«Пьесы и пьески»

Александр Ермак Пьесы и пьески

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Стас,

Лиса,

Вован,

Леша,

Юра,

Лара.

Все происходит в комнате, напоминающей гримерную. Есть большое зеркало, стол, стулья, гитара, бумага, краски, магнитофон.

По ходу пьесы все, за исключением Стаса, меняют одежду. Он – от начала до конца в одной и той же «джинсе». У Стаса – длинные волосы, распущенные или заплетенные в косичку.

Действие № 1

Все одновременно вваливаются в комнату. Каждый по-своему возбужден. Стас в обнимку с Лисой проходят к креслу, стоящему отдельно. Он садится, она забирается к нему на колени – целуются, шепчутся. Лиса в джинсовой юбке и курточке.

Леша в дешевых, помятых рубашке и брюках, в простых очках:

– Все кончено, кончено. Обидно.

Лара в недорогом брючном костюме:

– Только не надо ставить трагедию.

Юра в аккуратно отутюженных рубашке и брюках поднимает вверх указательный палец:

– Драматизировать.

Вован в какой-то неопределенной спецодежде:

– Да, может, и правильно это…

Лиса – Стасу:

– О чем вы говорили там вдвоем? Что он тебе сказал?

Стас:

– Неважно.

Лиса:

– О-ей, скажи, скажи. Он пригласил тебя?

Стас:

– Ну, как тебе…

Лиса:

– Я поняла. Боишься сглазить. Молчу, мой гений. И тебе не дам я слова. (целует его)

Леша:

– Как, как можно поступить с нами таким образом? «Студия закрыта, до свидания…» А? «Студия закрыта, до свидания…» ( показывает на Стаса с Лисой) А этим, этим только бы целоваться. Как будто их и не…

Лара подходит к зеркалу:

– Касается. Конечно, касается. Им случившееся также неприятно.

Юра:

– Да, завязывай ты, Леха. Сказано тебе: «До свидания», значит – все, амба, капут, занимайся своим делом.

Вован:

– Согласен: пора, пора в реальную жизнь. Туда, где надо не рожи корчить, а кулаками, локтями действовать. Туда, где дорогу следует переходить осторожно, потому как по ней на огромной скорости запросто может промчаться «Харлей Дэвидсон»…

Леша:

– Вован… Юра… Лара, может быть в тебе нелепой смертью погибнет актриса века?

Лара, глядя в зеркало:

– Увы, она во мне не родилась… Лешка-Лешка, они правы. Любители должны покинуть сцену и трудиться на благо обществу согласно своего предназначения.

Леша:

– И ты, Лара… Юра, Вован…

Юра:

– Дело говорим.

Вован:

– Плюнь и забудь.

Леша:

– Ну как же, как же? Отдать искусству столько времени, сил, запомнить километры слов (начинает декламировать)

«Былая страсть лежит на смертном ложе, И новая на смену ей пришла.

И… И…» (достает из кармана рулончик туалетной бумаги, читает с него, разматывая)

«И бывшая Ромео всех дороже Перед Джульеттой больше не мила.»

«Хотя… Хотя…» (вчитывается)

Стас отрывает от себя Лису и, запрокидывая голову, читает наизусть:

«Хотя любовь их все непобедимей, Они пока еще разделены. Исконная вражда семей меж ними Разрыла пропасть страшной глубины. В ее семье Монтекки ненавидят, В глазах родни Ромео не жених. Когда и где она его увидит И как спасет от ненависти их? Но страсть их учит побеждать страданье И им находит способ для свиданья.»

Лиса:

– «И им находит способ для свиданья…» Любимый мой, ты, ты… нет слов (снова целуется со Стасом)

Леша восхищенно:

– Да…

Вован:

– Ну дак, это ж Стас…

Лара, кивая в зеркало:

– Единственный из нас по-настоящему…

Юра восторженно:

– Марчелло…

Леша, сматывая свой рулон:

– И вот, вот Стас – талантлив. Талантлив чрезвычайно. И если мы…, так с нами… То он-то, он-то как?

Вован:

– А ты не дергайся за Стаса, не переживай. Что студия – его и в настоящий театр запросто возьмут. Уж он-то, он не пропадет. Будь спок.

Юра:

– Не пропадет…

Лара:

– И Лиска с ним…

Лиса, отрываясь на секунду от Стаса:

– Не пропаду…

Леша:

– И все же мы?… Как мы?… Что мы? И куда теперь все это? (потрясает рулончиком) Коту под хвост?

Лара:

– Да, жаль. Ну, не артистка, так что ж… домохозяйка. А Юра, Юра на заводе – в цене уже.

Юра:

– Семейная у нас… династия.

Вован кладет себе ладони на плечи:

– Я – под погоны. Пожизненно. Надежно, как в сбербанке.

Леша:

– О чем вы?

Юра:

– О том, что вот сначала копейку заработай, потом уж развлекайся.

Вован:

– Не в бровь, а в пах.

Леша:

– О, да! Мне больно. За вас. И за себя. За легкость к переменам. К изменам…

Лара:

– Леший, стой, не нагнетай. Ведь мы же можем собираться, как и прежде. Не здесь, так дома, в ресторане, в кино и…

Юра:

– На природе.

Вован, раскрывая воображаемую бутылку:

– Нашелся б повод.

Лиса, отрываясь от Стаса:

– Между прочим, у Стасика сегодня день рождения.

Лара:

– Да, кстати…

Леша потрясенно:

– У Стаса день рождения…

Стас:

– Не помню. Но раз Лиса утверждает, то, наверное…

Лиса:

– Да, я вам точно, точно говорю. (Смотрит на часы) Наш гений нынче же родится, без минуты в полночь. Он не спешил (целует Стаса) на свет божий объявиться… (снова целует)

Вован достает из кармана записную книжку, листает:

– Ага. Гросбухер подтверждает.

Леша:

– У Стаса день рождения…

Лара:

– Да, и я, ведь, помнила, я знала. И о подарке даже думала, но тут как объявили…

Юра:

– Верно, мы с Ларой еще с утра хотели Стасу присмотреть культурное такое что-нибудь (тихо) и недорогое…

Лиса, отрываясь:

– Я Стасику дарю себя. Ну, вот – я вся твоя, возьми меня, любимый.

(продолжает целоваться со Стасом)

Леша:

– У Стаса день рождения. Нам нужно, следует… поздравить…

Юра разводит руками:

– Выходит, подарить.

Вован:

– Отметить.

Лара:

– Как следует, по нашему, как подобает.

Леша:

– Да, это же событие, событие, можно утверждать, что ни на есть громадного масштаба. Мирового. И мы должны, обязаны, чтоб не было мучительно и больно…

Вован встает и шарит в карманах:

– Ну что, бежать мне за бутылкой? Так-нет?

Юра:

– Водочки?

Лара:

– С ума сошел? В такой день нужно…

Лиса, целуясь со Стасом, что-то изображает рукой в воздухе. Вован кивает и пересчитывает деньги:

– Шампанское?

Юра:

– Точно-точно.

Леша:

– А что подарим Стасу? Что мы ему вообще-то можем подарить? Такое, эдакое…

Вован:

– Лиска-то сообразила быстро.

Лара проводит руками по телу:

– И я могу.

Юра, показывая ей кулак:

– Вот я тебе смогу…

Леша:

– Нет, правда, такое, что он не сможет позабыть. Чтоб нас запомнил навсегда, до самых до преклонных. Как сподвижников таланта, соратников по юности былой.

Лара, как бы дефилируя по набережной:

– Путевку на курорт заморский. Там пляжи белые и бармены на цыпках…

Юра, заглядывая себе в карман:

– И на родной не наскрести.

Вован, сходя с воображаемого мотоцикла:

– «Харлей Дэвидсон»… Мы подарим Стасу «Харлей Дэвидсон». Прикиньте, впереди сидит Стас. За него вцепилась Лиска. И они летят, летят по шоссе…

Леша:

– Все тривиально… И избито… И банально… И пошло, пошло, верьте мне…

Лара задумчиво и серьезно:

– Послушай-ка, Леший, ты ведь, кажется, хотел… (шепчет ему на ухо)

Леша слушает и вскрикивает:

– Потрясающе… Да, что там – гениально… Великолепно… И незабываемо… Восторг…

Юра ревниво:

– Чего вы шепчетесь там? Эй, эй…

Вован, взвешивая на руке деньги из кошелька:

– Ну так что мы потребляем сегодня? «Пшш» (имитирует шампанское) или

«хэ» (резко выдыхает и опрокидывает в себя воображаемый стакан водки)?

Лара:

– Юра, Вован, двигайтесь поближе. Лиска, иди к нам…

Леша:

– Быстрей, быстрей.

Юра с Вованом приближаются:

– Чего?

– Зачем?

Лиса не отлипает от Стаса. Лара строго:

– Лиска. Мигом.

Юра, Вован, Леша:

– Лиса… Лиска… Лисанька…

Лиса нехотя отстает от Стаса:

– Я сейчас, любимый (подходит ко всем) Ну…

Лара – Стасу:

– А ты – не слушай.

Стас удивляется:

– Тайны? От меня? (жмет плечами и берет гитару)

Лара, собрав в кружок Лешу, Юру, Вована, Лису, что-то объясняет, указывая время от времени то на Стаса, то на дверь в комнату, то на зрительный зал. Стас тем временем напевает:

Я постиг двенадцать тайн. Я достиг небесных высей. Но покоя нет от мыслей, Что-то не пускает в рай. Может это чей-то взгляд, Слово в спину и движенье, Может просто отраженье В приближеньи много крат. Я брожу по облакам. Я скитаюсь по безбрежью. Что-то прячется там между Троп, ведущих в дивный храм. Я постиг двенадцать тайн. Я достиг небесных высей. Но покоя нет от мыслей, Что-то не пускает в рай.

Стас заканчивает играть и долго-долго раскланивается. Все «студийщики» отступают от Лары. Хлопают в ладони Стасу и обсуждают то, что им сказала Лара.

Леша:

– Просто супер, да?

Лиса:

– Что ж, я не против.

Вован:

– Да, запросто. С таким-то опытом и (трогает свои мышцы) дрессетурой.

Юра:

– Раз так решили, куда деться…

Лара громко:

– Итак, по случаю дня рождения гениального Стаса, не смотря на закрытие студии, мы устраиваем грандиозный праздник.

Стас, продолжая кланяться:

– Что ж, я не против (в сторону) напиться в сиську и не думать.

Лиса:

– Он согласен.

Лара берет листок и помечает по ходу дальнейшего разговора:

– Лешенька, за тобой свечи.

Леша:

– Я возьмусь, я справлюсь.

Лара, вздыхая:

– Надеюсь… Вован, ты у нас человек надежный – торт и шампанское.

Вован, записывая в записную книжку:

– Усек. Все – в протоколе. А стаканы?

Юра:

– Главное-то, а!

Лара:

– И стаканы. Лиса, ты – цветы…

Юра:

– Такие всякие там… флоксы, розеншнауцеры…

Лиса:

– Я подберу лишь лучшие для лучших… (вручает воображаемый букет Стасу, следом за ней то же самое проделывают Леша и Вован)

Стас принимает воображаемые цветы:

– Благодарю… Мерси… Сэнк ю… Гуляем, значит. Мне что делать?

Лара:

– А ты не беспокойся. Посиди, расслабься в день такой.

Стас тихо:

– Эх, если б…

Юра:

– Ты ж – в главной роли.

Стас тихо:

– Они даже не предполагают.

Вован:

– Мы сделаем, как надо, все.

Леша:

– Ну, как получится.

Лиса:

– Тебе понравится, мой милый.

Стас тихо:

– Надеюсь. Что мне остается?

Лара заглядывает в блокнот:

– Так, за мною – скатерть и все непредвиденное…

Юра:

– А я?

Лара:

– Ты на подхвате у меня.

Юра:

– Я? У тебя? Я – на подхвате?

Лара вздыхает:

– Хорошо. Пусть на подхвате буду я (Юра кивает), но станешь ты все делать согласно плану нашему. Идет?

Юра, продолжая кивать:

– Вот это вот – совсем другое. Уж, если так, тогда идет…

Лара обращается к Лисе, Юре, Вовану и Леше:

– Всем все понятно? Тогда – вперед.

Лиса:

– Я только, только Стаса поцелую. Еще разок.

Стас задумчиво кивает:

– Еще разок…

Лиса подходит к Стасу. Они снова целуются, забираются в кресло. Леша двигается к двери, разговаривая сам с собой:

– Да-да, конечно, свечи-свечи. Всего лишь на всего – несложно…

Юра:

– Куда уж проще…

Вован:

– Итак, как заиметь «Харлей Дэвидсон»? Купить? (Выворачивает карманы) Не дано. Угнать? Рожден законопослушным. (Обращается к публике) «Кто виноват?» или «Что делать?» – вот в чем вопрос.

Лара:

– Ну, не выпендривайся, Вова. Дуй за шампанским и тортом.

Юра:

– Давай, Вован, не утомляй.

Вован:

– За тортом и шампанским. Эх, если б на «Харлей Дэвидсоне»…

Лара:

– Тебе для скорости пинка дать?

Юра:

– Вован, могу.

Вован усаживается на воображаемый мотоцикл, «уезжает»:

– Пока… «Дрын-дрын-дрын»… (догоняет и обгоняет Лешу у дверей) Леха, тебя подбросить?

Леша задумчиво:

– Спасибо, кажется, я – сам… (выходит следом за Вованом)

Лара:

– А мы пока займемся столом (оглядывает его, прикидывает). Подвинуть, протереть и застелить… Тогда все будет как в лучших домиках…

Юра:

– …Зимбабве.

Лара:

– Слова какие знаешь…

Юра:

– Кроссворды расширяют кругозор, оттачивают ум и…

Лара выставляет руку:

– Значит так, мой милый, двигаем, протираем, и застилаем…

Юра:

– Да-да, я двигаю, ты трешь и это… застилаешь…

Лара обнимает его:

– Как скажешь, моя прелесть. Шеф, босс, руководитель. Ме-нед-жер…

Целуются.

Действие № 2

Возвращается Леша:

– Эй, люди!

Лара и Юра, отпрянув друг от друга, начинают двигать стол, протирать его. Стас с Лисой, не обращая внимания, продолжают целоваться, хотя он время от времени безуспешно пытается оторвать ее от себя.

Леша в той же одежде, но она более грязная, заношенная, очки с трещиной. Гордо протягивает Юре коробочку:

– Вот.

Юра берет, рассматривает и, выпучивая глаза, передает Ларе. Та читает:

– «Свечи геморроидальные…» Леший, ты в своем уме?

Юра:

– Не смешно, брат. Ты не прав.

Лара:

– Лешка, где ты их взял?

Леша:

– Как это где? Я вышел. Улица, фонарь, аптека… Витрина, двери, свечи. Вот купил (оглядывается) быстрее всех. (подходит к Стасу и Лисе) Я – молодец.

Стас, не отрываясь от Лисы, показывает Леше большой палец.

Юра:

– Нет, ты – вредитель, Гиппократ.

Лара, продолжая рассматривать коробочку:

– Ну, Леший, мы же собрались не в медицинских целях. А по случаю…, для празднования дня рождения. Нам нужны другие свечи. Такие красивые…

Юра:

– И разноцветные.

Леша возвращается к Юре и Ларе:

– Красивые и разноцветные… Уразумел… Простите… Я сейчас. (Собирается уйти)

Лара:

– Стой, Леший. (Прикладывает ладонь к его лбу) Присядь. Остынь. У тебя был тяжкий день. Ты так переживал. Передохни немного. (вкладывает коробочку обратно в руку Леши)

Юра:

– Расслабься.

Леша жмет плечами и садится. Стас наконец отрывается от Лисы. Лиса:

– Я надоела тебе, мой милый?

Стас:

– Нет, что ты… Но просто. Видишь ли… (кивает за дверь) Он, я… Мы говорили… Знаешь, он думает и он сказал… Хотя, потом, потом… (опять целуется с ней)

Лара оборачивается к ним:

– Лиска? Ты здесь еще?

В это время входит Вован в военной курсантской форме, с планшетом на боку:

– Здравия желаю и простите, что не успел еще уцелить ни тортов, ни шампани…

Леша восхищенно:

– Вован, ты поступил.

Вован:

– И приступил.

Лара:

– И правильно.

Юра:

– Разумно, жизнь военная на всем готовом. Казенное белье, проезд, тушенка…

Вован икает:

– Тушенка.

Леша, Юра и Лара оглядывают, ощупывают и ощипывают Вована:

– Хаки…

– Чистый хлопок…

– И кожа натуральная…

Вован:

– Ой, это моя…

Стас – Лисе:

– Гляди, как вырядился. Прямо представленье.

Лиса, окидывая взглядом Вована:

– Да, хорош.

Стас ревниво:

– И может лучше он меня?

Лиса:

– Ну, что ты, милый. Кто может сравниться со Стасом моим? (целует его)

Вован:

– А по заданью мне кое-что все ж удалось. Вот посуду прихватил. (достает из карманов и планшета стаканы).

Лара:

– Еще одно чудило… Вован, мы же не в подворотне собрались. И не на офицерском собрании благородном. У Стаса – день рождения. У Ста-са… Мог бы, наверное, фужеры раздобыть.

Вован, обратно упаковывая стаканы:

– Фужеры…

Юра:

– Фужеры – это стаканы такие, только тонкие и на длинных ножках.

Леша – то ли себе, то ли Вовану:

– Красивые, разноцветные.

Лара:

– Можно и разноцветные.

Юра:

– На длинных ножках (тихо) бьются – пропасть…

Вован:

– Так бы и сказали. Надо уметь задачу ставить. У нас ведь в армии, как говорится: точность – она залог служебной прыти. Опишите требуемый торт, шампанское, место дислокации торговых пунктов… И я тогда (делает пальцами перекрестие и наводит его на зрительный зал) «Бац-бац»… (наводит на Лешу) «Бац-бац»…

Леша, уворачиваясь:

– «Фиу-фиу»…

Лара – Юре:

– Дай ему «Желтые страницы». Пусть сам найдет и разберется…

Юра дает Вовану справочник:

– Держи, там есть все магазины.

Лара, подумав, дает Вовану и свой листок:

– А здесь отмечено: кто, что и сколько…

Вован:

– Вот это наш подход, армейский. Сейчас мы проведем разведку, привязку к местности, маршрут наметим, план операции всей утвердим (достает из планшета логарифмическую линейку, циркуль, карандаш, начинает листать справочник)

Лара:

– Дети – честное вам слово… (Вовану) И Лешке тоже посмотри. Он свечи ищет…

Юра:

– Только не для…

Леша, подсаживаясь к Вовану:

– Я понял – понял.

Вован прикладывает руку к виску:

– Не посрамим Отечества.

Леша:

– Мы – это… рад стараться.

Лара смотрит на стол:

– Нет, без настоящей скатерти не обойтись. Придется к матери с поклоном… Юрочка, идем. (Вовану и Леше) А вы ищите. Мы скоро вернемся.

Юра:

– Очень скоро.

Вован с Лешей наперебой:

– Так, мы уже нашли, нашли. Вот: «шары…, шампунь…, шампанское…»

Юра:

– Уже? Ну, прям, собаки Баскервилей.

Лара:

– Очень хорошо… (вновь замечает Лису) Лиска, (машет ей кулаком) пулей! (уходит с Юрой)

Вован с Лешей:

– Ага, смотри на букву «С»… Есть «сало», «сапоги» и… «свечи»…

Стас, отрываясь от Лисы:

– Хватит, Лиса, хватит. Мне следует побыть одному: собраться, сконцентрироваться.

Лиса:

– Пусть будет так, мой гений. Я тебя оставлю. Мне как раз по делу… отлучиться… нужно. Не надолго… (идет к двери)

Стас берет гитару и что-то нервно наигрывает, тихо бормочет.

Лиса громко всем:

– Пока, мальчишки (тихо – Вовану и Леше) Я – за цветами. Да, Вован, ты классный в этой форме…

Вован, поправляя нагрудные знаки:

– А то… Курсант военной высшей школы. Гвардейской и краснознаменной…

Лиса уходит, качая головой:

– И как я раньше-то не замечала…

Леша, слушая Стаса:

– Представляешь, еще совсем немного, и Стас станет знаменитостью.

Вован:

– Да, если не артистом, то уж музыкантом точно…

Леша:

– Бардом.

Вован:

– Или певцом.

Леша:

– Или поэтом.

Вован:

– Фотомоделью…

Леша:

– Какой талант…

Вован:

– Какой источник разума… Одарен. Ух, одарен. Как прапорщик, (отрицательно машет пальцем) нет, как майор, (снова машет пальцем), нет, как полковник…

Стас перестает играть:

– Послушайте, ребята, я…, у меня…, как вам сказать…, такое дело…

Леша:

– Не продолжай. Молчим – молчим.

Вован:

– Прости. Не повторится.

Стас:

– Мне нужно…

Леша:

– Тишины.

Вован:

– Все – гроб.

Стас машет на них рукой и снова берется за гитару.

Леша негромко:

– Его ждут выступления, успех и слава. Разъезды. Другие города и страны.

Курорты, казино, клоаки… Мы – тут, а они с Лисой – там, там… (куда-то указывает рукой)

Вован:

– Да, тогда уж точно Стас купит «Харлей Дэвидсон» себе. Прикинь, впереди сидит Стас. За него вцепилась Лиска. И они летят, летят по шоссе…

Леша поднимает руку с коробочкой, потрясает ею:

– Рожденный летать…

Вован тихо:

– Знаешь, я ведь начал копить на «Харлей». С каждого жалованья по чуть-чуть откладываю…

Леша тоже тихо:

– И у меня теперь тоже есть жалованье. На работу взяли – лаборантом. Денег, конечно, мало платят, но зато, зато я начал ставить опыты. Са-мо-сто-я-тель-ны-е. Это так интересно (размахивает руками) «Бух-бах-пш-ш…» И результаты уже имеются (протирает свои треснувшие очки)…

Вован:

– Представляешь, я уже накопил на две спицы. Гляди, у меня есть кусочек настоящего «Харлей Дэвидсона». (осторожно достает из планшета небольшой сверток. Из него извлекает две спицы, показывает Леше и сам любуется ими, гладит их) Подлинные. Новье…

Леша:

– И еще я начал переписываться с коллегами из других лабораторий. Для обмена опытом…«Бух-бах-пш-ш…» Подписываюсь, разумеется, профессором. Ну, не лаборантом же? А ученое звание, звание мне все равно потом присвоят…

Вован продолжает любоваться спицами:

– В следующем году куплю себе еще две. А может даже три… Или сначала крышку к бензобаку. Как думаешь?

Леша, вскакивая:

– И я близок, близок к феноменальному открытию. «Бух-бах-пш-ш…» Я стою определенно на пороге…

Входят Юра с Ларой. Она – с животом. Он – в новых брюках и рубашке с галстуком, в руках – пакет.

Лара:

– Леший, ты на пороге все еще? И Вован же здесь…

Юра качает головой:

– Ну, мужики, ну, бандерлоги…

Леша:

– Но мы, мы здесь – одна нога…

Вован:

– Другая – там давно.

Вован встает, собирает планшет, сует Ларин листок в справочник, вместе с Лешей идет к двери. Но на пороге они останавливаются, смотрят на Лару. Она застегивает Юре пуговку на рубашке.

Вован – Леше, очерчивая свой как бы увеличенный живот:

– Видал?

Леша разводит руками:

– А что: всего лишь результат реакции, известной и простой. Могу тебе в деталях и наглядно…

Вован:

– Не надо… И здесь химичат, значит. А в армии – не в курсе…

Лара отпускает Юру. Он разворачивает пакет, достает из него и расстилает скатерть:

– Готово…

Лара всплескивает руками:

– Она же желтая…

Юра:

– А я причем?

Лара:

– Желтая скатерть… В день рождения… А Стас?

Стас, не глядя:

– Да-да, сейчас…

Юра:

– Желтое красиво. Так говорил… Гог… Ван.

Лара:

– Кто-кто?

Юра:

– Ван Гог Пикассо… Из Ламанчи.

Вован:

– Какого прибавленья ждете?

Лара:

– Мы ожидаем…

Юра:

– Мальчика, конечно. Аполлона, Юпитера. Да, что там – Буцефала.

Леша:

– Ага, пол мужской – он более устойчив к окружающей среде.

Вован:

– Боец. Нам требуется пушечное…

Лара:

– Девочку.

Леша:

– Пол женский – отменнейший катализатор всех процессов.

Вован:

– Санитарки и медсестры – армии оплот. Эх, на белых простынях с одной недавно я так славно…

Юра:

– Сказал же – парня.

Лара:

– А я что говорю? (в сторону) Девчушку, девочку… (громко Леше и Вовану) Вы долго еще?…

Леша, указывая на дверь:

– Мы уже там…«Бух-бах-пш-ш…» Испаряюсь двухлористым я ангидридом… (скрывается за дверью)

Юра – Вовану:

– Давай, брат, левой. Или, как там у вас «сено-солома»?

Вован подражает барабанному бою:

– «Там-тара-там…» (уходит, маршируя) Левой, левой, раз-два-три…

Стас откладывает гитару, встает, прохаживается, беззвучно как бы разговаривает с кем-то, убеждает, ругается. Лара с помощью Юры переворачивает скатерть наизнанку:

– Так, вроде по-белее…

Юра указывает:

– Вон краски лежат. (как бы машет кисточкой) Пять минут и – белая, как смерть.

Лара:

– Вот именно, нас мать потом повесит. На бельевой веревке в пару.

Юра:

– Да, мать твоя…

Лара:

– Что? Что ты сказал про маму?

Юра пытается что-то объяснить:

– Я, да я, да мать твою…

Стас в конце своего воображаемого диалога показывает кому-то неприличный жест. Поворачивается к Ларе с Юрой:

– Все так же гнило ль в нашем государстве?

Лара:

– Да, все нормально.

Юра:

– Все путем.

Стас:

– А я тут…

Лара, поглаживая живот:

– Занимайся – занимайся.

Юра, поправляя галстук:

– Мы тихо, мы мешать не станем.

Стас отворачивается:

– Ну как же, как же? Так не должно быть… Я, я…

Лара – Стасу:

– Может, подыграешь?

Стас, оборачиваясь:

– Ты – мне? Сейчас… слабаем. (садится, берет гитару, начинает играть одно, потом другое, увлекается, что-то бормочет)

Юра, прикладывая голову к животу Лары:

– И наш пацан не лыком шитый – то ж бормочет. (Выпрямляется) Цицерон?

Лара, вздыхая:

– Да, будет тебе мальчик, будет. (поправляет Юре волосы)

Юра:

– Что б весь в меня.

Лара:

– Как отражение в зеркале.

Юра смотрит в зеркало, потрясая кулаком:

– Мужик. Работник. Дефлоратор.

Лара:

– А как же. (в сторону) Девочка – звезда отечественной и зарубежной эстрады…

Вбегает Леша в еще более замызганном виде. Показывает Стасу новую коробочку:

– А?

Стас одобрительно кивает и продолжает играть. Леша протягивает Юре коробочку:

– Вот.

Юра берет, щурится и читает:

– «Мейд ин Джапан»… А здесь по-русски вроде…(шевелит губами и передает коробочку Ларе)

Лара читает в слух:

– «Свечи для зажигания…» Ты издеваешься над нами? Иль чокнулся вконец? Нужны другие свечи…

Юра:

– Красивые и разноцветные…

Леша:

– А это, это (вытаскивает) вот как раз такие: красивые и разноцветные…

Юра:

– Японский бог, но это же для зажигания.

Леша:

– Во-во, для зажигания. Мне так и обещали…

Лара:

– Ах, Леший, даже я, я знаю – эти свечи для зажигания двигателя. Внутреннего сгорания…

Юра:

– Для автомашины, Митрофан.

Леша понуро:

– Не пойдет, выходит…

Юра качает головой:

– Дошло.

Лара:

– Эх, Леший-Леший…

Леша:

– Значит, опять на поиски?

Лара жмет плечами. Юра:

– Кому – опять, а тебе – снова.

Леша мнется:

– Но мне…, я…, у меня…

Лара:

– Нет денег.

Леша кивает:

– Ни цента… Ни рубля… Ни пол эскудо…

Лара – Юре:

– Юра.

Юра, вздыхая, лезет за кошельком, долго отсчитывает, пересчитывает. Наконец, дает Леше горсть мелочи:

– Дорогих не покупай. И сдачу, если будет, сдачу не забудь. Отдать мне…

Леша:

– Спасибо, братцы, не забуду. (Идет на выход)

Лара:

– Кого увидишь, торопи.

Юра:

– Гони, гони…

Леша кивает, на пороге сталкивается с Лисой и Вованом. Она – в свадебном платье. Он – в парадной офицерской форме с аксельбантами.

Лиса:

– Здравствуйте.

Вован:

– Здравия желаем.

Леша, отступая:

– Во дают.

Юра:

– Дела…

Лара:

– Стас, ты только погляди.

Стас, не поднимая головы:

– Да-да, я вижу. (что-то проигрывает на гитаре еще раз, прислушивается) Это интересно…

Лара – Вовану и Лисе:

– А где цветы, шампанское?

Вован, доставая записную книжку:

– Купил, согласно предписанья все, что в плане было.

Лиса:

– Да, мы все приобрели…

Лара:

– Что-то я не наблюдаю.

Юра обходит Вована:

– Да нет у них шампанского… (пытается заглянуть под фату, под платье Лисы, та его одергивает), и даже и цветов…

Леша, протирая очки:

– Вован не станет врать. Он честь имеет. И Лиса тоже…, вроде бы…

Вован:

– Ну, да – мы все купили, но потом, потом…

Лиса:

– Мы это… Туда-сюда. Ну, в общем, как обычно. Как у приличных принято людей в такие дни…

Вован:

– И вот…(разводит пустыми руками)

Лиса, поправляя фату:

– Судьба.

Леша:

– Алхимия…

Юра:

– Стихия…

Лара строго:

– Все это дело ваше. Поздравляю и желаю. (посмотрев в сторону Стаса) Но сперва цветы, шампанское мне выньте да положьте.

Юра:

– И по-быстрей…

Леша, продвигаясь к двери:

– Пока не началось… (тихо) Припомнят свечи.

Вован и Лиса согласно качают головами. Лиса:

– Да-да, конечно, мы сейчас же…

Вован, разворачиваясь к двери:

– Еще раз по разведанным местам…

Леша, шмыгая за дверь:

– Бежим…

Лара – Юре:

– А мы – за скатертью.

Юра:

– Вот морока… Скатерть белая… Скатерть желтая… Все равно винищем зальют…

Все уходят. Стас остается один. Играет громче и поет:

«Эх, оторваться б, оторваться б, оторваться б От веревок, тросов и цепей. Возойти, вскарабкаться, взобраться, Вознестись над суетой своей.»

Не то…

Переделывает последнюю строчку:

«Вознестись над бренностью своей.»

Не то…

Еще раз переделывает:

«Вознестись над данностью своей.»

Не то… Не то… Не то…

Бросает гитару и встает. Ходит, потом играет перед зеркалом:

– «К нам едет ревизор!.. Как ревизор?… Где ревизор?…» Ну, что, что ему не нравится? (меняет голос) «Возможно, у вас есть талант…» (своим голосом) Артиста может обидеть каждый… режиссер… погорелого театра. Нет, ему не понять настоящую одаренность, не оценить… (меняет голос) «Вам надо учиться… Долго и упорно…» (своим голосом) Зачем? Чему? Я все могу, я все умею. (снова играет) «К нам едет ревизор!.. Как ревизор?… Где ревизор?…» (обращается к залу) Разве не видно?… Нет, меня здесь похоронят. В Москву! В Москву! (идет к двери, по дороге останавливается и еще раз играет) «К нам едет ревизор!.. Как ревизор?… Где ревизор?…» Блестяще. Гениально. «Карету мне! Карету!» (делает еще шаг к двери и вновь останавливается) Но там сплошь: деньги, блат, мохнатая рука… А у меня… (смотрит на руку) Кто я столичной Мельпомене, кто она – мне? Потребуются годы… И что в награду, что? Предпенсионный бенефис. (играет старика) «Меня девочки не любят»… (разворачивается от двери) Нет, только не это. (ходит) Я предназначен для великого, для славы, для доски почета… Ко мне придут, меня попросят… (слышит приближающийся голос Лары: «Баю-бай…») А эти все не наигрались. Какой, блин, день рождения? День траура, день смерти… (Падает в кресло, запрокидывает голову и застывает в этой позе)

Входит Лара без живота, но с детской коляской. Покачивает ее:

– Баю-бай… Вроде быстро обернулась. Да, Стас?

Стас тихо, раздраженно:

– А мне-то что?

Лара достает из-под коляски скатерть, расстилает:

– Красная… Как же я так снова оплошала (уходит)

Быстро входит Юра в несколько запачканных и мятых прежних брюках и рубашке:

– Лара, не сердись. Лара, ну где ты? Стас, ты не видел Лару?

Стас:

– Все – к черту…

Юра:

– Прости. Я понял – творческий процесс.( уходит)

Стас:

– Дурак. Какой дурак. Пред кем мечу я бисер?

Входит Лиса. Она – в обычных, не джинсовых юбке и блузке. Подходит к Стасу:

– Здравствуй, любимый.

Стас, не поднимая головы:

– Привет.

Лиса забирается к нему на колени, гладит его лицо, целует:

– Ты все такой же…

Стас:

– Да что мне будет?

Лиса рассеянно:

– Очаровашка, восходящая звезда…

Стас:

– Да, да и что?

Лиса:

– Ты уже написал песню? Ну, ту, что обещал мне посвятить. Мне, только мне – своей любимой.

Стас приходит в некоторое движение:

– Я работаю, я сочиняю. Думаешь, так просто. Надо абстрагироваться… Творческий процесс… Пойми ты, наконец…

Лиса кивает:

– Да-да…

Вновь слышится приближающийся голос Лары:

– Баю-бай… Баю-бай…

Стас:

– Она что: в няньки нанялась?

Лиса испуганно соскакивает с колен Стаса:

– Цветы-цветы… (убегает)

Стас опять отрешенно откидывается на кресле:

– Дура. Видеть больше не хочу. Ее. И всех других. Оставьте.

Входит Лара с коляской и животиком:

– Стас.

Стас:

– Оставьте.

Лара:

– И я устала… Баю-бай… (Достает из-под коляски скатерть, расстилает ее) Тьфу, ты, зеленая… Из-за него все, проклятущего. Опять идти. Нет, посижу. Хотя б минутку…

Вбегает Юра в тех же помятых и запачканных брюках и рубашке:

– Ну, наконец, нашел.

Лара:

– Как будто и искал? Нужна тебе с ребенком и с животом?

Юра:

– Ну, не сердись. Не дуйся. Все – я завязал. И ты. И мы не будем больше скандалы разводить, ругаться, как Сцилла и Харибда. Никогда. Лады? Идет?

Лара:

– Ой, никогда ли? Никогда?

Юра:

– Никогда-никогда. Но только теперь уж будет мальчик.

Лара:

– Да, будет тебе мальчик. Такой как ты, весь – работяга. (в сторону) Девочка – звезда кино, а также мирового телевидения… А ты меня, ты правда любишь?

Юра обнимает ее:

– Правда, Беатриче.

Лара, отстраняясь:

– Беатриче?

Юра:

– Да, из восьми букв: Б-е-а-т-р-и-ч-е.

Лара:

– «Бэ»?

На инвалидной коляске в военной форме въезжает Вован:

– Разойдись, народ.

Юра:

– Вован?

Вован, исполняя на коляске несколько фигур «высшего пилотажа»:

– Вован – Вован…

Лара:

– О, боже, что случилось?

Вован, похлопывая коляску:

– Вот, приобрел по случаю. Почти как «Харлей Дэвидсон» летает. Две спицы настоящие – «харлеевские». Новье… (Указывает) Эта вот и эта…

Лара подходит, молча гладит Вована по голове, Стасу:

– Стас, видишь ты?

Стас, не поднимая головы:

– Да-да, конечно. (тихо) Видеть не хочу…

Юра:

– А где Лиса?

Вован:

– Лиса?

Входят Леша и Лиса. Она – в вечернем туалете. Он – в смокинге, в красивых очках.

Леша:

– Я рад приветствовать вас.

Лиса:

– Добрый вечер, дамы, господа.

Юра:

– Ого.

Вован:

– Ага.

Лара поворачивается к Стасу:

– Нет, ну это ты просто должен видеть, Стас.

Юра:

– Стас.

Вован:

– Эй, Стас.

Лиса:

– Ну, Стасик.

Леша:

– Именинник.

Стас встает, обходит всех, глядя сквозь:

– Да-да, я слышу, точно, я слышу музыку. (взмахивает руками и напевает) «Та-та-тара-та-там» – Бетховен. «Та-та-та-та-та-та-там» – Моцарт. «Та-там-та-там-та-та-та-там» – это я. Вы слышите? «Та-там-та-там-та-та-та-там…» Это я, я. Так, значит, я… (снова садится в кресло взмахивает руками, напевает и что-то записывает)

Все переглядываются. Лара:

– Стас.

Стас:

– Продолжайте, продолжайте.

Лара жмет плечами и оглядывает Лису и Лешу:

– Лиса, Леша, откуда вы?

Лиса:

– Скорей – куда.

Юра:

– Куда вы?

Леша:

– Мы, мы…

Лиса:

– Алексей почти-что совершил открытие. Величайшее. И вот (поглядывает на свое платье) его пригласили выступить на международный симпозиум. Скажу вам по секрету: ожидается выдвижение на Нобелевскую премию.

Вован, поглаживая свою коляску:

– Уж, кому – что.

Лара, покачивая свою:

– Да уж… Да уж…

Юра:

– Ну, Леха, ну не ожидал. Выходит, и башкой неплохо можно заработать?

Леша:

– Но, видишь ли…

Лара кладет руку на голову Юре и постукивает пальцем:

– Эх, бедный Юрик… Учись. Алешка человеком стал из обезьяны. По Пришвину прям.

Лиса, поправляя Леше бабочку:

– Да, это было не так просто.

Вован:

– Конечно, быть супругою – работа. Нелегкая, как рейд в тылу врага…

Лара:

– Согласна.

Лиса тихо:

– Да-да…

Леша:

– Представьте – эксперимент удался… Друзья-друзья, о, как я счастлив. И как прекрасно, что есть вы, как чудно, что с вами поделиться я могу и радостью, и славой, и почетом…

Юра тихо:

– И деньгами?

Леша:

– И деньгами… Я это, я по дружбе всем теперь могу помочь. Всем – всем.

Вот Ларе обеспечу… питанья детского вагон…

Лиса негромко:

– Да-да…

Лара:

– Благодарствуем.

Леша:

– А Юрке, Юрке – станок такой…

Юра:

– Домашний и универсальный.

Леша:

– Точно.

Лиса:

– Да-да…

Юра:

– Спасибо, брат.

Леша:

– Вовану – «Харлей Дэвидсон»…

Лиса:

– Да-да…

Вован:

– Благодарю. (хлопает руками по колесам коляски) Есть у меня уже один. Последняя модель. Летает просто…

Леша:

– Ох, извини, забыл…

Лара:

– А надо б помнить…

Вован:

– Бывает.

Леша:

– Стасу… Стасу…

Лиса:

– Да-да, и Стаса не забудем. Давайте танцевать и веселиться. Такие времена: мы молоды, мы можем и мы будем… (тихо) Я дождалась (смотрит вверх, подставляет ладонь и затем сжимает пальцы, как будто в них что-то упало) Она упала… (громко) Ну, танцуйте (включает магнитофон. Звучит музыка. Стас зажимает уши и пытается качать головой в такт своей мелодии) Ну, же… (втягивает в танец Лешу) Милый, ты так забавен.

Леша:

– И любим.

Лиса:

– Да-да…

Лара – Юре:

– Ну что стоишь, как слесарь без зарплаты. Ты слышал: станок, вагон, давай, танцуй.

Юра:

– Даю… Танцую, Терпсихора…(танцует с Ларой)

Лара поглядывает на коляску:

– Авось, ребенка не разбудим.

Вован:

– И мне повеселиться… не грешно. Эй, поберегись (крутится на своей коляске)

Стас через пару минут опускает руки, говорит:

– Не слишком ль громко, господа… (его никто не слышит, и он кричит) Не слишком ль громко, господа…

Лара выключает музыку:

– Тсс… Мы Стасу помешали. (заглядывает в коляску) А эта спит…

Все замирают и показывают друг другу пальцем, приложенным к губам:

– Тсс… Тсс… Тсс… Тсс…

Стас:

– «Та-там-та-там-та-та-та-там…»

Лара громким шепотом:

– Леша, а где свечи? Лиса, где цветы?

Юра:

– Где антураж?

Леша:

– Но мы…

Лиса:

– Их…

Лара машет руками и уже повышает голос:

– А шампанское, фужеры?…

Юра:

– Атрибуты?

Вован виновато:

– Я – виноват. Я (хлопает себя по карманам) книжку записную потерял.

Гросбухер свой утратил на поле боя… Но не повторится. Никак нет…

Лара:

– Эх, все самой, самой все надо делать.

Юра:

– Как Цезарю из шести букв…

Лиса:

– Но мы, мы принесем цветы…

Леша:

– И свечи.

Вован:

– Ларочка, я расшибусь, но обеспечу… шампанское, фужеры… Я смогу, смогу…

Лара:

– В последний раз вам верю. А скатерть – все по-прежнему за мной.

Идем же, Юра.

Юра – всем:

– Постарайтесь.

Лара с Юрой уходят. Вован уезжает следом:

– По-прежнему я честь имею…

Стас:

– «Та-там-та-там-та-та-та-там…»

Леша – Лисе вдохновенно:

– Получу премию. Куплю себе свой собственный новейший институт. Найму толпу, как я был, лаборантов. Сам буду им планировать работу, заданья раздавать. Я знаю, знаю, за что нужно браться. О, муза! (прижимает к себе Лису) Ты принесла мне новую и гениальную идею. Представь, получим бензонат палладия и в присутствии «Аш-два-с-о-четыре» каллируем его, потом…

Лиса обрывает Лешу:

– Представь, у меня – другая новая и гениальная идея. Получишь премию и мы отправимся в круиз. Вокруг Европы. И Азии. И Антарктиды. Туземцы, пингвины, колибри…

Леша:

– Но опыты…

Лиса:

– Но круиз (смотрит на часы). Мы опоздаем на круиз…

Леша:

– На круиз?

Лиса:

– Да, в смысле на симпозиум. Бежим…

Леша:

– Бежим, о, муза, вдохновение, вперед, соратница моя… (уходят)

Стас, оставшись один:

– «Та-там-та-там-та-та-та-там…». Так, значит, я… Я этот…, я (бьет себя по лбу) Я – Чайковский?… Час от часу нелегче. И здесь мне не везет. А эти (оглядывается) что за бред они несли все время? (встает, обходит комнату) Уж лучше б накормили. Так кушать хочется, а Германа все нет… В магазин что ль прогуляться самому? (жмет плечами) Придется… (идет к двери, но останавливается, достает кошелек – в нем пусто, выворачивает карманы – тоже пусто) «Ни цента, ни рубля, ни пол эскудо…» Я где-то это слышал… Как же так? (задумывается) Ну, да, откуда же им взяться? Нет гонораров до сих пор. И жалованья никакого… (смотрит на дверь) Но может кто-нибудь все ж принесет поесть духовному творцу. А я тем временем, тем временем создам что-нибудь такое, наваяю нечто, что точно уж мое, и что оценят, за что воздать мне смогут все и сразу. (хватается за живот) Великую картину – «Голод во плоти» (берет лист бумаги, краски, рисует, бормочет) Авангард – всегда в цене. Пусть не поймут, но будут охать и вздыхать, просить, нет – умолять продать. И я… продам. Но дорого, как дорого, ох, очень дорого…

Входит Лара без живота, с двумя колясками:

– Нет, надо мне одну большую. Как Лешка премию получит – попрошу.

Ведь, если что, я и без детского питания обойдусь (взбивает грудь), а вот коляску бы двухместную… Нет, Лешка не откажет. Да, Стас?

Стас:

– Да-да, само собой.

Лара:

– Ты прав, наш Лешка – парень свой… Баю-бай… (покачивает коляски и расстилает скатерть) Белая – то, что надо… Осталось только шампанское, фужеры, свечи, цветы…

Входит Леша в прежней драной одежде.

Лара:

– Ты уже вернулся из круиза?

