«Вокзал для двоих»

Пусть не пугается читатель, обнаружив, что действие нашего фильма начинается в месте не совсем приятном, а именно в колонии для уголовных преступников. Никто не знает своего будущего. Недаром народная мудрость гласит: «От сумы и тюрьмы не зарекайся!»

Был зимний метельный вечер.

Прожектор высвечивал огромную утрамбованную площадку, на которой проходила вечерняя проверка тех, кого перевоспитывали, – попросту говоря, заключенных. Дежурные офицеры шли вдоль строя, поштучно пересчитывая узников. Потом каждый из дежурных подходил к старшему офицеру и докладывал:

– Вечерняя проверка произведена! Лиц, незаконно отсутствующих, нет.

– Разведите по общежитиям! – скомандовал старший офицер.

– Есть развести по общежитиям! – как эхо отозвались начальники отрядов.

– Рябинин, останьтесь! – приказал старший, а один из офицеров тотчас повторил:

– Рябинин, останьтесь!

Заключенные строем направились к баракам, а на плацу задержалась лишь одинокая фигура. Она съежилась, как бы ожидая неприятностей.

Надо заметить, что люди делятся на тех, кто сторожит, и тех, кого сторожат. Герой нашего повествования Платон Сергеевич Рябинин принадлежал, к сожалению, ко второй категории человечества. Хотя, правда, он вовсе не походил на преступника. Это был мягкий, застенчивый человек лет сорока. По его простодушному, доверчивому лицу было понятно, что он не способен на неблаговидные поступки. Такой ни карьеры не сделает, ни Уголовный кодекс не нарушит.

– Рябинин, подойдите! – подозвал старший офицер. И когда Платон, выполняя приказание, подбежал, начальник сообщил ему: – Хочу вас обрадовать, – к вам приехала жена!

Но заключенный вовсе не обрадовался.

– Зачем?

– Просит свидания!..

– Я ее не звал! – вырвалось у Платона. – Я не хочу свидания!

– Да вы что? – поразился офицер. – Она к вам семь тысяч километров на поезде отмахала, да два часа на самолете летела, да еще сутки в грузовике тряслась.

– Ну и пусть! Я не пойду! – Арестант позволил себе немного взбунтоваться.

– Да ради вас... я... – возмутился начальник. – У нее не оказалось необходимых документов. Я просто не мог отказать. Она так просила...

– Как – просила? Она? Не понимаю... – невесело произнес Платон.

– Это вы с ней выясните! Держите пропуск! Пойдете без конвоя! Я вам доверяю!..

– Куда я пойду? – голос Платона звучал жалобно.

– Она тут комнату сняла, в деревне. Вот адрес записан. И чтобы совместить приятное с полезным, зайдете в мастерскую, к Ивану Герасимовичу, и возьмете из ремонта аккордеон! Вы музыкант – проверьте, как починили!

– Слушаюсь! – понуро согласился Платон. Он мог отказаться идти к жене, но отказаться идти за аккордеоном он не имел права.

– Как Коля мой? Успехи делает? – вдруг спросил офицер.

– Мальчик способный. Его бы хорошо в музыкальную школу определить.

– Вот отбуду здесь вместе с вами, – пошутил офицер, – и переведусь в нормальный город, где есть музыкальная школа. – Он снова стал строгим и официальным. – Учтите, Рябинин: пропуск – до утренней проверки. Ровно в восемь – быть в строю. Опоздание приравнивается к побегу. Идите!

Потом на вахте – на воле это место называется бюро пропусков – охранник придирчиво обыскивал Рябинина.

– До деревни-то хоть близко? – спросил Платон.

– Недалеко, – охранник изучал валенки, тряся ими в поисках запрещенного. – Километров девять-десять. И не вздумай пронести спиртное, ножичек, деньги. Все равно найду.

– Ученый уже, – пробурчал Платон, надевая валенки.

– Значит, так, – жестко сказал охранник и отодвинул тяжелый засов, – пропуск у тебя до восьми утра. Будь как штык! Опоздаешь – это побег. Припаяют новый срок! Пошел!

Дверь отворилась, и Платон очутился на воле, где он уже давно не был.

Колония, обнесенная, как и положено, высоким глухим забором со сторожевыми вышками, находилась в чистом поле. Вокруг нее не было никаких строений. От ворот уходила в жизнь накатанная дорога, вдоль которой сиротливо тянулись столбы с проводами.

Платон побрел по дороге навстречу поземке. Пройдя несколько шагов, остановился, постоял. Затем решительно заспешил обратно и забарабанил в дверь вахты.

Охранник приоткрыл окошко:

– Ты чего забыл?

– Пустите меня обратно!

– Ты поручение выполнил?

– Какое? – не понял Платон.

– Аккордеон принес?

– Меня не за этим, меня к жене отпустили.

– Про жену в пропуске ничего не написано! – И охранник захлопнул окошко.

Платону не оставалось ничего другого, как зашагать в темноту и мороз. Но сначала он отстегнул от ватника зеленую бирку со своей фамилией, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя свободным, и спрятал ее в карман.

Платон шел и шел по заснеженной, пустынной дороге и вспоминал... Идти было далеко и холодно, но воспоминание было длинное, и оно согревало Платона...

...В тот летний день, к которому обратилась сейчас память Платона, он ехал среди многих пассажиров в скором поезде Москва – Алма-Ата. Экспресс медленно подползал к перрону большого города, который назывался Заступинск.

Вместе с высыпавшими на платформу пассажирами Рябинин, элегантный, стройный, в отлично сшитом костюме, с «дипломатом» в руке, зашагал по перрону незнакомого города навстречу судьбе, которая поджидала его в привокзальном ресторане.

Нашествие пассажиров, которые надеются во время короткой стоянки поезда пообедать, если вдуматься, – несчастье для ресторана. Орда оголодавших путешественников, как саранча, набрасывается на комплексные обеды, не заказывает ничего порционного и ничего спиртного и тем самым не помогает выполнению плана. Кроме того, некоторые ловкачи норовят улизнуть, не заплатив, так как знают, что никто из официантов поезда не догонит.

Но наш родной ресторан голыми руками не возьмешь. Обороняясь, он кормит пассажиров, как бы поприличней выразиться... точно рассчитав, что неизбежный отход поезда помешает клиенту накатать жалобу.

На двух длинных столах выстроились одинаковые алюминиевые кастрюльки со станционным борщом, а рядом, дожидаясь конца своей короткой жизни, стыли унылые серые котлеты.

Платон Сергеевич тоже вошел в ресторан, отыскал свободное место, приоткрыл крышку кастрюли, поглядел на котлету, но всего этого есть не стал. Пассажиры вокруг жевали и чавкали и все время теребили официантку Веру, худенькую женщину, которой было за тридцать. На ее милом, но уже потрепанном жизнью лице сверкали отважные глазищи.

– Добрый день, товарищ! Приятного аппетита! – профессионально сказала Вера.

– Девушка, можно вас?

– Девушка, подойдите, пожалуйста. – Это был Платон.

– Девушка, можно бутылочку минеральной воды?

– Минеральной воды нет! – как автомат, ответила Вера.

– Девушка, можно вас на минутку... – Платон сделал еще одну попытку.

– Салатик бы овощной, – сказал один из едоков.

– Салатик к комплексному обеду не полагается, – казенным голосом произнесла Вера.

– Девушка, принесите мне что-нибудь диетическое. – голодный Платон прорвался еще раз.

– Вы откуда свалились? – искренне изумилась Вера.

– С поезда! – И Платон указал на окно.

– У вас язва, что ли? – спросила Вера и сказала кому-то: – Рубль двадцать, и, пожалуйста, без сдачи!.. Спасибо...

– Да, – кивнул Платон, – у меня появилась язва при виде вашей еды!

– Девушка, бутылочку пива можно?

– Пива у нас не бывает никогда, – мгновенно среагировала Вера.

– Пока я закажу вам что-нибудь «съедобное»... – на ходу объясняла Вера Платону, – возьмите сдачу, спасибо... пока это сготовят, ваш поезд уйдет! А с язвой, между прочим, по ресторанам не ходят! С язвой дома сидят!..

Тут Вера сорвалась с места и кинулась к выходу:

– Пассажир, пассажир! Вы позабыли заплатить!

– Деньги на столе! – резко ответствовал клиент. – Кстати, за такой обед не мы вам, а вы нам обязаны платить!

Вера метнулась к столу, за которым обедал клиент, – денег на нем не было.

– Где деньги? – громко спросила Вера. – Кто их взял?

– В вашей работе, девушка, деньги с пассажиров надо вперед получать! – посоветовал один из посетителей.

По радио объявили что-то неразборчивое.

Толпа едоков бросилась наутек.

Платон тоже побежал. Но Вера грозно преградила ему путь:

– Платите деньги!

– Но я ничего не ел!

– Знаю я вас. Один говорит, что платил, а денег нету, другой говорит, что не ел!.. С вас рубль двадцать!

– Да вы посмотрите! – возмутился Платон.

– Пока я буду смотреть, вы удерете. Рубль двадцать, пожалуйста. Откуда я знаю, ели вы или нет.

– Я не ел. Платить не буду! Пустите, я на поезд... Это уже один раз ели!..

Вера зашлась:

– Пока вы не заплатите – вы отсюда не уйдете! У меня жалованье маленькое, и за вас всех платить из своего кармана...

– Вы, которые в ресторанах, – не дал договорить Платон, – вы-то за всех можете заплатить! Пустите меня!

Но официантки стояли стеной. Пробиться было невозможно.

– Павел Васильевич! – Вера решительно обратилась к швейцару. – Кликните Николашу!

Швейцар привычно извлек из кармана свисток и пронзительно засвистел.

Платон презрительно пожал плечами:

– Пусть сбежится хоть вся милиция вашего города! Я не ел, платить не буду!

– Пижон! Фраер! – Вера была вне себя.

– Заплатите, еще как заплатите! – рявкнула подруга Веры.

– Платить не буду! – запальчиво ответил Платон. – Я не ел! Это вопрос принципа! Зовите милицию.

В дверях возник молоденький лейтенант в милицейской форме.

– Николаша, – начала Вера, – вот этот, – тут она кивнула в сторону Платона, – попросил диетическое; когда я сказала, что не успею, он съел дежурный обед...

– Я не ел! – успел вставить Платон.

– Разберемся! – пообещал лейтенант.

– Как это – вы разберетесь! – вспыхнул Платон. – Анализы будете брать?

– ...И отказывается платить! – закончила Вера.

– Вот сейчас составим протокол... – скучным голосом предупредил милиционер, – что вы отказываетесь платить...

– Но пока вы будете составлять – мой поезд уйдет!

– Я это делаю очень быстро, – улыбнулся лейтенант Николаша, – наловчился тут. Вы с какого поезда?

– Да его поезд уже ушел! – злорадно сообщила Вера. – Пожмотничал – и получил по заслугам!

– Как это – ушел? – вскрикнул Платон, отпихнул милиционера и побежал.

– Держи его! – во весь голос потребовала Вера.

– Он теперь никуда не денется! – лениво отмахнулся от Веры милиционер.

Платон выбежал на платформу и мрачно поглядел вслед поезду. Последний вагон был уже едва виден.

Платон чертыхнулся и подошел к человеку в красной фуражке.

– Товарищ начальник!..

– Я заместитель! – отозвался железнодорожник.

– Понимаете, товарищ заместитель, я отстал от поезда. Дело тут не в рупь двадцать, а в принципе. Она говорит: «Платите», а я обед не ел! Я сижу в ресторане... А в ресторане просто есть нельзя!

– Я лично по ресторанам не хожу. Я дома обедаю. У меня жена замечательно готовит. А рестораны – это совсем другое ведомство. А куда вы, собственно?..

– Мне в Грибоедов надо...

– В дороге надо быть внимательным, товарищ пассажир! – железнодорожник не удержался от возможности прочесть нотацию. – Железная дорога – это точность и комфорт. Поезд до Грибоедова пойдет в двадцать часов сорок шесть минут.

– А как мне быть с билетом? Билет же уехал вместе с проводником.

– Так что? – услышал Платон голос милиционера. – Отдадите наконец рубль двадцать или протокол будем сочинять?

Из-за спины милиционера выглядывала Вера, так и не снявшая свой официантский передник.

– Как не совестно, вроде бы интеллигентный, а грабит бедную официантку!

– Как же все-таки мне, – Платон ухватил дежурного за рукав, – уехать из вашего города?

– Подойдите ко мне минут за пятнадцать до отправления – я вас отведу к начальнику поезда, он вас устроит.

– А если он не заплатит за обед, мы его сами устроим! – пригрозила Вера.

Дежурный по станции, которому это все надоело, выдернул свою руку и ушел.

– Лучше заплатите, – дружелюбно посоветовал Платону лейтенант, – протокол вам дороже встанет!

Платон поглядел в добрые глаза милиционера и понял, что придется поступиться принципами, то есть заплатить. И не глядя протянул Вере деньги:

– Вот вам... держите три рубля за то, что я не ел! Сдачи не надо!

Вера взяла трешку и стала копаться в кармашке передника.

– Нет уж, возьмите вашу сдачу!

– Это вам на чай! – свысока бросил Платон.

– А может, я на чай не беру!

– А может, в вашем ресторане и не обсчитывают?

– Товарищ лейтенант, вы свидетель, что я отдала ему его поганую сдачу, – и Вера протянула Платону деньги.

Тот демонстративно заложил руки за спину. Тогда Вера нагнулась, аккуратно положила рубль с мелочью на асфальт и ушла по перрону, нахально покачивая бедрами. Милиционер тоже потерял к Платону всяческий интерес и отправился вышагивать вдоль состава пригородной электрички.

– Вот стерва! – в сердцах высказался Платон, глядя вслед Вере, и поднял деньги с асфальта.

Мучительно хотелось есть. Платон направил стопы обратно в ресторан – и, конечно же, тотчас наткнулся на Веру.

– Будьте добры, – Платон был сама вежливость, – если вас не затруднит, скажите, пожалуйста, если вам не сложно, какие столики не ваши, чтоб я знал, куда сесть.

– Вон те! – кивнула Вера и крикнула официантке с красивым наглым лицом, которые так нравятся клиентам: – Люда, обслужи товарища! Только получи с него вперед, а то он платить не любит!

– Да ты что! – отозвалась Люда, которая любезничала с молодым красивым пианистом. – Ко мне же Шурик пришел! Обслужи товарища сама!

Вера приблизилась к столику, за которым успел усесться Платон, и громыхнула подносом.

– Положение у меня безвыходное! Заказывайте!

– Вы... вы мегера! – зловеще выдохнул Платон. – Из ваших рук я не стану есть до конца моей жизни!

И он рванул прочь из ресторана.

В зале ожидания Платон с надеждой кинулся к буфетной стойке. Однако на ней красовалась выразительная надпись: «Буфет закрыт на обед».

Взбешенный Платон вернулся в ресторанный зал. Теперь он уже прямиком направился к Вере и плюхнулся на стул напротив нее.

– Меню давайте! Срочно!

– Ого, какой вы принципиальный! Вы же только что поклялись не есть из моих рук!

– Буфет закрыт! – вдруг жалобно произнес Платон.

– А есть хочется? – с издевкой спросила Вера.

– Конечно. Я ведь не ел тот мерзкий борщ. Теперь вы это понимаете?

– Если вы не ели, то откуда знаете, что он мерзкий? – парировала Вера.

– Я от вас устал. Принесите что-нибудь диетическое.

Вера озорно сверкнула глазами:

– Поскольку в том, что вы у нас застряли, есть и моя вина, я обслужу вас как дорогого гостя нашего города. Знаете, нас инструктировали – приезжающих, в отличие от проезжающих, обслуживать хорошо. Потому что наш ресторан – визитная карточка города. Из диетического только курица. Сейчас я ее подам.

Платон полез за деньгами:

– Получите с меня вперед, а то я человек ненадежный. И еще – минеральной воды.

– Будет сделано.

– Черт! Настроение у меня – хуже не бывает.

– Вряд ли наша курица вам его улучшит! – Вера положила деньги в кармашек передника и отсчитала сдачу.

Потом Вера ушла на кухню, а Платон стал смотреть в окно на пригородную электричку. Захлопнулись автоматические двери, и электричка медленно отошла.

Вера принесла еду:

– Приятного аппетита!

