«Попкорн»

Попкорн (fb2) - Попкорн (пер. Александр Качеров) 244K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Бен Элтон

Бен Элтон Попкорн

Popcorn by Ben Elton (1998)

перевод Александра Качерова

Действующие лица:

Карл Брэзнер — продюсер

Брюс Дэламитри — кинорежиссер

Вэлвет Дэламитри — дочь Брюса

Фарра Дэламитри — жена Брюса

«Кровавая парочка»: Скаут, Уэйн Хадсон

Телеоператоры: Кирстен, Билл

Брук Дэниэлс — голливудская модель/киноактриса

Действие пьесы происходит в доме знаменитого голливудского режиссера Брюса Дэламитри в районе Беверли Хиллс, Лос-Анджелес

Время действия — наши дни

Первый акт

Сцена 1 — день, в который должна состояться церемония вручения Оскара

Сцена 2 — тот же день

Сцена 3 — вручение премии Оскар

Сцена 4 — ночь после церемонии вручения Оскара

Второй акт

Сцена 1 — утро после церемонии вручения Оскара

Первый акт

Сцена 1

Гостиная в доме кинорежиссера Брюса Дэламитри в Беверли Хиллс. За окном светло. Вечером ожидается церемония вручения премии Оскар.

Слева вход в гостиную и лестница, ведущая наверх, в спальни. Дверные проемы завешаны портьерами и имеют специальные жалюзи на электроприводе, которые управляются с пульта дистанционного управления. Видно также переговорное устройство. В центре сцены огромный журнальный столик из прозрачного стекла, пепельница, телефон, бумага с ручкой, музыкальный центр, ковер и два дивана с пушистыми подушками. Слева также стоит большой сервант-бар, в котором полно всяких бутылок и бокалов. Среди напитков выделяются бурбон (сорт американского виски) и ментоловый ликер. Телевизор с видеомагнитофоном повернут задней частью к зрительному залу.

Брюс Дэламитри — знаменитый и в то же время скандальный кинорежиссер, ему около сорока лет. Карл Брэзнер — продюсер фильмов, которые снимает Брюс. Они просматривают видеокассету с фильмом Брюса. Дочка Брюса Вэлвет (15–16 лет) сидит на диване и читает журнал. Музыка заканчивается, и Брюс выключает телевизор с дистанционного пульта.

Карл: Слушай, Брюс, это же просто классный эпизод, а! Он пойдет на ура, точно тебе говорю.

Брюс: Я в этом и не сомневаюсь. Моя работа, тут все продумано! Да там все эпизоды потрясные, но тот, где действие происходит в подвале, лучше всех. Они должны показать именно этот кусок.

Карл: Да брось ты, Брюс, ничего они никому не должны. Это же киноакадемия — они там правят свой бал. Так что забудь про этот эпизод, лучше продумай выступление. Ты уже набросал речь?

Брюс: Не собираюсь я писать никаких речей. И вообще, Карл, пойми, я не имею ни малейшего желания бороться за эту награду, завоевывать этого чертового Оскара. Я и так достаточно известен как режиссер. Да вообще, эта Академия…, знаешь, для чего она существует? Чтобы прославлять всякую бездарщину, посредственность. В любом случае все это без толку, все равно в этом году приз вручат женщине, вот увидишь.

Карл: Возможно, но все равно эту сцену в подвале они показывать не будут, это я тебе точно говорю.

Брюс: Да с какого хрена, почему не будут?

Карл: Председатель жюри, ты знаешь эту дамочку, она сказала, что такие кадры представляют интерес только для гинекологов.

Брюс: Гинекологов! Да она хоть фильм-то смотрела? Ведь там даже не показываются никакие интимные части женского тела, они только подразумеваются!

Карл: Ну, Брюс, даже если это подсознательно генитальное, даже если имеет только косвенное отношение к половым органам, это запрещено показывать в основное эфирное время.

Брюс: Нет, Карл, ты что несешь! На экране не видно ее половых органов!

Карл: Тем не менее, этот главный герой, Эррол, он же смотрит именно туда снизу вверх.

Брюс: Но здесь же иронический смысл, ты что, не понимаешь.

Карл: К сожалению, Брюс, в телепрограмме, где показывают церемонию вручения наград Киноакадемии, ирония не предусмотрена. Члены жюри и комиссия не хотят показывать народу грязные сцены.

Брюс: Не понимаю, что здесь грязного? Да, Эррол рассматривает интимные части тела Кончиты, но это производит комический эффект. Ты сам-то хоть понял?

Карл: Я продюсер картины, Брюс. Кому какое дело до того, понял я или не понял.

Брюс: Но ведь это же совершенно очевидно! И следующий за этим кадр как раз показывает все с точки зрения самих интимных частей!

Карл: Черт возьми, Брюс, да спустись ты с небес на землю. Представь, что эту программу с отрывком из твоего фильма будут смотреть миллиарды людей по всему миру. Да я уверен, что абсолютное большинство просто обалдеет, когда им скажут, что гениталии могут иметь свою точку зрения, не говоря уж о том, что вообще разрешили это показывать в основное эфирное время…

Брюс: Конечно, могут! Они действительно могут иметь свою точку зрения! Не в интеллектуальном смысле, а в кинематографическом.

Карл: Угу. И при этом еще похотливая рожа Эррола.

Брюс: Да нет, это для него как обычная работа, рутина, ему даже в какой-то степени скучно! Просто такая у него работа, типичное занятие в Америке.

Карл: Слушай, ты хоть думаешь, что говоришь вообще? Обычная работа. Убивать женщин выстрелом в живот, а потом копаться у них во внутренностях в поисках наркотиков, которые они там спрятали. Это ты называешь обычной работой?

Брюс: Да, убийство — это у нас обычная работа, и именно это я и хотел подчеркнуть! Киллер — одна из весьма распространенных профессий, практически такая же, как учитель или дантист.

Карл: Ну конечно, почти никакой разницы. Слушай, Брюс, ты понимаешь, что Киноакадемия берет на себя большой риск. Твоя номинация одна из самых скандальных в истории Оскара. Твой фильм называется «Простые американцы». А кто они такие, эти простые американцы? Влюбленная парочка, парень с девкой, которые запросто мочат всех направо и налево. Кстати, точно такие же уже появились в реальной жизни. И у всех уже на слуху их жуткие вылазки…

Брюс: Ты имеешь в виду Кровавую парочку, этих убийц, которые нападают в больших магазинах, в торговых галереях? Мое детище! Каждый репортаж об их преступлениях сопровождается очередным кадром из моего фильма! Откуда берутся эти ассоциации, скажи на милость? Кто их творит? Я что-то сомневаюсь, что сами эти маньяки будут специально заниматься подобной имитацией. На кой черт им нужно копировать убийства из кинофильмов, спрашивается? Все это дешевые подлые трюки истеричных журналистов. Можно подумать, что раньше, до того как у нас показывали все эти фильмы, не было маньяков.

Карл: К сожалению, сейчас в обществе значительно больше насилия, чем раньше. Это факт, Брюс.

Брюс: Вот именно. И кого-то нужно обязательно обвинить в этом. Политики, разумеется, не хотят принимать удар на себя! Кому тогда достаются все шишки? Конечно, нам, художникам, людям искусства. Но художник не создает общество, а только отражает то, что в нем происходит. И я скажу им об этом сегодня в своей речи, если мой фильм получит Оскара, хотя я думаю, что не получит. Но если получит, то я скажу.

Вэлвет: Скажи-скажи им, пап, если хочешь выглядеть полным идиотом.

Брюс: А у тебя, моя юная леди, и у твоих безмозглых сверстников нет никаких принципов, вам на все наплевать. Мое поколение воспитано по-другому, мы привыкли думать о том, что происходит вокруг.

Вэлвет: Ой, ладно тебе, пап. После обеда как-то не тянет говорить на такие серьёзные темы.

Брюс: А кстати, почему твоя мама до сих пор не забрала тебя?

Вэлвет: Как это не забрала. Это не я, ты разговариваешь с моей голограммой.

Брюс: Но твоя мама должна была тебя забрать.

Вэлвет: Извини, папа, что я продолжаю отравлять тебе здесь атмосферу!

Карл: А почему бы тебе, кстати, не взять Вэлвет на церемонию вручения Оскара сегодня, а, Брюс? Представь себе: в зале появляются отец с дочерью, и все видят, что они лучшие друзья, несмотря на отвратительный скандал вокруг твоего развода. У всех будет впечатление, что ты хороший семьянин. Вполне респектабельно, могут быть хорошие отзывы в прессе.

Брюс: Я не хочу выглядеть респектабельным. Я не стадное животное, я сам по себе.

Вэлвет: Да ладно, просто он не хочет, чтобы ему мешали, особенно если подцепит какую-нибудь потаскушку на приеме у губернатора.

Брюс (Карлу): Как тебе это нравится? Всего пятнадцать лет — и такие выступления.

Карл: Поколение Х, Брюс, что поделаешь.

Брюс: Хм, «икс». Не икс, а «поколение Пэ», что означает паскудное поколение. Вэлвет, я вообще-то здесь работаю, понимаешь?

Карл: Если ты получишь сегодня Оскара…

Брюс: Да не получу я ничего.

Вэлвет: А я думаю, что получишь.

Брюс: Я тоже думаю, детка, что должен был бы его получить, но именно поэтому они мне его и не дадут.

Карл: Ладно, но если все же тебя наградят…

Брюс: Не наградят.

Карл: Но если все-таки тебе будут вручать награду, придется быть вежливым, улыбаться, может даже слегка пустить слезу, в общем, ты знаешь как. Но боже тебя упаси упоминать этих маньяков, эту Кровавую парочку. Голливуд не прощает тех, кто портит торжественные церемонии.

Брюс: Вот именно поэтому так важно показать этот кусок из моего фильма. Это будет классное вступление, так сказать, мощный аккорд, задающий настроение всей аудитории.

Карл: Хм, мало того, что твоя кинематографическая гениталия имеет свою вагинальную точку зрения, так она еще и аккорды исполняет — хороша пиписка, ничего не скажешь.

Вэлвет: Карл, противно слушать.

Карл: Но они все равно не будут показывать этот эпизод в подвале. Я же пытался, уговаривал их. Не будут — и все тут.

Брюс: Ну ладно. А ты предлагал им другой эпизод, я имею в виду перестрелку в банке?

Карл: Предлагал. Но с этим тоже проблемы.

Вэлвет: А мне нравится эта сцена, так здорово снято.

Брюс: Что за проблема?

Карл: Там у нас женщина всаживает осколок от бутылки прямо в член этого парня. В этом и проблема.

Вэлвет: Потрясающий кадр. Она фактически режет на части этого гада-насильника.

Брюс: Но ведь это же совершенно естественно! Главная героиня соответственно образу ведет себя как сильная раскрепощенная натура.

Карл: Ага, после того, как в соответствии с образом ее показывают в полураздетом виде. И все соответственно наслаждаются ее эротическими грудями. Да еще крупным планом.

Брюс: Зритель должен почувствовать ее уязвимость, хрупкость, иначе ее месть по отношению к мужчинам будет непонятна…

Карл: Но сиськи, Брюс, нельзя показывать открытую женскую грудь по национальным каналам!

Входит Фарра, жена Брюса, с которой он находится в процессе развода. Ей около 40, похожа на типичную голливудскую актрису, ничем не примечательную, но хорошо сохранившуюся.

