«...Забыть Герострата»

Трагикомедия в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Человек театра.

Тиссаферн – повелитель Эфеса, сатрап персидского царя.

Клементина – его жена.

Клеон – архонт-басилей Эфеса.

Герострат.

Крисипп – ростовщик.

Эрита – жрица храма Артемиды.

Тюремщик.

Первый горожанин.

Второй горожанин.

Третий горожанин.

Место действия – город Эфес. Время действия – 356 год до нашей эры.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Вначале – шум, крики, стоны, грохот падающих камней, а затем сразу наступает тишина. Зловещая тишина. Всего несколько секунд тишины, которые нужны людям, чтобы понять случившееся и предаться слезам и отчаянию…

На авансцене – Человек театра.

Человек театра. В четвертом веке до нашей эры в греческом городе Эфесе сожжен храм Артемиды. Сто двадцать лет строили его мастера. По преданию, сама богиня помогала зодчим. Храм был так великолепен, что его внесли в число семи чудес света. Толпы людей со всего мира стекались к его подножию, чтобы поклониться богине и поразиться величию дел человеческих. Храм простоял сто лет. Он мог бы простоять тысячелетия, а простоял всего сто лет. В роковую ночь триста пятьдесят шестого года житель Эфеса, базарный торговец по имени Герострат, сжег храм Артемиды.

Картина первая

Человек театра зажигает тусклый бронзовый светильник. Высвечивается тюремная камера.

Человек театра. Тюрьма города Эфеса. Каменный мешок. Мрачный подвал. Древние греки умели воздвигать прекрасные дворцы и храмы, но не тюрьмы. Тюрьмы во все времена строились примитивно… (Ищет, куда бы сесть; не найдя, отходит к краю сцены.)

За кулисами слышатся какая-то возня и брань. Открывается дверь; здоровенный Тюремщик втаскивает в камеру Герострата.

У Герострата довольно потрепанный вид: хитон разорван, на лице и руках – ссадины. Втащив Герострата в камеру, Тюремщик неожиданно дает ему сильную оплеуху, отчего тот летит на пол.

Герострат. Не смей бить меня!

Тюремщик. Молчи, мерзавец! Прибью! Зачем только воины отняли тебя у толпы?! Там, на площади, могли сразу и прикончить! Так нет, надо соблюдать закон, тащить в тюрьму, марать руки… Тьфу!

Герострат (поднимаясь с пола). И все-таки ты не имеешь права бить меня. Я – не раб, я – человек!

Тюремщик. Заткнись! Какой ты человек? Взбесившийся пес! Сжег храм! Это что же?! Как можно на такое решиться? Ну ничего… Завтра утром тебя привяжут ногами к колеснице и твоя башка запрыгает по камням. Уж я-то полюбуюсь этим зрелищем, будь уверен.

Герострат. Лайся, лайся, тюремщик. Сегодня я слышал слова и покрепче. (Стонет.) Ой, мое плечо! Они чуть не сломали мне руку… Ох, как болит. Дай воды!

Тюремщик. Еще чего!

Герострат. Дай воды. У меня пересохло в горле, и надо обмыть раны, иначе они начнут гноиться.

Тюремщик. Э-э, парень, ты и вправду безумец! Тебя завтра казнят, а ты волнуешься, чтоб не гноились раны…

Герострат (кричит). Дай воды! Ты обязан принести воду!

Тюремщик (подходит к Герострату и вновь дает ему оплеуху). Вот тебе вода, вино и все остальное! (Собирается уходить.)

Герострат. Постой, у меня к тебе есть дело.

Тюремщик. Не желаю иметь с тобой никаких дел!

Герострат. Подожди! Смотри, что у меня есть. (Достает серебряную монету.) Афинская драхма! Если выполнишь мою просьбу, то получишь ее.

Тюремщик (усмехаясь). И так получу. (Надвигается на Герострата.)

Герострат (отступая). Так не получишь!

Тюремщик (продолжая надвигаться). Уж не думаешь ли бороться со мной, дохляк? Ну?! (Протягивает руку.) Дай сюда!

Герострат. Так не получишь! Так не получишь! (Сует монету в рот; давясь, проглатывает ее.) Теперь тебе придется подождать моей смерти.

Тюремщик (опешив). Ах, ты!… (Секунду смотрит на Герострата, раздумывая, нельзя ли каким-нибудь путем вытрясти из него монету, потом плюет с досады и поворачивается, чтобы уйти.)

Герострат. Стой!

Тюремщик. Чего еще?

Герострат. У меня еще монета. (Достает новую монету.)

Тюремщик тут же делает попытку подойти к Герострату.

Оставь! Клянусь, она ляжет в животе рядом с первой! Будешь слушать или нет? Ну? Не заставляй меня глотать столько серебра натощак.

Тюремщик (сдаваясь). Чего ты хочешь?

Герострат. Вот это уже разговор… Знаешь дом ростовщика Крисиппа?

Тюремщик. Знаю.

Герострат. Пойдешь туда и скажешь Крисиппу, что я прошу его немедля прийти ко мне.

Тюремщик. Чего выдумал! Станет уважаемый гражданин бежать в тюрьму на свидание с мерзавцем!…

Герострат. Станет! Скажешь ему, что у меня для него есть дело. Выгодное дело! Слышишь? Скажи: очень выгодное дело. Оно пахнет целым состоянием, понял? А когда он придет, я дам тебе драхму… И вторую! (Достает монету.) Это настоящие серебряные драхмы, а не наши эфесские кружочки. Ну? Что ты задумался? Или тюремщикам повысили жалованье?

Тюремщик. Ох мерзавец! В жизни не видел такого мерзавца. Ладно, схожу. Но если ты меня обманешь, то, клянусь богами, я распорю тебе живот и получу все, что мне причитается. (Уходит.)

Герострат, задумавшись, ходит по камере, потирая ушибленное плечо. Человек театра наблюдает за ним.

Герострат. Зачем ты явился к нам, человек?

Человек театра. Хочу понять, что произошло более двух тысяч лет назад в городе Эфесе.

Герострат. Глупая затея. К чему ломать голову над тем, что было так давно? Разве у вас мало своих проблем?

Человек театра. Есть вечные проблемы, которые волнуют людей. Чтобы понять их, не грех вспомнить о том, что было вчера, недавно и совсем давно.

Герострат. И все-таки бестактно вмешиваться в события столь отдаленные.

Человек театра. К сожалению, я не могу вмешиваться. Я буду только следить за логикой их развития,

Герострат. Что ж тебя сейчас интересует?

Человек театра. Хочу понять: тебе страшно?

Герострат (вызывающе). Нисколько!!

Человек театра. Это – реплика для историков. А как на самом деле?

Герострат, Страшно. Только это не такой страх, какой был. Это – четвертый страх.

Человек театра. Почему четвертый?

Герострат. Я уже пережил три страха. Первый страх пришел, когда я задумал то, что теперь сделал. Это был страх перед дерзкой мыслью. Не очень страшный страх, и я поборол его мечтами о славе. Второй страх охватил меня там, в храме, когда я лил смолу на стены и разбрасывал паклю. Этот страх был посильнее первого. От него задрожали руки и так пересохло во рту, что язык прилип к небу. Но и это был не самый страшный страх, я подавил его вином. Десяток-другой глотков! От этого не пьянеешь, но страх проходит… Самым страшным был третий страх. Горел храм, уже валились перекрытия, и рухнула одна из колонн, – она упала, как спиленный дуб, и ее мраморная капитель развалилась на куски. А со всех сторон бежали люди. Никогда ни на какой праздник не сбегалось столько зевак! Женщины, дети, рабы, метеки, персы… Всадника, колесницы, богатые и бедные граждане города – все бежали к моему костру. И орали, и плакали, и рвали на себе волосы, а я взбежал на возвышение и крикнул: «Люди! Этот храм сжег я. Мое имя Герострат!!!» Они услышали мой крик, потому что сразу стало тихо, только огонь шипел, доедая деревянные балки. Толпа двинулась на меня. Двинулась молча. Я и сейчас вижу их лица, их глаза, в которых светились отраженные языки пламени. Вот тогда пришел самый страшный страх. Это был страх перед людьми, и я ничем не мог его погасить… А сейчас четвертый страх – страх перед смертью… Но он слабее всех, потому что я не верю в смерть.

Человек театра. Не веришь? Неужели ты надеешься избежать расплаты?

Герострат. Пока, как видишь, я жив.

Человек театра. Но это «пока»…

Герострат. А зачем мне дана голова? Надо придумать, как растянуть это «пока» до бесконечности.

За стеной слышны шум, крики, звуки борьбы.

Человек театра. Боюсь, у тебя не осталось времени для раздумий, Герострат. Там, у входа, – толпа. Она ворвалась в тюрьму!… Сюда идут…

Герострат (в страхе). Они не имеют права!… Это самосуд! (Кричит.) Эй, стража! Воины! Помогите! (Мечется по камере.) Сделай что-нибудь, человек! Останови их!

Человек театра. Я не имею права вмешиваться.

Герострат. Но так нельзя! Надо соблюдать законы!

Человек театра. Странно слышать эти слова от тебя…

Распахивается дверь, в камеру врываются три горожанина

. Герострат. Кто вы? Что вам надо?… Первый горожанин. Выходи! Герострат. Вы будете за это отвечать!… Подонки! Безмозглые скоты! Не смейте ко мне прикасаться!

Третий горожанин. Он еще лается, подлец! Вяжи его!

Второй горожанин (надвигаясь на Герострата). Выходи, Герострат. Сумей достойно встретить смерть.

Герострат. Кто дал вам право?! Идиоты!… (Почти плачет.) Не трогайте меня… Прошу вас…

Второй горожанин (кладет руку на плечо Герострату). Пошли.

Быстро входит Клеон, высокий седовласый мужчина лет пятидесяти. На нем дорогой белый гиматий (что-то вроде плаща), отделанный красной каймой,

Клеон (властно, горожанам). Оставьте его!

Увидев Клеона, горожане послушно отпускают Герострата.

Кто вы?

Первый горожанин. Мы – граждане Эфеса.

Клеон. Ваши имена?

Второй горожанин. Зачем они тебе, Клеон? Мы ничем не знамениты… Я – каменщик, он – гончар, этот (указывает на третьего) – цирюльник.

Клеон. И все-таки почему вы не хотите назваться?

Второй горожанин. Мы говорим не от своего имени, архонт. Нас послал народ.

Клеон. Что хочет народ?

Первый горожанин. Народ хочет судить Герострата.

Клеон. Суд состоится завтра или послезавтра – в тот день, когда я назначу.

Первый горожанин. Народ взбешен. Он считает, что ни к чему откладывать…

Третий горожанин. У нас чешутся руки на этого подлеца!…

Клеон (сердито перебивая). Народ избрал меня своим архонтом! Или имя Клеона ничего не значит больше для эфесцев?! Тогда переизберите меня! Но пока я верховный судья, в городе будут соблюдаться закон и порядок! Так и передайте толпе, которая вас прислала.

Первый горожанин. Мы передадим, но как она поступит – неизвестно.

Клеон. Самосуда не допущу! Все должно быть по закону. А закон гласит: каждый, кто убьет преступника до суда, сам достоин смерти! Это решение принято Народным собранием, и его никто не отменял. Герострат будет наказан, клянусь вам! Вы не верите моему слову?

Второй горожанин. Мы верим тебе, архонт… Ты никогда не обманывал нас.

Первый горожанин. Сдержи слово и на этот раз…

Третий горожанин (Герострату). Мы с тобой рассчитаемся!

Горожане уходят Клеон и Герострат некоторое время молча смотрят друг на друга: Клеон – спокойно и даже с некоторым любопытством. Герострат оправился от испуга и теперь глядит вызывающе дерзко.

Герострат. Хайре, Клеон!

Клеон молчит.

Хайре, Клеон! Ты считаешь недостойным приветствовать гражданина Эфеса?

Клеон молчит.

Что ж, будем молчать, хотя это глупо. Ведь ты пришел ко мне, а не наоборот.

Клеон. Будем говорить. Просто мне хотелось вдоволь насмотреться на тебя.

Герострат. Не ожидал увидеть человека? Думал, что у меня торчат клыки или растут рога?

Клеон. Нет, я тебя таким примерно и представлял. Но мне казалось, что у тебя должно быть прыщавое лицо.

Герострат. Почему?

Клеон. Так мне казалось…

Герострат. Нет, Клеон, у меня чистое лицо, белые зубы и здоровое тело.

Клеон. Ну что ж, тем хуже для тебя. Завтра это тело, очевидно, сбросят в пропасть. Ты ведь хотел этого, Геростор?

Герострат (зло). Меня зовут Геростратом! И ты напрасно делаешь вид, будто не помнишь моего имени…

Клеон. Твое имя будет забыто.

Герострат. Нет! Теперь оно останется в веках. Кстати, о тебе, Клеон, будут вспоминать только потому, что ты судил меня.

Клеон. Надеюсь, потомки посочувствуют мне за эту неприятную обязанность… Однако хватит болтать о вечности, Герострат. Впереди у тебя только одна ночь. Расскажи лучше о себе – суду надо знать, кто ты и откуда.

Герострат. С удовольствием! Я – Герострат, сын Стратона, уроженец Эфеса, свободный гражданин. Мне тридцать два года, по профессии я торговец. Продавал на базаре рыбу, зелень, шерсть. У меня были два раба и два быка. Рабы сбежали, быки подохли… Я разорился, плюнул на коммерцию и стал профессиональным поджигателем храмов.

Клеон. У тебя были сообщники?

Герострат. Я все сделал один!

Клеон. Только не вздумай лгать, Герострат, иначе правду придется говорить под пыткой!

Герострат. Клянусь, я был один. Посуди сам, какой смысл делиться славой?

Клеон. Как ты проник в храм?

Герострат. Обыкновенно, через вход. Я пришел туда вечером, спрятался в одном зале, а ночью, когда жрецы ушли, принялся за работу.

Клеон. Как тебе удалось так незаметно пронести в храм кувшин со смолой?

Герострат. Я не прятал его, а пронес у всех на виду. Жрецов интересуют только ценные дары, которые богатые люди приносят к алтарю богини. Мой треснутый кувшин не вызвал у них никакого интереса.