Платон взялся за нож и начал беззлобно ругаться:

– Это я по вашей милости здесь торчу... Чтоб ваш ресторан сгорел вместе с вашей станцией и вашей курицей.

Платон тщетно пытался разрезать курицу на съедобные части, но та не поддавалась.

– Эта курица отечественная или импортная?

– Понимаете, – с невинным видом принялась объяснять Вера, – на голой курице ничего не написано. Написано на обертке, а мы подаем без обертки. Если хотите, я пойду спрошу у нашего повара.

– Не надо, сейчас я у нее сам спрошу!

Платон безуспешно орудовал тупым ножом. Курица не поддавалась.

– Очень жилистая? – сочувственно спросила Вера.

– По-моему, при жизни эта курица работала официанткой в вашем ресторане!..

– Ну, понятно. Такая же мерзкая...

– Угу... А у вас и оркестр вечерами играет?

– Очень громко. До того, как в ресторан пошла, я очень музыку любила, а теперь ненавижу!

Вера фамильярно присела на соседний стул.

– А чемодан ваш? Без хозяина в Грибоедов катит?

– У меня все вещи с собой. Вот... Я на два дня в Грибоедов. Мне в понедельник утром обязательно надо быть в Москве.

– Теперь получается, что вы в Грибоедов только на один день едете, – уточнила Вера, – вы ведь целый день здесь потеряете!

– Если б вы только знали, – вырвалось у Платона, – как мне дорог и как мне нужен этот день. Кстати, как вас зовут, девушка?

Вера решила, что заезжий ее со скуки, как говорится, «клеит», и тут же дала отпор:

– До того, как я начала здесь работать, имя у меня было, а теперь меня зовут – девушка! Девушка – и неприступная! В особенности – для транзитников.

Платон посмотрел на Веру с нескрываемой усмешкой:

– Но я не собирался идти на приступ этой крепости!..

– Рассказывайте, все вы одинаковые! – Вера встала и отправилась к эстраде, где пианист Шурик репетировал песню, а Люда влюбленно смотрела на своего кумира...

Платон, устав сражаться с курицей, бросил вилку, поднялся и вышел в зал ожидания.

А в ресторане Верина подружка Люда сказала Вере:

– Пойди в аптечный киоск, туда завезли финский шампунь!

– Хороший? – спросила Вера.

– Не знаю, но взяла десять штук. И ты тоже возьми!

Вера послушно направилась выполнять приказ.

В зале ожидания Вера увидела своего недавнего посетителя. Тот говорил по междугородному телефону. Вера услышала:

– Следователь мне не звонил? Если позвонит, не говори, где я. Ври напропалую, но убедительно. В понедельник утром я буду в Москве. Ну, мне-то какая разница, когда завезут штакетник. О чем ты сейчас думаешь?

Вера невольно остановилась.

– Да, может быть, это и глупо... Но я не хочу мешать тебе жить! Я все равно поставил на себе крест! – Платон увидел Веру и обозлился. – Перестаньте подслушивать!

Вера пожала плечами и отошла.

– Да это не тебе. Ходит тут одна, отвратная такая.

Вера направилась к аптечному киоску, обогатилась шампунем и, проходя мимо открытого телефонного автомата, услышала:

– Мне на этой даче все равно не жить. Я теперь буду жить за другим забором... Да, позвони в Грибоедов отцу. Скажи, что я приеду завтра утром. Обо мне не беспокойся. Я тебя крепко целую!

Платон повесил трубку и увидел Веру.

– Зачем вам столько шампуня? Вы добавляете его клиентам в суп?

– Таким, как вы, с удовольствием, – дерзко ответила Вера.

Платон вышел на привокзальную площадь. Площадь была ничем не примечательная. Все как положено. В середине клумбы с анютиными глазками – гранитный памятник. По бокам площади – несколько палаток: «Пиво-воды», «Табак», «Мороженое», и рядом – шикарный стеклянный павильон «Заступинский сувенир».

Потом Платон заглянул в окошко пригородной кассы, где сидела женщина с добрым и участливым лицом.

– Вот если бы вы назвали какую-нибудь счастливую станцию, я бы, пожалуй, купил туда билет и укатил на всю жизнь!

– От вас, алкашей, житья нету! – Кассирша оказалась существом прозаическим. – Может тебе и стакан дать?

– Спасибо, что не ударили! – Платон помялся на месте, не ведая толком, что ему делать, куда идти.

За неимением лучшего отправился на перрон, где вечно толчется немало людей, не знающих, чем себя занять.

Здесь внимание Платона привлекла милицейская фотовыставка. Она знакомила с уголовниками, которыми живо интересовались органы правосудия. Здесь, на стенде, широко раскрыла ослепительные глаза красотка, что ловко втиралась в доверие граждан и не менее ловко исчезала с их деньгами. На другой фотографии радостно улыбался опасный бандит. С третьего портрета взирал исподлобья злостный неплательщик алиментов.

В ресторанном зале Вера накрывала на стол и заметила Платона, который отошел от милицейской витрины, присел на скамейку и стал провожать глазами маневровый паровоз.

Платон сидел на скамейке под самым ресторанным окном и равнодушно глядел на вокзальную суету. Кто-то с трудом волок тяжелый ящик, кто-то искал носильщика, кто-то обнимал девушку и что-то ей с жаром говорил.

По радио объявили:

– Скорый поезд Ташкент – Москва прибывает на первый путь. В связи с опозданием поезда стоянка будет сокращена.

Платон безучастно сидел на скамейке, а сзади, в ресторанном зале, стучали кастрюльки и, топая каблуками, носились официантки.

Поезд подошел. Из вагона, что остановился напротив Платона, соскочил на платформу здоровенный проводник, весом эдак в центнер. Он достал из тамбура и поставил на платформу два тяжеленных чемодана. Даже такой здоровяк, как он, поднимая их, напрягался изо всех сил.

Потом здоровяк, улыбаясь, шагнул прямо к Платону. Платон удивленно поднял голову – он его видел впервые. Но оказалось, что здоровяк заметил в окне Веру и гаркнул:

– Вера, а Вер!

Вера выглянула в окно:

– Ты откуда взялся?

Платон пересел на край скамейки, а то они кричали ему чуть ли не в самое ухо.

– Почему с ташкентским? – продолжала Вера, и по ее голосу чувствовалось, что она рада встрече.

– Сменщик заболел. Пошли в купе! Я так рад, тростинка моя! Соскучился!

– Я тоже тебе рада, Андрюша!

Платон не сдержал улыбки.

– Прыгай ко мне! – Проводник любовно раскинул руки.

Вера растерянно огляделась:

– Но как я вообще уйду? Видишь, у меня полно народу!

– Люда! – Андрей по-хозяйски окликнул Верину подружку. – У нас тут с Верой....

– ...Деловое свидание! – быстро подсказала Вера.

– Я со всех получу! – пообещала Люда. – Не впервой! Ступай! Из этих... – она глазами показала на жующих, – от меня никто не ускользнет. Ты, Вера, давай торопись, а то стоянка сокращена!

Но Веры, как говорится, след простыл. Вера уже выпрыгнула на перрон.

– Придется дыни туда-сюда переть! – помотал головой Андрей и взялся за чемоданы, с усилием оторвав их от земли. – Тут знаешь на сколько дынь! Обалдеть! Чарджуйские! Надо их куда-нибудь здесь спрятать.

Веру вдруг осенило. Она глазами показала на Платона, нагнулась к Андрею и что-то зашептала ему на ухо. Андрей воззрился на Платона и в свою очередь зашептал на ухо Вере. Потом неожиданно обратился к Платону:

– Здравствуйте, товарищ! Вы тут долго будете сидеть?

– До вечера, – вздохнул Платон.

– Чемоданчики постережете?

Платон пожал плечами:

– Пожалуйста!..

– А паспорт у вас есть? – продолжал проводник.

– Есть.

– С собой? Разрешите взглянуть?

Платон послушно достал документ и протянул Андрею. Проводник взял паспорт и сразу заторопился:

– Слушай, постереги чемоданы – тут дыни чарджуйские. Знаешь на сколько? Обалдеть можно! А будешь хорошо стеречь – я тебе дыньку дам, вот такую! – и показал размер будущего вознаграждения, весьма скромный.

– Эй, как вас там! – забеспокоился Платон. – Паспорт отдайте, вы права не имеете.

Андрей и Вера уже шли к вагону. Проводник обернулся.

– Мужик, а мужик! Ты постереги, через десять минут получишь свой паспорт. Ты что, не понимаешь?

Андрей поднял Веру на руки и перенес через пути.

Платон наблюдал, как Андрей первым вошел в тамбур, затем, воровски озираясь, в вагон вспорхнула Вера. Спустя секунду в ближайшем от входа окне появилась голова Андрея, и он хозяйским движением опустил глухую штору, отгородив купе от всего мира.

Платон усмехнулся и покачал головой. Потом наклонился к чемодану, попробовал замок – замок щелкнул и открылся. Платон приподнял крышку. Дыни издавали волшебный аромат. Платон взял дыню, перегнулся через окно в ресторанный зал, достал со стола нож и аккуратно обтер его бумажной салфеткой...

...А в купе Андрей запирал дверь.

– Ни черта не работает... Вагоны старые. Ей-ей, письмо министру напишу... – Он обнял Веру. – Верунчик, давай, давай.

– Так соскучилась по тебе, – протянула Вера.

Андрей расстегнул у Веры верхнюю пуговичку кофты и сказал:

– Сама, сама, сама, сама. Не в ресторане. Здесь самообслуживание.

И Андрей принялся снимать с себя джинсы.

– Ночь у нас сегодня была жуткая. Напарник взял и подсадил двоих в Пензе, думал, они тверезые. А они тут такое устроили, мать честная! Один лег поперек вагона и лежит, а у нас ревизия... А напарник еще зубами мается. Я ему говорю: – Герка! Возьми сто грамм-то! А он говорит: – Сто грамм – не стоп-кран, дернешь – не остановишься... Тут Андрей заметил, что Вера и не думает раздеваться.

– Ну, чего ты, Вер... Раздевайся...

– Не могу я чего-то... Как-то не по-человечески, наспех все...

– Наспех, наспех, – согласился Андрей. – Что делать, Верочка? Жизнь такая... Давай раздевайся... Все наспех...

– Я мечтаю, чтобы ты приехал на недельку, мы бы с тобой погуляли...

– Погуляем, погуляем. – Андрей продолжал воевать со своими брюками.

– ...По парку. Сходили бы в кино...

– Ага, в кино сходим, в кино. – Андрей не возражал.

– ...Как люди!

– Ну разве я виноват – вся жизнь на колесах. Я – на колесах, ты – с подносом. Давай, давай, Верочка! Раздевайся! Ну, чего ты, в самом деле?

– Не могу, – заупрямилась Вера. – Чего-то не получается.

Андрей перестал суетиться.

– Вер, может, ты меня не любишь?

– Люблю, – после паузы ответила Вера.

Андрей засмеялся:

– Верунь. Москва – «Динамо». Ну, раздевайся. Сократят ведь стоянку. Ну, прошу тебя.

– Не могу – в купе, не по душе мне все это.

– Ну ладно, Верунь. – Проводник даже озлился. – Кончай, чего ты, право. Что я, мальчик, что ли?

– Я тоже не девочка!

– Что тебе, жалко, что ли? Я вон страдал от этого самого, от Ташкента. Ну ладно, давай...

– Не могу! – отрезала Вера. – Я хочу по-человечески, так больше не могу!

Из репродуктора донесся бравурный марш, возвещающий, что поезд вот-вот отойдет.

– Ну вот, стоянку сократили. – Андрей стал напяливать брюки. – Все равно б не успели. Поезда опаздывают, стоянки сокращают. Никакой личной жизни! Письмо министру напишу.

– Я пошла, – грустно сказала Вера.

– Обожди, обожди, обожди, обожди. Дай я тебя поцелую.

Платон, который уплетал честно заработанную дыню, увидел, как растрепанная Вера соскочила с подножки и привычным движением стала поправлять свой туалет. Поезд тронулся.

В открытом проеме появился Андрей с флажком в руке.

– Буду послезавтра, в двенадцать десять. Если не опоздаем. Ты смотри, Верунчик, готовься... Да, Вера, дыни чарджуйские, запомни – три рубля кило!

Эти слова стали достойным завершением любовной сцены.

Вера, как и полагается любящей женщине, тоскливо глядела вслед уходящему поезду.

Платон отрезал еще один ломоть дыни.

Возле скамейки появилась Вера.

– Дынька... просто опупеть! – блаженно протянул Платон.

Вера присела рядом.

– Отрежьте мне тоже кусочек!

– Дыню я выбрал самую маленькую, – сказал Платон, выполняя Верину просьбу. – Будем считать, что за охрану вы со мной расплатились!

– Дыня действительно хороша! – восхитилась Вера.

– А что вы будете делать с такой оравой дынь?

– Реализовывать! – печально сказала Вера.

– По три рубля? – поинтересовался Платон.

– За кило! – кивнула Вера.

– Верните мне, пожалуйста, паспорт! – попросил Платон.

Реакция Веры была неожиданной. Сначала она буквально окаменела, а затем нервно расхохоталась:

– Ваш паспорт – ту-ту – в Москву едет!

– Что за глупые шутки! – возмутился Платон.

– Это не шутки, правда. – Вера оборвала смех. – А зачем вы его отдали?

– То есть как – зачем? Подходит человек в форме, требует паспорт, и, естественно, я отдаю.

– Простите, у нас там, в купе, спор зашел, понимаете, ну? – Вера засмеялась. – А потом уже было не до вашего паспорта.

Одно преступление Платон уже совершил, сейчас он был готов совершить второе – убить Веру!

– Да вы понимаете, что вы со мной сделали, дрянь привокзальная?! Вы же меня погубили, кошка драная!

Вера обиделась:

– Вы, конечно, имеете право меня обзывать, но кошка драная – это преувеличение!

– Не хватало, чтобы этот ваш бугай тупорылый, – продолжал бушевать Платон, – сдал мой паспорт в милицию!

– Сами вы тупорылый. – Вера не дала ухажера в обиду. – Андрей – человек порядочный!

– Спекулянт! – перебил Платон.

– Спекулянт тоже может быть порядочным человеком. И, пожалуйста, успокойтесь: послезавтра, в двенадцать десять, Андрей привезет вам документ! И вы успеете на точно такой же поезд, от которого вы отстали.

– Как же я буду жить без паспорта? – взвился Платон. – Да еще после того, что случилось! Я же должен отца повидать. Может, увижу его в последний раз в жизни...

– Вы не паникуйте! – Вера попыталась утешить Платона. – Поезжайте в Грибоедов без паспорта, а на обратном пути я его вам вынесу к вагону!

– Да обратно я вынужден буду лететь самолетом! – не мог успокоиться Платон. – Иначе я не поспеваю!

– Так опоздайте на денек, – небрежно повела плечами Вера. – Сейчас за это с работы никого не выгоняют!

– В общем, вы меня просто доконали! – Платон в отчаянии обхватил голову руками. – Что же мне делать? И ехать нельзя! И ждать тоже нельзя!

– А что вы там, в Москве, такое натворили? – полюбопытствовала Вера. – Я ведь слышала ваш разговор по телефону...

– Ограбил Государственный банк СССР! – зло ответил Платон и ушел.

– Ой, ой, ой, как остроумно!..

В зале ожидания Платон снова набрал московский номер.

– Маша, это я... Что нового?.. Сколько ему было лет?.. Он еще работал или уже вышел на пенсию?.. Ты думаешь, он был пьяный? Результаты экспертизы уже есть?.. У меня этот ужас все время перед глазами... Я даже рад, что я – один... Главное, ты не нервничай. Раз штакетник завезли, значит, все в порядке. У тебя когда передача, завтра?.. Ты еще не звонила отцу? Позвони и скажи, что я приеду послезавтра вечером. «Почему», «почему»! Так вышло... В общем, долго объяснять! У меня последняя монета...

Когда Платон повесил трубку, то обнаружил, что Вера находилась тут же и внимательно слушала разговор.

– Перестаньте за мной шпионить! – возмутился Платон.

– Я не шпионю, а наоборот! Я вас подвела и должна вам как-то помочь. Но теперь я растерялась... Вы совершили что-то страшное? Расскажите!