Леша:

– Почти. Поверишь, тогда на симпозиуме меня того, немного освистали. Из лаборатории же – прямо в шею. А за смокинг пришлось в торговой лавке мельтешить. Возможно ли меня представить с букетами цветов фальшивых. Торгаш ученый. Бизнес-Прометей… Я, знаешь, лицо так прикрывал газеткой (показывает), чтобы никто не видел, не признал… Но это временно все. Да, я продолжу свою великую работу. Хоть это и опасно для жизни. «Бух-бах-пш-ш…» Ну, что ж, я не боюсь. Меня ждут новые успехи, я, я добьюсь…

Лара:

– Добьешься, милый, ох, добьешься… (в сторону) Определят тебя понятно куда рано или поздно… А не видать коляски мне двухместной… И вагон с питанием детским под откос пошел…

Леша сам с собою:

– «Бух-бах-пш-ш…»

Стас, рисуя:

– Добавим красного – цвет страсти…

Въезжает Вован на своей коляске в спортивной форме с клюшкой и пакетом:

– «Звучит в ушах лихая музыка атаки…» (протягивает пакет Ларе) Фужеры… Меня взяли в спецкоманду. Продвинутый полузащитник. Левый край…

Лара вынимает и ставит фужеры на стол:

– Молодчик, что еще сказать… Да, Стас?

Стас, не отрываясь от рисования:

– А почему б и нет?

Леша:

– Лишь позавидовать возможно тебе, Вован.

Вован:

– Да, сам себе завидую я черной завистью.

Лара:

– Так, мужики. (оглядывается) А Юра? Видел ли кто Юру?

Входят Юра и Лиса с букетом. Юра – в костюме-«тройке», Лиса – в строгой юбке и блузе. Оба смотрят вниз:

– Мы…

– Мы это…

Лара:

– Это самое? Конечно. Пока я «баю-бай», так тут же этот раздолбай…

Лиса:

– Юра – очень даже приятнейший мужчина. И скромный, и тактичный. А работник, мастер – золотые руки, ноги…

Юра мнется:

– Да, вот…

Лара, качая коляски:

– Ну, тогда жди. Он тебе скоро наклепает. Своим рабочим, золотым…

Стас – себе, рисуя:

– А что? Здесь золото уместно.

Вован – Стасу:

– Что ты сказал?

Лара – Вовану:

– Я не уверена, что он нас слышит.

Леша – Ларе:

– И видит. Давай, я помогу. (качает одну коляску) Баю-бай…

Вован подъезжает ко второй:

– Я тоже (качает вторую) Баю-бай…

Юра:

– Мы это, мы тут принесли…

Лара:

– Ужель?

Лиса протягивает букет Ларе:

– Вот – цветы…

Лара пристально рассматривает их:

– Но они, они ж искусственные.

Вован:

– Вы что, на похороны прибыли?

Стас – себе:

– Да, нужен черный – страдающая утонченность…

Леша, отвернувшись, качает коляску еще более энергично:

– Баю-бай… Баю-бай…

Юра:

– Искусственные?

Лара:

– Да, это просто пластик.

Лиса:

– Но нам их продали, как настоящие.

Юра:

– Содрали денег, вам скажу.

Вован взмахивает клюшкой:

– Я б этим торгашам, ну прямо в…

Лиса:

– Какой-то тип в торговой лавке – жаль лица его не разглядела – так вот, сказал он, что это новый сорт – стоят неделями и пахнут…

Лара нюхает:

– Тройным одеколоном… (Подносит Стасу) Правда, Стас?

Леша в сторону:

– «Шипром»…

Стас бросает взгляд на цветы:

– Для натюрморта очень ничего, но у меня другие планы…

Лиса – Юре:

– Что ж, сходим еще раз?

Юра:

– Ну, я не против повторить.

Лара:

– Уж, конечно. Как я устала… Но почему, почему я не птица? Я б летала по магазинам, по детским садам и молочным кухням. Без устали…

Вован, глянув в коляску:

– Так, я – за шампанским, а ты, Лара – это, правда, отдохни тут…

Юра тянет Лису к двери за руку, говорит Ларе:

– Конечно, побудь одна.

Лара:

– Спасибо за заботу, дорогой.

Лиса следует к двери за Юрой:

– Мы купим другие цветы, купим…

Юра:

– Что же… купим…

Леша:

– Красивые и разноцветные… (всплескивает руками) О, свечи! (глянув в коляску) Бегу…

Лара:

– А торт.

Стас, рисуя и облизываясь:

– Торт?

Вован, напрягаясь:

– Торт?

Лара:

– Кто отвечал за торт? (Молчание. Лара осматривает стол) Где ж мой список?

Лиса:

– Да, мы и торт можем купить. Нам ничего не стоит. (Смотрит на Юру) Верно, милый?…

Юра мнется, то достает, то прячет кошелек:

– Да, можем. Что же не купить? (тихо) Рокфеллер – целых девять букв.

Вован, Леша, Лиса и Юра покидают комнату. По ходу, глядя на рисующего Стаса, перекидываются:

– Творит…

– Талант…

– Его оценят и признают…

– Потомки…

Лара качает обе коляски, напевает колыбельную:

Баю, баюшки, баю. Я вам песенку спою Про далекие леса, голубые небеса, Про красивых белых птиц, Про оранжевых лисиц, Про желтеющие нивы, Про зеркальные разливы, Про дороги и тропинки, Про черешни и малинки Я вам песенку спою. Баю, баюшки, баю…

Стас, рисуя, подпевает:

– Про черешни и малинки… Про большой кусочек мяса… Про два пуда ананасов… Про ветчинку, буженинку, балычек, окорочек… Тьфу (бросает кисти) Кушать хочется… (замечает Лару) Лара, я есть хочу…

Лара:

– Из магазина скоро кто-нибудь вернется. С чем-нибудь… Жди. Терпи…

Стас себе:

– Жди и терпи. Терпи и жди. Я не желаю. Мне нужно все сейчас, сейчас, сейчас… (пытается продолжить рисование)

Лара, прислушиваясь:

– Который час? Не знаю. Я без часов (показывает свободное запястье, вздыхает) Счастливая должно быть… (Достает из-за пазухи и рвет какую-то фотографию) В картах, что ли, повезет… (смотрит в зал) Эй, кто б в казино сводил?… Ау-у…

Возвращается Лиса с цветами. Она в модной молодежной одежде. Кивает Стасу:

– Привет.

Стас, глядя на рисунок:

– Привет-привет. Ты принесла мне что-нибудь поесть?

Лиса:

– Нет, боюсь что это не съедобно. (отдает цветы Ларе) Прости меня.

Лара кивает:

– Бывает. Розы…(ставит цветы на стол)

Лиса:

– Прощаешь? Правда?

Лара:

– Чего уж там… Жизнь наша бабская такая… Сегодня – мой, а завтра – твой. А где он, кстати, этот фраер?

Лиса:

– Считает… (указывает на свою одежду) Во сколько ему это обошлось… Прощаешь…

Лара:

– Да, он такой… Прощаю…

Лиса:

– Ты просто прелесть, Лара. Сколько знаю я тебя, а вот не знала. Прелесть, прелесть.

Лара:

– Он тоже раньше думал также.

Лиса:

– Бог с ним. Ты лучше, лучше.

Лара стеснительно:

– Да, ладно уж…

Лиса:

– Правда-правда. В сто, в тысячу раз лучше… У тебя есть ум, честь, совесть… А какие глаза, а руки, ноги…

Стас, что-то пририсовывая:

– Руки, ноги, огуречек…

Лара, оглядывая себя:

– После двух-то разрешений…

Лиса:

– Да-да… (Обходит вокруг Лары) Ты прекрасна. Ты совершенна.

(рассматривает ее ногу, прикасается к ней)

Лара:

– Ой.

Лиса:

– Больно? Ты устала, мать-героиня. Стойкий оловянный солдатик матриархата… Хочешь, я сделаю тебе массаж? В какой-то постановке я видела, как нужно это совершать… (начинает эротично массировать Лару)

Лара:

– Ой, ой… Как хорошо, как хорошо…

Лиса:

– И мне… И мне…

Лара:

– Чудесно. Мир иной передо мной раскрылся разом.

Лиса:

– Прикосновения к тебе нельзя сравнить ни с чем. Ни одного мужчину мне так не хотелось… ласкать…

Лара:

– Да, женщины – другое дело.

Лиса:

– Тело…

Лара:

– Женщины – не грубы и понятливы.(обнимает Лису)

Лиса:

– И так похожи… (целуются)

Въезжает Вован с шампанским. Вместе с ним входит Леша со свечами. Оба в той же одежде, в которой выходили последний раз. Вован:

– Все, как заказывали.

Леша, гордо размахивая свечами:

– Красивые и раз-но-цвет-ные. (Смотрит на Лару с Лисой, потом на Вована)

Что это?

Вован:

– Это, как тебе сказать, чтоб не по-военному и не спортивно…

Леша, сообразив:

– Похоже, мы тут…

Вован:

– Третий лишний…

Уходят, оставив принесенное у двери.

Стас рвет картину:

– Не то, не то… А может «боди-арт»? Я быстро, быстро стану популярным и признанным тусовкой. Настоящей… Тело, тело… Где тело взять? (Оглядывается и видит Лару с Лисой) Эй, хватит вам шептаться. Лиса! Лара! (машет рукой) Ну, их теперь водой не разольешь, трепаться будут до утра… Где тело взять? (Подходит к зеркалу и видит свое отражение) Так вот оно! (Сбрасывает куртку и рубашку, начинает разрисовывать себя) Так… Так… Вот так…

Входит Юра в потрепанной «тройке» с тортом в руке:

– Лиса! Лиса! (видит их) О, Лара! Лара! (Садится и плачет. Берет со стола одну из роз и щиплет лепестки) Лиса… Лара… Лиса… Лара… (Девушки не замечают Юру, встают и уходят в обнимку, укатывая с собой обе коляски.) Любит… Не любит… Плюнет… Поцелует… К сердцу прижмет… К черту пошлет… К черту пошлет…

Юра поднимает голову, озирается, останавливает взгляд на размалеванном Стасе:

– Черт… Стас? (Подходит к Стасу) Стас, это ты?

Стас:

– А кто ж еще? Чего тебе? Вновь верно, с Ларкой разругался?

Юра:

– Дай, обниму тебя, дружище.

Стас:

– Только осторожно, краска не засохла.

Юра:

– Дай, поцелую, ненаглядный. (целует)

Стас едва отрывается:

– Ну, не в засос же. Отвали. Рисунок смазал. Тьфу.

Юра, стирая краску с губ:

– Да-да. Прости. (уходит вместе с тортом)

Стас:

– А кушать хочется… (Принюхивается) Чем-то, кажется, съестным пахнуло.

Пирожным. Иль тортиком. А может пастилой? (Обходит комнату, находит у дверей свечи и шампанское, ставит их на стол) Черт знает что. Шипучка и луч света в темном царстве. Романтикою сыт не будешь… Куда все подевались? (стирает с себя краску) Так и никто не оценил. Хоть есть бы принесли… (садится в кресло) А может медитация от голода избавит и мне даст идею? Настоящую… Покой, покой и отрешенье…

Стас замирает. На сцене заметно темнеет.

Действие № 3

Въезжает Вован в выцветшем тренировочном костюме и офицерской фуражке:

– Стас. Ты знаешь, Стас?

Стас молчит. Вован подъезжает к нему, прислушивается, потом зажигает свечу на столе:

– Памяти ушедшего навеки товарища и друга, все бросившего на алтарь…

Входит несколько сгорбившись Лара, держит за руку Юру. В другой руке Юры – торт. Оба одеты не в новое, но в чистое. Лара:

– Вован, так это правда?

Вован кивает на свечу:

– Да.

Лара зажигает еще свечу:

– Эх, парень-парень…

Юра:

– Из шести букв. Па-рень… Па-рень… Па-рень…

Лара:

– Считай, Юра, считай.

Входит, прихрамывая, Лиса. В мини-юбке и черном платочке:

– Не уберегли, родимого. (зажигает еще свечу) «Господи, упокой душу раба божьего, Алексея…»

Лара – Вовану:

– А Стасу ты сказал?

Вован:

– Он то ли спит, то ли ослеп, да и оглох к тому же…

Лиса:

– Нет, я думаю, он так играл, что весь в себя ушел – никак не выйдет. Летаргия.

Стас шевелится, указывает на появившиеся от свечей тени:

– Случилось что-то? Бродят тени. И что-то говорят… Знак шлют мне? Значит, я дождался. Ну же, ну же…

Юра отпускает руку Лары, разглаживает скатерть, бормочет:

– Скатерть белая… Скатерть белая… Залита вином… Залита вином… (пытается зажечь еще одну свечу)

Стас сам с собою:

– Скатерть белая… Вино… Не то, не то…

Лара отбирает у Юры свечу:

– Сиди спокойно. Сожжет всех, глазом не моргнет.

Вован:

– Юрок, а помнишь Леху?

Лиса:

– Алешку – мальчика с пробиркой…

Юра:

– Скатерть белая… Скатерть белая… Залита вином… Залита вином…

Стас:

– Слова, слова, слова… Как тайный смысл их постичь?…

Вован – Ларе:

– Что с Юрой?

Лара:

– Склероз. Уж сколько за собой таскает этот торт.

Лиса:

– Да, старость, вам скажу, не радость. И у меня самой вот – ревматизм. Так крутит-вертит, нет покоя. И даже волочится одна нога. Но вычитала, не помню где, рецепт отменный. Почти-что излечилась. И с вами запросто могу я поделиться. Рецептом. Слушайте.

Лара:

– У меня ж нет ревматизма.

Вован:

– И у меня.

Лиса:

– Не важно. Будет непременно. Уж не сегодня если, то так завтра. Слушайте ж, вам говорю, а лучше – записывайте. Берете свежее дерьмо молодой коровы неотеленной…

Лара:

– Да, где ж его найдешь?

Вован чешет затылок:

– Был у меня дружок в деревне – бывший подполковник. Он строем каждый день коров гонял на выпас. Так вот, если не помер…

Юра:

– Все цыгане спят непробудным сном… Все цыгане спят непробудным сном…

Стас:

– О, небо, дай знак. Скажи заветное мне слово, я жду…

Лиса:

– Итак, берете свежее дерьмо коровы молодой неотеленной…

Юра вскакивает:

– Все цыгане спят непробудным сном… Все цыгане спят непробудным сном… (ставит торт на стол и молча уходит)

Лара окликает:

– Юра.

Вован:

– Юрка.

Лиса:

– Юрочка.

Лара встает:

– Я сейчас вернусь, лишь догоню его. А то опять умчится в вольные пампасы. Он же как: из дома вырвался и понесла его нелегкая. То на завод подастся – ноль вниманья на охрану – к своему цеху, где станок его стоял. Ему уж и стреляли в след, но промахнулись… А то еще до многоэтажки одной стремится… и там, где магазин, упрется и стоит, стоит часами на углу, хоть дождь, хоть солнце, хоть метель… Меня не слушает. Милицию, врачей шлет на три буквы. Лишь дети, плача, под руки едва уводят…

Стас:

– На три буквы? Три буквы…

Вован:

– На углу… Где магазин «Цветы»…

Лиса тихо:

– Там встретились мы с ним когда-то…

Стас – себе:

– Уж полночь близится… Три буквы…

Лара на пороге:

– Да, напасть такая: не доглядишь и канет. С концами. В люк какой залезет или до пригорода доберется. А там – поля, леса, граница с сопредельным государством. Коль иностранке в лапы попадется наш мужик, его потом ищи-свищи…(уходит)

Вован вдогонку:

– Ищи – лечи без промедленья.

Лиса вдогонку:

– Молилась ли ты на ночь?… (Вовану) Да, ей за Юру помолиться надо, как следует. (достает из-за пазухи бумажку и читает): «Два раза утром натощак, два после обеда, до ужина два и на ночь глядя». (Складывает бумажку) Мне бабка говорила, с молитвой этой любой склероз отстанет. Через три года. Или через четыре. Ну, в общем все зависит, с каким уж чувством станешь ты читать. Я для себя читаю и все помню. Почти. И ты – на, побубни… (Протягивает Вовану бумажку)

Вован стучит себя три раза по голове кулаком:

– Спасибо, мне без нужды. (кивает на свечу) И Лешке тоже…

Стас хватается за голову, говорит сам с собой:

– Три буквы… Хотя еще не очень понимаю, но чувствую, что близок, близок…

Лиса, пряча обратно бумажку:

– Вернется Лара, ей отдам. Пускай читает. «Утром натощак, потом после обеда, до ужина и на ночь глядя». А то мужик ее совсем уж не похож на мужика… которого я знала…

Вован:

– Я тоже уж Федот – не тот.

Лиса:

– И я, и я… немного… изменилась…

Стас выпрямляется в кресле:

– Да, я начинаю понимать…

Вован ставит рядом со свечами фужеры:

– Ну что, налить по существу?

Лиса:

– Конечно, разливай. А я быстрехонько туда-сюда-обратно… Мне только одно лекарство принять…

Вован:

– То самое, что на коровьем?

Лиса встает:

– Нет-нет, другое, на курином… (уходит)

Вован морщится:

– На курином… Что ж, надо долг отдать последний (открывает шампанское, разливает в фужеры). Алексею, Ларе, Юре, Лисе, мне… (хватается за сердце) Вот прихватило не во время, не к месту… Скорей на воздух, подышать минут пяток. Пройдет, пройдет все, оглянуться не успеешь… На воздух, нужен кислород… (с трудом выезжает за дверь)

Стас решительно вскакивает:

– Я понимаю… Я понял, чувствую, я знаю, я уверен – великий режиссер во мне живет. И я поставлю пьесу, каких весь мир не видел, каких никто и никогда не ставил. И я прославлюсь, я себе воздвигну, я войду в аналы. Я студию свою…, да что там – свой театр… Так (расхаживает и напряженно думает) Есть режиссер, (оглядывается) зал, зрители. А труппа? Где артисты? (ходит по сцене) Что такое? Как не надо, так все вокруг пасутся, лезут, пристают с беседами и поцелуями (вытирает губы). Тьфу… Ну, а как потребуются: где они? Где эти лоботрясы? Ленивцы, разгильдяи, где вы? Скорей сюда, скорей пока дано мне. Дано пока… Дано, дано… Да, но… (хватается за живот) Живот… Желудок… Кажется, отъелся… А так хотелось лишь недавно на завтрак – устриц, на обед – фазана, на ужин – лобстера с бутылкой «Шардонэ»… Ой, ох… (садится за стол, на сцене еще больше темнеет) Врача! Врача! (заметно движение у дверей. Стас под свечей лихорадочно листает справочник) Стомато… Психоло… Сек-со-па-то-ло-го-ана-том… Не то…, не то…, не то… А это, это что такое? (достает из справочника листок, читает) «Свечи, торт, шампанское, фужеры, цветы, скатерть… У Стаса – день рождения…» (смотрит на стол) Свечи, торт, шампанское, фужеры, цветы, скатерть… (опускает справочник на стол) У Стаса – день рождения?…

Вспыхивает яркий свет. У дверей стоят Лиса, Лара, Юра, Леша, Вован, все – в той же одежде, что была на них в самом начале пьесы. Они поют, улыбаясь:

– Хэппи бездэй ту ю, хэппи бездэй ту ю, хэппи бездэй, диа Стас…

Конец

ТЫ БЫЛА, ТЫ ЕСТЬ, ТЫ БУДЕШЬ

Он – в белом. На бритой голове – замкнутая разметка красным пунктиром.

Она – в белом.

Все происходит в почти пустой комнате: кровать, стул, тумбочка, дверь.

Он (сидит на кровати, играет в «ладушки»). Ладушки– ладушки, где были? У бабушки. Что ели? Кашку. Что пили? Бражку… (Задумывается.) Бражку… Хочу бражки. Мама, хочу бражки! Мама…

Входит Она с тюльпанами в вазе и с сумкой через плечо. Ставит цветы на пол, кладет сумку на тумбочку, сама присаживается на стул рядом с ним.

Она. Ну, что ты раскричался. Я здесь. Рядом. (Обнимает его и гладит по голове.)

Он. Мама, хочу бражки.

Она. Еще чего выдумал.

Он. Хочу, хочу…

Она. Тебе нельзя алкогольных напитков. Особенно сегодня.

Он. Мам, а я хочу…

Она (качая головой, достает из кармана пакетик). Если бы ты так хотел лекарства…

Он (эхом). Лекарства?

Она (показывая на часы). Да, пора принять лекарства.

Он. Эти горькие, противные лекарства…

Она. В этот раз они будут сладкие.

Он. Их сделали на кондитерской фабрике?

Она. Да.

Он. Специально для меня?

Она. Да, и только что привезли. Держи.

Он подставляет ладонь, и Она высыпает несколько таблеток.

Он. Правда, еще теплые. Желтые, красные, зеленые. (Расставляет их на ладони.) Этот длинный – командир. Пухленькая – его кухарка. Эти – верные солдаты. Они смелые ребята. Готовы воевать. Готовы отправиться в любой поход, в любой полет. (Он приподнимает ладонь и собирается дать щелчка таблеткам.)

Она (мягко ловит его руку, опускает ее). Проглоти их.

Он (вздыхает). Хорошо. (Отдает таблеткам свободной рукой честь.) Прощайте, отважные герои фронта. (Закидывает их в рот одну за одной и прячет за щекой.) И ты, пухленькая, славный труженик тыла…

Она поднимает с тумбочки стакан воды, протягивает ему.

Он берет стакан.

Чай с малиновым вареньем?

Она… Нет.

Он. Значит с медом?

Она… Нет.

Он. С лимоном?

Она… Нет. Следующий раз будет чай с лимоном, а сегодня просто вода. Пей.

Он (пьет). Сладкие… С кондитерской фабрики…

Она… А теперь ты поспишь. Тебе нужно набраться сил.

Он. А я уже спал.

Она… Чем больше будешь спать, тем лучше.

Он. А зачем?

Она… Что зачем?

Он. Зачем лучше?

Она… Что это у тебя за щекой?

Он. Ничего.

Она (снова подает ему стакан). Ну-ка, быстренько глотай таблетки.

Он послушно пьет.

Она укладывает его и укрывает простыней.

Все. А теперь спи. Тебе обязательно нужно набраться сил. Сегодня нам придется поработать…

Он. А сказку про Змея Горыныча?

Она… В следующий раз.

Он. А про трех богатырей?

Она… После змея Горыныча…

Он. А тогда, тогда…

Она (вздыхая). Никаких тогда. Спи давай…

Она встает, тихо выходит за дверь, но не закрывает ее полностью. Следит за ним из-за двери.

Он (оглядевшись, свешивается с кровати и выплевывает таблетки или то, что от них осталось). Тьфу, тьфу… Нет, я никогда не выздоровею. Я буду лежать так год, два, три, четыре… Нет, я буду лежать так сто лет, и мама будет приносить мне чай с малиновым вареньем, и с медом, и с лимоном. А еще мандарины и арбузы. Купит мне пистолет. И саблю. И будет обнимать меня и говорить: «Славный мой, славный»… А еще будет рассказывать сказки. Про Змея Горыныча. Про трех богатырей. Про Али Бабу. И петь песни тоже будет. (Напевает) «Баю-баю-баю-бай… Баю-баю-баю-бай…» (Покачивается, свесившись над полом. Потом медленно сползает под кровать, целится из воображаемого оружия в зал.) Боевому расчету занять свои места. Приготовиться к бою. Эй, вы! Я держу вас на мушке. Сдавайтесь! Встать! Руки верх! Сначала те, что справа. Потом…

Она (выходит из-за двери). Опять?

Он замирает.

Она вытягивает его из-под кровати, усаживает.

Хорошо. Не хочешь пить лекарства, не хочешь спать, тогда, может быть, все-таки немного позанимаемся?

Он (эхом). Позанимаемся?

Она… Да, давай еще раз попробуем. Еще раз. Итак, все, как в школе.

Он. Не хочу в школу. Не хочу в школу.

Она… Я сказала, как в школе. На самом деле будем заниматься здесь, по нашей индивидуальной программе, как раньше. Я снова буду твоим учителем. Договорились?

Он. Договорились?

Она… Тогда начнем. Займемся… Чем мы сегодня займемся?

Он. Чем мы сегодня займемся?

Она… Чем-нибудь серьезным. Литературой или языком. Склонением, спряжением…

Он. Спряжением?

Она… Как скажешь. Спряжением, так спряжением. Итак, мы занимаемся спряжением глаголов.

Он. Глаголов?

Она… Да, спряжением глаголов во времени. Возьмем и проспрягаем, например…, например, глагол «быть». Слушай меня внимательно. Итак: я… была, я… есть, я… буду. Прошлое, настоящее и будущее время. Была, есть и буду. Теперь ты…

Он молчит.

Конечно, это не просто, но попробуй. Ты… был…

Он. Ты был.

Она… Ты… есть.

Он. Ты есть.

Она… Ты будешь.

Он. Ты будешь…

Она… Хорошо, продолжим. Но теперь каждый о себе. Я… была.

Он. Я была…

Она. Нет, ты был…

Он. Ты был…

Она. Не я, а ты был…

Он. Ты был…

Она… Ладно. Пусть так. Будем считать, что сегодня нам не до спряжения глаголов… Может быть, считалочки?

Он. Считалочки.

Она. Пятью пять? Двадцать пять.

Он. Двадцать пять.

Она. Шестью шесть? Тридцать шесть.

Он. Тридцать шесть.

Она. Восемью восемь?

Он. Восемью восемь.

Она. Допустим… Хорошо, считалочки мы тоже пропустим. А что ты скажешь о чтении? Может, у тебя появилось желание почитать?

Он (эхом). Почитать?

Она… Да, почитать. У меня сегодня книжка есть просто замечательная. (Достает из сумки книжку, дает ему.) Думаю, она тебя увлечет. Читай.

Он листает страницы одну за одной, не останавливаясь.

Она (качает головой). Все как обычно: гляжу в книгу, вижу фигу…

Он. Фигу…

Она. (делая фигу и рассматривая ее). Образы… Картинки…, картинки… (Достает из сумки листок бумаги, рисует на нем животное с рогами и подписывает крупными буквами «КОЗЕЛ». Показывает ему.) Посмотри и читай то, что написано ниже.

Он смотрит на рисунок и молчит.

Она… Повторяй за мной по буквам. (Тычет пальцем и читает.) «К»…

Он. «К»…

Она… «О»…

Он. «О»…

Она… «З»…

Он. «З»…

Она… «Е»…

Он. «Е»…

Она… «Л»…

Он. «Л»…

Она… Ну?

Он. Ну…

Она… Хорошо. Теперь читаем по складам. «Ко»… Повторяй. «Ко»…

Он. «Ко»…

Она… «Зел»…

Он. «Зел»…

Она… Отлично. (Дает ему листок с рисунком.) А теперь сам прочитай все целиком.

Он (смотрит на рисунок). Целиком?

Она… Давай-давай. Сам. Ты можешь. Итак, ко-зел…

Он (читает по складам). Ба-ран…

Она. (берет рисунок и рассматривает его). В чем-то ты, конечно, прав… Баран… Ну, а теперь, а теперь… (Смотрит на него.) Будем учиться дальше или отдохнем?

Он (эхом). Отдохнем.

Она… Хорошо. Пусть у нас будет перемена. Можешь поиграть…

Он (соскакивает с кровати, ходит по комнате, расправив руки как крылья). Я лечу, лечу, лечу над долинами, лесами, над широкими морями к чужедальней стороне, где… (Вздрагивает и отшатывается в сторону.) Мы попали в зону зенитного поражения противника. Экипажу осмотреться и доложить о возможных неисправностях. Стрелок-радист? (меняет голос) Жив. Оружие в полной боевой готовности… (прежним голосом) Борт-механик?… (меняет голос) Жив. Пробоина в правом топливном баке. Горючее перекачано в левый. Можем продолжить полет… (прежним голосом) Отлично, борт-механик… Штурман?… (меняет голос) Жив. Пора заходить на боевой курс… (прежним голосом) Есть пора. Заходим. Цель в перекрестии. Сброс!.. (делает вираж)… Штурман? Штурман, ты меня слышишь?… (голосом штурмана) Да, командир, цель поражена… (прежним голосом) Молодцы, ребята. Домой. Нас ждут горячие девчонки. Сначала танцы, а потом – кому как повезет. Кому – блондинка, кому – брюнетка. Кому – скромница, кому – кокетка… Кому – такая (рисует рукой силуэт), кому (делая неприличный жест) – облом… Заходим на посадку. Выпустить шасси… (Падает на кровать. Лежит некоторое время без движения.)

Она. (качает головой). Надо же, ты ходил на танцы…

Он. Да, мама.

Она… И?

Он. Это было здорово. Играла музыка. Быстрая-быстрая. И у меня билось сердце быстро-быстро. Потом была медленная музыка. Но мое сердце все равно билось быстро-быстро. Та девушка у окна. У нее такая, у нее такая… И она смотрела на меня. Я сначала думал, что не на меня. Рядом было много других парней. А она смотрела на меня. Точно на меня. И я смотрел, я смотрел…

Она. Ты смотрел на нее?

Он. Да, мама.

Она. И ты…

Он. Да, я… И она да. И мы, мы…

Он встает и, закрыв глаза, начинает пританцовывать, держа воображаемую партнершу за талию.

Она тоже встает, обнимает его, и они танцуют вместе. Некоторое время молчат.

Он открывает глаза и спрашивает.

Сколько тебе лет?

Она… Воспитанные кавалеры не задают дамам таких вопросов.

Он. Прости… А мне…

Она… Сколько?…

Он. Шестнадцать.

Она… Врешь, наверное.

Он. Пятнадцать. Почти.

Она… Пусть будет так.

Он. У тебя такая…

Она… Фигура? Знаю…

Он. А я так хотел тебя пригласить, но боялся.

Она… Хорошо, что я сама догадалась к тебе подойти. А то так бы и простоял весь вечер один.

Он. Ты не из нашей школы?

Она… Нет.

Он. Но я видел тебя где-то раньше.

Она… Возможно.

Он. Возле кинотеатра?

Она… Скорее всего.

Он. Ты была с этим… с высоким…

Она… Почему бы и нет…

Он. И вы ходили в кино…

Она… Что ж такого?

Он. А потом он провожал тебя домой?

Она… Допустим.

Он. И, конечно, ты, ты ему обещала поцелуй?

Она… Весьма вероятно.

Он (улыбаясь). А танцуешь сейчас со мной.

Она… Да. А почему ты удивляешься?

Он. Но я младше его. И слабее…

Она… Но в тебе тоже есть кое-что привлекательное.

Он. Да?

Она… Определенно. Например, мне нравится…, мне нравится твоя прическа.

Он (хватаясь за голову). Правда?

Она… Да. Очень оригинально. Даже экстравагантно. Но в меру. У тебя есть вкус.

Он. Здорово. Но это не я придумал. Но я не возражал, нет, не возражал. Но и не настаивал, если честно…

Она. И у тебя неглупое лицо.

Он. Неглупое лицо…

Она… Да. И еще, я смотрю, ты неплохо танцуешь.

Он. Смешно. Я ведь первый раз здесь танцую.

Она… Не может быть. У тебя так здорово получается.

Он. Да? Это меня научили. Мама научила.

Она… Повезло тебе с мамой.

Он. Очень. У меня такая мама. У меня замечательная мама. Она все для меня делает.

Она. Прямо все-все?

Он. Все-все. И завтрак, и обед, и ужин. И рубашки мне гладит, и постель заправляет, и уроки за меня делает…

Она. И в школу за тебя ходит?

Он (вздыхает). Нет, в школу мне надо ходить самому. Но я не всегда туда хожу…

Она. Сбегаешь с уроков.

Он. Ага. Беру булку и иду на пруд, там утки…

Она. И тебе ничего за это?

Он. Ничего. Она же меня любит.

Она. Вот здорово. А отец? Он не ругается, не бьет тебя?

Он. Отец? Папа? Бьет? Что ты…Он очень-очень хороший… Только он, знаешь, он редко, очень редко бывает дома. У него такая работа. Он военный летчик. Да, военный летчик. Он все время летает на бомбежки. Бомбит там всяких врагов. Один раз его самолет сбили, и он вместе с экипажем два дня держал круговую оборону. «Боевому расчету занять свои места. Приготовиться к бою. Эй, вы! Я держу вас на мушке. Сдавайтесь! Встать! Руки верх!». Они даже пленного захватили…

Она. Как интересно…

Он. Да. И его наградили орденом. Если хочешь, я покажу тебе орден,…фотографию… ордена.

Она. Хотела бы я посмотреть на твоего отца. Раз он такой геройский…

Он. Я же говорю, папа редко, очень редко бывает дома. У него бомбежки, бомбежки каждый день. (Вздыхает.) У него же орден. И он все время бомбит, бомбит, бомбит. Даже отдохнуть не успевает. Такие дела…

Она. А мамочка сидит дома и ждет его с бомбежки? И тебя после танцев?

Он. Нет, мама каждый день на работе. Она рано утром уходит в магазин, а вечером возвращается. Если покупателей нет, то пораньше. А иногда попозже. А хочешь, хочешь я познакомлю тебя с ней? Сегодня же. Хочешь, пойдем прямо сейчас. Может быть, она уже дома… Может быть, она вернулась…

Она… Думаешь, я ей понравлюсь?

Он. Конечно. У тебя такая…

Она… Фигура?

Он. Да, как у нее.

Она… Как у нее?

Он. Да, как на фотографиях… до болезни. Да и сейчас почти такая же…

Она… Интересно посмотреть.

Он. Я же говорю: пойдем прямо сейчас.

Она… Да запросто (берет его под руку), идем.

Идут вокруг кровати.

Он. Мы недалеко здесь живем. Совсем рядом с магазином. За угол свернуть, а потом сквер перейти…

Она… А ты уверен, что я ей понравлюсь?

Он. Конечно, ведь нам с ней всегда нравится одно и тоже.

Она. (останавливаясь). Неужели всегда и все?

Он. Да. Пирог с капустой… Тюльпаны… Кормить уток в пруду…

Она… Ты – славный.

Он. Да, она так и говорит. Обнимает меня, потом целует и говорит: «Какой ты у меня славный…, славный…»

Она. (обнимает его и целует в голову). Какой ты славный…

Он. А ты, ты… А у тебя такая, такая… (Неуклюже прижимает ее к себе, закрыв глаза, тычет губами в ее лицо.)

Она. (прижимается к нему). Славный, славный, славный…

Они целуются. Его рука робко скользит по ее спине. Она своей рукой водит его руку по своему бедру, по груди.

Он. Мама…

Она. Славный, мой. Славный.

Он. Мама…

Она. Иди ко мне. Будь со мной…

Он. Мама…

Они валятся на кровать. Она помогает стянуть с себя верхнюю одежду. Он целует ее грудь.

Она. Да, да, правильно…Да, да, верно, верно… Иди ко мне. Будь со мной…

Его движения замедляются. Он замирает, лежа на животе…

Она… (встает, одевается, смотрит на часы). Осталось совсем немного времени. Совсем немного, мой славный. Глянем еще раз. (Достает из сумки документы, листает их.) Еще раз… «Дата рождения… Прививки… Родители… Отец – без психических отклонений… Слесарь авиационного завода,…слесарь авиационного завода – ушел к другой женщине, когда сыну было шесть лет. Отношений с семьей не поддерживал…»

Он. Мама…

Она. «Психически здорова… Легкие… Тяжелая форма… Замуж больше не вышла. Все свое свободное время посвящала единственному сыну, имеющему проблемы с обучением в школе…»

Он. Мама…

Она. «Впервые попал в клинику в пятнадцатилетнем возрасте. Шок после смерти матери…». (Садится на стул рядом с кроватью.)

Он (переворачивается на спину). Мама…

Она. «Прошел курс реабилитации… Продолжил обучение в школе».

Он. Восемью восемь. Восемью восемь. Восемью восемь… Я не хочу к доске. Я не хочу к доске. Я не пойду. Отстаньте от меня. (плюется) Тьфу-тьфу-тьфу… (плачет) Я больше не буду. Я больше не буду. Я больше не буду…

Она. Тихо-тихо.

Он. Мама, я не хочу в школу. Я не хочу в школу…

Она. Успокойся. Ну же, мой славный.

Он. Не хочу…

Она. И не надо. Все хорошо, мой славный. Все хорошо…

Он (успокаивается). Славный…

Она. Славный… (читает дальше) «От службы в армии освобожден по состоянию здоровья. Работал в унаследованном от матери бакалейном магазине. Не преуспевал… Женился на продавщице… Детей нет… Часто ссорились… Депрессии… Депрессии…». И последнее: «Доставлен в клинику в шоковом состоянии. Частичная потеря памяти. Отчетливо помнит лишь детские годы, проведенные рядом с матерью. Отмечается устойчивое стремление к воссоединению с ней…».

Он. Мама…

Она. «Традиционный курс результата не дал. Больной отказывается от приема лекарств. При принудительном вводе препаратов проявляет агрессивность… Хирургическое вмешательство…». (Кладет документы в сумку.) Хирургическое вмешательство… (Проводит пальцем по красному пунктиру на его голове.)

Он (приподнимается). Мама. Ты здесь?

Она… Здесь.

Он. Ладушки– ладушки, где были? У бабушки. Что ели? Кашку. Что пили? Бражку… (Задумывается.) Бражку… Хочу бражки. Мама, хочу бражки! Мама…

Она… Еще чего выдумал.

Он. Хочу, хочу…

Она… Тебе нельзя алкогольных напитков. Тем более сегодня.

Он. Мам, а я хочу…

Она… Сейчас я тебе дам что-то другое. (Встает, переносит цветы от двери к кровати.) Это твои любимые тюльпаны.

Он (эхом). Тюльпаны…

Она… Да, твоя жена принесла. Она хотела зайти к тебе. Но придется потерпеть: некоторое время вам не стоит видеться. Неизвестно, как твои эмоции…

Он. Эмоции…

Она… Да, эмоции. Впрочем, записку для тебя я у нее взяла. (Достает из сумки, подает ему.) Читай…

Он бессмысленно крутит листок в руках.

Она. (присаживается). Ну, конечно. Давай, я сама…

Он равнодушно возвращает.

Она. (читает). «Папуля…», хм… «Папуля, выздоравливай скорее, я очень соскучилась, плохо сплю и совсем не занимаюсь магазином. Смотрю телевизор и все время думаю о тебе, о том, как ты вернешься, и мы больше никогда не будем ссориться. Я приготовлю тебе пирог из капусты…».

Он (эхом). Пирог из капусты.

Она… Да. Она так и пишет: «У меня уже есть рецепт. А потом мы пойдем кормить уток в зоопарке…».

Он (тихо). Уток в пруду…

Она… Да, пойдете кормить уток. Видишь, какая у тебя замечательная супруга. Верит, любит и ждет… И смотри. (Показывает ему письмо.) Как красиво расписывается (пишет рукой в воздухе): «Твоя мамуля». А ты? Ты, кстати, собираешься писать ответ?

Он (эхом). Ответ.

Она… Ты уж напишешь, если читать не можешь. Ни книги, ни письма тебя не интересуют… (Кладет письмо обратно в сумку и достает газету.) А газеты? Хочешь почитаем свежую? (Смотрит на отвернувшегося его.) Напрасно. Здесь наверняка найдется что-нибудь для тебя. Например, вот это: «Вчера было отмечено некоторое колебание цен на оптовые партии товаров для розничных магазинов…». (Смотрит на него.) Неинтересно, да? (Читает еще раз.) «…некоторое колебание цен на оптовые партии…».

Он (повернувшись). Оптом и в розницу.

Она… Точно. Об этом и речь. Похоже, все-таки что-то у тебя там еще работает. Давай продолжим. Давай попробуем еще раз. Еще раз.

Он молчит.

Брутто-нетто?

Он. Нетто-брутто.

Она… Очень хорошо… Дебет-кредит?

Он. Кредит-дебет.

Она… Отлично… Купил, продал и наварил.

Он. Варил, варил и не продал.

Она… Нет, и этим тебя не проймешь… (Снова просматривает газету.) Ага, то, что надо. Послушай: «Состояние молодого человека, обнаруженного ночным сторожем на кладбище остается неутешительным… По словам супруги больного, врачи намерены прибегнуть к кардинальным мерам. Последнее слово должна сказать…светило отечественной…». Хм, ты слышишь? «…светило отечественной медицины…» – это ведь про меня, между прочим. «Последнее слово должна сказать светило отечественной медицины…». (смотрит на него) Вижу, что тебя это мало интересует. Да, тебе вообще по барабану, кто здесь с тобой возится: светило или кадило, славный мой…

Он. Славный.

Она… Да, мой славный сынок, похоже все бесполезно. Две недели занятий, и все безрезультатно. Две недели. Четырнадцать дней. Последнее слово светила отечественной медицины было совершенно правильным. Хирургическое вмешательство. Остается только хирургическое вмешательство… (Смотрит на часы.) Мы вернем тебя к нормальной человеческой жизни. Уже сегодня. Уже совсем скоро. Сделаем все, как запланировали… Повода для беспокойства нет – технология отработана. Все пройдет, как по маслу. Совершенно обычная операция…

Он (вздрагивает). Операция? (Соскакивает с кровати и забивается в угол комнаты.) Так это ты! Ты! Ты!

Она… Что это вдруг с тобой?

Он. Ты снова пришла? Рассказать мне про операцию. Про эту маленькую, чудненькую операцию. Зачем тебе она?

Она… Не мне, а тебе…

Он. Зачем тебе она? Зачем тебе она?… Ты и так можешь забрать с собой. Просто так, безо всякой операции. Забрать и все.

Она… Забрать и все?

Он. Да, да, да. Ты ведь приходишь только за этим. Ты приходишь забрать с собой. Кого хочешь. Когда хочешь…

Она… Постой…

Он. Ты думаешь, я не помню. А я помню. Я все помню. Мы были вдвоем с мамой. Нам было хорошо вдвоем. Каждый вечер вдвоем мы ждали папу. Смотрели на дверь, в окно. Каждый вечер. Он все не приходил. Но пришла ты. Я помню, ты появилась, когда она сказала: «Как у меня болит в груди…».

Она… Я…

Он. Да, ты появилась и уже не ушла. Тогда я еще не видел тебя. Но чувствовал, чувствовал, что ты рядом. Ты не отходила от нее ни на шаг. Она в магазин, и ты за ней. Она обратно, и ты – тут как тут. Она – к столу, и ты следом. Она – на балкон, и ты туда же. И рядом с тобой она кашляла, кашляла, кашляла. И еще плакала. Ей было больно, так больно…

Она. Но я…

Он. Ты, ты, ты! Это ты толкала ее, и она падала в кровать. И мы не ходили кормить уток. Ты затыкала ей рот, и она не пела мне песен. Она не обнимала меня и не говорила мне «Славный мой, славный…».

Она… Подожди-подожди…

Он. Да, ты ждала. Ты не торопилась. Ты делала все, чтоб это длилось подольше. (меняет голос) «Ничего страшного. Не вы первая, не вы последняя. Все обойдется. Вас обязательно поставят на ноги. Хороший курс лечения». И ты смотрела, как она пьет лекарства, как ей ставят уколы, а ей становится все хуже и хуже. И ты все ближе и ближе становилась к ней. Я уже видел тебя. Ты стояла рядом с кроватью. Ты все время смотрела на нее. Прислушивалась к ее дыханию. Ты тянула к ней свои руки. Я хотел, я хотел помочь ей. Я хотел прогнать тебя. У двери в углу стоит большой красный зонтик, с которым мы ходили с мамой к пруду. А еще у меня есть рогатка, которую давно-давно сделал папа – военный летчик. Он научил меня из нее стрелять. А еще на кухне есть большой-большой нож. Я думал, я хотел… Но я не мог… Мне было страшно, так страшно. Я смотрел на тебя и не мог сдвинуться с места. Я не мог, не мог… А ты, ты уже просто не отходила от нее. И я видел, ты улыбалась. Так довольно, очень довольно улыбалась…

Она. Я никогда не была у вас дома.

Он. Не лги. Я все, все помню. Она уже не могла есть. Она уже не могла говорить. Она только дышала. Хрипло-хрипло. Но тебе все было мало. И ты еще хотела насладиться операцией. (меняет голос) «Нечего бояться – операция в лучшей клинике, лучшее оборудование, лучшие врачи. Все пройдет успешно. Совершенно обычная операция…».

Она… Но…

Он. Да, конечно, совершенно обычная операция прошла успешно. Так сказали лучшие врачи лучшей клиники. Но если все прошло успешно, лучше некуда, то где же тогда она? Где она? Где моя мама?

Она… Твоя мама… Видишь ли…

Он (перебивая). Ну почему, зачем ты не делаешь все это быстро, без лишних слов? Просто зайди и возьми. Тебе это ничего не стоит. Не мучай, на, возьми меня безо всякой операции… (Идет к ней и валится на кровать без сил.)

Она… Не нужно так волноваться.

Он молчит. Она кладет ему руку на голову.

