«Папарацци»

Андрей Баранов Папарацци Комедия

Действующие лица:

Макс,

Рекс – папарацци.

Актер.

Его любовница Луиза.

Священник Отец Филарет.

Действие 1

Где-то в родовом имении Актера. На сцене двое папарацци – Рекс и Макс, с большими фотоаппаратами на груди и чемоданчиком фоторепортера. Не в настроении.

Макс. – Снял?

Рекс. – Да.

Макс. – А что ты снял?

Рекс. – Ничего.

Макс. – Вообще ничего?

Рекс. – Вообще.

Макс. – Дай взглянуть. (Смотрит на экран фотоаппарата).

Рекс. – Посмотри сам.

Макс. – Действительно. Ничего. Он даже не вышел на балкон в одних трусах. Он что, анекдотов не читает?

Рекс. – Чукча не читатель, чукча писатель. Если бы он вышел на балкон родового имения в трусах, об этом бы завтра знала вся страна.

Макс. – А если бы он вышел без трусов – ооо!

Рекс. – Даааа!

Макс. – И все бабы пытались бы прикинуть на глазок – сколько сантиметров?

Рекс. – А это так важно?

Макс. – Если важно не это, то что же важно вообще? Форма – она же определяет содержание. (Делает жесты руками).

Рекс. – Содержание?

Макс. – Да. Кстати, мало того, что у нас нет фото, наша статья тоже бессодержательна. Что ты там накарябал?

Рекс. – Я? Это ты накарябал.

Макс. – Ну хорошо, мы вместе накарябали. Ну-ка…. (Смотрит в карманный компьютер).

Рекс. – Вода.

Макс. – Чистая.

Рекс. – Дистиллированная.

Макс. – Вот черт. (Срывается с места, ходит кругами). Нас же уволят!

Рекс. – Да, старик редактор суров. Суров, но справедлив.

Макс. – Нас выкинут ко всем чертям – и все из-за высокоморального образа жизни этого звездного негодяя!

Рекс. – Как будто мы в этом виноваты. Он даже не гомик. Чертов натурал!

Макс. – Да, спит с бабами. XIX век.

Рекс. – XV!

Макс. – Вообще доисторическая эпоха. Хотя нет. Там все со всеми, как собачки.

Рекс. – Неважно. В общем, играет в святого он – а достанется за этот грех нам.

Макс. – Надо что-то делать.

Рекс. – Надо что-то делать… А что?

Макс. – Я понимаю, он звезда. Он снимается в сериалах. Как этот новый шедевр – «Последний герой на фазенде!» Он мачо. Но только в кино.

Рекс. – А в жизни всего одна несчастная любовница. И машина – «Фольксваген-гольф». Ну почему, почему он ездит на «Фольксвагене», хотя мог бы позволить себе «Мерседес»? Все деньги пропивает, что ли?

Макс. – Если бы. Почти не пьет. В своем интервью он сказал, что «Порше» и «Лексус» – это машины безработных.

Рекс. – Почему безработных?

Макс. – Потому что как ни откроешь газету, там написано: «Сегодня в столице у безработной блондинки снова угнали „Лексус“.

Рекс. – А нам приходится делать его фото на фоне народного автомобиля. Мрак.

Макс. – Если бы у него были бы хотя бы интересные фильмы… или сериалы… или хоть театральные спектакли на худой конец.

Рекс. – Чувствую, конец будет худой. Скажешь тоже – да откуда их сегодня возьмешь, хорошие спектакли-то?

Макс. – Тогда зритель чувствовал бы, что даже самое обычное хобби нашей звезды – это как бы продолжение его приключений. Ну например, он идет охотиться за бабочками на полянку – это продолжение его охоты за мотыльками на Суматре из фильма «Золотой джокер», где он играл главного врага агента 007!

Рекс. – По-моему, он ни в чем таком никогда и не снимался.

Макс. – Так почему же, черт возьми, все считают его суперзвездой, если он за всю жизнь ни в чем хорошем не снялся? Он уже не мальчик.

Рекс. – У нас нет других звезд. Учти, у нас в стране за 20 лет было снято примерно 20 фильмов, которые вообще можно назвать фильмами – все остальное фиксированный на пленку поток сознания. Ну не могли же все попасть в эту двадцатку. Кому уж повезло.

Макс. – Ну нет, лет десять назад он снялся в шедевре. «Уральский стригун». Приз – «Особая каннская ветвь мира». Ее принес специальный голубь.

Рекс. – И вот уже много лет мы пережевываем воспоминания об этом шедевре.

Макс. – Понимаешь ли, Рекс, дружище, мы любим наших «звезд» вовсе не как раньше, за сыгранные ими роли. Сейчас мы любим их за то, что они такие же неудачники как и мы, зрители. Они нигде не сыграли за всю свою актерскую жизнь, кроме одного или двух приличных эпизодов, по которым можно понять, что они неожиданно хорошие артисты или там певцы, просто им не повезло. Не то время и не то место.

Рекс. – А поскольку зрителям тоже не повезло, и вместо работы инженером он 15 лет оттрубил челноком «Москва-Турция», то они им сочувствуют и любят их.

Макс. – Причем многие актеры желают, чтобы их любили только за то, что они такие талантливые. Ведь быть талантом – это уже немало. Но некоторые негодяи-зрители попадаются такие капризные, что требуют еще и хорошего конечного результата.

Рекс. – Чего стоит талантливый конструктор, если он не построил ни одного космического корабля?

Макс. – Да, в то время, когда наши космические корабли бороздят глубокими бороздами Международную космическую станцию… ладно, кончай болтать! Надо что-то делать!

Рекс. – Редактор нас ненавидит. Он нарочно дал нам этого святошу.

Макс. – Я чувствую, Рекс, нам придется временно поступиться нашими принципами.

Рекс. – А у тебя разве есть принципы?

Макс. – Есть, но я стараюсь их бросить. Это как курение. Когда коллега снимал Янковского, случайно заснувшего на пляже, то он для достоверности пододвинул к нему пустую бутылку.

Рекс. – Да, я помню – вышел очень пьяный кадр. А еще Народный артист! Разве можно так напиваться, тем более пивом!

Макс. – Но тут был железный принцип – для скандала нужен хоть один материальный повод. А теперь я торжественно заявляю, что отказываюсь от всяких поводов!

Рекс. – Как это?

Макс. – Элементарно. Принцип следующий. Сочиняется художественное произведение. Завязка, действие, развязка. Вместо имени главного героя ставится имя нашего святоши – ну или любой другой суперзвезды по выбору. Потом этот коктейль публикуется. Все просто.

Рекс. – Гениально! И как легко! А ты не забыл на минуточку, что говорится в законе о СМИ о клевете, диффамации, вторжении в частную жизнь?

Макс. – А что там говорится?

Рекс. – Не знаю. Я и сам не читал. Но что-то там наверняка говорится. Не ты первый такой умник. В лучшем случае судебный процесс.

Макс. – А в худшем?

Рекс. – Просто набьют морду.

Макс. – А ты не забыл, что такое безработица, работа курьером на полставки, нищета, больная жена и семеро голодных детишек?

Рекс. – Я не женат! Ты же знаешь. А разве у тебя семеро детишек?

Макс. – Не считал. Ты счастливчик. Тогда тебе не понять. Короче – ты со мной или нет?

Рекс. – А, тонуть так тонуть. С тобой. Куда ж я без тебя.

Макс. – Дай руку, друг! (Жмет руку приятеля). Итак, завязка… Неделю назад холодным темным вечером известный актер NN (хи-хи!) вышел из дома и как всегда отправился на развратную оргию. Воспользовавшись несколькими мгновениями свободного времени, он успел очаровать и развратить казино «Нью Мулен Руж», известный салон типа бордель на Кутузовском и детский дом номер 16…

Рекс. – Не перебор про детский дом? Сейчас с педофилией активно борются.

Макс. – Ой, ты не знаешь этих детишек. Сами развратят кого угодно, а взрослым потом отдувайся.

Рекс. – Ну пусть.

Макс. – Будучи в конце концов задержанным особым отрядом полиции нравов, NN объяснил свое поведение тем, что в этот вечер был не занят в спектакле, а следовательно мог распоряжаться своим временем по собственному усмотрению. До рассмотрения своего дела судом из двенадцати присяжных он отпущен под залог и пока продолжает радовать нас, своих зрителей, участием в многочисленных спектаклях и сериалах, в том числе сериале «Философ», отмеченном Госпремией…

Рекс. – «Философ»?

Макс. – Да, про то, как в сталинские времена зэк-философ, отбывавший наказание в колымских лагерях, добровольно вербуется в разведчики, переходит во время ВОВ линию фронта, проникает в ставку Гитлера, имеет Еву Браун во все дыры, а с Гитлером он знаешь что делает?

Рекс. – Что?

Макс. – Не знаю. Я не смотрел эту серию. Я же все-таки женат. Я замучился гнать детей от телевизора.

Рекс. – А интересно было бы взглянуть.

Макс. – Ты это увидишь, даже почувствуешь на себе, когда редактор прочтет те бесцветные каракули, которые получались у нас до сих пор.

Рекс. – Хорошо, давай расцветим каракули!

Макс. – А я что делаю? Ну, потом он попадает на необитаемый остров курортного типа… типа Анталия… (Наклоняется над компьютером и быстро стучит по клавишам). Секс с туземками… секс с туземцами… секс с обезьянами… новая разновидность СПИДа…

Рекс. – Почему только секс? Там больше нечем заняться?

Макс. – Ну как же, как же. Выпивка, коктейль «Морская лагуна», «экстази», все в экстазе, разноцветные пальмы, океан… приливы и отливы… Серфинг. На гребне волны.

Рекс. – Написал?

Макс. – Да!

Рекс. – Отправляем?

Макс. – Да! По спутниковой связи.

Рекс. – Почему по спутниковой? Редакция ведь рядом.

Макс. – Так солиднее.

Рекс. – Жаль фото приличных нет…

Макс. – Ну, пока со старыми. Сегодня же в вечерней напечатают. И в инете тоже. Продолжаем дежурство?

Рекс. – Яволь, майн хрен! (Бьют по рукам).

Макс. – Что за шум?

Рекс. – Он идет. Прячься! Воздушная тревога! Звезда на подходе! Все в укрытие!

Макс и Рекс прячутся на балкончике над сценой – только высовываются их длиннофокусные объективы.

Действие 2

На сцене кресло, диван и стол со стульями. Входит Актер.

Актер. – Ну вот, Наконец-то я один, совсем один! Сбылась мечта. Никто меня не видит, не слышит. Никого тут нет. (Вглядывается в зрительный зал). Да, совсем никого. Не аншлаг у нас сегодня. (Смотрит на сцену). И тут никого. Посмотрим – нет ли шпионов? (Ищет, ходит по сцене. Макс и Рекс прячутся еще глубже, Макс маскируется ветками на кепке. Актер смотрит в сторону балкончика, но никого не видит. Садится в кресло). Ну что ж, пока отдохнем. От чего же я отдыхаю? А – от славы, Б – от популярности, В – от назойливых писак, проклятых журналюг, которые стремятся все вынюхать… Папарацци – раньше и слова-то такого не было. Что-то итальянское, наверное. Пиперроне, макароны, пицца… Ах, я тихо учился актерскому ремеслу в маленьком арбатском переулке, и не хотел всего этого кошмара… Как было раньше – об артистах рассказывали легенды! А теперь сплетни. Это сказал кто-то из великих, но покойных. Какое им дело до того, с кем я сплю? Я не спрашиваю, с кем спят они, и спят ли вообще. Прямо Армянское радио – неизвестно, был ли Чайковский гомосексуалистом, но мы ценим его не только за это… Старый анекдот. Говорят, что Олег Даль, пытаясь скрыться от фанатов, бросился в морскую воду в костюме и поплыл… Я тоже хочу уплыть от них от всех. Жаль, правда, я не умею плавать. Но это не важно. Ведь теперь у меня есть мой спасательный круг – Луиза. Родители-идиоты назвали ее этим старофранцузским именем. В общем, Лизка. И скоро она придет. С ней я не утону. В этом бурном житейском море она меня непременно спасет. Она меня не бросит. Подождем? Подождем. (Откидывается в кресле и дремлет).

Рекс. – Кажется, заснул.

Макс. – Да, решил покемарить. Удобно тут, на заборе. Длиннофокусный объектив, направленный микрофон…

Рекс. – Пишется?

Макс. – Конечно! (Прижимает наушник к уху.) Потом расшифруем.

Рекс. – Значит, любовница все-таки его еще не бросила? Слава богу. Хоть что-то.

Макс. – Напишем, что любовница ему нужна, чтобы скрыть свою гомосексуальность. Так многие делали.

Рекс. – Кгм.

Макс. – Ничего, будет любовник – напишем и о нем, как только заметим. Не беспокойся.

Рекс. – Кстати, наш материал уже в номере?

Макс. – Счас… клавиатура мелкая… ага… ага… йез!!! Вот он! Утром в газете, вечером в куплете… то есть наоборот…

Слышится шум шагов. Входит Луиза.

Макс. – Прячься!

Рекс. – Опять? Ложись!!! (Прячутся).

Действие 3

На сцене – Актер, Луиза, на балконе, имитирующем забор резиденции – Рекс и Макс.