Платон печально поглядел на Веру и сказал:

– Человек из-за меня погиб. Нечаянно, конечно. Но виноват все равно я.

– Как это случилось? – осторожно спросила Вера.

Платон безнадежно махнул рукой.

– Простите меня, – вдруг тихо заговорила Вера. – Дернуло меня привязаться к вам с этим рублем. Тут за день просто звереешь. Тебе хамят – ты хамишь. Тебе не доплачивают – ты обсчитываешь. Что же у меня за работа такая несчастная?!

Вера была готова разрыдаться. И теперь уже Платон начал ее успокаивать:

– Да не страдайте... Вы же не по злобе, а сгоряча, в запарке. Я понимаю. И зла на вас не держу...

– Это правда? – подняла глаза Вера.

– А зачем мне врать-то?

Вечером в ресторане гремела музыка. Вечером ресторан преображался. Сейчас сюда транзитных пассажиров не допускали. В одном конце зала справляли свадьбу, в другом отмечали юбилей, веселились парочки и компании.

Пианист Шурик вместе с вокально-инструментальным ансамблем исполнял песню собственного сочинения:

Живем мы что-то без азарта, Однообразно, как в строю. Не бойтесь бросить все на карту И жизнь переменить свою! Какими были мы на старте... Теперь не то, исчезла прыть... Играйте на рисковой карте — Не бойтесь жизнь переменить! Пусть в голове мелькает проседь — Не поздно выбрать новый путь... Не бойтесь все на карту бросить И прожитое зачеркнуть! Из дома выйдя в непогоду, Взбодрите дух, пришпорьте плоть. Не бойтесь тасовать колоду — Пытайтесь жизнь перебороть! В мираж и дым, в химеры верьте! Пожитки незачем тащить. Ведь не уехать дальше смерти — Стремитесь жизнь перекроить! Печалиться не надо вовсе, Когда вам нечем карту крыть. Вы бросить жизнь на кон не бойтесь: Не проиграв – не победить!

Танцевали гости ресторана, метались измученные официантки, бегали по ресторану цветные лучи прожекторов, а за окнами железная дорога жила своей жизнью. Приходили и отправлялись составы, гудели электровозы, бубнило вокзальное радио.

К наружной двери ресторана, которую охранял швейцар, сидя под традиционной табличкой «Пива нет», подошел Платон.

– Павел Васильевич, вызовите мне, пожалуйста, Веру.

Швейцар впустил Платона.

– Извините, – сказал Платон Вере, – но, кроме вас, я никого в этом городе не знаю. Музей уже посетил, в кино отсидел, на улице дождь. В гостиницу без паспорта не пускают. Куда мне деваться?

Вера задумалась.

– Сейчас мне некогда, но мы скоро закрываемся. Вы сядьте за служебный столик, а я покамест придумаю, куда вас на ночь засунуть.

И замученная Вера вернулась к своим обязанностям, пытаясь получить с пьяного:

– Я вас по-человечески прошу – заплатите и ступайте домой!

– Официант, еще сто граммов! – требовал выпивоха.

Платон пристроился рядом, за служебным столом.

– Хватит с вас! И потом, я не официант, а девушка!

– Официант, я тебе как девушке говорю: я еще не добрал!

– А ну, плати немедленно! – повысила голос Вера. – А то сейчас я зареву!

Угроза проняла пьяницу, и он полез за кошельком.

– Друг, не рыдай! Сколько с меня?

Вера предъявила счет:

– Двадцать один рубль пятьдесят копеек!

– Ты отсчитай сам! Я тебе, парень, верю!

Вера вынула из кошелька деньги и положила туда же сдачу.

– Ты сколько взял?

– Точно по счету!

– Возьми пятерку сверху! – шиканул наспиртованный клиент.

– Много! – не согласилась Вера. – У тебя семья есть?

– У меня все есть, как у людей: жена, двое ребят и собака.

– Тогда я возьму на чай только рубль!

– Рубль – мало. У тебя работа вредная. Бери трешку!

– Спасибо! – закончила торговаться Вера. – Я взяла два рубля. Кошелек спрячь, пожалуйста, а то потеряешь. Домой сам дойдешь? – Вера помогла клиенту надеть пиджак.

Пьянчуга снисходительно улыбнулся:

– Официант, ты меня обижаешь!

...Поздним вечером в ресторане шла уборка. Официантки наполняли сумки. Официантки всегда выносят после работы пухлые сумки, наполненные чем-то загадочным.

Пианист Шурик покорно держал объемистую авоську, в которую Люда что-то укладывала.

– Ну не надо холодец, растает. Не донесу я студень.

– Я донесу. Не ворчи. Верочка, чао! – И Люда взяла Шурика под руку.

– Шурик, спасибо тебе за песню, милый, – сказала Вера. – До свидания.

– Какая кухня, такая и песня, – уходя, заметил Шурик.

– Ну, вот и все. – Вера закончила возиться со своей сумкой. – Пойдемте, я вас устрою со всеми удобствами.

– Устал я, как собака, – пробормотал Платон.

– Простите, но мне интересно, почему вы из Москвы уехали? Скрываетесь?

Вера и Платон шли по залу ожидания.

– Отец у меня старый, хотел его повидать перед судом, объяснить ему все.

– Ой, если бы вы знали, как я кляну себя за этот паспорт!

– Я ведь из Москвы не имел права уезжать. Вдруг следователь меня вызовет.

– Ну, соврете что-нибудь, – беспечно сказала Вера, – что потеряли паспорт.

– Я не умею. Мне это в жизни очень мешает. Я обязательно расскажу правду. И выяснится, что я дал подписку о невыезде из Москвы, а паспорт потерял в городе Заступинске!

– Что же это у вас за профессия такая, где можно не врать? – искренне удивилась Вера.

– Пианист я. У нас, наоборот, если сфальшивишь – с работы, из оркестра, выгонят!

– Пианист! – причмокнула Вера.

– Веду кочевую жизнь. Гастроли, концерты, гостиницы...

– Я так устала сегодня. Ну и денек! Но ничего! Сейчас определю вас по высшему разряду!

– Боюсь, у нас с вами разные представления о высшем разряде! – не без желчи заметил Платон.

– Надеюсь, против зала «Интуриста» вы возражать не станете?

Вера угадала. Платон нисколько не возражал.

В зале для иностранцев было хорошо: чисто, светло, уютно и тихо.

– Как живешь, Марина? Что-то я тебя давно не видела!

Марина повернула к Вере сияющее лицо:

– Ой, замоталась совсем. Замуж выхожу! В следующий четверг – свадьба. Придешь?

– Если пригласишь! Значит, жениха выбрала...

– Ой, не решила еще! – захихикала Марина.

– Как же так? – изумился Платон.

– А вот так... Женихов у меня сейчас двое. Петя... он лучше зарабатывает, но зашибает сильно, Митя же меньше получает, но зато и меньше пьет. Живут они в разных районах. Вот я и подала заявления в два разных загса.

– Совсем непьющего не удалось сыскать? – посочувствовал Платон.

– Где его сегодня найдешь... – сокрушенно сказала Марина. – Представляешь, Вер, две свадьбы – и обе на четверг!

– Только у нас такое бывает, – подхватила Вера и перешла к делу: – Марина! Вот при мне человек – я его так подкузьмила. Его паспорт в Москву случайно отправила, ташкентским поездом. А ни в какую гостиницу без паспорта не пускают. Вообще-то он пианист. – И для убедительности Вера добавила: – Лауреат музыкальных конкурсов!

– В том числе и международных! – заискивающе вставил Платон. Он устал, здесь ему явно понравилось, и он хотел произвести выгодное впечатление. Но...

– Лауреатов у нас как собак нерезаных! – дала отпор Марина. – Сюда допускаются только иностранцы. Если узнают, что я впустила кого из наших...

– У тебя же пусто!

– Ну и что? Нет, Вера. Я как эту должность свою добывала – вспоминать не хочется...

– Помещение ведь простаивает, а человеку податься некуда. Марина, я к тебе никогда не обращалась.

– А если приедет какой-нибудь японец или голландец? – в упор спросила Марина.

– А он – что? – Вера ткнула пальцем в Платона. – Не человек, что ли?

– Я заплачу! – пообещал Платон.

– Во-первых, у нас бесплатно, – проинформировала хранительница покоев и покоя, – во-вторых, у вас – деньги, а у них – валюта!

– Что же такое у нас творится! – не выдержала и возмутилась Вера. – Чтобы нашему человеку, у себя дома...

– Пойдемте, Вера! Не распаляйтесь! – потянул ее за руку Платон.

– Нет, я сейчас распалюсь вовсю!

– Чего ты шумишь! – перебила Марина. – Это же наше традиционное гостеприимство!

– Какое там гостеприимство! – зашлась Вера. – Из-за этой самой валюты подхалимничаем перед любым вшивым иностранцем! Противно!

– Вера, не унижайтесь! – тянул свое Платон.

– Это во мне патриотизм бушует! – не успокаивалась Вера.

– Я-то при чем? – жалобно заныла Марина. – На свадьбу-то придешь?

– Приду! Куда я денусь...

Вера и Платон понуро направились к двери.

Они закрыли за собой дверь и вышли на перрон.

– Теперь куда меня сунете? В камеру хранения?

– Как вы мне надоели! – сердито отрезала Вера. – Я за городом живу. У меня вот-вот уйдет последний автобус.

– Нет уж, это вы мне осточертели! – взвился Платон. – Все мои несчастья – из-за вас!

– Ну да, конечно, – кивнула Вера. – И человек погиб – тоже из-за меня.

– Это уже жестоко! – тихо сказал Платон и пошел куда-то в сторону.

Вера растерянно посмотрела ему вслед, потом бросилась догонять.

– Не сердитесь. Это у меня случайно вырвалось, – и улыбнулась. – Есть еще несколько минут и одна последняя надежда, чтобы вы не мучились на жесткой скамейке в зале ожидания.

– Это что же такое?

– Милиция. Только вы не подумайте... Просто у меня там друг работает... Да вы его знаете... Николаша. Тот, что с протоколом...

– Мысль удачная! – поддержал Платон. – Там уж меня никто не найдет.

...В вокзальном отделении милиции, куда заявились Вера и Платон, дежурный лейтенант допрашивал задержанного хулигана. У милиционера вид был измученный, а у хулигана, несмотря на синяки, – довольно бодрый. Лейтенант знаком попросил вошедших подождать и строго поглядел на задержанного.

– Синяк у вас откуда?

– Это столб об меня ударился! – Хулиган оставался невозмутимым.

– А по щеке кто заехал?

– Это семафор меня стукнул!

– Как фамилия семафора? – ехидно поинтересовался лейтенант.

– Я с ним не знаком, ну, клюква буду, – поклялся задержанный. – Я его бил впервые в жизни!

– Ну вот что, Спиридонов. Я вас в последний раз предупреждаю... – но закончить лейтенанту не удалось. Спиридонов проворно вскочил:

– Николай Иванович, вы же меня знаете... Слово даю! Не повторится!

И Спиридонов исчез. Как растворился.

– Господи, Веруша, – обратился к ней за сочувствием лейтенант, – до чего я устал... Этот вокзальный кошмар... Пьянчуги, отребье всякое... Хоть бы меня учиться послали!.. У тебя что, Веруша? Что этот, – он указал на Платона, – еще натворил?

– Не он, а я. Он вообще-то – пианист! И я его сильно подвела. Его паспорт я случайно в Москву отправила, ташкентским поездом! А ни в какую гостиницу без паспорта не пускают!

– Про лауреата будем добавлять? – спросил Платон.

– Здесь это не имеет значения.

– Веруша! – виновато сказал Николаша, молодой лейтенант. – Для тебя я – все... Ты ведь знаешь... Но куда мне твоего пианиста девать? Здесь не положишь...

– А если в камеру? – предложил Платон. – Пока я еще никогда не ночевал в камере.

– С удовольствием бы, но... – Тут милиционер помялся. – Там у меня... как бы их назвать попристойнее. Там у меня три барышни...

– Разве у нас в стране есть... – теперь помялся Платон, – эти самые барышни?

– Вообще-то нет! – убежденно сказал милиционер. – Но – сколько угодно!..

Когда Вера и Платон снова оказались на платформе, к ним подскочил хулиган по фамилии Спиридонов и прошептал:

– Карбюратор для «Москвича» не нужен? Он в магазине сорок рублей, а я отдаю за пятерку!

Вера остановилась и сказала коротко и ясно:

– Пошел ты знаешь куда?..

– Знаю! – с готовностью сказал Спиридонов и испарился...

– Идемте, я посажу вас на автобус, – предложил Платон.

– А сами куда денетесь?

Они снова пересекали зал ожидания, направляясь к выходу.

– Останусь здесь, в зале ожидания. – Голос у Платона был ироничный. – Ведь вся наша жизнь, если вдуматься, – это зал ожидания. – Он слегка улыбнулся. – Независимо от того, где мы находимся. Все мы всегда чего-нибудь ждем. Иногда дожидаемся. Правда, совсем не того, что нам было обещано.

– Вы не хандрите! – мягко сказала Вера. – Уверена – вас оправдают!

Платон покрутил головой. Ему не хотелось говорить на больную тему.

И он остановил Веру:

– А к вам нельзя? Приютите хоть в коридоре!

– Что вы! – ахнула Вера. – Явиться домой с мужчиной я не могу!

– Замужем?

– Нет... Я мужа своего турнула три года назад. Вот мы и остались жить с его родителями.

– Кто это – мы?

– Мы с сыном.

– Сочувствую. Жить с чужими родителями, да еще бывшего мужа.

– Они мне не чужие! – решительно перебила Вера. – Они необыкновенные. Они мою сторону приняли!

Вера толкнула дверь, и они оказались на привокзальной площади. Ночью здесь было пустынно. От остановки, которая находилась в нескольких шагах, поблескивая красными габаритными огнями, отходил рейсовый автобус.

– Вот до чего доводит доброта! – усмехнулась Вера. – Теперь ночевать придется на вокзале.

– Давайте, – предложил Платон, – я вас на такси отвезу.

– Я бы сама себя отвезла, да только таксисты к нам ехать отказываются. Мы ведь не в городе живем. Дом на отшибе. Свекор мой – путевой обходчик. Какому таксисту охота обратно порожняком гонять?

– А дома не будут беспокоиться?

– Будут!

Вера и Платон снова вернулись в зал ожидания.

– Ну, спокойной вам ночи! – попрощалась Вера. – Хотя здесь вряд ли уж будет очень спокойно. Счастливых снов!

– И вам того же. Вы куда пойдете?

– Сначала по селектору с домом свяжусь, успокою их. Потом видно будет.

– Желаю вам устроиться покомфортабельней! Может, вас-то в ресторан пустят?

– Ресторан на ночь опечатывают. Там – продукты. А продукты теперь дороже денег!

Вера было пошла, но тотчас круто повернула обратно.

– Чуть не забыла! Я же вам долг не отдала!

– Какой? За что?

– Рубль двадцать! – Вера протянула деньги. – Думаю, вы действительно не ели этот проклятый обед!

И ушла.

Укладываясь на твердой казенной скамье в зале ожидания городского заступинского вокзала, Платон ждал одного – конца этой дурацкой ночи. Он подложил под голову портфель и прикрыл глаза, надеясь уснуть, но надежда никак не оправдывалась.

Платон открыл глаза – и увидел возле себя Веру.

Поглядел на нее вопросительно. Вера сокрушенно развела руками. Платон сочувственно улыбнулся и подвинулся на скамейке, освобождая место для Веры.

Она поблагодарила его кивком, потом поставила сумку рядом с портфелем Платона и стала спокойно устраиваться на ночлег. Платон снова прилег.

Теперь они лежали на скамейке голова к голове: ему подушку заменял портфель, ей – сумка с продуктами.

Заснуть никак не удавалось.

Оба ерзали, переворачивались с боку на бок, пытались поудобнее устроиться...

– Не спится? – спросил наконец Платон.

– Как подумаю, что с утра надо будет с дынями возиться, – призналась Вера, – жить не хочется!

– Тут наши желания совпадают...

– У вас-то все обойдется... Кто-нибудь поможет... И будете себе на пианино снова играть...

– В тюремной самодеятельности.

– Кто-нибудь выручит...

– Я ведь не солист и не лауреат никакой. Играю в оркестре под чужую палочку.