Клеон. Ты был пьян?

Герострат. Нет! Всего несколько глотков для смелости.

Клеон. Твой сосед-торговец сказал, что однажды на базаре ты упал в обморок.

Герострат. И не один раз, Клеон. Но это вовсе не значит, что я припадочный… (Смеется.) О, это очень забавная история! Видишь ли, когда мои торговые дела пошли совсем плохо и ростовщики отняли у меня все до последнего обола, я не стал гнушаться любой работой, лишь бы за нее хорошо платили. Ты знаешь, что по законам наших базаров нельзя поливать рыбу водой, дабы она не прыгала и не выглядела свежей, чем на самом деле. Надсмотрщики строго штрафуют торговцев, нарушающих это правило. Вот тогда я и придумал обмороки… Гуляешь в рыбных рядах и вдруг – ах! – валишься на корзинки. Торговцы льют на меня воду и не-ча-ян-но брызгают на рыбку… Поди придерись: рыба получает влагу, я – деньги.

Клеон. Хитро!

Герострат. Но все равно надсмотрщики поняли наконец, что их дурачат, и меня здорово отлупили.

Клеон. Тебя, очевидно, часто лупили?

Герострат. Бывало. Люди не прощают тому, кто умнее их.

Клеон. Люди не прощают тому, кто считает их дураками. Ты женат?

Герострат. Был, но развелся. Моя жена – Теофила, дочь ростовщика Крисиппа. Он дал за нее десять тысяч драхм, а я клюнул на приданое и забыл, что вместе с деньгами придется брать в дом глупую и некрасивую женщину… Мало того, через четыре месяца после свадьбы она родила сына. Я понял, что меня надули, и подал в суд. Но мошенник Крисипп выиграл процесс, убедив всех, что я обольстил его «невинное» дитя задолго до свадьбы. Нас развели, и, по существующим законам, мне пришлось вернуть Крисиппу все приданое плюс восемнадцать процентов неустойки. Даже на собственной дочери этот мошенник заработал.

Клеон. Я сразу понял, что ты неудачник.

Герострат. Да, это так. Мне не везло ни в спорах, ни в игре в кости, ни в петушиных боях.

Клеон. И за все это решил отомстить людям?

Герострат. Я никому не мстил, Клеон. Просто мне вдруг надоело прозябать в безвестности… Я понял, что достоин лучшей судьбы. И вот сегодня мое имя знает каждый.

Клеон. Несчастный! Сегодня весь город повторяет твое имя с проклятьями.

Герострат. Пускай!… Сегодня проклинают, завтра будут относиться с интересом, через год полюбят, через пять – будут обожать. Шутка ли сказать, человек бросил вызов богам? Кто до меня на это решился? Разве что Прометей?

Клеон (сердито). Не смей сравнивать, негодяй! Прометей взял у бога огонь, чтобы подарить его людям, а ты взял огонь, чтобы обворовать людей! Храм Артемиды был гордостью Эфеса. С детских лет мы любовались им, мы берегли его, потому что знали: в каждой мраморной колонне, в каждой фигуре барельефа лежит сто двадцать лет человеческого труда. Ты слышишь, Герострат? Сто двадцать лет! Менялись поколения, мастера строили и учили своему искусству сыновей, чтобы те обучили внуков… Для чего они это делали? Неужели для того, чтоб однажды пришел мерзавец и все это обратил в пепел?! Нет, Герострат, ты плохо знаешь людей. Они забудут твое имя, как забывают страшные сны.

Герострат. Ну что ж, посмотрим.

Клеон. Ты не посмотришь! Завтра к вечеру тебя не будет.

Герострат (вызывающе). Посмотрим…

Клеон. Не понимаю, на что ты надеешься?

Герострат. На людей, Клеон!

Клеон. На каких людей?!

Герострат. Да хотя бы на тебя. Ведь только что ты спас меня от смерти.

Клеон подозрительно смотрит на Герострата, потом, недоуменно пожав плечами, уходит.

Человек театра. Ты действительно не теряешь надежды, Герострат?

Герострат. Конечно, нет. Есть мудрая пословица на этот счет. Теряя деньги, говорит она, приобретаешь опыт; теряя жену, приобретаешь свободу; теряя здоровье, приобретаешь удовольствия… Но нельзя терять надежду; теряя надежду, теряешь все!

Человек театра. Тебя казнят! Логика событий…

Герострат (перебивая). Оставь свою логику, человек. Она плохой советчик. Почему меня не убили там, у храма, и сейчас, в тюрьме?

Человек театра. Люди гуманны…

Герострат. Если они гуманны, зачем завтра меня хотят казнить?

Человек театра. Ты причинил горе людям, оскорбил их достоинство и должен быть наказан.

Герострат. Чушь! Разве есть справедливость в том, что из-за украденной жены греки разрушили Трою и перебили всех троянцев? Какой логикой объяснишь ты эту жестокость? И вот, смотри, прошло время, а Гомер воспел их в «Илиаде». Нет, не логика нужна мне, а сила. Дай мне почувствовать силу, и я начну управлять событиями и людьми, а уж потом философы найдут оправдание всему, что произошло.

Человек театра. Возможно. Но потом все равно придут другие философы и восстановят истину.

Герострат (нервно). Мне некогда спорить с тобой! У меня слишком мало времени. Где этот мошенник Крисипп? Приведи его, он заставляет себя ждать…

Человек театра. Я здесь не затем, чтобы тебе прислуживать. (Отходит в сторону и продолжает наблюдать за действием.)

Входит Крисипп, толстый старый человек в богатом пурпурном гиматии.

Герострат (обрадованно). Наконец-то! Приветствую тебя, Крисипп!

Крисипп. Несмотря на свою занятость, не смог отказать в удовольствии плюнуть тебе в рожу.

Герострат. Плюй! Сейчас я стерплю и это.

Крисипп. Нет, серьезно! Ты ведь знаешь, сколько у меня дел! Сегодня прибыл товар с Крита, надо пойти проверить, надо зайти на базар, побывать у менялы, потом – в суде: сегодня судят двух моих должников, потом деловая встреча с персидским купцом… Но жена вцепилась в меня, кричит: «Крисипп, оставь все дела, пойди и плюнь в рожу Герострату!» Как я мог отказать в просьбе любимой женщине? (Плюет в лицо Герострату.) Это тебе от нее!

Герострат (утираясь). Хорошо! Плюй еще от лица дочери, и перейдем к делу!

Крисипп. Дочь просила выцарапать тебе глаза и вырвать язык.

Герострат. Нет, это не годится. Я должен видеть тебя и говорить с тобой.

Крисипп. О чем нам говорить, ничтожнейший из людей?

Герострат. О деньгах, Крисипп. Разве это не тема для разговора? Я должен тебе сто драхм.

Крисипп. Конечно, должен, мерзавец. Но как я теперь их получу? Бесчестный человек! Ты и храм-то сжег, наверное, только для того, чтобы со мной не рассчитываться.

Герострат. Я хочу вернуть тебе долг.

Крисипп (удивленно). Это благородно. У тебя, видно, завалялся кусочек совести. (Протягивает руку.) Давай!

Герострат. У меня при себе только две драхмы, да и те я обещал тюремщику.

Крисипп. Тогда я должен выполнить поручение дочери. Нам не о чем разговаривать.

Герострат. Не спеши! Я верну тебе долг, да еще с такими процентами, которые тебе и не снились. Я хочу продать тебе это… (Достает папирусный свиток.)

Крисипп. Что в этом папирусе?

Герострат. Записки Герострата! Мемуары человека, поджегшего самый великий храм в мире. Здесь есть все: жизнеописание, стихи, философия.

Крисипп. И зачем мне нужна эта пачкотня?

Герострат. Глупец, я предлагаю тебе чистое золото! Ты отдашь это переписчикам и будешь продавать по триста драхм каждый свиток.

Крисипп. Оставь это золото себе. Кто сейчас делает деньги на сочинениях? Мы живем в беспокойное время. Люди стали много кушать и мало читать. Торговцы папирусами едва сводят концы с концами. Эсхила никто не берет. Аристофан идет по дешевке. Да что Аристофан?! Гомером завалены склады, великим Гомером! Кто же будет покупать произведения такого графомана, как ты?

Герострат. Ты дурак, Крисипп! Извини меня, но ты большой дурак! Не понимаю, как с твоей сообразительностью ты до сих пор не разорился? Что ты равняешь вино и молоко? Я предлагаю тебе не занудливые мифы, а «Записки поджигателя храма Артемиды Эфесской»! Да такой папирус у тебя с руками оторвут. Подумай, Крисипп! Разве не интересны мысли такого чудовища, как я? Обыватель будет смаковать каждую строчку! Я уже вижу, как он читает эту рукопись своей жене, а та повизгивает от страха и восторга.

Крисипп (задумавшись). Правители города запретят продажу твоего папируса.

Герострат. Тем лучше! Значит, цена повысится!

Крисипп. Ты не так глуп, как казалось… Ладно, давай!

Герострат. Что – давай? Что – давай?

Крисипп. Ты же собирался со мной рассчитываться? В уплату твоего долга я и возьму этот папирус.

Герострат (возмущенно). Что? Ты собираешься получить мое бессмертное творение за сто драхм? Имей совесть! Это – подлинник! Здесь моя подпись. Тысячу драхм, не меньше!

Крисипп. Как? Тысячу?! О боги! У этого человека действительно помутился разум! Тысячу драхм!

Герострат. Успокойся, не тысячу. Я тебе должен был сотню, значит, с тебя еще девятьсот. По рукам?

Крисипп. Никогда!! Такую сумму за сомнительный товар? Я перестану себя уважать.

Герострат. Какая твоя цена?

Крисипп. Моя?… Моя… Слушай, а зачем тебе деньги? Тебя же завтра казнят!

Герострат. Не твое дело. Я продаю – ты покупаешь, плати!

Крисипп. Но покойнику не нужны наличные. Там – серебро не принимают.

Герострат. Тебя это не касается. Называй цену.

Крисипп. Ну, из доброго чувства. Просто из любопытства… Чтоб самому почитать на досуге… Сто пятьдесят драхм!

Герострат. Ступай, Крисипп! (Убирает папирус.) Иди, иди… Закупай финики и продавай фиги. Зарабатывай по одной драхме на процентах и не забудь вырвать себе волосы, когда поймешь, что потерял миллионы. Я немедленно позову к себе ростовщика Менандра, и он, не раздумывая, выложит мне полторы тысячи…

Крисипп. А вот это нечестно! Ты ведь все-таки мой бывший родственник.

Герострат. Когда ты сдирал с меня деньги, то не очень думал о родственных чувствах. Ступай, Крисипп!

Крисипп. Двести!

Герострат. Несерьезно.

Крисипп. Двести пятьдесят!

Герострат. Не жмись, Крисипп! Предлагаю тебе гениальное произведение. (Достает папирус.) Ты только послушай. (Читает.)

Ночь опустилась меж тем над Эфесом уснувшим. В храме богини стоял я один со смолою и паклей!

От этого – мороз по коже!

Крисипп. Триста!

Герострат.

«О Герострат! – обратился к себе я с призывом. – Будь непреклонен, будь смел и исполни все то, что задумал!»

Крисипп. Ты выбиваешься из гекзаметра, – четыреста!

Герострат.

Факел в руке моей вспыхнул, как солнце на небе, И осветил мне божественный лик Артемиды!

(Крисиппу.) Семьсот!

Крисипп. Четыреста пятьдесят, Герострат, больше не могу.

Герострат.

«Слушай, богиня! – тогда закричал я статýе, – Слушай меня, трепещи и…»

(Прерывая чтение.) Ладно, давай пятьсот! Согласен?

Крисипп (со вздохом). Согласен… (Передразнивает.) «Статýя»! Безграмотный писака.

Герострат. Сойдет и так! Давай деньги!

Крисипп. У меня нет при себе. Давай папирус, я схожу домой…

Герострат. Не хитри. Люди твоей профессии не выходят в город без кошелька.

Крисипп (вздымая руки). Клянусь, у меня нет при себе!

Герострат. Не тряси руками, ты звенишь!

Крисипп (сдаваясь). Хорошо! Подавись моими деньгами, разбойник! (Отсчитывает Герострату монеты, забирает папирус.) Ох, прогорю я с твоим сочинением…

Герострат. Не лги самому себе, Крисипп… Ты никогда не дашь драхмы, если не веришь, что она принесет за собой сто.

Крисипп (пряча папирус). Спасибо за комплимент. А у тебя неплохо скроены мозги, Герострат. Жаль, что раньше ты не дарил мне никаких идей.

Герострат. Раньше ты бы меня не стал слушать, Крисипп. Раньше я был всего лишь твой бедный зять, а теперь у меня за спиной – сожженный храм.

Крисипп. Нет, ты определенно не глуп… Определенно… (Уходит.)

Герострат (кричит ему вслед). Поторопись с перепиской, Крисипп! Сейчас каждая минута на счету… (Позванивает деньгами.) Ну вот! Первый шаг сделан… (Кричит.) Эй, тюремщик!

Появляется Тюремщик.

Получи две драхмы! И вот три – за верную службу.

Тюремщик (забирая деньги). Однако ты щедр, мерзавец.

Герострат. Ты получишь еще две драхмы, если перестанешь оскорблять меня.

Тюремщик. Договорились.

Герострат. Но ты можешь заработать пятьдесят драхм, если выполнишь новое мое поручение.

Тюремщик. Пятьдесят?

Герострат. Да, пятьдесят!

Тюремщик. Говори, что надо сделать…

Герострат. Видишь этот кошелек? Он полон серебра. Отсчитаешь отсюда свои полсотни, остальные отнесешь в харчевню Дионисия.

Тюремщик. Там собираются все пьяницы Эфеса.

Герострат. Отдашь им эти деньги на пропой.

Тюремщик. Отдать такие деньги самым последним забулдыгам и подонкам? За что, Герострат?

Герострат. Не твое дело. Бросишь им все серебро и скажешь, что Герострат-поджигатель просит их выпить за его здоровье. Не вздумай обмануть меня, тюремщик, и прикарманить деньги! Клянусь, эти бандиты все равно узнают о моем пожертвовании, и тогда они отвинтят тебе голову! Понял?

Тюремщик (беря кошелек). Что ты задумал, Герострат?