Луиза. – Ах, вот он, мой пупсик. Моя любимая звездочка. Он так устает, бедняжка. Он играет в стольких сериалах одновременно. Он так талантлив! Но КПД как у паровой машины братьев Черепановых. Ну он не виноват, что сейчас у нас снимают одну макулатуру… или как это назвать? Муть? Жуть? Отстой? Ну в общем, сами знаете… Зато как он играет в водевилях, боже! Как он там играет! Театр – вот где настоящее, живое искусство. Вот где можно снять с партнера штаны так, чтобы все аплодировали. Немножко любви, чуть-чуть поцелуев ниже пояса – и вот он, успех! О Мельпомена! Ну это он так говорит. Кто такая Мельпомена, я не знаю. Он объяснял, что это его богиня. А вообще имя, конечно, странное. Ну, пора будить садовую соню. (Подходит ближе к креслу). Дорогой! Ты спишь?

Актер (медленно просыпается, трясет головой). – Разве я сплю?

Луиза. – Полагаю… да. Ты заснул и не дождался меня.

Актер. – Ну да. Я типа задремал. Замечтался. Подумал, что я совсем один…

Луиза. – Как это – один? А я? И правда размечтался. Я тебя не брошу. От меня еще никто не уходил!

Актер. – Я не не собирался.

Луиза. – Не пытайся. Даже и не думай!

Актер. – Я надеялся, что мы с тобой вмести навеки… правда, крошка?

Луиза. – Крошка?

Актер. – Ну да. Крошка. Ведь ты же моя крошка?

Луиза. – Да, твоя… но почему «крошка»? Мне не нравится этот тон.

Актер. – Ну это потому, что я тебя типо безумно люблю.

Луиза. – А причем здесь «типо»? Что за жаргонизмы? Просто «Люблю», безумно. Безумно-безумно?

Актер. – Да!

Луиза. – Безумно-безумно-безумно?

Актер. – Да, без ума от тебя. Вообще без ума.

Луиза. – Совсем?

Актер. – Да! Да! Черт возьми!

Луиза. – Ах, я так счастлива! Но кстати – не упоминай имя этого хвостатого постоянно. Мне как глубоко верующей православной девушке это не нравится.

Актер. – Ты верующая, да еще и глубоко?

Луиза. – Да. Я каждую неделю хожу в церковь. По воскресеньям.

Актер. – Ах вот куда ты ходишь! А я-то думал – куда? К кому? К приятелю? Я ревновал…

Луиза. – Ах ты мой ревнивец! Мой ревновашка! (Треплет его по волосам). Ты думал – я хожу к любовнику? Нет. Мой любовник – это Бог. Я люблю только его, ну кроме тебя. Ты и он.

Актер. – Я на первом месте?

Луиза. – Да, мой кумир. Мой бог!

Актер. – Ну, слава Богу!

Луиза. – Кстати, как у тебя сегодня с рейтингом?

Актер. – Как обычно… Неплохо… а что ты имеешь в виду?

Луиза. – Ну, не твою популярность… популярность высока, но… Но кажется, чего-то не хватает… (Лезет ему рукой куда-то в районе брюк).

Актер. – Ой!

Луиза. – Боже!

Актер. – Опять!

Луиза. – У тебя упал рейтинг!

Актер. – Не может быть!

Луиза. – Я тебе говорю!

Актер. – Нет! Я только что снялся в двух сериалах! И в одном документальном фильме о жизни Чехова! С Анфисой Чеховой! Я популярен!

Луиза. – Я не это имею в виду!

Актер. – А что ты имеешь в виду?

Луиза. – А вот что ты имеешь, и что ты введешь?

Актер. – А, вот ты о чем! Это тоже не может быть. Я только что выпил «Виагру». Лошадиную дозу!

Луиза. – А нужно было человеческую! Ты что-то от меня скрываешь, любимый. У тебя что-то не в порядке. У тебя наверное рейтинг уже минусовой. Как у вечной мерзлоты. И из-за этого падает и все остальное.

Актер. – У нас рейтинг измеряется не качеством фильмов, а количеством. Качество у них у всех одинаковое. Кино-говно. А с количеством у меня все в порядке. Погонных метров немерено.

Луиза. – А сантиметров?

Актер. – Какая пошлость! Хотя… мне это нравится. Это возбуждает. Кстати, я решил сделать тебе сюрприз.

Луиза. – Сюрприз… Я люблю сюрпризы! А какой?

Актер. – Я решил устаканить… эээ… узаконить наши отношения. Я решил предложить тебе руку энд сердце!

Луиза. – Ах, я всегда мечтала об этом… поменять грудь и бедра на руку и сердце!

Актер. – Дворец бракосочетаний ждет нас с нетерпением!

Луиза. – Дворец? Не забывай, я девушка современная. Только церковь!

Актер. – Церковь? Венчание?

Луиза. – Да, чтоб на всю жизнь. Чтоб наверняка. Чтоб ты от меня никогда не вырвался! Церковь – это божий дворец. Развести может только епископ. Но он не разведет, хоть ты и такой знаменитый.

Актер. – Черт возьми… (Луиза недовольно морщится.) А, я и забыл… (С выражением). О Боже! Мы воспитали замечательное поколение. Всю юность я проходил частично в красном галстуке, частично – с комсомольским значком. Правда я не принимал никакого участия в общественной жизни школы. Нам говорили, что из нас воспитывают материалистов. Я удивлялся этому, и думал, что нас нормально воспитывают. А как надо? Теперь все записались в верующие. Мы не верили в бога, но мы верили в человека. А сейчас все верят в господа нашего прямо как в инопланетянина, который сидит там, за облаками, в своей галактике, и диктует нам заповеди. А в человека не верит вообще никто. Человеком быть никто и не пытается.

Луиза. – По-моему ты безбожник. Понятно, почему у тебя рейтинг падает… это тебя боженька наказывает за безверие!

Актер. – А во что верить-то?

Луиза. – Ты не веришь в Бога… значит у тебя нет совсем ничего святого?

Актер. – Как это нет! Есть! Святое искусство! Я читал, раньше, до революции, все были помешаны на святом искусстве. А теперь просто все помешаны, кто на чем. Каждый сам себе сумасшедший.

Луиза. – Ну, пупсик… у тебя очень пессимистичный взгляд на мир. Он такой приятный! Особенно с тобой. А старперские взгляды тебе иметь еще рано. Ведь ты у меня еще такой молодой… козлик!

Актер. – Ну хорошо. Уговорила… моя козочка! (Луиза хихикает). Сейчас… (набирает номер на телефоне). отец Филарет? Святой отец, это вы? Батюшка? Да, сегодня. Как договаривались. Ждем с нетерпением. Да. Отбой.

Луиза. – Кто это?

Актер. – Скорая священная помощь. Вызов бога на дом. То есть батюшки. Ты знаешь, я не знал о глубине твоей веры…

Луиза. – О глубине?

Актер. – Ну свежеверующая ты, или процесс зашел уже далеко… но понимал, что сейчас все через церковь и… ну… в общем я заранее пригласил батюшку – отца Филарета – зайти и повенчать нас!

Луиза. – Как повенчать? Тут? Прямо вот здесь?

Актер. – Ты понимаешь, у меня, в этом родовом имении, где мы находимся, есть маленькая часовня, вполне пригодная для венчания…

Луиза. – Ты же атеист, зачем тебе часовня?

Актер. – От предков досталась! Я всегда думал – на что-нибудь да пригодится. Впрочем, простую проповедь можно прочесть и на дому, без часовни. Я один раз был у друзей. Домашняя проповедь, вроде лекции. Кошка сидела, тоже слушала.

Луиза. – Кошка? Я тоже кошка… я с удовольствием послушаю… и под венец! Ах, по венец с самим… ооо! Всю жизнь мечтала!

Актер. – Поцелуй же меня, дорогая будущая женушка!

Долго, продолжительно целуются.

Рекс (приподнимаясь на балконе). – Какой кадр! (Щелкает фотоаппаратом).

Макс. – Йез! В его фильмах ничего такого не было!

Рекс. – Ну, в фильмах он недотягивает. Пасует. Как нужна истинная страсть, так облом.

Макс. – Снимаешь?

Рекс. – Да! Снято!

Актер и Луиза продолжают целоваться.

Макс. – Дубль два. Надо было щелкнуть дощечкой. Такая черная, киношная.

Рекс. – И разбить тарелку на счастье.

Актер и Луиза продолжают целоваться. Луиза привзвизгивает.

Макс. – Дубль три. Эммануэль отдыхает.

Рекс. – Время засек?

Макс (смотрит на часы). – Мировой рекорд! Для книжки Гиннеса.

Рекс. – Оптика крутая у меня. Но хорошо бы подобраться поближе. Вот-вот-вот…

Возится на балконе, высовывается все дальше и наконец вываливается вниз. Макс пытается его удержать, но валится вслед за ним, прямо под ноги Актеру и Луизе. Дикий грохот. Крики.

Луиза. – Аааа! Что это?!

Актер. – Кто это?!

Луиза. – Откуда это?! О боже!!!

Рекс (с трудом поднимаясь с пола по частям). – Не… не беспокойтесь, пожалуйста. Не волнуйтесь. Don’t worry, be happy. Это мы.

Актер. – Мы?! Кто это «мы»?!

Рекс. – Мы с Максом. Вот он. Я Рекс. (Поднимает Макса). А это Макс.

Макс. – Позвольте представиться – Максимилиан… ну можно просто Максик.

Луиза. – У нас когда-то был кот – тоже Максик…

Актер. – Да погоди ты со своими котами! Кто они такие, как попали сюда, что здесь делали, быть или не быть – вот в чем вопрос!

Макс. – Мы упали… с забора.

Актер. – Я понимаю, что не с неба! А кто вам позволил, негодяи, сидеть на заборе моей фамильной резиденции?

Рекс. – Мы… мы…

Макс. – Мы ваши фанаты! Мы хотели взять автограф… вообще познакомиться… Понимаете, мы вас очень любим!

Рекс. – Очень-очень!

Макс. – Прямо без ума от вашего таланта! Вот и приходится рисковать!

Актер. – А фотоаппараты с телеобъективами – чтобы разглядеть все подробности? Я все понял! Вы репортеры! Журналюги! Папарацци проклятые. Да просто подонки. Через два «о».

Макс. – Нет, через одно! Настаиваю, что я «Падонок». Через «А».

Рекс. – А я?

Макс. – А ты как хочешь.

Актер. – вы оба пОдонки! Короче. Я вас урою. Я был пионером – урою, честное пионерское. Был комсомольцем – урою, честное комсомольское. Был гуманистом – но на вас законы гуманизма не распространяются. Месяц в юности занимался боксом – поэтому попрошу моих охранников попридержать вас, пока я буду бить ногами. Да я все три партбилета на стол положу, если вас не закопаю прямо тут же, в саду! Билет Компартии, ЛДПР и Единой России… Нет! «Едра» оставлю.

Макс. – Постойте! Не бейте, я все скажу – имена, явки, фамилии. Да, мы репортеры. Мы хотели подобраться поближе… и вот упали с забора. Понимаете, крупный план…

Актер. – Какой газеты?

Макс. – Я не могу вслух говорить, я вам на ухо скажу…

Макс шепчет название Актеру, тот подпрыгивает как укушенный.

Актер. – Этого помойного листка! (Луизе) – Дорогая, все отменяется на сегодня. Я не могу совмещать венчание с похоронами. Пусть даже негласными. Сейчас набираю охрану… (Берет в руки трубку телефона).

Рекс. – Не надо!

Макс. – Мы хотели как лучше!

Актер. – А получилось как всегда. Хорошо. Даю вам последний шанс. Луиза, принеси ноутбук из спальни, посмотрим, что они про меня пишут…

Луиза уходит, Рекс и Макс переглядываются.

Рекс. – Мы ничего такого не писали… Мы же не папарацци какие-нибудь!

Макс. – Мы старались показать вас в самом лучшем свете!

Рекс. – Да уж! И фото тоже… в самом лучшем свете…

Актер. – Ну-ка, дайте сюда фотоаппарат! (Берет фотоаппарат, смотрит снимки на экране). Боже, боже, боже!

Макс. – Вы верующий? Православный христианин? Я надеюсь?

Актер. – Нет, но в любом случае я потерял бы всякую веру, если возможно такое! Копаются во мне, как в помойке!

Луиза вносит ноутбук.

Актер (начинает читать статью Рекса и Макса). – Так… кого я развратил… угу… кого я соблазнил… угу… Казино… бордель… детский дом… от 13 до 16 лет… кого я… на каком острове Тихого Океана… угу… это я? Так. Состав преступления налицо. Клевета, диффамация, вторжение в частную жизнь.

Макс. – Может быть, обойдемся без кровопролития? Вы просто подадите на нас в суд. Вот Уму Турман преследовал безработный псих, утверждал, что она предназначена ему в жены самой судьбой! Он грозил убить себя в случае отказа, а в случае согласия хотел возложить руки на ее тело… Не знаю, куда там класть руки, худая как щепка.

Рекс. – Ну, не скажи!

Актер. – Молчать! Не отвлекаться от темы допроса!

Макс. – И что вы думаете – она даже не пристрелила его как собаку из ковбойского кольта, как это принято у них на Диком Западе, а просто подала в суд!

Рекс. – Ему присудили год тюрьмы.

Макс. – Мало. Да я бы считал так: слегка влюбился в звезду – три года, сильно полюбил – пятнашка, ну а без ума от нее – пожизненное. Уме надо было не сажать его, а выйти за него замуж – и это было бы самое страшное наказание!

Рекс. – Он просто не знает, какой это ад – быть женатым на актрисе. Это может выдержать или актер, или бизнесмен, или милиционер – ну вообще мужик с крепкими нервами…

Актер. – Я лично не выдержал.

Макс. – Неудивительно.

Актер. – Что?! Молчать!

Макс. – Слушаюсь!

Актер. – Я был женат на актрисе целых три месяца. Но это было давно. Чуть не повесился. Я сам народный артист, но ни тогда, ни теперь не мог понять, когда она играла, а когда нет.