Фарра (обращается к Вэлвет): Привет, детка…

Карл: Фарра…

Фарра: Я не к тебе, Карл. Ну что, Брюс, сегодня у тебя большое событие. Надеюсь, ты приобрел себе новый смокинг. Ты ведь не забыл еще, что я порвала твой Армани на мелкие кусочки, когда застукала тебя с этой Пушистой женщиной на последней премьере «Бэтмена»?

Вэлвет: Мам, это была женщина-кошка.

Фарра: Я знаю, что говорю.

Брюс: Фарра, по-моему, мы договорились, что ты забираешь ее в 12 часов дня.

Фарра: Ну и что? Подумаешь, какая проблема, если дочь побудет у тебя лишний час или два?

Брюс: Мы, кажется, собирались обсудить все вопросы, касающиеся этого чертового развода.

Фарра: Я заеду завтра, и мы обсудим.

Брюс: А почему сегодня нельзя было?

Фарра: Я была у своего психотерапевта. А там все всегда непредсказуемо. Это ведь очень тонкая наука. Если у человека глубокие психические травмы, их невозможно отключить на время. А когда истинные причины выходят на поверхность, нужно обязательно там лично присутствовать.

Вэлвет: На мамино подсознание действуют воспоминания об эмоциональном стрессе, который она пережила в детстве. Ей уделяли мало внимания.

Брюс: Ты имеешь в виду, что люди ее не выносили.

Вэлвет: Мам, а может, поэтому у вас с папой ничего не получается? Этот психотерапевт, он кажется, называет это «параноидальной дисфункцией», неспособность поддерживать отношения с людьми?

Фарра: Главная причина, по которой я не могу поддерживать отношения с твоим отцом, Вэлвет, это то, что он законченная скотина.

Вэлвет: Но ты ведь любила его.

Фарра: Мало ли, кого я любила, я когда-то и «Битлз» тоже любила.

Брюс: Ну, если уж я скотина, как ты говоришь, то, по крайней мере, я стал таким сам, без посторонней помощи, безо всяких там психических стрессов в детстве. Это ж надо такое придумать! Нет, Фарра, ты серьезно, а!

Фарра (обращается к Вэлвет): Вот полюбуйся на своего отца. Я ему говорю, что у меня был психический стресс, а он что? Он пытается меня вывести из себя, чтобы вызвать еще один стресс, ему одного мало.

Брюс: Правильно! Все правильно! Теперь можно расслабиться. Фарра получила индульгенцию. Теперь ты можешь пить, принимать наркотики, можешь вообще всю свою жизнь хоть наизнанку вывернуть. Все равно ты не виновата, это психическая травма.

Вэлвет: Меня блевать тянет от ваших разговоров.

Брюс: Браво, Вэлвет. Я горжусь тобой, когда ты употребляешь такие выражения.

Вэлвет: Ты же сам меня воспитывал, если это можно назвать воспитанием.

Брюс: Фарра, слышишь, что она говорит? С тебя берет пример. Ты своих родителей обвиняешь, Вэлвет будет нас поносить, и так далее — порочный круг получается.

Карл: Слушайте, Брюс и ты, Фарра. Честно говоря, мне не хочется прерывать ваш…, но…

Фарра: Ты не беспокойся, Карл. Я все равно уйду тогда, когда сочту нужным. Не забывайте, что мы находимся в Калифорнии, и половина этого дома принадлежит мне по закону. Вот так. (поворачивается к Вэлвет) Детка, налей-ка мне чего-нибудь выпить.

Вэлвет: Мам, ты же сказала, что не будешь ничего пить сегодня…

Фарра: Ладно, налей. Что я могу поделать, если у меня такая натура, не могу бороться со своими привычками.

Вэлвет идет к бару и наливает бокал для Фарры.

Брюс: Вот видишь, доченька, твоя мама в этом не виновата, это у нее такая натура. Вообще никто ни в чем не виноват. Мы все только жертвы: алкоголики, сексоголики, трудоголики, патологические потребители и обжоры…

Вэлвет: Ой, ну хватит тебе, опять это…

Брюс: У нас каждый год от насилия погибает больше людей, чем в свое время мы потеряли солдат во Вьетнаме. И кого, вы думаете, винят за это? Оказывается, это фильмы, которые я делаю, это все из-за кино!

Вэлвет подходит к Фарре и дает ей бокал.

Фарра: О, господи! Опять все то же. Ну, конечно, его фильмы. Только мы начали говорить о моей психической травме, как разговор повернулся в ту же сторону — фильмы режиссера Брюса Дэламитри. Единственное на всей земле, что имеет значение. Ты знаешь, мой дорогой, самое приятное в нашем разводе — это то, что мне больше никогда, никогда не придется слушать эти разговоры про твое кино. Не надо мне этого, не буду пить. (ставит бокал на стол) Пошли, Вэлвет.

Вэлвет: Удачи тебе сегодня, папа. Даже если ты не получишь этого Оскара….

Брюс: Не получу.

Вэлвет: и даже если ты будешь похож на полного идиота…

Брюс: Не буду.

Вэлвет: Ты все равно представляешь большую эмоциональную значимость для моего психического состояния.

Брюс: Спасибо, детка.

Фарра: Вэлвет, идем.

Фарра и Вэлвет выходят.

Брюс: А Вэлвет все-таки хорошая девочка.

Карл: Еще бы, особенно учитывая, сколько ты денег на нее потратил.

Брюс: Причем тут это, отцовские чувства нельзя мерить деньгами.

Карл: Браво, Брюс.

Брюс: О кей. Значит, они не будут показывать ни сцену в подвале, ни этот эпизод в баре. А все-таки, как насчет перестрелки в банке? Хороший сочный кадр.

Карл: Возможно. Но мы можем только спросить их, не более. Я позвоню.

Карл достает свой сотовый телефон.

Затемнение.

Брюс и Карл исчезают, и тут же, в темноте, мы слышим чей-то крик…

Уэйн (за сценой): Все, тебе конец, сучонок!

Сцена 2

Вслед за этой фразой слышны выстрелы и крики в темноте. На сцене появляются Уэйн и Скаут с небольшими автоматами в руках. Оба в состоянии истерического радостного возбуждения.

Уэйн (кричит): Как я люблю тебя, моя сладенькая!

Скаут: И я тебя люблю, мой милый.

Уэйн: О-ой, я просто балдею, когда убиваю кого-нибудь, у меня такое желание появляется, ну воще! Я тебя так хочу, сахарная моя! Хочу тебя прямо щас, буду тебя трахать, пока зубы не заскрипят.

Задирает юбку Скаут, открывая все до самой талии.

Скаут: Ты что, Уэйн! Мы же в банке! Это общественное место! Люди вокруг!

Уэйн: Да ладно, подумаешь, малышка моя.

Уэйн стреляет из автомата наобум, в темноту. Слышны крики и рыдания. Наконец Уэйн прекращает стрельбу, и крики постепенно переходят в сдавленные всхлипы.

Скаут: Уэйн, мой милый, как же я люблю тебя.

Затемнение.

Уэйн и Скаут уходят.

Сцена исчезает.

Сцена 3

Прожектор освещает другую часть сцены, там, где стоит Брюс. Он на высоком подиуме, в смокинге, с фигуркой Оскара в руках.

Брюс: Вы знаете, я так волнуюсь, у меня даже от волнения трясутся коленки. Я хочу поблагодарить всех вас. Ваша энергия, ваш дух дает мне вдохновение, и благодаря этому, я смог дотронуться рукой до звезд. Вы помогли мне добиться гораздо большего, чем я заслужил. Больше того, о чем могут мечтать лучшие из лучших. Я имею в виду вас, мои любимые. Мой любимый американский народ, чей необыкновенный, восхитительный, богом ниспосланный талант сделал из меня настоящего художника. Вы — это ветер, который наполняет мои крылья. И я расправляю свои крылья для вас.

Благослови вас всех Бог. Благослови Америку и весь мир. Спасибо вам.

Гром аплодисментов. Брюс исчезает, луч прожектора гаснет.

Сцена 4

Из темноты появляются Уэйн и Скаут. Уэйн несет в руках большую сумку. Свет постепенно высвечивает всю сцену.

Уэйн: Да, ты знаешь, Скаут, все-таки нет на свете приятнее работы, чем убивать. Точно тебе говорю. Чем я только не занимался в жизни: гоночные машины угонял, лошадей перепродавал, в казино играл, воровал — все это ерунда по сравнению с волнением, которое испытываешь, когда шлепнешь кого-нибудь. Можешь мне поверить, я тебе говорю!

Сцена наконец освещена полностью, и мы видим, что это гостиная Брюса. В этот момент зрители как бы неожиданно осознают, что Уэйн и Скаут — это реальные люди, которые попали в дом Брюса. Скаут оглядывается вокруг в полном недоумении, как ребенок, который впервые видит новые игрушки.

Скаут: Уэйн, ты не можешь потише говорить. Так приятно — я наслаждаюсь утренней тишиной. И рассвет такой красивый. А дом-то какой красивый, правда?

Уэйн: Красивый домик, ничего не скажешь. В таких домах тут только настоящие короли этого города живут. Хозяин тут, наверное, такой же знаменитый, как и мы с тобой!

Скаут: Да, классно тут. Смотри — подушечки меховые, журнальный столик из стекла, да и все остальное тоже класс.

Уэйн: А ты знаешь, сладенькая моя, для чего у них такие прозрачные столики, а? Хочешь я тебе объясню, зачем они?

Скаут: А чего тут непонятного — чтобы ставить кофе и…

Уэйн: Не-е-е, лапонька. Не для этого. А для того, чтобы один на столе, а другой под столом. Один мочится, а другой смотрит, во, поняла, киска? Вот для чего, я читал про это.

Скаут: Да ты что, Уэйн! Нет, не может быть! Не может такого быть, и я не хочу даже слушать такие гадости. Здесь все так приятно, а ты хочешь все испортить своими рассказами про то, как люди делают пи-пи на журнальных столиках.

Уэйн: Что поделать, таков реальный мир, моя милая. Мы живем в странном мире. И люди в нем тоже странные. Вот мы с тобой нормальные, правда? Но не все же такие нормальные, понимаешь. Эх, хорошо тут все-таки. Тебе хорошо, моя малышка?

Скаут: Да, мне отлично, Уэйн.

Уэйн: У меня тоже всегда отличное настроение после того, как я шлепну пару-другую всяких говнюков. Знаешь, зайка, что сказал доктор Киссинджер по этому поводу?

Скаут: Ты мне не говорил, что ходил к доктору.

Уэйн садится на диван и кладет ноги на подушки.

Уэйн: Это не тот доктор, который лечит, это был такой Госсекретарь в правительстве. Большой был человек, огромную власть имел, убил столько народу, сколько нам с тобой за всю жизнь не убить. В общем, он сказал, что власть — это как сексуальный возбудитель, то есть, от одной только мысли, что ты обладаешь властью можно достичь оргазма.

Скаут: Я знаю, дорогой, что такое сексуальный возбудитель.

Уэйн: Так вот, самую большую власть над человеком ты имеешь, когда убиваешь его. Поэтому, я думаю, что убийство — тоже вроде как возбудитель.

Скаут: Может и так, мой милый. Только убери, пожалуйста, свои грязные ботинки с дивана, и не пачкай его кровью, которая у тебя на штанах. Это все-таки приличный дом, и мне кажется, что люди, которые здесь живут, тоже, наверное, приличные, поэтому не надо пачкать кровью их диван.

