«Комедия о Российском дворянине Фроле Скабееве и стольничей Нардын-Нащокина дочери Аннушке»

Д. В. Аверкиев Комедия о Российском дворянине Фроле Скабееве и стольничей Нардын-Нащокина дочери Аннушке

Памяти Евгения Николаевича Эдельсона

В пяти действиях

Действие происходит при Тишайшем Царе; первое — на посаде близ Нова-города; второе — в усадьбе Нащокина, там же; третье, четвертое и пятое — на Москве. По времени первое и второе примерно на святках; третье в середине апреля; четвертое и пятое в мае.

Действие первое

Сцена первая

Действующие лица:

ВЕЛИК-БОЯРИН, с Москвы наезжий.

ФРОЛ СКАБЕЕВ, бедный дворянин.

ЛЫЧИКОВ САВВА АЛЕКСЕИЧ, стольничий сын.

ВЕЛИК-БОЯРСКИЙ ДВОРЕЦКИЙ.

ПЛОЩАДНОЙ ПОДЬЯЧИЙ.

СБИТЕНЩИК.

ВАНЬКА }

СЕНЬКА } мужики.

АНТИПКА. }

АКСИНЬЯ ПАХОМОВНА, Нардын-Нащокиной Аннушки мамка.

МОЛОДКА.

ВЕЛИК-БОЯРСКИЕ СЛУГИ.

ЛЫЧИКОВА СЛУГИ.

НАРОД ВСЯКИЙ.

Зима. Площадь на посаде. Налево лавочка подьячего, направо кружало. Народ ходит и толпится.

Площадной подьячий (перед своей лавочкой). Эй, народ православный, господа честные! милости просим, пожалуйте сюда! Не надо ль кому написать чего: кому кабалу, кому грамотку, царю ль челобитье великое. Недорого возьму: чернила-бумага по своей цене, подьячему на хлеб что кому в моготу, магарыч какой бог пошлет. (Молодка бежит.) Молодка! Эй, молодка!

Молодка. Чего те?

Подьячий. Грамотки не надо ль милому настрочить? Може, на Москву в драгуны взяли?

Молодка. Типун те на язык, чертов крюк! Ишь, в дрыгуны взяли! Самого драть, дрыгун ты проклятый. (Проходит.)

Подьячий (ей вслед). Не сердись, молодка, наше дело такое, письменное. (Входят три мужика, мнутся на месте.) Сюда, сюда! ко мне, милости прошу! Вижу, ох! вижу, по всему-то вижу: кабалу писать надоть. — За что пошли? — Сейчас настрочу. (Входит в лавочку и вынимает все свои припасы.) Как звать-то?

Ванька. Что ж, Сенька, писать, что ль?

Сенька. Писать ли?

Ванька. А что?

Сенька. Приказчик, бают, лют.

Ванька. Лютой?

Антипка. И… и… и… беда!

Сенька. Поспрошать бы кого.

Антипка. Что с спросом, что без спросу, все одно. И… и… и… беда!

Подьячий. К кому, молодцы, задаться хотите?

Сенька. Велик-боярин с Москвы наехал — слыхал ли?

Подьячий. Ивано-т Парамоныч? Как не слыхать! Кормилец, милостивец, отец родной. До нищей братии щедр, до церквей благопоспешен, во благочестии преизобилен. — Вы за что задались-то? Всем одну писать, аль каждому особь?

Ванька. Как же, братцы?

Сенька. Нечего делать, писать надоть.

Антипка. И… и… и… беда!

Подьячий (Ваньке). Тебя как звать-то?

Ванька. Иваном пиши; Иван Васильев; прозвище Лукошко.

Подьячий. Ладно. За много ль задались?

Ванька. А за три.

Подьячий. Ой ли?

Ванька. Верно. За три и пиши. А что?

Подьячий. И дорого ж взял! Ноне за полтора идут.

Сенька. Врешь?

Подьячий. Провалиться. — Еще с радостью. (Ваньке.) Ну, тебе первому. (Сеньке и Антипке.) А вам, братцы?

Сенька. А поглядим, ладно ль напишешь.

Подьячий. Я-то, площадной подьячий, да не ладно напишу? Може, за свой век, кабал ста с четыре настрочил. (Примеривается.) Ну, теперь, чур, молчать, под руку не говорить; собьюсь как раз. (Пишет и под нос бормочет.) Сего семь ты… сто… года… кабалу… за-а ро-осты…

Сбитенщик (входит справа, и потом как раз мимо подьячего проходит и шибче орет). Сбитень горячий, сбитень! Медового сбитня! Кому сбитня, кому горячего-медового!

Подьячий. Ох, чтоб те! Чуть не сбил. Под руку орешь.

Сбитенщик. Небось, на себя не напишешь! Знаем мы вас: на руку охулки не положите! Обеми народ обираете!

Подьячий. А за эти слова не хочешь ли…

Сбитенщик (уходя). Чего? (Уходит.)

Подьячий. А к воеводе?

Входит Фрол Скабеев.

Фрол. Кого к воеводе? Крапивное семя? Воеводе не треба: свой огород крапивой засеян.

Подьячий (выходя из лавочки). Фролу Скабеичу, другу любезному!

Фрол. Лисий хвост, не вертись! Не поверю.

Подьячий. Чему верить не хочешь, милостивец?

Фрол. Скажешь, у Велик-боярина не был, на Фролку, ведомого ябедника и плута, челобитья не писал?

Подьячий. Слыхом не слыхал, видом не видал.

Фрол. А рукою писал?

Подьячий. Наплели, государь, нанесли на меня.

Фрол. Ты-то что в челобитье наплел? Ну? Не верти хвостом, говорю.

Подьячий. Ох, Фрол Скабеич, друг мой любезный, сам ведаешь — чего со страху не напишешь! Под кнутом-батогом, не та на другого, на себя наплетешь. Спину-то всю батожьем да кнутьями исписали. Охо-хо-хо, так и ломит! (Хватается за голову.)

Фрол. В спину били — голову с боярских медов заломило. Эх ты!

Едет мамка на одноконных санях.

Фрол (в сторону). На ловца зверь! (Подьячему.) Ты постой, я с тобой сочтусь еще. (Идет навстречу мамке; подьячий, постояв немного, входит в лавочку, кивает мужикам и начинает кабалы строчить.)

Фрол (подходя к саням). Мамушке, Аксинье Пахомовне, много челом бью.

Мамка. Пронька, подержи-ка. (Тот останавливает лошадь.) Чтой-то, будто не признала.

Фрол (подошел). Теперь не признаешь ли? (Сунул ей денег в руку.)

Мамка (выходя из саней). Батюшки-светы! Фрола-т Скабеича не признала. Ах, я дура старая! Совсем, государь, со старости ослепла. За что, кормилец, жалуешь? Ох, государь ты мой милостивый, много ко мне, старой дуре, твоего государского жалованья; а услуги моей к тебе, государь, никакой нет.

Фрол. Свои люди, матушка, сочтемся. Ну, каково поживаешь? К нам на посад зачем пожаловала?

Мамка. Ох, государь, с ног сбилась. Боярышня-то наша никак с ума сошла.

Фрол. Вправду?

Мамка. Сам ты рассуди — человек ты разумный; что выдумала, послушай. Хочу-де суженого своего знать. Да как его, говорю, узнаешь? А вот Маврушка-де бает — девчонка у нас такая есть, сенная, Маврушкой звать — навести, мол, зеркало в зеркало промеж двух свечей, беспременно увидишь. Уж мы глядели, глядели — ничего не увидали.

Фрол. Так-таки ровно ничего?

Мамка. Ни беса лысого.

Фрол. Зачем лысого, вам молодого надо. Дальше что?

Мамка. Тут-то боярышня и спятила. Подавай-де ворожею. Есть-де ворожеи такие, что могут суженых показать. Уж я искала, искала, ноги все выходила, — ни одной не нашла.

Фрол. Ни единой?

Мамка. То есть скажу тебе, Фрол Скабеич, така беда! К которой ни толкнусь — ни одна не берется. Где-де показать! Сама пусть глядит, а сама не увидит — никто не покажет.

Фрол. И ворожеи же! Повесить их, треклятых. Вот у меня ворожея есть: та, небось, не откажется.

Мамка. Ой ли? Да где ж она?

Фрол. Хочешь, сведу тебя к ней?

Мамка. Ох, Фрол Скабеич, да за эту услугу — что хошь проси, дам. Самой себя не пожалею.

Фрол. Ладно. После сочтемся. А ты вот что — на посаде долго ль пробудешь?

Мамка. Да с час времени пробуду: к куме заехать надоть.

Фрол. Ладно. Ступай к куме. А потом ко мне поезжай. Сестру на поседки к боярышне попроси, хорошенько покланяйся, да примолви: не одна-де приезжай, старушку крёстную привози. Пусть-де старая наливочки у нас попьет, да поворожит. Чуешь?

Мамка. Слышу, государь. В точности все исполню.

Фрол. Ладно. Садись в сани, к куме поезжай.

Мамка. Спасибо, Фрол Скабеич, что на разум наставил. Прощай, соколик. Пронька, трогай.

Фрол. С богом! Трогай, ну!

Мамка уезжает.

Фрол. Прощай. (Про себя.) Покатились сани — не опрокинуться бы? В чужие, Фролка, залезаешь — не высадили бы? Ничего, за облучок придержусь; авось, проедем! (Подходит к подьячему.) Ну, крапива, теперь с тобой счеты сводить станем.

Подьячий (выходя). Какие счеты? Силом, божусь, взяли. Не сам писал — руку водили.

Фрол. Ну, ладно. А сейчас что строчил?

Подьячий. А вон людишкам кабалишки писал.

Фрол (мужикам). К кому задаетесь?

Сенька. Велик-боярин с Москвы…

Фрол. К нему? К недругу-то моему? Ах ты, крапива! (Схватывает кабалы, рвет и бросает подьячему в лицо.) Вот те кабала, вот те другая! И третья туда ж, в морду.

Подьячий. Ой, ой, ой, разбой! Ой, режут! Голубчики, помогите.

В народе смех.

Фрол. Молчи, чертова слуга. Не то…

Подьячий. Ой-ой-ой! Ой, разорил! Бумаги-чернил что изведено! Ой-ой-ой! (Набрасывается на мужиков.) Вы что, вы чего зубы скалите, а? Сказывал: бери кабалу. Чего не брал, а? Чего? Теперь плати, плати! К воеводе вас!

Антипка. И-и-и, беда!

Подьячий (на Ваньку). А? Молчишь? ты не рвал? а? Да кабала-то чья? Ответь! Твоя кабала — ты и в ответе!

Ванька. Батюшки, пропали!

Фрол (подьячему). Что замолчал? Ты еще. Наддай малость. Ату их, ату!

Подьячий. Ой-ой-ой. На гривну одних чернил пошло!

За сценой бубенцы и свист, тройка катит.

Фрол. Дьявол, не вой! Хуже будет. Слышь, бубенцы звенят: Лычиков катит. У него ловко на конюшне парят. Попрошу, захватят; так отпотчуют: до нового на меня челобитья не забудешь!

Подьячий. Батюшка, что ты? Да ведь он… он ведь разбойник, душ христианских губитель. — Ой, не буду, не буду! Прости, государь, виноват.

Фрол (поглядывая в ту сторону, откуда бубенцы слышны). Эва, катит! Скоро тебе, плуту, беда придет. Не все вору воровать, придется и под кнут лечь. Бубенцы-то! И ловко ж черт катит. У!

Голос возника (за сценой). Пади! Пади! Раздавлю! Пади!

Лычиков (за сценой). Стой, стой, говорю!

Голос возника (также). Не сдержать, расскакались!

Лычиков. А ты держи! Возник на то!

Слышны крики: «тпру» и проч., как останавливают лошадей.

Фрол. Эк разогнали — сдержать не могут!

Входит Лычиков с целой оравой слуг.

Лычиков. (бросаясь к Фролу). Фролка, дружище, скот ты этакой! Где пропадаешь, что буркал своих не кажешь?

Фрол. Откуда, черт, скачешь, народ давишь?

Лычиков. А они на дороге не стой! Да нет, ты где пропадал?

Фрол. Я чаял, ты на Москву удрал.

Лычиков. Здесь вольней! Опять: тебя люблю. Не еду, кучу. Отец зовет, а мне гулять охота! Здесь живу, не еду.

Фрол. Аль вино не все перепито? Аль пива-меды не все по полу розлиты?

Лычиков. На наш с тобой век хватит. — Ух, важно! Едем. Прокачу! И ловко ж вчера дерганули! Да что — тебя не было, без тебя не веселье. Едем.

Фрол. Погодишь. Вершник хоть один с тобой есть ли?

Лычиков. И пяток найдется.

Фрол. Так дай одного, к сестре гонцом послать.

Лычиков. Бери. С чем пошлешь?

Фрол. А ты давай, не спрашивай! (Фрол машет рукой. К нему подходит один из слуг. Фрол ему тихо отдает приказ; тот уходит.)

Лычиков. Ну, теперь едем.

Фрол. Куда ехать! Со мной беда. Вот подьячий челобитье на Москву с Велик-боярином послали.

Лычиков. Что-о? На кого?

Фрол. На меня, все на меня же.

Лычиков (слугам). Ребята, бери его пса! Клади в сани! За посадом — нагайками, а там — в первый проруб.

Подьячий (Лычикову в ноги). Ой-ой-ой! Боярин, роду великого сын! Ой, пощади, государь, помилуй!

Лычиков. После отходную пропоешь! (Слугам) Что стали? Я вас!.. Друг за дружкой перепорю. (Слуги бросаются)

Фрол. Не трожь, ребята: руки опаршивеют.

Подьячий (вскочил было, чтоб стречка дать, но услышав Фроловы слова — бух ему в ноги). Ой, Фрол Скабеич, отец, благо… ой-ой-ой… благодетель!..

Фрол. В ногах валяться, а? Строчил?

Подьячий. Ой-ой-ой, виноват, не буду!

Лычиков. Что жалеть его! Ре..!

Фрол (Лычикову). А ты молчи. Дай допрос снять. (Подьячему.) О чем писал?

Подьячий. Якобы ты — ой, государь, помилуй — ябедник и плут, народ сомущаешь… ой-ой, не буду, виноват! — Всяким воровством воруешь, властям противление чинишь!

Фрол. Всё?

Подьячий. Ой, все! Все, кормилец, ангельская, архангельская душа твоя, все! Ни словечка не укрыл.

Фрол. Ладно. Полезай в конуру. (Подьячий, словно собака, которую только что высекли, бежит в свою лавчонку. Фрол Лычикову.) Ты мне друг?

Лычиков. Чего тебе? Сказывай — увидишь, друг ли.

Фрол. Дай мужикам по рублю.

Лычиков. За что? Людишек баловать? Про что?

Фрол. А ты давай, не спрашивай. Друг ли — погляжу…

Лычиков. Эй, псы, берите! (Кидает деньги.)

Ванька (Сеньке). Брать ли?

Фрол. Чего стали? Берите! — Сенька, ты меня знаешь?

Сенька. Как твою, Фрол Скабеич, милость не знать!..

Фрол. Я у тебя брата из кабалы вызволил?

Сенька. Вызволил, Фрол Скабеич, — вечно бога за тебя молить должны — вызволил.

Фрол. Ну, и бери.

Сенька. Бери, ребята (торопливо подымают деньги).

Фрол. К Велик-боярину задаваться не станете?

Сенька. Дураки ли — задаваться! Теперь что — льгота.

Фрол. Ладно. (Указывая на Лычикова.) Благодетелю в ноги!

Мужики (кланяясь в ноги). Отец, благодетель!

Лычиков. Не валяйся — получили — гайда, к черту! (Мужики торопливо уходят.)

Подьячий (робко и извиваясь подходит к Фролу). А мне-то, Фрол Скабеич, чернил одних — как перед господом, поверь, — а бумаги…

Фрол. А челобитье? (Лычикову.) Брось ему гривну.

Лычиков (бросая). Хватай, пес! (Подьячий жадно на лету ловит.) Ишь, как собака голодная на кость!

Подьячий. Благодетель!

Лычиков. Молчи. (Фролу.) Фролка, ко мне теперь — пить. А подьячего поучить захватим.

Фрол. Не трожь, пригодится.

Лычиков. Так едем?

Фрол. Нельзя сегодня.

Голоса (за сценой). Дорогу, Велик-боярину дорогу!

Фрол. Пожди, недруг идет. Только вы — ни-ни-ни! А то (подьячему в особину грозит). Чутьем, крапива, понимай!

Входят Велик-боярин, его дворецкий, слуги.

Велик-боярин (говорит негромко и неторопливо, все одним тоном, без крику). Не говори: не знаю. Найди; где хочешь, найди. А глупыми речами мне не докучай. Не люблю. (При входе боярина все ломают шапки, кроме Лычикова. Боярин заметил это и обращается к нему.) Ты чей?

Лычиков. Божий.

Велик-боярин. Тебя спрашиваю.

Лычиков. Государев еще.

Велик-боярин (ко всем вообще). Чей такой? (Все молчат, переминаются.)

Лычиков (одну ногу выставил и притоптывает ею). Ну, Лычиков. Ну, стольничий сын — ну?

Велик-боярин. Чертишь тут без отца-то… Черту молебны правишь!

Лычиков. А ты что за правитель выискался? Что чужих учишь, своих народи.

Велик-боярин. Тебе на роду, знать, написано — дураком быть. (Лычиков пошел было, боярин вслед ему.) Да ты постой.

Лычиков (остановись). Что забыл?

Велик-боярин. Постой, пожди. Ты с неким плутом, вором и ябедой, с Скабеевым, со Фролкой, я слышал, дружбу водишь. Правда, нет ли?

Лычиков. Не плут, не вор, а мне благоприятель и друг сердечный — Фролушка Скабеев. Аль до него какое дело есть?

Велик-боярин. Посмел твой друг и плут сердечный, Фролка, со мной тягаться: якобы владею захватом и наездом Новым Лугом. За ту его великую обиду велю его в железы заковать, да на Москву свезу, царю с поклоном, чтобы выдали мне вора головой.

Лычиков. Поймаешь, крепче сторожи. (Своим.) Айда.

Велик-боярин. Постой, зачем его хоронишь, плута? Ты выдай мне, со мной не ссорься лучше; с твоим отцом сидим в одном приказе: за дурость за твою не раздружаться.

Лычиков. И сам я Фролки не видал с неделю, сам езжу да ищу; а коль найду, так у меня в усадьбе не отыщешь: не выдам ни тебе, ни воеводе. Ищи покуда, — може где найдется.

Велик-боярин. Ужо проспишься, рассуди умненько; с повинной приходи.

Лычиков. Прощай, боярин.

Фрол (без шапки, выходя вперед). Постой-ка, Саввушка. (Подходит к боярину, низко кланяется, рукой до земли, и шапки все время не надевает.) Прости, боярин, что начал, государь, без повеленья с тобою речь вести (поклон, как сказано).

Велик-боярин. Ты кто же будешь?

Фрол. А из дворянишек, из худородных, из махоньких, из бедных-ободранных, Ивашка, сын Петров, Надуй-Телятин, твоей степенности велик-боярской, премного бьет челом (поклон) и жалко просит, чтоб не велел казнить, велел бы молвить.

Велик-боярин. Ну, говори. На бедность, что ли, просишь? Аль у меня в ключах ходить желаешь?

Фрол. Я без послуги денег не беру, в ключах ходить покуда не желаю. Изволил ты, с Москвы Велик-боярин, про Фролку слово милостиво молвить, чтобы сыскать и заковать его. А уж опричь меня, на мир сошлюся, никто его не сыщет. Всех спроси — подьячего, дворецкого свово, и Савва Алексеич тоже молвит. (Указывая на Лычикова.) Он ведь не ведает, что Фролка плут, — что и его он облапошить хочет, и дружбу водит с ним; а я ему (указывает) поставлю послухов, когда прикажет, и Фролкину неправду докажу.

Велик-боярин (всем вообще). Вы что же молчите?

Фрол. Что ж, подьячий, аль не ведомо тебе, что опричь меня Фролку схватить некому, а? (Взглядывает на него.) Что ж ты, велик-боярский дворецкий, как пень, стал? (Лычикову тихо, дергая его.) Что выпучил глаза? Говори скорее — что некому. Людишки выдадут. Пропал, беда. Глянь на них построже.

Лычиков (еще нерешительно). Да, некому… опричь его некому.

Фрол (боярину, указывая на Лычикова). Ишь, шепнул только, в чем Фролкина перед ним вина, — за меня сейчас встал. (Подьячему и дворецкому.) Вы что же? (Лычикову тихо.) Прикрикни-ка на них!

Лычиков (строго). Уж коль я за Ивашку встал, вы что же? Ведь некому опричь его?

