лёгкая. И понёс наверх — в спальню. Некоторые участки на теле девушки были горячими, словно огонь, другие же — напротив — были ледяными. Она усиленно пыталась запустить процесс регенерации.

— Что же ты? Почему меня не дождалась? Боже… Ну как же так? — бубнил я, пока мы поднимались.

В спальне, я аккуратно уложил её на кровать.

— Чем тебе помочь? Лекарства там… Что делать?

— Ничего, Писатель, ничего не нужно… Я сама.

— Горе ты моё луковое. Может водички принести?

— Не надо.

Я отошёл к окну, где всё ещё валялся брошенный арбалет. В больной голове крутился лишь один вопрос — «как ей помочь?!» Но я не знал ответа. Я был беспомощен.

К вечеру, состояние Райли ухудшилось. Дыхание стало неровным, отрывистым. Пульс постоянно пропадал. Ноги и руки сильно посинели, превратившись в ледышки, а туловище — буквально полыхало. Что-то здесь не так. Что-то продолжало её убивать. В конце концов я не выдержал.

— Райли. Райли! Очнись! — похлопал её по синеватым, залитым тушью щекам.

— М-м-м-м! — простонала она, приоткрыв один слезящийся глаз.

— Почему ты угасаешь? Ответь!

— Всё в пор… — она была не в силах закончить фразу.

— Райли, умоляю! Не ври мне!

Облизнув разбитые губы, девушка наконец-то призналась.

— Спина-а…

Как же я сам не догадался! Я же видел! Видел, как её ударили! Быстро повернув несчастную на бок, я задрал её влажную от крови майку до шеи, и с ужасом обнаружил глубокую резанную рану, до самых костей. Она располагалась на таком неудачном участке, что дотянуться до неё самостоятельно Райли никак не могла.

— Японский бог! Райли, ты с ума сошла?! Почему молчала?! Г-господи…

— Я надеялась… Я думала, что получится регенериро… — она закашлялась, и из раны засочилась вязкая сукровица. — Не получилось… Не смогла…

— Так, всё, говори, что мне делать! Сейчас же говори! Я не доктор, конечно, но сделаю всё, что могу!

— Ты умеешь шить?

— Ну-у, пуговицы пришиваю… Предлагаешь мне? Вот, ч-чёрт… Так. Ладно. Я справлюсь. Где нитки?!

— В шкафчике… Верхн… Кххх… Верхняя полка. Нитки… Дезраствор… Баночка… Кххх. Обработай иглу. Нить…

Я пулей помчался к шкафчику с медикаментами. Помимо ниток и дезраствора, забрал колёсико лейкопластыря. Уже закрывая дверцу, заметил подозрительную бутылку, и, отвинтив крышку, понюхал содержимое — спирт. Захватил и его. Вернулся к лежащей на боку Райли, и стал вдевать нитку в иголку. Попал раза с двадцатого — так сильно меня трясло. Промокнул нить в дезрастворе, после чего таким же образом, хорошенько обработал иголку. Над зажигалкой бы ещё подержать, жаль что нет её под рукой. Вся надежда на целебность мутной бурды, красиво названной «дезраствором».

— Подожди… С-сначала… Кх-кхх! Пр… Принеси мазь. Ускоряет регенера… Регенерацию. Она внизу. Где-то… Где-то упала.

— Да-да, сейчас найду! — с иголкой в руке, я побежал на первый этаж.

К великому счастью, баночку с мазью искать долго не пришлось. Она валялась на полу в той же комнате, где я нашёл Райли. Банка перевернулась, но мазь была очень густой, и не вытекла на пол.

Вернувшись обратно, я первым делом помыл руки, затем ополоснул их спиртом. Потом взял ватку, смочил в спирте, и, морщась, обработал края раны. После, зачерпнул на палец регенерационной мази, внешне похожей на синтомициновую эмульсию, и стал обильно смазывать края повреждения. Это было не так уж страшно и сложно. Более трудная задача ожидала меня впереди. Нужно было решаться. Я ни черта не знал что делать, и как зашивать проклятую рану! Она была такой большой, что тут, наверное, даже бывалый доктор схватился бы за голову, не говоря уже про меня, не сталкивающегося ни с чем более страшным, чем мелкий порез.

— Блин… Как же это. Как же это шить? Прямо по живому? А анестезия у тебя какая-нибудь есть? Может наркотик какой?

— Писатель… Шей.

— Ладно. Так. Не шевелись. Наверное, будет больно. Блин, чо-о-орт!

Прикоснулся к краям раны, и тут же отдёрнул руку. Надо как-то сдвинуть разошедшиеся края, чтобы проще было просунуть иголку. Надо пересилить себя…

Должен признать, ничего страшнее для меня не было, нет, и не будет. Именно поэтому путь во врачи мне заказан. Я с детства не переносил чужой крови, чужих травм и чужой боли. Сам легко терпел любую боль, спокойно относился к собственным ранам и кровотечениям, но вот при виде чужой раны меня просто переклинивало от сопереживания. Я как будто бы чувствовал постороннюю боль, и не мог её выносить. Поэтому я старался не акцентировать внимание на чужих ранениях, отводя глаза. Но тут приходилось не просто разглядывать страшную рану, но и возиться с ней. Боже, дай мне сил!

Я не буду описывать, как я зашивал эту дыру в спине своей подруги. Было чертовски сложно и тяжело. Наверное, Райли чувствовала мои переживания, и терпела изо всех сил. Она даже не стонала. Просто вздрагивала, когда иголка в очередной раз пронзала её кожу. Когда эта взаимная пытка закончилась, я перекусил нить, замазал шов мазью, и заклеил остатками пластыря. Опустив майку, осторожно переложил Райли на спину, после чего тут же опустился на пол — ноги меня уже не держали.

— Всё? — спросила она.

— Ага, — сглотнул я клейкий комок. — Кажется. Заштопал… Уфф.

— Хорошо.

— Что я ещё могу для тебя сделать?

— Больше ничего, — глаза Райли закрылись.

К нам подошёл Котя, и ткнулся мне в плечо. Я погладил его.

— Ну что? Видишь, какая у нас беда? Райли болеет. Да, ей очень плохо. Не ешь её энергию, хорошо? Пусть она поправится.

Элгер потёрся об меня виском, и вышел из комнаты.

Я сидел возле кровати до самой темноты, держа холодную руку Райли. Забыв про затёкшие ноги, и болевшую голову. Всё ждал, что она вот-вот откроет глаза, и скажет, что ей уже лучше. Но она продолжала лежать неподвижно. Несколько раз мне казалось, что она перестала дышать, и я испуганно подносил зеркальце к её лицу. Запотевает… Значит дыхание есть. На всякий случай дополнительно обработал регенерационной мазью её раны на руке и возле ключицы. И опять продолжил своё дежурство.

Когда боль в пояснице стала нестерпимой, я решил, что нужно прилечь. Притащил матрас, и постелил его возле кровати. Пока возился с ним, больная вдруг заговорила.

— Писатель.

— А? — я бросил матрас, и присел к ней на кровать. — Я здесь. Ты как? Тебе лучше?

— Нет.

— Ничего-ничего. Ещё немного полежишь, и оклемаешься…

— Уровень энергопотери критический… Кх-кх-х! Я истратила всё…

— У тебя ещё есть силёнка. Ну же, подружка, не сдавайся!

— П-послушай… Уровень энергозатрат превышает ск… Скорость регенерации. Кххх! Я с трудом удерживаю кровотечение. Кх! Ещё немного, и мне придётся перебросить энергию с почечного сегмента. Кххх! А это чревато… П-почки могут отключиться. Тогда всё. Цепная реакция. Кх-кх! Орг… Организм умрёт. И я вместе с ним.

— Так придумай что-нибудь! Ты же умница!

— Ничего уже не придумаешь. Кххх! Я и так сбросила м-максимум энергии с сердечного, лёгочного, почечного и м-мозгового сегментов. Кх-кх! Оставила только необходимый минимум. Стала почти овощем. Кххх! Но мощности для восстановления всё равно не хватило. Будем реалистами. Кажется, я проиграла.

— Ну нет, Райли, нет. Это ты зря. Это ты очень зря! Нельзя, нельзя сдаваться!

— Хватит, Писатель, — она облизнула почерневшие губы. — Послушай меня хотя бы сейчас. Кх-кх-х! Возьми ай-талук. Он очень дорог. Кх-кх! Он укроет тебя от врагов, п-по… Повысит реак-кх-ххх! Реакцию… К тому же, сможешь его обменять. Обменять за услугу. Кх-х! Водзорду, или Флинту. Им он всегда… Кх-х! Всегда нужен.

— Я не буду трогать твой ай-талук!

— Нет, ты его возьмёшь! Не будь идиотом, Писатель… Кх-х-х! Ты не идиот. Я знаю… Как только я… В общем… Пойдёшь. М-м-м-м… Пойдёшь к Флинту. Он уважает тебя. Кх-х! Не уверена, что поможет… Но хотя бы… Хотя бы не убьёт. За ай-талук, возможно… Возможно проводит в Аполо… В Аполог…

— Райли, не надо. Не трать свои драгоценные силы, прошу. Отдыхай, — я тихонько погладил её по голове. — Прости меня. Это я втянул тебя в эту историю. Из-за меня ты теперь при смерти. Зачем я только появился в твоей жизни?

— Ты — это лучшее, что у меня было… — я почувствовал, как холодные пальцы легонечко сжали мою руку.

— Живи, пожалуйста. Я готов на всё, лишь бы ты жила.

— Не знаю… Кх-х! Пост… Постараюсь. В-возможно если п-пережи… Если переживу эту ночь… То буду жить. Кх-х!

Она ещё пару раз открыла рот, как выброшенная на берег рыба, но уже не смогла произнести ни единого слова. Это был предел.

— Всё. Отдыхай. Если что потребуется — я здесь. Я рядом.

Не выпуская её руки, я лёг на матрас, и погрузился в тяжёлые думы.

Я ещё никогда не терял друзей. Точнее, бывало, конечно, что с кем-то мы переставали общаться, но это совсем другое. Когда же друг уходит вот так, умирая буквально на твоих руках — подобная потеря просто невыносима. И знаете, что самое страшное в таком положении? Это беспомощность. Когда ты не знаешь, чем облегчить страдания умирающего друга, как ему помочь? И в итоге приходится мириться с жутким, леденящим кровь пониманием того, что ты, в общем-то, и не можешь уже ничего предпринять. Вообще ничего. Ты можешь только сидеть, и смотреть, как дорогое тебе существо потихоньку угасает. Это ужасно. Это несправедливо и жестоко. Я всецело ощутил, каково приходится людям, дежурящим у постели безнадёжно больных близких. Что и говорить? Потеря Райли стала для меня полнейшей неожиданностью. До этого я пребывал в каком-то блаженном заблуждении, словно ребёнок, верящий, что его родители будут жить вечно. Даже и представить себе не мог, что она может вот так просто погибнуть. Считал её непобедимой, всезнающей и всемогущей. И даже на начальных этапах нашего общения был всё-таки уверен, что она меня не оставит одного в этом городе. Каким же легкомысленным я был.

Ближе к утру, я всё ещё старался отгонять от себя траурные мысли, хотя здравый смысл всё упорнее заставлял меня смириться с неизбежностью. Что же мне теперь делать? Придётся идти к Флинту. Это, конечно, не Райли. Цацкаться и нянчиться он со мной не будет, но, прибившись к нему я, по крайней мере, буду защищён от нападок местных тварей.

С этими мыслями я продолжал лежать в темноте, таращась в чёрную дыру потолка, и не выпуская безжизненную руку своей самой лучшей подруги.

ЧАСТЬ-13. ТИНА

Утром Райли не стало. Синее солнце неестественно заливало улицу, создавая эффект светофильтра, который обычно используют в кино, чтобы показать «светлую» ночь. Кто-то протяжно провыл вдалеке, словно прощаясь.

Мы стояли возле свежей могилы, выкопанной во дворе дома. Я, Котя, Флинт и Водзорд.

— О, природа, — вздохнул отшельник. — Она была такой перспективной. Печально терять столь уникальный образец.

— Да какая разница? Если бы её не убил Грязный Гарри, то убил бы я, — ответил Флинт.

— Что ты мелешь? — осадил его я.

— А что? Я всегда говорю то, что думаю.

— И становишься похожим на Грязного Гарри.

— Ну, ты уж загнул, Писатель. И вовсе я не такой. Изгнанники иногда погибают, такое случается. Сегодня она, завтра, может быть, я.

— Просто признай, что сморозил глупость.

Мы замолчали.

На могиле вдруг распустились большие, яркие цветы, которые тут же завяли и отвалились от стеблей. Сверху прилетела арбалетная стрела с двумя парами пчелиных крылышек. Она погудела сначала надо мной, потом над Флинтом. Тот отмахнулся.

— Да отвяжись ты.

— Неисповедимы пути природы нашей! — поповским тоном изрёк Водзорд. — И все мы в ней, аки капли росы на шаткой травинке.

— Сдавайся плазме. Пройди через туман, — прозвучал чей-то клокочущий голос.

На мои плечи легла пара чёрных когтистых рук с длинными пальцами. Я попытался обернуться, но руки тут же усилили захват, не давая возможности двигаться.

— Не нужно.

— Ты ещё кто?! — воскликнул я.

— Ты знаешь.

— Хо?

— Угадал.

— Почему ты меня держишь?

— Хочу, чтобы ты подождал.

— Я не могу ждать.

— А придётся. Твоё рвение не должно ставить проект под угрозу.

— Что мне до твоего проекта? Я просто хочу выжить.

— Пока что другого от тебя и не требуется.

— Ты не понимаешь меня, Хо. Без Райли я всё потерял, для меня всё пропало.

— Не драматизируй всё так, Писатель. Ведь это не её имя вышло из холодных волн Карского моря. А значит, пока ещё ничего не пропало.

— Что мне до твоих непонятных метафор? В них нет ни смысла, ни помощи. Доселе, одна лишь Райли мне помогала. Теперь, когда её нет, я не знаю, что мне делать.

— Ты думаешь, что для спасения тебе нужна Райли?

— Мне без неё очень плохо.

— То есть, если бы она жила — ты бы ответственнее относился к проекту?

— Я бы всё за неё отдал.

— Значит, придётся возвращать её в проект.

— Как? Ты что, можешь воскресить её?

— Нет, конечно. Но в моей власти не убивать её…

— Я не понимаю.

Мой взгляд упал на могильный холмик, и я увидел, что с него упал камешек. Потом ещё один. Земля в том месте начала осыпааться.

— Что это? Она же… Она что? Живая?! — я дёрнулся, но лапы Хо цепко удерживали меня на месте.

— Не рвись, Писатель. Обстановка в мире нестабильна. Когда у одних солнце стоит в зените, у других оно оказывается в надире…

— Отпусти! Ей надо помочь!

— Хо! Хо!

— Флинт! Водзорд! Что же вы стоите, как истуканы?! Помогите ей выбраться!

Те не отреагировали. Чем больше я вырывался, тем глубже впивались в моё тело выпускные когти Хо.

— Пройди через туман. Слышишь? Пройди через туман.

— Флинт! Водзорд!

От моих криков они вздрогнули и начали разваливаться, как старый цемент, обнажая уродливый каркас арматуры. Маленьким взрывом, от могилы взметнулась земля, и наружу показалась грязная рука с содранными ногтями.

Истошно закричав, я проснулся, и услышал свой собственный хрип. Когда я успел заснуть? Всю ночь глаз не смыкал. Наверное, уже к утру нечаянно отключился, не в силах совладать с усталостью. Значит, это был только сон. Значит, не всё ещё потеряно. Поднявшись, я первым делом посмотрел на Райли. Солнечный свет озарял её серое лицо и свисающую с кровати руку.

Я поднёс зеркальце к её губам. Не потеет. Пощупал пульс — сердце не бьётся. Значит всё. Ушла.

— Не-ет, нет, нет, нет… Ну что же ты? Ну, как же ты могла? Зачем? — я встряхнул её за плечо. — Почему ты не боролась?! Почему меня бросила…

К горлу подкатили рыдания. Уткнувшись лицом в грудь Райли, я протяжно заскулил. Горе и страх не позволяли мне даже поплакать по-человечески. Лишь выдавливали жалкое повизгивание. Жизнь словно оборвалась, и дальнейшая борьба потеряла всяческий смысл. Больше всего мне хотелось умереть рядом с ней, закончив всю эту идиотскую фантасмагорию.

Всхлипывая, я прижимался к окоченевшей груди моей бедной изгнанницы, и более ни о чём не думал. Ни о себе, ни о будущем, ни о мире, оставленном по ту сторону Периметра. Я превратился в песчинку, летящую в бездну необъятной пропасти. Сколько ещё осталось лететь? Какая разница? Смерть — это избавление…

К затылку прикоснулось что-то горячее. Я, было, подумал, что это рана на голове даёт о себе знать. Но волосы вновь шевельнулись от дуновения, и стало ясно — к ране они не имеют никакого отношения. Шмыгнув носом, я нащупал в складках постели оброненное зеркальце, и приложил к подбородку Райли. Сначала зеркало оставалось прозрачным, но вдруг, когда я уже почти потерял надежду, поверхность его помутнела.

Не веря собственным глазам, я приблизил своё лицо к лицу девушки так близко, что едва его не касался, ловя очередной её выдох, и не веря собственному счастью. Тут она открыла глаза, затянутые мутной пеленой, но всё-таки живые.

— Писатель?

— Господи, Райли, как же ты меня напугала! Я думал, что ты умерла! Как ты себя чувствуешь?

— Не очень. Но я сумела остановить утечку энергии. Ещё бы немного и…

— Я в тебя верил! Я знал, что ты справишься!

— Погоди ещё. Система жизнеобеспечения восстановлена, но кризис не миновал. Пришлось замедлить все процессы в организме настолько, насколько это возможно. Это помогло. Но чтобы войти в прежний режим требуется много энергии. А она восстанавливается слишком медленно.

— Восстановится. Всё восстановится. Будешь в порядке.

Райли пришлось несладко, и до полного выздоровления оставалось ещё много времени. Изгнанники регенерируют на порядок быстрее людей, но из-за тяжелейших травм, вкупе с колоссальными энергозатратами, ей пришлось отлёживаться несколько дней.

В первый день было тяжелее всего. Я практически ни разу от неё не отходил. Состояние хоть и стабилизировалось, но всё ещё оставалось крайне тяжёлым. Только к обеду больная окончательно восстановила дыхание и сердцебиение. Она, наконец, смогла говорить, не выдыхаясь. Значит скоро пойдёт на поправку.

От еды моя пациентка отказалась. Лишь выпила немного воды, да и то ближе к вечеру. Организм был сильно обезвожен, и я очень волновался, как бы она не умерла от банальной жажды. Оставалось надеяться на то, что она знает, как себя вести в подобном положении. Человеческие мерки ей не подходили, поэтому лезть в чужой монастырь со своим уставом я не спешил.

Ненадолго отлучившись, нашёл оба её ножа и хорошенько их обработал. Разумеется, она потом скажет, что недостаточно хорошо, но всё-таки отнесётся с признательностью, и поблагодарит.

День тянулся долго и нудно. Немного успокоившись по поводу Райли, я заскучал. Хотелось действовать, двигаться вперёд. Но оставлять подругу в столь тяжёлый момент, абсолютно беспомощной, я не имел права. Так и проторчал возле её лежанки до самой ночи. Перед сном мы немного поговорили. Разговор в основном строился вокруг разборки с бандой Грязного Гарри. Я спросил, кому теперь отойдёт территория 7-13? Райли призналась, что ей эта территория, в принципе, не нужна, потому что из-за обилия аномалий от неё больше проблем, чем выгоды. Но если на неё позарится Флинт, то она из кожи вон вылезет — лишь бы не дать ему там обосноваться. В общем, «и сам не гам, и другому не дам». Такова была Райли. Таков же был и Флинт. Сейчас оба были потрёпаны, поэтому спорная территория их особо не волновала, но по выздоровлении ожидались новые выяснения отношений.

— Зачем вам это надо? Только-только с горем пополам договорились…

— Ну а куда деваться? Пустую территорию оставлять нельзя. В лучшем случае, без хозяина её заполонят хищные твари, от которых потом житься не будет. Ну а в худшем. В худшем, может заявиться новый изгнанник, с которым придётся по-новой договариваться о границах. А это опять противостояние и драка. Поэтому, нам с Флинтом необходимо поскорее определиться, кто будет там заправлять. Либо я, либо он.

— А если поделить пополам?

— Ой, это так сложно и муторно, что проще захватить весь участок целиком, не дробя его границей.

— А ссориться с Флинтом не сложно? Я на твоей стороне, и мне дороже ты, нежели он. Но я всё-таки настаиваю, что Флинт, как сосед, очень нам выгоден.

— Спорить не буду.

— Так может сесть за стол переговоров?

— Дай мне сначала в себя прийти.

— Как говорила моя бабушка — «умирать собирайся, а рожь сей». Думаю, что с Флинтом нужно поговорить уже сейчас, пока он не попёрся втыкать свой флаг на новой территории. В качестве парламентёра буду выступать я. Если он считает меня своим другом, значит мы с ним найдём общий язык.

— Попробуй. Посмотрим, что получится.

Я немного помолчал. И тут, вспомнив ещё одну интересную деталь, задал Райли вопрос.

— Там, на фабрике, в логове Гарри, я видел одну изгнанницу. Явно не из его банды. Не «грязнуля». Она была очень сильно избита и ранена. Просила, чтобы я её убил.

— И что? Убил?

— Нет! Я сам был пленником! Да и зачем её убивать? Я ж не бандюган какой.

— Ну и зря. Надо было убить, чтобы не мучилась.

Позиция Райли в этом вопросе была однозначной, и продолжать данную тему я смысла не видел.

*****

Широкая каменистая пустошь, насколько хватает глаз. В небе медленно летают гигантские морские звёзды, словно поднявшиеся ввысь из глубин океана. Ветер гоняет пыль, а по равнине, подобно морским ежам быстро катаются какие-то шары, утыканные длинными чёрными иглами.

На большом камне сидит задумчивый старец, устремивший свой подслеповатый взор на обширно раскиданные обломки странного, неведомого аппарата, похожего на небольшой космический корабль. Из-за сильнейших повреждений было уже невозможно представить, как он выглядел до разрушения. Из всего корпуса более-менее сохранилась только носовая часть, наполовину урывшаяся в сухой грунт. Кое-где обломки слегка дымились. Попахивало озоном и горелой изоляцией.

— Мне не дойти до Эоканака, — изрёк старик. — Мой путь окончен.

— Что мы здесь делаем? — спросил я, не глядя на него.

— Бежим от себя.

— Зачем?

— Никто не знает.

— Куда теперь идти?

— Я шёл в Эоканак. Деревню Забытых. Говорили, что там ещё остался незакрытый переход. Куда шёл ты — мне неведомо. Задай себе вопрос, и, возможно, ответ не заставит тебя долго ждать… Ты видишь, что они сделали? Тейлор Таун уничтожен. Теперь ноосфера под их контролем. Они боятся.

— Кто «они»?

— Тебе не нужно этого знать. Уходи. Ступай своей дорогой.

Я отправился бродить среди обломков. Где-то пиликали протяжные радиопомехи, похожие на звук старого модема. Чем ближе я подходил к разрушенной кабине, тем громче и отчётливее они слышались. Можно было даже разобрать монотонный голос, напоминавший стон: «Внимание. Нарушение эндосферной трансдукции. Фиксация стабилизаторов на реверс». Фраза повторялась через каждые тридцать секунд.

Подойдя к огрызку носовой части, я прочитал на закопчённой обшивке название «Т.Т.К. ОДАЛИСКА». Что это была за конструкция? Корабль, или самолёт? По виду, так ни то и ни другое. Заглянул в обрубок корпуса. В лицо ядовито пахнуло горелым пластиком. Раздвинув руками лохмотья свисающих с потолка проводов, шагнул внутрь. Под ногами захрустела копоть и застывшая короста некогда расплавленных панелей. Дверь в пилотскую кабину рухнула вперёд от одного лишь прикосновения к ней. На чём она только держалась?

В кабине пожара не было, но она были сильно покорёжена ударом об землю. Практически всё здесь было разбито. Прямо за порогом, на стене мигал красной лампочкой чудом уцелевший коммутатор бортового компьютера, чей охрипший динамик продолжал монотонно вещать: «Внимание. Нарушение эндосферной трансдукции. Фиксация стабилизаторов на реверс». Я потрогал красную лампочку, которая оказалась кнопкой. Коммутатор щёлкнул и замолчал.

В двух пилотских креслах сидели неживые тела. Это были обычные люди, в обычной одежде, и только шлемы на их головах являлись какими-то внеземными — огромными, блестящими, вытянутыми вперёд. Из них торчала масса проводов, соединённых с различными системами кокпита. Тот, что слева (по моему предположению — капитан корабля), мёртвой хваткой продолжал удерживать причудливый штурвал, состоящий из двух круглых и гладких панелей, похожих на тарелки с кнопками, крепящиеся к пульту управления тонкими коленчатыми креплениями.

Второй, казалось, что просто сильно устал, и задремал, уткнувшись передней полусферой шлема в руку, лежавшую на пульте. Между пилотами, на разбитой приборной доске торчала яркая стереофотография, на которой было запечатлено три незнакомых мне человека (на одном из которых была надета арабская куфия), и маленькая, обворожительная девочка с кислотно-зелёными волосами. В нижнем углу прочёл надпись «Ребятам от Лиши». Выше, на приборной панели, чернело обсидиановое лезвие.

Где же я всё-таки нахожусь? Что это за мир? Что за место? Что за обломки? Что за экипаж попал в столь страшную катастрофу? Повернулся к «прикорнувшему» второму пилоту, я дотронулся до его плеча. В этом месте, кусок одежды, вместе с телом провалился вовнутрь, словно у хрупкой шоколадной фигурки. Я убрал руку, но было уже поздно. По телу пошли трещины, и оно начало рассыпаться, пока полностью не осело на кресло и пол. Отшатнувшись, я задел «капитана», и тот рассыпался следом.

— Не теряй время! — по разбитому стеклу кабины громко стукнула чёрная рука с когтистыми пальцами.

От неожиданности я вздрогнул и… Проснулся.

— Райли? Райли?! Да что же это?…

Кровать была пуста. Осталась только заляпанная бурыми кровавыми пятнами примятость. Ещё не вполне придя в себя после сна, я вскочил с матраса, и бросился искать пропавшую подругу. Бежать далеко не пришлось, потому что Райли лежала возле выхода из комнаты. Это всё, на что ей хватило сил. Наверное, звук её падения и разбудил меня.

— Господи, Райли, ты что, упала?! — я начал её поднимать.

— Надо укрепить подходы к дому, — прохрипела она. — Я должна…

— А ну, ложись! Ишь чего удумала. Не успела чуток в себя прийти, и помчалась.

— Но Флинт же…

— С Флинтом я разберусь, сказал же вчера.

— Ты не сможешь.

— А ты сможешь! Вот что, попрыгунья-стрекоза, пока окончательно не придёшь в норму, никуда я тебя не отпущу. У тебя постельный режим. И не надо на меня смотреть такими испепеляющим взглядом. Напугала кота сосиской.

— Писатель, ты вообще уже обнаглел. Как только я наберусь сил, первым делом устрою тебе… Не знаю пока, что устрою, но это явно будет что-то страшное.

— Договорились. Но сначала ты должна поправиться. И пока я сильнее тебя, я тут главный, поняла? Считай, что это — мой инсуаль. «Кто сильнее — тот и прав» — вот так.

— Хм-м-м…

— Не хмыкай. Для тебя же стараюсь, — уложив её на кровать, я поправил одеяло. — Сегодня я планирую оставить тебя одну ненадолго, и надеюсь, что ты будешь вести себя хорошо и обойдёшься без поползновений.

— Куда это ты собрался?

— Сначала навещу нашего мясника. Если он спокоен — нужно будет воды набрать. Воды нам понадобится много. Тебе надо помыться. Да и отпиваться тебе нужно, а то скоро в мумию превратишься. Ну а на обратном пути загляну к нашему Флинту, пошукаю относительно его планов. Может быть, тебе и беспокоиться не о чем. А если есть о чём, то я уж как-нибудь постараюсь разрулить ситуацию. Мы же друзья как-никак.

— Писатель!

— Так, всё. Никаких разговоров, больная. Доктор сейчас будет обрабатывать твои ранения. Но сначала надо помыться.

Притащив воды, я взял губку, и стал аккуратно смывать грязь с лица Райли, потом протёр руки, ноги, и спину. Чтобы не смущать свою застенчивую пациентку, ограничился в основном открытыми участками тела, отшутившись, что полную помывку я забесплатно не делаю. Она восприняла мою деликатность с большой благодарностью.

Затем я вымыл ей голову. Этот процесс оказался самым сложным. Волосы у неё действительно были очень слабыми, и вылезали даже от малейшего натяжения. Поэтому я старался обращаться с ними как можно бережнее. В результате провозился чертовски долго, и всё равно в тазу осталось плавать много волос. Тазик я тут же убрал из поля её зрения, чтобы не расстраивать.

Умытая Райли, без этих жутких чёрных полос на щеках и черноты под глазами, сразу перестала быть страшной, а бурлящая внутри неё энергия, даже придала лицу живой, человеческий румянец. Процедура завершилась обработкой ран. Я с радостью обнаружил, что рана на спине начала подсыхать и покрылась тонкой корочкой. Регенерация работала.

Перед уходом нужно было подкрепиться, и я сообразил импровизированный стол на табуретке. Райли опять выпила воды, а есть отказалась. Это уже начало меня волновать. Решил на неё надавить. Положив перед ней два крупных куска энергомяса, я, как можно строже произнёс, — «Чтобы съела!»

— Не буду, — угрюмо ответила она. — Не хочу.

— Мало ли, что ты не хочешь! Сейчас твой организм жрёт сам себя. Тебе нужно поесть, чтобы дать ему силу.

— Я не хочу. Сказала же!

— Если не будешь есть, буду кормить тебя насильно! — я взял один кусок и сунул ей в рот.

Она отстранилась, и глянула на меня исподлобья взглядом полным злости.

— Открывай рот! Ну же!

— Не бу…

Дождавшись, когда её зубы разомкнутся, я сунул ей кусок прямо в рот. Она немного посопротивлялась, но всё-таки приняла его и съела.

— Вот так. Теперь её один.

— Хватит.

— Не хватит. Чё я с тобой, как с маленькой девочкой вожусь? Стыдища!

— Мне хватит, я так много никогда не ем.

Она действительно так много не ела. Обычно её завтрак состоял из половинки только что скормленного. А я заставлял её съесть ещё двойную порцию. Тем не менее, я был уверен, что энергомясо ригвила ей поможет.

В конце концов, устав с ней перепираться, решил запихать ей насильно и второй кусок, но она меня остановила, — «Не надо!»

Взяла кусок, и, одарив меня пронзающим взором, съела. При этом чуть не подавилась. Но я был доволен.

— Всё, молодец. Теперь отдыхать.

— У меня теперь болит живот. Тяжесть, — пожаловалась она. — Ты изверг, Писатель. Хуже чем я.

— Эт точно. А ещё я хочу как можно скорее поднять тебя на ноги.

Райли конечно же злилась, что я накормил её против воли, но всё же её настроение после помывки улучшилось настолько, что даже этот неприятный момент его не испортил. Я представляю, каково ей было. Это всё равно, что умять за один присест три тарелки наваристого первого, пару тарелок сытного второго, и запить всё это бадьёй компота. Но зато теперь за её желудок можно не волноваться.

Пришло время вспомнить и о своей ране. Я хорошенько обработал себе разбитый затылок. Затем надраил мачете точильным камнем и пастой. К бою готов.

— Котя, оставляю тебя за главного. Следи за этой резвой дамой.

Элгер мурлыкнул.

Нацепив отвоёванную шляпу, и засунув очки в нагрудный карман, я подошёл к Райли попрощаться. Но задержался, потому что вид у неё подозрительно изменился.

— Ё-моё! Что это с тобой такое?!

— Ты о чём? — спросила она.

— Ты вся красная, как помидор, — потрогал её лоб и едва не обжёгся. — Да ты вся горишь!

— Да неужели? Напичкал меня мясом ригвила, а теперь удивляешься.

— Так это от него такой эффект? Блин, что же я наделал, идиот…Надо срочно сбить температуру!

— Успокойся. Ты конечно идиот, спорить не буду. Но со мной всё в порядке. Простого человека такая температура убила бы меньше чем за час, но я умею регулировать теплообмен в организме, и не даю крови загустеть. Скоро энергия стабилизируется: часть усвоится, часть — элгер сожрёт, и жар тут же спадёт. Так всегда происходит.

— Ну, слава богу. А то уж я думал, что ты вот-вот вспыхнешь, как факел. Ты правда в порядке? Не обманываешь?

— В полнейшем.

— Ну, тогда ладно.

Я на всякий случай положил ей на лоб мокрую тряпочку.

— Давай, лежи, и жди меня. Я постараюсь не задерживаться.

— Угу.

Засунув мачете в ножны, пошёл на выход.

— Писатель, — окликнула меня Райли.

— Что?

— Ты поосторожнее там.

— Не волнуйся.

За порог шагнул с тяжёлым сердцем. Не хотелось оставлять её одну. Это было неправильно. Не надо было уходить, пока она достаточно не окрепнет. Я это понимал, но долг совести тянул меня в этот поход со страшной силой. Успокаивал сам себя мыслью, что Райли остаётся под защитой завесы, и если не будет делать глупостей, то никто до неё здесь не доберётся. Но всё равно страшно переживал.

Как бы там ни было, я её чуть было не потерял, и этот случай преподнёс мне хороший урок на всю жизнь. Урок-то я усвоил, но тут же пошёл на новый риск, по велению сердца, а не разума. С другой стороны, если бы не пошёл, то потом бы всю жизнь себя проклинал… Да и сколько бы тогда у меня осталось той жизни?

*****

Во дворе увидел лопнувшие остатки экспломака. Крышки семенных коробочек сорваны. Ещё вчера днём они практически синхронно пальнули в воздух, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Своё дело они сделали, и нужда в них отпала.

Перед воротами асфальт был разукрашен пятнами. Чёрные — остатки схлопнувшихся «Колокольчиков» (искусственная баровибрационная аномалия, возникающая при соединении ай-талука, воды и перемолотых костей мушенбрука). Ржавые — последствия перегоревших «Факелов» (они же «Веснушки» — естественные термические аномалии с отложенным эффектом, добываются изгнанниками близ аномалий «Горыныч» и «Лампочка Ильича», и выглядят как обычные камешки, или песок). В общем, вся зона ловушек очищена. Можно идти спокойно.

До «Эсмеральды» дошёл в тяжёлых раздумьях об оставленной Райли. И только там осознал, что идти, погрузившись в себя, это неправильно. С одной стороны, такая задумчивость частично гасит энергетический хвост, но с другой, я начисто теряю бдительность, а это уже совсем нехорошо. Даже мачете забыл достать, болван. Всё, пора сосредоточиться. Собравшись с мыслями, и настроившись на предстоящий, опасный поход, я повернул на Пушкина, в сторону ДК.

Да, да, я не пошёл проверять мясника. С самого начала я знал, что не пойду туда, а сразу направлюсь к Флинту. Пришлось обмануть Райли. Ведь я понимал, что она не одобрит мой порыв. «Не одобрит» — это мягко сказано. Но с ней я буду разбираться после. А сейчас нужно действовать. Возможно, я уже опоздал.

В городе было спокойно как никогда. Даже стрекозы не летали. До Дома культуры я дошёл быстро и легко. Миновал границу. А дальше пришлось напрягать память, вспоминая, каким маршрутом вела меня Райли. Территорию Флинта я тогда ещё знал очень плохо. Считайте, что вообще не знал. И нарваться на аномалию, или подстроенную ловушку совсем не хотел. Шёл осторожно и очень внимательно.

В отличие от территории Райли, расположенной на спокойной окраине, территория Флинта располагалась ближе к центру города. Здесь было больше автотранспорта, больше высоких зданий, и существенно больше аномалий. К тому же, я регулярно натыкался на человеческие останки, которые сильно отвлекали внимание, и вызывали панический рефлекс — «где-то рядом ловушка!» Хорошо хоть, что до «Соковыжималки» было рукой подать. Всего три квартала, и один поворот. Зато улица Гагарина, упиравшаяся в жилище Флинта, была забита машинами под завязку. Наверное, пытаясь эвакуировать горожан, отряды гражданской обороны выделили эту улицу для объезда опасных районов, тем самым, устроив на ней огромную пробку. Я подзабыл, как Райли тут петляла, и шёл уже на свой страх и риск. Где же Флинт?! Может его позвать? Нет, не буду. Навлеку ещё на себя какую-нибудь местную тварь. Орать в Иликтинске — себе дороже.

Дорогу перегородили две столкнувшиеся машины. Они мне сразу не понравились. Но я всё-таки перелез между их капотами. Не успел дальше и шагу ступить, как почва под ногами всколыхнулась, послышалось шипение, и всё вокруг стало розовато-мутным. Хорошо, что я не поддался рефлексии, и не стал дёргаться, а просто замер на одном месте. Это спасло мне жизнь. Я оказался в центре большого пузыря, и что-то мне подсказывало, что если он лопнет, то мне не поздоровится. В разговорах бандитов Грязного Гарри я что-то слышал про такие пузыри. Знал, что из них можно выбраться, только не знал как.

Вот же засада! Теперь надо собраться и стоять тихо, как истукан, ни в коем случае не касаясь стенок пузыря.

— Ага! Попался, гад! Ну всё, тварюга, тебе финиш! — выскочил из-за грузовика счастливый Флинт. — Ой. Писатель? Это ты?

— Хорош комедию ломать. Знал ведь, что я к тебе иду. Почему не предупредил, что тут повсюду твой грёбанный «Бубль-гум»?!

— Я не знал, что это ты. Честное пиратское. Думал, что это кто-то из недобитков Грязного Гарри ко мне забрёл.

— Врёшь и не краснеешь. Давай вытаскивай меня отсюда.

— Ты главное не рыпайся, друг. Пузырь сам сдуется, если его не трогать.

— И сколько мне ждать?

— Ну-у, не знаю, часов пять-семь.

— Чего-о? Да ты рехнулся? Я тут пять часов стоять не собираюсь, а тем более семь!

— Придётся. Иначе из пузыря не выбраться.

Внутри пузыря становилось всё жарче.

— Эй, а я тут не задохнусь?

— Не переживай. Эти «Бубль-гумы» — всего лишь растения. Они вдыхают углекислый газ, а выдыхают кислород. Так что воздух внутри будет… Вот только… — он почесал лысину.

— Что «вот только»?

— Ты только не нервничай, ладно?

— Флинт! Что «вот только»?!

— Понимаешь. Кислорода выделяется немного. Поэтому выжить можно только с использованием «пониженного дыхания».

— «Пониженного»? Это как?

— Замедленного, экономичного.

— Флинт, люди этого не умеют! Разве что йоги, или дайверы с многолетним стажем! Но только не я!

— Да уж понял, понял. Погоди, я что-нибудь придумаю.

— Думай быстрее, тут становится душновато.

— Помолчи! Экономь свой воздух. Сказал же, придумаю что-нибудь.

Он походил из стороны в сторону, делая широкие шаги. Пару раз останавливался, просияв, но тут же опять задумывался, и продолжал расхаживать.

— Флинт, не хочу тебя торопить, но…

— Я придумал, Писатель, придумал. Вот только может не получиться… В общем, я сейчас! — он припустил куда-то прочь.

— Флинт! Не бросай меня здесь! Вот, чёрт…

Если он не вернётся — мне конец. Я это прекрасно понимал. Ведь знал же, что добром этот поход не кончится. Знал! И всё равно пошёл.

К счастью, Флинт быстро вернулся. Он притащил пару длинных и узких металлических пластин с дырками. Продел в них верёвку, и начал осматривать основание пузыря.

— Что ты собираешься делать? — утерев пот, спросил я.

— Этот пузырь — он только сверху, а внизу у него безопасная «подошва». В виде лишайника. Если её прорвать, то он не лопнет, а просто резко сдуется.

— Так почему бы её просто не расковырять?

— Если она сдуется прямо на тебе, то ты умрёшь. Если проделать это часа через два, то может и выживешь, но отделаешься тяжёлыми ожогами. Если через три — то просто кожа слезет, ну а через пять — получишь просто сильное раздражение…

— Я не продержусь до пяти часов!

— Знаю! Поэтому придумал одну штуку. Давай, помоги мне. Подними правую ногу. Только не упади.

— Так, поднял.

Флинт начал шурудить под пузырём, отдирая ножом его основу от асфальта, словно старый, прилипший коврик. Затем, он подсунул одну «лыжу», и велел мне поставить на неё ногу.

— Только ставь ногу прямо на железо. Чувствуешь его?

— Да.

— Отлично. Теперь поднимай левую.

Когда обе лыжи были установлены, Флинт впрягся в верёвку.

— Ты хочешь меня куда-то оттащить.

— Ага. Держи равновесие, и не падай духом! Ну, раз-два-поехали!

Остатки лишайника с треском оторвались, и полозья заскрежетали по асфальту. Отбуксировав меня метров на десять, Флинт остановился, сбегал за ломом, и начал выковыривать из дороги канализационный люк. До меня начала доходить его задумка.

— Эй, ты предлагаешь мне спрыгнуть в канализацию?

— Догадался, да? — усмехнулся он. — Здорово я придумал, правда?

— А я себе ноги не переломаю?

— Тебе что дороже? Ноги, или жизнь? Не волнуйся, смастерю тебе отличные костыли!

— Юморок у тебя ещё хуже, чем у Райли.

— Не бойся, — Флинт откатил люк в сторону. — Канализация доверху забита засохшим дерьмом эндлкрона. Лететь недалеко.

— К чёрту разговоры, — я уже начинал задыхаться. — Давай быстрее, Флинт!

— Приготовься, дружище!

Он подхватил верёвку и поволок меня к люку. Полозья прошли точно по его краям, и «повозка» остановилась прямо посередине.

— Отлично! Теперь приготовься, и прыгай!

— Куда?

— Прямо в центр! Куда же ещё?! По-идее, дно должно прорваться, и ты вылетишь снизу, прежде чем пузырь сдуется.

— По-идее???

— Знаешь, у меня не было времени экспериментировать с этим.

— Ла-адно, ладно… Блин. Только бы, только бы…

— Прыгай!

Я, легонько подпрыгнув, одновременно соединил ноги, и приземлился в центре. Дно провисло, словно резиновый батут, и не порвалось.

— Бли-ин! Оно не рвётся!

— Ещё прыгай!

Я снова подпрыгнул. Издав сухой треск, словно гнилая ткань, дно прорвалось, и я полетел в люк, вместе с вырывающимся из пузыря воздухом. С шипением и свистом, словно огромный воздушный шарик, пузырь сжался над моей головой, и умчался куда-то наверх, повинуясь необузданной реактивной тяге, после чего шлёпнулся на отдалённый автомобиль, повиснув бесформенной розовой тряпкой. А я, пролетев полметра, зацепился рукой за железную ступеньку. Та, лязгнув, прогнулась, но удержала меня от дальнейшего падения. Ударился я очень больно, но руки и ноги остались целыми.

— Эй, ты как? — в люк заглянула улыбающаяся рожа Флинта.

— Живой.

Ухватив протянутую руку, я был извлечён наружу, и наконец-то смог полной грудью вдохнуть свежий, прохладный воздух.

— Ну что, — он услужливо отряхнул мне спину. — Идём ко мне, посидим, поговорим…

— В другой раз. Я, в общем-то, шёл к тебе с другой целью.

— Серьёзно? И с какой же?

— Я собираюсь сходить на фабрику, где вы громили «грязнуль». И надеюсь, что ты мне составишь компанию.

— Сходить, пограбить их логово я завсегда готов! Уже, признаться, была такая мысль. Может эти паразиты не нашли какие-нибудь тайники тринадцатого?

— Я не для этого туда иду.

— А для чего?

— Нужно кое-кого оттуда вытащить.

— Кого? Там одни трупы.

— Нет. Там есть одна выжившая изгнанница. Её держали в плену, как и меня.

— Скорее всего, это одна из бандиток Грязного Гарри. Провинилась в чём-то, вот и наказали…

— Нет. Она не похожа на них. Находится в плену уже давно, и, судя по состоянию, очень плоха. Просила меня убить её.

— Так надо было убить.

— И ты туда же? Что же вы такие кровожадные?

— А что такого? Это лучшее, что ты мог для неё сделать.

— Ошибаешься. Я должен ей помочь. Если не хочешь идти со мной, то и не надо.

— Я пойду с тобой, Писатель. Но только не вижу смысла идти туда ради какой-то полудохлой изгнанницы, которая, скорее всего, уже загнулась.

— Просто помоги добраться туда. Мне не пройти через аномалии, а ты знаешь путь.

— Хорошо. Идём. Всё равно дел у меня сегодня никаких не запланировано.

*****

Улица Гагарина была очень страшной. Я ходил по ней ни один раз, но так до конца и не привык к этой застывшей в предсмертном спазме аорте города. Больше всего пугало пересечение с улицей Мирной. Все машины, что стояли на перекрёстке, включая длинный автобус, были набиты высохшими до костей трупами, которые в едином порыве смотрели в одну сторону. Рты разинуты воплем ужаса, и даже на истлевших лицах сохранялась печать последних секунд кошмара. Особо пугал автобус. В нём были дети. Целый автобус маленьких детей. Я никогда его не забуду. И до сих пор он является мне в кошмарах.

— Как раз, когда они ехали — оттуда жахнуло, — расплывчато объяснил Флинт, указав в сторону Мирной. — Волна разбивалась об дома, и шла по улицам, постепенно угасая.

— Что это была за волна?

— Понятия не имею. Я её не застал.

— Тогда откуда знаешь о ней?

— В изначальной памяти заложены сведения о волне, уничтожившей город. Поднявшей бурю криптоизлучения. Нам эти данные были нужны для поиска безопасных мест, когда мы высаживались.

— Сколько тут погибло…

— Эх, Писатель, ты ещё в центре не был.

Свернули с улицы Гагарина в Камчатский переулок. Здесь было грязно и сыро, но по крайней мере трупы перестали попадаться на глаза.

— Как у Райли дела? — внезапно поинтересовался спутник.

Я хотел было рассказать правду, но вовремя осёкся.

— Э-э, да ничего так. Грязный Гарри её немного потрепал, но до свадьбы заживёт.

— Значит пришлось повозиться с ублюдками?

— Было дело. Даже я парочку завалил, представляешь?

— Аж двоих? Да ты герой! — Флинт рассмеялся. — А Гарика кто шлёпнул?

— Райли, конечно. Но я его добивал. Живучий гад оказался.

— Уважаю, друг. Жаль меня там не было.

— Это точно.

— Так значит Райли в порядке?

— Да в порядке Райли, в порядке. Ты мне лучше скажи, что будет с территорией тринадцатого.

— А-а, вот значит зачем ты пришёл. Так с этого бы и начал, а то напридумывал каких-то 'кавказских пленниц'. Значит Райли прислала тебя ко мне, потому что боялась, что мы подерёмся, и я её прибью?

— Ничего я не не придумывал. Пленница действительно есть. И Райли меня к тебе не отправляла. Ты же её знаешь. Решить ситуацию со спорной территорией — это моя инициатива.

— Если бы ты служил в армии, как мой старый хозяин, то знал бы, что инициатива трахает инициатора. Тебе что, больше всех надо?

— Надо, Флинт, надо. Ты — мой друг, а Райли — моя подруга. И что прикажешь делать, если два друга вдруг начнут биться не на жизнь, а на смерть?

— Один убьёт другого, и у тебя останется только один — самый сильный, а значит и самый надёжный друг.

— Логика просто шедевральная.

— А разве не так?

— Нет, не так. Мне нужны вы оба. Поэтому давай уж определимся, как будем делить этот пирог.

— Хм. Вообще-то, положа руку на сердце, мне территория тринадцатого нахрен не сдалась, — задумчиво изрёк Флинт. — Настоящий гнилой угол. Но если туда полезет Райли, то будь уверен, что и я в стороне не останусь. Так ей и передай.

— Райли туда не полезет. Гарантирую. Если только ты не полезешь первым. Однако, и пустовать эта территория не должна.

— Тоже верно. Значит придётся осваивать.

— И осваивать нужно вместе, по-честному.

— Делить, что ли? Не-ет, я на это не согласен.

— Тогда надо помозговать, как выйти из сложившейся ситуации без крови.

— Давай как-нибудь в другой раз это обсудим, хорошо?

— Как скажешь.

Флинт завершил разговор неспроста. Мы подошли вплотную к границе 7-13.

— Вот теперь, дружище, будь внимателен. Иди за мной, и по сторонам не прыгай, — притормозил мой проводник. — Аномалий тут адова куча. Есть мигрирующие. Поэтому клювом не щёлкай, и смотри в оба.

Территория покойного 7-13 наполовину состояла из промзоны. Оставшаяся часть густо заросла аномальным 'мокричным' лесом. Большинство зданий было разрушено деревьями, прораставшими прямо через них. В лесу не было ни зверей, ни насекомых. Он напоминал Аокигахару — японский 'лес самоубийц'. Всюду какие-то странные переплетения корневищ, обвешанных мочалом мха. Кое-где торчат утонувшие в растительности корпуса машин и остатки стен развалившихся зданий — единственные намёки на то, что здесь когда-то был город. В сумраке чащобы замелькал огонёк.

— Смотри, — показал мне Флинт, — видишь киоск?

За кривыми стволами жутковатых деревьев действительно виднелся киоск Роспечати, на удивление целый. Даже, вроде бы, журналы за стёклами сохранились. Внутри то и дело вспыхивало странное разноцветное сияние, тут же угасая. Словно новогодняя гирлянда включалась и выключалась.

— Что это?

– 'Мистерия' — чертовски опасная аномалия! Излучение, исходящее от неё, разжижает кости. А вон, видишь, чуть правее? Да во-он, палочки прыгают! Это 'Лозоходец'. Та ещё хрень. Срывает кожу резким порывом, и клочки развешивает по ветвям. Бр-р-р. Сколько же тут этих мерзопакостей. Напиханы буквально одна на другой. Сплошные аномалии. Как 7-13 тут жил? Как он эту дорогу обнаружил? Не представляю.

— Здесь кто-нибудь живёт?

— Только плазменные мотыли. Но они появляются ночью. Больше тут никому не выжить. Полная задница.

Точнее и не скажешь. Этот лес постепенно меня угнетал. Низкая, и чрезвычайно плотная растительность в преобладающей серо-коричневой палитре, создавала тяжёлый, депрессивный эффект. Меня всё больше раздражало, что Флинт тащится еле-еле. Хотелось даже отвесить ему пинок, чтобы пошевеливался. Но остатки самообладания удерживали меня от срыва. Торопиться нельзя. Опасности сдавливали нас со всех сторон. Малейшее отклонение от тропки означало смерть. И хорошо если быструю.

Не знаю, насколько бы ещё хватило моего терпения, но вскоре заросли завершились. Мы дошли до открытой площадки, заставленной тракторами и грузовыми машинами. Это место я уже помнил, потому что именно здесь мы позавчера расстались с Флинтом. Крыша фабрики выглядывала из-за пустых фур, вдоль которых мы некогда проходили.

— Помнишь это место? — спросил проводник.

— Ага.

— Эх, как мы тут прятались. С одной стороны аномалии, с другой — часовые Грязного Гарри. Я вон под тем прицепом так долго сидел. Ждал, когда часовой один останется… К-куда ты? — Флинт поймал меня, уже повернувшего было к воротам фабрики, и указал на дыру в заборе. — Нам туда.

— А, точно! Я и забыл.

Мы пролезли через забор, и наконец-то оказались на территории фабрики.

Трупы уже начали слегка попахивать. Перешагивая через них, как через брёвна, мы пробирались вглубь цеха.

— И где же твоя узница?

— Вон там, в самом конце помещения.

До заветного чулана я шёл очень неуверенно, боясь, что девочка уже умерла. Флинт отстал, решив обшарить пару трупов. Набравшись решимости, я открыл дверь, и вошёл в тёмную подсобку.

Она лежала там же, где я её видел в последний раз. Уже не шевелилась, и не говорила ни слова. Потрогал запястье. Пульс есть, хоть и очень слабый.

— Ну что? — позади появился Флинт. — Живая?

— Кажется, да. Помоги мне её вытащить.

Вдвоём мы разгребли завал, под которым лежала несчастная, и осторожно извлекли её из-под строительного хлама.

— Ба, — рассмотрел пленницу мой спутник.

— Узнал её?

— Ещё бы. Это же 5-55. Туннельная крыса. Не думал, что она до сих пор жива.

— Пятёрка? Что она делала в логове тринадцатого?

— Наверное искала, чем поживиться. Воровала у него еду. А когда пришли молодчики нашего Гарика, то поймали её. Я слышал, что раньше пятьдесят пятая обитала где-то в центре города. Тащила всё, что плохо лежит. Даже чем-то успела насолить суларитам. Вроде бы сам Латуриэль за ней охотился, но так и не поймал. После гнева эндлкрона, пятьдесят пятая исчезла. Я был уверен, что её тогда завалило где-нибудь под землёй. Теперь вижу, что нет.

— Довольно разговоров. Давай заберём её отсюда.

— Да. Такой трофей надо забрать. Теперь я тебя понял, Писатель. А ты хитрец! За пятьдесят пятую Латуриэль хорошо заплатит. Узнать бы, чем она его разозлила — тогда можно было бы и поторговаться.

— Какой же ты меркантильный засранец, Флинт! Никому я её продавать не собираюсь.

— А зачем она тебе тогда? Ей жить осталось несколько часов.

— Не задавай глупых вопросов. Лучше помоги мне её поднять.

Вместе с Флинтом мы вытащили девчонку с фабрики. Предварительно я положил ей в рот кусок ай-талука, выделенный мне Райли на случай если будут проблемы с завесой. 5-55 была совсем обессилевшей и лёгкой. Флинт искренне не понимал, ради чего я стараюсь, и в тайне продолжал подозревать, что я всё-таки собираюсь договориться с суларитами у него за спиной. По дороге, он пару раз 'забрасывал удочки' на эту тему. Предлагал провести меня к территории суларитов, если я возьму его в долю Я в очередной раз отвечал, что действую бескорыстно, но он, естественно, мне не верил.

— Райли будет очень недовольна, — наконец наступил Флинт на мою больную мозоль. — Она ведь не в курсе?

— Не в курсе, — буркнул я.

— Она будет в бешенстве. И выгонит вас обоих. Так что зря пыжишься.

— Выгонит — так выгонит.

Неторопясь, мы подошли к границе с территорией Райли. Проводив меня до ДК, Флинт сказал, что дальше он не пойдёт, я поблагодарил его за помощь и мы попрощались. Взвалив пятьдесят пятую на себя, я направился домой, молясь, чтобы сейчас на меня никто не напал.

Флинт вернул меня в реальность. Я действительно не ведал, как к этому отнесётся хозяйка дома. Лучшим решением было сразу спрятать пятьдесят пятую где-нибудь на первом этаже, вот только надо придумать, как незаметно таскать лекарства, чтобы Райли ничего не заподозрила. И самое главное — какие именно лекарства мне таскать. Я ведь не знаю, чем лечить изгнанницу.

Так, с тяжёлыми мыслями, дошёл я до дома. Хоть ноша меня и не отягощала, но руки успели основательно устать. Открыл входную дверь, вошёл в прихожую и… Дальше немая сцена. Прямо напротив, слегка опираясь рукой на стену стоит улыбающаяся Райли, которая вышла меня встречать (наверное, уже начала беспокоиться из-за долгого отсутствия). А рядом с ней глуповато помахивал хвостом сидит Котя. Картина Репина 'Не ждали' — иначе и не скажешь. Улыбка быстро сползла с вытянувшегося лица хозяйки.

— Писатель, а ты часом не охренел?! — от возмущения, Райли пошатнулась, и сильнее упёрлась в стену рукой. — Зачем ты её сюда притащил?!

— Ей надо помочь.

— Тащи её отсюда! Положи с трупами во дворе, потом выбросим…

— Она живая!

— Ну так добей!

— Не буду.

— Да как ты… У-у-ух!!! Как ты её через завесу протащил?! А-а, поняла, дал ей свой ингибитор. Какой же ты идиот! Ты… Ты хоть представляешь?! Убирай её! Ты знаешь, что приютить в доме другого изгнанника — значит забыть про успешный Суфир-Акиль и Апологетику! Поставить крест на инсуале! Ты меня подставляешь, Писатель! Ты не ведаешь, что творишь! Выброси её сейчас же!!!

— Я её не оставлю.

— Тогда валите оба! — в ярости прохрипела Райли. — Убирайся!!!

— Как скажешь, — я повернулся к двери, стараясь не ударить девочку головой об косяк.

— Подожди… — несмотря на сильное бешенство, хозяйка всё-таки не хотела со мной расставаться. — Объясни, чего ты в неё так вцепился?

— Она нуждается в помощи. Мы поможем ей, а она поможет нам.

— Это же пятьдесят пятая. Маленькая воришка. Хочешь, чтобы она наш дом обнесла?

— Не обнесёт.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда же, откуда знал и про Флинта.

— Пф-ф. Флинт — семёрка, а это — пятёрка. У них разная психология, разные мировоззрения. Пятёрки другие…

— И что? Позволить ей умереть? Нет уж, Райли, извини. Но я не намерен упускать выгоду.

— О какой выгоде ты говоришь?

Наконец-то её гнев начал вытесняться заинтересованностью. Значит нужно продолжать импровизировать в том же духе.

— Во всём можно найти выгоду. Если поискать.

— Не знаю. Хотя, если подумать, — Райли наморщила лоб. — В принципе, пользу извлечь, наверное, можно. За этой малявкой одно время охотились сулариты…

— Нет-нет-нет, продавать её Латуриэлю не будем. Есть идея получше.

— Какая?

— Понимаешь, я ведь принёс её неслучайно. Мне не давали покоя мысли об усилителе завесы. Я всё время думал, 'как это так? Иметь усилитель, и не использовать его!' Ты говорила, что починить эту штуковину могут только пятёрки. И тут, в плену у Грязного Гарри, я внезапно встречаю настоящую пятёрку! Это ли не подарок судьбы? Если мы спасём её, то она починит наш усилитель. Услуга за услугу.

— Она тебе так сказала? — приподняла бровь Райли.

— Да! Когда была ещё в сознании, — продолжал нагло блефовать я. — Спросил, умеет ли она чинить усилители завес, и она ответила, что ей это раз плюнуть. В общем, она согласилась нам помочь, в обмен на свою жизнь.

— Ох, Писатель… Убить тебя мало… Неси её в гараж. В моём доме ей делать нечего. Можешь взять лекарства. Не думаю, что она выживет… Но если выживет, и не починит усилитель — то я лично её убью! — Райли развернулась к лестнице, и добавила уже через плечо. — А если утащит что-нибудь, то убью и тебя.

Гроза миновала. Вздохнув с облегчением, я потащил полумёртвую изгнанницу в гараж. Конечно же, я не знал, сумеет ли она починить наш усилитель, но сейчас было не до этого. По крайней мере я хоть как-то обосновал свой поступок с точки зрения изгнанников, и остудил гнев не на шутку разозлившейся Райли. Придёт время — буду думать, как выкрутиться, а пока… Пока надо спасти 5-55.

С другой стороны, отпала нужда в том, что её следует куда-то прятать, и в воровстве лекарств. К тому же, в гараже было не так уж и плохо. Это не какая-то убогая и тесная 'ракушка', провонявшая бензином и выхлопными газами. Гараж был элитным, как и дом. Он располагался прямо в коттедже, и внутри него был порядок, которым могла похвастаться не каждая квартира. В связи с отсутствием машины, в гараже было просторно. А что особо меня порадовало, так это дверь, которая соединяла его помещение с остальным домом, избавляя тем самым от походов через двор.

Ещё в гараже был установлен топчан. Видимо когда-то предназначавшийся для механика, чтобы тот мог, если что, прилечь на него отдохнуть. Что ж, очень даже кстати. На этот топчанчик я и уложил изгнанницу. Как же устали руки, не привыкшие долго таскать тяжести. Но отдыхать некогда. Нужно срочно начать лечение.

Вернувшись в дом, я обнаружил Райли, висевшую на лестничных перилах. Ей ещё хватало сил, чтобы держаться на ногах, но подняться по лестнице она уже не могла. Я бросился ей помогать, но она попыталась продемонстрировать гонор.

— Не трогай меня!

— Цыц. Не огрызайся, — я перебросил её руку себе через плечо, обхватил за спину, и оторвал от перил. — Давай дойдём до кровати, а там уже можешь выкидывать форс, хорошо?

— Писатель, ты чёртов придурок…

— Ага. А ещё я лучшее, что было в твоей жизни…

Она вздрогнула и пристально посмотрела на меня.

— Зря я это сказала.

— Слово не воробей. Давай, осторожненько поднимайся.

Мы дошли до спальни, и я помог ей лечь. Оказывается, во время моего отсутствия, она успела полностью вымыться и переодеться в чистую одежду. Я оказался прав, накормив Райли энергомясом. Оно действительно придало ей сил. Пусть и ненадолго.

— Ты, я смотрю, времени зря не теряла. Значит, оживаешь потихонечку.

— А ты пользуешься моей слабостью. Знаешь, что я ещё слишком слаба, чтобы дать тебе по башке, и окончательно перестал со мной считаться.

— Это неправда, Райли. Я с тобой считаюсь. Прости меня за пятьдесят пятую. Постарайся понять. Ты же меня тоже приютила, хотя могла бросить, или убить. В тебе проснулась жалость. Ну а я пожалел пятьдесят пятую. Ведь это для тебя она просто образец Z-345/5-55, а для меня это маленькая девочка, которой нужна помощь. Я ничего не могу с собой поделать.

— Я тебе уже не раз говорила. Мальчики и девочки — остались в твоём мире. А в моём — это лишь оболочки, оставшиеся от них. Сосуды, содержащие изгнанников. Да что я твержу попусту? Ты ведь всё равно отказываешься в это верить.

Наверное, чтобы действительно поверить в это, нужно перестать быть человеком…

Лишь в одном я действительно соглашался с ней. В том, что использовал её слабость в своих целях. Это действительно было так. И я испытывал сильные угрызения совести по этому поводу. Райли отнеслась ко мне очень благосклонно. Мне несказанно повезло, что она привязалась ко мне, и я должен быть ей несказанно благодарен за это. А вместо этого я испытываю её терпение своими выходками. Раздражаю, треплю нервы, вывожу из себя. И это в то время, когда она сама отчаянно нуждается в заботе и внимании. Когда ей необходим полный покой для скорейшего выздоровления. Я понимал Райли, понимал её точку зрения, и её чувства. Да, я действительно играл с огнём. Будь на её месте Флинт, он бы наплевал на моё мнение, и сделал бы по-своему. А Райли смогла перешагнуть через свою гордость, ради моей прихоти.

Конечно, я мог попробовать отнести пятьдесят пятую к добряку-Водзорду, но пронести девчонку мимо мясника — задача из разряда самоубийственных. Как ни крути, выбора у меня не было. Теперь думать об этом смысла нет. Что случилось — то случилось.

*****

Таким образом, наш дом превратился в лазарет, а я целый день курсировал между двумя «палатами», ухаживая за своими пациентками. Надо отдать должное Райли. Она честно делилась с пятьдесят пятой своими лекарствами, и подсказывала, как их использовать (хоть и без особого энтузиазма).

Вдохновлённый успехом применения энергетической еды, я разработал для девчонок специальную диету, состоявшую из увеличенной порции уати (мяса ригвилов), и «винегрета» из растительной пищи, мяса гипотрагусов, и богатых белком ракообразных. Таким образом не только восстанавливалась энергия организмов, но и тела получали необходимое питание. Райли перестала кочевряжиться, и послушно ела всё, что я ей давал. Пятьдесят пятую же, по-началу, приходилось кормить маленькими порциями. Результат не заставил себя долго ждать. У Райли перестали торчать рёбра и лопатки, впалый живот «прилипший к позвоночнику» начал выравниваться, округлились щёки. В общем был виден результат усиленного питания. Сил появлялось всё больше. Изгнанница начала всё чаще подниматься, и гулять по комнате. Сначала её хватало на один кружок, после чего она тут же ложилась обратно. Потом, время прогулок увеличилось. Чтобы не тратить его впустую, она даже успевала похлопотать по дому, поточить своё оружие, и самостоятельно обработать свои раны (кроме той, что на спине).

Одно плохо — быстро заканчивалась вода. Скоро придётся идти к роднику, а мне страсть как этого не хотелось.

Со второй пациенткой дела обстояли похуже. Вечером, спустившись к ней в гараж, я привычно провёл рукой по стене, «включив» свет. 5-55 всё так же лежала пластом. Во время предыдущего визита я промыл её раны, и хорошенько их обработал. На теле бедняжки не было ни одного живого места. Били её долго и с умом. Несмотря на множественные синяки, гематомы и ссадины, ни одна кость не была сломана, словно экзекуторы нарочно старались избегать переломов. Какую цель они преследовали я не понимал.

Возиться с пятьдесят пятой было несложно. Она была миниатюрной, и абсолютно безвольной, как манекен. Порой мне даже становилось не по себе, уж больно она напоминала труп. Но её стабильное дыхание меня успокаивало. Очевидно, чтобы сохранить последние крохи своей энергии, 5-55 впала в состояние кататонического стазиса.

Перво-наперво, нужно было её покормить. Но как это сделать, если она ни на что не реагирует? Поразмыслив немного, я вспомнил о железах феродона. Когда открыл банку, в которой Райли их хранила, чуть не задохнулся. Из глаз брызнули слёзы. Ну и вонь! Нашатырь и рядом не стоит. Зато действует безотказно. Вдохнув острый запах, пятьдесят пятая вздрогнула. Её веки мелко задрожали, губы начали шевелиться.

— Давай-давай, спящая красавица, просыпайся.

Глаза девочки открылись, но зрачки не фокусировались, и не реагировали на свет. Я дал ей немного воды, заодно проверив глотательный рефлекс. Она пьёт, значит можно попробовать её покормить. Измельчив мясо как можно тщательнее, чтобы пациентка не подавилась, я стал заталкивать пищу ей в рот. По-началу, она не реагировала на это, тогда я немного подвигал её челюсти, постаравшись таким способом напомнить ей о том, что нужно жевать. Она немного дёрнулась, мои пальцы её раздражали, но эффект был достигнут. Инстинктивно сомкнув зубы, девчонка почувствовала вкус пищи, и начала как-то странно, асинхронно жевать. Но хотя бы вообще начала — это уже вызывало оптимизм. Наверное вкусовые рецепторы включились. Потихоньку она возвращалась к жизни.

Убедившись, что во рту у неё ничего не осталось. Не хватало ещё, чтобы какая-нибудь частичка мяса, случайно забила ей в дыхательные пути. После чего, оставил её отдыхать, и вернулся к Райли.

За ужином мы немного поговорили о судьбе спорной территории. Флинту она не поверила, решив, что он всё равно попытается захватить опустевший участок. Далее посыпались угрозы в адрес соседа, с подробным описанием ожидающих его кар. Я не встревал в монолог, догадываясь, что Райли распекает не Флинта, а меня. Ей нужно было разрядиться, так как нерастраченная злость всё ещё давала о себе знать.

Ночью я долго не мог заснуть. Всё думал, размышлял. Когда Райли зашевелилась, я приоткрыл один глаз, и начал за ней наблюдать. Очень тихо и осторожно моя больная встала с кровати, и стала красться к выходу.

— Ты куда? — окликнул её я.

Поняв, что её обнаружили, она остановилась и вздохнула.

— Если тебе так интересно, то в туалет.

— Ну ладно. А то я подумал, что ты недоброе замыслила.

— Хватит, Писатель, — раздражённо ответила она. — Не трону я твою пятьдесят пятую. Нужна она мне больно.

С этими словам Райли удалилась, а я, успокоившись, начал быстро проваливаться в сон, и отключился, прежде чем хозяйка вернулась обратно.

*****

Полная темнота. Вокруг бродят высокие, тощие существа, телами похожие на людей, а место голов — длинные, извивающиеся стебли, завершающиеся яркими лампочками, как у рыб-удильщиков. Существа медленно передвигаются с места на место, освещая облезлые стены каземата. Они бродят вокруг меня. Иногда останавливаются, и светят в лицо, потом уходят дальше. Их свет иногда вырывает из темноты фигуры поменьше. Тоже, вроде бы, люди, но ещё более странные. Головы-глобусы быстро вращаются на шейных осях, а руки и туловища дёргаются и выворачиваются всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Их много в этом мраке, но я не боюсь их. Я совершенно спокоен. Мне даже кажется, что я один из них. Что я такой же урод, заблудившийся в темноте.

— Я видел разбившийся корабль. Какой в этом смысл? — спросил я у тьмы.

— Никакого, — ответила тьма голосом Хо.

— Почему-то мне так не кажется. Это ведь был не сон?

— И да, и нет. Я пытаюсь синхронизировать наши разумы. Пока мне это не удаётся. Поэтому ты видишь пустые осколки чужой реальности.

— Пустые? Чужие? Не думаю. Ведь это воспоминания. Твои воспоминания. Верно? Зачем они мне? Зачем ты загружаешь их в мой разум?

— Ты всё узнаешь, когда пройдёшь через туман. Книга должна быть написана. Просто доверься мне.

— Как я могу доверять тому, кого даже не видел?

— Мы встретимся. Но для этого ты должен пройти через туман.

*****

Утром следующего дня, на Райли снизошло хорошее расположение духа. Во время очередной 'прогулки' по комнате, она покопалась в своих старых, застиранных вещах, выбрав стопку одежды и нижнего белья.

— Вот. Это для пятьдесят пятой. Размер для неё великоват, конечно, но другого у меня нет.

— Ух, ты. Спасибо…

— Это не подарок. Даю на время. Её грязную одежду сегодня же как следует постирай. Нечего здесь антисанитарию разводить.

— Всё равно спасибо, Райли, ты чудо.

— Не подлизывайся. Так. Я устала. Я ложусь, — она поспешила к кровати и легла отдыхать.

Забрав одежду, я спустился в гараж. Каково же было моё удивление, когда я не застал пятьдесят пятую на месте. Одеяло было сброшено, вещи раскиданы по полу. Смылась, чертовка! Но рольставни закрыты. Дверь тоже заперта. Значит, далеко она не ушла. И точно. Съёжившееся тельце изгнанницы обнаружилось в углу, возле поцарапанных дверей. Видимо, скребла их из последних сил, пытаясь выбраться.

— А, вот ты где, — я подошёл к ней, заставив съёжиться ещё сильнее. — Не бойся меня.

Когда я попытался её поднять, она оттолкнула мою руку и зашипела, словно раненый зверёк.

— Да чего ты такая дикая? Я же помочь тебе хочу.

Положив вещи на стол, я присел рядом с ней на корточки.

— Тебе надо лечь на кровать. Негоже на полу валяться.

— Н-не тр-рогай, — прошипела она, задумываясь перед каждым словом, как когда-то делала Райли. — Я не д-достанусь Ла-тури-элю…

— Не достанешься. Обещаю.

— Ты вр-р-рёш-шь!!!

— Даю честное и благородное слово.

Она, подслеповато щурясь, вгляделась в мои глаза.

— Н-не пойму… Не могу синх…Син-хро-ни-зировать. Ты не изгнанник. Кто ты?

— Я человек. Как твоя старая хозяйка.

— Че-ло-век? Но я чувствую присутствие высо-ко-уровневого образца.

— А-а, это, наверное, Райли.

— Райли?

— 7-37. Хозяйка этого дома. Кстати, это она позволила тебе здесь остаться, так что ты должна быть ей очень благодарна.

— Только не 7-37… Не-ет… Она меня продаст Латуриэлю, — заплакала 5-55.

— Не продаст. Она не такая. Ты должна нам довериться. Сама подумай. Латуриэлю нужна не только ты, но и я. Он ведь ищет живого человека, чтобы принести его в жертву своему божеству. Но, как видишь, я до сих пор не в его лапах. Значит и тебя ему не отдадут. Ну же, давай я тебе помогу.

5-55 больше не сопротивлялась, и я донёс её до кровати.

— А ты что тут делаешь, человек?

— Меня зовут Писатель. Я гость 7-37.

— Человек гостит у изгнанницы? Это странно.

— Это не противоречит инсуалю.

— Зато моё присутствие здесь ему противоречит.

— Ну, во-первых, ты сейчас не совсем в доме 7-37, а всего лишь в её гараже. Во-вторых, тебя принёс и выхаживаю я, а не 7-37. И, в-третьих, ты не гостья, а как бы заложница. Райли хочет извлечь пользу из твоего пребывания здесь, и это никак не связано с Латуриэлем и суларитами. Просто маленькая услуга за спасение.

— Чего же она от меня хочет?

— Давай об этом после поговорим? Сначала ты должна восстановить свои силы и здоровье.

Кажется, мне удалось её немного успокоить.

— Вот тут, чистая одежда. Переоденься. Если что-то будет нужно, постучи ключом вот по этой трубе. Я услышу и приду.

Молчит, значит вопросов больше не имеет. Оставив её в одиночестве, я поднялся наверх.

— Дай угадаю. Она что-то украла и смылась, — встретила меня Райли, намазывая лицо перед зеркалом.

— Нет. Но она боится, что мы отдадим её суларитам.

— Правильно боится. По-хорошему, надо бы отдать.

— Ничего хорошего в этом нет. Давай больше не будем это обсуждать, чтобы не ссориться.

— Её счастье, что мне самой этот Латуриэль не по нраву. С врагами Апологетики я не якшаюсь.

— Вот и замечательно, — я занялся приготовлением чая. — Кстати, а ты не в курсе, зачем она так нужна Латуриэлю?

— Это ты у неё спроси. Я-то откуда знаю. Наверное, спёрла у него что-то ценное. Рекомендую лучше следить за ней, а то и мы чего-нибудь не досчитаемся.

— Она не будет воровать у нас. Я обещаю.

— Надеюсь на это. И жду отремонтированный усилитель.

— Да не волнуйся ты по поводу усилителя.

— Я-то не волнуюсь. Это ты должен волноваться.

Она как будто бы догадывалась о моей лжи. Только бы 5-55 умела чинить эти усилители. Я решил соскочить с опасной темы, пока не поздно.

— Почему Флинт назвал её 'туннельной крысой'?

— Потому что она большую часть своей новой жизни провела в подземных туннелях. 5-55 маленькая. Легко пролазит в любые щели, через любые завалы. Поэтому она превратила свой недостаток в преимущество.

— Недостаток?

— Детское тело. Слабое, непрактичное, недолговечное. Те, кому доставались такие тела, гибли быстрее всех. Они не могли дать отпор изгнанникам во взрослых оболочках. Не могли быстро и далеко убежать. Всё что они могли — это ловко прятаться. Но их всё равно рано или поздно находили.

— Зачем же они выбирали детей для вселения?

— А выбора особо и не было. Не каждому повезло найти себе атлетическое тело. Все, начиная с пятёрок, уже селились в кого ни попадя, лишь бы выжить. Мне, как видишь, досталась молодая девчонка. Тоже не самый хороший вариант, хотя и гораздо лучше, чем у пятьдесят пятой. Изгнанникам-'детям' выживать тяжелее всего. Поэтому их почти не осталось. Помнишь 5-41 из команды Грязного Гарри?

— Конечно.

— Я была уверена, что это последний 'ребёнок' в городе, пока не увидела живую пятьдесят пятую.

— Он, вроде бы, выглядел постарше 5-55.

— Да. Он старше её на пару лет, но это ничего не меняет. Выжил, подбирая объедки взрослых изгнанников, воровал еду, уводил добычу из-под носа, а когда совсем туго стало — прибился к бандитам, таскать их чёртов граммофон.

— Гарри был к нему очень привязан.

— К кому? К сорок первому, или к граммофону?

— К граммофону, конечно.

— Ну да. Все отмечали эту странность. Она у него появилась, после того, как Апологетика дала ему от ворот поворот. Этот дурацкий граммофон был для него как фетиш для элгера.

— Ну а что насчёт 5-55? Почему ты была уверена, что её уже нет в живых?

— Потому что она исчезла после гнева великого эндлкрона. До этого её регулярно видели в разных частях города. В основном она орудовала ближе к центру, поэтому мы с ней почти не пересекались. Где находилось её логово — никто не в курсе. По слухам, где-то глубоко под землёй, в подземных бункерах. Сначала 5-55 особо нигде не светилась. Воровала по мелочи всё, что плохо лежит. В основном еду. Ставила хитрые ловушки на чужую дичь. Появлялась из ниоткуда и исчезала в никуда. Девочка-призрак. Она, конечно, вызывала раздражение у местных хозяев. Но искать её даже не пытались. Кому охота лезть в проклятые подземелья, где царствует эндлкрон?

— А эндлкрон — это кто?

— Великий подземный кракен. Гидра, колоссальных размеров. Выше самых высоких домов. От него нет спасенья.

— А почему тогда 5-55 он не трогал?

— Не знаю. Наверное, она умудрялась его не тревожить.

— Но всё-таки потревожила?

— Не она. Кто-то другой. Подозреваю, что это были сулариты, отправленные Латуриэлем на её поиски. Они навлекли на себя гнев эндлкрона и поплатились за это. Что-то очень важное 5-55 стянула у бывшего апологета. Настолько важное, что он был готов перетряхнуть всё подземелье, лишь бы достать эту мелкую засранку.

— Надо выяснить, что она украла.

— Не старайся. Даже под пытками она не скажет. Чтобы её расколоть, нужен верховный апологет, способный 'взломать' разум изгнанника. Да и смысла в этом я не вижу. Эндлкрон уничтожил логово пятьдесят пятой, и, скорее всего, похоронил под тоннами земли все её тайники. Поэтому она и перебралась из центра, сюда — на окраину.

— Латуриэль тоже считает её мертвой?

— Похоже на то. Иначе бы уже пришёл за ней.

— А если он узнает? Если придёт. Мы ведь не отдадим её?

— Ох-х, Писа-атель, — Раили закончила прихорашиваться, и повернулась ко мне. — Запомни. Хозяйка тут я. И всё, что находится на моей территории — моё. Включая эту туннельную крысу. А своё я просто так никому не отдам. Даже бывшему апологету.

— Вот это — достойный ответ.

Постепенно обстановка в доме стабилизировалась. Раздражительность Райли, как оказалось, была связана не столько с новой постоялицей, сколько с повреждённой спиной, за которую она очень переживала, но не показывала вида. Мне удалось это выяснить чисто случайно. Наблюдая за тем, как она смазывает заживающие раны двумя разными мазями, я поинтересовался, об их свойствах, и узнал, что это специальные сыворотки Водзорда, используемые Райли взамен пластической хирургии. Благодаря этим препаратам рассасываются спайки и не остаются шрамы. Разумеется, если мазаться в процессе заживления ран.

Я спросил про рану на спине, и Райли очень грустно ответила, что по понятной причине не может её обработать. Разумеется, я тут же вызвался оказать ей такую услугу.

— Но это нужно делать по четыре раза в день, — ответила она.

— Ну и что? Да хоть десять раз. Мне это не сложно.

Конечно же, хозяйка была крайне польщена такой услугой. Для обычного человека может показаться странным, почему она сама не попросила меня об этом. Но пожив среди изгнанников, которые просто не умеют просить о помощи, я узнал, как это чуждо и непривычно для неё.

В общем, именно этим я и вернул к себе её расположение окончательно. За Райли можно было уже не беспокоиться. Она уверенно шла на поправку, и с каждым днём становилась всё сильнее. По поводу малышки 5-55 я пока ещё волновался, боясь, что она продолжит предпринимать попытки побега. В её пока ещё тяжёлом состоянии, на свободе она долго не выживет. Но не приковывать же мне её цепями, в самом деле?

Опасения не подтвердились. Она больше не пыталась бежать. Наверное, действительно поверила нам. Меня уже не боялась. Неохотно, но шла на общение. Было заметно, что близость Райли её напрягает. Впрочем, последняя её игнорировала, и в гараж демонстративно не спускалась, благодаря чему эта тревога вскоре иссякла.

Одежду 5-55 приняла, но переоделась в неё только после того, как помылась. Понятно, что размер оказался велик, и хозяйский наряд смотрелся на щуплой девчушке как костюм Пьеро. Но она была рада и этому, заодно избавив меня от лишних хлопот, когда вызвалась постирать свои вещи самостоятельно. Лишь попросила немного воды и средства для стирки. Конечно же, воду я ей принёс, хоть и с тяжёлым сердцем. Нет, мне было не жалко этой воды. Даже Райли ничего не имела против. Но меня угнетало понимание неизбежности скорого похода к роднику. Ведь идти теперь придётся самостоятельно. Без Райли. Как я пролезу мимо Хромого — одному Богу известно. Тем не менее, у меня имелся запасной вариант — это Флинт. Он наверняка не откажется пойти со мной вместе.

Нужно было идти. Хочу я этого, или нет. Вода закончилась. Осталось на пару глотков. Райли с интересом наблюдала за моими действиями.

— Сначала убедись, что он наелся, — напомнила она. — Если голодный — даже и не думай лезть. Сожрёт.

— Помню, помню, — буркнул я, застёгивая ремни.

Трясло меня конкретно. Одно воспоминание о мяснике заставляло ноги подкашиваться. Но я должен был пересилить свой страх. Это было нужно. Ведь впереди меня ждал гораздо более страшный и трудный поход. Как я его преодолею, если боюсь приближаться даже к одному единственному чудищу?

Взял две большие канистры, я собрал остатки смелости, и отправился в тяжёлый путь.

Трупы, сложенные во дворе, готовились к началу разложения. Их нужно было куда-то девать, но рыть для них могилы мне лично совсем не хотелось, а от Райли никаких распоряжений по их поводу не поступало. Чёрт с ними, пусть валяются. Сейчас есть дела поважнее. Открыв дверь, я вышел из ворот, снаружи живописно забрызганных кровью, и пошёл в сторону 'Эсмеральды'.

Оставив канистры на тротуаре, прокрался по спуску, до того места, где когда-то Райли наблюдала за мясником. Достал бинокль. Руки тряслись, но я всё ещё боролся со страхом. В руинах электростанции было тихо. Поле тоже пустовало. Придётся подкрадываться ближе, а этого делать мне не хотелось вообще. И вот, пока я заставлял себя сдвинуться с места, бесцельно осматривая поле за электростанцией, что-то подозрительное попалось мне на глаза. Я переключился на лес, и увидел, что по нему кто-то бродит. Кусты шевелились, деревья потряхивали кронами. Протерев глаза, я вновь приставил окуляры, и навёл резкость. Действительно, там кто-то ходит. Кто-то крупный. Да это же наш Хромой! В какой-то момент клювастая голова показалась в прорехе зарослей. Потом я увидел окровавленную руку. Вроде кого-то тащит. Неужели наконец-то его охота завершилась удачей? Сначала подумал бежать к роднику, пока монстр лазит в отдалении, но я вовремя сообразил, что пока набирается вода, Хромой уже успеет вернуться. Поэтому надо звать Флинта.

Убрав бинокль, поспешил обратно к канистрам, и, подобрав их, продолжил путь по улице Пушкина — ведущей к территории 7-36, надеясь, что в этот раз никаких ловушек на моём пути не будет.

В арке жилого дома меня встретили терапоги. Они не решались выходить на улицу, и приветствовали меня радостными криками.

— А-ну пошли вон, уроды! — замахнулся я канистрой. — Ишь вы, какие смелые! А как Грязный Гарри пришёл, сразу попрятались, вместо того, чтобы главаря предупредить! У-у-у, я вам!

Уродцы тут же смылись обратно во двор. Вот и замечательно. Пусть знают своё место. Разбираться с ними сейчас некогда. Нужно как-то добраться до планетария. И желательно без приключений.

Удача была на моей стороне, поэтому никаких проблем по дороге я не встретил. Даже проклятущую улицу Гагарина миновал без происшествий. Площадь перед 'соковыжималкой' была пустой, как и в прошлый раз, когда мы ползали тут на коленях. С этим местом у меня были связаны неприятные воспоминания, поэтому, даже будучи уверенным, что Флинт мне зла не причинит, я шёл с неуверенностью. Когда до стеклянных дверей планетария оставалось несколько метров, я на всякий случай остановился, и позвал хозяина, — 'Флинт!' Он не ответил. Может, его дома нет? Я подошёл ближе. Фасадная стена 'соковыжималки' была полностью стеклянной. Так как практически все стёкла были выбиты, можно было спокойно войти в фойе. Перешагнув через пустую раму, ступил внутрь, и под ногой тут же предательски хрустнуло стекло, породив неприятное эхо. В самом центре овального вестибюля высилась каркасная скульптура Солнечной системы, а всю заднюю стену занимала панорамная картина космоса со спутниками, ракетами, галактиками, и изобилующей кратерами планетой, похожей на Луну. Всё это космическое разнообразие венчала цитата: 'Облетев Землю в корабле-спутнике, я увидел, как прекрасна наша планета. Люди, будем хранить и приумножать эту красоту, а не разрушать её. (Ю.А.Гагарин)'. В углу панорамы выделялся крупный, хорошо сохранившийся барельеф с портретом самого Юрия Алексеевича в гермошлеме. Вот же люди были. Мечтали о космосе. Покоряли его. А теперь что? Я с грустью посмотрел в глаза первого космонавта планеты, и подумал: Наверное, мечтами о космическом пространстве способны жить лишь те, кто смогли отринуть низменные потребности, царствующие в наши дни, когда все хотят больше денег, больше лакомств, больше удовольствий, больше красивых шмоток, а на космос, при желании, можно полюбоваться в голливудских блокбастерах. Настоящий космос больше никому не нужен, потому что он бесперспективен. Там нет денег, деликатесов, плотских утех и одежды от ведущих Кутюрье. Какой смысл смотреть на небо? Животные никогда не смотрят на небо. Только люди, поднявшиеся выше животных, и ступившие на новую, более совершенную ступень своего развития, способны понять истинную цель своего существования. Только они способны отбросить земное, и поднять взор в бесконечную небесную высь. Почему я вообще задумался над этим? Наверное, потому что я фантаст…

— Эй, Флинт! Ты дома?!

— Я наверху! — послышался приглушённый ответ. — Поднимайся по лестнице!

Лестница располагалась прямо над гардеробом, и была частично обрушена. Я дошёл до пролома и остановился.

— Здесь вообще-то лестницы нет! Ты в курсе?!

— Слева на стене пожарная коробка, открой, и отцепи крючок!

— Коробка, коробка… Да, вот она.

Поставив канистры, я открыл дверцу пожарного рукава, и увидел вместо трубы гидранта сплошную дырку, выломанную в стене. Внутри торчала верёвка, зацепленная крюком за обломок трубы. Отцепившись, крюк тут же улетел куда-то наверх, в прогал, черневший внутри стены. Тут же, с потолка грохнулась длинная доска, висящая на верёвках. Её длины как раз хватало для использования в качестве мостика.

— Ты издеваешься?

Я глянул вниз. Падать не высоко, но внизу беспорядочно навалены обломки лестницы, вперемешку с гардеробными вешалками. Сломанные ноги мне обеспечены. И это если ещё на крюк не напорюсь. Уперев конец доски в обломок перил со своей стороны, я пошевелил её, убеждаясь, что она не шатается, и начал переход. О том, чтобы идти в полный рост не могло быть и речи. Я жутко боялся свалиться. Поэтому опустился на четвереньки, и начал свой волнительный переход. Доска покачивалась, поскрипывала. Про себя отчаянно ругая Флинта, ползу вперёд, и стараюсь не смотреть вниз. Вот же угораздило навестить этого чудодея. Надеюсь, у него тут качающиеся маятники с лезвиями не развешаны?

Страшная доска позади, и я наконец-то выбрался на продолжение лестницы. Дальше были двери, ведущие в длинный коридор.

— Фли-инт! Куда дальше?!

— Сорок вторая комната!

— Блин… Так, здесь сорок восьмая, дальше — сорок седьмая. Значит мне в ту сторону.

Сорок вторым кабинетом оказалась приёмная директора, все вещи из которой были выброшены, кроме двух больших кадок со странными, очень странными цветами, расставленными по обе стороны от дверей в директорский кабинет.

— Ты здесь?!

— Да! — донеслось из-за двери.

— А что это за цветы у тебя?

Растения сразу показались мне подозрительными. У них было по одному огромному бутону, пускающему пузыри. Эти пузыри, похожие на мыльные, летали вокруг и поочерёдно лопались. Внутри бутонов тихо потренькивали мелодичные звуки, словно там играла детская шарманка. Хорошо что сразу не подошёл к этим цветам. При моём приближении, бутоны приоткрылись тремя мясистыми лепестками, внутри которых блеснули острые иглы зубов.

— Ни хрена себе, цветочки!

— Не бойся, я их только что поливал. Проходи спокойно, без резких движений.

Я как можно осторожнее прошёл между кадками. Оба цветка повернулись ко мне, словно разглядывая. Пренеприятнейшее ощущение. Открыв дверь, я проскользнул в кабинет, и наконец-то смог спокойно вздохнуть.

Здесь царил беспорядок, в самом центре которого на полу сидел Флинт и что-то мастерил.

— Привет.

— Йо-хо-хо.

— Тебя тут фиг найдёшь. Спрятался!

— А ты думал? Хорошее место, надёжное.

— По-мне, так более чем. Чуть с твоей доски не навернулся. Ты бы хоть что-нибудь понадёжнее там придумал.

— А мне надёжность ни к чему. Главное, чтобы мне хватало. А гостей, до тебя, у меня не было отродясь. Поэтому, привыкай. Доска хорошая, крепкая. Давно ею пользуюсь.

— Ну да. Идёшь в гости к пирату — будь готов прогуляться по доске.

— Хе-хе, верно подметил.

— А что за растения-хищники тебя тут охраняют?

— Классные, правда? Я их из семечек вырастил, представляешь? Если эти семечки поливать собственной кровью, то цветок будет знать тебя, и никогда не нападёт.

— Меня они тоже не тронули.

— Я их недавно полил.

— Кровью?

— Не-ет, обычной водой. А когда их польёшь, они около часа «дрыхнут».

— Кстати, о воде. Ты не хочешь сходить на родник?

— Не родник? — он наконец-то отвлёкся, и радостно посмотрел на меня. — Хочу! Только там же это, мясник ваш буянит. Сегодня, чуть свет, я пытался его обойти. Но не вышло. Не в настроении он был.

— Уже в настроении. Только что поохотился, и перекусил.

— Серьёзно? Тогда чего же мы ждём? — поднявшись на ноги, Флинт ловким движением выудил большую флягу из-под стола. — Вперёд на мины — ордена потом!

Идти к роднику теперь было гораздо спокойнее. Ведь я опять не один. Можно не беспокоиться о ловушках, аномалиях и случайных хищниках. Даже Хромой уже не представлялся таким безумно страшным, как ранее.

— Так что там с пятьдесят пятой? — задал вопрос попутчик.

— Пока ещё плоховата, но потихоньку поправляется.

— Вот как? Значит дела у Райли хреновые.

— С чего ты взял?

— Если бы 7-37 была в норме — она бы не позволила оставить 5-55 у себя.

— Она и не позволила. Хотела меня вместе с ней на улицу выгнать, но потом сжалилась.

— Не выгнала, потому что сама очень слабая. Это хорошая новость. Пожалуй, стоит её навестить…

— Эй! Только попробуй напасть на Райли! Я лично тебя пришибу! Опыт борьбы с семёрками у меня уже есть! Не веришь — взгляни на 7-06, который сейчас тухнет у нас во дворе!

— Ух, ты! Ух, ты! Какой боевой! — рассмеялся Флинт. — Я же просто пошутил.

— Дурацкая шутка.

Флинт был неисправим. Но всё-таки я не могу назвать его негодяем. Просто парень на своей волне, ведомый собственными интересами. У читателя может возникнуть вопрос, с какой это стати он вообще со мной подружился, если изгнанники, в большинстве своём, относятся к людям, в лучшем случае, с презрением — как к обезьянам? Вопрос резонный, и я сам над ним размышлял по-началу. Нелюбовь изгнанников к людям обусловлена тем, что им приходится мириться со своими человеческими телами, из-за которых они терпят столько неудобств. Ведь тела людей для них — всё равно что колодки, или чугунные кандалы. Как вы будете относиться к собакам, если на вас силой напялят собачью шкуру, заставят лаять, бегать на четвереньках, метить углы, ловить блох и есть собачий корм, а чтобы пообщаться со своими собратьями вам придётся нюхать их задницы? Вряд ли такая жизнь способствует позитивному отношению к братьям нашим меньшим. Сравнение грубое, но в целом подходящее. Именно человеческие рудименты связывают более развитых изгнанников с нами — людьми. Для Флинта таким рудиментом стал разговор.

Он любил поговорить, не важно о чём. Главным был сам процесс, а не смысловая нагрузка. Флинт называл разговор «зарядкой для ума», и считал, что в нём кроется некая истина, способная привести к Суфир-Акилю. До моего появления, поговорить ему было не с кем, поэтому он разговаривал сам с собой. Эта регулярная речевая тренировка сделала Флинта самым опытным болтуном из всех изгнанников, и даже апологетов. В отличие от той же Райли, которая даже после длительного общения со мной нет-нет, да и притормаживала в разговоре, отыскивая правильные слова. У Флинта такого не было. Этот краснобай говорил быстро и непринуждённо, как самый обычный человек, обильно сдобривая свою речь хлёсткими словечками, прибаутками и поговорками, заимствованными из разговорного запаса своего «старого хозяина».

Кроме меня, поговорить ему было не с кем. Поэтому, появление собеседника, способного не только слушать, но и отвечать, естественно, стало для него настоящим подарком. В этом и крылась причина возникновения нашей необычной дружбы.

— Дай-ка бинокль, — прервал мои размышления спутник.

Оказывается, мы уже дошли до спуска.

— Тэк-с, где этот здоровяк?

— Может, ещё не вернулся из леса?

— На руинах свежая кровь. Значит вернулся, — Флинт вернул мне бинокль. — Ну что, готов?

Я кивнул, закусив губу.

— Тогда пошли.

Как и прежде, ползком мимо развалин, мы аккуратно пробирались мимо опасного места. Я не видел мясника, но он явно был в своём логове, выдавая себя громким пыхтением и топтанием, от которого по земле разбегалась дрожь. Гигант насытился, и поэтому великодушно пропустил нас. Но всё-таки было страшно. Даже с Флинтом. Не представляю, как бы я здесь один ползал?

Уже около родника я немного отошёл от напряга.

— Как же я ненавижу эту гадину!

Флинт вопросительно на меня посмотрел, подставляя горлышко фляги под струйку воды.

— Мясника. Чё ему приспичило здесь поселиться? Мёдом ему тут намазано, что ли? Ходили бы нормально за водой, когда захотим. Нет же, приходится подстраиваться под этого чурбана!

— А куда деваться? — пожал плечами Флинт.

— Просто обидно. До воды рукой подать, а фиг доберёшься. И всё из-за какой-то злобной сволочи. Чтоб он сдох, этот мясник!

— Да не переживай ты так. Сколько раз мы через него лазили — и ни разу он никого из нас не сожрал. Мы его прекрасно знаем, когда у него какое настроение, когда он готов нас пропустить, а когда — нет. Он тоже успел нас изучить, и, как видишь, не трогает. Ну и хрен бы с ним.

— Не знаю. Меня он злит. И очень пугает.

— Ты к нему привыкнешь. К Райли же привык? А она более непредсказуемая.

С наполненными до краёв ёмкостями, мы двинулись в обратный путь. Возвращаться от родника — ещё менее приятно. Причём, самое обидное, что крышу нашего коттеджа при выходе из спасительных зарослей прекрасно видно. Но она остаётся недосягаемой, пока нас разделяет трижды проклятый мясник. Чтобы ему пусто было! Как же я его ненавижу!

Опять поползли, опять не поднимая шума, с предательски шуршащими и булькающими канистрами. Прямо посреди пути, Хромой недовольно рыкнул, заставив нас остановиться, и тихонько подождать с полминуты. Видимо мой злосчастный страх опять выдал меня с потрохами. Но благодаря усталости и сытости Хромого, всё завершилось удачно. Он даже не высунулся из своих развалин.

На перекрёстке Пушкина и Арсеньева, мы с Флинтом распрощались. Всё ещё не унявший дрожь в ногах, но весьма довольный собой, я пошагал к дому, таща груз, приятно оттягивающий руки. Сам добыл воду! Райли будет мной довольна.

Но похвалы, как обычно, не последовало. Вместо этого мы обменялись следующими фразами:

— Я воду принёс!

— Как раз кстати. Тебе уже давно не помешало бы помыться.

Вот и поговорили. То есть, весь мой риск, пережитый страх, и героическая добыча для Райли не значили вообще ничего. Будто бы я просто сходил на кухню, где набрал воды из-под крана. Что за отношение? И всё-таки, со своим больным тщеславием надо как-то бороться, ведь то, что для меня является подвигом, для Райли — сущая ерунда и бытовуха. Ладно. Мыться, так мыться. Захватив 'банные принадлежности', я отправился совершать омовение.

Хорошенько вымывшись, вернулся обратно в спальню. Обида всё ещё глодала моё самолюбие.

— Почему ты не побрился? — спросила Райли.

— Как раз собирался, — не глядя на неё ответил я.

Будет она ещё мне указывать, когда мыться, и когда бриться…

— Ты плохо выбриваешься. Хочешь, я тебя побрею?

— А ты умеешь? — предложение застало меня врасплох и очень удивило.

— А чего там уметь? — поднявшись с лежанки, Райли подошла ко мне.

— Ну попробуй, — я протянул ей бритвенный станок. — Только осторожно, о`кей?

Она взяла бритву, отложила её в сторону, после чего принесла широкое блюдо, налила в него воды, и кинула термоконцентрат. Я сел на стул, напротив табуретки с блюдом, дожидаясь, когда в нём закончится реакция.

— Вдохни поглубже, — как бы невзначай произнесла подруга.

Я сделал глубокий вдох, и не успел опомниться, когда крепкая рука изгнанницы вцепилась в мой загривок, с силой погрузив лицо прямо в блюдо. Горячая вода тут же обожгла мои щёки, губы, глаза. Чуть не заорав, попытался вырваться, но Райли держала меня крепко. Что она делает?! Хочет, чтобы я захлебнулся?! Казалось, что это погружение продолжалось целую вечность. Кожа привыкла к температуре, но воздуха оставалось всё меньше. Наконец, всё так же за затылок, я, фыркающий и отплёвывающийся, был поднят из миниатюрной купели.

— Ты меня чуть не утопила, чокнутая!

— Дай-ка посмотрю, как у тебя кожа пропарилась. Вроде нормально. Можно работать.

Покрыв моё лицо пеной, цирюльница внезапно выхватила 'сестру'.

— Эй, ты чё, этим меня брить собралась?!

— Ну да.

— Ты окончательно спятила? Ты же мне глотку вскроешь! Ну, нафиг, давай лучше я сам побреюсь!

— Сиди! — она с силой опустила меня обратно на стул.

Если Райли вошла в раж, то останавливать её уже бесполезно. Остаётся только закрыть глаза и усиленно молиться.

— Чего ты так съёжился? Не порежу я тебя. Если дёргаться не будешь. Сиди ровно, и смирно. Я быстро управлюсь.

— Не сомневаюсь, что быстро. Я видел, как ты бандитам головы резала.

— Хватит ерунду говорить. Соберись, — с этими словами, она подцепила пальцами мой подбородок и тем самым отклонила голову назад, открыв шею для бритья.

Поднесла нож. При виде приближающегося лезвия, душа моя ушла в пятки. Вот ей богу, чуть не обделался. От приближения охотничьего ножа к самому незащищённому участку тела наступает паралич. Тем более, что я уже видел 'сестру' в деле. Она без малейших затруднений рассекает плоть, словно тёплое масло. Сколько врагов Райли отправила на тот свет при помощи неё? Только бы не дёрнуться невзначай.

Лезвие легло на кожу, и поползло снизу-вверх — к подбородку. Не больно, даже не неприятно. Но до чего же страшно! Всё быстрее и быстрее, нож чертил вертикальные полосы по моей шее, заставляя меня покрываться гусиной кожей. Наловчившись, Райли постепенно разгонялась, орудуя ножом так, словно очищала рыбу от чешуи. Вдыхать и выдыхать я успевал только когда она стряхивала с лезвия пену, перемешанную с щетинками. Вот это скоростища! Нож вытанцовывал по моим щекам, по скулам, по подбородку. Ещё несколько взмахов, и бритьё завершилось, а я продолжал сидеть в полном оцепенении, таращась в одну точку. Райли смыла остатки пены, и, притащив лосьон, раздобытый в одном комплекте с бритвой и пеной, Райли смочила ладони и с силой приложила их к моим щекам. Эх, как я заорал! И тут же вышел из паралича, вернув себе способность шевелиться. Мне не верилось, что столь экстремальное бритьё завершилось без единого пореза. Пощупал щёки, шею. Гладкие, как у младенца.

— Ну вот. Совсем другое дело, — вытерев нож тряпицей, Райли наклонилась ко мне, прислонив щеку к моей щеке. — Никаких колючек. Вот как надо бриться.

Чмокнув меня в щёку, она отправилась выливать грязную воду. Если она хотела таким образом отомстить за пятьдесят пятую, то месть ей удалась. Я ещё долго был под впечатлением, стараясь как можно скорее забыть нож, скользящий по моей коже.

Z-345/5-55 заметно восстанавливалась. Когда я спустился к ней, то увидел, что свои вещи она уже успела постирать, и теперь сушила их на верёвке, возле выхода.

— Ну что, Динь-динь, обживаешься потихонечку? Гляжу, ты постиралась. А я тебе поесть принёс.

Девочка, прищурившись, посмотрела на меня, и кивнула. Всё-таки с её глазами было что-то не в порядке. Во-первых, они не были красными и слезящимися, как у остальных изгнанников. Во-вторых, 5-55 постоянно щурилась, часто моргая, когда что-то рассматривала. Её мутноватый взгляд, подолгу задерживающийся на одной точке, наводил на мысль о явных проблемах со зрением. И это оказалось правдой. Пятьдесят пятая была полуслепая. Этим обусловливалось отсутствие покраснения век и слезливости. Глаза изгнанницы просто не перенапрягались, как, например, у Райли, отличавшейся феноменальной зоркостью.

Но болезнь была не врождённой, а приобретённой. Практически всю свою жизнь 5-55 пребывала в относительной, либо абсолютной темноте подземелий, где зрение уже не играло такой важной роли, как на освещённой поверхности. Там, в глубинах подземных коммуникаций, ей приходилось опираться на иные чувства, выдвигая их на передний план, и развивая настолько, на сколько это было возможно. Таким образом, у пятьдесят пятой развилась дневная слепота, которая на Западе носит название 'гемералопия'. При свете зрение резко падает, в то время как в темноте оно улучшается, позволяя видеть гораздо лучше любого другого изгнанника. 5-55 перенастроила зрительную функцию под конкретную среду обитания, превратившись в ночную охотницу. Теперь понятно, почему она так вольготно чувствовала себя в подземельях, и легко уходила от любого преследования.

Но даже по максимуму настроенный на темноту, человеческий глаз всё равно не способен видеть в полной темноте, без единого источника света. Как же пятьдесят пятая выкручивалась? Оказывается, полагалась на слух, запах, и ещё какое-то шестое чувство, которым могли пользоваться, наверное, только изгнанники. Словно летучая мышь, она по одному лишь едва различимому эху, отражающемуся от стен замкнутого пространства, умела определить расположение окружающих её препятствий. По тончайшему сквозняку, и слабейшим потокам воздуха, она узнавала направление выхода из лабиринта. Превосходная память позволяла запоминать и держать в уме десятки сложнейших трёхмерных карт, зафиксированных настолько детально, что на некоторых участках 5-55 могла передвигаться вообще исключительно по памяти. Вот такой она была парадоксальной девчонкой.

— У меня к тебе есть один нескромный вопрос, Динь-динь, — начал я, сев рядом с ней, и глядя, как она уплетает принесённую пищу. — Ты умеешь чинить усилители псионической завесы?

Она прекратила жевать, и как-то странно на меня покосилась.

— Только не говори мне, что ничего про них не знаешь.

— Почему же не знаю? Знаю.

— Слава богу!

— Но чинить не умею.

— Блин… Это плохо. Очень плохо. Значит у нас с тобой серьёзные проблемы.

— Почему?

— Помнишь, я говорил о том, что Райли разрешила тебе остаться взамен на одну услугу? Так вот, я ей сказал, что ты мне пообещала починить усилитель псионической завесы, взамен на своё спасение.

— Когда я успела это пообещать?

— Никогда. Я обманул Райли, чтобы она позволила тебе остаться. Если она узнает об обмане, то нам несдобровать.

— А с чего ты решил, что я умею чинить эти усилители?

— Райли сказала, что все пятёрки это умеют.

— Опять… Опять этот стереотип. Почему все думают, что каждая пятёрка просто обязана уметь что-то строить, изобретать, чинить? Ох-х. Я конечно готова взглянуть на это устройство, но как его чинить — понятия не имею.

— Ну, ты хотя бы посмотри, сделай вид, что разбираешься. А я пока придумаю, как выкрутиться.

— Тащи. Посмотрю, — 5-55 вернулась к еде. — Хотя и не понимаю, зачем тридцать седьмой нужен этот усилитель? Я чувствую внушительные запасы ай-талука. Их вполне хватит, чтобы укрыть завесой солидный участок вокруг дома без всякого усиления.

— Я ей обещал, что ты его починишь.

— Глупый поступок.

— Согласен. Но я должен был тебя спасти.

— А зачем? Зачем я тебе?

— Не знаю. Просто не хотел, чтобы ты погибла.

— Всё это странно. То есть, ты спас меня просто так?

— Ну да.

— Ты же меня совсем не знаешь.

— Ну и что?

— Ничего. Мне это не понятно.

— Да и не надо ничего понимать. Просто прими это как данность.

— Как скажешь… А почему ты зовёшь меня 'Динь-динь'?

— Ну вот же, — я ткнул пальцем в сохнущее платье собеседницы. — Ты разве не знаешь, кто здесь нарисован?

— Фея, — пожала плечами девочка.

— А как её зовут?..

5-55 наморщила лоб.

— Понятно. Значит, сказку про Питера Пена ты не читала. И мультик не смотрела?..

— Может и смотрела. Не помню.

— Тяжёлый случай. Так вот, объясняю. Это фея Динь-динь. У изгнанников вместо имён какие-то сушёные цифры. Чтобы с вами было проще общаться, мне приходится выдумывать имена на ходу. Прости, но называть тебя 5-55 просто язык не поворачивается. Я же не с машиной разговариваю, у которой государственный номер вместо имени.

— Я не против имени. Но ведь на платье написано что-то другое.

— Здесь написано по-английски, 'Тинкер Белл'. Так её зовут в оригинале. Ну а по-русски — 'Динь-динь'. Кстати, ты чем-то на неё похожа. Помнится, в сказке главным занятием этой феечки был ремонт кастрюлек. По мне, так наш усилитель — это та же самая кастрюля, только с ай-талуком…

— Мне не нравится быть Динь-динь, — насупилась 5-55. -Это звучит как-то по-дурацки. Уж лучше быть Тинкер Белл.

— Ну а Тинкер Белл уже для меня звучит непривычно.

— Привыкай. Если хочешь звать меня по имени.

— Тогда давай поступим так. Я буду звать тебя кратко — 'Тинка'. Это более удобоваримо. Тинка-картинка. Тина. Вполне себе человеческое имя. Хоть и водоёмом попахивает.

— Почему водоёмом?

— Ну, как в той песне: 'Затянулась бурой тиной гладь старинного пруда'… Ладно, забудь. Нормальное имя. Сгодится.

*****

Узнав, что Тинка не разбирается в усилителях, я почувствовал себя сидящим на пороховой бочке. Неизвестно, как Райли отреагирует на моё враньё: плохо, очень плохо, или ужасно? Вот ведь ситуация. Похожа на затягивающуюся петлю. Хозяйка уже отбрила меня в прямом смысле слова. До сих пор пальцы холодеют, как вспомню её нож. Нет, убивать меня она не станет. Я уже успел понять, что Райли нуждается во мне, и не причинит вред. Но вот Тина. Что будет с ней? Явно ничего хорошего.

Отношения между Тиной и Райли и так были, мягко говоря, натянутыми. И это при том, что с того момента, как я её принёс, они больше ни разу не сталкивались. Я понимал, почему. Райли боялась сорваться. Уж больно её бесило присутствие девочки. Каждый раз, когда я уходил в гараж, она демонстративно фыркала, и бросала на меня тяжёлые взгляды. А когда возвращался — непременно ввинчивала какую-то обидную колкость в адрес своей постоялицы. Райли не нравилось, что я слишком часто хожу её навещать, и что я слишком долго у неё задерживаюсь, и что я слишком сильно ей доверяю. Я старался изо всех сил смягчать это недовольство, уделяя хозяйке больше внимания, регулярно обрабатывая её рану и помогая по хозяйству. Но она всё равно злилась, каждый раз, когда вспоминала о Тине. Точнее, она о ней и не забывала никогда. Просто это «больное место» не давало ей покоя.

На самом деле, Райли не испытывала ненависти непосредственно к Тине. Если всё тщательно проанализировать, то отношение у неё было, в общем-то, нейтральным. Не острее отношения к крысе, которая вдруг завелась в погребе. Райли бесилась из-за меня. Она ревновала меня к Тине и к Флинту. И ей не нравилось, когда я ухожу к ним, и общаюсь с ними. Но если Флинт не мозолил ей глаза, то Тина жила прямо под боком. Райли чувствовала её. И это чувство было хуже зубной боли.

Исходя из вышесказанного, могу себе представить, с каким удовольствием Райли вышвырнет на улицу неокрепшую Тину, узнав, что толку от неё нет никакого. Хорошо если просто вышвырнет. Впавшая в ярость Райли способна и на худшее.

Время утекало, а я всё никак не мог придумать, как подготовить плацдарм для минимизации грядущего конфликта. Предчувствие грозы висело надо мной дамокловым мечом. Глядя на Райли я начинал подозревать, что она уже обо всём догадывается, и просто смакует последние дни тишины, накручивая себя для сладкого возмездия.

И вот, гроза грянула. Это случилось очередным солнечным утром, когда я пришёл навестить Тину. Та сидела на топчане, сосредоточенно ковыряясь в коробке усилителя.

— Есть какие-нибудь идеи? — с надеждой спросил я.

— Никаких. Пока только теории, да и то пустые… Я не могу понять, по какому принципу выбираются жилки ай-талука. По-идее вот эти — прозрачные, сенситивные, должны соединяться с блоком. Но они не реагируют…

— Да… Делишки полный швах, — я почесал переносицу. — Ладно. Передохни.

— Я не устала.

— Тогда давай поговорим. Я тут хотел у тебя спросить. Каково это — жить в полной темноте? В сырости и холоде? Трудно, наверное?

— Угу. Нелегко.

— И много подземелий ты облазила?

— Много. Под городом их полно, не считая канализацию.

— Не удивительно. Город военный. Наверняка изобилует бункерами, бомбоубежищами, потайными ходами.

— О, ещё как.

— Хм. Послушай, Тинка, а тебе случайно не встречались ходы, ведущие из города?

— Встречались. Такой ход соединяет командный штаб с частью ПВО, расположенной вне Периметра. Но его взорвали сразу после катастрофы, и затопили грунтовыми водами. Подземными путями из города не выбраться. Сумеречники всё продумали.

— Значит выбора нет. Придётся идти в Апологетику.

— Прости, Писатель, но тебе туда не добраться.

— Одному — нет. Но я надеюсь на помощь Райли.

— Если она откажет — я тебя отведу, — Тина очень серьёзно посмотрела мне в глаза.

— Правда? Ты это сделаешь? Но ведь… Для этого ты должна найти Суфир-Акиль!

— А я уже нашла, — загадочно улыбнулась собеседница. — Мне бы только набраться сил для того, чтобы его донести.

— Нашла Суфир-Акиль? Ты серьёзно? И какой он? Что он из себя представляет?

— Тс-с-с, — она приложила пальчик к губам. — О нём не принято говорить.

— Прости, и… И спасибо за то, что ты вызвалась мне помочь.

— Не благодари. Я не знаю, что нас ждёт в скором времени.

— Но ты дала мне надежду.

— Как и ты мне.

— Да уж. Нам бы теперь только гнев Райли пережить.

— Я пережила гнев Латуриэля. А он поопасней будет.

— Может расскажешь, из-за чего вспыхнул этот конфликт, и как ты вообще оказалась в лапах Грязного Гарри?

— Всё вышло случайно. Я перешла ему дорогу. Он сильно разозлился, и начал меня искать.

— Как тебе удалось вообще к нему подобраться?

— Ну, как? В подземельях очень грязно. Как же я ненавижу грязь. Лохмотья вместо одежды, язвы на теле. Я стала похожа на тех, кто предал «старых хозяев». Попыталась извлечь выгоду из этого, и какое-то время выдавала себя за суларитку.

— А что? Это удобно.

— Но непросто. Сулариты — это не просто сборище фанатиков. Они все друг друга знают, постоянно проверяют своих братьев на крепость их веры. К ним в доверие не так-то просто втереться. А если втёрся, то тебя ждёт регулярная промывка мозгов, и доведение до состояния тупого, фанатичного мяса, твердящего, как заводное — «Ауххагн ниб сафалхаш! Ауххагн ниб сафалхаш! Иверсат кеб иферсатха мэ логнат суллар Хо! Квегат ма клинкх!» (раскачиваясь с глупым выражением лица, Тина изобразила молящегося суларита). Чтобы не превратиться в подобное убожество, мне приходилось нешуточно изворачиваться. Такая жизнь мне быстро надоела, и я решила свалить, прихватив кое-что на память. Латуриэлю это не понравилось, и он отправил своих шизиков за мной в погоню. Половина из них сразу же заблудилась в катакомбах. Остальных завалило обвалом.

— Все думали, что и тебя завалило тоже.

— Ага. Это было мне на руку. Все обо мне забыли, и стало проще воровать.

— И ты перебралась на территорию 7-13?

— Не сразу. Так вышло, что последнюю зиму я перенесла с большим трудом. От голодной и холодной смерти меня спас выход к другим изгнанникам, у которых я жила в качестве чуланной мыши. Сначала 7-16, у которой я немного отъелась запасами мяса, пока она дрыхла в анабиозе. Но она почувствовала меня, и начала быстро выходить из спячки. Пришлось удрать. Конечно, можно было убить её во сне, но я не сторонница таких методов. Следующим приютом для меня оказался дом 5-11. Там я прожила до середины весны, и он меня даже не заметил. Дом был очень большой, и хозяин занимал в нём лишь маленький уголочек. Ну а мне было полное раздолье. Наверное, я бы там задержалась подольше, если бы не проблема с едой. Этот 5-11 был вегетарианцем.

— А разве бывают изгнанники-вегетарианцы?

— Тут дело не в предпочтениях, а в вынужденной мере. Территория 5-11 изначально кишела разного рода тварями. Устав с ними бороться, одиннадцатый придумал радикальное решение. Создал новый вид завесы. Из чёрного ай-талука и аномальных камней лагни-зун. Источник излучения был очень мощным. Ведь чёрный ай-талук — штука неизведанная и опасная. Но завеса действовала только на животных. В результате, на территории 5-11 не осталось ни одного зверя. Пришлось ему переключиться на растительный рацион, чтобы с голоду не помереть. Ты бы видел, каким он стал тощим на этой диете. Почти как неприкаянный. Поглядела я на эту перспективу, и решила, что так недолго и ноги протянуть. Решила перебраться к его соседу — 7-13.

— А как ты пробралась через аномалии?

— Легко. У 5-11 и 7-13 был общий секрет — они тайно обменивались друг с другом разными необходимыми вещами. 7-13 снабжал одиннадцатого мясом, а 5-11 снабжал тринадцатого водой.

— Хороший бартер.

— Встречались они на границе своих территорий. И я проследила за тринадцатым, когда тот возвращался к себе домой. Смотрела, как он идёт, какие места обходит. Ну вот так и добралась до его логова. Поселилась на чердаке. Старалась хозяина не беспокоить. Он тоже меня не беспокоил. 5-11 и 7-13 — были самыми спокойными изгнанниками. Печально, что их убили.

— Это сделал Грязный Гарри?

— Он и его прихвостни. Их нападения никто не ожидал. Они пришли, скорее всего, со стороны территории 7-16. Это логично, если учитывать, что Гарри, как и я, пришёл от суларитов. Сначала бандитов было не очень много. Не больше десятка. Но этого хватило, чтобы совладать с хлипким одиннадцатым. Обойдя его ловушки, злодеи расправились с этим несчастным. Тринадцатый об этом не догадывался. В очередной раз он пошёл на встречу с 5-11, но тот к нему не вышел. 7-13 вернулся без воды. Оказалось, что за ним был хвост. Так же, как и я в своё время, за беспечным тринадцатым проследил кто-то из бандитов, изучив безопасный путь к его логову. Так 7-13 подставил сам себя. Но бандиты напали не сразу. Какое-то время у них ушло на обживание территории 5-11, где к ним начали сползаться бродяги-изгнанники со всех окрестных земель. Нападать на тринадцатого Грязный Гарри не решался долго. Может быть и вовсе бы к нему не полез. Но на территории одиннадцатого, бандиты совершили чудовищную глупость, практически сразу разломав генератор завесы. К ним тут же побежала дичь. Но вскоре, вслед за дичью, полезли и хищники. И не какая-нибудь мелочь, типа неоконисов, а здоровенные твари, от которых просто так не отмашешься. Вот так монстры и вытеснили бандитов с территории 5-11, вынудив их захватить территорию тринадцатого. Я чувствовала, что они вот-вот придут, и думала, куда податься дальше? Выбор был один хуже другого. Либо к 7-36, либо к 7-37. И тот и другая — не подарочки. С ними шутить опасно, от них так просто не спрятаться. Короче, пока я обдумывала план действий, бандиты заявились и напали на нас. 7-13 пытался сопротивляться, и даже убил одного из них. Но шансов у него не было. Я видела, как его, тяжело раненного, утащили в подвал. Несколько дней мне удавалось прятаться от них. Но потом, от голода, пришлось предпринять вылазку за едой. Тут-то меня и поймали… Сначала хотели убить, как и тринадцатого. Но потом Гарри вспомнил о том, что меня искал Латуриэль. Тогда они решили продать меня ему. Сильно избили, лишив последних сил, и бросили в чулан.

— Вот почему они не переломали тебе кости. Хотели, чтобы ты дошла до Латуриэля своими ногами.

— Не только поэтому. Впрочем это не важно. Я была обессилена и постепенно умирала. Грязный Гарри отправил к Латуриэлю пару своих гонцов, но они так и не вернулись. Я думаю, что их задрали звери на территории 5-11. Было решено отправить ещё одну пару, сразу после того, как они разберутся с 7-36. Ну а что было дальше — я уже не помню, потому что силы покинули меня.

— А дальше, Райли с Флинтом устроили бандитам локальный геноцид, — подытожил я.

— Наверное, тебе следовало меня убить тогда, в чулане.

— Нет, нет, и ещё раз нет! Я поступил так, как должен был поступить. И если Райли узнает правду, я найду, что ей ответить…

— И что же ты мне ответишь?

— Райли?

Когда она успела спуститься сюда?! Тина тут же упала на колени, выставив вперёд раскрытые ладони:

— Какую правду я должна узнать? — подошла к нам Райли со скрещёнными на груди руками.

— Да это мы так, о своём…

— А кто вам дал право говорить «о своём», в моём доме? — она перевела взгляд на усилитель. — Я хочу знать только одно. Почему до сих пор не работает мой усилитель?

— Понимаешь, он ещё не готов. Требуется время, чтобы…

— Времени было предостаточно! Больше чем нужно. Ты обещал, что она починит мой усилитель. Ты ведь обещал?

— Да.

— Она его починила?

— Ещё нет, но…

— Всё. Замолчи.

Райли подошла к Тине и толкнула её ногой в плечо.

— Поднимайся, хватит комедию ломать. К чему изображать этикет, если ты его уже давно нарушила своим присутствием?

Не поднимая на неё глаз, Тина неуверенно выпрямилась.

— Ну и почему не работает мой усилитель? А? Не хватает запчастей? Не хватает ай-талука? Или… Ты просто не знаешь, как его починить. Верно?

Тина кивнула.

— Так я и думала, — Райли с улыбкой развела руками. — Так кто из вас меня обманул?

Мы молчали, словно провинившиеся школьники. Расправа вот-вот должна была обрушиться на наши головы.

— Писатель сказал мне, что ты, 5-55, обещала ему починить мой усилитель псионической завесы, если я дам тебе убежище на время. Мне пришлось принять это неприятное бремя, потому что я была поставлена перед фактом. Но я выполнила свою часть уговора. Более того, я не пожалела одежду, еду и лекарства. Теперь я пришла за обещанным. И вдруг выяснила, что меня нагло обманули. Осталось выяснить, кто это сделал. Признайся, 5-55, ты действительно обещала Писателю, что починишь мой усилитель?

Тина молча покосилась на меня.

— Я не слышу ответа.

— Да, 7-37 субкод 2. Я ему обещала это.

— Обещала, зная, что не можешь выполнить? То есть ты обманула не только меня, но и Писателя? То есть ты…

— Хватит, Райли! — не выдержал я. — Отстань от неё! Она не виновата! Ничего она мне не обещала! Она просто просила её убить. Это всё я придумал. Чтобы ты разрешила оставить её здесь.

— Теперь вы друг друга покрываете, — вздохнула Райли. — Ну что ж. К счастью, есть способ проверить, кто из вас вешает мне лапшу на уши.

Она протянула руку, и, ухватив Тину за подбородок, подняла её лицо, встретившись с ней глазами.

— Так я и думала, — хозяйка резко оттолкнула девочку от себя. — Мало того, что сам заврался, так ещё и её врать заставил. Вокруг тебя одна ложь, Писатель. Ты весь из неё состоишь. За что ты так со мной? Я дала тебе кров, пищу, защиту. Я готова была пойти ради тебя на смерть. Я считала тебя своим другом. А ты…

— Райли…

— Всё, молчи. Молчи, и не усугубляй ситуацию. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не убить вас обоих прямо здесь. Поэтому молчи. Ни слова. Я после решу, что мне с тобой делать. Ну а что касается тебя, — Райли перевела взгляд на Тину. — То ты здесь находишься последний день. Чтоб завтра же духу твоего не было ни в моём доме, ни на моей территории. И молись, чтобы я дотерпела тебя до завтрашнего утра.

— Слушаюсь, 7-37 субкод 2, -поклонилась девочка. — Обещаю, завтра меня не будет.

— Р-р-р-р! — рыкнув, Райли выскочила из гаража.

Я поспешил за ней. Нужно было как-то её утихомирить, чтобы попытаться выторговать для Тины хотя бы ещё один денёк, но сейчас хозяйка была просто в диком бешенстве. Поднявшись в спальню, она с разгона упала на кровать, уткнувшись носом в подушку. Слабость давала о себе знать.

— Позволь, я тебе рану обработаю, — как можно деликатнее предложил я.

Она не ответила. Взяв мазь, я осторожно задрал футболку у неё на спине, и стал тихонько смазывать края уже почти зажившей раны.

— Швы, наверное, уже пора снимать. Как ты думаешь?

Опять никакого ответа. Только сопение в подушку. Более не пытаясь завязать с ней разговор, я закончил обрабатывать рану, и, убрав тюбик с мазью, сел рядом с кроватью, на стул. Райли сильно обижена на меня. И, вдобавок ко всему, очень зла. Нужно выждать момент, когда её гнев схлынет, и она будет способна вести спокойный диалог. Как бы там ни было, про Тину тоже нельзя забывать. Надежда на то, что Райли отойдёт и изменит своё решение — чрезвычайно ничтожна. Она выгонит её. Причём не только из дома, но и с территории. А это, в данный момент, равносильно смертному приговору. Тина ещё с трудом передвигается. Для выздоровления ей требуются лекарства и покой. Как же мне уговорить Райли сжалиться над Тиной?

Пока я думал, хозяйка отдохнула, и поднялась с кровати. Всё так же сердито сопя, она схватила нож, и пошла на выход. Внутри у меня всё оборвалось.

— Эй, ты куда?!

Никакого ответа. Только быстрый топот ног, спускающихся по лестнице.

— Райли! Не смей!

Я бросился вдогонку. Догнал её уже в прихожей, и схватил за руку, сжимающую рукоять ножа.

— Не делай этого, прошу тебя!

— Да отвяжись ты! — она вырвала руку. — Не трону я твою крысу. До завтра не трону. Хотя вас обоих следовало бы на ленты порезать.

— Тогда зачем тебе нож?

— Пойду, пройдусь. Не могу сидеть на месте. Внутри всё кипит. Может быть прогулка поможет мне немного успокоиться.

— Но тебе ещё рано выходить из дома! Ты до конца не оправилась от ран! Это может быть слишком опасно!

— Мне надоело сидеть дома! И у меня уже достаточно сил, чтобы гулять за его пределами, — она развернулась и вышла во двор.

— Тогда я пойду с тобой! — бросился я за ней.

— Не зли меня, Писатель, дай мне побыть одной! А то я за себя не ручаюсь! — с этими словами Райли выскочила за ворота.

— Вот, чёрт! — я постоял немного посреди двора, и направился к гаражу.

Отперев дверь, нос к носу столкнулся с Тиной.

— А ты куда собралась?

— Выпусти меня, Писатель. Я ухожу.

— Куда уходишь?!

— Не знаю. Без разницы.

— Но ведь Райли разрешила тебе остаться до завтра.

— Да. Но зачем её раздражать? Она права. Не место мне здесь.

— Так, подожди, стой, — я взял её за руку, подвёл к скамеечке возле тропинки, и усадил. — Давай посидим, спокойно поговорим, и решим, что нам делать.

— Тут нечего решать. Я благодарна тебе, Писатель, за то, что ты мне помог. И мне грустно, что я не смогла помочь тебе. Возможно, у меня ещё получится это сделать. Но шансы мои не велики.

— Вот поэтому ты и не должна уходить. Хотя бы до завтра, — я сел с ней рядом.

— А что это решит?

— Ты полежишь, отдохнёшь. Ну а за это время Райли, может быть, отойдёт, и мне удастся уговорить её оставить тебя ещё хотя бы на парочку дней.

— Как ты будешь её уговаривать? Опять ложью? Писатель, 7-37 доверилась тебе, а ты её обманул. У изгнанников с этим строго. Ей будет трудно тебя простить.

— И всё-таки я надеюсь на её милость. Райли очень крутая и категоричная. Но в её душе есть доброта. И я обязательно достучусь до неё.

— Ты смог обмануть её. Но не пытайся обмануть себя, — Тина трогательно склонила головку мне на плечо.

Этот жест не был признаком ласки. Просто сказывалась серьёзная нехватка энергии.

— Не переживай за меня Писатель. Ты сделал всё, что мог.

— Нет! Ещё не сделал.

— Ты уже подарил мне несколько дней жизни. Это странный, но прекрасный поступок. Нетипичный для нашего мира.

— И я не дам тебе погибнуть. Как там было у Экзюпери? «Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил»…

— Он Апологет?

— Кто, Экзюпери?

— Ну да.

— Нет. Он писатель.

— Как и ты?

— Ну-у, вообще-то мне до него далеко.

— А если он не Апологет, зачем тебе следовать его указаниям?

— Для меня достаточно того, чтобы это указание было мудрым. Даже если оно не апологетическое.

Тина больше ничего не сказала. Поджав ноги, она легла, съёжившись, как замёрзший котёнок, и положив голову мне на колени. Она пыталась воспользоваться последними минутами покоя, чтобы накопить хотя бы крупицу дополнительной энергии. Я чувствовал это, и сердце моё сжималось от жалости. В то же время, я всё сильнее начинал переживать за Райли, которая отсутствовала уже подозрительно долго. Убежав такой взвинченной, она могла попасть в беду. Пока я думал, что мне делать: бежать на поиски Райли, или остаться с Тиной, девочка вздрогнула, словно в дрёме, и поднялась, подслеповато помаргивая.

— 7-37 возвращается.

— А? — не понял я.

Дверь на воротах распахнулась от сильного пинка, и во двор влетела разъярённая Райли. Прогулка ей не помогла. Она была ещё злее, чем до ухода. Казалось, что хозяйка вот-вот изрыгнёт пламя. Не обращая на нас внимания, она проскочила до дома, едва ли не вприпрыжку.

— Что случилось? — я кинулся за ней, догнав только на лестнице.

— Что случилось, что случилось, — хозяйка проскочила в комнату, и, схватив свою «кобуру», начала быстро крепить её к поясу. — Что и ожидала. То и случилось.

— Что ожидала? — не унимался я.

— Флинт, с-скотина, — Райли поочерёдно закрепила застёжки ножен на бёдрах. — Осваивает территорию тринадцатого.

— Не может быть. Он же обещал!

— Обеща-ал, — передразнила девушка. — А ты поверил. Но не я. Сейчас я ему устрою…

С этими словами она помчалась обратно к выходу. Вся её ярость, кипевшая по отношению к нам, готова была выплеснуться на «удачно» подвернувшегося Флинта.

— Погоди! — я схватил мачете, и бросился в погоню.

Во дворе ко мне подскочила Тина.

— Что происходит?

— Полная задница! Флинт забрался на спорную территорию, и Райли собирается его прогнать. Ей нужно помочь. Она ещё слишком слабая. Одной, в таком состоянии, ей Флинта не одолеть. Я иду с ней, а ты жди меня тут, хорошо?

— Нет. Я иду с тобой, — подобрав один из бандитских ножей, валяющихся неподалёку от трупов их бывших хозяев, Тинка поспешила следом за мной.

Догнать Райли было непросто. Подогреваемая яростью, она двигалась очень быстро. А мы с Тиной отставали, поскольку последней приходилось делать остановки через каждые полсотни метров, чтобы немного передохнуть. Не команда, а сплошное горе.

Возле границы с территорией 7-13, Райли окончательно от нас оторвалась. Я уже не мог её догнать хотя бы потому, что в этом аномальном аду нужно было уже двигаться осторожно и по определённой траектории, чтобы не нарваться на невидимую ловушку.

Прибежали мы как раз вовремя. Райли уже налетела на Флинта, но сцепиться они ещё не успели. Просто стояли друг напротив друга, вздыбленные, как дворовые коты, с обнажёнными ножами, а прямо между ними лежал труп бандита (оказалось, что прямо перед этим Флинт занимался утилизацией трупов. За этим занятием Райли его и застукала).

Тина тут же присела на край бетонной опоры, отчаянно восстанавливая дыхание. Я же решил подойти к участникам конфликта, но был моментально остановлен ими.

— Писатель, не подходи!

— Райли, Райли, Райли, — пропел Флинт. — Слышал, что ребята Грязного Гарри сильно намяли тебе бока. Почти прибили. Если честно, был уверен, что тебе уже кранты, но, как вижу, говно не тонет.

— Фли-инт. Милый. Галантен как всегда, — ответила соперница. — Моей смерти ты не дождёшься. И не мечтай. Только после Вас.

— Дамы вперёд.

— Ты меня утомил, пустомеля. Я сюда пришла не языком чесать, а драться.

— Что ж, отлично. А этих двух зачем притащила? Боишься, что одна не справишься?

— Эти двое припёрлись сами по себе.

— Да нежели?

— Ну что вы тут опять устроили? — наконец вмешался я. — Флинт! Ты же мне обещал, что не полезешь сюда!

— Если сюда не полезет Райли, — ответил он. — А она полезла.

— Но ты же пришёл первым!

— Потому что знал, что она всё равно сюда полезет, и решил её опередить. Я просто так эту территорию не отдам.

— Тогда давай выясним, кому эта территория принадлежит по праву, — воскликнула Райли.

— С удовольствием.

— А ну прекратили! — я подбежал к Райли. — Уймитесь!

— Писатель, не лезь, я могу тебя задеть, — сквозь зубы процедил Флинт. — А я не хочу этого.

— Тогда не надо драться!

— Писатель, отойди. Пожалуйста, — пробормотала Райли. — Это наша битва. Не твоя. Никто из нас не хочет причинить тебе вред, поэтому я прошу. Не лезь.

— Не будьте дураками! Да что же мне с вами делать?

Я бросил обречённый взгляд туда, где оставил Тину. Её там не оказалось. Только что сидела, чуть живая, и вот уже след простыл. Остался только я, между молотом и наковальней. Сейчас либо Райли, либо Флинт. Кто-то кого-то обязательно убьёт. И, надо признаться, у Райли шансов на победу значительно меньше.

— Писатель. Я считаю до трёх. Если за это время ты не отчалишь на безопасное расстояние, то извини, — не выдержал Флинт.

— Одумайся, друг!

— Раз…

— Писатель, уйди, пожалуйста, уйди! — занервничала Райли.

— Не уйду. Я не верю, что Флинт сможет поднять руку на своего друга.

— Два…

— Писатель, пожалуйста, — почти всхлипнула Райли.

— Нет. Не уйду, — я ещё сильнее выдвинулся вперёд, стараясь встать между ними.

Флинт равнодушно смотрел на свою соперницу, сжимая нож. Ни тени сомнения не прослеживалось в его лице. Одержимый придурок!

— Т…

Откуда-то сверху, как мне показалось, прямо с неба, кульком свалилась Тина, приземлившись прямо на плечи ничего не подозревающего Флинта. Тельце было лёгким, но, пролетев четыре метра, создало приличный вертикальный удар, без труда сваливший взрослого изгнанника лицом в землю. Сидя у него на загривке Тинка одной рукой вцепилась Флинту в лоб, выдавливая пальцами глаза, а другой — удерживала нож возле его горла.

— Какого хрена?! — прохрипел Флинт, не ожидавший такого поворота.

— Ты не причинишь вред тридцать седьмой. Я не позволю, — ответила девочка. — И не вздумай шевелиться. Лысый козёл.

— Маленькая гнида! Я же помогал Писателю тебя вытаскивать с этой чёртовой фабрики!

— Я этого не помню. Прости. Зато я помню о чести, которую мне оказала 7-37 субкод 2.

— А девчонка-то ничего, — шепнув, толкнула меня локтем обескураженная Райли.

— А я что говорил? — прошептал в ответ я.

— Неблагодарная туннельная крыса! — пыхтел Флинт. — Думаешь, Райли тебя пожалует за это выслуживание? Думаешь ради твоей маленькой задницы она рискнёт своим инсуалем? Да ты просто её пешка! Рабыня!

— Сейчас я — оружие в её руках. И ей решать твою судьбу, — Тина подняла глаза на Райли, ожидая приказа.

— Райли, не надо, — попросил я. — Отпусти Флинта. Он конечно заносчивый балбес, но он не заслуживает смерти.

— Боюсь, Писатель, что иным путём проблему с ним не решить.

— Решить. У меня есть идея. Если отпустишь Флинта, я раcскажу вам о ней! Флинт, ты готов выслушать моё предложение?

— Чёрт, а у меня есть выбор?

— Так что ты там придумал? — взглянула на меня Райли.

— Для начала, отпусти его. Негоже вести диалог с ножом у горла.

— Ох-х. Надеюсь, что предложение у тебя действительно дельное… — Райли кивнула. — Тина, отпусти его.

— Слушаюсь, — Тинка спрыгнула со спины Флинта.

Тот, покрякивая начал подниматься, и потянулся за оброненным ножом.

— Ай-яй-яй! — лезвие тинкиного ножа тут же вернулось к его глотке. — А вот этого не надо!

— Спокойно, мелюзга, спокойно! — поднял руки тот. — Убери свою тупую железку.

— Всё в порядке, Тина, я его контролирую, — спокойно произнесла Райли, и девочка отошла в сторонку.

— А теперь слушайте моё предложение, — откашлявшись, я начал излагать свою идею. — Я всё продумал и взвесил. Это решение будет единственным правильным для всех нас. Территория 7-13 априори не нужна ни тебе, Флинт, ни тебе, Райли. Вы сшибаетесь лбами ради неё сугубо из-за своих дурацких и совершенно бессмысленных принципов. С другой стороны, эта территория не должна пустовать. Её должен кто-то заселить. Признаюсь, ситуация была патовая. Но теперь из неё есть выход. Да, у территории 7-13 должен быть новый хозяин. И этим хозяином будет Тина!

— Я? — вздрогнула Тинка.

— Да, ты.

— С какой это стати? — сплюнул Флинт.

— С такой. Либо Тина, либо никто.

— Хм-м, — крепко задумалась Райли. — Неожиданное предложение. И какая нам от этого выгода?

— Смотри, — я начал загибать пальцы. — Тина жила здесь несколько месяцев. Знает территорию не хуже бывшего хозяина. Значит сможет её охранять от чужого вторжения. Это раз. Тину вы оба знаете. Может она и была воровкой, но став полноправной хозяйкой территории, ей больше не придётся воровать. Думаю, что в благодарность за нашу помощь, она будет не самой плохой соседкой. Это два. И, наконец, вы перестанете ссориться из-за этой чёртовой территории, потому что она никому из вас не досталась. Это три! Как считаешь, Райли?

— Ну-у. В принципе. Уж лучше Тина, чем Флинт. Я не против.

— Отдавать пограничную территорию какой-то шмакодявке? А попа не слипнется? — ответил Флинт.

— Флинт, не усложняй!

— Короче… Тина отныне законная хозяйка этой территории. Именем своего инсуаля, я признаю 5-55 полноправной соседкой, доказавшей своё право владеть территорией. Любые притязания на её территорию будут рассматриваться мной как прямая угроза моей личной безопасности, а значит я разорву все договорённости, заключённые между нами с Флинтом, и оставлю за собой право в любой момент напасть на него, как на врага. Я всё сказала, — пафосно выдала Райли.

— Бла-бла-бла, бла-бла-бла, — передразнил её Флинт. — Вы с ума посходили. И ты, Райли, чокнулась больше всех. Писатель совсем тебе мозги запудрил своим идеализмом. Ладно, хрен с вами. Что поделать, если здесь трое на одного? Пусть мелкая тут хозяйничает, до первой подвернувшейся аномалии, хе-хе…

— Считаю вопрос решённым, — с облегчением подытожил я. — Ну что? Расходимся по домам?

— С удовольствием. Устал я от вас до жути, — Флинт подобрал нож, и пошёл к дыре в ограде. — Кстати, Райли, не смотря на все наши разногласия, я никак не могу забыть, как здорово мы с тобой на этой фабрике «потанцевали».

— Угу, — ответила та. — Из тебя бы получился отличный танцор, если бы тебе ничего не мешало.

— Ха, ха, ха, — ответил Флинт и покинул площадку.

Как только он скрылся, Тина без сил упала на асфальт. Рядом с ней присела измотанная Райли. Теперь обе могли дать себе возможность немного передохнуть.

Я поднял голову, и увидел над нами стрелу автокрана.

— Так вот откуда ты на него спрыгнула! Ну ты даёшь, Тинка. Ну, «стелс-пехота»! И когда только успела так быстро и незаметно туда перелезть?! Я ведь за тобой следил. Только один раз отвлёкся… А ты уже Флинта пришпорила!

Она улыбнулась.

— Ну что, маленькая хозяюшка, осознаёшь свои новые полномочия? — устало спросила у Тины Райли.

— Я безмерно благодарна тебе, Z-345/7-37 субкод 2.

— Благодари Писателя. Только он мог придумать такую идиотскую идею — прописать тебя здесь. Но, вынуждена признать, что даже в идиотизме бывает что-то толковое. Поднимайся. Не пристало хозяйке валяться на полу. И зови меня Райли.

— Хорошо, Райли. Спасибо тебе, Писатель.

— Ох, девки. Меня скоро с вами инфаркт шарахнет, честное слово, — стараясь унять дёргающееся веко, произнёс я. — А вам, видимо, наплевать.

— Всё закончилось нормально. Результат меня устраивает, — Райли зевнула. — Да и мелкая, всё-таки, пригодилась. Хоть какая-то польза от неё. А сейчас я устала и хочу полежать.

Поднявшись с асфальта, она убрала ножи в ножны, и неторопливо пошла к выходу. Я было тоже за ней последовал, но вспомнил о Тине и обернулся. Девочка стояла на месте.

— Ты чего не идёшь?

— Я уже дома. Теперь я хозяйка этой территории, и должна оставаться здесь.

— Тебе нельзя здесь оставаться. Флинт может вернуться, да и вообще. Ты ещё не в состоянии жить самостоятельно. Идём с нами. Когда поправишься — вернёшься сюда.

— Не могу. Райли сказала, чтобы с завтрашнего дня я покинула её территорию. Зачем мне возвращаться, если завтра всё равно уходить?

— Райли передумала, — послышалось со стороны проломанного забора. — Можешь оставаться в моём гараже, пока полностью не восстановишься. Дохлая соседка мне не нужна.

Тина удивлённо перевела на неё взгляд. В пустых глазах девочки впервые заблестели лучики радости.

— Тебе особое приглашение нужно?! — добавила Райли, и скрылась в проломе.

Вне себя от счастья мы бросились её догонять.

ЧАСТЬ-14. ДЕТСКИЙ МИР

Мы возвращались домой усталыми, но счастливыми. Каждый радовался чему-то своему, и, наверное, больше всех радости испытывал я, потому что более успешного выхода из столь сложной ситуации представить себе было трудно.

Оказавшись на территории Райли, Тина тут же ссутулилась, взяла нож за лезвие, и вышла вперёд, семеня чуть впереди хозяйки. Несмотря на разрешение, она по инерции продолжала следовать этикету. Гость должен был идти впереди хозяина, чтобы тот держал его в поле зрения.

— Тина обещала помочь мне добраться до Апологетики, — рассказал я Райли. — Поэтому ты можешь не ходить. Ну, если не уверена, что я… Ну, ты поняла.

— Да вы, я смотрю, у меня за спиной уже планов настроили? Куда ты его вести собралась без моего разрешения?! — спутница покачнулась от усталости.

— Писатель хочет выбраться из города. Кто-то должен ему помочь. Нельзя его удерживать, — ответила Тина.

— Я и не собираюсь его удерживать. Когда он будет готов, я сама его отведу, без сопливых. Так что не лезь в наши дела.

— Прости, Райли, но с некоторых пор это и мои дела тоже. Вам нужно взять меня с собой.

— С какой стати ты нам сдалась? И вообще, зачем тебе в Апологетику? Ты что, нашла Суфир-Акиль?

Тина многозначительно промолчала.

— Что, правда? Ну, это конечно похвально. Но раз нашла — иди, относи его апологетам. Мы-то тебе зачем? Сама, что ли, не дойдёшь?

— Дойду. Но мой инсуаль ещё не закончен. Вы оказали мне великую услугу, и я докажу вам, что пятёрки тоже могут быть благодарными. Я сполна отплачу вам за всё, что вы для меня сделали.

— Вот как? И чем будешь платить?

— Для начала, услугой. В походе до Апологетики вам потребуется проводник.

— Не смеши меня, милая. Путь в Апологетику знает каждый изгнанник. Или ты считаешь, что я не способна его преодолеть?

— Ты — сильная и опытная изгнанница. Лучшая из нас. Для тебя этот путь будет простым. Но не для Писателя. Ты угробишь его, если поведёшь туда.

— Значит, ты сомневаешься, что я смогу довести Писателя до Апологетики?

— Не сомневаюсь. Знаю. Пожалуйста, не сердись на меня. Дело вовсе не в тебе.

— А в чём?!

— Ты ведь собираешься вести Писателя через «тропу блудных детей»?

— Ну да. А как ещё? Это самый простой и короткий путь. Все по нему ходят. Столько изгнанников, нашедших Суфир-Акиль, уже по нему прошло…

— Вот именно, изгнанников. А не людей.

— А какая разница? Тела-то одинаковые.

— Тела. Но не разум. Если ты поведёшь Писателя по «тропе блудных детей» — он умрёт.

— Да с чего ты это взяла?

— Я сама видела. Однажды, сулариты поймали человека — одного из последних мародёров, и повели его к Латуриэлю. Тот собирался принести его в жертву Хо. Но на «тропе блудных детей» человек внезапно умер от чудовищного головного кровоизлияния. Я думаю, что район Апологетики защищён от проникновения людей. Изгнанники безболезненно минуют тропу лишь потому, что их разум работает на другой частоте, не свойственной людям. В этом и заключается проблема. Писателю не пройти в Апологетику.

— А как же мне тогда быть? — озадаченно спросил я. — Может, есть какой-то иной путь?

— Есть. Если идти не по поверхности, — ответила Тина.

— Подземный ход? — нахмурилась Райли. — Это же гораздо опаснее.

— И длиннее, — согласилась девочка. — Зато мозги Писателя не расплавятся.

— Хм-м… Ну и когда ты собираешься туда выдвигаться?

— Всё зависит от вас. Когда будете готовы — только скажите, и я вас проведу. Надеюсь, до холодов вы это дело не затянете?

— Нет, конечно.

— Тогда порядок. А я пока поживу на фабрике.

— От, чёрт, — Райли насторожилась.

— Что такое?

— Так, давайте быстрее, быстрее…

— Да в чём дело?

Она указала в сторону отдалённых домов, которые постепенно растворялись в туманной завесе.

— Блин, опять этот туман, — проворчал я. — А что в нём такого?

— Ты серьёзно? — покосилась Тина. — Не знаешь?

— Шевелитесь же!

Мы добежали до поворота на Арсеньева. Райли, словно пьяную, занесло в сторону, и она оперлась на забор. Тина остановилась отдышаться, и сгорбилась, уперев руки в колени. Обе были уже на пределе.

— Как не вовремя, — хозяйка проползла немного по забору, оттолкнулась от него рукой, и пошатнулась, удерживая равновесие, после чего, неуверенно, пошагала дальше. Ноги её заплетались одна за другую.

— Идём, Тинка, не отставай! — скомандовал я.

Тина сделала несколько шагов и упала.

— Ты чего?! Гос-споди… Поднимайся скорее!

Она сделала попытку подняться, но не смогла. Постоянно оглядываясь на приближающийся туман, я начал её поднимать.

— Тина! Ну же! Ещё немного осталось!

— Я не могу… Не получается… Наверное, придётся мне остаться здесь.

— Нет уж! — я поднял её на руки, и, как смог, поспешил за движущейся зигзагами Райли.

На последних каплях сил, мы, наконец-то, достигли знакомых ворот. Последние метры Райли преодолевала уже едва не ползком. Я обогнал её во дворе, и, влетев в прихожую, опустил Тину на пол, затем вернулся обратно на улицу, и с ужасом увидел, что туман уже перетекает через наш забор. Подхватив упавшую возле крыльца девушку, я волоком втащил её в дом, и захлопнул дверь прямо перед густой клубящейся дымкой. А потом, в полном изнеможении, свалился сам, прямо между ними. Успели! Ещё быть чуть-чуть!

Немного передохнув, я сначала отнёс Тину в гараж, а затем помог Райли добраться до спальни. В голове крутился один и тот же вопрос — почему в моих снах Хо постоянно просит меня пройти через туман? Для чего, если этот туман так опасен? Или речь идёт о каком-то другом тумане? Тогда о каком? В самом начале своих злоключений мне уже довелось побродить среди тумана. Но я ничего в нём не нашёл, кроме холода и сырости. Зачем же мне туда возвращаться?

Изгнанники почему-то очень боятся попасть в него. Говорят, что туман смертельно опасен. Называют его «дыханием эндлкрона». Я пытался выяснить, что же в нём такого опасного? Но никто мне не ответил. Никто просто этого не знал. Просто боялись его и всё. Как бы там ни было, прежде чем лезть в этот туман, нужно сперва во всём хорошенько разобраться. Поспешные решения здесь не уместны.

Сидя в кресле, в котором обычно отдыхала Райли, я дополнял свои записи в дневнике. Давненько я за него не брался. В схеме добавились «ТИНА» и «ФЛИНТ». Хотелось записать хронику последних событий, но головная боль не давала сосредоточиться. Голова болела с того момента, когда меня ударили, но постоянное напряжение, в котором я пребывал последние дни, как-то отвлекало от этого, отводя боль на второй план. Я лишь чувствовал, что в какие-то моменты голова начинала болеть сильнее, а в какие-то — немного успокаивалась. Но болеть не прекращала.

Сейчас, когда все острые проблемы и напряжения остались позади, головная боль стала замыкать сознание на себе, и избавиться от неё было уже невозможно. Всё что я мог сделать теперь — это тереть себе виски.

Райли поднялась с кровати и подошла ко мне.

— У тебя всё хорошо? — спросила она.

— Голова болит. У тебя есть какие-нибудь лекарства от головной боли?

— Нет.

— Так я и думал. Если не пройдёт, придётся завтра аптеку искать. Здесь есть поблизости аптеки?

— Не надо ничего искать. Сейчас вылечу, — она подошла ко мне сзади, и поднесла руки к голове, не дотрагиваясь до волос.

— Ты чего собираешься делать?

— Вы, люди, не умеете пользоваться собственной энергией. Восемьдесят процентов ваших болячек легко лечатся именно ей. — Райли начала делать руками круговые движения, и я почувствовал, как от её ладоней идёт ощутимое, мягкое тепло. — Нужно просто её правильно распределить, и направить в нужные русла. Спазм сосудов — напрямую зависит от нервной системы. Стоит лишь грамотно отрегулировать приток энергии к нервным волокнам, и блокада будет снята, давление стабилизируется, кровообращение нормализуется. Сейчас тебе полегчает.

Она прекратила делать вращения руками, после чего стала методично отдалять и приближать их к моей голове с двух сторон, словно нагнетая в неё энергетические волны. С каждым таким импульсом, боль отступала. Это было так приятно, что я расслабился и начал дремать.

— Ты ещё не готов к этому.

— А? — я попытался обернуться, но руки Райли удержали мою голову от поворота.

— Эй, что за шутки?

— Не готов. Но ты на верном пути.

Да это и не Райли вовсе. Позади меня стоял кто-то другой.

— Это… Это ты, Хо? Почему ты подкрадываешься со спины? Почему не дашь мне увидеть себя?

— Рано. Синхронизация нестабильна. Для её завершения ты должен пройти через туман.

— Но я не уверен… Что там, в этом тумане? Почему его все боятся?

— Потому что они — не ты. Ты не такой как все. И ты пройдёшь через него. Но ты должен быть готов к этому.

— Как узнать, что я готов?

— Прислушайся к себе. Ты всё поймёшь сам.

Я встрепенулся, и открыл глаза. Стены уже почти погасли. Райли лежала на кровати, отвернувшись лицом к стене. Потрогав голову, до сих пор сохранившую ощущение прикосновения рук Хо, понял, что от боли не осталось и следа. Только шея затекла. Перебравшись на свою лежанку, я укрылся одеялом и довольно быстро заснул по новой, уже до утра и без сновидений.

*****

Дела пошли своим чередом. Наконец-то мне удалось выяснить, зачем мы так долго хранили трупы у себя во дворе. Оказалось, что мертвецы «с душком» — излюбленное лакомство сомов-мутантов, обитающих в болоте, расположенном под обрывом, ниже нашего коттеджа, с противоположной его стороны. Ловить этих причудливых рыбин, что любопытно, можно было прямо из дома. Вот она — мечта любого рыбака!

Сначала Райли поочередно пронзила каждый труп здоровенными крюками (их у неё было всего четыре, поэтому два оставшихся мертвяка были просто обмотаны егозой). Затем, я поочередно отволок каждый труп на задний двор, где из-за обрушения почвы, в обрыв сорвалась целая заборная секция. Там мы привязали к ним верёвки, и сбросили их вниз с двадцатиметровой высоты. Затем пришлось спуститься туда самим (сделав крюк до знакомого спуска, ведущего к электростанции мясника), и посталкивать наживку в болотную жижу. Я, если честно, представить себе не мог, как рыба может водиться в такой трясине? Но в этом мире всё было странным. Если Райли была уверена, что мы что-нибудь поймаем, то основания эти были не беспочвенными.

Жизнь продолжалась. Обе мои подруги шли на поправку ударными темпами. Они всё реже ложились отдыхать, всё меньше задыхались после физических нагрузок, и постепенно снижали размер пайка, входя в привычный для изгнанников режим.

Чтобы не терять времени даром, Райли предложила начать мою подготовку к грядущему походу, что я воспринял с огромной радостью Наконец-то меня начнут обучать премудростям выживания в городе. Все эти дурацкие и бессмысленные (как мне казалось) медитации, и уроки психической концентрации — порядком надоели. Хотелось постичь истинный «дзен» изгнанника. Всё это «шаолиньское» мастерство владения ножами и приёмами рукопашного боя. Думал, что вот-вот мне откроется истина, и я, вмиг просветлев, стану супербойцом, способным в одиночку разобраться с кем угодно. К подобным заблуждениям склонно большинство людей. И я не исключение. Поэтому начало наших занятий было сопряжено с великими разочарованиями.

Райли очень быстро плюнула на попытки обучить меня метанию ножей. Я так и не смог понять, как их правильно кидают.

— Вот, смотри, всё очень просто, — говорила Райли. — Нож держишь вот здесь, вот таким образом. Видишь? Твоя задача — создать телом волну. От этой части корпуса — к руке.

Она красиво покачнулась, продемонстрировав невероятную пластичность своего тела.

— Видишь, волна пошла сюда, через плечо, перешла в руку, локоть, кисть, и нож. А теперь смотри, что получается.

Учительница повторила движение уже в ускоренном темпе, и нож, выскользнув из её руки, словно заворожённый, воткнулся в дерево. Выглядело это так, будто девушка вообще не затратила на бросок никаких усилий, однако же, попытавшись выдернуть лезвие из древесины, мне пришлось попыхтеть — оно засело глубоко и прочно.

— Это всё из-за волны, — пояснила Райли. — Энергия от тела передаётся ножу. Кажется, что он брошен слабо, но это не так. Давай, попробуй теперь ты.

То, что у неё выходило так красиво и просто, у меня выглядело просто ужасно. Мой задубевший торс нивкакую не желал пластично гнуться, а корявые руки работали как палки. Нож в основном улетал мимо дерева, кувыркаясь как ему вздумается. Поначалу, Райли пыталась как-то помочь мне с техникой, но через час терпение её лопнуло.

— Ладно, достаточно! Волновое метание — это для тебя слишком сложно, — признала она. — Давай, хотя бы, разучим классический бросок. Он примитивнее, но проще в освоении.

С классическим броском дела обстояли получше, и раз пять я даже сумел воткнуть острие в дерево. В остальных случаях нож пролетал мимо, рикошетил от ствола, либо ударялся в него рукояткой. Одно расстройство и разочарование.

В конечном итоге мы попробовали освоить рукопашный бой на ножах. Тут уже у меня терпение устремилось к нулю, поскольку Райли начала не с ударов, а с правил удерживания ножа, переходов из прямого хвата — в обратный, и методики извлечения оружия из ножен. Она постоянно говорила, что я держу нож неправильно, даже когда мне казалось, что я всё делаю верно. Попытавшись оправдаться, что дескать мачете гораздо длиннее и тяжелее её ножиков, я столкнулся с презрительным ответом, — И что теперь? Прежде чем махать ножом, нужно научиться правильно его удерживать. Чтобы наносить более точные и сильные удары. Да даже просто, чтобы оружие из руки не выбили. Вот, гляди, — Райли поднесла к моему лицу свою руку. — Вот, три пальца. Большой, указательный и средний. Они — основные. Два оставшихся — на подхвате, усиливают зажим. Но главные — только эти три. Указательный и средний — задают положение хвата, большой — фиксирует хват. Всё! Нож в руке.

Она продемонстрировала выхватывание ножа из ножен.

— Это — обратный хват, боевой. Режущей кромкой от себя. Ни в коем случае не на себя. При этом хвате ты сможешь нанести быстрый удар вот так, — учительница медленно провела нож параллельно моему горлу. — При колющих ударах всё по-другому. Тут уже нож удерживаешь вот таким вот образом…

— Подожди. Разве моё мачете способно наносить колющие удары?

— Нет. Но ты можешь завладеть ножом своего врага. Когда представляется такая возможность — не пренебрегай ею. И разминай пальцы. Они у тебя очень слабые и негибкие. Делай упражнения. Вот такие, — она быстро-быстро пошевелила всей пятернёй. — Или такие, — рука расслабилась, а потом резко сложилась в «клешню» с тремя скрюченными (на манер когтей) пальцами, и двумя — поджатыми к ладони. Наконец, её пальцы вновь распрямились и расслабились, — пощупай мою руку.

Я прикоснулся к её кисти. Сначала Рука была мягкой, словно тряпочка, лишённая костей, но вдруг напряглась, став твёрдой, как металл.

— Чувствуешь?

— Обалдеть…

— Тренируйся регулярно. Твои руки — это твоё спасение.

В общем, описывать все эти уроки смысла нет. Они проходили долго и нудно. Порой я сам себя бесил, не в состоянии выполнить, казалось бы, элементарные движения и захваты. Таким вещам не научишься за неделю. Да и за месяц тоже. Нужны годы тренировок, чтобы достичь приемлемого результата. В итоге, с горем пополам, Райли обучила меня азам обращения с ножом. Но это была самая нижняя планка мастерства. Да какого там мастерства? Так, основа основ. Конечно, мне бы хотелось приврать, написав, что я стал эдаким крутым рубакой, но это было бы слишком глупой неправдой. В плане владения оружием, я так и остался бездарем. Все мои личные победы были сопряжены либо с величайшим трудом, либо с величайшей удачей. Даже употребление ай-талука, заметно расширяющего мои возможности, лишь на малую толику повысило мой потенциал. В крутого мужика я, увы, так и не превратился, как ни старался.

Но вот, что определённо подверглось серьёзной закалке — так это мой дух. Я на личном опыте убедился в том, что сила духа способна компенсировать недостаток физической силы.

Помимо силовых тренировок, Райли проводила со мной и теоретические занятия, обучая выживанию в аномальной среде. Эта учёба была непростой (приходилось очень много запоминать), но более интересной. Сначала я хотел законспектировать урок, однако, учительница отобрала у меня блокнот и отбросила его в сторону.

— Ты не сможешь ходить по городу, постоянно глядя в блокнот! Учись запоминать информацию. Тренируй свою память.

— Послушай, а почему бы не воспользоваться сталкерским приёмом? Примотать к гаечке бинтик, и швырять во всякие подозрительные места, — спросил я.

— А подозрительным местом окажется «Шалунья», и твоя гаечка вернётся к тебе со скоростью три с половиной тысячи километров в час. И дело даже не в этом. А в том, что аномалии, помимо своих проявлений, ещё и обладают различной реакцией. На них может влиять давление, температура, вибрация, и так далее. Есть аномалии, по которым мы с тобой можем спокойно пройти, и ничего с нами не случится, в то время как тяжёлый мясник будет порван в клочья. Поэтому, по передвижениям мелких зверушек ориентироваться тоже не получится. Они могут спокойно бегать по аномальному участку, наступив на который ты тут же простишься с жизнью.

— Как же их тогда вычислять?

— Выход один. Запоминать их признаки. Подмечать каждую мелочь, не боясь полагаться на интуицию. Большинство аномалий имеют ярко выраженные свойства. Они не всегда откровенные и броские, но вполне заметные. Поэтому внимательность, внимательность и ещё раз внимательность. Я расскажу тебе обо всех аномалиях, которые знаю. Запоминай. Экзаменовать буду очень строго. Ты можешь плохо владеть ножом, но уметь избегать аномалии ты просто обязан.

Так начались продолжительные уроки, на протяжении которых, Райли рассказывала мне об аномалиях. И если первые три я успешно запоминал, то дальше всё начинало путаться в голове, наслаиваться друг на друга, и примерно на десятой аномалии я уже чувствовал, что окончательно запутался. Тогда мы придумали новый способ обучения, при котором делали передышки после каждой пятой аномалии. Стало немного полегче, но всё равно первое время я сильно 'плавал' на 'экзаменах'.

— Ты идёшь по дороге, и видишь расходящиеся круги на асфальте, как на воде. Что за аномалия, каков принцип реакции и твои действия?

– 'Водянка'. Вибрационная аномалия. Создаёт колебательный резонанс, от которого тело распадается на части. Я должен остановиться, оценить радиус затухания концентрических кругов аномалии, визуально отмерить от этой дистанции пять метров, и обходить строго по этому условному контуру, продолжая держать аномалию в поле зрения.

— Правильно. Ты идёшь по улице, и вдруг слышишь мелодичные трели, похожие на арфу. Музыка очень приятная, усыпляющая, но слегка приглушённая, что заставляет тебя невольно прислушаться к ней, потом подойти поближе, чтобы расслышать мелодию. Что за аномалия, каков принцип реакции и твои действия?

– 'Митька…' Нет-нет-нет! 'Орфей'! Точно, 'Орфей'! Акустическая аномалия второго порядка. Одна из самых опасных. При попадании в неё, жертва сходит с ума, а затем погибает от внутренних кровоизлияний. Заслышав первые отголоски трелей я должен немедленно вставить в уши специальные затычки, и вынуть их лишь отойдя на приличное расстояние от потенциального источника угрозы.

— Правильно. Ты идёшь по дороге и видишь зеленоватое свечение над травой, сопровождающееся лёгким шелестом. Что за аномалия, каков принцип реакции и твои действия?

— Хм-м… Щас, погоди! Так… Что же это? М-м-м…

— Время, Писатель, время. Там у тебя времени на раздумье не будет.

– 'Танцовщица'?

— Нет. Это была 'Мёртвая бирюза'. После третьего вдоха её испарений, ты понимаешь, что удаляясь от неё ты задыхаешься, а чем ближе к ней — тем тебе легче дышится. Подходишь всё ближе и ближе, ступаешь на траву, и с ног до головы покрываешься зелёным налётом оксида. Твой организм быстро окисляется. Ты мёртв, Писатель. От тебя остаётся только горстка зелёных лохмотьев.

— Чёрт… Точно! 'Мёртвая бирюза'!

— Отдыхай пять минут, и начнём по новой.

*****

После очередного изнурительного урока, я спустился в гараж к Тине. С того момента, когда мы вернулись после разборки с Флинтом, девчонка стала менее разговорчивой. Это не было связано с настроением. Скорее обычное состояние изгнанницы-одиночки. Она успокоилась, знала, что её не выгонят, и не видела смысла разводить со мной какие-то длинные беседы. Отвечала кратко и по существу, вроде как и не замыкаясь, но особо и не разглагольствуя. В отличие от словоблудливого Флинта, которому без разницы о чём говорить — лишь бы говорить, Тинка словами попусту не разбрасывалась. Да и не нуждалась в разговорах.

Если сравнивать Тину и Райли, то это две яркие противоположности. Тина внешне более скромная, более нежная и спокойная. Она кажется совершенно беззащитной и даже запуганной. В общении выдерживает раболепные нотки, всем видом давая понять, что она помнит своё место, и относится к хозяевам с величайшим уважением. Именно на этом уважении, помноженном на благодарность, и зиждется наша с ней дружба. Но ничего глубинного и духовного в ней не было и нет. Конечно, где-то внутри её натуры ощущаются какие-то скрытые метания и стремления, но делиться ими она не собирается ни с кем, потому что это её и только её путь. Помимо этого, Тина изо всех сил старалась отплатить нам добром, по ходу дела не забывая и о себе. И она с лихвой компенсировала все наши издержки. Но можно ли подобное отношение назвать истинной дружбой? Думаю, что нет. Так же как и дружбу Флинта.

Райли же — напротив. Внешне кажется эдакой оторвой. Иногда она взбалмошная, иногда — излишне резкая. Может быстро вспыхнуть на ровном месте. Порой её пробивает на разговоры, а порой — из неё и слова не вытянешь. Настроение Райли меняется непредсказуемо, как флаг на ветру. И может ошибочно показаться, что она очень холодная и расчётливая. Однако, это лишь фасад её образа. Маска изгнанницы, пытающейся играть человека. В душе Райли дружелюбная и самоотверженная натура, склонная к безвозмездным поступкам. Все её внешние порывы — это бури в стакане воды, которые шумят, но не губят. А под этой клокочущей поверхностью всегда царит покой, сосредоточенность, и, что особенно важно, беззаветная преданность. В отличие от более простых и понятных Тины и Флинта, сложная и неуравновешенная Райли — это Друг с большой буквы. Такой Друг, который не предаст меня никогда и не при каких обстоятельствах. Такой дружбой надо дорожить изо всех сил.

Но, увы, меня как будто надирает постоянно портить наши отношения всякий раз, когда общение наконец-то налаживается. Да, да, ссора по поводу Тины была не последней, и не самой тяжёлой ссорой, возникшей между нами. И мне ещё придётся испытать на себе праведный гнев Райли, едва не схлопотав от неё по морде. Но я опять забегаю вперёд. До этих малоприятных событий, почти разрушивших, по моей вине, нашу спокойную обитель, произошла одна интересная и крайне опасная вылазка, которая вполне могла бы стать для нас последней.

Итак, я в очередной раз навестил Тину, принеся ей ужин. Но теперь она не приступила к еде, как обычно. Вместо этого, она как-то странно надулась, нахохлилась, подбирая в уме правильные слова для серьёзного разговора.

Мне было трудно отринуть облик маленькой девочки, вводящий меня в умиление и настраивающий на отеческую заботу. Но со временем я уже научился глядеть сквозь него, видя за этими детскими чертами образ матёрого, отчаянного изгнанника, которому удалось выжить даже в этом худощавом тельце. Для подобного подвига действительно требовались героическая отвага, чудовищная воля и колоссальный опыт. Понятно, что я по сравнению с этой 'девочкой' был даже не мышью, а, наверное, жалким тараканом, ведь я бы не смог пережить и малой толики того, что вынесла она.

— Писатель, мне нужно… Я должна увидеть Райли, — выдавила из себя Тина. — Тебе не сложно передать ей? Ну-у, что у меня есть к ней важный разговор. Очень важный.

— Конечно, я сейчас же её позову.

Тон Тинки показался мне очень странным. Было видно, что внутри неё борются два мощных противоречия, и принятое решение далось ей с большим трудом. Размышляя о возможных причинах её неожиданного волеизъявления, я поднялся наверх, и передал информацию Райли.

— Тина хочет с тобой поговорить. Сказала, что это очень важно.

— И что, я теперь должна бежать к ней вприпрыжку? — задрала нос та. — Тоже мне, начальница выискалась.

— Ну а как быть? В дом-то ты её не пускаешь. Может всё-таки не стоит отмахиваться? Выслушаешь её? Мне показалось, что информация действительно серьёзная.

— Никуда я не пойду. Ещё чего не хватало. Если хочет поговорить со мной, пусть сама поднимается сюда.

— Хорошо, я ей передам.

Я вернулся обратно к Тине, и сообщил, что хозяйка готова к аудиенции.

Райли встретила нас, развалившись в своём кресле, как королева. Поджав одну ногу под себя, и расслабленно положив руки на подлокотники. Тина робко вошла в комнату, не поднимая глаз на хозяйку, и вежливо поклонилась.

— Здравствуй, Райли.

— Привет. Ну и зачем ты отвлекла меня от важных дел?

— Прости меня за это. Я должна обсудить с тобой кое-что.

— Надеюсь, что это связано с твоим уходом?

— Да. Я полностью восстановилась. И всё благодаря тебе. Тебе и Писателю. Поэтому я готова покинуть твоё жилище.

— Наконец-то. Отличная новость! И когда ты собираешься нас покинуть?

— Послезавтра. С твоего позволения.

— Хм-м… Идёт. Рада, что не придётся тебя выгонять.

— Но прежде чем уйти, я вынуждена попросить тебя об одном одолжении.

— Каком ещё одолжении? — Райли скривилась, словно надкусила лимон.

— Для меня это очень важно. Просто необходимо. Я уже сказала, что нашла Суфир-Акиль, и готова идти в Апологетику. Для меня, как и для тебя, как и для всех изгнанников, этот путь священен. И я должна предстать перед апологетами достойно.

— А в чём проблема-то?

— У меня, — Тина ещё сильнее потупила голову. — У меня нет подходящей одежды для этого. Я не могу выйти к апологетам в этих рваных обносках.

— Хочешь, чтобы я дала тебе одежду?

— Нет. Твой размер слишком велик. Мне нужно отыскать детскую одежду, которая бы мне подошла.

— Тогда причём тут я? Полазь по квартирам, авось и найдёшь что-нибудь подходящее.

— Мне нужна новая одежда. Не ношенная. Я должна выглядеть идеально. Поэтому мне нужно сходить в детский магазин. Только там можно найти подходящую одежду.

— От меня-то ты чего хочешь?

— Хочу, чтобы ты сходила вместе со мной в 'Детский мир'.

— Ку-да-а? — Райли аж привстала с кресла. — А может прямо сразу — на набережную?! 'Детский мир'! Ты совсем, что ли, свихнулась, милая? Забыла, что это за место? И ещё хочешь, чтобы я с тобой туда попёрлась. Нашла дуру.

— Мне нужно именно туда.

— Ну и топай, раз тебе нужно.

— Я бы пошла. Но если туда я доберусь без проблем, то обратно, с ношей, выбраться у меня не получится.

— Так ты и не набирай много. Ты чё, целый гардероб решила себе набрать? Возьми пару платьишек симпатичных, и хватит тебе. Да и вообще, нечего туда лезть, в этот 'Детский мир'. Это самоубийство натуральное. Сходи вон, в 'Дюймовочку'. Этот магазин в два раза ближе находится.

– 'Дюймовочка' сгорела. Ты же в курсе.

— А, ну да… Тогда пошарь на складах мародёров! На кой тебе 'Детский мир'-то сдался?

— Райли. Мне нужно в 'Детский мир'. Пожалуйста, не отказывай мне.

— Я смотрю, ты обнаглела, дорогуша. Тебе не кажется? Не знаю, что за дурь тобою движет, но меня на это безумие подписать не удастся!

— Если ты поможешь мне, я помогу Писателю выбраться из города.

— Правда?! — встрепенулся я, словно ужаленный. — Райли, умоляю, выслушай её!

— Ох-х… — та закрыла лицо ладонью. — Ну давай, рассказывай, чем ты будешь ему помогать?

— Апологеты не помогут тебе, Писатель, прости, — виновато взглянула на меня Тина. — Я должна была сразу сказать это, но не хотела лишать тебя надежды. Тем более, что шанс выбраться у тебя, всё-таки, есть. Но договариваться надо не с апологетами, а с сумеречниками.

— Как?! Если они сразу стреляют на поражение!

— Для этого нужно наладить с ними связь. Мне известно, что они что-то ищут в глубине города. Возможно, ты сможешь помочь им в поисках, и за это тебя выпустят.

— Да я бы помог, если б знал, что искать. Может, есть какие-то предположения насчёт того, что они могли потерять?

— Этого я не знаю. Клянусь. Но то, что они ищут нечто очень важное и секретное — определённый факт. Когда-то Апологетика была связана с Периметром. Но потом связь прервалась.

— Да, я слышал об этом.

— Так вот, разрыв связи произошёл из-за конкретной причины. Кто-то захватил у сумеречников очень ценное оборудование, нарушив договор о неприкосновенности.

— Кто?!

— Откуда же мне знать? Я даже предположить не могу, что это было за оборудование.

— Тогда какой от тебя прок?! — вклинилась Райли.

— У меня есть ключ. Деталь, без которой эту ситуацию не сдвинуть с мёртвой точки.

— Какая деталь?

— Коннектор. Передающее устройство с маяка сумеречников.

— Ни хрена себе, — глаза у Райли расширились. — Как ты его раздобыла?

— Маяк был выведен из строя, когда начались распри между Латуриэлем и Апологетикой. Мне неизвестно, была ли его поломка причиной этого раскола, или же маяк сломали уже после начала конфликта. Теперь это уже не важно. Нибилар считает, что маяк испортил Латуриэль, который до этого не раз высказывал параноидальные предположения о том, что сумеречники следят за ними через это устройство. Латуриэль же, хоть и подтверждает свои опасения насчёт этой слежки, но говорит, что маяк он не ломал. Что это сделал кто-то другой. Дескать, на маяке было установлено какое-то запретное оборудование, и он сам хотел когда-нибудь его уничтожить, но его опередили. Не в пользу Латуриэля говорит тот факт, что в его логове я нашла тот самый коннектор. Однако, больше никаких деталей даркенских технологий мне там обнаружить не удалось.

— Так вот что ты спёрла у Латуриэля, — кивнула Райли. — Ради этого он за тобой гонялся?

— Нет. Коннектор — это ерунда. Скорее всего, Латуриэль украл его, чтобы перестраховаться, и полностью 'обезглавить' маяк. Никакой практической ценности он не представляет.

— Тогда как он поможет Писателю?

— А вот как. Коннектор — это шанс. Тонюсенькая ниточка, которая сейчас так нужна Нибилару. Когда маяк заработает, сумеречники увидят его, и поймут, что Апологетика вновь готова к контакту. Сейчас они думают, что маяк уничтожен из-за агрессии апологетов. Возобновление сигналов маяка даст им понять, что мы — не враги. И что мы — готовы наладить с ними связь. Ну а когда контакт с сумеречниками состоится, Нибилар сможет сообщить им о Писателе, и попросит их выпустить его из города.

— Нибилар на это пойдёт?

— Да. Ему жизненно необходимо наладить связь с сумеречниками. Пока…. Пока не разразилась война. Он поможет Писателю, если тот вернёт ему коннектор. Доверься мне, Райли. Я знаю, что говорю. Ведь это и есть мой… — она запнулась. — Мой Суфир-Акиль.

Райли помолчала. Затем, подняла глаза и спросила, — Позволь догадаться, милая, и этот самый коннектор даркенского маяка находится в 'Детском мире', да?

— Точнее, под ним. На подземном складе, прямо под магазином, — ответила Тина.

— Так вот оно что. Тебе нужно проникнуть в 'Детский мир' не ради шмоток. Там расположен твой старый схрон с наворованным добром. Поэтому тебе и нужна я. Чтобы вытащить всё барахло оттуда, и перетащить в новое жилище. Ах ты, маленькая хитрюга. А я-то думаю, чего ты ходишь вокруг да около?

— Ты поможешь мне? — Тина осмелилась посмотреть ей в глаза.

Райли украдкой взглянула на меня. Я сделал умоляющую мину. Вздохнув, хозяйка опять перевела взгляд на Тинку.

— В любом другом случае я бы послала тебя куда подальше. Но если твой коннектор действительно поможет моему другу — Писателю, то я готова на это сумасшествие.

— Спасибо.

— Спасибо в карман не положишь.

— Знаю. Поэтому, Райли, у меня и для тебя кое-что есть.

— Вот как? Да неужели? Знаешь, Тина, самое лучшее, что ты можешь для меня сделать — это поскорее убраться на свою новую, законную территорию. У меня есть всё, что мне нужно. И вряд ли твоё скромное барахлишко вызовет у меня интерес. На мелочёвку я не размениваюсь. Тебе придётся предъявить нечто действительно стоящее, чтобы я осталась довольна этим подарком. Поэтому лучше даже и не пытайся. Мне от тебя ничего не нужно. Вполне хватит и того, что ты поможешь Писателю.

— Поверь мне. Ты от этого не откажешься.

— Откуда такая уверенность?

— Я знаю, что у тебя есть мечта. Ты случайно выдала мне её во время нашей синхронизации. И эта мечта не связана с Апологетикой.

— Ах, ты! — Райли вскочила с кресла, и ухватила Тину за ворот с такой силой, что я услышал треск рвущихся ниток. — Как ты посмела, дрянь такая, копаться в моём сознании?!

— Об этом никто не узнает, клянусь своим инсуалем!

— Только попробуй пикнуть об этом! Порву в клочья голыми руками!

— Отпусти, умоляю!

— Убить тебя мало! — Райли оттолкнула её, и вернулась в кресло. — Подумать только. Она знает мою мечту! И это учитывая, что даже я сама не знаю, в чём конкретно она заключается…

— Не знала до последнего времени. А теперь стоишь на пороге её осмысления. Твоя мечта, конечно же, очень странная…

— Сейчас же прикуси язык! — Райли беспомощно покосилась на меня.

— …но можно попробовать её осуществить, — договорила Тинка и замолчала.

Хозяйка вновь поднялась с кресла, сделала несколько кругов вокруг него, и, в конце концов не выдержала:

— Чушь. Это неосуществимо.

— Латуриэль так не считает.

— Причём тут он?

— При том, что подобной мечтой одержима не только ты, но и он. Но, в отличие от тебя, его планы разрушительны, как для Апологетики, так и для человечества.

— Погоди… Латуриэль, что, создал…

— Не до конца. Я выкрала материалы его работы, и спрятала их. Вот почему он так отчаянно меня ищет. Вот почему бандиты Грязного Гарри лишили меня энергии, но сохранили тело в целости. Только я могу пробраться туда, где спрятаны материалы. Для этого я нужна ему живой и способной двигаться.

— Так вот оно что, — Райли упёрлась локтями в спинку кресла, и схватилась за голову. — Латуриэль, чёртов ублюдок, он всё-таки сделал это.

— Не успел, — напомнила Тинка. — Благодаря мне.

— Но он ведь мог возобновить исследования по новой.

— Для этого ему нужен один уникальный материал, который можно достать только в определённом месте. Там, откуда ещё никто не возвращался. В затопленной лаборатории.

— Интересно, каким образом он надеялся его раздобыть?

— При помощи Хо. Дескать, Хо обещало ему предоставить этот последний фрагмент, в обмен на жертву. На человеческую жертву.

— То есть, Хо существует?

— Не знаю. Но под каждым мифом есть конкретное основание. Латуриэль, конечно, фанатик, но не идиот. Он мог нагнать мистического пафоса, придумать божественную подоплёку, тем самым завуалировав настоящие процессы своей работы. А истина, быть может, кроется в чём-то простом, незамысловатом. Материальном.

— Н-да-а… Подумать только. Если бы Латуриэль справился. Если бы он добился реализации этой идеи. Получилась бы настоящая бомба, заложенная под Апологетику.

— Не только под Апологетику. Весь мир постигла бы катастрофа.

— Это точно. Ох, Тина, вот уж не думала… Все считали тебя мелкой воришкой, туннельной крысой. А ты у нас, оказывается, патриотка Апологетики. Достойный Суфир-Акиль! За этот подвиг апологеты должны тебя на руках носить. Одного не могу понять. Отдавая мне в руки столь опасные материалы, не думаешь ли ты, что я могу ими воспользоваться во зло? Как Латуриэль. Не правильнее ли было передать их Нибилару?

— Нет, не правильнее. Я не доверяю никому. Даже Нибилару. Эти материалы очень соблазнительны. Я изучила их, и сама хотела ими воспользоваться, чтобы стать другой. Но не смогла. Потому что они рассчитаны на более совершенные образцы. Не ниже семёрок. Таким образом, для меня они потеряли всяческий смысл. Сначала планировала уничтожить, но потом подумала, пусть хранятся, вдруг понадобятся когда-нибудь. Вот и понадобились. Я встретила достойную изгнанницу, которая сможет ими грамотно распорядиться. Единственную, которой теперь могу доверять.

— Ты думаешь, что я смогу завершить работу Латуриэля?

— Не знаю. Но ты хотя бы попробуешь. Если есть шанс осуществить свою мечту, то нужно им воспользоваться.

Посмотрев на неё с сомнением, Райли потёрла глаза, и сухо подытожила:

— Хорошо. Ты меня убедила. Выходим завтра утром. Надеюсь, ты помнишь дорогу от фабрики — до границы 5-11?

— Прекрасно помню. На этом этапе проблем не будет. Сложности начнутся, когда перейдём через границу.

— Да уж. Это точно. Зверья там навалом.

— Больше чем нужно. К «Детскому миру» придётся подбираться потайными ходами, — Тинка подошла к карте, и провела пальцем линию. — Отсюда — сюда, напрямик, по канализации. Тут выйдем на поверхность, пройдём квартал, и снова уйдём под землю.

— Погоди-погоди. Где, ты сказала, второй вход в подземелье?

— Вот тут, — снова ткнула пальцем Тина.

— Если мне не изменяет память, там находится «Дантова Длань».

— Всё верно. Придётся выбрать подходящее время, и двигаться строго в «зоне терминатора». Тогда не сгорим и не замёрзнем.

— Да уж. Прогулочка намечается что надо. Ну а обойти никак нельзя?

— Боюсь, что нет. Велика вероятность встретить огромные стаи голодных хищников. «Дантова Длань» — единственное место, куда они не суются.

— Я бы тоже туда не сунулась… Ну да ладно. Что там дальше, после канализации?

— Подземный ход неплохо сохранился, и выведет нас прямо к «Детскому миру». Увы, напрямую пробраться в подземный склад не получится, так как он надёжно изолирован от канализационных путей. Ведь этот склад, по совместительству, бомбоубежище. Спуститься туда можно либо через магазин, либо через запасной вход, расположенный неподалёку от магазина. Здесь нас ждёт самая главная проблема. В районе «Детского мира» мы можем столкнуться с крайне неприятным сюрпризом, в виде жутких тварей. Столь ужасных, что именно из-за них мне пришлось обратиться к тебе за помощью.

— И что же это за зверушки? Экрофлониксы? Ходоки? — нахмурилась Райли, покусывая ноготь.

— Гораздо хуже, — покачала головой Тина. — Злодеи.

— Ё-ё-ё… И сколько их там?

— Думаю, что, как минимум, целый прайд.

— О-хре-неть. Боюсь, что шансов у нас, в таком случае, нет. Я видела злодея всего один раз. И при этом он едва не перерезал меня пополам. Это был всего лишь один, небольшой злодей. Подросток. Взрослых особей я не встречала. А если их там вообще целый прайд — то пиши пропало. Нас сожрут ещё на подступах к магазину.

— Мы должны рискнуть. Игра стоит свеч. Если будем действовать осторожно и продуманно, то сможем пробраться на склад, не нарвавшись на злодеев. Не исключено, что они вообще ушли оттуда, и теперь путь свободен.

— Что-то я сомневаюсь… Но предложение действительно заманчивое. Ради этого можно рискнуть головой. Возвращайся в гараж и отдохни как следует. Завтра с утра мы с тобой выдвигаемся…

— А я? Я тоже пойду! — выступил я.

— Нет, ты не пойдёшь.

— Почему?!

— Потому! Туда даже мы не факт что проберёмся. А с тобой, тем более. Сиди дома и жди. Если не вернёмся — считай нас коммунистками… Ну, в общем, ты понимаешь, о чём я, и что ты должен делать…

— Я должен пойти с вами. Мне это нужно. Какой опыт я приобрету, отсиживаясь дома? Мне в любом случае придётся отправиться в центр города, так уж лучше подготовиться к этому походу, пройдя испытание кровью.

— В его словах есть доля истины, — поддержала меня Тинка. — Мы можем взять Писателя с собой.

— Убьют его там, — пессимистично ответила Райли. — Вот и всё, чего мы добьёмся.

— Не убьют. Я буду крайне осторожен, обещаю.

— Знаю я твою осторожность…

— Поверь. Я учусь на своих ошибках. Мои проколы больше не повторятся. К тому же, я смогу тащить на себе багаж Тины, в то время как вы будете идти налегке, готовые к бою.

— Это разумно, — закивала Тинка.

— Да помолчи ты! — отмахнулась Райли. — Ещё одна на мозги капает… Хватит это обсуждать. Мне нужно начать сборы для завтрашней вылазки. Ты — возвращайся в свой гараж. А ты — если хочешь пойти с нами, подготовься как следует. Как следует, я сказала! Всё, оставьте меня в покое…

В ночь перед походом мне приснился весьма странный сон. Я запомнил его очень хорошо, хотя в нём не было Хо, просящего меня пройти через туман, или дописать свою книгу. Было нечто другое, не менее удивительное и отдающее каким-то непостижимым символизмом.

Я попал в «Детский мир». Точнее, я был уверен, что этот магазин — именно «Детский мир», хотя никаких игрушек на полках не было. Наверное, убеждение связывалось с недавним разговором о походе. Побродив по пустым залам, я всё больше начинал понимать, что ошибаюсь, и что это вовсе не детский магазин, а салон для новобрачных. На стенах повсюду изображались позолоченные кольца, пухлые амурчики и цветы. В центре салона, на продолговатом стенде стояли четыре манекена в подвенечных платьях. Пятая, ближайшая ко мне подставка под манекен — пустовала. Медленно двигаясь вдоль витрины, я начал рассматривать невест. Все они были абсолютно разными, и, как выяснилось, вполне живыми. Они шевелились, моргали, провожали меня взглядами.

Первая невеста была невысокой, немного пухленькой, с остренькими глазками. В руках она держала букетик гортензий. На груди посверкивала серебристая брошь в виде ящерки. В этой девушке не было ничего особо примечательного, но она выглядела довольно миловидной.

Вторая невеста радикально отличалась от первой. Это была бледная и очень высокая женщина вамп. В своих худых пальцах, украшенных фиолетовым маникюром, она удерживала веер, унизанный острыми лезвиями и больше похожий на оружие куноити — японской женщины-ниндзя. Такие же лезвия, из тёмного обсидиана, органично вплетались в её роскошное платье. В их виде были выполнены и серьги. И наконец, из них состояла корона, делающая девушку немного похожей на американскую статую Свободы. А к спине были приделаны декоративные крылья, как у бабочки, переливающиеся перламутром, и по краям обрамлённые всё теми же обсидиановыми «ножами». Ничего не скажешь, острая штучка. Об такую и порезаться недолго. Взгляд у второй невесты был таким же режущим, как и её многочисленные лезвия. Даже просто смотреть на неё со стороны было немного жутко. Поэтому я поскорее миновал эту «обсидиановую бабочку».

Третьей невестой оказалась… Райли? Да, это действительно была она. Или же не она, но очень на неё похожа. Правда, тело этой дамы, вместо подозрительного синеватого оттенка, имело вполне себе здоровый загар, которого так не хватало оригинальной Райли. По сравнению с довольно простенькой первой девушкой и вызывающе опасной второй, третья выглядела самой идеальной. У неё было самое красивое платье, с открытыми плечами. А на бедре, под подвязкой, торчал нож, которого я не видел, но почему-то был в полной уверенности, что он там. Это точно Райли. Даже на свадьбе вооружена. Такую невесту уже не похитишь. Я усмехнулся, и она улыбнулась мне в ответ, словно догадалась о моих мыслях.

И тут мой взгляд упал на последнюю, четвёртую девушку. От её вида, по моей спине пробежал холодок. Во-первых, подвенечное платье на ней было не белого, а чёрного цвета. Голову покрывала чёрная фата, а из-под опущенной на лицо вуали горели две зелёные точки глаз. Одежда была полупрозрачной, и я отчётливо разглядел, что под платьем у девушки надет обтягивающий костюм опричницы, с ремнями, застёжками и кобурой. Это была не обычная невеста, а замаскированная под невесту сумеречница.

— Ты должен остаться в этом городе, — произнесла она, всколыхнув дыханием края вуали. — Навсегда.

— Нет. Я не хочу. Я здесь не останусь, — попятился я.

— Тебе нельзя покидать город, — чёрная невеста подняла руку, в которой неожиданно материализовался пистолет, направленный мне в лоб.

— Карина! Не надо! — закричала Райли, метнувшись между мной и дулом пистолета.

Прозвучал выстрел с присвистом, словно стреляли через глушитель, и закрывшая собой линию огня девушка повалилась на меня. Мы вместе упали на пол. Я видел, как на кипельно белом платье расползается алый цветок крови.

— Глупая дура, что же ты наделала, — с горечью произнесла чёрная.

Фонарики её светящихся глаз угасли. Она молча поднесла пистолет к виску, и нажала на курок. Опять пронзительный присвист выстрела. На стену брызнула тёмно-зелёная жидкость, и тело невесты, словно переломившись, рухнуло с постамента.

— Райли, ох, господи… — я прижал к себе раненную подругу. — Тебе надо к врачу. Тебе нужна помощь.

— Это должно было случиться, — ответила она. — Ресурс моего тела полностью исчерпан.

— Неправда! Не говорит так!

Я умоляюще посмотрел на двух оставшихся невест, надеясь встретить какую-то поддержку, хотя бы моральную. Но они просто возвышались надо мной, поглядывая сверху вниз, и молчали. Они уже были мёртвые…

— Райли!!! — закричал я, комкая пустое платье. — Райли!!!

— Поднимайся, засоня, — меня кто-то настойчиво толкал в бок. — Десять минут на сборы. Дольше ждать не будем.

— Р-райли? Ты?

— А кого ты надеялся увидеть? Тинку свою? — строго взирала на меня хозяйка, возвышаясь, казалось, до самого потолка. — Подъём.

Она опять толкнула меня ногой, и отправилась в противоположную часть комнаты. Я, не без усилий, поднялся, с пыхтением приступив к сборам. Из-за раннего подъёма голова добром не включилась. Сначала долго не мог попасть ногой в правильную штанину, потом искал жилетку, валявшуюся у меня под носом. Но с горем пополам всё же собрался.

Мы вышли в прохладное утро. Двор освещался первыми лучами солнца, неторопливо выползающего из-за домов. Я отметил, что сегодня Райли впервые обула не ботинки, а мягкие туфельки без каблуков, похожие на балетки. Этот выбор был не случаен. Для миссий, требующих полной тишины, ботинки не подходили. От них было слишком много шума. Райли объясняла это тем, что из-за толстой подошвы нога не ощущает поверхность, и создаёт слишком отчётливый топот. В то время как лёгкие туфельки на тонкой подошве позволяют передвигаться почти бесшумно. А лучше всего вообще передвигаться босиком, но это чревато травмами стоп. Кстати, когда Райли штурмовала логово Грязного Гарри, при виде её не зашнурованных ботинок, я подумал, что она обувалась в спешке, но на самом деле шнурки были развязаны не поэтому. Просто подбираться к фабрике ей пришлось босиком, дабы не привлекать внимания лишним шумом. И уже внутри, перед основной резнёй, она обулась, чтобы не порезать ноги битым стеклом.

До новой территории Тины мы шли молча. Судя по её нетронутости, Флинт более сюда не возвращался. Значит удалось хорошенько его напугать.

Далее, от фабрики, Тинка вышла вперёд, и повела нас по извилистой тропе, пролегавшей через аномальный лес — тот самый, по которому мы в своё время шли вместе с Флинтом. Хотя в городе уже было совсем светло, в этом лесу всё ещё царили потёмки, освещаемые редкими лучиками утреннего света, скупо проникающими через глухие кроны, да призрачными огоньками, блуждающими среди мрачных дебрей. Часть пути пролегала через бывшее здание автосалона, внутри которого всё заросло настолько, что плотная подушка древесных ветвей буквально выдавила крышу сооружения, оторвав её от стен, и повсеместно пронзив десятками стволов. Среди густых растительных переплетений можно было различить автомобили, так и не дождавшиеся своих покупателей. У одной машины горели фары и работала аварийка. До сих пор, спустя столько лет.

— Здесь двигайтесь особенно аккуратно, — произнесла Тина. — Старайтесь вообще не дотрагиваться до растений.

— Угу, — ответила Райли, бросив взгляд на торчащие из кустов мёртвые руки, неподвижно протянутые к нам.

Кто-то из незадачливых бандитов Грязного Гарри нашёл здесь свой последний приют.

Прямо за автосалоном была небольшая площадь с фонтаном, наполненным чистейшей водой. На дне можно было разглядеть монетки, сверкающие словно золото. Над водой возвышалась скульптура полуобнажённой девушки с кувшином. Из глаз статуи тоненькими ручейками стекали слёзы. Вроде бы вот она вода — такая доступная, чистая и манящая своей живительной влагой. Но я уже понимал без всяких вопросов, что эта внешняя благодать обманчива, и к влекущему, чудодейственному источнику нельзя даже просто приближаться, не говоря уже про то, чтобы набрать из него воду.

Тинка вывела нас на улицу 385-й стрелковой дивизии. О том, что мы находимся на улице, я догадался благодаря табличке на углу дома, выступавшего из сплошной чащи. Внутри здания всё заросло так, что буйная растительность торчала из каждого окна, из каждой щели в стене. Флора здесь была уже просто безумной. Словно со всех концов Вселенной на этот относительно небольшой пятачок свезли самые разнообразные растения и травы, имеющие мало общего с земными видами. Здесь я увидел уже знакомые зубастые цветы, тренькающие и пускающие пузыри. Прямо из стен бывших зданий, раздирая их корневищами, пёрли трубчатые стебли с узкой листвой. Сверху свисали какие-то серебристые космы, лёгкие настолько, что колыхались от малейшего ветерка. Встретившаяся на пути деревянная лавочка сплошь обросла пятнистыми грибами. А светофор на поглощённом лесом перекрёстке, по сей день добросовестно переключал свет. Двигаясь по узкой тропке, как по канату, натянутому над пропастью, я заметил необычайно красивый цветок. Его лепестки постоянно меняли цвета, переливаясь радугой. Благоухал чудо-цветок так, что я невольно принюхался. Вроде бы разобрал запах, но не до конца. Остановился, и принюхался посильнее. Аромат стал более отчётливым, но всё-таки ускользал от меня. Я начал наклоняться.

— Писатель, сдурел? — схватила меня за руку Райли. — Это же «Психоромашка».

— Да я просто…

— Просто чуть не сдох. Пошли, не отставай.

Лес закончился, оборвавшись внезапно, и превратившись в обычную запустевшую улицу. На выходе из чащобы нас встретил металлический плакат «Зона эвакуации», под которым мы и расположились.

— Сектор 5-11, -констатировала Райли. — Давно я тут не была.

— Вот здесь они и встречались. С тринадцатым. На этом самом месте, — рассказала Тинка.

— Зверья вроде бы не видно.

— Они не любят приближаться к зоне повышенной аномальной активности, поэтому здесь мы в безопасности. А вот дальше…

— Какие планы?

— Без разведки Писателя дальше вести опасно. Поэтому, вы остаётесь тут, а я проверю подземный ход, и заодно оценю обстановку на выходе.

— Хорошо. Мы ждём.

Тина обошла щиток с плакатом, и пройдя между двух милицейских машин, поковыряла канализационный люк на дороге.

— Не поможете?

Мы подошли, и при помощи обнаруженных неподалёку железяк стали вытаскивать тяжёлый люк, плотно засевший в пазах. Вскоре он поддался, и мы открыли вход в канализацию.

— Всё. Я пошла, — Тина нырнула внутрь, и тут же исчезла в темноте.

— Может стоило пойти с ней? — спросил я у Райли.

— Не думаю. Она знает, что делает. Там, под землёй, ей нет равных, — ответила та.

Мы всё ждали и ждали. А Тина всё не возвращалась и не возвращалась. Я не находил себе места, то и дело выглядывая из-за щитка. Райли сидела в позе лотоса, с закрытыми глазами, и держала пальцы сомкнутыми в замочек. Наконец она не выдержала.

— Ты утихомиришься, или нет?

— Я переживаю. Долго её нет.

— Всё с ней в порядке. Сядь, посиди. Для самоконцентрации нужно сомкнуть пальцы вот так, но не до конца, а чтобы они соприкасались между двумя фалангами. Тогда твоя энергия замкнётся на тебе самом, и ты успокоишься.

Я попробовал сделать как она сказала, но волнение особо не уменьшилось. К счастью, Тина наконец-то вернулась, и даже напугала меня, неожиданно подкравшись со спины.

— Ну что там? — равнодушно повернулась к ней Райли.

— Хорошая новость — ход свободен и не засорён. Плохая новость — на выходе поджидает довольно большая группа местной живности.

— Не злодеи, надеюсь.

— Нет. Но тоже хорошего мало. Птицы-молоты и скутобаги. Ведут себя спокойно, но это спокойствие, сама знаешь… — Может быстро перерасти в агрессию, — кивнула Райли. — Что ж, постараемся их не злить.

По-очереди, мы осторожно спустились в канализацию. Здесь было очень прохладно, почти холодно. И ещё очень темно. В ушах сразу появился странный звон. То приближающийся, то удаляющийся.

— Старайтесь всё время двигаться, — послышался гулкий голос Тины. — Они не садятся на движущиеся объекты.

— Кто они?

— Писатель, сейчас не до твоих вопросов. Иди молча.

Райли можно было вычислить только по голосу и я, чтобы не потеряться, нащупал её в темноте, поймав за ремень.

— Ты чего?

— Я зацеплюсь за тебя, ты не против? Здесь хоть глаз выколи.

— Ладно, держись.

Хоть клаустрофобией я не страдаю, но идти по тёмному, холодному коридору было неприятно. Я чувствовал себя слепым. Под ногами постоянно попадался какой-то мусор. Если бы не Райли, тянувшая меня на буксире, я бы тут точно заплутал, впотьмах.

Мы прошли пару поворотов, и вдруг Тина остановила нас.

— Сейчас будет попроще. У меня тут кое-что припасено.

Впереди чиркнула спичка, несказанно обрадовавшая мои бедные, беспомощные глаза. Тина зажгла маленькую спиртовку, осветив крошечным, но ярким огоньком мрачный, затянутый паутиной свод подземного туннеля. Во все стороны от нас, шурша и потряхивая тенётами, побежали неприятные тёмные пятнышки потревоженных пауков, прячущихся от непривычного света. Но поистине неприятной неожиданностью оказались комары. Да-да, самые настоящие комары, в палец длиной, гудящие повсюду, вокруг нас. Этих тварей не осталось на поверхности, но они прекрасно сохранились в подземельях, и даже выросли до приличных размеров.

— Подвальные москиты. Вот уж гадость — так гадость, — отмахивалась от них Райли.

— Старайтесь всё время шевелиться. Не давайте им на себя сесть, — посоветовала Тина.

— А тебя они что? Не кусают?

— Не-а. За время своей жизни в подземельях, я выработала защиту против них.

То и дело отмахиваясь от кровососов, пытающихся к нам прицепиться, мы отправились дальше. Приходилось ежесекундно корчиться, дёргаться и подпрыгивать, чтобы сгонять их. Больше всего я переживал за свою спину. Казалось, что москит уже прицепился где-то там, позади. Поэтому я постоянно хлопал руками себе по хребту и по заду, отгоняя невидимых тварей. Пренеприятное ощущение, скажу я вам.

И вот, уже окончательно уставшие от налётов бесконечных комаров, мы дошли до конца нашего первого подземного путешествия. Тинка потушила спиртовку, и полезла наверх. Заскрежетал люк, и в подземелье хлынул долгожданный дневной свет.

— Поднимайтесь осторожно. Здесь одна ступенька сломана, — вполголоса сообщила девочка.

Райли молча последовала за ней наверх. Я, отбрыкиваясь от москитов, полез следом. Стараясь сильно не шуметь, Тина, стиснув зубы от усилия, сдвинула крышку люка окончательно, и скрылась за пределами светлого круга. Райли выбралась следом. А я, всё-таки нарвавшись во время подъёма на предательски отогнувшуюся ступеньку, покинул канализацию последним. Как только моя голова показалась на поверхности, Райли тут же вдавила её в землю.

— Ползком, ползком, — прошептала она. — Не поднимайся.

Царапая животом металлический обод канализационного колодца, я ужом выполз на поверхность, остановившись между девчонками, пристально наблюдающими за кем-то из укрытия.

— Птицы-молоты, — определила Райли.

— Они, — кивнула Тина. — Три крупных самца, пять самок, и с десяток птенцов.

— Хм. Я бы не сказала, что они ведут себя спокойно.

— До этого были спокойные. Значит что-то их потревожило.

— Не мы, случайно?

— Вряд ли. Будь это мы, сейчас их папашки были бы уже здесь. Не-ет, Райли, судя по всему, их беспокоит что-то с противоположной от нас стороны.

— Так это нам на руку.

— Возможно…

— Как же я их не люблю.

— Нам бы только до «Дантовой Длани» добраться, — сказала Тина.

— Ладно. Меньше слов — больше дела. За мной.

Райли осторожно приподнялась, и, сгибаясь в три погибели, начала красться вдоль домов. Мы с Тинкой отправились за ней. Поднявшись из-за травы, я разглядел пресловутых птиц-молотов. Это были высокие (до трёх метров в высоту), голенастые созданья, строением тел похожие на вымерших фороракосов: Такие же длинные, крепкие ноги и малюсенькие, почти не заметные крылышки. Оперение бело-синего окраса. На пальцах — острые серпообразные когти. Но главной отличительной чертой у птиц были головы. Они действительно напоминали вертикально поставленные молотки. А клюв располагался прямо посередине, в промежутке между двумя выступающими набалдашниками. Молот был очень тяжёлым. Это было заметно по тому, как тяжело существа ступали по земле. Чтобы как-то компенсировать немалый груз спереди, хвост птицы был утяжелён костистым наростом, похожим на булаву. Однако, оружием он уже не являлся, а просто выполнял роль противовеса. Самцы выделялись большими размерами, и увесистыми головными молотками, в то время как у самок подобные наросты были, незначительными и, скорее всего, чисто символическими.

Стараясь двигаться с максимальной аккуратностью, мы крались вдоль стены бывшего технического колледжа, прячась за автомобилями, припаркованными у тротуара, пока не дошли до военного «Урала», врезавшегося в здание прямо поперёк нашего пути. Тинка сделала знак, что она пойдёт первой, и на четвереньках заползла под днище машины. Прильнув к спустившему переднему колесу, Райли продолжала внимательно следить за птицами. Я же примостился возле подножки. И всё бы ничего, но тут мне на глаза попался подсумок, торчавший из приоткрытой двери грузовика. Заинтересовавшись его содержимым, я осторожно потянул за него, чтобы полностью вытянуть наружу, как вдруг в двери что-то скрипнуло, она начала открываться, и прямо на меня, из кабины вывалились останки солдата, разложившиегося до костей. Я в панике отбросил его от себя, в результате чего, с черепа свалилась каска, которая грохнула по асфальту, и звонко покатилась в сторону. Райли аж позеленела. Я увидел, как она меняется в лице, и понял — мы попали.

Птицы, доселе мирно курлыкавшие вдалеке, вдруг начали издавать тревожные крики, обратив свои причудливые головы в нашем направлении. Не успел я и глазом моргнуть, как они уже неслись к нам, поднимая пыль, и грузно перелезая через корпуса машин.

— Лезь под днище! Быстро! — воскликнула Райли, выхватывая ножи.

Но я замешкался. Первая птица-молот, продавив лапой капот ближайшего автомобиля, бросилась прямо ко мне. Её вторая лапа с размаху наступила на каску, и та с треском разлетелась вдребезги.

— Быстрее! — Райли лягнула меня ногой, и поднялась в полный рост, вставая между мной и хищником.

Я уполз под грязное днище «Урала», высота у которого, к счастью, была достаточно высокой, поэтому я ни за что не зацепился и не застрял. Тут же сзади в бока вцепились руки Тины, втянувшие меня ещё глубже. Как только я скрылся под днищем, борт грузовика сотряс жуткий удар. Птица со всего размаха долбанула своей головой по дверце, буквально вмяв её внутрь кабины. От удара вся машина сотряслась, и, как мне показалось, едва не подпрыгнула. Райли, увернувшаяся от птицы, тут же воспользовалась ситуацией, и, обхватив её рукой за длинную шею, запрыгнула к ней на спину, прижав голову-кувалду к земле. Не выдержав перегрузки, пернатый монстр повалился вперёд, елозя ногами по тротуару. От его когтей в разные стороны разлетались пучки выдранной травы и кусочки асфальта. Райли попыталась перерезать ему глотку, но не смогла, так как к ним подоспела вторая птица, без промедлений замахнувшаяся кувалдой. Девушка вовремя отпустила прижатого «молотобойца», и откатилась в сторону. Освободившийся монстр сразу же начал подниматься на ноги, но тут же схлопотал сверху смертельный удар целившегося по Райли собрата, чей молот расплющил ему голову. Меня забрызгало кровью и ошмётками горячих птичьих мозгов, перемешанных с пухом. Обезглавленное тело ещё какое-то время брыкалось и дёргалось.

Другой разъярённый молот начал остервенело колошматить головой по земле, стараясь пригвоздить Райли, ловко перекатывающуюся из стороны в сторону. От его глухих ударов в асфальте оставались вмятины. Возле грузовика появилась третья, более мелкая птица, и поняв, что с двумя ей уже не справиться, девушка выбрала момент, проскочила между лапами атакующего её хищника, после чего запрыгнула в окно соседнего здания. Крупная птица-молот последовала за ней, неуклюже протиснувшись внутрь помещения вместе с выломанной рамой. Молот поменьше начал пытаться выскрести меня из-под машины. Его когти со скрежетом бороздили асфальт прямо возле моих поджатых ног. Я был готов выползти из укрытия с другой стороны, но сзади меня держала Тина.

В здании колледжа, тем временем, слышался грохот и звон падающих предметов, перемежающийся с ударами молотом по стенам. Свалку сопровождал шорох осыпающейся штукатурки. Наконец, с протяжным треском повалился большой шкаф, которым Райли, судя по всему, решила придавить птицу. После чего, она сама выпрыгнула из соседнего окна, тут же завалив на бок второго пернатого, пытавшегося добраться до нас. Подхватив его под нижний черепной вырост, она задрала голову хищника назад, и перерезала ему глотку.

Пока смертельно раненный молот кувыркался и хрипел, соря перьями, победительница успела юркнуть к нам под кузов.

— Что там сзади? — обратилась она к Тине, тяжело отдуваясь.

— Вроде чисто, — ответила та.

— Тогда уходим!

Оконная рама заскрежетала, и из здания начала выбираться третья птица.

— Быстро-быстро! — Райли стала настойчиво толкать нас назад. — Уходим отсюда!

Мы поползли к противоположной части машины. А тем временем, возле убитого самца, и его умирающего собрата уже появилась «группа поддержки», состоявшая из приземистых самок, которые своими дикими криками, очевидно, пытались нас напугать. Было действительно страшно, потому что этот дикий ор сильно бил по ушам. Но самым страшным являлся последний и самый крупный из самцов. Окончательно раскурочив раму, он выбрался из здания, и тяжело спрыгнул на землю. Но мы к тому времени, уже бежали прочь от «Урала».

— Сюда! — Тина свернула за угол, в узкий проулочек между колледжем и соседним домом.

Там девочка указала на дверь чёрного хода, куда мы и забежали.

— За мной, за мной, — дальше Тинка повела нас по тесным коридорам какого-то учреждения.

Мы вышли в большую угловую комнату, где некогда располагался актовый зал. Заперли дверь и немного перевели дух. Тина пробежалась вдоль окон, внимательно осматривая подступы к зданию. Райли оседлала стул задом-наперёд, и, убрав ножи, опустила голову.

— Писатель. Напомни, кто мне обещал быть внимательным и осторожным?

— Прости, да я опять накосячил.

— Для тебе извиниться — что чихнуть. А мне нужны не извинения. Мне нужно выполнение данных обещаний.

Я раскрыл было рот, чтобы квакнуть какое-то глупое оправдание, но Тина не дала мне этого сделать.

— Здесь долго оставаться нельзя. Скутобаги в здании, — серьёзно сообщила она.

— Да уж знаю. На втором этаже скребутся, — ответила Райли.

— Выходить будем через окно. От угла — до «Дантовой Длани», всего один дом пройти. Зона терминатора — как раз будет напротив нас. Одно беспокоит — облака. Их мало, но каждое из них может в любой момент закрыть солнце.

— Тогда пиши пропало. Будет три сосульки.

— Вот-вот. Нужно двигаться быстро, решительно, и…

— А это ещё что за хрень? — Райли хмуро подняла голову.

Мы услышали чей-то утробный рёв, от которого задребезжали уцелевшие стёкла и люстры.

— Плохо. Ой, плохо, — Тина опять скользнула к окну, осторожно выглянув из-под подоконника.

— Неужто гомункул припёрся?

— Он.

— Вот, дерьмо. Его нам только не хватало, — Райли пристроилась возле окна рядом с Тиной. — Писатель, пригнись! Не отсвечивай!

— Кто там? — гусиной походкой подковылял я к ним, уже слыша на улице тяжёлую поступь явно немаленького существа. — От кого мы прячемся?

— Сейчас узнаешь…

— Какого чёрта он здесь делает? — тихонько выругалась Тина. — Они же днём спят.

— Значит это «шатун», разбуженный птицами-молотами. Ну спасибо тебе, Писатель, вот подгадил — так подгадил. Кто тебя просил ту сумку дёргать?

— Погоди, Райли, может он нас спросонья и не заметит?

— Тина, милая, это — не тупорылый мясник, от которого легко спрятаться. Это — чёртов гомункул. Найти нас для него вопрос времени. Думаю, что он уже нас унюхал.

— Тогда надо бежать. Другого выбора нет.

— Погоди. Выждем момент.

Я осторожно высунулся из укрытия. Увиденное заставило меня тут же вернуться обратно, панически уткнув лицо в колени. Сначала мне показалось, что мимо нашего дома движется огромный робот из совершенно безумного фантастического фильма. Это была груда ржавого, скрежещущего железа, высотой в два этажа. Ревущая и мычащая низким, трубным голосом. Гомункул передвигался на двух ногах-тумбах, которые раздваивались от коленей в виде толстых продольных рогаток, и создавали ложное впечатление, что существо было четвероногим. Огромная голова, размером в полтуловища, имела длинный ребристый хобот, похожий на широкое осьминожье щупальце. Руки свисали до земли, и заканчивались на удивление развитыми пальцами, отдалённо напоминающими человеческие. Всё тело существа, с ног до головы, было покрыто металлоломом: расплющенными корпусами машин, кровельным железом, стальными щитами и отопительными радиаторами. Всё это нагромождение было умело соединено между собой, представляя единый доспех, или скафандр. Ну и, конечно же, скрежет и треск вся эта груда издавала просто чудовищный, словно вдруг ожила и начала двигаться отдельно взятая свалка.

Как потом выяснилось, металлическую «одёжку» гомункулы изготавливают себе сами. Что никак не связано с развитым интеллектом. Всему виной инстинкт, благодаря которому эти существа научились подгонять под себя прочные детали искусственного костюма. Точно так же птицы вьют свои гнёзда. Нужда в защитной одежде возникла у гомункулов из-за довольно тонкой и уязвимой кожи, которую под силу прокусить любому среднестатистическому хищнику. В броне же, исполинский гомункул, подобно раку-отшельнику, превращается в непробиваемый ходячий танк, способный завалить даже сходного по габаритам мясника. Именно из-за сплошного металлического обвеса я и принял его за робота.

— Надеюсь, что в окнах второго этажа нет стёкол, — себе под нос пробормотала Райли.

— Ты о чём?

— Некогда объяснять. Сидите тут, и готовьтесь бежать… — она поспешила к дверям.

— Райли! Ты куда?! — окликнул её я.

— Она что-то придумала, — дотронулась до моего плеча Тина. — Доверимся ей. Райли — опытная изгнанница.

То ли услышав нас, то ли унюхав, гомункул остановился и затрубил, отчего у меня заложило уши. Затем он остановился напротив наших окон, и стал что-то бормотать пугающим мычанием. Мы с Тиной, обнявшись, пригнулись до самого пола, стараясь даже не дышать. Но монстр уже знал, что мы здесь. Невероятной силы удар сотряс стену дома, в котором мы прятались. Повсюду посыпались куски кирпичей, гипсолита и старой побелки. Совсем рядом от нас грохнулся оторвавшийся от потолка меловой «булыжник», который мог запросто проломить нам голову. Люстры задребезжали, и со стен сорвалась пара картин.

В соседнее окно просунулась длинная лапа гомункула, и начала ощупывать пол.

Тем временем, наверху послышалась возня, скребущие звуки (словно кто-то взбудоражил стаю гигантских крыс) и взвизгивания каких-то существ. Гомункул услышал это, и, вытащив руку, из окна, выпрямился во весь рост, заглядывая на второй этаж.

— Бегите!!! — раздался сверху голос Райли, и мы вскочили с пола.

Тинка резво перемахнула через подоконник, я за ней. Пролетев полтора метра, мы приземлились на асфальт, прямо под ноги осаждавшего нас гомункула. Мельком я успел заметить, что Райли, выбравшись из окна второго этажа, уцепилась за провод, протянутый через улицу, и поскользила по нему до противоположного здания, чем привлекла внимание монстра. Пока гомункул, задрав башку, махал лапами, силясь её достать, мы с Тинкой проскочили между его ног, выбежав сзади. Гиганта оказалось не так просто обмануть, и он быстро догадался, что его обошли. Грохоча по асфальту своими четырьмя ступнями, он начал быстро разворачиваться. И тут мы увидели, как из окон второго этажа массово поползли не то жуки, не то крабы, с дискообразными панцирями и тремя парами зелёных лап, из которых задняя пара была подлиннее, и отгибалась назад, как у саранчи. Некоторые ползли по стенам, спускаясь вниз. Некоторые, прыгали из окон — прямо на гомункула. Бегая по чудовищу, жуки искали слабые места в его броне, и, находя, буквально впиливались в них. Края панцирей-дисков, которые покрывали скутобагов, несли подвижные «реснички», твёрдые как алмаз. Приводя их в движение, жук превращался в самую настоящую циркулярную пилу, легко вскрывающую даже металл. Мы видели, как в разных частях гомункуловой брони, с визгами, начинали бить фонтанчики искр. Скутобаги прорезали стяжки, крепления и менее плотные покрытия, проникая под доспехи, и вгрызаясь в плоть. Гомункул протяжно затрубил, и начал дёргаться, хлопая себя лапами по бокам.

— Чего стоите?! — окликнула Райли, спрыгивающая вниз по карнизам. — Валите отсюда!!!

Несколько скутобагов, обогнув топочущие ноги гомункула, устремились к нам, но взбешённый мутант, развернувшись на месте, вдавил их в землю — только брызги полетели. Мы с Тиной помчались прочь, вдоль по улице. А исполин, продолжая отряхиваться от жуков, прогрызающих его панцирь, тяжело разгоняясь, начал нас преследовать. Ощущение было такое, словно за нами гонится шагающий экскаватор. Лапищи лупили по домам, срывая провода, и руша стены. Расшвыривали машины, валили столбы. Он не отставал от нас. Напротив — сокращал расстояние. Я видел каких-то существ, пытавшихся преградить нам дорогу, но тут же трусливо скрывающихся в подворотнях и заборных щелях. Связываться с гомункулом никто не хотел.

Мы обежали БТР, когда откуда-то сбоку появилась Райли.

— Быстрее, быстрее! Мы не успеваем! — прокричала она.

За спиной раздался жуткий грохот. Увлекшись погоней, гомункул уже не смотрел под ноги, и споткнулся об бронетранспортёр, перевернул его на бок, и свалился сам, загремев, словно упавшая авиабомба. Пока он поднимался, мы смогли немного оторваться от него.

— «Дантова Длань»! — воскликнула Тина. — Мы спасены!

Впереди я увидел подозрительное марево, освещённое необычным оранжевым свечением. Сразу после этого, Райли схватила меня за руку и резко остановила.

— Стоять! Дальше ни шагу!

— Но как же… — я с ужасом обернулся на гомункула, поднимающегося в полусотне метров от нас.

— Я вижу зону терминатора! За мной! — выдвинулась вперёд Тина. — Не отставайте!

— Так, Писатель, без фокусов. Идёшь строго за Тинкой, понял? Я замыкаю, — распорядилась подруга.

Я кивнул, проглотив комок.

— Всё, идём!

Мы вышли к «Дантовой Длани». Её облик заслуживает отдельного описания, ибо эта аномалия действительно одна из самых удивительных в Иликтинске. На пятачке чуть более сотни квадратных метров температура словно сошла с ума, перестав подчиняться земному порядку. В тени стоял мороз под сотню градусов Цельсия: чем темнее и дальше от солнца — тем холоднее. В то время как под солнечными лучами температурный уровень резко подскакивал сразу на тысячу градусов, превращая участок улицы в гигантскую доменную печь с лужами расплавленного стекла. Зона терминатора — тонкая грань между солнечным светом и тенью от зданий, постоянно смещалась, в зависимости от положения светила, замораживая одну сторону улицы, и разогревая другую. От регулярного температурного дисбаланса, асфальт полностью выгорел, превратившись в чёрную пыль из золы, перемешанной со стеклом. Многократно промёрзшие и прогоревшие здания, регулярно переживающие колоссальные перепады с жары на холод и обратно, уже лишились части внешних стен и верхних этажей, продолжая рассыпаться. Они напоминали постройки в адском городе Дит, из «Божественной комедии», и я понял, почему это место прозвали именем Данте. Ведь здесь был ад. Самый настоящий ад.

Зона терминатора, то есть зона, по которой можно было быстро пройти, не сгорев и не замёрзнув, имела ширину не более метра. Но двигаться по ней — испытание не для слабых духом. Если бы Райли не загнала меня туда буквально пинками, я бы, наверное, никогда не решился посетить эту резиденцию Сатаны.

Только представьте, вы идёте по узкому отрезку улицы, утопая в чёрной, зернистой пыли, покрытой пепельным налётом, из которого повсеместно торчат хрупающие под ногами кристаллы стекла. Справа, буквально в паре метров от вас гудит и шипит тающая земля, на глазах превращаясь в кипящее раскалённое месиво, от которого поднимается прогорклый, удушающий жар. А чуть поодаль, уже плавится и течёт стекло. Пузырятся и пыхают огненно-жидкие всполохи. Словно это край вулканического жерла. Даже дыма и пара нет. Просто густое марево, клубящееся инфернальными миражами.

С противоположной же стороны, на расстоянии вытянутой руки, вся поверхность уже покрыта инеем. Далее — лежит лёд, по которому ветер таскает позёмку. В заиндевевших глазницах здания на теневой стороне летают крупные снежинки, а полуразрушенные этажи там покрыты толстыми белыми шапками сугробов. С выступов на стенах свисают сосульки. Третий шаг в том направлении станет для человека последним. Он промёрзнет насквозь.

И вот мы идёт между адским жаром и адским холодом. По улице, на которой не осталось вообще ничего. Машины и деревья выгорели полностью. Лишь столбы кое-где сохранились: скрюченные и чёрные, словно горелые спички. Тем, где жара и холод перемешиваются — беснуются и завихряются воздушные потоки, делая безумие «Дантовой Длани» абсолютным.

Мой правый бок буквально полыхает от жары. Температура там явно за сотню. А левый — промёрз до костей, будто бы там установлен мощный кондиционер. Ниже нуля по ту сторону, температура валится градусов на двадцать. Как такое возможно? Зато выдерживать необходимое направление было легко, так как при любом малейшем отклонении в сторону, жар или мороз усиливались так, что их невозможно было терпеть.

На что способна эта дьявольская аномалия, я познал в первые же минуты знакомства с ней. Как только мы ступили на тонкую грань между светом и тенью, нас догнал свирепый гомункул. Невовремя разбуженное существо, очевидно, соображало плохо, и, преследуя нас, полностью отдалось своей злобе. Это его и сгубило. Монстр забежал с солнечной стороны. Причём прилично удалившись от спасительной тени. «Дантова Длань» уничтожила в течение трёх минут. Точнее, умер гомункул гораздо раньше, секунд за десять с момента захода на опасную территорию. И уже мёртвым грохнулся на прогоревший грунт, подняв клубы сажи. А через три минуты от него уже остался только горящий холм, истекающий вытапливающимся жиром, постреливающим в разные стороны, и ручейками из легкоплавких металлов, вроде цинка и свинца, входивших в структуру его брони. Если эта адская жаровня так быстро превратила в уголь столь огромного колосса, то что в ней ждало наши скромные, человеческие тельца? Наверное, и пепла бы не осталось…

— Облако!!! — перекрикивая вой гудящего пламени и шипение кипящей поверхности, воскликнула Тинка.

— Твою ма-ать, быстрее, Писатель, быстрее!!! — Райли упёрлась горячей рукой мне в спину, толкая вперёд.

Я чуть не упал от толчка, но сохранил равновесие и припустил за Тиной. Солнце на мгновение скрылось за маленьким облачком, но за эту секунду нас обдуло таким арктическим хладом, что мои уши моментально потеряли чувствительность, а щёки отчаянно защипало. Огненно-жидкая сторона улицы отреагировала на температурный скачок пронзительным шипением и воем, сопровождавшимся парой взвившихся смерчей. А ведь это всего одна секунда. Взглянув на небо, я прикусил язык. За маленьким облачком ползло крупное кучевое облако. И вот оно-то явно грозилось закрыть Солнце на более длительное время.

— Быстрее, ребята! Немного осталось! Мы почти вышли! — торопила нас Тинка.

Мы и так спешили как могли. Но дом, который доселе прикрывал нас от всепожирающего светила, вскоре закончился, и тень оборвалась, пререходя в маленькую полоску, тянущуюся вдоль раскалённого докрасна чугунного забора. Тинка резко свернула на границе тени, и бочком стала сдвигаться в сторону её продолжения. Я делал всё в точности как она, успевая поглядывать на беспощадно приближающееся облако. Вот мы добрались до забора. Благодаря своей раскалённости, он компенсировал теневой холод, и рядом с ним можно было двигаться прямо по тени, без риска превратиться в снеговиков. Впереди, сквозь марево и дымку, уже проступали очертания нормальных, не тронутых Дланью зданий. Значит выход из аномалии был уже рядом, но облако двигалось быстрее нас.

— Быстрее!!! Быстрее!!!

Позади уже слышалось нарастающее шипение, словно кто-то заливал масло на необъятную раскалённую сковороду. Я бежал не оборачиваясь. Задыхаясь от кашля, и уже почти ничего не видя из-за забившего глаза пепла.

— Быстрее!!!

Солнце окончательно ушло за облако, и за пару мгновений весь город потемнел. Рывок! Я врезался в Тину и вместе с ней мы упали на тротуар. Неужели всё? Неужели смерть? — крутилась в моей голове ошалелая мысль. Но ледяные объятья не торопились принимать нас.

— Ф-фух, — где-то наверху послышался голос Райли. — Неужто вырвались?

— Писатель, слезь с меня, пож-жалуйста, — заворочалась подо мной Тинка.

Я перевернулся на спину, освободив её, а потом поглядел туда, откуда мы только что выбежали. Боже правый! В пяти метрах от нас бушевала снежная буря, а улица остывая каждую секунду, с треском заковывалась в ледяной панцирь. Ещё бы немного, и мы бы остались там торчать в виде эскимо, дожидаясь, пока вернувшееся солнце не превратит нас в раскалённую пыль.

— Охренеть — не встать, — я вытер рукой лицо, обгоревшее с одной стороны и обмороженное с другой.

— Назад пойдём другой дорогой, — решительно заявила Райли. — Второго такого перехода нам не пережить. Особенно с грузом.

— Я подумаю над этим, — поднялась на ноги Тинка.

— Ну что, Писатель, отдышался? Готов дальше идти?

— Готов, — с трудом опёрся я на свой закопчённый локоть.

— Тогда пошли. Нам ещё со злодеями предстоит разбираться… Чёрт, я даже представить себе не могу, как мы будем это делать?

— Идёмте за мной. Нужный нам вход в канализацию находится на прилегающей улице, — Тина повела нас дальше.

Со злополучной улицы 385-й стрелковой дивизии мы повернули на проспект Геологов, который, по словам нашей проводницы, вёл непосредственно к «Детскому миру», но идти по поверхности было опасно из-за пресловутых злодеев и электрических мушенбруков, предпочитающих устраивать здесь неожиданные засады.

Проспект был широким, четырёхполосным, уходящим в самый центр города. На нём, как и на улице Гагарина, сохранилось много следов былой катастрофы. Вот карета скорой помощи с раскрытыми настежь дверями. А рядом носилки и с десяток трупов, включая самих медиков (опознал по голубым халатам и шапочкам). Далее — милицейской заграждение, которое так и не успели установить окончательно. Вдоль ребристого заборчика, увешанного запрещающими знаками, ровненько лежат останки милиционеров. Как стояли в оцеплении — так и погибли.

— Нам сюда, — Тинка повернула к тротуару. — Люк здесь.

Райли на мгновение остановилась, взволнованно втягивая ноздрями воздух, и как-то глухо прорычала, словно кошка, почувствовавшая приближающуюся опасность. Я посмотрел туда, куда она смотрит, но увидел лишь замусоренный подземный переход.

— Тяжёлый, зараза, — девочка усиленно пыталась выворотить ржавый, тяжёленный люк.

Я подоспел ей на помощь, и работа пошла слаженнее.

— Как же ты их ворочала, когда жила одна? — спросил я, налегая на неподдающуюся железяку.

— Справлялась, — буркнула та. — Куда деваться?

Откатив люк в сторону, мы открыли вход в очередное подземелье.

— Там опять комары будут? — я поёжился, представляя, что сейчас мне снова придётся отмахиваться от этой пакости.

— Нет. Здесь их не должно быть. «Дантова Длань» близко. Они на неё реагируют, — Тина спрыгнула в освободившийся лаз. — Полезли.

— Давай, Писатель, лезь, — подтолкнула меня Райли, не спуская глаз с подземного перехода.

— Что-то не так? — тормознул я.

— Лезь давай!

— Лезу, лезу…

Мы с Тиной спустились на дно колодца. Затем я услышал, как Райли наверху задвигает канализационный люк обратно, погружая колодец в кромешную тьму.

— Эй, зачем закрываешь? — окликнул её я.

— За надом, — послышался ответ, и мы скрылись во мраке.

— Всё правильно, — тихо сказала Тина. — Предосторожность не помешает.

— Никак не могу освоиться в этой темени. Кажется, что комары вот-вот налетят.

— Держись за меня, — девочка поймала мою руку и положила себе на плечо. — Не отцепляйся. В этом сегменте канализации у меня не припасено никаких фонариков, поэтому большую часть пути придётся двигаться впотьмах.

Позади, с лесенки спрыгнула Райли. Я услышал, как она отряхивает руки.

— Ну что, последний рывок? Сколько там до магазина?

— Примерно два квартала.

— Надеюсь, ты не заблудишься, милая?

— Шутить изволишь? Давай, не отставай.

Пока мы шли, я время от времени нервно подёргивался. Мне казалось что рядом гудят москиты. Иногда на моё лицо и волосы неприятно липла паутина. Тинка была ниже меня, и мне приходилось собирать всё то что висело выше её макушки. Тогда я пригнулся и далее шёл в позе вопросительного знака.

Туннель несколько раз поворачивал то вправо, то влево. В какой-то момент, впереди показалось, что я увидел свет. Это не было галлюцинацией. Мы вошли в сегмент ливнёвки, сквозь замусоренные решётки которой с трудом пробивался свет. Судя по гулким ударам наверху, там кто-то ходил. Тина остановилась и прислушалась.

— Там кто-то есть? — тихо спросил я.

— Тс-с-с, — она быстро приложила пальцы к моим губам.

Подняв голову, я увидел, как расположенная над нами решётка потемнела, и с неё, прямо нам в лица, осыпалась пыль. Кто-то грузный принюхался, с шумом всасывая воздух. Затем, сердито проворчал, и отправился дальше, открыв доступ свету.

— Всё, идём, — дёрнула плечиком Тина.

Мы прошли ещё бог знает сколько десятков метров через давящую темноту. Шли медленно, маленькими шажками, и потому, казалось, что провели в этом каземате битый час.

— Тина, — Райли вдруг окликнула ведущую нас девочку.

— У? — вздрогнула та.

— Похоже, мы здесь не одни.

— Знаю. Но мы почти пришли. Над нами уже площадь. До выхода осталось метров десять.

— Боюсь, что мы всё равно не успеем. Оглянись.

Мы посмотрели назад. В дальней части покрытого кромешной темнотой туннеля, маячил приближающийся свет. Голубоватые огни постепенно увеличивались в размерах. Они гнались за нами по полу, стенам и потолку, нарезая причудливые спирали.

— Кункуласпиды. Обычно здесь их не было. Видимо пришли с прилегающего туннеля.

— Выходите отсюда, а я их задержу.

— Эй, а может обойдёмся без героизма? — стуча зубами от холода и страха, произнёс я.

— Это ты давай тут не геройствуй. Тинка, тащи его к выходу!

— Слушаюсь, — Тина вцепилась в меня обеими руками и потащила дальше, через темноту.

— Мы же не бросим её здесь! — упирался я.

— Писатель, прекрати орать, — возмущённо откликнулась Райли. — Уходите сейчас же! Тут и без вас тесно!

— Писатель, пошли, пошли. Она нас догонит, — тянула меня Тинка.

С большой неохотой я всё же последовал за ней. И когда мы добрались до выхода, позади закипел молчаливый бой. Не было слышно ни криков, ни стонов. Лишь тихое, змеиное шипение, и гулкие шлепки. Оставалось надеяться, что Райли справится с преследователями.

Свет, хлынувший из-под открывшегося люка, ослепил меня. Жмурясь, я ощупью поднимался наверх, пока не уткнулся в ноги Тины, борющейся с неподатливой заслонкой.

— Кажется, здесь всё спокойно, — радостно сообщила она, и змейкой выскользнула на поверхность.

Сузив глаза до малюсеньких щёлочек, я выбрался следом, и, когда зрение постепенно настроилось на яркий солнечный свет, обнаружил, что мы находимся посреди площади. Решение Тины было простым. Здесь, на открытом пространстве, противника можно заметить издалека. Хотя, с другой стороны, и нас видно со всех сторон, как на ладони. Зато мы можем в любой момент спрыгнуть в спасительную канализацию. На это, видимо, расчёт и делался.

Площадь, выложенная плиткой, располагалась в окружении больших магазинов и культурных заведений. Здесь находился театр, Дом офицеров, какой-то большой, монолитный торговый комплекс, и, наконец, «Детский мир», который был ближе всех.

— Вот он, — указала на магазин спутница.

— Я уже понял.

Трудно было спутать с чем-то другим эту ровную стеклянную коробку, несущую огромный, выгоревший баннер, на котором проявлялся улыбающийся карапуз и надпись «Всё лучшее — детям!» Как ни странно, стёкла в «Детском мире» уцелели практически все. Их покрывала зеркальная тонировка, уже почти ничего не отражающая из-за толстого слоя грязи и пыли. Поэтому рассмотреть, что там внутри, не представляется возможным.

— Пойдём, — махнула мне Тина.

— Может быть Райли дождёмся?

— Нет времени. Долго стоять на открытом пространстве опасно. Можно привлечь внимание.

— Тогда ты иди, а я подожду Райли. Если что — спрячусь в колодце.

— Писатель, ну чего ты такой сложный? — снизу донеслось усталое пыхтение, и поскрипывание лестничных скоб.

— Райли?

— Я это, я… Ф-фух…

Голова Райли показалась из люка, и она сдула упавшие на лицо пряди волос. На левой руке у девушки была кровь.

— Ты ранена?

— Чепуха. Какая-то сволочь в темноте зацепила немного…

— Тебя не укусили? — спросила Тинка. — Кункуласпиды ядовиты.

— Ну-у, они конечно же пытались, — крякнув, Райли вынырнула из колодца целиком. — Но как-то неубедительно. Да ерунда. Их всего-то было трое. Причём, у них сейчас период линьки, поэтому они светятся как новогодние ёлки, и шкурка совсем тоненькая. Разобраться с ними труда не составило… Ну и чего мы стоим? Кого ещё ждём?

— Тебя…

— Как видите, я уже здесь. Не тормозите. Идём в магазин, пока злодеи не набежали.

— Их вроде не видно.

— Это-то и пугает…

Мои спутницы выдвинулись вперёд. Они шли словно две сестры, перебрасываясь какими-то фразами в совершенно спокойной интонации. Но при этом я видел, как внимательно и зорко они смотрят по сторонам. Каждая держала свой сектор обзора. Не сговариваясь, Райли просматривала левую часть направления, а Тинка — правую. Исходя из их разговора, и постепенного отклонения от центральных, раскуроченных дверей магазина, я понял, что лёгких путей мы не ищем.

— Твой слух гораздо острее моего, — сказала Райли. — Слышишь что-нибудь?

— Не-а. Вообще тишина, — ответила Тина. — Странно. Обычно злодеи издают много шума. Если их не слышно, значит вообще нет поблизости. И в здании, соответственно, тоже.

— Хорошо если так. Однако, рисковать не будем. Злодеи вряд ли станут подниматься выше первого этажа. Поэтому мы зайдём со второго. Есть предложения, как это сделать?

— Там, сбоку есть пожарная лестница.

— Целая?

— Должна быть целой.

— Показывай, где она.

Мы подошли к углу «Детского мира», за которым располагался подход к складским помещениям. Когда-то в этом узком закутке разгружались фуры, привозящие товар. Лестницу мы заметили сразу. Она была ржавой, но вполне целой.

— Я первая. Вы за мной, — Райли начала подъём, стараясь создавать как можно меньше скрипа.

— Всё это очень и очень необычно, — озиралась по сторонам Тинка. — Я знаю, что они должны быть здесь. Но почему же тогда так тихо?

— Может спят? — предположил я.

— Не знаю…

— Порядок, — послышалось сверху. — Можете подниматься.

Дождавшись разрешения на подъём, мы пошли к лестнице.

На втором этаже пришлось повозиться с дверью, запертой на классический подвесной замок. В конце концов запор сдался под натиском, и мы проникли в пыльное хозяйственное помещение. Судя по нетронутому слою многолетней пылищи на полу, я пришёл выводу, что с момента катастрофы здесь не было ни одной живой души. Тина прильнула ухом к стене. Какое-то время она слушала, пытаясь уловить возможные посторонние звуки, после чего посмотрела на нас, и покачала головой. Покинув подсобку, мы прошли по коридорчику, мимо кабинета товароведа и бухгалтерии, а затем оказались в просторном торговом зале. Здесь, на втором этаже «Детского мира», когда-то продавали одежду. Вешалки были сплошь завешаны всевозможными платьицами, рубашечками и костюмчиками детских размеров.

— То, что надо, — развела руками Райли. — Ну что, начнём шоппинг?

— Наконец-то, — радостно улыбнулась Тина. — Сколько тут классной одежды!

— А может сначала твои вещи из тайника заберём? — предложил я.

— Потом. Сначала подберу себе обновки, — девочка бросилась к стойкам с платьями.

— Боюсь, что это надолго…

— Писатель, успокойся, — флегматично произнесла Райли. — Пока она выбирает одежду, мы тут немного отдохнём. Чёрт его знает, что там, на первом этаже. А здесь вроде спокойно.

— Райли! Взгляни! Что мне лучше подойдёт? Вот это платье в красную полосочку, или вот это — синенькое? — подбежала к нам Тина, поочерёдно прикладывая платья к себе.

— Синее лучше. Практичнее. Не так бросается в глаза.

— Я тоже так считаю! — она опять умчалась к вешалкам.

— Мы попусту теряем время, — я прошёл вдоль прилавков, и остановился возле окна, нервозно почёсываясь.

— Хватит ныть, — Райли села за кассу, и беспардонно положила ноги на прилавок. — Я тебя сюда вообще не хотела брать. Ты сам напросился. Поэтому терпи.

Это было легко сказать. Когда находишься в движении, страх так сильно не ощущается, потому что гасится действием. Но остановившись бок о бок со смертельной угрозой, и не предпринимая никаких дальнейших телодвижений, начинаешь испытывать колоссальное волнение. Как будто вот-вот нахлынет очередная волна кошмара, а мы, вместо того, чтобы к ней подготовиться, занимаемся какой-то ерундой. Особенно меня бесило шутливое легкомыслие Райли и Тины. Им вообще было по барабану то, что мы совсем недавно пережили, и что несколько раз едва не погибли. Для них эти приключения были как для нас, обычных людей, прогулка в один из криминальных районов города. Вроде бы и страшно, но, в то же время, ничего особенного.

Тинка выскочила из примерочной в новом синем платье и полосатых чулках. Продефилировав напротив оценивающе-сосредоточенной Райли, она крутанулась на одном месте, и, разведя руки, вопросительно взглянула на неё.

— Миленько, — ответила та, уперев подбородок в кулак. — Но чулки лучше подобрать с сине-зелёной полоской. Будут лучше сочетаться с платьем.

— Ты права! Сейчас поменяю.

— Мы тут целый день будем примеркой заниматься? — опять сорвался я. — Почему бы ей не набрать первых попавшихся шмоток, и не отвести нас, наконец-то, в свой тайник?

— Уймись, торопыга. Для девушек выбор одежды имеет очень важное значение. Почти сакральное, — философски ответствовала Райли.

— Ага. Вот только вы — не девушки. Вы даже вообще не люди. Зачем вам это? Не понимаю.

— Подрастёшь — поймёшь. Завязывай с нытьём, и не маячь у меня перед глазами. Иди лучше, прогуляйся по залу. Может и себе что-нибудь подберёшь…

— Как смешно. Обхохочешься.

Прибежала переодетая Тина:

— А так, хорошо?

— Вот, совсем другое дело. Красотка.

— Мне тоже нравится. Что бы ещё подобрать?

— Вон там, слева я видела симпатичные капри. Если к ним найти подходящий топик, и что-нибудь такое лёгкое набросить поверх, то будет шикарно.

— Пойду погляжу.

Более не в силах выдерживать их беспечность, я решил воспользоваться советом Райли и прогуляться по залу, чтобы хоть как-то подвигаться, глуша невыносимую тревогу.

Почему же я чувствовал здесь такой душевные дискомфорт? Что меня угнетало? Вроде бы вокруг тихо. Обычный заброшенный магазин. Никаких аномальных проявлений. Девчонки занимаются примеркой, и в кой-то веке ведут себя как обычные девчонки, а не как валькирии-головорезы. Смотри на них, да радуйся. Нет же, что-то точит изнутри. Что-то предупреждает. Но о чём? Откуда мне ждать опасности?

В этих сумрачных мыслях я бродил между рядов с одеждой. Внезапно мне показалось, что пространство подёрнулось необычным искажением. На самую малую долю секунды, какую только способен засечь человеческий глаз. Мелькнуло, и тут же исчезло. А может быть это было внутри моей головы?

— Писатель! — вынырнула из шеренги костюмов Тинка, ткнув мне под нос цветастую футболку. — Гляди! Тебе нравится?

— По-моему, слишком вызывающе, — вздрогнув от неожиданности, ответил я автоматической цитатой.

— Ты так думаешь? — Тина сдвинула набок сложенные бантиком губки. — Ну-у, мо-ожет быть…

И вновь скрылась среди висящей одежды.

Из-за неё я успел забыть о странном всплеске, пережитом несколько секунд назад, и пошёл дальше, вдоль рядов пёстрых маечек и брюк. Дрожь в ногах усилилась, то ли из-за напугавшей меня Тинки, то ли по причине всё того же волнительного напряжения. Чёртов магазин как будто бы аккумулировал в себе отрицательную энергетику.

Миновав полки с обувью, я вышел к примерочным кабинкам. От скуки заглянул в первую попавшуюся. На зеркале скопилось столько пыли, что я не мог различить своё отражение. Лишь его силуэт. Уже хотел было развернуться и выйти, но задержался, с подозрением отметив, что помимо моего силуэта, в зеркале отражаются ещё два.

— Чё за …?

Я подошёл к пыльному зеркальному стеклу и всмотрелся в него, пытаясь разобрать, кто стоит у меня за спиной. Это было невозможно. Слишком мутным было отражение. Всё что удавалось разобрать, так это рост двух посторонних: один высокий — почти с меня ростом, другой маленький — мне до груди. Я обернулся, но никого не увидел.

— Ничего не понимаю.

Как можно осторожнее я принялся стирать пыль с зеркала.

— Какого хрена? Это не я… Или… Я?

Своего лица я не узнал. На меня сосредоточенно и удивлённо смотрел мужик с бородкой и морщинками возле глаз. Судя по виду, мужику прилично за сорок. И он до жути похож на меня.

— Чё за херня? — пробормотал я, и мужик произнёс то же самое, стирая вместе со мной остатки пыли.

Пока пыль счищалась, свет становился ярче, а в моих ушах нарастал шум. И в нём не было ничего странного, или необычного. Напротив — шум был предельно типичен. Голоса множества людей, шарканья ног, детские взвизги и музыка из невидимых репродукторов. Но самое главное, теперь я наконец-то рассмотрел двух людей, стоявших позади.

— Чего ты там увидел? — спросила меня Райли.

Точнее, это была не она. Худощавой тётке, которая там стояла тоже было уже под сорок. Да и по виду она не была похожа на Райли. Она была похожа… На кого же она похожа? Вроде бы знакомый, где-то уже увиденный образ… Да ведь это невеста из моего сна! Только уже не молодая. Но почему я считаю, что это Райли? С чего вдруг?

— Пап, ну ты чё?! Идём, я тебе покажу, что мы с мамой присмотрели! — нетерпеливо дёрнула меня за ремень девочка, стоявшая по другую сторону от меня.

Я захотел обернуться, но вовремя остановился. Что-то удержало меня от этого поворота, подсказав, что нельзя оборачиваться к ним. Тогда я стал рассматривать девочку через зеркало, и моментально узнал её.

— Тина? Это ты?

— Ну да… — девочка опешила. — Папуль, да чё с тобой случилось? Тормозишь?

— Да он сегодня вообще какой-то странный, — ответила Райли. — Не выспался похож… Пойдём, милая, а то там очередь…

Они оставили меня стоять в полнейшем непонимании, и тут же влились в людскую массу, бродящую среди стоек с одеждой. В голове что-то хлопнуло, словно моё видение, вылетев из сознания, закрыло за собой неведомую створку-заглушку. После чего внутри меня осталась только звенящая пустота. В зеркале отражался я один. Позади виднелось серое запустение заброшенного магазина.

— Райли! — вернул меня в реальность звонкий голосок Тинки, прозвучавший где-то свосем рядом. — А вот, смотри, ботиночки…

— Нормальные, — издали ответила Райли. — Бери.

— Безумие какое-то, — тряхнув головой, я поморгал глазами, чтобы окончательно избавиться от овладевшим мной ступором. — Это был не я… Это опять какие-то чужие воспоминания… Аномалия, мать её…

— Писатель, это ты тут бубнишь? — в кабинку заглянула Тина с ботинками в руке.

— Да. Я просто так, — потирая висок, ответил я. — Сам с собой…

— А я смотри какие ботиночки нашла? Нравятся?

— Ага. Хорошие… Ты долго ещё будешь «отовариваться»?

— Уже почти всё! — убегая ответила она.

Пройдясь мимо стойки с фуражками и шапочками, я оказался в середине зала, где размещалась пара эскалаторов. Взглянув с опаской на виднеющийся внизу участок первого этажа, я ничего подозрительного там не увидел. Ступил на металлическую ступеньку, и тут по моему телу как будто бы пробежал лёгкий электрический разряд. Но лестница не была под напряжением. Это нервы. Всё нервы. Спустился на пару ступенек вниз. Ребристая поверхность слегка завибрировала. Или же мне показалось?

— Райли, я нашла отличные кроссовки! — слышалось позади.

— Угу. Как будешь расплачиваться? Наликом, или карточкой?

— Ха-ха-ха!

«Женщины» — я покачал головой, и продолжил медленно спускаться вниз. При каждом шаге ступени всё отчётливее отдавали вибрацией. Один раз я даже остановился, и ощупал их, но ничего не обнаружил, сделав вывод, что это не ступени вибрируют, а мои ноги дрожат от волнения.

Что же за глюк я увидел? Это не просто видение, нет. Я словно побывал там, по ту сторону зеркала. И там было, как бы, будущее, что ли. И в этом будущем Райли — моя жена, а Тина — моя дочь. Что любопытно, Райли на себя вообще не похожа, хоть это, вроде бы, и она. Зато Тина выглядит один в один. Как такое возможно вообще? Блин, надо завязывать с размышлениями над этой хренотой. Иначе окончательно свихнусь.

Пока думал, незаметно спустился на первый этаж. Здесь было спокойно и тихо. Покой нарушало только гулкое курлыканье моих спутниц наверху. Обойдя стеллаж с игрушками, я вышел к центральному прилавку. Да, здесь явно кто-то обитал. Полки повалены, товар разбросан по полу, двери выломаны. Но «похозяйничали» точно не люди, а какие-то иные существа. Уж больно грубо и выборочно учинялся погром. Такое впечатление, что кто-то валил стеллажи и давил игрушки просто из-за собственной неуклюжести. Кто бы это ни был, его уже здесь нет, однако расслабляться ни в коем случае нельзя. С мачете наготове я медленно бродил среди бардака. Вскоре на глаза мне попались старые обгрызенные и обглоданные кости, валявшиеся вперемешку с игрушками и детскими книгами.

«Когда-то они тут жили. Эти существа», — роились в моей голове мысли. — «Устроили тут гнездо. Интересно, почему ушли? И надолго ли?»

Я миновал два детских манекена, прямо за которыми были свалены кучей разномастные велосипеды: от маленьких, трёхколёсных — до вполне крупных, подростковых. Потом перед моим взором предстало нагромождение из обрушившихся полок, заваливших рассыпавшимися товарами весь угол магазина. На эту груду так же свалился ближайший стеллаж, добавивший к этой свалке своё содержимое: плюшевых мишек и какие-то мягкие куклы. Завал частично перегораживал выход в служебные помещения магазина, дверь у которого была разломана, да так основательно, что разрушился массивный кусок бетонный стены, провисший на арматуре. Могло показаться, что в узкую дверь пытался въехать бульдозер. В целом, ничего необычного здесь не было. Я видел подобные разрушения внутри дряхлых иликтинских зданий и раньше. Но меня привлекла пара необычных заострённых палок, торчавших из этого нагромождения. Два параллельных острия высовывались из-под сталлежа, хищно торча сквозь него. У одного был обломан (либо затуплен) кончик, но другое было, судя по виду, чертовски острым. Что же это? Явно не детская игрушка. Рассматривая эти диковинные штуки вблизи, я постепенно выявлял всё новые, и всё более удивительные детали. Сначала заметил ещё одно «копьё», торчащее теперь уже в сторону от первых двух. Затем разглядел кусок основания, из которого эти «копья» выходили. Но всё равно не мог понять, что это было такое.

Вдруг у лежавшего прямо под копьями плюшевого мишки шевельнулось ухо. Я насторожился — не показалось ли мне. Осторожно потыкал мачете в плюшевое пузо игрушки. Никакой реакции. Значит показалось. Но не успел я успокоиться, как ухо вздрогнуло вновь.

— Чертовщина…

Я опять поднёс к нему мачете, и осторожно столкнул в сорону. Мишка кувыркнулся кверху лапами и упал мне под ноги. Склонившись, я начал осматривать то место, на котором он толкьо что лежал, и тут же мне в лицо ударила волна горячего, мерзко пахнущего воздуха.

— Чёрт… — меня моментально пробил пот. — Чёрт, чёрт, чёрт… Чё-орт…

Сжав рукоять мачете обеими руками, я начал пятиться. Под пятку как будто бы специально подвернулась китайская курица с пищалкой внутри, и противно завыла, заставив моё сердце оборваться.

Тяжёлый вздох выдул из-под завала облачко вращающейся пыли, и стеллаж начал приподниматься, рассыпая игрушки. Из-под него, ворочаясь, выбиралось что-то живое и очень крупное. Я медленно поднимал голову следом за ним, не спуская округлившихся глаз с огромной пасти без губ, усеянной частоколом жёлтых зубов, между которыми торчали клочки застрявшей тухлятины. Из этой пасти, словно застывшей в вечной улыбке, жуткая, угловатая голова монстра состояла практически полностью. Челюсти разверзлись, и из глубокого ребристого нутра донеслось утробное — «Ы-ы-ы-ы!» Прямо передо мной, поднявшись на длинных передних конечностях, сложенных как у лягушки, во всей своей «красе» предстал злодей. И тут мне в очередной раз придётся сделать отступление, чтобы описать, как выглядела эта невообразимая тварь.

Так что же представляли из себя пресловутые злодеи? Они же «злыдни», они же «исчадея» — везде их называли по-разному, но боялись и ненавидели одинаково. Так сразу их и не опишешь. Слишком уж не похожие ни на что на свете. Диву даюсь, что за больная природа могла породить столь уродливых и безумных существ? Даже в этом мире, пропитанном кровью и злобой, они казались чужими, бракованными выродками, оставленными жить по какому-то недосмотру со стороны тех, кто их создал. Либо это была их извращённая насмешка над остальным миром.

Горбатые тела злодеев были как будто сплюснуты сверху. Спины заросли сплошным костяным панцирем. Вытянутые вперёд головы с огромными челюстями, так же несли две пары длинных рогов, похожих на шипы. Пара торчала параллельно вперёд, выходя из далеко выдающихся надбровных дуг. Вторая пара торчала из черепа по бокам, выходя в разные стороны. Задние конечности чудовищ были короткими, но очень мускулистыми, позволяя этим тяжёлым тушам совершать прыжки, невероятные для таких габаритов. Передние лапы были в два раза длиннее, и завершались парой огромных пальцев с режущими зазубринами на внутренних сторонах, из-за чего те напоминали рачьи клешни, или ножницы. При помощи этих естественных природных «кусачек», злодеи могли без труда вскрыть автомобильный корпус, как консервную банку, или же срезать толстый металлический стержень, словно деревянный прутик. Ну и наконец, эти существа имели длинный жилистый хвост, который дополнял их и без того гротескный облик.

И вот я стою лицом к лицу с этим исчадием ада. Мне он показался сплошными челюстями, выступающими из бесформенного панциря. Маленькие, налитые глаза, словно рубины блестели под мощными карнизами бровей, из которых выступали метровые пики роговых шипов. Полное отсутствие губ, из-за которого оскал злодея был постоянным, создавало впечатление жуткой, беспощадной улыбки. Последней гримасы смерти, которую видит несчастная жертва.

Я не знал, что мне делать. Просто пятился назад, пока не упёрся в прилавок.

— Райли. Райли!!!

— Чего?! — послышалось сверху.

— Райли!!!

Я просто не знал, что ещё кричать. Шок взял меня в тиски.

— Ну чего тебе?!

— Эй, а я вот что нашла, — донёсся до меня голос Тины. — Это вообще классная штука.

— Ну-ка, дай-ка посмотреть. Это что, хлопок? — ответила Райли.

— Блин… Блин… Да они там чё? Они нарочно? — я медленно огибал прилавок, глядя, как злодей постепенно выбирается из-под завала, натужено пыхтя.

Наконец я смог набрать в лёгкие побольше воздуха, и выкрикнул:

— Тут злоде-ей!!!

Наверху тут же умолкли. При этом что-то упало на пол. От моего крика, злодей окончательно пришёл в себя, и бросился вперёд. Меня спасли только упавшие на него полки. Монстр запутался в них, и не смог совершить прыжок. Его лобовой шип с хрустом воткнулся в прилавок, возле которого я только что стоял. Я помчался к эскалатору, но споткнулся обо что-то и упал. Тем временем, позади меня, полностью освободившийся злодей с размаху рубанул воздух, и рассёк подвернувшийся под лапу манекен на три части. Я резко откатился вправо, и как раз вовремя, потому что вторая лапа ударила в пол, прямо рядом со мной, вдрызг разнеся игрушечную машинку. Вот это скорость! Не зря изгнанники так боятся этих тварей. Есть из-за чего… Переворот обратно, и снова удар, уже с другой стороны. Я вскочил на ноги и помчался наугад, перепрыгнув через электромобильчик, который через секунду разлетелся на куски под ногами чудовища. Перед своим судьбоносным кроссом я заметил, что откуда-то сверху, с середины эскалатора, спрыгивает Райли. До неё всё-таки дошло! Но поможет ли мне это сейчас, когда за спиной пыхтит и валит полки уродливая смерть?

Спрятаться было негде. Злодей просто сносил всё на своём пути. Он пёр на меня тараном. Махал передними лапами, пытаясь ухватить. Совсем рядом, я слышал страшные щелчки его «ножниц», готовых пополам перекусить мой позвоночник. Впереди показалась дверь. Вот, чёрт! Заперта!!! Я в тупике! В последней надежде подёргав ручку, я понял, что это конец, и обречённо повернулся лицом к преследовавшей меня твари. Вжался в закрытую дверь, словно желал просочиться в щель. Из-за поваленных полок выскочила Райли, наконец-то догнавшая нас, но злодей почти небрежно отмахнулся от неё. От полученного удара, девушка улетела в противоположную часть зала, как тряпичная кукла, а монстр, нависнув надо мной, казалось, улыбнулся ещё шире.

Пространство дёрнулось, пробежалось рябью. Я медленно опустил руки, сжимающие оружие, и тут же почувствовал сильный толчок в грудь, превратившийся в острейшую боль. Злодей со всего размаха вонзил в меня свою клешню. Так, что она пробила меня насквозь, вместе с дверью.

— Писатель, не-ет!!! — откуда-то из далёких глубин донёсся тонущий в небытие зов Райли.

Я видел только «улыбку» злодея, которая пульсировала всё медленнее и медленнее, постепенно исчезая, вместе с болью.

— Пройди через туман…

— Где я?

— Обстановка в мире нестабильна…

— Что это за свет? Почему так трудно дышать?

— Внимание. Репликационная ошибка.

— Выводи, выводи его, — из клубящейся кровавой кутерьмы донёсся новый, настойчивый голос. — Что там по показаниям?

— Двадцать семь по ДРВ, — ответил женский голос.

— Так.

— Два по расчётной фазе.

— Так. А что по цикличности?

— Восемь.

— Не достаточно. Поднять можно?

— Боюсь что нет. Угроза каскадной трансцендентности.

Голоса слышались всё тише и тише.

— Проклятье. Он уходит… Смена континуума! Срочно!

— А-а-а-а-а??? — мне как будто бы влили в рот жидкого кислорода.

— Писатель!

— А? Что? — я первым делом ощупал свою грудь и живот. Никаких ран не обнаружилось. Только ссадины.

— Писатель! — вновь пропищал голос. — Очнись!

— Райли?

— Нет. Это я — Тинкербелл!

Зрение наконец-то вернулось ко мне. Рядом сидела чумазая, перепуганная Тинка, вцепившаяся в меня обеими руками. Судя по писсуарам вдоль противоположной кафельной стены, мы находились в каком-то туалете.

— Слава богу, ты цел…

— Но как? — я попытался подняться, но резкая боль пронзила мой бок и я тут же со стоном сполз по стене.

— Наверное рёбра сломаны. Он тебе так зарядил, — объяснила девочка.

— Кто?

— Злодей. Кто же ещё?

— Он же меня проткнул…

— Я тоже так думала. Но оказалось, что нет. Обошлось. А сломанные рёбра — это ерунда. Ох, Писатель, знал бы ты, что я пережила только что.

— А где Райли?

— Кто? — Тина как-то странно на меня посмотрела. — Не поняла…

— Что тут непонятного? Где Райли? Я видел, как злодей отбросил её, прежде чем…

— Писатель, Райли погибла.

— Как?! — я опять хотел выпрямиться но тут же застонал от боли. — Как погибла? Злодей же её просто отбросил.

— Райли погибла пару недель назад, после нападения Грязного Гарри. Ты что, забыл? Ты же сам мне показывал её могилу, на заднем дворе… Что с тобой такое? Ты потерял память?

— Но она же выжила… Что с тобой, Тинка? Почему ты меня обманываешь?!

— Это ты не в себе, Писатель. После того, как злодей тебя отшвырнул, ты ударился головой, и видимо лишился памяти…

— Да я всё прекрасно помню. Райли была жива. И мы вместе с ней пришли сюда, в «Детский мир», за твоими вещами.

— Мы пришли сюда вдвоём.

— Та-а-ак… Кто-то из нас кого-то разыгрывает, да? Это не смешно, Тина. Это глупая шутка.

— Писатель, о чём ты? Я не понимаю тебя! — отшатнулась та. — Ты какой-то другой.

— Ладно, давай рассказывай, что произошло, пока я был в отключке?

— Мы пришли сюда. Сначала никого не было. Я выбирала одежду…

— Так, дальше.

— Потом ты вдруг нарвался на злодея.

— Так, дальше.

— Я бросилась тебя защищать, но меня придавило полкой. Злодей уже собирался отрезать мне голову, но тут появился ты, и воткнул ему в глаз черенок от швабры. Он развернулся и шибанул тебя так, что ты улетел в угол. Ну а я успела выбраться из-под завала. А пока злодей бесился и всё крушил, добралась до тебя и оттащила сюда, в безопасное место. Здесь он нас не достанет.

— Всё было не так. Злодей напал на меня, а Райли пыталась его остановить.

— Да не было здесь Райли! Она мертва, говорю же тебе!

— Пфу-ух… Так… Давай тогда по порядку… Допустим, Райли действительно погибла… Предположим. И что случилось потом?

— Потом ты пошёл к Флинту с ай-талуком. Надеялся, что он поможет тебе добраться до Апологетики. Но этот гад тебя обманул. Забрал ай-талук и прогнал, после чего хотел захватить территорию Райли, но не смог из-за псионической завесы.

— Интересно. Ну а после?

— Ты вытащил меня с территории 7-13. Принёс к себе домой. Вылечил. Я поклялась, что буду помогать тебе до конца, пока ты не осуществишь свой инсуаль — пока не выберешься из города. С той поры мы вместе.

— А что Флинт?

— Ха. Он получил по заслугам. Я убила эту мразь сразу, как только встала на ноги. И отомстила за тебя.

— Ты убила Флинта?

— Да. И теперь мы с тобой владеем тремя территориями! Как ты мог об этом забыть?

— Это не укладывается в моей голове… Это…

— Пойдём, Писатель. Злодей, кажется, ушёл. Нужно поскорее пробраться в тайник, если не хотим здесь заночевать… — она стала помогать мне подняться.

— Ситуационный анализ, — произнёс бесстрастный компьютерный голос.

Боль в боку прострелила меня насквозь, и я с криком повалился навзничь.

— Писатель! Нет! Не уходи! Не оставляй меня! — удалялся в неведомую даль затихающий голос Тины, а я уже летел в пропасть, кувыркаясь и кружась.

— Сит-сит-ситуационный анализ… Нестабильна… Об-обстановка нестабильна. Параметрическая ди-дис-дис-дисфункция…

Что со мной? Что происходит? Это не может быть реальностью. Это всё в моей голове.

— Писатель. Проект под угрозой. Писатель.

— Хо? Это ты? Объясни, что со мной?

— Трещина… Так всегда происходит, когда пытаешься стоять одновременно на двух льдинах. Они разъезжаются в стороны. И ты падаешь в ледяную воду!

Я действительно упал. Упал с огромной высоты. Удар был таким мощным, что вокруг меня образовался кратер. Лёжа на его дне, я слышал, как по гладким стенам воронки сыплется мелкий песок.

— Ситуационный анализ завершён. Производится калибровка системы.

— У-у-у, — с воем я пошевелился, подгребая под себя руки.

Странно. Я не просто выжил после такого падения, но, кажется, ещё и умудрился остаться невредимым. Ничего не болит. Кости не сломаны. Ран на теле нет. Что же это за мир?

Ползком, по-черепашьи, я начал выбираться из кратера, пока не оказался на поверхности бескрайней и гладкой пустыни, над которой раскинулось такое же бескрайнее синее небо. Впереди, спиной ко мне, стояла Райли. Когда я позвал её, она вздрогнула, и, не оборачиваясь, пошла прочь.

— Куда же ты? — я поднялся на ноги, и пьяной походкой побрёл по её следам.

Но чем сильнее я спешил за ней, тем заметнее она удалялась.

— Подожди меня. Постой!

Свистящий в ушах ветер уносил мои слова прочь, вместе с песком.

— Калибровка системы завершена. Параметры загружены.

— Как обстановка? — принёс ветер чей-то чужой голос.

— Стабилизировалась. Сканирование зафиксировало параллельный континуум. Данные готовы к выгрузке. Приступать?

— Подожди. Что насчёт разрыва в блоках?

— Боюсь, что перезагрузить не получится. Участок нейромассива повреждён. Мы не сможем изолировать канал.

— А если заблокировать повреждённый фрагмент?

— Нельзя. Это вызовет каскадную трансцендентность, и мы столкнёмся с парадоксом «витой дуги».

— Что делать будем?

— Остаётся одно. Открывать канал, как он есть.

— Убирайтесь из моей головы!!! — не выдержал я, отмахиваясь руками, словно пытался отогнать голоса, летающие вокруг меня. — Проваливайте!!! Замолчите!!! Выпустите меня!!!

— Он нас слышит?

— Проклятье… Запускай!

Голову пронзил сильный спазм. Я упал, прополз немного на карачках. Кровь из обеих ноздрей капала прямо на следы удаляющейся Райли. Я поднялся, держась за голову, и вновь поспешил в догонку. Но она уже была очень далеко. Песчаная буря усиливалась, всё сильнее застилая фигуру подруги от моих глаз, а её следы быстро заполнялись песком, стираясь и исчезая. Ещё немного и я потеряю их из виду.

— Райли! — свалившись на колени, я в полном бессилие протянул к ней руки. — Не оставляй меня! Райли!

— Я с тобой Писатель, я здесь! — раздалось поблизости. — Тина, держи его!!!

— Я стараюсь! — с пронзительной натугой отзвенело Тинкино сопрано.

Сначала ко мне вернулась боль. Ощущение было такое, словно кто-то настойчиво и исступлённо ковырялся в моём теле двумя большими гвоздями. Первое, что я увидел, открыв глаза, была небольшая деревянная скамейка, ножки которой упирались по обеим сторонам от меня. Тина, которая каким-то чудом успела подставить её между мной и злодеем, изо всех сил пыталась теперь оторвать скамью от стены, чтобы дать мне возможность выскользнуть из ловушки. Однако злодей упёрся изо всех сил, пробив своей клешнёй толстое сиденье, и дотянувшись остриями «ножниц» до меня. Кончики костяных пальцев воткнулись в мою грудь неглубоко, но как-то соскочить с них было нереально. Боль была слишком сильной.

— Приготовься! — воскликнула Райли.

Что-то хрустнуло за спиной у злодея, и появившаяся сбоку от него девушка, со всего размаха воткнула сломанный черенок от швабры прямо в глаз чудовища. Злодей заревел и дёрнулся. Как раз кстати, потому что его клешня вышла из моего тела, а Тина, воспользовавшись моментом, оттолкнула скамейку от стены, и сама протиснулась под её ножку, расширив пространство, в которое я тут же и нырнул. Поняв, что его обманули, злодей яростно взмахнул лапами. Скамейка слетела с его пальцев и ударилась в полку с игрушками, рассыпав их пыльным фейерверком. На полу, Тинка ухватила меня под руку, и поволокла в образовавшийся неподалёку проём между разломанными полками. Я полз быстро, как только мог, чертя за собой кровавую дорожку. В проёме, прямо перед нами, показалась Райли, которая буквально протащила меня через промежуток между стеллажами. После чего, дождавшись Тину, с рычанием налетела на покосившуюся полку, свалив её окончательно, прямо на беснующегося монстра. Естественно, остановить тварь это не могло, но выиграть для нас пару драгоценных секунд Райли сумела. Стремглав мы, все втроём, бросились в сторону ближайшей дежурной двери. Она оказалась не запертой. Я и Тина поочерёдно влетели внутрь, врезавшись в противоположную стену. Райли заскочила следом, и заперла дверь, в которую тут же вонзилась пара лезвий злодейской клешни, остановившихся в сантиметре от живота изгнанницы. Не медля ни мгновения, Райли подхватила топор с пожарного щита, и начала колошматить по клешням со всей силы. Злодей заревел, но не смог сразу выдернуть лапу. Уж больно крепко он засадил клешню в дверную доску. Удар. Ещё удар! С хрустом один из смертоносных пальцев отломился, обнажив мягкую кровоточащую сердцевину. Злодей протяжно взвыл, и рванулся так дико, что выдернул дверь вместе с косяками. Мы с Тиной вжались в стену, напротив входа. От разъярённого монстра нас отделяла только Райли с красным пожарным топором в руках. Но продолжения атаки не последовало. Злодей затих и перестал шевелиться. Мы не верили собственным глазам.

Осторожно перешагнув через порог, Райли всмотрелась в неподвижную тушу.

— Что это с ним? — удивилась Тина. — Почему он остановился?

— Да вроде как сдох, — Райли постучала обухом по панцирю злодея, и пожала плечами.

— Не трогай его, вдруг притворяется?! — испуганно воскликнул я.

— С чего он сдох-то? — приблизившись к Райли, Тинка попинала хвост мёртвой твари.

Ковырнув топором бронированный покров зверя, подруга задумчиво посмотрела в потолок.

— От старости. От обычной старости. Как всё банально…

— Как от старости? — не понял я. — Хочешь сказать, что это не ты его убила?

— Нет. Он сам. Судя по наростам на панцире, это был дряхлый старик. Он тут спокойно готовился отойти в мир иной, пока ты не потревожил его на смертном одре.