Уэйн: С чего это ты взяла, крошка, что они обязательно должны быть приличными. А кровь, кстати, уже высохла. Кровь быстро высыхает, потому как она свертывается. Ты знаешь, зайка, что если бы у тебя кровь не сворачивалась, ты бы могла умереть от одного укола пальчика.

Скаут: Знаю.

Уэйн: И такая болезнь, кстати, называется гомофобия.

Скаут: Дорогой мой, гомофобия — это когда человек не выносит интимных отношений между мужчинами. Мне кажется, что ты имеешь в виду гемофилию.

Уэйн встает. Неожиданно выражение его лица меняется — оно становится мрачным и злым.

Уэйн: Это правда?

Скаут: Да, мой милый, правда.

Уэйн: Нет, правда?

Скаут: Ну да, конечно, дорогой.

Уэйн в ярости хватает ее за руку и сжимает кулак, угрожая ударить.

Уэйн: А как называется девка, которая любит умно говорить, не знаешь? Она называется сучка с длинным языком, понятно?

Валит ее на пол. Скаут вскрикивает.

Скаут: Не надо! Уэйн, ну, пожалуйста, не надо!

Уэйн падает на колени, распластывается на ней, хватает Скаут за горло и заносит над ней кулак.

Уэйн: Ты думаешь, я дурак что ли? Думаешь, я козел? А может, посмотрим, как у тебя кровь сворачивается!

Скаут издает крики ужаса. В течение нескольких секунд кажется, что он готов ударить ее. Но вместо этого он начинает страстно целовать ее. Через некоторое время Скаут отвечает на его поцелуи и обнимает Уэйна.

Скаут: Ой, милый, как ты напугал меня.

Уэйн: Знаю, что напугал, пусечка ты моя. Мне нравится пугать тебя, ты сразу становишься похожа на маленькую птичку, когда боишься.

Лежат на полу некоторое время. Уэйн целует Скаут, продвигаясь вниз по ее телу.

Ты бы хотела жить в таком домике, моя сладенькая?

Скаут: Конечно, еще бы. Только выпадет ли мне когда-нибудь такое счастье?

Уэйн: А мы и так здесь сейчас живем, правда? Гадом буду, у них тут наверняка должна быть отличная двуспальная кровать наверху. Вверх по лестнице, ведущей в рай. Ты как насчет этого, а, мой пупсик? Не пойти ли нам туда и не пошуметь ли там немного?

Скаут: Уэйн, я не собираюсь заниматься всякой ерундой в чужих постелях. Еще не хватало нам подхватить СПИД или еще чего-нибудь.

Уэйн: Да ты что, как это можно подхватить СПИД от простыней…

Скаут: А если они грязные, тогда что? А если на них пятна?

Уэйн: Ласточка моя, здесь живут миллионеры, понимаешь. Даже не миллионеры, а миллиардеры. Ну, как у них могут быть пятна на простынях, сама подумай? Да даже если бы и были, все равно ты не можешь просто так подхватить СПИД. Для этого надо растворить эти простыни, а потом впрыснуть этот раствор прямо в твое тело. А кроме того, я готов с тобой поспорить, что у них там белье из шелка и атласа. Когда мне еще представится такой шанс — трахнуть мою маленькую девочку на шелковых простынях.

Скаут: Мы не… (старается сдержать себя) ТРАХАЕМСЯ, а занимаемся любовью, понял. Неважно, где мы этим занимаемся — пусть даже в сортире, где приходится стоять раком на грязном полу. Все равно, мы занимаемся любовью, а не трахаемся, как ты говоришь, или я больше никогда не буду с тобой…

Уэйн: Ты права, дорогая моя, правильно ты меня поправила. В общем, я готов прямо сейчас заняться с тобой любовью до полного изнеможения, пока из тебя мозги не полезут. Пошли, птичка моя, устроим себе праздник. Увидишь — у них там наверняка водяной матрас, зеркала на потолке и тому подобное. Куколка моя, ты знаешь, когда я держу тебя за задницу, я просто не могу оторваться, даже если мне предложат сто долларов или ящик холодного пива.

Скаут: Уэйн, ты знаешь, что я не могу устоять, когда ты так сладко говоришь.

Уэйн: А ты не сопротивляйся, моя милая. Давай-давай, двигай своими аппетитными булочками, вперед.

Скаут: Пожалуйста, не называй это булочками… (импровизация)

Идут вверх по лестнице. Уэйн берет с собой сумку. Гостиная остается освещенной. Наступает долгая пауза, после которой —

Входят Брюс и Брук. Они в вечерних костюмах, только что с церемонии вручения Оскара. У Брук в руках сумка, у Брюса статуэтка Оскара, которую он ставит на столик.

Брюс: Мне все еще не верится. Это ж надо, чтобы в один день и такое везение — и Оскара получил и с самой Брук Дэниэлс познакомился.

Брук: Да ладно тебе, Брюс, будь проще.

Брюс: Нет, правда. Я ведь твой поклонник. Я давно хотел с тобой встретиться, фактически с того момента, когда увидел тебя на вкладке в «Плэйбое». Потрясающее фото.

Брюс: Еще раз спасибо за комплимент. Хотя мне, наверное, никогда, не избавиться от этого имиджа. Я ведь еще, знаешь, и актриса, кроме всего прочего.

Брюс (как бы в рассеянности, по привычке не реагируя на подобные заявления): Да-да, ты говорила. Так что тебе налить? Еще шампанского? Будем считать, что вечеринка продолжается.

Брук: Ты, я вижу, любитель таких вечеринок. Ты знаешь, что уже почти 7 часов утра?

Брюс: Что! О, господи! Моя жена будет здесь в десять.

Брук: Жена? А я думала, что вы уже развелись.

Брюс: Практически да. Именно поэтому она и должна прийти, обсудить кое-какие дела.

Брук: Вечером тебе вручают Оскара, а утром требуют алименты. Да, в Голливуде действительно все очень быстро происходит.

Брюс: Она получает истинное удовлетворение от того, что создает мне всякие проблемы.

Брук: А, понятно…, ну ладно, кажется, у нас есть часок-другой…

Наступает многозначительная пауза.

Брюс: Я вообще-то не собирался идти в постель, то есть, я имею в виду, не собирался спать.

Брук: Классный столик.

Брюс: Мне нравится.

Брук: Мне кажется, я знаю, для чего его можно использовать.

Брюс: Пожалуйста.

Брук достает кокаин из сумочки и насыпает несколько горстей порошка на столик, рядом со знаменитой статуэткой.

Брук: Это чтобы тебе было веселее со мной, особенно перед приходом твоей жены. Первый раз в жизни принимаю наркотики под зорким взглядом самого Оскара. Надеюсь, он не очень сердится.

Брюс: Теперь это неважно. Теперь этот евнух мой, он принадлежит мне.

Брук: Это точно. (втягивает в нос большую дозу кокаина)

Брюс: Ну что, давай отметим что ли. (закрывает жалюзи и включает музыку) Сейчас принесу бокалы.

Брук: Знаешь, что мне не понравилось в твоем фильме, в «Простых американцах»?

Брюс: Что именно?

Брук: Сцена, где они занимаются любовью.

Брюс: Ты что, целомудренная монашка? Это же самый сексуальный эпизод из всех, какие я снимал. У меня стоял всю дорогу пока я монтировал его.

Брук: Нет, конечно, это сексуально, я не отрицаю, но… эта сцена какая-то неестественная, особенно по сравнению с остальными кадрами. Стрельба, кровь, отношения между персонажами — это все выглядит очень натурально, но почему секс не может быть таким же естественным? Почему режиссерам так нравится какая-то наигранность в любовных сценах? Ты видел «Девять с половиной недель»? Там эту героиню достаточно было только похлопать по плечу, как у нее тут же был оргазм. Почему секс в кино не выглядит натуральным, таким как в жизни? Естественность уже сексуальна сама по себе. Все женщины, например, носят колготки, а не чулки. И когда мужчина ложится на женщину для того, чтобы заняться любовью, она, естественно, должна снять колготки. Я же не видела ни одного фильма, где женщина бы снимала колготки, ни одного. У всех режиссеров только чулки.

Брюс: Я думаю, это потому, что колготки — это не сексуально. Ну, как ты снимешь колготки, чтобы это выглядело сексуально, а?

Брук: Ты так думаешь?

Брюс: Я просто знаю, что это невозможно.

Брук наконец вдохнула весь порошок, насыпанный на столе и теперь смотрит на Брюса. Затем она встает перед ним и начинает танцевать.

Брук: Хочешь пари?

Брюс: На что спорим?

Брук: Я тебе скажу, если выиграю.

Играет музыка.

Брук держит руки на бедрах, слегка массируя себя и одновременно поднимая складки платья вверх. Постепенно платье оказывается вокруг ее талии, наподобие балетной пачки. Затем она резко, одним движением поднимает складки до самого бюста, обнажая живот, спину и весь низ, затянутый в красивые тончайшие колготки, которые достают ей почти до ребер и обтягивают талию широким вышитым поясом. Теперь можно видеть всю фигуру, затянутую в черный нейлон, от груди до туфель на шпильках. Таким образом, Брук демонстрирует себя Брюсу, который смотрит на нее завороженно.

Затем Брук засовывает пальцы под чулочный пояс и начинает стягивать вниз колготки, одновременно ухитряясь держать платье наверху. После этого она поднимает одну ногу и ставит ее на стеклянный столик. Приспущенные колготки натягиваются между ее бедрами, что придает ее эротичной позе еще более похотливый вид.

Брюс нагибается и снимает с ноги Брук туфлю. Брук убирает ногу и, также изящно балансируя, ставит на столик другую. Брюс снимает с нее вторую туфлю, и Брук встает на ковер, поддерживая сверху платье и наполовину спущенные колготки. Затем она ложится спиной на пол, поднимает вверх ноги и стягивает дальше колготки, прижимая при этом коленки к груди. Лежа в такой позе, она постепенно опускает колготки до самых пальцев на ногах и похотливо вытягивает ноги в сторону Брюса. Последнее движение — и колготки падают с ног Брук. Она встает, поднимает с пола колготки, подходит к Брюсу и бросает колготки ему в руки. Затем она выключает музыку.

Ну как?

Брюс: Потрясающе, вряд ли я смогу проделать то же самое с моими носками. Сдаюсь, ты победила. Так на что мы спорили?

Брук: Иди ко мне. (они обнимаются, но Брук вдруг отталкивает его) Мне нужно взять кое-что, чтобы предохраниться.

Брюс: Знаешь, мне кажется, я люблю тебя.

Брюс начинает быстро раздеваться. Брук протягивает руку к сумочке у ее ног и неожиданно выхватывает оттуда пистолет. Она резко поворачивается и приставляет дуло к самому лицу Брюса.

Брук: Только тронь меня, подонок, — я тебе в момент мозги вышибу!

Брюс: Ты что, совсем спятила!

Брук: А ты думаешь, если я позировала обнаженной для журналов, значит я какая-нибудь дешевая шлюха?

Брюс: Да нет, я…

Брук: Ты увидел мое фото и решил: ага, вот дамочка, с которой можно поразвлечься, так? Я для тебя всего лишь кусок мяса, чтобы удовлетворять твои желания. Так вот теперь ты за это заплатишь!

Брюс: Брук, ну зачем это…

Брук: Встань на колени и целуй мои ноги!

Брюс: Что?!

Брук: Ты что, плохо слышишь! Целуй мне ноги, я сказала! (нацеливает пистолет прямо в Брюса, который теперь явно напуган. Он падает на колени и неуверенно целует её ступни) Целуй как следует, что ты носом трешься как болван!