Герострат. Что я задумал, тюремщик? Я задумал доказать Клеону, что не так уж плохо знаю людей…

Картина вторая

Зал во дворце повелителя Тиссаферна Сам Тиссаферн в пурпурном царском одеянии возлежит на высоком деревянном ложе. Перед ним – маленький столик с фруктами и вином

Тиссаферн жадно уплетает виноград.

Человек театра. Повелитель Тиссаферн, ты взволнован?

Тиссаферн. Почему ты так решил?

Человек театра. Читал у историков. Описывая склонности твоего характера, они отмечали, что всякий раз, когда ты был взволнован, у тебя появлялся зверский аппетит.

Тиссаферн. Не замечал. (Сует кисть винограда в рот, но, спохватившись, тут же выплевывает ее.) Тьфу! Нельзя поесть спокойно! Эти историки и поэты так и шныряют по двору, так и смотрят, чего бы описать и запечатлеть. Сегодня утром зачесалась спина, подошел к колонне, прислонился, только хотел передернуть плечами, гляжу – уже какой-то летописец достал папирус и приготовился строчить. Ну, что скажешь? Мука, а не жизнь!

Человек театра. Сочувствую.

Тиссаферн. Давно бы выгнал их в шею, но это – прихоть Клементины. Она помешалась на великой миссии, которая выпала на нашу долю. Каждое утро Клементина будит меня со словами: «Вставай, Тиссаферн, история не хочет ждать!» История не хочет ждать, а я из-за нее не высыпаюсь.

Человек театра. Ты – повелитель Эфеса.

Тиссаферн. Что такое повелитель по сравнению с собственной женой? Да еще если ты стар, а она молода, если ты перс, а она гречанка. Нет более властных женщин, чем гречанки. Не пойму, как грекам удается на них жениться? Уж на что Сократ был мудрецом, а и то собственная жена измывалась над ним на потеху всему городу. (Жадно ест виноград.)

Человек театра. Ты очень взволнован…

Тиссаферн. Будешь взволнован, когда каждый день преподносит сюрприз. Не забывай, что я не царь, а всего лишь сатрап. Мне надо подчиняться персидскому царю, надо жить в мире со Спартою, поддерживать контакт с Афинами, следить за Фивами, опасаться Македонии и всех, вместе взятых. И вот в такой напряженный момент во вверенном мне городе сгорает храм Артемиды! Что это – происки, заговор?!

Человек театра. Этого я пока не знаю…

Тиссаферн (печально). Я устал от жизни, голубчик. В молодости был смел и бесстрашен, водил войска в бой, и греки дрожали при одном моем имени… Теперь я стар, врачи запретили мне волноваться и обжираться… (Сует в рот кисть винограда.)

Человек театра. К тебе пришел Клеон.

Тиссаферн (радостно). Наконец-то! Пусть войдет!

Человек театра делает попытку уйти.

Ты останься!

Человек театра. Зачем?

Тиссаферн. Посиди, прошу тебя. Ты не глупый человек… Поможешь мне советами или напомнишь изречения… мудрецов… Сейчас мне придется принимать важное решение.

Человек театра садится в углу сцены. Входит Клеон.

Клеон (почтительно склонившись). Хайре, Тиссаферн! Архонт-басилей Эфеса приветствует тебя.

Тиссаферн. Хайре, Клеон! Жду тебя с нетерпением. Ты был в тюрьме?

Клеон. Да.

Тиссаферн. Ну, рассказывай! Это заговор?

Клеон. Нет, Тиссаферн. Храм сжег один человек.

Тиссаферн. Хвала богам! Один человек – не так страшно. Кто этот безумец?

Клеон. Житель Эфеса – Герострат. Бывший торговец.

Тиссаферн. Грек?

Клеон. Да.

Тиссаферн. Я так и думал.

Клеон (несколько обиженно). Что означают твои слова, Тиссаферн? Он мог оказаться персом, скифом, египтянином и вообще кем угодно. Тиссаферн. Но он грек.

Клеон. Я тоже грек! И большинство жителей Эфеса – греки. Однако весь народ не ответчик за одного негодяя.

Тиссаферн. Конечно, конечно, уважаемый Клеон. Не надо сердиться. Я и не думал оскорблять всех греков. Просто я был уверен, что поджигатель – грек. После того как Эфес стал владением Персии, надо было ожидать, что кто-нибудь из греческих патриотов выкинет что-нибудь подобное!

Клеон. Меньше всего Герострат думал о патриотизме. Если б он был патриотом, он бы устроил пожар в казарме персидских воинов или попытался убить тебя.

Тиссаферн (продолжая щипать виноград). Пожалуй… Зачем же он это сделал?

Клеон. Чтобы увековечить свое имя.

Тиссаферн. Забавно…

Клеон. Не так забавно, как может показаться с первого взгляда. В этом поступке есть свой страшный умысел. Это вызов людям, Тиссаферн.

Тиссаферн. Все равно забавно. Никогда ни о чем подобном не слышал. Он догадывается, что его казнят?

Клеон. Он в здравом рассудке.

Тиссаферн. И не боится смерти?

Клеон. Этого я не понял. В разговоре со мной он держался независимо и дерзко. О своем злодеянии Герострат рассказывает с упоением творца.

Тиссаферн. Очень интересно. Ты разжигаешь мое любопытство, Клеон. (Неожиданно поворачивается к одной из колонн, кричит.) Клементина, хватит прятаться! Иди послушай, что рассказывает наш друг Клеон.

Из-за колонн выходит Клементина, она несколько смущена тем, что ее заметили.

Клеон (почтительно). Приветствую повелительницу Эфеса.

Клементина. Хайре, Клеон! (Тиссаферну.) С чего ты взял, будто я прячусь? Я проходила через зал, и у меня случайно развязалась сандалия.

Тиссаферн. У тебя самые умные сандалии в мире, Клементина, они всегда развязываются, когда в этом зале говорят о чем-нибудь интересном.

Клементина. Ты упрекаешь меня в том, что я подслушиваю?

Тиссаферн. Не упрекаю, а благодарю. Зная, что мои слова всегда достигают твоих ушей, я стараюсь вложить в них больше мудрости… Ну так что ты скажешь о пожаре?

Клементина. Скажу, что это ужасно. Только мне кажется, что этот хитрец сжег храм вовсе не из тщеславия.

Клеон. Он сам мне в этом признался.

Клементина. Вы – судья, Клеон, обвиняемый никогда с вами не будет искренен.

Тиссаферн Ты считаешь, что была другая причина?

Клементина. Да! Уверена, что он сделал это из-за несчастной любви!

Клеон. Не думаю. О своей бывшей жене Герострат говорил с презрением.

Клементина. При чем здесь жена? Из-за жен, уважаемый Клеон, никто не поджигает храмов. Нет, здесь другое… Здесь неразделенная любовь, которая довела человека до отчаяния. Об этом никогда не скажут на допросе, эту тайну уносят с собой в могилу. И где-то на земле сейчас плачет женщина, отвергнувшая этого несчастного Герострата. Она рвет на себе волосы и проклинает тот час, когда сказала ему «нет»! Но в глубине души она счастлива и горда собой… Я ей завидую.

Тиссаферн. Завидуешь?

Клементина. Конечно. Из-за меня никто не поджигал храмов.

Тиссаферн. Моя жена не должна никому завидовать! Послушай, Клементина, почему ты мне никогда не говорила о том, что любишь пожары? Я бы тебе это давно устроил.

Клементина. Нет, милый Тиссаферн. Ты бы сжег из-за меня пару-другую домов, но не пошел бы ради меня на смерть.

Тиссаферн. Конечно, нет! Нельзя любить женщину и стремиться сделать ее вдовой.

Клеон. Мне кажется, что уважаемая повелительница Эфеса не права. Она слишком чиста и возвышенна, чтобы понять всю мерзость данного поступка. Ей бы хотелось видеть в Герострате благородного безумца, а он всего лишь самовлюбленный маньяк. Из-за сильной любви возводят храмы, а не уничтожают их.

Тиссаферн. Правильно! И поэтому злодей завтра же будет казнен! (Поворачивается к Человеку театра.) Вот тут мне нужно какое-нибудь изречение…

Человек театра. Софокл подойдет?

Тиссаферн. Что именно?

Человек театра. Из «Царя Эдипа»… «Есть справедливость в богами устроенном мире: и злодеянье ведет за собою отмщенье!»

Тиссаферн. Хорошо! (Громко.) «Есть справедливость в богами устроенном мире: и злодеянье ведет за собою отмщенье!»

Клеон (почтительно кланяясь). Твоими устами говорит сама мудрость, повелитель.

Клементина. Надо позвать летописцев, пусть они занесут эту фразу в дворцовую книгу.

Тиссаферн. К сожалению, не я ее придумал, Клементина. Это – Софокл.

Клементина. Не скромничай, милый! Софокл просто угадал твои мысли…

Тиссаферн. Пожалуй…

Человек театра. Тиссаферн, к тебе пришла жрица храма Артемиды – Эрита.

Тиссаферн. Бедная погорелица!… Пусть войдет!

Клеон. Нам покинуть тебя, повелитель?

Тиссаферн. Ни в коем случае. Говорить один на один с этой старухой всегда мучительно. А теперь она начнет рвать на себе волосы, биться в истерике. Я ее боюсь, честное слово.

Клементина. Повелитель Эфеса не вправе никого бояться!

Тиссаферн. Знаю, но эта женщина стоит ближе к богам, чем мы все…

Входит Эрита. Она в черном траурном одеянии.

(Встает с ложа и идет ей навстречу, что свидетельствует о большом уважении повелителя.) Хайре, Эрита! Правитель Эфеса приветствует тебя и скорбит вместе с тобой!

Клеон. Хайре, Эрита! Прими мои соболезнования.

Клементина. Твое горе – наше общее горе, Эрита!

Эрита (говорит, обращаясь к небесам, но так, чтобы ее слышали окружающие), Черный день настал для людей! Черный день! Я вижу, как боги собрались на Олимпе на Страшный суд… О люди, бойтесь их мщения!…

Клементина. Мы будем молить их о пощаде, Эрита.

Эрита. Нет больше храма Артемиды! У богини лесов нет ее жилища! Горе мне, верной служанке богини, я не уберегла ее дом! Почему я не умерла?! Зачем огонь пощадил меня?! Зачем стены храма не рухнули на мою седую голову?! Я должна выцарапать себе глаза, чтобы не видеть этого страшного пепелища!! (В экстазе царапает себе лицо.)

Тиссаферн. Ну! Успокойся, уважаемая Эрита! Зачем себя так истязать? Ты – наша заступница. Только из твоих уст богиня выслушивает мольбу о прощении…

Эрита. Я не смею обращаться к богине с мольбой. Я виновата перед ней – пропустила в ее дом разбойника.

Тиссаферн. Откуда ты могла знать, Эрита, что он разбойник? Ты, конечно, доверчиво полагала, что этот добрый человек пришел к алтарю.

Эрита (в экстазе). Будь проклято человеческое племя, породившее злодея! Пусть молнии Зевса обрушатся на него!

Клеон. Зачем ты призываешь кары богов на все человечество, Эрита? Люди ни в чем не виноваты!

Тиссаферн. Нет, Клеон, люди виноваты и должны искупить свою вину. Я введу налог на всех жителей Эфеса в пользу пострадавшей богини и ее жрецов. А мерзавца мы завтра же казним на городской площади!

Клеон. Да будет так!

Тиссаферн. Только надо придумать казнь пострашнее. Как ты думаешь, Клеон, что лучше: колесование или петля?

Клеон. Завтра наш суд решит это, повелитель. Но мне не хотелось бы устраивать из казни зрелища. Честолюбию Герострата польстит большое скопление народа, он жаждет величественной смерти, но он ее недостоин. Его надо судить как обыкновенного жулика…

Тиссаферн. Ты прав. А еще я издал приказ «Всем жителям Эфеса навсегда забыть Герострата!» Этот приказ высекут на мраморной доске и повесят на городской площади…

Клеон. И тем самым увековечат имя преступника. Нет, Тиссаферн, не надо приказов. Люди сами вычеркнут его из своей памяти…

Тиссаферн (смущенно). Пожалуй, так… Я об этом не подумал. (Повернувшись к Человеку театра). Этот Клеон меня все время поправляет и учит. Дай-ка мне мысль…

Человек театра. Из Еврипида: «На то и власть дана царям могучим, чтоб справедливость на земле царила!»

Тиссаферн. Не очень скромно, но… «На то и власть дана царям великим, чтоб на земле царила справедливость!» Так писал Еврипид, так поступаю и я. (Значительным тоном.) Архонт-басилей Клеон, повелеваю тебе завтра начать суд!

Эрита. Повелитель Эфеса, я пришла просить об отсрочке…

Тиссаферн. Что?!

Эрита. От имени всех служителей храма… (Плачет.) Бывшего храма… (Решительно.) От имени всех служителей храма богини прошу отложить суд над Геростратом.

Тиссаферн. Это еще почему?

Эрита. Когда охотник Актеон случайно увидел богиню Артемиду обнаженной, богиню охватил гнев, она обратила охотника в оленя, и того разорвали собственные собаки!

Тиссаферн. Я слышал эту легенду. Ну и что?

Эрита. Богиня сама накажет Герострата! Это будет такая кара, какую мы, слабые люди, придумать не сможем.

Клеон. Это невозможно. Народ требует немедленной казни Герострата.

Эрита. Народ – глуп, богиня – мудра!

Клеон. Но Герострат принес горе людям!

Эрита. Герострат прежде всего обидел богиню! У богини достаточно сил, чтобы отомстить обидчику.

Тиссаферн. Мы не сомневаемся в могуществе богини, Эрита, но пойми, существует закон…

Эрита. Законами правят цари, а царями правят боги. Не забывай об этом, Тиссаферн.

Клеон. Прости меня за дерзкие слова, Эрита, но не кажется ли тебе странным, что всесильная богиня не помешала Герострату сжечь ее храм? Где был ее гнев, когда этот негодяй мазал стены смолой? Почему она не поразила его из своего священного лука? Или она была чем-то занята и проглядела преступника?

Эрита. Не богохульствуй, Клеон! Не дело смертных вникать в помыслы богов! Может быть, они испытывают нас?