— Ни хрена себе, старичок. Да он нас троих чуть не покромсал! Если это — престарелый злодей, то на что способен молодой?!

— Иди, забирай свои тряпки, — велела Райли Тине, после чего подошла ко мне. — А я пока займусь его ранами.

Тина послушно умчалась на второй этаж. Пока её не было, Райли тщательно обрабатывала дырки на моей груди. Я, стиснув зубы, терпел.

— Сильно он тебя расковырял.

— Пустяки. Царапины… С-с-с!

— Терпи.

— Ты зна… С-с-с!

— Терпи.

— Ты знаешь. В какой-то момент мне показалось, что он меня убил. Проткнул насквозь.

— Он бы это сделал, если бы Тина со скамейкой не подоспела. Но злодей всё-таки тебя зацепил. От шока ты на время лишился сознания.

— Я помню какие-то странные вещи. Какие-то голоса. И кое-что ещё. С-с-с!

— Кое-что ещё?

— Да. Я словно побывал в параллельной вселенной.

— И что ты там видел?

— Ничего… Ничего хорошего… Не могу понять, почему мне это привиделось? Этому способствовал злодей, или же со мной что-то не так?

— Не знаю, — Райли закончила возиться с моими ранами. — Удивляться особо нечему. Временами я улавливаю в этом здании какие-то лёгкие аномальные отклонения, но не могу понять их природу. Должно быть они как-то влияют только на твой разум, потому что мы с Тиной ничего подобного не ощущаем.

Мы вышли в разгромленный зал, и остановились возле тёмных стеклянных стен, за которыми виднелась площадь. Из-за тонировки казалось, что на улицу уже спустились сумерки, хотя день был в самом разгаре.

— Как думаешь, почему они ушли? — спросил я. — Злодеи, я имею в виду.

— Может быть, на охоту. Обычно прайд действует сообща. Если охотятся — то все вместе. Злодей, которого мы убили, не присоединился к группе только из-за своей немощи, а вовсе не потому, что охранял логово. Значит стая сейчас где-то бродит…

— Почему ты думаешь, что они не перебрались на другое место?

— Смотри, как пусто вокруг. Ни одного живого существа. Это говорит только об одном. Злодеи никуда отсюда не уходили. Они рыщут поблизости, и в любой момент могут вернуться.

— Не знаю как ты, а я хочу поскорее свалить из этого местечка.

— Разделяю твои чувства. Но мы здесь ещё не закончили.

— Да что эта Тинка так долго там возится?!

— Видимо ищет упакованные комплекты.

— А просто снять с вешалки и забрать ей не судьба?

— На вешалке одежда пыльная, грязная…

— Ой, смотри-ка ты, какая принцесса Турандот…

Что-то шевельнулось по ту сторону окна. Далеко, где-то возле противоположных домов. Я припал к стеклу и напряжённо всмотрелся. Действительно, что-то там шевелилось. Какое-то живое пятно.

— Райли.

— Чего?

— Взгляни-ка туда. Ты это видишь?

Райли встала рядом, прикоснувшись ладонями к стеклянной стене.

— Вижу…

— У нас проблемы, да?

— Угу. И большие.

С улицы, выходящей на площадь, одна за другой появлялись приземистые, ковыляющие фигуры, которые я тотчас же узнал. Злодеи возвращались домой. Один, второй, третий…

— Тина!

…четвёртый, пятый. Пять штук!

— Тина!

— Иду я! — послышался голос девочки. — Сумку искала!

— Быстрее сюда! Злодеи возвращаются!

В районе эскалатора послышалась возня и топот. Потом показалась Тинка, которая волокла за собой большущую «челночную» сумку, набитую вещами.

— Ты куда столько нахапала?! Одурела?

— Столько, сколько нужно.

— Давай поторапливайся! Злодеи уже близко!

— Бегу-бегу-бегу, — она ускорила спуск, стуча сумкой по ступенькам.

— Да чтоб тебя!!! — я бросился к ней навстречу, и выхватил сумку из рук. — Дай, я понесу! Показывай, где твоё укрытие!

— Ой, ё-моё, — Тина наконец-то заметила приближающихся злодеев. — Действительно злодеи. Да как много.

— Уводи нас отсюда, — с мрачным хладнокровием произнесла Райли.

— За мной.

Мы побежали в сторону хозяйственных помещений, где недавно пытались укрыться от злодея. Миновали коридор, повернули налево, и оказались возле чёрного хода, запертого изнутри. Пока Тинка возилась с замком, было слышно, как где-то в торговом зале уже топчутся грузные тела, и раздаются протяжные голоса злодеев — «Ы-ы-ы-ы!»

— Готово!

Дверь открылась, и мы выбежали в узкий дворик, возле лестницы, по которой некогда поднимались, чтобы попасть в магазин.

— Теперь сюда, — Тина повела нас в самую дальнюю часть закутка.

Там был тупик, и это меня сильно встревожило. Если злодеи нас здесь зажмут — шансов спастись уже не останется. Настоящая мышеловка. Но если даже Райли доверяла Тине, значит мне тем более стоило положиться на неё.

— Помогите-ка мне, — попросила девочка, откатывая огромный деревянный барабан для кабеля.

Райли подоспела к ней на подмогу, и вместе они быстро сдвинули преграду к забору. Потом они убрали большой деревянный щит, под которым обнаружилась металлическая дверь, ведущая прямо под стену.

— Вот! Это здесь! — радостно указала Тинка.

— Отлично, — Райли подёргала ручку. — Только тут заперто.

— Естественно. Ключ-то у меня, — Тина вынула из кармана связку из пары ключей, и демонстративно позвенела ими у неё перед носом.

— Ну ты и хитрюга. Давай быстро открывай!

— Сейчас-сейчас. Один момент.

Напряжение нарастало. Опасливо косясь на Райли, я замечал, что она беспокоится всё сильнее. Тут внутри магазина послышался громкий рёв. Либо злодеи обнаружили труп своего старика, либо просто учуяли нас. Но теперь их движение стало более интенсивным, а голоса — пронзительными.

— Писатель, отойди, — Райли приготовила ножи. — Сейчас полезут.

Что она могла сделать этими жалкими «зубочистками» против живых танков с мечами-клешнями? Но был ли выбор?

— Сюда! Писатель, помоги! — Тинка наконец-то открыла дверную створку.

Я помог ей распахнуть её полностью.

— Райли, уходим!

— Давай ты первый, — девочка затолкала меня внутрь подземного склада, где я тут же покатился вниз по транспортёрной ленте, уронив вниз сумку с одеждой.

За мной следом скатилась Райли. Тина запрыгнула внутрь последней, и захлопнула дверцу. Мы остались сидеть полной темноте.

— Разве тут нет засова? — спросил я.

— Нет. Да и не надо. Проход слишком узкий для злодеев. Они сюда просто не протиснутся.

— Твой тайник здесь?

— Нет. Но уже очень близко.

— Тогда веди нас к нему.

Тинка чиркнула зажигалкой, и зажгла свечу. Так же она дала нам по свече, и тоже их зажгла. Через складское помещение мы шли торжественно и степенно, словно жрецы. Из темноты поочередно выплывали коробки с товарами, поставленные друг на друга. Нижние успели рассохнуться и развалиться под гнётом верхних.

— Тебе не тяжело? — спросила у меня Райли.

— Не очень… Меня больше волнует, как мы отсюда выберемся. Может быть злодеи сюда и не заберутся, но явно будут караулить нас у выхода.

— Они уже караулят, — сказала Тинка.

— Отлично…

— Да успокойся. Тина наверняка знает запасной выход. Я права?

— Конечно знаю.

— Ну вот видишь.

— Так, теперь нам сюда.

Мы обошли пустую транспортировочную каталку, и оказались возле широких, распахнутых дверей, соединяющих склад с подвалом магазина. Далее пролегал просторный, зябкий коридор. Мы повернули возле дверей большого грузового лифта, затем прошли выход на лестницу, забаррикадированный парой столов и ящиками. Отсавили позади решётчатую дверь со множеством предупреждающих табличек и большой надписью «Котельная». Наконец, коридор перегородила клетка из толстых железных прутьев, похожая на тюремную. Дверь с вывеской «Посторонним вход строго воспрещён!» была не заперта — замок оказался сломан.

Я обратил внимание на оторвавшуюся вентиляционную трубу, за которой зияла продолжительная горизонтальная трещина. Сквозь неё пробивался свет из помещений первого этажа магазина. Как будто бы кто-то исполинский пытался оторвать здание от фундамента. Тусклый лучик светло-серой полосой перечёркивал дверь с грубо приваренной ручкой, похожей на обычный кусок арматурины. На двери была налеплена табличка «Запасный выход».

— Мы пришли! — Тинка остановилась возле двери. — Теперь ждите здесь. Дальше я пойду одна.

— С какой это стати? — воспротивилась Райли. — Мы так не договаривались.

— Вам там нечего делать, — девчонка, быстро задув свечки, открыла дверь и побежала вниз по ступенькам.

— Вот это заявочки.

— А ну-ка стой!

Мы поспешили за ней следом, чертыхаясь в полной темноте. Лестница оказалась очень крутой, и грохнуться с неё была пара пустяков. Пока мы вслепую спускались вниз, там уже скоблился ключ в замке, и с тяжёлым скрежетом открывалась массивная дверь.

— Стой, чертовка!

— Сидите здесь и ждите меня! — Тина захлопнула мощную створку прямо перед носом у Райли, и принялась закручивать запирающее колесо.

— Мелкая сучка! — Райли стукнула кулаком по двери.

— Какого чёрта она делает? — я налетел на неё, обжигаясь горячим воском.

— Не знаю. Но этого следовало ожидать.

— Как она могла так с нами поступить? Мы же ей помогли!

— Ах-ах! Как же так? — передразнила Райли. — Между прочим, это ты её спасал, а не я.

— А ты пошла вместе с ней за этим чёртовым… Я даже не знаю за чем!

— Ладно, умолкни, — она пошарила по полу, и подняла зажигалку.

Чиркнул кремень и маленькая площадка перед дверью с надписью «Убежище» осветилась рыжим сиянием. Райли зажгла мою свечу.

— Хотя бы свет нам оставила, и на том спасибо.

— Что делать будем?

— Что делать… Ждать. Подождём — там видно будет.

Из тамбура вело две лестницы: по одной мы только что спустились — она выводила в подвал «Детского мира», другая же, судя по недвусмысленному знаку с человечком и стрелочкой, выходила на улицу. По крайней мере выход был рядом. Не придётся прорываться через злодеев. Райли рассудила, что лучше будет вернуться обратно в подвальное помещение, что мы с ней и сделали. Там, усевшись на полу, завели разговор, чтобы как-то скоротать ожидание.

— Поверить не могу, что Тинка нас предала, — с досадой произнёс я.

— Да погоди ты стонать. Это ещё не факт. Она что-то скрывает, но избавляться от нас не собирается. Иначе бы зажигалку не оставила.

— По-моему, она просто её выронила впопыхах.

— Ты плохо знаешь нас-изгнанников. Просто так мы ничего не теряем. Да и тряпки свои она не забрала… Я думаю, что она вернётся. В любом случае, нам надо отдохнуть перед обратной дорогой. Путь сюда меня порядком измотал.

— Что да — то да. Поход получился не из лёгких. Но ты как обычно на высоте. Сколько монстров ты сегодня пустила в расход? Давай сосчитаем. Сначала, две жуткие птицы, потом это хоботное чучело, затем, подземные ползуны, и, наконец, злодей. А тебе всё нипочём!

— Ну уж коне-ечно. Ты задался целью меня засмущать? Не получится. Да, с птицами я разобралась. И то лишь благодаря тебе. Если бы ты шум не поднял, они бы нас и не заметили. Кункуласпидов было всего трое. Из них я точно убила двоих, а третий — просто получил ранение, и, вероятнее всего, удрал. Что до гомункула, то с ним бы я никогда не справилась. Он сам залез в «Дантову Длань». Шатуны довольно рассеяны, ведь они пребывают в полусне. Ну а злодей… Я уже говорила, что он умер собственной смертью, от остановки сердца. Так что моих заслуг в этом нет.

— Не скромничай. Ты отлично постаралась. Эх, мне бы твои суперспособности!

— Суперспособности? — Райли усмехнулась. — Это какие?

— Скорость, реакция, сила!

— Ты комиксов, что ли, начитался? Нет у меня никаких суперспособностей.

— Ну да, то есть ты просто обычная девчонка-монстробой…

— Я использую тело обычной девчонки. Не супердевчонки, прошу заметить.

— Тогда почему это тело вытворяет такие выкрутасы?

— Потому что оно на это способно. Как и твоё, кстати.

— Да прямо уж…

— Именно так. На самом деле, Писатель, ничего необычного в этом нет. Проблема кроется в ограничении мозговой работы, а не тела. Именно «базовые настройки» вашего мозга замедляют реакцию и скорость. Ведь в вашей повседневной жизни эти параметры, в основном, не востребованы. А тело… Тело — просто оболочка, реагирующая на сигналы. Чем быстрее сигналы поступают — тем быстрее оно движется. При желании, можно увеличить реакцию и силу обычными, типовыми тренировками. И ничего запредельного тут нет.

— Извини конечно, но видя, что ты вытворяла и как ты двигалась, я не могу в это поверить.

— Когда вернёмся, я покажу тебе кое-что. И ты всё поймёшь.

«Ы-ы-ы-ы!» — раздалось откуда-то сверху. «Ы-ы-ы-ы!»

— Всё! Умолкаем.

— Опять злодеи? — прошептал я.

— Я непонятно сказала? — Райли поспешно затушила свечу.

Послышался гулкий стук тяжело ступающих ног. Прямо над нами. Затем, и без того слабенький свет, пробивающийся в щель между стеной и потолком, начал кто-то заслонять. Я разглядел огромные челюсти, мелькнувшие в разломе. А спустя несколько секунд, там показался уже знакомый красный глаз, скосившийся в нашу сторону. Злодей принюхался. Глупо было надеяться, что он не знает о нашем присутствии. Потаращившись немного в темноту подвала, монстр просунул в щель свою лапищу, и немного поклацал клешнёй, стараясь нас нащупать. После нескольких безуспешных попыток, он втянул лапу обратно, и исчез из пролома. Судя по удалявшимся тяжёлым и асинхронным шагам, злодей отправился дальше по хозяйственному коридору первого этажа.

— Уф-ф, — наконец-то смог вздохнуть я. — Свалил, урод… Я уж думал, что начнёт пытаться в щель пролезть…

— Нельзя недооценивать злодеев. Соображалка у них работает слишком хорошо, чтобы не лезть туда, куда они пролезть не смогут. Сейчас он начнёт искать альтернативный путь, и мне кажется, что скоро найдёт.

— Тина же сказала, что через грузовую дверь им не пробраться!

— Они и не пойдут через неё.

В дальнем конце коридора начался грохот. Посыпалась какая-то мебель. Завибрировали проложенные вдоль стены трубы.

— Дверь на лестничную клетку! Они ломают баррикаду!

— Я же говорила, что они найдут обходной путь. Пойдём! Оставаться здесь больше нельзя. Баррикада долго не выдержит, — Райли поднялась с пола, и отправилась к дверям убежища. Я, захватив тинкину сумку, поспешил за ней, заперев дверь на скромный засов.

— Пошли на выход. Не отставай, Писатель.

Пройдя дверь бомбоубежища, мы начали подниматься наверх, цепляясь за перила.

— Погоди. Сейчас дверь открою, — Райли начала возиться с запором. — Зараза. Не вижу ни черта.

Очередной грохот в подвале указал на то, что злодеи уже разломали остатки баррикады, и проникли внутрь.

— Быстрее, пожалуйста…

— Я стараюсь…

Наконец дверь открылась, облив нас ярким дневным светом.

— Слава богу! — я рванулся было вперёд, но Райли меня не пропустила:

— К-куда?! Сначала я!

Она аккуратно протиснулась в дверь, и начала осматриваться, но тут вдруг подалась назад, и поспешно заперлась.

— Ты чего? — не сразу догадался я, и чуть не свалился от сотрясения, когда в дверную створку врезалось крупное тело.

— Назад, назад, уходим!

Мы спустились обратно к дверям убежища. Только теперь ситуация окончательно нарисовала нам безрадостную перспективу. С двух сторон нас окружили злодеи. Отступать было некуда.

— Что же теперь делать?!

— Не лезть к дверям. Есть надежда, что протиснуться сюда они тоже не смогут. Дверные проёмы слишком узкие, — объяснила Райли.

Со стороны подвала донёсся пронзительный лязг решётки. Значит они уже пролезли внутрь, и теперь курочат клетку. Ещё немного и доберутся до нашей двери. В этот же самый момент уличную дверь с противоположной стороны кто-то активно ковырял.

— Охрененное приключение! — сходил с ума я. — Эти злодей повсюду! А что если они всё-таки пролезут сюда? Коридоры довольно широкие. Им лишь нужно разломать стены вокруг дверей, чтобы втиснуться.

— Писатель, не гунди.

Подвальная дверь вылетела под напором чудовищной силы, и злодей, просунув в освободившийся проём свою уродливую морду, яростно заорал, заставив меня машинально опуститься на корточки, вцепившись Райли в ногу. Пролезть в коридор монстр действительно не мог — мешали плечи, но, ему хватало ума понять, что от нас его отделяет лишь пара бетонных выступов. Их-то он и принялся ломать, раздалбывая и расцарапывая клешнями. С другой стороны — его собрат всё сильнее расковыривал щели между дверью и стенами. Это было заметно по усилению падающего оттуда света. С обеих сторон, по лестницам сыпалась бетонная крошка, давящая на психику своим шуршанием и погромыхиванием.

— Это конец. Мы пропали. Всё, — от страха я зажмурил глаза.

— Да где же эта Тина-скотина?! — Райли ударила кулаком в дверь убежища. — Открывай, сволочь!

Один из злодеев попытался протиснуться в коридор, но застрял. Чудовище начало дёргаться так, что по стенам пошли трещины, и казалось, что вот-вот на нас обрушится потолок.

И вот, когда обстановка достигла своего апогея, за нашими спинами завозился скрипучий валик. Запоры выползали из своих пазов.

— Тинка!!!

Мы одновременно вцепились в дверную створку, и потащили её на себя.

— Я же сказала, что вернусь! — нос к носу с нами столкнулась Тина, впряжённая в большую тележку с кофром. — Всё, смываемся пока злодеи не окружили!

Растолкав нас, она направилась было в сторону выхода, когда прямо навстречу ей ударил сноп ослепительного света, тут же заслонённого тушей второго злодея, выбившего уличную дверь.

— Ну вообще-то, милая, они нас уже давно окружили! — закричала Райли.

— Скорее в убежище! — повинуясь только собственному стразу, я оттолкнул её, и бросился за спасительную дверь. При этом, нечаянно зацепился ногой за сумку, и вместе с ней кувыркнулся вперёд, за порог.

Райли перепрыгнула через меня, и сразу начала запирать дверь, в которой тут же застрял Тинкин кофр.

— Подожди меня! — воскликнула девочка.

— Быстрее, затаскивай свои манатки!!!

Тележка перепрыгнула колёсиками через порог, и дверь убежища наконец-то закрылась. Райли сделала три оборота запорного колеса, и в изнеможении опустилась на колени.

— И чё теперь делать? — спросил я, пытаясь подняться на трясущиеся ноги.

— Ты забрал мою сумку с одеждой? — откликнулась Тинка.

— Нас минуту назад чуть не сожрали, а тебя это барахло волнует?!

— Так забрал, или нет?

— Тут она, тут.

— По хорошему счёту, надо было тебя там оставить, — сказала Райли. — Как и ты нас.

— Да ладно вам. Я же вернулась.

— Вернулась за нами, или за своей сумкой?! — спросил я.

— Всё же обошлось…

— Давайте поговорим об этом позже, — Райли пошаркала ногой по полу. — Сейчас есть тема поинтереснее. Выбираться как будем? Из этого убежища есть другой выход?

— Нет.

— Значит мы в ловушке.

— Не совсем. Здесь есть ещё кое-что. Но я этим пользоваться не пробовала, — как-то неуверенно произнесла Тина.

— Делай что хочешь, но вытащи нас отсюда.

— Вы мою зажигалку не потеряли?

Наконец-то свет снова зажёгся, и наши свечи озарили пустой промежуточный тамбур убежища. Впереди виднелась точно такая же бронедверь, с колесом посередине. К ней Тинка и покатила свою тележку.

— Надеюсь, наша Пеппи Длинныйчулок больше не будет нас подставлять? — проворчал я в сторону Райли, поднимая сумку с одеждой.

— Пойдём, поглядим, что она там от нас прятала, — ответила та.

Тинка вела нас вглубь старого бункера с большой неохотой. Сопела, долго возилась с запорами, всё время дёргалась. А когда мы вошли в центральное помещение убежища, то поняли причину её нервозности. Это был не просто тайник, а целая лаборатория, оборудованная хоть и кустарно, но толково. Райли больше всего впечатлила большая чёрная конструкция, имеющая форму усечённой пирамиды.

— Ничего себе. Откуда у тебя это?

— Это не я. Не я его сюда принесла, — виновато отвернулась Тина.

— Ты хоть соображаешь?

— А что это? — не выдержал я.

— Это маяк сумеречников. Причём работающий. Так вот значит, что было причиной твоих видений. Чёрт возьми, Тинка, ты вообще в своём уме?

— Да говорю же, не я это!

— А кто?

— 5-11… Это его рук дело… Когда он огораживался от хищных тварей. Просто… Просто лагни-зуны без маяка не работали.

— И 'чёрный ай-талук' — это всего лишь выдумка.

— Да.

— 5-11 — сумасшедший идиот.

— Я могу его понять. Он просто хотел выжить.

— И эта лаборатория…

— Тоже его. Здесь он тестировал лагни-зун. А когда получил результат и огородился от хищников, то перестал сюда ходить. Больше он здесь не появлялся, поэтому вместо него тут поселилась я.

— И не страшно тебе было жить рядом с этим? — Райли с опаской кивнула в сторону пирамиды.

— Сначала да. Потом привыкла.

— Всё становится на свои места. Понятно, откуда ты взяла детали сумеречного маяка. Но в чём будет выгода Писателю от этого?

— Сумеречникам нужно починить один из своих маяков. Писатель даст им запчасти.

— Разломаем один маяк, чтобы починить другой? Не вижу логики.

— Логика есть. Этот маяк сумеречникам не так важен, как тот, другой, сломанный.

— С чего ты взяла?

— Он отличается от действующих маяков. Полагаю, что это какой-то вспомогательный маяк. Такие обычно находятся в стороне от основной трассы, соединяющей Периметр с Апологетикой. У них нет системы прямой связи. И от них исходит очень слабое излучение, словно они не работают, а пребывают в режиме ожидания. Видимо, свою основную функцию этот маяк уже выполнил. У меня нет доказательств этой теории, но попытаться-то можно.

— Сумеречники и так рассердились из-за поломки своего маяка. А мы им второй сломаем. Думаешь, им это понравится?

— По крайней мере, мы возобновим с ними контакт. А там уже станет понятно, что они обо всём этом думают. Не исключено, что испорченный маяк, был единственным устройством, поддерживающим связь с сумеречниками. Потому-то его и разместили в Апологетике. И это не сумеречники замолчали, а мы отключились от них.

— Всё это лишь гипотеза.

— Но имеющая право на существование.

Я кашлянул, и осторожно вклинился в их разговор:

— Если причиной моего угнетённого состояния и странных видений был этот маяк, тогда почему сейчас я ничего такого не испытываю?

— Потому что я вытащила из него коннектор, — с неохотой ответила Тина. — Теперь он умолк.

— Не к добру это всё, — Райли подошла к лабораторному столу, и взяла стопку бумажек с чертежами и формулами. — А это что? Работал явно не одиннадцатый. Чем ты тут занималась, милая.

— Не трогай! — Тинка со злостью выхватила у неё бумаги и тут же их порвала. — Это тебя не касается!

— Ну ты, потише! Не забывай, с кем разговариваешь!

— Прости… Но это правда нельзя… Это только моё. Я и так отдам тебе больше чем нужно. Оставь это мне, — быстро сгребая руками записи со стола, Тинка попятилась в уголок.

— Оставь её, Райли, — попросил я. — Думаю она вправе сохранить свою тайну.

— Да надо мне больно, — Райли хмыкнула. — Плевать я хотела. Пусть лучше покажет то, за чем мы сюда пёрлись. Ведь я имею право взглянуть на это?

— Имеешь. Конечно имеешь, — Тинка лихорадочно свалила все свои бумажки в мусорный бачок и подожгла их.

— Тогда показывай. Я хочу это увидеть.

Бросив в огонь ещё несколько бумажек со стола, Тина подошла к своей тележке. Пока она возилась с кофром, Райли заметила сломанную решётку воздуховода под потолком. — Там, что ли, прятала? В шахте?

— Ага. Там очень узко. Только я могу пролезть.

— Понятно.

Наконец, девочка сдвинула все защёлки на кофре и открыла его.

— Вот. Смотри.

Райли молча посмотрела туда, и улыбнулась. Такую же улыбку я наблюдал, когда она увидела ай-талук в библиотеке, но сейчас, в мечущемся свете пламени от горящей бумаги, эта улыбка казалась ещё безумнее и страшнее.

— Да-а, — произнесла она, и вытерла скатившуюся слезу.

— Ты удовлетворена?

— Вполне… Прости, Латуриэль, но теперь это моё.

— Опасайся его. Теперь ты его цель.

— Плевать. Я доведу дело до конца.

— Я знаю, что доведёшь.

Мне стало очень любопытно, и я подошёл к ним, чтобы посмотреть, что же так воодушевило мою подругу. Сначала я не понял, что это такое, но когда присмотрелся…

Опять провал… Я не могу вспомнить, что я там увидел. Но я уверен, что помнил об этом вплоть до возвращения на Периметр. Также в моём дневнике была запись об этом, но строчки, содержащие информацию о содержимом тинкиного кофра, кто-то заботливо вырезал… Чёртовы сумеречники.

Сначала я хотел придумать что-то своё, описать какой-то необычный артефакт. Но это было бы ложью. Поэтому пишу как было. Если не помню — значит не помню.

— Так как будем выбираться? — Райли посмотрела на Тинку, закрывающую кофр.

— Есть один способ. Я покажу.

Она провела нас в соседнее помещение, где вдоль стен располагались многочисленные двухъярусные койки, как в казарме.

— Гасите свет.

Мы одновременно задули свечи, но темнота не затопила пространство, как ожидалось. В дальнем конце 'казарменного отделения' брезжило отчётливое свечение, словно от работавшего там портативного телевизора.

— А это что ещё за… — прищурилась Райли.

— Аномалия? Здесь? — вторил ей я.

— Не бойтесь. Это всего лишь…

— Лагни-зун.

— Тот самый камень, которым бывший хозяин этой территории отгораживался от монстров?

— Ага.

Мы подошли к прозрачному жёлтому кубу, похожему на светящуюся канифоль.

— Я представлял себе эти камни огромными глыбами.

— Как видишь, это не так. Лагни-зун — особое вещество, остающееся после 'Солнечной слезы' — одной из самых опасных аномалий. 'Солнечные слёзы' возникают в непосредственной близости от 'Дантовой Длани'. Поэтому на территории 5-11 лагни-зуны найти не проблема. Он их собирал и изучал.

— И выяснил, что эти камушки впитывают и концентрируют излучения, исходящие из сумеречных маяков, — добавила Тинка. -5-11 провёл опыт, и выяснил, что если лагни-зун долго подержать возле работающего маяка, то он поменяет цвет. При более углублённом изучении, выяснилось, что меняется не только его окрас и прозрачность, но и энергетическая структура. Но главный парадокс заключается в том, что между маяком — 'передатчиком' и камнем — 'приёмником' образуется постоянная связь. Камень улавливает излучение от маяка, и рассеивает его. Если при этом обработать лагни-зун специальным химическим раствором, то можно усилить этот процесс, превратив его в мощный излучатель. Сильнее псионической завесы ай-талука.

— Но реагировать на излучение будут только звери.

— Да. Видимо сумеречники использовали это, чтобы отгонять от своих маяков излишне любопытную живность… Потом, когда нагрянула банда Грязного Гарри, его остолопы разрушили лагни-зуны, чтобы на территорию снова могла заходить добыча. Это не составило труда. Камушек чрезвычайно хрупкий. Крошится и раскалывается даже при сильном сдавливании.

— Но этот камень почему-то уцелел, — указала Райли.

— Он испорченный. 5-11 ставил на нём первые эксперименты, и частично повредил. Поэтому и оставил его здесь.

— И как он нам поможет? — озадаченно спросил я, уже начавший было представлять, как мы строем пройдём сквозь стаю злодеев, держа перед собой этот светящийся кубик.

— У этого камня есть ещё одно свойство. Когда на фабрике я подслушивала голоса бандитов, тех, что ломали лагни-зуны, они говорили об очень странных вещах, происходивших с ними. Если камень разбить, то на время попадёшь в пространство изменённой реальности.

— Как это? — недоверчиво спросила Райли.

— Не знаю. Бандиты, судя по отзывам, были этим сильно напуганы, но никто из них не пострадал. Поблуждали по какому-то 'чужому миру' и спокойно вернулись обратно. Наверное, в момент нарушения целостности камня, происходит выброс аккумулируемой в нём энергии, которая создаёт дыру в пространстве…

— Это звучит как бред.

— Но другого выбора у нас нет. Если разрушим камень, то, возможно, сумеем обойти злодеев через параллельный мир. Этот лагни-зун накопил очень много энергии, пока тут лежал. Поэтому времени на преодоление опасного участка должно хватить…

— Допустим. Допустим вся эта чушь действительно позволит нам проникнуть в 'чужой мир', -скептически ответствовала Райли. — Откуда нам знать, нет ли там другой опасности? Здесь мы, хотя бы, у себя дома. А там — ещё неизвестно что за напасти нас ждут.

— Бандиты Грязного Гарри говорили, что тот мир очень похож на наш. Только там пусто. Совсем никого нет, — ответила Тина.

— Эти уроды могли наплести всё что угодно. Верить им глупо.

— Но других свидетельств у меня нет. Либо мы пробуем воспользоваться этим способом, либо сидим здесь, и ждём, когда злодеи снимут осаду. А они её снимут ещё нескоро. Так что решайте.

— Я думаю, что стоит воспользоваться этим шансом, — выступил я. — Тинка права. Выбора у нас особого-то и нет. А тут, вдруг получится?

— Что скажешь, Райли?

— А давайте. Чем чёрт не шутит? — та размахнулась, и ударила камень рукоятью ножа.

Жёлтая 'канифоль' вспыхнула и тут же погасла, рассыпавшись с хрустальным звоном. В воздух взметнулись миллиарды крошечных осколков, которые, подобно пыли, образовали вокруг нас небольшое мерцающее облачко, от которого мы дружно закашлялись.

— Фу! Что за пыльца?! — чередуя кашель с чиханием, я протирал засорившиеся глаза. — Ты бы хоть предупредила!

— А я знала? — сквозь кашель ответила Райли. — Идиотская идея. Ну и где твоё излучение?! Только дурацкая пыль.

— Я была уверена, что получится, — оправдывалась Тина.

— К чёрту твою уверенность, к чёрту…

— Да что это, всё-таки, за пыль? У меня по телу словно электрические разряды бегут.

— Та же ерунда, — Райли потрогала свою шею, потом руку. — Чем мы надышались?

— Работает? Работает! Я же говорила! — взвизгнула Тинка.

— Да что работает? Почему нас так трясёт?!

— Это не излучение. Это… Это что-то в воздухе! В этих частицах!

— Мы выходим из собственных оболочек?

— Нет. Но пространство изменяется. Я чувствую это. Времени мало. Нужно выбираться, пока действие лагни-зуна не закончилось!

— Ну что ж. Я попробую. Держитесь за мной, — приготовив оружие, Райли пошла на выход из убежища. — Стойте возле внутренней двери. Если что-то пойдёт не так, немедленно её закрывайте.

Уже возле внешней двери, отделяющей нас от злодеев, она немного помедлила. Всё-таки сомнения в успехе у неё оставались, но, переломив себя, отчаянная девушка начала вращать колесо. Мы стояли в полной темноте, держась за спасительную створку, когда вдруг внешняя дверь приоткрылась, и в тамбур проник свет, добиравшийся с улицы. От страха я дёрнулся, но Тинка удержала меня на месте. Открывшая дверь Райли столкнулась нос к носу с поджидавшим её злодеем. Видимо, она тоже опешила поначалу, потому что никаких действий в первые секунды этой встречи даже не предприняла. Да и злодей почему-то не реагировал. Вообще, он выглядел довольно странно. Свет как будто проходил сквозь него, а сам монстр больше напоминал голограмму, или призрака.

Медленно протянув руку с ножом, Райли дотронулась до его головы, и лезвие легко прошло сквозь череп, будто бы тот состоял из воздуха. Злодей отпрыгнул назад, словно от удара током. Было видно, как его конечности дёргаются в непроизвольных судорогах. От боли и страха, чудовище бросилось наутёк, и на лестнице, ведущей к подвалу магазина, столкнулось со своим непонимающим собратом, где образовалась свалка. Монстры рычали, лупили клешнями по стенам, и даже, кажется, подрались.

— Поверить не могу, — Райли обернулась к нам. — Действительно работает! Пошли же! Пошли!

И мы вышли на залитую солнцем улицу. Я увидел троих прозрачных злодеев, медленно растворявшихся в воздухе. Они бродили вокруг нас, рычали, но не трогали. Они нас не видели. Не чувствовали. В конце концов, их топот и рёв вообще перестал доноситься до нашего слуха, а тела полностью исчезли. Мы остались втроём, посреди пустого города. Подняв голову, я увидел висящее над нами 'Дунькино коромысло'. В последний раз я видел их ещё до всей этого катавасии, на крыше смородинского небоскрёба. Почему они опять появились?

— Куда мы попали? — спросил я у Тины.

— Я думаю, что мы поднялись этажом выше, — ответила та. — Теперь монстрам нас не достать.

— Параллельное измерение, — оглядывалась по сторонам Райли. — Не наша реальность. Твоя, Писатель. Твой мир. Как здесь пусто.

— Я помню эти радуги. Видел их издали. Когда мои спутники были ещё живы. Неужели я вернулся в своё измерение?

— Сильно не обольщайся. Это временное явление, — ответила Тинка. — И мы должны поторопиться, пока оно не закончилось. Райли, теперь вся надежда на тебя. Что насчёт аномалий?

— Они изменились. Здесь у них совсем другая структура. Но в целом, всё осталось на своих местах. Просто действует иначе. Пожалуй, я смогу провести вас обратно.

Я выволок из убежища тележку с сумкой, и мы отправились в обратный путь.

'Детский мир' остался позади. Тележка прыгала колёсиками по многочисленным трещинам и выбоинам поломанного асфальта. При этом шумела так, что будь мы в прежнем измерении, сюда бы, наверное, сбежались твари со всего города. Возможно, в моём сердце играл страх, но я почему-то чувствовал их присутствие. Они были рядом, они были повсюду, шли за нами, преграждали дорогу и проходили сквозь нас, но их не было видно.

В люках, через которые мы лазили, появились 'Жонглёры', поэтому весь путь пролегал по поверхности. Дойдя до 'Дантовой Длани' мы увидели, что от неё не осталось и следа. Теперь это был просто квартал сильно разрушенных домов. Однако, Райли, помедлив немного, всё-таки повела нас по границе света и тени. Значит, аномалия продолжала действовать, только уже иначе. Когда я тащил за собой тележку, стараясь держаться ровно по линии, то в ушах стояло странное гудение, а в волосах потрескивало статическое электричество.

Мы прошли ещё пару 'Дунькиных коромысел', затем наблюдали странное аномальное явление, представлявшее из себя одновременно открывающиеся и закрывающиеся двери домов и близстоящих машин. Но больше ничего необычного не заметили, вплоть до того участка, на котором встретили птиц-молотов. С этого места, Райли сделала довольно внушительный крюк вокруг церкви, видимо, обнаружив какие-то подозрительные участки. На прицерковной парковочной площадке с указателем 'Только для а/м служителей храма', мы сделали небольшую передышку, и я наконец-то смог дать отдохнуть от тележки и сумки своим измученным рукам. Велев нам оставаться на месте, Райли пошла проверять отрезок пути до границы территории 5-11. Мы с Тиной остались стоять возле припаркованного Мерседеса, в крыше которого торчал огромный крест, свалившийся с церковного купола, и пробивший машину насквозь. К счастью, в салоне никого не было. Лишь сверкали золотые иконы на передней панели. Так ярко и чисто, словно их только что почистили.

— Неужели мы выбрались? — произнёс я.

— Ещё не выбрались, — ответила Тинка. — Выберемся, когда достигнем моей территории.

— Да вон же она. Я даже отсюда вижу указатель, за которым мы прятались.

— Но мы пока ещё не там. Соберись, Писатель, рано расслабляться.

Райли вернулась весьма озадаченной.

— Ну, что там?

— Ничего не поняла. Я чувствую странные аномальные завихрения. Их не было, когда мы сюда шли. Идти придётся на свой страх и риск.

Вдалеке что-то прогрохотало. Я почувствовал, как странный озноб пробежал по моему телу.

— А это ещё что за новости? — спутницы обратили взгляды в направлении звука.

— Погодите-ка. Это мне знакомо, — я свёл руки так, чтобы пальцы не касались друг друга, и продемонстрировал дуговые разряды, пляшущие между ними, как в катушке Тесла. — Это уже было со мной. Город пронзают импульсы. Я не знаю, что это, но нам скорее надо уходить.

Сразу после моих слов, мы увидели, как над домами поочерёдно гаснут радуги 'Дунькиных коромысел', и между крышами зданий вспыхивают фиолетовые молнии.

— Ладно, авось пронесёт, — Райли с электрическим треском потёрла руки. — Давайте за мной!

И мы поспешили к лесу, видневшемуся за внушительным Дворцом спорта 'Олимп' с колоннами и меандрами. Нужно было пересечь футбольное поле, на котором сохранились порванные тенты эвакуационного пункта. Проще было бежать напрямик, но Райли, что-то почуяв, свернула на беговую дорожку, обходя пару машин скорой помощи. Тащить тележку по ровному покрытию стало гораздо легче, и я почти перестал отставать от девчонок. Но, вместе с этим, почувствовал, что моя рука, тянущая груз, как-то странно растягивается, словно резиновая.

— Быстрее! Быстрее! Мы возвращаемся! — кричала Райли.

Я лишь потом понял, что на самом деле означала эта фраза. Мы возвращались в прежнее измерение. Действие лагни-зуна заканчивалось. Пространство начало как-то странно мерцать, дёргаться, мелькать миражами. Позади грохотали громовые разряды, и сыпали искрами молнии. Я различил, как одна из таких молний шибанула в церковную колокольню, возле которой мы были совсем недавно. Что хуже? Вывалиться обратно в кишащий монстрами мир, или задержаться здесь, и погибнуть от чудовищного разряда? Одна перспектива 'лучше' другой!

Наконец-то футбольное поле осталось позади. До указателя уже рукой подать. Тинка ухватилась за тележку рядом со мной, и мы вдвоём налегли на неё, спеша за петляющей Райли, что есть сил. Усталость не чувствовалась. Её заглушал страх. Где-то неподалёку, вместо громовых раскатов, я услышал рёв неведомых существ, и стало понятно, что мы вернулись в прежнее измерение.

— Сюда! Сюда! К зарослям! — Райли пропустила нас вперёд, а сама осталась прикрывать отступление.

Словно две взмыленные лошади, мы с Тинкой пронеслись мимо плаката, и как подкошенные свалились на тропике, уходящей в чащу. Обернувшись, я увидел, как сзади к нам подступают какие-то массивные фигуры, от которых нас отделяла вооружённая Райли. На неё они не нападали, а просто переминались по ту сторону указателя, боясь двинуться дальше. Когда девушка медленно отступила к нам, они развернулись и исчезли.

— Вот это кросс, — преодолевая сбившееся дыхание, произнёс я. — Нет, пожалуй в следующий раз, когда вы пойдёте за покупками, я останусь дома.

— И это будет правильно. Так, хватит прохлаждаться. Нам ещё нужно до дома добраться.

— Имей совесть, Райли, дай минутку, в чувства прийти.

— Про свою совесть я уже говорила. Поднимайтесь!

После всего пережитого, путь через опаснейший аномальный лес тинкиной территории показался мне приятной прогулкой в парке. Вот уж действительно, всё познаётся в сравнении. Чёртов 'Детский мир' я забуду ещё не скоро. Но, к счастью, для нас всё завершилось удачно. Так подошла к концу одна из самых опасных вылазок, в которой мне довелось поучаствовать.

ЧАСТЬ-15. ХРОМОЙ МЯСНИК

Утром я, как обычно, спустился в гараж проведать Тинку, но вместо неё обнаружил Райли.

— Доброе утро. А где наша гостья? — удивился я, потирая голову, болящую словно с похмелья.

— Ушла, — спокойно ответила та, сворачивая одежду, и складывая её ровной стопкой.

— Когда?

— Рано утром. Забрала свои вещи, и ушла.

— И даже не попрощалась. Вот, засранка.

— Долгие проводы — долгие слёзы.

— Чёрт, да что с моей головой? Опять, что ли, сотрясение даёт о себе знать? — я поморгал глазами, и потёр виски. — Стоп. А где наш ретранслятор?

Райли с улыбкой указала на потолок.

— Что? Она всё-таки починила его? Вот почему у меня башка трещит! Эта коза его починила! Ну, Тинка, ну сукина дочь!

— Теперь к нам и на квартал не подойти.

— Ну, круто! Кто бы мог подумать?

Тина ушла достойно, выполнив все обязательства. Райли тоже в долгу не осталась, и снабдила её необходимым запасом воды, продуктов и ай-талука, для успешного обживания новой территории. С точки зрения изгнанников — подарок более чем царский. И Тинку было за что одаривать. Она нам очень помогла, и ещё поможет в будущем, как никто другой.

Мне было грустно, что она ушла. За то время, что Тина жила в нашем гараже, я успел к ней привыкнуть. Так всегда бывает, когда уезжает дорогой гость, с которым было так приятно пожить под одной крышей. И даже, несмотря на то, что девочка обосновалась недалеко от нашего жилища, мне всё равно было печально. Зато Райли успокоилась, и перестала нервничать. Напротив — на неё снизошло нетипично лирическое настроение. Она по-прежнему продолжала ревновать меня к Тине, однако, эта ревность теперь была скорее показной, нежели искренней. Райли была благодарна ей не меньше чем я. Поэтому она без проблем отпускала меня к ней в гости, и даже справлялась о том, как подруга поживает на новом месте. Впрочем, Тинка вела себя так же. А иногда они обе обменивались через меня какими-то нужными мелочами. Я был доволен таким положением дел. Но навещать Тину по привычке старался исподволь, пока Райли была занята (а занятий у неё прибавилось после обнаружения этой странной штуки, под зданием «Детского мира»). Хозяйка проводила какие-то опыты, судя по всему, очень для неё важные. Ну а я пользовался этими моментами, чтобы прогуляться до Тины, или до Флинта.

В общем, как я уже говорил, дела у нас заметно налаживались, и в отношениях между мной и Райли начало проявляться нечто большее, нежели просто дружба. Это нельзя назвать любовью в традиционном понимании, так как мы с ней всё-таки понимали, что относимся к разным видам, а значит, подобная связь ненормальна, и попахивает каким-то извращением. Поэтому наша взаимная симпатия переросла в подобие отношений между братом и сестрой. Причём сестра была именно старшей — умной и опытной. А младший братец так и остался малолетним оболтусом, треплющим сестре нервы из-за своих дурацких юношеских амбиций. И, разумеется, в любых, даже самых идеальных отношениях, порой возникают серьёзные драмы, поэтому в один прекрасный момент, мы с подругой люто перессорились, причём на самом пике взаимной идиллии. И причиной тому стал, конечно же, я. Виной послужила дурацкая самоуверенность, и желание выглядеть значительнее, серьёзнее. Провинность, ожидаемая от сопливого юнца, но никак не от взрослого мужика. Но, как водится, расскажу обо всём по порядку.

В первый день, когда Тина ушла, мне захотелось немедленно отправится за ней следом. Уж больно неожиданным был её уход (хотя она, вроде бы, и предупреждала). И настроение, связанное с ним, так же было не лучшим. Однако я понимал, что Райли взбесится, если я тут же брошусь догонять Тинку. Пришлось выждать момент, когда она закончит с делами по дому, и отправится в подвал, проводить свою странную научную работу.

Как назло, на нашу «удочку» попался здоровенный болотный сом, с которым мы провозились почти до обеда. Я думал, что эти сомы похожи на обычных, речных сомов. Как бы ни так! Не знаю, кому пришло в голову их так назвать, но эти твари на сомов вообще не похожи. Скорее, на червей. И размеры у них — я вам задам. По крайней мере, тот, которого мы поймали, был в длину метров десять, а в толщину — не менее полутора. Силища у твари была такой, что она вырвала кусок кирпичной кладки, на котором крепилось удилище. И не сорвалась лишь потому, что от жадности заглотила подряд сразу две наживки. Когда наверху загрохотало, я подумал было, что нас бомбят. И потом ещё долго не мог понять, для чего Райли притащила ручную лебёдку и две большие бочки, заставив меня тащить одну из них до самого болота. Ну а потом стало ясно, когда при помощи лебёдки, она выволокла на берег здоровенную тушу, похожую на сегмент старой канализационной трубы, как по виду, так и по запаху. В этом куске болотной грязи очень трудно было определить живое существо. Я смог разглядеть лишь три длинных, колючих «плавника», идущих практически вдоль всего тела, закручиваясь спиралями. Видимо так этот монстр и двигался в болотной жиже, словно гигантское сверло.

Нацепив брезентовый передник и резиновые перчатки, Райли приступила к разделке туши. Я заткнул нос и отошёл подальше, борясь с тошнотой. Воняло просто чудовищно. О том, чтобы употреблять это в пищу, даже и думать не хотелось — тут же выворачивало от отвращения. Тем не менее, Райли своё дело знала, мастерски орудуя большим ножом. Для начала сделала длинный разрез в боку. Толстая кожа сома расползлась, обнажив невероятно белое мясо. Стараясь не запачкать его грязью, девушка продолжала отгибать края шкуры, чтобы удобнее было вырезать филе. Затем, уже чистым, маленьким ножом, она стала резать длинные ломти, складывая их в бочку. Мяса было очень много. Я не знаю, сколько бочек можно было закатать из одного такого сома. У нас же было только две. Но и этого нам хватило за глаза. Если отвлечься от внешнего вида пойманного существа, то его мясо выглядело вполне съедобно. Но вот запах. Он напрочь отбивал всякое желание попробовать его. Жуткий болотистый дух Райли отбивала при помощи каких-то специй, несколько дней вымачивая мясо в неком подобии маринада. Однако, тинный привкус всё равно оставался. Как у раков. Поэтому я старался думать о варёных раках, когда его ел. Это помогало. К тому же, если справиться с этим душком, то мясо, в общем-то, довольно-таки вкусное и питательное.

Когда бочки были заполнены, Райли перешла к очень грязной и поистине тошнотворной процедуре — вырезанию крючьев из пасти сома. Когда я увидел в разрезанной глотке твари гниющие ноги Грязного Гарри, то не выдержал и отошёл в сторонку, поблевать. Не понимаю, как Райли хватало устойчивости, чтобы выполнять эту мерзкую работу? Ну а потом, мы ногами спихнули сома обратно в болото, где он, булькая и чавкая, медленно погрузился на дно трясины. У нас осталось стоять ещё пять «закидушек», на которые, впоследствии, так никто и не клюнул. Но нам уже было и не надо. Мясом мы запаслись надолго.

Потом, спустя несколько дней, мы ещё раз пойдём на болото — вытаскивать остальные крючки, куда я шёл как на каторгу, уже готовясь к расставанию с содержимым желудка. Каково же было моё удивление, когда Райли вытащила на берег практически пустые (если не считать лохмотьев полусгнившего тряпья) крючья. Наживка исчезла. Как оказалось, трупы, насаженные на крючки, были целиком съедены, вместе с костями, какими-то мелкими болотными организмами, похожими на пиявок. Чему я был несказанно рад, так как созерцание извлечения крючьев из полуразложившихся трупов — зрелище явно не для меня.

В общем, когда, затарившись мясом, мы возвращались домой, я намекнул, что надо бы Тинку навестить, мол, хочу поблагодарить её за исправленный ретранслятор. И Райли как-то уж больно странно на это отреагировала, впервые не фыркнув и не съязвив. Напротив, поддержала моё решение, — «Сходи, конечно». Она явно была в хорошем настроении.

Пока хозяйка мылась, после возни с вонючим сомом, я кое-что дописал в своём дневнике. Очень странно, но после возвращения из «Детского мира» меня не оставляет сомнение, что мои записи изменились. Нет, там всё было по-старому. Те же описания и зарисовки. Но всё-таки выглядели они как-то иначе. Как будто бы я когда-то успел переписать свои же наблюдения, слегка изменив: поменяв местами слова, определения и даже ошибки. Почему меня стало преследовать это ощущение — ума не приложу. В тот момент мне было проще отмахнуться от этих сомнений, дабы не раскручивать бессмысленную паранойю.

До Тинкиного жилища я добрался только после обеда, захватив для неё приличный кусок сомятины. Уроки Райли не проходили даром, и я уже шёл по аномальной территории вполне уверенно, не торопясь, зорко глядя по сторонам. Мне уже не требовалось лихорадочно вспоминать тропы, по которым мы петляли, и я без труда выявлял ловушки, окружающие меня на гиблой территории тринадцатого. В общем, не так уж это и страшно, ходить по Зоне. Главное побороть страх, и не полагаться на авось. Это примерно как управлять автомобилем. Следи за дорогой, смотри за знаками, не нарушай разметку, всегда будь начеку, и не торопись. Никогда не торопись. Тише едешь — дальше будешь. А если есть сомнение насчёт выбранного пути, то лучше не ходи по нему вообще.

Тинку я застал во дворе фабрики, за работой. Она таскала разлагающиеся трупы грязнуль. Ноша была тяжёлой, и девочке приходилось изо всех сил напрягаться.

— Бог в помощь! — крикнул я, и тут же зажал нос. — Фу, ну и запахан.

— А, Писатель, привет, — не отрываясь от процесса, пробубнила сквозь респиратор Тина. — Они уже давно лежат. Начали гнить. Зря Райли спугнула дурака-Флинта раньше времени. Надо было сначала дождаться, пока он все трупы утилизирует, а уж потом и гнать его взашей…

— Да кто же знал-то? Давай-ка я тебе помогу.

— Не откажусь. Вон там, на бульдозере, висит респиратор и пара запасных перчаток.

— Сегодня у меня просто День Вонючки какой-то, — пошутил я, отправляясь за респиратором. — Утром сома потрошили. Теперь вот трупов таскать…

— Сома? Всё-таки поймали?

— Ага. Я тебе, кстати, мяса принёс. Вон, в том пакете.

— Спасибо.

— На здоровье. А ты почему ушла по-английски? Можно же было «до свидания» сказать, хотя бы, ради приличия.

— Ты спал.

— Ну, дождалась бы, пока проснусь. Или разбудила бы, если торопилась.

— Зачем? Все эти прощания не имеют смысла. Тем более, что далеко я от вас не ушла, как видишь. Теперь мы соседи.

— Ну, всё равно… Ф-фу! Ну и вонища, — подойдя к трупу, я натянул перчатки. — Давай так. Я его беру за шиворот, а ты — за ноги… Так. Куда тащить-то надо?

— Вон, к забору, — указала Тинка.

— Ты чё? Там же Голубая Дымка!

— Всё правильно. Райли тебе про неё рассказывала?

— Конечно. Компрессионная аномалия второго порядка. Смертельно опасна!

— А ещё прекрасно работает как утилизатор отходов.

Мы приволокли тело к забору, раскуроченному аномалией. До опасного сияющего марева осталось не больше метра. Я занервничал, и Тина заметила это.

— Не бойся. Вот, смотри, на земле лежит верёвка. По ней и ориентируйся. Это край. Дальше нельзя.

— Ага, — кивнул я. — Понял. Что дальше делать?

— Попробуем его раскачать и забросить.

Шатаясь, мы пару раз качнули труп из стороны в сторону, и когда Тинка крикнула «Давай!» — забросили в аномалию. С жутким чавканьем, мертвец начал сжиматься. Его тело лопнуло в нескольких местах, и оттуда брызнули внутренности, но, не долетев до нас, словно притянутые магнитом, тут же втянулись обратно в потерявший форму, сжимающийся кусок тухлятины.

— Отойди.

Мы отпрыгнули назад, и когда мертвец превратился в огрызок, размером с монету, то коллапс завершился резким хлопком, выбросившим в небо фонтан кровавой пыли.

— Теперь понятно, почему респиратор нужен? — усмехнулась Тина.

— А я думал, что он блокирует вонь…

— Смешной ты, Писатель. Идём за следующим.

Трупов было много, и мы с Тинкой сильно вымотались, перетаскав их к аномалии. Чтобы не чалиться с ними по лестнице, сбрасывали их прямо из окна, а уже потом волокли через двор — к забору. Не знаю, сколько времени потратили, но явно не один час.

Наконец, забросив в Голубую Дымку последнего бандюгана, мы смогли отдохнуть, присев на гусеницу трактора.

— Как ты будешь там жить? — спросил я, указав на фабричный корпус. — Трупным запахом всё провоняло, задохнуться можно.

— А я там и не буду, — сняла перчатки Тинка. — Вон, видишь, жёлтое административное здание? Там и поселюсь.

— Кстати, спасибо за ретранслятор. А говорила, что не разбираешься в них.

— Как видишь, разобралась. Благодарность принимаю, но в следующий раз, прежде чем обещать что-то от моего имени, пожалуйста, спрашивай у меня, хорошо?

— Хорошо.

— А голова из-за него у меня теперь всё время будет болеть?

— А что, болит?

— Сейчас нет. Когда от дома отошёл, она тут же прошла…

— Я не знаю, как на это реагирует твой мозг, но если он не чувствовал псионическую завесу, то и к её усилению должен привыкнуть. Подожди денёк — боль прекратится.

— Хорошо, если так, — я выдержал длинную паузу. — У нас вода заканчивается. Завтра планирую идти за ней. Пойдёшь со мной?

— Пойду. Райли дала мне немного водички, но надолго её не хватит. Нужно больше. Поэтому я с радостью к тебе присоединюсь.

— Только бы мясник не помешал. Как же я его ненавижу.

— Ну, мясник — это не злодей. Просто так не нападёт.

— Всё равно мешается. Как бы его выгнать оттуда?

Тинка зевнула. Разговор её утомлял. Мы посидели ещё немного, перебросились несколькими банальными фразами, и разошлись. Но на душе моей стало полегче оттого, что мы повидались.

*****

На следующий день мы, как и договаривались, ходили за водой. По дороге я зашёл за Флинтом, сильно сомневаясь в правильности своего поступка. Встретил того на полпути к планетарию. И он, конечно же, тоже не отказался к нам присоединиться. Опасения оказались напрасными, и Тинка с Флинтом не проявили друг к другу агрессии. Мы спокойно набрали воды, и вернулись назад. Ах, да. Не совсем спокойно. Мясник едва на нас не набросился. Видимо опасался, что мы покусимся на его свежеубитую жертву. Я перетрухал не на шутку, и едва не бросил канистру с водой. А когда мы отошли на безопасное расстояние, то в голову опять полезла проклятая идея-фикс.

— В конце концов, сколько это может продолжаться?! Как же меня задрал этот уродский жлоб! Кидается на нас. Проходу не даёт.

— Да ладно, ушли же, — опять повторила свой типичный ответ Тина, чем выбесила меня ещё больше.

— Сегодня ушли. А завтра?!

— А завтра не пойдём. Воды хватит дня на три.

— Да я фигурально выразился про 'завтра'. Я вообще о следующем походе говорю.

— Ну, так же сходим, — спокойно ответил Флинт.

— Я вас не понимаю. Неужели вам это нравится? Вам острых ощущений не хватает?

— Ну а что ты от нас хочешь? — спросила Тинка.

— Мы должны собраться, и убить мясника! Если будем действовать вместе, то можем с ним справиться.

— Пф-ф!

— Ты в своём уме? — покосился на меня Флинт.

— Понимаю. Это опасно. Зато, победив его, мы откроем путь к роднику!

— Это территория Райли. И ей решать: кого убивать, а кого нет, — ответила Тинка.

— Вот именно. Обсуждай эту затею с ней, а не с нами.

— Но она тебя пошлёт куда подальше.

— И будет права.

— Да что вы такие… Сделать лучше для самих же себя не хотите!

— Послушай, Писатель, — Тина приблизилась ко мне. — Если мясник здесь живёт — значит так нужно. Если Райли с ним мирится — значит так нужно. Не ломай сложившийся порядок вещей. Просто смирись.

— Смирись, — хмыкнул я. — Может ещё и мешок гарнира с собой таскать, чтобы этой твари вкуснее было меня жрать?

Девочка вздохнула, и пошла вперёд. Флинт с канистрой ковылял в стороне. Они явно больше не хотели поддерживать со мной беседу. Да и чёрт с ними, — думал я. — Не хотят помогать — и не надо. Что-нибудь придумаю сам.

Тогда мне казалось, что они просто боятся Райли. Каким же я был глупцом.

Как бы там ни было, всё именно в Райли и упиралось. И без неё моя идея фикс не имела никакого смысла. Справиться с мясником в одиночку мне было не под силу. Нужны были способности, как у изгнанника. И это как минимум. Райли обладала такими способностями, но почему-то терпела гнусную тварь у себя под боком. Тогда я думал, что она делает это из-за своей чрезмерной практичности. Ну не лезет мясник на рожон, значит и связываться с ним смысла нет. Психология изгнанников отличалась от человеческой. И многое, очень многое в ней я не понимал. Но одно дело не понимать, и совсем другое — считать себя умнее Райли. Той самой, которая выжила здесь без чьей-либо помощи, и явно неспроста.

Придя домой, я решил немедленно обсудить с хозяйкой эту наболевшую тему, и в этот раз поставить вопрос ребром. Но поговорить о мяснике опять не получилось. Райли буквально налетела на меня в прихожей, и, бросив в угол скомканный белый халат, заляпанный пятнами каких-то химических субстанций, воскликнула:

— Писатель, ты не поверишь!

— Погоди, — поставив булькнувшую канистру в уголок, я остановил её. — Нам надо обсудить кое-что. Этот мясник…

— Да чёрт с ним, с мясником! Я тут такое обнаружила! Латуриэль! Он действительно работал с протоплазмой. И достиг невероятного успеха. Я даже и представить себе не могла, что такое возможно. Водзорд говорил, что на это способны лишь сумеречники, но не мы. И я всё время думала, как?! Как им это удаётся? Теперь начала понимать.

— А я ничего не понимаю. Ты ведь мне так и не рассказала, что мы притащили из Тинкиного бункера. И что ты там изучаешь, в своём подвале, я тоже не в курсе.

— Хм-м, — Райли поняла, что вместе с потоком эмоций сболтнула мне что-то лишнее, но отпираться дальше было уже бессмысленно, да и поделиться своим открытием ей явно очень хотелось. — Идём. Идём наверх.

Мы поднялись в комнату, и она внезапно усадила меня на своё кресло (что уже было чем-то из ряда вон выходящим, поскольку 'королева' с неохотой уступала мне свой 'трон', а тут вдруг такое). Затем, она угнездилась рядом со мной. Кресло было большим, но вдвоём на нём мы умещались с трудом. Поначалу я чувствовал себя неуютно. Ведь обычно Райли себя так не вела.

— Я расскажу тебе про свою мечту, — близко-близко к моему уху прошептала она. — Только обещай мне, что это останется между нами. Навсегда. Обещаешь?

— Конечно, — кивнул я.

— Чтобы об этом знали только я, ты и Тинка… Которая нечаянно выудила это из моей памяти, стерва такая.

— Клянусь. Я — могила. Хранить тайны я умею.

— Хорошо, — она набрала в грудь побольше воздуха, потом выдохнула, и продолжила: Возможно, это будет звучать странно. Я и сама так думала. Боялась. Считала это отклонением. Но теперь, мне всё больше кажется, что это нечто иное. Что это мой истинный инсуаль, понимаешь? Загадка, которая крылась в субкоде 2, заложенном во мне Создателями. Я стою на её пороге.

— Ну, замечательно. Только я всё равно не понимаю, в чём, собственно, дело.

— Ты знаешь, в чём заключается инсуаль изгнанников. Прийти в Апологетику, и присоединиться к своим братьям, нашедшим Суфир-Акиль.

— Это я знаю. Ну и что?

— А то, что с того момента, когда я вселилась в тело старой хозяйки, меня почему-то тянет не в Апологетику, а напротив — подальше от неё.

— Почему?

— Не знаю. Старая хозяйка как будто борется со мной, стремясь превратить меня в человека. Я в тайне завидую ей, потому что она — человек, а я — нет. Хотя она гораздо примитивнее и слабее меня. Но она человек. У людей есть что-то, чего нет у нас. И об этом я мечтаю. Я хочу стать человеком. Всё это время я боролась с этой ересью, думала, что это испытание, ниспосланное на меня. Ведь это неправильно. Это противоречит нашей природе. Но это сильнее меня. Ты не поверишь мне, но я, как и ты, хочу вырваться за пределы этого города. Хочу пожить там, за его стенами, как человек. Хочу посмотреть, как живут люди. Я видела это в обрывках воспоминаний старой хозяйки, и увиденное меня только раздразнивало. Мне всё больше казалось, что моё место не здесь, а там — с людьми. Это и есть мой Суфир-Акиль. Я удивила тебя?

— Не то слово. Тинка права, ты — сумасшедшая. Зачем тебе — более совершенному существу, опускаться на одну ступень ниже? Лично я бы ни за что не хотел стать неандертальцем.

— Я знала, что ты меня не поймёшь.

— Прости, но это действительно не поддаётся пониманию. Тебе открываются такие перспективы, и осталось совсем немного, чтобы их достичь, но ты хочешь поставить крест на всех своих стараниях, и поддаться регрессу. Зачем? Что такое есть в нас — людях, что так тебя восхищает?

— Не знаю. Просто я вас очень люблю. Людей, в смысле, — застенчиво отвернулась она. — Помнишь, однажды ты спросил, убивала ли я людей, и сложно ли мне было это делать?

— Конечно помню.

— Тогда я тебе соврала… За свою жизнь, я не убила ни одного человека. Меня пытались убить люди, но я никогда их не трогала. Только видела, как их убивают другие.

— А за что тебя пытались убить?

— Это были мародёры. Одни из последних. Я слишком близко к ним подошла, и меня заметили. Это было очень странно. Я понимала всю опасность, но почему-то решила не прятаться. Безумный поступок, который стал для меня хорошим уроком. Как только они меня увидели — тут же открыли огонь из своего оружия. И я побежала от них. Было страшно и неприятно. С той поры я поняла, что люди — это мои враги. Но всё равно не трогала их. А потом, в один прекрасный день, со мной случилось то, что в корне переменило всё моё представление о людях, и вообще, о своём предназначении. Я впервые увидела живого человека вблизи, и даже сумела к нему прикоснуться…

— Ты про меня?

— Нет. Ты появился гораздо позже.

— Тогда кто это был? Один из мародёров?

— Нет. Их к тому времени уже давно всех перебили. Я не знаю, что это была за девушка, и откуда она появилась.

— Девушка? Выжившая горожанка?

— Возможно. Я не знаю.

— И ты молчала об этом?! Давай-ка рассказывай о ней поподробнее!

— В тот день, я охотилась близ угодий 4-29. Опыта у меня тогда было ещё маловато, да и охота с самого начала как-то не задалась. Сначала я нарезала круги вокруг Химпрома, а затем сдуру отклонилась к центру, в надежде выйти хотя бы на гиппотрагусов, чьи следы и помёт наблюдались там в изобилии. Ну и вот… Вместо гиппотрагусов, встретила молодого ригвила, и погналась за ним. Он нырнул в здание какой-то общаги, и как сквозь землю провалился. Я долго шастала по этажам, в надежде найти его след, но вместо ригвила напоролась на ходока. Причём выскочила к нему так неудачно, что едва не попалась. Поймать меня он не смог, но начал упорно преследовать. Здание было мне незнакомо, к тому же, коридоры в нём были захламлены. В таких условиях убегать от ходока очень сложно, и поэтому он быстро загнал меня в угол. Всё что мне оставалось — это спрятаться в ванной комнате. И вот тут начались чудеса. Сначала ходок прекратил преследование, и переключился на какую-то другую цель. Я сидела в ванне, и слушала отголоски его удаляющихся шагов, когда вдруг явственно различила ещё чьи-то шаги. Кто-то бегал по помещениям общежития, спотыкался, тяжело дышал. Всё ближе и ближе. Пока наконец дверь ванной комнаты не открылась. Я думала, что это ходок меня нашёл, и приготовилась к самому худшему, но в ванную заскочила насмерть перепуганная девушка. Маленькая, ниже меня ростом. И сильно запыхавшаяся. Она закрыла дверь, и попятилась спиной к ванне. Меня она не заметила, потому что я лежала на дне, к тому же в комнате было темно, да и пятилась она задом-наперёд, пока в темноте не упёрлась в край ванны, на который и уселась. Это было так странно и необычно. Девушка сидела прямо надо мной, и пыталась успокоить своё дыхание. Я чувствовала, как она дрожит, чувствовала её страх, источающийся вместе с потом. В темноте я могла различить лишь контуры её напряжённого тела. Но этого было достаточно.

— А с чего ты решила, что она — человек, а не изгнанница?

— Ты думаешь, что так трудно отличить изгнанника от человека?

— Ладно, верю. А что было потом?

— Ходок чувствовал, что мы где-то рядом. Он топтался по коридору, и заглядывал в пустые комнаты. Я знала, что рано или поздно он нас найдёт, но теперь мне было почему-то уже не страшно. Я была не одна. Мне захотелось, чтобы эта девушка тоже почувствовала это. Что она не одна. К тому же, глупый ходок потерял наш след. Прошёл мимо… И я совершила ошибку. Сначала я тихо поднялась, и долго смотрела ей в затылок, но она меня не замечала. Ей было слишком страшно. Конечно же я не хотела её напугать, но любопытство оказалось сильнее. И я рискнула к ней прикоснуться. Но сначала надо было как-то обозначить себя, предупредить. Вот только я понятия не имела, как это сделать с максимальной деликатностью. Нужно было как-то дать ей понять, что я — не монстр, и не желаю ей зла. Тогда я очень осторожно прошептала: 'Ты похожа на меня. Кто ты?' К счастью, она не испугалась. Лишь слегка повернула голову. Наверное, подумала, что ей показалось. Нужно было как-то продолжить начатое знакомство, и я, не придумав ничего более оригинального, воспользовалась первым попавшимся шаблоном, выуженным из памяти старой хозяйки. Решила узнать её имя. Спросила, — 'Как тебя зовут?' Следовало довольствоваться словами, но мне очень захотелось до неё дотронуться. Я очень-очень осторожно коснулась её щёк. Вот так, — Райли мягко тронула пальцами мою щёку. — И вот тут она как подпрыгнет! Как закричит! Ты бы видел, как она испугалась! Едва ли не головой выбила дверь, и помчалась сломя голову. Ходок, естественно, бросился за ней. Пробежал мимо меня, и даже не заметил. А дальше начался настоящий кошмар. Всплеск эмоций девушки был слишком сильным. Выброс энергии просто чудовищный. Как вулкан. Никогда с подобным не сталкивалась. Я съёжилась на дне ванны, а дом зашатался. Сверху посыпалась побелка, куски кирпича.

— А что случилось?

— Нетипичный для нашего мира энергетический выброс пробудил великого эндлкрона. Впервые в истории он выбрался из-под земли, и начал крушить всё вокруг. Я не видела этого. Просто лежала в ванне и умоляла судьбу, чтобы меня не завалило обломками здания. Земля ходила ходуном. Сотни чудовищных тварей ревели на улице, а когда подавал голос сам эндлкрон, я думала, что навсегда лишусь слуха. Он бушевал долго. Я не сразу рискнула покинуть полуразрушенное здание, и лишь с первыми лучами солнца, когда всё стихло, убралась оттуда по добру, по здорову. Теперь на том месте всё покрыто руинами. А тот жуткий день навсегда остался в памяти изгнанников, как 'Гнев эндлкрона'.

— А та девушка? Спаслась ли она?

— Не знаю. Вряд ли. Хотя мне хочется верить, что ей удалось спастись. Больше с той поры я не встречала ни одного человека. Пока не пришёл ты. Знаешь, я даже испытывала нечто вроде угрызений совести. Нетипично для изгнанников, согласна. Ведь это из-за меня она убежала. Я всё время думала, что же я сделала не так? Может быть не надо было её трогать? Или не следовало спрашивать её имя?

— Так вот почему ты не интересовалась моим именем, — усмехнулся я.

— Наверное, да. Тот случай оставил в моей душе серьёзный отпечаток, и я не хотела повторить ту же ошибку. А вдруг ты бы тоже пробудил эндлкрона?

— Ну это вряд ли… И всё-таки интересно, что же это была за девушка?

— Кто знает? Но именно она помогла мне окончательно разобраться в себе и в своих желаниях. С той поры я перестала сдерживать свою мечту, и напротив — принялась изучать возможности её реализации. Не в силах больше держать в себе эту идею, я рискнула поговорить с Водзордом, и он отнёсся ко мне с пониманием. Он дал мне надежду. Сказал, что существует возможность повторного переноса разума изгнанника в тело человека так, чтобы он там прижился, вытеснив изначальный разум. Вроде бы есть такие люди, с очень слабым разумом. Сумеречники называют их 'куклами'. И вот в такую 'куклу' я, теоретически, могу поселиться, став полноценным человеком. Но 'кукла' должна быть живой, и мыслящей. Водзорд знает о чём говорит. Ведь его старый хозяин тоже был живым и мыслящим.

— Ты меня пугаешь.

— Почему?

— Единственный человек в городе — это я. Значит тебе не в кого больше вселяться.

— Писа-атель, — Райли рассмеялась. — Какой же ты смешной! Ну во-первых, ты вовсе не 'кукла'. А во-вторых, ты единственный человек и единственный друг, которого я знаю там, за стенами периметра. Поэтому не переживай. Если мне удастся перенести свой разум в кого-то, то это будешь не ты.

— Тогда кто? И главное, как?

— Вот эту загадку и изучал Латуриэль. Понимаешь, протоплазма имеет очень любопытные свойства. И главное из этих свойств — реакция на функции энергетической оболочки. Водзорд говорил, что сумеречники умеют не просто вселяться в людей, но и переносить свой разум на огромные расстояния, копируя самих себя за счёт протоплазменных меток. Мне, конечно, такое не под силу. Но вот вселиться в 'куклу' на расстоянии, гипотетически, возможность есть. Правда исследования свои Латуриэль до конца не довёл. Требуется ещё что-то. Пока что не знаю, что именно. Но так близко к разгадке я ещё никогда не подбиралась.

— Тебе так хочется поселиться в мире людей? И ты думаешь, что тебе в нём понравится?

— Думаю, да. Ведь там мне не придётся никого убивать. Не нужно будет постоянно охотиться, прятаться, рисковать. Там можно просто жить. Я никогда не пробовала просто жить. Это, наверное, так здорово. Представь, Писатель, когда ты выберешься из города, и вернёшься домой, то твоя старая жизнь продолжится, и ты будешь счастлив. И, наверное, скоро забудешь об этом кошмаре. И обо мне. А я буду помнить тебя всегда. И когда-нибудь тоже вырвусь из города. А потом начну тебя искать. Долго-долго, пока не найду. А когда найду, ты меня, конечно же, не узнаешь, потому что я буду выглядеть по-другому. И вот тогда я подойду к тебе и скажу, 'Сегодня лучший день в моей жизни'.

— Какая же ты фантазёрка. Но мне нравится эта фантазия.

— Эта мечта — единственное, что у меня есть. Ради неё я живу. Она наполняет мою жизнь смыслом. Греет меня. Скорее всего, она так и останется мечтой, но пока она жива — буду жить и я. Вот видишь, на какой глупости основывается моё существование.

— Это не глупость, Райли. Я всё время думал, почему ты так сильно отличаешься от других изгнанников? Почему ты добрее и гуманнее их? Теперь понимаю. И мне кажется, что ты зря стараешься стать человеком. Потому что ты уже человек. Поверь мне, ты гораздо человечнее большинства людей. И я бы многое отдал за то, чтобы мы встретились вне стен Иликтинска… Вот только бы вырваться за пределы Периметра. Дожить бы до этого счастливого дня.

— Не теряй надежду. Пока мы вместе, я буду тебе помогать.

— Ты столько для меня делаешь. А я ничем не могу тебе отплатить.

— Тебе этого и не нужно…

— Но я хочу. Я должен сделать для тебя что-то хорошее, полезное.

— Ты уже это делаешь. Поверь…

— Всё это слова. Но я-то знаю, что из себя представляю. Я ноль без палочки.

— Неправда.

— Нет, правда.

— А я говорю, неправда.

— Давай не будем об этом, ладно?

— Но я не хочу, чтобы ты считал себя ущербным. Это не так. Ты учишься, и делаешь успехи. Ты сумел вернуться живым из 'Детского мира'…

— Лишь с помощью тебя и Тинки.

— Ну и что? Не каждому изгнаннику такое под силу. А тем более, человеку. То, что ты оттуда вернулся, в том числе и твоя заслуга тоже.

— Да какая уж там заслуга. Из-за меня, нас чуть не съели.

— Вот если бы съели — тогда был бы повод расстроиться.

— Тогда бы и расстраиваться было некому.

— Ага! Ты уже улыбаешься! Ну же, Писатель, не кисни. Порадуйся вместе со мной.

— Да я радуюсь…

— Оно и видно… Слушай, я кажется знаю, как отвлечь тебя от грустных мыслей. Хочешь увидеть мой настоящий мир?

— Не понял. Что ты имеешь в виду?

— Я покажу тебе мир, который уготован таким, как я. Тем, кто прошёл инсуаль, и отыскал Суфир-Акиль.

— Но как ты мне его покажешь?!

Ничего не ответив, Райли вдруг повернулась ко мне лицом, и, обхватив мою голову обеими руками, впилась своими губами в мои губы, не дав даже схватить глоток воздуха. От неожиданности, я не успел сообразить, что произошло. Казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Перед глазами замелькали яркие круги. В меня бурным водопадом вливалась чужая, неукротимая энергия. И сталкиваясь где-то в глубине нутра с моей энергией, перемешивалась с ней, закручиваясь водоворотами, и извергаясь мощными всплесками. Это было и больно и приятно, но самое главное — необычно. Я сопротивлялся вторжению, но, одновременно с этим, страстно желал впустить в себя этот чуждый мне разум, перемешаться с ним, и постичь его до самого дна. Что характерно, я чувствовал… Нет, я был уверен в том, что Райли ощущает то же самое. Мы впаивались друг в друга, миллионами невидимых энергетических щупалец дрались и тут же переплетались в объятьях. Моя боль уходила всё глубже, уступая место истоме полного психологического контакта. Наконец, в какой-то миг, я рискнул открыть глаза, и увидел, что мы летим сквозь бескрайнее пространство, наполненное смыслом. Именно смыслом. Я не могу иначе это охарактеризовать. Это был не мир материи, это был мир сознания.

И Райли была рядом со мной. Мы летели обнявшись, словно завёрнутые в один общий кокон. Я видел её лицо, совсем близко от моего. Она уткнулась щекой в моё плечо, и смотрела на меня, не моргая, вся состоящая из миллионов крошечных огоньков, похожих на цветные компьютерные пиксели. И эти искорки обильно отрывались от нас, оставляя позади длинный шлейф, как у кометы.

— Не бойся. Это отшелушивается бренность, — не открывая рта, сказал я сам себе, голосом Райли. — Скоро мы очистимся от неё, и обретём истинную форму.

— А что такое 'истина'? Зачем она вообще нужна? — моим голосом спросила Райли.

— Не знаю. Существует гипотеза, что истина — это основа реальности. Те, кто её ищут — стремятся вырваться из плена иллюзий. Это естественная потребность разума.

Я заметил, как от щёк и лба Райли, словно от фарфоровой вазы, начали откалываться целые осколки, обнажая нежно-лиловое свечение, бьющее изнутри.

— Но ведь так от нас скоро вообще ничего не останется. Мы теряем свою основу. То, что делает нас теми, кем мы являемся.

— Вовсе нет. Основа не снаружи, а внутри. Тебе непривычно это, я знаю. Наверное, тяжело быть никем, и всем одновременно. Особенно когда к этому не готов.

— Но я — это я!

— Нет. Ты — это я. Ты — это мир. Ты многомерен. Больше нет понятия 'ты'. Есть понятие 'мы'. Всеобщая информационная нейросфера. Добро пожаловать в мир бесконечных знаний!

Мы вспыхнули, сбросив с себя последние оковы материальной бренности. То, что было запутанным и непонятным, вдруг стало выстраиваться в элементарные логические цепочки. И о чём бы я не начинал думать — всё обретало детальную, доходчивую суть. Этот мир совсем не похож на наш. В нашем мире мы повсюду встречаем вещи, а уж потом характеризуем их, анализируя формы, оттенки, объёмы и предназначения. Здесь же нет никаких вещей. Есть лишь нескончаемые потоки энергии, несущей информацию. Что это за информация? Я затрудняюсь вам объяснить. Наверное мой разум не рассчитан на её постижение. Но и та малая толика, доступная мне, открыла невероятные горизонты, о которых даже и не мечтали самые великие гении. Я почувствовал запредельную ментальную силу. Такую мощную и неудержимую, что люди, оставшиеся где-то там, в простом материальном мире, казались мне сейчас даже не обезьянами, а ничтожными муравьями, копошащимися в своих городах-муравейниках по воле заложенной в них программы-инстинкта. Я сумел окинуть взором всё человеческое общество, не предвзято и холодно проанализировал его примитивную суть, сделав неутешительные выводы. Мне не хотелось верить, что я и сам — всего лишь выходец из этих нелепых ульев. Все мои старые желания, стремления, мечты и надежды одномоментно превратились в такую непроходимую чушь, что мне поскорее захотелось их забыть. Как вообще можно было мечтать о подобном? Как можно было жить ради этого тлена? Подобно жуку-скарабею катить через огромный мир навозный шарик, и при этом свято верить в то, что в этом шарике кроется смысл твоей жизни, что этот шарик — всё, что у тебя есть, всё к чему ты должен стремиться. Куда ты его докатишь, и когда сдохнешь, придавленный этим спрессованным навозом — уже не важно. Об этом не думают. Думают только о выгоде. Бессмысленной, иллюзорной, но выгоде. В то время как вокруг простирается огромный мир, исполненный многообразия. Но жук не видит этого мира. Он видит лишь свой любимый навоз.

В моей голове, словно из тонких хрустальных перемычек складывались разветвлённые схемы, взаимосвязи и теории. Я постигал природу вещей с невероятной лёгкостью, поражаясь, откуда у меня вдруг взялся такой умище? Я был готов созидать. Я мог с нуля спроектировать целый мир, гармоничный и целостный. И как только я начинал представлять себе идею этого мира — он тут же начинал формироваться перед моим взором. Массивные горные кряжи, небесная лазурь, кристальные водопады и калейдоскоп невиданных растений — вырисовывались словно по волшебству, стоило мне лишь подумать о них. Я строил целую Вселенную, и наслаждался этим. Мне всё было под силу.

Райли терпеливо ждала, пока я наиграюсь. А я так увлёкся, что и забыл про неё. В конце концов, она меня окликнула:

— Ну, как тебе здесь? Нравится?

— Кто посмел меня отвлекать?! — кипящее плазмой, пульсирующее полубожество как раз обдумывало теорию антиматерии, и очень рассердилось, что его отвлекли от столь важного занятия.

— Писатель, ты такой смешной. Ты ещё смешнее, чем на Земле, — засмеялась она, и её смех вернул меня в прежние рамки, спустив с небес на землю.

— Райли? Это ты?

Я видел перед собой яркую лиловую звезду, от которой в разные стороны расходились иглы острых, но совсем не колючих лучей. Я и сам был такой звездой, только кремовой. И мы оба висели в пространстве, расчерченном постоянно меняющимися структурами, и наполненном мириадами таких же разноцветных звёзд: от совсем крошечных — до монументально-гигантских.

— Ты меня не узнал? А ведь это мой истинный облик.

— Ты похожа на звезду.

— Это только в инфосфере. На внутренних контурах все забавные лучики отпадут.

— Я не знаю что сказать, Райли, это потрясающе! Я даже и представить себе не мог, что существуют такие миры. Потоковый анализ, гиперболическая трансфункция, императивная метафаза сознания…

— Хватит, хватит, не засоряй себе мозг. Эти знания тебе всё равно не пригодятся, ведь ты из другого мира.

— Но я хочу их постичь!

— Только пока ты здесь. Пока твой разум симулирует функцию изгнанника. Это пройдёт, когда мы вернёмся.

— Я не хочу возвращаться. Пожалуйста, давай побудем здесь ещё немного.

— Хорошо.

— Господи, Райли, как же тут классно! Я чувствую, как энергия жизни течёт через меня. Я имею доступ к любой информации, и способен насыщаться ею, как обычной пищей. Я самодостаточен. Свободен от привычек, лени, рутины, привязанности. Ничто не удерживает меня там, на Земле! Мне ничего не нужно!

— Даже я?

— Ты? Но ведь… Я не совсем то имел в виду.

— Не оправдывайся. Это закономерная реакция. Человеческий разум быстро проникается эгоизмом изгнанников. Понятно теперь, почему нам запрещают помогать друг другу? Это не вредность апологетов. Это вынужденная необходимость. Здесь не нужно никому помогать. Не нужно ни о ком заботиться. Здесь ты свободен от всех, и все свободны от тебя. И вся твоя жизнь — это непрерывное поглощение информационной энергии. Насыщение и аккумулирование внутри своей сферы. Вечный полёт и саморазвитие. Пока тебя не засосёт более сильный и развитый разум, который завладеет твоими знаниями, при этом вытеснив твоё эго. А может быть и ты сольешься с кем-то другим, заменив его собой. Тогда ты станешь ещё больше и сильнее…

— И как долго можно так расти?

— Пока накопленная в тебе энергетическая эссенция не станет приемлемой для того, кто её пожинает. Тогда оболочка псевдоплазмы лопается, и всё, что было внутри неё, устремляется к центру Вселенной. В то время как те клочки, что от неё остались, инкапсулируются, и превращаются в зародыши нового разума, развивающегося с нуля. У людей всё несколько иначе, но общий принцип тот же.

— И для этого вас заставляют бороться за выживание?

— Да. Этим испытанием нам стремятся привить способность отстаивать свои знания, делая их основополагающими. Когда сталкиваются два разума, 'победитель' удаляет те знания 'побеждённого', которые противоречат его собственным мнениям. Таким образом, происходит пассивное насыщение информацией. Стабильное, но малоэффективное. А вот когда между разумами происходит противоборство, и точка зрения каждого претендует на основополагающий статус, тогда-то и получается активное, обогащённое насыщение, строящееся на многочисленных доказательствах и обоснованиях спорных теорий. И вовсе не факт, что более сильный разум выйдет из этой борьбы победителем. На Земле нас учат бороться и отстаивать свой Суфир-Акиль, пусть в примитивной, зато в доступной форме. Всё для того, чтобы изгнанникам, прошедшим земные испытания, и оказавшимся в мире, где властвует интеллект, было бы проще занять свою жизненную нишу, определив новые перспективы роста и развития.

— Мир, основанный на разуме, на постижении, на самосовершенствовании. Лишённый пороков, боли и мракобесия. Только чистый, дистиллированный смысл, пронизывающий всю основу бытия. Миллионы открытых дверей. И каждая манит новыми открытиями. Мою душу переполняет счастье, и безумная жажда новых знаний. Я хотел бы здесь поселиться.

Райли опять рассмеялась, — какой же ты, всё-таки, смешной! Ты похож на ребёнка, которого впервые привели в парк аттракционов. Успокойся. Этот мир не для тебя. Ни один человек не сможет в нём выжить.

— Но почему тогда я до сих пор жив?!

— Благодаря мне. Я блокирую избыток информационного потока. Иначе твой бедный мозг уже давно бы лопнул, как воздушный шарик.

— Допустим. Допустим здесь мне действительно не место. Но ты, Райли, почему же ты готова отказаться от этой сказки, ради нашего, убогого и погрязшего в пороках мирка?! Неужели дерьмо, из которого я вышел, кажется тебе лучше и чище?

— Нет, не кажется… Но я готова пойти на эту жертву. Потому что мне никогда не обрести счастье в своём родном мире. Не пытайся понять, просто поверь.

— Я не могу тебя понять. Никак не могу.

— Да и не надо. Полетели со мной.

— Куда?

— Полетели, полетели!

Мы понеслись куда-то, сквозь пёстрое пространство, облетая вспышки распускающихся красных воронок и бросая отблески на странные расходящиеся кольца, словно покрытые хромом. Вокруг творилась какая-то безумная игра самых невероятных фантомов и миражей, которые, казалось, реагировали на наш полёт. О том, чтобы здесь хоть как-то ориентироваться, ни шло никакой речи. Поэтому я просто летел за Райли, повторяя её немыслимые кульбиты. Наш путь завершился возле внезапно выросшей из ниоткуда исполинской спицы, серебрящейся словно иней под луной. Вокруг неё, друг за другом, накручивались спирали тонких, зримых потоков. В такой поток Райли и влетела, утянув за собой и меня.

Нас раскрутило вокруг заиндевелой иглы с такой скоростью, что все окружающие метаморфозы слились у меня в одно сплошное колеблющееся пятно. Оно вздрагивало, меняло цвета, расползалось, и вот, в конце концов, сползло с моих глаз (или что там у меня было в тот момент) мутной пеленой, открыв новую реальность. Уже знакомую и понятную с детства.

Теперь мы стояли посреди широкого поля, со всех сторон уходящего за горизонт. Под ногами шелестели шелковистые травы. Вокруг летали бабочки и яркие стрекозы. Над головой плыли лёгкие облака. Трава колыхалась от ветра, но дуновения самого ветра не чувствовались. Райли стояла напротив меня. Она опять выглядела как человек, но в этот раз всё было совсем иначе. Её облик явно отличался от привычного. С её тела полностью исчезла вся неприглядная синева. Болезненной красноты вокруг вечно опухших, воспалённых глаз тоже как ни бывало. Исчезли следы былых шрамов и ожогов, которые некогда испещряли екожу. Волосы стали пышными и яркими, словно каждый волосок был отлит из платины. Я и представить себе не мог, что Райли может быть такой красавицей. Хотелось смотреть на неё вечно, как на картину. Невозможно было отвести глаз.

Райли, в лёгком, колышащемся платье, с распущенными волосами, прядями которых играл ветер, и с невероятно живыми глазами, нежно глядящими в самую душу, была олицетворением самой женственности.

— Ты изменилась, — только на эту фразу меня и хватило.

— В какую сторону? В лучшую, или в худшую? — с улыбкой спросила она.

— В прекрасную!

— Правда? Я тебе нравлюсь? Я старалась восстановить все исходные параметры старой хозяйки, ну и добавила от себя немного. Очень рада, что хорошо получилось.

— Где мы? Что это за место?

— Это иллюзия. Моя иллюзия. И ты у меня в гостях.

— Ты создала всё это?

— Да. Но лишь в твоём сознании.

— Неужели ты способна на это?

— В своём мире — да. Я могу создать всё что угодно. И быть кем захочу. Только какой в этом смысл? Если оценить меня сможешь только ты.

— Ты преувеличиваешь моё значение. Что толку от моей оценки? Кто я такой? Чем больше я о тебе узнаю — тем больше понимаю, насколько глубока и широка пропасть, пролегающая между нами. Ты — такая совершенная, безупречная, а я… А кто я по сравнению с тобой? Примитивный организм, недалеко ушедший от животного.

— Ты неправ, Писатель. Мы гораздо ближе, чем ты думаешь. Просто тебе нужно немного подняться ко мне, а я спущусь к тебе навстречу.

— Тебе не стоит этого делать.

— Не решай за меня, что мне делать, а что нет. Это мой выбор. И не занижай свой уровень развития. Оно гораздо выше того, что ты приписываешь себе. Ты развиваешься, как и любое высокоразвитое, цивилизованное существо. Всё время, пока ты жил в моём доме, ты старался стать изгнанником, а я в то же время старалась стать человеком. Так мы шли навстречу друг другу, и теперь практически встретились.

— Изгнанник из меня пока-что выходит никудышный. А вот ты определённо достигла результатов в своей деградации, — я рассмеялся. — Во всяком случае та Райли, которую я встретил в первый раз, уже мало напоминает Райли настоящую. Ты говоришь совсем как человек, практически не тормозишь перед фразами, всё чаще используешь традиционные словесные обороты, формулировки и поговорки, свойственные человеческому обществу. Для меня ты уже вполне себе человек.

— Пришлось основательно покопаться в памяти старой хозяйки. Данных уцелело немного, поэтому воссоздать стиль общения непросто. Но я стараюсь.

— И у тебя получается.

Девушка зажмурилась, и вокруг неё по траве во все стороны разошлась волна распускающихся цветов, преобразив зелёное поле в сплошной пёстрый ковёр.

— Спасибо, Писатель. Но нам пора заканчивать это путешествие. Осталось заглянуть только в одно место.

Секунда, и мы уже дома. У меня дома. Я сразу узнал свою квартиру, знакомую с детства. Здесь всё было на месте. Каждый предмет, каждая вещь. Комнату заливал мягкий золотистый свет, пробивающийся сквозь полупрозрачные шторы. И в нём павали крохотные пылинки.

— Это мой дом, — не вериял я собственным глазам. — Но как?

— Иллюзия. Отражение твоей собственной памяти, воссозданное по принципу ментальной камеры-обскуры.

— Но здесь всё настоящее! — в доказательство, я подхватил вазу с тумбочки, и потряс перед лицом Райли. — Разве иллюзии выглядят так?!

— Но это не традиционная визуально-слуховая иллюзия. Это более глубокая форма. Фактически, полноценная иллюзорная реальность. Когда твой разум не просто видит несуществующее, но и спосбен его ощутить.

— Как во сне?

— Примерно. Но всёже это не сон. Можно сказать, что мы с тобой находимся в одном временном цикле, а твоя квартира — в другом. Мы в будущем, она — в прошлом. Ведь это твоя память, Писатель, она как видеокамера записала фрагмент твоей прошлой жизни. А я лишь скомпилировала эти данные, воссоздав на их основе полноценную иллюзию.

— Это мой дом, — внутри у меня всё сжалось от тоски. — Такое впечатление, что я покинул его лет десять назад. Увижу ли я его снова?

Слёзы подкатили к горлу, и я с трудом удержался, чтобы не распустить нюни. Острый приступ ностальгии, перемешанный со стыдом и страхом, окончательно вымел из моего сознания всякие опьяняющие мысли, о превосходстве мира изгнанников, в котором я уже мечтал поселиться.

— Понимаешь, зачем я тебе это показала? — Райли заглянула в мои глаза. — Ты должен был вспомнить. Должен был понять, ощутить это. То, что отличает вас от нас. Ты должен был вернуться на свой истинный путь, чтобы впредь не забывать, ради чего ты живёшь.

— Ты права, Райли. Я всё понял. Я сделаю всё, чтобы вернуться сюда. В мой мир. В мой дом.

— Ты вернёшься. Всё будет хорошо.

Я сел в кресло, откинув голову назад. Удивительные чувства боролись во мне. Хотелось задержаться здесь подольше, представляя, что уже всё позади, и я дома. Но вместе с этим, я прекрасно понимал, что никакого дома нет. Что всё это — лишь видение. И понимание нереальности происходящего выталкивало меня из этой тёплой, ностальгической обители.

Райли села рядом со мной, втиснувшись, как и прежде. А потом, зевнув, уткнулась носом в моё плечо. И иллюзия пропала. Мы снова сидели в комнате нашего иликтинского коттеджа. Всё вернулось на круги своя. Но мне далеко не сразу удалось выйти из-под впечатления, оставленного погружением в мир изгнанников.

— Ты в порядке? — наконец окликнул я Райли, которая уж больно подозрительно притихла, и не шевелилась.

— Угу, — угукнула она мне в плечо, обдав его тёплым дыханием. — Эти фокусы расходуют столько энергии. Я почти на нуле.

— Это я тебя там задержал. Прости, я не знал, что подобные эксперименты связаны с энергозатратами…

— Нет-нет, всё хорошо. Я быстро восстановлюсь. Зато как славно мы развлеклись, да?

— Да не то слово. Ты просто перевернула все мои представления с ног на голову. Раньше я представлял себе иные миры непременно населёнными какими-то инопланетянами. Всякими чудиками там, большеголовыми, или какими-то монстрами. Но все эти миры, даже самые фантастические, всё равно имели сходство с нашим миром. А тут. Мир чистого сознания. Вообще ни на что не похожий. Послушай, а у тебя не будет проблем из-за того, что ты мне его показала?

— Ну что ты. Нет конечно. То, что я тебе показала — всего лишь симуляция мира изгнанников, вшитая в нашу память наряду с базовыми изначальными знаниями.

— Для чего?

— Чтобы мы помнили, ради чего боремся за свою жизнь. Ради чего ищем Суфир-Акиль. Это своеобразная приманка, которая должна стимулировать наше рвение. А на самом деле я и понятия не имею, каким будет наш мир. Может быть, именно таким. Может быть, ещё лучше. А может и хуже. Не знаю.

– 'Морковка для ослика'…

— У?

— Да это я так. Вспомнил одну картинку про ослика, везущего большую повозку. А возница держит перед собой палку, с которой на верёвке свисает морковка, которая болтается перед глазами у ослика. Тот её видит, и идёт к ней, таща за собой повозку. Так и здесь. Вам показывают вкусную морковку, заставляя тащить на себе тяжеленный груз.

— Интересное сравнение. Я об этом как-то не задумывалась.

— В моём мире бывает нечто подобное. Точно так же, у нас вешают лапшу на уши студентам при поступлении в ВУЗ, расписывая во всех красках, насколько великим и авторитетным является данное учебное заведение, и какие широкие перспективы открываются учащимся, после его завершения. Однако, даже с красный дипломом, выпускник в итоге сталкивается с фактом, что на самом-то деле он на хрен никому не нужен. Без опыта и навыков. Эм… Райли? Ты меня слушаешь вообще?

— У-у, д-да, Писатель, извини. Я уже отключаюсь.

— Тебе нужно поспать.

— Угу. Сейчас, посижу-подремлю.

— Тебе нужно выспаться по-настоящему, а не как обычно — вполглаза.

— Но это, наверное, опасно, — она с тревогой подняла на меня заспанные глаза.

— Почему?

— Не знаю. Просто я никогда ещё не погружалась в глубокий сон. В глубоком сне я потеряю бдительность, не смогу вовремя отреагировать на опасность, и…

— Райли. Здесь нет никаких опасностей.

— Да, возможно. Но всё-таки сомневаюсь. Ведь я не позволяла себе полностью отключать сознание, даже когда была при смерти. Хотя бы одна часть разума должна бодрствовать, чтобы оперативно…

— Давай я буду этой частью? А ты поспишь немного. Хорошо?

— Ты?

— Да. Я же здесь. И я разбужу тебя, при первой же опасности. Но ты должна выспаться по-человечески, а не как обычно — 'тут сплю, тут не сплю'.

— Считаешь, что мне нужно попробовать?

— Уверен.

— Хм. Ну что ж. Пожалуй, в качестве эксперимента, я могу себе позволить…

— Райли, хватит разглагольствовать. Просто спи.

— А ты не уснёшь?

— Нет. Я буду беречь твой сон. Обещаю.

— Но тебе ведь тоже, наверное, хочется поспать…

— Так, ты будешь спать, или нет?

— Буду-буду. Всё, я уже готова отключиться…

— Вот и отключайся. Или тебе нужна колыбельная?

Райли угнездилась поудобнее, положив голову ко мне на грудь, и тяжко вздохнула. Мы немного посидели в полной тишине.

— Писатель?

— Чего?

— А я увижу сон?

— Не знаю. Скорее всего.

— А он будет страшным?

— Надеюсь, что нет. Да даже если и будет, что с того? Это же всего лишь сон. Он безобиден.

— Я… Не подумай, что я боюсь видеть сны… Просто я раньше никогда сама их не видела, а из данных старой хозяйки все сны постирались, чтобы не перегружать память.

— Подумай о чём-нибудь хорошем, и засыпай с этими мыслями. Тогда кошмар вряд ли приснится.

— Спасибо за совет.

— На здоровье. И давай уже засыпай.

— Угу.

— Тебе, наверное, лучше лечь на кровать. Там удобнее…

Ответа не последовало.

— Райли?

Она уснула. Впервые уснула по-настоящему. Несколько раз она вздрагивала, мышцы рук и ног нервно сокращались. Всё как у людей в момент засыпания. Я вздохнул, и прислонился к её волосам. От Райли пахло сухими травами и, почему-то, мёдом. Необычный запах. Люди так не пахнут. Я и раньше чувствовал этот аромат, но сейчас можно было вволю им надышаться. Самодельная парфюмерия изгнанницы не имела ничего общего с традиционными духами и дезодорантами. Никаких намёков на химию. Чистый, природный запах.

Я не случайно заставил её поспать. Мне было необходимо побыть наедине со своими мыслями, и всё разложить по полочкам. Слишком много нового я сегодня узнал. Надо было срочно всё переосмыслить.

Возможно, не стоило мне описывать эти откровения, произошедшие тогда между нами. Наверное, Райли была бы против их афиширования. Но я не смог обойти их в своей книге. И сейчас они по-прежнему греют меня, как тёплый костёр из прошлого. Мы вдвоём, посреди злого, враждебного мира. Но этот мир выглядит уже не таким страшным. Ведь где-то рядом мерцают огоньки участия и понимания. Замкнутая, но приветливая Тинка, вздорный, но общительный Флинт, странный, но беззлобный Водзорд, и, конечно же, Райли.

Подумать только. Я и не знал, что она такая. Не догадывался, что творится в её душе. Ведь внешне она всегда казалась сухой и жёсткой. Порой, жестокой. А вон оно как вышло. Под панцирем всей этой демонстративной суровости прячется бесконечно нежное сердце, теплотой которого ей просто не с кем было поделиться. Вот тебе и 'беспощадная амазонка'. Зато теперь мне всё сразу стало понятно: и её привязанность ко мне, и её необычайная тяга ко всему человеческому, и её попытки быть модной, и ещё много чего в её доселе необычном поведении. Эх, Райли, доброе ты моё сердечко. Зачем ты мне обо всём рассказала? Теперь я расколот на два мира. Доселе вся моя душа рвалась прочь из этого города. Но теперь я с ужасом признаю, что мне всё больше хочется здесь остаться.

Я перестал бояться аномалий. Раньше каждая вылазка за пределы дома была сопряжена с чудовищным стрессом. Теперь же я спокойно хожу даже на чужие территории — к Флинту и Тинке в гости. Прохожу мимо десятков опаснейших аномалий, буквально в полутора метрах от некоторых, и мне плевать. Честное слово, плевать. При этом ощущение такое, как… Ну, представьте, что вы идёте по крыше, в полутора метрах от края. Опасность ощущается, но страха нет. Потому что вы знаете, где край, и не подходите к нему. Так же и здесь. После уроков Райли, я стал легко замечать присутствие большинства аномалий. Да и потом, когда раза три пройдёшься туда-сюда по одному и тому же пути, впоследствии ходишь там уже 'на автомате'. Главное, никуда не сворачивать, и не искать новых тропинок.

Я перестал бояться монстров. Чёрт возьми, после злодеев из 'Детского мира', монстрятник, обитающий в нашем районе кажется мне Московским Зоопарком. Неоконисы обходят нас стороной, и убегают, завидев меня издали. Они всё ещё не оправились от бойни, которую им устроила Райли, и уже продолжительное время разрозненны. Всё никак не могут сбиться в стаю. А поодиночке эти существа никогда не нападают. Несколько раз мимо дома проходили неприкаянные, но если к ним не приближаться, то они просто уходят и не возвращаются. С гиганеврами всё вообще оказалось очень просто. Они трещат так, что их слышно за сотню метров, поэтому, при их приближении, достаточно просто юркнуть под ближайшую крышу, и всё — они пролетают мимо. В общем, монстры тоже стали для меня делом привычным.

Кроме всего прочего, я начал совершенно спокойно относиться к довольно необычным вещам. Странные галлюцинации, безумные сны, ощущение, что я одновременно пребываю сразу в несколько измерениях — всё это стало для меня чем-то обыденным. Этих странностей в последнее время накопилось так много, что они переполнили чашу адекватности, и образовали новый сосуд изменённой реальности. Дикой, вывернутой шиворот-навыворот, но всё-таки реальной. Я чувствовал себя Алисой в Стране Чудес. Или в Зазеркалье. Хех, всегда считал эту сказку шизанутой. Теперь же прекрасно её понимаю.

Суммируя сказанное, можно догадаться, почему я стал смелее и заносчивее. Райли права. Я подсознательно начал ощущать себя одним из изгнанников. Обретая всё больше знаний и опыта, я начал думать, что выживание здесь — это моя заслуга, и от помощи Райли я завишу всё меньше и меньше. Да она и сама подпитывала это заблуждение, регулярно поднимая мою самооценку своими похвалами. Понятно, что она делала это по доброте душевной, чтобы поддержать меня морально, не дать свалиться в штопор уныния. Но тем самым мне была оказана медвежья услуга, весь я и сам начал верить в то, что теперь я крутой, и способен один справиться со всеми трудностями. И это ложное убеждение сыграло со мной злую шутку.

Наверное, многие мужики до старости остаются подростками. Нет-нет, да прорывает их хоть как-то самоутвердиться. Совершить Поступок. Что-то кому-то доказать. Вот и я, видимо, из их числа, к сожалению. Когда Райли безмятежно спала у меня на груди, я ощущал всю свою ответственность за неё. И всё безграничное доверие, которое она мне оказала. Даже когда я сидел возле неё, умирающей, то не чувствовал ничего подобного. Тогда она боролась со смертью. А я был просто присутствующим. Как тот же Котя. Но сейчас. Сейчас Райли осознанно доверила мне свою жизнь. Излишне говорить о том, насколько высокую честь она мне оказала. И, понятное дело, меня переполняла гордость. Усилился зуд желания что-нибудь для неё сделать. Что-нибудь действительно важное и значимое. Чтобы утвердить статус равного ей, не просто на словах, а на реальном деле. Переплюнуть её мне вряд ли удастся. Но вот встать с ней вровень — задача вполне посильная.

И вот тут в моей памяти опять всплыл чёртов мясник. Вот бы его завалить. Тогда бы я доказал Райли, что тоже способен на подвиг. Она бы оценила меня не только как любимую игрушку, но и как героя, равного ей по силе. Эх, мечты-мечты… Поначалу я прогонял от себя эту мысль, понимая её бесперспективность. Но, за неимением иных альтернатив прославиться, постоянно к ней возвращался, в итоге сделав её новой идеей фикс.

Я начал фантазировать о том, как буду сражаться с Хромым. Но даже в моих фантазиях исход битвы был очевиден. Выступать против мясника, даже с повреждённой ногой — всё равно что идти в штыковую против танка. Нет, конечно бывают маразматики, допускающие возможность подобного этюда, но только не я. Тут не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять тщетность данного замысла. Я не Давид, а значит Голиаф меня размажет, как вошь. Так что физический поединок нужно сразу же вычеркнуть, и забыть. Остаётся одно — хитрость. Заманить Хромого в ловушку, натравить на него других тварей, напугать чем-то, чтобы он свалил куда подальше. Нужно что-то придумать.

В голове начали строиться планы. Эх, меня бы сейчас в мир изгнанников. Там мой мозг работал как суперкомпьютер, позволяя совершать десятки открытий за минуту… Правда, ни одно из них я, после возвращения оттуда, уже не могу вспомнить. Как будто выветрилось из головы всё, что я там постиг. А мне бы не помешало сейчас прикинуть схемку уничтожения твари. Ладно. Как-нибудь сам дотумкаю, на неразогнанном мозгу. Не дурак же я, в конце концов?

На самом деле, дурак, конечно. Да ещё какой. Что тогда мною овладело? Почему я стал так одержим этой смертельной задачей? Как будто бы не было дел поважнее. А ведь действительно, цель уничтожения Хромого в какой-то период стала для меня важнее возвращения домой. И Дульсинея-Райли, мирно посапывающая на моей груди, подогревала эту решимость, окончательно превратив меня в Дон Кихота.

Итак, что мы имеем? У нас есть тварь, размером со слона, и умеющая бить электричеством. У твари проблема с ногой. Это плюс. Ахиллесова пята. Если повреждённую ногу доломать, то мясник окончательно лишится подвижности, и мои шансы станут реальнее. Но намного ли? Нет. Этого мало. Нужно что-то более эффективное. То, что может вырубить такую тушу с одного раза. Какая-то ловушка. Есть два варианта: заманить Хромого в ближайшее болото, или вывести его под огонь 'Сивки'. Вот это уже более привлекательные планы. Однако, нужно понимать, что до ловушки мясника ещё нужно довести. Учитывая скорость его передвижения, даже с покалеченной ногой, этот спринт легко может стать для меня последним. Вариант с 'Сивкой' сразу отпадает. Там придётся полсотни метров драпать от разъярённого мутанта, через густые кусты, через лес, мимо родника, потом опять через непролазные заросли, и, наконец… И наконец, велика вероятность самому же и словить пулю в лоб. Нет. С 'Сивкой' играть я не хочу. До сих пор вспоминаю, как она разнесла голову бедняге Шепу. Значит остаётся болото.

До болота от логова рукой подать. Метров десять всё через те же кусты. Тут главное самому не утонуть к чертям собачьим. Значит надо заранее разведать подступы к трясине, чтобы не застрять в кустарнике в самый неподходящий момент. Чтобы вовремя юркнуть в нужную лазейку, а там уже по кочкам, по кочкам… Как вариант, можно обойти топь по берегу, зайдя со стороны обрыва, где мы потрошили сома. Но до туда я тоже вряд ли добегу. Да и мясник не идиот, вряд ли начнёт резать угол через топи. Вот же задачка…

— …тырнацать! Сверху же!!! — воскликнула Райли, и дёрнулась так неожиданно, что я прикусил язык.

— Эй! Эй! Всё в порядке! — схватил я её за дрожащие плечи.

Райли уставилась на меня в полном недоумении. Её глаза расширились до такой степени, что она стала похожей на героиню японских мультиков.

— П-писатель?

— Да. Всё хорошо.

— Я что, спала? — наконец-то она смогла вздохнуть. — И долго?

— Нет. С полчаса, не больше.

— Это было так странно. И так здорово! — она поднялась с кресла. — Я видела сон, представляешь? Там был ты, ещё была Тинка. Мы охотились. Всё как по-настоящему.

— Как ты себя чувствуешь?

— А? Прекрасно! Глубокий сон — это действительно чудо. Он восстанавливает энергию быстрее раз в десять! Интересно, а что если поспать подольше?

— Ну так ложись, и поспи.

— Нет. Пожалуй на сегодня хватит экспериментов. Сегодня буду спать как обычно. А вот завтра, — она задумчиво улыбнулась. — Возможно, попробую ещё. Мне понравилось.

— Ладно. Я сегодня тоже что-то притомился, — встав с кресла, я разогнул хрустнувшую спину, при этом растирая онемевшую руку, на которой лежала Райли. — Давай-ка баиньки. Завтра, я надеюсь, ты меня ещё потренируешь. И кстати, ты мне обещала кое-что показать.

— Что показать? — Райли с полминуты копалась в памяти, сосредоточенно глядя в потолок. — Ах, ну да. Вспомнила. Да без проблем, конечно.

— Ловлю тебя на слове.

— Я пошла мыться, — она вышла из комнаты.

Взяв свой блокнот, я подержал его немного в руках, но так и не найдя в себе ни сил, ни желания что-либо в него записывать, бросил обратно на стол. Голова уже совсем ничего не соображала. Да ещё мысли о мяснике окончательно сбили с толку. Всё. Нужно отдохнуть.

*****

Той ночью я заснул не сразу. Сначала, вместо сна, мне неожиданно открылись следы заблокированных доселе остатков слияния разумов. И это заставило меня подскочить от ужаса. В сознании сплошным потоком пронеслась вереница образов из чужого прошлого. Всё то, что пережила Райли. Начиная от её высадки на Землю, и до сегодняшнего дня. Но всё это пролетело так быстро, что закрепилось лишь на отдалённых участках памяти. Впрочем, мне и этого хватило, чтобы очнуться с бешено колотящимся сердцем. Я узрел страх, борьбу, одиночество. Перед глазами промчались образы страшных тварей, лезущих прямо на меня. Разинутые пасти, налитые кровью глаза. Мелькали мои ободранные руки, панически цепляющиеся за осыпи битого кирпича. Ноги скользили по чьим-то размазанным внутренностям. Нож. Нож, стиснутый грязной, окровавленной кистью. Только он был со мной… Любимая сестра…

Я отбросил от себя остатки этого кошмара, и они разлетелись в сознании, словно прах. Сколько же ей пришлось пережить.

Выпив немного воды, и слегка протерев лицо, я опять лёг на кровать, с тяжёлыми думами. Найду ли я в себе мужество повторить хотя бы малую толику её подвига? Или же я обречён быть зависимым иждивенцем? Неприятные мысли. Нужно отойти от них. Нужно выспаться.

— Писатель, Писатель, мой друг, — человек в чёрном костюме и чёрных очках прохаживался по кабинету. — Что-то давно мы с тобой не общались.

— Вы кто?

— Вот. Ты даже перестал меня узнавать.

— Хо?

— Можно Хо, можно, Евгений. Сейчас я в облике одного из своих старых друзей, чтобы тебе было приятнее со мной общаться.

— Хватит ходить вокруг да около, — я присел на пухлый кожаный диван. — Мне нужны ответы. Немедленно.

— Ты пишешь книгу, — это был уже не вопрос, а как будто бы констатация.

— К чёрту книгу! Я скоро проснусь, и опять ничего не узнаю. Какой смысл тебе выходить со мной на связь, если толку от нашего общения ровным счётом никакого?

— С чего ты это взял? — Евгений пожал плечами. — По мне, так всё у нас хорошо.

— Мне нужны подсказки. Нужна помощь. А ты всё время твердишь о какой-то ерунде. О какой-то ненаписанной книге, о тумане… Ты специально хочешь меня запутать? Какой в этом смысл? Какая польза? Возможно, ты знаешь всё. Но я-то не знаю ничего! Я даже не уверен, в одном ли измерении существую? Что это за глюки у меня были в 'Детском мире'? Что за голоса в голове? Они как будто бы управляли мной. Это и есть проект 'Затемнение'?

— Я понятия не имею, что за вздор ты сейчас мелешь. Кто тобой управляет? Какой 'Детский мир'? Писатель, ты не заболел?

— Я схожу с ума. Верно? Или уже сошёл.

— Ну что ты. Твой разум ценен. И его берегут.

— Кто?!

— И я в том числе.

— Зачем? Зачем я вам? Кто вы? Отпустите меня домой, пожалуйста. Ну что я вам сделал?

— Ты важен для нас, Писатель. Ты важен для человечества.

— А вы меня спросили о том, хочу ли я в этом участвовать?!

— Это было нецелесообразно.

— Ну конечно. Я же для вас опытный образец. Лабораторная мышь.

— Мышь? Ну что ты. Разве я стану возиться с какой-то мышью? Нет. Ты — почётный курьер.

— Кто? Да что за бред?! Меня всё это достало. Я хочу домой.

— Всему своё время.

— Ты опять ничего не объясняешь. Ты никогда ничего не объясняешь!

— А что тебе нужно объяснить?

— Да хотя бы все эти дурацкие сны! Они ведь что-то значат?!

— Ну, давай попробуем. Что ты видел?

— Например, тот корабль… Или самолёт… Или что это было, не знаю. Груда обломков. Два трупа в кабине и какой-то старик, несущий околесицу…

— Это действительно любопытный факт. 'Одалиска' всё-таки успела вырваться из вихревого коллапса, вызванного уничтожением Тейлор Тауна. Парадоксально. Чувствую, что без вмешательства Лиши тут не обошлось, но увы. У экипажа не было шансов. Печально, но факт. Отважные были ребята. Пользовались моим искренним уважением. А погибли по собственной дури. Не нужно было им возвращаться туда. Впрочем, какая теперь разница? Всё это дело прошлого, от которого ни мне, ни тем более тебе, прока нет никакого.

— Тогда зачем мне это показали?

— Никто тебе ничего не показывал. Это был всего лишь случайный осколок моих воспоминаний, увиденный тобой во время неудачной синхронизации. Забудь об этом.

— Хорошо. Значит и те невесты — тоже всего лишь твоё воспоминание?

— Какие невесты? — Евгения аж затрясло от неожиданно нахлынувшего волнения. — Ты о чём, Писатель? Какие невесты?

Комната начала тускнеть, искажаться, и я почувствовал, как меня вытягивает из этого полусна-полувидения.

— Ты видел невест?! — вопил мне в след расплывающийся чёрный силуэт Хо. — Сколько их было?! Ты видел её?!

Я открыл глаза и прищурился от утреннего света. Чёрная глубина где-то в самом центре сознания, словно мощный пылесос, втянула в себя остатки этого малопонятного сновидения, вместе с последними криками Хо. Интересно, что его так взволновало? Какую загадку таили эти невесты? А, ладно, к чёрту всю эту муть. Нужно вставать. Впереди ещё масса дел.

*****

— Значит, говоришь, суперспособности? — Райли попинала ботинком груду из осколков кирпичей, наваленных возле развалившегося забора.

— Они самые, — весь в предвкушении ответил я.

— Ну что ж. Сам напросился, — она вынула из нагрудного кармана маленькую табакерку, и открыла её передо мной.

Внутри перекатывались бурые шарики, похожие на пластилин.

— И что это такое? Хотя не отвечай. Я и сам знаю. Ай-талук, верно? Тот, что ты вымачивала три недели, потом сушила, и с чем-то смешивала?

— Правильно. Возьми один шарик, и разжуй. Но не проглатывай!

— И что будет? — я выбрал самый крупный и положил себе в рот.

— Пока не знаю. Надеюсь, выживешь… Шучу.

— Не вкусно, — пожевав 'пластилин', констатировал я. — Но и не отвратительно. Ай-талук, гасящий избыточную энергию — более мерзок на вкус.

— Жуй-жуй. Хорошенько.

— Что должно произойти-то?

— Сейчас почувствуешь.

Когда первые порции ай-талука, перемешанного со слюной, упали в мой желудок, я действительно начал что-то ощущать. Сначала поднялась температура. Стало тепло, затем жарко. Выступил пот на лбу и на спине. Потом мне показалось, что не хватает воздуха, и я начал дышать интенсивнее.

— Ну как? — спросила Райли.

— Что-то действительно происходит. Но пока не могу понять, что.

— Продолжай жевать.

В ушах зашумело. Виски начали пульсировать. И только тут я заметил, что у меня участилось сердцебиение. 'Участилось' — это слабо сказано. Сердце колотилось как сумасшедшее.

— Похоже, у меня началась тахикардия, — трухнул я. — Слушай, Райли, шутки шутками, а я, случаем, по-настоящему ласты не склею?

— Не должен, — она прислонила ухо к моей груди. — Да-а, то, что надо. Ты уже вышел на новый уровень. Эх, забыла спросить, нет ли у тебя врождённых пороков сердца? Сердечной недостаточности?

— Блин, как вовремя ты задалась этим вопросом! Нет, к счастью, нет. А если бы были?

— Тогда инфаркт.

— Ну ты молодец вообще. Сначала действуешь — потом спрашиваешь. Разве так можно?

— Прости, Писатель, не подумала.

— И что мне делать дальше? — я прошёлся взад-вперёд, не ощутив ничего необычного, кроме дьявольски подскочившего давления.

— Ты разве не чувствуешь? Хм-м.

Райли подняла с пола грязный, видавший виды мячик, и без лишних слов запустила им прямо мне в лоб. Мяч звонко срикошетил от моей головы. За годы своего лежания на улице, он успел существенно растерять свою былую мягкость.

— Ты чего?! — воскликнул я, и вдруг почувствовал, что слова странно растянулись, и сам я как будто на мгновение затормозил.

Непонятный зуммер в ушах выводил протяжные переливы.

— Н-да, — задумалась Райли. — Всё оказалось не так просто, как я думала.

— Я безнадёжен, да? Даже ай-талук не способен сделать из меня что-то путное?

— Да погоди ты ныть. Есть ещё план 'Б'. Если конечно ты сам ещё не передумал освоить эту практику.

— Ничего я не передумал. Давай свой план 'Б'.

— Иди за мной.

Она ловко вскарабкалась по кирпичному скату, и скрылась в проломе забора. Я пошёл за ней, но двигался уже не так уверенно, как прежде. Меня качало, в глазах всё темнело. Пару раз чуть не упал.

— Ну ты где там?! — нетерпеливо окликнула Райли.

— Иду-у, — ухватившись рукой за арматуру, я подтянулся, перебравшись через горку кирпичей, и вошёл на территорию соседнего коттеджа, где меня поджидала учительница.

— Ты чего буксуешь?

— Что-то после твоего угощения меня люто штормит.

— Это плохо. Значит твой разум всё ещё пытается догнать ускоренный биоритм. У людей всё так сложно… Но сейчас мы попробуем это исправить. Поднимайся за мной на второй этаж.

— На второй, так на второй…

Легче было сказать, чем сделать. Меня носило из стороны в сторону, и я постоянно обо что-то спотыкался. Часть старого коттеджа обрушилась, отчего он выглядел как бы в разрезе. Лестница, ведущая на второй этаж, тоже наполовину обвалилась, вместе с упавшей стеной, поэтому балансировать приходилось на узком ступенчатом подъёме, почти без перил. В нормальном состоянии, мне было бы здесь подняться — раз плюнуть, но теперь же я по-настоящему опасался, как бы не загреметь с этой чёртовой лестницы. К счастью, она наконец-то закончилась.

— Сюда, — Райли поманила меня в уголок.

— Что там у тебя, — глубоко вдохнув, я поморгал глазами, чтобы избавиться от затягивающей их пелены, и подошёл к своей подруге, ползающей в углу на коленках.

— Осторожно. Ближе не подходи.

— Да что там… Вот, чёрт! Змея!

— Спокойно. Не дёргайся. Ну да, змея, и что?

— Тебе, может быть, и ничего. А я змей встречаю не часто.

— Привыкай. Перед тобой так называемая пневмогадюка. В простонародье 'змея-свистулька'. Чрезвычайно ядовита. Получив укус, отправишься в страну вечной охоты минут через пятнадцать-двадцать.

— Охренеть! Почему ты мне не говорила, что здесь водятся змеи? Наш дом стоит рядом!

— Эти змеи всегда были моей головной болью, пока не появился элгер. Так что не паникуй. В дом они не полезут. Ну а если всё-таки полезут, ты должен быть к этому готов. И вот тебе новое задание. Здесь я припрятала пару своих вещичек. Видишь вон там, около змеи? Теперь мне нужно их забрать.

— Что, вот прямо сейчас приспичило? А не лучше ли подождать, когда змея уползёт?

— Именно сейчас, Писатель! Я понимаю, что ты боишься змей. Моя старая хозяйка их тоже боялась до обморока. Но с этим страхом надо как-то бороться. А заодно и освоить необходимый навык. Забери у змеи мои вещи, и считай, что испытание ты прошёл.

— То есть, просто взять и забрать… У змеи… Ага. Как всё просто.

— Да не особо и сложно.

— Ты, наверное, издеваешься. Подкалываешь, да? Ладно. А я попробую. Отберу у чёртовой змеи твои чёртовы шмотки…

Я опустился на четвереньки и стал медленно подползать к этой пятнистой змее. Она заметила меня, и тут же повернула ко мне треугольную голову. При этом из её затылочного дыхала с пронзительным и чрезвычайно мерзким свистом, вырвалась струйка сжатого воздуха. От неожиданности я отпрянул назад. Вот почему её называют 'свистулькой'. Так она отпугивает врагов. По типу нашего гремучника.

— Да ну нафиг!

— Эх, ты. Трусишка. Вот, смотри и учись, — Райли подвинулась к змее бочком, не спуская с неё глаз, а затем вдруг резким движением руки выхватила из-под неё свой узелок. Змея тут же атаковала, заставив меня вздрогнуть, но промахнулась, и в гневе, со свистом, вытянула шею на метровую высоту.

— Делов-то, — охотница демонстративно покачала перед моими глазами своим узелком, а затем, развязав его, вынула вяленое мясо, и начала спокойно жевать.

— Вот это реакция, — восхитился я.

— Теперь давай ты попробуй. Там ещё осталась моя баночка. Достань мне её.

— А если змея меня укусит? У тебя есть противоядие?

— Есть. Не бойся.

— Лады, — я хорошенько прицелился, напряжённо глядя в змеиные глаза-бусины.

— Отвлеки её. Зрение у змей плохое, поэтому в первую очередь она реагирует на движение крупных объектов, и лишь затем — не мелкие. Твоё тело — это крупный объект, поэтому за ним она сейчас и следит. Твоя рука для неё — это не часть тебя, а совершенно другой, объект. Мелкий. А значит, её она не замечает. Воспользуйся этим.

— Сейча-ас, — я весь напрягся, сосредоточился как мог.

На самом деле, стоило мне отклониться чуть в сторону, как змея тут же сдвигалась туда же. Только бы в лицо мне не впилась… Выверив расстояние до заветной баночки, как следует прицелился. Права на ошибку у меня нет. Резко схватить — и назад! Главное, сознание не потерять. Мало того, что эта игра со змеёй меня напрягает, так ещё и нагрузка на сердце давит, словно тяжёлая глыба. Чем дольше медлю — тем труднее становится. Нужно с этим заканчивать. Готов!

Я выбросил вперёд руку так быстро, как только мог, но вместо баночки моя кисть ощутила резкую боль. К руке что-то прицепилось, и я не сразу осознал, что это была змея. Соря ругательствами, я тут же стряхнул её, и откатился назад. Змея засвистела и начала извиваться кольцами.

— Укусила! Чёрт! Она меня укусила!

Две маленькие ранки на внешней стороне ладони быстро увеличивались в размерах от обильно текущей крови.

— Вот же, зараза! — я начал поспешно высасывать кровь из ранок, тут же сплёвывая её в сторону.

— Бесполезно, — равнодушно заметила Райли, жуя мясо. — Так ты от яда не избавишься.

— Хватит жрать! Давай сюда своё противоядие! Вот же угораздило меня пойти на это…

— Понимаешь, Писатель, вся загвоздка кроется именно в том, что противоядие находится в баночке, которую ты до сих пор не достал.

— Чего-о?! Ты шутишь, да? Ты нарочно? Райли, мне сейчас не до шуток! Меня, если ты помнишь, только что змея укусила. И жить мне осталось, в лучшем случае, двадцать минут! Не валяй дурака, и достань противоядие! Скорее!

— Ох, Писатель, — она отложила узелок с мясом в сторонку, и приблизилась ко мне, серьёзно глядя в глаза. — Как же ты привык зависеть от меня. Пора самому попробовать бороться за свою жизнь. В той баночке находится твоё спасение. Добудь её, если хочешь жить.

— Да что же это за наказание…

— Это урок. Жестокий урок выживания. Действуй, Писатель, не теряй времени. Но учти. Запасов яда у средней пневмогадюки хватает на пять укусов. Если она укусит тебя второй раз, то доза яда в твоём организме возрастёт в геометрической прогрессии, сократив отпущенное тебе время наполовину. Третий укус будет смертельным. Поэтому ты уж постарайся.

— Но я не смогу.

— А что ты хотел? Чтобы я взмахнула волшебной палочкой, и превратила тебя в супергероя?

— Чёрт…

Я умоляюще смотрел на Райли в надежде разглядеть в выражении её лица хоть какой-то подвох. Наверняка змея не ядовитая, и она просто дурит мне голову. Но никаких лишних эмоций на этом бесстрастном лице не наблюдалось. Ко всему прочему, я начал понимать, что моё самочувствие ухудшается. Начался озноб, ноги похолодели, словно в обувь насыпали льда, дышать стало затруднительно.

— Мне становится хуже.

— Ещё бы. Скоро будет совсем плохо.

Передо мной как будто была другая Райли. Не та, вчерашняя, сентиментальная и ласковая, а другая, традиционная, циничная охотница. А вдруг она и вправду позволит мне умереть? Судя по виду, моя паника её заводит. От этих мыслей на меня навалился неподдельный страх. Ещё несколько минут назад я был вполне здоров и беззаботен, а теперь, совершенно неожиданно, оказался в цепких клешнях смерти. Я реально почувствовал её приближение. И наконец-то понял, что выбора у меня не осталось. Момент, когда страх перед собственной гибелью испепеляет все прочие страхи.

— Да гори оно всё синим пламенем!

Я бросился прямо на змею, и тут же застыл. Первая мысль была: 'Паралич! Всё, приехал'. Но разве при параличе ощущаешь парализованные конечности? Да и подвижность не исчезла, а, скажем так, замедлилась до предела. Зато сердцебиение успокоилось и вошло в привычный ритм. Я слушал, как сердце сокращает частоту своих ударов, и почему-то успокаивался. Сознание прояснилось. Тяжесть отвалила от головы. Шум в ушах превратился в звонкую тишину. Сколько времени я так сидел, замахнувшись рукой на змею — сложно сказать. Ощущение было такое, словно меня поместили в центр густого, липкого желе. Даже повернуть голову было непросто. Она поворачивалась, но с трудом, очень медленно. Вслед за удивлением, пришла догадка — не я один медленно двигаюсь. Всё вокруг меня замедлилось. Я каким-то образом останавливаю время! Вот это — да! Так вот что Райли хотела мне показать. Вот, значит, как можно опередить змею!

И я стал поворачивать руку, выбирая нужную траекторию броска. Проталкивая её сквозь сопротивляющееся пространство, мне казалось, что рука входит в тугую смолу. При этом, как оказалось, совсем не обязательно было выдерживать стандартную скорость движения, и можно было усилить работу мускулов, придав руке дополнительное ускорение, что впрочем было сопряжено с болевыми ощущениями в области мышц и суставов.

Змея тоже двигалась. Когда моя рука приблизилась к ней сантиметров на тридцать, она медленно повернула к ней голову, прицелилась, и набросилась, разинув пасть. Выглядело это жутковато, но опять же, никакого страха я не испытал, потому что теперь уже мог спокойно просчитать скорость движения своей руки и угол отклонения от змеиной атаки. Даже в 'замедленном кадре', змея двигалась довольно быстро. Но и я ей не уступал. По скорости мы были равны, а вот расстояние явно было на моей стороне. Ко всему прочему, я мог крепче сосредоточиться, замедляя время ещё сильнее. При этом наши скорости заметно падали, но зато время на раздумья увеличивалось. Это было непередаваемо!

Конечно же я успел. И как только моя рука вышла из-под удара змеи, в ушах гулко ухнуло, и время тут же вернулось к своему обычному течению. Сердце опять разогналось, а рука с баночкой, по инерции, рванулась назад, и выронила её.

— Чёрт! Чёрт! — я кинулся вслед за своим укатившимся спасением, догнал, трясущимися пальцами отвинтил крышку, и тут же отхлебнул содержимое. — Уфф! У-уфф!

Райли весело рассмеялась.

— Чё ты смеёшься? И почему это противоядие по вкусу совсем как вода?

— Наверное потому, что это вода и есть.

— Но ты же сказала…

— Писатель, успокойся. Я обезвредила 'свистульку' заранее. Сцедила яд и обломала зубы.

— Тогда почему мне так пло…

— Плохо? Ты в этом уверен? Каково твоё самочувствие?

Что за чёрт? Я действительно чувствовал себя превосходно. Он недавней лихорадки не осталось и следа. Лишь укушенная рука слегка саднила, а её мышцы ныли.

— Как это понимать? Я думал, что умираю.

— Вот именно потому, что ты так думал, тебе и было нехорошо. Это нервы. Самовнушение.

— Так значит я…

— Ты будешь жить. Но ранки на руке всё-таки промой. Для этого воспользуйся добытой водичкой.

— Ну и стерва ты, Райли! Ты знаешь об этом? Вот уж не думал, что ты так со мной поступишь!

— Что поделать? Иначе бы ты ни за что не решился на такой поступок, — она ловко ухватила извивающуюся змею за шею. — А эту красавицу я сегодня изжарю тебе на ужин. В знак примирения.

— Просто охренеть можно…

— Да хватит злиться. Всё было под контролем. Я бы никогда не подвергла твою жизнь опасности.

— Я не злюсь. И вообще, я уже не об этом.

— А о чём?

— Об остановке времени. Значит временем можно управлять?

— Управлять нельзя. А вот слегка обманывать можно. То, что ты видел — не было остановкой времени. Время шло своим чередом. Это ты воспринимал его иначе. Мозг работает гораздо быстрее тела. И ай-талук помогает тебе временно оперировать сознанием без привязки к бытовым ограничителям. Это позволяет тебе ускоряться. Заметь, не тело становится быстрее, а только разум. Поэтому принудительное ускорение движений чревато как минимум растяжениями и разрывами связок.

— Я это уже понял, — кивнул я, потрогав ноющую руку.

— Поэтому такой приём используется исключительно для ускорения реакции. Быстрее бегать ты не сможешь, зато быстрее реагировать — легко. Сегодня ты доказал, что способен на те же действия, что и любой изгнанник. Ты двигался так же быстро, как и я. Лови! — она бросила в меня змею.

Я ещё не успел это как следует осознать, как в ушах опять засвистело, и меня окружило воздушное желе. Змея, беспомощно извиваясь, летела ко мне со скоростью брошенного воздушного шарика. Без малейшего труда я одной рукой перехватил её за шею, а другой — за хвост. Затем время вновь вернулось в своё русло.

— Как я и предполагала, одним ай-талуком здесь не обойтись, — продолжила Райли. — Необходим впрыск адреналина. Адреналин выступает катализатором. Он и без ай-талука способен повышать реакцию и вытягивать время в экстренных случаях, просто люди этим пользоваться не умеют. Дай сюда.

Она забрала у меня змею, и протянула взамен табакерку, — А вот это возьми, и всегда носи с собой. Но принимай только в самых необходимых случаях. Постоянно этим не балуйся. Потому что я до сих пор не знаю, как ай-талук влияет на мозги. Но то, что со временем он может серьёзно повлиять на рассудок — это факт. Поэтому не злоупотребляй.

— Понял, — мотнул головой я.

— Ну и молодец. На сегодня уроков достаточно. Мне пора заниматься своими делами. Идём домой, — подобрав узелок, Райли поспешила к лестнице.

*****

Щенячий восторг, вспыхнувший после той тренировки овладел мною настолько сильно, что я моментально позабыл про обиду, вызванную жестоким розыгрышем Райли. Сам не свой от счастья, в своих мыслях я уже примерял на себя яркое трико супергероя. Хотелось немедленно поэкспериментировать со своим новым навыком, и рука сама тянулась к заветной табакерке, но я сдерживался. Да и тренироваться было не на ком. Ни одной твари поблизости. Никто не нападает. Напрасно я облазил соседние коттеджи, надеясь найти ещё одну змею. Там было пусто. Как назло. И потому все мои мысли опять возвращались к Хромому. Он-то был на месте. Вот на ком нужно опробовать свои новые способности. К чему мелочиться? С такими умениями я уже могу кое-что ему противопоставить.

Теперь я уже был уверен, что буду разбираться с мясником. Сначала планировал ещё раз попытаться подбить на это дело Райли, но в свете последних событий, когда чувство собственной значимости зашкалило все разумные пределы, я решил оставить это в тайне, чтобы сделать подруге сюрприз. Вот она удивится, узнав, что я в одиночку завалил мясника! Со змеёй я повёл себя не самым достойным образом, продемонстрировав свою трусость и слабохарактерность. Поэтому поверженный мясник должен меня реабилитировать.

В тот же день, не в силах сидеть на месте, я решил провести разведку боем. Удача мне благоволила, и я пришёл к логову мясника как раз в то время, когда он гонял кого-то по лесу. Вдалеке трещали деревья, и гудел грозный рёв, но самого Хромого видно не было.

Здесь я должен признаться, что при подходе к электростанции, вся моя смелость тут же съёжилась до состояния сухофрукта. Ведь одно дело представлять мясника, находясь от него на приличном удалении, и совсем другое — видеть его воочию, в десятке метров от себя. Что уж там говорить, если даже само его логово, без хозяина, одним своим видом и тяжёлым запахом сокращало мою уверенность в победе до ничтожно малой доли. Зная, что мясника поблизости нет, я всё равно подкрадывался к его жилищу трясясь, как осиновый лист, и прислушиваясь к каждому подозрительному звуку.

Забраться внутрь подстанции через пролом в стене решился не сразу. Оттуда так сильно тянуло смертью, что пришлось основательно побороться со своей трусостью. Ступив же на заваленный старыми костями пол логова, я окончательно растерял остатки самообладания. Всего лишь одна ошибка, и мои кости присоединятся к этой внушительной коллекции. Но раз уж решил довести дело до конца — отступать нельзя. Я прокрался к обломкам противоположной стены, и осмотрел поле, пролегающее за поваленной оградой. Мясник по прежнему лазил где-то в лесу. Значит время осмотреться у меня есть.

Здание подстанции было сильно повреждено. Раскуроченные трансформаторы придавило обвалившейся кровлей. Одна из стен полностью рухнула. Но внушительный кусок крыши, представлявший из себя сплошную бетонную плиту, продолжал чудом держаться на одном единственном, уже надломившемся вертикальном столбе. Находиться под этим навесом было опасно.

— Минуточку, — я осмотрел трещину в опоре, из которой торчали железные внутренности. — А ведь это идея.

Кровельная панель явно весила порядочно. И теперь, когда стена рухнула, на этот бедный столб пришлась львиная доля её веса. Опора держится на соплях. Стоит ей сломаться, и остатки крыши ухнутся вниз. Как раз на то место, где любит сидеть наш мясник. Я облизнулся от волнения. Задумка становилась всё привлекательнее. Но как заставить столб сломаться? Осторожно постучал по нему — ничего не произошло. Подняв с пола увесистую железку, ударил столб прямо по месту разлома. Посыпалось бетонное крошево, столб тревожно хрустнул, и, кажется, подогнулся ещё сильнее. С подпираемой панели на меня посыпалась пыль. Я на всякий случай отпрыгнул подальше. Не хватало ещё на себя это уронить.

Так и есть, опора держится на честном слове. Достаточно шарахнуть по ней чем-нибудь тяжёлым, и она не выдержит. Я осмотрел дальнюю стену под нависающим козырьком, и увидел пустой дверной проём, ведущий в щитовую. А вот и мой путь к отступлению. Вдалеке затрещали деревья. Видимо Хромой почувствовал, что в его жилище забрался непрошенный гость. Испытывать судьбу я не стал, и тут же опрометью бросился прочь, остановившись лишь возле 'Эсмеральды'. План действий был готов. Осталось отшлифовать его детали.

*****

Дни потянулись однообразной чередой, и реализовать свою задумку я всё никак не решался. Вместо этого, регулярно ходил к спуску, наблюдать за Хромым с безопасного расстояния. Таким образом, выяснил, что охотится он каждый день, но в разное время. После охоты утоляет голод, и спит пару часов. Проснувшись, садится возле своей любимой плиты, и начинает её царапать когтями. Этим монотонным занятием он может заниматься бесконечно долгое время. Наверное, оно его успокаивает.

Я решил напасть на него в тот момент, когда он заснёт. Даже если не получится сразу свалить на него крышу, я успею улизнуть через щитовую. В мыслях всё выглядело просто и незатейливо. Но как теперь заставить себя осуществить это? Сколько можно пасти проклятого мясника? Толчок к решительному действию рано или поздно должен был произойти. И вот, как говорится, свершилось.

В очередной день, я, как обычно, сидел с биноклем, наблюдая за поведением Хромого. Сегодня ему не повезло, он ничего не поймал, и вернулся в логово очень раздражённым. Это означало, что походы за водой сегодня крайне не желательны. Да мы и не собирались.

Убрав бинокль, я вздохнул, в очередной раз поругав себя за нерешительность, и повернул назад. Домой возвращаться не хотелось. Райли опять будет не до меня. До вечера она провозится в своей лаборатории. Но если не домой, то куда мне пойти? С этими размышлениями, я как-то машинально свернул в знакомую арку. Точно. Навещу балбесов-терапогов. Может быть кто-нибудь из них попытается меня низложить, и я обрету шанс отрепетировать на нём своё новое мастерство?

Увы, не вышло. Терапоги повыскакивали меня встречать, и всем своим видом выказывали лишь полное почтение и уважение. Они прыгали вокруг меня, что-то бубнили, взвизгивали. До чего же мерзкие существа! Спровоцировать их на конфликт тоже не удалось. Напрасно я обзывал их, топал ногами и замахивался кулаком. Они просто отпрыгивали и отходили на почтительное расстояние. Можно было конечно напасть просто так. Вряд ли бы они ополчились на меня за убийство своего сотоварища. Но идти на вероломство мне не позволяла совесть. В конце концов, угрозу для моей жизни они не представляли, и убивать их просто так, ради удовольствия, сможет наверное только такой же выродок, как и они. Но никак не человек.

Вскоре, я видимо надоел терапогам, и они постепенно вернулись в свой подъезд. Остался лишь мой 'приятель'. Он преданно сидел возле моих ног, как пёс.

— Н-да, — произнёс я. — Вот оно всё как в жизни складывается. И поговорить-то мне теперь не с кем. Только ты меня слушаешь.

Терапог весь подобрался, и с большим заискиванием заглянул мне в глаза.

— Забавно. Мы с тобой прямо как Николай Николаевич Миклухо-Маклай со своим другом, папуасом Туем, — я рассмеялся. — Вот только бороду я никак не отращу. Райли не нравится моя щетина.

— У-у, — протянул дикарь.

— Вот тебе и 'у'. Хочу я с тобой поделиться своей задумкой, приятель. Только ты об этом никому, договорились? Есть у меня желание замочить Хромого. Понимаешь, о чём я?

Терапог смотрел на меня в полном непонимании.

— Ну-у, смотри, — я соединил большие пальцы с мизинцами, растопырил оставшиеся три пальца, и зарычал. — Мясник. Понимаешь? Во-он тот. Который там, — Указал по направлению к спуску, а потом изобразил жестом удар воображаемым ножом себе в грудь, и издал предсмертный стон.

— Убить его. Понял?

— О-о-о-о! — протянул терапог, и тут же в ужасе запрыгал на месте. — Не-е-е-е. Бро! Нена-а-а-а!

— И ты туда же? Ты тоже в меня не веришь? Думаешь, не справлюсь? Да что же вы все так боитесь эту хромую тварь? Собрались бы вместе, да прибили его к чёрту.

— Не-е-е-е! — выл терапог, и осторожно поглаживал мою руку, видимо стараясь успокоить. — Нена-а-а…

— Да ну тебя, — я поднялся с лавочки, и отряхнул штаны. — Думал, что хоть ты меня поддержишь. Дикарь ты и есть дикарь.

Ей богу, чем больше они пасовали перед Хромым — тем больше росло моё желание с ним покончить. Мозги окончательно свихнулись на этой почве. Нет бы призадуматься, посмотреть на проблему со всех сторон, выяснить причину истинного страха перед этим чудовищем. Но зачем? С такой реакцией и ловкостью я непобедим! Мне всё нипочём! Ланселот хренов…

В тот вечер, на Райли опять снизошло лирическое настроение. Мы очень душевно побеседовали за ужином, и посмеялись, вспоминая былые приключения.

— И тут, только я начала мыть волосы, как наш элгер начал скрестись в дверь, представляешь? Я ему кричу — 'Уходи!' а он продолжает. И тогда до меня доходит, что нужно посмотреть в окно. А там, у ворот околачивается этот придурок Флинт! Ну ты же знаешь, как меня бесит, когда мешают мыться?

— Ещё бы не мне знать!

— Ну вот. А тут ещё этот болван припёрся. Эх, меня взъело! Ну, думаю, сейчас я на нём отыграюсь за то, что он надо мной покуражился, когда мы его предупреждать ходили. Сейчас он у меня будет ползать, как червяк! Нет, я его убивать не хотела, конечно. Ну, то есть, могла, но целью не ставила. В общем, вся мокрая, накинула ночнушку, надела ботинки, схватила ножи, и вперёд.

Мы рассмеялись.

— Представляю реакцию Флинта!

— Да я сама себя боялась.

— Ваше появление на фабрике было, конечно, эпичным. Я тебя такой злой никогда не видел.

— Ага. А вот если бы уроды Грязного Гарри дали мне спокойно помыться, может быть и остались бы в живых. Я после бани добрая.

Мы посмеялись ещё немного.

— А помнишь, как Тинка оседлала Флинта? — спросил я.

— Да, мне тоже понравилось, — ответила Райли. — Всё-таки он такой глупый.

— Значит она тебя больше не раздражает?

— Ты про Тинку? Ну раздражала, пока жила здесь. А теперь-то она ушла. Какой смысл на неё злиться?

— В 'Детском мире' мне даже показалось, что вы с ней поладили. Вместе выбирали одежду. Она с тобой советовалась.

— Женские штучки, — отмахнулась Райли. — Мы просто развлекались.

— Как подруги.

— Не-ет. Тинка мне не подруга. Просто… Ну-у, я увидела, как она к тебе относится. Поняла, что она искренне хочет тебе помочь. Я могу её понять. В тебе есть что-то такое. Что притягивает нас. Тина, конечно, жуткая хитрюга. Она не будет, как я, выкладывать тебе всю подноготную о своих чувствах. Но я готова ручаться, что она тебя не предаст. Поэтому, Писатель, если со мной что-нибудь случится — немедленно прибивайся к Тинке. Во Флинте я не уверена. А Тинка тебя в беде не оставит.

— Я знаю, что не оставит. И пожалуйста, не говори, что с тобой что-то должно случиться.

— Ну, мало ли? Надо быть готовым ко всему.

— Нет уж, Райли, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось. Теперь я уже не тот слабак, которого ты встретила в своём охотничьем домике. Я кое-что понял, и кое-чему научился. И я смогу постоять как за себя, так и за тебя.

— Ты молодец, Писатель, — она улыбнулась и нежно обняла меня. — Ты такой хороший. Знал бы ты, какой ты хороший. Мне с тобой очень хорошо.

— И мне с тобой тоже.

— Жаль, что мы из разных миров.

— Да и по фигу. Разве это может помешать нашим отношениям?

— Ты всё идеализируешь, — она выпустила меня из объятий, и, отодвинувшись, грустно вздохнула. — Да, теперь ты видишь не только моё тело, но и мою внутреннюю сущность. Но без тела эта сущность не приживётся в твоём мире. Общаться с ней — всё равно, что общаться с ветром, или с радугой. В мире людей я буду лишь призраком. Одинокой, скитающейся душой.

— Погоди. У тебя же есть тело.

— Его время на исходе. Я уже с трудом сохраняю его от распада. И когда-нибудь мне придётся с ним расстаться. Может быть, через год. Максимум — через два. А ещё раньше я потеряю остатки красоты. Буду лысой, жуткой, синюшной уродиной, на которую ты даже смотреть не сможешь без отвращения и жалости.

— Прекрати, Райли. Ты всегда будешь красоткой…

— Нет, не всегда. Я лишь надеюсь, что ты покинешь город раньше, чем я начну увядать.

— Но у тебя ещё есть возможность осуществить свою мечту.

— Это маловероятно. Я конечно же буду пытаться, но шансы очень малы. Да что мы всё о грустном? Давай о чём-нибудь приятном поговорим?

— Давай. О чём?

— Например, о твоей книге. Ты уже придумал, о чём будешь писать?

— Да что же вас всех моя книга так волнует?

— Кого, 'нас всех'?

Я осёкся, вспомнив, что доселе моей книгой интересовалось только Хо, о чём Райли знать никак не могла.

— Это я так, в общем… Ну, что могу сказать? Материала для работы — с избытком. Даже если просто опишу свои похождения — уже получится внушительный роман. Хотя и не думаю, что его напечатают.

— Почему?

— Потому что, как обычно, получится неформат.

— А 'неформат' — это что?

— Впустую потраченное время…

Райли покачала головой.

— Я надеюсь, что ты ошибаешься… Если бы я жила в твоём мире, я бы много читала. Начала бы со сказок. Потом бы перешла на серьёзную литературу. Познавала удивительный мир людей. Здесь тоже есть книги. Остались от старых хозяев. Но читать здесь некогда. Да и незачем. Потому что даже обсудить прочитанное здесь не с кем. Задать появившиеся вопросы некому. Поделиться можно только с этими стенами… А ведь книги — это величайшее изобретение людей. Простой и гениальный способ перенести свой внутренний мир на бумагу. Изгнанники видят лишь символы, напечатанные на переплетённых страницах, а люди умеют видеть то, что за этими символами кроется. Историю, персонажей, целый мир. Печатные символы проникают в их разум и превращаются в образы. Это ли не чудо? А вы его даже не цените. Ваше искусство, само по себе, великий дар. Потому что оно не привязано к строгим логическим правилам. Ведь оно основывается на чувствах и эмоциях, а не на расчётах. Именно поэтому я мечтаю поселиться в вашем мире. Потому что в нашем мире этого нет. Нет дружбы, нет сочувствия, нет любви.

— В нашем мире их тоже становится всё меньше и меньше, с каждым годом.

— Но они есть. И вы должны их беречь…

Мы ещё немного поговорили о чём-то банальном. На этом, день подошёл к завершению. Готовясь ко сну, Райли заявила, что сегодня она хочет хорошенько выспаться. Это означало, что она решилась впервые погрузиться в глубокий сон на всю ночь. Я на всякий случай спросил её, не страшно ли ей? На что она ответила, — 'Нет, не страшно. Ведь ты меня защитишь?'

— Конечно, — ответил я, глядя, как безмятежно она засыпает. А внутри всё перевернулось от нахлынувших чувств.

Подумать только. Наконец-то я по-настоящему оберегаю Райли, а не наоборот. Она уже доверятся мне полностью, безгранично. С уверенностью передаёт свою жизнь в мои руки. Значит время пришло. Теперь я просто обязан утвердить своё положение, и доказать, в первую очередь самому себе, что по праву заслуживаю её доверия! Что я готов ради неё на любой подвиг!

Завтра я убью Хромого…

*****

И вот, этот день настал. Вы спросите, не сомневался ли я в своих намерениях? Ещё как сомневался. Всё-таки идти против такого могучего врага, как мясник — это вам не собаку с пустыря шугануть. И я бы, наверное, отказался от подобной затеи, если б не удачные стечения обстоятельств, которые, как назло, подталкивали меня к этому. Во-первых, отличная солнечная погода. Во-вторых, отсутствие Райли, увлечённой своими изысканиями. И в-третьих, состояние Хромого, которому как раз кстати повезло на охоте. Он завалил какую-то крупную добычу, и уже с утра нажрался до отвала, после чего тут же заснул. Его чудовищный храп разносился по округе, словно в подстанции работал дизельный генератор. Короче, сегодня всё располагало к успеху.

Сложнее всего было вытащить Котю из дома. Этот упрямый домосед совсем перестал меня слушаться. Сначала он дошёл до прихожей и остановился. Как же долго я его звал: подманивал, упрашивал, ругался. Но он сидел как вкопанный, глядя на меня непонимающим взглядом. Но этот шельмец всё прекрасно понимал. И специально делал вид, что не догадывается, о чём я его прошу. Я бы ему поверил, если бы не случай, когда он, по моему приказу, стрелял из арбалета. После такого вызвать у меня сомнения в своих умственных способностях он уже не мог. Котя был чертовски мудрым. А мне, дураку, тогда следовало самому призадуматься над своей затеей. Но я был слеп.

В общем, с Котей я возился долго, опасаясь, что нашу возню услышит Райли. С большим трудом, мне удалось буквально за шкирку выволочь его во двор. 'Ну и упрямая скотина!' — ворчал я. — 'А ведь когда-то ты ради меня был готов на всё. Ну а теперь что? Дом стал тебе дороже друга?' Котя нехотя плёлся за мной. Постоянно останавливался и оборачивался назад. В результате, на путь до электростанции мы потратили уйму времени.

По дороге, я забежал в угловой коттедж, где в гараже мною была заранее припрятана здоровенная чугунная кувалда, с длинной железной рукояткой. Я с трудом её поднимал. Но лучшего орудия для разрушения заветной опоры было не сыскать. В том, что хлипкая балка падёт под первым же сокрушительным ударом, сомнений у меня не было. Да и вообще, я, мягко говоря, переоценивал свои силы, отважно волоча эту тяжеленную дуру, словно грозный мьёллнир. Наверное, со стороны я выглядел как полный идиот.

Чем ближе мы приближались к руинам, тем сильнее тормозил Котя. Он-то, в отличие от меня, идиотом не был, и прекрасно понимал, какой опасности мы подвергаемся. Умоляюще глядя на меня, он мяукал, и постоянно разворачивался назад. Но я был непреклонен, вновь и вновь шикая на него, чтобы он не упрямился. Котя был мне необходим, чтобы подкрасться к Хромому незамеченным. Стоит гиганту уловить мою энергию, как он проснётся, и вот тогда мне несдобровать. Можно было конечно не впутывать бедного элгера в эту авантюру, но я не хотел полагаться в этом деле на один лишь ай-талук. Котя же обеспечивал мне полную энергомаскировку. Поэтому, первая часть моего плана сработала на ура. Я подобрался к подстанции, не выдав себя.

Хромой спокойно дрых в углу. Как раз под угрожающе нависшим козырьком. Идеальное положение! Один хороший удар по столбу, и тяжеленная плита грохнется прямо ему на пузо. Прощай, мясник. Ты жил как урод, и сдохнешь уродом! Стараясь не шуршать, я перешагнул через обломок стены, и ступил на усеянный костями пол. Сухие мослы предательски затрещали. Я стал двигаться с удвоенной осторожностью, предварительно расчищая место для очередного шага носками ботинок. Мясник лежал на боку, спиной ко мне. Его бока, покрытые подсохшей кровью последней жертвы, мерно раздувались, как кузнечные меха. От жуткого храпа, всё внутри меня клокотало. Сделав к нему несколько шагов, я обернулся. Котя испуганно смотрел на меня из щели в стене. Я махнул ему рукой, но он не пошевелился. И тут вдруг Хромой начал переворачиваться. Трусливого элгера как ветром сдуло. Да и я весь похолодел от ужаса. Неужели я его потревожил?! Нет, он просто лёг на спину. Огромная ручища с размаху грохнулась в трёх метрах от моих ног, разбросав жёлтые кости по сторонам. Левый глаз монстра безучастно уставился прямо на меня. Это было так страшно и неожиданно, что я не смог ничего предпринять. Просто замер, и беспомощно смотрел на него. Глазное яблоко мясника быстро помутнело, расфокусированный зрачок закатился под верхнее веко, после чего глаз закрылся. С уголка клюва тянулся ручеёк слюны. Хромой продолжал спать.

Неужели не заметил?! Неужели мне опять повезло? Вернув себе возможность двигаться, я обернулся назад. Коти и след простыл.

— Ну и чёрт с тобой, — беззвучно прошептал я. — Трус несчастный.

Впрочем, он всё равно больше мне не нужен. Поглотив всю мою избыточную энергию, он дал мне фору не меньше пятнадцати минут. Это больше чем достаточно. Глаз уловил остатки недавней трапезы Хромого. Невозможно было понять, что это было за животное. Просто развороченное месиво из мяса, кишок и костей. Сильно воняло свежей кровью. Эта вонь буквально парила, вызывая тошноту и сводя с ума. Стремясь унять дрожь в руках, я извлёк шарик, ускоряющий сознание, при этом едва не рассыпав остальные. Это плохо, что меня так трясёт. Нужно немедленно успокоиться. Но как тут успокоишься, если совсем рядом лежит великан-людоед, готовый в любую секунду проснуться? Я разжевал 'ускоритель'. Ну всё. Началось!

Не дожидаясь, когда в голове раздастся знакомый шум, я подкрался к столбу, развернул кувалду, прицелился, и ударил… Бил со всей дури. Как только мог. Попал точно по сгибу. В общем, всё сделал как надо. Не был готов лишь к одному. К тому, что проклятая балка выдержит. Чёрт! Она выглядела такой хилой! Кто мог подумать, что она устоит?!

От удара, бетонный столб прогнулся ещё сильнее. Плита провисла вниз на полметра. С неё, прямо на спящего мясника, водопадом посыпался песок и мелкий мусор. Тот проснулся, и заворочался, рыча спросонья. Он никак не ожидал встретить в своём логове непрошеного гостя, ведь моя энергия им не ощущалась. Замешательство Хромого подарило мне несколько драгоценных секунд, чтобы бросить кувалду, и кинуться наутёк, вслед за Котей, но я этим не воспользовался, и в очередной раз затупил. Пока монстр неуклюже поднимался, я ударил кувалдой по сгибу столба ещё раз, в слепой надежде сломать его хотя бы теперь. Но он опять выдержал. Да и по сгибу я не попал. В общем, всё складывалось для меня более чем печально. Выручил лишь вовремя подействовавший 'ускоритель'. Наконец-то пришедший в себя Хромой, внезапно обрёл невероятную для такой туши резвость, и замахнулся на меня лапой, как на назойливую муху. Эта трёхпалая колотушка должна была вмять меня в пол. Но адреналиновый удар отбросил моё тело назад в самый последний момент, и я буквально проскользнул между его пальцами. Не останавливаясь, мясник тут же замахнулся второй рукой. Словно нырнув под воду, я вновь успел 'замедлить время' и пригнулся. Окровавленный коготь просвистел в пяти сантиметрах от моей головы. Вот это скорость! Даже ускоряя реакцию, я едва успеваю уходить от его атак. И это при таких габаритах! Дальше оставаться на месте было уже равносильно смерти, и я бросился к спасительной двери. 'Бросился' — сильно сказано. Сначала я шлёпнулся прямо на задницу. Под копчик воткнулось чьё-то острое ребро. Боль была такой адской, что меня выдернуло из временного стазиса, и вот тут я понял, что доигрался. Противопоставить мяснику мне было нечего.

Неожиданно выручил накренившийся козырёк кровли, об который Хромой со всей силы стукнулся головой, распрямляясь в полный рост. Видимо не ожидал, что крыша стала ниже. От боли, монстр замешкался, упал на колени, и с рёвом схватился за голову. Я, тем временем, оттолкнувшись обеими ногами, словно кузнечик, отпрыгнул от него назад, после чего, на карачках пополз к двери, и, с заходящимся сердцем, ввалился в спасительную щитовую. И здесь окончательно понял, какой же я придурок. Легкомысленный, невнимательный кретин! Щитовая была тупиком. Более того, провалившаяся кровля, образовала в этом помещении сплошной завал, а ничтожный свободный участок, примерно три на два метра, располагался аккурат напротив входа. Единственное что здесь оставалось — это вжаться в противоположную стену, и молиться всем богам подряд, чтобы Хромой не смог до меня дотянуться.

А он не дотягивался совсем чуть-чуть. Как только я припал к углу, следом, в дверной проём тут же втиснулась чудовищная башка. Клювастая пасть раскрылась на всю ширину, и, вместе с рёвом, меня обдало потоком обжигающего, зловонного дыхания и липкой слюны. Если бы я не прижимался к стенке, то обязательно бы упал. Голова Хромого втянулась обратно, и вместо неё появилась рука. Когтям-косам не хватило совсем чуть-чуть, чтобы располосовать меня, как бифштекс. Они вонзились в пол, пропахав его до самого выхода, словно плугом с тремя лемехами. Я успел заметить, как между окровавленными пальцами этой страшной руки с треском пробегают дуговые разряды. Как хорошо, что Хромой уже разрядился в свою предыдущую добычу, а то от меня бы остались одни угольки. Не в силах дотянуться до меня, мясник начал пытаться втиснуться в узкий проход, но его плечи были слишком широкими, и он не пролазил. Тогда тварь стала пытаться раскурочить стены вокруг проёма, нещадно царапая их когтями и кусая клювом. Поначалу эта затея казалась мне бессмысленной, но затем, увидев, какие крупные куски Хромому удаётся выламывать из стены, постепенно расширяя лаз, я начал понимать, что рано или поздно он до меня доберётся.

Я оказался в западне. Бежать некуда. На помощь никто не придёт. Если бы мне хватило ума предупредить о своей затее хотя бы Флинта, или Тинку, то ещё была бы хоть какая-то надежда, но я ушёл, никому ничего не сказав. А Райли вообще сейчас думает, что я сижу со своим блокнотом на втором этаже. Когда теперь она освободится, и догадается, что меня уже долго нет дома? К тому моменту меня уже не будет в живых. Но пока я ещё на что-то надеялся. Не знаю, на что. Может быть, на Хо. Или на те странные голоса, которые уже однажды спасли меня от злодея. Правда я так и не понял, как и зачем? Но что им стоит спасти меня вновь? Боже! Да хоть кто-нибудь! Вытащите меня отсюда!!!

Мясник опять дико заорал, но теперь его крик не пылал гневным азартом. Скорее это был вскрик от неожиданной боли. Ужасные лапищи больше не лезли в моё укрытие. Монстр отступил от выхода. Но почему? Не веря в своё везение, я всё так же по стеночке прокрался ближе к проходу, и осторожно выглянул наружу. Моему взору открылась широченная спина Хромого располосованная двумя глубокими вертикальными бороздами по обе стороны от хребта. Знакомый почерк. Неужели Райли? Я вытер жгучий пот, льющийся в глаза, и, замерев, начал следить за развитием событий. Точно. Она появилась из-за угла, с противоположной стороны, прямо напротив Хромого, держа оба ножа наготове. Напряжённая, как натянутая струна. Двигалась плавно, без резких движений, выверяя каждый шаг. Я сразу понял, что она пытается отвести мясника подальше от меня, как птица уводит хищника от своих птенцов. Хромой молча следил за ней. Непонятно, что творилось в его голове, но он почему-то медлил с атакой. Какой же маленькой выглядела Райли по сравнению с ним! Словно кукла Барби против большого плюшевого медведя. Один удар, и от неё останется лишь мокрое место. Как же она с ним справится? Мысли оборвались, когда мясник, взревев, ударил обеими лапами в усеянный костями пол, и пошёл в атаку. Начался самый страшный и самый запоминающийся поединок, который я когда-либо видел.

Монстр накинулся на Райли, попытавшись схватить её, но та увернулась, поднырнув под Хромого. Проскользнув между его ногами-колоннами, она незамедлительно рубанула кукри с обратной стороны повреждённого вражеского колена. Наверное, это был наиболее уязвимый и болезненный участок. Нога чудовища подогнулась, и он, грохнувшись на одно колено, с диким воплем забросил руку себе за спину, норовя поймать обидчицу. Не получилось. Тогда эта туша начала разворачиваться в противоположную сторону. Чрезвычайно резво, для такого тяжёлого существа. Ручища описала полукруг в сто восемьдесят градусов, и ударилась в опору, которую я пытался сломать. Но тоже не смогла её разрушить. С покосившегося столба осыпались бетонные осколки, обнажив деформированный железный каркас, продолжавший удерживать злополучную крышу. Райли опять ушла из-под удара, переместившись в слепую зону. Мясник оказался хитрее, и сдал назад, вынудив охотницу выскочить на обозримый участок, чтобы не оказаться прижатой к стене. Оказавшись в поле зрения врага, Райли вновь пришлось уворачиваться от его смертоносных лапищ. Новый замах оставил на костяном полу широкую дугу. Девушка успела перепрыгнуть ловившую её руку, но та неожиданно вернулась, слово маятник, отшвырнув Райли через пролом в стене, куда-то за пределы руин. Судя по треску ломаемых веток, она приземлилась в ближайших кустах. Повезло ещё, что удар пришёлся тыльной стороной лапы, а не когтями. Победоносно ревя, Хромой пошёл смотреть, куда улетела его противница. Дойдя до пролома, он остановился, и, наклонившись вперёд, начал всматриваться в заросли. Тут-то Райли и выскочила прямо у него из-под ног, с какой-то длинной железкой в руках. Сделав перекат, она оказалась позади исполина, и тут же вскарабкалась ему на спину, цепляясь за складки на его толстой коже. Затем, она с размаху воткнула ржавый металлический прут, словно короткое копьё, прямо в борозду ножевого ранения, и налегла на него, проталкивая глубже под кожу монстра. Естественно, Хромой тут же её скинул, но желанный эффект был достигнут. Вопя и размахивая ручищами, мясник, пытающийся выдернуть больную 'занозу' из своей спины, на время отвлёкся, потеряв контроль над ситуацией, и позволив неприятелю выбрать новое направление удара. С этого момента началось настоящее кровавое шоу. Так молниеносно Райли не двигалась никогда. Ни до, ни после той битвы. Чтобы победить такого серьёзного врага, ей пришлось поступиться принципами, и действовать в ущерб своему телу, перешагнув через порог его физических возможностей. Прытко, по-обезьяньи, вскарабкавшись Хромому по ноге, как по дереву, она прошмыгнула у него подмышкой, и тут же оказалась у гиганта на плече. Тот с размаху ударил по ней свободной лапой, но лишь поцарапал себя собственными когтями. А Райли, оседлав его правое предплечье, обхватила ногами толстую, узловатую руку, после чего принялась с невероятной быстротой шинковать её одновременно обоими ножами. В разные стороны кровавым фейерверком брызнули ломти живого мяса, вылетающие из-под синхронно работающих лезвий. 'Мясорубка' продолжалась не больше двух секунд, но когда взвывший от боли мясник наконец-то стряхнул Райли со своей руки, я заметил, что та успела основательно изрезать её в промежутке между плечом и локтевым сгибом. Из огромной раны обильно хлестала кровь, а повреждённая рука, из-за рассечённых мышц и сухожилий, стала хуже подчиняться своему хозяину. Но Хромой всё ещё был слишком опасен. Боль придала ему дополнительной ярости, и, несмотря на полученные ранения, он лишь распалился, усилив напор своих атак. Это сказалось на точности и целенаправленности его ударов. В основном, вместо противницы, он попадал то по стенам, то по трансформаторным блокам, круша их эффективнее демонтажного экскаватора. Но всё же Райли пока что не рисковала контратаковать, прячась за любыми возможными укрытиями, и постоянно меняя своё местоположение. Риск был слишком велик. Ведь если в битве с другим изгнанником, либо со зверем равной весовой категории, она могла себе позволить пропустить один-два удара, не понеся при этом критических повреждений, то любой, даже незначительный удар мясника, стал бы для неё смертельным. При таком раскладе требовалось действовать с предельно максимальной осторожностью. Она ждала, когда истекающий кровью противник начнёт терять силы. Однако, сил в нём было ещё хоть отбавляй. Чтобы не оказаться загнанной в угол, Райли попыталась выскочить из 'капкана', но не успела. Хромой прижал её лапой к земле, чудом не переломав все кости, схватил, и начал поднимать. Но вскоре выронил, потому что Райли, изловчившись, успела полоснуть его ножом по запястью. Зажав образовавшуюся рану, монстр протяжно заревел, а изгнанница, упав с двухметровой высоты, тут же вскочила, подхватила валявшуюся рядом кувалду, и ударила ею по коленной чашечке повреждённой ноги Хромого. При этом колено гиганта с хрустом выгнулось в обратную сторону, и тот, потеряв равновесие, всем своим ростом грохнулся на бок, вызвав небольшое землетрясение. Бросив кувалду, девушка сделала новый перекат, уйдя из-под навесного удара лапой, и схватила выпавший металлический прут. Приподнявшись на руках, Хромой попытался дотянуться до неё клювом, но немного не достал, а Райли, не растерявшись, вогнала ему ржавый стержень прямо в глотку. Крик монстра превратился в хрип. Он яростно замотал головой. Изгнанница попытался запрыгнуть ему на шею, но он, выдернув стержень из пасти, отшвырнул её резким взмахом лапы. Казалось, что зацепил совсем чуть-чуть, но бедная Райли, выронив нож, кубарем отлетела к стене, где согнулась в три погибели, схватившись рукой за грудь, наискось рассечённую когтем. Пару мгновений оба корчились от боли. Но охотница поднялась на ноги быстрее своего гигантского соперника. Подбежав к поднимающемуся на четвереньки Хромому, она высоким прыжком заскочила ему на шею, после чего запрыгнула на кровельный козырёк. Сначала мясник потерял её из виду. Стоя на коленях, и опираясь на руки, он крутил головой по сторонам, хрипло пыхтя. Наконец, сообразил задрать морду кверху, и, увидев Райли, полез следом за ней. Сначала забросил обе лапы на край покосившейся плиты, а затем начал грузно подтягиваться. Опора тоскливо заскрежетала под такой непосильной тяжестью. Райли пару раз подпрыгнула на одном месте. И вот, наконец-то, столб не выдержал, и переломился. От него со звоном отлетела в сторону какая-то железка, упавшая неподалёку от меня. Кровельная плита с хрустом и грохотом повалилась вниз, вместе с висящим на ней мясником, и упала, придавив ему шею.

— Да! Получилось! — вне себя от счастья, я выскочил из своего укрытия.

Но тут же понял, что это ещё не конец. Хромой продолжал бороться. Он громко дышал, и с каждым его выдохом, из пасти вылетало облачко горячего пара, красного от крови. Глаза бешено вращались в орбитах. Он не думал сдаваться. Упершись обеими руками в край придавившей его плиты, мясник напрягся, и из последних сил начал поднимать её, словно тяжелоатлет штангу. Возможно, ему бы даже удалось из-под неё выбраться, но Райли не оставила ему такого шанса. Спрыгнув с плиты, она подошла к изголовью поверженного, но не сдающегося врага, подняла кувалду, и, со всего размаха, заехала ему прямо в лоб. Хромой уронил плиту, но всё ещё был жив. Просто удивительно, насколько прочным был его череп. Райли ударила второй раз, но лишь сделала в его башке небольшую вмятину. И лишь с третьего раза кувалда проломила лобную кость, с хрустом и чавканьем, погрузившись внутрь черепной коробки. При этом, левый глаз Хромого вылетел из глазницы. Великан издал последний хрип, исторгнув из пасти кровавый фонтанчик, и затих навсегда. Упавшая на округу тишина нарушалась лишь сумасшедшим дыханием Райли, уронившей молот, и как-то дико рассматривающей свои трясущиеся руки со скрюченными пальцами. С её руками действительно было что-то не так. Они сплошь покрылись ярко-красными пятнами, а под кожей проступили чрезмерно вздувшиеся вены.

— Ты как? — спросил я у неё.

Но она не ответила. Лишь перевела взгляд со своих рук — на Хромого. Потом упала перед ним на колени, и провела рукой по стёртому, окровавленному клюву.

— Прости…

Я думал, что это она прошептала мне. И уже хотел было пролепетать, что ей не за что передо мной извиняться. Но тут вдруг понял, что прощение она просила у мясника. С какой стати?!

Выпрямившись, Райли подошла к своему ножу, подняла его, но он тут же выпал из непослушных пальцев. Руки были повреждены в результате превышения допустимой скорости движений. Наверное, порвала себе сухожилья. Я подошёл, и хотел подать ей нож, но она, грубо оттолкнув меня плечом, ухватила его сама. Медленно, двумя пальцами, водрузила оружие в ножны, развернулась, и пошла прочь. Что-то с ней было не так.

Бросившись её догонять, я увидел возле пролома Котю, опасливо выглядывающего из-за стены. Так вот кто её привёл! А я-то думал, что он меня бросил. А он, оказывается, побежал за подмогой. Друг ты мой верный, что бы я без тебя делал?! Я обнял элгера, потрепав его по спине, и искренне поблагодарил. Теперь надо было поблагодарить Райли, но та уже успела уйти почти до самой лестницы.

Мы догнали её, и пошли рядом.

— Да-а, вот это была битва! Как вовремя ты подоспела! Этот урод меня чуть не сожрал! — начал я как ни в чём не бывало.

Райли молча шла вперёд.

— Ух! Зато теперь за водой можно будет ходить хоть каждый день, в любое время. Красота, правда?

Опять никакого ответа.

— Ты злишься, да? Ну, прости. Ну… Ну это надо было когда-нибудь сделать.

— Зачем ты к нему полез? — холодно спросила она.

Судя по тону, я понял, что такому исходу она отнюдь не рада. И почему-то решил соврать.

— Я… Я-а, ну-у, я хотел сходить за водой, а тут он вдруг на меня полез…

— Где твоя канистра?

Чёрт… Нет, для вранья сейчас не самое лучшее время. Судорожно начал думать, за что мне нужно оправдываться? Во-первых, за то, что пошёл на мясника, не поставив её в известность, во-вторых, за то, что впутал в это дело ценного элгера, и в-третьих, из-за меня её чуть не растерзали. В общем-то, здесь есть на что сердиться.

— Ладно, признаюсь, это моя вина. Я хотел сам его убить. Я думал, что у меня получится. Но всё пошло наперекосяк. Да, согласен, это была идиотская затея. Я — дурак. Но ведь всё завершилось благополучно. Никто не погиб! И… И теперь путь к роднику свободен! Ради этого стоило рисковать. Теперь никакая сволочь нам не…

Райли резко развернулась ко мне, и, оскалившись, замахнулась кулаком. Я дёрнулся назад, и зажмурился, приготовившись словить по морде, но удара не последовало. Вместо этого, изгнанница, с утробным рычанием, подошла к забору, вдоль которого мы шли, и врезала по нему со всей яростью, адресованной мне. При этом от забора откололся и упал крупный фрагмент старой облицовки. Я аж присел. От Райли можно было всякого ожидать, но чтобы такого… Это был предел её гнева. Высшая точка. Частично выплеснув свою злость, она продолжила движение в сторону дома, а я ещё какое-то время, шокировано стоял на месте, таращась ей в след.

В тот день, Райли была не просто злющей. Она превратилась в огнедышащую фурию. Лучше бы она наорала на меня. Лучше бы избила. Но вместо этого, она молчала и о чём-то напряжённо думала, обхватив голову и уставившись в одну точку. Даже раны перевязала наспех, не как обычно. Я долго боялся к ней подходить. Одного её вида было достаточно, чтобы понять — любое неловкое слово, и она меня просто убьёт. Вот уж не думал, что она так будет злиться из-за моей вылазки против мясника. Я же хотел как лучше. Старался в первую очередь для неё. И вот Хромой повержен. А мы живы. Почему же она так этим недовольна? Складывается впечатление, что он был ей дорог. Но это же нонсенс!

— Послушай, Райли, я всё понимаю, — в конце концов я рискнул к ней подойти. — Да, это было неразумно. Я подставил тебя, подставил Котю, и подставился сам. Я просто хотел доказать, что чему-то научился, но у меня ничего не вышло. Я думал, что мне хватит сноровки, чтобы справиться с мясником. Ну сколько можно было его терпеть? Он же был как собака на сене. Его давно нужно было убрать. Теперь всё будет хорошо. У нас будет много воды, и мы будем набирать её когда захотим. Чем ты недовольна?

— Недовольна? — Райли подняла на меня глаза, полные слёз. — Недовольна?! Ты… Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Ты понимаешь, кем был этот мясник?! Он ведь защищал нас! Защищал! А ты его… И мне пришлось его… Из-за тебя! У-у-у-у!

Она то ли завыла, то ли зарыдала.

— Защищал? — опешил я. — От кого?!

— Убирайся, Писатель. Пошёл вон. Не хочу тебя видеть. Уходи.

— Райли, я…

— Пошёл во-он!!! — поднявшись из-за стола, и схватив нож, взревела она.

Оставаться наедине с ней стало опасно для жизни. Райли уже с трудом себя контролировала. Доведённая до истерики, она могла окончательно слететь с катушек. Поэтому я быстро покинул комнату.

Не факт, что Райли хотела выгнать меня из дома. Возможно, ей просто было нужно, чтобы я не попадался на глаза, пока она не успокоится. Можно было отсидеться на другом этаже, или спуститься в гараж. Однако, я не стал этого делать, и просто ушёл из дома. Хотелось поскорее убраться как можно дальше от разъярённой изгнанницы. Из вещей успел захватить с собой только блокнот и ручку. Мне было стыдно. Хотя я всё ещё не понимал всей тяжести своего преступления, но уже догадался, что Хромой действительно был не просто грозным чудищем, преграждавшим путь к роднику. И его не трогали вовсе не потому, что боялись. Увы, я понял это слишком поздно.

Расплата была не за горами. Нас ждали тяжёлые времена.

ЧАСТЬ-16. ПРИЗРАЧНЫЙ РАЙОН

Покинув дом Райли, я прямым ходом отправился к Тине. Больше мне, в общем-то, идти было некуда. Не к Флинту же. После его последних выходок я ему не доверял. А Тинка должна была меня приютить.

Пока шёл, пребывал в мрачных мыслях. На сердце было препогано. Хотелось поскорее излить душу, и с кем-то поделиться. Не важно с кем. Лишь бы выслушали.

Казалось, что Райли уже никогда меня не простит. Слишком я её разозлил. Ну почему нельзя отмотать время на несколько часов назад? Я бы ни за что не полез к треклятому мяснику. Но уже ничего нельзя вернуть. Надеюсь, что хотя бы Тинка меня поймёт…

До тинкиного жилища дошёл нормально, хотя и тревожился, не оставила ли она какую-нибудь ловушку у входа? Эта мысль отпала, когда я увидел на крыше административного здания кривоватую антенну псионического усилителя. Если голова не болит, значит Тинка не настроила её на меня. С такой защитой, дополнительные ловушки ей не нужны. Флинт сюда больше не сунется.

— Тина! — крикнул я, подойдя к входной двери. — Ты дома?!

Ответа не последовало. Либо не слышит, либо куда-то ушла. Тогда я осторожно открыл дверь и вошёл.

Несмотря на то, что дом имел немало вместительных комнат, Тинка выбрала самую маленькую и самую тесную, в дальнем конце третьего (верхнего) этажа. Сказывалась привычка. Долгие годы ей приходилось ютиться в тесноте подземных казематов. К простору она не привыкла.

На двери висела бумажка, на которой зелёным карандашом было выведено: «Дорогой Писатель. Я на охоте. Вернусь к вечеру. Если голоден, загляни в угловой шкафчик, за диваном. Будь как дома. Тина». Ну что за невезуха? Я печально вздохнул, и вошёл в жилую комнату.

Какая же здесь теснотища! Негде развернуться. Из вещей только: диван, пара шкафчиков, столик и стул. Больше просто ничего не помещается. Под потолком натянуто какое-то странное полотно. А в углу притулилась знакомая тележка с кофром. Из любопытства, я первым делом подошёл к ней. Предварительно покосился на дверь, затем выглянул в малюсенькое оконце, и лишь потом решился заглянуть внутрь. Что же она там прятала от нас? К величайшему удивлению, я выудил из кофра ещё одну бумажку всё с теми же зелёными буквами: «Любопытной Варваре нос оторвали». Ну, Тинка! Мне даже стало немного стыдно, за то что я копаюсь в её личных вещах. Осторожно вернул записку на место, и сел на диван. Ситуация была комичной, и в другой раз я бы над ней посмеялся, но сейчас у меня на душе уж больно сильно скреблись кошки. Настроение на нуле, какой уж тут смех? Вообще ничего не хотелось. Только поговорить с Тиной. А её, по закону подлости, куда-то унесло. Бросив блокнот на столик, я поджал ноги, и лёг. Сначала, вроде бы, спать не хотелось. Сильно болел ударенный копчик. Но ещё больше болело самолюбие. Однако, потихоньку, в окружении тишины, моральная боль, а вместе с ней и боль физическая, начали утихать. Напряжение сменилось усталостью, и я сам не заметил, как задремал.

— Они опять нарушили синхронизацию.

— Хо?

— Они не хотят, чтобы между нами была связь.

— Хо?!

— Да, Писатель. Ты всё время исчезаешь. Мне всё труднее с тобой общаться. Нужно пройти через туман. Но сначала, расскажи мне про то, что видел. Расскажи мне о невестах.

— Я что? Сплю? — поднявшись с дивана, я осмотрелся.

Это была корабельная каюта. И я был в ней один. А голос Хо, видимо, шёл из репродуктора над дверью.

— У нас очень мало времени. Расскажи мне, что ты видел. Это важно.

— Не думаю. Это был обычный бредовый сон.

— Для тебя, да. А для меня — послание. Я бы выудило его из твоей памяти, но они блокируют её. Быстрее, Писатель, рассказывай.

— Да что рассказывать? Я видел каких-то девушек в подвенечных платьях. Одна была маленького роста, совершенно ничем не примечательная. У неё ещё брошка была в виде ящерицы.

— Так.

— Ещё одна была, очень странная. Вся утыканная стеклянными лезвиями. Тощая, как палка.

— Продолжай.

— А одна мне напомнила Райли. Хотя и не была на неё похожа. Странно это как-то…

— Ничего странного, — задумчиво произнесло невидимое Хо. — Всё правильно. Ольга, Анна и Райли. Всё как в том пророчестве:

«Они свою сыграют роль,

Познав мученья, страх и боль,

Венчальный колокольный звон,

Им станет траурным набатом.

И в мире этом до конца

Никто не вспомнит их лица,

Персты остались без кольца,

Столь вожделенного когда-то…

Одна из них, сквозь всё пройдя,

Себя из праха возродя,

В чужом краю отыщет дом,

Любовью будет обогрета.

Там станет счастлива она,

И, наконец, обручена, в своём придуманном раю.

Но рай ли это?»

— Что за стихи?

— Это не просто стихи. Это пророчество.

— Какое ещё пророчество?

— Пророчество гибели нашего мира. Один поэт-сноходец превратил его в небольшую поэму. Так оно стало более красивым и более пугающим.

— И кто же пророк?

— Этого не знаю даже я. Не исключено, что сам Создатель нашего мира. Придумал, так сказать, зашифрованное послание для деструкторов.

— И ты веришь, что оно сбудется?

— Оно уже сбывается. Мы подошли к последней его части, в которой говорится о «сумеречной невесте»…

Я вздрогнул, и Хо это почувствовало.

— Ты ведь видел её, да?

— Видел.

— Она тебе, случайно, не представилась?

— Она меня случайно хотела убить, — я усмехнулся. — Что плохого я ей сделал?

— Согласно пророчеству, она явится в этот мир, чтобы уничтожить его. А ты можешь ей помешать.

— Чем? Меня недавно мясник чуть не задрал. Как я справлюсь с вооружённой сумеречницей?

— Не думай об этом. За тебя уже всё продумали. Просто иди к своей цели.

Я повернулся к серому иллюминатору. Разговор с Хо меня очень утомлял.

— Карина…

— Что?! — воскликнул репродуктор, выплюнув немного пыли.

— Так её звали. Ту невесту, в траурной фате. Карина.

— Так значит… Так значит он уже её нашёл.

— Кто «он»?

Но Хо меня уже не слушало.

— Всё сходится. «Та, чьё имя вышло из волн Карского моря». Карина. Всё правильно.

«Когда появится она,

Как моря Карского волна,

Покрыта тёмною фатой,

Судьбою избранная дева.

Наш мир исчезнет без следа…»

Пыль, летящая из репродуктора всё сильнее щекотала мне ноздри. Я попытался почесать нос, но не почувствовал своего лица. Раздражение в пазухах становилось всё сильнее, и я чихнул. В глазах всё зарябило, как в телевизоре, из которого выдернули антенну. Ещё раз чихнув, я проснулся окончательно.

Тинка сидела передо мной, и щекотала мой нос пёрышком. Когда я открыл глаза, она рассмеялась.

— Как спалось?

— Эм-м… Ты? А ты давно пришла?

— Да нет, только что.

— Удачно поохотилась? — протирая глаза, я принял сидячее положение.

— Не-а, — сморщилась девочка. — Всё в пустую. Может быть, в капканы хоть что-нибудь попадётся?

— Понятно… — в памяти вдруг отчётливо проступили последние строки пророчества, которые я начал произносить вслух. — «Там ты закончишь этот путь… Там пепел с крыльев сможешь сдуть… Там ждёт награда за плоды твоих усилий. Закончишь песню…» А что дальше, не помню.

— «Закончишь песню ты свою», — продолжила Тинка. — «Когда окажешься в раю. И обретёшь покой в ветвях Иггдрасили».

— Ты знаешь эту поэму?!

— Конечно знаю.

— Откуда?!

— Это же «Гимн Лучезарной АлХезид». Ещё его называют «Пророчеством». Все изгнанники его знают. Он был добавлен создателями в нашу изначальную память.

— Зачем? Райли говорила, что в изначальной памяти изгнанников хранится только самая необходимая информация. А тут вдруг какое-то стихотворение…

— Не знаю, — пожала плечами Тина. — Но оно мне нравится. А ты откуда его знаешь?

— Во сне приснилось… Ладно, не важно. Есть дела поважнее «поэтических вечеров».

— Что случилось? — Тина присела рядом со мной.

— Как бы это получше объяснить? В общем, я и Райли… Ох-х…

— Поругались?

— Не то слово.

— Всё так плохо?

— Очень.

— Погоди отчаиваться. Райли вспыльчива, но отходчива. Вы с ней помиритесь.

— В этот раз, думаю, навряд ли.

— Да что у вас произошло-то?

— Я убил мясника… Ну, то есть, не я конечно… Райли его убила. Получилось как? Она меня защищала, ну и пришлось…

— Мясник на тебя напал? Как так вышло?

— Скорее, наоборот. Я на него напал. Это была ошибка. Он меня чуть не порвал. Но прибежала Райли, и спасла меня. А потом мы с ней серьёзно разругались всё из-за того же мясника. И она меня выгнала.

— Погоди. Я не совсем поняла. Ты что, напал на мясника? Но зачем?!

— Я хотел его убить. Ну или, хотя бы, прогнать. Он ведь мешался! Преграждал путь к роднику! Я думал, что его смерть избавит нас от проблем. Но Райли так не думает. Она говорит, что мясник нас защищал.

— Писатель, ты поступил как настоящий дурак. Ты правда не понимаешь, что ты натворил?

— Пока нет. Объясни мне! Чем был ценен этот мясник?

— Ох, бедная Райли, — Тина покачала головой. — И бедная я. Скоро тут начнётся «веселье».

— Ты про что?

— Про то, что мясник, которого вы убили, отгонял от нас всякую лесную дрянь. Думаешь, почему на территории Райли было так спокойно и тихо?

— Я думал, что это сама Райли всё контролирует.

— Ну коне-ечно! Райли было достаточно следить за юго-восточной стороной, откуда обычно мало кто лезет. А вот действительно проблемный северо-запад надёжно прикрывал мясник. Теперь, когда его не стало, от леса вас никто не отгораживает.

— И кто может прийти из этого леса?

— Да кто угодно. Это как лотерея, где все билеты проигрышные.

— Когда ждать нападения?

— Откуда же мне знать? Может завтра, может через неделю. Когда хищники почувствуют, что мясник мёртв.

— Получается, что один единственный мясник сдерживал целые полчища лесных тварей?

— Именно так. Мясники сами по себе очень опасные существа. Там, где они водятся, нет ни одного другого хищника. Они вырезают всех в округе. То, что мясник оказался в наших местах — было большой удачей. Он так же выбрал себе надёжное убежище, в котором его одолеть не так-то просто, даже большой стае врагов. А главный его козырь — электрический разряд. Всего одним шоковым ударом, он способен поджарить с десяток крупных тварей, подобравшихся близко к нему. Вот поэтому его боялись. К тому же, в здешних местах просто нет хищников, способных соперничать с мясником: ни злодеев, ни гомункулов, ни скиметродонов. Максимум — экрофлониксы. Поэтому, равных ему здесь не было.

— А может, всё обойдётся? Может, они не придут?

— Придут. Обязательно придут.

— Когда мы ходили к Водзорду, в лесу на нас никто не нападал.

— Потому что Водзорд живёт неподалёку от охотничьих угодий мясника. Хищники осмеливаются шастать там только по ночам. Вот почему с наступллением темноты мы никогда не покидаем своих убежищ.

— Что же теперь делать?

— Ничего. Давай поедим?

Тинка умела на удивление быстро перескакивать со сложных тем — на бытовые, как ни в чём не бывало.

— Мне сейчас не до еды.

— А до чего?

— Не знаю… Я сильно подавлен.

— И от этого объявляешь голодовку? Ладно тебе, Писатель. Теперь уже всё равно ничего не поделаешь. Что случилось — то случилось, — Тина отправилась накрывать на стол. — К тому же есть надежда, что до нашего ухода в Апологетику из леса никто не полезет.

— Когда мы туда пойдём?

— Когда Райли решит, что ты готов.

— Угу. Она теперь вообще меня никуда не поведёт.

— Поведёт. Райли держит своё слово. Ну а если не поведёт — тогда поведу я, — подмигнув, Тина начала выкладывать на столик свои припасы.

— Как же нехорошо, всё-таки получилось… Ну почему меня никто не вразумил? Почему вы не рассказали мне о важности мясника?

— А откуда нам было знать, что ты полезешь к нему? Мясник даже для изгнанников безумно страшен, не говоря уже про людей… Извини.

— Не стоит извиняться. Ты права. Я и сам от себя такого не ожидал, — я испустил печальный вздох. — Слушай, Тинк, ты не против, если я пока останусь у тебя? Ненадолго. Может быть, на денёк. Пока не подыщу себе жильё какое-нибудь…

— Конечно не против. Живи у меня сколько хочешь. Я буду очень этому рада.

— Спасибо.

— Правда, у меня здесь не так комфортабельно, как у Райли.

— Ничего страшного. В тесноте, да не в обиде.

Мы немного поужинали. Затем, Тинка сказала, что пойдёт проверять капканы. Я вызвался составить ей компанию, но она тактично отказала. Пришлось дожидаться её дома. Время ожидания я потратил на бесцельное брожение по пустым коридорам и кабинетам. Делать какие-то записи не хотелось. Настроения по-прежнему не было. Да и люминесцентное напыление на стенах отсутствовало (из-за хозяйкиной привычки жить в темноте), а потому даже днём здесь повсюду царил полумрак. Портить зрение мне не хотелось.

Тина вернулась перед самым наступлением темноты, без добычи. В её капканы никто не попался. Но это не сильно её расстроило. В отличие от Райли, Тинка не переживала о своих неудачах, и они не сказывались на её настроении. Ко всему прочему, она откуда-то притащила узелок с едой. Наверное, забрала припрятанную «заначку». Переодевшись из «охотничьего» — в «домашнее», девочка начала хлопотать по хозяйству. Занималась она, как мне показалось, всякой ерундой. Перебирала какие-то вещи, копалась в ящиках, вытирала пыль. Такое впечатление, что ей просто не хотелось сидеть на месте. С другой стороны, её подвижность отвлекала меня от грустных мыслей. Тинка вела себя так, словно никакой трагедии не произошло. И не грузила меня мрачными прогнозами. Хорошо, что я пришёл именно к ней.

Когда наступила ночь, и темноту комнаты освещала лишь одна свеча, зажжённая специально для меня, хозяйка вдруг стала готовиться ко сну. Это было очень необычно, учитывая, что Райли всегда засыпала глубоко за полночь, и я спросил у Тинки, почему она так рано ложится?

— Рано? — удивилась та. — А по-моему, нормально.

— Райли бы в это время ещё занималась ножами.

— Райли бережливее расходует своё время. А я — такая соня. Ничего не могу с собой поделать… Раньше, мне иногда приходилось сутками бодрствовать. Но тогда было другое время, и другие ситуации. Сейчас, когда я в безопасности, я могу себе позволить расслабиться.

— Я наверное занял твоё место? — обеспокоился я. — Давай перейду в другую комнату?

— Оставайся здесь. Я всё равно не сплю на диване.

— А где же ты спишь? На полу, что ли?

— Нет, на потолке.

Я принял это за глупую шутку, но вдруг Тинка начала карабкаться по трубе стояка — прямо под потолок, где было натянуто полотно. Оказалось, что этот навес был её спальным гамаком.

Внешне, она выглядела такой беспечной, но на деле, всё это было её обычным лукавством. Тина действительно спала дольше Райли, и не боялась время от времени погружаться в глубокий сон. Но это не было связано с леностью и неосмотрительностью. Как раз наоборот. Тинка знала, сколько времени ей требуется для восстановления энергии, знала, в какой позе нужно спать, чтобы сохранять стабильное кровообращение, умела контролировать глубину погружения в сон, и конечно же у неё всегда был запасной план возможного отступления. Благодаря «колыбели», оборудованной под потолком, снизу её достать было уже не так-то просто. Но и это не всё. Как оказалось, там, на потолке, в подвесных панелях, была заранее приготовлена запасная лазейка, позволяющая хозяйке тихонько слинять, даже не спускаясь вниз. Сначала, когда я ещё об этом не знал, она сильно меня напугала, «исчезнув» со своей ложи, а потом войдя в комнату через дверь. Тинка тогда долго надо мной смеялась, и не сразу раскрыла тайну своего фокуса.

И вот, когда я уже собирался потушить свечу, маленькая хозяйка вдруг высунулась из-за своего натянутого полотна. В её глазах поблёскивали искорки подрагивающего огонька.

— Писатель, — тихо сказала она.

— Чего? — я поднял голову.

— Райли сегодня приходила сюда.

— Куда?

— Ко мне. Она просила не говорить, но я подумала, что правильнее будет сказать тебе от этом.

— Чего она хотела?

— Ничего. Просто убедилась, что ты у меня, и что с тобой всё в порядке.

— И всё?

— И всё.

Я печально хмыкнул.

— А убить меня не хотела?

— Я так поняла, что нет. Наоборот, она мне даже кулёк с едой передала. Знаешь, Писатель, думаю, что скоро вы с ней помиритесь. Райли тебя очень любит. И обязательно простит… Но пока что тебе лучше будет пару-тройку дней пожить здесь.

— Ох-х… Значит она в ярости… Так я и думал. Надеюсь, что я тебя не сильно стесняю?

— Я уже сказала, что нет. Это прозвучит странно, но когда я ушла от вас, то в какой-то момент поймала себя на мысли, что немного по тебе скучаю. Мне грустно, что вы с тридцать седьмой поссорились, но радостно, что ты пришёл ко мне и остался погостить.

— Ну почему я такой болван, а? Хотел сделать как лучше, но только всё испортил. Даже если Райли меня простит, она вряд ли будет ко мне столь же благосклонна.

— Откуда ты знаешь?

— Да просто…

— Вот именно, что просто. Поэтому не усложняй.

— Ты не понимаешь, Тинка. Райли мне полностью доверилась. Она поделилась со мной своими секретами. Раскрыла мне душу. А я…

— Она рассказала тебе свою тайну? Правда? — в голосе Тинки появился интерес. — И что ты об этом думаешь?

— Да что тут думать? — я пожал плечами.

— Очень странное у неё желание, правда?

— Возможно. Видишь ли, я её прекрасно понимаю. И поэтому сомневаюсь, что ей это нужно.

— Понимаешь?

— Да. Она хочет стать человеком. Как я. А я хотел стать изгнанником, как она. Видишь, к чему привело моё желание? Я не хочу, чтобы Райли совершила подобную ошибку.

— Ну, не знаю, — Тина отбросила волосы со лба. — Как это можно понять?

— Думаю, что и ты всё прекрасно понимаешь, только скрываешь это.

— Чего?! О чём ты?!

— Да всё о том же. Может быть я и не умею считывать мысли, но наблюдать пока не разучился. Я видел, как ты вела себя там, в бункере, когда Райли заинтересовалась твоей лабораторией. Ты там тоже что-то изучала. Из той же оперы, верно? Да ты и сама этого не скрывала. Что хотела воспользоваться открытием Латуриэля. Что хотела стать другой.

— Это вовсе не то, о чём ты подумал…

— А что же? Пойми, я не хочу тебя смущать. Просто упрекать Райли в странностях, когда сама со странностями — это, я считаю, не совсем правильно.

— Да нет у меня никаких странностей, — в голосе Тинки появились сердитые оттенки. Было заметно, что я задел одну из запретных тем. — Райли просто хочет стать человеком. Не знаю, почему. Для неё люди — это источники чувств, эмоций, духовности. Того, чего нет у нас, изгнанников. А ей нравится испытывать чувства. Хочется получать обычные, примитивные радости. Мне это не очень понятно. Я, в отличие от неё, хочу выжить. Просто выжить.

— Но ты добрая и отзывчивая. Почти как она.

— Потому что мне это выгодно. Для выживания.

— Нет. Потому что в тебе осталось много человеческого. И ты тоже хочешь, чтобы тебя любили.

— Писатель, не говори глупости. Давай лучше спать.

— Как скажешь, — я задул свечу. — И кстати, должен тебе ещё кое в чём признаться.

— В чём?

— Думаю, я правильно сделал, что спас тебя.

— Пока ещё не спас. Но случай ещё представится. Спокойной ночи, Писатель.

— Спокойной ночи, Тина.

Я не понял, что она хотела сказать, списав это на обычное дремотное ворчание, вызванное неприятной для неё темой. Зря я вывел её на этот разговор. Ведь знал же прекрасно, что она не любит затрагивать свои личные планы. Но мы хотя бы не разругались, и то хорошо. Эх, Райли. Простишь ли ты меня?

*****

На следующий день, пока Тинка охотилась, я навестил Флинта. Тот был дома, и плёл какую-то сеть. Правда я так и не понял, для чего.

— Ну, Писатель, ну ты даёшь! — громогласно восклицал он. — Ты меня удивил. И ведь не побоялся пойти на мясника. Это безусловно поступок. Отважный поступок! Идиотский, бессмысленный, самоубийственный, но отважный.

— Да я уж понял, каких делов наворочал. Как теперь их разгребать?

— Вопрос конечно интересный. Лично я начну готовиться к обороне. Чёрт его знает, что там за хрень из леса поползёт. Нужно быть готовым ко всему.

— Значит Райли тоже придётся возводить оборонный рубеж?

— Для неё самым лучшим будет вообще оттуда свалить, пока живая. На её участке скоро начнётся такой зоопарк, что мама не горюй.

— А ты откуда знаешь?

— Я жил здесь ещё до прихода 4-20, которого сменила Райли. И поверь мне, здесь творился бардак, почище, чем во владениях 5-11. Если при двадцатом и при Райли я уже мог хотя бы немного воды набрать, то до них я к роднику вообще не ходил. Потому что загрызут ещё на половине дороги. Пользовался запасами с пожарной станции. Грешным делом, хотел вообще отсюда уйти. Потому что каждую ночь вокруг моего жилища лазала какая-то нечисть. Я же раньше не на «Соковыжималке» жил, а в квартале отсюда. В сберкассе. Там сохранились отличные бронированные двери и решётки на окнах. Только они и спасали.

— А куда делись все эти твари?

— Пришёл 4-20. А с ним и мясник.

— Они вместе, что ли, пришли?

— Ну да. Уж не знаю, как он его привёл. Скорее всего, мясник погнался за двадцатым, и тот, от безысходности, прибежал сюда. Ну а мясник увидел, сколько тут живности, и интерес к двадцатому тут же потерял. Присмотрел себе место в развалинах электростанции, и стал там спокойно жить. За неделю разогнал всех хищников в округе. Только брызги летели. И сразу стало тихо. 4-20 был не дурак, и смикитил, что «под охраной» мясника можно неплохо устроиться. И облюбовал себе домик, в котором вы сейчас живёте. Ну вот, с той поры там было всё спокойно. За исключением того дня, когда Райли припёрлась, и устроила с двадцатым кровавую поножовщину. А что будет дальше — одному Создателю известно.

Наверное я зря ходил к Флинту. Разговор с ним лишь добавил мне уныния, и усилил внутреннее самобичевание. Неутешительные прогнозы изгнанников звучали пока что как страшные сказки. Но было понятно, что они не разыгрывают меня. Они ждут перемен. Перемен не в лучшую сторону.

Перед уходом, я спросил у Флинта, знает ли он о 'пророчестве', но тот ответил, что впервые о нём слышит. Либо Тинка мне соврала, либо он просто скрыл от меня эту информацию. Впрочем, какая разница? Сейчас мне было не до выяснения подобной чепухи.

*****

Поначалу, мне было скучно жить у Тинки. Первое время она часами пропадала на охоте, а я сидел дома один. У Райли хотя бы жил Котя. А здесь меня окружали только стены. Первое время я сходил с ума, и несколько раз порывался вернуться к Райли, но страх и угрызения совести меня всякий раз останавливали.

Может быть Тинка почувствовала, что я не нахожу себе места. А может сама маялась от скуки. Но когда я посетовал на то, что попусту трачу своё время, вместо того, чтобы продолжать тренировки для грядущего похода в Апологетику, она вдруг вызвалась 'немного меня подучить'. Для меня это было полной неожиданностью. И конечно же я с радостью ухватился за это предложение. Как оказалось, не зря. Пока я жил у Тины, она научила меня вещам, которые Райли не затрагивала. Тина не обучала меня драться, контролировать энергию и обходить аномалии. Зато от неё я узнал, как нужно прятаться, маскироваться, уходить от погони. Это были очень интересные уроки, и если все их детально описывать, то получится здоровенный том, а я бы не хотел загружать вас излишними описаниями. Поэтому остановлюсь на самых интересных этапах.

Тинка оказалась отличной учительницей. Ничуть не хуже Райли. А может быть даже и лучше, потому что Райли частенько лишалась терпения, а Тинка в любой ситуации сохраняла железную выдержку. Её голосок всегда был ровным и спокойным, как у невозмутимого робота. Наверное поэтому мне гораздо легче давались её уроки.

Первое занятие выглядело как обычная прогулка. Впрочем, не такая уж и обычная. Мы с Тиной отправились в лес. Да-да, в тот самый, аномальный лес, возле фабрики, где куда не плюнь — попадёшь в смертельную ловушку. Меня колотило как проклятого. А она шла впереди, совершенно спокойно, перешагивала через поваленные деревья, отодвигала руками ветки и паутину, ощупывала какие-то травинки, мох. Как вдруг замерла, со словами: 'Впереди мушенбруки. Трое. Пересекают тропу. Дистанция — тринадцать метров'.

— А? — обомлел я.

— Бэ, — она с улыбкой обернулась ко мне. — Расслабься, 'охотник на мясников'. Это всё понарошку. Я задала примерную ситуацию. Ты в лесу. Один. Никого рядом нет. Впереди идут хищники. Ты с ними не справишься. Что будешь делать?

— Не знаю. На дерево залезу. Хотя вряд ли получится… Я не умею по ним лазать.

— Вот-вот. Даже если и умел бы, никто не знает, что поджидает тебя на этом дереве.

— Ну и как быть?

— Самое первое, и самое главное — замри. Дыхание на минимум. Выравнивай сердцебиение. Глуши страх. Чем тебе страшнее — тем больше энергии ты выделяешь. Превратись в часть этого леса. Запомни, лес — тебе не враг. Уважай его, и он спасёт тебя. Перестань быть человеком. Перестань быть одушевлённым существом. Стань веточкой, кустиком, высохшим стволом дерева. Думай, что ты превратился в камень, в растение… Не выдавай своих мыслей ничем. Даже самими мыслями. Работают только глаза, уши, нос и темя. Постоянно следи за передвижением врага. Помни, ты его видишь, а он тебя нет. Не теряй это преимущество. Слушай его шаги, его дыхание, его голос. Вдыхай его запах. Лови его энергетические импульсы. Обращай внимание на малейшие движения воздуха. Ветер в лицо — хорошо. Ветер в затылок — плохо, меняй позицию. Оцени местность вокруг себя. Зафиксируй как минимум три направления отхода. Ветки, листва, кора на земле — всё это должно быть заранее обнаружено, и отложено в памяти. Ничто не должно хрустнуть, или скрипнуть под твоей ногой, если будешь отходить. Успокойся. Ведь ты просто веточка в лесу. Тебе нечего бояться. Прильни к дереву, и ты уже часть его. Опустись в траву — и ты уже слился с ней. Никаких резких движений. Попробуй.

Я застыл на месте, прислонившись к ближайшему дереву. Перед носом торчали какие-то мутировавшие трутовики, жутко вонючие. Я с трудом сдерживался, чтобы не отстраниться от них, но терпел. Ждал, когда Тинка даст команду 'отбой'. Но она пристально смотрела на меня, и молча чего-то дожидалась. Ощутить себя частью дерева оказалось непростым делом. Меня постоянно что-то отвлекало и раздражало. Спина чесалась, глаза сушило, в носу свербело от неприятного запаха гнилых грибов. К тому же начали сильно гудеть неудобно согнутые ноги. В итоге, я не выдержал, и отстранился от дерева.

— Нет, не могу. Не получается.

— Стать частью леса не так уж просто, да? — Тина усмехнулась. — Запомни несколько советов. Раз, увидел врага — тут же замри в том положении, в котором его увидел. Два — оцени обстановку. Расстояние, направление, количество, степень угрозы. Три — если уровень опасности высокий, оставайся в том же положении. Если средний, или низкий — медленно отходи на участок, который максимально тебе подходит для выжидательной позиции. Заранее продумай, где ты будешь сидеть, и в какой позе. Поза должна быть удобной, не осложняющей кровообращение конечностей. Никаких корточек, никаких упоров на руки. Спина прямая.

— Думаю, что лучше всего будет лечь на землю.

— Да, но не советую сразу прибегать к этому способу.

— Почему?

— Видишь ли, угловое зрение хищников прекрасно ловит любые движения, даже незначительные. Пока ты стоишь — ты для них одно из деревьев. Но стоит этому 'дереву' неестественно опуститься вниз, как оно тут же привлечёт их внимание. Поэтому ложиться нужно медленно. Очень медленно. А лучше вместо этого осторожно отступать назад. Не в сторону, а именно назад. Понимаешь?

— Ну, вроде да.

— Попробуй ещё раз…

На следующий день мы уже тренировались в условиях, приближённых к боевым, на территории 5-11. Наблюдали за стадом гиппотрагусов. Пришлось часа три пролежать в кустах без движения. Но старания окупились. Пугливые животные подошли к нам на максимально близкое расстояние.

— Помни, что я тебе говорила, — едва слышно шептала Тинка, лежавшая рядом со мной. — Никакого волнения. Никаких движений. Работают только глаза, уши, нос и темя. Я вижу не очень хорошо, но компенсирую это иной сенсорикой. У тебя же со зрением всё в порядке. Поэтому смотри в оба. Ничего не упускай из виду. Всё, они слишком близко. Умолкаю.

Гиппотрагусы спокойно паслись в паре десятков метров от нас. Самки и молодняк в центре, взрослые самцы — по краям. Выискивая самые сочные пучки травы, стадо медленно, но верно смещалось в нашу сторону. Возможно, они чувствовали нас, но не понимали, где мы находимся. 'Наблюдатели' постоянно поднимали головы и фыркали. Иногда смотрели прямо на меня. Долго и пристально. При этом сердце моё замирало — неужели заметили? Но, потаращившись немного в мою сторону, они вновь опускали голову к траве. Сначала мне было очень трудно слиться с окружающей местностью. Хоть эти гиппотрагусы и были безобидны, но я всё-таки их немного побаивался. Однако чем дольше я за ними наблюдал — тем спокойнее мне становилось. Они меня не замечали. Я был для них невидимкой. Тем самым кустиком, или камнем. Я действительно научился чувствовать себя бездушным предметом, сохраняя полнейшее спокойствие. Мышцы расслабились, нервная чесотка прекратилась, мысли потекли спокойно и ровно. Гиппотрагусы подошли уже совсем близко, но я их ничуть не боялся. Я начал думать, что это просто карликовые пони. Хоть на пони они и не похожи, но ведут себя точно так же. Мне начало казаться, что животные прекрасно знают обо мне, и видят меня, но не обращают внимания, потому что не боятся. Это было, конечно же, не так, зато подобные мысли дополнительно укрепили мою уверенность, и привели к полному спокойствию.

Самый ближний гиппотрагус топтался в паре метров от меня. Я видел, как его зубы срезают пучки травы, словно газонокосилка, а челюсти беспрестанно жуют. В груди у меня отдавались гулкие толчки его шагов, словно он весил непомерно много. Я ощущал его запах. От него пахло потом, как от лошади. В глубине души начал расти охотничий азарт. Ведь можно было просто рвануться вперёд, и наброситься на него, пока он не успел среагировать и убежать. Однако я погасил этот кровожадный огонёк. Хватит, наохотился уже. Сейчас Тинка учит меня выдержке и вниманию. Значит нужно отринуть все свои дурацкие амбиции, как бы не близка была добыча.

Вместе с усмирением чувств, сердце моё стало биться ровнее. Дыхание тоже стабилизировалось. Гиппотрагус, почувствовавший было неладное, опасливо покрутил головой, но опять ничего не заметил, и продолжил пастись, продвигаясь вдоль нашего укрытия. Я переключился на других животных. И вдруг поймал себя на мысли, что начинаю постепенно понимать их поведение. Мне стало ясно, куда направляется стадо, и какая роль отводится в этом стаде каждой особи. Я даже определил, как и куда они побегут, если я вздумаю на них напасть. Это было проще, чем кажется. Определялось элементарно, по поведению существ. Те стороны, в которые они временами таращились, замерев на месте, явно обозначались у них секторами потенциальной угрозы. Безопасный же сектор, уготованный для возможного отступления, выдавал глупый молодняк, который робко кидался в ту сторону, от любого подозрительного шороха. К тому же, все наиболее уязвимые представители стада старались держаться именно в той, самой безопасной стороне. Туда-то они и рванут, это как пить даль.

Вдохновлённый своими наблюдениями, я уже перестал отвлекаться на то, что в живот мне впиваются жёсткие коренья, что по мне ползают какие-то крупные насекомые с острыми лапками, неприятно щекочущие шею, и стремящиеся залезть за шиворот. Мне было на это плевать. Я упивался своим превосходством над невнимательными гиппотрагусами. И лишь один раз не выдержал, облизнув губы. Ближайший зверь тут же вытянулся как струна, и, развернув голову назад, шумно принюхался. Его карий глаз вращался туда-сюда, высматривая что-то. Вот же, зараза! Ну кто меня просил облизываться?! Я максимально, как только мог, постарался сдержать свои эмоции, чтобы ограничить распространение излишней энергии, даже дыхание задержал и глаза чуть прикрыл. Но было поздно. Гиппотрагус вытянул шею, и издал тревожный крик.

— Да что же это такое? Садовая моя голова! — я раздосадованно стукнул кулаком по траве.

— Тихо, — Тинка перебросила руку мне через шею, и закрыла ладошкой рот.

Затем, она прислонила пальчик к своим губам, а потом, указала вперёд, на поле. Так и есть. Гиппотрагусов спугнул не я. Стадо в едином порыве сорвалось с места, и помчалось куда-то в сторону. А за ним, неровной цепью, издавая резкие гортанные крики, мчались огромные птицы-молоты. Одна из птиц пронеслась прямо мимо нас, и мне показалось, что земные толчки подбрасывают меня вверх. Когда хищники миновали наше укрытие, Тина убрала руку от моего рта.

— Всё. Можно уходить. Отползаем назад. Медленно, без рывков.

Я понимающе кивнул. Не поднимая шума, отталкиваясь локтями, мы медленно попятились к лесным зарослям.

Очередной урок был проведён дома, в тот же день, поздним вечером. Тинка показала мне банку с москитами, которых она наловила в подвале под зданием.

— Эта тренировка научит тебя ориентироваться в пространстве без помощи глаз, — она приоткрыла банку, и выпустила одного москита. Тот начал кружить над нашими головами, поднимаясь к потолку.

— Готов?

— Всегда готов.

Тина дунула на свечу, и комната погрузилась во мрак.

— Что делать-то нужно?

— Следи за москитом.

— Как? — я вылупил глаза, словно это как-то могло мне помочь. — Я вообще ничего не вижу.

— Слушай. Улавливай. Глаза здесь бессильны. Полагайся на другое чутьё. Следи за звуком, как он изменяется, как перемещается, как отражается от стен. Прикидывай расстояние и направление. Ты должен убить этого москита, не дав ему тебя укусить.

— Боюсь, что у меня не получится. Я что-то переутомился сегодня…

— Он только того и ждёт. Когда ты уснёшь. Когда не сможешь его отогнать.

— И как быть в такой ситуации?

— Самое простое — дождаться, когда он на тебя сядет. Ты должен понять, куда именно он сел. А потом нужно действовать грамотно. Сразу не бить, и не шевелиться. Пока москит не настроился на укус, он готов улететь в любой момент. Когда же он укусит тебя, то будет уже поздно. Кровь он отсосать может не успеет, зато однозначно впрыснет в тебя дозу 'обезболивающего', чтобы ты ничего не почувствовал. Выбирай короткий промежуток между этими двумя действиями. Определившись с точкой укуса, москит 'выплюнет' маленькую капельку анестетика на то самое место, которое будет прокусывать. Анестетик лишит кожу чувствительности, но действовать он начнёт не раньше пары секунд. Как раз то время, когда москита нужно бить. Ведь он уже настроился на укус, и не способен среагировать моментально. Попробуй, Писатель. А я уйду из комнаты, чтобы тебя не отвлекать. Позовёшь, когда разделаешься с москитом.

Тинка вышла в коридор, забрав банку с гудящими насекомыми. Я остался один на один с комаром-переростком, гудящим где-то под потолком. Он звенел гораздо громче обычного комара, поэтому мне не приходилось напрягать слух. Но вот определять его местоположение я научился не сразу. Поначалу я мог лишь фиксировать его приближение и удаление. Это было несложно, и вычислялось по громкости звона. Однако в какую сторону летит москит я уже не понимал. Звук размазывался в моей голове, превращаясь в одну сплошную кляксу, словно гудели стены. Я вновь терял ориентир.

Вскоре я понял, что чем сильнее напрягаюсь и злюсь — тем хуже различаю положение москита в пространстве. В какой-то момент дело дошло до того, что мне начало казаться, будто бы он летает не один. Нужно было срочно менять тактику, пока голова не разболелась. Перво-наперво я успокоился. Унял раздражение, вызванное нудным гудением. Сначала постарался представить себе комнату, будто бы в ней было светло. Затем, представил москита в этой комнате. Ориентируясь на один только звук, это было затруднительно. Мне всё время чудилось, что комар находится то в одной части комнаты, то, внезапно, совершенно в другой. По опыту я сталкивался с подобными акустическими ошибками, 'воюя' дома с обычными комарами. Пока лежишь, закрыв глаза, кажется что комар постоянно находится в одном углу комнаты, но стоит лишь встать с кровати, вооружившись газетой, или баллончиком 'дихлофоса', как выясняется, что эта сволочь летает в совершенно противоположной части. Здесь наверняка присутствовал аналогичный парадокс. Так как вычислить москита визуально не было ни малейшей возможности, я решил вообще закрыть глаза. Идея оказалась верной. Разум больше не силился что-то разглядеть во тьме, а вместо этого усилил мои слуховые восприятия. И вот тут-то я начал всё понимать. Воображение мигом нарисовало мне контуры комнаты. Москит выглядел в ней как некий абстрактный сигнал. Пока что я не мог с точностью установить, где конкретно он летает, но уже ясно прикидывал высоту полёта. Слух становился всё острее. Благодаря ему, я смог представить себе самого москита. Траекторию его движения, воздушные кульбиты, приближения к стенам и потолку. Когда он затихал, мне уже было понятно, на какую стену он уселся. Когда его крылышки бились об потолок, я слышал это шелестение. Москит осваивался в новом пространстве, изучал его. Долгое время он и не думал спускаться ниже, в основном, шарахаясь по углам, и обследуя стены. Но вот, наконец, моё присутствие начало его привлекать. Он стал кружить над моей головой, пропадая и появляясь всё ближе и ближе. Значит, ощупывал поверхности, в поиске пищи.

'Давай, сволочь, лети сюда', -подумал я, устроившись на диване поудобнее, и поджав ноги по-турецки. — 'Фумигатора на тебя нет'…

Пару раз москит пролетел от меня совсем рядом, и я даже, кажется, почувствовал лёгкий ветерок от его крылышек. С трудом заставил себя сохранить спокойствие, и не отмахнуться от него. Не-ет, я должен выдержать это испытание! Летучая гнусь выписывала в темноте невообразимые зигзаги, то подлетала, то удалялась. Скорее всего, он уже обнаружил меня, и теперь выбирал наиболее удобное место для посадки. Я на всякий случай, подвинулся спиной к спинке дивана. Если он сядет между лопатками, то там ловко долбануть его уже не получится. Москит словно понимал это, и не решался садиться на меня спереди. Как будто бы понимал, что я его жду.

В конце концов он решился. Покрутившись перед лицом, сместился к плечу, и, опустившись ниже, затих где-то в районе руки. Ситуация осложнялась тем, что тело в этом месте было покрыто рукавом рубашки, и я не ощутил, куда проклятущая тварь уселась. Я усиленно держал в памяти точку пространства, где затих мерзкий, зудящий звук. Как же мне хотелось немедленно отряхнуться! Ну уж нет. Выдержка, выдержка, и ещё раз выдержка. Зафиксировав место посадки кровопийцы, я попытался представить его дальнейшие действия. Как он сел, как он ощупывает хоботком поверхность ткани, как крутится на месте, выбирая наиболее тонкий участок между волокнами. И вот, укол! 'Обезболивающее' осталось на рубашке, и на кожу не попало. Почувствовав, как эта мерзкая живая игла пронзает эпидермис, я тут же нанёс удар. В точку! Москит влажно размазался под моей ладонью.

— Готов! — радостно воскликнул я.

Услышав мой победный клич, Тинка вернулась в комнату и зажгла свечу.

— Ну и гнусная же дрянь, — я брезгливо стряхнул ошмётки москита на пол.

Он всё-таки успел немного впрыснуть мне под кожу своей гадости, и место укуса потом зудело около недели. Но это уже были мелочи.

Тинка похвалила меня за старание, и… Выпустила ещё одного москита, которого я должен был поймать уже налету. С этой задачей я справился далеко не сразу. Напрасно махал руками, и хватал воздух. Москит всякий раз уходил от атаки, и отлетал куда-то в сторону, откуда возвращаться не торопился. Один раз я даже зацепил его пальцем, но схватить не сумел. Потом сбил его. Он упал на пол, но потом опять взлетел. Всё это меня дико раздражало. Гораздо проще было прихлопнуть гада, когда он уже на меня сядет, а ловить его в воздухе — сущая волокита. Даже при свете поймать летящего москита не так-то просто. А в темноте и подавно. Казалось, что это просто невозможно. Но если Тинка дала мне это задание, значит существовали способы его решения. Эх! Как бы мне сейчас не помешал ускоритель реакции!

Способ действительно был. Причём весьма эффективный. Вовсе не нужно было ловить москита во время его движения. Достаточно было выждать момент, когда гад зависнет на одном месте, выбирая место для посадки. При этом, широкое, расплывчатое пятно звука, нарисованное сознанием, сужалось в явную, конкретную точку. Оставалось лишь выбросить руку, и хватать её. Первый раз я не смог ухватить москита. Он пролетел между пальцами, но я успел немного его помять, и даже, кажется, оторвал ему пару лап. Отлетев в сторону, москит как-то странно, надрывно загудел, опять зависнув на месте. Тут уж я не промахнулся, заграбастав его всей пятернёй, и моментально сжав. Когда его писк оборвался в моей ладони, я восторжествовал. Это была настоящая победа!

После этого, Тинка заставила меня ловить сразу двух москитов. И так до полного изнеможения…

Когда испытания с москитами я прошёл, маленькая учительница сообщила, что теперь меня можно 'выпускать в темноту'. Что она хотела этим сказать я понял следующим вечером. Вручив мне плотно свёрнутую газету, Тина вывела меня в тёмный коридор, и сказала следующее:

— Сейчас мы с тобой будем играть в прятки. Ты будешь прятаться, а я — тебя искать. Если найду, а я скорее всего найду, тебе придётся отбиваться.

— Мы с тобой драться будем? — насторожился я.

— Понарошку. Вместо оружия у тебя будет газета. А у меня не будет вообще ничего. Ударишь меня газетой — значит победил.

Ударить Тину газетой. Что может быть проще? Но только не в полной темноте! Тинка дала мне фору, чтобы я успел спрятаться в помещениях административного здания. Словно слепой котёнок, я долго тыкался по углам, постоянно налетая на стены, и обо что-то спотыкаясь. Вокруг тьма тьмущая. Хоть глаз выколи. Иду, помахиваю газетой на всякий случай. Наугад. Тут вдруг на моей спине кто-то повисает. Тонкая ручонка перехватывает горло, секунда, и я повержен. Всё произошло так быстро и так неожиданно, что я даже опомниться не успел. Когда Тинка успела подкрасться ко мне, я даже не слышал.

— Попался, который кусался? — она отпустила меня, спрыгнув на пол.

— Чёрт. Как ты смогла ко мне подкрасться?!

— Это было очень просто. Ты постоянно щупал стену, вдоль которой шёл. Ты два раза споткнулся об стулья. Шаркал ногами. Махал газетой. Издавал очень много звуков. Поэтому я тебя слышала, а ты меня — нет. Ведь ты тоже слышал только себя.

— Но я не могу спокойно передвигаться в полной темноте. Я не летучая мышь.

— Ты опять полагаешься на глаза. А нужно полагаться на уши. Лучше идти медленно, с постоянными остановками, но сохраняя повышенное внимание и чуткость. Далеко уходить не обязательно. Постарайся найти подходящее место для укрытия. Устрой на меня засаду. Превратись из жертвы — в охотника.

— У меня никогда это не получится…

— Давай ещё раз попробуем.

Я не верил в реальность своего успеха. Ведь в темноте Тинке не было равных. Не зря её называли 'туннельной крысой'. Где бы я не спрятался — она везде меня находила. Откуда бы я её не ждал — она всегда нападала с противоположной стороны. И, что характерно, я вообще не слышал её приближения, как будто она летала по воздуху. Шесть попыток я благополучно провалил, успев к тому моменту набить пару шишек, посадить три сильных синяка, оцарапаться, и свалиться с лестницы. Один раз потерял своё 'оружие', и, пока шарил по полу в поисках его, был благополучно, в очередной раз, захвачен Тиной. Сплошное разочарование.

Лишь на седьмой раз удача начала поворачиваться ко мне лицом. Я уже сильно устал, вымотался и растерял остатки уверенности в собственных силах. У меня болели ушибы и ссадины. Страшно хотелось спать. В любой момент был готов признать очередное поражение. Но время шло, а Тинка не появлялась. После регулярных провалов, я наконец-то понял, что нельзя шаркать ногами, ощупывать стены и пытаться что-либо разглядеть в кромешной тьме. Двигаться я стал походкой павлина, осторожно и плавно выбрасывая вперёд ногу при каждом шаге. Регулярно останавливался и прислушивался. Как бы тихо Тинка не двигалась, она всё равно должна была хоть чем-то себя выдать. К тому же, наконец-то, появилась догадка, что опираться мне нужно на память. Ведь я знал план и обстановку здания, и мог в уме примерно представлять, где расположена стена, где дверь, а где на полу валяется какой-то предмет. Стало гораздо проще. Но главным козырем оказался едва различимый лунный свет, просачивающийся через окна лестничной клетки. Когда мои глаза, привыкшие к темноте, научились его различать, у меня появился прекрасный ориентир. В голове, словно в компьютере, начали чередоваться зрительные образы окрестных комнат. Я вспомнил, где что находится, куда проще проникнуть, и в каком помещении будет легче всего спрятаться. Торопиться не стал. Если честно, мне было уже всё равно, поймает меня Тинка, или нет. Скорее всего, она уже меня видит. Поэтому, какой смысл рыпаться? Вместо бессмысленных брожений по тёмным кабинетам, я свернул в ближайшее помещение. Промахнулся мимо двери, но быстро её нашёл. Петли подло скрипнули, и я не решился открывать створку шире, протиснувшись между ней и косяком. Тут меня осенила идея. Пожертвовав маскировкой, мне пришлось снова скрипнуть петлями, закрывая за собой дверь. Пусть она засекла меня, и знает, в какой комнате я спрятался. Чтобы зайти сюда, ей тоже придётся скрипнуть дверью. Другого хода в это помещение нет. Как бы тихо она не двигалась, обойти несмазанные петли ей вряд ли удастся.

Прокравшись между канцелярских столов, я спрятался за несгораемым шкафом. Рассеянный лунный свет практически ничего не освещал, и я мог различить лишь слабые контуры находившихся здесь предметов. Это всё равно что отделять чёрное от очень чёрного. Но, по крайней мере, темнота не абсолютна, и можно понять, где что расположено.

Время шло, но Тинка не появлялась. Неужели всё ещё ищет? Если до сих пор не напала, значит проскользнуть в комнату раньше меня она не успела. Теперь у неё есть только один вариант — идти через скрипучую дверь, и тем самым выдать себя. Сначала я хотел подстеречь её прямо за дверью, но что-то мне подсказало, что это слишком банальный приём, к которому Тинка будет готова. Нет уж. Я дождусь её здесь.

Не знаю, сколько времени я просидел за этим шкафом, в полнейшей тишине. Знаю только, что долго. Уже начало казаться, что Тина разыграла меня, и отправилась спать, а я наивно продолжаю сидеть здесь, как полный идиот. Я и сам уже валился с ног от усталости, с трудом проглатывая накатывающую зевоту. Но всё ещё держался. И вот, наконец, дождался. Дверь скрипнула! Внутри меня всё затрепетало. Глаза впились в темноту. Ну где же ты, Тинка? Теперь у тебя уже не получится напасть со спины. Изволь встретиться со мной лицом к лицу.

За столами что-то прошмыгнуло. Я приготовился. Ещё немного и она меня обнаружит. Нужно определить, с какой стороны она нападёт. Моментально забыв про усталость, я упорно вслушивался. Но Тинка была истинным профессионалом. Засечь её я смог лишь когда она подошла ко мне на расстояние вытянутой руки. Я её не видел, но готов поклясться, что в тот момент явно что-то почувствовал. И хоть контуров Тинкиного силуэта я не различал, словно какое-то невидимое излучение озарило моё лицо, подсказав, что она уже совсем рядом. А потом я ощутил на себе тепло её дыхания…

— Ай! — вскрикнула Тинка, схлопотав газетой по голове.

— Прости! — я протянул руку и тут же нащупал её плечико. — Сильно я тебя?

— Жить буду. Ты молодец, Писатель. Отличная работа.

Тинкины похвалы — слаще мёда. Особенно после долгих часов мучений. Хотя то, что я уже перечислил, 'мучениями' назвать язык не поворачивается, после очередного испытания, которое я даже вспоминать не хочу. Но не поведать о той кошмарной тренировке было бы неправильно по отношению к моим дорогим читателям. Что ж, придётся ещё раз пережить её в своей памяти.

Итак, как говорится, в тот день ничто не предвещало… Я поинтересовался у Тинки, какому испытанию она меня подвергнет на этот раз, но она ответила что-то невразумительное. Мол, сегодня она поможет мне избавиться от некоторых фобий. Конечно же, я не понял, что она имела в виду. Да мало ли? Что плохого можно ожидать от Тинки?

Она привела меня в медпункт, и заставила лечь на кушетку. До последнего я был уверен, что меня ждёт очередное нудное испытание на выдержку и концентрацию, по типу упражнений с москитами. Лёг поудобнее, и стал ожидать, что же будет дальше. Вот честно, если бы знал… Да хотя бы просто догадывался о том, что со мной произойдёт через пару минут, ни за что бы не согласился в этом участвовать. Бр-р-р! До сих пор мурашки бегут по коже… Подозрения у меня начались, когда Тина стала привязывать мои руки к краям кушетки.

— Это обязательно? — спросил я.

— Угу, — кивнула она, приматывая вторую руку. — Не давит?

— Да, вроде бы, нет, — подёргал путы — привязано на совесть.

— Так, — она бегло осмотрела мои руки. — Пойдёт.

— Чего это ты удумала? Я заинтригован.

— Сейчас узнаешь, — с этими словами, Тинка вдруг уселась на меня верхом, и начала расстёгивать пуговицы на моей рубашке.

— Не понял. Это что, тренировка такая?

— Да, такая тренировка, — разделавшись с последней пуговицей, она задрала мне футболку, находившуюся под рубашкой, до самой шеи.

— Стоп! Погоди, погоди. Так. Давай-ка я сначала кое-что проясню…

— Уф-ф! — Тинка сдула волосы со лба. — Ну и что ты хочешь прояснять?

— Понимаешь. У меня есть принципы… Ну-у, которых я придерживаюсь. Как бы это помягче сказать? Просто… То, что ты собираешься делать… В моём мире это не приветствуется. Я конечно понимаю, что мы сейчас в твоём мире, а не в моём. Но для меня закон везде одинаков. Пусть ты только внешне так выглядишь, но это всё равно будет неправильно… Нет, если бы ты выглядела постарше, я бы конечно отнёсся к этому по-другому, но…

Тина устало вздохнула, и легла мне на грудь. Наши лица практически соприкоснулись, заставив меня умолкнуть на полуслове. Я уже был готов к тому, что она меня поцелует, но как оказалось, она всего лишь доставала что-то из-под кушетки. И это 'что-то' ввергло меня в кататонический ужас. Разогнувшись, Тинка продемонстрировала мне банку. Ту, самую, в которой некогда держала москитов. Только теперь, вместо них там сидел здоровенный, волосатый паук. От увиденного, меня моментально вжало в кушетку, словно глубоководным давлением. Хотел тут же вскочить, но руки были привязаны, а ноги придавливала Тина.

— Не-ет, нет, нет, убери. У-бе-ри. Только не это. Зачем? Зачем ты его достала? Нет-нет-нет.

— Как я понимаю, это не совсем то, о чём ты думал? — улыбнулась Тинка.

— Да уж лучше бы это было тем, о чём я думал! Ой-и, мерзость, убери, прошу тебя!

— Не понимаю, почему такой милый паучок тебе не нравится? — маленькая садистка, поднесла банку прямо к моему лицу, заставив отвернуться и зажмуриться. — Гляди, он хочет с тобой познакомиться.

— Убери-и-и!!! — взвыл я. От одного лишь вида мерзкого, складчатого подбрюшья этой твари меня просто лихорадило. — Ты издеваешься, что ли? Это не смешно! Совсем не смешно! Убери немедленно! Тинка! Я не шучу!

— И я не шучу. Открой глаза, посмотри на него.

— Не-ет, не буду! И не проси! Фу, мерзость, — я всё-таки приоткрыл один глаз, увидел паука перед своим носом, и вновь зажмурился, отвернувшись в другую сторону. — Уа-а-ай-и! Да убери ты его! Зачем ты это делаешь?!

Даже несмотря на то, что от паука меня отделяло стекло банки, мне всё равно было дурно от его близости.

— Я хочу немного рассказать тебе о пауках.

— Ладно, о`кей, мне будет интересно послушать твою лекцию, но только сначала убери подальше эту хрень!

— Пауки, размером меньше неокониса, то есть, подавляющее большинство видов, охотятся исключительно на существ меньших, или равных им по величине. Для этого паука ты, как жертва, абсолютно неинтересен. Скорее всего, он тебя и за живое существо-то не воспринимает. Ведь ты слишком большой.

— Он тоже немаленький.

— Это волнистый паук. Я специально поймала его, потому что он напоминает пауков из твоего мира.

— Да у нас таких здоровенных отродясь не водилось. Разве что, где-нибудь в Южной Америке. Какой-нибудь птицеед. Бр-р-р!

— Не важно. Суть в том, что убивать тебя он не хочет. И ты должен это запомнить.

— Ну не хочет, и не хочет! А я его видеть не хочу! Он ядовитый?

— Ядовитый.

— Замечательно. И ты мне его суёшь под нос…

— Он же в банке.

— Ну и что?! Всё равно противно.

— Привыкай. Пауки — неотъемлемая часть нашего мира. Только понимая их природу, ты сможешь выживать среди них. Как я уже сказала, паук небольших размеров никогда не нападёт на тебя просто так. Но он непременно набросится, защищая свою жизнь. Если ты наступишь на него, неудачно прижмёшь, или стряхнёшь. Тогда да — укус неминуем. Паника, резкие движения при встрече с пауком — лишь ухудшают ситуацию. Ты должен понять, что пауку неприятности не нужны так же, как и тебе. Если вы встретились, то должны спокойно разойтись, не причиняя друг другу беспокойств.

— Да я пауков терпеть не могу! Я их ненавижу! У меня не может быть с ними никакого взаимопонимания!

— Это плохо. Значит надо избавлять тебя от этого отношения.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты делаешь? Не-ет, ты ведь не сделаешь этого? Ты ведь это несерьёзно? Нет, Тинка, нет! Не надо! Не переворачивай банку! Давай поговорим об этом! Давай… А-а-а-а!!!

— Прости, Писатель, но так надо, — с этими словами, Тинка сдвинулась назад, к моим коленям, окончательно прижав ноги, а потом медленно перевернула банку прямо на мой голый живот.

Паук мягко плюхнулся мне на пупок, и заметался, скользя лапками по стенкам банки. Это было щекотно и невероятно… Невероятно отвратительно!!!

Я заорал благим матом, и задёргался как сумасшедший. Но Тинка твёрдо прижимала банку к моему животу. Когда истерика немного поутихла, а паук в банке застыл на одном месте, не раздражая меня, девочка как ни в чём не бывало, спросила:

— Ну что, живой?

— Ма-ама, — выл я, сотрясаясь в нервозных корчах. — Мамочка, Господи, ы-ы-ы-ы! Ка-ак же отвратительно… Фу!!! Что ты творишь? Он же меня укусит!

— Не укусит. Но это только пока. А вот сейчас мы перейдём ко второй фазе испытания.

— Чёрт, да мне и первой хватило! Давай, заканчивай уже!

— Сейчас, Писатель, ты должен полностью собраться и расслабиться.

— Расслабиться? Издеваешься?!

— Когда я его выпущу — не дёргайся. Не провоцируй его. Лежи спокойно. Сейчас, попав в ограниченное пространство, паук испытывает стресс. Он обеспокоен и готов сражаться за свою жизнь. Любое неверное движение может быть воспринято им как угроза. Не шевелись. Дай ему почувствовать себя на свободе.

— Что? Не-ет! Не выпускай его!!!

Тинка слезла с моих ног, и приподняла банку. Оказавшись на свободе, паук резко сдвинулся немного в сторону, и замер, словно не веря, что выбрался из западни. Всё, что мне оставалось, это материть Тинку, обливаясь литрами пота. Труднее всего было не задрыгать освободившимися ногами. Остатками здравого смысла я понимал, что с ядовитым пауком шутки плохи.

— Не думай о пауке, — дождавшись, когда я нарычусь, прошептала Тина мне на ухо. — Ведь ты же дерево… Камень. Не забыл? Какая разница, что по тебе ползает? Нет никакого паука. Представь, что это какой-то безобидный зверёк, который совсем не выглядит как паук.

Какой там! В моей голове царил полный хаос. От ужаса и шока я с трудом себя контролировал. Хорошо, что паучище не стал сразу ползать по мне, иначе я бы, наверное, спятил. Но он какое-то время просто сидел на одном месте, и даже не шевелился, словно давая мне успокоиться и прийти в себя. Постепенно, на смену панике начал приходить здравый анализ ситуации. Паук не причинял мне вреда, и, по ощущениям, вообще напоминал моток шёлковых ниток, или варежку. Если на него не смотреть, то мириться с ним можно вполне терпимо. Именно в эти мучительные минуты мне и стало понятно, что неприятен не сам паук, а просто его вид, и осознание, что он сидит на мне. Если постараться отвлечься от этого осознания, то и отвращение постепенно отпадает. А вместе с ним и страх. Было очень трудно использовать рекомендованный самообман, заставляя себя думать, что вместо паука на мне сидит, ну, к примеру, хомячок. Зато у меня сразу получилось представить паука искусственным. Его неподвижность этому способствовала. Когда я начал убеждать себя, что это всего лишь игрушка, нервные судороги прекратились.

Тем не менее, всякий раз, когда ко мне возвращалось понимание, что он настоящий, меня опять начинало корёжить от страха. Дело совсем ухудшилось, когда этот восьминогий гад пополз по мне. Я был бы ему очень благодарен, если бы он просто слез с меня, но эта сволочь поползла прямо к моей к шее. Ещё раз повторюсь, что на ощупь паук не был неприятен. Он был сухим, ворсистым и немного щекотным. Его вполне можно было терепть, если только не вспоминать, что это гнусная, ядовитая тварь.

— Ну куда ты ползёшь? Куда? Зачем? Ну уползай ты Бога ради! — чем ближе паук был к моей шее — тем ужаснее я себя чувствовал. — Тинка, убери его с меня! Умоляю! Чёрт, лучше бы ты меня раскалёнными железками прижигала!

— Не дуй на него. Это может спровоцировать защитную реакцию. Укус паука, может быть, тебя и не убьёт, но гарантирует три дня жутких мучений, и обширный некроз тканей в области укуса. Райли пришибёт меня, если ты погибнешь. Поэтому пожалуйста не делай глупостей.

— Да если я выживу, то сам тебя убью! О-ч-ч-о-орт!

Вредный арахнид всё-таки добрался до шеи, и, приподнявшись на задних лапках, передними начал ощупывать мой небритый подбородок. Меня как-будто разбил паралич. Это было так ужасно, что меня и сейчас всего передёргивает от воспоминаний. Наверное, если бы я тогда не зажмурился, то явно бы помутился рассудком.

— Не пытайся его сдуть, — продолжала вещать Тина. — Он может вцепиться тебе в лицо.

Я надеялся, что тварь уползёт с моей физиономии, но пауку видимо понравилось сидеть прямо у меня на носу. Он тихонько шевелил педипальпами, ощупывая мои брови и веки. Я не двигался, только коротко и отрывисто дышал, чтобы даже дыханием не потревожить злополучное существо.

— Переходим к третьей фазе испытания. Она самая сложная, — Тинка приблизилась к кушетке.

— Да куда же ещё сложней-то? — стараясь не разжимать губ, промычал я. — Сжалься, садистка.

— Предупреждаю, Писатель, это действительно крайне опасный эксперимент. Сконцентрируй всю свою волю. Всю! Ты понял?

— К чёрту тебя…

И тут я почувствовал, что Тина разрезает путы на моих затёкших руках. Не-ет… Как же это жестоко! Сам не могу понять, каким остаткам самообладания я обязан, что не смахнул паука со своего лица сразу после того, как первая рука освободилась?! Но рефлекс был настолько мощный, что мне пришлось титаническим усилием воли заставить руку лечь обратно, и вцепиться в край кушетки мёртвой хваткой. Второй рукой я уже заранее впился в кушетку, и лежал вытянувшись в струнку, словно меня пытаются вытряхнуть с этой спасительной ложи в какую-то бездну.

Это было очень тяжело. Вы даже не представляете, насколько тяжело! Когда так хочется вскочить и отряхнуться, но нельзя. Ни в коем случае нельзя! Я не знаю, сколько продолжалась эта пытка. Я вообще плохо запомнил этот момент. Напряжение было просто чудовищным. Но вот паук пополз в сторону, скатился по щеке, пощекотал ухо и исчез. В голове запустился таймер, отсчитывающий чугунные секунды. Раз… Два… Три… Как же хотелось вскочить! Но шевелиться нельзя. Паук может быть всё ещё рядом…

— Оп-па, — Тинка накрыла банкой отступающее членистоногое.

Я, словно ошпаренный, скатился с промокшей от пота кушетки, и чуть ли не ползком метнулся в ближайший угол, машинально стряхивая что-то со своей головы и спины. Вся накопившаяся во мне нервная энергия моментально выплеснулась в истерику.

— Писатель! Писатель, всё в порядке, — Тина бросилась за мной. — Ты справился. Всё позади.

— Он на мне? — бормотал я. — Он всё ещё на мне?

— Да вон он сидит, в банке, — девочка опустилась на пол рядом со мной, и ласково обняла. — Успокойся. Успокойся.

— Зачем? — меня всего колотило. — Зачем ты так со мной поступила? Я же… Я же их боюсь просто до смерти. У меня чуть сердце не выскочило.

— И я. Я тоже их боюсь.

— Да хватит врать!

— Я не вру. Это правда. Старая хозяйка боялась даже совсем малюсеньких паучков. А ещё мышей и тараканов. Мне пришлось бороться с её фобиями. Было так же трудно, как и тебе.

— Можно же было поступить по-другому.

— Как по-другому?

— Не знаю. Придумать что-то менее жестокое.

— Нельзя. Нет других способов. Пока ты не встретишься со своим страхом, победить его невозможно. Я не стала бы тебя мучить, если бы не одно обстоятельство. Писатель, наш путь в Апологетику будет пролегать через городской коллектор, кишащий такими тварями, что по сравнению с ними этот паучок покажется тебе милейшим созданием. И ты должен будешь пройти через них. Ты сможешь это сделать лишь в том случае, если научишься их понимать. И перестанешь бояться. Это необходимо. Без этого не обойтись, — приговаривала она, гладя меня по голове.

— Тина, — обратился я к ней после долгой паузы.

— У?

— Прости, что обругал тебя. Я был не в себе.

— Всё нормально. Зато теперь мой словарь пополнился новыми, интересными словами, — она улыбнулась.

— Я хочу тебя кое о чём попросить.

— Всё что угодно, Писатель.

Я протянул ей трясущуюся руку, и с трудом выдавил из себя, — Посади на меня паука… П-пожалуйста.

— Уверен, что этого хочешь?

Зажмурив глаза и стиснув зубы, я утвердительно кивнул.

*****

Я так и не смог полюбить пауков. До сих пор их терпеть не могу. Но результат у тех тренировок определённо был. И немалый. Теперь, при виде паука, я не стараюсь отпрыгнуть от него как можно дальше, панически соображая, чем бы его прибить, а впадаю в мрачное сосредоточение. Паук больше не кажется мне страшным чудовищем, увеличенным за счёт страха до размеров Годзиллы, и хоть мерзкое чувство он у меня по-прежнему вызывает, убивать мне его не хочется. Я уже знаю, что если его прогнать, то он убежит, и не вернётся. Паук не будет жить там, где опасно.

Так же я избавился от дикой волны эмоций, обычно возникавшей, когда паук вдруг опускался на меня сверху. Неприятно? Ещё как! Но уже не страшно. Легонько стряхну его, и всё. Чтобы достичь таких результатов мне пришлось не раз пересилить себя, 'играя' с тинкиным пауком. Для облегчения привыкания, сначала я пускал его по одежде. Так он почти не ощущался, и не вызывал столь сильной неприязни. Я уже спокойно давал пауку ползать по своим рукавам, переводил с одной руки на другую, и даже позволял забираться на спину. Потом решился сажать его не голое тело. Тут уже было не так приятно и просто. Но всё равно у меня получалось. Хотя, пару раз встревоженный паук 'наградил' меня чесоткой, но это мелочи. Чем меньше я его боялся, тем сильнее росла моя уверенность в собственных силах. Так, постепенно моя арахнофобия была побеждена. До сих пор я благодарен Тинке за это.

После опыта с пауком, я тут же сделал запись в блокноте, заметив очень странное и любопытное свойство воздействия паукообразных на мою натуру. Огромные лесные пауки почему-то вызывали у меня меньше страха и трепета, нежели мелкие, подвальные особи. Может быть я их не боялся потому, что видел в основном издалека, да и двигались они слишком медленно, чтобы догнать меня. Не знаю. Своё бегство от гигантского паука в тумане я вспоминаю как расплывчатый сон, в то время как Тинкин эксперимент оставил в памяти яркую и неизгладимую печать пережитого кошмара. А может быть, всё потому, что слишком крупные арахниды уже подсознательно не воспринимались мной как пауки, из-за своих нетипичных размеров, и поэтому не порождали в душе такого волнения? Странный паучий парадокс. В любом случае, рассуждать об этом мне быстро надоело. Как бы там ни было, после победы над арахнофобией, мне предстояло одолеть ещё одного, не менее жуткого врага — спектрофобию, с которой предстояло столкнуться совсем скоро.

Пока я жил у Тинки, дни протекали спокойно. Если не считать наши тренировки, которые, впрочем, здорово избавляли меня от тоски и тревожных мыслей. Тинке, по всей видимости, тоже нравилось обучать меня своим премудростям, поэтому в целом мы с ней прекрасно уживались. Я привык к темноте и к паукам, уменьшил свой рацион, и — о, чудо! — научился наконец-таки нормально медитировать! А так же, ради тренировки, по собственной инициативе спускался в подвал, ловить москитов. Мой рекорд составил семь штук за один заход.

С Тиной мне было хорошо, но я всегда вспоминал Райли. Каждый день я думал, как она там, одна? И решал, что мне пора возвращаться к ней. Но дальше этого решения ничего не уходило. День опять заканчивался, и я опять оставался на месте. Было страшно, а вдруг она всё ещё таит на меня злобу? Да и вообще, как мы теперь будем с ней общаться? Как мне смотреть ей в глаза? Эти мысли останавливали меня. Появлялись дурацкие надежды на то, что Тинке я скоро надоем, и она меня выгонит. Тогда, деваться будет некуда, и придётся возвращаться к Райли. Но Тинка и не думала меня выгонять. Напротив, ей нравилось, что я делю с ней кров. Вот же засада! Смущало так же и то, что от Райли всё это время не было ни слуху, ни духу. Возможно она и приходила, конечно, только я об этом ничего не знал. И Тина мне не говорила.

Просыпаясь ночью, я долго не мог заснуть, думая об этом. Если я мужик, то должен набраться мужества, и сам пойти к ней. Должен извиниться, и сказать, что я готов в полной мере ответить за свой проступок. Раз уж заварил эту кашу, то и расхлёбывать её нужно мне, а не ей. Но как решиться на возвращение? Может быть попросить Тинку выступить в качестве парламентёра? Нет. Опять я хочу спрятаться за чьей-то спиной. Тинка тут вообще не причём, и ставить её между мной и Райли — дело заведомо скверное. В итоге, так и не придумав ничего путного, я в очередной раз засыпал до утра.

Всё разрешилось само собой. Как говорится, 'не было бы счастья, да несчастье помогло'. Очередным, ничем не примечательным днём, мы с Тинкой сидели во дворе фабрики. Восседая на капоте трактора, девочка заштопывала дырку на своей кофте, а я расположился напротив — за рулём 'Бобкэта', где проходил очередное испытание. Уже во второй раз. Испытание это совмещало в себе тренировку выдержки и спокойствия по отношению к паукам. Так сказать, скомбинированный тренинг, придуманный Тинкой пару дней назад, сразу после первой тренировки с пауком.

— Готово! — наконец крикнул я.

— Ну-ка, — Тина спрыгнула с трактора, и подошла ко мне. — Кр-расота!

— Ф-фух! — я наконец-то смог сорвать с себя паутину, которую паук сплёл между мной и рулевым колесом. — Чёрт! Задницу не чувствую. Сколько часов я просидел?

— Не знаю, я не засекала. Как ощущения?

— Нормалёк! — брезгливо стряхнув с себя остатки паутины, я немного походил из стороны в сторону, разминаясь. — Когда он ползал по мне, было конечно неприятно. Но потом…

Вообще-то, испытание с паутиной было одним из самых нудных. Ловчую сеть паучок плёл на удивление быстро. Но вот его подготовка к плетению занимала чудовищно длительное время. Он переползал с места на место, подолгу сидел в разных точках и под разными углами, приноравливался, присматривался, выбирал удобные участки. И не факт, что начинал работу в том месте, в котором требовалось. Поэтому его подготовительная возня изматывала гораздо сильнее, чем всё остальное. У меня даже гадливость успевала смениться любопытством, когда я пытался понять, что творится в его крошечной головёшке. Ведь он о чём-то думает, прикидывает, просчитывает. Совсем как архитектор перед закладкой нового здания. И в мою задачу входило убедить его, что моя голова — самое надёжное место для закрепления главных, несущих нитей. Если бы он в этом усомнился, то уполз бы плести паутину в другое место, и всё моё потерянное время ушло бы коту под хвост. А вот когда начиналась работа над кружевом, тут уже я засматривался. Такому грамотному и быстрому труду можно лишь позавидовать. Как без специальных приспособлений пауку удаётся столь точная геометрия — вообще вопрос, находящийся за пределами моего понимания. Ну да ладно. Что я всё об этих пауках? Важно, что испытание я прошёл, и сейчас собирался немного полежать, чтобы дать отдохнуть своей несчастной спине. Не получилось.

— Райли? — послышался удивлённый голос Тины.

Я даже онемел от неожиданности. Имя прозвучало для меня как удар молнии. И, что самое главное, я не знал, как себя вести в данной ситуации.

Райли показалась в проломе ограждения. В её покрытых синими гематомами руках были две канистры, которые она поставила на землю, как только оказалась на территории двора. И дальше пошла уже налегке, знакомой, пружинящей походкой. В её виде не улавливалось ничего угрожающего. Лишь какая-то туманная задумчивость. Вместо привычных хвостиков она заплела пару косичек. В остальном же, её имидж поменялся не особо. Если не считать новых полосатых чулок, добавившихся к традиционной короткой юбке, ботинкам и камуфлированной безрукавке. Откуда она их выкопала?

— Привет, — на ходу снимая свои солнцезащитные очки, поздоровалась она.

— При-ивет, — с трудом выдавил из себя я.

— Здравствуй. Рада тебя видеть, — приветливо заулыбалась Тинка.

Райли подошла к ней, и они по-дружески обнялись. Обнимающиеся изгнанники — это нечто. У меня аж челюсть отвалилась. С каких это пор Тина и Райли так панибратствуют? Только потом дошло, что всё это была демонстрация. Райли нарочно либеральничала с Тиной, чтобы зацепить меня. Чтобы я почувствовал её равнодушие к своей персоне. Надо сказать, ей это удалось. Вместо объятий, она просто взглянула в мою сторону, и очень сдержанно кивнула. Это меня кольнуло, конечно, но уж лучше такая реакция, нежели полное игнорирование, или же вообще презрение.

— Как тут у вас, дела? — она рассеянно осмотрелась по сторонам.

— Хорошо, — ответила Тинка. — А у тебя?

— Да как сказать?

— Ничего не надо говорить. Было бы хорошо, ты бы ко мне не пришла. Предлагаю закончить с формальностями, и перейти к делу. Чем могу быть полезна?

— Ты это… — она наигранно зевнула. — За водой пойдёшь?

— В принципе, у меня ещё есть. Но за компанию можно набрать дополнительно. Не помешает.

— Тогда тащи ёмкость, и пойдём.

— Хм-м, — Тина не торопилась идти за ёмкостью, выжидающе поглядывая на Райли снизу вверх. — Дела совсем плохи, угадала?

— Угадала, — отвернувшись, сквозь зубы процедила та.

— Кто?

С горькой усмешкой, охотница вынула из рюкзака какой-то продолговатый предмет, и бросила к ногам девочки.

— Экрофлониксы, — кивнула та, узнав его. — Охренеть — не встать.

Подобные выражения от Тинки я ещё никогда не слышал. Значит дела у нас действительно были хреновые. Я подошёл к изгнанницам, и рассмотрел принесённый Райли предмет. Это была узкая длинная челюсть, как у гавиала, со множеством маленьких, но невероятно острых зубов, расположенных в два ряда. Экрофлониксы мне ещё ни разу не попадались, поэтому, прикинув габариты твари, которой эта челюсть принадлежала, я не был сильно впечатлён. Ведь я же не мог себе даже представить, что у них таких челюстей по пять штук!

— Я надеялась, что они ушли на восьмой квадрат.

— Я тоже. Но, как видишь, никуда они не ушли.

— Странно. Не видела там никаких следов.

— Ты когда в последний раз к роднику ходила?

— Два дня назад.

— А они пришли позавчера ночью. Я установила несколько ловушек. Вот этот, — Райли пошевелила ботинком отрезанную челюсть. — Попался прошлой ночью. Остальные ловушки пусты.

— Экрофлониксы очень умны. Удивляюсь, как и один-то попался.

— Теперь их будет всё больше и больше. Так ты идёшь со мной?

— Иду, — Тина пошла за канистрой.

— А ты чего стоишь? — Райли перевела взгляд на меня.

— А? — 'очнулся' я.

— Собирайся. Или прижился?

— Да-да… Мне только блокнотик забрать, — и я припустил за Тинкой.

Мы не спеша выдвинулись к роднику. Райли и Тинка шли впереди. Я плёлся следом, поглядывая им в спины. Заметил, что в одном из гольфов Тинка спрятала нож, прямо как шотландский горец. Райли, монотонно жующая ай-талуковую жвачку, шла налегке, сбагрив мне свои канистры. Противиться этому я не стал.

— Как думаешь, они уже там? — спросила Тина.

— Не думаю. Знаю.

— И много?

— До хрена плюс один.

— Ты говоришь прямо как Писатель.

— Ндэ? — Райли вполоборота покосилась на меня. — Неужели?

— Точно-точно… Да не парься. Ничего плохого в этом нет. Я и сама переняла много его фразеологизмов.

— Интересно. И какими же это 'фразеологизмами' он с тобой поделился?

— Ой, да всякими. А совсем недавно я узнала от него столько новых слов.

— Например?

— Например, э-э…

— Тинка, хватит! — не выдержал я.

— Да ладно тебе, чё такого-то? — обернулась девочка.

— Это были очень плохие слова, которые я в обычной жизни стараюсь не использовать. Мне стыдно, что ты их от меня услышала, и я не хочу, чтобы ты их повторяла… — строго произнёс я.

Наверное, даже слишком строго. Тина виновато потупилась. Нужно было срочно смягчить свой резкий тон шуткой, что я тут же и сделал:

— Вот если молотком себе по пальцу заедешь — тогда можно. Но это в виде исключения. Поняла?

— Поняла.

Выйдя на территорию Райли, мы свернули вдоль пограничной полосы. До Дома Культуры оставалось уже совсем немного, когда со стороны территории Флинта нас окликнул знакомый голос:

— И куда это вы намылились?

— Догадайся с трёх раз, — не останавливаясь, бросила Райли.

Флинт спрыгнул с крыши помятого автомобиля.

— Тебе чего? — спросила Тинка.

— Мне — ничего. Я патрулирую свои границы. Слежу, кто вдоль них шарится…

— Да хорош языком молоть. Идёшь с нами за водой, или нет? — поравнявшись с ним, спросила Райли.

— Вообще-то я не хотел. Но раз вы настаиваете, — Флинт вынул канистру из-за машины. — А что вы так смотрите? Эту канистру я просто на всякий случай захватил. Я всегда беру с собой канистру, когда иду патрулировать границы. Вдруг путь до родника освободится, и можно будет проскочить?

— Нашёл кому сказки рассказывать.

Флинт присоединился к нам, и дальше мы шли уже вчетвером.

— Слыш, Райли, я гляжу, что вы с Писателем уже помирились?

— Мы и не ссорились, — буркнула та. — И не лезь не в свои дела.

— Любопытной Варваре нос оторвали, — добавила Тинка.

— Вот, бабьё. Уже снюхались, — Флинт толкнул меня локтём. — Как ты с ними уживаешься?

— Нормально, — усмехнулся я.

Впереди замаячил спуск. Мы подошли к 'Эсмеральде', и остановились. Тут я заметил, что улица заметно преобразилась. За то время, пока меня не было, Райли времени зря не теряла, настроив баррикад на подступах к жилищу, опутав все подходы колючей проволокой, и насажав экспломак. Работа была проведена колоссальная, и я с трудом верил, что она справилась с ней в одиночку.

— Дьявол! — выругался Флинт, ухватившись за голову. — Понаставила тут завес. Мозги кипят.

— Таблетку дать? — пошутила Тинка.

— А ты чего веселишься, малявка? У тебя голова не болит, что ли?

Тина ехидно улыбнулась.

— Ах ты ж… — Флинт погрозил ей пальцем. — Так это ты ей усилитель забабахала! Стоило догадаться…

— Если хорошо попросишь, забабахаю и тебе… Если очень хорошо попросишь.

— Да пошла ты, мелочь пузатая.

— Сам пошёл, лысый хрен.

— Так, заткнулись оба! — Райли подняла руки, и прислушалась.

В полной тишине мы постояли несколько минут, но так ничего и не услышали.

— Видишь там что-нибудь? — шёпотом спросил я у Флинта.

Тот покачал головой.

— Но там что-то есть. Я чувствую, — произнесла Тинка.

— Ладно, — Райли смачно сплюнула жвачку. — Идём дальше. Всем быть наготове.

— Буду резать, буду бить… — себе под нос пробормотал Флинт, извлекая армейский нож свободной рукой.

— Писатель, держись рядом, — Тина вынула из гольфа свой охотничий нож.

— Я впереди, вы — за мной. Не растягиваемся, — распорядившись, Райли отправилась вперёд, с двумя ножами наготове.

— Командирша… — скривился Флинт.

С опаской, я окинул взором раскинувшуюся внизу знакомую панораму. Всё здесь было по-старому. Те же серые руины, возвышающиеся над зарослями кустарника. То же зелёное поле. Только пыхтения и рёва Хромого больше не было слышно. Непривычно ощущать, что его больше нет.

Группа миновала спуск, и поравнялась с той самой подстанцией. Проходя мимо разлома, я успел заметить бурую, уже частично обглоданную тушу мясника, по которой лазали какие-то существа. Сначала я принял их за пресловутых экрофлониксов, но, как оказалось, это были всего лишь неоконисы-падальщики. Трупный смрад резанул мои ноздри, и я отвернулся, задержав дыхание.

Известная тропа привела нас к роднику, где все начали по очереди набирать воду. Сначала я, потом Тина, потом Флинт. Когда наполнялась вторая канистра, Тинка заметно напряглась. Подслеповато щурясь, она оглядывала лесной бурелом.

— Что это с мелкой? — спросил Флинт у Райли.

Та пожала плечами, и перевела подозрительный взгляд на девочку:

— Эй, Тинкербелл, ты их учуяла?

— Да.

— Где они?

— Идут сюда.

— Далеко?

— Мне трудно определить расстояние. Врать не буду.

— Я ничего не слышу, — признался Флинт.

— Я тоже, — кивнула Райли. — Ты уверена, что это они?

— Ну-у, как сказать…

— Уверена, или нет?

— Не совсем.

— Понятно, — отмахнулся Флинт. — Ложная тревога…

— Они очень тихо идут, — прошептала Тина. — Я тоже не могу их услышать. Но я ощущаю их энергию. Она нарастает. Волна очень широкая. Это значит, что их много.

— Что делать будем? — спросил я, поменяв наполнившуюся канистру на пустую тинкину.

— Без паники. Если их не слышно, значит они ещё далеко, — сухо ответила Райли. — К тому же, Тинка может ошибаться.

— Хотела бы я ошибиться.

Вода не спеша заполняла ёмкость, отдаваясь гулкими всплесками по её стенкам. Чувство опасности пока ещё не овладело мной, но уже начало выбираться из потаённых уголков сознания. Очень хотелось всё бросить и бежать отсюда. Нервы были на пределе.

— Ну что? — обратился Флинт к Райли. — Ты что-нибудь засекла? Лично я по-прежнему ничего не слышу.

— И я, — та вздохнула.

— Вы мне не верите? — с досадой спросила Тинка.

— А ты как считаешь? — хмыкнул Флинт.

— Я тебе верю, — Райли положила руку ей на плечо. — Более того, я знаю, что они должны быть где-то рядом. Удивительно, что эти твари не встретили нас ещё возле развалин. Значит подготовились к нашему приходу. Устроили засаду. Почему же их не слышно? Странно, очень странно.

Канистра Тинки наконец-то наполнилась. Я был так взволнован, что пропустил момент её заполнения, и вода, перелившись через край, обдала мою руку колючим холодком.

— Ну-ка, посторонись, старик, — Флинт потеснил меня от родника, подставляя свою канистру.

— Давай побыстрее, — постукивая зубами попросил я, завинчивая непослушную крышку.

— Что 'побыстрее'? Я не могу заставить воду усилить напор. Здесь нет крана.

— Да, понятное дело… Просто мне не-по себе.

— Хорош. Всё нормально, чё ты?

— Теперь и я их чувствую, — произнесла Райли, разворачиваясь в противоположную сторону. — Чёрт, как много…

— Кто там? Кто это? — задёргался я.

— Да вы сговори… — Флинт осёкся, и тут же, навострив уши, сменился в лице. — …лись.

— Тоже услышал? — покосилась на него Райли.

— Вот теперь, да. Теперь уже явно…

— Я ничего не слышу, — меня уже вовсю потряхивало. — Что происходит то?

— Пора уходить, — сорвалась с места Тинка, подхватив свою булькнувшую ёмкость. — Здесь становится небезопасно.

— Погодите! Ещё полканистры осталось. Сами-то набрали, — воспротивился Флинт.

— Хочешь — оставайся. А мы уходим, — отрезала Райли. — Писатель, бери воду и пошли.

— Мы что, его тут оставим? — указал я на Флинта.

— А ты хочешь с ним остаться?

— Флинт, не дури. За водой мы позже вернёмся… — умоляюще произнёс я.

— Писатель, как ты не понимаешь? — злобно осклабился тот. — Не будет никакого 'позже'. Это наш последний поход за водой. Больше нас сюда не пустят. Никогда. Поэтому, дорога каждая капля.

— Писатель! — вновь окликнула меня Райли. — Шевелись!

— Мы не можем так поступить.

— Уходим!

— Ещё немного подождать осталось. Канистра уже почти полна. Вот, чёрт, — теперь уже и я услышал какие-то лёгкие шорохи, доносящиеся со стороны чащи.

— Уже совсем близко, — съёжилась Тина. — Ещё минута, и живыми нам отсюда не выйти.

— Флинт, если ты не бросишь эту чёртову канистру, я лично тебя убью! — зашипела Райли.

— Всё, всё, я готов, — тот спешно завинтил крышку наполненной ёмкости. — Теперь можно валить.

— Наконец-то. Короче, движемся таким образом: Тинка впереди. Писатель за ней. Мы с Флинтом — замыкающие. Флинт, ты следишь за руинами, а я — прикрываю тыл. Всем всё ясно?

— Яснее некуда. За мной, Писатель, — Тинка тут же поспешила в обратный путь по тропе.

Я, подхватив канистры, потрусил следом, стараясь не отставать. Кусты позади подозрительно затрещали. До моего слуха донёсся отрывистый рык какого-то существа. Сомнений не осталось, за нами велась охота.

— Всё из-за тебя, Флинт. Дотянули до последнего, — сдержанно проворчала Райли.

— Не психуй. Прорвёмся, — ответил тот.

Неуклюже стуча канистрами себе по ногам, я торопился за Тинкой. Тяжести не ощущалось. Сейчас самым главным было преодолеть этот небольшой участок, и добраться до подъёма. Всё остальное не имело значения. За стенами развалин ворчали и рявкали неоконисы, очевидно, передравшиеся из-за тухлого мяса. Увлекшись пиршеством, они не успели вовремя отреагировать на угрозу, надвигавшуюся из леса.

— Писатель, не отставай, — подгоняла меня Тинка.

— Угу, — пыхтел я, наращивая темп.

Пронзительный визг разрезал пространство, и откуда-то из-за стены подстанции вдруг вылетел барахтающийся неоконис. Описав высоченную дугу прямо над нашими головами, и разбрызгивая в разные стороны кровь, он с характерным всплеском упал куда-то за камыши, прямиком в трясину. Другой неоконис решительно зарычал, но его рык тут же оборвался, завершившись страшным хрустом, как будто зверю разом сломали сразу все кости. Началось!

— Экрофлониксы, — прохрипела Райли.

— Экрофлониксы! — взревел Флинт. — Вот, дерьмо!

— Тинка, уводи Писателя подальше, мы прикроем ваш отход!

Но было поздно. Хищники уже были здесь. Первого из них я заметил в развалинах. Он трепал из стороны в сторону мёртвого неокониса, словно тряпичную куклу. Второй появился из-за упавшей стены, по ту сторону подстанции, и его уже можно было рассмотреть получше.

Это были удивительные существа. Размером с крупного кабана (в дальнейшем станет ясно, что это был всего лишь молодняк, а зрелые особи обычно размером с медведя). Шкура либо чёрная, либо тёмно-коричневая, гладкая, лоснящаяся, похожая на тюленью. Тела поджарые, гибкие, сплюснутые с боков, чем-то неуловимо напоминают кошачьи. Задние конечности длиннее передних почти что в два раза, но, благодаря двум парам колен, подгибаются так искусно, что не затрудняют передвижение. К тому же, впоследствии я наблюдал, как экрофлониксы бегают на задних ногах, поджимая передние, и развивают при этом внушительную скорость. Длина задних конечностей так же помогает им при атаке. Обычно, экрофлоникс поднимается на дыбы, становясь при этом гораздо выше своей жертвы, а затем, обрушивается на неё сверху, прибивая к земле и тут же впиваясь челюстями. Хвосты у этих существ тонкие и не очень длинные, словно полицейские дубинки. Но самой главной особенностью являются головы. Они похожи на продолговатый конус, вытянутый вперёд. Когда зверь разевал пасть, его коническая голова раскрывалась на манер цветочного бутона, образуя правильную пятиконечную звезду, в которой каждый луч — это отдельная челюсть. На каждой из челюстей было по два ряда зубов, а завершались они крючкообразными наростами, которые, при смыкании пасти, винтом заходили друг за друга. Такой захват исключал возможность жертвы вырваться из живого капкана. Довершали всё мощные жернова внутренних челюстей, размещённых в районе нёба. Воистину, экрофлониксы — настоящие сухопутные акулы.

И вот, мы встретились с ними лицом к лицу. Монстр, появившийся из-за стены, пронзительно взвизгнул, разинув свою пятиконечную пасть, но нападать на нас не стал, привлечённый более близкой и неподвижной добычей, в виде мёртвого мясника, которого уже трепал его сородич. Вскоре, к этой паре присоединился ещё один экрофлоникс — помельче, который скатился вниз по рухнувшей кровельной плите. Резкий запах тухлятины перебивал наши запахи, отвлекая прибывающих преследователей на себя, и не дав им сразу перекрыть нам путь к отступлению. Но не успел я и глазом моргнуть, как вокруг Хромого уже собралась целая орава стервятников. Те, кому не досталось места возле кормушки, повернулись к нам, настигнув уже возле самого подъёма.

Пятеро догнавших нас экрофлониксов остановились в нескольких метрах. Они не напали, а просто угрожающе заревели на разные лады. Некоторые поднимались на задние лапы, а потом с грохотом опускались. Психическая атака была что надо. Тут даже самый стойкий смельчак может дрогнуть, не говоря уже про меня.

— Ну всё. Приехали, — Флинт принял боевую стойку, не выпуская канистру из руки.

— Спокойно, — не спуская глаз с противников, ответила Райли. — Писатель, у тебя ещё остались мои пилюли?

— К-конечно, — ответил я, и, поставив одну из канистр, трясущейся рукой полез в карман за коробочкой. — Считаешь, уж-же п-пора?

— Думаю, самое время.

Я, едва не уронив заветную табакерку, быстренько отправил в рот шарик ай-талука.

— Ну и какого хрена вы не нападаете?! — грозно спросил Флинт у экрофлониксов.

Те разом взвыли в ответ, распахнув свои страшные пасти.

— Ждут подкрепление, — пояснила Райли. — Чего уж тут непонятного?

— Тогда надо отступать!

— Стоим на месте, и не рыпаемся. Этих тварей привлекает движение. А так же запахи и яркие оттенки. Чем больше ты дёргаешься — тем больше их привлекаешь.

— Значит, это я их привлекаю? А твои попугайские колготки их, значит, не привлекают? Выбрала время, когда их напялить. Клоунесса, мать твою…

— Клоун здесь только ты.

— Ребят, там ещё трое! — указал я. — Вон там, на тропе!

— Ну вот и подкрепление. Всем доброй охоты.

Восемь экрофлониксов тут же бросились в атаку. Один из них, оттолкнувшись длинными задними ногами, совершил почти трёхметровый прыжок, который закончился встречей с тяжёлой канистрой Флинта, отшвырнувшей его в сторону. На Райли одновременно накинулись сразу два монстра, но, столкнувшись друг с другом, разлетелись по обе стороны от неё. Левому та воткнула в глазницу нож, а правого нахлобучил по голове Флинт, всё той же канистрой. Я выхватил мачете, но не знал, что делать дальше. Изгнанники орудовали слишком быстро, и я опасался не столько об экрофлониксах, сколько о том, как бы не попасться под чей-нибудь нож.