Напуганный Брюс снова, на этот раз более энергично, целует ее ноги.

Брюс: Послушай, Брук…, прости меня, правда…, я может не так понял…, э-э… если я тебя обидел…

Брук: Ты испугался?

Брюс: Да, испугался.

Брук: Сильно испугался?

Брюс: Какого черта! Что тебе надо от меня!?

Брук: Мне? Мне надо…, я… хочу получить роль в твоем фильме, в следующем фильме. (опускает пистолет)

Долгая пауза. Брюс приходит в себя.

Брюс: Что-о…?

Брук: Я актриса, понимаешь. Мне нужна роль — это и была моя ставка в нашем пари.

Брюс: Убери пистолет. (Брук кладет пистолет обратно в сумку. Брюс кричит в ярости) Ты просто полоумная дура! Сучка ты!

Брук (высказывает заранее заготовленные доводы): Твои фильмы возбуждают в людях сексуальные эмоции и вселяют в них страх. Именно это я тебе сейчас и продемонстрировала, на тебе самом! Сознайся, что ты сам испытывал эти чувства! Что, скажешь не так?

Брюс: Может, Памела Андерсон тоже меня возбуждает, а бин Ладен вселяет в меня страх, да. Ну и что? Это ж не значит, что я буду снимать их в своих фильмах. Нет, это надо же — заставить меня целовать ей ноги! Под дулом пистолета! А хочешь я сейчас полицию вызову!

Брук: Я тебе пятьдесят писем отправила! Пятьдесят! Ты видел хоть одно письмо, хоть одно читал?

Брюс: Нет, ты соображаешь, что говоришь вообще! Ты хоть представляешь, сколько всяких актрис и фотомоделей мне пишут письма! Да я ни одного никогда не читал. У меня специальные люди для этого работают.

Брук: Я так и думала, что ты не читал. Потому и решила сама тебе показать.

Брюс: Так ты что, заранее это все придумала?

Брук: Да.

Брюс: Нет, ты просто психопатка. Тут без полиции не обойдется.

Брук: Но я ведь тебя завела? Завела. Я тебя напугала? Напугала. Ты не будешь отрицать, что я умею это делать. Так что, будь справедлив, дай мне шанс.

Брюс: Ну хорошо. А допустим, я скажу, что дам тебе шанс, если ты согласишься переспать со мной?

Брук (пауза): Нет. Я не сплю с мужчинами ради карьеры.

Долгая пауза.

Брюс: Жаль… Ну что ж, ладно. Хоть ты и психопатка, я запишу тебя на кинопробу. Пусть твой агент позвонит мне на следующей неделе. Можешь мне поверить, что я тебя не забуду ни при каких обстоятельствах.

Брук: Спасибо, Брюс. Огромное тебе спасибо. Ты не пожалеешь, вот увидишь. Я тебя не разочарую.

Брюс: Ты и так уже меня слишком разочаровала.

Брук: Да, но я же сказала, что не сплю с мужчинами только в том случае, если это касается моей карьеры. Но сейчас, поскольку вопрос с кинопробой уже решен…

Наступает неловкая пауза, но через мгновение напряженность исчезает, они обнимаются и падают в страстных объятиях на диван. Они настолько увлечены друг другом, что не замечают, как в комнату входит Уэйн с сумкой и автоматом в руках. Он приближается к дивану. Брук выглядывает из-за шеи Брюса и видит Уэйна. Его вид повергает ее в шок.

Брюс! Брюс!.. да посмотри же, ради бога, смотри, кто тут!

Брюс оглядывается, видит Уэйна и падает от неожиданности с дивана, одновременно придерживая сползающие брюки.

Уэйн: Доброе утро, ребятки.

Брюс: Вы кто?… Брук, ты знаешь этого парня? Он что, тоже участвует в твоем розыгрыше?

Брук: Я не знаю этого человека.

Все напряженно смотрят друг на друга. Уэйн сначала разглядывает Брюса с расстояния, затем подходит ближе, держа под прицелом Брук. Смотрит очень внимательно прямо в лицо Брюсу.

Уэйн: Ё-моё! Не может быть! Не, ну надо же, а. Неужели это он? Неужели я стою рядом с самим Брюсом Дэламитри. Вы даже не представляете себе, сэр, какое счастье для меня с вами познакомиться. Столько лет мечтал об этом. Скаут! Иди-ка сюда быстрей! Иди поздоровайся. Да-а, ну это просто подарок, настоящий подарок судьбы, сэр. Потрясно. Скаут, ну где ты там? Давай, двигай свою задницу сюда скорей!

Скаут входит в комнату, пугливо озираясь. У нее также в руках оружие.

Скаут: Здравствуйте. (Брюс и Брук молча изумленно смотрят на нее) Мы там немного испачкали ваше постельное белье, но… я думаю, сейчас такие стиральные порошки хорошие, так что это не проблема.

Уэйн: Что ты там, пташка, мелешь про какое-то вонючее белье. Мы им скоко хошь белья купим. Это сам Брюс Дэламитри, соображаешь? Вот прямо перед тобой. Тот самый. Я ж те говорил, крошка ты моя, что мы с ним когда-нибудь познакомимся, вот мы и познакомились.

Уэйн размахивает автоматом, тыкая им угрожающе прямо в сторону Брюса.

Скаут: Очень приятно познакомиться, мистер Дэламитри. Уэйн — ваш поклонник. Он уже по сто раз ваши фильмы смотрел. И мне тоже нравятся, но Уэйн просто балдеет от них.

Уэйн: Вам уже, наверное, надоело слушать эти признания, все одно и то же говорят.

Пауза. Уэйна и Скаута можно принять за обычных поклонников, смущенных встречей со знаменитостью, и только автоматы и пистолеты вносят диссонанс в эту сцену.

Брюс: Вам нужны деньги? У меня есть, там около двух тысяч наличными и, кроме того, еще драгоценности…

Уэйн: Мистер Дэламитри…, можно я буду называть вас Брюс? Нам не нужны никакие деньги. У нас есть, у нас полно денег, даже больше, чем мы можем потратить. Да мы, в общем-то, ничего и не тратим, потому что все, что требуется для жизни, мы крадем. Мы просто зашли, чтобы с вами познакомиться. О кей? Может, мы присядем? Как насчет чего-нибудь выпить? Вы не возражаете? Я люблю американский виски, а для Скаут чего-нибудь сладенького.

Брюс идет за напитками. Остальные садятся, наступает нервная напряженная пауза. Видно, что Брюс и Брук сильно напуганы. Скаут обращается к Брук, стараясь завязать светский разговор.

Скаут: А вы Брук Дэниэлс, да? Ну да, я вас узнала. Видела в этих журналах — «Воуг», «Космополитэн». Я люблю такие журналы — там все так красиво, блестит… Меня тоже, кстати, в одном журнале можно увидеть…

Уэйн: Конечно, Скаут…. Он называется «Их разыскивает полиция».

Скаут: Но это же тоже журнал! Правда, Брук? «Их разыскивает полиция» — это ведь тоже журнал, правильно я говорю?

Брук: Правильно. Журнал.

Брюс дает Уэйну бокал с виски.

Брюс: Слушайте, если вам не нужны деньги, то у меня есть «Ламборджини», последняя спортивная модель, сделанная на заказ. Стоит прямо здесь, за этим…

Уэйн: Брюс, я же тебе сказал, что мы просто решили нанести тебе визит. На кой черт мне твоя вонючая машина. У меня есть машина. Кстати, нормальная американская тачка, сделана хорошими нашими работягами, из настоящей стали, а не из какого-то там говна итальянского для педиков. Ламборджини понимаешь! Ты меня удивляешь, Брюс. Знаешь, тот, кто ездит на иностранной машине, отбирает у нашего народа рабочие места.

Брюс испуганно пятится от Уэйна и дает другой бокал Скаут.

Брюс: Это ментоловый крем-ликер.

Скаут: Люблю коктейли.

Уэйн (поворачивается к Брук): Слушай, Брук, а зачем ты снималась для «Плейбоя»? Нет, я не хочу сказать, что мне не нравится, фото было классное, но я бы, например, никогда не позволил бы Скаут сниматься в таком виде.

Скаут: Ой, да ладно тебе, Уэйн. Ты так говоришь, как будто все прямо жаждут увидеть мое фото в «Плейбое»!

Уэйн: А что, скажешь не жаждут? Но все дело в том, что я лично никогда не разрешу тебе позировать для таких журналов, потому что у меня есть принцип: если хоть какой-нибудь мужик посмотрит на тебя с вожделением, я его тут же кончу. Так что, если бы твое фото появилось в «Плейбое», мне пришлось бы убить половину мужского населения США.

Скаут: Ну, ты и так уже близок к этому, мой милый!

Уэйн: Брюс, не верь ей, она преувеличивает. Так все-таки, зачем ты это делаешь, а, Брук?

Брук слишком напугана, чтобы отвечать. Скаут знает ответ на этот вопрос, так как она читала интервью с Брук в журнале.

Скаут: Я могу тебе сказать, Уэйн. Она это делает для того, чтобы доказать, что женщина, владеющая собой, контролирующая свой темперамент, не обязательно должна быть бесчувственной и неинтересной. Правильно я говорю, Брук? Ты ведь, кажется, так отвечала в интервью. В общем, Уэйн, она делает это не для мужчин. Она делает это для себя, потому что она красивая женщина, и почему бы ей не радоваться этому. Это называется женская власть над мужчинами.

Брук не в состоянии реагировать на замечания Скаут, она только кивает головой. Пауза, после которой Уэйн и Скаут опять продолжают диалог.

Уэйн: А я думаю, Брук, что такие картиночки помогают мужчинам лучше дрочить в сортире. Могу признаться, что я даже не ожидал, какое это может оказать влияние…

Скаут: Уэйн, прекрати!

Уэйн: А вот я хочу у Брук еще кое-что спросить. А ты мне обещай, Скаут, что не будешь на меня злиться, о кей?

Скаут: Смотря, что ты собираешься ее спрашивать.

Уэйн: Меня вот интересует, как это девицам, которые позируют для «Плейбоя», удается так здорово причесывать свои волосы? Это всегда так классно выглядит.

Брук (наконец находит в себе силы ответить): Вы знаете…., мне кажется, это зависит исключительно от типа прически. Они ведь там используют специальные гели, кроме того, там применяется подсветка и всякие дополнительные накладки…

Уэйн: Нет- нет, Брук, я не про эти волосы говорю.

Скаут: Уэйн!!

Уэйн: Но я хочу знать, в конце концов! Ведь мы же пытались тебе побрить, моя сладкая, и все равно вышла какая-то ерунда, помнишь? Было похоже на общипанную курицу с раздражением на коже! (Скаут смотрит на Брук в страшном смущении) А в «Плейбое», у этих девочек, там такой маленький пушистенький бугорок, и как будто там ничего никогда и не росло. Даже не подумаешь, что кто-то брил это. И причем, это же взрослые женщины. Не какие-нибудь там девчонки. Маленький пушок, и все. Как им это удается?

Брук: Ну, там есть специальные стилисты.

Уэйн: (сильно возбужден) Стилисты? Специалисты по укладке волос на гениталиях? Вот это работка. Да, господа, я бы много дал, чтобы получить такое место.

Скаут: Ну, хватит, Уэйн!