Подьячий (глянул на дворецкого). Да… некому…

Дворецкий (глянул на подьячего {Дворецкий глуп, как пень. Иначе сцена будет непонятна (замечание для исполнителей.}). И то… что некому.

Велик-боярин (Фролу). Ин, так и быть: ищи.

Фрол (с поклоном). Надо бы для сыску, с твоей милости велик-боярской, рубликов пять.

Велик-боярин. Сыщешь, отдам.

Фрол. Ты уж теперь, Велик-боярин, не поскупись. Его брать — без денег не возьмешь. Плут, ябедник. Одно слово, чернокнижник. А я его на кружало, вот с Савва Алексеичем, заманю: нальем по горло, и свяжем. Тут наезжай, и волоки на Москву. Так употчуем — до Москвы не проснется.

Велик-боярин. А верное твое слово?

Фрол. Не обману, весь мир на поруки берет. И Савва Алексеич тоже.

Лычиков (еле удерживая смех). Идет, ручаюсь! Эка шельма Фролка! Меня, ишь — поддеть задумал. Ну, и плут же, дьявол.

Фрол (со вздохом). Ох, плут, великий плут. — И вы ручайтесь! (Глядит на подьячего и дворецкого.) Ну же!

Подьячий. И я ручаюсь.

Дворецкий. Ну… и я.

Велик-боярин. Бери деньги. (Дает.)

Фрол. Спасибо великое, твоей с Москвы велик-боярской чести. Савва Алексеич, гайда! — Прощения просим. Услужу, Велик-боярин, во веки не забудешь. (Идет.)

Лычиков. Прощай, боярин. (Своим.) Айда!

Уходят: Фрол, Лычиков и Лычикова слуги. Слышны бубенцы, «тпру!», скрип полозьев, «но!».

Велик-боярин (про себя, глядя в ту сторону). Ишь, дьяволы ездят как — поди, народу немало передавили. Ну, Фролка, ты, а этот Надувай еще не поплутоватей ли будет? (Тем временем подьячий и дворецкий переглянулись между собой и пали сзади ша на колени; тот оглянулся и видит это.) Вы что же?

Подьячий. Ох, не казни, помилуй, государь!

Дворецкий (оглядываясь на слуг). А вы-то что же?

Слуги (падая в ноги боярину). Ох, не казни, помилуй, государь!

Велик-боярин. Вы что? дурману объелись?

Подьячий. Ох, государь, от бедности от великой. Промыслишка, сам ведаешь…

Дворецкий и слуги. Ой, не казни!

Велик-боярин. За что? про что? Ну, говорите же, — ну!

Подьячий. Велико наше, рабов твоих, перед тобой, государь, согрешение. Ой-ой-ой! не казни!

Дворецкий и слуги. Ой, не казни!

Велик-боярин (дворецкому). Ты скажешь?

Подьячий. Ой, государь, ведь Фролка пред тобой, сейчас вор пред твоими светлыми очами стоял.

Велик-боярин. Который?

Подьячий. Что деньги те у тебя — ой, государь! — пять-то рубликов взял.

Велик-боярин. Да вы-то что? да как же! да я!..

Подьячий. Ой, государь, не смели. Не он — Лычиков разорит. За то, что на Фролку челобитье послал, — утопить, государь, хотел. Ой, не казни!

Дворецкий и слуги. Не казни, помилуй, государь!

Велик-боярин. Э! да вы Лычиковых кнутов пуще моих испужались. Добро ж! узнаете, где крепче стегают.

Все. Ой, государь!

Велик-боярин. Не выть. В погоню. Живо! Айда! (Все вскакивают на ноги.) Тут кто не видали ли — куда поскакали.

Входят три мужика.

Велик-боярин. Эй вы, лешие! Лычикова тройка куда помчалась, не видали?

Мужики (падая ему в ноги). На усадьбу, государь, прямехонько к нему на усадьбу!

Дворецкий. Да вы верно знаете? Его ль тройка?

Сенька. Не его, чья же?

Ванька. Кто народ давит — знаем.

Антипка. И-и-и, беда!

Велик-боярин. Так на усадьбу?

Ванька. Верно, государь, хоть побожиться.

Сенька. Едва с дороги сбежать успели, чуть окаянный не задавил. Чтоб ему!..

Велик-боярин. Нечего калякать. Айда!

Уходят: Велик-боярин, подьячий, дворецкий и слуги.

Сенька (вставая). Ванька! Слышь, Васильич, вставай. Ушли.

Ванька (вставая). Много ль бросил?

Сенька. Рублевик.

Антипка. (подымаясь). И-и-и! важно!

Сенька. Я скажу, ребята, за Фрол Скабеевичево здоровье свечку поставить — вот что. Из кабалы вызволил, по рублю велел; опять: рублевик кинул. Отец родной.

Ванька. Верно.

Сенька. Вечно бога за него молить — вот что.

Ванька. На алтын не выпить ли?

Сенька (указывая). Кружало — вот оно.

Антипка. И-и-и, идем.

Уходят, запевая песню, на кружало.

Перемена.

Сцена вторая

Действующие лица

ВЕЛИК-БОЯРИН.

ФРОЛ СКАБЕЕВ.

ЛЫЧИКОВ САВВА.

ЛАВРУША, Фролов братец, лет 10-ти.

ДВОРЕЦКИЙ.

ПОДЬЯЧИЙ.

ВАРЮША, Фролова сестрица.

ВЕЛИК-БОЯРСКИЕ СЛУГИ.

У Фрола в избе.

Выходит Варюша, с маленьким зеркальцем в руках, садится и смотрится в зеркальце.

Варюша (сама с собою).

Умылась, убралася, нарядилась, Головушку гладенько причесала И стала — ну, ей богу ж! — не дурна. Сиди себе да в зеркальце любуйся: В кого, мол, Варя вышла пригожа? В кого ни вышла, только всяк похвалит, А молодец увидит, спросит: «Чья, мол? Возьму-ка девушку я замуж за-себя!» Ох, Варинька, кто нас возьмет с тобою? Ишь, как у нас все бедно, ненарядно. Полавочник совсем поистрепался. И братец не ленив, весь день в трудах, Да больше как на хлеб — не заработать. Спасибо, кормит, любит да ласкает, — А все же бесприданницей растешь! Мне жениха богатого не надо: Такого надо, чтобы был с достатком. Уж убрала бы горенку тогда! Все у меня порядливо, чистенько; Заедут гости, все хозяйку хвалят: «Коли бы мне», — промолвит холостой, — «Коли бы у меня, — женатый скажет, — Такая умница была хозяйка, Уж точно жил бы что Адам в раю; А ноне только в авсень величают, А сам живешь что Каин». И вздохнул бы… Тогда-то поздно воздыхать начнете, Теперь берите, милую хозяйку.

За сценой бубенцы.

Э, э! да это Лычиков катит. Чует, что про свадьбу вспомянула. (Поднимает окно и кричит.) Лавруша, Лавруша, где ты?

Лавруша (за сценой). Здеся!

Варюша. Коль Лычиков один — мол дома нету. А с братцем — не прогонишь. Слышал?

Лавруша (за сценой). Слыша-ал!

Варюша (опускает окно). Один ли? Верно с братцем. Не посмеет один приехать — больно робок парень. А дома, говорят, прешустрый-шустрый. Да не жених он нам — богач московский! Уйти, аль нет? Останусь, пусть посмотрит, пусть сердце молодецкое поноет.

Входят: Фрол и Лычиков.

Лычиков. Варваре Скабевне челом…

Фрол. Нечего тут: «Варваре Скабевне!» Сказано: от ворот оглоблям поворот.

Лычиков. Погоди, дай дух перевести.

Фрол. Уговор был: убирайся. Нельзя сегодня — и нельзя.

Лычиков. Ко мне когда ж?

Фрол. После дождика в четверг.

Лычиков. Нет, когда же?

Фрол. Сказано: убирайся! Приеду, увидишь.

Лычиков. Да нет…

Фрол. Ан да. Ну, слушай: жди меня три дня и три ночи, жги свечу воску ярого: приеду, значит жив. А покуда прощай. Постой ешеодну тройку, полише которая, оставь — сестру до Нащокиных прокатить. Ну, во святой час, в архангельский! (Берет Лычикова за руки и ведет к дверям.)

Лычиков. Я сам в возниках поеду.

Фрол. Шалишь, без тебя управимся. Прощай.

Лычиков. Варваре…

Фрол. Убирайся, сказано. (Шутливо выпроваживает его к двери.)

Уходит Лычиков.

Фрол (притворив двери, к сестре). Гонец от меня был ли?

Варюша. Был, братец.

Фрол. А Нащокиной мамка?

Варюша. Как же, братец,

Фрол. Просила?

Варюша. Просила.

Фрол. И с крестной?

Варюша. С нею, братец.

Фрол. Ты все ли ей сказала, что с гонцом приказано.

Варюша. Все, братец; только когда ж крестная моя ворожит?

Фрол. Сегодня станет.

Вapюша. Что ж, мы за ней заедем, что ли?

Фрол. Увидишь. Ты вот что: бабкина шуба беличья где лежит?

Варюша. А на вышке, в сундуке-то.

Фрол. А кика там же?

Варюша. Там, братец.

Фрол. Ладно. Ты здесь подожди. Я мигом наверх только сбегаю.

Уходит Фрол.

Варюша (одна). Что он задумал — не пойму ничего.

Дверь приотворяется, из нее выглядывает Лычиков.

Лычиков (шепотом). Варвара Скабевна! Варюша. Кто там? Лычиков. Он же все, Лычиков. Варюша. Братца что ль надо, так вышел. Лычиков. Не братца, нету, тебя. Варюша. Меня зачем же? Лычиков. А как бы… Эх, пропадай ты! (Входит.) Варюша. Что смотришь: видно хороша я? а? Лычиков. Как хороша-то! Мало все отдать. Варюша. Ты половину. Что ж стоишь, как дурень? Лычиков. Поцеловал бы — только, лих, не смею. Варюша. Не смей; я осержусь. А хочешь? очень? Лычиков. Что спрашивать! Еще бы! да робею, Не смею подойти, дрожу да млею. Варюша. Ишь, оробел! Ишь, я какая вышла! Как хороша-то! Хочет целовать. Нет, ты скажи по правде, хороша ли? Лычиков. Ох, не томи! (Помолчав.) А что ж, поцеловать-то? Варюша. Как станешь под венец — и поцелуешь, А раньше — ни! Лычиков. Нельзя? Варюша. А хороша я? Лычиков. Не видывал такой, и не увижу! Варюша. А под венец-от станешь? Лычиков. Хоть сейчас. Варюша. Отец благословит ли? Лычиков. Ох, не знаю! Да что отец! поедем прямо в церковь, Без спросу обвенчаемся! Варюша. А с спросом? Лычиков. Не все ль равно? Варюша. Не все. Лычиков. Что ж, Варя, так мне и пропадать? Варюша. И пропадай. Лычиков. Меня не любишь? Варюша. Женись, увидишь. Лычиков. Экая ты, Варя! Варюша. Я зимняя, морозная Варюха. Знобить тебя хочу, дружка, да мучить, Все сердце вызноблю — и все затем: Узнать хочу, меня ты крепко ль любишь? Отца упросишь, значит — полюбил. Лычиков. Я упрошу — ты поцелуй в задаток. Варюша. Обманешь? Лычиков. Нет, божусь; ей-богу. Варюша. Право? Женою поцелую, раньше — ни. Лычиков. Ох, Варя, Варя! ты меня не любишь! Варюша. Ну, не люблю — А может так люблю. Что веко-т на тебя не нагляжуся, — Что без тебя с лихой тоски помру? Боюсь, обманешь. Не за то боюся, Что брата осрамлю; а то мне страшно, Что бросишь ты меня, забудешь Варю. Такой жены, как я, другой не сыщешь; До смерти проживешь со мной любовно, Все глядючи мне в ясны очи, речи Забавные, веселые мои, Все будешь слушать — вовек не наскучат. Зачем потайно хочешь обвенчаться? Уж я ли, девица, да не мила? Аль без меня ты проживешь счастливо? Мне без тебя — темнее ночи солнце, Тебе ли без меня — день ясный светел? Лычиков. Ох, Варя, Варя! Варюша. Что загоревал-то? Уж лучше Вари не найдешь невесты. Проси отца, упросишь — славно будет. Какая ж будет у тебя жена: Веселая пригожая Варюша! Лычиков. Я упрошу. Варюша. Нет, лучше не проси. Чай, на Москве уж сыскана невеста, — Не то, что я, — тебе как раз под пару; Богатая, боярышня, кривая, Коса болтается, что хвост мочальный, Толста-то ровно бочка-сороковка! Век в терему росла; с мужчиной слова, Как родилась, не молвила. А я-то? Куда мне супротив ее — далеко! Простая, деревенская девчонка: Росла на воле, ровно цветик в поле. Покойник батюшка задумал было Мне теремок построить — не достроил — Не по достаткам — так и развалился. Нет, не женись на мне. Лычиков. А я женюся. Варюша. Постой, не братец ли? Беги скорее! Лычиков. Хоть ручку дай. Варюша, На ручку, поцелуй. А ты целуй да помни, что сказала. Лычиков. Не позабуду. Варюша. Хорошенько помни (отнимая руку). Ну, ну, иди. Пора. Лычиков. Прощай, голубка.

Уходит Лычиков.

Варюша (сама с собою). Упросит ли? Не так ли обвенчаться? Нет, Варинька, пождем еще, голубка! Не перестарки мы с тобой — успеем! «Все подожди, да жди, еще пожди!» Уж подождем, куда ни шло, Варюха.

Входит Фрол, переряжен старухой.

Фрол (входя). А что, Варюша, хороша ль из меня, Фролки, бабка вышла?

Варюша. Братец! Фролушка! Да это ты?

Фрол. Братцем не зови, крестной величай.

Варюша. Да как же?

Фрол. Умница ты у меня, Варюха, а догадки не имеешь. На Аннушке, на стольничей дочери, жениться хочу: молодцом нельзя — старухой обвенчаюсь.

Варюша. Да полно, братец!

Фрол. Полно и тебе. Я ведь не Лычиков твой: задумал, сделал. Помни же: я не Фролушка, не братец, а крестная твоя. Почитай меня и уважай.

Варюша (отступая и глядя на него). Н-ну, молодец! Н-ну, выдумал! За это — н-ну, уж расцелую тебя. (Подбегает и начинает целовать.)

Фрол (шутливо отбиваясь). Потише! Ой, Варька, усы замазкой мазаны — испортишь. Тише же, кику сронишь.

Варюша (отступила опять). Дай поглядеть. (Поглядев.) Ой, братец… то бишь, крестная… Ха, ха, ха! (Звонко и весело хохочет.)

Фрол. Полно смеяться. Ехать время.

Варюша (смеясь). Н-ну, выдумал… то бишь, выдумала… Ха, ха, ха! Боярышня-то теремная! Ха, ха, ха! Уберегли!

Фрол. Да полно ж. — Аль нет, еще посмейся. Попаду ли в голос… Как бабы-те хохочут? Ха, ха, ха! (Смеется тонким голосом.)

Варюша. Чудесно: не отличишь! Ха, ха, ха! (Оба хохочут.)

Фрол. Ох, дурак, не молоденькой оделся! Не смеяться — кашлять надо. Ты вот что: лучше спроси что, говори — со мной. По-старушечьи ль баить стану?

Варюша. Ну, крестная, как тебя бог носит?

Фрол (старушечьим голосом). Ох, уж какое; у нас, старух, здоровье живет: при смерти ходим. (Своим.) Ладно ль? С провизгом? По-бабьи?

Варюша. Чудесно. — Уберегли боярышню… Ха, ха, ха!

Фрол. Ну, едем. — Аль нет, постой. Сядь-ко, посиди.

Варюша. Зачем?

Фрол. Ноги меня не слушают, все врозь едут. Не умею по-вашему, по-женски, сидеть. Примеривался на сундуке — не выходит.

Варюша (садится). Ну, вот села.

Фрол (смотрит, как). Дай поглядеть. Э, вот оно! (Сел.) Так ладно ли?

Варюша (встала). Чудесно.

Фрол(вскакивает). Ну, надевай шубейку. Едем.

Варюша. Бегу. (Целует его.) Дай поцелую разик. (Бежит.) Уберегли! Ха, ха, ха! Боярышню!

Уходит Варюша.

Фрол (один, беспокойно ходит). Ох, Фролушка, тонок ледок — не выдержит. Ох, господи! (Останавливается.) Что еще-то? Ох, забыл было. (Точно припоминая.) Дверь отворить? — да. А там… да, да. (После небольшого молчания.) Заговор {Заговор на сцене выпускается ради быстроты действия.} сказать надо.

Выйду я в чистое поле, Взмолюся трем братьям — трем ветрам: Ветры, буйные вихори! Всюду, вихори, веете, Тучи с грозой совиваете! Свейте со моря полночного Кручину, тоску ли тоскучую, Тоскучую тоску, жгучую! Несите ко девичью терему, Ко стольничей дочке, свет-Аннушке. — Пробейте стрелою булатнией Ретиво сердце, груди белыя! Зажгите-огнем негасимыим Тело и душу, мысли и помыслы, — Чтоб она по мне, молодцу, Сердцем горела, кровью кипела, Тоской тосковала, покою не знала. Темною ночью, ясной зарею Целовала молодца, меня, миловала, Ко белым грудям прижимала. Вещее слово не минется, Девица с молодцом слюбится; Слюбится, сладится: сбудется. Заговорил. Моей навеки стала; Тоска тоскучая на сердце пала. Ох, не тоскуй, — приду, тебя утешу… Помолчав, сел на лавку. Что ж сестрёнка не бежит? Стой: Лавруша где ж? (Подходит к двери.)

Эй, Лаврушка, постреленок!.

Лавруша (за сценой). Здеся.

Фрол. Беги сюда!

Входят: Лавруша и Варюша.

Варюша. Готова.

Фрол. Сейчас. Братцу наказ дам. (Лавруше.) Стой, слушай, на ус мотай. Лычикова кони здесь?

Лавруша. Тройка здесь, на другой укатил. Да ты, братец, как это?

Фрол. Видишь, бабкой нарядился. Святки на дворе. А ты вот что: наедут некаки люди, соври им что. Только не болтай, что с сестрицей, в старушечьем уборе, уехал. Чуешь?

Лавруша. Что ж соврать-то?

Фрол. Сам придумай. Раз дернут за ухо эдак (дергает за ухо; тот вскрикивает: «ой, братец!»), одно соври; другой — покрепче (то же), и ты наддай; а третий вот эдак (опять то же), тут соври что неслыханное, чему поверовать нельзя: удавился я, что ли, скажи. А правду скажешь, не поверят, бить будут. Понял? (Дернул еще раз за ухо.)

Лавруша. Ой, ой, ой, понял!

Варюша. Да за что ты его?

Фрол. Наказ даю — не забыл бы. Ну, катим! (Идет.)

Варюша. Прощай, Лавруша. (Целует его.) Не плачь, голубчик, гостинцев привезу. Разных, сладких; много, много!

Лавруша. Обманешь?

Варюша. Право ж, привезу.

Фрол (в дверях). Гляди ж, Лавёр, не посрами рода Скабеева! Прощай. (Идет и оглядывается.) Да подольше чужих в избу не пускай. (Сестре.) Айда! (Уходит; Варюша еще раз целует братишку и бежит за Фролом.)

Лавруша (один). Вот и ушли (прислушивается) и покатили! Каки еще чужи люди наедут? Что соврать-то? Ох, боязно! — Двери запереть (исполняет). Покинули меня, бросили! Аль стучит кто? Хоть бы Иван-работник вернулся. А то никем-никого. Сяду да зачураюсь. (Сел.) Чур меня, чур! Сосну-ка. (Примащивается.) Во сне горе забудешь. А больно братец ухо надрал — горит. (Лежит некоторое время молча; стук в окно и двери.) Ой, стучат! Ой, кто там?

Голоса. Отворяй, дьяволенок! Живо!

Лавруша (не сходя с места). Да вам кого?

Голоса! Отворяй! двери выломим. Ломай! (Ломятся; запор отскакивает.)

Входят: дворецкий и слуги.

Дворецкий (входя). Скажи боярину: сломали, мол. (Один бежит; дворецкий, подходя к Лавруше и схватив его за ухо.) Ты что ж, чертов пискленок, не отворял? а? Хозяин дома?

Лавруша (быстро и испуганно). Ой, ой, ой! я не хозяин, и братец мой — тож не хозяин! Иван-работник хозяин, да и тот по дрова в лес уехал!

Входят: Велик-боярин, подьячий, еще несколько слуг.

Велик-боярин. Вот оно, Фролово поселье. Не пышно живет. (Дворецкому.) Что ж, дома?