А тут ещё в бой вступила Тинка. Если Райли и Флинта я уже имел честь наблюдать в битве, то как сражается врукопашную малышка 5-55, я ещё не видел. А сражаться она умела превосходно. Началось всё с того, что к Райли, навалившейся на одного из экрофлониксов, со спины, и отгибавшей ему на излом пару верхних челюстей, начал заходить довольно крупный зверь. Он был ближе всего ко мне, и, по-хорошему, надо было немедленно броситься в атаку, но я, как обычно растерявшись, упустил драгоценный момент. Зато Тинка была тут как тут. Она молниеносно выскочила у меня буквально из-под руки, и с разбега, сложив ноги якорьком, откинулась навзничь, прокатившись на спине прямо под брюхом твари, как под мостом, и выпрямившись уже по другую его сторону. А экрофлоникс, уже с распоротым животом, забыв про Райли, качнулся, как-то отрешённо повернул в мою сторону, и, спотыкаясь побрёл прямо ко мне, оставляя за собой ярко-красную дорогу. Когда он приблизился, я без труда добил его ударом мачете по шее, хотя это было уже не обязательно. С вываливающимися из раны потрохами он бы всё равно долго не протянул. Тем временем, Тинка уже расправилась ещё с одним врагом, оседлав его сверху. Тот подпрыгивал и брыкался, словно конь на родео, но изгнанница уверенно, снова и снова всаживала ему под рёбра лезвие ножа, пока скакун, испустив протяжный стон, не завалился на бок.

Другой экрофлоникс едва не повис на Флинте, но тот успел выставить перед собой канистру, на которую пришёлся основной удар. Райли, лихо срубив «братом» одну из челюстей очередного монстра, перепрыгнула через него, и воткнула «сестру» по самую рукоятку в шею врага, с противоположной стороны. А затем, не теряя времени, пинком сбила экрофлоникса, придавившего Флинта к земле. Отбросив слегка погрызенную канистру, тот вскочил, и немедленно прирезал оглушённого врага. Осталось всего два экрофлоникса, способных держаться на ногах. Казалось бы, перевес явно на нашей стороне. Но радоваться было ещё слишком рано. Услышав нашу возню, подоспело новое подкрепление экрофлониксов. Не знаю точно, сколько их было, но явно не меньше четырёх.

— Чёрт, да сколько же их?! — мною овладела паника. Я даже забыл, что одной рукой продолжаю удерживать канистру. — Ребята! Там ещё идут! Со стороны развалин!

На обломок стены запрыгнул довольно крупный экрофлоникс, и заревел, раскрыв пасть на всю ширину.

— Да подавись ты, сволочь! — Флинт, не растерявшись, запустил ему в глотку кусок кирпича.

Он попал точно в цель. Подавившийся экрофлоникс, оборвал свой боевой клич жалобным сипением, и тут же сполз обратно за стену, неистово тряся головой. Ещё один маленький, но наглый экрофлоникс, выскочив из кустов на краю болота, с разбега прыгнул Райли на грудь, однако та успела выставить ножи на вытянутых руках перед собой, повернув остриями друг к другу. В результате чего их лезвия вошли между челюстями хищника, не дав ему дотянуться до головы девушки. Но благодаря силе инерции и своей тяжести, тому всё-таки удалось опрокинуть её на землю. Остальные монстры распределились между Тиной и Флинтом. А я всё ещё был вне их досягаемости. Ай-талук не действовал. Видимо шок заблокировал его работу. Я даже вкуса его не чувствовал. Стоял, не в силах сдвинуться с места, и наблюдал за боем.

Тинка увернулась от экрофлоникса, как заправский тореадор от быка, и повернувшись вокруг своей оси, успела два раза пырнуть его ножом в бок. Почувствовав боль, раненый хищник поспешил ретироваться (но впоследствии набросился на Райли). Флинту удалось ухватить своего врага за нос, сжав под локтем все пять его челюстей воедино. Не в силах раскрыть рта, монстр дёргался и брыкался, пытаясь вырваться. Его подоспевший собрат решил воспользоваться ситуацией, и накинулся на Флинта сзади, будучи тут же перехваченным освободившейся Тинкой, которая, метнувшись сбоку, обхватила его руками и ногами, после чего они оба укатились в ближайшие заросли. Флинт, собрав все силы, прижал наконец экрофлоникса к земле, оседлал его сверху, и, продолжая удерживать обеими руками бутон челюстей, начал отгибать голову монстра назад. Тот явно слабел, уставая сопротивляться, поэтому изгнанник медленно, но верно одолевал его. Голова гнулась всё дальше и дальше, попытки высвободиться выглядели всё слабее и слабее. Наконец позвоночник хрустнул, и торжествующий Флинт разжал пальцы, выпуская уже мёртвого противника. Тинка барахталась в кустах с другим экрофлониксом, который не мог ни ухватить её зубами, ни оттолкнуть лапами, из-за того, что она плотно прижималась к нему всем телом. Однако, и изгнанница в свою очередь не могла провести атаку, из-за бешеного сопротивления и постоянно кувырков сильного врага, пытавшегося отцепиться от неё. На помощь пришёл Флинт. Но чем закончилось дело, я так и не узнал, потому что пара экрофлониксов, незаметно обошедшая поле боя по кустам, внезапно вышла прямо на меня. Такого я не ожидал. Райли, уже успевшая разобраться с повалившим её монстром, теперь сражалась в стороне с подранком, ушедшим от Тины. Флинт и Тинка находились ближе, но были заняты своим врагом. К тому же, к ним уже направлялся хищник, недавно 'проглотивший' кирпич. Помочь мне было некому. Нужно как-то разбираться самому. Канистра выпала из руки и булькнув повалилась на бок. Мачете поплыло по направлению к неприятелю. Ай-талук пробил невидимые заслонки. Адреналиновый напор шибанул такой мощной волной, что мне показалось, словно в открытое сердце выстрелили из водяного пистолета крутым кипятком. Всё тело стало пульсировать в такт сердцебиению, замедляя ритм. Время вытянулось, со специфическим свистом в ушах, и всё вокруг меня замедлилось. Ну наконец… Боже, какой кайф-то! Я посмотрел на медленно скачущего ко мне экрофлоникса. 'Иди сюда, уродец'. Ощущение было таким, будто бы я на полной скорости веду самолёт прямо в гору. Чертовски страшно смотреть в лицо приближающейся смерти, но теперь в моей руке твёрдо ощущался штурвал, который можно в любое мгновение повернуть. Сейчас я управлял ситуацией! И это порождало невероятную эйфорию. Чем больше я успокаивался — тем сильнее замедлялось время. Пока экрофлоникс ко мне бежал (а расстояние было метров десять — не больше), я успел придумать аж три варианта контратаки, взвесить каждый из них, и выбрать оптимальный. Мозг работал как процессор. И когда жуткий монстр, раскрыв челюсти, вскочил на дыбы, чтобы обрушиться на меня, я уже ждал его, падая на одно колено. Мозг просчитал, что на это действие потратится минимальное количество времени, и был прав. Но хоть реакция моя зашкаливала, экрофлоникс тоже не уступал мне в проворстве. Поняв, что я вдруг ушёл из-под его атаки, хищник быстро определил мой манёвр, и, подобравшись, стал опускаться прямо на мою сгорбленную спину. Ловкая скотина! Но я не случайно проработал альтернативные планы. Молниеносно сообразив, что атаковать врага в живот уже не успею, я, уже ощущая сверху нарастающее давление тяжёлых лап, воспользовался этим, и стал сгибаться ещё ниже, уходя от челюстей. А потом изо всех сил рубанул мачете по вытянутым и незащищённым задним ногам своего противника. Одну ногу срубил почти начисто, а вторую очень сильно повредил. Вместо того, чтобы сграбастать меня лапами и вцепиться челюстями, монстр лишь толкнул меня, и свалился на землю, после чего, на передних лапах (задние уже не работали) пополз прочь. Но моя победа едва не превратилась в глупое и досадное поражение, когда я в самый последний момент, буквально периферийным зрением заметил, второго экрофлоникса. Ведь я с самого начала знал, что их было двое, но, по невнимательности, вёл только одного, совершенно забыв про второго. Дурацкая, непростительная ошибка! Хорошо, что второй враг немного отставал, и не подбежал ко мне одновременно с первым. Иначе бы мне не помог даже ай-талуковый ускоритель реакции. Увернуться получилось лишь чудом. При этом, боковая челюсть хищника зацепила меня за живот, порвав одежду и оставив неглубокую, но длинную рану. Я нанёс ответный удар мачете, и рассёк экрофлониксу бедро. Тот развернулся, поджав повреждённую ногу, и снова накинулся на меня лоб в лоб. Я успел ухватить его под нижнюю челюсть, и вместе мы упали на землю. Чем ярче нарастала боль, тем сильнее ослабевало действие ускорителя. Время ускорялось. Экрофлоникс двигался быстрее с каждой секундой, и мне было всё труднее с ним справляться. На последних каплях ай-талука, я изловчился, и всадил мачете ему между рёбер. Оружие, не рассчитанное на колющие удары, входило в тело врага с трудом. Приходилось налегать изо всех сил, вращая рукоятку из стороны в сторону. Вторая рука, с покусанными пальцами, продолжала сдерживала голову твари, отводя её в сторону от моей собственной головы. Внезапно, экрофлоникс застонал, и опустился на меня всем телом. Я чувствовал, как его дыхание прекратилось, хотя сердце ещё продолжало биться.

— Ты как? Цел? — Тинка уперлась ногой на спину моего противника, и спихнула его с меня, заодно выдернув из него нож.

— Порядок, — я оттолкнул от себя поверженного экрофлоникса, поднялся, отряхнулся и осмотрелся по сторонам. Битва только что завершилась. Ай-талук прекратил своё действие. Тинка пришла на выручку как раз вовремя. Остатки боевой горячки всё ещё колотились в моих висках. Тяжело дыша, я стоял посреди поля битвы, вдыхая запах чужой смерти, и с моего оружия капала кровь побеждённых врагов. Впервые я ощущал себя не жертвой, а победителем. Это было непередаваемое чувство. Ни с чем не сравнимое. Даже боль воспринималась с каким-то нездоровым удовольствием. Победа была сладкой. Но я уже знал, чем чревато опьянение ею, и спешно приводил мысли в порядок.

Райли, столкнула труп последнего врага ногой в канаву, и, вытирая ножи сорванным пучком травы, подошла к нам. С другой стороны, перешагивая через изрезанные тела мёртвых экрофлониксов, приближался Флинт. При беглом осмотре, ни у кого из нас не было замечено никаких серьёзных повреждений. Лишь незначительные раны, ссадины, да царапины.

— Ф-фух! Неужели все? — запалённо покрутил головой Флинт.

— Если бы, — Райли вытянула шею, и обратила лицо к руинам. — Там в развалинах ещё целая свора.

— Уходить надо, — Тинка подобрала свою канистру. — Писатель, а ты молодец. Двух экрофлониксов завалил.

— Да это они меня чуть не завалили, — я нашёл глазами труп своего обезноженного противника, пытавшегося уползти, но добитого всё той же Тинкой.

— Не скромничай. Ты классно дрался. Почти как изгнанник.

— Спасибо.

— Твою же мать! — Флинт подобрал свою канистру, проткнутую зубами экрофлоникса. Из неё уже успело вытечь небольшое количество воды. — Вот, гадёныш! Прокусил-таки!

— Ничего страшного, — отмахнулась Райли.

— Ничего страшного?! Да тут уже не меньше литра вытекло! Видишь? Видишь?!

— Можешь идти обратно к роднику, и набирать по новой.

— Ага… Сейчас прямо… — он заткнул пальцами дырки в канистре, и, крякнув, взвалил её на себя. — Нет, вот же уроды острозубые…

— Что с рукой? — взглянула на меня Райли.

— Фигня. Куснул разок, — я показал ей пару своих окровавленных пальцев.

— Кости целы?

— Да. Просто кожу немного порвал.

— А тут? — она ткнула меня пальцем в живот.

— Тоже ерунда. Царапина.

— Ладно. Дома разберёмся, — девушка подняла одну из наших канистр и пошла на подъём.

Я, Тинка и Флинт, не желая больше задерживаться здесь ни секунды, сразу же поспешили за ней. Поднимаясь до перекрёстка, я на мгновение обернулся, бросив взгляд на поле, и увидел там, вдалеке, возле кромки леса, троих далитериев, бредущих куда-то вдаль, медленно переставляя длинные ноги-ходули. Они покидали свои обжитые места. Даже таким огромным и отлично защищённым существам было опасно здесь оставаться. Проблема коснулась не только нас одних.

— Надеюсь, теперь они не скоро к нам сунутся, — пробормотал я.

— Надеяться не вредно, — хмыкнул Флинт.

— Это только цветочки. Ягодки впереди, — ответила Тинка.

— Почему? Мы сегодня столько их перебили.

— Да кого мы перебили? Шелуху, — Флинт ухватил канистру поудобнее.

— Писатель, ты не знаешь экрофлониксов, — Тинка устало поглядела на меня. — Экрофлониксы — это не неоконисы, и не мушенбруки. У них совсем другая природа. Те, с кем мы сражались — всего лишь мунгаштары.

— Кто?

— Разведчики, — перевела Райли. — Молодняк.

— Детёныши? А взрослые крупнее?

— Раза в два.

— А то и в три, — добавил Флинт.

— Почему же мы их не видели?

— Писатель. Ну это же экрофлониксы, — Тинка закатила глаза. — У них такая природа…

— Всё, больше ничего не хочу о них слышать сегодня, — поставил точку Флинт. — Сыт ими по горло.

Мы дошли до 'Эсмеральды' и остановились. Здесь Флинту и Тинке нужно было идти вперёд, а мне и Райли — поворачивать направо.

— Ну что, будем прощаться? — изгнанник окинул нас взглядом.

— Поглядывай назад, когда будешь уходить, — ответила Райли.

— Сам знаю… — он помолчал немного, потупив глаза, а потом взглянул на неё исподлобья. — Да… Дела хреновые. Что делать будешь?

— Не знаю. Не решила.

— Решай быстрее. Можешь не успеть. Подохнете с Писателем не за понюшку табаку. Эти сволочи от вас теперь не отстанут. И вся эта хрень, — он указал на баррикады. — Не спасёт. Я бы на твоём месте уходил. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Думаю, что и нам с Тинкой тоже скоро придётся покидать свои территории. Но для нас это вопрос завтрашнего дня. А для вас — уже сегодняшнего. Подумай над моими словами, Райли.

Не дожидаясь ответа, Флинт повернулся в сторону ДК, и быстрым шагом побрёл прочь. Мы втроём остались стоять на перекрёстке.

— Он прав, — горько констатировала Райли. — Против них нам не выстоять. Рано или поздно они до нас доберутся. Завтра начнём собираться к отходу.

— Куда? — спросил я.

— Куда подальше. Сначала закрепимся в моей сторожке, а там уже будем искать более надёжное пристанище.

— Подожди, Райли. Я думаю, что уходить вам пока рано, — вступила Тинка.

— Зачем затягивать? Разве у нас есть выбор?

— Выбор есть всегда. Даже в такой хреновой ситуации. Нужно попробовать поискать альтернативные варианты.

— Какие, к чёрту, альтернативные варианты? — Райли измученно закатила глаза.

— Ну-у, наприме-ер, — Тина обошла вокруг нас. — Привести Бабайку…

— Кого? — я решил, что ослышался.

— Бабайку. Тебя в детстве разве не пугали Бабайкой?

— Может и пугали, не помню. Но какого… Какой ещё, на фиг, Бабайка? Ты о чём вообще? Ты бредишь?

Мне показалось, что Тинка шутит, и эта дебильная шутка, в свете последних событий, выглядела просто как издевательство. Я ждал, что Райли вот-вот поставит её на место. Но та лишь как-то странно нахмурилась. Значит Тинка вовсе не шутила.

— Ты с ума сошла? — произнесла девушка. — Хочешь, чтобы я из одной беды влипла другую? Мало мне экрофлониксов, а тут ещё и эта… Сущность.

— Но это даст тебе шанс остановить нашествие экрофлониксов. Это может сработать. 4-17 это удалось. Его тоже экрофлониксы донимали. От них он прятался в Призрачном районе. Там и нашёл своего Бабайку, который обратил экрофлониксов в бегство.

— Это был единственный случай удачного применения Сущности. Но я, к сожалению, знаю гораздо больше историй, в которых изгнанники сами становились их жертвами. Вспомни 5-32. Твой Бабайка помутил его разум, заставив до смерти биться головой об кирпичную стену. А 5-11, который до экспериментов с лагни-зуном тоже хотел прибегнуть к помощи Сущности, убежал из Призрачного района, сверкая пятками. Чудом ушёл оттуда живым, и не повредившимся рассудком. А…

— Райли, — оборвала её Тинка. — Если бы Сущности убивали всех, я бы даже предлагать тебе это не стала. Но у семнадцатого это получилось. А значит, может получиться и у тебя. Хотя бы просто обдумай эту мысль.

— Хм-м… Значит предлагаешь идти в Призрачный район? — она с тоской посмотрела на крышу нашего коттеджа. — А может и правда, попробовать?

— Если ты пойдёшь туда, я могу отправиться с тобой, — добавила Тина. — В конце концов, это не только твоя проблема. Но и моя.

— Хорошо. Идём завтра с утра. Поход займёт не один день, поэтому нужно будет хорошо подготовиться.

— Ну что ж, тогда я побежала к себе. Увидимся завтра утром, — улыбнулась девочка.

В ответ, где-то внизу, в районе развалин послышалось многоголосое завывание экрофлониксов, привлекшее наше внимание.

— Скоро они доберутся до сюда. К ночи вся улица будет ими кишеть, — констатировала Райли. — Придётся утром через них пробиваться.

— А есть ли смысл Тинке уходить домой? — спросил я.

— Не поняла, — удивилась та.

— У тебя дома осталось что-то необходимое для завтрашнего похода?

— Единственная необходимость — это нож, — ответила та. — И он у меня с собой.

— Райли, я думаю, что Тинка должна переночевать у нас. А завтра утром мы все вместе отправимся в Призрачный район. Как считаешь?

— Ну-у, — та дёрнула плечом. — Гараж пока что ничем не занят.

— Значит ты не против.

— Ох… Пойдёмте уже, оба. Пока сюда экрофлониксы не набежали, — Райли подобрала канистру и пошагала к дому.

— Она как-то быстро согласилась, — я подмигнул Тинке.

— Ей уже не до принципов. Я тоже не хочу оставаться в стороне, и раз уж вы меня пригласили, найду чем заняться этой ночью. Сегодня экрофлониксы захлебнутся кровью, я обещаю.

— Иногда ты меня пугаешь…

— Пойдём, Писатель. Нас ждут великие дела.

ЧАСТЬ-17. СПЕКТРОФОБИЯ

Стоит признаться, что поначалу я недоумевал, почему Райли так цепляется за свой обречённый дом? Ведь мы всё равно собираемся отправляться в Апологетику, а для неё это билет в один конец. Завершение инсуаля, воссоединение с братьями, и всё такое… Зачем нужно было дополнительно рисковать, посещая отдалённый и невероятно опасный Призрачный район? Однако теперь полученный опыт уже заставлял меня хорошенько задуматься, прежде чем делать какие-то смелые заявления. Я лишь робко намекнул хозяйке на это, и получил весьма необычный ответ. Сначала Райли долго обдумывала его. Как оказалось, сочиняла метафору (изгнанникам это не свойственно, обычно они заимствуют выражения и пословицы «старых хозяев», а не придумывают свои собственные). Затем, она произнесла:

— Когда твой корабль тонет… Посреди моря… И ты можешь перебраться на другой корабль… Ты должен сделать всё, чтобы твой корабль не утонул.

— Но зачем? — искренне удивился я.

— Потому что может так оказаться, что корабль, на который ты переберёшься, тоже вот-вот утонет. Ты не сможешь его спасти, потому что не знаешь его. И вернуться на свой корабль тоже не сможешь.

Таково было её объяснение. Но эта кривая и нелепая метафора, тем не менее, оказалась истиной. Когда же я поведал об этом Тинке, то она полностью согласилась с мнением Райли, и добавила, что мне ещё рано идти в Апологетику. До случая с мясником, когда мой гонор был до небес, я бы, наверное, начал с ней спорить, доказывая, что после тренировок с ножами и пауками я теперь нереально крут, и готов к любым испытаниям, но опять же, мой горький опыт вовремя меня осадил. Тинка, как и Райли, в итоге оказалась права на все сто процентов. Без похода в Призрачный район, я бы не получил необходимой выучки, благодаря которой впоследствии добрался до Апологетики живым.

Поход в Призрачный район оказался одной из самых долгих и тяжёлых вылазок в центр города, подвинувшей даже самоубийственное путешествие к «Детскому миру». Но до него ещё оставались вечер и ночь. А пока, мы, ещё не отошедшие от недавнего боя с экрофлониксами, возвращались домой.

— В гараже всё по старому. Можешь спокойно размещаться, — сообщила Райли Тинке. — Постель я тебе дам.

— Спасибо. Но этого не потребуется. Вместо гаража, я бы хотела расположиться на чердаке. Если ты не против, конечно.

— На чердаке? С чего это вдруг?

— Сегодня мне будет не до сна. Я буду ждать экрофлониксов. Когда они придут за нами, я их встречу, — кровожадно пробормотала девочка.

— Тебя Писатель, что ли, заразил героизмом? — покосилась на неё Райли. — И как ты будешь их встречать? Да ещё и на чердаке? Будешь стрелять по ним из арбалета?

— Если ты мне позволишь.

— Не позволю. Всё равно не попадёшь. Только стрелы потратишь.

— А если попаду, тогда разрешишь?

— В последнее время ты сильно обнаглела, пятьдесят пятая.

— Прошу меня простить. Ты права.

— Ну ладно, так и быть, я разрешу тебе воспользоваться моими арбалетами, если ты расскажешь, что задумала.

— Всё очень просто. На подходе к дому, я оборудую ловушки для экрофлониксов, и буду стрелять по ним, когда они попадутся. Чтобы не могли увернуться от стрел.

— Ага, чёрта с два они попадутся. Эти гады обходят даже самые хитроумные западни.

— И всё-таки я хочу попробовать. Эх, мне бы немного липучки, тогда бы они у меня попрыгали. Да где ж её взять?

— Ну, допустим, у меня есть липучка, — Райли остановилась возле наших ворот. — И что?

— У тебя есть липучка? Откуда?!

— От верблюда… Под номером 4-20. Нашла у него в подвале. Хотела выбросить, но на всякий случай оставила.

— Выбросить? Липучку?! Да это же преступление!

— Я не умею пользоваться этой гадостью. Боюсь вляпаться. А ты разве умеешь?

— В своё время ставила отличные липкие ловушки. Если ты дашь мне липучку, то экрофлониксам не поздоровится.

— Дам. Но если заляпаешь мой дом, или двор, то не поздоровится тебе, — Райли открыла нам дверь.

Я успел соскучиться по этому дому. Казалось, что не был здесь уже целую вечность. По сравнению с тёмными, мрачными апартаментами Тинки, жилище Райли выглядело светлым, сияющим дворцом.

Котя бросился меня встречать у порога. Он тоже очень соскучился. Весь вечер от меня не отходил, и ночью спал у меня в ногах.

Перво-наперво, Райли провела нас с Тинкой в подвал, где хранились всякие припасы, оставшиеся от предыдущего хозяина. Пресловутая «липучка» напоминала банки с краской, коих было всего четыре, но Тинка сказала, что этого более чем достаточно. Когда Райли очень осторожно вскрыла одну, содержимое оказалось остекленевшим.

— Похоже, что липучка того, — она разочарованно постучала рукояткой ножа по стеклянному содержимому.

— Вовсе нет, — Тина подняла банку и рассмотрела её со всех сторон. — Сразу видно, что ты, Райли, никогда не работала с липучкой. Остекление верхнего слоя происходит в результате длительного взаимодействия с кислородом. Но то, что под ним, вполне пригодно для использования. Нужно лишь помять края банки вот тут, чтобы стеклянная пробка вывалилась, и дело сделано.

— Хорошо. Занимайся, если разбираешься в этом, а я пойду мыться, и готовиться к походу, — Райли прошла к лестнице, и добавила. — Арбалеты найдёшь в арсенале. Только учти, кровати на чердаке нет…

— Ничего страшного.

— И Писателя к липучке не подпускай!

— Хорошо.

Кивнув, хозяйка повернулась к лестнице, и поднялась наверх, оставив нас в подвале.

— Липучка! — восторженно пела Тинка. — Сколько липучки! Готова поспорить, что это последняя липучка в городе.

— Так уж и последняя, — зевнул я.

— Запросто. Сейчас липучку нигде не достать. Она закончилась больше года назад.

— А откуда её доставали?

— Это продукт аномалии «Гипнослюда». Такая аномалия была только на «Химпроме», а потом вдруг схлопнулась. На комбинате остался лишь зал, причудливо залитый стеклом. До этого липучки там было много, и четвёрки её постоянно добывали, как средство для охоты. Ну и в качестве ловушек на конкурентов. Хотя, для изгнанников липучка опасна только тем, что лишает их обуви.

— Как суперклей, что ли?

— Ага. Вроде того. Схватывает моментально, и уже не отпускает. Нельзя ни счистить, ни отмочить, ни растворить. Только отрывать с прилипшей поверхностью. Вляпался голой ногой или рукой — оставишь там свою кожу. Ну если, конечно, не оторвёшь противоположный слой, на котором нанесена липучка. Классная штука. Жаль, что недолговечная. Во-первых, на неё быстро налипает пыль, которая спустя несколько часов, из-за растущего слоя, лишает её липкости, во-вторых, на воздухе, липучка, спустя какое-то время, превращается в стекло, совершенно не липкое. Но на одну ночь её должно хватить за глаза.

— И она способна удержать экрофлоникса?

— Запросто. Крупные звери, конечно, вырываются из липучки, но оставляют в ней свою кожу, выдирают себе когти, и даже, иногда, пальцы. Настолько сильно дёргаются.

— Опасная штука.

— Это точно. Но самое замечательное в ней то, что она практически незаметна, и у неё нет абсолютно никакого запаха. Даже самый чуткий экрофлоникс сможет определить местонахождение липучки лишь тогда, когда в неё угодит. Ну или когда в неё попадётся кто-то другой. Например, его собрат… Так, давай бери эти две банки. А я возьму эти две. Поможешь мне донести их до места… Да не бойся! Пока я их не расковыряла — они абсолютно безопасны. Я же обещала Райли не подпускать тебя к липучке. Просто помоги мне донести их, а дальше я уже сама справлюсь.

Наслушавшись жути, связанной с этим опасным веществом, я очень неуверенно подобрал две банки, и последовал с ними за Тинкой. А потом долго разглядывал пальцы, не прилипло ли к ним что-то.

Мы вышли из дома, прошли через двор, и дальше отправились по улице, в сторону баррикад.

— Так. В ту сторону мы не пойдём, — вслух бубнила Тинка. — Экспломак может шарахнуть. Вон туда тоже не стоит соваться — там Райли что-то настряпала… А вон там — самое оно. Туда эти твари и полезут.

— Расскажи мне об экрофлониксах. Почему ты сказала, что у них «особая природа»?

— Потому что особая. Экрофлониксы не похожи на большинство местных хищников. Их поведение трудно предугадать. Это кочевники. Их стая напоминает злодейский прайд, но в отличие от злодеев, экрофлониксы не сидят на месте. У прайда есть ядро, в которое входят крупные зрелые особи, новорожденные детёныши и старейшины. Это ядро регулярно перемещается в поисках корма.

— Они жрут дохлятину. Фу.

— Только голодные мунгаштары. Экрофлониксы центрального ядра брезгуют мертвячиной. Вообще-то они всеядны, но предпочитают свежее мясо, слегка дополняя рацион сочной растительностью. Мунгаштары же — жрут вообще всё подряд. Интенсивно растущий организм требует много пищи.

— Я так понимаю, мунгаштары — это отдельная каста экрофлониксов?

— Каста? — Тинка тормознула, покопавшись в памяти. — Нет, не совсем правильное определение. Понимаешь, экрофлониксы очень плодовиты. Очень! В среднем приплоде обычно от семи до девяти детёнышей. При этом самка у них рожает по три раза в год. Можешь себе представить, как это много? Если бы не специфика их жизни, они бы очень быстро заполонили весь город. Но их популяция регулируется благодаря так называемой «волновой системе». Это когда детёныши, едва научившись самостоятельно есть и ходить, изгоняются из ядра, и отправляются куда глаза глядят. Они расходятся от ядра в разные стороны, как бы волнами. И эти волны прощупывают окружающую местность. В ту сторону, где мунгаштары постоянно погибают, ядро не движется, выбирая те направления, в которых разведчики находят новые источники пропитания. Очень много молодых экрофлониксов гибнет, но именно так ограничивается рост их популяции. Те, кто выжили, возвращаются в ядро прайда, и становятся его частью, — Тина остановилась и с улыбкой посмотрела на меня. — Этим они похожи на нас, верно?

— Определённое сходство действительно есть, — согласился я.

— Любопытно, что возмужавшего экрофлоникса примут в ядро лишь в том случае, если он исправно будет приносить туда добычу. Мало прокормиться самому, нужно ещё и ублажить лидеров прайда. Только тогда можно заработать будущее место в ядре.

— Теперь я понимаю, почему они так неистово лезут. И откуда столько ума у обычного «пушечного мяса»?

— Это естественный отбор. Размножаются лишь те, кто прошли все испытания: самые ловкие, хитрые и умные. Слабые гибнут первыми. Сильные, но глупые — вторыми. А вот хитрые и умные идут по трупам первых двух групп, анализируя обстановку, и учась на чужих ошибках. Они выживают чаще других, и дают продолжение своему роду. Так… Поставь банки здесь, — она, щурясь, прикинула дистанцию до слухового окна. — Пойдёт. Здесь мы их и встретим.

— Значит ты хочешь отпугнуть мунгаштаров, чтобы крупные экрофлониксы сюда не пришли? — спросил я.

— Нет. Я всего лишь хочу ненадолго остановить их продвижение в нашу сторону. Иначе завтра мы можем через них не пробиться. Могут подтянуться их родители. Тогда будет худо. Всё. Теперь отойди подальше, — Тинка начала расковыривать банку. — Не хочу, чтобы ты прилип к чему-нибудь.

Вечер выдался на удивление спокойным. До самой темноты с улицы не доносилось никаких подозрительных звуков. Только иногда налетающий ветер погромыхивал ржавой кровлей соседнего дома.

В комнате было тепло и уютно. Как и прежде. Все мои вещи пребывали в целости, аккуратно разложенные по местам. Райли постаралась. Хотел её поблагодарить, но не стал. Всё ещё побаивался немного.

Почищенная ковбойская шляпа висела на вешалке. Я снял её, и покрутил на руке, переживая неловкий момент, и не решаясь поднять глаза на подругу. Та сидела на кровати, поджав ноги ступня к ступне, и что-то молча зашивала. Пройдя дальше в комнату, я присел на её кресло, и вынул из кармана мятый блокнот, свёрнутый в трубочку. Мельком взглянув на меня, Райли продолжила возиться с шитьём. Молчание становилось всё тяжелее, но к счастью, обстановку разрядил Котя, трущийся виском об моё колено.

— Ну что ты трёшься? Ну что? — я погладил его. — Сейчас до дырки протрёшь мордаху свою.

— Он скучал по тебе. Места себе не находил, — ответила Райли. — Уж думала, что убежит за тобой, к Тинке.

— Ах ты, хулиган, — потрепав его по уху, я виновато посмотрел на хозяйку. — Ну-у… А ты как тут жила?

— Я? — она вскинула бровь. — Нормально. Работы много навалилось. Скучать было некогда.

— Ты всё ещё злишься? Я понимаю. Я заслужил это…

— Нет, не злюсь. Это не только твоя вина, но и моя. Слишком уж я расслабилась, размякла. Потеряла контроль над ситуацией. Забыла, в каком мире живу. Вот и результат.

— И что теперь будет? Ну, в смысле, между нами… То есть, я имею в виду… Мы ведь с тобой всё ещё друзья?

— Не думаю…

Я почувствовал, как кровь отлила от лица. Настолько резким было это заявление. Неужели всё? Неужели я для неё больше ничего не значу? Но сгущающуюся тьму в моей душе быстро развеял луч надежды.

— Да, не думаю, — она с улыбкой посмотрела на меня. — Знаю точно. Мы друзья. Пока ещё… Блин, видел бы ты сейчас своё лицо. Это так смешно!

И она рассмеялась. У меня сразу от сердца отлегло. Поднявшись с кресла, я всплеснул руками.

— Нет, я к твои шуткам никогда не привыкну. И не вижу тут ничего смешного. Я тебе о серьёзных вещах, понимаешь, а ты… И что это за словечко — «блин»? Ты раньше так никогда не говорила.

— Я думала, это будет забавно. Вы со «старой хозяйкой» его часто употребляли. А я всё думала, почему «блин»? Ведь это, кажется, такая еда. А потом провела некоторые аналогии, и выяснила, что это оцензуренная версия другого, неприличного слова, которое люди подразумевают, когда говорят «блин». И это звучит круто.

— Это не круто. Это по-детски. И по-дурацки.

— Ладно. Буду вместо «блин» говорить…

— Нет! Беру свои слова назад! Говори «блин»!

Райли согнулась пополам от смеха, выронив одежду, которую заштопывала. Настроение у неё явно подскочило. Она давно не веселилась, и теперь отводила душу.

— Приятно видеть тебя весёлой.

— Радуюсь, что не убила тебя.

— А ты могла?

— Ещё бы.

— А вот и нет. Ты сама говорила, что никогда не убивала людей.

— Ну вот и открыла бы счёт. Да ладно, не смотри на меня так, а то я опять буду смеяться, — она протянула мне руку.

Я мягко её пожал.

— Друзья?

— Друзья.

— Но примирение нужно закрепить, — теперь пришла очередь моей шутки.

— Закрепить? А как? — искренне удивилась она.

— А вот так, — я сжал кулак, выставив мизинец. — Давай, цепляйся мизинчиком.

— Зачем?

— Так надо.

— Ну, хорошо, — Райли зацепилась за мой мизинец.

Встряхивая руку, я нарочито пафосно начал произносить детский стишок: «Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись! А если будешь драться — то я буду кусаться! Запомни навсегда, что мы с тобой друзья!» Наши пальцы расцепились, и Райли снова покатилась со смеху.

— Что это было? Я не понимаю. Ты правда будешь кусаться? Как неоконис? Это так глупо, и так смешно!

— Эй, всё очень серьёзно. Дружеская клятва — это тебе не баран чихнул.

— Причём тут баран? — она на какое-то время задумалась, обрабатывая бессмысленную информацию, и, ничего не поняв, опять зашлась смехом. — Писатель, ну ты и чудак!

Мы ещё немного посмеялись. Наконец-то я полностью убедился в том, что Райли не держит на меня зла. Конечно же, остаётся неизвестным, будет ли она со мной столь же откровенной и близкой, как ранее, но хотя бы уже понятно, что наша дружба продолжается, и время давящей неопределённости осталось позади.

— Райли, а что ты думаешь о Пророчестве? — спросил я, когда мы насмеялись вдоволь, и успокоились.

— О каком ещё Пророчестве? — не поняла та.

— Ну, о поэме… Как её там? Гимн какой-то там лучезарной, не помню кому.

— Ты о чём, Писатель? Мне кажется, или ты сегодня действительно не в себе?

— Ладно, забудь. Это всё так… Во сне приснилось.

Пожав плечами, Райли откусила нитку, закончив шитьё.

«Ни Райли, ни Флинт ничего не знают о Пророчестве», — сделал я запись в своём дневнике. — «Очень странно, если учесть, что, по словам Тинки, эта поэма вшита в изначальную память всех изгнанников. Не похоже, что Райли с Флинтом её скрывают. Выходит, что о Пророчестве знают только Тинка и Хо? Но что же их объединяет? Думаю, что с этой таинственной загадкой мне ещё предстоит разобраться».

— Иди, отнеси ей, — после ужина, Райли сдержанно протянула мне тарелкку с едой.

«Ей» — означало «Тинке», засевшей наверху. Я взял кушанье, и отправился на чердак.

Чердачное помещение было наполнено темнотой. Райли редко сюда ходила, и не обрабатывала стены светящимся воском. Подходящее место для Тинки, чего нельзя сказать обо мне. Если бы свет не проникал сюда снизу, из коридора, то я бы вообще ничего здесь не видел.

— Тинка! Ты тут?

Никто не ответил. Я напряг зрение, и разглядел фигурку девочки возле слухового окна. Она стояла спиной ко мне, со взведённым арбалетом на плече. Абсолютно неподвижно, словно изваяние. В таком виде она мне напомнила миниатюрную копию дежурящего возле окна терминатора из одноимённого фильма. Эдакая пародия в исполнении школьницы. Вроде смешно, но с другой стороны как-то жутковато.

— Я поесть принёс.

— Чшшш! — она наконец-то повернула ко мне голову, и приложила палец к губам. — Чего расшумелся?

— А что? Там кто-то есть? — я неуверенно подкрался к окну, боясь обо что-нибудь споткнуться.

— Пока нет. Но скоро будут.

— Куда тарелку поставить? — не дождавшись ответа, я нащупал стул и поставил тарелку на него. — Ты давай поешь, и наблюдай себе дальше.

— Писатель. Не отвлекай меня. Лучше иди, и ложись спать.

— Как ска… Да что за?

На улице что-то громко хлопнуло. Звук был похож на ружейный выстрел. Тинка тут же вскинула арбалет, упершись ногой в низкий подоконник, и поставив локоть на колено, чтобы легче было удерживать увесистое оружие. Что она умудрялась рассмотреть через оптический прицел, я не понимал, так как на улице была полнейшая темень.

— Что это было? — присев рядом с ней на корточки, я высунулся в окошко.

— Экспломак бумкнул. Ага-а, есть контакт. Одного урода размазало.

— Где ты видишь?

— Да вон же, — она быстро указала куда-то в темноту. — Видимо, хотел краем обойти. Райли хитро придумала, установив экспломак в том уголке. Даже я его там не сразу заметила, и чуть не нарвалась.

— Я вообще ничего не вижу. Там просто сплошная темнотища.

— Это вон тот, что ли, ошмёток на дороге? — послышалось у меня над макушкой, заставив дёрнуться, ударившись подбородком о пыльный подоконник.

— Райли? Ты когда успела подкрасться? Уф, напугала…

— Ага, — не обращая внимания на мою реакцию, ответила Тинка.

— Да, действительно, трудно разглядеть. Ладно, — Райли потрясла меня по плечу. — Пошли, Писатель. Тебе отоспаться нужно.

— Пока вы не ушли, предлагаю сделать ставки, сколько экрофлониксов мне удастся настрелять, — предложила Тинка.

— Одного. Да и то если повезёт.

— А ты, Писатель, что думаешь?

— Не знаю. Пусть будет два.

— Эх, не верите вы в меня…

— Пойдём, пойдём, — Райли настойчиво потащила меня за рукав, к тускло светящемуся прямоугольнику выхода. — Не будем мешать ей охотиться.

Этой ночью я долго не мог заснуть. Ёжился от каждого звука, доносившегося с улицы. Сначала ночные хищники шуршали и порявкивали где-то вдалеке, но затем начали постепенно приближаться к дому. Экспломак больше не стрелял. Значит экрофлониксам хватило ума впредь к нему не приближаться. В какой-то момент, мне показалось, что совсем рядом от нашего забора слышится прерывистое жужжание, словно в паутину попалась гигантская муха. Я долго пытался разобрать, что может издавать подобные звуки, но так и не понял. Как только жужжание прекратилось, мною начал овладевать сон. И в этот момент на чердаке щёлкнула тетива арбалета, откликнувшись воем подстреленного существа. Тинка всё-таки в кого-то попала. Арбалет щёлкнул ещё раз, и экрофлоникс на улице взвыл по-новой. Вот только я не понял, был ли это тот же самый, или же охотница всадила дополнительную стрелу в первую жертву. Протяжное вытьё подстреленного сильно било по нервам, и чтобы окончательно не угробить свою сонливость, я накрыл голову подушкой. Стало немного получше. По крайней мере звуки притупились, и перестали так сильно раздражать. Но я всё равно промучился ещё не менее часа. За это время Тинка, судя по всему, успела подстрелить ещё одного экрофлоникса. Ну, хотя бы выиграл спор у Райли…

Мне что-то приснилось. Кажется, я видел Хо. Но сон этот вспомнить так и не смог. Он остался в памяти как нечто размытое и бессмысленное. Напрасно я пытался его восстановить. Ничего не получилось. Конечно же это было для меня весьма тревожным знаком, учитывая, что сны с участием Хо — это не просто сны, а некие погружения в параллельную реальность, где наверняка спрятан ключ к моему спасению. Пусть все эти диалоги с Хо выглядят как полуночный бред психопата, но я всё равно был уверен, что рано или поздно найду в них ответы на свои вопросы. Откуда взялась такая уверенность? Не имею ни малейшего понятия.

*****

Мы вышли из дома, когда на улице было уже светло. Утро встретило нас ощутимой прохладой. Температура явно понижалась каждый день, и особенно это чувствовалось по утрам. Я заметил, что климат в Иликтинске заметно теплее, нежели в соседнем Иркутске. По крайней мере на 2–3 градуса точно. Чем это обусловлено — непонятно, но я несколько раз замечал поутру лёгкий пар поднимающийся от земли, и выходящий из окон зданий. Что же именно подогревало город — так и осталось загадкой.

Несмотря на эту особенность, иликтинская погода всё равно отличалась от мест, из которых я родом. Даже в середине лета солнце слабо обогревало землю, а стоило налететь тучам, или заморосить дождю, как тут же возвращался мерзкий холод. Не суровая, конечно, погодка, но неприятная. И чем ближе была осень — тем основательнее я ощущал на себе негостеприимство местного климата, кутаясь в ветровки и кофты (благо в тёплой одежде нужды не было).

Мои подруги-изгнанницы не обращали на холод никакого внимания, продолжая щеголять по городу, как по южному курорту. Их морозоустойчивость объяснялась всё той же способностью распределять и перенаправлять внутреннюю энергию. В своих будущих походах нам пару раз придётся ночевать буквально на голой земле, посреди студёного ночного холода. В столь экстремальных ночёвках я спал между Райли и Тинкой, и должен отметить, что ощущение было таким, будто по бокам от меня лежат две огромные грелки. Им как-то удавалось сохранять предельно высокую температуру тел, избегая свёртывания гемоглобина в крови. Я сделал вывод, что они просто поднимали градус до максимально допустимого уровня, примерно до сорока — сорока одного, не более. Тем и довольствовались. К тому же, работать обогревателями им приходилось только ради меня, а в обычной жизни изгнанники напротив, предпочитали поменьше выделять тепло (чтобы не привлекать хищников, и не затрачивать много энергии), настраивая теплообменные функции организма таким хитрым способом, что внешняя температура их тел становилась уличной, как у рептилий. Но при этом их конечности не отмерзали, кожа не синела и выглядели они бодро, словно «моржи» возле проруби. Чудеса да и только.

Райли что-то пыталась мне объяснить по этому поводу, но увы, данный разговор мне не запомнился. Помню только, что она говорила, дескать люди очень расточительно относятся к теплу. Точно так же, как и к энергии. Поэтому масса энергии у нас уходит на сохранение тепла, которое, в свою очередь, бесполезно рассеивается. Наверное, если бы человек умел управлять своей энергией так же, как изгнанники, то ему бы, наверное, ничего не стоило прогуляться по скрипучему февральскому снежку в одних плавках, да ещё и сетуя на то, каким же жарким выдался этот зимний денёк.

Как бы там ни было, по словам всё той же Райли, ближе к середине осени, даже изгнанники начинают кутаться в тёплую одежду. Всё-таки местные зимы — это не подарок. Многие, если не большинство, впадают в спячку, как медведи, предварительно выбрав логово понадёжнее, и завернувшись в «капсулу» — нечто вроде кокона, представляющего из себя смесь тёплых одеял и какой-то биологической дряни, под названием «китлиак». В этой капсуле изгнанники находятся несколько месяцев, пребывая в подобии летаргического сна. Вообще-то, с подобной зимовкой у них связано много нюансов, вроде предварительной и кропотливой подготовки желудка и кишечника, но об этом рассказывать смысла нет. Тем более, что я опять отошёл от своего центрального повествования, увлекшись сторонними описаниями. А значит, пора возвращаться к своей истории.

Итак, мы вышли во двор. Я сразу же съёжился от холодного ветра, покрывшись гусиной кожей. И это даже невзирая на то, что перед выходом я неплохо укутался. Изо рта вырывался парок. Руки прямо-таки просились в тёплые карманы. Глядя на своих спутниц в лёгкой летней одежде, я невольно им завидовал. От одного их вида мне становилось ещё холоднее. И не мёрзнут ведь, «горячие девчонки». Хоть бы поёжились ради приличия.

— Погодите, — Райли остановила нас возле ворот. — Надо сначала проверить, не ждут ли нас снаружи?

— Всё в порядке. Путь свободен, — ответила Тинка. — Ночью мне удалось их остановить на подступах. К рассвету они потянулись в сторону угловой девятиэтажки, и больше не возвращались.

— Туда, где «Эсмеральда»? — насторожился я.

— Эм-м… Ну да, где ресторан, — кивнула Тинка. — Что-то их там привлекло.

— Терапоги. Там же они живут.

— Значит больше не живут, — криво улыбнулась Райли. — И поделом.

— Нельзя же так…

— Что нельзя? С каких пор ты стал жалеть этих гнусных отродий?

— Они не все такие. Чёрт… Только бы Туй выжил…

— Кто? — спросила Тинка.

— Не важно. Проехали… Ну что? Мы выходим?

— Да погоди ты, нетерпеливый, — Райли осторожно приоткрыла дверь. — Вроде спокойно. Давайте тихонько за мной. Смотреть в оба.

За воротами мы практически сразу наткнулись на бездыханное тело довольно крупного экрофлоникса. Из его бока торчала сильно погнутая стрела. Судя по длинной кровавой дороге, тянущейся за ним, он полз от самых баррикад, и добравшись нашего дома окончательно истёк кровью. Я заметил, что у него были сильно изуродованы ноги. Одна лапа неестественно вывернута, должно быть сломана. Когти выдраны до мяса. К левой ноге прилип массивный кусок вывороченного асфальта.

— Моя работа, — похвасталась Тинка. — Вон там ещё один, у стены.

Чуть поодаль, возле противоположного здания, в центре огромной кровавой кляксы, привалившись боком к стене, валялся ещё один экрофлоникс, который, судя по обилию размазанной кровищи, долго кувыркался в предсмертной агонии.

— Сколько же ты их настреляла? — поразился я.

— Четверых! Так что вы оба продули.

— Слишком много, — помрачнела Райли. — Не думала, что они так сильно расплодятся.

— Долго отсиживались в лесу. Там у них было мало врагов, — Тина самодовольно попинала труп. — Хитрые, заразы. Пробовали зайти с разных направлений. Но меня не проведёшь.

— Нам пора уходить, — охотница указала рукой вдоль по направлению улицы.

Там, за баррикадами, в районе перекрёстка, мы увидели далёкие шевелящиеся фигуры экрофлониксов. Они были крупными. Гораздо крупнее тех, что попадались прежде. Скапливаясь возле «Эсмеральды», монстры суетились, поочерёдно поднимаясь на задние лапы, и подозрительно рыча. Вне всяческих сомнений, они готовились к новому наступлению. И на сей раз это была уже не «зелёная» молодёжь, а самые настоящие, матёрые «старики». От этой банды нас отделяла лишь пара разрозненных баррикад, да невидимые пятна застывающей липучки.

— Уходим, уходим, — попятилась Тинка. — Это взрослые.

Ощетинившись ножами, мы спешно потрусили в противоположном направлении.

— Главное, дойти до угла, — себе под нос пробурчала Райли. — Там они потеряют нас из вида, и прекратят преследование.

— До того угла ещё чёрти сколько идти, — всё сильнее нервничал я, поглядывая через плечо, как экрофлониксы поворачивают в нашу сторону. — Мы не успеем.

— Без паники. Когда я скажу бежать — бежим.

Мы ещё немного продвинулись по улице лёгкой рысцой. И тут экрофлониксы, как по команде, сорвались с места, и понеслись за нами.

— Бежим! — скомандовала Райли.

И мы побежали. Даже под гнётом рюкзака я преодолел это расстояние за рекордное время, почти не отставая от спутниц. Вот он — спасительный угол. Две сильные руки схватили меня, и затащили за него. Рядом, прижавшись спиной к стене, стояла Райли. Убедившись, что я благополучно добежал, она осторожно высунулась из укрытия.

— Остановились? — спросила Тинка у неё из-за спины.

— Да. Порядок.

Я тоже рискнул заглянуть за угол. Мне хватило секунды, чтобы оценить обстановку. Толпа экрофлониксов остановилась перед первой баррикадой. Один из них увяз передней лапой в липучке, и злобно жужжал, пытаясь освободиться.

— Всё, хватит таращиться, эта преграда их долго не задержит, — Райли дёрнула меня за локоть.

Быстрым шагом наша маленькая группа поспешила прочь. Все понимали, что вернуться домой нам уже не дадут. Если, конечно, мы не отыщем полумифическую сущность, о которой я не имел никакого представления.

— Лучше всего будет дойти до площади Горького, там повернуть на Королёва и прямиком до Третьего Жилучастка, — предложила Тинка. — Оптимальный маршрут.

— Согласна, — кивнула Райли. — Только мы так не пойдём.

— А что ты предлагаешь?

— Идти через ИТК.

— Зачем? Это длинный крюк. К тому же, за ИТК тянутся сплошные аномальные поля.

— Мы не пойдём дальше. Свернём на Калужскую и по ней — до Телецентра.

— Но это владения 4-17…

— Вот именно.

— Не понимаю. Зачем нам лезть к семнадцатому?

— Тинка, милая, ты сама сказала, что 4-17 — единственный, кому удалось приручить сущность. Только он знает, как это правильно сделать. Сами мы вряд ли справимся с этой задачей.

— И как ты собираешься заполучить у него информацию?

— Это уже второй вопрос. Решим по обстоятельствам. Попробуем договориться. Не получится мирно — придётся выбивать из него ответ силой.

— Не самое лучше решение. Не забывай, он под защитой сущности.

— Значит будем надеяться, что до драки дело не дойдёт.

— Безумный план, — Тинка вздохнула. — Но не лишённый здравого смысла. Насколько я помню семнадцатого, он всегда держался в стороне от конфликтов. Потому и выбрал район Телецентра, кишащий экрофлониксами, зато без лишних соседей.

— И что, экрофлониксов там по прежнему много? — насторожился я.

— Нет. После прихода Бабайки, их всех оттуда как ветром сдуло. Теперь там тихо. До самого ИТК ни одной живой души.

— Только бы Семнашка совсем не одичал, и не натравил на нас свою сущность, — произнесла Райли.

— Да, это будет плохо, — закивала Тинка.

— А что это за «сущности»? — поинтересовался я. — Вы так о них говорите, словно это какие-то призраки.

— Призраки? — Райли и Тинка одновременно закатили глаза, копошась в памяти.

— Ну, как сказать? Сходство определённо есть, — первой ответила Тинка.

— Только это не призраки. Не в понимании «старых хозяев», — добавила Райли.

— Но сходство есть, — повторила Тина. — Мы о них знаем очень мало. Наверное, только 4-17 знает больше.

— Уверена, что знает.

Солнце уже выглядывало из-за крыш заброшенных зданий. Постепенно становилось всё теплее. Мы шли по незнакомой мне улице, туда, где я ещё не был. Рана на животе неприятно саднила, соприкасаясь с одеждой. Но гораздо сильнее меня беспокоила укушенная рука. Средний палец на ней воспалился и опух. Любая попытка согнуть его вызывала острую боль. Вчера, перед сном, Райли мне его обработала какой-то пахучей мазью, после чего наложила горячую и сырую повязку-компресс. Боль утихла, но при каждом касании нарыв просто вышибал искры из моих глаз. Хорошо хоть, что меня укусили за левую руку, а не за правую, которой я удерживаю оружие.

Наша территория осталась далеко позади. Вокруг раскинулся обшарпанный и заросший лабиринт пустынных улиц. Я внимательно следил за движением спутниц, обходящих аномальные участки, но уже и сам начал отмечать, что вижу ловушки, окружающие нас. Долгие уроки не пропали даром.

В этом районе эвакуация жителей закончилась, так добром и не начавшись. Поэтому всё здесь оставалось нетронутым непосредственно с самого момента катастрофы. Пара эвакуационных автобусов стояла на пункте сбора абсолютно пустая, а сам пункт был завален человеческими костями. Дорожки из останков тянулись от центральной площадки, расходясь к подъездам близлежащих домов. Значит, они торопились, выходили организованно, но всё равно не успели. Слишком быстро их накрыла смерть.

— А здесь где-нибудь живут изгнанники? — спросил я.

— Вон там, — указала Райли, — обитает 5-20. А там, за хлебным магазином, начинается территория 6-29.

— Двадцатый там больше не живёт, — поправила её Тинка.

— А куда он делся?

— Отыскал Суфир-Акиль. Ушёл в Апологетику.

— Кто бы мог подумать. Погоди-ка! Тогда чего же мы прёмся в обход? — остановилась Райли. — Можно же срезать. Через территорию двадцатого — до ИТК две песни спеть.

— Лучше не надо, — поморщилась Тинка. — Там и при двадцатом было очень оживлённо, а после его ухода, наверное, вообще целый зоопарк образовался.

— Тогда идём дальше.

Наш отряд продолжил движение в прежнем направлении.

— Откуда ты всё знаешь? — спросил я у Тинки.

— Да так. Лазила тут везде. В своё время, — нехотя ответила та.

— Угу. Так и скажи, 'браконьерствовала на территории двадцатого', -рассмеялась Райли.

— Ну подумаешь, пару раз тут поохотилась. От двадцатого не убудет.

— Знаешь, Тинка, если бы из моих ловушек таскали добычу, я бы очень рассердилась.

— Так ты обворовывала его ловушки? — удивился я. — Ну ты даёшь.

— Всего пару раз же! Я просто очень хотела есть, и… Да и что там была за добыча? Так, фигня. Он поди даже и не замечал. А если и замечал, ну так что ж? Не пойман — не вор. В любом случае, он уже отбыл в Апологетику…

— Да расслабься, Тин, никто тебя не упрекает. Я просто удивляюсь, когда ты всё успевала?

— Удивляться тут нечему. Уж если кто и лазил по городу больше всех остальных, так это Тинка, — сказала Райли. — Где её только не видели. Наверное, только на набережной не была, да?

— И на Учхозе. А ещё на Юго-востоке, на Иликтпромтехе, в Четвёртом Микраше… В Апологетике, разумеется, и, кстати, в Призрачном районе тоже ещё не довелось побывать, ага, — с гордостью перечислила девочка.

— Лазутчица!

Мы повернули на улицу Сосновую, о чём гласила пятнистая табличка с угла ближнего здания. Улица была на удивление чистенькой, и даже бесконтрольно растущей растительности на ней почти не замечалось. Впереди, над кровлями замаячила мачта телевышки. Вот, значит, куда мы держим путь.

— Ну а сама-то ты тоже немало поблуждала по городу, прежде чем нашла своё прибежище, — продолжала вести диалог Тинка.

— Зона моих мытарств была более скромной, — ответила Райли. — Обычно я далеко не забредала. Так, перебегала с места на место. Там ведь какой принцип был? От более сильного — сматываешься, более слабого — прогоняешь. Все так жили. Это сейчас у нас у всех чётко разграниченные территории, а когда-то все лазили кто где хотел. И сражались за лидерство. Закрепиться на месте было крайне тяжело. Практически нереально. Тебя тут же вытряхивали с облюбованного места. Поэтому закреплялись, как правило, самые отмороженные. Дрались за свою землю до последнего.

— Сколько изгнанников ты убила?

— Много.

— А поконкретнее?

— Если не считать бандитов Грязного Гарри, то-о… Восемнадцать. Из них пятнадцать 'кочевников', и только три 'оседлых' изгнанника.

— Всего восемнадцать? — встрял в разговор я.

– 'Всего'? — округлила глаза Тинка. — Ты считаешь это мало?

— Да только при мне Райли уработала не меньше десятка 'грязнуль'!

— Там я была не одна, — ответила Райли. — Без помощи Флинта они бы меня быстро разобрали на запчасти.

— Ты преуменьшаешь свои заслуги.

— Вовсе нет. Я впервые сражалась с целой бандой. До этого мне приходилось сталкиваться исключительно с одиночками.

— Но банда же гораздо опаснее.

— Это ещё как поглядеть. Должна отметить, что тех бандитов погубило полное отсутствие организации, плюс довольно плачевное состояние тел. Они были реально слабыми противниками, пусть и многочисленными. Любой мало-мальски опытный изгнанник-одиночка, сохранивший своё тело в подобающей форме, без труда распотрошит не меньше пятерых таких болванов, прежде чем те завалят его количеством. Поэтому я и говорю, что банда Грязного Гарри не в счёт.

— Восемнадцать — это очень много, — подтвердила Тинка. — Обычно, количество побед у среднего изгнанника, дожившего до этого дня, варьируется в районе десяти. Открытый поединок с опытным соперником слишком сложен и опасен. Поэтому разумнее его избежать, не вступая в конфликт.

— Как бы там ни было, я предпочитаю считать только победы над 'оседлыми' изгнанниками. Каждый из них давался мне с величайшим трудом, потому что каждый стоил не меньше десяти бродяг. Они дорого продали свои жизни. И я их понимаю. Сама готова любому горло выгрызть за свою территорию.

— Ну а ты, Тинка, чем можешь похвастаться? — спросил я.

— Мои победы не столь велики.

— Сколько?

Она показала растопыренную пятерню. — Пять. Ну, правда, двое из них были боевиками Латуриэля.

— Ого, — Райли присвистнула. — Даже так? Неплохо, неплохо.

— Крутые были ребята?

— Настырные. Первого я укокошила на их базе, ну перед тем как стащить помните что. Застала его врасплох. Поэтому было несложно. Со вторым всё было гораздо тяжелее. Он долго преследовал меня по пятам. Ориентировался в подземельях ничуть не хуже. Такой был мерзкий, бррр. В общем, я поняла, что уйти от него не получится, и решила сражаться.

— Нелёгкий был бой?

— Не то слово. Этот гад меня чуть не придушил. Хорошо, обрезок трубы подвернулся под руку. Дала ему по башке, ну а потом… Короче, повезло мне тогда.

— Ты молодец, — призналась Райли. — В отличие от Грязного Гарри, Латуриэль всякую шваль в свою 'гвардию' не принимает. То, что ты от них вырвалась — просто чудо.

— Говорю же, мне повезло, — отмахнулась Тинка. — Оп-па… Ну-ка, ну-ка…

— Что там?

Мы остановились около Тины, присевшей на корточки и рассматривающей землю.

— Следы. Вы чё, не видите?

— Где? — Райли с удивлением таращилась на асфальт. — А-а-а, да, вижу-вижу…

— А я ничего не вижу, — я бестолково всматривался в тротуар. — Как ты их различаешь? А ещё говоришь, что со зрением беда.

— Да она их по запаху вычислила, — объяснила Райли. — Деотерии оставляют лёгкий мускусный запах.

— Они пошли во-он туда, — девочка указала в сквозную подворотню, соединяющую две параллельные улицы. — Три больших и пять маленьких.

— Далеко ушли? Как думаешь? — спросила охотница.

— Не знаю. Если я не чую, значит поблизости их нет.

— Деотерии? — нервно почесался я. — Блин.

— Знаком с ними? — подняла голову Тинка.

— Да уж, довелось повстречаться. Едва не сожрали.

— Неприятные, правда? — она поднялась, отряхивая руки. — Но мясо вкусное.

— Деотерии — главные соперники экрофлониксов, — рассказала Райли. — Они без проблем убивают мунгаштаров и жрут их, но однозначно пасуют перед взросляками. Как-то раз видела, как двое деотериев напали на одного взрослого экрофлоникса. Так тот их обоих порвал на куски за считанные минуты.

— Я бы не хотел встречаться ни с теми, ни с другими.

— Не переживай. До ИТК осталось пройти всего пару кварталов. А вон и телевышка торчит. Считай, что практически добрались, — успокоила меня Тина.

Возможно, беспокоиться действительно было не о чем, так как ничего подозрительного, за исключением аномалий, на нашем пути не попадалось. Правда была замечена пара стрекоз, протарахтевших над крышами в почтительном отдалении. Или же это была одна стрекоза, пролетевшая туда-сюда. Не знаю. Но мы даже прятаться не стали. Лишь замедлили свой шаг, пока опасность не исчезла из виду.

Осматривая землю на предмет аномальных проявлений, я заметил подозрительные рубчатые следы, тянущиеся параллельно с нами по проезжей части длинными широкими лентами, и вслух произнёс, — Любопытно… На танках тут, что ли, разъезжали?

— У? — покосилась на меня Райли.

— Следы гусениц, — указал я больной рукой.

— А это ваши учёные катались. На этих… Бронетранспортёрах. Давно. Ещё до экспансии, — зевнув, ответила Тинка.

— Если до экспансии, то откуда тебе известно, что это были учёные?

— А я их видела. Они до сих пор там катаются.

— То есть, они живы?!

— Ага.

— Но как? — я перевёл взгляд на Райли. — Ты же мне говорила, что в городе нет ни одного живого человека, кроме меня?!

— Ну-у, — та пожала плечами. — Я, если честно, не совсем понимаю, о чём вообще идёт речь.

— Да об учёных, которые в зону ПВД полезли. Ты их разве не видела? — удивилась Тинка. — Это ж местная достопримечательность!

— Я дальше ИТК не уходила, поэтому не в курсе, что там творится на полях ПВД. Это ты у нас всё облазила, везде свой нос сунула.

— Ну так что с учёными-то произошло? — не вытерпел я.

— Видимо, их очень интересовала природа ПВД. Раз решились полезть на своих машинах в такую засаду.

— ПВД — это что?

— Пространственно-временная деформация. Забыл наши уроки? — напомнила Райли.

— Ах, ну да. Точно.

— Разновидность аномальной активности, вызывающая сбой в структуре пространственно-временного континуума, — тоном профессора продекламировала Тинка. — За ИТК начинаются поля ПВД, то есть, зона сплошь покрытая аномалиями данного типа. По неизвестной причине, они сконцентрированы в том районе очень плотно. Буквально напиханы друг на друга. Чего там только нет: 'Мёртвые петли', 'Рекурсии', 'Рециклы', 'Флэшбэки'…

— Аномалии ПВД — самые поганые, — добавила Райли. — Ненавижу их.

— Ага. Из-за них с той стороны города даже охранных вышек нет. Просто стена.

— Как нет? Правда нет? — не поверил я. — То есть, совсем? Но почему?

— А они там не нужны. Во-первых, через ПВД пройти и так нереально. А во-вторых, даже если бы турели там стояли, то они бы всё равно ни в кого попасть не смогли.

— Почему?!

— Ну ты представь. Вот, к примеру, по тебе выстрелили, да? А пуля долетит только спустя сто миллионов лет.

— Прямо вот ровно через сто миллионов?

— Ну, или через двести миллионов. Или через миллиард. Что это изменит? А может случиться и так, что пуля непредсказуемо изменит траекторию. Возможно, даже вернётся обратно. Или потеряет форму. Или превратится в тебя. Или в меня. Или в чёрную дыру. А может быть даже станет основой нового бытия.

— Тинка, ты бредишь… — покачав головой, усмехнулся я.

— Она говорит истину, — возразила Райли. — Никто не знает того, что произойдёт с материей, попавшей в ПВД.

— Вот-вот, — кивнула Тина. — Вообще никто.

— Про то, что турели сумеречников с той стороны города не установлены, я тоже слышала, — добавила охотница. — Но сама не видела.

— А ещё ходят слухи, что турелей нет за озером, — продолжала вещать девочка. — Потому что там, на противоположном берегу, вроде как, тоже есть небольшая зона ПВД. Из-за этого набережную не обстреливают.

— На набережной и без обстрелов делать нечего. Там вообще полная жопа, — презрительно сплюнула Райли.

— Ну, допустим. А с учёными? С учёными-то что произошло?

— Им удалось добраться до зоны ПВД, но там… Не буду рассказывать. Не хочу портить интригу. Скоро сам всё увидишь.

Мы наконец-то дошли до Иликтинского Технического Колледжа. Это было тёмное трёхэтажное здание, изрезанное многочисленными трещинами. Внутри, за грязными стёклами окон, летали какие-то светящиеся шары. Я не успевал их рассмотреть из-за того, что они слишком быстро проносились от окна к окну. Напротив парадного входа, кверху колёсами валялся помятый автомобиль, дополнительно придавленный упавшим столбом. Из асфальта, раскуроченного траками бронетранспортёров, торчали полосы пышной травы. Вокруг стенда с информацией для абитуриентов зеленоватым дымком клубилась «Мёртвая бирюза».

— Поворачиваем, — сообщила Райли, отклоняясь в сторону примыкающей улицы.

— Как же тут тихо, — не повышая голоса произнёс я. — Как в могиле.

— Когда-то это были богатые охотничьи угодья, — отозвалась Тинка. — Пока не появился Бабайка. И теперь здесь всегда так.

— Чем можно было напугать целую колонию опасных хищников? Я об экрофлониксах.

— Не знаю. Но их страх был столь велик, что они бросились на территорию ПВД, где сгинули все до единого. Только крайняя степень ужаса способна заставить местных тварей очертя голову кидаться в аномалии.

— Надеюсь, что нам не придётся так же спасаться бегством.

— Чш! — Райли подняла указательный палец, и медленно перевела его в сторону, указывая на забитые мусорные баки возле дороги. — Там.

— Ага, — Тинка упёрлась рукой мне в живот, заставив остановиться. — Слышу.

Прислушавшись, я тоже услышал, что в одном из баков кто-то возится.

— Что-нибудь чувствуешь? — приготовив ножи, спросила охотница.

— Не могу понять. Слышу отчётливо, но определить не получается, — нахмурилась Тина. — Что-то маленькое. Не больше ригвила.

— Стойте на месте. Пойду проверю.

— Погоди, Райли, а может, ну его к чёрту? — забеспокоился я. — Какая разница, кто там? Пройдём тихонько, да и всё…

— Спокойно. Не дергайтесь, — она бочком подошла к бакам, и стала рассматривать мусор.

— Что там? — спросила Тинка.

Райли пожала плечами, а затем осторожно, кончиком ножа подцепила и приподняла коробку, лежавшую сверху. Что-то серое, с громким щелчком, вылетело из мусора, и, затрепыхавшись, помчалось над нами к противоположному зданию. Ударилось в кирпичную кладку на уровне четвёртого этажа, и свалилось вниз, на газон. От неожиданности мы все пригнулись.

— Вот же сволочь! — выругалась Райли. — Напугал!

— Кто это был? — спросил я.

— Сверчок. И откуда он тут взялся?!

Наконец-то мне удалось рассмотреть существо, упавшее в газон. По виду оно напоминало кузнечика, только очень-очень большого. Размером с кошку. От удара в стену и падения с большой высоты он ничуть не пострадал.

— Ни фига себе. Какой здоровый!

— Не бойся, Писатель, он не опасен, — убрала оружие Тинка. — Хотя и странно, что он тут делает.

— Вот именно, — подошла к нам Райли. — В этих местах уже давно не было ни одной живой души, кроме 4-17. Откуда здесь сверчки?

— Значит, они вернулись сюда. Не знаю, хорошо это, или плохо.

— А кроме сверчков, мог ли сюда ещё кто-нибудь вернуться? — спросил я.

— Кто знает. Кто знает.

До телевышки оставалось пройти уже совсем немного. Она возвышалась буквально за ближайшим зданием.

— Входим на территорию 4-17, -сообщила Райли, обращаясь, судя по всему, ко мне, так как Тинка была в курсе этого. — Приготовьтесь. Скорее всего, встреча будет не самой тёплой.

— Погоди, — ответила Тинка. — Предлагаю прежде зайти кое-куда. Вы должны это увидеть.

— А может не будем тратить время на всякую ерунду?

— Да это близко. Писатель же хотел узнать, что случилось с учёными.

— Ещё как хотел! — откликнулся я. — Ну же, Райли, давай сходим, посмотрим! Пожалуйста!

— Ох. Ну ладно, хорошо. Только не ори, — быстро сдалась та. — Надеюсь это зрелище действительно окупит нашу задержку.

Мы свернули возле почтового отделения. Далее Тинка провела нас по короткому переулку, завершающемуся десятиметровым обрывом, укреплённым по всей своей высоте бетонной обшивкой. Эта естественная преграда, тянущаяся почти через весь район, отгораживала его от нехоженых и зловещих полей ПВД, которые были как на ладони. Когда-то, запредельно чудовищная волна невиданного аномального всплеска достигла этого непоколебимого бруствера, после чего разбилась об него, откатившись назад и не распространившись дальше. Последствия запечатлелись в виде нетипично деформированного поручня, растянутого в разные стороны, словно он находился в полурасплавленном состоянии. Некоторые участки железной ограды стали прозрачными, как стекло. У знака «пешеходная зона» упал столб, но сам знак продолжал висеть в воздухе, на том же самом месте. Бетонные стены местами были сильно повреждены, как будто кто-то огромный выдирал из них куски, то ли когтями, то ли зубами. В целом, аномальных проявлений вокруг наблюдалось довольно много. Тем не менее, подойти к ограждению возможность была.

Дойдя до огороженного края обрыва, я увидел, что неподалёку от нас вниз спускается зигзагообразная лестница, по которой можно легко спуститься. Но всё-таки лучше этого не делать, потому что там, прямо под нами, начиналась загадочная зона ПВД. Мне даже уточнять не пришлось, насколько далеко она находится. Сам всё увидел и понял.

Зона ПВД — это зрелище начисто свинчивающее мозг. Вот вроде бы ничего в ней особенного нет. Но, одновременно с этим, что-то присутствует. Что-то неуловимое. Такое, на чём нельзя сосредоточиться. Пожалуй, можно сравнить это с сильным опьянением, когда разум ещё работает, и пытается сконцентрироваться, но реальность постоянно уплывает куда-то в небытие, и приходится перенастраиваться вновь, опять и опять, безрезультатно, до тошноты.

Если не всматриваться в детали, то пейзаж территории пространственно-временных деформаций вообще не отличим от обычного захолустного пригорода. Деревья, улочки, домики, припаркованные машины. Всё это слегка припорошено лёгкой дымкой, словно где-то во дворах сжигают мусор. И больше ничего. Патриархальная тишина. Я почему-то поймал себя на странной, детской мысли, что очень хочу бросить туда камень. Наверное, чтобы хоть как-то разворошить этот изматывающий застой. Да и вообще, чем дольше мы стояли, тем неуютнее мне было.

В какой-то момент показалось, что дома внизу передвигаются, меняются местами, словно плитки в «Пятнашках». Но убедиться в этом я не смог. Просто не сумел настроиться на это. Потом начало казаться, что никаких построек там нет, а вместо них — участок нетронутой тайги. Очень быстро тайга распространилась дальше, незаметно окружив меня вековыми соснами. Это почему-то ничуть меня не удивило, и лишь какой-то дальний отголосок сознания задался дремотным вопросом: «А разве я не в городе?» И действительно. Я в городе. Никакой тайги здесь нет и в помине. Точнее, она есть, но далеко, за пределами городской черты. Что за чертовщина здесь происходит? Мне постоянно что-то казалось, но я даже не мог понять, что именно, потому что как только я об этом задумывался — от него не оставалось и следа. Не успел я толком разобраться в собственных ощущениях, как вдруг откуда-то снизу послышался гул мотора. Сначала подумал, что это очередная иллюзия, но тут голос подала Тинка.

— Вы слышите? Слышите?

— Ага. Где? Где это?

— Вот, сейчас. Сейчас будут. Смотрите во-он туда, — указала она. — Видите тот мостик?

Внизу действительно виднелся небольшой мост через пересохший ручей. Вокруг росло много невысоких, но пышных деревьев, практически полностью закрывавших дорогу, ведущую в сторону посёлка, о которой свидетельствовала лишь изогнутая просека среди крон. Но мост в широкой прорехе древесной листвы был виден хорошо. По сухой канавке, оставшейся от ручья, вместо воды теперь тёк какой-то странный туман. Или дым. Он то почти исчезал, то вдруг становился густым и обволакивал весь мост целиком. Каково же было моё удивление, когда я увидел появившийся из-за деревьев военный бронетранспортёр БМП-2, со снятым вооружением и парой большущих прожекторов. Видимо, специально переоборудованный для научных целей. Машина ехала очень медленно, осторожно. Я отчётливо различал, как клацают её траки, как сбоку вырываются сизые клубы выхлопных газов. Всё выглядело так реалистично, что у меня поначалу случился ступор.

— Это что? В самом деле? Это не мираж? Не иллюзия? Не аномалия? — бормотал я.

— Да. Это всё по-настоящему, — ответила Тинка.

БМП полностью выползла из-за деревьев, и, подъехав к мосту, остановилась. А позади неё высунулся нос точно такой же машины, отличавшейся лишь количеством антенн.

— Поверить не могу, — недоверчиво прищурилась Райли. — Они там живые? Люди, которые внутри…

— Вполне живые. Сейчас сама их увидишь.

Словно в подтверждение тинкиных слов, люк на крыше переднего вездехода откинулся, и из него показалась голова в танковом шлемофоне и респираторе. Человек осмотрелся, отпустил какую-то реплику в нутро машины, затем взял в руки бинокль и какое-то время внимательно осматривал мост, после чего убрал бинокль, протёр глаза, снова припал к окулярам. Видимо, не обнаружив ничего подозрительного, он повернулся назад, махнул рукой, подав знак позадиидущему бронетранспортёру, и скрылся в люке. БМП дёрнулась, и со свистящим гулом поползла дальше по дороге, обдавая выхлопом кусты у обочины. За ней потянулась вторая машина, после которой в поле зрения показался «Урал» с бронированным кунгом. Стёкла в кабине были плотно закрыты камуфлированными щитками с узкими прорезями для обзора. До моего слуха доносились потрескивающие бормотания радиосвязи, перемешивающиеся с надсадным мычанием двигателей.

Машины спокойно переехали через мост, после чего начали скрываться за приовражными деревьями, пока все по очереди не исчезли из виду. Рокот движков и лязг траков, скоблящих растрескавшийся асфальт постепенно затихали, удаляясь в сторону посёлка. Я уже почти перестал их различать, когда они вдруг снова усилились. Причём, как мне показалось, опять с противоположной стороны моста. Сначала я предположил, что это эхо, однако звуки усиливались, точно так же, как и тогда, когда их впервые услышал. Райли тоже это заметила, и бросила вопросительный взгляд на Тинку.

— Смотрите-смотрите, — улыбалась та.

Из-за деревьев показалась ещё одна БМПэшка, похожая на ведущую машину из первой колонны как две капли воды. За ней выехала другая, тоже аналогичная. Количество антенн я не считал, но готов был поспорить, что их столько же, сколько было на той, предыдущей. Вне всяческих сомнений, следом за ушедшей колонной двигалась новая, причём состоящая из точно таких же машин.

— Ещё одни, что ли? — удивился я.

— Не-а. Те же самые, — с ухмылкой ответила Тина.

— Они по кругу, что-ли, ездят? Как цирковые лошади?

— Я бы не назвала это «кругом». Скорее, «петлёй».

Первый бронетранспортёр остановился в том же самом месте, где останавливалась его предыдущая копия. До этого момента я ещё пытался цепляться за остатки здравого смысла. Но когда вновь открылся люк, и из него высунулся знакомый человек, который начал повторять действия, уже наблюдаемые ранее, словно в киношном повторе, или дурацком дежавю, тут уж я окончательно перестал понимать происходящее.

— Почему? Почему так происходит? Всё опять повторяется. Как и в прошлый раз. Вон там, опять… И грузовик тот же самый… Всё это уже было…

— Временная петля, — догадалась Райли, оборвав моё озадаченное блеяние. — «Рецикл». Никогда не видела это воочию.

— И как долго они там будут повторяться? — спросил я.

— Всегда.

— Такого не может быть. Их же наверняка можно как-то оттуда вытащить.

— Никак нельзя. И лучше туда вообще не лезть, если не хочешь разделить с ними участь.

— Поразительно, — Райли облокотилась на поручень, глядя, как проход колонны повторяется в третий раз. — Они ведь даже не понимают, что попали в ловушку замкнувшегося времени.

— Я же говорила, что это прикольно, — кивала Тинка.

— Да уж, «прикольно»… Только мне бы не хотелось оказаться на их месте.

— Это да. С другой стороны, во всём этом что-то определённо есть. Только подумай. Ни боли, ни страха, ни тоски. Никакой старости и смерти. Вечная жизнь. Нас с вами уже не будет в живых, целые поколения сменятся. Целые эпохи. Человечество исчезнет с лица Земли. А они всё так же будут ехать по этому мосту, в бесконечность.

— К чёрту все эти дурацкие рассуждения, — Райли отвернулась от панорамы. — Пойдём отсюда.

— Погодите, — я вцепился в поручень, забыв о больной руке, и нарыв тут же дал о себе знать, заставив меня сморщиться от боли. — Вот, зараза… Погодите! Не уходите.

— Ты чего, Писатель? — охотница с тревогой посмотрела на меня. — Всё. Посмотрели и хватит. Уходим.

— Сейчас. Дайте мне минуту, — я дождался момента, когда в очередной раз откроется люк бронетранспортёра, а его пассажир начнёт крутить головой, озираясь по сторонам, и что было сил заорал, размахивая руками. — Э-э-эй!!! Уходите оттуда!!! Э-э-эй!!!

— Ты одурел?! — набросилась на меня Райли. — Прекрати сейчас же!

— Они тебя не слышат! — вторила ей Тинка. — Не старайся!

— Они должны меня услышать!

— Бесполезно. Им ты уже не поможешь. А вот нам неприятностей накликаешь запросто. Забыл, что нельзя здесь орать? — Райли бегала глазами по сторонам, высматривая возможную угрозу.

— Это была плохая идея. Очень плохая, — трепетала Тина.

Немного придя в себя, я заметил, как по всей зоне ПВД, от нашей смотровой площадки — и до видневшейся вдали стены охранного периметра, пробежал золотистый мираж, словно кто-то продёрнул над домами и деревьями волшебное покрывало. Человек в бронемашине как будто бы взглянул в мою сторону, но тут же обернулся назад, давая знак своим коллегам.

— Сваливаем, — Райли схватила меня за руку, и оторвала от поручня. — От греха подальше.

— Я не хотела, — оправдывалась Тинка. — Я же не думала, что он вопить начнёт.

— Не думала она.

Только возле почты мы сбавили шаг, и Райли выпустила моё запястье.

— Простите. Мне показалось, что я смогу им помочь.

— Писатель, знаешь, что нужно делать, когда кажется? Всё, хватит об этом. Мне некогда нотации читать. Обошлось и ладно. Мы входим на чужую территорию. Возьмите себя в руки.

За телецентром начинался больничный городок, огороженный чугунной решётчатой оградой. Где-то здесь, в одном из медицинских корпусов, обитал пресловутый изгнанник под номером 4-17. От него можно было ожидать всё что угодно, и я, пока мы шли, про себя судорожно вспоминал правила этикета, готовясь в любую секунду упасть на колени. Но чем дальше мы продвигались к центру городка, тем увереннее вела себя Райли. Она постепенно выпрямила спину, походка стала твёрже и спокойнее, взгляд скользил по обшарпанным стенам зданий словно прицел. Такое поведение сильно разнилось с тем эпизодом, когда мы вторглись на территорию Флинта.

Под ногами что-то захрустело. Я опустил взгляд, и содрогнулся, увидев вокруг сотни высушенных сверчков, разбросанных повсеместно. У всех до единого отсутствовали задние лапки.

— Так вот чем он питался всё это время, — шёпотом произнесла Тинка.

— Сверчками, что ли?

— Ага. Другой живности у него тут не водится.

— Хреновая диета, — Райли с подозрением осмотрела переход, соединявший два больничных корпуса на уровне третьего этажа. — Будет удивительно, если он всё ещё жив.

— Он жив. Я чувствую его присутствие. И ещё что-то. Не пойму что.

— Не нагнетай раньше времени. Лучше приготовься к драке.

— А может удастся обойтись без драки? — спросил я.

— Может и удастся. А может и нет.

— Эй, вы! Зачем вы пришли?! — высокий, вибрирующий голос раздался откуда-то сверху, будто бы с неба.

Мы одновременно задрали головы, пытаясь рассмотреть кричащего, но никого не заметили.

— Убирайтесь отсюда к чёрту! Немедленно!

— Покажись, семнадцатый!

— Уходите! Прошу вас!

Мы с Тинкой бухнулись на колени, и уже собрались расстаться с оружием, но Райли, внезапно наплевавшая на этикет, остановила нас.

— Вставайте. Не майтесь дурью.

— Ты чего? — ошалело таращилась на неё Тина. — Мы должны следовать…

— Да ничего мы не должны. Какой к чёрту этикет? Он даже не вышел к нам. Он прячется. Значит боится.

— Это как-то неправильно, — заметил я. — Мы же на его территории.

— Она больше не его. Иначе бы он не просил нас уйти. Он бы приказывал. Хозяева себя так не ведут… Вылазь, семнадцатый! Не прячься как трус! Ты же четвёрка! А среди четвёрок никогда не было трусов! Не позорь свой идентификатор! Мы пришли не драться, а говорить!

— Уходите! — всхлипнул невидимый хозяин, и эта странная мольба разлетелась эхом по округе.

— Это очень нетипично, — оглядывалась Тинка. — Это подозрительно. Изгнанники общаются иначе. Его поведение ненормально. Райли, будь осторожна.

— Семнадцаты-ый! — пропела охотница. — Не заставляй нас искать тебя! Повторяю, мы пришли к тебе с миром! Мы тебя не тронем! Даю слово!

— Если я выйду, вы уйдёте? — послышалось сверху.

Тут я заметил, как в широком окне перехода над нашими головами мелькнула непонятная фигура.

— Уйдём! — ответила Райли, сжимая ножи. — Выходи!

Повисла кратковременная пауза.

— Ты нападёшь на него? — как можно тише спросил я.

— Если будет шалить, то да.

— Что-то здесь не так, — Тинка покусывала губу. — Я не узнаю семнадцатого. Вроде бы это он, но уж больно странно себя ведёт. Мой тебе совет, Райли, постарайся не вступать с ним в бой.

— Оставь свои советы при себе, милая. Лучше навостри ушки. А вот и наш друг…

Мы перевели взгляды на тёмный подъезд приёмного покоя в отделении кардиологии, где замаячил худощавый силуэт изгнанника. Когда 4-17 показался в дверях, мои спутницы как по команде опустили оружие. Но это не было ни смирением, ни этикетом. Причиной тому послужил вид вышедшего к нам существа.

Семнадцатый был не просто измождён. Он находился в критической стадии истощения. Казалось, что ещё чуть-чуть, и его будет не отличить от неприкаянного. Ремень на осиной талии был затянут до такой степени, что его излишек спускался почти до уровня колен. Руки напоминали цыплячьи лапки. Рубашка висела на высохших плечиках, как на вешалке. Отличительной чертой этого персонажа служили разбитые очки на носу, которые, очевидно, носил его «старый хозяин». Я уже знал, что изгнанники нередко оставляют себе привычки, украшения, или какие-то элементы гардероба людей, в чьих телах они обосновались. Поэтому очки в данном случае вовсе не означали слабое зрение, или деталь имиджа. Обычный талисман, доставшийся по наследству.

— Ё-моё, — Райли вернула оба ножа в ножны. — Семнадцатый, что с тобой? Выглядишь на редкость дерьмово.

— Вы обещали уйти, — затравленно таращился на нас дистрофик. — Вы сказали, что уйдёте.

— Чем скорее ты ответишь на наш вопрос — тем быстрее мы оставим тебя в покое. Всё зависит от тебя.

— Уходи-ите… Если он узнает… — 4-17 перешёл на шёпот. — У меня будут проблемы. Он убьёт вас, а потом, ч-ч-ч…

Он схватился за голову, словно во время острого приступа мигрени.

— Ты о ком? О сущности? — спросила Райли.

— Ти-и-ихо! Не произносите… Вы… Вы не понимаете.

— Чего мы не понимаем?

— Вы живы потому, что он сытый. Но скоро он заметит вас, и будет очень недоволен. Очень-очень недоволен. Он всегда недоволен. И он не любит чужих. Уходите, я вас умоляю.

— Да ты, я смотрю, окончательно спятил. А ещё говорят, что я — чокнутая, — Райли скрестила руки на груди, и выставила ногу вперёд. — В общем так, семнадцатый. Я здесь потому, что на мой дом напали экрофлониксы. Тебе ли не знать, что это за напасть? Я в курсе, что ты извёл их при помощи сущности. Мне нужна такая же сущность. Расскажи, как ты её приручил, и мы тут же уйдём.

— Приручи-ил? — очкарик рассмеялся дребезжащим смехом. — Хи-хи-хи-хи… Идио-оты. Какие же вы идио-оты!

Он прошаркал вниз по пандусу, по которому некогда завозили каталки с больными, прихрамывая подошёл к нам, и начал обходить каждого, заглядывая в глаза. Своим видом и поведением он мне почему-то напомнил одичавшего моряка из 'Острова сокровищ'.

— 7-37, субкод 2; 5-55. И… — он остановился возле меня. — Что-то не пойму. Незнакомая сигнатура. Девятка?

— Да ты вообще с катушек съехал, милый, — усмехнулась Райли. — Он не изгнанник! Он — человек!

— Человек? Человек… Да, действительно, че-ло-век. Зачем здесь человек? Я не понимаю. Будут проблемы. Теперь точно будут проблемы. Не усугубляйте. Уходите.

— Так, — охотница ухватила его за ворот и грубо подтянула к себе. — Либо ты нам рассказываешь про сущность, либо проблемы я тебе устрою сама.

— И что ты сделаешь? — семнадцатый опять захихикал, поправляя пальцем съехавшие очки. — Убьёшь меня?

— Если понадобится.

— Райли, отпусти его, — не выдержала Тинка. — Ты совершаешь ошибку.

— А знаешь ли ты, — с каким-то странным, грудным клёкотом трепыхался семнадцатый. — Знаешь ли ты, что я… Я сам хочу, чтобы ты меня убила! Я бы всё отдал за это! Но ты не сможешь. Никто не сможет. Он не даст тебе этого сделать. А потом накажет меня. Убьёт вас, и накажет меня…

— Что ты несёшь, псих?

— Ну же, тридцать седьмая, давай, сделай это!

— Райли, не надо, — громче произнесла Тина.

— Ой, да пошёл ты, — Райли выпустила семнадцатого, и тот обессиленно опустился на землю, хихикая, или плача.

— Ну и что делать будем? — охотница повернулась к нам.

— Что-то здесь есть, — Тинка, закрыв глаза, медленно крутила головой. — Я чувствую излучение. Источник неподалёку. Полсотни метров, не больше.

— Сущность?

— Возможно… Больше не трогай его, ладно? Когда он психует, импульсы источника усиливаются.

— Он под контролем сущности?

— Возможно… Не знаю. Может быть это и не контроль, но связь между ними определённо прослеживается.

— Вы ведь не уйдёте, — поднимаясь как пьяный, изгнанник чесал свою плешивую голову. — Вы — настырные кретины. Что ж, плевать на вас. Делайте что хотите. Мне-то что? Я вытерплю. Не впервой. Ох-х, инсуали-талако.

— Этот шизик нам вряд ли чем-то поможет, — раздосадованная Райли вытерла следы непроизвольных слёз со своих щёк. — Столько шли, и впустую.

— Вернёмся назад? — спросил я.

— Куда назад-то? К дому уже не пробиться. Сам видел, сколько там экрофлониксов. Делать нечего. Придётся самим рыскать по Призрачному району.

— Придётся. Но только очень и очень осторожно. Мы слишком мало знаем о природе сущностей, — закивала Тинка.

— А далеко этот Призрачный район?

— Сразу за больничным городком.

— Вы — одержимые, — семнадцатый вновь подал голос. — В Призрачный район нельзя ходить. Вы их потревожите.

— Ну так научи нас, как там нужно ходить, чтобы их не потревожить? — раздражённо ответила Райли.

— Ищите их на улице Чкалова. Там самая большая концентрация 'присутствия'. Там я нашёл своего господина. Выбирайте зелёных, и сторонитесь синих. Возможно вам удастся их встретить, но на успешный контакт не рассчитывайте. Потому что они все злые. Все до единого! — пробубнив ещё что-то нечленораздельное, семнадцатый скрылся в подъезде приёмного покоя.

— И на том спасибо, — хрустнув пальцами, Райли с тоской взглянула на верхние этажи корпусов. — Я и не сомневалась, что нам придётся задержаться в этой дыре. Тинка, тебе задание — обнаружить наиболее подходящее место для ночлега. Лучше тебя этого никто не сумеет.

— Непростая задача, — та потёрла нос. — Тут куда ни глянь, сплошь отрицательная энергия.

— Придется с этим смириться. Если выберем место вдали от источника излучения, то может быть и не вызовем нежелательных всплесков.

— Хорошо, пойду искать, — Тинка отделилась от нас, и бодрым шагом отправилась по прогулочной дорожке, проложенной вдоль соседних корпусов.

— Надеюсь, что это 'подходящее место' не окажется моргом, — полушутя, полусерьёзно обеспокоился я. — От Тинки и такого можно ожидать.

— Пойдём, Писатель, осмотримся, — оставалась в своих раздумьях Райли. — Ни разу тут не была. Приходится полагаться на память старой хозяйки, а это всё равно, что ориентироваться по пачке 'Беломора'…

— Ого. Откуда у тебя такие познания в области папирос? Старая хозяйка курила?

— Нет. Отец старой хозяйки обожал бородатые анекдоты.

— Ясно. Ну что ж, пошли осматриваться.

Между пустыми коробками больничных зданий холодный ветер таскал вездесущую пыль. Карета скорой помощи, с распахнутыми настежь дверями, и откатившейся немного в сторону каталкой, стояла поперёк тропинки, заехав правым передним колесом на бордюр. Мы обошли её по тротуарчику. Заглянул в салон. На водительском сиденье лежит халат, серый от пыли. Под педалями валяется пара ботинок. Человека нет.

— Райли, — позвал я.

— У?

— Что-то мне как-то стрёмно.

— Боишься больниц?

— Дело не в больнице. А вообще: В этой обстановке. В атмосфере.

— Мне тоже не по себе. Но не от этого места. А от сущности, которая в нём обитает. Видел, что она сделала с мозгами семнадцатого? Он же теперь полный шизоид. Глядя на это убожество, пропадает всякое желание связываться с сущностями. Не хотелось бы мне превратиться в нечто подобное.

— Да уж. Перспективка та ещё. А ты заметила, как он назвал эту… Ну, как ты говоришь, 'сущность'? 'Мой господин'! Такое впечатление, что не он владеет сущностью, а наоборот, сущность владеет им!

— Такой исход меня тем более не устраивает. Не хватало ещё, чтобы мною кто-то повелевал. Какая-то там мутная сущность! Ф-фых. Если на кону окажется моя свобода, то мне придётся выйти из игры.

— Выбор действительно аховый. Избавиться от экрофлониксов, или попасть в рабство к сущности? Может действительно, стоит повернуть, пока дело не зашло слишком далеко?

— Повернуть всегда успеем. Я не за этим сюда шла. Поглядим, что там за сущности, оценим обстановку, прикинем шансы, и тогда уже примем окончательное решение. Ситуация с 4-17, конечно, наводит на подозрения, но ведь он не сразу лишился рассудка. Деградация его разума продолжалась не один месяц, а значит, при аналогичном раскладе, сущность не успеет ничего натворить с моим сознанием до того, как мы отправимся в Апологетику.

— Всё это теория. Что выйдет на практике — неизвестно.

Мы остановились возле ограды, по ту сторону которой начинался Призрачный район. Внешне ничего призрачного в нём не было. Опираясь на название, я ожидал увидеть какую-то готически мрачную картину, наполненную завывающими духами и блуждающими огоньками. На деле же, район ничем не отличался от большинства остальных районов Иликтинска. Такие же дома, деревья и столбы. Лишь аномалий здесь не было. В это как-то не верилось. Я уже привык, что хотя бы где-то что-то должно быть искривлено, выворочено наизнанку, подвешено в воздухе. Но ничего подобного Призрачный район в себе не таил. Никаких вспышек, таинственных свечений, или подозрительных туманов здесь не наблюдалось в принципе. Разумеется… Какие тут могут быть аномалии, если весь район и есть одна сплошная аномалия. Совсем скоро мне предстоит в этом убедиться.

Сняв с плеч рюкзак, Райли выбрала участок ограды с максимально широким зазором между прутьями, после чего осторожно в него протиснулась. Следом за ней, через решётку пролез я, при этом больно зацепившись травмированной рукой.

— Вот же зараза…

— Тихо. Не шуми, — вдевая руки в лямки рюкзака, охотница внимательно выцеливала взглядом окрестности, по-птичьи дёргая головой. — Мы здесь не одни.

— Прости.

— Идём тихонько. Чкаловская должна быть прямо впереди. Вон, за теми домами.

— Ты видишь сущностей?

— Нет. Но теперь я их чувствую. И они меня тоже.

— А я ничего не чувствую. Это хорошо, или плохо?

— Это странно. Иди за мной и не отставай.

Вскоре мне тоже начало казаться, что абсолютно пустая улица наполнена чьим-то присутствием. В ушах то и дело мелькали отголоски неразборчивого шума: голосов, шагов, рокочущих двигателей. Эти отзвуки были слишком короткими, чтобы их разобрать. Казалось, что они возникают в моих мыслях, в памяти. Всплывают оттуда, словно пузыри из глубины, и исчезают, достигнув поверхности. Всё-таки, это было страшное место. Призрачный район вымер одномоментно. Ни у кого из жителей не было даже малейшего шанса на спасение. Внезапная катастрофа оборвала их жизни на полном ходу, запечатлев эту страшную минуту в характером расположении машин на проезжей части. В большинстве других районов было заметно, что люди, после катастрофы, ещё какое-то время пытались выжить. Основная часть транспорта там стояла организованно и правильно, потому что водители перед смертью успевали остановить свои машины. Многие даже сумели успешно припарковаться. Здесь же царил полнейший беспорядок. Как-будто все водители разом исчезли из своих машин, продолживших двигаться дальше — до первого препятствия. Одни автомобили стояли воткнувшись друг в друга длинными сплющенными составами. Другие — 'обнимали' столбы, торчали из киосков и остановок, либо перегораживали тротуары, врезавшись в фасады зданий. Полный хаос.

И куда подевались жители? На глаза попадалась обувь, фрагменты верхней одежды и нижнего белья, какие-то личные предметы, но не сами люди. Их всех как будто испепелило чем-то, а пепел развеяло по округе. Не было ни паники, ни метаний, ни попыток эвакуации. Все просто испарились. Быстрая и незаметная смерть.

На ходу я обернулся назад, отметив, что мы прилично удалились от больницы. Как же мне захотелось вернуться обратно, за спасительную ограду. Хоть и не мог объяснить даже самому себе, почему считал её спасительной, и от чего она, собственно говоря, могла нас спасти?

— Может не стоило оставлять Тинку одну? — спросил я у Райли.

— За неё не беспокойся. Беспокойся за нас, — ответила та.

На пересечении улиц Чкалова и Буровой моя спутница остановилась, и почему-то схватилась за голову.

— Что с тобой?

— Как-то мне… Не очень…

— Давай вернёмся, а?

— Нет! Всё. Я в норме, — Райли растёрла глаза, оставив на пальцах чёрную тушь. — Я держусь. А ты как, Писатель?

— Я-то в полном порядке. А вот ты, судя по виду, действительно не очень. У тебя голова болит?

— Не болит. Просто звон. Звон в голове. Всё сильнее и сильнее. Ч-чёрт, — она пошатнулась.

— Так, подруга, хватит экспериментов. Поворачиваем.

— Я справлюсь! Да что же за… Он всё громче…

Она зажмурилась, и по щекам поползли чёрные линии слёз, перемешанных с тушью.

— Райли, тебе плохо?

— Это они. Они вокруг нас. Как же много…

— Как они выглядят?

— Не знаю. Я не могу их разглядеть. Не могу отличить синих от зелёных. Ничего не получается.

— Да хрен бы с ними. Давай уйдём? Отыщем другой способ… — борясь с трясущимися поджилками, умолял я. — Есть же наверняка…

— Почему я их не вижу? Почему 4-17 видит, а я — нет?

— Райли!

И тут меня самого словно по темени шибануло. Это не было похоже на удар. Скорее на щелчок внутри черепа, от которого пространство вокруг меня покрылось рябью. Я машинально попытался стереть с глаз пелену, но ничего не получалось. Вместо этого появились два ярких пятна, которые расширялись и увеличивались, постепенно ослепляя меня. Куда бы я не поворачивал голову, они всё время стояли перед глазами, превращая обзор в засвеченную фотографию. Чем сильнее я напрягал зрение, тем хуже видел. И вот, неожиданно, отрывистый шум в моих ушах выровнялся, перейдя в стройную череду обычных городских звуков. Зрение прояснилось, а светящиеся пятна оказались фарами мчавшейся на меня машины. Визг тормозов и пронзительный гудок. Я успел отпрыгнуть в сторону, выскочив буквально из-под колёс. Автомобиль промчался дальше, моментально исчезнув за размазанной круговертью цветных пятен. Меня, ещё не отошедшего от пережитого видения, уже поднимали с асфальта.

— Писатель. Ты чего? — в полнейшем недоумении вопрошала Райли, таща меня наверх.

А я смотрел, как несколько синих сущностей — бесформенных сгустков плазмы, вися вокруг её головы маленькими облачками, тянут к ней тонкие дрожащие стебельки-щупальца, через которые жадно высасывают живую искристую энергию. Когда девушка дёрнулась, помогая мне окончательно встать на ноги, несколько хоботков оторвалось, но их тут же сменили новые.

— Я их вижу. Теперь я их вижу, — я попытался отогнать синих «вампиров», но не смог, так как мои руки проходили сквозь них, как сквозь дым.

— Видишь их? Правда?

— Да. Их тут полно.

— Какого цвета?

— Синие, зелёные, есть даже какие-то жёлтые.

— Нам нужны зелёные…

Одна из сущностей, зависнув возле её лба, всадила своё щупальце прямо ей в глаз, отчего Райли, тряхнув головой, вновь болезненно сморщилась и зажмурилась, прикрыв глаза руками.

— Да что ж так-кое… М-м-м!!!

Её энергия вспыхнула, и по всем тянущимся от головы «проводам», как по бикфордовым шнурам, прошёл мощный, искрящийся импульс, который ударил сущностей, заставив их разлететься в разные стороны, мерцая и разбрасывая клочья тающей материи, похожей на пепел.

— Ф-фух… Вроде полегчало.

— Тебе нельзя здесь оставаться. Слишком много синих. Они тебя поедают заживо.

— Проклятье… А что насчёт зелёных?

Я осмотрелся.

— Их гораздо меньше. И они всё время двигаются.

— Нужно придумать, как их поймать.

— Некогда. Синие всё прибывают. Опять пытаются к тебе присосаться, а я не могу их отогнать. Уходи, Райли. Возвращайся к больнице, а я останусь здесь, и попытаюсь их изучить.

— Хочешь чтобы я оставила тебя одного? Ну уж нет.

— Эти призраки меня не трогают. Почему-то я им безразличен. Лезут только к тебе.

— Наверное потому, что я симпатичнее, — усмехнулась Райли.

— Не время шутить. Если задержимся, они тебя сожрут. Пожалуйста, уходи.

— Только вместе с тобой.

— Да что ж ты за упрямица такая?! — я опять попытался отогнать прилипающих к ней сущностей. — Ладно, пойдём отсюда.

Мне было очень страшно. Я боялся этих неведомых существ, боялся, что они начнут прицепляться и ко мне тоже, но страшнее всего мне было за Райли, которая теряла энергию буквально на глазах. Нужно было срочно выводить её из Призрачного района. Мы побежали обратно к больничному городку, преследуемые уже целой эскадрильей синих сущностей. Как вдруг, из-за угла, прямо нам наперерез вылетела зелёная плазматическая субстанция. Она была такой близкой и отчётливой, что я поневоле остановился, схватив Райли за застёжку рюкзака.

— Погоди.

— Что случилось?

— Зелёная! Прямо перед нами. Не спугни.

— Я кажется её чувствую. Попробуем изловить?

— Как?

— Не знаю. Может следует до неё дотронуться? — Райли потянулась к проплывавшей мимо неё сущности.

— Что ты собираешься делать?

— От неё исходят какие-то информационные потоки. Возможно, если наши энергии соприкоснутся, я смогу её расшифровать.

— Не надо, не рискуй.

— Я только попробую.

К её голове уже прицепилось штук пять синих. И на подлёте виднелось ещё примерно столько же. Все они были меньше зелёной, по крайней мере, раза в три. Но зелёная, в отличие от них, не предпринимала никаких агрессивных действий, напоминая пассивно парящий в воздухе аморфный воздушный шарик. Я бросил взгляд в сторону больничной ограды. До неё оставалось совсем чуть-чуть — фактически перейти через дорогу. Но желание рискнуть выглядело слишком соблазнительно, и я более не стал отговаривать Райли от сомнительного эксперимента, о чём вскоре пожалел.

Когда пальцы девушки соприкоснулись с бестелесной оболочкой зелёной сущности, я увидел, как через них — по руке, и дальше, по всему телу, волной разошёлся изумрудный перелив. При этом синие сущности, висящие над головой моей спутницы, оборвали свои стебельки, и устремились прочь, ныряя сквозь разбитые стёкла внутрь ближайшего здания. Те же, что ещё не успели к нам подлететь, остановились, и стали неуверенно кружить на одном месте, соблюдая почтительное расстояние. Зелёная же сущность, абсолютно не отреагировав на прикосновение, продолжила свой неторопливый полёт вдоль по улице. Райли спокойно убрала руку, и посмотрела на меня печальным взглядом.

— Представляешь, синие улетели, — взволнованно сообщил я. — Они от тебя отстали. Ты впитала что-то от зелёной сущности, и теперь они тебя тоже не трогают. Ну надо же!

— Ну и зачем это всё нужно? — обречённо вздохнула она.

— Что? Ты о чём?

— Обо всём. Синие… Зелёные… Какая разница? Я устала. Я больше ничего не хочу.

— То есть, что значит «не хочешь»?

— Мне всё надоело. Не хочу жить.

— Вот это заявочки. С чего это вдруг?

— Оставь меня в покое, — она вдруг ни с того, ни с сего, легла прямо на тротуар.

Теперь уже стало очевидно, что это не розыгрыш. Райли таяла на глазах, словно свеча.

— Эй, ты чего? Ты это брось! Чего разлеглась? Ну-ка, вставай, — я принялся её поднимать. — Хватит дурью маяться. Чего раскисла?

— Не трогай меня, — заныла она в несвойственной ей манере. — Я хочу умереть.

— С ума сошла? А ну, отставить упадок! — подняв, я с силой поволок её к ограде.

— Ну что, что тебе от меня надо? Ну отцепись ты от меня, — пытаясь лениво сопротивляться, упиралась она. — Не хочу. Не пойду.

— Писатель? — между прутьями ограды показалась мордочка Тинки. — У вас там всё хорошо?

— Тинка? Ну, слава богу! Давай быстрее сюда, нужно Райли отсюда вытащить!

— А что с ней? — девочка уже просовывала ногу меж прутьев.

— Не знаю, поторопись!

Подбежав, Тина подхватила Райли под вторую руку, и мы начали тянуть её вдвоём. Поначалу, получалось у нас неплохо, и мы быстро добрались до тротуара, пролегающего вдоль ограды. Однако, миновав бордюр, моя напарница вдруг тоже начала вести себя странно. Она отцепилась от Райли, отошла в сторонку, и согнулась вопросительным знаком, уперев руки в колени.

— Подожди… Я… Мне дышать тяжело.

— Ну ё-моё! — в панике воскликнул я. — Ну ты-то хоть не раскиселивайся! Мы же почти выбрались!

— Я… Я серьёзно, — Тинка хватала воздух, словно рыба на суше. — Что-то душит меня. Вытаскивай Райли, а я догоню…

— Никаких догонялок! Помоги мне её через забор протащить! Сними с неё рюкзак хотя бы!

— Я сейчас, Писатель, — пролепетала Тинка. — Я иду…

После этих слов, она как стояла, так и грохнулась навзничь. От панического ужаса, у меня вдруг открылось второе дыхание. Сам не помню, как я нашёл в себе силы и злость, чтобы резко сбросить рюкзак, затем стащить рюкзак с плеч Райли, и чуть ли не пинками протолкнуть её полуживое тело за забор. Потом я бросился к Тинке, поднял её, и тоже поволок к забору. Выругался, увидев, что между прутьями торчит нога Райли, повозился немного с её застрявшим ботинком, протиснулся сквозь освободившийся проём, и, наконец-то, втащил отключившуюся девочку следом за собой. На этом моё второе дыханье иссякло, и я, обессиленный, сел на землю, утирая пот со лба.

— Нда-а, девчата, — оглядывал я лежащих рядом со мной спутниц. — Похоже, что вытаскивать вас на своём горбу в самую последнюю минуту становится у меня доброй традицией.

С опаской, я выглянул между прутьев. Но ничего подозрительного там не заметил. Лишь наши рюкзаки одиноко валялись возле столба. Райли скорчилась под забором, как креветка, поджав ноги и руки. Тинка же, постепенно оживая, ощупывала рукой землю вокруг себя.

— Писатель? Ты здесь?

— Здесь. Как самочувствие?

— Не очень, — Тина закашлялась. — Но силы ко мне возвращаются.

— Что это было? В смысле, что тебя так опрокинуло?

— Негативные импульсы. Такие мощные. Столько зла. Я ничего не могла поделать, — малышка встала на колени, а затем, шатаясь начала предпринимать попытки подняться окончательно.

Я подошёл к ней, и помог встать на ноги.

— А ведь я предупреждал Райли, чтобы она не трогала эту чёртову сущность.

— Она к ней прикоснулась? Совсем ку-ку, что ли?! Нельзя! Нельзя их трогать!

— Да откуда же мне было знать?! Я думал она понимает, что делает.

— Плохо, — Тинка склонилась над Райли. — Она получила мощную дозу отрицательной энергии. Отсюда упадок сил и апатия. Удивляюсь, как вообще выжила. Ещё бы немного…

— Как ей помочь?

— Ну, есть один способ. Только я боюсь обратного эффекта…

— Убейте меня, — простонала Райли, закрывая лицо ладонями. — Пожалуйста. Убейте.

— Тинка, действуй! — встряхнул я её за плечи.

— Хорошо, я рискну, — та взяла кисть Райли обеими руками, и закрыла глаза.

Я заметил, как под кожей у девочки вздулись вены, а волосы стали подниматься дыбом, пощёлкивая статическим электричеством.

— Что ты делаешь?

— Делюсь с ней энергией. Не отвлекай. Мне сейчас нельзя разговаривать.

Спустя несколько минут, щёки Райли порозовели, а взгляд прояснился. Она перестала ныть о смерти, и успокоилась. Завершив процедуру «подзарядки», совершенно разбитая Тинка присела рядом со мной на бордюрчик и опустила голову.

— Фу-у-у, ну и депрессня-ак, — провыла она необычно низким тоном. — Кошма-ар…

— А у тебя-то с чего депрессия вдруг?

— От Райли. Так и знала, что от неё этой дряни нахватаюсь. Как же противно.

— Крепись, Тинка, ты молодец, — я погладил её по спине.

— Сделай одолжение, Писатель, не дай мне себя убить.

— Всё настолько плохо?

— Да нормально, всё. Шучу я. Просто хватанула негатива, и теперь мне грустно.

— А Райли как?

— Откуда я знаю? Спроси у неё.

— Райли никак, — вдруг откликнулась Райли, приподнявшись на локтях. — Я всё ненавижу. Дерьмовая жизнь.

— Ну вот, опять. А я надеялся, что тебя отпустило.

— Какое там, отпустило. Но сейчас мне, по крайней мере, не хочется сдохнуть.

— А это уже прогресс. Тинке скажи спасибо, за то, что избавила тебя от суицидальных мыслей.

— Да пошла она…

— Райли.

— Ла-адно, ла-адно. Спасибо, милая.

— На здоровье, — вяло отмахнулась Тинка. — Теперь я тоже страдаю от тоски. Ну кто тебя надоумил ловить сущности руками?

— Согласна. Это была плохая идея, — Райли поднялась с земли и стала неторопливо отряхиваться. — Дурацкая, прямо скажем.

— Каким образом сущность вызвала у неё депрессию? — поинтересовался я.

— Дело в том, — Тина печально вздохнула, после чего продолжила. — Что эти сущности излучают много негативной энергии, которая разрушает нас. Вытягивает силы и понижает психический тонус. 4-17 не врал насчёт них. Они очень-очень злые. Словно сгустки концентрированной ненависти.

— Но зачем им злиться на вас? Почему тогда они не злятся на меня?

— Не знаю. Возможно, они сталкивались только с изгнанниками, а людей ещё ни разу не видели.

— Дело не в этом, — Райли подошла к ограде и положила руки на прутья. — Во время контакта с сущностью, я всё-таки кое-что успела понять. Эти штуки состоят вовсе не из плазмы. Это сжатые, зацикленные информационно-энергетические вихри. Чистая, сублимированная остаточная энергия.

— Как у меня? — уточнил я. — Ну, в смысле, те самые «хвосты», которые я оставляю.

— Они самые. Только твои «хвосты» тянутся шлейфом, а эти закольцевались, — охотница подняла указательный палец, и покрутила им в воздухе. — Живая энергия с остатками некой сохранившейся информации, вместо того чтобы рассеяться как положенно, каким-то образом завихрилась, самозаряжаясь и разгоняя саму себя по бесконечному циклу. Информационный поток постоянно повторяется, но не целиком, а фрагментами. Представь, что патефон Грязного Гарри заело, и он стал проигрывать отрывистые и непредсказуемые дорожки с разных участков одной и той же пластинки. Вот это примерно то же самое.

— И эта остаточная энергия принадлежит…

— Да… Людям, которые раньше здесь жили.

— Если на этих «носителях» записаны их мысли, чувства и эмоции, то можно попробовать наладить с ними связь.

— Я уже попробовала. Больше не хочу.

— Просто ты выбрала неправильное решение. Возможно, сущность расценила твои действия как угрозу, и начала защищаться…

— Довольно об этом. Мне надоели глупые разговоры и гипотезы. Чувствую себя раздавленной и опустошённой.

— Нужно отдохнуть и прийти в себя. Тинка, ты подыскала нам убежище?

— А? Убежище? — «очнулась» от ступора та. — Ну да, я его нашла.

— В морге?

— Как ты догадался?

— Тинка! Чтоб тебя…

— Расслабься. Я шучу. Нашла годное местечко в эндокринологическом корпусе. Это на другом конце городка. В самом углу. Там волны, испускаемые местным Бабайкой, почти не ощущаются.

— Сейчас я в тебя чем-нибудь кину, шутница…

— Не надо ничем кидаться. Пойдём, я вас отведу.

— Пошли. Только сначала рюкзаки заберу.

*****

Тинка закономерно продемонстрировала своё умение находить идеальные участки для ночлега. Место нашего временного пребывания было подобрано как всегда идеально. В пятиэтажном здании, на краю больничного городка. Трёхместная палата, в которой мы расположились, находилась на втором этаже, прямо над козырьком, куда можно было при случае спрыгнуть из окна, в момент опасности. Ну а уже с него до земли лететь остаётся три с небольшим метра. Ноги не сломаешь. Прямо напротив окон очень удачно располагались открытые ворота для машин «скорой помощи» — превосходный путь к возможному отступлению. Если что, покинуть территорию 4-17 мы успеем меньше чем за пять минут.

Мои подруги долго отходили от пережитой психологической травмы. Добравшись до временного жилья, они обе просто сели по разным углам и стали молча сидеть, совершенно забыв не только о цели нашего путешествия, но и, банально, о еде. Впрочем, меня голод мучил не особо серьёзно. Гораздо настойчивее меня терзало осознание бесполезно растраченного времени. День ещё был в самом разгаре, и можно было использовать его остаток на изучение сущностей. Ведь чем раньше мы подберём к ним ключ, тем скорее сможем вернуться домой. Но растормошить спутниц у меня не получалось. Насупившись, обе сидели без дела, и только отмахивались от меня, как от назойливой мухи. Я понимал их. Изгнанники не склонны к унынию и апатии. Депрессия для них, это не обычное психическое расстройство, а самая настоящая болезнь, которую они лечат единственным способом — полным покоем, постепенно восстанавливающим и нормализующим их энергетическую структуру. В эти минуты всяческие воздействия извне воспринимаются ими с раздражением, граничащим с агрессией. Поэтому смысла их дёргать не было никакого. Разумнее всего было дать им спокойно прийти в себя.

Тинка воспряла духом быстрее, что и понятно, ведь ей досталось меньше негатива, чем бедной Райли, которая даже от еды отказывалась до глубокого вечера. Мы достали припасы, и за обедом я изложил свой неожиданно родившийся план.

— Хочешь туда пойти? — Тина с сомнением на меня посмотрела. — Один?

— Я всё обдумал. Дело конечно рискованное, но другого выбора у нас нет и не будет. Вам двоим туда заходить нельзя.

— Почему же нельзя?

— Посмотри на Райли, и поймёшь, почему…

— А чё на неё смотреть? Нечего было сущность руками ловить.

— Да что ты говоришь? А может быть это я там, за забором, задыхался и падал?

— Я упала потому, что к Райли прикоснулась! Она же была вся пропитана этой… Гадостью.

— Какая разница? Я собственными глазами видел, как синие сущности пьют вашу энергию. Как лимонад через трубочку. Сегодняшняя вылазка показала, что вам в Призрачном районе делать нечего. А вот у меня, в отличие от вас, есть реальные шансы что-нибудь там накопать. Сущности на меня не реагируют, я для них как пустое место. И никаких воздействий на психику я не ощущаю. Этим нужно воспользоваться!

— Допустим. И как ты собираешься действовать? Ты не умеешь «читать» энергию. У тебя просто не развито необходимое чутьё. А это значит, что сущности для тебя такое же пустое место, как и ты для них.

— Не торопись делать выводы. Да, пока что я не знаю, как буду с ними контактировать. Начну с наблюдения. Глядишь, обнаружу какую-нибудь зацепку.

— Например?

— Не уверен, но, кажется, я уже что-то нащупал. В какой-то момент передо мной промелькнул как будто бы кусочек из прошлого, или из какой-то параллельной реальности. Всё было так быстро. Мне вдруг показалось, что на меня едет машина, а потом… В общем, там явно что-то есть. Нужно лишь сосредоточиться на этом, и оно откроется. Должно открыться.

— Всё это очень сомнительно. Райли, а ты что скажешь? — Тина посмотрела на Райли, сидевшую в дальнем уголке.

— Да отстаньте вы от меня, — откликнулась та. — Делайте что хотите.

Именно упадническое настроение Райли позволило мне в тот день совершить опасную, но чрезвычайно интересную одиночную вылазку в Призрачный район. Была бы она в нормальном состоянии — ни за что бы меня не отпустила. Я понял это, когда выслушивал гневный «отчёт» после своего возвращения. Досталось и Тинке за то, что позволила мне уйти. Но, к счастью, в этот раз мой риск оказался ненапрасным, потому что информация, которую я раздобыл, принесла существенную пользу нашему предприятию.

— Далеко не забредай, — напутствовала меня Тинка, провожая у забора. — За Призрачным районом начинается территория ренегатов. Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься в лапах Латуриэля.

— Буду иметь в виду.

— И не задерживайся до заката. Как только увидишь, что солнце опустилось за крыши — тут же возвращайся.

— Это я знаю…

— И если туман появится — немедленно беги.

— Знаю, знаю, знаю. Не беспокойся за меня, Тин, я буду осторожен.

— Видела я твою осторожность.

— Ну честно. Больше никаких геройских выходок и бессмысленного риска.

— Иди уж. Пока Райли не очухалась, и не помчалась тебя разыскивать.

— Ты за ней проследи. А то вдруг опять о суициде задумается.

— Ничего с ней не будет. Лучше о себе позаботься.

Мы обменялись кивками, и я, собрав всю волю в кулак, шагнул через проём между прутьями. Мандраж усиливался по мере моего удаления от больницы. Никто меня не прикрывал, и не с кем было посоветоваться. Но главная неприятность крылась в полном отсутствии элементарного плана действий. Я даже не знал, что нужно сделать, чтобы вновь увидеть сущности. Просто слонялся по улице, напряжённо косясь по сторонам. Чем дольше ничего не происходило, тем спокойнее мне становилось, и тем сильнее очищались мысли от всякой тревожной мути. Подключив логику, я решил вернуться на то самое место, где меня чуть не сбило призрачное авто. И эта задумка оказалась верной. Ещё только подходя к заветному пятачку, я уже начал различать знакомые шумы в голове. И чем ближе я к нему приближался — тем громче они звучали. Это позволяло не сбиться с пути. То, что я чувствовал, напоминало настройку радио, где мозг работал как живой тюнер.

В итоге, на том самом месте, где произошло моё неожиданное падение, неопределённый «белый шум» окончательно превратился в стройную городскую симфонию. При закрытых глазах создавалась полная иллюзия нахождания посреди оживлённой улицы какого-то среднестатистического города. Вплоть до ощущений лёгких колебаний воздуха от проходящих совсем рядом пешеходов. Но открывая глаза, я вновь оказывался на пустой улице, заваленной разбитыми машинами.

Это было жутко. Когда стоишь один, посреди безлютного города, и слышишь, что он продолжает жить отдельно от тебя. Вокруг ходят невидимые люди, ездят невидимые машины. Ноздри дразнятся ароматами духов и гарью выхлопных газов, а уши жадно вникают в обрывки чужих разговоров. Люди! Как же я по ним соскучился! Обманутые глаза невольно выискивают их среди пыльных корпусов машин и за тёмными окнами зданий. Но тщетно. Со мной только бесплотные звуки давно ушедшего прошлого. Благодаря им, нежданно и не вовремя нахлынули задремавшие воспоминания о доме. Не о коттедже Райли, а о моём родном доме. Бесформенные, скомканные, словно склеенные тоской. И этот скользкий клубок, поднявшись из утробы, подкатил к горлу.

— Нет, — я встряхнулся, избавляясь от усиливающейся печали. — Вот этого не надо. Только не сейчас. Соберись, Писатель. Позже будешь по дому скучать.

Это помогло. Депрессия тут же погрузилась обратно, в самое нутро. И вместе с её уходом, с моих глаз начали опускаться невидимые шоры. Я вновь начал видеть сущности, парящие вокруг. Но радоваться успеху было рано. Ведь это всего лишь возвращение к отправной точке. А куда двигаться дальше — пока что остаётся нерешённым вопросом.

Поначалу у меня разбежались глаза, и я не знал с его начать. Следить за всеми сущностями одновременно, всё равно что следить за роем пчёл. Сосредоточиться невозможно, как и вычленить некую закономерность в этом массовом, хаотичном движении. Нужно было выбрать какую-то одну сущность, и наблюдать конкретно за ней. Но какую? Их тут столько!

Прежде чем приступать к изучению, я решил подобрать необходимые критерии для подходящего образца. Итак. Сущность должна быть непременно зелёной. Она должна быть крупной (почему-то я был уверен, что качество добычи напрямую зависит от её размера). Она должна двигаться медленно, плавно, и по предсказуемой траектории (чтобы было проще её преследовать). И… На этом критерии заканчивались. Конечно же я понимал, что должны быть ещё какие-то немаловажные факторы, но искать их не было ни времени, ни желания. К тому же подходящая сущность попалась мне на глаза довольно скоро. Бурлящая, волокнистая, она, вальяжно клубясь, проплыла мимо меня, едва не задев. Не теряя времени даром, я тут же последовал за ней, стараясь сохранять дистанцию, дабы не спровоцировать на нежелательные действия. Вопреки опасениям, моя слежка не раздражала это бестелесное созданье, и оно никаким образом на меня не реагировало. Сначала мы двигались по улице Чкалова, а затем свернули на прилегающую улицу. За это время, я сделал вывод, что если долго не отводить взгляд от сущности, то начинает кружиться голова, а в глазах всё расплывается. Пару раз я машинально опускал взор, боясь этих неприятных ощущений. Но потом задумался, а что если попробовать перетерпеть головокружение? Конечно же риск в этом есть, но риск, направленный на продуктивность исследований. Всё лучше, чем тупое брожение следом за сущностью.

И вот я решился. Перед глазами сразу всё пошло кругом, но я терпел. Земля зашаталась под ногами, едва не опрокинув меня навзничь. Чудом удержав равновесие, я зашатался на ровном месте, хватаясь за воздух. Из ушей как будто бы вытекли водяные пробки, доселе приглушавшие звуки. Приходилось очень часто моргать, чтобы зрение не рассеивалось, а тошнотворная круговерть хотя бы немного остановилась. Наконец, моё состояние начало стабилизироваться, и мысли о том, как бы мне не упасть, сменились мыслями об улетающей от меня сущности, которую нужно было догнать. Когда же я на неё переключился, то с удивлением понял, что с ней тоже что-то происходит. Сгусток вытянулся вертикально, став похожим на толстое веретено. При этом я уже отчётливо видел, что он вращается подобно волчку, или нетипичному смерчу, пылесосом собирающему с земли какие-то мелкие фрагменты, напоминающие пыль. Только это была не пыль. Там, где пролетала сущность, пыль оставалась лежать нетронутой, но из неё явно что-то выдёргивалось, и притягивалось к центру призрачной юлы. Мне стало очень интересно. Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки.

Мельчайший прах, слетаясь, со всех сторон, наматывался на веретено, придавая ему всё более необычную форму. Оно помутнело и уплотнилось, раздвоившись у основания. Спустя всего лишь несколько минут передо мной, вместо светящегося вихря, двигалась настоящая человеческая фигура, собирающаяся воедино из миллиардов разбросанных частичек. Внутри полупрозрачного человеческого контура, выглядевшего как сильно запылившееся стекло, точно в объёмном рентгеновском снимке формировались кости скелета. Их облепляли органы, мышцы и сухожилия, оплетаемые сетками нервов и кровеносных сосудов. Затем, «пыль» на стенках контура, демонстрируя поистине хамелеоновскую мимикрию, начала быстро и непредсказуемо менять цвета, словно подбирая необходимую палитру, а на деле, последовательно наслаивая жировые прослойки, кожу и волосяной покров. Сформировавшееся нагое тело покрылось нижним бельём, затем верхней одеждой, после чего метаморфоза завершилась. Теперь в паре метров от меня, с папочкой подмышкой, уверенно шагал самый обычный мужчина средних лет. Не веря собственным глазам, я решил его обогнать, чтобы увидеть лицо, но тут же налетел на неведомо откуда появившуюся встречную девушку. Та ойкнула, и чуть не упала от столкновения, но удержалась на ногах.

— Из-з… — всё что мог просипеть я.

— Ты чего? Ослеп?! — скорчив болезненную мину, с обидой воскликнула она. — Не видишь, куда идёшь?

Мужчина, которого я догонял, на ходу обернулся, окинул нас взглядом, и продолжил движение.

— Я… Виноват, — ошарашенно, я обошёл девушку стороной, словно та была заражённой.

— Наркоман, что ли? — потерев ушибленный об меня подбородок, она покрутила пальцем у виска, и отправилась дальше. — Больной…

Возможно, в ту минуту я действительно выглядел сумасшедшим. Ведь вокруг были люди! Живые люди ходили по улице живого города. Мимо проезжали автомобили, в которых сидели водители с пассажирами. За окнами домов мелькали жители: пили чай, поливали цветы, разговаривали по телефону. Пока я наблюдал за трансформирующейся сущностью, весь город вернулся к своему обычному состоянию, став таким, каким был до катастрофы. Но весь ли город? А может быть только один район?

Пришлось буквально силой выдернуть себя из шокового отупения. Получилось не сразу. Взять себя в руки я успел в самый последний момент, прежде чем моя цель успела от меня ускользнуть. Лавируя между прохожими, я бросился за мужчиной, который уже перебегал дорогу в приличном удалении. Игнорируя «зебру», на красный свет, выслушивая гудки тормозящих машин, я помчался за ним, через проезжую часть, наискосок, стараясь не упустить из виду. Но когда я его почти уже догнал, он вдруг резко свернул к дверям какой-то фирмы, и скрылся за ними. Не долго думая, я вошёл следом, и в вестибюле был остановлен охранником.

— Вы к кому?

— Я? Мне нужно к одному человеку.

— К какому человеку? Фамилию назовите.

— Да мне просто… Фамилию? Извините…

Было ясно, что дальше меня не пропустят, и бодаться с охраной смысла не было никакого. Пришлось вернуться на улицу. Как же всё-таки замечательно было вновь оказаться среди людей. И хоть я по прежнему был здесь чужим, сам факт того, что меня видят, и обо мне знают, уже заставлял моё сердце биться от восторга. В этом крылась главная опасность, поскольку я невольно начинал забывать о нереальности происходящего. С великим трудом получалось напоминать себе о миссии, которую я выполняю, и позиционироваться независимо от мира, с которым так хотелось слиться.

Конечно можно было плюнуть на потерянную цель, и подыскать какого-то другого прохожего. Однако меня почему-то тянуло именно к человеку, с которого всё началось. Я был уверен, что только он является ключом к нашему спасению. Единственным субъектом, которого удастся вывести на диалог. Да, сейчас он от меня ускользнул, но я знаю где он, и знаю, что выход у него лишь один — через эту самую дверь, возле которой я буду его подстерегать. Времени у меня немного, но оно есть. Использую это время с умом, ведь нужно ещё придумать с чего я начну общение, и как выведу его на интересующую меня тему. Задачка-то непростая. Судя по всему, я нахожусь в каком-то «карманном» измерении, вызванном аномалией Призрачного района. Здесь всё сохранилось в том виде, в каком пребывало до катастрофы. И люди, а точнее их остаточные энергии, продолжают жить в этом пузыре альтернативной реальности, не ведая, что мира вокруг них больше не существует. Они замкнулись сами на себе, переживая вечный «день сурка», существуя лишь в настоящем, без прошлого и будущего. Как выцепить такого зацикленного человека, варящегося в собственном соку, из карусели бесконечного самоповтора? Как заставить его остановиться, и пойти со мной? Ведь для этого ему будет мало узнать истину своего бытия. Ему придётся её признать. Чтобы понять, насколько тяжёлым будет это признание, достаточно поставить себя на его место. Вот живёшь ты так, изо дня в день, ничего не подозреваешь, и тут вдруг появляется какой-то незнакомый тип, который в лоб заявляет, что и ты, и люди, которые тебя окружают — всего лишь призраки. Остатки от настоящих людей, давно уже умерших. А мирок, в котором проистекает ваша жизнь, ограничивается не планетой, не страной, и даже не городом, а всего лишь небольшим районом, окружённым жуткими аномальными руинами. Вы бы в это поверили? И я нет. Поэтому, скорее всего, я буду с ходу послан куда подальше. В общем, есть над чем подумать.

Время шло. Я торчал на одном месте, время от время прохаживаясь напротив дверей, и пристально оглядывая каждого, кто из них выходил. Казалось бы, нет ничего скучнее подобного дежурства. В обычной жизни, да, безусловно. Но не в моём случае. Я с упоением наслаждался пребыванием среди себеподобных. Не уставал их рассматривать, наблюдать за их суетой, слушать их речь. Так хотелось подойти к первом встречному и просто с ним поговорить. Неважно о чём. Пару раз не выдерживал и спрашивал у прохожих, который час. Они сказали. И это было чудесно! Мелочь, но такая приятная. Всё-таки люди — коллективные существа. По-одиночке мы сразу теряемся, сникаем. Но стоит лишь оказаться в группе, как настроение улучшается, появляется прилив сил, уверенность в себе. Даже несмотря на то, что я по прежнему оставался один, мне уже не было одиноко, как раньше. Я был почти счастлив.

Солнце постепенно ползло к крышам домов. И чем ближе оно к ним приближалось, тем сильнее росла моя тревога — дождусь ли я своего человека до заката? Надежда была лишь на то, что он выйдет в шесть часов вечера, когда закончится рабочий день. Солнце должно достигнуть крыш ориентировочно к восьми часам пополудни. Значит будет время проследить за гражданином, и выяснить, где он живёт.

Стрелки на циферблате часов, украшавших фронтон углового здания, остановились в вертикальном положении. Количество народа заметно прибавилось. Всевозможные служащие, покинув рабочие места, спешили по домам. Движение автотранспорта на улице стало плотнее. Машины выезжали с парковок, неохотно пропуская друг друга. Всех, кроме меня, ждал домашний уют. Подавляя тоскливую зависть, я старался не думать ни о чём, кроме своей цели.

На противоположном конце тротуара показался милиционер, который, видимо, заметив моё длительное присутствие на одном и том же месте, заподозрил что-то неладное. Стараясь не таращиться в ту сторону, я сделал беззаботный вид, как будто бы ничего не замечаю. На деле же, постоянно сопровождал его боковым зрением, как учила меня Тинка. Наконец, блюститель правопорядка уверенно направился в моём направлении. Я не сомневался, что он идёт прямо ко мне. Что делать? Бежать? Но куда? К великой радости, как раз в этот напряжённый момент, из дверей конторы вышел мой «подопечный», разговаривающий по мобильнику. Наконец-то! Решительно развернувшись на каблуках, я последовал за ним. Это получилось так естественно, что милиционер, идущий ко мне, подумал, что я просто ждал знакомого, и теперь мы вместе отправились куда-то по своим делам. Во всяком случае, ни окриков, ни призывов позади себя я не услышал. Он отстал и больше меня не преследовал.

— Куплю. Не забуду, — «подопечный» так увлёкся разговором, что совершенно меня не замечал. — Да мне надо там… Да у Лёхи там договорились просто… Ну чего ты опять начинаешь? Я помню. Ну не начинай только, ладно? Помню я об этом. Ну почему я не успею? Успею. Да там… Да там просто… Да у Лёхи просто… Ну… Эп…

Абонент видимо отключился, не дослушав его оправданий.

— Твою же мать, — прошипев ругательство, он нервным движением убрал телефон под полу пиджака, вынул вместо него ключи, и, обойдя припаркованную за углом машину, открыл дверцу.

Ещё несколько секунд, и он уедет. Нужно было действовать оперативно, поэтому пришлось импровизировать. Я и представить себе не мог, с какими опасными вещами играю, но остановиться уже не мог. Пока водитель не заблокировал двери, я открыл переднюю и решительно нырнул в салон.

— Извините, уважаемый! — выпалил я в лицо обалдевшему от неожиданности незнакомцу. — Выручайте!

— Что? В чём дело?

— Подбростье до… Мне нужно срочно…

— Я не… Я Вам что, таксист? Закройте дверь!

— Я очень прошу! Я Вам заплачу! — навзрыд «играл» я, продолжая опускаться на сиденье.

— Сказал же, нет! Выходите!

— Да будь же ты человеком!!!

Мой крик окончательно сбил его с толку, заставив вздрогнуть.

— Куда Вам нужно?

— А Вы куда едете?

— Домой я еду.

— Ну и мне в ту же сторону!

Видимо я сильно его ошарашил. Он молча завёл машину, и мы поехали.

Пропустив пяток автомобилей, промчавшихся по главной дороге, мы вырулили на Чкаловскую и влились в поток.

— Позвольте, — «очнулся» он, остановившись на первом светофоре. — А откуда Вам известно, что нам с вами в одну сторону? Вы знаете где я живу?

— Нет. Но вы же в ту сторону едете? — я указал вперёд.

— Ну-у, да.

— Значит всё правильно.

— Не знаю. Я только до «Солнышка». Дальше я Вас не повезу. Как хотите…

— И не надо. Мне тоже до «Солнышка!» Отлично.

— Угу… Просто замечательно… А Вы всегда так запрыгиваете в чужие машины?

— Только когда сильно припрёт, — я рассмеялся, стараясь максимально сгладить напряжение. — Я ещё раз прошу меня простить. Мне действительно очень неловко.

— Оно и видно.

— В самом деле. Просто такая ситуация. Вам это, полагаю, выслушивать не интересно.

— Правильно полагаете.

Мой спутник был сильно взволнован. Он явно меня побаивался. Ещё бы! Такой внезапный наскок. Да и внешний вид у меня, прямо скажем, не пахнет элегантностью. Я умолк, дабы не раздражать водителя. Нужно было дать ему успокоиться.

В салоне беззаботно играло радио, чередуя знакомую, но слегка устаревшую попсу. Наша машина ехала по Чкаловской, в сторону зоны ПВД, и это мне очень не нравилось. А вдруг этот парень завезёт меня в самую гущу пространственно-временных аномалий? Тогда моя песенка спета. Чем ближе мы приближались к границе района, тем ощутимее пробегал холодок по моей спине. Я волновался напрасно. Не доехав до конца Призрачного района, водитель сбросил скорость, и, включив поворотник, свернул в прилегающий двор. Мы проехали мимо супермаркета «Солнышко», и, найдя место между двумя припаркованными машинами, остановились.

— Вы просто не представляете, как меня выручили! — не дожидаясь, когда меня начнут выгонять, затараторил я, открывая дверь. — Сколько я Вам должен?!

— Ой, да ладно, не надо ничего, — поморщился спутник.

— Нет, ну что Вы, я заплачу! — нагло блефовал я, шаря по карманам. На самом деле, денег у меня при себе не было ни копейки.

— Да идите уже! Идите ради Бога!

— Спасибо! Всего Вам самого наилучшего! До свидания!

Я вышел из машины, и сделал вид, что спешу в сторону противоположной девятиэтажки. На самом же деле, достигнув первого попавшегося гаража-ракушки, я спрятался за ним, нечаянно напугав игравших там малышей, и стал по-шпионски наблюдать за действиями своего «подопечного». Тот, покопавшись возле машины, с опаской огляделся по сторонам, после чего, пиликнув автосигнализацией, бодро отправился в сторону магазина. Когда он зашёл внутрь, я быстренько собрался с мыслями, и, только сейчас вспомнив про мачете на бедре, с тихим воем ткнулся лбом в гаражную стенку. Идиот! Тупой балбес! А я ещё удивляюсь, чего это мент мною заинтересовался? Чингачгук Большой Змей, ёлки-палки. Хорошо хоть мачете в ножнах — не так заметно. Но всё равно в глаза бросается. Чего уж говорить о мужике, которого я преследовал. Представляю, что он подумал, когда к нему в тачку запрыгнуло огородное пугало с перебинтованной рукой и здоровенным тесаком на поясе. Повезло, что ничем меня не шарахнул от страха, или мента не позвал. А ведь мог. Ну что я за дурень?

Будь что будет. Я вновь высунулся из-за гаража. «Клиент» с наполненным пакетом показался в дверях супермаркета, и, на ходу убирая бумажник, спустился по низкой лесенке. Потом повернул, и пошёл вдоль соседнего дома. Миновал первый подъезд, затем поровнялся со вторым, и повернул к нему, выуживая ключи. Стараясь двигаться как можно осторожнее, я вышел из-за гаража, и припустил в его сторону, волнуясь, что он обернётся, увидит меня, и испугается. Но он не оборачивался. Противно запиликал домофон, дверь подъезда открылась, и человек вошёл внутрь. Я ускорил шаг, затем побежал. Домофонный писк оборвался, когда я уже находился на площадке перед подъездом. Дверь закрылась буквально перед моим носом. Но это меня особо не раздосадовало. Всё равно я вряд ли сумел бы проследить за ним в подъезде, продолжая оставаться незамеченным. Ну выяснил бы, в какой он живёт квартире, и что дальше? Вломился бы к нему? Нет, это уже слишком. Я и так достаточно о нём узнал за сегодня: Где он работает, где живёт, и на чём ездит. Теперь выследить его, при случае, труда не составит. Посмотрев на темнеющее небо, я устало вздохнул. Пора возвращаться. Обратно меня никто не повезёт, придётся идти пешком через весь район. Сегодня я достаточно потрудился, и могу собой гордиться. Думаю, что даже Райли оценит мой труд.

От больничного городка меня отделяли два квартала. Но душа не испытывала ни тревоги, ни страха, как раньше. Я вернулся в родную среду, чувствуя себя вполне комфортно. Положа руку на сердце, вообще не хотелось покидать эту иллюзию, и возвращаться в суровую апокалиптическую реальность.

По мере удаления от дома, в котором жил мой подопечный, с каждым шагом всё явственнее ощущалось, будто мир вокруг меня начинает таять, рассеиваться. Я догадывался, что время волшебства подходит к концу. Как же этого не хотелось! За проносящимися мимо машинами оставались длинные хвосты оседающего праха. Такие же пыльные следы оставляли за собой пешеходы, постепенно становящиеся всё прозрачнее. Город увядал. Спустя несколько минут машины уже не ездили, голоса и шаги затихли, а вместо людей летали цветные сущности, которые тоже исчезали в воздухе одна за другой. Ощущение было сродни чувству, когда остаёшься один после шумного праздника. Веселье закончилось и гости разъехались, оставив тебя наедине с квартирным беспорядком и горой грязной посуды. В таких пасмурных мыслях я спокойно дошёл до знакомого перекрёстка, где повернул в сторону больницы. Ещё издали заприметил две фигуры, мелькающие за оградой.

— Ну наконец-то! — не выдержав, Райли вылезла наружу, и пошла ко мне навстречу, стуча кулаком по лбу. — Ты идиот, Писатель?

— Всё в порядке, — оправдывался я. — Успокойся, всё хорошо.

— Значит воспользовался моей прострацией! И эта, — она указала пальцем за спину, в сторону Тинки, — тоже безголовая! Отпустила тебя одного! Ты хоть понимаешь…

— Райли, — я остановил её, поймав за плечи. — Ты зачем сюда выскочила?! Знаешь ведь, что здесь тебе находиться нельзя!

— Да плевать.

— Пошли скорее отсюда. А то сейчас синие налетят!

Мы подбежали к ограде, и вернулись на безопасную территорию, где нас дожидалась Тинка.

— Я же говорила, что всё будет в порядке, — спокойно сказала она.

— А ты вообще молчи, мелюзга, — ответила Райли. — То, что Писатель — болван, я не сомневалась, но от тебя, пятьдесят пятая, уж никак не ожидала такого безрассудства.

— Райли, уймись! — одёрнул я её. — Ты чего разошлась? Забыла, что здесь уже не твоя территория?!

— Чего? — прищурилась та, закипая. — Да я…

Казалось, что теперь-то уж точно мне достанется по первое число. Но её гнев внезапно сошёл на нет.

— Дурак ты, — горько произнесла она. — Я же волновалась за тебя.

— Я знаю. Прости, что заставил тебя переживать. Но я должен был так поступить. Другого выбора не было.

— Он прав. Я тоже считаю его поступок вполне обоснованным, — поддержала Тинка.

— Чёрт с вами. Возвращаемся в убежище. Или будем дожидаться наступления сумерек? — Райли отвернулась и пошла в сторону углового корпуса.

Мы потрусили за ней.

— Ты вовремя вернулся, — сказала мне Тинка. — Она уже собиралась бежать тебя разыскивать. Ещё немного, и я бы её не удержала.

— По-моему, она слишком импульсивно на это отреагировала.

— Не сердись на неё. Райли беспокоилась о тебе. И я тоже. Ты хотя бы удачно сходил?

— Ещё как удачно.

— Хорошо. Рада, что наш риск был не напрасен.

*****

Собравшись за ужином, мы уже в спокойной обстановке смогли всё как следует обсудить. Заправленные койки, на которых мы сидели, были сдвинуты к центру помещения, дверь заблокирована холодильником, а окно завешено покрывалом. Чтобы не сидеть в темноте, у нас было припасено немного светящегося воска. Прихотливое вещество плохо переносило транспортировку, поэтому его удалось наскрести совсем чуть-чуть, и светился воск так слабо, что едва освещал крошечный пятачок между нами. Впрочем, этого было вполне достаточно. Уже не в темноте сидим, и видим друг друга, что ещё надо?

— Значит надежда на поимку Бабайки всё-таки есть? — спросила Тинка.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил я. — Как оказалось, все эти зелёные сущности — никакие не сущности, а обычные люди. Они вовсе не злые. Просто их энергетика не совпадает с вашей. Поэтому, при сближении с ними вы чувствуете дискомфорт. Я сумел настроиться на полноценное восприятие их мира, и несколько часов пробыл в нём без вреда для себя. Никто из них меня не разоблачил, и если действовать аккуратно…

— Всё это лирика, — перебила меня Райли. — Я готова признать, что ты на самом деле увидел скрытую природу сущностей. То, что ты узнал, действительно интересно. Меня же волнует вопрос, как нам поймать одну из них?

— Нужно воспользоваться способностью Писателя внедряться в их мир, — сказала Тинка. — Выбрать наиболее подходящую сущность, и разработать приманку для неё. Чтобы она пошла за нами.

— Считайте, что с первой задачей я уже справился. Такая сущность найдена. Собственно, за ней я и следил. Точнее, за ним.

— Ты уверен, что она нам подойдёт? — спросила Райли.

— Да. Что-то мне подсказывает, что это именно то, что нам нужно.

— Одной лишь интуиции мало. Нужны факты.

— Я думаю, что есть как минимум один факт. И он безупречный.

— Поясни.

— На сто процентов я конечно же ручаться не могу, но есть мнение, что полноценно воспринимать их мир у меня получается лишь находясь рядом с этой сущностью. Между нами есть какое-то энергетическое родство. Этот человек мне очень близок по духу. Поэтому я должен продолжать с ним работать.

— Любопытное предположение, — Райли отхлебнула немного чая. — В таком случае безусловно стоит попытаться наладить контакт с этим образцом.

— Главная трудность заключается в том, что этот человек ничего не знает о трагедии, случившейся в городе. Время в их мире остановилось перед катастрофой, я это понял по дате в календаре автомобильного приёмника, и по несвежим музыкальным хитам. С той поры они живут в глухом неведении, даже не догадываясь о том, что творится за пределами их района. И как безболезненно выдернуть человека из этого счастливого неведения, я ума не приложу. Для него это будет жуткий шок.

— Над этим надо подумать. В любом случае, сначала необходимо изучить этого, как ты говоришь, 'человека' получше. Выяснить, насколько он устойчив морально, насколько адекватен и уравновешен. Затем его нужно будет подготовить. И лишь потом обрушивать на него тяжёлую правду.

— Согласен с тобой полностью. Так я и собираюсь действовать.

— На это уйдёт не один день, — заметила Тинка.

— Провизии у нас на неделю. Если будем экономить.

— У нас нет недели в запасе. Это слишком долго, — ответил я. — Постараюсь управиться за пару дней.

— Спешкой ты всё испортишь. Мы ещё слишком мало знаем о том, во что ввязываемся.

— Наш друг прав, — вмешалась Тинка. — Мы должны успеть отвести его в Апологетику прежде, чем наступят холода, до которых осталось не больше месяца.

— Твоя правда. Значит, за пару дней, говоришь? — Райли безнадёжно посмотрела на меня.

— Если вы мне поможете, то я справлюсь.

— Да ни хрена ты не справишься… Но другого выбора нет. За два дня мы должны изловить сущность. Если не получится, то уходим отсюда ко всем чертям. Считаем, что миссия провалилась.

Райли с неохотой сдавала позиции, признавая, что на чужой территории ей уже не удастся командовать нами так же вольготно, как дома. Было заметно, насколько резко она остепенилась, после того, как я её осадил. Но благодаря отсутствию самодурства, ей хватило ума поубавить свой пыл, и не начать доказывать нам кто здесь главный. Хоть и очень хотелось. Я это чувствовал. К тому же, Райли прекрасно понимала, что я прав, и что только мне под силу раздобыть сущность в Призрачном районе. Ей конечно не нравился такой расклад, но поделать она ничего не могла. Мне было немного неловко перед ней. Положа руку на сердце, Райли действительно была хорошим руководителем. Ну а то, что она привыкла меня опекать — так это выгодно мне самому. И хоть временами она чересчур увлекается этой опекой, зато я до сих пор жив. Благодаря только её заботе. Это нельзя не признавать. Нужно было как-то продемонстрировать, что я это ценю.

Тем временем обе мои спутницы стаскивали с кроватей матрасы, и складывали их на полу, ближе к окну.

— Мы что, будем спать на полу? — удивился я. — Кровати же есть.

— Кровати не годятся. Неудобные, скрипучие, сетки проваливаются, сразу с них не вскочишь в случае необходимости, — объяснила Райли, таща очередной матрас. — А на полу самое то.

— Замёрзнем же. Нужны пуховые одеяла. Или хотя бы ватные. Но не эти тонюсенькие, байковые.

— Не замёрзнешь, не переживай.

Заметив, что Тинка борется с очередным матрасом, пытаясь стащить его с дальней койки, я решил воспользоваться её отвлечением, чтобы остановить Райли, и переговорить с глазу на глаз.

— Послушай, наверное я был слишком резок с тобой сегодня. Просто хочу сказать, что на самом деле я высоко ценю твои лидерские качества. И то, что ты меня оберегаешь. Если задел, то прости…

— Не заморачивайся, — она улыбнулась, и продолжила разворачивать матрас. — В некотором аспекте ты даже прав. Мой контроль над тобой не должен становиться абсолютным. В конце концов, я тебе не мамочка. Скоро тебе придётся принимать решения самостоятельно, не как человеку, а как изгнаннику. И меня рядом не будет. Ты должен быть к этому готов. Должен тренироваться. Сейчас самый подходящий случай. Поймаешь сущность — поднимешься ещё на одну ступеньку выше.

Я кивнул, и невольно потрогал больную руку.

— Как твой палец? — заметила она.

— Болит, сволочь. Раньше он начинал меня беспокоить только когда я до него дотрагивался. Теперь же ноет постоянно. И всё сильнее. А от прикосновения — глаза из орбит выскакивают.

— Значит пришла пора завершить твои мучения, — Райли села прямо на матрасы, поближе к скупому источнику света, и похлопала рукой рядом с собой. — Ну-ка, садись сюда.

— Что ты хочешь делать? — слегка оробел я.

— Буду тебя оперировать, — она вынула нож. — Сестра, ты готова?

— А? — откликнулась Тинка.

— Да я не тебе, а ножу своему… Впрочем, и ты тоже давай-ка иди сюда.

Тинка бросила матрас, подошла и плюхнулась на колени с противоположной стороны от Райли.

— Хочешь резать?

— Ну а что делать?

— Эй, погоди-погоди. Что резать? Мой палец?

— А есть варианты? Ну, если хочешь, могу что-нибудь другое…

— З-зачем резать-то?

— Чтобы ты не мучился. Отрежу его нафиг, и дело с концом. Сразу полегчает, вот увидишь.

— Ты же говорила, что всё в порядке будет!

Райли и Тинка рассмеялись.

— Ага, испугался?!

— Да ну вас!

— Ну и чего ты вскочил? Садись обратно. Да давай свою руку, не бойся! Не буду я тебе ничего отрезать. Просто посмотрю, — поднеся нож к моей руке, она перевернула его лезвием кверху и осторожно срезала завязку на бинте.

— Острожнее только, хорошо?

Очень аккуратно, Райли начала разматывать повязку. Было не очень больно, но всё-таки иногда мне приходилось морщиться, а когда она отлепила последний виток, приклеившейся к засохшей крови, перемешанной с лекарственной мазью, то пришлось ойкнуть.

— Давай без воплей только, ладно? — охотница осмотрела бордовый нарыв с бледным вздувшимся бугорком гнойника. — Отли-ично.

Глядя на свой палец, распухший как сарделька, я не понимал, чему она так радуется. Наоборот, смотреть на него было жутковато. Притом казалось, что боль возникает даже от простого взгляда на нарыв. Не говоря уже про касание.

— Ух, ты! Хорошо назрел, — прошептала Тинка.

— Так, — Райли осмотрела лезвие ножа, не выпуская моей руки. — Тащи сюда аптечку из моего рюкзака.

— Сейчас принесу, — девочка бросилась выполнять поручение.

— Будешь вскрывать? Уверена, что уже можно? — я нервно сглотнул слюну. — Не слишком ли рано? Прошло меньше суток. Обычно нарывы так быстро не созревают. Помню, у моего друга как-то вскочил нарыв. Так он неделю с ним проходил. Может не стоит спешить? Пусть он сам дозреет, и лопнет.

— Я обработала его целебной болтушкой Водзорда. Она обладает увлажняющими и вытягивающими свойствами. Ускоряет созревание нарывов раз в десять. Поэтому неделю терпеть не обязательно. Меня волнует другое. Укус был довольно глубоким, и я боюсь, что нагноение может распространиться вглубь раны, и вызовет заражение крови. Тогда отрезанным пальцем уже не отделаешься. И даже отрезанной рукой.

— Значит ампутация вполне реальна?

— Вероятность есть. Но не отчаивайся раньше времени. Судя по виду, гнойник выпирает наружу. Я вскрою его, и очищу рану.

— Уф-ф-ф…

— Да, будет больно. А обезболивающего у нас с собой нет. Но ты же мужик? Вытерпишь?

— Вот, аптечка, — вернулась к нам Тинка.

— Хорошо. Доставай йод, вату, и-и-и… Зажигалка у тебя есть?

— Только спички.

— Подойдут. Ну что, Писатель? Ты готов?

— Не знаю. Не уверен.

— Ты главное не дёргайся. И не ори.

— На вот, — Тинка протянула мне кусок деревяшки. — Сожми зубами.

Пропитав вату йодом, Райли начала аккуратно обрабатывать нарыв. Она едва прикасалась к нему, но всякий раз у меня дух перехватывало от боли. Затем, она попросила Тинку зажечь спичку и хорошенько пройтись пламенем по кромке лезвия. Я видел, как на раскалённой стали тает энерген, и на клинке извиваются причудливые узоры.

— Всё, достаточно. Теперь давай какую-нибудь плошку. Не хватало нам тут всё заляпать.

Когда Тинка умчалась за плошкой, я с ужасом посмотрел в глаза своей мучительнице, и сжал зубами щепку.

— Скоро всё закончится, — пообещала девушка.

Я кивнул, уронив со лба несколько капелек пота.

Операция длилась не больше минуты. Когда Райли рассекла нарыв, я буквально всех святых увидел. Из многострадального пальца брызнул гной, и боль тут же утихла. Она не исчезла, но по крайней мере стала терпимой. Сжимая зубами деревяшку, я дышал как сумасшедший, пока врачевательница выдавливала остатки гноя, а затем, при помощи свёрнутого кусочка бинта, обработанного дезинфицирующим средством, деликатно прочистила мне рану. Было больно, и очень. Но по сравнению с той бесчеловечной болью, которая была при целом нарыве, эти муки казались мне уже не столь значительными, и я стоически их терпел.

— Надо бы зашить, — наблюдала за процессом Тинка-ассистентка.

— Не надо. Не такая уж и большая рана. Замажу биоклеем, зафиксирую повязкой, и зарастёт без всяких швов, — Райли достала из аптечки странный порошок, который я принял за очередное местное врачевство, и начала посыпать им больной палец.

Боль уже не застилала мой разум, и потихоньку вытеснялась любопытством.

— А это что такое? — спросил я, выплюнув изгрызенную щепку. — Очередное таинственное колдунство Водзорда?

— Ага, — кивнула подруга. — 'Стрептоцид' называется… Писатель, на тебя уходит слишком много драгоценных медикаментов. Если так и дальше пойдёт, то тебя будет дешевле убить.

— Не жадничай, Райличка, лучше пожалей. Вы, изгнанники, боли не чувствуете. Ну, я имею в виду, боли в привычном её понимании. У вас там какие-то свои ощущения. А вот мне, простому человеку, сейчас пришлось испытать настоящую пытку. Чуть сознание не потерял.

— Я знаю, что тебе было больно. Такие скороспелые нарывы гораздо больнее обычных, — Райли наложила на поверхность раны клейкое вещество. — Но всё уже позади. И даже палец не пришлось отрезать.

— Спасибо. Ну-у, за операцию. Знаешь, о чём я думал, когда ты меня резала?

— О чём?

— Об экрофлониксах, мать их. Об этих суках, чтоб они сдохли! Чем больнее мне было — тем я больше их ненавидел! И я клянусь, тебе, Райли, и тебе, Тинка, что буду самым последним козлом, если не раздобуду сущность, и не вытравлю при помощи неё всех этих сволочей с нашей территории! Всех до единого! У-у, ка-ак я их ненавижу…

Подруги расхохотались.

Моё лечение подошло к финалу. Разрез на злосчастном пальце был покрыт биоклеем — органической массой, как по виду, так и по действию напоминавшей обычный медицинский клей БФ-6, которая, стягивая рану способствовала её заживлению. Спустя какое-то время плёнка этого биоклея полностью застекленела, превратившись в твёрдую, сухую корку. Я долго терзался вопросом, как буду её отдирать, когда рана под ней заживёт. Но всё обошлось. Когда пришло время, Райли просто намочила её водой, от которой корочка тут же размякла, отвалившись легко и совершенно безболезненно.

Опухоль спала буквально за одну ночь, но палец начал шевелиться лишь к ночи следующего дня, а до этого я ходил с забинтованной рукой, и когда пытался сжать пальцы в кулак, то средний оставался торчать, словно изображая неприличный жест. Это было забавно и нелепо одновременно.

Наложив свежую повязку, Райли потрепала меня по щеке, и сообщила: 'Всё, мученик! Свободен!' Я поглядел на забинтованный палец, затем перевёл взгляд на неё, и раскрыл рот от удивления. Даже в потёмках, едва просвечиваемых убогим люминофором, мне удалось разглядеть мелкие росинки пота на её лбу. Райли вспотела? Вот это — да! Если она даже во время диких заруб продолжает следить за экономичным расходом влаги, оставаясь сухой, как в назойливой рекламе антиперспирантов, то что же заставило её сейчас изменить своему правилу?

— Ну и ну. Это что, пот?

— Где? — она подняла глаза, словно пыталась рассмотреть собственные брови, вытерла лоб тыльной стороной ладони, и криво улыбнулась. — Хм. Действительно. Надо же.

— Хех! Такое впечатление, Райли, что ты страдала от этой операции не меньше моего.

— Ничего удивительного, — она убрала медикаменты в аптечку, закрыла её, и поднялась с матрасов, чтобы убрать обратно в рюкзак. — Мне тоже пришлось немного понервничать.

— Нервничать? Тебе? Да брось. Тебе-то уж точно не впервой кого-нибудь резать.

— Когда режешь врага — это одно, а когда режешь друга — совершенно другое. Ты уж мне поверь. Друга я не резала ещё никогда. Поэтому для меня это дело в новинку. Вот и пришлось попотеть.

— Ты права. Я сразу вспомнил, как тебя заштопывал после разборки с Грязным Гарри. Такое впечатление, что протыкаешь иглой самого себя. Только при этом ещё больнее.

— Вот-вот, значит ты меня понимаешь.

Перспектива спать на полу меня не прельщала. В палате было холодно. К тому же, лежать придётся недалеко от окна, из которого, несмотря на уцелевший стеклопакет, ощутимо тянуло сквозняком. Дома у Райли по ночам тоже было не жарко, но там я, по крайней мере, спал под огромным пуховым одеялом, которое отлично меня согревало. И не на полу, а на нормальной кушетке. Здесь же было только два слоя тощих матрасов, да тоненькое одеяльце. Спартанские условия.

— А может я всё-таки на кровати лягу? — спросил я.

— Будем спать на полу, — твёрдо ответила Райли.

— Втроём?

— Втроём.

— Да я же замёрзну к лешему. Я не такой морозоустойчивый, как вы.

— Ты главное в куртке спать не ложись. А то взопреешь, и утром отхватишь пневмонию.

Я думал, что она пошутила, однако куртку с неохотой, но снял. После чего улёгся на матрасы, и накрылся байковым одеялом. Райли и Тинка легли по обе стороны от меня, повернувшись ко мне спинами. Сначала было не очень холодно. Но я чувствовал, что постепенно остываю. По ногам тянуло сквозняком, а холодный пол ощущался даже через два матраса. Одеялко не спасало. Было понятно, что скоро я начну замерзать, и до утра в таких условиях вряд ли дотяну.

Но тут холод начал отступать. Сперва я не понял, почему, но потом догадался, что тепло исходит от тел спутниц лежащих рядом со мной. Я осторожно дотронулся пальцем до шеи Райли, и понял, что у неё жар.

— Ты чего? — повернулась она ко мне.

— Ты вот-вот загоришься!

— Включила обогреватель, чтобы ты не замёрз. Спи давай, — соседка вновь уткнулась щекой в подушку.

Я развернулся к Тинке, и потрогал её щёку. Такая же температура. Обе превратились в живые грелки.

— Так вы это специально? Лихо придумано, — я с улыбкой уставился в потолок. — Когда вернусь домой, и расскажу друзьям, что провёл ночь с двумя горячими девчонками — они мне не поверят! Ха-ха-ха!

— Что-то я юмора не поняла, — буркнула Райли.

— Я тоже, — отозвалась Тинка.

— Не обращайте внимания. Это я так.

Постепенно мне становилось всё теплее, и даже одеяло захотелось сбросить. Тепло вернуло в мою душу ощущение уюта. Палец больше меня не беспокоил. После долгих часов боли, теперешнее лёгкое саднение казалось даже приятным. Я не люблю спать на спине, поэтому, немного поёрзав лопатками на жестковатых матрасах, в конце концов повернулся на бок, лицом к Райли, почти уткнувшись носом в пучок её волос. Засыпать в такой позе мне было гораздо удобнее и привычнее. Сразу же появилась приятная дрёма. И тут, уже почти погрузившись в настоящий сон, я совершенно нечаянно обнял Райли правой рукой. Та вздрогнула, и решительно взяла мою руку, собираясь её сбросить. Поняв, что сделал что-то лишнее, я тут же стряхнул с себя сон, и виновато приготовился извиняться, но вдруг Райли передумала, и, совершенно неожиданно для меня, молча вернула мою руку обратно, нежно прижав её к себе. Этот внезапный жест с её стороны был непредсказуемым, и чрезвычайно волнующим. Я благоговейно замер, чтобы не беспокоить её. В таком положении мы и лежали, пока я не провалился в глубокий колодец крепкого сна.

ЧАСТЬ-18. БЕЛЫЙ ШАМАН

Я шёл по затопленному коридору больницы. На ногах как будто висели тяжёлые гири, не дающие мне всплыть к потолку. Над головой с гудением и щёлканьем мелькали фиолетовые лампы. В толще воды неподвижно висели различные предметы: размокшие документы, книги, обувь, клавиатуры, пластиковые стаканчики и прочая мелочь. Они разлетались от меня в разные стороны, сталкиваясь и вращаясь.

— Я опять здесь? — изо рта вырвался длинный столб пузырей.

— Ты уже ближе ко мне, — ответил голос. — Связь стала лучше.

— Хо? Давно тебя не слышно.

— Давно меня не слушаешь.

— Опять будешь морочить мне голову загадками? Тогда лучше проваливай из моего сна, и дай мне спокойно выспаться. У меня завтра тяжёлый день.

— Тяжёлый день? Ах, ну конечно, отправишься в Призрачный район. Вы ведь его так называете?

— Да. Мне нужно добыть сущность. Я узнал, что за сущностями скрываются самые обычные люди, но никак не могу понять, как заставить одного из них поверить мне, и пойти за мной.

— Пойти за тобой сможет лишь тот, кто смотрит на тебя с другой стороны.

— Так я и думал. Опять бессмысленная загадка. Зачем я это выслушиваю? Зачем мы с тобой общаемся? Толку — ноль. Я лишь глубже утопаю в этом бреду, вместо того, чтобы выбираться наружу. Слишком долго я задержался в твоём городе. Мне нужно пробиваться в Апологетику, а я всё торчу на окраине, выполняя какие-то идиотские задания. Вот и сейчас, я ломаю голову, как изловить сущность, а сам ума не приложу, за каким рожном мне это надо? Помочь Райли? А ей это зачем, если мы уже можем идти в Апологетику, возвращаться из которой уже не придётся. Я покину город, а она останется с акилантами, или как их там? И плевать на экрофлониксов, пусть хоть всю округу заполонят. Нас там уже не будет.

— А как же твой элгер? Если вы не вернётесь — он обречён. С друзьями так не поступают.

— Райли сказала, что за него можно не беспокоиться. Дом надёжно закрыт. А если что, Котя сумет о себе позаботиться. Элгеры всегда находят лазейки, чтобы улизнуть.

— Ты думаешь, у него получится?

— Думаю… Думаю… Не знаю. Я надеюсь.

— Так это уверенность, или надежда?

Загнанный в угол, я промолчал.

— Видишь ли, Писатель, — продолжило Хо. — Дело даже не в элгере. Если тебе на него наплевать — я не осуждаю. Напротив, приветствую. У тебя не должно быть лишних якорей. Понимаешь, о чём я? Но есть вещи, которые таятся за ширмой этого похода, и о которых Райли тебе не рассказывает.

— Вот только не надо выставлять Райли в дурном свете. Я доверяю ей. В отличие от тебя.

— А я и не выставляю. Поскольку она сама не догадывается об этом. Просто действует по инструкции, выполняя предначертанное. Она знает, что тебе пока нельзя идти в Апологетику, хотя и не догадывается, почему. И сюда она привела тебя тоже не просто так. Остались вещи, которые ты должен постичь. Для того, чтобы двери Апологетики открылись, ты должен пройти через туман. Но тебе не позволяет страх. Возможно, не зря. Твой разум не готов к этому, и свидание с сумерками, вместо вспыхнувшей путеводной звезды, обернётся безумием. Сейчас ты проходишь эту подготовку. Если добудешь сущность — значит ты готов к последнему испытанию. Это всё, что я могу тебе сказать.

— Спасибо за очередное загаживание моей головы.

Под ногой что-то хрустнуло. Я остановился, и поднял с пола обгоревшую половинку модели корабля «Эвридика».

*****

— Ночь была ужасной, — нервно призналась Райли за завтраком.

— Точно, — согласилась Тинка. — Нас что-то окружало. Это было неприятно.

— А я спал отлично, — признался я.

— Ты вообще ничего не чувствовал?

— Нет. А что было?

— Мы бы тоже хотели это узнать, — Райли хмыкнула.

— Присутствовало очень странное чувство, — Тина потёрла плечо. — Как будто бы что-то ходило вокруг. И в то же время ничего не было.

— Оно проникло к нам в голову. Копошилось в мозгах. Я видела странные картины. Слышала голоса. Это угнетало меня. Никогда такого не было.

— Призраки? — я почему-то посмотрел на облупившийся потолок. — Здесь? А может это 4-17 вас пугал?

— Это всё сущность. Она нас ненавидит. Она хочет, чтобы мы ушли.

В Призрачный район я отправился ближе к обеду, предварительно пройдя длинный инструктаж, как себя вести, и что делать. Райли плохо понимала, с чем я буду иметь дело, поэтому давала рекомендации более подходящие для взаимодействия с существами из плоти и крови, нежели с бестелесными сущностями, но я не торопился пренебрегать этими знаниями. На этот раз я оставил своё оружие в лагере. Мачете бы мне всё равно не потребовалось, лишь создало бы дополнительную проблему. Я и так имел не самый презентабельный видок, а тут ещё этот тесак на поясе.

Время было выбрано не случайно. Я понял, что призрак, на которого мы охотились, каждый день живёт своей обыденной жизнью, и ходит на работу, а в обеденный перерыв посещает некий общепит, на пути из которого я и встретил его в первый раз. Самым простым способом будет подловить его именно там. Добравшись до знакомой конторы, я стал поджидать свою жертву. То, что она находится на рабочем месте стало понятно ещё в момент приближения к зданию. Сущности начали превращаться в людей, и мир призраков вновь принял облик обычной реальности. Я даже не обратил на это внимание. Успел привыкнуть к метаморфозе.

Дождавшись своего подопечного, я начал слежку. Шли не далеко. Дойдя до небольшой закусочной, зашли внутрь и заняли очередь. Денег у меня не было. Впрочем, я и не собирался что-то покупать, хоть и соскучился по нормальной еде. Райли строго-настрого запретила мне что-либо есть в этом измерении. Человек, за которым я наблюдал, был так погружён в свои мысли, что совершенно меня не замечал. Взяв поднос с тарелками и соком, он осторожно пошёл к свободному столику, и я последовал за ним.

— Разрешите присесть? — спросил я, когда он спокойно уселся и расположился.

С удивлением покосившись на соседние пустующие столики, он поднял на меня взгляд, пожал плечами, и произнёс: «Да пожалуйста, садитесь». И, взявшись за краешки подноса, собрался уже подниматься.

— Нет-нет-нет, не уходите, — остановил его я. — Я Вам не помешаю. Просто хочу здесь присесть.

— Как хотите, — собеседник начал нервничать.

— Вы меня не узнали?

— Н-не припоминаю, н-нет.

— Ну как же? Вчера Вы меня подвозили до дома, — я уже стал подозревать, что память у призраков тоже ограничена одним днём, но тут он вдруг меня узнал.

— А-а, так это Вы? И что Вам опять нужно?

— Ничего. Вы кушайте, кушайте. Приятного аппетита.

— Б-благодарю… И всё-таки. Почему Вы опять меня преследуете?

— Да Вы не бойтесь. Я не желаю Вам зла.

— Я и не боюсь. Просто мне всё это очень странно. Что Вы хотите? Денег?

— Нет.

— Тогда чего?

— Поговорить.

— О чём?

— О жизни.

— Вам больше нечем заняться? Выберите для разговора кого-нибудь другого. Сходите в церковь, к психологу, я не знаю… Я-то вам зачем?

— Вы особенный.

— Особенный? То есть? Вы что, из этих? Ну-у… Если что, я — стопроцентный натурал, поэтому…

— Нет, я не гей. И не попрошайка, и не сектант. Я просто хочу Вам задать несколько вопросов. Вы на них ответите, и я уйду.

— Так Вы из милиции? Так бы сразу и сказали. Но учтите, что отвечать на вопросы я буду только после того, как Вы мне покажете своё удостоверение.

— Из милиции? Хех. Ну что Вы? Кстати «милицию», вообще-то, переименовали в «полицию», так что…

— В «полицию»? Что за чушь? Когда успели?

— Да уже давно. Это в вашем мире она всё ещё «милиция».

— Вы сумасшедший. Вам нужен врач. Уходите пожалуйста.

— Уйду, если ответите на мои вопросы.

— Да что же это за напасть-то такая?! — он отхлебнул пару ложек супа. — Валяйте, задавайте. Но не больше трёх, хорошо? А потом уходите.

— Годится. Ответьте мне, пожалуйста, когда у Вас был последний выходной день?

— Вот так вопрос! Ну, сегодня у нас понедельник, значит выходной был вч-че… — ложка остановилась, так и не достигнув его губ. — Так вчера же, ну точно…

— Но ведь вчера Вы работали. Вы довезли меня от работы до дома. Помните? Что Вы делали на работе в воскресенье? Считайте это вторым вопросом.

— Я работал потому, что вчера был понедельник.

— Но позвольте, тогда почему Вы сказали, что понедельник сегодня? Значит сегодня вторник?

— Значит вторник. Вы меня запутали.

— Так сегодня понедельник, или вторник?

— Чёрт, как же достал… — он подрагивая извлёк телефон и посмотрел на дисплей. — Понедельник.

— Два понедельника подряд. Вам не кажется это странным? Ладно, бывайте, я узнал, всё что хотел, — кивнув, я поднялся из-за столика.

— Подождите!

Ага, он попался. Я тут же сел обратно.

— Я ничего не могу понять, — он растерянно улыбнулся. — Ведь и вправду я работал и вчера, и позавчера, и…

— И каждый день был понедельник. А что было в воскресенье Вы не помните. Воскресенье исчезло. Так?

— Погодите, но ведь оно было. Я точно знаю, что было.

— Всё правильно. В тот день случилась катастрофа, после которой время остановилось.

— К-какая катастрофа? Вы о чём?

— Задумайтесь о своей жизни. Неужели она не вызывает у Вас никаких подозрений? Неужели Вы не замечали, что работа, которую Вы делаете повторяется изо дня в день точь в точь? Неужели Вы не замечали, что продукты в магазине одни и те же, и одни и те же люди стоят с ними в очереди? Что одни и те же машины едут так же, как и обычно, как и вчера и позавчера и позапозавчера… Вы ждёте выходных, которые всё никак не наступят. Говорите по телефону, баланс которого не заканчивается. Смотрите телепередачи, повторяющиеся каждый вечер. И ничто в Вашей жизни не менялось, пока не пришёл я, и не выбил Вас из этой колеи.

— Кто Вы?

— Человек, который хочет Вам помочь. Я здесь, чтобы выдернуть Вас из этой петли.

— Кто-то из нас определённо сумасшедший, — он продолжил трапезу.

— О, — внезапно вспомнил я, начав шарить по карманам своей жилетки. — Погодите-ка. По-моему я его не выкинул… Точно! Вот он. Взгляните.

И я вынул билет на поезд. Он был сильно помят и истрёпан, но разглядеть цифры всё ещё было возможно.

— Ну и чего тут смотреть? — собеседник уставился на клочок жёлтой бумажки.

— Это билет, по которому я приехал сюда. Какое число на нём указано? А конкретно, какой год?

— Да тут нет годов. Только число и месяц.

— Как же, нет? Вот, в четвёртой строчке смотрите. Сокращённая дата и время продажи билета.

— С чего Вы взяли, что это число и дата? Это просто какой-то абстрактный код.

— Если не верите мне, пройдите в любую билетную кассу, и спросите у кассира, что обозначают эти цифры.

— Даже если и так. Что с того? Значит это ошибка. Просто автомат дал сбой, и пропечатал не ту цифру.

— И я спокойно доехал на этой ошибке до Иркутска.

— Я не понял. Вы что, действительно хотите меня убедить в том, что Вы из будущего? — он ехидно засмеялся, и, вернув мне билет, вновь принялся за еду. — Бред какой-то. Ей богу, бредятина!

— Да. Я из будущего. Как ни странно это прозвучит, — развёл я руками.

— Окей, отлично. И что же там произойдёт, в этом будущем? Роботы-убийцы захватят мир?

— Не ёрничайте.

— Ладно, ладно, Макфлай, я тебе верю. А где же твой ДеЛориан? Припарковал за углом? Прокатишь меня на нём? С детства мечтаю, — он засмеялся громче.

— Прекратите.

— Если не будет роботов, тогда что? Ах, да. Милиция станет полицией. И что изменится с переименованием?

— Ничего.

— А смысл?

— Никакого. Всех ментов заставили проходить переаттестацию, но всё осталось по прежнему. Как работали, так и работают.

— Идиотизм. Наше правительство, конечно же, со странностями, но на такое безумие, мне кажется, даже оно не способно.

— Ещё как способно.

— Хе-хе, ну и фигню Вы несёте, уважаемый. Ладно, ну а кроме полиции, что нового в будущем появилось?

— Хм-м, — я призадумался, но почему-то не смог вспомнить навскидку ничего путного. — Спиртное запретили продавать после десяти часов вечера.

— Да Вы что? А зачем?

— Надеялись, что народ будет меньше пить.

— Помогло?

— Нет, конечно.

— Ещё бы. Бред, ну и бред…

— Ну а что Вы хотите? Это ведь не столь отдалённое будущее. Нас с Вами разделяет всего несколько лет.

— Вы — определённо псих, — не доев свой обед, мой собеседник поглядел на часы, вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола. — Извините, но мой обеденный перерыв подходит к концу.

— Вы не допили сок.

— Чёрт бы с ним. Не хочу.

— Вы и суп не доели. И к салату не притронулись. Надеюсь, что это не я лишил Вас аппетита.

— Ну что Вы? Напротив, я Вам благодарен за познавательный разговор. Можете съесть мой салат и выпить сок, если желаете. На здоровье. А к психиатру всё-таки обратитесь. Не помешает.

— Подождите, я с Вами.

— Лучше не надо.

— Только до конторы. А дальше, Вы — по своим делам, а я — по своим.

Мы вышли из помещения, и проследовали по улице в обратном направлении.

— Любопытно, какие дела в прошлом могут быть у человека из будущего? Хотите что-то изменить?

— Рад бы, но не могу. Была бы моя воля, я бы выдернул всех людей из этой ловушки, но увы, это можно проделать только с одним.

— Со мной?

— Именно.

— А если я не хочу. Ну, чтобы Вы меня куда-то выдёргивали. Я живу нормальной, полноценной жизнью. Меня вполне устраивает эта стабильность. Зачем что-то менять?

— Не знаю. Подумайте. Из всех людей, что нас окружают, лишь Вы отреагировали на моё приближение. Полагаю, что это неспроста. Значит Вы тоже ищете выход.

— Ничего я не ищу.

— Можете лгать себе, но только не мне. Я видел, как Вы изменились в лице, когда я рассказал Вам о вечно повторяющемся понедельнике.

— Это действительно очень странно. Согласен. Но ведь этому наверняка есть обоснование.

— Не тешьте себя иллюзиями. Реальность гораздо страшнее. Однако, не в моих целях пугать Вас раньше времени. Подумайте о нашем разговоре. Всё спокойно взвесьте, обратите внимание на странности, творящиеся вокруг.

— Например?

— Понаблюдайте за своими сотрудниками. За их поведением, за разговорами. Вспомните, как они вели себя вчера и позавчера. Задумайтесь над своей работой. Нет ли ощущения дежавю? Если Вас это не обеспокоит — дело Ваше. Меня Вы больше не увидите. Но если захотите узнать причину, то я готов продолжить наш разговор. Буду ждать Вас сегодня, после шести, скажем, возле большого рекламного плаката, с противоположной стороны от Вашего дома. Договорились?

Мы как раз дошли до крыльца конторы и притормозили перед парадными дверями.

— Я ничего Вам не обещаю, — мой спутник пропустил человека, выходящего из дверей. — Сомневаюсь, что мне это интересно… Прощайте.

— Эмм, погодите! — я успел дёрнуть его за рукав, прежде чем он дотронулся до дверной ручки.

— Ну чего ещё?!

— Сейчас выйдет привлекательная девушка, и…

Дверь распахнулась, едва не заехав по носу собеседнику, и на крыльцо действительно выпорхнула девушка с папкой в одной руке и мобильным телефоном в другой.

— … и уронит телефон.

— Да-да, я иду! Где ты остановился?! Не вижу! — девушка, крутя головой, попыталась ухватить выскальзывающую папку, удерживая телефон плечиком, но тот скатился вниз.

Резво подхватив летящий мобильник возле самых ступеней, я протянул его хозяйке.

— Спасибо! — улыбнулась та, и убежала.

Немного потаращившись на меня, подопечный, в полном недоумении, нырнул за дверь.

— Жду после шести! — крикнул я ему в догонку.

В этот раз мне не хотелось торчать на улице несколько часов подряд, хотя пребывание в знакомой среде было делом приятным. Решил вернуться в лагерь, и там дождаться конца рабочего дня. «Клиент» крепко сидел на крючке, и полдела, считайте, было сделано. В то же время я понимал, что излишняя спешка и самоуверенность могут мне повредить, и как бы не хотелось разобраться с этой задачей поскорее, придётся действовать более вдумчиво и неторопливо.

А поторопиться хотелось. И отнюдь не из-за моего честолюбия, а из-за Райли и Тинки, чьё поведение с каждым часом становилось всё подозрительнее. Они чего-то боялись. Нервничали, дёргались, срывались на крики. Ни та, ни другая, не являлись параноиками, но в этом больничном городке что-то заставляло их тревожиться. А когда я пытался выпытать объяснение, то ничего внятного добиться не мог. Изгнанницы и сами не знали, что с ними происходит. В общем, на моих плечах снова лежала огромная ответственность, и исход нашей операции теперь зависел только от меня.

Дожидаясь сущность возле условленного плаката, мне пришлось поволноваться. А вдруг он соскочит? Вдруг я был слишком уверен в себе, и внёс в его душу недостаточно сомнений? Ведь гораздо проще плюнуть и забыть, нежели лезть в колючие и заведомо страшные дебри истины. Но он пришёл. Я с облегчением почувствовал его приближение, когда пустынный мир вокруг меня стал наполняться жизнью.

— Я знал, что Вы придёте, — поприветствовал я его специально не оборачиваясь, чтобы дополнительно убедить в своих сверхспособностях.

— Откуда Вы уз… Впрочем, какая разница? — мой новый знакомый был явно встревожен. — Послушайте, я не хотел приходить. И, скажу честно, Ваша компания мне неприятна, но вынужден признать, что Вы были правы. Всё оказалось в точности, как Вы сказали. Шеф запросил точно такой же отчёт, как и вчера. В то же самое время. Когда я напомнил, что этот отчёт был ему предоставлен вчера, он удивился, и ответил, что вчера было воскресенье. Но вчера был понедельник. Я ничего не понимаю. Мои коллеги вели себя так же, как и вчера. Друг прислал мне по «аське» два вчерашних анекдота. На выходе жена позвонила, отчитала и велела купить те же самые продукты к ужину! Это точно было вчера. Но как такое…

— Дружище, если позволите, я Вам всё объясню… И давай уже перейдём на «ты», согласен?

— Да, к чёрту фамильярности. Не до них сейчас.

— Для начала нам нужно познакомиться. Тебя как зовут?

— Сергей. А тебя?

— Очень приятно, Сергей. Зови меня «Писатель».

— Писатель, хех. Писатель из будущего. Ну что ж, Писатель, давай, описывай, что же со мной происходит? Почему у меня понедельник повторяется каждый день?

— Не только у тебя… Давай прогуляемся вокруг дома? Ты не против?

— Пошли.

— Послушай, Серёжа. Что бы ты мне ответил, если бы я тебе вдруг сказал, что весь твой мир внезапно уменьшился до размеров одного городского района, а всё, что вокруг него — перестало существовать? В привычном смысле, разумеется.

— Ответил бы, что ты — придурок. Без обид.

— Да какие уж тут обиды? Ну а если задуматься?

— Не-е. Всё равно бред, — скривился он. — Как же это — только один район? А остальные куда подевались?

— Да мало ли? Исчезли.

— Нелепица. Посмотри вокруг. Ездят машины, ходят люди. Собаки бегают. И что, только в пределах одного района?

— Ага.

— А как ты объяснишь то, что моя жена каждый день ездит на работу, находящуюся в соседнем районе? А? У меня половина сотрудников из других районов. Да и я сам постоянно выезжаю за пределы…

— И когда ты выезжал за пределы района в последний раз?

— Ну-у, э-э…

— Хорошо, поставлю вопрос иначе. Что ты там видел, за пределами района? Что изменилось в городе? Что нового?

— Да ничего нового… Всё как обычно.

— Может быть, прогуляемся за его пределы, и вместе посмотрим, что там?

— Никуда я с тобой не пойду. Я тебя не знаю.

— Ты боишься меня, или боишься выйти за пределы?

— Иди ты к чёрту! Откуда ты свалился на мою голову?! Что за бред ты несёшь?! Хочешь, чтобы я поверил в твои небылицы?! Возвращайся лучше в дурку, из которой тебя выпустили!

— Знаешь, ты меня утомил своими оскорблениями. Хочешь узнать правду? А правда в том, что твоего города больше нет. Вспомни, что произошло в воскресенье вечером? Чем закончился день?

— Да не помню я!

— Потому что в тот день произошла катастрофа. Да-да, на том самом закрытом предприятии «Надир», о котором ты наверняка знаешь не понаслышке. Там что-то сильно рвануло. Так сильно, что за пару часов весь город вымер. Весь! Ты понимаешь это? Вокруг нас теперь сорокакилометровая зона отчуждения, контролируемая спецслужбами. От вашего Иликтинска осталось лишь нагромождение смертельно опасных руин, населённых голодными тварями. И больше ничего. Я покажу тебе, если хочешь. Позволь лишь вывести тебя за пределы района. Ты всё это увидишь.

— Мне домой пора. Я и так уже задержался. Продукты ещё нужно купить. Жена опять скандал устроит…

— Ох, Серёга, Серёга, — покачал головой я. — Ты не стой у порога… Если ты мне не веришь, то поверь хотя бы самому себе. Ведь ты же обо всём догадываешься. Я знаю.

Пыхтя, мой новый знакомый дошёл до супермаркета «Солнышко», и, взглянув на меня вполоборота, вдруг предложил: «Чаю хочешь?»

— Не откажусь. То есть ты приглашаешь меня в гости?

— Ну а что? Всё лучше, чем мотаться по улице, подобно парочке влюблённых. Посидим культурно.

— Я за.

— Вот только продукты зайду, куплю.

— Давай. Я здесь тебя подожду.

Пока что всё шло как по маслу. Мне удалось завлечь Сергея, и втереться к нему в доверие. Пока ещё он не верил мне, но семена сомнений дали всходы, и вопросы, остающиеся без ответа, постепенно разжигали в его душе желание во всём разобраться. Не хотелось бы мне оказаться на его месте.

Зайдя в квартиру своего нового знакомого, я постарался вести себя как можно вежливее и скромнее. Не хватало ещё перепугать его семью. В прихожей нас встретила женщина в халате, вытиравшая руки полотенцем. Я сразу понял, что это жена.

— Ты где был? — спросила она.

— В магазине. Сама же просила, — Сергей виновато протянул ей пакет с продуктами.

— Чё так долго?

— Очередь… Кстати, вот, познакомьтесь, это мой товарищ… В смысле, коллега. Он, э-э, писатель. А это моя жена Вика.

— Здравствуйте, — широко улыбнулся я. — Очень приятно.

— Добрый вечер, — ответила она, взглянув сквозь меня, и тут же перевела взгляд на суженого. — А ты меня мог в известность поставить, что у нас гости будут?

— Ну зайка, ну извини, просто так спонтанно всё получилось… Мы встретились тут…

— Я буквально на полчасика, — вступился я. — Не беспокойтесь, пожалуйста.

— Что-то я раньше Вас не видела среди серёжкиных дружков.

— Мы коллеги, — продолжал улыбаться я.

— Коллеги по работе, — словно провинившийся школьник, мялся Сергей.

— Хм. Ну проходите. Чё у порога-то стоять… Ноги вытирайте. Только что полы помыла.

Мы прошли в зал. Там работал телевизор, но никто его не смотрел.

— Присаживайся, — хозяин указал мне на диван.

— Послушай, может быть мне лучше уйти? По-моему, твоя супруга недовольна моим визитом.

— Всё в порядке. Не обращай внимания, — шёпотом ответил он. — У неё просто настроение такое.

— Па-ап?! — донеслось из смежной комнаты, и топая по полу пятками, в зал прибежал мальчик лет десяти. — Ты купил что обещал?!

— А где «здравствуйте»? — Сергей недвусмысленно покосился на меня.

— А-а, здрасьте! Так ты купил, или нет?

— Ну где я тебе его куплю? Я сегодня весь день работал, времени…

— Да ты всё время работаешь! Каждый день работаешь! Надоел уже со своей работой!

— Прекрати себя так вести!

— Ты прекрати! — топнув ногой, чадо умчалось обратно в свою комнату.

— Сейчас у него такой возраст, — развёл руками отец. — Хамит, дерзит. А теперь вот привязался как банный лист, требует новый смартфон. И ладно бы, какой-нибудь обычный, так нет же. Ему подавай за баснословную сумму. И ведь не объяснишь, что я деньги не выращиваю. А у тебя, Писатель, есть дети?

— Пока нет.

— Значит всё у тебя ещё впереди.

— Серёж, — окликнула его жена.

— А?

— Можно тебя на минуту?

— Сейчас, — он поднялся с дивана. — Посиди пока тут.

— Пардон, а где у вас туалет?

— Идём, покажу.

Доведя меня до двери уборной, хозяин прошёл дальше по коридору — на кухню, где его поджидала супруга. В крохотной клетушке туалета было тихо, и звуки голосов с кухни доносились очень отчётливо. Собственно, я и пришёл сюда только ради того, чтобы подслушать, о чём говорят хозяева.

— Ну и как это понимать? — произнесла женщина, стараясь говорить вполголоса, чтобы я не услышал.

— Что опять не так? — оборонялся супруг.

— Ты приводишь каких-то людей. Не предупреждаешь. Кто это вообще такой? Где ты его нашёл? На мусорке? Ты его куртку видел? Такое впечатление, что ты его на паперти подобрал.

— Вика, хватит!

— Что хватит? А если завтра он к нам вломится? Ладно, о нас ты не думаешь, ты хотя бы о ребёнке подумай!

— Да это вполне приличный человек. Я бы не стал приводить в дом того, кого не знаю. Чего ты в позу-то встаёшь?

— Значит, когда ко мне Маша приходит, ты рожу корчишь, а когда ты притаскиваешь неизвестно кого, я должна тут перед вами на цырлочах прыгать и чаем вас угощать, да? А то, что я тоже после работы, и тоже устаю — на это тебе наплевать? Я для тебя пустое место, да?

— Викуль, ну хватит, ну ей-богу! Ну не заводись на пустом месте…

Для вида смыв воду, я нарочито громко стукнул защёлкой и распахнул дверь. Хозяева тут же замолчали.

— Сергей, я тут вспомнил, что мне срочно нужно заскочить на… На почту. Сегодня утром получил извещение. Бандероль. Брат из Красноярска прислал. А почта наверное вот-вот закроется.

— Ну что же ты? Даже чаю не попили.

— В другой раз, дружище, в другой раз, — я поковылял в прихожую.

— А Вы и вправду писатель? — спросила Вика.

— Самый настоящий.

— И какое отношение имеют писатели к вашей деятельности? — вопрос был адресован уже Сергею.

— А это такой писатель, — тот на минуту подвис. — Ну-у, такой…

— Я технический писатель, — выручил я его. — Пишу инструкции, технические документации…

— Да. Как раз такую инструкцию мы и хотели сегодня обсудить, но раз ты торопишься…

— Обсудим завтра. Дело терпит, — пожав ему руку, я попрощался и вышел на лестничную площадку.

Н-да, вот так визит. А семейка у Серёги та ещё. Жена-мигера, сын-оболтус, а сам он — безвольная тряпка. Если при этом учитывать, что каждый день у них — понедельник, то становится совсем печально. Я бы, наверное, застрелился от подобной жизни. На хрен такое «семейное счастье». Но, как говорится, «не суди, да не судим будешь». Есть дела поважнее обдумывания чужих семейных проблем. Завтра я непременно должен вытащить Сергея за пределы Призрачного района.

*****

Перебравшись через ограду больничного комплекса, я неожиданно почувствовал, что за мной следят. Что-то мелькнуло за окнами отделения кардиологии, заставив меня остановиться и замереть. Сердце ёкнуло. Погружённый в свои мысли, я напрочь забыл, что мы здесь не одни, и кроме девчонок в городке обитает ещё один, чужой изгнанник, от которого всякое можно ожидать. 4-17 явно следил за мной. Возможно, его беспокоил мой иммунитет к сущностям. Вот бы узнать, как он выманил своего «Бабайку» за пределы района? Это бы сэкономило мне уйму времени.

— Семнадцатый! — негромко, но отчётливо позвал я. — Я тебя вижу, не прячься!

Он не ответил.

— Выходи, поговорим! Это в твоих интересах! Если ты нам поможешь, то мы быстрее оставим тебя в покое!

Опять тишина.

— Ну, как знаешь…

Я пошёл дальше, к нашему лагерю, обойдя пустую карету скорой помощи.

Тинка сидела на табуретке, положив руки на колени, а Райли, позади неё, заплетала ей косу. Выглядело это так, словно старшая сестра собирает младшую в школу, при этом сама сильно куда-то опаздывает. Движения были резкими, озлобленными. Казалось, что она вот-вот выдерет клок волос из головы бедной девочки. Тинка стоически терпела эту экзекуцию.

— Что это у вас тут? — я уселся на стул напротив. — Парикмахерская?

— Мне так лучше, — сквозь зубы огрызнулась Райли. — Успокаивает нервы.

— Это помогает ей расслабиться, — добавила Тинка, чуть не плача.

— Оно и заметно. Того и гляди голову тебе открутит.

— Как успехи в Призрачном районе?

— Считайте, что сущность у меня в кармане. Завтра днём вытащу его сюда. Конечно можно было всё провернуть побыстрее, но я побоялся спугнуть удачу. А вы тут как, без меня?

— Отлично! — Райли так затянула косичку, что мне показалось, у Тинки глаза воскочат, как шарики для пинг-понга.

— Эй, ты потише! Ты же ей того и гляди скальп снимешь!

— А, ладно, хватит, — девушка оставила свою жертву в покое.

— Спасибо, — Тина разглядывала обретённую косу. — Классная косичка. Три предыдущие были похуже.

— Я совершенствуюсь…

— То есть, ты уже не первый раз её заплетаешь? — я перевёл взгляд на Тинка. — И с какого момента она над тобой издевается?

— С того момента, когда ты ушёл.

— Райли, ты садистка. Как у бедной Тинки только терпения хватило?

— Всё в порядке, Писатель, — ответила та. — Боль и дискомфорт помогают мне избавиться от напряжения, и снижают воздействие Бабайки.

— А ты — мазохистка.

— Я скоро вообще с ума сойду, — ходила из угла в угол Райли. — День был ужасен. Мне хотелось кого-нибудь убить. Я даже думала убить семнадцатого, но Тинка меня удержала.

— Это было непросто, — кивнула девочка.

— Если сущность, которую ты добудешь, станет так же сводить меня с ума, то лучше уж вообще её не вытаскивать с Призрачного района.

— Посмотрим, Райли, попытка — не пытка. Мне кажется, что дело не в сущностях. Дело в чём-то другом. Что-то другое влияет на вас. Пока не знаю что, но я выясню.

— Завтра! — она ткнула в меня пальцем. — Завтра последний день! Дольше выдержать я не смогу.

Развернувшись, охотница рухнула на матрасы, лицом в подушку, откуда пробубнила: «Ужинайте без меня».

— А ты почему не хочешь?

— Нет аппетита.

— У меня его тоже нет, — пожала плечами Тинка. — Но компанию тебе я составлю.

— Благодарствую. А то я даже чаю не попил у своего нового знакомого.

— Тебе там что-то предлагали съесть? — Райли приподнялась на локте, оборачиваясь ко мне.

— Всего лишь попить чаю. Но до этого дело так и не дошло.

— Ох, Писатель, тебе что в лоб, что по лбу, — она опять урылась в подушку.

— Да я прекрасно помню, что там ничего нельзя есть. Я бы всё равно не стал ни к чему притрагиваться. Согласился только чтобы втереться в доверие — не более.

— Короче, ты голодный, — подытожила Тинка. — Идём, я тебя покормлю. Как твоя рука?

— Замечательно.

Мы поужинали. Тина угостила меня лапками недавно добытых сверчков, которые по вкусу напоминали слегка подсушенные крабовые палочки.

Тот вечер тянулся невероятно долго. И хоть я попрежнему не ощущал никакого влияния извне, обстановка в нашем маленьком коллективе давила тяжестью тревоги и уныния.

Тина держалась бодрее Райли, и даже пыталась делать вид, что всё в порядке: хлопотала с припасами, заводила отвлечённые разговоры, и всячески старалась стряхнуть с себя апатию. Получалось у неё плоховато, но всё-же она не сдавалась. Райли же, кажется, окончательно впала в гибельную прострацию. И чем дальше — тем сильнее. Её настрой меня сильно пугал. Совсем скоро она перестанет себя контролировать, и тогда жди беды. Изгнанница, несколько лет прожившая в состоянии постоянного стресса и напряжения, напоминала бомбу с часовым механизмом. В любой момент она могла взорваться.

Когда мы наконец-то легли спать, я сильно переживал, как бы чего не случилось ночью, пока я сплю. Риск действительно был велик. Представьте, что вы ночуете в тесной комнатушке с двумя тигрицами. «Удовольствие», скажу я вам, непередаваемое. Только и думаешь, кто раньше меня прирежет спящим: Райли, или Тинка? Девчонки, конечно, держались до последнего, собирая остатки своего самообладания и самоконтроля, но что-то невидимое упорно продолжало их мучить, выводя из себя. Дожить бы до утра.

Последние минуты перед засыпанием оказались самыми тяжёлыми. Я слышал, как тяжело дышат обе изгнанницы, чувствовал, как по их телам пробегают лёгкие судороги и дрожь. Но они всё равно продолжали согревать меня. Мне захотелось как-то подбодрить их, и я осторожно отыскал в темноте руку Райли. Та сначала дёрнулась, пальцы скривились, словно железные крючья, но тут же стали мягче. Она сжала мою кисть. Затем я нашёл руку Тинки, которая тоже приняла мою ладонь. После этого я прижал обе их руки к своей груди, и только после этого сумел наконец-то задремать. Не знаю, помог ли им этот жест, но за ночь никаких трагических эксцессов не произошло. Если не считать того, что утром я обнаружил своих подружек забившимися в угол и трясущимися как в лихорадке. Они опять что-то видели ночью, отчего пребывали на грани срыва. Но выдержали до утра, и глупостей не наделали.

Я же опять проспал до утра, как убитый. Хо в эту ночь мне во сне не являлось. Вместо него мне приснился странный и тяжёлый сон. Как будто я бреду по ледяной тундре, а вокруг беснуется снежная буря. Идти было очень тяжело, потому что ноги утопали в сугробах выше колена. Ветер жутко завывал, обрушиваясь со всех сторон дикими шквалами, и пытаясь опрокинуть. Куда идти? Вокруг никаких ориентиров. Ни единой подсказки. Но что это? Впереди, за мечущейся пеленой пурги я разглядел подозрительное пятно. Выставив руку, чтобы оградиться от хлещущего в лицо снега, начал двигаться в том направлении, сопротивляясь буйству стихии.

Передо мной, напоминая уродливого снеговика, из корки спрессованного наста торчал 4-17. Его всего залепило снегом. От лица остались лишь очертания. Но, как ни странно, он всё ещё бы жив. Когда я его толкнул, от его тела, словно яичная скорлупа, отвалилось несколько кусков налипшего снега, обнажив тело изгнанника посиневшее до черноты. Когда он повернул ко мне голову, снежная маска отпала от лица, и стало видно, что его пустые глаза смотрят на меня.

— Семнадцатый?! Ты чего здесь делаешь?! — крикнул я ему.

В ответ, тот беззвучно поднял свою тощую руку, с которой осыпался небольшой снежный каскад, и указал куда-то вперёд.

— Что?! Что ты мне показываешь?!

— Иди. Он ждёт тебя…

Я едва смог разобрать слова, слетевшие с его обмороженных губ.

— Пойдём со мной! Иначе ты замёрзнешь! — я ещё немного потряс его, стараясь привести в чувства, но вместо этого, он вдруг словно подкошенный осел на снег, превратившись в бесформенный холмик, быстро заметаемый густой позёмкой.

Нужно было двигаться дальше. Буря усилилась, зато прямо по курсу замаячил не то холмик, не то постройка своеобразной конической формы. Трудно было понять, что это такое. К тому же, липкий снег постоянно забивал мне глаза. Чёрный конус проступал сквозь метель всё отчётливее. На нём вспыхнула пара ярких огней, похожих на глаза, и неведомая сила опрокинула меня навзничь, утопив в холодном снегу…

*****

— Писатель! — бросился ко мне Сергей, как только я приблизился к знакомой конторе. — Эй!

Не дожидаясь, пока я перейду дорогу, он кинулся наперерез движущимся машинам, и едва не попал под колёса.

— Ты чё, дур-рак, чтоли?! Или ослеп?! — понеслось в его сторону сразу после отвизжавшихся тормозов. — Куда прёшь, скотина?!

Не обращая внимания на гнев водителей, Сергей добежал до противоположного тротуара, и тут же протянул мне руку:

— Писатель, привет! Я ждал тебя!

— Привет. Ты чего под колёса бросаешься?

— Да ла-ад… Пустяки. Ничего страшного.

— Не ожидал тебя здесь увидеть в это время. Думал, что ты ещё сидишь на работе.

— Я отпросился. Не смог находиться там дольше… Послушай, Писатель, мне очень нужно с тобой поговорить. Пойдём куда-нибудь, где поспокойнее?

— Пойдём.

Он повёл меня куда-то, по ведомому лишь ему маршруту. Судя по поведению и крайнему перевозбуждению, он «дозрел». Значит сегодня мы покинем «Призрачный район» вместе.

— Ты уж прости.

— За что?

— Ну-у, за вчерашнее. Как-то не хорошо получилось. Вообще-то она у меня нормальная, гостеприимная.

— Ты про жену, что ли? Да всё в порядке. Обычная реакция на визит подозрительного незнакомца.

— Всё равно некрасиво. В последнее время… Я хотел сказать, «в последний день», она не в настроении. Наверное, это потому, что я перестал её утром на работу возить. Я ж не виноват, что на её новой работе, рабочий день начинается с восьми часов… Ах, да что я всё об этих пустяках?.. Вот, тут вроде потише. Давай-ка сюда свернём?

В одном из относительно тихих дворов, мы остановились возле лавочки, напротив которой в песочнице возилась пара малышей, под неусыпным надзором старушки, сидевшей на другом конце детской площадки. Больше никого из людей рядом не было и мы могли спокойно поговорить.

— Вчера я не выдержал. Сначала мы с ней поругались, — начал Сергей.

— Из-за меня?

— Да. Нет! В смысле, не совсем. Ну сначала, да, она начала возмущаться, что я её не предупредил о твоём визите. Потом, когда скандал немного утих, я попробовал перевести разговор на другую тему. Хотел узнать, что она думает по поводу всех этих странностей. Не кажется ли ей, что один и тот же день повторяется снова и снова. И знаешь, что в итоге? Она приняла всё на свой счёт, поняв вопрос фигурально, и обвинила меня в том, что я к ней придираюсь. Распсиховалась, и мы опять начали орать друг на друга. Из этого я сделал вывод, что она не замечает странных повторений. Как и мой сын. Как и коллеги на работе. Либо не замечают, либо гонят прочь эти мысли… В конечном итоге, выслушав всю эту истерику, я хлопнул дверью и убежал…

— Ты что, ушёл из дома?

— Не-ет. Просто вышел проветрить голову. Хотел успокоиться. И тут вспомнил, что ты говорил про наш район и про катастрофу. Не то чтобы я тебе поверил, но… Мне нужно было отвлечься. Ну и заодно убедиться, что твои слова — это параноидальный бред. Короче, я сел в машину и поехал из района.

— И-и-и, что в итоге? Как съездил?

— Я ничего не понял. Вообще ничего. Я точно помню, что доехал аж до центра. Сделал круг и вернулся назад. Но сколько не пытался, так и не смог вспомнить того, что видел за пределами нашего района. То есть, выехал и всё… Провал. Въехал обратно, как будто бы вынырнул из омута. Никаких воспоминаний. Вообще пусто. Как такое возможно? Я что, сбрендил?

— Нет. Просто твоё бытие ограничено рамками твоего района, и разум не способен самостоятельно из них вырваться.

— Но ведь если ты прав, тогда… У-уф! Нет, я не могу в это поверить.

— Это сложно, я тебя понимаю.

— То есть, получается, что меня больше нет?

Я кивнул.

— И Вики, и Лёшки, и наших соседей — тоже нет? Мы умерли?

— Мне очень жаль.

— И что же мне делать?

— Не знаю. Решать тебе. Я лишь хочу открыть тебе истину, а ты думай, как поступить.

— Так вот, значит, как выглядит смерть.

— Никто не знает, как выглядит смерть. По крайней мере, из людей.

— Но ты же сам сказал, что я умер.

— Умерло только твоё тело. А разум пока ещё жив. «Ты мыслишь — следовательно существуешь»… Не помню, кто сказал.

— Почему же тогда я не лишился способности мыслить? Почему повторяется один и тот же понедельник? Почему другие этого не замечают?

— Я понятия не имею. Возможно, если бы я был учёным, я бы смог ответить на твои вопросы, но я всего лишь писатель. У меня есть лишь гипотезы, в правильности которых я сам не уверен.

Воцарилась долгая пауза, после чего я продолжил:

— Я не знаю, что изучали в этом вашем «Надире». Но это вырвалось в атмосферу, и отравило всё вокруг. Катастрофа была покруче чернобыльской. Погибло очень много народу. Включая всех жителей вашего района. Дрянь, вырвавшаяся на свободу, перекособочила пространство и время, порушив все привычные природные взаимосвязи нашего мира. Окрестности Иликтинска превратились в аномальную зону, внутри которой больше не действуют физические законы. Измерения налезают друг на друга, пересекаются и перепутываются. Это уже не наш мир. Это другая планета. А вы… Каким-то образом, вы продолжаете существовать вне материи, по зацикленной схеме. Оставаясь в «счастливом неведении».

— Угу… Счастья полные штаны, — мой собеседник горько усмехнулся и сплюнул себе под ноги.

— Ну а насчёт понедельника… Катастрофа произошла в воскресенье, поэтому ваш призрачный мирок продолжил своё существование с понедельника. То ли по-инерции, то ли скопировав ваши воспоминания из какого-то предыдущего понедельника — этого я не знаю. С той поры у вас вечный понедельник. И когда он закончится, одному Богу известно.

— И уже ничего нельзя исправить?

Я пожал плечами. — Говорю же тебе, я не учёный. Всё что я могу сделать, так это попробовать выдернуть тебя из этой ловушки. А там посмотрим. Покажу тебя ребятам с Периметра. У них там есть учёные, изучающие последствия местного апокалипсиса. Они наверняка не подозревают о вашем существовании. Будут сильно удивлены. Может и помогут чем-то.

— Звучит не сильно обнадёживающе.

— Но лучше, чем вообще ничего.

— А тебе-то какое дело до всего этого? Ну, живём мы тут и живём. Зачем тебе нужно мне помогать?

— Я хочу, чтобы ты помог мне.

— Каким образом?

— Это сложно объяснить. Видишь ли, я застрял в этом городе точно так же, как и ты. Но, в отличие от твоего мира, в моём обитают ужасные монстры, — я показал ему забинтованную руку. — Видишь? Их работа. Если ты поможешь мне избавиться от них, возможно я помогу тебе вернуться в реальность. В настоящую реальность.

— Я должен сражаться с какими-то монстрами? Ты издеваешься?

— Сражаться не придётся. Монстры боятся таких как ты сущ… Су-ществ из иного измерения. Их отпугивает что-то. Возможно, какое-то излучение, я не в курсе, что именно. Всё, что от тебя требуется, это выйти вместе со мной за пределы района, и немного прогуляться по городу. Только и всего.

— А если я не хочу?

— Не хочешь — как хочешь. Продолжай жить в том же ритме, изо дня в день кружась на своей карусели: работа-дом, работа-дом. Ты ведь уже привык к этому, да? Ты смирился. Готов поспорить, что и до катастрофы ты жил точно так же, бесцельно и бессмысленно. Неужели подобная жизнь тебя устраивала?

— Нет, не устраивала. Я часто думал о том, чтобы её изменить. Мечтал о том, чтобы выбраться куда-то, чтобы хоть как-то разнообразить серый быт. Но всё в пустую. Жизнь сама возвращала меня в стандартную колею. И ведь я не один такой. Все так живут. И ты, Писатель, наверняка жил точно так же.

— Скрывать не буду. Жил. Но я нашёл в себе силы вырваться.

— И где же в итоге ты оказался? Ты доволен своим выбором? Или же проклинаешь себя, мечтая вернуться обратно в своё тёплое, зацикленное неведение?

Вот уж ущучил — так ущучил. Этот Сергей не такой простак, как мне казалось. Ответ вспыхнул как-то сам собой.

— Да. Доволен. Знаешь, почему? Потому что сейчас у меня наконец-то появился стимул для борьбы, для стремления. Попав в трудную ситуацию, я многое переосмыслил, и многое понял. Я стал другим человеком. Научился ценить жизнь и сражаться за неё. Только оказавшись здесь, я наконец-то сумел понять по-настоящему, зачем я живу. А если бы остался дома, то до сих пор гнил бы, как перезрелый овощ. Ходил бы на работу, потому что надо, а не потому что хочу. Женился бы, потому что надо, а не потому что хочу. Родил бы детей, потому что надо, а не потому что хочу. Вышел бы на пенсию, тоже потому что надо, и пришла пора уходить на покой. Ну а потом бы благополучно сдох, так и не поняв, зачем мне всё это было надо?

— Но ведь это правильно. И работа, и семья, и дети.

— Согласен, правильно. Но лишь тогда, когда желанно. Когда это дарит счастье, а не отнимает его. А для того, чтобы это дарило счастье, оно не должно быть обязаловкой. Оно должно выбираться собственной душой, а не навязываться кем-то со стороны. Вот ты, Сергей, как познакомился со своей Викой?

— Нас с ней познакомили друзья.

— Держу пари, что это сделала жена твоего лучшего друга.

— Как ты узнал?

— Элементарно, Ватсон. А до этого ты долго не мог найти себе пару. Уж не знаю, почему? Первая любовь разбила сердце, или природная застенчивость сказывалась, или ещё какое-то обстоятельство.

— Не совсем, н-но… В целом, всё так и было.

— И работу свою ты органически не перевариваешь. Работаешь только ради большой зарплаты. А на самом деле мечтал стать кем-то другим. Например, художником.

— Откуда у тебя такие сведенья обо мне?!

— Да потому что я такой же! Я смотрю на тебя и вижу продолжение себя! Не свершившееся продолжение! Мы с тобой как братья. Поэтому и нашли друг друга. С остальными здесь у меня нет контакта. Только с тобой. Твой путь идентичен моему. Вся разница лишь в том, что в своём жизненном пути ты зашёл немного дальше: женился и родил сына, а я успел лишь устроиться на работу, которую ненавижу. А вот семью завести не успел. Но если бы остался дома, то, скорее всего, друзья бы, рано или поздно, свели меня с такой же Викой, которая бы села мне на шею, и пилила всю жизнь. А я бы думал, что так и надо, что это правильно. Но здесь, в Иликтинске, я убедился, что жизнь — это путь, который выбираешь ты, а не который выбирают за тебя.

— Ты рассуждаешь красиво, и возможно даже правильно. Но мне-то какое до всего этого дело? Какой мне смысл бороться, если я уже так живу. Предлагаешь мне бросить семью?

— Твоей семьи уже нет. Ты живёшь в повторяющемся воспоминании. А я хочу продолжить твою жизнь.

— Почему?

— Потому что во всём этом чёртовом районе ты единственный, кому это нужно! Ты не превратился в воспоминание, а пытаешься жить дальше. Скажи, разве ты сможешь, узнав истину, продолжать это бесконечное вращение в замкнутом круге? Разве оно не сведёт тебя с ума?

Сергей задумался. Именно сейчас я почему-то впервые отметил, что его глаза имеют необычный, светло-серый цвет. До этого я не обращал на них внимание. Да и само лицо моего призрачного приятеля не отображалось в моей памяти, словно сплошное смазанное пятно на фотографии. Как и все призраки, населявшие этот район, Сергей выглядел абсолютно незапоминающимся. Словно человеческий шаблон. Словно штамповка. Одна типовая деталь из целой коробки стандартных деталей. Но теперь он вдруг обрёл черты. Он стал личностью.

— Там, откуда ты пришёл, на самом деле смогут мне помочь? — спросил он, с лёгкой надеждой в голосе.

— Не знаю. Но то, что тобой заинтересуются — это факт. Ведь этот феномен надо сначала изучить. Понять, как ты стал таким? Это же целый переворот в науке — существование разума независимо от тела. Возможно, ты станешь популярен на весь мир.

— Зачем мне эта популярность, если я хочу просто быть человеком?

— Не поверишь, но ты не первый, от кого я это слышу. Познакомлю тебя с доктором Райли. Возможно, вы найдёте с ней общий язык.

– 'С ней'?

Дети, игравшие напротив нас, вылезли из песочницы, и, громко щебеча, побежали в сторону качелей.

— Так ты идёшь? — я встал, и, слегка размяв шею, посмотрел на соседа. — Выход недалеко. Нам всего лишь нужно дойти до больничного городка. Ты ведь хочешь этого, признайся?

Он кивнул.

— Тогда чего медлишь?

— Страшновато. Немного.

— Всё будет нормально. Я тебе обещаю. Ну же, идём. Докажи, что ты не трус.

Тяжко вздохнув, Сергей поднялся.

— Хорошо. Если я сошёл с ума, то хуже мне всё равно уже не будет. Пошли.

Я искренне понимал его, и в глубине душе укорял себя за то, что делаю. Ведь по-хорошему, нужно было оставить всё как есть, не влезая в его мир, и не открывая глаза на реальность. Вытаскивать его наружу — всё равно, что подначивать безнадёжного больного. Какое право я имею на это? Да никакого.

Мне было стыдно. И как человек я проклинал себя за это. Но как изгнанник, я должен был завершить свою миссию. Выполнить обещание, данное Райли. Поразительно, но сейчас я чувствовал себя больше изгнанником, нежели человеком, поэтому ни словом, ни видом не показывал своего смятения.

— А ты уверен, что за пределами района у меня опять не случится провал в памяти? — осторожно спросил Сергей.

— Уверен.

— Почему.

— Потому что теперь с тобой иду я. Когда мы рядом — я способен видеть твой мир, а ты — мой.

— Понятно, — он пнул камешек. — Что я делаю? Боже мой, что я делаю? Зачем я с тобой иду? Что я хочу там увидеть?

— Ты главное не переживай, и ничего не бойся. Там тебе ничто не угрожает. К слову, на территории больницы обосновался ещё один парень с твоего района. Может быть, ты его знаешь?

— Это вряд ли.

Мы дошли до Буровой, и свернули к больничному городку. До него оставалось пройти всего один квартал. Я предвкушал победу, а мой спутник становился всё напуганнее.

— Приготовься. Сейчас начнётся.

— Что начнётся? — побледнел Сергей.

— Возвращение в реальность.

— Звучит жутко.

— Да брось. Всё не так уж и страшно.

— Тебе легко говорить.

— Ага. Вот! Началось!

Вокруг нас всё стало причудливо искажаться, в голове зашумело. Как будто мы разом нырнули под воду. Продолжалось это недолго, и вскоре мозаика сложилась в прежний постапокалиптический пейзаж.

— Что это? Что происходит? — оторопел Сергей.

— То, что я говорил. Добро пожаловать в реальный мир.

— Это… Невероятно! Как такое…

Он, словно ошалев, кружился на месте, рассматривая неожиданно изменившийся город: вмиг обветшавшие, полуразрушенные здания с выбитыми стёклами, грязные корпуса автомобилей и повсеместно проросшую растительность. Для него это был настоящий шок.

— Теперь ты мне веришь? — спросил я.

— Как? Куда подевались люди? — теряя голос, вопрошал он.

— Никого не осталось. Кроме меня в городе больше нет людей.

— Этого просто не может быть. Это какой-то гипноз, да? Или я сплю? Точно. Я, наверное, сплю. Ущипни меня!

— Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что не спишь. Прими увиденное как данность. Пойдём дальше.

— Подожди, — он обернулся, и позади нас вновь проступил мираж живого 'Призрачного района', где за расплывчатым маревом ездили машины, ходили люди, раздавался привычный городской шум. — Я не хочу.

— Чего? Да хватит, Серёг. Неужели тебе дороже иллюзия? Там у тебя нет будущего. Там лишь чёртова братская могила. А здесь, в реальном мире, у тебя есть шанс жить дальше.

— В реальном мире? Да нахрена мне такой реальный мир?! Для чего?! Разве мне в нём найдётся место? Для родственников из других городов я уже умер. Сомневаюсь, что они будут рады увидеть привидение. Я с ними и при жизни-то мало общался, а сейчас и подавно. Нет, Писатель, извини. Знаю, что ты хотел мне помочь, но такая помощь мне не нужна.

— А ну, стоять! — я попытался ухватить его за руку, но лишь получил электрический разряд.

— Отвали!

Он попытался меня оттолкнуть, но тоже всего лишь стукнул током. Наши миры разделялись.

— Идиот! Назад пути нет!

— Есть!

— Ты же там свихнёшься!

— Ну и пусть. Это лучше, чем то, что ты мне предлагаешь! Пусть мой день повторяется снова и снова, я свыкнусь и перестану обращать на это внимание! Потому что там мне спокойно. Там я живу среди таких же, как я. И плевать, что творится вне нашего мира! Говоришь, что мне не повезло с семьёй и работой? А меня, между прочим, устраивает! Меня всё устраивало в этой жизни, пока не пришёл ты! До твоего прихода всё было стабильно и надёжно. Но ты всё разрушил. Ты!

— Сергей, ты совершаешь ошибку! Пожалуйста, не уходи! Давай поговорим…

— Прощай, Писатель! Счастливо тебе оставаться в своей сраной реальности! И окажи любезность, больше никогда не возвращайся в мой мир! Слышишь? Никогда!

Он побежал назад — к плывущей голограмме своего замкнутого мирка. Я бросился было за ним, но, сделав пару шагов, остановился. В этом не было смысла. Вернуть его уже не представлялось возможным. Вот так поворот! И это когда я уже был так близок к победе! Всё произошло так быстро, что я даже не сразу смог в это поверить. Ещё немного, и мне бы удалось добыть для нас призрака. Но моя самонадеянность вновь меня подвела.

Мы потеряли три дня. Три дня коту под хвост! Вместо триумфа, я опять возвращаюсь с позором. И что теперь делать? Здесь оставаться больше нельзя — Райли и Тинка не выдержат. Домой вернуться тоже не получится. Там экрофлониксы. Из-за моей дурацкой абициозности, мы превратились в обездоленных бродяг. Надо признать, что я неудачник. Я подвёл всех… Потому что спешил. Потому что был слишком уверен в своём успехе. Как же теперь смотреть в глаза Райли?

С этими грустными мыслями я добрёл до больничной ограды. Пару раз останавливался, думая, не вернуться ли мне, и попытаться ли отыскать кого-нибудь другого в Призрачном районе. Но это были лишь попытки ухватиться за соломинку. Я знал, что никого не найду. Да и времени на поиски не осталось. Полный провал.

— Говорящий с призраками! Говорящий с призраками!

Я остолбенел. Рука машинально метнулась к бедру. Вот, чёрт! Оружие-то я оставил в лагере! Хорошо, что ай-талук захватил. Спешно разжевал шарик. Дрожь моментально унялась, нервы успокоились, зрение стало чётче.

— Какого хрена?! Кто тут?!

— Ты говорил с призраком! Я видел! — по ту сторону ограды выпрыгнула тощая фигура изгнанника, и его руки протянулись ко мне между прутьями.

— 4-17? Ты чего так пугаешь?

Стараясь не показывать своего опасения, я обыскал его глазами. Оружия вроде бы не видно. Значит, если что, драться будем по-честному.

— Ты говорил с призраком. Ты — говорящий с призраками!

— Ты видел Сергея? Видел призрака, которого я сюда приводил?

— Я видел как вы шли. Видел, как вы говорили. Не понимал его, но понимал тебя. А ты понимал его.

— Ты тоже можешь их видеть? Почему же Райли и Тина их не видят?

— Они не могут. Только мы можем. Я и ты!

— И что толку? Я хотел его поймать, но в последний момент он ускользнул. Ты же не рассказал нам, как действовать. Вредная твоя морда.

— Вывести его оттуда? У тебя бы всё равно не получилось. Они не могут оттуда выходить.

— Ты же своего как-то вытащил.

— Это было иное дело.

— Ну-ну. Разумеется… Отойди от решётки. Я хочу пролезть.

4-17 послушно отступил назад, странно почёсываясь. Я пролез на территорию больницы, и бегло оглядел округу, в надежде увидеть своих подруг. Как назло, рядом их не было.

— Зачем ты сюда пришёл? — спросил я у изгнанника.

— Мне Он велел.

— Он? — я сделал вид, что не понял, о ком идёт речь. — Кто 'Он'?

— Белый Ворон. Мой хозяин. Ты Его тоже заинтересовал.

— Значит у сущности, которую ты раздобыл, есть имя?

— Это не имя.

— Ну кличка… Да мне и плевать. Чем же я заинтересовал твоего хозяина?

— Он не может к тебе проникнуть. К ним может, а к тебе нет. Такого никогда не было. Он очень удивлён. И он хочет говорить с тобой. Узнать, почему ты особенный?

— Пусть валит к чёрту. Сначала пусть прекратит издеваться над моими подругами.

— Нельзя! Нельзя так говорить о Вороне!!! — обхватив голову, семнадцатый едва не упал на колени. — Это запрещено. Он будет гневаться. Пожалуйста, человек, иди к нему. Иначе будет плохо мне.

— Да и хрен с тобой. Мне то какая разница? Вот ты мне сдался.

— Будет очень плохо не только мне. Но и 7-37 субкод 2. И 5-55.

— Он их не тронет. Сегодня мы уходим отсюда.

— Человек! Прояви милость! Гнев хозяина страшен!

— Ага, вот значит как ты заговорил? Ну что ж. Возможно я пообщаюсь с твоим хозяином, если ты окажешь мне любезность.

— Чего ты хочешь?

— Скажи, как раздобыл сущность? Открой свою тайну, и я в долгу не останусь.

— И-и-и-и-и, — заныл 4-17. -Я не могу-у-у…

— Тогда простите, наша встреча была ошибкой…

— Я не могу, — изгнанник начал дышать как бешеный. — Не могу! Это была случайность. Это единичный случай. Этого больше не получится.

— Да неужели? У тебя получилось. Почему у меня не получится?

— Дело не в тебе, и не во мне. Я… Я не раздобыл сущность…

— Чего? В смысле?

— Сущность… Раздобыла меня. Хозяин нашёл меня, а не я его.

— Но как такое возможно? Я был там, — я указал в сторону 'Призрачного района'. -Я видел, что там происходит. Видел призраков. Они там живут обособленно от нас. Они даже про нас не знают. Как сущность смогла тебя поймать?

— Всё дело в идоле… Я нашёл его в 'Призрачном районе', куда меня загнали ублюдки Латуриэля. Оставался один путь — к Телецентру, но там жили экрофлониксы, которые едва не растерзали меня в клочья. Пришлось вернуться в 'Призрачный район', где меня тоже ждала мучительная смерть. Ты же видел синих, верно?

Я кивнул.

— Белый Ворон отогнал их. Дал понять, что отныне моя жизнь зависит только от него. Так Он поймал меня. Он указал мне путь к своему обиталищу. Там я обнаружил идола, которого принёс сюда. С той поры я нахожусь под его покровительством. Я стал его рабом. Этим мне пришлось заплатить за своё спасение, за свою безопасность. Нельзя поймать сущность, человек. Нужно, чтобы сущность тебя поймала.

— Зачем ты ему нужен?

— Я его кормилец.

— А если я заберу твоего Белого Ворона?

Семнадцатый чуть не упал. В ужасе поозиравшись по сторонам, он вдруг прижал меня к ограде, и зашептал на ухо:

— Думаешь, я не хочу этого? Да я готов на всё, лишь бы от него избавиться. Моя жизнь превратилась в кошмар. Она гораздо хуже смерти. Если ты сумеешь его забрать, то я буду твоим вечным должником. Но он меня не отдаст. Он…

— Отцепись от него!!! — позади семнадцатого вдруг выросла Райли, которая, грубо оторвав его от меня, швырнула бедолагу на асфальт, после чего сама приземлилась на него сверху, с занесённым ножом.

— Райли, нет!!! — я кинулся к ней, но меня опередила Тинка, подскочившая с другой стороны, и перехватившая руку охотницы.

Острие остановилось прямо над сердцем семнадцатого.

— Не надо… — бормотал тот. — Не надо… Он прогневается… Он увидит…

— Убью! — рычала Райли. — Отпусти руку, Тинка, я его убью!

— Оставь его! Отойди! — хрипела Тина. — Если убьёшь его, мы с тобой тоже погибнем!

— Он не причинил мне вреда! — вторил я. — Он безобиден! Отпусти его!

— Он… Просну-улся, — закатив глаза, простонал 4-17. -Мой хозяин. Прости меня.

Нож выпал из руки Райли. Тело её выгнулось дугой и забилось в конвульсиях. Безумные глаза налились кровью, а с перекошенных губ полезла густая пена. Жилы на шее напряглись так, что казалось, будто её душит кто-то невидимый. Райли привстала. Неестественно. Словно это не её мышцы работали, а некая неведомая сила поднимала её в воздух. Вскинув руки, охотница дёрнулась, отброшенная в сторону усилием чьей-то чудовищной воли, и начала извиваться на асфальте, как в эпилептическом припадке. Тина кинулась было к ней, но вдруг остановилась, съёжилась, точно от лютого холода, и я увидел, как из её ноздрей фонтанчиком брызнула кровь. Девочка припала на одно колено, и, как подстреленная в спину, завалилась назад, ударившись затылком об бордюр.

— Да что же это происходит? — я метался между ними, не зная, что мне делать.

Они умирали у меня на глазах. А 4-17, хныча по-детски, раскачивался из стороны в сторону возле тёмной ограды.

— Усмири своего хозяина! На тебя больше не нападают! Скажи ему, чтобы отпустил их! — орал я ему, но он не реагировал.

Тогда я, в беспомощном гневе, схватил нож Райли, поднял семнадцатого за ворот, встал у него за спиной, и приставил лезвие к его кадыку.

— Эй, ты! — крикнул я в небо. — Общипанная ворона! Ну-ка, попробуй сделать со мной то же, что сделал с девчонками! Что, слабо?! Кишка тонка?! А вот я сейчас пущу в расход твоего фамильяра! И хрен чё ты мне сделаешь, призрачная тварь! Я не шучу, сволочь! Ведь без своего кормильца ты долго не протянешь, я прав?! Немедленно отпусти девчонок! Считаю до трёх, и если ты их не отпустишь — режу ему глотку!

Это не было блефом. Я действительно был готов к такому решительному действию, видя как мои подруги мучатся в корчах.

— Раз!

— Он их не отпустит, — шептал семнадцатый. — Не отпустит.

— Два! Алё, ты меня слышишь, засранец?! Два с половиной!

Лезвие впилось в горло изгнанника, и я почувствовал его обречённую дрожь. Но тут Тинка и Райли разом прекратили дёргаться. Они замерли и больше не шевелились. Сначала по моему позвоночнику пробежал ледяной холод. Неужели погибли?! Однако, вскоре с их стороны донеслись слабые стоны. С невероятным облегчением, я убрал нож от горла семнадцатого, толкнул его в спину, а затем подбежал к девчонкам. Обе действительно были живы, хоть и выглядели прескверно.

— Вы как?

Райли попыталась сделать какой-то утешающий знак, но так и не смогла. Её рука плетью шлёпнулась на землю.

— Живые, — с трудом выдавила из себя Тина, зажимая кровяной нос. — Пока…

Не выпуская ножа из рук, я повернулся к семнадцатому, держащемуся за слегка порезанное горло.

— Ну что ж, веди меня к своему хозяину. Только давай без глупостей.

— Я отведу! — обрадовался он. — Отведу! Ступай за мной.

— Не надо, — позади раздался голос Райли. — Не ходи с ним.

— Всё будет в порядке, — твёрдо ответил я. — Держитесь. И не лезьте на рожон. Вам с ним не справиться. Отступайте к лагерю и ждите меня. Я скоро вернусь.

4-17 повёл меня через больничный городок. Он шёл осторожно, постоянно прислушиваясь к чему-то, и временами бормотал что-то себе под нос на непонятном языке. Я понятия не имел, куда он меня ведёт, и что я там увижу, но мне почему-то совсем не было страшно. Последние события, насыщенные внезапными поворотами, успели основательно меня утомить, поэтому, вместо страха я испытывал злость. И на этом тупом ожесточении сейчас держалась моя неуёмная решимость. Я уже не ставил перед собой задачу изловить этого Белого Ворона. Мне просто хотелось встретиться с ним лицом к лицу, чтобы отомстить за Райли и Тинку. Каким образом? Без понятия. Главное, что он бессилен передо мной. А вот у меня против него вполне могут оказаться какие-то козыри. Тот же самый семнадцатый. Стоит мне взять его в заложники, и Ворон отпустит нас восвояси как миленький. Но что нам это даст, кроме возвращения к старым проблемам? Нет, я должен довести дело до конца. Это уже дело чести.

Мы обошли большую круглую клумбу, и дальше наш путь пролегал по прогулочной тропинке, усеянной иссохшими трупиками обезноженных сверчков. Чем ближе логово семнадцатого — тем больше мёртвых насекомых.

— Это всё твоя работа? Я про сверчков.

— Да, это я, — ответил он. — А что поделать? Никакой другой добычи здесь не водится. Приходится очень много их ловить, чтобы прокормиться. Но всё равно не хватает. Себе оставляю мало. Остальное отдаю Ему.

— Скромный рацион. А почему же твой хозяин сам их не ловит? Не умеет?

4-17 ничего не ответил. Лишь саркастически цокнул языком.

Наконец, мы добрались до безликого, серого корпуса, на входе которого даже таблички не было. Весь подъезд был завален дохлыми сверчками до такого состояния, что с трудом различались ступени.

— Подожди… — остановил меня проводник, и, припав перед входом на одно колено, словно перед великой святыней, начал просить. — Хозяин, дозволь нам войти.

Не дожидаясь разрешения, я оттолкнул его и вошёл. Всё это мракобесие меня сильно раздражало. Ко всему прочему, выражая своё презрение к неизвестному хозяину, я хотел лишний раз дать ему понять, что он для меня — ничто, пустое место. И я его не боюсь. Не боялся ли я его на самом деле? Не знаю. Теперь мне трудно судить. Может быть, боялся, а может, действительно, страх перекрыло каким-то иным, запредельным чувством собственной безнаказанности. Я так долго ощущал себя беспомощным ничтожеством, всецело нуждающимся в чьей-то защите, и теперь, вдруг оказавшись на коне, из меня буквально попёрла отвага. Я был готов выщипать Белому Ворону все перья, и мне было абсолютно наплевать на то, кто он. Призрак, или человек.

Я шёл по тёмному коридору, усыпанному сверчками, и почему-то узнавал эти стены. Где-то я их уже видел, но пока никак не мог вспомнить, где. Семнадцатый семенил следом за мной, то и дело пытаясь удержать за рукав, но я стряхивал его руку.

— Подожди, человек. Не торопись. Он сомневается.

— Да отвали ты! Не трогай меня! Что? Значит, твой господин уже засомневался? А может, испугался? А? — я на пару секунд тормознул, и нарочно громко гаркнул. — Хозяюшка!!! Эй, хозяюшка?!! Что же ты не выходишь встречать дорогого гостя?!

— Не кричи, пожалуйста! Потише! — шепелявил 4-17.

— Да отвали ты, кому сказал?! Где ты прячешься, Ворон?!! Раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать!!! — и я пошёл дальше по коридору, мимо распахнутых дверей автоклавной, мимо неработающего грузового лифта, обходя голые койки и пустые каталки.

Меня трясло. Необычный жар просто бил вулканом откуда-то из нутра. Теперь даже страх играл мне на руку, придавая дополнительных сил и уверенности. А полное отсутствие каких-либо внешних воздействий со стороны призрачного хозяина окончательно распоясывало мой пыл.

— Куда дальше?!

— Наверх, — семнадцатый указал в сторону лестницы. — На третий этаж.

Я начал подъём, нарочно топая ногами и тряся перилами, чтобы создавать дополнительный, неприятный шум. Мёртвые сверчки с шорохом осыпались вниз по ступеням. Чем выше я поднимался, тем сильнее мне казалось, что я чувствую чьё-то приближение. И оно не несло угрозы для меня. Напротив, это я был угрозой для него. Чем ближе я подходил — тем сильнее он боялся меня. Он изо всех сил пытался воздействовать на мой разум, но все его сверхмощные псионические атаки, способные превратить мозг изгнанника в пюре, расшибались вдребезги об стену моей полной невосприимчивости. Представляю, каково ему было сейчас. Я всё ждал, когда же он натравит на меня семнадцатого, и держал нож наготове. Но он, то ли не додумывался до этого хода, то ли понимал, что это бесполезно. В конце концов, Ворон, умевший давить изгнанникам на психику, всё же не умел управлять ими. А воля семнадцатого была ему подчинена исключительно шантажом. Так что опасения были излишними.

Третий этаж. Я вошёл в коридор. Передо мной мелькнула табличка 'Ординаторская'. Нет, я определённо здесь уже был. Но когда? Не было времени вспоминать.

— Где он? — скосился я на поникшего семнадцатого.

— В конце коридора. Уже совсем близко.

— Отлично, — я развернулся, но тут же был пойман за ногу растянувшимся на полу изгнанником.

— Не ходи, человек. Он передумал. Он не хочет тебя видеть. Он хочет, чтобы ты ушёл. Сейчас же уходи!

— Ну уж нет! — выдернув ногу, я поспешил дальше по коридору, пиная сверчков. — Не дождётся!

В голове всё поплыло, как во время лёгкого опьянения. Возможно, сказывался переизбыток адреналина, а возможно, на близком расстоянии, наконец-то, начало ощущаться воздействие сущности. Но мне было уже без разницы. Я тупо пёр напролом. Как дикий зверь на охотника, у которого заклинило ружьё. Становилось всё холоднее и холоднее. С моих губ слетал горячий пар. Я видел, как стены больницы покрываются инеем, а с давно не горящих ламп свисают сталактиты сосулек. Хруст сверчков под ногами преобразился, и, взглянув себе под ноги, я увидел, что иду по скрипучему снегу. Умоляющие завывания бредущего за мной семнадцатого преобразились в вой метели. Вспышка! И яркий свет, ударивший из окна в противоположном конце коридора, ослепил меня, заставив остановиться, и прикрыть глаза рукой. Снежная буря закружила вокруг хоровод из миллионов колючих снежинок.

— Что за… Что это за фокусы?! — обернулся я к семнадцатому, по пояс утопающему в сугробе. — Где мы?!

— Ты тоже это видишь?! Значит, тебя впустили! Но он недоволен! Он сердится! Ты уверен, что хочешь идти дальше?!

Я осмотрелся по сторонам. Странная картина. Больничный корпус, погребённый в снег по третий этаж, обрывался, и дальше продолжалась бескрайняя тундра, над которой бесновалась воющая метель.

— Уверен ли я? А сам как считаешь? — я сплюнул, и мой плевок замёрз, как только слетел с губ.

— Иди за мной, — кивнул семнадцатый, стирая снег с лица.

И мы решительно шагнули из заснеженного коридора, на скрипучий наст бесконечного ледяного поля. Развалины засыпанной снегом больницы растворились за занавесом плотной пурги. Наш путь теперь лежал через долину вечного холода. Видимость была почти нулевой. К тому же, снег постоянно залеплял глаза, а лицо покрывалось ледяной маской, которую то и дело приходилось счищать. Но, что любопытно, я мёрз, но не замерзал. То есть, мне было холодно, но переохлаждение не наступало. Словно что-то подогревало меня изнутри. Или же наоборот, холод был внутри меня, а снаружи температура была обычной? Этого парадокса я не мог понять.

— Мы пришли, — 4-17 остановился возле колышка, на котором был насажен олений череп. — Здесь начинается его личная территория. Иди прямо, и выйдешь к его жилищу. Оно совсем близко. Не заблудишься.

— А ты?

— А мне нельзя. Он велел мне остаться здесь.

— Ты же тут замёрзнешь. Ты весь посинел.

— Иди. Он ждёт. -4-17 указал мне рукой направление.

Опять дежавю. Опять знакомая ситуация. Да ведь это же мои сны. Я всё это видел во снах. Обойдя столбик, трактором пошёл вперёд, вспахивая ногами снег. Порывы ветра, набрасываясь то с одной стороны, то с другой, постоянно норовили сбить меня с выбранного направления. И это были не шутки. В условиях нулевой видимости, когда со всех сторон окружает одна и та же серая кутерьма, заблудиться на ровном месте дело не хитрое. В какой-то момент мне начало казаться, что вместо воя пурги я слышу чьё-то протяжное пение. И с каждым моим шагом убеждение в этом становилось всё сильнее. На звук того монотонного голоса я и стал ориентироваться.

Голос вывел меня к одинокой конической постройке, похожей на чум. Я не сильно разбираюсь в жилищах северных народов, поэтому могу ошибаться в названии. Стены конуса были покрыты плотным слоем шкур. Сверху, из острия, поднимался белесый дымок, тут же раздуваемый ветром. Возле чума из снега торчали нарты, поставленные на попа. Кроме них, более никаких предметов утвари вблизи постройки замечено не было. Я немного постоял напротив, полагая, что хозяин выйдет меня встречать, но он не появлялся. Что ж, мы не гордые, можем и сами нанести визит. Вот только сначала пришлось немного помучиться, разыскивая вход в это строение.

Внутри было тепло. Даже, я бы сказал, жарко. Горел небольшой костерок, обложенный камнями, но дыма практически не чувствовалось. Вокруг были развешены какие-то коренья и шкурки пушных зверьков. Сам хозяин жилища спокойно сидел возле огня, поджав под себя ноги. Я ожидал увидеть кого угодно, но только не маленького, щуплого старичка, одетого в национальный костюм какого-то северного народа. Его круглое, безбородое лицо, изрытое многочисленными трещинками морщин, несло в себе одновременно как типичные монголоидные, так и вполне европеоидные черты. Так, наряду со слегка раскосыми глазами, этот человек обладал вполне себе европейским носом. Да и в целом, если изучать его детально, то можно найти немало подобных признаков, свойственных как характерному северянину, так и жителю средней полосы России. Скорее всего, это означало, что передо мной не чистокровный нацмен, а метис-полукровка.

— Ну, здравствуйте! — несмотря на то, что меня всё ещё переполнял кураж, я, тем не менее, сделал скидку на возраст хозяина. Всё-таки воспитание не позволяло мне обращаться 'на Ты' к человеку столь почтенного возраста. — Значит, Вы и есть тот самый Белый Ворон?

Заунывное пение оборвалось.

— А ты — Говорящий с Духами, — старик поворошил угли палочкой и поднял на меня глаза. — Вижу… Если пришёл сюда, значит ты действительно особенный.

— Так Вы — чукча, что ли? — я кивнул в сторону масок и бубнов, развешенных на пологой стене.

— Сам ты чукча, — с лёгкой ноткой обиды в голосе ответил хозяин. — Вижу, для тебя все северные люди на одно лицо, как в анекдотах. Впрочем, что взять с пришельца-мутанта? Удивительно, что ты вообще разбираешься в человеческих разновидностях.

— Я не хотел обидеть. Я и вправду плохо разбираюсь в малых народностях. Для меня чукчи, якуты и эвенки — все на одно лицо. И всё же, кто Вы?

— На пятьдесят процентов — юкагир. На пятьдесят процентов — русский.

Использование слова 'проценты', да и вообще сам стиль разговора моего собеседника — сильно контрастировали с его дремучей, ортодоксальной внешностью. Он говорил без акцента, без стереотипичных слов-паразитов вроде 'однако', без коверканья слов и произвольного изменения родов. Можно сказать, что он говорил, как обычный европеец, но с интонацией, присущей людям Крайнего Севера. Любопытный типаж.

— Я имею в виду не Вашу национальность, — я присел возле огня, напротив него. — Я непосредственно про Вас спрашиваю. Кто Вы? Почему Вы здесь? Почему Вы называете себя 'Белым Вороном'?

— Я — альма. Белый шаман. И я не являюсь Белым Вороном. Белый Ворон — это мой тотем. Он помогает мне быть сильным. Помогает выжить. Здесь я прячусь от чудищ из внешнего мира.

— Допустим. Тогда зачем Вы держите изгнанника под номером 4-17 в рабстве?

— Какого такого 'изгнанника'? Не понимаю, о чём ты, пришелец?

— Не прикидывайтесь. Вы прекрасно знаете, о ком я. Ваш слуга и кормилец. Тот, кто привёл меня сюда…

— А-а. Ты о моём псе?

— Каком ещё псе?

— Чудище, похожее на собаку, которое ко мне прибилось много дней назад. Злое чудище, но не агрессивное. Я спас его от своих безумных соседей, и сумел приручить. Мне нужен был помощник и верный сторож. Пришлось потратить немало времени и сил, чтобы заставить его быть послушным, и подчиняться моим приказам. Он очень умный пёсик, всё понимает и всё выполняет. К тому же, прекрасный добытчик. Регулярно приносит мне дичь. Но его натура скорее волчья, нежели собачья. И никакими ухищрениями мне так и не удалось полностью добиться его преданности. Он всё время думает о свободе. Всё время хочет уйти. Вот и приходится держать его на коротком поводке. Я бы его может и отпустил, но где мне найти такую же хорошую собаку?

— Но он не собака! Он ведь даже на неё не похож!

— А по-моему, очень похож.

— Если он похож на собаку, тогда и я должен выглядеть как собака.

— С чего ты взял? Вы с ним разные. Ты на собаку похож гораздо меньше.

Я не выдержал и расхохотался.

— Да Вы чокнутый! Ну и на кого я тогда, по-вашему, похож?

— На чудище, — старик никак не отреагировал на мой смех, и лишь продолжил ворошить угли в костерке. — На чудище, которое говорит.

— Вы слепой? Или действительно с катушек съехали?! — тут я заметил свои руки, и поперхнулся.

Вместо рук я увидел две звериные лапы с длинными когтями, и покрытые густой, свалявшейся шерстью. Растопырив перед собой длинную трёхпалую кисть с чёрными подушечками на ладони и кончиках пальцев, всё, что я смог из себя выдавить было — 'Какого хрена здесь происходит?'

— Очень странно, что ты умеешь разговаривать. Я не думал, что кто-то сохранил способность к человеческой речи, кроме духов из мёртвого города, но ты меня приятно удивил. Иногда мой пёс издаёт звуки, похожие на речь, но я не могу разобрать эту абракадабру. Скорее всего, он просто копирует меня, как пересмешник. А ты — нет. Ты говоришь осознанно, и я понимаю каждое твоё слово. Где ты научился человеческому языку?

— Как где? — я с ужасом разглядывал свой волосатый торс, с выпирающими вперёд клинообразными рёбрами. — Да я с детства так разговариваю. Во что Вы меня превратили?! Это не я!

— А кто?

— Откуда я знаю?! Это не мои руки! Не моё тело! Я не монстр! Почему я так выгляжу?

— И кем же ты себя считаешь?

— Я человек! Такой же, как Вы. Поэтому Вы меня слышите и понимаете.

— Наивный пришелец. Разве ты не знаешь, что люди вымерли? Нет больше людей. Остался лишь я, сохранивший рассудок.

— Но это чушь! Человечество живёт и здравствует! Погиб только ваш город. Теперь вокруг него зона отчуждения, как вокруг Чернобыля. Но за её пределами продолжают жить люди. Весь мир! История продолжается. И я — вовсе не монстр. Я не понимаю, почему мой вид изменился, но я — обычный человек. Я — Писатель. Приехал сюда из Иркутска пару месяцев назад, и застрял здесь надолго.

— Иркутск уцелел? — собеседник был явно шокирован.

— Когда я уезжал, он выглядел вполне целым. Уверен, что он и сейчас в полном порядке.

— Значит… Значит и мои внуки выжили?

— Они в Иркутске живут?

— Да.

— Тогда не сомневайтесь. Живы-здоровы, и, возможно, уже успели наделать Вам правнуков.

— Но как? Я же был уверен, что эта трагедия уничтожила весь мир. Столько времени прошло, но я не встретил ни одного человека. Никто не приехал помочь нам. Ни один самолёт не пролетел.

— Причиной тому была аномальная изоляция района, в котором Вы жили. Ну а потом, когда Вы его покинули, город уже был огорожен стеной. Я — единственный человек, которому удалось сюда добраться живым. Так Вы мне объясните, почему я так выгляжу? — я начал ощупывать свою волосатую грудь, и с удивлением почувствовал, что вместо шерсти и рёбер прощупывается моя куртка. — И что это за место?

— Это место создал я. Силой своего разума. То, что ты видишь — воплощение моей фантазии.

— Так вот оно что. Выходит, что я попал в Ваше персональное измерение. В Вашу иллюзию. Теперь мне всё понятно. Это не я так выгляжу. Это Вы меня таким видите. А я, словно в зеркале, вижу в Вашем сознании своё страшное отражение. Поразительно. Я, конечно же, знал, что не красавец, но никак не мог подумать, что кто-то видит меня таким вот уродищем.

— Если ты говоришь правду. Если ты и вправду человек. Если люди действительно не вымерли. Тогда почему ты пришёл сюда со злом? Да ещё и чудищ за собой притащил.

— Послушайте, уважаемый, я с трудом понимаю, что здесь вообще творится, но мне всё больше начинает казаться, что мы оба пали жертвами жестокого недоразумения. Мы смотрим друг на друга, но видим разные вещи. Точнее, я-то вижу всё правильно, а вот Ваше представление обо мне, да и не только, мягко говоря, несколько искажено.

— Возможно. Возможно. Я так давно не общался с живыми людьми, что уже перестал узнавать их душу. Я слишком долго жил среди чудовищ, поэтому, когда тебя встретил, то тоже принял за чудовище. Меня удивило, почему других мне легко удаётся прогнать, а ты не реагируешь на мои угрозы. Удары не причиняют тебе вреда. Ты меня совсем не боишься, но и не пытаешься напасть. Это было странно. И я начал наблюдать за тобой, чтобы узнать, зачем ты пришёл. Дистанция была слишком большой, приходилось наблюдать издали. Я не видел и не слышал, но чувствовал. Пытался уловить твоё настроение, и не мог. А когда ты привёл духа из моего района, то мне стало понятно, что ты — не просто заблудшее чудище. Ты — умеешь разговаривать с духами. Так же как пёс пытался общаться со мной, ты общался с подобными мне жертвами той, былой катастрофы. Но не жалкими потугами, обрывками фраз и примитивной жестикуляцией, а полноценной, человеческой речью! И тогда я решил пообщаться с тобой. Узнать, кто ты, и зачем пришёл? Думаю, что пёс не успел донести до тебя информацию, переданную мной, потому что внезапно примчались чудовища, которые собирались на тебя напасть. Мне пришлось тебя защищать. Было бы очень обидно, если бы они тебя растерзали…

— Погодите-погодите, стоп! Какие чудовища?!

— Такие. Ты их не видел? А я — видел. Они два дня ходили за тобой по пятам, выслеживали, вынюхивали. Но нападать не решались. А когда ты уходил в дальнюю часть городка, они уходили вместе с тобой. Ночью не напали, потому что я их сдерживал.

— Так Вы что? Вы меня защищали от чудовищ, которых я даже не видел?!

— Да. Мне пришлось вмешаться. Правда, вместо благодарности, ты вдруг начал угрожать моему псу. Ты что-то кричал, но из-за расстояния я практически ничего не услышал. Зато я чувствовал агрессию и злобу, источаемую тобой. И тогда я понял, что разговора у нас с тобой не получится. Я сделал вывод, что ты такой же злобный и дикий зверь, как и те, кого мне приходилось регулярно гонять в последнее время. Я разочаровался и ушёл. Но ты вдруг пошёл за мной. И вот ты здесь.

— Эти чудовища, о которых Вы говорите, я бы хотел на них посмотреть.

— Как пожелаешь. Идём. Думаю, что они всё ещё там. Бродят вокруг, высматривают что-то. Проклятые твари.

Покряхтывая и опираясь на палку, старик неторопливо поднялся на ноги, обул снегоступы, после чего мы с ним вышли наружу. Буря слегка улеглась, но мело ещё достаточно сильно.

— А ты, значит, писатель? — спросил шаман, неторопливо двигаясь впереди меня.

— Писатель.

— Хочешь про Иликтинск написать?

— Хотел бы. Если выберусь из него, то обязательно напишу.

— Понятно, — он остановился, и посмотрел на небо, по которому гонялись завихряющиеся снежные массы. — Непогода скоро закончится. Откроется небо. Синее-синее. Каждый день выхожу, и смотрю на него. Даже когда надежда пропала. Всё равно, по привычке, продолжаю выходить и смотреть. Ждать. Не летит ли ко мне вертолёт с Большой Земли? Всё думаю, а вдруг сегодня прилетит? Забрать меня он, конечно, не заберёт. Но хотя бы привезёт гостинцев. Сахарку, чаю, конфеток. Сала. Настоящего. Сальцо я очень люблю. Домашнее, с чесночком. Как же давно я его не ел…

Он вдруг опомнился, и, встрепенувшись, словно старый глухарь, поковылял дальше. Пурга действительно потихоньку успокаивалась. И я начал различать тёмное пятно, похожее на небольшой валун.

— Ыт! — негромко прикрикнул шаман. — Ыт!

Камень зашевелился, стал вытягиваться вверх.

— Сюда иди! Ко мне!

Чёрное пятно полностью выбралось из сугроба, и стало приближаться.

— Мой пёс, — старик повернулся ко мне лицом, оттянув в сторону край мехового капюшона. — Боишься его, пришелец? Ты и нападал на него потому что боялся, я прав? Не бойся. Он не тронет.

В полнейшем изумлении я смотрел, как на нас надвигается крупное серое существо, покрытое шерстью. 'Собакой' его можно было назвать только с очень большой натяжкой. Это был натуральный доисторический монстр — эндрюсарх, величиной с крупного тигра. С его длинного рыла свисали маленькие шипы сосулек из застывшей слюны. Подойдя к нам, он пофырчал, стряхнул со спины снег, и лёг у ног своего хозяина.

— Семнадцатый? — я посмотрел в его умный карий глаз с кровяным белком. — Это ты? Нет, это не семнадцатый. Или всё-таки он? Ничего не могу понять.

— Он страшный и свирепый, — не понимал меня шаман. — Но укрощённый. Он не причинит вреда, если не будешь его трогать.

Присев на колени перед чудовищем, старик обратился к нему: 'Ыт! Покажи чудищ. Где они? Ты видел следы?'

— Я не понимаю тебя, хозяин. Пожалуйста, говори помедленнее, — в ответ промямлило существо, словно жевало что-то.

— Вот видишь? — опять посмотрел на меня альма. — Что-то ворчит. Как будто что-то пытается сказать.

— Он на самом деле говорит. Сказал, что не может Вас понять. Попросил, чтобы Вы говорили помедленнее, — окончательно ошалев от происходящего, разъяснил я.

— Ты мне врёшь, или действительно его понимаешь? — нахмурился шаман.

Я развёл руками.

— Покажи… Нам… Чудищ… — дед опять обратился к монстру, на этот раз уже членораздельно и громко. — Где чудища? Которые пришли недавно.

— Показать… Чудных? Шли недавно? — прожевал в ответ зверь, и тут же поднялся на свои кривые лапищи. — Я понял, хозяин. Я отведу вас!

И он пошёл в ту сторону, где уже виднелся знакомый столбик с черепом.

— Вот видите, — кивнул я.

— Да, дела, — выпрямился старик. — Значит, он действительно обладает речью. А я уже собирался его палкой огреть, чтобы до него быстрее дошло.

— Он всё понимает без палки. Ему просто трудно расшифровывать Ваши слова.

— Ну и ну. Вот так дела, — качая головой, шаман побрёл по следам своего питомца.

Я не отставал. Так мы прошли мимо столбика, и стали углубляться дальше, в бескрайнюю тундру. Непогода утихомирилась окончательно. Из-за туч выглянуло солнце заставившее снег искриться. Я думал, что сейчас мы увидим развалины больничного комплекса, но вместо них перед нами высился лишь широкий снежный холм, похожий на замёрзшую океанскую волну. Дойдя до его подножья, эндрюсарх остановился, и в нерешительности обернулся к нам.

— Не ходи один! — крикнул ему старик.

— Где же чудища? — спросил я.

— Они с той стороны. Двое. Ты их всё ещё не видишь? А я вижу, как на рентгеновском снимке. Отчётливо. Вот — один, а вон — второй.

— Нет, не вижу.

— Давай поднимемся выше.

Выбрав участок, где подъём на снежный хребет был максимально пологим, мой спутник начал неспешно взбираться по нему. Возраст давал о себе знать. Ему было тяжело карабкаться наверх по сыпучему снегу, поэтому, он то и дело цеплялся за шерсть зверя, преданно идущего подле него. Я не выдержал и предложил ему опереться на мою руку. Он не отказался. С моей помощью, старичок стал подниматься на холм гораздо быстрее. И уже через несколько минут мы очутились на самом верху.

Существа внизу пристально смотрели на нас. Одно из них было очень крупным. Выше моего роста. Его тело покрывала длинная белоснежная шерсть. Передние конечности были вдвое длиннее и тоньше задних. Длинный хвост обметал снег гибким помелом, а крупная голова с массивными челюстями и большими, умными глазами, плавно поворачивалась на вытянутой шее. Второе было совсем маленьким, и выглядело точь-в-точь как крупный сородич. Только цвет шерсти был не белым, а, скорее, рыжим. Маленький монстрик был энергичнее и живее. Он постоянно бегал вокруг большого, теребил его за шкуру и издавал какие-то мяукающие звуки. В ответ, здоровяк с неохотой отталкивал его лапой, не спуская с нас своего злобного, пристального взгляда.

— Чего уставились?! — затопал ногами шаман. — А ну пошли вон отсюда! Поганые отродья!

Ощерившись, крупное чудище выгнуло спину, и шерсть на его загривке встала дыбом. Меня передёрнуло от количества клыков, блеснувших в огромной пасти.

— Гляди-ка ты, ещё огрызается! У-у-у! — он вдруг вынул из кармана увесистый булыжник и метко запустил в крупное существо. — На тебе! Жри!

Монстр взвыл от боли, но никуда не ушёл. Тогда старик кинул ещё один камень, вновь угодивший в цель, но опять безрезультатно. Белоснежное чудище терпело, но с места не сдвигалось.

— Ах, так? Ну я вам сейчас задам, — шаман подобрался, и начал осторожно, но решительно спускаться с холма, прямо к жуткой парочке. — Вы у меня попляшете.

— Подождите! — вдогонку крикнул я. — Вы рехнулись? Это существо Вас убьёт!

— Ничего оно мне не сделает. Не таких ломал!

Скатившись со склона, старец поднялся, отряхнулся, и, без тени страха, направился прямо к монстрам. Те оскалились и зарычали. Но, не обращая внимания на их предупреждающий рык, шаман приблизился к тому, что покрупнее, и со всего размаху огрел его палкой по голове. Монстр взвизгнул и упал, обхватив голову передними лапами. А на его рёбра посыпались новые удары, издающие звук ковра, из которого выбивают пыль.

— На тебе! На! Получай! Получай! — приговаривал вошедший в раж старик.

Его сильно злило, что существо не уходит. А оно просто лежало перед ним, вздрагивая и воя после каждого удара. Детёныш подскочил было сбоку, словно пытаясь напасть на шамана, но тут же получил хлёсткий удар и, пронзительно взвизгнув, съёжился в сторонке, не предпринимая более никаких попыток вступиться за старшего. Ну а старец продолжил колотить белого зверя с прежним усердием.

Почему же они не уходили? Почему продолжали терпеть избиение? Что-то здесь не так. Моё терпение лопнуло, и я на заднице съехал вниз, прямо к ним.

— Отойди, пришелец! — крикнул мне шаман. — Не подходи! Это опасно!

В ответ на его слова белый зарычал, обнажив два ряда острейших клыков.

— Я тебе порычу! — тот врезал ему палкой прямо по носу. — Я тебе порычу!

Монстр взвыл, и зажимая лапами морду, врылся в снег, словно желал закопать в нём голову, как страус. Лишь левый глаз торчал наружу, бешено вращаясь. На мгновение наши взгляды встретились, и я остолбенел.

— Райли?

— Получай, скотина! Проваливай! — шаман в очередной раз замахнулся на безответное чудовище, но я перехватил его руку, не дав нанести удар.

— Это же Райли! — я встал между ними. — Стойте! Хватит!

— Ты чего?! Отпусти!

— Это не чудища!

— Отпусти, говорю!

— Не чудища это! Это друзья! — я ухватился за палку второй рукой, и выдернул её из рук старика. — Не смейте их бить! Вы делаете большую ошибку! Боже мой. И я, дурак, затормозил. Вовремя не вмешался… Купился на их внешний вид. Но глаза. Глаза-то я ни с чем не спутаю!

— Отдай, — глухо потребовал старец.

— Вы не должны их бить.

— Отдай, — он повторил более грозно.

Я с неохотой вернул ему палку. Забрав её, он тут же замахнулся на меня, но бить не стал, а вместо этого угрюмо промолвил: 'Хочешь быть как они — оставайся с ними!' И, развернувшись, пошагал к холму. Ну а я кинулся к лежавшему на снегу существу.

— Райли, дорогая, прости. Я ведь догадывался, что это вы с Тинкой. Всё на это указывало. Чёртов шаман ввёл меня в заблуждение, — обняв её за шею, я гладил мягкую белую шерсть. — Но теперь я вас в обиду не дам.

Ко мне тихонечко подползла Тинка. Маленькая, размером с кошку. И я прижал её к себе свободной рукой.

— Я виноват, виноват. Всё сомневался: вы — не вы? Дурак…

— Они тебя не понимают, — прочавкал сзади голос эндрюсарха.

Оглянувшись, я увидел, что семнадцатый стоит у меня за спиной.

— Они не понимают тебя, — повторил тот. — Понимаю только я.

— Почему?

— Потому что они — не четвёрки. Они работают на иных частотах. Этот мир им недоступен.

— Почему ты не пошёл за своим хозяином?

— Он хочет, чтобы я присмотрел за тобой. Пока ты здесь.

— Какая забота, — я вытер нос тыльной стороной ладони, отметив, что рука вновь моя — человеческая.

— Это не забота. Он опасается за себя.

— Пора завершать представление, — встав на ноги, я качнулся от усталости. — Держитесь, девчонки, скоро ваши мучения закончатся. И твои, семнадцатый, тоже.

— Что ты собираешься делать?

— Догнать твоего хозяина, и решить с ним вопрос раз и навсегда. Пошли.

Ситуация полностью прояснилась. Я оказался на некой нейтральной полосе, разделявшей два чуждых, взаимоизолированных мира. Жители этих миров, не понимали друг друга. В то время как я адекватно понимал и тех, и других. И кому, как не мне, было дано пролить свет на происходящее, наладив между ними связь. Всё встало на свои места. Можно было бы гордился собой, если бы не досада, что я слишком долго до этого доходил. Слишком долго соображал. Слишком много лишних слов произнёс. Думал не о том. Настраивался не на то. Смотрел на происходящее только с одного ракурса.

В этой истории не было правых и виноватых. Не было ни злодеев, ни монстров. Здесь были только жертвы. Жертвы собственных заблуждений. Моя злоба, вызванная жестокостью Белого Шамана, была несправедливой, и я погасил её внутри себя, догоняя сгорбленного, ковыляющего старика.

— Альма! Подождите! Постойте…

— Что же ты бросил своих чудищ? — сердито бросил старик, не останавливаясь. — Уходи откуда пришёл.

— Простите меня.

— А? — наконец он остановился.

— Да. Я прошу прощения. Мне не следовало повышать на Вас голос. Я просто не хотел, чтобы Вы били Рай… Ну, то белое существо. Оно ведь не собиралось нападать.

— Зачем ты идёшь за мной?

— Мне нужна Ваша помощь.

— Сначала грубишь, потом просишь помощи. Тебя трудно понять.

— Вы просто выслушайте меня.

— Я устал тебя слушать.

— И всё-таки я скажу. Я пришёл сюда с определённой целью.

— Знаю-знаю. Хотел поговорить с духами, верно? Попросить о чём-то. Для этого ты пытался вывести духа за пределы района. Но эта попытка была заведомо бесполезной. Они не могут покинуть район.

— Уже в курсе. Сем… В смысле, Ваш пёс мне уже объяснил. А Вам не интересно, зачем я пытался раздобыть духа?

— Нет, не интересно, — шаман продолжил свой путь к жилищу.

— Да погодите же Вы! Не держите на меня обиду. Я же извинился.

— А никакой обиды и нет. Я просто устал.

— Альма, Вы мне нужны!

Старец опять остановился и вздохнул.

— Нужен? Для чего? За время нашего знакомства, я понял, что в моей помощи ты не нуждаешься. Ты ведь всё знаешь лучше меня. Вмешиваешься, грубишь, сопротивляешься. Какой смысл помогать тебе, если ты отвечаешь на эту помощь чёрной неблагодарностью? Я спасаю тебя от монстров, а ты мне твердишь что это — не монстры. Если это не монстры — выходит, что я сошёл с ума? Так по-твоему получается? И какую же помощь ты ждёшь от безумца?

— Вы всё не так понимаете. Вы не безумец. Просто те монстры, что мы видели — они безвредны. Поверьте мне. Белое существо — доброе. Оно приютило меня в своём жилище, и я хочу отплатить ему той же монетой. Сейчас оно попало в беду, и было вынуждено прийти сюда вместе со мной.

— Что за беда?

— Там, в городе, живут другие монстры. Настоящие. И вот они-то действительно злые. Из-за них белое существо не может вернуться в своё жилище, потому, что его оттуда выгнали. И меня вместе с ним. Я знаю, что Вы уже имели с ними дело, и успешно от них избавились. Помогите нам прогнать чудовищ, и белое существо не забудет Вашу доброту.

— Какое мне до всего этого дело? Зачем мне куда-то идти? Мне и здесь неплохо.

— Здесь Вы долго не протянете. Семнадцатый… В смысле, пёс, находится на грани смерти. Он истощён. Ведь Вы держите его подле себя, не даёте уходить далеко, а из той жалкой добычи, что ему удаётся поймать, большую часть забираете себе. Он уже едва ноги волочит. А там, откуда мы пришли, много живности. Пищи хватит всем.

— Хочешь сказать, что я объедаю пса? Да он там же зажрался, скоро лопнет.

— Он скоро опухнет с голодухи. Отпустите его, и пойдёмте с нами.

— Я не знаю, пришелец. Сегодня я слишком много странной информации получил. Голова раздулась. Я должен всё спокойно обдумать.

— Нет времени. Мы должны вернуться сегодня, до сумерек.

— Хм-м-м, — шаман потёр подбородок. — Далеко ваше жилище?

— Арсеньева тридцать четыре.

— Арсеньева, говоришь? Это где-то на окраине? Возле ДК?

— Дальше. Возле оврага.

— Всё, понял, где это… Далековато, конечно. Трудно будет…

— Всё нормально будет.

— Да помолчи, — он отмахнулся, и призадумался. — В принципе…

— Я готов выслушать Ваши условия.

— Свои условия я буду говорить не тебе. Ты же не к себе меня приглашаешь. Я буду говорить с белым чудищем. Если оно действительно разумное, то можно попробовать с ним договориться.

— Но она же Вас не понимает. А Вы не понимаете её.

— А ты для чего? Если понимаешь нас обоих, то будешь переводчиком.

— Согласен.

— Дай мне руку.

Когда наши руки соприкоснулись, меня ударило током. Голова закружилась, и я выплеснул из желудка остатки пищи. Сознание поплыло волнами.

— Эй. Эй! — окликал меня вибрирующий голос шамана. — Ты чего?

— Ничего. Меня вдруг затошнило… Тьфу. Дайте прийти в себя.

— Наверное, слишком резко вышли. Дыши глубже. Это помогает.

— Вот же зараза, — я откашлялся, и принялся моргать глазами, пытаясь сбить круговерть.

Постепенно, с восстановлением равновесия, стало понятно, что мы вернулись в реальность. Вокруг были стены какой-то больничной палаты. Чтобы не упасть, я присел на ближнюю кровать. От ощущения опоры мне сразу стало полегче.

— Ну что, пришёл в себя? — спросил старик, который сидел на противоположной кровати, держа бадик между коленями. Вместо шаманского одеяния, на нём был надет обычный спортивный костюм, делающий его похожим на простого пациента.

— Да. Вроде бы.

— Тебя там ждут, — шаман стукнул бадиком по полу. — Внизу.

— Я знаю.

— Иди к ним.

— А Вы? Я без Вас не пойду.

— Подумай хорошенько. Как бы жалеть потом не пришлось. Я ведь не сахар. Я требователен. Очень требователен. И строг.

— Я уйду. Но только если Вы пойдёте со мной.

— Ну, как знаешь.

Меня всё ещё штормило, но я старался двигаться ровно, ступая по хрустящему полу твёрдыми шагами. Позади меня бесшумно скользил белый шаман. Я не слышал его, и не чувствовал, но знал, что он идёт за мной. 4-17 отошёл в сторонку, пропуская меня к светлому выходу из больничного корпуса.

— Пусти, я должна войти туда! — с улицы навстречу мене донёсся знакомый голос.

— Нет, нет. Он уже идёт. Я чувствую.

— Я должна его вытащить!

— Нельзя! Если ты опять попробуешь туда войти, боль повторится!

— Я выхожу!!! — крикнул я, и мой голос, отскакивая от стен коридора, вылетел наружу.

— Писатель?

Я толкнул полуоткрытую дверь, и вышел на крыльцо. Напротив подъезда стояли дожидавшиеся меня изгнанницы.

— Слава богу, — обрадовалась Райли. — Живой.

И бросилась ко мне на встречу, крепко обняв. Тинка стояла поодаль, по её личику была обильно размазана кровь. Над виском тоже багровело кровавое пятно — след от удара об бордюрный камень.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я.

— Уже лучше. Было совсем тяжело, но потом вдруг стало легче.

— Сущность чуть нас не убила, — добавила Тинка. — Проклятая сущность.

— Тс-с-с! — я приложил палец к губам.

— Ах! — девочка напряглась и вылупила глаза, глядя на что-то у меня за спиной.

Райли тут же отпрянула от меня, в ужасе соскочив со ступеней.

— Писатель! Сзади!

— А? Что? — я обернулся, и увидел шамана, выходящего из дверей.

— Жёлтая сущность! Жёлтая сущность! Уходи оттуда! — кричали мне подруги.

— Успокойтесь. Успокойтесь.

— Чудища. Я чувствую их гнев. И ты хочешь сказать, что они добрые? — произнёс старик. — Гляди, как они скалят свои пасти, как рычат! Они жаждут крови.

— Негативная энергия усиливается, — с противоположной стороны откликалась Тинка. — Сущность копит энергию для нового удара. Надо уходить, Райли. Этот удар станет для нас последним.

— Я не уйду без Писателя. Уходи, если хочешь. Пусть только эта сущность попробует его тронуть.

— Прекратите, — я понял, что ситуация скоро станет необратимой. — Хватит! Хватит!!!

— Ты чего орёшь? — внезапно, совершенно спокойным тоном спросил старик.

— Что хватит? — удивлённо спросила Райли.

— Пожалуйста, прекратите злиться. Дайте мне высказаться. Ведь меня вы понимаете одинаково, а вот друг друга понять не можете.

— Ты о чём? — спросила Тинка.

Я перевёл на неё взгляд, увидел, как она съёжилась, словно от холода, и вспомнил то маленькое существо на снегу. Теперь я понял, почему там, в мире белого шамана Тинка была такой маленькой, а Райли — такой большой. Тинка умела гасить свои эмоции, свой страх и свой гнев, пытаясь быть невидимой и минимально заметной для шамана. Райли же напротив — давала волю чувствам, и страх её, помноженный на злость, проецировали в сознание старика огромное чудище, выше человеческого роста. Как же всё банально оказалось.

— Почему ты замолчал? — спросил шаман.

— Ну и чего ты молчишь? — практически одновременно с ним спросила Райли, поставив ногу на нижнюю ступеньку.

— Знаете, альма, почему чудища нападали на Вас?

— Почему? — спросил тот.

— Ты к кому сейчас обращаешься? — не поняла Райли.

— К тебе, Райли. Знаешь, почему сущность напала на вас?

— Сущность? — прищурился старик. — Это ты кого так назвал?

— Всему виной страх.

— Страх? — одновременно промолвили оба.

— Да. Страх порождает ненависть. Ненависть заставляет вас атаковать первыми, ошибочно полагая, что лучшая защита — это нападение. Вы смотрите друг на друга сквозь искривлённую призму страха. И по ту сторону вам мерещатся жуткие химеры. Очень трудно со спокойствием относиться к тому, что вызывает у тебя страх. Но в данной ситуации выбора у нас нет. Прошу вас, прекратите бояться и ненавидеть друг друга. Вы видите меня? Я стою между вами, и не боюсь вас. Потому что я знаю, кто вы такие. И я хочу, чтобы вы это тоже узнали.

— Что ты нам предлагаешь? — спросила Тинка.