Макс (глубокомысленно). – Да, я слышал, что если актриса производит впечатление порядочной женщины – значит, она хорошая актриса.

Актер. – Так что сейчас моя избранница – простая русская женщина, обычная фотомодель «Мисс Криворожье».

Макс. – Поздравляем!

Рекс. – Да, это будет классно! Представляете, приходите с работы – никаких разговоров о театре и о съемках! Она наливает вам в блюдечко простой русский чай и с поклоном подает на рушнике…

Луиза. – Ага, счас. Еще чего. Я чай с пяти лет не пила. Предпочитаю коктейли. «Бакарди». А кубик льда я отколю от своего сердца!

Актер. – Но вы ничего этого уже не увидите. Ума Турман добрая женщина и многодетная мать, она просто пожалела беднягу, а я вас не пожалею. Этак на голову сядете. Слава богу, мы не в Америке. Итак, я вызываю охрану – все как один бывшие «серые береты» из вертухаев, они вас бьют резиновыми дубинками, а в заключении о смерти…

Макс. – О смерти?!

Актер. – О ней, косорукой! О своевременной смерти наглых журналюг будет написано, что вы скончались от множественных травм при попытке перелезть трехметровый забор загородной резиденции Народного артиста, лауреата премии «каннская ветвь», любимца публики и все такое… Как вам такой некролог?

Макс. – Рекс, как тебе?

Рекс. – Не очень. Я вообще не люблю некрологи. Тем более свой собственный.

Макс. – И стиль хромает. Мы можем написать лучше. Только отпустите нас, дяденька Народный артист!

Рекс. – Мы отработаем!

Макс. – Мы о вас такое напишем, чего никто не писал!

Актер. – Вы уже написали обо мне то, чего никто не писал. Я не могу вас отпустить просто так. Я русский актер, а не какая-нибудь голливудская фифа.

Луиза. – А может и правда… пусть идут? Все-таки сегодня у нас такой день… должен был быть… венчание…

Макс. – Венчание?

Рекс. – Сегодня? Да?

Макс. – Прямо вот здесь?

Рекс (торжественно). Здесь и сейчас? Right here and right now?

Луиза (потупясь). – Да…

Макс (к Луизе). – Послушайте меня, ну пожалуйста. Пусть он никуда не звонит. Нам это ни к чему. Поймите, мы работаем не для себя. Нам вообще на него наплевать! Это все наши читатели – им же нужны скандальные подробности, задницы во всю страницу и все такое. Человек после утрамбовки в столичном метро вообще не реагирует уже ни на что, кроме этого. Им нужно знать, что их любимцы тоже люди, тогда они сами чувствуют себя не такими одинокими.

Рекс. – Да, мы снимаем все эти сиськи и письки и слюнявые поцелуйчики звезд вовсе не для своей частной коллекции!

Макс. – А без нас все эти знаменитости дня не просуществовали бы! Знаменитыми делаем их мы! Королей делает свита, и мы – это свита короля! Короля искусства! Резиденция – это ваш маленький Кремль, а мы – ваш Кремлевский пул в миниатюре!

Рекс. – И президента тоже снимали с голым торсом!

Актер. – Но его хотя бы в штанах и на рыбалке, а как вы сняли меня? Без штанов и на…?

Макс. – На Луизке?

Актер. – Молчать! Нет, как говорил Станиславский, не верю. Неубедительно. Ненатурально. Сплошной фальшак.

Рекс. – Мадемуазель Луиза, а вы знаете, что у него уже падает рейтинг?

Макс. – Да, уже почти упал до нуля?

Луиза. – Рейтинг? Да, я замечала… но вам-то откуда это знать?

Рекс. – А вы знаете, что он отказался от съемок в умопомрачительном сериале «Донья Дуэнья и Дон Мурдон» с Орнеллой Мути в главной роли?

Луиза. – С какой мутью? Что это еще за муть?

Макс. – И от гонорара в три миллиона долларов?

Луиза. – Это правда, любимый? Ты отказался от денег?

Актер. – У нас денег и так куры не клюют! Эта Муть старше меня! Я самый высокооплачиваемый актер Российской Федерации по версии журнала «Новости налоговой инспекции»! Я не могу сниматься в такой бурде! Это даже хуже сериала «Философ».

Макс. – Не клевещите на себя, хуже быть уже не может.

Луиза. – Ты не хочешь увить розами наше маленькое семейное гнездышко… Розами и вьюнком… И ты обещал мне купить яхту, как у Абрамовича… Такую длинную… Обещал катать меня по Тихому океану, туда-сюда, туда-сюда…

Актер. – О боже, мы же еще не женаты, а уже такой райдер!

Луиза. – Потом будет поздно!

Макс. – Да, мадемуазель! Потом будет поздно! Уже сейчас его снимают вдвое реже, чем раньше, и даже предлагают эпизодические роли. А что будет потом?

Рекс. – Забвение!

Макс. – Пенсия в три тысячи рублей!

Рекс. – Страшная смерть от паралича сердца – в полном одиночестве, в пустой квартире или в богадельне – это поместье продадут за долги…

Макс. – У него полно долгов… А вы не знали? Он должен всем кабакам на Тверской и на Лазурном Берегу.

Рекс. – Но еще раньше он станет импотентом от горя и безвестности… вы это быстро заметите. Или уже замечали? Упадет не только рейтинг!

Макс. – Он не сможет удовлетворить ваши запросы ни в каком отношении!

Луиза. – О Боже… Господи… что же делать?

Рекс. – Его надо срочно спасать!

Макс. – Спасти его можем только мы!

Рекс. – Надо немедленно поднять его популярность!

Луиза. – Как, прямо здесь? При вас?

Макс. – Да, при нас! Без нас бесполезно. Я предлагаю следующее – вы позируете и целуетесь. Мы делаем серию снимков. Публикуем их в нашем наиправдивейшем издании. Пишем сопроводиловку о вашей свадьбе, эксклюзивные интервью и все такое. «Загадочный и великий артист NN, чья личная жизнь до сих пор была покрыта мраком безвестности, наконец решил жениться на „мисс Криворожье“. Он не оказался гомосексуалистом, как мы все надеялись, но может это и к лучшему! Торжественное венчание состоялось в фамильной часовне, а горячая любовь началась еще до венчания – снимки прилагаются!»

Луиза. – Ну, не знаю… А правда думали, что он гомик? Я бы не сказала… Может, бисексуал?

Макс. – Натуральность его ориентации зависит от вас, мадемуазель! От того, насколько натурально вы с ним поцелуетесь!

Актер. – А меня вы решили уже не спрашивать?

Рекс (с кавказским акцентом, пародируя героя Этуша). – А кто спрашивает невесту? То есть жениха?

Макс. – Вас о чем ни спроси – только негатив.

Актер. – Пока что на этой земле хозяин я! И я решительно отказываюсь участвовать в этом диком шабаше. Мой дом не вертеп! А тебе, Лизка, я удивляюсь. Вроде бы из нас двоих православная ортодоксальная христианка – это ты, а я всех божественных терминов нахватался из пьес, в которых играл, но именно мне приходится учить тебя нравственности! Между двумя позволено все. Неважно, мальчики это или девочки. А со зрителями – это уже вуайеризм и групповуха. Я не эксгибиционист какой-нибудь!

Рекс (облизываясь). Ах! Групповуха! Мальчишник!

Актер. – Молчать!

Луиза. – Ну вот что, пупсик. Я люблю не тебя, а твои миллионы. То есть твою популярность. Я чистая и искренняя девушка. Я в свое время даже чуть было не ушла в монастырь…

Актер. – В мужской?

Луиза. – Не шути со мной! Да, в монастырь, в женский. Но если ты думаешь, что я буду сидеть и страдать рядом с тобой в пустыне как схимница – то учти, для меня рай вовсе не в шалаше. Короче: или ты немедленно поднимаешь рейтинг, или свадьбы не будет. Ты меня больше не увидишь.

Актер. – Дорогая!

Луиза. – Очень дорогая! Итак… всего несколько фоток… ну что тебе стоит? Поиграем в любовь?

Актер. – Я не могу вот так, по заказу…

Луиза. – Ты всю жизнь работал по заказу.

Актер. – Это неправда! На детских утренниках, на елках я играл по велению сердца!

Рекс. – Но за деньги?

Актер. – Они платили, я же не мог отказаться!

Макс. – Доброе сердце! Вот и тут не отказывайтесь!

Актер. – Да вы просто черти какие-то? Свалились на мою голову и соблазняют бесовскими соблазнами… Согласиться что ль?

Рекс. – Ну! Ну!

Макс. – Просим! Просим!

Луиза. – Ну, пупсик… (Начинает аплодировать, Рекс и Макс присоединяются).

Актер. – Ну хорошо… Надо поставить свет!

Макс и Рекс достают из чемоданчика складной штатив с прожектором, ставят свет и фотографический зонт.

Актер. – Реквизит и декорации!

Луиза передвигает поудобнее кресло и подает ему тросточку и шляпу.

Актер. – Мотор! Начали!

Звучит музыка. Актер снимает рубашку, наподобие стриптиза. Макс и Рекс жестами предлагают и брюки, но он не соглашается. Луиза расстегивает блузку. Актер и Луиза сначала садятся, а затем ложатся на диван. Целуются. Рекс и Макс снимают.

Макс. – Превосходно!

Рекс. – Браво!

Макс. – Отлично! А теперь еще откровеннее! Чуть чуть спустите с плеч… расстегните еще немного!

Луиза (расстегивает). – Вот так?

Макс. – Да, отлично! Лучше снять совсем!

Луиза снимает блузку.

Рекс. – Сколько сексуальности и страсти! Все в одном флаконе!

Макс. – Да, просто здорово! Однако… Все же чего-то не хватает.

Актер. – Ты что же хочешь, чтоб я тут разделся догола?

Луиза (хихикая). – Я не против!

Макс. – Нет, но я к тому, что сейчас любовь просто между мужчиной и женщиной – это уже старомодно. Маловато участников.

Актер. – Но нас тут всего двое… Что же, позвать охрану?

Рекс. – Нет, зачем их впутывать? Торсы накачанные, но конфиденциальность…

Луиза. – А как же?

Макс. – Можно снять нас! Вместе с вами.

Рекс. – Макс, ты свихнулся? Я вовсе не горю желанием увидеть свое лицо на газетных полосах, да еще в таком виде! Меня не поймут.

Макс. – А ты думаешь, меня поймут жена и дети? Не бойся, наших лиц там не будет. Мы их сотрем или заретушируем. Нацепим тебе типа черную полумаску. Не дрейфь, прорвемся.

Макс и Рекс снимают рубашки, сначала Рекс садится на кресло вместе с Актером и Луизой, начиная целовать обоих, а Макс их снимает. Затем Макс ставит фотоаппарат на автоматический спуск и садится рядом со всеми. При съемке Макс и Рекс старательно отворачивают лица от объектива, не забывая изображать сексуальные игры. Светит прожектор, сияют вспышки, играет музыка.

Актер. – Черт побери, даже я завелся. А ведь я профессионал и никогда не завожусь в кадре. (Еще раз глубоко целует Луизу, берет в зубы тросточку, надевает шляпу).

Луиза. – Не ругайся, дорогой, это нехорошо. Вот еще сюда, положи сюда руку… Вот так… А ногу сюда… Вот так… А ты, Рекс, обними меня и Макса… вот так…

Макс. – Да, разрази меня гнев редактора, кадры будут супер! Да! Йез! Ооо!

Раздается громкий стук в дверь и на пороге появляется священник отец Филарет.

Действие 4

Те же и отец Филарет.

Отец Филарет. – Свят, свят, свят, с нами крестная сила! Что здесь творится? Куда я попал?

Луиза визжит, пытается прикрыться руками. То же делают и остальные, ища одежду и спешно принимая приличный вид.

Отец Филарет. – Что за адское место? Меня пригласили на венчание? Кого здесь венчать? Всех со всеми?!

Актер. – Батюшка, не бойтесь. Я сейчас все объясню. Понимаете, мы репетировали…

Отец Филарет. – Репетировали?! Что? Содом и Гоморру? Содомия – грех, сын мой! Свальный, стадный грех! Сейчас многие живут в разврате и безверии. Мрак опустился над страной. Никакими фонарями (тыкает пальцем в прожектор на штативе) не разгонишь! В общем, бывший уважаемый народный артист, я вас считал верным сыном нашей церкви, очень на вас надеялся… Как услышал, что вы изволите венчаться, желаете жить со своей супругой в мире и согласии перед лицом господа нашего – тут же поспешил к вам, по первому вызвону. И что же я вижу! Никогда такого не видывал! Даже в общаге в семинарии. (Крестится).

Актер. – Да мы тут… детский утренник… то есть, тьфу… я больше не буду, честное пионерское! Перед лицом всего отряда… то есть божьего воинства… в вашем лице…

Отец Филарет. – Бесполезно оправдываться. Я все видел.

Макс. – Батюшка, будьте снисходительны! Это его работа.

Отец Филарет. – Работа?! Адский промысел!

Макс. – Ну почему же сразу адский. Работа как работа. Сейчас у всех такая.

Отец Филарет. – Работа – продавать свою душу?!

Макс. – А что вы так волнуетесь, святой отец? Слава богу, мы не в монастыре живем. И не при совке. У нас тут уже давно развитая демократия и рынок.

Рекс. – А вот я тоже удивляюсь, почему в наше время у каждого, кто хоть как-то прилично устроился, на лице появляется улыбка как у проститутки? Может, что-то не так в нашем обществе?

Макс. – Застегни сначала рубашку, а потом рассуждай об обществе. У нас общество что надо. У нас все проститутки при деле. И мы снимаем его не просто так, за красивые глаза. Это реклама, понимаете? Мы формируем его образ. Имидж! Жажда ничто, имидж все. Не дай себе оголодать!