Уэйн: (увлеченный этой идеей) Нет, вы знаете, я бы даже согласился работать все выходные и сверхурочные в придачу, если бы начальник заставил меня. Представляете, подходишь так и спрашиваешь: «Шампунчик не желаете, мадам?» Да я бы работал как лошадь, я бы открыл свой собственный салон… У меня бы там очереди, толпы женщин сидели со специальными маленькими фенами на их…. (чуть не плачет от смеха)

Скаут: (вне себя от гнева) Может быть, хватит все-таки, Уэйн?

Брюс (наконец находит в себе силы и поднимает трубку переговорного устройства): Ну ладно. Я только что дал сигнал моему охраннику, он внизу у ворот. Если вы сейчас же уйдете, он вам ничего не сделает, но, если вы попытаетесь на нас напасть, он убьет вас.

Уэйн: Он меня убьет? Ё-моё, ну ты даешь. (нацеливает свой пистолет на Брюса. Брюс замирает с трубкой в руке) Бум! Да я пошутил, Брюс. Значит, ты дал сигнал этому своему охраннику. Ну, тогда еще раз дай ему сигнал, чтобы тебе легче было.

Скаут, все еще обиженная разговорами Уэйна, поворачивается к Брук.

Скаут: Брук, ты извини Уэйна за то, что он начал лезть в твою личную жизнь. Он просто не понимает, что женщины не любят, когда лезут в ее частные личные места.

Уэйн наблюдает за Брюсом, который держит трубку у уха, но никто ему не отвечает.

Уэйн: Что, не отвечает, мистер Деламитри? Может, он не слышит вас… Знаете что, давайте-ка приложим его ухо поближе к трубке. (Уэйн вынимает нож из футляра на поясе и сует руку с ножом в сумку. Видно, как он что-то отрезает в сумке и достает оттуда отрезанное ухо. Брук издает жуткий крик, Брюс также смертельно напуган. Уэйн подносит окровавленное ухо к Брюсу, берет трубку и прикладывает ее к уху. Кричит) Алло! Алло! Господин охранник! Не слышит, а? (Уэйн прикладывает ухо к своим губам и кричит в него) Эй! Ты слышишь меня! Хозяин, который платит тебе зарплату, зовет тебя, ты, козел! (поворачивается к Брюсу) Сколько вы платите этому охраннику, мистер Дэламитри? Наверное, дорого вам стоит? Так он тебя просто грабит, Брюс. Как охранник, он не стоит и одного цента. Тоже мне, охрана! Сидел там в своей конторке с собакой, а мы сзади подкрались — раз-два. И шлепнули его.

Скаут: Ну, собаку мы не убивали.

Уэйн: Да, вот в этом-то вся проблема, в нашей стране. Люди не хотят добросовестно выполнять ту работу, за которую им платят. Чего ж тут удивляться, что мы не можем обогнать япошек (небрежно бросает ухо в пепельницу).

Брюс: Послушайте, я не знаю кто вы такие, но…

Уэйн: Давай не будем, Брюс. Кто мы такие? Да никто. Мы просто убиваем людей. Больше ничего интересного про нашу жизнь не скажешь.

Скаут: (с гордостью) Мы — Кровавая парочка. Меня зовут Скаут, а его Уэйн. Мы те самые убийцы, Кровавая парочка, про которую везде пишут.

Уэйн: Скаут, я всегда говорю людям, что мы и есть та самая Кровавая парочка.

Брук: О, господи, вы нас убьете?

Уэйн: Странные вы вопросы задаете. Мы никогда не знаем, кого мы убьем, пока не дойдет до этого.

Скаут: Да, это просто само собой как-то получается. А вообще, здорово все-таки, правда? Сидим здесь, разговариваем с такими людьми. Брюс всегда был идолом для Уэйна, он преклонялся перед ним, а я восхищалась такими красивыми женщинами как ты, Брук. Правда, должна признаться, мне не нравятся все эти пластические операции, которые вы делаете. После всей этой хирургии даже и не знаешь, кто по-настоящему красивая, а кто просто какая-нибудь надутая силиконовая кукла, подтянутая перетянутая сучка.

Уэйн: Так, о чем же мы будем говорить?

Наступает неловкая пауза, после чего Брюс пытается завязать разговор.

Брюс: Хм, хм… Может, Уэйн, ты нам о себе расскажешь что-нибудь…

Уэйн: С чего это вдруг такая знаменитость как ты, Брюс, заинтересовалась моей персоной?

Брюс: Ну…э…, мне кажется, честно говоря, насколько я слышал о вашей… э-э… работе, по-моему, вы убиваете людей, которых вы не знаете. Поэтому я, полагаю, было бы интересно узнать вас поближе.

Уэйн: О кей, Брюс. Что тебя интересует?

Брюс: Ну… может, вы расскажете о том, что это значит вообще, вот так — убить человека.

Уэйн: А ты хочешь кого-нибудь убить? Ха, так ради бога, пожалуйста, это ж так просто. (Уэйн вынимает пистолет из-за пояса, открывает барабан, вынимает все патроны, кроме одного, и протягивает оружие Брюсу) Пять, четыре, три, два и один для тебя. На, держи. Давай. Одной пулей можно много сделать. (Брюс хватает пистолет и направляет на Уэйна) Ну вот, ты можешь убить меня или Скаут. Только учти, что тебе тут же ответят…. Ну, так что, Брюс, хочешь убить кого-нибудь?

Наступает пауза, в течение которой Брюс думает, убивать ему Уэйна или нет. После некоторого размышления он опускает пистолет.

Брюс: Нет, Уэйн, я не хочу никого убивать. Просто я хотел понять, что ощущаешь при этом.

Уэйн: Ну, мне кажется, это приблизительно то же самое, что ты ощущаешь, когда делаешь фильмы. Все зависит от обстоятельств, от жертвы. Но я могу тебе сказать, что это не так остроумно.

Брюс: Не остроумно?

Уэйн: Не так как в кино. В этом фильме «Простые американцы», там мистер Чоп-чоп и второй парень, они хватают героя за руку и суют ее в мясорубку. Помнишь эту сцену? (Уэйн берет Брюса за руку и имитирует сцену из фильма)

Брюс: Да, помню.

Уэйн: Из мясорубки кровь хлещет, кусочки лука лезут и все такое — прямо им на костюмы, а один парень говорит другому: «Проклятье, это же итальянский костюм». И зрители так ржут после этого. А все знают, что им надо идти на прием в один шикарный отель и понятно, что они не могут идти на торжественный прием в таких грязных костюмах, с кровью и с луком на рукавах. Поэтому они идут в прачечную, раздеваются там до трусов и сидят там со своими пушками на коленках, читают женские журналы…

Скаут: Это мой любимый эпизод, особенно, когда они рассуждают про замену гормонов…

Уэйн: Но они не знают, как обращаться с этими стиральными машинами, поэтому, когда они, наконец, попадают на прием в отель, костюмы на них как будто из детского магазина, такие маленькие, потому что они сели. Классная сцена.

Брюс: Спасибо за комплимент.

Скаут: Я уже замучилась считать, сколько раз Уэйн смотрел этот фильм.

Уэйн: В «Нью-Йорк Таймс» писали, что такие фильмы действуют губительно на наше общество. Но мне лично кажется, что это просто шедевр — как они там мочили всех вокруг — нет, это клево. (звонит звонок входной двери) Это кто там? Брюс, ты не вызывал никого, не нажимал тут случайно какие-нибудь потайные кнопки, а? А то я тебя прикончу в одну секунду. (опять звонит звонок)

Брюс: Это, наверное, моя жена, бывшая жена… Мы тут должны кое-что обсудить… Она вечно путает время.

Скаут: Фарра Дэламитри! О-о! Как интересно с ней познакомиться. Кажется, я читала где-то, что вы хотели бы видеть ее мертвой, да?

Брюс: Эти журналисты вечно вырывают фразы из другого контекста. (снова звонит звонок) Так мне не открывать?

Уйэн: Ну, если у вас назначена встреча, надо открыть. К тому же, я думаю, она, наверняка, увидит эту вашу сраную итальянскую «Ламборджини» для педиков, которая стоит на улице, и если вы ей не откроете, она может чего-нибудь заподозрить (опять звонок).

Брюс: Слушайте, давайте не будем втягивать в это мою жену. Ведь…

Уэйн: Да не собираюсь я никого никуда втягивать. Пусть она поднимется сюда, вы поговорите, о чем хотели, а потом она уйдет.

Cнова звонит звонок. Брюс поднимает трубку переговорного устройства.

Брюс: Алло? Карл! Какого черта ты там…? Слушай, Карл, ради бога, чего ты притащился? Еще и дня не прошло после вручения Оскара…

Уэйн: Брюс, это кто?

Брюс: Это мой продюсер, он…

Уэйн: Скажи ему, что за ним сейчас спустятся.

Брюс хочет возразить, но Скаут поднимает пистолет, целясь ему в голову.

Брюс: Ладно, Карл, сейчас тебе откроют.

Уэйн убирает автоматы в сумку и забирает у Скаут ее пояс с патронами. У Скаут остается в руках пистолет.

Уэйн: А сейчас я прогуляюсь к воротам, впущу Карла, и мы с ним поднимемся вместе. Будет лучше, если он не увидит никакого оружия, но вы имейте в виду, что мы со Скаут будем наготове, и если кто-нибудь только пикнет, считайте, что он уже покойник, ясно? Сидите тихо, пока я не вернусь. Скаут, ты здесь за главную. (выходит из гостиной)

Скаут: Сядьте, мистер Дэламитри. Мне не хочется убивать вас, но если что, придется.

Брюс садится на пол. Снова наступает неловкая пауза. Брук, несмотря на испуг, пытается завоевать Скаут на свою сторону.

Брук: Скаут, мне кажется, я видела ваше фото. Ну, в том журнале «Их разыскивает полиция». Да, точно, я помню, классная фотография. Вы очень фотогеничны.

Скаут: Правда?

Брук: Правда-правда, вы очень симпатичная девушка. Даже очень привлекательная.

Скаут (жеманно): Я так про себя не думаю, конечно.

Брук: Нет, но я вам точно говорю, Скаут, да вы и сами это знаете. Жаль только, что вы мало уделяете себе внимания. Ну, например, у вас такие красивые волосы, а вы ничего с ними не делаете.

Скаут: Понимаете, тут Уэйн шлепнул одного парня, который подавал мне кока-колу. Прямо в голову стрельнул и вышиб из него мозги — ну, и кровь и все остальное прямо мне на голову брызнуло. Пришлось водой промывать волосы, вот прическа и испортилась.

Брук: Я могу тебе помочь, Скаут. Давай немножко займемся твоей внешностью, а? Я тебе гарантирую, что ты будешь выглядеть как кинозвезда. Правильно я говорю, Брюс?

Брюс: Конечно, Скаут очень красивая.

Брук: Могу поспорить, что любой агент из киностудии будет просто счастлив попробовать такую девочку как ты в кино.

Скаут: Вряд ли. Нет, я знаю, конечно, что внешне я привлекаю мужчин. Уэйн говорит, что я могла бы завлечь любого мужика, кого захочу. Правда, он говорит, что не надолго, только до тех пор, пока он его не пристрелит. Но, вообще-то, в этом городе столько красивых женщин.

Брук: Хорошо, Скаут, я тебе прямо скажу. Ты ведь уже знаменитость. Ты подруга убийцы…

Скаут: Я и сама убийца.