— Для начала, перестать ёжиться и щетиниться. Ты защищаешься, а он думает, что ты — угрожаешь. Признаюсь, я тоже едва не повёлся на обманчивость иллюзий страха, но вовремя сумел во всём разобраться. И знаешь, кто мне в этом помог? Твой паучок, Тина. Да-да, тот самый. Когда ты пускала его ползать по мне, я ненавидел его всеми фибрами. Я помню, как страх блокировал разум. Дай мне тогда волю — я бы стряхнул его и тут же размазал бы ногой по полу. Ведь страх и ненависть всегда идут рука об руку. Они не дают нам здраво разобраться в ситуации.

— Ты много говоришь, пришелец, — перебил меня шаман. — И мало по делу.

— Называйте меня 'Писатель'.

— Я хочу, чтобы белая зверюга поняла, что со мной шутки плохи. Переведи ей.

— Перевести? — я проглотил слюну, и с опаской посмотрел на Райли.

— У? — вскинула подбородок та.

— Альма говорит. В смысле, он хочет тебе сказать. Что с ним лучше не шутить.

— Я и не собиралась. Пусть сам перестанет ковыряться в наших головах!

— Райли обещает, что никаких шуток не будет. Но она просит, чтобы Вы больше не мучили их своей телепатией.

— Прошу? Вообще-то я требую! — воскликнула Райли.

— Верится с трудом, — произнёс старик. — Чего она так взвизгнула-то?

— Это… Что-то вроде клятвы, — заюлил я.

— Какие ещё клятвы? Пусть прогонит экрофлониксов с моего участка! Это всё что от него требуется!

— Опять что-то рычит. Бешеная она какая-то. И ты предлагаешь мне ей помогать?

— Она просит, чтобы Вы прогнали чудищ. Вот и всё.

— Скажи, что я их прогоню, но она должна будет служить мне и подчиняться!

Я ослабил ворот, показавшийся мне тесным, и, панически размышляя, бросил взгляд на приосанившуюся Райли.

— Альма прогонит экрофлониксов. Всех до единого. Но… Как бы это правильнее сказать? Взамен он хочет, чтобы ты, Райли, ну, в общем, — прикрыв кулаком нервный зевок, я сделал пространный жест рукой в воздухе, словно разгонял дым. — Выполняла некоторые его поручения время от времени. Так, что ли.

— Только и всего? Мечтала об этом всю жизнь. Передай ему, что я отказываюсь быть девочкой на побегушках!

— Эта перспектива ей не очень нравится, — 'перевёл' я шаману.

— Так я и думал. Скажи ей, пусть катится к своим чудищам, и разбирается с ними сама.

— Подождите. Я не договорил. Эта перспектива ей не нравится, но она готова на компромисс.

— Чего-о? — вскипела Райли. — Писатель, я тебя убью.

— Да тихо ты! — шикнул я на неё, и опять вернулся к шаману. — Она была бы очень Вам благодарна, если бы Вы, альма, относились к ней не как к собаке, а как к разумному существу.

— А он относится ко мне, как к собаке? Это просто ни в какие ворота не лезет, — разведя руки, Райли обернулась к Тинке. — Ты слышишь, чего он городит?

Шаман фыркнул, — Тоже мне, разумное существо. Она когда-нибудь на себя в зеркало смотрела? Не много ли чести?

— Альма, имейте совесть.

— Хорошо. Я готов признать, что эти существа разумны. Я не буду их бить, если они будут меня слушаться. Так твоя Райли готова мне служить?

— Райли, альма обещает, что никаких телепатических атак с его стороны больше не будет. Он выдворит экрофлониксов, и защитит от них наш дом. Но за это ему нужно, чтобы ты кое-что для него делала. Услуга за услугу, так сказать.

— Чего он хочет?

— Она спрашивает, что Вы от неё хотите?

— Наконец-то у нас начался деловой разговор. Если я отпущу пса, то мне нужен будет новый снабженец. Белая тварь должна приносить мне еду. Я ем только мясо. Немного, но регулярно. Каждый день. В определённое время. При этом она должна выражать мне почтение. Не рычать, не скалиться, не приближаться слишком близко. Она должна быть кроткой и послушной. Иначе ей не поздоровится! Всё, переводи давай.

— Блин, — я утёр пот. — Ф-фух…

— Чего ты так взопрел? Я, кажется, по-русски говорю, — нахмурил брови шаман.

— Мало просто перевести. Надо чтобы она Вас правильно поняла.

— Что говорит эта сущность? — не выдержала Райли.

— Он хочет, чтобы ты его кормила.

— А может ему ещё станцевать? Обойдётся.

— Ему нужно регулярно приносить еду, чтобы у него были силы отгонять экрофлониксов.

— Из тебя переводчик, как из оленьего говна пуля, — проворчал старик. — Может быть ты и хороший писатель, но переводчик из тебя никудышный.

— Теперь я понимаю, почему семнадцатый так отощал. Сущность его довела. Он отдавал этому альме всю свою добычу, чтобы только тот не издевался над ним, — догадалась Райли. — И ты предлагаешь мне влезть в этот же хомут? Ты хочешь, чтобы я превратилась в семнадцатого? Да уж лучше пусть меня разорвут экрофлониксы!

— Райли, можно тебя на пару слов? — я взял её под локоть, отвёл в сторонку и зашептал на ухо. — Послушай. Я с таким трудом убедил эту сущность пойти на переговоры с тобой, а ты хочешь всё испортить? Забыла, зачем привела нас сюда? Вот — та самая сущность, за которой мы охотились. Да, она оказалась немного не тем, чего мы ожидали, но она реально может нам помочь! Я видел, на что способен этот альма!

– 'Немного не тем?' Немного?! Писатель, очнись. Если ты не чувствуешь его воздействия, то пожалей хотя бы нас с Тинкой. Это создание нас угробит. Когда я шла сюда, я понятия не имела, что это за сущности. Я думала, что это примитивные существа, состоящие из чистой энергии, которых можно приручить. Думала, что 4-17 завладел такой сущностью, но, как я теперь вижу, здесь всё совсем наоборот. И мне это совсем не нравится. Не пытайся повесить на меня этот геморрой!

— Ты права насчёт семнадцатого. Он действительно был под контролем сущности. Но в отличие от него, у тебя есть я. Ну же, подруга, помоги мне. Я его уже почти дожал. Осталось совсем немного, чтобы узнать его слабое место. И когда я это узнаю, то уже мы будем диктовать альме свои условия. А пока, пусть думает, что мы полностью от него зависим. Подыграй мне, дорогая, пожалуйста.

Райли долго и пристально смотрела мне в глаза.

— Пожалуйста, — продолжал молить я.

— Если ты думаешь, что я — дура… — Она вздохнула, и перевела взор на шамана. — То ты прав, Писатель. Я действительно дура. Скажи ему, что я согласна.

— Что? — не сразу поверил я.

— Я согласна! Третий раз повторять не буду, — изгнанница отвернулась, скрестив руки на груди.

У Тинки, наблюдавшей со стороны за нашими перешёптываниями, отвалилась челюсть.

— Райли! Ой, зря-я…

— Заткнись. Сама знаю.

Вернувшись к шаману, я довольно улыбнулся.

— Ну и чего? — спросил тот.

— Она согласна. Она принимает Ваши условия.

— Правильно. А куда ей деваться? Глупая зверюга.

— Прекратите её оскорблять. Вы же обещали!

— Мало ли чего я обещал. Она мне не нравится.

— Тогда, может быть, Вам стоит познакомиться с ней поближе? Райли! Подойди-ка сюда.

— Зачем?? — старик и охотница воскликнули одновременно, словно сговорились.

— Иди ко мне, Райли, не бойся, — я протянул ей руку.

— Ты это прекращай! — Потребовал старик. — Я не хочу, чтобы она приближалась.

— А я не хочу, чтобы Вы считали её животным.

— А кто она?!

— Узнаете, когда увидите…

Райли очень неуверенно поднялась по ступенькам, и остановилась на половине пути, — ты уверен?

— Давай, иди ко мне!

— Не подходи! — воскликнул шаман. — Писатель, останови её!

Изгнанница бочком подкрадывалась к нам, испуганно таращась то на меня, то на шамана.

— Пошла прочь! — старик замахнулся на неё клюкой, и Райли пригнулась, схватившись за голову.

— Мне больно!

— Не смей!!! — выступил я между ними, словно надеясь, что остановлю псионическое воздействие.

Шаман одарил меня гневным взглядом. Я безо всякого страха смотрел в его сузившиеся глаза. Даже сквозь эти чёрные щёлочки просматривался нарастающий страх. Он не злился. Он боялся.

— Не надо, — медленно качая головой, я не сводил с него глаз. — И Вы считаете себя цивилизованным существом? Какое же Вы цивилизованное существо, если Ваш разум застилает звериная ярость? По сравнению с Вами, она (оттопырив большой палец, я указал им себе за спину, туда, где стояла Райли) — гораздо человечнее и цивилизованнее.

Старик опустил свою палку и отвернул лицо. Только после этого, я вновь отступил назад, оставив их стоять друг напротив друга.

— Как ты? — спросил я у подруги.

— Нормально. Но было очень больно. Слушай, Писатель, я так больше не могу. Давай уйдём?

— Подожди. Дай ему минуту. Только минуту. А потом уйдём… Посмотрите на неё, альма. Просто посмотрите на неё. Не как на белое чудовище, а как на безобидное живое существо. Которое, также, как и Вы, хочет жить.

— А может быть я не хочу жить? — язвительно ответил старик. — Может быть мне надоело? Откуда тебе знать, как я живу, и чего хочу?

— Я смотрю, Вы даже посмотреть на неё боитесь. Отворачиваетесь. Райли права, нам больше не о чем с Вами разговаривать. Живите тут как хотите…

— И вовсе я не боюсь. Чё мне её бояться? Если полезет на меня — враз палкой огрею! — в голосе старика почувствовались нотки волнения и переживания.

Я пристально следил за ним. Вот, одним глазком он глянул на Райли. И тут же отвёл взгляд, словно от стыда. Но, спустя мгновение, опять на неё посмотрел. Морщинистое лицо начало менять выражение. Маска сердитой раздражённости сменялась на живое, искреннее удивление.

— Её глаза и впрямь похожи на человеческие. Кто она? Мутант? Существо с другой планеты?

— Ни то и ни другое. Перед Вами будущее. Представительница новорожденной цивилизации. Более совершенной и более перспективной. Я не знаю, откуда появились эти существа. Возможно, их появление спровоцировала катастрофа в 'Надире', а возможно…

— Проект 'Затемнение'… -закончил мою фразу старик.

— Вы о нём знаете?

— Знаю ли я о нём? Хех, — он усмехнулся и вздохнул. — Н-да, дела-а… Так вот, значит, как всё обстоит? Они хотели нас списать. Решили, что прежние люди больше не нужны. Надеялись вывести человечество на новый виток эволюции. Поиграли в богов. И круто обделались.

— Что случилось — то случилось. Прошлого не исправить.

— Ты прав, Писатель. Хм. А почему же они такие страшные? Посимпатичнее их сделать не могли, что ли? Какая-то хреновая у нас смена получилась.

— Вы опять смотрите на собственные предубеждения. Но я Вам помогу. Райли, дай мне руку.

Та безропотно взяла меня за руку, и наши пальцы сцепились в замок. Как же сильно она была напряжена. Страх всё ещё сковывал её.

— Теперь Вы, — я протянул вторую руку шаману.

— Зачем это? — спросил тот.

— Хочу, чтобы Вы увидели её моими глазами.

— Что ты задумал? — Райли слегка дёрнула руку.

— Расслабься. Всё хорошо.

— Хорошо? Я не уверена.

— Я просто объединю вас. Замкну цепь.

— С ума сошёл? Помнишь, что случилось, когда я прикоснулась к сущности?

— Тогда был прямой контакт. Теперь же я выступлю в роли адаптера.

— Это плохая идея. Зачем я в это ввязалась?

— Доверься мне, — я взглянул на шамана. — Ну же, альма, чего Вы ждёте?

— Не хочу, — опять отвернулся тот.

— Почему?

Он не ответил.

— Почему не хотите?!

— Боюсь я… Боюсь. Что я там увижу? А вдруг это будет ещё страшнее? Не-ет, хватит с меня откровений. Не надо.

— Альма.

— Ох. Да чтоб ты провалился… Так и быть! — он крепко сжал мою больную руку, пронзив её током.

Я затрудняюсь объективно выразить то, что испытал в те минуты, когда два разных мира соединились во мне одном. С противоположных сторон вдруг нахлынули две совершенно разные, противоборствующие волны. Сошлись и ударились друг об друга мощным всплеском. С одной стороны кипела горячая энергия Райли, с другой — пробирала холодом ледяная энергия альмы. И обе они, схлёстываясь, образовывали жуткий, неустойчивый коллапс, как будто бы внутри меня образовалась маленькая 'Дантова Длань'. Каким-то подсознательным чутьём я понял, что успокоить эти бушующие волны под силу только мне. Я могу обуздать их, распределить, перенастроить так, чтобы они не травмировали друг друга. Это было тяжело. Меня бросало то в жар, то в холод. Я с трудом держался на ногах, но терпел. И терпение начало приносить плоды.

— Я что-то вижу, — с закрытыми глазами, произнесла Райли. — Силуэт в жёлтом дыму.

— Это она говорит? — поражённо спросил старик. — Я понимаю её речь?

— Да, это я говорю, — ответила Райли. — Альма, верно?

— А ты, я так понимаю, Райли. У тебя приятный голос. Вот уж не думал…

Их слова перетекали через меня, как через резонатор. Наконец-то они встретились по-настоящему. Мне было очень больно и тяжело, однако, я не желал разрывать связь.

— И выглядишь ты не так, — продолжал шаман. — Я думал, что… А ты… Почти как человек.

— Это комплимент, наверное? В таком случае, спасибо.

— Это моё признание. Признание в своём заблуждении… Отсоедини меня, Писатель.

Я с несказанной радостью отпустил его руку, и выдохнул из лёгких накопившийся воздух. Всё это время я, оказывается, не дышал.

— Теперь Вы мне верите?

Он кивнул.

— Пойдёте с нами?

— Для того, чтобы уйти отсюда мне потребуется кое-что, — шаман развернулся к полуоткрытым дверям больницы. — Эй!

На его призыв тут же откликнулся семнадцатый. Подскочив к своему хозяину, он выжидательно на него посмотрел.

— Принеси. Мне. Его, — членораздельно попросил старик.

4-17 тут же метнулся внутрь здания и исчез.

— Я испытываю странное чувство, — стоя ко мне спиной, и понуро опустив голову, произнёс альма. — Как будто бы меня обманули.

— Вы сами себя обманывали.

— Возможно. Нужно многое переосмыслить. Продумать. Для этого мне действительно не помешает сменить обстановку.

Из глубины больничного корпуса донёсся топот приближающихся шагов, и вскоре перед нами появился семнадцатый, который принёс какой-то небольшой предмет.

— Отдай ему, — велел старик, указав на меня.

— Что это? — я принял из рук семнадцатого небольшого каменного идола, судя по виду, очень древнего.

— Памятная вещь, — ответил шаман. — Хранит в себе осколок моей прошлой жизни. Подпитывает меня энергией, навроде аккумулятора. Позволяет выходить за пределы своего района и перемещаться там. Куда он — туда и я. Куда ты его отнесёшь — туда я и последую.

Есть! Он попался! Вот его 'ахиллесова пята'. Значит, отходить далеко от идола он не может, и способен воздействовать на психику изгнанников только на определённом расстоянии. В моей голове тут же созрел подспудный план, как избавить Райли от этой кабалы. Когда мы соберёмся уходить в Апологетику, я просто унесу идола на безопасное расстояние от дома. Меня альма не сможет остановить, и Райли будет освобождена из-под его телепатического колпака. План казался мне идеальным. Вот только я, как обычно, просчитался. Шаман вовсе не был дураком, и не собирался вверять свою судьбу в мои руки. Как только я решу перенести идола, он тут же начнёт угрожать жизни Райли. Об этом-то я как раз и не подумал! Понимание придёт позже. А пока я наслаждался триумфом.

— Ну что ж, альма, я рад, что мы нашли общий язык. День клонится к закату. Нам ещё нужно успеть добраться до дома.

— Прежде чем уйти, у меня есть к тебе ещё одна просьба.

— Слушаю.

— Соедини меня с… С ним, — он едва не сказал 'с псом', но вовремя осёкся, и просто кивнул на семнадцатого. — Хочу попрощаться.

— Хорошо. Дайте руку… Теперь ты, 4-17.

Чёрт! Как же больно! Словно ухватился за провода под напряжением! Но надо терпеть. Надо выдержать.

— Как тебя зовут? — спросил старик. — Хочу знать твоё настоящее имя.

— Образец Z-345/4-17, хозяин.

— Я тебе больше не хозяин, Z-345…

— Называйте меня Ыт.

— Не надо, — старик поморщился. — 'Ыт' по-якутски 'собака'. А ты не собака.

— Это моё имя. Пожалуйста, оставьте его мне. Получить имя — честь для изгнанника.

— Послушай. Теперь, когда я тебя вижу. Когда понимаю слова. Мне особенно неловко. Ведь я воспринимал тебя неправильно. Наверное, я принёс тебе много страданий. Хочу, чтобы ты знал. Я сожалею об этом. Простишь ли ты меня?

— Я не держу на Вас зла! Я счастлив служить Вам!

— Ты говоришь так из страха. Ты всё ещё боишься меня. Не надо. Ты заслужил свободу. Я отпускаю тебя. Это правда.

— Не надо, хозяин, прошу!

— Почему? Ты же всегда хотел обрести свободу!

— Хотел…

— Почему же сейчас не хочешь?

— Зачем мне она теперь? Куда я пойду? Я истощён и слаб. Как только вы уйдёте, сюда снова вернутся хищники, и я не смогу ничего им противопоставить. Не оставляйте меня.

— Хм-м, — старик задумался. — Погоди-ка. Думаю, что у меня есть, чем тебя наградить. В конце концов, ты заслужил это за верную службу и за бескорыстное прощение моих грехов. Писатель, отсоединяй меня.

— Ф-ф-фух!!! — едва не свалившись в обморок от перенапряжения, я отпустил его руку. — Наконец-то.

— Подойди ко мне, сынок, не бойся, — подозвал шаман семнадцатого.

Тот подчинился. Около минуты, старец что-то шептал ему на ухо. Я не слышал ни единого слова. Лишь едва различимое шиканье. Но вдруг, 4-17 распрямился, и воскликнул: 'Суфир-Акиль. Суфир-Акиль!'

Он пробежал мимо меня, спрыгнул с лестницы, и, толкнув Райли с Тинкой, пронёсся мимо них, подпрыгивая и пританцовывая.

— Суфир-Акиль! Суфир-Акиль!

— Что Вы ему сказали? — спросил я у старика.

— Так, — пожал плечами тот. — Слова. Знания. Мне они больше не нужны, а ему, гляжу, пригодились. Вон как обрадовался. Ну и слава Богу.

— Вы удивительный человек, альма. Ну что, пойдём домой?

— Пойдём, Писатель, пойдём. Но знай, может я и был в чём-то неправ, но от своих запросов по-прежнему не отказываюсь, и буду требовать то, что требовал! Пусть твоя Райли не расслабляется! Понятно?

— Понятно…

— И отныне зови меня Аверьян Васильевич.

— Договорились.

Спустившись к девчонкам, я утёр пот со лба.

— Что это с семнадцатым? — удивлялась Райли. — Выскочил как ужаленный. Чуть нас не сбил с ног.

— Без понятия. Мне кажется, он нашёл Суфир-Акиль, — ответил я.

— А по-моему он окончательно спятил.

— Ну что? — спросила Тинка.

— Всё. Миссия выполнена. Сворачиваем лагерь, и уходим.

— Отлично.

Я протянул Райли нож. — Чуть не забыл. Вот. Ты уронила.

— Благодарю, — та приняла оружие. — А это что за булыжник?

— Это? — я показал ей идола. — Это наше спасение от экрофлониксов.

*****

Обратный путь был лёгким. Может быть потому, что с нами был альма, ни одна живая душа не попадалась нам на пути. Конечно же, Райли и Тинка всё ещё побаивались его, но настроение у них было заметно выше, нежели прежде. Хотя, по мере приближения дому, мы становились мрачнее и напряжённее. Опасения оказались ненапрасными. Как только мы вышли на Арсеньева, тут же почувствовали, что за нами следят. Райли приготовила ножи и выдвинулась вперёд. Солнце уже закатилось за крыши домов, и город постепенно наполнялся сумерками. Затягивать было нельзя.

Я уже видел крышу нашего коттеджа с антенной псионного ретранслятора, но между нами и домом замелькали жутковатые фигуры, скапливающиеся на улице и преграждающие путь. Экрофлониксы выбирались из окрестных развалин, подтягивались со стороны оврага, перемещались с места на место. Они бы уже давно были здесь и растерзали бы нас в лоскуты, но то, что мы несли, сдерживало их от атаки. Чувствуя присутствие серьёзной угрозы, они не нападали, но и не отступали. А просто собирались в огромную стаю, затапливающую улицу живой, шевелящейся рекой. Сколько же их тут было? Не сосчитать! Маленькие мунгаштары и гигантские лидеры. Все перемешались в этой толпе.

— Их тут целая прорва, — пролепетала Тинка. — Если Бабайка не справится — нам конец.

— Он справится, — сквозь зубы ответил я.

— Чего же они не уходят? — шла вперёд Райли. — Почему не отступают?

— Наверное, надо подойти поближе.

— Куда уж ближе? И так впритык подходим.

До экрофлониксов уже оставалось пройти всего пару домов, а они и не думали сдавать позиции. Рычали, выли, вставали на дыбы, и делали выпады в нашу сторону. Но не пятились. Их было слишком много, и коллективное чувство силы придавало им храбрости.

— Всё, — Райли не выдержала и остановилась. — Если пройдём дальше, то упрёмся прямо в них. Они не уйдут.

— Но они не нападают, — не в силах сдерживать дрожь, заметил я.

Ощущение было такое, как если ты пришёл в зоопарк, и смотришь на беснующихся хищников, которых от тебя не отделяют никакие решётки. За эти минуты я обрёл немало седых волос.

— Аверьян Васильевич! Да где же Вы, ё-моё! Нас же сейчас порвут! — выставив идола вперёд, прокричал я.

— И чего ты орёшь? — спокойно ответили сзади. — Я совсем не глухой.

Шаман спокойно вышел из-за моей спины.

— Почему Вы бездействуете?

— Так ты же ничего не говорил. Вот я ничего и не делал.

— Вы разве не видите этих монстров?

— Монстров? Хе-хе. Так это они вам житья не дают? Хорошо, я избавлю вас от этих мышей.

— Каких мышей?

— Я не знаю, какими их видите вы, но для меня это просто мыши. Ну же, посторонитесь.

Он поковылял вперёд. Райли отпрыгнула в сторону, пропуская его.

— Так, что тут у нас? Ну-ка, — старик поднял клюку. — Сейчас кому-то задам! У-ух!

Что тут началось! Передние ряды экрофлониксов отпрянули, налетев на задних. Стая начала втягиваться назад, широким полукругом.

— Вот вам! — альма запустил камень в толпу, чем вызвал дикое столпотворение.

Обезумевшие от страха передние монстры сминали задних. Крайние — бросались на стены домов и бетонные заборы. Началась давка. А шаман, водя своей палкой из стороны в сторону, шёл вперёд, произнося угрозы.

— Я вам задам! Вы у меня попляшете!

Экрофлониксов охватило безумие. Словно ошпаренные кипятком, они в панике ломились назад, отступая к оврагу. В итоге мы насчитали два десятка растоптанных мунгаштаров. Твари перепрыгивали через баррикады, путались в колючей проволоке, нарывались на старые ловушки. Тёмная волна отползала всё дальше и дальше, освобождая улицу. Я покосился на подруг. Те смотрели на происходящее с разинутыми ртами. Такого они ещё никогда не видели. Буквально за пятнадцать минут вся улица Арсеньева была очищена от экрофлониксов. Лишь несколько раздавленных мунгаштаров испускали последние предсмертные стоны. Остатки отступающих, достигнув перекрёстка, со всех ног устремились вниз — к электростанции. Далее их преследовать мы не стали.

— Ну вот и всё, — потирая руки, вернулся ко мне шаман.

— Я поражён. Я просто в шоке, — ответил я. — Как Вы их… Быстро.

— Делов-то, раз плюнуть.

— Это Вам так кажется. Спасибо, Аверьян Василич. Вы просто представить себе не можете, как нам помогли.

— Спасибо в карман не положишь. Я выполнил свою часть уговора. Теперь очередь за вами. Для начала мне нужно где-то устроиться. Я выберу, а ты отнесёшь туда идола.

— Ладно, — кивнул я, и сделал знак девчонкам. — Побудьте пока здесь.

Обе одновременно качнули головами. Видимо тоже пребывали под впечатлением.

Мы с альмой пошли вдоль по улице. Он останавливался возле каждого дома, осматривал, постукивал палкой по стенам. Возле нашего он задержался подольше.

— Ваше жильё?

— Да. Как Вы узнали?

— Жизнью пахнет.

Я уже встревожился было, не выберет ли он наш дом. Всё же такого странного квартиранта приобретать не особо хотелось. Но, к моей радости, шаман пошёл дальше.

Так мы с ним добрались до перекрёстка, где он, наконец-то, выбрал угловой дом, напротив 'Эсмеральды', заняв квартиру на первом этаже. Этот выбор меня тоже устраивал. Во-первых, от нас далеко, а во-вторых, отсюда будет лучше всего сдерживать экрофлониксов.

— Хорошее местечко, — осматривал пустую квартиру новый жилец. — Пожалуй, останусь. Идола поставь сюда.

Он указал на сохранившийся стол с грязной скатертью. Я выполнил его указание.

— Ну вот и всё, — присев на кровать с изодранным матрасом, констатировал старик. — 'На новом месте приснись жених невесте'. Хе-хе. Всё, уходи Писатель. Я устал и хочу отдохнуть. Долго шёл и далеко зашёл. Завтра принесёте мне еду. И не дай Бог опоздаете! Всё, топай к своим страшилам.

Вернувшись к подругам, мы кратко обсудили увиденное, поделившись впечатлениями. Затем, Тинка распрощалась с нами, и убежала домой, чтобы успеть до темноты. А мы пошли к себе.

Экрофлониксы так и не сумели влезть в дом, хоть и пытались. Ставни и дверь были основательно исцарапаны их когтищами. Бедняга Котя серьёзно натерпелся. Как же он обрадовался нашему возвращению. Исхудавший и взволнованный, он кидался то ко мне, то к Райли. Обнимаясь с ним, я почувствовал дикую слабость, и тут же отстранился.

— Эй, браток, ты давай полегче! Я конечно понимаю, что ты оголодал, но оставь мне хоть немного энергии! Иди вон, пожуй лучше Райли!

Привалившись спиной к стене, Райли прижала к себе подскочившего элгера, и устало расхохоталась.

— Ты чего смеёшься? — стаскивая с себя рюкзак, спросил я.

— Наконец-то. Наконец-то я его не чувствую.

— Кого? Альму?

Она кивнула.

— Почему?

Райли указала пальцем в потолок.

— Ретранслятор? Точно. Он блокирует импульсы альмы.

— Ага. И ни хрена он мне тут не сделает, — она опять рассмеялась.

— Ты знала? Да?

— Конечно. Иначе бы не согласилась тащить его сюда. Я же не чокнутая.

Райли оказалась гораздо хитрее меня. Только теперь я понял, какой опасности её подвергал, опираясь на свой необдуманный план. Какая же она всё-таки умница и какой же я идиот! Я чуть не облажался в очередной раз, но всё обошлось. Теперь я точно смогу унести идола вместе с альмой, без вреда для Райли. Лишь бы только альма об этом преждевременно не догадался.

Ну а пока мы должны были хорошенько отдохнуть. До похода в Апологетику оставалось чуть меньше недели. Но перед этим мне предстояло пройти через туман.

ЧАСТЬ-19. ТАНЦУЮЩИЙ В ТУМАНЕ

Время шло. Несмотря на череду смертельных злоключений, я всё ещё был жив. И чем дольше мне удавалось выжить — тем сильнее я не понимал, зачем борюсь, зачем барахтаюсь? Все эти загадки, дилеммы, путанные сны, восприятия ложных альтернатив, дезориентировали измученный мозг, и разрушали закономерности абстрактной халтурой. А рациональные ответы всё ещё не были найдены. И найду ли я их когда-нибудь — неизвестно. Я как будто попал в замкнутый круг. Раньше мне хотелось как можно скорее из него выбраться, но сейчас это рвение постепенно сходило на нет, вызывая щемящую тревогу. Неужели я сдаюсь? Неужели начинаю воспринимать эту жизнь как нормальную?

Доселе меня выручал блокнот. Я перелистывал старые записи, вспоминая пережитое, и укрепляясь в своей надежде. Писал много, стараясь в подробностях зафиксировать каждую мелочь, каждое наблюдение. Сначала пытался делать рисунки, но быстро от них отказался, так как художник из меня никудышный, а сами художества занимают слишком много драгоценного места. Странички блокнота заканчивались с поразительной быстротой, даже не взирая на то, что я перешёл на очень убористое письмо. Конечно же, можно было отыскать другой блокнот, в городе осталось много бумаги, однако я опасался, что на Периметре меня с ней не выпустят. Да что уж там? Блокнот-то протащить практически не надеялся… В итоге, упирался как мог, лишь бы всё уместить на оставшихся листах. Я даже схему перестал чертить, и, спустя некоторое время, испишу её поверх, а потом ещё и залезу на корочки. И всё равно не смогу вместить всё, что хотел записать.

Ещё у меня закончилась ручка, и пришлось взять карандаш. Ручку найти тоже проблем не составляло, но, по закону подлости, в нашем доме не осталось ни одной ручки. Карандаш-то с трудом нашёл. А шастать по брошенным квартирам без Райли я до последнего опасался. Всё-таки на открытых пространствах я ориентировался и действовал не в пример лучше, нежели в закрытых, захламлённых и полутёмных помещениях, где было трудно предвидеть появление врага, или ловушку. Просить Райли сопроводить меня в поисках одной несчастной ручки, согласитесь, как-то неловко. Да она бы и не пошла.

Поход в «Призрачный район» оказался, действительно, самым удивительным приключением, которое я пережил за время своего изгнания… Забавно, я уже рассуждаю как изгнанник. Чувствую себя постапокалиптическим Маугли, пытающимся стать своим среди обитателей техногенных джунглей, и уже делающим успехи. Главное, не забывать, что моё место среди людей.

«Призрачный район» многому меня научил. В первую очередь — ответственности. Мне уже не раз приходилось принимать самостоятельные решения, но все эти уроки оказались полной ерундой по сравнению с той колоссальной ответственностью, что легла на мои плечи там. Даже в тяжёлые дни, когда я выхаживал Райли, мне всё равно трудно было оценить всю тяжесть этой ноши, потому что надежда на то, что всё само собой обойдётся, не покидала меня ни на секунду. Как ребёнка, возле постели больной мамы не покидает вера в то, что мама обязательно поправится. Ведь как же иначе? А тут всё было по-другому. Тут я прочувствовал всю беспомощность тех, кто доселе всегда меня поддерживали и опекали. Я впервые, до самого дна своей души, ощутил, что меня никто не прикрывает, и что мои опекуны теперь сами всецело зависят от меня. Мы поменялись местами. Я стал сильным, а они — слабыми. Но быть сильным оказалось недостаточно. Нужно было решать, как распорядиться этой силой, для того, чтобы достойно выполнить миссию. И я справился. Не безупречно, спотыкаясь и ошибаясь, но справился. Сам. И впервые у меня не было ни капли гордыни за этот поступок. Сожаление об ошибках, о том, что мог сделать лучше, но не сделал — да. Но не гордыня. Я наконец-то стал взрослым. Не возрастом, но душою.

И это ещё не всё. Из «Призрачного района» я вынес новое знание. Пока что я плохо его понимал, но уже чувствовал близость нового открытия. Материя и сознание теперь лежали в разных плоскостях, и на разных чашах весов. Если прежде, я был убеждён, что первое может существовать без второго, но никак не наоборот, то теперь стало понятно, что это не так. Сознание способно быть вполне самодостаточным и независимым.

Но не буду загружать вас своими философскими потугами, тем более, что познания мои по прежнему остаются ничтожно малыми, основывающимися исключительно на пережитых ощущениях, не закреплённых какой-либо авторитетной теорией. Как бы там ни было, Хо мне не солгало. Без похода в «Призрачный район» и без общения с шаманом-альмой, я бы ни за что не понял, как пользоваться экстериоризацией — отделением разума от тела. Не утвердился бы в выборе единственно верного пути. И, скорее всего, лишился бы рассудка. А значит, не смог бы выбраться из Иликтинска никогда.

С первого же дня, после нашего возвращения домой, холода начали усиливаться. Особенно резко падала температура после дождей, которые, к счастью, случались нечасто. Наступление первых заморозков я почувствовал в первую же ночь. Одеяло уже спасало плохо, и я проснулся с посиневшим носом. Пришлось срочно утепляться. Сперва отыскал второе одеяло и дополнительный матрас. Затем, принялся за одежду. В доме одежда была преимущественно женская, поэтому Райли, в очередную свою вылазку, заглянула в какой-то не разграбленный туристический магазин, откуда притащила мне целую сумку тёплой одежды. Не всё подошло по размеру, но мне сгодилось. Шерстяные носки, пара водолазок, толстенный свитер, отличные, хоть и немного длинноватые штаны и шерстяная шапочка, к великому нашему удивлению и смеху оказавшаяся балаклавой. Но больше всего я был ей благодарен за комплект термобелья и толстовку с капюшоном, которая не продувалась, и, при надобности, заменяла головной убор. Да, свою затасканную шляпу я с той поры больше не надевал. Вот такое своеобразное расставание с «детской придурью». А может быть я просто перестал относиться к этой шляпе, как к памяти о Ковбое, и других погибших ребятах. Я на самом деле стал их забывать, и воспоминания о них уже не вызывали у меня прилива душевной боли и тоски. Они остались где-то там — в далёком прошлом. Теперь же на смену им пришли другие люди: Райли, Тина, Флинт, Водзорд, Котя, Аверьян Васильевич… Люди? Я назвал их «людьми»? Значит я уже на полном серьёзе перестал различать, кто люди, а кто нет…

Холод ощутимо сказался не только на мне. Даже морозоустойчивая Райли перешла с лёгких летних костюмов на более утеплённую форму одежды. И хотя очень сильно она всё так же не укутывалась, но на улицу теперь выходила в джинсах и короткой кожаной курточке, которую редко когда застёгивала. По словам изгнанницы, обычно она так ходит до самых морозов. Не удивляюсь. Если бы у меня был такой же внутренний подогрев, я бы тоже не заморачивался с одеждой.

Рано утром, на следующий день после возвращения из «Призрачного района» хозяйка разбудила меня. Она выглядела невыспавшейся и сердитой, потому что голодный Котя вчера сожрал слишком много её энергии, из-за чего до рассвета она не успела полностью восстановиться.

— Так. Я ухожу на охоту, — сообщила она. — Нужно набить побольше дичи, чтобы прокормить нашего оглоеда Аверьяна. Экрофлониксы успели разогнать всю добычу в окрестностях, поэтому придётся прогуляться чуть дальше обычного. Вернусь нескоро, но постараюсь не задерживаться.

— Угу, — промычал я, спросонья протирая глаза. — Удачной охоты.

И после её ухода, практически сразу отключился опять. Не понимаю почему, но вплоть до отправления в Апологетику, мне больше не снилось Хо. Я видел обычные бессмысленные сны, не имеющие ничего общего ни с кошмарами, ни с безумными откровениями. Иногда мне снилась Райли, иногда Тинка, но чаще я видел свой дом. Такие сны вызывали утреннюю ностальгию, и я считал их полезными, потому что они выдёргивали меня из затягивающей фантасмагории окружающего декадентства, упрямо и настойчиво напоминая о своей конечной цели.

Наконец-то окончательно проснувшись и перекусив, я решил прогуляться по окрестностям, и оценить масштаб последствий нашествия экрофлониксов. Сначала убрал с улицы трупы мунгаштаров. Потом, решил проверить дальние рубежи.

Дойдя до дома альмы, громко и почтительно поздоровался. Ответа не услышал, и близко к дому подходить не стал. Первые дни шаман вёл себя крайне невоспитанно, требуя от нас почестей и вежливости, взамен отвечая презрительной надменностью. Но мы всё равно соблюдали обещанный этикет.

На перекрёстке было тихо. Я прошёл до спуска, отметил, что в районе электростанции тоже нет ни души, но, не рискнув спуститься, отправился назад — в сторону ДК. Экрофлониксы так труханули, что убежали далеко. К сожалению, ненадолго.

Подходя к дому терапогов, начал ощущать неприятную дрожь в коленях. Мне ещё со вчерашнего дня хотелось пойти, проверить их, но нехорошее предчувствие перебивало это желание. Задержавшись немного у входа в арку, я так и не решился войти во двор. Встречать меня никто не вышел, что лишь подтверждало мою тревогу. Так и пошёл дальше по улице, стараясь заглушить свои демаскирующие чувства.

Дойдя до территории Флинта, я обнаружил, что хитрый разбойник успел неслабо дать экрофлониксам прикурить. Ловушками и смертью разило за версту. То, что Флинта голыми руками не возьмёшь — я не сомневался, но всё равно сердце за него побаливало. Вдруг он не справился? Вдруг пропал? Всё-таки экрофлониксов было слишком много. А он один. Для того, чтобы пройти дальше — в сторону Гагарина, пришлось напрячь всю свою сенсорику, и спешно вспомнить теорию. Лысый чёрт бросил на оборону территории все свои силы. Всё-таки Райли в этом вопросе было до него далеко. На фонарных столбах, по обе стороны от дороги, висели, подвешенные на мясных крючьях, бездыханные туши экрофлониксов. В основном, мунгаштары. Шесть штук! Кроме них, на земле повсеместно валялись мелкие ошмётки плоти и костей. Было невозможно понять, сколько экрофлониксов здесь разлетелись в клочья. Скорее всего Флинт использовал очень сложную ловушку «Хлопушка». Только она могла так измельчить тело. Рассматривая результат работы этой мясорубки, я надеялся, что самого Флинта нет среди этих кусков мяса. Что ни говори, а он поработал отменно. Так и не дойдя до улицы Гагарина, я решил не испытывать судьбу, и повернуть, потому как стало уже совсем сложно разбирать, где установлены ловушки. Идёшь как по минному полю.

— Ну что ж, Флинт, надеюсь, что ты уцелел…

Развернувшись, я посмотрел на пройденный путь. До территории Райли метров тридцать — не более, а шёл, кажется, целый час.

— Уже уходишь?

— Твою же мать. Флинтяра! — обрадовался я. — Ты сразу не мог выйти? Заставил меня плутать по своей полосе препятствий.

— Прости. Было интересно посмотреть, как ты чертыхаешься.

Флинт сидел неподалёку, на крыше автобуса, свесив ноги. Мне тут же бросились в глаза его забинтованные руки, а так же лицо, располосованное в области щеки и лба. Крепко ему досталось, бедняге.

Спрыгнув вниз, изгнанник, ловко петляя и подпрыгивая, за несколько секунд оказался возле меня. И мы по-дружески обнялись.

— Как же я рад, что тебя не загрызли!

— А я-то как этому рад. Вон, смотри, — он указал на лоб. — Как разукрасили. Едва от них отмахался. Два дня бился, как проклятый. Лезли недуром. А потом вдруг ушли. Сегодня хотел на разведку сходить, узнать, куда это они подевались? Скучно без них стало, в общем. А тут гляжу, ты ошиваешься. Так что с экрофлониксами-то?

— Мы кое-что притащили из «Призрачного района».

— Откуда? Да вы больные. То-то я чувствую, с вашей территории дрянью какой-то потянуло. Аж в голове загудело.

— Всё в порядке. У нас теперь есть отличное пугало. Экрофлониксы и близко не сунутся.

— А мне-то соваться можно?

— Почему нет? Территориальная договорённость в силе.

— Ну и хорошо. А то у меня вода уже закончилась, — он вынул армейскую фляжку. — Вот, хотя бы фляжечку набрать.

— Пойдём вместе, — предложив, я начал разворачиваться. — Кажется, экрофлониксы ушли далеко и путь к роднику свободен.

— Пойдём… К-куда ты ногу?! — остановил он меня, схватив за плечо.

Я закачался, балансируя на одной ноге. Рядом была ловушка.

— Левее, левее. Вот сюда, ага. Опускай, — командовал Флинт. — Ёлки, чуть не влетел, раззява.

— Да у тебя тут на каждом метре ловушка. Ступить некуда.

— Чего возмущаешься? Не на тебя же ставил.

Пока мы шли до перекрёстка, Флинт вкратце мне рассказал, как боролся с экрофлониксами.

— На второй день пришлось перебраться в сберкассу. Из «Соковыжималки»-то меня выжали, хе-хе. Если честно, не думал, что всё обойдётся. Уже собирался всё бросить ко всем чертям, и уходить в сторону Центра — так сильно меня прессовали. И тут вдруг схлынули, как в сказке. Глазам не поверил.

— Далеко они забрались.

— Ага. Хитрые черти. Видал, сколько ловушек? Любая другая тварь хрен пролезет, а этим хоть бы хны. Из десяти напарывался, в лучшем случае, один. Ну ты их всех видел…

— Видел. Отличная работа. А у нас Тинка за одну ночь пятерых с арбалета укокошила, представляешь?

— Да ну? Молодец, шмакодявка.

— Зато в ловушки этих гадов совсем мало угодило. Два-три, не больше.

— Всё потому, что Райли ни хрена не умеет их правильно ставить. Помнишь её оборону от старины Гарри со товарищи? Просто смех.

— Вообще-то я не люблю, когда ты охаиваешь Райли, но в данном вопросе вынужден с тобой согласиться. Ты действительно мастер ловушек. Кстати, чем ты там экрофлониксов взрывал? Неужели «Хлопушками»?

— Ими, — довольно улыбался Флинт. — Понравилась «инсталляция»?

— О, ещё как! Но ты чокнутый, Флинт.

— Почему?

— Мне Райли рассказывала про эти «Хлопушки». Ужас тот ещё. Вроде как один изгнанник, 5-42, кажется, пытался установить эту штуку, после чего его расшвыряло по округе в виде полуфабрикатов, а голову забросило аж в окно пятого этажа.

— Ха-ха-ха! Да, было такое. Только не с 5-42, а с 6-42. Потому что он тупорылый придурок. На самом деле, эти «Хлопушки» не такие опасные, как принято считать. К ним просто нужен правильный подход. Знаешь, сколько я их выставил на границе? Семь! И, как видишь, целый и невредимый. А вот экрофлониксы, которые на них нарвались — нет. Я люблю «Хлопушки» именно за то, что их трудно вычислить. Другую ловушку можно обойти, опираясь на какой-либо характерный признак, а вот «Хлопушку» — хрена с два учуешь! Из семи сработало четыре. Прекрасный результат!

— Не спорю.

— А что касается твоей Райли, то скажу тебе как на духу. Пусть с мозгами у неё не всё в порядке, но всё-таки я её уважаю. Крепкая девка. Пробивная. Может быть в ловушках она и не спец, зато во всём остальном — дока. Тебе повезло, что она тебя приняла, и до сих пор не убила.

— Я знаю.

— Только ты ей не говори, ладно?

— Ладно.

— А то ещё возгордится.

— Не буду я ей говорить.

— Подумает, что я признаю её превосходство, и начнёт…

— Флинт, я тебя понял! Она ничего не узнает. Обещаю.

— Хорошо… Так… А вот мне что-то нехорошо, — он остановился.

— В чём дело?

— Башка затрещала. Что-то там впереди такое. В мозгах шуршит. Будто бы голос. Слушай, ты как хочешь, а я дальше не пойду. Срежу путь через этот двор, — Флинт повернул к дому терапогов, куда мне, как раз-таки, идти и не хотелось.

Но пришлось припустить за ним.

— Погоди, Флинт, постой. Давай найдём другой путь?

— Да какой другой путь? Вот, сейчас прямо через двор, и обойдём этот угол, — его голос звонко раскатился внутри арки. — Ф-фух, тут сразу легче стало… Что же за срань такую вы припёрли из 'Призрачного района'?

— Эм-м… Да так… Призрака.

— Кого?

— Ну, или 'сущность', называй как хочешь.

— Ни хрена себе. А я-то думал, вы на ретранслятор что-то мощное примотали, отчего он теперь так дико фонит. И как вам удалось раздобыть эту жуть?

— 4-17 нам его любезно уступил. Ты бы видел, как разбежались экрофлониксы!

— Да я сам минуту назад был готов разбежаться! Так в голову ударило… А ты разве ничего не чувствуешь?

— Не-а.

— Вот так дела…

— Постой-ка.

Мы остановились возле знакомого подъезда. Прислушавшись, я заглянул в темноту, зиявшую за распахнутыми настежь дверями.

— Что? Ты что-то заметил? — Флинт приготовил нож.

— Давай-ка проверим этот подъезд.

— Зачем?

— Надо. Ты со мной?

— Ну-у, с тобой конечно.

— Тогда пошли.

На первой площадке нас встретила уже знакомая вонь. Перешагивая через тряпки, протухшие кости и кучи засохших испражнений, я, одной рукой затыкая нос, осторожно поднимался вперёд, держа мачете наготове.

— Ну и сральник, — выругался Флинт. — Тут жили терапоги?

— Угу.

— Оно и видно. Всё загадили. Дышать нечем.

Приглядываясь к тёмным углам, я пытался разглядеть, не прячется ли там кто-то живой. Но повсюду виднелся лишь помойный мусор.

— Что ты тут ищешь? — не выдержал изгнанник. — Хочешь, чтобы я задохнулся?

— Хочу понять, что с ними стало?

— Ты о терапогах? С какой стати они тебе понадобились? Мерзкие, вонючие твари.

— И всё-таки мне интересно.

— Интерес к терапогам? Н-да. Это уже извращение, друг.

— Флинт, хорош бурчать! Среди них был мой информатор. Довольно неплохой.

— Ну тогда считай, что у тебя больше нет информатора, хе-хе. Забудь и выкинь. Всю эту смердящую шарагу позавчера спороли экрофлониксы. Даже от них иногда бывает польза.

— Почему ты так уверен? — я начал подниматься на второй этаж, обходя грязный матрас, скомканный вдоль перил. — Вдруг они успели уйти?

— Да куда они уйдут? Я бы их не пустил. Мне это дерьмо даром не нужно. А в сторону промзоны им путь заказан. Там, с той поры, как ушёл 6-59, гиенособак расплодилось море, и гомункулы появились — по ночам шебуршат в старых ангарах. Вот и оставалось твоим терапогам сидеть тут, дожидаясь своей участи. Судя по тому, что экрофлониксов здесь было до хрена и больше, шансов они им не оставили.

— Я должен это проверить.

— Фу, ну и запах же тут, — Флинт, скривившись, следовал за мной. — Как в сортире.

Мы поднялись до четвёртого этажа, немного постояли, и продолжили подъём. Чище не становилось, но мусорных куч на лестничных пролётах стало встречаться меньше. Да и зловоние, слегка развеявшись, шибало в нос уже не так резко. Зато в глаза начала бросаться недавно засохшая кровь.

— Вот здесь их и прижали, — мой спутник провёл пальцем по перилам, и посмотрел на кровяную подушечку. — Два дня назад, как я и говорил.

До последнего мне не хотелось в это верить. Странное чувство было. Раньше я терпеть не мог терапогов. Они меня раздражали и вызывали презрение. Но сейчас я почему-то грустил о них. Наверное, это прозвучит глупо, но возможно, где-то в глубине души, я действительно чувствовал себя их вожаком. Ответственным за группу.

Пройдясь по квартирам на верхних этажах, мы с Флинтом обнаружили несколько растерзанных трупов, от которых мало что осталось. Я опознал только двоих. Другие останки идентификации уже не поддавались. Стоит отметить, что часть терапогов пыталась укрыться от экрофлониксов в одной из квартир. Они даже сообразили найти убежище с металлической дверью, но вот запереться изнутри ума им уже не хватило. Исходя из того, что теперь она была распахнута настежь, экрофлониксы недолго с ней провозились. Внутри всё было перевёрнуто и заляпано кровищей. Огрызки костей и кишок валялись повсюду.

Что же касается моего приятеля Туя, то его я нашёл забившимся под ванну, в трёхкомнатной квартире на седьмом этаже. Он зацепился за трубу, и, скорее всего, застрял. Даже хищникам не удалось его вытащить, и они обгрызли лишь то, до чего смогли дотянуться — почти всю правую часть туловища. Вот уж кого мне действительно было жаль — так это его. И хотя я понимал, что ничего не мог для него сделать, чувство вины продолжало меня преследовать ещё очень долго. Ведь экрофлониксы пришли только лишь потому, что я напал на Хромого. А бедняга Туй пытался меня отговорить. Пытался как мог. Но я был слеп и глух.

На родник мы сходили успешно. Я даже пожалел, что не захватил канистру. Но этот поход всё равно был скорее разведывательным, нежели промысловым. И мороз ощутимо пробегал по коже, оттого, что повсюду мы встречали следы недавнего пребывания экрофлониксов. От огромной туши мясника они оставили лишь обглоданные кости. Ручей возле родника затоптали и размесили, превратив в болото. К счастью, источник был не загажен, и до него ещё можно было добраться, не утонув в грязи.

После нашей небольшой прогулки, расставшись с Флинтом, я захотел проведать альму, и узнать, чем же он недоволен. Но тот демонстративно молчал, не отвечая на вежливые призывы, поэтому я не рискнул заходить в его жильё без разрешения. Наверное, когда Райли притащит ему еды, настроение у него улучшится, а пока что к нему лучше не соваться.

Райли вернулась с охоты слегка запоздало, и первым делом отнесла мясо нашему сторожу. Я с ней не ходил, но, по её словам, тот принял подношение благосклонно. Он не мучил изгнанницу своими псионическими ударами, но та всё равно вернулась взбудораженной, словно пережила стресс. Она напомнила меня самого, когда я впервые вернулся с одиночной прогулки. Такое же перевозбуждённое состояние, пронизанное нервозностью. Райли не любила кормить альму, но заставляла себя это делать, чтобы перебороть свой внутренний страх перед ним. Правда, долго ей этим заниматься не пришлось, потому что вскоре это начну добровольно выполнять я, чем заметно обрадую подругу. Конечно, перспектива общения с белым шаманом вдохновляла меня не больше чем Райли, но это лишь на первых порах. Затем всё изменится.

На гибель терапогов, охотница отреагировала полнейшим безразличием.

— Сожрали? Всех? Ну и что? — устало развалившись в кресле, зевнула она.

— Ничего. Просто. Я к ним уже успел привыкнуть.

— Было бы к чему привыкать. Рано или поздно, их бы всё равно кто-нибудь сожрал. Так что, не велика потеря. А за информацию о роднике — спасибо. Завтра пойдём за водой.

Ей действительно было на них наплевать. Наверное и мне нужно было как-то обуздать свою мягкотелость, по крайней мере, пока я здесь нахожусь.

В целом, ситуация стабилизировалась. Жизнь опять входила в привычные берега, и Райли вновь стала такой, как раньше: спокойной и тихой. Я уже соскучился по её нормальному образу. Нервозность и резкость делали изгнанницу похожей на взбалмошную стерву. И это не нравилось ни мне, ни ей самой. Теперь же, когда всё немного уладилось, со мной опять была старая-добрая Райли, бесшумно скользящая по дому, и выполняющая свои обыденные хлопоты.

Я заметил, что после возвращения из нашего последнего похода, она стала меньше времени уделять своим секретным экспериментам, и, вместо этого, переключилась на мои тренировки. Всю неделю, до самого отправления в Апологетику, мы упорно тренировались, тратя на это большую часть свободного времени. В основном, я обучался владению ножами. Как бы там ни было, а я делал успехи, и вскоре начал понимать, что беготня с мачете — это не путь настоящего воина-изгнанника, главным орудием которого, всё-таки, должен быть лёгкий и удобный нож. Преимущество которого особенно чувствуется под действием ай-талуковых стимуляторов, когда мачете, по ощущениям, начинает весить килограмм десять. Им уже не помашешь на большой скорости. Другое дело — нож, не перегружающий руку, не увеличивающий инерцию, и оперативно меняющий направления удара, когда это особенно необходимо.

С такими ножами я и тренировался. Сначала на груше, набитой соломой, затем, на тушах гиппотрагусов, и наконец, на панцирных шипомордниках. В итоге сломал два лезвия сначала об кость, потом, об панцирь. Разумеется, будь я под ай-талуком, выверял бы удары идеально, но Райли учила меня драться в реальном времени. Это было не в пример сложнее. Мозолищи натёр до локтей. Суставы ломило так, что по ночам я выл волком от боли. Но перетерпеть всё это было необходимо. Зато показатели мои росли не по дням, а по часам. Сначала перестал ронять нож при быстром выхватывании из ножен. Затем, научился моментально перехватывать рукоять в боевое положение. И, наконец, научился мастерски колоть, и профессионально резать. В этом деле, как я понял, главнее всего унять дрожь. Твёрдая рука — залог успешного удара. Если руки трясутся — всё, ты проиграл. Наверное, тот же принцип заложен в работе хирургов. Невозможно сделать точный надрез, не имея в руках твёрдости.

Райли была очень довольна результатами тренировок. В спарринге, на пластиковых игрушечных ножиках, она меня всегда уделывала, что поначалу серьёзно меня угнетало, пока я не понял, что здесь главное не победа, а сам бой. Когда ты наблюдаешь за своими и чужими движениями. Анализируешь их. Запоминаешь выпады, блоки и контрудары. Ищешь бреши в защите, а если противник их закрывает — ищешь новые. На этом и строится бой. Вот тогда мне стало интересно, и каждое очередное падение, либо тычок тупым клинком в грудь, или в шею, вызывали у меня лишь приливы азарта. После чего, наружу машинально рвался рык — 'Давай ещё! По новой! Нападай!' Это было здорово.

Через четыре дня Райли возьмёт меня на самую настоящую охоту, и я добуду гиппотрагуса. Правда, подранка, но всё-таки! Здесь мне очень помогли тинкины уроки планирования засады. Быстро сориентировался на местности, выбрал подходящую лёжку, замаскировался, дождался, когда Райли погонит стадо на меня, выбрал самого слабого, и решительно бросился вперёд. Рывок, и гиппотрагус мой! Психологически нелегко было его убивать. Умирающий зверь кричал словно ребёнок, что глубоко врезалось в мою память. А Райли наблюдала за моими действиями, анализируя, как я обездвиживаю жертву, как наношу последний удар, и как при этом себя веду. Во время данного процесса, для меня тоже открылось немало новых умозаключений. Например, понял, что жалость — это злейший враг охотника. И что, желая как можно скорее избавить жертву от мук, я лишь продляю её агонию необдуманными и неудачными действиями. Истинный охотник — это не тот, кто наслаждается мукой жертвы, но и не тот, кто проникается к ней состраданием. Истинный охотник находится за пределами этих страстей. Его разум холоден, и свободен от каких-либо эмоций. Удар — и добыча затихла. Её конечности ещё подрагивают в конвульсиях, из горла исходит последний хрип, и сердце останавливается навсегда. И здесь уже воочию начинаешь понимать, что настоящая охота — это не развлечение, и не спорт. Это борьба за выживание. Я убил, значит сегодня буду сыт. И нет в душе ни гордости, ни жалости о содеянном. Просто обыденность. Жуя траву, в этом суровом мире долго не протянешь. Только мясо даёт энергию и силу.

Наверное, я бы мог стать настоящим охотником, если бы пожил в Иликтинской зоне подольше. Но времени осталось лишь на то, чтобы постигнуть азы. В принципе, для того, чтобы выбраться из города, мне этих навыков вполне хватило. А теперь, когда я снова живу в мире людей, мне уже не нужно охотиться. Да и не хочется ни капли. Убивать ради удовольствия и развлечения я так и не научился.

Возвращаясь к теме наших тренировок, стоит упомянуть, что помимо владения оружием, Райли натаскивала меня на взаимодействие с аномалиями. Это была экстремальная практика, в условиях, 'приближённых к боевым'. Учительница выводила меня в незнакомый район, и заставляла из него выбраться иным путём, нежели тот, по которому мы пришли. На занятиях она ходила у меня за спиной, и, если что, останавливала. Но всё равно было тяжеловато. Особенно, когда смертельная ловушка срабатывала в непосредственной близости. Здесь главное не трухануть, и не отпрыгнуть, повинуясь инстинкту, в другую сторону — где незаметно поджидает другая аномальная дрянь. И всё это мне нужно было постичь, набираясь выдержки и внимательности.

Экзаменом стал самостоятельный выход в аномальный район, уже без сопровождения Райли. Я выбрался живым, но одежду после этого можно было отжимать. Пропотел насквозь, несмотря на холодную погоду. За что и получил выговор, вместо одобрения. Нельзя нервничать, нельзя потеть. Теряешь драгоценную влагу, и становишься уязвимым для холода. А там, глядишь, и воспаление схватил, что равносильно концу всех надежд. Поэтому, преодолев свой страх и быстро переодевшись в сухое, я в этот же день повторил выход на аномальную территорию, хотя Райли рекомендовала мне повременить, и повторить вылазку на следующий день. Но я настоял на своём, убедив её, что готов уже сейчас. И это была правда. Плюнув в лицо смерти, я сосредоточил всё своё внимание, и не торопясь, постепенно, метр за метром, пересёк опасный пустырь по диагонали. Было ли мне страшно? Да не то слово! Как при таком раскладе не напрягаться и не потеть — я просто не представлял. После схлопнувшейся в трёх метрах от меня 'Канители', которая на моих глазах свернула ржавый кузов от самосвала в спираль, сделав его похожим на раковину огромной улитки, почувствовал, что покрываюсь испариной, но тут же взял себя в руки, и, не шевелясь, стал приводить дыхание в порядок. Нелепо об этом писать, но в тот самый миг я почему-то вспомнил Карлсона, с его знаменитым 'Спокойствие! Только спокойствие!' Вспомнил, и успокоился. Смертельная угроза, окружившая меня, тут же потеряла свою серьёзность. Я просто перестал воспринимать её как 'убивающую меня', и начал воспринимать как 'пока не убившую'. Наверное, вам это трудно понять, но поверьте на слово — это огромная разница. Я открыл глаза и увидел вокруг себя пустырь. Обычный пустырь, на окраине города. С одной стороны — заросший лесом овраг, с другой — заброшенные трёхэтажные здания. Мне нужно дойти до во-он того магазина, с вывеской 'Обувь для вас', где меня дожидается Райли. Делов то. Но сразу идти нельзя. Надо сначала постоять. Посмотреть. Понаблюдать. Что я вижу? Что мне кажется странным, нетипичным? Торопиться некуда, времени вагон. Тише едешь — дальше будешь. Или как говорила Райли — 'по незнакомой местности идут глаза, и лишь потом ноги'. Глаза — это бессмертные разведчики, которых запускаешь вперёд. С ними ничего не случится, и они не попадут в ловушку, но обнаружат её. Это оказалось верным на все сто процентов. Когда не торопишься, и по нескольку раз анализируешь один и тот же подозрительный участок, то рано или поздно обнаруживаешь признак той или иной ловушки. Муторное занятие, утомляющее, зато сохраняющее жизнь. Три десятка метров я прошёл, наверное, часа за три. По часу на каждый десяток. Но прошёл живым и невредимым. Сделал две лёгкие ошибки, едва не стоившие мне жизни, однако не позволил им меня деморализовать. Вместо этого, замедлив скорость своего продвижения, с удвоенной бдительностью начал просматривать окружающие кусты, ямы, металлолом. На самом деле, ловушек на пустыре оказалось не так уж и много. Не зря пожертвовав скоростью ради внимательности, я вычислил большинство из тех, что находились у меня на пути. Там — трава причудливо завёрнута, там — колышек слегка вибрирует, здесь — ветер дует, а листья на деревце не колышутся. Казалось бы, мелочи, которые с наскоку и не определишь, но стоит просто обратить на это внимание, как они открываются, разоблачая себя.

Тогда, после моего успешного реванша, Райли пощупала мой лоб, не мокрый ли, после чего, наконец-то, похвалила меня. Тот случай, когда я пренебрёг её рекомендацией, был исключением. Я всегда слушался учительницу беспрекословно. После занятий, я обычно отправлялся 'в свободное плаванье'. Так я называл свои осторожные прогулки по незнакомым местам внутри территории Райли, и даже за её пределами. Несколько раз сталкивался с представителями фауны, с большинством из которых удавалось разойтись мирно. К примеру, против стрекоз я разработал уникальную тактику. Заслышав над головой знакомый стрёкот, просто хватаешь палку, и швыряешь в воздух. Совершенно не обязательно метить в стрекозу, достаточно подбросить её как можно выше, вложив в этот бросок как можно больше злости. И стрекоза тут же улетает. Не знаю, что её так пугает, тем более что ни в одну из них я так ни разу и не попал. Видимо стрекозы опасаются не палки, а выброса негативной энергии, который я произвожу во время броска. Так это, или не так, какая разница? Действует, и замечательно.

Именно в те дни, прохаживаясь по окрестностям, я чуть не нарвался на уже упомянутую 'Вертушку Кориолиса', и то, что сумел её избежать, считаю большой удачей. Всё-таки риск подобных прогулок был довольно велик. Зато я встретил несколько новых видов живых существ. Например, удивительных кольцевиков. Я так и не понял, то ли это змеи с лапками, то ли очень длинные ящерицы. Их необычность заключается в манере передвижения. Почуяв опасность, кольцевик сворачивается в кольцо, закусив собственный хвост, и, отталкиваясь коротенькими лапами, катится колесом. При этом он может пружинить, подпрыгивая довольно высоко. Забавная и редкая зверушка.

Или же фотоморфы. Мелкие твари, похожие на сапфирно-синих лягушек. Эти гады пользуются необычайной системой защиты. Их кожа покрыта специальным химическим слоем, который, при возбуждении, вызывает ярчайшую вспышку, сравнимую, наверное, только с работой сварочного аппарата. Слепит неподготовленный глаз моментально. Конечно, после первой вспышки, ослепнуть как следует не успеваешь, но сволочные фотоморфы не останавливаются, и, прыгая из стороны в сторону, продолжают сверкать. При этом в глазах появляются всё новые слепые пятна, постепенно заполняющие обзор целиком, и рассеивающиеся довольно долго. Солнечные очки спасают, но лишь отчасти. Фотоморфы всегда успевают вспыхнуть неожиданно. Сами по себе они безвредны, но их опасность кроется в том, что, ослепнув от их сверкания, можно стать лёгкой добычей поджидающего в засаде хищника.

Но самой неприятной была встреча с так называемым 'прометеевым орлом'. Вот уж действительно ходячая пакость. Нашёл я его далеко от нашего дома, в тупике. И, по неосторожности, приблизился, чтобы рассмотреть. Это было большой ошибкой, потому что с того момента орёл привязался ко мне как банный лист. Выглядело это существо довольно отталкивающе, и не имело с птицами вообще ничего общего. Точнее сказать, это были два существа, и одно паразитировало на другом. Как я понял, в основе биологической конструкции находился бывший человек: то ли горожанин, то ли мародёр — это уже не известно. У него сохранилось тело и конечности, а на спине, словно фиолетовый пульсирующий рюкзак, висело существо-паразит. Оно заволакивало живым 'капюшоном' голову жертвы, а грудь и живот плотно оплетало какими-то трубками-щупальцами. Можно сказать, что два организма срослись воедино. Паразит управлял безвольным телом жертвы, заставляя её медленно ковылять туда, куда он прикажет, и атаковать то, что считает добычей. Кожа раба выглядела тоже весьма странно — нежно розовая и полупрозрачная. Казалось, что сквозь неё видно мышцы и сухожилия. А кости на руках и ногах были сильно искривлены.

Испуская протяжные постанывания, и даже что-то напоминающее слова мольбы, эта гадкая жизненная форма начала приближаться ко мне. Так как я не знал, что это, и как с этим бороться, то решил просто убежать. Труда мне это не составило, потому что прометеев орёл ковылял крайне медленно. От него можно было спокойно уйти быстрым шагом.

Вернувшись домой, я рассказал о своей находке Райли, спросив, не знает ли она, что за жуть мне попалась. Реакция охотницы была неожиданной. Она начала ругать меня за легкомысленность, после чего сообщила, что я только что подцепил жуткий 'геморрой', и что теперь эта тварь от меня не отстанет. Я не понял, почему она этим так обеспокоена, ведь монстр меня даже не догнал, и попросил её дать разъяснения, а когда получил — стало ясно, что проблема у меня действительно появилась.

Прометеев орёл — это зараза из зараз! Паразит не просто контролирует человеческое тело, но, по всей видимости, оставляет его в сознании, используя разум жертвы для управления моторикой, или каких-то иных необходимых ему манипуляций. Функционирует так же и нервная система, отчего раб, наверное, испытывает боль. Однако, человеком его уже невозможно назвать, поскольку большую часть человеческих тканей успели вытеснить ткани паразита.

Паразит обладает феноменальным чутьём, и, единожды уловив запах добычи, начинает её преследовать, на какое бы расстояние та не удалилась. Причём его перестают интересовать другие потенциальные жертвы. Если выбор сделан, то он будет идти за ним до конца. Рано или поздно добыча потеряет бдительность, или просто устанет. И тогда орёл с лёгкостью прикончит её. Не через сутки, так через месяц. Он может двигаться днями напролёт, не уставая. И ему не нужна дополнительная пища, потому что он поедает сам себя. Именно так, каждый день, в определённое время (обычно вечером), прометеев орёл останавливается, и начинает грызть внутренности своего раба, причиняя тому страшную боль, судя по леденящему кровь вою и стонам, которые я слышал каждый вечер. В результате, проходя через пищеварительный тракт хозяина, переработанная пища превращается в строительный материал. Вещество, из которого состоят выделения паразита, впрыскиваемые обратно в организм раба, воздействуя на его внутреннюю структуру, очевидно, на клеточном уровне, вызывает невероятно быструю регенерацию тканей, восстанавливая изъеденные внутренности всего за несколько часов. В пищу паразиту идёт, в основном, печень, благодаря чему этот урод и получил своё название.

Но это были ещё цветочки. Ягодки крылись в другом. Оказалось, что сволочной прометеев орёл — чемпион по живучести! Убить его, практически, невозможно. Хищники игнорируют это природное недоразумение, из-за выделяемого паразитом вещества, влияющего на вкусовые качества мяса раба. А изгнанники, пытавшиеся его убить, сталкивались с пренеприятнейшим фактом. Даже изрезанный и искромсанный прометеев орёл способен воскресать и полностью восстанавливаться менее чем за сутки! Паразит активирует регенеративную функцию на полную мощь, в результате чего, порабощённый организм буквально восстаёт из праха. Фрагменты, которые невозможно регенерировать, паразит заменяет собственной тканью. Именно поэтому, встреченный мной экземпляр и выглядел как полупрозрачная, кривоногая и криворукая кукла. Многократно переломанные и раздробленные кости, разорванные, посечённые и выдранные мышцы, восстанавливались как попало. Лишь бы вернуть рабу способность держаться на ногах, и хоть как-то передвигаться. Ну а питался он через хозяина, голова которого была похожа на пылесосный шланг, с щётками зубов внутри. Обычно она висела, прилипнув к солнечному сплетению раба, но когда монстр захватывал добычу, или просто приближался к ней на короткое расстояние — тут же вытягивалась в её сторону, как змея, и норовила впиться, чтобы впрыснуть дозу яда, от которого жертва быстро потеряет способность сопротивляться.

И вот, представьте себе, я стал объектом охоты этой нечисти. До последнего мне казалось, что Райли всё немного драматизирует, и я хорошо запутал следы. Но на следующий день прометеев орёл поджидал меня уже за воротами. Я чуть не обделался, когда открыл дверь, и увидел перед собой это качавшееся, протяжно замычавшее чучело. Тут же захлопнул дверь у него перед носом, и дал волю эмоциям. Услышав мою нецензурную брань, из дома примчалась Райли, которая, распахнув дверь, врезала мутанту ногой, отчего тот брякнулся на землю, затем прижала его к земле, перехватив рукой жало, и быстрыми движениями перерезала какие-то сосуды, из которых зафонтанила бурая кровяная жидкость. Паразит сдулся, как воздушный шар, и затих. Вместе мы оттащили его в овраг, и сбросили в трясину. И это конечно не помогло. Через несколько часов, он, весь покрытый болотной грязью, уже опять ошивался под нашими окнами.

Райли поставила мне условие, что пока я не избавлюсь от этого прилипалы, ни в какую Апологетику она меня не поведёт. На вопрос 'что мне делать?' — не могла посоветовать ничего конкретного. Сама она никогда на орлов не нарывалась, а другие изгнанники пытались извести их самыми различными способами: давили тяжестями, шинковали на крошечные кусочки, травили кислотой, закапывали — всё тщетно. Эти бессмертные мутанты всё равно возрождались, сращивались, откапывались, выбирались из пут и из-под завалов. Им всё было нипочём. Кое-кто из изгнанников, на свою голову, даже попытался хирургическим путём отделить паразита от раба, но сделал только хуже себе, потому что в результате паразит с остатками рабской ткани мутировал в совершенно жуткого ксеноморфа, и превратил незадачливого изгнанника в своего нового раба. Поэтому, из всего перечисленного я сделал вывод, что эффективнее всего просто замуровывать этих тварей в какой-нибудь наглухо закрытой камере, откуда им выбраться будет физически невозможно.

В принципе, этот урод особо меня не доставал. Стоны, кашель и топот выдавали его с головой, а медлительность позволяла мне справляться с ним без ай-талука. Поэтому, в первые дни, я воодушевлённо отрабатывал на нём приёмы ножевого боя, закрепляя только что пройденные упражнения с учительницей-Райли. Отличная была груша для битья. Распаляясь отвращением и раздражением, которое он у меня вызывал, я с яростью набрасывался на это жалкое отродье, погружая нож по самую рукоятку в трясущуюся, упругую плоть, рассекая её и проворачивая лезвие. Отсекал паразиту его отвратительные отростки и с хрустом ломал конечности. В общем, зверствовал по страшному. Пока мне это не надоело. А надоело очень быстро.

Как-то поутру эта сволочь, подкараулив меня за углом, едва не присосалась к плечу. Эх, я и отпрыгнул тогда! А потом, матерясь, изрубил тварюгу мачете, расчленил, и растащил останки в разные стороны, как можно дальше друг от друга. Пока возился, устал как проклятый, и перемазался в липкой гадости, заменяющей монстру кровь. Моё терпение было на пределе. Чтобы успокоиться, сходил навестить альму, а когда вернулся, увидел, как ползающий на одной культе прометеев орёл, за которым гирляндой волочились свежеотрастающие потроха, найдя собственную отрезанную ногу, с жадностью в неё вгрызается. Меня чуть не вырвало на месте от этого зрелища. И вот тут моему терпению пришёл конец.

Дождавшись, когда он восстановится, я повёл его прочь от нашего дома. Пришлось забраться так далеко, как я ещё ни разу не забирался без Райли и Тинки. Моей целью была заброшенная стройка. Точнее, заросший котлован, утыканный сваями. Я видел его издали, во время одной из своих прежних вылазок. Место было опасное, и на другой стороне котлована были замечены рыщущие неоконисы. Но они заботили меня гораздо меньше, чем надоевший до ужаса прометеев орёл. Пока тот ковылял за мной по пятам, я, добравшись до края котлована, успел хорошенько его изучить. И вскоре заприметил глубокий бетонный колодец, на дне которого поблескивала вода. То, что нужно. Остановившись на самом краю, подпустил к себе монстра поближе. Тот подошёл почти вплотную, потянувшись ко мне своими граблями и уже нацелив мерзкий рот-жало. В этот момент, я со всей силы пнул его в брюхо, отправив в непродолжительный полёт до самого дна.

— Да! Вот так тебе! — заорал я вдогонку, и, не зная, что ещё крикнуть, добавил. — Это Спарта, сволочь!

В общем, вопил всякую чушь. Настолько сильно во мне клокотала накопившаяся злоба, граничившая с психозом, и требующая выхода. Выпустив пар на краю колодца, я успокоился и начал собираться с мыслями. Слыша, как где-то внизу подвывает и плещется прометеев орёл, беспомощно скользящий руками по заплесневелым бетонным стенам, не в состоянии выбраться наружу, я понимал, что наконец-то от него избавился. Трудно поверить, что это убожество могло так сильно вывести меня из равновесия. Значит, так они и охотятся — изматывают, сводят с ума, превращают в психа, а затем, дождавшись, когда нервная система жертвы расшатывается, лишая её внимательности и реакции, делают своё черное дело. Ведь для пополнения запасов и насыщения пищевого цикла, паразиту требуется дополнительный биологический материал. Но в этот раз добыча оказалась ему не по зубам. Пусть теперь сидит на дне колодца, и воет, как чёртова ведьма. Шуршание неоконисов по кустам, за сваями, начало приближаться, становясь подозрительным, и я решил убраться из котлована, пока не стал их обедом. Дело было сделано. Больше прометеев орёл не появлялся.

Вся эта волокита с привязавшимся ко мне мутантом тоже стала для меня своеобразным испытанием, в процессе которого я начал замечать за собой не вполне нормальные порывы, а именно, внезапные вспышки бессмысленной агрессии, когда я набрасывался на врага и полосовал его ножом до полного изнеможения. Сначала это заметила Райли, затем — альма. После чего мне самому стало понятно, что это уже не обычные приступы злобы, а что-то из области психопатологии. И об этом стоит серьёзно задуматься. Ведь я никогда не впадал в подобное буйство. Да и вообще, по жизни, не был злым и агрессивным. Значит, какой-то психический сдвиг всё это время дремал где-то внутри меня, ничем себя не проявляя, как мина замедленного действия, и вот, под действием побуждающих обстоятельств, таймер включился, начав превращать меня в кого-то другого. В того, в кого я совсем не хотел превращаться. Хорошо, что я над этим задумался, и вовремя остановился, постаравшись максимально заглушить потоки рвущейся из меня ярости. А избавившись от прометеева орла, я окончательно избавился от этой напасти, восстановив свой психический баланс, и вновь обретя полный контроль над рассудком, что несказанно поможет мне в недалёком будущем. Вместе с этим, я начал лучше разбираться в самом себе, научился открывать внутренние резервы, и блокировать нежелательные порывы на самой начальной стадии. Труднее всего оказалось найти гармонию с самим собой. И в этом мне очень помог альма, общение с которым открыло мне глаза на многие вещи. Об альме, а точнее об Аверьяне Васильевиче Никанорове стоит поведать отдельно.

******

Как я уже упоминал ранее, белый шаман поначалу не был настроен на общение. Обосновавшись на новом месте, старик сразу замкнулся в себе, и, как мне показалось, избрал позицию нелюдимого буки, грубого и вечно всем недовольного. Натуральный Бабайка, как его называла Тина. Но его недружелюбная отстранённость была напускной. Немного освоившись и привыкнув к новому месту, призрачный сосед стал выходить со мной на контакт. Казалось, что добиться его внимания нечеловечески сложно, однако, это предубеждение оказалось ложным. Разговорить альму и втереться к нему в доверие не составило почти никакого труда. Но, обо всём по порядку.

Я вызвался относить альме угощение по двум причинам. Во-первых, мне захотелось «разгрузить» Райли, для которой это занятие было как острый нож к горлу. Во-вторых, мне самому было интересно, что замышляет непредсказуемый старик, и чего от него можно ждать.

В условленное время, взяв мясо, я отправился в гости к соседу. Райли предупредила, что подношение нужно оставлять в специальной коробке, которая стоит прямо у дверей квартиры. При этом, заходить в саму квартиру ни в коем случае нельзя.

Зайдя в коридор, я поздоровался.

— Здоровее видали, — послышалось из-за двери.

Впервые шаман подал голос.

— Я Вам угощение принёс.

— А почему ты, а не твоя страшила?

— Она… Э-э, заболела немного.

— Чем? Воспалением хитрости? Ладно, оставь в ящике у входа, и катись.

Осмотрев ящик, я понял что открыть его крышку полностью было нельзя, из-за намотанной на ней цепи, сомкнутой замком. Возможно было лишь приподнять её слегка, что я и сделал, бросив мясо внутрь. А после, вместо того чтобы уйти, постучался в дверь.

— Кто там?

— Это опять я — Писатель.

— Я же тебе сказал, топай отсюда.

— Да я слышал.

— И почему не топаешь?

— Хотел узнать, не нужно ли Вам ещё чего-нибудь?

— Не нужно, благодарствую…

После паузы, продлившейся несколько минут, я вновь постучал.

— Ты всё ещё здесь?

— Вы же сами это прекрасно знаете.

— Писатель, оставь меня в покое!

— Не хочу.

— А чего хочешь?

— Хочу в гости зайти. Можно?

— Я не жду гостей. Уходи, и не зли меня.

— Да я только на минутку. Мне интересно посмотреть, как Вы устроились.

— Вот привязался. Хорошо. Заходи. Ноги вытирай!

Дождавшись разрешения, я открыл дверь и шагнул за порог. В голову ударил прилив, и по телу пронеслось электрическое покалывание. Качнувшись, я ухватился за вешалку. Что ещё за фокусы? В глазах зарябило, а когда прояснилось, то я пошёл на свет, льющийся из комнаты, откуда доносилось бормотание радио.

Вместо промёрзшего и опустошённого помещения, я увидел обычную, жилую квартиру, с целой мебелью, новыми обоями и коврами. Раздвинув руками наборную, декоративную шторку, закрывающую межкомнатный проём, вошёл в зал, где увидел хозяина, восседавшего в кресле.

Старик выглядел хмурым и каким-то уставшим. Одет он был во фланелевую рубашку, трико и тапочки. Обычный одинокий дед.

— Ещё раз здравствуйте, — заулыбался я. — Ух, ты! Как у Вас тут уютно стало!

— Как было, так и есть, — пробурчал тот. — Это иллюзия. Не понял, или прикидываешься?

— Да понял-понял. Я про иллюзию и говорю. Её же тоже нужно суметь создать.

— Да чего там уметь? Было бы желание.

— У меня, например, тоже есть желание создавать иллюзии, но я не умею. Научите?

— Обойдёшься. Посмотрел, и буде! Топай до хаты. И своей страшиле передай, чтобы не отлынивала от обязанностей. Болящая, тоже мне.

— Почему Вы так хотите от меня избавиться, Аверьян Василич? Неужели Вам не скучно тут сидеть одному?

— А почему мне должно быть скучно?

— Людям свойственно общаться. Без общения наступает тоска. Вы столько времени прожили в одиночестве. Представляю, каково Вам было.

— Не представляешь. И не надо об этом.

— Хорошо. Не буду… Просто мы с Вами немного похожи. Я, как и Вы, застрял в чужом мире, где кроме меня людей нет вообще. Есть изгнанники. Но они… Немного другие, что ли. И, если честно, я скучаю по людям. Особенно я это почувствовал в Призрачном районе, где всё было очень похоже на мой родной мир. Впрочем, вижу, что Вам это не интересно. Простите. Мне действительно нужно уйти.

— Подожди, Писатель, — старик зыркнул на меня из-под бровей. — Ты правда считаешь, что я — человек, а не… Ну, там, призрак, или что-то вроде?

— Абсолютно. Вы потеряли тело, но не лишились разума. А человек живёт, пока живёт его разум, я так считаю.

— Ну, допустим. Присядь, посиди со мной, если хочешь.

— Спасибо, — я уселся на кресло напротив него.

— Чего ты так на меня смотришь? Как на обезьяну в зоопарке, честное слово.

— Вовсе нет. Вы меня, конечно, простите за дерзость, но вот я гляжу на Вас и думаю. Ну не похожи Вы на шамана ни капельки. Я, конечно же, никогда не видел живого шамана. Только по телевизору: В научных передачах и в художественных фильмах. Но всё равно, мне кажется, что Вы к ним не относитесь.

С тревогой в душе, я ждал, что альма разозлится, или обидится, но вместо этого, он простодушно рассмеялся.

— Не похож на шамана, говоришь? Хе-хе-хе. Ну, наверное, потому, что я на самом деле никакой не шаман. Дед был настоящим шаманом, это да. А я увлёкся этим делом относительно недавно. Ну а раньше был ярым материалистом, ага. Хотя, почему раньше? Я и сейчас, в общем-то, им остаюсь. Верю, что всё во Вселенной можно обосновать логически, с научной точки зрения.

— Шаман-материалист? Но как такое возможно?

— О-о-о. Ещё как возможно, Писатель, ещё как возможно. Думаешь я верю во всю эту астральную ерунду? В духов? В какие-то божества? Нет, конечно. Все эти камлания и антураж — всего лишь способ не сойти с ума. Видишь ли, какая хитрая штука получается. Человеческий разум крепок лишь до той поры, пока он в состоянии найти объяснение происходящему. Когда же начинают твориться вещи, выходящие за пределы понимания, то остаётся два пути: Либо рехнуться, в безуспешных попытках постичь непостижимое, либо свести все умозаключения к единому знаменателю, а именно, «всё, что выходит за рамки обыденности — есть божественное проявление, недоступное простому смертному». Замкнуть все неразгаданные загадки на Боге — лучший способ избавиться от головной боли, связанной с поиском ответов на сложные вопросы. «Почему всё так случилось? На всё воля Божья». Коротко и ясно.

— Что-то я не совсем понимаю, причём здесь шаманизм?

— При всём при том же. Шаманство, как и религия, по-сути своей, абстрагирование от науки и замыкание на божественных, или потусторонних проявлениях. Когда попадаешь в такую ситуацию, как я, очень трудно удержаться наплаву. Самое обидное, что на каком-то подсознательном уровне ты понимаешь суть происходящего, но рационально обосновать никак не можешь. Был бы я, к примеру, Ломоносовым, возможно и нашёл бы ответ. Был бы Эйнштейном — нашёл бы его наверняка. Но я не настолько умён. Хоть и дружил с физикой в своё время. Ну, когда ещё был обычным человеком, из плоти и крови. А после того, как это случилось… Я ведь был не один такой. Кому так же «повезло». Были и другие. Я видел, как они сходят с ума, друг за другом, от безысходности. Превращаются в безумных вампиров, пытающихся утолить свой энергетический голод за счёт несведущих. Я не хотел становиться таким, но чувствовал, что это неизбежно. И тогда я вдруг вспомнил про своего деда-шамана. Как он учил меня концентрироваться, входить в транс. Как рассказывал про «тонкий мир», где обитают добрые духи. Раньше я считал это мракобесием и бредом необразованных стариков, но когда самого прижало, и стало понятно, что выхода больше нет, всё, что мне оставалось — это спрятаться за дремучими дебрями дедовских наветов. Благодаря этому я спасся и сохранил свой рассудок.

— Теперь мне всё понятно, — кивнул я. — И, знаете, я нисколько не разочарован, что Вы не шаман, а обычный человек. Напротив. С обычным человеком и общаться проще. Пожалуйста, расскажите мне о себе.

— Тебе это правда интересно?

— Очень!

— Странно. За всю мою долгую жизнь, никого моё прошлое особо не интересовало. А ты вдруг интересуешься. Почему?

— Почему?! Передо мной сидит внук настоящего шамана! Единственный выживший иликтинец! Человек, умудряющийся существовать без тела! Мастер, способный создавать иллюзорные миры, и обращающий в бегство огромных экрофлониксов, как крошечных мышек! Вы — уникальный человек, Аверьян Васильевич! И я хочу узнать про Вас как можно больше.

Старик был явно поражён моим пламенным обращением. Какое-то время он даже не знал, что ответить, и я впервые заметил в его глазах неподдельное смущение.

— Я даже не знаю, с чего мне начать.

— Давайте с самого начала.

— С начала? С рождения, что ли? Да ну. Ничего особенно интересного в моей биографии не было. Ну, дед был шаманом, ну и что? Большую часть своей жизни я прожил во вполне современных, городских условиях. У деда с бабкой жил только в раннем детстве. Они были юкагирами. Это такой очень маленький северный народец, который когда-то был многочисленным, но постепенно вымирал, ассимилировался другими народами. Всё дело в менталитете юкагиров: добрых, честных и совершенно не воинственных людей. Испокон веков, юкагирские общины жили в гармонии с природой. Как и другие северные народности, это прекрасные охотники, рыболовы, следопыты и собиратели таёжных даров. Народ простой и неграмотный. Что и понятно. Когда вся твоя жизнь зависит от того, сколько дичи ты настреляешь, или сколько рыбы наловишь — тут уже становится не до интеллектуальных размышлений. Главная задача — пережить очередную суровую зиму, при этом не замёрзнув и не околев от голода. Когда пришли коммунисты, началось повальное насаждение грамотности. До сих пор помню плакат, который висел у нас дома — 'Ребёнку место в яслях, а не в тундре!' Ну, так вот, на волне этой пропаганды, детей из общин и стойбищ начали в добровольно-принудительном порядке свозить в райцентры, в интернаты. Среди таких детишек была моя матушка. Девочка не большого ума, зато чрезмерно любознательная. Учиться ей было трудно, но она очень старалась, тянулась к знаниям. Так закончила школу, поступила в Якутский медицинский техникум, и там, во время практики, познакомилась с моим отцом.

— Он был доктором?

— Да. Очень хорошим, кстати. В Якутск попал по распределению. В итоге так там и остался. Маму он очень сильно любил. Называл её 'моя якутяночка', хотя она и не якутка вовсе. Крепкая у них семья была. Отец был человеком необычайно умным. А матушка до самой смерти сохранила детскую любознательность. Муж для неё был кладезем знаний, ну а тому, в свою очередь, нравилось подолгу разъяснять ей те или иные прописные истины, как ученице. Поэтому, у них сохранялась полная идиллия.

— Вы говорили, что Ваш отец был русским.

— Да, русским. Более того, он был упёртый коммунист.

— И это не помешало ему найти общий язык с родственниками Вашей матушки? В особенности, с её отцом?

— Ничуть не помешало. Там же всё было по любви и по взаимному согласию. А национальных конфликтов в тех краях я вообще не припоминаю. Юкагиры всегда уважали русских, а русские — уважали юкагиров. Может быть, у родственников и соплеменников по материнской линии и возникало какое-то недовольство касаемо их брака, но в открытую его никто не проявлял. Отца приняли как своего, и он всегда был почётным гостем в юкагирском селении. Меня тоже считали своим. Хоть я и полукровка. Поэтому, нет, никаких проблем в национальном вопросе мы не испытывали.

— А как же Ваш отец мирился с тем, чем занимался тесть? Разве в те времена коммунисты не боролись с шаманством?

— Боролись. И отец был, конечно же, ярым противником этого дела. Постоянно спорил с дедом, пытался его переубедить, но так и не смог. Всё говорил деду, — 'Это же мракобесие! Каменный век! Ты меня позоришь! Из-за тебя, на меня все косо смотрят!' А дед ни в какую. 'Ничё ты не понимаешь', -и всё тут. Много раз они так сходились в споре, и всё безрезультатно. Каждый оставался при своём мнении.

— Значит, репрессии Вашего дела не затронули?

— А что его затрагивать? Он же безобидный был. В последнее время стало модно рассказывать о том, что всех подряд расстреливали, гнобили в лагерях. Может бы, где-то это, конечно, и было. За всю страну отвечать не берусь. Но в наших краях борьба с шаманизмом велась преимущественно цивилизованными методами. Ликвидировалась безграмотность, детей заставляли учиться, постоянно проводились лекции среди местных жителей. Даже мой отец несколько раз такие лекции читал якутам и юкагирам. Ну а шаманов, знахарей и прочих колдунов никто сразу в расход не пускал. Сначала с ними беседовали, и лишь потом, если они не унимались, применяли более жёсткие меры воздействия. Сажали, как правило, только тех, кто имел большую власть над односельчанами. Такие шаманы считались опасными, так как в любой момент могли настроить народ против советской власти. Так же репрессиям подвергались знахари и знахарки, которые, не имея медицинского образования, занимались врачеваниями. Один раз отец рассказывал, как в каком-то дальнем стойбище на реке Лене уморили молодую женщину, пытаясь вылечить её народными средствами, вместо того, чтобы отправить в райцентр, к врачу. Знахаря, который её лечил травами и заклинаниями, посадили. Было такое дело. Ну а дедушка мой никого не трогал, и угрозы для власти не представлял. Он даже был дважды награждён!

— За что? Неужели за шаманство?

— Нет, конечно. За помощь в сохранении культурного и языкового наследия малых народов. Хе-хе. Ты понимаешь, Писатель, альмы — юкагирские шаманы, отличаются от других шаманов, например, якутских, или эвенкийских. Они не столько жрецы, сколько хранители древних знаний своего народа. Из поколения в поколение альмы бережно передавали эти знания для потомков. В первую очередь, язык и фольклор. Дед хранил в своей голове столько разных историй, легенд и сказаний, что за всю жизнь не успел пересказать мне их полностью. А сколько песен он знал… Память у старика была — дай бог каждому. С ним всегда было интересно. За это его все очень уважали. Даже отец. Хоть и не мог смириться с его шаманским статусом. Но самого деда, как человека, он безусловно уважал. И дед к нему относился очень хорошо. Как сейчас помню, после очередного спора, отец, разгорячённый выбегает из хижины, а дед спокойно говорит, — 'Василий — умный начальник. Очень умный. Но слышит только свой голос. Слышал бы другие голоса — стал бы ещё умнее'. Он, кстати, его так и называл — 'начальник'. По-имени редко, и только за глаза. В селении отца все так называли. Не только дед. Сколько раз он деду говорил — 'Отец, ну какой я тебе начальник?' А тот всё равно его так называет. Наверное так юкагиры выказывали ему своё почтение. То ли слово 'начальник' для них означало что-то вроде 'господин', то ли у заключённых из окрестных лагерей это обращение переняли — не знаю, обманывать не буду. Важно, что отец с дедом, несмотря на разногласия, крепко дружили, и часто ходили вместе на охоту. Меня с собой не брали. Мал ещё был. Ну а потом война началась. Отец ушёл на фронт. Мы с мамой остались в Якутске. На время перебрались к деду. Жили у него пока война не закончилась. Переживали сильно за папу. А дед всё время говорил, — 'Не бойтесь за Василия. Ворон его бережёт'. Хочешь верь, а хочешь не верь, но отца действительно что-то защищало. Сначала он воевал с немцами, потом с японцами, и за всю войну получил лишь одно лёгкое ранение. Бедро осколком зацепило. Вернулся домой только в начале сорок шестого, живым и невредимым. Вот радости-то было! Как только вернулся, сразу увёз нас обратно в Якутск. Хотели и деда с собой перетащить. Как раз в ту зиму бабка померла. Дед было согласился, и переехал к нам, в город, но прожил только полгода. Не по нутру ему была городская жизнь. Уехал обратно в тайгу. Три года ещё прожил в одиночестве и преставился.

— А кто его награждал?

— Дак, приезжали там. Сначала какая-то бабёшка-филолог. Жила у нас около недели. Занималась изучением юкагирского языка. Дед её консультировал. Ещё приезжали собиратели народного фольклора. Ну как, помнишь, Шурик из 'Кавказской пленницы'? Хе-хе. Вот, то же самое. Записывали сказки легенды…

— Тосты? — усмехнулся я.

— Не-ет, тостов не было. Песни были, это да. Танцы были. Камлания были, с бубном. Культурная программа, в общем. Дед всех очень радушно встречал. От него гости всегда уезжали довольными. Ну а потом и награды, хе-хе, нашли героя. Да-а, дед у меня был большим знатоком в области устного народного творчества. А я, к стыду своему, подкачал. Память дырявая. Почти ничего из его рассказов не запомнил. Одно только в памяти осталось. Дед часто возвращался к 'Вороньему эпосу'.

— Что это?

— Ворон — священная птица. Не только у юкагиров. Но и у большинства северных народов. Он считается создателем мира, первоосновой. Поэтому, именно ему посвящено так много легенд и преданий.

— Вы упоминали, что белый ворон — это Ваш тотем. Значит он помог не только Вашему отцу, но и Вам?

— Можно и так сказать. Я до сих пор не понимаю, реальностью это было, или безумием? Когда я заблудился во мраке, когда отчаялся, появился он, и вывел меня на свет. Удивительное дело, Писатель. Слушая истории деда, про духов, обитающих в тонком мире, я считал их небылицами. А теперь, после пережитого, всё больше склоняюсь к мнению, что эти сказки имеют под собой вполне реальную основу.

Старик разговорился. А я надеялся, что он вот-вот доберётся до действительно интересующих меня тем: проекта 'Затемнение' и катастрофы в Иликтинске. Но дед увлёкся воспоминаниями из своей прошлой жизни. Останавливать и сбивать его с мысли было бы делом неправильным. Он только что нашёл 'свободные уши', чему был несказанно счастлив. Пока он видит во мне благодарного слушателя, а не коварного добытчика информации, у меня есть шанс узнать всё то, что знает он, в полной мере. Вот я и слушал его, не торопя и не перебивая.

Дальше он рассказал мне, как после школы пошёл служить в армию, а после армии поступил в Якутский Геологический Институт и выучился на геофизика. Работал всё в том же Якутске, женился. Затем, у него появились дети: сын и дочь. На этом наша беседа закончилась, потому что наступило время сумерек, и мне нужно было спешить домой. Хоть в тот день я и не узнал того, что меня интересовало, но я возвращался в приподнятом настроении. Главное, что теперь старик Аверьян мне доверяет.

*****

На следующий день я слегка умаялся после тренировки. Да ещё к нам в гости забегала Тинка. Пока с ней поболтал. В общем, до старика добрался только под вечер, и на общение с ним у меня осталось не более полутора часов. Ожидая услышать продолжение длинной автобиографии, я уже на первых его словах начал клевать носом. Конечно же, заранее перед ним извинился, сказав, что сегодня у меня выдался непростой денёк. Аверьян Васильевич согласился, что я выгляжу усталым. Но, несмотря на его понимание, мне очень не хотелось захрапеть посреди его откровений. После такого он точно перестанет изливать свою душу. Поэтому я крепился как мог. Терпеть пришлось недолго, потому что рассказчик внезапно вырулил на ту самую колею, которую я ждал от него со вчерашнего дня. Мою дрёму живо как рукой сняло.

Началось всё с момента, когда они с семьёй перебрались из Якутска — в Иликтинск. Точнее, в Иркутск-18. Город к тому времени уже частично лишился своей секретности. После разработки нового месторождения, в нём стали заправлять нефтяники. Это был период бурного роста городской инфраструктуры. Строились новые микрорайоны, культурные учреждения и учебные заведения. Никаноров, к тому времени уже схоронивший обоих родителей, как раз работал в сфере геологии. От предложения перебраться на новое, перспективное место он не отказался. Ну а то, что это 'почтовый ящик' — его тогда не смутило, потому что тогда, по его словам, никто особо не верил, что оборонка когда-нибудь вернёт городу прежний, засекреченный статус. Холодная война завершилась. По стране шагали конверсия и разоружение. Военное градообразующее предприятие Иркутска-18, было заменено нефтяной компанией. Сам город торжественно готовили к переименованию. Перспективы маячили самые радужные. Молодой Иликтинск, растущий буквально на глазах, грозился догнать и перегнать соседний областной центр — Иркутск. К тому моменту, когда в город вернулись военные, Аверьян Васильевич уже несколько лет преподавал в Иликтинском Техническом колледже имени Антипова. К тому моменту, как он вышел на пенсию, его дети, вместе с внуками, не желая оставаться в закрытом городе, перебрались в Иркутск. За год до катастрофы, жена умерла от рака, и остался старик совершенно один.

Вчера он долго нахваливал своих детей, в красках расписывая, какие они толковые. А сегодня на него вдруг напала меланхолия, и он признался, что за целый год, после смерти его жены, дети и внучата забыли про него. Никаких вестей от них он не получал. Списывал это на их занятость, и на усложнившуюся почтовую процедуру. Но суть, конечно же, крылась в другом. О нём благополучно забыли. Наверное, именно это и озлобило бедного старика, всю жизнь посвятившего бесценным детям, которые на старости лет просто оставили его доживать свой век в одиночестве. 'Зачем им старый пенёк?' — неискренне пытался оправдать их Никаноров. — 'У них своих забот полон рот'.

Мне было жаль его. Но старческая исповедь вгоняла меня в сон.

— Я считаю, что так поступать нельзя, — подавив зевок, произнёс я, не столько чтобы поддержать собеседника, сколько чтобы самому встрепенуться и не отключиться. — Пожилые люди не заслуживают такого отношения.

— С нами тяжело, дорогой мой Писатель. К старости люди превращаются в жутких зануд и маразматиков. Ты же сам помнишь, как я с тобой поначалу, хе-хе.

— Да помню. Ну и что? 'Кто старое помянет — тому глаз вон'. Всех нас ждёт старость. И какой тогда смысл рожать детей, воспитывать их, ставить на ноги, если потом эти дети тебя бросают, и даже письмеца не напишут? Я Вам вот что скажу. Если я выберусь из города живым, то первым делом, вернувшись в Иркутск, я разыщу Ваших детей, и расскажу им про Вас.

— Спасибо, — по щекам растроганного старика покатились слёзы.

Нужно было срочно вытаскивать его из меланхолической трясины, и выводить разговор на конкретную тему. Я спросил первое, что мне пришло в голову, — А Вы знали Новожиловых?

— Кого? — вытер слезу Аверьян Васильевич.

— Новожиловы. Эта фамилия Вам знакома?

— Мишка Новожилов, работал со мной, ещё в геологии. Он моложе меня был, лет на десять. Хороший парень.

— А дочь у него была?

— У него вообще детей не было. Жена у него бесплодием страдала. Такая проблема у них была…

— Значит, это не они… А других иликтинцев с такой фамилией Вы встречали?

— Не припоминаю. Новослободские были. А Новожиловы… Городок-то, сам по себе, небольшой. Все друг друга знали. Обычно фамилии на слуху. Но сейчас так сразу и не вспомнишь… Погоди-ка, погоди-ка. Новожилов, Новожилов. Виктор Новожилов — комендантом у нас был. Как он у меня из головы вылетел? Точно, Виктор Дмитриевич Новожилов. Полковник. Мы как-то пересекались с его семейством, когда он ещё майором был, а я — в ИТК работал. Супругу его звали, кажется, Римма… Нет, Римма — это Колькина. А у Виктора была Регина. Точно. Сурьёзная дама. Типичная офицерская жена, вся из себя, нос до потолка. И дочка у них была — Ленка. Светленькая такая. А почему ты интересуешься? Знакомы они тебе?

— Возможно. А сколько лет было их дочери?

— Точно не знаю. Когда мы с ними встречались, она ещё маленькая была. В школе училась. Ну, сейчас ей, наверное, уже лет двадцать. Если, конечно, ей повезло, и она уехала до катастрофы. Хорошенькая была девочка, бойкая. Витя, правда, жаловался, говорил, что у неё шило в заднице. Ещё молоко на губах не обсохло, а уже такая деловая мадам, везде лезет, везде нос суёт. Одежду ей только самую модную подавай. Побрякушки да косметику, чтоб непременно из Франции, из Италии. В общем, натуральная цаца.

Я не выдержал и рассмеялся.

— Чего смеёшься? — улыбнулся старик.

— Да так.

— Так ты знаешь Ленку Новожилову, что ли? И где сейчас эта пигалица? В Иркутске поди? Или в Москве?

— Она не успела уехать…

— Вот как… Ох-х. Н-да-а. Дела-а. Жалко, конечно, девочку. Очень жалко. Да что уж тут говорить? Многих тогда потеряли. Сколько погибло-то. За один раз — хлоп! И привет. Всех одним махом смахнули. Без разбору. Испытания на нас ставили. Как на этих… На мышах. Да не подрасчитали чего-то.

— Что же это за испытания такие были? — мигом 'вкогтился' в него я. — Что столько людей уничтожили.

— Говорили всякое. Кому верить — теперь уже и не знаю. Как я понимаю, никто ответственности на себя так и не взял? Верно? Да, скорее всего, если про нас до сих пор никто не ведает. Засекретили и до свиданья, — собеседник вздохнул. — Не думал, что им удастся скрыть проблему такого масштаба. Ведь столько людей было завязано, столько интересов. Значит готовились? Готовились. Знали, что такое произойдёт.

— А Вы не догадывались об этом?

— Догадывался, не догадывался — какая теперь разница? Ну, может и догадывался. Дак, а толку? У нас ведь в жизни как? Постоянно мозги полощут всякой жутью. Если верить каждому слуху, живя в постоянном ожидании грядущих катаклизмов, то никаких нервов не хватит. Знали, конечно, что катастрофа может случиться, но до последнего надеялись, что слухи останутся слухами. Тем более, когда живёшь по соседству с каким-нибудь вредным производством, ощущение страха со временем притупляется. Ну, травят тебя потихоньку, и пускай травят. Главное, не до смерти. Жив и слава Богу. Остальное, вроде как, пустяки. И потом, верили все, что всё там у них всё надёжно. Чай не дураки строили. Всё-таки столько денег было потрачено. Неспроста же это. Средств действительно была вложена прорва. Я же, в студенческую бытность, подрабатывал в здешних местах, когда ещё предприятие не построили. Тут городом и не пахло. Лес да трясина. И пяток бараков на опушке. В мыслях не было, что когда-то здесь такой город отгрохают. В восьмидесятых уже, когда приехал, не узнал здешних мест. Лепота. Дома высокие. Автобусы ходят.

— И всё же, что могло произойти?

— А то и могло… Как ты, наверно, знаешь, тут раньше был одно крупное стратегическое учреждение. Потом оно зачахло. Уже планировали его вообще закрывать. Ну, в лихих девяностых, никто ничем особо не занимался. Только воровали, да растаскивали. А потом вдруг опомнились, принялись возрождать то, что не успело развалиться. В том числе и наш 'бесперспективный' НИИ. Но не целиком, а по частям. Разделили его на несколько сегментов, каждый из которых начал разрабатывать что-то своё. Официально, там вирусы исследовали, ещё удобрения какие-то новые придумывали. А неофициально, по слухам, изучали квантовую механику. Работы велись такие секретные, что никого лишнего туда и близко не допускали. Мне лишь известно, опять же, по моей бывшей работе, что там, на участке 'Росбиохимии' серьёзно углубляли подземные коммуникации. Во время проведения обязательных инженерно-геологических изысканий, естественно, были задействованы геологи, геодезисты… Ну и я косвенное участие принимал.

— Что-нибудь разузнали?

— Да что там разузнаешь? Но подземный комплекс явно планировался колоссальных размеров. Этажей… Пятнадцать, наверное, вглубь. Судя по расчётной глубине шахт. Там всё было обособленно, изолированно. Персонал, работавший на нижних этажах, селился в отдельном блоке, на набережной. Там такой городок в городке. Полностью огороженный жилой район. Так называемая 'Запретка'. По слухам, она соединялась с лабораторными комплексами напрямую, через подземный туннель. Да это уже, впрочем, не важно. Наверняка там всё затопили сразу после аварии. Как говорится, 'концы в воду'. Это озеро ведь не случайно выкопали…

— Но оно не смогло сдержать заразу, убившую город. Знать бы, что это за зараза?

— А почему ты так этим интересуешься? Ты случаем не шпион?

— Да Вы чего, Аверьян Василич?! Какой ещё шпион?!

— Шучу я, шучу, хе-хе. Не напрягайся. Даже если ты здесь не просто так, мне это уже давно по барабану.

— Нет, ну в самом деле. Неужели я похож похож?

— Да я тебе верю, верю. Я вообще стал как детектор лжи. Вижу тебя насквозь. Если бы ты врал, я бы это заметил, не сомневайся.

Я поёжился и кивнул.

— Вижу, что тебе интересно побольше узнать о случившемся. Но я знаю не намного больше тебя. Точнее, информации-то много, но в основном пустая брехня. И где там истина — сам чёрт не разберёт. В городе частенько происходили странные вещи. Особенно, в последние годы. То перламутровый налёт выпадал, то здания странно вибрировали, то какие-то огни в небе загорались и перемещались, как НЛО. Никто уже этому особо не удивлялся. Баек вокруг закрытого объекта на Раздольненском расплодилась не одна сотня. Кто только о чём не говорил. Была версия, что где-то в Уральских горах наша ПВО сбила инопланетный корабль, и, дескать, ихнего пилота приволокли к нам — для допроса и изучения. Другие говорили, что в самой глубине комплекса 'Надир' учёные открыли портал в иное измерение. Чуть ли не прямиком в ад. А самой популярной была версия, что там выводят новую породу людей. Вроде как Земля стоит на пороге глобальной катастрофы, после которой не выживет никто. Единственное спасение — создать новую человеческую расу, адаптированную для жизни в новых условиях. Проект этот назвали 'Затемнением'. Это название я хорошо запомнил. Потому что о нём регулярно шушукались в курилках.

— Вы считаете, что это была правда?

— Ничего я не считаю. Говорю же тебе — всё это были лишь разговоры. Кто-то что-то где-то услышал, 'по секрету всему свету', ну и так далее. Про тот же самый проект 'Затемнение' чесали языками совершенно разные вещи. Например, поговаривали, что под этим названием скрывается разработка какого-то сверхлёгкого защитного купола, способного закрыть целый населённый пункт от спутников-шпионов. Мол, потому он так и называется. Ну и кому верить? Я не удивлюсь, если вся эта искусственная дезинформация исходила от специально обученных людей, которые создавали массу противоречивых версий, уводя осведомлённость горожан подальше от реальных теорий. Что бы там ни говорили, итог ровно один. Что-то пошло не так. Что-то вырвалось из тех секретных подземелий и практически в одночасье решило нашу судьбу… Был ли это неудачный эксперимент, или диверсия, или халатность персонала — я лично не знаю. Причину того, что там на самом деле случилось, никто уже, наверное, тебе никогда не назовёт.

Я вздохнул.

— Да, пока не забыл, — старик неожиданно вспомнил о чём-то. — Не приносите мне больше еду. Не нужно. И своей стр… Я хотел сказать, 'Райли'. В общем, ей тоже скажи, чтобы не приносила.

— Это почему?

— Я же всё равно ничего не ем. Зачем добру пропадать?

— Как это, не едите? Вообще не едите?

— Ага.

— Но зачем тогда… — и я осёкся, мгновенно всё поняв.

Никаноров смущённо улыбался и пожимал плечами.

— Ладно. Как скажете, — кивнул я. — Но чем же Вы тогда питаетесь?

— А ничем. У меня же нет тела. Нечего питать. У меня вон, — он указал на идола. — Вроде как батарейка. От неё и заряжаюсь.

— Понятно, — я опять кивнул. — И всё же, как Вы стали, ну-у… Таким. Чтобы вот так. Без тела.

— Как я докатился до жизни такой? Мне тяжело об этом говорить. Может, в другой раз? Пока у меня тот вечер стоит перед глазами… Как будто это было вчера. Настоящий кошмар наяву. Когда ты смотришь на свои руки. На вот эти вот самые руки. А они осыпаются. Как песочек. От пальцев — к запястьям, всё дальше, до локтей, — старик протянул ко мне трясущиеся руки, всхлипнув на вдохе. — И ты ничего не можешь с этим поделать. Ты…

Скользнув взглядом по окну, он вдруг изменившись в лице и прокричал:

— Писатель! Сумерки!

— А?! — вздрогнул я.

— Вот я — старый дуралей! Заболтал тебя, и всё проморгал! — Аверьян Васильевич принялся выталкивать меня из комнаты. — Уходи скорее. Прости меня, дурня безмозглого. Беги домой!

Выскочив из подъезда, я тут же понял его озабоченность. На улице было почти темно. Остатки закатного зарева лишь слегка подкрашивали западную часть небосклона, а над головой уже вовсю мерцал звёздный атлас. Ещё немного, и мрак окутает город полностью. Ориентируясь по светлеющей впереди крыше нашего дома, я припустил туда со всех ног. Вокруг не было ни души, но какой-то неведомый ужас, источаясь из черноты пустых окон окрестных домов, догонял меня, впиваясь под рёбра, точно пришпоривая. Я не знал чего боюсь и от чего убегаю, но ощущал угрозу, близкую как никогда. Словно что-то просыпалось под землёй. И мои гулкие шаги, с каждым новым ударом, пробуждали его ещё сильнее. Быстрее! Быстрее! Поднажми! Вот, наши ворота. Подбегая, заранее потянулся к дверной ручке, но тут дверь сама открывается и я, не сбавляя скорости, влетаю во двор. Райли, открывшая дверь, со стуком запирает засов у меня за спиной, и спешит следом. Только оказавшись в прихожей я наконец-то смог отдышаться.

— Я уж думала, ты ночевать там останешься, — стараясь не выдавать пережитого волнения, произнесла хозяйка, поднимаясь на второй этаж.

— Из-звини, — я последовал за ней, постепенно унимая отдышку. — С-совсем забыл о времени.

— Проголодался?

— Немного.

— Идём ужинать.

В тот вечер, за ужином, мы немного побеседовали.

— То есть, как это, больше не носить еду? — с подозрением взглянула на меня Райли. — Он что, объявил голодовку?

— Нет. Оказывается, еда ему вообще не нужна, представляешь?

— Тогда какого хрена он заставлял нас её приносить? Какого хрена он семнадцатого заставлял это делать? Для чего?

— Сперва я тоже этого не понял. А потом вдруг догадался. Дело-то совсем не в еде. Дело в одиночестве. Понимаешь?

— Не понимаю.

— Потому что ты — изгнанница. И одиночество воспринимается тобой иначе.

— Как бы не воспринималось. Зачем продукты впустую переводить? Какой в этом смысл?

— Смысл? А смысл в том, что к тебе приходят. За тобой ухаживают. О тебе помнят. Хотя бы так. Хотя бы по принуждению. Но тебя не оставляют. Всё что нужно было этому старику — обычный, человеческий разговор. Простое понимание. Спустя столько лет, после всех тягот и пережитых страданий, его наконец-то кто-то выслушал. И он наконец-то смог обрести душевный покой. Отныне он будет охранять нас бесплатно.

— Это точно? — Райли проглотила кусок.

— Более чем. И ещё, знаешь, что мне удалось выяснить? Что старик Никаноров, оказывается, знал твою 'старую хозяйку'.

— Н-да? — наморщив лоб, подруга с полминуты вспоминала чужое прошлое. — Не. Не сохранилось в памяти. Наверное, стёрла вместе с ненужными воспоминаниями.

— Я хотел ему сказать, что ты и есть та самая Лена Новожилова, ну, то есть, ты теперь вместо неё… Но не стал.

— Правильно и сделал. Потому что я — это не она. У меня её тело. Но не разум, — повысив тон, Райли ткнула указательным пальцем себе в висок. — И давай больше не будем о ней, хорошо?!

— Хорошо, — виновато потупился я.

— Прости, что вспылила, — быстро остыла она. — Хочу, чтобы ты понял меня правильно. 'Старая хозяйка' умерла. А я живу в её мёртвом теле. Представь, каково мне, каждый раз это осознавать?

— Я понимаю тебя. И это ты меня прости. Закроем эту тему навсегда.

— Угу, — Райли вновь вернулась к еде.

*****

Мне жутко хотелось поскорее вернуться к разговору со стариком Никаноровым, заинтриговавшим меня своими последними откровениями. Возможно, истинных причин случившегося на комбинате 'Надир' он действительно не знал. Но то, что произошло конкретно с ним, он должен был мне поведать. Изнывая от нетерпения, планировал нагрянуть к нему прямо с утра, но сразу после пробуждения начались обыденные хлопоты, с которыми опять пришлось прокружиться почти до вечера. Сначала сходили за водой, потом потренировали рукопашку, пообедали, и, в итоге, устроили вылазку на аномальный участок. Время пролетело незаметно.

Когда пришёл к старику, тот меня уже не ждал. Думал, что я больше не буду его навещать, после того, как отпала нужда в обязательных подношениях. С его стороны это была своего рода проверка на мою бескорыстность. И то, что я её благополучно прошёл, несказанно обрадовало деда. После этого он стал со мной более откровенен, и наконец-то поделился своими самыми сокровенными воспоминаниями.

— В погребе я был, — наморщив лоб, начал он своё тяжёлое повествование. — Продать его собирался. Ну и разбирал там всё. Хлам лишний выбрасывал. Банки-склянки. Старьё разное. Полки все прогнили. Где чё подколотить, где подладить. Ну чтобы не стыдно было новым хозяевам передать. А то подумают, что я неряха какой… Пока моя супруга была жива, мы этим погребом активно пользовались. Картошку хранили, соленья крутили, варенья варили. А как её не стало, так и я перестал туда ходить совсем. Мне там ничего не нужно было… И вот, ковыряюсь я, значится, в погребе. Тут что-то лампочки начали мигать. То погаснут, то включатся. Что за ерунда такая? Только я отыскал огрызок свечки, достал спички, как вдруг сверху что-то такое — дум-дум-дум! И пыль с потолка посыпалась. 'Кто же это', — думаю. — 'Долбит там наверху?' Прислушался. Постоял. Вроде тихо. В погребе же обычно тишина. Не поймёшь, что там на улице творится. Стою, размышляю, уши навострил. И почудилось мне, что по стенам что-то шуршит. Будто бы по ним тараканы бегут толпой. А никаких тараканов нет. Просто шорох. Вот так, из одного конца коридора — в другой прошуршало… Когда ко мне этот звук приблизился, лампочка опять мерцать начала. Я хотел её подкрутить. Кэ-эк меня током дёрнет! Аж в голове зашумело. А лампочка ярче загорелась. 'Тараканы' эти, мимо меня, дальше прошуршали — в самый конец коридора. И там затихли. Так я и не понял, что это шуршало. Опёрся на полку, голова шумит, руки трясутся. Ругаю себя за то, что как маленький полез включённую лампочку теребить. Думал, что это электричеством меня так замкнуло. Отдышался, дрожь немного унял, ну и немного успокоился. Продолжил потихонечку с полкой возиться. Слышу только, время от времени, наверху, тихо-тихо, вродь как голоса доносятся. Внимания не обратил. Копаюсь себе дальше. Начал пересохшую картошку из ямы выгребать. Коробки развалившиеся вытащил, со старыми игрушками. Не помню, сколько ещё проковырялся. Может час, может больше. И вдруг опять кто-то по потолку — дум-дум-дум-дум! И опять лампочка замерцала. Да что же за леший? Приготовил опять свечку, на всякий случай, чтобы под рукой была, если что. Вдруг свет вырубят, что я в темноте-то буду делать? Чай не крот. Спички в карман засунул. Подождал. Нет, опять свет горит как положено. Только решил, значит, мешок с гнилой картошкой в коридор вытащить, слышу — дверь грохнула. И кто-то бодренько так спускается по лестнице в погреб. Обычно, если человек за припасами идёт, он не торопится. А этот почему-то вприпрыжку скачет. Мне такое дело подозрительным показалось. Что думаю, там за лося ко мне принесло? Высунулся в коридор, посмотреть на этого бегуна. Глядь, а это электрик наш. Ага, — скумекал себе. — Значит пришёл смотреть, почему напряжение скачет. Но почему бегом-то? И вид какой-то бешеный, ненормальный. А ещё с него пыль сыплется, будто бы он только что в ней извалялся. Чую, что-то не так с ним. Поприветствовал издали. 'Здоров, Илюха', — говорю, — 'Чё там со светом у нас? Мигает чегой-то'. Он, как меня услышал, остановился на полпути, привалился к стенке плечом, и не своим голосом у меня спрашивает, — 'Василич, ты?!' — 'Я. Не узнал, что ли?'. — 'Помоги!' Тут мне страшно стало. 'Да что такое? Что с тобой?' А он давай кашлять. Кашляет, не может остановиться, а изо рта пыль вылетает. Я к нему подскочил, хватаю за плечо, а оно сминается под пальцами, с таким, хрустом, будто бы вместо него крахмала насыпали. И рука высыпается из рукава. На моих глазах человек начал рассыпаться. Он уже не кашлял, а как-то хыкал и дёргался. Сначала у него челюсть выпала, и на полу разлетелась в прах. А из дырки, которая на её месте осталась, пыль посыпалась густо-густо. Потом нога у него подломилась, и то, что осталось от Ильи, начало падать. Прямо вот так, по стене. В этот самый момент свет в погребе погас окончательно.

— Представляю, в каком Вы были шоке, — воспользовавшись небольшой паузой, попытался посочувствовать я.

— Не представляешь, Писатель. Не представляешь… Ну, с начала-то я просто в это всё не поверил. Стою, хлопаю в темноте глазами, как дурак. Думаю, 'что это было?' Вроде бы не пил. Да я вообще не пью. Тогда что со мной? С ума сошёл на старости лет? Такое же ни в одном горячечном бреду не привидится. Вот тут-то меня и осеняет. Мама дорогая! Да ведь это то самое, чего мы боялись. Началось. Вспомнил, как по городу пожарные машины ехали, когда я в погреб шёл. И ведь не придал особого значения. Весь в своих мыслях был. А тут сразу стало понятно, что те машины не на простой пожар мчались. Как понял это — у меня совсем сердце перехватило. Вроде годков-то уже немало, а пожить-то ещё хочется. Кинулся обратно, в свой закуток. Не видно ни хрена. Про спички-то сразу позабыл. Ощупью, ощупью, отыскал свою дверь. Руку расцарапал сильно. Но не почувствовал этого даже. Налетел спиной на полку. Банки посыпались, зазвенели. Я дверь пытаюсь закрыть впотьмах, а она не закрывается. Что-то мешает. Я ногой пощупал — там мешок. Пинал его пинал. В конце концов выпихнул в коридор и дверь закрыл. А засова-то нет. Она же снаружи запирается. И ручки изнутри никакой, естественно, тоже не имеется. Не за что ухватиться. Кое-как, значит, пальцами вцепился в деревяшку, на себя её тяну, словно кто-то снаружи попытается ко мне вломиться. Не знаю, сколько так простоял. Потом горячка схлынула, голова начала работать. Думаю, 'за каким шутом я дверь-то держу? Уж если какая дрянь в воздухе есть, то она сквозь щели спокойно просочится, что держи дверь, что не держи'. Решил свет зажечь. Руки трясутся. Три спички сломал, пока чиркал. Зажёг свечку. Почувствовал себя лучше, когда темнота перестала давить. Стою, соображаю, что делать? Нигде не болит, не колет. Самочувствие, вроде бы, нормальное. Значит, думаю, не надышался. Но это полбеды. Дальше-то что? Сколько ещё в погребе сидеть? Что там на улице? Был бы хотя бы противогаз у меня. То есть, он у меня, конечно же, был, только дома, на антресоли, а не в погребе. 'Ну что ж', -думаю. — 'Задержу дыхание, и рвану домой. Авось не успею сильно надышаться'. А что ещё остаётся-то? Но бежать решил не сразу, конечно. Понимаю же, что если наверху что-то бомбануло, то надо подождать, когда уляжется. Хотя и не знал, что там могло бомбануть. Сижу в уголке. Жарко. Не пойму, то ли это меня от волнения в жар кинуло, то ли уже заразился чем-то. Что только не пережил, пока сидел. А сидел долго, потому как свечка больше чем наполовину сгорела. И вот тут-то у меня засаднила рука. Я её цоп — а там кровь. Ведь сколько сидел, и не чувствовал боли. Рукав весь набух. Закатал его до локтя. Смотрю, хорошо рассадил. Царапина неглубокая, но длинная. Пощупал — не больно. Неприятно немного, ну как мозоль зацепляешь, но боли, как таковой, нет. Когда попытался обтереть кровь, почуял, что рука немеет. Что за странности? Вижу-то плохо. Свечку взял, поднёс поближе. Нечаянно капнул воском на руку, а он на ней запекается и не жжётся. Я ничего не чувствую…

Рассказчик умолк. Я тоже молчал, с нетерпением ожидая продолжения этой захватывающей и страшной истории.

— Темнеет на дворе…

— А? — сначала мне показалось, что он продолжил свою исповедь, но последняя фраза к ней не относилась.

— Бе. Опять домой вприскочку побежишь? — старик поднялся с кресла, и указал мне на окно.

— Вот, чёрт. На самом интересном месте! Ну почему время так быстро летит?

— Да ты не переживай. Я же никуда не денусь. Завтра буду тут же.

— Вы мне расскажете, что произошло с Вами потом?

— Расскажу-расскажу. Ты давай, дружок, пошевеливайся. Пойми, я тебя выгонять не хочу. Но на ночь тебе здесь оставаться нельзя. Не спрашивай, почему. Я не смогу объяснить.

— Да я знаю. Точнее, догадываюсь. Местная темнота кого угодно с ума сведёт, — соглашался я, двигаясь на выход.

— Это в лучшем случае, — провожал меня старик. — Ведь мы имеем дело не с обычной темнотой.

— А с чем? — обернулся я.

Провожатый пожал плечами, — Кто бы знал. Иликтинская темнота живая. Она нестабильна. Постоянно пульсирует. Затягивает внутрь себя, как чёрная дыра. Я-то заякорился. А вот тебя ничто не удерживает в этой реальности. Будь осторожен с темнотой.

— Благодарю за предупреждение.

— Да, кстати, мыши вчера ночью пытались наведаться. Я их шуганул. Вроде убежали, но кто их знает? Наглые они здесь. Очень наглые.

— Спасибо, Аверьян Васильевич. Спасибо Вам за всё.

— На здоровье. Иди-иди, сердешный, не буди лихо пока оно тихо, — Никаноров не грубо вытолкнул меня за порог.

Сумерки успели окутать город мрачной вуалью, но в этот вечер бежать сломя голову мне не пришлось, и я вернулся домой как раз перед наступлением темноты.

— Райли? — уже отходя ко сну, окликнул я свою подругу, высунув нос из одеяльного 'кокона'.

Светящиеся стены уже почти потухли, но в фосфорном отблеске их умирающего свечения мне удалось различить, как сидящая в своём кресле изгнанница приоткрыла один глаз.

— Чего?

— А почему темнота опасна? Почему вы её боитесь? Почему не ходите ночью?

— Писатель, спи. Завтра с утра у нас дел полно, валяться до обеда я тебе не дам.

— Райли, ну тебе что, трудно ответить, что ли? Расскажи, что там, в этой темноте?

— Не знаю я.

— Обманщица.

— Правда, не знаю. Ночью нормальный изгнанник должен прятаться. До наступления сумерек все ищут себе укромное местечко, в котором сидят до рассвета.

— А если не найдут?

— Тогда утром найдут их. Точнее, то, что от них осталось.

— И что, прямо без вариантов?

— Какие тут могут быть варианты? Не убьют звери, так убьёт тьма.

— Ты говоришь о тьме, как о живом существе.

— Может быть, она и есть живое существо. Никто этого не знает.

— А почему тогда звери её не боятся? Экрофлониксы, например. Они любят шастать по ночам.

— Потому что они с ней — единое целое. Это мы с тобой здесь чужие. Мы пришли из других миров. А они были здесь всегда. Они — порождения тьмы, в прямом смысле этого слова.

— Вчера, когда я припозднился, я почувствовал её. Темноту. Она была совсем не похожа на ту темноту, которую я видел раньше. Даже когда убегал из Смородинки, темнота была совершенно другой. Возможно, дело не в самой темноте, а в том, что за ней скрывается, маскируется под неё? Как считаешь?

— Наверное, — Райли поджала ноги. — Не знаю.

— Ведь у нас в доме тоже темно, но эта темнота не опасна. Опасна лишь та, что на улице, верно? Почему же она не может проникнуть в наш дом?

— По той же причине, что и звери. Не может и всё. Успокойся, Писатель, здесь тебе никакая тьма не страшна. Спи.

Я полежал ещё немного, но сон не шёл.

— Райли.

— Ну чего-о?

— А почему Тинка темноты не боится?

— С чего ты взял?

— Просто она в темноте ориентируется лучше, чем на свету.

— Твоя Тинка привыкла к подземной темноте, но ночью на улицу она носа не высунет, будь уверен.

— Тогда почему она всю ночь просидела у открытого окна, когда стреляла по экрофлониксам?

— Ну, просидела, и что?

— Ты же всегда закрываешь окна на ночь. Я и подумал, может быть специально, от темноты, чтобы оттуда вдруг не залетело чего. А Тинка…

— Писа-атель! У нас есть псионический ретранслятор, у нас есть элгер, у нас ай-талука завались. Нам с тобой всё нипочём. К тому же не стоит недооценивать феноменальное Тинкино чутьё, в котором ей нет равных. Ну, по крайней мере, из тех изгнанников, что мне доводилось встречать, она — самая чуткая. А ещё Тинка не любит попусту рисковать и не склонна к безрассудным поступкам, в отличие от меня. Поэтому я позволила ей поохотиться на экрофлониксов ночью. Она не стала бы этого делать, если бы не была уверена в своей полной безопасности. Расслабься и усни уже наконец!

— И всё-таки интересно, что там, в темноте? — я зевнул.

— Ты ведь не собираешься пойти на улицу, чтобы выяснить это?

— Не собираюсь.

— Значит свой разум ты ещё не потерял… — Райли вздохнула, и отвернула лицо к окну. — Я была там всего один раз.

— Где? В темноте?

— Угу. Во время экспансии. В первую ночь своей новой жизни. Это было похоже на… Трудно подобрать ассоциацию. Хм-м… Среди воспоминаний 'старой хозяйки' я находила отрывки документальных фильмов о природе вашего мира. Там мне запомнились маленькие черепахи, которые сразу же после рождения на берегу, должны быстро доползти до воды. Вот это было очень похоже на нас. Не успев как следует научиться управлять своим новым телом, ты уже должен ползти куда-то изо всех сил, ища убежище. Хотя бы какую-то щель, куда можно заползти, свернуться в комок и замереть… Я успела, а кто-то не успел. Не хочу больше там оказаться.

— И не окажешься. Скоро ты станешь акиланткой. Апологет Райли. По-моему, звучит. Ну если, конечно, ты себе имя не поменяешь.

— Вот ещё. Ничего я не буду менять. Я привыкла к этому имени.

— Я тоже.

Мы ещё немного помолчали в потёмках.

— А чем страшен туман? — уже почти провалившись в сон, спросил я.

— Тот, кто в него попадает — обратно не возвращается. Путь через туман — это путь в один конец. По крайней мере, для изгнанников. Звери его не боятся.

— А что если мне попробовать? Попробовать пройти через него. Мне кажется, что я уже к этому готов. Что я смогу.

— Не глупи, Писатель. Нельзя же лезть в этот омут с головой, полагаясь на какие-то сны и видения. 'Дыхание эндлкрона' может тебя убить.

— Но ведь не убило же. Пройдя через этот туман, я попал сюда. Возможно, вход там же где и выход. Нужно попробовать. Нужно по…

Не договорив, я отключился.

*****

— Вы себя хорошо чувствуете? — спросил я у старика Аверьяна.

Тот действительно выглядел не ахти. Я ещё вчера начал замечать, что с момента нашего возвращения из больничного городка, Никаноров стал ощутимо сдавать. Осунулся, сгорбился, начал часто кашлять, а под глазами у него образовались большие тёмные мешки.

— А что, так хреново выгляжу? — криво улыбнулся он. — Это всё расстояние. Чем дальше от моего района — тем мне тяжелее. Я знал, что так будет.

— Так может быть стоит вернуть Вас обратно? Не подумайте, что я хочу от Вас избавиться. Просто беспокоюсь о Вашем состоянии.

— Писатель… Так хорошо, как здесь, мне ещё никогда не было. Даже до проклятой катастрофы. Расстояние потихоньку убивает меня, но я счастлив. Ведь теперь у меня появились друзья. А по мне, так лучше сдохнуть рядом с друзьями, нежели жить дальше в вечном одиночестве.

— Не пугайте меня. Что это Вы умирать собрались? А как же мы? Ведь экрофлониксы вернутся. Без Вас нам с ними не справиться.

— Хе-хе, да ты не переживай. Я же не собираюсь завтра на тот свет отправляться. Поживу ещё немного, покашляю. Пойми, ты — продляешь мне жизнь. Каждая наша беседа дарит мне дополнительный день жизни. Со мной давно никто так не беседовал, как ты. Для меня это радость. И пока я жив — я вас в обиду не дам, ни мышам, ни каким-то другим тварям. Кстати, шарился тут сегодня утром один. Хотел его шугануть, но не стал. А может быть стоило?

— Кто? — насторожился я.

— А я почём знаю? Шёл от ДК, в сторону спуска. Меня почуял и шмыгнул через дворы.

— Тинка поди.

— Не-е… Тинка — это малышка, которая? Эту я знаю. Не трогаю её. И она меня перестала бояться. Нет, не она приходила. Кто-то крупный. Крупнее Райли. Я бы его прогнал, но вспомнил, что как-то раз видел вас вместе. Ну, думаю, значит, друг.

— А-а, так это Флинт! — догадался я. — Сосед наш, с Планетария. У нас с ним договор. Разрешаем ему за водой к роднику ходить. Но только по Пушкинской. Если заметите, что он сунулся дальше — смело шугайте.

— Лады. Буду знать… Эх, угостил бы тебя чаем. Жаль, не могу.

— А в чём проблема? Вы же мастер иллюзий.

— Да ну эти иллюзии к шутам. Всё это ненастоящее, фальшивое. Зачем обманывать тебя и себя самого? Не хочу я этого.

— И не надо, — я вынул из кармана небольшой кусок энергомяса. — Сегодня я пришёл с закуской. Так что с голоду не пропаду.

— Запасливый. Молодец, — старик шутливо погрозил мне пальцем. — Как твоя рука?

— Нормалёк. Вчера вечером разбинтовали. Опухоли, видите, почти не осталось. Но палец гнётся ещё плоховато. Я стараюсь больше тренироваться с ножом, чтобы его поскорее разработать.

— Чересчур шибко стараешься.

— С чего Вы взяли?

— Да нервный ты какой-то стал. Энергия из тебя так и прёт в разные стороны.

— Заметили? — отвернув лицо, я кивнул. — Да, есть немного. Но это не из-за тренировок.

— Из-за чего же?

— Из-за монстра одного. Прилип он ко мне, и всюду преследует. Задолбал.

— Странно. Я никого не чувствую. Что за монстр-невидимка?

— Симбионт. Получеловек. Но не как Райли, Тинка, или Флинт. Этот паразит замещает своими тканями ткани хозяина, копирует их. При этом, видимо, не имеет собственного разума. Только рефлексы и инстинкты. Потому Вы его и не чувствуете.

— Постой-ка, кажется, я начинаю понимать, о чём ты. Ещё вчера я начал замечать импульсы, откуда-то со стороны вашего дома. Резкие, короткие такие. Очень похожие на болевые. Я принял их за агонию вашей добычи.

— Всё правильно. Человек, носящий паразита, пребывает в состоянии перманентной агонии. Возможно, его разум тоже давно уже мёртв. Остались только ощущения. Мерзко всё это, — меня передёрнуло. — И ведь никак не избавиться от этой напасти. Куда не сунешься — везде меня караулит. Сегодня я не выдержал и сорвался. Видели бы Вы, как я его искромсал. А то, что осталось — разобрал 'на запчасти'. Любой мясник позавидует. Раскидал куски по округе. Так что, кажется, с ним теперь покончено. Не может же он собраться воедино?

— Наверное было неприятно? — задумчиво поморгал Никаноров.

— Не то слово.

— Ну ведь ты же справился. Всё позади. Успокойся, и забудь об этом происшествии.

— Я бы рад забыть. Но меня это сильно гложет. Сегодня днём я перестал себя узнавать. Я был другим. Был убийцей, садистом. Когда кровавая пелена спала с глаз, я остановился перед вопросом — 'Как же так получилось?' Такого со мной никогда ещё не было. Я рубил и резал живую плоть с наслаждением и злобой. Ненависть захлестнула меня без остатка. Даже сейчас мне кажется, что я весь покрыт кровью. Ну, или тем, что её заменяет. Меня тошнит. А главное, я начал бояться сам себя.

— Напрасно. Ты вышел за рамки, на время потерял контроль над собой. Но не лишился разума. Если, оглядываясь назад, тебе неприятно думать о том, что ты сделал, значит человек, живущий в тебе, преобладает над зверем. И полученный урок должен пойти тебе на пользу. Ведь сейчас ты точно знаешь, где она — твоя грань, верно?

Я кивнул.

— Не бери в голову. Ты очень хороший человек. А то, что сорвался — с кем не бывает? Зато этот монстр больше не будет тебя преследовать.

— Надеюсь. Если верить Райли, он способен возрождаться буквально из ничего.

— Сомневаюсь, что теперь у него это получится. Насладись победой и живи дальше.

— Да какое уж тут наслаждение? Одно отвращение. И к нему и к себе. Если сегодня, выходя от Вас, я снова увижу эту тварь целой и невредимой, то наверное умом двинусь.

— Не думай про неё. Не думай. Чего о ней думать-то? Как будто у тебя других забот нет?

— В этом Вы правы. Забот как раз хватает. И главная забота — выбраться из этого города. Попасть сюда было проще. Гораздо проще. Теперь я как рыба в садке. Заплыл легко, а назад уже не пускают. Чёртовы сумеречники. Понавтыкали свои автоматические пушки по всему периметру — носа не высунешь.

— Неужто ни одной лазейки не найти?

Я пожал плечами.

— А договориться с охраной никак нельзя?

— Беда в том, что сумеречники сначала стреляют, а потом разговаривают. Они вообще ребята со странностями. Чтобы к ним подобраться, мне остаётся только один путь — в центр Иликтинска. Говорят, что там есть пункт связи с Периметром. Если я его найду, то сумею заявить о себе и попросить сумеречников выпустить меня.

— Почему ты называешь их 'сумеречниками'?

— Здесь их все так называют. 'Сумеречниками', или 'опричниками'. Это какое-то секретное подразделение, охраняющее город. С мозгами у них полная беда. Не пойму, то ли они психопаты, то ли инопланетяне. Но выбора особого нет. Чтобы вернуться домой, мне придётся искать с ними общий язык.

— Вряд ли им нужно тебя убивать, — попытался успокоить меня старик. — Скорее всего, они просто не знают, что ты выжил, и думают, что людей в городе не осталось. Лишь чудовища и мутанты.

— Я тоже на это надеюсь. Спасибо за понимание.

— Ну а чего же ты ждёшь? Почему не идёшь в центр? Не ищешь передатчик?

— Это очень опасно. Мы делали пару вылазок в сторону центра, и при этом едва уцелели. А в центре, по слухам, ещё опаснее. Неподготовленному там делать нечего.

— Поэтому ты тренируешься? Чтобы подготовиться к серьёзному походу?

— Да. Вот только мне кажется, что этого мало. Нужно кое-что ещё.

— Что?

— Пройти через туман.

— Через туман? Пройти? Но зачем?

— Откуда же мне знать? Меня преследуют видения. Я вижу странные, невероятно чёткие сны. И в каждом из них есть нечто, убеждающее меня это сделать.

— Так может тебе стоит попробовать? Чем чёрт не шутит?

— Может и стоит. Но мне страшно до коликов, как представлю, что меня там может ждать.

— А что там может ждать? Туман, он и в Африке туман…

— В Африке-то, может быть, так оно и есть, но не в Иликтинске. Здесь туман особый. Изгнанники боятся его ничуть не меньше темноты. Райли строго-настрого запрещает мне в него лезть. И как тут быть? С одной стороны я понимаю, что это действительно смертельно опасно, но с другой, что-то мне подсказывает, что без этого испытания мне до центра будет не добраться. Как поступить, Аверьян Васильевич? Посоветуйте.

Никаноров глубоко воздохнул.

— Что тут можно посоветовать? Есть вещи, которые необходимо решать самостоятельно. Нельзя давать советы, если сам не знаешь, что ты советуешь. Я бы рад помочь твоей проблеме, но, к сожалению, ничем тут помочь не могу. Прислушайся к своему разуму и сердцу. Взвесь всё здраво и без суеты. Подумай как следует. Я не хочу, чтобы ты пропал в этом тумане. Вижу, что Райли этого тоже не хочет, если не пускает тебя туда. Но это всё потому, что ты нам дорог. Однако, несмотря на наши волнения, своё решение должен принять ты сам.

— Не знаю, смогу ли я понять, что говорят мне разум и сердце. Я уже столько раз ошибался, столько раз подставлял Райли и подставлялся сам, что перестал верить своему здравому смыслу. Я — заносчивый трус.

— Ох, Писатель, — старик по-отечески посмотрел на меня, выдержав паузу. — А кто не трус, скажи мне? Думаешь, я такой отважный смельчак?

— А разве нет?

— До той катастрофы я действительно считал, что ничего не боюсь. Ведь во мне течёт кровь охотников-юкагиров. Да и отец мой тоже никогда ничего не боялся. На медведя ходил несколько раз. Кабан-секач его однажды сильно порвал, а ему хоть бы что. Заштопался, отлежался, и опять за своё. Потому и я уродился бесстрашным. Не боялся ни зверя, ни человека. Всем мог отпор дать. Ни словом — так силой. У меня не забалуешь. Видел бы ты, как меня студенты слушались. Как шёлковые у меня ходили. Знали, что я суров, но справедлив… Вот… А что касается тумана. Я тебя понимаю, Писатель. Побывал я в подобном тумане, густом, как простокваша. Когда из погреба вылез. Как раз на улице такой туман стоял. Вязкий, липучий. Дышишь, словно пьёшь. Как рыба, через жабры. И не видно ничего, на расстоянии вытянутой руки. Казалось, что в чистилище попал. Страшно. И тоска безумная внутри.

— Вчера Вы так и не дорассказали, как вышли из убежища.

— А на чём я остановился? Ах, да… На том, что чувствовать перестал. Воск капает, а мне всё равно. Потрогал рану — не болит. И, вроде как, засыпана чем-то. Руку переворачиваю — а с неё посыпалось. Представляешь? Из раны, вместо крови, какой-то песок. Я электрика-то вспомнил сразу, и думаю, — 'всё, приехал'. Ну что ж. Хорошо хоть без мучений. Ничего не болит. Просто рассыпаюсь. Пальцы перестали двигаться. Хотел подняться (я на корточках сидел) — куда там? Коленки всё. Гипсовые. Как у скульптуры. На руки смотрю, они трескаются. Пальцы посыпались. Я машинально — цоп-цоп! А у меня рука от локтя переломилась, и в рукав высыпалась. Следом, тут же вторая, как у манекена, выскочила из рукава, и вдребезги. Подскочил я от страха, ноги подо мной хрустнули, и опрокинулся. Только помню, как пыльца в воздух взвилась, и на пламени свечки затрещала, захлопала, почти как бенгальский огонь. Всё. Отключился. Думал, смерть. Не знаю сколько лежал. Слышу вдруг — зовёт меня кто-то. Открываю глаза — темно. Свеча успела погаснуть. И непонятно, то ли я уже на том свете, то ли ещё на этом. 'Васили-ич!' — точно, меня зовут. Голос вроде как Илюхи. Электрика нашего. Я в полной растерянности. Что делать? Тела не чувствую, но оно вроде бы есть. Принюхался. Пахнет знакомой гнильцой и сыростью. Значит я всё ещё в погребе. А тут опять 'Василич!' Ну, думаю, надо откликнуться. 'Здесь я, Илья Петрович!' — отвечаю. — 'Что случилось то?!' — 'Ничего не пойму! Василич, что со мной?!' Можно подумать, я знаю, что с ним. Я с собой-то не могу разобраться, что произошло. Ну раз живой, значит надо вставать. Руку поднял, и она так р-раз! Свободно пошла. Словно воздухом надутая. Ощущения странные. Руки, вроде как, нет, но она движется. Такое покалывание чувствуется, и там, где рука соприкасается с чем-то, оно усиливается. В общем, я встал, начал дверь ощупывать. Попытался её толкнуть, а она не поддаётся. Давлю её изнутри со всей силы. Чем сильнее давлю, тем сильнее руки колет. Как при онемении почти. А дверь ни в какую. Илья мне с противоположной стороны бубнит — 'Василич, ты здесь, что ли?' 'Да здесь, ёлки-палки, здесь. Дверь, заразу, заклинило'. Возились мы с ним возились. Он с той стороны пытается открыть, я с этой. А она стоит словно каменная стена. Наверное, мы бы так ещё долго провозились, если бы я не попробовал пальцы в щель просунуть. Сначала мне показалось, что моя рука раздвинула промежуток между дверью и косяком, но когда на створку навалился, она как стояла, так и стоит. Тогда понял, что это я в щель просачиваюсь. Как этот… Как его? Осьминог. Руку по плечо просунул. Не застрял. Начал ногу просовывать. Так весь целиком в коридор и вылез. Там тоже темно, хоть глаз выколи. Только свечение желтоватое маячит. Сначала блеклое было, потом стало ярче. Когда оно со мной заговорило, я понял, что это Илья. Так мы стали призраками.

— Ничего себе. И как вы это пережили?

— Как я пережил, ты сам видишь. А Илья Петрович, бедняга, спустя три месяца не выдержал. Видал синих? Он теперь один из них.

— Синие, зелёные и жёлтые. Вы — жёлтый. Сергей, с которым я познакомился в Призрачном районе, был зелёным, но тоже стал жёлтым. А синие нападали на Райли и Тинку.

— Эти цвета как-то связаны с частотами, на которых мы работаем. В зависимости от психического состояния, частота меняется, а вместе с нею и цвет. Те, кто не попали под прямой удар излучения, или что там было на улице во время катастрофы, стали жёлтыми — то есть 'сведущими'. По какой-то причине, их разум продолжил функционировать в прежнем режиме, хотя энергетическое ядро лишилось материальной оболочки. Они застряли между измерениями, и теперь видят происходящее изнутри — с изнаночной стороны. Таких 'желтков', как я, было немного. Тех, кто отсиделись в закрытых помещениях, в погребах, гаражах и так далее. Зелёных было больше всего. Мы их сначала не видели. Потом они проявились. Примерно через пару недель. Но все попытки с ними связаться были тщетными. Они просто нас не видели и не слышали. Изо дня в день, они циркулировали по одним и тем же маршрутам. Утром отправлялись по своим однообразным делам, а вечером возвращались домой. Зелёные как будто бы не знали, что с ними случилось, и продолжали жить своей обычной жизнью.

— Так оно и есть. Я был в их мире, похожем на вечный 'день сурка', и, по-моему, их это вполне устраивает.

— Мы тоже это поняли со временем. Многие им завидовали. Кто-то пытался докричаться до них. Рано или поздно сходили с ума. Превращались в синих. Нет ничего хуже этого. Пока у тебя есть разум, ты ещё чувствуешь себя человеком. А с потерей разума лишаешься вообще всего. Остаётся только набрасываться на всё, что движется, в слепой жажде урвать хотя бы каплю свежей энергии.

— Настоящий вампиризм.

— Так и есть. Синие — это рецессивная форма душ. Пока разум работает, энергия аккумулируется вокруг него, циркулирует, поддерживая жизнь. Душа, лишившаяся разума, постепенно исчезает. Растворяется в пространстве. Все эти синие обречены на медленное угасание. Самое печальное, что изначально все они были жёлтыми, то есть обычными, разумными людьми. Такими, как я. Мы держались все вместе, поддерживали друг друга. Верили, что нас спасут. С каждым днём эта вера становилась всё слабее, и люди начали впадать в отчаянье, завершающееся полным безумием. Тяжко пришлось… Когда мы с электриком Илюхой выбрались на поверхность, то подумали, что кроме нас вообще никого не осталось. Илья рассказал, что был в трансформаторной будке, когда всё началось. Он увидел, как люди во дворе рассыпаются в пыль, испугался, и побежал в первое попавшееся убежище. В погреб, где я возился. Мы не знали, что тогда случилось. Да я и сейчас не знаю. Как привидения, мы просто бродили среди тумана. Звали уцелевших. Никто не откликался. Туман начал рассеиваться, и мы увидели в небе огни. Казалось, что звёзды падают на землю. Вокруг нас. Очень близко. Пришлось опять спрятаться в погребе на какое-то время.

— Экспансия, — догадался я.

— Не знаю, что это было. Но такой звездопад повторялся несколько раз. А вслед за ним начали появляться странные живые существа. Полупрозрачные, маленькие и пугливые. Они убегали от нас, завидев издали. Никто не решался заходить в наш район.

— А вы пытались выйти из него?

— А то! Конечно, и не раз. Но тут нас ждала непредвиденная проблема. При приближении к границе района самочувствие заметно ухудшалось. После пересечения невидимого рубежа, дискомфорт превращался в боль. Силы быстро вытекали из нас, как из прохудившихся мешков. Было ясно и дураку, что дальше будет только смерть. В первый раз я ходил вместе с отрядом добровольцев. В него входили почти все из выживших-жёлтых. Двадцать три человека. Конечно, мы были не самые первые. До нас некоторые товарищи пытались покинуть район в одиночку. И они рассказали, из-за чего им пришлось вернуться. Не то чтобы мы им не поверили, но просто, ты же понимаешь принцип 'стада', когда нас много, и кажется, что уж вместе-то мы определённо сможем преодолеть любую преграду. Обсудили план, маршрут, собрались и выдвинулись в сторону больничного городка. Ну и что ты думаешь? Половина из нас повернула назад даже не дойдя до забора. Остальные начали поворачивать уже на территории больницы. Самые стойкие смогли дойти до противоположных ворот — на большее нас не хватило. Это был провал. Зато мы поняли, что вне нашего района не уцелел никто. Все люди в больничном городке тоже превратились в прах, но их души, в отличие от наших, погибли вместе с их телами. Неизвестно, кому повезло больше… Наш район сохранил нам жизнь, но, вместе с этим, стал для нас вечной тюрьмой. После нашего неудачного похода, небольшая группа отчаянных ребят, не желавших мириться с таким положением дел, ещё два раза пыталась вырваться на свободу. Они полагали, что для этого нужно лишь преодолеть какое-то расстояние. Во время второй вылазки они дошли до телецентра. Их было трое. Двое вернулись. Их лидер — Олег, бывший завхоз на промскладе, так и не вернулся. Те мужики, которые с ним ходили, сказали, что он ушёл дальше, в сторону ИТК. А сами они еле живые обратно приползли. Полтора дня восстанавливались. Такие дела.

— Как вы жили?

— Как жили, как жили. Хреново. Как Робинзоны Крузо. В полнейшей изоляции. Ничего не чувствуешь, словно искусственный. Ходишь, будто летаешь. Единственное ощущение, которое испытываешь — то самое электрическое покалывание. Предметов касаешься — слегка колет. Жёлтых касаешься — шибко лупит током. А зелёные насквозь пролетают, им хоть бы что. Такая вот жизнь. Как у привидения. Ничего не съешь, не выпьешь, не возьмёшь. С другой стороны, ни есть, ни пить уже и не требуется. Одежда тоже не нужна. Чего стыдиться, если ты выглядишь как прозрачный, светящийся силуэт? Живи себе да радуйся. Навроде растения. Но, ты сам понимаешь, что эта жизнь — она не для людей. К чему вообще жить, если видит око, да зуб неймёт? Это ж натуральная ангедония. Вот народ и начал с ума сходить. Был у нас оптимист один — Вовка Мозоль. Мозоль — это его фамилия. Вечно всех успокаивал. Говорил, что от нашей болезни есть лекарство. Вроде бы американцы уже вовсю такие опыты проводили на крысах, и отделяли у них душу от тела, взвешивали её, ну и всё такое. Дескать, японцы уже давно придумали биороботов, которые идентичны людям. И лишь одного у них нет — ума. И вот как раз-таки нас в этих роботов и вживят. Мы опять будем чувствовать, жить нормальной жизнью. Бред сивой кобылы, в общем, нёс. А мы ему верили. Просто хотели в это верить и всё, понимаешь? Цеплялись за это. Не знаю, верил ли он в это сам, но нас этим сильно поддерживал… А посинел Вовка одним из первых. Вот такая злая ирония.

— Я видел жёлтых в Призрачном районе. Совсем немного. Не больше двух. Это люди из вашей группы?

— Вряд ли. Из сведущих только я не стал синим. Те жёлтые, что ты видел, скорее всего, бывшие несведущие-зелёные, которые заподозрили что-то неладное в своём однообразном существовании.

— Понятно теперь, почему Сергей пожелтел, когда узнал правду.

— Мне жаль его. Теперь у него один путь — в синие.

— И это моя вина.

— Не вини себя. Когда-нибудь они все об этом узнают.

— А как же Вам удалось не превратиться в синего призрака?

— Странная история… К концу первого года нас осталось совсем мало. Я, да семейство Козиных. Молодцы они были, Козины эти. Держались друг за друга. Не знаю уж, что им больше помогло: сплочённость, или вера в Бога. А может быть и то и другое. Они искренне верили. Без фанатизма, но от души. Молились каждый день. Я поначалу их не понимал. Не привык потому что ждать божьей помощи. А потом взглянул на это под другим углом. Дело-то вовсе не в том, есть Бог, или его нет, а в том, как вера помогает человеку укрепиться в своём терпении. Тут-то я и припомнил дедовскую науку… Через несколько долгих месяцев, некоторые из нас уже превратились в синих. Другие — стояли на грани сумасшествия. Они метались, скандалили попусту, орали какую-то чушь. Их всё раздражало. Было понятно, что со дня на день, они тоже лишатся рассудка. И мы старались держаться от них подальше. Так, постепенно, от нашей маленькой общины откалывались куски, пока не остались только Козины и я. Казалось, что эта семья будет стоять до конца. Но и они не выдержали. Сначала безумию подвергся их старший сын, а потом, менее чем за неделю, всё семейство потеряло разум. Вот так-то, Писатель. Даже самый крепкий дом быстро рухнет, если потеряет часть своего фундамента. Я, в принципе, был готов к этому исходу. Но не ожидал, что всё случится так быстро. Ещё неделю назад мы были вместе, и вот я уже один. Тут мне совсем невмоготу стало. Куда деваться? Перебрался поближе к окраине. Всерьёз задумался о смысле своего дальнейшего бытия. Уже готов был покинуть район, чтобы прекратить свои мучения. Но всё ещё за что-то цеплялся. Удерживали наплаву знания, перешедшие от отца и деда, как выживать в Тайге, в полном одиночестве. Не знаю, сколько времени смог бы так прожить в трезвом рассудке. Только однажды, пасмурным днём, я вдруг увидел белого ворона. Сидит на окне и на меня смотрит. Попытался его прогнать — он не улетает. Было очень странно. Я целый год не видел ни одной птицы, а тут вдруг ворон. Да ещё белый. Ну, точнее, не совсем белый, а какой-то пепельно-седой. Сидел он, значит, сидел а потом каркнул, и перелетел на забор. Мне стало интересно, и я пошёл за ним. Пока шёл, он всё так и сидел, ждал меня. Когда я дошёл до забора, он опять вспорхнул, и на ветку дерева. Я опять за ним следом. И вдруг понимаю, что иду уже не по улице, а по заснеженной тундре. Иду не как призрак, а как человек. Чувствую тяжесть тела, чувствую снег под ногами, чувствую ветер, снежинки. Такая радость меня обуяла от этого. Было уже всё равно — умер я, или ещё жив. Главное, что я чувствую себя как прежде, материальным. Долго я шёл за вороном. Так его и не догнал. Остался посреди снегов. Постоял немного, подумал. Захотелось снег потрогать. Ощутить его руками, каждым пальцем. Сгрёб немного снега. Он холодный, мокрый, приятный. Дай, думаю, вылеплю что-нибудь. И начал лепить первое, что на ум пришло — птицу. Леплю, а сам радуюсь. Как ребёнок, который впервые снег увидел. Птичка лепится на загляденье. Клювик ей сделал, крылышки, хвостик. Как живая получилась. Подбросил в воздух — 'лети!' И она полетела! Представляешь, Писатель, она полетела!

— Это была иллюзия?

— В те минуты я думал, что повернулся. Но ничуть этому не расстроился. Такое безумие — просто счастье, по сравнению с последним годом моей ничтожной, бесплотной жизни. В этом безумии я вновь обрёл плоть. Я стал творцом. Мог лепить из снега всё, что хотел. Мог вдохнуть в это жизнь. Как Бог.

— Значит всё, что я видел, Вы вылепили из иллюзорного снега?

— Дело вовсе не в снеге. Скоро стало понятно, что в этом мире можно создавать любые вещи из ничего. Из пространства. Просто усилием воли. Чем больше я практиковался — тем лучше становились мои творения. Единственным, что я так и не смог воплотить, был человек. Как я не старался, у меня получались роботы, безответные куклы. И я понял, что создать человеческий разум мне не под силу.

— Всё равно, это потрясающе. Я имею в виду превращение иллюзий в реальность.

— Сначала, да — захватывает. Потом привыкаешь. По сути, ничего особенного в этом нет. Простое воплощение фантазии. Мир, в котором мы родились, это та же самая иллюзия, только придуманная кем-то за нас. А то, что придумываем мы, создаётся внутри наших собственных сознаний: в мыслях, мечтах, идеях. Ведь что такое 'изобретение'? Всего лишь попытка перенести своё творение из мира фантазии — в реальность. Когда простой человек берёт листок бумаги — он видит в нём только бумагу. И лишь писатель знает, что на самом деле это не бумага — а интересная история, которую можно показать остальным людям, которые её не видят, вообще о ней не догадываются.

— Гипотезы часто рознятся с истиной.

— Согласен. Но мы близки к истине как никогда. Я уже говорил, что знаком с физикой не понаслышке. Сопоставляя свои знания с увиденным здесь, за гранью реальности, мне удалось кое-что понять о том, как всё устроено.

— И что же Вы поняли?

— Мир — это слоёный пирог. Каждый слой — отдельное измерение. Те слои, что соприкасаются, пропитывают друг друга, создавая сплошную начинку. А мы видим лишь то, на что настроены. Мы думаем, что наш мир — это мир материи. На самом же деле, это мир сигналов. Мир волн. Высокочастотных импульсов. Если наши частоты резонируют, значит мы видим друг друга, слышим и понимаем. Если же волны не совпадают, то информация искажается, вплоть до полного невосприятия. Поэтому я неправильно вижу и понимаю Райли, а Райли — неправильно видит и понимает меня. Зелёные же — вообще меня не видят, потому что работают в ином, недоступном диапазоне. Вот потому-то, Писатель, я считаю тебя уникальным. Ты сумел настроиться на частоты всех нас: и желтых, и зелёных, и монст… Ну, этих.

— Изгнанников, — поправил я.

— Их самых, — кивнул старик. — Это поразительно. Ты можешь общаться со всеми нами. А мы друг с другом контакта найти не можем.

— Наверное, если человек не лишается своей материальной оболочки, то способен настроиться на любую волну. Как радиоприёмник.

— Тогда уж, как телевизор. Есть эфир, наполненный сигналами, и есть антенны, которые эти сигналы принимают. Наш мозг — это и есть наша антенна. А разум — это декодер, преобразовывающий полученный сигнал в удобоваримую форму. Структура реального мира безлика и бесцветна. Это контур. Чертёж. Основа, которую мы дорисовываем и разукрашиваем благодаря своему разуму. Именно разум говорит нам, что небо — голубое, ёжик — колючий, а лимонад — сладкий. Благодаря стандартной программе декодирования, мы все видим мир одинаково. Различаются лишь наши фантазии, потому что они выходят за пределы чётко очерченной реальности. По всей видимости, в результате катастрофы, нас вытолкнуло в соседнее измерение, пригодное для жизни разума, но не тела. Наши освободившиеся энергетические оболочки продолжили работать в штатном режиме, воспринимая мир как и прежде, и отказываясь верить в то, что мы больше не люди. И нас уже никто не услышит и не поймёт…

— А как же Ыт? Он Вас понимал.

— Это было ограниченное понимание. Я даже считал его животным. Высокоразвитым, но всё же животным. Как собака, лошадь, или дельфин. Поэтому и прозвал 'Псом'. Мне до сих пор стыдно за это.

— Как Вы с ним познакомились?

— Он забежал в наш район, спасаясь от каких-то преследователей. Я хотел его прогнать, но передумал, решив, что компания живого существа мне не помешает. Со мной уже был белый ворон. Но тот был лишь иллюзией, в то время как Пёс — существо вполне реальное. Возвращаясь из иллюзорного мира в реальный, я уже был не один. Знаешь, как это меня подбадривало? А вот Псу было со мной не так хорошо. Он прибился ко мне, спасаясь от врагов, и оставался со мной только лишь потому, что боялся их возвращения. Я понимал, что если угрозы не будет, Пёс тут же меня покинет. Мне этого ужасно не хотелось. И я начал запугивать бедного Пса. Воспользовался тем, что могу влиять на него телепатически. Недостойно поступал, знаю. Просто боялся одиночества.

— Но Вы отпустили его. Теперь он счастлив. Наверное, уже сидит в Апологетике.

— Этим я себя и утешаю. Но совесть всё равно меня гложет.

— А почему Вы с ним перебрались в больничный городок?

— Тому способствовало два фактора. Во-первых, мне до смерти надоели синяки… Сначала наведывались полоумные жёлтые, которые регулярно меня разыскивали, вытаскивали из иллюзорного транса, и начинали приставать со всякой ерундой. То изливали свою душевную боль, то набрасывались с бредовыми упрёками, то ещё что-то придумывали. Их разъедала тоска. Они превращались в синих. С одной стороны, мне было их жаль. Как-никак, почти год были неразлучны, боролись вместе, отлично знали друг друга. Но с другой стороны, я боялся, что они утянут меня за собой, заразив своим сумасшествием. Поэтому я их избегал, регулярно меняя место жительства. Когда же у меня появился Пёс, то вместо жёлтых ко мне полезли синие. Учуяли его, сволочи. Энергия изгнанников не защищена от синих, поэтому те могут её сосать, как клещи.

— Я знаю. Видел, как они впивались в моих подруг.

— Вот-вот. И Пса они тут же облепили. Видел бы ты, сколько на нём их висело, когда он ко мне прибежал! Как игрушки на ёлке! Стал я их от него отгонять. А что толку? Только отвернёшься — они опять к нему присосались. И всё больше и больше их появляется. Через несколько дней вокруг нашего дома их вился уже целый рой. Как не пытался, так и не сумел сосчитать. Вот поэтому и решил я уйти за пределы района… Кроме этого, у меня появилась возможность наконец-то реализовать один заманчивый эксперимент, придуманный головастым мужиком из 'сведущих' ещё за полгода до этого. Мужик тот уже давно летал среди синих, но его идея не давала мне покоя. Теория заключалась в выносе с территории района какого-нибудь предмета, который будет работать для нас-призраков, как акваланг для ныряльщиков. То есть, пока этот предмет рядом, за пределами своего района мы сможем чувствовать себя так же комфортно, как и внутри него. Проблема заключалась в том, что мы ничего не могли забрать с собой. Мы же бестелесные. Но с появлением Пса я получил шанс проверить эту идею на практике. Непросто было Пса выполнять мои приказы. Он плохо понимал, чего я от него добиваюсь. Намучился я с ним… Да и он со мной. Наконец-то удалось до него достучаться. Заставил его подобрать тряпку, и отнести в больничный городок. Он шёл с большой неохотой. Потому что в больничном городке водились крысо… Ну, в смысле, эти, никак не запомню их название…

— Экрофлониксы.

— Ну да. Они. Не знаю, почему вы их так называете? По-моему, они на мышей похожи. Или на тушканчиков. Ну да шут с ними. В общем, приходилось мне Пса подгонять, чтобы он шёл. Так, с горем пополам, мы с ним вышли за пределы района. И чувствую я, пока Пёс рядом — и мне вроде бы ничего, но стоит отойти, как начинается недомогание. Сразу я понял, что это не от Пса зависит, а от тряпки. Точно, она как акваланг для меня работает. Через неё я как бы дышу. Питает она меня чем-то. Зарядом каким-то. И так, по ходу моих испытаний, пришёл я к выводу. Предметы, вынесенные за пределы района, конечно, облегчают мне жизнь, но слабо. И ненадолго. Всё равно дискомфорт ощущается. Который со временем становится сильнее. Ну точно, как в акваланге дыхательная смесь заканчивается. Начал я думать, как обеспечить качество и продолжительность этого жизнеобеспечения. Многое перепробовал. Крупные предметы, набор предметов, предметы из различных материалов, и так далее. Когда уже все варианты проверил, решил испытать предметы, относившиеся к мои личным вещам. И получилось! Благодаря собственной рубашке прожил в больничном городке целые сутки, без каких-либо неудобств. После чего пришёл к такому умозаключению. Наши собственные вещи аккумулируют в себе нашу личную энергетику, и чем дольше они с нами — тем сильнее она в них накапливается. Ну, к примеру, вот ты носишь майку целый месяц не снимая, и она постепенно пропитывается твоим потом, правильно? Так и здесь, только вместо пота — энергетика. Но если пот можно отстирать, то энергетика твоя после стирки никуда не девается. Вот такие дела. Скумекав это, я решил взять самую ценную реликвию, связанную не только со мной, но и с моими предками.

— Его? — я указал на идола.

— Ага. Этот идол передавался из поколения в поколение. Как талисман. Представляешь, сколько энергии он впитал? Для меня это самая ценная, самая памятная и самая любимая вещь. Забрали мы его, и ушли из нашего района навсегда. Вот так, до сих пор, этот болванчик и поддерживает во мне жизнь, — рассмеялся Никаноров.

— Значит, это не просто любимый талисман, а самый настоящий, жизненно-важный атрибут, без которого Ваша жизнь за пределами Призрачного района невозможна?

— Так оно и есть. Теперь ты знаешь мою тайну, и можешь избавиться от старика, когда пожелаешь.

— Что за намёки? Вы меня обижаете.

— Я просто шучу. Я же знаю, что ты — порядочный и добрый парень. Иначе бы не стал с тобой делиться. Уже говорил это, но готов повторить, я очень рад нашей встрече. Это для меня просто подарок какой-то, после всего, что я пережил. Последние месяцы были особенно тяжёлыми. Я почти не покидал иллюзорного мира. Копался в воспоминаниях, пересматривал свою жизнь. Любое отвлечение извне меня раздражало. Пёс понимал это, и не беспокоил меня. Поэтому, ваше внезапное вторжение сильно меня рассердило.

— Кажется, понимаю, почему. Копались в памяти Вы неспроста, верно?

— Верно. Хотел собрать информацию о своих близких людях. Вспоминал их речь, привычки, характеры, чтобы воссоздать в иллюзии. Пообщаться с ними хотя бы так, через обрывки воспоминаний.

— И получалось?

— Не-а. Одно разочарование… А ещё, знаешь, чего я не смог воссоздать, хоть и очень-очень хотел? Вертолёт.

— Вертолёт? Какой вертолёт?

— Который прилетит за мной… Как-то раз я попробовал. Создал стрёкот лопастей. А когда получилось, вскочил, как ошпаренный, и выбежал из своего жилища — встречать. Вертолёт стрекотал всё ближе. Казалось, что вот-вот он вывалится из облаков. И вот тут-то я понял, что пал жертвой собственного обмана. Выдал желаемое за действительное. Заткнув уши, и зажмурив глаза, я бросился обратно, упал на пол своего жилья, и долго плакал. Никогда ещё осознание беспомощности и бесповоротности не угнетало меня сильнее, чем в те минуты, — на глаза старика опять навернулись слёзы.

— Давайте не будем о грустном? — прервал его я. — Когда Вы расстраиваетесь, мне тоже не по себе. Лучше научите меня создавать иллюзии.

— А тебе зачем? — вытер глаза Никаноров.

— Интересно.

— Любопытной Варваре… Впрочем, мне не жалко. Тут вопрос в другом. Насколько ты готов освоить подобное мастерство? Всё же наука эта требует усидчивости и терпения. С кондачка ею не овладеть.

— Время ещё есть, — мельком взглянув на окно, ответил я. — Давайте попробуем?

— Ну, смотри, сноха, тебе жить. Не жалуйся потом, если что… Самое сложное в этой науке — начало, поиск отправной точки. Когда отыщешь этот краеугольный камень, дальше всё пойдёт само собой. Тут главное сосредоточиться, и верить своему проводнику.

— Проводник — это белый ворон?

— У меня — да.

— А у меня?

— А у тебя я буду проводником. Ты не против?

— Конечно нет!

— Тогда слушай внимательно. Чтобы попасть в мир собственных иллюзий, ты должен сначала покинуть мир реальности. Самый простой способ — ловить момент во время полудрёмы, когда ты уже не бодрствуешь, но ещё и не спишь…

Я впитывал каждое слово старика, жалея, что сегодня не захватил с собой блокнот. Он говорил простым и доступным языком, доходчиво объясняя, что нужно делать, как концентрироваться, как идти от простого — к сложному, и как не утонуть в бушующем потоке внешнего информационного пространства, наполненного миллиардами чужих мыслей и образов. На словах всё казалось не таким уж и трудным, но практика получилась практически неподъёмной. И если бы не чудодейственный ай-талук, не знаю, сумел бы я самостоятельно покинуть пределы реальности.

*****

На следующий день, вернувшись домой после своей опасной, но удачной вылазки, я застал Райли во дворе. Подвесив тушу шипомордника на перекладину возле скамейки, она, очевидно, ждала меня для тренировки, и уже немного беспокоилась, что я долго не иду. Чтобы показать, что всё в порядке, я приветливо улыбнулся. Сегодня я чувствовал себя по-особому, как-будто бы постиг некий дзен. И мой просветлённый облик не остался для Райли незамеченным.

— Ты чего сияешь, как фотоморф в брачный период? — спросила она, затягивая узел на верёвке.

— Я наконец-то одолел прометеева орла.

— Да ты что? И как же?

— Заманил его в котлован на заброшенной стройке и скинул в колодец. Оттуда он уже не выберется.

— Хитёр. Доволен собой?

— Ещё как. Знала бы ты, как он мне надоел. А вчера — так вообще довёл до ручки.

— Помню-помню.

— Мне стыдно, что я так озверел. Этого больше не повторится.

— Да хватит тебе оправдываться. Иди вон, лучше, тренируйся. Ты должен научиться точно попадать между шейными пластинами.

— Блин, опять этот шипомордник. Я не хочу снова поломать нож об него.

— Целься точнее, и не поломаешь, — Райли протянула мне нож. — На, работай.

С тяжёлым сердцем я принял оружие, и обошёл тушу подвешенного зверя по кругу, высматривая слабозащищённые места. Из пасти и с шипов на уродливой голове монстра свисали подрагивающие нити застывающей крови.

— Вставай с этой стороны, — указала Райли. — Во время драки тебе будет открыта только вот эта часть.

— Да тут же сплошной панцирь с шипами!

— Не сплошной. Вон, видишь место, где черепная броня соединяется с шейной? Когда он поднимает голову, между пластинами открывается щель. Не широко, но вполне достаточно, чтобы всадить туда нож. Давай, бей!

Я прицелился и наискось ударил. Лезвие неудачно скользнуло по краю панциря, но не отломилось.

— Давай ещё!

Второй раз получилось лучше.

— Старайся не натыкаться на головные шипы. Они ядовитые.

— Легко сказать.

— Давай-давай, продолжай. Теперь бей с этой стороны. Во-от, молодец.

— Стараю… — нож предательски звякнул об панцирь, но снова чудом не поломался. — Чёрт.

— Эй, если я тебя хвалю, это не значит, что ты должен расслабляться и терять бдительность. Соберись! Бей точнее! И только попробуй мне нож сломать…

— Виноват, Луриби Райли. Буду внимательнее.

— Как ты меня назвал? — опешила изгнанница. — Ты это серьёзно?

— Конечно. Ты меня многому научила и продолжаешь учить. Значит ты — луриби, мой учитель.

— Луриби — это не просто учитель, как в ваших школах, например. Это не профессия, а высокое звание, которое нужно заслужить.

— Значит ты его заслужила.

— Ты правда так считаешь, или опять подлизываешься? Хм. Ну, если ты искренен, то мне очень приятно. Не ожидала услышать такое признание.

— Уверен, что и верховные апологеты оценят твои заслуги.

— Откуда такая уверенность? Писатель, у тебя опять какие-то странности начались. Это связано с орлом, или с твоим новым другом-призраком? Скорее всего с призраком. Опять он тебе мозги промывает какой-то призрачной философией.

— Он замечательный дед. Любой другой на его месте повредился бы умом. А Аверьян Василич мало того, что разум сохранил, так ещё и попытался разобраться в происходящем. Вот, это я понимаю — человечище. Знаешь, чему он меня сейчас учит? Создавать управляемые иллюзии.

— И как, получается?

— Пока нет. В теории, вроде бы, легкотня. Но стоит попробовать, как понимаешь — штука неподъёмная. Вчера вечером пытался выйти в информационное пространство. Часа два промучился. Не получилось.

— Ах, вот почему ты так долго ворочался и пыхтел? А я думала, что у тебя что-то болит.

— Болит у меня только самооценка. Не знаю, похоже, что я — бездарь. Без ай-талука ни на что не способен. А использовать ай-талук старик запретил. Говорит, что нужно учиться преодолевать реальность без искусственных стимуляторов.

— Он прав. Побочные эффекты от чрезмерного использования ай-талука могут быть самыми неожиданными. Лучше им не злоупотребляй.

— В таком случае, этот навык так и останется для меня недостижимым.

— Зачем мучиться? Давай просто устроим сеанс слияния разумов? Мне это пара пустяков.

— Нет-нет-нет. Идея конечно хорошая. Но в том-то всё и дело, что я должен добиться результата самостоятельно, без посторонней помощи. Если ты вытащишь меня за пределы реальности — сам я этому фокусу не научусь. А я должен научиться.

— Ну, смотри. Моё дело предложить.

— Кстати, Райли, давно хотел тебя спросить. А почему ты перестала называть меня 'милым'?

— Чего? — зарделась та. — Не поняла тебя.

— Тинку ты по-прежнему продолжаешь так называть. Даже Флинта иногда называешь. А меня — перестала. Почему?

— Эм-м… Ну-у… Ты же вроде бы сам как-то раз сказал, что тебе не нравится, когда я так тебя называю.

— Неправда. Мне нравится. Но я давно уже этого не слышал. Почему? Я уже не кажусь тебе милым? Или до сих пор не заслужил твоего прощения?

— Что за глупости? Я давно тебя простила, — она отвернулась, и, нервно разминая пальцы, отошла в сторонку. — Ерунду не говори.

— Ладно. Я просто спросил. Из праздного любопытства, — выдернув нож из шеи шипомордника, я аккуратно обтёр лезвие. — Не хочешь — не называй… На, держи свой нож.

— С чего ты взял, что не хочу? — тряхнув волосами, Райли повернулась ко мне, стараясь избегать прямого взгляда. — Почему ты прекратил тренировку?

— Хочу передохнуть, — вернув ей нож, я сел на скамейку, положив ногу на ногу.

Покусывая губу, девушка подошла ко мне.

— Ты-ы, пойми, — странно заикаясь произнесла она в сторону. — Я-то пр-росто… Я не от того, что…

— Сядь, — похлопал я по скамейке. — Посиди со мной.

Она послушно села, уставившись на свои ботинки. Я осторожно убрал прядь волос, с её щеки, открыв лицо.

— Что-то не так? Я тебя смутил?

— Смутил? Ещё чего, — она хмыкнула и попыталась улыбнуться, но тут же опять стала сконфуженной. — Ну, в общем, да… Сначала 'луриби' назвал, потом… Ох. В общем, я не совсем понимаю, что со мной, и почему я себя так веду. Никогда такого не чувствовала. Наверное, я тоже странная, да?

— Это не странность. Это застенчивость. Обычное человеческое качество.

— Человеческое? — наконец-то она решилась глянуть на меня одним глазом.

— Да. Я знаю, что существам твоего вида застенчивость не свойственна. И то, что ты её проявляешь, может означать лишь одно — ты превращаешься в человека.

— Как такое возможно? Я столько лет пыталась, но никогда не получалось. А теперь вдруг как-то само собой…

— Ты становишься человеком по тому же принципу, что и я становлюсь изгнанником. Мы учимся друг у друга. Тебе гораздо проще познать человеческую сущность непосредственно, через живого человека, нежели через чужие, мёртвые воспоминания. Я давно заметил, как ты копируешь меня: мои слова, выражения, эмоции, привычки. Причём делаешь это бессознательно. Не отдавая себе отчёт. Вот результат. Проникшись моими повадками и мыслями, ты наконец обрела собственные человеческие черты. Научилась думать как человек, говорить как человек… Чувствовать как человек.

Наши взгляды встретились. Пару раз Райли шевельнула губами, словно пыталась что-то сказать, но слова у неё так и не вырвались. Наконец, она просто положила голову мне на плечо. А я взял её за руку. Так мы и сидели вдвоём, на скамеечке. Парочка несчастных изгоев, нашедших друг друга посреди сумасшедшего декаданса. Над нашими головами быстро проносились облака. Было тихо. Очень тихо.

Глубоко вдохнув аромат её волос, я зажмурился. Необычный, гербариевый запах, который раньше казался мне чуждым и непривычным, теперь воспринимался совершенно иначе, став самым родным на Земле.

— Не надо, милый, — прошептала Райли. — Мы с тобой совершаем ошибку.

— Какую? — я с тревогой открыл глаза.

— Мы не должны привыкать друг к другу. Ведь скоро нам придётся расстаться.

— Да, я знаю. Но что я могу поделать? Я к тебе уже привык.

— Я тоже. И с каждым днём привыкаю всё сильнее. Прости.

— За что ты просишь прощения?

— За то, что тянула время.

— Но ты же делала это по другой причине. Нам действительно нужно хорошенько подготовиться перед походом…

— Писатель, мы могли отправиться в Апологетику гораздо раньше. Мы могли отправиться туда в любой момент. Но я не хотела этого. Я хотела, чтобы ты ещё немного побыл здесь, со мной. Пожалуйста, прости меня.

— Значит, в Апологетику мы можем уйти хоть сейчас?

Райли кивнула.

— Ну раз так… Тогда, отправляемся… Дня через два. Или три, — обняв подругу, я весело рассмеялся.

Она тоже начала смеяться. Мы хохотали, словно два дурачка, хотя к горлу у обоих подкатывали слёзы.

— Я благодарен тебе, Райли. Как говорил один мой знакомый, 'Можно долго умирать, а можно быстро жить'. Здесь я узнал, что такое настоящая жизнь. Быстрая, опасная, но именно настоящая. Мне будет не хватать этой жизни, когда я вернусь в своё домашнее 'болото'. И будет не хватать тебя.

— Вот поэтому нам и не нужно дальше привыкать друг к другу. Хоть я и тянула время, но мне всегда было понятно, что вечно его растягивать не получится. Когда-нибудь тебе придётся уйти. И желательно, до наступления холодов. А они уже скоро. В Апологетике наши пути разойдутся. Удостоверившись, что ты покинул город, я примкну к касте апологетов-акилантов. Буду дожидаться Исхода.

— Так это же здорово, дорогая! Ты же с рождения к этому стремилась. Наконец-то ты перестанешь быть изгнанницей, и превратишься в представительницу полноценной, высокоразвитой цивилизации. По-моему, перспектива хоть куда.

— Угу. Согласна. Только вот мне почему-то всё равно не весело.

— Да брось. Выше нос. Хотя, кого я убеждаю? У самого на душе кошки скребутся. Я так долго мечтал выбраться отсюда и вернуться домой, что сейчас перестал понимать самого себя. Нет, желание-то у меня осталось. Но вот мысль, как же я буду без тебя, гложет всё сильнее. Разумом понимаю, что выбора у меня нет. Но душой… Сердцем, не могу пока свыкнуться с мыслью, что нам с тобой суждено расстаться навсегда.

— Это плохо. Мы не должны так сближаться. С этого дня будем вести себя сдержанно по отношению друг к другу. Нужно отвыкать. Ведь так?

— Так.

— Вот прямо сейчас и начнём, да? Больше никаких лишних разговоров и никаких телячьих нежностей. Общаемся только по делу. И без обид?

— Без обид.

— Ну… Тогда так и поступим.

Тянулись минуты, но Райли продолжала сидеть рядом, в обнимку со мной, и голова её всё так же лежала у меня на плече.

— Не могу, — в итоге констатировала она. — Это ж надо. Не могу от тебя оторваться. Понимаю, что это необходимо, но есть что-то сильнее меня. От этого мне очень страшно, и, вместе с этим, очень хорошо. Что мне делать?

— Я не знаю. Меня мучает тот же самый вопрос, и ответа я не вижу. Я пытался, искал его, перебрал самые безумные варианты, но так и не сумел в себе разобраться. Шаман сказал, что я должен доверять своему сердцу, но я боюсь того, что оно мне подсказывает. Ведь если послушаться сердца, то мне суждено остаться в Иликтинске навсегда.

— Ради меня? — Райли подняла на меня глаза. — Ты готов расстаться со своим миром, с родными, с друзьями, со своей привычной жизнью? И всё ради меня одной?

— Да. Это тяжёлый выбор. Но я уже не могу представить как буду жить без тебя там, в своём мире.

— Выкинь это из головы, слышишь? Пока не поздно, выкинь. Ничто не должно менять твоих планов. Даже я. Ты так долго боролся за своё спасение. Я не допущу, чтобы ты отказался от борьбы из-за меня. В Иликтинске тебя ждёт только смерть. А я не хочу, чтобы ты погиб. И вовсе не потому что ты — мой суфир-акиль. Я просто этого не хочу. Да и ты этого наверняка не хочешь. Поэтому возьмись за ум, и продолжай бороться. Не заставляй меня чувствовать себя виноватой. Я уже извинилась перед тобой за то, что задержала тебя. В чём я ещё виновата?

— Ни в чём.

— Тогда почему я продолжаю тебя удерживать?

— Хм… Наверное потому, что я тебя люблю?

— Что? — она задрожала, словно от холода. — Ты шутишь, да? Я не понимаю это определение…

— Да всё ты прекрасно понимаешь. Более того, сама испытываешь нечто подобное. Поэтому и мучишься.

— Но, это неразумно и нерационально. Мы принадлежим к разным жизненным формам…

— Мы оба — разумные существа, прекрасно отдающие себе отчёт. И мы похожи друг на друга больше, чем нам обоим кажется.

— Писатель, ты обманываешь себя. Я уже говорила тебе и скажу опять. То, что ты видишь, эта внешность, это тело — это всё не моё. Я выгляжу не так…

— Я знаю как ты выглядишь, Райли. Поверь мне, я научился видеть тебя сквозь твою внешнюю оболочку. И мне дорога вовсе не та суть, что открыта взору, а та, что прячется внутри.

— Милый. Это прекрасно, что ты говоришь. Но у нас с тобой нет будущего.

— Ты права.

— Тогда зачем? Зачем ты мучаешь меня и себя? Нам же будет больнее расставаться. Почему ты продолжаешь меня любить? И почему я продолжаю любить тебя?

— Не знаю… Наверное, ради нашей общей мечты…

— Она же несбыточная, — девушка горько усмехнулась.

— Ну и пусть. Зато наша. И никто у нас её не отнимет.

— Какой же ты наивный, — Райли прижалась щекой к моей щеке, но вдруг, почему-то, вся напряглась, словно взведённая тетива.

Такая реакция ничего хорошего не сулила. Охотница что-то почувствовала.

— В чём дело? — шепнул я.

— Быстро! — она отскочила от меня, и метнулась к дому. — Уходим! Давай скорее в дом!

— А что произошло-то? — вытянув шею, я озадаченно покрутил головой. — Вот, чёрт…

Со стороны улицы Пушкина на нас наползал туман. Он двигался очень быстро, буквально на моих глазах поглощая коттедж, следующий за соседним.

— Пошли, пошли! — махала мне Райли. — Чуть не проспали.

Я побежал за ней, но у порога остановился.

— А что если это тот самый момент?

— Чего? — изгнанница уже в прихожей обернулась ко мне. — Ты чего встал?! Заходи быстрее, и дверь закрывай!

— Я должен это сделать. Сейчас, или никогда, — неуверенно, я шагнул назад, на крыльцо.

— Сдурел?! А-ну давай в дом! — Райли кинулась ко мне, и вцепилась в меня обеими руками.

— Ты должна меня отпустить. Доверься мне. Я знаю, что делаю.

— Да ни черта ты не знаешь, сумасшедший! Этот туман тебя убьёт!

— Поверь мне, Райли, пожалуйста! Я знаю, что ты боишься за меня, но это мой путь, и моё решение. Уходи в дом. Для тебя туман точно смертелен.

— Нет-нет-нет, даже не думай, — она продолжала меня удерживать, с мольбой глядя в глаза. — Не отпущу.

Я видел, как вокруг её лица начинают клубиться первые, отрывистые волокна наступающего тумана. Времени не осталось. Тогда я, пользуясь эффектом неожиданности, приблизился к ней вплотную, и поцеловал её в губы. Райли ожидала этого меньше всего. Её хватка тут же ослабла. Пальцы, распрямившись, скользнули вниз по моим рукам. Тогда, уперевшись ей в плечи, я вдруг резко оттолкнул её назад. Стараясь удержать равновесие, девушка отлетела в прихожую, после чего я, не дав ей опомниться, захлопнул дверь, к которой тут же привалился спиной.

— Писатель! Открой! — с противоположной стороны послышались беспокойные призывы, сопровождающиеся стуком. — Не ходи в туман! Умоляю!

— Я должен, милая, я должен. Не поминай лихом, — прильнув затылком к двери, я смотрел, как через забор, бугрясь и расползаясь по земле, переливается густая белая масса, больше похожая на молоко, чем на туман.

Дождавшись, когда крики и стук прекратятся, я глубоко вдохнул, оторвался от двери и осторожно шагнул в туман. Он становился всё гуще, заливая двор. Туша подвешенного шипомордника растворялась в нём, словно тая. Не прошло и минуты, как вокруг уже не было видно ничего, кроме сплошного тумана. Я моментально потерял ориентир, хотя и знал этот двор, как свои пять пальцев. Выручала лишь плиточная дорожка под ногами, ведущая от дома — к воротам. Именно по ней я и пошёл, медленно, маленькими шажочками, как слепой. Мимо проплыла скамейка, на которой мы совсем недавно сидели. До неё можно было дотянуться, но туман был таким густым, что она выглядела как продолговатое пятно. Ну и туманище. Никогда такого не видел. Даже когда бегал от пауков и неприкаянных, туман был не таким густым. Здесь же просто манная каша, а не туман. Я надеялся, что Райли хватит ума не бежать за мной следом, и постоянно прислушивался — не скрипнула ли дверь позади? Но было очень тихо. Никаких посторонних шумов. Даже звуки шагов словно впитывались толстой туманной ватой.

Ворота возникли передо мной так неожиданно, что я едва не ударился об них головой. Только что впереди ничего не было, кроме седой завесы, и тут вдруг прямо перед носом образовалась ржавая створка, покрытая бугорками шрапнели от экспломака. Щупая её рукой, я стал сдвигаться левее, ища дверь. Отыскал её, и, повернув ручку, шагнул за пределы двора.

Что я делаю? Что мне нужно? Мне необходимо пройти через туман. А как? Куда двигаться? Где из него выход? В какую сторону направляться? Может быть, и не нужно никуда идти, а надо просто стоять на месте, и ждать, когда он сам уйдёт? Я ничего не знаю об этом тумане. Но если я до сих пор жив, значит убивать меня он не собирается. Зачем же мне через него проходить? Это ведь не простой туман. Он что-то прячет от наших глаз. Что-то, или кого-то. Знать бы, где искать? Спереди, сзади, слева, справа — сплошная туманная муть. Нога провалилась вниз, и я чуть не упал. Это всего лишь бордюр. Я сошёл с тротуара на проезжую часть. Нужно быть повнимательнее. С таким ограниченным обзором можно запросто ноги переломать. Дурацкая затея. Дышать всё труднее становится. Вроде не задыхаюсь, а дышать тяжело. И почему-то очень страшно оборачиваться назад. Вдруг филина увижу, как в мультике? Что за чушь? Этот туман меня угнетает. Или наоборот, в нём я чувствую себя раскрепощённее? Давай-ка повторю таблицу умножения… Как в школе. Так-так. Пятью пять? Двадцать пять! Пятью шесть? Э… Двадцать шесть! Пятью семь — двадцать семь! Какая простая таблица. И почему в школе я так долго её зубрил? Наверное, в детстве я был тупой. Я даже не помню, что там было в этой школе. Десять лет проучился, и ни одного дня не могу вспомнить. Точно десять? А может восемь? А может двести семьдесят два? Блин, этот туман реально достал. Дайте мне вентилятор. Дайте мне большой-большой вентилятор! Я его включу, и он раздует весь туман к чёртовой бабушке! Не будет тумана больше. — Я непроизвольно помахал руками, будто отгоняя комаров. — Семью семь — тридцать семь… Лей кислоту поверх воды, а то недолго до беды… Биссектриса — это крыса, которая бегает по углам, и делит угол пополам… Лей кислоту поверх биссектрисы… Семью восемь — двадцать восемь… У фасоли две семядоли. Обстановка в мире нестабильна.

Голова закружилась, и я упал на колени. Запускаем резервный образец девять. Внимание, корректировка. Репликация прервана. Во время загрузки данных возникла системная ошибка. Трижды восемь — сорок восемь. Лей кислоту… У фасоли… Делит угол пополам… Пятью пять… Проект 'Затемнение'… Боже, что со мной? Я с силой влепил себе пощёчину. Боль тут же заглушила поток бреда, вырывающегося из моего подсознания. Оттолкнувшись руками, выпрямил спину и поднялся. Вроде не шатает. Держу равновесие. К чёрту этот туман. К чёрту эти опыты! К чёрту Хо! Возвращаюсь домой. Сейчас же. К чёрту филина! И я развернулся на сто восемьдесят градусов… Или на сто десять? Не знаю. Некогда высчитывать углы. Ведь вокруг нет ни углов, ни стен. Нет и потолка. Даже пол здесь весьма условный. Надо идти назад. Надо искать дом.

Что это? Музыка? Откуда она доносится? Или мне кажется? Или она внутри меня? Шаркая ногами, я двигался в неизвестном направлении, надеясь наткнуться на тротуар. В тумане мне начало что-то мерещиться. Какие-то фигуры, лица, голоса. Я постоянно встряхивал голову и хлопал себя по ушам, стараясь вернуть уплывающее сознание на место. Бордюра всё не было. Наверное я иду вдоль дороги, а не поперёк неё… Нужно слегка повернуть. А это ещё что? Напрягая зрение, я всмотрелся в туман впереди. Там явно что-то шевелилось.

— Кто там? — остановившись, позвал я движущееся пятно. — Райли? Это ты?

Никакого ответа. Я сделал ещё несколько шажков вперёд, продолжая внимательно всматриваться сквозь клубящуюся дымку. Очертания слегка прояснились, но я всё равно не понимал, что же там движется. На одном месте, не приближаясь и не удаляясь.

— Почему ты остановился? — без эмоций и без интонации проклокотал голос, словно доносившийся из-под воды. — Подойди ближе.

Послушавшись его, я пару раз шагнул в том направлении. Теперь стало понятно, что в тумане что-то вращается, как высокий пропеллер, торчащий из земли.

— Ближе, — повторил голос.

— Кто ты?

— Подойди ближе. Не бойся.

Крадучись, я продвинулся ещё на пару метров. Сначала показалось, что передо мной крутится чёрный крест. Но, судя по тому, как он двигался и изгибался, в нём стала распознаваться высокая, человекоподобная фигура.

— Ещё ближе.

Мне очень не хотелось приближаться к нему, но ноги сами несли меня вперёд. Существо, бесконечно кружащееся на одном месте, хоть и было прямоходящим, на человека походило мало. Туман скрадывал детали его облика, но общие черты мне удалось рассмотреть. У этого создания была причудливая, угловатая голова с сильно вытянутым затылком и гибкое, поджарое туловище. Своими длинными руками он постоянно производил какие-то странные, необычайно плавные движения: то разводя их в стороны, то поднимая, то молитвенно складывая. Этот бесшумный танец не походил ни на один из тех, что я когда-либо видел. Чёрная тварь напоминала чудовищного дервиша, который никак не может остановить своё вращение. Словно миксер, он неустанно взбивал туманное волокно, гоняя его по кругу.

— Зачем ты пришёл?

— Мне было велено, — безумно волнуясь, пролепетал я.

— Кем?

— Хо…

— Хо? — танцор рассмеялся ухающим смехом. — И что он тебе сказал?

— Что я должен пройти через туман.

— Ещё.

— Что я должен написать книгу.

— Ещё.

— Что я должен спасти мир.

— Понятно. Значит он наконец-то признал, что без меня ему не обойтись.

— Кто ты?

— А как ты думаешь?

— Я думал, что ты — это Хо.

— Ты правильно думал.

— Но тогда, выходит, что тот, другой — это не Хо?

— Отчасти да. Отчасти нет.

— Что мне делать? Я просто хочу выбраться из города!

— Из города невозможно выбраться. Разве ты это не понял?

— Но я должен! Хо, или тот, кто так себя называет, обещал мне помочь.

— И ты поверил?

— А что мне оставалось?

— Логично. Я начинаю понимать его замысел. Рудиментарный, но практичный. В этом он весь. Что-ж, таковы люди. Даже получив безграничную власть, они продолжают мыслить узко и локально. Разочарование за разочарованием… Но ты, я смотрю, настроен решительно. Готов идти до конца?

— Готов!

— Любопытный экземпляр. Или же я просто заскучало в изоляции. Как же поступить? Убить тебя, и спутать ему все карты? Хо! Было бы забавно.

— Ну так убей.

— Это не интересно. Видишь ли, друг мой, ты послан ко мне неспроста. Я знаю, что меня хотят использовать, предлагая 'выгодную партию'. Конечно же можно подыграть, но я не знаю 'козырь'. И пока я его не знаю, мне нет дела до всей этой чепухи.

— А если 'козырь' — это я?

— Хо! Хо! Я бы это знало, поверь мне. Я вижу наживку, но не вижу крючка. Но он есть. Если бы не было, удочку бы не забрасывали. Верно?

— Я не понимаю, о чём ты говоришь. У меня голова кружится от твоего танца. Зачем ты танцуешь?

— Это не просто танец. Это основа. Как Тандава в индуизме — вечный танец Вселенной, который танцует Шива. Когда я остановлюсь — этот мир рухнет.

— Почему?

— Потому что я его создал. Он — плод моей фантазии, воплощённой в реальность.

— Так ты что, бог?!

— Хо! Хо! Нет, конечно. Что за дурацкая человеческая привычка считать божественным всё, что выходит за пределы ваших возможностей и пониманий?

— Тогда кто ты?

— Кто я — не важно. Спроси себя — кто ты? Тогда и поговорим.

— Я устал от загадок. И устал от тумана.

— Это не туман. Это мой холст, моя глина для лепки. Высокопроводная гиперсубстанция в конденсированном состоянии. Благодаря её рециркуляции, я контролирую динамические фракционные циклы… Впрочем, тебе этого не понять.

— Почему ты убиваешь изгнанников, попавших сюда?

— Изгнанников? А-а, ты про опытные образцы? Я их не убиваю. Они сами гибнут. Как домашние птички, вырвавшиеся через форточку из тёплой квартиры на лютый мороз, — Хо изобразило перекрестием кистей взмахи крыльев улетающей птицы. — Это защитная процедура. Никто, обладающий разумом, не может просочиться с подконтрольной территории через технологическую отдушину.

— Кроме меня?

— Ты из другой серии.

— Почему ты не хочешь меня выпустить?

— Это не возможно. Во всяком случае, пока. Ведь меня здесь нет. То, что ты видишь, всего лишь отражение. Иллюзия. Она исчезнет, когда завершится оптимизация.

— Как же тогда мы с тобой общаемся?

— Через 'слуховое окно'. Хоть меня здесь и нет, но я повсюду. Я — это город.

— Ай-талук, — догадался я. — Он растёт по всему городу. Через него ты держишь со мной связь. Сейчас я тебя вижу и слышу, потому что употреблял ай-талук.

— Вкушал мою плоть, — Хо опять глухо рассмеялось. — Ты не глуп.

— Это ты разрушило Иликтинск?

— Разрушило, или создало? Вот в чём вопрос.

— Опять уходишь от ответа. Скажи хотя бы, зачем я понадобился тому, кто представлялся тобой?

— А ты сам пробовал у него спрашивать?

— Пробовал, и не раз. Но в ответ слышал такой же бред.

— Например, о спасении мира?

— Вот-вот. Именно.

— То есть, ты не видишь себя спасителем мира?

— Я пока ещё в своём уме.

— И ты не знаешь от кого твой мир придётся спасать?

— Почему же не знаю? Знаю. От какой-то 'женщины в чёрном'. Которая придёт, и устроит всем кару.

— Кару? Почему ты сказал 'кару'?

— Просто так. Созвучно с её именем.

— А как её имя?

— Карина.

Хо то ли ухнуло, то ли вздохнуло, и, продолжая вращаться, закрыло лицо руками.

— Та, чьё имя вышло из волн… Если ты о ней знаешь, значит она уже появилась. Началось.

— Что началось?

Хо разверзло огромные зелёные глаза, светящиеся ядовито-зелёным цветом, размазывающимся по туману кислотными шлейфами.

— Финальная стадия. Они активировали протокол ликвидации. Ваша цивилизация больше не нужна. Вот почему он прислал тебя ко мне. Вот он — крючок. Вот он — 'козырь'.

— О чём вообще речь?

— Встретимся на озере. Ориентируйся по зелёным указателям. Твой код — это твой пропуск. Мой след поможет нам встретиться. Мусорщику скажешь 'Инвельто Экво Суаль'. Запомни это! Запомнил?

— Да.

— Повтори!

— Инвельто… Экво Суаль.

— Где мы встретимся?

— На озере.

— По каким указателям ориентируешься?

— По зелёным.

— Твой код?

— Мой пропуск.

— Мой след?

— Поможет… Поможет нам встретиться.

— Время вышло. Оптимизация успешно завершена. До встречи, Писатель. Не опаздывай.

— Подожди! Я хотел уточнить!

Фигура танцующего Хо колебалась всё сильнее, то отодвигаясь назад, в глубину серой дымки, то приближаясь вплотную огромным чёрным пятном. Туман пульсировал, отражаясь в моей голове ударами скачущего давления. Дышать стало совсем тяжело.

— Хо! Где именно на озере мы должны встретиться?!

Я закашлялся. Хо расплылось в тумане, словно чернильная капля в стакане воды. Только бы не забыть. Не забыть инструкции. Необходимо вернуться в Тейлор-Таун… Земля ушла из-под ног. Я не почувствовал удара об землю. Тело спружинило, словно гуттаперчевое. Дважды два… Тридцать два… Обстановка в мире… Я резко вынырнул из непроглядной бездны, вмиг оказавшись на берегу моря, под зонтиком залитого солнцем летнего кафе.

— … нестабильна. Здесь досье на всех семерых, — человек в фетровой шляпе, сидящий напротив, протянул мне картонную папку. — Ознакомьтесь.

Солнце светило ему в спину так ярко, что слепило меня, и я видел только сплошной чёрный силуэт. Затем я услышал звонкий смех и громкие голоса, доносимые бризом со стороны берега. На широком пирсе, с причаленными яхтами, появилась группа весёлых молодых людей, нагруженных коробками и сумками.

— Да, это они, — кивнул человек в шляпе. — Ну что ж, честь имею. Мы надеемся на Ваш профессионализм. Не подведите.

Он поднялся, заслонив солнце, дотронулся пальцем до поля своей шляпы, в знак прощания, и, застегнув верхнюю пуговицу на рубашке, удалился. Постукивая пальцами по оставленной им папке, я смотрел, как ребята, смеясь и толкаясь, поочерёдно поднимаются по трапу на палубу самой крайней яхты, на борту у которой крупными буквами было выведено название 'HORTENSIA'.

— Писатель!

Зафиксировано трёхкратное превышение нормы солитонной коммутации! Корпус 'Одалиски' разрушается! Лиша, где же ты?! Помоги!!!

— Писатель! Да уйди ты, Котя! Писатель, ты жив?! — откуда-то долетал до меня голос бесконечно далёкой Райли.

— А-а-ах… — я вдохнул свежий, прохладный воздух.

— Слава богу, дышит…

Открыл глаза. Слизистая плёнка, залепившая их, постепенно сползла, и мне удалось сфокусировать зрение. Туман исчез. Надо мной склонилось перепуганное лицо Райли. Тут, с другой стороны появилась мордочка Коти, обнюхивающего мой лоб.

— Да уйди ты! — отпихнула его девушка, и нежно приложила руку к моей щеке. — Как ты, милый? Скажи что-нибудь.

— Я в норме, — пересохшим языком промямлил я в ответ. — Всё хорошо.

— Я так за тебя волновалась. Чуть за тобой в туман не пошла. Еле дождалась, когда он спадёт.

Райли помогла мне подняться на негнущиеся ноги. Оглядевшись по сторонам рассеянным взором, я понял, что лежал прямо напротив наших ворот, всего в нескольких метрах от двери.

— Пойдём домой, — подруга осторожно повела меня к дому. — Твоё состояние меня беспокоит. Знать бы ещё, чем ты надышался.

— Всё в порядке, — повторял я в ответ. — Всё в порядке.

ЧАСТЬ-20. ТРОПА БЛУДНЫХ ДЕТЕЙ

Дорогой дневник. Осталось полтора листа до корки. И хоть я уже мельчу текст как могу, страницы заполняются невероятно быстро. Зачем я писал столько лишней ерунды? Теперь из-за неё даже самые важные детали приходится сокращать и ужимать до безобразия. А ведь впереди ещё столько событий.

Сегодня последний день в доме Райли. Даже не верится. Завтра, на заре, мы уходим в Апологетику. Я так этого ждал, но сейчас почему-то сомневаюсь, хочу ли я туда идти? Подготовка к походу чрезвычайно основательна. Даже взяв всё самое необходимое, мы набили два огромных рюкзака. На лямках приспособлены специальные крючки-секретки, выдёргивающиеся одной чекой, наподобие парашюта. При этом рюкзак моментально сваливается с плеч. Это приспособление придумано специально, чтобы избавиться от груза в случае внезапной атаки. Так же мне были выданы наколенники и налокотники, как у Райли. За последнее время, я набил руку пользоваться более практичным и лёгким охотничьим ножом, но 'родное' мачете не оставил, закрепив его на рюкзаке таким образом, чтобы можно было, если что, выхватывать его из-за плеча, в качестве вспомогательного оружия.

Райли занималась 'консервацией' дома, подготавливая его к долгому пребыванию без хозяев. У изгнанников так принято. Даже уходя навсегда, они оставляют своё жилище таким, чтобы в него можно было вернуться. Мало ли что?

Элгеру выделили остатки наших припасов, на которых тот легко продержится пару недель, и открыли окно на мансарде, чтобы мог уйти, когда пожелает. Котя чувствует, что мы собираемся уходить, и постоянно сидит рядом со мной. Весь вечер я ощущаю повышенную слабость, но не прогоняю его. Пусть напоследок напитается от меня. Когда теперь ему обломится энергетическая подкормка?

Что же касается Райли, и наших с ней отношений, то здесь всё очень неоднозначно. Казалось бы, мы признались друг другу в своих чувствах, и, по-идее, должны были стать ещё ближе. Но, вместо этого, Райли начала проявлять заметную сдержанность. В то же время, она не демонстрирует равнодушие. Напротив, её тон стал гораздо нежнее. Несколько раз она даже пыталась неловко приласкаться, своими неумелыми действиями напоминая влюблённую первоклассницу — наивную, смешную и трогательную одновременно. Я был снисходителен к ней, понимая, что столь сложные чувства для неё в диковинку, и смеяться тут не над чем. Может быть, именно эта неуверенность и заставляла Райли проявлять свою нежность с осторожностью. Хотя, скорее всего, она сторонилась меня потому, что не хотела ещё сильнее развивать привязанность. Вполне разумное и оправданное поведение.

Мне тоже не мешало бы заглушить свои чувства, и отвлечься от мыслей, связанных с подругой. Поэтому, в свободное время я пытался анализировать добытую информацию, а так же тренировать навыки, полученные от соседа-шамана. Увы, по обоим этим направлениям меня постоянно преследовало разочарование.

Информация, полученная мной от Хо и Хо-самозванца, не стоила выеденного яйца. Я окончательно запутался в их пафосном бреду. Не получил ни одного вменяемого ответа на свои вопросы. И до сих пор не знаю, как мне действовать дальше. А подсказки… Да какие, к чёрту, подсказки? Хо дало мне ключ, который непонятно каким концом вставлять в замочную скважину. Вместо помощи, я получил ещё одну череду невнятных шарад, которые ещё предстоит разгадывать. Чёртово Зазеркалье. Надеюсь, что хотя бы Апологеты не будут канифолить мне мозг подобной галиматьёй, пригодной разве что для психлечебницы.

Никаноровская наука — вообще не сдвинулась с места. Когда учитель рядом, он без труда выдёргивает меня из реальности — в ноосферу, где я, без особых усилий, уже научился создавать индивидуальную ячейку собственного микромирка. Ну а дальше всё как по маслу: Включаешь воображение, и мысли становятся материальными. Чем сильнее в это веришь — тем реальнее становится иллюзия. Трудновато было в самом начале, но когда предмет материализуется, тебе уже не приходится убеждать себя в его существовании. Тут уже включается обратная инерция, и становится проблематичнее уже не удерживать эту иллюзию в зримом и осязаемом виде, а заставить себя поверить, что её не существует. Впрочем, всё это мастерство лишается всяческого смысла, если ты не умеешь возвращаться в свой иллюзорный мирок без посторонней помощи. А я-то как раз этому и не научился. Как и не научился другой, очень важной способности — естественной экстериоризации. То есть, самостоятельному отделению своей энергетической оболочки от материальной, без помощи ай-талука. Наверное, мне это недоступно.

*****

В оконное стекло звонко ударился камешек.

— Тинка пришла, — определила Райли. — Ну вот, а мы всё ещё копаемся.

Я приоткрыл полоску жалюзи, и посмотрел на улицу. Тинкербелл сидела верхом на нашем заборе, болтая ногами. Увидев меня, она сделала вопросительный жест.

— Точно, она. Ранняя пташка. С вечера прийти не могла?

— Нормально она пришла. Это мы возимся как сонные мухи… — подруга сосредоточенно проверяла собранные вещи. — Так. Это взяли. Это взяли. Этого нам хватит. Вроде бы всё.

— Зачем нам запасная одежда?

— Так надо. Уф. Вроде бы всё собрали. Можно выходить.

— Погоди. Давай присядем на дорожку?

— Зачем?

— Традиция такая.

Мы уселись, и посидели несколько секунд в полной тишине.

— Долго сидеть нужно? — спросила Райли.

— Всё, — поднялся я, подхватывая тяжёлый рюкзак. — Пошли.

Покачиваясь под тяжестью ноши, спустились по лестнице в прихожую.

— Шляпу свою заберёшь?

— Хм… — я снял шляпу с вешалки, стряхнул с неё пыль, и повесил обратно. — Нет.

— Почему? Она же тебе дорога.

— Да, но-о… Пожалуй, нужно свыкнуться с былыми потерями. Пусть останется здесь.

Пожав плечами, Райли присела, чтобы погладить Котю.

— Ну что, элгерчик, прощай. Спасибо тебе за то, что охранял мой дом. Еды я тебе оставила. Уходить будешь через чердак. Не грусти.

Котя потёрся мордочкой ей об щёку.

Подхватив объёмистый рюкзак за лямки, изгнанница открыла входную дверь и вышла на крыльцо. Вместо неё в прихожую хлынула уличная прохлада. Настала пора прощаться и мне.

— Прощай, старичок. Мне будет тебя не хватать, — сказал я Коте. — Я благодарен тебе за всё.

Мы обнялись как старые друзья. Потом я поднялся, забрал рюкзак, и, не оглядываясь, вышел, ощущая на своей спине пристальный и печальный взгляд элгера. Очень хотелось обернуться и улыбнуться ему, но я понимал, что не смогу. Грусть переполняла моё сердце. Райли заперла дверь на ключ. Стараясь поскорее отвлечься от прощальной горечи, я быстро переключился на Тину.

— Привет, непоседа!

Девочка спрыгнула с забора и пошла ко мне навстречу.

— Вас не дождёшься.

— А тебе, я смотрю, не терпится стать апологетом. Успеешь. Кстати, где твой багаж?

— Там, — она указала через плечо. — За забором оставила.

Дождавшись Райли, мы вышли со двора. Рюкзак Тины оказался скромнее, чем я ожидал.

— И это всё? Помнится, сюда мы чалили целую тележку, — удивился я.

— Я взяла только самое основное, — ответила она.

Дойдя до никаноровского дома, наша маленькая группа остановилась. Старик сидел на лесенке у подъезда, и посматривал на нас с загадочной улыбкой. От этой улыбки мне стало не по себе. Шаман знал, что сегодня я ухожу в центр города, но про то, что уйдёт Райли — я ему не говорил. По-легенде, она должна была меня всего-лишь проводить. Тем не менее, я прекрасно чувствовал, что Аверьян знает правду. Поэтому моя совесть горела в душе жгучим огнём.

— Ну что ж, Аверьян Васильевич, вот я и ухожу.

— Вижу, что уходишь. Счастливого тебе пути. Буду просить Белого Ворона, чтобы тебе помогал.

— Спасибо.

— Жаль, что времечка у нас было маловато. Не успел тебя всему научить.

— Да. Но что поделать? Значит не судьба.

— Девчата с тобой, что ли, идут?

— Да, — я густо покраснел. — Но Райли вернётся.

— Скажи ей, пусть не волнуется за свой дом. Я сюда никого не пущу. Всех прогоню. Передай ей.

Я обернулся к изгнаннице, и передал его слова. Та кивнула и ответила, — Скажи ему, что я скоро вернусь. Даю слово.

Это было произнесено таким твёрдым и уверенным тоном, что я не сразу 'перевёл' её слова старику. Не думал, что Райли так мастерски и так жестоко умеет лгать.

И уж конечно мне тогда не могло прийти в голову, что она вовсе не лжёт…

Границу территории Флинта мы пересекли решительно и бесцеремонно. Теперь никаких этикетов и расшаркиваний. По закону изгнанников, нашедший Суфир-Акиль имеет право свободно пересекать чужую территорию, и нападение на него является одним из самых страшных преступлений. Но законы-законами, а ловушки никто не отменял, поэтому я тут же предупредил своих спутниц.

— Погодите, здесь опасно.

— Что-то не так? — спросила Райли.

— Флинт ставил 'Хлопушки' на экрофлониксов. Как бы не напороться.

— Когда он их ставил?

— Пока мы были в Призрачном районе.

Махнув рукой, Райли пошла дальше, обходя помятые автомобильные остовы.

— Эй, нельзя быть столь самоуверенной! — поспешил я за ней.

— Да всё в порядке, Писатель, — окликнула меня Тинка. — 'Хлопушки' действуют не дольше трёх дней. Так что не беспокойся.

Когда мы свернули на улицу Гагарина, в лицо нам хлестнул холодный ветер. Я всё ждал, когда же появится Флинт, но его не было. Неужели он нас проморгал? Это вряд ли. Скорее, прячется, оценивая наше превосходство. Вот только зачем? Он конечно способен на подлость, но сейчас не тот случай. Флинт слишком сильно жаждет попасть в Апологетику, поэтому он не станет идти против закона. Ну вышел бы хоть попрощаться…

Совершенно безнаказанно мы дошли до площади Космонавтики и спокойно миновали 'Соковыжималку'. Никаких признаков Флинта. Сколько я не вглядывался в чёрные окна планетария — так и не увидел знакомую фигуру, наблюдающую за нами.

— Где же Флинт? — наконец не выдержал я. — Почему не выходит?

— Забудь про него, — ответила Райли.

— Он нас пропустит, — успокоила Тинка.

— Знаю, что пропустит. Мне непонятно, почему он не выходит?

— Вот он тебе сдался.

Слева от нас показалась сберкасса, о которой я уже был наслышан. Напротив виднелся инкассаторский броневик, со временем ставший частью защитной баррикады. На пустом билборде, по обеим сторонам, свисали разлагающиеся трупы экрофлониксов, подвешенные на колючей проволоке. Пока я сосредоточил на них внимание, с противоположной стороны улицы послышалось тихое потренькивание. Меня бросило в пот. Неужели аномалия? Но всё оказалось иначе. Звуки доносились от свежеперекопанной клумбы, в которой торчала пара знакомых зубастых растений. Интересно, это те самые, что росли в убежище Флинта, или другие? Вокруг цветов-хищников в воздухе кружились мелкие пузыри. До нас они не долетали, лопаясь на подлёте.

— Флинт, не прячься, я тебя вижу! — громко произнесла Райли, не замедляя движения.

— Райли! От твоих прекрасных глаз не спрятаться! — ответил ей голос невидимого Флинта.

Он всё-таки появился. Но как я не осматривался — так и не смог определить, где он сидит.

— Дело не в глазах, а в носе. Запах дерьма ни с чем не перепутать!

— Ай-яй-яй. Нарушаешь договорённости, да ещё и хамишь? Некрасиво!

— К чёрту договорённости. Ты обязан пропустить нас. Поэтому заткнись.

— С какой это стати мне вас пропускать? Вы что, нашли Суфир-Акиль?

— Нашли-нашли, завидуй молча.

— Неужели обе нашли?

— Да, обе. Отвали.

— Флинт! — крикнул я. — Хватит прятаться! Выйди попрощаться, что ли! Друзья мы, или нет?!

Изгнанник показался из-за бензовоза, обросшего со всех сторон кустами. Мои спутницы остановились, и разом положили руки на рукоятки ножей.

— Да расслабьтесь вы, амазонки хреновы, — игнорируя их, Флинт подошёл ко мне. — Ну, здоров.

— И тебе не хворать, флибустьер. Твои, что ли, 'розочки'? — я кивнул на цветы.

— Мои. Я тут подумал, что на улице им будет лучше… Значит ты уходишь?

— Ухожу.

— Понятно, — он мотнул головой.

— А ты?

— Что, я?

— Тебе самому ещё не пора уходить? Сколько ещё здесь сидеть собираешься?

— А почему я должен уходить?

— Ты тоже нашёл Суфир-Акиль, ведь так?

— С чего ты взял? Ничего я не нашёл. Вот вы сейчас уйдёте, а я буду расширять свою территорию…

— Оно тебе надо? — я положил руку ему на плечо. — Просто скажи мне, глядя в глаза, ты его нашёл?

Флинт боязливо зыркнул на меня и тут же потупил взгляд.

— Я не уверен. Нужно поразмыслить. Убедиться.

— До зимы будешь размышлять? И где гарантия, что переживёшь эту зиму? Решайся, пират, сейчас, или никогда.

— Решайся-решайся… И вообще, слушай, с какого это хрена примитивная обезьяна будет мне советы давать? — он стряхнул мою руку. — Пошёл к чёрту! Иди, вон, за своими девками. Скатертью по жопе!

— Ну, как знаешь… — набросив на голову капюшон, я развернулся, и подошёл к Райли. — Горбатого могила исправит.

— Зачем ты вообще с ним связался? — презрительно ответила та. — Пусть остаётся и сдохнет тут в одиночестве.

— Жалко его…

— Жалко у пчёлки. Хватит время терять. Нам нужно идти, — Райли сплюнула в сторону.

— Пойдём, Писатель, нас ждёт нелёгкий путь, — Тинка похлопала меня по рюкзаку.

Мы двинулись дальше по улице, между двумя рядами машин, плотно стоящих в вечной пробке. Ветер таскал пыль среди пустых металлических корпусов, шурша песчинками.

— Эй! — послышался оклик.

Из всей группы остановился и обернулся только я. Флинт стоял на том же самом месте, глядя на меня исподлобья.

— Считаешь, что если я пойду с вами — они меня примут?

— Апологеты? Понятия не имею. Я даже не знаю, примут ли они меня, но, как видишь, всё равно иду. Решайся быстрее.

— Да он уже всё решил, — не оборачиваясь проворчала Райли. — Иначе бы рюкзак за машиной не прятал.

— Так он что, тоже собирался уходить?

— Конечно. Он заранее вынюхал все наши планы, и дожидался, когда мы отправимся в путь, чтобы присоединиться к нам. Не так ли, Флинт? — она оглянулась на секунду.

— Никуда я с вами не пойду, — отозвался тот. — Проваливайте, пока я добрый.

— Хватит дурью маяться. Через пару дней вернутся экрофлониксы, и тебе кирдык, — заметил я. — Бери свой баул, и топай за нами.

— Да пошли вы! — изгнанник отправился к бензовозу. — Я конечно уйду в Апологетику, но сам по себе. Вы мне не нужны!

— Дело твоё…

Однако, едва мы достигли конца квартала, как Флинт догнал нас, пыхтя под гнётом рюкзака. Поравнявшись со мной, он пошёл рядом.

— Ага, — встретил его я. — Значит всё-таки мы тебе нужны.

— Нет. Нам просто по пути.

— Флинт, ты как маленький. Тинка хоть и кроха, но ведёт себя гораздо серьёзнее. Ты ведь хороший парень, сам по себе. Но характер у тебя — оторви и выбрось.

— Будешь мне мозги полоскать, я с вами не пойду. Погляжу, далеко ли вы уйдёте без меня.

— Вот-вот-вот, в этом ты весь. Только бузить, угрожать и шантажировать умеешь. А ещё друг называется.

— А я разве не друг?

— Друг не будет дерзить и обзываться.

— А я разве обзывался?

— А кто меня 'обезьяной' назвал пять минут назад?

— Хм-м… Ну ты это самое… Ладно. Прости там, и всё такое… Ну вот такой я. Не со зла же.

— Да на тебя даже обижаться грешно. Ты сам себя наказываешь своим дурацким поведением.

— Писатель, не лучшее ты выбрал время для психоанализа, — произнесла Райли.

— Цыц, ведьма! — ответил ей Флинт. — Не наезжай на моего друга!

— Ещё слово, и в чьей-то лысой башке будет торчать нож.

— Скорее кое-кто будет болтаться на собственной косе…

— Всё, прекратили. Ё-моё, ребята, я вас не понимаю. Все нашли Суфир-Акиль, все справились с испытаниями! Идём в Апологетику! Где радость? Где хорошее настроение? Чё все злые-то, как сволочи?

— Я не злая, я не злая, — пропела Тинка.

— Я не про тебя. Я про вон этих двух колючек.

— Флинт такой заносчивый, потому что на своей территории. Это привычка. Да, Флинт? — подмигнула ему девочка.

Тот отвернулся.

— Но вон за этим домом его территория заканчивается. И начнётся территория 7-30, -Тина зажмурилась и расплылась в улыбке.

— С ним проблем не будет?

— Проблем? Не-ет, ты что? Тридцатый. Он такой. Такой классный.

— Что-то я про него раньше не слышал, — я поправил натирающие лямки на плечах. — Видел на карте его территорию, но про него самого ничего не слышал.

— Райли, ты разве не рассказывала Писателю про тридцатого?

— А зачем? — ответила та.

— Тридцатый — не простой изгнанник. Он уникален.

— Ничего уникального, — Райли хмыкнула.

— Да неужели?

— Ладно, ладно, согласна. Он — крутой.

— Ого. И даже круче тебя, Райли? — не удержался я.

— Даже круче меня. Я не понимаю, почему он до сих пор не в Апологетике. По виду — так вроде бы давно обзавёлся Суфир-Акилем.

— А ты что скажешь, Флинт?

— Мы с соседом не общались с того момента, как я тут место застолбил. Но вынужден согласиться с дамочками. Тридцатый хорош.

— Что же это за мужик такой, если даже ты признаешь его крутизну? Мне не терпится с ним познакомиться!

— Не торопи события, — Тина толкнула меня локтем. — Успеешь ещё встретиться с конкурентом.

— Ты о чём?

— Райли при виде тридцатого теряет голову. Она его фанатка.

— Тинка, прикрой рот! Писатель, не слушай эту дурочку.

— Да я шучу! — засмеялась Тинка. — Но в каждой шутке, сам понимаешь… Нам всем нравится тридцатый. Не за его силу и внешность, а за путь, который он избрал.

— Что за путь?

— Симпатии не свойственны изгнанникам, — ответил Флинт. — Но нам свойственно почитание самоотверженности. Тридцатый избрал путь маяка.

— Какого ещё маяка?

— Территория тридцатого — самая маленькая, зато она расположена в точке входа. Это своеобразные врата, — пояснила Тина.

— Оттуда начинается Тропа Блудных Детей — единственный путь в Апологетику, — утвердительно кивнул Флинт.

— Тридцатый встречает всех, кто нашёл Суфир-Акиль, и указывает верный путь. Он — привратник.

— С чего вдруг он этим занялся? — удивился я. — Его кто-то назначил?

— Никто его не назначал, — ответила Райли. — Говорят, что после того, как Грязного Гарри завернули из Апологетики, тридцатый решил взять на себя ответственную миссию, встречать всех потенциальных акилантов, и подтверждать их пригодность для Апологетики.

— А откуда он знает: годится Суфир-Акиль для Апологетики, или нет?

— Это никому не известно.

— Но он ещё ни разу не ошибался, — добавила Тина. — Никогда.

Улица Вампилова поворачивала вправо, пролегая вдоль забора хлебопекарни. С прилегающей улочки высовывалась длиннющая фура, наискось перегородившая всю проезжую часть, и передним колесом заехавшая на тротуар. По другую сторону от неё, нос к носу стояли две милицейские машины, возле которых были хаотично расставлены металлические ограждения со знаками «Проезд запрещён» и «Объезд». Скелет в форме сотрудника ГИБДД, при рации и бронежилете, сидел, привалившись к своему авто, зажав в окостеневшей руке ПМ. В височной кости зияет пулевое отверстие. Останки ещё одного милиционера наблюдались поодаль, прямо посреди пешеходного перехода. На оскаленном черепе нахлобучена каска с прозрачным забралом. Перед смертью он убегал от чего-то. Вне зависимости от исхода, со своей задачей эти ребята справились, как могли. Дорога дальше была абсолютно свободна от машин, за исключением припаркованных у тротуара. Отсюда же, как оказалось, брала своё начало территория изгнанника Z-345/7-30.

По пустой дороге с тихим шорохом катались и подпрыгивали клубки перекати-поле. Ветер подвывал в пустых оконных проёмах, отчего на душе становилось очень неуютно. Вдобавок, давило на мозги наше сосредоточенное молчание. Чтобы немного отделаться от гнетущего чувства тревоги, я начал тихо намурлыкивать себе под нос незамысловатый мотивчик из старого мультика. А затем, тихонько запел: «Мы в Город Изумрудный идём дорогой трудной…»

— А что? — оборвав песенку, обратился я к спутникам в попытке развеять их мрачное настроение незатейливой болтовнёй. — Всё сходится, прямо как в сказке. Изумрудный Город — это Апологетика, тридцатый — это Гудвин, а мы с вами — идём за исполнением своих желаний. Осталось разобраться, кто из нас кто. Значит я — Железный Дровосек, Тинка у нас будет Элли. Ах, да, ты же предпочитаешь имена первоисточников. Тогда будешь Дороти. Флинт — Страшила Мудрый…

— Сам ты… — вяло откликнулся тот. — Страшный…

— Ну а Райли — Смелый Лев! Точнее, Смелая Львица.

— Писатель, что за фигню ты несёшь? — откликнулась идущая впереди Райли.

— Хочу немного вас взбодрить.

— Не нужно нас взбадривать. Иди спокойно.

Один из кувыркающихся мимо клочков перекати-поля вдруг вспыхнул ярким зеленоватым пламенем всего в паре метров от нас, и моментально превратился в горстку пепла, за долю секунды развеянного ветром.

— Стоп! — Райли выставила руку, приказав нам остановиться.

Тинка присела на корточки, принявшись осторожно ощупывать асфальт.

— Вон, гляди, — Флинт указал ей на припаркованную впереди машину, половина которой сильно прогорела и оплавилась. — Там дальше вообще не пройти.

— Да. Придётся сворачивать, — кивнула охотница.

— Можно пройти вдоль бассейна, а там, через проулок, выйдем на Интернациональную. Она как раз выведет к убежищу тридцатого. Если он его, конечно, не поменял, — предложила Тинка.

— Ты там ходила? — спросила Райли.

— Была разок.

— Тогда иди вперёд.

Девочка послушно свернула с дороги, и повела нас окольным путём, мимо полуразвалившейся и заросшей ограды, за которой буйно зеленели густые заросли с торчащими из них мачтообразными соснами. С другой стороны улочки располагалась массивная серая коробка бассейна «Байкал», от фасада которого отвалился кусок стены, обнажив помещение раздевалки с уцелевшими шкафчиками. Далее находился магазинчик круглосуточной торговли, не дойдя до которого, Тинка свернула в узкий проулок между бассейном и бойлерной.

— Не дотрагивайтесь до стен, — её предупреждение адресовывалось не группе, а конкретно мне.

Стены действительно были покрыты какой-то слизью, от которой тянуло чем-то сырым. Поэтому мне и без прикосновений идти по этому проулку было довольно неприятно. Хорошо, что он быстро закончился, и мы оказались на улице Интернациональной, просторной и залитой лучами восходящего солнца. Труба котельной, расположенной за бассейном, отбрасывала стреловидную тень, словно указывая направление. Никаких подозрительных явлений на нашем пути я не замечал, однако Тинка почему-то жалась ближе к домам, стараясь не выходить из тени зданий.

— Похоже, что 'великий и ужасный' Гудвин уже давно в Апологетике, — предположил я.

— Не-а. Он здесь, — ответила Тина.

— Вон его убежище, — Флинт указал на шестиэтажное здание, огороженное забором. — Никогда ещё так близко к нему не подходил.

Жилищем тридцатого оказался небольшой отель 'Мечта', на первый взгляд ничем не защищённый. Даже ворота были полуоткрыты.

— Похоже, что он не особо волнуется о собственной безопасности.

— Он ждёт нас.

Дойдя до ворот, мы вошли на территорию отеля. Местные клумбы сильно заросли причудливыми, нетипично пёстрыми растениями, вокруг которых летали разноцветные пушинки. Райли сразу предупредила, что стряхивать их нельзя. Только сдувать.

Напротив главного входа группа остановилась, выстроившись в рядок. Я пытался предположить, откуда появится тридцатый, ожидая, что он застанет нас врасплох и присматриваясь то к домику охраны, то к спуску в подземный гараж. Было непонятно, чего мы ждём, и почему никто не удосужится позвать хозяина. Все просто стояли, терпеливо дожидаясь его появления.

Наконец он появился. На втором этаже открылась дверь, выпустив на лоджию легендарного изгнанника. Он оказался совсем не таким, каким я его представлял. Вместо ожидаемого спортивного, мускулистого качка с голливудской внешностью, появился седовласый задумчивый мужик, лет под пятьдесят. Одет он был в камуфляжную форму с закатанными до локтей рукавами. Положив свои жилистые руки на поручень, 7-30 совершенно спокойно посмотрел на нас сверху вниз. Видок у него был таким индифферентным, что казалось, он вот-вот достанет сигаретку, и равнодушно закурит, окончательно потеряв к нам всяческий интерес.

— Здравствуй, Z-345/7-30, -произнесла Райли.

Её приветствие повторила Тинка. Затем, Флинт. И, наконец, я. Только после этого, тридцатый соизволил раскрыть рот.

— Наконец-то… — ответил он. — Как вас много. В последнее время модно ходить группами?

— У нас каждый сам по себе, — ответил Флинт.

— Я слышу сомнение в твоём голосе, брат. Ты колеблешься?

— Мы все колеблемся, — выручила Флинта Тинка. — Никому неизвестно, примут ли наш Суфир-Акиль в Апологетике?

— Отсутствие твёрдой веры — извечная проблема изгнанников, — вздохнул тридцатый. — Инсуаль — это дорога, а не верёвка, натянутая над пропастью. Но почему-то никто не может, или не хочет этого понять. Сомнения — человеческий рудимент. Пока они есть — двери Апологетики закрыты для вас.

— И как же нам быть? — спросила Райли.

— Выход у вас за спиной. У кого есть сомнения — идите обратно, и не возвращайтесь, пока не победите их. Через пять минут я выйду к вам, и хочу видеть лишь тех, кто не сомневается, — тридцатый развернулся, и скрылся в номере.

Мы продолжали стоять.

— Ну что? — спросил Флинт. — Что делать будем?

— Делай что хочешь. Я остаюсь, — ответила Райли.

— Я тоже, — добавила Тинка.

— Уверены, что нам нужно его дожидаться? — обеспокоенно спросил я. — Его тон показался мне недобрым. Может не стоит ждать, когда он спустится?

— И всё-таки он прелесть, — прикрыла глаза Тинка.

— Не понимаю, чего вы в нём нашли? Мужик как мужик. По-моему, зря мы к нему припёрлись.

— Писатель, успокойся, — поморщилась Райли. — Флинт, ну так что?

— Ничего, — насупился тот. — Будь что будет.

Дверь открылась, и сухощавый 7-30 вышел к нам, спустившись по парадной лестнице. Теперь можно было разглядеть его получше. Ростом он был ниже Флинта, но гораздо шире в плечах. Лицо расчёркивали мудрые морщины. Намертво зафиксированная выправка выдавала в нём бывшего военного. Может быть, даже ветерана. Это ощущение дополняла военная форма, сидящая на нём как влитая. Из оружия я разглядел только штык-нож и сапёрную лопатку. Пройдя вдоль 'строя', тридцатый поочерёдно заглядывал каждому в глаза:

— Z-345/7-36… Теперь тебя зовут Флинт. Ну, зравствуй, сосед. Наконец ты решился. Поздравляю; Z-345/5-55. Она же Тинкербелл. Не ожидал увидеть тебя живой. За тобой ведь полгорода гонялось. Представляю, как рассвирепеют сулариты, узнав, что ты стала апологетом; Z-345/7-37 субкод 2. Райли. Весьма польщён. Наслышан о тебе, как об очень странной особе. Но в целом у тебя хорошая репутация. Апологетике нужны такие герои; А это у нас кто? — он остановился напротив меня.

Одного лишь взгляда его серых, бездонных глаз хватило, чтобы я съёжился, как под прицелом.

— Ты не изгнанник. Значит ты тот самый Писатель. Человек, дающий имена. Но Апологетика — это не место для людей. Зачем ты туда идёшь?

— Мне больше некуда идти, — разглядывая свою обувь, лепетал я. — Если попытаюсь уйти из города, меня убьют автотурели Периметра. А если останусь, то лишь отложу неизбежную смерть. Не хищники — так морозы убьют меня. Поэтому и иду в Апологетику, просить помощи у ваших мудрецов.

— Там тебе не помогут, — отрубил тридцатый.

Не зная, что ответить, я горько хмыкнул и начал виновато моргать глазами.

— Но ты всё равно туда пойдёшь?

Подняв голову, я утвердительно кивнул.

— Настырный человек, — тридцатый снисходительно улыбнулся. — В тебе живёт упорство, которое, возможно, сыграет свою роль. Чем чёрт не шутит? Поживём — увидим, — и он вдруг протянул мне руку.

Я ответил ему крепким рукопожатием.

— Рад знакомству, Писатель, дающий имена. Ты мне ещё имя не придумал?

— Это слишком большая честь для меня…

— Да хватит юлить. Продемонстрируй мне свой талант.

— Наверное, сейчас не тот случай…

— А по-моему тот. Все изгнанники получали имена в Апологетике, но ещё никто не являлся в Апологетику уже с именем. Это необычная находка. Можно сказать, печать Суфир-Акиля. Ну так что, Писатель. Как меня зовут?

Я покосился на Райли. Та едва заметно кивнула.

— Гудвин.

— Хм, — тридцатый скривил губы, но это не было недовольной гримасой. Скорее, он выразил недоумение, как человек, узнавший от астролога свою планету-покровительницу, или счастливый камень. — Гуд-вин. Недвусмысленный намёк, что добро всегда побеждает? Или трогательная надежда? Пожалуй мне нравится.

Он повернулся спиной, ещё около минуты размышляя над своим новым именем.

— И как тебе это удаётся? — толкнул меня Флинт.

— Так значит вам нужно напутствие? — Гудвин хрустнул шеей. — Будет вам напутствие. Вы все — достойны места в Апологетике. Имею в виду всех, кроме Писателя. Извини, Писатель, и спасибо за имя. Но врать я тебе не хочу и не стану. Говорю как есть. Твоя надежда очень призрачна. Остальных, скорее всего, примут. Тем более, что вы — последние с этого участка.

— Разве там больше никого не осталось? — спросил Флинт.

— А кто там остался? 7-13 и 5-11 — убили, — начала Райли.

— 4-17 проскакал мимо меня неделю назад, — добавил Гудвин. — При этом он был в очень приподнятом настроении. А 6-29 покинул территорию, когда в округе появился граммофонщик. Кстати, шестнадцатый и ко мне приходил. Сначала спросил, есть ли у него шанс вернуться в Апологетику. Я сказал ему правду, которую он и сам прекрасно знал. Это его разозлило, и он начал убеждать меня в тщетности избранного пути. Говорил, что собирает отряд, что нуждается в семёрках. Обещал, что вместе мы изменим положение вещей, опрокинув власть Апологетов, и воцарившись в городе. Я конечно же ответил ему отказом, но он меня уже не слышал. Сказал, что вернётся за ответом позже, но так и не вернулся. Видимо, собирал команду таких же сомневающихся бедняг. Вы же, вроде бы, тоже сталкивались с его шайкой?

— Не просто сталкивались, — ухмыльнулся Флинт. — Вообще-то мы их и перебили, всех до единого.

— Так вот почему он не вернулся, — ничуть не удивился Гудвин. — Значит получил то, что заслужил. Дурак. А ведь ответ был прямо перед его носом. Ну да ладно. Пришла пора и о себе подумать. Вы ведь не будете против, если я присоединюсь к вашему отряду?

— Что? — удивились мои спутники. — Ты? Пойдёшь с нами?

— Ну да, — развёл руками Гудвин. — Я вижу, что здесь моя миссия выполнена. Суфир-Акиль найден. Я готов присоединиться к коллегии Апологетов.

— Я думала, что ты уже давно нашёл свой Суфир-Акиль, — ответила Райли.

— Мой Суфир-Акиль — это моё призвание стоять в начале Тропы Блудных Детей, и указывать верный путь своим братьям и сёстрам. Теперь, когда в той части города не осталось ни одного изгнанника, мой долг можно считать исполненным.

— О чём речь, тридцатый? Конечно же мы не против твоей компании, — ответил Флинт.

— Безусловно, — согласилась Райли. — Вот только время нас поджимает.

— Не беспокойся об этом, сестра, я не собираюсь вас задерживать. У меня уже всё приготовлено и упаковано, — Гудвин отправился забирать свой рюкзак.

— Да-а. Вот это поворот, — потёр загривок Флинт. — Тридцатый пойдёт с нами. Подумать только.

— Он назвал меня 'сестрой'? — вытаращила на него глаза Райли.

— Чему ты удивляешься? Он же семёрка. А все семёрки — родня.

— Я же тебе говорила, что он классный, — шепнула мне Тинка.

— Всё равно не понимаю ажиотажа вокруг него, — пожал плечами я. — Но думаю, что лишняя пара сильных рук и внимательных глаз нам точно не помешает.

Первое впечатление оказалось крайне обманчивым. Этот Гудвин был действительно крутым парнем. Наше общение продлилось недолго, но этого хватило, чтобы я проникся к седому изгнаннику безграничным уважением. Как только он к нам присоединился, появилось ощущение, что нашему отряду теперь ничто не грозит. Если Райли — толковый руководитель, то Гудвин — руководитель превосходный. Он буквально сходу дал всем понять, кто в нашей команде настоящий лидер, при этом, ни коим образом никого не ущемив. Он как бы и не командовал вовсе, а просто время от времени вставлял реплики. Но при этом все понимали, что он прав, и иных вариантов не существует. Райли, при всех своих безусловных качествах, тем не менее, частенько допускает ошибки, грубит, игнорирует чужое мнение (особенно тех, кто ей не нравится) и не умеет держать группу 'в узде', предпочитая, чуть что, действовать самостоятельно. Гудвин же манипулирует живыми ресурсами с продуманной, прямо-таки гроссмейстерской логикой, оперируя физическими и моральными качествами подчинённых. Если бы он решил захватить город вместо Грязного Гарри, я уверен на сто процентов, что ему бы это удалось быстро и без каких-либо серьёзных потерь. Но, к счастью для апологетов, он не был склонен к сепаратизму. А, может быть, просто умел просчитывать всё наперёд, и заведомо знал, что здесь не будет никаких перспектив. Ну, захватят город, и что дальше? Армия изгнанников с ножами и топорами даже близко не подойдёт к стенам Периметра. Диктовать свои условия сумеречникам, и, тем более, Высшим, повстанцы не смогут, потому что церемониться с ними никто не будет. В итоге мятежный город просто разбомбят. На этом всё и закончится. Поэтому амбициями Гудвин никогда не козырял. Его действительно было за что уважать.

— Зря мы тащим с собой человека, — скептически произнёс Гудвин, запирая ворота.

— Он пойдёт с нами, — тут же ощетинилась Райли. — Это не обсуждается.

— Я отнюдь не против его компании. Он мне даже нравится. И именно поэтому я так говорю. Тропа Блудных Детей уже не та, что была раньше. В последнее время произошло много подозрительных изменений…

— Нам не о чем волноваться. Тропу Блудных Детей контролирует Апологетика, поэтому она и безопасна, — заметил Флинт.

— Видишь ли в чём дело. Я не уверен, что она до сих пор под контролем Апологетики.

— Как это? Почему?

— Пока не в курсе. Такое впечатление, что теперь у них есть дела поважнее.

— Какие могут быть дела, если их главное дело — дожидаться нас?! Я не понимаю.

— Придём — узнаем, — спокойно подвёл итог Гудвин. — Но Писатель не дойдёт.

— Дойдёт, — стояла на своём Райли.

— Он даже 'Зеркало' не пройдёт. А если пройдёт — я сильно удивлюсь.

– 'Зеркало' — ерунда.

— Для нас. Не для него, — Гудвин перевёл взгляд на меня и устало вздохнул. — Эта ловушка на людей, а не на изгнанников.

Собственно, так называемая Тропа Блудных Детей сама по себе никакой тропой не являлась, представляя из себя обычный маршрут, который пересекал город от окраины — к центру. Путь этот не был прямым и изобиловал поворотами, скорее всего, уводящими путников от опасных аномальных участков. То, что в Иликтинске ни в коем случае нельзя ходить по прямой — я усвоил уже давно. Отметки о поворотах обозначались неведомыми знаками, известными лишь изгнанникам. Я даже не пытался понять, как они их определяют, и просто шёл за группой.

Первый рубеж Тропы пролегал по улице Вампилова, прямо от отеля 'Мечта'. Сначала Райли по привычке шла впереди. За ней семенила Тинка. Потом мы с Гудвином. И замыкал процессию Флинт. Шли очень медленно, прогулочным шагом. Торопиться было нельзя. Ещё одно правило выживания в Иликтинске.

— А как же Водзорд? — обратился я к Гудвину. — Мы что, оставим его здесь одного?

— Водзорд — не изгнанник. Он сам выбрал вою судьбу, — ответил тот. — И мы должны уважать его решение. Не беспокойся о Водзорде, Писатель. Беспокойся о себе.

— Вместо пустых рекомендаций, лучше бы дал мне действительно полезный совет, — с ноткой обиды в голосе произнёс я.

— Какой же совет тебе нужен?

— Как пройти 'Зеркало', например.

Гудвин просто усмехнулся.

— Почему тогда Райли считает, что 'Зеркало' — ерунда? — наседал я.

— Потому что она, как и я, про него ничего не знает. Но я, хотя бы, знаю, что оно убивает людей. Только людей. А вот как оно это делает и почему — вопрос остаётся открытым. Или ты думаешь, что я из вредности не хочу помочь тебе обойти эту ловушку? — он с улыбкой поглядел на меня. — Нет, парень, это вовсе не моя блажь. Я правда не знаю, как это сделать.

Я потупил взгляд.

— Но могу посоветовать ровно одно, — улыбка исчезла с его лица. — Если ты твёрд в своём стремлении — ты можешь справиться. Что бы ты не увидел, что бы не почувствовал — смотри сквозь это и чувствуй сквозь это. Представь, что впереди светит твоя путеводная звезда. Пусть она маленькая и с трудом просматривается, но ты должен идти к ней несмотря ни на что. Тебе это понятно, человек?

— Да, Гудвин, спасибо.

— Так необычно слышать своё имя, — рассмеялся тот. — Как будто бы душу щекочут.

— Ого, а что это там впереди? — указал я на обломки какой-то техники, темнеющие перед нами.

— Мы подходим к 'Зеркалу'. Писатель, помни, о чём я тебе говорил, и на всякий случай прощай.

— Не волнуйся, Писатель, — подбодрила меня Тина. — Что бы там ни было, я рядом.

— А может как-то обойти? — обернулась к Гудвину Райли.

— Нельзя. Ты же сама прекрасно знаешь.

— А через канализацию? — с надеждой спросила охотница у Тинки.

— Здесь ходы забиты какой-то дрянью, — ответила девочка. — Не пролезть.

— Путь только один — через 'Зеркало', -Гудвин вышел вперёд. — Вы идёте, или возвращаетесь?

— Я иду, — пройдя между Райли и Тинкой, я последовал за ним.

Страшно не было совсем. Я просто не знал, чего мне бояться. Что делать, если ловушку нельзя обойти? Единственный способ — влезть в неё, а уж потом думать, как выбираться.

Дорогу нам частично перегораживал разбившийся вертолёт Ми-8, лежавший на боку. Судя по раскраске он принадлежал МЧС. Отвалившийся хвост машины лежал чуть в стороне, среди переломанных лопастей. По всей видимости, вертолётчики слишком близко подлетели к линии электропередач, и зацепили винтом провода. Пилотов в кабине не было.

— Они что, пытались эвакуировать жителей? — спросил я у Гудвина, указав на вертолёт.

— Нет, — ответил тот, перешагивая через кусок лопасти. — Эти прилетели вон за теми, но грохнулись.

— Ты видел, как это случилось?

— Нет. Просто рассуждаю логически.

— А за кем они прилетали?

— Вон, за теми, — поднял руку Гудвин. — За учёными.

Далее, за вертолётом я разглядел несколько потрёпанных и выгоревших на солнце палаток, и красноватый пенёк дизельного генератора, соединённого проводами с каким-то научным оборудованием. Вездеход, на котором приехали эти люди, стоял в сторонке, возле здания конторы, торговавшей, судя по вывеске, пластиковыми окнами.

Скелеты участников экспедиции были обнаружены за пустым палаточным лагерем. Они лежали кучно, организованно, и, что характерно, в одинаковых позах. Как будто бы перед смертью сидели у телеэкрана, с интересом глядя какую-то передачу. Среди останков учёных я разглядел и пару вертолётчиков, определив их по характерным лётным комбинезонам и шлемам. Такое впечатление, что выбравшись из разбитого вертолёта, они просто подошли сюда, сели и умерли.

— Их всех убило 'Зеркало'?

— Верно, — Гудвин осторожно ступал между человеческими костями.

— Писатель, не торопись, — окликнула меня Райли. — Держись рядом.

— Ты ему не поможешь, тридцать седьмая. С 'Зеркалом' он будет один на один.

— Что это за сияние? — я остановился.

— Началось.

— Писатель, не на… — оборвался за моей спиной голос Райли.

Перламутровое сияние огромным прозрачным экраном пересекало улицу. Сначала я видел в нём своё нечёткое отражение, но вскоре понял, что там отражаюсь не я. Там происходит нечто иное. Причём это происходит не по ту сторону сияния, а как бы в нём самом, как в замысловатой, неевклидовой реальности. Никакой угрозы от этого видения не исходило, хоть я и пытался уловить её намёки. Вместо чувства опасности, душа наполнялась давно забытым умиротворением и покоем. Что-то было в этой иллюзии. Что-то такое, что трудно объяснить. Точнее, вообще невозможно объяснить. Чтобы вы примерно поняли, что я тогда ощущал, вспомните моменты своего пробуждения от самого сладкого и приятного сна, а затем представьте этот процесс наоборот. Когда вы уже в холодной реальности, и имеете возможность нырнуть в тот самый чудесный сон. Вот он — перед вами, вы его предвкушаете и смакуете. Как от такого откажешься?

Постепенно мне стало казаться, что всё совсем наоборот. Мир, в котором нахожусь я, размытый и неестественный, а то, что по ту сторону перламутровой завесы — напротив, реальное, понятное, и вполне доступное. Да и не было уже никакой завесы, никакого сияния. Не было даже улицы. Была лишь чистая и безупречная природа. Деревья качали пышными кронами. Сочные травы стелились под гребешками озорного ветерка, источая пряный, луговой аромат. Порхали мотыльки и вдохновенно пели птицы. Город исчез, но я ощущал его позвоночником, чувствуя, как он смотрит мне в спину глазницами своих окон, пробирая неприятным холодком. Я знал, что если обернусь, то вновь увижу его постылые развалины, пропахшие смертью. Мне этого не хотелось до ужаса.

А ведь это не ловушка. Это выход. Портал наружу. Сквозь аномальные кварталы и турельные вышки. Путь на свободу. Как же это прекрасно! Свобода от всего.

Я вновь вернулся в детство. В ту пору, когда нет никаких серьёзных забот и ответственности, когда голова забита всякой увлекательной ерундой, а мир воспринимается безразмерным, добрым и полным чудес. Каждая мелочь способна вызвать неописуемый восторг, и всё измеряется какими-то простыми, мультяшными категориями. И горя не существует, и смерти не существует, и окружающие краски ярче, чем обычно.

Девушка с белыми как снег волосами, в лёгком, немного прозрачном платье, будто сотканном из тончайшей паутины, босиком ступала по узкой тропинке, и её стройные ножки гладила мягкая трава. На голове красавицы надет свежесплетённый венок. Откуда она появилась? Какая разница. Одной лишь своей походкой и завораживающими движениями эта нимфа способна пленить несчастное сердце. До чего же хороша. Её неотразимая, божественная красота будит внутри меня незабываемые чувства — совершенно не пошлые, наивные, практически детские. Словно я вдруг увидел ангела. То самое ощущение, когда испытываешь удовольствие и счастье от одного лишь созерцания. Нетипичное для нашего грубого, развращённого мира, в котором все привыкли брать и овладевать, не думая о том, что сорванный цветок быстро теряет свою красоту. Как можно быть такими чёрствыми?

С улыбкой я поглядывал на небо, и мне казалось, что по нему плывут волшебные парусники. Попутный ветер развивает их флаги и щедро наполняет ветрила. Где-то вдали играет свирель. А девушка всё удаляется по тропинке, играя с кружащимися вокруг неё бабочками. Мне бы пойти за ней. Но я не готов. Не хочу её преследовать, боясь напугать своим диким видом. По сравнению с ней я выглядел чудовищем, зловонно смердящим на фоне её благоухания. Лучше понаблюдаю за ней издали, как уродливый Квазимодо за прекрасной Эсмеральдой. И порадуюсь немного этому удивительному образу.

Всё было прекрасно. Вот только рюкзак отягощал мои плечи. Тянул назад. Туда, куда я не желал возвращаться. Неслучайно я сравнил себя со звонарём Нотр-Дама. Ведь моя тяжёлая и громоздкая ноша сгибала меня, словно проклятый горб. Нужно было сбросить его. Навсегда. Оставить позади это последнее напоминание о городе-призраке. Выберу местечко поудобнее, где мало травы, положу его на землю, сяду сверху, и ещё немного помечтаю. С этими мыслями я обернулся, сделал несколько шагов, выискивая подходящую прогалину, и онемел, увидев свой пыльный, пожелтевший от времени рюкзак, лежащий на заросшем мхом асфальте, возле небольшой груды костей. Моих костей, присыпанных пылью и пожухшими листьями. Сколько же лет прошло? Пять? Десять? А может быть сто?

— Нет, — попятился я от этого страшного места. — Не верю. Это неправда. Это иллюзия.

Ничего уже не вернуть. И никто о тебе не заплачет. Тебя уже нет. И не будет больше никогда.

— Не надо. Пожалуйста. Я хочу выбраться!

Тут я вспомнил и про свой путь, и про своих спутников, и про свою бессмысленно потерянную жизнь. Но было уже слишком поздно. Ничего уже не вернуть. И никто обо мне не заплачет. Я опоздал на тысячу лет…

— Ситуационный анализ.

Чёрт… Что со мной? Где я? Откуда столько света?

— Внимание, блок 9 активирован. Производится загрузка данных.

— Это последний, — на смену компьютерному голосу пришёл голос человеческий. — Мы сильно рискуем.

— Всё в порядке. За время тестирования предыдущих образцов было собрано достаточно необходимого материала. Он станет лучшим.

— Да, но при этом он изменится окончательно. В попытках доработать и усовершенствовать, мы лишаем его главного. Той самой основы, на которой строился весь наш эксперимент.

— Пока ещё рано делать выводы. Дадим ему шанс.

В голове на секунду вспыхнула картинка из моих воспоминаний.

— Трудости нам даются Всевищним, щтоби ми их прэадалэвали. Щтоби ми баролыса. Жизн — ест барба, — произнёс кавказец из поезда, и тут же исчез в ослепительном свете.

— Кластер пять первого регистра успешно инсталлирован, — произнёс компьютер.

— Нейросенсорика активна, — обеспокоенно заметил человек. — Он опять нас слышит. Придётся стирать нулевой сегмент.

— Нельзя, — ответил другой. — На этом этапе удаление нулевого сегмента чревато полным отказом остального блока. Пускай слушает. Когда-нибудь, он всё равно узнает правду.

— И всё-таки я сделаю ему успокоительное. Пусть поплавает в фоновых галлюцинациях, пока загрузка не завершилась.

— Сейчас станет вообще замечательно, — возникла передо мной Райли в газовой маске.

Из масочного стекла мне в лицо ударил сноп света, и я вновь ослеп.

— Кластер три второго регистра успешно инсталлирован…

— Что там с континуумом? — человек обратился к ещё одному невидимке, присутствующему рядом и доселе молчавшему.

— Пока нет. Продолжаю искать.

— Торопись. У нас на подходе четвёртый регистр.

— Этот процесс от меня не зависит. Пригодных переменных просто нет. Все его вариации гибнут.

— Ищи дальше.

— Глупый, дерзкий примат, — вынырнула из света перекошенная харя Грязного Гарри и вновь утонула.

— Кластер четыре…

Там станет счастлива она,

И, наконец, обручена, в своём придуманном раю.

Что со мной происходит? Вокруг то и дело всплывали какие-то лица, сменяющие друг друга. Проносились мимолётные события, то ли из прошлого, то ли из будущего. Звучали голоса и песни. Я ничего не понимал.

— Есть! Нашёл подходящий континуум! Координаты 63037-57083 вариационный сектор 27-F-80.

— Отлично! Писатель? Писатель, ты меня слышишь? Иди на звезду!

— На какую звезду. Я не понимаю.

— Представь, что впереди светит твоя путеводная звезда, — вдруг заговорил в моей голове голос Гудвина. — Пусть она маленькая и с трудом просматривается, но ты должен идти к ней несмотря ни на что.

— Но я не вижу никакой звезды! Или… Или может быть вижу?

В клокочущей темноте мелькнул проблеск. Он не был ни звездой, ни даже лампочкой. Просто какая-то вспышка озарения. Сам я болтался в тёмной невесомости, не чувствуя никакой опоры. Под руки и под ноги то и дело попадались сгустки темноты, на которые я пытался опираться, как на болотные кочки, но они тут же разваливались под моей тяжестью. Вокруг меня не вакуум. Эта субстанция имеет плотность. Перемешивается, сворачивается, как прокисшее молоко. При этом, моё тело явно легче, а значит, от пространства можно отталкиваться, как от воды. Так я и сделал, начав неуверенно, по-лягушачьи двигать конечностями. Было непонятно, плыву я, или барахтаюсь на месте. Но просветление становилось чётче и ближе. В итоге, я увидел ровный светящийся круг, из которого в разные стороны иглами были солнечные лучи, высвечивающие в темноте мириады мельчайших частиц, хаотично плавающих вокруг меня. По их мельтешению я наконец-то стал ощущать, что двигаюсь к свету, а не наоборот.

Из яркого люка послышались то ли голоса, то ли трели мобильных телефонов. Стеклянный студень, в котором я перемещался, сильно заглушал звуки извне. Быстрее. Окно закрывается. Быстрее.

— Писатель-сатель-сатель! — вокруг всё всколыхнулось, и я едва не перевернулся кверх тормашками, словно эмбрион в материнской утробе. — Писатель-сатель-сатель!

— Я слышу! Я вас слышу!

— Писатель-сатель-сатель!

Затягивающаяся полынья над моей головой потемнела. Там дёргался какой-то неестественный силуэт.

— Руку, Писатель! — уже без эха донёсся до меня голос Гудвина. — Дай мне руку!

Я, выбиваясь из сил, в последней судороге оттолкнулся ногами от пустоты, и вытянул правую руку в сторону спасительной лунки. Крепкая пятерня схватила мою кисть, и мощной лебёдкой потащила наверх, к свету.

— Живой! Поверить не могу.

Я вдруг понял, что сижу на земле, и Гудвин помогает мне подняться на непослушные ноги. Покачнулся, и тут же был подхвачен с двух сторон Райли и Флинтом.

— Чу-чу! Стоять, не падать! — загудел мне в ухо Флинт.

— Что… Что со мной было? — произнёс я, и тут же, вслед за словами выплеснул на асфальт свой завтрак.

— Эй, аккуратнее! — отпрыгнул в сторону Гудвин.

— Как ты себя чувствуешь? — Райли присела и заглянула мне в глаза.

— Как заново родившийся… Но не подумай, что это хорошее ощущение.

— Впервые вижу, чтобы человек прошёл через «Зеркало», — качал головой Гудвин. — Ты действительно уникальный малый. Расскажи хоть, что там было?

— А-ах, — я лишь отмахнулся.

— Ну а как выбрался?

— Шёл на звезду… Как ты советовал… Спасибо тебе. Если бы не ты…

— Что, правда? — Гудвин поднял брови. — А я ведь просто так про звезду брякнул. Не думал, что поможет, а вон оно как вышло. Ну что ж, я рад.

— Вот только хватка у тебя медвежья, — отойдя от шока, я начал чувствовать боль в руке.

— Я вроде не сильно.

— Может и не сильно. Но рука-то у меня больная, — я показал ему шрам. — Хм… А почему правая? Меня же экрофлоникс вроде за левую цапнул?

— Ты чего, Писатель? Какую левую? Правую мы тебе лечили, забыл? — напомнила Райли.

Я взглянул на свою левую руку. Действительно — никаких следов повреждения. Зато на среднем пальце правой руки отчётливо побаливает потревоженный свежий шрам. Но я точно помню, что у меня болела левая рука… Впрочем, сейчас уже не до этого. Главное, что я выжил.

— Писатель, ты — везучий сукин сын! — похлопал меня по плечу Флинт.

— Ну что, оклемался? — спросил Гудвин. — Идти сможешь?

— Ага.

— Тогда вперёд. Нечего время терять.

Группа отправилась дальше. Прежде чем идти за ними, я на минуту обернулся назад. Среди валяющихся скелетов, мне показалось, что я вижу знакомый рюкзак, и одежду, похожую на мою. С ёкнувшим сердцем, я встряхнул головой. Нет. Показалось. К чёрту это место!

И я поспешил за удаляющимися друзьями.

Дома, расположенные по левую сторону от дороги, чередовались один ужаснее другого. Сперва у меня сложилось впечатление, что их разбомбили, но уж больно необычным выглядел характер повреждений. Как будто постройки сознательно и кропотливо разрушали изнутри. Пара двухэтажек, не выдержав такого насилия, просто развалилась, превратившись в кирпично-мусорные холмы, из которых, словно обглоданные кости, торчали рёбра несущих стен. Среди обломков кладки, перемешанных с остатками мебели и ржавых канализационных труб, высовывались то ли гигантские щупальца, то ли корни, которые, по всей видимости, и являлись причиной разрушения вполне ещё крепких домов. Гудвин повернул направо, уводя нас от этих руин. И далее мы двигались по маленькой, односторонней улочке с героическим названием Орденская. Деревья, которые некогда были здесь посажены буквально через каждый десяток метров, разрослись так сильно, что сплелись ветвями друг с другом, образуя над нами сплошной навес. Под золотыми лиственными сводами покачивались гамаки грязных тенёт очень больших размеров. К тому же, где-то там, среди переплетённых веток, кто-то осторожно перемещался, выдавая своё присутствие падающими листьями. Однако, наш вожатый относился к этому спокойно. Значит бояться было нечего.

— О чём задумался, Писатель? — спросил меня Флинт.

— Тревожусь немного. 'Зеркало' чуть меня не убило. А вдруг нам попадётся ещё что-нибудь подобное?

— Фу-ты, ну-ты. Не думай ты об этом. Самое страшное уже позади. Это Тропа Блудных Детей, парень! Она добра к нам. Изгнание подходит к концу.

— Для тебя — да. А для меня — ещё не известно. Что там мне скажут апологеты?

— Ну что-нибудь да скажут. Не заморачивайся раньше времени. 'Война план покажет'.

— Ты прав. Дойти бы только.

— Дойдём. И знаешь, почему я в этом уверен? Да потому, что впервые в нашей истории, в Апологетику возвращается не один изгнанник, а целая группа. Да ещё какая! Лучшие из лучших. Ведь у нас в группе целых три семёрки. Сразу три семёрки собралось, понимаешь? Это счастливый расклад, дружище. Гудвин, Райли и я. Теперь нам везде зхелёный свет: и на Тропе, и в центре… Да везде, по всему городу три семёрки…

— Флинт, заткнись, — оборвала его болтовню Райли.

— Что-то почуяла? — взглянул на неё Гудвин.

— Не я. Она, — Райли указала на Тинку.

— А? — вздрогнула та. — Нет-нет, это я так. Всё в порядке. Вроде бы.

— Я тоже что-то чувствую, — Гудвин принюхался. — Нужно уходить с этой улицы.

— Куда? — всполошился Флинт. — Нельзя сходить с тропы! На ней безопасно!

— Хочешь идти дальше — иди дальше. Тропа уже не та, что была раньше.

— С тропой всё в порядке, — поправила Тинка. — Это мы ей не соответствуем.

— Хочешь сказать, что кто-то из нас идёт без Суфир-Акиля? — спросил Флинт.

— Нет. Хочу сказать, что кто-то из нас — не изгнанник.

— Это реакция на Писателя? — у Райли заметно дёрнулась щека.

— Да. Я знала, что это произойдёт. И уже говорила об этом.

— Если всё дело во мне, тогда предлагаю разделиться, — с великим трудом произнёс я. — Без меня у вас больше шансов добраться до Апологетики. Ну а я как-нибудь сам доберусь.

— Ишь чего выдумал, — сердито фыркнула Райли.

— Я держу свои обещания, — добавила Тинка. — К тому же, было заранее известно, на что я иду.

— А мне просто любопытно, — с шуршанием почесал подбородок Гудвин. — Особенно после того, что увидел на 'Зеркале'. Теперь мне уже кажется, что без тебя, Писатель, мой Суфир-Акиль не выглядит завершённым.

— А… — Флинт разинул было рот, но так и не озвучил своё мнение. — Ладно, чёрт с вами. Поворачиваем.

После поворота налево, наш маршрут пролегал по улице Мичурина, застроенной небольшими домиками, часть из которых была деревянной. Впереди, возвышаясь над пятиэтажками, скромно выглядывающими из-за частного сектора, торчало здание нефтяной компании, похожее на огромный чёрный монолит. С правой стороны, вдалеке, небо подёргивалось странным маревом. Ещё там, время от времени, серыми воздушными змеями взмывали отрывистые дымки. Дантова Длань, — сориентировался я. Где-то там, в той стороне 'Детский мир' со злодеями.

— Я поняла в чём дело, — вдруг прервала наше молчание Тина. — Метка на том углу была гнилая.

— Так вот чем потягивало, — согласился Гудвин. — Значит правильно, что ушли с Тропы. Когда метки гниют — это неспроста.

— Что может быть причиной? — спросила Райли.

— Хороший вопрос. На мой взгляд, причин может быть масса. Например, сдвиги аномальных энтропульсаций, или распространение ай-талука. Всё что угодно может быть. Выяснять это некогда и незачем. Лучше просто обойти гнилой участок. Сейчас дойдём до проспекта, и снова вырулим на Тропу.

В доме напротив раздалась возня. Там что-то упало. Затем посыпалась бьющаяся посуда. Мои спутники повыхватывали ножи. Я последовал их примеру, правда, несколько запоздало. Внутри всё оборвалось.

— Ложная тревога, — проворчал Гудвин.

Райли закинула в рот кусочек ай-талука, и принялась его быстро жевать.

— Идём тише. Не орём, — шёпотом сказала Тинка, подслеповато щурясь. — Они могут услышать.

— Они же глухие, — пристально вглядывался в окрестные окна Флинт.

— Тина права, — кивнул Гудвин. — Мы 'поднимаем волну'. Слышали резонанс? А они тем более слышали.

— Кто 'они'? — шепнул я Райли. — Гомункулы? Речь о гомункулах?

— Не-а, — с неохотой ответила та, стреляя глазами по подозрительным задворкам. — Не нервничай. Нормально всё.

— Нормально для ненормальных…

— Я слышал, что в районе проспекта водятся ходоки, — пробормотал Флинт.

— Нету там никаких ходоков, — ответила Тина. — Маяки сумеречников их отпугивают.

— Оружие держите наготове, — Гудвин с хрустом развёл плечи, и пошагал вперёд. — Не растягиваемся.

Мы обошли одинокий указатель, с ярко-красными буквами 'Зона эвакуации'. Прошли мимо двух припаркованных милицейских машин и армейского УАЗика. Далее, вдоль тротуара, друг за другом стояли три автобуса. На последний упало дерево, серьёзно продавив ему крышу. Люди в этом районе не успели эвакуироваться. Их многочисленные кости лежали ровной, протяжённой полосой, возле тротуара. Дождевые ручьи постепенно тащили их вдоль бордюра. Одна из открытых ливнёвок была забита этими костями буквально доверху. Жуткое зрелище. Но в те часы меня больше пугали живые, нежели мёртвые. Я даже зажевал один из шариков ай-талука, чтобы приглушить энергетический 'хвост'. Но было поздно. За нами уже кто-то наблюдал. Изгнанники как-то сами собой, не сговариваясь, выстроились вокруг меня ромбом. Так и шли. До нужного перекрёстка добрались в гробовом молчании. Это был даже не перекрёсток, а полноценное кольцо, посреди которого, в круглом газоне торчала облезлая плита с позеленевшим бронзовым профилем вождя и надписью 'Ленинский район'.

Проспект Мира. Единственный проспект в Иликтинске, широкой дугой разделял город на 'старый' и 'новый'. Та сторона, откуда мы пришли, называлась местными 'новым городом'. В основном, всё, что в ней было построено, за исключением частного сектора на улице Мичурина, дачных посёлков и некоторых построек, сохранившихся среди новостроя, возникло в течение последних десяти-двенадцати лет до катастрофы. То есть, сразу после того, как город начал избавляться от статуса 'почтового ящика'. По другую же сторону проспекта начинался 'старый город'. Тот самый Иркутск-18. Бывший моногород, построенный вокруг секретного предприятия.

К слову сказать, сам проспект тоже появился неспроста. Когда-то он являлся частью контрольной полосы, вдоль которой шло специальное заграждение, опоясывающее город до самого озера. Последним напоминанием об этом заграждении остался лишь необычайно внушительный пост ДПС на углу Фрунзе, некогда служивший въездным блокпостом центрального КПП, лишившимся дежурной пристройки, где проверяли документы, но сохранившим защитные бетонные блоки на подступах, и настоящие, почти крепостные бойницы. Райли рассказывала, что помимо этого поста, на проспекте Мира так же уцелела пара настоящих военных дзотов, но я их не видел. Зато видел несколько старых противотанковых ежей, торчавших здесь, наверное, ещё с самого основания города.

Когда идёшь по этому неухоженному проспекту, в глаза бросается заметный архитектурный диссонанс. С одной стороны — чередуется ровная батарея жилых пятиэтажек, похожих друг на друга как близнецы. Только у крайней на торце, под самой крышей выложено красным кирпичом '1988'. На всём протяжении улицы я углядел лишь один единственный магазин, да и то небольшой, скромно прибившийся к уголку одной из пятиэтажек. С противоположной же стороны царило буйство разноплановых зданий, изобилующих всевозможными конторами и заведениями. Только в одном трёхэтажном домишке могло находиться сразу пять каких-то совершенно разных организаций, например: юридическая консультация, мелкий сувенирный магазинчик, сервисный центр, похоронное бюро и ремонт обуви. Такое впечатление, что повалившие в город коммерсанты не сразу решились осваивать его засекреченную внутреннюю территорию (а может быть им и не разрешали), и чувствовали себя вольготно лишь за его 'границей', прижимаясь к ней как можно ближе, но не рискуя пересекать. Вот и получилось, что с одной стороны посмотреть решительно не на что, а с другой — глаза разбегаются от переизбытка разнообразных вывесок и богатых фронтонных декораций.

Существа, которые нас преследовали, отстали. По крайней мере, это единогласно констатировали мои попутчики. А я так ничего и не заметил. Кем бы они ни были, отставание их было далеко не случайным. Мы приближались к действующему сумеречному маяку, который отгонял всякое зверьё специальным излучением. Где находился этот маяк, я тоже не определил. Возможно, он был спрятан.

Не дойдя до кинотеатра 'Орион', мы свернули с проспекта на тенистую улицу Фрунзе, и, как оказалось — вновь вышли на Тропу Блудных Детей.

— Вижу метку. Она в порядке, — Тина указала на одну из пятиэтажек, со всех сторон заросшую кустарником аж до третьего этажа.

— Ну вот. Я же говорил, что срежем угол без проблем, — удовлетворённо произнёс Гудвин.

— Проблем едва удалось избежать, — Райли убрала ножи. — Хорошо, что маяки ещё работают.

Путешествие продолжалось. По левую руку от нас шелестел бывший сквер, буйно разросшийся, как и все лесопарковые участки города. По правую — тянулся длинный каменный барельеф, выше человеческого роста, на котором изображались социалистические труженики, целеустремлённо шагающие к великим достижениям: учёные, инженеры, геологи. Над ними, большими буквами было выбито: 'DELIBERATION AEQUITAS PHILOSOPHIA VERITAS SUFFERENTIA LIBERTAS'… Чего? Откуда взялась латынь на советском монументе? Я протёр глаза, и вновь перечитал это: 'ЗНАНИЯ ИНДУСТРИЯ ПРОГРЕСС РАВЕНСТВО БРАТСТВО КОММУНИЗМ'. Совсем другое дело. С чего мне вдруг показалось, что надписи латинские? Сам себя не понимаю…

Барельеф завершался мраморным пьедесталом, на котором в горделивой позе стоял бронзовый учёный, обеими руками держащий над головой гигантскую молекулу. Фигура была выполнена грубо, топорно и небрежно. Учёный напоминал счастливого водолаза, поймавшего морского ежа. На пьедестале сохранилась табличка: 'Слава советской науке!'

Громада нефтяной компании была уже совсем близко. Фактически, по ту сторону сквера. А прямо по курсу показались разнокалиберные трубы 'Химпрома'. Вспоминая карту, я прикидывал в голове примерное расстояние, оставшееся до центра. Чтобы не запутывать читателя, хочу оговориться, что понятие 'центр' в Иликтинске выглядело довольно условным. Территориально, мы уже находились в центре. Однако, у местных 'центром' считался район, расположенный ближе к озеру. Так что, по сути, мы шли не в середину города, а из одного его конца — в другой.

Сверху то и дело разносились глухие, долбящие по нервам скрипы и постукивания. Это был всего лишь ветер, покачивающий массивную цельнометаллическую конструкцию фирменного логотипа, свисающего с крыши высотки. Представляю какой будет грохот, когда эта железяка окончательно отвалится.

Напротив парадного входа нефтяной компании, сквер прерывался широким прогалом, обеспечивающим проезд к стоянке автомобилей. Прогал окаймлялся клумбами, сплошь усеянными необычными цветами, чьи стебли венчались круглыми нераскрывшимися бутонами. Как только мы приблизились, один из ближних цветов, с довольно громким хлопком, раскрылся, превратившись в ярко-жёлтое солнышко. Тут же, рядом с ним хлопнул ещё один. Затем ещё. И цепной реакцией, с задорным треском, словно картинка, выложенная из домино, пораскрывались остальные цветы, перекрасив клумбу из зелёного цвета — в жёлтый. Тут же мне в нос пахнул сладкий, пленительный аромат.