Дворецкий. Постреленок, государь, бает: нетути.

Велик-боярин. Подвинь его сюда. (Дворецкий исполняет.) Сказывай правду. (Берет его за ухо.)

Лавруша. Ой, ей-богу, дома нету! (Его опять — за ухо.) Ой, не бывал, с утра не бывал, со вчерашнего не приезжал.

Подьячий. Прутиков бы нарезать, розочкой постегать; откуда и правда возьмется: дивное дело, государь.

Велик-боярин. И то.

Лавруша. Ой, без прутиков, государь, скажу. Ой, про все сдоложу. Сестрицы нету, ой, ей-богу нету! И Иван-работник не бывал.

Подьячий. Право бы, государь, розочкой.

Велик-боярин. Нарежьте.

Дворецкий. Да мы его, коль государь укажешь, в кнутья.

Лавруша (затопал на месте). Ой, был, был, был, был, был! Ой, с Лычиковым был!

Велик-боярин. А-а, с Лычиковым!

Подьячий. Ишь, розочка-то правдивая какая!

Велик-боярин. А теперь где?

Лавруша. Приехал, ой, а сестрица с утра к Нащокиным уехала, а Иван…

Велик-боярин. Ты опять! (Дернул за ухо.)

Лавруша. Ой, расскажу. Сундук схватил, ворошил, ворошил, все переворошил — да на сани. На Москву, мол, с Лычиковым бегу. На Москву, мол, а тут-де неведомы люди наедут — обмани. Уши надрал, горят. (Остановился, и потом — вдруг, точно спохватясь.) Ой, все!

Велик-боярин. У Лычикова тож сказали. Ну, на Москве от нас не убежит.

Подьячий. Струсил заяц, да прямо на охотника. — А тут, государь, сестренка у них есть — ту бы поспрошать.

Велик-боярин. Выбегла бы на крик: знать, вправду дома нету.

Лавруша (оправившись). Истинно, государь, нету: у Нащокиных — хоть туда поезжай.

Велик-боярин. Ладно. (Своим.) Айда! На Москве сыщем. (Идет.)

Подьячий. А все бы, государь…

Велик-боярин (остановился). Не учи курицу, сама яйца носит. — Айда!

Уходит Beлик-боярин, за ним и другие.

Лавруша (один). Ушли ли? (Осматривается и начинает прыгать.) Ушли, ушли, ай-люли, ушли! — А ухо-то — шибче, чем братец. Ладно ль соврал-то? Ой, и сам не помню. Братец спросит — что ответить, не знаю. Со страху намолол что-то. Да ладно — ушли! А теперь спать. И темно уж. Скоро засну. После слез спится, заметил. (Ложится и начинает засыпать.) Сестрица гостинцев… много, много… ухо-то… все гостинцы горят, все надранные… каки ушки-те, сладкие, хорошие! (Уснул.)

Занавес опускается.

Действие второе

Действующие лица

ФРОЛ, под видом ворожеи.

АННУШКА, стольничья Нардын-Нащокина дочка.

ВАРЮША.

МАМКА.

ГРУША }

МАША }девушки в гостях у Аннушки.

МАВРУША }

ДАША } сенные девушки.

ГОСТЬИ; СЕННЫЕ ДЕВУШКИ.

Светлица в Нащокинском терему.

Мавруша, Даша и другие сенные убирают светлицу. В светлице налево стол, на нем стоит зеркало, подле лежит другое поменьше; приготовлены две свечи в подсвечниках. Двое дверей прямо и сбоку. При поднятии занавеса, за сценой слышны звонкие бубенцы; девушки бегут к окнам; Мавруша, вскрикивая: «Ой, кто это?» бежит в двери. Из боковых дверей входит мамка.

Мамка. Все ль у вас готово?

Даша. Все, мамушка, готово: свечи засвечены, зеркала припасены.

Мамка. Ладно. — Маврушка где же?

Даша. А услышала, бубенцы звенят — на крыльцо побежала: кто приехал — поглядеть.

Мамка. Ох, вор девка! До всего ей дело есть!

Вбегает Мавруша.

Мавруша (не замечая мамки). Девушки, девушки! Знаете, кто приехал?

Мамка. Куда, пострел, летала?

Мавруша. Ах, мамушка!..

Мамка. То-то: «мамушка!» Постой ты: доберусь я до тебя.

Мавруша. Да за что же?

Мамка. А за то: летунья ты да шмыгунья! Повсюду летаешь; день-деньской — по лестнице шмыг да шмыг! Теперь куда летала?

Мавруша. Ох, мамушка Аксинья Пахомовна, кабы ты слышала, каково громко бубенцы звенели, — ты бы не выдержала, побежала. «Кого, мол, бог дает — эдаких бубенцов отродясь не слыхивала. Верно, кто незнакомый». Выбегла я на крыльцо, глянь…

Мамка. Кто же?

Мавруша. Она!

Мамка. Кто она-то?

Мавруша. Она сама; ворожея-то.

Мамка. Ой ли? Где ж она?

Мавруша. По лестнице бредет; дочка что ль ее крестная под руку ведет, а она идет да клюшкой постукивает. Страшно таково.

Даша. А стара она?

Мавруша. У, древняя-предревняя старуха. — Мамушка наша в внучки ей годится.

Даша. А лицо у нее, Мавруша, страшное?

Мавруша. Ох, престрашенное! Глазище — что ямища, головища — пивной котел, нос — что чертов крюк. А на лице-то, окромя глаз да носа, ничего нет!

Даша. Ой! — Неужто у нее под носом ничего нет?

Мавруша. Ничегошенько нету: ни рта, ни бороды; платком только под носом подвязано.

Мамка. Ой, врешь, Маврушка! У страха-то глаза велики. Коли б у нее под носом рта не было, чем бы она говорить стала?

Мавруша. Ох, мамушка, зачем ей рот?.. Они ведь, ведьмы, духом говорят.

Мамка. Каким духом еще?

Мавруша. А бес в них сидит, так его бесовым духом и говорят. Оттого и отгадывают. Батюшки, да вот и она! Слышь, клюшкой стучит!

Входят: Фрол, наряжен старухой; Варюша.

Мамка (идя навстречу). Варвара Скабевна! Здравствуй, голубушка! Что, крестную привезла ли?

Варюша. Привезла, Аксинья Пахомовна. Вот она перед тобой стоит.

Мамка. Здравствуй, старушка моя древняя, — назвать не знаю…

Фрол. Бабкой зови, бабушкой. Всем я вам в бабки гожусь.

Мамка. Знать тебе, бабушка, много лет.

Фрол. Много, много.

Мавруша. А сколько?

Фрол. А как родился твой дед, было мне с хвостиком сто лет, — а с тех пор я и счет потеряла. Сама, разумница, почти, коль сумеешь.

Мамка. Что ж, бабушка, поворожишь ты нам сегодня?

Фрол. Для-ча, мамушка, не поворожить? Тут, что ли, ворожить станем?

Мамка. Боярышня-то тут приготовить велела. Видишь: стол накрыт; зеркала тут же, свечи засвечены, — только тебе по нраву ли здесь будет?

Фрол. Где девице любо, там и ворожить станем. Опять: светлица — покой нежилой, духа человеческого тут меньше.

Мамка. Тебе, бабушка, лучше знать.

Фрол. Только вот что: слово мне тебе про боярышню молвить надо, — да так, чтобы ни единая душа не слыхала.

Мамка (сенным). Вы что, дуры, уши пораспустили — убирайтесь. (Девушки идут.)

Фрол. Варюша, пойдем-ка к сторонке. (Отходят; он, тихо.) Ты что ж, Варюха, дурой стоишь?

Варюша (тихо же). Ох, братец, боязно.

Фрол. Чего, глупая, боишься?

Варюша. За тебя все.

Фрол. За меня не бойся! Ты — веселей: а то дело все испортишь. (Громко.) Ты с девушками ступай! (Мамке.) Вот, мамушка, велю дочке крестной к боярышне идти, а она робеет. Ты бы проводить ее приказала.

Мамка. Маврушка, проведи Варвару Скабевну к боярышне. (Варюше.) А ты, голубушка, не бойся.

Фрол и мамка остаются вдвоем.

Мамка. Что, бабушка, прикажешь?

Фрол. От Фрол Скабеича слово есть.

Мамка. Что он, милостивец мой, приказать велел?

Фрол. А велел молвить: попроси-де, чтобы за сестрой приглядела, чтобы девушки Варюши моей не обидели. А благодарность вот вперед отдать велел. (Дает деньги.)

Мамка. Ой, что-й ты! да тут, много!

Фрол (своим голосом). А пять рублей ровно. (В сторону.) Боярские!

Мамка. Ох, скажи ему, голубчику…

Фрол. Аль не узнала?

Мамка. Что узнать-то, бабушка?

Фрол. Не узнаёшь, сам повинюсь. Вот он, Фрол, перед тобой стоит, в ноги тебе поклоняется (в ноги): не выдай, мамушка, озолочу…

Мамка. Ой!.. что ты!.. встань. Не равно услышат… войдет кто…

Фрол. Я встану (встает). Только не выдавай; тебе ж беда будет — узнают.

Мамка. Ох, беда пришла!.. Ох, Мати Пресвятая! Взыграние Твое небесное!.. Есть голова на плечах, нет ли — не чую. Замшило — туман стоит — ничего не вижу.

Фрол. Ты, мамушка, будто ничего не знаешь: твое дело — меня с боярышней ворожить оставить, а уж я ее заворожу. Оплошаю, не твоя вина. А мне сдается — оплошать трудненько. Заговорена она у меня, обезволена. Моя теперь!

Мамка. Ох, уж право, государь, не знаю, не ведаю. Верь не верь, головы на плечах не чую.

Фрол (по плечу ее потрепал). Эх, мамушка, Аксинья Пахомовна, полно-ка! Пять рубликов получила — и довольно; немало передавал, давно за десяток перевалило, — не даром же, не за красоту же твою дарил. Пора давно б сдогадаться.

Мамка. Ох уж, Фрол Скабеич, с тобой, соколик, не сговорить, видно. Не то боярышню, меня старуху заговоришь — захочешь.

Фрол. Корысти нет тебя заговаривать. А то диво ли!

Мамка. Ну, ну, знай, помалчивай.

Фрол. Тс… девки идут. — Нашла ль голову-то?

Мамка. Ох, соколик! С тобой, и вправду, потеряешь — сыщешь.

Входят: Аннушка, Варюша, Груша, Маша, Мавруша, Даша, гостьи, сенные девушки.

Аннушка (входя, мамке). Ты что ж меня не зовешь? Ворожея приехала, а ты и сказать не пришла.

Мамка. Нельзя было, золотая. Мы с бабкой вот, для тебя ж все устраивали.

Аннушка. Это что ль ворожея?

Фрол. Я, государыня, я.

Аннушка. Ох, старая какая!

Фрол. Стара, государыня, стара, а тебе молодого покажу.

Глаша (смеясь). Как еще покажешь, поглядим!..

Фрол (грозя пальцем). И тебе, невера, покажу; хоть тебе век замужем не бывать.

Глаша. Коль мне замужем не быть, кого ж покажешь?

Фрол. А есть у нас у всех женишок знатный — в деревянном кафтане ходит, смертным часом звать.

Маша. Ох, бабушка, что пугаешь-то!

Фрол. А вы над бабкой не смейтесь!

Мамка. И то, девушки, над ворожеями никогда не смейтесь. Они, ворожеи, вороватые, завсегда повредить могут. (Аннушке.) Что ж, царевна моя белая, призадумалась? Аль ворожить раздумала?

Аннушка. Ох, страшно стало. Ишь она, ворожея, строгая какая.

Фрол. Меня, старой, не бойся. Я только к вострухам строга, а скромниц люблю. Аль и ты не веришь, что покажу? Так вот дочку мою крестную поспрошай — правду ль говорю.

Аннушка. Вправду, Варюша, ты суженого своего видела?

Варюша. Видала, боярышня.

Аннушка. В зеркале?

Варюша. Да, в зеркало крестная показала.

Аннушка. А наяву после не случалось?

Варюша. Видела одного паренька — точь-в-точь; и не здешний, московский — а случится ли выйти за него, еще не знаю. Сдается, будто и выйду.

Аннушка. Ой?

Варюша. Хоть побожиться.

Аннушка. А не страшно… в зеркало глядеть?

Варюша. Сначала боязно, а там — ничего. Ну, а как он явится — тут сердечко защемит, точно кольнет кто, даже вскрикнешь.

Аннушка (помолчав, Фролу): Ну, была не была, — ворожи, бабка!

Фрол. Ладно. Ну, а на примете у тебя молодца нету?

Аннушка. Где быть! Я из терему ни шагу.

Фрол. Ты теперь, мамка, ответ держи. Отец с матерью на Москве женишка какого не отыскали ли? Не слыхала?

Мамка. Нету, бабушка, не слыхивала.

Фрол. Сама, старая, на кого не подумала ли?

Мамка. Сама — повинюсь — женишка заприметила; не знаю, боярышне как — по нраву придет ли?

Аннушка. Еще какого жениха приметила? А мне небось, старая, не скажешь!

Мамка. Согрешила, боярышня, подумала. Не богат женишок, Да пригож. А по имени Фролом звать, по отчеству Скабеичем величать.

Груша. Хорош жених!

Мамка. А чем, востроглазая, дурен?

Груша. Тем, что ведомый плут — мамонька сказывала.

Мамка (осердясь). Много твоя мамонька знает, за то и состарилась скоро: сорока нет, а волос сед.

Груша. Сед ли, нету — не тебе судить! А что он вор, так вор. Вор, вор, вор!

Мавруша (схватив Грушу за руку). Что ты, боярышня! В своем ли ты уме? Ведь она, ворожея, Фролова крестная!

Маша. Ох, Груша! Опять попалась!

Мавруша (живо, Аннушке). Да и неправду про Фрола бают: я его в церкви видала — таков-то хорош!.. хоть тебе, государыня, так в версту*, я, грешным делом, сама богу поклон, а глаза на него норовят.

Аннушка. Ну, худ ли, хорош, только вряд ли мне за ним жить.

Фрол. Не говори, дитятко, чего не знаешь. Своей судьбы никто не ведает.

Аннушка. Ну, ладно, он ли, другой, давай, бабушка, ворожить. — Да ты шубы что ж не снимешь — жарко ведь.

Фрол. И, государыня. Дело мое старое: тебя кровь молодая греет, а у меня и крови-то нету — только кожа да кости остались.

Аннушка. Ты хоть платок бы развязала.

Фрол. Нельзя, дух выйдет.

Аннушка. Какой дух?

Фрол. Ты думаешь, ворожба — дело легкое? Шутишь! Я сегодня целый день готовилась: все по избе часа три прыгала, вертелась да приговаривала: «ух, ух, накати дух!»

Мавруша (почти вскрикивая). И накатил?

Фрол. Вестимо, накатил.

Мавруша (толкнув мамку). Я сказывала…

Мамка (тихо). Нишкни!

Фрол. Ну, теперь все ступайте, вдвоем меня с боярышней оставьте. Ты, мамка, гляди, чтоб на десять сажон духу человечьего не было: не то — боярышню испортишь. Да меня и не обманешь: на три аршина в землю вижу. (Строго стучит клюшкой.) Коли крикнет, не полошайтесь. Пока не позову — не входите. (Опять стучит.)

Мамка (Аннушке). Выйти, государыня, прикажешь?

Аннушка. Ну… идите, идите.

Все, кроме Аннушки и Фрола, уходят.

Фрол. Ну, садись, дитятко, вот тут. Так (она села). Свечи здесь вот поставим. Бери зеркальце. Наводи — вот эдак. Смотри.

Аннушка. Ох, бабушка, страшно.

Фрол. Не бойся: я тут буду. Шептать в уголку стану. Только ты отнюдь не оглядывайся, пока не велю: беда будет.

Аннушка. Ох, страшно! Руки дрожмя дрожат.

Фрол. Нишкни.

Аннушка сидит перед зеркалом; Фрол отходит, снимает потихоньку шубу и кику, отирает усы, охорашивается, и затем на цыпочках подходит и становится сзади Аннушки. Она видит его в зеркало, вскрикивает, закрывает лицо руками и припадает головой к столу.

Фрол (старушечьим голосом). Что, дитятко? увидала, знать?

Аннушка. Ох, видела, видела! — Что, бабушка, суженый это был?

Фрол (также). Ряженый, дитятко, ряженый.

Аннушка. Разглядеть только не успела. Еще нельзя ли?

Фрол. А ты оглянись.

Аннушка оглядывается, хочет вскрикнуть и не может. Фрол также молчит. Оба смотрят изумленными глазами друг другу в лицо.

Аннушка (слабо). Так ты…

Фрол. Я — Фрол Скабеев. Жив стою Перед тобой: тот самый — что сегодня И плутом здесь, и вором величали. А я не вор… Аннушка (опомнясь). Нет, вор. Зачем ко мне Ты в терем девичий забрался? Думал, Что на тебя управы не найду, — Что волен ты со мной, что хочешь, делать? А коль я крикну, да сбегутся люди… Фрол. Тебе же хуже будет. Все узнают, Худая слава побежит по людям: «Мол, у Нащокиной-то в терему Мужчину молодого изловили». А сведают: изловлен я, — прибавят: «Мол, Фролка своего не упустил». (После молчания, с уверенностью.) Да ты не крикнешь… Аннушка. А сейчас скричу. Фрол. Как оглянулась — закричать хотела, Да духу не хватило; а теперь… Аннушка. Тогда-то я перепугалась насмерть; Теперь опомнилась, сейчас скричу… Фрол (полушутливо, полугрозно). Ан не скричишь! Шалишь. Нельзя тебе! Ты думаешь, что я пошел сюда Так, без опаски, как пришлось? — Ошиблась! Я на походе заговор прокликал; Заговорил, чтоб ты меня любила: Нет воли у тебя теперь — моя ты, В моей ты воле и в моей ты власти! (После молчания.) Что ж, правда-т нешто не моя? Скричала ль? Скричала ли? (Более ласково-шутливым тоном.) Да полно же, Анюта… Ведь я не лютый волк, не лиходей Какой! Куда, далеко! — На меня, брат, Чуть полюбовнее девчонка взглянет — Я и растаял, словно вешний снег От солнышка. (Настойчиво, как дети просят.) Взгляни и ты, взгляни же! (Аннушка взглядывает.) Ну, вот взглянула же! Ну, вот спасибо! Спасибо! (Тоном, каким с нравными детьми говорят.) Ну, о чем, о чем опять Нахмурилась? Ты слушай, что скажу: Да из меня — все лаской можно сделать; Ну, хоть веревки вей. — Такой-то выйдет Муж шелковый-прешелковый — ей-богу! (Аннушка упорно молчит, опустив глаза в пол.) Ох, и пренравная ж девчонка ты! Другая — молодца такого-то, как я, — И целовать и обнимать бы стала. А ты… Э, что ж ты покраснела, а? Аль думаешь: мол, стыдно целоваться? Э, полно! Вздор. Ты не красней! Гляди-ка: Я путь-дорожку укажу, Анюта! И таково-то сладко поцелую. (Он подходит ближе, она отскакивает.) Что пятишься? Аль думаешь я вру? Не сладок поцелуй? Ей-богу, сладок! На свадьбах даже «горько» говорят, Мед подслащают сладким поцелуем. Да вот гляди!

(Подступает решительнее, хочет обнять ее; она с силой отталкивает его.)