Но особого сочувствия Платон в Вере не вызвал.

– Все равно это лучше, чем подносы таскать. Я вот как осталась одна, без мужа... с ребенком... специальности-то у меня не было... А теперь привыкла, работаю как бог... Знаете, ляжешь вечером после целого дня, а перед глазами все кружится... подносы... поезда... клиенты...

– Вот вы заговорили про ресторан – мне есть захотелось, – неожиданно заявил Платон. – Да еще от вашей сумки так вкусно пахнет.

– Я за весь день так ни разу и не поела. Хотите – давайте покушаем.

– Давайте, – охотно согласился Платон.

Вера приподнялась, села и раскрыла сумку.

– Посмотрим, что я сегодня набрала...

Вера стала вытаскивать из сумки тарелки, блюдца, банки и целлофановые мешочки.

– Обычно нам, официанткам, что достается? Сплошной гарнир. То, что, извините, клиент не доел. Но это тащим для поросят. Кухня, она ведь только на себя работает. С нами не делится. У нас когда счастливый вечер? Когда большой банкет. Вот сегодня я свадьбу обслуживала, и сейчас мы с вами на этой свадьбе гульнем.

– Первый раз приходится есть объедки, – задумчиво произнес Платон.

– Зачем же вы так? Это не объедки. Это остатки. Большая разница.

– Значит, это еще никто...

– Обижаете, клиент.

– В моем положении привередничать просто глупо.

И Платон набросился на еду. Он жевал с аппетитом, причмокивал, жестикулировал, показывая, что все очень вкусно.

– «Объедки», «объедки»... – проворчала Вера.

– Вкусная свадьба, – жуя, сказал Платон. – Какая странная ночь! Занятно. На этой свадьбе кто я – жених, гость? А, просто прихлебатель!

– Ну почему? – Вера тихонько засмеялась. – Вы будете – невеста.

– Тогда вы будете – жених! – нашелся Платон. Вера зашлась от смеха.

– Я – жених?! Я – жених?!

– Почему такая странная реакция? Я же ничего смешного не сказал.

– Девочка... дорогая! – Вера с удовольствием включилась в игру. – Чего тебе покласть?

– Положь мне, мальчик мой, маслину и еще кусочек копченой колбасы, дорогой мой!

– Скушай еще помидорчик, прелесть моя! – уговаривала Вера. – Вот тебе маслице, вот тебе рыбка, малышка моя!

– Дурачок мой, – смеялся Платон.

– Полное идиотство! – заливалась Вера.

– Ой, икра!

– Около жениха стояла. Он только пил. Ничего не ел. Ну, я и...

Платон встал, поднял руку, держа огурец, как бокал, и с чувством заговорил, обращаясь к спящим пассажирам, которых в зале ожидания набралось немало:

– Дорогие друзья! Я хочу поднять тост за вас, за то, что вы пришли на нашу свадьбу в этот прекрасный зал ожидания!

– Обожди, малышка! – перебила торжественную речь Вера. – Я ведь не подозревала, что ты у меня пьющая!

Вера извлекла из своей неисчерпаемой сумки недопитую бутылку шампанского и протянула Платону.

– Вот фужеров нет!

– Значит, пить придется из горла! – Платон приложился к бутылке. – За вас, дорогие! – Он обвел рукой зал. – Чтобы вы все достали билеты и приехали куда надо и вовремя!

– Для женщины ты замечательно говоришь! – сыграла восхищение Вера.

– Я забалдела от шампанского! – И, войдя в роль, Платон нагло добавил: – Напоминаю, что я устроился на ночь невестой. Приглашай меня на танец! – Видно, напряжение, не покидавшее Платона последние дни, спало, и он стал самим собой.

– Обожаю танцевать! – искренне высказалась Вера. – Только вот музыки нету!..

– Музыка – во мне! – вошел в азарт Платон. – Какой я ни на есть пианист, но слух у меня имеется... Что мы рванем? Твист, рок, танго, чарльстон? Я все умею...

– Свадебный вальс... – попросила Вера.

Платон обнял Веру за талию и негромко запел:

Хоть я с вами совсем незнаком И далеко отсюда мой дом...

– Зато мой дом – близко... – вставила Вера.

– Вы меня приглашаете домой? – оживился Платон.

– Нахал! – немедленно отбрила Вера.

– Я не нахал, а нахалка! – поправил Платон.

Они продолжали кружиться по залу между скамейками, на которых спали пассажиры, Платон напевал:

Но как будто я снова Возле дома родного... В этом зале пустом Мы танцуем вдвоем, Так скажите хоть слово, Сам не знаю, о чем...

...Среди ночи в зале ожидания два милиционера проверяли документы, безжалостно будя спящих.

Документы всегда проверяют среди ночи, когда сонные люди совершенно не соображают. Как известно, человеческий сон не стоит ничего.

Нагулявшись на «свадьбе», Платон и Вера блаженно спали голова к голове. Только теперь голова Платона покоилась на Вериных кастрюлях, а Вера уткнулась лицом в портфель Платона.

– Ваши документы! – Милиционер потряс Платона за плечо. Платон проснулся и долго не мог понять, где он и что с ним.

– Документы! – повторил блюститель порядка.

Тут Платон вспомнил все и начал неуклюже оправдываться:

– Понимаете, я ехал в Грибоедов. Сошел тут пообедать. Обед я не ел. С меня потребовали за обед деньги. Я их не заплатил, то есть я их заплатил. Но поезд уже ушел. А потом... совсем на другом поезде... мой паспорт... Ну, как бы это сказать... уехал в Москву...

– Так сам и уехал? – издевательски переспросил милиционер, явно готовясь «брать» Платона.

– Сам он же не может! – Платон изо всех сил старался быть убедительным. – Он уехал с проводником... Понимаете, я сторожил дыни...

– Дыни... – повторил милиционер и поморщился. – Неубедительно врете! Пошли!

– Извините, что я вас бужу, – Платон растормошил спящую Веру, – меня забирают!

– Уже? – Вера вскочила со скоростью, поразительной для сонного человека.

– Нет, не за то! – успокоил ее Платон. – За то, что я беспаспортный бродяга!

– Костя! – рассердилась Вера. – Ты что людям спать не даешь?

– Сейчас я тебе, Вера, объясню. – Милиционер Костя был спокоен, как и положено человеку в мундире, находящемуся при исполнении служебных обязанностей. – Тут одна компания в поезде орудовала, и неведомо в каком городе сошли. А этот тип – без паспорта. Человек без паспорта – не человек!

– Костя, это мой хороший знакомый! – Теперь уже Вера старалась быть предельно убедительной. – Это я его паспорт случайно в Москву отправила, ташкентским скорым. А он – пианист. Лауреат многих премий! – Вера взглянула на Платона и добавила: – И конкурсов – тоже!

– А чего ты сама тут на лавке спишь? – осведомился милиционер.

– Ты мне не муж, чтобы с такими вопросами приставать! – отрезала Вера. – Где хочу, там и сплю. Ты лучше, Костенька, приходи в воскресенье с Леной. Я как раз выходная. Пирог с яблоками спеку!

– Спасибо. Постараюсь. Конечно, если свободен буду. Но непохоже...

Милиционер отошел. Уже издалека послышалось:

– Ваши документы!

– По-моему, эта воровская шайка орудовала и здесь! – расстроенным голосом сообщил Платон. – У меня из кармана кошелек исчез! Только мелочь осталась. – Он побренчал ею.

– Надо заявить, – заторопилась Вера, – пока Костя не ушел...

– Не надо! – сдержал ее порыв Платон.

– Ну да... Конечно... – Вера вспомнила, с кем имеет дело. – Может, вы ошибаетесь? Вы хорошо поискали?

На всякий случай Платон посмотрел и под лавкой, но и там ничего не нашел.

– Денег много было? – продолжала переживать Вера.

– Прежде чем пуститься в бега, я зашел в сберкассу и взял с книжки двести рублей. Ну, на билет потратил... У вас пообедал... Надо же! Во сне обчистили! – в сердцах произнес Платон. – Лучше бы я не ложился!

– У вас чересчур крепкий сон. Как у человека с чистой совестью! – пытаясь утешить Платона, дружески пошутила Вера.

– Да! – вздохнул Платон. – Дорого мне обошлась наша брачная ночь!

– Этого не было! – быстро отмежевалась Вера.

– Теперь я вообще не поймешь кто! – подытожил Платон. – Ни документов, ни денег! Одно слово – нуль!..

...Было еще совсем раннее, полутемное утро, когда Платон катил тележку вокзального носильщика по булыжной мостовой. На тележке покачивались чемоданы с дынями, а наверху подпрыгивал «дипломат». Вера шла рядом с тележкой. Они проходили мимо пакгаузов с раскрытыми проемами. Из них выезжали автопогрузчики с коробками и ящиками. Почти у каждого склада дежурили могучие грузовики с длинными прицепами. Тут же, рядом со складскими помещениями, прорезали землю бесконечные пути заступинской сортировочной станции. В воздухе разносился назойливый, монотонный женский голос диспетчера:

– Платформу 37–82–15 – на двенадцатый путь... Вагон 192–46 – на третий путь...

– Пропади он пропадом, ваш бандитский город! Ну за что это на меня все сыплется?

– Не психуй, лабух! – раздраженно перебила его Вера. – Позвонишь в Москву жене, она тебе вышлет деньги... – и не без ехидства добавила: – Если, конечно, не все на штакетник истратила.

– Без паспорта мне перевод не выдадут!

– Завтра в двенадцать десять ты получишь свой паспорт!

– А если ваш проводник его потерял? Вера вспылила:

– Не волнуйтесь! Он не потеряет! Это деловой человек.

– Деловые люди, – саркастически хохотнул Платон, – деловые контакты, деловые встречи. Представляю себе вашу деловую встречу в купе!

– Представьте себе, у нас в купе была деловая встреча! – дала отпор Вера.

– Ну, если в вагоне у вас была деловая встреча, – с раздражением ответил Платон (он не выспался и ему вовсе не нравилось катить эту тяжелую тележку), – то мы с вами сейчас просто валяемся в постели!

– Не рассчитывайте на это! Везите тачку! – взвилась Вера и, желая обидеть носильщика, добавила: – Я не размениваюсь по мелочам!

– Ну да, верно... – саркастически протянул Платон, – три рубля за кило – это действительно не мелочь!

– Моих там всего за кило – пятьдесят копеек. – Вера стала посвящать Платона в сложные спекулятивные расчеты. – Рубль пятьдесят из трех забирает Андрей. И это справедливо – ведь в Ташкенте он покупал их по полтиннику за килограмм. А оставшийся рубль полагается перекупщику за то, что он колхозник. Рынок-то – колхозный!

– Темная у вас бухгалтерия... А сколько, хозяйка, вы заплатите мне за доставку? – спросил Платон.

– Вы работаете за прокорм!

Квартира, в которую попал Платон, настолько не соответствовала обшарпанному виду старого дома, что Платон буквально остолбенел. Роскошный югославский гарнитур по кличке «Милена», парад чешского хрусталя в виде разнообразных ваз, кубков и фужеров, цветной финский телевизор «Салора», японская стереофоническая система фирмы «Акай», бескрайние туркменские ковры, картины на стенах – одним словом, все, что положено человеку, у которого водятся деньги, но отсутствует вкус. Войдя в квартиру, нельзя было догадаться, кто здесь проживает – модный стоматолог, директор магазина, журналист-международник или преуспевающий чиновник.

Перед цветным телевизором, на экране которого лихо пел и плясал какой-то негр, сидела грузная женщина. Вера называла ее почему-то «дядя Миша». На стене висел громоздкий портрет хозяйки в костюме стрелочницы, с желтым флажком в руке. Портрет напоминал о боевом железнодорожном прошлом перекупщицы.

– Значит, вы и есть колхозница? – обведя взглядом обстановку, ошеломленно спросил Платон.

– Типичная, – усмехнулась Вера.

– Как растет благосостояние колхозников, – не удержался от иронии Платон.

– А у нас все растет, – согласилась «дядя Миша». – Вер, ты видала, чего я приобрела?

– Телевизор цветной?

– Э-э, нет! – торжествующе сказала хозяйка. – Видеомагнитофон. Это ж отсюда идет. Хочешь, нажму кнопку, и он, – перекупщица показала на негра, – сейчас остановится.

Она нажала на одну из кнопок, и негр застыл в странной, нелепой позе.

– А сейчас нажму – и все поехало.

– Надо же! – изумилась Вера.

– Видишь, кассета. Американский фильм. Две серии. Я теперь фильмы дома смотрю, какие захочу. – «Дядя Миша» потрясла кассетой. – Это любовное. Тут такое вытворяют! Ты, когда захочешь, приходи, посмеемся...

– А сколько стоит кассета?

– Триста.

Вера даже присвистнула.

– А ты как думала? Она уже на русский язык переведена, – объяснила перекупщица.

– Дядя Миша, а что мы будем делать с дынями?

– Вер, я же тебе сказала: у меня радикулит, – огорчила Веру хозяйка, – на яблоках прострелил. Теперь я за никаким фруктом не могу нагибаться!

– Дядя Миша, миленький, это чарджуйские дыни. Жара, ведь пропадут!

– А почему вас зовут – дядя? Вы же тетя, – удивился Платон.

– Дядя Миша – это мой покойный муж, – охотно объяснила перекупщица. – Он как раз людей-то подкармливал. Был авторитетный мужчина. Я от него вроде как эстафету взяла. Потом ночью попал под товарняк.

– Крепко выпивший был, – пояснила Платону Вера.

– Теперь меня называют дядя Миша. А я – что? Я горжусь.

– Куда дыни-то определим, дядя Миша? – Вера гнула свою линию.

– Молодец. Я с твоим беспокойством, Вера, солидарна, – посочувствовала «колхозница». – Народ без витаминов оставлять никак нельзя!

– Теперь я понял ваше призвание, – попытался поддеть хозяйку Платон, – вы заботитесь о здоровье народа!

– Не язви! – «Дядя Миша» была уверена в себе. – Еще неизвестно, кто по-настоящему заботится о людях – они или я!

– Кто – они? – Платон на самом деле не понял.

– Я на провокацию не поддамся! Я – насквозь правильная! – гордо объявила «дядя Миша». И убежденно продолжала: – Я кормлю народ исправным продуктом, а они – чем попало! Они продают неспелые арбузы, за которыми надо еще в очереди торчать. Они торгуют зелеными, деревянными грушами, от которых живот, извините, книзу тянет! Или вообще дохлыми помидорами, на которые глядеть и то тошно! Они по глубинке, по бездорожью не ездят, и там у народа урожай пропадает, а я его спасаю. Я забочусь о каждой сливе, как о родном дите! Они хранить не умеют ни овощ, ни фрукт, потому что все это – ничье! – И тут «дядя Миша» вдруг ткнула пальцем в грудь Платона: – А ты кто есть такой?

Платон поколебался.

– Пожалуй, никто... Ни документов, ни денег...

– Он – пассажир. Отстал от поезда! – объяснила Вера.

– Прекрасно, – обрадовалась «дядя Миша». – Его никто в городе не знает. Давай ему тюбетеечку наденем. И выдадим за колхозника из Средней Азии!

– Но я не умею торговать! – запротестовал Платон. – И ни за что не буду.

– Это занятие нехитрое! – усмехнулась перекупщица. – Ты вспоминай нашу торговлю – и делай наоборот! Там хамят – ты улыбайся! Там недовешивают – а ты отпускай с походом!

– С кем? – переспросил Платон, понимая, что в его безнадежной ситуации ему от обязанностей продавца отвертеться не так-то просто.

– Добавь лишку пятьдесят или сто граммов – покупатель счастлив будет. Там торгуют мокрым фруктом...

– Зачем? – опять не сообразил Платон.

– Слушай, он что, сегодня родился? – развела руками «дядя Миша» и вновь повернулась к Платону. – Чтобы товар тяжелее был, больше весил. А у тебя дыня – сухая! Чтобы ее погладить было приятно, ну, как женщину! Сейчас позвоню директору рынка, чтобы там тебе по шее не дали, а дали бы весы и халат!

– Не пойду! – заупрямился Платон. – Пусть Вера сама торгует!

– Мне нельзя на рынке мелькать, – спокойно отказалась Вера, – я в системе торговли работаю!