Он. Хорошо. Твои руки так холодны. Так спокойны. И мне уже вовсе не страшно. Теперь, когда ее нет, мне совсем-совсем не страшно. Теперь я знаю, что ты нисколько не страшная. Просто красивая, холодная и спокойная. Да, ты спокойно смотрела, как она корчится от боли, как захлебывается в реанимации. А ты, ты думала, что еще рано, рано, рано. Тебе надо было испытать ее терпение. Насладиться ее муками…

Она… Ты ошибаешься, я никого не люблю мучить.

Он. Но тогда зачем, зачем?

Она… Так получилось.

Он (эхом). Так получилось… Так получается… Так получится…

Она… Нет, у тебя все будет иначе.

Он. Иначе?

Она… Да. У тебя все пройдет совершенно по-другому. Поверь.

Он (эхом). Верь-верь-верь…

Она… Скажи, ты ведь мне веришь?

Он. Веришь-не веришь…

Она… Поверь и не бойся.

Он. А я не боюсь. Теперь я уже ничего не боюсь…

Она… Вот это правильно, мой славный.

Он. Мой славный…

Она… Поверь, они будут стараться. А я, я буду рядом.

Он. Я знаю. Я помню. Ты была рядом… Ты сейчас – рядом… Ты всегда будешь рядом… Всегда будешь рядом…

Она. Вот и правильно. Вот и молодец, славный мой. Ты же умница. Ты же хочешь быть здоровым.

Он. Нет, я не хочу быть здоровым. Я хочу просто лежать так. Лежать так год, два, три, четыре… Я хочу лежать так сто лет, и чтобы мама приносила мне чай с малиновым вареньем, и с медом, и с лимоном. А еще мандарины и арбузы. И чтобы обнимала и говорила: «Славный мой»…

Она. Славный мой.

Он. А еще рассказывала сказки. Про Змея Горыныча. Про трех богатырей. Про Али Бабу. И пела мне. (напевает) «Баю-баю-баю-бай… Спи, мой славный, засыпай…».

Она. Обещаю тебе после операции и чай с лимоном, и мандарины, и сказки…

Он. Мне ничего от тебя не нужно. Просто не мучай меня. Я не хочу писать, читать, считать: «Шестью шесть – тридцать шесть, семью восемь – сорок восемь…» И я не хочу, ты слышишь, я не хочу операции (меняет голос) «в лучшей клинике, лучшее оборудование, лучшие врачи. Все пройдет успешно». Я не хочу в школу, я не хочу в магазин, я не хочу никуда, никуда, никуда. Не хочу! Не хочу! Не хочу! Я хочу к маме! Только к маме! К маме!

Она. Хорошо, я заберу тебя отсюда.

Он. К маме?

Она (проводит пальцем по красному пунктиру на его голове). К маме.

Он. К маме?

Она (смотрит на часы). К маме.

Он. Ты не обманываешь?

Она. Нет. Я тебя не обманываю. (Достает из сумки шприц.) Тебя я не обманываю. Я обманываю не тебя.

Он. Но я же знаю. Я все знаю. Ее больше нет здесь. Она там. Там, на кладбище. Там, под тяжелым серым камнем. На нем выдолблено ее имя. И с закрытыми глазами я найду этот камень (закрывает глаза, пальцами ощупывает воздух). Имя… Фамилия… День и год рождения…День и год смерти…

Она. Нет, все не так, как ты думаешь. Дай, мне руку, я поставлю тебе укол и потом расскажу всю правду.

Он. Нет. Не надо. Я не хочу уколов.

Она. Но ты же хочешь к маме?

Он. Хочу.

Она. Тогда дай мне руку.

Он. К маме?

Она. К маме.

Он. Ладно.

Она (ставит ему укол). Это не больно.

Он. Не больно.

Она. Вот и хорошо, славный мой.

Он. Славный.

Она. Теперь нужно немного подождать.

Он. Я подожду. Я ждал, я жду, я буду…

Она. Вот и замечательно. (Смотрит на часы.) Скоро, очень скоро все наладится. Будет тебе и пирог с капустой, и утки в пруду. Ты вернешься домой…

Он. К маме.

Она. Но сначала ты заснешь. (Смотрит на часы.) Ты же уже хочешь спать?

Он. Да, только спой мне. Спой…

Она (гладит его по голове). Потом, мой славный, потом.

Он. Нет, мама, спой мне сейчас. Ну, пожалуйста, спой мне…

Она. Хорошо, славный мой, хорошо. Я спою (напевает):

«Баю-баюшки-баю. Спи спокойно, как в раю. Сладко спи, мое дитя, Не оставлю я тебя. Спят волчки и спят медведи. Джентльмены спят и леди. Снятся им пикник, игрушки, Куклы, лимонад, ватрушки. Снятся дальние просторы, И моря, и даже горы, Чужедальние края. Спи спокойно, рядом я. Баю-баю-баю-бай. Спи, мой славный, засыпай…»

Конец

«КРОСС С ПОДКРУТКОЙ»

Эдик – инженер,

Соня – парикмахер,

Аммоний Кобальтович – ученый,

Маркот – журналист,

г-жа Бизер – деловая женщина,

Паха – наркокурьер,

Ларри – профессиональный летун,

“Жуки” – разнополая пара.

Действие № 1

Сумерки. Мерцают звезды. Посредине сцены некая конструкция – часть какого-то транспортного средства. На краю сцены медленно кружится человек – Эдик. Сначала еле различимо слышится рок-музыка. Затем она нарастает справа, проходит за кулисами налево и уже оттуда на сцену влетают на небольших индивидуальных аппаратах “жуки”. По бортам аппаратов светятся навигационные гирлянды, их проблески отражаются в оружии и блестящей одежде “жуков”.

Жук № 1:

– Ну-ка, светани на полную…

Жук № 2 включает фонарь, направляет его сначала в потолок, потом шарит по залу:

– Пусто.

Жук № 1 приглядываясь:

– Да, все как обычно: шнурки, пуговицы, пара бюстгальтеров… (луч фонарика пробегает по Эдику, затем возвращается к нему) А это что такое?

Жук № 2:

– Какой-то мешок с дерьмом.

Жук № 1:

– Ну-ка зачитай ему…

Жук № 2 кричит в мегафон:

– Эй, ты находишься в зоне наших разносторонних интересов. Оружие, наркотики, драгоценности есть? Имеешь право сдохнуть на месте, не отвечая…

Жук № 1:

– Что-то он и не движется совсем.

Жук № 2:

– Сейчас задвигается. (клацает затвором автомата и прицеливается)

Жук № 1:

– А может при нем есть что-нибудь хрупкое и полезное?

Жук № 2 с сожалением отпускает автомат:

– Ладно, обыщу…

Подбираются к Эдику вплотную, Жук № 2 обшаривает его. Все, что достает из карманов, отдает Жуку № 1. Тот, рассматривая документы:

– Так, совсем плохой: “Памятка инженера-стажера по технике безопасности”…, билет экономического класса…, график погашения кредита на двуспальную кровать… Чувствую я, тут не то что обыкновенной травки, фильтра от сигареты не найдешь…

Жук № 2:

– Может вспороть его? Вдруг у него в брюхе бриллианты?…

Жук № 1:

– Фу, любишь ты по чужим внутренностям пошарить. От тебя же вонять потом будет две недели. Учти, я с тобой на это время ни ногой, ни рукой…

Жук № 2 тыкает тихонько огромным ножом в живот Эдика:

– Цыка-цыка-цыка…

Эдик издает утробный звук:

– Бу…

Жук № 1:

– Похоже, живой…

Жук № 2:

– Тем хуже для него. Увидит собственные кишки в натуре…

Эдик:

– Не надо мне кишки…

Жук № 1:

– Извини, дорогой, но у нас нет с собой рентгеновского аппарата. И даже УЗИ…

Жук № 2:

– Зато есть замечательный мачете…

Эдик:

– Но аппендицит мне уже давно вырезали.

Жук № 1:

– Оружие, наркотики, драгоценности при себе имеешь?

Жук № 2:

– Снаружи или внутри?

Эдик:

– Нет, я законопослушный…

Жук № 1:

– Я тоже…

Эдик:

– Поверьте, я честный человек…

Жук № 2, примериваясь мачете:

– Верю-верю, сам такой…

Эдик, косясь на мачете:

– Может быть все же обойдемся без вскрытия?

Жук № 2:

– Нежелательно…

Жук № 1:

– В принципе, конечно, можем. При определенном содействии с твоей стороны…

Эдик:

– Я готов содействовать. Только мне очень плохо. Не каждый день так вот: раз и (поглядывает на мачете) на операционный стол. Голова просто не работает…

Жук № 2 примеряется к шее:

– Не нужна значит, говоришь…

Жук № 1:

– Ну, так что ты для нас приберег?

Эдик:

– Ничего.

Жук № 2:

– Ну, скажи на ушко…

У Жука № 1 заработала рация:

– «Жуки – 200», «Жуки – 200»… Доложите обстановку… Я «Жук-100»…

Жук № 1 в рацию:

– Все спокойно. Мусорный фон в норме. Ценностей не обнаружено.

Эдик:

– А я?

Рация:

– Проверьте “куб – 17 50”… Похоже на крупный объект…

Жук № 2 в сторону:

– Во, задолбали начальники…

Жук № 1 в рацию:

– Есть проверить “куб – 17 50”…

Эдик:

– А я?

Жук № 2, занося мачете:

– А ты зажмурь глазки и скажи дяденьке: спа-си-бо…

Жук № 1:

– А не жирно ему будет? (Отводит мачете жука № 2 в сторону, бросает Эдику его вещи и отпихивает.) Пусть так помучается, не нам же одним…

Жуки улетают, а Эдик от толчка начинает быстро кружиться:

– Ой, мне плохо… Голова кружится… (приближается к краю сцены со стороны зрителей) Сейчас меня будет тошнить… (кружась нависает время от времени над залом) Ой, ой…

Голос из темноты:

– Кто тут раскричался, как недорезанный…

На сцену на спортивной доске влетает Ларри. С обеих сторон доски прикреплены лампы, которые его освещают. Ларри начинает летать вокруг Эдика:

– Эй, ты в порядке? Какой у тебя разряд?

Эдик продолжая кружиться:

– Ой, мне так плохо…

Ларри:

– Понятно. Безразрядный…

Эдик:

– Ой, как мне плохо безразрядному…

Ларри:

– Не паникуй. Сначала перестань вращаться. Для этого – смотри сюда – застабилизируйся. Вот так (показывает): ноги – на ширине плеч, руки – вверх…

Эдик:

– Сейчас попробую… ( расставляет ноги как можно шире, поднимает руки вверх и перестает вращаться. Облегченно вздыхает в сторону зала) Обошлось…

Ларри:

– Молодец. Теперь тебе нужно освоить (демонстрирует различные трюки) “Двойной разворот”… “Вираж-горизонт”… “Кросс с подкруткой”…

Эдик:

– Ой, перестаньте, пожалуйста. Не надо. У меня опять начинает кружиться голова, жужжит, как генератор…

Ларри, не слушая возражений:

– Но это необходимо. Ты сможешь. Стабилизация у тебя уже получилась…

Эдик:

– Вот и достаточно – стабилизация мне очень нравится. Все прекрасно. Спасибо вам…

Ларри летает вокруг Эдика:

– Ты просто не понимаешь…

Эдик:

– Не понимаю. И не хочу понимать. И не надо, не надо вокруг меня кружиться…

Ларри:

– Какие же вы все бестолковые.

Эдик:

– И оскорблять тоже не надо. У меня между прочим диплом о высшем образовании имеется…

Ларри:

– Ладно. Как хочешь. Пройдет время и ты одумаешься. Тогда я найду тебя и научу. И ты тоже сможешь также, как я, смотри: “Двойной разворот”… “Вираж-горизонт”… “Кросс с подкруткой”… (удаляется от Эдика)

Эдик остается один в сумерках:

– Да-да, конечно, созвонимся… Завтра же… Как будто у меня других дел нет, чтобы кувыркаться тут с кем попало. Вот если бы с ней (достает из кармана кусок газеты, разглаживает его и целует), тогда другое дело…

Из темноты слышится женский голос:

– Ой, как мне плохо…

Эдик прячет газету в карман:

– Не может быть…

К Эдику, кружась, приближается Соня. Эдик:

– Вы, вы точно – женщина?

Соня ощупывая себя:

– Да, кажется, да… Ой, как мне женщине плохо…

Эдик:

– Понимаю, понимаю. Слушайте меня внимательно. Застабилизируйтесь. (показывает) Ноги на ширине плеч. Руки вверх…

Соня:

– Как-как? (расставляет ноги, поднимает вверх руки) Ой. Получилось.

Эдик осматривает ее насколько это возможно в сумерках, вновь достает и тут же прячет газету:

– Просто не может быть, так похожа… Я – Эдик. А вы?

Соня:

– Соня.

Эдик:

– Очень приятно.

Соня, хватаясь за живот и приседая:

– Ой… Очень, не очень…

Эдик:

– Нет, не делайте резких движений.

Соня вновь начинает кружиться и летит в центр сцены. Эдик:

– Соня, куда вы? Подождите. Руки шире, ноги вверх…

Летит следом за Соней навстречу конструкции, кричит сначала обрадовано:

– Соня, я вас вижу… (потом разочарованно) Нет, это похоже не Соня…

Эдик сближается и ощупывает конструкцию:

– Твердая и металлическая. (принюхивается) Пахнет г… (поднимается на конструкцию и снова принюхивается) Пахнет горелой электропроводкой и еще кем-то. Но, кажется совсем не Соней…

Осторожно продвигается по конструкции, гремит чем-то и натыкается на кого-то. Этот кто-то:

– Ой. (скрывается)

Эдик:

– Соня. Куда же вы? Это я – Эдик.

Прислушивается. С другой стороны конструкции также пробирается человек. Также гремит и также натыкается на кого-то. Тот же голос:

– Ой.

Пробирающийся человек голосом Сони:

– Эдик. Ну, куда же вы? Это я – Соня.

Она прислушивается. Мгновение тишины.

Эдик:

– Вперед, трус.

Соня:

– Вперед, трусиха.

Они идут навстречу. Спотыкаются и хватаются друг за друга.

Соня:

– Поймала.

Эдик:

– Поймал.

Соня:

– Как вам не стыдно. Прячетесь как маленький, пугаете меня.

Эдик:

– Это вы прятались и пугали меня.

Соня:

– Да, еще и на меня все сваливаете. (освобождается от его объятий). Отпустите, ну отпустите же меня…

Эдик, неохотно отпуская:

– Извините. Просто боюсь, что вы снова исчезнете. А я уже так привык к вам.

Соня:

– Не бойтесь. Отсюда я ни на шаг. Здесь меня по крайней мере не крутит, не швыряет и не надо все время: ноги – шире, руки – вверх…

Эдик:

– Мне тоже здесь больше нравится. А то у меня конечности (растирает части тела) совсем от стабилизации затекли. У вас случайно нет с собой фонарика или другого осветительного прибора?

Соня:

– Зажигалка. Мне ее на выпускное утро одноклассник подарил. А потом женился на другой… Я хотела выбросить ее (щелкает зажигалкой, но пламя не загорается). К тому же она плохо работает (снова безрезультатно щелкает). Но как-то вот прижилась у меня…

Эдик:

– Зажигайте, зажигайте… А то такая темнота, что жуть…

Соня:

– А мне показалось, что вы любите, когда темно.

Эдик:

– Что вы. Я темноты с детства боюсь. Я даже, когда в институте учился, спал с включенным светом. А соседям объяснял, что контролирую напряжение в сети…

Соня:

– Как интересно. А зачем тогда тут прятались от меня, пугали?

Эдик:

– Я вас не пугал. Это вы сначала на меня наскочили, и я чуть на месте от страха не умер.

Соня:

– Я на вас не наскакивала. А может мы…?

Эдик:

– Не одни? (снова принюхивается) Вы чувствуете этот запах?

Соня тоже принюхивается:

– Фу, очень даже чувствую… Что-то сгорело и прокисло.

Эдик:

– Или прокисло, а потом сгорело…

Молчат и слушают. Соня:

– Тихо… Эй!

Эдик:

– Эй!

Оба:

– Никого…

Эдик:

– Давайте зажигалку. Сейчас я ее встряхну… (встряхивает и щелкает, появляется пятно света, Эдик осматривается). Ага, за вами есть выключатель. Нажмите.

Соня:

– Так просто? (щелкает) Не работает…

Эдик (продолжает осматриваться с помощью зажигалки):

– Так…, вот распределительный щиток. Ну, конечно, предохранитель перегорел. Сейчас сделаем жучок. (поднимает с пола провод, вставляет его внутрь щитка и включает рубильник). Да будет свет.

Вспыхивает свет и раздается грохот. Эдик и Соня в ужасе прижимаются друг к другу, смотрят на лежащий и трясущийся у их ног холодильник.

Эдик:

– Это всего лишь холодильник.

Соня глядит на громыхающий холодильник:

– Если вы смогли включить свет, то, наверное, можете и эту штуку остановить.

Эдик:

– Момент.

Подходит и манерно нажимает кнопку, но холодильник продолжает греметь. Эдик выдергивает шнур из розетки, холодильник не реагирует. Тогда Эдик открывает дверцу и тут же отскакивает в сторону. Из холодильника вылезает трясущийся и жмурящийся Маркот. Испуганно смотрит на Эдика и Соню:

– Ужасный приход! Таких глюков еще не было. Свет горит, холодильник работает. Вот забрало так забрало…

Соня:

– Мы не глюки…

Эдик:

– Мы не глюки…

Маркот:

– А кто же вы – служба спасения?

Эдик и Соня:

– Мы просто, просто заблудились…

Из-за переборки конструкции слышится эхом:

– Мы просто заблудились…

Маркот ковыряет пальцем в ухе:

– И со слухом, кажется, того…

Из-за переборки появляется Аммоний Кобальтович. Соня и Эдик переглядываются:

– Вот кто прятался.

Аммоний Кобальтович:

– Да, это я прятался. Не бойтесь, я сам вас боялся. А теперь вот вас вижу полностью и вы внушаете мне определенное доверие.

Маркот:

– Да, крышу основательно сдернуло. Все как в лучших кинозалах. Натуральные цвета. Стереозвук. Видимо, чем дальше, тем дальше…

Соня – Аммонию Кобальтовичу:

– А вы…?

Эдик:

– Вы…?

Аммоний Кобальтович:

– Позвольте представиться. Аммоний Кобальтович – ученый – кристалловед. Направлялся на научную конференцию, но… вот оказался…

Соня облегченно:

– Все понятно. И я тоже не страшная, я Соня – парикмахер. Ездила на конкурс. Полгода готовилась. Думала: выиграю путевку на море, одену свой красный купальник, лягу на берегу под пальмой… (вздыхает) Даже в финал не попала. И домой тоже. Меня так закружило, так закружило, чуть наизнанку не вывернуло… Спасибо, Эдику…

Эдик бормочет:

– Да не за что… На моем месте… Конечно, не каждый…

Маркот:

– Дела. Разве такое в нормальную голову придет: кристалловед, парикмахер…

Эдик громко:

– А я электрик.

Аммоний Кобальтович:

– О, мы почти коллеги…

Соня:

– И как я сразу не догадалась?

Маркот потирая голову:

– Еще и электрик.

Эдик:

– Да-да, инженер-стажер. Но уже через полгода буду полноценным инженером. Как раз думал жениться. Ехал знакомиться по брачному объявлению. Вот (показывает кусок газеты). «Симпатичная девушка от 22 до 28 лет скрасит жизнь озабоченного молодого специалиста…» С фотографией…

Но Соня с Аммонием Кобальтовичем уже смотрят на Маркота:

– А вы кто?

Маркот пожимает плечами:

– Никогда такого не было… (падает в холодильник, сматывает к себе шнур с вилкой и захлопывает дверцу.)

Соня:

– Постойте, а как же…

Аммоний Кобальтович машет рукой:

– Он должно быть не в себе. Так бывает: последствия шока…

Эдик:

– Наверное, ему нужно отдохнуть…

Аммоний Кобальтович, зевая:

– Да и нам не мешало бы. Я столько за сегодня натерпелся… (садится)

Соня:

– Что-то и у меня ноги…

Опускается на пол и тут же засыпает. Эдик укрывает ее своим пиджаком:

– Спокойной ночи, Соня. (бормочет) Симпатичная девушка от 22 до 28 лет… (гасит свет и ложится рядом) скрасит… специалиста…

Вновь слышна приближающаяся музыка “жуков”. Они подчаливают к конструкции и упираются лучом фонаря в холодильник.

Жук № 2:

– Маркот, вылазь…

Жук № 1:

– Спит, как поросенок без задних ног.

Жук № 2 переходит на конструкцию, пинает по холодильнику:

– Вылазь, тебе говорят.

Маркот высовывается, протирает глаза:

– А это вы, ребята. А то мне такая ерунда привиделась…

Жук № 2:

– Ну-ка, брехани.

Жук № 1:

– Ладно, другой раз расскажешь. У нас сегодня времени в обрез, еще в куб «двадцать-двадцать» переть, так что…

Жук № 2:

– Давай. Сколько там у тебя?

Маркот достает из холодильника маленький сверток:

– Как всегда. Больше не получается.

Жук № 2 берет сверток:

– Родимый.

Жук № 1 протягивает руку:

– Дай-ка, сюда.

Жук № 2 расстается с сожалением:

– Уж и подержать нельзя.

Жук № 1 кладет сверток себе в карман, кивает жуку № 2:

– Отгрузи товар.

Жук № 2 передает Маркоту продукты из своего прицепа:

– Держи.

Маркот укладывает рядом с холодильником. Жук № 1 контролирует:

– Так. Пиво. Тушенка. Вода. Ананасы. Галеты. Повидло…

Жук № 1 смотрит в блокнот:

– Ты что-то еще заказывал?

Маркот:

– Кофе, туалетную бумагу…

Жук № 1 копается в своей сумке, бросает Маркоту банки:

– На. Две штуки.

Маркот:

– А бумагу?

Жук № 1 смотрит на жука № 2:

– Ну.

Жук № 2 отматывает пару метров из рукава, отдает Маркоту:

– От себя отрываю.

Жук № 1 снова смотрит в блокнот:

– Да, тебе еще бесплатный бонус.

Жук № 2 достает из прицепа и бросает Маркоту г-жу Бизер без признаков жизни:

– Лови.

Маркот ловит. Очумело оглядывает:

– Она что, пластиковая?

Жук № 2:

– Дура – настоящая. Ты не гляди, пощупай. Со всеми там делами. Я изучал. Все на месте. (кладет к ногам Маркота сумку) Даже при багаже…

Жук № 1:

– Все подлинное, Маркот, без обмана. Пользуйся на здоровье. А то, наверное, уже забыл как это дело пахнет.

Маркот нюхает Бизер:

– Да, правда, забыл…

У Жука № 1 заработала рация:

– «Жуки-200»… «Я – жук-100»… Сообщите координаты…

Жук № 2 Маркоту:

– Заткнись…

Жук № 1 в рацию:

– Мы на подлете к “двадцать-двадцать».

Из рации:

– Добро. О результатах доложите немедленно. Конец связи.

Жуки отчаливают:

– Пока, Маркот. Будем по графику.

Маркот:

– Пока. (в свете все еще направленного на него фонаря гладит женщину) И правда все – на месте. Эх, по-раньше бы… А теперь (вздыхает) зачем она мне…

Жуки улетают. Опять сумерки. Маркот зевает:

– Высплюсь я сегодня или нет?

Забирается в холодильник вместе с женщиной.

К конструкции подлетает Ларри:

– Эй, на борту. Глядите, как это просто: “Двойной разворот”… “Вираж-горизонт”… “Кросс с подкруткой”… Ну же, глядите… Дрыхнут. Никто летать по-настоящему не умеет, а главное не хочет. Вцепятся в какой-нибудь кусочек дерьма и до последнего держатся, как бы он ни вонял. Фу… Ну же, ну, учитесь, пока я жив…

В это время за кулисами слышится мегафон жуков:

– Эй, ты находишься в зоне наших разносторонних интересов. Оружие, наркотики, драгоценности есть? Имеешь право сдохнуть на месте, не отвечая…

Ларри настораживается:

– Они уже совсем рядом… (обращается к спящим, затем к зрителям) Вы слышите, они совсем рядом…

Мегафон жуков:

– Ты видел, что он нам показал?… Сейчас я его…

Слышится длинная автоматная очередь. Затем снова голос в мегафон:

– Стой, гад, стой.

Еще длинная очередь. Ларри:

– Скоты реактивные… (вновь обращается к спящим) Эй, на борту. Вы что, ничего не слышите?… (обращается к зрителям) Может у них групповой обморок? Так и быть, уведу этих ублюдков в сторону (Улетает в сторону “жуков”. Кричит в темноте) Эй-эй, глядите: “Двойной разворот”… “Вираж-горизонт”…

Еще некоторое время слышны неразборчивые крики, выстрелы, видны отсветы цветных вспышек. Постепенно вспышки становятся все слабее, звук стихает. Вновь сумерки и тишина.

Действие № 2

Эдик просыпается, потягивается:

– А-уа… Симпатичная девушка от 22 до 28 лет… (спохватывается)

Соня! (встает, включает свет)

Аммоний Кобальтович и Соня начинают шевелиться, зевать. Эдик помогает встать Соне:

– Доброе утро, Соня.

Соня озирается:

– Доброе… Наверное…

Аммоний Кобальтович:

– Доброе-доброе. Добрее некуда. (делает движения, похожие на физзарядку). И вам, друзья, рекомендую…

Эдик, с готовностью расставляя ноги и поднимая руки:

– Ага, ноги – шире, руки – вверх.

Соня, с сомнением повторяя за ним движения:

– Думаете, это необходимо?

Раскрывается холодильник. Взмах руки и звук пощечины. Поднимается Бизер, поправляет платье:

– Нахал. Мы даже не знакомы. Затащит неизвестно куда и лежит себе спокойненько. (осматривается) Любезные, где мне найти капитана, командира, начальника в конце концов?

Соня:

– Капитана?

Эдик:

– Командира?

Аммоний Кобальтович:

– Начальника?

Бизер:

– Именно, именно… У меня билет бизнес-класса. Меня должны срочно перевести из этого экономического… (снова оглядывается) предбанника в более комфортабельное место.

Аммоний Кобальтович:

– Да-да, конечно, вам нужно обратиться к капитану.

Бизер:

– Ну, так где он?

Соня и Эдик друг другу:

– Так где он?

Аммоний Кобальтович:

– Вот он…, там лежит. (указывает на открытый холодильник) Похоже, вы его несколько дезактивировали, в смысле нокаутировали…

Бизер столбенеет. Маркот медленно приходит в себя. Поднимается, растирает щеку:

– Вот ведь жил себе, не тужил. Еще вчера никого не было. А тут гвалт такой развели. С утра по роже надавали.

К нему осторожно приближается Бизер:

– Извините, господин командующий. Я несколько неадекватно оценила ситуацию. И готова компенсировать вам нанесенный ущерб в пределах разумного.

Все еще окончательно не проснувшийся Маркот смотрит на нее непонимающе:

– Что?

Аммоний Кобальтович, обернувшись к Соне и Эдику, одобрительно поднимет вверх указательный палец:

– А? Бизнес-класс…

Соня и Эдик, поджав губы, кивают. Маркот переводит взгляд на Аммония Кобальтовича:

– Что-что?

Бизер:

– Ну, одним словом: что бы вы от меня хотели?

Маркот смотрит на нее изумленно:

– Я? Ничего…

Бизер пожимает плечами:

– Как хотите. Но помогите же мне, наконец… Я не хотела бы и далее задерживаться здесь в обществе… экономистов… Срочно переведите меня в бизнес-класс…

Маркот:

– В бизнес-класс?

Соня:

– Бедная…

Эдик:

– Думаете?

Аммоний Кобальтович громко:

– Господин начальник, мы тоже желаем в бизнес-класс…

Бизер лезет в сумку:

– Но у меня соответствующий билет. (показывает всем и протягивает Маркоту). И еще членская карточка. Страховка. Дорожные чеки. Кредитные карты… Посмотрите…

Маркот, окончательно просыпаясь, вертит в руках документы:

– Бизнес-класс, говорите…

Бизер:

– Без сомнения, господин начальник…

Маркот трет щеку, морщится, возвращает документы и достает из кармана зеркало. Осматривает щеку:

– Документы, конечно, дело хорошее. Но может ли кто-нибудь лично поручиться за вас, подтвердить, идентифицировать?

Бизер:

– Господа экономисты, мы же немного знакомы. Скажите, подтвердите мою к вам непринадлежность…

Аммоний Кобальтович:

– А почему вы так уверены, что мы именно экономисты?… Нет, лично я с этой особой не имею чести…

Соня, оглядывая себя и разглаживая складки на юбке:

– Нет, мы не встречались…

Эдик, стряхивая с себя пылинки:

– И я, как Соня…

Бизер – Маркоту:

– Ну, посмотрите на меня. Разве я похожа на них?

Маркот оглядывая всех:

– Довольно-таки…

Аммоний Кобальтович:

– Да, а чем мы собственно хуже?

Эдик указывая на Аммония Кобальтовича:

– У него между прочим ученая степень?

Соня:

– А Эдик разбирается в электричестве…

Эдик:

– Да. А Соня (оглядывает ее) одевается от лучших визажистов…

Бизер кивает:

– От лучших визажистов? Вот видите… (Обращается к Маркоту)

Запросите обо мне информацию по электронной почте, факсу, телексу, телефону. Как вам удобнее. Вот – моя визитная карточка…

Маркот:

– Сейчас запросим. (Достает из холодильника пустую консервную банку, отгибает у нее крышку и говорит как в телефон, глядя на визитную карточку Бизер). Алло, дайте мне 777-77-7777…

Бизер, глядя на Маркота:

– Господин начальник, а вы уверены?…

Маркот:

– Как никогда… (бросает банку) Извините, нет связи.

Аммоний Кобальтович:

– Магнитные бури, знаете ли, в последнее время одолели – спасу нет…

Бизер, озираясь на всех:

– Но поверьте мне…

Маркот:

– Почему это я должен вам верить, а другим нет?

Аммоний Кобальтович, Соня и Эдик хором:

– Почему?

Маркот:

– Да даже если бы я вам поверил: каюта бизнес-класса здесь в единственном экземпляре. И она уже давно занята одним “вэри импотент персон”… (шагает в холодильник и усаживается в нем) – лично мной…

Бизер снова оглядывается:

– Вот так поездочка. Что это вы мне тут такое разыгрываете?

Аммоний Кобальтович:

– Да это не мы, это вы нам демонстрируете…

Соня всем:

– Ну хватит уже… (к Бизер) Нет здесь никакого бизнес-класса. Здесь вообще с удобствами не очень…

Эдик:

– Извините, нет их.

Аммоний Кобальтович:

– Бизнес-класс ей подавай…

Маркот из холодильника:

– А свою каюту я никому не отдам…

Бизер смотрит вверх, потом вниз:

– И что, что дальше? Как долго мне придется здесь… сожительствовать…

Соня:

– Не знаю…

Эдик:

– И я не знаю…

Маркот, зевая:

– А я знать не хочу…

Аммоний Кобальтович:

– Что дальше, что дальше? Дальше некуда. Приехали. Так что извольте сожительствовать, как все, без всяких там аномалий. Сколько положено столько и будете…

Бизер озираясь:

– Кажется понимаю… Хорошо, нет бизнес-класса, нет соответствующих удобств, но (принюхивается) сожительствовать в такой антисанитарии я все равно не могу…

Маркот почесываясь:

– А придется…

Соня:

– Наверное…

Эдик:

– Увы…

Аммоний Кобальтович:

– А что ж прикажете делать?

Бизер:

– Что прикажу?… Первым делом надо составить бизнес-план (лезет в сумку)…

Аммоний Кобальтович вертит пальцем у виска.

Эдик:

– Хм…

Соня:

– Как интересно…

Маркот:

– Составить-то конечно можно. Только, что с ним потом делать. Псу под хвост. (оглядывается) Хотя здесь и пса днем с огнем…

Бизер:

– Бизнес-план готовится для того, чтобы его исполняли. Я не собираюсь сожительствовать в столь неподобающих условиях. (Достает из сумки переносной компьютер) Так, для начала проведем всеобщую перепись. Прошу подойти и зарегистрироваться.

Маркот:

– Разбежался. (позвякивает чем-то в холодильнике).

Аммоний Кобальтович достает из кармана очки, протирает их. Эдик вытаскивает газету смотрит то на нее, то на Соню.

Бизер:

– Ну, есть здесь здравомыслящие люди?

К Бизер подходит Соня:

– Конечно, надо что-то делать. Регистрируйте…

Бизер:

– Введите ваше имя, пол, возраст, профессию. На первое время этого хватит…

Аммоний Кобальтович Бизер:

– Вы так полагаете?

Бизер:

– Безусловно.

Соня стучит по клавишам компьютера:

– Как интересно… Соня. Пол – женский. Возраст…

Эдик негромко сам себе:

– От 22 до 28…

Маркот, услышав, оглядывает Соню:

– Где-то около того…

Бизер:

– Следующий.

Подходит и записывается Эдик:

– Имя… Пол… Возраст…

Соня, глядя на процедуру, говорит Аммоний Кобальтовичу:

– Вот здорово.

Бизер – Аммонию Кобальтовичу:

– Вы.

Тот мнется, но все же подходит:

– С точки зрения науки это, конечно, верный подход… (медленно стучит по клавишам)… Резонно, одним словом…

Эдик:

– Да, прежде, чем сунуться куда-то, всегда надо провести осмотр и инвентаризацию. (Достает из кармана брошюру и показывает Соне) Так наставляет “Памятка по технике безопасности”…

Соня:

– Ой, у меня тоже такая в парикмахерской есть.

Маркот, вздыхая, негромко:

– И у меня такая была когда-то, на вкладыше к презервативам…

Эдик:

– Ну, наверное, не совсем такая?

Соня, приняв на свой счет, листая брошюру:

– Да, там все было с рисунками. А здесь я ничего не понимаю: «омы»,

«вольты», «киловатты»…

Эдик:

– Это совсем несложно.

Аммоний Кобальтович, отходя от Бизер, которая что-то дописывает в компьютер, обращается к Соне:

– А главное: совсем не нужно вам, Сонечка. Не перегружайте вашу головку дополнительными глупостями…

Соня:

– Но…

Эдик:

– Да, но…

Аммоний Кобальтович, покачивая в сторону Эдика указательным пальцем:

– Но нет…

Соня смотрит на Эдика и пожимает плечами. Эдик опускает голову.

Бизер, отрываясь от компьютера, обращается к Маркоту:

– Вы, капитан?

Соня, Эдик и Аммоний Кобальтович смотрят то на Маркота, то на Бизер.

Маркот:

– Идите знаете куда…

Аммоний Кобальтович:

– Только прошу вас, давайте обойдемся без грубости. Она все-таки как бы (рисует рукой женский силуэт)…

Соня:

– Не нужно ругаться…

Эдик:

– Да. Не нужно…

Бизер записывает сама:

– Кличка “капитан”, он же “командир”, он же “начальник”, пол (оглядывает Маркота) – предположительно мужской, возраст – неопределенный, профессия – тунеядец…

Маркот:

– Я не тунеядец – я журналист.

Бизер:

– Извините. Я исправлю. Журналист. А имя?

Маркот неохотно:

– Маркот Петрович…

Бизер вписывает:

– Маркот Петрович…

Аммоний Кобальтович:

– И что теперь?

Соня:

– Да, интересно…

Эдик:

– Что теперь?

Маркот:

– А ничего. Спектакль закончен…

Бизер стучит по клавишам компьютера:

– Таким образом мы имеем: программа минимум – обеспечить достойное пребывание нынешнего поколения; программа максимум – последующих поколений…

Аммоний Кобальтович:

– Последующих?

Бизер:

– Да. (обращается к Соне) Вы не беременны?

Эдик повторяет Соне:

– Да, кстати, вы не беременны?

Соня хватается за живот:

– Нет, хотя мне было так плохо. Но нет, не беременна…

Бизер:

– Будете.

Соня:

– То есть как?

Аммоний Кобальтович – Бизер:

– Видите ли…

Эдик:

– Ну, если…

Бизер:

– Не беспокойтесь. Надеюсь наука (осматривает Аммония Кобальтовича) позволит нам решить эту проблему как можно безболезненнее и с наименьшими моральными издержками… (продолжат стучать по клавишам). Таким образом, девушка Соня обеспечивает поступление молодых физических ресурсов…

Соня, оглядываясь:

– Разве я справлюсь одна?…

Маркот, обращаясь к Бизер:

– Да вы ведь тоже женского рода…

Аммоний Кобальтович, вновь обрисовывая ее силуэт:

– Есть определенные подозрения…

Эдик, повторяя за ним движения:

– Да-да…

Бизер, поправляя на себе одежду:

– Я – профессиональный руководитель. И мне нельзя ни на минуту забывать о делах. Не то, что на месяцы… (вновь осматривается) Дышать у нас есть чем (принюхивается и морщится)… Крыша над головой имеется. Вода (смотрит на Аммония Кобальтовича)…

Аммоний Кобальтович проводя пальцем по переборке:

– Могу констатировать, что определенное количество влаги можно получить с помощью обыкновенной конденсации – перепад температур, если понимаете. Кроме того, стоит пополнять запасы за счет естественных отходов. Технология их перегонки достаточна элементарна…

Маркот:

– Как известно, таким образом можно получать и другие, более крепкие напитки. Только название стоит придумать подходящее…

Соня задумчиво:

– Естественные отходы. Так интересно.

Эдик морщится:

– Не очень (что-то шепчет Соне на ухо)

Соня:

– И это потом пить?

Аммоний Кобальтович:

– Придется…

Бизер – Аммонию Кобальтовичу:

– Господин ученый. Обеспечьте емкость. Всем отныне сливать жидкостные излишки по назначению (записывает в компьютер)…

Маркот:

– А нежидкостные?

Эдик – Соне:

– Представляете?

Соня:

– Лучше не представлять…

Бизер, не отрываясь от компьютера, спрашивает Аммония Кобальтовича:

– Нежидкостные годятся?

Аммоний Кобальтович:

– Вообще-то такой опыт науке известен. Но я, к сожалению, в данный момент не обладаю технологией. Хотя со временем…

Бизер всем:

– С нежидкостными пока можете поступать по собственному усмотрению.

В специально отведенном месте, соблюдая правила санитарии. У кого-нибудь есть температура, понос, слабость?

Маркот:

– Есть. У меня половая.

Аммоний Кобальтович:

– Хм, солидарен.

Соня:

– Я – здорова. Как раз перед конкурсом медицинскую комиссию прошла.

Эдик, выпячивая грудь:

– А я просто как бык, как лев, как кенгуру…

Бизер записывает в компьютер:

– Хорошо, хорошо. У кого есть проблемы потерпите, со временем постараемся их решить. Значит, жалоб больше нет… Так, (смотрит в компьютер) Аммоний Кобальтович, вы также займетесь вопросами продовольствия. Что у нас, кстати, с запасам? Кто-нибудь знает?

Маркот перегибается через стенку холодильника, пересчитывает лежащие за ним припасы и оглядывает всех:

– Если на всех, то на неделю можно растянуть.

Соня, загибая пальцы:

– На семь дней…

Эдик достает калькулятор:

– 168 часов.

Бизер:

– Слышали, профессор, поторопитесь с организацией пополнения припасов.

Аммоний Кобальтович:

– Я постараюсь вырастить какую-нибудь съедобную флору. (смотрит на лампочку) Но для качественного фотосинтеза желательно побольше света.

Маркот:

– Чего нет, того нет…

Эдик, осматривая распределительный щиток, проводку:

– Это я возьму на себя. Что-нибудь придумаем…

Аммоний Кобальтович:

– Постарайтесь, коллега.

Соня:

– Постарайтесь, вы же почти инженер.

Эдик:

– Не сомневайтесь, Соня, я все налажу.

Бизер записывает в компьютер:

– Отлично. Девушка, вы у нас (смотрит в компьютер) стрижете, рожаете. Ага (пишет). Возьмете на себя также гигиену и лечение. (Снова принюхивается и морщится).

Соня:

– Гигиену и лечение?

Бизер:

– В первую очередь проведете санобработку помещения и персонала, ревизию перевязочных средств и лекарств. (смотрит на Маркота) Вы у нас (смотрит в компьютер) журналист?

Маркот:

– Да – безработный…

Бизер:

– Отчего же. Будете выпускать местную газету.

Аммоний Кобальтович:

– Недурно будет почитать научную колонку.

Эдик:

– Да, и раздел объявлений.

Соня:

– И письма читателей.

Бизер – Маркоту:

– Вот видите, не следует недооценивать духовной пищи. (стучит по клавишам) Также напишете нам гимн.

Соня, прикладывая руку к сердцу, протяжно:

– Гимн…

Маркот, прикладывая палец, к виску:

– Гимн.

Бизер продолжая:

– В свободное от основной работы время можете сочинять стихи и прочие поднимающие дух произведения…

Аммоний Кобальтович:

– Научную фантастику.

Соня:

– Любовные романы.

Эдик:

– Эротические рассказы.

Маркот тыча себя пальцем в грудь:

– Я? Вам? Газету? Гимн? Эротические рассказы?

В это время вновь появляется Ларри:

– Ну, наконец-то, очнулись… Эй, глядите. Немного усилий и вы сможете так же: “Двойной разворот”… “Вираж-горизонт”… “Кросс с подкруткой”… И нечто новое в нашем арсенале (показывает) фигура высшего пилотажа «Петля Ларри». С этим элементом вам вообще все будет нипочем. Давайте, повторяйте за мной (показывает) сначала так,… потом так,… и получается вот так. Все поняли?…

Бизер:

– Это еще что за шут гороховый?…

Соня:

– Не знаю.

Аммоний Кобальтович:

– Это явление, пожалуй, удел другой науки…

Эдик:

– Мы, кажется, встречались. Но при таких (держится за живот) муторных обстоятельствах, что я не уверен…

Маркот, несколько успокоившись:

– Это так, местный летун-одиночка. Безобидный, хотя и назойливый. Кобальтович верно заметил: у него мания. Всех хочет спасти…

Бизер:

– От чего?

Маркот:

– От сожительства, наверное…

Бизер:

– Но ведь это же…

Маркот:

– Попробуйте ему объяснить…

Бизер обращается к Ларри:

– Эй, подчаливайте. Мы вас зарегистрируем и дадим полезную нагрузку.

Соня:

– И проведем санобработку…

Аммоний Кобальтович:

– А вы нам – отходы.

Эдик:

– Только жидкостные пока…

Ларри:

– О чем вы? Совсем там рехнулись… Торопитесь. Ну, освойте для начала хотя бы элементарно необходимое “Двойной разворот” или “Вираж-горизонт”, «Кросс с подкруткой» в конце концов…

Соня:

– Ой, у меня от него голова кружится.

Эдик:

– И у меня.

Аммоний Кобальтович, прикладывая руку к низу живота:

– Душа просто в пятки уходит…

Маркот:

– А я как-то к нему привык. Даже скучаю иногда, когда его долго не вижу…

Бизер отмахивается:

– Ладно, запишем его пока, как общественный аттракцион. Это тоже нужно народу (Обращается к Ларри). Давайте вы будете прилетать в точно установленное время. Его мы согласуем следующий раз (записывает в компьютер). А пока не отвлекайте нас от важных дел.

Ларри:

– Что может быть еще важнее?

Бизер смотрит на часы:

– Итак, завтра же все мне сдают свои предложения, расчеты, заявки…

Маркот:

– Ага, ждите сразу же после завтрака…

Аммоний Кабальтович:

– Я постараюсь успеть.

Соня:

– Я тоже…

Эдик:

– И я. Я постараюсь, я выполню…

Ларри:

– Безумцы.

Бизер, не глядя, указывает Ларри пальцем в конец сцены:

– До свидания.

Ларри, махнув рукой, послушно улетает.

Бизер продолжает:

– А я тем временем займусь стратегическим планированием.

Соня:

– Стратегическим планированием…

Маркот:

– Мадам, а может хватит? Какого лешего мы должны вас слушаться…

Бизер:

– Вы хотите сожительствовать в сносных условиях?

Аммоний Кобальтович:

– Не возражаем.

Соня:

– Хотим.

Эдик:

– Как Соня…

Маркот:

– А мне и так было недурно…

Бизер, указывая на холодильник:

– В бизнес-классе?

Маркот:

– Да. А мне больше и не надо.

Аммоний Кобальтович:

– Науке известны примеры безболезненного нахождения индивидуумов в стесненных жилищных условиях. Даже в бочках…

Соня:

– Как селедки?

Эдик:

– Как одинокие селедки…

Бизер записывает в компьютер:

– Все же имеется определенная склонность к тунеядству. (Спрашивает Маркота). Хотите, чтобы мы изолировали вас от общества?