Аннушка. Поди ты прочь! Фрол (про себя). Вот на! Али коса на камень наскочила? (Громко.) Да полно ты! Ишь, шутки у тебя Какие несуразные! Я с лаской, А ты… (Опять хочет обнять.) Аннушка (отталкивая с силой). Поди ты прочь! Прочь, говорю: Теперь скричу, себя не пожалею… (Слезы брызнули у нее из глаз.) Фрол (про себя). Заплакала в придачу! Ну, брат Фролка, Не чаяли мы эдакой беды! А попытаемся еще — авось ли Наладим. (Громко, но не так развязно, как прежде.) Плачешь-то о чем? Аль я Тебя обидел? Что худое сделал? Аннушка. За добрым делом что ль пришел сюда? Фрол (стараясь попасть в прежний шутливый тон, что ему не удается). И то за добрым… право же… ей-богу! Я… да я… я свататься пришел; Я парень молодой, а ты девица На выданьи… я свататься пришел… Аннушка. Не ври! Не свататься пришел на мне ты, — Какое сватанье у девки с парнем! — Пришел меня бесчестить и позорить. Ты никогда не видывал меня, Да и не мог нигде; я в церкви В своей бываю, наверху, в домовой… Аль по дороге где меня ты встретил?.. Нет, ты не видел и не мог ты видеть Меня! Ты воровски залез в терем, Чтобы меня бесчестить и позорить! Фрол (про себя). Ну, Фролка, не плошай! Смелее действуй! (Громко, сам не зная хорошенько, что говорит.) Да нет же, нет! Я полюбил тебя! Аннушка. Как полюбить меня ты смог, не видев? Слыхала я — мне кто-то говорил — Что так порой бывает: встретишь Ты молодца — и глянешь на него, И встретишься ты с ним очами с очи, И словно в сердце кто кольнет, — полюбишь, Сама не знаешь как, и он не знает. Фрол. И я вот для того пришел к тебе: Взгляни мне в очи, тоже прилучится. Аннушка (со слезами в голосе, но отнюдь не плаксиво). Не смейся ж надо мной, не надсмехайся. За что меня, за что пришел бесчестить? Аль батюшком-родителем обижен И отомстить на мне обиду вздумал? Аль кто из нашего честного роду Тебя, безродного, когда обидел? Да я-то чем, чем пред тобой повинна? За что меня бесчестишь и позоришь? Фрол. Ты все не так… Аннушка. Нет так. Зачем пришел? Зачем ты здесь? Скажи! Ну, отвечай же. Фрол. И сам не знаю, как сюда попал, Должно, что хмельным вихрем занесло. Аннушка. Вот так вернее. Так зачем же лгал, Что любишь-то, что свататься пришел? Фрол (про себя). Тьфу, неотвязная! Никак не сладишь! (Громко, с досадой.) Ты — что же? точно допытаться хочешь, Зачем пришел? Все подлинно узнать? Всю правду выложить на стол прикажешь? Аннушка. Всю правду говори! Хочу я правды! Да не обманывай. На сердце положуся: Коль скажет сердце: «правду говорит», Тогда поверую; а коль не скажет, Коль промолчит правдивое сердечко, Так значит — и теперь солжешь.

Фрол (с досадой и на неудачу, и на себя, начинает с каким-то неестественным злорадством, но в дальнейших речах становится естественнее).

Ну, слушай же! Чур, после не пенять! Ты слышала — что гостьи говорили? Что Фролка — плут и вор. И правда, правда: Он точно плут — такой же, как и все! Да только честь ему такая вышла, Что плутом все в особину честят. А плут не прост — и порешил с собою: «Давай, мол, Фролка, вылезем мы в люди: Ты плут большой — знать, быть те воеводой!» Что? Хорошо? Аннушка. Ты дальше… дальше! Фрол. А дальше расскажу тебе — зачем Мне в люди вылезти пришла охота. Живу-то я на свете не один: Сестренка есть — на выданьи девица, Братишка есть — мальчонка-малолеток. Сестренку надо накормить, одеть, И замуж тоже хочется пристроить. Братишка тоже просит есть, дурак, Откуда хлеба брату взять — не спросит. И самому — вишь — тоже надоело. (Обидчивость напала на меня!) Что, ровно псу, за труд алтын бросают. Мол, не хочу подачки получать; Сам буду брать, как стану воеводой. Ты слушаешь? Аннушка. Не проронила слова. Фрол. И вот задумал я — как выйти в люди. Мол, женимся, Фролушка, на богатой, А где жениться? Кто за нас отдаст? Тебя хотел взять просто, без отдачи: Так вишь, спесивишься, нейдешь за нас; Вишь, правды-матки захотела слушать, А правда-мать ужли благословит Тебя — за вора, за меня? Аннушка. Ты дальше… Фрол. А дальше что? Ищу себе невесты, Да и проведал, что живешь в усадьбе Одна ты с мамкой: лакомый кусок! Не устоял, на хитрости пустился. Ты помогла, спасибо: захотелось Поворожить тебе; взыскалась мамка, Я подвернулся — ворожить пошел. Задумал силой овладеть тобою, А вышло, что тебе же повинился. — Что, какова Фролова правда-матка? (Помолчав.) По нраву ли? Аль ложь была покраше?. Что ж ты молчишь? Аннушка. Не знаю, что сказать. Фрол. Как? сердце-то правдивое не знает? Не говорит: «хоть Фролка-де и плут, А жалко стало горюна, — давай, мол, Помилуем да приласкаем вора?» Аннушка. Не знаю, верить ли… Фрол. Нет, ты не верь… За что меня жалеть? Я ведь сегодня Прибеднился нарочно, чтоб тебя Разжалобить душевными словами. За что меня жалеть? Я нешто Тебя жалел, как в терем собирался? Не про тебя я думал, — про себя; Мне было б хорошо, а ты как знаешь! Хоть пропадай потом! Я вот что думал. (Пауза.) Что ж? все молчит правдивое сердечко? (Сам с собою, но громко.) Тьфу, черт возьми! Что говорю — не знаю. Ну, так ли, думалось, пойдут дела? Мне этого и в мысль не приходило! Казалось дома: мудрена ли шутка? Мол, пошучу, себя озолочу. Так думалось: мол, в терему скучает, Увидит молодца — сейчас на шею… Да что же ты молчишь? Скажи хоть слово, Хоть расказни меня, да не молчи. (Короткое молчание.) Аннушка. Аль заговор бесовский власть имеет. И от него уж мне не отчураться? Аль суженый ты мне? аль вправду, плута, Тебя и на коне мне не объехать? Не знаю — как, а только стало жалко Тебя мне, молодца; и знаю, девка, Что ты мне враг, пришел меня губить, Что мне тебя — не то жалеть, а мало Зарезать, вора, — да беда моя: Так жалко стало мне тебя, так жалко! Фрол. А! пожалела, значит — полюбила: Где жаль живет, там люди сердцем близки. Аннушка. А ты меня жалеешь хоть маленько? Фрол. И я жалею. Жалко мне тебя, Хоть завтра пожалею я иначе… Опять сказать: хоть шел я за богатством, Да не с богатством — с человеком жить, Не с часты переходы жить — с любовью. А что судьба с тобой мне жить, Анюта, Так этому я верю, ровно богу. — Аль мне все это грезится во снах? И я Не в терему стою перед тобою, А дома сплю? — Таков ли наяву Я, Фролка, плут? — Жалеть тебя не стал бы! Не я тебя, а ты заговорила Меня — своею чистотой девичьей, Да кротостью своею голубиной. Аннушка. Надолго ли? До завтра, или дольше? Фрол. Навеки ты меня заговорила; Теперь — не я, а ты во мне вольна. Аннушка. И мне сдается: стану я ходить Не по своей уж воле, по твоей… Фрол. А воля коль одна — муж да жена. (Весело и попадая сразу в прежний шутливый тон.) Ну, по рукам ударим — так ли, что ли? Целуй меня! Теперь-то поцелуешь! (Целует; она не отталкивает его.) Аннушка. Ох, Фрол ты, Фролушка! Фрол. О чем опять заплакала? Аннушка. Все о судьбе своей. Ох, сердце шепчет: быть мне за тобою, А стыд девичий не велит, не хочет… Да не от нас талан! Фрол. Не плачь, голубка: Не хуже я других, хоть плутом прозван. Какая ни на есть Фролова правда, А все ж разжалобить тебя смогла!

(Обнимает Аннушку; она не сопротивляется и с тихими слезами кладет ему голову на плечо.)

Мамка (за сценой). Батюшки-светы! боярышня, где ты?

Боярышня отталкивает Фрола. Оба вздрогнули и стоят точно виноватые, не глядя друг на друга. Мамка вбегает чуть не опрометью.

Аннушка. Аль не ведаешь где, с кем оставила? Чего раскричалась?

Мамка. Ох, беда нам пришла! С Москвы гонец пригонил. Приказ нам с тобой в Москву ехать: через две недели чтоб там быть.

Аннушка. Не велика беда. Поспеем. Вон беда стоит; глянь-ка! Вот эту беду — нелегко избыть!

Мамка (глянула на Фрола и руками всплеснула). Ох, батюшки!.. Да мы его!.. Да мы!..

Аннушка. Что мы?

Мамка. А слуг покличем. Связать его, связать, да в погреб! Да на цепь плута! расказнить его!

Аннушка. Хитро придумала. Аль срам ничто? Что люди скажут, как его засадим? Мамка. А коль не хочешь — воля ин твоя — Оставим мы его денечка на три, Пусть поживет в девичьем терему; И людям будет невдомек, что парень. А там честным пирком за свадьбу, За рубль-другой окрутит поп на славу; Аль не венчаются уходом девки? Так и зовутся: девки-самокрутки. Аннушка. Ты — что ж? Смеяться над моим над горем? Топить меня? навеки загубить? — Спровадь его! Мамка. Как повелишь, голубка. (Подходит к Фролу; по дороге ворчит в сторону.) Знать не по нраву! Угоди на девок! (Громко.) Ну, брат, ступай! — Шубейку подыми! (Тихо.) Дурак ты — вижу! Не сумел девчонку… Аннушка. Гони его! Фрол (отстраняя мамку, Аннушке). За что же гнать ты хочешь? Сама жалела горюна, меня… Аннушка. Жалеть-жалела — только разжалела! (Мамке.) Гони его! (Сильнее, точно боясь пожалеть опять.)  Фрол. За что ж? Чем не угоден стал? Аннушка. И то мне в стыд, что я могла Жалеть тебя; что чуть не угорела. То были мы с тобою — с глазу на глаз, Ну, а теперь… теперь ты видишь… Опять по-прежнему… как было до тебя… И я такой же стала, как была До этого… (Идет.) Фрол. И слова не промолвишь? Аннушка (на походе). А на прощанье вот что я скажу: Хвалился ты — меня заговорил-де… Заговорить сумел, сумей добыть! (Уходит.)

Фрол (ей вслед). Добыть — добуду, только ты не пяться!

Мамка (подымая шубейку и кику). Ну, подбирай кику-то, что ли. Шубу-т надень. Девки, гляди-ка, нагрянут. Ну, пошел! Поделом тебе, плуту! Пошел! (Толкает. Фрол стоит в раздумьи.)

Занавес опускается.

Действие третье

Сцена первая

Действующие лица

ФРОЛ СКАБЕЕВ.

ЛЫЧИКОВ САВВА.

ВАРЮША.

ЛАВРУША.

У Фрола на Москве. Небогатая горенка.

Лавруша (вбегает в среднюю дверь). Сестрица, сестрица!

Варюша (выходит из боковых дверей, из чулана). Что там?

Лавруша. Сестрица, знаешь, кто идет?

Варюша. Братец вернулся?

Лавруша. Ни. Лычиков сам.

Варюша (сердито). Этот зачем?

Входит Лычиков.

Лычиков (входя). Варваре Скабевне!

Лавруша. Ну, я змея спущать побегу! Славный такой — Ванька сделал, с трещоткой. (Уходит.)

Варюша (сухо и отворачиваясь). Здравствуй. Братца нету. Третий день, как ушел.

Лычиков (неловко). Вернется сейчас. — К нам заходил, велел мне сюда идти; самв каптане {Со сцены произносится в карете, или колымаге.} приедет.

Варюша. В каптане?

Лычиков. Аль не знаешь? Ведь он нынче женится.

Варюша (сердито). Врешь все.

Лычиков. Право же. Мне велел идти…

Варюша. А сам-то ты прийти не мог? Который месяц на Москве, хоть бы глаза показал! Далеко ходить, видно, ноги отвалятся.

Лычиков. Эх, Варя!

Варюша (все горячее). Знаю без тебя, что Варя! В деревне-то, небось, к венцу звал — мол, хоть сейчас. А на Москве, видно, и без нас много. Вот она, любовь-то твоя, какова! Еще божился.

Лычиков. Да я…

Варюша (так же). Что — ты? А кто на поезде божился, что как, мол, в Москву, так отцу в ноги: «благослови, мол, родитель!» Не ты, скажешь, божился? Другой кто?

Лычиков. Да постой…

Варюша (так же). Нечего стоять! За постой деньги платят…

Лычиков. Что ж это?..

Варюша (так же). Молчи. Дай мне сердце-то облегчить. Ведь я из-за тебя, злодея, может… (Начинает рыдать.)

Лычиков (подбегает к ней, взял за руку). Да полно же, Варя. Нешто я виноват? Нешто я отца не просил? В ногах у него не валялся?

Варюша (сквозь слезы). Оно и видно!..

Лычиков. Я ему — и так, и сяк. Жить, говорю, без нее не могу. А он: «В холодную-де тебя! на цепь! Да и ее-де в тартарары упеку, и родню ейную, мол, туда же. Я, говорит, царю самому… Говори, мол — кто такая злодейка? Еретица, мол, она, опоила тебя зельем… Топить их, ведьм, надо».

Варюша. Ну, а ты?..

Лычиков. Уж скажу ли? выдам ли тебя?

Варюша (сердито, а глаза смеются). Ох! (Любовнее.) А зачем не бывал?

Лычиков. Уж я ль не пришел бы к тебе! Нельзя было. Без спросу из дома — ни-ни! Да еще подьячего в надсмотрщики приставил, чтоб ему докладывал про все: куда хожу, с кем говорю. И аспид же подьячий — ни на вино, ни на деньги. «Мне, говорит, и Алексей Степаныч заплатит. А с тобой, говорит, пропадешь еще. Может и надо мной не один, а два еще надсмотрщика приставлены».

Варюша. Ишь, черт!

Лычиков. А родитель-то все пуще орет: «Отыщу-де ее на дне морском. Доеду и ее, и родню всю!» — Ну, и не смел идти сюда.

Варюша. Бедный! А я-то по тебе соскучилась!

Лычиков. А я ужли без сердца?.. Я-то тебя видел.

Варюша. Где?

Лычиков. А в церкви. Только подойти не смел; гляну — мигнуть только — да опять в сторону. Раз было попробовал мимо пройти. Что ж? — ведь узнал. Вечером допрос: «Зачем, мол, по такому-то проулку ходил?» Я было на братца твоего, на Фрол Скабеича, так «врешь, говорит, беспременно она там и живет. Все дома, говорит, переворошу». Ну, — тут я…

Входит Фрол.

Фрол (входя). Тут я, тут. — Сестра, здорово!

Варюша (подбегает и целует его). Братец, откуда?

Фрол (садится к столу). Ух, уморился! Легко ли: сорок верст взад и вперед. Ух! Дома отдохну, думал, — ан тут опять поезжай.

Варюша. Правда, братец, Савва Алексечч сказывал, женишься нынче?

Фрол. Уж разболтал! Ох, люди! Языко-т чешется: промолчать нельзя…

Лычиков. Да я…

Фрол. Молчи уж. — Сестра, поди-кась сюда. А ты не слушай! (Варя подходит, Лычиков смотрит в окно.) Мамка приходила без меня?

Варюша (тихо). Как же, братец, два раза была. Горюет, сказывала, боярышня; все посылает о тебе узнавать…

Фрол. Горюет! То-то же! Не гнать тогда было! — А еще что?

Варюша. Да говорила еще — истомила-де меня, твердит: «Повидать бы его. Да куда уехал? Да сестра отчего не знает? Да жив ли?»

Фрол (вставая). Ладно.

Варюша (с недоумением). Не на ней ли женишься?

Фрол. А то на ком же? (Смеясь.) Угадала, брат, угадала. Что глаза-те выпучила? (Треплет по плечу.) Эх, Варюха, Варюха! (Лычикову.) Ну, ты теперь. Иди сюда!

Лычиков (подходя). Что прикажешь?

Фрол. Ступай ты в чулан, лежит там ваш возник пьян…

Лычиков. Как пьян?

Фрол. Изрядно. Хоть собака рыло лижи, не услышит. Да не в том дело…

Лычиков. Как же он посмел?

Фрол. Он-то не смел, да я на помощь поспел. Накачал его по горло; как в вороты, с козел пал. Уж мы с Лаврушкой за ноги его в чулан сволокли.

Лычиков. Ты зачем же поил его?

Фрол. А чтоб не жалился: мол, на свадьбе был, а в рот не попало.

Лычиков. Да ты нешто венчался?

Фрол. Повенчайся я, парень, с женой прикатил бы. Ох, Савушка, и этого разобрать не можешь.

Лычиков. Хоть дураком зови, ничевошеньки не понимаю. Кто ж в возниках по невесту поедет?

Фрол. А ты.

Лычиков. Я? Аль белены объелся?

Фрол. Где объесться! Дорога больно белена-то, не по карману.

Лычиков. Хоть повесь…

Фрол. Чего тебя весить!.. и так знаю, что не тяжел — сдержут козлы.

Лычиков. Ничего не разберу.

Фрол. Вожжи, чай, разберешь: какая правая, какая левая. А больше нам и не надо.

Лычиков. Ты и впрямь думаешь — я на козлах поеду?

Фрол. А что же?

Лычиков. Мне-то! стольничему сыну!

Фрол. Аль место не по тебе? Не бойсь, не низко сидеть будешь…

Лычиков. Да меня вся Москва знает…

Фрол. А чтоб не узнала, рожу тебе сажей вымажем.

Лычиков. Это — мазанным по Москве ехать?

Фрол. Зато таким-сяким немазанным не назовут.

Лычиков. Как хошь зови, не поеду.

Фрол. Не поедешь? Зачем же ты сюда шел?

Лычиков. Ты позвал.

Фрол. Гость-то ты — званый, а хуже татарина. Слушай ты ухом. Дело нешуточное. Невесту-то я увозом беру…

Лычиков. Увозом?

Фрол. Отгадал. — Ну, сиди твой возник на козлах, завтра вся Москва узнает — где увез. А мне этого не треба. А нужно так, чтоб ни собака куцая не знала. Я и раздумался: на кого-де мне положиться? Есть ли друг у меня сердечный? Думал и надумал: опричь Савушки, положиться не на кого. Не поедет он — хоть топись. А выходит — ты мне не друг, а хуже ворога.

Лычиков. Да я…

Фрол. Слушай, Савва, вот тебе мое последнее слово: не поможешь ты мне нынче — не видать тебе сестры, как ушей своих.

Лычиков. Что ты?

Варюша (вместе с Саввой). Братец!

Фрол (сестре). Нечего: «братец!» Проси милого-то, чтоб помог.

Фрол стоит по одну сторону Лычикова, Варя — по другую. Оба взяли его за руки, и каждый, как скажет, дернет его за руку в свою сторону. Лычиков несколько раз порывается сказать слово, но брат с сестрой быстро говорят один за другой, и он не поспевает.

Варюша. Савушка, ну, что тебе! Ну, оденься! Да никто не узнает.

Фрол. Где узнать! Мы ему еще бороду черную прицепим.

Варюша. Вот видишь!.. Голубчик, поезжай!

Фрол. А не поедешь, хоть отец твой распроси, не отдам сестры. Свезу ее, куда Макар телят не гонял. Со свечой не сыщешь.

Варюша. Помоги ты ему. Уж братец нас потом выручит, верно говорю.

Фрол. Ой, прямо тебе говорю: лучше ты не серди меня.

Варюша. Савушка, да полно же…

Фрол. Меня рассердишь…

Лычиков (рванулся от них). Да что ж вы… вдвоем на одного… да я… я, пожалуй, и рад…

Варюша. Давно бы так.

Фрол. А рад — мажь рожу сажей.

Лычиков. А неравно отец узнает… подьячий за мной приставлен…

Фрол. Подьячего не бойся! На сегодня тебе льгота: я отца твоего обошел. Подьячий в церкви теперь сидит…

Лычиков. Ой ли?

Фрол. Ей-богу.

Лычиков. Где ж венчаться будешь?

Фрол. А у Спаса в Чигасах за Яузою…

Лычиков. А попо-т знает, что увозом?

Фрол. Как не знать! Я ему так и сказал: невеста, мол, за мной, батька, уходом, а я-де ее — увозом.

Лычиков. И других эдак же повенчает?

Фрол. Чего не венчать! Батька-то вишь испивает, а матка у него злая — деньги отбирает, на ключ запирает. Из дому тоже стащить нечего. Сидит попик да плачет, да попадейку клянет. Тут я ему на выручку подоспел, денег посулил много. — Нет, говорит, ты мне не деньгами, а вином. — Изволь, говорю, батька! по мне хоть пивом. — Эдак обрадовался! Три недели сердечный не пил! — Ну, говорит, матка, теперь шалишь! Меня на кривой тоже не объедешь! Вволю погуляю! Да нет ли, брат, еще кого у тебя? Мол, родного брата на сестре повенчаю. — Вот как разгулялся!

Лычиков. Ой ли? Давай сажу, мажь лицо. Едем.

Фрол. Давно бы так.

Лычиков. Только с уговором.

Фрол. С каким еще?

Лычиков. Семь бед — один ответ. Сем-ка мы с Варюхой окрутимся сегодня.

Варюша. И то, братец, всем бы вместе!