Клеон. Тем более мы должны с честью пройти через это испытание. Создавая людей, боги вложили в них разум и совесть. И то и другое требуют суда над преступником!

Эрита. Я не прошу отменить суд, я прошу его отсрочить. Два часа назад один из служителей нашего храма отбыл к дельфийскому оракулу. Пусть оракул спросит богов о судьбе Герострата и передаст нам их волю.

Клеон. К дельфийскому оракулу?! До Дельф десяток суток пути. Десять туда, десять обратно, и то, если ветер будет гнать паруса. Значит, целый месяц мы не сможем назначить суд. (Тиссаферну.) Повелитель, от имени Народного собрания Эфеса, от имени всех жителей города я требую немедленной казни злодея!

Эрита (Тиссаферну). Повелитель, от имени служителей культа я требую отсрочки!

Клеон. Не возмущай народ, Тиссаферн!

Эрита. Не оскорбляй богов, повелитель!

Клеон. Герострат – страшный человек, Тиссаферн. Он хитер и подл.

Эрита. Эфесцам нечего бояться, пока они находятся под покровительством Олимпа.

Тиссаферн. Тихо! Не наседайте на меня. (Жадно ест виноград.) Клементина, что же ты молчишь? Посоветуй!

Клементина. Ты уже принял решение, Тиссаферн. Надо быть верным своему слову.

Эрита (зло). Не дело повелителя спрашивать совета у женщины.

Клементина (зло). Не дело женщины вмешиваться, когда муж советуется с женой!

Тиссаферн. Прекратите! Я должен подумать. (Задумчиво ест виноград.)

Клементина (тихо Человеку театра). Ты видел Герострата?

Человек театра. Да.

Клементина. Он красив?

Человек театра. Скажем, хорош собой.

Клементина. Молод?

Человек театра. Да. А почему тебя это интересует?

Клементина. Обыкновенное женское любопытство…

Клеон (Тиссаферну). Что ты решил, повелитель?

Тиссаферн. Я решил это дело простым голосованием. За отсрочку – одна Эрита, за немедленную казнь – Клеон и Клементина.

Эрита. А ты?

Тиссаферн. Я воздержался. Итак, решено: казнь!

Клементина. Подожди, Тиссаферн. Я передумала! Может быть, действительно стоит повременить с судом?

Клеон. Что это значит, Клементина? Или каждая следующая минута приносит тебе новое решение?

Эрита. Боги образумили тебя, Клементина?

Клементина. Я думаю, надо назначить дополнительное расследование. Версия Клеона меня не убедила.

Клеон. Народ избрал меня архонтом! Ни разу я не запятнал этого звания…

Тиссаферн. Ну-ну, Клеон, моя жена не хотела тебя обидеть…

Клементина. Я высоко ценю заслуги нашего архонта, но и он может ошибаться. Считаю нужным еще допросить Герострата.

Тиссаферн. Положение изменилось: за немедленную казнь один голос, против – два! Решено – отсрочка!

Клеон. Повелитель! Не принимай скороспелых решений. Под угрозой законы Эфеса!

Человек театра. Постой, Тиссаферн! Выслушай, и я готов помочь тебе не цитатой, а советом. Герострата надо судить сейчас, откладывать опасно. Ненаказанное зло разрастается как снежный ком и может превратиться в лавину. Твой город может дорого поплатиться за нерешительность правителя…

За стенами дворца шум и крики.

Слышишь? Это шумит Эфес. Народ ждет твоего слова, Тиссаферн!

Тиссаферн (сердито). Хватит! Я устал, и весь виноград съеден… Вы меня запутали. Проведем последнее голосование.

Клеон. Казнь!

Эрита. Отсрочка!

Человек театра. Казнь!

Клементина. Отсрочка!

Все (Тиссаферну). Ты, повелитель?

Шум толпы за окнами дворца усиливается.

Тиссаферн (морщась, точно от зубной боли). Как они шумят.

Клеон. Народ требует твоего решения, повелитель.

Тиссаферн. Я принял решение: закройте окно! (Берет под руку Клементину и вместе с ней медленно и значительно покидает дворцовый зал.)

Картина третья

Та же обстановка тюремной камеры, что и в первой картине.

В камере – Герострат.

Из-за сцены доносятся неясное бормотание и какая-то разухабистая пьяная песенка. Пошатываясь, входит Тюремщик.

Тюремщик (напевает). «…Я буду петь Диониса, сына славной Симелы. Как на мысе открытом однажды сидел он…»

Герострат. Явился наконец! Черепаха! За такие деньги можно было бегать побыстрее.

Тюремщик (продолжает петь). «…Юноша в самом расцвете сил молодых, и кудри чудные с синим отливом встряхивал он…»

Герострат. Э-э, да ты набрался, приятель!

Тюремщик. Да, Герострат, я выпил! Я выпил – и этого не скрываю… Когда приходится прислуживать такому человеку, как ты, стыдно быть трезвым… Приходится пить, чтобы не мучила совесть…

Герострат. Теперь не мучает?

Тюремщик. Мучает, но уже не так… Если бы не мое скудное жалованье, я бы в жизни не взял ни драхмы у такого… у такого…

Герострат. Я заплатил тебе, чтобы не слышать ругательств?

Тюремщик. Молчу… Молчу, Герострат, хотя мне ужасно хочется назвать тебя мерзавцем.

Герострат. Ты все исполнил?

Тюремщик. Все.

Герострат. Ну, расскажи, как это было.

Тюремщик. Когда я пришел в харчевню Дионисия, вся эфесская шантрапа была в сборе. Тут были люди двух сортов: одни хотели выпить, другие – опохмелиться. Но и у тех и у других не было за душой ни драхмы… И тут вошел я! Когда они увидели мой кошелек, то решили, что меня послал сам Дионис, и попытались меня зацеловать, но я им не дался… я назвал твое имя. Тут они возмутились и стали тебя поносить… Сказать, какими словами они тебя обзывали?

Герострат. Нет! Рассказывай дальше…

Тюремщик. Жаль! Там были удивительно сочные выражения… Потом они стали думать, что делать с деньгами… Одни хотели выкинуть их в нужник, другие предлагали их все-таки пропить. Других оказалось больше! Мы пили и говорили о тебе.

Герострат. Что же вы говорили? Тюремщик. Мы решили, что ты, конечно, свинья и мерзавец, но в тебе что-то есть гуманное, раз ты в предсмертный час думаешь о страждущих и жаждущих…

Герострат. И неужели никто меня не назвал славным парнем?

Тюремщик. Мы недостаточно выпили для этого, Герострат.

Герострат. Ничего! Если судьба будет благосклонна ко мне, вам еще представится случай выпить на дармовщину. Тогда, надеюсь, вы назовете меня славным парнем?

Тюремщик. Вполне может быть. А у тебя будут деньги?

Герострат. Непременно!

Тюремщик. Верю. Ты оборотистый малый, раз сумел вытрясти из Крисиппа целый кошелек серебра. Но главное, что и я смогу на тебе заработать. У тюремных ворот стоят несколько человек, готовых заплатить мне только за то, чтобы глянуть на тебя…

Герострат. Вот как? Ну что ж, не возражаю. Значит, интерес к моей персоне возрастает. Очень хорошо! Кто эти люди?

Тюремщик. Несколько торговцев, один каменщик, один художник, его зовут Варнатий, он расписывает вазы, и какая-то женщина.

Герострат. Э-э, да там целая экскурсия!… Начнем с женщины, тюремщик. Она симпатичная?

Тюремщик. Трудно сказать – она закрыла лицо.

Герострат. Впусти ее первой!

Тюремщик (послушно). Будет исполнено! (Спохватившись.) Ты уже приказываешь мне, мерзавец?

Герострат. Ну и что? Мои приказы неплохо оплачиваются.

Тюремщик (уходя). О боги, почему вы не повелели повысить мне жалованье?… Так неприятно продаваться… (Выходит и вскоре возвращается, сопровождая Клементину, на которой черный гиматий, лицо закрыто шалью.) Вот, женщина, тот злодей, которого ты желала увидеть.

Клементина. Благодарю тебя, тюремщик. (Дает ему деньги.) Ты позволишь мне побеседовать с ним наедине?

Тюремщик (пересчитывая деньги). Побеседуй. Только не долго, там еще есть желающие… (Уходит.)

Герострат. Что привело тебя ко мне, женщина?

Клементина. Любопытство.

Герострат. Ну что ж, это неплохое качество. Если бы не было любопытных, жизнь казалась бы намного скучнее. Что ж тебя интересует во мне?

Клементина. Все.

Герострат. Всего узнать невозможно. Но я могу дать тебе совет: скоро в городе появятся мои записки, прочти их. Там есть много интересного для любопытных.

Клементина. Прочту. А сейчас дай посмотреть нa тебя.

Герострат. Как ты меня находишь?

Клементина. Ты красив, и рост у тебя высокий.

Герострат. А почему я должен быть маленьким? Странные люди, вы почему-то уверены, что поджигатель храма должен быть уродцем. Клеон считал, что у меня прыщавое лицо, ты представляла меня карликом, да?

Клементина. Все в городе говорят, что ты сжег храм из тщеславия. Я не верю в это. Мне кажется, есть другая причина.

Герострат. Что может быть прекраснее славы, женщина? Слава сильнее силы богов, она может подарить бессмертие.

Клементина. Согласна. Но есть в мире одно чувство, которое ценится не меньше славы.

Герострат. Какое?

Клементина. Любовь.

Герострат. Любовь? Ты заблуждаешься… Любовь может унизить человека, слава – никогда.

Клементина. Даже если это слава злодея?

Герострат. Даже она. Кто построил храм Артемиды? Ну-ка? Не мучайся, ты наверняка забыла имя зодчего. Но ты будешь всегда помнить имя Герострата. Видишь, как слава в одну ночь делает человека бессмертным?

Клементина. И все-таки я надеялась, что не она причина твоего поступка. Я думала, что есть в Эфесе женщина, из-за любви к которой и вспыхнул этот костер.

Герострат (усмехаясь). Какая наивность! Да все женщины Эфеса не стоят того, чтоб из-за них поджигали даже курятник.

Клементина. Подойди ко мне.

Герострат. Зачем?

Клементина. Подойди!

Герострат подходит к Клементине, та дает ему звонкую пощечину.

Герострат. Ну, ты! Я могу дать сдачи! (Надвигается на Клементину.) Мне достаточно перепадало в жизни! Перед смертью я бы хотел обойтись без пощечин…

Клементина. Это тебе за всех женщин, ничтожество! (Снимает шаль.)

Герострат. Клементина? (Нервно смеется.) Аи да Герострат! Молодец! Сама повелительница Эфеса пришла к тебе на свидание!

Клементина (зло). Свидание окончено, Герострат! Уже не интересна беседа с тобой.

Герострат. Почему? Что разочаровало тебя во мне, Клементина?

Клементина. Можно быть рабом, но мыслить как царь! А ты – мелкий лавочник, Герострат, и мыслишь как мелкий лавочник…

Герострат. Не понимаю.

Клементина. И не поймешь! Скудные мозги вложили тебе в голову родители. Я не верю, что ты сознательно сжег храм Артемиды. Ты, наверное, спьяну случайно устроил пожар? Это было так, сознавайся?!

Герострат. Не понимаю, что ты хочешь?

Клементина (нервно ходит по сцене). Ничтожество! Я-то представляла его героем с отважным сердцем, с прекрасными помыслами, а он… червяк! Жил как червяк и умрешь как червяк! Клеон был прав: я слишком возвышенна, чтобы понять ничтожное…

Герострат. Погоди, погоди, Клементина. Я никак не пойму, о чем ты говоришь… Дай подумать!… О, я все понял! Ну конечно! Ах, глупец! (Смеется.) Все ясно! (Подходит к Клементине, прикладывает руку к сердцу.) Я люблю тебя, Клементина!

Клементина. Ты лжешь, негодяй!

Герострат. Конечно, лгу, но ведь именно это ты хотела услышать? Во имя любви к тебе я сжег храм?

Клементина (смутившись). Не обязательно я, мне казалось, что есть женщина…

Герострат. Не надо хитрить, Клементина. Плевать тебе на других женщин! Все знают, что ты первая в Эфесе. Тебя рисуют художники, тебе слагают гимны поэты! Тысячи юношей плачут по ночам, мечтая о тебе… И вдруг такое событие – сожжен храм Артемиды! Почему? Конечно, из-за несчастной любви. Из-за любви? К кому?! Сознайся, Клементина, ты испугалась соперницы. Неужели в Эфесе есть другая женщина, которую кто-то может любить больше, чем тебя? С этим вопросом ты пришла ко мне?

Клементина. Пусть так. Но теперь я вижу, что заблуждалась.

Герострат. И ты успокоилась? Не верю! Твое тщеславие не меньше, чем мое. Очень хочется остаться в истории женщиной, ради которой мужчины шли на смерть… (Шепотом.) Знаешь, Клементина, почему я сжег храм Артемиды? Потому что считаю тебя прекраснее самой богини!

Клементина (испуганно). Замолчи! Не навлекай на меня гнев богов!

Герострат. Не бойся, Клементина! Это я вызвал их гнев, и я буду отвечать. Тебе останется только слава… Кто такая Артемида? Жестокосердная богиня охоты. Она носится по лесам со свитой своих зверей, стреляет из лука и прячется от людского взора. Она и любить-то не умеет, несчастная! За что ей возводятся храмы? За что ей приносят жертвы? Да. она мизинца твоего не стоит!

Клементина. Перестань! Мне страшно!

Герострат. Тебе приятно, Клементина. Я чувствую: кровь ударила тебе в лицо, закружилась голова. Подумай: пройдут годы, постареет твоя кожа, поседеют волосы, а люди будут смотреть на тебя и говорить: вот женщина, которая не уступала красотой богине. Ее любили так, как никого на свете!… О тебе будут написаны поэмы, трагедии… Лучшие актрисы мира станут гримировать свое лицо под твое, и само имя – Клементина – станет символом красоты и величия. Завидная судьба!

Клементина. Что ты хочешь, Герострат?