Маркот:

– Я уже давно сам себя изолировал. И не нужно мне такое общество. Ближе к истории вопроса. Я – здесь хозяин. Вы – мои непрошеные гости. Я, конечно, могу пригласить вас остаться. А могу и попросить оставить меня… Если бы не я, то вы бы сейчас болтались, как одуванчики в проруби. Распевали бы себе поднимающие дух бизнес-планы…

Аммоний Кобальтович:

– В общем он прав.

Соня:

– Маркот, прости нас, что мы так вот без спроса.

Эдик:

– Но у тебя не горел свет и мы подумали…

Бизер:

– У вас есть документы, подтверждающие право собственности?

Маркот хлопает по карманам, шарит по холодильнику:

– Завалялись где-то.

Бизер:

– Когда предъявите документы, тогда и посмотрим. Исходя же из нашей ситуации, мы владеем, вернее, временно арендуем (очерчивает пальцем всю конструкцию) сию территорию на правах равной общественной собственности…

Соня:

– Как интересно…

Аммоний Кобальтович:

– Законно.

Эдик:

– Вероятно.

Маркот:

– Что ж, тогда я убираюсь в свою часть (забирается в холодильник), а вы там у себя занимайтесь, чем хотите…

Аммоний Кобальтович:

– А еда, вода?

Маркот:

– Плевать.

Эдик:

– А свет?

Маркот:

– Плевать.

Соня:

– А гигиена?

Маркот:

– Трижды плевать. (плюет из холодильника) Тьфу, тьфу, тьфу… Здесь до последнего времени не было никаких вирусов. Все было практически стерильно, пока эта вот (кивает на Бизер) бацилла не завелась…

Бизер:

– Ну знаете… Пусть отделяется. У нас будет тесный сплоченный коллектив. Команда. Я обещаю моей команде сожительство на высшем уровне…

Аммоний Кобальтович:

– Постойте, постойте. Моей команде?… Знаете ли, уважаемая, прежде чем начать наш эксперимент я обязан обдумать все обстоятельства. Кто знает: верные ли подходы вы избрали, на каком опыте базируетесь, есть ли в вашей деятельности предыдущие положительные результаты. Поймите, я – ученый. И не могу безрассудно принимать любое предложение. В данном случае есть над чем подумать. Нет, конечно, я пока не отделяюсь, но и не присоединяюсь.

Бизер – Эдику:

– Вы?

Эдик:

– Я, я, как Соня…

Соня:

– Я же не могу одна столько делать: и гигиеной заниматься, и еду готовить, и в газеты писать…

Маркот – Бизер:

– Сжальтесь над девушкой, мадам.

Бизер пишет в компьютер:

– Так… На лицо – кризисная ситуация. Материальные и моральные стимулы не действуют. Необходимо прибегнуть к силовым методам. (Оглядывается) Ах, как мне не хватает полиции, частной охраны, крутых парней, наконец. Они бы сейчас здесь всех функционировать заставили. В полном соответствии с бизнес-планом…

Сверху на конструкцию опускается крупногабаритный Паха:

– Что за шум, а драки нет?

Все кроме Маркота опешили:

– Кто это?

– Откуда?

– Каким образом?

– Это невозможно…

– Здоровенный…

Паха оглядывается:

– Какая тусовка. А я как дурак столько дней один болтался. О, Маркот, живой.

Маркот:

– Как видишь.

Паха:

– Где товар?

Маркот:

– Какой товар?

Паха:

– Не придуряйся. Сумка моя. Ну та, что я забыл в горячке.

Маркот вылезает из холодильника:

– Ах, та… Когда ты у меня единственный здесь спасательный движок свистнул, схватил я ее, глядь – какой-то порошок белый. Думал, отрава от тараканов. Ну, я тебе вслед его и сыпанул весь. Чтоб наверняка. А ты, смотрю, выжил. (оглядывает его, пересчитывает пальцы на руках) Даже вроде не мутировал.

Аммоний Кобальтович начинает вслух пересчитывать пальцы на своих руках, потом у всех остальных, кроме Пахи и Маркота. Эдик садится и разувается, считает на ногах. Тянется к Сониным, но та убирает его руку и считает сама. Сбивается и начинает снова.

Паха смотрит на свои пальцы, сжимает их в кулаки:

– Придурок. Такой товар сгубил. Тридцать килограммов. Меня же братва замочит. (оглядывается) Даже здесь достанет…У, (хватается за живот) Есть что пожрать? А то я там (показывает наверх) изголодался совсем. Во (смотрит на свои босые ноги) мокасины из натуральной кожи бизона в сухомятку сожрал. (Снова хватается за живот) А ремень застрял напрочь. Торгаш мне один его толкнул: кожа, мол, снята на рассвете с туруханского козлодоя, живьем, ручная выделка, высококачественный товар. Теперь буду знать – не переваривается, значит. И протолкнуть нечем…

Маркот подает ему хлеб, банку. Паха начинает жевать:

– У, хорошо пошло. Пошло – поехало. (хватается за живот) Скоро я его выдерну оттуда. Ну, я его… (продолжат есть и начинает осматриваться) вижу ты нехреново устроился. Дед Мазай в натуре. Я же тебя одного здесь оставил. А ты баб завел, Мичурин.

Аммоний Кобальтович:

– Позвольте, они – не бабы…

Эдик:

– Не бабы.

Паха:

– И шестерок…

Соня:

– Они – не шестерки…

Бизер:

– А члены команды.

Паха продолжает жевать и одновременно рассказывает:

– Ага, а я летел один, с курса, блин, сбился, заблудился, скукота. Но потом на меня какие-то придурки налетели, весело стало. Сначала думал, наша братва подвалила. Но те бы сразу замочили. А эти давай по карманам шмонать. Кинжалом махать. Концерт… Я отпихнул их и газу. И еще пип-шоу им устроил: задницу голую показал. Так они принялись из автоматов по мне палить. Движок спасательный (смотрит на лампу сквозь наложенные друг на друга пальцы рук) изрешетили напрочь, пришлось отстегнуться. Думаю, что так, что эдак – один хрен ногами вперед. А рядом оказывается такая жизнь… (икая) Запить?

Маркот:

– Пока есть.

Дает воду. Паха пьет, потом вытирает губы, смотрит на Соню и Бизер:

– Какие все-таки бабочки.

Маркот:

– Ничего.

Эдик и Аммоний Кобальтович:

– Они – не бабочки.

Бизер:

– Мы – члены общества, члены одной команды.

Соня, прикладывая руку к сердцу:

– Да.

Паха Маркоту:

– Обе – твои?

Маркот:

– Нет.

Соня:

– Мы – ничьи…

Паха:

– Значит не заняты.

Направляется к Соне. Эдик вскакивает на ноги и снова садится. Бизер:

– Гражданин, ведите себя в общественном месте соответственно…

Паха переводит взгляд на Бизер:

– А ты – тоже ничего…

Бизер:

– Фу, я, в определенном смысле, не женщина…

Аммоний Кобальтович:

– Утверждение не лишено смысла.

Эдик:

– Согласен…

Соня:

– О чем вы?

Паха подходит к Бизер, разворачивает ее и осматривает сзади:

– А че, такие мужики мне тоже нравятся…

Маркот:

– Оставь ее…

Паха:

– А если по согласию?

Аммоний Кобальтович:

– Но она, ведь, не согласна…

Эдик:

– Да, еще не согласилась…

Соня:

– И никогда не согласится.

Паха тянет Бизер за переборку:

– А может, согласитесь, мадам, (поглаживает ее по спине) соглашайтесь…

Бизер неожиданно прижимается к нему и тихо говорит:

– Да, я согласна.

Паха удивленно:

– Ну вот: ловкость рук и никакого насилия…

Уводит Бизер за переборку. Аммоний Кобальтович:

– Дела.

Соня:

– Что же вы, ей надо помочь.

Эдик:

– Да-да, наверное.

Маркот:

– Помочь?… Кто-то хочет участвовать в групповухе?

Соня:

– Как вам не стыдно, Маркот? Вы же – журналист, такой высокий образованный человек.

Маркот:

– Мне – стыдно? Она же сказала, что согласна. Все вы такие… Чуть прижал, и я согласна, я – твоя, пользуйся на здоровье…

Соня:

– Не все.

Эдик:

– Конечно, конечно, не все. Скажите Аммоний Кобальтович, как наука…

Аммоний Кобальтович:

– Я – не психопатолог. Но, конечно, должны быть исключения.

Соня:

– Как вам не стыдно? (смотрит на пристально глядящих на нее Аммония

Кобальтовича, Эдика, Маркота). Почему вы так смотрите на меня? Я, я вас боюсь. (Забирается в холодильник Маркота и захлопывается в нем).

Маркот:

– Ну, вот – уже и с законной территории выселили. Если так дальше пойдет, то и мне придется, как Ларри, вокруг да около скитаться “Кросс с подкруткой”, “Двойной разворот”… (ложится рядом с холодильником)…

Эдик:

– Надо что-то делать.

Аммоний Кобальтович:

– Эдик, вы определенно возбуждены и озабочены. Расслабьтесь вон, как Маркот. Или подумайте о тяжелом физическом труде, об ударе электрического тока, наконец…

Эдика вздрагивает:

– Подумал.

Снова вздрагивает. И еще раз. Аммоний Кобальтович, глядя на него, произносит:

– Эх, молодость-молодость…

Действие № 3

Из-за переборки появляются Бизер и Паха. Бизер:

– Так на чем мы остановились, господа?

Паха:

– А, господа?

Маркот, глядя на них:

– Я отделяюсь, жертвую молодой паре спортивный отсек. Это тот, который вы уже обновили…

Аммоний Кобальтович:

– Я пока к ничьей команде не присоединяюсь…

Эдик:

– Я, как Соня.

Соня высовывается из холодильника:

– А я, я теперь не знаю…

Бизер:

– Все высказались? Слушайте меня внимательно: никто ни от кого не отделяется. Наше спасение – в объединении. Сейчас мы подготовим конституцию, проголосуем. Потом проведем выборы главы нашего маленького государства.

Паха:

– Даешь выборы!

Маркот:

– Проводите. Я тут причем?

Бизер:

– Что ж… Каждый имеет избирательное право. И свободу выбора. Не хотите голосовать, не голосуйте. Даже, если будет всего два голоса (пересматривается с Пахой), выборы будут признаны действительными.

Аммоний Кобальтович:

– Извините, кем признаны?

Паха почесывая могучую грудь:

– Мной.

Бизер, раскрывая компьютер:

– Итак. Я здесь набросала уже текст конституции – полторы странички. Читать или примем на доверии?

Аммоний Кобальтович:

– Читать, конечно.

Соня:

– Почитайте, это же интересно.

Эдик:

– Да, прочитайте, пожалуйста…

Паха подходит к Аммонию Кобальтовичу:

– Ты что, не доверяешь?

Аммоний Кобальтович вздыхает:

– Что ж поделаешь: доверяю.

Паха смотрит на Эдика:

– Может, ты не доверяшь?

Эдик:

– В общем, конечно…

Соня:

– Эдик!

Эдик:

– Ну, в общем (опускает голову)…

Паха переводит взгляд на Маркота:

– Ты, Маркот?

Маркот прислушивается к нарастающей рок-музыке:

– Не доверяю…

Паха закатывает рукав:

– Ну, извини, братан…

Соня:

– Стойте-стойте. Что это?

Музыка все нарастает. Появляются и подчаливают «жуки». Все их оглядывают, также как до этого Паху:

– Кто это?

– Откуда?

– Каким образом?

– Это невозможно…

Жук № 2:

– Привет, Маркот.

Жук № 1:

– Мы же тебе только одну подбрасывали. Ты как-то подозрительно быстро наплодил. (Смотрит на Эдика) Этого мы встречали… Электрик? Инженер-стажер?

Эдик:

– Инженер-стажер.

Жук № 2:

– Жив, доходяга.

Эдик:

– Спасибо за хирургическое невмешательство.

Соня Эдику:

– Ты их знаешь?

Эдик:

– Э-э…

Жук № 1 Маркоту:

– Ты что за приют здесь устроил? Мы так не договаривались…

Жук № 2:

– Не договаривались…

Маркот:

– Сейчас объясню. Только сначала надо одну проблему решить. (указывает на Паху) Вот этот мне весь технологический цикл срывает.

Жук № 2 переходит на борт конструкции, не раздумывая, бьет Паху в живот:

– Дерьмо.

Паха хватается за живот, падает на колени, стонет:

– О, ремень, мой ремень…

Соня и Бизер:

– Ему же больно…

Аммоний Кобальтович и Эдик:

– Очень.

Маркот:

– Переживет, не смертельно.

Жук № 1, глядя на Паху:

– Где-то это человекообразное нам уже попадалось. А не он ли нам задницу показал на подходе к кубу? Мы его тогда со спасательного движка стряхнули. Но не добили.

Жук № 2 нагибает Паху и смотрит на его задницу:

– Точно, та самая. Ушел тогда, гаденыш. Его еще летун чокнутый на доске прикрыл. Ничего, сейчас этого добьем. (берется за мачете на поясе) А потом и тот борзый попадется – никуда от нас не денется…

Бизер, бросаясь к стонущему Пахе:

– Не надо. Мы возьмем его на поруки.

Соня:

– Не надо. Он вам больше ничего не покажет (прикрывает Паху вместе с Бизер)

Аммоний Кобальтович с Эдиком переглядываются. Аммоний Кобальтович:

– Негуманно, конечно…

Эдик:

– Но, если необходимо…

Жук № 1:

– Кончай.

Жук № 2 замахиваясь:

– Кончаю в натуре…

Маркот:

– Не убивайте его.

Жук № 1:

– Подожди.

Жук № 2:

– Ну, чего тянуть коня за яйца?

Маркот:

– Теперь после внушения, я думаю, он будет нормально функционировать.

Аммоний Кобальтович:

– В каком смысле?

Эдик:

– Да, в каком это смысле?…

Маркот обитателям конструкции:

– Потом. Оттащите Паху. Быстрее, пока его не…

Паху поднимают, уводят за переборку. Жук № 2 смотрит на Жука № 1, тот – на Маркота:

– Твое хозяйство локаторе выросло. У нас могут быть проблемы. Потому и залетели…

Маркот:

– А что мне оставалось делать? Я ведь придумал, как можно расширить производство. Если хотите?

Жук № 1:

– Конечно, хотим.

Жук № 2:

– Так бы сразу и сказал.

Маркот:

– И в связи с таким делами мне потребовались узкие специалисты.

Из-за переборки слышен голос Сони:

– Где болит?

Бизер:

– Здесь болит?

Стенания Пахи, мучающегося животом:

– У, у, уйдите все…

Маркот:

– Аммоний Кобальтович мою новую технологию до ума доводит. Соня фильтрует. Эдик энергией обеспечивает. Видите (щелкает выключателем). Мадам всем производственным циклом заправляет. А этот бугай плазму дает.

Жук № 2:

– Плазму?

Маркот прислушивается к невнятным звукам за переборкой:

– Слышите?

Жук № 1:

– Да, круто. Сильная вещь, наверное, будет?

Маркот:

– Сильная. А главное: много должно получиться. Если вы производство не свернете.

Жук № 2:

– Не свернем.

Жук № 1:

– Ладно, выкрутимся перед начальством. А ты – молоток. Может тебе того, еще чего подкинуть?

Жук № 2:

– Или кого?

Маркот:

– Ну, побольше, конечно, еды, воды…

Жук № 1:

– Сделаем. Специальное что-нибудь?

Маркот:

– Пару журналов для мужчин и что-нибудь из женской библиотечки. Чтоб сотрудники мои со скуки не бесились и не кидались друг на друга…

Жук № 2:

– Сделаем.

Жук № 1:

– График не изменится?

Маркот:

– Пока, как всегда.

“Жуки» снова прислушиваются к звукам за перегородкой, переглядываются и, махнув Маркоту, улетают. Из-за переборки осторожно выглядывает Соня, говорит остальным:

– Улетели.

Все снова выходят. Последним – Паха.

Эдик:

– Точно улетели.

Аммоний Кобальтович:

– Наверняка, вернутся.

Бизер:

– Вы думаете?

Паха держится за живот, говорит Маркоту:

– Ниче у тебя кореша. Уважаю. Ремень-то из меня (сует ему под нос ремень) того…

Маркот отворачивается. А Паха показывает всем:

– Во. Кожа туруханского козлодоя, снято на рассвете, вживую, ручная выделка, высококачественный товар. Не переваривается, гарантия…

Все морщатся, отворачиваются. Маркот берет бутылки с пивом, дает всем, в том числе и Пахе:

– Держите. Угощаю.

Аммоний Кобальтович:

– За что выпиваем?

Эдик поднимает руку в сторону Сони, Соня смотрит на Маркота. Маркот указывает на Паху с Бизер:

– За демократию…

Бизер:

– За конституционную демократию…

Паха обнимает Бизер:

– За нее.

Все пьют. Соня немного пьяно:

– Ой, как хорошо… Может, споем.

Эдик:

– Конечно-конечно.

Аммоний Кобальтович:

– Почему бы и не спеть. Мир, дружба…

Паха:

– Век свободы не видать.

Бизер вкрадчиво:

– Песни обычно сплачивают. Так ведь, Маркот Петрович?

Маркот изумленно и согласно кивает.

Поют. Чем дальше, тем веселее:

«Пусть, пусть, пусть, Грусть, грусть, грусть — Прочь, прочь, прочь, В ночь, в ночь, в ночь. Все дела… Будет утро, будет утро, будет утро – будет день. Будет круто, будет круто, будет круто – нам не лень. Да, да, да Е-рун-да. Вновь, вновь, вновь, Любовь, свекровь, морковь. Все дела… Будет утро, будет утро, будет утро – будет день. Будет круто, будет круто, будет круто – нам не лень.”

Танцуют. Паха с Бизер. Эдик идет приглашать Соню. Но она отрицательно качает головой, приглашает Маркота. Тогда Эдик, как и Аммоний Кобальтович, танцует с бутылкой. Мимо пролетает Ларри, старается перекричать музыку:

– Эй, прекратите, остановитесь. Потом будет поздно. Ну, смотрите же, запоминайте: “Двойной разворот”… “Вираж-горизонт”… “Кросс с подкруткой”… Фигура высшего пилотажа «Петля Ларри»… Эй, ну что же вы, эй…

Его никто замечает. Раздосадованный Ларри улетает.

Веселье потихоньку стихает. Аммоний Кобальтович садится и засыпает. Эдик ложится, достает из кармана газету, целует ее, укладывает под голову и тоже засыпает. Паха громко зевает, Бизер уводит его за руку за переборку. Соня и Маркот садятся на край конструкции, разговаривают.

Соня:

– У тебя красивая голова.

Маркот, ощупывая:

– Вот никогда не думал…

Соня, рассматривая всклокоченные волосы Маркота и что-то прикидывая:

– Правда, правда… Ее бы еще помыть шампунем и такую прическу можно сделать.

Маркот:

– Наверное, действительно надо что-то сделать. Раньше просто не для кого было. Никто мою голову не замечал, никто, как Бизер, не обнюхивал. Я привык не обращать на себя внимания. Опустился малость…

Соня:

– Это, наверное, очень не просто здесь одному. Я бы не смогла.

Маркот:

– И я не представляю, чтобы было бы, если не Паха.

Соня:

– Паха?

Маркот:

– Да, мы некоторое время с ним вдвоем здесь были. Потом я отремонтировал спасательный двигатель, но не знал, что лучше: воспользоваться им или нет. Пока думал, Паха стащил движок и “чао”, “адью”. А впопыхах он оставил сумку. С героином.

Соня:

– С героином?

Маркот:

– Да, я хорошо знаю эту штуку. Когда-то писал о наркотиках… Ну вот: остался я один, а потом, потом прилетели «жуки»…

Соня:

– Жуки?

Маркот:

– Это те, что прилетали сегодня. Они хотели отправить меня куда-положено по инструкции. Но прежде спросили «Оружие, драгоценности, наркотики есть?» Я сказал, что есть. Но не отдал им все сразу. Наболтал, что готовлю эту отраву сам по собственной технологии. И мы договорились: я им – “наркоту”, они мне – продукты, воду и прочее там.

Соня:

– А ты у них не спрашивал…

Маркот:

– Нет, они, ведь, всего-навсего «жуки»…

Соня эхом:

– Всего-навсего “жуки”…

Маркот:

– Конечно, первое время было тоскливо. И я не выдержал, укололся… (достает шприц) Извини, пора…

Соня:

– Это обязательно?

Маркот:

– Теперь уже да. (колется)

Соня:

– А я ни разу не кололась… И даже не курила. Хотя у меня зажигалка есть. (встряхивает ее, щелкает) Вот, работает…

Маркот:

– И я тоже не кололся. Пока не попал сюда. А теперь уже все равно.

Соня:

– А бизнес-план Бизер?

Маркот:

– Все бизнес-планы хороши на бумаге. Написать их несложно, а вот выполнить… Всегда вмешается какой-нибудь «форс-мажор» – непредвиденные обстоятельства. А «жуки» – это и есть наш “форс-мажор”. Впрочем, предвидеть их действия после того как порошок кончится, совсем несложно…

Соня:

– Значит, осталось совсем немного?

Маркот:

– Да, думаю, скоро закончится.

Соня:

– Поцелуй меня…

Маркот пожимает плечами и целует.

Соня:

– Обними.

Маркот обнимает:

– Соня. И это все, что я могу. Кроме этого (показывает шприц) мне уже давно ничего не нужно…

Соня:

– Дай и мне.

Маркот:

– Нет.

Соня:

– Тебе разве жалко? А мне будет легче. В голове такой беспорядок. Я вроде все понимаю, а не понимаю…

Маркот:

– Ладно. Закрой глаза.

Вкалывает ей. Соня опускает голову на плечо Маркота. Поет вместе с ним:

«Расцветают цветы. Над рекою мосты. Над горой красный флаг. Всюду стаи собак. Я сижу на коне. Конь стоит на стене. Под стеною бобры. К ним собаки добры. И струится толпа Сквозь распятье попа Нас глотает закат И строчит автомат. Расцветают цветы, Расцветают цветы…»

Конец

НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ЖДЕТ ТЕБЯ СОБАКА

Некто осторожно выглядывает из-за кулис:

– Ну, вот: немного осталось. Немного, но это самый опасный участок. Ни деревца, ни кустика. Выйду и буду, как на ладони, как на тарелочке. Впрочем, со зрением они – далеко не орлы. А уже сумерки. Может, и не заметят. Или за перекати-поле примут. Если, конечно, не учуют. Вот нюх-то, нюх-то у них от бога – с моим не сравнить. Но и я в последнее время немного стал в запахах разбираться. Жизнь заставила. (втягивает воздух носом) Нет, псиной вроде не пахнет. Только духи какие-то, одеколон откуда-то доносит. А еще (принюхивается) шоколад с орешками мерещится. Это у меня всегда так после работы. Кушать-то хочется. Всем. Эх, меня ждет жена к ужину. И они ждут. Может быть, как раз здесь и подстерегают. (щурится) Ничего не вижу. Что-то и я стал видеть не очень. Возраст, наверное. Или нервы. (втягивает воздух носом) Рискнуть что ли? А куда деваться? Не ночевать же здесь.

Делает шаг на сцену и снова прячется. Выглядывает:

– А? Никого? Значит можно идти. (Выходит и делает осторожные шаги, прислушивается, присматривается, втягивает воздух носом) Да, раньше я так любил прогулки. Что может быть лучше, чем побыть на воздухе, подышать, посмотреть на птичек, на деревья, на облака. Порезвиться с женой, с друзьями, с детьми. (Достает из кармана фотографию, целует) Они еще помнят, как мы гуляли, играли в салочки и в мячик. (смотрит на фотографию) С ним тоже. (вздыхает) Эх, Тузик – Тузик. Славный пес. Верный сторож, лучший друг детишек… Как он ждал меня с работы. Тащил свой поводок, намордник и лаял: «Гав, гав, гулять, гулять…» И у соседей слева была собака – доберман. И у соседей справа – пудель… (прячет фотографию) Мы жили дружно. И вдруг зачем, откуда такая напасть – защитники объявились. То ли зеленые, то ли голубые. (размахивает воображаемым транспарантом) «Свободу узникам-животным. Не сметь сажать на цепь. Не дадим заткнуть пасть. Наши меньшие братья имеют равные права кусать и быть укушенными.» Пришлось сдать поводки, намордники сжечь, двери распахнуть. Тузик убежал, но вернулся. Потом еще уходил и снова возвращался. А вот уже два месяца его не видели. Может, сгинул? Или одичал, привык к помойкам, к анархии?

Продолжает продвигаться по сцене:

– Это они теперь хозяева. Живут, где захотят и как хотят. В лесах, в полях, на улицах, в подъездах, в поездах. Им имя – легион. Везде бегут, сидят, лежат, лают, визжат, плодятся, гадят, а главное (почесывает голень) кусают. Теперь и на минуту не расслабишься. Нигде. Третьего дня сосед за хлебом выскочил на улицу и сразу две его за ляжку. Хорошо у него жена сообразительная: копченый окорок бросила следом – отстали. Отделался испугом. Да семнадцать швов. Да курс уколов от столбняка и бешенства… Как здесь не побеснеешь? Никогда не знаешь, где ждет тебя собака. У дорогого ресторана или у дешевой кафешки. В кино, в парке, за баком мусорным или даже в лифте. Нигде покоя нет. Везде, всегда настороже. Такая жизнь. И всем чинам едино. Начальник мой хотел от этих тварей подальше забраться отдохнуть. Раз средства позволяют. В пустыню умотал. А там, оказывается, какая-то особенная порода приспособилась. Красные шакаловидные. Пустили ему кровушку. Хо-хо, гнали полсотни верст до одинокой пальмы. Вертолетом сняли начальника. Он отлежался и отматерился, решил успокоиться окончательно на море, яхту нанял. И, что ты думаешь, в двухстах семидесяти милях от береговой зоны воду тронул, руку опустил за борт. А там его – не барракуда, не акула – ньюфауленд – эдакий пловец-забавник – цап. Начальник двух пальцев насовсем лишился. Хорошо хоть – на левой руке. А то, как бы подпись на документы ставил? Нам бы век зарплаты не видать. С тех пор все выходные проводит дома у телевизора. Да говорят, в подвале по чучелам собак стреляет. К настоящим-то нельзя применять оружие, даже и дубинки. По закону – только кусать. Ха, мы с женой тренировались друг на друге по очереди. То она – «Тузик», то – я. Но не очень получается. За полчаса я ее два раза цапнул и она меня – четыре. Собаки за это время тебя по косточкам разнесут. А ты и раза не успеешь через шерсть их ухватить. Так, может, блоху какую и прикусишь случайно. Опять же им на радость.

Вздыхает и тянет носом:

– Что за черт? (щурясь, всматривается в зрительный зал, падает как подкошенный) Во попал!.. (рассматривает зал) Мама, родная, сколько же их… Логово у них здесь, что ли? Или просто тусуются, душу отводят? Если она у них есть, конечно… (считает) Десять… Двадцать… Тридцать… Больше… А разномастные все. Кудрявые болонки… Эти сучки не столько покусают, сколько шума поднимут… Ага, короткошерстные бульдоги – такие все молчком: вцепиться, повиснуть и держать. Потом набросятся овчарки всех мастей: восточные, и западные, и кавказы. И еще терьеры… А сбросишь чудом, убежишь, по следу кинутся борзые, вон те – худющие… Наш Тузик спаниэль был. Породистый, с медалями, красавчик. А теперь, жив если, наверное, такой же – блохастый, нечесаный, грязный, вонючий… Хотя, смотрю, кой-кто из них прилизан. (принюхивается) Уж не от них ли тянет духами и одеколоном? (слюнявит палец и поднимает его над собой) Да, ветер в мою сторону. И этим надо пользоваться. Не буду дураком, так проскользну. (снова присматривается) Им пока не до меня. Та сучка длинноногая кобелей очаровала всех самых злых, зубатых, расторопных. Играет с ними, знает себе цену. Да, с точки зрения экстерьера она вполне, я б на их месте не плошал… А эти послабей, как будто дремлют и в сторону мою не очень смотрят. Заметят? Не заметят? Эх, гранату б мне. Нет, одной гранатой здесь не обойдешься. Автомат. А лучше – огнемет. Так начал бы палить их, жечь рядами. Шкуры б вспыхнули и затрещали. И вонь такая бы пошла, что все оставшиеся ужаснулись б и разбежались. И никогда на человека ни зубом, ни когтем вовеки не решились посягнуть. И можно было бы ходить, гулять свободно, смело. Но нет ни огнемета, ни автомата. Ни даже и гранаты. Надо убираться, пока не переменился ветер. (Достает из кармана фотографию) Я скоро, уже скоро, мои родные. (целует фотографию) Эх, Тузик-Тузик (целует фотографию еще раз)

Пытается ползти:

– Ох, не по мне это. Я же – не пресмыкающийся. Я – человек. Эх, разве только на коленях. (становится на колени, пробует идти) Нет, не так. Может по-собачьи? (становится на четвереньки). Да, так быстрее будет. А заметят, за своего вполне сойду. Хвостом вилять совсем не сложно должно быть (виляет задом). Вперед (идет на четвереньках) Коленям больно, но стерплю. Вроде получается. (напевает) «Собака бывает кусачей, только от жизни собачей…» (прихрамывает) Ой, не привычно как. (невдалеке от конца сцены одна из его рук подворачивается, он падает на бок, потом переворачивается на спину и дует на руки и на ноги) Надо отдохнуть минутку. А, ведь, если потренироваться, то в следующий раз я это место так и проскочу мигом на четырех костях. Точно – это выход. И дома жену с детьми построю, объясню, что вместо физзарядки будем учиться на четвереньках миновать врага. Недельку и, как Тузик, станем брать барьеры. Эх, Тузик-Тузик… (переворачивается на живот и всматривается в зал) Тузик? Не может быть. Да, точно он. Те же ноги, уши, стойка. Так я его учил. (Приподнимается) Он, он. Тузик, милый. Иди ко мне (достает из кармана мячик) Твой любимый… О! (прижимается к полу) Кретин! Сам себя выдал! Сейчас набросятся всей кодлой и заживо сожрут. Я не вернусь домой. (достает фотографию) Прощайте, дорогие (целует изображение). Эх, Тузик-Тузик! (целует фотографию еще раз, смотрит в зал) Уставились. Но на своих местах. И Тузик. Не дергаются. Ждут чего-то. Команды? Или не поняли еще, кто я? А я, а я, а я – собака, я – пес, ай эм э дог. «Вау-вау, гав-гав» (встает на четвереньки, виляет задом, затем быстро продвигается к концу сцены) Глядите, я совсем такой как вы. (обнюхивает кулису, а затем задирает на нее ногу). «Вау-вау, гав-гав». Вы видели? Я б к вам присоединился, но некогда сегодня, я тороплюсь – дела собачьи, ждут щенки… (скрывается за кулисами, оттуда доносится вой и лай)

Конец

ВТОРАЯ СМЕНА

Первый,

Второй.

Посредине сцены два водительских места. С одной стороны из-за кулис выходит Первый, с другой – Второй. У Первого в руках бутерброды, у Второго – напитки. Садятся.

Первый:

– Ну вот, подзаправимся. А там глядишь и до конца смены чуть-чуть. Держи (протягивает Второму бутерброд).

Второй берет бутерброд, протягивает Первому банку:

– Твоя кола. (жует и вглядывается в зал). А он не смотался, пока мы за жратвой бегали?

Первый начинает есть:

– Не реактивный же он. И торопиться ему некуда – жизнь его (тычет пальцем в ворох бумаг, лежащих рядом с ним), судя по описанию, размеренная. Там он еще, не выходил…

Второй тоже жует:

– Не выходил, а сейчас как раз выскочит и не даст пожевать спокойно…

Первый:

– Не волнуйся. Он педантичный. Появится ровно минута в минуту, как раз, когда мы будем готовы. Подойдет к светофору. Дождется зеленого. Сделает два шага. Ну и мы тут, как тут…

Второй:

– Это хорошо, когда без неожиданностей…

Первый:

– Да, многие бы нам облегчили жизнь, если бы вовремя просыпались, выходили на работу, посещали стоматологов и гинекологов…

Второй:

– Дискотеки и бордели…

Первый:

– Мы бы тогда не на ходу перекусывали…

Второй:

– А в ресторанчике каком. На тебе: первое блюдо, второе, третье…

Первый, дожевав, вытирает губы салфеткой:

– Точно (смотрит на часы, затем – в зал). Видишь, идет. Заводи.

Второй рукой вытирает губы и выбрасывает банку за окно, манипулирует ключом зажигания, педалями:

– Готово…

Первый:

– Тронулись.

Второй манипулирует педалями, рулевым колесом:

– Есть. Поехали.

Первый:

– Так, притормози чуть у светофора…

Второй:

– Понято…

Первый:

– Дави…

Второй давит на газ:

– Давлю.

Оба вздрагивают от удара автомобиля обо что-то.

Первый:

– Есть контакт. Давай за угол.

Второй, выворачивая руль:

– Есть «за угол».

Первый смотрит на карту:

– Налево.

Второй:

– Есть «налево».

Первый:

– Тормози, твою мать!

Второй тормозит:

– Блин, откуда он взялся! (орет в окно) Вали отсюда! Сейчас выйду – не задавил, так убью. Скотина! Сволочуга!

Первый:

– Чуть план не перевыполнили.

Второй, трогая:

– Да, работка у нас нервная. А народ, ну дурной, уже сам под колеса бросается. Прям-таки не дождется своей очереди…

Первый:

– Направо.

Второй:

– Есть «направо».

Первый:

– Стой.

Второй:

– Есть «стой».

Первый:

– Меняем машину.

Второй:

– Понято.

Выходят из машины.

Первый:

– За домом должна быть.

Второй:

– Сыщем. Никуда не денется.

Делают круг по сцене.

Первый:

– Вот она.

Второй пинает по колесам:

– Развалюха.

Первый садится, покачивается на кресле:

– Да, с современным техническим обеспечением у нас отстают.

Второй садится, крутит всякие ручки, щелкает тумблерами:

– Половина приборов не работает. Так и до брака не далеко.

Первый:

– За брак в нашей работе знаешь, что бывает?

Второй, вздыхая:

– Знаю.

Первый берет бумаги:

– Так, отстаиваемся. Пишем рапорт.

Второй:

– Нарисуй за меня. Что тебе стоит…

Первый:

– По почерку вычислят и премии лишат.

Второй:

– Ладно, сделаем. Вот не люблю я этих отчетов писать. Радио что ли для вдохновения включить?

Первый:

– Валяй.

Второй включает, находит спокойную музыку, прислушивается:

– Душевно… (берет бумагу и пишет) В соответствии с инструкцией выбрал позицию, направил спецвыступ в область «солнечного сплетения»… Зафиксирован контрольный наезд задним колесом…

Первый:

– Давай молча. С мысли сбиваешь.

Второй:

– Как скажешь (пишет и жестикулирует, изображая наезд и падение тела)

Музыка заканчивается, слышится голос женщины-диктора:

– А сейчас предлагаем вашему вниманию выступление руководителя демографической службы, посвященное окончанию демографической пятилетки…

Второй:

– Главный вещать будет?

Первый, прислушиваясь:

– Похоже…

Мужской голос:

– Уважаемые сограждане, позвольте поздравить вас с достижением новых демографических рубежей. За минувшие пять лет средний уровень жизни наших женщин и мужчин вырос на две целых пятнадцать сотых календарного года. Таким образом, мы стали жить существенно дольше. В первую очередь, этим достижениям мы обязаны работе наших медицинских работников, которым удалось решить проблемы замены больных органов, существенно замедлить старение всего организма. Необходимо отметить, что наши показатели могли быть существенно выше, если бы все граждане следовали рекомендациям – правильно питались, регулярно отдыхали, выбирали для местожительства экологически чистую обстановку. Лишь те, кто сегодня соблюдает предписываемые нормы может рассчитывать на долгожительство…

Первый:

– Выключи.

Второй выключает:

– Да, где взять столько денег, чтобы правильно питаться, регулярно отдыхать, жить в экологической атмосфере?

Первый:

– Ни тебе, ни мне это все равно не поможет. (смотрит на часы и убирает бумаги) Поехали…

Второй тоже убирает бумаги:

– Как скажешь… А чего это не поможет?

Первый:

– А того… (смотрит на карту) Налево.

Второй:

– Есть.

Первый:

– Еще раз.

Второй:

– Есть «еще раз».

Первый:

– Вон она…

Второй:

– Баба?

Первый:

– Да, женщина. Та, которая на газоне с книжкой лежит. В желтой майке. Видишь?

Второй:

– Вижу.

Первый:

– С женщинами никакого порядка. То два часа ждешь – не дождешься. То раньше времени появится.

Второй:

– Бабы такой народ. Все как-нибудь не так сделают. Лишь бы не по-человечески…

Первый:

– Давай сходу, а то и уйдет еще раньше времени…

Второй манипулирует управлением:

– Даю.

Оба вздрагивают от удара автомобиля обо что-то.

Первый:

– Обратно на дорогу. Вправо.

Второй:

– Есть.

Первый:

– Влево.

Второй:

– Есть.

Первый:

– Стой. Помой передок и смени номера.

Второй:

– Понято. (выходит и моет переднюю часть машины, меняет номера)

Первый:

– Рапорт потом напишем. (смотрит на часы) У нас по времени еще один кандидат на подходе.

Второй обходит машину, оглядывает:

– У меня все готово.

Первый смотрит в карту:

– Через три квартала направо.

Второй, трогая машину:

– Ага. Сколько работаю, а никак не пойму: номера-то зачем менять?

Первый:

– Положено по инструкции. Наверное, чтоб свидетели случайные путались в показаниях.

Второй:

– Ага… Дошло, кажется…

Первый по ходу движения отмечает рукой приметы:

– Так…, так…, так… У будки мороженщика остановишься. Будем ждать, когда из подъезда выйдет. Вот этот (достает фотографию). Смотри, не перепутай. А то здесь столько народу…

Второй тормозит, рассматривает фото:

– Да, это же…

Первый:

– Знаешь его?

Второй:

– Еще бы. Мы с ним в первой смене полгода вместе вкалывали. В разных, правда, экипажах. Но каждый день виделись. Пока меня во вторую не перевели.

Первый:

– Хороший мужик был?

Второй:

– Да, ничего.

Первый смотрит на фотографию:

– Молодой такой.

Второй:

– И молодой. И с претензией. Я, говорит, долго здесь не задержусь, вот увидите. В начальники выбьюсь. Долгожителем стану. Видать, кому-то дорогу перешел.

Первый:

– В неположенном месте.

Второй, всматриваясь в зал:

– Кажется, он.

Первый:

– Точно. Жми…

Оба вздрагивают от удара автомобиля обо что-то.

Второй:

– Прощай, дружище…

Первый указывает рукой:

– Сейчас прямо…

Звучит полицейская сирена. Второй смотрит в зеркало обратного вида:

– У нас на хвосте «законник».

Первый:

– Что ж, притормози. Согласно инструкции предъяви документы.

Второй тормозит, подает в окно бумаги:

– Все в порядке, служивый. Мы из «ДС – 8».

Первый:

– Что он там возится? Печать посмотрел и «свободен»…

Второй:

– Тоже, наверное, в долгожители хочет выслужиться.

Первый:

– Хотеть-то можно…

Второй принимает документы и кивает в окно:

– Будь здоров.

Первый:

– Хотеть-то можно… Поехали, что ли.

Второй, засовывая документы в карман:

– Момент (смотрит прямо и вверх, показывает рукой). Гляди, гляди…

Первый смотрит и провожает взглядом что-то падающее. Вздрагивает одновременно со вторым:

– Готов.

Второй:

– Чистая работа.

Первый:

– «ДС-30». Профессионалы не хуже нас.

Второй, трогая машину:

– Знаешь кого оттуда?

Первый:

– Знакомая там у меня одно время подрабатывала. Меня звала.

Второй:

– Не пошел?

Первый:

– Высоты боюсь.

Второй:

– Понято. (кивает наверх) Может она там сейчас?

Первый:

– Да, нет. Она в технической службе была. И в городе ее сейчас не должно наблюдаться. Спуталась с одним начальником. За ним следом на Восточную зону переехала. Может вообще долгожительницей стала. Через него…

Второй:

– Да, а нам вот не стать…

Первый:

– Только за великие заслуги.

Второй:

– За какие?

Первый:

– Сам подумай…

Второй:

– И подумаю. Перейду к медикам в «ДС-40» там у них самая большая перспектива. По долгожительству. Так мужики говорят… Или к химикам в «ДС-14». У них еще и сок наливают за вредность. Каждый день два стакана.

Первый:

– Да ну?

Второй:

– Точно… Или в «ДС-50». Там бронь дают на жену…

Первый:

– Еще скажи в «ДС – 72»…

Второй:

– А эти чем занимались? Что-то не помню?

Первый:

– Детская группа. Я в ней полгода оттарабанил.

Второй резко тормозит:

– Детская группа?

Первый:

– Детская. А что?

Второй:

– Детская?

Первый:

– Ну, детская, детская.

Второй:

– Гад, не ты ли мою дочку?

Первый:

– Не знаю. Когда это случилось?

Второй:

– Два года назад.

Первый:

– Месяц?

Второй:

– Апрель. Семнадцатое. Двадцать один тридцать. В аккурат возле школы.

Первый копается в документах. Облегченно вздыхает:

– Нет, не я. Семнадцатого и восемнадцатого я в отгуле был. За мартовскую переработку. За город с женой ездили. Шашлыки жарили. Вино. Помидорчики… Так что не я это…

Второй, облегченно вздыхая:

– Ну и хорошо. А то, что мне с тобой делать? Или с собой…

Первый:

– Извини.

Второй, вздыхая:

– Ты меня прости. Работа – есть работа…

Первый:

– Да, если не мы, то кто же…

Второй:

– Надежных людей в государстве немного.

Первый:

– Ты да я да мы с тобой…

Второй:

– Может все же оценят наши заслуги?

Первый:

– Все-таки в долгожители метишь?

Второй:

– Ну, если мы такие незаменимые…

Первый:

– Заменят. Согласно документа…

Второй:

– Какого этого документа?

Первый, посмотрев по сторонам:

– Такого. Ты и сам его видел.

Второй:

– Ну, какой? Какой?

Первый:

– «Секретное приложение номер один» читал?

Второй:

– «Кого нельзя ни при каких обстоятельствах»?

Первый:

– Именно.

Второй:

– Скажешь тоже: «читал». Как и все, учил наизусть. Расписывался. Хоть сейчас тебе слово в слово…

Первый:

– Раз читал, так сам делай выводы.

Второй:

– Какие выводы?

Первый:

– Подумай, раз этих нельзя, значит всех остальных можно. Или нужно.

Второй:

– А мы, мы… Значит…

Первый, снова посматривая по сторонам:

– Значит.

Второй:

– Но зачем?

Первый:

– Затем. Что будет, если все станут долгожителями? Народ обленится и освинится. Стимулов у него напрягаться не будет. Зачем, если на здоровье и лекарства работать не надо. На крышу да кормежку накопил, а потом расслабился…

Второй:

– Ну, и хорошо…

Первый:

– Что ж хорошего? Люди неуправляемы станут без стимулов. А без организованной рабочей массы ни один ученый, ни одни начальник ничего не сделает…

Второй согласно кивает:

– Нет. Ничего не сделает…

Первый:

– Вот поэтому и выполняется программа «Демографической службы». Надолго в обществе задерживаются только самые выдающиеся, самые полезные, самые умные.

Второй:

– А кто списки этих самых составляет?

Первый:

– Сами долгожители и составляют. Они же самые умные. Кому еще такое дело доверить?

Второй плюет за окно:

– Блин. Значит нам никак?

Первый:

– Ну, почему? У некоторых получается.

Второй крутит головой:

– Не, у меня не выйдет. Не перевели ведь меня с первой смены. Соврал я. Сам напросился во вторую. Полегче здесь.

Первый, вздыхая:

– И я из детской попросился. Даже не в первую смену взрослую, а сразу во вторую. Так что, мне долгожительство тоже не светит.

Второй:

– Я вот чего думаю. Если они такие умные. То мы-то им зачем? Без нас не могут обойтись?

Первый:

– Я же говорил: без рабочей массы никакого дела нельзя сделать. И к тому же похоже, большого дурака они сваляли, эти умники. Когда долгожительство вывели, то тут же и заявили, что все теперь смогут так жить – долго и без мучений. А потом доперли и для отдельных категорий стали искусственно справедливость торжествовать (крутит воображаемое рулевое колесо и как бы сбивает кого-то). А народу спагетти на уши вешают, что якобы хорошее питание, отдых и экология к долгожительству располагают.