Фрол. Ишь, проворные какие! Нет, брат, стой: отца твоего мне сердить не к чему, рано еще. Ты погоди: меня обвенчаешь — а я не на простой какой женюсь — как дело-т уладится — дак родитель твой с радостью согласится. Как, Варя, скажешь?

Варюша. Пожалуй и так. А то и перед Савушкиным и перед ейным-то отцом отвечать придется. Так ли, Савушка?

Лычиков. Оно, пожалуй, и так… а все…

Фрол. Так оно и есть. Истину сестра сказала.

Лычиков. А так нетто не достанется?

Фрол. Говорю: отец твой выручит. Нельзя ему будет за меня не заступиться. Уж я твердо знаю. Так все подстроено.

Лычиков. Эх, разохотил ты меня!..

Фрол. Погоди месяц, другой. Верно тебе говорю: все в лучшем виде оборудуем. Сестра, проси!

Варюша. Подождем, Савушка! Что — месяц, другой! Ведь я тебя сколько ждала!

Лычиков. Ох, Варя! Для тебя, кажись, все…

Фрол. Ну, и ладно!

Лычиков. Только вот что, Варюха: целуй ты меня, чтоб не так горько ждать было…

Варюша. А завет помнишь? До свадьбы — ни!

Фрол. Полно, сестра, не кобенься — некогда. И самой поди в охоту…

Варюша (Лычикову). Ну, давай.

Лычиков (подбегает). Ой ли?

Варюша. Только разик (целуется). Ну, довольно!

Лычиков (еще целует). Еще, еще!

Фрол (шутливо отгоняет его). Довольно с тебя! Эк разлакомился! — Ну, вот и ладно. А то подумай: твой отец с кнутом, а ейный с батогом, как начнут утюжить с двух концов — пожалуй, не вывезешь.

Вбегает Лавруша.

Лавруша. Братец! взнуздывают! Тамо-т!

Фрол. Ладно. Беги, сторожи, и опять сюда стрелой!

Лавруша убегает.

Лычиков. Где взнуздывают?

Фрол. А там. Тесть с тещей едут; нам это знать надо: при них не увезешь. И угораздило же старых нынче ехать. Хоть бы денек отдохнуть дали.

Лычиков. А тебе до завтра подождать нельзя?

Фрол. И глуп ты, скажу тебе, Савва, хоть и зять мой нареченный. Завтра-то четверг, и пьяный поп под пятницу не повенчает!

Лычиков. Ну, в пятницу.

Фрол. Ох, дурак!

Лычиков. Что ж лаешься?

Фрол. А то: слушай, как дело-т было. — И не след бы рассказывать, да больно шутка хороша, нельзя не похвастать. — Вишь ты, у тестюшки-то нареченного сестрица есть — теткой буду величать ее, голубушку, — в монастыре игуменьей…

Лычиков. В каком?

Фрол. Знамо не в мужском, в девичьем! Верст сорок отсюда монастыре-т. — Был это у нее братец — тестюшка мой то есть — Она и расплачься: «ой, братец, хочется на племянницу поглядеть, отпусти ты ее ко мне». Тесте-т отвечает: «Отпустить мне ее самому не с кем; а пришли, сестра, каптану за ней — отпущу». — Ладно, говорит старушка, пришлю. — Вернулся тесть, приказ отдал: «Приедет-де сестрина каптана, хоть без меня — отпустить Аннушку». — Чуешь? Хоть без меня! Ну, ладно! Было это… когда я, сестра, ушел?

Варюша. В субботу, братец.

Фрол. Так. — В субботу же за вечерней мамушка — боярышни моей мамка то есть — про все мне и сдоложила. Я все смекнул и за дело. В монастырь; там разузнавать: кого пошлют, да возника как звать, да как ключника величать, и все такое, да лошади, мол, какие?

Лычиков. То-то ты отца и просил, вороных чтоб приказал заложить?

Фрол. Отгадал. — У игуменьи тож вороные — от ваших не отличишь, как раз под пару — а то мне хоть на саврасых венчаться. Еще спасибо твоему родителю, что отпустил.

Варюша. Ловко, братец.

Фрол. Ну, а тесть с тещей к Троице собрались*, богу молиться, ден десять в отлучке будут, — сегодня их, вишь, черт и несет — ну, значит нам лафа боярышню украсть.

Лычиков. Чего ж торопиться, коль на десять дён едут.

Фрол. Опять дурак. — Они как уедут, я на двор. А запоздай — кто знает? — тут-то может, черт игуменью и дернет за племянницей послать. Увезут в монастырь, жди — когда экая благодать опять привалит.

Варюша. Чудесно!

Фрол. И заметь: никто этого, кроме нас троих, не знает: ни боярышня, ни мамка, ни единая душа. Внезапно налетим. — Так вот оно, Савушка, как девок-те воруют. Для того тебе говорю, чтоб коли Варюху воровать придется, знал бы, как дело делать.

Лычиков. Э, мне что знать! Случится, ты же поможешь.

Фрол. И то. — Идем же. С возника платье стащить надо. (Идут.)

Лычиков (в дверях). А нам с Варей — никак нынче нельзя?

Фрол. Ну, иди. — Варюша, собери закусить что. (Уходят.)

Варюша. Ладно. — Господи, господи! чем-то все кончится!.. (Уходит в чулан.) 

Перемена.

Сцена вторая

Действующие лица

СТОЛЬНИК НАРДЫН-НАЩОКИН, древний старик.

ВЕЛИК-БОЯРИН.

ФРОЛ.

СТОЛЬНИЧИЙ.

ДВОРЕЦКИЙ.

ПЕТР САВЕЛЬИЧ.

СТОЛЬНИЧИХА.

СТАРУХА.

АННУШКА.

МАМУШКА АКСИНЬЯ.

МАВРУШКА.

У Нардын-Нащокина. 

Входят Нащокин и Дворецкий.

Нащокин. Что, Савельич, все ли готово?

Савельич. Готово-то все, только…

Нащокин. Что там еще?

Савельич. Велик-боярин, Иван Парамоныч, приехал.

Нащокин (с досадой). Сказал бы что сам ему сейчас.

Савельич. Сказывал, да «мне, говорит, ненадолго, — на одно, говорит, словечко».

Нащокин. Ох, от него добром не отвяжешься. Проси уж. (Дворецкий уходит.) Вечно-то не в пору приедет.

Входит Велик-боярин.

Велик-боярин. Свату низкий поклон, челом бью.

Нащокин (не скрывая неудовольствия). Ох, здравствуешь, Иван Парамоныч. Как господь носит? Садись. (Садятся.)

Велик-боярин. Слава богу, сват. Не в пору, кажись, приехал?

Нащокин. Не скажу, чтоб вовремя; ехать сам к Троице собрался…

Велик-боярин. Уж прости, друже, лихом не помяни. Дело-т важное, безотложное.

Нащокин. Сказывай, сват, скорей.

Велик-боярин. Есть у тебя, сват, в Новгородской волости поместье, и в том твоем поместьи приказчик у тебя есть Викул…

Нащокин. Слыхал, сват, слыхал. Бают люди, что есть.

Велик-боярин. А от той твоей от усадьбы недалече Фролово поселье стоит, Скабеева сына, Ивановича…

Нащокин. Стоит так стоит.

Велик-боярин. А Фроло-т этот, ведомый плут и вор меня надул ловко, сам за свою поимку с меня деньги взял, да и братишка его, Лаврушка…

Нащокин. Не раз, сват, про них от тебя же слышал.

Велик-боярин. Что ж, сват, по-твоему мне от эдаконького мальчонки в обиде быть, от Фролова братишки терпеть? Сказал Фрола на Москве, а Фроло-т дома сидит.

Нащокин. Аль мне до них, до Фрола с Лавром, дело есть?

Велик-боярин. А ты отпиши, приказчику своему Викулу отпиши: тех бы воров в усадьбе твоей не хоронил, а моему бы приказчику Федоту выдал, а он…

Нащокин (встает). Ох, сват, писано уж.

Велик-боярин (встает же). Ну, ну, сват, не сердись… Экая порода ваша Нащокинская горячая…

Нащокин. Аль, сват, не видишь: еду, колымага к крыльцу подана; другой бы от ворот подальше — не помешать бы, дороги не переехать, а ты с своими ворами да плутами прилез…

Велик-боярин. Иду, сват, иду. Прощай. (В дверях.) Так отпиши же.

Нащокин. Отпишу, прощай. (В двери.) Эй, кто там? Звать сюда боярыню с боярышней… (Один.) И пристал же! Который раз просит! Ищи ему невесть каких Фрола с Лавром… А мне до Фрола с Лавром что… не лошадьми, прости господи, барышничать!*

Из боковых дверей выходят: Стольничиха, Аннушка, мамка; из средних — Савельич.

Нащокин (жене). Ну, старуха, ехать пора — собралась ли?

Стольничиха. Собралась, старик, собралась…

Нащокин. Мамке наказ дала ли?

Стольничиха. Дала, отец, дала.

Нащокин. Ну, я еще прибавлю. Ты, Аксинья, слышь, — я вашу сестру знаю — как господа из дома, у вас тут кумушки да голубушки заведутся; то сама на пиру, то в терему дым коромыслом.

Мамка. У нас, государь, когда же?

Нащокин. Ты молчи, наказа слушай.

Мамка. Слушаю, государь, слушаю.

Нащокин. Тоже богомолок да торговок разных без нас в терем отнюдь не пускать. Пойдут: тары, да бары, разны товары, да и наболтают с три короба — от них и разврату завод. (Дворецкому.) Тебе, Савельич, наказ даден… ни на шаг не отступать. Микитка конюх вернется, — на конюшню: березовой кашей покорми; не загуливал бы, поучи. (Обоим.) Да еще обоим вам слово. Сказано было, еще повторю: от сестры игуменьи за Анной приедут — отпустить. — Поняли?

Мамка и Савельич. Поняли, государь, поняли.

Нащокин. Ну, теперь садитесь. Все присядьте. (Садится; по молчании.) Ну, помолясь богу, и в дорогу. (Целуя дочь.) Прощай, Анна. Ну, прощайте и вы (дворецкий и мамка к руке подходят).

Мамка (целуя руку боярину). Мы бы с боярышней тебя на крылечко провожать…

Нащокин. Не надо. Дальние проводы, лишние слезы.

Стольничиха (обнимая дочку). Ну, Аннушка, прощай. Ой, дочушка, чтой-то ты словно плакала, личико-то бледное… о чем заскучала?

Аннушка. Нет, матушка, ни о чем.

Нащокин. Ой, жена! Век тебя учу, порядку не знаешь. Раньше не могла на дочку поглядеть…

Стольничиха. Ох, уж этих порядков, отец, вовек не пойму.

Нащокин. А брато-т говорит: «В чужих-де землях все на порядке держится».

Стольничиха. Умен твой брат очень! А по-нашему: славны бубны за горами…

Нащокин. Ну, ладно уж. Едем. (Подходит к дочке.) Прощай, Анна; еще раз прощай. Чтой-то в самом деле скучновата, кажись? Учил тебя не скучать. С царевн бы пример брала. Татьяна-т свет Михайловна эк искусно книжку списала, и картины в ней писаны… Царе-т батюшка сестрой утешается. И ты бы — писать научена — книжку какую святую тож списала. А я бы гостям, как царь же, дочкой хвалился. А картины писать, мастера можно принанять — поучит. Ну, да полно, прощай (целует). А то вовек не кончим: мы, старые, поболтать любим. Едем, старуха, едем (идет, за ним дворецкий).

Стольничиха (обнимая дочку). Не кручинься, дочушка, авось тетка сегодня за тобой пришлет — все проедешься, порассеешься (целует). Иду, старый, иду! (Торопливо уходит за мужем в средние двери.)

Мамка и Аннушка.

Мамка. Что, царевна моя белая, призадумалась? О чем закручинилась?

Аннушка. Не знаешь! Ты-то не знаешь, о чем? — По нем все плачу, по нем! Видеть его хочу, слово молвить…

Мамка. Что, Аннушка, делать? Нешто я не хлопочу — сегодня чуть свет бегала — сестренка говорит: «Не знаю, с субботы, мол, и дома не бывал»…

Аннушка. Ох, хоть ее повидеть бы!..

Мамка. Кого еще?

Аннушка. Сестру его; с ней о нем поговорила бы, поплакала.

Мамка. Да как же ее повидеть?

Аннушка. Ох, старая! Догадки у тебя нет… Приведи ее, сейчас… пусть торговкой нарядится, кружевницей что ли… кружев будто продавать придет…

Мамка (догадалась). Стой! Да мы его самого кружевницей проведем!

Аннушка. Его — не надо; ее, сестру, проведи.

Мамка. Аль ты думаешь, что плут, он — так и провести его нельзя? Небось, проведем. Аль его-то расхотела?

Аннушка. И теперь хочу, сейчас хочу, сию минуту. Только хочу, чтоб он пришел, сам бы пришел.

Мамка. Да он и придет; не иной кто.

Аннушка. Не то ты говоришь! Хочу, чтоб своей волей пришел, сам — поняла? Коль не забыл — придет!

Мамка. Аль не одно: сам ли придет, я ли приведу?

Аннушка. Что ж мне по-твоему — стыдо-т девичий вовсе забыть, да к нему бежать? А как погонит? Как позабыл, подумал: «Не удалось-де раз, вдругорядь пытаться не стану»? Тогда что?

Мамка. Полно-ка! Что ему от тебя, от счастья своего, отворачиваться? не победнела ты с тех пор. У родителя-то, слава богу, денег не меньше стало.

Аннушка. Ох, нет в тебе стыда нисколько! Совсем, совсем бесстыжая!..

Мамка. Вот на! меня же бранить!

Аннушка. Ох, тяжко мне, тяжелехонько! Где он? Чего нейдет? Давай его! Его хочу, его — Фролушка, Фролушка, где ты?

Мамка. Полно-ка! Стыдись — еще меня бесстыдством корила — на весь дом голосишь.

Аннушка. Всю-ту я зиму здесь тосковала; от матушки крадучись, ночи напролет молчком проплакала… хоть теперь-то дай погоревать вволю… Ох, моченьки моей нет! Тяжелехонько мне, девушке!

Мамка. Бесстыдница! Говорю, перестань! Идет кто-то, перестань…

Аннушка. Ох, Фрол ты, Фролушка!.. Ох, тяжелехонько! (По лестнице слышны торопливые шаги.)

Мамка. Идут, говорят тебе, идут…

Вбегает опрометью Мавруша.

Аннушка (вскочив). Где? кто? а? зачем?

Маврушка. Не полошайся, боярышня: я это, Маврушка.

Аннушка. Ты? Чего тебе?

Маврушка. Ох, боярышня, наверх сюда бежала, запыхалась. Приехали там за тобой.

Аннушка. Кто приехал? кто?

Маврушка. От тетушки, от игуменьи. Каптана приехала. Старик какой-то: ни ключник, ни ключников брат, — не разобрала хорошенько.

Аннушка. Ох, отлегло! Перепугала было!

Маврушка. Прости, боярышня, — ненароком.

Аннушка. Ну, ступай. Скажи, я — сейчас. Старика сюда позови. Дворецкому скажи, распорядился бы. (Маврушка уходит.) Ну, мамка, идем, одеваться живей. (Идет в боковую дверь.)

Мамка. Чего торопиться! Невидаль какая: в монастырь ехать…

Аннушка (остановившись). Ох, все лучше, чем здесь. Опостылело мне здесь все, стены, комнаты, ровно тюрьма какая.

Мамка. Ну, идем, идем. Авось тебя проветрит; в монастыре-т чудесно… (Обе ушли.)

Входят в среднюю дверь: Савельич, Маврушка, Фрол — одет монастырским ключником.

Савельич. Доложила, Маврушка, что от тетушки приехали?

Маврушка. Доложила; старика сюда позвать велела, а тебе — распорядился бы.

Савельич. Ступай, доложи: пришел, мол, старик.

Маврушка. Ладно. (Шмыгнула в боковую дверь.)

Савельич (Фролу). Так ты клюшнику-то как — братаном приходишься, двуродным братом?

Фрол. Ни, родным. Сказывал я тебе: мы вологодцки; брато-т тут в монастыре в ключах ходит, а я там, у себя, в монастыре тож… так теперь в побывку приехал… Брат, значит, Митрофан Семеныч…

Савельич. Верно.

Фрол. А я, значит, Микула Семеныч, брат его родный. А тебя Петром Савельичем звать? Дворецкий ты?

Савельич. Верно.

Фрол. Так и брат сказывал. Ты, говорит, к Петру Савельичу, к дворецкому… от моего имени скажи: «Мать-де-игуменья послала, а самому-де мне недужится; ногу, скажи, как летось, свело…»

Савельич. Опять ногу свело?

Фрол. Опять! На костылях ходит! Беда! — А Савватей, возник, у вас дома ли?

Савельич. Нет. Со старыми господами к Троице уехал. — А что?

Фрол. Повидаться думал. С боярином с вашим у нас на прошлой неделе был.

Савельич. Так; кормить станете?

Фрол. Нету. В Филях кормили. Беда такая — как в деревню въезжать — шина на колесе и лопни, — пока сваривали, мы и покормились. А теперь и рад бы, да к вечеру велено предоставить. То есть, скажу тебе, Петр Савельич, так это ей племянницу видеть захотелось — беда. Будь помоложе, али мирская — согрешил бы, брюхом, мол, хочет, подумал.

Савельич. Ну, а ты как? Испиваешь?

Фрол. По времени бывает: в монастыре живем.

Савельич. Так вот что: кормиться не станете, самим закусить можно. Ветчинка у нас есть, провесная — к господскому столу припасена — так отведать можно. На вид хороша, на вкус не знаю.

Фрол. Отчего не отведать? (Смеясь.) И нашему вознику ветчинка в новинку кстати.

Савельич. Возник у вас новый, кажись?

Фрол. Новый и есть. Из татар, выкрест — мать-игуменья крестила — для того и говорю, что ветчинка в новинку ему.

Савельич. То-то он черный какой!.. ровно мазаный!

Фрол (смеясь). Мазаный и есть. Так его и прозвали. И по-нашему-то не тямит; только моя, твоя, да Иван — вот и весь раз говор его.

Савельич. Так за ветчинкой в кладовую сходим? Аль, нет, лучше тут останься, посиди; не равно боярышня спросит…

Фрол. Ладно.

Савельич в средние двери вышел.

Фрол (один). Ловко обошлось. Дворецкого пуще всего боялся. Мамки бояться нечего. И ловко ж придумал. Савушку в татары произвел. Теперь не проговорится. Спрашивай что хочешь: «моя — твоя — Иван», вот и ответ весь.

Садится на лавку у дверей.

Аннушка (за сценой). Что копаешься! живее! (Входит в боковую дверь по-дорожному уж одета.) Ты что ль, старик, от тетушки за мной приехал?

Фрол (вставая, голос слегка дрогнул). Я, государыня, я. (Он, кланяясь при всяком ответе, все подходит к боярышне, так что когда открыться, он подле нее стоит.)

Аннушка. Мы сейчас и едем.

Фрол. Как прикажешь.

Аннушка. Тетушка в добром ли здоровьи?

Фрол. Слава богу, государыня; бога благодарить надо.

Аннушка. Ты кто же? ключник?

Фрол. Брат ключников, государыня, брат.

Аннушка. А звать как?

Фрол (озираясь.) Звать-то? — А тут никого нет?

Аннушка (с недоумением). Никого.

Фрол. А неровно?

Аннушка (так же). Никого, никого, — да тебе что?

Фрол (взяв ее за руки, шепотом). Аннушка, аль не узнала? ведь я Фрол!

Аннушка (быстро, шепотом; так же оба всю сцену). Ты? Фрол?

Фрол. Стариком нарядился, тебя чтоб увезти. Аль не веришь, в глаза взгляни — узнаешь.

Аннушка (глянула). Ты! ты и есть! Ох, Фролушка, голубчик (бросается ему на шею). Ждала тебя, ждала, насилу-то дождалася!

Фрол. Не кричи. Услышат, пропадем.

Аннушка. Ты за мной? за мной приехал?

Фрол. Добывать тебя пришел. Помнишь — велела, тогда-то. Идешь ли за мной? Веришь ли, что люблю?

Аннушка. Иду ли? за тобой-то? Любишь! любишь ты меня? еще скажи.

Фрол. Не любил, не приехал бы. С того вечера, с того самого. Насилу-то добыл, удалось.

Аннушка (целуя его). Фролушка! А я-то! Голубчик! Миленький.

Фрол (точно опомнившись). Тише! — Стой! — Бежать, так бежать.

Аннушка. Бежим.

Фрол. Мамку что ждать! Увидит, остановит еще.

Аннушка. Остановит? Нет, нет! сейчас! за тобой.

(Оба вместе.)

Аннушка. Идем. Голубчик мой!