Отец Филарет. – Господи, спаси их души!

Макс. – Не поможет! Поздно! Эти снимки сегодня же отправятся в редакцию.

Отец Филарет. – Нет! Я запрещаю. Остановись, сын мой! Терпение господа небеспредельно. А терпение церкви вообще висит на волоске. Если вы сами отвернетесь от Бога, что толку, что Господь будет думать о вас?

Макс. – Для меня Бог – это рынок масс-медиа вообще и мой старик-редактор в частности. Он сидит там за облаками в небоскребе Москва-Сити и требует, чтобы я всегда был у него под рукой со свежими материалами. Поэтому сейчас я забираю эти фото и отдаю ему… (Идет к фотоаппарату и вынимает флеш-карту).

Отец Филарет (становится у него на пути). – Стой! Опомнись! Окстись! Не допущу!

Актер (становится между ними). – Ну вот что, уважаемые. Уважаемый святой отец и уважаемый мелкий бес из масс-медиа. Я пока что тут главный, о чем мне приходится постоянно напоминать. И поэтому я изымаю отснятый материал и сам решу, что с ним делать! (Забирает флешку у Макса и садится в кресло. Макс и отец Филарет становятся по обе стороны от него за спинкой).

Отец Филарет (протягивает руку). – Именем господа бога нашего повелеваю тебе, сын мой – отдай флешку! Не позорься! И тогда я отпущу тебе все грехи, прошлые, настоящие и будущие.

Макс (протягивает руку, пародирует отца Филарета). – Именем всемогущих средств массовой информации повелеваю – отдай фото мне! И тогда тебе простится все – бездарная игра в отстойных сериалах в прошлом, настоящем и будущем, и то, что ты зарыл свой талант в землю, и то, что ты вел кулинарную телепередачу, и сорвал с партнерши на сцене брюки, когда тебя никто об этом не просил, а про за сценой я уже и не говорю, и трижды выходил на сцену вдребезги пьяным, и забывал текст и…

Отец Филарет. – И отпущу грех разврата, и содомии, и гордыни, и стяжательства, и клятвопреступления, и то, что не отпустит и Патриарх, и то, от чего покраснеет даже священный Синод…

Макс. – А я не напишу о том, как ты на самом деле оттягивался в кабаке «Три Пера» в Париже, в каких взаимоотношениях состоял с молодым актером своего театра, почему подарил ему золотой перстень, катал на своем личном «Хаммере»…

Актер. – Все! Хватит! Достали! Какое ваше собачье дело, почему артисты делают друг другу подарки! Моралисты нашлись! Один от имени бога, другой от имени дьявола, а говорят-то все одно и то же! Продал я «Хаммер»! Все! Я опростился и стал близок к народу! Езжу на «Фольксвагене», как Лев Толстой.

Макс. – Вот именно поэтому нам теперь совершенно не о чем писать. Качество личной жизни у тебя упало, а качество сериалов так и не выросло.

Актер. – А мы уже на ты? Однако, быстро.

Макс. – Ну, ну, после того, что мы пережили вместе!

Актер. – Мы не пили на брудершафт.

Макс. – Так давай выпьем! Старик, я тебе скажу откровенно. Ты действительно классный актер. Таких поискать. Ну кто у нас остался – Олег Меньшиков, Сережа Безруков, Женя Миронов и ты. Я других в упор не вижу.

Актер. – Правда?

Макс. – Вот те крест!

Актер. – На тебе ж нет креста.

Макс. – Я крещеный! Меня крестила бабка. Я был слишком мал и не мог помешать.

Актер. – Еще комедийные артисты есть.

Макс. – Ой, кому сейчас нужны все эти комедии! Шутки ниже пояса. Старик, люди разучились смеяться. Комедиографов не осталось. Все рубят бабло – или стоят в очереди за социальным пособием. Ну сам посуди, до смеха ли тут?

Актер. – Да уж.

Макс. – За рейтинг надо цепляться! Любой ценой. Вот сейчас у тебя все падает… Типа в падении. Я спасаю тебя для общества! Без популярности ты запьешь, станешь глотать «колеса», нюхать кокаин и развалишься за полгода. Не позволяй этому случиться. Отдай фото мне.

Отец Филарет. – Бесовская проповедь!

Макс. – А вы вспомните, батюшка, как в девяностые торговали сигаретами и водкой, ввозя их без пошлины? Как грехи отпускали за валюту? Как крестили детей бандитов? Как…

Отец Филарет. – Время было такое! Если бы не это – никого бы в церквях не осталось, и служить было бы некому. А кто бы тогда ныне с антихристом боролся?

Макс. – Ну да, и Иуда говорил: «А что я мог поделать? Время было такое!»

Отец Филарет. – Не богохульствуй! И не передергивай. Не о том сейчас.

Макс. – Ладно, о том, не о том. В общем я беру фото – и мухой в редакцию! (Выхватывает у Актера флешку).

Отец Филарет. – Хорошо… До вечера еще есть время. Устроим небольшое спортивное состязание, сын мой, и если ты победишь – так и быть, забирай себе фото вместе с его бессмертной душой, которую он наверняка загубит сим поступком!

Макс. – Да не смешите меня, батюшка! В каком это виде спорта вы сильны – в литроболе? А насчет души, так сейчас и не в таком снимаются. Вы знаете, в чем он снимался? Знали бы, вообще сюда бы никогда не зашли.

Актер. – Не надо, ничего такого не было. Там всюду работали дублеры. У меня не те кондиции. Да и когда это было.

Луиза. – А я помню! Я помню эти фильмы! Еще в школе смотрела. Легкая советская эротика.

Макс. – Легкая? Если это легкая, что же тогда тяжелая?

Актер. – Тогда тяжелую еще не снимали.

Луиза. – Нет, снимали!

Макс. – Снимали или нет, но он снимался. Он всюду успевал.

Отец Филарет. – Короче – устроим… Небольшой экстрим! Особенности национального фотошопа.

Луиза. – Как это?

Актер. – Да, вот с этого места поподробнее, пожалуйста.

Отец Филарет. – Вижу я, дети мои, что словом божьим вас мне не убедить… и не вразумить. Только воля божия, так сказать знамение, может на вас подействовать.

Макс. – Знамение? Какое это, позвольте спросить, знамение?

Отец Филарет. – А знамение вот какое: хозяин наш хоть и не алкоголик, но располагает, как мне известно, большим запасом алкоголя.

Актер. – Вы, батюшка, здорово осведомлены о моих скромных погребах… откуда?

Отец Филарет. – Да помилуй, сын мой, твой домашний схорон коллекционных вин известен по всей Руси великой! И мне ли, знатоку безакцизного алкоголя, не знать о нем!

Актер. – Ну допустим… продолжайте!

Отец Филарет. – Вот мы и устроим состязание. Если, грубо говоря, вы меня перепьете – несите вашу мерзостную пленку в редакцию, печатайте, пропадайте в грехе и тоните в разврате. Если же нет…

Макс. – Если же нет?

Отец Филарет. – Если же бог даст мне силы выстоять против бесовского наваждения, я выпью не менее вашего, но не опьянею. Сие будет знак свыше, что фотографии надлежит отдать мне! Для полного их в последующем уничтожения. Уразумели, чада мои?

Макс. – Уразумели, батюшка! Мы согласны! Суперпари!

Рекс. – Погоди, Макс, а если он у себя там в семинарии пил без роздыха? Да еще и после смены в церкви… как она у них там называется… после обедни добавлял? Кирял и даже без закуски? Алкоголь-то у них был безакцизный! Да ведь он тогда точно оставит нас без штанов… то есть без фоток!

Макс. – Не дрейфь, киря. Меня никому не перепить. Один раз мы с верстальщиком на двоих литруху водяры раздавили, и закусили одним огурцом. Малосольным.

Рекс. – Малосольным?

Макс. – Ага. Я после этого уже ничего не боюсь.

Рекс. – Ну тогда… ладно. Попробуем.

Макс. – Но у меня тоже есть условие. Проиграете, батюшка – так мы сделаем еще одну серию фоток – и на этот раз уже с вашим участием!

Отец Филарет. – Ах ты… Что ты сказал? Как у тебя твой поганый язык повернулся? Меня, слугу божьего в непотребном виде с блудницей и комедиантом на потеху всей стране выставить захотел, так что ли?!

Луиза. – Но-но, полегче! Я не блудница!

Актер. – А я не комедиант! Нечего меня называть на французский манер! Или я есть великий русский актер, или вы немедленно убираетесь из этого дома! Дошло, батюшка?

Отец Филарет. – Хорошо-хорошо. Не беспокойся, сын мой и не сотрясай попусту воздух. Ну, допустим, я соглашусь… Но и у меня есть условие!

Макс. – Интересно было бы знать, какое?

Отец Филарет. – Если я выстою в сем страшном испытании… я вас исповедую! Прямо тут же, не отходя от кассы.

Макс. – От кассы? Вы имели в виду, батюшка, от алтаря, или как там это у вас, церковников, называется?

Отец Филарет. – Ну да, сын мой… после причастия вином из подвалов господина Народного артиста, нашего щедрого хозяина. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, как говорит народ. Глас народа – глас божий, как известно. В трезвом виде мне не достучаться до ваших душ, вижу, слишком глубоко проник в них грех.

Рекс. – Да к нам стучи – не стучи, бесполезно. Глухо, как в танке. Я согласен.

Макс. – Я тоже. По рукам!

Макс, Рекс, Луиза, Актер и отец Филарет сцепляют руки.

Макс. – Заметано! Кто бежит за пузырем?

Рекс. – Конечно, самый умный!

Актер (жеманно). – Луиза, дитя мое, покажи джентльменам, где у нас погреб. И пусть они тебе помогут.

Луиза уходит, Рекс и Макс устремляются за ней.

Действие 5

Актер. – Удивляюсь вам, отец Филарет! Знаю вас недолго, это правда, но вы произвели на меня впечатление человека здравомыслящего и набожного. И как это вы, благочестивый и почти святой, согласились участвовать в непотребной пьянке, в этом странном пари? Зачем вам это понадобилось вообще по жизни?

Отец Филарет. – Также зная вас недолго, могу сказать то же самое и о вас. Вы, уважаемый господин артист, верный сын нашей церкви. И мне доставляет почти физическую боль видеть вас в полуголом и развратном виде на страницах нашей желтейшей и мерзейшей прессы, воистину издаваемой самим врагом рода человеческого. Чтобы спасти вас от позора, я решился на это жуткое состязание.

Актер. – Да от какого позора, батюшка? Сейчас это уже совсем не позор. Даже наоборот – показывает, что я еще в хорошей форме! Выдумали тоже. И бабы все снимаются постоянно… кто в чем… а кто и вообще без ничего. Вы поймите, отец Филарет, раньше самым лучшим актером считался тот, кто классически играл в классическом произведении. Ну например, кто лучше всех сыграет Гамлета. Великая трагедия. А сегодня самый востребованный комедиант тот, кто сумеет правдоподобно подать бред, который пишут наши сценаристы. Сыграл балбеса-полковника милиции, но зато похоже – вот ты и великий артист. И в этом наша сегодняшняя великая трагедия.

Отец Филарет. – Но почему они все в голом виде? И молодые, и старые? Это что? Кино или женская баня?

Актер. – Батюшка, вы меня сегодня уморите. Умру со смеху. Да чего им еще показывать-то? Раньше, при Совдепии, запрещено было показывать голое тело. А сегодня запрещено показывать голую душу. Не нужно это никому. И считается ужасно неприличным. Ну а раз душу нельзя…

Отец Филарет. – У многих нет уже души…

Актер. – Ай, ай, ай, безбожные слова, батюшка! Даже странно, мне, грешному, от вас такое слышать. Ну и вот, за неимением души приходится показывать тело… а что же остается?

Отец Филарет. – Дааа… не думал, что все так запущено…

Актер. – Да где же они там? Засыпало их бутылками, что ли? Напились и заснули?

Слышится шум шагов.

Актер. – Чу! Идут! Уже несут!

Действие 6

Входят Луиза, Макс и Рекс. Они несут ящик с вином и поднос с закуской. У всех троих растрепанный вид.

Актер. – Ну наконец-то! Вас только за смертью посылать! Что это вы там делали? А?

Макс. – Мы… мы пробовали!

Рекс. – Да, мы пробовали.

Луиза. – Пробовали… немножко. (Поправляет блузку).

Актер. – Что пробовали? Вино? Прямо там, в погребе?

Макс. – Ну, всегда лучше попробовать на месте.

Рекс. – Да… вдруг что-нибудь не так? Продегустировать… Чтобы не возвращаться потом…

Актер. – Ну и как? Все в порядке? Не слишком кисло?

Рекс. – Нет, что вы! Очень сладко!

Макс. – Медовый вкус, старик! Тебе повезло. Не то, что нам, бедным газетчикам. Вот так и приходится пробовать – урывками, по случаю.

Актер. – И ты, Луиза? Ты тоже пробовала вместе с ними?

Луиза. – Я? Нет, что ты, дорогой. Я не пробовала. Наоборот…

Актер. – Наоборот? Как это?

Луиза. – Ну, инициаторами были они!

Актер (подозрительно). – Инициаторами? Дегустации?

Луиза. – Да…

Макс. – Ладно, старик, замнем для ясности. Вы же еще не женаты. Нехорошо быть таким подозрительным по отношению к новым друзьям.

Актер. – Друзьям?!

Макс. – И спасителям! И собутыльникам! Лизка, накрывай!

Луиза ставит на стол поднос и бутылки с вином.

Макс. – Так какие же, батюшка, у нас будут правила? Так сказать, регламент соревнований?