Второй шепотом:

– А что, не располагают?

Первый:

– Располагают… Только на самом деле все наоборот, кто долгожитель – тому и питание, и отдых, и экология. А всем остальным в расчетное время – спецуслуги с бесплатной кремацией. (вздыхает) И вот теперь долгожители живут до предела, а народ существует может быть даже и меньше, чем раньше. Кто знает? Нам-то по радио говорят, что средний возраст растет. Только в среднем ведь никто не живет. Долгожители, те – долго. А народ, значит, получается – меньше среднего. Хотя думает при этом простой человек, что это именно он стал жить дольше на две целых пятнадцать сотых календарного года…

Второй:

– Да, мудреная эта штука – посчитать столько народу. Сложить, помножить, поделить на всех. Отнять кого надо…

Первый, показывая на документы:

– Как видишь, контора справляется.

Второй:

– Мы тоже.

Первый:

– Пока «да».

Второй:

– Что опять план повысят?

Первый:

– Скорее всего.

Второй:

– Вот блин. У нас уже итак почти, как у первой смены раньше. А у них и того больше…

Первый:

– Долгожители живут дольше. Значит и план повысят. И штат расширят. Про новую «ДС-200» слышал? Туда уже народ набирают…

Второй:

– Что делать будут?

Первый:

– Начнут работать, узнаешь…

Второй:

– Конечно, узнаю. В первую очередь из других групп станут кадров переманивать. Как всегда…

Первый:

– Доехали, наконец. Тормози. Будем ждать. Изучай пока фотографию

Второй разглядывает фото:

– Смотри-ка. Дед с бабкой. Долгожители?

Первый:

– Бывшие, наверное.

Второй:

– Значит, и у них никаких гарантий…

Первый:

– Значит…

Второй:

– Может контора спутала?

Первый:

– Может. Это у них запросто. Давай-ка, проверю еще раз. (просматривает документы) Нет, все правильно. Помнишь инструкцию «Об исключениях из инструкции „Кого нельзя ни при каких обстоятельствах“?

Второй:

– Ну. (начинает вспоминать вслух) В случае возникновения определенных…

Первый хлопает ладонью по бумаге:

– Вот специальная печать. Исключили их…

Второй:

– Значит, на покой, старички. Представляю, как они выпендривались. Как на нас поглядывали. Дол-го-жи-те-ли… Обосрались где-то. И вот тебе. «ДС-8» вызывали? Эй, где вы? Не торопятся.

Первый:

– Я бы тоже не торопился.

Второй, зевая:

– А могли бы. Они вроде у нас последние на сегодня.

Первый:

– Последние. Хорошо, если придут вовремя. А то придется их после смены дожимать.

Второй:

– Да, а за внеурочные хрен кто заплатит.

Первый:

– Смотри, кажется, плетутся. Специально в такую поздноту перемещаются. Думают, «Демографическая служба» спит.

Второй, снова зевая:

– Хотя я – не против.

Первый тоже зевает:

– Да и я тоже. Но пора. Ты готов?

Второй:

– Полностью.

Первый:

– Тогда жми.

Второй:

– Жму.

Оба вздрагивают от удара автомобиля обо что-то.

Первый:

– Уходим через туннель.

Второй крутит рулевое колесо:

– Понято.

Первый:

– Налево.

Второй:

– Угу.

Первый:

– Там за деревьями – отстой. И номера еще раз меняем.

Второй:

– Есть. (поворачивает руль и тормозит)

Первый снова зевает:

– Вот в сон вдруг повело, спасу нет.

Второй:

– Может прикемарим малость. План-то мы выполнили…

Первый:

– И чего это нас обоих сегодня враз сморило? Такого раньше не было. Ты же всегда бодрячком…

Второй:

– А я сегодня перед сменой не успел урвать. Супруга не дала. Вот захотелось ей вдруг, вынь да положь…

Первый:

– Супруга… А про команду из «ДС-10» слышал? Они тоже так вот заснули, вроде бы…

Второй:

– Но им-то пора было на покой…

Первый, зевая:

– А нам?

Второй, зевая:

– А нам ранова-то…

Первый:

– Все так думают.

Второй:

– И эти – бабка с дедом. Ну, эти – последние. А если и они – не сами, то кто тогда сам?

Первый:

– Какой-то запах подозрительный…

Второй:

– Мы же рядом с мусорным баком стоим…

Первый:

– Вот черт.

Второй:

– Может отъехать?

Первый:

– По инструкции здесь должны стоять…

Второй:

– Ну, раз по инструкции…

Первый, вяло доставая бумаги:

– Меняй номера и давай рапорт писать.

Второй, посмотрев на часы, откидывает голову:

– Может вздремнем все же полчасика. А потом успеем еще поменять, отрапорта…, отраперта…, рапортовать…

Первый, зевая, достает будильник:

– Только на полчасика (заводит будильник). Не больше. Слышишь?

Второй то ли храпит, то ли хрипит.

Первый вяло:

– Ничего не слышит. И я тоже уже отрубаюсь…(то ли храпит, то ли хрипит).

Конец

ПИНГ-ПОНГ ВТРОЕМ

Первый,

Второй,

Она.

Первый и Второй бросают друг другу мячик.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

…

На сцену выходит Она. Первый и Второй не обращают на нее никакого внимания. Бросают мячик, как и прежде.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

…

Она обходит вокруг них. Останавливается. Выжидающе смотрит на играющих. Первый и Второй по-прежнему не обращают на нее внимания.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

…

Она снимает с себя часть одежды. Первый и Второй продолжают играть, но уже несколько нервно.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

…

Второй роняет мячик:

– Понг.

Первый качает головой. Она подает мячик Второму:

– Пинг.

Второй задумывается. Первый показывает жестом, чтобы бросал ему. Второй бросает Первому:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

…

Второй снова роняет мячик:

– Понг.

Первый недовольно взмахивает руками. Она подает мячик Второму:

– Пинг.

Второй задумывается. Первый снова показывает жестом, чтобы бросал ему. Второй бросает Первому:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

Первый:

– Пинг.

Второй:

– Понг.

…

Первый роняет мячик:

– Пинг.

Она подает его Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

…

Первый и Второй еще несколько раз роняют мячик. Она им его подает. Второй, подумав, бросает мячик Ей:

– Понг.

Первый недоволен. Она возвращает мячик Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Первый недоволен. Она возвращает мячик Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Она – Первому:

– Пинг.

Первый – Второму:

– Понг.

Второй – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Она – Первому:

– Пинг.

Первый – Второму:

– Понг.

Второй – Ей:

– Пинг.

…

Второй начинает ронять мячик при приеме. Долго смотрит на Нее перед броском. Первый его убеждает жестами. Наконец, Первый бросает не Второму, а Ей:

– Пинг.

Она возвращает Первому:

– Понг.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

…

Второй непонимающе ходит вокруг них. Первый и Она сближаются.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

…

Первый и Она становятся спина к спине и бросают мяч друг другу через голову:

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

…

Когда подходит Ее очередь бросать, Она оставляет мячик в руке. Напрасно ждет Первый и замирает Второй. После паузы Она начинает перебрасывать мячик из одной своей руки в другую:

– Пинг.

– Понг.

– Пинг.

– Понг.

– Пинг.

– Понг.

…

Первый начинает ходить за Ней. Второй – за Первым. А Она бросает мячик в зал то одному зрителю, то другому:

– Пинг.

Зрители возвращают:

– Понг.

– Пинг.

– Понг.

– Пинг.

– Понг.

…

Первый и Второй пытаются привлечь Ее внимание. Но Она, отойдя от края, сцены опять играет только с собой:

– Пинг.

– Понг.

– Пинг.

– Понг.

– Пинг.

– Понг.

…

Первый стоит уныло. Второй машет ему руками, объясняет, убеждает. Первый, наконец, понимает, взбадривается и бросает Второму воображаемый мячик:

– Пинг.

Второй возвращает ему:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Она смотрит на них, забыв о своей игре. Потом подходит к ним поближе и начинает перебрасывать настоящий мячик с руки на руку. Беззвучно. Она шевелит губами, но ее неслышно. А Первый воображаемо играет со вторым:

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

…

Она бросает свой мячик в сторону. Ходит вокруг Первого и Второго. Они не обращают на нее внимания.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

…

Она садится на пол и плачет. Второй роняет в Ее сторону воображаемый мячик:

– Понг.

Первый качает головой. Она возвращает воображаемый мячик Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Первый недовольно взмахивает руками. Она возвращает Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Она – Первому:

– Пинг.

Первый – Второму:

– Понг.

Второй – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Она – Первому:

– Пинг.

Первый – Второму:

– Понг.

Второй – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

…

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Она возвращает мячик Второму:

– Пинг.

Второй несколько растерянно бросает мячик Первому:

– Понг.

Первый неуверенно бросает мячик ей:

– Пинг.

Она – Второму:

– Понг.

Второй облегченно – Первому:

– Пинг.

Первый облегченно – Ей:

– Понг.

Она – Второму:

– Пинг.

Второй – Первому:

– Понг.

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Второму:

– Понг.

Второй – Первому:

– Пинг.

Первый – Ей:

– Понг.

…

Первый – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый несколько растерянно – Второму:

– Пинг.

Второй неуверенно – Ей:

– Понг.

Она – Первому:

– Пинг.

Первый облегченно – Второму:

– Понг.

Второй облегченно – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

Она – Первому:

– Пинг.

Первый – Второму:

– Понг.

Второй – Ей:

– Пинг.

Она – Первому:

– Понг.

Первый – Второму:

– Пинг.

Второй – Ей:

– Понг.

…

Конец

МАЛЕНЬКИЙ АВТОМОБИЛЬ ДЛЯ ОДИНОКОЙ ЖЕЩИНЫ

Женщина встает с водительского сидения, обходит автомобиль вокруг:

– Ну что ты встал? Что ты встал посредине дороги? Не мог как все порядочные доехать до дома, припарковаться, где следует, и потом уже заглохнуть? Молчишь… Я знаю, что ты хочешь сказать: «Не смог. Уже не мальчик. Годы дают знать. Нужен техосмотр, профилактика… Вовремя!» Да, я замоталась. Да, обещала залить масла. В этот твой прожорливый картер… И почистить свечи специальным средством… И показать настоящему классному механику… Но мне было некогда… Ты должен меня понять – не-ко-гда… Пойми, ну пойми. Ты же всегда понимал меня. Ну же, хороший мой. Ты же можешь, когда хочешь. (Снова садится за руль, пытается завести автомобиль. Ничего не получается, она вновь встает с водительского сидения, пинает автомобиль) Все вы такие. Только о себе, о себе. Тут болит, тут свербит – с места тронуться не могут. (Снова обходит вокруг автомобиля) Нет, ты не как все. Ты хуже. Ты – дрянь. Ты – неудачник. Старая, ни на что не годная развалюха… Ну, посмотри на себя. Подвеска (очерчивает рукой на себе как бы увеличенный живот) провисла до асфальта. (Указывает пальцем на колеса) Покрышки лысые. Сам (проводит пальцем по корпусу) грязный. (Принюхивается) От тебя же воняет. Ты когда последний раз мылся? (Плюет на какое-то пятно, протирает платочком) Горе мое…

Она отходит в сторону, садится на корточки:

– Ну что, что мне делать? Ты же давным-давно должен был понять: я – женщина. Я не могу тащить тебя на себе, толкать тебя. У меня для этого нет ни сил, ни желания. Это твоя обязанность – заботиться обо мне, быть всегда под рукой, под ногой, слушаться, повиноваться. Кротко и молчаливо… (Встает и выставляет в сторону автомобиля руку) Да-да, молчать ты умеешь. И всегда некстати. Ну, скажи что-нибудь. Скажи. Всю жизнь отмалчиваешься. (вздыхает) Хоть раз бы от тебя услышать:

– Дорогая, любимая, присядь ко мне, пристегни ремни и расслабься… Я повезу тебя на край земли… Мы проедем через ближние и дальние страны. Через маленькие деревни (иногда) и через большие, большие города. По главным улицам Парижа, Рима, Москвы, Вены… На мне – лучшие наряды. На открытой шее – настоящие бриллианты. Ветер раздувает локоны и шелка. На тротуарах тысячи мужчин сначала каменеют, а потом кланяются, кланяются. Посылают воздушные поцелуи, осыпают флоксами и орхидеями, приглашениями на шикарные ужины и завтраки. Но я несусь мимо. (Подходит к автомобилю и берет его под воображаемую руку) Я только твоя. Как они все завидуют тебе. (Бьет кулаком по крыше автомобиля) Заводись же, старый пердун.

Качает головой, выворачивает на себя боковое зеркало, смотрится:

– А я-то, я еще ничего. Я еще не раскарячиваюсь посредине улицы, как некоторые. Да, есть морщины. (Указывает пальцем) Тут и тут. Но это мелочи. Вечером даже очень незаметно. А какие у меня глаза. Обрати внимание (вертит зеркало). А какая талия…И грудь еще вполне… А ножки… Ты же не хочешь, чтоб им пришлось топать по грязной улице, по собачим какашкам. Чтоб какая-нибудь мразь наступила на эти хрупкие пальчики. Чтоб с каждым шагом мои ноженьки все больше уставали, отекали. Чтоб на них вылазили эти чертовы вены – они и так прут… (отворачивает зеркало и отходит от автомобиля) Говорила мне мама: «Не туда смотришь». Зачем тебе этот маленький, оглядись внимательно – вокруг полно шикарных типов. И подруги туда же: «Посмотри на того, посмотри на этого»… А тот «хэчбэк» так уставился на меня тогда. И «купе», «купе» что стоял рядом с тобой на распродаже…

На распродаже… Но он был ничего. Еще очень даже ничего. А я выбрала тебя. Думала, ты будешь мне благодарен всю жизнь. За то, что заметила, оценила там в тебе что-то (снова обходит автомобиль): систему зажигания, скорость, амортизаторы, ремни безопасности, зеркало заднего вида, наконец…

Ну, что ты смотришь на меня подбитой фарой? Да, я виновата. Да, подрезала эту выскочку на светофоре. Но она нарушила правила и так нагло обошла меня на повороте. Вот мне и пришлось на тебя (как бы давит на педаль газа) немного надавить. Но ты справился, ты обошел ее. Ценой… (вздрагивает, хватается за глаз, морщится) Ты пострадал. За меня. За меня, мой маленький герой… Я залепила твои трещины лейкопластырем. И обещала поменять фару. Я поменяю, поменяю. Я сдержу слово. Вот только довези меня до дома, и я сразу же позвоню механику. И он тебя всего осмотрит. И снизу и сверху. И все поменяет: фару, бензопровод, карбюратор… И подкрутит где надо, и смажет… И у нас все будет, как в первый раз. (Бросает косой взгляд на автомобиль) Опять молчишь. Да, ты у меня был не первый. В моей жизни случались и другие. До тебя… Но это все было несерьезно. Так, легкий флирт. Пару-тройку недель вместе… (Указывает ему пальцем) Ни с кем, ни с кем я не была так долго, как с тобой… (Как бы прислушивается) Что? Я изменяла тебе? Ну-у… (Поворачивается на триста шестьдесят градусов) Да-а… Но это было, когда ты загремел в ремонт на целый месяц. (Смотрит на автомобиль изподлобья) Ведь ты же ничего не мог. (Поднимает голову) А я не могла одна. Я была вынуждена менять их каждый день. Но, ты же знаешь, «такси» – это быстро и без последствий. Я даже не помню ни их моделей, ни даже внутренней отделки. (как бы вспоминая качает головой) Потом еще дней на десять брала одного в аренду. Он так был на тебя похож. Я как увидела, так и сказала: «Только этого». Но не ревнуй. Он оказался таким избалованным, таким разрегулированным. Да, он только внешне походил на тебя. И я с удовольствием его вернула, как только закончилась аренда. И сказала между прочим, что жить без тебя не могу. Оцени.

Она вздыхает и разводит руками:

– Да, я люблю тебя. Да, с того первого взгляда на распродаже. Я лишь увидела ценник и тут же влюбилась. А потом долго ходила вокруг да около. Готовилась к нашей первой встрече, «тет-а-тет». Не смейся – я читала специальную литературу. Запоминала, что тебе нравится, а что ты на дух не переносишь. Что не трогать ни в коем случае, а на что можно и даже нужно давить. (Потрясает головой) О, ты был невероятен. Ты просто потряс меня. Такой маленький, а вел себя как гигант, как монстр автострады. И при этом потреблял так мало. И еще: не брезглив, неприхотлив – тебе не надо было искать специальных масел, покупать дорогой бензин, втирать каждый день мастику.

Она закладывает руки за спину и довольно прогуливается от автомобиля и обратно:

– Да, да, да… Это были самые счастливые месяцы в моей жизни. Я изучала тебя по миллиметру. Я могла часами быть с тобой. Вдвоем… Мы сливались в одно целое и летели, летели в утро, в день, в ночь…

Постепенно с ее лица сходит восторг, на смену ему приходит мученическое выражение:

– Ну, заведешься ты или нет. Раньше лишь только я касалась тебя, ты тут же заводился. И трепетал, и урчал, и рычал. А теперь хоть ругай тебя, хоть бей… Ну, давай же, если не как в молодости, то так как в зрелом возрасте: не быстро, но зато с осознанным удовольствием…(ласково смотрит на него) Ну, давай, ласковый мой, заводись… (Нежно гладит автомобиль) Ну же, я чувствую, чувствую, как твой аккумулятор набирается сил. Давай. Ты сможешь, сможешь. (Садится за руль, гладит его, одновременно поворачивая ключ зажигания) Сейчас проскочит искра… Так, так, так… Браво, браво… Завелся… Ах, ты проказник… Ах, шалун… И откуда только силы берутся… (нажимает ногой на газ) Ну, поехали, мой милый… Ну, пошел…

Конец

ВОЗДУШНЫЕ ШАРИКИ

Вера,

Генрих,

Гоша,

Коля,

бабушка Веры,

мама Веры,

отец Веры.

Большая комната, слева дверь, в глубине сцены окно. В кресле спит всхрапывающая временами бабушка. У нее в руке ниточки от связки разноцветных воздушных шариков. Рядом с креслом клюка. На стене возле двери висит огромный паяльник. В дверь входит Вера в сером невзрачном платье до пят, приближается к шарикам:

– Вот они, мои милые, красивые. (Вытягивает ниточки из рук бабушки. Ходит с шариками по сцене, любуется ими. Останавливается возле края сцены, откашливается, обращается к публике) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…» (Обращается к бабушке) Ну, как бабушка? Получается? (Подходит к бабушке. Та продолжает спать. Вера кивает) Ты не слышишь меня… А если бы слышала, то сказала бы: «Получается, внученька, получается». (вздыхает и гладит бабушку по голове) Спи, моя милая бабушка. А я должна идти. Я посмотрела – уже светает. Хотя… (прислушивается) еще же не было первого гудка. Правда, не было. Значит у завода еще пусто. Там никого нет. Слишком рано. А мне не терпится. И ждать невмоготу… Тогда, тогда я еще раз повторю. (Подходит к краю сцены, предлагает зрителям) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…»

Открывается дверь. Зевая, входит Гоша. У нее такой же, как на стене, паяльник:

– Ты-то чего не спишь?

Вера:

– Да вот… шарики…

Гоша бросает паяльник, укладывается на полу:

– Шарики у нее за ролики… Я бы на твоем месте спала… И спала бы, и спала бы… Толкнешь меня, как загудит…

Вера:

– Толкну… А ты, ты что?… Твоя опять буянит?

Гоша с закрытыми глазами, зевая:

– Ага, явилась за полночь… с новым хахалем. Бубнили-бубнили, возились-возились, потом полаялись… И тогда она давай меня воспитывать, стерва. И хахалю своему кричит: «Ремнем ее надо, ремнем…»

Вера:

– Ремнем?

Гоша:

– Ага. Тот ко мне сунулся было. Так я ему по башке табуреткой. Успокоился вроде. Но только заснула, они опять поцапались. Там такой визг, все ходуном ходит… У тебя досплю. Толкнешь…

Вера:

– Толкну. (походит к Гоше, гладит по голове) Бедная…

Гоша:

– Только не бубни.

Бабушка всхрапывает. Гоша не открывая глаз:

– И ты заглохни, старая.

Вера:

– Она и так глухая.

Бабушка опять всхрапывает. Гоша не открывая глаз:

– И у тебя толком не поспишь… Хорошо ей глухой, сама себя не слышит. А когда у матери любовники храпят, я им хвост дохлой крысы в нос вставляю. Как суну, так у них сразу весь храп проходит.

Вера:

– Ужас какой.

Бабушка опять всхрапывает. Гоша приподнимает голову:

– Давай и бабуле вставим. Есть у тебя где-нибудь дохлая крыса?

Вера:

– Нет у меня крысы. Ни живой, ни дохлой. И как ты можешь так, моей бабушке. Она ведь и тебя любит.

Гоша, опуская голову на пол:

– Ага, любит. Помнишь, как тогда клюкой своей по спине так огрела.

Вера:

– Так ты же у нее слуховой аппарат стащила и сменяла на конфеты.

Гоша:

– Дура была – лучше б вина купила сладкого… Ага, конфеты-то мы съели вместе. А клюкой (чешет спину) только мне одной досталось.

Вера:

– А помнишь, она потом тебя от прыщей вылечила?…

Гоша:

– Помню, помню… Ничего не помню. Дай поспать…

Бабушка опять всхрапывает. Гоша:

– Когда уж копыта откинет…

Вера:

– Не говори так.

Гоша:

– Вот интересно… (открывает глаза) А на том свете храпят? Если храпят, то где: в раю или в аду?

Вера:

– Не знаю. Может там вообще не спят.

Слышен гудок. Гоша:

– Ну вот и мы поспали. Я еще минутку. А, Верунчик?

Вера:

– Еще минутку можно. (отходит и шепчет) «Купите прекрасные воздушные шарики…»

Из-за двери слышен голос Коли:

– Собирайтесь девки в кучу!

Гоша открывает глаза:

– Колян?

Вера:

– Он самый. Кому ж еще так орать в такое время…

Гоша садится, достает из кармана зеркальце, прилизывается:

– Сейчас-сейчас.

Вера смотрит на нее:

– Да красивая, красивая, иди уже.

Бабушка, не открывая глаз, произносит речетативом:

– А опоздаешь ты на место рабочее, то положено тебе кочерег раскаленных приложить к пяткам и руки повыламывать на дыбе вербовой…

Гоша вздрагивает:

– Бр-р… Накаркает старая. (встает, берет свой паяльник) И так не работа, а ад сущий. Каждый день паяй да обжигайся… (смотрит в зеркальце, прячет его, идет к двери, повышает голос) Все, Коля. Идем.

Вера:

– Иди одна.

Голос Коли:

– Долго ждать-то…

Гоша останавливается:

– Так ты, что не хочешь с нами? Или может ты без меня, вдвоем с Колей?

Вера:

– Что ты выдумываешь?

Гоша:

– Да, ладно тебе. Не дура, вижу, как он на тебя глазищи пялит. И кричит, видишь, как. У тебя под дверью. У тебя. Не меня он дожидается…

Вера:

– Не дождется.

Гоша:

– Ладно, я, конечно, попробую втолковать ему, что не пара он тебе. Что ему попроще кого надо, без претензий всяких…

Вера:

– Что-что?

Голос Коли:

– Вера, выходи…

Гоша:

– Во, слышала? Ведь тебя зовет, не меня…

Вера:

– Да, не пойду я с ним.

Гоша трогается к двери:

– Как хочешь (останавливается) А с кем тогда?

Вера:

– А ни с кем. Я на завод вообще больше не пойду.

Гоша озабоченно:

– Больная что ли? Или закосить решила? Что мастеру сказать?

Вера:

– Да, здоровая я. Просто у меня теперь будет другая работа.

Гоша облегченно:

– А, это ты опять про шарики?

Вера любуется шариками:

– Да. Я точно решила. Сегодня начну. Когда народ с ночной смены обратно пойдет. Люди домой направятся, им о приятном думать захочется. И тут как раз я навстречу: «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам. Купите. Недорого, очень недорого…» И люди ко мне сразу: «Дай голубой… Дай красный… А мне желтый… Зеленый…»

Гоша:

– Ага, так все и разбежались. Только шарики у них после ночной смены и на уме. Им отдохнуть надо да пожрать. И подумать о том, как семью одеть-обуть. Шарики у нее. Голубые, красные… Все, хватит. (кивает на висящий на стене паяльник) Бери агрегат, пошли уже. А то Коля, между прочим, может и передумать, не дождется…

Вера:

– Это его дело. И ты иди. Иди-иди без меня. (отворачивается) А я еще раз повторю: «Купите прекрасные воздушные шарики…»

В дверь два раза сильно стучат и тут же входит Коля:

– Вера. (замечает Гошу) А и ты здесь… Девки, идем что ли?

Гоша берет Колю под руку:

– Пойдем, Коля. У нее снова старая история…

Вера:

– Идите… «Купите прекрасные воздушные шарики…»

Коля:

– Вер…

Вера:

– Коля, иди на завод. Опоздаешь.

Коля:

– Ну, Вер, так я ж это… провожу.

Гоша:

– Коля, а мы ей больше не компания. Она теперь не паяльщица, она того… по шарикам пошла. Пойдем. (тянет Колю на выход) Знаешь же, она упрямая. Раз сказала, что не пойдет, то с места не тронется…

Коля освобождаясь от Гоши:

– Иди одна. Да иди же, не мешай.

Гоша жмет плечами:

– Дела… Ну, как хотите (уходит, говорит с порога) Ладно, уж скажу бригадиру, что ты заболела…(тихо) И не совру почти…

Коля подходит к Вере:

– Ну, вот видишь. Я из-за тебя, Вера, на все, на все готов. Ночь под дверьми, под окнами стоять. Слова любые снесу. От тебя, от Гошки, от матери, от отца. А хочешь, ударь. Хоть в глаз, хоть под дых. На бей…

Вера:

– Что ж я изувер какой тебя бить.

Коля:

– Ну тогда, тогда… Все, что хочешь исполню. Скажи и завод брошу. Страдать буду за тебя.

Вера:

– Да не надо страдать, Коля. Иди, давай, на работу. А то тебя, правда, уволят. Иди, еще успеешь.

Коля:

– Так хочешь, чтоб я пошел?

Вера:

– Иди, иди.

Коля:

– Тогда поцелуй. И не думай… Я сегодня зубы чистил…

Бабушка всхрапывает. Вера вздрагивает:

– Вот еще. Не хочу я тебя целовать.

Коля берет ее за плечи:

– А я хочу. Целовать тебя, обнимать. Чтоб моей была. Ну, иди ко мне, иди…

Вера пытается освободиться:

– Что я сумасшедшая?

За окном в белом проходит мама Веры:

– Я не сумасшедшая, я не сумасшедшая…

Коля, замирает и прислушивается:

– Ой. Нет, ты совсем не сумасшедшая. Это у меня от тебя крыша едет. (пытается прижать Веру к себе) Ну, иди ко мне, иди. Я который день заснуть не могу, только о тебе думаю. Как мы с тобой…Как я тебя… Не бойся, я же все по уму сделаю…

Вера:

– Ага, знаем мы таких ухарей.

За окном в черном проходит отец Веры:

– Би-бип… Берегись народ. Машина – зверь. Занос – полтора метра…

Коля отпускает Веру, берется за голову, шепотом:

– Что она со мной делает, а? Кто б рассказал, в жизнь не поверил. Занос – полтора метра. (Вере громко) Вера, я ведь это…, я женюсь потом.

Вера отступив насмешливо оглядывает его:

– Да на что ты мне. Жених…

Коля:

– Думаешь, Колян – ничто, палочка без нолика. Нет, у Коляна много чего есть.

Я почему на завод могу не пойти, когда захочу. Потому что бригадир меня за мозги и за руки мои ценит. (указывает на голову и руки указательным пальцем) Вот и вот… Кого хочешь уволят, но не меня. Без меня заводу крышка.

Вера:

– Так уж и крышка.

Коля:

– Ну, полкрышки точно. Нет Коляна – нет работы…

Вера:

– Ну, вот и иди на завод, а то там без тебя производство встанет…

Коля:

– Ничего, один день переживут. И даже два, если мне надо будет. Я ведь им такое дело делаю. Хожу, понимаешь, на их завод. А запросто могу и на автобазу устроиться. Хоть на автослесаря, хоть на шофера выучиться. (неуверенно изображает себя за рулем, морщит лоб) Вот так вот: «Би-бип… Берегись народ. Машина зверь. Занос – полтора метра…» Правда, хочешь на шофера выучусь? Катать тебя буду. По улице. Потом в поля поедем…

Вера:

– Больно надо.

Коля:

– Да, я вообще могу завербоваться в экспедицию на Север. Меня давно зовут. Таких парней, как я, (поглаживает мускулы) раз-два и обчелся. (опять берет ее за плечи) Ну, поцелуй, приласкай. А с Севера вернусь, как фраер, в золото одену, в соболя замотаю, бархатные шторы на половики пущу. Иди ко мне. (прижимает к себе, пытается целовать). Ну, иди, иди же, ну… Да брось ты эти шарики…

Вера уворачивается, отводит руку с шариками в сторону:

– Нет, нет, нет…

Коля опускается на колени:

– Видишь, я все для тебя, я на все (обнимает за ноги, целует) Вера…

Вера отталкивает его:

– Иди, Коля, на работу. Иди (одергивает одежду) И мне тоже уже пора. А то я опоздаю с шариками к ночной смене. Люди разойдутся по домам и у меня день – впустую…

Коля оглядывается:

– Спит старуха. (Вере, усмехаясь) Не хочешь, значит, по-хорошему. Гляди будет по-плохому. Испорчу, опозорю. Потом никто не женится. Кому ж после меня охота…

Вера:

– Не шути так. (подходит к краю сцены, обращается к зрителям) «Купите прекрасные воздушные шарики…»

Коля подходит к со спины Вере, хватает ее:

– Испорчу. Как есть испорчу. Вдоль и поперек все мое.

Вера отпихивается:

– Отстань. Отстань.

Коля:

– Не хотела по-хорошему. (валит ее на пол)

Вера:

– Ах, ты гад (кричит) Помогите! Помогите!

Бабушка, не открывая глаз, произносит речетативом:

– На то воля господня. Ако решил всевышний спытание послати, то только неразумный его не разберет, а разумный спытание не отвергнет…

Вера одной рукой держит шарики, другой отбивается:

– Помогите! Помогите! Отстань! Отстань!

Коля возится с ее одеждой:

– Кричи-кричи. Все на заводе. Ну, что у тебя за платье. Как броня…Ни сверху, ни снизу… А я тебе бы такое подарил – тонкое, красное…

Вера:

– Помогите! Кто-нибудь!

Голос Генриха:

– Мне показалось? Кто-то зовет на помощь?

Вера:

– Помогите!

Коля пытается зажать ей рот:

– Тихо ты!

Вера кусает за его за пальцы. Коля отдергивает руку:

– Больно, блин!

Вера:

– Ну, помогите же…

Голос Генриха:

– Позвольте войти.

Коля:

– Занято.

Вера:

– Быстрее!

Входит Генрих в костюме-тройке с тросточкой:

– Чем могу быть полезен?

Коля:

– Ноги подержи.

Генрих:

– Не понял.

Вера трясется:

– Ну, помогите же.

Коля:

– Ноги, говорю, подержи, придурок. Вторым будешь.

Вера:

– Ради бога, не слушайте его. Помогите.

Генрих постукивает тросточкой Колю по затылку:

– Джентльмен, немедленно слезьте с дамы.

Коля:

– Вот принесло такую сволочь… Ну, не хочешь вторым, так отвали, не мешай…

Генрих, повышая голос:

– Я повторяю: не соизволите ли подняться. Прошу вас.

Коля:

– Вот гад. (поднимается)

Вера приподнимается, сидя на коленях поправляет одежду:

– Спасибо вам, спасибо.

Коля рассматривает Генриха:

– Откуда взялся? Обломщик (замахивается).

Генрих перехватывает руку:

– Осторожней, сударь. Так можно и без руки остаться.

Генрих медленно опускает напряженную руку Коли вниз. В это время входит Гоша с бутербродом:

– Сорок один – ем один!.. Что за дела? Дерутся? Ух, ты… (Удобно усаживается и ест) В кино ходить не надо. Сэкономлю.

Коля снова пытается ударить:

– Ах, ты паскуда!

Вера – Генриху:

– Осторожней!

Генрих уворачивается:

– Да-да, осторожней, сударь.

Коля снова бросается на Генриха, тот его укладывает на пол с помощью тросточки. Вера:

– Ой!

Гоша:

– Класс!

Коля, как и Вера, сидит:

– Сильный, да… Специалист, да… Справился, да…

Генрих и Вера нежно смотрят друг на друга. Гоша:

– Коля, бригадир за тобой послал.

Коля, отползая к двери:

– Да, иди ты вместе с бригадиром…

Гоша жует:

– Сказал, что яйца тебе оторвет.

Коля встает, замахивается:

– Да я ему сам…

Генрих оборачивается на него:

– Ну-ну…

Коля уходит:

– Да, я вам всем. Всем. Колян так просто не оставит… (хлопает дверью)

Генрих:

– Простите, девушки, что пришлось пойти на грубость, но обстановка решительно требовала.

Гоша манерно:

– «Простите, девушки»…

Вера встает, вкладывает ниточку с шариками в руку бабушке:

– Вы так вовремя, так вовремя. Еще немного и он… и он бы… меня…

Гоша заинтересовано:

– Да ну?

Вера:

– А это, это моя подруга…

Гоша встает, отряхиваясь от крошек и вытирая губы:

– Гошка. А ты кто такой? Откуда взялся?

Вера:

– Да, как вас зовут?

Генрих:

– Генрих.

Гоша:

– А вы что незнакомы? Дела…

Вера Гоше:

– Я кричала, звала и он, он пришел на помощь. (Генриху) А я – Вера.

Гоша:

– Генрих… Смешное имя. Такое у царя было. Помнишь, ты мне читала книжку. Ну, его потом еще повесили. За ноги. Кажется… Или повыше…

Вера:

– Ну, тебя. А правда, такое благородное имя – Генрих…

Гоша:

– Ага, и отчество, наверно, тоже мудреное. (Генриху) Скажи, ты точно Генрих Четвертый.

Вера – Генриху:

– Ой, она не отстанет. Скажите ей, как вас по отчеству.

Генрих мнется:

– Видите ли…

Гоша:

– Да, видать, он – безотцовщина. Такой же, как и мы с тобой.

Вера:

– Нет. У него есть отец. Должен быть.

Генрих:

– Да, есть.

Вера:

– Его зовут…?

Гоша загибает пальцы:

– Ну, если этот – четвертый, значит, тот – Генрих Пятый.

Генрих:

– Нет, моего отца зовут просто – Олигарх.

Вера:

– Олигарх?!

Гоша:

– Неужели, тот самый?

Вера:

– Тот самый. А как иначе. Иначе нельзя.

Генрих:

– Да, да. Тот самый. Я не хотел говорить. Но и отказать в вашей просьбе было бы с моей стороны весьма…

Гоша:

– Ну и че стесняться, Генрих Олигархыч. Я вот своего папаши – залетного

космонавта очень даже не стесняюсь. (смотрит вверх) Вон он там сейчас, наверное, надо мною. На Луне копошится, руду в пробирки собирает, звезды считает… Дел у него там по горло. (вздыхает) А так бы сейчас дома был…

Генрих смотрит вверх:

– Очень, очень интересно. Звезды считает…

Вера:

– Гоша!

Гоша – Вере:

– Тебе можно, а мне нельзя? (Генриху) Пригласите меня куда-нибудь. Ну, куда у вас там у Олигархачей принято. На бал в дискотеку, на прием в сауне. Или может на променад после работы? В парк. У нас ведь есть рядом с заводом почти самый настоящий. Кусты такие густые-густые. Скамейка крашенная. Посидим семечек пощелкаем. С солью. А можно и с перчиком, если хотите…

Вера:

– Отстань от человека.

Генрих:

– Видите ли, Гоша…

Гоша вздыхает:

– Не дура. Все вижу. Ну и везет же тебе, Верка. (воодушевляется) А мне теперь что – твой Колян в наследство переходит?

Генрих Вере:

– Так это был ваш…

Вера:

– Нет, он не мой.

Генрих обрадовано:

– Не ваш. А я уже подумал…

Гоша направляется на выход:

– Значит, не твой. Ну так, тогда я пошла. Любитесь.

Генрих:

– Как вы сказали?

Вера:

– Гошка!

Гоша:

– Любитесь, говорю. А мне пора. Коля, наверно, уже до завода дошел.

(Вере) Да, бригадир и тебя спрашивал. Так я подумала и ничего не сказала. Ты точно сегодня не идешь?

Вера:

– Нет.

Генрих – Вере:

– Я вас не задерживаю?

Вера:

– Что вы… Только (смотрит на бабушку) шарики. Как же… Что же…

Гоша жмет плечами:

– Ладно (идет на выход, сталкивается с входящим Колей, смотрит на него и испуганно отступает в сторону) Ты че, че вернулся, Коля? Че задумал?

Коля, прячет за спиной руку:

– Щас я вам здесь всем. Щас я вас всех.

Генрих:

– Прошу, не выражайтесь в обществе прелестных дам.

Коля:

– Ах, ты кондом импортный. (достает из-за спины рогатку) А, ну ложись. Все ложитесь. На пол! На пол! (стреляет, все ложатся) А, ты – Верка, раздевайся сейчас я тебя здесь, прямо перед всеми…

Гоша:

– Ой, страсти какие. Нет, я – на работу. (потихоньку уползает за дверь)

Вера:

– Коля, что с тобой?

Генрих:

– Сударь, уймитесь, пока не поздно.

Коля:

– Ах, ты, сударь-мударь…( стреляет) Верка, ты готова? Руки – в ноги, ноги – шире.

Генрих пытается встать, но Коля снова стреляет:

– Лежать, голубая сопля. Я спрашиваю: Верка, ты готова?

Коля стреляет. Лопает один из шариков. Вера:

– Мои шарики!

Генрих вскакивая:

– Я спасу их!

Коля стреляет:

– Лежать! Кому сказано…

Генрих хватается за ногу и падает. Вера:

– Ах, Генрих!

За спиной Коли появляется тихо зашедшая в дверь мама Веры. Она в белой смирительной рубашке. Толкает Колю плечом:

– Ах, ты паскудник.

Коля удивленно смотрит на нее:

– Отвали, сумасшедшая.

Мама Веры, продолжая его толкать:

– Я не сумасшедшая, я не сумасшедшая… Это мой дом, это моя дочь…

Коля:

– Да, заткнитесь вы, мамаша. Не до вас сейчас. И вообще… ложитесь лучше, как все. (в свою очередь толкает ее)

Мама Веры пятится и падает возле шкафа с посудой:

– Насилуют!

Вера:

– Мама!

Генрих держась за ногу и морщась от боли пытается встать:

– Я помогу!

Коля:

– Я сказал: лежать всем! (стреляет из рогатки) Всем! Всем! Лежать! Лежать!

Генрих и Вера укрываются за стулом. Мама развязывается и начинает не очень метко бросать тарелки в Колю. Тот уворачивается. Одна тарелка попадает или почти попадает в Генриха. Генрих – маме Веры:

– Я – свой. (Рядом пролетает еще одна тарелка. Генрих – Вере) Она с ума сошла.

Вера:

– Пять лет назад.

Мама Веры попадает или почти попадает в Колю. Он целится в нее:

– Сейчас я мать твою… (Мама Веры падает на пол и уползает к окну, вылазит через него наружу. Коля щурится) Да, где она? Где сумасшедшая?

В дверь «въезжает» отец Веры:

– Задавлю на хрен. Семь лет воли не видать! (Рулит не очень уверенно на Колю, тот легко от него уворачивается)

Генрих:

– Кто этот бесстрашный водитель?

Вера:

– Мой отец.

Генрих принюхивается к проехавшему рядом папаше:

– Он что – пьяный? Вроде и не пахнет.

Вера:

– Мама говорила – «психоз-вульгариус». Она теперь в этом разбирается. Жизнь-то у отца была такая, что света божьего не видел: работа да бабы, бабы да работа. Вот и…

Отец:

– Задавлю на хрен. Семь лет воли не видать! Машина – зверь.

Коля целится в ноги отца Веры:

– Щас я тебе по колесам дам (отец подпрыгивает, уворачиваясь). Нет, лучше по кардану (целится отцу в пах)

Отец прикрывается одной рукой, потом хватается за бок:

– Картер пробил, гад. Уезжаю в ремонт. В ремонт… (рулит одной рукой, уезжает)

Коля:

– Ага, Вер, защитнички-то разбежались… А этот, этот малохольный еще с тобой? (снова стреляет в направлении Веры и Генриха)

Бабушка приоткрывает один глаз и цепляет Колю клюкой:

– Изыди, сатана!

Коля целится в бабушку:

– Сейчас и ты схлопочешь.

Бабушка бросает клюку, смиренно складывает руки и закрывает глаза, всхрапывает. Коля:

– Вот так-то. (целится в скрывающихся за стулом Веру и Генриха) Попорчу

Верка, ой попорчу.

Генрих закрывает Веру собой, вздрагивает. Вера:

– Ты ранен, тебе больно.

Генрих:

– Не бойся – я в бронежилете.

Вера:

– Что делать?

Генрих:

– Сейчас что-нибудь придумаю.

Коля опускает рогатку, лезет в карман:

– Щас перезаряжусь и обоих вас оприходую.

Генрих быстро ползет, перекатывается по полу. Затем в прыжке срывает со стены паяльник. Стреляет в Колю из паяльника очередью:

– Та-та-та-та…

Коля хватается за грудь и живот, падает:

– А…, сволочь, сволочь, убил. Прощай… Ве-ра…

Вера встает:

– Ты… вы его… убил, убили?

Генрих дует на жало паяльника:

– Нет, это всего лишь успокаивающие и облагораживающие пули.

Вера подбегает к Генриху:

– А вы, ты ранен, ранены… Вам больно.

Генрих:

– Да. Но…

Вера:

– Ах!

Генрих:

– Сильней всего я ранен в сердце. Вашим, твоим взглядом. Вашей, твоей улыбкой. Руками, шеей, грудью, станом… Я ранен. Гибну. Только поцелуй меня излечит… ваш… твой…

Вера:

– Конечно, Генрих, я спасу, спасу тебя, как ты меня… (целует Генриха) Мой милый, мой защитник, мой герой… (оглядывает его, ощупывает) Голубые глаза… Какие мускулы… Как складно говоришь… (обнимаются и целуются)

Коля встает, пошатываясь, мотая головой:

– Бр-р… Что это было? Я теперь какой-то совсем не тот… Я как-то это, таво, как будто бы исправился… Мне не хочется опаздывать на работу. Я это… Я вот что: запишусь в кружок художественной самодеятельности при заводе. Еще буду лобзиком что-нибудь вырезать. Курить брошу. И пить. К девушкам приставать перестану. И к парням. Я построю дом. Такой большой многоэтажный с балконами. Я посажу дерево. Настоящий баобаб. И это я рожу ребенка. Нет, рожу двойню. И я вскормлю своих детей молоком матери. Я воспитаю их достойными сыновьями. Я не нарушу… Я не преступлю… Я сохраню мир во всем мире. Я не забуду мать родную. Я на работу как на праздник. О! На работу (убегает) Даешь две нормы!

Осторожно входит Гоша, оглядываясь:

– Куда это так Коля побежал? Прям, как за бутылкой? А у меня перерыв образовался. Припой кончился во всей бригаде. Бригадир пошел кладовщику морду бить. Не раньше, чем через час вернется. Девки по лавкам разлеглись. А я так сразу сюда, поглядеть живые ли еще вы тут все. (достает бутерброд) Сорок один – ем один…

Генрих, отрываясь от Веры:

– Живые. У нас свадьба…

Вера сладко повторяя:

– У нас свадьба.

Гоша закашлялась:

– Как? Вот так вот сразу?

Вера – Генриху:

– Да, вот так вот сразу?

Генрих опускается на колени:

– Вера, я люблю тебя. Жить без тебя не могу. Я обошел, объездил полземли. Я так долго искал тебя. И вот нашел. Любимая, прошу твоей руки и сердца. Стань моей женой. И матерью моих детей, и бабушкою наших внуков, прабабушкою…

Гоша жует:

– Во дает.

Вера:

– Ах, но мы почти что не знакомы. Лишь поцелуй в лечебных целях…

Гоша жует:

– Дура, соглашайся скорей.

Генрих:

– Нет, Вера, ты ошибаешься. Мы давно знакомы. Очень давно. Когда я колесил по белу свету предо мной вставал твой образ. Я столько раз видел тебя во сне. Мы держались за руки.