– Мне-то какое до этого дело? – рассердился Платон. – Я – музыкант!

– Ну и торгуй себе с музыкой! – повеселела перекупщица.

– Да, я же забыла... Вы у нас – лауреат международных конкурсов! – саркастически протянула Вера.

– Я мог бы им стать! – выкрикнул Платон. – Если бы меня хоть раз послали!..

– На рынке тебя пошлют! – успокоила Платона «колхозница».

– Вы эгоист! Почему вы не хотите меня выручить? – Вера тоже вспылила.

– Я не желаю спекулировать и не буду!

– Вот ты за кого нас держишь! – огорчилась «дядя Миша». – Мы не спекулянты. Мы – посредники между землей и народом, и тебе поручается ответственное, можно сказать, почетное дело.

– Увольте меня! – взмолился Платон.

– Я вижу, ты стыдишься? – покачала головой «дядя Миша».

– Стыжусь! – честно признал Платон и добавил: – И боюсь!

«Дядя Миша» встала в торжественную позу.

– Раньше люди шли в народ и сеяли доброе и разумное. Теперь этого хватает, теперь надо сеять пищевое! Иди в народ и сей дыни!

* * *

На колхозном рынке города Заступинска Платон сеял дыни по три рубля за килограмм. А рядом человек в расшитой бисером тюбетейке бодро орудовал точно такими же дынями, но... на полтинник дешевле.

Естественно, что у Платона товар никто не брал. Более того, начинающего продавца покупатели поносили разными нехорошими словами.

– Ты что, очумел? – ругалась старушка. – Живодер!

– Не могу уступить! – виновато отбивался Платон. – Я приказ выполняю!

– Убить вас всех мало! – негодовала молодая хорошенькая женщина. – Мне в больницу, ребенку! Наживаетесь на чужом горе!

– Возьмите даром! – в отчаянии протянул ей дыню несчастный Платон.

– Провалитесь вы вместе с вашей дыней! – Молодая мать выхватила дыню из рук изумленного Платона и быстро ушла, пока обратно не отобрали.

– Откуда вы только беретесь, паразиты! – с удовольствием костерил Платона работяга.

Запыхавшись от спешки, на базаре появилась Вера. Сейчас она была в нарядном платье, которое ее очень красило.

Платон Веру не видел.

– Работать не хочешь, падло! – чехвостил начинающего торговца неугомонный работяга.

«Падло» доконало Платона, и он чуть не заплакал.

Вера осторожно приближалась к прилавкам.

– На временных трудностях харю нажрал! – костерила Платона толстая домохозяйка.

– Я не толстый!.. – жалобно оправдывался Платон. – У меня паспорт уехал, у меня деньги украли... Это не мои дыни, я человек подневольный!

Вера не без удивления обнаружила, что от жалости к Платону у нее защемило сердце. Платон наконец увидел Веру. Он посмотрел на нее затравленным взглядом, взывая о помощи.

Вера выступила вперед и нанесла толстой домохозяйке ответный словесный удар. У Веры ведь был опыт ресторанной службы.

– Что вы на человека набросились! Не хотите – не покупайте! А насчет хари – вы бы лучше в зеркало посмотрели!

Домохозяйка ошалела и обратилась за сочувствием к человеку в тюбетейке:

– В магазине тебя оскорбляют, придешь на рынок отдохнуть – и тут то же самое. Взвесьте мне вон ту, небольшую!

Платон смотрел на Веру с восхищением. Он понял, что пришло спасение.

– Большое спасибо! – сказал он тихо-тихо. – Я тут загибаюсь. Спасите меня.

– Спокойно, сейчас я их всех раскидаю! – И громко высказалась: – У товарища в тюбетейке дыни, конечно, дешевле, но хуже! Они горькие!

– А ты пробовала? – огрызнулся узбек. – Ты что, внутри была?

– Я их вглубь вижу – все гнилые! – выпалила Вера.

Домохозяйка дрогнула. Почувствовав это, хозяин дынь перегнулся через прилавок.

– Ты ее не слушай! Это – его женщина! Она на него работает!

– Это не моя женщина! – открестился от Веры Платон и незаметно подмигнул ей.

– Я его вообще в первый раз вижу, – вошла в азарт Вера, – просто я – за справедливость!

– А я – так... всех вас вижу в первый и в последний раз! – запальчиво выкрикнул Платон.

В обсуждение впутался лысый торговец помидорами:

– Это – чужаки! Перекупщики! Я таких навидался!..

– Сам ты перекупщик плешивый! – разозлился Платон. – Ты небось никогда не видел дерева, на котором помидоры растут!

– Это у тебя на деревьях дыни растут! Болван! – вежливо ответил помидорщик.

– Вы шуток не понимаете! – кинулась на него Вера. – У вас самого помидоры червивые!

Торговка крыжовником всплеснула руками:

– Это что же деется! От городского жулья спасу нету! Чай, купили у проводников...

– И цены заламывают, людей смущают! – поддержала другая баба.

– Милицию позвать! – выкрикнул еще один продавец.

– Я буду свидетельницей! – охотно предложила свои услуги толстая домохозяйка.

Наши герои поняли, что рынок пошел на них стеной.

– Друзья! – громко обратился к коллегам Платон. – Давайте обойдемся без милиции, решим все сами!

– Он прав! Милиция нам не подруга! – согласился плешивый помидорщик. – Кренделей ему навешаем – и дело с концом!

– Только попробуйте его тронуть! – угрожающе выкрикнула Вера.

– Люди добрые! – продолжал толкать речь Платон. – Это мой дебют в торговле. Может, он не совсем удался. Помогите мне избавиться от этих проклятых дынь. Выручите!

– Купите у него все гамузом! – поддержала Вера. Смирение новичков успокоило торговые ряды.

Продавец помидоров тяжко вздохнул:

– Губит меня мое совестливое сердце! Сдались мне твои дыни... Но не бросать же ближнего в беде. Так уж и быть! Возьму я твою кучу по рупь за кило!

– За рупь он их лучше сам съест! – рассердилась Вера.

– Лучше я их сам съем, – согласился Платон.

– Ладно, – заговорил вдруг продавец яблок, который до сих пор не высказывался. – Дам я рубль двадцать!

– Грабитель! – сказала Вера.

– Рубль тридцать! – включился в аукцион узбек.

– Рубль сорок! Назначаю последнюю цену! – подытожил помидорщик.

– Мы не можем – по рубль сорок! – признался Платон.

– Дорогие торговцы! Не жмитесь! – призывала Вера.

Рыночные деятели тягостно молчали. Тогда Платон решился на озорной шаг.

– Эх, гулять так гулять! – И голосом зазывалы весело заорал: – А ну, кому чарджуйские дыни, сладкие, как мед, гладкие, как девушки, тают во рту! А ну, налетай, расхватывай! По рупь пятьдесят за кило!

Толстая домохозяйка профессионально заняла место около прилавка Платона:

– Я – первая!

– Товарищи, хватайте, пока есть! – обратилась к народу Вера.

– Ну, заткнись! – свирепо гаркнул человек в расшитой тюбетейке. – Беру я весь ваш товар по рубль пятьдесят!

– Все вы тут – из одной шайки! – грустно подытожила домохозяйка и ушла, не купив.

...Вскоре Платон и Вера прощались у рыночных ворот.

– Когда вы ляпнули, что помидоры на деревьях растут, я чуть не раскололась...

– Сами вы хороши, – весело вторил Платон, – кто из нас брякнул про червивые помидоры?

– Зато, когда вы орали про дыни, что они гладкие, как девушки... – с удовольствием вспоминала Вера.

– А вы так правдиво врали, что видите меня в первый раз...

– Все это смешно, но... мы с вами ни копейки не заработали!

– Извините! – Платон поклонился. – Коммерсанта из меня не вышло. Так что до свидания!

– До свидания! – отозвалась Вера. – Вы куда пойдете?

– В зал ожидания. Куда же мне еще?

– Вот и хорошо, – обрадовалась Вера, – раз вы все равно на вокзал, вы не откатите назад тележку? А чемоданы сдайте в камеру хранения. Скажете, что от меня!..

– Ладно, – покорно кивнул Платон, – откачу, сдам, скажу...

– Ну что ж, спасибо. Я домой. До свидания.

– Позвольте, но ваш автобус отходит от вокзала, – сказал Платон.

– А я до вокзала на трамвае доеду!

Платон заметно оживился.

– Зачем же вам толкаться в общественном транспорте, да еще тратиться! Это при наших-то сегодняшних барышах!

Платон, элегантно склонившись, показал на тележку и открыл воображаемую дверцу:

– Если вам угодно... Я вас домчу без давки на персональной машине!..

Платон толкал вокзальную тележку по мостовой. На чемоданах гордо восседала Вера, держа на коленях портфель Платона.

– Думал ли я, что стану рикшей!

– Ну и как? – игриво спросила Вера.

– Груз вполне симпатичный, – галантно сказал рикша.

– Это как понимать? Вы начали за мной ухаживать?

– Я бы с удовольствием, но настроение у меня не то...

– Очень жаль! – чистосердечно вырвалось у Веры.

– Вы меня извините, я сегодня утром вам... в общем, нахамил...

– Ну, это я тоже умею... А почему остановились?

– Видите, – пояснил Платон, – красный свет. Не забывайте, что я сейчас – общественный транспорт!

– У вас дети есть? – полюбопытствовала Вера.

– Дочь-студентка, – печально признался Платон и с трудом произнес: – Джинсы, диски, «Мальборо»...

– Все, поехали... Зеленый свет, – сказала Вера. – А жена у вас интересная?

Платон, которому этот допрос не нравился, ответил с вызовом:

– Красивая!

– А фигура хорошая?

– Сногсшибательная.

– Колымага у вас какая-то трясучая!

Платон поехал дальше, как вдруг понял, что невольно обидел Веру, и спохватился:

– Зато у вас улыбка очень хорошая! Честное слово!

После этого Вера окончательно разобиделась:

– Остановите телегу, я слезу!

– Не могу! – отказал в просьбе возчик. – Видите знак: «Остановка запрещена»?

– Тогда я на ходу спрыгну!

– Простите меня за мою тупость, за незнание женской психологии. Только такой идиот, как я, может хвалить одну женщину в присутствии другой.

– Между прочим, мне нет никакого дела до вашей жены!

– А мне нет никакого дела до вашего проводника!

– А мне и до вас нет никакого дела! – резанула Вера.

– А мне – до вас... – начал было Платон и осекся, – а мне до вас, пожалуй, есть дело!

– Тогда вперед! – хулигански скомандовала Вера.

Платон мощно толкнул тележку и побежал.

– Никогда не думал, что во мне, оказывается, столько лошадиных сил!

На вокзале Платон в очередной раз разговаривал с женой по междугородному телефону.

– Как ты спишь, со снотворным?.. Перестань говорить глупости, ты ни в чем не виновата!.. И что говорит твой лучший адвокат? Ну что ж, будем надеяться... Да нет, – тут Платон улыбнулся, – до Грибоедова я еще не добрался. Пока я еще в Заступинске... Что я здесь делаю?.. – Платон на самом деле задумался, что он здесь делает. – Ты знаешь, я... я здесь живу!.. Не прощаюсь с тобой, потому что вечером я тебя увижу...

За эти полтора дня Платон привык к вокзальному образу жизни. Он перестал обращать внимание на бесконечную толчею, на приезжающих и отъезжающих, рыдающих и смеющихся, встречающих и провожающих, на выпивающих, дерущихся, ворующих, на ремонтников в ярко-оранжевых куртках, на местных служащих в железнодорожной форме.

Он перестал слышать неразборчивый станционный радиохрип, гудки нетерпеливых электровозов, бодрую и оглушающую музыку, рвущуюся наружу из динамиков.

Он действительно акклиматизировался на вокзале, доказав, что человек может жить везде...

На вокзальной площади Вера делала вид, что ждет автобуса.

Платон вышел из здания вокзала и первым делом взглянул, не уехала ли Вера. Увидев ее, обрадовался и ускорил шаг.

– Это хорошо, что автобусы ходят редко.

– Автобус был. Только переполненный, – с ходу сочинила Вера. – Я решила поехать следующим. В Москву звонили? Что у вас нового?

– Слава Богу, ничего. Как известно, отсутствие новостей – лучшая новость.

– А вас не ищут? – осторожно спросила Вера.

– Откуда я знаю... Вроде пока еще нет...

К остановке подъехал пустой автобус. Он и не мог подъехать переполненным, так как здесь был конец маршрута.

– Так что до свидания! – попрощалась Вера.

– До свидания! – отозвался Платон и вслед за Верой полез в автобус.

– Вы едете меня провожать или вам некуда деваться?

– И то, и другое.

Вера опустила пятачок в кассу, оторвала билет и вручила его Платону. Потом объявила вслух:

– У меня проездной!

Автобус выехал на городскую окраину.

– Муж у вас был кто? – Очевидно, все, что касалось Веры, начало интересовать Платона.

Вера поняла это и потому охотно рассказала:

– Машинист. Наша семья может обслужить целую железную дорогу. Он – машинист, отец его – путевой обходчик, мать по станции дежурила, его брат в депо работает, моя двоюродная сестра – проводница, а я – пищевой комплекс!

Автобус уже катил по пригородному шоссе.

– Почему вы с ним разошлись? В наши дни пищевой комплекс не бросают.

Вера поднялась с места.

– Нам выходить!..

...Платон и Вера пошли по проселочной дороге.

– Как хорошо! Благодать...

– Это точно, – согласилась Вера. – После дыма, галдежа, ресторанных запахов приедешь ночью, вдохнешь воздуха – и всю усталость как рукой сняло...

– Не боитесь ночью одна возвращаться? Страшно.

– Да что вы! Я привыкла. А потом, ко мне часто моя подружка, Виолетта, приезжает... Идем мы с ней – зачуханные, сумки тяжелые, молчим. ...Чап-чап-чап... И вдруг, представляете, сзади – кхе, кхе – мужской кашель. И мою Виолетту – она старая дева – как будто подменили. То она шла еле-еле, ноги гудят, все болит, жизни нет...

И тут Вера показала, какая метаморфоза происходила с Виолеттой, которая чувствовала, что мужчина сзади. Походка ее приобрела упругость, руки кокетливо взбили прическу, она зазывно завиляла бедрами, напевая что-то популярное.

Платон от души хохотал.

– Представляете, происходит знакомство. Она дает телефон. Ждет день, два – и никакого результата. А казалось бы, мужик в кармане! Дальше провожать меня не надо. Спасибо, что проводили.

Вдали виднелось железнодорожное полотно. Рядом возвышался домик путевого обходчика.

– Как вы тут только спите, под грохот поездов? – вырвалось у Платона.

– Приспособилась. Наоборот, я теперь в тишине спать не умею. До свидания!

Платон не пожелал прощаться.

– Но я еще не задал вам оригинального мужского вопроса: что вы делаете сегодня вечером?

– Хотите пригласить меня в зал ожидания?

– На вас такое красивое платье! – сделал комплимент Платон.

– У меня еще лучше есть, – не удержалась Вера.

– Сам Бог велел, чтоб я пригласил вас в ресторан поужинать!

У Веры загорелись глаза.

– Я так давно не была в ресторане! Ой, спасибо! – мечтательно произнесла она. – Я мигом, ждите меня здесь!.. – И исчезла.

Платон сидел на пеньке и ждал Веру. Он видел, как во двор путейского домика выскочил мальчуган и повис на шее у матери. Высокий худой старик прошагал к железной дороге, и Платон догадался, что это и есть отец ее бывшего мужа. Вера вместе с сыном скрылась в доме. По путям потянулся нескончаемый товарный состав – вагоны, цистерны, платформы с гравием, двухэтажные платформы с легковыми автомобилями...

Платон погрузился в невеселые размышления и даже не заметил, как возле него оказалась Вера.

– Я готова. Всех покормила. Предупредила, что вернусь поздно. Так что пошли в загул!

Пока они на остановке ждали автобуса, Вера вдруг спохватилась:

– Да, как я могла про это забыть! – Полезла в сумочку и достала деньги.

– Уж не собираетесь ли вы одолжить мне денег? – задиристо спросил Платон.

– Будет некрасиво, если с официанткой стану расплачиваться я. Платить должен кавалер.

– В какое заведение направимся? Я ведь в вашем городе ничего не знаю.