Брук: Ну, да, конечно, но, представь, что весь мир вдруг узнает, что он заставил тебя убивать, а на самом деле ты такая нежная, красивая, я тебя сделаю…

Скаут: Нет, ты что, ты правда думаешь, что я могут быть кинозвездой? И ты мне поможешь в этом?

Брук: О чем разговор, конечно, я тебе помогу. К тому же ты мне нравишься. Мы могли бы стать подругами.

Скаут: Ну, тебе легко так говорить, потому что Уэйн грозится убить тебя.

Брук: Может и так, но мне кажется, что Уэйн всегда угрожает кому-нибудь или собирается убить кого-нибудь, поэтому вряд ли у тебя с ним появятся друзья.

Скаут: Не знаю. Иногда у меня, действительно, бывают сомнения.

Брук: Послушай меня, Скаут. Я же вижу, что такому человеку как ты, нужны друзья. И мы можем помочь тебе, но и ты должна помочь нам. Ты же хочешь иметь друзей?

Скаут: Еще бы, конечно, я хочу иметь друзей.

Входят Уэйн и Карл.

Уэйн: Ну вот, Брюс, Карл пришел.

Карл: Привет, Брюс, у вас тут что, вечеринка?

Брюс: Ну да, что-то вроде этого. Это Брук Дэниэлс…

Карл: Брук Дэниэлс. Так — так — так. Мисс «Зима 2000», кажется. Я даже и не узнал вас в одежде. Да, хорошая была фотография в журнале, ничего не скажешь. Особенно на фоне автозаправочной станции.

Брук: Спасибо.

Карл: Кстати, готов спорить на что угодно, что конец у того шланга для заправки был холодный, не так ли? (Уэйн смеется) А кто эти двое, Брюс? Что-то неприличное? Если стесняешься, можешь не отвечать.

Брюс: Это… э-эм… актеры. Я их увидел случайно в одной импровизации, когда был в Малибу. Ну вот и решил, может, подойдут для нового фильма, для «Ангелов- убийц».

Карл: Ничего себе! Нет, ты просто уникум, Брюс. Буквально на следующий же день, сразу после церемонии вручения Оскара, он уже за работой — отбирает новых актеров. Вот это преданность профессии. Не хочу вас обижать, ребята, но мне лично разговоры с актерами доставляют такое же удовольствие как хождение с голым задом сквозь заросли крапивы.

Брюс: Я просто подумал, знаешь, вид у них вроде подходящий.

Карл: Для «Ангелов-убийц»?

Брюс: А что?

Карл: Слушай, я, конечно, всего лишь шестерка, которая ищет деньги для твоих фильмов, но все же позволю себе высказать свое мнение: эти молокососы также похожи на маньяков-убийц как Микки Маус на Фредди Крюгера.

Уэйн: Мистер Брэзнер, хотите чего-нибудь выпить?

Карл: Воды.

Уэйн: Воды? Хорошо. Скаут, пойди-ка принеси ему стакан воды из ванной.

Карл: Только не из-под крана! Боже упаси! Когда я пью воду, я думаю только об одном: чтобы между мной и тем, кто последний раз пописал на землю, было как минимум десять тысяч километров гранитной толщи. Дайте мне минеральной воды Эвиан.

Брюс: У меня нет Эвиан. Короче, Карл, чего ты хочешь?

Карл: Может, мы лучше поговорим у бассейна.

Уэйн многозначительно покашливает.

Брюс: Давай здесь поговорим. Мне некогда.

Карл: Ах, ну да, прости, я же совсем забыл. Как я мог забыть, что ты только что стал лауреатом премии Оскар, и поэтому ты просто обязан, — ведь это же такое неписаное правило среди вас, лауреатов, — ты просто вынужден презирать тех, кого ты только недавно любил и уважал.

Брюс: Слушай, Карл, я ведь тоже не спал эту ночь. Может, мы в другой раз поговорим?

Карл: А ты, наверное, и газет сегодняшних не видел.

Брюс: Нет, не видел.

Карл: Так вот, хоть мне и не хочется сообщать вам плохие вести, но, как я и предвидел, награждение твоего фильма не вызывает восторгов. Честно говоря, даже отзывы на фильм «Атака женщин с трехметровой грудью» и то были не такие резкие.

Брюс: Кого волнует, что эти паразиты там пишут?

Карл: Всех волнует, Брюс. Ведь речь идет о насилии. Это сейчас животрепещущая тема. Сенатор Ньют Гингрич сегодня утром выступал по телевизору и сказал, что ты самый настоящий порнограф, и недопустимо давать награды людям, которые воспевают убийц.

Брюс: Карл, давай в другой раз об этом поговорим!

Карл: Как это в другой раз! Если тебя мало волнует то, что правые политические группировки в правительстве называют тебя убийцей, может, ты хоть вспомнишь, что у нас еще и финансовые проблемы есть…

Скаут явно скучно слушать этот разговор.

Скаут: Брук, так ты сделаешь мне волосы так, как ты говорила?

Брук: М…м…м… ну да, конечно… (берет дрожащими руками свою сумочку и подходит к Скаут, чтобы сделать ей прическу. Карл немного озадачен, но продолжает свою линию)

Карл: Это же ясно как день — республиканцы хотят использовать эту проблему в качестве козыря в своей предвыборной кампании. Они рассчитывают получить прямую трансляцию обсуждения этого вопроса, и нам естественно придется как-то в этом участвовать.

Скаут: Знаешь, мне очень нравится, как этот мусс для укладки волос вылезает из тюбика. Как это они его туда запихивают?

Уэйн: Он просто раздувается, моя дорогая.

Скаут: Да я знаю, глупый, что он раздувается, когда вылезает! Мне интересно, как это происходит. Ведь это то же самое, как со взбитыми сливками. Вот как они это делают! Ведь это простой крем, ты ж не можешь его взбить.

Карл явно удивлен и раздражен тем, что двое взъерошенных молодых людей откровенно игнорируют его.

Карл: Извините, может, вы меня не заметили? По-моему, я говорю о чем-то.

Скаут: Простите.

Карл: Так вот, еще раз тебе повторяю: никто тобой особо не восхищается. Так что, можно не надеяться, что мы получим 15 миллионов на продаже видеокассет. А это уже считай минус половина доходов, не говоря уж о том, что возможны прямые запреты на показ фильма, особенно в южных штатах. Этот чертов Оскар может вообще нас доконать. Ты хоть представляешь себе, что все это значит?

Брюс: Да-а, звучит не очень весело. Надо подумать, что нам теперь делать…

Карл: А тут еще эта дерьмовая Кровавая парочка. И главное, кто они такие? Идиоты, обыкновенные тупоголовые болваны.

Брюс (быстро прерывает его): Ну, ты знаешь, как тебе сказать, ты должен как бы попытаться посмотреть на это с их точки зрения.

Карл: С какой еще точки зрения, с точки зрения каких-то недоделанных отморозков?

Брук продолжает нервными движениями делать Скаут прическу.

Брук: Я все-таки думаю, что нельзя их вот так вот запросто отвергать.

Карл: Вы меня извините, мисс, может быть я покажусь вам грубым, но мне лично начхать на то, что вы думаете. Так вот эта парочка, этот Уэйн Хадсон вместе со своей костлявой сучкой-психопаткой, которую он всюду таскает за собой, на самом деле ничего из себя не представляет. Обыкновенная кучка дерьма в городском парке — вот и все, отбросы общества, у которых в голове ни одной извилины нет. И чем быстрее их возьмут за задницу, тем лучше. Я бы и сам с радостью прикончил бы их.

Наступает долгая пауза. Брюс и Брук испуганно ожидают реакции на это выступление.

Брюс (смеется): Ха-ха-ха. Прекрасная речь, здорово говоришь, Карл, но ты сам никогда этого не сделаешь, потому что ты, в общем-то, всегда фактически был на стороне жертв несправедливости.

Карл: Жертв несправедливости? Это ты имеешь в виду этих подонков? Ты думаешь, я буду лить слезы из-за этих отбросов. Да я бы с радостью помочился на их могиле. А заодно на могилах их матерей, которые наверняка были шлюхами.

Уэйн: Значит, вы считаете, мистер Брэзнер, что Кровавая парочка — это отбросы общества? Брюс: Нет, он не имеет в виду, что…

Брук: Нельзя же так с ходу отвергать их…

Скаут (про себя): Значит я — костлявая сучка, да еще психопатка.

Брюс: Нет — нет. Он совсем не это имел в виду! Вы бы послушали, что он говорит про свою жену.

Карл: Да что здесь происходит, в конце концов? У нас что тут — телевизионное шоу? Дебаты на тему насилия в современном обществе? Естественно, они отбросы, а кто же еще?

Брюс: Карл! Чего тебе надо! Ты понимаешь, что я занят, у меня дела сегодня, а ты мне тут все портишь.

Карл: Чего мне надо! А как ты думаешь? Ведь тебе надо что-то делать, надо действовать, это ведь все так само собой не пройдет. Надо идти туда сегодня же и готовить ток-шоу. Надо сказать всем по телевидению, что ты не отвечаешь за этих убийц и что…

Уэйн: Ну ладно, Брюс. Этот парень мне надоел. Нам надо с тобой поговорить, есть важное дело.

Брюс: В общем, Карл, спасибо, что зашел. Я тут все обдумаю, насчет того, что ты сказал, но сейчас, извини, я занят, так что…

Карл (искренне удивлен): Ты хочешь, чтоб я ушел?

Брюс: Да.

Карл: Это потому, что у тебя какие-то дела с этими ребятами?

Брюс: Да, у меня дела.

Карл (смотрит с отвращением на Уэйна и Скаут. Поворачивается снова к Брюсу): Ну, в общем, Брюс, ты можешь делать, конечно, что хочешь, но сначала ты должен все же поговорить со мной. Мы с тобой сейчас в такой ситуации, понимаешь, это опасно. Тебя могут шантажировать.

Брюс: Карл, пожалуйста, уйди.

Карл (озадачен, выглядит оскорбленным): Ну ладно, тогда пока.

Уэйн: До свидания.

Уэйн вынимает автомат и стреляет в Карла. Карл падает замертво.

Брюс: (кричит) Что ты сделал!

Брук вскрикивает и хватает Скаут за волосы, которые она до этого причесывала.

Скаут: А-а! Ты мне все волосы выдерешь!

Брук: (на грани истерики) Прости меня!

Звонит звонок входной двери. Пауза. Затемнение. Снова звонит звонок.

Конец первого акта

Второй акт

Продолжение сцены из первого акта. Карл лежит мертвый на полу. Звонок домофона продолжает звонить.

Уэйн: Ответь на звонок.

Брюс: Это должна быть Фарра. Моя жена.

Уэйн: Открой ей дверь.

Брюс: Я не собираюсь втягивать ее в это.

Уэйн: Тогда скажи ей, чтобы она ушла. Но предупреждаю: чтобы она ничего не заметила. Если она поднимет шум, вам обоим крышка.

Брюс смотрит на труп Карла.

Брюс: Но зачем? Зачем ты его убил?

Уэйн: Он назвал мою подругу психопаткой и костлявой сучкой. Ты сам, Брюс, что бы сделал на моем месте? А мистер Чоп-Чоп что сделал бы, а?

Брюс (срывается на яростный крик): Я бы не стал его убивать из-за этого! И мистер Чоп-Чоп, который вообще вымышленный персонаж, я его сам придумал, ты, подонок, понимаешь! Он тоже не стал бы убивать!