Отец Филарет. – Очень простые, дети мои. Незамысловатые и примитивные. Других вы недостойны. Бутылка пускается вкруговую. Каждый пьет по стакану. Кто раньше заснет – тот и проиграл.

Макс. – И все?

Отец Филарет. – А вот вообразите! Все. Несложно сие и необременительно. Да, и еще. Если у кого развяжется язык – ну, тот мой клиент.

Рекс. – В каком смысле?

Отец Филарет. – В смысле исповеди! Прощу вам все грехи, вольныя и невольныя! А может, и не прощу! По настроению. Что-то в последнее время я человек настроения, знаете ли.

Макс. – О кей! Рюмки к бою!

Все садятся за стол. Открывают и разливают первую бутылку. Пьют по очереди, по кругу.

Актер. – Рекомендую, господа: коллекционный Шато-Лафит!

Макс. – Да… ароматное винишко!

Рекс (прислушивается к ощущениям). – Хорошо пошло.

Отец Филарет (причмокивает). – Дар божий!

Луиза. – Такое приятное! Ах! А меня ты таким не угощал!

Актер. – Берег для нашей свадьбы, цыпа. И это только начало!

Луиза. – Требую продолжения!

Актер. – Сейчас, крошка! Нумер второй нашей программы! Шато-Ротшильд! Уникальная штучка!

Макс. – Так… Наливаем… по братски… (разливает вторую бутылку).

Отец Филарет. – Ну, во имя отца… (пьет), и сына, и святого духа…

Макс. – Да, черт возьми, как жаль, что у меня не хватило таланта стать народным артистом РФ! Только газетчиком. Весь пар, как говорится, ушел в свисток…

Рекс. – Не всякому дано. Кстати, полагаю, можно уже не соблюдать очередности!

Макс. – Да, каждый пьет, как хочет… но чур до дна!

Актер. – Вино хорошее, но тостов маловато!

Луиза. – А я хочу танцев!

Актер. – Рано!

Луиза. – Ну плииз… третью?

Макс. – Наливай!

Актер. – Рекомендую – жемчужина нашей кол… кол… коллекции! Шато-Икем! Выдержка хрен знает сколько лет! Превосходно подходит к барбекю, рыбе и незваным гостям!

Макс. – Мы званые! Мы сами себя позвали! Итак, тост: за нашего славного хозяина! Чтоб он снялся в фильме «Уральский стригун-2», а также три, четыре и пять! Чтоб он этому хренову Канну вообще все ветви пообломал, охапками к себе возил, голыми бы их всех там оставил!

Актер. – Макс… Макс… Я вот так недавно тебя узнал, а, представь, полюбил как брата! Есть в тебе что-то симпатичное такое… Как увидел, подумал – симпатичный парень! Может не стоит его убивать? Может, его как-то по другому надо использовать?

Макс. – Да меня и так все используют. Мной редактор все дыры затыкает… Вот недавно снимал этого… который по прозвищу Зверь…зверюга проклятая… Хотел его около роддома поздравить с рождением ребеночка, и супругу его, а он мне раз, и в зубы! За что? Я вас спрашиваю, милостивые государи, господа, товарищи?

Рекс. – А я снимал этого, который старый герой-любовник. Романтичный такой. Хотел его поздравить с тем, что он выползал на бровях из ресторана с двумя проститутками и снять на память… А он приподнялся с бровей и мне в зубы… А охрана добавила… За что? Друзья, граждане?

Луиза. – Жуткие истории…

Актер. – Весьма однообразные, я бы сказал. Надо еще выпить! За мир во всем мире! (Открывает новую бутылку).

Отец Филарет. – Мир и благополучие дому сему! Многие лета!

Макс. – Кстати, батюшка… вы еще в порядке?

Отец Филарет. – Ни в одном глазу! Как стеклышко. Милостив господь.

Макс. – Вы вроде бы обещали нас исповедовать?

Отец Филарет. – А разве ты уже дошел до кондиции, сын мой?

Макс. – Я тоже абсолютно трезвый. Абсолютно. Но во мне проснулось религиозное чувство. После вина оно во мне всегда просыпается. Я хочу исповедоваться. И немедленно!

Отец Филарет. – Я чувствую, недостойный сын нашей церкви, но вполне достойный отпрыск наших СМИ, что ты еще не дозрел. Тебе надо еще выпить, чтобы быть в форме.

Макс. – Только вместе с вами, батюшка! На брудершафт!

Макс и отец Филарет наливают себе полные стаканы и пьют залпом.

Отец Филарет. – Господи, дай мне силы противостоять зеленому змию!

Макс. – Хорошо пошла! Старофранцузское!

Отец Филарет. – Покайся, сын мой! Покайся, и спасешься!

Макс (откидывается на стуле). Кажется я и впрямь дозрел… До раскаяния! Итак, покаяние. А-ля Тенгиз Абуладзе. Я, Максимилиан, не помню отчества, и никому не нужна фамилия, родился, учился… в школе очень средней… но попал в универ маленького городка… стал журналистом… мечтал о славе… приехал в столицу… перепробовал тут все желтые листки… перефотографировал всех звезд… Знаете, как паталогоанатом режет мозг на куски и думает: где же тут мысль? Так и я рылся в грязном белье наших знаменитостей и все думал – где же здесь искусство?

Отец Филарет. – Продолжай, сын мой… А потом?

Макс. – А потом перестал думать и начал просто работать, как все. Строчить пером, как раньше говорили. Понял, что знакомством с нашими звездами можно гордиться только до тех пор, пока на самом деле с ними не познакомишься. Женился, дети пошли, затянуло. И вот я здесь, перед вами! Вот так я и дошел до жизни такой.

Актер. – Даже я растрогался! А ведь я столько уже слышал подобных историй, и даже играл таких героев. Ну как, батюшка – отпустите ему грехи?

Отец Филарет. – Раскаиваешься ли ты в содеянном, сын мой?

Макс. – Очень раскаиваюсь. Но изменить, к сожалению, уже ничего не могу.

Отец Филарет. – Отпускаю тебе грехи! Иди с миром. Не говорю – не греши впредь, ибо знаю – будешь грешить. Работа у тебя такая.

Макс. – Как это вы хорошо сказали, святой отец! Понимаете вы нашего брата. Сами не грешили сочинительством?

Отец Филарет. – Я… гм… нет…

Макс. – Может, стихи писали в семинарии? Сознайтесь! Какие уж тут секреты?

Отец Филарет. – Ничего я никогда не писал, сын мой. Даже вместо подписи крест ставил.

Актер. – Славная исповедь! Скучная, зато искренняя. А что же наш второй гость? Господин Рекс? Так, кажется?

Рекс. – А я чего? Я ничего. Вот Макс уже все сказал.

Отец Филарет. – Нет, надо чтобы все прошли через это! Покаешься, и спасешься! А не покаешься, так и шиш.

Луиза. – Батюшка, а ведь я вас уже где-то видела!

Отец Филарет. – Вероятно, в церкви, дочь моя? Часто ли ты молишься?

Луиза. – Каждое воскресенье! Но я вас видела где-то еще… не могу вот только вспомнить, где.

Отец Филарет. – Бесовское наваждение! Это бес тебя смущает, дочь моя. Я далек от мира богемы и ее прислужниц. Я даже на тусовках не часто бываю.

Актер. – Итак, исповедь номер два. Батюшка, приступайте.

Отец Филарет. – Немедля. Пей, сын мой (вливает в Рекса стакан вина).

Рекс. – Мгновенный приход!

Отец Филарет. – Мы ждем от тебя исповеди, раб божий Рекс! Исповеди и раскаяния, по возможности искреннего.

Рекс. – Не согрешишь – не покаешься, батюшка. Хотя мне каяться не в чем. Родился я в столице, учился на инженера, платили им тогда шиш, окончил курсы корреспондентов и переводчиков, научился щелкать «фотиком», на пару с Максом отслеживаю жизнь знаменитостей во всех подробностях. Не женат.

Отец Филарет. – Отчего же?

Рекс. – Искренне говорю вам, батюшка Филарет, с ужасом представляю, как сижу перед телевизором и вместе с семьей смотрю все эти бесовские сериалы… детей жалко!

Макс. – Да брось ты, чувак, не парься. Сейчас дети телик уже не смотрят. Они все в интернет ушли и не вернулись. А там только клипы музыкальные на «Ютьюбе».

Рекс. – Если бы только клипы… И подумать только, это мы все, все туда своими руками сами суем, всю эту грязь, разврат и пакость!

Отец Филарет. – Раскаиваешься, что ли?

Рекс. – Однозначно!

Отец Филарет. – Ну наконец-то! Еще одного расколол. Хорошо, сын мой. Отпускаю тебе все грехи, вольные и невольные, ввиду искреннего раскаяния и чистосердечного признания. Так и запишем в протокол.

Макс. – В протокол?

Отец Филарет. – Ну не в святцы же! По вам, безбожники, зона плачет. А я вам грехи отпускаю. Не цените вы мою доброту.

Макс. – Мы ценим, батюшка! Мы очень ценим! А вот когда же вы будете исповедовать нашего дорогого хозяина?

Актер. – Хозяина? Меня, что ли?

Макс. – А кто тут хозяин?

Актер. – Я есьмь!

Макс. – Значит, тебя! Батюшка, пожалуйста, приступайте.

Отец Филарет. – Выпей чару вина, сын мой. Так тебе будет легче раскаяться.

Отец Филарет наливает стакан. Актер пьет.

Актер. – Фу-ух. Не привык я столько пить.

Макс. – Ты же творческая личность.

Актер. – Ну не настолько же. У меня вообще язва. Ну ладно… Итак, биографию не надо, я полагаю?

Рекс. – Ну почему же не надо? Просим!

Актер. – Я думал, и так все знают.

Макс. – Повторите, плиз (незаметно для присутствующих включает диктофон).

Актер. – Черт с вами. Родился тут же, в стольном граде, где мы счас все. Учился, рос, с детства проявлял необыкновенный талант изображать все, что только видел. Цыпленка табака, правда, не копировал, но всех учителей передразнивал очень похоже. Дважды вызывали к завучу, чуть не исключили из комсомола. Поступил в театральное. Играл на дипломном спектакле так здорово, что чуть не завалили из дикой зависти. Служил в театре. Затем съемки в бездарнейших фильмах девяностых годов, трижды снимался в легкой эротике и два раза – в тяжелом порно. Во всем этом искренне раскаиваюсь. Ну, еще множество рекламных клипов, зубная паста и памперсы. Играл счастливого отца сухого ребенка. Женился, быстро развелся. Детей нет, хотя средств хватило бы и на пятерых. Дружил с молодыми актерами-коллегами теснее, чем следовало бы. Сейчас все в прошлом, живу загадочной жизнью, редко даю интервью, все еще мечтаю сыграть хоть что-нибудь хорошее и натуральное. Глупо, правда?

Макс. – Ну почему же. Хоть вам уже далеко за триста, не стоит терять надежду!

Луиза. – А это не ты, дорогой, играл в моноспектакле «Приплыли»? Это было гениально!

Актер. – Нет, не я!

Луиза. – Жалко. Я еще в детстве смотрела, думала, что это ты. Мне ужасно нравилось.

Актер. – А что еще тебе нравится, интересно? А то уже вот-вот под венец, а я тебя совершенно не знаю…

Луиза (игриво). – У тебя еще будет такая возможность! Ты не разочаруешься, обещаю!

Актер. – Нет, сейчас! А то завтра будет слишком поздно. Батюшка, исповедуйте ее пожалуйста!

Отец Филарет. – Минуточку. Я с тобой еще не закончил, сын мой. Грехи твои тяжелы. Порнография, пьянки, нетрадиционная ориентация, и самый главный – зарывание таланта в землю!

Актер. – Это не я, батюшка! Это все нерадивые режиссеры и продюсеры, все они! Не виноватый я, что они ставят всякую муру на потребу похотливой публике… Я же лицо-то подневольное, хоть и такой знаменитый! Я вот и здесь, видите ли, играю! А куда деться?

Отец Филарет. – И все же… сомневаюсь, что смогу отпустить тебя с покаянием. Слишком уж грешен. Ленивый и нерадивый раб зарыл талант свой, сказано в Писании.

Актер. – Батюшка, я сделаю хорошее пожертвование на храм… Я новый храм воздвигну! Памятник нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа!

Отец Филарет. – Простить его, что ли?

Макс, Рекс, Луиза (хором). – Простите его, батюшка! Простите! Пожалейте! Он больше не будет!

Отец Филарет. – Ладно, чадо заблудшее, Бог с тобою. Властью, господом мне данной, отпускаю тебе грехи твои. Иди с миром.

Отец Филарет протягивает Актеру крест. Тот целует его.

Макс. – Ну и последний номер нашей программы – мадемуазель Луиза!

Луиза. – Я? Это еще зачем?

Макс. – Для порядка! А то как раздеваться, так первая, а как исповедоваться, так последняя!

Луиза. – Не хочу, не буду, не имеете права!

Актер. – Через «не хочу». Через «не могу». Иначе свадьбы не будет. Батюшка у нас сейчас вместо персонального детектора лжи.

Луиза. – Ага, а потом эти писаки все понапечатают в своем желтом листочке?

Актер. – Пусть только попробуют! Я их засужу. Штрафами разорю! Мои адвокаты им покажут кузькину мать анфас и в профиль!

Отец Филарет. – Предупреждаю заранее, кто нарушит священную тайну исповеди, гореть будет в геенне огненной! В рай даже на подножке последнего вагона не попадет! Так что я прошу всех соблюдать благоговейную тишину. Ни гу-гу. Иначе… (Сжимает кулак). Господь все видит!

Луиза. – Ну хорошо… все рассказывать?