– Пригласите меня, пожалуйста, если можно, в наш ресторан!

– Хотите покрасоваться? – догадался Платон.

– Да, я хочу их всех умыть! – откровенно высказалась Вера.

– Спрячьте ваши деньги! – надменно приказал Платон.

Вера хитро прошептала:

– Мы сбежим, не заплатив!

– Знаю, вы держите меня за уголовника! – весело продолжал Платон. – И где-то правы. Но в данном конкретном случае мы поступим честно!

– Как?

– Секрет. Я вообще весь окутан тайной.

Подошел автобус.

– А вот автобусным билетом, – сказал Платон, подсаживая Веру, – вы меня угостите!

– Так уж и быть... – смилостивилась Вера.

Вечером в ресторане играл оркестр. Жались друг к другу парочки, грустили транзитники, какая-то компания отмечала очередной юбилей.

Вера и Платон сидели за отдельным столиком.

– Что за безобразие?! – возмущалась Вера. – Почему к нам никто не подходит?

– Как вы не понимаете, – утихомиривал ее Платон, – сейчас они все обсуждают, кого вы подцепили.

– Я вас подцепила?

– Без сомнения!

– Неправда! – вспыхнула Вера. – Это вы меня подцепили!

– И горжусь этим! – немедленно сдался Платон.

– То-то! – улыбнулась Вера.

К столику подплыла дородная официантка.

– Добрый вечер! Меню, пожалуйста! – Она протянула карточку блюд Платону, подчеркнуто не обращая на Веру ни малейшего внимания.

– Виолетта! – удивилась Вера. – Ты что это меня не признаешь?

Виолетта ответила откровенно:

– Откуда я знаю – могу я тебя признавать или нет!

– Познакомься! – Вера представила своего кавалера. – Платон Сергеевич. Пианист, между прочим.

– Очень приятно! Виолетта.

– И мне очень приятно! – Платон привстал.

– Что будете заказывать? – Официантка раскрыла блокнот, приготовившись записывать.

– Заказывать будет дама! – И Платон передал прейскурант Вере. – Изучайте!

– Я эту филькину грамоту наизусть знаю! Она мне ночами снится... – Вера отложила меню в сторону. – Значит, так, Виолетта. Пить мы будем... – Она замялась и посмотрела на Платона.

– Мне все равно, но лучше коньячку.

– Значит, армянского, – стала заказывать Вера, – три звездочки, не дороже. Двести граммов нам достаточно. Да, скажи Константину, что это для меня. Пусть не разбавляет!

– А что, обычно разбавляют? – быстро спросил Платон.

– Ну что вы! – мгновенно среагировала Виолетта, находившаяся при исполнении служебных обязанностей.

– Теперь закуска... – задумалась Вера.

– Из закусок сегодня только сыр! – охладила ее пыл Виолетта.

– Скажи шефу, что это для меня. Пусть выдаст из загашника колбасы, салатик! – распорядилась Вера. – А на второе – киевские котлеты. Вы как? – Она вопрошающе глянула на Платона.

– Положительно.

– Только предупреди наших на кухне, – наставляла Виолетту разгулявшаяся Вера, – что это для меня. Пусть пожарят на настоящем масле!

– А на чем для всех жарят? – Любознательность Платона не имела границ.

– Зачем вам знать то, чего не нужно знать! – уклончиво сказала Вера. – Ну, и мороженое!

– Только, Виолетта, скажите там, что это для Веры, – вмешался Платон, – и пусть в мороженое ничего, кроме мороженого, не добавляют!

Виолетта отошла, а Платон кивнул ей вслед и произнес:

– Я понял. Это та самая, которая «кхе-кхе»...

– Да, это она. Она хорошая, смешная. А таким всегда не везет.

Платон вдруг помрачнел. Отодвинулся от стола, машинально взял вилку, стал постукивать ею по пустой тарелке.

Вера пыталась понять его состояние.

– По-моему, вы далеко уехали! – жалобно сказала она. – Вернитесь, пожалуйста!

Платон отвлекся от грустных мыслей и посмотрел на Веру, как бы возвращаясь в действительность.

– Я тебе сейчас все расскажу! – Платон даже не заметил, что обратился к Вере на «ты». – Мы возвращались с женой с Шереметьевского аэродрома, провожали ее подругу. Она улетала в Алжир. За рулем сидела жена. Жена обожает водить машину, я-то практически ею не пользуюсь. А жена лихо водит... И уже на подъезде к Москве... А было поздно, темно... Как вдруг дорогу стал перебегать какой-то человек... Жена затормозила... но...

– Он был пьяный? – тихо спросила Вера.

– Мы надеялись... Но экспертиза показала – нет, трезвый!..

В этот момент Виолетта подала коньяк и колбасу.

– Ну вот, мои дорогие... А с горячим придется обождать. Кухня старается.

– У вас телевизор в ресторане есть? – неожиданно забеспокоился Платон.

– При чем тут телевизор? – удивилась Вера.

– Есть или нет? – Платон беспокойно посмотрел на часы.

– В кабинете директора!

– Тогда скорее! – Платон порывисто поднялся.

Вера, недоумевая, повела Платона в кабинет директора. Там никого не оказалось.

Вера включила телевизор.

– Что же он у вас так долго нагревается! – нетерпеливо сказал Платон, снова глядя на часы.

Как всегда, сначала послышался голос. Женский голос:

– Холодные массы арктического воздуха вторглись из Баренцева моря...

Экран вспыхнул, и на нем появилась симпатичная женщина в элегантном костюме. Она водила указкой по географической карте, произнося традиционные слова о циклонах и антициклонах.

– Это моя жена! – представил ее Платон.

– Действительно красавица! – удрученно оценила Вера. – Вы не преувеличивали!

– Так вот, когда это случилось, – Платон продолжал свой рассказ под монотонный голос жены, – с ней, конечно, началась истерика. Она плакала, причитала, потом вдруг сказала: «Я погибла! Меня никогда больше не пригласят на телевидение!» А когда приехала милиция, я вдруг... честно признаюсь, сам от себя этого не ожидал... сказал им, что за рулем сидел я!

– А она что?

Платон поежился.

– Промолчала.

– Значит, приняла как должное...

– Да нет... безутешно плакала...

– После такого любой заплачет... – заметила Вера.

...Вера и Платон танцевали в ресторанном зале.

– Собственная машина... Подруга в Алжир улетает... Жену по телевизору показывают... – с горечью говорила Вера. – Для меня это как жизнь на Луне... А я со столов объедки собираю для поросенка... Чаевые беру... При этом каждый третий норовит под юбку залезть. С официантками вообще не церемонятся. А с вокзальными – подавно...

– Замолчи! – не выдержал Платон.

– Вы даже не заметили, что стали мне тыкать!

– Извините, Вера, пожалуйста. – И Платон продолжал с душой: – Я не представляю, что бы со мной было, если б я вас не встретил. Вы меня просто спасли!

– Ну, ясно. В вашей ситуации вам нужно было, чтоб кто-нибудь подвернулся под руку. Неважно кто...

Вера и Платон продолжали танец. Платон чувствовал потребность откровенно высказаться.

– Все не так, Вера, не так все. Я вот чувствую, что последнее время живу как-то... суетливо, что ли... Ношусь с репетиции на запись, с записи – на концерт. Деньги все время нужны, деньги, деньги. Киностудия, радио... Хватаюсь за всякую халтуру... Друзей в доме не бывает. На них просто времени нет. Я жену понимаю – неохота ей готовить, посуду мыть. А кто в доме бывает? Только нужные люди. Радости от этого никакой. Дочка своей жизнью живет. Прозевали мы ее. И главное, все время на людях, среди людей, в сутолоке... А в общем-то, один я...

Оркестр сыграл свое и ушел на перерыв.

– Это судьба, – показав на эстраду, грустно улыбнулся Платон, – рояль свободен. Сейчас я буду играть для вас!

Платон отвел Веру к столику, пересек зал и уселся за инструмент.

Не сводя глаз с Веры, начал играть ноктюрн Шопена, и над ресторанным залом поплыли нежные и щемящие звуки.

Вера, тоже не отрываясь, смотрела на Платона. Было очевидно, что он ей нравится и что она растеряна.

Виолетта подошла к Вере, облокотилась о ее стул и тоже прислушалась к музыке.

– Отвали! – сердито прошептала Вера. – Это он для меня играет!

За одним из столиков ужинал знакомый нам по рынку узбек с красивой горожанкой. На этот раз на нем был превосходный модный костюм, модные туфли и неизменная тюбетейка.

Показав на Платона, узбек похвастал:

– Это мой дружок!

– Тоску он наводит, дружок твой!

– Что ты хочешь, чтоб он тебе сыграл?

– Что-нибудь ритмическое, – отвечала временная подруга.

Узбек зашагал к эстраде.

– Я тебя узнал!

– Я тебя – тоже! – кивнул Платон.

– Сыграй нам что-нибудь ритмическое, захватывающее! – Узбек положил десятку на крышку рояля.

Платон тотчас покончил с Шопеном, подмигнул Вере и объявил:

– Сейчас, в честь нашего гостя из солнечного Узбекистана, будет исполнена ритмически-захватывающая мелодия!

Платон лихо заиграл джазовый мотив, подпевая себе на никому не понятном языке, который, очевидно, он считал английским.

В зале принялись танцевать.

Около Платона угрожающе возник ресторанный пианист Шурик.

– Привет конкуренту!

– Привет аборигену! – вежливо поздоровался Платон, продолжая молотить по клавишам.

– Гастроль даешь?

– На хлеб зарабатываю!

– Зато у нас хлеб отбираешь! А ну, мотай отсюда!

– Ты музыкант – и я музыкант, – проникновенно сказал Платон. – Я в беду попал. Отстал от поезда, документы, деньги – все украли. Мне бы только на ужин заработать.

– Ты Веркин хахаль, что ли?

– Вроде того...

– Чего ужинаете? – деловито поинтересовался Шурик.

– Двести коньяку, две колбасы, киевские и две порции мороженого.

– Логично. На этом остановись! – приказал Шурик. – Больше ничего не заказывай, понял?

Платон послушно кивнул.

В это время к роялю подошла посетительница и попросила:

– У моего мужа сегодня юбилей. Не могли бы вы сыграть для него «Умирающего лебедя»? – И она протянула купюру.

– Сможешь? – поинтересовался Шурик.

– «Умирающего»?

– «Лебедя»!

– Я все могу, – уверенно сказал Платон.

– Лабай «Умирающего»! – разрешил Шурик.

...После того как Платон закончил сольный концерт, он принялся с аппетитом за ужин.

– Сказали, что будете играть для меня, – насмешливо заметила Вера, – а оказывается, играли для заработка!

– Это тот редкий случай, – Платон говорил с набитым ртом, – когда чувство и выгода совпали!

– А чего вы так ныли, – тут Вера передразнила Платона, – я, мол, неважно играю... Если честно, в нашем ресторане так никто не играл. Мне понравилось.

– Это для ресторана я выдающийся пианист, а для искусства... очень даже обыкновенный.

– Виолетта! – расправляясь с мороженым, окликнула Вера. – Принеси нам, пожалуйста, кофе, пирожное... и еще я хочу шоколадку!

– Виолетта, пожалуйста, этого всего не надо! – перепугался Платон.

– Почему? Я хочу сладкого!

– Сделайте мне одолжение! – Голос Платона звучал заискивающе. – Откажитесь от сладкого. Мы исчерпали лимит!

– Тогда другое дело. Виолетта, давай счет! – потребовала Вера.

Но Платон счет не взял.

– Виолетта, спасибо! Вы нас очень вкусно покормили.

– Когда хотим – можем, – заявила Вера.

– А счет отнесите, пожалуйста, вашему пианисту!

Виолетта направилась к эстраде. Шурик внимательно изучил счет, посмотрел на Платона и махнул рукой: мол, все в порядке.

Платон благодарственно помахал в ответ. Пианист расплатился с Виолеттой.

– Значит, теперь вы безвинно пойдете под суд! – вдруг сказала Вера.

– Не я первый – не я последний!.. – покорно ответил Платон.

– Виолетта! – подозвала Вера. – А теперь тащи нам кофе, пирожное и шоколад!..

– На какие шиши? – ахнул Платон.

– На мои! Теперь я вас гуляю!

Официантка отошла.

– Значит, пострадаете за добро? – вернулась к главной теме Вера. Голос ее звучал язвительно.

– За добро только и страдают...

– И наград, точно, не дают! – поддержала Вера и добавила: – Кстати, правильно делают.

– Добро надо творить задаром, – высказал свою точку зрения Платон. – Если за добро хотят что-нибудь получить, это уже сделка!..

– Вот вы и получите! – зло пообещала Вера.

– Это наверняка, – кивнул Платон и перешел в наступление: – А вы предпочли бы, чтобы в тюрьму посадили ее?

– Этого я никому не желаю... Но, по-моему, вы – ненормальный.

– Может быть, – согласился Платон. – Но неизвестно, что считать нормой.

– Норма – это когда справедливо! – вздохнула Вера и совершенно неожиданно предложила: – Оставьте свой телефончик. Вдруг окажусь в Москве – позвоню. Не разозлитесь?

Платон выдернул из стаканчика бумажную салфетку и стал писать на ней номер своего телефона.

– Буду очень счастлив, – проникновенно сказал Платон, – если когда-нибудь услышу в трубке ваш голос!..

После ужина Платон и Вера прощались в зале ожидания.

– Спасибо за вечер и до свидания! – нежно говорила Вера.

– Спасибо за компанию. И до свидания! – так же нежно произносил Платон. – Идемте, я провожу вас на автобус.

– Сначала я устрою вас на ночлег. Сегодня вы будете спать как иностранец, то есть со всеми удобствами.

– Оттуда нас уже выпроваживали! – Платон догадался, о каком именно месте идет речь.

– В жизни, – мудро заметила Вера, – все зависит не от начальства, а от того, кто сегодня дежурит. – И скомандовала: – За мной!

Вера привела бездомного Платона в уже известную ему интуристовскую комнату, где их встретила красивая стройная женщина в бархатном костюме.

Вера привычно заканючила:

– Юля, это пассажир, он вчера отстал от поезда. Я его сильно подкузьмила. Я его паспорт в Москву отправила, случайно, ташкентским поездом, а ни в какую гостиницу без паспорта не пускают...

– А какой мне с него навар? – лениво отмахнулась Юля.

– Он на рояле играет, – Вера постаралась продать подопечного подороже, – сногсшибательно!..

Но помочь не смогла.

– Не выйдет. Пианино у нас в ремонте! А в подкидного дурака вы, отставший пассажир, не играете?

– Значительно хуже, чем на рояле! – пошутил Платон.

– На что же вы годитесь? – Юля оценивающе осмотрела Платона. – А впрочем... сегодня никаких дипломатических лиц вроде не ожидается... Ладно, оставайтесь! Разберемся!

Это самое «разберемся» Вере очень не понравилось.

– В чем это ты собираешься разбираться?

– Ты же сама мне его подкидываешь?

– Значит, я подкидыш? – игриво спросил Платон.

– Смотри-ка, Вер, – усмехнулась Юля, – какой он у тебя бойкий воробушек.

Вера прикусила губу.

– Ну, я пошла! Разбирайтесь в чем хотите. – Круто повернулась и ушла не в духе.

Платон придержал дверь и крикнул вслед:

– Веруша, спасибо! Значит, утром увидимся в ресторане?

Вера остановилась, оглянулась, ничего не ответила и снова зашагала дальше.

Дверь захлопнулась.

– У вас с ней что? Клубника с малиной? – На Юлином лице был написан неподдельный интерес.

– Да нет, что вы... – задумчиво сказал Платон.

– Невезучая она... – произнесла Юля. – С вашей стороны намечается как – транзит или задержитесь?

Юля вынула из холодильника бутылку вина.

– Может и задержусь... – как бы размышляя вслух, тихо буркнул Платон. – Может, и нет... Вот завтра проводник ее приедет, который мой паспорт увез...

– Значит, вы про него в курсе?

– Имел такое счастье видеть! – криво улыбнулся Платон.