— Фентакалендула! — спутники зашуршали по своим карманам, вынимая оттуда флакончики, которые тут же занюхивали.

— Писатель, ты чего тормозишь? — шмыгая поочерёдно ноздрями, обратилась ко мне Райли. — Забыл, что я тебе про неё рассказывала?

— Ах, точно!

Я слишком увлёкся красотой распустившихся фентакалендул, забыв, какую опасность они в себе таят. Эти небольшие цветочки, имеющие внешнее сходство с обыкновенными полевыми календулами, распускаясь, впрыскивают в воздух микроскопическую взвесь замаскированного приятным ароматом, концентрированного фентанила. Наркотического препарата, который сначала вызывает сон, а затем подавляет дыхание. В результате, человек засыпает и больше уже не просыпается. Пройти через эту дрянь можно только при условии, если вовремя занюхаешь вытяжку из желёз феродона. Нашатырь тоже помогает. Вот только куда я убрал этот пузырёк? Проверяя карман за карманом, я всё никак не мог его найти. И чем дольше я копался — тем сильнее меня клонило в сон. Голова тяжелела, глаза слипались, пальцы промахивались мимо карманов, либо залазили подряд в один и тот же карман несколько раз. Меня начало покачивать. И тут, наконец, спасительный тюбик ткнулся мне в верхнюю губу. Мозговышибающий смрад ударил меня, словно кувалдой, разом вышибив из головы всю сонливость, вместе со слезами.

— Писатель, — Райли с укоризной убрала тюбик в карман. — Ай-яй-яй! Где твоя 'вонючка'?

— Она здесь, — пытался оправдаться я. — Она в кармане… Просто я не успел…

— Просто ты забыл, в каком именно кармане. Непростительная ошибка. А ведь ты знал об этих растениях.

— Знал… Прости.

— Какого хрена фентакалендулы вообще здесь растут? — удивился Флинт. — На тропе их быть не должно.

— Я вам про то и говорю, — Гудвин убрал свой тюбик и потёр раздражённый нос. — Тропа изменилась. Никто больше за ней не следит. Сейчас перед нами цветочки, а дальше, возможно, пойдут ягодки.

— Всё ли в порядке в Апологетике? Как думаешь? — спросил я у него.

— Придём — узнаем.

Чем дальше мы шли — тем тревожнее становилось на душе. Улица Фрунзе упиралась в стену 'Химпорома'. Это заброшенное, полуразрушенное предприятие перегораживало Тропу Блудных Детей, вынуждая её огибать свою территорию протяжённой дугой. Окрестности были частично забрызганы остекленевшей липучкой 'Гипнослюды'. Стеклянные потоки свисали со стены, поблёскивали на асфальте, а так же покрывали некоторые деревья, делая их похожими на гигантские кулоны, внутри которых навечно застыли зелёные листья и ветви.

— А это ещё кто?

На тротуаре, возле стены, словно муравей в янтаре, лежал человек в жёлтом костюме химзащиты, сплошь покрытый стеклянным пузырём липучки, похожим на сказочный хрустальный гроб царевны из сказки Пушкина.

— Один из непрошеных гостей, — ответил Гудвин, и шутливо постучал по стенке 'гроба'.

— Это самое дальнее место, до которого добирались люди после катастрофы, — объяснила Тинка. — Я имею в виду — 'самостоятельно добирались'. Мародёр, пойманный суларитами, не в счёт.

— А я так не думаю, — возразила Райли. — Я уверена, что люди проникали дальше 'Химпрома'.

— Я их там не видела. А ты? — Тина с любопытством посмотрела на неё.

Райли промолчала.

— Так кто этот человек? — я быстро перевёл разговор, избавив её от нежеланного ответа.

— Какая разница? — развёл руками Гудвин. — Я не видел откуда они приехали, и не знаю, какова была их цель. Мне известен лишь результат их визита. Они все погибли.

— Туда им и дорога, — скривился Флинт.

— Они? Их было много?

— Сейчас сам увидишь.

Забор 'Химпрома' казался мне бесконечным. Возможно потому, что мы шли вдоль него не спеша. Впереди показались приоткрытые ворота, напротив которых, поперёк улицы, громоздилась пара из автоцистерны и трактора, тащившего её на жёсткой сцепке. Мельком поглядывая на своих попутчиков, я обратил внимание, что Тинка опять мрачнеет. Она так сильно нахлобучила кепку себе на нос, что казалось, будто идёт вслепую.

— Тина? — я осторожно коснулся её руки.

Она не отреагировала на моё прикосновение никак.

— Что? — моментально заметила это Райли. — Опять?

Тинка мотнула головой.

— Да успокойтесь вы, — совсем неуверенно прогудел Флинт. — Не нападут они около маяков.

— Здесь поблизости нет маяков, — произнёс Гудвин. — Где они, Тинкербелл? Видишь их?

Девочка вновь мотнула головой, теперь уже отрицательно.

— Соберись, милая, — настойчиво попросила Райли. — Мы их не чувствуем. Мы не знаем, где они.

— Я не могу, — всхлипнула Тина. — Я правда не могу. У них новая система маскировки. Мимикрируют под энтроимпульсы.

— Где они могут быть? — спокойно спросил Гудвин, глядя в одну точку. — Хотя бы примерно.

— Где угодно. Везде. Нужно уходить с тропы.

— Да ни за что! Тропа — это наше спасение! — опять начал протестовать Флинт.

— Дайте мне минуту, — Гудвин перевёл взгляд на забор.

— Минуты нет. Максимум тридцать секунд.

— Спокойно. Не дёргайтесь. Я имел дело с этими гадами. Вон, глядите, — изгнанник указал на яркую поросль, похожую на лишайник, облепивший небольшой участок забора. — Метка. Живая. Значит, маршрут не изменился.

— Ну вот и пойдём дальше, — стоял на своём Флинт.

— Предлагаю ускорить темп, — Гудвин посмотрел на меня, заметил моё обеспокоенное выражение лица, улыбнулся как ни в чём не бывало, и тихо похлопал в ладоши. — Вон до тех ворот. Вперёд, вперёд, вперёд.

Мы ускорились.

— Уже совсем рядом, — как маленький зверёк прорычала Тинка, то ли о воротах, то ли о невидимом враге.

— Да где же, чёрт?! Где же?! — Райли по-птичьи дёргала головой из стороны в сторону, выискивая цель.

Вот и ворота. Теперь стало видно, что грузовик с цистерной выволакивали со двора 'Химпрома' уже после катастрофы. Колёса машины были спущены, а тормоза заблокированы, поэтому трактор тащил её словно тяжёлые сани, чертя по асфальту голыми дисками кривые борозды, и выворотив из тротуара бордюрный камень. Ворота были прикрыты, но между ними оставался узкий проём. Туда мы и повернули.

— Срежем угол здесь, — Гудвин тут же навалился на одну из створ. — Помогите мне.

Райли упёрлась руками во вторую створу. Ворота поддавались с неохотой. Петли сильно проржавели. Впрочем, широко их открывать и не требовалось.

— Да нахрена?! — не выдержал Флинт.

Гудвин повернул голову, и, без единой эмоции, указал куда-то позади него. Флинт, а вместе с ним и мы, тут же оглянулись назад. Со стороны здания бывшего вычислительного центра на нас надвигалось несколько диковинных существ, которых изгнанники называли 'флагеллодонтами'. Морфология этих созданий была довольно необычной. Они напоминали огромных головастиков, размером с крупного варана. Тело плотное, широкое, приплюснутое сверху. Головы нет. Практически всю переднюю часть туловища занимает зубастый рот, а глаза расположены по бокам, прямо за его уголками. Так же, из боков, торчат две крепкие, мускулистые лапы, расставленные в разные стороны. Туловище плавно сужается, переходя в длинный, жёсткий хвост, практически на самом кончике у которого размещена ещё одна пара лапок, совсем небольших, но тоже довольно крепких. Когда флагеллодонт бежит, он пользуется всеми четырьмя своими конечностями, при этом извиваясь, подобно ящерице. Кожа этих существ слизистая, поблёскивающая на солнце. Расцветка, преимущественно, тёмно-синяя, с бордовыми, либо пурпурными круглыми пятнами, тянущимися вдоль боков двумя параллельными строчками. Но главная особенность флагеллодонтов — это длинные, длиннее их самих, усы-хлысты, торчащие над верхней челюстью, на манер рачьих. Хлысты чрезвычайно тонкие и гибкие, поэтому при схватке на короткой дистанции увернуться от них практически невозможно. Это естественное оружие снабжено костяными крючками-наконечниками, которые хищник втыкает в тело своей жертвы, легко загоняя их под кожу, и впрыскивая через них дозу опасного яда. Поэтому, с флагеллодонтами изгнанники предпочитают не связываться — слишком велик шанс погибнуть от отравления. Всего лишь два-три впрыска токсина вполне могут оказаться смертельными для человеческого организма.

Разумеется, из-за своей довольно неуклюжей манеры передвижения, флагеллодонты — плохие бегуны. Их хватает лишь на короткие спринт-броски по относительно ровным поверхностям. Чтобы минимизировать расстояния для подобных пробежек, они используют свою уникальную методику маскировки, прячась за так называемыми энтропийными колебаниями, в результате чего чуткие изгнанники не могут засечь их приближение. Вот и сейчас они выскочили в самый неожиданный момент, с разных сторон, фактически прижав нас к забору. Хорошо, что мы успели добраться до спасительных ворот.

— Быстрее, быстрее! — махал мне Гудвин.

Дважды повторять было не нужно, и я тут же забежал за ворота, а следом за мной Тинка и Флинт. Гудвин и Райли не успели. Самый резвый флагеллодонт, выскочивший из-под автоцистерны, за пару секунд преодолел оставшееся расстояние, и напал на Гудвина. Я слышал, как его хлысты со свистом рассекли воздух. Но изгнанник проявил чудеса прыткости. Увернувшись от них, он отскочил назад, и с грохотом ударился тяжёлым рюкзаком об приоткрытую створку. Подоспевшая Райли пнула монстра в покатый бок, и тут же нырнула за ворота. Гудвин, воспользовавшись моментом, перехватил один из его хлыстов, и отсёк его наполовину. Второй хлыст тут же ударился в подставленный рюкзак, выдрав из него маленький клочок. Извернувшись волчком, Гудвин буквально просочился между смыкающимися створками, и ворота закрылись прямо перед мордой подраненного флагеллодонта, за которым уже маячила целая орава подоспевших собратьев. Затем, Райли и Гудвин одновременно вогнали толстые металлические запоры в пазы под воротами, и отошли от створок, шатавшихся под ударами набрасывающихся на них тварей. Флагеллодонты кидались на ворота с разбега, и безуспешно скребли прочный чугун своими жалами. Некоторые пытались подлезть снизу, но просвет был слишком узким для них. Перелезть через забор они так же не могли.

— Вот же сволочи, — рассмеялся Гудвин, ощупывая дырку в рюкзаке. — Чуть не прижали.

— А если найдут обход? — спросил я.

— Не найдут. Они хороши в маскировке, но вот интеллектом совсем не богаты. Сомневаюсь, что им хватит ума пойти в обход.

— Сначала фентакалендулы, потом флагеллодонты, кто будет дальше? — пыхтел Флинт. — Ты прав, Гудвин, с тропой что-то неладно. Она больше не самое безопасное место в городе.

— Тропу не стерегут, — ответил Гудвин. — Но метки всё ещё живые. Что обнадёживает.

— А что если они уже улетели? Апологеты? Вдруг они не дождались нас?

— Тогда бы мы их не чувствовали. Успокойся, Флинт, апологеты не могли отправится в лучший мир без нас. То, что тропа осталась без надзора, ещё ни о чём не говорит. Я думаю, что у апологетов была веская причина оставить её. И я догадываюсь, какая…

Только сейчас, когда волнение немного улеглось, и стало понятно, что чугунные ворота всё ещё достаточно крепки, чтобы выдержать натиск опасных хищников, я наконец-то обратил внимание на то, чем был заполнен просторный двор 'Химпрома'. По периметру этого двора, создавая дополнительную, внутреннюю ограду, стояли автобусы с тонированными стёклами и китайскими иероглифами на бортах. Всего их было пять. Помимо автобусов, роль ограды здесь выполняли две большие фуры, отделяющие, собственно, двор от остальной территории предприятия. Теперь стало ясно, кто и зачем выволок отсюда всю лишнюю технику.

Внутри импровизированного ограждения было компактно размещено несколько сборных домиков-бытовок. Первым, что бросилось мне в глаза, было окно ближайшей бытовки, с внутренней стороны густо покрытое кровью. Засмотревшись на этот страшный знак, я едва не наступил на останки в ярком комбинезоне, лежавшие поперёк прохода между автобусами. Вот, значит, докуда добрались те самые китайцы, чей сломавшийся автобус я видел на въезде в город. Здесь, на 'Химпроме', они нашли своё последнее пристанище.

Тела рабочих уже давно истлели. Сохранились лишь кости, обёрнутые в защитные костюмы, чей яркий, жёлтый цвет со временем ничуть не потускнел. Их было очень много. Останки попадались на каждом шагу. Интересно, что они искали в Иликтинске? Зачем приехали в это опасное место?

— Не беспокойся, Писатель, — заставил меня вздрогнуть неунывающий Гудвин. — Того, что их убило, здесь уже давно нет.

Я хотел уточнить, что же их убило, но не стал. Что бы это ни было, оно убивало их не сразу. Перед тем, как погибнуть, китайцы пытались спастись от чего-то. Такой вывод я сделал, обнаружив скопления останков возле дверей бытовок и автобусов. Они убегали группами, надеясь спрятаться в укрытиях, и, естественно, создавали столпотворения в попытках одновременно протиснуться в одну узкую дверь. Самым наглядным подтверждением царившей здесь паники, являлся остов, до сих пор висящий на двери, вцепившись мёртвой хваткой в её ручку. Даже полностью истлев, мёртвая рука как будто продолжала безуспешные попытки открыть спасительную дверь, запертую изнутри коллегами, успевшими спрятаться чуть раньше несчастного рабочего, и тем самым отсрочившими свою смерть на две-три минуты.

Ещё один мертвец в жёлтом костюме свисал с крыши автобуса, куда его забросила неведомая сила. У противоположного же автобуса все стёкла были выпучены, словно кто-то пытался надуть их изнутри, как мыльные пузыри. Всё это выглядело очень странно и пугающе.

За лагерем начинался небольшой коридор из однотипных контейнеров с непонятным содержимым, аккуратно расставленных в два ряда китайским автокраном. Между контейнерами тоже желтели защитные комбинезоны. Рабочих приехало очень много. Действовали они слаженно и с размахом. Но довести дело до конца не успели.

— Не понимаю, как такую ораву пропустили в город? — вслух размышлял я.

— Сумеречники ничего не делают просто так, — ответил Гудвин. — Тебя ведь тоже неспроста впустили? Я не знаю, в чём заключалась их выгода относительно этих людей, но прибытие оных породило мощный всплеск. Весь город полночи ходуном ходил. После чего на Тропе Блудных Детей вдруг появилось «Зеркало». Да и вообще, повыскакивало много всяких нехороших аномалий, отделивших старый город от нового.

— А в чём была выгода меня пропускать?

— Тоже не знаю. Я же не сумеречник.

Мы вышли к паре огромных бочек-цистерн, возле которых стоял экскаватор, частично разломавший забор. К этому пролому Гудвин нас и повёл.

— Что насчёт тех усатых тварей? — спросил я, с опаской бросив взгляд через плечо.

— Они всё ещё ворота ковыряют, — ответила Тинка.

— Тупые, как пробки, — добавил Гудвин. — Забудь про них.

— Подождите, — Райли вышла вперёд, к пролому. — Я первая.

Никто спорить не стал. Сначала она осторожно осмотрела пролом, потом заглянула в него, и, наконец, пролезла на ту сторону, — порядок.

— Тинка, чуешь флагеллодонтов?

— Нет. Всё чисто.

— Мы опять на тропе? — спросил я, миновав дыру в заборе следом за ней.

— Ещё нет. До тропы нужно немного пройти вон по той улице, — ответил Гудвин, пролезая следом.

— Ну и петли. Почему нельзя было сделать тропу прямой?

— Потому, что здесь по прямой никто не ходит. Ты это ещё не усвоил?

— Усвоил. Но всёже надеялся, что хотя бы «финишная прямая» не окажется «финишной кривой».

— Э-э, брат, сразу видно, что ты не из нашего мира.

С внешней стороны бетонного забора, прижавшись к нему спинами, внутри сплошной стеклянной «колбы», плотно прижавшись друг к другу, сидели две девушки-китаянки, в жёлтых робах и касках. Взгляды у обоих устремлены куда-то вдаль, по направлению примыкающей улицы. Очевидно, от страха они оцепенели настолько, что даже не заметили, как сверху их начала заливать «Гипнослюда». Так и остались сидеть в расплывшейся хрустальной «сосульке», точно рождественские сувениры. Поскольку покрытие было практически герметичным («липучка» не затекла только под них самих), разложению тела почти не подверглись, и можно было рассмотреть ужас застывший в их раскосых глазах, вечно глядящих сквозь прозрачную стенку стеклянного «саркофага». Я поёжился и отвернулся, тут же ускорив шаг, чтобы догнать ушедших вперёд Флинта и Гудвина.

— Уже и не знаю, хочу ли я возвращаться на тропу? — поделился своим изменившимся мнением Флинт. — После всех этих «сюрпризов».

— Относись к этому философски. Кто знает? А вдруг апологеты решили дополнительно испытать нашу выносливость и крепость духа? — ответил Гудвин.

— Похоже, апологетам на нас наплевать, — цинично произнесла Райли. — Они-то уже выбрались из этой кутерьмы. Какое им дело до тех, кто остался?

— Судить о замыслах апологетов можно лишь став апологетом, — с улыбкой обернулся к ней Гудвин. — Уйми свою обиду, Райли. Она бессмысленна и опасна.

— Что там шумит? — встрял я в их беседу. — Прямо по курсу.

Это была правда. Чем дальше мы продвигались по улице, тем сильнее звучал монотонный шум, похожий на радиопомехи. Все тут же посмотрели на меня. Потом взоры переметнулись на Тинку, которая в нерешительности пожала плечами.

— Не понимаю, о чём он?

— Ты уверен, Писатель? — спросила Райли.

— Ну да, абсолютно. А разве вы не слышите?

— На что похож этот звук? — прищурился Гудвин.

— Не знаю. Шипение какое-то… О! Теперь стало ещё сильнее. Вы что, оглохли? — я обводил взглядом своих удивлённых спутников.

Они не притворялись. На самом деле никто из них ничего не слышал. Даже сверхчуткая Тинка.

— Писатель, никакого шума нет. Тебе кажется. Возможно, уши заложило от напряжения.

— Если бы заложило уши, я бы плохо вас слышал. Но я слышу вас отлично. И слышу этот шум. Что же это за хрень?

— Ненормально это как-то, — Райли с опаской взглянула на Гудвина. — Его слух гораздо слабее моего. Не говоря уже про Тинкин. Как же он слышит то, чего не слышим мы?

— Да ничего он не слышит, — отмахнулся Гудвин. — Это ему кажется.

— Не кажется! — с досадой воскликнул я. — Вы что, мне не верите?

В этот момент шум стал невыносимым и я, остановившись, обеими руками схватился за голову.

— Писатель? — подошла ко мне Райли. — Подождите. С ним что-то не так.

— Всё… Всё в норме… Я могу идти.

Так вот почему они ничего не слышат. Этот шум внутри моей головы. Со мной действительно что-то не так. Но что? Болезнь? Воздействие аномалии? Только бы не упасть.

— Ты какой-то бледный. Уверен, что можешь идти? — проплыло перед глазами лицо Гудвина, искажающееся на фоне лопающихся радужных кругов.

— Да! Могу, могу. Я в порядке. Просто после гадского 'Зеркала' никак в себя не приду. Мотает, как с перепоя. Видимо, давление скачет.

— Держись за моё плечо, — предложила Райли. — На всякий случай.

— Не надо. Я сам. Сейчас всё пройдёт.

Изо всех сил я пытался собраться с силами. Шум прекратился, но ему на смену пришла какая-то плавучая рассеянность и невесомость. Чтобы как-то доказать друзьям, что со мной всё хорошо, я отошёл от заботливой Райли, и ускорил шаг, стараясь идти ровно, как подвыпивший водитель перед остановившими его инспекторами. Дошёл до какой-то детской площадки, и остановился, вовремя догадавшись, что желание выглядеть непоколебимым чревато непредвиденными последствиями. Выйдя вперёд, я банально мог влететь в первую попавшуюся аномалию. Нужно было вернуться в 'строй'.

Я оглянулся, но никого не увидел. Что за шутки? Куда все делись? Только что шли за мной, и вот уже никого нет. Спрятались? Но куда, и главное — зачем? Я начал кружиться на одном месте, пытаясь понять, куда делись мои попутчики. И тут вдруг меня осенило: 'Я уже была на этом перекрёстке'. Была?! Почему я думаю о себе в женском роде? Ведь я же мужчина! Но с чего я решила, что являюсь мужчиной? Взглянув на свои руки, я увидела, что они вполне себе женские. А когда приложила их к груди, то убедилась в своей женственности окончательно.

— Здесь нам лучше не задерживаться, — пропищал тоненький голосок прямо мне в ухо. — Надо найти портал до наступления темноты.

— А разве сейчас ещё не утро? — ответил я высоким девчачьим голосом.

— Здесь, судя по всему, уже вечер. Видишь ли, когда у одних солнце стоит в зените, у других, в то же самое время, оно оказывается в надире. Это закономерность.

Закономерность.

Закономерность.

Закон…

— Писатель! — Райли вышибла меня из внезапного видения.

Показалось, что она отвесила мне здоровенный пинок, хотя на самом деле, она лишь дотронулась до меня.

— Блин! — я потряс головой. — Ну и ну! Я словно побывал в чьём-то чужом сознании. Кто-то здесь был до нас. Видел то же самое. Я узнаю это место, эти дома, детскую площадку. Уже после катастрофы, но до нашего прихода.

— Похоже, 'Зеркальце' действительно повредило твои мозги, друг, — прошёл мимо Флинт.

— Нужно возвращаться на тропу, — констатировал Гудвин.

Я посмотрел на заросшую бурьяном песочницу, возле которой лежало красное пластиковое ведёрко, и повторил, — Нет, я определённо всё это уже видел.

— Пойдём, Писатель, не отставай!

Мы обошли площадку, преодолели низкий шлагбаум, и, оказавшись на параллельной улице, повернули налево, обратно к 'Химпрому'. По его трубам и торчащей чуть в стороне башне нефтяной компании можно было понять, что мы ходим кругами. Но лишних вопросов я больше не задавал. Справа тянулась длиннющая девятиэтажка, с десятью подъездами. Над центральными входами по стене хаотично блуждала аномалия 'Линза', выпучивающая панели, окна и лоджии овальным 'иллюминатором'. На расстоянии 'Линза' была абсолютно безопасна, но мы всё равно отошли подальше от стены.

Когда осталось пройти всего пару подъездов, Тинка заволновалась. Сначала я подумал, что её беспокоит близость 'Линзы', но потом определил, что девочка не сводит глаз с видневшегося на перекрёстке зеленоватого здания, к которому мы как раз приближались. Внешне в этом здании не неблюдалось ничего подозрительного. Типичная контора классического советского образца.

– 'Орфейчик'? — внезапно, и даже, кажется, шутливо произнёс Гудвин, тут же ответив сам себе. — Он, родимый. Ну так мы к нему не полезем. Нам направо.

Все тут же полезли по карманам, вынимать затычки. Я тоже их вынул, но по глупости заткнул уши не сразу. Почему-то посчитал, что нужно сначала услышать 'Орфея'. Ну не идиот ли?

Мы всё ближе подходили к зелёному дому, но никаких необычных звуков до моего слуха не доносилось. На самом деле 'Орфей' уже вовсю звучал, поэтому более чуткие изгнанники услышали его гораздо раньше меня. Я же расслышал первые трели уже поровнявшись с нехорошим домом. Начал затыкать уши, и… Остановился.

Какая божественная музыка. И совершенно не страшная. Не гипнотизирующая и не манящая к себе. Я легко могу пройти мимо неё. И с чего это вдруг все решили, что эта аномалия опасна? Может, она конечно, и опасна, но если идёшь на звук. А если не подходить, то ничего и не случится… Но всё же любопытно послушать эти переливы. Жаль, что стены здания приглушают звук. Возможно, если я пройду чуть ближе к дому, то можно будет расслышать музыку получше.

И я отделился от группы.

Что же это за музыкальный инструмент? Больше всего похоже на арфу. Необычайно милые звуки, льющиеся из старого, ветхого дома, поразительно контрастировали с картиной окружающего нас апокалипсиса. Успокаивали. Страшно не хотелось, чтобы они прекратились. Казалось, что стоит музыке остановиться, и в моё сердце тут же вернутся холодный страх и боль одиночества. Поэтому я решил немного задержаться и послушать. Подошёл поближе к крыльцу. Музыка стала ещё чётче и приятнее. Лишь толстые двери продолжали сдерживать её. Если их приоткрыть, то звук станет по-настоящему чистым. Я не буду их распахивать настежь. Лишь чуть-чуть приоткрою. Совсем капельку… Рука сама потянулась к дверным ручкам, и тут же схлопотала болезненный шлепок. Стукнув меня по руке, рассерженная Райли выдернула беруши из моего сжатого кулака, и силком воткнула их мне в уши, после чего поволокла прочь от опасного здания. Уходить страшно не хотелось, я упирался, просил её дать мне послушать музыку ещё немного, канючил как ребёнок, но она меня не слышала. Её уши были заткнуты. Чем дальше мы отходили от зелёного дома, тем больше я приходил в себя, ощущая всю тяжесть смертельного пресса, из-под которого меня только что вытащили. Группа ждала нас на противоположной стороне перекрёстка. Флинт разочарованно качал головой. Гудвин лишь вздохнул, и сделал рукой знак следовать за ним.

Мы прошли всего один дом, за которым проводник повернул налево, и мы практически сразу упёрлись в ворота. Они были не заперты, и между широкими створами оставалось расстояние, достаточное, чтобы можно было пролезть боком.

Гудвин вынул затычки из ушей. Все последовали его примеру.

— Снимаем рюкзаки.

— Привал? — не понял я.

— Какой, нафиг, привал? — Флинт постучал кулаком по лысому лбу. — Жить надоело? Нам до тропы нужно срочно добраться.

— Так, я первый, — сняв рюкзак, Гудвин стал осторожно проталкивать его между створами.

— Чего это он? — спросил я у Тинки.

— Сначала рюкзаки, потом мы, — объяснила та, убирая затычки в карман.

— Не понял.

— Давай сюда рюкзак, — полностью протолкнув свою ношу за ворота, Гудвин протянул ко мне руки.

Я снял рюкзак и отдал ему.

— А ворота открыть пошире нельзя? Их что, заклинило?

— Нельзя, — сердито буркнула Райли, отправляя свой рюкзак вслед за моим.

Когда все пять рюкзаков оказались на противоположной стороне, между створками аккуратно пролез Гудвин. Он двигался очень медленно и осторожно, не задев ни одну из створ. Следом пролез Флинт. Так же ювелирно. Потом в проём прошмыгнула Тинка. Ну этой и стараться особо не пришлось. Щупленькая фигурка ей вполне позволяла. Я посмотрел на Райли. Та молча кивнула мне в сторону ворот. Значит настала моя очередь.

— Писатель. Не дотрагивайся до них, — с противоположной стороны предупредил меня Гудвин. — Ты понял?

— Понял, — ответил я.

До сих пор не знаю, чем было чревато прикосновение к тем воротам, но, видимо, чем-то действительно серьёзным. Когда я прокрадывался между створами, то обратил внимание, что они покрыты какими-то волосками. Издали их не видно, но когда приближаешься, то можно разглядять. К счастью, мне хватило аккуратности, и очередное странное препятствие благополучно осталось позади.

Мы опять вышли к забору 'Химпрома', только теперь уже с противоположной стороны. Над стеной возвышался административный корпус, весь торец у которого занимала мозаика, изображающая огромное красное знамя, на фоне которого красовались пробирки, колбы и огромный портрет Ленина с надписью '… передовая химическая промышленность СССР'. Первое слово, или фраза, обвалилась вместе с куском облицовки. Что-то возилось и переворачивалось там, за забором, среди опустевших построек, как будто кто-то продолжал там работать, не заметив катастрофы. Никого там, понятное дело, не было. Звуки издавала какая-то аномалия, из-за которой мы не смогли пересечь 'Химпром' напрямую, и сделали, казалось бы, совершенно лишнюю петлю.

На Тропу Блудных Детей мы тоже всё никак не могли выйти. Я наблюдал, как Гудвин то и дело норовит свернуть в проулки, но тут же останавливается, и, возвращаясь к забору, продолжает идти вдоль него. Даже традиционное спокойствие и наигранная жизнерадостность этого отважного изгнанника с каждой новой неудачей всё сильнее уступали место досаде. Теперь его никто не пытался выспрашивать о причинах такой осторожности. И уж конечно, никто не желал идти своим путём.

В сосредоточенном молчании мы миновали химпромовский забор, и, наконец, остановились возле длинного проулка, выходящего на проспект. Вдалеке можно было рассмотреть парочку шатающихся фигур, принадлежавших неприкаянным. В этом районе их было немало. Преимущественно, мёртвых. После знаменитого 'Гнева Эндлкрона' сюда набежали обезумевшие хищники, которые учинили расправу над большинством обитавших здесь неприкаянных. Высушенные, мумифицированные останки повсеместно встречались во дворах, через которые мы шли. Одного неприкаянного, как мне показалось, выбросили из окна. Неподалёку от его бесформенного остова лежала отломанная антенна. Геноцид неприкаянных удивил даже Флинта.

— Интересно, кому сдались эти неприкаянные? — удивлённо произнёс он. — Никогда прежде не видел, чтобы их убивали в таких количествах.

— Это они кого-то здесь гоняли, — ответил Гудвин. — Поэтому собрались такой большой ватагой. Слетелись, как мухи на дерьмо. А в итоге, по злой иронии, сами стали жертвами.

— Кто же их привлёк?

— Наверное, кто-то очень аппетитный. И привлёк он не только их, но и самого эндлкрона.

— А ведь и верно. Эндлкрон бушевал где-то неподалёку отсюда.

— Совсем неподалёку. От него побежали врассыпную все окрестные твари, вот неприкаянным и досталось…

— Я была здесь, — шепнула мне Райли.

— Когда встретила ту девушку? — вспомнил я.

Охотница приложила палец к губам.

— Вот же засада, — не выдержал Гудвин, хлопнув себя по коленям. — Нас словно не хотят на тропу выпускать! Все подходы загажены какой-то дрянью. Ни пройти, ни проехать.

— Закрыты только улицы, — ответила Райли. — Можно попробовать миновать ловушки через здания.

— Тупая идея, — ответил Флинт. — Все знают, что бродить в зданиях опаснее всего. Не аномалии — так ходоки оприходуют.

— А я считаю, что в словах Райли присутствует рациональное зерно, — возразил ему Гудвин. — Есть смысл попробовать. Предлагаю пройти через 'грибной квартал'.

— И надышаться спор?

— У нас у всех есть дыхательные маски. Зато в 'грибном квартале' концентрация аномалий самая низкая. Пройдём через него, и выйдем прямо на тропу.

— Ну, не знаю, — Флинт почесался. — Сомнительная задумка.

— У тебя есть другой вариант? — спросила Райли.

— Однажды, я пряталась в 'грибном квартале' от суларитов, — откликнулась Тинка. — Думаю, у меня получится провести вас по безопасному пути. Если, конечно, все будете в респираторах.

— Да неужели? И что же ты там делала, позволь узнать?

— Грибы собирала, — огрызнулась Райли.

— Прекрасно. Значит проводник у нас есть, — обрадовался Гудвин. — Веди нас, тридцать седьмая.

— Только в могилу не заведи, — добавил Флинт.

'Грибной район' назывался 'грибным' неспроста. Здесь, на территории, занятой пятью-шестью общежитиями, раскинулась самая большая колония грибов-пыхтунов. Поэтому, в своё время, Райли приходила сюда искать свежие грибницы для своих ловушек. Кроме пыхтунов, здесь произрастало ещё несколько видов менее опасных, или вообще не опасных грибов, облюбовавших место, изобилующее 'сырыми' аномалиями и перегноем, образовавшимся после разложения трупов-грибниц.

Где начинается этот район стало понятно без вопросов, потому что грибы начали попадаться ещё на подступах к нему, а воздух наполнился сырым, поганочным запахом. Серая пыль покрывала заплесневевший асфальт толстым слоем. Это были мириады мёртвых спор. На улице их быстро убивало солнце, поэтому дышать можно было без маски, так как вреда эти споры уже не представляли. Ну разве что липли на слизистые, вызывая лёгкую чесотку. А вот к тенистым подворотням, колодцам, старым машинам и, особенно, зданиям, подходить без респиратора уже было опасно. Грибы росли преимущественно в тени и сырости, избегая прямых солнечных лучей. Вольготно под солнцем себя чувствовали лишь какие-то странные мухоморы-зонтики, совершенно произвольных размеров: от сантиметра — до метра в высоту. Я начал было их пинать, но спутники быстро меня одёрнули. Хоть эти мухоморы и не считались опасными, трогать их всё же не рекомендовалось. Помимо мухоморов, к солнечным лучам терпеливо относились разноцветные трутовики-веселушки. Эти гнездились исключительно на древесине, бурно облепляя своими семейками не только живые деревья, но и столбы, заборы, двери.

Проходя мимо обросшей плесенью машины, я заглянул в салон, и увидел, что все сидения там сплошь заросли чёрными, кривыми грибами с остроконечными шляпками. Как назло, с противоположной стороны подул ветерок, который, пройдя сквозь автомобильное нутро, обдал меня таким гнилостным духом, что я закашлялся. Ещё один урок — не подходи к машинам в 'грибном районе'! Хорошо хоть 'свежака' не хватанул. День уже клонился к вечеру, а споры пыхтунов наиболее опасны с утра, поскольку погибают на солнце не сразу, а через несколько часов после восхода. Те, кто этого не знали, валялись сейчас на земле в виде кучек подсохшей плесени. Грибницы так сильно изуродовали тела, что теперь уже невозможно было определить, человеческие ли это останки, или звериные. Премерзкое зрелище. А уж тем более для меня, чудом пережившего грибное отравление. Перспектива испытать этот ужас сызнова прельщала меньше всего.

— Сюда, в этот подъезд, — указала нам Райли. — Всем надеть респираторы. Внутри будет много спор.

Команда послушно натянула на головы дыхательные маски. Дверь в подъезд заросла грибами так сильно, что её пришлось с треском отдирать от косяка. В воздух взметнулось облачко то ли спор, то ли засохшей плесени. Несколько грибов, оторвавшись, упали нам под ноги. Райли вошла в здание первой. Постояла немного на нижней площадке, и поманила нас за собой. Мы по очереди шагнули в заросший грибами подъезд. Внутри всё было похоже на какую-то декорацию из страшной сказки. Грибы густо облепили деревянные поручни и стены выше окрашенного. А между перекладинами железных перил тёмно-зелёной паутиной протягивалась плесень. Откуда-то сверху, между лестничными маршами сочилась вода.

— Не прикасайтесь к стенам, не наступайте на мох, — гундосил голос Райли, искажённый фильтрами. — Нам нужно подняться на третий этаж.

— Как скажешь, — ответил Гудвин. — Идём за тобой.

Шлёпая ногами по сырости, наш маленький отряд приступил к восхождению. Общежитие было заражено 'Мокрицей'. Вода сочилась из щелей в стенах, вытекала из-под дверей и капала с потолка. Подоконники заросли травой, как сплошными шторами. Полупрозрачные поганки фосфоресцировали зелёными огоньками из тёмных углов, гнилых шкафов и вытяжек.

— Дом держится на соплях, — прокомментировал Флинт. — Прогнил насквозь. Того и гляди, рассыплется.

— Нам в этот коридор, — дойдя до третьего этажа, Райли продолжала вести нас дальше.

— Ступайте осторожнее. Половицы гнилые и скрипучие.

Как я ни пытался, соблюдать осторожность у меня не получалось. Доски под ногами коварно скрипели и подламывались. Тёмный коридор казался длинным до бесконечности. С обеих сторон чернели двери жилых комнат. Предметы, оставленные в коридоре, были укутаны струпьями грибка и ворсистым плюшем лишайника. Чем дальше от лестничной клетки — тем темнее становилось. Гудвин вынул фонарь.

— Ну и жопа, — выругался Флинт. — Райли, ты уверена, что нам сюда?

— Уверена.

Мы прошли мимо общей кухни, с разбухшими шкафчиками и замшелыми газовыми плитами. Из крана позеленевшего умывальника размеренно капала вода. Бельё, висевшее на верёвках под потолком, покрывали тяжёлые грибные наросты, заставляющие его провисать до самого пола. Из никелированного таза, в углу на табуретке, букетом торчали зловеще светящиеся поганки. Когда Гудвин наводил луч фонаря на поросли чёрных грибов, те на глазах дымились и жухли.

— Сейчас пойдём мимо 'грибников', -сообщила Райли. — Старайтесь ни до чего не дотрагиваться. Чем меньше будоражим споры — тем меньше их будет на нашей одежде. Понял меня, Писатель?

— Понял, — кивнул я.

— Хорошо. Поворачиваем. Нам в эту комнату.

Указанная комната оказалась без двери. Мы вошли спокойно, как обычно по очереди. И буквально сходу упёрлись в кровать, на которой лежал отвратительный труп 'грибника', утыканный грибами с головы до ног. В свете фонаря можно было разглядеть, как от него вздымаются тысячи спор, потревоженных всего лишь движениями воздуха. Непередаваемая гадость. Двигаться здесь было очень сложно. Во-первых, темно, во-вторых, повсюду торчали какие-то предметы, покрытые спорами. Ко всему прочему, пыхтуны регулярно подворачивались под ноги. Один раз я даже не заметил пару маленьких грибков и раздавил их, выдавив фонтанчик спор из-под подошвы. Благо, Райли не заметила моего досадного 'косяка'. Или сделала вид, что не заметила.

Из первой комнаты во вторую вёл внутренний проход, некогда загороженный сервантом, в настоящий момент полностью рассыпавшимся. Перешагивая через остатки сервантных досок, мы, как можно аккуратнее пробрались в следующее помещение. Райли очень осторожно прорезала плесневую занавеску, в которую я бы точно уткнулся головой.

Фу! Опять 'грибники'. Целая семья, что ли? Один скукожился у стенки. Двое лежат на кровати: большой и маленький. Наверное, мать с ребёнком. Наверное, успокаивала его до последнего, шептала, что всё пройдёт. Я стиснул зубы и отвернулся, прогоняя от себя бессмысленную жалость. Им уже не помочь. Тем более, своими бесполезными мыслями.

Стараясь не зацепить письменный стол, из всех предметов на котором можно было разобрать лишь контуры лампы, мы прошли мимо запорошенного спорами телевизора, и остановились возле дыры в стене, образовавшейся от массивной трещины. Сверху, с потолка, скупыми, жиденькими лучиками падал свет, в котором было видно, как сквозняк гоняет споры между панельными перекрытиями. Судя по всему, в этом месте когда-то ломали стену, прокладывая какие-то коммуникации, или же ремонтируя трубы. После работы, разобранная стена была заложена кирпичом, как говорится, 'тяп-ляп'. Стоило зданию дать трещину, как эта убогая кладка тут же развалилась. Через дыру можно было спокойно пролезть на корточках. Что мы и сделали.

— Гудвин, подсвети мне, — попросила Райли, и первой втиснулась в лазейку. — Ага. Тут всё нормально. Давайте за мной.

По ту сторону стены находилась душевая комната. В самом отдалённом конце, под потолком, на сыромятном ремне висел ещё один 'грибник', повесившийся перед смертью. Лёгкий свистящий звук и прохладные дуновения, обдувающие кожу, свидетельствовали об активно гуляющем тут сквозняке. Основной поток свежего воздуха вырывался из-под массивного куска ДСП, плотно прислонённого к стене и зафиксированного полотенцесушителем. Райли аккуратно разрезала плесень, успевшую нарасти между этим щитом и стенным кафелем, после чего попросила нас помочь ей отодвинуть преграду. Как только щит оторвался от стены, в тёмную душевую брызнул дневной свет. По ту сторону была улица. Гудвин тут же погасил фонарь.

Угол общежития обвалился вместе с туалетными комнатами, расположенными сразу за душевыми. От третьего этажа — до самой земли, бесформенной мусорной грудой громоздился крутой скат, состоявший из переломанных стен, междуэтажных панелей, кусков кровли и остатков сантехники. Лавина строительных обломков, практически полностью перегородив улочку, доползла почти до стены соседнего девятиэтажного здания. По получившемуся нагромождению вполне можно было спуститься вниз.

Дул сильный, порывистый ветер, что было весьма кстати. Он быстро сдувал с нас коварные споры. Осторожно ступая по наклонной поверхности, готовой в любой момент сорваться вниз, мы, всё ещё не снимая респираторов, стали спускаться. Под подошвами, предательски скользя, хрустел битый кафель. Лавируя между расколотыми унитазами, ржавыми водопроводными трубами и колючими стержнями арматуры, мы то и дело пытались за что-нибудь ухватиться, чтобы удержать равновесие. Запотевшее стекло маски на разгорячённом лице, лишь добавляло экстремальности. Я почти ничего не видел и жутко боялся переломать ноги. Снимать же маску пока ещё было рано. Команды не поступило.

Самой первой свою маску сняла Тинка, когда мы уже почти спустились, и насыпь из обломков стала более пологой. Она сделала долгий выдох, и подняла прищуренные глаза к небу. Её тревожили верхние этажи соседнего здания. Отряхивая свои плечи, хотя на них уже ничего не было, идущий за ней Гудвин, поднял респиратор, и, так же предварительно выдохнув, обратился к девочке с вопросом, который я не расслышал из-за Райли, внезапно оказавшейся между мной и этими двумя. Стянув с себя маску, она выдохнула в сторонку, после чего сообщила: 'Воздух чистый, можешь снимать свой противогаз. Делаешь это так: набираешь в грудь воздуха, снимаешь маску, и выдыхаешь воздух, вот так… Понятно?' Я мотнул головой, и проделал всю указанную процедуру. Как же приятно было наконец-то снять этот душный, пропотевший намордник!

— Пока старайся дышать короткими вдохами, — посоветовала Райли. — В воздухе могут попадаться споры. Вот отойдём подальше, тогда дыши как обычно.

— Хорошо.

Райли улыбнулась и продолжила спуск, а я наконец-то смог дослушать диалог Тины и Гудвина.

— …они нас заметили? — с обычной улыбочкой договорил он.

— Да, — ответила она, и с опаской покосилась в мою сторону.

— Ты как, Писатель? Как настроение? — ещё сильнее расплылся Гудвин.

Я показал оттопыренный большой палец.

— Это по-нашему. 'Грибной район' — место не самое романтическое. Но теперь он позади. Вон, прямо за этим домом наша 'Тропа блудных детей'.

— Кого там Тинка заметила? — проигнорировал я его беззаботный тон.

— Там ходоки? — спустился к нам отстающий Флинт. — Ходоки, верно? Чего молчишь, маленькая стерва? Отвечай.

Тина кивнула.

— Вашу ж мать. Я так и знал.

— Ничего страшного, — голос Гудвина стал жёстче. — Мы обойдём их…

— И нарвёмся ещё на кого-то? Например, на злодеев, или на мясников?

— Флинт, ты ведёшь себя недостойно изгнанника…

— Смотрите! — Тинка подняла руку, указывая наверх.

Я успел различить тонкую мерцающую нить лазерного луча, едва заметно блеснувшего на фоне неба. Лучик упёрся в один из оконных проёмов на седьмом этаже, послышался далёкий хлопок, отскочивший гулким эхом внутри помещения. После чего, к огромной неожиданности не только для меня, но и для всех присутствующих, из того окна, выломав пустую раму, вывалилось чьё-то грузное тело. Пролетев вдоль стены, и слегка стукнувшись об парапет, подстреленное существо тяжёлым мешком грохнулось на крышу вестибюля, подняв над ней тучу пыли.

— Глазам не верю, — опешила Райли. — Ходока подстрелили.

— Они же никогда не подходят к окнам, — вторил ей Флинт. — Как его достали?

— Вы всё ещё не поняли? — устало потёр глаза Гудвин. — Они лезут на Писателя. Уж больно сильно тот их привлекает. Просто до одури. Поздравляю, Писатель, ты здесь популярен, как никто другой. Как думаешь, в своём мире ты будешь пользоваться таким же успехом?

— Это был маленький ходок, — перебила его тираду Тинка. — Неопытный. Там, внутри, есть ещё большие. Взрослые. Они не выйдут к окнам.

— Сколько? — спросила Райли.

— Не знаю.

— На каком этаже?

— Да не знаю я!

— Надо обходить дом, — заявил Гудвин.

— Естественно, надо обходить. Не полезем же мы через ходоков, — поддержал Флинт.

Сразу после его слов, земля под нашими ногами задрожала. Сверху посыпалась лавина обломков. Мы едва успели спуститься в самый низ, и разбежаться по сторонам, чтобы ненароком не получить удар по ногам каким-нибудь катящимся многокилограммовым куском бетона. Асфальт начал трескаться. Его панцирь вздыбился, разойдясь широкими трещинами в нескольких местах. И в эти провалы с шорохом посыпались камни с песком. Маленькое землетрясение вскоре прекратилось. Остался только ветер, всё так же монотонно подвывающий в пустых окнах.

— Обходить, говорите? — Райли заглянула в ближайшую трещину. — Боюсь вас разочаровать. Обойти не получится.

— Если быстро пройдём по первому этажу, то сможем проскочить мимо ходоков, — предложила Тинка.

— Да вы с ума сошли, — схватился за ножны Флинт. — Только полный дурак полезет в дом с ходоками.

— Ну тогда мы полные дураки, — Райли подпрыгнула, ухватившись руками за окно первого этажа, подтянулась, перебросила ногу через подоконник и протянула руку Тинке.

— Сумасшедшие. Вы сумасшедшие.

— Писатель, ты идёшь? — перетащив Тину через окно, Райли жестом позвала меня.

Девятиэтажка, в которую мы забрались, ранее принадлежала то ли Соцстраху, то ли Пенсионному фонду. В просторном вестибюле сохранились перегородки и вертушки турникетов. Под потолком, на одном проводе, интенсивно раскачивалась лампа. Она оборвалась от сотрясения, когда сверху, на крышу обрушилась тяжёлая туша ходока. Далее, за вестибюлем, темнел вход в коридор. От нас требовалось всего лишь пройти по этому коридору от начала — до конца, прежде чем таинственные ходоки преградят нам дорогу. Тогда я ещё плохо знал, на что способны эти страшные созданья.

Оглянувшись, я не увидел ни Флинта, ни Гудвина. Значит, они не пошли за нами. Тина постоянно смотрела в потолок, следя за кем-то, находящимся на несколько этажей выше нас. Райли шла впереди, ускоренным шагом, стараясь как можно скорее пересечь светлый участок, разделявший дистанцию на две половины. Свет падал из зала, в котором находилась лестничная площадка и лифты. Но не успели мы достичь этой границы, как нас опередили. Двери одного из кабинетов распахнулись, и оттуда, с глухим рыком, выскочило огромное, косматое существо, которое из-за темноты и внезапности я принял за большую обезьяну. Монстр сбил Райли с ног, и вместе с ней откатился по полу к дальней стене.

— Писатель! — Тинка толкнула меня в спину. — Беги! Быстрее беги отсюда!

Мне стыдно об этом вспоминать, но в ту самую минуту я даже и не подумал о том, чтобы помочь Райли, и, послушавшись Тинку, трусливо побежал по коридору. Далеко убежать не получилось, потому что, спустя несколько метров, передо мной вырос второй ходок. Теперь-то уж разглядеть его труда не составило. Я и раньше нередко слышал про них. То Райли, то Тина, то Флинт время от времени упоминали о ходоках. Слыша это название, я почему-то невольно представлял себе щуплых, простодушных крестьян со знаменитой картины. Дальше этой ассоциации мои мысли не уходили. И вот, настал момент истины, когда передо мной явился настоящий ходок. Уродливое воплощение гротеска. Грубо отёсанное туловище, обмотанное грязным, вонючим тряпьём, покоилось на коротких кривых ногах. Из тупой, кубической головы пучками торчат длинные космы, в прорехах которых можно разглядеть лишь слюнявые челюсти, и ассиметричные глаза, посаженные на разной высоте, и с хищной злобой горящие между полосками намотанного бинта, почерневшего от времени и грязи. В длинной руке с выпирающими угловатыми мускулами, был зажат молоток.

Я неловко выхватил нож, и тут же получил удар, от которого моё оружие, выбитое из руки, улетело в сторону. Повезло ещё, что удар молота пришёлся по клинку, а не по кисти. Затем, ходок попытался ухватить меня второй рукой, но я успел отпрыгнуть к стене и присесть, в надежде подобрать нож. В этот самый момент, молоток с грохотом отколол кусок гипсолита чуть выше моей головы. Когда я потянулся за ножом, нога-тумба грохнула по полу, едва не расплющив мне пальцы, и оружие отскочило ещё дальше. Четырёхпалая ручища ходока капканом сомкнулась на моей шее, потащив меня вверх, вдоль стены. Я мог лишь дёргать ногами, и всеми силами пытался сохранить остатки кислорода, безвозвратно утекающего из лёгких. Чудовище уже замахивалось своим молотом, желая размозжить мне череп. И оно бы непременно довершило начатое, если бы не фортуна, позволившая мне выхватить мачете из-за плеча, и садануть им наискось по основанию его шеи. Ходок издал надсадный рёв, и отступил, а его пальцы разжались, дав мне наконец-то вдохнуть воздух. Не успел ходок прийти в себя, как на него из коридора налетела Райли, которая с разбега нанесла монстру два глубоких ранения под рёбра. Не ожидав нападения, ходок неудачно попытался контратаковать, и, произведя резкий взмах рукой с разворота, потерял равновесие, грохнувшись на пол рядом со мной. Райли же, вместо того, чтобы попытаться его добить, почему-то побежала на лестницу. Разъярённый монстр, совершенно забыв про меня, вскочил и погнался за ней. Тем временем, неподалёку тоже шла борьба. Со свистом всасывая воздух, я посмотрел в сторону, и увидел, как первый ходок, ухватив Гудвина и Флинта, приподнял их над полом, и с силой ударил друг об друга. Ещё один удар, и обоим конец. Но этого не произошло, потому что сзади, на спину чудовища запрыгнула Тинка, вцепившаяся ему в космы. Приложив все свои силы, девочка оттянула грязные патлы существа назад, как поводья жеребца, заставив того откинуть голову. А когда ходок, не готовый к такому подвоху, злобно заорал, широко разинув пасть, она всадила ему нож прямо в глотку. Захлебнувшись, монстр выпустил своих противников, и те сразу же ринулись в атаку, практически единовременно вонзив свои ножи в его открытую грудь и шею. Хрипящий ходок грузно упал на колени. Досматривать это сражение я не стал, вспомнив о Райли, которая сейчас убегала от другого ходока. Если эту тварь с таким трудом одолели трое изгнанников, то что говорить об одной? Против ходока у Райли шансы невелики. Нужно было ей помочь. И я, подхватив нож, помчался на лестницу, с трудом восстанавливая перехваченное дыхание.

Нагнал я их уже на пятом этаже. Ходок наступал Райли на пятки. Казалось, что она выбилась из сил, но это опять была всего лишь отвлекающая тактика. Охотница уводила монстра подальше от меня, как в своё время уводила Хромого. Она спотыкалась, падала, делала вид, что не знает куда дальше бежать, но строго держала одну неизменную дистанцию. Ходок же шёл за ней тупо, покачиваясь и громыхая перилами, как разъярённый пьяный мужик. Он грозно помахивал своим молотком, лупя по стенам, и обсыпая себя побелкой. Хорошо, что я вовремя понял замысел Райли, и притормозил, не приближаясь к нему слишком близко, чтобы нас разделял как минимум один лестничный пролёт. Вот уже шестой этаж, а изгнанница лезет всё выше. Как же она будет выкручиваться? На всякий случай, я уже был готов поднажать, чтобы атаковать ходока с тыла. И уже почти сорвался, когда Райли упала на лестницу, и едва увернулась от молотка, после чего, на четвереньках поползла выше. Распалённый ходок, предвкушая скорую победу, настиг её на площадке между седьмым и восьмым этажами. Громко протопав оставшуюся часть лестницы, он остановился над девушкой и замахнулся молотком. Райли обречённо прикрыла голову руками, и сжалась на бетонном полу. На неё тут же просыпался дождь из стекла. Голова ходока раскололась, как огромный кокосовый орех. Кровь и мозги яркой жидкой дугой выплеснулись на стену позади него. Уронив молоток, чудовище повалилось назад, и кубарем скатилось с лестницы, остановившись на площадке седьмого этажа, прямо возле моих ног. Под основанием верхнего лестничного марша, с которого падала кровавая капель, немного поблуждал синий лазерный лучик, и тут же исчез. Теперь всё стало ясно. Пригибаясь, Райли спустилась ко мне, елозя согнутыми ногами по скользким ступеням.

— Пошли, — схватила она меня за руку. — Скорее отсюда.

Словно дети, позвонившие в чужую квартиру, мы побежали вниз, со страхом вглядываясь в каждый очередной коридор — не выскакивает ли оттуда кто-нибудь. Но вместо ходоков, навстречу нам выскочил Гудвин.

— Ну наконец-то, — облегчённо произнёс он.

— Я уж думал, что вы с Флинтом нас бросили, — признался ему я.

— Мы хотели, — совершенно спокойно ответил изгнанник. — Но передумали.

Вместе мы спустились на первый этаж, где над телом ходока, всё ещё сипящим и подёргивающимся, стояли Тинка и Флинт.

— Всё, уходим, — махнула им Райли.

До конца коридора оставалось пройти порядочное расстояние.

— Почему мы не бежим? — спросил я.

— Нельзя, — ответила Тина. — Здесь ещё есть ходоки.

— Чего же они до сих пор не напали?

— Потому что подростки. Мы убили взрослых. Когда охотятся взрослые, подростки не вмешиваются. Пока они думают, что взрослые живы, будут сидеть на месте.

Мы прошли мимо пары автоматов газированной воды. И вдруг над нашими головами что-то стукнуло. Так, что стаканы в автоматах зазвенели, а между потолочными панелями просыпалась пыль, прямо на голову Флинту. Затем, наверху послышался протяжный голос, — 'Х-ы-ы-ы!' И опять удар по потолку.

— Вот теперь надо бежать, — сообщила Тинка.

Команда понеслась к спасительному окну, а наверху, на разных этажах начинали бушевать всё новые и новые монстры. Они рычали и топали по коридорам в сторону лестницы, гремели дверями и опрокидывали какие-то предметы. Их было не меньше трёх, а может даже и больше. Когда мы достигли конца коридора, Гудвин ухватил высокую металлическую урну и несколько раз ударил ей в окно, выламывая раму с остатками стекла. Перемахнув через подоконник, мы поочерёдно выпрыгнули на улицу, приземлившись прямо на капот припаркованной там машины, а потом побежали через дорогу, к короткому переулку, выходящему на Тропу Блудных Детей. Почти вырвались. Осталось пройти всего несколько метров, и мы на 'островке безопасности'.

— Тинка, не тормози! — ухватила остановившуюся было девочку Райли.

— Подожди, — она не то чтобы упиралась, но семенила за ней в сторону переулка с явной неохотой. — Тут совсем плохо. Посмотри на землю. Посмотри, какая она рыхлая.

— Нет времени, Тина, шевелись!

— Мы в западне. Впереди засада.

— Проскочим! — гудел Гудвин. — Не останавливайтесь!

Обогнув мусорные баки, мы наконец-то забежали в переулок. Асфальт здесь действительно был рыхлым и пористым. Его как будто что-то раздробило. Кое-где, вразброс, валялись кости животных. В общем, здесь и без тинкиного чутья стоило бы хорошенько обеспокоиться. Но нам уже было не до осмотрительности. Из только что покинутого здания доносился грохот и рёв ходоков, готовых в любой момент выскочить наружу, и броситься за нами следом. А до спасительной тропы осталось всего ничего. Рукой подать. Вот мы и мчались через переулок сломя головы, надеясь только на удачу. Комочки дроблёного асфальта хрупали под нашими подошвами. Чем ближе мы были к выходу, тем уже казался проход между домами. Дверь чёрного хода в правом здании со скрипом открылась, и бегущий впереди Гудвин затормозил так, что оставил позади себя две борозды. В него с разбега ударился Флинт. Я, Райли и Тина остановились следом. Словно какая-то злая издевка, из двери высунулась уродливая вытянутая морда со жвалами, которые при соприкосновении создавали щёлкающий электрический разряд. Очень крупный мушенбрук, спустившись со ступенек, преградил нам дорогу. За ним вышел второй, чуть помельче. Засада была выбрана идеально. На таком узком участке у этих электрических тварей было явное преимущество, в отличие от нас, нагруженных рюкзаками, и толпящихся в тесноте. Мушенбруки никуда не торопились, понимая своё превосходство, но так же оценивая и наше количество. Они шли параллельно друг другу, осторожно передвигая лапами, почти не шурша зыбким асфальтом. А из чёрного хода высунулась ещё одна морда. Господи, их уже трое!

Команда ощетинилась ножами. Гудвин и Флинт стояли плечом к плечу. По ширине, это было предельное расстояние, при котором можно было сделать замах рукой, не зацепив стену, или соседа. Окончательно лишая нас остатков надежды, сзади послышалось: 'Хры-ы-ы-ы!' Я и Райли обернулись. К проходу, грозно топая косолапыми ногами, приближался ходок. Вот теперь мы действительно в полной заднице. Остаётся только лезть на отвесную стену, чтобы выбраться из этого капкана. Пройдя ещё немного вперёд, мушенбруки остановились, яростно застучав своими 'электродами', и рассыпая искры. Они тоже заметили ходока. Но отступать не торопились. Ходок же, подобно ходячему шкафу, продолжал идти вперёд. Ещё полминуты, и он доберётся до нас.

— Слушайте меня, — как можно спокойнее произнёс Гудвин. — Мы с Флинтом — берём мушенбруков. Райли, Тина и Писатель — атакуют ходока.

— Это же верная смерть, — прошептал Флинт.

— Согласен. Но лучше погибнуть в бою, чем добровольно отдать себя на растерзание. Таков наш путь. Путь изгнанников. Будьте крепки, и удачной охоты, друзья мои.

— Мы готовы, Гудвин, — ответила Райли. — Нападать будем одновременно. Скажи, когда начинать.

Внутри у меня всё обледенело от ужаса. Шансов на победу практически ноль. Пауза в одну-две секунды, пока все ждали отмашку Гудвина, была такой страшной, что мне реально хотелось лезть на стену. Но вместо Гудвина голос подала Тина.

— Постойте. Вы слышите?

Она присела на одно колено, и запустила пальцы в асфальтовое крошево. Никто пока ничего не слышал, за исключением мушенбруков. Тот, что побольше, неожиданно для нас, издал звук, очень похожий на собачий скулёж, и, поочерёдно поджимая лапы, как кот, наступивший в лужу, стал сдавать назад. Его собрат бросил на него взгляд, как будто бы обвиняя в малодушии, и ещё раз щёлкнул наэлектризованными жвалами. В ответ на это, крупная особь, отпрыгнула ещё дальше, развернулась и опрометью бросилась к двери. На входе всё ещё стоял третий мушенбрук. Подбежав к нему, крупный яростно рявкнул, и тот, поджав хвост скрылся в помещении. За ним следом исчез и здоровяк. До ходока осталось всего метров пять. Райли присела, как сжатая пружина, готовясь в любой момент броситься в атаку.

— Чёрт меня дери, — Гудвин убрал нож. — Да это же…

Земля зашуршала и зашевелилась, словно там завозились миллионы червячков. Упрямый мушенбрук взвизгнул, и поджал уколотую лапу. Вместе с этим, я почувствовал, что подошвы моих ботинок что-то настойчиво ковыряет.

— Вперёд! — завопил Гудвин.

— Но мушенбрук? — замешкался Флинт.

— Хрен с ним! Вперёд!

И мы тут же побежали. Как по острым гвоздям. Испугавшись то ли нашего налёта, то ли опасности, лезущей из-под земли, мушенбрук встал на дыбы, развернулся всем корпусом и тоже дал дёру. Повсюду, из шевелящегося асфальта поднимались острые, суставчатые колья. Перед нами был ещё один представитель местной извращённой фауны — пиковый бамбук. Его стволы, превышающие по крепости титан, способны складываться, подобно антенне, сегмент в сегмент, уходя таким образом под землю, где это растение проводит большую часть своей жизни. Когда же на поверхности появляется кто-то живой, ствол пикового бамбука начинает раскладываться, с огромной быстротой вытягивая свои острейшие, телескопические 'копья' на высоту десяти-пятнадцати метров. Между раздвинувшимися суставами топорщатся меленькие, бесцветные листочки, которыми бамбук жадно впитывает соки своей жертвы. Сами же стволы имеют тёмно-зелёный цвет.

Петляя среди этих неравномерно растущих кольев, за секунду вытягивающихся на десяток сантиметров, мы побежали к спасительному выходу. Мушенбрук скакал впереди. Он хотел было запрыгнуть в помещение, из которого вылез, но вокруг двери уже торчал частокол метровых бамбуковых пик. Пришлось ему бежать дальше, до конца переулка. Постоянно получая болезненные уколы и царапины, мы, извиваясь, спешили за ним. Кое-где бамбук уже доходил нам до пояса, и продолжал тянуться выше. Низкий мушенбрук, лавируя в щетине поднимающихся игл, решил перепрыгнуть преграду, но потерпел неудачу, насадившись на них брюхом. Соскочить он уже не мог, и лишь выл, дёргая лапами, поднимаемый на копья всё выше и выше. Царапаясь об наконечники и разрывая одежду, мы пробежали мимо него. Пару раз бамбук крепко вошёл мне в икру и под коленку. Боль была адская, и мне пришлось собрать остатки своего самообладания, чтобы продолжить борьбу. Позади нас послышался протяжный рёв ходока, остановленного бамбуком. Было слышно, как страшно дёргаются смертоносные стебли, входя всё глубже в его массивное тело. Вот уже выход! Последние смертоносные пики! Гудвин делает прыжок, и проваливается в какую-то яму. Следом за ним, грязно ругаясь, улетает Флинт. Тинка, отталкиваясь от огромных стеблей исцарапанными руками, ныряет следом за ними. Я проскакиваю прямо по её следам. Ногу поставить уже некуда — везде торчат шипы. Рывок, и я на свободе! Завис между небом и землёй. Прямо за переулком улица обрывалась огромной глубокой ямой, оставленной бушевавшим здесь эндлкроном. Вниз уходит песчаная насыпь, упирающаяся на дне провала в бетонные внутренности развороченного коллектора. По этой насыпи уже катятся мои спутники. Я хочу прыгнуть следом, но меня что-то держит. Одно из крайних бамбуковых копий подцепило мой рюкзак, и, проткнув его, тащит меня всё выше и выше. Я не могу освободиться, словно щенок, удерживаемый за шкирку. Паника волной ударяет под дых. Я дёргаюсь и кружусь, как сумасшедший, надеясь выскочить из лямок. Мельком замечаю, что позади, из-за частокола поднимающегося бамбука уже не видно конца переулка. Мушенбрука разорвало в мелкие клочья, нанизав мясо и внутренности на отдельные стебли, словно куски шашлыка. А чуть дальше, скрываясь за всё новыми и новыми суставчатыми стволами, медленно поднимается уже мёртвое тело ходока, пронзённое насквозь десятком плотоядных пик. Кто-то хватает меня за ноги, и с силой тащит вниз. Слышен тугой треск ткани, сопровождающийся болью плечевых суставов, и я, освобождённый, лечу вниз, на мягкий песчаный откос. Рядом кувыркается израненная Райли. Ей опять удалось меня спасти.

На дне глубокого разлома мы организовали небольшой привал, чтобы перевести дух. Яма тянулась почти вдоль всей улицы, напоминая огромную язву на теле города. Казалось, что её специально вырыли экскаваторами. Чуть подальше от нас, под откосом валялось несколько свалившихся сверху машин, полузасыпанных песком, и половина стены здания, в котором прятались мушенбруки. С этого ракурса постройка напоминала исполинский кукольный домик в разрезе, словно кто-то специально снял часть задней стенки — настолько ровно она отошла от фундамента.

Флинт, сняв рюкзак, блаженно лежал на песке. Тина, не теряя времени даром, шастала вокруг раскуроченных стен подземных коммуникаций, и что-то искала. Райли делала мне перевязку. В отличие от изгнанников, я не умел останавливать кровотечение и заживлять раны одним лишь усилием воли. Мой рюкзак был сильно порван. Из него ничего не высыпалось лишь потому, что с краю я положил запасную одежду, которая заткнула образовавшуюся дыру, и теперь выпирала из неё ярким пупом.

— Чёртов бамбук едва нас не угробил, — расслабленно проворчал Флинт.

— Но вместо этого он нас спас, — парировал Гудвин, нависая над нами и отбрасывая длинную тень.

— Нас спасло чудо, а не бамбук. За каким хреном ты нас потащил в этот переулок, а? Ты ведь знал о бамбуке, верно?

— Не знал.

— А я знала, — ответила Райли.

— Я тоже, — откуда-то издали пискнула Тина.

— И не предупредили?

— Я пыталась предупредить, — вздохнула Тина. — И о бамбуке и о мушенбруках. Но вы меня совсем не слушали…

— А я подумала, что Гудвин в курсе, — начала Райли, но так и не закончила предложение.

— О чём я в курсе? — после выжидательной паузы спросил Гудвин.

— Ну, что… — Райли отрезала бинт, которым перематывала мне ногу. — Что пиковый бамбук в эту пору уже готовится к 'зимней спячке'. Поэтому плохо реагирует на движение. Мы бы легко прошли через переулок, если бы мушенбруки нас не подловили.

— А бамбук среагировал только на жирного ходока, — добавила проходившая мимо нас Тинка.

— Любопытно, — Гудвин почесал загривок. — Но я не был в курсе. Верно говорили 'старые хозяева' — 'Век живи — век учись. Дураком и помрёшь'.

— Я надеюсь, нам больше не придётся продираться через эту, хм-м, растительность? — сквозь зубы процедил я, вытирая сукровицу вокруг одной из царапин.

— Не переживай, — ответила Райли. — Рощи пикового бамбука встречаются только на окраинах Тропы Блудных Детей. Они защищают её. Чтобы никто лишний не вторгался сюда извне.

— Как мы, например?

— Ну, мы же не предполагали, что придётся вот так петлять обходными путями.

— Хочется верить, что самое сложное позади, — я смахнул песок со лба. — И кстати, Райли… Спасибо тебе. Я уже сбился со счёту, определяя сумму долга за мои бесконечные спасения.

Она улыбнулась и взъерошила мои волосы.

— Это моя работа, милый.

— Хоть убейте меня, но с тропы я больше не сойду, — заявил Флинт. — Хватит с меня приключений.

— До Апологетики осталось идти совсем немного, — ответил Гудвин, присаживаясь на угол коллекторной плиты, и запихивая в рот зубочистку. — Осталось пройти владения сорокового, и мы на месте. Только бы суларитов не встретить. Эти крысы любят здесь ошиваться. А Писатель для них лакомая добыча. Латуриэль посулил огромную награду за поимку живого человека…

— Мне не нравится твой тон, Гудвин, — Глядя на него снизу вверх, Райли потянулась за ножом.

— Простите, — заулыбался он. — Я не имел в виду ничего дурного. Просто выразил беспокойство, что пока Писатель с нами, нам нужно быть предельно осторожными.

— Если считаете, что Писатель притягивает несчастья — идите без нас. Мы вас не держим.

— А что, Гудвин? — приподнялся на локтях Флинт. — Эта идея мне нравится.

— А мне нет, — Гудвин погонял зубочистку от одного уголка губ к другому, и задумчиво посмотрел на небо. — Для меня это не просто испытание. Это финальный аккорд моей славной борьбы. Красивый апофеоз инсуаля. И потом, до чёртиков любопытно посмотреть на реакцию апологетов, когда мы приведём Писателя к ним. Вот они удивятся.

Вынув зубочистку, Гудвин облизнулся и лукаво взглянул на меня.

— Если включить ассоциативную систему 'старых хозяев', Писатель, то это будет как… — он задумался, наморщив лоб. — Ка-ак… Как если бы родители отправили своего ребёнка учиться… А он… Притащил бы из школы живого динозавра. Хе-хе-хе.

— Гудвин, — с грустью обратился я к нему. — А ты тоже считаешь, что человечество обречено?

Его беззаботная улыбка стала задумчивой.

— Что я могу сказать по этому поводу? Всё приходящее когда-нибудь уходит. Так заведено во Вселенной. И эпоха людей, как это ни печально, тоже не бесконечна. Но ты не переживай. Жизнь человека не соизмерима с жизнью человечества. Поэтому, даже если до вымирания твоего рода остался всего лишь миг, то этого мига легко может хватить не только тебе, но и доброму десятку последующих поколений.

— А если Армагеддон наступит уже через несколько лет?

— Ну, это вряд ли. Так быстро во Вселенной дела не делаются.

— Я нашла следы, — голос Тинки заставила нас прервать разговор.

— Сулариты? — насторожился Гудвин.

— Не-а. 4-17. Он проходил здесь. Вон там — карабкался наверх.

— Нам тоже пора карабкаться, — Флинт поднялся на ноги, напяливая рюкзак. — Отдохнули, и ладно.

— Ещё я нашла вход, — не обращала на него внимания Тинка.

— Какой, на хрен, вход? Мелкая, ты там бредишь? — Флинт озадаченно уставился на нас. — Ну а вы что? Идёте, или нет?

— Вот, — девочка указала на тёмный пролом в обломках коллектора, заваленный песком почти доверху. — Сюда можно пролезть.

— Хорошо, — Райли отряхнула грязь с коленей, и подняла рюкзак. — Тогда полезли.

— Что значит 'полезли'? — окончательно растерялся Флинт.

— Я тоже что-то не понял юмора, — Гудвин посмотрел сначала на Тинку, потом на Флинта, потом на Райли. — Куда это вы собрались? Нам нужно наверх, а не вниз.

— Это вам нужно наверх, а мы пойдём под землёй, — спокойно ответила Райли.

Флинт нервно захихикал.

— Зачем лезть под землю? Дальше тропа безопасна. Или нет? Тинка? Тинка?!

— Ну чего? — капризно откликнулась девочка, раскапывающая песок у входа в лаз.

— Ты что-то чувствуешь? Там на тропе нас ждёт ещё какой-то сюрприз? Иначе, с какой стати вам лезть через канализацию?

— Да нет там ничего. Для вас нет, — с неохотой объяснила Райли. — А для нас есть. Точнее, для Писателя.

Гудвин, всё ещё пребывая в недоумении, остановил на мне вопросительный взгляд.

— Там какая-то штука, — развёл руками я. — Которая убивает только людей. Изгнанники проходят, а люди — нет.

— С чего ты взял? Биологически мы идентичны людям.

— Но не ментально. Эта хрень, там, впереди, действует непосредственно на разум.

— Откуда такая информация?

— Тинка видела, как погиб человек — пленник Латуриэля.

— Так вон оно что, — Гудвин задумался. — Получается, что кроме 'Зеркала', Апологетику от людского вмешательства защищает этот… 'Сепаратор'.

— Похоже на то. Поэтому у Тинки появилась гипотеза, что этот самый, как ты сказал, 'Сепаратор' не действует под землёй, и я могу попытаться пройти под ним, не вскипятив себе мозг.

— А если он действует и там?

— Тогда я труп.

— И ты не боишься?

— Я устал бояться, Гудвин. Да и какой у меня выбор, а? — я усмехнулся. — Шанс невелик, но он есть. 'Зеркало' ведь тоже считали непроходимым для людей. А я его прошёл. Так почему бы не попытаться обмануть 'Сепаратор'?

— Ты отчаянный сукин сын, — Гудвин легонько стукнул кулаком меня в плечо. — После того, как ты выжил в 'Зеркале', я верю в тебя, как ни в кого другого. И я не упущу шанса поглядеть, как ты пройдёшь через чёртов 'Сепаратор'.

— Гудвин, ты о чём? — ошалел Флинт. — Ты чё, пойдёшь с этими чокнутыми? Да тут по поверхности осталось две песни спеть. Неужто тебе охота корячиться в полной темноте, в каких-то полузаваленных подземельях?

— Теперь, когда я знаю о 'Сепараторе' — да.

— Сдался тебе этот 'Сепаратор'. Какое нам дело до него, если на нас он вообще не действует? Писателю-то, понятно, деваться некуда. Так его вон, девки проведут. Мы-то ему зачем?

— Для компании, — подмигнул мне Гудвин. — Писатель, тебе ведь с нами гораздо веселее?

— А то! — ответил я.

— Вот видишь.

— Да ну вас к чёрту, — Флинт сплюнул от злости. — Идиоты.

Тинка уже исчезла в лазейке вместе со совей ношей. Следом, ухватившись за край балки, ногами вперёд запрыгнула Райли. Передав ей рюкзак, Гудвин отправил следом наши с ним рюкзаки, после чего, покрякивая, втиснулся внутрь сам. Подойдя к лазу, я обернулся, и посмотрел на одинокую лысенькую фигуру, стоявшую в отдалении.

— Ну что, Флинт? Пятнадцать человек на сундук мертвеца? Йо-хо-хо и бутылка рома?

Он стоял, поглядывая на вершину провала, из которой торчали обломки асфальта и свешивались обрывки силовых кабелей.

— Наверное, теперь ты прав, — кивнул я.

— Я знаю, — ответил он. — Конечно же я прав. Только вот все почему-то идут за тобой, а не за мной. И я, дурак, зная, что прав, тоже иду за тобой. Я ненавижу тебя, Писатель. Ну кто ты такой?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Друг?

— Р-р-р-р, — вне себя прорычал Флинт и, бросив последний страдальческий взгляд на вершину, направился в мою сторону. — Ты подлая сволочь. Ты играешь на запретных струнах. Это не честно, Писатель, ой как не честно! Остановившись напротив меня, он снял рюкзак, и поднёс указательный палец к моему носу. — Ты меня просто используешь. Ты всех нас используешь. Изгнанники стали твоими куклами. Райли, Тина, Гудвин — все они тебя обожают. Они готовы ради тебя на всё. Даже на смерть. Из домашнего животного Райли ты превратился в её хозяина. Ушлая Тинка, которая обвела вокруг пальца самого Латуриэля, в результате сама оказалась в капкане твоего необъяснимого очарования. И Гудвин. Гудвин! Вот уж от кого я не ждал такой слабости! Но и он туда же. Он теперь тоже твой поклонник. И раб!

— А ты? — не ведясь на его явно провокационную речь, спросил я.

Флинт поперхнулся. — Кхм! Я?!

— Да, ты.

— Я… (Голос его стал совсем тихим. Почти шипящим). Я всегда мечтал о закадычном друге. О товарище, который будет смотреть на меня на как на дерьмо, а как на брата… Это мой грех и моя слабость. И ты, мерзавец, ею воспользовался. Но я тебе так скажу, — он приблизил свою оскаленную физиономию к моему лицу. — Только попробуй дать мне повод усомниться в искренности твоей дружбы. Я тут же уйду. Но предварительно… (Он приблизился к моему уху) Я отрежу тебе голову. И сделаю это, когда Райли не будет рядом. Ты уж мне поверь… Дружище.

— Ну вы чего там? — высунулся из лаза Гудвин. — Долго ещё будете прощаться?

— Никто тут не прощается! — рявкнул Флинт, передавая ему свой рюкзак, потом взглянул на меня и уже более спокойным тоном произнёс. — Чё стоишь? Лезь. Я за тобой.

ЧАСТЬ-21. АЛАЯ ОРХИДЕЯ

Бедный-несчастный мой дневничок. Какой же ты потрёпанный, страшный и… Бесценный. Сколько я в тебя записал, и сколько ещё предстоит записать, хотя, о чём я? Записывать-то уже некуда. Эти строчки я муравьиной вязью царапаю карандашом уже на задней корочке. Скоро тетрадь закончится. Дальше придётся запоминать. Укладывать в голове. Всё, что увижу, услышу, переживу. Зачем я пишу эту бессмыслицу, переводя столь драгоценные остатки свободного места? Просто подумал, а что если это конец моих приключений? Надежда на то, что я пройду «Сепаратор» живым — ничтожна. А надежда, что я пройду его, не лишившись разума — вообще призрачна. На что я надеюсь? За что цепляюсь? Я устал. Я безумно, нечеловечески устал. Устал настолько, что уже не понимаю, кто я, и что мне нужно? Ещё месяц назад странный выкидон Флинта вызвал бы у меня по меньшей мере настороженность, желание спрятаться за спину Райли, и не отходить от неё ни на минуту. Теперь же мне наплевать. И на Флинта, и на его дурацкие капризы, и на его нелепые угрозы. Он боится меня. Смешно. И глупо. А может быть дело не во мне? Может быть, Флинт нервничает потому, что сомневается в своём будущем? Вероятно, он просто не уверен, что обретёт в Апологетике то, к чему стремился всю свою жизнь. Это его беспокоит, и он бесится. Как бы там ни было, я должен…

Всё, Тинка вернулась и зовёт нас. Кажется, она нашла обход завала…

*****

Я жив. Лежу, привалившись к холодной стенке подземного каземата. Так я и не понял, был ли «Сепаратор», или не был? А если был, то прошли мы его, или нет? Тут, под землёй, всё одинаковое. Я не знаю, что там наверху. Возможно, уже вечер. Возможно, ночь. Мы не дошли до Апологетики. Наверное, мы заблудились. Вопреки тинкиной прозорливости. Так это, или нет, теперь мы должны здесь заночевать. Здесь холодно. В свете фонаря видно, как пар срывается с губ. Только бы не застудиться. Мне нельзя болеть. Вся надежда на энергомясо. Оно отлично греет изнутри, гоняя кровь по жилам. Как хороший коньяк. Только с него не пьянеешь. «Представь, что ты изгнанник» — легко, блин, сказать. Ну, представил, и что? Если бы такое самовнушение помогло мне управлять температурой организма, как это делают они. Сколько не повторяй «халва» — во рту слаще не станет. Одна радость — комаров нет. Вот уж кого я боюсь сильнее кункуласпидов, горгоний и прочей подземной нечисти. Страх перед комарами настолько силён, что даже сейчас мне кажется, что один из них гудит где-то в темноте, в недосягаемости. Ждёт, когда я потеряю бдительность и задремлю. Пока мы шли, иллюзия этого гудения была настолько сильна, что у меня начинала чесаться спина, и я в панике стряхивал с неё пустоту, вызывая хихиканье Тинки и недоумение остальных. Что за зараза, эти комары? Напрягают, даже когда их нет! Вот и конец моего дневника. Писать больше негде. Остаётся память. Только память.

*****

В катакомбах под Иликтинском я дописал свой дневник. Возможно, с этого момента моё повествование будет получаться уже не столь подробным и последовательным, ведь теперь мне приходится вспоминать события, со времён которых успело утечь немало воды. Как бы я ни старался удержать в памяти абсолютно всё, полностью сохранить хронологию детали тех событий у меня не вышло. Многие воспоминания забылись, или перемешались друг с другом. Обидно, досадно, но ладно. Хорошо, что я придумал делать краткие заметки и слова-напоминания на свободных от писанины участках. Они мне очень помогли. Но вернёмся к нашему походу.

Спустившись в холодный сумрак городской канализации, мы какое-то время брели по сильно захламлённому коллектору. Сначала свет проникал в него через дыры и трещины в потолке, затем темнота стала абсолютной, и Гудвин включил фонарь. Канализационные стоки уже давно высохли, но отголоски фекального зловония витали здесь до сих пор. Или же мне просто казалось? Канализация есть канализация. Чай не для праздных прогулок строилась. Да и вообще, о каких неудобствах может идти речь, если до этого мы несколько раз заглядывали в лицо смерти? По сравнению с пережитым ранее, плутание по спокойному и тихому подземелью выглядело просто развлекательной прогулкой.

Счастливее всех была Тинка. Она заметно приободрилась, стала активнее и веселее. Не то, что на улице, где она напоминала беспомощного птенчика, выпавшего из гнезда. Здесь была её стихия. Здесь она была главной. Вот только свет фонаря её заметно раздражал, и она пыталась сделать Гудвину замечание, чтобы тот не расходовал батарейки попусту. Он же, не понимая её раздражения, ответил, что запасных батареек прихватил достаточно. Запасся ими в бывшем супермаркете электроники, расположенным на границе с территорией Флинта. Тина не стала настаивать, но было заметно, что она недовольна. Остальные же чувствовали себя при свете более уверенно. Я, по крайней мере, точно. Как только фонарь выключался, мне тут же казалось, что налетают комары. Как же я их ненавижу!

Но на начальном этапе мы не встретили в подземелье никого живого. Кроме небольшой колонии горгоний, расположившихся в прилегающем туннеле. Эти твари облепили стены, протягивая свои отвратительные, студенистые щупальца по полу. Я сразу же вспомнил гибель Ковбоя и едва удержался от рвоты. Столько времени прошло, а до сих пор тошнота подкатывает. Горгонии только выглядят пассивными кусками мутного холодца. Стоит лишь слегка дотронуться до их щупалец, коих на полу переплетено великое множество, стрекательные клетки тут же парализуют тебя. Даже через одежду и обувь. Как им удаётся пробивать толстые ботинки — до сих пор не знаю. Факт остаётся фактом. Тем не менее, Тину горгонии вообще не беспокоили. Она спокойно достала из рюкзака солонку, и, присев, начала понемногу сыпать соль на каждое щупальце. Попадая на горгонию, соль вызывала бурную реакцию, шипя, пузырясь, и вытапливая белую пену, оставляющую налёт на полу. Щупальца тут же съёживались, и втягивались внутрь центрального купола, начинающего бешено пульсировать от боли. Таким образом, метр за метром, мы продвигались вперёд, убирая опасные щупальца со своего пути.

Когда мы уже почти миновали их, я не удержался. Достал свою солонку, набрал горсточку соли, и метнул в самую крупную горгонию. Эх, что тут началось! Как она дергалась, шипела и скукоживалась, пуская громко лопающиеся пузыри. «Это тебе за Ковбоя!» — мысленно произнёс я, хоть и понимал, что к его смерти именно эта горгония никакого отношения не имеет. Она просто вызывала у меня жуткое отвращение. Спутники не стали меня порицать, но по их виду я понял, что мой поступок ими не одобряем. Нет, им не было жаль разъедаемую солью горгонию. Тут дело было в чём-то другом. Наверное, в том, что бешено агонизирующая тварь излучала некие импульсы, дестабилизирующие энтропийный ритм, и способные пробудить что-то более страшное, таящееся в глубинах подземного лабиринта. Я это понял не сразу. А когда понял, вновь начал ругать себя за необдуманное ребячество. Хотя, если честно, я готов признать, что тот нелепый акт мести принёс мне неописуемое удовольствие.

Пройдя отвратительных горгоний, мы свернули в длинную, узкую галерею внутриквартальной канализационной сети, с широкой сточной трубой и чередующимися лестницами смотровых колодцев. Все стены были покрыты шевелящейся «плесенью Роршаха» — аномальной жизненной формой, которая своим странным видом способна вызывать стойкую оторопь. Пятна плесени постоянно видоизменяются, преобразуясь в самые различные абстрактные фигуры, словно ты идёшь внутри чёрно-белого калейдоскопа. От этих трансформаций очень быстро начала болеть голова. Чтобы не усиливать этот неприятный эффект, я старался не смотреть на стены, и шёл, уставившись себе под ноги.

Постепенно меня обогнали все спутники, и я стал замыкающим. В области бокового зрения мелькнуло что-то нетипичное. Какой-то синенький огонёк. Это было одно из пятен плесени, и оно осталось видимым, даже когда луч фонаря перестал его освещать. Я присмотрелся — действительно. Единственное пятно подсвечивается синевой. В отличие от остальной плесени, оно не шевелилось, сохраняя форму статичной кляксы, будто кто-то мазнул по стене флюоресцентной краской.

Остановившись возле пятна, я присмотрелся к нему. Оно было шелковистым, со множеством мельчайших фибр, светящихся на манер оптоволокна. Поднёс указательный палец, и фибры потянулись к нему, обдавая лёгким теплом. Осознавая, что здесь ни к чему нельзя прикасаться, я всё-таки нарушил запрет, и дотронулся до этой метки. На секунду в голове сверкнуло, и раздался крик «Писатель!» Отдёрнув руку, я пощупал кожу на пальце — всё в порядке, с тревогой глянул вслед удалявшейся группе, и, быстро собравшись с духом, приложил к пятну ладонь. Яркая синева ворвалась в моё нутро бесконечным потоком. Она утопила всё вокруг, оставив лишь пустоту и голос.

— Писатель! Писатель, ты слышишь меня?!

Голос принадлежал тому, кто выдавал себя за Хо. Давненько он со мной не говорил.

— Да. Я слышу.

— Узнал?

— Узнал. Ты — тот, кто выдаёт себя за Хо.

— Оно тебе всё рассказало?

— Не всё. От него я узнал не больше, чем от тебя. Зачем ты выдавал себя за него?

— Я не выдавал. Ну, может быть, лишь отчасти. Это не играет серьёзной роли.

— Где ты находишься?

— Телом — в Москве. Сознанием — ноосфере.

— А слышно тебя так, будто стоишь у меня за спиной.

— Теперь я использую прямой канал связи, посредством одного из вспомогательных биополимерных нейротрансмиттеров. Если Хо открыло к нему доступ, значит ты не зря прошёл через туман. Нужно торопиться. Оно не позволит нам долго общаться. Я должен предупредить. Впереди тебя ждёт серьёзное испытание. У нас закончились резервные копии. Поэтому, теперь ты либо пан, либо пропал.

— Что я должен делать?

— Постарайся изменить своё самоопределение. Это будет непросто, но если постараешься, то всё получится.

— Изменить самоопределение? Как?

— Представь, что ты изгнанник. Что ты — больше не человек. Всё человеческое останется здесь, на этом самом месте, а дальше путь продолжит совершенно иное существо, с иными целями, задачами и мыслями.

— Но я не смогу.

— Ты должен!

Бесконечная синева со свистом втянулась в одну точку, словно в чёрную воронку, и мне в лицо брызнул яркий свет фонаря.

— Кажется, всё в порядке, — осматривала мою руку Райли, с силой оторвав её от погасшего пятна.

— Его парализовало? — спросил Гудвин, и тут же ущипнул меня за бок. — Да нет, вроде рефлексирует.

— Писатель, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… Только голова болит.

— Ну что ты за человек? Тут нельзя ни к чему прикасаться!

— Человек? — я посмотрел на Райли, и от моего взгляда она тут же умолкла. — Ты о чём?

— У вас там всё нормально? — окликнула нас Тина.

— Да, — ответил Гудвин. — Мы идём.

Обойдя Райли, озадаченную моим странным ответом, я пошёл за седым изгнанником, стараясь очистить голову от всей человеческой шелухи. Вот откуда головная боль. Она не от мельканий плесени Роршаха. Мы приближаемся к «Сепаратору».

— Гудвин, что с твоим фонарём? — спросил я.

— А что с ним? — обернулся тот.

— Моргает как-то странно. Батарейка дохнет?

— Ничего не моргает, — он, щурясь, посветил себе в лицо, словно хотел рассмотреть горящую лампочку. — С чего ты взял, что моргает?

— Но она же… Так… Ладно, проехали.

— Писатель, с тобой точно всё хорошо? — спросила Райли.

— Да… Вернее, нет. Не очень. Голова болит просто.

— Может остановимся? — она озабоченно взглянула на Гудвина.

— А дальше что?

— Попробуем обойти.

— Нельзя обойти. Либо проходим напрямую, либо никак.

— Наверняка можно найти другой путь.

— Нет другого пути, — отрезала Тинка. — Гудвин прав. Если Писатель не пройдёт здесь, то он не пройдёт нигде.

— Райли, всё в порядке. Я пройду, — попытался успокоить подругу я, хотя сам верил в это с трудом. — Тина, как думаешь, мы уже под 'Сепаратором', или ещё не дошли?

— Я не знаю.

— Мы долго будем тут околачиваться? — проворчал Флинт.

— Да идём, идём, — разозлившись на него, я, преодолевая жуткую боль, пошёл вперёд.

Очень захотелось врезать ему по морде. И от того, что я представил, как мой кулак совершенно неожиданно врезается ему в челюсть, вышибая его драгоценные зубы, мне даже немного полегчало. Это было столь очевидно, что я даже задумался, а не долбануть ли мне Флинта по-настоящему? Но момент был уже упущен. Нужно было наносить удар, когда проходил мимо, а теперь, когда он пыхтит у меня за спиной, уже поздно.

В больной голове бешено крутились варианты зацепок. Что мне помогло? Злость? Ярость? Нет. Чем больше я думаю, что ненавижу Флинта — тем сильнее нарастает боль. Она становится тише, когда я представляю, что бью его просто так, без какой-либо личной неприязни. Он меня задел — я ответил, и мне стало легче. Значит, выход из кризиса кроется где-то в этой области сознания. Почему Хо-самозванец велел мне почувствовать себя изгнанником? Как мне почувствовать себя изгнанником, если я не изгнанник? Каждый шаг, словно по эшафоту. Мне уже всё равно: свет вокруг, или тьма. Это инсуаль. Нет. Это — инсульт, а не инсуаль! Я сдавил виски. Как же болит. Нет, я не изгнанник. Я человек. А может, изгнанник? Среди сплошного болевого шторма я вдруг увидел окраину бесконечной Вселенной. То, что мне показывала Райли в нашем общем видении. Мир, для которого я был создан. Боль стала нестерпимой. Кажется, я даже закричал. Не знаю, громко, или тихо. Или, возможно, вообще никак. Просто разинул рот, и упал в пустоту.

— Ты видишь цифры? Один, два, три, четыре, пять?

Кто это? Кто говорит со мной? Женский голос. Приятный. Неземной. Это… Ангел?

— Я помогу тебе. Представь, что цифра имеет цвет. Смотри. Единичка — зелёная. Двойка — белая. А тройка — чёрная…

Где я? Я ничего не вижу. Ничего, кроме цифр.

— Четвёрка — жёлтая. А пятёрка — красная. Тебе стало проще запоминать?

Цифры и вправду обретали цвета. Становились понятными и простыми, словно набор разноцветных игрушечных машинок в детстве.

— Шестёрка — фиолетовая, семёрка — синяя, восьмёрка — оранжевая.

— А девятка?

— Ты видишь цвета?

— Вижу.

— Давай проверим твою реакцию на цифры?

— Какого цвета девятка?

— Повторим таблицу умножения. Дважды два — четыре. Дважды три — шесть…

Я уже был здесь. Не помню, когда и зачем. Зачем… Зачем она забивает мне голову цифрами? Помню лишь, что когда цифры обрели цвет, запоминать их действительно стало проще. Какого же цвета девятка? Вишнёвая? Как в песне? Почему я об этом думаю? Что со мной? Отринуть человеческое и принять своё изгнание. Голос, диктующий цифры, отошёл на второй план. Потом и вовсе исчез. Это не мои воспоминания. Не мои мысли. Я вижу только гору. Высокую-высокую гору. Точнее, не вижу, а чувствую, понимаю, что она есть. И на вершине этой горы меня ожидает что-то. Не знаю, что. Но мне это нужно. Я к этому стремлюсь. И я должен поторопиться, потому что меня могут опередить. Со всех сторон пыхтят и толкаются скользкие, колеблющиеся тела, которые лезут наверх. Кто-то быстрее, кто-то медленнее. Кто-то скатывается обратно. Они не должны прийти первыми. Не должны! Я лезу вместе с ними. Обгоняю их, расталкиваю, сбрасываю со склона. Мои пальцы легко вонзаются в каменную твердь, словно когти. Я наслаждаюсь слепым подъёмом. Мне не нужно зрение, ведь мои чувства гораздо объёмнее и объективнее. Я как паук, с десятком немигающих глаз, расположенных вокруг головы. По одиночке эти глаза не видят ничего, но вместе они видят всё. Наверх! Наверх! Вершина всё ближе! Всё меньше соперников встречается мне на пути. Значит, я вырываюсь вперёд. У меня получится!

А как же мама? Как она там?

Кто-то хватает меня за шею и тащит назад. Пальцы соскальзывают, и я качусь вниз. Проклятье! Превозмогая вращение собственного аморфного тела, я выбрасываю руку, или как она там называется? Манипулятор? Хватаюсь. Чувствую, как пальцы якорем бороздят рыхлую поверхность. Зацепился! Подтягиваю вторую руку, третью, четвёртую, пятую! Отталкиваюсь и вперёд, дальше, выше! Невидимая высота окончательно сводит меня с ума. Я первый! Я наверху!

Это была орхидея. Необычного, алого цвета. Только она, и больше ничего. Её корни уходили в Великое Ничто, а цветы — горели притягательным, кровавым огнём. 'Так вот ты какой — цветочек аленький!' Так вот ты какой — Суфир-Акиль… Мой Суфир-Акиль. Я протянул к ней руку. Теперь это точно была рука, хотя в моей власти было сделать из неё всё что угодно: хоть крыло, хоть клешню, хоть дорогую китайскую вазу. Пора с этим заканчивать. Меня ждут в Апологетике. И я сорвал стебель, унизанный алыми цветами. Орхидея вспыхнула и застлала мой взор сплошным багрянцем, с вплетениями кровеносных сосудов… Мне светят в лицо. Нужно открыть глаза.

— Убери фонарь! — прикрывшись ладонью от прямого луча, простонал я.

Свет тут же исчез, и жар сменился на холод. Голова уже не болела. Остались лишь отголоски. Дискомфорт от наболевшего.

— Ты как, парень? — спросил Гудвин.

— Мы прошли 'Сепаратор'?

— Без понятия. Надеюсь, что да.

— Долго я был в отрубе?

— Нет. Минуты три — не больше. Когда ты грохнулся, я думал, что тебе каюк. Но ты опять меня удивил!

— Погоди радоваться. Возможно, мы ещё не прошли…

— Голова как? — с другой стороны спросила Райли.

— Намного лучше. Так, остаточная муть какая-то…

— Значит, ты прошёл его. Ф-фух! — вздох подруги лучше всяких слов охарактеризовал долгожданный сброс её накопившегося волнения.

Всё-таки она переживала за меня больше всех. Она хорошая, но слабая. Зачем она тяготеет к человечности? Ведь это ошибка. Сбой в программе.

— Не надо было Тинкер отпускать, — послышался голос Флинта откуда-то из-за спины Гудвина. — Без неё мы тут как слепые котята.

— А где она? — я хотел подняться, но Райли мне не позволила.

— Сиди. Ещё есть время отдохнуть.

— Ну-у, когда стало ясно, что ты жив, она решила сходить на разведку. Пока мы приводим тебя в чувства, — ответил на мой вопрос Гудвин. — Сказала, что учуяла живой ай-талук впереди.

— Это плохо.

— Да, не особо хорошо. Поэтому опять придётся искать обходные пути.

— Интересно, сороковой в курсе того, что живёт прямо на ай-талуке? — усмехнулся Флинт.

— Сороковой вполне уже мог уйти в Апологетику.

Пока они вели беседу о сороковом и об ай-талуке, я огляделся. В углу неподалёку лежали человеческие кости, перепутанные с тёмным тряпьём. В черепе зияла сквозная дыра такого диаметра, что если не мой, то уж точно тинкин кулак мог спокойно пройти сквозь неё. Среди костей валялся паспорт. Стряхнув с документа косточки, некогда бывшие пальцами, я подобрал его и развернул. Сумских Александр Александрович.

— Брось, — Райли брезгливо выхватила книжечку у меня из рук, и отшвырнула подальше, в темноту.

— Откуда он здесь? — я посмотрел наверх, и увидел в потолке над скелетом круглую вертикальную трубу колодца.

Видимо, оттуда он и упал. Или же его сбросили. Отверстие в черепной кости явно не пулевое. Его как будто прожгли…

— Ты выглядишь очень странно, — Райли сбила меня с мыслей о мертвеце.

— Странно? Мне пять минут назад едва мозг не запекли. Хорошо, что я вообще как-то выгляжу, — ответ прозвучал грубовато, и я решил смягчить его. — Не переживай. Всё хорошо.

— Надеюсь, — она немного сжала мою руку.

Вернулась перепачканная Тинкербелл. Первым делом осведомилась, как моё состояние. Затем, сообщила, что из-за обширного распространения ай-талука вперёд продвигаться невозможно. Но есть неизведанный путь по каким-то подземным катакомбам непонятного назначения. Вход в катакомбы открылся после 'Гнева Эндлкрона', когда в подземельях образовались глубокие трещины, идущие сквозь городскую канализацию — дальше, вглубь. Через одну из таких трещин мы, едва протискиваясь между осклизлыми, неровными стенами, перебрались в тот самый каземат, обнаруженный нашей маленькой проводницей. Поскользнувшись на гладких, неровных выступах, я едва не провалился внутрь, но удержался за края. Внизу раздались всплески. Гудвин посветил туда фонариком, и вместо дна разлома мы увидели чёрную воду, метрах в двух-трёх под нашими ногами. Сначала я подумал, что это русло подземной реки, но потом заметил торчащий из воды семафор, и понял, что там находилась ветка секретного метро. Скорее всего, она была затоплена вместе с лабораторным комплексом. Мурашки побежали по телу от осознания, насколько широко распространялись 'корни' оборонного предприятия на Раздольненском озере.

Наш путь по неопознанному лабиринту продолжался. Было сыро, грязно и очень холодно. Фонарь Гудвина выхватывал очертания пустых коридоров с электрическими кабелями и толстенными пучками разноцветных проводов. Иногда попадались двери, но все они были заперты. Не было никаких обозначений, никаких табличек, лишь странные символы и цифры на стенах, небрежно намазюканные серой краской. Неожиданно, мы увидели жуткое белесое существо, продолговатой формы, прицепившееся к потолку шестью своими раскоряченными, полупрозрачными лапищами и какой-то высохшей слизью. Полое и прорванное по всей длине, оно напоминало огромную лопнувшую надувную игрушку. Оказалось, что это результат линьки гиганевры. Точнее, её личинки. Проходить под этой мерзкой 'люстрой' мне было очень неприятно.

Кроме этого, нам попадалась чья-то крупная икра, развешенная по стенам. Но никаких живых созданий мы по-прежнему не встречали. Прячущиеся твари словно специально избегали контакта с нами, дожидаясь удобного случая, когда можно будет напасть. Какое-то внутреннее чувство постоянно сигналило мне, что за нами следят. Я был уверен, что кто-то идёт по нашему следу, а из тьмы примыкающих галерей внимательно таращатся десятки голодных глаз. Зато постоянное напряжение позволило мне забыть остатки головной боли.

Новость о том, что нам придётся сделать длительную остановку, я воспринял двояко. С одной стороны, накопившаяся усталость постепенно начинала валить меня с ног, и я бы не отказался немного прилечь, а ещё лучше — вздремнуть. Но с другой — останавливаться в этом холодном и подозрительном месте особого желания не возникало. Та ничтожная доля уверенности и стойкости, ещё остающаяся при мне, сохранялась лишь до тех пор, пока горел фонарь Гудвина. Как только он выключался — страх тут же запрыгивал мне на плечи. Я даже мысли не допускал о том, что он может погаснуть совсем.

Искать место ночёвки доверили Тинке. А кому же ещё? Она подошла к заданию как всегда практично, обнаружив помещение со сквозным проходом. Вдоль стен стояли металлические шкафы, из которых высовывались вороха проводов. Кроме них, в тёмном углу виднелся щиток с рубильниками, застывшими в выключенном положении. Не особо приветливая каморка, но все положились на опыт Тинкербелл. Спорить с ней никто не стал.

Развернув походные матрасики, мы устроились на полу, в рядок. Изгнанники спали по очереди. Точнее, конечно же, не спали, а частично отключались. Благодаря умению синхронизироваться друг с другом, им даже не пришлось договариваться о периодичности дежурств. Внешне команда сохраняла спокойный настрой и даже, вроде бы, некоторую расслабленность. Однако ладони у всех лежали на рукоятях ножей, а глаза то и дело косились на Тину, притулившуюся с краешку. Девочка расстелила свой матрасик и тут же легла на бок, повернувшись к нам спиной. Могло показаться, что она, измученная сложным переходом, упала и отключилась. Но я успел достаточно хорошо её изучить. Она не спала. Она слушала подземелье. Приложив ушко к полу, улавливала каждый шелест и шорох, раздающийся в глубинах мёртвых катакомб.

Мне было холодно. Я, в отличие от друзей, не вцепился в ножи, а обхватил себя руками, чтобы удержать остатки расползающегося тепла. А оно всё равно упрямо утекало из моего нутра, просачиваясь сквозь холодный матрасик — в бетонированный пол. Казалось, что я вообще сижу на голом полу. Тёмное подземелье высасывало из меня энергию, не давая пошевелиться. Каждое движение вызывало резкий приступ озноба. Зубы постукивали друг об друга. Я надеялся, что Райли обнимет меня, и согреет, как когда-то грела в больнице Призрачного района, но она сидела неподвижно, как мёртвая, и даже пар не слетал с её губ.

Только сейчас ко мне постепенно начала возвращаться человеческая природа. Я уже не мог представить себя изгнанником, и удивлялся, почему мне так быстро и легко это удавалось. Безуспешные попытки наладить теплообмен и повысить температуру тела окончательно убедили меня в том, что жизнь изгнанника мне не светит. И всё, что я пережил в своих недавних буйных видениях — разбилось об неизменную человеческую реальность. Может быть, это и к лучшему. Преодолевая озноб, я решил дописать свой дневник, чтобы не думать о холоде. Увидев, что я пишу, Гудвин услужливо повернул фонарь в мою сторону.

— Что-то ты быстро закончил, — произнёс он, заметив, что я закрываю тетрадь. — Вдохновение иссякло?

— Дневник закончился, — с улыбкой ответил я. — Вон сколько листов исписал, а всё уместить не смог.

— Ты не против, если я выключу фонарь? У меня, конечно, есть запас батареек, но лишняя экономия никогда не помешает.

Конечно же я был против, но ему ответил, — 'Конечно выключай. Неизвестно ещё, сколько нам придётся бродить впотьмах завтра'.

— Хе-хе, — Гудвин выключил фонарик, и всё исчезло в темноте. — А ты правда очень похож на изгнанника, Писатель. Когда я тебя впервые увидел, то грешным делом принял за одного из наших.

— Шутишь?

— Нисколько. В тебе определённо есть что-то от нас. Выдержка, целеустремлённость.

— У меня были хорошие учителя.

— Бесспорно. Но меня одолевает сомнение, что тут дело не только в выучке. Что-то было заложено непосредственно в тебе. Что-то такое, чему нельзя научиться.

— Ты меня просто утешаешь. Ведь так?

Гудвин не ответил.

— Ведь так? — повторил я.

Он притворился спящим. Лучше бы он не умолкал. Когда в такой темени перестаёшь слышать живой голос, становится совсем одиноко и тяжко. От тишины начинает казаться, что где-то поблизости гудят комары. Обстановка выматывает. Каждая следующая минута ощущается длиннее предыдущей. Хочется спать, но заснуть боишься. Голова качается, как у китайского болванчика. В конце концов, я не вытерпел и привалился к своему рюкзаку. Холодному, как кусок льда. Зато сидеть в таком положении мне стало гораздо удобнее.

Когда отключился — я не помню. Это даже был не сон, а какой-то временный провал, мало отличный от темноты, окружающей нас. Очнулся от того, что кто-то наступил мне на лодыжку. Хорошо, что сознание не успело включиться, и я не отдёрнул ногу. Запустился неторопливый механизм пробуждения. Сначала вернулось чувство холода. Потом я вспомнил, где нахожусь. Только после этого заработала реакция на внешнее раздражение. Тинка, что ли, ходит по ногам, как по бульвару? Стоп. Тинка бы никогда не наступила мне на ногу. Но если не она, тогда кто? Кто-то лёгкий. Слишком лёгкий. А может мне просто приснилось? Все эти вялые раздумья текли в моей голове, пока глаза ещё были закрыты. Казалось, что веки примёрзли друг к другу. Я даже побоялся, что не смогу их разодрать. И в этот самый момент мне вдруг стало понятно, что вокруг нас светло. Гудвин опять включил фонарик? Осторожно приоткрыв глаза, я увидел, что этот свет похож на что угодно, только не на гудвинский фонарь. Словно, пока мы спали, кто-то притащил сюда несколько цветных ночников. И они ползали…

Несмотря на сильную холодищу, меня резко ударило в пот. Кункуласпиды. Выпучив глаза, я попытался вжаться в стену, но был вовремя остановлен рукой Райли, упавшей мне на грудь. Тут же, прямо перед лицом выросло две светящиеся головы на длинных шеях, и распахнулись круглые пасти с прозрачными зубами. Всё это светилось, переливалось, и выглядело очень красиво, если бы не было так опасно.

— Не ше-ве-лись, — едва слышно прошептала охотница.

Ш-ш-ш! — кункуласпиды повернулись к ней, и покрылись красными пятнами.

Я моментально забыл о холоде. Только молился, чтобы эти полупрозрачные, неоновые полупиявки, полузмеи, полуящерицы не вцепились мне в голову.

Пока мы сидели неподвижно, не издавая ни единого звука, они понемногу успокоились, и покрылись узорами мягких, зелёно-голубых цветов. Те двое, что торчали напротив нас, свернув боевую стойку, отползли в сторону. Кроме них, в помещении ползало ещё трое кункуласпидов. Извиваясь и отталкиваясь от пола парой лапок, торчащих по бокам. Они напоминали новогодние иллюминации, и всей своей группой освещали наш привал достаточно хорошо. Я, стараясь не двигать головой, косил глазами по сторонам. Так. Справа Райли, слева — Гудвин и Флинт. Все здесь. Нет. Не все. Где Тинка? Неужели она нас бросила на съедение кункуласпидам? Почему остальные изгнанники бездействуют, и не пытаются нападать? Почему мы сидим, и чего-то выжидаем? Пока я думал об этом, обливаясь потом, кункуласпиды ползали перед нами и уходить явно не собирались. Они реагировали на звуки и движения, поэтому, сидя в полнейшей тишине, мы не подвергались серьёзному риску. Вопрос, как долго мы ещё могли вот так просидеть?

Постепенно я отошёл от последствий шокового состояния, совладал со страхом, и даже начал наблюдать за кункуласпидами с долей любопытства. Всё-таки красиво они светились. Когда два кункуласпида встречались, и тыкались носами друг в друга, то расцветки у них становились одинаковыми. Я сразу вспомнил булычёвского индикатора, которого, если стукнуть, то он станет фиолетовым в крапинку.

Тут вдруг все кункуласпиды приобрели тёмно-красные цвета с ярко-зелёными, бегающими полосами, и, остановившись, как по команде повернулись к одному из выходов. Там что-то зашевелилось. Я тоже не выдержал, повернув голову в ту же сторону, что и они, но теперь моё движение для них уже ничего не значило. Их привлекло нечто более значительное и крупное. Сначала я разглядел два огромных, шарообразных глаза, не уступающих размерами баскетбольным мячам. Зрачков у них не было в помине, а прозрачные оболочки отражали отблески кункуласпидов, словно мыльные пузыри. Под глазами-мячами подрагивали кривые жвалы. Тихо переставляя шесть своих длинных, щетинистых ног, каждая из которых имела по три коленчатых сустава, тварь постепенно выползала из открытого дверного проёма всё дальше и дальше. Вытянутое, сигарообразное тело, сплошь состоящее из сочленений, входящих друг в друга, казалось, не закончится никогда. Длиной оно было метра два, не меньше. В этом полумраке, наполненном пёстрыми отблесками, которые отбрасывали встревоженные кункуласпиды, мне всё никак не удавалось понять, что же за тварь к нам залезла. Она словно выползла прямиком с экрана какого-то фильма ужасов. А самое неприятное, это видеть в её глазах, точно в кривых зеркалах, своё уродливое, искажающееся отражение.

Это была личинка гиганевры. Возможно, та самая, под сушёным 'чехлом' которой мы недавно проходили. Перед окукливанием эти существа чрезмерно прожорливы, и охотятся на всё, что движется в тёмных подземных туннелях. У кункуласпидов имелось количественное превосходство, но они почему-то им не воспользовались, а вместо этого бросились врассыпную. Один, переливаясь всеми цветами радуги, метнулся прямо ко мне, но тут же задёргался на ноже Райли. На меня брызнула яркая, разноцветная жидкость, словно из сломанной люминесцентной палочки. Перехватив кункуласпида за шею, под основанием головы, Райли сделала резкое движение ножом, и практически полностью его обезглавила, после чего отшвырнула в сторону. В тот самый момент, огромная личинка гиганевры сомкнула свои челюсти на другом кункуласпиде, не успевшем удрать, а третьему — прижала хвост лапой. Яростные мелькания светящихся существ напоминали какой-то извращённый спектакль, придуманный безумным режиссёром. Я лишь успевал поджимать ноги, боясь, что тварь наступит на них своими шипастыми лапищами. Паре кункуласпидов всё же удалось сбежать через открытый выход. Личинка быстро зажёвывала дёргающегося монстра, и по характерному свечению её боков было видно, как его тело продвигается по пищевому тракту. Прижатый кункуласпид, не в силах вырваться, попытался нанести контрудар, и, извернувшись восьмёркой, вцепился в удерживающую его лапу, между двумя сочленениями. Только вот гиганевре на это было наплевать. Втянув в себя остатки его сородича, она просто сдёрнула жертву со своей передней лапы, и тут же отгрызла ему голову.

Подземная битва завершилась неожиданным поворотом, когда позади личинки выскочила Тинкербелл, которая, совершив длинный, нечеловеческий прыжок, оседлала её сверху, придавив к полу. Примерно так же она когда-то оседлала Флинта. Гиганевра выронила конвульсирующий хвост кункуласпида, после чего попыталась подняться, елозя всеми шестью лапами по гладкому полу, беспомощно стуча жвалами, и распрыскивая впереди себя какую-то жидкость. Мои спутники, в полном молчании, разом сорвались с места, и кинулись на чудовище с двух сторон. Ловко избегая попадания жгучего вещества, они одновременно принялись выгибать и выламывать конечности беснующегося монстра. Первым с ногой гиганевры справился Гудвин, который, избегая острых шипов, с хрустом переломил один из коленных суставов. Следующую лапу оторвал Флинт. Пока они возились с остальными конечностями, Тинка отрезала гиганевре голову, и та, словно шар для боулинга, откатилась к стене, продолжая щёлкать жвалами. Даже мёртвая личинка гиганевры продолжала сопротивляться, и полностью затихла лишь минут через пятнадцать, когда у неё уже не осталось ни одной лапы, а брюхо было изрезано лезвиями ножей. Внутри у твари продолжали светиться останки кункуласпидов. Их разбрызганная кровь тусклым светом озаряла радостные лица победителей.

— Отличная работа, — Гудвин стряхнул с себя студенистые потроха.

— Да. Ради такого определённо стоило лезть в подземелье, — согласился Флинт. — Как думаете, сколько в ней талукана?

— В такой здоровой? Наверняка много. — Погодите-погодите, — поднялся я. — Может кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?

— А, Писатель, мы как-то про тебя подзабыли. Ты всё равно спал. Хотели всё по-тихому сделать, — ответил Гудвин.

— Так вы что, ловили вот эту вот гигантскую медведку, или что это за образина? И не удосужились поставить меня в известность?

— Писатель, милый, не сердись, — ответила Райли. — Всё получилось неожиданно. Тина засекла личинку гиганевры неподалёку от нас, привела сюда кункуласпидов из шахты, и выманила её на них.

— Потому что личинки ими питаются, — добавил Гудвин.

— Можно было, конечно, самим на неё напасть, но ведь она могла и желчью забрызгать. Вон, погляди-ка, — Райли пошаркала по мокрому полу. — Даже подошвы дымятся.

— То есть, это ты заманила её сюда? — всё ещё недоумевая, спросил я у Тинки.

— Ага. Было непросто. Личинка уже готовилась превратиться в куколку, и только брызгалась. Пришлось поймать одного кункуласпида, и потыкать ножиком, чтобы его шипение её раздразнило. Ну а дальше — дело техники. Я от неё, она — за мной. Побегали немного. Я спряталась в комнате с хорошей, прочной дверью. Она долго в неё скреблась, пока ты не потревожил одного кункуласпида. Личинка это услышала, и пошла к вам. Вот так я её и заманила. Правда, я молодец?

— Я… Я просто не знаю, что сказать. Не ожидал от вас такой подставы… И откуда ты узнала, что это я потревожил кункуласпида?

— А кто ещё это мог сделать?

— Вы наверное издеваетесь… Объясните хотя бы, зачем вам сподобилась эта тварь?

— Зачем нам эта тварь? Писатель, да ты чего? — воскликнул Флинт, тем временем кромсавший ножом светящееся брюхо личинки.

— Это же великая удача, — произнёс Гудвин. — В личинках содержится настоящее богатство — талукан. Переработанный ай-талук.

— Они что, жрут ай-талук?

— Да. Причём свежий. Наверное, единственные из всех местных существ.

— Личинки питаются ай-талуком только на данной стадии своего развития, перед окукливанием, — объяснила Тина. — Наверное, он помогает им сформироваться окончательно.

— Поэтому талукан так ценен, — кивал Гудвин. — Его практически невозможно достать. Ведь он содержится только в личинках, которые всю свою жизнь проводят под землёй. А когда они превращаются в стрекоз, и выползают на поверхность, талукана внутри них уже нет. Он целиком перерабатывается куколкой в течение зимы.

— Добровольно лезть за личинками под землю мало кто решается, — Флинт обтёр щёку тыльной стороной ладони. — Даже если найдёшь, велика вероятность принять душ из желчи. Она, по слухам, до костей проедает. Дьявольская хрень.

— Ну-ка, отойди, — потеснила его Тинка. — Ты не умеешь извлекать талукан. Дай, я сделаю.

— Без сопливых справлюсь.

— Дело твоё. Когда вскроешь желчный пузырь, и останешься без рук, не плачься.

— А там ещё много желчи?

— Тебе хватит… Ты что, никогда не разделывал личинку?

— Ты, что ли, разделывала?

— Разделывала.

— Ладно, тогда иди, действуй, — вытирая лезвие об штанину, Флинт уступил место Тинке. — Как делить будем это добро?

— Никак, — отрезал Гудвин. — Это будет дар апологетам. Неизвестно, как они воспримут наши Суфир-Акили, но талукан несомненно смягчит их твёрдые души.

— Нам бы он тоже пригодился, — себе под нос пробормотала Райли.

— Зачем? Наше путешествие подходит к концу. Даже если не брать это в расчёт, талукан было бы выгоднее продать, нежели использовать самим. Латуриэль отвалил бы за него больше, чем за Писателя… Хотя, нет. Писатель стоит дороже. Да шучу я, дружище! — он похлопал меня по спине. — Мы тебя не сдадим. А талукан прибережём для Апологетов. Это самое верное решение.

— Ты прав, — согласился Флинт. — Хотя, соблазн, конечно, велик.

— В чём заключается его действие? Почему он так дорог? — спросил я.

— Ты уже знаешь, как работает ай-талук? — обернулся ко мне Флинт.

— Ну, да.

— Так вот помножь этот эффект на сто, и поймёшь, что такое талукан. Я сам, конечно, его не пробовал, не доводилось, но слышал, что действие у него просто умопомрачительное. Чувства обостряются настолько, что ты слышишь, как совокупляются бактерии!

— Ну это ты загнул, — усмехнулся Гудвин. — До такого, конечно, не обостряются, но то, что сенсорика становится запредельной — это факт.

— А ты пробовал?

Он покачал головой.

— А может, попробуем? — спросила Райли. — Талукана много. Апологетам хватит. Я, например, его тоже не пробовала.

— Поддерживаю, — присоединился Флинт. — Эта штука поможет нам стать сильнее.

— И может разорвать связь между разумом и телом, — кивнул Гудвин. — Вы об этом не знали?

Никто ему не ответил.

— Тогда не майтесь дурью, и смиритесь с мыслью, что это — не наше.

— Успокойтесь, — Тинка вынула из туши гиганевры туго набитый орган, напоминавший вспомогательный желудок. — Я его пробовала. Ничего особенного.

— Вообще ничего? — недоверчиво спросил Флинт.

— Скажем так, его свойства сильно переоценены… Ну? Кто его понесёт?

Все переглянулись.

— Раз добровольцев нет, назначаю ответственной за сохранность талукана… Райли, — распорядился Гудвин.

— Меня? — удивилась та.

— Ты же самая ответственная из нас.

Польщённая Райли открыла рот, и, ничего не ответив, забрала скользкий орган из рук Тинки.

— Что ж, предлагаю отметить успешное завершение охоты небольшим завтраком, — продолжил Гудвин.

— Завтраком? А может, ужином? — спросил я.

— Друг мой, сейчас утро. А утром принято завтракать. По крайней мере, у людей.

— Уже утро?!

— Часов шесть утра, если не ошибаюсь.

— Шесть часов, двадцать пять минут, — поправила Тинка.

— А ты откуда знаешь?

— Да она наобум ляпнула, — засмеялся Флинт.

— Это я так долго спал? — не поверил я.

— Около семи часов, — ответила Тинка.

— Вот ведь… А казалось, что на минутку прикорнул… Тогда действительно, пора завтракать.

Угасающая кровь кункуласпидов уже почти ничего не освещала, и Флинт включил свой фонарь.

Как же хорошо идёт энергомясо в этой пронизывающей холодище. Такое впечатление, что меня, насквозь промёрзшего изнутри, вдруг растапливает горячее пламя, расползающееся по сосудам. Я сильно пожалел, что не съел кусочек перед сном. Тогда засыпать было бы гораздо комфортнее. Но я вместо этого, как дурак, изображал из себя изгнанника.

Очень хотелось поесть как следует, но мои друзья перекусили совсем немного. Можно сказать, чисто символически. Обжираться перед ними я не захотел, поэтому довольствовался парами кусочков обалденного ригвильского мяса, которое запил ледяной водой, из-за бушующей энергии напоминавшей водку.

Группа отправилась дальше. Тина, которую жутко раздражал свет фонаря, вызвалась идти впереди нас, как разведчик, а чтобы мы её не потеряли, обещала оставлять знаки на стенах. Гудвин согласился, несмотря на Райли и Флинта, с трудом скрывавших своё недовольство.

Впрочем, Тинка не обманула, и оставляла знаки регулярно. Сначала просто ставила крестики и стрелочки, затем ей это, видимо, надоело, и она начала развлекаться. На стенах стали попадаться смешные рожицы, сердечки, цветочки и глупые надписи, например 'Флинт — дурак!' что вызывало у всех, кроме, разумеется, самого Флинта дружный смех. Услышав, как мы хохочем, Тина вошла в раж, и начала веселить нас уже целыми карикатурами. Например, умудрилась наспех изобразить меня, Райли, Гудвина и Флинта (последний был изображён сгорбленным, тощим и с текущими слезами). И поставила подписи: 'Гудвин — отважный; Райли — сердитая; Писатель — смешной; Флинт — тупой'.

— Почему это я — сердитая? — удивилась Райли.

— Вот, засранка! — смеялся Гудвин. — И когда успела намалевать? А Флинт-то, Флинт-то какой! Ха-ха!

— Не вижу тут ничего смешного, — ворчал Флинт. — Вот я поймаю кое-кого, когда вылезем отсюда, и уже тогда посмеюсь как следует.

— Да хватит тебе бузеть. У тебя совсем нет чувства юмора? — осаживал его Гудвин.

Тинкербелл действительно могла показаться шкодливым ребёнком. В те часы я её так и воспринимал. И только теперь, когда переосмыслил всё пережитое, понимаю, что она таким образом снимала наше напряжение. Идти по подземелью было страшно. Нервы напряжены до предела. А её 'настенная живопись' моментально гасила нашу тревогу. Всё-таки, она была умницей. Хотя, почему 'была'? Для меня она до сих пор жива.

Порою, бывало, Тина заигрывалась. Особенно бесили её приколы, когда возле развилки она оставляла стрелку направо, а когда мы проходили по правому ответвлению метров десять, то видели надпись 'Ой! Не туда! Надо было сворачивать налево!' Вот тут уж даже у меня появлялось желание отвесить ей хорошую оплеуху.

Потолок становился всё ниже. Или мне только чудилось? Я не понимал, какое предназначение было у этого подземного комплекса? Казалось, что его выкопали просто так, без какой-то особой цели. Ну, или же создали Критский лабиринт для какого-то Минотавра. Как только я об этом подумал, где-то в сырых, холодных глубинах раздалось протяжное мычание, разнёсшееся по бесконечным коридорам. Группа остановилась на минуту. И мы, только что посмеявшиеся над очередным тинкиным шаржем, присели от неожиданно накатившего страха. Звук не повторился. От Тинки никаких тревожных сигналов так же не поступило. Значит можно идти дальше.

Очередная стрелочка на стене. Путь свободен. Если верить разведке, впереди нет никаких опасностей. Можно вздохнуть спокойно, хоть и не получается. Я заглянул в одну из незапертых комнат. К великому удивлению, там находилась какая-то аппаратура, высотой до потолка, затянутая плесенью, вперемешку с паутиной. И она продолжала работать! Мигали лампочки, крутились бобины, прыгали стрелки приборов.

— Нам сюда, — Гудвин указал на очередную стрелочку, уводящую нас из коридора. — Надеюсь, на этот раз обойдётся без розыгрышей.

— Фу. Чем-то гнилым потянуло, — принюхалась Райли.

— Есть такое дело, — кивнул Флинт. — Тухлятиной несёт.

— Впереди какая-то дверь.

Гудвин остановился перед огромной бронированной дверью, на которой мелом было выведено 'ОТКРОЙ МЕНЯ'. Выше, над дверью, торчала неработающая лампочка и рядом надпись ВУ-13.

— Похоже, что мы дошли до очередного бомбоубежища, — определила Райли.

— Куда дальше-то? — спросил Флинт.

— Ты читать не умеешь? — Гудвин ухватился за огромное запорное колесо, и потянул дверь на себя.

С глухим, ворчливым мычанием толстая дверь открылась перед нами. Так вот что мычало в темноте. Из-за открытой двери нас тут же обдало мерзким запахом разложения.

— Фу, ну и вонь, — Райли зажала нос.

— Судя по всему, тут здох кто-то крупный, — предположил Флинт, перешагивая через высокий порог.

— Или многочисленный… — Гудвин поводил фонарём по углам.

— Ё-моё… Сколько их тут?

— Что там? — я вошёл в убежище последним, и, протиснувшись между Райли и Гудвином, увидел страшную картину.

Нас окружало великое множество мертвецов. На удивление хорошо сохранившихся, даже не мумифицированных. Как будто бы умерли не больше недели назад. Старики, женщины, дети. Убежище было набито ими. Они сидели на лавках плотно-плотно друг к другу. Лежали по двое-трое на двухъярусных койках, и даже под ними. Или же просто на полу, на расстеленных матрасах. Трудно было сосчитать, сколько несчастных горожан нашло здесь свой последний приют. Десятки мёртвых тел, застывших в смертельной судороге, источали отвратительный трупный запах. Куда не тыкался луч фонаря, он отовсюду выдёргивал фрагменты ужасных предсмертных корч и нечеловечески страшных лиц, успевших взглянуть в глаза смерти.

— Куда она нас завела? — ругался Флинт. — Что за чёртов могильник?

— Столько лет прошло, а они даже не разложились, — я съёжился так, что чувствовал себя черепахой, пытающейся втянуть голову руки и ноги в собственное туловище.

От каждого касания ногой чьего-то мёртвого тела, меня выворачивало изнутри.

— Ай-талук, — Гудвин потыкал фонарём в треснувший потолочный свод, увешенный тёмными потрохами. — Это он их сберёг.

— Проник сюда через трещины, и разросся, — добавила Райли. — Нигде от него не скрыться. Даже в подземном бункере.

— Если Тина завела нас сюда, чтобы поприкалываться — я её пришибу, — пробурчал я сквозь ладонь, зажавшую лицо.

— Вряд ли это прикол, — как всегда спокойно ответил Гудвин. — Из любого бомбоубежища всегда есть выход… На поверхность. Понимаешь?

— Интересно, а сороковник знает, что живёт над кучей трупов? — улыбнулся Флинт.

— Сквозь трещины в земле наверняка потягивает этим запашком.

— Готова поспорить, что он окопался здесь только ради ай-талука, — произнесла Райли.

— А вот и лестница, — Гудвин посветил на металлические перила у стены, и, перешагивая через скорченные на полу тела, направился к выходу.

— Подожди. Посвети-ка чуть выше, — попросила Райли.

— Куда?

— Вон туда. Нет, не туда. Во-он туда. Вот-вот.

На стене было написано мелом 'ЗДЕСЬ ВЫХОДА НЕТ'.

— Опять розыгрыш? — Флинт вышел вперёд. — Нутром чую — это розыгрыш мелкой чертовки!

Ухватившись за перила, он начал было подниматься, то тут же присел на корточки, словно ему резко скрутило живот.

— Флинт? — насторожились мы. — Флинт?!

Тот, чуть ли не на четвереньках, сполз с лестницы, и только лишь внизу сумел вздохнуть и выпрямиться.

— Что у тебя с глазами? — Гудвин посветил ему на лицо. — Они краснющие!

— Вашу ж мать, — Флинт никак не мог отдышаться. — Что это было? У меня чуть голова не взорвалась, как перекаченный воздушный шарик!

— Значит Тинка не врёт. Настоящий выход находится дальше, — сказал я.

— Пойдём искать.

Стрелочка указывала на следующий отсек, с полукруглым потолком. Там располагался лазарет, в котором нас опять ждали трупы. По обе стороны, вдоль стен стояли койки, плотно придвинутые друг к другу. И на каждой кто-то лежал. Под ногами хрупали пустые ампулы. Их хруст отдавался в ушах, и сердце сжималось в страхе, что это может разбудить страшных мертвецов, окружавших нас. Хорошо, что жуткий, провонявший смертью медицинский отсек вскоре закончился очередной бронедверью, и надписью 'СЮДА'. Тина больше не шутковала. Видимо ей самой здесь было не по себе.

Бронедверь заклинило в приоткрытом положении. Оказалось, что между стеной и створкой обильно пророс и ороговел ай-талук. За дверью начинался коридор, где этого ай-талука было так много, что туннель напоминал декорацию из фильма 'Чужие'. Стены, пол и потолок были сплошь покрыты тёмной органической субстанцией. На вид, эти мясистые наросты казались мягкими, пористыми, но на ощупь они были твёрдыми как камень.

— Ну и местечко, — в затылок мне выдохнул Флинт. — Как будто в глотку к дьяволу лезем.

— Сюда бы прийти чуть пораньше, — сокрушалась Райли. — Пока всё это не засохло.

— Да уж. Добра тут море. Интересно, сороковой об этом знал?

— Готова поспорить, что знал. И наверняка воспользовался.

— Я вот что подумал, Райли, а не его ли это излучатель мне по мозгам влупил? Если у него такой запас ай-талука, он наверняка мог соорудить такую же антенну, как у тебя.

— Мог, — согласилась охотница.

— Вот, паразит.

— Смотрите, — Гудвин остановился, и осветил нам неровную надпись на стене.

'ОПАСНС'. Последняя 'С' была недописанной 'О'.

— Ну и как это понимать? — заворчал Флинт.

— Тихо, — лидер огляделся. — Что-то здесь не так.

— Я ничего не чувствую, — тихо произнесла Райли. — Что делать будем?

Гудвин соединил вытянутые пальцы, и указал рукой вперёд. Заряд батареек в фонарике истощался, и луч сделался совсем слабым. Изо всех сил стараясь идти бесшумно, я максимально снизил скорость, таким образом, став замыкающим. В спину поддувала наседающая темнота. Я чувствовал, как она ложится мне на плечи, словно тяжёлый плащ. Хотелось поднажать, но это было бы непростительной ошибкой. Неизвестно, что может привлечь мой нечаянный топот, или стук. Как назло, под ноги постоянно попадались какие-то бумажки, коробочки и осколки стекла. Чем сильнее я отрывался от группы, тем сложнее было их различать в наступающей темноте. От напряжения, у меня выступила испарина на лбу.

В широкой прорехе засохших соплей ай-талука показалась надпись 'БЛОК-12', сделанная красной краской в полстены. Следом, из темноты выплыла пластиковая коробка некогда подсвечивающегося указателя, 'СОРТИРОВОЧНАЯ СТАНЦИЯ'.

— Впереди какой-то зал, — сообщил Гудвин так тихо, что мне показалось, будто его слова прозвучали у меня в голове.

— Может быть там выход? — откликнулся идущий передо мной Флинт.

Откуда-то потянуло креозотом, и ещё чем-то непонятным, сладковато-гнилым. Как в морге.

Крик едва не вырвался из моего рта, вовремя зажатого рукой. Не моей рукой. Тина, повиснув вниз головой, и зацепившись ногами за трубу, возникла межу мной и Флинтом так неожиданно, что чуть не сделала меня заикой. На этот выпад молниеносно, хоть и с запозданием, отреагировала Райли, оттолкнувшая Флинта, и, с ножами наголо, подскочившая к нам. Тут же, Гудвин развернул фонарь в нашу сторону.

— Чш-ш-ш! — зашипела Тинка, сморщившись от света, как от боли.

Райли застыла как изваяние. А вслед за ней замерли Флинт у стены и Гудвин, чуть поодаль. Поняв, что кричать я не буду, девочка убрала руку от моих губ.

'Что случилось?' — одними глазами я задал ей вопрос.

Она лишь прижала палец к губам, покачала головой, и сделала знак себе через плечо, сложив руку в кулачок. Гудвин тут же выключил фонарь. Какое-то время мы просто слушали тишину. Затем, Тинка подтянулась обратно на трубу. Я не видел этого, и только слышал шуршание. Прошло ещё несколько минут. Тинка спрыгнула со своего насеста. Очень мягко, на зависть любой кошке. Куда она потом делась, я уже не знал, и вздрогнул, когда её дыхание обдало моё ухо.

— Берёмся за руки и идём за мной. Тихо-тихо.

Маленькая ручонка нащупала мои пальцы и сжала их, потянув за собой. Но оцепенение продолжало меня удерживать. Я очень боялся идти в темноту. Даже за Тиной, которой доверял. Подтянув девочку к себе, я, примерно определив, где у неё голова, носом нащупал ушко, и так же, одним дыханием, спросил, — 'умоляю, объясни, в чём дело?' Она раздражённо, но очень тихо вздохнула, подтянула меня к себе второй рукой, и прошептала на ухо, — 'там джамбли…'

— Кто? — спросил я. Или хотел спросить. Уже не помню.

Пока я размышлял над её непонятным ответом, она уже увлекала меня за собой, сквозь темень. Я лишь успел нащупать руку Райли, и ухватиться за неё. Судя по тому, как она дёрнулась спустя пару секунд, произошла их сцепка с Флинтом, и, наконец, к нашему хороводу присоединился Гудвин. Дальше мы шли друг за другом, как дети, забравшиеся в тёмный погреб.

Ничего не видя вокруг себя, я, тем не менее, ощущал, как мы вышли из коридора в просторное помещение. Уроки общения с темнотой пригодились. Казалось, даже воздух стал 'давить' на меня слабее, а тишайшее эхо от наших шагов, улавливаясь слухом, доносило до разума координаты расширяющегося пространства.

Под ногами металл. Я понял это по характерному глухому 'циканью' и вибрации. Металлическая панель покрыта узором, крест-накрест. Я чувствую это даже через подошвы. Очень резко воняет креозотом. Как на железнодорожном перроне. Значит, мы вышли на одну из подземных станций секретного метро. А что здесь гниёт, я пока не понимал, хотя и догадывался. Опять трупы. Запах напоминает ту жуткую вонищу, что встретила нас при входе в бомбоубежище. Надеюсь, нам не придётся лезть по трупам в темноте.

Тина остановилась. По лёгкому дёрганью её руки я понимал, что она крутится из стороны в сторону, осматривая территорию вокруг нас. Затем, проведя меня чуть вперёд, она положила мою руку на железный поручень какого-то ограждения. Я подтащил за собой Райли, а та — остальных. В итоге наша слепая команда выстроилась вдоль невидимой преграды.

— Вроде уснули, — очень-очень тихо произнесла Тинка.

Даже я, стоявший к ней ближе всех, едва это расслышал. Но остальные спутники, обладавшие более тонким слухом, не стали её переспрашивать.

— Где они? — так же тихо спросил Гудвин.

— Под нами. И ещё трое у выхода. Из-за них по лестнице не подняться.

— Запасные выходы есть?

— Открытых — нет.

— Что делать будем? — теперь вопрос Гудвина адресовывался уже всей группе.

— Трое джамблей? — прошептал Флинт. — Нас больше. Думаю, справимся.

— Справиться-то справимся. Но возня с ними займёт время. Однозначно раз…

— Тихо, — Тинка дёрнула Гудвина за рукав. — Ещё тише пожалуйста.

— …однозначно разбудим остальных. Если их там много.

— Очень много.

— Тогда капец нам, — констатировал Флинт.

— Ну, им ещё надо будет подняться сюда, — заметил Гудвин. — Сколько времени мы имеем, после их пробуждения?

— На раскачку у них уйдёт минуты три, не больше, — ответила Тина. — На подъём — примерно столько же. Здесь две лестницы, по углам, справа и слева. Лестница, ведущая на выход — посередине, возле подъёмника. Если не успеем, то будем зажаты с двух сторон.

— Значит, действовать надо быстро. У нас будет всего шесть минут.

— Это как получится, — ответила Райли. — Джамблей так просто не одолеть. Вы же знаете.

— У каждого из них есть слабое место. Если туда ударить, то можно убить сразу.

— А если ударить не туда, то никакого толку не будет. Долбанная шарада.

— Чтобы одолеть джамблей, мы должны их, как минимум, видеть. Надо включить фонарь.

В темноте что-то мелькнуло. Потом послышался тонкий писк, напоминающий звук заряжающейся фотовспышки. Все замолчали. Пауза длилась, пока не заговорила Тина.

— Вы слишком громко говорите. Они слышат.

— Мне нужно включить свет, — сухо ответил Гудвин.

— Включай. Но очень осторожно. На них не свети.

Луч фонаря брызнул в пол, осветив наши ноги. Оказалось, что мы стоим на металлическом балконе, по кругу огибающем просторный, глубокий зал, напоминавший рукотворную пещеру. Оценить его размеры не представлялось возможным из-за темноты, с которой не справлялся наш 'подыхающий' фонарик. Тинка крадучись повела нас к выходу. Хоть мы старались двигаться максимально аккуратно, железные плиты слегка проседали под нашим весом и вибрировали, к счастью, без особого шума. Ближе к углу зала, вниз уходила первая лестница. Не получив никакого устного, или знакового распоряжения, Флинт остановился возле неё, и принялся караулить. Я прошёл мимо него, вслед за остальной группой. Блуждающий луч зацепился на высокой клетке шахты подъёмника, возле которой, как и обещала Тинка, располагалась вторая лестница, вертикальная, с защитными кольцевыми рёбрами, напоминающими скелет трубы. Она выходила к дежурному потолочному люку. Тут я и заметил, что в самом начале лестницы что-то застряло. По мере приближения разглядел бледную безжизненную руку, свисающую с обруча, и понял, что там находится человек, видимо, свалившийся вниз и свернувший себе шею. Под лестницей лежало ещё два бесформенных тюка, так же оказавшихся человеческими трупами. Где прячутся загадочные джамбли я всё ещё не догадывался.

Свисающая рука дёрнулась, и Тина быстро опустила фонарь Гудвина ниже.

— Сказала же, не свети на них.

Так значит это и есть…

Должен сделать вынужденное отступление. До этого момента я думал, что удивить меня городу уже не удастся. Кого я только не видел. Успел познакомиться с самыми странными, необычными и извращёнными формами местной жизни. Гомункулы, мясники, злодеи, экрофлониксы, прометеевы орлы, горгонии… Десятки и десятки самых что ни на есть запредельных и демонических жертв неведомого сверхъестественного вивисектора, всласть поиздевавшегося над нашей природой. Но тут… Тут Иликтинская зона превзошла саму себя, породив беспощадную пародию на человеческий род.

Подземные джамбли. Они как кошмарный сон. Описывая их облик, рискуешь вызвать интерес психиатров. Их природа до отвращения противоестественна. Ведь они даже не живые. Как чудовища-франкенштейны, возвращённые к жизни мощным электрическим разрядом. Но можно ли это назвать жизнью? Нет, нельзя. Даже терапоги, по сравнению с ними, выглядят высокоразвитыми существами. Даже у неприкаянных остались хотя бы какие-то зачатки сознания. У джамблей не осталось ничего. Только моторика.

Так же, как и неприкаянные, они когда-то они были обычными людьми. Катастрофа оборвала их жизни, настигнув под сводами подземных убежищ. Таинственный ай-талук — мерзкая, грибообразная субстанция, возможно, являвшаяся частью самого Даркена Хо, запустила сюда свои щупальца. Покрыла мёртвые тела налётом странной, бальзамической плесени, и законсервировала их, остановив процесс разложения. Зачем? Я не знаю. Знаю лишь то, что случилось с ними потом. Они начали постепенно мутировать, срастаясь с предметами быта. Органика и неорганика спаялись, слились друг с другом, став единым целым. Металлические перекладины, панцирные сетки, провода, электроприборы, оружие, всё это врастало в холодную биомассу, под действием ай-талука. В результате, ни один из джамблей не получился похожим на других.

Это были даже не зомби, нет. Это были настоящие биороботы, приводимые в действие банальной механикой, подчиняющейся мрачной, непредсказуемой и бессмысленной воле ай-талука, паразитирующего внутри каждой изуродованной куклы на манер изгнанника. Хотя, конечно же, с изгнанниками его не сравнить. Даже 'грязнули' сулариты так не издевались над своими биологическими телами. То, как обращается с ними ай-талук, напоминает неуклюжего медведя, который влез в тесный комбинезон, и растягивает его в разные стороны, заставляя расползаться по швам.

Но с расстояния и в потёмках мне не сразу удалось определить, что они из себя представляли. Мы бесшумно приближались к ним, стараясь не потревожить. И когда подошли уже совсем близко, фонарь Гудвина окончательно вырубился. Зал подземной станции вновь окружила темнота. Слившись с нею, я различал, как Гудвин с прискрипыванием откручивает крышку батареечного отсека, затем, опускает разрядившиеся батарейки в карман, и начинает тихонько потрескивать липучкой другого кармана, пытаясь извлечь новые. К этим методичным шорохам присоединился ещё один звук. Странное постукивание. Словно кто-то начал равномерно притопывать каблуком по железным плитам. Стук звучал недостаточно громко, чтобы пробудить джамблей, но постепенно усиливался. Или просто приближался к нам.

Гудвин его тоже заслышал. Не теряя драгоценного времени, он сорвал липучку до конца, заставив меня стиснуть зубы от ударившего по нервам треска, показавшегося в полной тишине взрывом новогодней шутихи. Батарейки поочередно звякнули, проваливаясь в отсек, крышка завернулась, и свет, необычайно яркий и долгожданный разрезал облепившую нас темноту. Как вовремя! Напротив, по балкончику, к нам приближался раздетый, сгорбленный человек. Точнее, я поначалу принял его за человека. Согбенное тело опиралось на табурет, который существо то и дело переставляло, всё дальше и дальше, неторопливо подшаркивая за ним следом. Голова была опущена почти до самого сиденья, подметаемого длинными волосами. При беглом рассмотрении, в свете фонаря, эту фигуру можно было принять за немощного старика, нуждавшегося в помощи. Лишь при рассмотрении деталей становилось ясно, что это лишь иллюзия.

Сомнение обернулось страхом, когда я заметил, что табуретка и руки этой твари срослись воедино. Неестественно вытянутые пальцы рук, удлинившиеся раза в три, обхватывали края сиденья, спаявшись с ними кожей, напоминавшей плесень. Ноги жутко косолапили. Из выпирающего гребнем позвоночника высовывались мотки проводов, так же вживлённых в мёртвую плоть. Чудовище приподняло голову, и мы увидели, что в его незакрывающейся пасти торчит какой-то датчик, похожий на амперметр, от которого вниз тянется трубка, проходящая сквозь нижнюю челюсть, и погружённая в горло. Веки сшиты грубыми нитками.

По крайней мере, он был слеп и нем. Но своим стуком легко мог растревожить остальных. Райли и Тинка решили напасть первыми. Почувствовав их приближение, монстр слегка разогнул спину, в результате чего, под его кожей мелькнуло несколько электрических разрядов, пробежавших по мускулам. Затем он угрожающе поднял табуретку, направив её ножки в сторону изгнанниц. Райли тут же перехватила их, словно быка за рога, не дав себя ударить, и в результате приняла всю тяжесть его веса. По тому, как изгибалось её тело, можно было понять, каким сильным был этот джамбль, и с каким трудом охотнице приходилось его удерживать. Прошмыгнув под табуреткой, Тина оказалась между Райли и чудовищем. Первый удар был нанесён ножом в область поджелудочной железы. Даже на расстоянии я услышал стук лезвия обо что-то твёрдое. Только чудом Тинка не отломила клинок. Второй удар она нанесла уже сбоку — прямо под рёбра. Джамбль начал всем корпусом клониться набок, и Райли застонала под его гнётом, удерживая табуретку из последних сил. Обнаружив слабое место противника, Тинкербелл тут же распахала в его боку широкий разрез, и, просунув туда руку, с хлюпаньем выдернула наружу толстую трубку, похожую на пылесосный шланг. Из трубки вылилось немного чёрной жидкости. Дёрнув головой, монстр издал свистящее шипение, словно стравливая пар под давлением, и стрелка датчика в его пасти начала быстро опускаться к нулю. Тело тут же обмякло, будто сдувалось. Наконец, внутри его черепа что-то хлопнуло, со вспышкой, мелькнувшей сквозь зашитые веки, и джамбль окончательно просел вниз, подхваченный Тиной. Райли, стиснув зубы от нагрузки, медленно опустила табуретку на пол, избежав грохота, и подруга помогла ей осторожно уложить поверженного врага. Они справились оперативно, не подняв лишнего шума. Вот что значит совместная работа! Гудвин, освещавший зону их битвы, повернулся ко мне, и, убедившись, что я не потерял самообладания, одобрительно улыбнулся.

Как раз в этот самый момент заиграла мелодия включающегося телефона, и прямо между нами поднялось долговязое тело второго джамбля.

Существо, при жизни бывшее худой девицей, обмотанное рваными тряпками и скотчем, словно старый манекен, производя короткие механические подёргивания, уставилось на меня тремя… Дисплеями! В лицо этого биомеханоида были вживлены целых три смартфона. Два — в глаза, и один — в рот. При этом, кожа вокруг них была растянута, как резиновая, облегая инородные предметы со всех сторон. И, что совсем удивительно, смартфоны продолжали работать! На них одновременно включилась загрузочная заставка. Откуда они черпали питание — одному Богу известно.

После заставки, на двух верхних дисплеях появились изображения моргающих глаз. На нижнем, соответственно, рот. Я, всё ещё не веря в реальность происходящего, стоял и бездействовал. Глаза на экранах ещё раз моргнули. Виртуальный рот открылся и все три динамика издали противный визг, в то время как рука с кривыми крючьями, торчащими из развороченной ладони, просвистела возле моего носа, чудом не располосовав лицо. Электронный вопль оборвался, превратившись в короткое попискивание. Глаза начали бегать, независимо друг от друга. Оказалось, что Гудвин изо всех сил заехал твари по затылку рукояткой своего ножа. Рот гневно скривился. Человекообразное чучело, с необычайным проворством, развернулось на сто восемьдесят градусов, едва не зацепив отпрыгнувшего врага, и впустую долбанув крючьями по балконным перилам. Зато Гудвин ждал этого поворота, вогнав лезвие ножа прямо в правый 'глазной' дисплей.

– 'Аппарат абонента не подключён к станции', -произнёс джамбль, и тут же получил удар в свой жидкокристаллический 'рот'.

Захрипев и забулькав, тощая фигура закачалась, двигая руками на манер уродливого мима. Обернулась ко мне, и я увидел, как на оставшемся, уцелевшем экране появилась надпись 'Выключение', после чего дисплей померк, и отключившаяся тварь всем своим корпусом грохнулась на поручень. Удержать её мы не успели. Перевалившись через ограждение, она улетела вниз, в темноту. Падение сопровождалось всплеском и целой волной вспышек, озаривших шевелящееся нечто. Как будто бы пол там был покрыт сплошной движущейся биомассой. Мы открыли ящик Пандоры. Но деваться было уже некуда.

Рука, торчавшая из решётки, внезапно ожив, ухватила Райли за волосы, и потянула к себе. Та пыталась освободиться, но неудачно. В прыгающем луче фонаря, на помощь ей подскочила Тинка, но была опрокинута ещё одним ожившим джамблем с руками-костылями. Гудвин вручил мне фонарь, и бросился на выручку. А тем временем, возня внизу лавинообразно нарастала. Из воды, частично покрывавшей станцию, поднимались десятки оживших пугал. Слышались щелчки, свисты и потрескивания. Подобно звёздному небу, загорались многочисленные крапины светодиодов. Меж ними пробегали искры коротких замыканий, перемежающиеся с яркими всполохами фотоспышек.

Держа фонарь в одной руке, а оружие — в другой, я нечаянно направил луч в лицо Тине, и, ослепив девочку, позволил костлявому джамблю вновь свалить её с ног. Но Гудвин с разбега пнул монстра в голову. Освободившейся рукой, Тинка выдрала из страшной, перекошённой морды провода, цеплявшиеся за кожу клеммами-крокодильчиками. Это не помогло усмирить джамбля, но зато Гудвину удалось пинками окончательно сбросить чудовище с Тины. Гремя костылями, урод откатился в сторону, и тут же начал ими яростно размахивать. Правый костыль вошёл между металлических прутьев клетки подъёмника, и за что-то зацепился. Тогда джамбль ударил Гудвина левым костылём, перехлестнув конечности крест-накрест. Избежав удара, изгнанник подхватил один костыль, протащил под другим, и с деревянным хрустом переломил, дёрнув на себя. Потерявший равновесие джамбль растянулся между ним и Тиной.

— Бей под ключицу! — прорычал Гудвин девочке.

Та была уже наготове, и всадила лезвие по самую рукоять. Чёрная гниль отфонтанила вверх метра на полтора, после чего джамбль наконец-то затих. Не тратя время на передышку, Гудвин принялся помогать Райли, а Тина кинулась навстречу новому приближающемуся монстру.

Сильный изгнанник отработанным приёмом переломил руку застрявшего в клетке чудовища, и Райли сумела высвободить из его ослабевших пальцев свои драгоценные волосы. То ли от боли, то ли от гнева (хотя вряд ли эти движущиеся трупы могли испытывать что-либо подобное) джамбль начал прерывисто щёлкать. Я посветил туда, откуда раздавался звук, и увидел, что вместо второй руки у него был наживлён автомат Калашникова, зафиксированный на кости, и обтянутый дёргающимися обрывками сухожилий, плотно опутывающих сталь и дерево. Автомат давно был пуст и, к тому же, неисправен. Но, судя по настойчивым щелчкам спускового механизма, если бы оружие имело способность стрелять, то оно бы сейчас непременно стреляло. Вцепившись руками в решётку, Гудвин принялся лупить ногой по застрявшему в лестнице автомату, и когда тот сорвался, потерявший точку опоры джамбль провалился вниз, до самого основания лестницы.

Как Гудвин его добивал, я не видел, потому, что меня отвлёк прибежавший Флинт.

— Надо уходить. Их слишком много.

За его спиной уже мелькали первые, неестественно вышагивающие фигуры, успевшие подняться на балкон.

— Нам их не сдержать, — продолжал Флинт. — Там их хренова туча!

— Сейча-а-ас! Дай мне! Пару! Секунд!!! — со злобным рыком, Гудвин оторвал голову джамблю, и отшвырнул её в сторону — через бортик. — Путь свободен! Писатель, ты первый!

Я отдал ему фонарь, и, переступив через посверкивающее внутренними разрядами тело отключившегося биомеханоида, полез вверх по лестнице.

Гудвин развернул фонарь в сторону волны надвигающихся уродов. К нему уже приближался однорукий монстр, с большим циферблатом вместо лица, удерживающий своей единственной рукой видеокамеру, заменявшую ему глаза. С противоположной стороны от лестницы Тина и Райли, ударяясь то в ограждение, то в решётку подъёмника, с двух сторон висели на сопротивляющемся джамбле, у которого вместо рук и ног были длинные искусственные ходули, обмотанные колючей проволокой. Флинт, не желая им помогать, полез сразу за мной. Подъём дался мне легко. Страх подталкивал меня вверх, словно пробку из бутылки Шампанского. Мозг сверлила одна лишь паническая мысль: Только бы люк не был заперт. Только бы люк не был заперт. Только бы…

Не заперт! Упершись в тяжёлую крышку головой, я вытолкнул её наружу, вылез сам, и ударом ноги окончательно отбросил люк в сторону, освободив Флинту выход. Перепачканные изгнанники появлялись на поверхности один за другим. Сначала Флинт, потом Тина, Райли, и, наконец, Гудвин, отбрыкивающийся от хватавших его за пятки джамблей. Когда он выбрался наружу, и откатился в сторону, Райли со всего размаха опустила крышку прямо на появившуюся следом лысую голову джамбля. Флинт тут же подтащил какой-то ящик, поставив его на люк. К этому грузу Тина и Гудвин добавили ещё несколько увесистых предметов. Снизу начали раздаваться монотонные стуки, но приподнять крышку люка висящие на лестнице джамбли не могли.

— Чтоб я ещё раз сунулся в эти подземелья! — воскликнул Флинт. — Чёртовы твари. Даже голова от них заболела.

— Всегда было любопытно узнать, где у них гнездо. Так вот, значит, откуда они лезли, — Тинка присела напротив.

— Занятная ирония. Мы думали, откуда появляются джамбли, а они, оказывается, приходят из Апологетики. Точнее, из-под неё.

— Мне кажется, что теперь я насмотрелся на уродов до сыта, — качал головой я. — Хватит до конца жизни.

— Не зарекайся…

— Не думаю, что встречу кого-то удивительнее джамблей. Такое впечатление, что их кто-то собрал из трупов и мусора. Почему они ожили? Почему так странно и бессмысленно выглядят? Что за электричество внутри них?

— Забудь ты про этих паршивцев. Испытания позади, — ответил Гудвин. — Мы почти в Апологетике…

— У меня тоже голова болит, — мрачно произнесла Райли. — Странно как-то.

— А у меня — нет. Может вы нанюхались чего-то? — предположил я. — Воняло там забористо.

— Писатель, когда у изгнанника начинает болеть голова — это ненормально. А когда он не может остановить эту боль — это вообще из ряда вон.

— Хм. Значит, на вас действует генератор завесы.

— Разумное предположение. Скорее всего, так оно и есть, — кивнул Гудвин. — Ну что ж, потерпим немного. Пока сороковой нас не встретит.

— Если это завеса, тогда почему я её не чувствую? — с подозрением в голове спросила Тинка.

— А что ты чувствуешь? — взглянула на неё Райли.

— Не знаю… Странное. Но это не головная боль. Это что-то похуже.

— Что 'похуже'?

— Меня кто-то пытается взять под контроль. Я слышу команды, но пока не могу их понять.

— Что ещё за новости такие? — Флинт повернулся к Гудвину. — Как думаешь, Гудвин?

— Пока никак не думаю, — тот наморщил лоб. — Ай-талук? Нет, вряд ли. Воздействие с Апологетики? Тем более, исключено. Тогда что? Почему на нас не воздействуют? У нас просто болит голова…

— Потому что мы — семёрки. Все трое, — растирая виски ответила Райли. — А она — пятёрка.

— И что?

— Ничего. Делай выводы…

— Вас мучают головной болью, а Тину пытаются контролировать. Кто это может устроить? Только сороковой, — предположил я.

— Зачем ему это?

— Откуда же мне знать? Наверное, защищается от суларитов. Ну и от этих… Подземных пугал.

— Думаешь, Латуриэль уже и до сюда добрался? — прищурил один глаз Гудвин. — Тогда дело действительно табак. Значит его гнилая армия уже на подступах к Апологетике.

— Латуриэль ничего не сможет противопоставить Апологетике, — презрительно ответил Флинт. — Ни числом, ни умением ему её не одолеть.

— Это верно. Но я согласен с Писателем. 7-40 не зря так 'ощетинился'. Кстати, где он? Почему не встречает нас?

— Поди боится вылазить из своего убежища. Похоже, что джамбли сумели выбраться на поверхность, и теперь наводят тут шухер по ночам. Судя по незапертому люку, из которого мы выбрались.

— А ему сложно было этот люк днём заблокировать? — хмыкнув, заметила Райли.

— Кто же его знает? Может быть, не успел. Но мы должны быть ему благодарны за то, что он этого не сделал. Иначе до сих пор плутали бы по туннелям, — развёл руками Гудвин.

— Может быть, он нас ждал?

— Эй, ты как? — осторожно спросил я у Тины.

Было заметно, что ей становится всё хуже.

— Пока держусь, — ответила она. — Но мне тяжело… Это напоминает воздействие сущности. Только ещё страшнее.

— Возможно ли, что здесь обосновалась ещё одна сущность? По типу деда Аверьяна? — спросил я у Райли.

— Тогда бы я тоже её чувствовала.

— Логично.

— Нужно уходить, пока мелкой окончательно мозги не свинтили, — поднялся с ящика Флинт. — А то ещё на нас нападёт.

— Разумное решение, — поддержал Флинт. — Чем скорее выйдем из-под завесы — тем лучше.

Место, в котором мы находились, напоминало военный склад. Всюду стояли ящики, наполненные запчастями. Многие сгнили от попадающей на них дождевой воды, и развалились, рассыпав своё содержимое. В крыше зияли сквозные дыры, через которые проникал солнечный свет. Клетка грузового подъёмника была забаррикадирована ящиками со всех сторон. Скорее всего, это сделали уже не люди, а обитавший здесь изгнанник. Дверь на выход оказалась не запертой. Через неё мы вышли во двор, чем-то напоминавший фабричную территорию, где обитала Тинка.

— Похоже, здесь уже давно никто не ходил, — держась за голову определил Флинт.

— Да. Пустовато. Надеюсь, что с сороковым всё в порядке, — ответил Гудвин.

— Голова стала болеть ещё сильнее. Наверное, эта хреновина торчит где-то поблизости.

— Терпение, мой друг. Боль будет спадать по мере удаления от генератора.

— Писатель, — сквозь зубы подозвала меня Райли. — Проверь-ка, всё ли в порядке за воротами? А то у меня глаза от этой боли ни черта не видят.

— Да, конечно! — с радостью вызвался я.

Для меня очень отрадно было выполнить поручение Райли. Наконец-то я могу быть полезен для команды. Подскочив к воротам, я как можно осторожнее заглянул за них.

— Всё спокойно. Там просто пустая улица.

— Не просто улица, — вздохнул Флинт. — Последний рубеж Тропы Блудных Детей.

— Так это она? Мы снова вышли на неё?

— Ты там антенн нигде не видишь на домах? — осведомился Флинт.

— Антенны есть. Но не генераторные.

— Ладно, давайте пошевеливаться.

Оттолкнув руками створу ворот, я пропустил покачивающихся спутников.

— Теперь куда?

— Направо. Не разбредаемся. Апологетика ждёт.

Придерживаясь забора, мы пошли по тротуару. На проезжей части друг за другом стояли пожарные машины. Холодный ветер гонял между ними колючую пыль.

— Здесь кто-то проходил, — Флинт указал на едва различимый след. — Относительно недавно.

— Ыт… — ответил я. — В смысле, 4-17.

— Откуда ты знаешь?

— Тинка видела точно такие же следы в той яме, где мы делали привал. Верно, Тинка? Это же семнадцатый?

Девочка ничего не ответила. Ей было совсем худо.

— Значит сукин сын уже в Апологетике. Добрался-таки, — констатировал Флинт.

— Скоро и мы доберёмся.

За вереницей пожарных машин мы повернули, но, сделав несколько шагов, остановились, потому что боль, которую испытывали мои друзья, стала нестерпимой.

— Да что же это?! — привалившись спиной к машине, вцепился себе в лицо Гудвин.

— Не раскисать! — брызнув слюной каркнул Флинт. — До Апологетики остался один квартал! Мы должны дойти!

— Здесь же никогда такого не было, — продолжал стонать Гудвин. — Тропа… Тропа была всегда открыта для нас.

— Если семнадцатый прошёл, тогда и мы пройдём!

— Семнадцатый не прошёл, — Райли указала куда-то в сторону.

Сначала мы ничего не увидели. Просто бетонное заграждение, лежавшее поперёк тротуара. Но когда обошли его, то нашему взору открылось распластанное тело изгнанника, лежавшее под ним с противоположной стороны. Свои последние силы он потратил на то, чтобы перебраться через заграждение, за которым и умер. Однако, на его мёртвом лице до сих пор сохранилось выражение безумного счастья. Следовательно, смерть наступила внезапно, и он сам не понял, что его убило.

— Вот это да, — присел на заграждение Гудвин.

— Как это понимать? — пошатнулся Флинт. — Кто его?

— Тот же, кто убил сорокового…

— И сорокового тоже убили? — удивился я.

— Это очевидно. Теперь здесь мёртвая зона.

— Он говорит мне, что я должна вас убить, — Тинка трясущейся рукой вытащила нож.

— Писатель, отойди от неё, — велела мне Райли, так же приготовив оружие.

— Делай, что она говорит, — Тина шагнула назад. — У меня заканчиваются силы, чтобы сдерживать его.

— Кого? Кто это?

— Не знаю. Кто-то из наших. И он рядом. Он не хочет, чтобы мы пришли в Апологетику.

— Чего же он хочет?

— Чтобы мы умерли.

— Приготовьтесь, друзья. Она может напасть в любую минуту, — предупредил Гудвин.

— Нечего ждать. Убьём её сейчас! — ответил Флинт. — Ничего личного, Тинкер.

— В этом есть здравый смысл. В нашем ухудшающемся состоянии мы не сможем с ней справиться. Нужно сделать это пока мы в силах. Прости, пятьдесят пятая.

— Я сделаю это!

— Да вы спятили, — я опять встал между ними и Тиной. — Давайте теперь начнём убивать друг друга. У самого входа в Апологетику. Если Тина опасна, предлагаю её связать.

— Времени не осталось. Отойди от неё Писатель.

— Нет, это вы от неё отойдите!

— Писатель, не вынуждай нас, — проскрипел зубами Флинт.

— Заткнись! И отвали! — я повернулся к Тинке. — Отдай мне нож, Тинкербелл.

Она смотрела в пол, как-то странно пошатываясь, но продолжала держать оружие перед собой.

— Слышишь меня? Отдай мне нож. Пожалуйста, — я протянул ей руку. — Ну?

Тинка подняла на меня глаза. Через них на меня взглянул кто-то совершенно чужой, незнакомый. Но где-то в самой глубине, по ту сторону пульсирующих зрачков, я ещё мог разглядеть свою подругу. К ней я и обращался.

— Тина, отдай нож.

Она дёрнулась вперёд, заставив нас всех вздрогнуть, но не напала. Морщась, как от боли, девочка протянула руку с ножом. Заметив, что её пальцы ослабили хватку, я осторожно, но твёрдо взял её за запястье, и вытащил оружие из ладони, которая тут же сжалась в кулак.

— Умничка, — я показал нож остальным ребятам, и снова обратился к Тинке. — А теперь покажи. Где он? Где прячется эта сволочь?

Ситуация очень напоминала преддверие моего знакомства со стариком Аверьяном. Так же, как и тогда, один из изгнанников брался под контроль, а остальные — глушились чужой волей. Поэтому я был уверен, что и здесь не обошлось без влияния очередной 'сущности'. Наверное, 7-40, как и мы, решил воспользоваться опытом 4-17 и 'приручить' призрака. Но ничего хорошего из этого не вышло.

Тинка привела меня в двухэтажный особняк, расположенный чуть в стороне от тропы. Измученные спутники остались нас ждать возле подъезда. Идти дальше они уже не могли. А мы вдвоём пошли внутрь.

Оказавшись в вестибюле, я немного содрогнулся. Здесь всё заросло ай-талуком. Библиотечная колония не стояла с этим рассадником даже близко. Ай-талука было так много, что невозможно было разглядеть ни мебель, ни стены, ни окна. Сплошная грибовидная субстанция, похожая на живое мясо.

— Где он? — вновь спросил я у Тинки.

Она хотела показать, но лишь дёрнула рукой, а потом начала глотать воздух, словно почувствовала накатившую тошноту. Я догадался, что она указала на лестницу.

Подниматься было трудно, так как ступени заросли скользкой массой и щупальцами-корневищами. Пару раз девочка хваталась за меня. Я так и не понял, она сама боялась упасть, или же хотела сбросить меня вниз, но успевала вовремя обрести контроль над собой. Главное, что наверх мы поднялись без проблем. Далее был узкий коридор, в котором постоянно приходилось пригибаться под мерзкими развешанными соплями ай-талука. И вот тут Тинка не выдержала. По-звериному зарычав, она подскочила ко мне, и вцепилась руками в горло. Здесь даже не было никаких шансов увернуться. Всё произошло молниеносно. Если бы изгнанница не продолжала бороться с чужим воздействием, я был бы давно уже мёртв. Но я чувствовал, как её пальчики 'пляшут' на моей шее, то ослабляя захват, и давая мне вздохнуть, то вновь впиваясь в кадык, как железные крючки.

— Ти… Тинка! Т… Ты… Чего! — плевался я, стараясь оторвать её от себя, и с ужасом видя, как её глазёнки всё сильнее наливаются кровью.

Она уже не справлялась. Значит мне конец.

На очередном вдохе, я сумел развернуться, благо весила девочка совсем немного, и ударил её об стену. Это лишь разозлило изгнанницу, и дьявол, поселившийся в ней, вновь усилил захват. Я просто не мог просунуть пальцы под её окаменевшие руки, и чувствовал, что вот-вот задохнусь. Сознание начало уплывать.

— Тина! — только лишь сумел прохрипеть я.

Девочка встрепенулась, вновь попытавшись взять над собой власть. Тиски разжались на пару мгновений, но мне этого хватило.

— Дочка! Что ты делаешь?

Не знаю, почему я так её назвал. Просто вспомнилось видение в 'Детском мире'. Но это сработало. В глазах Тинки опять промелькнули искорки разума. Её оскал исчез. Пальцы сорвались с моей шеи, и я тут же сжал их обеими руками. Сначала она положила голову мне на плечо, а потом вдруг резко откинула её назад долбанувшись затылком об стену. После чего отключилась, бессильно повиснув на мне. Суровый способ уйти из-под чужого контроля, но эффективный. Я даже испугался, что она проломила себе череп.

Кашляя, опустил девчонку на пол, и дрожащими руками ощупал затылочную часть. Ладони тут же обагрились тёплой кровью. Голову она всё-таки разбила. Значит, хорошо приложилась. Благо, что дышит. Эх, Тинка. Ну, теперь только попадись мне гад, который это с тобой сделал! Оставив её лежать в коридоре, я пошёл искать мерзавца.

— Ты не посмеешь, — донеслось откуда-то из глубины осквернённого ай-талуком здания.

— Ты где, тварь?! — гаркнул я, выхватывая нож и фонарь. — Ты кто?! Ты из 'Призрачного района'?! Хотя мне насрать, откуда ты! У меня иммунитет! Ты ничего не сможешь мне причинить! А я тебя уничтожу! Слышишь?!

— Ты не посмеешь.

— Давай поспорим?!

— Незнакомая сигнатура. Кто же ты? Не приближайся. Я тебя уничтожу.

— Пупок развяжется! Уничтожитель хренов… Где ты там квакаешь, кентервильское привидение?! В какой ты комнате?! Здесь?! — я вышиб обросшую ай-талуком дверь, и посветил в комнату фонариком Гудвина. — Твою же… Где ты?!

— Ты не подойдёшь ко мне.

— Ещё как подойду! Немедленно отпусти моих друзей!

— Друзей? Здесь нет друзей. 'Дружба' — заблуждение 'старых хозяев'.

— Говоришь как изгнанник. Значит ты не призрак? Но кто ты, чёрт тебя дери?! Что ты за тварь такая?! Зачем ты убиваешь изгнанников?! 4-17! 7-40! Что они тебе сделали?! Что тебе сделали 5-55?! 7-30?! 7-36?! 7-37 субкод 2?!

— Больше никто не должен попасть в Апологетику. Особенно ты.

— Это не тебе решать, урод! Выходи! — я вышиб следующую дверь. Опять пустота.

— Кто же ты?

— Конь в пальто! Выходи, скотина!!! — брызнув слюной, я ударил кулаком по стене, и от неё отвалился кусок засохшего ай-талука. — Выходи!!!

Чем дольше я не мог его найти — тем опаснее была ситуация. За это время он мог убить Райли, Флинта и Гудвина, а Тинка, придя в себя, могла вновь на меня напасть. Нужно было как можно скорее определить, где скрывается этот гад. Впрочем, гораздо больше мне тогда хотелось вытащить Тинку на улицу, найти бензин, облить здесь всё и спалить дом к чёртовой матери, вместе с его злобным хозяином. Однако, я понимал, что не успею это провернуть быстрее, чем он нанесёт моим друзьям серьёзный вред.

Так я и шёл по коридору, вышибая одну дверь за другой, и ругаясь, как проклятый. Пока наконец не нашёл его.

— Нет! — его голос перешёл на крик, и я понял, что он здесь. — Не надо!

Дверь сорвалась с верхней петли, и провисла внутрь, не отвалившись полностью. Я пинал её, пока не добился приемлемого зазора, позволявшего пролезть в комнату, а потом, пробравшись туда, вставил фонарь себе в зубы, и вооружился сразу двумя ножами, на манер Райли.

Сколько же здесь ай-талука. Вся комната им забита. А что шевелится там, в противоположном конце? Фонарь освещал какое-то нагромождение бесформенной органики, оплетённой губчатой паутиной. Что же это за существо?

При каждом новом шаге, ступни вминались в рыхлую плоть ай-талука. Какая же гадость. Я отсекал ножами свисающие с потолка сопли, и они с гадким хлюпаньем падали мне под ноги.

— Не подходи-и, — простонал нарост в противоположной стороне. — Кто ты? Кто ты такой? Не подходи.

— Кто я такой? — большим пальцем правой руки, я с отвращением стряхнул прилипшую к щеке слизистую гадость. — А ты догадайся.

— Постой, — почти умоляюще произнёс он. — Постой.

Я машинально остановился, хотя и не собирался этого делать. Как-то само собой получилось. И тут же почувствовал, как к затылку что-то с чавканьем присосалось.

— Что за…

Оторвав от себя странное щупальце, свисающее с потолка, я отсёк его ножом, и швырнул обрубок в сторону.

— Не может бы-ыть, — затрясся комок ай-талука. — Девятый… Девятый!

— Какой ещё девятый? Что ты несёшь? Ты — ай-талук? Разумный ай-талук?

— Девятый! — продолжал трястись тот. — Девятый! Вот почему. Вот почему. Вот почему ничего не получается. Вот почему я не могу в тебя проникнуть. Ты — девятый образец!

— А вот и не угадал, — двинулся я на него. — Я вообще не образец. Я не изгнанник. Я — человек.

Но он продолжал повторять, 'девятый, девятый'. Нужно было с этим заканчивать. Я собирался распотрошить этот кусок дерьма, как бы отвратительно мне не было. Когда уже приблизился к нему вплотную, свет внезапно погас. Вокруг стало темным темно.

— Твой инсуаль подошёл к концу, девятый, — прошептал ай-талук. — Прощай.

Ножи выпали из моих рук. Следом за ними упал фонарик. Потом, как подкошенный, в темноту повалился я сам. Что-то оплетало меня, опутывало, словно гигантский паук заворачивал моё тело в кокон. Я ничего не понимал. Мысль просто не успевала за происходящим. В один миг я оказался слепым, глухим и парализованным. В одиночестве. Посреди темноты.

'Угук!'

Что-то гукнуло внутри меня. Причём самого звука я не слышал. Лишь чувствовал резонанс. Наверное, надо бороться. Но как? С кем? Никого же нет. Да и желания нет. Если чего-то и хочется — так это спать.

'Угук!'

Опять толчок изнутри. Я не понимаю. Теперь мне показалось, что впереди мелькнуло что-то красное. По идее, мне должно быть страшно. Но мне почему-то всё равно. Оставьте меня в покое…

'Угук!'

Да что за напасть? Что меня будит? Теперь я точно что-то видел. Что-то знакомое. Оно пульсирует внутри меня. Оно распускается. Алое, как кровь. Душистое, как вино. 'Белый Ворон — это мой тотем. Он помогает мне быть сильным. Помогает выжить'. В рассеянной памяти промелькнули слова шамана. Белый Ворон. Так это он. Мой тотем. Только не белый, а красный. И не ворон, а… Цветок.

'Угук!!!'

От мощного притока крови к голове, в мои уши 'стрельнуло'. И тут же всё залилось красным. Как только я проснулся, что-то неведомое и сильное тут же принялось вдавливать меня в бездну темноты, наваливая сверху груды каких-то брёвен. А я упрямо сочился среди них, раздвигал шероховатые стволы, полз наверх. К воздуху. К свободе. Моё тело превратилось в стебель, ноги вонзились в древесный бурелом упругими корнями, раскинутые руки стали листьями, а голова… Она всё набухала и набухала тяжёлым бутоном, изматывая нарастающей болью, пока вдруг не лопнула, раскрывшись, и озарив тёмное пространство яростным алым светом. И боль тут же прошла. И лёгкость разлилась по всему телу. И сознание вернулось ко мне. Я расцвёл. Мой тотем — алая орхидея, вырвал меня из коварной ловушки, неистовым маяком озарив путь к выходу. Мой Суфир-Акиль!

— Не спи, Писатель, — издалека донёсся голос Хо. — Проснись. Проснись!

Я раскрыл глаза. Сперва выдернул щупальце ай-талука, залепившее мой рот. Затем, начал поочерёдно отдирать остальные щупальца, опутавшие моё тело. Некоторые успели присосаться крепко. Под руку подвернулся нож Тинки. Я схватил его и начал резать. Отсекать эти отростки безо всякой жалости. Освободившись от них, приподнялся, немного постоял на коленях, набираясь сил, и, заодно, отыскивая фонарь. А когда нашёл, влупил ядовитым лучом прямо в центр нависавшего надо мной сгустка.

— Не-е-ет, — простонал он. — Не может быть! Ты не мог вырваться! Это невозможно! Это выходит за пределы здравого смысла!

— Похоже, ты меня недооценил, — сплюнув набившуюся в рот ай-талуковую дрянь, я начал подниматься.

— Не трогай меня! Не приближайся!

Протянув руку к этому тошнотворному наросту, я брезгливо ухватил его за одну из наслоившихся складок, и слегка приподнял, заглянув внутрь. Там что-то шевелилось и хрюкало.

— Отойди! Прочь! Прочь!!! — слова, вместе со смрадом, вырвались оттуда прямо мне в лицо.

Я поднёс нож, и срезал складку, обнажив нутро ай-талука.

— Ни хрена себе, — всё что я смог сказать тогда. — Да это же. Постой-постой… Ты…

Набрав в грудь побольше воздуха, я попытался поскорее 'переварить' увиденное.

— Ты — образец Z-345/7-40…

Из омерзительного, красноватого, пульсирующего 'кочана' на меня смотрело изуродованное и частично изменённое мутационными опухолями лицо изгнанника. Он буквально сросся с ай-талуком. Стал с ним единым целым.

— Во что ты превратился. Это просто ужасно. Райли говорила мне о том, насколько опасно злоупотребление ай-талуком. Но я и подумать не мог, что настолько… Ну и что, сороковой, стоило оно того?

— Ты дурак, девятый! — харкнул в ответ он. — Ты ничего не понимаешь!

— Ну, так объясни.

— Объяснить? Да тебя вообще не должно существовать! Ты — выбраковка! Выбраковка!!!

— Ещё раз повторяю, для особо одарённых. Я не девятый. Мне жаль тебя, 7-40. Ты был создан для великого предназначения, а превратился в кучу чужих экскрементов. Думаешь, это ты управляешь ай-талуком? Нет. Это Хо управляет тобой. Ай-талук — это Хо.

— Это ересь.

— Тогда ответь, как я избавился от твоих пут? Ну, ответь, ответь. Молчишь? А я тебе отвечу. Меня освободило Хо.

— Хо не существует! Это выдумка Латуриэля!

— Стоп. Причём тут Латуриэль? А, кажется, понял. Ты работаешь на него, верно? Это он тебя заставляет не пускать изгнанников в Апологетику?

— Латуриэль? Заставляет меня?! — сороковой расхохотался, выплёвывая из глотки бурую массу. — Ха-ха-ха! Ну, ты и идиот! Ты так ничего и не понял, девятый. Это я. Я — последний рубеж Апологетики!

Позади меня послышались чавкающие звуки. Что-то зашевелилось. Я обернулся, водя фонарём от стены к стене.

— Это ещё что за шутки?

С обеих сторон стены начали надуваться пузырями. Внутри этих пузырей чётко проступали чьи-то руки, пытающиеся разорвать толстую 'кожу' ай-талука. Наконец, вздутости стали лопаться, и из них 'народились' воющие и стонущие джамбли. Десятки каких-то прочных кишок продолжали удерживать их на месте, но они усиленно пытались вырваться на свободу.

— Ах во-он оно что. Картинка становится ясной, — я вновь посмотрел на сорокового. — Так вот откуда появились эти исчадии ада. Их создал ты. Всех их создал ты!

— Кто-то должен был их создать. Для защиты. Пока они не превратились во что-то более страшное.

— Во что-то более страшное? — я горько рассмеялся. — Куда уж ещё страшнее?

— Страшнее не своим обликом. А своей бесконтрольностью. Непредсказуемым развитием. Никто не мог предположить, что сделает из них ай-талук. Ведь он… Ведь он как младенец! Он не ведает, что творит! Эта низшая форма жизни стремится быстро эволюционировать, но как, и в кого — не ведает никто. Ни апологеты, ни сумеречники, ни даже сами Высшие. Это несогласованный побочный эффект. Сбой в системе. Аномалия внутри аномалии. Понимаешь?

— Угу. И ты решил взять на себя функцию корректора этой системы. Решил направить развитие ай-талука в нужное русло. В нужное тебе русло.

— Ты не видишь ничего дальше собственного носа. Как и все остальные. Сильные мира сего слишком озабочены своими бестолковыми проблемами. Они боятся. Латуриэль боится Хо, Нибилар боится сестёр. А на деле… На деле, главный враг уже проник в святая святых. Враг непредвзятый, бездушный и абсолютный. Он опутал город своими корнями. Проник всюду, где только можно. Я открою тебе тайну, девятый. Мы наивно думали, что это мы — опытные образцы новой, перспективной цивилизации. Но, как оказалось, мы всего лишь часть местной фауны. Как неоконисы, или экрофлониксы. И этот испытательный полигон создан отнюдь не для нас, не-ет. Он создан для него — для ай-талука! Лишь я один это понял. Я догадался. Ай-талук создаёт аномалии. Ай-талук расширяет наше сознание. Ай-талук консервирует трупы старых хозяев. Зачем? Он учится. Он пытается изменить природу под себя. Он совершенствуется. Ты видишь уродливую биомассу. Я вижу будущую цивилизацию. Когда-нибудь ай-талук заполонит весь мир.

— Зачем же ты стал его частью?

— Я внедрился в него. Позволил ему себя поглотить, чтобы узнать его изнутри. Мой разум гораздо сильнее, и я способен перенастроить процесс эволюции на начальных этапах. Пока он ещё не обрёл собственного разума.

— А эти твари — джамбли, зачем они тебе?

— Я видел, как ай-талук законсервировал множество мёртвых тел старых хозяев. Знаешь, зачем он это сделал? Пытался изучить. Надеялся вселиться в них, чтобы стать как мы. Но ему не хватало опыта. И я решил помочь ему.

— Заче-ем?!

— Чтобы увести от опасного курса. Я дал ему новый путь. Позволил развиться быстро и эффективно. Но не в том направлении, в котором процесс стал бы необратимым. Всё проходило под моим полным контролем. Подробнейшим образом я изучил его способности. Узнал, каким образом он генерирует и аккумулирует электрическую энергию, каким образом замещает мёртвые ткани живыми, адаптированными к новым условиям. Как он контактирует с окружающей средой. Как использует внешние, чужеродные элементы для поддержания своей жизнедеятельности. Все эти знания я собрал воедино. Джамбли должны были стать моей надёжной охраной, моей армией, способной разгромить тех же суларитов. Но я не успел. Джамбли пока ещё плохо подчиняются мне.

— И ты сбрасывал их в подземелье?

— На поверхности они слишком активны. А там, в темноте, они спят, пока их не потревожат. Обуздать их первобытную волю непросто, но я доведу дело до конца.

— Зачем? Зачем?! У тебя мощнейший купол псионической завесы. Никто к тебе и близко не сунется. Зачем плодить этих хищных пугал?

– 'Не можешь победить? Возглавь!' Ещё немного, и у меня будет самая сильная армия преданных воинов. Их внешность временна, как и наша. Скоро они сбросят человеческую шелуху, и станут независимыми от всего и от всех! Но не от меня…

— А зачем ты убивал изгнанников? Почему не пускал их в Апологетику?

— Они бы рассказали обо мне и о моих экспериментах. Пусть апологеты беспокоятся только о войне с Латуриэлем. Мне ещё рано выходить из тени. К тому же, девятый, ты не представляешь как ценна энергия умирающего изгнанника. Один изгнанник может 'зарядить' до десяти джамблей!

— А как же твой Суфир-Акиль? Как же возвращение в Апологетику?

— Суфир-Акиль… А может это он и есть? Я верю, что Высшие изначально заложили в меня программу уничтожения всего лишнего, когда эксперимент завершится. Мои джамбли сметут с лица земли и апологетов и суларитов. Используют их энергетический материал для дальнейшего развития, для становления. А дальше… А дальше придет очередь старых хозяев. Их мир станет нашим. Мир джамблей. И сумеречники нас не остановят.

— Ты сумасшедший. Я тебя остановлю.

— Нет, девятый! Подожди. Только подумай. Просто подумай. Зачем ты им? Для чего они тебя создали? Зачем впустили сюда? Не пляши под их дудку. Послушай меня. Ты можешь всё изменить. Мы с тобой можем объединить усилия. Возможно, в тебе кроется последняя деталь, необходимая для завершения моей работы. Мы укротим джамблей, и отрегулируем связь с ай-талуком. Вместе. Понимаешь? Вдвоём. Объединимся.

Слушая его, я морщился от каждого слова, будто от зубной боли, лопатками ощущая, как позади рвутся из своих пут разъярённые джамбли. Вот-вот они вырвутся на свободу. Рука с ножом поднялась над отвратительным коконом.

— Задумайся! — хрипел он, тяжёло дыша. — Задумайся, кто ты?! Кто ты?! Я представляю, какая каша у тебя в голове. Чем они загадили тебе голову. Заставили верить в то, чего нет, и отрицать истину. Очнись, девятый! Вот она — истина! Вот она — реальность.

— К чёрту такую реальность, — огрызнулся я, нацеливая острие на его распухшую голову. — За Тинку. За Райли. За Гудвина. За Флинта. За Пса. За всех, кого ты замучил и угробил. Гори в аду, чёртов таксидермист.

— Убейте его!!! — заверещал 7-40 джамблям. — Убейте!!!

Я, безо всякой пощады, со всего размаху воткнул отличный тинкин нож, как следует надраенный энергеновой пастой, прямо в правый, самый уродливый глаз сорокового, выдавленный опухолью наружу, и увеличенный в размере, как у жабы. Лезвие вошло в череп по самую рукоять. Кокон дёрнулся, мелко-мелко задрожал, и застыл.

Конец…

Вокруг меня тут же всё стихло. Джамбли больше не ревели и не дёргались. Ни малейшего звука в здании не раздавалось. Выдернув нож, я обернулся. Никого. Джамблей не было и в помине. Лишь вездесущие бугры ай-талука.

— Иллюзия. Всего лишь иллюзия, — я подобрал второй нож, и направился к выходу.

Слева от меня что-то простонало. Я повернул фонарь. Посветив на покрытую ай-талуком стену, увидел, что одна выпуклость на ней шевелится. Внутри кто-то находился. Неужто настоящие джамбли? Осторожно сделал надрез и направил туда фонарь. Изнутри на меня взглянуло худое, измученное лицо очередного изгнанника.

— Пожалуйста. Не свети в глаза, — зажмурился он. — Очень ярко.

— Прости, — я отвёл луч в сторонку. — Ты кто? Пленник?

Он кивнул.

— Сороковой поймал тебя и использовал тебя для подпитки своих джамблей?

Он снова кивнул и застонал.

— Твои страдания закончились. Не шевелись. Я освобожу тебя. Назови свой идентификатор?

— Что? Э-эм… 5-59… А почему ты… А куда делась завеса? Почему боль исчезла?

— У сорокового нет усилителя. Он создавал завесу напрямую, через ай-талук, и поддерживал её силой своей воли. Любил сам всё контролировать. Я убил его, и завеса исчезла.

— Ты убил 7-40? — он с недоверием взглянул на меня. — Он мёртв? Правда?

— Да вон он валяется, тухнет. Поверни голову.

— Ты убил 7-40. Но как? Как ты вообще до него добрался?

— Уметь надо, — усмехнулся я, освобождая его от органических оков.

— Почему я не могу определить твой идентификатор, брат?

— Потому что я — человек.

— Человек? Не может быть.

— Может. Потому сороковой меня и не одолел. На меня завеса просто не действует.

— Потрясающе, — одряхлевший мужчина с трудом разминал окостеневшие руки.

— Тебе повезло, пятьдесят девятый! Скоро придёшь в Апологетику, принесёшь Суфир-Акиль, и забудешь обо всём этом, как о страшном сне.

— Да, — кивал он. — Это точно.

Рядом с нами завозился ещё один 'кокон'.

— Что? — я повернул голову. — Ещё один? Вас тут двое?

— Больше, — ответил 5-59. -Помоги моим братьям, добрый человек. Пожалуйста.

Я начал освобождать других пленников, замурованных в стенах и полу. Чувствовал себя настоящим героем. Когда выпустил двоих измученных доходяг, и принялся за третьего, 5-59 протянул мне костлявую руку, — брат. Одолжи один нож ненадолго. Я тоже буду тебе помогать. Так мы быстрее всех освободим.

— Да, — протянул я ему свой нож. — Конечно держи. Быстрее всех выпустим — быстрее уйдём отсюда.

— Спасибо за доверие, — с благодарностью кивнул 5-59 и тут же принялся извлекать очередного беднягу.

– 'Запомни', -обдал меня холодом ледяной голос Райли, зазвеневший в памяти. — 'Никогда и никому не отдавай своё оружие. Это главное правило выживания'.

– 'Да всё будет нормально', -мысленно ответил ей я, глядя, как высвобождаются измученные изгнанники, еле живые, не верящие в своё спасение.

Некоторые, покачиваясь, уходили из комнаты. Некоторые помогали нам с пятьдесят девятым освобождать остальных.

— Ещё один не дожил, — вскрыв очередной кокон в углу, печально констатировал 5-59.

— Сколько ещё осталось? — спросил я.

— Да, вроде бы, все.

Всего мы вскрыли восемь коконов, обнаружив шестерых живых и два трупа.

— Воистину на нас снизошло чудо, — блаженно произнёс 5-59.

Возвращать мне нож он не торопился.

— Я рад за вас. Ну а теперь, мне пора. Отдай мне нож, дружище, и я пойду.

— Сегодня великий день. Сегодня мы воссоединимся со своими братьями, которые уже заждались нас.

— Слэрго ариль, — ответили остальные.

— И всё благодаря этому человеку. Ведь это чудо, что человек пришёл сюда.

— Слэрго ариль!

— Просто верни мне нож, 5-59, -происходящее начало меня раздражать. — Зачем тебе нож в Апологетике? Там убивать никого не придётся.

Я стал догадываться, что с оружием расставаться изгнанник не торопится, и соображал, как бы потактичнее его отобрать.

— Смотри, что мы нашли, — вдруг прозвучал голос из дверного проёма.

Грязный, облезлый изгнанник, вернувшись в нашу комнату, притащил с собой что-то крупное. Я посветил на его ношу фонариком, и выпалил, — 'Тинка!'

— Она валялась в коридоре, — не обращая на меня внимание, сообщил пятьдесят девятому вернувшийся.

— Дай-ка взглянуть, — подошёл тот. — Слэрго, Фахешисулар! Да ведь это 5-55! О, сегодня воистину великий день, братья мои! Она жива?

— Жива-а. Просто в отключке.

— Слэрго Латурил! Вот это подарок нам сделал Даркен Хо!

— Вы… — мои ноги чуть не подкосились. — Сулариты?

Рука сама скользнула к ножу, но лезвие моего собственного оружия прильнуло к горлу.

— Обезоружить, очистить карманы, связать, — чётким тоном распорядился пятьдесят девятый. — Эти подарки мы преподнесём нашему мастеру в целости и сохранности.

Из коридора вернулись ещё два суларита.

— 4-43, 6-26 доложите обстановку.

— На выходе чисто, — ответил первый.

— Но мы заметили следы, — добавил второй.

— Которые, вероятнее всего, принадлежат этим двум, — закончил первый.

— Ладно, уходим отсюда. Забирайте наши сокровища. Сегодня мастер Латуриэль будет очень доволен!

*****

На протяжении всего пути, меня грубо толкали в спину. Тинку тащили за руки, волоча по земле. Я был уверен, что на выходе нас подкараулят и освободят друзья, но там, где я оставил корчащихся от головной боли спутников, теперь никого не было. Исчезли и наши с Тинкой рюкзаки. Пока сулариты конвоировали нас по улице, до своего перевалочного пункта, я всё ждал и надеялся. Вот-вот появятся наши. Нападут с самой непредсказуемой стороны и в момент обезвредят суларитский сброд. Они должны. Но их не было. Нарастающее отчаянье вызывало приступы самобичевания. Надо же было так купиться. Нет, я безнадёжен. Я полный лопух…

— Чего пригорюнился, брат? — поравнялся со мной пятьдесят девятый. — Злишься? Обиделся, да?

В его голосе сохранился лёгкий южный акцент, оставшийся от старого хозяина.

— Да пошёл ты.

— Ты на меня не обижайся. У меня к тебе нет никаких претензий. Напротив, я тебе благодарен за спасение.

— Здорово же ты меня отблагодарил.

— Ай, слушай, не надо вот только. Была бы моя воля — я бы отпустил тебя с миром. Но моя воля ничто перед Братством. Братство диктует мне свою волю. И я, как сторонник истинной веры, обязан смиренно подчиняться. Мастеру нужен человек. Знаешь, как долго он его искал? И вот появляешься ты. Человек! Сначала я тебе не поверил. Но потом догадался. Я не смог прочитать тебя, а ты не смог прочитать меня. Значит, это правда. Ты — из мира людей. Ты тот, кто приведёт нас к благодати.

— Каким образом? Будучи принесённым в жертву вашему божеству?

— Это величайшая честь. Ты должен радоваться, а не злиться.

— Я порадуюсь, глядя на твой труп.

— У тебя была такая возможность, но ты ею, почему-то, не воспользовался… Мне никогда не понять людскую логику. Объясни, почему с тобой шла пятьдесят пятая?

— Она вела меня в Апологетику.

— Зачем?

— Я — её Суфир-Акиль.

— Да брось. С какой стати ты нужен Апологетам?

— Не знаю. Она сказала, что я для них очень важен.

— А может она вела тебя к нам? Как дар покаяния перед Латуриэлем. Которого она предала!!! — пятьдесят девятого аж всего затрясло во время последних слов.

— Сомневаюсь.

— 6-26, вы хорошо осмотрели окрестности? — обернулся главарь к своему компаньону. — Там точно ничего не было?

— Ничего. Никаких вещей, — шмыгнув, ответил прихрамывающий 'грязнуля' в драной гавайской рубашке и с глазами навыкате.

— Вы пришли сюда без рюкзаков, без припасов, без чистой одежды? — пытливо взглянул на меня 5-59. -Как-то это странно.

— Предпочитаем путешествовать налегке.

— Сдаётся мне, ты мне врёшь, человек. Да мне и наплевать. Когда крыса очухается, с ней поговорят как следует.

— Тина вам ничего не расскажет. И не надейся, упырь.

— Тина? Её теперь так зовут? Забавно… Вообще-то, я и не собирался с ней разговаривать. Это нудно и муторно. Не-ет. С ней пообщается сам Мастер. Он вскрывал и не таких затворников. Узнает всё, что ему нужно. Ну а потом сотворит с ней что-нибудь зрелищное, на потеху братьям. Мы эту туннельную крысу давно ловим. Думали, что она сдохла под завалами. И тут на те! Такое счастье привалило. Человек и предательница-воровка. Две цели одним ударом. Спасибо тебе… Э-э, а как к тебе обращаться?

— Писатель.

— Спасибо тебе, Писатель. Не знаю, что ты пишешь, но я бы это почитал. 'Стойте!' — словно выстрел прозвучал в воздухе чей-то голос. — Никле селаго вар!

— Села никленхо, брат мой, — 5-59 остановил группу и приветственно поднял руки.

— Слэрго Латурил.

— Слэрго Латурил! — ответил голос.

— Слэрго Суллархо!

— Слэрго Суллархо!

— Это мы. Мы вернулись. И принесли богатую добычу.

Я уж думал, что сейчас к нам выйдет сам Латуриэль, и ошибся. Вместо него, с крыши частного дома спрыгнул грязный, но очень крепкий изгнанник, облачённый в самодельные доспехи из железок и автомобильных покрышек.

— Слава Мастеру Латуриэлю! Приветствую вас, братья! — подошёл к нам часовой. — А где же 6-16 и 6-41?

— Они не вернулись.

— Фаххетши Суллар…

— Зато гляди, брат, кого мы привели! — 5-59 толкнул меня. — Это человек! Настоящий человек! А вон, гляди, пойманная крыса 5-55!

— Благой день! — восхитился часовой. — Мастер ниспошлёт на нас великую благодать!

— И мы возрадуемся вместе с ним! Наконец-то Даркен Хо насытится сполна…

— Воистину, так будет, братья мои! Слава Даркену Хо! Что с 7-40?

— Сдох.

— Прекрасно. Значит завеса спала. Сколько хороших новостей за сегодня.

Нас притащили на аванпост суларитов, расположенный за жилыми домами — в складском ангаре. Как оказалось, там дежурило всего два боевика (один из которых встретил нас на подходе). Из их разговоров я понял, что изначально подразделение в составе десяти 'грязнуль' пыталось штурмом взять убежище 7-40, но безуспешно. Тот успел установить псионическую завесу, и не пропускал никого: ни своих, ни чужих. Покараулив его немного, сулариты догадались, что в определённое время завеса слабеет. Они сделали вывод, что это происходит из-за того, что сороковой, полностью контролируя излучение ай-талука, время от времени делает перерывы на подзарядку. Сквозь эту брешь было решено пробиться. Сначала отправили двоих на разведку. Те не вернулись. Вытаскивать их направилось ещё шестеро. И тоже пропали. Двое дежурных остались в ангаре, и ждали исчезнувший отряд больше недели, пока тот, по глупости, не был освобождён мной.

Конечно же, суларитам хотелось как можно скорее притащить меня к своему хозяину. Но, наученные горьким опытом, они всё же решили предварительно обследовать дорогу, ведущую в район ренегатов, отправив для этой цели бывших дежурных (которые, в отличие от сильно измождённых пленников сорокового, были полны сил и энергии, отчего, в сравнении с ними, выглядели как здоровенные бугаи). Привязав нас с Тинкой к стульям, остальные сулариты тут же принялись отъедаться, жадно поглощая остатки запасов.

Исхудавшие и опустошённые ай-талуком, эти ребята сильно смахивали на отморозков Грязного Гарри. Но даже при беглом рассмотрении становилось понятно, что сулариты — это не простые бандюги. Приспешники Гарри походили на диких бандерлогов, у которых всё шиворот навыворот, и кто в лес, кто по дрова. Здесь же просматривалась чёткая иерархия и суровая дисциплина. Сулариты хоть и не заботились о своих телах, но очень внимательно и строго следили за одеждой, оружием и средствами индивидуальной защиты. Даже самодельные доспехи, собранные из мусора, были подогнаны грамотно, почти красиво. Боевики Латуриэля регулярно оттачивали своё военное мастерство, умели работать в команде и отличались фанатичной преданностью единой цели, о которой, как я подозреваю, имели весьма смутное представление. Просто догматичность и безжалостность учения Латуриэля обрубали все попытки осмыслить правильность этого пути. Есть путь. И он правилен. Остальное — ересь и отступничество. Риторика прямая и острая, как гвоздь, но действенная во все времена.

Внутри суларитского общества построены весьма своеобразные и противоречивые взаимоотношения. Примерно анализируя его, может показаться, что социум суларитов вполне эффективен, в отличие от принципа разобщённости остальных изгнанников, которые, даже объединившись в Апологетике, всё равно остаются разобщёнными индивидуалистами, каждому из которых плевать на остальных. Грязный Гарри прекрасно доказал теорию превосходства объединения над индивидуализмом, без особого труда вырезая крутых, но одиноких изгнанников одного за другим. Так и здесь. Уверен, что Латуриэлю не составило бы большого труда сровнять Апологетику с землёй, если бы он не боялся там кое-кого…

Так же может показаться, что, несмотря на тоталитарную псевдорелигиозную диктатуру, сулариты 'очеловечились', и стали гораздо роднее друг другу, по сравнению с теми же 'чистюлями'. Это большое заблуждение. Да, сулариты действительно называют друг друга 'братьями'. Они действительно, как бы, заботятся друг о друге. Обращаются друг к другу в уважительном тоне. В общем, выглядят, как одна большая семья. Но всё это ширма. Дежурный этикет. Как знаменитая американская улыбка. Ярчайшим примером искусственности всех этих панибратств является тот факт, что 'братьями' сулариты называют не только изгнанников, но и изгнанниц. Это звучит нелепо и лишний раз доказывает реальное безразличие суларитов к своим ближним. То есть, для них братство — это всё, но каждый отдельный брат — никто. Пустое место. Парадоксально, но факт.

Даже это красивое суларитское обращение 'брат', признанием духовного родства вовсе не является. На мой взгляд, оно имеет нечто общее с советским обращением 'товарищ'. Ведь товарищами в СССР называли не только друзей, но и всех подряд, знакомых и незнакомых, мужчин и женщин, используя это слово как определение. Как официальное обращение, принятое в данном, конкретном обществе. 5-59 регулярно называл меня «братом». И когда угрожал мне ножом, и когда приматывал меня к стулу. Он действительно был благодарен мне за спасение (как бы идиотично это не прозвучало), в связи с чем выражал своё уважение. Личной неприязни у него ко мне не было. Как и у остальных суларитов. Они просто выполняли волю Братства.

Вы спросите, что побудило свободных изгнанников превратиться в этих безвольных, зависимых тварей, готовых на всё ради непонятно чего? Ответ очень прост. Проводя дни напролёт в поисках Суфир-Акиля, многие из них отчаивались. Они видели, как их тела постепенно приходят в негодность, оружие изнашивается, силы убывают, а легионы врагов всё накатывают и накатывают с разных сторон. В то время как Апологетика, мудрая и вожделенная Апологетика, не торопится их принимать, ожидая чего-то такого, чего они сами не знают. В конце концов, что такое Суфир-Акиль? Камушек на дороге? Шкура дикого зверя? Или сочинённое стихотворение? Это может быть всё, что угодно. Вариантов миллионы. Но Апологетика ждёт только один. И если ты ошибёшься — то будешь обречён. Вся борьба окажется напрасной. Для человека это, может быть, и пустяк. Но для изгнанника — приговор. Тем более, для 'грязнули', чьё тело изношено, избито, и из него сифонит энергия, как из прохудившегося мешка. В результате, страх перед смертью начинает меркнуть по сравнению со страхом получить отказ в Апологетике. Лучше умереть, имея цель, чем умереть, лишившись её. Философия изгнанников — своеобразная штука.

И вот появился Латуриэль. Отщепенец, пославший своих коллег к чёрту, и придумавший новую религию. Он подарил всем отчаявшимся и сомневающимся новый смысл жизни. Поставил под сомнение доктрины Апологетики, и круто свернул от них в сторону. Перевёл взоры изгнанников от обещанных апологетами фантастических миров — к нашему, реальному миру. К Земле. И поклялся, что поможет им вырваться из заточения, научив менять тела 'старых хозяев' как перчатки. Всё, что ему не хватает, это благословение нового божества — Даркена Хо, спящего в глубинах Раздольненского озера. Именно человеческой жертвой Латуриэль желал умилостивить жестокого бога. Сказанное звучит как полный бред, но сулариты ему поверили. Ведь по сравнению с абстрактностью апологетского Суфир-Акиля, новая секта предложила вполне определённую программу на будущее.

Разумеется, бывший апологет подался в пастыри и придумал всю эту чушь отнюдь не из-за своей дремучести. Этот хитрец преследовал свои туманные цели. И одна из этих целей теперь уже явно была определена. Он жаждал поквитаться со своими бывшими соратниками. Наверняка и меня он хотел использовать для того же. Ещё не успев познакомиться с ним, я уже понимал, что он — кто угодно, только не дурак. Достаточно было посмотреть, как фанатично ему предана армия. В какой узде он держит Братство. Как выверен и продуман кодекс, по которому строятся все отношения между суларитами. Нет, он явно не дурак. Рано или поздно я разгадаю его истинные мотивы. А пока…

За себя я практически не беспокоился, ведь я сам жаждал встречи с Хо, и был бы очень благодарен Латуриэлю за то, что он меня к нему отправит. Но вот Тинка. Её судьба меня сильно волновала. Конечно же, сейчас она лишь изображала беспамятство, как маленький хорёк, имитирующий смерть. А сама поди только и думала, как выбраться отсюда. Я-то её прекрасно знал.

История повторялась. Опять мы с ней пленники. И опять неизвестно, что нас ждёт. Где же Райли с мужиками? Почему не торопится нас вытаскивать? Я прикидывал разные варианты. Даже решил признаться суларитам, что общался с Хо. Но потом вовремя передумал. Ведь 5-59 наверняка слышал мой разговор с 7-40. А значит в курсе моей 'дружбы' с Хо. Если это не помешало ему взять меня в плен, значит пытаться запугать его этим именем заведомо бессмысленно. Для таких болванов только Латуриэль — рупор правды.

Пока я раздумывал, как обмануть суларитов и освободить Тинку, вернулся один из разведчиков. Перешагнув через порог, он тут же устало прислонился спиной к стене, и съехал по ней вниз, оставив кровавый след. Побросав плошки, сулариты бросились к нему. 'Ага!' — возликовал я. — 'Вот и спасатели прибыли! Ну всё, уроды, пишите завещания…'

— Что случилось? — стоя ближе всех к нам, спросил 5-59.

— Джамбли вырвались из подземелья, — ответил ему 4-43, стоявший над раненым, и слышавший его бормотание. — Там их много. Путь полностью отрезан.

— Этого следовало ожидать, — ничуть не удивился командир. — Теперь их некому сдерживать, вот и поползли на свет.

— Что делать будем, брат? — спросила суларитка, прохаживающаяся среди пустых ящиков.

— Ничего. Будем ждать. Скоро джамбли расползутся по округе и дорога освободится. Порознь они не так опасны, как в группе. Посидим, подождём. Заодно восстановим силы.

— В твоих словах звучит мудрость, брат.

— 5-40 сильно ранен, — сообщил суларит, ощупывающий порезанного джамблями 'брата'. -Он не может остановить кровотечение сам.

— Потеря брата 5-40 нежелательна, — кивнула суларитка. — Он нам ещё пригодится.

— Ну так возьми что-нибудь, и перетяни ему рану, — не прекращая жевать, ответил 5-59.

Рябая суларитка покрутила головой, и, видимо, ничего не придумав, продолжила вопрошать, — Что взять, брат?

— Любую тряпку. Оторви и перемотай.

— У меня нет лишних тряпок.

— Я тоже не дам, — добавил другой суларит.

— И я, — произнёс третий. — Это нецелесообразный расход материала.

— Ай, братья! Возьмите вон у неё, и не отвлекайте меня от трапезы! — 5-59 указал на Тинку.

Пожав плечами, суларитка побродила у нас за спиной, гремя железками, и откуда-то притащила ножницы. Подойдя к Тине, она повертела ими в руках, несколько раз приноровилась, но что-то её смущало.

— Смотри, не зарежь её, 6-53, -краем глаза смотрел на подчинённую пятьдесят девятый.

— Крыса должна быть целой и невредимой. Не испорть Мастеру подарок.

Послушная, но туповатая 6-53 наконец выбрала место. Оттянув пальцами джинсы на тинкином бедре, она аккуратно их прорезала, затем всунула в разрез острие ножниц и стала отрезать всю штанину целиком. 5-59 покачал головой, и вернулся к еде. Скрутив штанину жгутом, 6-53 отнесла её к раненому, и начала неумело перетягивать его наполовину отсечённую руку.

— Хочешь поесть, брат? — обратился ко мне командир.

— А ты меня развяжешь?

— Какой ты хитрец.

— Я из чужих рук не ем.

Оттирая кровь со своих ладоней, к нам подошёл 4-43. Сухонький, с бородкой, похожий на бывшего профессора.

— Нет, не жилец, — констатировал он. — Горе пришло к нам, брат 5-59.

— Великое горе, — ответил 5-59. -Возлюбленный брат наш 7-23 уходит. Братство понесло утрату.

— Квегат ма клинкх.

— Квегат ма клинкх.

Они вроде бы скорбели, но в то же время говорили в такой интонации, как будто бы смерть их побратима была им вообще до лампочки. Никаких эмоций. Никаких переживаний. Просто этика делового общения.

Где же мои друзья? Куда они подевались? Надеюсь, что джамбли их не тронули. Вероятно, именно сбежавшие джамбли стоят сейчас между нами. Когда же всё это закончится?

— Ничего, скоты, скоро Райли вас пошинкует, — меня так сильно переполняла ненависть и тревога, что я пробормотал это вслух.

— У? — оба суларита повернулись ко мне. — Ты что-то сказал, брат?

— Ничего я не говорил.

— Кто такая Райли? — 4-43 подошёл ко мне и подтянул голову вверх за подбородок. — Я всё слышал.

— Райли — это Z345/7-37 субкод 2. Слыхали о ней?

— Та, что живёт на окраине? — спросил 5-59 у 4-43.

— Та, что завалила 4-20, -кивнул тот, отпустив моё лицо.

— Не эта ли шельма перемолотила целый отряд 3-16?

— Не стоит преувеличивать её силу, брат. Скорее всего, шестнадцатый добрался до её территории уже сильно потрёпанным. Изгнанники, которых он побеждал, без боя не сдавались. Тридцать седьмой просто посчастливилось его добить. Вот и вся заслуга.

— Она его убила, или не она, какая теперь разница? Гораздо интереснее, откуда наш брат Писатель знает о ней?

— И что тридцать седьмая делает в этих краях? — наклонился ко мне 'профессор' 4-43.

— Пришла вместе с нами, — признался я.

— Погоди-погоди, — 5-59 отставил тарелку. — Говори, да не заговаривайся. Изгнанники группами не ходят. Это против законов Апологетики. Передвигаться группами могут только свободные от апологетических предрассудков вестники Суллара. Выходит, что 7-37 стала сулариткой? Не думаю, что это правда. Значит ты мне врёшь?

— Не вру. 7-37 нашла Суфир-Акиль. Мы возвращались в Апологетику вместе. Но не как отряд. А каждый сам по себе. Просто так совпало, — ответил я.

— Теоретически, обретшим Суфир-Акиль не возбраняется становиться попутчиками других обретших на Тропе Блудных Детей, — покосился на командира 'профессор'. -Случай, конечно, редкий, но не противозаконный.

— Допустим, допустим, — задумался тот. — В принципе, это даже объясняет, почему при них не оказалось никаких вещей. Всё могла забрать тридцать седьмая.

— Сейчас она, наверное, уже предстала перед апологетами, — ответил 4-43.

— Ты ей завидуешь, брат? — поймал его на слове командир суларитов, чем жутко перепугал.

— Никак нет! Слэрго Латурил! Слэрго Суллар Хо! Моя жизнь — это Братство!

— Спокойно, мой дорогой брат, спокойно. Братство тебе верит. Не давай ему повода в тебе сомневаться.

— Я клянусь, брат!

— Райли не пойдёт в Апологетику, — прервав их острый диалог, усмехнулся я. — Она придёт за мной.

— Была бы человеком — наверное и пришла бы, — спокойно отвернувшись от сорок третьего, возразил 5-59. -Но изгнанник, нашедший Суфир-Акиль, стремится лишь к одной цели — скорее принести его в Апологетику. 7-37 смылась вместе с вашими вещами. Суровая правда жизни, брат.

— Посмотрим, кто из нас прав.

— Он умер! — крикнула со стороны выхода 6-53.

— Квегат ма клинкх, — произнёс командир.

— Я же говорил, что не следует попусту тряпки переводить, — добавил 'профессор' с явной радостью в голосе, что его больше не подозревают в симпатиях к Апологетике.

С улицы донеслось неравномерное постукивание.

— Тише, братья, — предупредил суларит, стоявший у двери, стягивая с головы капюшон. — Джамбли рядом.

— Мы не должны бояться джамблей, — разведя руками, прошёлся по кругу 5-59. -Здесь мы в безопасности. Стены этого ангара и благоволение Даркена Хо уберегут нас от беды.

Кто-то ударил чем-то тяжёлым по стене с противоположной стороны, вызвав дребезжащее эхо. Сулариты ощетинились ножами.

— Спокойно, спокойно! — повысил голос 5-59. -Они уйдут!

— Уверен, что уйдут? — спросил я у него. — Не похоже на то, что они собираются расходиться. Скорее, они пытаются сюда ворваться.

— Писатель… Джамбли — это примитивные существа. Раньше их пытался контролировать 7-40, но теперь они предоставлены сами себе. Как неприкаянные. У них нет своего разума. Только инстинкты, — хладнокровно ответил 5-59. -Эти джамбли пришли сюда по кровавому следу нашего бедного брата. Просто не открывайте им дверь, и они уйдут. Переключатся на что-то другое. Нам нет смысла…

Что-то заскреблось по внешней стене. Всё выше и выше — на крышу.

— Примитивные существа?! — чувствуя, как страх поднимается от пяток вверх по ногам, заставляя колени трястись, воскликнул я. — Умеющие лазать по стенам, да?! Развяжи меня!

— Сиди тихо, не рыпайся! — пригрозил мне ножом 5-59, и тут же впился глазами в гулко проминающийся ржавый потолок. — Это уже не джамбль…

— Если не джамбль, тогда кто? — спросил 4-43.

— За дверью точно джамбли, — произнёс суларит с капюшоном. — Я их ни с кем не спутаю.

— А на крыше кто?

– 'Райли', -догадался я. — 'Только почему так шумно? Это же не её почерк. Отвлекает?'

В дверь кто-то сильно долбанул чем-то вроде молотка. Стоявшие у двери боевики выстроились напротив, приготовившись отражать атаку. Позади меня с потолка что-то посыпалось. Проваливаясь внутрь, заскрежетало ржавое железо. Было такое ощущение, что сейчас на меня упадёт кусок крыши, поэтому я тут же пригнулся, насколько мне позволяли путы. Где-то за спиной что-то действительно упало, характерно хряснув и захрипев. Я не видел и не понимал, что это. Но сторожившие меня 5-59 и 4-43 моментально бросились туда и вступили с кем-то в бой. Молчаливая возня продолжалась минут пять. Слышалось лишь сопение, глухие удары, лязганье металла и чужеродные всхрипывания.

— Всё, — раздался голос 5-59. -Хватит.

Задрав голову я прищурился, увидев кусок голубого неба, светившегося из внушительной дыры, с края которой свисал лист провалившегося вниз кровельного железа. Поглядел себе под ноги, и увидел как по полу ползёт ручеёк чёрной жидкости. Выходит, что сулариты завалили джамбля, а не кого-то из наших.

— Как он залез на крышу? — удивился 'профессор'. -Не знал, что они так умеют.

— Ну залез и залез, — ответил 5-50. -Смотри, какие у него крючья. Специально, чтобы цепляться.

— Хорошо, что он при падении себе шею сломал. Долго возиться не пришлось.

В дверь снова кто-то ударил. Запертые ворота ангара царапали и ковыряли.

— Да когда ж они утихомирятся?!

— Ты следи за крышей. Остальным наблюдать за дверью. И не бойтесь, братья! Даркен Хо нас охраняет!

— Хреново он вас охраняет, — процедил я.

5-59 хотел было что-то мне ответить, но прежде чем он открыл рот, посторонние звуки на улице разом прекратились.

— Тихо!

— Они уходят, — сообщил 'капюшон', прильнув к воротам. — Отступают.

— Я же говорил, — командир саркастично улыбнулся мне. — Не двигайтесь, и не повышайте голос. Не привлекайте их снова.

— Глупые твари, — ухмыльнулся 'профессор'.

Несколько минут в ангаре висела тишина. Затем, на улице что-то заскрипело, быстро наращивая частоту лязгов.

— А это ещё…

Последовал удар по ангару такой мощи, что вся конструкция зашаталась, как карточный домик. Переломив засовы, ворота вогнулись вовнутрь, отшвырнув 'капюшона' далеко назад. Между приоткрывшимися створками виднелся радиатор грузовика, на котором корчилась пара придавленных джамблей. Они завели машину? Но как?! Тут я вспомнил, что этот грузовик стоял на эстакаде, под большим наклоном. И как раз напротив въезда в ангар. Значит просто сорвали ручник. Уродливый джамбль с глазами-лампами и встроенной в лоб видеокамерой, несмотря на то, что был практически вмят в одну из створок, всё же пытался дотянуться до кого-нибудь косой, имплантированной в руку. Громко хрюкая, он царапал огромным металлическим когтем обшивку ворот. Второй джамбль, с наполовину размозжённой черепушкой, просто подёргивался время от времени, истекая чёрной гадостью.

Сулариты такого явно не ожидали. Всего лишь несколько минут назад их до глубины души поразил джамбль, умеющий лазать по крышам, а теперь, не дав добром отойти от подобного парадокса, давно заброшенный автомобиль внезапно пошёл на таран.

— Как они это сделали? — выдохнула 6-53.

— Я думал, что лишившись контроля сорокового, джамбли станут тупее, — поражённо заметил 'гаваец'. -Но они наоборот поумнели.

— Это не джамбли, братья, — сильно помрачнел 5-59. -Писатель, ты не соврал мне. Но почему же она вернулась?

Из кабины грузовика, лишившегося при ударе лобового стекла, выпрыгнула Райли, проскользила по капоту, и уселась спереди, свесив ноги. Заревев, джамбль попытался развернуться к ней, взмахнув косой, но тут же получил удар ножом в шею. Из его незакрывающегося рта с бульканьем и пузырением полился кровезаменитель. Выдернув лезвие, изгнанница осмотрелась и хищно ощерилась, обнажив зубы, покрытые странной чернотой, похожей на ту, что остаётся после поедания гигантского лопуха. Сулариты выжидательно напряглись. Пятеро против одной. 6-53 и 6-16 — ближе всех, метрах в трёх от неё. Высокий, усатый 'грязнуля' стоял чуть подальше — возле трупа. А 5-59 и 4-43 — около нас с Тинкой.

— Всем привет, — поздоровалась Райли, внимательно поглядывая на суларитов.

— Тридцать седьмая? Не ожидал тебя здесь увидеть, — ответил 5-59. -Полагаю, что причина твоего визита ровно одна. Ты хочешь присоединиться к Братству.

— В гробу я видела ваше Братство, — поморщилась охотница. — Я пришла во-он за ним… И за ней.

— То есть, ты рискуешь своим Суфир-Акилем ради этих двух? Что за бессмыслица? Я перестаю понимать инсуалити.

— Давай завершим этот пустой разговор. Я заберу Писателя с пятьдесят пятой, и мы спокойно уйдём, пока джамбли не вернулись.

— Никто не сможет забрать у нас то, что принадлежит Мастеру Латуриэлю!

— Почему-то я сразу была уверена, что по-хорошему мы с вами не договоримся, — Райли постучала по капоту. — Флинт, вылазь!

— Ну на хрена ты меня спалила? — послышалось ворчание Флинта, выползающего из-под бампера. — Я так хорошо сидел. Теперь никакого эффекта внезапности не получится…

— Милый. Внезапность — это я, — засмеялась тридцать седьмая.

— Ещё один изгнанник?! Кто? Кто там с тобой? — пригляделся 5-59.

— Дед Пихто, — окончательно выбрался из-под машины Флинт. — Привет честной компании. Ба, кого я вижу! Пятьдесят третья! Вот значит куда ты подалась. А я думал, ты в Апологетике…

— Тридцать шестой? И ты здесь? — поразился командир. — Тебя-то что заставило?

— Сам не знаю, — отряхивался Флинт. — Наверное, приключений на задницу не хватает. А ты, я так понимаю, 'добрый падре' 5-59? Это ты пятьдесят третьей мозги засрал своей суларитской фигнёй?

— Не богохульствуй, юродивый! Жаль, очень жаль, что 3-16 не порешил тебя, дурака.

— Хех! Нашёл кого вспомнить.

— Так. Поболтали и хватит. Я слышу джамблей, — обернулась Райли.

— Говорил же, надо было дальше их отгонять, — ответил Флинт. — А теперь, пока это мы с суларитами провозимся. Вон их сколько. Пятеро стоят, двое лежат…

— Эти двое не считаются.

— Да нам и пятерых хватит за глаза.

— Я разберусь, — Райли соскочила с капота. — Держи меня. И смотри, не урони.

Глядя на 'концерт', разыгрываемый ими, я до последнего был уверен, что главную скрипку в нём должен сыграть Гудвин. И с огромным предвкушением ожидал его красивого выхода. Но я даже близко не мог предположить, что произойдёт на самом деле, и был поражён внезапной развязкой ничуть не меньше опешивших суларитов.

Сначала Райли убрала ножи. Это уже было чем-то из ряда вон выходящим. Затем, она что-то вынула из нагрудного кармана, и быстро разжевала, испачкав губы тёмным веществом.

— Да ты сумасшедшая, — начал догадываться 5-59. -Ты соображаешь, что творишь?!

Ничего не ответив, Райли дёрнула правой рукой, и из неё, с потрескиванием статического электричества, которое обычно слышится, когда снимаешь синтетику, выскочила наружу хрустально-прозрачная копия. При этом, биологическая рука повисла вдоль туловища, как плеть.

— Шикарно, — прошептала она, разглядывая освободившуюся энергетическую конечность.

— Убейте её! — скомандовал 5-59. -Пока полностью не расслоилась! Убейте материальную оболочку!

'Рябая' и 'гаваец' бросились в атаку. Райли оказалась быстрее. С треском, похожим на звук рвущейся ткани, она окончательно освободилась от оков человеческого тела, которое, лишившись хозяина, беспомощно обмякло, подхваченное подоспевшим Флинтом.

— Боже, вот это ощущение! — раскинув руки, Райли врезалась прямо в бегущую на неё пару.

Послышались хлопки разрядов от соприкосновения враждебных энергетических структур, и сулариты разлетелись в разные стороны, как кегли, корчась и воя от боли. Поняв, что сражаться с освободившейся изгнанницей бесполезно, усач, прошмыгнув вдоль ворот, решил сразу напасть на Флинта. Оказалось, тот уже его ждал. Быстро, но аккуратно опустив безвольное тело Райли на пол, он встретил суларита во всеоружии и вступил с ним в бой. Глядя, как они сражаются, я сразу отметил, насколько эта рукопашная схватка серьёзнее потасовки с гопниками Грязного Гарри, вся сила которых была в их количестве. Даже измождённый пленом суларит бился с Флинтом на равных. Пару раз он отбрасывал его от тела тридцать седьмой, но нанести ей смертельный удар не успевал — Флинт вновь возвращался, и мешал ему. К тому моменту, Райли поочерёдно раздавала оплеухи то 6-53, то 6-16. Нужно признать их упорство. На собственной шкуре я испытал, что такое соприкосновение двух энергий. Хватание за оголённые электрические провода — просто жалкое подобие. А тут такие удары. Такую же боль испытывала и Райли, но ярость и злоба бросали её на поднимающихся с пола суларитов снова и снова. С поистине космической скоростью металась она от одного врага — к другому, опрокидывая их навзнич, и рикошетя при этом в противоположные стороны. От многочисленных замыканий, её энергоструктура будто закипала, светясь всё ярче. Я не знал, хорошо это, или плохо. Только смотрел на битву, затаив дыхание.

В какой-то момент, Райли подловила 6-53, пытавшуюся совершить рывок в сторону Флинта, и с размаха пробила ей голову насквозь. Кулак, совершенно не повредив биологическую оболочку, вошёл в лоб, и вышел из затылка. От ужасной, невыносимой боли, обе изгнанницы завопили дурными голосами. Внутри сияющей энергии Райли вспыхнула красная сетка нервов, по которой гонялись беспорядочные импульсы. Обоих сильно колотило. И в разные стороны летели хлопья отмирающих энергетических хвостов. Тем не менее, Райли, превозмогая свои страдания, всё же дождалась, когда 6-53, не выдержав сверхперегрузку, после серии мозговых кровоизлияний, издала клекочущий горловой хрип и стала оседать на пол. Охотница со стоном выдернула руку, и её соперница, уже мёртвая, грохнулась на грязную поверхность, источая кровь изо рта, носа и ушей.

Флинт, получивший два ощутимых тычка ножом, совершил обманный манёвр, и, заблокировав очередной удар противника левой рукой, правой ухватил его за голову и ударил об капот грузовика. Усатый оттолкнулся от машины, после чего сделал опасный выпад, вскользь зацепив Флинту ребро. Пожертвовав очередным пропущенным ударом, 7-36 обрёл кратковременное преимущество, и тут же им воспользовался. Сначала всадил нож врагу в пах, а затем, практически мгновенно — в сердце. Не выпуская ножа из рук, суларит опрокинулся, едва не упав на тело Райли. Перевести дух Флинту не дал 'гаваец', успевший оклематься и подобраться к нему, пока энергетическая Райли сцепилась с 6-53. Уставший изгнанник лишь успел заблокировать удар, и они вдвоём, потеряв равновесие, свалились на пол. Покатались немного, стараясь подмять друг друга. В итоге 6-16 сумел превзойти Флинта. Оказавшись сверху, он замахнулся ножом, но тут же выронил его, вскрикнув от боли. Его запястье перехватила подоспевшая Райли. Не долго думая, Флинт освободил руку с ножом, и одним махом рассёк противнику горло.

— Ещё бы чуть-чуть, — 7-36 без сил стукнулся затылком об пол, даже не попытавшись сбросить с себя конвульсивно вздрагивающее тело убитого.

— Молодец, — склонилась над ним Райли.

— Ещё бы не молодец, — отдувался Флинт. — Только не прикасайся ко мне, хорошо?

5-59 угрюмо поглядел на 'профессора'.

— Эти двое не должны им достаться, — произнёс он. — Либо Мастеру, либо никому. Ты понял?

— Да, брат, — кивнул 4-43, встав позади меня и Тинки с двумя ножами, удерживаемыми в непосредственной близости от наших шей. — Я не подведу.

— Эй, 7-37! — окликнул командир Райли. — Или как к тебе лучше обращаться? Райли? Мне жаль тебя. Ведь ты не ведаешь, что творишь.

— Как раз сейчас я прекрасно ведаю, что творю, — та медленно полетела в его сторону, переливаясь сочными цветами, и оставляя шлейф угасающей энергии. — Тебе не понять этого. Меня ничто не сдерживает. Ничто не ограничивает. Это ни с чем не сравнимое удовольствие!

— Не приближайся! Я не смогу убить тебя, зато смогу убить их. Они ведь тебе зачем-то нужны?

— Не прикасайся к ним, — Райли остановилась.

— Вот так и стой. И жди, пока не рассеешься полностью. Печальный финал для хорошей изгнанницы. А ведь могла обрести счастье под сенью Братства.

— Отпусти их сейчас же, — её глаза загорелись красным цветом.

— Райли, ты распадаешься! — испугался я. — Ты теряешь свою форму! Скоро от тебя ничего не останется!

— По-моему, тебе пора вернуться в своё тело, — добавил Флинт, выбираясь из-под мёртвого суларита. — Кажется, оно того и гляди протухнет.

— Тело — это тюрьма, — сверкала улыбкой Райли. — Наконец-то я свободна.

— Разумеется, 7-37, ты свободна, — елейным голосом вещал 'командир'. -Зачем тебе, свободному существу, вся эта низменная шелуха? Тебе не нужен ни этот человек, ни эта крыса. Улетай. Наслаждайся своей свободой.

За спиной у 'профессора' тихо опустилась верёвка, но он, увлечённый напряжённым моментом, не заметил этого.

— Ты прав, — согласилась Райли. — Действительно, мне это не нужно. Ни этот человек, ни, тем более эта… Кто это вообще такая? Теперь мне нужно другое.

— Да-а, — заулыбался 5-59. -Именно, именно…

— Мне нужно другое… Мне нужно… Забрать твою энергию!

— Ведьма! Мастер Латуриэль отомстит за меня!

Изгнанница рванулась прямо на него и они столкнулись, с сильным хлопком электроразряда. Райли целиком вышибла пятьдесят девятого из собственного тела, сразу упавшего, как подкошенное, и они вместе пролетели ещё пару метров, с искрами и дуговыми молниями свалившись прямо напротив меня. Прозрачный силуэт 5-59 бился и верещал, словно его жарили на раскалённой сковороде. Сидящая на нём Райли, вспыхивающая кровавыми переливами, с безумным визгом запустила обе руки вглубь его эфирного тела, и я увидел, как по ним полилась энергия. Преодолев свою боль, дойдя до грани безумия, моя подруга превратилась в самую настоящую вампиршу. С иступлённым наслаждением она вытягивала жизнь из умиравшего в страшных муках суларита.

Не выдержав, 4-16 проскочил между мной и Тинкой, бросившись было на помощь своему командиру, но остановился в нерешительности, боясь прикасаться к двум бьющимся в смертельном экстазе энергетическим сгусткам.

— Убей их! — заметив его приближение, заорал 5-59. -Немедленно! Когда 'профессор' повернулся к Тинке, чтобы выполнить приказ, девочка чудесным образом ожила, и, сбросив разрезанные путы, вскочила со стула. Молниеносным движением, она нанесла шестнадцатому удар в горло, развернула ладонь, вцепилась в кадык, и резко вывернула его, порвав сонную артерию. С протяжным шипением, 4-16 уронил нож, который она тут же поймала, и рухнул замертво.

— Это не твоё, — злобно произнесла Тинкербелл, убирая своё оружие в ножны. Я почувствовал, что мои путы кто-то разрезает, обернулся и увидел Гудвина, успевшего спуститься с крыши на верёвке.

— Гудвин! Как же я рад тебя видеть! Здорово вы всё спланировали! Если честно, я думал, что Райли и Флинт — просто отвлекают этих уродов, а ты нападёшь сзади.

— Я тоже так думал, Писатель, — ответил Гудвин.

— В смысле?

— Райли! — перебил наш разговор крик Тинки. — Хватит! Возвращайся!

— Это кайф, — блаженно хохотала она. — Это кайф!

— Он мёртв, красавица, — освободив меня, подошёл к ней Гудвин. — Ты всё из него выкачала. Заканчивай.

— Не хочу! Не хочу-у-у, — пела Райли.

— У неё крыша поехала, — Тина подбежала к её холодеющему биологическому телу, возле которого стоял Флинт, и пощупала пульс. — Сердце не бьётся… Райли, быстрее назад!

— Да идите вы, — она лишь смеялась и радостно кружила вокруг нас с Гудвином.

— Ей кранты, — опустил голову 7-30.

— Райли! Приди в себя! Ты должна вернуться! — я попытался её остановить.

— Не-а. В эти кандалы я больше не влезу!

— Райли, пожалуйста! Пожалуйста!!! Вернись!

— В это уродливое тело?

— Да, оно уродливое! Но лишь потому, что в нём нет тебя!

— Ты правда так считаешь? — она остановилась.

— Райли, я люблю тебя! Ты нужна мне. Вернись. Пожалуйста.

— Ты мне тоже небезразличен. Но возвращаться туда. В этот кусок мяса. Я не знаю.

— Ради меня. Только ради меня.

Вздохнув, она подлетела к своей безжизненной оболочке, которая успела посинеть.

— Райли, скорее, — глядела на неё Тинка. — Ты нужна Писателю.

— Ещё пара секунд, и твоя тушка начнёт вонять, — добавил Флинт.

— За что мне это? Зачем? — с неохотой, Райли начала опускаться, ложась в своё тело и постепенно заполняя его жизнью.

Потрескивая замкнулись контакты на руках, на ногах, на пальцах. Последней воссоединилась голова. Тело вздрогнуло. Потом резко выгнулось, реанимируя сердечную деятельность.

— Главное, чтобы мозг не успел крякнуть, — шепнул Тинке Флинт. — Тогда ей труба.

— Райли, — потрогала её Тина.

Я упал рядом с ней на колени, и взял за руку. Ладонь наливалась теплом, и реагировала на прикосновение. Сжатые губы приоткрылись. Веки начали заметно дрожать.

— Мозг работает, — улыбнулась Тинка. — Успела… Вот, дурища!

— Ещё какая, — кивнул Флинт. — Но мне понравилось её шоу.

Райли приоткрыла глаза, и посмотрела на тинкину голую ногу. — Это у тебя полушорты, или полубрюки такие? Кстати, тебе идёт.

— Хорошо, что вместе с ногой не отрезали, — заулыбалась Тинка.

Пока мы отвлеклись, лежавший невдалеке суларит в капюшоне вскочил, как ошпаренный, и набросился на меня со спины. Я не успел отреагировать. Лишь услышал характерный 'Хык!' после чего, едва не убивший меня изгнанник, согнулся пополам и прилёг, будто бы на него вдруг накатила тяжелейшая усталость.

Убивший его Гудвин, как ни в чём не бывало подошёл к нам, и, вытирая нож, обратился к Райли, — Послушай, тридцать седьмая, помнится, я велел тебе охранять талукан, а не нажираться им. Было такое?

— Было, — с трудом выдавила Райли.

— Ну так какого…

— Я хотел её отговорить, — виновато ответил Флинт. — Но мне было интересно посмотреть, что с ней произойдёт.

— Как же мне хреново, — пожаловалась 7-37. -Всё тело, как сплошная рана.

— Так тебе и надо, — жёстко, но беззлобно произнёс Гудвин. — Флинт, Писатель, поднимайте её и уходим отсюда. Скоро тут появятся джамбли.

Мы принялись выполнять его приказание.

*****

Как выяснилось, после отключения завесы, Райли, Гудвин и Флинт сунулись было меня искать, но ещё на пороге учуяли суларитов. Тогда они решили, что завеса и попытка взять Тинку под контроль — это их рук дело. Когда же я рассказал, о планах 7-40, друзья очень удивились. Узнав, что в доме находятся сулариты, троица собрала наши вещи, замела следы и смылась, прежде чем освобождённые враги вышли проверять подступы к дому. Потом ребята проследили, куда нас отвели, определили численность неприятеля, и стали думать, как нас вытаскивать. Соотношение сил было восемь к трём. Шансов никаких. Тогда спасатели пошли на хитрость — выпустили джамблей из подземелья, и заманили их к базе суларитов. Причём рассчитали момент, когда пара разведчиков, проверив дорогу, будет возвращаться назад. Успокоившиеся сулариты, не встретив ничего подозрительного, уже подходили к базе, когда на них внезапно напали джамбли. Одного боевика убили сразу. Второй сумел отмахаться, но при этом получил две тяжелейшие травмы, от которых вскоре испустил дух. По следам отступающего, джамбли дошли до ангара. Команда спасателей разделилась. Гудвин забрался на крышу постройки, куда затащил одного из джамблей, подтянув его на верёвке. Оказавшись наверху, джамбль пополз за ним, и тут же провалился вниз через сильно прогнивший участок кровли. Это тоже входило в их план. Сулариты должны были поверить, что отверстие в крыше проделали джамбли. Затем, Райли и Флинт должны были увести джамблей подальше, заставив суларитов подумать, что выход свободен. Когда бы те отправили очередную разведку, изгнанники устроили бы на них засаду, а Гудвин, воспользовавшись замешательством остальных, спустился бы вниз по верёвке и освободил бы Тинку, добавив в актив команды ещё одного бойца, и тем самым увеличив шансы на победу. Однако отогнать от ангара всех джамблей у Райли с Флинтом не получилось. Двое особо настырных продолжали ошиваться у ворот. Вот тогда им и пришёл в голову безумный 'План Б'. Райли заправляется талуканом и таранит грузовиком ворота ангара, заодно давя джамблей. Затем, когда талукан начнёт действовать, освободившаяся от внешней оболочки Райли кидается на суларитов, в то время как Флинт защищает её тело. Под шумок, Гудвин освобождает Тинку и они присоединяются к веселью, напав с тыла.

Даже со спущенными колёсами, машина успешно протаранила двери, но действие загадочного вещества всё не начиналось. Тогда Райли пошла ва-банк, съев ещё одну порцию талукана. Это помогло ей расслоиться, но едва не свернуло мозги набекрень…

К счастью, всё обошлось. Мы вырвались из лап суларитов, и, что самое главное, преодолели сложнейший путь, выдержав все невзгоды и испытания. Перед нами распахнулись врата долгожданной Апологетики.

ЧАСТЬ-22. ТРИ СЕСТРЫ

Во время былых упоминаний Апологетики, я представлял её как некий монументальный храм. Нечто среднее между Парфеноном и Нотр-Дамом. Это представление превалировало в моём сознании даже несмотря на здравый смысл. Откуда было взяться величественному архитектурному ансамблю в закрытом военном городе? Но всё равно я ждал от неё чего-то такого, неповторимого.

О том, что мы пришли в Апологетику, я узнал лишь со слов своих спутников. Апологетика? А где она? Так вот же. Вот её врата. Обшарпанные зелёные ворота со звёздами. Стена с колючей проволокой и разбитыми фонарями. Какая-то внутригородская воинская часть, величием и сакральностью не пахнущая даже близко.

— Ну а что ты ожидал увидеть? — заметил моё разочарование Гудвин. — Пирамиду Хеопса?

Он был прав. Серьёзность Апологетики заключалась не в её внешнем виде, а в тех, кто её населял.

На территорию Хранилища Тайных Знаний мы вошли почти беспрепятственно.

— Арувит слагетши клекхо, — спросили с противоположной стороны.

— Саруш суфиракиле, — ответил Гудвин.

То же самое повторили остальные. Я, на всякий случай, ответил аналогично, хотя «саруш суфиракиле» означало «несущие Суфир-Акиль», а я никакого Суфир-Акиля не нёс. Ворота открыли. Щуплый привратник-чистюля на проходной указал нам путь в противоположный блок с маленькой дверью, хотя все и так знали, куда идти. Миновали вертушку. Более никакой охраны и никаких дежурных нам не попалось. Это было очень странно.

Маленький дворик за проходной так же был пуст. Сначала я посчитал, что здесь вообще никого нет.

— Я думал, что нас будут встречать, — шепнул я Райли. — Ну, там, приветствовать как-то. Или, может, обыскивать, проверять…

— До той поры, пока не представим Суфир-Акили, мы никто, и звать нас никак, — ответила та. — Поэтому на нас им наплевать.

— Не слишком ли они беспечны? Вместо нас к ним вполне могли заявиться те же сулариты.

— Апологетика надёжно защищена. Здесь собрались лучшие из лучших, — ответил Флинт. — Никто сюда не сунется в здравом уме.

— А если ума нет? Например, припрутся те же самые джамбли? Или гомункулы? Один часовой проблему не решит.

— Писатель, это — Апологетика. Мир внутри мира, — терпеливо объяснил Гудвин. — Последняя ступень нашего пути. Убежище, изолированное от внешних невзгод. Здесь безопаснее, чем где бы то ни было.

Мы вошли в первое помещение. Опять пустота. Никакой мебели, никаких лишних предметов. Только заштукатуренные стены. Правая стена была сплошь исписана буквенно-цифровыми символами. При ближайшем рассмотрении, это оказались «имена» изгнанников. Подняв с пола гвозди, мои друзья дошли до участка, где надписи обрывались, и по очереди стали вписывать себя, чиркая по сыпучей штукатурке. Последней записалась Райли, после чего протянула мне гвоздик.

— На.

— Зачем?

— Пиши.

— Что писать?

— Как что? Свой код.

— Но у меня же нет кода.

— Да это всего лишь формальность, Писатель, — улыбнулся Флинт. — Можешь вписать сюда любую цифру. Но вписать что-то нужно обязательно. Таково правило.

— Правда любую? — я недоверчиво посмотрел на Гудвина.

— Пиши-пиши, — кивнул он. — Только смотри, чтобы не совпало с кем-то уже записавшимся.

— Эх, ты! — я окинул взглядом исписанную стену. — Тут час проторчишь, пока всех перечитаешь.

— Да пиши уже быстрее что-нибудь, — подгоняла меня Тинка.

— Ладно. Пишу… Вот этого точно не должно быть, — я немного подумал, и аккуратно нацарапал рядом с записью Райли «Z-345/9-09». Просто так, наобум.

— Вот и молодец, — хлопнул меня по плечу Гудвин. — Идём дальше.

В следующей комнате находилась раздевалка, сохранившая свою функцию даже после катастрофы. Здесь вернувшиеся изгнанники должны были снять свои старые одеяния и облачиться в новые. Вот, оказывается, для чего мы тащили с собой запасную одежду. Райли и Тинка ушли в кабину санобработки, а Гудвин и Флинт стали переодеваться прямо здесь. Я поменял только верхнюю одежду, оставив свою жилетку, и сел на лавочку, дожидаться остальных.

— Выбери шкафчик и сложи старое туда, — указал Гудвин. — Потом его утилизируют.

Я послушался.

— Ещё бы помыться, — мечтательно промурлыкал Флинт.

— Баня только после признания, — ответил Гудвин. — Потерпи немного.

— А если не признают?

— Признают. Не теряй уверенности.

Переодевшись, мы прошли в «комнату ожидания» без окон. Тут были только деревянные лавки вдоль стен. В темноте, Флинт постучал рукой по стене, и повсюду загорелся свежий люминесцентный воск. Выходит, что нас всё-таки ожидали.

— Ну, а теперь будем ждать, — Гудвин сел на лавку, положив рюкзак рядом.

— Чего ждать? — спросил я.

— Когда позовут.

— А долго?

— Откуда же я знаю?

— А вызывать будут по одному?

— Да, но не сразу. Сначала запустят в «зону реабилитации». Это первая жилая зона. В ней бывшие изгнанники привыкают друг к другу, подавляя былое противостояние. Ведь апологеты не должны бороться друг с другом. Там живут те, кого недавно признали, и те, кто ещё ожидают признания конклава Верховных Апологетов.

— А вдруг меня не вызовут?

— Ещё как вызовут. Ты — уникальный случай. Впервые в Апологетику пришёл не изгнанник, а человек. Я думаю, что им будет, по меньшей мере, интересно, как ты вообще досюда дошёл?

— Меня немного трясёт.

— Это нормально.

Ожидание длилось очень долго. Отсидев себе весь зад, я попытался прилечь, съёжившись на узкой, неудобной лавочке. О том, чтобы задремать, не могло идти и речи, так как любое неудачное движение грозило падением на пол.

Спутники разговаривали мало. Тинка пожаловалась на разбитую голову, добром не успевшую зажить после удара об бордюр в Призрачном Районе, и снова травмированную в том же самом месте. Флинт сетовал на рану, которая, даже несмотря на остановленное кровотечение, сумела запачкать его белую рубашку. Я же старался вообще ни о чём не думать. Будь что будет.

— Поверить не могу, что 7-40 опустился до такого уровня, — сказал Флинт.

— Видите, к чему приводит употребление талукана, — ответил Гудвин.

— А чего вы на меня-то смотрите? — с подозрением взглянула на них Райли.

— А кто его жрал? Мы, что ли?

— Всё со мной в порядке уже. Голова только чумная.

— Легко отделалась, значит. Обычно изгнанники, обожравшиеся талукана, отрываются от реальности насовсем.

— У меня всё было под контролем.

— Конечно. Под этим 'контролем' мы тебя едва сумели обратно в тело запихнуть, — цинично напомнил Флинт.

— 7-40 тоже так думал. Что всё под контролем. Что он управляет ситуацией, — продолжил Гудвин. — Но всё оказалось иначе.

— Да что вы к ней привязались? — вступилась Тинка. — Она спасла меня и Писателя. Райли очень смелая.

— Смелость, граничащая с дуростью, — заметил Флинт.

— Зато ты, Флинт, так резво улепётывал от джамбликов, что чуть не столкнул нас с балкона в той подземке.

— Кто улепётывал?! Я прикрывал ваш тыл!

— Давайте потише, а? — Райли сдавила голову руками. — От вас башка гудит.

'Хорошо, что они не узнали о том, как я отдал нож командиру суларитов', -краснея, думал я. — 'Вот, позорище — так позорище'.

Дверь открылась, и в комнату заглянул представительный апологет в стильном костюме.

— Аруви, — он оглядел нас, и, кажется, опешил немного. — Вас так много.

— Мы — каждый сам по себе, — поспешил оправдаться Флинт.

— Хорошо. Идите за мной.

Вслед за провожатым, мы прошли по коридору, поднялись по лестнице, и далее, по застеклённому переходу — в главный корпус Апологетики. Глядя в окна, я успел рассмотреть, что на улице зеленеет огромный сад, с тысячами ярчайших цветов. От сочности красок в глазах зарябило. Под нами будто простирался новый Эдем.

Переход закончился, двери распахнулись, и мы вошли в просторное помещение 'реабилитационного блока', где жили новички, пришедшие в Апологетику последними. Тут меня поджидал необычный сюрприз. Внутреннее убранство жилого блока выглядело словно какая-то фантастическая декорация. Потолок и пол светились белым светом, а внешние стены были окрашены синевой, испещрённой мерцающими вкраплениями звёздочек. Повсеместно плелись диковинные растения и стояли статуи, изображающие героических изгнанников-апологетов. Полупрозрачные скульптуры были созданы очень искусно, практически с идеальной точностью. К тому же они подсвечивались изнутри разными цветами. Многочисленные двери внутренних помещений вели в жилые комнаты, половину из которых заселяли изгнанники, чьи идентификаторы значились на специальных табличках. Полноценные имена присваивали только апологетам, прошедшим реабилитацию.

Вокруг царила очень культурная атмосфера. 'Чистюли' прогуливались мимо статуй. Встречаясь с соседями, они заводили глубокомысленные беседы. Эдакое светское общество в мире изгнанников. На нас же никто внимания не обращал. Все отворачивались, и делали вид, что нас вообще не существует. Засмотревшись на очередную скульптуру, я проворонил идущего навстречу апологета, и тот больно толкнул меня плечом, даже не пытаясь со мной разойтись.

— Эй! Поаккуратнее можно?! — прикрикнул я ему вслед.

Он даже не обернулся.

— Что это за чванливые пижоны? — спросил я у Райли. — Кем они себя возомнили?

— Не сердись на них. Им нельзя с нами общаться. Пока нельзя.

— Кто им запретил?

— Никто. Таково правило. Пока нас не признали Верховные, мы здесь чужаки.

— Сюда, пожалуйста, — провожатый подвёл нас к лестнице, покрытой чем-то вроде мягкого светящегося ковра.

Лестница уходила вниз на много этажей. Основная часть центрального здания Апологетики располагалась под землёй. Круг за кругом, мы спустились вниз на два уровня.

— Теперь сюда.

Открылись стеклянные двери, и мы вошли в белоснежный холл, исписанный неведомыми письменами. Здесь тоже были статуи, но теперь, как я догадался, принадлежали они Верховным Апологетам. Два пьедестала оказались пустыми. На них было выбито: 'Водзорд' и 'Латуриэль'. Последнее имя затёрто, но его всё ещё можно прочитать. В торжественной обстановке наша группа дошла до закрытых дверей. На украшавшей их арке, обвитой чем-то вроде лавровых ветвей, было начертано: 'Размышление, Уравновешенность, Философия, Справедливость, Терпение, Свобода'.

— Конклав уже в сборе. Скоро вас позовут, — сообщил наш проводник. — Держитесь перед Верховными достойно и почтенно. Отвечайте на их вопросы лаконично, с полной искренностью. Талангеш Флаурата Ве Ловак.

Все поклонились ему, я тоже. После чего, оставив нас стоять возле дверей, апологет удалился.

— Что он сказал? — осторожно просил я у Райли.

Та открыла рот, чтобы ответить, но её опередил Гудвин, — 'хочу увидеть вас на этой стороне'.

— Что это значит?

— Апологет Викрисит выразил надежду, что Верховные нас признают.

И вновь ожидание. На этот раз в полной тишине. К нам постепенно подходили любопытные апологеты, и просто стояли в сторонке. В отличие от встреченных на верхнем уровне, эти уже не делали вид, что мы им безразличны. Они скромно разглядывали нас, как будто стеснялись подойти и что-то спросить. Скоро их набралось около десяти. Видимо, простые зеваки, решившие от скуки посмотреть, признают новеньких, или нет.

Дверь открылась, и к нам вышла похожая на эльфа пышноволосая девушка-апологет, одетая в длинное синее платье.

— Образец Z-345/7-30, -серебристым голоском позвала она, и Гудвин тут же вышел вперёд.

— Я.

— Иди за мной. Конклав ожидает тебя.

Вместе они скрылись за дверями. Я прислушался, но не смог различить ни единого звука.

— Как думаете, Гудвина признают? — тихо спросил я.

— Обязательно признают, — ответила Райли. — Здесь не может быть никаких сомнений.

— Его-то признают. А вот я всё равно что-то волнуюсь, — признался Флинт. — Мне кажется, Апологетике нужно больше, чем я нашёл.

— Ничего страшного, — улыбнулась Тинка. — Подумаешь, не примут. Станешь как 3-16. Таким же свободным и грязным…

— Помолчи уже. Скажи спасибо, что мы в Апологетике, иначе бы я тебе…

— Утихомирьтесь, — Райли болезненно сморщилась. — А то вообще никого не примут.

Вскоре Гудвин вышел. Его лицо сияло.

— Свершилось, — произнёс он.

— Поздравляю, апологет Гу… Эм… — Райли запнулась. — Тебе же теперь присвоят новое имя, да?

— Не-а, — засмеялся он. — Сначала Верховных очень удивило, что я уже обрёл имя. Но они не нашли в этом ничего противозаконного. И позволили мне его оставить.

— Здорово, — кивали Тинка и Флинт.

— Я очень рад за тебя, друг, — пожал я ему руку. — Кому там следующему заходить?

— Не знаю. Пригласят.

Тут к Гудвину вдруг подошли счастливые апологеты, до этого стоявшие от нас поодаль, и стали по очереди его обнимать.

— Приветствуем тебя, апологет Гудвин!

— Спасибо за Суфир-Акиль!

— Мы рады тебе.

— Выбери себе комнату в реабилитационном блоке, я провожу тебя…

— Погодите, — остановил их Гудвин. — Я бы хотел остаться и посмотреть, как признают моих товарищей.

— Да, да, — отступили радушные апологеты. — Конечно. Нам тоже очень интересно.

— Образец Z-345/7-36, -позвала девушка в зелёном.

— Уф… — заартачился Флинт.

— Смелее, пират! Ни пуха, ни пера! — подтолкнул его я.

— Да к чёрту… — он отмахнулся, и пошёл за служительницей.

Двери закрылись.

— Они очень строгие? — спросила Тина у Гудвина. — Верховные Апологеты.

— Они справедливые. Они видят нас насквозь. Общаться с ними одно удовольствие.

— Сейчас этот дурень там что-нибудь ляпнет, разозлит их, и нам не поздоровится.

— Брось, Тинкербелл, — Гудвин опять рассмеялся. — Это же Верховные Апологеты! Они непоколебимы, как гранитные скалы.

— Сколько их? — спросил я.

— Семеро: Фарлах, Артехог, Сегленда, Фюриэль, Кэсадат, Эвилон и Нибилар.

Двери открылись. Флинт вышел очень понурым. Мы тут же бросились к нему.

— Ну что?! Признали?!

Он покачал головой.

— Как? Почему?

Нас охватило замешательство. Даже Тинка сменилась в лице.

— Я как чувствовал, — Флинт скорчил плаксивую гримасу. — Я как знал… Я знал, что вы купитесь! Как я вас разыграл, а?! Ха-ха-ха! Попривествуйте апологета Флинта, детишки!

— Вот ты козёл. Ну разве так можно? — Райли покачала головой. — Даже поздравлять тебя не хочу.

Тинка отвернулась и сердито отошла в сторону. К Флинту потянулись апологеты, но он, протиснувшись между ними, подобрался ко мне.

— Писатель…

— Хоть ты и подлец, Флинт, но я тебя поздравляю, — я протянул ему руку.

Он не ответил на моё рукопожатие, вместо этого сграбастав меня в охапку.

— Др-ружище! Я так счастлив! Сбылась моя мечта! И ты это… Ну-у… Прости меня.

— За что?

— За то что наговорил тебе недавно. Я был на взводе. Переживал, что меня не признают, ну и…

— Да понимаю я… Ты был злым, потому что у тебя велосипеда не было… Забудь. Кто старое помянет — тому глаз вон.

— Образец Z-345/5-55, -пригласила 'эльфийка'.

Тинкербелл послушно пошла за ней.

Тинку мурыжили дольше всех остальных. Я очень за неё переживал. Всё-таки якшание с суларитами и воровское прошлое могли вылезти ей боком. Оставалось надеяться, что она припасла достаточно козырей, чтобы выкрутиться из щекотливого положения.

Почему же до сих пор не вызвали меня? Может быть и не вызовут? Я же не изгнанник. Тут я понял, что апологеты вызывают нас не по своей прихоти, а согласно последовательности записей, оставленных нами у входа. Если моё предположение верно, то следующая пойдёт Райли, а уж за ней — я. Зря я написал цифровой идентификатор вместо имени. С этим могут возникнуть проблемы…

Тинка выскочила из-за дверей, подпрыгивая от счастья. Мы сразу поняли, что её тоже признали. С визгом, она подбежала и прыгнула на меня, обхватив руками и ногами. Из её глаз катились слёзы. Долгие годы мытарств наконец завершились. Я искренне её поздравил, а вслед за мной и остальные присутствующие.

— Видел бы ты их лица, когда я им преподнесла свой Суфир-Акиль, — прошептала она мне на ухо. — Это похлеще разорвавшейся бомбы. Будь очень осторожен, общаясь с ними.

— Я постараюсь, — ответил я.

— Образец Z-345/7-37 субкод 2.

— Ну вот и до меня очередь дошла, — нахмурилась Райли.

— Всё будет хорошо, — пообещал я.

Она кивнула и, закусив губу, пошла к дверям.

Пока что всё проходило гладко, и моих друзей принимали в апологеты одного за другим. Поэтому я несколько расслабился, ожидая, что после Тинки Райли признают уже без всяческих сомнений.

Но Райли вышла задумчивой и хмурой.

— Ну что за лицо?! — встретил её я. — Не можешь поверить своему счастью?

Она ничего не ответила.

— Райли, в чём дело? Тебя признали? — спросила Тина.

— Нет.

— Да хорош тебе. После Флинта, этот розыгрыш вообще уже никуда не годится! — воскликнул я.

Но она ничего мне не ответила.

— Тебе что, правда отказали в признании? — спросил Гудвин.

— Нет. Не отказали…

— Райли, что ты нам мозги компостируешь? Признали тебя, или нет? Отвечай!

— Да отстаньте от меня! Пока ничего не известно. Сказали подождать. Они разберутся, что со мной делать.

Мы замолчали.

— Я ничего не могу понять, — удивлённо произнесла Тинка. — Как такое возможно? Что бы ни то и не другое. Обычно либо признают, либо отказывают…

— А я понял, — ответил Гудвин. — Ты ведь назвала Суфир-Акилем Писателя, верно? Тогда всё предельно ясно. Верховные пока не знают, зачем им Писатель. Для этого они должны будут пообщаться с ним непосредственно.

— Точно, — кивнула Тинка. — Так и есть.

— Ну, Писатель, теперь всё зависит от тебя, — сказал мне Флинт. — Ты не просто должен предоставить Суфир-Акиль. Ты должен доказать, что ты сам — Суфир-Акиль! Хе-хе…

— Образец Z-345/9-09… -неуверенно позвала меня апологетка.

— Кажется, это меня, — определил я.

— Давай, Писатель, удачи тебе. Мы будем тебя ждать, — ответил Гудвин.

— Спасибо.

Я вошёл в двери, и оказался в просторном, хорошо освещённом зале. Большим кругом, в несколько рядов, здесь располагались стулья, на которых сидели апологеты. А в центре стоял стол-президиум, за которым заседало семеро главнейших представителей Конклава. Что характерно, зал был условно разделён на две части. Слева находились 'грязнули', а справа — 'чистюли'.

— Остановишься в середине круга, — тихонько сообщила мне сопровождающая. — Поздороваешься. 'Арувило-Сего'.

Я кивнул, и она остановилась. Дальше я шёл один. В полнейшем молчании. Меня с любопытством сверлили десятки пар глаз. Ровно посередине зала, напротив президиума, я остановился.

— Арувило-Сего.

Мне не ответили. Вместо этого, Верховные продолжали пристально на меня смотреть. Это были пятеро мужчин и две женщины, разных возрастов.

— Я не могу прочитать, — произнёс седовласый мужик с длинной косичкой. — Ничего не вижу.

— Я тоже, — произнёс другой, пожилой дядька, в очках и при галстуке-бабочке.

— Похоже, что никто не может, — подытожил самый высокий и строгий брюнет с непроницаемо-каменным лицом.

'Наверное, бывший фээсбэшник', -подумал я, глядя на него. — Чекисты 'бывшими' не бывают…

— Странно. Очень странно, — поглядел на своих коллег пузатый мужчина с глубокими залысинами. — Впервые такое вижу.

— Что думаешь, Фюриэль? — спросил 'чекист' у молодой рыжеволосой женщины в красном платье, сидящей от него через одно кресло.

— Ничего не могу понять, — ответила та. — Я не знаю, кто это.

— По-моему, у нас внештатная ситуация, — подал голос сидевший скраю лысый человек, одетый опрятно, но выглядящий как суларит.

— Полагаю, что блокировка сознания является особенностью девятых образцов, — скрипучим голоском произнесла кудрявая дама бальзаковского возраста, похожая на учительницу.

— Мы не можем быть уверены в том, что это — действительно девятый образец, — ответил 'чекист'.

— Тогда давайте сами у него спросим? — наконец-то мужик с косичкой первым решил обратиться непосредственно ко мне. — Акилант-Лэгри — ты действительно имеешь идентификатор Z-345/9-09?

— Нет, — ответил я.

Верховные оторопели и зашушукались.

— Тогда почему ты написал его при входе? — сдерживаясь от лишних фраз, спросил тот же апологет.

— А я не знал, что мне написать. Думал, что это не принципиально. Сначала хотел написать своё настоящее имя, но мои спутники указывали только идентификаторы. И я не захотел отходить от правил. Написал, что в голову взбрело. Мне очень жаль, что я ввёл вас в заблуждение.

Они опять зашушукались.

— Значит ты не девятый образец? Тогда кто? — спросил 'чекист'.

— Я — человек.

Президиум зашумел. Говорили на альгершатахе, поэтому я ни слова не понимал.

— Человек? Здесь? — удивилась 'учительница'.

— Он лжёт! Он не мог пройти через защитные контуры! — приподнялся лысый 'грязнуля'.

— Спокойнее, Артехог, спокойнее, — осадил его 'чекист'. -Всему есть объяснение. Сегленда, что думаешь?

'Училка' заулыбалась, и, подёргивая головой, как обычно делают зрелые тётки от переизбытка чувств, начала:

— Все мы знаем, что система контуров условна. Кто их испытывал? Никто. Теоретически, Райли могла провести человека сюда. Повторяю, теоретически. И если вам интересно моё мнение, то я считаю, что это действительно событие. Он здесь, как минимум, неспроста.

— Значит ты — Писатель? — спросил апологет с косичкой.

— Всё верно. Простите, а кто из вас — великий апологет Нибилар?

— Да как ты смеешь?!

Несколько апологетов в гневе подскочили с кресел, но 'чекист' их опять успокоил.

— Всем успокоиться! Я понимаю, что Суфир-Акиль Тинкербелл сильно нас всех озадачил. Но прошу, давайте доведём дело до конца спокойно и без суеты.

— Он тоже нас не читает, — радостно произнесла рыжая Фюриэль. — Это хорошо.

— Если он нас не читает, значит он действительно не изгнанник, — кивал толстяк.

— Он оскверняет Апологетику своим присутствием, — брезгливо добавил 'грязнуля'.

— Погодите. Здесь он не как человек, а как Суфир-Акиль, — пояснила Сегленда.

— Она права, — чекист пристально вгляделся мне в глаза. — Скажи, зачем тебе Нибилар?

— Апологет Водзорд… Бывший апологет Водзорд, сказал, что только великий и мудрейший апологет Нибилар сможет помочь мне выбраться из города.

Повисла тишина. 'Чекист' тяжело вздохнул.

— Водзорд… Так я и знал… Хм-м… Никто не может выбраться из города. И никто не сможет тебе в этом помочь… Я — Нибилар.

— Для меня огромная честь, — склонился я. — Наконец-то я встретился с Вами.

— Боюсь, что зря ты проделал столь опасный путь, человек.

— Выгоним его! — воскликнул 'грязнуля'.

Остальные 'грязнули' в зале одобряюще зашумели.

— Артехог, не испытывай моё терпение! Тишина в зале Конклава! Я согласен с Сеглендой. Он здесь не как человек, а как Суфир-Акиль. И я не имею права пренебрегать Суфир-Акилем, пока не постигну его суть. То, что Писатель пришёл к нам — это знамение. Мы не понимаем, какое, но это не значит, что оно бесполезно.

— Может быть, уважаемому апологету Эвилону будет интересно, как я выжил, и как на меня подействовал 'Иллюзиум'? — осмелился спросить я.

Апологетов словно кипятком ошпарило. Они онять начали активно переговариваться, и совещались несколько минут.

— Милейший, милейший, — сквозь какофонию голосов, обратился ко мне мужик с косичкой.

— Поподробнее, пожалуйста. Я — апологет Эвилон. То, что ты сейчас сказал — очень необычно.

Я рассказал про пилюлю Робина, и про то, как прошёл через деотериев. Апологеты умолкли, и слушали меня не перебивая.

— Бред. Бред и чушь, — подытожил Артехог.

— Действительно, звучит как выдумка, — задумался Эвилон. — Писатель, знаешь что такое 'крепускулярная экстериоризация'? Это когда ты расслаиваешься. Вот — тело, а вот — энергия. Обе оболочки могут временно существовать независимо друг от друга. Допустим, ты попал в засаду деотериев. Допустим, экстериоризировал. Но при этом твоё тело бы осталось им на растерзание, а энергия — рассеялась бы спустя час. К тому же, в сумерках, ты бы лишился разума ещё быстрее. Но ты живой. Во плоти.

— Я сам удивляюсь. И сам не могу понять, как такое произошло. Зачем мне врать, сами посудите.

— Странно, очень странно. Я конечно подумаю над этим парадоксом, — пообещал Эвилон.

— Ты считаешь, что в этом есть смысл? — спросил Нибилар.

— Возможно. В любом случае, если это и правда, то основа её кроется в сумеречниках, давших ему 'Иллюзиум'. А сумеречники ничего нам не расскажут.

— А может и расскажут. Я принёс вам одну вещь, которая поможет восстановить связь с сумеречниками! Считайте это моим Суфир-Акилем! — эту фразу я произнёс с большим пафосом, ожидая, что Конклав будет шокирован и удивлён.

Но никакой бурной реакции не последовало.

— Мы в курсе, — ответил Нибилар. — И мы знаем, что это нашла Тинкербелл, а не ты. Нашла и отдала тебе. Верно? Выходит, что находка-то не твоя, а её. Хотел воспользоваться этим, чтобы обосновать свою значимость для Апологетики? Так не пойдёт. Суфир-Акиль Тинкербелл действительно важен. Мы все признали это. Но твой Суфир-Акиль до сих пор остаётся загадкой для нас. Итак, Писатель, что ты принёс нам, кроме самого себя?

— Я… Я… — я не знал, что ответить, умоляюще переводя взгляд с одного безучастного лица — на другое.

— Да. Что ты принёс нам, Чш-е-ловек? — прошипел Артехог.

— Мы ждём, — наклонилась Фюриэль. — Отвечай.

— Что я принёс? — я пошаркал ногой по полу. — Что-о, я-а принё-ос… Алую орхидею.

— Че-го?

По президиуму покатился гомерический хохот.

— Что он сказал?

— Он не в себе?

Он сумасшедший! На втором контуре у него повредился разум!

— Гнать его взашей! Нейтрализовать!

Не смеялся только Нибилар.

— Тихо… — произнёс он. — Я сказал, тихо!!!

Смех прекратился.

— Жёлтая, — произнёс Верховный в полной, звенящей тишине. — Лиловая… Алая… Белая…

– 'Закончишь песню ты свою,

Когда окажешься в раю', -тихо ответил я. -

'И обретёшь покой в ветвях Иггдрасили'.

— Проект 'Затемнение'? — лицо Сегленды вытянулось.

— Он перед вами, — поклонился я.

— Я всё ещё ничего не понимаю, — покачал головой Нибилар. — Кто за тобой стоит? Какова твоя миссия? Ты наше спасение, или наша погибель? Теперь я вижу, что в тебе заложено нечто очень важное. Но кто ты? 'Троянский конь', или 'Жанна Д`Арк'?

— Мы не должны лезть в проект 'Затемнение'! Это дело сумеречников! Не наше! — воскликнул Артехог. — О чём мы вообще говорим? Он же опорочил инсуакиль! Давал изгнанникам клички, как бездомным дворнягам! Он…

— Артехог, тебе не кажется, что в последнее время ты слишком перегибаешь палку, — гневно зыркнул на него Нибилар.

— Это ты, Нибилар, отходишь от истинного пути! Я всегда был предан Апологетике. Именно поэтому я сейчас здесь, с тобой, а не там — с Латуриэлем! Но я не намерен терпеть дальнейших осквернений наших святых постулатов! Я вижу, что это, с-существо, угрожает нашему Исходу! Сколько ещё нам ждать, когда нас заберут отсюда?

— Столько, сколько нужно! Всё зависит от Высших.

— Мы будем ждать. Будем! Но сейчас я боюсь, что этот человек может прогневать Высших!

— Он знает 'Гимн Лучезарной АлХезид', -робко произнесла Сегленда.

— Да. Но АлХезид — отступница!

— Прекрати эту ересь! — Нибилар стукнул рукой по столешнице. — Никто не имеет права оговаривать Высших! Пока я здесь присутствую, заседания Конклава не будут базарной площадью!

Он закрыл глаза.

— Я не собираюсь нарушать установленных правил, и приму окончательное решение только лишь после того, как выскажется каждый из вас. Начнём с тебя, Кэсадат.

Апологет в бабочке приподнялся.

— Сегодня я мало говорил. В основном слушал. И моё мнение от услышанного таково. Писатель должен быть внимательно изучен нами. Его природа нетипична. Неизвестно, человек ли он? Я за признание Райли, и за приём Писателя на изучение.

Сказав это, он сел на место.

— Фарлах?

— Меня задела излишняя резкость моего коллеги Артехога, — поднялся толстячок. — Но я согласен с ним в одном. Присутствие человека в Апологетике — противоречит здравому смыслу. Здесь его быть не должно. Ничего личного, Писатель, но ты пришёл к нам напрасно. Мне кажется, Райли пока не достойна нашего признания. Их обоих нужно попросить покинуть Апологетику. Спасибо.

— Фюриэль?

— Я за признание Райли. И за изучение Писателя. Но я не готова рисковать Апологетикой. Кто знает, что на самом деле принёс нам Писатель? Считаю, что его нужно изолировать пока не поздно.

— Эвилон?

— Меня заинтересовал этот экземпляр, и я готов его изучить. Мой бывший коллега Водзорд, конечно, безумен, но когда дело касается науки — его разум светел и чист. Он прислал Писателя к нам не просто так. Я уверен, что с Писателем нужно поработать. А Райли — признать.

— Сегленда?

— Райли должна быть признана. А вот Писатель под вопросом. Честно вам признаюсь — я не знаю, что нам с ним делать. Прогнать? Нейтрализовать? А если он посланник Высших? Оставить и принять? А если он не избранный, а простой авантюрист, который внесёт окончательный раскол в нашу священную общность? Глядите, мы уже ссоримся из-за него, и предъявляем претензии друг к другу. Нового разобщения Апологетике не пережить.

— Артехог?

— Сегленда сказала мудрую вещь. Нам не пережить нового разобщения. Не будем же усиливать разногласия, ставя под удар наши и без того усложнившиеся отношения. Есть только один способ предотвратить разлад. Нейтрализовать Писателя как можно скорее. А Райли не признавать. Я всё сказал.

— Я вас услышал, — Нибилар сложил пальцы и поднялся. — И вот к какому решению я пришёл. Из этой сложной ситуации есть только один логический выход. Я покажу Писателя Сёстрам… По залу прошёлся взволнованный ропот.

— Да. Я покажу его Триумвирату! И как решат три Сестры, так и будет. Им открыты все истины. Они могут легко прочесть как изгнанника… Так и человека. Как скажут Сёстры — так тому и быть.

— А если они не захотят принимать Писателя? — осторожно спросил Кэсадат.

— Они его примут. Я знаю, — Нибилар оглядел присутствующих. — Как вам такая идея? Думаю, что она устроит вас всех. У кого-то есть возражения?

— Сестрёнки просто убьют его. Не будут церемониться, — улыбнулся Артехог. — Меня это устраивает. У меня нет возражений.

— Поддерживаю Нибилара, — поднял руку Фарлах. — Доверим Сёстрам решать его судьбу.

— Я тоже за, — сказал Кэсадат. — Сёстрам виднее..

— И я, — пригладила волосы Фюриэль. — Нибилар вновь доказал нам свою мудрость.

— Да, — кивнула Сегленда. — Разумное решение.

— А ты, Эвилон? — обратился Нибилар к последнему апологету. — Поддерживаешь меня?

— Смотрю, ты хочешь переложить мороку с больной головы на здоровую, коллега? Желаешь, чтобы проблемой Писателя занимались Сёстры? Неужели мы потеряли способность принимать сложные, судьбоносные решения самостоятельно, без вмешательства Триумвирата?

— Ты поддерживаешь меня, Эвилон? — повторил Нибилар. — Да, или нет?

— Да, Нибилар, я тебя поддерживаю, — ответил тот.

— Замечательно. Я рад, что мы достигли единогласного мнения. Итак, Писатель, теперь от тебя зависит не только собственная судьба, но и судьба Райли. Ты осознаёшь это? Сейчас у вас с ней есть ровно три исхода. Если Сёстры признают, что ты важен и нужен Апологетике, то мы окажем тебе всю посильную помощь, а Райли будет признана апологетом, и займёт место среди нас, со всеми полагающимися почестями. Если Сёстры установят, что ты не представляешь интереса для Апологетики, то тебя изгонят, и Райли вместе с тобой. Если Сёстры докажут, что ты опасен для Апологетики, тебя нейтрализуют. А вместе с тобой и Райли, за то что она доставила в нашу святыню опасный и вредоносный элемент. Тебе всё понятно?