Уэйн: Брюс, я прекрасно понимаю, что мистер Чоп-Чоп — это вымышленное лицо. Но это же не значит, что он ваще не существует. Может и Микки Мауса тоже скажешь нет, а? А Уолт Дисней? Он что, не настоящие денежки получал за Микки Мауса целых 50 лет? А за этот дом ты чем платил — игрушечными зелеными бумажками?

Брюс: Микки Маус и мистер Чоп-Чоп — это… это…. Нет, причем тут Микки Маус, черт побери! Ты убил моего друга!

Уэйн: Не надо было обзывать мою подругу. Так что не строй из себя идиота и открой эту чертову дверь!

Брюс говорит в переговорное устройство.

Брюс: Фарра, я не могу сейчас с тобой увидеться… У меня здесь женщина, понимаешь. Фарра! Мы тут отмечаем, так что тебе лучше уйти!.. Нет, мне не все равно…. Нет! Фарра! Не надо сюда, не надо! (бросает трубку) У нее свой ключ, она идет сюда.

Уэйн: Тогда я лучше уберу этого Карла. А то как-то некрасиво получается — вам надо обсуждать свои бракоразводные дела, не будете же вы выяснять, кому какая мебель достанется рядом с трупом вашего приятеля.

Уэйн начинает вытаскивать тело из комнаты.

Брюс: А ты отпустишь ее после того, как мы закончим?

Уэйн: Возможно. Если только она не будет называть нас всякими именами. Да ты сядь, Брюс, расслабься. Надо чтобы все выглядело нормально, когда твоя жена войдет, понял? Скаут, а ты держи этих голубчиков на прицеле, слышишь?

Скаут: Не волнуйся, мой козлик, все под контролем. (Уэйн вытаскивает тело Карла из комнаты) Брук, ты меня извини за то, что я на тебя накричала. Просто ты так больно мне сделала, когда тащила меня за волосы.

Брук: Скаут, послушай меня. Ведь так долго не может продолжаться. Рано или поздно вас поймают. Мне кажется, что очень скоро вас схватят, и чем больше неприятностей вы успеете доставить всем, тем хуже будет для вас.

Скаут: Да, мы знаем. Но у Уэйна есть план. Именно поэтому мы и пришли сюда.

Брук: Интересно, что это за план?

Скаут: Я точно не знаю, но он что-то задумал. Он мне так и сказал: «Малышка моя, — говорит, — есть один гениальный ход, можешь не волноваться, все будет отлично». В общем, он наверняка придумал кое-что, чтобы спасти нас.

Брюс: Конечно, он тебе придумает…, единственное, что он может придумать, это как угробить себя и тебя вместе с ним побыстрее.

Брук: Слушай, Брюс, может, ты помолчишь? Дай мне поговорить со Скаут.

Брюс: (не обращая внимания по просьбу Брук): Скаут, ты хоть сама понимаешь, что в конце концов сюда нагрянет полиция. Уэйну придется отстреливаться, и в результате вас обоих изрешетят свинцом.

Скаут: Ну что ж, если это случится, мистер Дэламитри, значит, так тому и быть. Мы выйдем на улицу, чтобы все видели, мы выйдем, истекающие кровью, в любви и славе. Любовь и слава! Мы с Уэйном так и напишем на наших телах. Это наш лозунг.

Брук: Любовь и слава. Здорово звучит, Скаут, просто великолепно. Значит, ты его любишь, да? Очень любишь?

Скаут: Я люблю его больше жизни. Если бы я могла, я бы подарила ему звезду с неба, я бы все ему отдала…. Если бы у меня был алмаз размером с этот телевизор, я бы тоже отдала его Уэйну. Ты знаешь, Брук, чувства переполняют меня, они такие большие-пребольшие, больше чем океан, глубже, чем самая глубокая могила.

Брук: Но ему нужна помощь, Скаут, и если ты его любишь, ты должна ему помочь Мы ведь хотим быть твоими друзьями и его друзьями.

Скаут: Если его схватят, он пойдет на электрический стул. И когда они включат напряжение, глаза у него начнут плавиться еще до того, как он умрет. Я читала про это, так электрический разряд действует на глаза.

Брук: Но, может, все еще обойдется, Скаут. Если мы добровольно и мирно сдадим его, может, они его в больницу отправят. Брюс имеет большую власть в этом штате, он сможет помочь ему, так что давай будем друзьями. Отдай мне пистолет.

Скаут (задумчиво, как будто мечтает о чем-то): Ты хочешь, чтобы я отдала тебе пистолет?

Брук: Так будет лучше для всех. И для Уэйна тоже.

Скаут: Ну хорошо, а если я тебе отдам пистолет, мы будем настоящими друзьями?

Брук: Я же сказала, что будем, я всегда держу свое слово. Отдай пистолет.

Скаут: Ладно. (бьет Брук по лицу прикладом пистолета. Брук падает на пол, изо рта идет кровь. Скаут кричит): Ну вот, ты просила? Я дала тебе пистолет, ты, сучка, теперь мы подруги? Ты же сказала, что всегда держишь свое слово! Теперь ты моя верная подруга! Так или нет? Говори!

Брук (лежа на полу, вытирает кровь, говорит с трудом): Я твоя верная подруга.

Скаут: А я не хочу быть твоей подругой, потому что ты шлюха. Ты хотела настроить меня против моего любимого, а такое не прощают! А может, ты сама его хочешь иметь! Может, тебе самой нужен мой Уэйн? Только попробуй, сука, я из тебя котлету сделаю! Ладно, вставай, ты, кошелка, и вытри губы. Сюда идут.

Брюс: Да, вот именно, Уэйн же сказал — надо, чтобы все выглядели нормально, нормально.

Брук с трудом садится и вытирает кровь с губ. Скаут тоже садится на диван, берет подушку и прикрывает ею руку с пистолетом. Брюс сидит в напряженной позе, все очень напряжены и натянуты.

Скаут: Может, нам поговорить о чем-нибудь… М-м-м, знаете, я слышала, что марсиане похитили труп Элвиса Пресли. Ага. Но это не самое интересное. Самое интересное заключается в том, что они его украли в 68 году и заменили прототипом из эктоплазмы….

Входит Уэйн вместе с Фаррой и Вэлвет. Несмотря на то, что Уэйн и Скаут спрятали оружие, вся сцена выглядит весьма странно и напряженно: Брук в вечернем платье прикрывает рукой кровоточащие губы, одежда и вид у Уэйна и Скаут весьма вызывающие.

Уэйн: Ну вот, Брюс, твоя супруга.

Фарра: Так, значит, у вас здесь вечеринка. Вообще-то, Брюс, ты знаешь, ты никогда особо не отличался умением налаживать светские контакты.

Вэлвет: Пап, ты что, так и не спал? Ты что-то очень бледно выглядишь.

Брюс: Вэлвет! А ты зачем пришла? По-моему, у нас тут дело, касающееся только меня и твоей мамы.

Вэлвет: Извини, папа. Я понимаю, что это совершенно неприлично — заявиться к собственному отцу в тот день, когда он получил Оскара. Конечно, у тебя есть более важные дела, например, поразвлечься с… А, кстати, кто эти люди, папа?

Брюс: А-а, это мои знакомые, это Брук Дэниэлс, а это…

Фарра: Брук Дэниэлс? Та самая! Порнокуколка из Плейбоя? Как пикантно, Брюс.

Брук: Слушай, ты, полегче, я тебе не порнокуколка. Я была у них основной фотомоделью. А вообще-то, я актриса.

Фарра (замечает кровь на лице Брук): Ну, дорогуша, мне в общем-то плевать, кто ты на самом деле, но имей в виду, если вы тут занимались сексуальными играми, и он тебя бил ради собственного удовольствия, то компенсацию будешь требовать из его доли, а не из моей.

Брюс (неожиданно хватает Вэлвет и толкает ее к дверям): Уходи отсюда, Вэлвет. Давай-давай, беги отсюда. Я не хочу тебя здесь видеть.

Вэлвет: Папа, перестань, что ты меня толкаешь, это, в конце концов, неприлично. Я уже взрослая. Я уже, между прочим, снималась на пробное видео.

Брюс: Зачем ты ее сюда притащила, Фарра! Уходи сейчас же! Уведи ее отсюда, я прошу тебя!

Фарра: Я специально привела ее сюда, чтобы ты не забывал, что нас двое, а ты один и чтобы это было соответственно указано в иске о разделе имущества.

Вэлвет: (рассматривает всех присутствующих с некоторой нервозностью) Да, папа, вообще-то, это все очень личное, и время сейчас такое раннее, утро. А что, эти люди, они не могут уйти?

Уэйн: Ну что ты, малютка, между нами, я имею в виду между твоим папой и мной, ничего такого личного нет. Мы просто его друзья, меня зовут Уэйн, а ее зовут Скаут.

Фарра: Брюс, Вэлвет совершенно права, твои «знакомые» должны сейчас же уйти. Отдай им их деньги и…

Брюс: Мои знакомые останутся здесь, Фарра! Я же сказал тебе, что я занят! И, пожалуйста, уведи отсюда Вэлвет! Немедленно!

Фарра: Слушай, ты что вообще мелешь! Ты забыл, что это твоя дочь? Мне просто противно с тобой разговаривать, ты предпочитаешь общаться со всякими отбросами и идиотами, а не с твоей…

Брюс: Фарра, хватит! Ты не можешь так говорить…

Скаут (встревает в разговор): Миссис Дэламитри?

Фарра (поворачивается к Скаут и смотрит на нее с высокомерным отвращением): Прошу прощения?

Скаут: А правда говорят, что вы так надрались один раз, что у вас был выкидыш? Что вас так рвало, так выворачивало наизнанку, что вы фактически выплюнули собственный плод?

Фарра: Что ты сказала?

Скаут: Это не я сказала — так было написано в «Нэшенл инкуаэрер».

Фарра: Тебе кто разрешил так говорить со мной, ты! Что здесь вообще происходит, Брюс? Это что — твоя новая бракоразводная тактика? Ты, может, хочешь меня одурачить? Предупреждаю — ничего не выйдет.

Брюс: Ну, пожалуйста, Фарра, я прошу тебя, забери Вэлвет отсюда. Можешь взять все, что ты хочешь, клянусь, все бери. Только забери Вэлвет отсюда сейчас же!

Фарра: (наконец осознает, что здесь что-то не так) Брюс, ты себя нормально чувствуешь?

Уэйн смеется. Фарра и Вэлвет вдруг начинают что-то понимать, и на их лицах появляется выражение беспокойства.

Вэлвет: Мам…, ты знаешь…, может мы лучше потом поговорим обо всем этом.

Фарра: Хорошо, Брюс, тогда мой адвокат тебе позвонит. Ладно, Вэлвет, пошли отсюда. (делает шаг к выходу, но в этот момент Уэйн встает).

Уэйн: Миссис Дэламитри, я думаю, нам ни к чему впутывать в это дело всяких паразитов-юристов. Эти вонючие адвокаты и юристы всю душу вытрясли из нашей страны. Пошли они к чертям собачьим. Короче говоря, с этого момента я сам буду защищать интересы мистера Дэламитри в вашем деле. Вы ничего против не имеете?

Фарра: Пошли, Вэлвет, мы поговорим с твоим отцом в другой раз.

Уэйн: Дело заключается в том, миссис Дэламитри, что Брюс страстно желает видеть вас мертвой. Я сам слышал, как он говорил об этом. Так вот я хочу теперь отблагодарить вашего мужа за то удовольствие, которое он доставил мне в жизни. Я хочу исполнить его желание. (достает пистолет)

Брюс: Ради бога, Уэйн я прошу тебя, отпусти их! Ты же сказал, что ты их отпустишь.