Фрол. Скорей!

Аннушка. Еще разик, разик только. (Целует.)

Фрол. Голубушка, после.

Аннушка. Милый! Как же!

Оба, говоря, поспешно уходят в средние двери. Сцена некоторое время пуста.

Мамка (выходит из боковых дверей; у нее в руках целое оберемя мешочков, думок, платков, телогрей и т. п.). Ну, вот и я! Аннушка! Ты где ж? Аль вышла?

Мавруша опрометью вбегает из средних дверей.

Мавруша (торопливо). Мамушка! Боярышня садиться пошла — сейчас на лестнице встретила — за тобой послала.

Мамка (небрежно). Ладно-ка, успеет. (Торопливо.) Мавруша — слышь — беги скорей в чулан — шубейку мою притащи, забыла. Да стой: Савельич где?

Мавруша. В кладовую пошел.

Мамка. Ну, шубейку захватишь, через девичью там в кладовую обежишь — велела-де боярышня варенья, вишневого, мол, на дорогу, чтоб взять.

Маврушка. Бегу, мамушка, бегу.

Мамка. А я в окошко скричу, чтоб обождали. Лети же.

Мавруша убегает в боковую дверь; мамка бросает все на пол, и спешит к окну.

Мамка (одна, в окно смотрит). Это что? Села? Старико-т зачем за ней туда же лезет? (Кричит.) Постой! (Начинает отворять окно.) Эко окно-то чертово! (Отворила. Слышно, как колеса застучали.) Покатили! Во всю мочь. Что ж это? Господи! Аль наважденье? Мати Троеручица Пресвятая! Промеж рук выхватили! (Бежит на середину сцены.) Он, он, он! Некому, кроме Фрола быть! (Набежала на груду, что бросила, запнулась и свалилась.) Ой-ой-ой! Ноги-те не держут! Ой-ой-ой! (Ползает по полу, подхватывает вещи и опять бросает.)

Мавруша (вбегает в боковую дверь). Вот она, шубейка. А варенье принесет, в окно скричала. — Да ты что это, мамушка, окорачь расползалась?

Мамка (сердито, опомнившись). Где окорачь! Ишь, растеряла все, подбираю. Подсоби-ка! (Собирают обе вместе.)

Савельич поспешно входит в средние двери, в одной руке бурак с вареньем, в другой кусок изрядный ветчины.

Савельич. Аксинья Пахомовна, да ты дома?

Мамка. А где ж мне быть, соколик?

Савельич. Боярышню зачем же одну отпустила?

Мамка. Не отпускала, как перед Истинным, не отпускала! Мавруша сказывала, садиться-де пошла.

Мавруша. Пошла, пошла! Со стариком по лестнице бежала.

Савельич. Пошла? (Роняет бурак.) Со стариком бежала? Н-ну! Тю-тю! Поминай, как звали, — укатили!

Мамка (падает опять на груду). Ой-ой-ой! Промеж рук выхватили.

Савельич. Верно. И колёса у каптаны красные, а у мать-игуменьи желтые! А все ветчина эта проклятая! (Швыряет ветчину.)

Мамка (глянув на него). Ой, спятил, ой-ой! (Падает и закрывает лицо руками.)

Савельич. Только — боярин приедет, я ничего не знаю. Ты отпускала.

Мамка (вскочила). Что ты? Я и старика-то не видела. Мне Маврушка…

Мавруша (перебивая). Что ты? Я за шубейкой бегала.

Савельич (указывая пальцем). Я — сторона, вы отпускали: вы, вы, вы, вы!

Мамка и Мавруша (так же, вместе с ним). Нет: ты, ты, ты, ты!

Занавес опускается.

Действие четвертое

Сцена первая

Действующие лица

НАРДЫН-НАЩОКИН.

ЛЫЧИКОВ АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ, отец Саввы.

ФРОЛ СКАБЕЕВ.

ВЕЛИК-БОЯРИН.

ПЕРВЫЙ СТОЛЬНИК }

ВТОРОЙ СТОЛЬНИК } молодые.

ТРЕТИЙ СТОЛЬНИК }

ЧЕТВЕРТЫЙ СТОЛЬНИК, постарше.

САВЕЛЬИЧ Нащокина дворецкий.

ВЕЛИК-БОЯРСКИЙ ДВОРЕЦКИЙ.

СТОЛЬНИКИ МОЛОДЫЕ И СТАРЫЕ.

СЛУГИ.

Москва. Кремль. Ивановская площадка. Перед поднятием занавеса слышен звон к достойной.

Фрол (один, ходит по площадке). Чтой-то нейдет. Давно жду, все нету. Сказали: беспременно, мол, в собор к обедне поедет. Да и как не ехать — тут все стольники собираются лясы на площадке точить. — К достойной отзвонили, а его все нету. Варили, варили кашу: сладка вышла да крутенька; не стала бы в горле? не подавиться бы? — Э, вот и он.

Входит Лычиков-отец.

Фрол (подходя). Алексею Степановичу, господину стольнику, низкий поклон!

Лычиков-отец. А, а! Фролушка! здорово! Сколько зим! С месяц, чай, не видались. Что поделывал? Аль с молодой женой все сидел?

Фрол. С нею, государь, все. Сам ведаешь: с новинки-то в охотку…

Лычиков-отец. Как не знать! Былое дело! — Ну, женился каково?

Фрол. Слава богу, государь.

Лычиков-отец. Что за женой взял? Приданое велико ли?

Фрол. Покуда не видно. А надоть быть тесть смилостивится, даст.

Лычиков-отец. Ну, подавай бог! — А я-то, признаться, на тебя в сердцах был. Попадись ты мне раньше: ругательски бы изругал.

Фрол. За что так? В чем вина моя перед тобою, государь?

Лычиков-отец. Возника эк накачал! Сами лошади в ворота стукнулись. А он, на-поди, в каптане сидит. Мы его спрашивать, а он мычит — вот и все. Дня два, как очумелый, ходил. Где был, куда ездил — не помнит.

Фрол. Выпил грешным делом, государь, на свадьбе.

Лычиков-отец. Через край хватил. А все ты, — ну, уж бог с тобою. С Саввы-дурака что спрашивать — еле жив сам притащился. И то подумал: слава те, что каптану-то назад доставил; а то от Фрола, что взял, назад не жди.

Фрол. Что ты, государь! Да когда же!..

Лычиков-отец. Прощай одначе. В собор пора. И то — поди — к шапочному разбору поспею. К достойне звонили?

Фрол. Давно отзвонили.

Лычиков-отец. Ой! (Идет.)

Фрол. Постой на малость, Алексей Степаныч, словечко сказать твоей чести надо…

Лычиков-отец. Ну, говори скорей…

Фрол. Объявка сделана — слыхал ли? — пропала-де стольничья, Нардын-Нащокина, дочка Аннушка…

Лычиков-отец. Эку новость сказал! Давно вся Москва протрещала и трещать перестала; опять: у ворот всех кремлевских объявка прибита висит, и бирюч в рядах не раз кликал.

Фрол. Что ж, не нашли?

Лычиков-отец. Как в воду канула. — А тебе что?

Фрол. Так думаю: не помогу ли найти.

Лычиков-отец. Не вспомнил я про тебя раньше — старико-т. Нащокин спрашивал: «Не знаешь ли где человека, что отыскать мог? Никаких-де денег не пожалею».

Фрол. Я недорого и взял бы. Потому — отыскать ее мне не трудно.

Лычиков-отец. Ой ли? Так я сейчас ему и объявлю. Он в собор — не видал — проходил?

Фрол. Прошел.

Лычиков-отец. Так ты здесь подожди. — Как из собора выйдет, подведу тебя. Для-ча старику не удружить? Рад-то, поди, будет! — Где ж она, дочка-то?

Фрол. Замужем. Обвенчана живет.

Лычиков-отец. Э! вот оно что! А мужо-т кто?

Фрол. Мужо-т пред тобой стоит.

Лычиков-отец (отступив от изумления). Что-то? Ты?.. Да как же ты посмел? Эко дерево срубить задумал? Под силу ли, подумал?

Фрол. Не подумавши этакого дела, государь, делать нельзя. Я перекрестясь, как перед Истинным. — Ты только помоги теперь, из беды меня вызволь…

Лычиков-отец. Я?.. Да от таких делов люди бегут.

Фрол. Бежать-то тебе, господин стольник, не приходится.

Лычиков-отец. Меня припутать не хочешь ли?

Фрол. И путать нечего, так не убежишь. Мне теперь что? Пойду да повинюсь. А в чьей-де каптане? — В Лычиковой, мол, государь, в Алексей Степановичевой. — А в возниках кто-де ехал? А его ж, мол, Лычикова, стольничий сын, Савва.

Лычиков-отец. Ка-ак? Савка в возниках ехал?

Фрол. Точно, государь. Вознико-т без задних ног лежал, пьян, — он и поехал…

Лычиков-отец. Я их обоих выезжу! Будут знать.

Фрол. Что, государь, сердишься? Ты лучше бедному человеку помоги.

Лычиков-отец. Помогать тебе? Чем я тебе помогу?

Фрол. А тем: к тестю подведешь, якобы виниться хочу перед ним — раз; а там, чтоб к царю прямо не задумал ехать сгоряча-то жалиться — удержи. Вот и вторая помощь. Чтоб домой ехал, со старухой подумал — вот и третья. А дома со старухой поплачут, авось смилостивятся.

Лычиков-отец. Ну, Фрол, знал я, что ты плут, а этого не думал… (Сжимая кулаки.) То есть взял бы, кажется, теперь тебя за вихры, да по всей-то площадке оттаскал… Да что!.. Проку-то не будет; опять, обедни еще не отошли… И бей тебя не бей, все из-за тебя отвечать придется… да перед кем еще!.. Нащокины — думаешь — шутка люди?.. Ох, Фрол, плут ты, да еще с опаской плутуешь…

Фрол. Нельзя без опаски, государь. У всякого, господин стольник, плута свой расчет.

Лычиков-отец. Не теперь, после жди от меня поминанья себе… А теперь стань тут, отойди к сторонке, пойду я в собор, потом кивну, подходи… Ох, и досадно ж, что оттрепать тебя нельзя… Ну, стой… черт с тобой!.. Тьфу!.. (Плюнул со злости.)

Фрол (один). Ну, не дорого обошлось. — Я думал, придется по площадке на четвереньках поездить: пришлось бы стерпеть ведь… Э, обедня-то отошла. Стольники выходить стали. Отойдем в сторону.

Отходит в сторону. Стольники кучками становятся на площадке. Первый, второй и третий стольники идут, разговаривая, на авансцену.

Первый стольник. А что, господа, как слыхать: государь скоро на Москву будет?

Второй стольник. Не слыхал.

Третий стольник. Я вечор к Матюшкину, к Афанасий Ивановичу, заходил, так он грамотку от государя-то из Покровского получил…

Первый стольник. Что ж государь, Алексей свет Михайлович, пишет?

Третий стольник. А пишет: сокольей охотой все утешается; а еще пишет про нашу братью, про стольников молодых.

Второй стольник. Что такое?

Третий стольник. А пишет: тем еще, мол, утешаюсь, что стольников ежеутр купаю. Иорданка на пруду сделана в ней и купает. Кто по утру к смотру опоздает — полезай в воду.

Второй стольник. Ой ли! (Смеются.)

Третий стольник. А после купанья-де, пишет, жалую: купальщики те едят-де у меня, ежедён обедают, а иные говорят: «Мы нароком не поспеем, так нас-де и выкупают, да и за стол посадят».

Второй стольник. Уж наш брат, стольник, лицом в грязь не ударит. Выгадают везде. (Смеются.)

Третий стольник. Многие, пишет, нароком не поспевают. (Смех.)

Первый стольник. А на Москву когда будет?

Третий стольник. В воскресенье, пишет, а кончае-де в понедельник.

Второй стольник (указывая на первого). Он для того спрашивает «когда будет» — нельзя ли здесь в Москве выкупаться, да пообедать даром. (Смех.)

Подходит четвертый стольник.

Четвертый стольник. А что, господа стольники, — речь вашу перебью, не обессудьте — не случилось ли чего?

Второй стольник. А что?

Четвертый стольник. А видели: Лычиков-то, ровно полоумный, в собор вбежал?

Третий стольник. Ловко поспел. То есть к самому шапочному разбору. — А что?

Четвертый стольник. Подбежал к Нащокину, с ним шептаться стал.

Второй стольник. Може, о своих о делах.

Первый стольник. А что, Нащокиной дочки не сыскали?

Третий стольник. Сыщи ее! Нет, брат, не сыщешь — законопачена где сидит, не выскочит: колом прибита.

Входят: Нащокин, Лычиков, Савельич. Нащокин, с горя по дочке, очень постарел, одряхлел. Савельич его под руку поддерживает. Лычиков идет по другую.

Второй стольник (тихо третьему). Нащокин-то постарел как.

Третий стольник. Еще бы не постареть! Экое горе — а ему не постареть!

Нащокин. Где ж он?

Лычиков-отец. Тута дожидается; велишь подвести?

Нащокин. Ну, подведи его, вора.

Савельич. Посторонитесь, господа. Нардын-Нащокину дорогу уступите.

Стольники дают дорогу. Савельич ведет Нащокина на авансцену. Тем временем Лычиков идет за Фролом и подводит его к Нащокину. Стольники понемногу начинают прислушиваться и потом становятся в полукруг около действующих.

Лычиков-отец (подводя Фрола). Вот, господин, перед тобой стоит.

Нащокин. Это ты-то — Фрол Скабеев, ведомый плут и вор?

Фрол (в ноги). Я, государь, я; великого прощения прошу.

Нащокин. Немало мне на тебя сват мой, Велик-боярин, жалился; как ты его надул, сказывал. Изловить даже просил. — Ну, чего тебе? Вставай да сказывай. Знать, наябедничал что несносно?

Фрол (на коленях). Не встану, государь. На коленях умру, не встану; пока не смилуешься, государь, не встану.

Нащокин. Полно. Не люблю я вою этого вашего слезливого. Вставай; дело говори.

Фрол (вставая). Великое дело; государь…

Нащокин (шутливо). Не велико, да с Велик-боярином? Так ли?

Фрол. Нет, государь, дело-т о дочке твоей, об Аннушке.

Нащокин (вздрогнув). Об Аннушке? О дочке? Аль ведаешь, где она?

Фрол. Ведаю, государь, ведаю.

Нащокин. Где ж она? Где?

Фрол. Замужем, государь, замужем.

Нащокин (его шатнуло от этих слов). Замужем? Кто ж он, ворог-то мой кто, говори!

Фрол. Прости, государь (пал в ноги). Я, государь, твой зять, я сам…

Нащокин. Ты? Ох! (Шатается; Лычиков и Савельич держат его). Ты? — Лжешь, лжешь! Скажи, что лжешь, — озолочу тебя, пожалую.

Фрол (вставая). Рад бы, государь, не могу. Повенчаны мы.

Нащокин. Повенчаны? — Охо-хо-хо! (Горько плачет.)

Савельич. Полно, государь, не убивай себя.

Лычиков-отец. Ох, да полно же! Индо меня слеза прошибла.

Нащокин. Ох, оставьте вы меня! Уйдите вы все! Дайте мне горе-т свое выплакать! Пять у меня сынов было, всех-то добрых молодцов схоронил! Одна радость осталась — одна дочка, свет-Аннушка! И она-то; она! погубила меня, осрамила! обездолила! Охо-хо-хо! (Плачет.)

Фрол. Воля божья, государь! Прости ты нас, помилуй. Заслужим перед тобой, государь.

Нащокин. Кого… тебя… тебя-то простить? Чести-то моей порушителя? Славы дому моего погубителя? Ворога-то лютого простить? Змею-то подколодную, что меня крадучись насмерть укусила, — ее простить? Задушу тебя, своими старыми руками задушу. (Кидается вперед, но стариковское бессилье одолевает. Его поддерживают.)

Лычиков-отец. Полно же, полно! Господа! за скамеечкой кто сбегал бы! Пожалейте старичка. На ногах не стоит.

В толпе движение.

Нащокин (Фролу). Что ж стоишь? Смейся надо мной, смейся! Ишь, старик задумал за честь свою стать, а сила есть ли, не спросил. Нету силы, нет! Смейся над старым, бессильным! Все смейтесь! Все, кого я обидел когда, — идите сюда! Мстите свои обиды. Бейте меня, плюйте в лицо, ругайтесь надо мной! Не в позор мне будет бесчестье, не в позор! Не так дочка родная опозорила; пуще всех. Обесчестила седую бороду! (Плачет.)

Сзади передают скамейку; третий стольник принимает ее и передает Лычикову.

Третий стольник. Скамеечка — вот она!

Лычиков-отец. Да сядь ты, присядь. Скамеечку принесли.

Нащокин (Фролу). Ты что ж молчишь?

Фрол. Что, государь, сказать? Нет у меня иного слова, как: «прости, государь!» Божья воля, знать, твоей дочке за мной быть.

Нащокин (горько). Божья воля! Ин, так тому и быть! Против воли божьей ничего не поделаешь. Нет! Поглядите-ка, люди добрые, зять у меня какой — вор да плут! А я, дурак старый, чаял дочку за князя какого вельможного отдать! Дочка-т лучше рассудила: с ведомым плутом, с ябедой породнила! Эка честь старику! Ха, ха! (Горько смеется.)

Лычиков-отец. Да полно тебе! Сядь!

Нащокин. Нет, не полно еще: дочку еще поблагодарить надо, на житье благословить…

Лычиков-отец. Так-то лучше! Что клянешь!

Нащокин. Ты, зятек милый! ступай ты домой, и скажи ты жене своей, а моей бывшей дочери, Анне, — мол, послал государь-батюшка такое благословение: ты, мол, дочь, не дочь мне теперь, а хуже гадюки. Жить-де тебе с мужем желает весело, как он же теперь на тебя утешается, стоючи-де на площади, на зятя, мужа твоего, перед добрыми людьми не нарадуется, таково-то весело усмехается. (Горько усмехается; с порывом.). Да скажи еще: проклинает-де тебя, проклинает! Будь ты богом, как отцом, про…! (Шатается, еле не падает. Его подхватывают и усаживают.)

Лычиков-отец. Ох, полно же, полно! Сядь, сядь. Дворецкий, сажай его., насильно сажай. А вы, господа, сжальтесь… корчик водицы старичку… у сторожа.

Голоса. Сейчас, сейчас! Эй, воды! сторож!

В толпе суматоха. Приносят воду. Лычиков поит старика и мочит ему голову водой.

Лычиков-отец. Попей воды, попей! Что? голову помочить? Легче ли? Эх, слезы как льются!

Третий стольник. Слезы, это хорошо. Сердцу легче.

Нащокин (силясь привстать). Ну, Савельич, ступай! сажай меня в каптану! — Едем (встал).

Лычиков-отец. Куда ехать хочешь?

Нащокин. К царю, к царю!..

Лычиков-отец. Куда поедешь? Опомнись! На ногах насилу стоишь!

Нащокин (стучит клюшкой). Нет, нет, развести их, развести! Ее в монастырь какой дальний — на хлеб да на воду. (Фролу.) А тебя — слыхал про Даурскую землю? Куда Аввакума протопопа ссылали? и тебя туда ж!.. (Делает несколько шагов.)

Лычиков-отец. Постой! Куда бежишь? (Сажает его.) Опомнись: царя-т и на Москве нет, в Покровском. Поезжай лучше домой, к жене, с ней посоветуйся. Эдакое дело не подумавши делать хочешь!

Нащокин. Нет, еду, еду… (Торопливо встает.) Ох, под сердцем тяжело что-то… Ох, ох! (Садится.)

Лычиков-отец. Что? тяжело? А еще ехать хотел! Выпей воды еще, выпей. Да домой поезжай. Домой. К жене.

Хлопочет около него. В это время входит Велик-боярини обращается к второму стольнику.

Велик-боярин. Что тут за крик был? Ажно в воротах слышно было. Э, да это сват, кажись! (Указывая.) Нащокин? что с ним?

Второй стольник. Он и есть. Тут…

Велик-боярин, не дождавшись ответа, подходит к Нащокину и, дотронувшись до плеча, говорит.

Велик-боярин. Сват! сватушка! Что с тобой?

Лычиков-отец. Ох, Велик-боярин, вовремя пришел — хоть ты разговори его.

Велик-боярин. Сват! а, сват!

Нащокин (подняв голову, смотрит на Beлик-боярина). Ты это, сват? а? (С горькой усмешкой.) Что тебе? Аль опять за тем же? Что, Фрола-плута сыскал ли?

Велик-боярин (изумлен). Ты с чего же про Фрола? С тобой-то что? (Лычикову.) Аль он ума решился?