– Это она от одиночества! – принялась выручать Веру хозяйка интуристовской комнаты. – После того как ее муж бросил, и нехорошо бросил... В Пензе спутался с парикмахершей и по селектору доложил, гад, что из семьи уходит. Вся дорога их разговор слышала. Все не по-людски – не приехал, не повинился. А потом, через два месяца, на коленях приполз, прощения просил. Вера его не приняла. А этот Андрей... Он уже потом возник... – Юля разлила вино по бокалам. – Выпьем?

– Зачем вы меня во все это посвящаете? – сухо заметил Платон. – Меня это не касается!

– Вижу, что касается!

Без стука открылась дверь, и в комнату вернулась Вера.

Юля сразу развеселилась.

– Сейчас будешь врать, что опоздала на последний автобус!

– Вера, я так рад, что вы вернулись! – Платон засветился улыбкой.

– Я вовсе не вернулась, автобус на самом деле ушел! – склочным голосом произнесла Вера.

– Правильно, стой на своем, раз ты такая ревнивая! – продолжала развлекаться Юля и тотчас сделала дружеский вывод: – Так, здесь я теперь лишняя!

– Что за глупости?! – фальшиво сказала Вера.

– Где мне, беспризорной, голову приклонить? – притворно страдала Юля. – Пойду-ка я покемарю в комнате матери и ребенка... – и выразительно добавила: – До утра! Ох, сирота я несчастная!

– Огромное вам спасибо, Юленька! – сказал Платон.

Юля с многозначительным видом прикрыла за собой дверь.

Платон и Вера остались вдвоем.

– Никуда я не опоздала! – сразу призналась Вера, опустив глаза в пол. – Просто не хотела оставлять вас с ней вдвоем! Что вы смотрите? Да, пришла сама. Что вы молчите?

Платон во все глаза смотрел на Веру и почему-то молчал.

– Будете потом вспоминать, как застряли на промежуточной станции и подвернулась там одна официанточка. И завязался с ней романчик! Смешно... В комнате для иностранцев...

Платон все еще молчал.

– Она была, ну, не так чтобы очень... но поскольку дело-то было проездом...

– Вера, вы себя просто не понимаете... А мне кажется, я знаю вас много лет и понимаю вас... В вас нет того, что я ненавижу... Вы – настоящая! Естественная! Мне с вами легко... Я такой, какой я есть... Мне не надо притворяться... И вот на этом вокзале, смешно сказать, я впервые почувствовал себя свободным.

Вера слушала монолог Платона, и глаза ее излучали нежность.

– Вы себе просто цены не знаете, – взволнованно говорил Платон. – Вы – добрая, вы – красивая... вы... очаровательная... да, да... вы прекрасны!

– Господи! – вздохнула Вера. – Мне таких слов никто никогда не говорил!

Неизвестно, что бы сейчас произошло, вернее, известно, но... неожиданно раздался стук в дверь.

Платон отступил подальше от Веры и раздосадовано сказал:

– Нигде нет покоя!

На пороге с виноватым видом возникла Юля:

– Ребята, караул! Я понимаю, как я не вовремя! Но нелетная погода! Если б вы знали, как я ненавижу нелетную погоду! Сейчас с аэродрома мне доставят их целую стаю. Набегаюсь я тут!..

– Как это все некстати! – вырвалось у Веры.

– Да! – покивала Юля. – Авиация работает возмутительно!

– Что у вас за вокзал! – злился Платон. – Нигде нельзя остаться вдвоем!

– Ну, мы пошли! – сказала Вера.

– Вы пошли! – подтвердила Юля. – Только куда?

– К такой-то... бабушке! – раздраженно сказал Платон. – Куда нам еще деваться, бездомным?!

Они покинули интуристовскую комнату...

...Дойдя до конца платформы, они спрыгнули на землю и зашагали вдоль железнодорожного полотна, вдоль бесконечных рельсов, то сбегающихся вместе, то разбегающихся в разные стороны.

– Ведете меня к себе домой? – высказал предположение Платон. – Так, вдоль железной дороги, ближе?

– Вы что? – изумилась Вера. – Туда двадцать километров!

– Чтобы остаться с вами вдвоем, я пройду и тридцать! – расхрабрился Платон.

– Тогда потопали уж до Грибоедова, чего там!.. Вы сами оттуда?

– Да, родился на берегу реки Урал. Мы жили недалеко от парка с красивым названием «Тополя». Тополей почти не осталось, а название прежнее. А потом мать от отца ушла, мне тогда десять лет было...

– К другому ушла?

– Да... И мы в Москву перебрались. Отец у меня – его весь город знает. – Тут в голосе Платона явно зазвучала нежность. – Он детский доктор. Знаете, таких теперь нету, про таких Чехов писал. Через его стетоскоп прошли практически все жители. И те, которым под пятьдесят, и их дети, внуки... Ему в городе больше всех верят!

Пути делали крутой поворот в сторону. Вера, а вслед за нею и Платон тоже повернули в сторону. Здесь в тупике стояли пассажирские вагоны, много вагонов, самых разных.

– Понял, мы будем искать пустой вагон! – догадался Платон.

– Вы умный, но не совсем. Вагоны все заперты, чтобы шпана не лазила. Мы ищем мою двоюродную сестру, Зину, – помните, я говорила, что она проводница?

– Вера, вы мне ужасно нравитесь! – вдруг признался Платон.

Вера обернулась и внимательно посмотрела в глаза Платону, словно пытаясь понять серьезность его слов.

– Зину Минаеву не видала? – спросила Вера у проводницы, которая поднималась к себе в вагон.

– Вон там, у одиннадцатого!..

– Только вы со мной не идите, я с ней буду без вас шушукаться! – строго наказала Платону Вера...

Вера в купе стелила постель. Платон стоял рядом.

– Вот, – сказала Вера, – вам будет удобно, ну, вот и все.

Вера выпрямилась, и ее лицо оказалось около лица Платона. Платон прижался к ней и поцеловал.

Потом Вера перевела дух, отступила на шаг и сказала:

– Все! Хватит! Это добром не кончится...

– Нет, не хватит!

– А я по купе не шляюсь!

– Я знаю.

Вера насторожилась:

– Ты на что намекаешь?

– Ни на что!

– Ты что имеешь в виду? – Вера повысила голос.

– Ничего не имею в виду!

– Может, ты имеешь в виду, что я бегала в купе к Андрею! Но у нас с ним там ничего не было!

– Я тебе верю!

– Я по глазам вижу, что не веришь!

– Да тут темно! – взмолился Платон.

– Правда. У нас там ничего не было.

– Да верю я тебе, честное слово!

– Ничему ты не веришь, у тебя на уме сейчас одно... И молчи! Ничего путного у нас с тобой не получится.

– Почему?

– Потому, что я – вокзальная официантка, а ты – пианист.

– Не говори глупостей...

– Ты говоришь это, потому что тебе другого сказать нечего.

– Какое имеет значение, у кого какая профессия!

– Ты еще толкни речь про всеобщее равенство!

– Ну, Вера, я вас очень, очень прошу. Пожалуйста, не уходите, – растерянно забормотал Платон. – Для меня это крайне важно.

– Я тебя привела в мягкий вагон, – нежно сказала Вера. – Чтобы ты отдохнул. Отдыхай, горемыка.

Вера перешла в соседнее купе и заперлась. Теперь они сидели, разделенные перегородкой.

– Как ты думаешь, – нарушила молчание Вера, – какой срок тебе могут дать?

– В лучшем случае – три года.

– Я приеду на суд, – вдруг заявила Вера, – и скажу им, что это не ты сделал...

Платон уже понимал, что Вера, с ее характером, действительно может приехать.

– Тебя никто не послушает.

– А я дам показания, что ты мне сам рассказал!

– А я отрекусь! Кому поверят – тебе или мне?

– Три года – это много.

– Много, – вздохнул Платон.

– Для меня это, впрочем, значения не имеет. Ты здесь больше все равно не появишься, – с горечью произнесла Вера.

– Вера, мы с тобой взрослые люди. Этот разговор через перегородку – противоестествен. Иди сюда.

– Нет, ни за что! – сказала Вера, но при этом почему-то поправила прическу.

– Тогда я иду к тебе! – Платон встал и решительно направился через умывальник к соседнему купе. Однако дверь оказалась запертой. Платон подергал ручку.

– Наглец! – сказала Вера, но агрессивности в ее тоне не было. – Хотя по твоему виду этого не скажешь.

Платон предложил компромисс:

– Давай встретимся на нейтральной территории.

Вера подошла к двери, ведущей в умывальник. На ней было зеркало, и Вера осмотрела себя.

– Это где? В умывальнике?

– Хотя бы в коридоре!

– Никогда, – сказала Вера, и рука ее отворила дверь, ведущую в коридор. Там ее уже ждал Платон.

– Вот и я точно такой же принципиальный, – вздохнул Платон и обнял Веру...

...Утром, когда Платон проснулся, то первым делом выскочил в коридор и заглянул в соседнее купе. Веры там не было.

Платон соскочил со ступенек вагона и побежал вдоль состава к зданию вокзала...

* * *

В утреннем ресторане было безлюдно. За служебным столом собрались официантки, буфетчицы, повариха, калькуляторша. Кто-то из женщин завтракал, кто-то вязал. Калькуляторша составляла меню, а Вера тихонько напевала песню:

Пусть в голове мелькает проседь — Не поздно выбрать новый путь... Не бойтесь все на карту бросить И прожитое зачеркнуть...

Платон пересек ресторанный зал и подошел к служебному столу. Вера скользнула по нему загадочным взглядом и продолжала петь:

Какими были мы на старте... Теперь не то, исчезла прыть... Играйте на рисковой карте...

Платон поклонился, здороваясь. Вера кивнула в ответ. К Платону подошла одна из официанток:

– Платон Сергеевич, ваш завтрак – там. Садитесь.

– Спасибо, – сказал Платон и посмотрел на Веру.

– Приятного аппетита, – нейтрально сказала Вера.

– Спасибо. – Платон не сводил с Веры глаз.

Вера мурлыкала песенку, как бы про себя:

Печалиться не надо вовсе, Когда вам нечем карту крыть. Вы бросить жизнь на кон не бойтесь: Не проиграв – не победить!

По радио объявили: «Скорый поезд Москва – Ташкент прибывает на первый путь».

Платон поглядел на круглые вокзальные часы. Они показывали двенадцать десять. Вера, стоявшая с подносом у раздачи, вся напряглась в ожидании прихода Андрея.

В толпе оголодавших транзитников, штурмом бравших ресторан, Платон разглядел Андрея. Впрочем, разглядеть его было несложно. Могучий Андрей возвышался над всеми. Как и позавчера, он нес два чемодана – других, разумеется. Андрей подошел к Вере.

– Здравствуй, Веруня! – Проводник сиял сердечной улыбкой. – Ты что? Прическу, что ли, сменила?

– Сменила, – напряженно сказала Вера, но Андрей этого не почувствовал.

– Тебе идет. Верочка, товар обалденный. Два чемодана. Сапоги австрийские, легкие. По двести рублей пара. Верочка! Всего двадцать минут стоим.

Вера собрала всю решимость и произнесла:

– Я больше не буду бегать к тебе в купе. Вот так.

– Верунь, нам же деваться некуда. Я же не могу от вагона отойти...

– Ой, Андрюша! Ты меня неправильно понял.

– Чего ты?

– Случилось несчастье.

– Я так и думал! – перепугался Андрей. – Мои дыни сперли?!

– Если бы дыни...

– А там ничего другого не было.

– Я подобрала тебе замену.

– Я чего-то не понимаю, Верунь. Пойдем...

– Я тебе изменила, Андрюша.

Андрей засмеялся и присвистнул:

– Ты мужика, что ль, нашла?

Вера кивнула.

– Ну и кто этот тип?

Этот тип подошел к Андрею и потребовал:

– Отдай паспорт!

– Извини, мужик, – повинился Андрей, протягивая паспорт хозяину. – Промашка вышла... Держи твой паспорт... С меня причитается... пойди закажи что-нибудь, я приду оплачу...

– Возьми деньги за дыни! – Вера протянула пачку ассигнаций, которая была спрятана в кармашке передника. Андрей взял деньги и небрежно засунул в карман.

– Мы с тобой в расчете! – Вера вложила в эту фразу и второй смысл.

– Да, и теперь вот еще что... – встрял Платон.

– Ты отойди, – обратился Андрей к Платону, – нам с Верой поговорить надо...

– Послушай! Уходи отсюда! – угрожающе произнес Платон. – Чтоб я тебя больше на этом вокзале не видел, ясно?

Андрей захохотал:

– Так вот кто тут пристроился! Я тебе чего велел? Козел! Я тебе велел дыни стеречь, а ты чего натворил, а?

– Спекулянт! Мерзавец! – повысил голос Платон. – Пошел вон отсюда!

– Ой, как я перепугался! – скорчил мину Андрей и легко, тыльной стороной ладони, ударил Платона в лицо.

Тот не устоял – рухнул на пол.

– Значит, я тебя понимаю так, Вера Николаевна: любовь окончилась, – обратился Андрей к Вере, – остались только лишь деловые контакты.

– Мне этим тоже противно заниматься, – сказала Вера.

Тем временем Платон поднялся с пола и изо всех сил ударил Андрея.

– Ты не ушибся? – спросил Андрей и, не оборачиваясь, так врезал Платону, что пианист отлетел в сторону и свалился на пол, со звоном увлекая за собой стол с посудой.

Вера съежилась, но вела себя так, будто на ее глазах не происходило никакой драки.

– На что ты жить-то будешь, Вера Николаевна?

– Как-нибудь проживу! Жила ж до тебя – и сейчас проживу.

– На заработную плату! – заржал Андрей.

– Ага! – кивнула Вера.

– Ты знаешь, как это называется? Сколько я на тебя денег потратил, сколько времени...

– Ругай меня, Андрюша, ругай, – соглашалась Вера.

– Ты думаешь, от тебя радость какая? – Тут Андрей заметил Платона, который мутными глазами пытался найти обидчика. – Эй, товарищ! Вы не меня случайно ищете?

Платон рассвирепел. Он пошел на проводника, как танк. Но ударить не успел. Андрей мягко отпихнул противника. Незадачливый драчун опять упал.

– Ты подолом своим будешь весь перрон мыть...

– Не буду, ой, не буду...

– А я к тебе не вернусь! – Андрей не мог простить Вере, что она дала ему отставку. – На что я только польстился?.. – Андрей остановил очередную агрессивную атаку Платона и держал его на вытянутой руке. – Ну-ка, голубок. Спокойно. Вот этот тебе нравится?

– Очень нравится, Андрюша.

– Понятно. Ты хоть кем работаешь, голубок? – спросил Андрей у избитого Платона.

– Пианистом, – прохрипел тот.

Андрей отпустил его, и Платон опять рухнул на пол.

В ресторане появился знакомый нам лейтенант, по имени Николаша, обозрел поле битвы, увидел поверженного Платона, который с трудом вставал, цепляясь за стул.

– Николаша, здорово! – Андрей дружески пожал руку милиционеру.

– Что здесь происходит? Кто это вас так разукрасил, товарищ пианист?

Платон тяжело дышал.

– Да ничего, нормалек. Все в порядке! – сказал Андрей.

– Кто его избил? – громко спросил милиционер.

– Пианист из самодеятельности. Чечетку по столам бил, – невозмутимо сказал Андрей. – В салат ногой попал – поскользнулся.

Вера молчала, а Андрей ловко выдернул из брюк ремень, умело перетянул им оба чемодана с сапогами, вытащил из-под служебного столика пустые чемоданы, в которых прежде были дыни.

Из пачки денег он вынул две купюры по двадцать пять рублей. Одну засунул Вере в карман фартука.

– Это тебе, Верунь, за бой посуды...

Вторую купюру он прилепил на лоб Платона.

– А это тебе, Мендельсон, на лечение. Может, к свадьбе оклемаешься.

Затем Андрей обратился к Вере:

– Ты, Вера Николаевна, глупая женщина.

И проводник, подхватив свои чемоданы, исчез с заступинского вокзала.

Официантки, подружки Веры, подняли стулья, постелили на стол скатерть, а затем стали собирать с пола осколки.

– Николаша, ты иди. Все в порядке! – сказала Вера.

– Все в порядке! Спасибо, девочки! – подтвердил избитый Платон.

Николаша ушел. Платон и Вера остались одни.

– Тебе очень стыдно за меня? – Вера уткнулась в плечо Платона и зарыдала.