Актер. – Все не надо. Интимные подробности можешь пропустить.

Луиза. – А чего, с биографии начинать, как все?

Отец Филарет. – Можно с биографии. Внимаем тебе, дочь моя.

Луиза. – Ну ладно. Уболтали. Значит, пишите, родилась в Криворожье, увлекалась музыкой, танцами, и чем ни попадя. Мальчиками увлекалась. И они мной! Рожа у меня вовсе не кривая. И вообще я фигуристая. Все это быстро заметили. Выиграла конкурс «Мисс Криворожье», даже с жюри спать не пришлось. Ну, почти! Поехала в столицу, стала фотомоделью-многостаночницей широкого профиля, и случайно… совсем случайно познакомилась с Ним (указывает на Актера). Я его еще с детства любила! Как по телику видела, сразу млела… Ах!

Макс прикладывает к уху диктофон и убеждается, что звук записывается.

Отец Филарет. – Продолжай, дочь моя…

Луиза. – Ну и вот… Практически все! Я его ужасно полюбила, с первого взгляда. Хочу за него замуж! И детей. Вообще стабильности. Гнездо свить… На Лазурном берегу… Понятно?

Макс. – Как-то маловато покаянных ноток в ее голосе.

Отец Филарет. – Надо ли понимать так, что ты ни в чем не раскаиваешься?

Луиза. – А в чем это мне раскаиваться-то? Что в шоу-бизнесе работала? Замшелая у вас психология, батюшка! Отсталая какая-то. В женщине, между прочим, нет ничего, что можно назвать порнографией! А кому не нравится, то и черт с ним.

Макс. – Ну да, «наш девиз всегда один – возбудим и не дадим!»

Луиза. – По моему, тебе грех жаловаться!

Рекс. – Не, ну правда – в стране катастрофа с демографией. Надо же как-то поднимать рождаемость.

Отец Филарет. – А не забыла ли ты чего, дочь моя?

Луиза. – Забыла? Вроде нет. Все остальное – несущественные мелкие детальки.

Отец Филарет. – Детальки?! А помнишь ли ты, грешница, что когда ты убежала в столицу, остался один молчел, безумно в тебя влюбленный? И ты бросила его ради фальшивого блеска столичной жизни, оставив на прощание только записку «А не пошел бы ты в монастырь, зануда хренов!»?

Макс. – Вот так подробности!

Луиза. – О господи! Батюшка, вам-то откуда это известно?!

Отец Филарет. – Господь в моем лице все видит, все знает! На три метра под землей! Вижу вас всех, и грехи ваши, и все тайные помыслы, ничего не скроете, даже и не пытайтесь!

Луиза. – О май гат! Мой бог! Это правда! Но, честно говоря, хоть я и любила чувака, он был такой ханжа, блин. Мораль мне читал, всюду ходил за мной, как привязанный. А потом перестал мне писать, ни емейлов, ни смс, ничего. Не знаю, куда он делся по жизни.

Макс. – Да хрен с ним, с этим придурком. Был и сплыл. У Лизки с личной жизнью все в порядке – вон какого бобра захомутала!

Актер. – Надо так понимать, что бобер – это я?

Макс. – Старик, не обижайся, но ты типичный бобер. Народный бобер РФ.

Отец Филарет. – Короче говоря, не могу отпустить тебе грехи. Всем могу, а тебе нет. Не чувствую раскаяния. Нету искренности и осознания своей вины.

Луиза. – И не надо! Что это, батюшка, у вас все виноватые, один вы прямо святой и преподобный? Может и вы тут перед нами покаетесь?

Отец Филарет. – Не богохульствуй, дочь моя! А то наложу епитимью. Заставлю сто раз подряд прочитать «Отче наш!» Стоя на коленях, босыми ногам на каменном полу! На горохе.

Макс. – Почему на горохе?

Отец Филарет. – Так больнее. Для вящей глубины раскаяния.

Актер. – Ладно, батюшка, достали уже всех с вашим покаянием. Все мы светские люди, даже эти мерзавцы-газетчики. Живем как можем. Не горячитесь. Давайте еще выпьем.

Макс. – В самом деле, ведь мы еще не разрешили наш спор! Несу ли я фото в печать или отдаю их вам? Наливай!

Макс разливает новую бутылку, все пьют.

Актер. – Ну вот… коллекционное Шато нумер… забыл… в глазах двоится… зато теперь все люди снова братья! (Падает лицом в салат и засыпает).

Луиза. – Да, вино приятное… сладкое… сразу забываешь болтовню папочки-святоши… (Засыпает).

Отец Филарет. – Ну нет, меня вам не споить! Бог не допустит! Я хоть литр выпью, хоть два – не пьянею! Я… я… (засыпает).

Действие 7

Макс. – Пей до дна, пей до дна, пей до дна! Рекс, гляди – наклюкался все-таки! Мы победили! Рекс! Рекс? Ты спишь, что ли?

Рекс (сонным голосом). – Я не сплю. Я сочиняю статью в номер. (Поет). Свежий но-омер!

Макс. – Братуха, просыпайся! Не время сейчас.

Рекс. – Почему это не время? Меня развезло… как-то разморило… Куда спешить-то?

Макс. – На кудыкину гору! В редакцию! Время не ждет! Ни дня без строчки!

Рекс. – Какой строчки?

Макс. – Прикинь, брателло – мы выиграли пари?

Рекс. – Какое пари?

Макс. – Блин, ты совсем отморозок. Что перепьем этого фраера богомольного!

Рекс. – А мы перепили?

Макс. – Да! Да! Он валяется мордой в салате! И у нас законное право отослать все снимки в редакцию! Считаем, что у нас есть – горячие объятия с Лизкой, съемка со стены – раз…

Рекс. – Раз…

Макс. – Групповая оргия с участием… эээ… двух неизвестных ранее лиц – два…

Рекс. – Два…

Макс. – А сейчас будет еще и противоестественная связь с батюшкой и любовь втроем – три!

Рекс. – Три… А у тебя крыша не поехала? За такое по головке не погладят!

Макс. – Зато деньги заплатят. Слава богу, наш деревянный теперь свободно конвертируемый! Вставай, братуха, будешь помогать! Один раз живем.

Макс и Рекс начинают новую фотосессию. Макс вставляет флешку в фотокамеру, они кладут сначала Луизу на Актера, затем отца Филарета на Луизу, затем отца Филарета на Актера, затем всех вместе друг на друга, фотографируют их в пикантных позах, частично раздевают. Мигают фотовспышки, светит прожектор, играет музыка. Наконец все стихает. Макс и Рекс весьма довольны собой.

Макс. – Это было круто! Это было круто! Да, брателло?

Рекс. – Ага… А вдруг нас от церкви отлучат? Как гетмана Мазепу… я читал… Или живыми в землю зароют? Прямо выставка «Осторожно, религия!» Господь кислород перекроет, и кранты.

Макс. – Не дрейфь! Я за все отвечу. В крайнем случае вырежем попа. Напишем, что это друг дома. Пририсуем ему в фотошопе фуражку и погоны. Соврем, что это военный. Свадебный генерал. Над вояками счас все издеваются. Профессиональные нищие, что с них взять, кроме анализов.

Рекс. – Ага… И все же стремно как-то…

Макс. – А ты еще выпей! Не бойся. Тут осталось. Как его – Шато… Муто… Давай!

Рекс и Макс пьют.

Рекс. – Дааа… живут же буржуи…

Макс. – Правильно! Чего их жалеть-то? Ну, еще по одной? Мы сегодня с наваром! (Пьют).

Рекс. – Ах, хороша… По… постой… (Засыпает).

Макс. – Стой! Куда? Не уходи, побудь со мною! Держись! Мы его теряем… мы его теряем…. А! (Пьет, засыпает).

Действие 8

Несколько минут все спят. Потом отец Филарет просыпается.

Отец Филарет. – Так… поле после битвы… О поле, кто тебя усеял мертвыми костями… гостями… Ну, пора оживлять усопшие тела. Вдохнуть в них душу (Трясет Луизу). Лизка! Вставай!

Луиза (медленно просыпается). – Что? Что такое? Кто здесь?

Отец Филарет. – Это я! Я!

Луиза. – Я? Батюшка, это вы?

Отец Филарет. – Я вовсе не батюшка!

Луиза. – А кто ж вы есть? Матушка?

Отец Филарет. – Я тебе не батюшка и не матушка! Я тот самый молчел, которого ты бросила в Криворожье из-за кривой рожи! Узнаешь?! (Срывает с себя бороду, усы и рясу).

Луиза (визжит). – Ааа!

Отец Филарет. – Беее!

Луиза. – Филька, ты, что ли?

Отец Филарет. – Узнала наконец! Овца, блин!

Луиза. – Но как ты тут нарисовался в натуре?

Отец Филарет. – Ты еще спрашиваешь! Когда ты, неверная, презренная, дура набитая, выиграла конкурс «Мисс Криворожье», я бросился в погоню за тобой, оставил семинарию, не окончив курса и приехал в стольный град наш…

Луиза. – Боже!

Отец Филарет. – Пути господни неисповедимы! Так что я никакой не священник, а жалкий недоучка! Все из-за тебя.

Луиза. – Но что ты делал в столице? На что же ты жил?

Отец Филарет. – Временно собирал милостыню на храм. Хоть это и запрещено и повсеместно преследуется. А потом мне это надоело, и я… я…

Луиза. – Ты – что? Неужели ты торговал свои телом и пошел в проституты? Ты стал альфонсом?

Отец Филарет. – Хуже!

Луиза. – Еще хуже? Ментом?!

Отец Филарет. – Нет…

Луиза. – Черным риэлтором?

Отец Филарет. – Мимо…

Луиза. – Ты меня пугаешь… ну скажи!

Отец Филарет. – Я… Я…

Луиза. – Ты?

Отец Филарет. – Я пошел в папарацци!

Луиза. – Что? Не может быть!

Отец Филарет. – Да. Да. Я пошел в газетчики. В репортеры. В желтую прессу. В папарацци.

Луиза. – Ты, почти святой… и в папарацци!

Отец Филарет. – Да… А что было делать? Очень хотелось есть. И видеть тебя. А ты предала меня, погналась за блеском городской жизни! Забила на нашу любовь. Положила крест на нее. Не будет тебе счастья с этим распутником, господь все видит!

Луиза. – Фигассе!

Отец Филарет. – Ага. Вот тебе, матушка, и день венчания.

Луиза. – Но что же теперь будет? Ах, что же?

Отец Филарет. – А вот что! Нанесем ответный удар! Побьем негодяев и безбожников их же оружием!

Отец Филарет надевает рясу, быстро укладывает Актера, Рекса и Макса поближе друг к другу, вкладывает им в руки стаканы, придает им вид обнимающихся пьяниц, включает прожектор, сначала хочет фотографировать на фотоаппарат, извлеченный из-под рясы, но, раздумав, берет большой фотоаппарат Макса и снимает, потом прячет флешку в карман. Вспыхивает свет, играет музыка.

Луиза. – Постой! Зачем ты это делаешь?

Отец Филарет. – Надо. Это будет наше приданое!

Луиза. – Приданое? Какое приданое?

Отец Филарет. – Наше – к свадьбе! Как только мы уедем с тобою отсюда, немедленно поженимся и…

Луиза. – Поженимся? Это ты что же, выходит… делаешь мне предложение?

Отец Филарет. – Ну так! Само собой, дочь моя… то есть Лизка! Натурально предложение. Выходи за меня и айда назад, в родное Криворожье!

Луиза. – Ни хрена себе… сколько предложений в один день… сказка!

Отец Филарет. – А то! Знай наших!

Луиза. – Но только ведь еще неизвестно, соглашусь ли я?

Отец Филарет. – А куда ты денешься-то? С этим что ли останешься? Столичным монстром?

Луиза. – А много тебе заплатят за эти фотки?

Отец Филарет показывает на пальцах сумму.

Луиза. – Сейчас посчитаю. Пупсик говорил мне о сумме своего ежегодного дохода. Сейчас я математически проверю силу своих чувств (Достает калькулятор и считает). Ты знаешь, Филя, все-таки я люблю его больше. Гораздо больше. И пожалуй я останусь с ним.

Отец Филарет. – Прокляну! Гореть будешь в геенне огненной!

Луиза. – Брось эти фокусы. На меня твои понты уже не действуют. Кончай быковать. Еще б и впрямь был бы настоящий, действующий поп, а то какой-то недоучка недостриженный. Грива длинная, в волосах только бантика не хватает.

Отец Филарет. – Значит, не поедешь? Значит, выбираешь разврат, пошлость и фестиваль «Кинотавр»?

Луиза. – Да! Выкуси.

Отец Филарет. – Хорошо же… Фотопленка у меня, между прочим! Или как ее теперь там называют – флешка? Я ее честно выспорил! Эти двое нехристей в ауте, а я на ногах! И я ее опубликую, и твоя рожа там тоже будет, недостойная Лизка! И я позабочусь о том, чтобы газета попала на глаза твоей мамаше Марьиванне! И всем соседям! И пусть у них будет инсульт, инфаркт и энурез! И к твоей мазер будет отношение как к матери блудницы, пробляди последней! Нравы у нас в провинции крутые. Групповуха пока не поощряется. Даже обычный гомосексуализм все еще не рекомендуется тем, кто занимает государственные должности, особенно партийным. Они тебя и родню твою живьем съедят.

Луиза. – Ах вот ты как запел? Бывший почти святой попик?

Отец Филарет. – С волками жить, невеста моя несостоявшаяся – по-волчьи выть! Иначе только рожки да ножки останутся.

Луиза. – Ну хорошо… Пусть… Ты уйдешь и мы больше не встретимся… Ты опубликуешь

всю эту грязь… Я не против, даже «за»… Черт с тобой… Последнее танго?