Нащокин. Не решился, сват, нет! (Горько.) А вот ты Фрола ищешь, найти не можешь, — а я не искал, да с ним, с плутом, породнился! (Указывая.) Вот он живой перед тобой стоит: любуйся.

Велик-боярин. Этот-то! Эй, дворецкий! Люди, вяжи его!

Дворецкий и люди бросаются на Фрола.

Дворецкий. У меня и веревка на него припасена. (Вытаскивает веревку из кармана.)

Фрол (рванулся и пал Нащокину в ноги). Государь-батюшка, заступись! Какой ни на есть, все ж зять я тебе.

Велик-боярин. Сват, выдай мне, выдай. (Приступает.)

Нащокин. Сват! не дури! Аль не слышишь: ведь какой ни на есть, все ж зять он мне. Ишь, государем-батюшкой зовет! (Фролу.) Ступай… ступай ты домой! Жди — какое тебе от меня решенье выйдет. (Фрол встает и уходит; Нащокин сидит, повеся голову.).

Велик-боярин. Сват, упустил его плута зачем же? Какой он тебе зять! Аль…

Лычиков дергает его за рукав, отводит немножко и шепотом объясняет, в чем дело.

Нащокин (силясь подняться). Сват, Алексей Степаныч, ведите меня! (Его подымают и ведут.) Ох, обессилел совсем! Обессилел и ополоумел.

Лычиков-отец. К жене едешь?

Нащокин. К жене, к жене, доеду ль только?

Велик-боярин. Ты мне протори за зятя-то заплати…

Нащокин (усмехаясь). Я тебе — протори, а мне-то бесчестье кто заплатит! (Уходит.)

Все, кроме первого и третьего стольников, уходят.

Первый стольник. Как думаешь, простит старик Фрола?

Третий стольник. Как, чай, не простить! Тоже сердце родительское тронется! Эк плакал — жалко на старичка глядеть было.

Первый стольник. А ведь Фроло-т не глуп! С кем породнился — подумай! А мы вот холостыми дураками бродим.

Третий стольник. Смелость тоже на эти дела нужна. Кому, брат, талан, а кому — два, а кому и кукиш с маслом. И с тем живешь. (Уходят.)

Перемена.

Сцена вторая

Действующие лица

ФРОЛ СКАБЕЕВ.

САВЕЛЬИЧ.

ЛЫЧИКОВ САВВА.

ЛАВРУША.

АННУШКА, Скабеева жена.

ВАРЮША.

У Фрола. Та же горенка. Направо кровать с пологом.

Фрол (за сценой поет). Что ни сто рублей пропало И не тысяча его; Пропадала, запропала Дочь любимая его!

Варюша и Аннушка выбегают из чулана ему навстречу и сталкиваются с ним в дверях.

Варюша и Аннушка (вместе). Фролушка идет! Братец!

Фрол. Я и есть.

Варюша и Аннушка (вместе). Ну, что? Сказывай: простил? простил?

Фрол. Стойте, дайте дух перевести. Первое: Анна, послушная ты мне жена?

Аннушка. Сам знаешь.

Варюша. Послушней ее не найдешь!

Фрол. А послушная: ложись на кровать, под одеяло, охай и стони, и кто бы о чем бы ни спрашивал — не откликайся.

Аннушка. Да ты что?

Варюша. Аль с ума сошел?

Фрол. Послушайся ты меня хоть раз в жизни: ложись ты под одеяло, да стони.

Аннушка. Да полно!

Фрол. Ложись. Лежучи все услышишь. Говорю, ложись.

Аннушка. Что ж, сестрица?

Варюша. Ложись: ведь он без причуд не живет.

Аннушка (ложится). Ну, легла.

Фрол. Сестра, полотенце давай. (Варя подает.) Голову ей обмотаем. (Исполняет.) Ну, так ладно.

Аннушка. Рассказывай же. Батюшку видел?

Фрол. Видел.

Аннушка. Просил?

Фрол. Просил.

Аннушка. Простил?

Фрол. Не простил.

Аннушка. Ох, что ж с нами, Фролушка, будет!

Фрол. Ничего не будет. Сразу за экую вину кто простит!

Обе. Рассказывай, все рассказывай!

Фрол. Не перебивать, чур. Сначала и кричал, и стонал, и проклинал, и к царю ехать хотел — чтоб развели нас…

Аннушка (вскрикивает). Ой!

Фрол. Не полошайся! — Уговорил его потом Савушкин отец домой ехать, со старухой посоветоваться. Тут много еще разного было, да рассказывать теперь некогда.

Аннушка. Слава богу, что домой поехал.

Фрол. Еще бы не слава! — Ну, слушай дальше: как домой ему ехать — я за углом припрятался — а он дворецкому своему Савельи-чу наказ дал: «Нагони-де ты его, плута; где живет, узнай, да житья его пригляди — каково живет. И домой живо! А то старуха расплачется — где, мол, Аннушка живет, а я и не знаю. — Хорош, скажет, отец!»

Аннушка. Значит, хоть малость да сжалился.

Варюша. Похоже на то.

Фрол. Ну, я из-за угла вышел, да иду: сам голову повесил, воздыхаю таково-то тяжко, ровно невесть как горюю. А сам дорогой уложить тебя в постель придумал. Ну, иду себе, да нет-нет и оглянусь: Савельич следом идет ли? Вижу: идет поотдаль. Я в вороты, а он мимо — точно по своему делу идет. Ну, да скоро вернется. Для того и ложиться тебе поскорее велел.

Аннушка. Для чего же?

Лавруша вбегает.

Лавруша (испуганно). Братец! Ой!..

Фрол. Чего струсил?

Лавруша. Неведомый человек там тебя у ворот спрашивает.

Фрол. Веди сюда. Ведомым станет. Не бойся, этот ушей рвать не будет. (Лавруша идет; Фрол ему вслед.) Только тише иди. Не спеши.

Фрол (жене). Ну, гляди ж: кликать тебя начну — только стони, да охай; голосу отнюдь не подавай. Сестра, полог опусти. (Варя исполняет.) Так. Пирога-т кусок остался? Вино есть?

Варюша. Есть, братец.

Фрол. Ставь на стол. Живее. (Варя хлопочет; он подходит опять к жене.) А ты лежи да знай себе постанывай, да поохивай. Эдак вот: ох, ох! (Показывает; отходит.) Что ж Варюха с пирогом? А, вот и она. Теперь все готово. Милости просим.

Входит Савельич.

Фрол. А, Петру Савельичу! Сколько лет, сколько зим!

Савельич. Ты, господин, меня почему ж признал?

Фрол. А ветчинкой угостить меня хотел — помнишь ли?

Савельич. Как не помнить! Вот она где ветчинка у меня сидит. (Указывает на шею.) Так это твоя, Фрол Скабеич, милость тогда стариком переряжен был?

Фрол. Отгадал, Савельич, отгадал. — Видишь: люди-то стареют, а я молодею — молодой теперь. — Ну, Петр Савельич, садись, закуси, — винца. (Наливает.) Я дорожку укажу. (Пьет.) Сестра, Петра Савельича проси! угощай! (Варя угощает.)

Савельич. Ой, честь-то не по мне, господин… Дай, ручку, боярышня, поцеловать.

Варюша. Пожалуй, и так целуй.

Савельич. Ох, так-то не смею… (Целует ручку и делает глоток.) За здоровье молодых — ох, горько сказал бы, да лих боярышни нашей не видно.

Фрол. Не видно, ох! не видно. (Тихо, сестре.) Скажи Анне громче стонала бы: не слышно-де. (Варя исполняет.) Зачем, Петр Савельич, пришел?

Савельич. А приказал боярин — житья вашего посмотреть… Ой, ровно застонал тут кто-то…

Фрол. Так оно и есть: стонет, стонет. Вот боярышню поглядеть хотел, смотри. (Отдергивая полог.) Так родителю и сдоложи: вы, мол, дочку клянете, а она тут лежит да стонет.

Савельич. И давно это с ней стало?

Фрол. А пришел с площадки — сестренка в слезах выбегла, «так и так, говорит, с полчаса как пала да стонет; раскликать никак не могли». — Надо быть, как он ее на площадке проклинать стал, в эту самую минуту над ней эта притча стряслась. — Подойди-ка погляди… (Савельич подходит; Фрол начинает раскликать жену.) Анна, а Анна! — Ишь, стонет, да и полно! — Охо-хо-хо! Анна! (Та постоянно стонет. Савельичу.) Поговори-ка с ней — тебе не откликнется ли…

Савельич. Боярышня наша милая, проведать тебя пришел, от батюшки… (Стон.)

Фрол. Ишь, как про батюшку вспомнил, пуще стонать стала. Лучше закроем ее — не заснет ли?.. (Дворецкий отходит; Фрол, задергивает полог; тихо жене.) Ты стони, не переставай.

Савельич. Чем ее, господин Фрол Скабеич, пользуешь?

Фрол. Чем пользовать — охо-хо-хо! Видишь, болезнь какая: от родительского от проклятия. Кроме, как родительским благословением, вылечить ее ничем нельзя.

Савельич (рассудительно). Правда, истинная твоя правда. Так я пойду, родителю про все сдоложу. (Стон.) Ишь, стонет как: вчуже жалко. Так я пойду; что ее беспокоить-то!

Фрол. Ступай, Петр Савельич; провожу тебя. (Наливает.) А на дорогу посошок?

Савельич. Ох, разве посошок. (Выпил и идет.) Жалко боярышню-то. Рассказать — сердце родительское тронется. Охо-хо-хо! прощенья просим! (Уходит.)

Фрол (провожая). Охо-хо-хо, прощай, Петр Савельич, протай. (Уходит.)

Аннушка (выглядывает из-за полога). Ушли?

Варюша. Ушли.

Аннушка (вскакивает). Ох, Варя, чуть я чуть в лицо им не рассмеялась! Фролушка-т лицо какое плачевное состроил. Ха-ха-ха!

Варюша. Ха, ха, ха! А тот думает: вправду.

Аннушка. Ох, за Фролом, живучи, чему не научишься!

Смеются обе.

Возвращается Фрол.

Фрол. Ну, жена, целуй меня! (Целует.) Какова штука-то?

Аннушка. Ох, Фролушка! уж немало мы с Варюшей хохотали.

Фрол. Ишь, «вчуже», говорит, «жалко». То-то. «Родительское, говорит, сердце тронется». А я ему у ворот рублик в руку: так-то за рублишко растрогает — чудо!

Аннушка. Ох уж, Фролушка, чего только не придумаешь.

Фрол. А еще кобенилась — тогда в терему-то, помнишь?

Аннушка. Ну, что вспомнил! Дура тогда была.

Варюша. Стойте! Это что за шум?

Слышны шаги, топот и крики.

Фрол (схватив жену за руку). Стой! Не опять ли ложиться тебе?

Лычиков-сын (за сценой). Беги за мной, Лавруша!

Лавруша (за сценой). Пряник-то, петушка-т отдай!

Вбегают опрометью: Лычиков Савва и за ним Лавруша.

Лычиков (бросается целовать всех поочередно). Ой, Фролушка! — Варюша! — Аннушка, ну и с тобой по-родственному!

Фрол (шутливо гонит его). Ты что? с ума сошел — чужую жену при муже целовать! хоть бы крадучись.

Лычиков (к Варе). Ох, Варюша!

Варюша (толкает его). Опять! пошел!

Лычиков. Да ты послушай, радость-то какая! (Целует и притоптывая.) Ой-жги-говори-приговаривай!

Лавруша (цепляясь сзади). А мне-то пряник?

Фрол. Постой, Лаврушка. Дай рассказать.

Лычиков. Пряник? (Достает и дает.) На! Вишь — петушок, золотой гребешок, масляна головка! — Целуй меня!

Лавруша (бросаясь Савве на шею). Ой, Савушка, спасибо!

Лычиков. Ну, теперь слушать: приехал это отец с площадки, сейчас за палку-толстая такая у него есть — «жезл правления» зовется…

Фрол. И давай тебе тем жезлом спину править?

Лычиков. То-то, что нет! Я в ноги. Покаялся, что Варюшу люблю, Фролову, мол, сестру. Он и рот разинул, и жезл выронил…

Варюша. А ты что?

Лычиков. Я-то? Я — ничего. И не помню ничего, что дальше было.

Фрол. Что ж нам расскажешь, коль сам ничего не помнишь?

Лычиков. Кончилось чем, скажу. Разжалобил старика. Завтра к Нащокину. Коли он, говорит, простит, и ты, говорит, венчайся. Тогда, говорит, Фролова сестра тебе под пару будет. Родня, мол, богатая у нее!

Аннушка (мужу). Вот нам опять подмога приспела.

Фрол (Лычикову). А как нашо-т не простит?

Лычиков. Он простит — покоен будь!

Фрол. И вышло: наш он покой.

Лычиков. Верно говорю, простит. Сердце чует. А теперь — Варюша, что радости-то! Фролка, плясать давай! — Все пляши! — Лаврушка, и ты!

Лавруша. Я сейчас. Только петуху голову порешу (откусывает голову).

Запевают любую песню и подымают пляс.

Занавес опускается.

Действие пятое

Действующие лица

НАЩОКИН.

ЛЫЧИКОВ АЛЕКСЕЙ.

ЛЫЧИКОВ САВВА.

ФРОЛ СКАБЕЕВ.

ЛАВРУША.

САВЕЛЬИЧ.

НАЩОКИНА СТАРУХА.

СКАБЕЕВА АННА.

ВАРЮША.

МАМКА.

МАВРУША.

У Нардын-Нащокина.

Нащокины, старик со старухой, пригорюнившись, у стола сидят.

Старик. Охо-хо-хо!

Старуха. О чем, старик, заохал, а?

Старик. Так, старуха, так; ничего.

Старуха (помолчав). Охо-хо-хо!

Старик. Ты чего, старуха, охаешь? а-а?

Старуха. Ох, отец, дочку повидеть хочется. Ох!

Старик. Нельзя. Сказал: на глаза не пущу, и не пущу.

Старуха. Ох, полно-ка! Одна ведь дочка, старый, одна.

Старик. Была, старуха, была. Теперь нету.

Старуха. Как нету! Что говоришь! Грех. Жива ведь, жива.

Старик. Жива, нет ли — все едино.

Старуха. Грех, отец, грех… А я было…

Старик. Что было-то?

Старуха. Ох! уж что ни было!., сказать боюсь… осердишься… Ишь, ты грозный какой стал…

Старик. Где уж грозный! Ветер валит, на ногах не стою — где грозным быть! Грозен да не силен — сама знаешь, кому брат… Сказывай уж… (Нахмурясь.) Ну?

Старуха. То-то, силы нет, а все грозишься!..

Старик. Ну, уж сказывай… ну!

Старуха. Клянешь все дочку-то; да. А она лежит от клятвы-то, от твоей… стонет… раскликать не могут… То-то!..

Старик (мягче и тревожно). Ну?

Старуха. Вечор, в вечерни, посылала проведать — сердись не сердись, послала — не в тебя, не каменное сердце в груди-то, материнское, отец; материнское, несердитое, отходчивое.

Старик (все мягче и тревожнее). Ну? ну?

Старуха. Сказывают, лежит все. Нынче по утру посылала — все лежит же.

Старик (задергал носом). Ну? ну?

Старуха. И пожалела. Да. Образ, благословенье-то наше, чем благословить ее на свадьбе думали, послала, — сердись не сердись, послала…

Старик (почти всхлипывая). Ну? ну?

Старуха. Что нукаешь-то все? Не лошадь я тебе, прости господи! — жена. — Сказывают, вскочила, эдак-то весело; здорова теперь…

Старик (плачет). Что ж… что ж мне не сказала?

Старуха. Боялась. Ишь, ты грозы напустил на себя!..

Старик. Ох, уж где гроза! Плачу, старуха, аль не видишь? — плачу… Вечор грозился — нынче где!.. Только слезы и остались…

Старуха. Ты скажи: хорошо ль сделала? а? На меня не сердишься?

Старик. Аль по твоему зверь я, а? И жалости во мне нет, а? Я ей зла не желаю, нет, пусть… пусть здорова живет… А что отца с матерью забыла — бог ей судья!.. как знает! а я зла ей не желаю, нет.

Старуха. Коль бого-т судья, ты что же судишь? Прощенья зачем не скажешь?

Старик. Прощаю ее, и благословенье ты ей послала — не сержусь, хвалю… Чего ж еще?

Старуха. Повидел бы ее…

Старик. И заикаться не смей! не моги!

Старуха. Ох, уж и не заикнись! Как же!

Старик. Не надо мне ее, не надо. Ей меня не надо стало, ну и мне ее не надо же. Захотела по воле жить — живи. Сердца у меня на нее нет, да и к ней не лежит сердце. Нету дочери у меня, нету. Отрезана: от дому отрезана, и от сердца отрезана тож…

Старуха. Ох, старик, старик! Грех! И помочь ничем не хочешь?

Старик. Помочь, помогу: сколько хочешь помогай, запрету от меня нет. Только чтоб я, государев свет-Алексей-Михайловичев стольник, Нардын-Нащокин — да его плута и ведомого вора Фролку зятем назвал — никогда того не будет, никогда! И тебе не позволю! нет! А помочь, помогай. И сам чего надо пошлю. Савельич, эй Савельич!

Входит Савельич.

Савельич (входя). Что, государь, прикажешь?

Нащокин. Ты мне правду говори. Посеребрил вчера зятек мой любезный тебе уста-те, а ты милости мои прежние вспомни — правду говори. Лежала дочь вечор больна?

Савельич. Лежала, государь, — сам видел.

Нащокин. А нынче встала?

Савельич. Встала, государь.

Нащочиха. Ишь, родительское-то благословение чего стоит.

Нащокин. Дорого, мать, стоит, дорого. Только для нас дорого оно по душе. А ему, плуту, чем оно дорого? Денег больших стоит, в золотом окладе, да в каменьях дорогих, — тем оно ему дорого. Тем. Заложит его, аль продаст…

Нащочиха. Ох, полно-ка!

Нащокин. Верно говорю, заложит. Ведь дорого, старуха, наше благословенье — денег больших под него дадут. И как не заложить! Кормить жену ему, чай, нечем. (Савельичу.) Бедно живет?

Савельич. Эдак-то бедно: горенка махонькая эдакая…

Нащокин. Ну да, да! Кормить, говорю, нечем. С того и больна стала. Ну да. (Савельичу.) Ты слушай: навали ему семь подвод, всего положи: и хлеба, и муки, и живности всякой, и рыбы. Свези, пусть кормит жену-то, — не попрекает, что приданого не принесла.

Нащочиха. Ну, старик, за это спасибо тебе!

Нащокин. Не для ради их делаю, старуха. Нет. А для того: не быть бы благословенью нашему поругану. Они нешто подорожат им? С молоду-то не очень родительским благословеньем дорожат. Не то дорожить — дорожиться не станут, за бесценок спустят. Да, да. (Савельичу.) Далеко ль плут живет?

Савельич. Кто, государь?

Нащокин. Кто плут-то? Зятек мой любезный, он плут. Про него спрашиваю.

Савельич. Недалече; если теперича от наших задворков через соседский огород перебежать — пустырек тут будет, а за тем пустырьком и домишка, хижа, так сказать надо, стоит; там он и живет.

Нащокин (жене). Ишь, недалече дочку-то, старуха, схоронил. Знает плут, что все-то мы вдаль глядеть норовим, да под носом ничего не видим. Умён, плут, умён. Хвалю. (Савельичу.) Так ступай, подводы-то отправь, да список сделай; чтоб по списку он, плут, все принял. Скажи: тесть, мол, по списку принять велел. Не то людишки изворуют. Ступай же… Аль подъехал кто? Погляди-ка. Бездокладочно не принимай, доложи сперва.

Савельич уходит.

Нащочиха. Кого еще бог даёт?

Возвращается Савельич.

Савельич. Лычиков Алексей Степаныч, и с сыном.

Нащокин. Зови! зови! Добрый он человек. Зови!

Савельич уходит; немного спустя входит Лычиков-отец.

Нащокин. Здравствуй, Алексей Степаныч, здравствуй! Как живешь, можешь? Сказали: с сыном, — где ж он, сыно-т?

Лычиков-отец. Здравствуй, государь, здравствуй. И тебе, государыня, низкий поклон. А сынишко пусть в сенях подождет — мне с тобой наперво о деле поговорить надо. И ты, государыня, посоветуй: дело-т общее, семейное…

Нащокин. Говори, Алексей Степаныч, говори. За доброту твою за вчерашнюю — ходил около меня, старого, успокоил, домой отправил — спасибо тебе. — Вот, жена: дочь отступилась, нашелся добрый человек, даром — не родной, чужой… Что ж, Алексей Степаныч, скажешь?