Герострат. Завтра, когда меня будут казнить, я произнесу во всеуслышание имя Клементины! Я скажу, что, влюбившись и не рассчитывая на ответное чувство, я бросил вызов богам. Я скажу, что греки не смеют поклоняться какой-то Артемиде, когда среди нас живет такое чудо, как ты. Позволь мне сказать это?

Клементина (взволнованно). Позволяю.

Герострат (деловым тоном). Так! Договорились! Считай, что сделка состоялась. Какова твоя цена?

Клементина. Какая цена?

Герострат. За славу я плачу жизнью, а ты?

Клементина. Я дам тебе золото.

Герострат. Зачем мне оно? Приговоренные к казни перестают быть алчными.

Клементина. Чего же ты хочешь? Бежать?

Герострат. Если я сбегу, то кто же проложит тебе дорогу в бессмертие?

Клементина. Теперь я не понимаю, про что ты говоришь?

Герострат. Ты сказала: есть в мире чувство, которое ценится не меньше, чем слава. Любовь! Я всегда относился к ней недоверчиво, но, может быть, я заблуждался? (Решительно.) Я хочу твоей любви, Клементина!

Клементина (испуганно). Что?! У тебя помутился разум!

Герострат. Возможно. Но это – моя цена.

Клементина. Дурак! Перед тобой повелительница Эфеса, а ты говоришь с ней, как с продажной женщиной!

Герострат (кривляясь). Ах, извините, госпожа, я не думал оскорбить вашу особу. Всю жизнь я прожил среди грубого люда, откуда мне было набраться хороших манер? Ведь я бывший лавочник, госпожа, и, как вы справедливо заметили, у меня мысли лавочника. Я подумал: поскольку меня покупают, я могу назвать цену?

Клементина. Перестань кривляться! Будь благоразумен, Герострат. Не забывай, я жена Тиссаферна и имею на него влияние. Хочешь, я заставлю его надолго отсрочить твою казнь?

Герострат. Хочу! Но в придачу хочу твою любовь. Несколько лишних дней продлят мучения, зато твоя любовь скрасит мою муку.

Клементина. Что тебе моя любовь? Полчаса назад ты даже не думал обо мне.

Герострат. Я влюбился в тебя с первого взгляда.

Клементина. Лжешь! Ты что-то задумал и хитришь.

Герострат. Я не хитрю, Клементина, я просто вживаюсь в новую роль. Завтра весь город узнает, что я – сумасшедший влюбленный, дай мне тоже поверить в это. Полюби меня, Клементина.

Клементина. Тюремная камера – не место для любви.

Герострат. Чем я виноват, что преступникам не выделяют спальни с альковом?

Человек театра встает со своего места, подходит к Клементине.

Человек театра. Извини, Клементина, но я вынужден заговорить. Я вижу, ты начинаешь уступать Герострату. Будь тверда! Никто не знает, как он сумеет воспользоваться твоей благосклонностью.

Герострат (зло). Ты обещал не вмешиваться!

Клементина (Человеку театра). Но я хочу, чтоб он назвал мое имя перед казнью! Разве я недостойна этого?

Человек театра. Не мне об этом судить, Клементина. Твоя красота прославлена поэтами, зачем тебе нужен обман?

Герострат. Послушай, Клементина, я ведь могу назвать имя другой женщины.

Клементина (испуганно). Другой?

Герострат. Разве мало в Эфесе знатных особ, желающих прославиться?

Клементина. Ты не посмеешь это сделать!

Герострат. Взгляни на меня, Клементина. Есть ли для такого человека что-нибудь невозможное?

Человек театра. Клементина, не будь безрассудна! Ты – достойная женщина. Славу не покупают такой ценой…

Клементина. А если он мне нравится? Если я почти полюбила его?

Герострат. Молодец!

Человек театра. Полюбила? Полюбила Герострата?… (Печально.) Тогда делай все, что хочешь…

Появляется Тюремщик.

Тюремщик. Хватит! Вы заболтались. Там ждут следующие… (Узнав Клементину.) О боги! Кого я вижу?!

Клементина. Ты ничего не видишь, тюремщик!

Тюремщик. Как же я ничего не вижу, когда вижу…

Клементина (властно). Ты ничего не видишь, тюремщик! И если твой язык не будет сидеть за зубами, то за него поплатится голова. Понял?

Тюремщик (испуганно). Все понял, повелительница.

Клементина. Тогда ступай прочь! (Человеку театра.) И ты ступай! Мне надоели твои нравоучения!

Тюремщик уходит.

Герострат (обнимает Клементину, потом оборачивается к Человеку театра). Слышал приказ? Ну, что ты стоишь? Погаси светильник и ступай! (Показывает рукой на зал.) И они пусть уйдут!…

Человек театра (гасит светильник, потом печально говорит в зал). Я вынужден объявить антракт!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Картина четвертая

На авансцене – Человек театра.

Человек театра. Как это просто, перелистывая страницы истории, расставить по местам все даты и события, объяснить, кто прав, кто виноват. Жизнь кажется предельно четкой и понятной. Но стоит на минуту сделаться современником этих дат и событий, как сразу понимаешь, насколько все было сложней и запутанней.

Двадцать дней зияет пепелище в сердце Эфеса, двадцать лишних дней живет на свете человек по имени Герострат. Как это могло случиться?…

Высвечивается зал суда. В углу, за небольшой перегородкой, стоят деревянные скамьи для присяжных. В центре зала на возвышении сидит Клеон.

Сейчас мы в зале эфесского суда. В дни заседаний здесь собираются толпы людей, кипят страсти, истец и ответчик изощряются в красноречии, а беспристрастные гелиасты слушают их, чтобы потом бросить в вазу черный или белый камень. Где твой черный камень, Клеон?

Шум толпы. Распахивается дверь, двое горожан втаскивают в зал Третьего. Руки у него связаны, хитон разорван, на лице и на руках – ссадины.

Клеон. Что случилось, сограждане?

Первый горожанин (указывает на Третьего). Этот человек хотел поджечь городской театр.

Второй горожанин. Мы схватили его в тот момент, когда он мазал стены смолой…

Третий горожанин. Развяжите мне руки, болваны! Скоты! Вы еще об этом пожалеете! Придет час, и мы оторвем вам головы!

Клеон (вглядываясь в Третьего). Я тебя где-то видел. Не ты ли двадцать дней назад ворвался в тюрьму к Герострату?

Первый горожанин. Да, он был с нами.

Третий горожанин. Я был дураком! Герострат – сын богов! Скоро он выйдет к нам, и тогда мы встряхнем Эфес, как спальный мешок. Мы установим здесь новый порядок! Вы еще попляшете на сковородке, которую мы разожжем на городской площади!…

Клеон. Тебя завтра же казнят!

Третий горожанин. Оставь, Клеон. Это уже было обещано Герострату. Но что ты можешь, жалкий человек, против смелого божества? Да здравствует Герострат!

Клеон (Первому горожанину). Уведи его! Сдай в тюрьму под охрану воинов. Суд назначаю завтра утром!

Третий горожанин. Доживешь ли ты до утра, архонт?

Первый горожанин уводит Третьего.

Второй горожанин (подходит к Клеону). Послушай, Клеон…

Клеон (перебивая). Знаю, что ты хочешь сказать, каменщик. Я не сдержал своего слова, но в том не моя вина. Я – судья, но повелевает Тиссаферн. Суд состоится только тогда, когда вернется посланец из Дельф. Мы должны набраться терпения и ждать…

Второй горожанин. Все это известно, архонт. Я пришел с просьбой: прикажи пропустить меня в тюрьму к Герострату…

Клеон. Не дело ты задумал, каменщик. По законам Эфеса каждый, кто убьет преступника до суда, сам будет казнен.

Второй горожанин. Знаю это и все-таки прошу: прикажи пропустить!

Клеон. Нет!

Второй горожанин. Отвечать буду я один.

Клеон (решительно). Нет! Все должно быть по закону…

Второй горожанин. Разве Герострат уважает наши законы? Он действует, а мы все ждем. Когда спохватимся, боюсь, будет поздно.

Клеон. Герострат в тюрьме, под надежной охраной. Как он может действовать?

Второй горожанин. Каждый день все эфесские проходимцы пьют в харчевне Дионисия на деньги Герострата…

Клеон. Я прикажу разогнать их плетьми!

Второй горожанин. Они соберутся в другом месте! Их уже много, архонт. Они пьют и славят своего благодетеля. Вчера на базаре гадалка кричала, что Герострат – сын Зевса, и многие благоговейно внимали ее словам.

Клеон. Я прикажу схватить гадалку…

Второй горожанин. Все равно, архонт, ты заблуждаешься. Герострат действует! Действует своим примером!… Прикажи меня пропустить в тюрьму!…

Клеон. Нет! Не убеждай меня, каменщик. Я не изменю своего решения.

Второй горожанин. Ну хорошо… Посоветуйся со своей совестью, архонт. Если передумаешь, кликни меня. Я буду наготове… (Уходит).

Человек театра. Не думал, что события в Эфесе будут так стремительно развиваться…

Клеон. Прошло двадцать дней после поджога. Это немалый срок.

Человек театра. Кто они, сторонники Герострата?

Клеон. Разве это сторонники? Жалкие, никчемные люди, которым нравится наглость злодея… Ты сейчас видел одного. Несчастный цирюльник! Прочитал сочинение Герострата и решил, что ему тоже все позволено…

Человек театра. Ты читал это сочинение?

Клеон. Разумеется. Суду надо знать все о преступнике.

Человек театра. В нем есть какая-то программа?

Клеон (презрительно). Нет. Герострат – не философ. Полуграмотный недоучка, возомнивший себя сверхчеловеком. (Цитирует.) «Делай что хочешь, богов не боясь и с людьми не считаясь! Этим ты славу добудешь себе и покорность!» Вот и вся теория, до какой он сумел додуматься.

Человек театра (задумчиво повторяет). «Делай что хочешь, богов не боясь и с людьми не считаясь…» Не спеши отмахиваться от этих слов, Клеон. В них есть притягательная сила. Поверь мне, я прожил на две с лишним тысячи лет больше тебя и знаю, как такие недоучки могут дурманить головы миллионам. Ты стоишь у истоков болезни, которая впоследствии принесла горе человечеству.

Клеон. Не знаю. Я не историк и не провидец. Я обыкновенный человек и живу сейчас. Не мне отвечать за то, что будет через тысячу лет.

Человек театра. Не говори так, Клеон. Каждый человек в ответе за все, что делается при нем и после него!

Клеон. Зачем ты явился к нам, человек? Неужели там, в будущем, вы вспомните Эфес только в связи с этим злодеянием? Несправедливо! Эфес – красивый город, в нем живут мирные и добрые граждане, а этот мерзавец – исключение… Он случаен в нашей жизни, как снег летом, как засуха среди зимы… Я мучаюсь, думая о том, как стереть память о его существовании. Забыть, все забыть! Забыть час его рождения и день его гибели… Будь он проклят! Не было его!…

Человек театра. В этом твой главный просчет, Клеон. Он был, есть и, к сожалению, будет рождаться вновь… Знаешь, Клеон, в то далекое время, которому я современник, мир будет занимать много проблем. Но и тогда время от времени на земле будет появляться он, человек по имени Герострат. Он снова провозгласит: «Делай что хочешь, богов не боясь и с людьми не считаясь!» И вспыхнут пожары, прольется кровь, погибнут невинные. И многие станут разводить руками: «Откуда эта напасть, откуда?…» А ей с лишним две тысячи лет! Начало ее здесь, в Эфесе. Вот почему я пришел к вам, архонт. Вот почему я говорю тебе: «Не старайся облегчить свою память забвением!»

Клеон (мрачно). Я не создан для борьбы, человек. Я плохой воин, но честный судья. Я никогда никого не убивал, я служил закону, и потому мое имя так уважаемо в Эфесе… Но теперь я ношу с собой это… (Достает нож.) Если посланец из Дельф принесет с собой свободу Герострату, если боги простят злодеяние, я уйду из этой жизни…

Человек театра. Не дело ты задумал, архонт! Отдай мне нож. Твоя жизнь нужна людям.

Клеон. Какой смысл в жизни судьи, если в его городе царит беззаконие?

Человек театра. И все-таки отдай нож.

Клеон (протягивает нож). Возьми… Это только мысль в минуту отчаяния. Между мыслью и делом длинный путь, не каждый сможет пройти его… Все словно сговорились, чтобы мешать правосудию. (Неожиданно зло и решительно.) Но пока я жив, я – судья! (Кричит.) Тюремщик! Войди! (Человеку театра.) Клянусь, этот мошенник скажет мне наконец правду!

Входит Тюремщик.

Тюремщик. Ты снова вызвал меня, богоподобный архонт?

Клеон. Да. Но знай, это наша последняя беседа. Если ты вздумаешь юлить передо мной, как в прошлый раз, то я прикажу заковать тебя в кандалы и подвергнуть пытке.

Тюремщик. За что ты гневаешься на меня, Клеон?! Я не сказал тебе ни слова лжи. Смею ли я обманывать такого человека?

Клеон. Замолчи! Отвечай на вопросы… Тебе доверено стеречь опасного преступника, честно ли ты исполняешь свою службу?

Тюремщик. Глаз не свожу с этого мерзавца. День и ночь я слежу за каждым его движением…

Клеон. А откуда же у него появились деньги? Как в город попал папирус, написанный им?

Тюремщик. Не знаю, Клеон. Откуда маленькому тюремщику знать о таких вещах?

Клеон. Кто приходил к Герострату?

Тюремщик. Ты.

Клеон. Не прикидывайся дураком! Кто еще приходил в тюрьму?

Тюремщик. Никто, архонт, клянусь своими родными! Я бы и муху не пропустил в камеру…

Клеон. Не хочешь говорить? Ладно. Тогда заговоришь на колесе.

Тюремщик (падая на колени). Пожалей меня, Клеон!

Клеон. Кто приходил к Герострату?

Тюремщик. Ростовщик Крисипп.

Клеон. Я так и думал. Кто еще?

Тюремщик. Больше никто.

Клеон. Не лги! Помни: у тебя последняя возможность избежать пыток.

Тюремщик. Я не смею сказать даже тебе, Клеон.

Клеон. Значит, ты решил умереть.

Тюремщик (в отчаянии). Сжалься, великодушный архонт! Если я не скажу, кто приходил к Герострату, меня ждет пытка, если скажу – меня ждет смерть! Что же делать несчастному тюремщику?