Отец Филарет. – Ну… ладно!

Слышится музыка, Отец Филарет и Луиза начинают танцевать. Полы рясы отца Филарета развиваются.

Луиза. – Значит, ты покажешь эти фото моей тетке Степаниде?

Отец Филарет. – Да! Всенепременно!

Луиза. – Ну и черт с ней! Пусть старая корова сдохнет от зависти! Слюной изойдет!

Отец Филарет. – Да, дьявол ее забери. Я тоже так думаю.

Луиза. – И дядьке Кузьме?

Отец Филарет. – А чего ж? Все посмотрят, а ему закодироваться?

Луиза. – Да уж! «Пусть облизнутся те, кому мы не достались, пусть сдохнут те, кто нас не захотел!»

Отец Филарет. – Черт возьми… во мне просыпаются какие-то чувства… нехристианские…

Луиза. – А коту Максику тоже покажешь газету?

Отец Филарет. – А что, кот не человек что ли? Пусть и кот знает, чем ты тут в столице занимаешься, шалава мартовская! Коты тоже грамотные и телевизор смотрят!

Луиза. – Его это не смутит! У него по семь кошек в сезоне!

Отец Филарет. – Окстись, Елизавета, работа наших папарацци смутит любого! И самое главное – я покажу их твоей мамаше!

Луиза. – Нет! У нее уже было два инфаркта! Ее любовью в молодости были моряки, вот и надорвалась… Ей теперь вообще нельзя волноваться!

Отец Филарет. – Да! Покажу! Истинно клянусь, и крест на том целую!

Луиза. – Поцелуй лучше меня! На прощание!

Отец Филарет. – Не смущай меня, грешница! Съемки в «Плейбое», съемки в «Максиме», в «Спид-инфо», в журнале «Мурзилка!»

Луиза. – Ну не могла же я позировать для «Православного календаря»!

Отец Филарет. – Замолчи!

Луиза. – Молчу. Молчу… Поцелуй же меня, мой любимый попик…

Луиза обнимает отца Филарета руками, они целуются. Он закрывает глаза от счастья и присаживается на стол. В это время Луиза хватает бутылку вина и разбивает о его голову. Отец Филарет теряет сознание.

Луиза. – Ура! Обезвредили! «Осторожно, религия!» Сейчас извлечем компромат… Целый чемодан компромата… (Достает флешку с фото из кармана отца Филарета.) Йез! Бинго! Дело в шляпе!

Действие 9

Луиза будит Актера, трет ему уши, поливает вином. Тот медленно просыпается.

Актер. – Что? Кто? Что случилось? Лизавета, ты ли это?

Луиза. – Я, милый, я! Просыпайся!

Актер. – Что случилось? Пожарная тревога? Напали террористы? Нас атаковал спецназ и повсюду сонный газ?

Луиза. – Хуже!

Актер. – Как, еще хуже? Я тут заснул немножко… надеюсь, не пропустил ничего интересного?

Луиза. – Пока ты спал, мне сделали предложение!

Актер. – Предложение? Тебе? Какое предложение? Предложение чего?

Луиза. – А вот того же самого, что и ты! Суповой набор – рука и сердце!

Актер. – Не смеши меня! Кому ты нужна, кроме меня! Какой еще дурак решится взять тебя в жены? Нужно, чтобы полностью крыша поехала, для такого шага. Это может случиться только у гениального, творческого, тонко мыслящего и чувствующего индивидуума – то есть у меня!

Луиза. – А вот нашелся такой… смельчак. И он присутствует здесь и сейчас!

Актер. – Кто? Один из этих клоунов – Рекс или Макс? Чем же ты их сумела так очаровать? Неужели они тебя так продегустировали в погребе, что решили этим заняться на постоянной основе?

Луиза. – Любимый, ты пошляк. Вовсе не они. Вот он! (Указывает на отца Филарета).

Актер. – Он? Он? Лизка, ты свихнулась. Он же тебя почти не знает. Он тебя сегодня вообще увидел в первый раз.

Луиза. – А вот и нет. Это ж Филька! Мой старый приятель. Еще по Криворожью. Он за мной в столицу приехал, представляешь?!

Актер. – Не представляю…

Луиза. – Ну он узнал, что я уехала, ноги в руки, полы рясы подобрал и за мной… Семинарию бросил…

Актер. – Бросил?! Значит он даже не священник… Это кому же я исповедовался частным образом, на дому – какому-то… прощелыге, проходимцу, лицедею?!

Луиза. – Ну не волнуйся, пупсик. Главное, чтобы человек был хороший. Я сама так люблю – поплакаться на плече… например подруги…

Актер. – Хороша подруга! (Смотрит на отца Филарета, который хоть и в рясе, но без усов и бороды.) А ты знаешь, в нем действительно что-то не так… Без грима он выглядит совершенно иначе…

Луиза. – А то! Он у меня совсем молодой! Ну и ты тоже.

Актер. – Не смей нас сравнивать! И все-таки не верю! Я его знаю уже почти полгода. Познакомились в приличном доме, на приличном вечере… Все о душе говорил…

Луиза. – Да, это он любит – про душу трепаться.

Актер. – Так… так, так. Кажется, поверил.

Луиза. – Дошло? Вот и молодец!

Актер. – Все ясно. Как я сразу не догадался! Это сговор. Ты привела его сюда, помогла ему проникнуть в дом!

Луиза. – Я?! Да ведь ты сам с ним договаривался!

Актер. – Это ты ему подсказала! Ты наводчица! Да у меня тут одних картин Рембранта и ваз эпохи Мин на семь миллионов! Вы хотели ограбить меня и жить припеваючи! А на досуге проповеди лохам читать!

Луиза. – Ну, пупсик, ты совсем с ума съехал. Я люблю тебя, только тебя!

Актер. – Не верю! На старости лет я поверил в женскую любовь, решил жениться, завести детишек и быть как все! И вот! Мое сердце, старое, поседевшее сердце, разбито! Звезда в шоке!

Луиза. – Прямо Гамлет, принц поддатский.

Актер. – Ты ни черта в этом не смыслишь! Скорее уж король Лир. В общем, все мои надежды разлетелись в пух и прах. Я обманут и обесчещен еще до свадьбы, причем, как я понимаю, не один раз.

Луиза. – Какой бред.

Актер. – «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»

Луиза. – Я всегда молюсь, утром, днем и вечером, три раза в день, перед едой! Я почти уже святая, блин!

Актер. – Я уже чувствую, как у меня растут рожки. Растут и вьются. Все. Пока уходить от народной жизни. Продам «Фольксваген», куплю «Бентли». Заведу любовницу с двумя, нет с тремя высшими образованиями! Гуманитарным, экономическим и юридическим. Чтоб уж на все случаи жизни. А эта что кончала? Кулинарный техникум?

Луиза. – Это неправда!

Актер. – А что?!

Луиза. – Курсы кройки и шитья!

Актер. – Это бодрит! А вообще, черт с ними, с бабами. Все они суки и эгоистки. Заботятся только о себе. Снова буду дружить с молодыми, талантливыми ребятами. Тут у нас в театре начал служить один симпатичный актер-стажер…

Луиза. – Стой! Вернись! Не уходи в себя!

Актер. – Ах, зачем и к кому мне теперь возвращаться?

Луиза. – Ко мне! Ко мне, мой Мухтар!

Актер. – Ты мне изменила… все кончено.

Луиза. – Нет, я верна тебе! И я сейчас это докажу.

Актер. – Докажешь? Здесь, рядом с любовником, которого ты сама сюда затащила?

Луиза. – Он сам пришел! Он не поп, это маскировка. Он журналист! Репортер! Папарацци!

Актер. – Что? Что ты сказала?

Луиза. – Что слышал! (Подбегает к отцу Филарету, роется в его карманах, достает оттуда фотоаппарат и журналистское удостоверение и предъявляет улики Актеру.) Вот, смотри!

Актер (читает). – «Удостоверение члена союза журналистов России Филимона…» Боже! Печать дьявола! «Каинова печать – наша пресса».

Луиза. – Вот-вот!

Актер. – «У бедной девушки на плече был цветок лилии. Она была заклеймена.»

Луиза. – А я тебе о чем?

Актер. – Ничего себе девушка – сто кило… А почему он Филимон, а не Филарет?

Луиза. – Попы часто меняют имена, если не звучит. У него так себе ФИО – Филимон Блиндяев.

Актер. – Понимаю… отец Филарет – это псевдоним…Теперь дом придется святить… Нечистый проник, папарацци.

Луиза. – Этот проник, а еще двоих ты сам пригласил.

Актер. – Я пригласил? Они сами пригласились, с забора на мою голову свалились! Это ты сказала их оставить. Я хотел в землю закопать. Только ради венчания пожалел.

Луиза. – Ты у меня гуманист!

Актер. – Да, я знаю. Честное пионерское.

Луиза. – А зачем дом святить, если ты вроде атеист?

Актер. – А зачем я священника зову, если я атеист? Потому что так сейчас принято. Сейчас даже коммунисты в церковь ходят. Свечку подержать. А кому служат, богу или дьяволу – неведомо.

Луиза. – Сейчас надо решить – что с этим делать? (Указывает на отца Филарета).

Если фото напечатают, он их обещал моей мамаше показать, да, да!

Актер. – Да? А ты надеялась, что их никто не увидит?

Луиза. – Ну… увидит – не увидит… Мамаша у меня вообще не в курсе, чем я здесь занимаюсь. Она думает, я швея-мотористка, на фабрике нитки на палец мотаю.

Актер. – Да, мамашу жалко. Но, сама посуди, не могу же я его и впрямь тут грохнуть! Замочить, так сказать в сортире. Божьего человека!

Луиза. – Он шантажист, моралист, зануда и провокатор, а не божий человек! Чмо по жизни!

Актер. – Все мы создания божьи. Скажем так – он божья тварь.

Луиза. – Что тварь, это точно!

Актер. – Может, ему денег дать?

Луиза. – Не возьмет. На принцип пойдет.

Актер. – О как. А может, вообще ничего не печатать? Хрен с ней, с этой скандальной фотосессией.

Луиза. – Ну как так можно, котик? У тебя же упадет рейтинг. Я уже чувствую, что он какой-то не такой. Количество твоих фото в телепрограммах упало на 15 процентов за последние три месяца!

Актер. – Да… что же делать?

Луиза. – Накопать на него компромат!

Актер. – Как это?

Луиза. – А вот так! Сейчас мы ему устроим фотосессию типа «Последнее прости»! Что стоишь? Помогай! Свет ставь!

Луиза подбегает к отцу Филарету, сажает его за стол, вставляет флешку в фотокамеру Макса, делает несколько кадров с ним в виде пьяницы, целующегося с бутылкой, затем подтаскивает к нему Рекса и Макса, ставит кадры их объятий – то ли пьянка, то ли гомосексуализм, не разобрать. Играет музыка, щелкает фотоаппарат, сияет вспышка.

Луиза (не может отдышаться). – Вот так! И так будет с каждым! Кто с фотокамерой к нам придет, от нее и помрет!

Актер. – А дальше?

Луиза. – А дальше я пошлю все эти снимочки его мамашке! Старушка жива еще пока. И старше моей. Если он мою мутер ткнет носом в мои снимки, то я его мазер ткну ее корявым носиком в снимки сынишки! Пусть полюбуется, как ее семинарист-недоучка в столице с мужиками целуется и винище жрет!

Актер. – Ну ты жестокая, Лизунчик!

Луиза. – А то! Иначе у вас в городе не проживешь! И это еще не все…

Актер. – Не все? Что же еще-то надобно?

Луиза. – Буди этих гавриков! Ну, живо! (Будит Рекса и Макса.)

Действие 10

Макс (потягивается). – Вау! Какая компания! Вижу, никто не ушел…

Рекс. – Ну наконец-то я с вами… Свободная, проснувшаяся пресса с вами!

Макс. – А мы ничего не пропустили? Не было ли тут без нас каких-нибудь интересных событий? Волнующих, пикантных подробностей? Перчика? Изюминки?

Луиза. – Счас тебе будет и перчит и изюминка! Мы шпиона поймали!

Рекс. – Шпиона? Где?

Луиза. – Здесь! Прямо тут вот! Проник в дом. Но мы его разоблачили и обезвредили! (Указывает на отца Филарета).

Макс. – Батюшка – шпион? Не может быть! Отец Филарет ближе к святому, чем любой из моих знакомых!

Луиза. – Вот доказательства! (Протягивает фотоаппарат Филарета и удостоверение).

Макс. – Ах, вот как! Конкурирующая фирма! Где-то я это уже слышал… Поп – охотник за сокровищами и конкурент честных благородных папарацци!

Рекс. – Выходит, поп поддельный? Меня не удивило. Даже не вставляет. Я чувствовал, от него несет провинцией. Да и жаргончик… Через каждое слово.

Луиза. – Он мой земеля, а сленга он уже у вас тут нахватался! Короче устроим ему исповедь типа допрос – чтобы уже не отмазался!

Макс. – Лучше назовем интервью – эксклюзивчик!

Отец Филарет медленно приходит в себя.

Луиза. – Давай сюда спецсредства! (Поддерживая голову отца Филарета, поит его вином).

Актер. – Аккуратнее… Вино дорогое…

Луиза. – Да их ничем не прошибешь – только бутылкой по балде!

Рекс (щелкает диктофоном). – Слушаем с нетерпением!

Макс. – Итак, батюшка… тьфу… господин незваный гость… что вас привело в дом артиста NN?

Отец Филарет (сонным голосом). – Меня пригласили… провести венчание…

Актер. – Венчание, понимаешь, мое венчание! Мое с Луизой! А ты, негодяй, подонок однозначно, что устроил? Хотел бежать с ней?!