Вера:

– И я столько раз тебя видела во сне. Ты держал меня…

Гоша:

– Вот-вот, подержался пусть и женится.

Генрих:

– Я знаю, это любовь привела меня сегодня к этому заводу и к этому дому. К этой двери. К тебе, Вера. Прошу твоей руки и сердца. Возьми в замен мои. Вот здесь (указывает себе на грудь) мое сердце. (Протягивает руку) А вот рука…

Гоша:

– Ага, и пололигархства в придачу.

Вера:

– Гошка!

Гошка:

– Дура, соглашайся!

Вера:

– Я, я подумаю.

Генрих:

– Думай. Я буду ждать.

Гоша:

– На коленях?

Генрих:

– Да, на коленях.

Вера:

– Хоть вечность?

Генрих:

– Сколь тебе угодно.

Гоша:

– Ну, и крепкие же у некоторых колени. Мне вот по случаю пришлось минут пятнадцать постоять на них. Такие синяки остались.

Вера:

– Гошка! (Генриху) Сколько времени прошло?

Генрих посмотрел на наручные часы:

– Достаточно. О, Вера, ты согласна?

Вера:

– Да.

Гоша отряхивая крошки произносит, как футбольный болельщик:

– Да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да…

Генрих встает, потирая ноги:

– Любимая.

Вера:

– Любимый.

Обнимаются. Гоша, всхлипывая:

– Ах, какая же ты счастливая!

Генрих берет Веру на руки, носит ее по сцене:

– Я понесу тебя на край света, к звездам, к чужим мирам.

Гоша утирая слезы:

– К чужим не надо.

Вера:

– На край света… К зеленым островам…А на них красные розы…

Генрих:

– Апельсины, мандарины, кокосы…

Гоша:

– Бананы…

Генрих:

– Бананы. Папайя. Киви…

Бабушка:

– И манги.

Генрих:

– И манги.

Вера:

– Бабушка! Я выхожу замуж! Бабушка! Я уезжаю в свадебное путешествие!

На зеленые острова в теплом океане!

Бабушка открывает глаза:

– А я тебе что говорила, помнишь? «И однажды на рассвете он войдет в дом, принц прекрасный»…

Вера:

– «Он войдет в дом, принц прекрасный…»

Гоша:

– А я думала сказки. Шарики за ролики. И у бабки, и у Верки…

Бабушка:

– Поздравляю, тебя внученька с любовью. И тебя добрый молодец.

Генрих раскланивается и поет:

«Когда ты влюблен, все цветет и поет, Когда ты влюблен, все твое, все твое: И солнце, и небо, и лес, и трава, Когда ты влюблен…

Из-за двери голос мамы Веры:

– …играть свадьбу пора(входит, она вновь в завязанной смирительной рубашке) Поздравляю, доченька. И тебя сынок. (Поет)

«Когда ты влюблен, все цветет и поет, Когда ты влюблен, все твое, все твое: И солнце, и небо, и лес, и трава, Когда ты влюблен…

Из-за двери голос отца:

– Баба вечно права. («въезжает») Би-бип… Поздравляю, дочка. Ну и тебя, орел залетный (целует обоих, потом «ездит» по сцене) Берегись народ. Машина зверь. Занос – полтора метра…

Входит Коля с бутылкой шаманского:

– Весь завод уже в курсе. А я вот две нормы дал и меня как передовика производства делегировали. Буду представлять передовую рабочую молодежь на торжестве. Вера, ты молодец, что устояла, и не поддалась мне. Мы гордимся тем, что ты сберегла честь смолоду. Сберегла для достойного члена общества. Я поздравляю, поздравляю тебя Вера! (тянется к ней и спрашивает Генриха) Можно…

Вера подставляет щеку:

– В щечку, Коля.

Генрих разводит руками:

– Сегодня можно.

Коля целует Веру. Вера:

– Закатим пир.

Генрих:

– На весь мир.

Отец:

– Что б по усам текло…

Мама, крутит головой:

– И в рот попадало

Бабушка икает:

– Чтоб нутро принимало.

Коля потирает живот:

– Лучше много, чем мало.

Гоша:

– Да, что б ты женщиной стала! В конце-то концов…

Вера застенчиво – Гоше:

– Гошка, скажешь тоже… (Всем) Спасибо вам за поздравления. Но когда же свадьба?

Бабушка тихо:

– Мне в ее годы тоже так хотелось побыстрей расстаться с честью…

Вера – Генриху:

– Так когда?

Генрих:

– Ну…

Отец:

– Сейчас же!

Мама:

– Здесь же!

Коля:

– Ну, а как иначе!

Гоша:

– Напьемся, напоемся. А танцы, танцы до утра. Шуба-дуба!

Все танцуют, веселятся. Через некоторое время Генрих останавливает танцы:

– Да, но я хотел, хочу сказать… Видите ли… Не все так просто…

Гоша, кивая:

– Я так и думала. Я так и знала. Решил дать задний ход. (наступает на Генриха) А кто ее держал за это? А кто с ней целовался? А?

Бабушка:

– Да-да, я видела, молодчик. Подтверждаю.

Коля:

– Ага, прикинулся… Да я его… Нет, не могу… Я благородный нынче…

Генрих:

– Нет, вы не поняли.

Отец:

– Чего ж тут понимать. (тихо) Я сам, брат, в ситуациях таких бывал не раз…

Мама:

– Все поняли. Не дураки. (смотрит на Веру) Еще одна мать одиночка. Дочка…

Вера:

– О, Генрих!

Генрих:

– Вера. Послушай и пойми. И у меня есть папа, мама, и бабушка, и дед. Я тоже их хочу порадовать. Я просто, просто хочу, чтобы они меня благословили. Честь по чести. У нас так принято.

Вера:

– Что ж ждем тогда? Иди, беги быстрей за благословением. И возвращайся. Скорей-скорей. Мне невтерпеж (целуются)

Отец:

– Видали, у них так принято.

Коля:

– У этих голубых кровей.

Мама:

– А мы не люди?

Бабушка:

– Благословляю тебя внученька на брак.

Мама:

– И я…

Отец:

– Благословляю. Чтоб вам все путем.

Гоша вздыхает:

– А кто, когда меня благословит?

Коля осматривает Гошу:

– Гош, а может мы… А может хочешь…

Гоша:

– Хочу-хочу…

Коля с Гошей обнимаются.

Генрих:

– Спасибо вам за благословение. Осталось только со стороны моих. И это очень, очень скоро. Я приведу их, привезу сюда. Отца и матушку. Вера, я – мигом. (идет к двери) Ждите и не расходитесь.

Вера:

– А они…? А если…

Генрих:

– Они так долго ждали. И каждый день мне: «Генрих, ну когда же наконец тебя благословим, скорей, скорей введи в наш дом супругу. Нас осчастливьте внуками и внучками…» Не сомневайся, они дадут благословение.

Гоша:

– И пололигархства.

Вера:

– Гоша.

Отец:

– Пололигархства?

Мама:

– Берем-берем.

Бабушка:

– Зачем отказывать хорошим людям.

Генрих с порога улыбаясь:

– Я птицей, я стрелой (уходит) я пулей…

Вера:

– Ушел… Как долго нет его.

Гоша:

– Ты че? Он только ж вышел.

Бабушка:

– И я любила…

Мама:

– Я ждала…

Отец:

– Ну вот и дождалась. (обнимает ее, тихо себе говорит) Зятек, чай, тестя не обидит. В свой парк автомобильный примет. И пересяду с грузовика да в лимузин, в калашный ряд. (развязывает маму) Значит, сегодня свадьба… Что ж, жена, скажу тебе такие видел свадьбы из окна машины. Гостей-полтыщи, оркестр, трубы, барабаны, слоны и даже гамадрилы…

Коля:

– Так, я тогда за этим… за попом. Чтоб честь по чести припечатал (быстро уходит) И Геру провожу, чтоб кто здесь не обидел.

Вера:

– Сегодня… Ах, мне же платье нужно под венец. Сейчас же. И что-то на ноги…

Мать снимает смирительную рубашку:

– Возьми мое. И чистое и белое…

Бабушка достает из-под себя авоську:

– Фату, как без фаты…

Гоша разувается, подает калоши:

– Вот только выдали и муха не сидела…

Отец:

– Ну, вот еще. Жених он, если настоящий олигархов сын, должон с ног до головы тебя одеть по лучшей моде. Я из окна машины видел таких специальных магазинов полтыщи. Там в окнах невесты в белье тончайшем, все шелк и кружева, и платья, юбки все из газа, и туфли с брилиантною окрошкой, и ожерелья, эти… диадемы…

Вера отдает обратно рубашку, «фату», калоши:

– Спасибо, мама, бабушка, ты – Гошка, верная подруга. Я не могу оставить без одежды вас. Дождусь любимого. Одену то, что он захочет.

Отец:

– Вот это правильно. Пусть дарит, одевает. Мы вас так любим одевать. (тихо)

А раздевать уж как…

Мама Веры, накидывая рубашку, отцу:

– А ты мне что дарил на свадьбу?

Отец:

– Как что?

Бабушка:

– Дочь – миленький подарок…

Отец:

– Так подарю еще, все выбирал, пока не выбрал (обнимает маму Веры, тихо)

Зятек поможет мне и с этим, что-нибудь подкинет…

Гоша обувается:

– И муха не сидела…

Звучит милицейская сирена. Гоша вздрагивает:

– Что это? Что? Уже? За мной? Да верну я их, честно, я верну (снова снимает калоши, быстро протирает и уходит с ними в руках)

Вера смотрит ей вслед:

– Вот те раз. А сказала, что выдали.

Мама:

– Психоз-вульгариус.

Папа:

– Клептоманство. Я из окна машины таких видал пол-тыщи. Бывало даже в соболях да в кольцах подойдет, прикурить попросит, а сама раз одной левой колесо отвинтит. Хоть у нее в квартире этих колес уже как на нашей автобазе…

Бабушка:

– Дура-то, она, конечно. Но не воровка, Гошка. Нет.

Вбегает Гоша в калошах:

– Олигархыча забрали!

Вера:

– Как забрали?

Бабушка:

– За что?

Мама:

– Куда?

Отец:

– В кутузку?

Гоша:

– Коля догнал его и с ножом напрыгнул.

Вера:

– Что с Генрихом?

Гоша:

– Да жив. Не ранен даже.

Вера:

– Коля напрыгнул… С ножом… Не может быть.

Мама:

– Психоз-вульгариус.

Вера берет паяльник:

– Ах, значит, распаялся Коля… Генрих, наверное, его на время лишь облагородил… Все снова. Все опять.

Гоша:

– Милиция шумит, мол, кто зачинщик. Коля а то молчит, то матерится. А Генрих на себя вину всю принял. Так и сказал, мол, на Колю бросился из ревности. И отвечать готов, только б Колю из жизни честной не изымали. Чтоб продолжал он на заводе творить добро на радость всем.

Вера:

– О, Генрих благородный.

Бабушка:

– Ой, дурак.

Мама:

– Психоз-вульгариус.

Папа:

– Да я таких видал пол-тыщи. Он ведь как, он стырит миллион, а сядет как за кражу кошелька. С месяц отсидит в кутузке персональной, с унитазом золотым, с меню на каждый день: пирожное, морожное, пиво-воды. И выйдет. На свободу. Да с чистой совестью потом миллионерит нас всех по эти самые, по эти… помидоры. Не поняли, глупехи, ведь это он, чтоб Верку поиметь и не жениться, чтоб капитал свой сохранить единолично…

Вера:

– Папа!

Мама:

– Да, дочь, они такие. Поматросят, а потом хоть в тюрьму, но лишь не под венец…

Вера:

– Мой Генрих не такой! (мечется) К тому же. Мы же… Ничего у нас…

Гоша:

– Я видела – держался.

Отец тихо:

– Я тоже тут-там подержался, а раз и алименты на все стороны плати…

Мама:

– Держался – не держался. Дело не сложное, можно и без рук…

Бабушка:

– Подтверждаю. Ах, внучка. Ах, бедняжка.

Вера:

– Что, что делать?

Гоша:

– Ждать.

Вера:

– Когда его отпустят?

Гоша:

– Через пятнадцать лет.

Вера хватается за голову:

– Я не дождусь.

Мама:

– Свихнется.

Отец:

– Скурвится.

Бабушка:

– Состарится. И кому потом нужна беззубая, глухая, плоская, сухая…

Вера:

– Пятнадцать лет. Нет, это невозможно…

Гоша чешет голову:

– Или пятнадцать месяцев.

Вера:

– И это много.

Мама:

– Свихнется.

Отец:

– Скурвится.

Бабушка:

– Состарится…

Гоша бьет себя по голове:

– Ой, перепутала я все. Пятнадцать суток всего-то.

Вера считает на пальцах:

– Две недели с лишним. Я дождусь. Но я хочу его увидеть. (бросается на выход). Я – к нему.

Гоша становится поперек пути:

– Нельзя. Запрещены свидания. Тебя не пустят. Напрасно будешь всех просить.

Лишь посмеются. Не допустят. И ходить не стоит.

Вера:

– Тогда, тогда я соберу посылку милому. Что нужно? Одежду? Какую? Еду? Что приготовить? Что он ест? Не знаю даже, что он любит? Я не успела. Все так быстро… Но что-нибудь я все же соберу.

Гоша:

– Не собирай. Без передач. Пятнадцать суток. Так положено.

Вера:

– И без свиданий, и без передач. И без меня. Он будет тосковать, страдать. Я напишу как я люблю его, как жду примерно… (хватает бумагу, ручку, пишет) Любимый, Генрих, очень скоро…

Гоша забирает у нее письмо, рвет:

– Без права переписки. Такой закон…

Вера опускается на пол:

– Такой закон. Какой жестокий… Но я смогу. Нет… Да. Нет. Да, я дождусь его. Я буду, буду ждать, надеяться и верить…

Гоша гладит Веру:

– Да-да, ты жди, надейся, верь… Как жаль, такая свадьба сорвалась. А поплясали бы, повеселились… И на работу б не пошли законно с похмелья…

Отец:

– Ждать долго не могу. Пора мне…

Мама:

– Куда ты? Ты же обещал.

Бабушка:

– Обещал, не значит женится.

Отец:

– Не бойся – я вернусь. Без промедленья. Ты только жди, надейся, верь там… («уезжает») Берегись народ. Машина зверь. Занос – полтора метра…

Звучит колокольчик. Голос:

– Больные, кушать!

Мама:

– Зовут к обеду. Или к полднику? Без разницы. Проголодалась (уходит) Наверно, каша будет с коричневой подливкой. Или кисель…

Гоша:

– И мне пора. А то уволят. Бригадир наш зверь… (уходит)

Вера:

– Куда вы все? Не оставляйте… меня… Бабушка. (Бабушка закрывает глаза, храпит. Вера ходит, заламывая руки) Любимый, судьба нас разлучила. Зачем? Мы только встретились. Мы только полюбили… Конечно, мы не покоримся. Покоен будь в своей темнице. Я сохраню себя тебе. Я буду ждать весь срок. И день за днем и ночь за ночью. Все пятнадцать суток. Я дождусь. И вопреки… И не смотря… Но что, что делать мне все это время? Как быть? Как жить одной? Как нестерпимо… (бросается к двери и останавливается) Нет, свиданья нам запрещены. Ах, (снова хватает бумагу, ручку) «Здравствуй, мой любимый…» (рвет) Нельзя. Без права переписки (оглядывается) Я передам ему паяльник. (берет паяльник, целится в зал). Пиф-паф, и Генрих всех облагородит. Начальника тюрьмы, милиционеров. Как Колю. Хотя бы временно. Понять его в тюрьме успеют не разумом, так сердцем. И отпустят. Но как, как передать? Так (засучивает рукава) в хлеб запечь. (рассматривает пакеты и банки в шкафу) Не в хлеб, так в кекс, иль в торт, в батон, в кулич, в пирог. Твоя невеста – золотые руки. Вот только что тебе пришлось по вкусу, мой любимый? (внезапно опускает руки) Как я забыла? «Без передач…» Нельзя… Не выйдет (плачет) Любимый, милый, дорогой… (постепенно затихает, смотрит на часы) О, сколько слез пролила я в разлуке и в тоске… (утирается) И вроде стало легче… Но ждать еще так долго. Что же делать? (снова смотрит на часы) Дневная смена скоро кончится и, значит, снова народ пойдет домой. Вот что… Я ж хотела (Вытягивает ниточки из рук бабушки. Ходит с шариками по сцене, любуется ими. Останавливается возле края сцены, откашливается, обращается к публике) «Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…»

Вбегает Гоша, швыряет свой паяльник:

– Все рабочий день окончен к черту. Свободна до утра. Да и ты, подруга. Вера, слезами Гере не поможешь. Пойдем на дискотеку. Тебе там станет легче. Да и время зачем терять, пока мы в теле. Может еще кого приглянешь. (тихо) Но не Колю.

Вера:

– Гоша!

Гоша:

– А что? На Герке на твоем свет клином не поехал! И олигархычей других полно. На дискотеку заводскую точно прикатят толпой. Им ведь нужны невесты работящие и чтоб все при всем. Чтоб было к чему помягче прислониться… Вер, а если что всегда успеешь дождаться Генриха.

Вера:

– Нет.

Гоша:

– Жди, жди. А он найдет себе другую. Да-да, такое может случиться даже там…

Вера смеется:

– Вот придумала.

Гоша:

– Скажу подруга честно. Мне передал один знакомый: Олигархыч твой в темнице просто нарасхват. Ну, как и везде, конечно. Ты мучаешься здесь, а он – мне точно сообщили – с одной охранницей в короткой юбке на перевес с дубинкой задушевно ведет беседы… Вот!

Вера:

– Не может быть. Ты врешь. Он любит лишь меня.

Гоша:

– Он – муж-чи-на… Кто приголубит, той и будет. Хотя, конечно, ей с тобою не сравниться. Ты у нас – красотка, а та – верзила с ногами сорок пятого размера. Такие, знаешь, специально идут в тюрьму на службу, чтоб мужа придубасить. И вот: был твой Олигархыч, ныне – ейный…

Вера:

– Зачем ты так? Ты врешь все, врешь. Уйди. Уйди…

Гоша уходит, тащит за собой паяльник:

– Вот так с подругой старой. А я из лучших чувств предупредила…

Вера:

– Тебе завидно. Прочь, не верю я тебе, не верю. Прочь.

Гоша уходит:

– Завидно, говоришь? Завидно. Да. Но нынче не тебе…

Вера:

– Из лучших чувств предупредила… Завидно, но не мне… Предупредила… не мне завидно. Охранница в короткой юбке и с дубинкой… Задушевно… Ведет беседы… А потом целует (бьет себя по голове) Зачем такие мысли в голове моей? Я не хочу об этом думать. Нет, нет, не думай… Верзила… Нет… С ногами сорок пятого размера… Нет… Бабушка!

Вера бросается к бабушке, но та лишь храпит. Входит мама, на завязанной рубашке пятна от еды, оглядывается:

– Меня на свадьбу звали, на десерт… Дочка, где ж твой женишок? Молчишь. Я знаю: там же где и мой. Где твой папуля…

Вера:

– Не смей. Мой Генрих, он хороший…

Мама:

– Да, наверное, как юбку задерет, так не плохой…

Вера встает берет паяльник:

– Уйдите, мама. Я за себя не отвечаю.

Мама:

– Психоз-вульгариус… Шампанского хочу, и ананасов с икрой…

Вера, опуская паяльник:

– Верно, ты опять сбежала. Постой, я вызову врача.

Мама:

– Нет, нет, я ухожу. (уходит) Да пропади ты пропадом…

Вера плачет:

– Вот мать родная приласкала. За что?

Входит отец:

– Ты мать случайно не видала? (оглядывается) Так я и думал – разминулись (щиплет Веру) Дочка.

Вера:

– Больно, папа.

Отец поглаживает ее сзади:

– А так прошло? Так хорошо?

Вера отходит в сторону:

– Как тебе не стыдно?

Отец приближается к ней:

– Так нет же никого…

Вера:

– Но папа…

Отец:

– Папа? Кто это придумал? Та сумасшедшая? Иди, иди ко мне…

Вера:

– Да, что с тобой?

Отец:

– Что надо, то всегда со мной. Ну, же. Дай обниму, дай приласкаю. А хочешь, дочка, поиграем в салки, в догоняшки.

Вера:

– Я взрослая давно.

Отец:

– Я вижу. Тогда, ну (достает из кармана повязку) в жмурки…

Вера:

– Нет, не хочу.

Отец достает и одевает марлевую повязку:

– А хочешь в доктора? Иди, я осмотрю тебя…

Вера:

– Нет, нет…

Отец достает из-под одежды наручники, плетку:

– Тогда во что-нибудь поинтересней. Я из окна машины такое видел. Тебе понравится, дочурка. Ты хочешь, накажу тебя за что-нибудь. Во сколько ты вчера вернулась? Грубила маме? И до свадьбы целовалась? Или?…

Вера снова берет паяльник:

– Не подходи.

Отец, приближаясь и похлопывая плеткой:

– Ну что ты? Тебе понравится. Попробуй только. Потом сама будешь просить: «Отшлепай, папочка, я виновата…»

Вера тихо:

– И это мой отец? (громко) Нет, нет, не надо, не хочу… (всхрапывает бабушка. Вера прислушивается) Кто-то идет.

Отец тоже прислушивается, прячет все игрушки, не замечая, что плетка падает на пол:

– Так, говоришь ты, не видала мать? Ну, ладно… Ты это, приходи ко мне на автобазу. Я конфеткой угощу…

Бабушка опять всхрапывает. Вера:

– Это мама идет как раз. Ты ж к ней пришел.

Отец:

– Да, я забыл мне срочно в рейс (уходит через окно)

Бабушка просыпается:

– А снилось мне, что я на свадьбе. И ем, и пью… Проголодалась, значит… (тянется и берет со стола кусок хлеба, пытается укусить, шарит по карманам) Зубов-то нет. (Протягивает хлеб к Вере) Пожуй мне, внученька.

Вера:

– Я не могу, любимая бабуля. Что-то меня тошнит.

Бабушка опускает руку:

– Ой, что творится. Не под венцом еще, а на сносях… С тобой умрешь так с голода… Кто пожует? Или поспать еще?

Вера:

– Спи… Никто, никто меня не понимает. (смотрит на часы) Этой Гошке там весело на дискотеке заводской. Наверно, с Колей танго кружат… Отцу не скучно на мир смотреть из-за окна кабины. Маме все равно. Психоз-вульгариус… Я никому… Все про меня забыли. И Генрих, Генрих Олигархыч… Забыл. Увлекся охранницей в короткой юбке и с дубинкой. С верзилой – ноги сорок пятого размера. И обещал на ней жениться после освобождения. Родители благословят. Им все равно кого… Вот свадьба, путешествие на острова. На зеленые острова в теплом океане. А я, а мне опять одной, одной… Лишь шарики… Скажи, бабуля (смотрит на нее) Спит. А может мне… А может всем так будет лучше… (находит оброненную отцом плетку, ходит по сцене, отыскивая что-то взглядом наверху. Встает на стул, привязывает один конец плетки к чему-то над собой, другой начинает завязывать на шее) Прощайте все! Прощай, отец, и мама, Гоша, Коля. И ты неверный Генрих. Храни тебя охранница с дубинкой. (стул шатается и Вера падает) О, Господи!.. (сидит на полу, берется за голову) Ой, как больно мне на этом свете! (откидывает голову на стул, закрывает глаза)

Входит Коля, тихо:

– Вера, я пришел прощения просить… Хочешь сяду за него, за Генриха. Но только если… Вера, где ты? (находит ее, гладит ее голову, плечи) Вера…

Вера с закрытыми глазами:

– Как хорошо… Как хорошо… О, Генрих, Генрих, ты вернулся! (смотрит на руку) Мозоли? (целует руку) От грубого и непривычного труда… (смотрит на руку) И ссадины… Тебя пытали, любимый…

Коля:

– Любимый…

Вера отбрасывает руку:

– Не Генрих?

Коля:

– Это я, Колян. Пришел прощения просить… Вера, я думал, думал, я придумал. Хочешь, сяду за него. Но только если…

Вера:

– Как ты мог? Ведь это ты – виновный.

Коля:

– Я не хотел.

Вера:

– Скажи случайно на него с ножом?

Коля:

– Почти случайно. Я не хотел… его. Хотел… хочу тебя.

Вера:

– Уйди. Я закричу.

Коля:

– Не бойся. Я силком не стану больше. Я не такой, как ты глядишь. Да я не олигархов сын, не бригадир, не старший даже такелажник. Пока. Всего лишь я Колян, пацан с соседнего угла. Но и у меня вот тут (бьет себя по груди) сердечко бьется. Как у тебя. И также, как тебя никто не пожалеет. И слова доброго не скажет. Ни мать, и ни отец, ни олигарха дочь. А у меня душа (отворачивается и чешет в паху), душа свербит.

Вера:

– Да, верно, Коля – прав, мы так похожи. Родные души. Я нужна ему (гладит Коляна). А Генрих… Он нашел другую. Ах, Коля-Коля…

Коля:

– Вера – ты моя…

Вера:

– Да, именно твоя… Выходит так…

Колян гладит Веру:

– Вера, да я…, я для тебя…, я за тебя…(целует ее, валит на пол, стягивает невзрачную верхнюю одежду. Вера оказывается в красных чулках, в красном белье).

Вера:

– Пусть будет так.

Колян:

– Ну, наконец-то, мечта моя…

Вбегает Генрих с букетом красных же роз. Костюм его в грязи, порван:

– Я сбежал, любимая! Ты бы знала, как тяжело на нарах без тебя. Какие-то уроды с ногами сорок пятого размера с дубинками наперевес хотят тебя иметь. А ты без прав, без сил. И все-таки отец и мать похлопотали. И завтра меня должны освободить официально. Родители приедут, заберут, чтоб вместе мы сюда. Чтоб нас благословить, любимая. Но я не мог так долго ждать. Всю ночь. Она как вечность. Я бежал. Я лез через заборы. Через канавы прыгал. Мчался от собак. (находит дырку в костюме) И кажется в меня стреляли. Но обошлось. Все получилось. Вот я здесь, живой и твой, любимая. (обращается к бабушке) Где Вера? (трясет ее) Вера где?

Бабушка:

– Нет Веры. Нет, ее. Вся вышла.

Генрих:

– Как? Что вы говорите?… Вера! Вера!

Вера радостно, но не освобождаясь от Коли:

– Вернулся мой любимый. Генрих!

Коля:

– Вот кайфолом, в который раз…

Генрих подходит к ним:

– Вера?… Что это такое? Я там на нарах в одиночку… Ты здесь… Ты не одна… Ты с ним…

Вера:

– Я не хотела с ним. Тебя ждала.

Коля:

– Вот, черт.

Генрих:

– Ах, он за старое (замахивается)

Вера останавливает его:

– Не надо, любимый, не тревожься.

Генрих:

– То есть как это: не тревожься? Он тебя…

Коля:

– Да, ладно, не волнуйся. С кем не бывает. (встает и уходит со сцены) Пока.

Вера встает. Подходит к бабушке. Берет один из шариков и отпускает его в полет:

– Видишь, это лишь его мечта, фантазия. Все было просто так, не наяву…

Генрих:

– Не наяву… Его мечта, фантазия. А я…

Вера одевает свое длинное серое невзрачное платье:

– А ты фантазия… моя. (обнимает Генриха) Любимый, ты вернулся…

Генрих:

– Любимая. (целуются)

Голос Гоши:

– Вера, идем. Пора…

Вера:

– Нет. Еще минутку.

Голос Коли:

– Вера, давай скорей. А то нам бригадир…

Вера Генриху:

– Что ж… Уходи. Пора.

Генрих:

– Я не хочу, я не могу… Ты знаешь, мне без тебя не жить.

Вера:

– Иди. Но обещай вернуться.

Генрих:

– Я обещаю, любимая.

Вера:

– Любимый.

Гудит гудок. Генрих уходит через окно. Гоша:

– Верка, ну где ты наконец?

Коля:

– Вера, точно опоздаем на хрен.

Вера:

– Ушел. Я буду его ждать. Я буду ждать…

Гоша:

– Ну, Вера же!

Коля:

– Ну Вера!

Вера кричит:

– Сейчас! Иду! (смотрит на шарики в руках бабы Марты, забирает их, бежит к зрителям,) Купите прекрасные воздушные шарики: голубые, как глаза любимого, зеленые, как дальние острова, красные, как лучшие в мире розы… Купите своей жене или невесте, мужу или жениху, купите своим детям или внукам, купите своим дедушкам и бабушкам… Купите…

Гоша с Колей в один голос:

– Вера!

Вера раздает шарики:

– Да, ладно, ладно, не надо денег. Так берите, даром. Голубые… Зеленые… Красные… Берите… Берите… (хватает со стены паяльник, убегает)

Из-за окна слышен голос поющего Генриха:

«Когда ты влюблен, все цветет и поет, Когда ты влюблен, все твое, все твое: И солнце, и небо, и лес, и трава, Когда ты влюблен, когда ты влюблен…

Конец

ПРОВЕДЕМ ВЕЧЕР ВМЕСТЕ

Лора, 30–50 лет, в пеньюаре.

Майк, 30–50 лет, в синей пижаме.

Евгения, 30–50 лет, в элегантном прогулочном костюме.

Виктор, 30–50 лет, мускулистый, в джинсах, пиджаке.

Эндрю, 20–30 лет, в строгом деловом костюме с галстуком.

Молодая миниатюрная женщина.

Спальная комната. В центре – большая кровать. По краям комнаты две двери: левая – входная, правая – в ванную. Между дверьми массивный шкаф, зеркало. В правом углу большое кресло.

Картина первая

В комнате приглушенный свет. На кресле – сверху женская верхняя одежда, снизу– мужская. Лора лежит под одеялом на самом краю кровати справа. Из ванной доносятся звуки умывания, полоскания горла. Через минуту из ванной выходит Майк, напевает:

– «Тореадор смелее в бой…» (смотрит на кровать) О, дорогая, ты уже… (Лора молчит) Ты спишь?

Лора:

– Да кРаРРрррракой уж тут сон…

Майк:

– А я пожалуй посплю. Так умотался сегодня. (зевает) Как с утра все навалилось с этим планом. А где план, там и отчет. А отчет с планом не сходится. Представляешь, ни у кого не сходится. Хоть тресни. Никто ничего не понимает. Пришлось опять мне все это разгребать. Ну, а кому еще? Ругался, плевался, но разбирался, разбирался, разбирался (зевает) Разобрался… Ты не представляешь, какое это счастье добраться наконец до кровати. (забирается в кровать с другой стороны) Залезть под одеяло. Под мягкое теплое одеяло… (натягивает одеяло на себя)

Лора бормочет:

– Господи, только не это… (тянет одеяло на себя)

Майк протяжно:

– Дорогая, ну ты, ты же не одна в этой кровати… (тянет одеяло на себя)

Лора:

– И ты не один. Перестань, пожалуйста. (тянет одеяло на себя)

Майк:

– Прекрати, я так устал. (тянет одеяло на себя)

Лора:

– Нет, это невозможно…(тянет одеяло на себя)

Майк:

– Невыносимо…(тянет одеяло на себя)

Лора:

– Я не высплюсь, и опять будут круги под глазами. Вылезут морщины. И как же я пойду завтра на благотворительный вечер. Все тут же налетят с вопросами: «Ах, что с вами? Ах, как здоровье? А может у вас семейные проблемы?»…

Майк:

– А я…, а у меня завтра такая встреча, у меня такая сделка на носу, у меня этот чертов бизнес-план…

Лора скидывает с себя одеяло:

– На возьми…

Майк также скидывает одеяло:

– Да, забирай. Да ради бога. Да обойдусь… Нет, давно пора спать под разными одеялами. Как все нормальные супруги. На супружеском расстоянии… Или вообще на разных супружеских кроватях… Или в разных супружеских комнатах… Нет, в разных супружеских домах!

Лора сама с собой:

– Он всегда, всегда стягивал с меня одеяло. Даже, когда мы спали в обнимку, он умудрялся все намотать на себя. Или сбросить на пол со своей стороны… Но мне было тепло, так тепло в его руках, на его плече. Какое это было блаженство засыпать на его плече. На его сильном теплом плече… А потом он стал отодвигаться, отодвигаться… А потом сказал, что не высыпается и это плохо сказывается на его работе. И предложил завести отдельные одеяла. А я не хотела. И не хочу. И вот он стягивает с меня одеяло. И если хотя бы обнимал меня при этом, то бог с ним с одеялом…

Майк сам с собой:

– Ну, какой смысл нам лежать вместе? Она же только спать мешает. Как женщину мне ее совсем не хочется. Давно уже. Не заводит, не зажигает…

Лора:

– Я хочу, хочу, чтобы все было как прежде. Чтобы он обнимал меня. Согревал. Он ведь такой теплый. Нет, я помню – горячий, жгучий, знойный. Как я хочу, чтобы он обнял меня, прижал так, чтобы захватило дух… Но нет, он давно не слышит меня, он не хочет меня, не хочет…

Майк:

– Ты что-то сказала?

Лора:

– Да, да, да! Я не сплю. Я сказала. Я говорила. Я тебе сейчас все скажу. Все-все.

Майк:

– Ладно, говори. Поспать, как вижу, все равно уже не удастся.

Лора:

– И скажу. Думаешь, я слепая. Думаешь, ничего не замечаю. Нет, я все вижу, все знаю.

Майк пожимает плечами:

– Все? Ну и что? Да и что ты такого можешь знать, чтобы мне не давать спать? Может война надвигается и меня надо срочно экипировать, отправить на сборочный пункт? Прощай, любовь моя, пиши письма своему герою… А может наступил момент реинкорнации и нужно раскрыть свою чакру и приготовиться перевоплотиться в какое-нибудь животное? Знаешь, я, пожалуй, превращусь в сонного льва (снова зевает). А ты в бодрствующую ночную эту… птицу… как ее… у-у… (снова натягивает на себя одеяло)

Лора:

– Если ты не спишь со мной, значит, знаешь что?

Майк закрывает глаза:

– Что?

Лора:

– Значит, спишь с другой.

Майк открывает глаза:

– Надо же какая умная женщина…

Лора:

– Не дура. И никогда ею не была. Рассказывай кому-нибудь другому про свои бизнес-планы. Я знаю от чего это ты так устаешь на работе. Вернее не от чего, а от кого! От нее! Ты устаешь от нее!

Майк невинно:

– От кого это от нее?

Лора продолжает:

– Это с ней, с ней ты задерживаешься каждый день на работе. Это с ней проводишь выходные. (меняет голос) «Я в гольф-клуб, милая». Это с ней ездишь в так называемые командировки. Признайся же, наконец. Ну, будь смелее. Скажи, что да с ней. Она красивая. Она… блондинка. Все у нее в лучшем виде: 90-60-90. На сколько она моложе меня? Лет на двадцать?

Майк:

– Ты не допускаешь, что можешь элементарно ошибаться, преувеличивать…

Лора:

– Преувеличивать? Значит, она – не натуральная, а всего лишь крашенная блондинка. И не 90-60-90, а только 80-70-80. И моложе-то меня всего на десять…

Майк трясет головой:

– Правда, все может быть совсем не так, как ты думаешь…

Лора:

– Нет, все не так, как ты думаешь. Ты уверен, что трахаешь ее. Нет, дорогой, это она трахает тебя.

Майк морщится:

– Лора, что за слова.

Лора:

– Именно трахает! И знаешь зачем?

Майк:

– Зачем?

Лора:

– Не знаешь. Думаешь любовь, сладкие минуты. Да ты ей нужен только лишь для того, чтобы продвинуться по службе. У нее видно самой ничего не получается. А ведь это у мужчин годы идут, у женщин они летят. И вот можно сказать последний шанс сделать шаг наверх. Выбраться к приличной жизни. И надо-то лишь всего затрахать тебя до помутнения рассудка. Ты подержишь ее за эти 80-70-80 и поддержишь, подтолкнешь, когда откроется подходящая вакансия. И она, наконец, оставит свою секретарскую должность. Она ведь секретарша? Да? Скажи.

Майк:

– Секретарша?

Лора:

– Точно – она секретарша. Конечно, без высшего образования. Без особого ума. Но 80-70-80! И на десять лет моложе! Всего на десять лет… Ее зовут, ее зовут… Скажи мне, как ее зовут…

Майк:

– Как ее зовут?

Лора:

– Да, милый, как ее зовут?

Майк:

– Ее зовут… Ее зовут…

Лора:

– Ты что забыл имя своей любовницы?

Майк:

– Ее зовут М…Ми… Му…

Лора подсказывает:

– Ма…

Майк кивает головой:

– Ма… Ма… Ма…

Лора садится в кровати:

– Господи, ну неужели так трудно запомнить. Каждый раз на этом месте.

Майк тоже садится:

– Сейчас, сейчас, сейчас… (роется в кармане пижамы) Я же даже записал себе специально… Сейчас, сейчас найду…

Лора машет рукой:

– Ладно, хватит. Больше не надо. Закончим сегодня на этом.

Майкл:

– Извини. Ну, вроде насмерть все заучил, а вот до дела доходит, как ветром выдувает из головы.

Лора:

– Как же в тебя вдолбить-то. Ну, представь, представь ее себе – крашенная блондинка, 80-70-80, на десять лет моложе меня.

Майкл закрывает глаза:

– Блондинка… 80-70-80… На десять лет моложе… Ооо!..

Лора:

– Майк.

Майк открывает глаза:

– Представить-то ее я себе хорошо представляю. А вот ее имя, оно же как бы особо и не…

Лора:

– Какие же вы мужчины бестолковые. Как только зайдет речь о 80-70-80, так сразу голова и не работает.

Майк качает головой:

– Не работает.

Лора:

– Тогда вот что. Представь ее грудь.

Майк закрывает глаза:

– Ооо!..

Лора:

– И вот на этой груди татуировка.

Майк:

– Лилия.

Лора:

– Почему лилия?

Майк открывает глаза:

– Так… А почему бы и нет?

Лора:

– Так вот не лилия, а буквы. На груди ее написаны буквы…

Майк:

– На груди?

Лора:

– Да, чтобы когда ты ее грудь себе представлял, сразу бы и вспоминал как ее зовут…

Майк:

– А я помню. Ма…Ма… Ма…

Лора:

– Мария!

Майк:

– Точно – Мария. Конечно – Мария. Ну как же я…

Лора:

– И вот представь себе такие большие буквы. Через всю грудь слева направо – М-а-р-и-я. Ма-ри-я! Мария!

Майк закрывает глаза, пишет по воображаемой груди пальцем:

– Через всю грудь – ого-го – слева направо – ого-го – М-а-р-и-я.

Лора:

– Мария…

Майк:

– Мария. Я запомнил. Теперь абсолютно точно. Я готов.

Лора тихо:

– А может уже и не стоит…

Майк шепчет:

– Мария…

Лора громче:

– Может и правда больше не стоит…

Майк открывает глаза:

– Что?

Лора:

– Я говорю, закончим на этом…

Майк:

– Ну, не сердись. Не обижайся. Я обещаю, честное слово, я больше не забуду, я в следующий раз точно…

Лора:

– А нужен ли следующий раз?

Майк:

– Ты хочешь сказать, что это тебе больше не помогает?

Лора:

– Даже и не знаю. Сначала было здорово. Очень здорово. Но теперь как-то…

Майк:

– Приелось?

Лора:

– Да. Именно. Приелось.

Майк:

– Честно говоря, мне тоже.

Лора:

– Думаю, нам это больше не нужно…

Майк пишет пальцем по воздуху:

– Согласен.

Лора, глядя на часы:

– Знаешь, я, пожалуй, пойду. Кой-какие дела надо закончить. В порядок себя привести…

Майк:

– Я тоже не буду задерживаться, на футбол уже не успею, но криминальную хронику посмотрю обязательно. Там такие сюжеты. Прошлый раз показывали пятнадцать жертв одного маньяка. Представляешь, в нашем городе уже две недели орудует беспощадный маньяк. Нападает на беззащитных людей без разбора и на женщин, и на мужчин… Ему уже и прозвище дали такое, такое какое-то цветное… по его одежде вроде…

Лора, размышляя:

– Хорошо-хорошо, я позвоню тебе, если что…

Майк:

– Конечно. Я всегда, всегда в твоем расположении… Так вот оказывается буквально позавчера этот маньяк…

Раздается звонок в дверь. Лора спокойно:

– Ты заказывал что-нибудь?

Майк:

– Нет. Ничего.

Лора:

– Кто же это тогда?

Майк спокойно:

– Да, наверное, уже этот пришел.

Лора спокойно:

– Кто этот? Твой маньяк что ли?

Майк:

– Да нет. Твой муж.

Лора соскакивает с кровати:

– Муж? Мой муж?

Майк:

– Твой муж.

Лора:

– Откуда? Как он узнал?

Майк:

– Я ему сообщил. От имени анонима.

Лора:

– Ты? Ему? Что ты ему сообщил?

Майк:

– Ну, все как есть. Так и так, мол, его жена изменяет ему с другим мужчиной. Назвал этот адрес, время нашей встречи.

Лора:

– Зачем?!

Майк:

– Ты же сама сказала, что это все тебе уже приелось… Подумал, что новая ситуация тебя сильнее взволнует.

Лора:

– Да уж! Я взволновала! Я вне себя!

Майк:

– Вот видишь. И мне интересно ощутить себя любовником, которого застал свирепый муж. Я столько раз себе это представлял. Я чувствую, чувствую, как меня начинает заводить. Вот потрогай меня – я дрожу.

Лора:

– Ты ненормальный?

Майк:

– Ну, скажем так, твоя идея заниматься психотерапией в кровати мне тоже не сразу показалась нормальной.

Опять долго звонят. Стучат.

Лора:

– Что же делать?

Майк:

– Ну, что делают в такой ситуации? Я, как и положено, спрячусь на балконе. Повисну на руках на пятом этаже. Буду держаться там из последних сил часа два… (трогает свои мускулы) минут тридцать… десять… пять… А если что скажу, что я высотник-монтажник…

Лора:

– Тупица, здесь же нет балкона. Мог бы давно заметить.

Майк:

– Жаль, конечно. Ну, тогда – в шкаф. В темный шкаф. Затаюсь и буду слушать там, как предательски громко бьется мое сердце (сильные удары в дверь – Бум! Бум! Бум!)

Лора:

– Нет, это я – в шкаф (бросается к шкафу, пытается открыть) Ты мужа вызвал, ты с ним и разбирайся. А меня здесь не было и нет.

Майк:

– Тогда, тогда я – под кровать. (лезет слева под кровать)

Лора никак не может открыть шкаф:

– Он заперт. Ой, ноготь сломала!.. Где ключ? Куда ты дел ключ?

Майк из-под кровати:

– Я не брал. Не брал. Честное слово. Открывай дверь.

Лора:

– И что, что я скажу ему?

Майк:

– Ты же умная женщина. Что-нибудь придумаешь…

В дверь слышатся чудовищные удары – Бум! Бум! Бум! Голос Виктора:

– Открывайте! Сломаю!

Лора обреченно:

– Он сломает. У него такие сильные руки. Он же когда-то профессионально занимался боксом… (вздыхает, идет и открывает дверь)

Вторая картина

В комнату быстро входит Виктор, оглядывается:

– Так-так-так, Лора, так-так-так…

Лора деланно удивляется:

– Виктор?

Виктор:

– Так-так-так ты проводишь вечер у подружки.

Лора:

– Да… Так-так… А что, что случилось? Почему ты здесь?

Виктор:

– Ну и где, где же подруга?

Лора:

– Она… Она должна вот-вот вернуться. У нас маленький девичник. Вот-вот она и пошла купить пирожных, вина… Так почему ты здесь?

Виктор:

– Значит, это ее комнатенка?

Лора:

– Да, ее. Знаешь, она здесь временно. Я не говорила тебе, чтобы не расстраивать. Видишь ли она недавно развелась. Такое прошла, ты себе не представляешь: суд, раздел имущества, родственники и друзья отвернулись. Одной ей сейчас тяжело. Очень тяжело. Вот я и зашла ее навестить, утешить, поддержать… Да ты же мне не ответил. Как ты здесь оказался? Ты тоже к ней? Вы разве знакомы?

Виктор:

– Я? Нет, я не к ней. Я к тебе, дорогая…

Лора:

– Что-то случилось? Что-нибудь с папой?

Виктор:

– С папой? Не думаю. Скорее с тобой, со мной, с нами. Я хочу знать, что здесь происходит. Так-так, значит, подружка ушла в магазин?

Лора:

– Так-так… ушла в магазин… так-так… за пирожным, вином… так-так… ну, может сигарет еще или пару сигар купит… Да, а почему бы нам не выкурить по сигаре. В этом что-то есть. Как ты думаешь?

Виктор продолжает оглядываться:

– И ты выходит сейчас здесь одна? Так?

Лора:

– Так. Так.

Виктор:

– В пеньюаре?

Лора оглядывает себя:

– В пеньюаре? Ну не голой же мне быть в чужой комнате! А вообще-то мы собрались гадать на картах. А для настоящего гадания надо снять верхнюю информационно запачканную одежду. Ну и еще… я немного похвасталась. Знаешь ведь, как женщины друг перед другом показываются. (смотрится у зеркала, разглаживая пеньюар) Ей очень понравилось. А я сказала, что ты мне подарил.

Виктор:

– Так что ж ты подружке такой пеньюарчик показываешь, а родному мужу нет?

Лора:

– Виктор, я купила этот пеньюар к поза-поза-прошлой годовщине нашей свадьбы. И одевала его уже много-много раз – ты не обратил никакого внимания. Так надо же было его кому-то показать, согласись.

Виктор:

– А я значит не обратил внимания?

Лора:

– Никакого.

Виктор:

– А подружка, значит, обратила. Так?

Лора:

– Конечно, попробовала бы она не обратить. Я бы тогда не заметила ее новых изумрудных сережек, которые она себе после развода в утешение купила. Под цвет глаз. Они у нее зеленые. (смотрит в зеркало) Мне бы они, конечно, не пошли. Под мой цвет нужен рубин, или сапфир, или может быть даже черный алмаз…

Виктор:

– Где он?

Лора:

– О ком ты?

Виктор:

– О ком – о ком… Мне сообщили, что ты здесь с мужчиной.

Лора:

– Я с мужчиной?

Виктор:

– Ты с мужчиной.

Лора:

– Тебе сообщили мужским голосом?

Виктор:

– Да.

Лора:

– Все правильно. Все получилось! Получилось!

Виктор:

– Что получилось?

Лора:

– Знаешь, мне все-таки очень хотелось, чтобы ты оценил мой пеньюар. Ну и подружка, конечно, заодно. В общем мы договорились с подружкой встретиться, и еще я попросила папу позвонить. Чтобы он сказал, что я здесь не одна. А как иначе я тебя могу увидеть вечером? Ну как иначе могу заставить тебя оценить мой пеньюар?

Виктор:

– И ты попросила папу сообщить мне, что находишься в этой гостиничке с другим мужчиной?

Лора:

– Ну, а кого же мне еще попросить в таком деликатном деле? Все другие тут же разнесут сумасшедшую новость по всему городу. А так все останется в нашем тесном семейном кругу. Я сказала ему, что приготовила тебе приятный сюрприз. Он тут же согласился. Папа в отличие от тебя романтик. И это не смотря на его-то годы. А как здорово он умеет менять голос. Правда, ты его не узнал?

Виктор мрачно:

– Не узнал.

Лора хлопая в ладоши:

– Получилось – получилось!

Виктор пристально смотрит на нее:

– Где он?

Лора в сторону:

– Нет, не получилось – не получилось…

Виктор:

– Где он! Ну, покажись-ка, Дон Жуан… Давай-давай, явись нам, герой-любовник! Лора, где он? (заглядывает в ванную)

Лора возмущенно:

– Да ты… Как ты… (внезапно успокаивается, говорит в сторону) Впрочем. Если ревнует, значит еще не все, не все потеряно… Господи, я совсем забыла ведь он же всегда, всегда был таким ревнивым. Когда мы познакомились он тенью за мной ходил. Черной тенью черного Отелло. Я – в институт и он за мной. Я – в магазин и он за мной. Он же к столбу, к инвалидной коляске мог приревновать. И мог, и ревновал. Ах, какую, какую шикарную сцену Виктор устроил у стоматолога. Сорвал с него марлевую маску. Чуть не выбил ему такие красивые фарфоровые зубы. Белые с голубым отливом. Ах, вызывали полицию… Ах, составляли протокол… Ах… Но потом, потом он как-то постепенно перестал замечать и столбы, стоящие рядом со мной, и кружащие инвалидные коляски, и стоматологов с красивыми фарфоровыми зубами, и даже мясников с такими волосатыми-волосатыми ручищами. Да он и меня перестал замечать. Но может, может быть еще все может быть…

Виктор закрывает дверь в ванную:

– Здесь нет. Наверное, на балконе…

Лора:

– Здесь нет балкона.

Виктор:

– Тогда за креслом. (Идет к креслу, но передумывает) Или в шкафу (пытает открыть шкаф). Точно, здесь. Заперся изнутри, гад. Сейчас мы чем-нибудь подковырнем, чем-нибудь таким… (приседает, осматривается и замечает что-то под кроватью справа) Нет, он не в шкафу. Вот же он… (выпрямляется) Так-так…

Лора:

– Так-так что там?

Виктор:

– А ты не знаешь?

Лора пытается прижаться к Виктору:

– Так-так, не знаю. Виктор, мне страшно.

Виктор отталкивает ее:

– Конечно, страшно. Я тебя понимаю. Сейчас будет жуткая, кровавая сцена.

Лора:

– Виктор, прошу тебя!

Виктор:

– Поздно меня просить. Слишком поздно… Но не бойся. Тебя, тебя я не трону. Ты все-таки…

Лора:

– Я все-таки…

Виктор:

– Ты все-таки женщина.

Лора, поправляя на себе пеньюар:

– Я женщина, женщина…

Виктор:

– А вот его, его я, как и положено… (потирает кулаки, заглядывает под кровать) Чего это он мелкий такой?

Лора ничего не говорит, только пожимает плечами. Виктор разочарованно:

– Уж если изменять, то нашла б кого побольше меня, посильнее. Чтоб не обидно было. А этого даже бить не интересно… Ах, я ж почти забыл – от тебя чего угодно ожидать можно. Ты же всю жизнь глазки строила всем подряд: верзилам, карликам, толстым, худым. Думаешь, я забыл всех твоих… Преподавателя, с которым ты на экзамене записочками обменивалась… (имитирует ее) «Так положено по регламенту».

Лора:

– Какой был мужчина – эрудит, интеллектуал…

Виктор:

– Продавца-дебила из булочной. (снова имитирует) «Он весь такой пухленький…»

Лора:

– …как сдобная булочка…

Виктор:

– Стоматолог был щупловат. (снова имитирует) «Но он весь в белом…»

Лора:

– … как ангел.

Виктор:

– У тебя всегда были необычные фантазии. Тебя всегда тянуло на что-нибудь эдакое. Только вспомни! Уму непостижимо! Стоматологическая клиника. Люди вокруг. Много людей. А ты нисколько не смущаясь ложишься к нему в кресло-кровать. Раскрываешь губы… И он уже склонился над тобой, протянул к тебе свои ручонки, когда я вбежал и не допустил…

Лора счастливо:

– Он все помнит. Помнит. Помнит…

Виктор, кивая в сторону кровати:

– И давно ты с ним?

Лора:

– С кем?

Виктор:

– С кем – с кем, с ковриком подкроватным.

Лора осматривает себя в зеркало, поправляет волосы:

– А с каких пор это стало тебя волновать?

Виктор:

– Не увиливай! Давно?

Лора:

– А ты давно со своей?

Виктор:

– Что ты имеешь в виду?

Лора:

– Видишь ли, я как раз собиралась тебе сказать… Я все знаю о тебе и о твоей любовнице…

Виктор:

– О какой такой любовнице?

Лора:

– Ой-ой-ой… Я действительно знаю все. Мой муж удовлетворяет постороннюю женщину.

Виктор смущенно:

– О чем ты?

Лора:

– Я же тебе сказала – я все знаю. У тебя есть другая.

Виктор теряется:

– Что? Какая еще другая?

Лора:

– Другая женщина!

Виктор:

– У меня? Другая женщина?

Лора:

– У тебя другая женщина.

Виктор:

– Ну, знаешь. Такие жуткие, неоправданные обвинения.

Лора:

– Очень даже оправданные.

Виктор:

– Совершенно неоправданные. И как что, как что мне их принимать? Как твою благодарность за то, что я тебе дал.

Лора:

– Ой-ой интересно и что же это такое ты мне дал?

Виктор:

– Все, все что у тебя есть!

Лора:

– Все, что у меня есть? А конкретнее?

Виктор:

– Я купил шикарную квартиру.

Лора:

– Да, а кредит на нее и на мебель дали, если помнишь, кому? Мне. Под поручительство папочки, подчеркиваю, моего папочки…

Виктор:

– Ну, в конце-концов не домом единым.

Лора, загибая пальцы:

– Машину я купила сама.

Виктор:

– Да, мы так решили, что каждый сам себе купит машину.

Лора:

– Одежду я тоже покупаю сама. (ощупывает пеньюар) Хорошую одежду.

Виктор:

– Ну, еще бы я покупал тебе одежду. Я и в своих-то размерах всегда путаюсь…

Лора:

– Ну, так что, что ты дал мне?

Виктор:

– Не все конечно. Но почти… В общем много…

Лора:

– Точнее…

Виктор:

– Да возьмем хотя бы наше положение в обществе. Полезные знакомства…

Лора:

– Это, наверное, те знакомства, которые тебе обеспечил мой, опять же подчеркиваю, мой папочка…

Виктор:

– Ну и те тоже. Но ведь, в каком состоянии были те знакомства? Ой-ой, в каком состоянии… А я их развил, я их довел до идеальных. Ими можно пользоваться во всех сферах нашей общественной, политической, социальной и даже культурной жизни.

Лора:

– И мы пользовались? Я пользовалась? На все благотворительные вечера я получаю приглашения от своих подруг, заметь. Не от тебя.

Виктор:

– От меня еще рано. Но еще совсем немного и моими знакомствами, связями можно будет пользоваться.

Лора:

– Хорошо я подожду. Так, а что еще?

Виктор:

– Тебе нужно еще?

Лора:

– Да еще.

Виктор:

– Так еще…

Лора:

– Так еще…

Виктор:

– Ты настаиваешь?

Лора:

– Настаиваю.

Виктор:

– Что ж…

Лора:

– Ну…

Виктор:

– Ну…

Лора:

– Ну же…

Виктор:

– Об этом как бы не принято.

Лора:

– Не стесняйся. Мы все-таки муж и жена.

Виктор:

– Значит, настаиваешь?

Лора:

– Настаиваю.

Виктор:

– Что ж…

Лора:

– Ну…

Виктор:

– Ну…

Лора:

– Ну же…

Виктор:

– Это…

Лора:

– Это…

Виктор:

– Это… радость секса!

Лора:

– Когда это было?!

Виктор:

– Но ведь было же, было, было.

Лора:

– Когда?

Виктор:

– Так-так-так. Когда-когда-когда… Да не важно когда. Было и точка. А последнее время я просто жутко устаю. Смертельно. У меня не хватает сил, здоровья в конце концов. И еще я плохо сплю. Потому что все для тебя, все во имя тебя, все на благо тебя. Я каждый день надрываюсь на работе. У меня отчеты и бизнес-планы. Бизнес-планы и отчеты. И в понедельник, и во вторник.

Лора:

– И в среду, и в четверг.

Виктор:

– Да, и в пятницу.

Лора:

– И даже в субботу с воскресеньем.

Виктор:

– Да я работаю без выходных. А еще я мотаюсь по этим бесконечным утомительным командировкам. И все из-за тебя, все для тебя. Ведь я хочу, я хочу, чтобы ты была обеспечена. Чтобы все у тебя было в порядке. Чтобы все тебе завидовали. А ты, ты мне такие упреки (имитирует ее) «Я все знаю о тебе и о твоей любовнице. Ах, другая женщина, другая женщина»

Лора:

– Да, да, да! Я все знаю о тебе и о твоей любовнице. И я давно собиралась тебе все сказать. Но не решалась. А теперь я скажу тебе все. Все.

Виктор:

– Все… Что ты мне скажешь? Я удивляюсь. Что ты мне можешь сказать?

Лора:

– Думаешь, я слепая. Думаешь, ничего не замечаю. Нет, я все вижу, все знаю.

Виктор:

– Ну что, что ты знаешь?

Лора:

– Если ты не спишь со мной, значит знаешь что?

Виктор:

– Что?

Лора:

– Значит спишь с другой.

Виктор:

– Какая умная женщина…

Лора:

– Не дура. И никогда ее не была. Рассказывай кому-нибудь другому про свои бизнес-планы. Я знаю, от чего это ты так устаешь на работе. Вернее не от чего, а от кого! От нее! Ты устаешь от нее!

Виктор невинно:

– От кого это нее?

Лора продолжает:

– Это с ней, с ней ты задерживаешься каждый день на работе. Это с ней проводишь выходные. (меняет голос) «Я в гольф-клуб, милая». Это с ней ездишь в так называемые командировки. Признайся же наконец. Ну будь смелее. Скажи, что да с ней. Она красивая. Она… блондинка. Все у нее в лучшем виде: 90-60-90. Насколько она моложе меня? Лет на двадцать?

Виктор:

– Ты элементарно ошибаешься, преувеличиваешь…

Лора:

– Преувеличиваю? Значит, она – не натуральная, а всего лишь крашенная блондинка. И не 90-60-90, а только 80-70-80. И моложе меня всего-то на десять…

Виктор трясет головой:

– Все совсем не так, как ты думаешь…

Лора:

– Нет, все не так, как ты думаешь. Ты уверен, что трахаешь ее. Нет, дорогой, это она трахает тебя.

Виктор морщится:

– Лора, что за слова.

Лора:

– Именно трахает! И знаешь зачем?

Виктор:

– Зачем?

Лора:

– Не знаешь. Думаешь любовь, сладкие минуты. Да ты ей нужен только лишь для того, чтобы продвинуться по службе. У нее видно самой ничего не получается. А ведь это у мужчин годы идут, у женщин они летят. И вот можно сказать последний шанс сделать шаг наверх. Выбраться к приличной жизни. И надо-то лишь всего затрахать тебя до помутнения рассудка. Ты подержишь ее за эти 80-70-80 и поддержишь, подтолкнешь, когда откроется подходящая вакансия. И она наконец оставит свою секретарскую должность. Она ведь секретарша? Да? Скажи.

Виктор:

– У нас, конечно, есть секретарши, но…

Лора:

– Точно – она секретарша. Конечно, без высшего образования. Без особого ума. Но 80-70-80! И на десять лет моложе! Всего на десять лет… Ее зовут, ее зовут… Скажи, как ее зовут…

Виктор:

– Как ее зовут?

Лора:

– Ты что забыл имя своей любовницы?

Майк:

– Конечно, не забыл. Ну, в смысле нет у меня никаких любовниц.

Лора:

– А Мария?

Майк:

– Мария?

Лора:

– Да (пишет по воздуху пальцем) М-а-р-и-я.

Виктор пишет по воздуху пальцем:

– М-а-р-и-я… Ах, Мария. Нет, нет и не думай – мы с не спим с Марией. Мы сотрудничаем.

Лора:

– Сотрудничаем…

Виктор:

– Мы работаем, как проклятые, не замечая – ого-го – половых различий. Да, мы уже больше года готовим эту сделку по слиянию трех компаний. Я ведь как думал, как мечтал: получу премиальные, сложу их в чемоданчик и поставлю его в твоих ногах. Скажу: «Дорогая, о чем ты мечтала больше всего? Я могу выполнить все, что ты пожелаешь. Поедем в Венецию на карнавал… Или в джунгли на сафари… Или на полюс ловить свежих арктических креветок. Только пожелай, моя госпожа. Исполню любое твое желание. Любую прихоть. Только скажи…»

Лора:

– Ах…

Виктор:

– И вот, когда осталось совсем немного, ты, ты мне такие упреки! И при этом сама, когда я, обессиленный этой проклятой работой, (задумывается) когда я уже… когда почти… (смотрит под кровать) ты, ты бросаешься в объятия этого мелкого проходимца… Вылезай, несчастный!

Лора не пускает его:

– Не надо, не надо, Виктор. Я боюсь…

Виктор:

– Он что вооружен?

Лора:

– Не знаю.

Виктор:

– Не знаешь. Так-так-так… Как ты могла лечь в постель с человеком, про которого даже не знаешь вооружен он или нет?

Лора:

– А что мне оставалось? Если ты с этой 80-70-80, с этой крашеной блондинкой…

Виктор:

– Так, значит это я виноват?

Лора:

– Ну не я же…

Виктор:

– Нет, подкроватный коврик, это ты ответишь за все. Вылезай. Вылезай, тебе говорят. (повышает голос) Предъявись! (Лора отворачивается)

Третья картина

Виктор нагибается и вытягивает за ногу Эндрю, помогает подняться, скептически осматривает:

– Да, и правда, мелковат.

Эндрю:

– Мелковат, мелковат…

Лора не оборачиваясь:

– Уж, какой нашелся…

Виктор:

– Хотя шустрый – одеться успел.

Эндрю:

– Видите ли, я и не раздевался.

Виктор, ощутимо похлопывая Эндрю по плечам:

– Секс по-быстрому. Понимаю. Некоторых это заводит. Особенно когда в недомашней обстановке. В офисе там, в подворотне, в гостинице с почасовой оплатой. Понимаю-понимаю…

Лора:

– Ничего ты не понимаешь. Он…

Эндрю:

– Я сейчас все объясню…

Виктор берет Эндрю за грудки:

– Да уж не надо мне ничего объяснять. Итак все яснее ясного.

Лора:

– Он…

Эндрю задыхаясь:

– Я… я…

Лора:

– Он пришел…

Эндрю:

– Я пришел…

Лора:

– Чтобы помочь…

Эндрю:

– Я сейчас все объясню…

Виктор:

– Что ж тут объяснять. Пришел помочь женщине. Обычное дело…

Лора:

– Виктор, у нас с ним…

Виктор:

– Смелее. Итак, у вас с ним…

Лора оборачивается и остолбевает:

– Господи… У нас с ним ничего не было.

Эндрю:

– Ничего не было.

Виктор облегченно:

– Значит не успели. Я не зря торопился.

Лора:

– И быть не могло. Я ведь его знать не знаю…

Эндю:

– И я ее, я ее тоже…

Виктор:

– Дела. (брезгливо отпускает Эндрю) То есть так вот просто с улицы подобрала неизвестно кого, первого встречного. Притащила в номер подружки. А может он болеет какой-нибудь заразной дрянью?

Эндрю:

– Я не неизвестно кто. Я здоровый. Абсолютно здоровый, в здравом уме. Позвольте же наконец мне представиться. Эндрю Роллинз. Адвокат. Буду рад с вами познакомиться.

Виктор:

– А уж как мы рады… Ну ты сказал. Адвокат… Я бы еще может поверил, если там, скажем, представился как водопроводчик, электрик, полотер, высотник-монтажник на худой конец… А тут адвокат…

Лора:

– Адвокат…

Эндрю:

– Именно адвокат. У меня с собой (достает из-под кровати кейс) все необходимые сертификаты…

Лора ничего не понимает:

– Сертификаты…

Виктор:

– Сертификаты? В смысле… здоров?

Эндрю:

– Сертификаты, подтверждающие мою квалификацию.

Виктор:

– Ах, вот в чем дело. (Лоре) Тебя, значит, любители-самоучки больше не удовлетворяют. Нужны квалифицированные специалисты, мастера своего дела, профессионалы… (Эндрю) И где же этому учат?

Эндрю гордо:

– Я закончил специализированный колледж. С отличием! Прошел стажировку в лучшей компании. Думаю, вы понимаете, что именно поэтому меня и наняли на эту весьма непростую и ответственную работу.

Лора тихо, не понимая:

– На эту работу? Ничего не понимаю…

Виктор:

– Весьма, весьма ответственная работа. И она тебе, конечно, нравится?

Эндрю:

– Разумеется, нам с первых занятий прививают любовь к нашему делу. Посвящают во все таинства, рассказывают о том, как складывалась наша профессия, как веками оттачивалось мастерство, передавалось от поколения к поколению. И честно вам скажу, для меня, в отличие он некоторых коллег, это не просто работа – призвание. Сколько себя помню – всегда стремился помогать людям. И чем дальше, тем большее удовольствие я получаю от этого своего порой очень нелегкого труда. Особенно мне нравится отсутствие рутины. А какое разнообразие!

Виктор:

– Да, разнообразие это существенно… С этим не поспоришь…

Эндрю:

– Разнообразие, оно очень важно. Новые клиенты, новые обстоятельства. Ничего не приедается, все как в первый раз. Так говорил, наставляя меня, мой отец.

Виктор:

– Тоже адвокат? Наследственный бизнес?

Эндрю:

– Совершенно верно. У отца было море клиентов. И до сих пор есть. Но все-таки годы дают себя знать…

Виктор:

– Да уж, от этого никуда не денешься, годы в этом деле…

Эндрю:

– И отец потихоньку передает своих клиентов мне. И я постоянно убеждаюсь в его правоте. Действительно ни один клиент не похож на другого. Одному хочется от тебя точности и аккуратность, другому – романтического взгляда на действительность… Никогда не забуду мою первую клиентку…

Виктор тихо:

– Я тоже помню свою первую…

Эндрю:

– Это было не просто провести с ней наедине целых пять дней, пять суток…

Виктор:

– Пять суток? Действительно, профессионал…

Эндрю вдохновлено:

– Вот видите! Вы уже начинаете меня понимать. А вторым моим клиентом был один такой приятный старичок, мы с ним целую ночь провели в Южном парке. И скажу вам – с большим толком. И клиент был в восторге. Я горжусь собой – я был на профессиональной высоте…

Виктор:

– Вы что и мужчин обслуживаете?

Эндрю:

– Разумеется. Это политика нашей компании – никакой половой, расовой или религиозной дискриминации. Мы и вас можем обслужить. По высшему разряду. Только, извините, в порядке очереди. Профессиональная этика, знаете ли.

Виктор:

– Нет, уж спасибо. Я в ваших услугах не нуждаюсь.

Эндрю:

– Люди часто так говорят. А потом, знаете, приходят. Со слезами на глазах. Просят. Умоляют… Разные бывают ситуации. Жизнь непредсказуема. Так что не зарекайтесь.

Виктор:

– Тьфу-тьфу-тьфу… И слушай, помолчи, специалист. Дойдет до тебя дело. Лора, я не верю своим глазам, ушам. До чего ты опустилась? Ты пользуешься услугами профессионального наемника. Ты такая красивая…

Лора:

– Красивая…

Виктор:

– Такая разборчивая.

Лора:

– Разборчивая…

Виктор:

– Такая единственная в своем роде!

Лора:

– Единственная…

Виктор:

– И не могла найти себе бесплатного любовника?

Лора:

– Я и не искала.

Эндрю:

– Я не любовник… Я…

Виктор:

– Какая разница, как это там у вас профессионалов называется. Суть-то одна и та же. Кстати, ты застрахован?

Эндрю:

– Конечно. Ведь в нашей работе весьма вероятна ситуация, когда могут возникнуть непредвиденные обстоятельства.

Виктор:

– Считай, что они уже возникли. Итак, сейчас я буду калечить твое застрахованное тело. Не беспокойся, твои основные профессиональные органы не пострадают (снимает пиджак и закатывает рукава)

Эндрю в сторону:

– Господи, господи, какой-то неадекватный субъект нотариата. (Виктору) Давайте все решим цивилизованно, путем переговоров и по возможности во внесудебном порядке. Зачем нам все усложнять…

Виктор:

– Вот именно во внесудебном порядке, господин любовник.

Эндрю:

– Я не любовник. Я адвокат. Я полномочный адвокат. Меня наняли для того, чтобы здесь на месте оформить бракоразводные бумаги.

Лора смотрит на кровать, говорит в сторону:

– Так вот в чем дело. Мало того, что он вызвал мужа, так еще и об адвокате позаботился. Кретин!

Виктор:

– Адвокат? Бракоразводные бумаги? Лора, что это значит?

Лора:

– Как что? Ты разве не понял? Я с тобой развожусь! У тебя есть любовница. У меня нет мужа. Так что давай все окончательно оформим. Так сказать закрепим наши нынешние отношения законодательно.

Эндрю:

– Дело в том, что…

Виктор Эндрю:

– Помолчи! (Лоре) Ты с ума сошла! Какой развод? И вообще – можно ведь как-то нормально поговорить, обсудить. Зачем устраивать весь этот цирк с телефонным звонком, с гостиницей, с адвокатом под кроватью.

Лора:

– А как бы мы иначе поговорили об этом? Тебя ведь днем с работы не вытащишь. Вечером ты приходишь поздно, утомленный, (поглаживает пеньюар) ничего не замечаешь, ни о чем говорить не хочешь. В выходные тебя опять нет. Я все время одна, одна, одна. Надоело. Вот и пришлось подключить подругу, отца, адвоката. Я специально спрятала его под кровать…

Эндрю:

– Я…

Лора:

– Помолчите… Я специально спрятала его под кровать, чтобы дать тебе шанс. О, если бы ты пришел и сказал, что любишь меня, если бы ты умолял простить меня, адвокат так бы и не появился. Но раз все подошло к разводу, то пусть свершится… Кстати, надо быстрее заканчивать наши дела, а то подруга скоро вернется. И возможно не одна. Вдруг с кем-нибудь познакомится в магазине, кто-нибудь захочет поднести ей сумку. А я не хотела бы помешать ее новому счастью. Так что, адвокат, готовьте документы.

Эндрю:

– Видите ли…

Виктор Эндрю:

– Да погоди ты. Молчи, а то убью очень быстро.

Эндрю:

– Молчу-молчу. Не надо быстро.

Виктор Лоре:

– Да, Лора, не будем спешить.

Лора:

– Я и так столько времени не спешила. Все на что-то надеялась, ждала. Столько раз одевала этот пеньюар. Ну не только этот, но это не важно… Нет, больше тянуть нет смысла. Я так устала. Давай быстренько подпишем бумаги. И будем свободны. Ты женишься на свой секретарше. Ну, а я, я тоже найду себе кого-нибудь.

Виктор:

– Я не хочу жениться на секретарше.

Лора:

– Никто не хочет жениться на секретаршах. Но они все равно выходят замуж.

Виктор:

– Я хочу быть с тобой.

Лора:

– Зачем?

Виктор:

– Как зачем?

Лора:

– Зачем? Чтобы иногда встречаться в одной квартире? Встречаться и не замечать друг друга?

Виктор:

– Я очень даже тебя замечаю.

Лора:

– Когда стягиваешь с меня одеяло?

Виктор:

– Послушай, Лора. Послушай, как моя жена…

Лора:

– Практически как бывшая жена… Адвокат давайте ваши бумаги.

Эндрю пытается что-то сказать:

– Но я…

Виктор:

– Лора.

Лора:

– Ну что еще?

Виктор:

– Мы столько лет вместе.

Лора:

– Ну и что?

Виктор:

– Это трудно сказать…

Лора:

– Мне тоже было нелегко. Я столько раз репетировала, проговаривала и про себя, и в слух…

Виктор:

– Я не могу без тебя. Ты нужна мне.

Лора:

– Зачем, зачем я нужна тебе? И зачем ты мне нужен?

Виктор:

– Я могу назвать тысячу причин, почему мы должны быть вместе.

Лора:

– И они убедят меня?

Виктор:

– Я могу назвать тысячу причин, но я назову только одну.

Лора:

– Я вся во внимании.

Виктор:

– Лора, я люблю тебя

Лора (в сторону):

– Он меня любит… Он… меня… любит… Он… меня… Господи, как давно, как давно он не говорил мне эти… слова… слова… слова… (Виктору) Ты лжешь. Ты просто хочешь оставить все так, как было.

Виктор:

– Лора, я правда люблю тебя. Прости меня. Я был несправедлив в своей невнимательности, в своей глупой ревности…

Лора очерчивает рукой женскую фигуру:

– И в этой 80-70-80?

Виктор:

– И в ней тоже… Лора, я не хочу тебя терять. Я люблю тебя. Я безумно люблю тебя.

Лора:

– По-прежнему?

Виктор:

– По-прежнему.

Лора:

– Как тогда?

Виктор:

– Как тогда.

Лора:

– Тогда когда…

Виктор:

– Да, тогда когда…

Лора:

– Но, неужели, неужели ты все помнишь.

Виктор:

– Как же такое забыть.

Лора:

– И как мы познакомились? Ты помнишь, о как это было давно, на той студенческой вечеринке у моей подруги?

Виктор:

– Еще бы. Как такое забыть. Я выиграл свой первый профессиональный турнир – нокаутом между прочим – купил белые брюки, нагладил рубашку. После боя меня пригласили на вечеринку в приличный дом. А только я вошел, и осмотреться-то толком не успел, как ты опрокинула красный соус на эти мои новые белые, единственные выходные брюки. И всю вечеринку мы просидели в ванной пытаясь отстирать их. Плечом к плечу…

Лора:

– Плечом к плечу. Ты помнишь… А как потом пошел провожать меня?

Виктор:

– Кому-то же надо был тебя провожать… Помню, как шлепал в мокрых брюках. Полицейский на перекрестке долго смотрел нам вслед…

Лора:

– Помнишь… А в парке ты наломал охапку сирени.

Виктор:

– Ты так просила. И я идиот полез и разодрал рубашку.

Лора:

– Потом мы шли по тротуару вдоль дороги и пошел дождь. И ты заслонил, обнял меня.

Виктор:

– Я все равно был наполовину мокрый.

Лора:

– И потом…

Виктор:

– Как честный человек…

Лора:

– Какая шикарная была свадьба. Триста двадцать восемь только официальных гостей. Три белых лимузина. Большой симфонический оркестр в белом. Пятьдесят официантов. Тоже в белом.

Виктор:

– Я бросил бокс. По протекции твоего папы устроился на работу в офис…

Эндрю достает блокнот, записывает в него:

– Как интересно. И у нас с Шарлоттой на свадьбе будет также. Три белых лимузина… Большой симфонический оркестр в белом… Официанты тоже в белом…

Виктор:

– Безумие…

Лора:

– Свадебное путешествие.

Виктор:

– Огромные чемоданы.

Эндрю чешет голову:

– Огромные чемоданы? Мне не нужно. И Шарлотте тоже. Зачем такой миниатюрной девушке, как она, огромные чемоданы? Нет, вот мы-то точно обойдемся парой небольших дорожных саквояжей.

Лора:

– На край света…

Виктор:

– Черт знает куда…

Эндрю сам с собой:

– Конечно, на Восток. Вдвоем. Наедине…

Лора:

– Все такое пестрое, дурманящее, кружится голова. Я падаю в твои руки. Снова и снова… (прижимается к Виктору, тот ее обнимает)

Звучит медитативная музыка. Лора и Виктор медленно танцуют. Эндрю напевает:

Хари-кришна, кришна-хари, Хари-кришна, кришна-хари…

(Далее речитативом)

Девушка полюбила парня. Парень ее тоже любил. Девушка отдала ему себя. И он все, что мог, тоже отдал. Они любили друг друга тысяча-тысячу лет. Они ушли вместе с закатом, но ушли они в рассвет. Они там, где солнце с луною, они там, где облака. Они по-прежнему любят друг друга, в его руке – ее рука… Хари-кришна, кришна-хари, Хари-кришна, кришна-хари…

Лора:

– Они по-прежнему любят друг друга…

Виктор:

– В его руке – ее рука…

Эндрю достает платок и промокает глаза:

– Хари-кришна, кришна-хари… Ах, Шарлотта, как же я люблю тебя…

Четвертая картина

Слева из-под кровати выползает Майк, на четвереньках продвигается к входной двери. Музыка стихает. Виктор с Лорой стоят в обнимку. Виктор – лицом к входной двери, Лора – к Эндрю. В наступившей тишине слышно, как Майк шепотом напевает:

– Хари-кришна, кришна-хари…

Виктор:

– А это кто? (оборачивает Лору к Майку) Лора, кто это?

Лора в ужасе:

– Это… Это…

Виктор отстраняет ее, подходит к Майку и поднимает его:

– Ты кто?

Майк испуганно:

– Я…, я…, я…

Виктор:

– Только учти – адвокат у нас уже есть…

Эндрю:

– Эндрю Роллинз к вашим услугам…

Майк испуганно:

– Я…, я…, я…

Виктор:

– Лора, кто это? Кого еще нам не хватало для бракоразводного процесса? Кто он? Налоговый инспектор? Агент по недвижимости?

Лора – в сторону:

– Что ж, ты за все мне ответишь! За мужа, за адвоката… (Виктору) Виктор, я узнала его. Это, это маньяк!

Виктор:

– Маньяк?

Лора:

– Я не говорила тебе. Я не была уверена. Боялась, что ты примешь меня за сумасшедшую. Знаешь, последнее время у меня было такое чувство, что кто-то постоянно следит за мной. Ждет у дома. Идет по пятам. И вот он, видимо, пробрался сюда, затаился под кроватью и приготовился, приготовился… Но он не рассчитал, Виктор, он не рассчитал, что появиться мой муж и спасет меня. О, Виктор! (прижимается к Виктору)

Виктор:

– Лора.

Майк испуганно:

– Я не…, я не…

Лора:

– Видишь, он испугался тебя. У него теперь одна мысль – что-нибудь придумать и сбежать. Чтобы потом выследить меня в каком-нибудь другом подходящем месте и, и…

Майк испуганно:

– Да ведь мы… Мы… В смысле я и вы…

Виктор закипая:

– Маньяк…

Эндрю:

– Маньяк. Господи, мы с ним лежали под одной кроватью. И он мог меня там в темноте…

Виктор:

– Да, уж твое счастье, адвокат, что ты такой мелкий, и он тебя не заметил.

Лора:

– Знаете, на что маньяки способны?

Эндрю:

– Знаю, я же как раз вчера читал в газете. И по телевизору его предполагаемый портрет показывали. Фоторобот. И знаете, похож, очень похож. Это он, точно он. Маньяк-насильник по прозвищу «Синяя пижама».

Лора:

– Точно пижама.

Виктор:

– Синяя.

Майк:

– Если вам не нравится цвет, то я могу ее перекрасить.

Лора:

– Может быть, ты перекрасишь и кровь задушенных тобой младенцев, а также убиенных после надругательства жен и матерей, а еще расчлененных, мечтающих о тихой семейной жизни юношей?

Майк:

– Что вы, что вы…

Виктор:

– Убиенных после надругательства жен и матерей…

Эндрю:

– Мечтающих о тихой семейной жизни юношей… А вы знаете, вы знаете, он не только жестокий. В газете писали он еще и очень хитрый – полиция уже полгода поймать не может, зверя такого. Он долго готовится, все просчитывает, ждет в засаде…

Лора:

– Он же мог меня…

Эндрю:

– И меня… И не один раз…

Виктор:

– Никого. Теперь он уже никого. Никогда. Ни разу…

Майк:

– Я никого… Я никогда… Я ни разу…

Эндрю:

– Как хорошо, что мы его поймали.

Лора, поглаживая бицепсы Виктора:

– Да уж теперь точно от него никому больше не будет неприятностей…

Эндрю:

– Передадим его в полицию. Завтра же выйдет газета, и моя Шарлотта прочитает: «Эндрю Роллинз способствовал поимке особо опасного маньяка». И она скажет мне: «О, мой герой». И клиенты будут становиться ко мне в очередь. Кому не хочется иметь дело с таким известным героическим адвокатом? Заломите ему руки и в полицию его, в полицию!

Лора:

– Не надо его никуда передавать.

Майк:

– Не надо.

Эндрю:

– Как это не надо? А газета? А может и радио, телевидение? Только представьте…

Лора:

– Что представить? Как весь город узнает, зачем мы здесь собирались? Представить, как все мои подруги начнут обсуждать мои отношения с мужем, придумывать за меня мою личную жизнь. Представить, как заговорят обо всем этом у Виктора на работе, как расстроят моего папочку?

Виктор:

– Я согласен с тобой, дорогая. Не надо шумихи. Не стоит его никуда передавать. Полиция начнет с ним сюсюкаться – права человека соблюдать. Протоколы, допросы: «Пожалуйста, кофе. А может быть зеленый чай. Сухой мартини? Сигарету с двойным фильтром?» Вы хотите, чтобы с этим зверем миндальничали в полиции?

Лора и Эндрю в один голос:

– Нет.

Виктор:

– Вы не хотите. И я не хочу. Давайте возьмем его на поруки.

Майк:

– Это как?

Эндрю:

– С юридической точки зрения это…

Виктор:

– Это не то, что вы думаете. На поруки – это на поруки. В конце-то концов, должен же я сегодня кого-нибудь покалечить! Не адвоката, так маньяка. Знаете, как у меня чешутся кулаки. Я так давно не был на ринге, я так давно никого не посылал в нокаут. А тут такое благое, общественно-полезное дело… (Виктор подводит Майка к зеркалу, играет мускулами, делает боксерские движения, примеряясь) Сначала хук слева, а потом апперкот. Нокаут.

Эндрю:

– Хорошо. Замечательно. Превосходно. Я так давно мечтал посмотреть бокс из первого ряда. Знаете, Шарлотта не выносит вида крови, и мы никогда не садимся ближе двадцатого. Да и там она отворачивается, какие-то женские журналы начинает листать, когда кому-нибудь кровь пустят или ниже пояса хорошенько вмажут…

Майк:

– Господи, какой же я идиот.

Лора:

– Кретин.

Виктор:

– А может растянуть удовольствие? Сначала прямой в корпус, а потом хук слева.

Эндрю:

– И апперкот, обязательно апперкот.

Виктор:

– Да, уж тогда точно навсегда забудет, что он маньяк. Хук слева…

Эндрю:

– И апперкот! Только не укладывайте его первым же ударом. Доставьте удовольствие публике. Слева, справа, слева, справа. В челюсть, в печень, прямой и апперкот!

Майк:

– Я – идиот, кретин. А скоро еще и инвалид… Послушайте, я сейчас все объясню. Ведь я… мы с ней…

Лора:

– Мы с ней?! Виктор, и ты собираешься разговаривать с этой мразью?

Виктор надвигается на Майка:

– Только по-мужски. Сейчас будет море крови.

Лора тихо в сторону:

– Так ему и надо… (громче) Ах, я…, только не при мне. Он конечно маньяк, но я, я лучше не стану смотреть на это… (уходит в ванную)

Эндрю:

– И Шарлотта бы не стала смотреть из первого ряда. Женщины, они такие слабые. То ли дело мы мужчины. Чужая кровь нас только возбуждает. Ты сам становишься сильнее, когда тот, за кого ты болеешь, рассекает противнику бровь, разбивает ему нос, рвет губу, откусывает ухо…

Майк хватается за сердце, шатается:

– Мне плохо… (падает)

Эндрю:

– Ну, так не честно. Техническое поражение. Публика недовольна. Даже Шарлотта была бы разочарована. Она не любит крови, но зрелища с непредсказуемым развитием привлекают ее не меньше, чем меня.

Виктор, задевая Майка ногой:

– Эй, маньяк, хватит притворяться, поднимайся.

Эндрю:

– Поднимайся, маньяк, поднимайся. Продержись хотя бы один раунд. Порадуй зрителей.

Виктор:

– Не хочет.

Эндрю:

– Что-то он побледнел. Похоже у него что-то с сердцем.

Виктор:

– Никогда не думал, что у маньяков может быть что-то с сердцем.

Эндрю:

– Наверное, переутомился в ожидании начала боя. А потом у меня б самого на его месте сердечко екнуло. (оглядывает Виктора) У вас такие бицепсы и трицепсы, и дельтовидная мышца – ого-го – лично я бы еще до боя вообще со страху умер…

Виктор:

– Да уж только не хватало, чтобы он сдох до того, как ему…

Эндрю:

– Да, обидно конечно. Нокаут всегда эффектнее технического поражения.

Виктор:

– Не то слово.

Эндрю:

– А между прочим, если он умрет, вас осудят…

Виктор:

– Осудят? Меня?

Эндрю:

– А как вы хотели. По закону вы ведь его фактически убили…

Виктор:

– Убил?

Эндрю:

– Довели до смерти. Срок конечно немного меньше, чем за откровенное убийство, но все равно…

Виктор:

– Срок?

Эндрю:

– Срок. Согласно закона.

Виктор:

– За маньяка?

Эндрю:

– Согласно закона, он считается человеком.

Виктор оглядывается на дверь:

– А я… А меня здесь не было…

Эндрю:

– Видите ли, я давал клятву о недопустимости лжесвидетельствования. И я ее не нарушу.

Виктор сжимает кулаки:

– Не нарушишь?

Эндрю твердо:

– Ни за что. Можете и меня убить. Но мои родители адвокаты будут гордиться мной. И ассоциация адвокатов, членом которой я уже являюсь, тоже будет гордиться. И Шарлотта тоже. Каждое воскресение она будет приходить ко мне на могилу. И каждый раз будет читать на моем надгробье: «Герой адвокат, погибший при исполнении своего профессионального долга». Она будет оплакивать эту надпись. И украшать цветами. (чуть не плача) Знаете, она любит эти… такие… желтенькие… Убивайте! (пытается бодро петь) «Хари-кришна, Кришна-хари…»

Виктор:

– Черт с тобой, живи! Но что, что же делать?

Эндрю тут же перестает петь:

– Но, может, он еще…

Виктор трогает Майка:

– Еще тепленький (хлопает Майка по щекам) Маньяк, вставай. Ну, давай, ну вставай, хороший мой, черт тебя подери. Может все-таки ему врезать? Хотя бы разочек?

Эндрю:

– Тогда уж точно добьете. Знаете, ему нужно сделать искусственное дыхание. Да и еще массаж сердца. Мы проходили первую медицинскую помощь на случай, если клиенту станет плохо, после того, как он увидит выставленный ему счет.

Виктор:

– Ну, так действуй.

Эндрю морщится:

– Знать-то я знаю, но видите ли прикасаться к его груди, целовать… Я обещал Шарлотте никогда никого… И я выполню свое обещание. А давайте вызовем скорую помощь?

Виктор:

– Точно, давай вызовем скорую. (бросается к телефону) А если она не успеет и он того?

Эндрю:

– Да, на дорогах такие пробки… А если он умрет, то вас…

Виктор:

– Осудят… Ладно я сам, сам… (берет Майка на руки, кладет на кровать справа) Как же это делается-то?

Эндрю:

– Сначала нужен массаж сердца. Кладете руки ему на грудь и ритмично надавливаете: раз-два, раз-два…

Виктор массирует Майку грудь:

– Раз-два, раз-два… Не умирай… Ну, мой милый, ну, хороший… Раз-два, раз-два…

Эндрю:

– А теперь искусственное дыхание…Изо рта в рот…

Виктор морщится:

– Целовать маньяка…

Эндрю пожимает плечами:

– Сосед по камере вас больше устроит?

Виктор делает искусственное дыхание, массаж сердца, приговаривая в паузах:

– Ну, мой милый, ну, хороший… Раз-два, раз-два… Ну, мой милый, ну, хороший… Раз-два, раз-два…

Пятая картина

Медленно раскрывается шкаф. Из него сначала выглядывает, а затем тихо выходит Евгения. Показывает пальчиком Эндрю, чтобы тот молчал. Обходит кровать и со стороны двери начинает фотографировать Виктора и Майка, сверкая вспышкой:

– Вот я вас и застукала! Вот и застукала!

Виктор, жмурясь, загораживаясь от вспышки:

– Что это? Что такое? Кто? Зачем?… А это, наверное… Я понял, вы подруга Лоры… Вы уже вернулись. Мы сейчас уйдем, мы освободим… Не беспокойтесь. Все в порядке. Сейчас я его только это как бы вам сказать…

Евгения продолжает снимать:

– Какая наглость. Прямо у меня на глазах. Так доказательства на лицо…

Виктор продолжает приводить Майка в чувство:

– Ну, мой милый, ну, хороший… Раз-два, раз-два… (Евгении) Успокойтесь – мы не воры… Ну, мой милый, ну, хороший… Раз-два, раз-два…

Евгения:

– Конечно, вы не воры. Я же не слепая – вы любовники.

Виктор:

– Он просто маньяк.

Евгения:

– Значит, вам в отличие от меня крупно повезло.

Майк подает голос:

– Мы не любовники.

Евгения (Майку):

– Не оправдывайся! Вот уж не думала, что ты изменяешь мне с… мужчиной. Да еще так, что он тебе такие комплименты… «Маньяк. Просто маньяк…»

Майк приподнимаясь:

– Евгения, все не так как ты думаешь.

Виктор утирая пот со лба:

– Ожил.

Эндрю Виктору:

– А ведь, кажется, уже на том свете был. Вам повезло – останетесь на свободе.

Виктор:

– Какое счастье.

Майк:

– Я жив.

Евгения:

– Майк, со мной ты никогда не терял чувств. Я, я… не так хороша?

Майк:

– У нас здесь ничего не было!

Виктор:

– Ничего особенного.

Евгения:

– Ничего особенного?

Виктор, пожимая плечами:

– Ну не верите нам, так спросите у Лоры.

Евгения:

– Ах, здесь еще и Лора.

Эндрю:

– Да, она в ванной.

Евгения Майку:

– Втроем… Какой же ты затейник оказывается. Мы столько лет прожили вместе и я так плохо тебя знала. Но если здесь есть и женщина, может быть еще не все потеряно.

Виктор Майку:

– О чем она? Кто она?

Майк:

– Это…

Выходит Лора, замечает Евгению:

– Здравствуйте.

Евгения осматривает Лору:

– Так ничего особенного.

Лора с возмущением:

– Ничего особенного?

Виктор:

– Выбирайте выражения.

Евгения указывает по фигуре Лоры:

– Здесь можно убавить, здесь добавить (потом осматривает Виктора) А вот он даже очень. Майк я тебя понимаю. С таким мужчиной, наверное, и, правда, можно получить внеземное удовольствие. Потерять сознание…

Виктор скромно:

– Можно. Хотя некоторые этого не понимают.

Лора:

– Я ни-че-го не понимаю.

Виктор:

– Да я, в общем, тоже… Лора, это та самая твоя подруга, которая уходила в магазин?

Лора:

– Это не моя подруга.

Майк:

– Это моя жена.

Евгения:

– Которая застукала всех вас на месте прелюбодеяния. Ведь это так, господин адвокат? Вы подтверждаете?

Эндрю:

– Подтверждаю.

Виктор:

– Какого еще такого прелюбодеяния? Откуда вы знаете адвоката?

Евгения:

– Как откуда? Я его заказала для засвидетельствования измены мужа и оформления бракоразводного процесса. Я так волновалась. Надо было прийти заранее. Убедить господина адвоката залезть под кровать. Самой втиснуться в шкаф. Потом ждать, и ждать, и ждать. А шкаф такой толстый – ничего не слышно и когда выходить не ясно. Но, господин адвокат, увиденных и заснятых объятий, поцелуев, я полагаю, будет достаточно?

Эндрю:

– С формальной точки зрения вполне.

Евгения:

– Факт измены зафиксирован?

Эндрю:

– Согласно вашей трактовки – неопровержимо.

Виктор смотрит на Лору и Евгению:

– Вы, что обе заказали одного и того же адвоката?

Эндрю:

– Нет (указывает на Евгению) это мой клиент.

Виктор указывая на Лору:

– А это?

Эндрю:

– Это не мой клиент.

Лора:

– Майк, так ты и собственной жене сказал, что мы здесь? Полный извращенец.

Майк:

– Нет, что ты… Я не понимаю…

Виктор:

– Ты знакома с этим маньяком?

Лора:

– Как тебе это…

Евгения:

– Успокойтесь, дорогуша, Майк ничего мне не говорил. Я его просто выследила.

Майк:

– Что ты говоришь? Как ты могла…

Евгения Майку:

– Как ты мог?

Майк:

– Я все объясню.

Виктор Лоре:

– Как ты могла?

Лора:

– Я все объясню…

Эндрю:

– И зачем вообще люди женятся, если потом… разводятся… скандалят… (достает из портфеля бумаги, сортирует их, раскладывает)

Евгения Эндрю:

– Эх, молодой человек, не вступив в объятия святого брака, никогда не поймешь всей сладости освобождения от них. (Майку) Так что ты хотел сказать мне?

Майк Евгении:

– Знаешь, последнее время мне было как-то не по себе. Я думал о смысле жизни. В смысле о смысле семейной жизни. О нас с тобой. Мы столько времени прожили вместе и сейчас живем вместе. Но при этом как-то вроде и не вместе – каждый сам по себе, в отдельности, в своих делах. Утром – «Пока-пока, убегаю на работу», вечером «Привет, был такой тяжелый день», в выходные – то опять дела, то просто хочется наконец выспаться, то еще что-нибудь. Глядишь, раз и снова понедельник – «Пока-пока, убегаю на работу». И я чувствовал, что это не правильно, что это как-то нужно изменить. Я пытался поговорить с тобой об этом. Но ты все отмахивалась – потом, потом, тебе все было некогда, дела, дела, дела… А мне так хотелось поговорить на эту тему, что я даже на работе стал просить коллег поделиться опытом свой семейной жизни. Что они думают о своей второй половине утром, в обед, в субботний вечер? Что они вообще делают, когда вместе: секс, игра в карты, совместные прогулки, телевизор. Часто ли они вместе? Ходят ли они вместе в кино, в театр?… Я же научный работник. Я все хотел выяснить, понять, что с нами происходит после стольких лет семейной жизни. Почему в последнее время мне стало неуютно в своем собственном доме? В доме, где мне всегда было уютно. В доме, где я был счастлив…

Лора Виктору:

– И я хотела выяснить. И я не хотела жить так, как последние годы.

Виктор:

– И ты, ты… к нему…(Лора кивает)

Евгения:

– И вот эта твоя коллега тебе все прояснила?

Майк:

– Она не коллега. На работе никто мне не помог. Когда я кого-нибудь спрашивал о его семейной жизни, то тот сразу оказывался очень занятым. Я ничего не узнал на работе. Но мне повезло в нотариальной конторе. Помнишь, мы ходили по поводу завещания твоей тетушки. Пока ты там что-то обсуждала с адвокатом – не с этим, тот постарше был, так вот пока ты там что-то обсуждала с адвокатом, я разговорился с одной девушкой – доброжелательная такая, она тоже кого-то ждала. Опыта у нее семейной жизни, правда, не было, но она мне дала хороший совет – найти кого-нибудь подходящего для откровенного разговора через газету.

Евгения:

– Через газету?

Майк:

– Ну да, опубликовать объявление в газете. Девушка была столь любезна, что даже помогла мне составить текст.

Евгения:

– И что же ты там написал?

Майк:

– Написал «Просто проведем вечер вместе. Без интима. Без обязательств»…

Евгения:

– Просто написал?

Лора Виктору:

– Да, а я просто прочитала это объявление.

Виктор:

– С каких это пор ты читаешь газеты?

Лара:

– С тех самых, как ты перестал обращать на меня внимание. Я стала, стала заглядывать в твои газеты. Подумала: вдруг я пойму, почему они интересуют тебя больше, чем я. И вот я прочитала объявление и подумала, раз тебя нет дома, почему бы мне не провести вечер с «культурным, воспитанным мужчиной, желающим выслушать вас и высказаться самому по всему спектру современных семейно-социальных вопросов…» Действительно, почему бы не поговорить с человеком, которого волнуют те же самые проблемы, что и меня?

Евгения Майку:

– Поговорить в пижаме…

Виктор Лоре:

– В пеньюаре…

Лора и Майк в один голос:

– Это же для убедительности, для натурализма. Чтоб все было как дома… (берут с кресла свою одежду, одеваются)

Лора:

– Я ему сказала все, что хотела сказать тебе Виктор.

Евгения:

– И ты сказал ей все, что хотел сказать мне, милый?

Майк:

– Я не успел. Он пришел…

Виктор Лоре:

– И как? Как тебе? Понравилось?

Лора:

– В первый раз это было очень интересно, волнительно.

Евгения:

– Вы встречались не раз?

Эндрю:

– Я обязательно отмечу этот факт.

Майк:

– Какое это теперь имеет значение – раз, два или три?

Лора Виктору:

– Да, сначала было интересно, а потом как-то не так, не то… Лучше всего было, когда ты пришел и я, правда, тебе сказала все. Все, все… А как чудесно было, когда ты сказал, что любишь меня. Я простила тебя…

Виктор:

– Ты меня простила?!

Лора:

– Да. И ты меня прости.

Евгения Майку:

– И ты, наверное, хочешь, чтобы я простила тебе этот круглый стол по вопросам семейной жизни? Или более правильно – круглую кровать.

Майк:

– Конечно. Прости меня. Ведь я же, я обязательно должен был разобраться. Ведь у нас же ничего не было. Мы же просто разговаривали. Поверь, она до меня пальцем не дотронулась.

Лора Майку:

– И он до меня ничем.

Виктор указывая на сброшенный пеньюар:

– Но он видел тебя в этом.

Лора:

– Но должен же хоть какой-нибудь мужчина видеть меня в этом.

Евгения:

– Должен. Неплохая штучка. В каком бутике брали?

Лора:

– Уже не важно. Он там был в единственном экземпляре. Виктор, я столько времени искала его, а сколько раз примеряла. Все раздумывала, сомневалась. Ведь это только для тебя, для тебя, для тебя!

Виктор:

– Ты уверена?

Лора:

– Для тебя, для тебя, для тебя… (обнимает Виктора, тот не без раздумья ее, шепчутся)

Евгения:

– А эту пижаму Майк, я покупала для себя. В смысле для тебя. Но чтобы ты спал в ней со мной, а не таскался по гостиницам черт знает с кем.

Виктор бросает Евгении:

– Это вы о ком?

Евгения:

– Дорогуша, о присутствующих не говорят.

Эндрю:

– О присутствующих пишут. У меня все бумаги готовы. Осталось только поставить ваши подписи…

Евгения:

– Спасибо, Эндрю, но вы уже достаточно поработали.

Эндрю:

– Как это достаточно?

Евгения:

– Вполне достаточно. Можете идти домой.

Эндрю:

– Нет не достаточно. (показывает бумаги) Вот здесь обязательно должны стоять ваши подписи. Без них документ не будет иметь юридической силы, и я не смогу внести данные в реестр расторгнутых браков. Все должно быть по закону. Честь по чести…

Евгения:

– Эндрю, все, что нужно, вы уже все сделали. Я вам так благодарна, что вы оправдали мое доверие, что вы помогли мне пережить эти сладчайшие минуты.

Майк:

– Сладчайшие минуты?

Эндрю:

– Я? Вам? Сладчайшие минуты?

Евгения:

– Да вы. Мне. Я ведь чувствовала, что что-то происходит, что мой муж или изменяет мне, или собирается изменить. Он стал такой задумчивый и даже рассеянный.

Майк:

– Я всегда был рассеян. Я же думаю о работе, о своих исследованиях.

Евгения:

– Да ты всегда был рассеян, но не настолько, чтобы полить вместо фикуса нашу кошку, причем не водой, а кофе. Конечно, я не могла допрашивать тебя или закатить скандал, (смотрит на Лору и Виктора) как это бывает у других. Мне нужно было наверняка убедиться в своих подозрениях. И мне должен был помочь кто-нибудь уже сталкивавшийся с семейными делами. И вот, когда я занималась наследством тетушки, я решила и с этим делом заодно разобраться. Нужен был подходящий адвокат. Тот, с которым я имела дело, был уже в возрасте и для активных действий не годился. Но мне подсказали другого. Мне тоже, кстати, помогла девушка, невысокая такая, вроде приличная… Так вот она порекомендовала Эндрю, сказала, что не подведет – молодой, рьяный, с большим будущим за пока еще нынешний гонорар.

Эндрю:

– Да я молодой, рьяный, с большим будущим. И, видите, результат на лицо. Осталось совсем немного, чтобы довести это дело до конца.

Евгения:

– Оно уже завершено. Даже жаль, что все закончилось. Вы себе и представить не можете, как это оказывается интересно, увлекательно разрабатывать план поимки мужа (указывает на Лору) так сказать с поличным. Подслушивать телефонные разговоры, незаметно вскрывать почту, следить на улице, прячась за прохожими…

Виктор бросает Евгении:

– Согласен. Следить это очень, очень увлекательно…

Лора, несколько отстраняясь от Виктора:

– Значит, мне не показалось. За мной, правда, следили. Виктор, так это был ты? Ты ходил за мной по улице, по магазинам и даже заглядывал в женский туалет в торговом центре. Это был не маньяк, это был ты. Но как, как ты мог?

Виктор мнется:

– Ну я… А что мне оставалось… Если ты…

Лора Евгении:

– И вы… за собственным мужем. Это ведь не очень…

Майк:

– Не очень…

Евгения:

– Порядочно? И это вы – участники круглой кровати – говорите мне о порядочности?

Лора:

– Извините.

Майк:

– Прости, дорогая.

Евгения:

– Я подумаю… Забавно, но с тех пор, как я заподозрила мужа в измене, я стала другим человеком. Да-да-да. Моя жизнь стала такой увлекательной. Все дела, в которых я погрязла, как-то отошли на второй план. Я даже не подозревала, что в мире кроме фрахта, прайс-листов и деловых обедов с контр-агентами есть еще много чего интересного. Сначала, когда мне не сильно хотелось отвлекаться от бизнеса, я подумывала поручить слежку детективному агентству. Но потом подумала, сколько денег они из меня высосут и при этом я не буду уверена, что они все сделали на совесть и не работали в интересах мужа… В общем, хочешь сделать хорошо – сделай сам. Я выписала доверенность на сделки заместителю и вот уже две недели занимаюсь только одним делом – семейным шпионажем. Я брала уроки у известного фотографа и вот научилась выбирать ракурс, глубину съемки. А еще я прошла курсы по ведению скрытного наружного наблюдения.

Виктор:

– Черт, а я не догадался. И прокололся на женском туалете. И не заметил, как ты неоднократно ходила в эту гостиницу.

Лора Евгении:

– А с парашютом вы не прыгали?

Евгения:

– Нет. Хотя мысль интересная. Вдруг пришлось бы брать вас с Майком с воздуха на лесной поляне. Представляете в самый интересный момент – я на вас сверху: опа! К сожалению, не пришлось… А еще я хотела заняться криптографией и тайнописью, чтобы можно было читать любые зашифрованные послания. Увы, шифрами в своей ученой переписке мой муж не пользовался. Знаете, даже досадно, что узнать время и место вашей встречи оказалось так просто.

Виктор:

– И как же вы узнали?

Евгения:

– Элементарно, Виктор. Мой рассеянный муж все записывает себе в еженедельник, который лежит у него на рабочем стола. Я ему подарила мой фирменный. (Майку) И на сегодня у тебя, дорогой, помечено: «научная командировка». Точная дата. Точное время. И точный адрес «научной командировки» – несколько кварталов от дома.

Лора:

– Тупица.

Майк:

– Да, не очень умно.

Евгения Виктору:

– Думаю, вы бы тоже догадались.

Виктор:

– Да-да, конечно. Это же нужно первым делом – заглянуть в еженедельник, обыскать сумочку, распотрошить губную помаду – нет ли там какой записки.

Лора:

– Так вот куда делась моя губная помада. Три комплекта.

Виктор разводит руками:

– Извини, издержки следственно-розыскной работы.

Лора Евгении:

– Ах, он же у меня всегда был таким ревнивым. Мог к столбу приревновать, к инвалидной каляске…

Евгения:

– Вам можно только позавидовать.

Лора:

– Вы думаете?

Эндрю смотрит на часы:

– Так мы разводимся или нет?

Виктор Лоре:

– Нет?

Майк Евгении:

– Нет?

Лора и Евгения:

– Нет.

Эндрю:

– Ну, знаете!

Евгения:

– Эндрю, не беспокойтесь весь гонорар вы получите сполна.

Эндрю:

– Конечно, я не сомневаюсь в вашей порядочности… Что ж в таком случае (смотрит на часы), если я здесь никому не нужен…

Лора:

– Спешите к молодой жене?

Эндрю:

– Нет, я еще не женат – только обручен. И через месяц у меня свадьба.

Евгения:

– Вы хотите жениться? После всего увиденного вам не страшно?

Эндрю:

– Нет, у нас с Шарлоттой другие отношения. И в браке у нас все будет по-другому. Извините, не как у вас.

Виктор:

– Конечно-конечно.

Майк:

– Ну, уж точно.

Лора:

– Дай-то вам бог.

Эндрю собирает бумаги:

– Правда, у нас все будет по-другому. Ведь мы с Шарлотой совсем другие. Мы не следим друг за другом, мы доверяем друг другу. Мы не обманываем друг друга. Моя любимая всегда знает, где я, с кем я, что я делаю.

Лора:

– И сейчас знает, где вы?

Эндрю:

– Разумеется. Я рассказал ей все как есть: что меня попросили зафиксировать факт измены и оформить бракоразводные документы. Так что я сообщил ей точный адрес, время.

Виктор:

– И она вам поверила?

Эндрю:

– Разумеется.

Евгения:

– Святая душа.

Эндрю:

– Да, именно, святая. Моя Шарлотта, в отличие от некоторых, святая, чистая. Она, она, как ангел. Вы знаете, я и встретил ее в церкви. Мы оба ставили свечи Святому Угоднику. Я подошел слева. Она справа. Мы не замечали друг друга, пока наши руки вдруг не соприкоснулись. Нет, это не руки, это наши души соприкоснулись. И как только я взглянул на нее, а она взглянула на меня…

Лора прижимается к Виктору:

– У нас тоже сначала было почти так, когда мы заперлись в ванной на вечеринке.

Евгения:

– И у нас… Ты помнишь Майк.

Майк:

– Еще бы. Я тогда в химической лаборатории опыт проводил. Что-то у меня не так вышло, надышался сероводорода и выскочил улицу – воздуху глотнуть. На крыльце споткнулся и схватился за тебя, за твои… и губами попал прямо в губы.

Евгения:

– Маньяк. Просто маньяк (прижимает к себе Майка) Ты был такой бледный, но так крепко держался за меня… Мы стояли на крыльце целую вечность, хотя я опаздывала в офис на подписание контракта. Но меня простили, когда я объявила о нашей с тобой помолвке…

Эндрю:

– Какие странные люди. Как так можно? Следить, подозревать и потом обниматься, целоваться… Нет у нас все будет по другому. Моя, милая Шарлотта. Она сейчас дома, спит. Одна в розовой кроватке. (достает из кармана портмоне, фотографию, целует ее) Розовые щечки. Ангельская, ангельская душа. (прячет фото и портмоне, смотрит на парочки) Я не такой. И Шарлотта не такая… Как не хочется пачкаться об этих несчастных, порочных людей. Впрочем это моя работа… Ах, если б не профессиональный долг, то сегодня вечером я бы не пропустил свидание с Шарлоттой. А вернувшись с него домой сидел бы в кресле и снова и снова думал о ней, мечтал бы о ней. О том, как мы идем с ней к алтарю… О том как во время свадебного путешествия на Восток встречаем дивный рассвет (напевает) «Хари-кришна, Кришна-хари…» О том, как мы вместе завтракаем. Как вместе гуляем. Вместе читаем. Вместе смотрим бокс, а потом передачу «Молодая хозяюшка». Вместе. Все вместе. Мы каждую свободную минуту будем вместе. Рука в руке. До самой смерти. Мы не такие… Мы не будем следить. Не будем… Мы не станем подозревать. Не станем… Мы не наскучим друг другу. Никогда-никогда… Каждая минута для нас будет великим счастьем. Великим счастьем… А этим… Ну чего им не хватает? Такие красивые женщины. Приличные, казалось бы, мужчины… Спали бы себе дома в супружеских объятиях, а не выясняли отношения (оглядывается) в весьма подозрительной обстановке… (аккуратно собирает документы)

Шестая картина

Лора Виктору:

– Знаешь, я поняла. Я все поняла. Нам не хватает ребенка.

Виктор:

– Ребенка? Ты говоришь о ребенке? Но ты, ты же не хотела. Не хотела портить фигуру…

Лора:

– Да, я боялась, что ты перестанешь обращать на меня внимание, перестанешь меня любить. Но теперь понимаю, что нам просто необходим ребенок. Он же будет наш общий, и мы будем заботиться о нем вдвоем, вместе. Мы все будем делать вместе, как раньше… как после свадьбы… Ты хочешь, ты хочешь, чтобы у нас был ребенок?

Виктор:

– Я всегда хотел. Но сейчас, сейчас не слишком ли поздно? И фигура?…

Лора:

– Возраст не важен и на фигуру это не повлияет. Ведь мы можем усыновить чужого ребенка…

Виктор:

– Чужого?

Лора:

– Ну, сначала, конечно, будет чужим. Потом мы привыкнем к нему, он привыкнет к нам – станет своим.

Виктор:

– Лучше все-таки совсем своего.

Лора:

– Значит, ты не хочешь иметь ребенка? Хотя бы чужого?

Виктор:

– Это не просто… Это надо выбирать… Это неизвестно кто, от кого… И вообще, что еще из него вырастет…

Лора:

– Можно же проще. Давай усыновим такого, по которому уже видно, что из него выросло. Вот, Эндрю, например. Мы его уже знаем. Очень положительный молодой человек с твердыми моральными устоями. Вполне симпатичный…

Виктор:

– Он же совсем взрослый!

Лора:

– Тем лучше. Он уже образован, обеспечен. И к тому же адвокат, сможет быстро и без проблем на самого себя оформить необходимые документы.

Виктор:

– Парень он, конечно, неплохой. Бокс любит, как я понял… Что ж я не против, если это нам поможет.

Лора:

– Поможет-поможет… У нас будет наследник. У нас будут внуки. Только представь, нам будет о ком заботиться. Ну, вот закрой глаза. Видишь, фруктовый сад. Ты сидишь с газетой в кресле…

Виктор:

– Я сижу с газетой в кресле…

Лора:

– Под цветущей яблоней…

Виктор:

– Под цветущей яблоней…

Лора:

– А вокруг тебя ползают милые орущие сопливые малыши.

Виктор:

– А вокруг меня ползают… Да, идиллическая картина.

Лора:

– Значит, ты одобряешь?

Виктор:

– Значит, ты не хочешь развода?

Лора:

– Ну, если мы усыновим…

Виктор:

– Эндрю, мы вас усыновим!

Эндрю:

– Шутите?

Лора:

– Нисколько.

Эндрю:

– Но это невозможно. У меня уже есть родители.

Лора:

– Странно, у него есть родители. Мы об этом как-то не подумали.

Виктор:

– Точно, он же говорил про отца-адвоката.

Лора, вздыхая:

– У Эндрю есть родители…

Евгения:

– Да, у Эндрю есть родители. И эти родители здесь.

Эндрю:

– Нет, что вы, они сейчас дома. Ждут меня, говорят обо мне, о том, как я воплощу мечту их жизни. Им ведь, как они не старались, так и не удалось открыть собственную адвокатскую контору. Но я, я буду стараться изо всех сил. Ведь теперь это уже и моя мечта. Собственная адвокатская контора. Она обязательно у меня будет. И когда родители выйдут на пенсию, я смогу содержать их. Матушка будет нянчить внуков, а отец – давать мне консультации по сложным делам – у него ведь такой опыт. И до конца их дней мы будем дружно жить в одном доме: матушка, отец, я и моя Шарлотта.

Евгения:

– Нет, Эндрю, вы ошибаетесь, ваши родители не дома. Они здесь.

Эндрю озирается:

– Что вы имеете в виду?

Евгения:

– Видите ли, Эндрю. Ваши родители, ну те, которых вы считаете матерью и отцом, – это не ваши настоящие родители. Они приемные родители. Они взяли вас из приюта. Взяли, воспитали, дали образование…

Лора:

– Как интересно.

Эндрю:

– Что вы, этого не может быть.

Виктор:

– Все, конечно, в жизни случается…

Майк Евгении:

– Ну, а ты-то откуда знаешь? Или тебе так понравилось за мной следить, что ты и на адвоката, как на меня, тоже досье собрала – следила, фотографировала, кри-пто-гра-фи-ровала? Ты теперь о всех будешь справки наводить? Это может стать болезненным увлечением.

Евгения:

– Мне ли не знать? Мне ли не знать все об Эндрю. Об этом милом юноше. Все-все-все… Я сейчас раскрою вам страшную тайну. Всем вам. До сих пор еще никто ничего… Эндрю, Эндрю, он…

Лора:

– Неужели маньяк?

Виктор:

– Тот самый.

Майк:

– И на меня хотел все свалить.

Эндрю:

– Я не маньяк, вы же знаете, я, я…

Евгения:

– Он, он – мой ребенок…

Лора:

– Ваш ребенок?

Майк:

– Твой, наш ребенок?

Эндрю:

– Этого не может быть.

Евгения:

– Очень, очень может быть. У вас ведь есть с собой фотография ваших родителей?

Эндрю:

– Конечно (достает портмоне) Вот матушка, отец, Шарлотта…

Евгения рассматривает:

– Ну, Шарлотта меня не интересует. Хотя какое знакомое лицо… Где-то я ее уже видела…

Эндрю:

– Наверное, у нас в конторе. Она часто ко мне заходит.

Евгения возвращает фотографию Шарлотты:

– Впрочем, не важно. Бог с нею. Посмотрите внимательно на фотографию отца, матери, на себя в зеркале и на меня. На кого вы больше похоже? На своих приемных родителей или на свою родную (всхлипывает) мать?

Эндрю рассматривает фотографии, Евгению, себя в зеркале:

– Глаза… Нос… Губы…

Лора, Виктор, Майк тоже рассматривают фотографии, Эндрю, Евгению:

– Глаза… Нос… Губы…Да, здесь ничего похожего… А вот здесь явно родственная линия… Гены, никуда не попрешь…

Евгения:

– Гены, сыночек, гены…

Майк:

– Евгения, но как, как это может быть? Нет, этого не может быть…

Евгения:

– Может. И это было… Это сейчас я поднабралась ума-разума и разбираюсь в людях, недобросовестных поставщиков за пол километра чувствую. А когда-то я была абсолютно молода и глупа… Представьте себе – я влюбилась в рэп-музыканта. Он играл такое, знаете, с восточным уклоном. И тогда он был безумно популярен. А сейчас, сейчас никто не вспомнит его имени. Ведь уже тогда, когда мы были вместе, он начал экспериментировать с различными, как он говорил, творческими стимуляторами. И постепенно, постепенно сошел со сцены. Где он сейчас? (пожимает плечами) Может, умер от передозировки наркотиков. Может, превратился в пропитанного алкоголем зомби. А может быть гниет в тюрьме за драку или растление несовершеннолетних. Не важно, что с ним сейчас. Но когда я в него влюбилась, он еще был чертовски здоров. Чертовски здоров, и чертовски красив – эти глаза, Эндрю, (указывает на его глаза) это его глаза. И вся фигура – вылитый он. Скажи честно, тебя не тянет покурить травку?

Эндрю:

– Нет.

Лора:

– Меня, кажется, да.

Евгения:

– А набить кому-нибудь физиономию?

Эндрю:

– Нет.

Виктор тихо:

– Все-таки очень хочется.

Евгения:

– Заняться любовью с двумя или тремя девушками?

Майк тихо:

– Я не против.

Эндрю:

– Нет, только не это. Я люблю Шарлотту… (тихо) и кажется рэп… с восточным уклоном… «Хари-кришна, хришна-хари…»

Евгения облегченно вздыхает:

– Слава богу, ты унаследовал только лучшие его качества. И, надеюсь, мои… Я так любила тебя. Помню твои крошечные пальчики, твои губки, сосущие мою грудь… Какое сладкое чувство…

Лора:

– Какое сладкое чувство… И вы отказались от любимого ребенка?

Майк:

– Как ты могла?

Эндрю:

– Почему?

Евгения:

– Конечно, сама я бы никогда так не поступила. Но родители, они считали такую беременность позором, и моим, и их собственным. Они мечтали о добропорядочном женихе, за которого не было бы стыдно перед соседями и партнерами по бизнесу, который я в последствии унаследовала. В общем, они устроили так, что я родила без огласки. Это был мальчик. И его тут же отдали в приют.

Лора:

– Собственного ребенка…

Виктор:

– …отдать в приют.

Майк:

– Тебе было тяжело…

Эндрю:

– Вы, вы страдали?

Евгения Эндрю:

– Не то слово, мой мальчик. Я приходила в приют каждую неделю. Эндрю, я смотрела на тебя на прогулках. На твои первые шаги. На твои глаза, ищущие свою мать. Я смотрела на тех, кто приходит выбирать себе детей. Я была так рада, когда тебя усыновила пара адвокатов. Это были приличные люди. Они могли обеспечить тебе будущее. И я поняла, что твоя жизнь сложится. Я тебе больше не нужна… И я думала: выйду замуж, рожу еще ребенка, а может не одного, и забуду о тебе. Посвящу себя своей официальной семье. И я встретила Майка. Я родила двоих детей – у тебя есть два брата.

Эндрю:

– Два брата… Я всегда мечтал о том, чтобы иметь хотя бы одного брата или сестренку. Чтобы играть с ними, заботиться о них. Но родители говорили, что им не под силу поставить на ноги двоих или троих детей. А на самом деле, значит, дело в другом. Они просто не могли иметь детей. И усыновили меня. И скрывали от меня правду, чтобы я рос, жил как в настоящей семье. Как в настоящей семье…

Евгения:

– Да, я родила двоих детей. Да я хотела забыть тебя, но…не смогла. Какая мать выносившая свое дитя, сможет забыть о нем. Я не смогла заставить себя не думать о тебе каждый день, каждую ночь. Каждое утро я просыпалась с мыслью о тебе, о том, как же ты встречаешь свое утро, мой сын…

Виктор:

– Да, если его представить в женском платье, с прической… то действительно смахивает.

Лора:

– Как две капли воды.

Эндрю робко:

– Моя настоящая мать. Мама?

Евгения, смахивая слезу:

– Мама… Как я мечтала услышать это слово из твоих уст.

Эндрю:

– Мама… Два брата…

Евгения:

– Знаешь, я запрещала себе, но все равно пристально следила за тобой, за твоей карьерой, старалась помогать тебе насколько это возможно. Я рекомендовала тебя всем своим знакомым, приятелям, партнерам по бизнесу.

Эндрю:

– Так вот почему моя карьера так хорошо складывалась. Моя мать помогала мне… И значит та моя первая важная клиентка, которую почему-то доверили мне, это…

Евгения:

– Это была моя подруга.

Эндрю:

– А второй клиент. Приятный старичок, с которым мы целую ночь провели в Южном парке?

Евгения:

– Это мой дядя. Твой двоюродный дедушка.

Эндрю:

– А ведь именно благодаря этим двум моим первым клиентам, которые оставили в конторе благодарственные записи, меня и приняли на постоянную работу.

Евгения:

– И здесь, думаешь, здесь ты оказался случайно? Думаешь, случайно тебе достался этот заказ по оформлению бракоразводного процесса. Да какая-то девушка, (задумывается) девушка в конторе рекомендовала тебя, но и без нее этим случаем все равно занимался бы только ты. Я должна была поддержать твою карьеру, дать тебе новый шанс проявить себя. Но прости, прости меня, Эндрю! Прости, сынок!

Эндрю:

– Мама, я схожу с ума…

Майк:

– Я тоже. У нас есть еще один ребенок…

Евгения:

– Наконец, наконец, я открылась тебе, Эндрю. И тебе, Майк. Теперь я больше не буду плакать ночами в подушку…

Эндрю смелее:

– Мама.

Лора:

– Мама, твоя мама. Твоя родная мать. Так обними же ее.

Эндрю бросается в объятия Евгении:

– Мама.

Евгения:

– Сынок.

Майк:

– Сынок?

Виктор жмет Майку руку:

– Поздравляю с еще одним наследником.

Майк:

– Спасибо. (размышляя) А может это, это как раз то, что нам нужно. Может быть, может быть, все и началось с тех пор, как наши сыновья разъехались по колледжам? Может быть, этого нам и перестало хватать? И это счастье, что теперь у нас есть еще один сын совсем поблизости.

Лора тянет Виктора в сторону:

– Все, Виктор. Я все передумала. Я решила. Я решилась. У нас будет не приемный. У нас будет свой собственный ребенок…

Виктор:

– А фигура?

Лора:

– А фигура… Над ней можно поработать, сохранить как-нибудь. Я буду ходить на фитнес. Я буду ограничивать себя в пирожных. В конце концов черт с ней с этой фигурой. Как только представлю себе крошечные пальчики, губки, сосущие мою грудь… Какое сладкое чувство. И еще услышать – мама, ма-ма…

Виктор:

– Папа… Па-па?… Папа! Значит, у нас будет свой собственный ребенок. Как у них…

Лора:

– Даже лучше. Он будет совсем наш. И он будет девочкой.

Виктор:

– Лучше все-таки он будет мальчиком.

Эндрю:

– Господи, какой счастливый вечер. Я обрел настоящих родителей.

Майк:

– А я, а я значит приобрел, я приобрету…

Евгения Эндрю:

– Да, это несказанное счастье прижать к груди своего сына. Сделать то, о чем столько лет мечталось. Свершилось, свершилось!.. Вот только знаешь, лучше не говорить об этом твоим нынешним родителям. Ведь они так много для тебя сделали. И они достойны полноценного родительского счастья.

Эндрю:

– Но я, я хотел бы познакомить вас с Шарлоттой. Я хочу пригласить вас на свадьбу. (Лоре и Виктору) И вас тоже. Приходите, мне будет приятно. И не беспокойтесь наша с Шарлотой свадьба будет не хуже, чем у всех. Вот (достает бумажку). Я же записал. У меня тоже будет три белых лимузина. Большой симфонический оркестр в белом. Пятьдесят официантов. Тоже все в белом… Я так счастлив. Я хочу вас всех видеть на моей свадьбе.

Евгения:

– Ну, конечно, мы придем. Только ты скажешь родителям, что мы твои очень важные клиенты.

Майк:

– Ну, очень-очень важные клиенты и будем всю свадьбу с тобой рядом…

Лора:

– Спасибо за приглашение. И мы, если сможем, конечно…

Виктор:

– Да, как друзья очень-очень важных клиентов.

Лора:

– Если только нам позволят новые обстоятельства.

Виктор Лоре:

– Конечно, тебе нужно будет быть очень внимательной, осторожной.

Лора:

– Я буду, буду, буду. Никакого снотворного, никакого мартини на ночь. Рестораны только для некурящих. Ежедневные прогулки в парке. В нашем парке.

Виктор:

– В нашем парке.

Эндрю:

– Как не просто жить… Через столько лет заблуждений обрести свою мать и не сметь ни с кем поделиться своем счастьем. А Шарлотте? Можно сказать Шарлотте?

Майк:

– Шарлотте, думаю, можно.

Евгения:

– Но только после свадьбы.

Эндрю:

– После свадьбы…

Евгения:

– После свадьбы мы будем тайно видеться с тобой.

Майк:

– Да мы найдем повод. Мы тебе еще какое-нибудь адвокатское дело подбросим. Не бракоразводное, конечно. Но что-нибудь придумаем. Что-нибудь вроде жестокого обращения с супругой…

Евгения:

– Майк?

Майк:

– Ну, или с супругом.

Лора:

– Мы можем выступить свидетелями.

Виктор:

– Или соучастниками.

Эндрю:

– Тайно видеться со своей родной матерью… Какая странная, странная жизнь у меня начинается…

Евгения:

– И, конечно, на наши как бы деловые встречи ты можешь приходить со своей девушкой…

Эндрю:

– С Шарлоттой.

Евгения:

– С Шарлоттой. Сначала вы будете приходить вдвоем. А потом у вас будут наши внуки.

Эндрю застенчиво:

– У нас ваши внуки…

Евгения:

– Я стану их качать на руках. Как когда-то тебя…

Эндрю:

– Мама…

Лора:

– И совсем скоро бабушка.

Виктор Майку:

– Как бы… дедушка…

Майк:

– Только вашим детям тоже какое-то время не нужно будет говорить, что мы их настоящие бабушка и как бы дедушка…

Евгения:

– Да, до тех пор пока мы живы.

Эндрю:

– Это жестоко…

Евгения:

– Это жизнь, сынок. Но у нас ведь будут и веселые дни, счастливые вечера.

Эндрю:

– Счастливые? Как сегодняшний вечер?

Евгения:

– Как сегодняшний вечер.

Лора:

– Действительно потрясающий вечер. Вы знаете, мы безумно, безумно были рады с вами познакомиться. И мы очень, очень благодарны вам. Вы помогли нам лучше понять друг друга, вы навели нас на мысль, которая несомненно изменит нашу жизнь, изменит ее к лучшему. И мы хотим, чтобы эти изменения наступили, произошли как можно быстрее. Мы очень торопимся и мы уходим. Простите, мы очень спешим (берет Виктора под руку) Очень-очень…

Виктор:

– Да, пожалуй, это дело не терпит отлагательства…

Евгения:

– Что ж счастливых вам перемен.

Лора и Виктор уходят:

– До свидания.

Майк:

– Счастливо.

Эндрю:

– Ждем на свадьбу.

Седьмая картина

Эндрю:

– Какая жалость, что здесь нет Шарлотты. Как бы она сейчас радовалась вместе со мной. Но потом я все, все расскажу ей. Какой чудный, замечательный вечер.

Евгения:

– Да уж, ничего не скажешь, вечер удался. Сначала слежка Майком. Долгое, как на итоговом акционерном собрании, сидение в шкафу. И вот я вижу мужа в объятиях любовника. Такой взрыв ревности, негодования. Потом вдруг успокоение. А потом какая гениальная мысль пришла в голову – выдумать себе сына. И даже успеть насладиться новым материнством. Замечательный вечерок…

Эндрю:

– Мама, о чем ты?

Майк:

– Евгения, ты, ты, как же я не догадался. Ты все это выдумала? Вот не ожидал от тебя…

Евгения:

– А я ожидала от тебя тайных встреч с женщиной в гостинице?

Эндрю:

– Мама, тебе плохо?

Евгения:

– Сынок, я же сказала – мне очень хорошо. Я чудно провела этот вечер.

Эндрю:

– Мама, объясни же…

Евгения:

– Мама ждет тебя дома. А меня, нас всех, если хочешь, прости. Это было так – шутка.

Эндрю:

– Шутка?

Евгения:

– Ну да, шутка. Розыгрыш. Мой муж порезвился с чужой женщиной. Я тоже не отказала себе в удовольствии поимпровизировать.

Эндрю:

– Ты, вы не мама?

Майк:

– И как, как я не догадался?

Эндрю:

– Но зачем, зачем?

Евгения:

– Ты еще слишком молод, мой мальчик. Ты не знаешь, что тебя ждет впереди. Это сейчас у тебя романтическое время ухаживания, фантазий, мечтаний. А когда самые смелые мечты, связанные с твоей этой ангелоподобной…

Эндрю:

– …Шарлоттой…

Евгения:

– …воплотятся в реальность, когда после свадьбы три белых лимузина скроются за поворотом, когда отыграет большой симфонический оркестр и разойдутся пятьдесят официантов, когда соседи перестанут говорить вам вслед «какая чудесная пара», когда у тебя будет триста семьдесят пятая брачная ночь, когда ты будешь жевать у телевизора с мужем восемьдесят пятую тонну попокорна, когда вы в двухтысячный раз обсудите каждую мелочь из вашего прошлого, настоящего и будущего, когда ты перестанешь замечать того, кто рядом с тобой, вот тогда, тогда тебе взвоется. И я понимаю Лору, которая откликнулась на объявление Майка. И я понимаю Майка, который дал это объявление. Это же до какого состояния семейной жизни должен был дойти мой погруженный в науку, мой никогда не блиставший романтической фантазией Майк, чтобы додуматься дать такое объявление?

Майк:

– Я же говорил, что я не сам. Мне про объявление девушка подсказала. В коридоре в нотариальной конторе, пока ты обсуждала завещание своей тети.

Евгения:

– Но ты ведь не сказал этой девушке, что это бредовая идея. Ты ее воплотил. Ты оказался здесь – в «научной командировке»…

Майк:

– Да. Не сказал… Воплотил… В научной командировке…

Евгения:

– А я, я ведь никогда не ревновала тебя. А тут так вдруг возбудилась от мысли следить за тобой. И занимаясь наследством тетушки наняла первого рекомендованного мне адвоката…

Эндрю:

– Вы посмеялись надо мной?

Евгения:

– То, что здесь оказался именно ты, дорогуша, это просто случайность.

Майк:

– И то, что здесь оказались именно мы тоже случайность. Я подозреваю, что на нашем месте могла бы оказаться любые супруги, прожившие в браке более одного года…

Евгения:

– Дорогой, Эндрю, ну уж простите нас. Поймите и простите. И может быть, вы утешитесь тем, что сделали большое дело. Вам благодарны Лора и Виктор – у них, похоже, нашлось что-то вновь их объединившее. Да и мы, в общем, благодарны вам за этот вечер, за вечер, который мы провели вместе, за вечер, который на многое нам открыл глаза…

Эндрю:

– Как хорошо, что здесь не было Шарлотты.

Лора:

– Может быть, и ей это зрелище пошло бы на пользу?

Эндрю:

– Исключено.

Евгения:

– Не будьте так категоричны. Думаю, после вашей свадьбы пройдет совсем немного времени, и вы вспомните этот вечер. Вспомните все в деталях: то, как лежали под кроватью, то, с каким восторгом обретали новую мать… И, чем черт не шутит, возможно захотите пережить что-нибудь новое, необычное в своей потихоньку сереющей семейной жизни…

Эндю:

– Никогда. Ни-ко-гда.

Майк:

– Не зарекайтесь, молодой человек. Семейная жизнь, с точки зрения науки, такая сложная штука…

Евгения:

– Не будем спорить. И давайте, не будем вас больше задерживать. Бегите, мчитесь к своей невесте. И мы, пожалуй, тоже пойдем.

Майк:

– Да, мы идем домой. Я хочу подумать. Мне есть над чем подумать…

Евгения:

– Дорогуша, нам есть не только над чем подумать, но и о чем поговорить. До свидания, мой мальчик. До сви-да-ни-я…

Эндрю:

– До свидания, ма… Прощайте.

Евгения и Майк уходят. Дверь закрывается. Некоторое время Эндрю сидит неподвижно. Потом собирает бумаги. Оглядывается:

– Ужасный вечер…Ужасный, ужасный… Странный… Интересно, чтобы сказала Шарлота, будь она здесь. Сказала бы, что это не совсем здоровые люди? Разве можно так относиться к браку. Это же серьезное дело… Хотя, вдруг… А если, если все, абсолютно все люди после свадьбы становятся другими. Вдруг у них что-то меняется в головах, может быть они быстро или медленно сходят с ума, когда живут вместе, все время вместе. Утром и вечером. Каждую ночь… Я ведь не знаю. У меня ведь это первая свадьба. Ведь, правда, не исключено, что действительно через какое-то длительное проведенное вместе время люди начинают как-то по-особому воздействовать друг на друга. Воздействовать и изменяться, становиться пусть не физическими, но моральными монстрами, пожирающими друг друга и всех, кто им попадется под руку – родственников, друзей, знакомых, адвокатов… Но нет, нет. Вот взять моих родители, слава богу, моих настоящих родителей. Они ведь так счастливы в браке. Они столько лет вместе и по-прежнему довольны друг другом, они действительно счастливы. А может, может они притворяются? Играют счастливых супругов на публике, при мне, чтобы не разочаровывать меня? Тем более сейчас накануне моей свадьбы с Шарлоттой? И что, что же мне делать – я не хочу жить так, как живут эти мои клиенты?… Может, перенести свадьбу? На месяц, на год, на три? А может, совсем не женится? Ведь еще не поздно. Конечно, не поздно, можно просто сказать, что я передумал: «Шарлотта, я передумал. Понимаешь, мне нужно время. Я должен окончательно все взвесить и решить. Я еще не готов к семейной жизни…» Но нет, Шарлотта будет рыдать и у меня не выдержит сердце. Нет, нет, нет… Фу, конечно, все это ерунда. Полная ерунда. Нет, у нас все будет по-другому. Мы с Шарлоттой любим и будем любить друг друга всегда, вечно… Нам никогда не наскучить быть вместе. Каждый вечер она с нетерпением будет ждать меня с работы. Я с нетерпением буду ждать возвращения домой. Мы будем счастливо проводить все свободное время вместе. Вместе! Вместе! Всегда вместе! Вместе ходить на бокс, в кино, в театр. Вместе читать друг другу стихи. Вместе петь… (напевает)

Хари-кришна, кришна-хари, Хари-кришна, кришна-хари…

Эндрю выключает свет. Уходит, продолжая напевать. В углу слышится звук отодвигаемого кресла. Из-за него встает небольшая женщина, потягивается, пересекает комнату. Отчетливо слышится стук каблучков. Женщина открывает дверь и уходит, напевая:

Хари-кришна, кришна-хари, Хари-кришна, кришна-хари…

Конец

Оглавление

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

  Действие № 1

  Действие № 2

  Действие № 3

ТЫ БЫЛА, ТЫ ЕСТЬ, ТЫ БУДЕШЬ

«КРОСС С ПОДКРУТКОЙ»

  Действие № 1

  Действие № 2

  Действие № 3

НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ЖДЕТ ТЕБЯ СОБАКА

ВТОРАЯ СМЕНА

ПИНГ-ПОНГ ВТРОЕМ

МАЛЕНЬКИЙ АВТОМОБИЛЬ ДЛЯ ОДИНОКОЙ ЖЕЩИНЫ

ВОЗДУШНЫЕ ШАРИКИ

ПРОВЕДЕМ ВЕЧЕР ВМЕСТЕ

  Картина первая

  Вторая картина

  Третья картина

  Четвертая картина

  Пятая картина

  Шестая картина

  Седьмая картина

Реклама на сайте