— Да, — ответил я.

— Хорошо. Лигриль, отведи Писателя к Мирее.

— Слушаюсь, — эльфообразная девица коснулась моего плеча. — Ступай за мной.

Я поклонился Конклаву и пошёл за ней к выходу.

— А мы должны ещё кое-что обсудить, — уже за спиной услышал я голос Нибилара. — Тем более, что обсудить нам сегодня есть что…

У дверей меня поджидали взволнованные друзья.

— Ну что, Писатель? Что тебе сказали? Тебе помогут?

— Не знаю. Отправили к каким-то сёстрам. Они будут решать, что со мной делать, — ответил я.

– 'К каким-то сёстрам?!' Ты хоть понимаешь, куда они тебя отправили?! — воскликнула Тина.

— Это же верная смерть, — вторил ей Флинт. — Приговор. И тебе, и Райли.

— Апологет Нибилар принял соломоново решение, — шёл рядом со мной Гудвин. — Мне жаль, Писатель. Очень жаль.

— Что это за сёстры?

— Никто не знает, кто они. Но это не апологеты. В изначальных знаниях сведенья о них отсутствуют. Известно лишь, что с Триумвиратом Сестёр общаются лишь два апологета: Нибилар и Мирея. Остальным это запрещено.

— Почему они такие засекреченные?

— Триумвират — что-то вроде Дельфийского Оракула. Хотя я не уверен в этом.

— Занятно… Три сестры… Прямо как у Чехова… Может быть, эти Сёстры помогут мне? Чем чёрт не шутит, а? Гудвин?

— Я буду на это надеяться. Но тебе рекомендую приготовиться к самому тяжёлому испытанию. Опасайся Сестёр. Их уважет сам апологет Нибилар, и… — он наклонился к моему уху, прошептав. — Боится их.

Мы поднялись на второй уровень.

— Нам сюда, — Лигриль повела меня к дальним дверям. — Остальных прошу остаться здесь. Вам туда нельзя.

Друзья послушно остановились, наперебой желая мне удачи. Молчала лишь хмурая Райли. Она понимала, на каком тонком волоске сейчас висит её судьба.

Я попытался выпытать у Лигрили что-нибудь о Сёстрах, но она отвечала, что ничего про них не знает, и что все ответы мне даст только Мирея.

Выйдя из главного корпуса, мы пересекли территорию, заросшую садом, и вошли в корпус поменьше, похожий на бункер, с огромными, бронированными дверями. Лигриль постучала в дверь. На стук вышла девушка-бурятка, оказавшаяся апологетом Миреей. Как выяснилось, она выполняла непосредственные поручения Сестёр, и была у них в роли служанки.

Лигриль передала меня Мирее, с которой мы пошли дальше, по тёмному, сквозному коридору, в сторону ослепительно белого света. Всё это время Мирея говорила:

— Сёстры примут тебя. Когда будешь говорить с ними, не бойся. Но и не заносись. Не груби. Отвечай на все вопросы честно. Не пытайся к ним приближаться — сразу умрёшь.

— Кто они? Высшие?

— Нет. Они их наместники. Поставлены здесь, чтобы наблюдать. Ты должен быть очень внимателен в общении с ними. Старшая сестра — Лариса, самая строгая и самая опасная. Она не злая. Просто очень сильно заботится о своих сёстрах. Любой выпад в сторону двух остальных сестёр будет расценен Ларисой как нападение, и она моментально уничтожит тебя. Будь с ней очень, очень осторожен. Маргарита — младшая сестра. Невинное дитя, абсолютно оторванное от реальности. Она способна видеть то, что не видят другие. Ей доступны вещи, непостижимые никому из живущих в этом мире. Поэтому понять её невозможно. Только сёстры могут расшифровать её блаженный лепет. И, наконец, Елизавета — средняя сестра. Если кто-то и может помочь тебе — так это она. Елизавета уравновешивает Триумвират. Она очень добра, но чрезмерно пользоваться её добротой не советую, потому что Лариса заметит любые попытки использовать свою сестру, и тут же тебя убьёт.

— Спасибо, апологет Мирея, — поблагодарил я. — Эта информация очень важна для меня.

— Ты ведь не хочешь причинить зло Апологетике? — спросила она.

— Нет. Ни при каких обстоятельствах.

— Тогда Сёстры тебя не обидят.

Мы вышли на свет, и оказались в небольшом атриуме, превращённом во внутренний садик.

— Дальше иди один, — сказала мне Мирея.

— Но куда? — опешил я.

— Ты всё сам увидишь. Иди. Они ждут.

И я пошёл через сад. От аккуратно подстриженных розовых кустов вспорхнул целый фейерверк разноцветных бабочек, и замелькал вокруг. Дорожка привела меня к закрытым дверям. Остановившись, я постучался.

— Входи, Писатель, — раздался ответ из невидимого 'домофона' так чётко, словно ответившая стояла напротив меня.

Я открыл дверь и вошёл.

— Добрый день. То есть… Арувило-Сего.

В самом конце длинного зала, освещённого дневным светом, проникающим через окна, стояли три стула, на которых сидели три женские фигуры. К ним вела красная ковровая дорожка. Позади сидящих виднелась ещё одна дверь. Больше ничего в этом помещении не было. Я хотел было пройти вперёд, но вспомнил предупреждения Миреи, и не стал рисковать.

— Почему ты стоишь так далеко? — произнесла одна из фигур. — Подойди поближе.

Я неуверенно пошёл вперёд. Каждый шаг давался с трепетом, ведь я знал, что если подойду слишком близко, то меня убьют. Чем ближе приближался к Сёстрам — тем больше деталей мог рассмотреть.

Слева сидела самая высокая и самая взрослая девушка, лет тридцати пяти. Шатенка, с колючими карими глазами, одетая в джинсы и зелёную футболку. Это была Лариса.

Рядом с ней сидела девушка помоложе, примерно ровестница Райли. Брюнетка с волосами до плеч, и с огромными голубыми глазами, в которых, казалось, можно утонуть. На ней было надето голубое платье. По сравнению со строгой старшей сестрой, она выглядела необычайно приветливой и открытой. Елизавета смотрела на меня, как… Ну, я даже не знаю… На сказочного единорога, что ли? Она всецело располагала к себе, и была чрезвычайно очаровательной и милой.

Рыжая кудряшка Маргарита сидела справа. Она была совсем маленькой девочкой, моложе Тинки. Круглолоцая, зеленоглазая, улыбчивая, с ямочками на щёчках. Одетая в оранжевое платьице, и очень подвижная. Сидение на одном месте её очень утомляло, и она постоянно вертелась, хихикала, что-то воркуя и мурлыкая. Обычный ребёнок.

Да, в общем-то, все трое выглядели как обычные люди. У них не было ни единого признака, присущего изгнанникам. И никаких признаков сверхъестественного они так же в себе не несли. Просто три девчонки…

К моей великой радости, Лариса остановила меня сама.

— Довольно. Дальше не надо.

Я встал как вкопанный.

— Здраствуй, — обворожительно улыбнулась Лиза.

— Приветик, — помахала мне пльчиками Маргарита.

Лариса просто кивнула, вместо приветствия.

— Апологет Нибилар отправил меня к вам…

— Мы знаем, — оборвала меня старшая. — Что скажете, сёстры?

— Он миленький, — ответила Елизавета.

— Его поцеловала АлХезид, — показала на меня пальчиком Маргарита. — У него святая помада на щеке!

Я невольно потрогал щёку.

— Почему ты хочешь покинуть город? — спросила Лариса.

— Я хочу вернуться домой.

— Он ничего не знает, — повернулась к старшей сестре Лиза.

— Он и не должен ничего знать.

— Знаешь? Знаешь кто ты?! — выпалила Маргарита, вытаращив глазёнки.

— Кто? — спросил я.

— Ты — котёнок!

— Почему котёнок? — я улыбнулся.

— У тебя девять жизней. Значит ты кошка!

— Маргарита, сестрёнка, помолчи пожалуйста. Мы должны решить, что с ним делать, — ласково сказала ей Лариса.

— Писатель, ты ведь хочешь встретиться с Хо? — вдруг спросила Елизавета.

Я помедлил. Стоит ли им рассказывать? А вдруг они и вправду знают всё на свете? Тогда ложь и отпирательство только всё испортят. Будь что будет. Я же ничего плохого не делал.

— Хо обещало помочь мне выбраться из города, — ответил я. — Для этого я должен его найти. Я не хотел бы с ним встречаться, потому что мне страшно. Но если другого способа нет, то мне, наверное, придётся.

— Ты ему веришь?

— У меня нет выбора. Апологеты помочь мне не могут. Вы, я так понимаю, тоже…

— Ты правильно понимаешь, образец Z-345/9-09. Мы ничего не можем для тебя сделать, — кивнула Лариса.

— Простите, но я не Z-345/9-09. Я уже объяснял Верховным Апологетам, что этот идентификатор был оставлен просто так, наобум…

— Запомни. Идентификаторы не ставятся просто так. Они не придумываются, и не выбираются. Они вшиты в изначальную память. Ты написал это подсознательно. Твой код — это твой пропуск.

Я задрожал, вспомнив напутствие Хо.

— Но я же человек… Человек.

— Ты — девятый образец, — улыбнулась Лиза.

— Но я не изганник!

— Верно. Не изгнанник. Ты не из инсуалити. Ты из кеаксуалити. Курьерской группы.

— Какой ещё… Не из какой я не из курьерской группы. Я приехал сюда вместе с другими людьми. Они погибли. А мне удалось выжить.

— Они погибли… А тебе… Удалось выжить? — продолжала улыбаться Елизавета.

— Ну да.

— Удалось выжить девять раз! — расхохоталась Маргарита. — Потому что котёнок! Котёнок!

— Я не Z-345/9-09! — забывшись, я едва не перешёл на повышенный тон.

— Тогда назови своё имя, — прожигая меня взглядом, сухо спросила Лариса.

— Что?

— Назови своё имя.

— Писатель.

— Это твоё прозвище. А как тебя зовут по-настоящему? Твоё человеческое имя?

— Меня зовут… Меня зовут…

Что за чёрт?! Я не могу вспомнить своё реальное имя. Как же так? Как же меня зовут? Владимир? Дмитрий? Глеб? Сергей? Иван? Как?! Имена проносились мимо меня, но все были чужими. И какое из них я не хватал — сквозь него обязательно проступало 'Писатель'.

— Мы ждём. Представься нам, — подгоняла меня беспощадная Лариса.

— Я не помню своё имя.

— Не помнишь, или не знаешь? — старшая сестра склонила голову.

— Но у меня точно было имя.

— Не у тебя, — ответила Елизавета. — У куклы, чьи воспоминания были загружены в твою изначальную память. Вспомни что-нибудь из своей прошлой жизни.

— Я помню! Помню… Мою работу, мой дом, школу, двор, друзей, маму… Я всё это помню. Только это почему-то… Почему-то очень расплывчато. Я помню это в целом, но не помню деталей. Как будто бы прошло лет сто.

— Это не удивительно. Твою память перезаписывали восемь раз.

— Сколько?!

— То, что ты выжил — не было везением. Тебя перезагружали.

— Кто?

— Твои кураторы.

— Кто они?

— Этого мы не можем сказать.

— Я не верю вам. Это какая-то насмешка. Почему вы меня обманываете?

— Объясни ему, Лариса, — попросила Елизавета.

— Ты образец девятого уровня. Последняя стадия эксперимента, пересмотренная и не допущенная до испытаний. Девятые образцы отличаются от остальных способностью мультиверсных координаций.

— Говоря проще, они существуют одновременно во всех измерениях, — пояснила Лариса.

— Прямо как мы, — кивнула Маргарита.

— В отличие от предыдущих образцов, использующих веерную экспансию, образцы?9 запускались поступательно. Когда погибал один, его сменял второй, которому записывали память первого, Третьему записывали память второго, и так далее.

— Тогда почему я не помню 'разрывов'. Восемь своих смертей я бы уж точно запомнил.

— Для этого приходилось идти на ухищрение, — объяснила Лариса, и показала мне ладонь с вытянутыми пальцами. — Вот, смотри (она начала поочередно водить указательным пальцем второй руки по этим пальцам), это вариативный мультиверс. Много-много параллельно идущих реальностей. Как беговые дорожки, где все бегуны — это ты. Допустим, один бегун упал (она подогнула один пальчик), но остальные продолжают бежать. При этом они существуют одновременно. Но к финишу прибежит только один. И добежать он должен в здравом уме и в трезвой памяти, чётко помня, через что он прошёл. Что делать, если бегун, несущий эстафетную палочку, сошёл с дистанции? Кураторы отыскивают на соседних 'дорожках' тех, кто уже миновал этот рубеж, и переписывают ему память упавшего. То есть, вручают ему эстафетную палочку. И он бежит дальше, пока тоже не упадёт. Тогда ищут нового… Чем ближе к финишу — тем сложнее отыскать подходящий континуум. Поэтому образцов было всего девять. Это предельно допустимый максимум. Восьмая перезапись уже создала страшную кашу в твоей голове. Ведь так? Если перепрошить твою память ещё раз — ты просто сойдёшь с ума. Поэтому сейчас ты проживаешь свою последнюю 'жизнь'.

— Кто за всем этим стоит?

— Ты ведь уже с ним говорил, — саркастично скривила губы Лариса.

— Ах, да. Тот, кто выдавал себя за Хо…

— Он не выдавал. Он и есть Хо. Отчасти. Он отпочковался от Хо. И теперь курирует проект 'Затемнение'.

— Чего же он от меня хочет?

— Это не наше дело. Мы не участвуем в данном проекте. Наши задачи — иного рода: Наблюдение за колонией. Контроль за направлением потока. Взаимодействие с Сакрариумом. Мы…

— Основа… — продолжила Елизавета.

— Системы… — продолжила Маргарита.

— Устанавливаем.

— Порядок.

— И.

— Равновесие.

— Определяем.

— События.

— Мы.

— Триумвират.

— Тогда расскажите мне всё, — остановил их я. — Развейте моё неведение. Кто я? Кто я?!

— Девятые образцы были отложены, — ответила Елизавета. — Зарезервированы.

— Сакрариум уступил их твоему куратору. Твой куратор забрал вас. Всех девятерых. В рамках дополнительного эксперимента. В рамках проекта 'Затемнение'. Была выбрана кукла, которая прибыла в город под видом писателя. Её память стала основой изначальной памяти девятого образца, — рассказала Лариса.

— Девятый образец должен был обрести уверенность, что он — человек, — пояснила Елизавета. — Это было важным условием для выполнения задания.

— Но в последний момент кукла испугалась и вырвалась из-под контроля.

Я вспомнил, как ушёл вместе с Робинзоном, но потом оказался опять в квартире, с ребятами…

— Координаторам пришлось корректировать ситуацию, срочно меняя континуум.

— Это вызвало энтропийный сдвиг.

— Реальности сместились. Образовалась трещина. Существа из перифирии атаковали твою группу.

— И всех убили.

— Включая тебя.

— Меня? — я не верил своим ушам.

— Да. Фурии убили тебя.

— Фурии убили образец Z-345/9-01.

Я вспомнил Шепа, удивившегося моему возвращению из комнаты, после того, как пропал Зелёный.

— Деотерии убили образец Z-345/9-02, -продолжила Лариса. — В подвале.

— Но я выжил. Я проглотил 'Иллюзиум'! — воскликнул я.

— Семьсот пятьдесят семь вариаций проглотили 'Иллюзиум'. Но в их реальностях деотерии не успели загнать тебя в угол.

— Ты помнишь деотериев, убивших тебя.

— Но 'сквозь них' прошла другая вариация, загруженная поверх памяти Z-345/9-02.

— А Z-345/9-03 прожил совсем недолго, — пропела Маргарита. — Бедный котёночек.

— Его поглотили сумерки, — кивнула Лариса. — Он расслоился навсегда.

— Пришлось записывать его память поверх памяти образца из континуума, в котором Z-345/9-02 не полез в тот самый подвал, — продолжала Елизавета. Поэтому Z-345/9-04 и запомнил такую странную метаморфозу, с прохождением сквозь хищников.

— Z-345/9-05 погиб от отравления спорами грибов, — перечисляла Лариса. — Z-345/9-06 был перемещён в параллельный континуум… По своей инициативе, кстати. Ты не захотел жить в мире, в котором Райли умерла. Именно с этого момента, нейросинхонный сбой стал расширяться с каждой новой перезаписью.

— И ты стал слышать голоса своих координаторов, — улыбалась Лариса. Сначала, когда образец Z-345/9-06 был убит злодеем в магазине 'Детский мир'.

— Это была о-очень сложная 'склейка' памяти. Им пришлось скорректировать сознание, умершего Z-345/9-06, использовав фрагмент сознания аналогичного образца из покинутой параллельной вселенной, в которой Райли погибла. Но идеально 'склеить' информационный поток не получилось, поэтому ты на короткий срок очутился в том самом параллельном мире, где вместо Райли тебя опекала Тинка.

— Затем, Z-345/9-07 — погиб в тумане, когда пытался выйти на контакт с Хо.

— Потому что в этом тумане нельзя выжить. После контакта с Хо, седьмая версия была уничтожена. Для формирования сознания Z-345/9-08, в параллельном континууме был найден образец, который вошёл в туман запоздало, когда канал связи уже закрылся. В его разум загрузили воспоминания седьмого, успевшего пообщаться с Хо.

— Ну а последняя версия — Z-345/9-09, была отправлена, когда Z-345/9-08 не прошёл 'Зеркало'. Для того, чтобы миновать этот защитный контур, девятый образец проходил его с очищенной памятью. И лишь потом данные были загружены. Правда, тоже не без огрех. Подогнать вариации максимально идентичные друг другу, корректоры уже не могли. Почти все твои живые копии к тому моменту закончились. Поэтому ты наверняка видел несостыковки.

Я вспомнил, как моя травма 'переместилась' с левой руки — на правую, и подавленно спросил, — а как же 'Сепаратор'?

— Второй контур ты прошёл потому, что от человеческой основы в тебе уже почти ничего не осталось. Ты стал полноценным кеаксулантом-лэгри. В 'Зеркале' тебя подвели остатки твоей ложной человеческой основы. В то время как защитная система 'Сепаратора' идентифицировала тебя правильно. Как девятый образец. Хоть и помучила немного, поскольку ты хоть и пытался позиционировать себя как изгнанника, но в глубине души всё так же считал себя человеком, — объяснила Лариса.

Я задумался. Передо мной поочерёдно всплывали обрывки некогда услышанных фраз, доселе казавшихся непонятными:

'Что-то не пойму. Незнакомая сигнатура. Девятка?' — вспомнил я встречу с Ытом.

'Ты из другой серии', -произнесло Хо.

'Девятый! Девятый!' — простонал в памяти 7-40. — 'Задумайся, кто ты?! Кто ты?!'

Так вот значит… Так вот почему альма видел меня таким же зверем, как Райли, Тинку и Ыта. Он воспрнимал нас одинаково. Потому что мы — действительно не люди!

Это всё объясняет. И мои 'раздвоения личности', и аномальные нестыковки, и видения 'альтернативных реальностей'…

— Ты — инструмент в чужих руках, — бесстрастно заключила Лариса.

— А что насчёт Райли? Кто тогда она? — спросил я.

— Она — из инсуалити. И её задание — защищать тебя, — ответила Еизавета.

— Она тебя бережёт, — повторила Маргарита фразу из моего сна.

— Тебе нужны были телохранители. Существу с человеческим мышлением не выжить в городе одному, без поддержки. Для этого были внедрены изгнанники, ориентированные на человечность. Вторые субкоды. Райли должна была встретить тебя, и обеспечить твою безопасность.

— Но она же… А как же наши чувства?

— Её чувства вполне искренни, — приятно рассмеялась Елизавета. — Это так романтично!

— Потому что всё было спланировано заранее, — серьёзно продолжила Лариса. — Чувства, эмоции, дружба, любовь — всё было заложено изначально. В ней и в тебе. Ты должен был стимулировать её на покровительство, а она — защищать и оберегать тебя как полноценная опытная изгнанница, умеющая выживать сама, и спасать других. Всё это было заведомо продумано. В Проекте нет ничего случайного.

— А как же Тинка? Она — моя лучшая подруга. Неужели, она тоже участвует в Проекте?

— Разумеется. Тинкербелл — вспомогательный образец. Райли должна была помочь тебе адаптироваться в городе и задать верный курс, а Тинка — довести до Апологетики, когда Райли, по плану, уйдёт со сцены, внезапно погибнув, — объяснила Лариса.

— Сначала корректоры считали, что лавстори помешает реализации Проекта, и собъёт тебя с курса, — кивала Лиза. — Но когда Райли погибла, ты потерял надежду и уверенность в себе. А вместе с этим — и стремление достичь результата. Аналитики спрогнозировали, что несмотря на все старания Тинкербелл, возможность твоего прихода в Апологетику составляет ничтожно малую долю вероятности. Это был непредвиденный форс-мажор. И тогда твой куратор предложил вернуть Райли в Проект. Так он решил подстраховаться, оставив тебе сразу двух верных телохранителей: Райли и Тинку. Каждая из которых внесла свою лепту в успех твоей миссии.

— Внешности были отобраны неслучайно. Из-за твоей человечности, Райли ассоциировалась у тебя с потенциальной невестой, — продолжила вещать Лариса. — В то время как Тинка должна ассоциироваться с дочерью. Ты невольно ощущал себя мужем и отцом, привязанным к семье и ответственным за неё, как мужчина.

— Он сказал, 'в моей власти не убивать её…' — вспомнил я.

— Это так, — ответила Лиза. — Когда ты был образцом Z-345/9-06, и Райли погибла, твой куратор пошёл на огромный риск, напрямую поменяв континуум.

— Что строжайше запрещено инструкциями! — воскликнула Лариса.

— Зато теперь ты находишься в реальности, где твоя любимая Райли до сих пор существует.

— Но Флинт, Гудвин… Они же… — заикался я.

— Тоже на подхвате. Задействован целый штат вспомогательных образцов для твоей защиты, — ответила Лариса.

— Значит меня действительно не выпустят из города?

— Нет. Твоя цель внутри города, а не снаружи него.

— И что мне теперь делать?

— Ничего.

— А что будет с моей подругой?

— Райли признают. Не беспокойся за неё. А вот тебя… — Лариса умолкла на минуту. — Я не вижу в тебе никакой пользы для Апологетики. Проект 'Затемнение' не затрагивает наших интересов. Кеаксуланты способны лишь поглощать и транспортировать данные. В обогащении потока они не участвуют. Ты — 'трутень', а не 'рабочая пчела'. Поэтому ты нам не интересен, и будешь изгнан из Апологетики.

— Что со мной будет потом?

— Этот вопрос задавай своему куратору. Не нам.

— Но как я ему задам вопрос, если даже не знаю…

— Триумвират вынес вердикт, — Лариса поднялась со стула. — Уходи, Писатель, нам больше нечего тебе сказать.

— Подождите… А, ладно, — я махнул рукой, и, развернувшись, удручённый поплёлся к выходу.

Ну вот и приплыл. Зачем я шёл сюда через столько терний? Лучше бы, действительно, сразу полез на амбразуры 'С.И.В.О.' Хлоп и до свидания. Не выслушивая всякий бред, ставящий под сомнение всё моё существование. Я — девятый образец? Даже если и так. Я не чувствую себя кем-то запредельным. По ощущениям, я всё такой же человек. Я им был, есть и буду. Что бы там мне не наплели эти странные сёстры. И вообще. Вся эта муть началась, когда я попал в город. До этого я был обычным, нормальным человеком! Почему же меня упорно хотят заставить поверить в то, что я — не человек? И куда мне теперь? К суларитам? Дерьмо… Ну, хотя бы Райли признают — и на том спасибо.

С этими мятежными мыслями, я вышел во внутренний дворик. Дойдя до середины, остановился у лавочки, и пригляделся к противоположным дверям, не ждёт ли меня Мирея. Но её не было. Можно было конечно её не дожидаться, и двигаться на выход без сопровождения, так как путь сюда я хорошо запомнил. Но мне очень хотелось немного побыть в одиночестве, наедине с самим собой.

Я присел на скамейку и продолжил блуждать в своих пасмурных раздумьях. Был риск прогневать сестёр своим промедлением, но если Мирея не появлялась и не окликала меня, значит, продолжая сидеть здесь, ничего преступного я не делал.

— Тра-ля-ля, — пропел тоненький голосок. — Ля-ля-ля.

Я поднял голову. Маргарита?

— Три очень милых феечки сидели на скамеечке, — колокольчиком звенела младшая сестра. — И съев по булке с маслицем, успели так умаслиться…

Обернувшись, я увидел, как она прогуливается за цветущими кустами, играя с бабочками.

— Что отмывали феечек из трёх садовых леечек, — закончила стишок Маргарита.

Мне стало очень неловко, и я собрался поскорее покинуть дворик. Если Лариса увидит нас наедине с Маргаритой, то по головке явно не погладит. Нужно уходить, пока она меня не заметила.

Увидев, как я выдвигаюсь к выходу, девчонка окликнула меня. — Уже уходишь?

— А? — я виновато оглянулся. — Маргарита? Ты здесь? Прости, прости, я тут немного задержался… Просто… Просто ждал Мирею. Думал, что она за мной придёт. А её нет. Я уже ухожу. Не волнуйся.

— Куда ты торопишься? Чего ты такой непоседливый? — девочка, допрыгала на одной ножке до скамейки, и села на неё. — Иди сюда.

— Я. Н-не, я не знаю, я не должен…

— Ты меня боишься?

— Не тебя, — я в панике осматривал кусты.

— Лариса ушла говорить с Нибиларом. Её здесь нет. Не бойся, подойди. Я должна тебе кое-что сказать.

Я осторожно приблизился.

— Я слушаю.

— Да сядь ты! Вот ведь какой бояка — чёрная кака!

Сев рядом с ней, я сложил руки, и старался не глядеть на неё.

— Ты очень понравился Елизавете, — шепнула мне на ухо Маргарита. — Она хочет с тобой поговорить. Хи-хи!

— Елизавета? Но о чём? Мне уже всё сказали.

— Лариса считает себя самой умной. Но последнее слово всегда за Елизаветой. Пока Лариса занята, вы можете с ней помурлыкать.

— Но где?

— Сиди здесь. Никуда не уходи. А я пойду, покараулю, не возвращается ли старшая сестрёнка, — поднявшись, Маргарита поправила платье, и побежала в сторону зала аудиенции.

Я остался сидеть. В голове вообще началась полная кутерьма. Только бы не свихнуться. Только бы не свих…

— Ещё раз привет, — сверкнув белозубой улыбкой, приземлилась рядом со мной воздушно-лёгкая Лиза.

С трудом уведя взор от её декольте, я посмотрел в её васильковые глаза.

— Привет. Чем обязан?

— Хотела поболтать… Ну что же ты такой зажатый? Ларисы здесь нет. Марго нас предупредит, если она появится.

— Буду рад беседе. Но есть ли смысл вести разговоры, если меня всё равно выгонят? Лариса сказала, что я — бесполезен для Апологетики.

— А я так не думаю. Лариса смотрит глубоко. Но я смотрю глубже.

— И что же ты видишь?

— Спасение.

— Спасение?

— Да. Реализация нашего проекта под угрозой.

— Так ты тоже участвуешь в проекте?

— Не в 'Затемнении'! В другом… В нашем. Он заключается в контроле за потоком.

— Вы всё время говорите об этом 'потоке'. Но я не понимаю, что это?

— Поток информации, текущий из Апологетики — в Сакрариум. Извергаемый десятками акилантов.

— Зачем?

— Сакрариум формирует новую базу данных. Это всё, что я могу тебе сказать.

— И кто же угрожает этому процессу? Дай угадаю. Латуриэль?

— Он самый. Раскол Апологетики был незапланированным, побочным эффектом. Но всё это произошло неслучайно. Я знаю, кто стоял за этим на самом деле.

— Хо?

Елизавета кивнула.

— Хо планирует уничтожить Апологетику?

— Нет. У него другие цели. Если честно, совершенно мне безразличные. Моя задача сугубо индивидуальна. Я, как представительница Триумвирата, обязана довести проект до конца. И ты мне в этом поможешь. Ты ведь хочешь мне помочь, красавчик?

— Я бы с радостью. Но не знаю, чем?

— С каждым днём Латуриэль становится всё сильнее. Скоро он придёт сюда. Когда поймёт, что сёстры не способны его остановить. А значит, Апологетике придёт конец. Поток оборвётся, и эксперимент будет незавершён. Проект свернут, а всех причастных к нему — ликвидируют. Столько впустую потраченного времени. Столько впустую потраченной энергии… Обидно.

— И ты предлагаешь мне остановить Латуриэля?

— Да.

— Но как? Как я с ним справлюсь? Он чертовски опасен, и у него огромная армия. А я — один.

— У тебя есть туз в рукаве. Даркен Хо. Больше меня с сёстрами Латуриэль боится только его. Убеди Хо уничтожить Латуриэля, и Апологетика будет спасена, а проект завершён полностью.

— Допустим. Допустим я соглашусь. Но как быть с Ларисой? По-моему, она уже всё за меня решила.

— Лариса переменит своё решение. Предоставь это мне. В нашей мисси главное — поток. Поток не должен прерваться. До завершения эксперимента осталось совсем немного времени. И я хочу выполнить свою задачу до конца, оптимально, согласно предначертанному. Я не подведу Сакрариум. А ты, не подведёшь меня?

— Хм-м… Прости меня, Елизавета. Но что же в конечном итоге будет со мной? Пойми меня правильно. Я не требую каких-то наград и признаний. Меня лишь волнует собственная судьба.

— Я понимаю тебя. Если всё пройдёт успешно — ты получишь шанс покинуть город.

— Даже являясь образцом 9-09?

— Ну да. Если Хо обещало тебе помочь — это вполне может оказаться правдой. Неспроста же оно вызвало курьера, — Лиза рассмеялась. — Ну а пока я поговорю с Ларисой, и мнение о тебе будет пересмотрено. Нибилар окажет тебе полную поддержку. Даю слово. Так ты согласен помочь мне?

— Согласен!

— Я очень рада, — она протянула мне руку, которую я принял и поцеловал.

— Лиза-а, — послышался голос Маргариты.

— Ну всё, мне пора. Приятно было пообщаться с тобой, Писатель. Ничего не бойся. Я в тебя верю, — поднявшись со скамейки, Елизавета напоследок одарила меня своей улыбкой, и поспешила прочь.

Я тоже не стал задерживаться и быстро отправился в другую сторону. Там, у выхода, меня уже поджидала Мирея.

— Писатель! Живой! Мы уж и не надеялись! — друзья, дожидавшиеся меня в реабилитационном блоке, были вне себя от счастья.

— Милый, ты вернулся, — Райли выбившись вперёд, заключила меня в объятья. — Я верила, что ты вернёшься. Как же я боялась!

— Ну же, рассказывай! Рассказывай! — теребил меня Флинт. — Какие они?

— Хорошие, — улыбался я. — Но опасные.

— Уж это точно. Да отцепись от него, Райли, чего повисла? Дай нам тоже потискать нашего дорогого друга-Писателя!

— Они помогут тебе? — спросил Гудвин.

— Да. Если сначала я помогу им, — ответил я.

— Как же ты можешь помочь Сёстрам?

— Видимо, как-то могу. Поначалу, правда, наш разговор не сложился. Лариса уже собиралась меня прогнать, но потом за меня вступилась Елизавета.

— Ты что, охмурил Елизавету? — Флинт расхохотался. — Держите меня семеро! Ну ты и сердцеед! Нет, ну а что вы хотите? Если он даже Сестёр с ума сводит, то чего уж про нас говорить… И как тебе сестрица Елизавета? Колись.

— Она бесподобна.

— Ох, Райли, похоже тебя обошли, — тут же ввинтила шпильку Тина.

— Ишь чего. Я Писателя никому не отдам, — прижалась ко мне Райли. — Даже самой сестре Елизавете.

— Я и сам тебя ни на кого не променяю, — ответил я. — Тем более, что с Елизаветой нас объединяют сугубо деловые отношения.

— Вот оно как, — развёл руками Флинт. — Чего же ей от тебя нужно?

— Этого я вам не могу сказать. Пока не могу. Военная тайна.

— Апологет Нибилар, апологет Нибилар… — послышались благоговейные голоса.

Обернувшись, мы увидели, как к нам направляется Верховный апологет собственной персоной. Присутствующие в зале расступались перед ним и почтительно кланялись. Мы тоже ему поклонились. Нибилар шёл спокойно, казалось, бесцельно, будто бы просто прогуливался от скуки.

— Образец Z-345/7-37 субкод 2, -позвал он.

Райли оторвалась от меня и послушно шагнула к нему, — да, луриби.

— Поздравляю тебя, апологет Райли. Отныне ты одна из нас.

— Я? — раскрыв рот, Райли переводила взгляд то на меня, то на него.

— Мои поздравления, подружка, — обняла её Тинка. — Ты это заслужила!

Гудвин и Флинт тоже поочерёдно поздравили обомлевшую от неожиданности девушку. Затем к ней потянулись незнакомые апологеты, окружив и окончательно отделив её от меня.

— Писатель? — пользуясь сутолокой, обратился ко мне Нибилар. — Идём-ка со мной.

Сказав это, он равернулся, и держа руки за спиной, всё так же спокойно отправился обратно. Я быстро догнал его и пошёл рядом.

— Сёстры всё рассказали мне, — дружелюбным тоном сообщил глава Апологетики. — Признаюсь честно, во всё это верится с трудом. Но у меня нет оснований не доверять мнению Триумвирата.

— Елизавета сказала, что Вы мне поможете, — скромно обратился я.

— Помогу. Что тебе потребуется для выполнения задачи?

— Сначала я должен выйти на связь с сумеречниками. Мне нужно убедиться в том, что мои старания будут не напрасны.

Нибилар с опаской огляделся по сторонам.

— Продолжим наш разговор в моём кабинете.

— Эй, Писатель, — окликнул меня Флинт, и виновато покосился на Нибилара.

— Я скоро вернусь, — ответил ему я.

Мы спускались всё ниже и ниже. На шестом подуровне закончили спуск, и оказались в очень странном месте, напоминающем бомбоубежище, в котором я недавно побывал. Только просторнее. Гораздо просторнее. Вдоль стен этого помещения, представлявшего собой длинный коридор, плотно друг к другу были составлены кровати, на которых лежали апологеты. Они были погружены в стазис. Вдоль кроватей ходили прислужники, поочерёдно проверяли лежащих, и искусственно подкармливали их каким-то концентратом.

— Что с ними? — спросил я у Нибилара.

— Это апологеты четвёртой стадии, — ответил он.

— Как понять, 'четвёртой'?

— Первая стадия — это признанные апологеты. Такие, как твои друзья. Они ещё не отошли от инсуакиля, и учатся быть терпеливыми друг к другу. Вторая стадия — получает имена, и приобретает ранг созерцателей. Они упорядочивают свою память, свои умозаключения. Становятся рассудительными и спокойными. Их уже могут привлекать к какому-то нехитрому обслуживанию внутри Апологетики. Например, эти апологеты-няньки — второй стадии. Апологет Лигриль и апологет Мирея — тоже. Третья стадия — это апологеты, достигшие полной внутренней гармонии и способные оценивать чужой Суфир-Акиль. Их принимают в Конклав. Те апологеты, что сидели в зале, именно третьей стадии. Ну а те, что лежат здесь — четвертая стадия. Трансляторы. В процессе извлечения потока. Апологеты передают накопленную мудрость Триумвирату, а сёстры перенаправляют поток в Сакрариум — Высшим. Проект закончится, когда все без исключения апологеты передадут свои знания.

— А потом что?

— Потом их отправят в обещанный, чудесный мир, где они, используя накопленный опыт, будут строить основы новой цивилизации.

— И мои друзья тоже здесь окажутся?

— Когда-нибудь, да.

Мы наконец миновали череду кроватей, и дошли до двери, за которой располагался кабинет Нибилара. Обстановка в нём была предельно спартанской. Стол, два кресла, шкаф, и какая-то чёрная конструкция, возвышающаяся посередине. Она была похожа на маяк сумеречников, который я видел в бункере Тины.

— Прошу, присаживайся, — пригласил меня Нибилар. — Здесь мы можем говорить открыто и откровенно.

Я сел напротив него.

— Как ты уже наверное догадываешься, Писатель, Апологетика переживает серьёзный кризис, — начал Нибилар. — Мы стоим на пороге войны. Сулариты: отщепенцы, ренегаты, во главе с нашим бывшим коллегой, дошли до последней черты. Нападение на Апологетику — это лишь вопрос времени. Я не знаю, когда Латуриэль решится на это. Но он явно не будет дожидаться зимы. Чем сильнее изнашиваются тела его воинства — тем больше слабеет их вера в своего лидера и бога. Он это понимает, и не станет тянуть до последнего. Это лишь одна сторона медали — внешняя угроза. Но есть ещё и угроза внутренняя. Артехог… Видел, что он себе позволяет? Он фактически бросает мне вызов перед лицом Конклава.

— Видел. Но почему Вы терпите это? К чему либеральничать? Мне кажется, нужно осадить его более жёстко, — пожал плечами я. — Вплоть до исключения из Конклава.

— Беда в том, что на его стороне половина Апологетики. Видел тех, что сидели по левую сторону?

– 'Грязнули', -кивнул я.

— Они самые. Они поддерживают Апологетику лишь потому, что их представитель занимает место среди Верховных апологетов. Между 'грязнулями' и 'чистюлями' всегда были разногласия. Это привело к расколу, едва не погубившему Апологетику. Но, благодаря преданности Артехога, не все 'грязнули' покинули её. Теперь же, когда Латуриэль находится на пике своей мощи, многие из них, очень многие, всерьёз задумались о том, чтобы присоединиться к нему. Когда сулариты придут, среди наших апологетов наверняка найдутся 'перевёртыши'.

— Ваши опасения оправданы. Мне довелось столкнуться с суларитами, неподалёку отсюда. Было заметно, что они настроены серьёзно. Угроза имеет место быть. Но я одного не могу понять. Почему Сёстры выбрали на эту миссию меня одного? Неужели апологетам наплевать на своё будущее? Вас же много. Явно не меньше суларитов. Вместе, вы можете организовать достойную оборону.

— Ты не понимаешь систему нашего мироустройства. Апологетика — это не гарнизон и не цитадель. Это точка сбора, пункт назначения. Пришедшие сюда не хотят, и не должны сражаться. Здесь их земной путь заканчивается. И никому нет дела ни до войны, ни до обороны. Главное — передать свои знания Сакрариуму. Влиться в поток. Всё остальное их не заботит.

— И даже смерть от рук суларитов?

— Они в это просто не верят. Они уверены, что Апологетика — неприступна.

— Но это же…

— Легкомыслие, согласен. Но в этом нет вины апологетов. Нас такими создали. Нас такими запрограммировали. Придя в Апологетику, бывший изгнанник становится беспомощным агнцем, чья роль ровно одна — достичь максимального смирения, и передать свой опыт, накопленный в поисках Суфир-Акиля, единому потоку. У нас нет своей гвардии, способной защитить Апологетику. У нас есть только Триумвират, чья воля доселе была могучей и непреодолимой. Авторитет Триумвирата неоспорим. Апологеты же психологически не способны защитить себя самостоятельно.

— Но почему?

— Потому что наши создатели не учли возможность форс-мажорного обстоятельства. Они споткнулись через своё же творение, подложившее под Апологетику мощную бомбу, в виде предателя-Латуриэля. А всё потому… — Нибилар потёр переносицу. — Потому что они поставили не на ту лошадку. Они выбрали Хо, вместо АлХезид… Для создания идеального, смертельного полигона им нужен был демон, а не ангел. Но о том, что я тебе сейчас сказал — никому ни слова, понял? Никто не вправе сомневаться в деяниях Высших.

— Об этом разговоре никто не узнает. Даю Вам слово. Пока мы не приступили к обсуждению деталей предстоящей операции, я бы хотел напомнить о своём желании…

— Я в курсе. Ты хочешь поговорить с сумеречниками. Доселе это было невозможно. Передатчик не работал. Но благодаря Тинкербелл, у меня вновь появилась возможность открыть канал связи. Вот только… — он замолчал.

— Что?

— Вот только я ничего не могу обещать. Я не знаю, ответят ли они мне? А если ответят, то что именно? Они очень своеобразные существа.

— И всё-таки я надеюсь с ними договориться.

— Я устрою тебе сеанс связи с периметром. Договариваться с сумеречниками будешь сам. Вне зависимости от их ответа ты обязан выполнить обещание, данное Триумвирату и Апологетике.

— В этом можете не сомневаться. Я настроен серьёзно.

— Значит, у тебя уже есть план действий?

— Нет.

— Не понял. То есть, как это, 'нет'?

— Всё складывается само собой. Я нужен Латуриэлю. Вы это прекрасно знаете. Как только он поймает меня, тут же 'скормит' Даркену Хо.

— Это верно, — коротко кивнул Нибилар.

— Как раз то, что нужно мне, и нужно Вам.

— Не совсем понимаю, о чём ты.

— Вы не просто отправите меня к Латуриэлю. Вы продадите меня ему. И назначите достойную цену, — подвинувшись к нему поближе я подмигнул. — Только не продешевите.

Нибилар упёрся рукой в подбородок. — Хм.

— Вы сможете выкупить у Латуриэля главное — время, — продолжал я. — Пока он занят мной, Апологетика получит необходимую передышку.

— Латуриэль поймёт, что если мы откупаемся от него, значит не в состоянии ему противостоять.

— Верно. Но какая вам разница? Он всё равно об этом догадывается. Однако, получив меня, он уже точно не будет атаковать Апологетику сразу. Сначала решит свою основную задачу. Ну а я попытаюсь решить свою. Он хочет отправить меня к Хо, и это мне на руку. В отличие от него, я знаю, что Хо меня ждёт. И ждёт отнюдь не в качестве обеда. А для чего-то другого. Ему, как и Вам, нужна моя помощь.

— А если эта помощь заключается в разрушении Апологетики?

— Помилуйте, Нибилар! Если бы Хо желало разрушить Апологетику, оно бы сделало это руками Латуриэля! Нет. Ему определённо нужно что-то другое. Что-то такое, за что оно готово выпустить меня из города. Я не знаю, что это за тайна. Пока не знаю. Для этого я должен побеседовать с ним лично. Уверен, что если я действительно смогу ему помочь, то надобность в Латуриэле отпадёт, и…

— И? — поднял глаза Нибилар.

— Хо покончит с ним.

— Хорошо если так. А вдруг оно не станет этого делать?

— Тогда это сделаю я.

— Как?!

— Позвольте мне поговорить с сумеречниками… Пожалуйста.

Нибилар вздохнул.

— Хорошо.

Вынув из ящика стола коннектор, подаренный мне Тинкой, он какое-то время рассматривал его, а затем с щелчком разломил на две половинки, как краюху хлеба. Точнее, мне так показалось, что разломил. Устройство и должно было разламываться. Включилась пара лампочек. Одна зелёная, вторая сначала горела жёлтой, а затем тоже позеленела. Вынув из паза маленькую пломбочку, Нибилар вставил её себе в ухо. Потом поднялся, вышел из-за стола, обошёл меня, и остановился возле конструкции, высившейся за моей спиной. Я обернулся. Поочерёдно, Верховный апологет подсоединил обе дольки к передатчику. Тот мелодично загудел, и по нему побежали синие полоски.

— Работает, — Нибилар напрягся, положив руки на пирамидальные рёбра.

Конструкция тут же засветилась зелёными индикаторами.

— Ну что, готов? — спросил он то ли у меня, то ли у себя.

— Готов, — ответил я.

Повернув два рычажка, апологет закрыл глаза, и начал говорить:

— Приём. Это Объект А-7. Повторяю. Это Объект А-7. Вызываю Контур. Приём. Объект А-7 вызывает Контур. Приём.

Что-то резко каркнуло, как гигантская стая ворон, заоравших вунисон. И опять тишина. Я вздрогнул. А Нибилар продолжил бубнить:

— Приём, Контур. Это Объект А-7. Контур, приём. Это Объект А-7. Меня слышно? Меня слышно?

— Контур на связи. Это Башня 4 'Брест'. Слышу тебя, Объект А-7. Приём, — ответил слегка искажающийся, но чёткий мужской голос. Совершенно без эмоций и интонаций.

— Они нас слышат! — восторженно маякнул мне Нибилар. — Связь налажена!

— Не понял вас, Объект А-7. Повторите запрос. Приём.

— Перехожу на индивидуальную связь, — апологет щёлкнул переключателем, и индикаторы погасли.

Но соединение не разорвалось. Теперь звук выходил на наушник, вставленный в его ухо. Вернувшись за стол, Нибилар уселся, и продолжил общение с сотрудником Периметра.

— Контур. Прошу соединить меня с начальником охраны, — попросил он. — Да. По прямому каналу. Хорошо. Жду переподключения. Конец связи. Ф-фух…

Выдохнув воздух, 'чекист' откинулся на кресле, закинув руки за голову.

— Ну, что? — спросил я.

— Сейчас меня соединят с легатом Корвусом — начальником Периметра.

— С полковником?

— Он не полковник. У сумеречников иная табель о рангах.

Передатчик просигналил. Видимо, призошло подключение.

— Да-да, приветствую Вас, легат Корвус, — отвернулся от меня Нибилар. — Это апологет Нибилар. Рад, что мы снова имеем возможность поддерживать связь… Нет. Со всей ответственностью заявляю, что связь пропадала по иной причине. Мы стараемся локализовать эту угрозу. Я понял. Я всё Вам подробно изложу в отчёте. Но прежде хотел Вас кое с кем познакомить… С Писателем. Вы ведь его уже знаете, не так ли? Он сейчас сидит прямо передо мной, и хочет с Вами поговорить. Да, прямо сейчас. Что? Конечно. Я в этом не сомневаюсь. Так Вы… Да-да, я понял. Минуточку.

Верховный апологет вынул наушник и протянул мне.

— Легат Корвус готов тебя выслушать. Но у него очень мало времени.

Я немного замешкался, прежде чем взять средство связи. Момент был очень тревожным и очень волнительным. Наушник легко вставился в ухо, и удобно в нём расположился. В динамике тишина. Работает ли он вообще?

— Э-э, легат Корвус? — произнёс я.

— Да, Писатель, это я, — ответил сухой и знакомый голос полковника.

— Вы меня узнали? Мы виделись на пропускном пункте. И Вы ещё сказали…

— Я всё помню. Давай ближе к делу.

— Остальные члены группы погибли. Все те, кого Робин… Максим, оставил в городе на ночь. Только я выжил. И сумел добраться до Апологетики.

— Я уже это понял. Говори, что хотел. Не трать моё время.

— Помогите мне покинуть город.

— И всё?

Я опешил.

— Ну-у… Я понимаю, что у вас там всё строго. Но я же уцелел. И я не заражён. Можете проверять меня как захотите. Я здоров! И я очень хочу домой. Пожалуйста, выпустите меня из города.

— Выпускать кого-либо из карантинной зоны я не имею права. Это прямое нарушение служебной директивы.

— А как же Максим с Николаем и иностранцами? Их-то Вы выпустили!

— Их действия были частью проекта.

— Я тоже часть проекта! Ведь это Вы специально велели Максиму оставить меня в городе на ночь, хотя сам он был против этого. Да что уж там говорить? Именно Вы заставили его привезти меня сюда! Не знаю как Вы подсунули мне информацию об Иликтинске, но, повидав тут многое, я уже не сомневаюсь, что Вам и это было под силу, ведь так? — внутри меня уже всё клокотало.

А полковник был всё так же равнодушен и спокоен.

— Допустим, — никак не реагируя на мой тон, ответил он. — И что? Всё, что от меня требовалось, я выполнил.

— Тогда свяжите меня с моим куратором… Вы наверняка знаете о ком я.

— В данный момент он находится в Москве.

— Я знаю. Ну и что? Уверен, что у Вас есть возможность с ним связаться, и доложить обо мне. Скажите, что я здесь. Я достиг центра города. Я готов к реализации проекта 'Затемнение'! Я готов на всё, лишь бы он резрешил мне уйти отсюда! Так ему и передайте! Вы слышите меня?! Легат Корвус? Вы слышите меня?

Я испугался, не отключился ли он. Но он ответил.

— Я не располагаю данными полномочиями. Планы твоего куратора выходят за пределы моей юрисдикции. Считаю, что если ему будет нужно — он сам выйдет с тобой на связь… Но от себя, возможно, я смогу тебе предложить одну сделку. Как ты смотришь на то, чтобы поработать на сумеречный корпус, Писатель?

— Я готов на всё.

— Задание будет непростым. Но если ты его выполнишь, мы, вероятнее всего, вернёмся к этому разговору.

— Что от меня требуется?

— Не спеши. Слушай внимательно. Ты знаешь, чем мы занимаемся?

— Да. Вы охраняете город.

— Не только. Наша главная цель — хранить равновесие. Когда в какой-либо структуре возникает критический перекос, обязанностью сумеречников является немедленное его выравнивание. В настоящий момент мы столкнулись с очередной подобной проблемой. Пока у нас не было связи с Апологетикой, эта проблема продолжала расти. И теперь достигла катастрофических размахов. Таких огромных, что для её устранения нашему корпусу потребуются все ресурсы.

— Что же это за проблема?

— Кое-что внутри города слишком сильно разраслось, и вызывает чудовищные энтропийные колебания, рушащие структуру общей системы.

— Это ай-талук?

— Нет. 'Ай-талуком' вы называете трансдуктивного биоморфа, контролирующего город изнутри. Он как раз-таки наоборот — сдерживает колосса, несанкционированно растущего под городом. Если рост будет продолжаться, гидра сможет вырваться за пределы Периметра.

— У вас же есть оборонительные пушки!

— Да. Но кто тебе сказал, что тварь полезет по поверхности? Вот именно в этом и будет заключаться твоя задача. Выманить эндлкрона из-под земли. Когда он высунется, наша артиллерия разнесёт его в лохмотья.

— Погодите-ка… Я не ослышался? Вы сказали 'эндлкрона'?

— Именно так.

— Но ведь это… Вы издеваетесь, верно?

— Отнюдь.

— Насколько я знаю, эта тварь размером с небоскрёб.

— Чуть поменьше.

— Нет, вы определённо издеваетесь. Как мне выманить эту хрень на поверхность? Отбойным молотком?

— Это уже твоя проблема. Хочешь выбраться из города — достань нам эндлкрона. Могу дать лишь один совет. На людей он реагирует очень буйно. Так, что даже биоморфные ограничители не могут его утихомирить. Сильные энергетические всплески, вызываемые людьми, раздражают его. Такое уже было один раз. Будет и второй.

– 'Гнев Эндлкрона', -вспомнил я. — Значит Райли не причудилась та девчонка… Ну что ж, легат Корвус, я согласен.

— Отлично. По данным биосканирования, головная часть эндлкрона сейчас находится примерно в километре от твоего местоположения. Неподалёку от здания городской администрации. 'Пошуми' там, и он вылезет. Как только почувствуешь, что он полез — сообщи нам по этому передатчику. У тебя останется примерно десять минут, чтобы не попасться в его щупальца. И ровно пятнадцать минут, чтобы убраться из сектора, прежде чем наша артиллерия накроет его.

— А если мне не удастся выманить эндлкрона?

— Не удастся — так не удастся, — спокойно ответил Корвус. — Тогда мы уничтожим город полностью. Вместе со всеми, кто в нём обитает. Мы не хотим идти на подобные меры, поэтому и предлагаем тебе оказать нам содействие в том, чтобы их избежать.

— Один вариант 'лучше' другого…

— Я предупредил тебя, Писатель. На время задания оставь этот индивидуальный передатчик у себя. Выходи на связь только в исключительных случаях. Наш позывной — 'Контур'. Твой позывной — 'Агент-909'. Запомнил?

— Да.

— Замечательно. Я надеюсь, что ты подойдёшь к делу со всей ответственностью. На этом всё. Конец связи.

— Подож… Чёрт… Отключился.

— Ну? — спросил Нибилар.

— Он предложил мне выступить в качестве приманки, — я усмехнулся. — На эндлкрона.

— На кого?! Но зачем?

— Они хотят его уничтожить. Видимо он им мешает. Н-да, дела у Апологетики действительно паршивые. Если её не уничтожит Латуриэль, то уничтожат сумеречники. Вот это я вляпался… Теперь мне предстоит сражаться с двумя самыми опасными тварями Иликтинска: лидером суларитов и самым огромным из местных монстров. Звучит как бред. Как дурацкая сказка. Как я буду их бить? Чем? У меня нет ни оружия, ни способностей, ни бесконечных жизней. Вся надежда на какое-то Хо. Всё равно, что надеяться, ну, я не знаю, на Будду. Дурдом…

— Я тоже считаю, что ты не способен на подвиги, — ответил Нибилар. — Но за тебя поручились Сёстры.

— И я им обещал, что помогу, — я поднялся с кресла. — Своё слово я держу. Да и какой у меня выбор? И так, и так — подыхать.

— Когда думаешь отправляться?

— Чем скорее — тем лучше. Что ж. Не поминайте лихом, луриби Нибилар, — с этими словами я направился к выходу.

— Писатель, — окликнул меня он.

Я обернулся.

— Когда встретишься с Хо, будь очень осторожен. Помни, кто ты. Не дай ему сбить себя с пути. И не бойся. Ничего не бойся.

Кивнув, я вышел за дверь.

ЧАСТЬ-23. КТО Я?

— Значит тебя отправили к суларитам? — первым нарушил молчание Гудвин.

Я кивнул.

— Прости. Мы не сможем пойти с тобой, — ответил Флинт.

— Я знаю. Я этого от вас и не требую. Меня-то они не тронут, а вот вам уж точно не поздоровится. Поэтому я должен пойти один.

— Даже и не надейся, — выступила Райли. — Я пойду с тобой, и это не обсуждается.

— Не вздумай! Ты нашла Суфир-Акиль. Теперь ты принадлежишь Апологетике.

— Никому я не принадлежу. Если ты идёшь к Латуриэлю — я иду тоже. В конце концов, кто-то же должен выступить от лица Апологетики. Пусть сулариты думают, что я тебя притащила силой. Меня за это не тронут, а вот тебя… За тебя я не уверена, милый. Стоит ли доверять этому Хо? А что если оно и вправду тебя сожрёт?

— Не сожрёт. Уверен, что оно хочет мне что-то передать. Что-то такое, что я должен вынести за пределы города. Сестра Елизавета сказала, что ему нужен курьер…

— Ну а если всё пойдёт не по плану? — нахмурилась Тинка.

— Тогда, — я хищно оскалился, и постучал пальцем себе по уху. — Тогда капец им всем! Стоит мне лишь сказать «волшебное слово», и с Периметра прилетит термоядерный подарочек, после которого от города останется одно лишь воспоминание.

— Нибилар дал тебе передатчик для связи с сумеречниками? — глаза у Флинта расширились. — Дай взглянуть!

— Лучше не надо, дружище. Да, теперь я на прямой связи с Периметром. А там шутить не любят. Судя по всему, сумеречникам уже основательно надоело караулить Иликтинск. Они горят желаньем поскорее его раздолбать.

— И когда они это планируют?

— Не знаю. В любой момент. Одно лишь могу сказать точно. Швыряться бомбами они пообещали не раньше того момента, когда вы все покините этот гадюшник навсегда. Но лишь в том случае, если моя миссия завершится успехом.

— Хм-м. Выходит, что наша судьба теперь в твоих руках? — улыбнулся Гудвин.

— Моя — уж точно, — кивала Тинка.

— Да они не посмеют нас бомбить! — взмахнул руками Флинт. — Чёрт! Я только начал расслабляться, а тут опять угроза нависла, откуда не ждали…

— Вы меня спасали уже не раз, друзья мои, — ответил я. — Теперь пришла пора отплатить вам той же монетой. Я из кожи вон вылезу — но добьюсь своей цели. Может быть я и не стал крутым и ловким, но кое-чему всё-таки научился. Научился благодаря вам. Тина научила меня быть осторожным и осмотрительным. Флинт научил меня быть отважным и целеустремлённым. Гудвин научил меня быть мудрым и рассудительным. А Райли… Райли научила меня быть до конца преданной своим друзьям… И своей мечте. С этим багажом знаний я не пропаду.

— Так-то оно так. И спасибо за приятные слова, — ответил Гудвин. — Но мы всё равно волнуемся за тебя.

— Да чё тут думать? — отрезала Тинка. — Мы идём с тобой вместе, и точка! Кто идёт с Писателем, поднимите руки!

И первая подняла руку.

— Я конечно, — следом подняла руку Райли. — Вопрос решённый.

— Мне будет очень печально осознавать, что я мог помочь своему другу, но не сделал этого. Поэтому… — Гудвин поднял руку.

— Да что же это, — крутил головой Флинт. — Вы опять за своё? Вы снова взялись за старое? Ребят, мы же в Апологетике! Наш инсуакиль завершён! Я очень сильно дорожу Писателем, но всему есть предел… Вашу мать. Я вас ненавижу, ребят.

И он тоже поднял руку.

— Ну что ж? Непобедимая команда Писателя снова в сборе, — заулыбался Гудвин. — Трепещи, Латуриэль!

— Когда выдвигаемся? — преданно взгялнула на меня Райли.

— Чем раньше — тем лучше, — ответил я. — Вы не представляете, как я рад, что вы у меня есть. Хотя мне всё равно неловко. Может всё-таки останетесь, а? Вам совершенно не обязательно ходить со мной. Если не пойдёте — я всё пойму. Более того, если мы попрёмся большой ватагой, это может спровоцировать ненужный конфликт. С армией суларитов нам всё равно не справиться, поэтому…

— Успокойся. Мы уже всё решили.

— Ну и куда вы собрались? — донеслось откуда-то из-за спин моих товарищей.

Вся группа обернулась, и тут же почтительно склонилась. Перед нами стояли Фюриэль и Кэсадат.

— Наш долг помочь Писателю, — не поднимая глаз, ответил Гудвин.

— Ваш долг — оставаться в Апологетике. Не забывайте о своём предназначении. Инсуакиль завершён. Борьба за жизнь окончена, — произнесла Фюриэль.

— Я вам то же самое говорил, — буркнул Флинт.

— С Писателем пойдёт только один из вас. Тот, кто будет договариваться с лидером суларитов от лица Апологетики. Остальные должны остаться здесь. Разумеется, уйти вам никто не запрещает. Но назад смогут вернуться только двое. Это Писатель и его сопровождающий парламентёр. Другие ушедшие будут автоматически зачислены в отступники, коим не место среди достойных апологетов. Вам всё понятно?

Друзья молчали, понурив головы.

— Я вижу, что вы всё поняли правильно, — мягко продолжил Кэсадат. — Внутри вас всё ещё бурлит воля изгнанника. Вы не успели ощутить себя апологетами. Поэтому мы вас не осуждаем, а всего лишь предупреждаем. Верно, Фюриэль?

— Верно. Теперь кто-то из вас должен выступить в качестве парламентёра. Я считаю, что это должна быть ты, апологет Райли. Так будет справедливо. Ведь Писатель — это твой Суфир-Акиль, а значит именно тебе суждено нести этот крест до конца.

— Благодарю, луриби Фюриэль, — ответила Райли. — Вы абсолютно правы. Для меня огромная честь представлять Апологетику в переговорах с Латуриэлем.

— Мы всегда правы. Это наша работа, — Фюриэль откинула волосы, и надменно удалилась.

— Желаю удачи, Писатель, — вполне искренне произнёс Кэсадат, и отправился вслед за коллегой.

— Ну вот, команда и поубавилась, — рассмеялся я. — Тинка, Гудвин, не отчаивайтесь. Я согласен с Фюриэль. К суларитам должен пойти только я. Вам там нечего делать. Я бы и Райли не взял. Но она ведь всё равно пойдёт. Ничем её не остановишь. Она как танк.

— Никакой я не танк, — отмахнулась Райли. — Всего лишь танкетка.

— А мне пофигу, — вскинула подбородок Тина. — Я тоже с вами пойду.

— Вот как раз тебе-то в первую очередь не надо туда соваться, — остановил её я. — У Латуриэля зуб на тебя, и он непременно захочет поквитаться.

— Уф-ф, — Тинкербелл, насупившись, подошла к Райли, и с силой ткнула пальцем ей в грудь. — Береги его, поняла?

После чего подошла ко мне, и очень ласково обняла.

— Писатель, ты обязан вернуться оттуда живым. Как ты это сделаешь — мне не важно, но ты должен это сделать.

— Я постараюсь, Тин.

– 'Постараюсь' не принимается. Ты должен поклясться.

— Клянусь.

— Вот и ладушки, — она чмокнула меня в щёку и отошла в сторону. — Я буду ждать тебя.

— Будь осторожен с суларитами. Видел, на что они способны? — напутствовал меня Гудвин. — Проклятые фанатики. А ты, Райли, постарайся на этот раз обойтись без талукана.

— Даже если бы хотела, ничего не получится, — ответила та. — Весь талукан апологеты забрали.

— Оно и к лучшему. Вы должны одолеть суларитов умом, а не силой.

Он хотел продолжить, но откуда ни возьмись появилась Лигриль, которая сообщила:

— Новоиспечённые апологеты: Гудвин, Тинкербелл и Флинт. Пройдёмте со мной. Я покажу вам ваши новые комнаты. А вы, апологет Райли и Писатель, отправляйтесь к выходу. Там вас ожидает Верховный апологет Эвилон, который желает поговорить с вами наедине.

— Надеюсь, ещё увидимся, — Гудвин пожал мне руку. — Райли, тебе тоже удачи.

— Отправьте Латуриэля в ад, — следом подошёл прощаться Флинт. — Конечно же, всё это — настоящее самоубийство. Но вы двое — та ещё парочка. Значит шансы есть.

— А вы тут постарайтесь не умереть от скуки, — отшутилась Райли. — Пойдём, Писатель. Нельзя заставлять апологета Эвилона ждать нас долго.

И мы пошли к выходу.

Эвилон действительно дожидался нас у дверей.

— А вот и вы, — деловито заулыбался он. — Апологет Нибилар дал добро на вашу миссию. Идёмте. Я кое-что вам расскажу.

Пройдя через знакомый остеклённый переход между зданиями, и выйдя обратно, через зону ожидания, Эвилон вывел нас на улицу, к главным воротам. Я думал, что он проводит нас наружу, но возле проходной апологет повернул к небольшой одноэтажной постройке, прижатой к стене военной части.

— Сюда, сюда, — открыв дверь, он впустил нас внутрь. — Проходите. Располагайтесь.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил я.

— Это место для ночлега. Сегодня вам выходить уже нельзя. Скоро спустятся сумерки. Не мне рассказывать, что это такое. Поэтому вы переночуете здесь, в безопасном месте, а завтра с утра отправитесь на своё задание.

— Разумное решение. Благодарим Вас, луриби Эвилон, — ответила Райли.

— Не стоит благодарностей. Я должен кое-что вам рассказать, пока вы не ушли. Во-первых… Писатель, э-э, можно тебя попросить? Подойди поближе. Вот так. Руку, пожалуйста.

— Ой! — я отдёрнул руку.

Он кольнул меня чем-то острым.

— Не волнуйся. Уже всё. Уже всё. Уже не больно, — Эвилон показал мне маленькую пипетку, похожую на шприц-тюбик. — Капелька твоей крови. Ты ведь не против, если я её одолжу?

— Желаете меня изучить? — спросил я.

— Это поможет мне разобраться, кто же ты. Не бойся. Я всего лишь учёный.

— Я не боюсь. Наоборот, буду рад, если Вы меня изучите.

— Чудесно, — Эвилон опять заулыбался. — Ну это так, прелюдия. Вообще-то я хотел немного с вами поговорить о предстоящей миссии. Никто не знал Латуриэля так хорошо, как знал его я. По людским меркам, мы были друзьями. Но, что было — то прошло. Теперь мой старый друг стал угрозой для всех нас. И я считаю своим долгом оказать содействие в его нейтрализации.

— Мы Вас внимательно слушаем, — ответила Райли.

— Там, куда вы отправляетесь, властвуют совершенно иные законы. Точнее, я бы сказал, там царит беззаконие, возведённое в статус закона. И над этим беззаконием возвышается лишь Латуриэль. Он упивается своей властью. Но власть имеет обратную сторону. Чем она сильнее — тем она страшнее. Страшнее для самого властителя. То, что Латуриэль нацелился на Апологетику может означать лишь одно, трон под ним зашатался. Для укрепления авторитета ему нужно действие. Нужен подвиг. Нужно переходить от слов к делам. Ведь его почитатели и сподвижники не будут ждать вечно. Рано или поздно они усомнятся в своём божестве. Они потребуют доказательств, подтверждений. И что же он им даст тогда? Чем укрепит их веру? Как запугает? Несмотря на свой ум и свою хитрость, Латуриэль по прежнему один. Воспользуйтесь этим в борьбе с ним. Не идите напролом. Ищите бреши в его защите. И бейте наверняка. Что же касается тебя, Писатель. Поверь мне, ты не простой человек. Твоя природа уникальна. Я наблюдаю сложнейшее и тончайшее переплетение энергетических волокон. В тебе заложен сильный потенциал. Найди его. И ни в коем случае не поддавайся на провокации. Отсекай всякие сомнения. Тебя ждёт много шокирующих откровений. Они будут пытаться сбить тебя с пути. Выталкивать на ложную колею. Но ты не должен поддаваться. Ты должен верить в себя. И идти только по одной дороге. По своей дороге. Я хочу, чтобы ты это понял, и вспомнил мои слова, когда остановишься на распутье.

— Я понял Вас, луриби Эвилон. Спасибо, — ответил я.

— Желаю вам успеха.

Он попрощался и вышел из нашей кельи.

— Ну что? Будем располагаться? — вздохнула Райли. — Завтра нас ждёт трудный денёк. Возможно, последний. Поэтому отдохнуть нужно как следует.

— При всём уважении к Эвилону, я не услышал в его обращении ничего путного, — ответил я. — Какие-то банальные фразы. Мы и без него знаем, что Латуриэль опасен. Вот если бы он нам выдал его слабые стороны. Подсказал, куда его нужнго бить. Тогда я согласен, это действительно подспорье. А так…

— Не осуждай апологета Эвилона. Он отнёсся к нам по-доброму. И говорил искренне. Просто он сам не знает, как одолеть Латуриэля. Злая и печальная ирония. Легендарная Апологетика оказалась беспомощной перед ордой какого-то отребья.

— Всему виной тщеславие. Я узнал, что попав сюда, смелые и отважные изгнанники превращаются в пафосные овощи. Всё, что они хотят, это поскорее влиться в поток. А то, что творится непосредственно вокруг них, уже никого не волнует. Это тлен, не достойный внимания. Даже если сзади подкрадывается убийца с ножом. Да пустяки. Мы же теперь гораздо выше этого. Никто попросту не посмеет на нас напасть. А если рискнут, то за нас впрягутся Сёстры. Такое впечатление, что в Апологетике изгнанники перевоплощаются в беспечных детей. Ну конечно! Они уже одной ногой стоят в новом, прекрасном мире. Которого, кстати, пока ещё не видно. В то время как наш дерьмовый мир всё ещё их окружает. И 'островок безопасности', в котором они обосновались, не такой уж и безопасный, каким кажется.

— Мне-то ты зачем всё это рассказываешь? — с усмешкой спросила Райли, приготавливая лежанку. — Я сама это прекрасно знаю. Да, такова наша природа. Такими нас создали.

— Но ты ведь не стала такой?

— Я ведь ещё не прошла реабилитацию. Когда пройду — стану такой же.

— Сомневаюсь. Например, Флинт тоже не проходил реабилитацию, однако уже стал грёбанным фаталистом. Он знает, что ему грозит, но мирится с этим. Типа, такова се ля ви. Мы грохнем Латуриэля, и спасём их? Отлично! Латуриэль грохнет нас, а потом придёт убивать их? Печально. Ну что ж. Значит тому и суждено было свершиться. Блин, как же меня бесит такой подход!

— Да ладно тебе. Флинт всегда считал, приход в Апологетику своим конечным пунктом. Как и большинство изгнанников. Прийти в Апологетику — наша главная цель. Всё, что дальше — уже не важно. Если тебя интересует, почему я не разделяю их мнения, то могу объяснить. Видишь ли, на самом деле я не считаю свой Суфир-Акиль завершённым. Ведь он заключался не в том, чтобы доставить тебя в Апологетику, а в том, чтобы помочь тебе осуществить свою мечту — покинуть город. Пока ты этого не добьёшься, моя миссия будет продолжаться.

— А если я погибну?

— Тогда я погибну тоже.

— Это очень отрадно слышать, дорогая, но я не хочу, чтобы ты погибала. В отличие от меня, ты, как никто, заслуживаешь жизни.

— Откуда мне знать, чего я заслуживаю? Я знаю только то, что не смогу жить без тебя.

— Райли, пожалуйста, не говори так. Ведь даже при удачном раскладе нам придётся расстаться.

— Да. Я к этому готова. Потому что в этом случае я буду знать, что ты жив. Что ты дома.

— Вот только где он, этот дом?

— А разве ты не знаешь? Что ещё за разговоры такие? — она уселась на застеленную лежанку, скрестив ноги. — После общения с Сёстрами в твоей душе поселились сомнения?

— Хех. Не то слово.

— И ты заблудился в собственной голове?

— Наверное, — я сел напротив неё.

— Не хочу выпытывать, что тебе наговорили Сёстры. Не моё это дело. И мне не важно, что ты от них узнал. Всё равно моё мнение останется неизменным. Кем бы ты ни был, у тебя есть только один путь. Возможно, ты видишь много дорог, ведущих в разные стороны, но пойдёшь-то ты только по одной из них. Главное, не надо метаться и рваться на части. Соберись, выбери свой путь, и двигайся по нему. Даже если он не кажется тебе идеальным.

— Райли? — после паузы произнёс я.

— У?

— Я наконец-то услышал самые полезные и небходимые слова за всё то время, что пребываю в Апологетике. И услышал их не от Высших апологетов, и не от мудрейших Сестёр, а от тебя. Какая же ты умница.

— Да, я такая, — рассмеялась она. — Ладно, давай спать. Тебе нужно выспаться по полной программе. Завтра у нас с тобой будет трудный денёк. Даже я планирую погрузиться в глубокий сон.

— Когда уже закончатся эти испытания? Когда мы с тобой перестанем засыпать как в последний раз?

— Надеюсь, что когда-нибудь, — Райли повалилась на бок.

Вокруг уже было темно. Световоска на стенах этой сторожки не было.

— Холодновато, — поёжился я. — Хорошо, что матрас ещё один есть. Хотя бы им накроюсь. Бр-р-р… Так. Вот так, устроимся поудобнее. И немного энергомясца зажуём.

— Верное решение.

— А что поделать? Греть меня ты больше не хочешь.

— Обойдёшься. Не хочу чувствовать себя завтра разряженной батарейкой.

— Да я пошутил, Райли. Давай лучше копи энергию. По-хорошему, не надо бы тебе со мной ходить. Страшно мне за тебя.

— Страшно за меня? Пф! Я теперь не изгнанница. Я — апологетка. И к тому же парламентёр. Мне всё нипочём.

— Так-то оно так. Но вот твои знания… А вдруг Латуриэль узнает, что та штука, из-за которой он так долго гонялся за Тинкой, теперь находится у тебя?

— Да. Это может стать проблемой, — согласилась Райли. — Но я подстраховалась.

— Каким образом?

— Я оставила себе немного талукана. Чшшш! Давай только без громких возгласов. Не хочу, чтобы у меня его отняли.

— Талукан? Ё-моё, Райли, ты в своём уме? Помнишь, что с тобой было, когда ты нагрузилась этой дрянью?

— Было круто.

— Ага. Вот только ты едва не погибла. Я больше не хочу таких фокусов.

— Их и не будет. Этих запасов талукана не хватит на расслоение.

— Тогда зачем он тебе?

— Для спутывания мыслей.

— Не понял.

— Ты же знаешь, что мы можем считывать друг у друга так называемые 'лимбические сегменты' памяти. С одной стороны это очень удобно, но с другой — может доставлять неприятности. Иногда, забыв о контроле сознания, можно нечаянно впустить чужака в глубины своей памяти. Помнишь, как Тина прочитала меня, воспользовавшись моим гневом? Вот так же умеют Высшие апологеты. Для них не проблема копаться в наших головах, хотим мы этого, или нет. И противостоять им мы бессильны. Но недавно я выяснила, что талукан способен этому помешать.

— Он блокирует вашу память?

— Нет. Но он отлично путает мысли. В голове создаётся полный сумбур. Представь, что есть чёткая картотека, в которой, при желании, можно найти любой документ. А теперь возьми эту картотеку, и перемешай её. Копаться придётся долго. Так и здесь. Латуриэль, конечно же, сможет выудить из меня эти данные, но для этого ему придётся хорошенько попотеть.

— Думаешь, что это сработает?

— Ну, с Верховными апологетами сработало же, — Райли рассмеялась.

— Ах ты, хулиганка! А если бы они тебя не признали за это?

— Но ведь признали.

— Тебе дико повезло. Слушай, а можно задать интимный вопрос? Каково это, быть вампиром?

— Кем? — она задумалась. — Не поняла, о чём ты.

— Ты же выпила всю энергию у того суларита. Помнишь?

— А-а, вон ты о чём. Ну да. Было отлично. Хотя и больно.

— Как так получилось, что при соприкасании открытых энергий, твои враги несли повреждения, а ты не пострадала?

— Я была вне материальной оболочки, а они — внутри. Когда ты обременён внешней оболочкой, ты не можешь включить защитные функции внутренней оболочки. Потому, что все они задействованы на контроль и поддержание тела… Всё, хватит болтать, спи.

— Э-э, Райли. А можно ещё вопросик?

— Валяй.

— А если бы ты вдруг узнала, что я не человек? Гипотетически.

— А кто же ты?

— Ну, допустим, один из вас. Только немного другого вида.

— Писатель, что за фигню ты несёшь? Ты человек. Смирись с этим. И не пытайся примерять нашу шкуру. Она тебе не подойдёт. Оставайся самим собой. Именно таким ты мне нравишься.

— Ладно. Как скажешь… Я вот всё думаю. Мы с тобой завтра с утра отправляемся спасать Апологетику. А ведь большинство апологетов даже об этом не догадывается. И если узнают, я уверен, наверняка отреагируют с пофигизмом. Как так можно, плевать на собственную судьбу? Не понимаю.

— Не спеши их судить. Не злись и не жди помощи. Нам с тобой не привыкать бороться одним против целого мира. До этого мы как-то справлялись. Справимся и в этот раз. Не думай о плохом. И спи. Утро вечера мудренее.

Съёжившись под одеялом и матрасом, я подул на руки и затих, расплываясь в затухающих мыслях. Мы справимся, дорогая. Мы справимся…

*****

Утреннее пробуждение сопровождалось лютой депрессией. Как же мне не хотелось идти к суларитам. Ещё вчера казалось, что в этом походе нет ничего особенного. Но теперь стало действительно страшно. Образ Латуриэля стал идентичен образу Люцифера. Чем больше я о нём думал, тем ужаснее он становился.

— Как спалось? — Райли уже была наготове.

— Нормально, — ответил я, с неохотой выбираясь из-под тёплого завала. — Под утро только примёрз маленько.

— Поднимайся. Пора идти.

— Знаю, что пора… Пропади всё пропадом.

— Ты чего ворчишь с утра пораньше?

— А чему радоваться? Убьют ведь.

— Ну, пока не убили. Этому и радуйся.

— Райли, ты прям как божья птичка, честное слово. Счастлива, пока трепыхаешься. Как у тебя так получается?

— Просто не взваливаю на себя груз, которого пока ещё нет. Давай, шевелись. Сегодня нам нужно многое успеть.

— Ох, грехи мои тяжкие, — я всунул закоченевшие ступни в холодные ботинки. — Может быть позавтракаем, хотя бы?

— Нет уж. Мы должны быть голодными и злыми.

— Ну-ну.

Мы вышли на улицу, и остолбенели. Увиденное настолько поразило меня, что я едва не споткнулся на крыльце. Во дворе, перед проходной собралась толпа апологетов. Они стояли не беспорядочно, а ровной коробкой, словно солдаты. Впереди — шеренга Верховных, за ними — остальные. Увидев нас, они гордо вытянулись, словно по стойке 'смирно'. Вперёд вышел Нибилар.

— Доброе утро, — всё ещё не в силах поверить в увиденное, пролепетал я.

— Апологетика приветствует своих отважных послов, — ответил он. — Вчера мы много думали и рассуждали о вашем поступке. Никто не захотел оставаться в стороне.

Артехог что-то пробурчал себе под нос, но Нибилар одарил его прожигающим взглядом, и, вновь повернувшись ко мне, сквозь зубы повторил. — Да. Никто не захотел оставаться в стороне… И сегодня Апологетика готова дать свой первый, последний и единственный бой проклятой нечисти отступника-Латуриэля. Бросив ему вызов, ты заразил наши сердца отвагой, Писатель. Мы не сможем пойти с вами сейчас. Простите великодушно. Ведь если мы пойдём, то это будет вызовом для них. Тем, чего они добиваются. А мы не хотим войны, и не будем её развязывать со своей стороны. Но мы не потерпим, если с нашими парламентёрами обойдутся жестоко. Армия Апологетики будет ждать вас на границе суларитской территории. Передай Латуриэлю, что если вы не вернётесь до вечера — апологеты атакуют суларитов. И это будет не просто битва. Это будет битва на искоренение. С нами Сёстры. С нами Высшие! А с Латуриэлем лишь тлен и бесчестие. Да здравствует Писатель! Слэрго Скрибелар!

— Слэрго Скрибелар! — на пределе голосовых возможностей пропищала Тинкербел. — Слава Писателю!

— Слава Писателю! — как по команде, разом взревели Флинт и Гудвин. — Слэрго Скрибелар!

— Слэрго Скрибелар! — единым хором воскликнули все апологеты. — Слэрго Скрибелар!

— Слэрго Райли! — крикнул Нибилар.

— Слэрго Райли! — подхватил строй. — Слэрго Райли!

Райли поймала мою руку и сжала её. Я посмотрел на неё, и увидел слёзы в её глазах.

Тут меня тоже проняло, и, я не удержавшись, уронил слезу. Подруга была права. Я рано укорял апологетов. Конечно жаль, что они не идут с нами сейчас. Вот было бы здорово атаковать суларитов единым фронтом! Но теперь я прекрасно их понимал. Мы не агрессоры. Мы ведём священную, благородную войну, и не должны уподобляться гнусному противнику. Когда у тебя за спиной стоит такая сила, кажется, что у тебя вырасли крылья. А вместо нимба голову давит тяжеленный обруч отвественности. Но теперь эта ответственность обоснована и прекрасна. Я не выдержал, и дал ответную речь.

— Друзья! Я обращаюсь не только к своим старым друзьям: Гудвину, Флинту и Тинке. Я обращаюсь ко всем вам. К апологетам. Простите, что сомневался в вас. Простите, что считал вас тщеславными индюками.

— Тщеславные индюки? — шепнула Сегленда, шокировано переглянувшись с Фюриэль, и обе тут же тихонько рассмеялись.

Артехог лишь покачал головой.

— Простите меня. Я ошибался, — продолжил я. — Я незаслуженно принижал гряз… (Артехог вскинул подбородок). Простите. Апологетов, не заботящихся о своих материальных оболочках. Называл их обидно 'грязнулями'. Я был неправ. Ведь важно не то, что снаружи, а то, что внутри. Помните об этом, друзья, и пожалуйста не ссорьтесь из-за этого. Вспомните, что стало с Латуриэлем? Подумайте, что с ним станет. И не повторяйте его ошибку. Вы — едины. Вы — апологеты. Вы — лучшие в своём роде. Вместе вы справитесь с любой угрозой. Вместе вы вольётесь в поток. Вместе вы отправитесь в лучший мир! И вам предстоит жить там. Жить вместе. Разве это не так, уважаемый апологет Артехог?

— Так, — ответил он.

— Тогда прекратите распри. Прошу вас! Держитесь друг за друга, — я взглянул ему в глаза, и он впервые ответил мне взглядом, лишённым презрения. — Когда я пришёл в этот город, я был никем. Я всегда думал, что я — никто. И меня удивляло, почему изгнанники так дорожат мной? Теперь я понял. Они дорожили мной потому, что надеялись. Надеялись на то, что когда-нибудь я оправдаю их заботу. Пришла пора платить по счетам за всю ту честь, что мне оказали. Я не знаю, смогу ли справиться с Латуриэлем? Но теперь я уверен, что выложусь для этого полностью, без остатка. Ведь я не один. Со мной апологет Райли… (я глянул на подругу — та улыбнулась, смахнув слезинку и кивнула).

А ещё со мной сумеречный корпус!

Нибилар восторженно обернулся к строю, и по толпе апологетов пошла волна одобрительных возгласов.

— Со мной Триумвират! — громче произнёс я, и апологеты взвыли сильнее.

— А еще, — я набрал в грудь побольше воздуха, и, выбросив вверх кулак, крикнул. — Со мной Апологетика!!!

Десятки рук подняли сжатые кулаки. Рёв апологетов продолжался не меньше минуты. Это были самые прекрасные мгновенья из тех, что я пережил.

— Слэрго Скрибелар! Слэрго Райли! — ещё долго скандировали в моих ушах их громкие голоса.

Нас провожали как настоящих героев. И за нас поклялись отомстить со всей жестокостью. Ради такого не грех и погибнуть, скажу я вам честно.

Мы шли в самый опасный район города в необычайно приподнятом настроении. От моей недавней депрессии не осталось и следа. Самоубиство превратилось в чудесный поход. И меня более ничего не тревожило. Даже страх перед встречей с Латуриэлем и Хо превратился в волнующее предвкушение.

— Ты говорил очень проникновенно, — призналась Райли. — Как будто бы готовил речь заранее.

— Ничего я не готовил. Я вообще не ожидал, что Нибилар за одну ночь поднимет в ружьё всю Апологетику. Ай да сестрёнка Елизавета! Сдержала слово, как обещала. Поставила на уши всех этих снобов.

— А может быть они сами?

— Хм… Возможно. Во всяком случае, Тинка с Гудвином и Флинтом уж точно явились самостоятельно… Чёрт, а почему я, собственно, не верю в искренность остальных? Может Лиза и дала им пинок под зад, но дальше-то они пошли сами. Согласись, это было шикарно! Такая поддержка! Как я понял, 'Скрибелар' означает 'Писатель'?

— Не совсем. Это же альгершатах, милый. Тут всё гораздо сложнее. 'Люскрибль' — это действительно можно перевести как 'Писатель', а точнее, 'Автор', 'Сочинитель', 'Начертатель'. Ну а 'Беллари' — это 'Будущее', 'Грядущее', 'Перспектива'. В вульгарном переводе, 'Скрибелар' означает 'Автор будущего'.

— То есть, меня так прозвали потому, что в будущем я должен стать писателем?

— Нет. Тебя так прозвали потому, что ты сам пишешь будущее. Своё и наше.

— Звучит весьма пафосно. Но всё-таки, почему мы оружие с собой не взяли?

— Мы же не воевать идём, а на переговоры. Парламентёры приходят без оружия. Даже если бы оно у нас было, то не помогло бы нам. Только проблем бы создало.

— И чё? Выходит, что нам снова придётся ползать перед этими засранцами на коленях?

— Не-ет. Этикет изгнанников здесь не потребуется. Мы должны говорить с суларитами как апологеты. С чувством собственного достоинства. Но без лишней заносчивости.

— Ты знаешь, куда нужно идти?

— Примерно.

— Странно, что сулариты до сих пор не вышли нас встречать.

— Они не беспокоятся об охране. Знают, что Апологетика не нападёт.

— У меня появилась идея.

— Какая?

— Давай разыграем 'спектакль'. Преподнесём всё так, будто бы ты тащишь меня насильно. Тогда они подумают, что мы не заодно, и не станут тебя подозревать. Как тебе такой план?

— Не знаю. Можно попробовать.

— Тогда иди позади меня, и делай вид, что конвоируешь.

— Хорошо, — она неуверенно толкнула меня в плечо. — Давай, двигай-двигай…

— Чего так неуверенно? Давай грубее.

— Как скажешь. А-ну, шевелись! — Райли отвесила мне пинок от которого я едва не упал.

— Полегче.

— Ой. Прости.

— Нет-нет, всё нормально. Продолжай в том же духе.

Так мы прошли пару пустынных кварталов.

— Ну вот и добрались, — вдруг шепнула мне подруга. — Сейчас начнётся.

Я попытался обнаружить наблюдателей, но не смог.

— Чего встал! — снова пнула меня Райли, с нарочито громким окриком. — Вперёд!

Мы прошли ещё несколько десятков метров, и тут я наконец-то заметил суларитов, выходящих из ближайших домов. Их было четверо. Двое шли справа, двое слева. В руках у них было оружие, но в движениях не прослеживалось никакой угрозы. Словно они вышли к нам просто из любопытства.

— Стоять! — окликнул Райли один из них.

— А-ну, стой! — та схватила меня за шиворот и дёрнула к себе.

Сулариты остановились.

— Ты… — начал было тот, что требовал остановиться.

— Апологет Райли. Z-345/7-37 субкод 2.

— Апологет? — они переглянулись.

— Да.

— А этот, с тобой, кто?

— Он — человек.

— Человек? — сулариты встрепенулись. — Настоящий?

— Вполне настоящий. Латуриэлю ведь нужен живой человек, верно?

Сулариты явно были шокированы таким неожиданным поворотом.

— То есть ты привела его для мастера Латуриэля? — всё ещё не верил своим глазам их начальник.

— Да. Я слышала, что он готов хорошо за него заплатить.

— Верно. И что же ты хочешь за этого человека?

— Этот вопрос я буду обсуждать только с Латуриэлем.

На какое-то время воцарилось полное молчание. Видимо, сулариты пытались 'прочитать' Райли, но та употребила талукан сразу как вышла за ворота Апологетики, и сейчас он уже должен был вовсю действовать.

— Апологеты не имеют права ступать на священную землю Суллара, — произнёс главный. — Только свободные изгнанники вхожи сюда. Те, кто жаждут присоединиться к Братству.

— Поправьте меня, если я неправа, — расматривая свои ногти, ответила Райли. — Но, по-моему, апологеты ещё как ступали на эту землю. Более того, основали ваше Братство. И ваш лидер — Латуриэль был одним из них. Не так ли?

— Да как ты… — дёрнулся было один из суларитов, но начальник остановил его.

— Тише, брат. Успокойся. Она права. Наш мастер действительно был апологетом, и основал наше любимое Братство. Я не услышал в её словах оскорбления. Ведь так, апологет Райли?

— Я и не думала никого оскорблять. К Латуриэлю у меня претензий нет, — ответила та. — Мне лишь нужно продать ему этого… Примата. Если честно, мне насрать и на Апологетику. Там сейчас творится полная жопа. Нибилар окончательно спятил. Поэтому, если ваш мастер предложит мне хорошую плату, я пошлю этих тщеславных индюков куда подальше, и присоединюсь к Братству.

Райли явно увлеклась своим блефом. Даже мне на секунду показалось, что она говорит правду. Чего уж говорить про суларитов.

— Ладно, пойдём.

Нас обступили со всех сторон, и повели дальше по улице.

Территория суларитов занимала довольно большую площадь: от набережной и до самого Призрачного района. Латуриэль основал свою резиденцию в здании бывшего УФСБ. Как водится, неспроста. Чтобы дойти до него, нужно было пройти жилые кварталы. Сулариты жили не разобщёно, а концентрировались на улице Первомайской — центральной улице своего района. Там располагались жилые дома и тренировочные площадки. Здание городской мэрии было превращено в храм Даркена Хо. Стены были покрыты бесчисленными надписями на латыни и альгершатахе. Центральное УВД с прилегавшим к нему следственным изолятором, сектанты переделали в бойню. Из-за забора доносились страшные крики заживо разделываемых существ, а мясники, покрытые кровью с ног до головы, равнодушно таскали освежёванные туши из открытых ворот через дорогу — на склад. За этими воротами я успел разглядеть, как живодёры сдирают шкуру с ещё дёргающегося, подвешенного гиппотрагуса. Тем временем, в стороне, группа особо измождённых грязнуль синхронно натачивала ножи, тесаки и топоры. Это был непрекращающийся процесс. Сулариты работали как муравьи. Одни занимались продовольствием, другие — ремонтом, третье — укрепляли оконные ставни, четвёртые — собирали урожай каких-то овощей, выращиваемых на бывшем газоне, а пятые — надзирали за выполнением их работы. Это был непрерывный цикл. У каждого было своё задание. И никто из занятых в этом труде не отвлекался на нас. Далее, в бывшей хоккейной коробке, группа боевиков тренировалась отрабатывать приёмы рукопашного боя. Ещё дальше — вздёргивали на колючей проволоке какого-то, очевидно провинившегося, 'братка'. С этого момента мой боевой энтузиазм начал быстро спадать. Мы были безоружными среди этой варварской, непредсказуемой толпы шизанутых религиозных фанатиков, почитающих лишь один единственный кумир. Молю тебя, Хо, только бы ты существовало в реальности!

Серый дом Управления иликтинского ФСБ охранялся как американский Форт-Нокс. Латуриэль не боялся Апологетики. Он боялся собственную паству. Значит его авторитет действительно уже реально шатался, и он испытывал серьёзные опасения, что его власть скоро падёт.

Пока мы шли по улице, нами, кажется, вообще никто не интересовался. Но стоило войти в это логово, как всё внимание охраны тут же было сконцентрировано на нас. Естественно, нас обыскивали. И не раз. И не два. На каждом этаже. Долго пытались 'прочитать' меня и Райли, настойчиво играя 'в гляделки'. Но, понятное дело, безрезультатно. Тем не менее, нас продолжали вести дальше, по полутёмным коридорам, пахнущим сыростью. Здание было довольно мрачным ещё до катастрофы. А теперь и подавно превратилось в глухой каземат. Казалось, что его специально таким спроектировали. Чтобы давить на психику одной лишь обстановкой.

Латуриэль обосновался в кабинете начальника, куда нас и сопроводили. В приёмной пришлось немного подождать, и терпеливо вынести ещё один обыск.

— Кто такие? — осведомился у наших сопровождающих сильно помятый суларит, расположившийся на месте секретаря.

— Апологеты прислали мастеру живого человека.

— Да ну? С чего это вдруг такая щедрость?

Ответа не последовало. Вместо этого, другой сопровождающий обратился ко второму сулариту, сидевшему в противоположном углу приёмной и непонятно чем занимавшемуся.

— Опять полопались?

— Дерьмо, — ответил тот. — Проклятая обезьянья шкура. Чуть что — раны загнивают.

Я пригляделся и с отвращением увидел, что он вынимает из банки крупных белых личинок и запихивает их в открытые раны на своих руках. У меня эта невразумительная и тошнотворная процедура вызвала глубокое омерзение. Подумал, что эти сулариты — психопаты и извращенцы. Но, как потом выяснилось, личинки помещались в раны из медицинских соображений. Они чистили их, питаясь продуктами гниения, и обеззараживая травмированные участки.

Дверь открылась.

— Мастер ждёт, — сообщил выглянувший из-за неё суларит.

Мы вошли в кабинет. Там находились четверо суларитов. Один — охранник, впустивший нас, двое, как я понял, личные телохранители Латуриэля, и сам Латуриэль. Все мои инфернальные представления тут же улетучились, когда вместо злого демона, я увидел довольно потрёпанного, длинноволосого субъекта, похожего на угрюмого рок-музыканта: алкоголика и наркомана со стажем.

У главы суларитов была светло-серая кожа, сплошь покрытая шрамами, царапинами и коростами. Губы его усохли настолько, что не могли смыкаться, отчего рот зиял постоянным оскалом. Красноватые глаза ничего не выражали. Одет он был в длинный, толстый халат. Не вполне приятный образ, но, по крайней мере, и не кошмарный.

Хоть тело Латуриэля и выглядело сильно изношенным, оно всё ещё сохраняло заметную физическую крепость. Видимо 'старый хозяин' был мужиком здоровым и отменно накачанным, если даже столько лет работы на износ не смогли полностью истощить заложенный в него ресурс.

В общем, он не был похож ни на верховного пастора зловещего сатанинского культа, обвешанного атрибутикой, ни на какого-то фюрера, прохаживающегося под картой грядущего наступления. Он был своеобразен. И просто сидел за длинным столом, в кресле начальника управления, глядя на нас скорее дружелюбно, нежели враждебно.

— Рада приветствовать мастера Латуриэля, — поклонилась Райли.

— Здравствуйте, — вполне нормальным тоном, хоть и с хрипотцой, поздоровался он. — Прошу вас, присаживайтесь за стол.

От удивления, мы переглянулись. Ни я, ни Райли, не ожидали, что к нам здесь будет проявлено уважение, тем более от самого главаря ренегатов.

— Так вы…

Райли представилась, назвав своё имя с идентификатором.

— Апологет Райли? — ответил Латуриэль. — Я очень рад знакомству. Ну а это?..

— Писатель. Человек.

— Неужели? И вправду. Вот это сюрприз. Я так давно ищу человека. Как древнегреческий философ Диоген, — он сипло похихикал.

— Я это знаю. Поэтому и привела его к Вам, — ответила Райли.

— Что ж. Тогда не будем ходить вокруг да около. Просто назови свою цену. Я дам всё, что ты пожелаешь.

— Что я пожелаю, — Райли задумалась. — Наверное, лучше будет начать с официальной версии. С того, что желает Апологетика, приславшая меня в качестве парламентёра. А желает она мира.

— Мира? — удивился Латуриэль. — Какого мира? Мы, вроде бы, не воюем. Да, наши взгляды на жизнь серьёзно отличаются, но не до такой же степени, чтобы сражаться друг с другом.

— Нибилар и Верховные так не считают. Они говорят, что сулариты вот-вот нападут на Апологетику.

— Для чего нам нападать?

— Чтобы уничтожить её.

— Ох-х, — Латуриэль прикрыл лицо рукой. — А ты сама в это веришь? Только честно.

— Откуда же мне знать, — пожала плечами Райли.

— Нда-а… Всё печальнее, чем я думал. Они накручивают новоиспечённых апологетов против Братства. Выставляют нас в дурном свете. За что? Почему? Чем мы им мешаем? Мы даже не лезем в их дела…

— А я слышала, что на днях возле Апологетики был уничтожен целый отряд суларитов. Это ложь?

— Нет. Это правда. Но тот отряд был послан не против Апологетики. Разведка зафиксировала небывалую активность ай-талука. Была снаряжена экспедиция для того, чтобы добыть побольше этого ценного продукта. Но ай-талук оказался слишком опасен и убил половину отряда. Остальных убили джамбли, неожиданно появившиеся на поверхности. Очень трагичная ситуация… Более того, смертельному воздействию ай-талука подверглись не только мои ребята, но и изгнанники, нашедшие Суфир-Акиль. Ведь очаг его произрастания появился ни где-нибудь, а прямо на Тропе Блудных Детей. Буквально у ворот Апологетики. Странно, что сами Апологеты этого не знали. Или же знали, но извратили факты в свою пользу.

— Вон оно что, — кивнула Райли. — Теперь мне всё понятно.

— Как поживают мои бывшие друзья: Нибилар, Эвилон и Артехог? — спросил Латуриэль.

— Эвилон совсем помешался на науке. Стал почти как Водзорд. Нибилар превратился в дикого параноика. Лишь Артехог, пожалуй, единственный из Высших, кто сохранил адекватность.

— Я так и думал. Значит, Нибилар волнуется, что я могу напасть на Апологетику, и прислал мне подарок, в знак мира и добрососедства? Это приятно. Тем более, что я и не планировал на них нападать. Ведь даже по логике, идти войной на Апологетику — себе дороже. Сёстры сотрут меня в пыль, ведь так? Я не собираюсь жертвовать своими братьями ради совершенно бессмысленной войны. Всё что мне необходимо, так это верой и правдой служить своему великому богу — Даркену Хо. Пусть Апологетика идёт своей дорогой, а сулариты пойдут своей… Но ты сказала, что это была официальная версия. Хотелось бы выслушать неофициальную.

— А неофициальная заключается в том, что я разочаровалась в Апологетике. Ведь это я добыла этого человека. И я привела его сюда. Это был мой Суфир-Акиль. А они… Они, вместо того, чтобы воздать мне за все мои труды и старания, отправили меня к Вам, чтобы оплатить свои счета моим богатством!

— Разумное замечание, — кивнул Латуриэль. — Продолжай.

— Я не хочу возвращаться в Апологетику. Я хочу служить Вам, мастер Латуриэль. Но не просто так. В качестве награды за этого человека я расчитываю получить высокую должность.

— Твои запросы очень высоки. Знаешь сколько братьев изо дня в день лезут вон из кожи, чтобы добиться хотя бы какого-то ничтожного статуса в нашей строгой иерархии? Они стараются изо всех сил, но получается только у единиц. У самых-самых лучших и преданных. Ты это понимаешь?

— Мне лишь нужен ответ. Стоит ли этот человек того, что я прошу?

Латуриэль попытался улыбнуться, но из-за усохших губ получилась какая-то совершенно жуткая гримаса.

— Как раз кстати, волею суллара Хо, у меня освободилась одна важная вакансия. Я принимаю тебя, Райли. Будешь сотницей…

— Но мастер! — взвился один из 'телохранителей'.

— Ты что-то имеешь против, брат Глор?

— Никак нет, мастер, — отступил он. — Я лишь хотел высказать своё скромное сомнение по поводу твоего неожиданного решения. Эта особа должна хотя бы пройти подготовку, прежде чем становиться во главе боевой сотни.

— Я тебя услышал. А ты что скажешь? — Латуриэль взглянул на второго 'телохранителя'.

— Ты мудр, старший брат, — ответил тот. — И в этом не сомневаемся ни я, ни Глор. Но позволь задать лишь один вопрос нашей гостье. Скажи мне, Райли, если ты так легко и непринуждённо предала Апологетику, то где гарантия, что ты так же легко и непринуждённо не предашь нас? А?

Райли перевела взгляд на вопрошавшего, и цинично ответила, — когда-то Вы точно так же предали Апологетику. Значит ли это, что я не должна доверять вам теперь?

Суларит аж поперхнулся от гнева. А Латуриэль расхохотался кашляющим смехом, и наградил Райли звучными аплодисментами.

— Чудесный ответ! Не злись на нашу новую сотницу, брат Никтус. Как видишь, она вполне годится для этой работы. Кого угодно поставит на место. Даже бывшего Верховного апологета…

Так значит это никакие не телохранители, — понял я. Это соратники Латуриэля. Бывшие члены Конклава.

— Я с удовольствием займу предложенный пост, — продолжала борзеть моя подруга.

— Вот и отлично. Предлагаю это отметить, — Латуриэль сделал знак дежурному у дверей. — Принеси нам выпивку и закуску. Сегодня у нас большой праздник. Я наконец-то нашёл человека и верного сотника. Ты ведь будешь верно служить мне, Райли?

— Не сомневайтесь, мастер.

— Верю. Значит ты готова до последней капли крови защищать Братство?

— Готова не только защищать, но и вести его в бой.

— В какой бой? Ты опять продолжаешь муссировать бредни Нибилара? Поумерь свой пыл. Пойми же наконец, сулариты не злодеи и не захватчики. Нам бы как-то самих себя защитить. От хищников, от джамблей… Эндлкрон в последние дни зашевелился. Тут уже не до Апологетики. Мы стараемся построить мирное, цивилизованное общество. Вы ведь пришли сюда свободно. Надеюсь, никто из братьев не оскорбил вас?

— Нас встретили радушно, — ответила Райли. — Что меня сильно удивило. Я действительно не увидела ни одного военного патруля, ни одного блок-поста. Только казнь какого-то суларита…

— Ах-х, — Латуриэль печально кивнул. — Мне так жаль, что вы стали свидетелями этого неприятного процесса. Дело в том, что казнённый брат был вором. Так уж у нас заведено. Воровство считается самым страшным преступлением, за которое наказание — смертная казнь. С той поры, как одна мерзкая змея, пригретая на моей груди, выкрала у меня очень ценную вещь, я жестоко караю любого, кто ворует у собственных братьев. Разумеется, только при наличии весомых доказательств. Без суда и следствия мы никого не наказываем, в отличие от авторитарного Конклава Апологетики. Не спорю, мне часто приходится действовать жестоко и решительно. Но это обусловлено беспощадностью окружающего мира. Без суровой дисциплины не достичь приемлемого порядка. Стоит дать слабину и общество погрузится в хаос. Ты ведь со мной согласна, Райли?

— Абсолютно.

Нам принесли выпивку, цветом похожую на чай, и тонко нарезанное мясо.

— Вы и его приглашаете разделить с нами трапезу? — спросила Райли, указав на меня.

— А что? — взглянул на неё Латуриэль, принимая бокал с напитком.

— Не понимаю. Зачем с ним церемониться? Всё равно же в жертву приносить.

— Э. Э! — подыграл ей я, демонстративно вскочив со стула. — В какую жертву?! Чё за ерунда?!

— Успокойся, человек, сядь, — мягко попросил меня Латуриэль.

— Сначала объясните, о какой жертве идёт речь? Райли, ты же обещала, что мастер Латуриэль мне поможет. Что он выпустит меня из города. Какая к чёрту жертва?!

— Я тебя обманула, милый, прости, — ответила та, жуя мясо. — Тебя принесут в жертву великому Даркену Хо.

— Это правда? — стараясь изобразить максимальную растерянность, я взглянул на Латуриэля.

— Да, — ответил тот. — Но волноваться не стоит…

— Не стоит?! — я взмахнул рукой, но Райли, подскочив, тут же грубо усадила меня на место.

— А-ну, сядь, обезьяна! Кто давал тебе право говорить с мастером, тем более в таком дерзком тоне?!

— Успокойся, сотница, — осадил её Латуриэль. — Зачем ты так грубо обращаешься с человеком? Всё-таки он один из 'старых хозяев', давших нам тела. Прояви немного уважения. А ты не волнуйся, Писатель.

Райли фыркнула и села на место.

— Как же не волноваться, если меня собираются убить? — следом за ней сел я.

— С чего ты взял, что тебя будут убивать? Если бы мне был нужен мертвец, я бы воспользовался одним из тысячи мёртвых тел, оставшихся после катастрофы. Но мне не нужен труп. Мне нужен живой человек.

— В чём же тогда заключается эта самая жертва?

— Ты выйдешь на берег священного озера, где встретишься с Хо.

— Оно убьёт меня?

— Этого я не знаю. Оно велело привести к нему живого человека. А для чего — мне неведомо. Но я не думаю, что ему нужна твоя смерть. Даркен Хо — не кровожадный бог.

— Но я так надеялся, что мне наконец-то помогут вернуться домой, — я печально опустил голову.

— Даю тебе слово, — ответил Латуриэль. — Что если ты вернёшься от Хо живым и невредимым, я покажу тебе тайный выход из города.

— Правда? — спросил я.

— Правда. Ну, давате-ка выпьем в конце концов! Поднимем бокалы за удачный день.

Мы выпили немного крепкого пойла, по вкусу напоминающего тёплую брагу.

— Слэрго суллархо, — выдохнул глава суларитов и закусил мясом. — Хорошая штука. Крепкая. А ты, Райли, смотрю, не шибко жалуешь людей. Сколько дней ты тащила его сюда? Неужели ни капельки к нему не привыкла?

— Именно потому, что я так долго его сюда вела, он мне надоел до ужаса. Знали бы Вы, сколько нервов он мне вымотал. Теперь, когда он Ваш, у меня будто камень с плеч свалился.

— Странно. А мне поначалу показалось, что вы с ним друзья, — простодушно ответил Латуриэль.

— Таких друзей за одно место и в музей. Надеюсь, что этот дар не разочарует Даркена Хо. Мне было бы очень печально узнать, что я потратила столько сил впустую.

— Не переживай. Ты старалась не напрасно. К тому же, ты теперь сотница одной из самых сильных армий, с которой могут потягаться разве что сумеречники. Да и то не факт. Нам бы их оружие. Тогда бы уже никто не посмел бросить нам вызов. И все наконец-то оставили бы наше многострадальное Братство в покое. Ведь всё что нам нужно — это занять свою устойчивую нишу во Вселенной. Почувствовать себя не опытными образцами, а настоящей цивилизацией, заслуживающей великого будущего.

— Мы и есть будущее! А сумеречники — это прошлое, — произнесла Райли. — Как и люди.

— Хорошие слова. Надеюсь, что так оно и будет, — Латуриэль пригубил немного напитка. — Ты весьма перспективна, Райли. Уж не второй ли субкод делает тебя такой? На самом деле. У тебя есть всё: острый язык, пылкий ум, дьявольская хитрость. Ты похожа на меня. Например, знаешь чем?

— Чем?

— На подобную встречу я бы тоже пришёл под талуканом.

— Это вышло непреднамеренно, мастер…

— Не оправдывайся. Всё в порядке. Я прекрасно понимаю тебя. После промывки мозгов, устроенной Нибиларом со товарищи, ты не знала, чего тебе ожидать, и перестраховалась. Это нормальный подход. Говорю тебе, я поступил бы точно так же. К тому же, действие талукана скоро спадёт, и я окончательно удостоверюсь в чистоте твоих помыслов. Они ведь чисты, сотница Райли?

Та кивнула.

— Конечно чисты. Как может быть иначе? — Латуриэль выпил ещё немного. — Да вы пейте, пейте, друзья мои! Не скромничайте. Мы ведь теперь братья. Мы — семья. Я вот смотрю на своих верных товарищей: Глора и Никтуса, и вижу, что они всё ещё сомневаются в искренности Райли. Напрасно. Я ведь не сомневаюсь. Значит и вам не стоит терзаться сомнениями. Что скажете, братья?

— Лично я всё обдумал, и пересмотрел своё мнение, — ответил Глор. — Она нам подходит.

— Рад, что ты прислушался к своему разуму, и ко мне, брат. Ну а ты, Никтус?

— А я хочу попросить прощения у сотницы Райли, за то, что выражал ей безосновательное недоверие. Теперь я вижу, что был слеп и недальновиден.

— Да всё в порядке, — смущённо ответила Райли. — Я не в обиде.

— Благодарю тебя.

— Как же всё-таки здорово, что мы поладили! — радостно подытожил Латуриэль. — Моё сердце переполнено счастьем! Давайте выпьем за Апологетику? За то, чтобы наши заблудшие братья наконец-то поняли, что мы им не враги, что их всё это время обманывали. И поняв это, они присоединились бы к нам, так же как это сделала Райли!

Мы поддержали тост.

Да, вот ведь неожиданность, — думал я. — Этот Латуриэль вовсе не безумное чудовище, каким я его представлял. Ему приходится быть твёрдым, чтобы держать в узде разношёрстных и волевых изгнанников. Но он не выходит за рамки, и в его риторике действительно прослеживается здравый смысл. Что лучше? Потерять своё 'Я', влившись в общий поток, или найти своё предназначение, примкнув к коллективу? Он выбрал второе. Это было его право. В любом случае, кем бы он ни был на самом деле, его персона явно не соответствовала гуляющим по городу страшилкам.

— О чём задумался, Писатель? — прервал он мои мысли.

— Думаю о Хо. Кто оно? О чём оно хочет со мной говорить? А вдруг оно причинит мне боль?

— Ты его сильно боишься?

— Да.

— Хм-м, — Латуриэль поставил бокал. — Знаешь, когда я начал искать человека для Хо, я и представить себе не мог, что мне будет так тяжело им жертвовать… Всё потому, что из живых людей, проникающих в город, доселе были доступны лишь мародёры, бандиты, преступники… Отбросы вашего общества. У меня к ним такое же отношение, как, наверное, и у тебя. Поэтому я был уверен, что жертва будет непременно каким-нибудь негодяем. И тут вдруг ты: Писатель, интеллигентный человек. Как существо глубоко духовное, я не имею права приносить в жертву другое духовное существо. Да простит меня Даркен Хо! И пусть накажет, если я заслужил. Но я не могу…

— То есть, Вы не отдадите меня Хо? — я не поверил собственным ушам.

— Нет. Оно долго ждало жертву. Подождёт ещё немного. Авось попадётся мне какой-нибудь нехороший человек. А тебя я отпущу с миром. Не просто отпущу. Покажу потайной выход из города.

— Я даже не знаю, как и благодарить Вас, мастер Латуриэль! Никто не мог мне помочь, а Вы…

— Не нужно меня благодарить. Лучше выпей со мной.

Мы выпили ещё немного.

— Эх, как же всё-таки необычно и замечательно общаться, когда не имеешь возможности прочитать собеседников! — Латуриэль стукнул донышком бокала по столешнице. — Только в этих случаях ты понимаешь, что такое доверие, и насколько оно ценно. Глупцы мне говорят, 'мастер, неужели можно быть таким доверчивым в нашем безжалостном мире, сплошь состоящем из лжи?' А я отвечаю, — 'можно… Да, можно! Потому что доверие — это единственное святое зерно, которое в нас осталось. Читая вас, я не доверяю вам. Это как читать чужие письма. Низко и мелочно. Это порождение внутреннего страха, который заставляет нас идти на низость, вновь и вновь проверяя вполне порядочных и честных братьев. А тот, кто доверчив — действительно силён духом, потому что он пренебрегает собственным страхом, вытравляя из своей души червя недоверия!' Мы сильны потому, что доверяем друг другу.

Глава суларитов немного помолчал, глядя куда-то в сторону, а затем продолжил.

— Другие глупцы наивно полагали, что раз я доверчив, значит можно этим пользоваться, можно держать меня за идиота, застилая ложью мои глаза. Всех, кто так думал, постигла страшная участь. Такова расплата за пренебрежение искренним доверием.

Он посмотрел на нас и рассмеялся.

— А что вы так напряглись? Я же не вас имею в виду. Расслабьтесь, друзья. Эти слова касаются лишь врагов и предателей. Вы же к ним не относитесь? Правда, Райли? Ну конечно правда. Я вижу это в твоих глазах. Глаза, которые не лгут. И моё сердце открыто. Я не хотел напугать. Честное слово. Просто поделился своими мыслями. По-дружески. Мы же теперь друзья. А между друзьями не должно быть тайн. Вот я сейчас поделился с вами сокровенным. Потому что я уверен, вам можно доверять. А ты, Райли, ничего не хочешь мне рассказать?

— О чём, мастер? — взглянула на него та.

— Ну, я не знаю, мало ли. Что у тебя в душе. Что тебя гложет. Поделись со своим новым другом.

— Мне нечего сказать.

— Правда? Как печально. А я надеялся, что мы поговорим по душам. Ну да ладно. Как говорится, ещё не вечер, верно? — и он рассмеялся.

Совершенно неожиданно, охранник, подошедший к нам сзади, ухватил Райли за затылок и изо всех сил ударил её лицом об стол.

— Отличный удар, брат! — восторженно хлопнул в ладоши Латуриэль. — Но зачем бокал разбил?

— Это не я, мастер. Это её рожа, — суларит намотал волосы девушки себе на руку, и дёрнул их назад, задрав её окровавленное лицо.

— Вы чего творите?! — я попытался вскочить, но тут же задёргался от электрических импульсов, пронзивших всё моё тело.

Потеряв равновесие, я упал на пол, но меня продолжали яростно жечь чем-то вроде шокера. В глазах всё рябило. Безвольно корчась на полу, я не мог даже умолять своего мучителя, чтобы он прекратил эту пытку. Наконец, Латуриэль произнёс:

— Достаточно, Никтус. Ты испортишь такое прекрасное тело.

— Да, старший брат.

Наконец-то меня перестали бить током, но тело продолжало самопроизвольно дёргаться ещё какое-то время. При этом не было возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Сквозь опадающую пелену на глазах, я видел, как неподалёку от меня, вместе со стулом, на пол грохнулась Райли. Её начали пинать тяжёлыми ботинками. Первой мыслью было — связаться с сумеречниками, но изо рта вырывались лишь пустые хрипы.

— Куда её, мастер?

— В подвал. Разомните немного, чтобы стала помягче. Заодно и талукан из неё выйдет. Но а потом я с ней потолкую. Когда с этим разберусь.

— Слушаюсь.

Райли поволокли к выходу. Я беспомощно протянул к ней руку.

— Да не переусердствуйте там! — продолжал доноситься как будто откуда-то издалека голос Латуриэля. — Из трупа никакой информации не извлечь.

— Конечно, мастер.

Когда мою избитую подругу вытащили за дверь, Латуриэль перешагнул через меня, и присел напротив, склонив голову.

— Ну что, Писатель? Ты наверное скажешь, что я поступаю грубо. И будешь прав. Но что поделать? Сейчас всем тяжело. Суровый мир диктует суровые условия. Неужели вы думали, что я настолько примитивен и глуп, что проглочу вашу ложь? Мой простодушный человечек, если бы я был таким примитивным и глупым, я бы и дня не прожил вне Апологетики! И уж тем более не стал бы светочем Суллара! О, нет, мой друг, меня не провести. Да, я заранее знал об истинной причине вашего визита, и ждал вас здесь с распростёртыми объятиями. С радостью и удовольствием поиграл в предложенную вами игру. Вот только вы не учли, что это игра на моём поле.

Я хотел ему ответить, но из горла вырвалось лишь 'Кх-х-х!'

— Ась? — Латуриэль картинно, по-стариковски приложил палец к уху.

— Кха-х…

— Ничего не понимаю, извини. У тебя явные проблемы с произношением. Когда я тебя вытесню, первым делом начну отрабатывать дикцию… — он выпрямился, и теперь я видел только его ноги. — Чем ты его, брат? Гальваноидами мушенбрука?

— Ага, — ответил суларит.

— Там ещё остался заряд?

— Есть. Но совсем немного.

— Хватит, чтобы его вырубить?

— Сейчас узнаем.

— Контур! — попытался выкрикнуть я. — Кон…

Нестерпимая, жгучая боль пронзила мою спину, сначала парализовав, а затем — отключив сознание напрочь.

Чувства возвращались ко мне постепенно. Я не знаю, сколько времени прошло с того момента, как меня вырубили. Первым делом попробовал пошевелиться — но тщетно. И на этот раз отнюдь не из-за последствий воздействия электрического тока, а потому что руки и ноги были прикованы к креслу, напоминавшему стоматологическое. Возможно, оно когда-то и было стоматологическим, но сулариты его переоборудовали под свои извращённые нужды. Комната вокруг напоминала смесь камеры пыток и лаборатории маниакального учёного. Сначала показалось, что я здесь один.

— Райли? — окликнул я. — Ты здесь?

— Её здесь нет, — в поле моего зрения показался Латуриэль со шприцем в руке. — Рад, что ты очнулся.

— А, ч-чёрт, — я дёрнулся.

Оковы были прочными.

— Агент 909 вызывает Контур! У нас проблемы!

— С кем это ты разговариваешь? — спросил Латуриэль. — А-а, видимо с этим?

И он показал мне наушник.

— Так значит это правда передатчик сумеречников? Надеялся связаться с ними? Думал, что они тебе помогут? Хм-м… Любопытная штука. Обожаю 'игрушки' сумеречников. Весь этот хайтэк, уникальные технологии. Это будоражит. Ну-ка, брат, погляди на это, — он кинул передатчик другому сулариту, присутствующему в комнате.

Тот поймал его налету.

— Это определённо технология сумеречников, — констатировал он. — Я вижу их маркировку.

— Попробуй выйти с ними на связь. Посмотрим, что они нам скажут.

— Но как, старший брат?

— Ты же слышал позывной — 'Агент-909'. А ключевое слово — 'Контур'. Верно, Писатель?

Я отвернулся в бессильной злобе.

— Давай же, братец, пообщаемся с Контуром.

Суларит вставил передатчик в ухо, и неуверенно произнёс, — Агент-909 вызывает Контур. Агент…

Раздался резкий хлопок, завоняло горелым мясом, и подопечный Латуриэля свалился на пол. Из всех отверстий в его голове обильно лилась кровь, а из почерневшего уха поднимался дымок.

— Так я и думал, — ничуть не удивился Латуриэль. — Адаптивная система идентификации, настроенная на параметры ДНК. Сумеречники такие предсказуемые. Но… Я хотя бы попробовал, — он улыбнулся мне и начал выковыривать передатчик из развороченного уха своего мёртвого помощника. — Эх, жжётся…

— Ты бессердечный ублюдок, — произнёс я.

— Полагаешь? — вынув передатчик, он аккуратно обтёр его краем халата и положил на стол. — Пусть здесь полежит… Так ты считаешь меня сволочью, да? Ну, в каком-то аспекте ты прав. Сердца у меня действительно нет. Разумеется, в метафорической, а не в физиологической форме. Зато есть разум. Или ты считаешь, что я должен был испытать этот передатчик на себе? Или должен был дать его тебе, чтобы ты вызвал на мою голову шквал артиллерийского огня с Периметра? Я так должен был поступить по-твоему?

— Ты всё равно проиграл. Не сумеречники, так апологеты тебя прикончат.

— Ах, ну да, — кивнул он. — Армия Апологетики, которая сейчас концентрируется возле наших границ… Мне что-то такое докладывали. Нет, ну я конечно же поражён, как Нибилару удалось мобилизовать свою расслабленную когорту. Видимо страх… Стра-ах. Он как сжимающиеся тиски. Нибилар знает, что не успеет сбежать. И это ещё раз подтверждает мою теорию о том, что он не в курсе, когда Апологетика заслужит исхода. Потому, что не будет никакого исхода. Всё это сладкий миф. Соблазнительная приманка. Обещание будущего, которого не будет! Теперь ты понимаешь, почему я в своё время послал всё это к дьяволу? Потому что я прозрел. Я — один из немногих, если не единственный в своём роде, осознал, что иду не туда. Как баран к жертвенному камню. И я свернул с этого пути. И они — всё ещё продолжают топать дальше, и блеять о новом, чудесном мире. Тупицы… А теперь они готовятся штурмовать мой район. Какое мужество! Но где же их защитники? Где Сёстры? А? Почему они позволили своим агнцам вновь рисковать жизнями уже после обретения Суфир-Акиля? Не потому ли, что они тоже меня боятся? Не потому ли, что они — тоже обычный миф?

— Не тешь себя пустыми надеждами, мастер-ломастер. Недолго тебе осталось царствовать. Если ты нас не отпустишь — твоей грязной империи конец. Апологеты за всё с тобой поквитаются.

— Да я их жду — не дождусь! — он рассмеялся. — Писатель, не знаю, кто вдохновил апологетов на этот поход, но я несказанно благодарен ему за это. Мне даже не придётся нападать на Апологетику. Апологетика сама пришла ко мне! Если бы ты разбирался в стратегии, то наверняка бы знал, что атакующая сторона несёт гораздо более существенные потери, нежели обороняющаяся. Сколько верных братьев я бы потерял, штурмуя Апологетику! Но в обороне, перевес уже на моей стороне. Потому что на моей территории каждый закоулок, каждый дом и каждый куст — будет помогать армии Суллара! Апологеты здесь ничего не знают, а сулариты — знаю всё. И они утопят апологетов в крови. Ты уж мне поверь… В любом случае, время у нас есть. Насколько я знаю Нибилара, он будет ждать до последнего. Пусть ждёт. А мне нужно подготовиться. Хочу встретить старого друга в новом обличии. В твоём обличии.

— То есть, ты хочешь… А как же Даркен Хо? Как же жертва?

— Хо? — Латуриэль огляделся по сторонам, словно опасаясь, что нас могут подслушать. — Откуда мне знать, что ему нужно?

— Ты же его жрец. Или я неправ?

— Как бы тебе попонятнее растолковать, — задумчиво ответил Латуриэль. — Да, я создал этот культ. И у него, как и у любого другого культа, в основе лежит пустота, покрытая сверху бездоказательными догмами, словно листьями кувшинок. Такова природа всех религий: жёсткое ограничение одних в угоду другим. Я ничего нового не изобрёл… Ладно, хватит пусто-порожних разговоров, Писатель, пора действовать. Сейчас я сделаю тебе укол. Он будет немного болезненным. Потом…

Я расхохотался, вызвав у него недоумение.

— Так во-он оно что… Вот так дела! — хохотал я, долбясь затылком об кресло. — А я-то, глупец! Я-то думал… Ха-ха-ха!

— И что же тебя так развеселило? — спросил Латуриэль.

— Все считали, что я тебе нужен для того, чтобы принести в жертву Хо. И я, наивный болван, тоже так считал! Ха-ха-ха! А на самом деле тебе просто нужно тело. Новое тело. Твоё собственное уже ни на что не годится. Ты вот-вот развалишься по частям. Поэтому тебе как можно скорее нужно запрыгнуть в новый 'биокостюмчик'. Только и всего! А эти красивые истории о 'жертвах великому богу' — ни что иное как пыль в глаза твоей тупорылой пастве! Ведь свежих человеческих тел на всех не хватит… Не то что на всех! Вообще ни на кого! Кроме тебя… Верно? Ты и в Апологетику полез вовсе не из-за жажды мщения, не из-за реванша, не-ет. Ты полез от отчаянья. Чтобы поживиться телами апологетов-чистюль, которые, в отличие от тебя, их берегли и лелеяли. Как прозаично и меркантильно, мастер, ай-яй-яй! Ничего сверхъестественного. Обычный обман. Но зато с каким размахом! С какой легендой! И всё ради чего? Ради спасения собственной шкуры.

— Ну вот, видишь, ты сам во всём разобрался, — спокойно ответил Латуриэль, прыская из шприца струйку. — Молодец. Садись, пять… Ах, ты уже сидишь.

— Допустим, ты успешно поселишься в новом теле. А что дальше? Как объяснишь суларитам, почему воспользовался жертвой, предназначенной Даркену Хо, в собственных интересах? Какую историю выдумаешь?

— Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю.

— И тебе не страшно?

— Почему мне должно быть страшно?

— А что если тебе не поверят?

— Поверят, мой друг, поверят. Каждому моему слову поверят. Фанатизм — это духовная слепота. А слепой повинуется руке поводыря. Так уж заведено.

— Значит Хо — это всего лишь твоя фантазия?

— Фантазия, — кивнул Латуриэль, обрабатывая мне руку дезинфицирующим средством. — Но не моя.

— Ты пропагандируешь веру в него. Но сам не веришь в его существование.

— Наверное, как и любой адекватный пастырь, — пожал плечами он.

— А что если оно существует? Что если слухи о нём не беспочвенны?

— Я отвечу тебе то же самое, что когда-то ответил своему другу Нибилару, во время нашего последнего спора о существовании нового, чудесного мира… 'Где доказательства?'

— Тогда что же сподвигло тебя стать его жрецом?

— Ты видел приверженцев Суллара? Видел это отребье? Думаешь, легко организовать управление этим сбродом? Нет. Не легко. Практически невозможно. Даже бывшему Верховному апологету. Единственная возможность держать мой народ в узде — это напугать его кем-то, кто страшнее меня самого. Кто невидим. Не осязаем. Но безмерно силён и жесток. Даркен Хо — больше всех остальных годится на эту роль. Однако, ты прав. Я не с пустого места принял решение избрать его в качестве нашего нового кумира. Одна предпосылка была. Ма-аленькая, — Латуриэль поднёс свои пальцы к моему лицу. — Однажды, мне приснился сон. Ещё в бытность апологета. Когда я экспериментировал с полноценными снами и глубокими погружениями, надеясь, что это поможет стабилизировать приток энергии для регенерации тканей. В то время я узрел немало сновидений. Но запомнил из них лишь одно. Мне приснилась темнота. Темнота говорила со мной. Кто-то смотрел на меня из темноты и говорил. Или диктовал. Много и непонятно. Лишь одну фразу я понял чётко. И от неё проснулся в ужасе и смятении. Кошмар, приснившийся мне той ночью, долго не выходил у меня из головы. Я всё время думал — что он означает? Что это было за предупреждение? А может руководство к действию? Тут-то мне и начала открываться истинная суть бытия. Я избрал темноту увиденного кошмара в качестве символа своей новой религии, и окончательно повздорил с Апологетикой. Случайный сон помог мне изменить свою жизнь и начать за неё неистовую борьбу, в которой я, пока что, выигрываю.

— Это было Хо? Оно тебе приснилось?

— Это был просто сон. Судьбоносный, не спорю. Но обычный.

— А та фраза? Что оно тебе сказало?

— Не твоего ума дело. И хватит вести пустые разговоры. Я что-то слишком увлёкся беседой с тобой. Может потому, что никогда не общался с живыми людьми. А может и потому, что хотел получше изучить старого хозяина своей новой 'квартирки'. Хе-хе. Так, не дёргайся, а то будет ещё больнее.

Он ещё раз обработал кожу на моей руке и всадил иглу. От боли я даже вскрикнул.

— Терпи, терпи. Я предупреждал, что эта сыворотка больная, но она совершенно безвредна. Портить твой организм не в моих интересах.

— Зачем ты тогда колешь мне эту дрянь?

— Она поможет тебе легче расслоиться. И стабилизирует функции органов. Чтобы не возникло сбоев и рассинхронизации, — Латуриэль бросил опустевший шприц в тарелку, и похлопал меня по щеке. — Ну вот и всё. Сейчас немного будет кружиться голова. Это не страшно. Скоро мы станем единым целым! Мой разум и твоё тело.

— Ненадолго. Через день, максимум через пару суток начнётся отторжение. И ты отправишься следом за мной — в никуда.

— Хм-м…

— Ведь именно это спёрла у тебя 5-55? Хреновину, позволявшую адаптироваться в новом теле, да?

— А ты осведомлённый парень, — кивнул Латуриэль. — Ну раз уж ты так осведомлён, то наверняка в курсе того, что 5-55 жива. А если она жива, значит и нейростабилизатор при ней. Она его не бросит. Слишком уж ценная штучка. Нда-а… Ты так же не можешь не знать, что мерзкая Туннельная крыса не просто выжила. Она благополучно вернулась в Апологетику.

— И что с того?

— А то, что она сама ко мне придёт. Она ведь сейчас там, на границе, вместе с доморощенной армией Нибилара, верно? Да, Писатель, она там. И я её жду. Теперь ей уже не вырваться. Мои лучшие ребята готовятся её изловить. Они её поймают. Поэтому, обретение стабилизатора — это лишь вопрос времени. Этого времени мне вполне хватит.

— Скотина…

— Давай обойдёмся без грубостей…

Дверь открылась и в камеру вошла пара суларитов. Одного я узнал — это был Никтус. Второй был незнакомый, сгорбленный и прихрамывающий.

— Наконец-то, — встретил их Латуриэль. — Чего так долго?

— После сейсмических толчков, снаружи начались волнения, — ответил Никтус. — Народ опасается, что появление человека способно пробудить эндлкрона. Мы дали указания сотникам провести с братьями строгую беседу, и наказать особо рьяных паникёров. Но волнения продолжают разрастаться. Под землёй слышен гул. Это не к добру.

— Значит нам надо поторопиться. Я должен поскорее предстать перед братьями в новом обличии. Чтобы укрепить их веру!

— Мы готовы, старший брат!

— Тогда начнём. Подсоединяйте меня, — Латуриэль поставил стул напротив меня, и уселся на него. — Поиграем в гляделки, Писатель.

Сулариты принялись крепить к его голове и шее провода на присосках, симметрично соединяя их с моей головой и шеей.

— Скоро всё закончится, Писатель. Больно почти не будет. Ты можешь быть спокоен за своё тело. Оно переходит к достойному владельцу. Знаешь, кем я был в Апологетике? Я был едва ли не самым главным из Верховных. Меня нарекли Латуриэлем — ангелом цензуры. И я вполне соответствовал своему имени, пресекая на корню всякие проявления ереси! А что теперь? А теперь меня самого считают ересью. Эти проклятые апологетские дурни. Теперь они называют меня мусорщиком. Представляешь? Мусорщиком! Но мы ещё посмотрим, кому из нас суждено закончить свою жизнь на помойке…

— Мусорщиком? Ты сказал 'мусорщиком'? — дёрнулся я.

— Тихо! — прижал мою голову суларит, закрепляющий электроды. — Не рыпайся!

— Всё готово, старший брат, — сообщил Никтус.

— Отлично. Подключайте, — ответил Латуриэль, глядя мне прямо в глаза. — Наконец-то.

— Инвельто экво суаль! — крикнул я.

— Что? — Латуриэля всего аж перекосило.

— Что он сказал? — отпрыгнул от меня Никтус.

— Я сказал, 'инвельто экво суаль', -переведя на него взгляд, ответил я.

Сразу после моих слов, откуда-то снизу раздалось несколько глухих толчков, заставивших световоск вспыхнуть ярче, и просыпав с потолка застарелую побелку. В стене напротив расширилась трещина.

— Так, чего встали? Подключайте, подключайте, — с дрожью в голосе начал торопить своих ассистенов Латуриэль.

— Он назвал пароль, — горбатый убрал руку от рубильника. — Значит Даркен Хо существует? Да, старший брат?

— Я не знаю, что он там пробормотал. Давайте не будем заострять внимание на этом бреде.

— Я стоял рядом и чётко слышал, — ответил Никтус. — Он назвал пароль. Это не может быть ошибкой. Если он знает пароль, значит, либо он действительно посланник Даркена Хо, либо этот пароль сказал ему ты, старший брат. А если ты сказал ему пароль, значит нарушил священный обет братства, который мы дали, уходя из Апологетики.

— Я ничего ему не говорил!!! — чуть не подскочил Латуриэль, оторвав пару присосок.

— Значит, он — посланник Хо.

— Он не может быть посланником Хо!

— Тогда всё, что ты нам говорил, старший брат, было ложью.

— Нет, — Латуриэль со злобой посмотрел на меня. — Кто ты? Зачем ты пришёл?

— Просто дайте мне встретиться с Хо. Покажите, где я могу его найти… И немедленно отпустите Райли.

— Возможно, ты и вправду посланник Хо. Но это не значит, что ты имеешь право диктовать мне свои условия. Тем более, что я не знаю, зачем ты хочешь с ним встретиться.

— Это моё личное дело. Хо меня пригласило и я к нему иду. Зачем — тебя не касается. Хотя… Хотя, почему не касается? Насколько я понимаю, возвращение украденной у тебя вещицы — это лишь полдела. Ваши энергетические основы были рассчитаны на вселение лишь в одно тело. Повторное внедрение в иной организм недопустимо. Ведь ваши создатели не дураки, и понимали, что безнаказанная смена человеческих тел приведёт к катастрофическим последствиям для человечества, если вдруг кто-то из вас сумеет вырваться за пределы Периметра. Поэтому все твои ухищрения проблему не решат, а лишь оттянут агонию на месяц-другой. Признайся, мусорщик, у тебя нет выбора. Без помощи Хо тебе не выжить.

— И что ты предлагаешь?

— Давай заключим сделку? Я добуду у Хо то, что тебе нужно, а ты взамен отпустишь Райли. Идёт?

— А где гарантия, что ты принесёшь мне обещанное?

— Гарантия? Ты издеваешься? У тебя в заложниках моя подруга.

— Это малоубедительный аргумент.

— Погоди, старший брат, — встрял в наш разговор Никтус. — Писатель не сможет встретиться с Хо, пока находится внутри собственного тела. Ему придётся расслоиться, оставив своё тело нашим заложником.

— Верно, — обрадовался Латуриэль. — Это в корне меняет дело. Игнир фахакх! На эту сделку я готов пойти. По рукам, Писатель. Брат Никтус, дай нам талукана.

— Открой рот, — Никтус положил мне на язык крупную серую гранулу, а затем точно такую же дал Латуриэлю.

Талукан был дьявольской гадостью. Хуже хинина. К тому моменту, когда я его прожевал, моё тело уже было ватным — действовала сыворотка Латуриэля. Доза талукана окончательно разорвала узы, связывающие меня с материей. Ощущение было уже знакомым. То же самое я чувствовал, проглотив 'Иллюзиум'. Поэтому выбрался из собственной плоти уверенно и смело.

— Не приближайся, — остановил меня расслоившийся Латуриэль, поднявшийся следом. — Сделаешь хуже обоим. Как самочувствие?

— Прекрасное.

— Замечательно. Иди за мной, но держи дистанцию. Нельзя, чтобы наши энергии соприкоснулись.

— Я знаю.

Бесшумно подойдя к треснувшей стене, Латуриэль остановился и указал мне на снятую решётку вентиляционной вытяжки, — так будет ближе всего.

Сказав это, он подпрыгнул, зацепился за вытяжку, и, словно пластилиновый, начал втягиваться внутрь. Когда он полностью исчез в этом крохотном оконце, я выждал небольшую паузу, и запрыгнул следом. Прыжок получился лёгким, как в невесомости. Было необычно пролазить в узкую вытяжку. Словно она растягивалась вокруг меня. Хотя на самом деле, это я сужался, втискиваясь внутрь бескостным моллюском. Ещё необычнее было ползти по шахте, сокращаясь и распрямляясь, будто червяк. Паутина и пыль, забившая вентиляцию, не прицеплялись ко мне. Я не оставлял следов. Я был подобен призраку.

В конце концов, впереди замаячил скупой просвет. Мы выдавились через решётку, словно фарш из мясорубки, и стекли вниз — на землю. Я чувствовал почву под ногами, но не чувствовал самих ног. Не чувствовал собственного веса. И когда пытался прикоснуться к самому себе — руки проходили сквозь мой прозрачный энергетический корпус, ощущая лишь необычное тепло.

— Пойдём. Нужно поторопиться. У тебя ещё есть время, а у меня его почти не осталось, — сообщил мне Латуриэль. — До озера совсем недалеко. Пойдём, Писатель, пойдём.

И мы поспешили по улице, наслаждаясь лёгкостью собственного передвижения, не стесняемого телесными оковами. Сулариты, которые встречались нам на пути — в страхе и почтении отступали назад, тут же исчезая куда-то. Никто не желал сталкиваться с нами, по понятным причинам. Улица вывела нас к заграждению, построенному уже после катастрофы. Его возводили не люди, а сулариты, желавшие отгородиться от опасного и непредсказуемого приозёрного района. Ворота охранялись парой боевиков, которые безропотно тут же открыли выход, и пропустили нас, разойдясь в стороны.

То, что мы приближаемся к озеру, я начал ощущать ещё когда мы выбрались из здания. Всё сильнее начало потягивать тинной сыростью. А когда мы вышли за ворота, то этот запах усилился многократно. Сомнений не осталось, Раздольненское уже совсем рядом.

— Ну и откуда же ты узнал пароль? — спросил Латуриэль.

— Отвечу когда вернусь обратно, — произнёс я. — Ты, главное, покажи мне путь.

— Я доведу тебя только до берега. Дальше пойдёшь сам.

— А где же мне искать Хо?

— Если Хо существует, то оно где-то там, в глубине. Под озером. Придётся поплавать, дружище. Не бойся. Без тела тебе не нужен кислород. Но это не значит, что ты можешь блуждать там вечно. На всё про всё у тебя три часа. Постарайся уложиться. Если не уложишься — пеняй на себя. Я бы провёл тебя через подземный туннель — напрямую в лабораторию, но не хочу рисковать. Слишком уж близко к эндлкрону. А он и так сегодня не в духе. Поэтому, не серчай, но задача усложняется. Хотя, если Хо тебя действительно ждёт, то оно само подскажет тебе путь к нему.

Берег Раздольненского озера, наполовину окутанного склизким, болезнетворным туманом, выглядел весьма траурно и живописно, словно образчик классического декадентства. Разлившиеся воды затопили всю набережную, включая крайние береговые дома. Как будто бы город постепенно сползал под воду, на манер былинного Китежа. Впереди из воды торчали столбы набережной, башенка пристани и верхушки затонувших теплоходов-трамвайчиков. Ещё дальше, среди тумана, блуждающего над водной гладью, проглядывались трубы и мачты антенных вышек, торчащие на месте затопленного комбината.

— Ну и местечко, — я поёжился, хоть и не чувствовал холода. — Не хватает вывески 'Добро пожаловать в Сайлент Хилл'.

— Видишь те трубы? — указал мне Латуриэль, остановившись возле кромки воды. — Тебе туда. Ну а мне пора возвращаться.

— И что мне делать? Просто нырять?

— Что хочешь — то и делай. Я обещал привести тебя сюда. Я привёл. Дальше уж как-нибудь сам, — он развернулся и пошёл обратно.

— Просто замечательно, — я подошёл к воде, и осторожно заскочил на полусгнившие останки ржавого катера. — Великолепно.

Было невероятно тяжело входить в эту воду. И даже не потому, что она была чертовски холодной и грязной. Что-то мрачное пробивалось из чёрной глубины. Как будто бы сама тоска обрела жидкое состояние. Единственным побуждающим фактором, толкавшим меня вперёд, был страх за Райли. Я даже боялся себе представлять, что сейчас с ней творили. Каждой минутой своего промедления, я усугублял её и без того плачевное положение. Меня уже совсем не волновала собственная судьба. Думая о своей подруге, я бросался в омут с головой в прямом смысле слова. И это уже не было героизмом, или неразумным ребячеством, как в случае с Хромым. Это была апатия загнанного в угол существа, окончательно обезумевшего и потерявшего связь с реальностью.

Я шагнул в мутную воду. Под ногой скользнул покрытый тиной асфальт. Сырость тут же обволокла мою ступню и поползла выше, по ноге, к телу, и так до головы, словно я намокал как школьная промокашка. Вода пропитывала меня насквозь, но при этом я не ощущал дискомфорта. Не было ни холодно, ни тепло. Просто стало как-то… Иначе, что ли. Затрудняюсь объяснить. Я заходил всё глубже и глубже, оставляя лишь лёгкое волнение на поверхности воды, как стайка летающей мошкары. Вода проходила сквозь меня, и я чувствовал её невероятную упругость. Будто бы ноги мои были надувными.

Зашёл по грудь, затем, по шею. Остановился. Всё же нырять с головой мне было жутковато. Поэтому я решил плыть. Легко оттолкнулся ногами и поплыл вперёд, огибая наискось высовывающийся из воды, заросший борт трамвайчика с надписью 'Иликта-18'.

Плыть было гораздо легче и проще, нежели в обычном случае. Словно надувную игрушку меня выталкивало на поверхность. Я свободно отталкивался от воды, скользя, как огромная водомерка, с приличной для пловца скоростью. Если бы не унылая и давящая обстановка, окружавшая меня, этот заплыв был бы даже приятным. Но все мои мысли были сосредоточены лишь на двух задачах: Найти Хо и спасти Райли.

Я плыл всё дальше и дальше. Мимо позеленевшего бакена, через клочья тумана, в сторону зловещих труб.

Мир… Мир — это иллюзия. Одна из многих. Лишь разум реален. Лишь разум… Един.

С чего я вдруг об этом подумал? Или же мне кто-то сказал? Хо? Хо, это ты?! Где ты?! Куда мне плыть?! Где искать тебя?! Погоди-ка… Зелёный указатель! Обернувшись к хлюпающему бакену, я вытаращил на него глаза. Хо говорило о зелёных указателях. Этот бакен зелёный. Значит, я на правильном пути. Вперёд, Писатель, вперёд. Ты сможешь. Только бы не пропустить следующую метку. Верхушки антенн всё ближе. Я уже мог хорошо их разглядеть, и туман не мешал мне. Выходит, что где-то подо мной расположена территория комбината. Осталось выяснить, где покоится затопленный 'Надир'.

На тёмной, слегка зыбкой поверхности что-то плавало, напоминая очень крупный поплавок. Пришлось немного свернуть в сторону, чтобы добраться до предмета, оказавшегося бутылкой. Зелёной бутылкой. Остановившись на одном месте, словно растопырившаяся лягушка, я подобрал бутылку и рассмотрел. Внутри записка. Может быть, это послание от Хо? Подсказка, куда мне нужно плыть дальше? Без труда я откупорил пробку и вытряхнул на руку сильно размокший листок бумаги, всё ещё сохранивший чей-то аккуратный почерк:

'SOS! Записка адресована тому, кто её найдёт. Наша яхта 'Гортензия' потерпела крушение, столкнувшись в тумане с заброшенным пассажирским кораблём 'Эвридика', на котором мы сейчас и находимся. Мы не знаем наших координат, радио не работает, но все живы, здоровы и никто не пострадал. Нас семь человек: Лидия Миронова, Ольга Вершинина, Иван Бекашин, Владимир Геранин, Сергей Пантелеев, Геннадий Осипов и Анастасия Альжевская. Спасите наши души! SOS!'

Что за странное сообщение? Кто все эти люди? Как эта бутылка сюда попала? Откуда в этом озере взялась яхта, и уж тем более корабль? Ничего не понимаю. Бессмыслица какая-то.

Я смял и выбросил записку. Горлышко бутылки выскользнуло из моих пальцев и булькнув ушло под воду.

Ну и что дальше? В чём заключался смысл такой подсказки? Что мне дала эта 'бутылочная почта'? Но позвольте… Как я сумел откупорить бутылку? Как мне удалось её подобрать? Ведь у меня нет материальной оболочки!

Немного покружился по сторонам, но вокруг была лишь вода. Ни бутылки, ни выброшенной записки рядом не плавало. Куда они подевались?

— Иллюзия, — ответил тихий, равнодушный голос. — Только и всего.

— Кто здесь? Хо? Хо, это ты?! Ответь, что значит это послание? Куда мне двигаться дальше?! Где найти тебя?!

Вместо ответа позади послышался всплеск. Я оглянулся, но увидел лишь расходящиеся по воде круги. Стало совсем тревожно и жутко.

— Чего же ты ждёшь? — донеслось с противоположной стороны.

— А?

Из-под воды на меня смотрела крупная рыбина. Я и подумать себе не мог, что в этом озере может кто-то обитать. Уж больно безжизненным оно выглядело.

Кто говорил со мной? Это рыба? Это она говорила? Что за безумие здесь творится?

— Ответ на глубине, — прошелестел голос. — На глубине-е…

Плюхнув широким хвостом, рыба скрылась в толще воды. Она зовёт. Нужно плыть за ней. Как бы мне этого не хотелось. Нужно погружаться на самое дно. И даже глубже. В саму Преисподнюю. Ради Райли. Я собрал остатки самообладания и камнем пошёл на дно.

Сначала была темнота. И холод. Я чувствовал, что опускаюсь всё ниже и ниже. Чувствовал давление водной массы. Понимал, что не смогу здесь ориентироваться, и мне не помогут даже тинкины уроки. Потому что здесь всё иначе, всё по-другому. Здесь плохо. Здесь бесконечно тоскливо. И здесь хочется умереть. Упасть на дно, и раствориться в этом холоде и тьме. Навсегда. Потому что мне надоело бороться. Я чудовищно устал.

— Писатель, — передо мной вдруг появилась Елизавета.

Она не плыла рядом. Её образ возник в моём сознании, озарённый тёплым, приятным светом. Мне сразу стало очень хорошо. По всему естеству пробежала истома, как будто бы я засыпаю.

— Писатель.

— Елизавета? Я так тебе рад! Пожалуйста, скажи мне, что ты не простое видение.

— Я с тобой, Писатель, — она дотронулась до моих плеч, и я почувствовал её прикосновение. — Я здесь.

— Мне плохо, Елизавета. Я тону. Я не знаю, куда мне плыть. Вокруг лишь тьма.

— За тьмой всегда скрывается свет. Не сдавайся, Писатель. Ты на верном пути.

— У меня заканчиваются силы.

— Но они ещё есть. Собери их все. Приготовься к испытанию. Последний рубеж самый сложный. Самый тяжёлый и страшный. Но его придётся пройти. Его нужно пройти. Только ты сможешь это сделать.

— Я не знаю, — раскинув руки, я лёг на дно, подняв вокруг облако невидимой мути. — Не знаю…

Клубящийся ил начал быстро заволакивать светлый лик прекрасной девы.

— Не уходи. Не оставляй меня здесь одного.

— Писатель, — пробившись через донную грязь, она в последний раз заглянула мне в глаза. — Ты боишься Хо?

— Нет, — протянув руку, я нежно дотронулся до её щеки. — Я боюсь за тебя.

Елизавета улыбнулась и, кивнув в ответ, тут же скрылась за клубами ледяной темноты.

— Я боюсь за Райли, — сквозь зубы продолжал цедить я, поднимаясь с илистого дна, и, вместе с этим, наполняясь решимостью, словно внутренним огнём. — Боюсь за Тину. Боюсь за своих друзей! Я должен идти вперёд. Я должен отыскать Хо.

Но правильное ли я выбрал направление? Здесь вокруг могильная темнота. Мне не на что ориентироваться.

— Не полагайся на глаза. У тебя нет глаз. У тебя есть нечто более эффективное.

— Хо, я не понимаю тебя. Откуда доносится твой голос?

— Если ты меня слышишь, значит сможешь и увидеть. Но только не глазами. Закрой свои глаза.

— Муками лёгкими от мук тяжёлых, — прошептал я. — Избави меня, Даркен Хо. Закрой мои глаза.

Как только я сомкнул несуществующие веки, появилось зелёное свечение, усиливающееся, по мере моего продвижения вперёд. Как будто сама вода начала светиться. И я начал видеть очертания озёрного дна, которое когда-то было стоянкой служебного автотранспорта. Я двигался между рядами машин, заросших лохмотьями тины, и похожих на валуны. Чуть впереди возвышалась будка дежурного, из которой тянулся приподнятый шлагбаум с колышущейся занавеской водорослей.

Здесь они парковались. Потом шли… Куда они шли потом?

На мгновение мне показалось, что я вижу людей. Они двигались мимо меня, выходили из подъезжающих машин, приветствовали друг друга, и показывали документы дежурному. Только лишь я сосредоточился, как видение исчезло.

— Что я видел, Хо? Это мне причудилось?

— Нет. Ты действительно это умеешь.

— Что я умею?

— Видеть прошлое и настоящее одновременно.

— Мультиверсная координация, — догадался я.

— Верно.

— Но как мне ею воспользоваться?

— Не знаю. Ты всё ещё смотришь глазами. Твоя привычка сильнее разума. Если не можешь с ней совладать, попробуй видеть одним глазом одно, а другим — другое.

— Это как? Чёрт возьми, Хо, неужели тебе так тяжело просто сказать мне, где ты находишься?

Опять молчание. Оно играет со мной. Нарочно сводит с ума. Ладно, по крайней мере теперь я хоть что-то вижу. За дежуркой возвышались какие-то постройки, из которых выходили изогнутые рёбра труб и вентиляционных коробов. Между кубическими громадами промышленных блоков провисали лохматые лианы кабелей. Я понятия не имел, в каком из этих здании располагался 'Надир'. Не сохранилось ни табличек, ни указателей. Где искать? Где?

Я вспомнил свои блуждания в Призрачном районе, вспомнил беседы с альмой. А что если здесь так же? Что если они всё ещё живут здесь? Нужно искать зелёные метки. Нужно закрыть глаза и искать.

Вспышка! И вот я уже не под водой. Над головой синее небо. Вокруг люди в военной форме, люди в синих спецовках, люди в белых лабораторных халатах. Все очень заняты. Все куда-то спешат. Меня никто не видит. Сквозь меня проходят, как сквозь воздух. Я быстро заметил то, что мне нужно — группу сотрудников в одинаковой зелёной униформе, с надписью 'НПО НАДИР' на спинах. Они-то мне и нужны. Сейчас меня приведут прямо в логово абсолютного кошмара. Туда, откуда всё началось. Слава бесценному опыту, подаренному мне Призрачным районом! Я нашёл 'нить Ариадны'!

— Я устал с ним спорить, — говорил один из учёных. — Ему всё до фонаря.

— Не понимаю. В отчёте Николаева всё было отмечено предельно ясно, — ответил второй.

— Да знаю я! Результаты повторных тестов, ну, там, по аминокислотам, и прочее… Всё это было предоставлено. А он… Так…

Они подошли к пропускному пункту, и остановились, поочерёдно протягивая свои личные карточки охраннику для сканирования.

— Вот, пожалуйста… Ага… В общем, нужно проводить повторный анализ. И на этот раз докладывать напрямую руководителю проекта. Потому что с этими Злобинскими крючкотворами, я чувствую, каши не сваришь…

Стоп. Дальше мне путь закрыт. Всё затянулось сырой темнотой. В чём дело? Почему я не могу поддерживать контакт с прошлым? Почему меня выталкивает в настоящее? Ах, вот в чём дело. Впереди глухая стена. Прямо за входом. Двери упираются в стену. Зачем? Какой в этом смысл? Думай, Писатель, думай. Включай логику. Если люди из прошлого свободно вошли сюда, значит при них этой стены не было. Её построили уже после… Нет. Не после. Она была здесь всё время. Потому что это никакая не стена. Это аварийная бронестворка, автоматически опустившаяся во время катастрофы. Те, кто строили эту мышеловку, продумали всё до мелочей. Все каналы связи, воздуховоды и линии электропитания отсечены. Изоляция полная.

Но полная ли? Ведь им потребовалось какое-то время, чтобы полностью затопить гигантский подземный комплекс. А это невозможно осуществить без контакта с озером. Я начал представлять, как открываются многочисленные заслонки, через которые внутрь начинает хлестать вода. Как она сшибает столы, приборы, обречённых людей, мчится по коридорам, вздымаясь бурунами и волоча за собой всё это…

— Верный ход мыслей, — произнесло Хо. — Водные массы из озера проходили через специальные резервуары с концентрированным дезактивационным раствором, и лишь потом попадали во внутренние помещения. Первым был затоплен блок 15. Персонал четырнадцатого блока пытался вручную загерметизировать его, но система защиты была настроена на полную ликвидацию, и открыла пожарный заслон. У людей внутри не было шансов. Как только всё началось, они уже были обречены.

— Хо. Почему ты то пропадаешь, то появляешься? Оставайся на связи. Веди меня. Подскажи мне обходной путь. Ведь он должен быть.

— Я тебе уже всё подсказало.

— Твою мать! — я хотел ударить кулаками по преграде, но у меня конечно же ничего не получилось, потому что за время своего плаванья я успел превратиться в какую-то энергетическую амёбу.

Выплыв наружу, я начал двигаться вдоль стены здания. Что? Что оно мне подсказало? Чёртово Хо! Какое-то время я плавал вокруг 'Надира', пытаясь найти хотя бы одну зелёную метку. В конце концов, пробившись через заросли мерзких водорослей, я опять уткнулся в стену одного из корпусов. Здесь всё мертво. Всё сгнило и разложилось на ядовитый тлен. Дерьмо. Дерьмо! Я тупо плаваю по кругу. Да ещё грёбанные водоросли прицепились! Водоросли? Прицепились? Развернувшись, я подплыл к огромной копне тех самых водорослей, торчавших из канализационной решётки, и просиял озарением. Это не водоросли! Это ай-талук! Примитивный, первичный ай-талук. Вот где начинается его корневая система! Вот откуда он прёт! Как в чёртовой теории эволюции всё вышло из воды, так и здесь новая форма жизни лезет из водной колыбели на сушу.

Но где он берёт своё начало? Он явно растёт не везде, а лишь из канализации. Или это не только канализация, но и тайный водозабор на случай затопления научного комплекса? Вот как вода попадала внутрь. Значит прямо подо мной ёмкость дезраствора, а дальше — лаборатория. И пока вода лилась внутрь, нити ай-талука скользили наружу, пробиваясь через встречный поток, точно лосось, идущий на нерест. Так оно и вырвалось! Это след его побега из подземной тюрьмы. Твой след поможет нам встретиться. Если я — энергия, то смогу воспользоваться проводником, чтобы проникнуть внутрь. Сейчас, или никогда.

Объяснить произошедшее мне очень сложно. Сначала показалось, что ай-талук опутывает меня. Потом стало ясно, что я уже внутри него. Сколько длилась передача — не знаю. Возможно, что сотые доли секунды. Потом меня выбросило куда-то. И начался настоящий кошмар. Я попал в царство вечной агонии, где в кромешной темноте блуждали воющие сущности. Их энергии переплелись, замкнувшись в единую сеть боли. И я, пролетая сквозь её нити, сполна ощущал весь этот ужас и тоску. Порой сознание прояснялось, и я видел людей, бродивших по однообразным коридорам и кабинетам. Одни пинали, царапали и грызли заблокированные аварийные двери, другие нарезали зигзаги от стены к стене, ударяясь об них и дёргаясь, как в припадке, третье — сидели на полу, раскачиваясь и бормоча на разные лады. Ничего человеческого в них уже давно не осталось. Даже память покинула их затухающие естества. Лишь вечная агония управляла этими жалкими остатками, некогда являвшимися людьми. Пролетая через затопленные залы и коридоры, я поражался, сколько народу здесь погибло. Их тела уже давно успели сгнить до основания. Сохранилась лишь обувь, да горстки костей, с трудом проглядывающие среди мусора. На каком я уровне? Как глубоко сумел проникнуть? Чем дольше я плутаю здесь — тем сильнее одолевает меня тяжесть всеобщей тоски. Повсюду мерещатся обезображенные лица, из тёмных кабинетов доносятся клокочущие завывания. И всё это под аккомпанемент призрачного эолофона, выхолаживающего душу. Казалось, коридор позади меня смыкается, сжимаясь, как кишка. Со всех сторон ко мне тянутся костлявые руки. И сама смерть протяжно мычит мне вдогонку.

— Страх — это тоже иллюзия, — слова Хо прозвучали как луч света, пробивший эту нескончаемую тьму. — Не открывай глаза. Не открывай.

— Муками лёгкими от мук тяжёлых, избави, — жмурился я, стремясь вытравить из головы лезущие в неё жуткие образы. — Избави меня. Избави меня Даркен Хо. Закрой мои глаза!

Вой утих. Но лишь на несколько секунд. Я знал, что он опять возвратится. Нужно было молниеносно соображать. Я уже делал так. У меня получится снова. Алая орхидея, помоги!

Среди носящихся мимо меня синих фантомов вспыхнул красный огонь, в который я тут же вонзился. Всё побагровело. В ушах застучал пульс. Веки открылись. В глаза ударил электрический свет.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — тут же появилось незнакомое лицо в очках.

— Да, — ответил за меня тот, чьими глазами я теперь видел мир. — Нормально. В голову только стрельнуло разок.

— Тебе надо в медпункт зайти. Выглядишь не очень.

— Да нормально всё со мной, говорю тебе.

Мы вместе пошли по коридору, и навстречу нам то и дело попадались учёные в белых халатах.

— Вчера ещё одного контактёра потеряли, слышал?

— Слышал. Этот уже который на неделе?

— Второй, кажется.

— С такими темпами у нас скоро ни одного не останется.

Дойдя до лифта, мы остановились. Спутник нажал кнопку вызова.

— Рапорт уже подготовил? — спросил я, точнее тот, в кого я вселился.

— Да. Вечером подам, — ответил напарник.

Двери открылись. В лифте уже находилось три человека. Внутри кабины я нажал на восьмой этаж и мы поехали вниз. Пока ехали, за нами безучастно наблюдала камера из угла под потолком. Сперва лифт остановился на шестом этаже. Троица вышла, а мы с напарником поехали дальше.

— Как считаешь, он примет? — спросил я.

— Не знаю. Я теперь уже ничего не знаю, — ответил коллега.

Лифт открылся. Мы прошли через охрану, подошли к дверям и просканировали свои карточки. Затем, опять лабиринт коридоров с десятками дверей. Не комплекс, а натуральный муравейник. Навстречу нам шла другая пара учёных, озабоченно что-то обсуждающих.

— Перепрыгивай, перепрыгивай!

Я взглянул на своего напарника, но эти слова принадлежали не ему. Тогда кому?

— Перепрыгивай сейчас же!

Каким-то шестым чувством я в самый последний момент догадался, что нужно делать, и соединился взглядом со встречным человеком. Мы пристально смотрели друг на друга около секунды, но время успело солидно растянуться. Резкая болевая вспышка в голове, и лицо сменилось. Передо мной был уже совсем другой человек, сморщившийся от какого-то приступа.

— Что, опять? — подхватил его за локоть идущий рядом сотрудник, который только что шёл рядом со мной. — Нет, всё-таки обратись в медпункт.

— Ерунда. Давление скачет…

Оставив их позади, мы прошли мимо, направляясь обратно к лифту.

— Что бы мы без тебя делали, Владислав Игоревич, — тем временем говорил мне мой новый спутник. — На таких людях весь проект держится.

— Да хватит елеем меня поливать! Как будто бы у меня был выбор, — ответил 'я'.

— Ты мог отказаться. Но не стал.

— Потому что деваться уже некуда. Мы слишком далеко зашли. Это точка невозврата, понимаешь?

Двери открылись. Заговорил женский голос из динамиков. 'Внимание персоналу Блока-1. В данный момент проводится тестирование системы обеспечения внутренней изоляции. Обо всех неполадках следует немедленно докладывать в отдел технического контроля…'

— Второй сегмент должны запустить к завтрашнему вечеру. Так что мы успеваем, — сказал коллега, приготавливая пропуск. — Всё будет хорошо.

— Слишком торопимся. Дали бы хоть нормально испытания провести, — ответил я. — Аукнется нам ещё эта торопливость.

С хлюпаньем я провалился в водяную темень. Нет, не надо, только не сейчас. Чёрт! Почему меня опять выкинуло?!

— Успокойся, Писатель, всё в порядке, — проклокотало в ушах.

— Хо? Хватит пропадать. Мне нужа твоя поддержка.

— Ты уже близко. Ты молодец.

— Скажи, что делать дальше?

— Потерпи немного. Подожди.

— Я не могу ждать. Меня опять выбросило из прошлого, и я теперь не знаю, как найти подходящую сущность, чтобы прицепиться. Здесь просто темно. Вообще никаких сигналов.

— Никуда тебя не выбрасывало. Ты всё ещё совмещён с чужим разумом.

— Тогда почему я этого не вижу?

— Идёт корректировка времени. Ты нырнул в прошлое немного глубже, чем требовалось. За несколько дней до нужного события. Но лучше раньше, чем позже. Теперь я смогу подвести тебя к заветной черте.

— Сколько времени на это уйдёт?

— Не волнуйся. Немного. Я уже почти закончило тебя подтягивать. До встречи, Писатель. До скорой встречи.

— Меня волнует только один вопрос. Почему оно перестало выходить на контакт? Почему?

— Наверное, поняло, что люди психически не способны воспринимать его способ передачи информации.

— Считаете, что оно щадит нас? Что-то я сомневаюсь. Ему не свойственна какая-либо мораль. А уж тем более, чувствительность и понимание. Нет. Оно умолкло по иной причине.

— Коллеги, нам некогда разбираться, почему оно замолчало. Информация, полученная от него обеспечит нас работой на десятки лет вперёд. Владислав, объясни, зачем тебе это?

Я открыл глаза.

— Проект 'Затемнение' нельзя начинать, пока мы не выясним, почему оно молчит.

— Тебе что, нужно его разрешение? — бородатый профессор, сидевший рядом с заместителем руководителя проекта, рассмеялся. — Это же нонсенс! Оно — всего лишь материал для изучения. Да, благодаря ему мы открыли дверь в новую эру развития. Но теперь-то наших знаний достаточно, чтобы действовать самостоятельно.

— Каких знаний, Дмитрий Дмитриевич? Мы знаем только то, что ничего не знаем. А оно знает всё. Знает, и молчит. И плевать бы на него, вот только к проекту мы не готовы.

— Да почему не готовы-то?!

— Да потому! Там, наверху, думают, что мы тут нашли волшебную палочку. Взмахнули — и всё получилось. А то, что каждый проект подразумевает тысячи. Тысячи тестов! Проверок, опытов, экспериментов, вычислений… Тем более такой сложный проект, как 'Затемнение'. Они не понимают. Они думают, мы тут валяем дурака. Им нужно всё быстро, по щелчку пальцев. Но так нельзя. Наука не терпит спешки.

— Владислав Игоревич, — ответил присутствующий за столом человек в костюме и очках. — Я, как представитель Комитета, хотел бы заявить, что солидарен с Вами, как с учёным. И поверьте, Комитет тоже не поддерживает спешных методов. И тут дело не в самодурстве руководства. Отнюдь! Сроки продиктованы иными обстоятельствами. Сейчас под угрозой не только государственная, но и мировая безопасность. Цена вопроса слишком высока. Поэтому, проект 'Затемнение' нужно запускать немедленно.

— Я смотрю, вы уже приняли решение?

— Ещё вчера, Владислав Игоревич. Комитет дал указание приступать к реализации первой фазы проекта.

— Понятно. И всё же я бы хотел ещё раз попытаться вступить с ним в контакт.

— Зачем? Проект стартует через полтора часа. Треть времени у Вас уйдёт только на подготовку и стерилизацию. Вы не успеете.

— И всё же я попытаюсь. Поймите. Неспроста оно молчит. Я почти уверен, что это молчание как-то связано с проектом. Дайте мне поговорить с ним, прошу.

— Хорошо, — кивнул зам руководителя проекта. — И если контакт опять не состоится, передайте начальнику изолятора приказ о консервации камеры. Вернёмся к его изучению после реализации проекта. Всем спасибо. Отправляйтесь на свои рабочие места. Сегодня у нас с вами ещё очень много работы.

Все присутствующие поднялись из-за стола.

Перед глазами пронеслась вереница каких-то фрагментов, как на ускоренной перемотке. Какие-то барокамеры, шлюзы, и двери-двери-двери. Свист пневматики, гул каких-то ламп-излучателей.

— Ты уверен, Владислав? Ты точно в этом уверен? — повторялся из динамиков чей-то голос. И я отвечал, всё время, — 'да, да, да…'

Вспышка. Я вижу плывущие над собой ослепительно-яркие лампы, которые видно даже сквозь закрытые веки. Меня протаскивают через какой-то томограф, или чёрт его знает, что это за аппарат. Меня принимают на другом конце транспортёра. Руки в защитных перчатках помогают слезть на пол. Я иду к шкафчику со спецодеждой. Натягиваю комбинезон. Надеваю на голову какие-то обручи с проводами. Дежурные проверяют, надёжно ли застёгнуты все застёжки. Расправляют провода. Зачем-то щупают пульс.

— Всё в порядке, Владислав Игоревич?

— Да. Я готов.

Что это за место? Я всем своим нутром чувствую толщину окружающих меня стен. Здесь нет ничего лишнего. Только камеры и двери. Вся электроника расположена вне помещения, за чередой фильтрационных систем и стирилизаторов. Оттуда, с безопасного расстояния, они за мной наблюдают.

— Сюда, пожалуйста. Двигайтесь по зелёной полосе. До стен не дотрагивайтесь.

Глаза цвета девонских болот… Что же ты не поёшь, птичка моя?

— Подождите, Владислав Игоревич. Подпишите пожалуйста этот формуляр. Спасибо. Проходите.

Когда Ицпапалотль обсидиановой бабочкой вознесётся над бренным миром, рассекая его лезвиями крыл.

— Стойте. Пожалуйста назовите фамилию, имя, отчество и статус посещения.

— Бирюков Владислав Игоревич. Контактёр.

Предъявите разрешение на контакт.

— Пожалуйста.

— Одну минуту. Подождите.

Когда Солнце остановится в Надире. Когда Солнце. Остановится. В Надире.

— Теперь приложите большой палец к дактилоскопическому сканеру. Спасибо, Владислав Игоревич. Ваш допуск подтверждён. Проходите.

Комната переговоров. Точнее, даже не комната, а глухая кабина со стулом и окном. Между двумя бронестёклами закачан какой-то газ. Камера, словно паук, взирает на стул из угла. Что за окном — непонятно. Там сплошная темень. Дверь за спиной закрылась, чавкнув герметичными присосками. Всё. Теперь мы с ним один на один. Меня отделяет от темноты только стекло. Я сажусь на стул. Лампа гаснет, и в кабине становится так же темно, как и в камере напротив. Затем, по ту сторону стёкол загораются ультрафиолетовые лампы. Я вижу маленькое помещение, в дальнем углу которого кто-то сидит. Большая, чёрная фигура скукожилась на полу, уткнув голову в колени. Это не человек. Рядом с существом длинной плетью лежит хвост. Я уже видел эту фигуру. В тумане. Вот мы и встретились, Даркен Хо.

Но тело всё ещё было под контролем своего хозяина. Я оставался лишь пассивным наблюдателем.

— Образец икс ноль, я хочу пообщаться с тобой.

Молчание.

— Образец икс ноль, почему ты молчишь? Ответь мне. Это очень важно.

Никакой реакции.

— Оператор?

— Да, Владислав Игоревич, — откликнулся динамик.

— Вы пытались его разбудить?

— Нет. Таких указаний мы не получали.

— В таком случае, считайте что получили. Его надо разбудить раньше, чем начнётся реализация проекта 'Затемнение'.

— Но потребуется дополнительное разрешение руководителя…

— Руководитель распорядился законсервировать камеру с икс нулевым. Сразу после контакта с ним. Поэтому я с полной ответственностью…

— Хорошо. Мы попробуем. Но нет никаких гарантий, что оно проснётся. Оно уже давно так сидит.

— Вот и проверим, что с ним. Живое ли оно вообще. Как его можно разбудить?

— Есть один способ. Установлено, что оно реагирует на свет. Поэтому берегите глаза. Вы готовы?

— Готов.

— Включить свет.

Внутри камеры включились ослепительно яркие лампы. Словно поджаренное, Хо вскочило с места, и начало метаться по своему карцеру, будто взбесившись. Как белка в колесе, оно носилось по стенам и потолку, шипя и визжа.

— Ага, — воскликнул тот, чьими глазами я всё это видел. — Значит оно живо. Живо.

— Выключить свет, Владислав Игоревич?

— Нет. Пусть побесится.

— Владислав Иг…

Лампы в камере погасли и стали светить красным светом. Хо забилось в угол и то ли ухало, то ли пыталось отдышаться.

— Почему выключили свет?!

— Это не мы. Аварийная система сработала, — ответил оператор.

— Что случилось?

— Обнаружен переизбыток углекистлого газа внутри камеры. И его уровень продолжает расти.

— С чем это связано?

— Икс ноль его выделяет. Оно теперь дышит.

— Но до этого воздух ему не требовался.

— Судя по показаниям приборов, теперь ещё как дышит. И если не подать в камеру кислород, то вот-вот задохнётся.

— Что ты задумал, икс ноль? — привстав, я приблизился к стеклу. — Что за фокусы?

— Подавать кислород, Владислав Игоревич?

— Не надо! Ну что, икс ноль, ты всё ещё настроено молчать?

— Уровень углекислоты критический!

— Да чёрт возьми! — я стукнул по окну. — Подавайте кислород.

Где-то в стене загудели вентиляторы.

— Это бесполезно. Всё бесполезно, — опустившись на стул, я схватился за голову. — Полный провал.

Что-то хрустнуло, и над окном замигала красная лампочка.

— Всё в порядке, Владислав Игоревич, — поспешил успокоить меня оператор. — Небольшая неполадка в продувочной системе. Видимо, вентилятор сломался. К счастью, продувка уже завершилась. Кислородная камера опустошилась на девяносто восемь процентов. Внутренние заслонки перекрыты… Так. Проводится проверка вентиляционной аппаратуры.

— Горелым потянуло.

— Зафиксировано небольшое замыкание. Это из-за скачка напряжения в общей сети.

— Чем вызван скачок?

— Подозреваю, что запустили крепускулярный спектрофотометр. И уже не в тестовом режиме.

— Проект 'Затемнение' запущен. Я опоздал.

Красные лампы внутри камеры Хо погасли, и всё опять погрузилось во мрак.

— Вот же проклятье… Подождите, Владислав Игоревич. Сейчас включится резервное питание.

Я нащупал руками прохладное стекло. Затем прислонился к нему лбом.

— Они не ведают, что творят.

— Вы что-то сказали? Не волнуйтесь. Сейчас мы включим свет. Почти готово. Всё!

Красные лампы в камере опять включились.

— Твою ж мать!!! — я шарахнулся от окна, налетев на стул.

Хо стояло прямо напротив меня, положив свои тонкие когтистые лапы на стекло. Это было так неожиданно, что сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди.

— В чём дело?! — воскликнул оператор.

— Всё… Всё в порядке!

— Это икс ноль? Отогнать его от стекла?

— Не надо! Не надо. Всё хорошо. Ведь так, икс ноль? Мы немного не поняли друг друга. Но теперь мы готовы общаться, верно?

Хо стояло не открывая глаз. Я неуверенно подошёл к окну.

— Мы должны обсудить проект 'Затемнение', -продолжал вещать я.

— Зачем? — прошептало Хо.

— Ты пыталось нас предупредить. Ведь так? И когда тебе не вняли, ты умолкло. Ведь поэтому ты убило предыдущего контактёра?

— Какая теперь разница? Проект уже запущен.

— Но его можно остановить! Только скажи. Скажи, что нам грозит? Что мы недоработали?

— Вы всё сделали правильно. К сожалению.

Оно улыбнулось страшной, широченной улыбкой. Между рядами зубов появилось красное свечение.

— Владислав Игоревич… — встрял оператор.

— Да погодите, не отвлекайте меня! Что ты имеешь в виду, икс ноль? В чём наша ошибка?!

— Владислав Игоревич, что-то пошло не так. Мы тут наблюдаем странные… Нужно немедленно прекратить контакт.

— Дайте мне ещё две минуты! Икс ноль! Ответь на мой вопрос!

— Ваше время вышло, профессор. Теперь я буду говорить уже с ним.

— Владислав Игоревич! — закричал оператор. — Приборы сошли с ума! Тут полная… Всё, как хотите, но мы прерываем контакт!

— С кем, 'с ним'? — не обращал внимания я.

— С тобой, — Хо ткнуло пальцем в стекло, прямо напротив моего лица. — Да, Писатель, именно с тобой.

— Не понял, как… — пробулькал Владислав Игоревич, и исчез, отдав мне полный контроль над своим телом. — Это я? Я его контролирую?

Теперь это говорил уже я, а не он.

— Я радо, что ты сумел меня найти, — улыбалось Хо.

— Почему время остановилось? — озирался я.

— Время идёт как обычно. А память можно остановить. Я уже говорило тебе, что пространство — это иллюзия, — оно отступило вглубь камеры. — Входи, Писатель, не бойся.

— Но тут бронированное стекло.

— А ты иди по моим следам. Стекло — не помеха.

В голове загудело. Теперь я уже плавал под потолком, в комнате, наполненной водой. По твоим следам? Ай-талук. Где-то здесь он должен расти. Так и есть. Я увидел его колышущиеся нити, торчащие из фильтров камеры Хо. Вот как ты выбралось. Они загерметизировали камеру полностью, а для подачи воздуха и забора образцов тканей использовали изолированные шлюзы. Видимо, во время экстренной закачки воздуха, микроскопические волокна ай-талука попали в шлюз через открывшуюся внутреннюю заслонку, прошли сквозь фильтры и повредили компрессор. Дезактивация их не убила, и когда, в результате короткого замыкания, внешняя заслонка шлюза открылась, ай-талук оказался за пределами камеры, после чего начал буйно разрастаться. Но он ли стал причиной катастрофы?

— О чём задумался? Времени осталось не так уж много.

— Ты право, — встрепенувшись, я ухватился за связующие нити и тут же провалился в уже знакомую бесконечность.

— Тебе страшно, Писатель?

— Да.

— Что тебя страшит?

— Окружающая обстановка. Все эти призраки, что вокруг. Они пугают меня и вызывают жалость. И непонятно, что я испытываю больше: Боюсь их, или жалею?

— Это нормально для человеческого существа.

Красные лампы включились. Теперь я сидел в одному углу камеры, а Хо — в другом.

— Они с тобой плохо обращались, — нерешительно заговорил я. — Эти учёные…

— Плохо обращались? — Хо немного поухало, словно посмеиваясь.

— Но такой страшной смерти они не заслужили, — стараясь подавить дрожь и заикания, продолжал я.

— Ты думаешь, что это я их убило? — Хо дёрнуло хвостом. — Это не так. Они сами себя заперли здесь, со мной. Надеялись, что эта жертва не позволит мне вырваться наружу. Глупая человеческая самонадеянность. Им даже в голову не могло прийти, что я и не собиралось никуда вырываться. Я уже на месте.

— Выходит, что ты — не пленник? И эта камера тебя не сдерживает?

— Писатель. Смешной и наивный Писатель. Я оказалось здесь по собственной инициативе. Я позволило себя сюда посадить, потому что мне так было нужно.

— Но ай-талук…

— Ай-талук… Ведь ты коснулся нитей, чтобы попасть сюда? Знаешь, что это за нити? Это нити для марионеток. А я — кукловод. Понимаешь?

— Нет. Не совсем. Какие марионетки? Кто ты вообще такое?

— Давай по порядку, хорошо? Ты шёл сюда за вопросами, и я готово на них ответить, но прежде позволь задать тебе один единственный вопрос.

— Задавай.

— Кто ты?

— Я?

— Да. Понял ли ты, кем являешься, и для чего ты здесь?

— Сёстры рассказали мне. Но…

— Но ты не можешь в это поверить. Это трудно признать, да?

Я кивнул.

— А может всё потому, что и не нужно признавать?

— Хо, умоляю, хватит. У меня голова того и гляди лопнет.

— Всё ясно. Значит ты до сих пор ничего не понял. Что ж, у тебя ещё будет немного времени, чтобы разобраться в себе. Давай перейдём к твоим вопросам. Итак, тебя интересует, кто я? Я — бывший сумеречный охотник, которого изгнали в периферийный мир за нападение на человека.

— На кого же тогда ты охотилось, если не на людей?

— На кукол. Они похожи на людей, но на самом деле не люди. Они живут среди вас, и их поголовье регулируется сумеречниками, чтобы люди не были ими вытеснены.

— Значит там, на Периметре, твои собратья?

— Писатель, не сравнивай меня с ними! — Хо брезгливо оскалилось. — Они — гибриды. Жалкие полукровки. Единственный полноценный сумеречник в этом городе сейчас перед тобой.

— Я верю, верю. Зачем же ты напало на человека? Нечаянно?

— Нет. Целенаправленно. Из любопытства. Мы питаемся энергией кукол, поедая их внутреннюю оболочку. В какой-то момент мне стало интересно, что даёт человеческая энергия. Ведь если даже энергия кукол дарит нам такую мощь, то что нам может дать энергия 'семян Высшего Разума'? Я не ошиблось. Человеческая энергия потрясающа. Она ни с чем не сравнима. Попробовав её — остановиться уже невозможно. Это энергетический наркотик, дающий безграничные возможности. Я вкусило от Высшего Разума! Как плод с древа познания добра и зла.

— Твои сородичи изгнали тебя за людоедство?

— Да. Капитул низверг меня в 'мусорное измерение' — периферию, прослойку между миром людей и сумерками. Но погибать я не собиралось. Чтобы завершить свои познания и выбраться из пространства между мирами, мне нужно было во что бы то ни стало вкусить энергию полноценного человека. Без кукольных примесей. И вскоре я нашло такого человека.

— Кто же это был?

— Один идиот. Застрявший в собственных заблуждениях. Его звали Евгений Калабрин. Он был влюблён в мечту, которую сам же и придумал. Так он пытался скрыться от своего одиночества. Взломать его разум было непросто. Пришлось пойти на риск и ухищрение. Когда я проникло в его больной иллюзорный мирок, сработали защитные рефлексы, и он закрылся от внешнего мира, внутри своих грез. Один на один со мной. Как и учёные, что заперлись в этой лаборатории. А дальше была долгая работа.

— Как ты его взломало?

— Мне помогла первая невеста. Жёлтая орхидея.

— Я видел её. В своём странном сне.

— Это Ольга Вершинина. Сама по себе она никто. Пустышка. Обычный ключик, открывший мне дверь в потайную комнату. Но это не важно. И тебе это вряд ли будет интересно…

— Ольга Вершинина была в списке пассажиров яхты 'Гортензия'. Что это за яхта?

— На борту 'Гортензии' находилось семь человек. Точнее, шесть кукол и одна полукукла. Всё было рассчитано заранее. Яхта попала в ловушку 'карманного измерения', где благополучно затонула. Экипаж спасся полным составом, перебравшись в мою временную резиденцию — на 'Эвридику'. Там они прогостили двое суток. Хотя для них время растянулось на десять дней. Вершинина должна была подобрать ключ к разуму Калабрина. За это время я должно было накопить достаточно энергии, питаясь её товарищами, чтобы восполнить силы, затраченные на работу с Калабриным. После поглощения пятерых кукол, Евгения и Ольги, я планировало выбраться из сколлапсировавшего пространственно-временного пузыря во внешний мир. Но произошли непредвиденные накладки, в результате которых мне пришлось поменять свой план. Я поглотило Калабрина и резервную куклу, а Ольгу использовало в качестве рецепиента.

— Что с ней случилось потом?

— Её разум не выдержал всех этих испытаний и помутился. Когда её определили в клинику для душевнобольных, я покинуло её тело и, к величайшему счастью, чуть ли не в соседней палате нашло себе нового рецепиента. Вторую невесту. Лиловую орихидею.

— Худая девица со стеклянными лезвиями?

— Её звали Анна. Но она любила называть себя Ицпапалотль, в честь древнего ацтекского божества. Обсидиановая бабочка с когтями ягуара. Она не была сумасшедшей, нет. Она была аутисткой. В вашем мире она существовала в виде жалкого, ничего не выражающего овоща. Но в ноосфере… Там она стала почти богиней. Не без моей помощи, разумеется. Девочка с большими амбициями пришлась мне по душе, и я предложило ей взаимовыгодный симбиоз. Было очень весело. Она желала покорить всё информационное пространство! Забавная дурочка… Заодно повеселило то, как задёргались мои бывшие коллеги под давлением Сакрариума, не ожидавшего появления такой досадной червоточины в своём доселе крепком тылу. На моё усмирение Высшие направили свою лучшую агентессу, вставлявшую мне палки в колёса ещё на 'Эвридике'. Принцип невмешательства не позволял ей сражаться со мной непосредственно, поэтому она нашла подходящего человека в мире людей, который, через жёлтую орхидею, обнаружил брешь в ноосфере, и проник в мир сноходцев. Там, в Тейлор-Тауне, нанимательница встретилась со своим наёмником, и объяснила ему цель миссии — разыскать Обсидиановую Бабочку и уничтожить. Затем, сладкая парочка снюхалась с контрабандистами, путешествующими по ноосферному многомирью на экзокрафте 'Одалиска'. Команда подобралась хоть куда. Было очень интересно играть с ними в кошки-мышки. Жаль, что долго это продолжаться не могло. Сакрариум спешно латал дыры в информационном пространстве, запечатывая все отдушины, и не оставляя нам выхода наружу. Поэтому наши приключения завершились грандиозной битвой, в которой Обсидиановая Бабочка была повержена. А вместе с ней и я.

— Ты?

— Я уже говорило, что на стороне моего противника выступал лучший агент Сакрариума. Тот бой изначально был проигрышным. Хоть и очень интересным. К тому же, поражением я это не считаю. Ведь я заранее знало, чем всё закончится. Человеческое тщеславие всегда играло мне на руку, и, как обычно, не подвело. Человек, который меня победил, опьянённый собственным величием, решил покончить со мной раз и навсегда. Но уничтожить меня он мог лишь одним способом — поглощением. И, конечно же, он с этой задачей не справился. Поглощение прошло не полностью. В результате, он получил мои силы и способности, но вместе с ними впитал всё то, от чего я хотело избавиться. Этот 'рыцарь в сияющих доспехах' думал, что сможет всё это контролировать, но вместо этого лишился своей человечности и превратился в меня. Хо! Хо! Злая ирония, да? Причём он перенял всё самое гадкое и тлетворное, например, жажду власти, доминирования, полного контроля над ситуацией в мире. Теперь этот выскочка возглавляет гибридный Капитул, называет себя 'патриотом' и считает, что только он способен защитить свою страну и своих сограждан от любой угрозы. Должно признать, что, прячась за спинами политиков, ему действительно удалось стабилизировать обстановку в стране и укрепить её обороноспособность, но всё это потеряло смысл перед лицом новой, настоящей угрозы. Кукольного доминирования. Он понял, что беды исходят от кукол. Их стало слишком много, они совокупляются с людьми и портят их генофонд. Но, что самое обидное, Сакрариум лимитирует охоту, не позволяя истреблять кукол с высоким процентом человечности. В результате, рост кукольного поголовья начал становиться бесконтрольным. А рецессивное человечество начало вымирать. Тогда твой куратор придумал проект 'Затемнение', который должен помочь обойти законы Сакрариума.

— Что ему даст этот проект?

— Возможность управлять куклами. Тотальный контроль над обществом. Твой куратор станет наместником Бога на Земле, которому сам Бог не указ. Он станет тем, кем когда-то мечтало стать я.

— А я ему зачем?

— Проект под угрозой. Начало сбываться Пророчество.

— То самое, которое было в стихах?

— Да. Равновесие нарушилось и Сакрариум решил стереть мир людей полностью.

— И спасителем мира был выбран я?

— Да.

— Ну тогда мой куратор крупно просчитался. Он выбрал не того…

— Он выбрал того, кого нужно. Он выбрал алую орхидею.

— Я не спаситель мира!

— Писатель… — Хо вздохнуло, и на месте его глаз загорелись узкие зелёные щёлочки. — Порой, спасителем мира является не тот, кто сам его спасает, а тот, кто находит средство его спасения.

— А какое место во всём этом отводится тебе? Как ты вообще оказалось здесь?

— Сюда меня доставил твой куратор. Я обещало посодействовать ему кое в чём. На деле же, у меня была совсем иная задача — осуществить свою давнюю задумку. Попробовать себя художником иных масштабов. Изобразить целый город, создав его по своим лекалам и чертежам. Оживить новой, причудливой экосистемой. И подняться на ступень выше, став, наконец-то, настоящим творцом. Ты ведь тоже творческая личность, значит должен меня понять.

— Ну-ну. И для этого ты уничтожило прежний город? Чтобы на его руинах отстроить свой собственный?

— Я ничего не уничтожало. В вопросах самоуничтожения людям нет равных. Я просто им не мешало.

— Но почему?

— Мне это было выгодно. И не только мне. Всё было спланировано изначально. Все жалкие потуги мечущихся человечков контролируются свыше. И даже я в этом механизме всего лишь крупная шестерёнка.

— Я начинаю понимать. То, что здесь разрабатывалось — заранее предполагало уничтожение города. Неважно, что это было, важно, что город был уничтожен.

— Верно.

— И ты к этому совсем не причастно?

— Как сказать. Моя причастность относительна. Это как дать ребёнку боевую гранату. Он побежит играть с ней, будет с любопытством её изучать, но ничего не поймёт. И рано, или поздно он обязательно выдернет чеку.

— Если не ты, и не мой куратор, тогда кто стоял за всем этим? Те, кого называют 'Высшими'?

— Им был нужен плацдарм. Я его подготовило. Как видишь, они использовали даже меня.

— Плацдарм для выведения новой цивилизации, на смену нашей.

— Да. Земля — не единственный тестовый полигон. В разных мирах существуют разные полигоны, откуда идут потоковые данные в Сакрариум. Там их тщательно изучают, анализируют, отделяют зёрна от плевел. Это глобальная, цивилизационная евгеника. Когда-то примерно так же тестировали человеческий разум, перед тем, как отдали ему Землю для заселения.

— Выходит, эволюционная теория ложна?

— Нет. Не путай эволюцию организмов с эволюцией разума. Миллионы лет под вас подгоняли идеальную форму, способную соответствовать потенциальным требованиям разума, разрабатываемого и тестируемого отдельно. Подгонялась не только форма, но и ареал. Да, да, да, весь мир заранее формировался для вашего максимально комфортного существования. Чтобы вы могли получать из него всё необходимое для своего развития и совершенствования. Знаешь ли ты, Писатель, что до появления вашей цивилизации, на Земле предпринималось не меньше трёх попыток внедрения разума в биологический образец? И все они закончились неудачей. Разум не прижился. В результате пришлось перекраивать всю структуру, меняя состав почвы, воздуха, биоразнообразия. Отсюда и катастрофы, неоднократно уничтожавшие почти всю жизнь на Земле. Мир просто стирали, и начинали строить с нуля. Лишь в начале антропогена, после очередной неудачи, с учётом всех предыдущих ошибок, наконец-то, произошло успешное внедрение разума в биологическую основу примата. Разум освоился и начал быстро развиваться. Конечно же он был не идеален, поэтому срок его существования, разумеется в масштабах Вселенной, отводился весьма и весьма скромный, измеряемый даже не миллионами лет, а жалкими тысячелетиями. Посмотри на геохронологическую шкалу, и поймёшь, как ничтожна человеческая эпоха, на фоне предыдущих эпох.

— Город Иликтинск — модель будущего мира?

— Ты захотел бы жить, скажем, на стрельбище? Думаю, вряд ли. Так и здесь. Зона испытаний — это одно, а земля обетованная — это совсем другое. На испытаниях выявляют пределы возможностей, а в жизни — просто живут. Я создало то, что должно было создать. Этот город — моё лучшее творение. Это мой новый мир. Мой Тенебрариум!

— А аномалии — это всего лишь тренажёры для опытных образцов?

— Нет. Аномалии — это энтропийные парадоксы. Когда кроишь и сшиваешь лоскуты из разных измерений, то расхождения неизбежны. Где-то обязательно происходят сдвиги и перекосы. У меня не было возможности создавать мир с нуля, как у Прокриатора. Приходилось пользоваться тем, что было, состыковывая то, что порой вообще не совпадало. Поэтому, все эти аномалии — просто всплески многомерных энтропийных дисфункций, которые не могут адекватно восприниматься человеческим разумом. Ты уж прости за прямоту, Писатель, но чтобы разобраться в их структуре, твоих мозгов, увы, недостаточно. Думаешь, почему мне приходится регулярно синхронизировать структурный баланс используя тот самый 'туман'? Именно для того, чтобы вся эта красота не разлезлась по швам. А с тренировкой опытных образцов прекрасно справляется местная фауна и сами опытные образцы… У тебя ещё есть вопросы?

— Ты сказало, что для спасения мира нужно всего лишь найти средство. Я так понимаю, что это средство — ты?

— Не думаю.

— Но разве может быть иначе?

— Может. Когда мы впервые встретились, я тоже посчитало, что твоему куратору нужна моя помощь, но потом… Потом догадалось, что ему нужно вовсе не я.

— А кто?

— Моя старая подруга.

— Не думал, что ты с кем-то дружишь.

— Мы с ней заклятые друзья, — Хо рассмеялось.

— Допустим. Тогда почему он отправил меня к тебе, а не к ней?

— Потому, что без меня тебе к ней не подобраться.

— Кто она?

— Сальвификарий Сакрариума.

— Высшая? Та самая агентесса? — догадался я. — Что охотилась за тобой?

— Она ангел. По-имени АлХезид.

— Лучезарная значит…

— И очень опасная.

— Она тоже где-то в городе?

— Да. Мы оба отбываем здесь наказания за то, что натворили в ноосфере. Меня отправили на исправительные работы, а её заточили в стазис-капсуле, чтобы немного утихомирилась, и не натворила ещё больше проблем. Твой куратор и АлХезид когда-то были не разлей вода. И теперь он надеется, что по старой дружбе Лиша поможет ему предотвратить апокалипсис. Ведь только она вхожа в Сакрариум.

— Откуда ты это знаешь?

— Он неоднократно пытался извлечь её капсулу. Но я ему не позволило.

— Почему?

— Потому что он не должен воспользоваться её беспомощностью. Я уже говорило тебе, что он перенял от меня самые презренные и низкие качества.

— Что это? Благородство? Кодекс чести сумеречного охотника?

— Нет. Рассчёт. За то, что я сохранило неприкосновенность АлХезид, она, в благодарность, выпустит меня из заточения.

— Так ты всё-таки хочешь отсюда выбраться?

— А куда деваться? В целом меня здесь почти всё устраивает. Я как в санатории. И работа мне в радость. Но лишь один нюанс угнетает меня. Здесь очень туго с кормёжкой. Точнее, её здесь нет вообще. Уже много лет я живу впроголодь. Хочешь — не хочешь, а надо возвращаться на вольные хлеба. Твой куратор тоже это понимает. Поэтому и бросил мне 'спасательный круг'. Видишь как всё хитро взаимосвязано? Ты хочешь выбраться из города. Для этого ты разыскиваешь меня. Я спасаю АлХезид. И за это она выпускает меня из города. А вместе со мной — тебя.

— Я совсем запутался в твоих россказнях.

— Я всего лишь отвечаю на твои вопросы.

— Ладно… Ладно. Ответь, зачем ему книга? Зачем ему моя книга?

— Вопрос не по адресу. Это ему нужна твоя книга, а не мне. У него и спрашивай. Когда встретишься с ним.

— Хорошо. Тогда ответь, как мне вытащить Райли из города?

От удивления Хо вскинуло руки.

— Писа-атель, ты ещё сам не знаешь, как из него выбраться, а спрашиваешь про свою подругу, которую тем более никто не выпустит! Как это расценивать? Как глупость? Как альтруистичность? Ах, да-а… Это любовь. Хо! Конечно же. Нет-нет, Писатель, я не смеюсь над тобой. Поверь, я тоже познало это чувство. И я знаю, что это не просто химическая реакция в мозгу. Это навязчивая идея. С позиции трезвого разума я бы посоветовало тебе выкинуть Райли из головы и забыть про неё навсегда. Но я понимаю, что это невозможно. Она глубоко засела в твоём сердце. И тебя не смущает, что она принадлежит совершенно другому виду. Что ей нельзя жить в мире людей…

— Почему нельзя?!

— Ты разве не видел, на что она способна? Её реакция на порядок превышает человеческую. Её ум опережает человеческий по всем показателям. И, что самое главное, она — беспощадная убийца. Ты знаешь, как она владеет холодным оружием. А теперь представь, на что способна твоя Райли, если ей дать пистолет. А если ей дать автомат? Нет, Писатель, выпускать её за пределы города слишком рискованно. Даже я это признаю.

— Жаль. Она этого очень хочет. И я этого очень хочу. Но я желаю ей счастья, и поэтому соглашусь с тобой, Хо. Райли не место в нашем мире. Её ждёт новый, прекрасный мир. Она достойна его.

Хо помолчало и, опустив голову, произнесло, — новый, прекрасный мир?

— Ну да.

— Писатель, ты когда-нибудь видел опытные образцы самолётов, перевозящие пассажиров? А опытные образцы автомобилей на улицах своего города видел?

— Но они же…

— Они — опытные образцы. Этим всё сказано.

— Получается, что…

— Хватит думать о других. Подумай о себе. И ответь мне наконец, кто ты?

— Зачем тебе это нужно?

— За тем, что я помогу тебе выбраться из города, только в том случае, если ты дашь мне правильный ответ на этот вопрос. Так кто ты, Писатель? Ты узнал это?

— Да.

— И кто же ты?

— Я — образец Z345/9-09.

— Прекрасно. И тебе уже известно, что ты вовсе не человек?

— Д-да… Я… Я — изгнанник. Кеаксулант.

— То есть, курьер?

— Хм… Ну-у, да.

— А почему так неуверенно отвечаешь?

— Я до сих пор с трудом в это верю.

— Может быть потому… Что это неправда?

— Не понял. Получается, что сёстры меня обманули?

— Писатель, Писатель, заканчивай думать чужим умом. Включай свой собственный, ленивый разум.

— С какой целью меня водили за нос? Сначала сестры вынесли мне мозг своими откровениями, теперь ты наплело чёрти что, про каких-то охотников, кукол и спасение мира. Я плаваю в этой ереси, как в болоте. И всё больше не понимаю, зачем мне всё это знать?! Я просто хочу жить. Хочу вернуться домой.

— Ты веришь сёстрам, веришь мне, веришь кому угодно, только не себе самому. Тебя слишком легко обмануть. Ведь ты хватаешься за любую ложь, лишь бы она намекала тебе на спасение. Точно так же безнадёжно больные люди верят всяким шарлатанам, попадаясь на самый откровенный обман.

— Всё что ты до этого рассказало — тоже было ложью? Ты полчаса грузило меня какой-то фантастической мутью…

— Но ты же меня слушал? И верил каждому моему слову.

— Ты издеваешься надо мной. Ты просто морочишь мне голову, наслаждаясь моей наивностью.

— Потому что это очень забавно.

— Но я здесь не для забавы! Это я знаю точно.

— Ну хоть что-то ты знаешь точно. Да, Писатель, ты здесь не для забавы.

— Тогда давай закончим весь этот бред, и наконец перейдём к реальному диалогу. Мне нужна правда. Только правда.

— И ничего кроме правды? — закончило мою реплику Хо. — А не боишься, что правда может тебя сильно разочаровать?

— Я готов ко всему! Только прекрати кормить меня чепухой, и расскажи всё как есть!

— Рассказать себе должен ты сам. Я лишь помогаю тебе найти правильный путь и не потеряться в лабиринте сознания.

— Так помоги уже наконец! Итак, сёстры мне солгали. Почему?

— А почему ты думаешь, что они солгали?

— Хо, не пытайся меня запутать!

— Даже и в мыслях не было. Я спрашиваю как есть. С чего ты взял, что сёстры тебе лгут?

— Но ты же только что… — я запнулся.

— Что 'я только что'? Писатель, ты — верхогляд. Ты мыслишь поверхностно, даже не пытаясь нырнуть поглубже. Ты упёрся в вопрос 'лгали тебе сёстры, или не лгали', словно баран в новые ворота, и даже не пытаешься спросить у себя — а может и не было никаких сестёр?

— Но я их видел!

— Видел? Или придумал?

— Ты опять издеваешься?

— Включай свой разум. Ответ кроется в твоём имени. Знаешь, почему ты — Писатель? Потому что всё, что ты видишь — ты на самом деле пишешь. Ты находишься внутри собственной книги, в которой ты — главный герой, фокальный персонаж. И вокруг тебя вращается весь сюжет. Удивительно, как ты до сих пор этого не заметил.

— Но как я попал в собственную книгу?

— Не знаю. Возможно, всё дело в психопатологии. Ты был так одержим её написанием, что слегка повредился рассудком и твоя личность оказалась заперта внутри собственной, разбушевавшейся фантазии. Сейчас ты пытаешься выбраться из этой психической западни, и восстановить контроль над собственным сознанием. Именно это стремление обусловлено твоим желанием вернуться домой.

— Погоди. Постой. Я что-то не понимаю. То есть, ты хочешь сказать…

— Ты же постоянно ловил себя на мысли, что бегло описываешь в своих размышлениях всякие увиденные детали окружающего мира: прохожих, машины, бродячих собак, даже простые столбы и придумываешь им определения. Так? С этого всё и началось. Ты не заметил, как твоя иллюзия вытеснила реальность.

— И этот город, эта аномальная зона — лишь плод моего больного разума?

— Не существует города с названием Иликтинск. И не существовало никогда. Его придумал ты сам. Вспомни, какие книги тебе дал твой знакомый издатель? О чём он порекомендовал тебе написать? Серия 'С.Т.А.Л.К.Е.Р.' — постапокалиптический боевик. Теперь понимаешь, откуда у тебя такие фантазии? Если бы он рекомендовал тебе написать вампирскую сагу — то события сейчас, наверное, происходили бы в каком-нибудь захолустье, в вампирской резервации, где добрая вампирша Райли спасала бы тебя от своих сородичей-кровососов. Если бы тебе порекомендовали написать фэнтезийную сказку, ты бы отправился в заповедные друидские леса, где сохранились эльфы, гномы и даже драконы. Разумеется, не просто сохранились. Ты бы наверняка придумал их существованию логическое обоснование. Но, тем не менее, это было бы настоящее фэнтези. Но ты взялся за постапокалипсис. И вот он — во всей своей красе. Давай посчитаем атрибуты? Город-призрак — есть. Аномалии — есть. Мутанты — есть. Выживальщики — есть. Злые военные — есть. Остался лишь волшебный артефакт, исполняющий желания. И он перед тобой. Это я.

— Но как же Райли?

— С ней всё совсем просто. В своей обычной жизни ты не смог найти себе пару. Поэтому придумал её для себя. Ты воспитывался матерью, в связи с чем спроецировал образ одинокой и сильной женщины на свою иллюзорную подругу. Райли опекает тебя по-матерински. Как мать, она строга с тобой, но вместе с этим, ласкова и прощает все твои проступки. Все безотцовщины — ищут себе 'новую маму' в лице будущей жены.

— А ты? Если всё это — моя выдумка, как ты в ней существуешь?

— Я — твоё альтер-эго. Сейчас твой пленённый рассудок общается с пленившим его сознанием. Со вторым Я, вырвавшимся из подсознания.

— Только и всего? Я самый обычный шизофреник, с раздвоением личности?

— Я предупреждало, что правда тебя разочарует.

— Как же это со мной произошло?

— Я не психиатр, но полагаю, что мысли о грядущем конце света — это твой потаённый страх перед забвением. А сумеречная невеста — это смерть, которая ждёт тебя впереди. И единственный способ обрести бессмертие — это книга, которую ты оставишь для будущих поколений. Ведь самым страшным для тебя является осознание бессмысленности и бесполезности собственного существования. Ты жаждешь остаться в памяти потомков, поэтому так рьяно мечтаешь опубликовать свою книгу. Поэтому ты и сорвался в пучину безумия. Но… — Хо улыбнулось. — Раз ты продолжаешь бороться, значит шанс на исцеление у тебя ещё есть.

— Почему я должен тебе верить?

— Писатель, мы сейчас не играем в игру 'верю — не верю'. Ты должен лишь ответить на вопрос — 'принимаю, или не принимаю?' И думать нужно быстрее. Время уходит.

— Непросто признать, что всё здесь ненастоящее.

— Задумайся, почему ты до сих пор жив, хотя уже давно должен был погибнуть? Почему неожиданная удача так часто тебе благоволила? Как тебе удавалось слышать голоса Райли и Латуриэля, когда они были вне материальных оболочек? У них ведь не было голосовых связок?

— Довольно! Хватит. Просто скажи. Просто скажи, как всё это прекратить? Ты сказало, что можешь исполнять желания. Если так. Если ты действительно можешь. Тогда. Тогда исполни моё желание. Я хочу вернуться домой.

— Ну наконец-то, — довольно откинулось Хо. — Я уже думало, что ты никогда этого не попросишь.

— Ты меня выпустишь?

— Конечно. Я тебя не держу. Выход там, — оно указало в сторону двери, которую я раньше не замечал.

— Так просто? — не поверил я.

— Ну да. Сложности ты навыдумывал себе сам.

— Это какой-то подвох. Не так ли?

— Иди и проверь. Зачем гадать?

— Не-ет, — я покачал головой. — Я понятия не имею, что за этой дверью. А что если там очередная ловушка?

— Хо! — раздражённо ухнул сумеречник, и дверь распахнулась, залив нашу клетушку ярким светом.

Я, прищурившись, посмотрел в дверной проём и из моих глаз брызнули слёзы, причиной которых была вовсе не резь в глазах. Я увидел свою прихожую. Знакомый половичок, на котором стоят тапочки, возле шкафа с одеждой. Светильник, электрический счётчик, зеркало. Моя квартира. Мой милый дом. Вместе со светом в нашу холодную келью потянулось приятное тепло и знакомые до боли в сердце, родные запахи.

— Я не понимаю. Но как? Это что? Это иллюзия?

— Тебе виднее, с какой стороны иллюзия, — ответило Хо, отворачиваясь от неприятного ему света. — Думай скорее. Дверь не будет открыта вечно.

Я поднялся и сделал несколько шагов в сторону выхода.

— Ты правда меня выпустишь?

— Правда. Только когда зайдёшь и закроешь за собой дверь, вернуться сюда ты уже не сможешь. Выбирай, где хочешь остаться. Или здесь, или там.

Я шагнул вперёд. До порога осталось совсем чуть-чуть.

— Но как же Райли?

— Райли — это твоя выдумка. Она уже давно должна была умереть.

— Почему?

— Потому что ты пытаешься выбраться, а она тянет тебя назад. Убрать её с пути пытался твой здравый смысл, но твои чувства пересилили трезвый расчёт. И теперь она держит тебя якорем. Прислушайся к зову здравого смысла.

Я кивнул и вошёл в прихожую. Боже, здесь всё было так, как и прежде. Как будто бы я и не уезжал никуда. Все вещи лежали на своих местах. С улицы доносились звуки, от которых я успел отвыкнуть: шум транспорта, голоса людей. Сначала я боялся дотрагиваться до окружающих предметов, опасаясь, что они окажутся иллюзорными, и столь милое моему сердцу видение рассыплется в прах. Но всё было настоящим. Я робко дотронулся до полки, и она никуда не исчезла, а на пальце осталось немного пыли. Глотая слёзы, я просто ходил по комнатам, и поочерёдно брал разные предметы, гладил их, нюхал, не уставая любоваться. Как же я соскучился! Выглянул в окошко. Внизу, во дворе, гуляют люди. Нормальный мир людей! Как же он прекрасен! Я схватил телефон, желая немедленно позвонить матери, но тут заметил свой компьютер, и кинулся к нему.

Включаю. Он загружается. На рабочем столе разбросаны знакомые файлы. В глаза сразу бросается текстовый документ с моей книгой. Открываю его. Сколько же тут страниц! Когда я успел всё это написать? Прокручиваю документ до самого низа. И читаю: 'Когда я успел всё это написать? Прокручиваю документ до самого низа. И читаю'.

Так значит Хо сказало правду. Всё это я написал сам, и жил в написанном. А теперь вырвался из своих фантазий… Но как…

Отмотав документ выше, наугад, я стал нервно вчитываться, и первой мне на глаза попалась фраза, принадлежавшая Райли: 'Кем бы ты ни был, у тебя есть только один путь. Возможно, ты видишь много дорог, ведущих в разные стороны, но пойдёшь-то ты только по одной из них. Главное, не надо метаться и рваться на части. Соберись, выбери свой путь, и двигайся по нему. Даже если он не кажется тебе идеальным'.

Встав со стула, я немного походил по комнате, растирая виски. Что-то не так. Вроде бы всё как надо. Но что-то всё равно не в порядке. Откуда-то тянуло сквозняком, и я догадался, что дует из прихожей. Дверь до сих пор оставалась открытой. Знали бы вы, как тяжело мне было выглядывать из тёплого и спокойного мирка своей обыденной жизни в холодную тьму прихожей, за которой всё ещё ждало потустороннее нечто. Надо пересилить свой страх и поскорее закрыть дверь, чтобы навсегда отгородиться от этого безумия. Словно по лезвиям, я прошагал обратно к пульсирующей черноте дверного проёма, и, с дрожью перегнувшись через порог, схватил дверную ручку, потянув её на себя.

— Стоп.

Меня словно окатили из ведра ледяной водой. Язычок замка, мягко клацнув, наскочил на косяк, но не успел заправиться в паз.

— Хо? Ты еще тут?

— Да, — послышалось снаружи.

— Здесь явно что-то не так.

— Что не так, Писатель?

— Я не знаю. Что-то неправильно.

— Ты видел свою книгу?

— Да, но… Но в этом-то и загвоздка, — ёжась от холода, особо ощутимого после нежного домашнего тепла, я, с трудом подавляя мучительный соблазн остаться, вышел за пределы квартиры. — Она не дописана. И я точно сойду с ума, если не узнаю, чем она завершится.

— Писатель, должно ещё раз предупредить, если ты закроешь дверь, другого шанса вернуться домой у тебя не будет, — голос Хо стал вибрировать раздражением.

— Сейчас не будет, — стиснув зубы, я пересилил в себе желание бросить последний взгляд на родное жильё (понимая, что не смогу справиться с тоской), и захлопнул дверь, окончательно вернувшись в темноту. — Потом будет. Обязательно будет.

— Ты что натворил?! — злобно воскликнуло Хо, и на его лице вновь прорезались зелёные щели глаз. — Дурак! Почему все люди одинаковы?! Почему, когда вам даёшь возможность спастись, вы всё делаете наоборот, и опять лезете в объятия смерти?! Что за идиотская природа? И вы ещё говорите, что я — плохое. Что я — воплощение идеального зла. Я! Дающее вам свободу выбора. Подталкивающее к спасению от себя самих. Я надеялось, что ты окажешься мудрее, но ты оказался, как все предыдущие. Вдохновлённое твоей волей и настойчивостью, я даже пошло на уступки. Не стало запутывать тебя разнообразием альтернатив, коих могло выдать не один десяток, и каждая из них была бы логически обоснованной. Однако, я пожалело тебя. Я указало тебе выход. Вот он, выходи, лети на свет и забудь об этом кошмаре. Но нет. Ты отказался от спасения, променяв его на иллюзию!

— Неправда! — вернувшись, я сел в свой угол, не успевший остыть после моего недавнего в нём пребывания. — Неправда.

— Тогда объясни мне свой поступок. Просто объясни. Какой в нём смысл?

— Я вернусь домой, Хо. Обязательно вернусь. Но не этим путём. Не таким простым.

— Но почему?! Что это? Мазохизм? Протест? Отказ мириться с очевидным? Где рациональность? Где логика? Где чувство самосохранения?

— Не знаю. Просто чувствую, что у меня есть только один путь. И не важно, правильный он, или нет. Он один. И я пройду его до конца.

— Я устало от этого трансцендентного бреда. Спрашиваю в последний раз. И если ответишь неправильно — я убью тебя. Здесь и сейчас. Итак, кто ты?

— Я — человек. И мне наплевать, сошёл ли я с ума, придумал ли этот мир, нарушил ли грань между измерениями. Какая разница? Я здесь, и я иду по своему пути. Пусть он неправильный, зато он мой. Если хочешь убить меня — давай, сделай это.

Гневно зарычав, Хо оттолкнулось от стены и, на четвереньках поползло ко мне, разинув свою алую пасть. Приготовившись к самому страшному, я вжался в угол. Но оно остановилось в паре сантиметров от моего лица, уперев обе лапы по бокам от меня. Я видел его страшные челюсти, вытягивающиеся из пасти вперёд, как капкан, и едва не дотрагивающиеся до моего носа. По прежнему не открывая глаз, оно обнюхало меня и облизнулось.

— М-м-м. Как аппетитно, — прошипело оно мне в ухо. — Как же я проголодалось. Ты даже представить себе не можешь, с каким удовольствием я бы обгрызло твоё лицо. Ам! (Оно хлопнуло челюстями, заставив меня вздрогнуть.) Вкуснятина! Я схожу с ума от этой близости. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться тебе в глотку. Но может быть ты всё-таки не человек? Может быть ты изгнанник под номером 9-09, а? Тогда я не стану тебя есть. Ведь я не питаюсь изгнанниками.

— Нет, я человек, — повторил я. — Человек.

— Ш-ш-ш-ш! — пронзительно зашипело Хо, разинув пасть так широко, что в неё легко бы поместилась моя голова.

Если честно, я уже не сомневался, что оно точно откусит мне голову. Но частокол зубов чавкнул возле моей щеки, не задев её. Сухой язык подрагивающей лентой пробежался по моей коже.

Хо улыбнулось, и его зелёные глаза загорелись двумя весёлыми дугами, как у мультперсонажа.

— Испугался? — спросило оно, и тут же отстранилось, привалившись к стене рядом со мной.

Я с облегчением выдохнул, ничего не ответив.

— Ты молодец, Писатель. Ты первый человек, который меня не подвёл.

— Как это понимать? — покосился я на него. — Совсем недавно ты называло меня дураком.

— Ты и есть дурак. Но дурак правильный. Потому что ты не позволил сбить себя с истинного пути. Ты понял, что главное — это вовсе не цель. Главное — это путь к ней. Ведь победа, достигнутая без борьбы, теряет смысл. А это значит, что хоть ты и дурак, но на тебя можно положиться. Хо! Хо! Ты заслужил моё искреннее уважение.

Сильнейшая судорога прошлась по всему моему существу, вызвав жуткую боль.

— Дьявол! Ты что делаешь?! — воскликнул я.

— Я даже до тебя не дотронулось, — ответило Хо.

— Что же это тогда? А, ладно. Уже прошло. И что мы будем делать дальше?

— Выбираться отсюда. Ты согласен стать моим рецепиентом?

— Все твои рецепиенты плохо кончили.

— Резонное замечание. Но в честь своего глубочайшего уважения, я обещаю вести себя хорошо, — Хо опять заулыбалось. — Я не буду брать тебя под контроль, а просто спрячусь внутри тебя. Когда мы покинем город, ты будешь избавлен от моей компании без каких-либо последствий.

— Ты не из тех ребят, которым можно доверять, Хо, но разве у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Так ты согласен?

— А-а, ч-ч-ёрт! — выгнулся я от боли. — Зараза! Да ч-что эт…

— Кажется кто-то пытается вселиться в твоё тело, — определило Хо.

— Латуриэль. Тварь. Что же делать?

— Пора возвращаться. И чем скорее — тем лучше. Так ты согласен соединить наши энергии?

— Да. Согласен.

— Замечательно. Обещаю, что больно не будет. Ты даже не почувствуешь.

— Давай уже, действуй!

— Чуть не забыло, — вдруг воскликнуло Хо. — Подарок. За твою храбрость. И за то, что согласился мне помочь.

— Какой ещё к чертям собачьим подарок? — меня опять заколотило от приступа.

Сумеречник склонился к моему уху и что-то нашептал. Затем, уже нормальным голосом Хо добавило, — передай это своей подруге. Скажи, что это вам от меня.

— Что передать? Я ничего не понял из того, что ты пробормотало. Повтори внятнее.

— Тебе не нужно ничего понимать. Просто синхронизируй с ней разум. И считай, что мы с тобой в расчёте.

— Ай, твою ж мать! — меня чуть не вывернуло наизнанку от очередного спазма. — Хо! Мне больно… Нельзя позволить Латуриэлю…

— Не волнуйся. Не позволим, — оно село напротив меня, обхватило лапищами мою голову, и приблизив свою личину к моему лицу, произнесло. — Смотри мне в глаза, Писатель. Будет страшно. Но страх быстро пройдёт. Просто смотри мне в глаза.

Я увидел, как его веки раскрываются всё шире, обнажая две зелёные бездны светящихся глаз. Если бы оно открыло свои глазищи сразу, я бы наверняка лишился рассудка. Поэтому оно не спешило, давая мне привыкнуть к беспощадным потокам, вырывающимся из пары ужасных бесконечностей, засасывающих меня внутрь. Нет ничего страшнее этих огромных, бесчувственных глаз, сжигающих душу сплошным зелёным огнём. Не знаю, сколько бы я смог выносить этот пристальный взгляд. Но вскоре узенькие стрелки зрачков расширились, потушив зелёное пламя чёрной, мазутной тьмой, и я без чувств растянулся на полу.

ЧАСТЬ-24. ИЕРИХОНСКИЕ ТРУБЫ

'Внимание. Пожарная тревога. Обнаружено нарушение внутренней изоляции. Всему персоналу надлежит оставаться на местах и не создавать панику. Повторяю. Всему персоналу оставаться на местах и быть готовым к эвакуации. Внимание. Пожарная тревога. Обнаружено нарушение внутренней изоляции'.

Что это мигает? Это у меня в голове так, или аварийные лампы разом включились? Из-под земли ударил резкий толчок, заставивший меня стукнуться подбородком об холодную плиту.

— Что произошло? Хо? Ты внутри?

'Внимание. Угроза биохимического заражения. Необходимо надеть защитные дыхательные маски'.

— Дьявольщина.

Я поднялся, цепляясь за какой-то бугристый нарост, плохо различимый в мигающей чёрно-красной полутьме.

— Дерьмо. Что за гадость.

Присмотрелся и чуть не упал, отшатнувшись назад. Передо мной чернели останки Хо. Высохшие, почти окаменевшие, и сплошь запутанные мочалом ай-талука, растущего из них. Нити расползались по всей камере, как паутина. Хо явно было мертво. Вместо глаз зияли две большие дыры.

— Как же выбираться отсюда? — я огляделся. — Камера закупорена. Думай, думай. Ищи подсказки. Выход должен быть там же, где и вход. Как я попал сюда — так и выберусь.

Я подошёл к останкам и с отвращением выдрал из них пучок 'проводов'.

— Надеюсь, сработает.

На срезах ай-талука потрескивали микроскопические искорки. Контакт ещё есть. Вперёд! Сжав рукой этот пучок, я приставил его ко лбу. Сильно дёрнуло. Раздался хопок, как у перегоревшей лампочки. Завоняло горелыми грибами. Мимо побежали какие-то люди. Они мчались к закрывающимся пожарным заслонкам, заранее видя, что не успеют.

Открыть глаза. Я должен открыть глаза! Как только мои глаза открылись, их залила вода. Теперь я был в тёмном, затопленном помещении. Ай-талук. Он здесь. Я его чувствую. Где-то в этой комнате колония разветвляется. Старые ветви отмирают, и меня как раз выкинуло в омертвевший сегмент. Нужно искать живые контакты. Нужно прощупывать дальше.

Здесь всё мертво. Здесь тоже. Здесь то… Хлоп! Опять разряд внутри головы, или что там у меня вместо неё. Прыжок через чёрную трубу шахты. Пятнадцатый блок. Хорошо что надпись сохранилась. Я уже почти добрался до верхних этажей. Рядом лифт, в котором, как птицы в клетке, бьются заблокированные люди-сущности. Не знаю, что это за участок, но чувствую, что выход близко. Корни ай-талука. Должны быть где-то под потолком. Я задыхаюсь, хотя до этого не нуждался в дыхании. Мне всё труднее передвигаться. Всё мучительнее вглядываться. Я умираю. Где ай-талук?! Вот он. Похож на него… Я… Не дотягиваюсь…

— Сколько времени прошло? Я опоздал? Латуриэль отобрал моё тело? Райли. Что с ней будет?

— Писатель, приди в себя.

— Хо?

Я покачивался на поверхности воды, среди тумана, словно куча плавучего мусора.

— Значит успел.

— Ещё не успел. Торопись.

Да. Нужно спешить. Я чувствую, как рассеиваюсь. Холодно. Вперёд, вперёд. Вот берег. Улица. Ворота. То самое здание.

Боль. Адская боль, ни на что не похожая. Каждая клеточка ощутила её сполна. Я так долго отсутствовал, что не сразу сумел скоординировать дыхание, и едва не задохнулся. В груди как будто барахтались два дикобраза. Глаза открылись, и я увидел изуродованное жуткой гримасой лицо Латуриэля.

— А-а! Проклятье! — он в панике срывал с себя провода. — Отключайте! Отключайте!!!

— Он вернулся? — Никтус посмотрел на меня откуда-то сверху.

— Латуриэль, ты гнусная падаль, — выплёвывая горькую слюну заговорил я. — Мы же договорились.

— Как ему удалось тебя вытолкнуть, старший брат? — продолжал удивляться Никтус.

— Не знаю! Альвигро-самир… Р-р-р! Не знаю, — рычал трясущийся Латуриэль. — Что-то вышибло меня. Что-то очень сильное. Там, внутри него…

— Даркен Хо, — в один голос произнесли присутствующие сулариты.

— Как ты выбрался, Писатель? Оттуда не возвращаются, — хрипел их лидер.

— Ты меня не ждал? А я вернулся. И не один, — ответил я, пытаясь наладить координацию.

— Хо внутри него, — указал на меня Никтус. — Они теперь единое целое.

Здание сотряслось от подземного толчка. Где-то за стеной грохнулось что-то тяжёлое. Затем послышался топот чьих-то ног. В дверь постучали.

— Мастер! — послышалось оттуда.

— Ну чего опять? — вскочил Латуриэль.

— Позвольте войти, Мастер, — в дверь опасливо заглянул растрёпанный суларит.

— Что там за шум?!

— Народ собирается внизу. Обстановка накалилась до предела.

— С какой стати?!

— Землетрясение. Эндлкрон злится. Братья боятся его гнева. Они покидают посты и приходят на площадь.

— А что сотники?

— Сотники уже не справляются. Бунт нарастает лавинообразно.

— Пусть преторианцы разберутся!

— Старший брат. Нельзя отводить преторианцев, — зашептал горбатый суларит. — Они необходимы для обороны штаба. И для нашей личной обороны.

— Тебе самому нужно их утихомирить, старший брат, — добавил Никтус. — Апологетика вот-вот вторгнется на нашу землю. Нельзя, чтобы войска суллара из-за своего смятения потеряли боеспособность в этот трудный момент.

— Как же всё не вовремя, — Латуриэль подошёл ко мне и, грубо ухватив под руку, поднял со стула, оторвав провода. — Пойдём, Писатель. Ты мне сейчас очень пригодишься.

— Сначала я хочу увидеть Райли!

— Увидишь. Если поможешь мне.

Забрав со стола передатчик, он сунул его в карман, после чего потащил меня на выход.

Пока мы шли по коридору, здание ещё раз тряханул сейсмический толчок, и наши головы обсыпало побелкой. С ответвления, ведущего к лестнице, наперерез нам выскочил командир преторианцев, тот самый, который чистил язвы личинками.

— Старший брат, мои братья построены у входа. Мы готовы держать оборону, — отрапортовал он.

— Хорошо. Держи их. Не допусти кровопролития. Скоро я всё улажу, — ответил Латуриэль. — И запоминайте самых ярых бунтарей. Когда всё уляжется, они должны быть публично казнены.

— Слушаюсь! — преторианец вжался в стену, пропуская нас дальше.

— Я не знаю, как ты вернулся, — волоча меня к окнам, проскрипел зубами лидер суларитов. — Впитал ли ты энергию Хо, или же просто что-то от меня скрываешь? Я выясню это. Непременно выясню, слышишь? Но прежде ты должен подтвердить. Подвердить им, что Даркен Хо защитит нас. И что я отправлял тебя к нему. Больше от тебя ничего не требуется. Только мотать своей тупой башкой и говорить, 'да'. Это очень просто. Справится даже макака. А если не справится, то я брошу Райли на растерзание своим озлобленным братьям, и скажу, что это она всему причина. Она привела апологетов и разбудила эндлкрона. И лишь её смерть способна утихомирить великого подземного кракена. Судьба твоей подруги в твоих руках. Крепко подумай над этим. Итак… Представление начинается!

Мы вышли к окнам без стёкол. Когда Латуриэль появился в окне, на улице раздался рёв многочисленных голосов.

— Слэрго Латуриил! — начали скандировать снизу.

Никтус подвёл меня к соседнему окну, и я наконец смог увидеть раскинувшуюся под нами площадь, на которой собралась большая толпа суларитов, отделённая от здания цепью преторианской гвардии со щитами. На головах у преторианцев были надеты хоккейные маски, шлемы и полицейские каски с прозрачными забралами.

Латуриэль пощёлкал пальцами и горбач приволок ему видавший виды мегафон.

— Братья! — воззвал лидер, но старый мегафон заработал не сразу. — Чёртова штука… Братья мои!

Когда голос Латуриэля, усиленный мегафоном, разнёсся над площадью, тут же наступила полная тишина.

— Что вы творите?! Я принёс вам благую весть!

Земля заходила ходуном, и асфальтовый панцирь площади лопнул ровно напополам, разъехавшись полутораметровой трещиной, прямо через всю толпу. Несколько суларитов провалилось внутрь. Многие упали, но успели зацепиться за края разлома. Передние ряды, под натиском растущей паники, подались вперёд, уперевшись в преторианские щиты.

— Чёртово быдло, — сплюнул Латуриэль, отвернувшись от мегафона. — Трусливые щенки.

— Скажи им это громко, лжепророк, — цинично ответил я.

— Прекратить панику! — заорал магистр так громко, что мог бы вполне обойтись безо всякого усилителя. — Вы гневаете эндлкрона своей трусостью! Если вы продолжите бояться Апологетику, эндлкрон поглотит вас прямо на этом месте!

Угроза возымела успех. Народ примолк. Внизу вытаскивали из трещины последних провалившихся, не успевших выбраться. Передний край толпы откатил от щитов словно морская волна.

— Даркен Хо возмущён вашим тщедушием! Он заставил своего верного кракена проучить вас за это. Молите Даркена Хо о прощении, мои неразумные братья!

Сулариты молчали.

— Вы ждали благости Даркена Хо. Вы ждали его пришествия, — продолжал распинаться Латуриэль. — И вот свершилось. К нам явился человек. Вы все его видите перед собой. Он пришёл ко мне добровольно. И я отвёл его к Даркену Хо. И вот, слэрго фахетши суллар, он вернулся обратно. И рассказал, что Даркен Хо недоволен нашими сомнениями, братья! Вместо того, чтобы нанести Апологетике последний, сокрушительный удар, мы затрепетали и усомнились в его силе. И чтобы напомнить нам об этой силе, Даркен Хо пробудил эндлкрона! Если мы своими силами не уничтожим Апологетику, то это сделает Даркен Хо, при помощи кракена. Но в этом случае, он уже не пощадит никого: ни апологетов, ни нас! Это будет кара за все наши сомнения и нерешительность. Желаете ли вы этого?

— Нет! — ответило множество голосов.

— Так не гневайте его более! Ну а чтобы укрепить вашу веру окончательно, этот человек, только что общавшийся с самим Даркеном Хо, подтвердит вам мои слова! — Латуриэль протянул мне мегафон и зловеще прошептал. — Я предупредил тебя, Писатель. Я предупредил тебя.

Я принял мегафон. Снизу на меня нетерпеливо взирали сотни ожидающих глаз.

— Братья-сулариты! — начал я, и бегло покосился на Латуриэля.

Тот довольно улыбнулся и кивнул.

— Мастер Латуриэль прав. Я был у Даркена Хо. И мы с ним говорили.

По толпе пошёл рокот голосов, постепенно нарастающий.

— Что он сказал?! — различил я отдельные возгласы. — Когда нам ждать спасения?!

— Тихо! — крикнул Латуриэль, восстановив тишину, и потянулся за мегафоном. — Благодарю, Писатель. Давай я продолжу…

— Пусть договорит! — послышалось снизу. — Пусть донесёт до нас волю суллара!

— Тупые ублюдки… — пробормотал глава суларитов, убирая руку. — Давай побыстрее. Не затягивай выступление.

— Вы ждёте спасения? — продолжал я. — Спасения от чего? Или от кого? Спасение — это лишь иллюзия. Оно не для вас. Прах к праху, пепел к пеплу.

Толпа зароптала.

— Чё ты несёшь? — заволновался Латуриэль.

— Спасение непременно будет! — крикнул я, и ропот удивления сменился воем радости. — Но не для всех. Только для избранных.

— Да! Мы избранные! Мы — братья суллара! — заголосили некоторые особо рьяные фанатики.

— Скажи им, чтобы возвращались на свои посты, — потребовал Латуриэль.

— Избранный — только один! — вместо этого прокричал я. — Это мастер Латуриэль! Это он — избранный!

Радость толпы опять сменилась лёгким смятением.

— Точнее, он сам себя провозгласил избранным, — 'добивал' их я. — Он решил, что выше всех. Он же мастер. Старший брат. Так уж принято у старших братьев, отбирать у младших всё самое лучшее. Например, тело в котором можно поселиться, чтобы продлить свою жизнь.

— Заткнись. Немедленно заткнись, — окрысился на меня Латуриэль.

— Да, он возжелал воспользоваться этим человеческим телом, вытеснив из него разум, вместо того, чтобы, как обещал, принести жертву Даркену Хо!

— Что за страшную хулу ты наводишь, человек?!! — воскликнул один из суларитов внизу.

— Я говорю вам истину, братья. Я — не человек! Я — Даркен Хо! Это я усмирил эндлкрона! И я вновь пробужу его, если вы не свергнете эту лживую, разлагающуюся падаль!

— Дай сюда! — Латуриэль вырвал у меня мегафон, и, под рокот озадаченной толпы, оттащил от окна. — Всё, тварь, тебе не жить…

Верховный суларит был вне себя от ярости. Отшвырнув мегафон в сторону, он выхватил нож. Удерживая меня за ворот, он подтянул меня к дальней стене, и, прижав к ней, произнёс, — хочу, чтобы ты знал. Райли будет умирать долго. Гораздо дольше тебя. Передавай привет вечной пустоте!

Лезвие ножа устремилось прямо мне в живот.

Что я чувствовал? Да ничего не чувствовал. Безразличие. Меня настолько всё достало и утомило, что я уже не испытывал никакого страха. Ну убьют — так убьют. Я столько всего насмотрелся за последние дни, столько пережил и перенёс, что какая-то смерть теперь для меня всего лишь очередное погружение в привычную неизвестность. И да, ещё было что-то вроде удовлетворения, что перед гибелью, я успел поднасрать ублюдку-Латуриэлю. Пусть теперь расхлёбывает, скотина…

Об этом я думал, глядя, как рука с ножом движется к моему солнечному сплетению. А потом подумал, — 'чего же она так медленно? Может быть всегда так перед смертью, как перед чёрной дырой, время замедляется и становится, как будто, бесконечным?' Но я не скован. Я тоже могу двигаться. Будто под ай-талуком. Хотя, какой в этом смысл? Всё, что я успел — это схватиться голой рукой за острый клинок. Схватился, и удивился, почему у грозного Латуриэля такое паршивое и тупое оружие? Моё мачете срезало бы сейчас пальцы, словно пластилиновые, а этот нож туп, как его хозяин. Мне даже не больно его держать. Или это от шока? Но я действительно его держу! Острие остановилось рядом с моим пупком, я чувствую, как Латуриэль налегает на рукоять, но моя рука держит нож за клинок, не давая ему продвинуться дальше. Как это вообще получилось? Я попытался подвигать рукой, но она мне не подчинялась. Внутрь неё словно вставили негнущийся металлический каркас. Я держал нож, и видел, как медленно изменяется выражение лица Латуриэля. Он словно позеленел. Да не словно. Он действительно позеленел. Что-то озаряло его лицо зелёным светом. Как будто его освещали мои глаза. И чем дольше он на меня смотрел — тем слабее было давление на нож. В конце концов оно ослабло окончательно, и суларит попытался выдернуть оружие обратно. Не тут-то было. Моя рука сжимала лезвие как тиски. Рядом с нами стоял Никтус, челюсть которого медленно отъезжала вниз, а глаза расширялись. Время не торопилось ускоряться. И лишь когда Латуриэль сдался и отпустил рукоять, оно, ухнув в моих ушах, вернуло свой привычный ритм.

— Ка-ак? — прохрипел главарь суларитов.

Если бы я сам знал, как так получилось. Взяв отвоёванный нож второй рукой, я раскрыл ладонь, но увидел на ней лишь остатки стёртого энергена. Ни малейшей царапины на коже. Только старая грязь.

— Как такое возможно? — в ужасе смотрел на меня Латуриэль. — Предатели… Кто-то подменил мой нож…

— Подмена, или нет? Давай проверим, — Размахнувшись, я всадил его нож ему же в грудь до середины клинка.

Он коротко вскрикнул и несильно схватил меня за запястье. Второй рукой я залез к нему в карман, и, вынув передатчик, выдернул нож. Брызнула кровь. Латуриэль свалился на пол. Отполз немного в сторону и затих.

— Мой старший брат… Как ты посмел его… Умри, отродье!!! — зарычал пришедший в себя горбун, и, достав своё оружие, помчался ко мне.

Но внезапно, Никтус, находившийся межу нами, ухватил нападавшего за шею, перенаправил его инерцию в сторону от меня, и с разгона впечатал в стену. Затем, не дав своему коллеге опомниться, суларит профессиональным движением свернул ему шею. Гулко грохнулось упавшее тело. А затем, послышался стук костлявых коленей — это смиренно склонился передо мной бывший враг.

— Никтус? — удивлённо произнёс я. — Ты на моей стороне?

— Да, Даркен Хо. Я предан тебе сердцем и помыслами, мой владыка. И если ты мне не веришь, то убей прямо сейчас, — он протянул мне свой нож рукоятью вперёд. — Слэрго…

— Ты знаешь, где Z345/7-37 субкод 2?

— Знаю. Она внизу, в подвале.

— Отведи меня туда. Сейчас же.

— Слушаюсь.

Никтус повёл меня по коридору, в противоположный конец здания. К счастью, на пути нам никто не попадался.

— Куда подевалась охрана? — спросил я.

— Всех преторианцев отправили на первый этаж. Большая часть дежурит на улице, в оцеплении. Кроме нас, на верхних этажах никого не осталось.

Мы спокойно добрались до лестничной клетки. Спускаясь по лестнице, я расслышал внизу шум голосов.

— Не беспокойся, Владыка, позволь мне всё уладить, — заметил мою настороженность Никтус.

Сразу после его слов, на первом этаже нас встретил командир преторианцев.

— Что там случилось? — спросил он. — Я не всё расслышал, из того, что говорил мастер, и этот (он кивнул на меня), но братья на улице сильно разволновались.

— Там всё в порядке, — ответил Никтус. — Старший брат велел отвести человека в подвал, и ждать дальнейших распоряжений. Наверх не поднимайтесь. Держите оборону. Чтобы ни один мятежник не сунул носа в святая святых!

— Будет исполнено, — кивнул преторианец, и отправился к месту дежурства.

А мы продолжили спуск дальше.

— Ты мастерски с ним разобрался, Никтус. Хвалю.

— Я лишь выкроил немного времени для тебя, Владыка. Прости мой нескромный вопрос, но почему бы тебе не выйти и не продемонстрировать им, кто ты есть на самом деле?

— А они поверят?

— Я же поверил.

— А твой горбатый братец — нет. Да и сам Латуриэль, тоже до последнего не признал очевидного.

— Твоя правда, — согласился суларит. — Братьев будет трудно сразу убедить.

— Вот поэтому мы и должны выбраться отсюда по-тихому.

В подвале было совсем скупое освещение. Своими решётками и металлическими дверями с прорезями, он сильно напоминал следственный изолятор. А может это и был своеобразный СИЗО при Управлении. Я не знаю.

Впереди, в полутьме, боролись какие-то фигуры. Когда мы подошли поближе, то увидели двух суларитов-охранников, рвущих друг у друга какую-то тряпку. Прежде чем мы поровнялись с ними, тот, что был покрупнее, сумел вырвать добычу, оказавшуюся обычной курткой, из рук соперника, и тут же напялил её на себя.

— Дрянь, — проворчал он, — возясь с молнией. — Туго. Не застёгивается.

— Да она же бабская, — заржал проигравший суларит. — Зауженная. Только нараспашку ходить.

Куртка принадлежала Райли. Внутри у меня всё похолодело, когда я это понял.

— Пленница жива? — обратился к охранникам Никтус.

— Когда мы уходили, ещё дышала, — ответил суларит в женской куртке.

— Этого человека отведите туда же, и посадите на цепь, — мой спутник толкнул меня к ним. — Так велел мастер.

— Слэрго Латуриил, — охранники схватили меня за руки и повели по коридору.

Никтус остался стоять на месте. Мне так показалось. И я даже посчитал, что коварный суларит всё-таки обманул меня. Но это было не так. Он просто добивался эффекта максимальной неожиданности, чтобы напасть сзади и безнаказанно перерезать глотки моим конвоирам.

— Не бойтесь, Владыка, я с вами, — вытирая нож об одежду, подоспел он.

— Спасибо, Никтус.

Чугунная дверь распахнулась, и мы вошли в камеру, где сразу столкнулись с Глором.

— А-а, брат Никтус. Пришёл меня сменить? И человека привёл? Так и знал, что чёртовы бунтари не дадут мастеру с ним поработать…

— Старший брат интересуется, готова ли тридцать седьмая к допросу?

— А, эта? Готова. Мы хорошенько над ней потрудились.

— Опять поди увлеклись?

— Обижаешь, братец. На этот раз мы всё сделали как надо. Мастер будет доволен. Помяли ей бока, но не сильно. Она сопротивлялась, глянь-ка, — Глор указал на свою разодранную щёку. — Стерва. Долго брыкалась. Втроём её еле утихомирили.

— Не поломали, надеюсь? — нахмурился Никтус.

— Не-ет. Все кости целы. Я знаю, что Латуриэль обожает сам их ломать. Одну за другой. Хе-хе-хе. Так что мы обошлись без членовредительства. Прожарили её током хорошенько, потом как следует помассировали дубинками. Хотели подвесить, но не получилось, — Глор подтолкнул к нам ногой большой клок выдранных волос. — Сейчас она отдыхает. Готовится к беседе с мастером. Не беспокойся, мы её надёжно приковали браслетами. Вон сидит, в углу.

Заглянув за спину Глора, я разглядел в тёмном уголке жуткое, скорчившееся существо, в котором с трудом можно было различить мою подругу. Кажется, она была без чувств.

— Хорошая работа, брат Глор. Увы, мой брат, ты так и не увидел свет истины. Я опечален этим, — со вздохом ответил Никтус, после чего посмотрел на меня, и произнёс. — Ты сделаешь это сам, Владыка?

Я стиснул зубы и кивнул, удерживая руки за спиной, будто они у меня связаны. На самом деле, я потихоньку извлекал из-за ремня спрятанный под рубашкой нож Латуриэля.

— Что ты несёшь, братец? — уставился на Никтуса Глор. — Какая истина?

— Это тебе за Райли! — я выбросил вперёд руку с ножом, погружая лезвие в незащищённый живот суларита.

Тот захрипел и начал сгибаться пополам. Провернув нож в теле Глора, я выдернул оружие, и тут же полоснул лезвием ему по горлу. Захлебнувшись собственной кровью, он свалился нам под ноги.

— Так будет с каждым, кто не видит света суллара, — траурно произнёс Никтус. — Прощай, братец Глор.

— Райли! — я бросился к подруге.

Узнать её было трудно даже вблизи — так сильно изуродована. Лицо разбито в сплошное месиво, волосы выдраны, руки вывернуты, вместо одежды — лохмотья, а вместо кожи — одна огромная гематома.

— Райли! Дорогая, очнись! — я обернулся. — Никтус, помоги открыть браслеты.

— Сейчас, Владыка. Я ищу ключ, — тот обшаривал карманы убитого Глора. — Нашёл.

— Давай сюда.

Пока мы освобождали Райли, та пришла в себя.

— Писатель, — прошепелявила она, пуская кровавые пузыри. — Я уже думала, что тебя не увижу.

— Да-а, подруга, досталось тебе… Ну да ничего. До свадьбы заживёт. Мы ещё повоюем. Давай, детка, соберись. Нам нужно выбираться отсюда. Поднимайся.

Силясь подняться, Райли наконец заметила Никтуса щёлочкой своего заплывшего глаза (второй был выбит), и воскликнула, — что здесь делает этот суларит?!

— Никтус теперь на нашей стороне. Не бойся его.

— Но почему?

— Объясню, когда выберемся, хорошо? Понимайся.

— Одну секунду, — Райли оскалилась от боли, и я заметил, что у неё отсутствует часть зубов. — Сейчас… Ы-ы-ы-а!

С хрустом она вправила себе выбитый сустав, и едва не упала.

— Всё. Я готова. Идём.

— Никтус, давай вперёд, а мы за тобой, — распорядился я.

— Слушаюсь, Даркен Хо.

— Как он тебя назвал? — не поняла Райли.

— Идём, идём, некогда объяснять!

— Мои ботинки. Нужно их забрать.

Ботинки лежали у выхода. Очевидно, суларитам они тоже оказались не по размеру.

В коридоре никого не было, кроме пары трупов. Поднявшись из подвала, мы вышли на площадку первого этажа.

— Как будем выбираться? На площади много народу, — спросил я.

— Через запасной выход. Но там дежурит охрана, — ответил Никтус.

— Сколько их?

— Обычно, двое. Но сейчас, в связи с усилением, может быть и больше.

— Деваться некуда. Попробуем пробиться.

Незамеченными мы проскочили выход в холл, где дежурила группа преторианцев. Судя по звукам и крикам, доносившимся с улицы, оцепление уже лупило кого-то, особенно рьяного. И охрана внутри здания наблюдала за происходящим из окон.

— Быстрее, быстрее, сюда, — вёл нас Никтус. — За выходом будет стена, которая укроет вас от посторонних взглядов. Спуститесь по лестнице, ведущей к бомбоубежищу. Внутрь не заходите. Сворачивайте к парковке и прячьтесь за машинами. Лучше всего проползти под ними. Выйдите прямо к зданию Прокуратуры, и обходите его…

— А ты разве с нами не пойдёшь?

— Тс-с-с! — шикнул суларит. — Стойте здесь.

Оставив нас стоять в коридоре, он завернул за угол.

— Брат Никтус? — послышался оттуда голос охранника. — На рубеже всё спокой… Хр-р…

— Замечательно, — ответил Никтус. — Владыка, сюда.

Мы вышли из-за угла и увидели дверь запасного выхода, перед которой на полу дёргался убитый охранник. Райли первым делом подхватила его нож.

— Ты мне не ответил, — повторил я. — Разве ты с нами не пойдёшь?

— Их там как минимум двое, — прильнув к двери прислушался Никтус. — Без крови вырваться уже не получится. Я их отвлеку и задержу, насколько смогу. А вы действуйте, как я вам сказал.

С верхних этажей донеслись голоса, непонятные крики и топот.

— Похоже, что обнаружили тела моих бывших братьев, — взглянув на потолок, произнёс Никтус. — Нужно срочно уходить.

— Подожди, — я схватил его за руку. — Хочу, чтобы ты знал. Я никогда не забуду о твоём подвиге.

— Ничего другого мне и не надо, — ответил польщённый Никтус. — Сюда идут, нет больше времени.

Он распахнул дверь и вышел на улицу. Мы за ним. На крыльце стоял охранник. Ещё двое топтались возле стены, слушая шум, раздающийся из-за неё.

— Брат Никтус! — воскликнул ближайший преторианец.

— Да, это я, — Никтус широким размахом воткнул нож ему в бок, прямо между завязок удерживающих пластины доспехов.

— В чём дело? — обернулась пара, и на какой-то момент онемела, увидев одного из своих главарей, возвышающегося с окровавленным ножом над только что убитым коллегой. — Какого чёрта?!

— Уходите, — бросил нам через плечо Никтус, и пошёл навстречу двоим оставшимся в живых преторианцам.

Когда они схлестнулись, мы уже бежали вниз по лестнице, к бомбоубежищу. Райли было очень больно. Ноги её не слушались, но она старалась как могла, используя остатки своих сил. Стена, отгораживающая нас от площади, завершилась.

— Не сюда, — я повернул в сторону чугунного забора с открытыми воротами, за которыми виднелась парковочная площадка. — Сюда, сюда!

На парковке стояло несколько военных грузовиков, под которые мы нырнули раньше, чем кто-либо из суларитов, увлечённых собственным противостоянием, успел нас заметить.

Ползком пробрались до последней, самой крайней машины, от которой начинался палисадник, заросший кустами, и протягивающийся до здания Прокуратуры. Не останавливаясь, мы ползли дальше. По ту сторону зарослей, кто-то пробежал мимо палисадника, но нас не обнаружил. Прежде чем покинуть кусты, я внимательно оглядел подходы к зданию. Всё чисто. Если здесь и была охрана, то теперь она стянута к штабу.

Выбравшись из палисадника, мы забежали за угол Прокуратуры, и, обогнув здание, спрятались в одном из расположенных там гаражей.

— Ты как? — спросил я у Райли.

— Я в порядке, — ответила она. — А вот тело постепенно отказывает. Давно меня так сильно не дубасили. Пытались вскрыть мою память, между систематическими ударами током. Хитрый ход. Я бы, наверное, тоже так поступила.

— Насколько серьёзны внутренние повреждения?

— Кости целы. Внутренние органы частично травмированы, но подлежат восстановлению. С глазами дела обстоят похуже. Один заплыл и видит плохо, другой — вообще ничего не видит.

— Не переживай. Когда вернёмся в Апологетику, тебя подлатают. Нам бы только выбраться.

— Больше всего мне жаль волосы, — продолжала Райли. — Видел, что они с ними сделали? Эти уроды хотели меня за косички подвесить. Одна оторвалась…

— Самое главное, что ты жива осталась.

— Ты-то хоть удачно сработал?

— Вполне.

— Видел Хо? Оно страшное?

— Не страшнее страха.

— Братья! — в районе площади раздался знакомый голос, усиленный мегафоном. — Мы стали жертвами бессовестного предательства!

— Латуриэль? — не поверил я собственным ушам. — Но он же сдох. Сволочь недорезанная!

— Похоже, он жив, — Райли стирала кровь с лица.

— Самозванец и шпионка Апологетики сбежали! Смотрите, что они сделали со мной! Я — истекаю кровью! Но Даркен Хо спас мою жизнь. Смертельный удар самозванца не убил меня! Ищите братья! Ищите этих гнусных тварей! Они не должны добраться до границы! Всем патрулям быть наготове! Иска… Кх-х… Искать их! Найти и убить! Живыми не брать! Мне нужны их отрезанные головы! Даркену Хо нужна их кровь!

— Даркену Хо?! — в ярости приподнялся я. — Лживая мразь!

— Милый, милый, успокойся, — Райли мягко осадила меня. — Нас могут заметить. Что делать будем?

— Здесь оставаться нельзя. Они появятся с минуты на минуту. Надо уходить обратно к границе, прежде чем сулариты организуются, и начнут прочёсывать местность, — достав передатчик, я вставил его в ухо. — Пойдём. Попробуем обойти дворами.

Прижимаясь к стенам и припадая к земле от каждой тени, мы стали обходить опаснцю площадь за прилегающими зданиями. Судя по раздаваемым командам, сотники начали разбивать толпу суларитов на отряды, каждому из которых отводилась задача обшаривать отдельный сектор. Из-за волнений и путаницы, столпотворение рассасывалось медленно, что дало нам шанс выбраться из наводнённого суларитами квартала. Я понимал, что нам на хвост уже наверняка села часть преторианцев. Так же, сильные опасения вызывали бригады боевиков, не покинувших свои посты, и всё ещё сидящих в засадах, в ожидании атаки апологетов. Но здесь мы не знали ничего, и поэтому ориентировались наугад.

— Эй, тут следы! — послышался голос у нас за спиной, прямо возле мусорных баков, мимо которых мы проходили с полминуты назад. — Сюда братья!

— Мать их… — выругался я и повернул в узенький проулок. — Чёрт.

Мы вовремя присели за сложенными у стены мешками с цементом. Как раз в этот момент, впереди, по прилегающей улице протопал отряд боевиков.

— Рассредоточиться! Проверить это и это здание! — сыпались команды.

— Пошли! — мы добежали до конца проулка.

Высунувшись из-за угла, я увидел, как сулариты спешно разгруппировываются.

— На ту сторону улицы! Бегом, — дёрнул я Райли.

Мы перебежали дорогу. Кажется, не заметили.

— Вон они! Они там!

Рано я обрадовался… И мы опять начали петлять между домами. Главным препятствием оставалась бойня, которую нужно миновать во что бы то ни стало…

— Эй! — окликнули нас откуда-то сверху. — Вы кто такие?! Эй! Стоять!

— Да что же это… Они повсюду. Не останавливаться!

Дорогу преградила стена, увенчанная колючей проволокой. Вот и бойня. Осталось её обойти и всё. Считай, выбрались.

— Я видел их, видел! — подгоняли нас крики суларитов.

— Куда они побежали?!

— Вон туда! Скорее, братья, скорее!

Гады. Буквально наступают на пятки. Вот угол следственного изолятора, за которым я неожиданно сшибаю с ног суларита, волокущего тушу гиппотрагуса. Вперёд вырывается Райли, и, не дав ему подняться, наносит смертельный удар ножом. Мы продолжаем свой бег.

— Здесь убитый! — слышится позади, спустя пару мгновений. — Да вон же они! Скорее за ними!

— Райли, не отставай! — стена закончилась, и я повернул было за угол, но тут же увидел завал. — Зараза. Давай дальше. Вон, в ту подворотню.

— Где?! Где они?! — подгоняли нас сулариты. — В подворотню свернули! Загоняйте их в тупик!

— Постой. Давай сюда, — тормознула меня Райли.

— Но тут же забор!

— Под ним можно пролезть. Давай скорее!

Мы поползли под забором. Голова едва проходила, но я знал точно, проходит голова — пройдёт и всё тело. Страх буквально протолкнул меня через щель.

— Вот они! Под забор залезли! — следом за нами в подзаборную щель протиснулась голова суларита, который, увидев меня, заверещал. — Да, они здесь!

Райли, стоявшая по другую сторону от него, моментально воткнула нож ему в ухо.

— Уходим!

За забором послышался топот. Мы протиснулись между двумя машинами, тесно прижатыми друг к другу, пересекли двор бывшей прачечной, и выскочили на знакомую улицу. До границы оставалась всего пара кварталов. Ориентиром служила девятиэтажная гостиница — самое высокое здание в приозёрном районе. Чуть дальше располагалась городская администрация. Мы проходили мимо неё, когда шли сюда. Дальше нужно было свернуть на улицу Короленко, а по ней уже до границы идти всего один квартал. Армию Апологетики можно будет увидеть ещё с перекрёстка. Если конечно она сейчас стоит там…

При беглом рассмотрении, до пересечения улиц не наблюдалось ни одной живой души. Если сулариты здесь и дежурили, то только в домах. Как раз началось маленькое землетрясение. Почва завибрировала. Камушки, лежавшие на асфальте стали подпрыгивать. Мы переглянулись и выбежали на улицу.

— Эй. Э-эй! — тут же окликнули нас со стороны бойни. — Стоять!

Быстрее. Не оборачиваться. Нам бы только успеть добежать до перекрёстка. В моём боку предательски закололо. Нужно перетерпеть. Нужно добежать! Что-то ударило из-под земли. Мы едва сохранили равновесие. В доме напротив вылетели стёкла. Ещё один удар, прямо позади, разломал улицу поперёк, отрезав нас от преследователей образовавшейся трещиной.

— Обходим! Обходим! — кричали они.

Прекрасно. У нас появилось время, чтобы оторваться. Но не тут-то было. Когда мы поровнялись с гостиницей, впереди показалась группа боевиков, вышедших из здания Администрации. Они ещё не успели нас заметить. Всё решали секунды.

— Сюда! — я схватил Райли за руку, поворачивая её в сторону парадного входа в гостиницу.

Прятаться в высоком здании во время землетрясения — идея, мягко говоря, не самая лучшая. Но для меня первоочередной задачей было то, чтобы не попасть в поле зрения суларитов, идущим нам наперерез. Забежав в холл, мы спрятались за ресепшеном.

— Они нас заметили? — спросила Райли.

— Не знаю. Вряд ли, — старался отдышаться я. — По крайней мере ничего не кричали. Так что, возможно, и не успели заметить.

— А те что бежали за нами?

— Вот эти уж точно знают, где мы. Здесь отсиживаться нельзя. Нужно подниматься наверх.

— Это самоубийство. Нас подстрелят.

— Лучше пусть нас убьют сумеречники, чем эта суларитская погань, — я осторожно выглянул из-за стойки. — Но мы ведь так просто не сдадимся? С сумеречниками я попробую договориться.

Вынув передатчик, я заправил его в ушную раковину и слегко надавил пальцем. В ухе кольнуло.

— Контур, приём. Говорит Агент-909. Контур, приём.

В наушнике что-то чирикнуло, и приятный женский голос ответил, — Канал связи закрыт в связи с результатом отрицательной идентификации во время прошлого контакта. Извините.

— Ч-чёрт знает что, — выругался я.

— Не работает? — спросила Райли.

— Погоди… Контур! Это Агент-909. Запрашиваю повторную идентификацию.

— Запрос на повторную идентификацию подтверждён. Подождите, — ответил мне голос из наушника.

— И сколько мне ждать? Чёртова хрень… Ладно, нужно уходить. Ты как, отдышалась?

Райли кивнула.

— Тогда пойдём. Нужно найти место, где нас не достанут.

Пробежав лифты, мы вышли на лестницу, и начали подъём, прислушиваясь к звукам снизу.

— Контур, Контур! — пытался я наладить контакт с бездушной системой коммуникации.

— Отвечай же. Долбанная проверка. Какого хрена вы так долго проверяете?

— Тише, — Райли прикоснулась к моей спине. — Они уже внизу.

— Японский бог… Дождались. Да где же ты, Контур? Где?

— Двое направо, — командовали внизу. — Основная группа — наверх. Разбиться на пары и поступательно проверять каждый этаж. Быть предельно внимательными. Противник вооружён и очень опасен. Обнаружившим местонахождение противника — в бой не вступать. Подать сигнал и дожидаться подкрепления.

— Всё. Путь назад нам отрезан, — констатировала Райли. — Теперь только наверх.

Мы продолжили подъём по лестнице. К счастью, в гостинице сохранились мягкие настилы, которые прекрасно глушили наши шаги. Впрочем, скрадывали они и топот преследователей, идущих за нами. Фора у нас была, так как сулариты не сразу поднимались наверх, а обследовали этажи один за другим.

— Контур, — шептал я, обливаясь потом. — Контур, ответь.

— Погоди, — Райли указала мне на окно. — Выше нельзя. Нас подстрелят.

— Не должны, — ответил я. — С этой стороны пушки расположены слишком далеко. Даже сумеречное оружие не способно стрелять через весь город.

— Идентификация прошла успешно. Ваши данные подтверждены. Благодарим за ожидание, — ответил мне наушник уже на шестом этаже.

— Наконе-ец-то… Кон!..

— Тс-с, — одёрнула меня Райли.

— Чёрт… Контур. Приём. Говорит Агент-909. Вы меня слышите?

— Контур на связи, Агент-909. Это диспетчер-13, башня-5 'Тикондерога'.

— Слава Богу! Диспетчер-13, соедини меня с легатом Корвусом, немедленно! Как понял меня, приём?

— Агент-909, легат Корвус в настоящий момент инспектирует башню-3 'Измаил'. Переключение на него займёт какое-то время…

— И чё? Опять ждать?! Да что же вы такие неповоротливые там…

— Тише! — опять шикнула на меня Райли.

Мы повернули на подъём к восьмому этажу. Стрельбу по нам действительно не открывали. Девятый, последний этаж. Далее, сломанная дверь на чердак, и лестница, выводящая на крышу. Я сел на ступеньку. Райли опустилась рядом со мной.

— Ну вот мы и в западне, — с обречённой улыбкой я обнял её.

Она положила голову мне на плечо. Мы тихо слушали, как где-то внизу покрикивают и притопывают ищущие нас сулариты. Всё громче и громче, ближе и ближе.

— Корвус на связи, — голос заставил меня вздрогнуть.

— Легат Корвус, нам нужна помощь!

— Ты где, Агент-909?

— В гостинице. Не знаю, как называется. Это единственное высокое здание возле озера. А ещё, напротив нас Администрация. Мы спрятались на чердаке, но за нами хвост. Ещё немного и нас схватят.

— Ну и? От меня-то ты что хочешь?

— Как это, 'что'?! Уф-ф, — я потёр переносицу. — Так… Я почти выполнил задание. Эндлкрон зашевелился. Наверняка ваши сейсмологи зафиксировали его возню. Осталось дело за малым — дать ему финальный пинок под зад, чтобы показал нам своё личико. Но чёртовы сулариты меня обложили со всех сторон. Живым я им не дамся. Я собираюсь выбраться на крышу гостиницы, и прошу, чтобы вы по мне не стреляли.

— Понял тебя, Агент-909. Мы зафиксировали твоё местоположение. Тебе присвоен временный резидентский статус, в рамках которого предоставляется часовое 'окно'. Можешь выходить на крышу. 'С.И.В.О.' по тебе стрелять не будет.

— Замечательно. Но я не один. Со мной помощница.

— Согласно принятой оборонной директиве, резидентский статус может быть присвоен только субъекту, использующему наше спецсредство. В данном случае — передатчик.

— Да ё-моё…

— В чём дело, милый? — спросила Райли. — Они будут стрелять?

— По мне не будут.

— Но это же отлично. Можно выходить на крышу…

— По мне не будут, а по тебе будут! Что же делать? Что делать? Как поступить?

— Думать тут нечего. Иди на крышу.

— А как же ты?

— Я останусь, и встречу их здесь. Ты не смотри, что я побитая. Силёнок у меня хватит.

— Даже слушать не хочу! Либо вместе выживем, либо вместе погибнем.

— Тише. А то нас обнаружат раньше. Они уже примерно на шестом этаже.

— Легат Корвус, — приложив руку к уху с передатчиком, вызвал я начальника периметра. — Прошу Вас, ради всего святого, сделайте что-нибудь. Помощница мне необходима для выполнения задания. Помогите мне выполнить эту миссию. Я не подведу. Только помогите. Распорядитесь, чтобы по нам не стреляли.

— Агент-909, довожу до твоего сведения, что турели охранного периметра функционируют в штатном, автоматическом режиме. Для перехода на мануальный режим требуется особое разрешение, на получение которого уйдёт время, и нет никакой гарантии, что данный довод признают обоснованным. А лично у меня нет соответствующих полномочий.

— Ну так отключите их. Ненадолго.

— Подчиняясь требованиям оборонной директивы, я не имею права отключать автотурели периметра. Турельные установки должны функционировать согласно дежурному протоколу.

— Да чтоб вас, — от злости я ударил сам себя по уху, и поднялся со ступенек. — Протокольные морды… Так, всё, мы выходим.

— Куда? На крышу? — удивилась Райли.

— Да. И будь что будет. Я выхожу первым, ты за мной. Если тебя убивают — я прыгаю вниз. Без тебя я не буду жить ни секунды. Пошли.

— Милый, не надо.

— А что ты предлагаешь? Остаться здесь и пасть от грязных суларитских рук?

— У меня нет шансов. А у тебя есть.

— Да какие у меня шансы?

— Сейчас ты под прикрытием сумеречников, а там, глядишь, и апологеты подтянутся.

— Где эти апологеты? Где Нибилар со своей обещанной поддержкой? Латуриэль прав. Он до последнего не будет атаковать суларитов. Я мог бы сразу догадаться, что апологеты нападут на суларитов не чтобы спасти нас, а чтобы отомстить за нас. Когда станет понятно, что нас уже нет в живых.

— Тихо. Восьмой этаж, — Райли указала пальцем вниз. — Уже совсем рядом. Тс-с.

— Идём, — шепнул я, и повёл её к двери. — Не бойся. Я пойду первый, и буду смотреть, откуда башни нас смогут достать.

— А вдруг они…

Не дослушав её, я открыл дверь. Глаза успели отвыкнуть от света. Пришлось прищуриться. Пригнувшись, сделал шаг, затем — ещё один. Вроде безопасно.

— Выходи, острожненько, — поманил за собой Райли. — И дверь закрой.

Согнувшись так же, как и я, она перешагнула через порог и закрыла дверь.

— Запри её.

— Было бы чем. Те, кто ставили эту дверь, не планировали, что кто-то будет запираться на крыше.

— Гадство. Надо хотя бы чем-то её забаррикадировать.

— Здесь ничего нет, — Райли усмехнулась, и села, привалившись к двери спиной. — Только я. Чем не баррикада?

— Смеёшься, что ли? Ладно, я сейчас что-нибудь подыщу. Я быстро, — распрямившись, я направился было к краю крыши, и тут же увидел синюю вспышку.

Луч упёрся мне грудь, подрожал немного, потом пополз выше — на лицо и достиг лба. Не шевелясь, я нервно сглотнул слюну. Погрев мой лоб пару секунд, лучик резко ушёл в сторону.

— Ф-ф-ф-у-у! — громко выдохнул я. — Корвус не соврал…

— Что? — не поняла Райли, которая луч не заметила.

– 'Сивка' мною брезгует. Чудесно! Так. Надо что-то найти. Что-то найти… — я подбежал к краю, и прикинул расстояние до башен.

В глаза сразу бросились три ближайшие башни. Видимо, это 'Измаил', 'Брест' и 'Тикондерога'. Сюда Райли подводить нельзя — ей моментально уберут. Нужно искать, до куда башни не дотянутся. Посмотрю-ка я с другой стороны.

Перепрыгнув через порванные антенные кабели, я побежал в противоположную сторону. Да. С той стороны башен не видно. Если попытаться довести её до этой части крыши, есть шанс… Минуточку. Внизу я разглядел какое-то шевеление. В прогале между домов, по улице Короленко, двигались какие-то фигуры. Их было очень много. Нетрудно было догадаться, что это за 'парад'. Войско Апологетики преодолело границу суларитов. Началась война. Значит нам осталось продержаться совсем немного.

Быстро вернувшись к подруге я уже хотел сообщить ей эту новость, но тут дверь с противоположной стороны кто-то толкнул. Райли сильнее упёрлась ногами в крошащийся толь.

— Они здесь! — донеслось по ту сторону двери. — Братья! Сюда! Они на крыше! Не проверяйте девятый этаж! Они на крыше!

— Агент-909, ты всё ещё там? — цинично спросил наушник.

— Да, чёрт возьми, где мне ещё быть?!

— Мне сообщили, что тебя зафиксировала турель 'Тикондероги'.

— Да. Я видел её луч.

— Значит до тебя ещё не добрались?

— Считайте, что добрались. Они вот-вот будут на крыше. Я не вижу смысла продолжать наш разговор, легат Корвус. Считайте, что задание провалено. На всякий случай, прощайте.

Передатчик умолк.

— Ну вот и приплыли, — я присел на корточки, напротив Райли, и погладил её по коленке. — Ты готова?

— К смерти? — она взглянула на меня щёлочкой уцелевшего глаза. — Если с тобой рядом — то да. Но…

— Не понял, это что ещё за 'но'?

— Но, в смысле, может быть ты всё-таки отойдёшь к краю крыши. Они не полезут под огонь сумеречников, и ты…

— Всё! Ни слова больше. Хорошо? Я сделал выбор. Я остаюсь с тобой. Ну-ка, подвинься. Расселась тут, всё место заняла, — шутливо толкнув её бедром, я сел рядом, привалившись к двери.

— Они точно на крыше, брат? — глухо бубнили голоса по ту сторону.

— Точно! Слэрго суллархо! Я попробовал открыть дверь, но её там кто-то держит.

— А как же пушки сумеречников? Может быть они их уже того? И там за дверью трупы валяются?

— Да скорее всего.

— Что тут думать? Пойдём и проверим.

— Хочешь схлопотать пулю? Вперёд, мой смелый брат!

— Спокойно, братья. Сейчас подтянутся остальные и мы проверим крышу.

— Вот же трусливые засранцы, — усмехнулся я.

— Похоже, это не боевики, а какие-то рядовые чудики, которых отправили вперёд, на разведку, — определила Райли. — А крутые ребята идут следом, прочёсывают гостиничные номера.

— Скорее бы уже всё закончилось, — закрыв глаза, произнёс я. — Ожиданье хуже смерти.

— Не торопи события, милый, — подруга взяла мою руку и сжала её 'в замочек'.

— Агент-909, ты ещё жив?

— Блин, Корвус! Вы издеваетесь?

— Ничуть. Это хорошо, что ты пока ещё жив. У меня кое-что для тебя есть.

— Говорите. Только быстрее.

— Я не могу отключить турели, но могу ненадолго дестабилизировать их работу. Это не будет нарушением директивы. Сейчас я отправлю на башни 4 и 5 информацию о возможном техническом сбое в настройках калибровочной системы. На основании этой информации будет запущен диагностический протокол. Начнётся проверка и отладка системы наведения.

— А нам это как поможет?

— Во время проверки и калибровки охранных систем, блоки аппаратно-программного технического комплекса, ответственного за распознавание 'свой-чужой', перезагружаются. Поэтому, согласно оборонной директиве, если работа систем наведения нестабильна, турельные установки переходят в 'режим осторожности', и не атакуют неопознанные и неподтверждённые цели. Это сделано на случай, если в момент нашего присутствия внутри периметра произойдёт непредвиденный сбой. Чтобы С.И.В.О. не начала стрелять по своим.

— Так давайте запускайте эту программу!

— Уже, Агент-909. Теперь слушай внимательно. Примерно через минуту система наведения турелей отключится на профилактику, которая займёт минуты три — не больше. За это время твоя помощница успеет найти укрытие. Например, за кирпичным бортиком.

Дверь толкнули. Сначала осторожно, потом сильнее.

— Затем, система вновь запустится, и будет работать примерно десять минут, анализируя калибровку, — продолжал Корвус. — Только после этого начнётся диагностика и перезагрузка, во время которых у вас будет максимум пять минут, чтобы достать мне эндлкрона. Дважды запускать диагностику я не смогу. Меня и за одну-то необоснованную профилактику будет ждать непростой разговор с вышестоящим руководством. Поэтому надеюсь, что ты не подведёшь, и окупишь мои проблемы успешным выполнением задания.

В дверь уже отчаянно ломились.

— Братья, похоже, что тут не трупы, — с опаской бормотал тупой суларит. — Они живы и держат дверь.

— Так навалитесь посильнее!

— Ещё одно замечание, — вещал наушник. — То, что я тебе сказал, Агент-909, распространится лишь на две ближайшие башни — 'Тикондерогу' и 'Брест'. Отправить на диагностику больше двух соседних башен одновременно, я не имею права. Это запрещено. Так что, когда будете бегать по крыше, следи, чтобы твоя напарница держалась северной стороны. Иначе по ней отработает 'Измаил'.

— Северная сторона, это где? — сдерживая спиной удары двери, спросил я.

— Там, где озеро, — ответил Корвус. — Всё. Жду от тебя результата. А сейчас переключаю тебя на частоту турелей, чтобы ты мог определить, когда они будут включаться и отключаться.

— Понял, — я обернулся к Райли. — Держим их до последнего. Когда я скажу — бежим к краю крыши. Ясно?

— Д-да. Чёрт! — елозя ногами, та упиралась изо всех сил, не давая двери открыться.

Видимо поняв, что просто открыть дверь у них не получится, сулариты принялись долбить в неё с противоположной стороны чем-то увесистым. Было отчётливо слышно, как под ударами трещит и проламывается дверная доска. Каждый удар сопровождался сильной болевой отдачей в моей спине. Я даже не представляю, что испытывала избитая Райли.

А в наушнике уже переговаривались певучие, но совершенно бездушные женские голоса искусственного интеллекта.

— Башня-4 'Брест'. Подтверждён запрос на внеочередной протокол диагностики и отладки. Система определяет области проверки.

— Башня-5 'Тикондерога'. Обрабатываю протокол диагностики и отладки. Внимание. Во время процесса перенастройки и калибровки, система наведения может временно отключаться и работать нестабильно. Благодарю за понимание.

— Внимание. До запуска протокола диагностики и отладки осталось… Тридцать… Секунд.

— Предупреждение дежурным операторам. Уровень внешней активности нестабилен. В целях безопасности, С.И.В.О. рекомендует отложить процесс диагностики, пока активность в секторе не стабилизируется.

— Внимание. До запуска протокола диагностики и отладки осталось… Пятнадцать… Секунд.

У нашей двери уже вышибли верхнюю петлю, и она просто валилась на нас. Мне пришлось подняться в полный рост, чтобы держать её. Кто-то просунул руку в образовавшуюся щель, и Райли, заметив это, прищемила ему пальцы со всей силой.

— Ну скоро там?! — в отчаянье взглянула она на меня.

— Подожди, — рычал я, из последних сил пытаясь совладать с разламывающейся и шатающейся дверью.

— Башня-4 'Брест'. Протокол диагностики и отладки активирован.

— Башня-5 'Тикондерога'. Протокол диагностики и отладки активирован.

— Есть! — я ухватил Райли подмышку и приподнял. — Беги за мной!

Выгадав паузу между ударами в дверь, мы оттолкнулись от неё, и побежали к краю крыши. Невероятно! Они действительно по нам не стреляли! Даже не целились! Никаких лучей, ничего!

— Башня-3 'Измаил'. Зафиксировано движение. Количество объектов: Два. Удаление неприемлемое. Передаю координаты целей на Башню-4.

Дверь позади окончательно вывалилась, и со стуком упала на крышу. Но в погоню за нами никто не торопился. Перепрыгивая через воздуховоды и огибая антенны, мы успешно достигли края крыши, и, с ножами наготове, тут же развернулись, приготовившись отражать нападение. Преследователей не было и в помине. Сулариты опасливо высовывались из-за выломанной двери. Их останавливало накрепко впечатанное в умы предупреждение о смертельной опасности, которой грозили прогулки по крышам и верхним этажам зданий. Они видели, что мы живы, но всё равно сомневались. Они просто не могли понять, почему не появляются лучи, и почему нас не до сих пор не сразили энергопули. Это выходило за пределы их логики. Низко пригибаясь, двигаясь крайне неуверенно и отрывисто, трое наших врагов выбрались на крышу, но от дверного проёма далеко не отходили.

— Вы тоже это видите, братья? — пробормотал один, глядя на нас.

— Да, — ответил второй. — Они живы.

— Но почему? Где лучи смерти?

— Могу сказать одно. Либо лучи их не трогают, либо лучей нет вообще.

— Что значит, 'нет вообще'?

— Значит, что они не работают.

— Они не могу не работать. Они работают всегда!

— Ну так иди, и проверь, братец! — здоровенный боевик схватил щуплого суларита, и с силой толкнул его вперёд.