– Подожди. Сейчас. Все! Куда тебе билет брать? Говори!

Платон гладил Веру.

– В этот... в Грибоедов, а оттуда самолетом – в Москву...

– В Москву? – Вера отшатнулась от Платона. – В Москву. К той, которая по телевизору про погоду врет! – И, вздернув голову, Вера зашагала прочь из ресторанного зала. – Не трогай. Я все поняла... Конечно...

Вера проникла в билетную кассу с заднего хода.

– Мне билет в Грибоедов!

– В какой вагон? – спросила кассирша.

– В самый мягкий.

– Есть только общий!

– И тут ему не повезло, – покачала головой Вера.

Проходя через зал ожидания, Вера при виде междугородного телефона остановилась, подумала о чем-то, потом подошла к небольшому окошку, за которым разменивали монеты, и протянула рубль. Получив горсть пятнадцатикопеечных, Вера возвратилась к автомату, достала бумажку с московским телефоном Платона и набрала номер.

– Это жена Платона Сергеевича?.. Здравствуйте... Нет, вы меня не знаете... – И Вера нервно спросила: – Скажите, вы хорошо спите?.. Совсем не идиотский вопрос! – Вера бросила в автомат очередную монетку. – Как вы можете отправлять в тюрьму ни в чем не повинного человека?.. Но я-то знаю, что это не он... Вы сидели за рулем! Вы!.. Что? – Вера изменилась в лице. – Не вы?.. Он?.. Я вам не верю!..

Вера повесила трубку и прислонилась к стене, будучи не в состоянии двинуться с места...

Так она постояла немного, а потом медленно побрела в ресторан.

Платон в гардеробе приводил в порядок пострадавший костюм.

– Вот билет! – Вера протянула его Платону. – Поезд в Грибоедов через сорок минут...

– Спасибо. Деньги я вам вышлю немедленно по приезде!

– Выйдем! Надо поговорить! – вдруг потребовала Вера.

...Они шли по перрону. Молчали. Первой заговорила Вера:

– Я разговаривала с твоей женой. – Она перехватила удивленный взгляд Платона. – По телефону, конечно. Прости. Я знаю, что это подло, но я не могла удержаться. Она утверждает, что это ты сбил человека!

– Действительно так сказала? – спросил Платон.

– И каким убедительным тоном!

Платон остановился.

– Она же не может сказать правду никому, тем более – первому встречному. Представь себя на ее месте. Звонит посторонний человек...

– Но оказывается, она вообще не умеет водить машину...

– Как – не умеет водить машину?

– Так, – протянула Вера.

– Так и сказала?

– Так и сказала. И очень убедительно.

Платон долго молчал, потом произнес:

– Она права. И в протоколе записано, что это я убил человека. Так что... изменить ничего нельзя.

– Господи! Беда-то какая! – горько воскликнула Вера.

Платон нежно посмотрел на Веру, обнял за плечи.

– А ну, поберегись! – раздался зычный крик.

Они отскочили друг от друга. Автокар-разлучник потащил между ними бесконечную вереницу груженых тележек.

Сначала Платон и Вера растерянно смотрели один на другого, потом заметались в разные стороны, пытаясь соединиться. Казалось, этому дурацкому составу не будет конца. А когда звякнула последняя тележка, Платон кинулся к Вере и крепко прижал ее к себе.

Потом Вера и Платон взялись за руки и пошли к пешеходному мосту, который был переброшен через пути. Они медленно поднялись по деревянным ступеням и остановились на мосту, облокотившись на перила.

Под ними раскинулась станция со всем своим сложным хозяйством – платформами, многочисленными путями, самыми различными строениями, беспокойными маневровыми паровозами и замершими товарными составами.

– Как же ты будешь ехать до Грибоедова без денег? – забеспокоилась Вера.

– Как-нибудь доберусь...

– Возьми вот десятку! – Вера протянула красненькую бумажку. – И не говори, пожалуйста, что ты мне немедленно вышлешь...

Вдали показался пассажирский поезд. Донеслось вокзальное радио. Но что именно вещал диктор, здесь, на мосту, разобрать было невозможно. Внизу, на перроне, сразу стало полно людей.

– Это твой поезд, – догадалась Вера.

– Да, да. Это мой поезд. – Платон с горечью понимал, что через несколько минут ему придется уехать.

– Простите, если что не так! – Вера закусила губу.

– Вы меня простите. Я ведь... – начал было Платон, но Вера перебила его:

– Все было прекрасно...

– Все было прекрасно, – как эхо, повторил Платон и добавил: – Все было замечательно...

– Все было замечательно, – как эхо, отозвалась Вера. – Ну, счастливо вам добраться... Всего вам самого-самого...

– Счастливо оставаться...

– Да, да, конечно. Ну, идите, а то опять опоздаете...

Платон неловко махнул рукой и побежал по лестнице на платформу.

– У вас седьмой вагон! – крикнула вдогонку Вера. – К сожалению, общий!

– У меня скоро в жизни все будет общее! – горько пошутил Платон. – Прощайте!

Платон подбежал к седьмому вагону и сунул билет проводнику, не сводя глаз с маленькой фигурки, замершей на мосту.

Заплаканная Вера следила за тем, как Платон вскочил на подножку. Потом махнула рукой и, не дожидаясь отхода поезда, пошла прочь. Она шла по длиннющему мосту, железные фермы и конструкции высились у нее над головой, а сзади нарастал грохот поезда, увозившего Платона...

...История о том, как он встретился с Верой, и была тем самым долгим воспоминанием, которое согревало Платона все девять километров на морозной пустынной дороге от исправительной колонии до деревни.

Найти избу, в которой жил Иван Герасимович, не составляло никакого труда.

Иван Герасимович был местным умельцем, и в его мастерской – и одновременно жилье – ремонтировалось все: от холодильника до радиоприемника и от примуса до аккордеона.

– Здесь у вас наш аккордеон ремонтировался...

– Забирай! Вон он, в углу! – показал мастер.

Платон поднял аккордеон и попробовал звучание.

– Ну как? – спросил Иван Герасимович. – Чисто звучит?

– Вроде да... Мне расписаться в получении инструмента?

– Иди гуляй! У нас все по-честному! – усмехнулся мастер. – У нас вокруг одни преступники!..

Платон с аккордеоном на плече отыскал Лесную улицу и нужный ему дом. Это была обыкновенная бревенчатая изба. Окна в ней светились.

Постучал. Никто не отозвался.

Платон постучал еще раз – и с тем же успехом.

Тогда он толкнул дверь. Дверь поддалась – заскрипела и отворилась. Платон прошел через сени и постучался в комнату. Опять никто не ответил.

Он распахнул и эту дверь – и очутился в комнате. Здесь тоже никого не было. Бросался в глаза стол, накрытый белой крахмальной скатертью, и множество тарелок с самыми разными кушаньями. Стол был накрыт на двоих.

Платон поставил в угол футляр с аккордеоном, на всякий случай взял из вазы два апельсина и сунул их в карман, потом вернулся к столу, по-хозяйски пододвинул себе стул, как был, в ватнике, сел и не мешкая принялся за еду.

В разгар пиршества в комнате, с молочным бидоном в руках, появилась... Вера.

Платон поперхнулся пирожком и закашлялся. Вера поставила бидон и принялась стучать Платона по спине. На глазах у него выступили слезы. Неизвестно отчего – то ли оттого, что увидел Веру, то ли оттого, что злосчастный пирожок попал не в то горло.

Наконец Платон откашлялся, обалдело и счастливо поглядел на Веру и... взял следующий пирожок.

Вера засмеялась, достала из-под подушки кастрюлю с куриным бульоном, налила в тарелку и пододвинула ее Платону. Платон, причмокивая, хлебал бульон, не сводя с Веры влюбленных глаз. Вера полезла под другую подушку, извлекла оттуда еще одну кастрюлю и положила в следующую тарелку котлеты с вареной картошкой. Картошку Вера полила сметаной, посыпала укропом и петрушкой. Потом открыла баночку с хреном.

Платон, расправившийся с супом, накинулся на второе.

При виде того, как мощно наворачивает Платон, у Веры глаза наполнились слезами. Неизвестно отчего – то ли от радости встречи, то ли оттого, что Платон такой некормленый.

Вера подняла бидон, налила в стакан молока и подала Платону. Наступила очередь яблочного пирога. Официантка еле успевала обслуживать прожорливого клиента.

Платон взялся за пирог с такой энергией, словно до этого еще ничего не ел.

Он уплетал за обе щеки и пялил глаза одновременно и на Веру, и на яблочный пирог.

Вера смотрела на Платона с нежностью, жалостью, любовью, состраданием, восхищением и... испугом. Так как боялась, что наготовленного не хватит.

– А пирог-то подгорел! – сверкнул глазами Платон.

– Я думала, ты тут разучился разговаривать! – улыбнулась Вера. – Что ж до сих пор-то молчал?

– Предлога не было!.. – И, погрустнев, добавил: – Только зря ты сюда приехала! Ничего у нас с тобой не получится!

– Почему? – встревожилась Вера.

– Опять социальное неравенство. Ты у нас вон кто – официантка. А я-то всего-навсего – шнырь!

– Кто-кто? – не поняла Вера.

– Шнырь, по-нашему – уборщица!

– Как же я так промахнулась? – ужаснулась Вера. – Ехала к пианисту, а приехала... к уборщице.

– Да, я тебе не ровня! Ты не обидишься, если я еще немного поем?..

...Ночь миновала. Стрелка на циферблате добралась до шести часов утра. Поселок начал просыпаться. В доме на Лесной улице надсадно задребезжал будильник и даже стал приплясывать.

Но Вера и Платон, которые спали в одной постели и на одной подушке, не услышали тревожного сигнала. Они продолжали спать.

Стол был завален остатками вчерашнего кулинарного праздника. Тусклый свет раннего утра едва пробивался сквозь окно.

Вера неожиданно приоткрыла глаза и метнула взгляд на часы. Было уже без двадцати семь!

Вера вскрикнула и принялась тормошить Платона:

– Вставай! Скорее! Уже без двадцати семь!

– Я пропал! Я не успею! – Пробуждение Платона было ужасным.

– Бежим! Я с тобой! – Вера лихорадочно вскочила.

На ходу одеваясь, Платон, а за ним Вера буквально вылетели на улицу и побежали.

– О, черт! – вдруг спохватился Платон. – Я же забыл этот... аккордеон!

– Я его потом доставлю! – пообещала Вера, но Платон уже мчался обратно. Через мгновение он появился с аккордеоном на плече.

Они неслись по улице.

– Ты меня не жди, беги вперед! – говорила на бегу Вера.

– Я быстрее не могу!

– Отдай мне аккордеон!

– Ты что? Ты ведь женщина!

– Я знаешь какие подносы таскаю?

Они оставили позади поселок и торопились сейчас по безлюдной дороге, ведущей в колонию.

– Я останусь жить здесь!

– Где? – не понял Платон.

– В деревне, рядом с тобой!

– У тебя ребенок!

– Я его привезу сюда! Будет северный ребенок!

– Я тебе не позволю.

– У тебя нет права голоса! Ты заключенный.

Они бежали, бежали и на ходу выясняли отношения.

Без привычки они быстро устали от бега и выбились из сил.

– Брось аккордеон! – требовала Вера.

– Меня отпустили не к тебе, а за аккордеоном! Ты знаешь, сколько он стоит? Который час?

– Двадцать минут восьмого!

– О Господи! – вырвалось у Платона, и он попытался передвигаться быстрее.

– Слушай, пожалуйста, подай заявление о разводе!

– Прямо сейчас? Или когда добегу?

– Потом. Сейчас у нас нет бумаги и нет времени!

– Ты моя ненаглядная! – нежно сказал Платон и... неожиданно свалился на снег. – Кажется, я уже добежал. Больше не могу!

– А ну, вставай! – прикрикнула Вера. – Что ты разлегся?

– Сил нету! – коротко объяснил Платон.

– Ты – через силу!..

Вдруг на дороге показался газик, который катил в сторону колонии. Вера запрыгала, замахала руками:

– Стойте! Остановитесь!

Газик притормозил. А Платон поспешно достал из кармана зеленую бирку со своей фамилией и пристегнул к ватнику.

Приоткрылась дверца, и из машины высунулся холеный тип, одетый в темное пальто с серым каракулевым воротником, улыбнулся Вере и любезно предложил:

– Прошу вас, снежная королева, садитесь!

– Спасибо большое! – поблагодарила Вера. – Вас сам Бог послал. – И позвала: – Платон, вставай! Мы спасены! Поехали!

Платон приподнялся, но холеный тип изменился в лице и брезгливо поморщился:

– Заключенных не возим!

Он подал знак водителю, и газик укатил.

Платон и Вера растерянно глядели ему вслед.

– Черт с ним! – безнадежно вздохнул Платон. – Пусть мне впаяют новый срок! Бежать я больше не в состоянии!

Вера схватила Платона за плечи и стала приподнимать.

– Ну-ка, вставай! Живо! Хочешь, чтобы я тебя лишних два года ждала?

Платон, пошатываясь, встал, поднял аккордеон, Вера помогла взвалить его на плечо. Совершенно неожиданно, Платон припустился довольно резво – откуда только силы взялись. Вера, оступаясь и проваливаясь в снег, едва поспевала за ним.

Но сил Платона хватило ненадолго. Он снова едва волочил ноги. Наконец не выдержал, уронил аккордеон и пошел дальше, не оглядываясь.

– Миленький! – послышалось Платону сзади. – Хороший мой! Единственный! Я тебя так люблю! Пожалуйста! Иди поскорее! Осталось совсем немножко! Чуть-чуть! Ты замечательно идешь, только медленно!

– Который час? – прохрипел Платон.

– Еще семь минут! – подбадривал сзади добрый голос Веры. – Смотри, смотри какая красота – вон уже твой забор виден!

– До него еще очень далеко... Все бессмысленно... Я все равно не успею! – Платон оглянулся и увидел, что Вера плетется сзади, сгибаясь под тяжестью аккордеона. – А ну, отдай!

– Я сама!

Платон с трудом отнял инструмент и заковылял дальше.

...Тем временем в исправительно-трудовой колонии, куда так рвался Платон, заключенные уже выстраивались на плацу для утренней проверки...

...А на дороге Платон снова упал и от отчаяния уткнулся в снег.

– Вера, беги и скажи, что я здесь!

Вера сделала несколько неровных шагов и... свалилась, заплакав.

– У меня не идут ноги!..

...На плацу дежурные офицеры пересчитывали узников, которые были разбиты на несколько групп...

Вера и Платон, обессилевшие, лежали на снегу в нескольких шагах друг от друга. Буквально в ста – ста пятидесяти метрах от них виднелась заветная тюрьма.

– Как обидно, – плача, сказала Вера.

– По-моему, я умираю. Сколько времени?

– Мы уже опоздали на две минуты! – прошептала Вера и, собравшись с силами, закричала сквозь слезы, пытаясь привлечь внимание караульного на сторожевой вышке:

– Эй, скажите там... Он здесь!.. Рябинин здесь!.. Эй, на вышке!..

– Я здесь! – орал Платон. – Здесь я... Я не опоздал!..

– Он нас не слышит!

– То, что не в зоне, его не касается, – прошептал Платон.

И тогда Вера предложила последнее:

– Играй!

– Что?

– Играй. Только поскорее! И громко!

Платон понял. Дрожащими руками он стал расстегивать футляр аккордеона. Вера подставила ему свою спину, он прислонился к ней и начал играть.

– Громче! – умоляла Вера. – Громче!

В колонии заканчивалась утренняя проверка. Дежурные офицеры по очереди докладывали старшему:

– Проверка сошлась!

– Проверка сошлась!

А третий офицер доложил:

– В четвертом отряде проверка произведена. Отсутствует один!

Старший помрачнел.

– Кто?

– Рябинин!

– Рябинин? – переспросил старший. – Значит, не вернулся?

– Так точно. Побег!

Но в этот момент до плаца донеслись далекие звуки. Где-то кто-то играл на аккордеоне. Старший офицер прислушался.

– Да нет. Здесь он! Он вернулся!..

А на дороге, спина к спине, сидели две маленькие, жалкие фигурки. Прямо над ними холодно сверкало низкое северное солнце, отражаясь в ледяном накате дороги. Платон все играл и играл. И оба они так и не знали – слышат их или нет?