В зал входит Клементина, она слышала последнюю фразу тюремщика.

Клементина. Действительно, у этого человека сложное положение, Клеон. Можно ему посочувствовать…

Клеон (поднимаясь ей навстречу). Большую честь эфесскому суду оказала повелительница, посетив его стены.

Клементина. Я проезжала мимо и решила узнать, как идет следствие по делу Герострата. (Указывая на Тюремщика.) Кто этот человек?

Клеон. Тюремщик, он охраняет Герострата. Но кажется, ему зря платят жалованье… В камере преступника уже сумело побывать несколько посторонних, и среди них какая-то значительная особа…

Клементина. Ты узнал имя этой особы!

Клеон. Пока нет.

Клементина. Надеешься узнать?

Клеон. Конечно! Под пыткой он скажет все…

Тюремщик (в испуге, Клементине). Нет, повелительница! Нет! Я никогда не назову ее имя, даже если меня разорвут на части!!! Будь спокойна, Клементина!

Клементина (отшатнувшись от него). Дурак!!

Возникает неловкая пауза.

Можешь отпустить этого человека, Клеон. Ты узнал, что хотел.

Клеон (задумчиво глядя на Клементину). Пожалуй, так. (Тюремщику.) Ступай прочь!

Тюремщик пытается уйти

Впрочем, нет. Посиди у входа в маленькой комнате, ты мне, может быть, понадобишься.

Тюремщик уходит.

Итак, Клементина, зачем ты посетила Герострата?

Клементина. Это начался допрос?

Клеон. Да.

Клементина. Ты уверен, что можешь допрашивать повелительницу Эфеса?

Клеон. Повелительница Эфеса – гражданка Эфеса, она подчиняется всем законам города.

Клементина (зло). Смотри, Клеон, тебе не стоит наживать во мне врага! (С улыбкой.) Я привыкла, чтобы со мной говорили подобострастна.

Клеон. Я постараюсь быть подобострастным, повелительница. Зачем, обожаемая, ты приходила к Герострату?

Клементина. Из любопытства.

Клеон. Твой муж знал об этом?

Клементина. Не твое дело!

Клеон. Мое дело – все, что касается преступника! Итак, Тиссаферн знал о твоем визите?

Клементина. Нет! Но я могла ему сказать.

Клеон. Однако ты не сказала. Почему?

Клементина. Не представился случай.

Клеон. За все эти дни вы ни разу не встретились?

Клементина. Мне не нравится твоя ирония, Клеон! Я вольна говорить с мужем когда угодно и о чем угодно.

Клеон. И все же до сих пор ты ему об этом не сказала. Значит, у тебя были на это причины, Клементина?

Клементина. Послушай, Клеон, ты напрасно строишь догадки. Я сама явилась в суд, чтобы рассказать о своей беседе с Геростратом. Помнишь, тогда, во дворце, я не поверила твоим словам о том, что Герострат сжег храм из тщеславия. Я предполагала, что он это сделал из-за безответной любви к какой-то женщине. И вот, представь, я оказалась права… Этот несчастный действительно потерял голову из-за женщины…

Клеон. Эта женщина – ты?

Клементина. Ты угадал.

Клеон. Я угадал это еще там, во дворце. Ты слишком быстро изменила свое решение и поддержала Эриту. Ну, а когда Герострат узнал об этом?

Клементина. О чем?

Клеон. О том, что он влюблен в тебя!

Клементина. Мне не нравится твоя ирония, Клеон! Ты не имеешь права не верить мне.

Клеон. Я слишком хорошо знаю тебя и довольно неплохо изучил Герострата. Он сам не придумает такой легенды. Это ты подсказала ему мысль! Влюбленный юноша, потерявший разум, – неплохая версия для чувствительных присяжных. Женщина, из-за которой сжигают храм богини, – это же мировая слава. Красиво придумано, Клементина… Только Герострат не мог даром согласиться, он наверняка что-то потребовал взамен… Что именно?

Клементина. Не смей разговаривать со мной в таком тоне! Я – твоя госпожа, ты – мой слуга!

Клеон. Я слуга своего города, Клементина, и у меня один господин – мой Эфес, ему я и буду служить верой и правдой. О чем ты договорилась с Геростратом? Чем ты собираешься отплатить мерзавцу за свою славу?

Клементина. Я не стану тебе отвечать!

Клеон. Станешь, Клементина, клянусь богами! И тюремщик поведает мне об этом.

Клементина. Не желаю с тобой разговаривать! Я сейчас же иду к Тиссаферну, и он своей властью покарает тебя за оскорбление, которое ты нанес его жене. (Поворачивается, чтобы уйти.)

Клеон, Остановись, Клементина! Властью, данною мне эфесским народом, я запрещаю тебе выходить!

Клементина. Что?

Клеон. Ты будешь находиться в здании суда, пока я не выясню твою причастность к заговору Герострата. (Кричит.) Не выпускать Клементину!!!

Человек театра. Так, архонт, так!

Клементина. Ты горько пожалеешь об этом, Клеон. Горько пожалеешь… (Уходит.)

Клеон. Так и только так! Теперь нельзя останавливаться. Будь что будет1Граждане Эфеса, вы можете верить слову своего судьи. Он не обманывал вас раньше, не обманет и теперь… (Кричит.) Войди, Крисипп, я жду тебя!

Входит Крисипп, почтительно кланяется.

Крисипп. Приветствую тебя, о мудрый и справедливый из архонтов, да будет мир в твоем доме, да обратят на тебя боги свою благосклонность…

Клеон (перебивая). Останови поток красноречия, мошенник!

Крисипп. Чем я прогневал тебя, Клеон?

Клеон. Разве ты не понял, когда получил повестку в суд?

Крисипп. Что я мог понять из сухой повестки? Разве только, что произошло недоразумение… Обычно Крисипп вызывает в суд своих должников, но никто не вызывал в суд Крисиппа.

Клеон. Ростовщик Крисипп, ты обвиняешься в том, что вступил в преступную связь с Геростратом и с целью наживы распространяешь по городу его сочинения.

Крисипп. И только-то! Но, уважаемый Клеон, это обыкновенная продажа папирусов. С каких пор в Эфесе коммерция считается преступлением?

Клеон. С тех пор как Народное собрание Эфеса и повелитель Тиссаферн издали закон, запрещающий упоминать имя поджигателя Герострата, а также все иные действия, способствующие славе этого злодея.

Крисипп. Все правильно. Но ведь закон был объявлен только через неделю после поджога, а записки Герострата мои люди продавали уже на второй день… Когда же был издан запрет, я тотчас порвал все имевшиеся папирусы.

Клеон. Ложь! Папирусы продают на базаре и по сей день. Причем цена на них подскочила.

Крисипп. Клянусь богами, я не имею к этому никакого отношения… Сам посуди, зачем мне рисковать? Я продаю кожу, рыбу, зерно, лес… Для чего мне размениваться на какие-то свитки и рисковать головой? Да и кто теперь их станет покупать? По закону, купивший папирус карается не меньше, чем продавший.

Клеон. Ты хорошо изучил закон, Крисипп, и все-таки нарушаешь его.

Крисипп. Какую клятву мне дать, чтобы ты поверил?

Клеон. Не надо клятв, дай ключи!

Крисипп. Какие ключи?

Клеон. Ключи от склада твоих товаров. Мы произведем обыск.

Крисипп (поспешно доставая ключи). Прошу тебя, Клеон. Ищи!

Клеон (отстраняя ключи). Значит, не там. Где же? Где спрятаны свитки? В лавке? В доме?

Крисипп. Клянусь тебе, архонт, ты заблуждаешься…

Клеон. Где они спрятаны, ростовщик? Я все равно их найду, и тогда твоя вина усугубится… Пожалей себя!…

Крисипп. Пожалей мою жену и дочь, архонт! (Всхлипывает.)

Клеон. Ах, понял! Ты прячешь их в гинекее. Там за них можно быть спокойным – ни один посторонний не переступит порог женской половины дома. Я угадал? Ну?! Молчишь?! Я ведь прикажу обыскать эти комнаты…

Крисипп. Ты хочешь опозорить старика, Клеон?

Клеон. Я хочу услышать хоть слово правды! (Кричит.) Эй, люди! Приказываю произвести обыск в доме ростовщика Крисиппа. Осмотрите его повнимательней, особенно женские комнаты!

Крисипп (испуганно). Остановись, Клеон! Я готов сделать чистосердечное признание… Надеюсь, сейчас это еще не поздно.

Клеон. Говори!

Крисипп. В гинекее моего дома действительно лежат папирусы Герострата. Пятнадцать штук.

Клеон. Вот как?

Крисипп. Их заказал один покупатель.

Клеон. Один покупатель – пятнадцать папирусов? Зачем ему столько?

Крисипп. Откуда мне знать? Он платит, мое дело доставать товар.

Клеон. Кто он?

Крисипп. Знатный человек, и я обещал сохранить его имя в тайне.

Клеон. Кто бы он ни был, я должен знать его имя! По приказу Тиссаферна, купивший папирус карается не меньше, чем продавший!

Крисипп. Но я заслуживаю снисхождения, ведь я чистосердечно признался…

Клеон. Суд учтет твое раскаяние, ростовщик! Назови имя!

Крисипп. Бедный заказчик, что с ним будет?

Клеон. Он будет арестован и заточен в тюрьму!

Крисипп. Даже так?! И ты не изменишь свое решение, Клеон?

Клеон (решительно). Никогда!

Крисипп. Слово архонта?

Клеон. Клянусь!

В зал суда входил Тиссаферн.

Крисипп (замечает его, с нескрываемым ехидством). Тебе повезло, Клеон. Заказчик сам явился в суд. Осталось только упрятать его в темницу. Обернись!

Клеон оборачивается, видит повелителя. Пауза.

Клеон (растерян, почтительно склоняется). Я рад приветствовать повелителя Эфеса! (Крисиппу.) Ступай, мы еще поговорим с тобой…

Крисипп (улыбаясь). Непременно, архонт, непременно… Не забудь про свою клятву.

Клеон (зло). Ступай!

Почтительно поклонившись Тиссаферну, Крисипп уходит.

Тиссаферн. Ужасная жара стоит в городе, солнце печет немилосердно. Пока доехал к тебе, взмок… А ты работаешь?

Клеон. Как видишь, повелитель. Служащий должен нести свою службу в любую погоду.

Тиссаферн. Это правильно, только не переусердствуй… Ты уже немолодой, Клеон, надо беречь здоровье…

Клеон. Ценю заботу повелителя…

Тиссаферн. Мой долг заботиться о своих слугах.

Клеон. Повелитель, позволь задать тебе вопрос: зачем ты покупаешь папирусы Герострата?

Тиссаферн. Кто покупает? Я покупаю?… Ложь! (Поймав пристальный взгляд Клеона, сразу сдается.) Да-да, ты прав, покупаю!… Это мошенник Крисипп наябедничал? Вот я ему покажу!…

Клеон. Зачем ты это делаешь, повелитель?

Тиссаферн. Да я так, из любопытства… Пусть, думаю, в моей библиотеке хранится экземпляр…

Клеон. Ты заказал пятнадцать штук.

Тиссаферн. И это он сказал? (Возмущенно.) Ну люди! Ни на кого нельзя положиться!… Понимаешь, Клеон, меня просил прислать записки Герострата царь Македонии. И еще повелитель Сиракуз… ну, и еще несколько уважаемых людей. Интересно все-таки, что насочинял этот разбойник. Там есть любопытные мысли…

Клеон. Ты нарушаешь закон!

Тиссаферн. Нарушаю! Но ведь я сам его издал. Значит, не закон командует мною, а я – законом! Впрочем, это ерунда, из-за которой не стоит огорчаться, мой любимый архонт…

Клеон. Ты подаешь дурной пример!

Тиссаферн. Какой пример? Я все делаю втайне… Только твое недремлющее око могло это заметить. Впрочем, повторяю, это ерунда и пустые страхи… (Человеку театра.) Цитату для убедительности…

Человек театра. Из Софокла: «Кто пред пустыми страхами трепещет, заслуживает истинных!»

Тиссаферн. Вот именно! Софокл прав!… (Оглядывается.) А где Клементина? Слуги сообщили, что она здесь.

Клеон (официально) Повелитель, твоя жена арестована мною!!

Тиссаферн (после паузы). Ужасная жара стоит в городе, Клеон. Нельзя работать в такой духоте, у тебя расплавляются мозги…

Клеон. Моя голова сохраняет ясность мысли, повелитель. Твоя жена арестована! Она обвиняется в том, что посещала Герострата и вошла с ним в тайный сговор.

Тиссаферн (нервно). Думай, Клеон, думай… Когда говоришь, что думаешь, думай, что говоришь!

Клеон. Я отвечаю за каждое свое слово, Тиссаферн.

Тиссаферн (нервно). Не ошибись, Клеон, не ошибись! Такой ошибки я не прощу даже тебе (Человеку театра.) Уйди! Ты не должен это слушать…

Человек театра уходит.

(Клеону.) У тебя есть доказательства, свидетели? Клеон. Клементина не отрицает свое посещение Герострата. В суде находится тюремщик, он подтвердит это… Тиссаферн. Позови Клементину! Клеон. Слушаюсь.

Выходит и тут же возвращается, сопровождая Клементину.

Тиссаферн. Обожаемая Клементина, наш уважаемый архонт рассказывает какие-то странные истории.

Клементина. Он и со мной довольно странно разговаривал, если грубость можно считать странностью.

Тиссаферн (Клеону). Ты разговаривал с моей женой грубым тоном?

Клеон. Я разговаривал с ней тоном судьи. Тиссаферн (Клементине). Ты была у Герострата? Клементина. Нет!

Тиссаферн (Клеону). А ты утверждаешь, что она была там?

Клеон. Утверждаю!

Тиссаферн. Значит, один из вас лжет? Ложь должна быть наказана! Клянусь всеми богами греков и персов, лжец будет наказан!!!

Клеон (кричит за сцену). Приведите тюремщика!

Тиссаферн. Послушаем тюремщика. Если меня обманул мой друг, он мне не друг, если – жена, она мне не жена!!!