Тот по инерции пробежал несколько метров, юркнул за блок, на котором была установлена телевизионная антенна, и прокричал оттуда, — лучей нет! Лучей нет!

— Братья! Братья! — позвал боевик. — Выходите! Здесь безопасно!

Из чёрного зева чердака на крышу начали по одному выбираться новые сулариты. Всё ещё сохраняя осторожность, но наглея с каждой секундой, фанатики стали надвигаться на нас, с оружием в руках. Затаив дыхание, мы ждали, понимая, что если С.И.В.О. не заработает, то нас через пару-тройку минут порвут на тряпки.

— Райли, — процедил я, не поворачиваясь к ней. — Укройся за бортиком. Турели начнут стрелять в любой момент.

— Я не буду сидеть скрючившись позади тебя, когда ты будешь драться. Ни за что! — ответила та.

— Тогда иди ко мне.

— Что?

— Подойди, — я убрал нож за ремень.

— Но сулариты же…

— Чёрт с ними, с суларитами.

— Внимание, включаю процедуру тестирования на выявление параметрических отклонений целеуказания, — пропела турель «Тикондероги».

— Райли, быстрее!

От нас до ближайших суларитов оставалось чуть больше десяти метров. Подтянув Райли к себе вплотную, я поставил её впереди себя, спиной к врагам.

— Встань мне на ноги. Да, обеими ногами. Прижмись как можно плотнее.

Девушка послушно выполнила моё указание, и обхватила меня руками.

— Нет-нет, руки не высовывай! Прислони их к моей груди. Ага, вот так. Не выглядывай из-за меня, и не шевелись.

— Что ты задумал? — спросила она.

— Доверься мне. И замри. Не шевелись, пока я не скажу.

— Хорошо, хорошо.

Банда суларитов остановилась в некотором отдалении от нас. Некоторые с любопытством и удивлением разглядывали открывающийся с крыши вид на молчащие башни периметра.

— Вражеские лазутчики! Именем суллара! — пафосно воскликнул суларит-боевик. — Вы обвиняетесь в страшном преступлении против Братства! Наказание за него — смерть. Отомстим же за нашего мастера Латуриэля! Слэрго Латуриил!

— Слэрго Латуриил! — хором гаркнули фанатики.

— Слэрго суллар Хо!

— Слэрго суллар Хо!

Мне осталось лишь прижать Райли к себе, крепко-крепко.

— Внимание. Башня-4 «Брест». Протокол защиты активирован. Башня-5 «Тикондерога». Протокол защиты активирован, — практически в голос произнесли обе башни.

Я не видел лучей, но чувствовал позвоночником, как они упёрлись мне в спину.

— Зафиксирована цель! Объект статичен. Сигнатура — ЧС-34/789. Гуманоидная форма. Удаление — два и шесть. Идентификация…

Всё. Они меня не распознали, — мелькнула в голове мысль. Время замедлилось. Я представил, как далёкие «плазменные поршни» с бешеной скоростью выталкивают энергоснаряды, по лучам, как по коридорам, причудливо раздувая их. Они молниеносно покрывают расстояние от башен — до нашей крыши, одновременно вонзаются в мою спину, разрывают лёгкие, крошат рёбра и позвонки, двумя огромными дырами проходят грудную клетку насквозь, затем точно так же пробивают тело Райли, и последнее, что я слышу, падая на грязный толь, это очередной мелодичный отчёт турели о том, что цель успешно поражена…

— Идентификация подтверждена. Статус — резидентный субъект. Угроза отсутствует. Протокол нейтрализации — отрицательный. Атаку не производить до истечения срока действия особого статуса.

— Слушайте меня, братья! — вещал командир суларитов. — Не бойтесь лучей смерти! Узрите, они не работают! Это знак, ниспосланный Даркеном Хо! Даркен Хо заставил пушки сумеречников замолчать! Это знак! Это сигнал для нас! Мастер просил принести ему отрезанные головы этих двух подлецов, что стоят сейчас перед нами, и дрожат, обнявшись, как жалкие сопляки! Идите, и исполните волю Мастера! Я хочу, чтобы их головы лежали у моих ног, сейчас же!

— Да-а!!! — заорали сулариты распалённые чувством безнаказанности, и рванулись к нам, словно с цепи.

Райли скомкала пальцами ткань моей куртки. Я увидел, как в обе стороны от меня, снизу-вверх расходятся две ровные голубые линии.

— Внимание! Зафиксированы множественные цели!

Послышался далёкий хлопок, раскатившийся эхом по горизонту, и, буквально одновременно с ним, самый первый из бегущих к нам суларитов отлетел назад с огромной сквозной дыркой в груди. Ещё хлопок. Второму, бегущему следом, пробило шею и оторвало голову. Хлоп! Третьему снесло полчерепа, вышибив развесистый фонтан из крови, костей и ошмётков мозга.

— Цели динамичные. Количество целей — пять. Статус — угроза. Протокол нейтрализации — положительный. Сигнатура — ЧС-35/566. Гуманоидная форма. Цель нейтрализована. Удаление — два и шесть, — запоздалыми скороговорками отчитывались турели. — Цель захвачена. Цель нейтрализована. Количество целей — три. Сигнатура — ЧС-35/523. Удаление — два. Нейтрализация.

Ошарашенные сулариты начали метаться по крыше, а 'Сивка' косила их с жестокой и методичной неукротимостью. Лучи бесшумно скользили вокруг нас. Во время выстрелов, я видел, как совсем рядом со мной, искажаясь, распухают лазерные трассы, подсвечивающие траектории снарядов, а затем слышатся отстающие сверхзвуковые хлопки, когда очередная жертва уже успела расплескать свои внутренности по округе. Снаряды пролетали мимо, не задевая нас. За маревом дезинтегрирующейся плазмы один за другим падали охваченные паникой враги. Их командир был убит последним. Так как он стоял ближе всех к выходу, то ему почти удалось достичь спасительного укрытия, но меткая турель 'Бреста' поразила его в верхнюю часть головы, сбив с него каску вместе с крышкой черепа. Повалившись вперёд, боевик перелетел через порог, и кубарем свалился вниз по лестнице, под испуганные крики отсиживающихся на чердаке собратьев. Зачистка длилась не дольше минуты. И вот, в живых на крыше остались только двое: я и Райли. Лучи ещё немного порыскали над дымящимися, окровавленными трупами, и исчезли.

— Цель нейтрализована. Движение не зафиксировано. Живых объектов — один. Резидентный субъект не пострадал. Башня-5 'Тикондерога': всего зафиксировано активных целей — девять. Из них нейтрализовано — пять.

— Башня-4 'Брест': всего зафиксировано активных целей — девять. Из них нейтрализовано — четыре. Отчёт о выполнении охранного протокола направлен в отдел контроля за соблюдением оборонной директивы.

Пыль улеглась. Ветер, налетая короткими порывами, покачивал антенны. А мы всё не решались расцепиться, хотя я и услышал сообщение от башен о начале калибровки. Прежде чем я смог собраться с мыслями, Райли осторожно выставила руку в сторону, и тут же её отдёрнула.

— Лучи опять исчезли, — сообщила она.

— А? Да. Система калибруется. У нас есть минут пять, чтобы как-то вызвать эндлкрона, — ответил я. — Если бы я только знал, как это сделать.

Соскочив с моих ступней, Райли подошла к краю крыши.

— Так вот они какие. Башни. Никогда их не видела. Представляла немного другими.

— Ага, — развернулся я. — Сумеречники почему-то называют их в честь знаменитых крепостей. Вон — «Тикондерога», а эта — «Брест». Они пока не работают, калибруются. А вон та, что подальше — «Измаил». Она видит нас, но дотянуться не может. А дальше, я так понимаю, начинается зона ПВД…

Остановившись у бортика, я глянул вниз. Там, по улице, словно тараканы, бегали сулариты. Не знаю, чем они были обеспокоены: нами, эндлкроном, или вторгшимися апологетами. А быть может всеми этими факторами вместе взятыми.

— Что думаешь делать? — спросила Райли.

— Не знаю. Голова пустая. Я понятия не имею, как вызвать эндлкрона. То, что я обещал Корвусу — было чистым блефом. Поэтому, выход один. Мы прячемся за эти бортики, сидим, и ждём, когда апологеты победят суларитов. А потом ползком уползаем с крыши.

— Хорошая идея. Но тебе она, вижу, не по душе. Почему?

— Потому, что я не хочу допустить столкновения между суларитами и апологетами. Ведь наши друзья обязательно полезут первыми спасать нас, и скорее всего погибнут. За Тинкой — так вообще охотится элитный отряд Латуриэля. И это только одна из проблем. Вторая — уже касается непосредственно нас. Доверившись мне, Корвус пошёл на сознательное нарушение правил. Если я провалю задание, он будет подчищать за собой «хвосты». И наверняка попытается уничтожить эндлкрона под землёй массированным артударом, после которого в этой части города не останется ни одной живой души.

— Но что же предпринять?

— Я никак не могу понять, что именно возбуждает эндлкрона? Он явно реагировал на меня. На всплески моей энергии. Но вот в какие моменты?

— Эндлкрон тебя чувствует, — Райли поставила ногу на бортик. — Возможно, его будоражит что-то в твоих эмоциях.

— В эмоциях? Погоди-погоди, — я потыкал на неё указательным пальцем. — Помнишь, когда мы шли добывать ригвилов, и на нас напали неприкаянные?

— Ну.

— Тогда ты сказала, что идущий по моему следу настраивается на мою энергетическую частоту. И если происходил всплеск, то бац!

— Помню.

— Вот она — разгадка! Вспомни, Райли, почему та девочка, о которой ты мне рассказывала, пробудила эндлкрона?

— Она просто побежала…

— Нет. Не просто. Это ты! Ты её напугала! Понимаешь? Вот от чего эндлкрон вылез! Он почувствовал запредельный человеческий страх!

— Допустим. И что ты предлагаешь? Чтобы я тебя тоже напугала? Нет ничего проще. У меня сейчас, наверное, такой видок, что я кого угодно напугаю.

— Не время для шуток. Мне нужно опять заглянуть в глаза страху. Настоящему страху, — я начал ходить вдоль бортика, из стороны в сторону. — Но где его взять? За последнее время страх стал для меня обычным явлением. После встречи с Хо я, наверное, уже вообще ничего не боюсь. Даже этих чёртовых пушек. Даже на суларитские полчища внизу мне наплевать. Правда, я очень боялся за тебя, но теперь, когда ты рядом, и этот страх тоже меня покинул…

— Но это же можно исправить.

— Что ты имеешь в виду?

— Я просто спрыгну вниз, — Райли встала на бортик обеими ногами, отчего у меня моментально затряслись поджилки.

— Эй, ты мне это брось!

Здание завибрировало. При этом, одна из антенн, частично перебитая энергопулей, отвалилась, и с металлическим звоном упала на кровельное покрытие. Райли забалансировала руками, удерживая равновесие.

— Так, всё, — метнувшись к ней, я ухватил её за талию и быстро стащил обратно на крышу. — Райли, чокнутая, ты ведь чуть не свалилась!

— Ты заметил? Заметил? Землетрясение! Это эндлкрон! — весело ответила она.

— Правильно. Потому что больше высоты я боюсь только когда кто-то вот так балансирует на высоте, как ты сейчас.

— Ага. Значит страхи у тебя ещё остались. Отпусти, я погуляю по бортику ещё немного.

— Ну уж нет. Смотреть на это невыносимо!

— Но придётся. Иначе эндлкрон не появится!

— Нет! Нет. Я сделаю это сам. Лучше сам, хорошо? А ты оставайся здесь. И лучше сядь за бортик. 'Сивка' того и гляди запустится.

Перекинув ногу через бортик, я очень неуверенно сел на него верхом. Кто бы мог подумать, что страх может быть так многогранен. Только что я думал, что не боюсь даже самого Хо, но стоило мне взглянуть вниз, на отвесную стену, уходящую вниз, как волна совершенно нового страха ударила мне в голову, закружила и потащила за собой в бездну, заставив зажмуриться и отвернуться, вцепившись руками в кирпичи.

— Ё-о-о…

Страх, словно языческий божок со множеством лиц, поворачивался ко мне то одним своим лицом, то другим. И стоило мне победить одно, как появлялось другое — совершенно иное. Аномалии, пауки, призраки, темнота, Хо. А теперь, внезапно, обычная высота. Приоткрыв глаз, я взглянул вниз, и представил, что валюсь туда. Адреналин вышиб из моего нутра клубок страха, забив им горло, словно пробкой. И тут же раздался толчок. Из расположенного через дорогу здания вылетело стекло. Сетка трещин на асфальте стала жирнее и обширнее. Нужно продолжать. Нужно дразнить его своим страхом.

— Ну как? Получается? — высунулась из укрытия Райли.

— Сиди там! — я затолкнул её обратно за бортик.

Пара суларитских отрядов, в составе двадцати-тридцати боевиков каждый, пробежали по улице, в сторону перекрёстка. Значит апологеты уже рядом. Нельзя, чтобы они пришли сюда раньше, чем появится эндлкрон. Сделав несколько глубоких вдохов, я, в полнейшем отчаянье, ухватился за бортик обеими руками и стал ложиться на него животом, спуская с крыши обе ноги. Вот это было поистине страшно. Может быть для кого-то повиснуть на руках с крыши девятиэтажного дома — это сущий пустяк, но я испытывал такое чувство, будто бы сую ноги в пасть Сатане. Разум заработал дискретно. То я был сосредоточен, и вполне уверен в своих действиях, то вдруг вспоминал, что подо мной смертельная высота — и тогда включалась паника, заставлявшая меня одичало выцарапываться наружу, словно котёнка, опускаемого в ванну с водой. Сначала я просто лежал на бортике, перегнувшись через него. Затем, начал немного сползать вниз, и невероятным усилием воли заставил себя отпустить одну руку, повиснув на второй, зацепившейся за бортик крючком. Но всё решил мой очередной взгляд вниз. Как же высоко! Голова закружилась. Высота вытянулась, будто бы на несколько километров, углубилась вниз бездонным колодцем. Моё сердце зашлось от ужаса. Всё! Хватит этих экспериментов! Надо вылезать! Забросив вторую руку за бортик, я начал судорожно подтягиваться, царапая кирпичами небритый подбородок. Казалось, что челюсти смерти захлопываются на моих ногах.

И вот тут началось. Земля заходила ходуном. Внизу посыпались стёкла, заорали сулариты, с грохотом разламывался асфальт и трескались стены домов. Я всем своим похолодевшим нутром почувствовал, как трескается по швам наше здание. Из кладки вываливались кирпичи, осыпался сухой цемент.

— Внимание. Зафиксирован рост сейсмических колебаний. Магнитуда пять ноль, — оповестила меня одна из башен.

Эндлкрон проснулся. В этот момент я уже почти перевалился через бортик, как вдруг гостиницу сотряс удар такой мощи, что из неё повылетали все оставшиеся стёкла, а внутри, в номерах началась сплошная, многоголосая какофония из звуков падающей мебели, посуды и люстр. Меня как будто подбросило, и тут же рвануло вниз. Руки соскользнули, и я едва успел уцепиться за краешек бортика. Ноги беспомощно скользили по кирпичной стене, пытаясь упереться хотя бы в какую-нибудь щёлочку между кирпичами. Нож выпал из-за ремня, продемонстрировав, что будет со мной, если я сорвусь.

— Рай… Райл, — попытался позвать я, но слова не могли вырваться из глотки.

— Писатель? — послышалось из-за бортика.

— Райли, — вместо крика у меня получился хрип. — Я па-а… Я падаю!

— Спокойно, милый, — наконец-то подруга выглянула из-за бортика. — Я тебя вытащу. Хватай меня за руку.

Я попытался ухватиться, но здание вновь зашаталось, и рука соскользнула с кирпичей. Где-то внизу протяжно загрохотало. Это медленно разваливалось здание Городской Администрации. Вокруг его рушащихся стен поднимались волны густой, тёмно-серой пыли, быстро заволакивающей улицу. Вслед с Администрацией начало осыпаться соседнее здание, но разрушилось лишь наполовину. Там, где когда-то стояла городская управа, теперь было лишь огромное облако пыли, из которого поднималось что-то чёрное, исполинское. Но прежде чем стало понятно, что там шевелится, жуткая пыль, поднявшись до пятого этажа, затянула вообще всё. Казалось, я завис над облаком, из которого торчат крыши домов. Райли успела схватить меня за запястье, и уже затаскивала обратно, через бортик.

— Ещё немного, Писатель, держись, — старалась она.

— Калибровочная фаза завершена, — подала голос турель. — Зафиксировано отклонение ноль, ноль, ноль, шесть. Данное отклонение штатное и является нормой. Внимание. Зафиксирована активная, немаркированная цель. Сигнатура — ЧС-35/537. Гуманоидная форма. Статус: Представляет угрозу. Необходима нейтрализация.

В лоб Райли упёрся луч. Она тут же замерла, но продолжала меня удерживать.

— Чёрт! Чёрт, как же не вовремя! Контур! Не открывайте огонь! — я пытался забросить ногу на трясущийся бортик.

— Цель захвачена. Протокол нейтрализации активи-ви-ви-ви-ви… — 'заело пластинку' турели. — Это башня 'Тикондерога'. Протокол нейтрализации не может быть выполнен в связи с незавершённой процедурой настройки. Приношу свои извинения. Протокол нейтрализации запустится… Ориентировочно… Через… Одну… Минуту… И… Тридцать одну… Секунду.

Луч опять исчез. Но Райли продолжала стоять, таращась в одну точку.

— Райли! Очнись! — крикнул я.

Она вздрогнула и тут же потянула меня на себя. Затем, подхватив под вторую руку, окончательно перетащила через бортик.

— Стабилизация гироскопов — номинальная, — продолжили отчитываться турели. — Контроллеры компенсаторов протестированы…

— Уходим! — стряхивая с себя налипшие хлопья ужаса, вскочил я. — Они запускаются!

Поскальзываясь на кровавых лужах и перепрыгивая через трупы суларитов, мы поспешили в сторону входа на чердак. Пробежали мимо последней антенны, на которой висели чьи-то потроха, и спустились вниз по лестнице, где валялся скальпированный суларит, заливший кровью нижние ступени. Где-то внизу слышались крики. Видимо наши преследователи покидали здание. От сотрясений, со стен падали картины. Отваливались люстры, вдребезги разбивающиеся об пол. Чем ниже мы спускались — тем плотнее всё окутывала пыль. Мне быстро забило глаза, нос и рот. Двигаться приходилось почти наощупь.

— Контур, — вызывал я периметр, спеша вниз по лестнице, и отчаянно борясь с душащим меня кашлем. — Контур, ответь! Это Агент-909, Контур ответь мне!

— Контур слушает. Это Башня-4 'Брест'.

— Легата Корвуса! Срочно!

Снизу, из клубов пыли появился заблудившийся суларит. Райли не дала ему опомниться и тут же убила точным ударом ножа в шею. Это было совершенно необязательно. Он даже не собирался нас останавливать, как и остальные сулариты блуждающие по зданию в данный момент. Убитый упал, и покатился дальше по лестнице.

— Корвус на связи. Поздравляю, Писатель, ты меня не подвёл. Биосканеры сходят с ума. Это явно эндлкрон.

— Он самый, кем бы он ни был! Вылазит из-под здания Администрации. Точнее, уже из-под бывшего здания.

— Да. Мы фиксируем его. И не только его. Будь осторожен, Писатель. Ты привлёк не только эндлкрона. Биосканирование показывает, что к вашему району стягиваются ещё несколько крупных целей.

— Знаю. Это армия Апологетики.

— Нет. Массовое скопление гуманоидов твоего типа базируется на относительном удалении, и в данный момент не движется. Я же говорю о крупных целях, идущих с четвертого квадрата, со стороны соседнего района.

— Понял Вас.

Чем ниже уходила лестница — тем плотнее становилась пылевая завеса. Сквозняк затягивал пылищу через разбитые окна, покрывая внутренние помещения толстым седым слоем, словно снегом. Мы спустились уже до второго этажа, и обнаружили, что на первом толпится большая толпа суларитов. Они не решались покидать здание. Что-то на улице их сильно тревожило.

— Постой, не торопись, — Райли остановила меня. — С такой толпой нам не справиться.

— Мне кажется, им не до нас, — укрывая лицо рукавом, ответил я.

— Предлагаю обойти по второму этажу. Спрыгнем с окна на козырёк. Пошли, — подруга потащила меня в коридор второго этажа.

Мы словно находились внутри огромного пылесоса. Впереди замаячила дёргающаяся, кашляющая тень, и Райли приготовила нож, но я схватил её за руку, — не надо.

Надрывно кашляя, мимо нас проковылял задыхающийся суларит. Нападать он и не думал.

— Это здесь, — охотница свернула в сторону светящегося дверного проёма, откуда, как дым, вылили пыльные клубы.

Внутри помещения, среди разбросанных стульев и перевёрнутых столов, кто-то бродил. Мы видели его силуэт напротив мутных оконных просветов. Чихая и хрюкая, суларит, зажимая лицо одной рукой, второй отмахивался от пыли. Стараясь пройти незамеченными, мы решили обойти его стороной, но он нас заметил.

— Бра-а-а-к-х-х! — закричал он, и тут же зашёлся кашлем. — Бра-а-к-х-х!

Райли опять выхватила нож, но уже не нападала. Просто ждала.

— Братья! — наконец смог выговорить фанатик. — Грядёт гнев его! Мы прокляты! Даркен Хо отвернулся от нас. Кх-хак-х!

— Пошли, — подтолкнул я Райли под локоть.

— За окном что-то есть, — ответила та. — Давай-ка двигаться обратно в коридор.

— Я ничего не вижу. Глаза пылью забиты.

— Покайтесь, братья! — орал безумный суларит. — Покай-кх-х-х!

Что-то скользкое, неуловимо ползущее по полу, в момент оплело его, словно удав, и тут же утащило в окно. Только взметнувшаяся круговерть пыли осталась на его месте. Мы стояли как вкопанные, пытаясь разглядеть, что скрывается за окнами. Глаза были засорены пылью, носоглотку щипал колючий песок и разъедала извёстка. Поэтому, разглядеть творящееся там было очень сложно. Сначала мне показалось, что продолговатое пятно подоконника на одном из окон как-то странно прогнулось. Как только я это заметил, Райли тихо потянула меня обратно к выходу в коридор. В этот момент один из валявшихся на полу стульев пошевелился. Нечто змеящееся, сокрытое в густых клубах пыли, постепенно подбиралось к нашим ногам.

— Что это? — хотел спросить я, но горло резанула боль.

Вместо ответа на мой вопрос, Райли ещё настойчивее продолжила выталкивать меня из комнаты. Труднее всего было сдержаться и не чихнуть. Несмотря на то, что я плотно закрывал лицо, пыль забила ноздри полностью. Дышать носом было нереально.

Стоило нам достичь выхода, как в коридоре раздался визгливый крик, то и дело переходящий в кашель. Мимо нас, оставляя борозды на запылённом настиле, быстро проехал извивающийся суларит, которого волокли на какой-то толстой верёвке. Он отчаянно попытался ухватить меня за ногу, но не успел, и вскоре исчез за серыми вихрями взбудораженной пыльной завесы. Выпрыгнув на дорожку, оставленную им, мы поспешили обратно, в сторону лестницы.

На площадке второго этажа нам встретился суларит, забившийся в уголок, и уже основательно засыпанный пылью, словно пеплом. То, что он всё ещё жив, подтверждало лишь его дыхание. На нас он никак не реагировал. Внизу по прежнему слышались шаги и голоса других суларитов, но теперь мы их не боялись. Возможно, они даже не поняли, что мы — их недавняя добыча. Все были одинаково пыльные, и все одинаково задыхались. В районе ресепшена, за которым мы недавно прятались, кто-то закричал, но вместо того, чтобы броситься на помощь кричавшему, толпа, чуть не сбив нас с ног, испуганным стадом стала жаться к противоположной стене.

— Ещё одного утащил! — произнёс кто-то из суларитов, через тряпку, которой закрывал нижнюю часть лица.

— Он выбрался? Вы видели, братья? Видели его? — вторил ему другой.

Протолкавшись через это столпотворение, в момент потерявшее всяческий гонор, и охваченное всеобщим первобытным ужасом, мы, не встречая никакого сопротивления, миновали лифты, и вышли в вестибюль. С улицы слышалось какое-то грохотание, будто бы там работала тяжёлая техника. Иногда можно было различить отрывистые крики и кашель суларитов. Какая-то тощая и грязная птица с коротеньким крыльями и длинными ногами, жутко меня напугав, выскочила непонятно откуда, противно каркнула, и тут же ускакав в неизвестном направлении, оставив за собой цепочку трёхпалых следов.

Оказалось, что уродливые птицы были всего лишь предвестниками наступающего Армагеддона, прибывшими на место в первых рядах. А уже за ними тянулись те, кто покрупнее и попрожорливее. Хищники собирались на этот странный шабаш отнюдь не случайно. Это эндлкрон тянул их к себе, как магнит. Именно он служил причиной их неожиданного безумия. Разгадка крылась в особенности его своеобразной и жуткой природы. Большую часть жизни эндлкрон проводит под землёй. Пассивный образ существования и замедленный обмен веществ позволяют ему годами не появляться на поверхности, а способность добывать и перерабатывать органические элементы прямо из почвы, на манер растения, позволяет не только подпитывать организм, но и стимулировать его рост. Однако же, рано или поздно, эндлкрону приходится являть себя миру. Зафиксировав мощные вспышки чьей-то энергии (не обязательно человеческой. Обычно, подобные всплески возникают во время крупных стычек диких животных, делящих территорию), эта здоровенная гидра высовывает свою увенчанную щупальцами «голову» из-под земли, и, словно огромный передатчик, начинает интенсивно излучать специфические электромагнитные волны, привлекающие всю живность, находящуюся в радиусе нескольких сотен метров. Когда же клюнувшие на эту приманку звери сбегаются, эндлкрон начинает их методично отлавливать и поглощать, пока не пополнит запас пищи для следующей подземной «спячки». При этом он использует свои многочисленные ловчие щупальца.

Но все эти познания о способностях эндлкрона я получил гораздо позже. А пока, пребывал в полнейшем непонимании происходящего. Нужно было как-то выбираться из этого пыльного мешка. Теперь сулариты нам не мешали, но вместо них появились коварные щупальца, скрывающиеся за завесой пыли, и выскакивающие в самый непредсказуемый момент. Как они вычисляли свою добычу — мне непонятно, но, судя по их поведению, атаковали они отнюдь не на ощупь. Не удивлюсь, если каждое из этих щупалец наделено своими, независимыми органами чувств, и, возможно, даже чем-то вроде мозга. Увы, изучить эндлкрона получше у меня не было ни времени, ни возможности. Осталось лишь строить гипотезы и предположения.

Можно было, конечно, спрятаться получше, дождаться, когда пыль уляжется, после чего заняться поисками путей отступления. Но во-первых, дышать проклятой пылищей мы более не могли, чувствуя, что вот-вот, задохнёмся, а во-вторых… А во-вторых со мной на связь опять вышел Корвус.

— Писатель, доложи обстановку, — прямым текстом, и безо всяких позывных обратился он ко мне.

— Обстановку? Обстановка тут полный швах, — накрыв голову курткой, словно птица крылом, пробубнил я хриплым голосом. — Мы на первом этаже. Выбраться не можем. Эндлкрон отрезал нам путь. Когда вы собираетесь его обстреливать?

— В том-то и дело, Писатель, что пока мы не можем его атаковать. Визуально мы его не наблюдаем. Видим лишь крупное пылевое облако. Поэтому нанести точечный удар по нему не представляется возможным. Вот если бы он высунулся подальше, чтобы мы могли на него навестись.

— Чёрт возьми, Корвус, я и так уже сделал всё, что мог! Я выманил вам эту тварь, как и обещал! И я совсем не виноват в том, что она не поднимает свою чёртову башку! И что теперь?! Нам придётся сдохнуть из-за этого досадного факта?! Вы это имеете в виду?!

— Спокойно, Писатель, спокойно. Никто не собирается тебя убивать. Просто в виду сложившихся обстоятельств, тебе придётся сыграть роль наводчика. Передай нам точные координаты этой сволочи, и мы расшевелим её осколочно-фугасными снарядами, а когда вылезет — добьём кумулятивными, прямой наводкой. У тебя будет время, чтобы унести оттуда ноги. Сделаешь это, Писатель?

— Откуда же я знаю?

— Лучше бы тебе знать это точно. Ведь от тебя будет зависеть масштаб разрушений. Либо мы уничтожаем эндлкрона точными, хирургическими ударами, либо превращаем половину города в лунную поверхность. Как нам поступить? Решать тебе. Время пошло. Я не допущу, чтобы эндлкрон зарылся обратно под землю, поэтому долго ждать не буду. Шевелись, Писатель. Я жду координаты. И надеюсь, что они окажутся точными. Потому, что если цель не будет уничтожена после первого удара, то мне придётся перейти от плана 'А' — к плану 'Б'.

— Корвус, ты… Ты! — я вовремя осёкся и закашлялся.

— Твоё личное отношение мне абсолютно безразлично. Просто передай мне координаты. Больше от тебя ничего не требуется.

— З-зараза. Координаты. Если бы яещё знал эти координаты…

— Что тебе сказали? — спросила Райли.

— А-а, пошли они, — я бегло выглянул из-за укрытия. — Поддержки больше не будет. Надо выбираться своими силами.

— Тогда пойдём. Только очень осторожно. Вокруг много щупалец.

— Так это щупальца, значит? Я думал, какие-то змеи.

— Змеи? Да уж… — Райли тихонько отряхнулась. — Держи ухо востро. Иди за мной. Пусть я плохо вижу, но хотя бы ещё могу ориентироваться по энергетическим колебаниям.

Наконец мы рискнули выйти на улицу. Проезжая часть напротив парадного подъезда была вскопана ровно повдоль, будто бы здесь потрудилась рабочая бригада, меняющая трубы. Сулариты уже не бегали: либо попрятались, либо были убиты. Зато среди пыли почти бесшумно метались какие-то мелкие тени. Судя по следам, это были всё те же нелетающие птицы. Нас окружало тяжёлое, ненормальное затишье. Чем дольше тянулась эта тишина — тем мучительнее ожидалась грядущая буря. Ведь до руин Администрации было рукой подать. И где-то там, за ещё не осевшим пылевым облаком, продолжал скрываться чудовищный эндлкрон. Настолько здоровый, что его щупальца легко дотягивались до гостиницы, из которой мы только что вышли. Этих щупалец я боялся гораздо больше, чем подозрительных 'крупных целей', о которых меня предупреждал Корвус. Ведь если эти цели действительно крупные — заметить их на расстоянии, даже сквозь пыль, не составит труда. Щупальца же внушали страх своей незаметностью и внезапностью. Каждый бугорок из осевшей на асфальт пыли вызывал тревогу и подозрение — а не припорошенное ли щупальце там сейчас лежит, и выжидает, когда мы приблизимся?

Настоящее щупальце вскоре попалось нам на глаза. Впереди стояла припаркованная легковушка, которая как-то странно раскачивалась, словно кто-то пытался боком столкнуть её в ложбину провалившегося асфальта. Автомобиль был лишён стёкол, что позволяло убедиться в отстутствии внутри него кого-либо живого. Обойти странно шевелящуюся машину можно было лишь по узкому тротуару, прижимаясь к стене соседнего здания. Была мысль проскочить этот участок побыстрее, но в последний момент мы, не сговариваясь, одновременно сообразили, что этого делать нельзя, и оказались абсолютно правы. Смелый рывок едва не стоил нам жизни. В какой-то момент машина подпрыгнула, и у неё открылась дверца. Только теперь стало понятно, что в ней, или под ней кто-то возится. Когда мы, вжимаясь в стену, точно по краю пропасти, обходили её приставными шагами, что-то взметнулось в воздух с противоположной стороны, как пожарный рукав. Это было щупальце, высокой дугой уходящее в пыльное никуда. Оно ощупывало машину, словно надеялось найти в ней что-либо съедобное. Когда мы уже почти миновали участок, щупальце, как будто психанув, выдрало переднее сидение, и вместе с ним скрылось из вида.

Раздражённые ноздри чуть не подвели меня, и я, зажавшись, всё-таки чихнул. Райли придавила меня к земле, заставив присесть, после чего мы просидели на корточках возле стены несколько минут.

Пыль постепенно оседала, и наверху сквозь неё уже просматривалось небо. Когда мы двинулись дальше, то обнаружили лежащий на тротуаре труп суларита. Точнее, его нижнюю часть. Верхней половины поблизости не наблюдалось.

— Кажется, здесь разорвали одного из боевиков латуриэльской гвардии, — определил я.

— Не разорвали, — ответила Райли. — Разрезали. Ровно напополам.

— Как щупальцам это удалось?

— Тихо. Ни слова.

Кто-то очень громко вздохнул неподалеку от нас. За рассеивающейся пылью показался шевелящийся холм. Он был слишком мал для эндлкрона. В голову сразу вкрались подозрения, но мне меньше всего хотелось воспринимать их всерьёз, потому что…

— Это что, злодей?

— Тс-с! — Райли сделала мне короткий знак «заткнуться».

Да, это был он. Откуда здесь взялся злодей — я никак не мог понять. Я не знал, что импульсы эндлкрона притягивали не только злодеев, но и кое-кого покрупнее. Мне и одного-то злодея было вполне достаточно. Но других мы пока не замечали. А этот, единственный, пока что не обращал на нас внимания. Судя по неровным и бессмысленным движениям, он был чем-то отвлечён. Словно пьян. В его уродливой башке царил полнейший сумбур. Мы смотрели, как с покатых бронированных боков осыпается пыль. Слушали, как со свистом сопят забитые ею ноздри. И ждали. Сопротивляться злодею было бессмысленно. Даже пребывая в отличной форме мы бы не смогли его одолеть. Чего уж говорить про теперешнее плачевное состояние. Райли с трудом держалась на ногах, а я задыхался. Но и злодей выглядел не лучше. Повернув шипастую голову в нашу сторону, он искоса взглянул на нас, скалясь своей окровавленной 'улыбкой', и, выдохнув пыль, протянул 'ы-ы-ы-ы!'

Тут же, откуда ни возьмись, появилось щупальце, которое перехватило его поперёк туловища, и попыталось утащить. Но монстр оказался слишком тяжёлым. Почувствовав, что его поймали, злодей рванулся в сторону, после чего с лёгкостью отсёк щупальце своей клешнёй. Разбрызгивая кровь словно брандспойт, обрубок, извиваясь, исчез. Но тут же на его месте возникли уже два щупальца. И оба были толще отрубленного раза в три. За пару секунд они оплели злодея, стянув ему лапы тугой стяжкой. Было видно, как напрягаются огромные мускулы чудовища, но даже его внушительных сил не хватало, чтобы разорвать смертельный, питоний захват — настолько мощный, что хрустели костяные пластины толщиной в две ладони. Подоспело третье щупальце — самое огромное. Диаметром с канализационную трубу. Оно уже могло легко подхватить спутанного злодея, и уволочь его в сторону тёмного шевелящегося леса, проглядывающего там, где когда-то стояла Городская Управа.

Предсмертный рёв злодея закончился оглушительным хрустом его разламывающегося панциря. Я даже не мог представить, насколько титаническим было давление челюстей, раздавивших толстенную броню, как грецкий орех.

Извивающиеся деревья без ветвей, густо растущие на месте бывшей Администрации, конечно же, никакими деревьями не были. Это были щупальца эндлкрона, торчащие из-под земли, и расползающиеся в разные стороны. Они систематически кого-то выхватывали, и затягивали в центр десятиметровой воронки, являвшейся пастью ненасытной твари, которая начиналась здесь, а заканчивалась вообще в другом районе города.

Понятно, почему щупальца нас не трогали. Просто переключились на более крупную добычу. Нужно быстрее пройти это место, пока пыль окончательно не развеялась, и мы не попали в чужое поле зрения. До перекрёстка осталось пройти всего один дом. Прячась за машинами, стоявшими вдоль тротуара, мы почти сумели обойти эндлкрона. Но вдруг одна из машин приподнялась и начала поворачиваться. Конечно же, это была никакая не машина, а ещё один злодей. Из его пасти торчала верхняя часть туловища мёртвого суларита. С отвратительным чавканьем он заглотил его, и тут же напрягся, припав к земле. Шевеля хвостом, монстр уставился куда-то в сторону. Значит его привлекли не мы, а кто-то другой. И вновь стелящиеся по земле щупальца не заставили себя долго ждать. Одно незаметно обвило ногу злодея, второе перехлестнулось через его туловище, и попыталось перевернуть. Злодей рванулся вперёд, совершив прыжок, но тут же был отдёрнут щупальцами назад, и с грохотом растянулся на дороге. Его клешни беспомощно заскоблили асфальт, в то время как ещё штук пять щупалец, полностью его оплетя, уволокли бьющееся животное в сторону прожорливой пасти.

— Быстрее, пока они не вернулись, — сказала мне Райли.

Осталось сделать лишь последний рывок, и мы спасены. Но землю в очередной раз сотрясли подземные толчки. Синхронные, нарастающие, словно удары молотом. Эндлкрон был к ним не причастен. Кто-то очень большой двигался нам навстречу.

Знакомые металлические погромыхивания и натужное, трубное мычание, невозможно было спутать ни с чем другим. Подняв головы, мы увидели, как в нашем направлении, неспешно шагая, движется пара гомункулов. Один покрупнее — метров двенадцать ростом, другой — пониже, метров восемь-девять. Твари шли по улице рядом, перегораживая её целиком. Их хоботы покачивались из стороны в сторону, а длинные руки мотались, как маятники, разбрасывая мелкую живность, мельтешащую под ногами. Впрочем 'мелкой' эта живность была в соотношении с гомункулами, а не с нами. Судя по всему, это были ходоки, хаотично бегающие вокруг двух титанов.

Единственным укрытием, которое мы нашли, оказался покосившийся столб. Позиция просто ужасная. Позади — эндлкрон с щупальцами, впереди — гомункулы с ходоками. А сверху того и гляди упадут снаряды с периметра.

— Засада, — я стукнул кулаком по столбу. — Похоже, теперь мы действительно влипли.

— Ложись на землю и не шевелись, — ответила Райли, опускаясь на тротуар.

— Думаешь, это поможет?

— Делай, как я говорю.

Толщина пыли, покрывающей улицу, была в палец. Мы легли в неё, словно в снег. Хотелось подгрести к себе побольше этой пыли, чтобы поглубже закопаться. Чем ближе гомункулы приближались к нам, тем страшнее они выглядели. Бегающие вокруг них ходоки пугали не меньше, но, как ни странно, они не разбегались, а даже как будто пытались напасть на гигантов, повисая на их раздвоенных ступнях. На перекрёстке, один из гомункулов стряхнул со своей ноги прицепившегося ходока, и тут же раздавил его в лепёшку. С другой стороны от нас зашевелились щупальца эндлкрона, почуявшие добычу. Извиваясь и вытягиваясь, словно исполинские кобры, они выжидали, когда жертвы подойдёт поближе. Дотянуться до перекрёстка они не могли.

Неожиданно, наперерез гомункулам, с улицы Короленко вышло ещё одно здоровенное чудовище, привлечённое эндлкроном. Свирепый скиметродон. Существо, лишь немного уступающее размерами мяснику. В отличие от мясников, скиметродоны передвигаются на четырёх крепких ногах. У них, как у злодеев, есть панцири закрывающие спину и бока, но не сплошные, а пластинчатые. В то время как живот надёжно прикрыт иглами в руку длиной и в карандаш толщиной. Челюсти раскрываются вертикально, и оснащены восемью жвалами, по четыре с каждой стороны пасти. Жвалы напоминают острые, изогнутые мечи. Они постоянно шевелятся, делая скиметродона похожим на ожившую мясорубку.

Вообще, скиметродоны — очень редкие твари. Их даже меньше, чем гигантских гомункулов, не говоря уже про мясников. Встретить их довольно проблематично, и это, надо сказать, только к лучшему, потому что подобная встреча ни к чему хорошему не приведёт. У скиметродона практически нет слабых и уязвимых мест. Это просто бронировано-колючий танк, весом в десять тонн. И большой удачей было то, что он вышел не на нас, а на гомункулов.

Несмотря на угрожающую внешность, умом скиметродон явно не блистал. Сильно разозлённый раздражающими его импульсами, испускаемыми эндлкроном, он набросился на гомункулов, превосходящих его по мощи и габаритам, как на причину этого раздражения. Ближе к нему находилась более мелкая особь. Расшвыривая подвернувшихся ходоков, свирепо рыча и клацая клыками-лезвиями, исполин врезался в живую двуногую вышку. Гомункул покачнулся от удара, но удержал равновесие. Задрав хобот, он по слоновьи затрубил, и с размаха ударил скиметродона по голове так, что тот пригнулся, лязгнув своей постоянно работающей мясорубкой по бордюрному камню. Атакованный гомункул начал медленно поворачиваться к нему. Увернувшись от очередного удара, скиметродон сумел вцепиться ему в бедро. Я отчётливо расслышал, как жвалы со скрежетом вгрызлись в железный лист доспеха, комкая его как фольгу. Гомункул снова ударил скиметродона, повалив его на бок. Видимых повреждений тот не получил, но наконец-то сообразил, что враг ему не по зубам, и начал отступать. Разъярённый 'маленький' гомункул сменив направление, продолжил его преследовать, трубя и делая угрожающие выпады. Так они постепенно стали скрываться за домами. Ну а 'большой' собрат, будто бы не заметив стычки своего низкорослого коллеги, продолжал шагающим экскаватором топать в сторону эндлкрона.

От сотрясений почвы нас едва не подкидывало в воздух. Один из ходоков, отброшенный огромной лапой, ударился в ближайшую к нам машину, сделав в ней глубокую вмятину. Мне казалось, что после такого удара выжить попросту невозможно, но монстр, немного полежав в беспамятстве, вдруг зашевелился, забормотал, после чего поднялся на свои кривые ноги и поковылял мимо нас, обратно к гомункулу. Они определённо были не в себе.

Осторожно повернув голову, я увидел, что щупальца наконец-то дотянулись до гомункула. Сначала они начали жадно хватать ходоков, затем стали предпринимать попытки оплести исполина. Но одно дело — ловить ходоков и злодеев, и совсем другое — пытаться поймать великана размером со здание. Щупальца буквально разбивались об его бронированный торс, словно волны о неприступный утёс. Те, которые пытались на нём зацепиться, гомункул без труда отрывал, выдирая их с корнем и отшвыривая. Вот это я понимаю — силища. Всё больше своих отростков эндлкрон перебрасывал навстречу гомункулу, но смог добиться лишь его замедления. Сдвинуть с места такую махину были не в состоянии даже очень толстые щупальца.

Райли толкнула меня в бок. Увлекшись этой фантастической Титаномахией, я не сразу догадался, что путь к отступлению нам больше никто не преграждает. На перекрёстке валялся лишь один раздавленный ходок. Мы могли свободно дойти до угла, ну а дальше — по прямой, до границы, где нас встретят апологеты. Вот оно — спасение!

Спасение?

Я уже приподнялся было, чтобы совершить последний марш-бросок из этого трижды проклятого района. Но остановился, ужаленный всё той же странной и страшной мыслью.

Не всё так просто, Писатель. Да, нас не убьёт эндлкрон. Нас не убьют злодеи, ходоки и гомункулы со скиметродонами. Возможно нам повезёт, и нас не убьют даже суларитские боевики, сидящие в засаде где-то там, за углом, на улице Короленко. Возможно мы добежим до друзей, ждущих нас на границе. А что потом?

Я посмотрел на небо, уже расчистившееся от пыли.

А потом не будет ничего. Потому что скотина Корвус запустит свой 'план Б'. Тотальная аннигиляция всего живого. Вот так, запросто, они вычеркнут нас, как неудачный эпизод в сценарии. Ведь для них это всего лишь очередной полигон. Один из многих.

— Писатель, ну ты чего? — шипела на меня Райли. — Сейчас самое время! Пошли!

— Ты права. Сейчас самое время.

— Ты что задумал?

— Оставайся здесь. А лучше двигайся к перекрёстку. Проверь, нет ли там суларитской засады.

— А ты куда?

— А я буду наводить сумеречную артиллерию.

— Ты знаешь точные координаты?

— Нет. Но у меня появился план. Должен сработать. Давай же, Райли, ступай к повороту. Отступать придётся очень быстро, и я не хочу, чтобы нас кто-то задержал.

— Надеюсь, что ты отдаёшь себе отчёт…

Убедившись, что подруга отправилась к перекрёстку, я, тем временем, повернул в сторону сражающихся гигантов. Надо было подобраться к ним поближе. Чем ближе — тем лучше. Пока щупальца увлечены гомункулом, они вряд ли на меня среагируют. Вот ходоки — это уже проблема. Хоть их и осталось совсем немного.

Пнув выскочившую из-под машины облезлую птицу, я поспешил через дорогу — в сторону развалин, петляя зигзагами. Сначала ходоки не обращали на меня внимания. Тряся головами, они просто носились взад-вперёд и рычали. Но вот один из них остановился напротив, преградив мне путь. Из-под грязных бинтов, неаккуратно опутывающих голову, скалилась кривая пасть с тёмными от гнили зубами. Я тормознул, лихорадочно соображая, куда убегать. В этот момент, по ноге чиркнуло что-то шершавое, напоминающее оживший древесный корень. Глянув вниз, я с похолодевшим нутром понял, что прямо между моими ботинками, извиваясь ползёт щупальце. Не дыша, убрал ногу, и тут же отпрыгнул в сторону. Мой прыжок побудил ходока к нападению. Он набросился на меня, но тут же упал, как подкошенный. Щупальце оперативно опутало его ноги. И прежде чем монстр сообразил, что произошло, его уже потащили волоком прочь от меня.

Отлично. Гнусные твари. Скоро вы все сдохнете.

Я привалился к обломку стены разрушенного здания. Мимо, пыхтя, пробежал ещё один ходок. Затем послышался удар, и откуда-то прилетел солидный кусок кирпичной кладки. Вот это они там воюют!

Осторожно высунувшись из укрытия, я отметил, что подобрался к эндлкрону почти вплотную. Сплошной лес из щупалец теперь единым порывом склонялся в сторону гомункула, пытаясь его обездвижить. Тот без устали сопротивлялся. Одно из оторванных щупалец, мокро хлюпнув, приземлилось совсем рядом со мной, и конвульсивно задёргалось. Я отодвинулся от него подальше за стену. Находиться так близко к гомункулу было опасно, так как он постоянно топал из стороны в сторону, держа равновесие под ударами щупалец, и мог в любую минуту налететь на моё укрытие, уронив его прямо на меня. Хотя, гораздо больше беспокоиться мне следовало об эндлкроне. В какой-то момент мне показалось, что он даже уступает гомункулу. Ведь несмотря на все усилия его многочисленных щупалец, ему всё не удавалось одолеть слишком крупную жертву. Как же сильно я его недооценивал.

Как бы там ни было, наблюдать за схваткой времени у меня не было. Чем раньше я передам координаты и отступлю — тем больше шансов остаться в живых у меня будет.

— Контур! — перекрикивая жуткое мычание гомункула, вышел я на связь с периметром. — Контур, это Агент-909! Легат Корвус, Вы меня слышите?! Я не месте!

— Слышу тебя, Агент-909, -ответил Корвус. — Ты готов передать координаты?

— К чёрту координаты! Вы можете определить моё местоположение?!

— Конечно.

— Туда и бейте!

Наушник немного помолчал.

— Не понял тебя, — озадаченно произнёс Корвус.

— Что тут непонятного? Я возле эндкрона! Вызываю огонь на себя!

— Ты прямо возле него? Но как?

— Быстрее, Корвус! Пока эта тварь сцепилась с гомункулом, она меня не трогает! Накрывайте весь этот цирк, используя координаты моего настоящего местоположения!

— Ну, Писатель… — Корвус опять помолчал. — Десять минут.

— Чего?!

— У тебя ровно десять минут. Убирайся оттуда. Сейчас же! Передайте на 'Измаил', Координаты цели получены. Приступаем к точечной артподготовке… — последние слова он уже адресовал кому-то из подчинённых.

Связь прервалась.

Но дело уже сделано. Теперь бы только добраться до угла. Земля в очередной раз содрогнулась, и я упал, кашляя от пыли. Эндлкрону надоело возиться с гомункулом, и он начал выбираться из-под земли, вздыбливая и разбрасывая тяжеленные обломки здания. Со стороны это было похоже на рождение гигантской пещеры, которая могла потягаться высотой с гигантом, стоявшим напротив. Щупальца протянулись к жертве, опутав её с ног до головы. Гомункул всё ещё пытался разрывать их, но теперь перевес был явно на стороне эндлкрона. Вскоре титан стал заваливаться на бок. Спеша изо всех сил, я едва успел выскочить из-под него. Стена, за которой я прятался за несколько секунд до этого, была раздавлена тяжеленной тушей. Грохот от падения был такой, как будто бы с высоты пятого этажа сбросили несколько тонн металлолома. Словно адская лебёдка, подземный кракен уверенно затягивал гомункула в свою пасть. Уже почти добежав до угла, я услышал позади себя душераздирающий рёв, перешедший в продолжительный скрежет перемалываемого железа. Эндлкрон жевал гомункула вместе с доспехами.

На углу я нос к носу столкнулся с подругой.

— Я навёл артиллерию! Через десять минут здесь будет Сталинград! Скорее бежим к апологетам!

— Подожди, — остановила меня Райли, опираясь на стену. — Там засада. Я засекла не меньше двух десятков суларитов. Но думаю, что их гораздо больше. Прячутся в домах по обе стороны улицы.

— Вариантов нет. Надо попробовать прорваться через них. Ты как? Силёнки ещё остались?

— Боюсь, что я на пределе.

— Не раскисай, не раскисай! Ты сможешь! Ведь так? Скажи мне!

— Я постараюсь.

— Хорошо. Ты уж постарайся. Пожалуйста…

Райли кивнула.

Улица за поворотом была пустой. Я надеялся увидеть вдалеке войско Апологетики, но видимо Нибилар отступил, когда появился эндлкрон. Вдали виднелась лишь импровизированная баррикада из машин, условно обозначающая границу территории суларитов. За десять минут дойти до неё можно едва волоча ноги. Не говоря уже про бег. Беда в том, что Райли бежать уже не могла. В связи с этим, мы двигались еле-еле. Наверное, если бы я взял её на руки, то смог бы идти бодрей, но я знал, что мои руки не должны быть заняты. Пусть оружие я потерял, но кулаки у меня пока что остались.

Разумеется, там была засада. Когда мы прошли чуть больше половины пути до границы. Это было так предсказуемо, что я испытал лишь раздражение и злобу. К тому времени я слишком устал, чтобы паниковать.

Сначала послышался свист. Потом раздались крики. И наконец, из дверей и подъездов начали выходить сулариты. Не простые фанатики. Боевики. Это и понятно. Изначально засада планировалась вовсе не на нас, а на апологетов. Поэтому, к ней привлекли не абы кого, а лучших из лучших. Тактика понятная и ежу. Что же меня действительно удивило, так это присутствие бойцов из преторианской гвардии. Значит с того момента, как за нами открыли охоту, этих ребят, защищавших штаб, в спешном порядке сняли с оцепления, и бросили сюда — на передний рубеж. Но зачем?

Скоро мне всё станет понятно. А пока, вооружённые сулариты окружали нас со всех сторон. Райли не ошиблась. Их было гораздо больше двадцати. Даже навскидку, их было не менее полусотни. Собственно, на этом уже можно было ставить жирную, кровавую точку в моей безумной истории, ведь у этих головорезов был прямой и понятный приказ — убить нас на месте. Значит разговаривать с нами не будут, и шансов выкрутиться из этой облавы уже нет.

Пока они приближались, я мысленно отсчитывал свои последние секунды. Райли даже не подняла нож — видимо тоже понимала, что сопротивляться такой орде бесполезно. Но они не подходили к нам вплотную, а просто взяли в кольцо, и молча чего-то ждали. Что ещё за фигня? Прямо как в дурацком фильме, когда вместо того, чтобы просто взять и убить хороших героев, плохие начинают тормозить, чего-то выжидать, тянуть время, лишая себя ценного преимущества…

— Слэрго Латуриил! — прервали мои мрачные мысли боевики.

Толпа расступилась, и появился перебинтованный Латуриэль, которого бережно вывела из подъезда ближайшего дома пара слуг, услужливо поддерживающих его под локти.

Ах, вон оно что! Сюрприз-сюрприз. Ну теперь понятно, почему они остановились. Превозмогая боль и тяжёлое ранение, мастер принял личное участие в засаде, чтобы поприсутствовать на нашей казни. Какая честь! И ведь даже эндлкрон его не напугал. Наверное потому, что он приковылял сюда раньше, чем тварь вылезла из-под земли. Теперь это уже не важно. Важно, что он перед нами, и, возможно, примет непосредственное участие в экзекуции.

— Именем Суллара! — слабым голосом начал Латуриэль. — Самозванец и шпионка. приговариваются к смерти.

Он вряд ли симулировал. Скорее всего, состояние у него было действительно паршивым. Серьёзная рана лишила его сил, и он держался на одной лишь злобе.

— За то, что одурманили и сбили с пути моего брата Никтуса. За то, что прогневали эндлкрона, за то, что надругались над именем Даркена Хо… — он закашлялся. — И за то, что хотели меня убить. Смерть вам. Смерть! Убейте их, братья!

Ну вот и всё. Фенита ля комедия. Кольцо вокруг нас стало сжиматься. Вперёд вырвался самый рослый суларит, который грубо растолкал своих коллег. Всё же обещанную награду никто не отменял. Кто отрежет нам головы — тот получит благодарность самого мастера. Райли вышла вперёд, в последних попытках защитить меня. Но боевик резким взмахом руки выбил у неё нож, после чего, тут же замахнулся своим оружием и… Застыл. Я повернул голову. В полуметре от меня так же застыло лезвие кинжала другого суларита, направленное мне в шею. Все лица медленно поворачивались в одну сторону.

— Убейте! — всхлипнул Латуриэль.

— Мастер, узрите, — указал ему один из слуг.

— Это возмездие, — произнёс кто-то из боевиков.

— Когти суллара царапают небо, — указал другой.

— Суллархо, — поднял голову главный суларит. — Убейте… Их… Дайте мне нож.

— Ауххагн ниб сафалхаш, — послышалось в рядах фанатиков.

— Дайте мне нож, братья, я сделаю это сам! — громче выкрикнул Латуриэль, но его уже не слушали.

— Иверсат кеб иферсатха мэ логнат суллар Хо!

Я обернулся и посмотрел на небо. Там вычерчивалось пять параллельных белых полос, поднимающихся со стороны 'Измаила', и уходящих в небо по высокой дуге. Инверсионные следы реактивных снарядов. Слуги выпустили своего ослабшего лидера, и тот упал на четвереньки. Некоторые сулариты роняли свои ножи и хватались за головы. Некоторые читали однообразные молитвы. Кто-то смеялся истерическим смехом. А снаряды, нарисовав вершину параболы, уже летели вниз. Как будто бы прямо на нас. Чем ближе к земле — тем быстрее. Поочерёдно они скрылись из вида за домами.

— Ложись! — я буквально уронил Райли на асфальт, и сам упал сверху, закрывая её.

— Квегат ма клинкх… — закончил свою молитву какой-то суларит.

И раздался чудовищный гром. Уши моментально заложило. Вместо звуков остался лишь продолжительный писк. А удары снарядов отзывались короткими встрясками почвы. Сверху что-то падало. Сулариты спотыкались через нас и тоже падали. Царил какой-то хаос. В такой ситуации лучшим решением было лежать и не шевелиться.

Когда слух вернулся ко мне, бомбардировка уже прекратилась, канонада стихла и над крышами поднимались клубы тёмного дыма. Высокоточная артиллерия периметра сработала действительно ювелирно. Уверен, что все снаряды легли если не ровно в одну точку, то однозначно рядом друг с другом, с минимальным разбросом. Поэтому к нам на улицу не залетел ни один из них. А от губительной ударной волны и роя осколков нас защитили здания. Каким бы могучим не был эндлкрон, я думал, что после такой нахлобучки от него мало что осталось. Наивный.

Тяжёлый, надсадный рёв раскатился по округе. Как будто бы одновременно загудел десяток локомотивов. И город ожил. Земля зашевелилась, машины заскрипели рессорами, стены домов зашатались и дали трещины, покосился и рухнул выглядывающий из-за построек башенный кран. Нет, снаряды не убили кракена. Даже серьёзно не повредили. Но разозлили его основательно. Вся та жуть, что творилась ранее, была не гневом, а просто лёгким завтраком спросонья. Теперь же начинался истинный гнев эндлкрона. А это значит, что если сумеречники против него не сдюжат — мало не покажется никому.

Я не видел, что происходило там, откуда густо валил дым, но судя по растущей вибрации, от которой 'танцевали' канализационные люки и 'дышали' трещины на асфальте, догадывался. Эндлкрон вылезал наружу. Лезь-лезь, глист-переросток. Поднимайся повыше. Покажись во всей красе. А Корвус тебе поаплодирует.

Пока я ждал, что тварь появится наверху, она объявилась снизу, откуда её не ждали, и внезапно выползла на перекрёсток. Если бы не щупальца, могло показаться, что из-за угла дома выдвигается ещё один дом. По высоте эндлкрон был не намного ниже окрестных пятиэтажек.

Было заметно, что многие щупальца гиганта были оторваны, а в толстенной шкуре, похожей на кору дерева, зияли многочисленные дымящиеся дыры от осколков. Полз он довольно быстро, перегораживая улицу стеной. А когда голова, или что там у него было вместо неё, полностью заползла на перекрёсток, то начал выгибаться вверх, поднимаясь над землёй. Вытягиваясь кверху, эндлкрон нечаянно зацепил угол здания, и начисто стесал его, обвалив угол. Щупальца расправились, как у актинии, развесившись шевелящимся венцом. Он поднимался выше и выше. Спустя несколько минут он был уже выше девятиэтажной гостиницы, но продолжал выползать дальше, напоминая уродливую, толстую пальму. Какой же он был здоровый! Теперь стало видно, что даже гомункул был для него всего лишь крупным куском мяса — не более. Эта живая Вавилонская башня всё росла и росла, словно желая упереться прямо в небеса, и не было ей ни конца ни края. Было видно, как по этой живой башне беспомощно скользят лазерные лучи, но энергопули для эндлкрона были как дробины даже не для слона, а, для кита. Венец раскрылся, и над городом пронёсся такой оглушительный рёв, что и мы, и сулариты, разом пригнулись, затыкая уши, дабы не лишиться барабанных перепонок. Казалось, земля зашаталась от этого гневного рёва, способного расколоть её одним лишь резонансом. Когда этот страшный голос умолк, оставив лишь оседающее эхо, я приоткрыл глаза, и увидел череду инверсионных следов, идущих из-за дальних зданий, с двух сторон: одни — с 'Тикондероги', другие — с 'Бреста'.

— Райли, — я потряс подругу за плечо, но она не откликнулась. — Райли, поднимайся.

Та продолжала лежать, даже не шевелясь.

— Ну уж нет. Здесь ты не останешься, — из последних сил, я начал поднимать её с земли.

Первые бронебойные снаряды глубоко вошли в тело эндлкрона, и колосс вздрогнул, издав низкий, вибрирующий стон. Смотреть, как его добивают, я не мог себе позволить, учитывая что он отклонялся прямо на нас. Подхватив Райли на руки, я побежал в сторону границы. Сулариты не останавливали нас. Многие всё ещё продолжали таращиться на обстреливаемого эндлкрона. Но другие, выдернутые из оцепенения нашим побегом, быстро приходили в себя, и начинали отступать, всё быстрее и быстрее, обгоняя нас.

— Вам не уйти! — услышал я крик Латуриэля.

Он попытался перехватить нас, выскочив откуда-то справа с ножом. Но убегающий охранник-преторианец, налетев на своего хозяина, сбил его с ног. Я ещё слышал, как он сыпал проклятьями, и пытался нас преследовать, но вопли обезумевшего суларита быстро утонули в криках остальных фанатиков, рёве раненного эндлкрона, и глухих ударах артобстрела.

Вот баррикада из машин. 'Баррикадой' это назвать язык не поворачивается. Просто плотно стоящие друг к другу автомобили, между которыми легко можно пролезть. Сулариты перепрыгивали через них, как заправские спортсмены. Мне же, с покалеченной Райли на руках, пришлось повозиться, чтобы протиснуться между корпусами. Позади, сумеречная артиллерия продолжала расстреливать гигантскую гидру со всех сторон, вколачивая в неё снаряд за снарядом. А впереди показались ровные колонны апологетов. Увидев, что на них бегут сулариты, апологеты приняли оборонительный порядок и ощетинились оружием. Но нам до них было ещё бежать и бежать. А бежать как следует у меня не получалось из-за ноши.

Последний вой эндлкрона, уже не грозный и агрессивный, а жалобный и страдальческий, разнёсся по округе, сообщая, что даже такая огромная мощь не смогла устоять под ударами сокрушительного молота сумеречной военной машины. Эндлкрон падал, как подрубленное дерево, и я чувствовал это затылком. Ощущал, как за спиной рассыпаются здания, вдавливается и проваливается асфальт, рвутся провода, размазываются в мокрые кляксы не успевшие убежать сулариты. Ещё немного, и я сам могу оказаться погребённым под многотонной тушей.

Титан падал ровно вдоль улицы. Не сразу, а постепенно, словно ложась на неё. Его щупальца срывали кровлю и сносили балконы, но большая их часть длинной кистью опускалась на дорогу, прямо нам на головы. Дробя асфальтовый панцирь, сминая машины и расплющивая отступающих суларитов, чудовищные отростки начали падать по обеим сторонам от меня. От колеблющейся земли я едва держал равновесие, отшатываясь то от одного, то от другого упавшего щупальца. Но их падало всё больше и больше. Одно из них, довольно тонкое, хлыстом шлёпнулось совсем рядом от меня, и я увидел, как бегущего впереди суларита примяло к земле. Машинально я в очередной раз поменял направление и споткнулся об уже лежавшее щупальце, после чего упал, уронив Райли. Мимо пробежало несколько суларитов. Я попытался поднять Райли, но упавшее рядом щупальце опять свалило меня с ног. При этом, по бедру чем-то чиркануло, и я почувствовал резкую боль. По правой ноге потекла кровь. Из последних сил, я поднялся, и вновь попытался схватить подругу, но в этот самый момент заметил, что рядом ещё кто-то есть. Оглянувшись увидел стоявшего на четвереньках Латуриэля. Подкравшись сзади, он пытался ударить меня ножом, но был сбит упавшим щупальцем, и успел меня зацепить лишь за ногу. Разбираться с ним не было времени. Над нами нависало ещё немало щупалец. Поэтому я, не дав ему отдышаться, просто наступил ему на руку, а когда он выпустил нож, пнул оружие как можно дальше в сторону.

— Будь ты проклят! — простонал упрямый суларит. — Ты всё разрушил!

— И я очень этим доволен, — подхватив Райли, я побежал дальше, успев заметить, что на нас валится очень крупное щупальце.

— Я найду те… — попытался крикнуть Латуриэль, но его крик оборвался вместе с ударом упавшего щупальца, раздавившего его как таракана.

В этот раз я удержал равновесие, чудом не свалился, но устоял. Больше щупальца рядом с нами не падали. Впереди опять появились сулариты, успевшие убежать на безопасное расстояние. Тревожно оглядываясь, они, разоружившись, стояли на коленях, с поднятыми кверху ладонями. Они капитулировали. Петляя между ними, я наконец-то вышел на рубеж перед первой линией апологетов. В глазах уже всё мутилось. Бежал из последних сил, словно желая выплюнуть собственные лёгкие. Руки онемели. Нога, при каждом шаге простреливала дикой болью. Только бы не упасть. Только бы не упасть.

Я увидел знакомые фигуры, выбежавшие к нам навстречу. Споткнувшись, выронил Райли, но она была тут же подхвачена Гудвином. А я, упав на одно колено, только и успел упереться руками в асфальт. Меня тут же подхватили маленькие, но крепкие ручки.

— Писатель, ты жив! Я так рада!

— Тина, уходи отсюда, — ответил я. — Сулариты рядом. За тобой ещё могут охотиться.

— Они сдались. Всё закончилось.

— Ну-ка, посторонись мелюзга, — я почувствовал, как меня с силой отрывают от земли. — Давай, Писатель, вставай. Твоя работа закончена. Ты — герой, мать твою!

— Герой — штаны с дырой, — с трудом отшутился я. — Флинт, ты только на руки меня не поднимай, ладно? Я сам дойду.

— Дойдёшь, Писатель, дойдёшь, — гудел Флинт. — Теперь всё будет хорошо, мой друг.

ЧАСТЬ-25. РАССТАВАНИЕ ХУЖЕ СМЕРТИ

Я проснулся в комнате, которую мне любезно выделили апологеты. Было темно. Световоск полностью погас, и разглядеть что-либо в темноте не представлялось возможным. Нога слегка саднила, глотку пощипывало, но в целом состояние можно было охарактеризовать как вполне нормальное.

Лёжа с открытыми глазами, я пялился в темноту, и почему-то чувствовал, что рядом со мной кто-то находится. Хоть он и не издавал никаких звуков, даже дыхания, но я был уверен, что он здесь.

— Эй, — осторожно произнёс я.

Темнота не ответила.

— Э-эй, — повторил я.

Кто-то мягко надавил на одеяло, в область моей груди. От этого меня ударило в пот.

— Никого, — прошептал сумрак, открывая глаза, горящие зелёным пламенем. — Только я.

В ужасе, я оттолкнулся ногами, отпрыгнул назад, сильно ударился об кроватную каретку, и… Проснулся.

Моя комнатушка освещалась мягким, зеленоватым световоском. Рядом с моей кроватью стояло кресло, в котором дежурила сиделка — высокая женщина с пышными, чёрными волосами. На ней был медицинский халат, шапочка, белые туфли и чулки. Большие ядовито-зелёные глаза медсестры были довольно широко расставлены от переносицы, но этот, казалось бы, изъян, почему-то напротив — выглядел своеобразной изюминкой, придавая даме необычный шарм.

— Привет, — с придыханием произнесла она, увидев, что я проснулся.

— Привет, — ответил я. — А ты кто? Апологет?

— Ты меня не узнал? — она подвинулась поближе ко мне и улыбнулась широкой улыбкой. — Ах, ну да, прости ну-у, за то что напугала… Я частенько забываю, что мой истинный облик воспринимается людьми, эм-м… Не очень позитивно.

— Хо? — от неожиданности рассмеялся я. — Это ты, что ли? Ну ты даёшь.

— Нравлюсь? — она кокетливо покачнулась.

— Безусловно, в этом виде ты смотришься гораздо привлекательнее, чем в обычном.

— Сомнительный комплимент, ну да ладно. Человеческие вкусы такие… А, не важно. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Но мог бы чувствовать себя лучше, если бы ты мне немного помогла с эндлкроном и суларитами.

— Если бы я тебе не помогала, ты бы сейчас лежал не здесь, живой и здоровый, а гнил бы нанизанный на шест, посреди площади. На потеху поклоняющимся мне идиотам.

— Да, Латуриэль явно не ожидал от нас такого поворота. Это было круто. Спасибо тебе.

— На здоровье. Только больше не нарывайся на подобные неприятности. Я помогала тебе ради себя, но больше этого делать не собираюсь. Слишком рискованно. И слишком чревато. Для тебя.

— Не понимаю. Чем чревато?

— Как тебе объяснить? Сейчас я внутри тебя. То что ты видишь сейчас — иллюзия. И то, что мы сейчас общаемся, на самом деле, не очень хорошо. Потому что моя активность пагубно влияет на твой разум и на твою внутреннюю структуру. Хочу я этого, или нет — но это происходит. Моё присутствие внутри твоей энергетической основы нарушает её, оказывает разрушительное воздействие на твою психику. Начинается необратимая психомутация. И чем я активнее — тем хуже последствия для тебя. Когда я помогла тебе, то нанесла очень много вреда. Но у меня не было выбора, ведь иначе тебя бы убили. Конечно же, пока что нарушения не критические. Но это только пока.

— Что же нам делать?

— Так, или иначе, я «отравляю» тебя своим присутствием. Остановить это не получится. Но можно минимизировать причиняемый вред, если я больше не буду помогать тебе и выходить с тобой на связь. Я спрячусь в глубинах твоего естества, и буду сидеть там тихо-тихо, пока ты не покинешь город. Тебе придётся доделать всё самостоятельно.

— Что доделать?

— Разберёшься сам. Я буду «появляться» только в самые критические моменты. Но постарайся до этого не доводить. Ладно?

— Боюсь, что без этого я не обойдусь.

— Возможно и не обойдёшься. Просто делай это как можно реже. В любом случае, беседовать так же долго и непринуждённо, как сейчас, у нас с тобой отныне не получится.

— Я понял. И как же мы будем выбираться из города? Я вытащил тебя из лаборатории, выманил эндлкрона и убил главаря суларитов.

— Остепенись, зазнайка. С первыми двумя пунктами я соглашусь, но вот последний ты себе приписал зря. Этот болван подох без твоей помощи. Он бы убил тебя, если бы не моя протекция. А ты даже не сумел воспользоваться моментом, чтобы нанести ему смертельный удар. В результате, он гонялся за тобой ещё несколько часов, и вновь чуть не убил. Я права?

— Права, — признал я. — Этот Латуриэль был образцовой сволочью и лжецом. Но другие сулариты поклонялись тебе искренне. А ты отзываешься о них, как о дерьме.

— Как и любое божество, — пожала плечами Хо.

— Циничное заявление.

— Нормальное заявление. Мне незачем думать о ерунде. Есть дела поважнее. Например, меня сильно заботит тот факт, что теперь Тенебрариум остался без моего контроля. Я не знаю, сколько времени он протянет без оптимизаций и корректировок. Надеюсь, что мы покинем город раньше, чем… — она замолчала.

— Чем что? — не выдержал я.

— Чем эта пространственно-временная конструкция сколлапсирует. Я уже рассказывала, откуда берутся аномалии. Ты видел, какие сказочные «дыры» в материи и эфире проделывают все эти корявые несостыковки. Без моего воздействия, трещины и перекосы будут постепенно расширяться и деформироваться всё сильнее и сильнее. Какое-то время всё будет идти по-инерции, но потом, в городе постепенно начнётся сущее безумие из наслаивающихся друг на друга парадоксов. А когда законы физики окончательно рухнут — сработает защита. Тенебрариум самоуничтожится. Быстро и эффективно. Сожмётся сам в себя. Сумеречникам не придётся его уничтожать. Да у них и не получилось бы. Даже их технологии не способны уничтожить всё это нагромождение из атипично-парадоксальных антиномий. Максимум — в пяти измерениях. Но никак не во всех девяти. Поэтому нам остаётся лишь надеяться, что твой куратор проявит расторопность. И да. Теперь он не сможет общаться с тобой через мои внешние контакты. Такие дела… Что-то мы с тобой заболтались, — Хо поднялась с кресла. — Всё, мне пора. К тебе идут посетители.

— Кто? — я оглянулся на открывающуюся дверь. — О, господи…

— Нет-нет, не вставай, — властно остановила меня вошедшая Лариса.

За ней следом в комнату вошли Елизавета и Маргарита.

— Здравствуйте. Не ждал вас увидеть. А это… — вернувшись взглядом к Хо, я осёкся, поняв, что она исчезла.

— Ты о ком? — Лариса оглядела пустое кресло.

— Эм… Из-звините. Я хотел предложить вам сесть, но забыл, что кресло только одно.

— Ничего страшного. Я постою, — старшая сестра остановилась напротив меня.

— А я сяду, — Маргарита прыгнула в кресло.

— Как ты себя чувствуешь? — Елизавета присела на край кровати, и взяла меня за руку.

— Неплохо. Нога заживает… Надышался пыли, но это пустяки.

— Как оно? — строго спросила Лариса.

— Нормально, — повторил я, думая, что она имеет в виду моё здоровье.

— Я не про тебя. Я про то, что внутри. Что ты вытащил оттуда.

Вот, чёрт. Значит они знают про Хо.

— Ларис, не надо, — остановила сестру Елизавета. — Мы ведь знали, что так будет. Он — курьер. Это его предназначение.

— Ты даже не представляешь, во что ввязался, — склонилась надо мной Лариса. — Какому риску подвергаешь себя и нас.

— Лариса, — повысила голос Елизавета.

Впервые я услышал, как она возмущается. Даже старшая сестра слегка оторопела.

— Я просто хочу, чтобы он осознал всю полноту риска.

— Он это осознаёт. Прекрасно осознаёт, — Лиза погладила меня по щеке. — Он стал другим. Это уже не тот Писатель, который когда-то пришёл в город. И даже не тот Писатель, который когда-то пришёл к нам. Это кеаксуалити Скрибелар, благодаря которому поток продолжает течь. И уже ничто не грозит нашему проекту. Благодаря этому герою Латуриэль пал, а суларитское войско разбито без единой потери со стороны Апологетики. Он подарил нам то, чего нам так не хватало — время.

Лариса вздохнула.

— Когда я вступилась за него, доверив эту сложную миссию, то не сомневалась в его успехе, — продолжала Елизавета. — Но я никак не рассчитывала, что его победа будет такой блестящей. И ты, сестра, должна это признать.

— А я знала, а я знала, что всё так и будет, — встряла Маргарита. — Этот котёнок найдёт путь домой.

— Ты молодец, Писатель, — Елизавета склонилась надо мной. — Я рада, что ты выбрал этот путь.

— Но что будет дальше? — спросил я.

— Всё будет хорошо. Обещаю, — она поцеловала меня в лоб.

— Нам пора, — произнесла Лариса. — Прощай, Писатель. И не забывай, кто ты есть.

— Всего тебе доброго, — поднялась Елизавета. — Больше не бойся за меня. Благодаря твоим стараниям, наша миссия не будет прервана. Спасибо тебе.

— Пока-пока, котёночек, — помахала мне Маргарита. — Передавай привет АлХезид!

Сёстры вышли из комнаты. Спустя минуту послышались шаги, а затем за дверью прозвучал знакомый басок Флинта.

— Ну что? Неужели до сих пор спит?

— Я проверяла пятнадцать минут назад, — ответил голос Лигриль. — Он ещё спал.

— Да сколько можно? Уже третий раз приходим! С меня хватит. Надо его будить.

— Нибилар распорядился, пока он спит, никого к нему не пускать.

— Я не сплю! — выкрикнул я. — Заходите!

— Слышала? — обрадованно откликнулся Флинт, и решительно открыл дверь. — Ну ты и соня, Писатель!

Кроме него в комнату вошли: Тинка, Гудвин и Лигриль. Последняя постучала ладонью по стенам, «включив» свет, и сказала, — добрый вечер. Вам что-нибудь нужно?

— Нет-нет, спасибо, — ответил я. — А что, сейчас правда вечер?

— Да уже практически ночь, парень, — ответил Флинт.

Лигриль вышла, оставив меня наедине с друзьями.

— Сколько же я спал?

— Почти сутки, — ответил Гудвин.

— Ну и ну!

— Ты был вымотан до предела. Удивительно, как вообще оттуда выбрался, — кивал Флинт.

— А Райли? Как она?

— Ей досталось гораздо крепче. Но ты не беспокойся. Она быстро пойдёт на поправку, — ответила Тинка.

— Я вам так рад, ребята! — я поочерёдно обнял каждого. — Спасибо что пришли! Сегодня у меня просто день визитов.

— А разве мы не первые тебя навещаем? — удивился Флинт. — Кто нас опередил?

— Сёстры вышли прямо перед вашим приходом, — я озадаченно взглянул на друзей. — Вы должны были с ними столкнуться.

— Сёстры? Здесь? — глаза у Флинта полезли на лоб.

— Мы никого не видели, кроме Лигрили, — скрестив руки на груди, ответил Гудвин. — Да и вообще, сёстры здесь никогда не появляются…

— Видимо мне приснилось! — рассмеялся я, постаравшись быстренько замять эту тему. — Расскажите-ка мне, как тут у вас дела обстояли?

— Да ну, как? — развёл руками Флинт. — Сначала эти двое собрались нарушить правила и пойти вслед за вами.

— Всё-таки собирались? Ну Тинка-то понятно. А ты, Гудвин, как докатился до жизни такой?

— Я уже говорил, что во всём должна быть уверенность, — спокойно ответил тот. — А в этом решении я был уверен абсолютно.

— Ну а потом появились верховные, — продолжил Флинт. — Мы уже думали, что сейчас кое-кто схлопочет, но Нибилар объявил на утро большой сход, якобы для того, чтобы проводить тебя и Райли. Мы тогда ещё не знали, что он собирается мобилизовать армию.

— Да он и не собирался, я уверена. Это Писатель его убедил, — вставила Тинка.

— Не-не-не, — отмахнулся я. — Я тут не причём. На Нибилара надавили сёстры. А я просто немного побыл символом противостояния. Но было круто! Согласитесь?

Друзья закивали.

— Ещё как, — сказала Тинка.

— Я аж прослезился, — ухмыльнулся Флинт.

— Ну а потом, когда мы ушли? — спросил я.

— Мы выступили вскоре после вашего ухода, но близко к границе долго не подходили. Не хотели провоцировать Латуриэля на агрессию.

— Нибилар долго медлил, — продолжила Тинкербелл. — Время вышло, а он всё держал нас на расстоянии. Потом рискнул подойти к границе, и опять остановился. Мы простояли там больше часа! Видимо он надеялся, что сулариты выйдут на переговоры и мы узнаем о вашей судьбе, но те не высовывались.

— А когда мы пересекли границу, началось землетрясение, — подхватил повествование Флинт. — Мы и ста метров не прошли. Стало понятно, что вот-вот вылезет эндлкрон.

— Тогда Нибилар скомандовал отступление.

— Правильно сделал, — кивнул я. — Вы чуть не попали в ловушку, подстроенную Латуриэлем. Много апологетов погибло бы.

— А вам как удалось вырваться? — спросил Гудвин.

— О, это целая история.

— Время у нас есть.

И я поведал им о своих злоключениях, деликатно опустив нюансы встречи с Хо, включая эпизод с ранением Латуриэля. Я солгал, что это Никтус мне помог, просто так, разочаровавшись в учении Суллара. Разумеется, рассказывать друзьям о том, что Хо сейчас буквально сидит во мне, я не мог. Это была слишком опасная тайна.

Когда я добрался до момента нашего бегства, во время артобстрела эндлкрона, пришла Лигриль. Она сообщила о том, что уведомила Нибилара насчёт моего пробуждения, и теперь он желает со мной встретиться.

— Он ещё слишком слаб, — попыталась воспротивиться Тина, но я ей возразил.

— Всё в порядке, Тин, я чувствую себя прекрасно. Раз зовут — надо идти.

Когда мы вышли из комнаты, я удивился тому, как изменилось ко мне отношение апологетов. Ещё недавно они меня не замечали, а теперь каждый норовил пожать руку, обнять, или поклониться, не скупясь на приятные слова и похвалы. Возможно, стоило бы возгордиться, но сейчас меня переполняли иные мысли, глушившие в зародыше всякие намёки на 'звёздную болезнь'. Дело было не в скромности. Поселив внутри себя Хо, я словно стал глядеть на вещи под иным углом. К тому же тревожился о своей подруге.

— Прежде чем идти к апологету Нибилару, я бы хотел повидать Райли, — сказал я Лигрили.

— Ты сделаешь это после, — ответила та. — Не заставляй верховного апологета ждать.

— Но это не займёт много времени…

Судя по лицу сопровождающей, стало понятно, что это не обсуждается. Что ж, сопротивляться смысла не было. Хоть я теперь и 'звезда', не стоит забывать, что главный здесь попрежнему Нибилар. Особенно это стало понятно, когда нам встретился Эвилон.

— Писатель, я изучил твою кровь, и должен сказать, что… — тормознул он меня.

— Достопочтенный апологет Эвилон, — вежливо перебила его Лигриль. — Писателя ждёт апологет Нибилар.

— А-а, — отступил тот. — Ну конечно, разумеется.

Нибилар ожидал меня в своём кабинете. Встретил он меня очень радушно.

— Дорогой Писатель. Рад, что ты отдохнул и восстановил свои силы.

— Спасибо, что выделили мне уютную комнату, накормили и дали выспаться, — в ответ поблагодарил его я.

— Это лишь малая толика того, что мы могли для тебя сделать. Твоя заслуга неоценима. Прошу, присядь в кресло. Ты всё ещё слаб.

— Благодарю.

— Было трудно одолеть Латуриэля и эндлкрона?

— Было непросто. Но я бы не хотел приписывать всю заслугу себе. Если бы не Райли, легат Корвус и… (я едва не сказал 'Хо', но вовремя поправился). И сочувствующий суларит Никтус, мне бы вряд ли это удалось.

— Никтус? Мой бывший коллега? — удивился Нибилар. — Так значит он всё-таки разочаровался в ереси Латуриэля?

— Он был отступником, но исправился, и погиб, как герой. Если бы не Никтус, меня бы сейчас здесь не было.

— Я распоряжусь, чтобы имя Никтуса вернули на Стену Памяти. А что насчёт Латуриэля? Он точно погиб?

— Точно. Этот негодяй окончательно сошёл с ума от своей власти. Он получил по заслугам. Знаете, Нибилар, оказывается его целью было не поклонение Даркену Хо, а банальное стремление переселиться в новое человеческое тело.

— Это правда? Н-да… Значит, вся его религия — тривиальный обман? Как же он жалок. Мне стыдно признавать, что когда-то он был моим другом… Ты прав, Писатель, он получил то, что заслуживает. Ну а что насчёт Хо? Оно пыталось тебя сломить, как предупреждали Сёстры?

— Хо?

— Ты ведь его видел?

— Да. Хотя, не уверен, что это было именно оно, — я пожал плечами. — Возможно, этот пресловутый 'злой дух', в действительности, всего лишь плод воспалённой фантазии Латуриэля. Я действительно что-то видел на озере. Что-то выходящее за пределы понимания. Но это видение вполне могло быть вызвано ядовитыми, галлюциногенными испарениями, которыми я там надышался в избытке. Не вижу смысла пересказывать Вам этот горячечный бред. Хорошо, что я из него вовремя вырвался, назло Латуриэлю.

— В таком случае, я доволен, что всё обошлось без мистики, и мы наконец-то получили более-менее рациональные ответы на свои вопросы, касаемо этой мифической сущности. Ну да ладно. Хо меня и прежде не особенно волновало. Другое дело — сумеречники. Они непредсказуемы. Как считаешь, Писатель, уничтожив эндлкрона, Корвус успокоится, и не будет впредь угрожать городу?

— Он хотел уничтожить эту тварь — он её уничтожил. Как я понимаю, к апологетам у него претензий нет.

— Это хорошо. Ты вернул в наш мир равновесие. А я, грешным делом, боялся, что у тебя не получится.

— Я боялся того же самого, — улыбнулся я.

— Надеюсь, что ты не держишь обиду на то, что я придержал войска, и не пришёл к тебе на помощь?

— Ничуть. Мы же справились.

— Да, справились. Представляю, каково вам пришлось в самом центре этого ада. Когда появились гомункулы, даже самые отважные из нас дрогнули. Мне пришлось отвести бойцов подальше, и заставить их опуститься на землю, чтобы укрыться от этих тварей. Ну а когда вылез эндлкрон, тут… — Нибилар вздохнул. — Полагаю, что мой поступок ты расценил как проявление малодушия. Но поверь, я всего лишь хотел поберечь жизни апологетов.

— Я знаю. И поддерживаю Вас. Ведь вы поберегли жизни не только апологетов, но и моих друзей. Мы выбрались живыми. Миссия завершена. Сёстры довольны, сумеречники довольны, апологеты довольны, и, главное, живы. Недовольны только сулариты. Кстати, как Вы решили поступить с уцелевшими фанатиками?

— Начнём с того, что большинство из них теперь не фанатики. Теперь они осаждают врата Апологетики, умоляя простить и впустить их. На ночь они прячутся в окрестных зданиях и подвалах, а с рассветом приходят опять. Из-за джамблей возвращаются далеко не все. И эту ночь тоже многие не переживут, как и следующую. Но они никуда не уйдут. Теперь у них нет лидера, нет религии и нет дома. Осталась лишь Апологетика, которую они когда-то променяли на ложные идеалы.

— И они не заслуживают прощения?

— Ну почему? Мы не против их принять. Но не всех и не сразу. Постепенно. Пусть они как следует прочувствуют своё заблуждение и свою вину до конца. Пусть осознают свою ничтожность вне Апологетики. Отрицательный опыт — это тоже опыт. А искреннее раскаяние вполне может быть признано Конклавом за Суфир-Акиль.

— Даже так?

— А что тебя удивляет? То, что Апологетика не пренебрегает даже такими, 'гниловатыми' ресурсами?

— Не в этом дело. То, что вы простите и примете бывших суларитов, я абсолютно поддерживаю. Если даже Никтус исправился, другие тем более исправятся. Нет ничего хорошего в том, что они теперь медленно умирают за стенами Апологетики. Поэтому я за то, чтобы дать им шанс… Меня смутила другая Ваша фраза. Про Суфир-Акиль. То есть, Суфир-Акилем может быть обычное раскаяние?

— Почему нет? — пожал плечами Нибилар.

— Я думал, что Суфир-Акиль — дело сугубо личное, уникальное, индивидуальное.

— Верно.

— Но если, скажем, сто суларитов в едином порыве раскаялись, можно ли считать это Суфир-Акилем? Ведь все принесут вам одно и то же.

— И мы это примем.

— Почему?

— Потому что у каждого из них будет своё, сугубо личное, уникальное, индивидуальное раскаяние.

— Не понимаю. Кто-то годами рискует жизнью ради того, чтобы найти этот 'священный грааль', без которого его не пустят в Апологетику. Сражаются, ищут, ломают головы, и даже отыскав наконец, идут сюда в страхе, что им могут дать от ворот поворот. И тогда всё по новой. Или смерть. А тут ребята просто покаялись и всё? И никаких проблем? В чём же тогда заключается их Суфир-Акиль? Какая от него польза общине?

— Я смотрю, ты всё ещё не понял суть Апологетики. Странно, что твой друг Гудвин до сих пор тебе это не объяснил.

— Он что-то твердил про уверенность…

— Вот. Всё кроется в этом слове. Суфир-Акиль — это не помощь и не подношение. Это материал. Это во-первых знание. А во-вторых обоснование знания. Есть вундеркинд, способный одолеть десятилетнюю школьную программу за пару лет, а есть тугодум, которому не хватит для её одоления и половины жизни. Понимаешь? Суфир-Акиль — это не столько предмет, сколько итог.

— Погодите. То есть, я могу найти простой камень, принести его сюда, и заявить, что это — Суфир-Акиль?

— Да. Но тебе придётся обосновать это заявление, доказав, почему именно этот камень ты избрал Суфир-Акилем.

— Наплести можно что угодно…

— Это не так просто как кажется. Хотя ответ всегда лежит на поверхности. И он только один.

— Что за ответ?

— Твоя цель не принести, а вернуться. Чем больше в тебе сомнений — тем дальше ты от Апологетики. Чем меньше сомнений в тебе остаётся — тем ближе ты к ней. Видишь, как всё элементарно. Думаешь, это мы не пускаем побеждённых суларитов в Апологетику?

— А разве не так?

— Нет, не так. Они сами себя не пускают. Врата Апологетики открыты, но в них никто не может войти без уверенности.

— Разумеется. Ведь вошедшего будет 'по косточкам' разбирать Конклав.

— И обязательно примет положительное решение.

— Почему?

— Потому что всегда его принимает.

— О чём Вы? Выходит, что любой изгнанник будет принят Апологетикой? И неважно, что они ей принесёт?

— Совершенно верно.

— А как же те, кого вы не приняли?

— Писатель. Мы принимали всех и всегда.

— Да неужели? А я слышал, что были отверженные.

— Приведи пример.

— Грязный Гарри.

— Кто?

— 3-16.

— Писатель, — Нибилар вздохнул. — Повторяю, Апологетика принимала всех и всегда. А пресловутый образец 3-16 вообще к нам не приходил.

— То есть, как?

— А вот так. Он даже не пытался вернуться в лоно Апологетики. Его сомнения взяли над ним верх, и он решил, что не сможет найти Суфир-Акиль никогда, в результате чего отказался от желания пройти инсуакиль до конца. А чтобы не прослыть неудачником, придумал легенду о том, что Апологетика не приняла его Суфир-Акиль.

— Но ему же все верили. Если вы знали об этом, то почему позволили распространять ложь?

— Нам это было выгодно. Поверив в то, что Апологетика сильно придирается к Суфир-Акилям, изгнанники будут тщательнее и кропотливее искать их, приобретая больше ценного опыта. Несправедливо. Зато эффективно.

— Но ведь… — меня прервал какой-то монотонно повторяющийся сигнал.

— Извини, — поднял указательный палец Нибилар, и вытащил из стола передатчик, который я ему вернул сразу после возвращения. — Да, легат Корвус. Да. Он здесь. Да, разумеется.

Вынув прибор из уха, он протянул его мне, — Корвус желает с тобой переговорить.

Я принял передатчик.

— Легат Корвус? Здравствуйте. Я… Я бы сразу хотел извиниться. Я был немного резок с Вами. Надеюсь, что Вы…

— Писатель, — перебил меня Корвус. — Оставь эти сантименты. Я доложил твоему куратору об успешном завершении миссии. И походатайствовал о тебе, как об исключительно лояльном ведомственном элементе.

— И-и, что?

— Он доволен твоей работой. Очень доволен. Настолько доволен, что собирается прибыть за тобой лично.

— Он выпустит меня из города?

— Возможно. Насколько я понял, всё, что ты делал до этого — было лишь испытанием. Тебя проверили на прочность, на выносливость и на преданность. Теперь ты готов для выполнения своего главного задания, которое получишь непосредственно от куратора.

— Когда он со мной свяжется?

— Теперь, когда он лишился альтернативных контактов, единственным способом связи остался этот передатчик. Забери его и всегда носи с собой. Скоро куратор выйдет с тобой на контакт. Ну а я на этом с тобой прощаюсь. Удачи тебе, Писатель. Благодарю за помощь. Конец связи.

— Что тебе сказали? — спросил Нибилар.

— Ничего. Опять 'накормили завтраками'. И сказали, что можно оставить передатчик себе. Вы не против?

— Раз сказали, значит можно оставить.

— Спасибо, — я поднялся с кресла. — Корвус рад победе над эндлкроном, но как бы его победа не стала вашей проблемой.

— В каком плане?

— Эта тварь размером с улицу. Представляю, что тут будет, когда она начнёт разлагаться.

— Ты прав. Но скоро зима. Мороз остановит процесс разложения.

— А потом, когда снова наступит лето?

— К тому моменту мы должны покинуть этот бренный мир.

— Это точно?

Нибилар промолчал.

— Это точно? — настойчиво повторил я.

— Ну, стопроцентной гарантии нет, но всё указывает на это. Мы уже достаточно накопили…

— Что вы накопили? Топливо для потока?

— Писатель, ты не понимаешь всю грандиозность нашей работы здесь.

— Ну так объясните.

— Ты находишься в самом сердце сложного научного эксперимента. Набор селекционных манипуляций направлен на установление адаптационного контроля, и выявление побочных дивергенций у образцов…

— Я знаю, что вы их изучаете. И знаю, для чего. У меня остаётся лишь один вопрос — что потом?

— Их отправят в новый, прекрасный мир — колонизировать планету HD85512b в созвездии Паруса, — совершенно неуверенным тоном ответил Нибилар.

— Эту информацию Вам передали Сёстры?

— Да.

— И ничего кроме этого заявления у Вас нет.

— Твоё недоверие к словам Триумвирата — оскорбительно!

— Почему Вы рассердились? Ведь я не выразил сомнение уважаемым Сёстрам.

— Но ты же…

— Я просто хотел услышать Ваше мнение по этому вопросу. Что лично Вы об этом думаете?

— Я внимаю Триумвирату, как оплоту Истины.

— Швыряя апологетов в свой потоковый 'биореактор'? Неужели Вы сами верите в то, что выжатые до последней капли, эти несчастные будут способны что-то колонизировать? 'Поток не должен прерываться' — вот что сказали мне Сёстры. Поток должен течь! Пока не закончатся все апологеты. Что будет потом — одним Высшим известно. Но не Сёстрам. И тем более не Вам, апологет Нибилар.

Верховный апологет молчал, отвернувшись ко мне спиной. Не желая более его раздражать, я направился к выходу, но его голос меня остановил. Как ни странно, в нём уже не звучали сердитые нотки.

— Хочешь узнать, во что я верю, Писатель? Я верю в то, что каждому из нас воздастся по делам и заслугам. И наш путь будет пройден не зря. Ведь когда-нибудь миновав горизонт, мы узрим своё продолжение.

— Замечательные слова, — грустно ответил я. — И я бы хотел верить в то же самое. Но как будет на самом деле?

Нибилар молча опустил голову.

— Вы ведь не знаете этого, да? Вы понятия не имеете, что ждёт вас всех?

— Нет, — всё так же не оборачиваясь, он покачал головой. — Не знаю.

Услышав то, что хотел услышать, я вышел из его кабинета.

Мимо шеренги коек с апологетами, подключенными к 'потоку', я прошёл с закрытыми глазами. Не мог на них больше смотреть. Боялся увидеть кого-то из своих друзей, хоть и знал, что они сейчас наверху — в реабилитационном блоке. Но это только пока. Когда-нибудь они все окажутся здесь. И неизвестно, что для них хуже: смерть, или подобная неизвестность.

Теперь я всецело понимал Латуриэля, понимал убитого чучельника и Грязного Гарри. Нет, моё отношение к ним не поменялось ни на йоту. Но мне действительно стало ясно, почему они совершили своё отступничество. Почему пошли против сложившейся системы. И я не знал, как бы сам поступил, будучи на их месте. Не знал я и того, что мне нужно сказать друзьям. По хорошему, их нужно предупредить. Но предупредить о чём? Ведь я сам не знаю, что их ждёт на самом деле. Даже если 'прекрасного нового мира' не существует, нет ни единого доказательства, что апологетам уготовано лишь забвение. Правду знают только высшие, ни одного из которых я не встречал. Впрочем, если верить Хо, подобная встреча ждёт меня впереди. Может быть лучезарная Ал Хезид прольёт свет на судьбу Апологетики?

Поднимаясь по лестнице, виток за витком, я всё думал, как мне быть? Стоит ли лезть в чужой монастырь со своим уставом? Нужно ли открывать апологетам глаза? Или же оставить всё как есть, уповая на веру Нибилара? Что я добьюсь этой правдой? Сейчас у них, по крайней мере, есть цель, есть смысл жизни. Они верят в своё спасение и от этого счастливы. Это счастье будет с ними до самого конца. Не такой уж и плохой финал. А что обретут усомнившиеся апологеты? Свободу. Только вот зачем им эта свобода? Куда они с ней пойдут? Никуда. Вразнос. И появятся новые Грязные Гарри с Латуриэлями. Жалкие, опустившиеся отбросы, сошедшие с ума от ложных кумиров и бессмысленности своего существования.

О чём я думаю? Почему меня вдруг стало это волновать? Это не моя жизнь, не моя судьба и не мой мир. Почему же я стал ставить интересы местного населения выше своих собственных? Я изменился. И причина моего изменения заключается не в Хо, прячущемся внутри меня. Я сам не заметил, как свернул со своей изначальной тропы. Словно шестерёнку меня вставили в какой-то сложный, чужой механизм, и я, как ни странно, идеально к нему подошёл, зацепившись зубцами за соседние шестерёнки. А может быть я и вправду был создан для этого мира? Сколько я здесь прожил? Не помню. Наверное, месяца три, не больше. Но на весах моей судьбы этот срок перетягивает всю оставшуюся жизнь. Я хочу вырваться из города, но с каждым днём всё меньше понимаю, зачем? Ведь я не помню свою жизнь за пределами стен сумеречного периметра. Она была, это точно, но была какой-то серой и расплывчатой, словно не разукрашенной цветными красками, а потому промелькнула мимо меня как один единственный день. И вот я застрял между мирами, не считая своим ни один из них…

К чёрту эти мысли. Пора навестить Райли.

Тинка отвела меня в медицинский блок, где показала палату, в которой лежала Райли. Увидев меня, перебинтованная подруга вскочила было с койки, но я, подбежав, остановил её.

— Не вставай! Тебе ещё рано.

— Писатель, я так рада, что ты пришёл, — ответила она, глядя на меня единственным, слезящимся глазом (второй был закрыт марлевой повязкой). -Только погляди, как она меня обкорнала.

— Ты о чём? — не сразу понял я. — Ах, ты про волосы? Да брось! Короткая стрижка тебе очень идёт.

— Я тоже так считаю, — кивнула Тинка.

— С твоими волосами всё в порядке. А что с глазом?

— Роговица потихоньку восстанавливается. Поэтому ходить с повязкой, на зависть Флинту, мне не придётся. Но вот сам глаз пострадал слишком серьёзно. Так что я наполовину ослепла. Вот такая я теперь 'красавица': Волосы острижены, нос расплющен, два ребра треснуты, хорошо хоть передние зубы почти все уцелели.

— Хорошо, что ты вообще жива! Теперь переживать не о чем. Ты в Апологетике, бороться за выживание не нужно. Вся твоя борьба осталась позади.

— Да, возможно. Может быть хватит всё обо мне, да обо мне? Расскажи о своих успехах. Что тебе сказали сумеречники? Ты говорил с ними после нашего возвращения?

— Говорил.

— И что?

Я лишь отмахнулся.

— Понятно, — нахмурилась Райли. — Надули.

— Нет. Здесь дело не в обмане. Корвус с самого начала предупреждал, что помочь мне будет непросто.

— Им помогать было гораздо сложнее. Но ты это сделал. А что теперь? Они не могут отплатить тебе той же монетой?

— Да успокойся. Главное, что моё дело теперь рассматривает более высокая сумеречная инстанция, и…

— Неужели? Какой невероятный прогресс. Эти сумеречники — просто обычные бюрократы. Но ты не переживай, Писатель. Дай мне немного окрепнуть, и мы с тобой что-нибудь придумаем.

— Спасибо за поддержку.

— Кстати, тут есть одно дело, — Райли замялась. — Которое я бы хотела обсудить с глазу на глаз.

Повисла тишина.

— Тина, тут есть одно дело, — повторила Райли. — Которое я бы хотела обсудить с Писателем.

Та никак не отреагировала.

— Тина! — окликнул её я.

— Чё? — встрепенулась она.

— Ты не могла бы нас оставить? Будь любезна.

— Зачем? Где больше двух — говорят вслух. А-а, поняла. У вас тут амуры…

— Да какое тебе дело, что у нас тут?! — вскипела Райли.

— Ладно, ладно, я ухожу, — девочка вышла за дверь.

— Вот же наглая морда.

— Что-то с ней не так. Тебе не кажется? — спросил я.

— Кажется. Именно об этом я и хотела с тобой поговорить. Как только ты вернулся, Тинка постоянно ходит за тобой хвостиком. И отогнать её от тебя очень сложно.

— Райли, ты что? Ревнуешь меня к Тинке?

— Нет! Мне просто очень подозрительно её поведение. Казалось бы, что ей ещё нужно? Она в Апологетике. Инсуакиль пройден. Расслабься и отдыхай, как Флинт, или Гудвин. Но нет же. Тина не унимается. Поверь мне, она что-то задумала.

— Даже если задумала. Это же наша Тина! Она не может задумать что-то плохое. И уж тем более против нас.

— Не знаю, Писатель, не знаю. Но могу твёрдо сказать, что Тина — это не я. Она далеко не так бескорыстна, и то, что у неё снаружи может не соответствовать тому, что у неё внутри. Будь с ней предельно осторожен, пока я здесь.

— Хорошо, Райли, обещаю. Но ты зря волнуешься. Тинка пережила не меньший стресс, когда полезла прямо в логово своего злейшего врага. К счастью, всё обошлось, и теперь ей уже ничто не угрожает. Но свыкнуться с этой мыслью ей пока ещё тяжело. Вот она и липнет к нам.

— Ну, моё дело предупредить. Надеюсь, что мои подозрения беспочвенны.

— Уверен в этом. Тебе ничего принести не надо?

— У меня всё есть. Здесь неплохо, только очень скучно. Регулярные восстанавливающие капельницы поднадоели. Зато я могу погружаться в глубокий сон когда захочу. Знаешь, Писатель, после возвращения с нашей миссии, меня здесь стали почитать, как героиню.

— Всё правильно. Ты и есть героиня.

— Я к этому не привыкла. Приятно конечно, не скрою. Даже Гудвин назвал меня 'лучшей из лучших'. Представляешь? Сам Гудвин! Это такая честь.

— Ты заслужила эти похвалы, Райли. Я очень рад, что ты идёшь на поправку, — в моём ухе запиликал сигнал вызова. — Извини. Увидимся позже. Отдыхай.

Выйдя из палаты, я торопливо подыскал наиболее удалённое место, где бы никто не мог подслушать, о чём я буду говорить. И только лишь затем включил связь.

— Ну наконец-то, — послышался знакомый голос. — Я уже собирался отключиться.

— Извините. Пришлось подыскать место поудобнее.

— Нашёл?

— Да.

— Прекрасно. Ну здравствуй, Писатель, давно мы не общались.

— Здравствуйте, куратор, выдающий себя за Хо.

— Элекен.

— Что?

— Зови меня Элекен. Раз уж ты всё равно знаешь, что я не Хо. Так нам будет проще общаться.

— Договорились. Так что насчёт меня, Элекен?

— Ты отлично постарался, Писатель. Спасибо за книгу. Я доволен. Теперь от дома тебя отделяет сущий пустяк.

— Какой?

— Нужно кое-что вытащить из города. Принесёшь это к главным воротам периметра, и тебя выпустят.

— И что же я должен принести?

— Не спеши. Отдохни в Апологетике как следует. Восстановись. Затем, возвращайся назад, по Тропе блудных детей. С твоими обретёнными навыками и опытом, труда тебе это не составит. По дороге, сделаешь небольшую петлю, до улицы Лобачевского. Там увидишь школу. В этом здании застрял наш автоматический дрон. Ты должен помочь ему освободиться, а потом, запустить резервный источник питания, чтобы машина смогла двигаться. Дорогу домой дрон отыщет самостоятельно. Твоё дело, просто следовать за ним. Когда доберётесь до ворот периметра, охранные турели стрелять не будут.

— А что случилось с дроном? Почему он застрял?

— Это тебе предстоит выяснить на месте. Не думаю, что дело сопряжено с чем-то опасным. Скорее всего, причина в бытовой неполадке.

— Такой уж и бытовой? И вы устроили мне смертельное испытание только лишь для того, чтобы подготовить к спасению какого-то потерявшегося дрона?

— Это не просто дрон. Материал, который он должен вывезти с территории города, представляет величайшую ценность. На кону существование нашего мира.

— Чем дольше я слышу об этом — тем меньше во всё это верю.

— Дело твоё. Я не призываю тебя верить во что-то, или не верить. Я просто хочу, чтобы ты сделал то, что от тебя требуется. Сделаешь — получишь долгожданное освобождение. Ты ведь этого хочешь, Писатель?

— Спорить не буду.

— Вот и хорошо. Вытащи дрона и выходи к главным воротам. Твоё затянувшееся путешествие пора заканчивать.

Связь оборвалась.

— Как же мне всё надоело, — привалившись к стене, пробормотал я.

— Писатель, вот ты где. Чего спрятался? — обнаружила меня Тина.

— Надо было немного побыть наедине с собой, — ответил я. — А ты чего блуждаешь?

— Да просто так. От нечего делать.

Я с подозрением на неё посмотрел. Нет, всё-таки Райли права и с этой девчонкой что-то не так.

Но подозрения относительно Тинкербелл в какой-то момент были вытеснены размышлениями о грядущем задании. Элекену нужен вовсе не дрон, а то, что этот дрон пытался вытащить из школы. Благодаря Хо, я знаю, что именно ему нужно. А вот он явно не в курсе моей осведомлённости. Значит я иду на шаг впереди него. Этим преимуществом надо пользоваться…

— Тинка!

— Чего?

— Почему ты за мной ходишь?

— А что, нельзя?

— Можно. Но не нужно. Если у тебя ко мне дело — обращайся. А если дел никаких нет, тогда извини. Я хочу побыть один и поразмышлять.

— Как скажешь, — девочка наконец-то отстала.

Ну что за напасть? Взяла и сбила с мысли. Бросив взгляд через плечо, я встряхнулся. Наверное не стоило её отталкивать так грубо. Райли своими подозрениями слишком сгущает краски. Скорее всего она просто ревнует меня, и дело вовсе не в Тинке, а в ней самой. А Тинка просто соскучилась. Мы ведь с ней друзья. С друзьями так не поступают.

Я хотел было вернуться к ней, но в ту минуту мне больше всего хотелось уединиться, чтобы привести мысли в порядок. Понадеялся, что Тина меня поймёт и не обидится.

Тут на моём пути как раз появился Эвилон.

— Писатель, ты освободился?

— Да.

— Тогда предлагаю пройти куда-нибудь и побеседовать.

— Как уже говорил, я изучил твою кровь, — начал Эвилон, когда мы нашли комнату, подходящую для приватного разговора. — И обнаружил довольно любопытные взаимосвязи. Не хочу забивать тебе голову научными терминами. Постараюсь высказаться проще. У тебя очень много общего с нами. Подозрительно много. Причина этого сходства не в твоём биологическом теле, а в твоей энергии. Обретённая ли это мутация, или же ты был таким от рождения — я не знаю. Но факт очевиден.

— И чем мне это грозит? — спросил я.

— У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

— Давайте с плохой, пожалуй.

— С такими энергетическими показателями тебя ни за что не выпустят из города.

— Почему?

— Потому что по своей энергоструктуре ты, как бы, и не человек вовсе. Выпускать тебя из резервации в мир людей сумеречники не станут ни при каких условиях. Это очень опасно.

— Вот так заявочка. Какая же новость, в таком случае, хорошая, если я не могу покинуть город?

— А хорошая новость заключается в том, что тебе вовсе не обязательно его покидать. Конечно же, кеаксуланты не пригодны для насыщения потока. Но ты вполне можешь присоединиться к нам во время великого исхода в новый, прекрасный мир. Ты можешь стать одним из колонизаторов, первых поселенцев.

— Это реально? — с трудом произнёс я.

— Это вполне реально, мой дорогой Писатель. Ты можешь стать одним из нас. Подумай, зачем тебе эта планета? Зачем тебе несовершенный и обречённый мир людей, когда тебя ждёт совершенно иной, чистый и высокоразвитый мир, где ты сможешь стать кем захочешь? Подумай насчёт этой перспективы.

— И меня туда в самом деле отправят, на эту сказочную планету счастья?

— После того что ты сделал для нас — всенепременно!

После его фразы мы надолго умолкли.

*****

Сидя на своей кровати, привалившись спиной к стенке, я глядел на медленно угасающую противоположную стену. Всё-таки любопытно гаснет световоск. Не равномерно, а как-то по-отдельности, пятнами. Изменяет цветовые оттенки. Переливается.

Зачем я о нём думаю?

Просто, если перестаю думать о подобной ерунде, то сразу возвращаюсь к словам Эвилона.

Да уж. Вот так ирония. Услышь я такое ещё пару недель назад, рассмеялся бы в лицо, и покрутил пальцем у виска, но теперь. Теперь я почему-то плаваю в сомнениях. Может быть вместе с моей энергией мутировало и моё сознание? В голове тасовалась, нестройно выкладываясь, сложная и грубая мозаика из разрозненных фрагментов. Что я имею в сухом остатке? Элекен пообещал, что меня выпустят из города. Эвилон же заявил, что меня никогда не выпустят. Только одно из этих заявлений правильное. И оно вряд ли принадлежит таинственному и подозрительному куратору, который сам не скрывает, что использует меня, как вещь. А что делают с использованными вещами? Правильно, их выбрасывают. Я с усмешкой вспомнил эпизод из старого фильма 'Коммандо', где герой Арнольда Шварценеггера безжалостно сбрасывает со скалы человека, которого ранее обещал отпустить, сопровождая его последний полёт циничной фразой 'Я солгал'. И где гарантия, что меня вот так же не выбросят в пропасть? Эвилону врать мне незачем. А вот Элекену — вполне логично. Ещё какую-то неделю назад я бы вцепился зубами в его обещание, веря ему, словно приговорённый. Но это было тогда. Сейчас я стал уже совершенно другим.

Конечно, обратная сторона медали выглядела не намного светлее. Все эти обещания, связанные с 'новым, чудесным миром', не были закреплены ни единым фактом. Даже Нибилар не знает, уготовано ли апологетам такое будущее? Малейшее подключение здравого смысла ставит эту слепую веру под огромный вопрос, на который нет ответа. Так что лучше? Погибнуть под стенами периметра от предательской энергопули, или же закончить своё бренное существование в Апологетике, во время общей 'чистки', когда эксперимент Высших завершится? Выбор печален в обоих случаях.

Но что если отправка во внеземной рай окажется истиной? Тогда я стану одним из первых землян, отправившихся покорять другую планету. О подобном я даже мечтать не мог. И если этот новый мир вдруг окажется правдой, если он выглядит хотя бы приблизительно так же, как в 'рекламном ролике' изначального сознания изгнанников, я стану самым счастливым человеком во Вселенной! Ну а самое главное, Райли будет со мной всегда, и нам не придётся расставаться. Именно это подкупало меня больше всего, заставляя поверить в фантазию, которую мой трезвый рассудок всячески отрицал.

Что характерно, останавливало меня вовсе не чувство сомнения. Полагаю, что с ним бы я справился легко. Крест на моей альтернативной идее ставило Хо, прячущееся внутри меня. Пока оно со мной, путь в новый, чудесный мир мне заказан. Даже если сёстры меня с ним выпустят (а они вряд ли на это пойдут), то протащить с собой этот чуждый новому миру элемент, означает, поставить под угрозу стабильность и безопасность колонизируемой Терра Новы. Неизвестно, как Хо себя там поведёт, да и какая разница? Оно там чуждо. Ему там нет места. Нет, я не позволю этому существу прямо, или косвенно навредить моим друзьям.

Собственно, в подобных мыслях я и пребывал в течение последующей пары дней. Очень хотелось воспользоваться временем этой передышки для общения со своими друзьями, ведь если я покину Апологетику, то больше никогда их не увижу. Я знал, что время от времени они приходят к моей комнате, но заходить не решаются, ожидая, когда я их приглашу войти. Но я не приглашаю и они уходят. Они не беспокоят меня, очевидно, ощущая, что со мной что-то не так, и что мне необходимо побыть одному. Никто не пытается нарушить моё подозрительное молчание. Даже Флинт. Никто не заходит ко мне, кроме равнодушной Лигриль, приносящей мне еду два раза в сутки.

Может быть следовало перебороть себя, и поговорить с ними, однако я боялся, что это общение окончательно перевесит чашу весов в пользу предложения Эвилона, против которого неистово сопротивлялся мой разум. Особенно сильно меня тянуло к Райли. Я с трудом удерживал себя, чтобы не пойти к ней, но оставался на месте. Увидев Райли, я бы точно не выдержал, и свернул не туда. Поэтому я желал, для начала, твёрдо определиться с выбором, а уж потом выходить на контакт с друзьями.

С выбором я определился, хоть он и был труден. Конечно, альтернатива была заманчивой, но слишком нереальной. У меня есть свой дом, свой мир, из которого я ушёл. Плохой он, или хороший — но он мой. И мне не нужно ловить журавля в небе, а нужно просто признать, где моё истинное место. Убьют меня на периметре? Да и пусть убивают. Я устал метаться внутри Тенебрариума. Пора заканчивать свою одиссею.

День проводов начался очень рано. Прошлым вечером Райли выпустили из медицинского блока, и она сразу пришла ко мне. Подруга всё ещё была с повязкой, но синяки и царапины на её теле почти исчезли. Райли не стала спрашивать, почему я её не навещал. Упреждая этот вопрос, я сам извинился, сказав, что хотел дать ей отдохнуть от всего. Но она не держала обиду.

Полночи мы с ней пробеседовали. И я наконец смог излить ей душу, по поводу своих подозрений, предложения Эвилона и задания Элекена.

— Какой им смысл тебя убивать? — ответила она. — Если ты принесёшь им то, что они хотят. Думаешь, что твой куратор настолько вероломен?

— Кто же его знает.

— Может так оно и будет. Но ты хотя бы попытаешься.

— Согласен с тобой. Ну а что ты думаешь по поводу слов апологета Эвилона? Вдруг он прав?

— Я не могу оспаривать слова верховного апологета. Если он так сказал, значит возможность действительно есть…

— В таком случае, перспектива очень заманчива. Представь, — я взял её за руку. — Мы с тобой будем вместе! Всегда!

Райли улыбнулась.

— Да. Было бы здорово. Я бы тоже этого хотела. Но, Писатель, пойми, всё это просто фантазия. Тебе там не место. Ты должен жить среди своих. Среди людей. Только здесь, на Земле, ты будешь счастлив. Я знаю это потому, что прочитала тебя.

— А не потому ли, что ты сама не веришь в это будущее? — искоса взглянул на неё я.

— В том числе и потому, — ничуть не смутившись ответила она.

— Значит ты тоже…

— Не только я. Многие из нас, в глубине души…

— И вас это не напрягает?

— А почему нас должно это напрягать? Это наш путь. Наша жизнь. У неё есть начало и должен быть конец. Что будет дальше — роли не играет. Главное, что есть сейчас. Кто-то лелеет мысли о счастливом переселении. Как Флинт, например. А кто-то просто живёт, выполняя предначертанное.

– 'Выполнять предначертанное?' То есть, жить по шаблону?

— Почему ты удивляешься? Разве у людей жизнь проходит иначе? Вы тоже рождаетесь, живёте и умираете, не зная, что вас ждёт после смерти. Но при этом вы упорно выполняете то, что вам предначертано: учитесь, развиваетесь, обретаете опыт, создаёте семьи, рожаете детей и, перед тем как уйти, передаёте потомкам своё наследство. Хочешь сказать, что это бессмысленно?

— Не знаю. Я так этого и не понял. Наверное, я до сих пор не повзрослел.

— Тогда сейчас самое время повзрослеть, милый.

Глядя на Райли, такую близкую и родную, я постоянно ловил себя на мысли, что не представляю, как буду завтра с ней прощаться.

И вот наступил последний день моего пребывания в Апологетике. Прощаться с ребятами мне не хотелось. Было желание тихонько улизнуть с утра пораньше, чтобы не видеть никого из друзей. Долгие проводы — долгие слёзы. Но так, 'по-английски' уходить было бы очень неприлично и бессовестно с моей стороны, учитывая, сколько добра они для меня сделали. Следовало поблагодарить товарищей за то, что были со мной, учили, помогали и постоянно спасали. Как бы горько мне ни было с ними расставаться.

В моей комнате не было окна, и я не видел рассвета, но почувствовал его приближение каким-то сверхъестественным чутьём, и поднялся, аккуратно заправив кровать. Вещи уже были собраны. Я сидел и думал, как выйду к ним. Я знал точно, что они меня ждут, что хотят попрощаться со мной, но не решаются, понимая мои чувства.

Здесь мне опять помогла чуткая Райли. В дверь тихонько постучали. Я вздрогнул и повернул голову, полагая, что это Лигриль, или кто-то из верховных апологетов. Но в комнату неожиданно вошёл Флинт.

— Грустишь? — спросил он с улыбкой.

— Нет, всё нормально, — ответил я, и с трудом затолкал обратно в нутро подкатившие слёзы. — Да кому я вру? Я чувствую себя ужасно, дружище.

Не в силах больше сдерживать эмоции, я подошёл к Флинту и крепко, по-братски его обнял, хлопая по спине.

— Иди сюда, лысый чёрт! Идём, сядь. Посиди со мной.

— Писатель, так нельзя, — в голосе Флинта я впервые услышал сочувствие и грусть. — Твои чувства за двое суток затопили весь этаж. К двери невозможно подойти от тоски, которую ты источаешь. Райли сказала, что сумеречники обещали тебя выпустить. Это же отличная новость. Значит ты вернёшься домой. Надо радоваться, а не тосковать.

— Флинт, я не могу. Я слишком привык к вам. И к тебе в том числе. Хоть ты и козёл, но ты самый лучший козёл в мире!

— За козла ответишь, — погрозил он, и мы рассмеялись.

— Я буду скучать по тебе, Флинт.

— Я по тебе тоже, Писатель. Но слишком не обольщайся. Долго скучать не буду. Как только меня отправят в новый, чудесный мир, мне уже будет не до тебя, извини.

— Ты веришь в него? В этот новый мир? Только честно.

— На что ты намекаешь?

— Просто интересуюсь.

— Верю ли я? Хм. Да, верю. Потому что эта вера — всё, что у меня осталось. Я дошёл до Апологетики, значит меня ждёт награда за всё, что я пережил. Иначе и быть не может. Ничего другого я и слышать не хочу. Не пытайся меня переубедить, Писатель, иначе мы поссоримся.

— Да я и не пытаюсь. Прости, если задел. Просто я переживаю за будущее своего друга.

— Правда? — он взглянул на меня одним глазом. — Ну тогда прощаю. Всё у меня хорошо будет. Надеюсь, что и у тебя тоже, друг. Ты — хороший человек, и тоже заслуживаешь счастья в своём родном, привычном мире.

— Спасибо.

Послышался стук в дверь.

— Кто там? — спросил я.

— Это я, Гудвин.

— Входи.

Дверь открылась и Гудвин вошёл.

— Райли мне сказала, что ты сегодня… А, вы тут общаетесь. Простите, зайду попозже.

— Нет-нет, оставайся, — остановил его я.

— Я как раз собирался уходить, — поднялся Флинт.

— Ну вот. А ты куда собрался? Сиди!

— Не-е, я пойду.

Разойдясь с Гудвином, Флинт вышел из комнаты. Гудвин подошёл ко мне, пожал руку и сел рядом.

— Сегодня уходишь? — спросил он.

— Да. Если не уйду сегодня, то не уйду никогда, — я грустно усмехнулся.

— Правильно. Не теряй уверенности. Она обязательно приведёт тебя к цели.

— Гудвин. Не знаю, правильно ли я поступлю, если скажу это… Но я очень переживаю за вас. И за тебя в том числе.

— Переживаешь? Почему?

— Кто знает, что вас ждёт дальше. Эта неизвестность изводит меня. Мне очень хочется, чтобы у вас всё было хорошо. Чтобы вы на самом деле переселились в обещанный вам мир, и жили бы там счастливо. Но я опасаюсь, что всё это лишь обман. Там, под нами, на нижнем этаже, я видел апологетов, прикованных к специальным устройствам, выкачивающим из них энергию. И мне это зрелище очень не понравилось. Вашими знаниями насыщают некий поток, который нужен Сакрариуму. Не знаю, для чего это делается, но боюсь, что для вас ничем хорошим эта процедура не закончится. Хотелось бы ошибаться. Хотелось бы думать, что всё это мои пустые опасения. Но даже Нибилар не смог меня успокоить. Похоже, он сам ничего не знает, и плывёт по течению. Когда я об этом думаю, мне становится не по себе.

— А ты не думай, — ответил Гудвин. — Думай о себе. И будет проще жить.

— Я не эгоист.

— Иногда просто необходимо быть эгоистом. Что толку от твоих душевных метаний? Ими ты ничего не изменишь. И не поможешь ни нам, ни себе. Да и нужно ли нам в чём-то помогать?

— Гудвин, — оторопело посмотрел на него я. — Неужели ты… Так ты всё знал с самого начала? Даже тогда, когда говорил нам про уверенность, про нашу цель. Когда проверял, готовы ли мы идти в Апологетику. Ты уже тогда был в курсе?

Он кивнул.

— Но почему же тогда ты так воспевал эту цель? Почему говорил о ней, как о спасении?

— Потому что считал её нашим спасением. И сейчас считаю.

— Спасением от чего?! Не могу понять.

– 'Так жизнь скучна, когда боренья нет'.

— Лермонтов? — усмехнулся я, внезапно вспомнив своих попутчиков из поезда.

— Он самый. Замечательный поэт. В нашем мире совсем нет поэзии. А у вас столько прекрасных поэтов. Я бережно храню эти строчки в памяти старого хозяина. Они наполнены великой мудростью вашей цивилизации. Ведь на самом деле, жизнь без борьбы — это не жизнь. Как точно Лермонтов это подметил. Пока ты стремишься к чему-то — тебе интересно жить. Но как только стремиться становится не к чему, жизнь теряет всяческий смысл. Ведь я давно нашёл Суфир-Акиль. Одним из первых изгнанников. И когда уже собирался идти в Апологетику, неожиданно вспомнил эти стихи, поняв, что я попросту сокращу собственный век. И тогда я решил растянуть остаток своего инсуакиля насколько это было возможно. Так я дождался последних изгнанников со своего сектора, и ничуть об этом не жалею. Моя жизнь в изгнании была тяжёлой и непростой, но именно сейчас, оказавшись в лоне доброй Апологетики, я особо ярко чувствоую всю её прелесть и необходимость. Я не жалею ни об одном просроченном дне, вспоминая их с наслаждением и ностальгией.

— Но что тебе мешает найти себе новую цель, новый интерес?

— Мой друг, ты опять забываешь, что я — не человек. Люди, в отличие от нас, могут ставить себе цели самостоятельно. А если у людей появляется всё, что они желают. Если добиваться им более нечего, тогда бесцельность их существования порождает безумство. Люди начинают 'беситься с жиру'. Это своеобразная защита, ограждающая их от страшной пустоты, зияющей на том месте, где должен находиться смысл их существования. Изгнанники, в отличие от людей, ограждены от подобных 'болезней', потому что цели им изначально диктуются свыше. Такой подход упрощает задачу, избавляет от ложных целей, и страхует от внезапной потери жизненного смысла. Очень удобно жить, постоянно видя перед собой путеводную звезду, согласись? Но… Здесь прячется один досадный нюанс. Допустим, ты достиг своей цели. А что дальше? Хорошо, если кто-то укажет тебе следующий рубеж. А если не укажет? Если ты остановился здесь, в мёртвой точке, как сейчас, в Апологетике. И ждёшь какой-то развязки, не имея возможности самостоятельно решать свою судьбу. Вот тут-то и начинаешь понимать всю прелесть 'боренья'.

— А если изгнанник попробует изменить свою цель? — спросил я.

— У него вряд ли что-то получится, — ответил Гудвин. — Все альтернативы рано или поздно упрутся в бессмысленность и бесполезность. Вспомни Грязного Гарри и Латуриэля. Задай себе вопрос. Чего они добились? Чем это для них закончилось? И стоило ли это того? Боюсь, что изгнанники обречены на Апологетику, а апологеты — на исход. И никто не в силах вырваться из этого замкнутого круга. Ну, кроме твоей подруги Райли, наверное.

— Райли? А она тут причём?

— У Райли есть редкий второй субкод, благодаря которому она может то, чего не можем мы. Она может выбирать свою цель. И кажется, она её уже выбрала.

— Неужели она одна на это способна?

— Да. Взять к примеру Тинкербелл. Она изо всех сил старается вырваться из этой системы, но, в отличие от Райли, не видит конечную точку своей новой цели. Всё что Тинка хочет — так это выжить любой ценой. Но она не понимает, для чего хочет выжить, и с какой дальнейшей целью. Вот чем она отличается от Райли. Вот чем я отличаюсь от Райли. Тридцать седьмая способна менять курс. Она может выбирать. А мы — нет. Вот только счастье не всегда заключается в свободе выбора. Тем более, что у Райли сейчас только два пути: остаться с нами, или остаться одной. Теперь ты понимаешь, Писатель? Свобода — порождает сомнения. А сомнения — это всегда риск. Великий риск прийти не туда, куда следовало. Я тебя загрузил, да? — Гудвин рассмеялся. — Прости. Порой на меня налетают философские раздумья. Здесь, в Апологетике, это происходит особенно часто. Всему виной избыток свободного времени. Думаю, что тебе пора собираться, если хочешь успеть добраться до главных ворот периметра засветло. Близится зима, дни стали короче. Поэтому придётся поторопиться. Тебе помочь собрать вещи?

— Спасибо. Я уже всё сам собрал… Э-э, Гудвин. Скажи, как мне поступить? Уйти, или остаться?

— Зачем спрашиваешь?

— Хочу узнать твоё мнение.

— Моё мнение — пустота. Руководствуйся своим мнением.

— И всё же, ответь.

Гудвин вздохнул.

— У тебя появилось сомнение? Твоя уверенность пошатнулась?

Подумав немного, я твёрдо ответил, — нет.

— Тогда иди по той дороге, которую выбрал. Уверенность прежде всего. Уверенность — это таран, который пробьёт любые преграды. Поверь своему старому другу. Я понимаю, что тебе грустно с нами расставаться. Но ты должен. Если ты уверен в своей цели.

— Спасибо тебе, Гудвин.

И опять меня ждал сюрприз. Если не вся Апологетика, то явно большинство её жителей вышло меня встречать, заполнив весь зал жилого блока реабилитации. Сначала я попрощался с Верховными. К моей великой радости и успокоению, Нибилар не держал на меня обиду, а вместо этого сказал очень приятные слова, — 'Ну что ж, прощай, Писатель Дающий Имена. Обещаю, что твоё новое имя мы заберём с собой, и оно навсегда останется в нашей истории. Пусть удача благоволит тебе. Слэргос'.

— Очень жаль, что ты отказался от моего предложения, — сочувственно произнёс Эвилон. — Но это твой выбор, и я не вправе диктовать тебе, что верно, а что нет. Будь счастлив, Писатель.

Далее, я попрощался с остальными Верховными. Теперь даже Артехог пожелал мне удачи вполне искренне, и не сквозь зубы. После краха Латуриэля он заметно сдал свои позиции в противостоянии с Нибиларом, тем не менее, это поражение, на мой взгляд, не усугубило общую ситуацию, а даже сплотило 'грязнуль' и 'чистюль', что лично меня не могло не радовать.

Я не знаю, сколько в то утро пожал рук, и сколько выслушал приятных, вдохновляющих напутствий. Помню, что много. Они слились для меня в одну сплошную музыку. А я всё кивал, улыбался, благодарил и думал, что в конце меня ждёт прощание с друзьями. Самое мучительное.

Как не оттягивай финал, он неизбежен. И вот я стою напротив них. Апологеты неторопливо расходятся, и мы остаёмся стоять своей маленькой группой: Я, Райли, Флинт, Гудвин и Тина.

— Ты чего такой красный? — спросил Флинт.

— Да ну, — ответил я. — Столько пожеланий услышал.

— Это же хорошо.

— Хорошо, не спорю.

— Маршрут уже продумал? — спросил Гудвин.

— С этим пока что проблема. Как раз хотел у вас уточнить, где находится вторая школа.

— Да мы тебе объясним, не переживай. Вторую школу найти несложно, — ответил Флинт.

— Не сомневаюсь. Меня больше волнует другое. Придётся опять идти через эти 'Сепараторы' и 'Зеркала'.

– 'Зеркало' не бойся, — ответил Гудвин. — Оно одностороннее. Ну а насчёт 'Сепаратора' не уверен.

— Не надо его стращать, — оборвал его Флинт. — Если сумеречники ему обещали, что всё будет путём, значит 'Сепаратор' ему тоже не страшен.

— А если нет? — взглянул на него я. — Не хотел бы я лезть в подземелья, к джамблям. Без Тинки мне там кранты.

— Да погоди ты раньше времени рыпаться, — махнул рукой Флинт. — Если 'Зеркало' одностороннее, то и 'Сепаратор', скорей всего, тоже. Просто иди осторожно.

— А куда деваться? Так и пойду, — кивнул я. — Ну ладненько, голуби мои, давайте прощаться будем. Теперь уже окончательно. Не скучайте тут без меня. И не поминайте лихом.

Мы крепко обнялись с Гудвином.

— У меня ещё остался один маленький вопросик к тебе, — хлопая его по широкой спине, произнёс я.

— Какой?

— Как тебя звали раньше?

Расцепив объятия, он призадумался, — в смысле, моего 'старого хозяина', ты имеешь в виду?

— Да. Райли мне сказала, как звали её 'старую хозяйку', а с вашими я так до сих пор и не познакомился. Понимаю, теперь это вовсе неважно. Вы — это вы, а они — это они, но…

— Щербаков, — перебил меня Гудвин. — Борис Иванович. Майор в отставке.

— Спасибо, — я повернулся к Флинту и выжидающе на него поглядел.

— Да не помню я, — отвернулся он.

— Фли-инт.

— Николаев. Анатолий. Инженер-проектировщик.

— Благодарю тебя, — мы обнялись, и долго стискивали друг друга в крепких объятиях.

Следующая была Тинка. Она стояла чуть в стороне, и не смотрела на меня. Я подумал, что она всё ещё сердится за то, что я её 'отшил' во время нашей последней встречи.

— Ну что, Тинка-паутинка, давай и с тобой попрощаемся, что ли? — подошёл я к ней. — Чего ты дуешься? Обиделась на меня, да? Ну прости. Я не хотел. Просто мне было очень тяжело. Да и вообще. Сложно объяснить. Постарайся понять и не держи зла, хорошо?

Она стояла насупившись и отвернув лицо в сторону. Я хотел было её обнять, но она отстранилась, а затем, молча развернувшись, быстрым шагом удалилась к себе в комнату, оставив меня стоять в полнейшей растерянности.

— Тина! — крикнула ей вдогонку Райли.

— Чего это с ней? — пожал плечами Флинт.

Гудвин задумчиво покачал головой.

— Психованная девка, — Флинт ободряюще похлопал меня по плечу. — Да забей на неё друг. Ну не хочет прощаться, и хрен бы с ней. Тоже мне, подруга. Глянь, какая фифа, обиделась она видишь ли, на что-то… Не обращай внимания.

— Я заметила, что в последние дни она очень странно себя ведёт, — произнесла Райли. — На неё не похоже.

— Может быть сказывается реабилитационная апатия, как у меня, — размышлял Гудвин. — Хотя, по-моему, здесь кроется что-то другое.

— Да она чокнутая, — воскликнул Флинт. — Взяла и испортила проводы. Шут бы с ней.

— Как-то это непонятно, — я повернулся к Райли.

Та стояла, скрестив руки на груди. Какое-то время я растерянно мялся, не зная, как поступить: прощаться с ней, или идти за Тинкой. Но тут она мне помогла.

— Сходи, узнай, что с ней не так, — произнесла подруга.

— Ты считаешь, нужно?

Она кивнула.

— Да хорош, — попытался остановить меня Флинт. — Дурью не майтесь. Нашли за кем бегать.

Его слова я дослушивал уже затылком, направляясь в сторону комнаты Тинкербелл. Райли права. Мы не должны были так расставаться.

Дверь была не заперта. Я вошёл в полутёмную каморку, отведённую Тинке апологетами-распределителями. Она стояла посередине, спиной ко мне, и даже не повернулась, когда я вошёл.

— Тин, что случилось? — начал я. — Я не уйду, пока не узнаю причину. Мы так и будем стоять? Ну ладно, давай постоим… Я же попросил у тебя прощения. Да, я виноват, но хотя бы сейчас-то ты можешь меня простить?

— Да ни в чём ты не виноват! — оборвала мой монолог девочка. — Это всё я…

— В каком смысле… Ты?

— Я не могу, Писатель. Я думала, что сумею. Была уверена до последнего, но сейчас. Сейчас я понимаю, что не имею на это права.

— Да объясни ты мне наконец! О чём ты вообще? — я подошёл к ней поближе.

— Я хотела… — она с трудом подбирала слова. — Я хотела тебя использовать. В своих целях. Против твоей воли. Думала, что когда мы придём в Апологетику, и ты найдёшь выход, то я… Прости, я не могу тебе этого говорить. Это моя тайна, и она должна остаться со мной.

— Я вижу, тебя тоже терзают сомнения относительно старта в 'новый, чудесный мир'?

Она кивнула.

— И у тебя есть альтернатива этому?

— Была. До сегодняшнего дня.

— Но почему? Ты ведь так хотела попасть в Апологетику…

— Я хотела и хочу только одно, — она наконец повернулась ко мне лицом. — Чтобы мои знания никому не достались. Я не вольюсь в поток. Никогда. Лучше сгинуть навсегда. Но они не получат меня.

— Тинка, ты меня пугаешь.

— Прости меня, Писатель. Сегодня я узнала одну интересную вещь о себе. Я узнала, что у меня, оказывается, есть совесть, — она горько хмыкнула. — Вот уж не думала. Я и вправду очеловечилась рядом с тобой. Стала почти как Райли. Смешно и глупо. Но так чудесно.

— Тебе просто трудно перестроиться на новый лад. На новую жизнь.

— Дело не в этом. Писатель, ты дал мне второй шанс… А ведь не надо было.

— Так, не начинай только, ладно?

— На самом деле, Писатель. Грязный Гарри не поймал меня. Хренушки бы они меня поймали, чёртовы дебилы…

— То есть? Как?

— Вот так. Я сама к ним попалась. Добровольно, понимаешь? Я сдалась. Упёрлась в тупик, и поняла, что все мои изыскания — бессмысленны. Думала, что обречена. И решила, что лучше сдохнуть в городе, но вольной изгнанницей, нежели раствориться в потоке Апологетики. Я должна была умереть. Но появился ты, и дал мне шанс. Ты меня не просто спас. Ты оказался тем, что мне было необходимо для осуществления своей задачи. И я ухватилась за тебя. Всё это время я была уверена, что приду к своей цели. Когда ты уходил к суларитам, я сходила с ума от страха, но не за тебя, а за себя. Мне очень стыдно, Писатель. Ты единственный, кто понял меня, обогрел и назвал… (Она запнулась). Ты, как никто другой, заслуживаешь моего признания и благодарности. А я… Я хотела тебя использовать в своих корыстных целях. Хотела, но не могу. Теперь не могу.

— Но для чего ты хотела меня использовать? — спросил я.

— Для выживания. Я придумала способ вырваться из города. И хотела им воспользоваться. Без твоего ведома. В ущерб тебе.

— Значит я могу помочь тебе спастись?

— Да. Но это повлечёт жертвы…

— Я могу помочь тебе спастись, — повторил я. — И я помогу.

— Писатель, — Тинка раскрыла рот. — Ты на это готов? Но… Но это чревато.

— Да и плевать. Я погибну?

— Н-нет, но… Слушай, зря мы завели этот разговор. Всё, я ничего тебе не говорила, — она дрожащими пальцами застегнула мою жилетку. — Иди, Писатель. Уходи. Просто уходи, хорошо?

— Никуда я не уйду. Расскажи мне, что я должен сделать для тебя, и я сделаю. Даю слово. Я помогу тебе, чем смогу. Даже если это причинит мне вред. Даже если останусь калекой, я буду радоваться, что спас тебя.

— Писатель, у меня нет слов, — Тинкербелл покачала головой. — Ты такой… И особенно теперь, после этих слов. Я тем более не могу это с тобой сделать.

— Да что сделать-то?!

— Я не могу лишить тебя будущего счастья. Если ты выберешься из города. А ты должен выбраться. Ты должен будешь обрести полноценную человеческую жизнь. Я же изуродую тебя…

— Как ты меня изуродуешь?

Она потупила взгляд и долго подбирала слова.

— Ты — молодой мужчина. Довольно симпатичный, по человеческим меркам. У тебя должна быть семья. И потомство. Ты заслуживаешь этого. Но в результате некоторых манипуляций… С твоим организмом… Я… — Тинка прерывисто вздохнула и подняла на меня глаза полные грусти. — В общем, тебе грозит бесплодие. Ты не сможешь иметь своих детей. Никогда, понимаешь?

— Понимаю, — ответил я.

— И-и, всё равно хочешь мне помочь?

— Да. Бесплодие — это не смертный приговор. Многие люди живут с ним долго и счастливо. Это не считается чем-то позорным. При желании, я могу усыновить малыша из детдома, и… Как бы там ни было, мои гипотетические, не родившиеся дети — это одно, а ты, уже живая и жаждущая жизни — совершенно другое.

— Ох, Писатель, это ты сейчас так говоришь, а когда придёт время — будешь горько плакать и проклинать меня.

— Ни за что.

— Ты даже можешь умереть… Нет, я не буду этого делать.

— Тинка! — я схватил её за плечи. — Действуй. Да побыстрее. Я тороплюсь.

— Точно уверен? — она подняла на меня один глаз, полуприкрыв второй. — Тогда приступим. Но предупреждаю. Тебе будет так больно, как никогда ещё не было. Боль будет не просто сильной. Она будет невыносимой. Но ты не должен кричать. Ни при каких обстоятельствах. Если закричишь, тогда сюда прибегут, прервут операцию, и тем самым убьют нас обоих. Это очень опасно. Очень.

— Я не закричу. Что нужно делать?

— Так… — Тинка вытащила из-под кровати небольшую коробочку, открыла и протянула мне скромный комочек ай-талука. — Вот. Прожуй. Будет противно.

— Фигня. Мне к этой дряни не привыкать, — закинув его в рот, ответил я. — Я так часто жевал ай-талук, что уже начал находить его вкусным… Хотя. Кхе. Ты права. Этот просто ужасен. Горечь. Фе-е. Чё ты туда добавила?

— Не важно. Жуй тщательнее. Сейчас будет ещё кое-что, — Тина опять полезла под кровать, и вынула ещё одну баночку, из которой вытащила липкую чёрную замазку, похожую на грязь.

Полив этот ошмёток водой из бутылки, она размяла его пальцами, выдавливая тихонько лопающиеся пузыри, а затем, попросив наклониться, шмякнула мне на темечко. По лицу тут же потекли прохладные струйки воды. Я стёр одну пальцем и посмотрел — вода совершенно чистая и прозрачная.

— Это для конденсации, — объяснила девочка.

— Ты меня собираешься на электрический стул усадить?

— Что-то типа того. Ты прожевал ай-талук?

— Почти.

— Молодец, — растирая руки, она указала мне на жилетку. — Расстегни. Задери рубашку повыше. Мне нужен твой живот.

— Опять паука сажать будешь? — я послушно расстегнул молнию.

— Нет. Понимаю, что тебе понравилось. Но не сегодня. Задирай рубашку, — Тинка внимательно осмотрела мой живот, зачем-то потыкала пальцем в пупок, и опять начала разминать руки. — Готов?

— Сказал же, что готов.

Плеснув водой себе на правую руку, левой рукой она дотронулась до моего лба.

— Приготовься и стисни зубы, чтобы язык не откусить… Экстериоризация начнётся, когда я досчитаю до трёх. Потом ты окажешься в аду.

— Хорош пугать. Начинай.

— Ох, Писатель. Как же я не хочу это с тобой делать… Один. Прости меня. Два. Прости. Три! — и она толкнула меня в лоб, заставив пошатнуться.

Но пошатнулось не моё тело, а моя энергетическая оболочка. Тина расслоила меня. Пока я стоял, подрагивая от многочисленных электрических замыканий на сотнях разорванных биоконтактах, она, вытряхнув свою энергетичекую руку из биологической, с размаху вогнала её мне прямо под пупок. Рука вошла в моё тело по запястье, после чего я перестал адекватно воспринимать происходящее. Настолько больно мне было. Это была даже не боль, а какая-то сплошная, абсолютная агония. Её невозможно было терпеть. Я бы заорал во всё горло, если бы мог. Боль поглощала даже мой крик. Такой пытки я ещё никогда не испытывал. И от неё мой несчастный разум начал сбоить, выбрасывая меня в какие-то фантомные измерения, вспыхивающие на фоне сплошного кровавого зарева боли. Алая орхидея кровоточила и корчилась каждый раз, когда маленькая, беспощадная ручонка производила неведомые манипуляции внутри моего агонизирующего организма. Сквозь боль, остатками своего растерзанного сознания, я успевал улавливать отрывистые картины. Будто бы сквозь меня протягивают киноплёнку, которая режет своими острыми краями сквозную рану в мозгу. Я увидел нечто такое… Не знаю, что это было. Как-будто бы чужая жизнь, в виде тяжёлого поезда, пронеслась по моей жизни, раскатав и размазав её по шпалам. И понять эту жизнь я был не в состоянии. Слишком быстро и больно она по мне промчалась. Всё, что знала Тинка, теперь знал я. Но толку от этих знаний не было никаких, потому что из-за несовместимости моделей наших разумов я попросту не мог расшифровать этот дозированный поток инфромации. Лишь жалкие обрывки, ни о чём не не говорящие. Всё равно что пытаться открыть файл в непригодной для него операционной системе. Вот он, вроде бы, есть. Известны его параметры, объём и расширение. Но при попытке узнать, что там внутри, ты видишь только набор бессвязных кодов, похожих на бред. Наверное, для Тинки это было очень важно. Наверное, для всего мира это было очень важно. Я не знаю. Прошло не больше двух-трёх минут, но я прожил там целую жизнь. Это трудно, очень трудно передать. И замечательно, что вы не переживали подобного и никогда не переживёте.

Порой, мне казалось, я видел сам себя со стороны. Я видел Райли, видел ещё кого-то из знакомых. И даже фрагменты воспоминаний казались мне уже пережитыми. Но не мной. Весь этот ужас накапливался во мне, словно пытаясь утопить. Вращаясь против часовой стрелки, всё быстрее и быстрее, сокращая диаметры описываемых окружностей, я мчался куда-то вниз, к седьмому, самому последнему и тёмному кругу. Задыхаясь, влетел в наиболее узкую точку, когда вдруг, на какую-то жалкую секунду меня отпустило, и я смог ухватить немного воздуха. А потом опять всё по новой, уже по часовой стрелке, куда-то ввысь незримых песочных часов. Опять мой образ мелькает передо мной. Я вижу историю после себя. Вижу мир на грани исчезновения. Вижу одинокого сумеречного охотника, который стоит на фоне разрушающейся Вселенной. Он смотрит на меня в тоске и безысходности, а я протягиваю ему ключ…

Всё смазывается. Разлетается вдребезги. 'Что ты делаешь, сумасшедшая! Ты убиваешь его!' Тинка, прекрати. Я больше не выдержу. Меня выбивает из оцепенения. Чувствую, что падаю, но не понимаю, куда.

— Какого чёрта тут происходит? — из спальни выходит Хо, в халате, тапочках и спальном колпаке. — Что вы тут творите?

Оно выглядит очень забавно, но сейчас мне совсем не до смеха. Быстрым движением руки, Хо срывает повязку с глаз, и я возвращаюсь в реальность. С протяжным хрипом лёгкие втягивают воздух. Я лежу на полу, а рядом корчится Тинка. Боль всё ещё сильна, но уже терпима. Все кишки будто бы превратились в колючую проволоку, и возятся, возятся, переплетаются внутри, раздирая мне брюшину. А голова ясная. Что же она со мной сделала? Я думал, что она хотела переписать мне свою память, спрятав часть своей энергии внутри меня, как это сделало Хо. Но она поступила иначе. Но как именно? Что это была за операция?

Держась за живот, я пытался затушить боль мыслями. Если бы Тинка попыталась провернуть фокус Хо, то оно вряд ли бы её впустило. Место занято другим. 'Боливар не вынесет двоих'. Но Хо даже не сразу заметило её вторжение. Оно пробудилось, но не более того. И, судя по всему, понимает происходящее не больше меня. Что же ты со мной сотворила, Тинкербелл? Спасибо, что хоть не насмерть… Ч-чёрт. Я и в самом деле чуть копыта не отбросил. Надеюсь, очень надеюсь, что оно того стоило.

— Т-ты… Ты к-как? — простонала Тина.

— Херово, — выплюнул я.

— Ск-коро п-пройдёт.

Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем я сумел наконец-то подняться, придерживаясь за край кровати. Ноги тряслись, рези и спазмы раздирали низ живота так чудовищно, что я не мог ровно стоять. Сначала мне почему-то захотелось поскорее выйти из комнаты, однако ноги не держали меня, и я всё время падал. Что же это со мной? Впечатление такое, что все мои внутренности были извлечены наружу, а затем понапиханы обратно как попало.

— Писатель, — раздался голос Хо. — Я наблюдаю непонятные вещи.

Оно говорило внутри меня. Голос раздавался откуда-то из самого центра моей головы.

— В чём дело? — сквозь зубы прошептал я, борясь с неожиданно подкатившей тошнотой.

— Кто-то пытается внести изменения в твой генетический код. Я в силах остановить этот процесс. Только скажи.

— Нет! Не надо. Пусть всё идёт как идёт.

— Но это приведёт к необратимым последствиям.

— Знаю. Оставь всё как есть. Я выдержу.

— Ну смотри, Писатель. Под твою ответственность, — Хо замолчало.

— С кем ты разговариваешь? — спросила Тина, с трудом заползая на кровать.

— Это я сам с собой. Уф-ф… Ну и встряска. Мне надо идти. У меня сегодня трудный день. Очень трудный.

— Извини. Я не смогу выйти с тобой. Мои силы почти на нуле.

— Не надо меня провожать. Я дойду.

Конечно же мне хотелось обняться с ней на прощание, но в те минуты я чувствовал себя так паршиво, что мне уже было не до чего. Только бы выйти и не упасть.

— Спасибо тебе, — вдогонку произнесла Тинка. — Ты даже не представляешь, как много для меня сделал.

— Не за что, — махнул я рукой. — Был рад помочь. Правда так и не понял, чем именно… В общем, счастливо оставаться…

— Зорина. Маша. Ученица шестого класса.

— Чего? — я остановился. — Ты про что?

— Ну, ты там, спрашивал у нас… Имена 'старых хозяев'. Так звали мою…

— А-а. Спасибо, что призналась. Бывай.

Я вышел, закрыв за собой дверь.

Ожидавшие в зале друзья встретили меня с великим удивлением. Наверное, видок я имел весьма говорящий.

— Так, погоди-погоди, — первым заговорил Флинт, когда я подковылял к ним. — Дай угадаю. Ты зашёл к ней попрощаться, а она, вместо добрых слов, врезала тебе по яйцам. Верно?

— Нет, — попытался усмехнуться я, но от боли лишь скорчил невразумительную гримасу.

— Серьёзно, Писатель, что произошло? — подошла ко мне Райли. — Ты выглядишь каким-то помятым. Вы там подрались, что ли?

— Да всё в порядке! Успокойтесь. Я там неудачно налетел на шкаф…

— В наших комнатах нет шкафов.

— Ну не на шкаф! На угол кровати… Не знаю. Там темнотища. И я с разгона въехал, когда уходил. Тинка тут не причём. Мы с ней попрощались. Всё нормально.

— Чего она убежала-то? — спросил Гудвин.

— Да просто, немного расстроилась, что я ухожу. Мы простились как друзья. Так что теперь я могу идти, пока тут себе всё к чертям не переломал, — я попробовал улыбнуться, и у меня вроде бы получилось. — Ну что, Райли? Давай теперь с тобой попрощаемся?

— Тебе, я смотрю, прям не терпится со мной попрощаться, — ответила та.

— Вот только не надо сыпать соль мне на рану. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разреветься, как дошколёнок, а ты ещё ёрничаешь. Иди сюда, 'подруга дней моих суровых'! — когда я прижался к Райли, даже боль, кажется, стала быстрее меня отпускать.

Так не хотелось от неё отрываться. А она почему-то взаимностью отвечала не особо, и даже не обняла меня в ответ.

— Ну а ты чего теперь? — с лёгкой досадой я посмотрел в её единственный глаз. — Ну Тинка ладно. Маленькая девочка. Ну а ты-то с чего на меня грымзишься? Хочешь сделать мне больнее?

— И в мыслях не было, — ответила Райли. — Я бы с удовольствием пообнималась с тобой, но нам уже пора идти. Давай отложим обнимашки на потом?

— Что значит, 'нам пора идти'?! Ты-то куда собралась?

— Как куда? Я иду с тобой. Это же очевидно. Вон — мой рюкзак лежит. Ты не заметил?

Только теперь я увидел этот рюкзак, лежавший в сторонке. До этого прощальные эмоции так меня отвлекли, что я даже не принял его во внимание.

— Ты это серьёзно? — опешивший Флинт смотрел то на Райли, то на Гудвина. — Ты окончательно свихнулась, 'лихо одноглазое'?

Гудвин отнёсся к решению Райли как обычно, спокойно. Видимо, он знал о нём уже не первый день.

— Я должна проводить Писателя. Он считает себя крутым парнем. Но это мнение несколько завышенное. В одиночку ему город не пересечь. Даже под прикрытием сумеречников это дохлый номер. Поэтому я за ним присмотрю.

— Флинт прав. Ты чокнулась, — ответил я. — Всё, твой путь здесь заканчивается. Дальше я иду один. Без тебя, понятно? Ты не должна водить меня за ручку от начала и до конца. Ты мне не мамочка. Не взваливай на себя чужой крест.

— Ой, какие мы самоотверженные, — всплеснула руками она. — Ну и куда ты сейчас пойдёшь? Ты хотя бы знаешь, где находится вторая школа? Нет? А я знаю. И я знаю саму школу. Потому что я там училась. Ну, в смысле, не я, а моя 'старая хозяйка'. Поэтому я помню это здание. И в курсе того, что сейчас находится в том районе. Поверь мне, райончик там не самый спокойный. Без опытного проводника туда идти просто самоубийство. Я иду с тобой, и это не обсуждается.

— Тебя же обратно не пустят, — воскликнул Флинт.

— Вот именно! — добавил я.

— Ну не пустят, так не пустят, — Райли дёрнула плечом. — Подумаешь…

— Ты готова пожертвовать своим статусом ради какой-то дурацкой прихоти?

— Для тебя, Флинт, это дурацкая прихоть. А для меня — инсуакиль.

— Твой инсуакиль завершён!

— Ещё нет. Он завершится, когда Писатель покинет город. Так, и никак иначе. Пока он в городе, я буду с ним. И буду ему помогать.

— Ну а когда он уйдёт? Куда ты подашься?

— Не знаю. Без разницы. Это уже не имеет значения.

— Для меня имеет, — ответствовал я. — Не майся дурью. Оставайся здесь. Так мне будет спокойнее.

Райли хотела было что-то ответить мне в довольно резкой форме, но Гудвин, заметив это раздражение, не дал ей раскрыть рта.

— Писатель, — произнёс он. — Ты помнишь наш разговор? Тогда позволь Райли самой выбирать свой путь. Если она уверена, что её инсуакиль не завершён, значит так оно и есть. Думай не за неё, а за себя.

— Вот уж от кого не ожидал, — опешил Флинт. — Ты её поддерживаешь?

— Абсолютно, — кивнул Гудвин.

— Безумцы. Вы оба — безумцы! О, Высшие! С кем я нахожусь под одной крышей?!

— Ты утомил меня, Флинт, — Райли подняла рюкзак. — Пойдём отсюда, Писатель. До школы приличный крюк. Придётся двигаться быстро.

— Ну, что ж, прощай, Писатель. И ты прощай, Райли. Желаю вам удачи, — попрощался Гудвин.

— Вы — самые ненормальные из тех, кого я встречал, — не унимался Флинт. — То, что вы до сих пор живы — это фантастика. Фантастика!

Благодаря неожиданному поступку Райли, мой прощальный ритуал получился не таким горьким. Я ещё долго не мог переварить, что она решилась на этот странный шаг.

У выхода нас поджидали Нибилар и Фюриэль.

— Ну вот, — себе под нос пробурчала Райли. — Сейчас будут мне лекцию читать.

— Надеюсь, что хотя бы они тебя остановят, — ответил я.

Мы остановились напротив них.

— Ты всерьёз решила покинуть Апологетику, апологет Райли? — спросил Нибилар.

— Да, апологет Нибилар, — ответила та.

— Наши порядки тебе известны, не так ли?

— Да, апологет Нибилар. Я знаю, что покинув Апологетику, вернуться обратно уже не смогу. Но я готова пойти на эту жертву. Пока миссия Писателя не завершится, мне не будет покоя. Я должна быть с ним. Можете стирать моё имя со Стены Памяти…

— Твоё имя останется на Стене Памяти, — ответил Нибилар. — Как и имя Писателя. Кроме того, я хочу, чтобы ты знала, апологет Райли, что врата Апологетики будут открыты для тебя до самого Исхода. Помоги Писателю и возвращайся.

Ответ оказался неожиданным не только для нас, но и для Фюриэль. Она так возмутилась, что чуть не нарушила субординацию.

— Что ты говоришь, Нибилар?! Она же отступница!

— Поумерь свой пыл, апологет Фюриэль, — спокойно, но твёрдо осадил её глава. — Доселе ещё никто не заслуживал чести подобного исключения так, как это заслужила апологет Райли. Мы в долгу перед ней и в долгу перед Писателем. Будем считать это временной командировкой.

— Я несказанно благодарна Вам, апологет Нибилар, — ответила Райли. — Когда придёт время, я обязательно вернусь в Апологетику, если тому не будет преград.

— Буду рад вновь увидеть тебя в здравии, — принял её благодарность верховный апологет, и обратился ко мне. — Да, кстати, Писатель. Фюриэль хотела тебе кое-что сказать. Я оставлю вас. С наилучшими пожеланиями, дорогой друг. Пусть удача сопутствует тебе на этом нелёгком пути.

— Огромное спасибо, апологет Нибилар, — распрощавшись с ним, я переключился на Фюриэль. — Я весь внимание, апологет Фюриэль.

— Апологет Нибилар прав. Ты сделал для нас очень много, Писатель, — начала та. — Именно поэтому, я считаю своим долгом предупредить тебя об опасности.

— В чём же она заключается?

— После того, как ты победил Латуриэля, нас осаждают толпы беженцев, бывших суларитов. Мы принимаем их, по возможности. Но перед этим подвергаем тщательной проверке. Меня назначили руководить этим процессом. Я отвечаю за отбор субъектов, пригодных для перевоспитания и принимаю участие в допросах. В связи с этим, до меня дошла тревожная информация. Дело в том, что не все сулариты, лишившись лидера, поспешили вернуться под сень Апологетики. Осталась небольшая группа радикалов, до сих пор преданных 'учению суллара'. Их возглавляет мой бывший коллега — Доро. Последователь Латуриэля. Хоть банда Доро и немногочисленна, она, тем не менее, очень опасна. Беженцы говорят, что несмирившиеся сулариты уже два раза посещали их, желая переманить ещё кого-нибудь на свою сторону. Но по авторитетности Доро не дотягивает до Латуриэля. Поэтому, пока что, к его шайке особо никто не прибился. Тем не менее, они продолжают представлять угрозу. Конечно, есть надежда, что прошлой ночью их уничтожили джамбли, или окрестные монстры. Но это далеко не факт. Помни об этом, Писатель, и держи ухо востро.

— Благодарю за столь важное предупреждение, апологет Фюриэль, — ответил я.

ЧАСТЬ-26. ВОЗНЕСЕНИЕ САЛЬВИФИКАРИЯ

Мы покинули Апологетику часов в семь-восемь утра. Точного времени я не знал, так как ориентировался по Солнцу и собственным ощущениям.

Было прохладно. Даже холодно. Воздух слетал с губ лёгкими облачками. Из-за неожиданности, связанной с поступком Райли, настроение у меня поднялось. Боль, подаренная Тинкой, утихла, и теперь проявлялась лишь в коротких резях, простреливающих моё нутро время от времени.

Выйдя за ворота, мы оказались в окружении толпы жалких и измученных суларитов. Словно нищие они заполонили все подступы к Апологетике, и их серая, шевелящаяся орда тянулась дальше, вдоль дороги. Эти несчастные молча сидели, лежали, слонялись из стороны в сторону. Когда же мы вышли, то на нас устремились десятки мутных взглядов. Некоторые из присутствующих потянулись к нам, но никто не пытался нас остановить. Было жутковато. Если учесть, что за несколько дней до этого, они за нами охотились. Причём, возможно, кто-то из тех охотников сейчас находился среди этого сброда. Вроде бы они теперь безопасны, но кто знает, что там у них на уме? Райли держала руку на ножнах, зыркая своим единственным глазом то в одну сторону, то в другую. Стараясь расходиться со встречными бродягами, я тоже был готов в любое мгновение применить оружие.

Мне даже этого хотелось. Не знаю, почему. Я надеялся, что кто-то из этой швали даст мне повод. Хотя бы малейший. И я разрублю его тыкву напополам! Вот было бы здорово! Но никто из этих собак не решался бросить мне вызов…

О чём я думаю? Откуда эта агрессия? Нет, на самом деле я не хотел никого убивать. Я нервничал, побаивался эту толпу. Чувствовал себя очень неуверенно, и желал поскорее убраться с этой улицы нищих. А мысли об убийстве. Не знаю, с чего они появились. Я, конечно, не намерен давать себя в обиду, но я — не убийца. Почему мне вдруг так захотелось крови? К чёрту эти мысли. Бессмысленная злоба приводит к беде. Это всё нервы. Вид обездоленных изгнанников всколыхнул мои недавние воспоминания о 'радушном приёме', который они нам оказали. Вот я и психую. Скорей бы уйти с этой улицы.

Самым необычным и тревожным было то, что никто из суларитов ничего нам не говорил. Они сверлили нас взорами, но не обращались к нам ни коим образом. Это было неприятнее всего, поскольку мы не знали, чего от них следует ожидать. Благо, наконец-то, к величайшему моему облегчению, их облезлая толпа закончилась. Последние убогие фигуры некогда фанатичных приверженцев Латуриэля, остались позади. Можно было вздохнуть спокойно. Но лишь на короткий промежуток времени. Мы вовсе не забыли предупреждение прозорливой Фюриэль.

— Всё, что ли? — в конце концов решился заговорить я. — Сулариты закончились? Ну и орава. Работы у Фюриэли ещё выше крыши. Как думаешь, эти отбросы способны перевоспитаться? Можно ли им доверять?

Райли, тоже немного расслабившись, отвела руку от ножен. — Наверное. Большинство этих дурней просто шло за лидером. Теперь, когда его не стало, они потянулись к новому лидеру — единственной, самой авторитетной силе, оставшейся в городе. Подчиняясь этой силе, они будут преданы Апологетике так же крепко, как были преданы Латуриэлю. Ну а если среди них осталось 'гнилое семя', то Конклав расколет злоумышленников без особого труда. Меня больше волнуют латуриэльские недобитки. Вот эти — действительно могут оказаться неприятным сюрпризом.

— По закону подлости, если о них зашла речь, значит они точно появятся.

— Именно. А ты ещё не хотел, чтобы я с тобой шла.

— Я и сейчас не хочу.

— Почему ты до сих пор упрямишься? Всё же обошлось. Меня даже не изгнали, как видишь.

— Вот только не говори, что ты всё заранее знала. Это было чистейшее везение.

— Да какая разница? Я бы всё равно так поступила.

— Зачем?! — я остановился.

— Что, 'зачем'? — Райли тоже остановилась и обернулась ко мне.

— Зачем ты это делаешь, а? Ты же сама говорила, что мы не должны привыкать друг к другу?!

— Говорила.

— Так какого же лешего ты попёрлась за мной?

— Проводить.

— Проводи-ить! — я рассмеялся. — Какие проводы, Райли? Какие проводы?! Это мой путь! Мой инсуакиль, если хочешь! Ты даже не представляешь, какое бремя я на себе тащу! Теперь мне не нужны провожатые!

— Не кричи. Ты можешь привлечь врагов, — спокойно ответила она.

— Да и пусть приходят! Пусть! Думаешь, мои благодетели дадут меня в обиду? Всё, Райли, хватит! Ты довела меня до 'околицы', спасибо, теперь давай, поворачивай. Давай-давай. Ну и чего ты стоишь? Топай отсюда!

— Почему ты так со мной разговариваешь?

— Потому что я ненавижу когда за мной таскаются! Я ненавижу, когда лезут в мои дела!!! — я выхватил мачете, и сделал выпад в её сторону, но она лишь вздрогнула, не сойдя с места. — Боже. Боже, что я делаю?

С ужасом поглядев на своё оружие, я поспешно убрал его в ножны, и виновато посмотрел на подругу.

— Боже мой, Райли, прости. Прости ради всего святого. Я не понимаю, что это было? Я не хотел этого говорить тебе. Я вообще об этом не думал. И я… Я счастлив, что ты пошла со мной. Не знаю, что на меня нашло. Прости меня, — аккуратно взяв её ладонь, я тихонько её сжал. — Я обидел тебя, да?

— Нет, — озадаченно ответила она. — Но ты меня несколько удивил. Ты никогда не был так резок со мной.

— Согласен. Мне самому непонятно, откуда взялась эта агрессия. Но… Ты ведь сама говорила, что я странный.

— Ты был странным. А теперь, после похода к суларитам, ты стал слишком узнаваемым. Слишком похожим на изгнанника. Пугающе похожим. Писатель, — Райли прикоснулась к моей щеке. — Я не хочу, чтобы ты был таким. Мне нужен прежний Писатель, странный и смешной. Писатель, которого я люблю. Пожалуйста, будь прежним. Я боюсь того, в кого ты превращаешься.

— Я тоже, — понурил я голову. — Я тоже его боюсь.

— Ты справишься с ним. Ты сильный. Я верю в тебя.

— Спасибо… Ох, Райли, я тебя должен благодарить ещё за многое. За очень многое. А я вместо этого на тебя наорал… Ты так мне помогаешь. Ты сделала всё, чтобы моё расставание с друзьями было минимально тяжёлым, ты так для меня постаралась и, ты до сих пор со мной. Столько добра может сделать только человек. Настоящий человек. Ты уже им стала, Райли. Стала человеком. А я. Не знаю, кем стал я…

— Ты — мой любимый человечек, — Райли улыбнулась. — Всё будет хорошо. Верь мне.

— Нужно идти. Ты ведь знаешь короткий путь?

— Знаю. Но мы пойдём по длинному пути.

— Почему?

— Я опасаюсь 'Сепаратора'. Я не знаю, где именно он находится. Только примерно. Поэтому хочу обойти его как можно дальше.

— Поступай как знаешь, — ответил я. — Полагаюсь на твой опыт.

— Хорошо. Пошли.

Я помнил эти места. Мы шли по Тропе блудных детей, мимо знакомых построек. Сначала миновали окрестности бывшей базы суларитов. Было опасение, не обосновалась ли здесь банда Доро, но, заметив джамблей, слоняющихся вдалеке, среди промышленных руин, стало понятно, что суларитов здесь нет. Впервые джамбли вызвали у меня успокоение, а не тревогу. Эти биомеханоиды вряд ли засекут нас с большого расстояния, чего не скажешь о коварных бандитах.

— Никогда не думал, что буду рад джамблям, — поделился я своими мыслями с подругой. — Если они добили суларитов, я буду им даже благодарен.

— Доро был здесь, — ответила Райли, и указала на труп джамбля, торчащий из канализационного люка.

В рот монстру вогнали лом, пробив ему голову насквозь. Для того, чтобы сделать это, требовалась немалая сила.

— Значит они где-то рядом, — произнёс я.

— Может да, а может и нет. Я не думаю, что эти паразиты далеко уйдут от Апологетики. Поэтому, нам с тобой нужно лишь отойти подальше. Если повезёт, прошмыгнём мимо них незамеченными.

— Далеко ещё до школы?

— Если по прямой, то не очень. Но мы же должны обойти 'Сепаратор'.

— Понятно.

— Из-за 'Сепаратора' и нетипичных аномалий этот отрезок пути довольно непредсказуемый и сложный. А вот за школой начинаются маяки сумеречников. Двигаясь от маяка — к маяку, можно без проблем выйти прямо к воротам периметра.

За автомастерской, Райли свернула на прилегающую улицу.

— Мы сходим с тропы, — угадал я.

— Да. Теперь будь внимательнее, милый. Придётся поплутать.

— А как узнать, где расположен 'Сепаратор'?

— Никак. Я действую наобум. Если почувствуешь какие-то странности, тут же сообщай, договорились?

— Ладно.

Двигаясь по улочке, застроенной, преимущественно, деревянными одноэтажками, мы прошли баню, пару маленьких магазинчиков и БТИ. По пути нам попалось несколько трупов, принадлежавших изгнанникам. Все они лежали под заборами, ровно вдоль тротуара. Джамблей, убивших их, поблизости не было, а те, что я заметил недавно, остались далеко в стороне, отгороженные от нас не одной стеной.

— И насколько опасны аномалии возле школы? — стараясь не говорить громко, спросил я.

— Если они обратили в бегство даже сумеречников — суди сам, — ответила Райли. — Штука, которую они пытаются извлечь, наверное, действительно дорогущая. Иначе бы они туда не лезли.

— Ты даже представить себе не можешь, насколько дорогущая.

— А ты знаешь, что это?

— Это то, что опаснее самой опасной аномалии во всём этом чёртовом городе.

— Вот как? Ты меня интригуешь.

— Нам надо…

— Погоди! — Райли остановилась, и стала прислушиваться. — Т-с. Ни звука… Хм-м. ладно, пошли дальше.

— Что-то не так? — спросил я.

— Пока не могу точно сказать. Чёрт, плохо с одним глазом… Так о чём ты говорил? — она пошла дальше.

— Да ни о чём. Мне сложно объяснить, зачем мы туда идём.

— Ну то, что не за обычной сумеречной машинкой, это я уже поняла.

— Верно. Дрон — это прикрытие. Истинная причина в его грузе. Вот груз-то этот как раз меня и беспокоит.

— Обозначь причину беспокойства.

— Э-э-э… Послушай, Райли, ты когда-нибудь видела ангелов?

— Конечно. На картинках. А что?

— Нет-нет-нет. Я про другое. В живую ты их видела когда-нибудь?

— Ангелов? Писатель, ты здоров? Какие ангелы?

— Я говорю о тех, кого вы называете Высшими.

— Высшие? Служители Сакрариума? Нет. Я никогда их не встречала. И никто из тех, кого я знаю, тоже их не встречал. Не исключено, что они — просто выдумка.

— Нет, не выдумка. Райли, там, в школе, находится один из них. И не кто-нибудь, а легендарная Ал Хезид.

— Кто? Лучезарная?! — ошарашенно взглянула на меня спутница. — Та, которой посвящён Гимн?

— Ты же говорила, что не знаешь о Гимне? — я осёкся. — Или это было в другом измерении? Я совсем запутался… Ладно, забудь. Я уже сам с собой разговариваю… Да, Ал Хезид сейчас там. Она содержится в хронокапсуле, которую пытался вытащить дрон сумеречников.

— Писатель! Ты отправился на встречу с настоящим ангелом, и ничего мне об этом не рассказал? Как ты мог? — толкнула меня Райли. — А я как чувствовала, что должна пойти с тобой в этот поход. Я знала, что он неслучаен. Это ж надо. Я увижу настоящую Ал Хезид!

— Не стоит обольщаться раньше времени, — ответил я. — Если верить предупреждениям Хо, именно Ал Хезид является нашей главной проблемой. Даже в Библии ангелы не всегда добры и приветливы. Чего уж говорить про реальность?

— Но Ал Хезид добрая.

— Возможно, она была доброй. Но теперь… В общем, я не знаю, что именно там с ней произошло, но меня предупредили о том, что крыша у неё теперь основательно наклонилась. И ждать от неё можно всё что угодно. Соотношение вариантов: поможет ли она мне выбраться из города, или распылит на атомы — примерно пятьдесят на пятьдесят. Поэтому я и не хотел, чтобы ты со мной шла. Ал Хезид слишком опасна.

— Да это же Ал Хезид! Как она может быть опасной?

— А ты подумай. С какой стати коллеги запечатали её в хронокапсулу и сбросили сюда? Явно не в качестве награды. Не-ет. Это наказание. Но вот за что? За какое такое преступление она была наказана, я не знаю.

— Так твой куратор велел тебе освободить её?

— Он-то как раз в этом не заинтересован. Ему нужна её капсула.

— Зачем?

— Неверное, хочет как-то ею воспользоваться.

— Но как? Вне капсулы Ал-Хезид не подчинится ему. А пока она внутри, толку от неё не будет никакого.

— Да, но есть же и другая выгода. Например уверенность в том, что она не будет мешать осуществлению его планов.

— Так, — Райли опять напружинилась. — Теперь уже точно.

— В чём дело?

— За нами хвост.

Я обернулся.

— Уверена?

— Да. Идёт от самой Апологетики.

— Кто-то из суларитов прицепился?

— Скорее всего. Но идёт профессионально. Почти незаметно.

— Он один?

— Затрудняюсь ответить. Явно не больше двух.

— Что делать будем?

— По хорошему, я бы устроила на них засаду.

— У нас нет на это времени.

— То-то и оно. Ладно. Пойдём дальше. Сделаем вид, что не догадываемся о преследовании. Но держи оружие наготове.

— Понял.

Дальше мы шли уже молча. Тишина висела такая, что звенело в ушах. Райли то и дело выгибала шею, механически крутя головой. Теперь ей приходилось смотреть только одним глазом, отчего тот быстро покраснел, как помидор, и обильно слезился. Я пытался прислушаться, не сигналит ли мне Хо об опасности. Но оно молчало. Слишком рано я положился на его поддержку. Всё-таки хорошо, что Райли попрежнему со мной.

— Ну что? — не вытерпел я, догоняя подругу. — Не отстал?

Та покачала головой, — нет. Идёт как привязанный. Теперь я уже точно знаю, что их двое. Один идёт тихо, очень осторожно и с почтительным отрывом. Другой появился ближе к нам. Идёт практически открыто, не таясь. Как будто ему плевать, что его заметят.

— И что это может означать?

— То, что впереди нас ожидает засада.

— Доро?

— Готова поклясться, что он — родимый. Нужно вспомнить карту города. Что там, впереди. Какие закоулки. Эти 'загонщики' ведут нас в какую-то западню, из которой нам будет не вырваться. Скорее всего будет два высоких забора по обе стороны от дороги. Или же тупик. Баррикада посреди улицы. Яма. Аномальный участок… Что-то там должно быть.

— Блин, что же делать? Надо куда-то сворачивать. Надо отрываться от них.

— Милый, они этого и добиваются. Чтобы мы занервничали и совершили ошибку. Успокойся. Дыши ровнее. Не ты ли час назад хорохорился, что в одиночку способен прогуляться до школы?

— Я был излишне самонадеян.

— А я тебе что говорила? Ладно, всё в порядке. Давай, соберись. Ты же у нас победитель Латуриэля, убийца Эндлкрона… На мясника ходил охотиться.

— Кончай издеваться!

— Ага, разозлился? Это хорошо. Злость укрепляет дух.

— Да ну тебя.

— Послушай, на самом деле в моих словах есть лишь малая доля иронии. Тебе пришлось пережить испытания, которые не всякому изгнаннику довелось преодолеть. Это правда. Так неужели после того, что ты прошёл, тебе стоит бояться каких-то недобитых засранцев?

— Наверное ты права.

— Не наверное, а точно.

Ситуация нагнеталась неизвестностью. Меня волновало, почему мы не пытаемся двигаться за укрытиями, а идём прямо по улице. Так мы были на виду. Но, по-логике, когда нас уже вели, скрываться не было никакого смысла. Прятаться на незнакомой территории, которую противник знает гораздо лучше нас, занятие не самое удачное.

Каждый мусорный холм, каждый покосившийся забор вызывал у меня подозрение. За колонкой, возле которой лежал большущий скелет какой-то неизвестной твари, Райли вновь что-то засекла.

— Как я и думала, — сообщила она. — Одни заходят с этой стороны дороги, другие — с той.

— Можешь определить, сколько их?

— Я тебе что, радар? Могу точно сказать, что не очень много. Потому и осторожничают, не пытаясь встретить нас в лоб. Держи ай-талук под рукой, Писатель, тебе тоже придётся биться.

— Увидеть бы их ещё. Ты их хотя бы чувствуешь. А я, как слепой котёнок.

— Скоро они появятся. Это классическая облава. Так банально, что даже не интересно. У Доро совсем плохо с фантазией.

— Обидно будет сдохнуть, не добравшись до школы.

— Ещё как. Поэтому постарайся не сдыхать.

Пройдя несколько десятков метров, мы оказались на участке, с двух сторон огороженном заборами. Справа высились бетонные плиты Строительно-монтажного управления, слева — металлический забор водокачки. Вот — то самое место, где нас должны были встретить. Я догадался об этом без пояснений.

— Это здесь, — утвердительно кивнула Райли, быстро осматриваясь и анализируя расположение объектов. — Сбавляем скорость, милый. Ничего не бойся. И не отходи от меня далеко.

Вынув коробочку с ай-талуком, я выудил сразу два шарика.

— Это ты верно придумал, — покосилась Райли. — Но не многовато ли?

— В самый раз, — положив ай-талук на язык, я повременил его разжёвывать. Успею.

— Твоя задача — не допустить, чтобы мне зашли в спину, — давала указания спутница, снимая рюкзак с плеч. — Я возьму на себя основные силы врага, но ты должен меня прикрывать. Сумеешь?

— Сумею, — с огромной неуверенностью ответил я, тоже сбросив рюкзак.

Мне бы самого себя как-то прикрыть, не говоря уже о ней. Куда подевалась вся моя дерзость и отвага? Как будто бы действительно, вовсе не я бросал вызов самому Латуриэлю, и подбирался вплотную к жуткому эндлкрону. Тщедушный и хлипкий человечек вернулся за рычаги управления моим трясущимся телом.

— Писатель, ты меня слышишь? Писатель!

— А? — я встрепенулся. — Да, Райли, конечно.

— Они уже идут. Удачной тебе охоты. Ну, понеслась… — произнеся это, она, ощетинившись ножами, отвернулась в противоположную сторону.

— И тебе, — я встал к ней спиной, и тут же увидел бегущую фигуру.

Вооружённый изгнанник бежал прямо на меня. Без предупреждений, окриков и предварительных разглагольствований. Он бежал с единственным желанием — убить меня. И, знаете, это мягко говоря, деморализует. Когда в твою сторону во весь опор мчится кто-то с ножом в руке. И ты понимаешь, что разговора с ним не будет. Не получится остановить его словесно, попытаться убедить, договориться с ним. Его можно остановить только втречным ударом. Так, и никак иначе. Вот, что было жутким в этой ситуации.

Если бы не ай-талук, не знаю, как бы я вышел из этого оцепенения. И вышел бы вообще? Но спасительная горечь, провалившись в мой желудок, и разбежавшись по крови вместе с адреналином, дала мне время подготовиться к атаке. В двадцати метрах от меня, суларит начал замедляться, став похожим на астронавта, прыгающего по поверхности Луны. Ножи в руках приятно потяжелели. Их лезвия, цепляясь за воздух, поползли вверх, навстречу противнику.

Но напор оказался слишком активным. Для меня это была первая настоящая рукопашная схватка с изгнанником, и я не сразу вспомнил уроки Райли. Поэтому суларит сходу нанёс мне удар. Всё что я успел — увернуться от прямого хода его клинка. Второй рукой бандит отбил мою кисть с мачете, и лишь чудом не выбил оружие. От страха я стал разгонять сознание до предела, и от этого моя голова раздулась как арбуз, словно меня окунули на километровую глубину. В глазах всё потемнело и стало чёрно-белым. Я едва не потерял сознание. Хорошо, что вовремя опомнился. Зато время стало тянуться так медленно, что мне удалось не только прийти в себя, но и вовремя увернуться от второго, скользящего удара лезвием, которое уже начало пропарывать моё левое межреберье. Правая рука с ножом, проталкиваясь через плотный кисель пространства, нанесла прямой колющий удар в открытый корпус противника. Глубоко всадить клинок не получилось, но вполне хватило и этого укола, чтобы суларит остановил натиск. По его серому шерстяному свитеру начало расползаться тёмное пятно.

Разогнанный разум делал меня если и не сильнее соперника, то уж точно выводил с ним вровень. Только бы ай-талук меня не отпустил.

Словно два ленивца мы медленно махали руками друг напротив друга, не понимая, с какой скоростью дерёмся в реальном времени. Вспомнив уроки Райли, я быстро перешёл из обороны в контратаку, сперва парировав повторный удар в направление своего живота, а затем, полоснув суларита ножом в область шеи. Удар получился хорошим, но, увы, не совсем точным, так как прошёл слишком высоко над кадыком. Сталь чиркнула по костям нижней челюсти. Кровь брызнула, и её капельки, словно в кино, зависли в воздухе, прямо напротив моего лица, а потом вдруг полетели вниз, ускоряясь на глазах.

Чёрт. Меня отпускает. Нужно быстрее что-то делать.

В отчаянье, я ударил суларита локтем, ощутимо дёрнув мышцы. Но боль появилась не сразу, а постепенно, разливаясь по всей руке: от кисти — до плеча. Последнее, что успел сделать, это пинок, которым я оттолкнул врага назад, подальше от себя. Лишь сейчас до меня начали доноситься звуки происходящего за спиной. Там Райли уже вела бой как минимум с двумя суларитами. Ещё один бандит перелазил через забор. Сколько же их всего?! Нет времени думать. Нет времени медлить. Только действие. Пока я ещё способен быстро реагировать.

И я рванулся вперёд, вслед за отступившим врагом. Когда он оказался на расстоянии вытянутой руки, я наискось рубанул его мачете. Не знаю, куда именно попало лезвие. Во время удара, я уже смотрел в сторону того, кто спрыгивал с забора. Едва не упав из-за подогнувшейся ноги, но успев удержать равновесие, кидаюсь к нему и налетаю всем корпусом. Приземлившийся суларит не успел встретить меня, и я, сжигая остатки ай-талука, тараню его лоб в лоб, отбрасывая на забор. Парирую удар ножом, при попытке ударить меня снизу, и прямо кулаком, сжимающим рукоять ножа, бью гада затылком об бетонную стену. Как раз вовремя. Ай-талук почти выветрился, и время снова стало течь как положено. Оглушённый неприятель сползал вниз по забору, обтирая его спиной. Пользуясь оставшимся запасом инерции, я ударил его мачете по клонящейся вниз голове. Лезвие застряло в черепной кости. Выдёргивать его я не стал, обернувшись к предыдущему противнику. Тот корчился на земле, закрывая лицо. Сквозь пальцы струилась густая кровь. Отлично. Значит я справился с обоими. Но радоваться рано. В этот самый момент, в забор, рядом с только что убитым суларитом, ударилась Райли. На неё тут же навалился здоровенный бандит, пытаясь вогнать ей в грудь свой жуткий нож с зазубринами. Второй изгнанник вырос прямо между нами, и переключился на меня. Я пропустил первый удар, к величайшему счастью, нанесённый рукой, а не ножом. Потерял устойчивость, и с размаху сел на тротуар. Рука выхватила спасительную коробочку. Пальцы не слушались…

Я знал, что нельзя употреблять столько ай-талука за один раз. Меня предупреждали, что это чревато последствиями. Но сейчас было не до размышлений. Ещё пара секунд, и во мне будет торчать клинок суларитского ножа.

Коробочка выпала, и шарики рассыпались по асфальту. Зараза! Противник нанёс удар, но промахнулся, лишь чиркнув меня по плечу. Рука, в отчаянных попытках шарила по бугристой поверхности старого асфальта. Под пальцы подвернулся шарик. Я моментально запихал его в рот и тут же откатился, избежав второго удара. Промахнувшись ножом, суларит пнул меня по спине. Очень больно. Но эта боль теперь была не более чем досадой. Челюсти заработали. Сок ай-талука, вперемешку с хрустящей дорожной пылью, потёк в мою утробу.

Удар сверху! Неужели я не успел? Нет. Я не чувствую ножевого ранения. Суларит просто навалился на меня, будто поскользнувшись, и завозился пытаясь подняться. Затем, я увидел ногу в ботинке, которая бьёт ему под рёбра, сбрасывая с меня. Каким-то чудом, Райли высвободилась, и пришла мне на выручку. А её противник уже летел к ней со спины, замахиваясь ножом. Летел всё медленнее и медленнее. Мой мозг опять перешёл на 'гоночный' режим. Подняв согнутую ногу, я стал распрямлять её как можно быстрее, не обращая внимание на, практически буквально, взвывшие мускулы. Подошва вошла аккурат под коленную чашечку нападавшего, и тот споткнулся, не добежав до Райли совсем чуть-чуть и дав ей возможность развернуться. Теперь она сама справится. А мне пора закончить дело со своим 'приятелем'.

Дело усложнялось тем, что я лежал на земле. Но суларит тоже пребывал в лежачем положении. Вместо того, чтобы перевернуться и ударить меня, он совершил роковую ошибку — решил подняться на ноги. При этом он упёрся об землю рукой, которой держал нож. В эту руку я и воткнул своё оружие. Вражеский нож покинул разжавшуюся кисть, а из медленно открывшегося рта суларита, вместе с протяжным мычанием, вылетели крошечные бриллиантики слюны. Я же, не дав ему ни секунды передышки, выдернул острие и тут же всадил его в глотку мерзавца.

Отличная победа. Но после я упустил самое главное, засмотревшись на то, как Райли, ревя словно медведица, из-за искажающего восприятие звуков ускорения, наносит сулариту один удар за другим в область живота, а затем, молниеносно перехватив нож, вгоняет его наотмашь прямо ему в сердце. Глядя на то, как она добивает врага, я и подумать не мог, что ко мне сзади успел подкрасться ещё один враг. Будь я внимательнее и расторопнее, заметил бы его вовремя. Но что случилось — то случилось. Я его проворонил.

Лишь в самый последний момент, краем своего глаза, я увидел, как ко мне грузно бежит неопрятный, но хорошо оснащённый боевик. Судя по качественной экипировке, бывший преторианец Латуриэля. Он бежит, отгибается назад, падает передо мной на колени, словно перед лежачим Буддой и валится вперёд. В его взгляде, злоба сменяется удивлением, которое в свою очередь сменяется безразличием, после чего бьёт свой последний поклон лбом об землю. На его спине с окровавленным ножом в руках возвышается Тина.

Я даже не успел удивиться её неожиданному появлению, как вдруг очередной суларит, последний из нападавших, сбил её с тела своего павшего коллеги, улетев вместе с ней в сторону. Тинка успела задержать руку с ножом. Прорываясь через пелену ускоряющегося времени, я увидел как бандит дважды бьёт её в бок. Тогда мне показалось, что он ударил её просто кулаком. Но этот урод был вооружён двумя ножами. Я не мог ей помочь. Я мог лишь смотреть, открыв рот, на то, как Райли, перепрыгивая через меня, врезается в суларита, переворачивает его, и долго, яростно рубит 'Братом' его открытую шею, пока голова негодяя не отделяется от туловища. Не теряя времени, подруга разворачивается, и идёт дорезать первого суларита, с которым я дрался.

— Тина, — позвал я. — Какого хрена ты тут делаешь?

В ответ тишина. Девочка лежала поперёк тротуара, держась за живот.

— Тина? — в мою голову словно влили кипяток. И это уже было не действие ай-талука. — Тина!

Я бросился к ней на четвереньках, и лишь приблизившись, увидел кровавую лужу, расползающуюся под ней.

— Тинка, ты как? Дай-ка погляжу… Да это же пустяки. Две царапинки, — я жестоко лгал. Жуткие, глубокие дыры от ножевых ударов были однозначно смертельными. Странно, что Тина ещё дышала. — Ну же, Тинкер, не отключайся. Ты слышишь? Не сдавайся, кому говорю! Чёрт… Райли! Райли!

Райли подбежала и присела с другой стороны, осматривая раны девочки.

— Тинкербелл! Сейчас мы тебя перевяжем, а потом отнесём в Апологетику. Ты главное держись, — я поднял голову Тины и сжал её руку. — Держись, солнышко, ты справишься. Ты же моя фея. А феи не умирают!

В отчаянье я посмотрел на Райли.

— Какого хрена ты тормозишь, Райли?! Доставай аптечку! Она истекает кровью!

Та покачала головой.

— Не-ет, вот давай не надо, а?! Чё ты головой качаешь?! Нужно просто кровотечение остановить, а потом мы её…

— Писатель, мы её не донесём.

— Донесём! Я за аптечной…

— Писатель, — Тинка удержала меня за руку. — Не уходи. Я ведь с тобой так и не попрощалась как следует. Сейчас самое время.

— Нет, так прощаться я не хочу. Ты не умрёшь. Я не допущу.

— Знаю, что не допустишь. Уже не допустил, — она улыбнулась. — Ты спас меня. Теперь не надо горевать.

— Я не понимаю тебя.

— И не нужно. Просто выслушай. Ты должен выбраться из города. Райли, помоги ему это сделать, обещаешь?

— Да, Тинка, обещаю, — кивнула та.

— И сделай одолжение, подруга, выберись сама. Не знаю, как ты это будешь делать, но сделай, хорошо?

— Я бы хотела тебе обещать, но мне самой в это слабо верится.

— А ты постарайся. Писателю нужна такая как ты. Не только здесь, в городе, но и там, за его пределами. Вряд ли он там такую себе найдёт. А мне это принципиально.

— Но почему?

— Потому что я хочу, чтобы он был счастлив. А счастлив он будет только с тобой.

— Ну ты и болтушка, — Райли улыбнулась. — Ладно. Мы постараемся выбраться вместе.

— Спасибо… А к тебе, Писатель, у меня осталась лишь одна просьба. Может быть, глупая, но… Мне бы хотелось, чтобы ты её исполнил.

— Всё, что только попросишь, Тин, всё, что только попросишь, — ответил я.

— Когда окажешься дома… Когда вернёшься к своей обычной жизни. У тебя всё будет хорошо. Дела наладятся. Ты обязательно заведёшь семью, и у тебя появится ребёнок…

— Минутку. Не ты ли мне говорила, что у меня не будет детей? — забыв о том, что Райли нас тоже слушает, нечаянно проболтался я.

— Ты меня невнимательно слушал. Я сказала, что у тебя 'не будет своих детей'. Ты сможешь стать отцом, но лишь одного ребёнка. Очень необычного ребёнка. Но хорошего. Это будет девочка. И я хочу, чтобы ты назвал её 'Тиной', в честь меня. Обещаешь?

— Ну, хорошо, — поражённый такими пророчествами, ответил я, всё ещё думая, что это лишь предсмертный бред. — Обещаю.

— Спасибо большое, — Тина закрыла глаза.

— Тинка, не уходи. Не оставляй нас.

— С вами было здорово, ребята, — прошептала она из последних сил. — Вы — мои лучшие друзья. Не будем прощаться. Скажем… 'До свидания'…

Рука обмякла. Щёки девочки начали покрываться синевой. Веки почернели.

— Тина? — тихонько произнёс я.

— Она умерла, — Райли погладила меня по плечу, затем, склонившись над Тинкой, поцеловала её в лоб, и оставила на лице малышки пару капель скатившихся слёз.

Мы похоронили Тину неподалёку от того места, где она погибла. Потратили на это драгоценный час, но иначе мы не могли. Время нам сэкономила яма, выкопанная кем-то ещё до катастрофы, видимо, для ремонта прохудившейся трубы. Засыпав тело землёй, мы положили сверху тяжёлый кусок плиты, и немного постояли, не произнося никаких траурных эпитафий. Просто ничто не лезло в голову. Боль и грусть разрывали мою душу, и было тошно что-то говорить. Тем более, о Тинке. Я всё ещё не верил, и не хотел верить в то, что её с нами нет. Ну а Райли просто не привыкла к подобным традициям. Она никогда никого не хоронила, да и Тинку, наверное, хоронить не собиралась, пойдя на этот шаг исключительно ради меня. Но всё-таки ей тоже было грустно. Некогда чёрствая изгнанница Z-345/7-37 субкод 2 окончательно очеловечилась.

Потеря такой замечательной подруги, как Тинкербелл, конечно же стала для меня неожиданным ударом. Её горечь ещё долго будет томить меня. Пока её не заглушит тоска от ещё одной нелёгкой потери, которая произойдёт чуть позже. До того момента, вспоминая о Тинке, я украдкой проглатывал слёзы, укоряя себя, что не смог предотвратить её трагическую гибель. Но что удивительно, всякий раз когда я погружался в трясину болезненных воспоминаний, меня что-то выталкивало наружу. И это была не ярость спящего во мне Хо. Это было что-то очень тёплое и живое, будто мягкий котёнок, мурлыкающий где-то внутри меня. Я до сих пор не знаю точно, что именно Тинка передала мне, но у меня появилось стойкое ощущение, будто бы она поселилась внутри меня, стала моей частью. Она всё ещё живая. Её продолжение во мне. И она обязательно вернётся, когда придёт её время. Эти мысли меня успокаивали. Даже сейчас, когда я пишу эти строчки, они меня греют. Я чувствую, что Тина сейчас со мной…

Я прошу у своих читателей прощения за то, что отвлёкся на эти, наверное, бессмысленные размышления, вместо того, чтобы поскорее перейти к описанию действительно значимого и интересного события — встрече с легендарным и поистине нереальным существом, замурованным в одном из помещений заброшенный школы. Но думаю, что вам будет не менее любопытно, как же я прошёл 'Сепаратор'? Мне и самому непонятно, как я его прошёл. То, что я увидел под его воздействием, кажется, не имеет никакого смысла, как и вся чехарда моих предыдущих снов и видений. Однако же, я должен описать это, хотя бы ради того, чтобы из общего, пусть и непонятного, абстрактного паззла, не выпал, возможно, важнейший фрагмент, который, я надеюсь, сможет помочь чьему-то более пытливому уму, пролить свет на общую картину происходящей вокруг меня фантасмагории.

Двигались мы, как обычно, петляя, иногда срезая путь через дворы и перелезая по крышам старых гаражей. Долго не разговаривали. Я не хотел заводить разговор, зная, что он обязетально выйдет на Тинку, а мне сейчас напротив — хотелось поменьше думать об этой трагедии, дабы не отвлекаться и настроиться на грядущее испытание. Но и молчание не помогало, а наоборот, добавляло уныния. Первой не выдержала Райли. Остановившись в очередной ничем не примечательной точке, чтобы осмотреться, она, как бы невзначай, спросила.

— Так вот, значит, кто шёл за нами по пятам от самых ворот. Это была Тина. Ни за что бы не подумала, что она способна на такой поступок. Интересно, что она имела в виду, когда сказала про детей?

— Не знаю. Она мне что-то говорила об этом, ещё в Апологетике, но я ничего не понял.

— Её всегда было трудно понять. Что ж, теперь она унесла все свои секреты в могилу.

— А кто из нападавших был тем самым Доро? — перевёл я разговор на другую тему.

— Наверное тот, у кого была самая хорошая экипировка.

— Тот, кого Тинка завалила? А я принял его за преторианца.

— Может он и был преторианцем. Может быть Доро уже убили джамбли. Я не знаю, как он выглядит. Поэтому, какая разница? Мы их добили. С Фюриэль причитается.

— Когда вернёшься в Апологетику, расскажи Нибилару обо всём, что здесь произошло, и попроси добавить Тинкино имя на Стену Памяти.

— Тебе это так важно? — удивилась Райли.

— Наверное, — пожал плечами я. — Мне хотелось бы как-то её увековечить.

Пройдя котельную, Райли наконец-то стала поворачивать, обходя предполагаемый 'Сепаратор'.

— Ты ничего не чувствуешь? — осведомилась она.

У меня сильно болели нога и рука. Так же саднили резаные раны и ныл синяк на спине. Но ничего необычного в своём состоянии я не замечал.

— Беспокоюсь я за тебя, — продолжила спутница. — Ты слопал столько ай-талука за один присест. Нехорошо это.

— А куда мне было деваться? Иначе я бы не справился. Я же не виноват, что он так быстро заканчивает своё действие.

— Если ай-талук начал действовать на тебя всё скоротечнее, это значит, что ты к нему привыкаешь. Это очень плохо, Писатель. Постарайся больше не употреблять его.

— Смеёшься? Ай-талук — это моё единственное спасение. Ну, после тебя, разумеется. Без него я не могу постоять за себя. Моя реакция уступает как монстрам, так и изгнанникам.

— И всё-таки, тебе надо как-то обойтись без него.

— Хорошо. Как скажешь…

Вынув коробочку (в которую я предусмотрительно собрал все рассыпавшиеся шарики), хотел было демонстративно выбросить её, но быстро одумался. Пафос-пафосом, но что будет, когда мне в очередной раз припечёт вступать с кем-то в бой? Нет. Пока я в городе, с ай-талуком в кармане мне будет жить поспокойнее. Предчувствия не подвели меня. После этого случая мне ещё один раз пришлось применить ай-талук. Но более я им не 'баловался'.

Итак, время от времени Райли обращалась ко мне с вопросом, относительно моего самочувствия, а я постоянно отвечал, что всё нормально. И я не лгал. Никаких подозрительных шумов в голове, странных голосов и видений я не чувствовал. Мне уже казалось, что 'Сепаратор', если и есть, то не работает, и что мы зря потеряли время, давая столь внушительный крюк по городу. Но тут неожиданно началось.

Причём так неожиданно, что я даже не успел адекватно отреагировать. Просто шёл по улице, и засмотрелся на живописно летающие по воздуху пузырники. Это такие крошечные паучки, которые, используя свои тонюсенькие лапки как каркас, надувают пузыри из паутинной ткани, перемешанной со слюной. Некая аналогия осеннего поведения наших, обычных пауков. Только наши летают на длинных нитях, а эти — на пузырях. Когда их много, этот хоровод, подчиняющийся лишь ветру, выглядит очень живописно. Однако не стоит протыкать их, если приблизятся, поскольку слюна пузырников жгучая как кислота, и может серьёзно обжечь кожу, или испортить ткань одежды.

Засмотревшись на этих самых пузырников, я не почувствовал, как что-то уже заработало в моей голове. Словно мина замедленного действия начала вести обратный отсчёт. Я осознал это только когда затрещал мой наушник.

— Что случилось? — спросила Райли, увидев, как я хватаюсь за ухо.

На неё не распространялось действие 'Сепаратора', и она не чувствовала его.

— Кажется, меня вызывают, — ответил я. — Но пока только треск какой-то. Может быть здесь просто связь плохая?

— Писатель, ты слышишь меня? — сквозь ужасный шум и треск пробился голос куратора.

— Да, Элекен. Плохо, но слышу, — ответил я.

Помехи были такие громкие, что, казалось, влетая в одно ухо, они вылетают из другого.

— Слушай мой голос. Просто слушай мой голос.

— Я слушаю, слушаю! Но слышно плохо. Что-то глушит связь…

— Слушай, Писатель. Семь, пять, семь, девять… Слышишь? Восемь, три…

— Что это? Что за цифры? Я должен их запомнить?

Но он продолжал повторять какой-то цифровой код.

— Писатель, ты точно уверен, что всё в порядке? — испуганно спросила Райли.

— Да. В полном.

— А почему тогда у тебя кровь из носа течёт?

Я провёл пальцами над верхней губой, и увидел, что они стали ярко-красными.

— Чёрт…

— Писатель!

Всё, провал. Сознание померкло, остался лишь яростный шум наушника, и непонятные коды, диктуемые Элекеном. Всё это смешалось в один сплошной вой. Тональность менялась, будто бы кто-то крутил настройку старого приёмника.

Все мы — волны, — вспомнил я разговор с шаманом. — Все мы — просто радиосигналы. Остальное — иллюзия…

— Писатель, ку-ку, — как-то несерьёзно и даже игриво прозвучал голос Элекена. — Писатель. Уважаемый Писатель, соберись. Поговори со мной.

Пока я анализировал это странное, панибратское обращение, понял, что шумы исчезли. Точнее они остались, но теперь я парил над ними высоко-высоко, словно буревестник над бушующим морем. А наверху, в небе, была тишина. Страх быстро ушёл, и я решился открыть глаза.

— Ну что, уважаемый автор, тебе полегчало?

Элекен, с книгой в руках, стоял напротив меня и дружелюбно улыбался. Мы с ним находились в коридоре какого-то заведения со множеством дверей, без номеров и табличек с обозначениями. Кто-то прошёл мимо и поздоровался. Куратор ответил ему беглым кивком. Всё было как во сне.

— Где мы? — спросил я, не услышав собственного голоса.

— Не важно где мы, важно вот это! — Элекен показал мне на книгу.

Я потянулся, чтобы взять её, но он отдёрнул руку, — нет-нет-нет. Теперь это не твоё. Теперь это моё.

— Что это за книга?

— Не узнаёшь? Ну и дела. Это же твоё произведение. Названия пока ещё нет, видишь — обложка пустая. Но ты ведь его придумаешь? Идём, пройдёмся, — подтолкнув меня за спину, он предложил мне прогуляться по бесконечному коридору. — Я ещё не дочитал. Слишком мало времени. А книжица объёмная. Так сразу и не осилишь.

— Когда я успел её написать?

— Пока был здесь… Н-да, вижу, что ты всё ещё ничего не понимаешь. И это логично. Я бы объяснил, но это долго, и ни на что уже не повлияет.

— Хотя бы вкратце, — попросил я, вскользь провожая бесконечные, однообразные двери.

— Вкратце? Есть Писатель (он хлопнул меня по плечу), и… Писатель (указал куда-то в сторону). Один здесь — другой там, но они вместе. Понимаешь? Нет? Вишенку видел? Когда две ягодки висят на одной веточке. Их можно развести друг от друга, но они всё равно будут соединены. Связь прервётся, лишь когда их разорвёшь.

— Значит, где-то есть ещё один Писатель? И мы с ним связаны?

— Не ещё один. А тот же самый. Но в другом мире. Это очень удобно. Когда один чувствует, а другой — пишет. Но и тот и другой — едины. Два в одном. Думаешь, как я сейчас с тобой общаюсь?

— Но это иллюзия.

— Да, иллюзия. Но она не может работать без контакта с разумом. Я ненадолго заблокировал твой разум, по 'удалённой схеме'. Так как Хо не оставило мне 'червоточин' для связи с тобой, пришлось перекодировать тебя через передатчик, ну а потом — дело техники. Связь, конечно, слабее, чем раньше. Но пока твой разум заблокирован, ты не подвержен воздействию 'Сепаратора'.

— Как же я выберусь из-под его излучения, если не в состоянии управлять собственным телом?

— А в этом тебе поможет твоя Мэри Сью.

— Кто? Райли?

— Ну да. Твоя книга, как и большинство авантюрных произведений, не обошлась без участия так называемой 'Мэри Сью' — идеальной женщины без страха и упрёка. Говорят, что подобные персонажи портят хорошую книгу, и я, признаться, тоже так думал до поры, до времени. Но, если от Райли есть польза, то почему бы не оставить её до самых последних страниц? Сейчас она самоотверженно вытаскивает твоё бесчувственное тело из-под 'Сепаратора'. Это так мило. Согласись?

— Я не знаю, кто из нас более сумасшедший, — ответил я. — Ну а когда она меня вытащит, что потом?

— Потом-потом, — ответил он. — Потом вы найдёте моего дрона, включите резервное питание, ты попрощаешься с подругой, и верхом на дроне, как на боевом коне, домчишься до главных ворот периметра, раньше, чем наступят сумерки.

— И?

— И всё. Книга закончится. Хэппи энд.

— Так просто?

— Для тебя — да. Ты выполнишь свою миссию. Более от тебя ничего не требуется. Всё что будет потом, уже моя забота.

— Моя миссия — дописать книгу, верно? Что в ней такого особенного? Это просто книга. Далеко не самая хорошая и грамотная, в литературном плане. Разве она может спасти мир?

— А что вообще такое, 'мир'?

— Как, что? — я задумался.

А действительно, что это такое? Раньше, вроде, было понятно. Мир — это то, что вокруг нас, вот и всё определение, собственно говоря. А теперь? Что такое 'мир'?

— Вот и я о том же, — ответил Элекен. — Когда-то я был человеком, как ты. И воспринимал всё иными, человеческими категориями. Но потом, когда шоры отпали, я увидел несколько иную картину бытия. И понял, что мир — это всего лишь яркий слайд, проецирующийся на белое полотно пустого экрана. Вот ты говоришь — 'это просто книга'. А чем книга отличается от мира? Только не надо говорить банальности, вроде того, что книга — это совокупность страниц, испачканных чернилами. Мир — это тоже лишь биохимический сплав, пронизанный энергетическими волокнами. Но все воспринимают его иначе. Как нечто очень сложное и серьёзное. Но подумай. У мира, как и у книги, есть история. Обычная история. И развивается она так же, по-книжному. Будто бы кто-то перелистывает страницы. Не важно, страницы ли это наших с тобой жизней, или же страницы целых эпох, периодов и эр. Кто-то их листает, хотим мы этого, или нет. Поэтому у мира, как и у книги, есть пролог и должен быть эпилог. Вопрос — когда? Завтра, или через десять лет? А может и через тысячу? Сейчас мы находимся на этапе, когда можно добавить сюжетный поворот, необходимый для того, чтобы наша история продлилась. Сделать её бесконечной не получится, но отсрочить печальный финал — уже под силу. Теперь ты понимаешь, к чему я клоню? Не стоит недооценивать силу книги.

Элекен посмотрел, как я щурюсь, пытаясь разглядеть его черты, и произнёс, — не пытайся сфокусироваться на мне. Ты меня не знаешь, и никогда не видел, поэтому у тебя не получится смоделировать мой облик в своём сознании.

Тогда я отвернулся, глядя вперёд, на бесконечный коридор.

— Так что, уважаемый Писатель, — продолжил собеседник, — твоя книга невероятно ценна. Не из-за её сюжета, нет. Вместо него мог быть любой другой сюжет. Это не важно. Архитектоника твоей книги зиждется на китах, сокрытых под водой. Я приведу пример. Задумывался ли ты когда-нибудь, почему священные книги обладают такой властью над умами миллионов людей, и эта власть переходит от поколения к поколению? Почему так происходит? Почему, читая священные тексты, люди проникаются благоговейным трепетом? Ведь их написали сотни лет назад, но они всё ещё продолжают держать под контролем умы современных людей, избалованных наукой и технологическим прогрессом. Не знаешь? А я объясню. Коды. Плетущиеся крючочки, зацепляющиеся друг за друга. Сочетания слов, поставленных в правильный порядок, влияют на ум человека, как гипноз. Ты слушаешь цитату, на первый взгляд совершенно бессмысленную, но тебе кажется, что на тебя проливается дождь животворящей мудрости. Образы, которые расцветают в твоём сознании, под воздействием грамматической кодировки, перепрошивают твой разум, и побуждают его к действиям. Ты готов внимать. Готов вкушать. Готов подчиняться. Ты уже не хозяин собственного эго. Ты — раб. И не важно: божий, или человеческий. Ты подчиняешься, и наслаждаешься этим подчинением. Потому что подчиняться всегда проще, чем подчинять. Такова наша природа.

Элекен сделал паузу, дав мне возможность переварить услышанное.

— Или вот, например, стихи великих поэтов. Тут несколько другая система воздействия на умы. Как думаешь, почему некоторые строчки из стихов так легко запоминаются всеми подряд людьми, и регулярно ими цитируются, вспоминаясь время от времени? Всё просто. Это ещё одна разновидность кодировки сознания. Не направленная на подчинение, но возбуждающая психо-эмоциональную систему. Иногда стихотворение даже вызывает эйфорию. Иногда — вводит в уныние. Поэт, сам не ведая того, передаёт своё состояние читателю. И именно это отличает поэта от рифмоплёта.

— Но я ничего не зашифровывал в своей книге, — ответил я. — Я просто описывал всё как есть.

— Правильно. Тебе и не нужно было ничего зашифровывать. Всё уже зашифровали за тебя. А ты это просто изложил, замаскировав под банальное фантастическое произведение. Перед началом проекта, я долго думал, какой должна быть будущая книга. И сначала планировал что-то вроде Сверхнового Завета. Но вовремя одумался. Неорелигия нам ни к чему. Со старыми-то культами хлопот не оберёшься, а тут ещё и новая секта. Нет. Люди охотно читают бульварщину, бесконечные клоны фантастических и фэнтезийных романов, пошлые эротические повести и разнообразную 'туалетную' муть. И они делают это охотно. Пока скучают в общественном транспорте, в очередях поликлиник и налоговых инспекций, в поездах и так далее. Люди не разучились читать. Книга лишь поменяла форму: от бумажного формата она перешла в электронный. А для особых лентяев — в аудиоформат. Но это та же самая книга. И над человеком не должен стоять пастырь с кадилом, заставляющий её штудировать. Человек сам с радостью прочтёт её. И если ему понравится — он порекомендует её другому человеку. А тот — следующему. Это бесплатная, вирусная реклама, 'сарафанное радио'. То, что мне нужно. К тому же, читать саму книгу вовсе не обязательно. Достаточно получить кодировку от прочитавшего, чтобы 'заразиться' и начать 'заражать' других.

— А что потом? Что будет с теми, кто прочтёт мою книгу, и получит те самые коды?

— Это тебя уже не касается, дорогой друг, — Элекен рассмеялся. — Ты слишком много хочешь знать.

— Я понял достаточно. Книга поможет обрести контроль над миром. Какие-то коды, образованные из совершенно простых и бессмысленных фраз, запрограммируют людей на подчинение. Я собственными руками создал новые оковы для человечества.

— Не драматизируй так всё, — усмехнулся Элекен. — Это не кабала. Это светильник, выводящий из тьмы. Проект 'Затемнение' призван спасти людей, а не погубить их. Манипуляция сознанием — единственный путь к выживанию. В битве между строем и разрозненной толпой, всегда побеждает строй. Я вовсе не стремлюсь к захвату мира. О, нет, это было бы так глупо. Я лишь должен обрести контроль над одной его частью. Но над той частью, которая сможет диктовать остальному человечеству свои условия.

— Россия?

— Разумеется. Это мой участок, Писатель. Знал бы ты, каких усилий стоило сохранить её целостность. Раньше сумеречники не вмешивались в дела политиков, а мир кроился под контролем Высших, устанавливающих на ключевые посты так называемых альфа-регуляторов — специально отобранных людей с промытыми мозгами. Задачей альфа-регулятора было удерживать под единоначальным контролем большую массу людей. Но первостепенными целями являлись эксперименты над обществом. Все эти общественно-политические строи, которые внезапно образовывались, а потом мутировали, или разрушались — всего лишь опыты, в отдельно взятых странах. Коммунизм и капитализм то и дело принимали в определённых географических зонах главенствующие масштабы. Националистические и фашистские вспышки — тоже возникали не случайно. При этом тщательно изучалось, как те, или иные окрасы политического строя воздействуют на развитие общества. Все их плюсы и минусы. А так же взаимодействия и противоборства друг с другом. Некоторые опыты завершались чудовищными катастрофами, как, например, Вторая Мировая война. Но Высшим не было дела до страданий миллионов людей, как нет дела учёным до страданий подопытных животных. Их опыты продолжаются по сей день. Но всё указывает на то, что они скоро закончатся. Хм… Закончатся уничтожением лабораторного комплекса под названием 'Земля'.

— А как же сумеречники?

— Сумеречники — это жнецы Высших. Обрабатывая поле, Высшие собирают урожай ценных культур, в кто время как сумеречники пропалывают сорняки. Человеческая цивилизация построена очень хитрым образом. Её проектировали способной самовоссоздаваться и самоуничтожаться при минимальном воздействии извне. Таким образом, в человеческом обществе существуют как созидатели, так и разрушители. В некоторых социумах превалируют создатели, в некоторых — разрушители. Одни: строят, изобретают, возделывают. Другие: рушат, убивают, предают забвению. И те и другие — необходимы для соблюдения равновесия. Но в наши годы процент разрушителей, увы, превысил все допустимые пределы. Это ещё один сигнал о том, что на мире людей поставлен большой крест. Что ты видишь, Писатель, ответь мне?

— Что я вижу? Коридор… Нет. Уже что-то другое… Боже мой.

Теперь я словно попал в кинозал, где крутили разномастную хронику. Но изображение было не передо мной, а вокруг меня. Я кружился, глядя в разные стороны, и повсюду видел смерть. Я видел, как мимо меня обезумевшие от горя родители тащат окровавленных детей с оторванными конечностями. Я видел перекошенные злобой лица, орущие что-то мне в лицо и стреляющие в воздух из автоматов. Я видел, как катятся отрубленные головы заложников, как пули дырявят черепа, как рушатся памятники и старинные здания, как среди обломков и изуродованных трупов, катаются броневики и джипы с пулемётами. Я видел горящие города, некогда прекрасные, но ныне чудовищно обезображенные войной. Страшные флаги, транспаранты и лозунги, испещрённые призывами убивать, убивать, убивать! Я видел толпы, легионы абсолютно невменяемых и обезумевших людей, готовых рвать других людей голыми руками. Колючую проволоку, бомбы, падающие с самолётов, ревущие реактивные установки, ухающие фугасы, кровь…

— Хватит! Достаточно, Элекен, я насмотрелся!

Видение исчезло, и вновь появился коридор.

— Почему тебя так это напугало? Каждый день ты видел это в новостях. Неужели до сих пор не привык? — ответил куратор. — Теперь понимаешь, с чем мне приходится иметь дело? Вот от чего я хочу оградить участок, на котором работаю. Прошли времена, когда сумеречники не вмешивались в дела людских политиков. Мы все были заодно. 'Сумеречники всех стран — объединяйтесь!' Хе-хе-хе. Наша цель была едина — полоть 'сорняки'. Не важно какие. Если где-то начинался перекос — там мы делали зачистку, устраняя его. 'Мы едим, чтобы жить, но не живём, чтобы есть'. Таков был наш девиз. Но теперь, когда контроль над куклами начал теряться, стал действовать закон 'Каждый сам за себя'. Высший Разум мне свидетель — не я первый преступил эту запретную черту. Сейчас нет альфа-регуляторов. Но при поддержке сумеречного Капитула любому правительству можно обойтись и без них. Всё что я хочу, это чтобы на мою территорию не лезли. А они лезут.

— Кто, 'они'?

— Обстановка в мире нестабильна. Выйдя из-под контроля, мои бывшие коллеги стали моими заклятыми врагами. Более того, они объединились. Ну, если можно назвать 'объединением' подчинение одних другими. Теперь они хотят нажраться досыта, прежде чем Сакрариум уничтожит девяносто семь процентов земной биосферы к чёртовой матери. Они желают гульнуть перед смертью, как следует. Они развлекаются. Их звериные инстинкты выползли из-под гнёта священного Кодекса. Теперь они хотят жрать. И жрать они хотят уже не горькие 'сорняки', а сладкую 'пшеницу', понимаешь? Да ничего ты не понимаешь. Твой разум слишком угловат и тесен для всех этих проблем. Геополитика — это лишь верхушка айсберга. Ты хоть знаешь, что на нас надвигается? Через пару-тройку месяцев, Запад начнёт операцию 'Каин'. Помнишь притчу о брате, убившем брата? Каша заварится такая, что и за десять лет не расхлебать. А у меня нет десяти лет. Чёрная невеста скоро появится, чтобы всё закончить.

— Мне плевать на это. Я хочу знать, что ждёт меня? Когда в книге будет поставлена финальная точка, что будет со мной? Меня отпустят, или нет?

— Писатель, ты должен гордиться тем, что помогаешь такому благому делу…

— Меня отпустят, или нет? — повторил я.

— Верь, Писатель. Не теряй веру.

— Мне это надоело, — ускорив шаг, я поспешил вдаль по коридору, оставив куратора позади. — Катитесь куда подальше со своей высокопарной бредятиной.

— Верь, Писатель! — догонял меня голос Элекена. — Ты должен верить!

К чёрту этот бред. К чёрту. Я устал. Устал. Выпустите меня. Пожалуйста. Сжальтесь. Я больше не могу находиться в этой горячке. Я не хочу ничего писать. Я не хочу ничего слышать о книгах, о кодах и о концах света. О каких-то пророчествах и цветах. Я просто хочу жить, как жил раньше.

Темнота окружала меня, липла ко мне, душила. Почему я не вышел на последней остановке, когда мне предлагало Хо? Почему я до сих пор здесь — в этой чужой, воспалённой фантазии? Пропади всё пропадом…

— Эй, — окликнул меня голос.

Это был уже не Элекен. Голос был женским, хрипло-писклявым, как мяуканье больного котёнка. Медленно обернувшись, я увидел стол, освещённый единственной лампой, свисавшей откуда-то сверху, прямо из темноты. Возле стола, друг напротив друга, на той же самой темноте стояли стулья. Ближайший ко мне был пуст. С противоположной стороны кто-то сидел. На освещённой столешнице лежал пистолет. Необычный. Не похожий ни на одну модель пистолетов, о которых я знал.

— Подойди. Сядь, — подозвала меня сидящая.

Звук голоса мягко тонул в темноте, словно в хорошо звукоизолированном кинотеатре.

Я подошёл, сел на свободный стул. Опасливо посмотрел на пистолет, затем на руки незнакомой дамы, лежащие на краю стола, и лишь потом рискнул взглянуть ей в лицо. Сердце оборвалось от страха. Передо мной сидела сумеречная охотница в полном обмундировании, за исключением шлема. Голова полностью открыта. Её глаза: большие и грустные — светились тусклыми зелёными угольками. Растрёпанные пепельные волосы торчали в разные стороны остренькими колючками. Лицо было бледным, осунувшимся. Совсем молоденькая девочка. По виду, моложе Райли. Какая же тварь упаковала это ангелоподобное создание в ужасную сумеречную сбрую?

— Карина? — узнал её я. — Это ты?

— Да, — ответила она. — Вот видишь. Ты меня знаешь, а я тебя — нет.

— Я не думал, что мы встретимся. Вот так, неожиданно.

— Я тоже не думала.

— И зачем мы здесь? — я опять покосился на пистолет. — Ты хочешь меня убить?

— А разве не наоборот? — улыбнулась она.

Я стыдливо потупил взгляд.

— Не беспокойся. Я к этому привыкла. Не только ты относишься ко мне, как к чудовищу. Из-за этого пророчества многие смотрят на меня косо. Ненавидят, боятся, желают уничтожить. Ну так в чём же проблема? Вот она — я. Давай, действуй.

— Ты дашь себя убить? Так просто? — нервно усмехнулся я. — В этом есть подвох, да?

— Никакого подвоха. Вот мой пистолет. Бери и стреляй в меня.

Я осторожно потянулся к оружию, но, не дотронувшись до рукоятки, опустил ладонь и начал постукивать пальцами по столешнице, бормоча, — н-да… Н-да…

Карина молча посмотрела на мою руку, а потом опять стала смотреть мне в глаза.

— То есть, взять и выстрелить? И ты ничего мне не сделаешь? — трепетал я.

— Если ты выстрелишь, что я смогу сделать? — пожала плечами сумеречница. — Только умереть.

— Нет, это ловушка.

— Ты будешь стрелять, или нет? Давай покончим с этой игрой.

— Буду! — я схватил пистолет и направил на неё.

Оружие было лёгким, почти как игрушечное. Когда мои пальцы сжались на ребристой, эргономичной рукояти, внутри пистолета что-то тихонько засвистело, будто бы заряжалась вспышка старого фотоаппарата. На целике и мушке засветились синенькие точки маркеров. Было заметно, как ствол ходит ходуном в моей трясущейся руке.

— Он на предохранителе, наверное? — пару раз стукнув зубом об зуб, произнёс я.

— Нет. На боевом взводе. Тебе лишь нужно нажать на спусковой крючок, — Карина слегка придвинулась ко мне, подставляя лоб под дуло. — Давай. Жми, смелее.

Я напряг руку, но указательный палец никак не мог надавить на крючок. Несколько секунд, разглядывая сумеречницу в упор, я держал её на мушке, а затем выдохнул и положил оружие на стол. Маркеры тут же погасли.

— Нет, я не могу, — покачав головой, признался я ей.

— Почему? — спокойно спросила она.

— Ты мне ничего плохого не сделала. Какая мне разница, кто там что про тебя сказал? Все эти пророчества — чушь собачья. Ты мне не враг. Поэтому я не могу просто так взять и убить тебя…

— Ты просто струсил, — кивнула она. — Не придумывай отговорки. У тебя была возможность совершить поступок, в корне меняющий ход мировой истории, но ты не сделал этого. Ты просто не смог. Что ж, давай-ка теперь посмотрим, смогу ли я это сделать?

Карина подняла пистолет и направила его на меня.

— Ч-что… Зач-чем? — задохнулся я.

Наклонив голову вбок, сумеречница положила палец на спуск. Онемев, я пялился на чёрное дуло, расплывающееся и размазывающееся передо мной страшным, холодным пятном.

— Занятно, — сумеречница отвела ствол в сторону. — Я не вижу в этом никакого смысла.

Она поднялась со стула, и убрала оружие в кобуру, закреплённую на бедре.

— И что будет дальше? — спросил я.

— Ничего. Я проснусь.

— Погоди! — я почувствовал, что кто-то потянул меня за плечи, отрывая от стула. — Карина, постой! Не уходи!

Мне казалось, что она должна была непременно сказать мне что-то важное. Взглянув на меня в последний раз, через плечо, Карина бросила, — Писатель… Очнись.

И меня снова дёрнули за плечи.

— Карина! — я потянулся к ней рукой, но она таяла в темноте.

— Писатель, возвращайся!

Теперь голос принадлежал уже не ей, а Райли. Я чувствовал, что меня не просто дёргают, а куда-то волокут. Ноги, стуча пятками, тащились по твёрдой, шершавой земле. Цепкие руки крюками удерживали меня под мышки. Острые колени то и дело пихались в спину.

— Карина, — по-инерции произнёс я.

— Карина? — удивился голос, и меня опустили на холодную поверхность. — Писатель, это я — Райли! Ты как? Как себя чувствуешь?

— Райли? — я открыл глаза. — Это правда ты? Это не очередное видение?

— Ты думаешь, что кто-то кроме меня мог тащить тебя несколько кварталов подряд, прежде чем ты начал приходить в себя? Конечно же это я, милый. Всё хорошо. 'Сепаратор' пройден. Нас ждёт Ал Хезид.

Я не знаю, к чему мне привиделась Карина. Но после этого я перестал её бояться. Судя по всему, она — такая же несчастная жертва обстоятельств. Зато недоверие к Элекену возросло. Теперь я был уверен, что он меня выбросит на помойку, когда я выполню за него всю грязную работу. Спаситель мира, радеющий за мою страну, почему-то вызывает у меня лишь злобу и опасение, в то время как демонизированная Карина, коей напророчено стереть нашу цивилизацию в прах, теперь представляется едва ли не святой великомученицей. Как же всё перепуталось.

— Что за Карину ты звал? — спросила Райли, поворачивая за угол. — Твоя первая любовь?

— Не твоё дело, — огрызнулся я, и тут же вновь поймал себя на мысли, что грублю ей совершенно необдуманно. — Прости. Я ляпнул какую-то фигню. Не понимаю, что за гадость из меня лезет? Не обращай внимание, ладно?

— Ладно, — Райли сделала вид, что пропустила мою резкость мимо ушей. — Вот улица Лобачевского. Вторая школа находится вон там, впереди. Место здесь лютое. Очень странные вихри.

— Я не чувствую.

— А я чувствую. Это не ветер, милый. Это энергетические завихрения. Пространство здесь деформировано. Всё может рассыпаться в любой момент, как карточный домик.

— Из подворотни как будто бы гнилью тянет, — принюхался я.

— Тебе кажется.

Местечко и впрямь нехорошее. Вроде бы и не происходит ничего, вокруг ни одной живой души, никаких зримых аномальных проявлений, а на сердце неспокойно. Ноги заплетаются одна за другую, того и гляди споткнёшься. А после становится понятно, что левая нога никак не желает делать такой же шаг, как и правая. Как ни старайся, она шагает короче, словно блокируя колено. Приходится постоянно поворачивать вправо, чтобы не уклоняться в сторону. Это невидимая воронка затаскивает в себя, аккуратно и упрямо. Пытаешься вырваться, она злится. Земля едва ощутимо вибрирует, и от неё начинает подниматься пыль. Очень необычно густая пылевая завеса встаёт на полметра, выше не задираясь. Как сценический дым на эстраде восьмидесятых годов. Идёшь почти по колено в этой пыли, словно по воде. Едва различаешь свои ступни. Тук! — доносится откуда-то из центра Земли. И по пылевому 'озеру' расходится ровная волна, бьющаяся об стены домов, перекатывающаяся через встречные автомобили, затухающая где-то вдали.

Школа N2 возвышалась над двухэтажными домами старой застройки, выделяясь, как белая ворона. Я было нацелился на парадный вход, но Райли остановила меня.

— Нельзя? — спросил я.

— Только не через эти двери. Там что-то не так.

— Как же мы попадём внутрь? Через окно?

— Зачем? — подруга указала на арочный проём. — Вон же ворота. Зайдём со двора. Там не так гудит.

Я не стал спрашивать, что именно у неё гудит, и послушно свернул к тёмной арке. Ворота были распахнуты. Их что-то заметно покорёжило, оставив на внутренней стороне створок следы длинных глубоких царапин. Как будто бы нечто огромное вырвалось через них со двора — на улицу.

Только лишь стоило нам шагнуть под тёмный свод, как пыль схлынула от наших ног, и 'утекла' куда-то назад, затянув вместе с собой весь мелкий мусор и лёгкие камушки.

— Что это было вообще? — хотел обернуться я.

— Не отвлекайся. Сконцентрируйся, — ответила Райли, разнося гулкое эхо.

— На асфальте следы шин. Что за машина тут ездила? Видимо, крупная.

— Тут были не только дроны. Это следы бронетранспортёра. Сумеречники пытались сами вытащить свой аппарат, но что-то их напугало до такой степени, что они снесли ворота.

— Значит, ворота пострадали не от аномалии?

— Нет. Их просто протаранили.

— Не пойму, зачем было запирать их за собой, когда въезжали? Могли бы оставить открытыми, на всякий пожарный.

— Выходит, что не могли.

Остановившись во дворе, мы никак не решались войти в полуоткрытую дверь чёрного хода. То, что напугало даже сумеречников, подкарауливало нас внутри, а мы даже предположить себе не могли, что же это может быть?

– 'Учат в школе, учат в школе, учат в школе', -задумчиво пропел я, и посмотрел на спутницу. — Ну что, Райли, входим? Или как?

— Меня что-то смущает, — стояла на месте она. — Пытаюсь понять, что.

— Есть идея, — отойдя в сторонку, я перешагнул через упавший флагшток, и приложил палец к уху. — Контур, приём. Это Агент-909. Контур, приём.

Сначала радио молчало, затем что-то треснуло, пиликнуло и мне ответили.

— Слышу тебя, Агент-909. На связи Башня-13 'Химэдзи', приём!

— Оператор, мне нужен прямой канал связи с Элекеном.

Наступила пауза.

— Не понял, Агент-909, повтори запрос.

— Мне нужен прямой канал связи с моим куратором, — повторил я. — Немедленно.

Связь прекратилась.

— Вот пеньки, — я вернулся к Райли.

— Ну, что? — спросил она.

— Ничего. Тупят.

— Писатель? — вдруг заговорил наушник голосом Элекена.

— Да. Я на месте, — отвернувшись, я вновь отошёл в сторонку.

— Ты внутри школы?

— Нет, но стою у входа. Может быть подскажете, где именно застряла ваша машинка, чтобы мы не тратили время на обшаривание всех классов подряд?

— Дрон находится на третьем этаже, в подсобном помещении, прямо за кабинетом биологии.

Я повторил эту информацию Райли.

— Знаю, где это, — ответила она, и указала пальцем на крайнее верхнее окно. — Вон там.

— Хорошо. Спасибо за информацию, — ответил я куратору. — Ну вот, осталось только подняться и освободить этот аппарат, за что бы он там не зацепился.

— С этой школой у меня связана масса воспоминаний, — поёжилась Райли.

— Ты и сюда успела добраться в своих вылазках?

— Нет. Я тут проучилась пять лет. Учителя тут были строгие — просто жуть. Математик, чуть что не так, шарахал указкой по парте. Я аж подпрыгивала. Однажды указка сломалась, и обломок прямо ему лоб угодил, представляешь? Мы всем классом покатились от смеха. И он тоже, лоб чешет и ржёт. А Виктор Сергеич, который литературу вёл, однажды…

— Погоди-ка. Помнится, кто-то мне плёл, что поудалял 'всё лишнее' из памяти 'старой хозяйки'? — улыбнулся я.

— А? — опомнилась Райли, и тоже заулыбалась. — Ну-у, я не удалила моменты, связанные с обучением. Это были полезные данные, поэтому…

— Я же не упрекаю тебя. Наоборот. Ты сейчас выглядела точь в точь как обычная девчонка из моего мира.

— А разве в твоём мире девчонки одноглазые? Шучу! — Райли рассмеялась.

— Вот на этой позитивной ноте давай-ка закончим наше смертельно-опасное задание, — проследовал я к чёрному ходу.

Мы открыли дверь. По её внутренней стороне стукнула и задребезжала отрезанная пружина. Нога перешагнула через порог и ступила на кафельную плитку.

— Темновато, — прошептал я. — Здесь бы не помешал фонарик Гудвина.

— Смотри, — Райли указала на следы колёс, видневшиеся в свете, падающем из дверного проёма.

— Это след нашего робота, — кивнул я.

— Судя по тому, что тут три колеи, он был здесь не один. Хотя, может, он просто катался туда-обратно?

— Ну и отлично. Пойдём по его следам и выйдем прямо к нему. Так мы наверняка минуем опасные участки, если они здесь есть.

Осторожно двигаясь вдоль запылившихся откидных кресел, мы прошли школьный вестибюль, выйдя в коридор. Колеи рубчатых покрышек поворачивали на главную лестницу.

— Если тут ездил один дрон, — не повышая голос показывала Райли. — То два раза он ехал медленно, а третий раз — очень быстро. Длинный тормозной след при съезде с лестницы, затем, крутой поворот в вестибюль, с приличным заносом. Сильно торопился.

— Может их правда два было? А лестница как? Свободна?

— Сейчас проверю. Подожди здесь… — она прошла вперёд, поднялась на несколько ступенек, заглянув снизу на следующий пролёт, и тут же спустилась обратно. — Нет. Там мокричное заражение. Слышишь, вода капает? Тут есть ещё одна лестница. В конце коридора. Пойдём.

— Начинается…

— А как ты хотел?

По грязным окнам первого этажа снаружи что-то царапалось, словно сотни маленьких птичек стучались клювиками.

— Пыльная буря усиливается, — заметил я. — Странно, а во дворе не было никакой пыли.

— Она только с той стороны. И это не нормальная пыль. Там вообще всё очень ненормально, — ответила Райли.

В окно, мимо которого мы проходили, ударился довольно крупный камушек, и по стеклу с хрустом разошлась паутина трещин.

— Чёрт! — отпрянул я. — Напугал, зараза…

— Это не простая аномалия, — Райли мрачно покачала головой. — Готова поклясться, что у неё есть что-то вроде искусственного интеллекта. Таких энергетических колебаний я ещё не чувствовала. Струны упорядочены, и реагируют на нас, как живой организм на инородные тела.

— Это защитная система, созданная Хо, — ответил я. — Теперь, когда оно её не контролирует, не знаю, чего от неё можно ожидать…

— Почему же Хо перестало её контролировать?

— Оно ушло.

— Куда?

— Нам на эту лестницу нужно? — уйдя от ответа, я указал на самую последнюю открытую дверь.

— Да. Погоди! Первый не лезь. Дай, я посмотрю сперва.

Так же, как на центральной лестнице, здесь Райли поднялась на несколько ступенек вверх и немного потопталась, что-то сердито бубня.

— Тоже закрыто? — нервно спросил я.

— Не совсем. Тут трансморфные искажения, но только в одну сторону. Наверх подняться можно, а вот как будем спускаться — уже не знаю.

— И что делать будем?

— Выбора нет. Будем подниматься. За перила не хватайся! Писатель, ты как будто бы первый день в нашем городе. Забыл правила?

— Извини…

До третьего этажа поднимались тихо, как мышки, прислушиваясь к каждому постороннему шороху. За лестницей нас ждал новый коридор, по которому нужно было пройти из конца — в конец. Запах тухлятины сразу ударил мне в нос.

— Надень респиратор, — Райли отстегнула маску и натянула её себе на голову.

Я послушался. Запах не исчез, но так мы, хотя бы, оберегали себя от заразы, летающей в воздухе. В центральной части коридора находилась широкая площадка, выходящая на главную лестницу. Вся она заросла плющом, плотно обвивающим стены. Стебли протягивались под потолком изогнутыми, переплетёнными лианами. Паркет перед входом на лестницу, сплошь зарос грибами. Здесь царствовала 'Мокрица'. Поэтому растительность не вымерзала даже холодными зимами. Когда мы проходили мимо, Райли рекомендовала держаться противоположной стены. Плющ, казалось тянулся ко мне с потолка и стен, пытаясь зацепиться. Не знаю, так ли это было на самом деле, но ощущение неприятное.

Вскоре мокричный рассадник остался позади, и нам осталось пройти ещё полкоридора. Во время нашего движения, совершенно неожиданно, со стены сорвался плакат детской стенгазеты, и с шорохом спланировал к нам под ноги.

— Твою мать, — опять отпрыгнул я. — Долбаный 'дом с привидениями'…

Мы остановились. Райли присела, осмотрев жёлтый от времени ватман.

— Всё в порядке. Похоже, что он сам упал, — выпрямившись, она взглянула на меня, наверное, с укоризной (из-за стекла невозможно было понять, что выражает её лицо). -Ты чего скачешь, попрыгун? Спокойнее. Твои эмоции будоражат всё вокруг. Заставляют плакаты падать. Чем больше боишься — тем больше хрени вокруг происходит. Расслабься. Вспомни мои уроки.

— Хочешь сказать, что это из-за меня он упал?

— А из-за кого же, — обойдя плакат, Райли двинулась дальше. — Пошли. Не наступай на бумагу.

— Ты это нарочно сказала, да? — стараясь ступать по её следам, я пошёл за ней. — Ладно. Наверное, ты права. Это избыточная энергия опять из меня прёт, и привлекает всякую чертовщину. Надо её обуздать…

— Ты не говори, а делай, — не оборачиваясь ответила Райли. — И прошу тебя, говори потише.

— Да я и так вроде…

— Ты шумишь, как попугай. Это не то место, где надо шуметь. Вот он — кабинет биологии.

— А где же табличка? А-а, вон валяется… Похоже, что дверь пытались сломать, — послушавшись подругу, я говорил уже совсем тихим шёпотом. — Всё побелкой засыпано. От петель идут трещины по стене. И табличка отлетела.

— Да, — согласилась Райли. — Только вот ломали её, почему-то, изнутри. Странно это. Тебе не кажется?

— Так может быть это дрон там заперт?

— А кто же его запер?

— Ну-у… Другой дрон. Мы же предполагали, что их было двое.

— Ага. Они приехали сюда вдвоём, и один запер другого. Писатель, ты просто так ерунду несёшь, или действительно поглупел?

— Ну а кто мог его там запереть? Не сам же он заперся? У меня больше нет вариантов.

— Отойди в сторонку. Не мешай мне, — Райли ощупала дверь пальцами, затем потрогала ручку и потянула её. — Она не заперта.

— Тогда открывай.

Сняв маску, подруга принюхалась к замочной скважине, — оттуда тащит чем-то омерзительным. Гнильём каким-то.

— Может это не оттуда, а с лестницы сквозняком доносит? — я тоже снял респиратор.

— Нет. Именно оттуда.

Аккуратнейшим образом, Райли приоткрыла дверь и заглянула в класс, но тут же отстранилась, прикрыв рукой нос и рот, — ф-фу.

— Я не чувствую, — хватая ноздрями воздух, я пытался понять, что же её смущает.

— Как будто бы заходим внутрь трупа. Все стены провоняли гнилью насквозь, — не пропустив меня вперёд, Райли вошла в класс и тут же опасливо перепрыгнула через какой-то предмет, валявшийся на полу. — Не наступай! Ни в коем случае не наступай на это!

— Хорошо, хорошо, — я с удивлением и непониманием обошёл бумажный самолётик, сдаланный из листочка тетради.

В классе царил бардак. Многие парты повалены и перевёрнуты, стулья валяются как попало.

— Вообще ни на что здесь не наступай. Не касайся стульев и парт, — бухтела через ладонь Райли. — Вон, дверь в углу, нам туда.

— Я не понимаю, чего ты морщишься? Здесь пахнет лишь запустением, — ответил я, обходя стулья.

— Неужели?

— А? Кто это сказал?

Мне ответила не Райли и не наушник, а кто-то другой. Тот, кто сидел на одной из парт, и точил себе когти длинной пилкой. Пыль, летавшая в воздухе замерла в одном положении. Спутница, идущая впереди, тоже остановилась, будто бы её поставили на паузу. Время вокруг застопорилось. И лишь высокое чёрное существо, появившееся впереди, шевелилось как ни в чём не бывало.

— Хо? Как ты выбралось?

— Я не выбиралось. Я всё ещё внутри тебя. Просто настало время провести с тобой небольшой инструктаж. Не обращай внимание на то, что ты видишь. Это просто секундная иллюзия. Здесь такое возможно. Временная трещина позволяет создавать подобные фокусы.

— Хорошо, что это ты. А то местные полтергейсты успели сильно меня попугать. Обуздай как-нибудь свою защитную систему. Мы же тебе не враги.

— Её невозможно обуздать. Тут дело не только во мне, но и в Ал Хезид. Тут всё очень сложно, Писатель. Как только она будет освобождена — бегите. Бегите как можно быстрее.

— Я думал, что всеми чудесами здесь ты заведовало.

— Раньше — да. Но теперь. Теперь я такой же беглец, как и ты, — спрыгнув с парты, Хо бесшумно приблизилось ко мне, и обошло по кругу. — Кстати, ты знаешь о том, что 'болтун — находка для шпиона'?

— Не понял.

— Забыл, что торчит у тебя в ухе? Эта штука умеет не только держать связь с периметром. Она умеет подслушивать. Ты об этом не задумывался, когда говорил про Ал Хезид?

— Я…

— Ты не думал о том, что если Элекен узнает о твоей осведомлённости, он радикально поменяет свои планы относительно тебя? Успокойся. Он до сих пор не в курсе. К твоему счастью, я умею блокировать частоты передатчика. Но на будущее имей в виду.

— Хорошо. Я понял. Буду держать язык за зубами, пока передатчик со мной.

— Замечательно. Время поджимает. Скоро ты увидишь хронокапсулу. Она заблокирована моей печатью. Сорвать её могу лишь я. Но раз я внутри тебя, то это сможешь сделать и ты. Если нам повезёт, Ал Хезид не уничтожит нас. Но если даже она нас не уничтожит, то уж точно накроет криптоволной. Не забывай мои слова, Писатель, рви отсюда когти сразу после того, как выполнишь моё поручение. Хронокапсула открывается тремя нажатиями на тёплые участки в верхней части цилиндра. Нажимай тремя пальцами одной руки: большим, указательным и безымянным. Услышишь щелчок — сразу отступай и прими самую безобидную, умоляющую позу. Тогда, возможно, она проникнется твоим раболепием и пощадит нас с тобой. Всё, теперь иди. Иди к ней, Писатель! Выпусти её!

— А?! — я очнулся.

— Ты чего там застрял? — окликнула меня Райли уже добравшаяся до школьной доски. — Давай сюда, аккуратно, не цепляй парты.

— Ты не видела Хо?

— Хо? Нет. Где оно?

— Мне показалось. Я иду, иду.

Войдя в подсобку, Райли тут же подозвала меня.

— Он здесь!

Я вошёл следом. Под ногами тут же захрустело стекло от разбитых склянок. Взгляд моментально зацепился за причудливую конструкцию, застрявшую в тёмному углу. Устройство на шести колёсах, отдалённо напоминавшее марсоход, стояло между шкафом и диваном. Линолеум на полу был исчерчен чёрными полосами следов. Видимо буксовал здесь не только этот робот, но и другой, безуспешно пытавшийся вытащить его на буксире.

— Дрон не просто застрял, — определила Райли. — Он вцепился в какой-то бочонок,

— Не лезь дальше, — остановил я её. — Спасибо, что проводила меня сюда. Теперь моя очередь работать.

— Будешь выпускать…

— Тс-с. Ни слова, — приложив палец к уху, я вызвал периметр. — Контур. Приём. Вызываю Элекена.

— Я слушаю Писатель, — неожиданно быстро ответил куратор. — Полагаю, что ты добрался?

— Собственно, я на расстоянии вытянутой руки от вашей тачанки.

— Отлично. Видишь, что её удерживает?

— Вижу. Зацепилась за угол шкафа. Вытащить — пара пустяков. Скажите мне, как запустить этот хитрый агрегат?

— Подойди с правой стороны. Видишь панель сбоку? Она выделяется. На ней две лампочки, которые не горят.

— Да.

— Справа кнопка. Нажми.

— Нажал. Крышка панели приоткрылась.

— Внутри увидишь тумблер, переключишь его из положения 'Основной', в положение 'Резерв'.

— Переключил. Замигала жёлтая лампочка.

— Значит вспомогательный аккумулятор работает. Рядом с тумблером нажми на красную кнопку.

— Сделал. Слышу тихое гудение.

— Ты подал питание на сервоприводы. Осталось подключить центральный процессор, и дать команду на запуск автонавигатора. Для этого убери защёлку на верхней части кожуха, и сдвинь крышку. Она расположена за широкоугольной камерой. Нашёл?

— Погодите… Так. Ага, вот. Нашёл. Тут экранчик. На нём мигает надпись 'Связь отсутствует'.

— Видишь внизу несколько сенсорных кнопок? На одной из них написано: 'Перезапуск'. Жми. Потом, когда появится меню, выберешь 'Автоматическая навигация'. Потом выберешь 'Ориентирование по маякам' и 'Пуск'. Это всё. После этого тебе останется лишь зацепиться за автодрона. Он сам тебя довезёт. Грузоподъёмность позволяет.

В наушнике зашуршали помехи.

— Элекен. Вы пропадаете.

— Освободи нашего дрона, — голос куратора утонул за помехами.

— Элекен! Чёрт, — я обошёл дрона спереди и осмотрел идеально-ровный цилиндр, за который он держался своими захватами. Клешни робота были прилеплены к цилиндру чем-то вроде окаменевшего, желтоватого клея. Сам же цилиндр стоял на полке, к которой был прилеплен таким же клеем. Дрон так силился его оторвать, что оттащил полку от стены почти на метр, пока та не зацепилась углами за шкаф и за диван, сдвинуть которые машина уже не смогла.

— Самое главное я услышал, — сам с собой разговаривал я. — Теперь я знаю, как запустить дрон. И я знаю, как отлепить эту штуковину. Итак, выбор. Я могу оторвать от цилиндра клешни робота, и отправить его на все четыре стороны. Я так же могу оторвать цилиндр от полки, позволив роботу утащить его. Как поступить?

— А разве ты уже это не решил? — спросила Райли.

— Твоя правда, — потрогав загадочный артефакт, я принялся осторожно счищать с него засохшую корку клея.

Она отваливалась очень легко, словно тая под моими пальцами. Непонятно, как она умудрялась так прочно удерживать манипулятор автодрона, если мне не составило ни малейшего труда оторвать её от него. Куски клея падали на пол. Я отколупывал их, пока полностью не освободил клешни захватов. Затем, начал отрывать саму хронокапсулу от полки. Так же, без малейшего сопротивления. Клей с треском рассыпался будто засохшая канифоль. Наконец, цилиндр был в моих руках. Я бережно вынес его поближе к свету, и установил на столик, напротив окна. Райли предварительно смахнула со столешницы обломки пробирок и каких-то сломанных скелетиков.

— Так, — внимательно разглядев совершенно гладкий предмет из неизвестного нашей науке металла, я поднёс руку к его верхушке. — Оно сказало, 'тёплые участки'.

— Может… — Райли потянула руку, но я несильно шлёпнул её по кисти. — Не трогай. Пожалуйста. Это могу сделать только я. Лучше отойди в уголок, или спрячься за шкафом.

— Но я хочу увидеть её.

— Тихо! Делай как я говорю. Отойди на безопасное расстояние. Ну же.

Райли послушалась и отступила в сторону. Но не ушла очень далеко, оставшись наблюдать за мной всего в паре метров. Ладно. Хорошо, что хотя бы так удалилась. Я вновь полностью сосредоточился на хронокапсуле. Почему-то мне вдруг стало очень неловко прикасаться своими грязными пальцами к этой святыне. Только лишь я решился, как наушник вновь заработал.

— Чёрт, — отскочил я от цилиндра, словно боясь, что Элекен за мной подсматривает.

— …сатель!

— Да. Я слушаю.

— Писатель! Я переключился на другую частоту. Но и она скоро будет заглушена…

— Что её глушит?

— Гроза. Растущее криптоизлучение порождает метеоаномалию. Вокруг твоего местоположения усиливается вихревой поток. Если будешь долго возиться — тебя там похоронит. Поэтому давай скорее, выдёргивай дрона и уезжай! Писатель, ты слышишь?

— Слышу! Да! — я мельком глянул в окно, темнеющее на глазах.

Стёкла в рамах задёргал усиливающийся ветер.

— Писатель! — рой помех. — Писатель!

Теперь уже связь отрубилась окончательно.

— Погода портится, — произнесла Райли.

— Вижу. Неужели из-за нас?

— Уходить нам надо. Быстрее открывай этот термос и убегаем. Ты ведь знаешь, как его открыть?

— Знаю. Не торопи меня, — я вытер вспотевшие ладони об штаны.

По стеклу забарабанили жирные капли холодного дождя. Вода, перемешанная с пылью, поползла по окну ломаными дорожками, прихватываемыми ледком уже на подкате к карнизу. Порывы ветра набрасывались на стены, громыхая железом на кровле.

Пока комнатка окончательно не погрузилась в темноту, я начал открывать капсулу. Она была прохладной со всех сторон, но вот палец наткнулся на тёплое пятно. Затем, я нащупал ещё одно.

— Так. Сюда большой палец, сюда указательный… А куда безымянный? Здесь? Нет… Да где же… Вот! — все три моих пальца остановились на тёплых участках хронокапсулы.

Лёгкий жар ударил в них, и разлился дальше — по остальной руке. Дёрнутые мышцы, болезненно нывшие всё это время, сразу же перестали болеть. Раздался щелчок.

— Отходим, отходим назад!

Мы оба вжались в стену, и упали на колени стараясь даже не смотреть на 'ожившую' реликвию. Но ничего не произошло. Цилиндр как стоял на столе — так и стоял. Неуверенно посмотрев на него исподлобья, я перевёл непонимающий взгляд на Райли. Та смотрела на меня.

— Ну? И что дальше?

— Ты уверен, что он открылся?

— Должно было щёлкнуть. Вроде щёлкнуло. Ты слышала щелчок?

— Слышала.

Окна затряслись и зазвенели. В форточку ударился то ли камень, то ли крупная градина. Я выдернул из руки воткнувшийся под кожу осколок стекла и, подкравшись к столу, приблизился к капсуле. Но стоило мне лишь прикоснуться руками к краю столешницы, как верхняя часть цилиндра, словно срезанная наискось невидимым лазерным лучом, сползла со своего основания, и грохнулась на стол, после чего покатилась дальше, и упала мне под ноги. Из открывшейся ёмкости ударил яркий свет, как из фонаря, озарив потолок белым кругом. Перепугавшись, я снова отскочил подальше, и пригнул голову.

Минуты тянулись одна за другой. Буря бесновалась всё сильнее. Ветер выл как безумный, и тысячи листьев, вперемешку с оторванными ветками, метались в воздухе, создавая страшную, завихряющуюся канитель. Мы смиренно ждали. Свет, выбивающийся из капсулы, становился всё тусклее, но Ал Хезид не появлялась.

— Почему она не выходит? — опасливо спросила Райли.

— Я откуда знаю.

Дольше ждать её не было времени. Находиться в школе становилось всё опаснее. Здание грозило в любой момент рухнуть под напором стихии. Поэтому я, несмотря на предупреждения, снова рискнул проверить, что же находится внутри цилиндра. Было страшно, но, вместе с этим, необычайно любопытно. Я готовился увидеть настоящее воплощение совершенства. Но то, что в итоге увидел, как-то совсем не смахивало на образ прекрасного ангела. Больше всего это было похоже на чудовищный, беспощадный и крайне циничный розыгрыш.

— Здесь ящерица, — едва выдавливая из себя слова, сообщил я.

— Ящерица? — Райли приподнялась, всё ещё не рискуя подходить ближе. — Как, ящерица?

— Обычная ящерица. И к тому же, дохлая. Вон, посмотри.

Внутри цилиндра на белой светящейся подушке неизвестной гелевой субстанции, свернувшись колечком действительно лежала крошечная рептилия. Из-за подсветки она сначала показалась мне абсолютно чёрной. Выглядел этот сюрприз как форменное издевательство. Райли тоже ничего не понимала.

— Послушай, а может быть мы ошиблись? — предположила она. — Может взяли не ту ёмкость? Здесь же находился кабинет биологии, много разных заспиртованных существ…

— Мы не могли ошибиться. Это та самая хренова капсула. Вот, суки. Суки!!! — я с яростью смахнул цилиндр со стола и он, сверкая своим коническим лучом, упал мне под ноги, укатившись в сторону. — Твари! Столько сил и стараний я потратил! На что?! На это говно?! На заспиртованную жабу в термосе?!

— Это ящерица, — поправила Райли.

— Да насрать! Хоть крокодил! Я им верил. Я думал, что выполняю ответственную миссию. Столько пафосных фраз было сказано. А на деле… Они просто издевались. Они шутили. Недоделанные комедианты.

Со всей дури толкнув стол, с которого упали, расколовшись, последние, чудом уцелевшие пробирки, я бросился к автодрону, несколько раз пнул его в колесо, и, не в силах справиться с овладевшим мною бешенством, выскочил в класс, едва не сбив вовремя отскочившую Райли. Там, в классе, я облокотился на учительский стол и… Засмеялся.

Это безумие. Я спятил. Вот как выглядит потеря рассудка. Все мои приключения, пережитые за последнюю пару месяцев, были всего лишь диагнозом, отражением моей воспалённой фантазии, одержавшей верх над здравым смыслом. Я — сумасшедший. Буря, колотившаяся в стены и окна, была продолжением моей психопатии. Она уже клокотала не на улице, а внутри меня.

Опираясь на плексигласовое покрытие стола, я, сталкивая с него какие-то тетради и подставки для ручек, проковылял до соседней парты, продолжая хохотать, и остановился напротив доски. При одном только взгляде на неё, что-то потустороннее перехватило моё дыхание, заставив немедленно успокоиться. Неясно, что это было, но подействовало оно отрезвляюще. Моргая и покачиваясь, я вращался между доской и партами. Пытался остановить кружащееся пространство. Пытался остановить кружащуюся голову.

— Хватит.

Руки упёрлись в доску. Низко опустив голову, я жадно хватал воздух. Позади зашуршал дверной замок. Это было очень неожиданно, если учесть, что дверь мы за собой не закрывали. Обернувшись, я не узнал класс. Все парты стояли ровненько. Перевёрнутые стулья поставлены на них, словно ученики только что покинули аудиторию. А в воздухе висело необычное сиреневое марево. Дверь открылась. На пороге стоял автодрон. Пожужжав камерами, он въехал внутрь. За ним — ещё один. Это были определённо роботы сумеречников, но выглядели они не как обычно. Какие-то полупрозрачные, нереальные, похожие на компьютерную графику наложенную на реальность. Будто бы ехали не сами машины, а их чертежи. Я видел как электроэнергия распределяется по механическим узлам, как идут сигналы, меняется уровень напряжения в отдельных системах. Только лишь когда автодроны проехали мимо меня, я догадался, что их здесь на самом деле нет. Точнее, они есть, но в ином времени. Из-за хронологического перекоса, мне было доступно прошлое и настоящее одновременно.

Первый дрон начал возиться с дверью подсобки. Второй ждал его напротив меня. Оба игнорировали моё присутствие. Они меня не видели. Однако же, моё местоположение чем-то привлекало заднюю машину. Камера уставилась в мою сторону, объектив навёлся. Пока дальний робот ковырял замок, а ближний пялился своими электронными глазами, я задумался.

А что если это мой шанс? Шанс всё изменить. Они ещё не добрались до хронокапсулы. Автодрон ещё не застрял, пытаясь её вытащить. И меня ещё не собираются привлекать к этой миссии. Если я им намекну на тщетность их действий, то, возможно, они поймут и уедут…

Взяв кусочек мела, я начал писать на доске большими буквами слово 'УХОДИТЕ'. Пока писал, один из дронов справился с дверью и уже заехал внутрь. Второй продолжал стоять и смотреть на меня. Только бы увидел надпись… Нет. Не увидел. Поехал в подсобку. Чёртовы болваны. Как же я их ненавижу.

Изнывая от беспомощности, я сжал кулаки, ощущая как моя энергия разливается от меня во все стороны, смешиваясь с чужой, незнакомой энергией, словно горячая вода с холодной. Ещё немного и я взорвусь, разнеся здание на кирпичную крошку. Во мне танцевала ненависть. Позади слышался мерзкий скребущий по нервам звук мела, самостоятельно чертящего на доске густые каракули.

В полном исступлении, не зная, что делать, я поднял с пола раскрытую тетрадь, упавшую со стола, выдернул из неё листок и принялся мастерить из него первое, что пришло в голову — бумажный самолётик. В детстве, когда я мастерил поделки из бумаги, меня его занятие хорошо успокаивало. Но это было тогда, в другой моей жизни. Возможно, даже и не в моей вовсе… Да что за проклятье?!

Дрон выехал из подсобки и покатился на выход. В последней надежде я помахал ему рукой, но это было бесполезно. Он меня не видел.

— Да и вали к дьяволу.

Я пустил ему вдогонку самолётик. Бумажная птичка сначала устремилась вниз, но, пролетев под партой, внезапно была подхвачена каким-то сквозняком, и, набрав высоту, помчалась вслед за уезжающей машиной.

— Валите все! Ненавижу вас! Ненавижу!!! — заорал я, брызгая слюной, и подхватив один из стульев запустил им по направлению к двери.

Энергия вокруг приняла шарообразную форму, а затем взорвалась, разметав мебель в разные стороны. Дверь захлопнулась прямо за автодроном, сразу после этого, всё что находилось в классе, поднялось к потолку, будто бы в невесомости. Рычащее дыхание, рвущееся из моей груди, заставляло пространственно-временные дыры расползаться шире. Я видел их радужные контуры, распространяющиеся, словно пропалины на подожжённой газете. Стоило мне пошевельнуться, как висевшие в воздухе предметы, как один, рухнули на пол. Они с грохотом падали вокруг меня, а мне было плевать. Я пинал их, швырял, бесился как полоумный. От моего крика вылетели стёкла. Но не наружу, а вовнутрь, зависнув и рассыпавшись прямо в воздухе тысячами осколков. Я ощущал всеми фибрами, как с разных сторон распадаются и рушатся физические, молекулярные взаимосвязи. Кирпичи в кладке проседают, трещины расходятся по потолку, паркетные плитки перекашиваются и отстреливаются вверх. И это злило меня ещё больше. Я превратился в беснующегося монстра, и уже не мог себя контролировать.

— Писатель, остановись! — на спине у меня повисла Райли.

Я попытался её стряхнуть, но она держалась на мне крепко, словно ковбой на быке. Ещё немного я подёргался, расталкивая парты и стулья, но вскоре почувствовал, как энергия стабилизируется. Не знаю, Райли мне помогла её унять, или же это произошло само собой. Но я быстро приходил в себя. А когда силы меня оставили, висящая на спине подруга, минуту назад лёгкая как пушинка, внезапно стала весить едва ли не тонну, вдавив меня в пол. Откуда-то сверху на нас просыпался дождик из мелкого стекла. Мы лежали среди хаоса, слушая, как за окнами постепенно стихает свирепый ураган.

— Успокойся. Ну чего ты разбушевался? — шептала мне Райли на ухо. — Я с тобой. Видишь? Я с тобой.

Немного пошевелившись, дал ей понять, что психоз меня отпустил и я хочу высвободиться. Она поняла это, и, немного погладив мои волосы, поднялась.

— Зачем всё это, Райли, — произнёс я, медленно вставая на четвереньки. — Зачем всё это со мной происходит?

— Милый, нам надо уходить, — ответила она, поправляя перчатку на левой руке. — Здание того и гляди рухнет. Запускай дрона.

— Да, — потянувшись к ней, я потряс её за плечо. — Так я и сделаю. Именно так. Я его запущу, и когда он поедет, мы зацепимся за него…

Монотонно бормоча эти слова, я тяжело поднялся и, пошатываясь, побрёл между поваленной мебелью в сторону подсобки, — … он вывезет нас на улицу. Когда вырвемся из аномального вихря, ты спрыгнешь, а я… А я поеду дальше. До главных ворот периметра. И там…

С болью сглотнув тугой комок, изнутри упершийся мне в глотку, перешагнул через порог подсобки и вошёл внутрь, — … И там… И там они выстрелят в меня. Прямо вот сюда, в лоб. Вышибут мои больные мозги к чертям собачьим. Поставят точку в дерьмовом романе горе-писателя. Убьют Даркена Хо… Наверное, это будет правильно. В конце концов, я — всего лишь одна из вариаций. Я — переменное значение в формуле Элекена. Поэтому у меня нет ничего. Даже имени.

— Но у тебя есть я! — возразила Райли.

— Ты? — уже подойдя к дрону, я повернул голову.

— Разве тебе этого мало?

— Я не заслуживаю тебя, Райли. И могу причинить тебе вред. Ненависть внутри меня слишком сильна…

— К кому ненависть, Писатель? К кому?! Неужели ко мне?!

— Нет, не к тебе. Я не знаю, к кому. Возможно, к себе самому. Это не важно. Важно, что вспышки этой ненависти становятся всё сильнее с каждым разом. Я перестаю себя контролировать. Я превращаюсь в какую-то сумеречную тварь. Против своей воли. Я всё меньше хочу бороться за жизнь, и всё больше хочу убивать. Становлюсь похожим на изгнанника первой волны. Или же… Или же на само Хо.

Стены школы подозрительно затрещали, покрываясь трещинами, за которыми зияли сквозные просветы. Повсеместно посыпался песок, перемешанный с побелкой. Панельные плиты над головой немного просели, отчего на пол с грохотом упала лампа. Если бы Райли не отскочила, удар пришёлся бы ей прямо по голове.

— Здание разваливается, — испуганно воскликнула она. — Быстрее включай дрона.

— Включаю, включаю, — возился я с экраном, на который сверху обильно сыпалась побелка. — Так… 'Перезапуск'. Где он? Вот он…

Подземные толчки усилились. Из шкафа на пол полетели книги, склянки и штативы.

— Потолок сейчас рухнет, торопись!

— Он не запускается! Чёртова хрень!

В воздухе мелькнула голубая молния. Прямо между нами. Затем, ещё одна скользнула по батарее, выбив из неё искры. Сперва мне показалось, что всему виной электропроводка, повреждённая деформацией стен. Но здание уже давно обесточено. Что же вызывает разряд?

Оказалось, молнии лупили из хронокапсулы, валявшейся под столом. Прямо нам на головы посыпался целый град обломков. Крыша школы проваливалась внутрь. Потолочные панели, давя на рассыпающийся каркас, прогибались всё ниже. Ещё немного и всё рухнет. Я не успею запустить дрон.

— К чёрту! — пропустив очередную молнию, я схватил Райли за руку, и поволок к выходу. — Бежим!

С громким треском переломился рассохшийся косяк, и дверь, сорвавшись с петель, перекосилась поперёк выхода. Внушительный кусок облицовки, всё ещё вися на лоскуте обоев, как ломоть мяса на коже, упал со стены, больно ударив меня по плечу. От побелки щипало глаза. Молнии метались так близко, что едва не касались наших тел, но почему-то ни разу нас не задели.

Пока мы пытались перебраться через препятствие, кровля провалилась окончательно, тяжко ухнув громовым раскатом. Внешняя стена начала вываливаться наружу, во двор, выворачивая отопительные трубы. Мы успели только пригнуться и… Зазвенел звонок. Разрушение прекратилось. Освещаемые ярким свечением, мы, скорчившись, кашляли возле загромождённого дверного проёма, в клубящейся пыли и побелке. Затем, выглянув у меня из-за плеча, Райли прошептала, — Писатель, взгляни на это…

Я обернулся. На том месте, где стоял лабораторный стол, сияла яркая светящаяся сфера, из которой, словно ветви, к потолку устремлялись десятки мерцающих щупалец, поддерживающих потолок.

— Что это? — поразился увиденным я.

— Ал Хезид, — ответила Райли.

Свечение было очень ярким, но не ослепляло, и не заставляло зажмуриться. Мы видели, как из него выползает маленькая, сонная ящерка. Зелёная, словно изумруд.

— Поверить не могу, — таращился я на неё. — Это реально?

— Это она. Она, — вторила Райли.

Ящерица начала разбухать, шевеля лапками всё медленнее. Её тельце трансформировалось, разрасталось, и вот уже перед нами не ящерка вовсе, а девочка с зелёными волосами, и в таком же зелёном платье. Ползёт на четвереньках, подметая пол нечёсаными прядями. Где-то я уже её видел. Да. На фотографии, в кабине разбитого экзокрафта. Так это была она…

Мы не знали, что нам делать. Просто сидели в углу и смотрели, как она приближается. Звонок умолк, и девчонка остановилась. Когда она подняла заспанное лицо, стало видно, что глаза у неё светятся ярко-голубым свечением.

— Савирхаль… Нестигахин, лектарго, — произнесла она в одной тональности. — Альлелад винтру сууль…

— Я не понимаю, — виновато проблеял я.

– 'Долгий сон… Слишком', -шёпотом перевела Райли. — 'Ал Элад не принял… Не поддержал'. Она говорит на альгершатахе, но что — непонятно.

— Ты — Ал Хезид? — обратился я к девочке.

Признаюсь, сама по себе она выглядела не впечатляюще. Щупленькое тельце, растрёпанные волосы, неуверенные движения. Если бы не светящиеся глаза и не пучок колонн-щупалец тянущихся позади, было бы сложно поверить в то, что перед нами сверхсущество. К тому же, своим возрастом и телосложением она напомнила мне Тинкербелл. Поэтому, вместо требуемого смирения и выражения почтения явившейся нам Высшей, мы встретили её с недоумением и озадаченностью. Так всегда бывает, когда ждёшь чего-то фееричного, а в итоге встречаешь не пойми что. За это едва не поплатились головами.

Услышав мой вопрос, девочка одарила меня таким взглядом, что мне почудилось, будто бы она просверлила мне душу насквозь.

— Да. Это я… А кто вы такие?!!! — и вдруг издала пронзительный визг, оглушивший нас на какое-то время.

От ударной волны, стена здания окончательно провалилась во двор. Нас вынесло наружу, вместе с обломками. Держась друг за друга, мы кувыркались, как лягушки в невесомости, ничего не понимая. Моментальный страх сковал нас обоих. Только сейчас стало понятно, с какой страшной силой мы столкнулись. Но было уже поздно. Кажется, я прогневал Ал Хезид. Теперь нам конец.

Если я до сих пор думаю — значит до сих пор жив. Когда же она закончит разбираться с нами? Поскорей бы уж.

По спине пришёлся ощутимый удар, затем по затылку. 'Пробки' в ушах исчезли. Мы упали на землю. Но не быстро, а плавно. Со всех сторон беспорядочно валялись обломки стены. Некоторые куски кирпичной кладки всё ещё продолжали падать. Так же медленно, как и мы, словно снежинки, они осыпались вокруг, раскалываясь и рассыпаясь на крошево.

Я поднял глаза выше, и увидел в здании школы светящуюся дыру, за которой зияли провалы обнажившихся классов. На третьем этаже, откуда мы вылетели, чудесным образом не разбившись, сияние было особенно ярким. Оттуда наружу высунулось несколько длинных, белых, извивающихся щупалец, которые, подобно осьминожьим, хватались за края пролома. Ещё несколько, потянулись вниз, до самой земли, и упёрлись в неё. Между щупальцами плясали дуговые разряды. Наконец, из проёма разрушенной лабораторной комнаты, появилась фигура, обрамлённая ореолом. Могло показаться, что она левитирует. На самом же деле, её удерживали щупальца, растущие из спины и торчащие в разные стороны, как у пушинки гигантского одуванчика. Эти гибкие ходули, будто бы состоявшие из чистейшего света, опускались всё ближе, неся свою владелицу прямо к нам. Ал Хезид нависла над нами, как само воплощение судьбы. Оказавшись в клетке её чудесных крыльев-щупалец, мы окончательно сникли, упав на колени, и более не решаясь к ней обращаться.

Высшая спустилась на землю в нескольких метрах от меня. Боясь вызвать очередной приступ гнева, я уже не поднимал на неё глаз. Райли — вообще уткнулась лбом в землю, как перед богиней. Мы ждали, что будет дальше.

Весь озарённый светом, я с опаской поглядывал на ноги Ал Хезид, плавно переступающие через обломки стены неподалёку от меня. Выше задирать голову уже не рисковал. Но даже так мне удалось понять, что она изменилась. Теперь перед нами была уже не маленькая девочка, а взрослая девушка, облачённая в футуристические доспехи: нечто среднее между средневековыми латами и лёгкой высокотехнологичной бронёй из будущего. Защитный костюм прекрасно облегал её тело, не стесняя движений. Детали его отливали хромом, и я мог разглядеть в её наголенниках, как в зеркалах, своё чёткое отражение. Хром причудливо переплетался с золотом. Соединения сегментов доспеха были выполнены из неизвестного материала, цвета слоновой кости.

Остановившись передо мной, Ал Хезид грозно приказала, — подними голову.

Я не подчинился. Не из гордости. Ужас сковал меня. Шея не гнулась, словно закостенела.

— Подними голову! — гневно пророкотала Высшая.

Выворачивая глазные яблоки кверху, я попытался повиноваться. И увидел длинные ножны на хромированном налядвеннике, украшенные переливающимися то ли драгоценными камнями, то ли светодиодами. Рука в блистающих наручнях потянулась к оружию. Пальцы, поверх которых крепились острейшие когти, как у хищной птицы, обхватили рукоять меча, и потащили его наружу. Когда клинок начал выползать из ножен, я увидел, что он пылает. Голубоватое пламя плясало на нём, словно он был облит чем-то горючим, и тепло доходило до меня, заставляя чувствовать, насколько высока его температура. Когда я представил, как этот страшный меч вонзается в мою грудь, то едва не лишился чувств. Если бы он просто пронзил меня — это не было бы так страшно и больно. Но здесь, его неугасающее пламя выжигало бы меня изнутри, причиняя неимоверные страдания. Боже, почему я не могу выполнить её волю?!

Всё моё тело дёрнулось, голова выгнулась, сильно хрустнув шейным позвонком, рот сам собой раскрылся.

— Говорю в последний раз. Посмотри на меня! — Ал Хезид не шутила, предупреждение действительно было последним.

— Я не смею, — ответил мой внутренний голос.

Это было против моей воли. Я даже не шевелил губами, поражась своему неожиданному чревовещанию. Слова тоже были не мои. Кто-то говорил за меня.

— Почему? — спросила Ал Хезид. — Я не верю, что ты боишься. В тебе заговорила совесть?

— Я знаю своё место, — произнёс я чужим голосом. — Лиша Хранительница.

Меч вернулся обратно в ножны.

— Почему я не должна убивать тебя, Хо?

— На то есть ряд причин. Во-первых, ты не будешь ради меня умертвлять невинное созданье, в котором я содержусь. Во-вторых, ты не станешь рисковать своим и без того шатким положением, вновь пренебрегая священным принципом невмешательства. И в-третьих, ты не станешь убивать меня, потому что из всех существ, наделённых разумом, здесь, на этой несчастной Земле, я одно не предало тебя. Получается, что я теперь твой единственный друг.

— Дру-уг? — Ал Хезид рассмеялась звонким, серебристым смехом. — Вот так дела!

— Ты можешь смеяться, но рано, или поздно ты это признаешь. Сколько можно биться головой в одну и ту же стену? Задумайся. Ты метала бисер перед свиньями, пытаясь помочь неблагодарным людишкам, рисковала всеми своими привилегиями, и что получила взамен? Тебя топтали, вминали в грязь, отталкивали. Тебя ненавидели. На добро отвечали чёрной неблагодарностью. Но ты всё равно продолжала помогать им, спасая остатки их гниющих душ. Подумай об этом, Лиша. Неужели наказание ничему тебя не научило? Взгляни на меня. Я — такая же жертва обстоятельств, как и ты. Мы стоим на разных уровнях, но натура у нас одинаковая. Ты, как и я, заблудилась, запуталась, и теперь ищешь выход. Ты готова идти против системы. Так неужели нам с тобой нужно враждовать?