Отец Филарет. – Да, типо этого… не корысти ради, а только волею божественного чувства…

Актер. – А может хотел меня того… ограбить? Унести все деньги и ценности? Сберкнижки? Кредитки? Счета в швейцарском банке?

Отец Филарет. – Никаких банок я не трогал… только хотел бежать с Лизкой… Спасти ее из сего вертепа…

Макс. – Ну вот, можно не беспокоиться. Ничего ценного он забрать не хотел.

Луиза. – А меня?!

Макс. – Таких криворожских мисок на Тверской полно… через каждый метр три штуки…

Луиза. – Что?! Ах ты журналюга хренов!

Актер. – Попрошу не оскорблять будущую мадам NN! Супружницу мою ненаглядную.

Макс. – Не отвлекаемся. Продолжаем разговор. Итак, значит, любовь? Вами двигала любовь? Всепоглощающая, так сказать, страсть?

Отец Филарет. – Ну да… как Лизка сюда уехала, я подхватился – и за ней! А у вас тут в столице всюду строгий фейс-контроль и жесткий дресс-код… Оба злые как собаки…

Макс. – Понимаю, понимаю… даже сочувствую…

Отец Филарет. – Ну вот и пришлось мне по старой памяти рясу нацепить… в память несостоявшейся мечты стать священником… А как было бы хорошо! Служба… прихожане… домик в деревне… супруга матушка Лизавета…

Луиза. – Еще чего!

Актер. – Насчет домика в деревне – это неплохо. Поэтично.

Макс. – Ну хорошо. В общем понятно ваше желание жениться на Луизе. Черт возьми, телка с буферами… все при ней!

Луиза. – Да! Я и не скрываю! Никакого силикона, все натуральное!

Макс. – Это невозможно скрыть! Но как в таком случае объяснить эту комедию с фотоаппаратом?

Отец Филарет. – Так и объяснить… Жить-то надо… Оставшись без средств к существованию, вынужден был подрабатывать вашим подлым ремеслом! (Всхлипывает). Надев рясу, втирался в доверие… всюду вынюхивал, выспрашивал, шпионил, фотографировал….

Макс. – Да, бандит просто-напросто! Его посылали подслушивать, а он подглядывал! Нехорошо!

Отец Филарет. – Печатался под псевдонимом Филя-лысый…

Макс. – Мрак. Афтарр, выпей йаду, убей себя ап стену! Отбивать наш хлеб!

Отец Филарет. – Я его честно отрабатывал! Знаменитостей узнать нетрудно – у кого в толпе черные очки во всю морду, какие и не носит уже никто – тот звезда и есть! Идешь по следу, як собака. Вы помните ту заметку? Ну как у известной певицы выпала вставная челюсть? Вместе с сиськами?

Макс. – Эта, которая?..

Отец Филарет. – Эта!

Макс. – А как же, помню. Я читал – сам чуть не покраснел! Потому и запомнил. Значит, батюшка, это написали вы?

Отец Филарет. – Я. Прости меня, господи, грешного. Я.

Макс. – Однако!

Луиза. – Боже!

Актер. – Ну и дела!

Отец Филарет. – Сам от себя не ожидал. А ту сенсацию, когда знаменитую балерину сфотографировали в объятиях с ее песиком-волкодавом? Этому и названия не подобрать!

Макс. – Ну просто зоофилка! Любит животных. Как Бриджит Бордо.

Отец Филарет. – А групповую оргию с участием одновременно четырех популярных женских музыкальных групп? «Белки», «Стрелки», «Лайки» и «Жучки»?!

Макс. – И это вы, батюшка? Респект, коллега! Завидую! А эротическое видео Ксюши Собчак с Тимати – не вы?

Отец Филарет. – Святые угодники! Нет, не я. Так низко я не успел опуститься.

Актер. – Но зачем же вы все это проделывали? Неужели нельзя было избрать себе более спокойную стезю? Сидели бы, строчили заметки про детский кружок юннатов в стиле «Ворона, лисица и бойскаут Петя». Конечно, денег меньше, но ведь и греха!

Отец Филарет. – Гордыня, сын мой…

Актер. – Гордыня? В чем же это выразилось?

Отец Филарет. – Я решил, как Аника-воин, одолеть все дьявольское наваждение, вышибив, так сказать, клин клином… Помыслил я, что если все эти пакостные мерзости усилить многократно, если разоблачить бесовскую сущность наших богомерзких кумиров, показать все это людям, то отвернется от них наш народ-богоносец…

Макс. – Ну и как? Отвернулся?

Отец Филарет. – Не отворачивается!!!

Макс. – Ай-ай-ай. Сочувствую. Но этого следовало ожидать.

Отец Филарет. – Почему? Отчего сие? За что такое наказание на нашу святую землю? Шоу-бизнес, разврат, свингеры, победа Билана на «Евровидении»?! Доколе, господи, за что покарал?!

Актер. – Ну, не убивайтесь так, несостоявшийся батюшка-разоблачитель. Срыватель, так сказать, покровов. Все проходит. Не благодаря вашим усилиям, так само собой.

Отец Филарет. – А если не пройдет?!

Актер. – Ну значит, так и останется. Короче, бывший святой отец, разжалованный до простого грешника – вы раскаиваетесь?

Отец Филарет. – Да!!! Воистину раскаиваюсь, сын мой… бывший. Не надо было и связываться. Этот погрязший в грехе мир не спасти ни проповедями святыми, ни демонстрацией картинок премерзейших.

Макс. – Вот и еще один несостоявшийся Иисус. Не тянете, батюшка, на святого-то?

Отец Филарет. – Не тяну, сын мой. Но я хотя бы попытался.

Актер. – Минуточку, фотки, шмотки – это все мелочи, а как насчет попытки увести чужую невесту из-под венца? Да еще и с отягчающими обстоятельствами – венчать-то должны были именно вы? Да еще и, как выяснилось, не имели на это никакого права?

Отец Филарет. – В этом не раскаиваюсь! В этом виновата исключительно любовь!

Макс. – Любовь, батюшка? Я вас по привычке так называю. Вы еще, значит, способны на любовь?

Отец Филарет. – Да! К Лизке и ко всему человечеству! Хоть и не оправдало оно моих надежд. И Лизка тоже не оправдала. Стяжательство и корысть завладели ее душой. Бессилен я здесь. Так что я от нее отрекаюсь. От человечества нет, а от нее – да. Не любовь она мне более, а так, знакомая.

Актер. – Отрекаетесь? Это хорошо. Еще трижды не пропел петух, а он уже отрекся. В этом есть что-то творческое. Так что, господа собравшиеся гости, простить его, что ли?

Макс. – Ну, учитывая почти добровольное и чистосердечное признание… Пожалуй можно и отпустить грехи-то.

Рекс. – Простить и отпустить. Чего там. Амнистия.

Луиза. – Да пускай катится! Только пусть запомнит – в случае чего, там и его фото есть.

Отец Филарет. – Какие это такие фото? Ась?

Луиза. – Очень, очень откровенные!

Отец Филарет. – Откуда?!

Луиза. – Оттуда! (Указывает на фотокамеру.)

Отец Филарет. – Так это что же… вы же… меня же… в непотребном виде?!

Луиза. – Да. И все.

Отец Филарет. – Покидаю этот дом разврата! Видеть вас не хочу и вспоминать не буду! Прямо вот сейчас же и пойду.

Макс. – Постойте, батюшка! У нас же еще гвоздь программы, так сказать, финал – венчание. Вы должны принять участие в венчании!

Отец Филарет. – В каком венчании?

Луиза. – Забыл ты что ли, Филька? В моем с пупсиком! Зачем тебя звали-то?

Отец Филарет. – Так я же не того чину! Я же так и не стал образованным пастырем… Не получил диплома!

Луиза. – Кошмар. Двое пьяных репортеров и один поп-недоучка. И это моя свадьба!

Макс. – Ничего, мы вас по-своему повенчаем!

Луиза. – Это как это?

Актер. – Да, действительно?

Макс. – А вот как… Поскольку христово воинство проявило себя не с лучшей стороны, придется действовать по-другому. Там вино еще осталось?

Рекс. – Счас посмотрю… да вроде есть!

Макс. – Вот и чудненько! (Луизе, Актеру.) Вставайте.

Луиза и Актер становятся рядом. Макс вручает Рексу фотоаппарат и тот держит его над головами «молодых» наподобие венца в церкви. Второй фотоаппарат Макс повесил себе на грудь.

Макс. – Согласен ли ты, раб искусства и масс-медиа NN взять в жены рабу шоу-бизнеса Луизу?

Актер. – Эээ… Ну… Я…

Луиза. – Так согласен или нет? (Бьет его локтем в бок).

Актер. – А! Согласен! Чего уж!

Макс. – Согласна ли ты, раба шоу-бизнеса и любви Луиза, взять в жены раба масс-медиа народного артиста NN?

Луиза. – А чего ж я здесь стою? Согласна! Конечно, согласна!

Макс. – Именем всемогущих Масс-медиа, бульварной прессы, газет, журналов и эротический сайтов объявляю вас мужем и женой! Аминь.

Играет музыка, вспыхивает свет, Макс щелкает фотоаппаратом, снимая «новобрачных», Рекс также щелкает фотоаппаратом прямо над головами Актера и Луизы.

Отец Филарет. – Ура! Многие лета! Чтоб вы жили счастливо и умерли в один день!

Луиза. – Нет уж, умирать я пока не собираюсь! Не входит в мои планы.

Актер. – В наши планы входит поездка на Канарские острова, медовый месяц, и масса чувственных удовольствий!

Рекс. – Поздравляю!

Макс. – Нас не забывайте!

Актер. – А я и не забуду! Я сегодня прямо удивительно добрый. Столько лет прожил на свете, все было – и слава, и деньги, а женюсь как в первый раз!

Луиза. – Но нам же надо еще и расписаться в ЗАГСе! Нет, во дворце бракосочетаний.

Актер. – О чем разговор! Распишемся. Все как у людей. Главное не штамп в паспорте, а чувства, ведь так?

Луиза. – Да! Чувства! Я испытываю к тебе чувства… такие глубокие-глубокие! А ты?

Актер. – И я того же мнения!

Луиза. – Но я же девушка верующая! А то я забыла на минуточку. Я хочу и венчания тоже, вот!

Актер. – А пожалуйста! Вот что – этот Филимон, будущий полноправный отец Филарет, снова поступит в семинарию… восстановится там, получит диплом и повенчает нас по всем правилам! Я ему буду платить стипендию из своих скромных средств, заработанных на народной любви… Верно, Филя?

Отец Филарет. – Правда что ли? Оплатите обучение? Век за вас буду бога молить, повенчаю вас и покрещу ваших деточек!

Луиза. – Да, он нагонит! Он способный!

Отец Филарет. – Я еще и кандидатскую напишу по богословию! Я в духовную академию хочу.

Макс. – На все божья воля!

Актер. – Будешь моим личным духовником и исповедником. Как у президента. Сейчас это модно.

Макс. – А мы? Может и нам что перепадет, на радостях?

Рекс. – Да, хотелось бы!

Актер. – Аттракцион неслыханной щедрости! Вы будете моими личными фотографами! Персональными папарацци! Будете рассылать мои пикантные фото по всем желтым листкам! Но только с моего личного разрешения и визирования! Я не допущу падения рейтинга.

Макс. – Слава нашему щедрому хозяину, графу NN, владыке своего поместья! Торжественно обещаю и клянусь перед лицом моего товарища и всевидящих СМИ – пока мы живы, рейтинг у вас не упадет никогда!

Рекс. – Мы позаботимся, не сомневайтесь!

Луиза. – Я проверю! (Хихикает).

Актер. – Я вам доверяю и всецело полагаюсь!

Макс. – А эти снимки мы сейчас же отправим в редакцию!

Актер. – Только внимательно смотрите. А то там много лишнего…

Луиза. – Да, уж наснимали так наснимали!

Отец Филарет. – Да, чада мои, что-то мы разошлись «ни-па-деццки». «Жжет аццкий сотона!»

Актер. – Ну ничего, все хорошо, что хорошо кончается!

Макс. – За нерушимый союз масс-медиа, шоу-бизнеса, искусства и святой веры! (Разливает вино, все пьют).

Отец Филарет. – За святую веру в то, что искусство рано или поздно победит шоу-бизнес! Добро всегда в сказках побеждает!

Актер. – За любовь, которая есть самое высокое искусство!

Рекс. – За вас и за нас, за нефть и за газ… то есть за СМИ и за мегазвезд!!!

Актер. – Возьмемся же за руки, братья и сестры, в знак нашего нерушимого союза!

Все присутствующие берутся за руки в ряд и пляшут под музыку. Все вместе (поют и танцуют в стиле рэп, постепенно переходя в канкан).

– Вы сюда пришли, вас не звали!

– Но – мы сказку вам рассказали!

– В этой сказке все хорошо!

– Волк и заяц вместе, дружок!

– Знаем – в жизни так не бывает!

– Папарацци всех донимают!

– Но без них вы умрете со скуки!

– У актеров опустятся руки!

– Что без них завтра будет в газете?

– И о чем пропоем мы в куплете?

– Пусть и сплетня, но очень пикантно!

– Хоть и не всегда толерантно!

– Так что ждем вас всегда, господа!

– Наша жизнь – напоказ, как всегда!

– Так как ваши желанья – приказ!

– Все для вас напоказ, все для вас!

Оглавление

.

Действующие лица:

Действие 1

Действие 2

Действие 3

Действие 4

Действие 5

Действие 6

Действие 7

Действие 8

Действие 9

Действие 10

Реклама на сайте