Клементина. Прекрасные слова, мы внесем их в дворцовую книгу…

Возвращается Человек театра.

Клеон (бросаясь ему навстречу). Ну?! Где тюремщик?! Человек театра. Он убит.

Пауза. Тиссаферн подозрительно смотрит на Клементину и Клеона.

Клеон. Кто подослал убийцу? (Глядя на Клементину и Тиссаферна.) Ты или ты?

Клементина. А может быть, ты, архонт? (Берет Тиссаферна под руку.) Пойдем, милый! Он сошел с ума от подозрений…

Оба уходят.

Клеон (в отчаянии протягивает руку к Человеку театра). Верни мне нож, человек! Прошу тебя, верни мне нож…

Картина пятая

«Тюремщик! Тюремщик!» – этот крик Герострата звучит все время, пока разгораются светильники, высвечивая тюремную камеру. Камера уже приняла более благоустроенный вид, чем в первой и третьей картинах: появилось ложе, возле него – низенький столик для еды, на столике – пустые тарелки и килик для питья, в углу камеры – большая расписная ваза.

Герострат (нервно ходит по камере). Тюремщик! Тюремщик! Где же ты, порази тебя гром?! Мерзавец!… Эй, придет ко мне кто-нибудь или нет?! Тюремщик!

Входит Клеон.

Клеон. Что ты кричишь?

Герострат (зло). Я кричу, потому что это не тюрьма, а свинарник! Второй день ко мне никто не приходит. Прикажи-ка хорошенько всыпать своим тюремщикам, архонт, они зря получают жалованье… Заключенных положено кормить, поить и убирать за ними урыльник, а этот бездельник отлынивает от своих обязанностей… (Снова кричит.) Эй, тюремщик!

Клеон. Не кричи, он не придет.

Герострат. Почему?

Клеон. Он убит.

Герострат. Убит?… Вот так так… Кем?

Клеон. Пока неизвестно.

Герострат. Жаль, он был неплохим малым.

Клеон. Особенно для тебя.

Герострат. А хоть бы и для меня? Кому же любишь тюремщиков, как не их подопечным… (Задумчиво подходит к столику, хочет выпить, но килик пуст.) Проклятье! Никто за два дня не принес глотка воды! Пора бы назначить нового тюремщика, архонт!

Клеон. Он назначен.

Герострат. Где же он?

Клеон. Перед тобой.

Герострат. Ты шутишь?

Клеон. С тобой шутить недостойно!

Герострат (удивленно смотрит на Клеопа). Вот это да! Ай да Герострат, ай да фигура! Сам архонт-басилей приставлен к тебе тюремщиком… Вот не ожидал! Ха-ха, ну чудеса!

Клеон (сердито). Не понимаю, чему ты радуешься?

Герострат. Как – чему? Думал ли я когда-нибудь, что достопочтенный Клеон будет охранять меня и выносить за мной урыльник?

Клеон (зло). Урыльник будешь выносить сам, негодяй!

Герострат (давясь от смеха). Все равно, ты-то будешь идти рядом и нюхать… Ой, не могу, смешно!

Клеон. Замолчи!

Герострат (продолжает смеяться). Бедненький Клеон, за что ж тебя так понизили? Чем же ты прогневал народ Эфеса?

Клеон. Я сам попросил назначить меня твоим тюремщиком, Герострат.

Герострат (перестав смеяться). Сам?… Странно. Ну да мне все равно. Раз ты тюремщик, будь добр, принеси мне еду и питье… Я голоден!

Клеон молча поворачивается и уходит.

(Кричит ему вслед.) Принеси за два дня, тюрьма мне задолжала! И поживей поворачивайся, новенький!! (Смеется.) Веселые дела творятся в Эфесе! (Садится на ложе.)

Появляется Человек театра, как всегда, садится в углу сцены.

(Заметив его, мрачнеет.) Зачем пришел? Человек театра. Тебя волнует мое присутствие? Герострат. Меня волнует, что ты суешь свой нос куда не надо.

Человек театра. Я ни во что не вмешиваюсь, я только слежу за логикой событий.

Герострат (злобно). Надоел ты со своей логикой! Оставь в покое меня и мое имя. Повелитель издал указ: забыть Герострата! Так забудьте!!

Человек театра. Вот как? Ты уже согласен на забвение? Нет, не получится… Забыть – значит простить!

Герострат. «Простить», «не простить»… О боги, сколько архонтов на мою бедную голову! Никогда не думал, что удастся отсрочить суд на две тысячи лет…

Человек театра. Тем строже будет этот суд, Герострат.

Человек театра и Герострат некоторое время с неприязнью смотрят друг на друга.

Входит Клеон, вносит миску с едой и кувшин.

Герострат (усмехаясь, Человеку театра). Вот еще один мыслитель… Потомки, наверное, вдоволь насмеются, изучая эту персону… (Клеону.) Ну, что там настряпали повара?

Клеон (сорвавшись на крик). Встать! Встать немедленно! Заключенный должен стоять, когда входит надзиратель!!! Ну?! (Замахивается, чтобы выплеснуть на Герострата содержимое миски.)

Герострат (испуганно вскочив с ложа). Но-но, Клеон! Что ты? Осторожно!!

Клеон. Молчать! Иначе я плесну все это в твою наглую физиономию. Еды не получишь, пока не уберешь в камере! Чтоб через минуту здесь было чисто!

Герострат (поспешно). Понял, понял! Зачем так волноваться? (Подбирает с полу мусор, корки, кожуру фруктов.)

Клеон. Что это у тебя?

Герострат. Это? (Показывает кожуру.) Кожура! Это – апельсиновая, это – банановая!

Клеон. Неплохой десерт был у заключенного! Многие жители города могли бы тебе позавидовать. (Осматривает килик.) И вино тебе приносили?

Герострат (с улыбкой). Из сострадания, Клеон, только из сострадания. Разве так страшно, если в предсмертные минуты человек хорошо поест и попьет?!

Клеон. Твои предсмертные минуты слишком затянулись, Герострат! (Замечает вазу.) А это что?

Герострат. Ваза.

Клеон. Ваза с дорогой росписью в тюремной камере?! Да! Если б тюремщик сейчас ожил, я бы прибил его вторично!… (Разглядывает вазу.) Кто здесь изображен?

Герострат. Не узнаешь?… Странно…

Клеон (переводя взгляд с вазы на Герострата). Кто посмел писать твой портрет?

Герострат. Художник Варнатий. Он сказал, что у меня поразительные черты лица. Я с ним согласен. (Оглядывая вазу.) Не очень получились глаза, но это можно поправить. Работа еще не закончена…

Клеон. Варнатий дорого поплатится за свою дерзость. Как архонт Эфеса…

Герострат (перебивая). Бывший.

Клеон. Как гражданин Эфеса я вызову его в суд за прославление разбойника!!! Или пусть он ведет меня в суд за то, что я разбил его вазу!!! (В бешенстве разбивает вазу.)

Герострат (печально). За что ты так не любишь меня, Клеон?

Клеон. Я тебя ненавижу!

Герострат. Жаль! Значит, вдвоем нам будет тесно на этой земле…

Секунду они с ненавистью смотрят друг на друга, затем Герострат отводит взгляд, садится за столик, начинает есть похлебку.

Клеон (властно). После того как поешь, вымоешь миску и пол в камере! Беспорядка больше не допущу! За каждую соринку будешь наказан плетьми!…

Герострат. Сорят посетители, а не я…

Клеон. Посетителей больше не будет! Понял? Здесь тюрьма, а не театр.

Появляется Тиссаферн.

Тиссаферн. Ты абсолютно прав, Клеон, но иногда все-таки придется делать исключение…

Увидев повелителя, Клеон и Герострат почтительно кланяются.

Клеон (мрачно). Повелитель Эфеса может посещать кого угодно и когда ему вздумается.

Тиссаферн. Вот и я так думаю. Должен же хозяин города знать, как содержатся опасные преступники? (Подходит к Клеону.) Я хотел поговорить с тобой… Послушай, Клеон, мне жаль, что все так получилось. Я думал лишь слегка наказать тебя, но не смещать с поста архонта.

Клеон. Народное собрание приняло решение – я подчинился.

Тиссаферн (миролюбиво). Не хитри, Клеон. Ты прекрасно понимаешь, что стоило тебе извиниться, и все было бы забыто… Друг мой, надо укрощать свою гордость, когда не прав!

Клеон. Мне не в чем извиняться, повелитель… Обстоятельства оказались сильнее меня…

Тиссаферн. Жаль! Жаль, что ты упорствуешь в своем заблуждении. Согласись, что человек, не верящий в своих повелителей, не может быть архонтом.

Клеон. Согласен! Поэтому и попросил отставку.

Тиссаферн. Это твое право. Но почему ты захотел стать простым тюремщиком?! Что это? Вызов? Каприз? Такая обидчивость достойна нервного юноши, а не тебя. Несолидно, друг мой, не-со-лид-но!

Клеон. Меньше всего, повелитель, я думал о солидности. Мне важно было принести пользу своему народу. Сегодня Эфес в опасности, опасность исходит от этого человека (жест в сторону Герострата), значит, мое место здесь!

Тиссаферн. Ты преувеличиваешь опасность этого негодяя. Кто он? Комар, не более.

Клеон. Я тоже так думал, Тиссаферн, но теперь вижу, что ошибался…

Тиссаферн. Почему?

Клеон. Повелители не приходят на свидание с комаром!

Тиссаферн (смутившись). Ты считаешь, – что я пришел к нему на свидание?… Ерунда… (Столкнувшись со взглядом Клеопа, сразу сдается.) Ну да, да! Я пришел побеседовать с Геростратом! Что из этого? Почему я должен оправдываться в своих поступках?!

Клеон. Я не прошу тебя об этом, повелитель.

Тиссаферн, Еще бы! Еще бы ты просил!… Вечный укор я вижу в твоих глазах, Клеон, мне это надоело… Всему есть предел. (Зло.) Ступай прочь!

Клеон (вспыхнув от обиды). Ты никогда раньше не говорил так со мной, повелитель!

Тиссаферн. Раньше ты был архонтом, а теперь – тюремщик! Привыкай к своему новому положению… Ступай! Когда надо будет, я позову.

Клеон уходит.

Герострат (весело). Браво, Тиссаферн, браво! Так его! Пора поставить на место этого гордеца.

Тиссаферн (мрачно). Меньше всего мне нужна твоя похвала.

Герострат. Ну зачем же так начинать разговор? Столько дней я ждал твоего прихода, и вот первыми же словами ты хочешь меня обидеть?

Тиссаферн. Ты ждал моего прихода?

Герострат. Конечно! Все эти дни, все эти долгие часы заточения я ждал тебя, Тиссаферн. Я чувствовал, что тебе хочется встретиться со мной, и я молил богов, чтобы они укрепили тебя в этом желании.

Тиссаферн. Оставим богов, Герострат, у тебя с ними сложные взаимоотношения… Что касается меня, то мне действительно хотелось поболтать с тобой кое о чем… Герострат. Это большая честь.

Тиссаферн. Конечно! Я и придворным своим не часто оказываю такую милость…

Герострат. Ценю, повелитель, ценю твою доброту.

Тиссаферн. Ну хорошо. Перейдем к делу. Весь город болтает о том, что ты влюблен в Клементину…

Герострат (поспешно). Не верь, повелитель!

Тиссаферн. Я не тороплю тебя с ответом. Речь идет о моей жене, но это вовсе не значит, что ты должен бояться сказать правду…

Герострат. Я говорю тебе правду, Тиссаферн! Я никогда не испытывал к Клементине ничего похожего на любовь.

Тиссаферн (чуть обиженно). Как же так? Все говорят…

Герострат. Мало ли чего болтают, повелитель? Людям скучно без сплетен…

Тиссаферн. В этом нет ничего удивительного… Клементина молода, умна, первая красавица в городе… В кого же влюбляться, как не в нее?

Герострат. Согласен с тобой, повелитель, но меня ее чары обошли стороной. Сам не знаю, почему. Должно быть, я слишком груб для подлинного чувства…

Тиссаферн (начинает нервничать). Странно, странно… Я был уверен, что ты сжег храм из-за безответной любви, так сказать, в благородном помешательстве…

Герострат. Нет, Тиссаферн, ничего подобного! Я лишь собирался обессмертить свое имя. Глупое тщеславие, не больше…

Тиссаферн (задумавшись). Жаль…

Герострат. Увы…

Тиссаферн. Печально…

Герострат. К сожалению…

Тиссаферн (со вздохом). Нет так нет! Значит, это действительно только сплетня?

Герострат. Конечно, повелитель. И я даже знаю, из-за чего она появилась… Дело в том, что Клементина влюблена в меня…

Возникла пауза.

Человек театра от изумления раскрыл рот и пробормотал что-то вроде: «Ну, знаете ли, это уже черт-те что!»

Тиссаферн (Герострату). Как ты сказал? Повтори!

Герострат. Я сказал, что Клементина влюбилась в меня.

Тиссаферн. Ложь.

Герострат. Смею ли я лгать повелителю? Это так, Тиссаферн.

Тиссаферн. Какие у тебя доказательства?

Герострат. Какие доказательства могут быть у любви, кроме того, что она была?

Тиссаферн. Ты хочешь сказать, что Клементина приходила к тебе сюда?

Герострат. Ну, не я же ходил к ней во дворец…

Тиссаферн (в бешенстве). Замолчи!… Отвечай прямо на вопрос.

Герострат. Я отвечаю, повелитель… Пришла Клементина, сказала о своих чувствах, бросилась мне на шею…

Тиссаферн. Замолчи!!

Герострат. Я не могу отвечать на вопросы молча, Тиссаферн… Если тебе неприятно это слушать, зачем ты спрашиваешь меня?… Странно! Я был уверен, что ты все знаешь.

Тиссаферн. Откуда я мог это знать, идиот?!

Герострат. Но тогда зачем ты убил тюремщика?

Снова возникает пауза, и снова Человек театра изумленно бормочет что-то…

Тиссаферн (тихо). Откуда тебе известно?

Герострат. Я догадался. Когда мне сказали, что тюремщик убит, я прикинул, кому он мог мешать?

Тиссаферн. У тебя неплохо скроены мозги, Герострат. Да, это я приказал убить его… Я не хотел иметь свидетелей семейного позора. Но я не думал, что дело зашло так далеко…

Герострат. Ты правильно сделал, что убрал его.

Тиссаферн. Остался ты.

Герострат. Я не свидетель, я соучастник.

Тиссаферн. Все равно тебе придется исчезнуть. Ты умрешь сегодня же!

Герострат. Погоди, Тиссаферн! Не спеши. Меня убить легче, чем тюремщика, но после смерти он молчит, а я заговорю… Любовное свидание с твоей женой уже описано в новом папирусе, и свиток спрятан в надежном месте, у друзей. Если я погибну, эфесцы завтра же прочтут о том, как Клементина ласкала Герострата…

Тиссаферн. Кто поверит твоим запискам? Мало ли что мог выдумать сумасшедший?

Герострат. Там есть такие пикантные подробности, которые не оставляют сомнений в правдивости автора… Родинка на левой груди, маленький шрам на правом бедре… Это нельзя придумать, это можно только увидеть…

Тиссаферн (подавлен). Да, ты не лжешь…

Герострат. Я порядочный человек, Тиссаферн. Не в моем характере хвастаться победами над женщинами. Что было, то было.

Тиссаферн. Ну что ж, значит, и ей придется умереть!

Герострат. Не слишком ли много смертей, повелитель? И чего ты добьешься? Сочувствия? Никогда! Обманутым мужьям не сочувствуют, над ними смеются. Рогоносец – повелитель Эфеса! Это не понравится ни эфесцам, ни самому персидскому царю. Подумай о своем авторитете, Тиссаферн!

Тиссаферн задумывается, подходит к ложу, садится, начинает молча есть похлебку.

Тиссаферн (продолжая думать о чем-то). Какой бурдой тебя здесь кормят!

Герострат. Это проделки Клеона. Раньше кормили лучше.

Тиссаферн. Когда я волнуюсь, я должен что-то съесть.

Герострат (гостеприимно). О чем разговор? Не стесняйся, ешь на здоровье.

Тиссаферн (отодвигает миску). Ну, что же ты мне советуешь делать?

Герострат. Ты нуждаешься в моем совете, повелитель?

Тиссаферн. Конечно. Раз ты так хорошо придумал всю эту аферу, значит, уже придумал и ее развязку. Слушаю тебя, Герострат.

Герострат. Я слишком маленький человек.

Тиссаферн (недовольно). Хватит ломаться! Будь ты Тиссаферном, что бы ты сделал?

Герострат. О, будь я Тиссаферном, я поступил бы хитро: я не стал бы казнить Герострата, но я бы его и не помиловал, я бы дал ему свободу, но такую, чтобы он зависел от меня!

Тиссаферн. Туманно. Слишком туманно. И потом, не я собирался казнить тебя, а твои сограждане. Сегодня-завтра вернется посланник из Дельф и сообщит волю богов. Уверен, что боги хотят твоей смерти.

Герострат (встал, прошелся по камере). Послушай, Тиссаферн, хочешь, я расскажу тебе о том, как перестал верить в силу богов?… Не пугайся, ничего кощунственного в моем рассказе не будет. Так вот, случилось это два года назад. Дела мои тогда шли плохо, я был разорен, но не терял надежды. Я мечтал о том, что добуду много денег – и сразу! Так мечтают только азартные игроки, а я всегда был им… Решил сорвать крупный куш на петушиных боях. Занял у ростовщика пятьсот драхм и купил родосского бойцового петуха. Это был чудо-петух! Рыжий, с орлиным клювом и шпорами, которым мог позавидовать любой твой всадник. Целый месяц я готовил своего петуха к победным боям, тренировал и кормил чесноком. Наконец, когда увидел, что мой петух стал злым и могучим, как какой-нибудь скиф, я пошел на рынок к богачу Феодору, который держит в Эфесе лучших петухов, и ударился с ним об заклад, что мой рыжий победит любого его питомца. Он согласился и выставил против моего бойца черного петуха. А заклад мы поставили тысячу драхм, я их тоже занял у ростовщика, потому что твердо верил в победу своего рыжего… На этот бой собрался весь рынок. Мой рыжий был вдвое больше, чем его черный противник, и, когда Феодор это увидел, он побледнел и сказал: «Твой петух, Герострат, на вид значительно сильнее моего. Но позволь мне просить богов покровительствовать моему черному малышу?» Я засмеялся и сказал: «Проси. Это ему не поможет!…» Начался бой! Рыжий наскочил на черного так, что полетели перья… Они дрались минут пять, и черный стал сдавать, и я видел, что моему рыжему осталось немного – и он раздерет своего противника на части. Но тут Феодор оттащил своего петуха и сказал: «Позволь, Герострат, мне еще раз просить богов о покровительстве моему черненькому?» – «Валяй!» – сказал я. Мы вытерли нашим бойцам раны. Феодор пошептал что-то над своим черным и снова бросил его в бой. И что ты думаешь, Тиссаферн? Этот черный начал драться так, будто в него влили свежие силы, словно мой рыжий и не молотил его до этого своим клювом. Но рыжий мой не собирался сдаваться. Я же говорю, что это был чудо-петух, Геракл среди петухов! Он опять налетел на черного и, хотя сам потерял в бою глаз, все равно так наподдал черному, что тот закудахтал словно курица и стал валиться набок. И снова Феодор прервал бой и стал просить разрешения обратиться к богам за помощью. Я видел, что черному осталось до смертного часа немного, и потому великодушно согласился. Феодор снова помолился над своим петухом, и бой возобновился! О чудо! Черный петух опять словно воскрес! Откуда у него появилась сила? Он набросился на моего уставшего рыжего, повалил его, разорвал шпорами его грудь и клюнул в самое сердце… Мой рыжий испустил дух! Я швырнул Феодору тысячу драхм, выбежал на улицу, поднял руки к небу и закричал: «Простите, боги, что я не верил в вашу силу! Вы совершили чудо, я наказан!» Но тут подошел ко мне старый раб и, смеясь, сказал: «Глупец! При чем здесь боги? Ты слеп. Каждый раз, когда бой прерывался для молитвы, слуги Феодора незаметно подменяли одного черного петуха другим, свеженьким…» Я заплакал от обиды, а потом засмеялся. Потому что я открыл для себя великую истину: сильнее богов – наглость человеческая! Эта истина стоила мне тысячу драхм, Тиссаферн, а тебе я отдаю ее даром…

Тиссаферн (задумчиво). Занятно. Но я не понял, что ты советуешь мне?

Герострат. Подмени петуха, Тиссаферн! Посланец из Дельф может сообщить волю богов, которая выгодна повелителю. А повелителю выгодно, чтобы я жил и служил ему.

Тиссаферн. Ты уверен?

Герострат. Конечно! В Эфесе беспорядки, греки не жалуют персов, они только делают вид, что покорны сатрапу, а сами ждут минуты, чтобы выбросить тебя из дворца. Поставь меня над ними надсмотрщиком! Сейчас у меня найдется добрая тысяча верных слуг, которые за умеренную плату пойдут за мной в огонь и в воду. Мы разгоним Народное собрание, распустим суды гелиастов. Порядок в Эфесе установишь ты, а следить за ним буду я! Герострата станут почитать и бояться, ведь сами боги ему простили дерзость. А может быть, Герострат сам из богов? А? Говорят, гадалка на базаре кричала, что я – сын Зевса?

Тиссаферн (c усмешкой). Сколько ты заплатил ей?

Герострат. Я подменил петуха, Тиссаферн! И буду это делать до тех пор, пока рыжий не упадет замертво!

Тиссаферн. А что скажут жрецы?

Герострат. Жрецы будут молчать! Они и так опозорились. Где карающая молния Зевса? Где священная стрела Артемиды? Я жив, здоров!… Одно из двух: либо богов нет вообще, либо я – божество!

Тиссаферн. Неглупо, совсем неглупо… А как решатся наши личные дела?

Герострат. Какие дела, Тиссаферн? Твоя жена верна тебе, а сплетникам я сам вырву языки на городской площади!… Подумай, повелитель, над моим предложением. Ты чужой среди греков, и ты стар…

Тиссаферн. Но-но, не забывайся!

Герострат. Прости меня, Тиссаферн. Но годы есть годы. Ты уже не тот, что был тридцать лет назад. Сейчас тебе нужна твердая рука в городе, и лучше меня человека для этого не найти.

Тиссаферн. Надо подумать. (Медленно ест похлебку, потом откладывает ложку, низко опускает голову.)

Герострат. Что случилось, повелитель? У тебя на глазах слезы?

Тиссаферн. Похлебка… Они переложили луку и перца.

Герострат (Усмехнувшись). Не замечал.

Тиссаферн. Помолчи, Герострат! Тебе не понять, как печальна старость… Ты знаешь, я ведь не хотел быть повелителем, в душе я всего-навсего рыболов. Я люблю рыбу, и рыба любит меня. Мне бы сидеть с удочкой на берегу моря, а вместо этого приходится жить во дворце и править людьми, которые тебя ненавидят. Я очень люблю свою жену, Герострат, но я стар и не имею права просить ее о взаимности. Я ждал измены, но думал, что это будет только моя боль, а она превратилась в государственную проблему… Мне не надо быть правителем. Последние дни хочется жить для себя, а не для истории. Но кто спрашивает нас о наших желаниях? (Решительно). Выпустить тебя не могу, Герострат. Это возмутит народ. Вот бы случилось так, что ты сам бежал из тюрьмы…

Герострат. Раньше это было возможно, но теперь, когда меня сторожит Клеон…

Тиссаферн. Вот я про это и говорю… С ним не сторгуешься.

Герострат. Что же делать?

Тиссаферн. Я думаю, думаю… (Ест похлебку.) Чем ты режешь хлеб, Герострат?

Герострат. Я не режу его, повелитель, я ломаю его руками.

Тиссаферн. Ай-ай, руки ведь грязны… (Достает кинжал.) Вот возьми! Он острый и удобный…

Герострат (пряча кинжал). Благодарю, повелитель! Ты мудр и великодушен…

Человек театра (возмущенно). Что ты делаешь, Тиссаферн?

Тиссаферн (недовольно). Я не спрашивал твоего мнения, человек! Оставь нас в покое и не мешай!

Человек театра молча садится в углу сцены.

Ну, мне пора! (Кричит.) Клеон!

Входит Клеон.

Я побеседовал с этим мошенником, беседа меня развлекла. Теперь не спускай с него глаз и в назначенный день доставь его в суд целым и невредимым.

Клеон. Повинуюсь, повелитель… Когда ты ожидаешь посланника из Дельф?

Тиссаферн. Он на обратном пути, и если ничего не случится…

Клеон (подозрительно). Что может с ним случиться?

Тиссаферн. Мало ли… Море бурное… Корабли часто тонут…

Клеон. Что ты хочешь этим сказать, повелитель?

Тиссаферн. Все во власти богов, Клеон, все в их власти. (Уходит.)

Клеон (Герострату). О чем вы сговорились с Тиссаферном? Отвечай!

Герострат. Сговорились? Он – повелитель, я – комар. Какой между нами может быть сговор?

Клеон. О чем вы беседовали?

Герострат. О погоде…

Клеон. Не время шутить, Герострат! Я чувствую, что в Эфесе готовится заговор! Отвечай, иначе…

Герострат. Не пугай меня! Я уже ничего не боюсь. И потом, кто ты такой, чтобы мне отвечать на твой вопрос? Тюремщик должен знать свое место и не спрашивать о том, что ему знать не положено.

Клеон. Послушай, Герострат, я обращаюсь к тебе в надежде, что твоя душа хранит остаток совести! Ты – грек, ты – эфесец! Молю тебя, не приноси в наш город новые разрушения и смерти! О чем ты шептался с Тиссаферном? От имени всех эфесцев молю тебя: не помогай его темным замыслам… Ну, хочешь, я стану на колени? Остановись, Герострат! Самый страшный преступник может рассчитывать на снисхождение, если…

Герострат (зло). Замолчи, бывший архонт! Ты уже понял, что властью со мной ничего не сделать, теперь надеешься разжалобить меня? Не выйдет! Ступай вон!

Клеон (Человеку театра). О чем они сговорились?

В это время Герострат вынимает кинжал и подходит сзади к Клеону.

Человек театра (вскочив с места). Клеон, обернись!

Клеон оборачивается. Герострат замирает с кинжалом в руках.

Герострат (в бешенстве, Человеку театра). Ты обещал не вмешиваться!!!

Человек театра. Извини, но это уже выше моих сил.

Герострат (Клеону). Сейчас я выйду из тюрьмы и, если ты не станешь мне мешать, подарю тебе жизнь.

Клеон. Я не выпущу тебя, Герострат!

Герострат. Тогда конец! (Надвигается на Клеона, тот отступает к краю сцены.)

Человек театра (протягивает Клеону нож). Твой нож, архонт.

Герострат (в исступлении). Ты не можешь вмешиваться!

Человек театра (Клеону). Возьми нож, архонт! У тебя нет выбора. Живи я две тысячи лет назад, сделал бы это сам…

Клеон берет нож из рук Человека театра.

Герострат (в испуге). Ты не убьешь меня, Клеон! Человек, убивший преступника до суда, сам будет казнен! Клеон. Я знаю это, Герострат. (Надвигается на него.)

Гаснет свет в камере.

Слышны звуки борьбы, потом они стихают, и в тишине возникает глухой стук падающих камней, а потом начинает звучать песня. Ее поют мужские голоса, поют сначала тихо, а потом все громче и торжественней.

Свет разгорается вновь, Клеон с поникшей головой стоит над трупом Герострата.

(Человеку театра.) Впервые в жизни я убил человека… Человек театра. Ты привел приговор в исполнение. Клеон (в отчаянии). Я убил!…

Человек театра. Началась борьба!!!

Стук падающих камней и песня усиливаются.

Что это?

Клеон. Они восстанавливают храм Артемиды…

Человек театра. Кто?

Клеон. Они… Эфесцы…

Человек театра. Их имена? Назови хоть одно имя… Это так важно для нас… Ну?

Клеон (беспомощно). Не помню…

Человек театра. Вспомни, Клеон! Несправедливо, что они всегда остаются безымянными. Вспомни!…

Из глубины сцены доносятся удары падающих камней и песня.

Конец

Оглавление

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