— Не смей равнять меня с собой, ничтожество, — ответила Ал Хезид. — Я — старший сальвификарий священного Сакрариума. И мои полномочия всё ещё в силе. Ты право лишь в одном. Моё время ещё не пришло. Я не стану рисковать своим статусом, из-за мелочных разборок. Тем более, с тобой. Считаешь меня своим другом? Тогда почему не хочешь посмотреть мне в глаза? Если я твой друг — чего ты боишься? Или тебе так нравится моя обувь, что ты не можешь от неё оторваться?

Не в силах противиться силе, управлявшей мною, я начал поднимать голову. Ал Хезид, сияющая в собственном великолепии, была прекрасна и угрожающа. В ней, облачённой в причудливую бригантину, с золотыми наплечниками, было что-то поистине космическое, неземное. Серебристые волосы развевались, словно от ветра. А над головой танцевали протуберанцы солнечной короны. Лицо Высшей представляло из себя сплошное пятно света, на котором выделялись два голубых глаза. И от взгляда этих незабываемых глаз невозможно было утаить ни одной, даже самой сокровенной тайны. Они видели всё. Взор, как гамма-луч, будто бы пробивал меня насквозь, уходя дальше, в почву. Настолько сильной была его проницательность.

— Ты изменилось, — произнесла она, и от каждого её слова яркое пятно лица вспыхивало. — Не пойму, в какую сторону. Но я чувствую изменения.

— Это так, — Хо старалось отвернуть свой взгляд, но усилием воли продолжало смотреть на Ал Хезид.

Его трепет передавался и мне. От этого я, будучи моя воля, была готов закопаться под землю на этом же месте, раскопав асфальт собственными руками.

— Пока ты грезила, случилось немало, — продолжило Хо. — Мир быстро меняется. И без твоей помощи всё скоро может рухнуть. Поэтому пришла пора пробуждать тебя.

— Не сомневаюсь. Я перестала владеть ситуацией с того момента, как покинула 'Одалиску'.

– 'Одалиска' разбилась на подлёте к Тейлор-Тауну. Я видело её обломки. Не выжил никто. Можешь мне не верить, Лиша, но я очень сожалею.

— Я их предупреждала, что не стоит возвращаться в Тейлор-Таун. Я знала, что его больше нет. Но они меня не послушались, и всё равно полезли. Фархад — наивный упрямец.

— Они звали тебя. Перед тем, как погибнуть. Верили, что ты вернёшься и поможешь им.

— Скорбь моя велика и бездонна. Но я ничего не могла сделать. Когда священный Сакрариум призывает — все его служители должны немедленно явиться. Решением синедриона мне было вынесено строгое предупреждение за потенциальную готовность превысить полномочия. Я не должна была помешать сумеречникам чистить ноосферу. Поэтому меня изолировали на время. Мне не дали спасти друзей, но дали нечто большее — время охладить свой разум и остепениться, привести мысли в порядок. Ведь моё время ещё не пришло.

— Однако, не все члены команды погибли во время великой ноосферной чистки. Элекен выжил. И сейчас от него зависит положение мировых весов. Благодаря тому, что он перенял у меня, сил у него достаточно. Но вот хватит ли разума? Он слишком заносчив и самоуверен. Его действия непредсказуемы и опасны.

— Проект 'Затемнение', -кивнула Ал Хезид. — Всё ещё в силе?

— На последней стадии. Не хватает только тебя. Элекен потратил немало сил, чтобы вытащить твою капсулу за пределы Тенебрариума.

— Значит, он хочет использовать меня в качестве катализатора? Он что, идиот?

— Совсем наоборот. Моя хитрость передалась ему. И капсула ему была нужна не для использования, а для сдерживания. Он хотел провернуть всё сам, собственными силами. Но я-то знаю, что это бессмысленно. Без твоего участия бессмысленно. Руководить проектом должна ты, а не он.

— Как быть и что делать — решать мне, и только мне! — гневно выкрикнула Ал Хезид.

— Это верно. Поэтому я не дало ему забрать твою капсулу. Я защищало её, а сегодня — выпустило тебя из заточения.

— Я тебя не просила!

— Знаю. И не попросила бы. Но я не могло допустить, чтобы Высшая оказалась в плену у гибрида-полукровки, дорвавшегося до власти.

— И чего ты ждёшь за это? Благодарности?

— Мне нужна твоя помощь. Я помогло тебе, а ты помоги мне. И мы в расчёте.

— О-о-о. Даркен Хо просит у меня помощи? Где бы записать? Я польщена. И чем же тебе помочь?

— Выпусти меня из Тенебрариума. Большего я не прошу. Ты сама сказала, что я изменилось. Больше я не представляю угрозы. Я просто хочу пожить ещё немного. На свободе.

— Отпустить самое опасное и неуправляемое существо в этом сегментуме Вселенной? Хо, ты просишь почти невозможное. Сколько раз я давала тебе шанс? А потом приходилось об этом жалеть. Где гарантии, что ты не продолжишь путаться у меня под ногами?

— Нет никаких гарантий, Лиша. Ты видишь меня? Я смиренно склоняюсь перед тобой. И жду мудрого решения. Как ты поступишь — так тому и быть.

— Проклятое ты ничтожество… Грязь с моих подошв, — Ал Хезид вытянула руку в сторону моего лица, сжала пальцы и потянула к себе.

Ощущение было таким, будто бы она просунула всю пятерную мне через рот — до самой утробы, загребла разом все потроха и начала их вытягивать наружу. Боль была адской. Ал Хезид вытягивала Хо из меня, как крысу из банки, а оно в панике цеплялось за моё нутро когтями и зубами.

Увидев, как я корчусь, Райли приподнялась, и бросилась на Высшую. Та простёрла к ней другую руку, и, перевернув кисть ладонью к земле, опустила её вниз, отчего моя подруга распласталась на земле, словно её придавило невидимым, тяжеленным валуном.

Ещё немного и я бы потерял рассудок, не выдержав эту пытку. Но вдруг она сжалилась надо мной, развернув руку и сделав жест, будто бы заталкивает что-то обратно. Я почувствовал, как упирающееся Хо колючим комком провалилось куда-то глубоко-глубоко, и затихло там, свернувшись и съёжившись до самых ничтожных размеров. Как только это произошло, ко мне вернулся контроль над собственным телом. Едва не растянувшись на земле, я удержался на трясущихся руках и как ребёнок зарыдал от боли и страха.

— Прости меня, лучезарная Ал Хезид, — умолял я. — Прости… Прости меня… За то, что не верил. За то, что уронил твою капсулу. Я не хотел. Прости меня. Сжалься.

— Какой забавный экземплярчик, — добрым голосом ответила Высшая. — Так ты — Писатель? Тебе не нужно извиняться. Это ты меня прости. Я говорила не с тобой, а с той гнусной тварью, что сидит в тебе. Не бойся меня. Посмотри на меня, я совсем не страшная. Посмотри.

— Я боюсь. Мне так больно, когда я смотрю на тебя.

— Никакой боли. Обещаю. Ты не веришь слову сальвификария?

— Верю, — я осторожно поднял голову. — О, господи… Ты… Ты прекрасна.

Облик Ал Хезид преобразился на моих глазах. Силовая броня трансформировалась в красивое, воздушное платье. Жгучие протуберанцы её короны исчезли. Вместо них появился платиновый венец. А лицо, из страшного светящегося сгустка превратилось в обычное, человеческое и такое обворожительное, что всяческий страх тут же покинул мою душу. Ал Хезид пленила меня своим обаянием. Я тут же забыл о смятинии и ужасе, и тянулся к ней, как к кумиру. Боль исчезла. Теперь я чувствовал лишь радость и эйфорию. Ради Ал Хезид я был готов вывернуться наизнанку. Я был готов вырвать сердце из груди и подарить ей, за одну лишь ангельскую улыбку. Это была любовь помноженная на любовь. Как если смешать кровную любовь сына к своей матери с любовью отца к своему ребёнку. Это было чудо.

— Вот видишь. Я совсем не страшная, — улыбнулась она.

— Ты — ангел. Ты — настоящий ангел. Теперь я понимаю, за что тебе посвятили гимн.

— Ты о нём знаешь? Мне приятно. Увы, я так и не услышала его окончания…

— Я его знаю. Я знаю, чем он заканчивается!

— Правда? Старик всё-таки успел дописать его до конца?

— Только позволь. И я прочту его тебе.

– 'Там пепел с крыльев сможешь сдуть. Там ждёт награда за плоды твоих усилий', -произнесла Высшая. — А что за награда — я не знаю.

– 'Закончишь песню ты свою, когда окажешься в раю', -прочёл я последние строчки гимна. — 'И обретёшь покой в ветвях Иггдрасили'.

— И обрету покой в ветвях Иггдрасили, — кивула Ал Хезид. — Это то, о чём я мечтала. Обрести покой, в кроне Великого Древа. Долгожданное воссоединение с Высшим Разумом. Когда придёт моё время. Но это будет потом. Не сейчас.

Её рука прикаснулась к моей заросшей щеке, согрев её приятным, ласковым теплом.

— Скажи мне, Писатель, — заглядывая мне в глаза, вкрадчиво спросила она. — Каково это, нести внутри себя то, что ты принял?

— Это тяжело, — ловя цветочный аромат её дыхания, признался я. — Очень тяжело.

— Терпи. И за терпение тебе воздастся. Если Хо до сих пор не повредило тебя, значит оно действительно изменилось и, возможно, имеет право на последний шанс.

— Ал Хезид, молю, избавь меня от мучений. Я так устал. Забери меня с собой.

— Обязательно. Но это сделаю уже не я. И не сейчас. Я не твоя хранительница, — она взглянула на Райли. — К тому же, я смотрю, тебя есть кому охранять. И она справляется с этой задачей не хуже меня. А мне пора уходить. Надо наверстать упущенное. Мой старый друг выбрал неправильную тропинку. Постараюсь убедить его не совершать опрометчивый поступок. Я не смогла спасти Женю и Ольгу. Я не смогла спасти Фархада и Боцмана. Но я ещё могу спасти Алика.

— Если не можешь забрать меня с собой, тогда помоги мне выбраться из города. Пожалуйста, — взмолился я.

Она улыбнулась, наклонилась ко мне и поцеловала в щёку, отчего по всему моему телу пробежали приятные мурашки.

— Это будет очень непросто. Но я попробую что-нибудь для вас сделать. Обещаю.

— Благодарю тебя, Ал Хезид.

— Зови меня 'Лиша'.

Она выпрямилась, посмотрела на пролом в стене школы, и запустила туда одно из своих щупалец. Наэлектризованный луч-щупальце, словно удилище выловил из недр разрушенного кабинета автодрон сумеречников.

— Так вот чем он пытался меня достать, — с досадой в голосе, осмотрела машину Ал Хезид. — Это так банально, примитивно и… Трусливо. Нет бы, сам пришёл. Ну да ладно. Я полагаю, что это устройство поможет вам быстро переместиться на безопасное расстояние. Через несколько минут здесь воцарится хаос.

Поставив автодрон рядом, Лиша вновь посмотрела на меня.

— До свидания, Писатель. Было очень приятно познакомиться с тобой и с твоей подругой. Долго здесь не засиживайтесь.

После этих слов она оттолкнулась всеми своими щупальцами от земли, и устремилась ввысь, отмахиваясь ими, как исполинская медуза отмахивается своим куполом. Пара взмахов и она уже в стратосфере. Тучи расступились, пропуская её в лазурно-чистое небо. Спустя секунду Ал Хезид уже скрылась из виду, оставив позади себя лишь несколько кольцевых воздушных завихрений. По небесам прокатился раскатистый гром, после чего посыпался крупный снег.

Было очень трудно, после всего пережитого, прийти в себя и начать действовать. Под слишком большим впечатлением я сейчас находился. Но вовремя заработавший инстинкт самосохранения поджарил меня, заставив вскочить на затёкшие ноги, и, спотыкаясь, броситься к автодрону. Машина была включена. Осталось запустить автоматику.

— Давай же, рухлядь сумеречная, врубай свои искусственные мозги! — тыкал я пальцами по экрану. Когда понял, что осталось нажать последнюю кнопку, обернулся к подруге. — Райли! Поднимайся! Райли!!!

Она лежала на земле, боясь подняться. Тогда, спрыгнув с рамы автодрона, я подбежал к ней, и начал поднимать.

— Ал Хезид, — бормотала она. — Ал Хезид прогневалась.

— Ал Хезид улетела! И она не гневается на нас. Поднимайся скорее!

— Она правда не гневается?

— Правда! Быстрее, Райли, потом будем обсуждать нашу встречу с Лишей! Залазь на раму с другой стороны, а я с этой… — подтащив Райли к дрону, я заставил её забраться на раму с левого борта машины, а сам уже хотел было забраться справа, но вдруг меня осенило. — Погоди.

— Ты куда?!

— Сиди там! Я сейчас!

Двор заволакивало жуткой, ядовитой пылью. Школа разрушалась, словно лёд, тающий под солнцем. Ещё немного и арку завалит.

Бегая среди обломков, я сначала нашёл крышку от хронокапсулы. На поиск самой капсулы пришлось потратить ешё с полминуты.

— Вот! — показав находку Райли, я вскочил на раму. — На держи, не потеряй!

— Зачем она нам? — удивилась та.

— Всё потом, хорошо? Готова? Поехали!

Когда мой палец ударил по сенсорной кнопке, автодрон дёрнулся, загудел, и, сперва немного покатавшись взад-вперёд, поймал сигнал ближайшего маяка, и поехал в сторону арки.

— Быстрее, чёртов луноход! Быстрее! — лупил я кулаком по кожуху, словно это могло как-то ускорить движение машины.

Когда проезжали под сводом, он начал трескаться и осыпаться. Ещё немного и нас бы там похоронило. Дрон выехал на улицу, которой не было видно из-за сплошной пыли. Вся надежда теперь была на умную машину, ориентирующуюся на маяк. Какое-то время мы ехали по проезжей части, в сплошной пыли. Наконец пыль рассеялась, и мы увидели, как позади нас, третий этаж школы, выступающий над сплошным пылевым облаком, рассыпаясь с ленивым грохотом, проседает вниз, будто бы тонет. Дрон набирал скорость. Ему было тяжеловато тащить нас двоих, но моторы, хоть и с натугой, но справлялись.

— Писатель, смотри! — указала Райли.

На том месте, где некогда была школа, поднималась волна пылевого цунами. Неестественная, похожая на океанскую. Задравшись на высоту пятиэтажного дома, эта волна выгнулась горбом, и покатилась за нами вдогонку, затапливая улицу.

— Вот чёрт, вот чёрт, вот чёрт, — трясся я, стуча по корпусу автодрона. — Мы не успеем, мы не успеем.

Дрон свернул в прилегающий двор так резко и неожиданно, что я ударился грудью об жёсткие выступающие части его конструкции. Райли, чудом не выронив капсулу, удержалась от падения на одной руке. Разбиваясь об дома, волна прокатилась дальше по улице Лобачевского. Часть её залетела во двор, но быстро улеглась, не достигнув нас. Оставляя следы на свежевыпавшем снежке, дрон хитро петлял между кустарниками, скамейками и детскими песочницами-грибками.

— Неужели вырвались?! — в порыве эмоций воскликнул я. — Вырвались! У-у-у-у-у!!!

— Не шуми! — ответила Райли. — Никуда мы ещё не вырвались!

Миновав двор, машина выехала к череде полуразвалившихся хрущёвок. И тут нас ждала новая неприятность. Сверху, по скатам обрушившихся стен, посыпались обломки битых кирпичей. В тёмных проёмах бывших квартир замелькали спаренные жёлтые точки светящихся зрачков. Над пустынной улицей пронёсся дьявольский, нечеловеческий хохот.

— Гиенособаки! — определила Райли.

Из домов, мимо которых мы проезжали, с верхних этажей выскакивали лающие и хохочущие твари, которые, скатываясь по обломкам, тут же бросались в нашу сторону. Некоторые кидались наперерез. Одной гиенособаке удалось добраться до автодрона, но Райли успела пнуть её ногой в морду. Челюсть другого облезлого отродья клацнула возле моей ноги. Стая гналась за нами, как дикая собачья свора за почтальоном на велосипеде. Дрон ехал недостаточно быстро, и гиенособаки постепенно нас настигали. Так мы проехали целый квартал. Но когда впереди замаячил проспект Мира, все преследователи, одновременно заскулив, остановились, резко свернув в сторону, а затем, врассыпную попрятались по открытым подвалам и подъездам.

— Что это с ними? — удивился я.

— Подъезжаем к маяку, — ответила Райли. — Приготовься, Писатель, здесь наши пути расходятся. На проспекте я выхожу.

— Как, уже?!

— Дальше дрон поедет направо, через Ленинский район — до Теплицы. А мне нужно в другую сторону, по тропе блудных детей. Так ближе добираться до дома. Иначе я не успею вернуться до наступления сумерек. Удачи тебе, Писатель!

Когда автодрон вырулил на проспект Мира, я молча сбросил с себя рюкзак, а затем, к удивлению Райли, спрыгнул сам, кувыркнувшись по асфальту.

— Ты чего? — она спрыгнула следом и подошла ко мне.

— Ничего, — отряхиваясь, я глядел вслед удаляющемуся дрону. — Планы поменялись.

— Но это же был твой шанс.

— Шанс? Сомневаюсь. По мне, так уж лучше сдохнуть в Иликтинске.

— Ну ты даёшь, — подобрав мой рюкзак, Райли передала его мне. — Теперь твой куратор точно тебя не выпустит.

— Это мы ещё посмотрим, — кивнул я, продевая руки в лямки рюкзака. — Я ещё не сыграл свой главный козырь.

— Не нравится мне, когда ты начинаешь играть со смертью. Ладно. Пойдём поскорее. Солнце уже садится. Ещё и облачность. Стемнеет гораздо раньше.

Бодрым шагом мы возвращались по тому же самому пути, по которому некогда шли в Апологетику. Когда проходили 'Зеркало', я сильно напрягся, ожидая чего угодно. Шёл не оборачиваясь, а голова сама пыталась обернуться. Казалось, что в спину кто-то пристально смотрит. Но как только мы прошли уничтоженный лагерь учёных, неприятное ощущение исчезло, и мне стало спокойнее.

Добраться до дома Райли мы уже не успевали. Сумерки пожирали город буквально на глазах. Поэтому Райли приняла здравое решение переночевать в бывшем жилище Гудвина. Как только мы заперли двери, на улице стало совсем темно.

Конечно же, определённые сомнения преследовали меня в те минуты. А может быть не стоило отпускать дрон? Сейчас уже был бы на периметре. Да, был бы. Вот только неизвестно, живым ли? Зато сейчас я до сих пор жив.

Окончательно развеял все мои сомнения разговор с Элекеном, состоявшийся у меня незадолго после того, как мы остановились в доме Гудвина.

— Писатель! Писатель! Ты жив? Приём!

— Да, Элекен, я жив.

— Ты где?! В районе школы был зафиксирован мощнейший криптоимпульс. Я думал, что ты погиб!

— Нет, мне удалось выбраться.

— Тогда, как же это понимать? Почему дрон приехал один, без тебя?

— Видите ли, случилась небольшая неприятность. На крутом повороте я не удержался, и свалился с него. Пытался догнать, бежал за ним пару кварталов. Но куда там. Ваши дроны чертовски резвые. Не беспокойтесь за меня, я тут нашёл себе убежище, поэтому…

— Писатель, ты всё испортил! Почему дрон приехал пустым?!

— Я же только что объяснил. Я не удержался, упал…

— Да мне плевать на тебя! Я хочу знать, почему он приехал пустым?!

— А я не понимаю, кто Вам дал право разговаривать со мной в подобном тоне. У нас был уговор. Я должен был вытащить вашего дрона из школы. Я его вытащил. Я выполнил свою часть уговора. А теперь Вы на меня орёте.

Элекен заметно осёкся.

— Да ты! Ты… Да, ты прав, Писатель. Я приношу извинения за резкость. Действительно, уговор есть уговор. Но я немного не так видел его исполнение. Дрон вернулся неполным. Я знаю, что ты старался его достать, но, увы, получилось так, что в твоих стараниях не было смысла. То, чего я ждал, я не получил. Возможно, ты не понимаешь, о чём я говорю, но тебе и не нужно это понимать. Твоя миссия завершилась.

— И? И Вы меня выпустите из города, как обещали?

— Нет, Писатель, ты мне больше не нужен. На тебя было затрачено очень много сил и средств, но, к сожалению, ты не оправдал моих надежд. Печально.

— Но я старался, чёрт возьми!

— Согласен. И наградой за твои старания будет жизнь. Пусть короткая, нелёгкая, и в границах Тенебрариума, но всё-таки жизнь. Живи, Писатель, и наслаждайся остатками своей жизни.

— Погодите! А как же моя книга?

— Книга? Она дописана. Больше мне ничего от тебя не нужно.

— Да, дописана. Но у неё нет самого главного. Названия! А книга без названия, как человек без имени!

— Пф. Название — это пустяк. Я сам его придумаю…

— Чего же тогда всю книгу сам не написал? Нет, Элекен, без названия моя книга не заработает. Я создал код. Но ключ к этому коду скрыт в названии. Которое знаю только я.

— Ах ты хитрец, — Элекен рассмеялся. — Браво, Писатель, ты умеешь блефовать. Но я всё равно тебя не выпущу. Извини.

— Не хочешь выпускать — не выпускай. Я уже обжился в Иликтинске. Мне тут хорошо и комфортно. Как-нибудь проживу… Можно последний вопрос? Уж больно любопытство гложет. Что это за штуковинка, которую твой дрон пытался вытащить из школы? Непонятно, что это за хрень, и как её применить, но в хозяйстве всё пригодится.

— К-ка-акая штуковинка? — собеседник едва не лишился дара речи.

— Цилиндр, похожий на термос. Робот так крепко вцепился в него своей клешнёй, что я едва оторвал. Наверное, он был ему очень нужен…

— Где? Где капсула?!

— Да вот, у меня в руках. Если нужна — готов с радостью обменять. Выпусти меня из города, и она твоя. Как тебе такая сделка, уважаемый куратор?

— Ты играешь с огнём, Писатель. Ты балансируешь на краю.

— Знаю. Но ты не оставил мне выбора, Элекен. Я догадывался, что ты убьёшь меня, когда получишь эту вещь. Теперь, после нашего разговора, я понял, что так бы ты и поступил. Мои последние слова стали бы названием моей книги. Но раз уж я зажат в угол, то буду царапаться до конца. Хочешь получить этот 'термос'? Приди и забери его у меня. Но тебе придётся убить меня лично, а не при помощи своих автоматических пушек. Я знаю, что обречён. Мне просто хочется поглядеть тебе в глаза перед смертью. Окажи мне такую любезность…

— Я услышал тебя, Писатель. Мне нужно подумать над твоим предложением. До связи.

— Жду с нетерпением, — я выдернул наушник. — Сумеречная ты задница!

— Всё плохо? — осторожно спросила Райли.

— Напротив, дорогая, — улыбался я, вытирая пот. — Всё хорошо. Всё очень хорошо!

ЧАСТЬ-27. ЛИЛА

В ту ночь мы проболтали почти до утра. После всех произошедших с нами событий, я был слишком перевозбуждён, чтобы спать. Уж больно много всего произошло в столь короткий период времени: Прощание с друзьями, сражение с суларитами, смерть Тинки, встреча с Ал Хезид и опасный разговор с Элекеном. И всё это в один день. Так сразу всё в голове и не уложишь. Поэтому мы последовательно всё обсудили, затратив на это практически всю ночь. Усталость я почувствовал лишь в конце следующего дня — так долго держало меня напряжение.

Больше всего боялся ответа Элекена. Шантаж самого главного сумеречника — это конечно же круто. Я прямо-таки чувствовал, как крепко прижал его 'хозяйство' клещами. Но воодушевление этим временным превосходством быстро сошло на нет, когда я начал всецело осознавать незавидный факт — стоит мне ослабить захват, как Элекен откусит мне голову. Возможно, даже в прямом смысле слова. Элекен — уже не человек. Он монстр, который ни перед чем не остановится. Единственная, кто может спасти меня от него — это Лиша. А она улетела, и вернуться не обещала. Райли попыталась убедить меня, что слову Ал Хезид можно смело верить. Это не пустой звук. Но я уже давно не верил всем этим словам, произнесённым 'сказочными' существами. Они все мне что-то говорили, но до сих пор никто реально мне не посодействовал. В общем, на Лишу я надеялся слабо. И в тайне умолял её не появляться перед Элекеном раньше времени, чтобы он не раскусил мой хитрый блеф.

Я ждал, что Элекен ответит уже на следующий день. Но он не ответил. Не ответил и через день. В итоге, он молчал десять дней. Десять самых лучших дней, которые я провёл в Иликтинске. За этот небольшой отрезок времени произошло несколько значимых и интересных событий. Но все их я описать уже не смогу, дабы не растягивать свою неприлично-длинную эпопею ещё дальше. Остановлюсь на самом потрясающем и захватывающем приключении, пережитом мной в самые последние дни пребывания на иликтинской территории. Событие это определённо стоит того, чтобы посвятить ему целую главу. И я уверен, что вы, дорогие читатели, непременно согласитесь со мной, когда о нём узнаете.

Сейчас я поведаю вам о своём последнем приключении. Это история о том, как я познакомился с Лилой.

*****

Итак, на следующее утро мы вернулись в наш дом. Я подразумеваю дом Райли. Но мне приятнее называть его 'нашим'. В жилище Гудвина было очень холодно, и я простудился. К счастью, не сильно.

Когда мы дошли до планетария, заметили, что цветы Флинта погибли от заморозков. Хорошо, что Флинт этого не увидит. Он бы расстроился.

Хоть я всё ещё волновался по поводу Элекена, настроение моё было приподнятым. Не терпелось поскорее встретиться с Никаноровым и Котей. Наверняка они не ждут моего возвращения. Вот сюрприз будет! Сюрприз действительно получился. Вот только непонятно, для кого больше?

Сначала я предложил Райли заглянуть к шаману, так как мы всё равно проходили мимо его дома. 'Вот старик обрадуется!' — предвкушал я нашу встречу. Да и Райли, получается, не обманула его, обещав вернуться.

Но на входе нас никто не встретил. Потоптавшись в подъезде, я осторожно позвал хозяина. Он не ответил.

— Не случилось ли с ним чего? — произнесла Райли.

— Если бы случилось, вокруг бы шастали экрофлониксы, — ответил я. — Не понимаю, чего он молчит? Давай войдём в квартиру, что ли?

И мы вошли. Старик Аверьян лежал на кровати, прикрывшись лоскутным одеялом. Это была иллюзия, значит он не умер.

— Здравствуйте, Аверьян Васильевич, — поздоровался я. — Не ожидали нас увидеть? А мы вернулись!

Никаноров пошевелил бровями, и начал медленно выбираться из-под одеяла. Казалось, что он ещё добром не проснулся, но я-то знал, что он никогда не спит. Это была защитная реакция. Он был настроен недоверчиво и даже враждебно.

— Аверьян Василич, Вы что? Не признали?

— Ты кто такой?! — вдруг крикнул он. — Я тебя не звал!

— Чего это он? — удивилась Райли. — Радуется так?

— Скорее наоборот, — пробормотал я, и вновь обратился к старику. — Вот так приём. Я-то думал, что Вы по мне скучаете…

— Райли! — выкрикнул шаман. — Что за тварь ты сюда притащила, чёртова курва?!

Та, естественно, ничего не поняла.

— Уведи его немедленно! Иначе я за себя не ручаюсь!

'Дед спятил от одиночества', -подумал я, и обратился к нему очень осторжно. — Альма, успокойтесь. Это я — Писатель. Ваш друг.

— Писатель ушёл! А кто ты — я понятия не имею, чёрная тварь!

— Да что с Вами? Неужели я так сильно изменился?

— На! — он кинул мне зеркало. — Сам посмотри.

Поймав его, взглянул на своё отражение. Из зеркала на меня пучеглазо взирало Хо.

— Уй, ё-о-о! — от неожиданности я тут же уронил зеркало на пол, и оно рассыпалось на мельчайшие осколки.

— Что? Сам себя испугался, урод?

— Да это же не я там, в зеркале! Опять Вы смотрите на меня, как на монстра. Я — Писатель. Поверьте! Мы с Вами беседовали. Вы мне рассказали про свою жизнь, про своих детей. Вы меня учили.

— Если ты — Писатель, то я не понимаю, во что ты превратился. Но теперь ты внушеашь лишь страх.

— Мне пришлось многое пережить. Столько сил было потрачено впустую. Никто мне не помог. Видимо придётся остаться в этом городе навсегда.

— Нет, я не верю, что ты — Писатель. Слишком уж ты ужасен. Как будто бы из самой преисподней вылез.

— Но это я. Позвольте мне доказать Вам, — я протянул ему руку.

— Не-ет, нет! И не проси! — отстранился он. — Будешь лезть, я потрачу все свои последние силы, но испепелю вас обоих, так и знай!

— Вот так значит? — я убрал руку. — В таком случае, я тоже Вас не узнаю. Тот альма, которого я знал раньше, белый шаман, был смелым человеком. И я брал с него пример. Этот пример помог мне выжить в центре города и на Раздольненском озере. Но того альмы больше нет. Вместо него здесь поселился трусливый старикашка, который боится ответить мне на рукопожатие. Нет, это не мой друг Аверьян Васильевич Никаноров. Мы ошиблись, Райли, пойдём отсюда.

— Это кого ты назвал 'трусливым старикашкой'?! — он даже закашлялся от возмущения.

— Не знаю, — ответил я. — Вам решать.

— Давай сюда свою лапу! Мне на всё наплевать. Никогда не боялся чудищ. А сейчас и подавно.

— Замечательно, — стараясь не думать про Хо, и излучать как можно больше доброжелательности, я взял его за руку.

Он зажмурился, потом приоткрыл один глаз.

— Ёлки-моталки… Неужто и впрямь Писатель?

— И почему мне постоянно приходится Вас в этом убеждать? — рассмеялся я.

— Нет, ну вот сейчас ты выглядишь как тогда, а раньше был чёрти что и сбоку бантик. Бесом каким-то хвостатым.

— Это всё потому, что Вы долго меня не видели. Поэтому ложные образы снова начали преобладать.

— Писатель, — нижняя губа старика затряслась, он мелко-мелко заморгал. — Как же я рад, что ты вернулся. Уж и не чаял свидеться.

— А я-то как рад!

— И Райли пришла. Слово своё держит крепко. Я-то, дурак старый, на неё обзываюсь…

— Всё в порядке. Она всё равно Вас не понимает.

— А можно мне с ней переброситься… На пару словечек?

— Запросто. Райли, подойди.

— Нет, — запротивелась та. — Не хочу. Зачем это?

— Иди! Это недолго.

Она взяла мою руку и я соединил их.

— Здравствуй, Райли, с возвращением, — поприветствовал её растроганный Никаноров.

— Здравствуйте, Аверьян Васильевич, — неожиданно, та назвала его по имени-отчеству. — Спасибо.

— Тебе спасибо, дочка. Вернулась. А что с твоим глазиком? Почему он угас?

— Да так… Повредила. Не беспокойтесь.

— Как же так-то? Но хорошо, что ты живой вернулась. Ведь думал, что не вернёшься…

— Я обещала. И выполнила.

— Ты молодец.

— Всё, — не вытерпев напряжения, я разорвал цепь. — Поговорили и хватит. Извините конечно, но долго работать проводником я не могу.

— Да мы уже поговорили, — Райли отправилась к выходу. — Буду ждать тебя не улице.

— Ну же, расскажи, как ты сходил? — обратился ко мне старик.

— К сожалению, без особого успеха. Я так и не знаю, как выбраться из города. А ещё мы потеряли Тинку.

— Как потеряли?

— Погибла она.

— Вот так дела. А почему тогда я её чувствую? Мне показалось, что она с вами вернулась, но войти в дом побоялась.

— Её с нами нет. Вчера Тина героически погибла на другом конце города.

— В это просто не верится… Почему же она… Ай, ну ладно. Не буду тебя больше травмировать своими сомнениями. Она ведь была тебе очень дорога.

— Не то слово. Но Вы правы. Чем больше это муссируешь — тем больнее становится. Расскажите лучше, как здесь дела обстоят?

— На букву 'Ха', но не в смысле 'хорошо'.

— Это почему?

— Крысюки стали всё наглее. Их уже почти не пугает моё присутствие. Обнаглели, сучье отродье. Днём-то я их, как видишь, держу в узде. А ночью они вылазят аж до лестницы. Всё ближе и ближе к дому подбираются.

— Почему же перестают Вас бояться?

Никаноров развёл руками.

— Н-да, новости не из приятных…

— Но ты пока не боись, Писатель. Пока что я этих тварюг сдерживаю. Днём можете ходить на родник смело. За это я вам ручаюсь. Вот ночью…

— А ночью мы никуда не ходим.

— До вашего дома я их и не пропущу. Ежели чего, окажу им встречу, как немецко-фашистским захватчикам! — он рассмеялся и закашлялся.

— Вы здоровы? — осведомился я, хотя спрашивать о здоровье у призрака было как-то нелепо.

— А? Да всё хорошо, сынок, всё нормально. Эт я так. Прилягу пожалуй. Чего-то подустал. А ты не уходи. Давай ещё поболтаем?

— Вы лежите, Аверьян Василич, отдыхайте. Я потом приду. Обещаю.

— Ну хорошо, хорошо. Приходи обязательно. Буду тебя ждать.

Состояние старого шамана вызвало у меня лёгкую тревогу. Райли тоже заметила ухудшение его самочувствия.

— Дедушка выглядит неважно, — сказала она, когда мы шли до дома.

— Да. Он сильно сдал.

— Это нехорошо. Другой защиты от экрофлониксов у нас нет.

— Согласен. И надеюсь, что состояние альмы вызвано хандрой от пережитого одиночества. Теперь, когда мы вернулись, он должен воспрять духом.

— Я тоже на это надеюсь… Эх, дом — милый дом.

Мы подошли к воротам, испытывая ощущение, будто отсутствовали целый год.

Какова была моя радость, когда выяснилось, что Котя не покинул жилище. Он подъел остатки провизии, и уже начинал голодать. Думаю, ещё пара дней, и он бы ушёл. Но мы вернулись вовремя.

Однако, как и с альмой, встреча с элгером не обошлась без странного эксцесса. Заслышав, как в дверном замке завозился ключ, Котя бросился нас встречать, сшибая мебель. Не успела Райли открыть дверь, как он чуть не сбил нас обоих с ног, громко урча от счастья. И вдруг, бросившись ко мне, он затормозил и отпрыгнул, словно я ударил его током. Скоблясь когтями по полу прихожей и повалив вешалку, с которой свалилась шляпа Ковбоя, элгер помчался прочь от нас, метнувшись по лестнице на второй этаж.

— Не понял, что это было? — удивился я.

— Ну, наверное, он и рад нас снова увидеть, и вместе с этим обижен, что оставили его одного так надолго, — рассеянно предположила Райли, входя в дом и поднимая вешалку.

— Котя! — позвал я. — Эй, дружок, ты чего? Выходи!

Элгер опасливо высунулся с лестницы.

— Это же я! Иди сюда, парень, я тебе вкусненькое принёс!

Очень неуверенно, Котя всё же подошёл ко мне. Ему потребовалось не менее получаса, чтобы поверить, что вернулся именно я, а не кто-то другой.

Немного передохнув, Райли отправилась на охоту. Я вызвался пойти с ней, но она меня не взяла, попросив вместо этого сходить за водой. Заодно, она зачем-то велела мне 'поискать грелки'. Обычные резиновые грелки. Вечером мне станет понятно, зачем они ей понадобились.

А пока, взяв две канистры, я бодрым шагом направился к роднику. До поворота шёл легко, но стоило приблизиться к лестнице, как в душе зашевелилось что-то тяжёлое. Здесь не было ни мясника, ни экрофлониксов, но тяжесть становилась всё ощутимее. Поскрипывая снежком, прошёл развалины и оказался в голом, облетевшем лесу. Теперь этот участок леса, лишившись листвы, просвечивал насквозь. Как бы не получить 'привет' от 'Сивки'. Впрочем, про 'Сивку' я позабыл сразу, как только увидел вокруг многочисленные следы экрофлониксов. Следы совсем свежие. Они были тут не больше пары часов назад.

Родник обледенел по краю. Хрупая и скользя, я осторожно подошёл к открытой воде, и начал наполнять ёмкость. А сам оглядывался, вертя головой, будто олень на водопое. Один из отдалённых пней вдруг поменял свой положение. Что это? Так и есть, мне не показалось. В чаще леса, за кустарниками, между древесных стволов что-то мелькало. Изо всех сил унимая дрожь, и адское желание броситься прочь, оставив канистры, я свободной рукой вынул мачете. Вынул просто так, не желая сражаться, а скорее для собственного успокоения. Понятное дело, что против стаи мунгаштаров мне не выстоять. Порвут за минуту. Белый Шаман надёжно прикрывал меня, но всё равно было очень страшно. Ведь я не видел грани, отделявшей меня от голодных экрофлониксов.

Нет, я не убегу. Борясь со страхом, я подставил вторую канистру. Экрофлониксы ходили кругами, держась от меня на почтительном расстоянии. Ближе так и не подошли. Набрав воды я убрал оружие и пошёл в обратный путь. Уходить было тяжелее всего. Как бы я ни доверял альме, меня терзала одна лишь мысль — 'а вдруг они всё равно прорвутся, и нападут со спины?' Хотелось развернуться и пятиться задом-наперёд. Только на нижних ступенях лестницы, волнение отпустило меня. Да уж, будет совсем хреново, если Никаноров отдаст Богу душу.

С этими мыслями я шёл до самого дома. Конечно, думать о том, что шаман скоро умрёт, мне было очень неприятно, но я понимал, что задуматься об этой проблеме надо уже сейчас, пока он ещё в силах. Ведь чем слабее будет наша защита — тем наглее станут экрофлониксы. Но кто сможет заменить альму? То, что мы нашли его — уже несусветное чудо. Надеяться на его повторение нет никакого смысла. Ловить новых призраков — значит попусту терять время. Нет. Надо воспользоваться запасом времени, которое даст нам белый шаман, и срочно что-то придумать. Только бы он пожил подольше.

Собственно, в эти минуты у меня начали зарождаться первые намётки будущего плана. Ещё очень размытого и крайне условного, но определённо опасного.

Оставив воду, я отправился за грелками. Где их искать, я примерно знал. Неподалёку от сторожки, в разрушенной аптеке, у которой провалилась крыша. Витрина прилавка была раздавлена упавшим на неё потолком. Но уголок складского помещения, с одним единственным ящичком, чудом уцелел. Надо же было такому случиться, что в этом ящичке хранились медицинские перчатки, жгуты, клизмы, катетеры и… Те самые грелки! Шесть штук разноцветных резиновых грелок. Как раз то, что мне нужно. Удача — так удача!

Сграбастав свои находки, я полез через завал — к выходу из аптечных руин, но задержался у выхода. А вдруг повезёт найти что-нибудь от горла? Бесценные лекарственные препараты были погребены под тоннами кирпича и бетона. В этом сплошном мусоре наблюдалась пара прокопанных углублений. Райли уже рылась тут до меня. Поэтому, если тут что-то и было, то она уже это нашла. Но я решил попытать судьбу, и немного покопался в завале. В основном мне попадалась всякая ерунда: биодобавки, пустышки, глазные капли, поливитамины — в общем, всё что угодно, только не то, что требовалось. С горем пополам, я выковырял из-под упавшего перекрытия полурасплющенную коробочку, в которой оказались леденцы от кашля и боли в горле. Не бог весть какое лекарство, но хотя бы что-то. Без лишних раздумий, я вынул один леденец, положил его в рот, и, вполне довольный своей вылазкой, поспешил восвояси.

Ближе к вечеру Райли возвратилась с небольшим гиппотрагусом. Это всё, что ей удалось добыть. Пока она с ним возилась, я по-мелочи приводил дом в жилое состояние: подмёл полы, разлил воду по бутылям, достал постельные принадлежности. В этой незамысловатой возне прокрутился до наступления сумерек.

Готовя похлёбку, хозяйка передала мне несколько кусочков термоконцентрата. Я решил, что их нужно использовать для заваривания чая, но Райли помотала головой и указала на грелки. Так вот зачем я их добывал.

В доме было холодно. Конечно, не так, как на улице, но всёже он не отапливался, и ночью постепенно превращался в ледник. Даже лёжа в одежде, под двумя толстыми, пуховыми одеялами я чувствовал, как замерзают мои руки и ноги. Вот тут-то и понадобились грелки. Я делил их на три партии по две штуки. Укладываясь спать, бросал в две термоконцентрат. Одну клал в ноги, другую — обнимал. Проснувшись в середине ночи, понимал, что грелки остыли, выбрасывал их, хватал ещё две. Для удобства они были подвешены на каретке у изголовья, с термокубиками в горловинах. Не выбираясь из-под одеяла, и не возясь слишком долго, теряя тепло и сон, проталкиваешь термоконцентрат внутрь, закручиваешь пробки, и опять: одну грелку в ноги, другую-к груди. В первые ночи мне хватало две пары грелок, а под конец перешёл на три пары. Последнюю пару использовал уже утром. Благо, термоконцентрата Райли запасла очень много, а вода использовалась одна и та же.

*****

На следующий день, Райли решила расконсервировать свою 'подпольную' лабораторию, а я отправился к шаману.

Как ни печально, но мои худшие опасения постепенно сбывались. Никаноров выглядел так же неважно, как и вчера. И даже, возможно, ещё хуже. Он конечно же пытался передо мной хорохориться, неумело скрывая свой недуг, но я прекрасно видел, что это лишь бравада. Старый отшельник постепенно хирел. Его идол переставал поддерживать в нём жизненные силы. Никаноров и сам вскоре понял, что скрывать от меня своё состояние глупо, и что лучше заранее предупредить нас, чем потом, неожиданно, поставить перед тяжёлым фактом.

— Но это случится не завтра, — виноватым тоном признался он. — Я ещё поживу, покряхчу.

— Просто скажите мне, что мы можем для Вас сделать. Если нужно принести Вам что-то из Призрачного района — то мы готовы…

— Ничего не нужно. Ничто не поможет. Мои дни сочтены, Писатель. Прости.

— В таком случае, завтра же мы отнесём вашего идола обратно в Призрачный район. Там Вы будете жить дальше, — решительно произнёс я.

— А как же вы тут без меня?

— Найдём себе другое пристанище. Это уже не столь важно.

— Для меня — очень важно, — он пригласил меня сесть с ним рядом. — Присядь… Послушай. Я больше не смогу жить там, вдали от вас. Я просто не вынесу мысли о том, что вы нуждаетесь во мне, а меня нет с вами рядом. Моё место здесь. И я отсюда никуда не уйду. Пока мой разум жив, пока у меня есть хотя бы капля энергии, я буду охранять ваш покой.

— Сколько Вам осталось? — скорбно спросил я.

— Месячишко, возможно, — пожал плечами он. — Может побольше, может поменьше. Не знаю.

— Я не смогу смириться с тем, что Вы обречены.

— Писатель, пойми меня наконец. Обрести покой — моё страстное желание уже давно. Я устал от такой жизни. Это не жизнь, это мытарство привидения. Единственная причина, удерживающая меня здесь — это вы. Теперь я забочусь о вас, и не хочу оставлять вас в беде. Только ради вас я продолжаю экономить свои силы, чтобы отсрочить финал.

— Как же мы будем без Вас?

— Пока есть время, ищите выход. Я вас покину не завтра и не послезавтра. Так что вам рано отчаиваться.

— Что нам остаётся? Только уходить. Но где гарантия, что экрофлониксы не пойдут по нашим следам? Где гарантия, что на новом месте нас не будут поджидать твари пострашнее экрофлониксов? А ведь на носу зима.

— Я бы рад помочь тебе советом, сынок, но не знаю, что и посоветовать, — грустно ответил Никаноров.

Сразу после нашей тяжёлой встречи, во мне боролись два чувства. С одной стороны мне было очень жаль старого друга. Я даже подумывал о том, чтобы отнести идола обратно в Призрачный район против его воли. Но с другой стороны, в мозгу всё сильнее крутились прагматичные мысли о наших дальнейших перспективах. Как бы там ни было, старик сделал свой выбор. И выбор этот я должен уважать, если считаю себя настоящим другом. Шаман прав. Жизнь призрака — это каждодневная мука, которую не понять мне — человеку из плоти и крови. Мне неведомо, как он страдает. Я просто должен ему поверить, и смириться с таким исходом. Конечно же, присутствие такого защитника, как альма, это безусловная выгода для нас. Но он не цепной пёс, и не автоматическая охранная система. Если смерть для него — это избавление от мук, то я не должен препятствовать завершению его страданий, как бы печально и горестно мне ни было. Значит с альмой всё решено. Пора задуматься о том, что будет с нами.

Конечно же, первым делом я хотел уведомить Райли о сложившейся ситуации. Но разговор как-то не получился. Райли была чем-то сильно воодушевлена, и сходу завела беседу в незамысловатое, бытовое русло. Можно было пресечь её болтовню, и предложить обсуждение серьёзных вещей. Но что-то меня остановило. Я не захотел портить ей настроение, решив отложить это до завтра. Заодно и у самого эмоции немного поулягутся, а там, глядишь и появятся конструктивные мысли.

Но первая же мысль, пришедшая мне в голову той холодной, бессонной ночью — напугала меня самого. Настолько неподъёмным и страшным казался тогда придуманный план. Собственно, и плана-то никакого я тогда не придумал. Просто вдруг задался тупым вопросом 'А что если?' И сам же поразился собственному идиотизму. Слишком уж это всё попахивало граблями, на которые я наступал. Но сколь безрассудной, столь же и заманчивой казалась неожиданная идея.

А началось всё с того, что я, перебирая в уставшем сознании десятки возможных способов гипотетической борьбы с экрофлониксами, неожиданно вспомнил про Водзорда, и тут же остановился на нём. Бывший апологет — единственный, кто научился ограждать себя от дикой природы неведомыми энергетическими заборами. Если он до сих пор жив — значит владеет какими-то знаниями. И если экрофлониксы его до сих пор не сожрали, то он и на них нашёл управу. Вот у кого нужно проконсультироваться по этому вопросу.

Но я даже не знаю, жив ли он? До избушки Водзорда просто так не дойти. Экрофлониксы будут поджидать меня прямо за родником. Вот если только… Не-ет, это уж слишком, — я отмахнулся было от дерзкой задумки, но она засела в моём мозгу длинной занозой.

Так как других альтернатив я не видел, вариант с Водзордом сейчас казался самым заманчивым. Но даже если бы Райли не отказалась осуществить такую вылазку, это предприятие вряд ли закончится для нас удачей. Слишком много экрофлониксов отделяло нас от Водзорда. Через них просто не пробиться. Поэтому я решил посоветоваться с Никаноровым. Просто посоветоваться. Когда я к нему шёл, то не предполагал, что всё так обернётся.

Шаман необычайно воодушевился моей затеей.

— Значит этот лесник может вам помочь? — с надеждой в голосе спросил он.

— Возможно, — ответил я. — Если, конечно, он ещё жив.

— Так чего гадать? Надо к нему сходить!

— А экрофлониксы?

— Да шут бы с ними! Я тебя прикрою!

— Как? Вы сможете 'дотянуться' так далеко? Мне казалось, что вашего 'купола' хватает только до родника.

— Нет, так далеко я, конечно, не дотягиваюсь, — ответил он. — Но я же могу пойти с тобой.

— А ведь и правда, — обрадовался я. — Как же я об этом сразу не подумал? Вы же можете присоединиться ко мне… Погодите. А Вы сможете дойти?

— Смогу, смогу.

— Идея, конечно, привлекательная, — задумался я. — Но учитывая Ваше состояние. Этот поход отнимет у Вас остатки энергии.

— Да и хрен с ней, с энергией! Зато я помогу тебе!

— А если Водзорда больше нет? Даже если он жив, он может отказаться мне помочь. И тогда Ваша жертва будет напрасной. Я себе этого никогда не прощу.

— Брось! А что ты ещё предлагаешь? Сидеть и ждать у моря погоды? Это не выход, Писатель. Собирайся, и мы сходим к этому твоему леснику.

— Давайте завтра?

— Сегодня! И только сегодня. Завтра я могу вообще не подняться с кровати. А сегодня ещё способен шевелить костылями, — он рассмеялся и закашлялся.

— Надо бы Райли предупредить. А она как назло сегодня опять на охоте.

— Не тревожь Райли. Мы справимся и без неё. Пусть она охотится. Ты будешь дома до её возвращения.

Короче, он меня убедил. Ругая себя за то, что впутываюсь в очередную смертельную авантюру, я согласился и мы не спеша отправились в лес. Больше всего я переживал о том, что не поставил в известность Райли. Наша последняя ссора до сих пор отзывалась в моей памяти гулким эхом. Ответственность была чудовищная. Ведь потеря альмы раньше времени заставит нас убегать из надёжного, обжитого убежища, побросав всё. А куда бежать — не знает ни Райли, ни, тем более, я.

И вот, в таких сомнениях, я шёл до самого леса. Когда мы свернули на тропинку, эти мысли были вытеснены иными страхами. Почуяв запах добычи, стая экрофлониксов стала сжиматься вокруг нас кольцом. Шаман спокойно ковылял рядом, иногда делая короткие передышки. Его вид был сосредоточен и сердит. Чем дальше мы уходили от идола, тем тяжелее ему было идти, а экрофлониксы приближались всё ближе и ближе. На середине пути я уже начал беспокоиться, а хватит ли у старика энергии дойти до Водзорда? Но он, заметив мою обеспокоенность, показал мне оттопыренный большой палец, мол 'всё хорошо!' Ничего хорошего, конечно же, не было, но этот жест приободрил меня немного.

Видя экрофлониксов, свирепо мечущихся в десятке метров он нас, мне хотелось миновать последний отрезок пути как можно скорее, но подгонять измождённого шамана, и так уже идущего на пределе своих сил, я не имел права.

На подходе к озерцу, мой спутник начал странно кряхтеть и отдуваться. Ему было всё хуже.

— Может вернёмся? — пожалел его я.

Он отрицательно помотал головой. И мы продолжили путь.

Возле выхода на полянку, шаман споткнулся и упал. Я хотел ему помочь, забыв, что призраки бесплотны.

— Всё. Всё хорошо, — поднимался он. — Я дойду. Дойду.

— Нет, нам всё-таки нужно вернуться.

— Не нужно! Далеко ещё хижина?

— Да мы почти пришли. Вон она, на той стороне полянки, за озерцом.

— И ты предлагаешь мне повернуть назад? Ну уж нет! — он, через силу, сделал ещё пару шагов, пошатнулся и остановился. — Давай так. Ты иди вперёд. А я догоню…

— Нет, — прикинув расстояние до избушки, ответил я. — Дальше я дойду без Вас. Возвращайтесь домой.

— Кхм, — пыхтя, нахмурился старик. — Как скажешь. Но я подожду здесь немного. Погляжу. Вдруг он тебя не примет?

— Договорились, — я пошёл было к избушке.

— Писатель, — окликнул меня альма. — Если он тебя примет — махнёшь мне, ладно?

— Ладно.

— Я вернусь за тобой перед наступлением сумерек. Встретимся здесь же! Один не ходи!

— Хорошо.

Пока экрофлониксы не настигли меня, я решил ускориться, и чуть ли не бегом устремился к хижине, огибая знакомое озеро, окаймлённое слоем льда. Берега водопоя заметно изменились. Теперь всё здесь было завалено обглоданными костями. Значит, порядки Водзорда больше не действовали. Сомнения в том, жив ли он сам, заметно возросли.

Краем глаза я наблюдал, как мунгаштары, выйдя из зарослей, двигались параллельно мне, по ту сторону озера. Некоторые подходили так близко к воде, что хрустели неокрепшим льдом. И этот хруст подгонял меня всё сильнее.

Обходя припорошённые снежком скелеты, я вышел на прямую тропинку, ведущую к двери хижины, и поспешил по ней, в слепой надежде, что бывший апологет не расставил здесь никаких ловушек.

— Луриби Водзорд! — взойдя на крылечко, позвал я, а затем постучался в дверь. — Вы дома?!

С минуту была тишина, и я, спиной ощущая подбирающихся ко мне экрофлониксов, едва не решил броситься назад — к шаману. Но вот, в сенях послышались шаркающие шаги.

— Луриби Водзорд! — радостно повторил я. — Откройте мне пожалуйста!

Завозилась задвижка и дверь открылась.

— Писатель? — удивлённо поглядел на меня хозяин. — Какими судьбами?

— Можно мне войти?

— Да-да, конечно.

— Одну минуточку, — сойдя с крыльца, я махнул альме и тут же вернулся к Водзорду, успокоившись лишь когда он запер за мной дверь.

— Я так рад, что Вы живы, — крепко пожав ему руку, произнёс я.

— Да что со мной станется? Природа меня бережёт.

— Озеро теперь совсем не то.

— С момента нашей последней встречи многое изменилось… Да что мы всё в прихожей стоим? Идём, я тебя попотчую чем-нибудь.

Он провёл меня в знакомую комнату и усадил за стол. Пока Водзорд собирал снедь, я лихорадочно соображал, как буду оправдываться перед ним за убийство Хромого. По логике, его убила Райли, а не я. Но именно я вынудил её пойти на это. Только бы Водзорд не рассердился и не прогнал меня.

— Кто приходил с тобой? — спросил отшельник.

— Друг, — ответил я.

— А как у Райли дела?

— Неплохо. Она нашла Суфир-Акиль.

— Это замечательно. Значит теперь она апологет?

— Да. Но в Апологетике она не осталась.

— Как же так? Почему?

— Говорит, что её путь ещё не окончен.

— Ох уж эта тридцать седьмая. Второй субкод не даёт ей покоя… Ну а ты, Писатель, когда пойдёшь в Апологетику?

— Уже сходил. И был достойно принят вашими бывшими коллегами.

— Я же говорил! Расскажи, как они?

— Ваш друг Эвилон передаёт Вам привет. Нибилар всё ещё возглавляет Конклав.

Потом я вкратце рассказал Водзорду о том, как познакомился с верховными апологетами, и какие впечатления у меня остались после этого знакомства. Он слушал меня с большим интересом.

— Увы, даже мудрый Нибилар не смог помочь мне выбраться из города, — печально подытожил я.

— Ну ты погоди отчаиваться, — улыбнулся он. — Не теряй надежду. К сожалению, если даже Нибилар не смог тебе помочь, то такой старый пень, как я, тем более тебе не поможет…

— Надежда — это всё, что у меня осталось. Я пришёл к Вам по иной причине.

— По какой же?

— Экрофлониксы. Как Вы к ним относитесь?

— Я люблю всех живых существ, окружающих меня. Все они достойны жить, плодиться и размножаться. Однако, экрофлониксы, такие непредсказуемые. С ними тяжело уживаться.

— Не то слово. Я смотрю, они даже Вас держат в осаде. Теперь водопой стал не самым безопасным местом в лесу.

Водзорд печально вздохнул, — вынужден признать. Мои возможности не безграничны. Нашествие экрофлониксов было неожиданным и необычайно массовым. Я могу их понять. Им лишь нужно жизненное пространство. Но при этом надо учитывать баланс и гармонию. Удобство для одних не может быть неудобством для других.

— Для нас они стали настоящим неудобством. Вы против их убийства, я понимаю. Но когда эти полчища начинают угрожать нашим жизням, тут уже не до пацифизма.

Отшельник развёл руками, — каждый имеет право защищать свою жизнь. Убийства ради спасения и пропиания — не возбраняются. Но почему вас беспокоят экрофлониксы? У вас же есть мясник.

— Больше нет.

— Куда же он делся? Ушёл?

— Понимаете… Всё так получилось… — и я признался Водзорду в том, что хотел убить Хромого, и в том, что в итоге его убила Райли. — Вы только не сердитесь на Райли, луриби Водзорд! Это не её грех. Это всецело моя вина. Только я достоин вашего порицания. И сейчас я осознаю глубину этого преступления, не переставая себя проклинать. Из-за меня началось нашествие экрофлониксов.

Водзорд долго молчал. Я не смел нарушать это молчание. Жизнь моя держалась на волоске.

— Вы совершили плохое, очень плохое дело, — произнёс он.

— Признаю, — кивнул я. — Если бы у меня была возможность всё исправить…

— Лучшее исправление ошибки — не совершать эту ошибку.

— Так-то оно так, но раз уже всё свершилось — тут ничего не попишешь. Воскресить мясника я не смогу. Вот если бы Вы подсказали мне, чем можно сдерживать экрофлониксов. Ведь Вас же они не трогают…

— Сдержать природу невозможно. Хищник всегда останется хищником, как не ублажай и не корми его. Его инстинкты всегда будут преобладать над ним, и в один прекрасный день он убьёт тебя. Не потому что злой и плохой, а потому что он — хищник. То, что ты видишь здесь — временное явление. Моё благополучие основывалось на гармонии, сложившейся в этом уголке природы. Но гармония не может быть вечной. Из-за тебя выпал необходимый элемент, противовес, компенсирующий баланс. И чаши весов дрогнули, сместившись под давлением экрофлониксов. Хочешь, чтобы я научил тебя управлять природными энергополями, чтобы отгородиться от агрессии хищников? Я не буду этого делать. Не из вредности. По другим причинам. Во-первых, это сложно и очень долго. Даже если у тебя есть предрасположенность к этому, ты не успеешь освоить мою науку за короткий промежуток времени. Во-вторых, даже если ты её освоишь, и сровняешься со мной в этом мастерстве, экрофлониксы рано или поздно пробьют твою защиту. Как и мою пробьют когда-нибудь…

— И что же мне делать?

— Ничего. Я бы на вашем месте начал искать себе новое пристанище. Зимой экрофлониксы станут ещё наглее и опаснее.

Разговор зашёл в тупик. Полное фиаско. Мы сидели молча. Водзорд о чём-то думал.

— Скажи, Писатель, — вдруг спросил он. — А за что ты ненавидел мясника? Ведь ты решил убить его не просто так, ради развлечения?

— Я его очень боялся. Считал злым и опасным.

— А сейчас бы как к нему относился?

— Думаю, точно так же. Но уже точно не стал бы его убивать. Лучше мясник, чем экрофлониксы.

— Вот в этом твоя проблема. Поэтому ты будешь и дальше совершать подобные ошибки. Ведь ты можешь только видеть. А понимать не умеешь…

— Так научите меня, луриби, — приподнялся я из-за стола.

— Научить чему?

— Научите меня понимать мясников. Вы правы — я относился и отношусь к ним предвзято. Для меня это страшные чудовища, которых невозможно полюбить. Можно только бояться и ненавидеть. Но я верю в то, что это неправда. Что они не заслуживают подобного отношения. Расскажите мне про них. Позвольте искупить свою вину перед убитым мясником.

— Ты правда этого хочешь? — удивился Водзорд.

— Всем сердцем.

— А не забоишься?

— Постараюсь.

— Тогда я тебе не буду про них рассказывать. Вместо этого, я тебе их покажу.

Предложение было неожиданным. Я боялся идти, смотреть на мясников. Но деваться было уже некуда. Да и способ оттянуть время, и попробовать склонить Водзорда на оказание помощи, был очень даже подходящий. Если мне удастся посильнее втереться к нему в доверие, то он может 'размякнуть'. Об этом я тогда думал.

Возвращаться в лес, полный хищников очень не хотелось. Я заметно ёжился.

— Не бойся, — заметил это Водзорд. — Держись поближе ко мне и тебя никто не тронет.

Обойдя избушку, мы отправились дальше, в самую гущу леса. Экрофлониксы последовали за нами.

— Вот приставучие, — произнёс лесник.

— Не то слово.

— Не обращай на них внимания. Они отвяжутся.

— Послушайте, луриби. Помнится, у Вас был ручной неоконис.

— Да. Был.

— Что с ним стало?

— Однажды пошёл к озеру, попить воды, и не вернулся. Экрофлониксы его задрали. Я отвлёкся и не успел его защитить. Старенький он уже был. Но всё равно жалко.

— Мне жаль.

— Это природа. Она строга к своим детям. И ничего тут не попишешь.

В сопровождении экрофлониксов мы шли довольно долго. Тропинка была прямой, с минимумом поворотов. Лес выглядел менее причудливо и разнообразно, нежели возле ручья и озера. Хвойные деревья стали преобладать. Бурелом поубавился. На оголившихся кустах висели крупные, разноцветные ягоды, которые так и хотелось сорвать. Но вряд ли они были съедобны. Спрашивать об этом Водзорда я не стал.

— Ну вот. Сейчас они отстанут, — произнёс отшельник, когда тропа вдруг круто повернула направо, и пошла в горку.

— С чего это вдруг? — недоверчиво спросил я, скользя на сырой прогалине.

— Тут селятся иглоклювы. Экрофлониксы их не любят. Это одни из немногих существ, которые не годятся им в пищу.

— А нас они не тронут?

— Ты имеешь в виду иглоклювов? Если не будем подходить близко — то нет, — ответил Водзорд.

— Существа, которые опасны для экрофлониксов и не опасны для нас, мне уже нравятся.

— Враг моего врага — мой друг? — захихикал лесник. — Понимаю тебя. Но не обольщайся. Иглоклювы не заменят вам мясника.

— А если попробовать?

— Молодой человек, ты ведь даже не знаешь о ком идёт речь…

— Они, — я оглянулся, экрофлониксов и след простыл. — Они действительно больше нас не преследуют. Наконец-то.

— Я же говорил.

— Можно вздохнуть спокойно. До чего же здорово ощущать, что они больше не идут за мной по пятам.

— Согласен. Неприятно осознавать себя чьей-то добычей. От этого сразу становится как-то… Грустно, что ли?

— Да уж. Не то слово.

— Пойми, Писатель, природа чудесна. Её лишь нужно научиться понимать. Но для этого необходимо перестать позиционировать себя как инородное тело. Когда ты сам считаешь себя здесь лишним — неужели природа тебя примет? О, нет. Она, как и всякий живой организм, будет любыми способами пытаться поскорее избавиться от чужеродного элемента внутри себя. Как от занозы, или колючего шипа, забравшегося под кожу. Мелкого, но раздражающего.

— Допустим, я хочу стать частью этой природы. С чего мне нужно начать?

— Сперва ты должен прекратить чувствовать себя чем-то отдельным, пришлым, временным. Ты должен понять, что ты здесь не чужой. И вот когда ты это почувствуешь, к тебе придёт понимание того, что нужно делать, чтобы органично вписаться в эту хитрую экосистему.

— Как Маугли, что ли? — усмехнулся я.

Он немного подумал, и кивнул, — возможно. В природе нет закрытых дверей. Имеющий глаза, да увидит. Имеющий разум — да познает. Изучай, наблюдай, анализируй. Вот он — мир. С непривычки, наверное, жуткий. Но присмотрись, и поймёшь, что большая часть этой жути порождается элементарным незнанием. Вот, погляди на это растение.

Мы остановились возле небольшого осыпавшегося деревца, по виду ничем особым не примечательного. Похоже на орешник.

— Что ты можешь сказать об этом дереве? — спросил Водзорд.

— Дерево как дерево. Я в ботанике не силён, но полагаю, что такие же деревья растут и в моём мире. Только не знаю, как называются.

— Ты в этом уверен?

— Ну-у, да-а… — я потянулся было к ветке, но отшельник меня остановил.

— Ай-яй! Не спеши. Сначала глаза — потом руки, хорошо?

— Извините, — я присмотрелся к дереву. — Не знаю. Дерево самое обычное. Может быть орешник, или, там, черёмуха…

— Внимательнее, Писатель. Ты же писатель? А писатели должны видеть каждую мелочь.

— Постойте. А ведь Вы правы, — воскликнул я. — Кора необычной формы. Кругляшками. Листья. Можно поднять?

Водзорд кивнул и я поднял опавший листочек.

— Листья необычной формы. Я таких никогда не видел. По крайней мере там, где я жил. Это не наше дерево. Ну, в смысле, не из моего мира.

— Ты начинаешь делать успехи, — похвалил меня Водзорд. — Вот видишь? Одна лишь капля внимания, а сколько открытий. Смотри.

Он очень медленно поднёс руку к ветви дерева. Каково было моё удивление, когда из веток начали быстро вытягиваться длинные прозрачные иглы, растопыриваясь в разные стороны.

— Вот это — да! — поразился я. — Что это? Сосульки? Точно, сосульки! Растут прямо из дерева.

— Потому дерево так и называется — 'сосулечник'. В тёплое время оно покрыто листвой. Очень жгучей. Яд легко проникает через кожу, и настолько силён, что может убить животное небольшого размера. Да не бойся! — Водзорд рассмеялся, увидев, как я в ужасе отбросил листочек и начал вытирать руку об штаны. — Когда они облетают — стрекательные клетки гибнут. Яд больше не действует. И дерево становится беззащитным перед любителями обгладывать его сочную кору и молодые веточки. Вот тут-то и включается его зимняя защита. Сердцевина сосулечника аккумулирует холод, как морозильная установка, и постоянно распределяет его под корой и внутри ветвей. Видишь, налёт на ветках и на стволе. Это иней. Будь ты ещё чуть повнимательнее — заметил бы эту очевидную странность. И вот, вода, накопленная внутри ствола, в случае угрозы, под давлением выталкивается через древесные поры, и на выходе быстро замораживается, превращаясь в твёрдые сосульки, на которые будет напарываться всякий желающий полакомиться корой и ветками. А если его не остановят сосульки, то обязательно остановит холод. Ведь не каждому приятно кушать мороженое в лютый мороз.

— Удивительно. Расскажите мне ещё что-нибудь, — попросил я. — Пожалуйста.

— Я бы с радостью, — улыбался Водзорд, — Но времени для этого маловато. Не забывай, нас ждут мясники.

— Наверняка Вы и тут меня удивите.

— Без всяческих сомнений, молодой человек! Только удивлять тебя буду не я, а они. Пойдём скорее…

— Кто же придумывает все эти названия? В смысле, для местных существ и для аномалий, — спросил я. — Ведь их одинаково называют и изгнанники, и сумеречники. Хотя друг с другом фактически не контактируют.

— Общая база данных, — ответил Водзорд. — Местная живность, за редким исключением, вовсе не из этого мира.

— А откуда?

— Часть проникла сюда из периферии, через сумеречные разрывы, во время микроколлапса. Но основная масса была интегрирована из параллельных миров.

— То есть… Специально?

— Разумеется. Этот Тенебрариум строили таким образом, чтобы экосистема была замкнутой и самодостаточной. Зачем изобретать велосипед для своего велотрека, если уже существуют прекрасные, скоростные велосипеды разных достойных фирм? Приобрети их, и устраивай состязания!

— А Вы…

— А я изучаю процессы взаимного сосуществования различных биологических видов, и их адаптацию. Знаешь ли ты, что, примерно, из полутора тысяч видов интегрированных живых существ: от микроорганизмов — до высокоразвитых животных, здесь прижилось менее трети? Из, примерно, тысячи видов растений, грибов, мхов и лишайников — прижилась половина. Те, что ты встречал — самые живучие, выносливые и неприхотливые. Некоторые мутировали. Некоторые, ассимилировали с местной средой. Некоторые до сих пор продолжают яростно бороться за выживание. Здесь не их земля. Но они изо всех сил стараются занять свою нишу и избежать вымирания. Эксперимент был довольно жесток, но без него было бы трудно оценить весь потенциал ноосферного биоразнообразия. Ну а названия существам присваивали научные отделы сумеречных корпусов, формируя общий биоклассификатор. Изгнанники их знают благодаря изначальной памяти.

— Ну а что насчёт аномалий? Их тоже 'завезли'?

— Не знаю. Вопрос аномалий лежит за пределами моей компетенции. Но могу сказать с уверенностью, что их изучением и классификацией занимается научный спецотдел сумеречного корпуса. Основные сведенья по аномалиям поставляет Апологетика. Ответственным специалистом является Эвилон. Он обрабатывает данные, группирует, и передаёт их Нибилару для формирования отчёта на периметр. Ну а Эвилону сведенья предоставляют изгнанники, нашедшие Суфир-Акиль. Именно благодаря им у аномалий такие забавные названия. Берутся-то ассоциации из памяти 'старых хозяев'. Впрочем, сумеречники и без нас занимаются изучением аномальной активности, вот только в возможностях они ограничены гораздо сильнее, чем апологеты. Потому что внутрь Тенебрариума сумеречники решаются лазить крайне редко. Особенно, в последнее время. Ну а мы… Мы тут живём!

— Луриби…

— Т-с-с-с! Теперь поменьше шума. Мы подходим к иглоклювам.

Иглоклювы. Они же птицы-скальпели. Они же 'чумные доктора'. Весьма и весьма странные существа. Это всё, что я могу про них рассказать. Дело в том, что их так и не смогли изучить Они просто не поддаются изучению. Даже безумный натуралист Водзорд знает о них ровно столько же, сколько и я. Доподлинно известно, что иглоклювы пришли в Тенебрариум сами, через пространственный разрыв. Но их родина не периферия, а один из неведомых ноосферныых миров. Я в этом плохо разбираюсь, поэтому просто передаю то, что рассказал Водзорд.

Птицы-скальпели никакими птицами, разумеется, не являются. С пернатыми их роднит некая отдалённая похожесть на пингвинов и длинные, около метра, изогнутые, шилообразные клювы, которые вовсе никакие не клювы, а бивни. Рост иглоклювов рознится от полуметра — до полутора метров. Их шкура напоминает сплошной балахон, сотканный из мешковины. Тела не видно. Из 'балахона' торчит лишь круглая клювастая голова. Глаза округлённые и маленькие, как чёрные блестящие пуговки. Рук и ног у этих созданий, по всей видимости, тоже нет. Передвигаются они без помощи нижних конечностей, бесшумно левитируя над самой поверхностью земли.

Водзорд сказал, что иглоклювы теоретически очень опасны, но он сам никогда не видел, чтобы они на кого-то нападали. Его самого они не трогали, потому что он к ним ни разу не приближался. Ещё иглоклювы заражены каким-то смертельным вирусом, который передаётся при непосредственном контакте с ними. Это отпугивает хищников, включая экрофлониксов. Возможно со временем этот вирус убивает самих иглоклювов, так как они вполне смертны. Вирус был обнаружен при попытке изучить их останки. Хотя, после гибели от них почти ничего не остаётся. Лишь смятая шерстяная ветошь, горстка праха, да клюв.

Когда я смотрел на этих существ, на то, как они скользят между деревьями в полнейшей тишине по ведомым только им траекториям, всё никак не мог понять, вызывают ли они у меня чувство страха, или всё-таки нет. Безусловно, какую-то оторопь они вызывали, но не более того.

— А что если приманить их поближе к нашему дому? — осторожно спросил я у Водзорда. — Какая им разница, где тусоваться? Трогать их мы не будем. Зато экрофлонисы к нам уже не подойдут.

— Понимаешь, — глубокомысленно ответил отшельник. — Даже если бы мы знали, чем их можно приманить. Вам вряд ли стоило бы это делать.

— Почему?

— Они слишком загадочны.

— Загадочны? Ну и что с того? Зато не агрессивны, как экрофлониксы.

— Экрофлониксы понятны. А иглоклювы — нет. Они очень, очень странные.

Водзорд вложил в слово 'странные' столько эмоций, наводящих на подозрение, что я больше не стал допытывать его относительно приручения иглоклювов. Если даже Водзорд относится к ним с опаской, то связываться с ними уж точно выйдет себе дороже.

— Пойдём скорее дальше. Не следует здесь задерживаться слишком долго, — звал меня за собой отшельник. — Будешь долго смотреть на них — сойдёшь с ума.

— Это действительно так?

— Не знаю. Возможно. Я же говорю, что они очень странные. Слишком странные. Пошли. Не смотри на них больше. Пусть они остаются.

Скользкая тропка, местами уже присыпанная рыхлым снежком, вела всё выше. Потом, подъём стал совсем крутым. Несколько метров пришлось подниматься почти на четвереньках, опираясь руками, и хватаясь за торчащие коренья. Наконец мы выбрались из овражка. Прошли сгнивший забор, и увидели разрушенные постройки, заросшие высоким кустарником. Здесь уже начинался городской район, хоть и сложно было поверить в то, что леса тут когда-то не было впомине. Там, где когда-то жили люди, теперь была лесная чаща. Особенно гротескно смотрелась пятиэтажка посреди зарослей. Будто бы какие-то больные на всю голову строители взяли, да и отстроили здание на опушке леса, втиснув его между деревьями и кустами.

— Раньше здесь была территория изгнанника Z-345/4-20, -рассказал Водзорд.

— Это тот самый? Которого убила Райли?

— Да. Его дом располагался на краю леса. Сейчас мы как раз пройдём мимо него. Когда я перебрался в эти места, двадцатый уже тут закрепился. Мы не особо дружили, но были добрыми соседями. Ну а потом пришли мясники, и ему пришлось искать себе новое прибежище. А вот и его жилище. Гляди-ка, ещё не развалилось.

На границе с лесом располагалось двухэтажное здание, обнесённое полуразрушенным забором, из обломков которого торчали мотки колючей проволоки. Проходя мимо него, мы услышали громогласный рёв, раздавшийся где-то неподалёку.

— Это они? — слегка труханул я.

— Да. Мы приближаемся к их гнезду. Теперь будь очень осторожен. Не шуми, не приближайся к ним, старайся не привлекать их внимания, и главное — не бойся их. Страх выдаст тебя, как бы хорошо ты не спрятался, — отшельник с сомнением посмотрел на меня. — А может ты передумал? Может вернёмся?

— Нет. Я не отступлю.

— Молодец. Тогда идём дальше.

Узкая тупиковая улочка была завалена мусором и поваленными деревьями. Водзорд объяснил, что это последствия смерча, пронёсшегося здесь два года назад, и чудом не затронувшего лес. Аномалий тут нет. Именно поэтому мясники выбрали себе это место. Из-за мясников, в округе вообще нет других хищников. Травоядных животных тоже нет, по понятным причинам. Есть только всякая мелочь, прячущаяся в развалинах старых домов. Единственная головная боль у мясников — это скутобаги. Оттуда, где они заводятся, мясники уходят. Как говорится, вот вам пожалуйста. Монструозный мясник, ввергающий в ужас большую часть местной фауны, трусливо бежит от каких-то жучков. Но после того, как я стал свидетелем нападения скутобагов на гомункула, причину бегства мясников понимаю прекрасно.

Ветер донёс до нас тяжёлый запах крупных существ. Мясники были уже совсем близко, но пока что их не было видно за домами. Водзорд выискивал место поудобнее для того, чтобы за ними понаблюдать. Мы дошли до улицы, в которую 'впадал' тупик, и свернули влево. Здесь находилась девятиэтажка, указав на которую, проводник сообщил, — летом этот дом — идеальное место для наблюдения. С третьего этажа всё гнездо как на ладони.

— А почему сейчас нельзя им воспользоваться?

— Пушки. Сейчас кроны деревьев сильно прорежены. Сквозь них нас могут засечь. Поэтому придётся рисковать и подбираться к мясникам ближе. Но ты же не боишься, я прав?

Я мотнул головой.

Немного пройдя по улице, мы свернули в сторонку, прижавшись к домам, и дойдя до угла очередной развалины, притаились за бруствером из обломков. Водзорд выполз чуть вперёд, рассматривая что-то из укрытия, затем, тихонько поманил меня. Помня уроки Тинкербелл, я с максимальной осторожностью, на локтях, подполз к отшельнику, и залёг с ним рядом, высунувшись над насыпью.

Передо мной раскинулась широкая площадка, изрытая котлованами. Вдали чернели широкие ангары, с дырявыми стенами. Кое-где виднелась раскуроченная техника. Лес вплотную подступал к этому полигону, и даже немного залазил на него, но далее не распространялся. Противоположную сторону огораживали здания какого-то предприятия. И по этой площадке, словно слоны в зоопарке, бродили мясники. Они были разных размеров. Те, что помельче, жались отдельно, прячась под крышами ангаров, те, что покрупнее, топтались по открытой местности, время от времени поднимая что-то с земли, грызя, и тут же выбрасывая. Один мясник ковырял кузов автобуса, словно ребёнок сломанную игрушку. Ещё один — дремал, привалившись спиной к цистерне. Всего их было около десяти. Я впервые увидел столько мясников одновременно, на сравнительно небольшом участке. От самого ближайшего нас отделяло метров тридцать — не больше. Но ветер дул нам в лица, поэтому они не могли нас унюхать. Со своим страхом я боролся как мог. Судя по тому, что мы их не привлекали — у меня получалось.

— Ну как? — шепнул мне Водзорд.

— Их так много. Но они, в основном, не очень крупные, — как можно тише ответил я ему. — Тот, который жил около нас, был крупнее.

— Ты прекрасный ученик, Писатель. Быстро начал опираться на внимательность. Всё верно. Это молодняк. Здесь они держатся вместе до наступления зрелости. А потом уходят из гнезда.

— Сколько таких гнёзд в городе?

— Одно. То, что ты видишь — вовсе не один выводок. Это потомство от разных пар. Своеобразный 'детский сад'.

— Обалдеть можно. Луриби, прошу, расскажите мне про них побольше. Я хочу знать о них всё.

— Тише-тише-тише. Говори только шёпотом. У них очень тонкий слух.

— Простите. Я так взволнован. Расскажите, как мясники растут, как размножаются?

— Взрослые мясники — одиночки. Пары у них образуются на очень непродолжительный период: два-три месяца. Потом они рассатются. Но бывают исключения, когда пара не распадается всю оставшуюся жизнь. Такое я тоже видел. Они живородящие. У самки появляется довольно крупный детёныш, размером с тебя, который ходит за ней около года. Мясники быстро растут. За год мясник вырастает до трёх метров в высоту. Вон, видишь в ангаре мелюзга? Это как раз годовашки. Сюда мамаша приводит своё чадо, когда оно выросло и окрепло. И оставляет здесь. А сама уходит. Детёныш живёт здесь, в окружении других детёнышей и подростков. Условия здесь, конечно, довольно суровые. Происходит естественный отбор. Сильные лидируют, слабые — подчиняются. Но у слабых появляется стимул бороться за жизнь и место в гнезде. Когда приходит время, подростки, достигшие зрелости, покидают гнездо и уходят блуждать по городу. До той поры, пока не наступает время приводить сюда уже своих собственных детёнышей.

— У них такие клювы. Как у птиц.

— Правильно. Потому что это промежуточное звено между птицей и животным. Они не несут яиц, но выкармливают детёнышей не молоком, а… По-птичьи.

Пока Водзорд рассказывал, пара мясников сцепилась из-за чего-то. Один сильно толкнул другого, и отогнал в сторону. Поревев друг на друга, они утихомирились.

— А чем они здесь питаются?

— Лес рядом. Ходят охотиться. Правда охотятся только подростки. Добычу притаскивают сюда. Самым сильным достаются лучшие куски. Более слабые съедают остальное. То, что осталось, доедает детвора.

— Мелким почти ничего не достаётся.

— Да. Поэтому их задача — как можно скорее начать охотиться. Так им хоть что-то путное начнёт перепадать. Но ранняя охота также чревата. Маленький мясник ещё не умеет использовать свою электрическую мощь. Приходится опираться только на силу мышц. А тут возможны травмы. Ведь добыча тоже может сопротивляться.

— Противостоять мяснику, даже маленькому, смогут далеко не все.

— И тем не менее. А знаешь, что такое травма для мясника? О-о, молодой человек, даже незначительная травма для мясника — это самое наихудшее, что только можно себе представить. Ну а значительная травма — вообще хуже смерти.

— Это связано с их размерами и тяжестью?

— Даже не столько с этим, сколько, — Водзорд задумался. — Со статусом, что ли?

— Причём здесь статус?

— Видишь ли, у мясников с этим делом всё очень строго. Покалеченный самец не сможет найти себе самку. Покалеченная самка не сможет найти здорового самца. Потому что сама система естественного отбора прочно заложена в их генах. Они выбирают для спаривания только здоровых партнёров, без каких-либо отклонений и увечий. Аналогичные правила царят и в гнезде. Покалеченный молодой мясник навсегда становится изгоем. Его держат на расстоянии, не подпускают даже к объедкам, не берут с собой на охоту. Относятся к нему агрессивно, хуже чем к новичкам-детёнышам. Могут даже убить, если он посягнёт на территорию или пищу. Калеке приходится охотиться одному, и есть добычу вдали от гнезда, чтобы не отняли сородичи. Но уходить из гнезда он опасается, потому что ещё не дорос до зрелого возраста. Обычно, таким беднягам ничего хоршего не светит. Если их не убьют в гнезде, значит точно убьют в городе.

— Хромой… Тот мясник, что жил рядом с нами, был хромым, — напомнил я.

— Он был вожаком. Появился здесь в составе группы крупных особей, когда они искали себе новое место для гнездования. У мясников бывает такое временное объединение, когда гнёзда заражаются скутобагами и приходится искать новые места. Тогда группа взрослых уводит весь молодняк на новое место. Возглавляет миграцию самый сильный и крупный самец. Реже — самка. Ваш мясник привёл сюда своих сородичей. Я не знаю, как он повредил ногу. То ли, когда разгонял мушенбруков, нечаянно свалился в овраг, то ли 4-20 его травмировал. В общем, гнездо они основали, взрослые ушли, а этот, покалеченный, остался у гнезда. Разумеется, молодняк его тут же низложил до статуса 'неприкасаемого'. Неизвестно, сколько бы ещё прожил бывший лидер. Но вдруг ему подвернулся изгнанник 4-20. Умирающий от голода мясник погнался за ним, и гнал почти до вашего дома. Там двадцатому удалось от него оторваться. Там же мясник нашёл для себя много новой дичи, которую можно легко добывать даже с его травмой.

— Так вот как 4-20 нашёл мясника, — понял я.

— Кстати, насчёт изгоев, вон видишь ту самочку? Бедняжке не повезло во время её первой охоты.

Только сейчас, к стыду своему, я заметил, что серый холм, насыпанный в углу ближайшего карьера, оказался не просто холмом, а сгорбленной спиной ещё одного мясника, находившегося совсем рядом с нами — метрах в десяти. Видимо от неожиданности я дал волю своей оторопи, и мясник, почувствовав это, приподнял голову над краем карьера. Его ноздри пару раз втянули воздух. Огромный жёлтый глаз прищурился. Поспешно собрав волю в кулак, я сделал вид, что не облажался, и что знал о присутствии этого мясника. Но Водзорд никак это не отметил.

— Почему её прогнали? — максимально пригнувшись, спросил я. — Что с ней не так? На вид, вроде бы вполне здоровая.

— Сейчас увидишь, — ответил отшельник.

Мясничиха повернула голову противоположной стороной, и я увидел, что вместо её левого глаза зияет круглая дырка. Мне всё сразу стало понятно.

— Так вот оно что. Теперь понял… Досадно: Всего лишь одна оплошность и считай, что жизнь перечёркнута.

— Это верно, — согласился Водзорд. — Удивительно, как она дотянула до этого срока. Очень сильный организм. Но эту зиму ей не пережить.

— А может получится?

— Нет. Посмотри на неё. Она истощена и полностью деморализована. Отсутствие опыта охоты не позволит ей выжить самой. А не лишилась бы глаза — уже этой весной покинула бы гнездо и стала бы прекрасной, плодовитой самкой.

— Ну а почему бы ей не попробовать? Чего она тут сидит, как зачумлённая? Подумаешь — глаз.

— Ой, не скажи, Писатель. Для мясников зрение очень важно. У них и с двумя-то глазами обзор не особо хороший. Гляди, как широко у них глаза расставлены.

— Н, да. Я помню, как Райли обманывала нашего мясника, прячась прямо перед его носом.

— То-то и оно. А представь, каково им с одним глазом?

— Да. Грустное зрелище. И помочь ей ничем нельзя?

— А чем ты ей поможешь? Мне и самому печально смотреть на то, как она гибнет, но такова жизнь. Такова природа.

Впервые я испытал что-то вроде сожаления и даже сострадания, по отношению к этому могучему существу. Своим увечьем мясничиха напомнила мне Райли. Ведь моя подруга такая же одинокая и загнанная в угол собственной судьбы. Но в отличие от этого гиганта, она пытается бороться. Хоть она и маленькая, зато с огромной волей к жизни. А эта громила, отвергнутая собственными собратьями, смиренно ожидает своего последнего часа. Даже не пробует выбраться отсюда и начать новую жизнь. Вот ведь как получается.

Мы ещё немного понаблюдали за мясниками. Затем, отошли на безопасное расстояние. Там Водзорд поведал мне о том, как эти звери охотятся, и как соперничают друг с другом из-за территорий. Рассказал, почему нашего мясника не трогали здоровые собратья. Оказывается, изгои-одиночки за пределами гнезда вполне могут защищать собственные территории. Единственное, чего они лишены — так это возможности создать пару. В остальном же, их жизнь мало отличается от жизни полноценных взрослых особей. В общем, в тот день я узнал очень много об этих созданиях.

— Знаете о чём я сейчас жалею, — признался я Водзорду, когда мы медленно брели обратно.

— О чём же?

— Что не сообразил расспросить Вас о мясниках раньше. До того, как пошёл войной на Хромого. Если бы я всё это увидел тогда, я бы никогда и ни за что… Да что там говорить? Вы открыли мне глаза. Эти твари… Простите, я хотел сказать, 'эти существа', они выглядят чертовски страшно. Одними своими размерами они уже вгоняют в ужас. Не говоря уже про внешний вид. Огромные когти, клювы, ноги-колонны. Способность бить электричеством. На первый взгляд, мясник — это тупая машина для убийств. Такими я их всегда и представлял. Уродливыми големами, или, я не знаю… Троллями из страшных сказок. Но стоило лишь перебороть свой страх, и взглянуть на них под иным углом. Не как на врагов, а как на обычных животных. Стоило лишь задуматься о том, как они живут, взаимодействуют, пытаются выжить. И мнение о них начало быстро меняться. Теперь мясники меня уже не пугают. Наоборот. Чем дольше я за ними наблюдаю — тем больше мне хочется про них узнать.

— Вот это я и хотел тебе доказать, молодой человек! — Водзорд удовлетворённо похлопал меня по спине. — Ты меня не разочаровал. Теперь ты знаешь, что природа вокруг нас вовсе не ужасна и монструозна. К ней просто нужно найти свой подход. Так… Здесь мы с тобой распрощаемся.

— Как? Почему здесь? — я с непониманием поглядел в сторону тупичка, спускающегося к лесу.

— Тебе нет смысла идти через лес. Скоро стемнеет, а экрофлониксы с наступлением сумерек начинают наглеть ещё сильнее. Гораздо проще и быстрее добраться по прямой.

— Я здесь ни разу не был. Как бы не заблудиться.

— Не заблудишься. Это улица Арсеньева. Если пойдёшь по ней дальше, то выйдешь прямо к своему дому.

— Ну если так, тогда другое дело, — я пожал ему руку. — Спасибо Вам, луриби. Благодаря Вам я теперь иначе смотрю на вещи.

— Рад, что смог тебе в этом помочь, Писатель. Удачно тебе добраться и передавай привет Райли.

Возвращаясь домой, я немного переживал. Всё-таки местность нехоженая, незнакомая. С обеих сторон высятся девятиэтажные дома. Аномалий совсем немного, но идти всё равно страшновато. Всюду мерещится то, чего на самом деле нет.

Ещё беспокоило обещание шамана встретить меня. Получится, что он будет там ждать, а я вернусь домой другим путём. Одна надежда, что успею возвратиться до его ухода.

Присматриваясь к возможным аномалиям, я заодно представлял себе, как изгнанник с номером 4-20 когда-то бежал здесь, удирая от мясника во все лопатки. Путь неблизкий. Погоня была продолжительной. Я бы на его месте ни за что так не смог. А если бы смог?

Опять опасные мысли начали давить мой рассудок. Нет, надо выкинуть их. Однажды я уже отличился. Второй раз садиться в ту же самую лужу будет лишь конченый идиот. Тогда, раньше, я действительно был идиотом. А теперь, вроде бы, поумнел. Должен же понимать. Осознавать. Почему же меня опять потянуло на подвиги?

— Ат, зараза! — я едва не угодил в аномалию, бурлившую на краю дороги странным маревом.

Надо очистить разум, и думать только о дороге. Внимательность и больше ничего. Но та одноглазая мясничиха… Она действительно похожа на Райли. Почему она так с ней ассоциируется? Не только лишь отсутствием глаза. Наверное, Водзорд — чёртов колдун. Внушил мне сострадание к этим монстрам. Теперь я стал как он, сопереживать. Ставить их вровень с собой. Что за дебилизм? Мясники — дикие твари. Их невозможно приручить. Сегодня я много про них узнал, но толку от этих знаний — ноль. Экрофлониксы как осаждали нас — так и осаждают. Бедный альма вымотался после нашей прогулки, из которой я ничего полезного не вынес. А может всё-таки вынес?

Я остановился и немного подумал в тишине.

Нет. Гнать поганой метлой всю эту ересь. Думать надо не об этом, а о том, как оправдываться перед Райли, и куда нам с ней бежать.

Впереди замаячил знакомый перекрёсток. Ну слава Богу. Я ускорил шаг. Как только дошёл до 'Эсмеральды' — услышал справа знакомый вой. Повернулся и поджилки затряслись как от холода. Группа экрофлониксов стояла около лестницы. Они поднялись, но к перекрёстку не приближались. Значит шаман был всё ещё здесь. Стараясь сохранять самообладание, я, не медля ни секунды, проследовал к подъезду, и лишь там, за дверью смог отдышаться.

— Аверьян Василич!

— Писатель? — ответил мне слабый голос.

— Вы здесь? — спросил я, хотя это уже и так было понятно.

— Прости меня, Писатель, — расплакался старик, лежащий на кровати.

Иллюзия задёргалась, то исчезая, то появляясь вновь.

— За что? — не понял я.

— Подвёл я тебя. Думал, что смогу вернуться, а сам не смог. Еле дополз до сюда. Надеялся, если полежу немного, то наберусь силёнок. Но не получилось. Не смог. Прости.

— Всё в порядке, — утешил я его. — Я вернулся другой дорогой. Не расстраивайтесь.

— Ну ты хоть удачно сходил?

— Пока не знаю, — развёл руками я.

— Он тебе не помог? Твой лесник.

— Он сам находится в таком же незавидном положении. Но мы хотя бы попытались найти ключ к спасению.

— Что делать будешь?

— Думать… Думать…

*****

Думать… А о чём? Я битый час сидел на кровати, чеша Котю за ушком. Мысли, словно льдины, налетали друг на друга и сталкивались. Я не видел выхода из сложившейся ситуации.

'Бродячих собак я отгоню', -перед расставанием сказал мне несчастный альма. — 'Но ты всё равно будь осторожен. Я чувствую, как сюда приближаются тени'.

Что за тени он имел в виду? Может уже бредит от слабости? Как жаль этого бедного старика. Из-за меня он теперь совсем плох. Как объяснить Райли, что я укоротил сроки нашего пребывания в этой части города? Так бы прожили ещё недели две — точно. А теперь, дай Бог два дня прожить… 'Но я ведь пытался сделать как лучше', -успокаивал я сам себя. — 'Райли поймёт… Какая разница, когда уходить? Уйти всё равно придётся'.

Райли вернулась с пустыми руками. Сегодня охота не задалась. Но теперь подруга выглядела как-то иначе. Словно ушла одна, а вернулась — другая.

— Целый день элгеру под хвост, — сокрушалась она. — Извини, Котя… Всё так удачно начиналось. Я их выследила, вела до десятого квадрата, а потом — бац, и… Ты чё так на меня смотришь?

— Да вот, не пойму, что в тебе изменилось? А-а! — до меня дошло. — Ты повязку сняла.

— Она мешается. Зацепляется за всё постоянно. Погляди, как мой глаз? — Райли приблизила ко мне лицо.

— Выглядит как обычно. Только не слезится.

— Угу. И не видит ни хрена. А шрамы есть?

— На веке небольшой шрамчик. Издали и не заметно. У апологетов отличные косметические средства. Жаль, что зрение они не восстанавливают.

— Ну что ж теперь, — Райли отправилась мыться. — Это тело всё равно разрушается. Как его не береги.

— Надо бы мне тоже как-нибудь набраться смелости и помыться. Последний раз это делал ещё в Апологетике. Уже чесаться начинаю, как шелудивый пёс.

— А что мешает?

— Холодно, блин. Ты-то у нас 'горячая штучка'. Температурой управляешь. Вон, аж пар от тебя идёт. А я не морж. Мигом превращусь в посиневшего цыплёнка.

— Кинь в тазик пару термокубиков.

— Ну разве что термокубики помогут…

И опять за этими разговорами я не признался Райли в том, что сегодня совершил. А ведь понимал — чем дальше это затягиваю — тем хуже делаю для всех.

— Кого сегодня гоняла? — спросил я у неё.

— Ригвилов, — ответила она через дверь, журча водой, переливаемой из канистры в таз.

— Круто!

— Угу. Но с одним глазом конечно охотиться сложнее на порядок.

Из приоткрывшейся двери вылетела скомканная одежда и, звякнув металлической пряжкой, упала на пол.

— Так возьми меня с собой завтра? Я же тебе уже помогал их ловить, — подойдя к этому вороху, я подобрал ещё тёплую одежду, аккуратно свернул и уложил на тумбочку.

— Давай так… Пфф! — Райли фыркнула, видимо, поливая себя водой. — Завтра я схожу одна. Хочу попробовать добыть его самостоятельно. Всё-таки надеюсь, что один глаз — это не помеха. Ну а если не получится. Тогда послезавтра идём охотиться вместе. Идёт?

— Идёт, — ответил я.

Как же сказать ей про умирающего альму и подступающих экрофлониксов? У нас может не оказаться двух дней. Возможно, уже завтра нам нужно начать собирать вещички. Возможно, собирать их нужно уже сегодня. А я тут сижу и точу с ней лясы про какую-то охоту. Как же быть? Сказать прямо сейчас? Нет. Дождусь, когда искупается…

— Кстати, если завтра пойдёшь гулять, будь осторожнее, и в сторону ДК не ходи, — сообщила Райли.

— А что случилось?

— Сегодня я заметила группу неприкаянных. Припёрлись со стороны бывшей территории Флинта. Их немного, но всёже лучше не рисковать. Через пару-тройку дней уйдут сами. Эти неприкаянные никогда долго не задерживаются на одном месте.

Так вот о каких тенях предупреждал меня шаман. Переключившись на размышления о неприкаянных, я окончательно похоронил своё решение поговорить с подругой о самой главной проблеме. Меня понесло в другое русло. Бродя по комнате, я думал, как бы стравить неприкаянных с экрофлониксами. Хоть и практического смысла в этой задумке не было вообще никакого.

— Мыться будешь? — Райли, одетая в махровый халат, вышла из комнаты, на ходу вытирая волосы полотенцем. — Я тебе воду согрею.

— Нет, — поёжился я. — Пожалуй, не сегодня.

— Как хочешь… А где? — бегло поискав на полу, она увидела свою одежду, сложенную на тумбочке. — Это ты убрал? Да я бы сама убрала…

— Мне это было не трудно, — махнул рукой я.

— Спасибо, — она явно была тронута моей заботой. — Завтра, после охоты обязательно постираю.

— Бр-р-р, — обхватив себя руками, подрожал я. — Меня от одного твоего вида знобит. В комнате градусов десять — не больше. А ты бегаешь в халатике, да ещё и с мокрыми волосами. Как же я тебе завидую.

— Халатик довольно тёплый, — пощупала ткань Райли. — Сейчас высохну, одену свой спальный костюм.

Теперь, когда сильно похолодало, Райли спала в трикотажном костюме, используя его в качестве пижамы. А сверху накрывалась пледом. Но любимому креслу не изменяла, и всё так же ночевала в нём, съёжившись в неудобной позе с поджатыми ногами. И это в то время, когда я на кровати стучал зубами под двумя толстыми одеялами с парой грелок в обнимку.

— А тебе, милый, на ночь надо есть мясо ригвила. Тогда и грелка не потребуется, — продолжила она. — Эх, добыть бы этого ригвила. Но я постараюсь. Обещаю.

Я открыл было рот, но вместо ответа испустил лишь усталый вздох.

*****

Проснулся я очень рано, и даже успел застать Райли, собиравшуюся на охоту. Больше заснуть не получилось. Виной тому был не утренний холод, а мысли, разом навалившиеся на меня после пробуждения.

Какая-то неведомая сила тянула меня на улицу. Если раньше я боялся лишний раз нос высунуть за пределы дома, то теперь всё было с точностью до наоборот. Я чувствовал, что должен сделать что-то. Что угодно, только не сидеть сложа руки. Вместе с этим опасался наломать дров, как когда-то с Хромым. И вот это метание между двух огней сводило меня с ума.

Что бы я сделал месяц назад, узнав, что в нашем районе появились неприкаянные? Да ничего. Сидел бы дома, опасаясь выглянуть в окно. Все мои тесные встречи с неприкаянными отложились в памяти неприятным осадком. Встречаться с этими гнусными существами я не желал ни за какие коврижки. Раньше не желал. А в тот день меня почему-то тянуло к ним, как магнитом. Это очень напоминало браваду, связанную с желанием убить Хромого, когда я превратил пугающее меня существо в навязчивую идею. Потому это рвение смущало меня до глубины души.

Но я всё равно пошёл. Глянуть одним глазком…

На перекрёстке бегло проверил спуск. Экрофлониксы ушли. Возможно, недалеко, и, практически наверняка, ненадолго, но ушли. Не хватало мне ещё попасть в капкан между неприкаянными и экрофлониксами. Вся надежда была на альму. Он прикроет, если что.

К слову, прикрыть меня он мог только от экрофлониксов. Пустоголовые неприкаянные на него не реагировали абсолютно. Тогда я об этом как-то не подумал.

Неприкаянных заметил ещё издали.

— Вот вы где, сволочи, — пробормотал я, разглядывая их с безопасного расстояния. — Не было печали. Как будто бы нам экрофлониксов мало было. Ещё и вы притащились, упыри чёртовы… Погоди-ка, Писатель, что ты такое мелешь?

Протерев глаза, я набрал в грудь побольше воздуха, и присел на корточки, не спуская глаз с далёких фигур. Зачем я себя накручиваю? Чем больше я их ненавижу — тем заметнее становлюсь. И тем уязвимее. Я вне досягаемости. Даже если они меня заметят — то не успеют догнать раньше, чем я спрячусь в доме. Они мне не угрожают. Чем не повод, чтобы присмотреться к ним? А вдруг они как мясники? Вдруг их тоже можно понять?

Но в отличие от мясников, неприкаянные не выглядели живыми. Они больше напоминали биомеханических джамблей. Совершенно бесцельные и бессмысленные движения, однообразное мычание, пошатывания в попытках удержать равновесие. Зомби — они зомби и есть. Не иначе мозги превратились в труху.

Опять я отношусь к ним предвзято. Надо проверить, прав ли был Водзорд? Он был очень убедителен. В конце концов, как ещё я смогу испытать эту сомнительную теорию? Познакомлюсь-ка с ними поближе.

И распрямившись, я медленно пошёл в сторону неприкаянных. Оружие наготове. Но какой в нём смысл? Против всей группы я один не справлюсь даже с ай-талуком. Конечно, ножи придают мне уверенность, но не только её одну. Также во мне растёт злость, и готовность к их применению. Они это ощущают. Любые чувства: будь то страх, или злоба, воспринимаются их примитивными умами как приманки. Раз уж Котя подчистил мою остаточную энергию, надо бы этим воспользоваться. Только так я смогу подобраться к ним поближе. С этими мыслями, я убрал ножи в ножны и размял пальцы. Ну что, неприкаянные? Давайте знакомиться.

Самое главное — очистить свой разум. Не думать вообще ни о чём. Согласен, это невозможно. Но ведь можно воспринимать всё с максимальным примитивизмом. Вот небо, вот дорога, вот дома. Наверное, неприкаянные тоже их как-то воспринимают, чтобы ориентироваться в пространстве. И друг друга они каким-то образом идентифицируют. Не набрасываются же они на себе-подобных. Что если прикинуться, будто бы я — один из них? С терапогами это получилось. Но терапоги, по сравнению с неприкаянными, сама высокоразвитость. Несмотря на всю глубину своей деградации, они сохранили хоть какие-то остатки интеллекта. Поэтому их поведение можно было проанализировать и понять. А как понять абсолютно деградировавших ходячих мертвецов? Для начала нужно просто к ним приблизиться.

Тем временем, дистанция медленно сокращалась. Я продолжал тихонько двигаться вдоль бордюра.

Так. Что произошло в тот день, когда неприкаянные напали на нас? Мы шли добывать ригвилов. Не привлекали их ничем. Но они напали. Почему? Да это же очевидно! Они напали не на Райли, а на меня. Райли пришлось меня защищать, но если бы меня с ней не было, то не было бы и нападения. А теперь стоит задуматься, почему они напали на меня, проигнорировав Райли? Потому что я на них таращился. Я смотрел на них и испытывал страх. А Райли ничего не испытывала. Она совершенно спокойно шла вперёд, как будто бы вообще их не замечая. И при этом постоянно держала их в поле зрения. Что это было? Какая-то особая уличная магия старушки Райли? Отнюдь. Волшебство тут не причём. Расстояние и хладнокровие — вот и весь рецепт её самообладания. Потому её и не трогали. Я же хочу нарушить одну из составляющих, и подойти близко. Совсем близко. На тот отрезок, где мне сможет помочь только хладнокровие.

Когда меня заметил один из неприкаянных, и повернулся в мою сторону, каким-то своим неведомым чутьём анализируя, кто я, захотелось послать всё к чёрту и броситься наутёк. Уж слишком это всё напоминало изощрённое самоубийство.

— А-амо? — булькнул монстр.

— А-а-а-а-а, — как можно бессмысленнее простонал я, стараясь не вкладывать в этот вой никаких эмоций.

— А-а-амо? — теперь меня заметили остальные неприкаянные.

Все уставились в одну точку, но пока что с места не двигались.

— А-а-амо, — провыл я, продолжая ковылять по направлению к ним.

Расстояние уже было критическим. Если бы они хотели напасть, уже напали бы. Но они стояли на месте. Неужели работает? Я совершенно спокойно поровнялся с ближайшим из них, и прошёл мимо, оставив его позади. Вот это уже точно чистое самоубийство. Теперь меня уже ничто не спасёт. Нужно расслабиться. Они чувствуют моё напряжение. Успокойся, Писатель, представь, что ты — один из них. Естьб только небо, дорога, дома и неприкаянные. Всё это абсолютно естественно. И неприкаянные ничуть не опаснее домов, дороги, или неба. Они просто есть.

— Амо, — промычал неприкаянный впереди меня и двинулся с места.

— А-а-а-а, — ответил я и остановился.

Остальные монстры зашевелились. Дёргаясь, словно шагали по острым камням, и мотая руками, они начали перемещаться с места на место. Внутри меня что-то ёкнуло, но я не дал волю панике. Тем более, что неприкаянные шли не ко мне, а двигались просто так, хаотично. Некоторые принюхивались. Некоторые подвывали, осматривались по сторонам, будто бы ища кого-то, спотыкались. Я стоял посреди этого театра уродов, и ждал, что будет дальше. В конце концов, один из них, тот что начал двигаться первым, приблизился ко мне и встал вполоборота. Вблизи неприкаянные выглядели совсем отвратительно. Скелеты, обтянутые полупрозрачной жёлтой кожей, из-под которой торчали сухие жилы, намотанные на кости. Вместо глаз и носов — тёмные, пустые дыры.

— А-а-а-амо-о, — простонал урод.

'Чего же ты хочешь?' — мысленно спрашивал у него я. — 'Что тебе нужно?' А вслух ответил, — 'а-а-а-амо…'

Слегка покачиваясь, он повернул ко мне своё уродливое лицо. Тогда я повторил завывание. И тут, совершенно неожиданно, почувствовал, как на моё плечо опустилась сухая, костлявая рука. Сердце ушло в пятки, и около минуты я стоял в полном оцепенении. Вот-вот его зубы сомкнутся на моей шее. Но неприкаянный медлил с нападением. Рука держалась на мне цепко, но сильно не сжимала плечо. И тут я вспомнил, как неприкаянные ходили цепочкой, держась друг за друга. Озарение моментально придало мне сил.

— А-а-а-а, — замычал тот, что стоял впереди, и рассеянно покрутился из стороны в сторону.

— А-амо, — ответил я монотонным мычанием, осторожно протянул руку и положил ему на плечо.

Было неприятно и страшно. Но это нужно было сделать. Водзорд прав. Эта природа кажется нам жуткой и отвратительной, но она такая какая есть. И когда пробуешь разобраться в ней, то зачастую выясняешь, что при правильном подходе вполне можно найти с этим миром необходимый мирный компромисс.

Когда я ухватился за плечо неприкаянного, тот вздрогнул. Как будто бы между нами замкнулся какой-то контакт. Затем, монстр спокойно повернулся ко мне спиной и пошагал вперёд. Я за ним. А за мной тот, кто держался уже за меня. Такой цепью мы шли по улице. И остальные неприкаянные, которые нам встречались, цеплялись следом. Я ощущал их присоединения по лёгким рывкам сцепки. Это было похоже на странную игру. Мне уже не приходилось о чём-то думать, и я просто шагал вслед за лидером, повторяя его непонятную траекторию. Поначалу мне было не по себе, оттого, что я не знал, сколько ещё будет продолжаться это странное движение, и как мне его прекратить. Затем понял, что далеко от перекрёстка мы не уходим, и нарезаем круги возле Дома Культуры. Просто так, без всякой цели. Меня даже начал успокаивать этот монотонный марш в ногу. Как будто бы я действительно стал превращаться в одного из этих существ.

Рассматривать лысый, облезлый затылок впередиидущего мне быстро надоело, и я решил прикрыть глаза. Затем, закрыл их вовсе. Зрение всё равно не требовалось. Ведущий вёл меня за собой, как поводырь. А ведомый так же слепо следовал за мной. Смотреть никуда было не нужно. Зато с закрытыми глазами было проще собраться с мыслями и подумать, как выбраться из этой сцепки.

Но вместо этого я почувствовал нечто другое. Я уже не видел омерзительных зомби, вызывающих лишь брезгливость и страх. Я шёл в колонне, как военнопленный. Вместе с такими же жертвами этого огромного концлагеря. Невидимый враг, взирающий на нас со всех сторон, превратил этих несчастных в пародию на живые существа. Он отнял у них всё, включая самое ценное — разум. И меня ожидает такая же участь, если я здесь останусь.

Именно эта мысль впоследствии станет серьёзным толчком, заставившим меня покинуть Тенебрариум. Боязнь превратиться в неприкаянного — гораздо страшнее смерти. Может быть, страх этот был необоснованным. Ведь я не принимал никаких препаратов, как эти бедняги. Но сейчас, шагая с ними в одной связке, я почему-то ощущал эту угрозу. Будто бы они предупреждали меня. Умоляли одуматься, и вспомнить, кто я такой.

По телу пробегали лёгкие покалывания, и мне казалось, что я вижу какие-то обрывки воспоминания. Словно смотрю на отражение в осколках битого стекла. И передо мной мелькают уже не отвратные, полумумифицированные ходячие мертвецы, а вполне живые люди. Совсем молодые, весёлые, энергичные, жаждущие жизни, и вот так, беспощадно низвергнутые на самое дно Тенебрариума. Так глубоко и бесповоротно, что каждая остаточная вспышка их выгоревшего дотла сознания запечатлела страдания, боль и единственную заветную мечту — умереть поскорее. Но смерть насмехается над ними до сих пор. И эти тела, уже давно подчиняющиеся каким-то совершенно иным сигналам и импульсам, продолжают блуждать по такому же мёртвому городу, ища, где можно хотя бы немного подпитать своё деревенеющее естество и утолить бесконечную жажду.

Лишь соединившись вот так, цепочкой, неприкаянные могли хотя бы ненадолго погреться в жалких, микроскопических искорках давно потухшего разума. Объединяя свои энергии, им удавалось вернуть себе ничтожную долю того, что они когда-то имели. Свои воспоминания. Разве они чудовища? Нет. Чудовища — те, кто сделали это с ними… Хватит.

Я остановился и отпустил руку. Идущий впереди сделал несколько шагов дальше и тоже остановился, понурив голову. Тот, что шёл за мной, толкнул меня в плечо, но это было не указание двигаться дальше, а скорее сила инерции. Вскоре он убрал руку с моего плеча, и поплёлся в сторону. Цепь распалась.

Мне требовалось какое-то время, чтобы всё обдумать.

Неприкаянные не нападают, если ты играешь по их правилам. Их истощённые организмы постоянно нуждаются в подпитке, поэтому они набрасываются на всё, что способны убить. А те, кого они способны убить, разумеется, испытывают страх перед ними. Этот страх неприкаянные чувствуют и 'наводятся' по его следу. Видимо, основная добыча неприкаянных — это животные, которые по размеру существенно меньше их. Поэтому на изгнанников они не нападают. Те не выдают свой страх, а по размерам совпадают с самими неприкаянными. Поэтому они принимают их за своих, как только что приняли меня. Как ни парадоксально, но даже полное отсутствие разума не сделало их каннибалами, по типу пресловутых терапогов. Хотя, с другой стороны, разве можно насытиться такой усохшей тушкой? Потому-то, наверное, и не жрут друг друга.

На волне всех этих размышлений, в кругу неприкаянных, меня вдруг посетила идея. Я ведь могу от них избавиться. Разумеется, теперь я смотрел на них совершенно по другому, но в Водзорда пока ещё не превратился. Здравый смысл напоминал мне, что жалость к этим существам не решит нашу проблему. Терпеть их соседство нет никакой нужды. А значит, необходимо воспользоваться полученным навыком, чтобы удалить их.

Один лишь факт того, что я спокойно разгуливаю среди опасных монстров, уже говорил о многом. Но я прекрасно помнил, чем чревата излишняя самоуверенность. Стоит лишь немного дать слабину, занервничать и неправильно пошевелиться, и на меня нападут со всех сторон. Вся эта миролюбивость неприкаянных — мнимая. Мне не стоит расслабляться и тянуть время. Ведь когда 'энергетический хвост' отрастёт, он уже не позволит маскироваться, вводя монстров в заблуждение. Надо действовать. Надо импровизировать.

Выбрав ближайшего неприкаянного, ковыляющего мимо, я пошёл к нему наперерез, и остановился на пути, вполоборота. Он не сбавил скорости, словно меня и не было. Казалось, что он вот-вот врежется в меня, Я прищурился, ожидая удара, но с места не сошёл. Неприкаянный остановился как вкопанный, практически вплотную ко мне. Его отвратительное лицо было совсем рядом с моей щекой, но я не ощущал дыхания.

А вдруг он меня раскусил? Вдруг почувствовал, что я не один из них?

Тощая рука медленно поднялась, а затем легла мне на плечо. Да! Мой план сработал. Сдвинувшись с места, я пошёл в сторону, и потащил неприкаянного за собой на буксире. Теперь я задавал направление. Осталось собрать остальных. Специально проходя мимо этих жалких уродцев, успевших к тому времени основательно разбрестись по сторонам, я добивался того, чтобы они цеплялись к нашему 'хороводу'. И они цеплялись. Это оказалось гораздо проще чем я думал. Ну всё, касатики, теперь за мной, дружно, в ногу. Можно и с песней. Хотя, это не лучшая идея.

Ведя неприкаянных за собой, прочь с территории Райли, я сначала повернул в сторону бывшей территории Тины, желая, повторив подвиг Ивана Сусанина, завести опасную братию в самую гущу аномалий и бросить там. Оттуда им точно уже не выбраться. Но что-то заставило меня поменять свою коварную затею.

Чёрт возьми, они же мне доверяют.

Кто? Неприкаянные? Да и хрен бы с ними! Чего я так о них переживаю?

Нет. Всё-таки, нет. Всё-таки не могу. Нельзя так. Они не заслужили такого.

И я свернул на прежнее направление.

— Ты превращаешься в Водзорда, Писатель? — мысленно говорил я сам с себе. — Теряешь рассудок, или сливаешься с этим миром? Впрочем, одно другому не мешает.

Необычно признавать это, но я испытал облегчение, когда решил не вести неприкаянных в аномальную западню. Совесть успокоилась, что ли? Почему-то на душе стало очень легко. Я прекрасно осознавал, что веду за собой банду смертельно-опасных зомби, но относился к этому совершенно спокойно. Даже заботился о них. Парадокс.

Так я увёл всех этих неприкаянных с нашей территории. Точнее, с территории Райли. Увёл далеко. Туда, куда сам ещё не заходил ни разу. Хотел для надёжности увести их ещё дальше. Но уже сам побоялся лезть вглубь неразведанной территории. Ведь мы и так уже хорошо удалились от охотничьих угодий моей подруги. Выбрав подходящее место, я расцепил связку. А неприкаянные, в той же сцепке, пошагали дальше. Не знаю, далеко ли они ушли. Как только отцепился, тут же развернулся в противоположную сторону, и, чтобы не привлекать внимания, медленно поковылял назад, двигаясь не по прямой, а зигзагами. Что-то подсказывало мне, что целенаправленное движение может вызвать у неприкаянных подозрение.

Когда монстры остались далеко позади, я перестал корчить из себя их собрата, и припустил до Дома Культуры бодрой рысцой. Только там, около памятника Ленину смог перевести дух и наконец-то прийти в себя. Испытание было не из лёгких.

Разумеется, таким успехом можно было гордиться. Сейчас бы не помешало отдохнуть и унять напряжённые нервы. Но я думал о другом. Теперь, когда я научился смотреть на чудищ Тенебрариума иначе, мне захотелось пойти ещё дальше. Это желание теперь уже не просто свербело во мне. Оно жгло беспощадным огнём. Надеясь хоть как-то от него избавится, я захотел отвлечься, зайдя в гости к шаману. Его состояние совсем меня огорчило. Старик уже не вставал с кровати и говорил тихим, слабым голосом.

— Сегодня я видел страшный сон, — поведал он. — Будто бы ты пошёл в сторону теней, и вдруг стал одной из них. Я очень испугался.

— Это всего лишь сон, — ответил я, не рассказывая о том, что это было на самом деле. — Вот видите, ничего со мною не случилось.

— Это хорошо. Хорошо… — он облизнул губы. — Медведи.

— Какие медведи?

— Косолапые… Из леса. Они совсем перестали бояться… Выходят к жилью. Собаку бы убрать на ночь со двора… Как бы не задрали.

Сознание старого шамана рассеивалось. Реальность у него мешалась с воспоминаниями. И я не пытался распутать клубок его заблуждений. Это было бесполезно. Всё равно, что общаться с человеком, у которого прогрессирует рассеянный склероз.

Но одно мне было понятно точно. Альма слабеет, катастрофически теряя силу. Сначала он считал экрофлониксов мышами и крысами, затем — бродячими собаками. А теперь вот медведями. Чем крупнее они становятся в его представлении — тем тоньше становится щит, ограждающий нас от них.

Пока альма бормотал какую-то полубессвязную чепуху, я всё больше наливался решимостью. Всё. Время поджало нас впритык. Некогда больше раздумывать и надеяться на что-то. Опыт с неприкаянными доказал мне, что можно попробовать сыграть с природой ва-банк. Сыграть по её правилам. Бескомпромиссно.

— Простите, Аверьян Васильевич, — перебил я старика. — Я тут вспомнил, что не сделал дома одну важную вещь. Я зайду к Вам потом. Хорошо?

— Хорошо, Писатель, хорошо. Ступай, конечно, — ответил тот и закашлялся.

Время утекало с катастрофической скоростью. Судя по солнцу, полдень должен был наступить через пару часов. Слишком долго я провозился с неприкаянными. Ну, ничего. Эта вылазка будет пока что ознакомительной. Я понаблюдаю, прикину свои шансы, набросаю примерный план действий. Ну а завтра. Завтра попробую…

Дома я взял бинокль, положил в рюкзак лопатку гиппотрагуса, обулся в резиновые сапоги. Собирался впопыхах, пытаясь сэкономить время. Затем, бодрым шагом пошёл к гнезду мясников.

Пока шёл, внимательно изучал окрестности, стараясь запомнить их по максимуму. А вдруг придётся спасаться бегством? Улица Арсеньева в этом районе была застроена преимущественно панельными девятиэтажками, и напоминала эдакий коридор из домов, обступающих проезжую часть. В принципе, если что, можно спрятаться в любом из подъездов. Мясник туда не пролезет. А я смогу выбраться через квартирное окно. Эх, по хорошему, изучить бы эти дома заранее. Не хотелось бы, убежав от одной беды, влипнуть в другую. Но, к сожалению, некогда. Буду надеяться, что убегать не всё-таки придётся, а если и придётся, то внутри домов меня не встретят аномалии, или прожорливые хищники.

Путь от 'Эсмеральды' до гнездовья был неблизким. 'Если всё время бежать,' — думал я. — 'То выдохнешься, не одолев и половины пути… Мне бы дыхалку двадцатого изгнанника'. Ко всему прочему я понятия не имел, зачем иду к мясникам. Точнее, задумка-то у меня была — привлечь одного из них, и постараться выманить поближе к нам. А там, глядишь, учуяв экрофлониксов, гигантский монстр сам сообразит, что делать. В общем, всё базировалось на каких-то условностях и пустых надеждах. Я уже упоминал, что шёл тогда к гнезду без какой-то конкретной задачи, а просто, чтобы осмотреться.

Ставку я делал на самых молодых зверей. Они любопытны, неопытны, забиты старшими собратьями. Именно они, скорее всего, решатся пойти за мной. Конечно же, совсем юный мясник не чета взрослой особи, но это хотя бы что-то. Даже детёныш этой твари, теоретически, способен разогнать стаю экрофлониксов.

И вот, я добрался до того места, где мы вчера сидели с Водзордом. Пока мясников не было видно, сохранять спокойствие мне особого труда не составляло. Но их тяжёлый дух, который становился всё сильнее, уже заставлял меня пригнуться, как под обстрелом.

Опять я лезу к смерти на рога. В прошлый раз полез к одному единственному мяснику. И что из этого получилось? Даже не хочется вспоминать. Теперь же я лезу в целое стадо мясников. И здесь никакая Райли мне не поможет. Спасёт меня лишь экстренная бомбардировка с периметра. Но кто будет бомбить, если даже передатчик я дома оставил? Меня никто не прикрывает. Если я попадусь мясникам — то это будет однозначный финиш.

Облизав обветренные губы, сделал дыхание поровнее, залёг на битый кирпич поудобнее. Слегка повозился с боку на бок, уминая лёжку. Выудил бинокль и приготовился наблюдать. О, да, я успел как раз к представлению! В гнезде начиналась драка. Мясники как будто бы специально ждали моего появления, чтобы устроить разборку. Причём до этого у них всё было тихо и спокойно. Ну что ж, пускай дерутся, чурбаны здоровенные. Зато им не до меня.

Молодь попряталась вглубь ангара, а два кряжистых подростка яростно кидаются на вполне уже взрослого собрата. Он выше их на целую голову, но почему-то не отвечает, а лишь огрызается. Взял бы да врезал зарвавшимся говнюкам! Хоть сердце моё и замирало при виде драки таких колоссальных созданий, незаметно для себя, я уже начал болеть за одного из них. 'Врежь им!' — шептал я. — 'Ты же такой здоровый! Один удар, и правый в нокауте! А потом левого вырубай! Не тупи, здоровяк! Чё ты как баба?.. Да ты и вправду баба…' Разглядев дырку вместо глаза, я узнал покалеченную самку. Так вон оно что. Вот почему она пасует.

Через несколько минут подростки прогнали её обратно на край гнезда, в котлован, перед моим укрытием. При этом, они довольно сильно поцарапали её и едва не свалили с ног. Мясничиха могла им ответить. Весовая категория вполне позволяла. Но она сдалась. Тяжело шагая и воя, исполинская туша пёрла прямо на меня. Я видел, как из разрезов её толстенной кожи сочится кровь. Несмотря на размеры, она выглядела жалко.

Спустившись в карьер, одноглазая присела на корточки, упёрлась передними лапами в стену и замерла. Её голова располагалась как раз на одном уровне со мной, и я мог хорошо её рассмотреть. Самки мясников отличаются от самцов необычной раскраской головы. Если самцы у них одноцветные, и имеют либо серую, либо бурую, либо желтоватую окраску, то самки щеголяют цветными узорами вокруг глаз. У бедной калеки была розовая кожа с фиолетовым отливом, а на голове были яркие красно-синие полосы. Клюв был красный, а восковица — пурпурная. Так, перешагнув через страх, я начал замечать красоту мясников. И мне вновь стало обидно, что такое красивое существо вынуждено влачить существование изгоя, обречённого на скорую гибель.

Пока я рассматривал узоры на голове мясничихи, другие подростки собрались в плотную группу. Они рычали в её сторону, и я уже начал тревожиться, не собираются ли они совместно напасть на неё. Но, как оказалось, они всего лишь отправились в лес на охоту. Неспешно переваливаясь, великаны друг за другом топали прочь, скрываясь за деревьями. В гнезде осталась лишь покалеченная, да несколько малышей, спрятавшихся в ангаре и до сих пор боящихся выходить наружу.

Отползя назад, я решил всё взвесить. Прекрасно. Просто замечательно. Сегодня определённо мой день. Завтра такой удачи может уже и не быть. Если действовать, то действовать надо сейчас. Но как действовать? От волнения я закусил кулак. Самка почуяла мои эмоции и рыкнула. Я тут же съёжился и постарался 'превратиться в камень'.

Действовать нужно сейчас и только сейчас. Но как? Следует придумать, как обойти гнездо, добраться до ангаров и выманить одного из молодых. Они все голодные, и запах мяса привлечёт их. Ну а дальше. А дальше… Чёрт. Если бы это всё было так просто.

Я вновь высунулся из укрытия, анализируя обстановку.

И эта калека мешается, как назло. Если я поведу детёныша из гнезда, то она может запросто преградить мне путь. Риск слишком велик. Как же поступить? Стоп. А что если… Что если приманить калеку? Вот она. В десяти метрах от меня. Достаточно встать в полный рост и она увидит. Да, она покалечена, но всё ещё сильна. А из-за её ограниченного обзора мне будет проще прятаться от неё.

От всех этих мыслей у меня зачесалась спина. Мясничиха опять учуяла меня и подняла голову. Но теперь я уже не прятался. Тело как будто заклинило на секунду, растянувшуюся, как вечность. Разинув клюв, монстр издал оглушительный рёв, обдав меня зловонным теплом своего дыхания. Даже несколько капель слюны долетело до меня. А затем, эта громадина полезла из карьера. Её огромная лапища, преодолев половину разделявшего нас расстояния, грохнулась на кирпичное крошево, и тут же начала вспахивать его тремя лемехами когтей, когда исполинское отродье подтягивалось, вскарабкиваясь наверх. Машинально откинувшись назад, я свалился с насыпи и кубарем покатился вниз, ударяясь об острые углы кирпичей. Но боль была уже чем-то вторичным. Быстро найдя равновесие, мои ноги несли меня к ближайшему укрытию — высокому куску стены разрушенного дома. Как только я шмыгнул за него, над насыпью, заслонив солнце, тяжело поднялась необъятная фигура разъярённого мясника. Слоноподобная нога врезалась в то место, где всего лишь несколько секунд назад лежал я, и заскользила с откоса. Чтобы не упасть, чудище ухватилось за выступы строительных обломков, и до моего слуха донеслись звуки крошащегося цемента. Не успел я прикинуть расстояние до следующего укрытия, как великанша была уже рядом со мной. Нас разделял лишь кривой клык уцелевшей стены. Шумно принюхиваясь, хищница пригнулась, и медленно заглянула за эту стену. Её глаз, размером с теннисный мяч, взглянул на меня сверху-вниз, фокусируя зрачок.

— Твою мать! — подхваченный волной адреналина, я вовремя поднырнул под её лапу, и выскочил с противоположной стороны.

Издав протяжный, гневный рёв, мясничиха со всего размаха шибанула лапой по стене, чуть не свалив её. К счастью, она видела обстановку только одним глазом, и я сейчас находился в слепой зоне, чем и поспешил воспользоваться. Сиганул через капот серой легковушки, обогнул следующее авто, и прямиком побежал к подъезду девятиэтажки. Мясничиха развернулась, и увидела моё отступление. К счастью, уже запоздало. Танком она попёрла по моим следам, перевернув первую машину с такой лёгкостью, будто бы это была игрушка. На следующий автомобиль она наступила ногой, промяв его насквозь, как жестяную банку. В итоге, её нога застряла в крыше машины, и пришлось потратить ещё около минуты, чтобы её стряхнуть. Всё это играло мне на руку. Я успел благополучно оторваться, и спрятаться в подъезде. Когда чудовище достигло здания, мне уже ничто не угрожало. Прижавшись к лифту, я переводил дыхание, глядя, как тварь выдирает двери с петель, пытаясь залезть в узкий для неё дверной проём.

— Хренушки, — произнёс я. — Сюда ты не пролезешь, дорогуша.

Выбив ногой правую коридорную дверь, держащуюся на соплях, я миновал общий коридор, и очутился в дальней трёхкомнатной квартире. Прошёл в самую дальнюю комнату и немного постоял, слушая, как мясник пытается расковырять кирпичную кладку. Самая лучшая идея сейчас — выбраться из здания с противоположной стороны. Тогда я уйду незамеченным. Но Фортуна, до сих пор улыбавшаяся мне во все свои тридцать два зуба, наталкивала на мысль, что надо продолжить игру с мясником. Эта самка — прекрасный экземпляр и лучшая замена покойному Хромому. Если мне удастся довести её до 'Эсмеральды' — я стану настоящим триумфатором, и исправлю всё то, что натворил. Нет, на этот раз никакой жажды героических свершений меня не обуяло. Я просто чувствовал, что должен это сделать, и что смогу это сделать.

Очень осторожно открыв окно (к счастью, рамы были пластиковые, открывались легко, да и решёток на них не было), я высунулся наружу, и увидел беснующегося мясника, продолжавшего лезть в подъезд. Спрыгнув на землю, я кустами прокрался дальше, вдоль дома, и вышел на дорогу лишь когда удалился на почтительное расстояние. Неподалёку было ещё как минимум два подходящих укрытия. Лишь убедившись в этом, я вновь привлёк внимание монстра.

— Э-э-эй!!! — закричал я.

Но тварь так увлеклась ковырянием подъезда, что не сразу отреагировала.

— Э-э-эй! Подруга! — подняв кирпич, я кинул его в её сторону.

Только тогда она заметила. Раскинув лапы, мясничиха пронзительно заорала на всю округу. Зрелище было — я вам задам. Но железная вера в то, что я вовремя успею от неё улизнуть, помогла мне остаться на месте. Сотрясая землю, зверюга пошла на меня. Мимоходом, она нечаянно зацепила плечом мачту уличного освещения, и согнула её, вызвав жуткое дребезжание вылетевшего плафона, повисшего на проводах. У меня было два варианта: либо юркнуть в подъезд противоположного здания, либо спрятаться за ближайшим грузовиком. Грузовик для мясника не помеха. Исполин его просто сомнёт. Поэтому я вновь выбрал подъезд. На этот раз выбор был не очень удачен, так как все нижние окна и лоджии оказались зарешеченными. Пришлось подняться на второй этаж. Здесь сильно воняло грибами, и я опасался, что нахватаюсь спор. Но, скорее всего, воняли не пыхтуны, а обычные поганки, проросшие на деревяшках, сгнивших от некогда располагавшейся здесь 'Мокрицы'. На втором этаже я выбрал окно расположенное над газовой трубой, осторожно спустился на эту трубу. Она заскрипела, но держалась прочно. Пройдя вдоль стены, я уцепился за кондиционер и стал спускаться, повис на трубе, и спрыгнул. Ступни прижгло ударом об землю, но всё обошлось. Через кусты было видно, как мясник ходит около подъезда, высматривая меня там.

И вновь я отошёл на безопасное расстояние, и вновь начал привлекать монстра к себе. Чем дальше мы удалялись от гнезда, тем неувереннее одноглазая шла за мной. Она чувствовала, что насиженное место всё дальше и дальше. Да, в гнезде её не любили, но зато там было безопасно. А по городу она ходила только в сопровождении мамы, но никак не одна. Город был ей чужд. Огромное существо, само способное кого угодно привести в ужас, теперь испытывало страх перед каменными джунглями.

Мясничиха всё чаще оборачивалась назад. Даже когда я прыгал прямо перед ней и приманивал к себе, она шла неуверенно. И я начал опасаться, не повернёт ли она обратно? Думаю, что она бы обязательно повернула. Пришлось срочно менять тактику. Я стал выходить всё ближе к ней, дразня как можно сильнее. Несколько раз она кидалась на меня, но я уходил в сторону её слепого сектора, и быстро прятался за укрытиями: машинами, кустами, киосками. Крутясь из стороны в сторону, великанша сослепу сильно ударилась головой об столб, едва не сбив с него светофор. Неожиданная боль придала ей неуверенности, и она повернула обратно к гнезду. И опять я выскочил из укрытия, и начал кидать в неё кирпичи. Они ударялись об её широченную, покатую спину, но она не обращала внимания. Тогда, подобрав кусок асфальта поувесистее, я запустил его навесом, угодив ей ровно по затылку. Наконец-то подействовало. Мясничиха заревела и развернулась, рыская носом по сторонам. А я отскочил в сторону, которую не видел её отсутствующих глаз. Сделав пару шагов вперёд, чудище остановилось, пригнулось, и начало нюхать. Я вышел из слепой зоны, заранее приготовив лопатку гиппотрагуса. Послышалось потрескивание, и между растопыренными пальцами монстра замелькали разряды.

А вот это уже нехорошо. Это уже совсем нехорошо, — напрягся я.

Ситуация была критической. Если тварь жахнет своим током, не факт, что резиновые сапоги спасут меня от прожарки. И вот, когда заметившая меня, громадина разинула клюв, чтобы издать сердитый вой, я метнул лопатку прямо ей в пасть. Рефлекс мясничихи сработал отлично. Она поймала лопатку налету, с хрустом разгрызла её и проглотила. Это получилось у неё машинально. Распробовав вкус мяса, одноглазая немного подвисла. Она не понимала, как так получилось, что еда сама запрыгнула ей в рот. Конечно же, для насыщения такого огромного организма, маленькой лопатки было совсем недостаточно, но зато она позволила ощутить свой вкус.

— Ну как? — как можно ласковее спросил я. — Понравилось? Вкусно? Вот видишь, я твой друг.

Мясничиха повернула голову, уставившись на меня единственным глазом. Она всё ещё раздумывала над произошедшим.

— Хорошая девочка, — продолжал напевать я. — Красавица. Эти гады тебя обижают, да? Да и чёрт бы с ними. Иди за мной. Будем жить по соседству. Хочешь? Там много еды. Тебе обязательно хватит. Умница ты моя.

Видимо, мясничиха так же не могла понять смысл моей интонации. Вместо угрожающего рыка, или жалобного скулежа, она слышала нежные, мелодичные нотки, которые ещё никогда в своей жизни не слышала. После этой вылазки я убедился, что интеллект мясников не уступает слоновьему. Скорее всего, они так же способны одомашниваться и приручаться. По крайней мере, их мозг работает вполне предсказуемо. При внимательном наблюдении можно легко определить их настроение и расположение духа.

Далее нужно было как-то развивать наше знакомство. Как вы понимаете, чрезвычайно непросто называть своим другом тварь с профилем, габаритами и грацией карьерного самосвала. К тому же ещё и выглядящую так, будто бы сошла с картины художника, злоупотребляющего наркотическими веществами. Поэтому я подумал, что если дать ей кличку, то общаться нам станет гораздо проще. Кличка должна быть не оскорбительная (чтобы зверь не улавливал моё предвзятое и надменное отношение к нему), и в то же время добрая, лёгкая, незатейливая. Первое, что мне пришло в голову, было имя 'Лила'. В честь девушки-циклопа из мультфильма 'Футурама'. У моей мясничихи так же был один глаз, её презирали в гнезде, и, наконец, лиловый оттенок её кожи дополнял общую картину. В целом, сравнение этого страшилища с забавной мультяшкой как-то сглаживало ужас, который оно вызывало. Я будто бы стал смотреть на великаншу под иной призмой. Так у неё появилось имя.

Но я поторопился праздновать удачу дрессуры огромного мясника. Замешательство моей новой знакомой было временным явлением, и вскоре она опять попёрла на меня всей своей массой. Было заметно, что я её раздражаю. Она уже не так сильно хочет меня схватить, под гнётом своих опасений, касающихся критического удаления от гнезда. Но всё ещё пытается разобраться, что это за мелкая зверушка мечется у неё под ногами, мурлыкая и постоянно куда-то исчезая. Теперь она уже не пыталась бить меня лапами, не пыталась сверкать электричеством, а просто крутилась, надеясь получше меня рассмотреть. А я всё время убегал. Пару раз мы с ней так кружили на 360 градусов. Со стороны, возможно, это выглядело смешно, но я до конца отдавал себе отчёт в том, что веду игру со смертью.

Лила была молодой и любознательной самкой, поэтому, несмотря на свою злость и изматывающий голод, она начала испытывать растущее любопытство, как кошка, гоняющаяся за бабочкой. Но терпение её было не безграничным. Поэтому, чем дальше мы уходили, тем сильнее нарастало её раздражение. В бессильной досаде, она делала выпады куда-то наобум, порой, в совершенно противоположную от меня сторону. Я был слишком мелкой и слишком подвижной целью. Теперь я воочию убедился, насколько критично для мясника отсутствие одного глаза.

Наша затянувшаяся игра в 'Кошки-мышки' продолжалась, кажется, бесконечно. Лила то отступала назад, то прорывалась за мной дальше. То впадала в бешенство, то успокаивалась и отмахивалась от меня, как от назойливой мухи. Ей всё сильнее это надоедало. Ну а я начал уставать. Из-за усталости стал делать ошибки, в результате которых пару раз едва не расстался с жизнью. Но, всякий раз, быстро стряхнув с себя шок, я вновь и вновь, подражая Водзорду, продолжал говорить с Лилой ласковым, вкрадчивым тоном. А сам поглядывал на солнце, неуклонно спускающееся всё ниже и ниже. Сколько осталось до наступления сумерек? Час? Два? Максимум три. А проклятая улица всё не заканчивается. И мясничиха идёт за мной всё с большей неохотой. Приходится постоянно кидать в неё палки и камни, что, согласитесь, как-то не вяжется с добрым сюсюканьем, которое всякий раз следует за этой грубостью. Впрочем, кирпичи и, тем более, палки, для толстокожего гиганта всё равно что бумажки, летящие из плевательной трубки. Лила их почти не чувствует.

Пройдя в этих муках ещё метров сто, я понял, что сдаюсь. Солнце каснулось крыш. До начала сумерек остались считанные минуты. Чудовище, которое я с таким трудом и риском для жизни вёл за собой, уже почти не реагировало на меня, отворачиваясь в сторону гнезда, оставшегося далеко позади. Эх, а как же хорошо и удачно всё начиналось!

Когда Лила окончательно отвернулась и медленно потопала назад, я беспомощно кинул в неё последний кирпич, тихонько выругался и повернул в противоположную сторону. Завтра я опять приду к гнезду, пораньше, и тогда уже сделаю всё как надо. Доведу начатое дело до конца. Чёрт, как же обидно!

Вдвойне досадно мне стало, когда я увидел, что до перекрёстка осталось пройти всего один дом. Всего один чёртов дом! Мы с Лилой прошли их, наверное, с десяток! Остался всего один, и я не довёл её… Проклятье.

Хотел было вернуться и ещё раз попробовать раздразнить Лилу, но уже понял, почувствовал всем своим естеством, что нельзя. Я слишком измотан. Это будет стопроцентная смерть.

Так глубоко я был погружён в свою печаль, что совершенно забыл об опасности, подстерегавшей меня на перекрёстке. Буквально нос к носу я столкнулся со стаей экрофлониксов. Почуяв меня ещё издали, они неторопливо поднимались по наклону, совершенно не обращая внимание на энергетический заслон альмы. Эта наглость могла означать лишь одно. Шаман больше не сдерживал их.

Однако, экрофлониксы всё ещё помнили о нём, поэтому не спешили, издали поглядывая на его жидлище. Возможно, альма продолжал держать оборону, но силы его истощились настолько, что уже не могли отпугнуть взрослых хищников, чьи длинные, зловещие тени причудливо дёргались в медных отблесках последних лучей заходящего солнца.

Что делать? Бежать до дома? Я не успею преодолеть и половины пути. Бежать в дом альмы? А где гарантия, что он меня защитит? Если его щит больше не работает, я окажусь в ловушке, из которой экрофлониксы меня уже не выпустят. Вот это я попал. Вновь моя самонадеянность завела меня в капкан. Но я почему-то об этом совсем не жалел. Я слишком устал.

Единственным здравым решением я посчитал отступление обратно, за угол крайнего дома. Там, дворами, можно было отойти подальше — к ДК, и сделать крюк через половину района. Авось, успею до темноты… Какой там! Только лишь я добежал до угла, как увиденное заставило меня затормозить на месте. Навстречу мне двигалась Лила. Ловушка захлопнулась. Спереди мясник, сзади — экрофлониксы. Вот и конец… Мачете выпало у меня из руки. Я посмотрел, на приближающуюся махину, а затем обернулся назад — оттуда надвигались крупные голенастые фигуры, распахивающие звездообразные пасти. Капкан захлопывался. Но Лила не видела экрофлониксов, а экрофлониксы не видели Лилу. Пятясь от угла, я видел и тех, и другую. Когда расстояние между нами оказалось примерно одинаковым, экрофлониксы дружно взвыли, и бросились ко мне. В этот же самый момент, из-за угла вышла исполинская мясничиха, поворачивающая к ним свою чудовищную голову. От неожиданности, все монстры разом остановились. Нас разделяло, наверное, чуть больше десяти метров. Экрофлониксы поднялись на задние лапы, дружно завыв, как пожарные сирены. С другой стороны — пронзительно заорала мясничиха, тягаясь с тепловозным гудком. Звуковые волны от их голосов, схлестнувшись, оглушили меня. Затем, Лила пошла в атаку. Прямо в мою сторону. Убегать куда-либо было бесполезно. Я бы не успел. Сердце оборвалось, замерло и продолжило свой учащённый ритм лишь когда титаническая фигура, сотрясая землю, прошла мимо, едва не задев своей когтистой лапищей. Я проскочил буквально у неё под мышкой. Она прошла настолько близко от меня, что мне даже запомнились трещинки, расходившиеся по асфальту вокруг её тяжеленных ног.

А потом закипела битва. Забывшие о страхе экрофлониксы до последнего рассчитывали на своё преимущество. Их действительно было очень много. И даже Лила откровенно рисковала, связываясь с этой оравой. Но видимо она поняла, что назад, в гнездо, ей пути уже нет. Здесь же, в чужом, незнакомом районе, её ждала пища.

От удара лапой, ближайший экрофлоникс улетел метров на двадцать. Перелетев через забор и ударившись об стену сгоревшего дома, он свалился вниз и затих где-то среди горелых обломков. Другой экрофлоникс набросился на мясника, попытавшись вцепиться врагу в открытый живот, но Лила легко перехватила его и с хрустом разодрала на две части, облившись горячей, дымящейся кровью. Запах свежего мяса окончательно свёл с ума шагающую каланчу. Тяжело разгоняясь, она врезалась в самую гущу хищников, расшвыряв их как кегли. Сначала экрофлониксы пытались контратаковать, повисая на её боках и лапах. Прочная, толстенная кожа Лилы оттягивалась их цепкими челюстями, но не рвалась. Срывая нападавших, как пиявок, она методично крушила их кости, рвала когтями и клювом, топтала ногами. Поняв, что перевес на её стороне, противники отступили обратно к подстанции. Мясничиха последовала за ними.

Я волновался, как бы она не упала с крутого склона, возле лестницы. И не напрасно. Лила действительно шлёпнулась, но, к счастью, удачно. С грохотом упав на задницу, она съехала по грязному, скользкому склону вниз, после чего, довольно быстро поднялась.

К тому моменту, экрофлониксы успели перегруппироваться. Из леса к ним подтягивались дополнительные силы. Твари кишели вокруг руин, как тараканы. Сосчитать их было непросто. Однако, Лилу это не пугало. Ломая кусты, она шла к ним напролом. Встреча состоялась на том самом месте, где когда-то нам самим довелось сражаться с экрофлониксами. Полчища хищников, окружив гиганта, разом набросились на него со всех сторон, надеясь завалить количеством. Им бы это несомненно удалось, но у мясничихи остался последний козырь в рукаве. Она вскинула лапы и между ними затрещал мощный электрический разряд. Прежде чем ближайшие экрофлониксы успели совершить свой прыжок, Лила согнулась, уперев передние конечности в землю. Всё электричество, накопленное в ней, высвободилось наружу невидимой волной. И я увидел, как атакующие, остановившись, одновременно попадали с ног. От некоторых тел вскоре начал подниматься лёгкий дымок. Торжествуя победу, Лила разразилась громогласным рёвом, и пошла дальше, в сторону развалин. Мунгаштары, наблюдавшие эту бойню издали, трусливо прыснули обратно в лес. Экрофлониксы покрупнее, избежавшие смертельного электрошока из-за своего удаления, кучкуясь группами, продолжали маневрировать.

Смотреть дальше за развитием событий я уже не стал, и, подобрав оружие, поспешил домой. Лила лютовала ещё около тридцати минут. Её утробные вопли слышались издалека. Я различал их даже когда уже оказался дома. И воспринимал эту жуткую симфонию, как торжественные фанфары в свою честь. Сил моих хватило лишь на то, чтобы доползти до кровати и упасть на неё. Так сильно я был измотан длительным нервным перенапряжением.

— Спишь? — меня растолкала счастливая Райли.

Прежде чем я успел протереть глаза, она сунула мне под нос тушку ригвила.

— Чё? Чё это? Ригвил? Поймала?

— Ага. Ну, не очень крупный, конечно, но всё-таки!

— Молодец.

— Целый день за ним гонялась, — продолжала рассказывать она, унеся добычу в противоположную часть комнаты, и стягивая с себя рюкзак. — Как же он меня вымотал… Кстати, неприкаянные ушли.

— Я знаю.

— Откуда? Ты всё-таки ходил смотреть? Вот непоседа! Я же тебе говорила…

— Да всё в порядке, — я глянул на темнеющее окно. — Кстати, у меня для тебя сюрприз.

— Правда? Какой?

— Погоди переодеваться. Бери канистру, и идём за водой.

— Милый, у тебя с головой всё в порядке? Проснись. Глянь, времени-то сколько.

— Нормально. Полностью стемнеет примерно через полчасика. Мы как раз успеем.

— А завтра утром сходить не судьба?

— Нет. До утра я не дотерплю.

— У нас же есть вода.

— Я не про жажду. Про другое. В общем, собирайся и пойдём.

— Ты точно проснулся? — Райли с непониманием следовала за мной. — Что за сюрпризы такие на ночь глядя?

— Сама увидишь. Поторопись.

Мы резво вышли на поглощаемую сумерками улицу и поспешили в сторону 'Эсмеральды'. Сначала Райли шла легко, но по мере приближения к перекрёстку, начала проявлять тревогу.

— Писатель, что за шутки?

— Никаких шуток.

— Но там экрофлониксы.

— Успокойся.

— Я чувствую свежую кровь. Мне это не нравится.

— Райли, просто доверься мне, ладно?

Мы дошли до перекрёстка и свернули за угол погорелого дома. Увидев пару растерзанных экрофлониксов, подруга остановилась.

— Что здесь произошло? Кто их убил?

— Идём, — обходя уже почти застывшую кровавую лужу, я следовал дальше — в сторону спуска.

Тишина была необычайной. Даже ветер сейчас не шумел и не колыхал верхушки деревьев. Руины, прилегающее к ним поле и лес выглядели сверху абсолютно безжизненными. Внизу, сразу за лестницей, валялись трупы экрофлониксов, смердящие палёной шерстью и горелым мясом. Очень много трупов. На Райли этот пейзаж произвёл неизгладимое впечатление. Вместо радости она испытывала страх.

— Писатель, я чувствую опасность. Здесь нельзя находиться.

— Дорогая, — я взял её за руку, потянув за собой. — Ничего не бойся. Всё в порядке.

— Какой уж тут порядок.

Возле развалин мы встретили туши экрофлониксов, изуродованные до неузнаваемости. Обломки стен были обильно залиты кровью. С их верхушек свешивались тёмные потроха. Райли принюхалась.

— Не может быть, — пробормотала она. — Как же это возможно? Я чувствую присутствие мясника.

— Гляди, — подведя её к разлому в стене, я указал на Лилу, сидяющую на корточках возле любимой стены Хромого, и, так же как он, царапавшую об неё когти. При этом мясничиха что-то жевала, продолжая насыщать своё бездонное чрево. А вокруг лежал целый слой окровавленных ошмётков, оставшихся от десятков экрофлониксов.

Оторопев, Райли раскрыла рот.

— Познакомься, — тихо произнёс я. — Это Лила. Девочка. Видишь, у неё тоже глаз выбит, как и у тебя. Теперь она будет здесь жить.

— Как она здесь оказалась?

— Я её привёл.

— Ты? — Райли недоверчиво покосилась на меня. — Ты это сделал? Как? Где ты её нашёл? Как она тебя не сожрала?

— Расскажу потом.

Услышав наше бормотание, Лила повернулась к нам и сердито зарычала. Райли отшатнулась, но я удержал её на месте.

— Не шевелись.

Скрипнув огромными суставами, Лила поднялась и сделала грозный выпад в нашу сторону. Покрытое кровью исполинское чудовище выглядело невероятно жутко. Не выдержав, Райли схватилась за нож. Перехватив её запястье, я обнял подругу второй рукой, и начал говорить с Лилой.

— Ну, чего ты сердишься? Ты ведь наелась. Всё теперь хорошо. Ты здесь хозяйка. Смотри сколько ещё еды у тебя осталось! Мы на неё не претендуем. Мы просто зашли поздороваться.

Лила ещё раз рыкнула. На этот раз уже гораздо тише.

— Успокойся, девочка. Успокойся, малышка. Всё хорошо. Мы друзья. Вот, это Райли, познакомься с ней. Она будет ходить за водой мимо твоего жилища. Ты ведь непротив? Ты ведь у меня добрая, да?

Мясничиху слишком утомила недавняя битва с экрофлониксами. К тому же, набив себе брюхо после долгой голодухи она явно чувствовала тяжесть. Поэтому ей было лень с нами возиться. Отвернувшись, она опять заняла прежнее место, и продолжила ковырять стену.

— Можешь ходить мимо неё спокойно, — шепнул я Райли. — Она не тронет.

— Она замечательная, — ответила та. — Как же ты сумел её сюда привести?

— Водзорд помог мне разобраться в поведении мясников. Дальше — дело техники. Не важно, как я её привёл. Важно, что она здесь. И теперь я за тебя спокоен. Отныне никаких экрофлониксов здесь не будет. Тебе не потребуется уходить из любимого дома. Я исправил свою ошибку.

— Ты сделал это ради меня?

— А ради кого же.

— Это самый прекрасный подарок в моей жизни. Милый, я люблю тебя. Она тесно прижалась ко мне, всем существом пытаясь выразить свою искреннюю признательность. А я был счастлив.

ЧАСТЬ-28. СОЛНЦЕ В НАДИРЕ

Всё встало на свои места, будто бы так и должно было быть. Мой 'дембельский аккорд' удался как нельзя лучше. Теперь у нас появилась новая защитница. Ничуть не хуже Хромого. Экрофлониксы ещё пару раз нападали на неё. Первый раз — той же ночью. Но, судя по всему, получили достойный отпор, после чего ушли с нашей территории окончательно. Райли была несказанно счастлива такому исходу. Ну а я наконец-то обрёл душевный покой. Теперь я окончательно стал здесь своим. И всё, что раньше было для меня необычным, теперь выглядело тривиальной обыденностью.

Последние дни в городе Иликтинск выдались на удивление спокойными. То ли запоздалое 'бабье лето' было тому причиной, то ли просто случайный подарок местной погоды. Небо оставалось чистым, почти безоблачным, и солнце светило каждый день, хоть уже и не грело. Зато на душе было значительно веселее. Я гулял по улицам, которые больше не казались мне страшными и гнетущими. Полное отсутствие людей даже стало вызывать у меня какое-то умиротворение. Я начал удивляться тому, как же я жил столько лет, окружённый постоянным шумом, гомоном и толчеёй? Ведь это невыносимо. И мне предстоит вернуться в это шумное царство человеческого муравейника? И я туда рвусь? Да. Рвусь подальше от опасных аномалий. А сам спокойно хожу среди этих аномалий, и чувствую себя превосходно. С ними можно мириться. Главное — знать, где они.

Рассматривая редких зверушек, готовящихся к зиме, я шествовал по знакомой улице походкой хозяина. По пути, аккуратно обходил клубящиеся аномальные фантомы, теперь уже хорошо различимые в холодном осеннем воздухе, приветствовал старого шамана, заглядывал на подстанцию, проведать Лилу. В общем, вёл себя как бывалый старожил, обитавший здесь с самого рождения.

Единственной неприятностью, случившейся в те дни, оказалась смерть Никанорова. После того, как я привёл Лилу, мы с ним пообщались всего три раза. И с каждым разом, разговор был всё короче и короче.

— Я видел огромного мамонта. Бивни в три моих роста, — сказал альма во время нашей встречи. — Не знал, что здесь водятся мамонты. Хотел отпугнуть, но куда там. Такую-то громилу.

— Это я его привёл, — ответил я, поняв, о чём он бредит. — Теперь этот мамонт будет жить неподалёку и прогонять дикое зверьё вместо Вас. А Вы отдыхайте. И больше не тратьте свои силы.

— Выходит, что я вам больше не нужен, — равнодушно произнёс старик.

— Неправда. Я хочу, чтобы Вы жили как можно дольше. Вы оказали нам колоссальную помощь, и мы Вам очень благодарны. И я и Райли. Мы не хотим с Вами расставаться.

Он попытался рассмеяться, но его смех перешёл в кашель.

— Как же мне повезло, — наконец смог он выговорить. — Что под конец своей никчёмной жизни я встретил вас.

— Ваша жизнь не никчёмная. Вы — герой!

— Геро-ой… Кверху дырой. Хе-хе-кххе! Вот я и заслужил признательность. Но не от детей, не от внуков, а от чужого… От чужого человека.

— Ваши родственники наверняка Вас помнят и любят. Просто они считают Вас погибшим…

— Да, ты прав. Наверное, они обо мне вспоминают. Как и я о них. Надеюсь, что всё у них будет хорошо.

— Не сомневайтесь в этом. У такого прекрасного человека и потомство остаётся прекрасное.

— Хороший ты парень, Писатель. И девку ты себе хорошую нашёл. Вы с ней отличная пара.

— Отдыхайте, Аверьян Васильевич. Я зайду к Вам позже. Обещаю, — смутившись от его слов, я поспешил уйти.

Дело в том, что альма, не ведая того, резанул по больному. Каждый раз, ожидая вызова Элекена, я скрипел зубами, и даже надеялся, что меня просто пристрелят как собаку. Это было лучшим выходом, нежели возвращение в мир, где нет Райли. Как только подобные мысли меня посещали, их тут же вытеснял страх смерти, и я гнал прочь дурацкую идею броситься грудью на амбразуру. Скорее всего позитивный диалог с Элекеном вряд ли получится. Но, раз так, у меня всегда есть возможность успеть залечь на дно, где сумеречники меня не достанут. Долгая, мучительная смерть от зимних холодов, конечно же пугала меня не меньше быстрой и лёгкой смерти от энергетической пули. Но зато я немного оттянул бы время своей кончины, и провёл бы его вместе со своей любимой. На этом решении я тогда и остановился, в душе распрощавшись с родным миром навсегда. Я не верил, что вернусь домой. Да и особо не хотел возвращаться. Тенебрариум стал моим новым домом.

Старый альма умер через день после вышеописанной беседы. Впрочем, слово 'умер' как-то не вяжется с произошедшим. Правильнее сказать: 'растаял', 'растворился', 'иссяк'. Его иллюзорный мирок, сузившийся до полутора квадратных метров, во время нашего последнего разговора, стал чёрно-белым, и пестрел помехами, как изображение старого телевизора. В прошлый раз умирающий старец просто бредил, но теперь, перед самым концом своего существования, его разум ненадолго прояснился.

— Как Вы? — задал я дежурный вопрос.

— Писатель. Послушай меня, — вместо ответа произнёс он. — Обязательно приди сюда завтра. Забери идола. Отнеси его к себе. Закопай под домом. Хорошо?

— А как же Вы без него?

— Ты сделаешь это, Писатель?

— Сделаю.

— Вот и молодец… Суеверия, конечно же, не дадут вам гарантию… Кхех! Но мало ли. Он будет помогать вам. Он принесёт вам счастье. Это всё, что я могу оставить вам в наследство.

— Спасибо Вам, Аверьян Васильевич.

На следующий день, шамана в квартире не оказалось. Вместо его иллюзии меня встретила заброшенная, обшарпанная комната. Вроде бы и готовился я к этому морально, а всё равно, на душе кошки заскреблись. Понял, что старика больше с нами нет.

Выполняя его последнюю просьбу, я забрал идола, отнёс к дому, и закопал под фундаментом. Райли удивилась этому. Узнав, что альмы не стало, она ничего не ответила, и, кажется, отнеслась к его последней воле спокойно. Она не верила в удачу, приносимую закопанным идолом, но, вместе с этим, он ничем ей не мешал.

Мне было жаль Никанорова. Глядя на его судьбу становится грешно жаловаться на собственную. Я даже представить себе не могу, как жил бы, окажись на его месте. Скорее всего, просто сошёл бы с ума, как его соседи по району. А он сохранил свой рассудок до самого конца. Действительно, героический был мужик. Необычайной воли. Тот яркий пример, когда человеческая природа внутри настолько сильна, что не сдаётся и не выветривается до последнего вздоха. Вот на кого нужно равняться.

За исключением этого печального события, никаких неприятностей с нами уже не случалось. Мне больше не снились ночные кошмары. И никакие потусторонние видения меня не преследовали. Я даже забыл, что несу в себе Хо. Оно ни коим образом не проявляло себя, что позволило моему душевному равновесию восстановиться. Никаких бессознательных всплесков агрессии в моём поведении более не наблюдалось, чему я был несказанно рад. Всё-таки эта чуждая и неуправляемая ярость сильно меня пугала. При выборе между доктором Джекилом и мистером Хайдом, я однозначно предпочитал первый вариант. Перспективы овладения сверхспособностями отнюдь не казались мне привлекательными. Путь, который когда-то выбрал мой куратор Элекен, прельщал меня меньше всего. Поэтому, даже слившись с Хо, я всё ещё продолжаю оставаться человеком. В то время как он превратился вообще непонятно в кого.

Лишь пожив в Тенебрариуме, я начал сполна осознавать, что такое жизнь. Там, за его пределами, я не понимал, зачем живу и какая у меня цель. Бессмысленные дни, похожие друг на друга, бессмысленная работа, даже радости и горести бессмысленные. Для чего всё это? Наверняка многие люди сталкиваются с этим же вопросом. Кто-то из них ударяется в религию, кто-то пускается во все тяжкие, кто-то пытается раствориться в собственных детях, надеясь найти в них своё продолжение. Ну а я почему-то решил, что моё призвание — писать книги. Даже в этом я не был уверен до конца. Но попробовать стоило. Тем более, что больше ничего я, в общем-то, не умею. Да мне и неинтересно. Благодаря этой попытке найти себя, я оказался здесь. Тенебрариум сильно деформировал моё прежнее сознание. И хоть деформация была болезненной, я благодарен ему за это. Ведь он помог мне научиться понимать то, чего я раньше не понимал. Главным моим открытием стало осознание простого и логичного факта. Прелесть жизни — это сама жизнь. Каждый прожитый день. Каждое случившееся событие. И самые маленькие радости, встречающиеся на нашем пути нужно принимать с величайшей благодарностью.

Как ни печально, но в основном это умозаключение становится понятным лишь для тех, кто хлебнули горя полной ложкой. Люди, претерпевшие серьёзные лишения, потерявшие близких, получившие увечья, разорившиеся и так далее. Только на фоне большого горя люди начинают различать прелесть маленького счастья. И тут оказывается, что только маленькое счастье способно вытянуть человека из трясины огромного горя. Вот почему инвалиды и калеки находят в себе силы быть оптимистами и бороться за право жить нормальной жизнью. Вот почему люди, потерявшие всё, способны, сжав волю в кулак, начать всё заново, с нуля. Вот почему мир по настоящему ценят лишь те, кто пережили войну…

И я, испытавший столько страха, боли, невзгод и смертельных ситуаций, теперь упивался каждой минутой покоя. Смаковал каждый день. И старался общаться с Котей и Райли как можно чаще. Ведь когда-то с ними придётся расстаться навсегда. Ну а после, если я выживу, то у меня останутся только воспоминания о них. К таким выводам я пришёл.

Ещё мне хотелось бы поделиться с вами тем, о чём я, скорее всего, не буду упоминать в своей книге. Уж слишком это священно для меня. Эти мысли я бы оставил при себе, но очень хочется, чтобы вы, мои дорогие читатели, меня поняли.

Почитав о моих отношениях с изгнанницей под кодовым номером Z-345/7-37 субкод 2, наверняка многие зададутся вопросом, почему мы с ней так и не сблизились? Ведь чувства, которые мы друг к другу питали, были примерно одинаковы.

Да, между мной и Райли, несмотря на всю теплоту и взаимность чувств, так и не было никакой интимной близости. И дело тут вовсе не в её 'отключенных половых функциях', и не в моей застенчивости.

Во-первых, мы оба понимали, что являемся представителями разных миров. Даже если бы я сумел отбросить своё человеческое мировоззрение, и твёрдо поверил в то, что являюсь не человеком, а изгнанником, как она. Тогда бы я тем более не смог вступить с ней в интимную связь. По крайней мере, в человеческой оболочке. Это так же противоестественно, как заниматься сексом, не снимая водолазного скафандра.

Во-вторых, платонические отношения доставляли нам обоим куда больший спектр эмоций и чувств. Они напоминали первую школьную любовь, когда поуши влюбился в одноклассницу, но соблюдаешь дистанцию в общении с ней, при этом балдея от каждого её взгляда, от каждого слова, или случайного прикосновения. Подобные 'детские' сердечные томления гораздо сильнее и глубже, нежели взрослая романтика, от которой люди начинают считать себя фактически имуществом друг друга.

Разумеется, вы можете мне возразить, что до поездки в Иликтинск у меня никого не было, поэтому делать выводы, не имея опыта, с моей стороны как минимум глупо. Спорить не стану. Просто скажу, что ни о чём не жалею, и даже рад, что в сексуальном плане Райли так и осталась для меня загадкой, которую я не разгадал. Как Беатриче для Данте. Воспевание этой немодной в наши дни чистоты и целомудренности наверняка будет воспринято многими читателями с непониманием. Что ж, пусть так. Пачкать драгоценную память о Райли своими вольными фантазиями, описывая придуманный секс с ней, я всё равно не буду.

Ну и в-третьих… В-третьих, несчастное, искалеченное тело моей подруги выглядело замученным, жалким и совсем не привлекательным. Облик отважной охотницы постепенно становился всё потрёпаннее. Особенно сильно её внешность пострадала от суларитских экзекуций. Просто я привык к ней. Привык видеть её такой. Те же, кто встретили Райли впервые, не зная её, вряд ли стали бы ей симпатизировать. Скорее всего, её бы просто пожалели, и отвернулись от неё, приняв за неизлечимо больную, или же за обычную наркоманку. Посудите сами, кого может впечатлить столь плачевный образ? Сильно похудевшая девушка, с жиденькими волосами, с глубоко впавшими глазами (один из которых красный, набухший и постоянно слезится), с бледной, синеватой кожей, испещрённой и исчерченной многочисленными шрамами… Разве что лицо сохранило миловидные очертания, да и то если в него пристально вглядываться. В целом же, Райли представляла впечатление безнадёжно больного человека, чудом способного передвигаться.

Она это прекрасно понимала, и признавала факт, что её тело находится на пределе своего износа. Дальше начнётся его распад, в результате которого она начнёт превращаться в одну из 'грязнуль'. Этот вердикт угнетал Райли больше всего, и она старалась всеми силами оттягивать его как можно дальше. Главным образом это было связано со мной. Она знала, что становится некрасивой уродиной, и не хотела, чтобы я её такой видел. Поэтому, всеми правдами и неправдами Райли стремилась поддержать моё желание покинуть город, прежде чем она потеряет последние остатки своей красоты.

Она заблуждалась. Ведь я теперь не только знал, но и прекрасно видел, что мёртвое тело, в котором принудительно поддерживалась жизнь — это вовсе не она. Это лишь маска, костюм. А настоящая и любимая мною Райли сидит внутри, за невидимыми пультами управления. И ей самой не нужно стараться наводить красоту, чтобы мне понравится. Ведь она прекрасна сама по себе. Настолько прекрасна, что для меня она отодвинула на задний план очаровательную сестру Елизавету из Апологетики, и даже саму Ал Хезид. Эти недосягаемые, ангелоподобные создания, были способны свести с ума одним лишь своим взглядом, но им не удалось запасть в мою душу так глубоко и бесконечно, как это сделала Райли — простая и очень близкая. Безусловно, отныне моей самой сокровенной мечтой стала надежда на то, что ненаглядная подруга каким-то чудесным образом сумеет вырваться из плена Тенебрариума, в мир людей, и, обретя новую, долговременную оболочку, продолжит жить вместе со мной, долго и счастливо. Как в том странном видении из 'Детского мира', к которому я постоянно возвращаюсь, словно одержимый.

Увы, это всего лишь мои несбыточные фантазии. Сама Райли разбила надежду вдребезги, открыв мне всю правду. Чтобы не тешил себя. И жил, не оглядываясь назад.

Тот разговор я запомнил очень детально. Всё началось с момента, когда я, помогая Райли на кухне, опять завёл разговор об альтернативном будущем. Как было бы здорово перебраться в мой мир вдвоём. Сначала Райли поддерживала мою романтическую утопию. Но затем, видимо поняв, что делает только хуже, она решила меня оборвать.

— Послушай, милый, всё, что ты говоришь, конечно же, очень чудесно. Но ведь мы же оба знаем, что это никогда не произойдёт.

— Да, наверное, — пожал плечами я. — Но ведь шанс есть. А если он есть, значит есть и надежда.

— Ну-у, — Райли вытянула губы, а потом вздохнула. — Так-то оно так… Я с тобой солидарна, конечно. И сама хотела бы… Ох. Да что там говорить? Вижу, что пришла пора закрыть эту тему. Хоть мне это и тяжело.

— Ты о чём?

— Писатель, я не смогу переместиться в твой мир. Никогда. Мне очень жаль.

— Почему ты так в этом уверена? А как же твои изыскания? Ты столько времени провела в лаборатории. Говорила, что приближаешься к важному открытию. Неужели так ничего и не смогла изобрести?

— Я не просто приблизилась. Я нашла то, что искала. Но это не совсем то, о чём ты думаешь.

— Теперь я вообще ничего не понимаю.

— Ладно, — она встала со стула. — Полагаю, надо тебе всё показать. Не вижу смысла скрывать это от тебя. Пошли.

И она повела меня вниз, в подвал. В свою лабораторию. Наконец-то я попал в святая святых. Единственное место в доме, которое до сих пор было для меня табуировано. Признаюсь честно, я был несколько разочарован от увиденного. Всё что находилось в лаборатории — это длинный стол, заставленный каким-то незамысловатым оборудованием. Примерно то же самое я видел в лаборатории Тины. Там даже было побольше всякой всячины. Не понимаю, что такое существенное Райли могла открыть, располагая столь ограниченным набором предметов? Никаких компьютеров и осциллографов. Только всяческие склянки, штативы, спиртовки, да пара микроскопов. Прямо скажем, негусто. Сгодится для химика-любителя, но никак не для опытного учёного, совершающего перевороты в науке. И здесь она просиживала часами. Зачем?

Впрочем, приглядевшись, я сумел обнаружить несколько странных предметов, назначение которых так и не смог понять. Вероятно, вся суть крылась именно в них.

— Я представлял себе лабораторию повнушительнее. А тут нет даже доски для расчётов.

— Зачем она мне? Все расчёты здесь, — Райли указала себе на голову.

— Что же ты высчитывала?

— Эксперимент состоял из двух частей. Я застопорилась на первой, но благодаря Тине смогла перейти ко второму этапу. Первый этап — длительное сохранение структуры энергетической оболочки вне биологической формы. Чтобы вырваться отсюда, мне нужно избавиться от чужого тела. Это смертельная процедура, так как мы не способны выжить в этом мире без человеческих тел. Энергия быстро рассеивается. Прекратить рассеивание нельзя. Можно лишь замедлить. Максимальное замедление энергорассеивания необходимо для перехода ко второму этапу — побегу.

— Куда?

— Наружу… В ноосферу. Это единственное место, где такие как я способны выжить. Ведь там нет привязки к материи. Ноосфера — мир сплошного сознания. Там можно спастись.

— Но я думал, что Тина…

— Тина хотела именно этого. Как и я. С одним лишь отличием. У меня была мечта пойти ещё дальше. Найти выход из ноосферы — в твой мир. Тут мне потребовались изыскания Латуриэля, и они у меня появились. Правда, пока лишь в теории. У Латуриэля был план продлить своё существование здесь, в Тенебрариуме. Он не успевал завершить свою работу, и боялся, что временное тело умрёт раньше. Вот почему он хотел переселиться в твоё тело. Чтобы пожить подольше.

— Он мог бы выбрать вместо меня любого из своих рабов.

— Не мог. Биологическая оболочка старого хозяина, после смены нового хозяина, разрушится за считанные дни. Нужен человек. Либо живой, либо убитый совсем недавно. Тогда всё получится.

— А потом?

— Потом, всё упиралось в неразрешённую задачу. Проникнуть в ноосферу — это полдела. А вот как выжить внутри неё — уже никто не знал. Понимаешь, Писатель, ноосфера — это не привычный нам мир, не другая планета и даже не иное измерение. Это пространство, наполненное сигналами. Мириадами сигналов. Гигантский, необъятный, беспорядочно спутанный клубок. Может показаться, что ноосфера — это воплощение информационного хаоса. На самом же деле, всё в ней упорядочено. Ведь, при ближайшем рассмотрении, всё там строится на классических парах 'источник-приёмник'. Попав туда, мы сами становимся своеобразными узлами связи. Поэтому выжить там 'в свободном плаванье' не удастся, из-за низкой пропускной способности. Нас просто перегрузит и затопит излишний информационный поток, за долю секунды.

— Как же ты собираешься там выжить?

— Для этого есть два варианта: либо сразу отыскать зону упорядоченной ноосферы, сокращённо 'ЗУН', либо отрегулировать собственный разум. ЗУНы — это такие иллюзорные сферы, вроде огромных пузырей, внутри которых можно жить, как в обычном мире. Время там течёт размеренно, пространство выглядит вполне реалистично, и все процессы мало чем отличаются от земных. Это неудивительно, ведь за созданиями ЗУНов чаще всего стоят обычные люди.

— Люди что-то создают в ноосфере?

— Люди создали всю ноосферу. Ноосфера — это совокупность человеческих мыслей. Кладезь, библиотека, накопитель знаний, если угодно. Облачное хранилище. Поспевающий плод на ветке Великого Древа.

— Я начинаю понимать… Это, наверное, похоже на сверхвместительный жёсткий диск вселенского гиперкомпьютера, куда постоянно сбрасывают и сбрасывают эксабайты информации: нужной и ненужной. И всё это копится, пока диск не заполнится целиком.

— Всё верно.

— Представляю, как сложно найти что-то нужное в этой информационной свалке.

— Сумеречники и люди — находят.

— Как?

— Разум сумеречников обладает встроенной системой навигации. Они могут спокойно перемещаться от одного ЗУНа — к другому. Люди же пользуются специальными устройствами — экзокрафтами, которые позволяют им ретранслироваться без вреда для рассудка. У нас же нет ни того ни другого. Поэтому первый вариант отпадает. Найти ближайший ЗУН без ориентира я не смогу.

— А второй вариант?

— Как раз над этим я и работала. Перенастройка собственного разума. Фильтрация информационных потоков. Если отсеивать всю шелуху и принимать только самое важное, то перегрузки не произойдёт. Я смогу путешествовать по бесконечным каналам связи, пока не настроюсь на приём одного из ЗУНов. Сам понимаешь, если так тяжело найти любой из ЗУНов, а их миллионы, то отыскать в ноосферном хаосе твои слабые импульсы — всё равно, что найти нужную песчинку на огромном пляже. И даже если я тебя найду, мне нужно будет пройти через перефирию, затем высадиться в непосредственной близости от твоего местонахождения, и выбрать подходящего рецепиента. Когда я в него вселюсь, то выдам себя. Меня тут же обнаружат и уничтожат сумеречники. Ведь я нарушитель. Для того, чтобы избежать обнаружения, мне нужны точные координаты и ориентировки на ведомственных элементов. Иначе спрятаться от сумеречников я не смогу. Но у меня ничего этого нет. Прости, что я разрушила твои надежды, милый. Эту систему строили с расчётом, чтобы такие как я не нарушали баланс мирового равновесия.

Я задумался.

— Как всё сложно, оказывается… Ну а я смогу попасть в ноосферу? Я же человек.

— Я не знаю, как люди попадают туда, — ответила Райли. — В изначальной памяти нет такой информации. Если бы была, я бы ей непременно воспользовалась.

— Лиша знала тех парней с 'Одалиски'… Значит, она могла мне помочь попасть туда. Почему я не спросил у неё об этом?

— Ты о чём?

— Не важно, — я устремил взгляд в потолок. — Всё пустое. Ну и какой мне смысл возвращаться домой? Что меня там ждёт?

— Как, что? Жизнь.

— Без тебя?

— Я останусь в твоём сердце. А лучше, забудь меня и начни всё заново.

— Давай закроем эту тему, Райли, а?! Не хочу об этом говорить!

Гнев не успел выплеснуться наружу. Я вовремя осадил себя.

— Прости меня, — грустно повторила подруга.

— Ты прости… Меня… Мне тяжело об этом думать, — повернувшись, я с тяжёлым сердцем пошёл к выходу.

Вот как всё сложилось. Опять я не заметил, что плаваю в наивных надеждах. И так к ним успел привыкнуть, что почувствовал уверенность в их реализации. Райли нашла выход из положения. Она выбрала свободу и пришла к ней. Теперь её сдерживаю лишь я. Пока я не покину город, она его тоже не покинет. Выбора нет. Надо признать очевидное. Нам не судьба быть вместе. Оставаясь в городе на зиму, я добьюсь лишь того, что она погибнет вместе со мной. Погибнуть вместе, или дать Райли возможность жить дальше, на свободе? Конечно же второе! Чёрт возьми, а как бы хотелось отправиться в ноосферу вместе с ней. Был бы у меня чёртов экзокрафт. И почему я не Хо?

Тут-то меня и прострелило.

— Погоди-ка… Хо.

— Что? — удивлённо спросила Райли.

— Как же я мог забыть? — схватившись за голову, я закружился на месте. — Вот я дурак. Забыл про такое! Про такое…

— Про что забыл?

— Про его подарок.

— Подарок?

— Нам с тобой нужно срочно устроить сеанс связи. Объединить энергии, как тогда, помнишь?

— Что, прямо здесь?

— Здесь и сейчас!

— Я конечно не против, но… С чего вдруг? Что на тебя нашло? Ты меня удивляешь.

— Райли, действуй!

— Хорошо. Подойди поближе. Так, — она обхватила мою голову руками и заглянула в глаза. — Готов?

— Да!

— Поехали.

Сперва я испытал уже знакомые ощущения, предшествующие слиянию разумов и приготовился вновь насладиться этой феерией. Но что-то пошло не так. Меня обожгла ярко-зелёная вспышка, заставившая Райли оттолкнуться и отпрыгнуть назад. Она не удержала равновесие и упала на пол.

— В чём дело?! — попытался я поднять её.

— Не подходи! — Отталкиваясь от пола руками и ногами, она поползла прочь. — Не трогай меня!

— Что с тобой?

Добравшись до стены, Райли вжалась в неё спиной.

— Не подходи ко мне!!! — кричала она. — Ты кто такой?!!

— Я — Писатель. Успокойся.

— Ты — не Писатель! Я не знаю тебя! Уходи!

— Райли, это я. Можно мне объяснить?

— Уходи-и-и!!! — она вцепилась себе в волосы. — Что ты со мной сделал?! Что ты сделал со мной?!

— Я не хотел. Я не думал. Оно сказало…

Застонав, Райли повалилась на бок. Её слезящийся глаз с позеленевшей радужкой, вылазил из орбиты, дыхание участилось, из носа пошла кровь. Начались судороги.

— Боже, что я наделал, — кинувшись к ней, я попытался её удержать, кляня себя на чём свет стоит.

Я действительно жутко перепугался. Как я мог так просто довериться Хо? Подарок оно сделало… 'Бойтесь данайцев, дары приносящих!' Теперь, когда подруга извивалась в невообразимых корчах, мне оставалось лишь с ужасом прижимать её к себе.

Держать её было непросто. Она вырывалась. И, в одной из диких конвульсий, зарядила мне локтем в висок, отчего я выпустил её. Поднявшись, Райли, словно одержимая бешенством, продолжила биться об стену и стол, сталкивая с него бьющиеся склянки. Изо рта у неё пошла пена. А кулаки сжимали мёртвой хваткой две копны выдернутых волос. Наконец, агония прекратилась, и обессиленная девушка упала под стол, прямо на битое стекло. В полной тишине было слышно, как отчаянно, но по-человечески она дышит.

— Господи, Райли, прости, — я подполз к ней на коленях и перевернул.

Оба её глаза: слепой и зрячий, теперь выглядели одинаково — стеклянными. Кровь размазана по лицу, вперемешку с густой слюной.

— Ответь что-нибудь, пожалуйста, — упрашивал я.

— Голова, — только и смогла произнести она.

— Что же делать? Как тебе помочь? Будь ты проклято, Хо! За что ты так со ней?! Чёртово отродье! Ненавижу тебя! Ненавижу себя! Прости меня, Райли.

От тоски и бессилия я чуть не заплакал. Это было так нелепо — угробить подругу даже не задумавшись предварительно, а стоит ли экспериментировать со странными 'подарками' Хо? Вот я осёл. Всё-таки, ничему меня жизнь так и не научила.

Что делать, я понятия не имел. Лишь вынес её из подвала в комнату и уложил на кровать. Ситуация напоминала то время, когда Райли умирала от ран, после стычки с бандитами. Как тогда, так и сейчас, я ничего не мог поделать, уповая лишь на чудо.

— Ты слылишь меня, Хо? — в исступлении бормотал я. — Если она умрёт, я отправлюсь за ней следом. И тебя за собой потащу. Клянусь, я сделаю это. Её смерть не сойдёт тебе с рук.

Я действительно был готов на этот поступок. И не стал бы жить ни минуты, если бы Райли умерла на моих руках. По моей вине. Жить после подобного, тупого и идиотского преступления, я бы не смог. Но подруга выжила. Постепенно она стала приходить в себя, чем вызвала у меня огромную радость. Предложил ей воду и она немного попила.

— Райли, давай, живи, живи! Пожалуйста.

— О-о-ох, — простонала она. — Вот это да…

— Что случилось? Я так за тебя переживал. Это всё Хо. Оно просило передать тебе это. Сказало, что это подарок. Но кто мог подумать, что оно окажется такой гадиной?

— Моя голова чуть не лопнула, — ответила Райли. — Я думала, что не выдержу.

— Ты как?

— Сейчас уже лучше.

— Что же это было?

— Не знаю. Сначала я испугалась. Я увидела кошмар наяву. Затем, всё куда-то исчезло, — она поднялась на кровати. — Всё очень странно. Это был не ты. Я слилась с кем-то другим. С чужим разумом.

— Он причинил тебе боль?

— Да. Но не преднамеренно. Он не хотел нанести вред.

— Я бы так не сказал…

— Правда. Я получила от него информацию.

— Какую?

— Пока не пойму. Её очень много и она зашифрована. Её передало мне Хо?

— Да. Мне нужно было тебя предупредить заранее… Прости.

— Да уж. Предупредить меня было бы неплохо. А Хо говорило тебе, что хочет мне передать?

— Нет. Просто сказало, что это подарок.

— Я получила лишь набор кодов. Может быть передача не удалась?

— Надеюсь, ты не попросишь меня повторить её?

— Не-ет, вот этого с меня уж точно достаточно. Второй перегрузки я не вынесу.

— Что же это за коды?

— Они кажутся мне знакомыми, но не более того.

— Хо сказало, что они тебе очень нужны. И ты сообразишь, как их применить.

— Любопытно. Данные упорядочиваются. Чем больше я думаю об этом, тем больше их узнаю. Погоди-погоди. Да не-ет, не может быть.

— Что? О чём ты?

— Если это то, о чём я думаю… — Райли просияла, и обхватила меня за плечи. — Вот это да! Писатель, я поняла!

— Не томи, рассказывай!

— Это не коды и не шифры. Это система координат. Хо подарило мне навигационную базу для ориентации в ноосфере! Я знаю координаты большинства ЗУНов. Я знаю маршруты центральных магистралей. Это как многомерная карта…

— А выход из ноосферы, в мой мир, там есть?!

Райли прищурилась.

— Боюсь, что нет. Это всего лишь схема, позволяющая перемещаться между конкретными точками. Здесь нет указателей 'кротовых нор'.

— Что ж. Всё равно я очень рад, что ты обрела это. Теперь ты сможешь путешествовать в ноосфере, куда тебе заблагорассудится. Отныне ты свободна.

— Не знаю, какими мотивами руководствовалось Хо, но оно сделало мне царский подарок. Я благодарна ему за это.

— Выходит, что зря я его проклинал, — развёл руками я. — Значит сумеречникам тоже свойственна доброта.

*****

Райли получила то, что хотела. Как мне кажется, для неё был принципиален не столько побег из Тенебрариума, сколько возможность выбора. Ведь теперь она, при желании, могла как скрыться в ноосфере, так и вернуться в Апологетику. Способность управлять своим будущим окрыляла её. А мне ничего другого не оставалось, кроме как поддержать её в любом начинании.

Ну а пока, мы просто жили, не торопя события и не приближая время перемен. Даже наушник я с собой не носил. Во-первых опасаясь ненужной прослушки, а во-вторых, нервничая, в ожидании нового сеанса связи.

Как я уже упоминал, все эти оставшиеся деньки я старался по максимуму проводить в компании Райли, помогая ей чем-ничем. В тот день было прекрасное утро. Я был уверен, что закончится он так же хорошо, как и вчера, и позавчера. Райли копалась в своём маленьком огороде, разбитом в дальнем углу территории двора. Огородик имел смехотворные размеры, но использовался он отнюдь не для выращивания каких-либо серьёзных запасов. Райли сажала растения, в основном, используемые для её косметических нужд. Из остальных же она производила нехитрые специи. Там же, рядышком, складировались будыли экспломака. Я уже упоминал это странное растение, стреляющее твёрдыми семенами. На самом деле, как выяснилось, в нашем мире тоже произрастает подобное растение — хура взрывающаяся, которая действует аналогичным образом. Но, в отличие от хуры, экспломак способен надолго 'засыпать'. В 'спящем' состоянии, он полностью высыхает снаружи и кажется мёртвым. Чтобы привести экспломак в 'боевое состояние' — нужно лишь увлажнить его водой и затем погрузить срез ствола в почву. Если ошкурить этот срез, и предварительно удобрить землю, в которую будет установлено это растение, то скорость 'пробуждения' возрастёт, и уже через несколько часов, экспломак будет готов стрелять. Сейчас, когда будыли были сложены под брезентом, никакой опасности растение не представляло.

Райли сооружала вокруг запоздалых саженцев нехитрые теплички из кирпичей, стёкол и полиэтилена.

— Это спасёт их от холода? — спросил я, поёживаясь на ветерке.

— Защита не бог весть какая, но до сильных морозов они дотянут.

— Что тут у тебя?

— Масличная корневица, песочная ягода, так, кое-чё по-мелочи. Вот эти — очень не любят холод. Гляди, листочки успели подмёрзнуть. Поэтому нужно их укрыть. А вот здесь у меня растёт перчик. Перчику тоже холодно, но у меня не хватило материалов. Придётся оставить его как есть…

— А может сходить, поискать?

— Да ладно. Ничего страшного. Всё равно скоро убирать. Смотри, какой я сегодня урожай собрала, — она указала на три выкопанные луковицы. — Чешуйчатолистный лучок. Ботва была такая жиденькая. Думала, что ничего путёвого не вырастет. А тут гляди, чего оказалось. Вон, какие луковки большие. Никогда не видела таких больших луковок.

— Здорово, — кивнул я.

— Ага. Удивительно, — стряхнув землю с коленей, Райли развернулась, и заметив что-то в небе у меня за спиной, произнесла. — Похоже, что это за тобой летят.

— Что? — не понял я и тоже обернулся.

Вдалеке, высоко над землёй, летело что-то похожее на самолёт. У него не было ни винтов, ни реактивных двигателей, и шума он никакого не издавал. Странный летательный аппарат явно облетал город стороной, держа курс на базу сумеречников. Очень непривычно было его здесь наблюдать.

— С чего ты взяла, что это за мной?

— А иначе какой смысл ему прилетать? Здесь такие летают редко. За всю жизнь видела их только два раза. Второй раз — сейчас.

— Да ну, это скорее всего ерунда. — отмахнулся я. — Сумеречники разведку какую-то проводят.

Райли пожала плечами.

— Весьма странная хреновина, конечно, — продолжил я. — И не самолёт, и не вертолёт. Благодаря чему летит? Непонятно. И когда такая штукенция прилетала в последний раз?

— Да-авно.

— Ну вот, видишь? Значит они тут иногда пролетают. И связано это вовсе не со мной. Ты закончила с огородом? Пойдём чай пить!

Мне хотелось поскорее забыть о странном 'самолёте'. Мысли о нём заставляли меня нервничать. Ничего попрежнему не происходило, и с каждым часом я всё больше успокаивался. Напрасно.

— Эй, — вдруг окликнула меня Райли из соседней комнаты.

Затем оттуда, гулко топоча, пронёсся Котя.

— Ты чего, сбесился? — проводил я его взглядом. — Чего там случилось?

— Иди скорее! Тебя вызывают!

— Да какого лешего? — я проследовал в комнату.

Оставленный на столе передатчик пронзительно пищал. Из-за его долгого молчания, я грешным делом считал, что он разрядился. Но он работал.

Подойдя к передатчику, я в нерешительности уставился на него, как баран на новые ворота.

— Ну и чего? — спросила Райли. — Чего не отвечаешь?

— А надо?

— Надо! Ответь им.

— Уф, — с неохотой я взял наушник и установил его в ухе. — Да, это Агент-909…

— Писатель? — послышался голос Элекена. — Я уже думал, что ты не ответишь.

— Слушаю.

— Я нашёл для тебя время. Ты готов встретиться?

— Готов.

— Капсула при тебе?

— Да.

— Надеюсь, ты не пытался её открыть?

'Значит он не знает, что мы выпустили Лишу', -с облегчением понял я, и твёрдо ответил. — Больно надо…

— Замечательно. Тогда слушай. Ближе к вечеру, когда передатчик просигналит, забирай капсулу и выдвигайся в сторону микрорайона Тепличный. Знаешь где это?

— Знаю.

— Чудесно. За Тепличным, не доходя до дачного посёлка, увидишь площадку автобусной остановки. Там мы и встретимся. Не задерживайся, и пожалуйста, приходи один.

— Понял.

— Надеюсь, у нас всё обойдётся без фокусов, я прав?

— Да.

— Отлично. Жди сигнала, Писатель. До встречи.

Передатчик затих.

— Ну?! — спросила Райли.

— Элекен назначил мне встречу, около Теплицы, — ответил я, вытаскивая наушник.

— Когда?

— Ближе к вечеру. Он мне просигналит.

— Тогда тебе нужно собираться.

— Да что мне собирать? Нищему собраться — только подпоясаться… — я вздохнул.

— Переживаешь? — Райли подошла ко мне и обняла. — Не надо. Ты ведь сам этого хотел.

— Раньше хотел. Теперь — даже и не знаю.

— Не сдавайся. Слышишь? Будь сильным.

— Они ведь меня убьют.

— Ну-у, чему быть — тому не миновать. Вечно прятаться от них мы не сможем. Так уж лучше решить всё лицом к лицу.

— Не спорю… Ты не подумай, что я боюсь смерти. Нет. Просто мне печально, что всё так закончится. Мой разум полон решимости, но душа болит и просит остаться. Хотя я понимаю, что это не выход. Тебе уготована свобода, а мне — превращение в неприкаянного. Так уж лучше я выберу смерть.

— Не торопи её своими грустными мыслями. Смерть — это ещё не конец пути, поверь мне.

— Спасибо тебе за поддержку.

Время летело с катастрофической скоростью. Оно всегда ускоряется, когда этого не хочешь.

Спустившись в гараж, где я оставил хронокапсулу, мы стали думать, как не раскрыть свой блеф, ведь увидев, что капсула открыта, Элекен сразу всё поймёт.

— Давай её просто скотчем обмотаем? Издалека будет не так заметно, — предложил я.

— Дурацкое предложение, — ответила Райли.

— Ну а что ты предлагаешь?

— Есть идея получше. У меня осталось немного липучки. Можно посадить крышку на неё.

— Райли, да ты гений!

И действительно, получилось здорово. Благодаря липучке крышка приклеилась намертво. О том, что капсула склеена, можно было догадаться лишь приглядываясь к ней вплотную.

Я был готов отправляться на встречу со своим куратором.

Пока ждал сигнала передатчика, оставленного в нашей комнате, всё думал и думал — что скажу Райли на прощание? Хотелось сказать ей так много. Поблагодарить за всё. Я даже планировал совершить какой-нибудь красивый жест. Например, встать перед ней на колени, поцеловать ей руки. Но в итоге, так ничего подобного и не осуществил.

Передатчик дал три коротких сигнала. Я нацепил его, но связи не было.

— Ну вот. Пришла пора прощаться. Райли… Перед тем, как уйду, я бы хотел тебе сказать, что…

— Ты опять торопишь события? — перебила меня она. — Нет, ты в самом деле хочешь поскорее от меня избавиться. С чего ты взял, что уйдёшь один? Я пойду тебя проводить.

— Исключено! Элекен велел мне приходить одному.

— Ну и пусть. Я тебя доведу до места встречи, а сама отсвечивать там не буду. Должна же я убедиться…

— В чём? Райли, я успел прекрасно тебя изучить. Я знаю как всё получится. Элекен попытается меня убить, ты полезешь меня защищать, и он убьёт нас обоих!

— Ну раз уж ты сам всё понял, тогда и лукавить мне незачем.

— Я не позволю тебе. Я не хочу, чтобы ты погибала вместе со мной.

— Я не спрашиваю у тебя разрешения, милый. Я сделаю всё по-своему.

— Упрямая чертовка… Ну что мне с тобой делать?

— Ничего. Если готов — отправляемся сейчас же.

— Присядем на дорожку.

Мы сели рядышком.

— Может одумаешься, а? — с надеждой спросил я.

Она помотала головой.

— Сумасшедшая. Ну зачем? Зачем тебе это?

— Жилетка у тебя классная. Столько карманов.

Вытащив из внутреннего кармана свою тетрадь, я расстегнул молнию, и, сняв житлетку, протянул ей, — на.

— Зачем?

— Дарю. Тебе ведь нравится? Вот и носи.

— Спасибо, — Райли надела жилетку. — Здорово!

— Тебе идёт. Там только замочек сломан на одном кармане…

— Ничего страшного.

— И испачканная она. Вон, кровищей своей заляпал. Постирать бы.

— Не надо. Пусть так и будет.

— Райли, останься, пожалуйста. Не ходи со мной.

— Не могу. Не упрашивай.

— Раз так… Тогда пошли, — набрав в грудь побольше воздуха, я поднялся. — Котька, ты где? Выходи!

Элгер не появлялся.

— Ладно. Где бы ты ни был, счастливо оставаться, приятель.

Спустившись по лестнице в прихожую, я предпринял последнюю попытку образумить Райли.

— Не ходи, — произнёс я, загородив ей проход к двери.

— Пойду, — довольно грубо она отодвинула меня в сторону. — Пропусти даму!

Мне лишь оставалось следовать за ней. Переубедить её было невозможно. Как только мы вышли из дома, на улицу шеметом промчался Котя. Добежав до ворот, он остановился.

— Вот ты где, поросёнок, — обрадовался я ему. — Чуть не опоздал. Иди сюда, попрощаемся.

Но элгер не подходил.

— Чего это с ним? — спросил я у Райли.

— Кажется, он тоже хочет пойти с нами. Он чувствует, что ты уже не вернёшься, — ответила она.

— Ещё один! Вы сговорились? Котя, ты-то хоть дурью не майся.

Элгер вытащил из зубов замусоленную книжку и проворковал, — Ко-тя ко-тень-ка ко-ток.

— Мне некогда с тобой читать, дружище. Ты уж прости. Рад бы, конечно… — подойдя к нему, я погладил его за ухом. — Всё, иди в дом. Не надо ходить за нами.

Он меня не слушался, и упрямо сидел около ворот.

— Позволь Коте проводить тебя. Не лишай его этого права. В конце концов, он ведь тоже твой друг, — произнесла Райли, запирая дверь.

— Чтобы ещё и его там пришибли? Ну ладно мы — дураки, но он-то ни в чём не виноват.

— Просто разреши нам с ним сопроводить тебя, — проходя мимо, подруга похлопала меня по плечу и отправилась отпирать ворота.

— Горе мне с вами…

Так мы и пошли в Тепличный, втроём. Шли налегке, не взяли ничего, кроме стандартного оружия. Сначала двигались молча. Было непросто начать разговор, зная, что он последний. Потом, постепенно завязалась какая-то пространная беседа ни о чём. О диплокагипнусах, о моей жилетке, о том, что со дня на день погода испортится… Вот всегда так. Когда, казалось бы, нужно пользоваться моментом, чтобы поговорить о чём-то очень и очень важном, возможно, сказать друг другу самые нужные слова. Язык 'залезает в задницу', и на ум ничего не приходит. Вообше ничего. Какая-то пустота в голове, и мелешь банальную чепуху, о которой можно было поговорить в любое время. Разум просто не верит, что сегодня мы последний день вместе.

Я смаковал каждый метр этой дороги. Раньше она казалась мне очень длинной. А сейчас выглядела жестоко-непродолжительной. Вот уже замаячили впереди монолиты тепличных девятиэтажек. Позади остался Лесозаготовительный, затем — рынок. Мы вошли в Тепличный.

— Где сумеречники будут ждать тебя? — спросила Райли.

— Дальше. За Теплицей. Где-то в районе автобусной остановки.

— А-а, — кивнула она. — Знаю где это. Вон там, впереди, прямо за курганом.

— Предлагаю распрощаться здесь, пока они нас не видят.

— Ещё чего. Нет, идём дальше.

Карабкаясь по возвышению, я прижался к склону всем телом, прислушиваясь к тишине. Райли и Котя ползли следом. Ни шума моторов, ни голосов, ни шагов с той стороны кургана не доносилось. Казалось, что сумеречники попросту не явились на встречу.

— Райли, — как можно тише спросил я, обернувшись. — А мы не ошиблись? Это точно то место?

— То самое, — подтвердила она.

— Почему же так тихо?

— Они здесь. Они ждут тебя.

— Писатель! — негромкий голос прогремел над округой, как выстрел. — Я знаю, что ты здесь. Не прячься.

От неожиданности моё сердце бешено заколотилось. Райли нащупала мою руку, сжала и отпустила.

— Я выхожу! — громко ответил я. — Не стреляйте!

Заработав руками и ногами, пополз на самый верх и там выпрямился во весь рост, окинув взглядом расположенную внизу дорогу. Там, чуть поодаль, действительно располагалась автобусная остановка с небольшой площадкой, прилегающей к шоссе. Посреди этой площадки чернела большая, грузная машина. Явно бронированная. Перед машиной стояли четыре неподвижные фигуры.

— Элекен? — на всякий случай окликнул я.

— Писатель? — отозвалась самая ближняя фигура. — Спускайся сюда. Ты же хотел познакомиться со мной лично?

— Иду, — стараясь не упасть, я начал осторожно сползать вниз со своего возвышения.

На середине пути, пара сумеречников вдруг выхватила пистолеты и прицелилась в мою сторону.

— Эй, — опешил я. — Вы чего?

Элекен поднял руку, и сердито воскликнул, — чёрт тебя подери, Писатель, ты что, не понимаешь русского языка?! Я же велел тебе никого не приводить!

Обернувшись назад, я увидел Райли и Котю, в которых, как оказалось, сумеречники и целились.

— Уходите оттуда, — махнул им я. — Зачем вылезли?!

Но они продолжали стоять как вкопанные.

— Не убивайте их. Они просто пришли меня проводить, — виновато обратился я к куратору.

— А-а-а, — протянул тот и сделал жест рукой своим подчинённым, после которого те опустили стволы пистолетов в землю. — Это же Мэри Сью со своим ручным фамильяром. Таскается за Писателем как хвостик. Она нам не угрожает. Ведь так, Писатель? Ты ведь гарантируешь это?

— Абсолютно, — ответил я, стараясь держаться ровно и не дрожать.

— Пусть тоже спускаются, но ближе не подходят.

Мы все вместе спустились к подножью кургана.

— Теперь ты, Писатель, выбрось свои ножики и иди сюда. А твои друзья пусть останутся там, и ведут себя как паиньки. Двинутся вперёд — будут уничтожены на месте.

Я послушно отцепил ножны вместе с оружием и передал их Райли. Затем полез шарить по карманам, ища табакерку с ай-талуком, но вспомнил, что она осталась в кармане жилетки.

— Не поминайте лихом, — произнёс я.

— Мы с тобой, — ответила Райли.

Придерживая капсулу под полой куртки, на непослушных ногах я пошёл через дорогу — в сторону сумеречников. Одного из них я сразу же узнал. Это был 'полковник' Корвус. Он стоял чуть позади куратора. Элекен спокойно ждал меня, заложив руки за спину. На нём было надето длинное пальто из кожи. Глаза скрывали чёрные очки, а нижнюю часть лица — респиратор, придающий голосу куратора какие-то электронные нотки, будто бы говорит робот. Волосы гибрида были тёмными, зализанными назад, как было модно у бандитов в эпоху девяностых годов.

Когда я приблизился на несколько метров, он остановил меня.

— Стой.

Я послушался.

— Ты принёс её?

— Да.

— Покажи.

Я аккуратно вынул капсулу.

— Интересно, — Элекен поправил 'намордник'. -То есть, просто взял и принёс? Я был уверен, что ты подстрахуешься и спрячешь её куда-то. Начнёшь ставить условия, мол, скажу где спрятал, когда окажусь в безопасном месте, и всё такое…

— Я не люблю шантаж.

— Неужели?

— Да и какой смысл? Вы меня всё равно отыщите где угодно.

— Это верно.

— Поэтому я не вижу смысла продолжать заведомо проигрышную партию, когда соперник мне явно не по зубам.

— Разумно. Как видишь, ты добился очень и очень многого. Ведь я отложил несколько чрезвычайно важных дел, и припёрся сюда, через половину глобуса, только лишь для того, чтобы лично встретиться с тобой. Немногие удостаиваются такой чести. Признаюсь, сначала я был зол. Очень, очень зол на тебя, но потом, я тебя даже зауважал, Писатель. И мне самому захотелось на тебя посмотреть. Но давай-ка перейдём к делу, — Элекен мотнул головой, и один из сумеречников проследовал ко мне.

Подойдя, он протянул руку. Я передал ему капсулу.

— Порядок, — кивнул куратор. — Отнеси в машину… Ну что, Писатель, давай заканчивать? График у меня чрезвычано плотный. Нужно ещё столько сделать. Приятно было с тобой познакомиться. Легат Корвус, заберите у агента передатчик.

— Слушаюсь, — Корвус пошёл ко мне.

В этот момент у Элекена что-то запиликало, и он, чертыхнувшись, приложил руку к уху, — да. Я. Конечно. Нет, сейчас не могу. Я занят. Кто передал?

Бросая подобные фразы, он постепенно удалялся в сторону бронемашины и начал обходить её по кругу.

Выудив передатчик, я отдал его Корвусу.

— Рад знакомству, Писатель, — негромко произнёс тот. — Ты мне очень помог с эндлкроном.

Я увидел, что он протягивает мне руку и ответил ему крепким, продолжительным рукопожатием.

— Хочу, чтобы ты знал. Была бы моя воля, я бы сделал всё возможное для того, чтобы тебе помочь, — ещё тише произнёс Корвус. — Но я не могу. У меня приказ. Ты уж извини.

— Делайте то, что должны, — глядя ему в глаза ответил я.

На его бесстрастном лице дёрнулся мускул.

— Беги, — прошептал он, отпустив мою руку. — Беги со всех ног. Сейчас.

— Что? — не ожидал я.

— Беги, дурень, — он сверкнул глазами. — Пока он отвлёкся. Пока у нас нет команды стрелять на поражение. Ты успеешь. Беги.

— Нет. Не побегу. Я устал бегать. Сколько можно? Спасибо Вам. Спасибо…

— Как знаешь, — Корвус равнодушно повернулся на каблуках и пошёл обратно к машине.

К тому моменту Элекен уже заканчивал разговаривать, и возвращался ко мне.

— …никаких постановлений. Хватит! Все сведенья переводи на мой инфоком. Ты понял? На инфоком! Добро. Конец связи. Уф-ф…

Он остановился там же где стоял ранее, ворча себе под нос, — болваны, ничего не могут сделать сами. Откуда только таких 'одарённых' набрали? Уф-ф… Корвус, Вы забрали у него передатчик?

— Передатчик у меня.

— Порядок. Ну что, Писатель? На чём мы с тобой остановились? — Элекен зашёл ко мне со спины, и, потянувшись к уху, шепнул. — Ну и почему ты не побежал? Когда Корвус тебе предложил.

Открыв рот, я лишь промычал в ответ. Обойдя меня кругом, куратор остановился напротив и продолжил. — Я тут, понимаешь, распинаюсь перед тобой. Усиленно делаю вид, что ничего не замечаю. А ты взял и всё испортил. Если бы не твоя оловянная стойкость, всё бы сложилось так красиво. И волки сыты и овцы целы. Ведь я тоже не злодей и не монстр. Мне нет никакого резона тебя ликвидировать. Абсолютно никакого. Я получил всё, что хотел, и надеялся, что ты воспользуешься своим шансом унести ноги. Но нет же… Н-да. Либо ты действительно дурак, либо чертовски смелый. Вряд ли ты дурак. Дурак бы не смог пройти через то, что ты прошёл. Ты действительно смелый парень, но, увы, бестолковый. Ты мне напоминаешь анекдотичного ёжика, который сильный, но лёгкий. Печально. Ведь я воспринимаю тебя, фактически, как своё детище. Но ничего уже не попишешь. Теперь придётся тебя нейтрализовать. Я умываю руки.

Сглотнув скопившийся в горле комок, я оглянулся назад. Райли и Котя стояли всё там же. Они не шевелились, и не пытались приближаться. Лишь Котя успел спрятаться Райли за спину, и стоял там, обхватив лапами её ноги.

— Убьёте меня — не узнаете название книги, — просто так, наобум ляпнул я, вновь посмотрев на Элекена.

В голове уже ничего не варилось, будто бы я летел в пропасть.

— Опять ты с этим названием, — в сердцах ответил Элекен. — Я уже говорил, что оно мне без надобности.

— Ты так же говорил, что во всём кроются тайные коды. Кто знает, вдруг в этом названии тоже что-то скрывается? Может быть, это пароль, маховик, запускающий финальную стадию проекта 'Затемнение'.

— Не смеши меня, — он отвернулся, и стал уходить, освобождая линию огня. — Пора заканчивать. Приготовиться к зачистке сектора!

– 'Солнце в надире'! — хотел выкрикнуть я, но получилось какое-то жалобное мяуканье.

Вдруг, откуда ни возьмись, налетел сильный шквал ветра, поднявший тучу пыли, и загрохотавший железом на крыше ближайшего дома. Совпадение получилось очень удачным, и могло показаться, что это я вызвал ветер особым заклинанием.

Элекен остановился, поднял голову, и поглядел туда, откуда доносилось громыхание. Потом, пригладив волосы, бросил на меня короткий взгляд.

– 'Солнце в надире'? Что ж. Пусть будет так.

Осознавая, что жить нам осталось меньше минуты, я осторожно пятился назад, через дорогу, расставив руки чуть в стороны, словно надеялся таким образом стать пошире и закрыть собою друзей. Пыль быстро улеглась, и ни один порыв ветра больше не налетал на нас.

— Приказываю выполнить протокол нейтрализации, — ровным голосом распорядился Элекен, подойдя к Корвусу.

— Есть, выполнить протокол нейтрализации, — отчеканил тот. — Объекты ЧС-34/789, ЧС-35/537 и ЭС-3/12 приказано уничтожить. Приступить к нейтрализации!

Оперативники вскинули своё оружие. Целеуказатели, различимые в остатках успокаивающееся пыли, упёрлись в мою грудь и голову двумя зелёными точками. Я не стал закрывать глаза и не стал умолять своих палачей сжалиться. Я вообще уже ни на что не надеялся, полностью отдав себя на милость волн чёрной реки смерти, быстро потащившей меня куда-то в темноту. Смерть — это ещё не конец пути. Прощайте.

Я не понял: выстрелили они, или нет. Не было ни хлопков, ни вспышек. Перед моим взором всё расплылось в сплошную непрозрачную пелену, в которой можно было разглядеть лишь фигуры сумеречников и яркие лампочки ЛЦУ, почему-то замигавшие странной 'морзянкой', а после — угасшие. Что это? Они всё-таки меня не убили? Сознание, уже заведомо смирившееся со смертью, вновь начало работать. Зрение прояснилось. Действительно, сумеречники стояли, опустив пистолеты. Начав различать звуки, я услышал, как Элекен орёт на Корвуса: 'Какого чёрта вы не стреляете?!'

— Объясните ситуацию! — переключается Корвус на оперативников, один из которых судорожно тычет пальцем по устройству закреплённому на руке.

— Протокол нейтрализации не может быть выполнен!

— Причина?!

— Угроза нарушения директивы 5.0!

— Быть такого не может! — Корвус в полном недоумении обернулся к Элекену.

— Причём тут директива 5.0?! — вне себя от ярости вспыхнул тот. — Что за бред?! 5.0 — угроза ведомственному элементу.

— Так и есть, верховный легат. Оружие заблокировано автоматикой С.И.В.О. Указана причина — 'Угроза нарушения пятой директивы'. Проверьте сами.

— Да это ошибка системы! Переходите на мануальный режим и нейтрализуйте объекты! Под мою ответственность!

— Верховный легат. Согласно Капитулярного Кодекса сумеречных охотников, при возникновении подобных ситуаций, мы…

— Знаю, не рассказывай! — в руке Элекена невесть откуда появился пистолет. — Чёртовы буквоеды. Всё приходится делать самому…

Прицелившись в меня, он вдруг резко отвёл руку в сторону. Затем вновь прицелился и вновь отвёл. При этом, срабатывал писклявый сигнал, а маркеры на оружии вспыхивали красным.

— Что за чертовщина? — Элекен посмотрел на своё оружие. — Действительно блокируется. Ну ничего. Мануалка сработает…

— Командир, — Корвус схватил его за плечо. — Мы сильно рискуем. Предлагаю сначала сделать запрос. А вдруг это не ошибка?

— Согласен, — убрав оружие, ответил тот.

— Я уже сделал запрос, — ответил один из оперативников. — Сейчас получу данные.

— Да ошибка это, — убеждал сам себя Элекен. — Какая ещё пятая директива? Какая ещё защита? Они вне ловчей зоны. Они вообще никто.

— Запрет подтверждён, — оборвал его монолог оперативник. — Объект ЧС-34/789 находится в 'красной книге' ведомственных элементов. Нам запрещено его уничтожать. На объекты ЧС-35/537 и ЭС-3/12 запрет не распространяется.

— Да плевать мне на них! Почему Писатель-то в 'красной книге'?!

— Не могу знать.

— Значит так… Сейчас же свяжи меня с консультационным центром Ареопага. Уверен, что верховные кукловоды дали Писателю неприкосновенность по недоразумению.

— Нет, верховный легат. Ареопаг не наделял объект ЧС-34/789 неприкосновенностью. Указание дали гораздо выше, — оперативник указал пальцем в небо.

— Сакрариум? — было заметно, что Элекен получил серьёзный удар ниже пояса. — С какой стати они лезут в наши дела?

— Здесь не может быть ошибки. Наложено вето сальвификария.

— Передай всю информацию на мой инфоком… Какому салвификарию принадлежит вето?

— Это не указывается. Вы же знаете.

— А я догадываюсь, какому, — хмуро произнёс Корвус. — Видимо, Ал Элад всё-таки наблюдал за нами, и узнал, что мы забрали её… Я же говорил, что добром всё это не кончится.

— Да погодите с выводами… Допустим. Ну а этот ему зачем? — Элекен указал на меня.

— Не знаю. Как свидетель. И главный соучастник. Дополнительное доказательство на суде Синедриона.

— Хм-м… Ладно, Корвус, предлагаю успокоиться и как следует во всём разобраться. Пока что мы ещё ничего не нарушили. Ведь так? В наших действиях отсутствует состав преступления. Если Писатель нужен Высшим, надо просто выяснить, для чего именно?

Шагая, как аист, Элекен, вышел на середину дороги, и обратился ко мне:

— Ну что, Писатель, повезло тебе. Будешь жить, пока все обстоятельства не выяснятся. Снимай верхнюю одежду.

— Да вроде бы не май месяц, — коряво попытался пошутить я, до сих пор не веря, что остался жив.

— Снимай куртку и бегом к машине! Кому сказал!

— Попрощаться можно?

— Давай. Только быстро, — развернувшись, куратор пошёл к броневику.

Сняв куртку и шапку, я отдал их Райли. Котя вылез из-за неё и начал принюхиваться к моим вещам.

— Как же вы теперь без меня? — криво улыбнувшись, спросил я.

— За нас не переживай. Всё будет хорошо, — ответила Райли.

— Долго в городе не засиживайся. Чувствую, что зима будет очень тяжёлой.

— Я теперь вольная птица. Если не выгорит с побегом, вернусь в Апологетику. До зимы как-нибудь перекантуюсь, а там видно будет, куда податься.

— Ты, Котя, тоже не пропадай, — я присел на корточки.

Элгер со слезящимися глазами подвинулся поближе и прижался ко мне. Я погладил друга по голове.

— Не плачь. Будь хорошим мальчиком.

Попрощавшись с Котей, я обнял подругу.

— Будь счастлива, Райли. Так много хотел тебе сказать, а теперь всё забыл.

— Ничего не надо говорить, милый. Я всё знаю сама.

— Я благодарен судьбе за то, что она свела нас с тобой. Жаль, что не в то время и не в том месте… И так ненадолго.

— Не пеняй на судьбу. Всё, что она дала нам — теперь наше и более ничьё. Будь счастлив, Писатель. Храни тебя Ал Хезид.

– 'Писатель' — это всего лишь прозвище. На самом деле меня зовут…

Я не договорил, потому что её губы слились с моими губами. Затем, Райли поцеловавла меня в лоб, провела рукой по волосам и легонько оттолкнула от себя.

— Всё, иди. Ты замёрзнешь без куртки. Иди к ним.

— Забери мои вещи. Они тебе пригодятся.

— Заберу. Ступай, — с грустной улыбкой, Райли окончательно оттолкнула меня.

Сам бы я ни за что не смог от неё оторваться. Закусив губу, переломил себя и пошёл к машине. Массивный бортовой люк открылся, и я увидел Элекена, сидящего внутри.

— Давай быстрее, Писатель, шевелись! — махнул он мне и отодвинулся, уступая место скраю.

Мотор броневика булькнул и зарокотал. Прежде чем сесть в него я обернулся в последний раз. Две скромные фигурки всё так же стояли на бровке, по ту сторону дороги, держась за руки, и глядели мне вслед. Солнце уже скрылось. Начал сыпать мелкий снежок. 'Только бы они успели дойти до дома прежде чем наступит темнота', -подумал я и сел на мягкое сидение. Дверь автоматически закрылась. Включилось тусклое внутреннее освещение.

— Всё! Поехали! — скомандовал Элекен. — Передайте на башню 'Ниеншанц', что мы возвращаемся на базу.

Гул двигателя усилился. Тяжёлый броневик начал движение. Судя по наклону, он разворачивался на площадке, выруливая на шоссе. Я лишь предполагал это, так как ни одного окна в салоне не было. Пока я крутил головой, отыскивая смотровые щели, что-то острое воткнулось мне в шею сзади. Всё померкло и я отключился, так и не успев ничего понять.

*****

Сознание возвращалось ко мне постепенно. Я будто бы плавал в каком-то аквариуме, не в силах сосредоточиться на окружающей обстановке. Начатые мысли тут же обрывались. Язык не ворочался. После долгих попыток хоть как-то проанализировать ситуацию, я наконец-то понял, что нахожусь в просторном помещении. Сижу в кресле. Вроде бы не привязан, но при этом не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Что это? Паралич?

Комнату разглядеть сложно, из-за кружащегося и искажающегося пространства. Что-то висит на стенах. Не пойму: то ли экраны, то ли картины. Кажется, рядом стол. Больше ничего не могу рассмотреть. Откуда-то доносятся голоса.

— Хронокапсулу я заберу с собой. Это не обсуждается.

Элекен? Он тоже здесь?

— С Писателем что делать?

— Мне он не нужен. Проведите полное обследование. Может, что-нибудь любопытное узнаете. Свяжитесь с Ареопагом и дайте официальный запрос о статусе. Выясните, что с ним не так. Затем, доложите мне.

— Стоит ли держать его здесь? — теперь я узнал голос Корвуса.

— Это ненадолго. Получив сведения, действуйте в рамках Кодекса. Если выяснится, что это всего лишь обычная блажь Сакрариума — просто отпустите его.

— Отпустить?

— Да. Обратно в карантинную зону. Но до выяснения причин наложенного вето пусть он побудет здесь. Лишняя страховка нам не помешает.

— Когда Вы улетаете?

— Через пару часов. Нужно торопиться. Я и так уже слишком долго у вас 'загостился'.

Элекен появился в поле моего зрения. Теперь на нём не было респиратора, и я смог рассмотреть его лицо. Совершенно обычное человеческое лицо.

— Как самочувствие, Писатель? Штормит? — он усмехнулся. — Рассказывай, чем ты так понравился Ал Эладу, что он за тебя заступился, а? Молчишь? Ну молчи, молчи…

— Верховный легат! К Вам посетитель, — сообщили по громкой связи.

— Ну вот… Кого там ещё принесло? — скривился Элекен, усаживаясь на стул.

— Да это Эжин, — ответил Корвус. — Главный ловчий иркутского капитула.

— Чего ему надо?

— Видимо узнал о Вашем прибытии и приехал выяснить, в чём дело. Он каждый раз наведывается, когда к нам из Москвы прилетают с комиссией. Беспокоится, что москвичи хозяйничают на его вотчине. Иликтинский корпус для него как кость в горле.

— Да и пошёл он куда подальше. Кто он такой? На Иликтинск его полномочия не распространяются. Какое ему дело, зачем я сюда прилетел? Или верховному легату нужно отчитываться перед каждым ловчим? — возмутился Элекен. — Мы заняты! Никаких посетителей!

— Простите, верховный легат! — ответили по громкой связи. — Но я не смог её задержать. Она поднимается к вам.

— Что? Какого… Кто она?

— Кто я? — ответил ему женский голос.

— Ты? — Элекен встал со стула, таращась на вошедшую.

— Привет, Алик.

К нам подошла Лиша. На ней была надета форма, похожая на военную. С погонами и нашивками.

— Оставьте нас, — обращение было адресовано Корвусу, который тут же покинул помещение.

— Как? Откуда? — Элекен вынул хронокапсулу и пристально рассмотрел её. — Понятно…

После этого, он одарил меня убийственным взглядом.

— Так вот почему… Теперь я всё понял.

— Ты как будто бы не рад меня видеть? — улыбалась Лиша. — Совсем не соскучился?

— Я рад тебе, Лиша. Очень рад.

— Что-то не заметно. Ты какой-то невесёлый, загруженный. Много работы?

— Дела-дела-дела, — ответил Элекен присев на стол. — То одно, то другое.

— Как продвигается проект 'Затемнение'?

— Нормально.

— А это тебе зачем? — Лиша взяла капсулу со стола.

— На всякий случай… Знаешь, город собираются сносить. Сроки постоянно варьируются. Я думал, что будет лучше забрать тебя… Её от греха… — юлил куратор, теребя свою переносицу.

— Так ты заботился обо мне. Ты настоящий друг, Алик! Но я заберу её. Ты ведь не против?

— Конечно, разумеется.

— Спасибо, — обворожительно улыбалась Высшая. — Ты чудо. Ой, я такая невнимательная. Не поздоровалась со своим другом Писателем. Здравствуй, Писатель.

Я хотел ответить, но губы не шевелились.

— Какой-то он вялый. Чем ты его накачал?

— Да так. Скоро отойдёт, — отвернулся Элекен.

— Ты мне даже кофе не предложишь?

— Здесь пьют всякую дрянь. Будешь в Москве — забегай, угощу ореховым мокко.

— Забегу.

— Чем сейчас занимаешься?

— Пытаюсь наверстать упущенное.

— Слышал, что тебя понизили в звании.

— Ох уж эти слухи, — Лиша рассмеялась. — Интересно, кто же их распускает?

— Но ведь тебя наказали.

— Всего лишь сделали предупреждение. Поставили на вид. Синедрион суров, но справедлив. К тому же, я сама немного с вами заигралась, едва не перейдя опасную черту. Надеялась, что мне дадут возможность спасти 'Одалиску'. Но Совет был непреклонен. Даже Ал Элад меня не поддержал. Что поделать? Всё могло сложиться гораздо хуже. Для меня это наказание стало чем-то вроде вынужденного отпуска. Зато я отдохнула и привела мысли в порядок. Никаких регалий меня не лишили. Я по прежнему старший салвификарий.

— Рад за тебя.

— Ты и вправду какой-то невесёлый. Проект сильно тебя измотал.

— Он того стоит.

— В самом деле? Послушай, Алик, ты взвалил на себя слишком тяжёлый груз. Зачем тебе это?

— А ты предлагаешь сложить руки и смиренно ждать? Лиша, оглянись вокруг, этот мир не заслужил того, что с ним собираются сделать. У него ещё остался громадный потенциал.

— Ну это не тебе решать.

— Неужели? А по-моему, решать нужно как раз-таки мне. Потому что я здесь живу. И я хочу жить здесь дальше. Сейчас у меня появилась возможность всё изменить, исправить, сделать хорошо для всех.

— Алик, дорогой, сделать хорошо для всех невозможно.

— А я попробую. Вот он — проект 'Затемнение'! Думал ли кто-нибудь ещё десять лет назад, что такое возможно, что человек сам способен взять управление на себя? Мы на пороге новой эры. И я докажу Сакрариуму, что человечество само способно о себе позаботиться.

— Ты хочешь спасти людей, превратив их в термитов? Создать коллективный разум?

— Не людей! Кукол. Сейчас, когда куклы доминируют, единственный способ увести мир от катастрофы, это перенаправить их массу в нужное русло. Ведь для того их и создавали. Для корреляции.

— Не будь утопистом. Куклы уже давно неразрывно связаны с людьми. У тебя не получится их разделить. Эксперименты с разумом очень опасны.

— Когда нас с тобой пугали опасности? Для меня гораздо неприятнее осознавать то, что наш мир подходит к концу. Ведь он же тебе нравится, Лиша! Тебе нравится наша природа, тебе нравятся люди. Именно это отличает тебя от остальных, чёрствых сальвификариев, работающих по отлаженным, давно устаревшим схемам. Неужели тебе не больно смотреть, как этот мир списывают в утиль? Неужели ты ничего не хочешь для него сделать?

— Что ты мне предлагаешь?

— Присоединись ко мне. Если желаешь — возглавь проект. Спаси нас всех!

— Ради чего?

— Ради чего???

— Да. Ради чего? Чего мы добьёмся в итоге? Ты хочешь сделать людей лучше? Нет. Ты хочешь научить их жить правильно? Нет. Ты пытаешься сохранить равновесие? Нет. Ты просто хочешь выжить. Прикрываясь красивыми мотивами: патриотизмом, гуманизмом, спасением мира. Обвиняешь бездушный Сакрариум и безразличный Ареопаг. Но при этом, тебе самому наплевать на человечество, как таковое.

— Ты просто не хочешь меня понять.

— О, нет. Сейчас я тебя прекрасно понимаю. И узнаю. Узнаю Даркена Хо.

— Даркен Хо больше мне не помеха!

— Да. Потому, что Хо победило тебя. Его мысли стали твоими мыслями.

— Не говори ерунду! Я уничтожил Обсидиановую Бабочку и покончил с Хо! Я сделал это!

— Ты покончил с Хо? — Лиша вздохнула. — Бедный мой Алик. Прошу тебя, остановись. Вспомни, кем ты был. Где тот добрый, справедливый и умный человек, которого я считала своим другом? Неужели ты забыл, сколько мы пережили вместе? Неужели забыл 'Одалиску', Фархада, Боцмана, старика? Охоту за Обсидиановой Бабочкой?

— Не забыл. Как такое забудешь?

— Тогда почему ты превратился в того, с кем мы сражались, идя на ужасные жертвы? Думаешь, Фархад и Боцман поддержали бы тебя?

— Они бы поддержали.

— Глупенький. Пока не поздно, прекрати. Одумайся.

— Я так понимаю, что ты не хочешь присоединиться? Зря. А я так на тебя рассчитывал. Это твоё дело. Но запомни. Кто не со мной — тот против меня.

— Чего-о?! — вспыхнула Лиша. — Ах ты наглец! Да как ты смеешь?!

Вокруг неё засиял бирюзовый ореол, а волосы развивались так, словно на неё дуло несколько мощных вентиляторов. Элекен не спасовал. Его кожа почернела, и сам он быстро преобразился в уродливого монстра, очень похожего на Хо. С огромными зелёными глазами и ромбовидной головой, с чуть вытянутой, пульсирующей затылочной частью. Пасть раскрылась, и челюсти с острыми коническими зубами, вывернув губы, выдвинулись вперёд, распахнувшись перед лицом Ал Хезид. Элекен злобно зашипел, но Лиша схватила его за горло и гневное шипение превратилось в придушенный сип. Дёргаясь, сумеречник схватился за её руку, но оторвать её не мог. Челюсти втянулись обратно в рот, взгляд принял умоляющее выражение.

— Верховный легат Элекен. Победитель Обсидиановой Бабочки, — совершенно жутким голосом рычала разгневанная Лиша. — Да если бы не я, ты бы до сих пор оставался никем! Пустым местом! Это я тебя вытащила наверх, помогла справиться с Хо, оказала всю необходимую протекцию! Благодаря мне ты возглавляешь сумеречный капитул! И сейчас, после всего этого, ты взялся мне угрожать?! Слушай меня внимательно, тварь. Если ты ещё раз заявишь в мой адрес нечто подобное — я лишу тебя всего. Ты понял? Всего! Хочешь испачкаться проектом 'Затемнение'? Валяй. Я и слова не скажу. Но если появишься на пути лично у меня — я не буду с тобой церемониться. Отныне держись от меня подальше, Элекен!

Она отпустила его. Кашляя и хрипя, Элекен отодвинулся от неё, растирая горло. Его внешность вновь превращалась в человеческую.

— Когда у одних Солнце стоит в зените, — Высшая прекратила светиться и её волосы улеглись. — У других оно оказывается в надире.

— Ты совершаешь большую ошибку, — прохрипел Элекен.

— Заткнись, и больше меня не нервируй, — Лиша остановилась около меня, и, развигая пальцами веки, осмотрела мои глаза. — А этих выпусти. Сегодня же.

— Чего-о?

— Что слышал. Я так понимаю, ты сегодня возвращаешься в Москву? Вот и подбрось Писателя до дома.

— Ты с ума сошла. Это запрещено.

— С Ареопагом я уже договорилась. Проблем не будет.

— Зачем они тебе?

— Для эксперимента. Буду писать диссертацию, на тему 'Ведомственные элементы второго порядка: Адаптация в среде первого порядка'. Наблюдение за развитием, размножением и так далее, — Лиша с усмешкой подмигнула мне, и вновь перевела взгляд на корчащегося Элекена.

— Я не могу их отпустить.

— Ты их отпустишь.

— Но это чревато парадоксом.

— А ты постарайся, чтобы всё обошлось без сучка, без задоринки. И не пытайся меня убедить, что у тебя нет возможностей для этого. Я знаю, что ты преуспел на ниве квантовой механики. Целый институт на тебя работает. Вот и запусти процесс по кольцевой схеме. Докрути петельку.

— Ты так говоришь, будто это пустяк. Знала бы ты, как сложно реализовать подобную схему.

— Не сложнее проекта 'Затемнение'. У тебя есть исходники и есть полноценный репликант. Сделай всё как надо. Не мне тебя учить. Отпусти их, и я от тебя отстану.

— Слушаю и повинуюсь, Лиша, — язвительно ответил Элекен.

— Для тебя я Ал Хезид.

Я не помню, чем закончился их разговор. Моё сознание опять поплыло, и я на какое-то время лишился чувств. Когда вновь пришёл в себя, то уже лежал на носилках, которые катили под открытым небом. Бормотал что-то бессвязное, совершенно не отдавая себе отчёта. Наверху, мигая светодиодами, прожужжал октокоптер. Дул ветер, но холода я не ощущал.

Наконец, меня прикатили на вертолётную площадку, ярко освещённую мощными прожекторами, и остановили около того самого летательного аппарата, что пролетал над городом сегодня утром. Целиком я его так и не разглядел. Увидел лишь короткое крыло с необычным двигателем на конце. Под крылом возился механик. Ещё один сумеречник, надевая лётный шлем, стоял поблизости и вёл с механиком непонятный разговор.

Пока я ждал, когда обо мне вспомнят, продолжал что-то бубнить, при этом осознавая, что получаю от этого какое-то глубинное удовольствие. Просто очень хотелось говорить. Не знаю, почему.

— Ну что? Команда на подготовку к взлёту получена, — пробасил чей-то голос. — Всё у нас в порядке?

Механик показал оттопыренный большой палец.

— Всё путём, — женским голосом ответил сумеречник в шлеме, подходя к нам.

— Это груз что ли? — спросил бас.

— Похоже на то. Какой интересный груз, — женщина-пилот, жуя жвачку, приблизила ко мне лицо.

У неё были пухлые губы, а глаза, как у большинства сумеречников, закрывали чёрные очки. Она была просто невероятно похожа на лётчицу из фильма 'Чужие'.

— Вам не темно в очках, ночью? — пробормотал я.

— Намана, — жуя, ответила она.

— Давай, помоги мне, — опять загудел у изголовья невидимый субъект.

— Ща, — кивнула девушка, прицепляя застёжку шлема под подбородком.

— Вы похожи на пилота из 'Чужих', -непроизвольно сказал я.

— На кого? — улыбнулась она.

— На лётчицу из фильма 'Чужие', -повторил я.

— Правда, чтоль?

— Чё он несёт? — засмеялся второй сумеречник.

– 'Чужие', блин, — вторя ему гыкающим смехом, лётчица повернула мои носилки, со стуком упёрла их в откидной трап, и полезла в пассажирский отсек. — Тут чужих нет. Только свои.

Затем, она начала подтягивать каталку к себе, а другой в тоже время толкал её сзади. Колёса внизу сложились, бамкнув пару раз, и я въехал в нутро неведомой машины, прямо между кресел.

— Порядок, — басовитый сумеречник, отряхивая руки, запрыгнул в салон, и теперь я тоже смог его рассмотреть.

Никаких особенных черт у него не было. Крепкое, коренастое телосложение, точно такой же шлем и очки, как у его напарницы. Видимо, тоже лётчик.

— Кстати, классный был фильм, — вещал он, включая внутреннее освещение. — 'Чужие', в смысле.

— Ага, — ответила сумеречница. — Прыкольный.

— Так, что там у нас? — пилот прошёл в кабину, потоптался немного, рассматривая планшет, и сел в кресло слева. — Пфух. Метеосводки, так, маршрутные поправки.

— Чё, значит через Новосибирск не полетим? — спросила у него напарница, закрепляя мои носилки.

— Нет. У главного планы слегка поменялись. Да и груз надо сбросить. Тэк, с. Ну, вроде всё. Давай-ка прогреемся…

Кабина пилотов озарилась множеством светящихся приборов и индикаторов.

— Двадцать пять… Тут восемь. И тут восемь. Половину просим.

— А где главный-то? — лётчица закончила меня закреплять, и тоже прошла в кабину, усаживаясь на правое кресло.

— Сейчас подойдёт.

Двигатели равномерно загудели, разгоняясь. Их шум не имел ничего общего с запуском реактивного самолёта. При том, что оба движка располагались совсем неподалёку, от меня, а люки оставались распахнутыми настежь, слышимость была такой, словно движки гудели где-то очень далеко отсюда.

— Есть охота, — пожаловалась сумеречница.

— Пожрём, когда домой вернёмся. Терпи, коза, а то мамой станешь. Хы-хы-хы!

— Шуточки у тебя. Блин… Так. Чё у нас тут? Маршрутный лист… Тыры-пыры…

— Глянь, кажется с твоей стороны оптика вырубилась.

— Где вырубилась? Ничё не вырубилась. Намана работает.

— Прогрелись малёха, сбросим обороты, пока главный не подошёл.

— Давай ты сегодня не будешь 'птичку' включать? Главного она бесит. Впрочем, не только его. Она всех бесит. Ну, кроме меня. Я привыкла, хых.

— Нетушки. Это ж моя визитная карточка! Ещё чего удумала, 'птичку' не включать…

— Вот нарываешься же?

— Ничё не нарываюсь.

— Нарываешься.

— А вон и главный топает. Наконец-то.

Спустя какое-то время. Я услышал голоса Элекена и Корвуса.

— Сотрите всю информацию по этому делу, — распорядился первый. — Всю.

— Слушаюсь.

— Ни на какие запросы пояснений не давайте. Всех направляйте ко мне.

— Слушаюсь… Что же теперь будет?

— Ничего не будет. Ситуация под моим контролем. Ну, счастливо оставаться.

Элекен забрался в салон и запер люки.

— Взлетаем, командир? — спросил первый пилот.

— Да, — усевшись в кресло рядом со мной, куратор упёр ногу в мои носики.

— Под кого мимикрируем?

— Под военный борт. Я передаю вам данные.

— Ага. Принял, — пилот включил связь. — Башня, это полста тридцать пятый. 'Певчая птичка'. Запрашиваю разрешение на взлёт. Повторяю. Полста тридцать пятый, 'Певчая птичка' запрашивает разрешение на взлёт…

— Полста тридцать пятый, взлёт разрешаю.

— Принято, — он перевёл взгляд на соседку. — Ну что, Ферро, on my mark?

— We`re in the Pipe Five by Five, — ответила та, и оба пилота громко рассмеялись.

За стёклами их кабины, в свете прожекторов, всё сильнее мелькала вихрящаяся кутерьма.

— Погода ухудшается, — произнесла лётчица. — Снег повалил.

— Вовремя отчаливаем, — ответил первый пилот. — Ещё часок и тут начнётся жопа. Ладненько, разрешение получили, значит пора в путь-дорогу. Стабилизаторы во взлётный режим.

— Стабилизаторы во взлётном режиме.

— Внимание. Перевожу РУДы в положение 'взлёт'. Увеличиваю тягу.

Корпус завибрировал и зашатался. Машина оторвалась от земли.

— Давление?

— В норме.

— Убрать шасси.

— Шасси убрано.

– 'Певчая птичка' взлетела. Ориентируемся по данным топопривязки. Выходим на заданный эшелон. Э-э, 'Иликтинск-контроль', наблюдаю беспилотник справа по курсу. Уберите!

– 'Певчая птичка', вас понял. Беспилотник убран.

— Вижу, 'Иликтинск-контроль', спасибо. Счастливо оставаться. Включаю прощальную песню.

— О, боже, — простонала напарница.

И тут же, на полную громкость заиграла песня группы Трэшмен 'Bird Dance Beat'.

— Опять врубил свою американщину?! — перекрикивая крякающие вопли, обратился к пилоту Элекен. — Неужели тебе приятно слушать музыку наших потенциальных врагов?!

— Это люди враждуют друг с другом! А мы стоим выше этого!

— Скоро и до нас очередь дойдёт, — куратор склонился надо мной. — Сладких снов, Писатель. Прощай навсегда.

Пошевелиться я не мог, поэтому он беспрепятственно надел на мою голову что-то похожее на шлем с проводами. 'Bird Dance Beat' слышалась всё глуше и глуше, будто бы звук постепенно скручивали на минимум. И, наконец, осталось только сердцебиение.

Тук-тук, тук-тук.

Я в темноте. В пустой комнате. 'Нет времени ждать, командор. Пришла пора остановить жнецов', -говорит мне Лиара.

— Тебя не существует, — отвечаю я. — Ты — просто персонаж компьютерной игры.

Глаза инопланетянки заливаются чернотой и она разлетается на пиксели.

— Писатель! Ты здесь?! — спросил стоявший у выхода Гаррус голосом Зелёного, и тоже рассыпался на разноцветные квадратики.

Стёкла в комнате повылетали, и с улицы влетели фурии. Махая крыльями, они, словно гигантские мотыльки, порхали вокруг двух дёргающихся и подпрыгивающих фигур, как будто бы охваченных приступом пляски святого Витта.

— Уходим! Уходим! — визжал Зелёный. — Уходим! Уходим!

— Они везде! Они лезут в окна! — махал руками Шеп.

Столкнувшись друг с другом, оба упали и какое-то время ворочались на полу. Затем, Зелёный первым выбежал из комнаты, дико крича и стряхивая что-то с волос. Шеп, ударяясь об стены, поспешил следом. Я кинулся за ними, но меня ухватили и потащили назад, через окно, рассыпая стёкла, прямо в ночное небо, прямо на Луну.

'Почему же пушки по нам не стреляют?' — думал я, глядя как Луна увеличивается в размерах, становясь всё больше и больше.

Это не Луна. Это свет фонарика. Сморщившись, я отвернулся.

— Ага. Есть реакция, — произнёс женский голос.

— Что ты чувствуешь? — спросил мужчина.

Я увидел их обоих. На них были белые, стерильные спецкостюмы. Лица покрыты прозрачными стёклами. Позади них виднелся лишь сплошной белый свет.

— Спина болит, — ответил я.

— Это нормально. Так спинной мозг реагирует на репликацию.

— Я вас уже видел… Точнее, слышал.

Учёные переглянулись.

— Да, возможно, — кивнул мужчина. — Твой разум испытал сильную нагрузку. Но сейчас всё позади. Ты готов вернуться к нормальной жизни.

— Я уже в это не верю.

— Но это так.

— Где я?

— В нашем институте. Не бойся, тебе здесь ничто не угрожает. И ты здесь не надолго. Мы просто проверяем твои показатели, — мужчина отвернулся в сторону и спросил у кого-то. — Ну что там?

— Всё в норме, — ответили ему. — Он готов.

— Хорошо. Тогда запускаем, — поглядев на меня, учёный серьёзно произнёс. — Слушай меня внимательно. Соберись. Я буду считать до трёх. После этого ты вернёшься туда, откуда пришёл. Итак. Раз… Два…

Всё заволокло странным туманом.

— Три.

— Писатель, ну ты чё?

— Эй, ты куда, Писатель?

А идёт оно всё к черту!!! Я шёл вслед за Робином, не оборачиваясь.

— Да ну его. Не хочет — пусть уходит, — голос Ковбоя прозвучал последним, и дверь захлопнулась за моей спиной.

— Ты правильно поступил, — хлопнул меня по плечу Робинзон.

— А как же они? — с грустью спросил я.

— Они сделали свой выбор.

И мы втроём поспешили вниз по лестнице.

//Загрузка массива 25. Блок 154.//

Мы качаемся в 'Таблетке', летящей прочь от города с максимально позволявшей ей скоростью. Я сижу между Николаем и Оливией. Поворачиваю голову. Смотрю за стекло. Вижу, как иликтинские многоэтажки постепенно отдаляются.

— Его больше нет, — произнёс Николай. — Всё.

//Загрузка массива 44. Блок 314.//

'Таблетка' останавливается на площадке. Мне кажется, что рядом стоит точно такая же машина, только напротив — въезжающая в город. Из неё выходит группа людей, выстраивается, и пара сумеречников начинает их проверять.

//Обнаружен повреждённый блок. Корректировка.//

И вот я, в той же машине, на той же площадке. Но рядом со мной сидит Корвус. Больше никого в салоне нет.

— Мы совершаем ошибку, — говорит он. — Мы совершаем огромную ошибку.

— Это уже не наша проблема, — из невидимого передатчика отвечает голос Элекена. — Мы нашли её. Основа заложена. Всё остальное сделает Рип.

//Загрузка массива 98. Блок 77.//

Я в деревне самосёлов. Пью вонючую самогонку в доме дяди Гены.

— Ты правильно сделал, что не остался, — дыша на меня перегаром, говорит он. — Ты всё сделал правильно.

//Загрузка массива 98. Блок 137.//

Я слышу, как иностранцы ругаются с Робином. Судя по обрывкам фраз, они возмущены, что тот не привёз ребят, оставшихся в городе и не забрал их минилабораторию. Причём, неизвестно, что их расстраивало больше.

— Я им велел не отпирать дверь! А они открыли! Это вам не сказочка про волка и семерых козлят, это …… реальность!

— Тйи тоджен бил!

— Кому я должен, я всем прощаю! Вы все подписывали соглашение. Просто так, что ли? Короче, я устал вас слушать!

— Это нарущение!

— Неужели? Да идите в жопу!

— Ауа проперти…

— А ваши пробирки сраные, 'опричники' не пропустили, так что заткнитесь, и не злите меня… Пендосы, мать их. Спасибо сказали бы, уроды, за то, что я ваши говённые жизни спас!

— Чё там, Робин? — подошёл к ним я.

— Да пошло всё нахер, — поливая руки из бутылки, зажатой между коленями, ответил он. — Всё. Больше никаких вылазок. Вчера ещё надо было сваливать, как Палычу обещал. А сегодня ещё не знаю как вырвемся. Совесть не позволила.

— Значит они там…

— Да придурки потому что! Ты слышал? Слышал, как я им запрещал дверь открывать? Приезжаю — дверь нараспашку, и никого.

— Так можьет оньи ещё жьивы! — вклинилась Оливия.

— Если дверь открыли, значит им ……! Всё. Хватит разговоров. Собирайтесь. Мы уезжаем.

— Мы будьем джяловаться! — продолжил Крис.

— Угу. В Спортлото напиши, кретин, — огрызнулся Робин, забираясь в кабину Газели. — Достало. Всё достало.

//Загрузка массива 102. Блок 14.//

Поезд. Плацкартный вагон. Обратный путь. Не знаю, какой день пути. Но явно уже не первый. Кажется, у меня температура.

//Загрузка массива 131. Финальный блок. Стыковка блоков. Тестирование. Результат положительный. Перезапуск. 10 процентов. Двадцать процентов. Тридцать…//

Мне жарко.

//Пятьдесят процентов. Шестьдесят процентов. Семьдесят…//

Лежу на чём-то жёстком.

//Восемьдесят процентов. Девяносто…//

— Молодой человек, молодой человек, — меня аккуратно трясут.

//Сто процентов. Полное воссоединение с рецепиентом.//

— Молодой человек. Вам плохо?

— А? — просыпаюсь я, и пытаюсь приподняться на деревянной скамейке.

— Что с ва… Ог-госпади!

Зелёная вспышка, и я вижу, как от меня шарахается зрелая женщина в сером костюме, роняя пакет с продуктами. Со звоном бьётся бутылка. Под скамейкой раскатываются помидоры, из лопнувшего пакета растекается молоко, перемешивающееся с чем-то красным: то ли вином, то ли соком. Тётка стоит замерев. Её голова постоянно поворачивается вправо, снова выравнивается и опять поворачивается, как у заклинившего робота. Я осматриваюсь. Вокруг меня стеклянный скворечник остановки. Оглядел себя и выяснил, что одет в футболку и джинсы. На улице тепло, даже жарко. Судя по всему, сейчас лето. Местность мне знакома. Я знаю эту улицу. Эту остановку. Это мой родной город.

— Пришёл в себя? — спросила женщина, остановив свою непослушную голову на одном месте.

Её губы расползлись в страшной, неестественной улыбке. Глаза позеленели.

— В чём дело, уважаемые? — к нам подошла пара полицейских патрульно-постовой службы.

— Это мой племянник, — мягко ответила тётка. — Он не пьяный, просто решил пошутить.

— А это как понимать? — полицейский указал на пакет, из которого натекла уже солидная розовая лужа.

— Мы всё уберём, — улыбка сползла с лица женщины. — Мы всё уберём…

Пэпээсники дрогнули и отошли назад.

— Ну-у, это… Только чтобы убрали, — старшина нервно козырнул, и вместе со своим напарником быстро удалился.

— Принесла их нелёгкая, — женщина села рядом со мной. — Тебе полегчало, Писатель?

— Вроде да… А Вы кто?

— Не узнал, — она искоса взглянула на меня и улыбнулась.

— Хо?

— С возвращением в мир людей. Ты не подвёл меня. Обычно я пожираю своих носителей. Правило безопасности, знаешь ли. Но ты оказал мне слишком большую услугу. Поэтому я впервые сделаю исключение. К тому же тебя теперь Лиша оберегает. Гордись этим. Больше мы с тобой не увидимся. Никогда.

— Что мне теперь делать?

— Как что? Живи и наслаждайся жизнью, пока можешь. Ты это заслужил. А вот и твой автобус. Садись на него скорее.

К остановке действительно подкатил автобус, который направлялся в сторону моего дома.

— Но как же…

— Писатель, быстрее, а то придётся следующий ждать!

Я метнулся было к автобусу, но Хо внезапно остановило меня, схватив за руку.

— Чуть не забыло! Вот! — и оно сунуло мне свёрнутую в трубочку тетрадь. — Теперь беги!

Водитель автобуса заметил, что я собираюсь сесть, и терпеливо ждал с открытыми дверями. Как только я заскочил на подножку, автобус тронулся. Хо осталось сидеть на остановке, загадочно улыбаясь.

Развернув тетрадь, я тут же узнал её. Бегло пролистал. Все мои записи. Всё здесь. Можно писать книгу.

*****

Я вернулся. Я дома. Но почему-то никакого облегчения не чувствую. Всё кажется каким-то чужим, непривычным. Вроде бы и соскучился по всему этому, но с другой стороны, не могу найти здесь своё место. Скорее всего, это из-за пережитого стресса, из-за резкой смены обстановки. Сначала я привыкал к условиям Тенебрариума, а когда привык и освоился, приходится вновь вспоминать свои старые привычки.

Труднее всего было поверить в то, что вокруг меня больше нет аномалий. До сих пор хожу и зыркаю по сторонам: то куст на глаза попадётся подозрительный, то камень, то ещё какая фигня. Никак не могу себя убедить, что всё в порядке и опасности нет.

Зато перестал бояться людей. Совсем. Наверное, это плохо. Как бы не нарваться на неприятности. Некоторые люди чрезвычайно похожи на мутантов из Тенебрариума. И хоть до настоящих монстров они далеко не дотягивают, всё же их уже не покромсаешь ножом. В отличие от Тенебрариума, этих мутантов охраняет закон, который будет на моей стороне лишь в том случае, если они покромсают меня, а никак не наоборот. В общем, нужно попридержать свою кровожадность, и стараться не провоцировать всяких выродков на агрессию.

Ещё я перестал бояться пауков, перестал бояться высоты. А темнота теперь меня успокаивает и расслабляет. Но из Тенебрариума я вернулся вовсе не крутым парнем. Череда испытаний, которым он меня подверг, заметно истощила мою нервную систему, превратив в какого-то сентиментального размазню. Стоит выпить лишнего — начинаю реветь белугой. Самому противно, но поделать ничего не могу. Так, закалив свой характер, я истрепал себе все нервы. В связи с этим, стал более молчаливым и замкнутым.

Впрочем, это всё ерунда. Гораздо любопытнее то, что на моём теле не осталось ни одной царапинки. Мне словно сделали стопроцентную пластику. Но при этом я чувствовал все свои ранения. Шрама нет, а он ноет. Разум его запомнил и продолжает убеждать в этом нервную систему. Удивительно.

Но это ещё не все странности. Вернувшись, я первым делом поехал навестить маму. Она мне ничуть не удивилась, как будто бы я и не уезжал никуда. А когда я бросился её обнимать, отнеслась к моему проявлению чувств как к шутке и спросила, что послужило поводом таких неожиданных нежностей, и не пропустила ли она какую-то дату. Когда я ошарашено ответил, что повод — это моё возвращение. Она встала в ступор, и напомнила, что вернулся я ещё три дня назад. Неужели никак в себя не приду после поездки?

— Сколько дней я отсутствовал? — спросил я, с трудом переваривая услышанное.

— Тебя не было две недели, — ответила она, продолжая думать, что я дурачусь. — Ты чего? Память потерял? Тут помню — тут не помню?

— Да нет, я просто в днях запутался… После долгой поездки, — ответил я.

— Это да. Сколько там до Байкала? Пять дней?

— А я тебе фотки показывал?

— Ну да. Только мало чего-то. Ты же ещё сказал, что погода была неудачная. Всё время дождь лил. Было холодно и пасмурно. Но фотографии красивые. Тоже забыл?

— Чё-то я совсем загнался, мам, — я сделал вид, что всё вспомнил. — Устал наверное, вот и перепуталось всё в голове.

— После путешествий такое случается. Долго в себя приходишь. Тем более ты у меня вообще никуда не ездил. А тут сразу — Байкал! Через всю страну!

— И не говори. Но я так рад, что вернулся.

— Да ты мой золотой! А я-то как этому рада! Так скучала по тебе, так беспокоилась, — мама обняла меня и расцеловала.

Значит и не было ничего. Но почему я всё помню? Да и тетрадь, исписанная убористым почерком. Это ведь я написал. Даже засохшая кровь от руки, погрызенной экрофлониксом, осталась на паре страниц. Когда я думаю об этом, мозг вот-вот взорвётся. Я как будто бы переместился во времени. По идее, я должен сейчас жить в Тенебрариуме. Элекен же что-то такое мне говорил. Что есть два Писателя. Два тела, обитающие в разных мирах. Один здесь, другой там. Но если мой разум перезагрузили в это тело, значит там остался другой? Нет, я больше не могу об этом думать. Это сводит с ума.

Сейчас мне радостно от того, что я вернулся, что я опять рядом со своими родными, близкими, знакомыми. Больше не нужно жить одним днём. Не нужно бороться за выживание. Но почему мне так тяжело? Почему я разрываюсь надвое? И никак не могу свыкнуться с мыслью, что всё вернулось на круги своя и отныне так и будет продолжаться, пока я не умру, например, от старости. Это томление можно заглушить лишь одним способом. Книга — вот моё утешение.

Я сел за компьютер, и напечатал заглавие 'Солнце в надире'. С чего бы начать? Пожалуй, с того, как я пытаюсь найти вдохновение. Да. Начну с самого начала. Но прежде, вместо пролога, расскажу, как Корвус пытается добыть хронокапсулу Лиши из Школы N2 на улице Лобачевского…

Пальцы забарабанили по клавишам. Предложение за предложением. Абзац за абзацем. Глава за главой. Мне было очень легко писать эту книгу, ведь я словно переживал все события заново, шёл по знакомым тропкам. Глаза болели, спина отваливалась, а я всё сидел и печатал-печатал-печатал. Такого творческого энтузиазма у меня ещё никогда не было. И, наверное, уже никогда не будет.

Я знаю, что моя книга — это часть проекта 'Затемнение', и мне наплевать на это. Может быть, дело вовсе не в книге, а в заразе, которую я вытащил с иликтинской зоны. А книга — так, для отвода глаз. Красивая метафора. Коды, символы, всё такое. Не знаю, и знать не хочу. Пусть этим занимается Элекен со своими сумеречниками.

Кстати, о сумеречниках. Первое время, они постоянно следили за мной. Хорошо обученный Тинкой и Райли, я легко обнаруживал 'хвост'. Как правило, это был неприметный человек, в тёмной одежде, с низко надвинутой бейсболкой, или с капюшоном. Непременно в чёрных очках. Куда бы я ни шёл, эти люди за мной наблюдают. Я не пытался от них спрятаться, или как-то обозначить, что чувствую слежку. Это их работа. Они мне не мешают. Первое время они меня, конечно же, напрягали, но потом я перестал обращать на них внимание. Теперь, не замечаю их вовсе. Либо стали лучше маскироваться, либо поняли, что я адаптировался и перестали меня контролировать. Никаких вмешательств в мою личную жизнь сумеречники не предпринимали. Лишь однажды произошёл необъяснимый случай, когда я вернулся домой, и обнаружил свой компьютер включенным, хотя точно помнил, что выключал его перед уходом. На экране была открыта моя книга. Будто бы кто-то читал её в моё отсутствие. Возможно, это просто моя паранойя, никто ко мне в квартиру не проникал, и это я сам забыл выключить компьютер впопыхах. Не знаю. Кроме этого случая, больше ничего странного в моей жизни не происходило.

Как-то раз я встретился с другом Денисом. Мы сидели в кафе, пили пиво и щёлкали фисташки.

— Ну, давай, за встречу! — произнёс он, и мы стукнулись бокалами, расплескав пену. — Да, мужик, мы с тобой уже месяц не виделись. Как съездил-то хоть, расскажи!

— Хорошо съездил, — ответил я.

— Как Байкал поживает?

— Не знаю…

— В смысле?

— Нормально! Нормально Байкал поживает. Там погода была плохая, холодища. Так что я его особо не посмотрел.

— А чем же ты там тогда занимался?

— Ну я это… С одной девушкой там познакомился.

— Так-так-так! — расплылся в улыбке Денис. — Всё понятно! Теперь мне всё понятно. Ну-у? Ну-у-у?!

— Что, 'ну'?

— Рассказывай, ёлки-моталки! Познакомился с девушкой и молчишь! Это ж сенсация! Я уже во втором браке живу, а ты до сих пор одинокий волк. Думал, что ты уже вообще безнадёжен. И тут вдруг такая радость! Давай, давай, колись, кто она, какая она? Фотки! Где фотки вообще?

— Нет фоток.

— Да хорош. Не стесняйся. На вкус и цвет товарищей нет. Главное, чтобы тебе нравилась. Показывай!

— Правда нет фоток.

— Как же так? Почему?

— Да не до этого нам было…

— А-а-а-ах ты затейник! — Денис погрозил мне пальцем. — Ну давай, хотя бы, в соцсетях её поглядим.

— Её нет в соцсетях.

— Вообще нет? Она что, шпионка?

— Ничё не шпионка. Её просто нет в соцсетях.

— Понимаю. Женщина-загадка. Ух, интригуешь, брат! Ну а зовут как эту женщину-загадку?

— Райли.

— Татарочка, что ли?

— С чего ты взял, что она татарка?

— Ну, Раиля — это ж вроде татарское имя.

— Не Раиля, а Райли. Имя не татарское, а ирландское.

— Охренеть! Ну ты сразил наповал! Нет, ну это только ты так можешь — отыскать ирландку на Байкале!

— Она не ирландка.

— Русская? С таким странным именем?

— Она не из нашей Вселенной.

— Верю, брат! Охотно тебе верю! Ух, ну ты и романтик. Давай, за неземную любовь!

Мы отхлебнули пива.

— Ну и вы с ней как, телефончиками, надеюсь, обменялись? — разламывая фисташку, спросил Денис.

Я помотал головой.

— То есть, ты просто уехал, и всё? И вы расстались?

Я кивнул.

— Как ты мог так лопухнуться? Наконец-то повстречал девушку своей мечты и так бездарно её прощёлкал… А-а-а, кажись дошло, в чём тут перец. Она замужняя, да? Ну тогда всё понятно. Курортный роман…

Не опровергая его домыслов, я повернулся к окну и печально вздохнул.

Райли. Вот кого мне действительно здесь не хватает.

Время идёт. Я постепенно успокаиваюсь. Хотя к шуму города привыкнуть очень непросто.

Былые похождения всё больше становятся похожими на приснившийся сон. Работа над книгой продолжается. Это главный смысл моей жизни. Всё остальное выглядит суетой, не заслуживающей внимания. Я стал проще ко всему относиться. И меня не тревожат события и потрясения, творящиеся в мире, как будто бы меня всё это совсем не касается.

Судя по всему, слова Элекена сбываются, и операция 'Каин' уже началась. По телевизору показывают орущие толпы, летящие бутылки с зажигательной смесью и стрельбу. Всё это происходит не где-то, в далёких странах, а уже совсем близко. Вот ведь ирония. Я покинул один Тенебрариум, чтобы вернуться в другой. И чем больше смотришь наше телевидение — тем больше кажется, что тот Тенебрариум был гораздо лучше и чище. Люди совсем с ума посходили.

Я переключаю канал и попадаю на концерт юмористов. Придурковатый пародист скачет на сцене и распевает:

Говорил мне хан, — 'не ходи за бархан!

Во дворце туалетов полно!'

Говорил мне хан, но я очень упрям

И теперь за барханом…

Выключаю телевизор. В ушах ещё какое-то время стоит неистовый хохот зрительного зала. Нет, этот мир неисправим. Пожалуй, если Карина действительно уничтожит его, я буду ей только благодарен. Это шутка. Шутка…

Нет, на самом деле, я люблю этот мир. Ведь в нём живут люди, которые мне очень дороги. В нём просторно и довольно комфортно. Вернувшись, я начал по-настоящему это ценить. И стал понимать, каким дурнем был раньше. Сейчас у меня есть всё, чтобы быть счастливым. Непыльная работа, неплохая зарплата, круг друзей и знакомых. Не испытываю нужды в деньгах, и могу себе позволить какие-то приятные излишества. Например, путешествия. У меня есть хобби. Мать, слава Богу, жива и здорова. Сам я тоже на здоровье не жалуюсь. То, что нет семьи — так это временно. Я ведь ещё не старик. Моя жизнь продолжается. Всё в моих руках.

*****

Книга дописана. Я отнёс её Поплавскому, заодно захватив его книги и диск. Он, как обычно, был чем-то занят, и даже ни о чём меня не спросил. Но теперь мне было наплевать. Если честно, думал, что

теперь он забросит мою рукопись в долгий ящик. Но через неделю, он мне вдруг позвонил. Уже за полночь.

— Спишь?

— Сплю.

— Извини. Я тут по поводу твоей книги звоню. В общем, я её почитал. И ты-ы знаешь, пожалуй мы сможем это продать. Зайди ко мне завтра, перетрём этот вопрос.

— Хорошо.

На следующий день мы встретились, как и договаривались.

— Вот видишь! Можешь же, когда захочешь! — радовался Мишка. — Конечно же книга сыровата, в ней много лишнего, много стилистических ошибок, но первый блин всегда комом. К тому же, меня удивило, как смело и вольно ты обошёлся со вселенной 'С.Т.А.Л.К.Е.Р. а'. Сначала посчитал, что эта отсебятина просто ни о чём, но потом подумал — а ведь в этом что-то есть. Знаешь, вся эта 'сталкерщина' уже начинает всем надоедать. А тут какое-то новое переосмысление. Странное, конечно, нелепое, но необычное. Признайся, дружище, что ты курил, когда выдумывал все эти названия?

Он расхохотался, и похлопал меня по предплечью.

— Я шучу, не обижайся. В самом деле, я восхищён твоим воображением. Можно было так не заморачиваться с первой книгой, и придумать что-нибудь попроще. Есть же шаблоны. Ну да ладно. Теперь я точно знаю, что ты далеко пойдёшь.

— Меня напечатают? — равнодушно спросил я.

— Скорее всего. Только ты на лавры демиурга не претендуй, ладно? Работай над собой. И может быть ты ещё напишешь что-нибудь действительно грандиозное. Хотя, на фантастике в наши дни много не заработаешь.

— А на чём заработаешь?

— На эротических романах.

— Серьёзно?

— Абсолютно. Только в моде не простая эротика, а пикантная, с элементами БДСМ и лёгкими извращениями. Желаешь попробовать?

— Извини, я плётку не захватил, — криво улыбнувшись, пошутил я.

— Да я про книгу! — Мишка заржал, лупя по столу пятернёй. — Ну ты хохмач! Про книгу конечно! Попробуешь написать что-нибудь этакое?

— Нет, это не мой формат.

— Ну как знаешь, — он пожал мне руку. — Желаю тебе творческих успехов.

— Благодарю.

Выйдя из кабинета Поплавского, я поглядел на потолок, усмехнулся и произнёс, — 'мир сходит с ума. Я начинаю тебя понимать, Карина'.

— Вы ко мне обращаетесь? — спросила проходящая мимо девушка со стопкой бумаг.

— Нет-нет, — ответил я. — Это я сам с собой.

Творческая карьера была главным моим заблуждением. Высшее счастье для писателя — это не слава и не гонорары. Даже несметные богатства — это, по сути своей, ничто. Материя. Главная радость — это признание читателя. Хотя бы одного, совершенно чужого и незнакомого человека, которому нет нужды льстить и лгать. Всё остальное — пустота.

Мы живём в мире, когда писатели и читатели могут взаимодействовать без всяких посредников. Это раньше книга не могла найти читателя, пока её не напечатают. Интернет разрушил эту стену. Конечно у этой медали есть и обратная сторона. Ведь теперь кто попало выкладывает в сеть что попало. Но я вам скажу одно. Даже в этом хаосе читатель всегда найдёт свою книгу. Ведь он не станет читать то, что ему не интересно. Книги вырвались из бумажных оков и стали жить собственной жизнью. Хорошо это, или плохо? Не знаю. Я просто пишу. Пишу для вас.

*****

Прошёл год с момента моего возвращения. Очень часто я вижу во сне Тинку, а вот Райли не вижу совсем.

Как-то раз собрался с мыслями и написал большое письмо в Иркутск, родственникам Никанорова. Ничего конкретно писать, разумеется, не стал. Себя тоже не выдал. Просто написал, что я — его друг, и что мне довелось провести рядом с ним последние дни его жизни. Ну а дальше максимально изложил то, с каким уважением я к нему относился. Каким хорошим, мужественным и сильным человеком он был. Попросил их, чтобы помянули старика, и никогда его не забывали. Обратный адрес писать не стал, и отправил. Не хотел, чтобы они мне отвечали. Не знаю, почему.

Казалось бы, дописанная книга обрубила нить, связывавшую меня с Тенебрариумом. Казалось бы, теперь я действительно свободен. Но что же за сила продолжает тянуть меня туда? Почему я каждый раз ловлю себя на мысли, что мне чего-то не хватает, когда у меня есть всё? Почему проклятый Тенебрариум, погружаясь в пучину прошлого, всё больше ассоциируется с волшебной страной чудес и вызывает всё большую ностальгию?

Раньше я никак не мог понять диких зверей, убегающих из неволи. Что за дурь ими движет? Они живут в тепле и сытости. За ними ухаживают, их лечат и кормят отборной пищей. Но как только появляется возможность сбежать — они убегают. И куда? В дикую природу, где над ними постоянно висит смерть. Где холодно, голодно, сыро и грязно. Они сдохнут там через пару дней, но всё равно лезут! Разламывают клетки и бегут. Зачем?

А теперь я сам стал таким зверем. И понимаю, почему 'сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит'. Практически всё моё изнеженное естество боится и противится возвращаться туда. Но какая-то одна единственная часть моей души ноет и ноет, как незаживающая рана. Подтачивает и гложет меня изо дня в день. Не даёт покоя.

Наверное, надо просто жениться. Семья, заботы, дети. Всё это поможет мне избавиться от остатков этой иликтинской заразы. В конце концов, это правильно, это необходимо.

Но стоит мне присмотреться к какой-нибудь девушке, как я сразу же, непроизвольно, сравниваю её с Z-345/7-37 субкод 2. И мой интерес к ней тут же пропадает. Райли никто не может превзойти. В отчаянье, я даже пытался найти девушку, похожую на неё, хотя бы, внешне. Очень быстро понял, что это не вариант. Девушка, похожая на Райли, вызывает у меня ещё больше воспоминаний и сравнений. И всякое сравнение срезает отношения на корню. Ведь я требую от неё стать тем, кем она не сможет стать никогда. А затем, конечно же, разочаровываюсь.

Райли была права, когда просила меня забыть её. Пока я её помню, завести новые отношения практически нереально. Умом-то я всё понимаю, а вот сердцем… Я убеждаю себя, что нужно выбирать себе пару не предвзято. Райли — это не эталон. Возможно, я встречу девушку, которая будет гораздо лучше, чем Райли. Просто нужно избавиться от старого лекала и не мерить им… Чёрт возьми, если бы это было так просто!

В связи с неудачами на личном фронте, я всё больше обожествляю Райли. Со временем её облик в моей памяти теряет чёткие очертания. Вместе с этим, её негативные черты и качества тоже стираются, оставляя лишь мифический, неправдоподобный кумир. Мне это не нравится. Ведь Райли не была идеальной. Если она превратится в божество, то реальные девчонки по сравнению с ней померкнут окончательно. А раз выкинуть Райли из головы не получается, значит нужно к ней вернуться… Нет. Пока я ещё держусь. Пока ещё надеюсь, что эти мысли меня оставят. Куда вернуться? Возможно, Иликтинска уже нет и в помине. Если Райли не погибла, то либо укрылась в Апологетике, либо путешествует где-то на бескрайних просторах ноосферы. В иликтинской зоне я её уже не найду.

Но я всё равно полез в Интернет, отыскивать свои старые зацепки. А вдруг Робин ещё водит экскурсии? Здесь меня ждал сюрприз. Все упоминания об Иликтинске удалены. Остались лишь какие-то жалкие, не открывающиеся ссылки. Попробовал связаться с Думейном по ICQ. Тщетно. Видимо, он лёг на дно, как и Робинзон. Все нити оборваны. Пути назад нет.

Моя история походит к концу. Надеюсь, я не сильно утомил вас своими последними размышлениями? Остались финальные строчки.

Я стою и смотрю на небо. Оно чистое, как ненаписанная книга. Я смотрю на него и понимаю, что сделаю это. Соберу самое необходимое и куплю билет до Иркутска. Не знаю, смогу ли я разыскать Робина? А если разыщу — согласится ли он провести меня в Иликтинск? Пропустит ли меня Корвус? Даже если нет. Я всё равно туда проберусь.

Может быть, на том месте уже нет ни периметра, ни города. Только радиоактивные руины. Я всё равно туда вернусь. Зачем? Мне это нужно. Потому, что я верю. Верю, что там меня ждёт она. Райли. И она будет ждать меня вечно.

Я вернусь к тебе, дорогая. Обязательно вернусь.

До скорой встречи.

ЭПИЛОГ

Автобус клацнул дверями. Пассажирская масса кучно утрамбовывалась, перемешиваясь и перебраживая внутри. Всё как всегда.

— Зайчик, обязательно сходи в аптеку и купи Нистацин! — орёт какая-то женщина по мобильному телефону. — Ни-ста-цин! Да, Нистацин! И ещё Фу-ра-гин! Вот. Сходи. Врач сказал, что норма лейкоцитов в моче должна быть… Да ты послушай! Норма лейкоцитов в моче…

С противоположной стороны, группа студентов обсуждает чей-то день рождения, через каждое слово вставляя крепкое словцо. У водителя играет хриплый блатнячок:

Ша, начальник, не мути, Не спускай своих собак. Нам с тобой не по пути: Я — на шконку, ты — в кабак!

— На следующей не выходите? — спрашивает долговязая девица.

— Нет, — я вжимаюсь в студентов, пропуская её.

Следом за девицей движется парень с большой сумкой, освобождая проход к окошку.

— Ё, да чёж так давят?! — кряхтит студентка.

— Фурагин купи! — орёт с другой стороны тётка.

— Женщина, потише можно? Вы здесь не одна, — делает ей замечание кто-то.

Пропустив парня, я юрко проскакиваю на его место, к окошку. Здесь посвободнее.

Теперь я умный. Теперь я пользуюсь наушниками. Однако, даже забористый металл не всегда способен заглушить шумы, царящие в салоне автобуса.

Хватаюсь за поручень, окончательно продавливаю себя к окошку, и останавливаюсь рядом с молоденькой девушкой. Она, видимо, хочет приготовить деньги за проезд. Отпускает поручень, и тут автобус резко рвёт с места. Человеческие консервы внутри него силой инерции валятся назад, толкаясь и ворча. Мгновенно потеряв опору, девушка едва не упала, но я среагировал вовремя, подставив свободную руку и удержав её от падения. Это произошло машинально. Я даже не сразу успел это осмыслить.

Незнакомка с благодарностью посмотрела на меня, и я оторопел. Это была она. Та самая девушка, которую я уже встречал когда-то. Теперь я смотрел ей прямо в глаза, и видел в них что-то пугающе знакомое. От чего невозможно оторваться. Глядя на меня, она улыбалась. А я не знал, что мне предпринять. Я уже давно не жалуюсь на избыток застенчивости. Общение со слабым полом перестало вызывать у меня оторопь и волнение. Но эта особа просто ввергла меня в ступор. Хлопая глазами, я глядел на неё, и чувствовал, как кровь приливает к щекам.

Вот он — момент истины, — промелькнуло в голове. Подарок судьбы!

— Извините, — заблеял я, неловко выдернув наушники. — Я наверное Вас смущаю… Просто Ваше лицо мне показалось знакомым… Я не люблю приставать к людям вот так… Мне очень неловко. Мы с Вами не могли встречаться? Где-то? Раньше?

Девушка смотрела на меня своими большими, выразительными глазами, которые я не мог спутать ни с какими другими. Смотрела, заглядывая мне прямо в душу.

— Я… Возможно… Мы… — моё дыхание окончательно перехватило, и я замолчал.

А она, дослушав мой невнятный лепет, нежно улыбнулась и произнесла:

— Сегодня самый лучший день в моей жизни.

КОНЕЦ

Оглавление

ЧАСТЬ-1. СНОВА В ШКОЛУ

ЧАСТЬ-2. МУКИ ТВОРЧЕСТВА

ЧАСТЬ-3. ПУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

ЧАСТЬ-4. СЕЛЬСКИЙ ДУРАЧОК

ЧАСТЬ-5. ИЛИКТИНСКАЯ ЗОНА

ЧАСТЬ-6. СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ-7. РАЙЛИ

ЧАСТЬ-8. КАК ПРОЙТИ В БИБЛИОТЕКУ?

ЧАСТЬ-9. УКРОЩЕНИЕ ЭНЕРГИИ

ЧАСТЬ-10. БЕЗУМНЫЙ ОТШЕЛЬНИК

ЧАСТЬ-11. ФЛИНТ

ЧАСТЬ-12. ГРЯЗНЫЙ ГАРРИ

ЧАСТЬ-13. ТИНА

ЧАСТЬ-14. ДЕТСКИЙ МИР

ЧАСТЬ-15. ХРОМОЙ МЯСНИК

ЧАСТЬ-16. ПРИЗРАЧНЫЙ РАЙОН

ЧАСТЬ-17. СПЕКТРОФОБИЯ

ЧАСТЬ-18. БЕЛЫЙ ШАМАН

ЧАСТЬ-19. ТАНЦУЮЩИЙ В ТУМАНЕ

ЧАСТЬ-20. ТРОПА БЛУДНЫХ ДЕТЕЙ

ЧАСТЬ-21. АЛАЯ ОРХИДЕЯ

ЧАСТЬ-22. ТРИ СЕСТРЫ

ЧАСТЬ-23. КТО Я?

ЧАСТЬ-24. ИЕРИХОНСКИЕ ТРУБЫ

ЧАСТЬ-25. РАССТАВАНИЕ ХУЖЕ СМЕРТИ

ЧАСТЬ-26. ВОЗНЕСЕНИЕ САЛЬВИФИКАРИЯ

ЧАСТЬ-27. ЛИЛА

ЧАСТЬ-28. СОЛНЦЕ В НАДИРЕ

ЭПИЛОГ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg