«За чертой»

Уильям Тревор За чертой

Действующие лица:

Милли

Синтия

Стрейф

Декко

Мистер Молсид

Миссис Молсид

Китти

Официантка (голос на берегу)

Мужской голос

Мальчик

Девочка

Слышен гул моря: это не ласковый плеск волн и не яростное неистовство шторма. Монотонный шум прибоя в погожий день. Издалека доносятся крики чаек. На этом фоне Милли начинает свой рассказ.

Шум моря становится все глуше и постепенно совсем затихает.

Милли (от автора). На отдыхе я всегда вела дневник, писала на левой стороне тетради, а на правую наклеивала фотографии. Так дольше живут воспоминания, и хотя я не сентиментальна, приятно бывает порой перелистать страницы прошлого. К тому же мой принцип – всегда говорить правду, ни о чем не сожалея и ничего не утаивая.

Что было, то было. Я часто повторяю это, поэтому записываю все. Но в то лето я изменила своей привычке, и сегодня, вспоминая о тех днях, могу сказать, что виной всему вихрь событий, ошеломивший нас. Только впоследствии я обнаружила, что не записала тогда ни слова. И ничего не фотографировала.

Долгая пауза.

Мы всегда ездили в Ирландию в июне. Впервые мы отправились туда вчетвером, если не ошибаюсь, в 1965 году, и с тех пор каждый год проводили две недели в Гленкорн-Лодже, в графстве Антрим. «Рай земной», сказал однажды Декко, и с ним нельзя было не согласиться. Недалеко от городка Ардбиг, почти у самого моря, стоит усадьба времен Георгов. При всей величественности архитектуры здание не кажется тяжеловесным, к прибрежным скалам спускается парк, через заросли рододендронов ведет к усадьбе подъездная дорога – в Ирландии их называют аллеями. В начале шестидесятых Гленкорн-Лодж приобрела английская чета, супруги Молсиды. Они много перестраивали и достраивали, но бережно сохранили георгианский стиль усадьбы. В саду растет инжир, а в оранжереях под заботливым присмотром отца миссис Молсид, старого мистера Секстона, зреют абрикосы и персики. Молсиды привезли старика из Суррея [1], как и далматских догов, Чарджера и Снуза.

Это Стрейф раскопал для нас Гленкорн, наткнувшись на объявление в журнале «Леди»; в ту пору Молсиды еще нуждались в рекламе. «Что вы на это скажете?» – спросил Стрейф как-то вечером после второго роббера и прочитал объявление вслух. Мы уже съездили летом на Коста дель Соль, доверившись рекламе, и ничего хорошего из этого не вышло, кормили там просто отвратительно. «Давайте попробуем ирландский вариант», – осторожно предложил Декко. И мы решили попробовать.

Мы – это Декко, Стрейф, Синтия и я, старые партнеры по бриджу. Друзья зовут меня Милли, хотя мое настоящее имя Дороти Милсон. Декко получил свое прозвище в школе, и, пожалуй, Декко Дикин звучит недурно. Он долговязый и нескладный, но всегда безукоризненно одет. У него крючковатый длинный нос и мышиного цвета волосы, облагороженные сединой. Декко – человек состоятельный, и, постоянно встречаясь с девушками вдвое его моложе, он умудряется оставаться холостяком. Недоброжелатель сказал бы, что у Декко глуповатый смех, – может быть, но сердце у него доброе. Декко и Стрейф вместе учились, и поэтому мы зовем Стрейфа по фамилии: он майор Р. Б. Стрейф, а его полное имя – Роберт Бьюченен Стрейф. За исключением Синтии, все мы почти ровесники, нам не так давно перевалило за пятьдесят – лучшая пора жизни, как уверяет Декко. Живем мы в окрестностях Летерхеда, где жили Молсиды до того, как уехали из Суррея в Антрим. Удивительные бывают в жизни совпадения. Молсиды в Гленкорн-Лодже тоже переживают пору расцвета. Миссис Молсид со вкусом одевается, каждый день в новом, и обязательно меняет туалет к обеду. У нее гладкие седые волосы; по ее словам, она сама следит за ними; в волосах неизменная ленточка из черного бархата. Лицо умело подкрашено, руки на удивление ухожены, особенно для женщины, которой приходится возиться с цветами, составлять букеты и вообще много чего делать самой. На ногтях бледно-розовый лак, а правое запястье украшает узкий золотой браслет – свадебный подарок мужа. Мистер Молсид ростом заметно ниже супруги. Он загорелый, прямо-таки коричневый, и носит костюмы из донегольского твида.

Шум в холле Гленкорн-Лоджа. Миссис Молсид встречает прибывших гостей.

Молсид. Наконец-то, наконец-то. Тысячу раз добро пожаловать.

Миссис Молсид. Рада вновь приветствовать вас в Гленкорн-Лодже.

Милли. Как чудесно, что мы снова здесь. Какой изумительный душистый горошек! Какой аромат! Оторваться невозможно.

Молсид. Как доехали, майор?

Стрейф. Без происшествий.

Декко. Штиль. Не море, а лужа.

Миссис Молсид. На прошлой неделе эта проклятая посудина отплыла на час раньше. Несколько человек застряли на берегу в Странраре.

Стрейф (смеется). Пришлось сидеть до прилива?

Миссис Молсид. Они заработали от меня жалобу. Во вторник мы ждали двух милых старичков, а беднягам пришлось маяться в какой-то ужасной шотландской ночлежке. Чуть на тот свет не отправились.

Смеются.

Молсид (повысив голос). Артур!

Артур. Да, сэр.

Молсид, Посмотрим, какие комнаты приготовлены для вас.

Миссис Молсид. «Роза», «Герань», «Гортензия», «Фуксия».

Молсид. Артур, возьми из машины багаж и разнеси по комнатам

«Роза», «Герань», «Гортензия», «Фуксия». Артур. Слушаюсь, сэр.

Миссис Молсид (зовет). Китти! Она как раз в столовой, я знаю, она вам обрадуется. (Повысив голос.) Китти!

Декко (вслед Артуру). Я помогу тебе, Артур.

Артур. Не стоит беспокоиться, сэр, не стоит беспокоиться. Я мигом доставлю, а потом разнесу по комнатам.

Стрейф. Все в багажнике, Артур.

Артур. Понятно, сэр, понятно.

Милли (с подчеркнутой сердечностью). Здравствуй, Китти.

Китти. Добро пожаловать, мадам. Добро пожаловать, майор Стрейф, мистер Дикин. Миссис Стрейф. Вы все как будто помолодели лет на десять.

Все смеются. Когда смех смолкает, Милли говорит с глубокой искренностью.

Милли. Мы так рады, что приехали, Китти. Право же, так рады. Китти. Хорошо, что вы снова с нами, мадам.

Все затихает. Слышен шум моря.

Милли (от автора). Здесь все по-прежнему. И старушка Китти совсем не изменилась. Она служит у Молсидов давным-давно, с тех пор, когда они только начинали дело. Артур, носильщик и посыльный, в два счета разнес наш багаж по комнатам. Он уже в преклонных летах, у него обветренное лицо моряка, седые волосы коротко подстрижены. На нем всегда передник из грубого зеленого сукна и белая рубашка, под ворот которой заправлен шарф из зеленого искусственного шелка [2]. Эту деталь придумала миссис Молсид, и надо отдать должное ее выдумке.

По-прежнему шумит море, но в комнату Милли его гул доносится приглушенно. Стук в дверь.

Милли. Войдите.

Артур. Я подумал, что это ваш кардиган, миссис Милсон. Вы забыли его на конторке в холле.

Милли. Ах, Артур, какой ты молодец. Вот спасибо. Артур. Не стоит благодарности, мадам. Милли. Сейчас поищу сумочку. Подожди минутку, Артур. У вас тут

был неспокойный год, правда? Не так ли… а?…

Слышно, как она роется в сумочке в поисках монеты.

Артур. Ничего подобного, миссис Милсон. У нас в Ардбиге всегда тихо. Вот только много хлопот было с новой пристройкой. Восемь хороших комнат, на двоих или одного, как угодно. Весь февраль и март я их красил, все в разные цвета – лиловый, сиреневый, светло-зеленый, бледно-оранжевый, светло-серый, бежевый… Премного благодарен, миссис Милсон.

Милли. Я, пожалуй, прогуляюсь перед обедом и взгляну на новую пристройку.

Артур. Я показал бы вам комнаты, когда там не будет постояльцев.

Милли. Нет, не стоит…

Артур. Мне это не трудно, миссис Милсон. Всего хорошего.

Милли. Всего хорошего.

Артур уходит. Слышно, как за ним закрывается дверь. Милли подходит к окну, смотрит на открывающийся из него вид.

Я обрадовалась, что волнения не коснулись этих мест; никогда не знаешь заранее, что тебя ждет. Мы полюбили Антрим, его долины и побережье, остров Ратлин и Тивбуллиах. В первый же наш приезд сюда нас покорила неповторимая красота этого края. Разумеется, в Англии нас считали ненормальными: по телевизору то и дело показывали беспорядки, и кто бы мог подумать, что на острове почти везде царит покой. Когда мы приезжаем сюда, гуляем по побережью или бродим по Баллиголи, мы и представить себе не можем, что где-то не утихают распри. Мы ходим на прогулки, объезжаем окрестности, покупаем твид в Кашендолле, Стрейф и Декко обязательно посвятят денек рыбной ловле, а мы с Синтией в это время бездельничаем на берегу. Разок съездим на Тропу Гигантов или в Донегол, хотя в этот день приходится встать пораньше и обедать где-нибудь по пути. Здесь мы ни разу не видели никаких стычек и не слышали рассказов о них. Правда, несколько лет назад, когда зимой атмосфера особенно накалилась, мы задумались, не подыскать ли нам что-нибудь в Шотландии или Уэльсе. Но Стрейф, выразив наши общие чувства, сказал, что это было бы предательством по отношению к Молсидам и всем нашим здешним друзьям, ведь они так сердечно встречали нас столько лет. Мы решили не поддаваться панике, летом, как обычно, отправились в Антрим – и не пожалели об этом.

Шум моря, поначалу тихий, нарастает. Слышно, как волны бьются о скалы. Поднимается ветер. Когда в рокоте моря начинает слышаться что-то зловещее, все резко смолкает. Гостиная. Милли, Стрейф, Синтия и Декко играют в бридж.

Стрейф. Это же пики, Синтия.

Синтия. Что?

Стрейф. Ты пошла с пик, дорогая. У нас козыри бубны. Синтия. О господи, я не нарочно.

Декко громко смеется.

Декко. Мы не в претензии, да, Милли?

Милли. Синтия просто устала.

Синтия. Нет-нет, вовсе нет. Сыграем еще…

Стрейф. По-моему, нам пора кончать.

Декко (снова смеется). Про меня тоже не скажешь, что я свеж как огурчик.

Синтия. Мне очень жаль…

Стрейф. Не беда, дорогая, все в порядке. Выпьем на сон грядущий? Не возражаете? Синтия? Милли?

Синтия. Нет, спасибо, я не хочу.

Милли. Я бы не отказалась от шартреза. Если можно, Стрейф.

Стрейф (зовет). Артур!

Синтия. Я совсем засыпаю. Пойду лягу.

Артур. Слушаю, сэр?

Стрейф. Виски с содовой для моей персоны. Один желтый шартрез для миссис Милсон. Куантро для мистера Дикина. Так, Декко?

Декко. Совершенно верно.

Артур. Сию минуту, сэр.

Милли. Ты так и не заснула на пароходе, дорогая?

Синтия. Увы, нет. Милли. А я сразу проваливаюсь в сон. Наверное, морской воздух на меня так действует.

Стрейф. Иди отдыхать, старушка.

Синтия. Пойду, пожалуй. Спокойной ночи.

Стрейф. Спокойной ночи, старушка.

Милли. Спокойной ночи, дорогая.

Декко. Подъем в девять, Синтия. (Смеется.)

Гул голосов в гостиной стихает по мере того, как Милли, продолжает рассказ.

Милли (от автора). Кроме нас в вечерней гостиной, как ее называют Молсиды, сидела французская семья: муж, жена и две девочки; одна молодая пара, судя по всему молодожены, они явно проводили здесь медовый месяц, и Апричарды, наши соседи по столику в столовой, пожилые супруги из Гилфорда, на вид очень милые. Здесь же было еще несколько человек – приятные американцы и какой-то одинокий мужчина. Разумеется, в столовой мы видели и других отдыхающих, в июне Гленкорн-Лодж всегда полон. Мы сидели у большого окна в гостиной и смотрели на парк, где в сгущающихся сумерках скользили темные силуэты: кто-то спускался по тропинке к морю. Мы молчали, никто не промолвил ни слова по поводу усталого вида Синтии. Такое у нас неписаное правило – никогда не обсуждать друг друга. Мы – четыре игрока в бридж, и только. Наши дружеские отношения, поездки на отдых – все это продолжение нашей игры. Мы делим на четверых все: расходы на бензин, кофе и спиртное; мы даже делаем взносы за пользование машиной Стрейфа, поскольку ездим отдыхать всегда на его машине. На сей раз у него был «роувер». Стрейф, честно говоря, немного грузноват, у него рыжеватые усы и такие же волосы, в них почти не заметна седина. Он давно вышел в отставку, думаю, отчасти из-за меня, не хотел, чтобы его снова отправили за границу. Теперь он служит в министерстве обороны. Я еще не утратила привлекательности, хотя и не столь яркая женщина, как миссис Молсид; мы с ней вообще совсем разного типа. Я ни за что не позволила бы себе располнеть, если бы Стрейф не твердил, что терпеть не может худышек, похожих на мешок с костями. Я слежу за волосами и, в отличие от миссис Молсид, регулярно их крашу, иначе у них становится омерзительно пегий вид.

Мой муж Ральф умер молодым от пищевого отравления. Он предсказывал, что и в зрелом возрасте я сохраню привлекательность. В известной мере его слова оправдались. Мы с Ральфом не спешили обзаводиться детьми, я осталась бездетной. Потом встретила Стрейфа и уже не вышла замуж. Стрейф, разумеется, женат на Синтии. Я бы сказала, не боясь покривить душой или показаться злой, что Синтия на редкость невзрачная пигалица. Это не значит, что мы с Синтией не ладим или сводим счеты, – напротив, у нас прекрасные отношения. Не ладят Стрейф и Синтия, и я часто думаю, что все мы были бы гораздо счастливее, если бы Синтия вышла замуж за кого-нибудь другого, хотя бы за Декко, если допустить невозможное.

У Стрейфов двое сыновей, оба пошли в отца, и оба служат в армии. Как это ни печально, но сыновья Синтии не испытывают к бедняжке никаких чувств.

Снова слышен гул голосов в вечерней гостиной.

Артур. Прошу вас, майор.

Стрейф. Благодарю, Артур.

Поставив стаканы на стол, Артур уходит.

Декко. С добрым утречком, как говорят ирландцы.

Стрейф. Выпьем за Ирландию.

Милли. За ваше здоровье.

Стрейф. Странное ощущение должен испытывать человек, когда он здесь в одиночестве.

Пауза. Его друзья не понимают, что он хочет сказать.

Декко. Ну, тебе это не угрожает.

Стрейф. Мы же здесь всегда вместе.

Стрейф. Я говорю вон про того человека.

Декко. А-а, понятно. По-моему, он коммивояжер.

Стрейф. Упаси бог.

Декко. Скорей всего, торгует удобрениями.

Стрейф. В подобных заведениях не бывает людей такого сорта. Даже в Ирландии.

Декко. Теперь на них можно нарваться где угодно.

Стрейф. Он больше похож на строителя. Подрядчик, подыскивает земельные участки.

Их голоса смолкают.

Милли (от автора). Я не принимала участия в споре. Тот одинокий человек не показался мне интересным. Рыжеволосый, лет тридцати, в синем саржевом костюме, без галстука, воротничок рубашки расстегнут и выпущен поверх пиджака. Выглядел он, пожалуй, простовато и заметно отличался от обычной публики Гленкорн-Лоджа. В гостиной, как и в столовой, человек сидел в глубокой задумчивости, словно был поглощен сложными расчетами. В столовой перед ним лежала газета, и теперь, так и не развернутая, она покоилась на подлокотнике кресла.

Декко. Странно, он улыбнулся Синтии.

Стрейф. Синтии? Не понимаю.

Декко (громко смеется). Он вдруг поднял голову и улыбнулся, когда она проходила мимо. Сидел с таким видом, будто вообще не умеет улыбаться, и надо же, когда она проходила мимо…

Милли. Должно быть, Синтия пожелала ему доброй ночи.

Декко. Да, наверное.

К ним быстро подходит мистер Молсид.

Mолсид. Все в порядке, майор? Как устроились?

Стрейф. Превосходно, благодарю вас.

Декко. Отлично.

Милли. Куриные котлеты были бесподобны, мистер Молсид.

Молсид. В этом сезоне Макбрайд постарался разнообразить меню. Надеюсь, вам понравится, как он готовит устрицы в коньячном соусе.

Милли. Обожаю устрицы.

Стрейф. А кто это сидит вон там? Тот рыжий малый?

Молсид. Приношу свои извинения, мистер Стрейф. Виноват, он заказал номер по телефону.

Стрейф. Боже мой, вы меня не так поняли. Потрясающий парень. Мы просто полюбопытствовали.

Декко. Я предположил, что он коммивояжер, но меня подняли на смех. (Смеется.)

Молсид (запинаясь). Трудно судить о человеке, когда говоришь с ним по телефону, а тут как раз отказались от номера в пристройке. Завтра утром он уедет, но (со смешком), знаете, я кормил собак, когда он вошел в холл. При нем была одна матерчатая сумка со сломанной молнией, его подвезли наши французские друзья. Вам он, конечно, кажется странным типом?

Стрейф. Нет-нет, ничего подобного. Мы не хотели сказать ничего плохого…

Декко. Все люди разные, мистер Молсид, и будь иначе, каким скучным был бы наш старый мир. (Снова смеется.) Так говаривал мой старик. Когда в его присутствии высказывались в чей-нибудь адрес, он только покачивал головой и повторял, что все люди разные. Это-то и замечательно.

Молсид. Да, да, вы правы. Что ж, желаю вам доброй ночи. Миссис Стрейф уже поднялась к себе?

Стрейф. Да, Синтия отправилась спать.

Милли. Доброй ночи, мистер Молсид.

Декко. Доброй ночи.

Стрейф. Доброй ночи.

Все стихает, звучит голос Милли.

Милли (от автора). Вскоре и я отправилась к себе, а мужчины остались пропустить еще по одной. На отдыхе Стрейфы всегда занимают отдельные комнаты, как, впрочем, и дома. На сей раз ему отвели «Герань», ей – «Фуксию», а мне – «Розу». Скоро Стрейф заглянет ко мне. Он не бросает жену из жалости: боится, что она не сможет одна. Стрейф добрый и сентиментальный, его ничего не стоит растрогать до слез: он и представить не может, как Синтия, такая беспомощная, останется в одиночестве и ей не с кем будет словом перемолвиться. «А кроме того, – повторяет он, дурачась, – это расстроило бы нашу карточную компанию». Разумеется, я со Стрейфом никогда не говорю о Синтии и вообще об их семейной жизни, соблюдая и в этом неписаное правило нашей компании. Покончив с выпивкой и расставшись с Декко, Стрейф проскользнул ко мне в комнату. Я ждала его в постели, но, как он любит, не разделась, а только сняла платье. Он никогда не признавался в этом, но я знаю, что Синтия не поняла бы его и не стала бы ему потакать. Мой покойный муж тоже осудил бы меня. Бедный Ральф был бы просто шокирован.

В комнату доносится негромкий шум моря.

Окно было распахнуто, мы лежали рядом, в блаженной неге.

Шум моря; волны, поначалу слабые, бьют все сильнее, и вот уже все сливается в один нескончаемый рев. В рокоте моря и завывании ветра все более отчетливо выделяется то, что придает им такое зловещее звучание: это вопль человеческой боли. Мужчина кричит и стонет. Он захлебывается, словно идет ко дну. Женский голос, полный ужаса, несколько раз кричит: «Нет!» Все внезапно стихает.

Утро. Поют птицы. Слышно звяканье посуды. Завтрак на террасе Гленкорн-Лоджа. Декко рассказывает ирландский анекдот.

Декко. Дело было… поздним вечером, и, само собой, он порядком набрался. Ну вот, позвонил он жене предупредить, что задерживается, и узнал про себя немало интересного.

Милли. Налить кофе?

Стрейф. Спасибо, Милли.

Декко (заплетающимся языком, с грубым ирландским выговором). «Господи, да как же отсюда выбраться? Кругом одно стекло». Постоял минутку, размышляя о такой незадаче, а потом снял трубку и набрал 999. «Чем можем быть полезны?» – спрашивают его. «Ей-богу, не знаю, – говорит он. – Я застрял в телефонной будке. Не могли бы вы мне подсказать, где здесь выход?» «Чем можем быть полезны, сэр?» – повторяет телефонистка. «Да я же тебе толкую, дорогуша. Я зашел в телефонную будку позвонить жене, а теперь не могу отсюда выбраться». – «Куда вы стоите лицом, сэр? Повернитесь к, аппарату, и дверь будет у вас за спиной».

Декко громко смеется. Стрейф шуршит газетой.

Милли. Еще кофе, Синтия? Синтия. Да, спасибо.

Стрейф снова шуршит газетой. Читает вслух.

Стрейф. «Ожидается солнечная, сухая погода». Что ж, прекрасно.

Милли. Это обнадеживает, не то что в прошлом году.

Декко. Короче, пришлось выслать полицейский наряд. «Меня, верно, снаружи заперли, – заявил наш герой. – Извините, что побеспокоил, шеф».

Декко смеется. Женщины вежливо присоединяются к нему, но без большого энтузиазма.

Стрейф. Мы собирались с утра прогуляться в Ардбиг, дорогая. Нам нужно договориться с Генри О'Райлли о рыбалке.

Синтия. Я посижу в саду.

Милли. Бедняжка, ты еще не отошла после дороги.

Синтия. Нет, я чудесно выспалась. Просто я с удовольствием побуду в саду, посмотрю, какой он в этом году. Почитаю вон в том уголке, где магнолии.

Декко. Бедная ты наша глупышка.

Синтия. Я прекрасно проведу время.

Стрейф. Вы же знаете, Синтия любит побездельничать.

Все стихает.

Милли (от автора). Я всегда считала, что Синтия чересчур много читает. Порой она откладывала книгу и застывала с такой меланхолией во взоре, что всякому понятно – от чтения ей один вред. Ничего страшного, скажете вы, просто у Синтии богатое воображение. Не скрою, ее начитанность нередко помогала нам в наших путешествиях: за многие годы Синтия проштудировала десятки путеводителей по Ирландии. «Вот с этих скал гарнизон сбросил ирландцев в море», – сообщила она нам, когда мы проезжали мимо на машине. «Эти скалы называются Девами», – просветила она нас в другой раз. Благодаря Синтии мы побывали в таких местах, о существовании которых и не подозревали: в башне Гаррон на мысе Гаррон, в мавзолее в Бонамарги, на скале Дьявола. Синтия просто переполнена сведениями по истории Ирландии. Она читает все подряд: биографии и автобиографии, пухлые труды о долгих веках кровопролитных сражений и политической борьбы. Какой бы городок или деревушку мы ни проезжали, Синтия обязательно что-нибудь рассказывала. Что греха таить, мы не всегда воздавали должное ее эрудиции, но Синтия не обижалась, похоже, ей было безразлично, слушаем мы ее или нет. Кстати говоря, не будь она такой тряпкой, ее супружеская жизнь сложилась бы куда благополучнее и сыновья уважали бы ее.

С этого момента рассказ Милли сопровождается шумом моря.

Покончив с завтраком, мы оставили Синтию в саду, а сами спустились к берегу, усыпанному галькой. Я была в брюках и блузке, на спину накинула кардиган, завязав спереди рукава, – на случай, если похолодает. Все обновки я купила, собираясь в поездку, и подобрала все в оранжевой гамме.

Стрейф одевается во что попало, Синтия совсем не следит за ним. Помню, в то утро на нем были бесформенные вельветовые брюки – в таких мужчины обычно возятся в саду – и темно-синий трикотажный свитер. Декко вырядился как на модной картинке: светло-зеленый льняной костюм с модной отделкой на карманах, ворот темно-бордовой рубашки распахнут, и виден медальон на тонкой золотой цепочке. Идти по гальке было довольно трудно, и мы шагали молча, но когда начался песок, Декко рассказал очередной ирландский анекдот, а потом заговорил о девице по имени Джульетта, которая перед самым нашим отъездом из Суррея без обиняков предложила ему жениться на ней.

Слышен шум прибоя и шарканье ног. С первыми словами Декко звуки становятся глуше.

Декко. Я обещал на досуге обдумать ее предложение.

Стрейф. Отправь ей телеграмму из Ардбига. Скажем, такую: «Все еще думаю».

Декко смеется.

Милли. Тебе давно пора жениться, Декко.

Стрейф. Посылай ей такую телеграмму через каждые два дня.

Декко и Стрейф весело смеются, точно школьники.

Декко. А помнишь, какую телеграмму Трайв Мейджор послал Каусу?

Стрейф. Еще бы мне не помнить, черт побери.

Декко. Понимаешь, о чем мы, Милли? Помнишь старого А. Д. Каули-Стаббса, язву и женоненавистника? Трайв Мейджор – вот кто любил всех разыгрывать – отправил ему такую телеграмму: «Милый сожалею три месяца прошли Ровена». По четвергам Каус собирал у себя вечером любимчиков на чашку кофе. Сидят они кружком, рассуждают о Софокле, и вдруг стук в дверь. «Входите!» – заорал, как обычно, Каус. «Вам телеграмма, сэр», – объявил Трайв, ухитрившись перехватить ее у посыльного. Каус прочитал и побелел как полотно.

Стрейф. Я был там в тот вечер. Старый бродяга так и рухнул в кресло. Помню, Уоррингтон П. Дж. взял телеграмму и пробежал ее глазами. Потом он оправдывался: подумал, мол, что кто-то умер, хотя, честно говоря, я не вижу логики. А Трайв Мейджор стоял себе как ни в чем не бывало.

Декко. Уоррингтон П. Дж…

Стрейф. Уоррингтон не удержался и расхохотался. Потом он получил за это нагоняй и рассыпался перед Каусом в извинениях. Как нарочно, остальные тоже захихикали, так как телеграмма пошла по кругу.

Декко. Знаешь, Милли, Ровена, по прозвищу Велосипед, служила у Кауса, и два семестра назад он ее рассчитал.

Стрейф. Все и вправду поверили, будто Каули-Стаббс завел шашни с Ровеной Велосипедом. Через несколько лет даже поговаривали, что ребенок, которого усыновила жена нашего тренера по боксу, на самом деле дитя их загадочной любви. Ты слышал об этом, Декко?

Декко. Конечно, слышал. Мне рассказал Трайв Мейджор и еще уверял, будто он сам пустил слух через своего младшего брата.

Стрейф. Трайв мстил бедному Каусу из-за настольной лампы, Милли. Каус столкнул ее, когда лупил Трайва, а счет послал его отцу.

Декко. Под тем предлогом, что если бы Трайв не отстранился, чтобы избежать тумаков, то ничего бы не случилось.

Оба смеются, и Милли присоединяется к их веселью, хотя и довольно сдержанно. В то же время возникает сначала едва различимый шум моря. Снова доносятся чьи-то отчаянные стоны. Женщина несколько раз в ужасе кричит: «Нет!» Раздаются четыре револьверных выстрела. Медленно стихает разбушевавшееся море. Теперь слышится только ласковый плеск волн. Вдалеке звучат голоса детей, их едва слышно за шумом прибоя.

Девочка. Где же ты? Где ты?

Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)

Девочка. Не надо, пожалуйста. Ну пожалуйста.

Мальчик. Я в лесу. А теперь у коттеджа. Я ушел на белую ферму. Теперь я у родника.

Девочка (умоляюще). Отзовись. Прошу тебя, отзовись.

Мальчик. Я же тут, совсем рядом.

Возникает шум моря. Слышно, как утопающий стонет и захлебывается. Эти звуки стихают по мере того, как говорит Милли.

Милли (от автора). Мне никогда не надоедает слушать, как Декко и Стрейф вспоминают школьные годы и своего воспитателя, старину Кауса. Правда, их юмор грубоват. До самого Ардбига Стрейф уговаривал Декко регулярно отправлять телеграммы той девушке по имени Джульетта, причем одного и того же содержания: мол, он все еще размышляет, жениться ли на ней. Иногда Декко смеется, запрокинув голову, и в такие моменты он напоминает мне одну австралийскую птицу, я видела ее по телевизору в фильме о животных. Но он старый верный друг Стрейфа, и за это ему можно многое простить. Странная вещь человеческая память. Мне никогда не забыть, как в то утро мы шли по берегу моря в Ардбиг. Мы так хорошо понимали друг друга, так от души смеялись, шутили, вспоминая школьные годы и телеграммы, и все трое были счастливы. В Ардбиге мы выпили кофе, потом мужчины отправились навестить своего дружка Генри О'Райлли и договориться с ним о рыбалке. Мы и думать забыли про Синтию, в этом у меня не было сомнений. Она осталась в укромном уголке среди магнолий, там, где ей нравилось сидеть и читать, она сама нам так сказала. Но теперь я понимаю, что мы поступили неосторожно: как всегда, углубившись в книгу, она дала волю своему дурацкому воображению.

Вновь плещутся волны. И вновь слышны голоса детей.

Мальчик. Я люблю тебя. Я просто без ума от тебя.

Девочка. Так в кино говорят.

Мальчик. В кино целуются.

Девочка. В кино отвечают: «И я люблю тебя».

Мальчик. Старые фильмы мне больше всего нравятся.

Девочка. Ия люблю тебя.

Гул прибоя становится громче, и голоса тонут в нем. Все постепенно стихает, когда начинает звучать голос Милли.

Милли (от автора). Я купила открытки с видами залива в Ардбиге, скалистых утесов у Глеякорна, маяка на побережье и Скалы Воина. Еще я купила дешевенькие брелоки из болотного дуба и миленькую фаянсовую масленку, а может, это была пепельница. Такие безделушки я привожу миссис Суон, моей приходящей прислуге, и дарю разные мелочи ее внукам. Я поболтала с мистером Хэмиллом, мы с ним уже не первый год знакомы. Он рассказал мне все местные новости, рассказал о том, что его двоюродный брат, хозяин гаража, разорился и теперь занялся грибами, а другой брат собирается купить молочную ферму. Я спустилась к заливу, где рыбаки выгружали улов. Подошли Стрейф и Декко после встречи с Генри О'Райлли; тот, само собой разумеется, захотел непременно распить с ними по стаканчику виски. Несколько лет назад акула откусила Генри О'Райлли правую руку, но он поразительно ловко управляется с помощью крючка. Как и большинство местных жителей, он страдает, на мой взгляд, чрезмерным пристрастием к виски. Стрейф и Декко уже побывали на почте и отправили телеграмму. На обратном пути, когда мы брели по песчаному берегу, разговор опять зашел о телеграммах и, конечно, о том, как Трайв Мейджор подшутил над А. Д. Каули-Стаббсом. Я была не против, пусть себе веселятся. Стрейф вспомнил, что Ровена, которую ославил их школьный дружок, действительно оказалась в интересном положении после того, как ей оказал внимание хозяин местного бара. Шутник на удивление ловко связал случайные факты: беременность прислуги, усыновление ребенка женой тренера, женоненавистничество Каули-Стаббса – и использовал в своих целях, не беспокоясь об истине. Когда я сказала об этом, мне объяснили, что Трайв Мейджор был феноменальный плут, и я вполне могу в это поверить. Ходили слухи, что он в конце концов осел где-то в Африке управляющим сомнительной фирмы почтовых заказов. Мы долго веселились по этому поводу и по поводу телеграммы, которую вскоре получит девушка по имени Джульетта. В прекрасном настроении мы поднимались по скалистым тропинкам к лужайкам перед отелем.

Слышны шаги людей, медленно поднимающихся в гору. Издали доносится крик Китти. Она бежит навстречу.

Китти. Майор Стрейф! Майор Стрейф!

Трое, уже на лужайке, останавливаются.

Стрейф. Что там стряслось?

Китти (еще издали). Майор! Миссис Милсон!

Задыхаясь, подбегает Китти. Ей трудно говорить.

Милли. Отдышись, Китти. И успокойся.

Китти. Там миссис Стрейф. (У нее снова перехватывает дыхание.) Ей плохо, майор.

Милли (от автора). В отеле был страшный переполох. Синтия сидела на стуле в холле. У мистера Молсида было мертвенно-серое лицо, его жена в небесно-голубом платье как-то вся сникла. Она ушла, оставив нас в холле, и мистер Молсид не успел объяснить нам, что же произошло, – его срочно позвали к телефону. Через приоткрытую дверь их конторы я увидела на письменном столе стакан виски или бренди, к нему потянулась рука в золотом браслете. Нам и в голову не могло прийти, что всему виной тот мужчина, на которого мы обратили внимание накануне вечером.

Синтия. Он хотел поговорить со мной, и больше ничего. Мы сидели у магнолий.

Милли. Дорогая, тебе надо пойти к себе и лечь.

Стрейф. Да-да, пойдем, дорогая.

Стрейф берет жену за руку. Все четверо идут через холл к лестнице. Слышно, как в конторе мистер Молсид говорит по телефону.

Молсид. Алло, да-да, Молсид слушает…

Синтия. Я не могла его остановить. Он все говорил и говорил, с половины одиннадцатого до начала первого. Ему нужно было излить душу.

Они поднимаются по лестнице. Все стихает.

Милли (от автора). Мне показалось, что Стрейф и Декко думают то же, что и я: этот рыжий тип пристал к Синтии со своими откровениями и как бы невзначай положил ей руку на колено. Вместо того чтобы встать и уйти, Синтия продолжала сидеть, не то в смущении, не то лишившись дара речи; как бы там ни было, она растерялась. Все кончилось истерикой. Воображаю, как она с воплями бежала по лужайке к отелю, а потом подняла шум в холле. Мне казалось, что Стрейф и Декко думают то же самое.

Все входят в комнату Синтии.

Синтия. Господи, какой ужас!

Стрейф. Успокойся, Синтия, и объясни, что произошло.

Синтия. Я читала, вдруг он подошел. Улыбнулся мне, как вчера вечером. Он выбрал меня: я видела это, поняла по его глазам.

Декко. Я заметил, как он улыбнулся тебе вчера вечером, Синт. Я так и сказал: «Он улыбнулся Синтии», – но они подумали, что я их разыгрываю.

Стрейф (вполголоса). Хватит, Декко. Помолчи.

Милли (обращаясь к Стрейфу). По-моему, ей надо уснуть.

Стрейф. Милли права, дорогая. Тебе станет лучше, если ты поспишь немного. Потом все расскажешь нам.

Синтия. Господи, разве я усну!

Декко. Может быть, примешь мое снотворное, Синт?

Синтия рыдает.

Стрейф (спокойно). Думаю, снотворное не помешает, Декко.

Декко. Сейчас принесу. (Уходит.)

Синтия. Лучше бы уснуть и не просыпаться. Лучше бы вообще не появляться на свет в этом страшном мире.

Все стихает.

Милли (от автора). Мы уложили ее в постель. Стрейф и я стояли у кровати, на которой лежала Синтия без туфель, в простеньком голубом платье, помятом и буквально мокром от слез. Я хотела было снять с нее платье, пусть бы она в комбинации легла под простыню, но меня что-то удержало: я подумала, что жене Стрейфа неприлично раздеваться при мне в подобных обстоятельствах. Декко принес снотворное, и Синтия покорно проглотила две таблетки.

Звон посуды и. гул голосов в столовой. В Гленкорн-Лодже время ленча.

Декко. Бедная старушка, бедная Синт, бедная глупышка.

Стрейф. Ума не приложу, что же произошло. Когда мы проходили мимо конторы Молсидов, я заметил там двух полицейских.

Милли. Не знаю, что и думать…

Стрейф. Ничего не понимаю. Зачем они здесь?

Официантка. Желаете суп из омаров?

Милли. Да, пожалуйста, мне и мистеру Дикину.

Стрейф. А мне салат из крабов.

Официантка. Сию минуту, сэр.

В столовую торопливо входит миссис Молсид и направляется прямо к их столику.

Декко. Там, где магнолии, довольно уединенно. Этот тип мог запросто…

Миссис Молсид. Майор Стрейф, не можете ли вы уделить моему мужу несколько минут, он ждет вас в конторе. Прошу извинить, что вынуждена побеспокоить вас, но…

Стрейф. Як вашим услугам.

Вместе выходят из столовой. Милли и Декко молча едят суп.

Шум в столовой стихает, пока звучит голос Милли.

Милли (от автора). Мы сидели за столом, не проронив ни слова, когда подошла официантка забрать тарелки после супа. Нам уже стало ясно: это не буря в стакане воды, а что-то гораздо серьезнее, и никто из нас уже не в силах изменить ход событий. Вернулся Стрейф и рассказал, что тут произошло: этот тип почти два часа исповедовался Синтии, а потом, спускаясь со скалы, упал и утонул.

Снова слышен шум столовой.

Декко. Боже мой!

Стрейф. Она осталась сидеть под магнолиями, а он отправился к морю и спускался по той стороне скалы, где никто не ходит, не там, где мы возвращались в отель. Судя по всему, Синтия подошла к обрыву и стояла там, когда он пытался выплыть.

Милли. Стояла там?

Стрейф. Она несомненно все видела. Помните, утром был прилив, но когда Артур и Молсид добежали до скалы, начался отлив, море отступило, оставив на берегу уже бездыханное тело. По версии мистера Молсида, несчастный, скорее всего, поскользнулся на водорослях, облепивших камни.

Милли. Какой ужас!

Стрейф. Синтия же уверяет, будто он сам бросился в море.

Пауза.

Милли. Она говорит, что на ее глазах он покончил с собой?

Стрейф. Вот именно.

Декко. Но, Стрейф, с какой стати…

Стрейф. Жизнь потеряла для него смысл, так Синтия заявила Молсидам, но, по-моему, все это игра ее расстроенного воображения. С ней хочет поговорить полиция, когда она очнется. Я сказал, что она приняла снотворное.

Пауза.

Милли. Ничего не понимаю.

Декко. Она видела все издали, откуда ей знать, поскользнулся он или нет? Скалы внизу, у самой воды.

Стрейф (медленно, размышляя). По-моему, она решила, что после своей выходки несчастный с отчаяния бросился в море.

Милли. Но он мог и поскользнуться. Ведь он был в панике, что она сообщит в полицию. Одного не понимаю, почему она не подняла шум, когда он начал приставать к ней, не позвала Молсидов? Что вдруг на нее нашло?

Декко. В любом случае это ужасно. И весьма некстати для Молсидов.

Милли. Вчера вечером этот тип меня совсем не заинтересовал.

Стрейф. Тело уже увезли. Думаю, на этом все кончится. Вот только Синтии придется побеседовать с полицейскими. Формальность, как я полагаю.

Декко. Признаюсь, это выбило меня из колеи.

Стрейф. Нам не мешало бы немного отдохнуть.

Все стихает.

Милли (от автора). После ленча мы разошлись по комнатам, как обычно, поспать часок. Я сняла брюки и блузку, надеясь, что Стрейф все-таки заглянет ко мне, но он не пришел, и его можно понять. К своему удивлению, я поймала себя на том, что думаю о Декко, пытаясь представить, как он лежит в комнате под названием «Гортензия», вытянув на кровати длинное тело, и на подушке вырисовывается его носатый профиль. Втайне меня давно мучило любопытство, какие у него на самом деле отношения с теми девицами, о которых он рассказывал: правда ли, будто в Лондоне есть некая Джульетта, готовая ради денег выйти за него замуж. Потом я подумала о том человеке с рыжими волосами, как он испугал Синтию, как поскользнулся на водорослях. Я не жалела его: по его милости мы попали в скверную историю, а кому это понравится? В конце концов, он получил то, что заслуживает. Одно досадно, что это коснулось нашей компании. «Только Синтия могла устроить нам такие неприятности», – подумала я, не в силах сдержать раздражение. Потом я заснула и увидела сон. Мне приснилось, что Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. управляют почтой в Африке и посылают телеграммы всем знакомым, в том числе Джульетте, подружке Декко. Ирландец в телефонной будке оказался тем рыжим типом, а телефонная будка плавала в открытом море, и ее уносило все дальше и дальше. Синтию обнаружили мертвой в зарослях магнолий и ждали прибытия Эркюля Пуаро. «Поклянись, что не ты ее убил», – прошептала я Стрейфу, но он только сказал, что тело Синтии напоминает ему мешок с куриными костями.

Слышен ласковый плеск волн. Издалека доносятся голоса двух детей.

Девочка. Где ты? Отзовись, где ты? Мальчик. А-а.

Девочка. Зачем ты дразнишь меня?

Мальчик. Я буду любить тебя вечно, так говорят в кино. Ты красивее Ким Новак…

Их голоса тонут в шуме моря. Чайная гостиная. Декко и Милли за столом. Обитатели отеля пьют чай.

Декко (скороговоркой). Да, пожалуй. Чай по полной программе, не возражаешь, Милли? В конце концов, нам не удалось кончить ленч.

Милли. Да, Китти, будь добра.

Китти. Хорошо, мадам.

Декко. Думаю, что и майор Стрейф присоединится к нам. И конечно, миссис Стрейф: бедняжка вообще осталась без ленча.

Китти. Слушаюсь, сэр.

Милли. Ты же знаешь, она много не ест. А вот и Стрейф.

Подходит Стрейф и садится.

Стрейф. Я чувствую себя гораздо бодрее.

Декко. Что Синтия?

Стрейф. Я заглянул к ней, когда шел сюда, она проснулась. Я сказал, что мы ее ждем.

Милли. Думаю, Молсиды уже оправились от потрясения?

Стрейф. Скорей всего. Он спрашивал, не затруднит ли меня отвезти Синтию в полицию, чтобы они больше не приезжали сюда.

Декко. Что ж, его можно понять.

Стрейф. Вероятно, эта процедура не займет много времени. Потом мы могли бы покататься, заглянули бы в ту таверну, что на дороге в Ардбиг, выпили бы по рюмочке перед обедом.

Декко. Прекрасная мысль, Стрейф. (Смеется.)

Милли. Я видела такой странный сон. Мне снились ваши школьные приятели, а того типа унесло в море в телефонной будке.

Китти. Прошу вас.

Стрейф. Спасибо, Китти.

Слышно, как на столе расставляют чайную посуду.

Милли. Макбрайд верен себе. Печенье с изюмом просто тает во рту.

Стрейф. А вот и Синтия.

Шум в чайной гостиной затихает.

Милли (от автора). Это действительно была она. Судя по ее виду, она только что сползла с постели. Голубое платье еще больше помялось. Она даже не потрудилась провести расческой по волосам и не припудрила опухшее лицо. Мне на какой-то момент показалось, что она движется точно во сне.

Снова слышен шум в гостиной.

Стрейф. Тебе лучше, дорогая?

Декко. Садись, Синт.

Синтия. Он погиб. Его бросало точно щепку. Все кончилось за пять минут.

Стрейф. Постарайся забыть обо всем, дорогая.

Синтия. Его историю мне никогда не забыть. Сейчас я увидела все это во сне.

Милли (бодро). И я как раз рассказывала, какой странный сон мне приснился. По дороге в Ардбиг зашла речь о телеграммах – Декко собирался отправить телеграмму своей Джульетте, с этого и началось…

Синтия. «Вы позволите? – спросил он. – Я хочу рассказать вам историю о двух детях». Он даже не знал моего имени, и я не знаю, как его звали.

Милли. Возьми, Стрейф.

Стрейф. Благодарю. Какую же историю, дорогая?

Синтия. О двух детях, о том, как они сели на старые велосипеды и сбежали подальше от городских улиц – от нищеты и горя, от ругани и драк. Он ничего не объяснил: может быть, они украли эти велосипеды. Но во сне я так ясно увидела этих детей. Двух влюбленных детей.

Стрейф. Ужасный сон. И так напугал тебя, дорогая.

Милли (все так же бодро). А мне приснились Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. Ты, верно, знаешь, Синтия, как однажды они…

Синтия. Девочка была хрупкая, в ее огромных карих глазах пряталась тайна. Мальчик, конечно, рыжеволосый и худой как щепка. Они играли здесь в прятки. В то время здесь все было заброшено. «Странное чувство, когда возвращаешься на старые места, – сказал он. – Странно спать в комнате под названием „Камелия“.

Декко. У тебя, старушка, немного сдали нервы.

Стрейф. Ничего удивительного.

Декко. Выпей чаю, и все пройдет.

Стрейф. Послушай, дорогая, если этот тип действительно приставал к тебе…

Синтия (внезапно кричит). Господи, зачем ему было ко мне приставать!

В гостиной наступает полная тишина.

Стрейф. Говори потише, дорогая.

Синтия. Они приехали сюда летом. Цвела жимолость. И тимьян. Он не знал, что они так называются.

Снова слышен плеск волн. На этом фоне звучат детские голоса.

Девочка. Где же ты? Где ты?

Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)

Девочка. Не надо, пожалуйста. Ну пожалуйста.

Мальчик. Я в лесу. А теперь у коттеджа. Я ушел на белую ферму. Теперь я у родника.

Девочка (умоляюще). Отзовись. Не прячься… Прошу тебя, отзовись.

Мальчик. Я же тут, совсем рядом. Я люблю тебя. Я просто без ума от тебя.

Девочка. Так в кино говорят.

Мальчик. В кино целуются.

Девочка. В кино отвечают: «И я люблю тебя».

Мальчик. Старые фильмы мне больше всего нравятся. Девочка. И я люблю тебя.

Плеск волн стихает, и снова слышны голоса в гостиной.

Синтия. В школе они учили географию и арифметику. Им рассказывали легенды об ученых и героях, о королеве Мэб и Финне Маккуле [3]. О том, как святой Патрик [4] обратил язычников в христианство. История знала много королей и верховных королей, и еще в ней были Шелковый Томас и Уолф Тон [5], бегство графов и осада Лимерика. Много сражений и убийств.

Шум гостиной стихает.

Милли (от автора). Когда Синтия все это произнесла, мне пришло в голову, что трагические события сегодняшнего утра подействовали на ее рассудок. Она вела себя странно: непричесанная, спустилась в гостиную и ни с того ни с сего заговорила о детях, В ее словах не было ни капли смысла; неужели она не в состоянии понять, что лучше поскорее забыть об этом прискорбном эпизоде? Я протянула ей блюдо с печеньем, надеясь, что она начнет есть и замолчит, но она оставила мой жест без внимания.

Снова шум гостиной.

Синтия. Любила ли она шить и готовить? Какие исторические герои ей нравились?

Стрейф. Знаешь, дорогая, мы никак не можем понять, о чем ты нам толкуешь.

Синтия. Я рассказываю вам историю детей. Рассказываю о мальчике и девочке. Они бывали здесь. С тех пор прошло много лет, но вчера вечером он приехал, чтобы в последний раз попытаться понять. А потом бросился в море.

Милли. Синтия, дорогая, выпей чаю, попробуй печенье, напрасно ты от него отказываешься.

Синтия. Палило солнце, они ехали на старых велосипедах, счастливые беглецы. Вы можете представить себе, как это было? Новый асфальт на дороге, дробь камешков, отскакивающих от колес. Клубы пыли от промчавшейся машины, запах нагретого гудрона.

Стрейф (вздохнув). Нет, дорогая, ничего мы не представляем.

Синтия. Они плавали, а потом загорали на берегу, там, где вы шли сегодня. Ходили к роднику за водой. Тогда здесь не росли магнолии. Не было парка, ухоженных тропинок к морю среди скал. Этот край, такой идиллический для нас, был и для них царством покоя: деревья, папоротники, заросли шиповника у родника, солнце и море. В лесной чаще скрывался заброшенный дом, и они искали его. Играли в прятки. На белой ферме их поили молоком.

Пауза.

Декко. Все миновало, и слава Богу. Шум гостиной стихает.

Милли (от автора). И снова на Синтию будто столбняк нашел, а я опять подумала, уж не повредилась ли она умом от переживаний. Я не могла отказать себе в удовольствии и представила, как ее выводят из отеля и сажают в синий фургон, похожий на машину «скорой помощи».

Снова слышен шум гостиной.

Синтия. Может быть, все дело в тех городских улицах, на которых они росли. Или виновата история, которую они учили, он – у христианских братьев, она – у монахинь? Здесь на острове история не кончилась, это в Суррее она давным-давно остановилась.

Стрейф. Перестань терзать себя, дорогая.

Декко. Синт, мы должны отрешиться от того, что здесь случилось.

Синтия. Через двести лет после рождества Христова началось правление верховных королей Тары [6]. Прошло полвека, и остался только гаэльский язык правителей и латынь церковников. Нахлынули норманны, и с тех пор кровопролитие не прекращалось. В 1172 году папа отдал Ирландию Генриху II. Вам это известно? Известно, что папа взял и подарил страну королю?

Стрейф (резко). Нет, дорогая, неизвестно.

Синтия. Род Мандевиллей владел и этими долинами, где нам знаком каждый уголок, и всем побережьем, где мы ездим на машине. Это было норманнское семейство, более ирландское, чем сами ирландцы. Они приняли имя Маккуиллан и правили в этом крае, пока у них не отобрали владения в 1603 году. Представьте себе самые дорогие нам места, оскверненные ненавистью, заговорами и местью. Вспомните подлое убийство Шана О'Нила Гордого. (Пауза.) Вражда, как вьюнок, оплетающий изгородь, проникает всюду. Смута и ненависть. И такие звучные имена: Финола Макдоннелл, Малахи, носивший золотую цепь, добытую в бою у надменного завоевателя. Клан Кару из Карлоу и из Корка, Ричард Фицгилберт Клэр, Уолтер де Бергоу, Нилл Девяти Царств, сэр Роберт Деверу, сэр Чарлз Кут, Роберт Эммет, Нэппер Танди [7]. Как легко мы произносим их, имена друзей и врагов, от которых не осталось теперь и следа! (Пауза.) Битва при Винигер Хилл, битва при Каллане, битва при Кинсейле, битва при Йеллоу Форде, битва при Гленмама, битва при Бенбурне, Килкеннийский статут. Акт об устроении Ирландии. Акт об отречении. Акт об облегчении участи католиков. (Пауза.) За этими красивыми названиями – столько убитых, голодных, умерших, а рядом те, кто спокойно взирал на это. Язык забыт, вера под запретом. За восстанием наступал голод, потом приходило время сева, но не поля зеленели на острове, а новые люди врастали корнями в чужую землю, и всюду, точно зараза, ползли алчность и предательство. Немудрено, что сегодня память истории отзывается распрями и в ответ на задиристую дробь барабанов гремят выстрелы. Немудрено, что здесь сам воздух отравлен взаимным недоверием.

Пауза.

Декко (смущенно). Как же много ты знаешь, Синт!

Стрейф (тоже смущенно). Синтия всегда была любознательной. И у нее превосходная память.

Синтия. Тех детей улицы породили прошлые битвы и бесчисленные Акты. Их породила кровь, реки пролитой крови, той, что скрыта за звучными названиями. Когда они во второй раз приехали сюда, дом перестраивали. На лужайках громоздились бетономешалки, грузовики мяли траву, всюду крики и брань. Они провели здесь один день, а потом разошлись каждый своей дорогой: детство кончилось, ушло в прошлое вместе с идиллией их первой любви. Он стал клерком на одной из верфей. Она уехала в Лондон и поступила работать в игорное бюро.

Стрейф. Дорогая моя, все, что ты рассказываешь, очень увлекательно, только нам-то какое дело до этого.

Синтия. Ну, конечно, никакого. Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?

Стрейф (зло). Никто это не говорит, дорогая.

Синтия. Эта история так бы и кончилась – он работал бы в доках Белфаста, она принимала ставки. Их детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви.

Декко. У меня был приятель, кажется, его звали Голлсол. Помнишь его, Стрейф? Такой длинный парень. У него произошла романтическая история с дочерью землекопа. Через десять лет он на ней женился, как потом рассказывали. Чудеса, правда? (Поспешно.) Я не хочу сказать, Синт, что это из той же оперы…

Синтия (спокойно, почти безразлично). Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.

Милли. Кого «их», Синтия?

Синтия (снова кричит, сорвавшись). Господи, да я же говорю вам! Он пришел к ней на Мейда-Вейл и убил ее.

Пауза.

Милли. Дорогая, ты ничего не путаешь? Ведь ты немного не в себе, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты где-то вычитала…

Синтия. Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама по себе в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин, в Берлин и Иерусалим. Всегда находятся убийцы. (Пауза.) Ими стали эти дети.

Пауза. Милли разливает чай.

В этом мирном краю мы пьем джин с тоником, едим барашка или куриные котлеты. Тысячу раз добро пожаловать, говорит нам мистер Молсид. Мы играем в бридж и покупаем твид. Трайв Мейджор скрашивает наши беседы вместе с Уоррингтоном П. Дж. и А. Д. Каули-Стаббсом. Мы смеемся над глупостью пьяного в телефонной будке. И в Суррее мы твердим о том же: о Трайве Мейджоре, о его давних школьных проказах, рассказываем анекдоты, обсуждаем подружек Декко и решаем, жениться ли ему. Ужасы, которые нам показывают в Суррее по телевизору, стали для нас привычными.

Стрейф (с раздражением). Прошу тебя, говори потише.

Синтия. Отель утопает в цветах. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле всегда готов услужить старина Артур. У нас постоянный столик, а когда случается трагедия, мы делаем вид, что ничего не произошло, потому что так требуют приличия.

Милли. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Пойдем, мы проводим тебя в твою комнату.

Синтия. Искалеченные на улицах, лужи крови на стоянках машин. «Бритты, убирайтесь!» – написано на скале, но мы едем мимо и улыбаемся. (Пауза.) Несколько месяцев он искал ее в людских толпах в Бирмингеме и Лондоне, где каждый мог стать ее жертвой. В который раз нападал на след и в который раз терял его. А она в это время сидела в комнате на Мейда -Вейл и делала бомбы.

Декко. Бомбы?

Стрейф. Синтия, мы терпеливо слушаем тебя, но, согласись, это просто бред.

Синтия. Кто-то рассказал ему о ней. Назвали ее имя, но он не мог поверить. Он помнил девочку, которая смеялась на морском берегу и которую он когда-то любил. Каждый раз, когда он узнавал о новых взрывах, он думал о ней и не понимал, что с ней стало. Он плакал, говоря об этом. Мысль о ее жестокости не давала ему покоя, сказал он.

Стрейф (сраздражением). Синтия, будь добра, постарайся говорить потише.

Синтия. Днем он был не в силах работать, а ночью лежал не смыкая глаз. Ее образ преследовал его, он то вспоминал их робкие детские поцелуи, то видел ее руки, педантично выполнявшие свою страшную работу. Он представлял, как она торопливо идет в толпе с хозяйственной сумкой и где-то оставляет ее. Давным-давно здесь в Гленкорн-Лодже они разводили костер перед старым заброшенным домом и готовили еду. Долго лежали на траве, а на закате солнца, садились на велосипеды и возвращались домой.

Снова стихает шум гостиной.

Милли (от автора). Мне вдруг пришло в голову, что Синтия все выдумала. Эта история возникла в ее воображении в тот момент, когда несчастный тонул у нее на глазах. Они только что мило беседовали, он вполне мог рассказывать, как проводил здесь каникулы, наверное, и о какой-то девушке упомянул. В этом не было ничего странного, он действительно мог приезжать на каникулы в Гленкорн-Лодж. Они с Синтией распрощались, и тут с ним случилось несчастье. Когда Синтия увидела, как он тонет, что-то сместилось в ее сознании, у нее ведь явная склонность к депрессии. Конечно, нелегко, когда сыновья тебя презирают и муж тобой пренебрегает, только и есть в жизни хорошего, что бридж да наши поездки сюда. Вот она и сочинила всю эту галиматью про девочку, ставшую террористкой. Впечатлительная Синтия связала нелепую случайную гибель с разгулом бессмысленного насилия, которое показывают по телевизору. Интересно, что привиделось бы бедняжке, если бы мы отдыхали, скажем, в Саффолке. Я догадывалась, что Стрейф и Декко тоже начинают понимать, что Синтия просто морочит нам голову со всей этой историей о рыжем пареньке и девочке. «Бедная», – хотела я сказать, но промолчала.

Снова слышен шум гостиной.

Синтия. Наконец он нашел ее, и когда они встретились, она взглянула на него так, словно прошлого у них не было. Она не улыбнулась. Казалось, губы ее разучились улыбаться. Он позвал ее с собой, на родину, но она не ответила ему. Ненависть затаилась в ней, точно болезнь, и, расставшись с ней, он ощутил в себе такую же ненависть. (Пауза.) Он поселился в Лондоне, устроился работать на железной дороге. Но мысли о ней по-прежнему не давали ему покоя, все сильнее терзая своей неотступностью. Он узнал, где можно купить оружие. Потом спрятал его в коробку из-под ботинок у себя в комнате. Временами он доставал пистолет, смотрел на него и снова прятал. Ему была отвратительна ее слепая жестокость, но и сам он ожесточился, решив, что только смерть может остановить его подругу. Когда он опять пришел к ней в комнату на Мейда-Вейл, в них обоих не осталось ня капли человеческого.

Стрейф (очень спокойно). К нам идут Молсиды. Они хотят поговорить с тобой. Постарайся держать себя в руках, дорогая.

Мистер и миссис Молсид подходят к столику. Мистер Молсид говорит тоже очень спокойно.

Молсид. Я должен принести вам извинения, миссис Стрейф. Нет слов передать, как мы огорчены, что тот человек доставил вам столько беспокойства.

Миссис Молсид. Надеемся, все уже в порядке, миссис Стрейф.

Стрейф. Моей жене пока немного не по себе. Но она выспится хорошенько и утром будет весела как пташка.

Мистер Молсид. Очень жаль, что вы не позвали мою жену или меня, как только он подошел к вам. Тогда мы легко бы избежали этой неприятности.

Синтия. Нельзя избежать неотвратимого, и нам никуда не убежать от обступившего нас кошмара.

Молсид. Я не совсем понимаю вас, миссис Стрейф.

Синтия. Он рассказал мне историю о двух детях, они когда-то были здесь счастливы, а потом стали убийцами.

Молсид. Ну что вы, мне кажется это маловероятным.

Стрейф. Моя жена…

Синтия. Может быть, я ошиблась, решив, что у нее было горькое детство? Откуда я взяла, что ее родители ссорились? Но вы понимаете, почему я так подумала? Должна же быть какая-то причина, какое-то объяснение всему этому.

Миссис Молсид (смеясь). Я, признаться, в растерянности.

Стрейф (смеется довольно неприятно). Похоже, все мы тут мало что понимаем.

Синтия. Она сидела за дощатым крашеным столом, а вокруг проволочки и взрыватели. Где-то на задворках он за большие деньги купил пистолет. Когда ему пришла мысль убить ее?

Молсид (очень твердо). Мы не знаем людей, о которых вы говорите, миссис Стрейф.

Синтия. О чем она думала в своей комнате, мистер Молсид? Что происходит в сознании человека, одержимого страстью уничтожения?

Молсид. Не испытываю ни малейшего желания узнать об этом.

Синтия. Почему же, мистер Молсид? Может быть, не нужно прятать головы, как страусы, а постараться понять, хотя бы раз в жизни? Понять правду о людях, преступивших черту.

Стрейф. Дорогая, не задерживай мистера Молсида, у него много забот.

Миссис Молсид. Здесь действительно бывает неспокойно, миссис Стрейф, но приходится как-то приспосабливаться.

Стрейф. Мы прекрасно понимаем.

Синтия. И тех, кто тому виной, мы ненавидим. Но мы такие же, как и они.

Молсид. Прошу вас, поймите, ни я, ни моя жена не имеем к этому никакого отношения. С этой трагической историей покончено. Я жалею только о том, что она произошла именно у нас. Если вы призываете сочувствовать людям, повинным в насилии, то вряд ли найдете у нас отклик.

Синтия. Я всего лишь прошу пожалеть о тех двух детях, которых постигла такая страшная участь.

Молсид (раздраженно). Простите, я не понимаю, при чем тут дети.

Синтия. Значит, я должна рассказать все сначала.

Стрейф. Не стоит. Молсидам это неинтересно.

Синтия. Двое неизвестных нам детей по воле случая полюбили друг друга. Они сидели в высокой траве перед заброшенным домом. Они росли, и в них крепло чувство истории, которой пронизано все на этом острове…

Молсид. Прошу вас, миссис Стрейф, не будем касаться политики…

Синтия. Кто они – жертвы политики и истории? Крикливых священников и мрачных идеалистов, всех тех, кто за чертой? Англия всегда проводила черту запретов и отчуждения на захваченных землях. В Ирландии это началось в 1395 году [8].

Милли. Дорогая, по-моему, мистер Молсид совершенно прав. То, что здесь произошло, еще не дает оснований называть людей убийцами, переступившими какую-то там черту. На твоих глазах произошел несчастный случай, и вполне естественно, что на тебя это ужасно подействовало. Вы разговаривали у магнолий, и вдруг ты видишь, как он поскользнулся…

Синтия (кричит, прерывая ее). Господи, он же не поскользнулся!

Стрейф (тоже кричит). Синтия, прекрати сию минуту!

В гостиной наступает тишина.

Молсид. Майор, я вынужден просить вас отвести миссис Стрейф в ее комнату. Должен предупредить, что мы не потерпим беспорядка в Гленкорн-Лодже.

Стрейф (спокойно). Пойдем, Синтия.

Синтия (тоже гораздо спокойнее). Неприличный анекдот. Ну, разумеется, все это неправда. Ирландская шутка: некто провел ночь в комнате под названием «Камелия», наивно надеясь, что здесь, на берегу моря, в лесу он каким-то чудом поймет, где корни ненависти, обуявшей его любимую.

Молсид. Вы оскорбляете нас. Вы пытаетесь навязать нам то, к чему мы не имеем никакого отношения.

Миссис Молсид (мягко). Идемте, миссис Стрейф. Прошу вас, дорогая, ради нас. Китти нужно убрать со стола. (Повысив голос.) Китти, подойди, пожалуйста!

Синтия (говорит совершенно спокойно, вполне владея собой). Я никуда не пойду. Я хочу чаю.

Милли. Вот и замечательно.

Синтия берет чашку. Подходит Китти с подносом.

Миссис Молсид. Миссис Стрейф не задержит тебя, Китти. Синтия. Да, убирай, Китти.

Она снова прежняя Синтия, в ее голосе слышатся грусть и смирение. Китти убирает со стола. Молсиды не решаются уйти, опасаясь новых неожиданностей.

Синтия. Что ты думаешь о нас, Китти?

Китти. Не понимаю, мадам.

Стрейф. Синтия…

Миссис Молсид. Прошу вас, дорогая, Китти занята… не отвлекайте ее…

Синтия. Ты четырнадцать лет прислуживаешь нам за столом, убираешь за нами после чая. Четырнадцать лет мы играем в бридж и гуляем по парку. Объезжаем окрестности, покупаем твид и, как те дети, купаемся в море.

Китти. Уверяю вас, мадам, в Гленкорне вам всегда рады.

Стрейф (с яростью). Замолчи сейчас же, Синтия.

Милли (от автора). Я сделала знак Стрейфу, чтобы он сохранял самообладание; мне почему-то показалось, что развязка близка.

Синтия. В Суррее, чтобы убить время, мы подстригаем изгороди. Вечерами играем в бридж, в девять часов пьем кофе с соломкой или пирожными. Окончив игру, собираем карты, листочки с записями взяток и карандаши, смотрим последний выпуск новостей по телевизору. В Арме беспорядки, сообщают нам, одному солдату оторвало голову, другой сошел с ума. Мы вспоминаем наш чудесный уголок в Антриме и надеемся, что ничто не потревожит его покой. Мы знаем, что мистер Молсид работает не покладая рук, а миссис Молсид рисует цветы на табличках для новой пристройки.

Китти. У миссис Молсид получаются такие красивые таблички… Я так и сказала хозяйке.

Синтия. Мы смотрим на ваш остров сквозь радужную пелену и так любим вас и ваш остров, Китти. Нам нравятся ваши короли и верховные короли, ваши графы и герои.

У Стрейфа лопается терпение. Он в бешенстве орет на жену.

Стрейф. Да заткнись ты, ради всего святого! Расселась тут, мерзкая кривляка, и несет вздор!

Синтия. Нам нравится ваше яркое историческое прошлое, ваша пленительная природа. И все же некогда мы благоразумно провели здесь черту – так закладывают сад, прелестный, как на картинке.

Стрейф (спокойно). Прости меня, дорогая, прости. Но мы действительно не хотим больше ничего об этом слышать.

Миссис Молсид (шепотом). Побыстрее, Китти.

Звон чашек. Китти торопливо собирает посуду.

Стрейф (шепотом). Возьми себя в руки, дорогая. Выбрось из головы всю эту чушь.

Синтия. За той чертой нечто смутное, запретное, и пусть оно останется где-то там, далеко-далеко, крохотным пятнышком на горизонте, думать о нем слишком страшно. Как можно винить нас в том, что мы не видим связь времен, Китти, связь настоящего с вашим прошлым, с битвами и законами? (Пауза.) Ведь мы из Суррея, откуда нам все это знать?

Китти. Мадам, зачем вы принимаете это так близко к сердцу?

Пауза.

Синтия. Я наивно думала, что по крайней мере можно попытаться понять трагедию двух детей. Он так и не узнал, что ожесточило ее, наверное, это вообще нельзя понять: зло непостижимым образом порождает новое зло. Вот какую историю рассказал мне рыжеволосый незнакомец, историю, которую вы все не хотите слушать.

Молсид. Миссис Стрейф…

Синтия. Тут сидит женщина, такая заботливая, – она любовница моего мужа, хотя все мы делаем вид, будто я ни о чем не догадываюсь.

Стрейф. Боже мой!

Милли. Ради бога, Синтия!

Синтия. У моего мужа извращенные наклонности. Его друг, с которым он учился в школе, так и не стал нормальным мужчиной. Я, жалкое созданье, закрываю глаза на измену мужа и порочность его любовницы. Меня заставляют выслушивать бесконечные воспоминания о Трайве Мейджоре и А. Д. Каули-Стаббсе, а я улыбаюсь как кукла. Разве я живу, Китти?

Китти. У вас все хорошо, мадам… только, по-моему…

Стрейф (кричит). Ради бога, Синтия, иди к себе и отдохни!

Синтия. Я уже отдыхала. Только это не помогает, потому что силы зла захватили рай земной в Гленкорн-Лодже, они уже не раз вторгались на ваш остров. И те, кто призывал их на вашу землю, делают вид, будто ничего не происходит. Кому какое дело, что из детей вырастают убийцы.

Стрейф (в бешенстве). Тощая сука! Мерзкая тощая сука!

Тишина.

Синтия. Всем все равно, Китти. Мы поедем домой и не пророним по дороге ни слова. Но, может быть, мы хотя бы начнем прозревать? Задумаемся наконец о той адской бездне, что так страшит нас?

Милли в ярости. Она говорит с негодованием, готовая вот-вот расплакаться.

Милли (от автора). От отчаяния и позора Стрейф закрыл глаза. Мне хотелось взять его за руку, но я не решилась. Молсиды явно не приняли всерьез бредни Синтии, но мы не могли сделать вид, что ничего не случилось. После того, что она тут наговорила, все рухнуло, всему пришел конец. Я готова была наброситься на нее, выколотить из нее дурь, но, разумеется, сдержалась. Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и увидела, что у Декко дрожат руки. Он очень ранимый, хотя и носит шутовскую маску. Его глубоко оскорбило то, что Синтия сказала о нем. Не скрою, и мне не слишком приятно было услышать, что я порочная. Как же мне хотелось замахнуться и ударить ее.

Снова слышен звон посуды и гул голосов.

Милли. Синтия, пошатываясь, побрела из гостиной, но никто из нас не тронулся с места. Я знала, все будет так, как она сказала. Мы вернемся домой и никогда больше не приедем в эту страну, которую полюбили. Я знала, Синтию так и не увезут в синем фургоне, – это был бы слишком простой выход для всех нас. Стрейф благородный, он не бросит жену. При этой мысли у меня сжалось сердце и слезы обожгли глаза. Пусть бы Синтия, пусть бы она поскользнулась и упала в море или даже сама утопилась – все равно. Со стола убирали последнюю посуду, и страшные видения, рожденные в больном бреду Синтии, обступали нас: графы, спасавшиеся бегством, голод, пришельцы, пустившие корни в чужую землю. И дети, что стали убийцами.

Голос Милли звучит под шум моря. Сначала это мягкий шелест волн, набегающих на песок. Постепенно рокот моря нарастает, становится все тревожнее, и, когда Милли замолкает, слышен только рев бушующей стихии, с грохотом обрушивающейся на скалы. Внезапно наступает тишина.

Конец.

Примечания

1

Суррей – графство на юго-западе Великобритании.

(обратно)

2

Зеленый, как и коричневый, – национальные цвета Ирландии.

(обратно)

3

Королева Мэб и Финн Макнул – героя ирландского национального эпоса.

(обратно)

4

Св. Патрик (конец IV – cep. V в.) – основатель ирландской католической церкви.

(обратно)

5

Томас, по прозвищу Шелковый, и Уолф Тон в разные периоды возглавляли восстания против английского владычества.

(обратно)

6

Древняя столица Ирландии.

(обратно)

7

Видные фигуры, оставившие заметный след в истории Ирландии XIII – XVIII веков.

(обратно)

8

Имеется в виду разделение страны в 1395 году на две части – «мирные» территории (Пейл) и непокоренную Ирландию.

(обратно)

Оглавление

Действующие лица: . . . . . . . . .

Реклама на сайте