Лычиков-отец. О дочке твоей речь пойдет. — Дочку-т простил ли?

Нащокин. Простил. Бог с ней. Простил.

Лычиков-отец (весело). Ой ли?

Нащочиха. Ох, Алексей Степаныч, ты спроси: как простил?

Лычиков-отец. А что ж?

Нащочиха. Простить, говорит, прощаю, а на глаза не пущу. Вот оно каково его прощенье.

Нащокин. Чего ж им еще?

Лычиков-отец. И по-моему, государь, эдакое прощенье — как бы и не прощенье вовсе.

Нащокин. Ну, ладно, ладно! — Твое-т дело какое, Алексей Степаныч, сказывай.

Лычиков-отец. Дело, государь, такое. У зятя твоего, у Фрола Скабеича, сестренка есть, Варюшкой звать, а мой болван сынишко — что в сенях-то сидит, — ишь, просит: «благослови, родитель!» Жить без нее, говорит, без Фроловой сестренки не может. Я так положил: простишь ты, государь, зятя твоего, и я болвана моего сынишку по тому ж прощу и благословлю. А не простишь, и я не прощу. — А теперь: и думать как, не знаю; есть твое прощенье дочке, аль нет — сказать не умею. По-твоему, ты простил. А по-нашему, вот, с государыней твоей, какое же это прощенье! Как бы и нет его совсем, прощенья-то.

Нащочиха. Вишь, старик, и Алексей Степаныч по-моему ж говорит: какое это прощенье! — А ты то подумай: родня у него, у Фролки, теперь хорошая будет. Алексей Степаныч, — такой же стольник, как и ты, — сына, чу, на сестре его женит. Скажут: хоть он, плут, и захудалого рода, да дворянин же, и родня у него хорошая.

Нащокин. Ох, жена, и ты туда ж за зятьком, кажись, плутовать пустилась! Ишь, разводы развела! Ан Алексее-т Степаныч поумней тебя будет: тогда сына оженит, как я прощу. Не с ним, плутом, со мной породниться хочет.

Нащочиха. А ты с Алексей Степанычем — нешто не хочешь? Он с тобой — рад, а ты с ним — нет?

Нащокин. Ох, плутовато, старая, говоришь. Сбить хочешь. Алексее-т Степаныч — аль не слыхала? — тогда сына окрутит, как я прощу.

Нащочиха. Да ты ж простил! Сам сказал. Алексей Степаныч, на тебя сошлюсь.

Лычиков-отец. Точно, государь, было сказано.

Нащокин. Я и то прощаю.

Нащочиха. Ты не так, ты по-настоящему прости.

Нащокин. Как еще по-настоящему?

Нащочиха. А так же: сюда их позови. Матери дочку-то дай повидеть. И то дочка без языка из-за тебя — слышь, Алексей Степаныч, из-за отца-то без языка лежала…

Лычиков-отец (качая головой). Что ты!

Нащочиха (мужу). Да. Прости по-настоящему. Хоть раз дай повидеть. Проси и ты, Алексей Степаныч.

Лычиков-отец. Что ж, государь, материнскому сердцу-то уважь; дай дочку-то государыне повидеть…

Нащочиха. Разик всего. Я тебе, старому, за это в ноги поклонюсь. Не дай, государь, с тоски помереть. Всего-то разик. (Хочет поклониться в ноги.)

Нащокин (удерживая ее). Полно-ка, полно!

Лычиков-отец. Уважь государыню-то.

Нащокин. Ох, Алексей Степаныч! Жена! Да нешто я!.. Ну, разик пусть! Позови. Только больше — отнюдь, ни-ни-ни!

Нащочиха. Ладно-ка. (Бежит к дверям.) Савельич, Савельич! (Входит Савельич.) Савельич, сбегай скорей, зови зятя с дочкой, не мешкая, скажи, шли бы: мать-де велела. А то старый еще раздумается, заупрямится. Иди, иди же. Скорей.

Нащокин. Чтоб со всей семьей своей плут шел; тесть, мол, так велел.

Лычиков-отец. Моего сынишку кликни сюда; в сенях сидит.

Савельич уходит; следом Лычиков Савва входит.

Лычиков-отец. Вот он, государь, сынишко мой; Савкой звать. (Сыну строго.) Стань к сторонке, жди: сейчас тебе решенье выйдет. А теперь молчи.

Нащокин. Подь-ка, Савушка, ко мне, старику. Скажи-ка мне про зятя моего: каков он плут есть?

Лычиков Савва. Что ж, государь, это ему прозванье только такое: плут, а сам он, по-моему, душа он человек. Вот что. Я его довольно знаю.

Hащочиха. Вот видишь, старый, что говорят!

Нащокин. А ты верь. Против приятеля говорить станет ли?

Лычиков Савва. Нет, государь, право.

Нащокин (Савве). А сестренка-то у него хороша, а? Звать-то как? Варей? (Савва смутился.)

Лычиков-отец (смеясь). Что, брат Савва, попался? Языко-т к гортани прилип, — а?

Лычиков Савва (оправляясь). Что ж, батюшка, точно Варюша — что говорить! — хороша. Конечно, не в холе выросла она, на воле, а хороша!

Нащокин. То-то беднота должна быть! И теремка-то не на что выстроить было!

Лычиков Савва. Бедность, государь, не порок. Сам был бы хорош.

Нащокин. Боек у тебя, Алексей Степаныч, сыноко-т! За словом в карман не полезет. (Отцу же.) А ты само-т что мне про зятя скажешь?

Лычиков-отец. Что сказать? Делец, он, делец. Так чаю: посадить его в любой приказ — лучше нашего брата стольника, аль хоть бы и боярина справится: уж у него подьячий не сворует. Нет. Делец, делец.

Нащокин. Ой?

Нащочиха. Вот видишь, старый!

Лычиков-отец. Да вот тебе: меня как ловко к делу припутал — в моей каптане твою дочку украл, а этот висельник, Савка, в возниках ехал.

Нащокин. Ой?

Лычиков-отец. Пришлось за ним перед тобой заступаться, молить — чтоб к царю не ехал…

Нащокин. Так ты вечор поэтому… А я думал: разжалобил-де…

Лычиков-отец. Нет, государь, не так. Расчет — расчетном, а жалость — жалостью. А чтоб ты меня вечор не разжалобил — этого не думай: еще как! Я домой, а этот болван Савка — в ноги; я было поучить его думал, палку взял — да как вспомню про слезы про твои и не могу. Жалость меня возьмет, думаю: как эдак же и мне плакать придется? — Нет, уж лучше прощу.

Входит Савельич.

Нащокин. Что, привел?

Савельич. Привел, государь.

Нащочиха (встрепенулась). Ох, пришла, пришла!

Нащокин (удерживая ее). Постой, старуха, не торопись. (Савельичу.) Всей семьей привел?

Савельич. Всею, государь, и с сестрой, и братишком.

Нащокин. Ну, их позовешь сюда. А вороты — на запор. Человека приставь и накажи: кто бы ни приехал, всем отказ — господин-де стольник нынче зятя своего, вора и плута, Фрола Скабеева с женой его, а своей дочкой, обедом кормит. — Ну, ступай, зови! Датех-то, мамку с Маврушкой, покличь сюда. Ступай.

Савельич уходит. Дверь отворяется, вбегает Аннушка, за ней Фрол; Аннушка бросается к матери на шею, Фрол в ноги тестю; Варя и Лавруша входят следом, но становятся поодаль. В продолжение следующего разговора Лычиков Савва, улучив минуту, дает знаками Варе понять, что дело их идет на лад; та, знаками же, отвечает, что рада, но чтоб он до поры помалчивал. К концу разговора тихо входят мамка и Мавруша и молча становятся у дверей. Савельич наведывается часто: уйдет и опять придет.

Нащочиха и Аннушка (вместе, бросаясь друг к другу). Мамушка! — Доченька!

Фрол (в ноги тестю). Государь-батюшка!

Нащокин. Ну, ну, вставай. Целуй руку, целуй. А ты, дочка, что ж?

Аннушка бежит к отцу, целуется с ним; Фрол подходит к теще, целует ей руку; она его — в губы.

Фрол. Маменька!

Нащочиха (одновременно с ним). Зятюшка! Дай-ка погляжу — какой ты.

Нащокин. Ну, все ли, дочка, здорова?

Аннушка. Слава богу, тятенька, здорова.

Нащокин. Хворь-то прошла?

Аннушка (забываясь). Какая хворь, тятенька? (Муж, услышав это, дергает ее за рукав.)

Нащокин (Фролу). Что дергаешь? (Анне.) Вчерась, знать, и больна не была?

Аннушка (смутясь окончательно). Вчерась?..

Нащокин (жене). Слышь, жена, хворь-то вчерашняя! Вот она — наружу высыпала.

Фрол (становясь на колени и дергая жену за руку, чтоб встала — что она и исполняет). Прости, государь. Виноват. Уложил жену вечор, чтоб тебя разжалобить…

Аннушка. Прости, батюшка.

Нащокин. Что, дочка, знать пословица-то правду говорит: «Как придет на Фрола неспориха, дойдет и Фролиха до лиха»?

Нащочиха. А ведь его, отец, зятева правда. Не уложи он ее, тебя не уломать бы.

Нащокин (жене). Уж ты! плутням потворщица! плутам заступница! (Зятю с дочерью.) Ну, что ж с вами делать? Вставайте уж. Бог с вами. (Они встают.) Не звать было, а позвал — не гнать же! Я-то и не звал! все старуха… Ну, да целуйте руки, довольно: простил.

Фрол и Аннушка (вместе, целуя ему руки). Тятенька! — Батюшка-государь!

Нащокин. Ну, зятек, теперь с тобой о деле. Что ж, теперь плутовать будешь ли, за ябедой ходить?

Фрол. Доходишков, государь, нету, а ябедой не кормиться, — чем же стану?

Нащокин. Ладно. Знать, ябеда-т вкусна. (Оглядываясь.) Эй, вы! пришли ли?

Мамка и Мавруша (падая в ноги). Здесь, государь…

Нащокин. Ну, вставайте. Прощены. (Они встают и отходят в сторону; Фролу.) Эти за дочкой пойдут: мамка ее, да сенная Маврушка — вор-девка, по господину. В затрепез сосланы были за вас — я вас простил, и им прощенье.

Аннушка. Да Маврушка, тятенька, ничем не виновата…

Нащокин. Молчи, дочка. Отца не переучишь. Кто старое помянет — глаз вон. Я вот не вспоминаю же… хоть бы про хворь про вчерашнюю. (Аннушка опустила глаза. Нащокин Фролу.) Что ж за приданое не благодаришь, зятек?

Фрол (целуя тестеву руку). Спасибо, тестюшка.

Нащокин (усмехаясь). Сам — спасибо, а сам думаешь: этим приданым не то кормиться, а еще его кормить надо. Так ли, зятек?

Фрол. Так, государь.

Нащокин. Ну, плут, жаловать тебя, так жаловать. — Именьишко у меня есть, Тамбовское, душонок три, аль четыре их ста, забыл, — так за себя справь. Справишь ли?

Фрол. Для-ча, государь, не справить?

Нащокин. А деньги, чем справить, есть ли?

Фрол. Денег нету. Разве кого из людишек из подаренных продать, да на те деньги достальных справить?

Нащокин. Ой, плут! Хитер, плут! Ты вот что: мамку продай. А то дочку вырастишь — она эдак же, как мою, и твою плуту какому продаст. (Мамке.) Так ли?

Мамка. Да я когда же, государь? я — николи!

Нащокин. Что кричишь не коли! никто тебя и не колет. А тебя колом в бок, аль и на кол — не худо бы!

Мамка. Ой, государь!

Нащокин. Молчи. Ох, расшутился стар, о деле забыл. (Отцу Лычикову.) Что ж, Алексей Степанович, аль о давешнем забыл?

Лычиков-отец. Где забыть! На тебя глядя, утешался. Таков-то ты весел стал! — Савва, подь сюда! (Тот подходит.) — К тебе, Фрол Скабеич, слово…

Нащокин. Что его, плута, спрашиваешь: еще обманет. Ты со мной говори. Ну, девица пригожая… (Аннушке.) Варей звать?

Аннушка. Варюшей.

Нащокин. Ну, Варюша, подь сюда, красавица. — Тебе (указывая на Савву) этот молодец знаком ли?

Варюша. Мельком, кажись, государь, где-то видала.

Лычиков-отец (сыну). А ты девицу эту видывал ли?

Лычиков Савва. От роду, батюшка, не видал.

Лычиков-отец. А замуж за себя возьмешь ли?

Лычиков Савва. Из воли из твоей не выйду: повелишь, возьму.

Нащокин (Варюше). А ты охотой ли за него пойдешь?

Варюша. Тебе, государь, чтоб угодить — пойду; а самой не в охоту. (Все смеются.)

Лычиков-отец (Варюше). Ну, богом данная, подойди! Любить меня, старого, будешь ли?

Варюша. Я тебя давно люблю. Сыноко-т твой давно меня подговаривал, чтоб обвенчаться потайно; а я не хотела: тебя не огорчить бы!

Лычиков-отец. Ой ли?

Фрол. Правда, Алексей Степаныч, правда. Я и сам уговаривал, да не сдавалась.

Аннушка. Я сама слышала.

Лычиков-отец. А почитать будешь?

Варюша. Буду. Ты, сказывают, шаньги со сметаной любишь?

Лычиков-отец. Люблю грешным делом. А что?

Варюша. Так я ежедён тебе готовить стану — я мастерица.

Лычиков-отец. Ой ли? Целуй меня. (Целуются.) А то нам с Савкой плохо — чем повар покормит, тем и сыты.

Нащокин. Ишь, шаньгой как старика поддела. — Что ж мальчугана никто не приласкает. Подь сюда. (Лавруша подходит.) Как тебя звать-то?

Лавруша. Лаврушой, дедушка.

Нащокин. Какой я тебе дедушка, пострел?

Лавруша. Ты старенький, я — маленький. Потому ты мне дедушка, а я тебе внучек.

Нащокин. Ишь, ласковый какой, плутишка! — А вырастешь, — эк же, как брат, девок воровать станешь?

Лавруша. Ни. Мне братец сказывал: «Тебе-де, Лаврушка, житье будет. Брат на стольничей дочери женат, сестра за стольничья сына выйдет, — да за тебя-де сам Велик-боярин — что за уши тебя трепал — дочку с охотой выдаст».

Все смеются.

Фрол. Ой, врешь, Лаврушка! В жисть этого не говорил, хоть побожиться!

Входит Савельич; в руках у него на подносе мед.

Савельич. Я, государь, медку принес: молодых поздравить бы.

Нащокин. Ой, ладно. Сдогадался, молодец. — Берите все. (На мамку и Маврушу указывает.) И им давай. — И себе бери:

Нащокин и Нащочиха (вместе). Ну, дай вам бог, детки, совет да любовь.

Лычиков-отец (своим). И вам, дети, того же.

Пьют. Общее целованье. В это время мамка, отведав меду, бежит вперед и кричит точно ее режут.

Мамка. Ой-ой-ой!

Нащокин. Что ты? Аль поперхнулась?

Мамка. Мед, государь, горек. Ох, горько!

Нащокин. Ох, чертовка старая, догадалась. (Детям.) Целуйтесь. (Те исполняют; Мавруше.) А что, Маврушка, у тебя мед не горек ли?

Мавруша. Дай; государь, отведаю. Сразу-то не разобрала (пригубила). Ох. горек. (Молодые целуются.)

Нащокин. Теперь послаже ли стал?

Мавруша. С этой стороны (указывая на молодых), государь, Сдадок, а вот с той (указывая на Савву с Варей) горек.

Лычиков-отец (ударив рукой по голове). Ох, я, дурак старый, и забыл! — Ну, и вы целуйтесь.

Варюша (закрылась рукавом). Ой, стыдно. (Целуется с женихом.)

Лычиков-отец. Аль впервой? Не целовались еще?

Нащокин. Не то, сват, говоришь: ты прикажи, чтоб сына Николая народили. Он — Савва, она — Варвара, а как будет Николай еще, — уж три дни кряду пировать станем. (Зятю.) Ну, Фрол, доволен ли?

Фрол. Как, тестюшка, не довольным быть? Эко счастье! Так чаю: на предбудущие времена — пословка пойдет: коли кому удача — эк, скажут, Фролово счастье привалило.

Нащочиха. Ох, дочушка, слава те господи! — все благополучно кончилось.

Аннушка. Конец, мамушка, делу венец.

Фрол (жене, тихо). Вот и сказке конец, (тестю) а мне от тестюшки с золотом ларец.

Лавруша (зрителям). А мне, дедушка, пряничка — петушка…

Занавес.

Д. В. Аверкиев (1836–1905)

Дмитрий Васильевич Аверкиев родился в Екатеринодаре в купеческой семье. Учился в Петербурге, сначала в коммерческом училище, затем на естественном факультете университета. Большую роль в его судьбе как литератора сыграла близость с Ап. Григорьевым. Важным этапом его творческой жизни стала работа в журнале Достоевских «Эпоха», где он был одним из деятельнейших сотрудников (см.: Нечаева В. С. Журнал М. М. и Ф. М. Достоевских «Эпоха» 1864–1865 гг. М., 1975). Впоследствии, начав по примеру Ф. М. Достоевского издавать свой «Дневник писателя» (1885–1886), Аверкиев так вспоминал о своей работе в «Эпохе»: «Покойный Федор Михайлович был первым из писателей предшествовавшего поколения, признавшим во мне не только литературные способности, но — horrible dictu (страшно сказать. — В. Н.) — художественный талант. Далее я имел честь принадлежать к кружку „Эпохи“, издававшейся Достоевским. То был кружок людей разного возраста и воспитания; кружок, сплотившийся вокруг Федора Михайловича в силу общности умственных и нравственных запросов и стремлений и любви к искусству… Многие из мнений и взглядов, которые впоследствии с таким блеском и проповедническим жаром развивал Достоевский, как и в „Дневнике“, так и в других своих сочинениях, были общим убеждением кружка, и в первичном своем, конечно, еще далеко не совершенном виде вырабатывались дружными усилиями всех его членов» (Аверкиев Д. В. Дневник писателя, 1885, № 1, с. 2).

В «Эпохе» (1864, № 10) была опубликована первая драма Аверкиева «Мамаево побоище». Достоевский, действительно, возлагал надежды на его литературное дарование и особенно высоко оценил комедию о Фроле Скабееве. Из отзыва Достоевского видно (см. ниже), что Аверкиев был ему в это время идеологически близок. Однако даже в период сотрудничества в «Эпохе» консерватизм Аверкиева был более «ортодоксальным», чем позиции Ап. Григорьева и Достоевского-идеолога. У Аверкиева не было того, в сущности, бунтарского начала, которое нередко прорывалось в утопических построениях Достоевского и делало его, как и Григорьева, весьма далеким от официальной идеологии. Эти ортодоксальные тенденции в мировоззрении Аверкиева постепенно усиливались, особенно в его публицистике. В драматургии, однако, они были значительно нейтрализованы общей реалистической позицией писателя.

Утверждаясь в своих эстетических взглядах под влиянием Ап. Григорьева, первейшей задачей искусства Аверкиев считал правдивое и полное, многостороннее отражение жизни, и в своей писательской практике стремился к такой многосторонности. Недаром в его исторических драмах нет идеализации старины в смысле сокрытия темных и трагических сторон патриархальной жизни — подобный тенденциозный отбор фактов противоречил бы его теоретической позиции, в проведении которой он был весьма последователен. И вообще драматургия, в которой прямое, непосредственное авторское суждение о жизни не находит места именно в силу особенностей самого этого литературного рода, оказалась более свободной от консервативных социально-политических идей, развивавшихся Аверкиевым в его публицистических и отчасти — в беллетристических произведениях.

В 1877–1878 годах Аверкиев опубликовал в «Русском вестнике» серию статей по теории драмы, изданных позднее в виде отдельного теоретического трактата.

В 1881–1882 годах вместе с Островским и Потехиным он работает в Комиссии по составлению проекта Положения об управлении императорскими театрами.

На протяжении всей жизни Аверкиев активно выступал как театральный критик-рецензент, и в этой области нашей культуры ему принадлежит заметное место. В этой роли Аверкиев последовательно отстаивал реалистическое направление на сцене и отличался повышенной требовательностью. Отчасти поэтому отношения его как драматурга с театрами складывались не слишком благополучно. Несмотря на зрительский успех его лучших драм, он был не любим театральным начальством и значительной частью актеров.

Оглавление

Действие первое

  Сцена первая

  Сцена вторая

Действие второе

Действие третье

  Сцена первая

  Сцена вторая

Действие четвертое

  Сцена первая

  Сцена вторая

Действие пятое

Д. В. Аверкиев (1836–1905)

Реклама на сайте