Фарра: Брюс! Что здесь происходит в конце концов, объясни мне?!

Вэлвет: Папа, ты что, не можешь ничего с ними сделать?

Уэйн: Ты ведь сам сказал, Брюс: «чтоб она сдохла». Правда, он говорил так, Скаут?

Скаут: Да, я слышала.

Фарра: Ты что, Брюс. Ты… ты… действительно хочешь, чтобы они меня убили?

Уэйн: Или ты любишь просто так трепать языком, а, Брюс! Ты не отвечаешь за свои слова?

Брюс: Это же просто такое выражение! Бог ты мой, ты что, не понимаешь, я просто так выразился.

Фарра: Не знаю, сколько он вам предложил за это, но я дам вам в два раза больше!

Уэйн: Брюс, чего ты так волнуешься, ничего страшного не происходит. В нашем мире буквально каждые две секунды кого-нибудь убивают. Например, в некоторых южных кварталах Лос-Анджелеса человек может считать себя счастливым, если ему удалось остаться живым до ужина. Короче говоря, позволь мне шлепнуть эту стерву, беру ее на себя, а тебе все имущество достанется. (нацеливает пистолет, Вэлвет вскрикивает, Брюс пытается уговорить Уэйна)

Брюс: Подожди, Уэйн. Это правда, я действительно говорил: «чтоб она сдохла», но это я имел в виду как бы в воображении, не в действительности. Ну, например, ты когда-нибудь говорил: «Я такой голодный, что могу съесть целого слона». Держу пари, что ты тоже употреблял такие выражения, но это же не значит, что ты действительно хотел…

Уэйн: Ты что, дурака из меня делаешь что ли, Брюс?

Брюс: Нет…

Уэйн: Можно подумать, что я не знаю разницы между выражением типа «слона съем» и человеком, который говорит правду, хотя у него не хватает смелости признать это. Ты же ненавидишь эту стерву, сознайся…, да если бы она окочурилась прямо сегодня, еще до того, как пришла сюда, ты бы тут плясал от радости.

Скаут: Еще бы, конечно плясал бы.

Уэйн: Да если бы судьба помогла тебе избавиться от этой кошелки с костями, от этой куклы Барби, тебе сразу легче стало бы жить. Так вот, я и есть твоя судьба. Считай, что эта сучка случайно наткнулась на маньяка-убийцу. Это ж не твоя вина, так что не переживай. Расслабься и смотри, как я избавлю тебя от нее. (поднимает снова свой пистолет, Вэлвет вскрикивает)

Брюс: Стой! Пожалуйста, не надо это делать! Я не хочу, чтобы она умирала! Неважно, что я там говорил или не говорил в прошлом. Я сейчас тебе говорю: я не хочу, чтобы она умерла! И если мое мнение что-то для тебя значит, а ты говоришь, что мое мнение для тебя важно, то я прошу тебя, умоляю тебя — не убивай ее. Оставь ее в покое!

Уэйн: (опускает руку с оружием) Ну ладно-ладно, чего ты так разволновался, я же просто хотел сделать тебе одолжение.

В этот момент Брук, воспользовавшись тем, что никто на ее не смотрит, подкрадывается к своей сумке и выхватывает пистолет, которым она угрожала Брюсу в первом акте. Она приставляет пистолет к затылку Скаут.

Брук: Бросай оружие, Уэйн, бросай, ты, садист, ублюдок! Или я сейчас вышибу мозги из твоей дурочки!

Пауза. Уэйн удивленно смотрит на Брук.

Уэйн: А ну-ка, быстро убери пистолет от моей девочки. (возникает напряженная пауза. Уэйн резко поворачивается и целится из своего пистолета в Брук)

Скаут: Уэйн, она все равно не выстрелит.

Брук: Ты так думаешь, Скаут? Напрасно, я получу истинное наслаждение, если убью тебя.

Уэйн: Слушай, Брук, если ты убьешь Скаут, вы все здесь будете трупами в одну секунду.

Брук: Ну и пусть, ты ведь любишь ее, а нас не любишь, так что тебе тут торговаться не о чем. Бросай пистолет или я стреляю!

Уэйн: У нас тут сценка разыгрывается — что-то вроде мексиканской перестрелки, как в кино. Знаете, что меня всегда удивляет, когда я вижу вот такие сцены в фильмах. Ну, когда два парня тыкают друг в друга стволами, тяжело дышат и так далее. Я всегда удивляюсь, а почему бы одному из них не прекратить болтовню и не выстрелить. (стреляет, Брук падает на пол) Я имею в виду, почему бы одному из этих парней не сделать то, что следует делать в такой ситуации.

Вэлвет снова вскрикивает, все присутствующие в шоке.

Брюс: Боже мой, Уэйн! Сколько это еще будет продолжаться?

Уэйн: Ты сам понимаешь, Брюс, что такие сцены долго продолжаться не могут.

Брюс: Вэлвет, возьми-ка там салфетки, нужно остановить кровь. (Вэлвет идет за салфетками, а Брюс в этот момент подкладывает подушку под голову Брук) Ей нужен врач.

Уэйн: Нет, так дело не пойдет, Брюс. В мои планы никакие врачи не входят.

Фарра: Что? Какие еще планы? И кто вы такой? Объясните в чем дело?

За сценой слышен шум вертолета.

Уэйн: Это план нашего спасения, я имею в виду меня и Скаут. Они уже должны быть рядом.

Брюс: Кто должен быть рядом?

Уэйн: Все остальные, Брюс. Хоть ты и очень большой человек в этом городе, но даже ты не можешь нам помочь, даже ты не спасешь нас.

Брюс: А кто же может? Кто вас будет спасать?

Шум вертолета становится более отчетливым.

Уэйн: Как кто? Полиция, телевидение, репортеры и все люди Америки, кто ж еще? Разве что на этот раз здесь не будет седьмого кавалерийского полка, Брюс, это тебе не кино.

Скаут: Телевидение! Ах, Уэйн, как же я люблю тебя.

Скаут бежит к дверям, ведущим на веранду. Шум вертолета становится все громче. Скаут откидывает шторы, и в этот момент в комнату, через стеклянные двери веранды, врывается яркий свет прожекторов. Поскольку все происходит рано утром, свет представляет собой комбинацию солнечных лучей и прожекторов для телекамер. Скаут взволнованно смотрит сквозь стеклянные двери, а в это время шум лопастей вертолета становится оглушающим. При этом свет прожекторов постепенно сдвигается в сторону, и шум лопастей соответственно стихает. После того как вертолет удаляется, мы слышим целый хор голосов, которые кричат: «Скаут! Скаут!» Затем слышен голос через полицейский мегафон: «Уэйн Хадсон. Уэйн Хадсон. Мы знаем, что ты здесь…»

Скаут: (радостно кричит) Уэйн, смотри, их тут человек сто как минимум!

Уэйн: Я знаю, моя девочка, а сейчас закрой-ка двери, ладно. Мы пока еще не готовы. (направляет пульт дистанционного управления на жалюзи и закрывает их. Голоса телевизионщиков и репортеров снаружи становятся приглушенными)

Брюс: К чему не готовы?

Скаут: Что они с вашим газоном сделали, мистер Дэламитри. Я надеюсь, вы застрахованы от таких происшествий.

Брюс: Так ты нас в заложники решил взять, Уэйн? Будешь нами прикрываться?

Уэйн: Я не прикрываюсь женщинами, Брюс. Где тут у тебя телевизор?

Брюс открывает телевизор, Уэйн смеется и включает кнопку на пульте. Слышен голос диктора, читающего новости с экрана. Уэйн переключает с одного канала на другой.

Голос диктора по телевизору: …сейчас находятся рядом с домом лауреата премии Оскара, режиссера Брюса Дэламитри, где, как сообщают…

Голос другого диктора: …печально известный серийный убийца, Уэйн Хадсон и его юная партнерша Скаут…

Голос телерепортера на другом канале: …по-видимому, спрятались в доме известного кинорежиссера, который, согласно последним сообщениям, вдохновил их на серию убийств…

Брюс (крайне удивлен тем, что он слышит): Проклятье! Это они меня обвиняют?!

Уэйн: Конечно тебя, а кого же еще. (переключает телевизор на другую программу)

Голос диктора: Последний раз мистера Дэламитри видели в зале Киноакадемии, где он был награжден премией Оскар, наш знаменитый режиссер шел под руку с полуобнаженной фотомоделью Брук Дэниэлс.

Брук: Вот болваны, опять они свое талдычат! Я актриса, актриса, а не фотомодель!

Уэйн: Потише, Брук, ты мешаешь мне смотреть телевизор.

Голос другого диктора: …оставляют за собой горы трупов, искалеченных и ограбленных граждан, убивают всех без разбора на своем пути, при этом их действия удивительно напоминают похождения вымышленных антигероев, персонажей из знаменитого фильма Брюса Дэламитри «Простые американцы», за который он получил премию Оскар…

Брюс выглядит совершенно ошеломленным

Брюс: С ума сойти, они действительно считают, что это я во всем виноват! Боже ты мой! Они думают, что это все из-за моих фильмов!

Фарра: Нет, но вы полюбуйтесь на него, а! Ты слышишь, что он говорит, Вэлвет! Он, видите ли, возмущен, что ругают его фильмы. А то, что меня чуть не пристрелили, это его мало волнует!

Вэлвет: Мама! Но они ведь выстрелили в Брук!

Уэйн: Ладно, раз вы хотите продолжать разговоры, мы можем выключить этот чертов телевизор. (выключает телевизор)

Скаут: Уэйн, но я хотела посмотреть, что за привычка у тебя — хватать этот пульт!

Фарра: Уэйн, вам придется нас отпустить. Ведь полиция здесь рядом, и вы не сможете убежать от…

Уэйн: А я и не собираюсь бежать, миссис Дэламитри. Я сам попросил их сюда приехать, я их сам вызвал.

Брюс: Ты вызвал полицию?

Уэйн: Не то чтобы вызвал, я просто позвонил на телевидение, в Си Би эС, а они уж, наверное, сами вызвали полицию. Но это не играет роли. Нам со Скаут плевать на этих полицейских, мы к этому привыкли. (звонит телефон, Уэйн поднимает трубку) Это, наверное, как раз они и звонят. (говорит в трубку) Да…. Совершенно верно, это я, Уэйн Хадсон. Мм…, кроме Брюса Дэламитри, у нас здесь Брук Дэниэлс, которая, кстати, актриса, а не фотомодель, а также здесь Фарра Дэламитри, силиконовая кукла, перетянутая скотчем и в платье от Гуччи, а также их дочь Вэлвет, классная штучка, может отличный получиться кадр на телеэкране, если мне придется… Нет, это вы меня слушайте… Сообщите мне прямо сейчас номер телефона, по которому мы можем вам позвонить… Хорошо, спасибо, я скоро перезвоню… (записывает номер телефона, но не кладет трубку на аппарат)

Брюс: Уэйн, что ты задумал?

Вэлвет: Вы сказали, что может получиться отличный кадр на экране, если вам придется…, что придется? Что вы имели в виду?

Брюс: Что ты собираешься делать?

Уэйн: У меня есть план, как нам избежать электрического стула, Брюс. Это сейчас для меня и Скаут главное.

Брук (говорит, задыхаясь, лежит на полу, Вэлвет пытается помочь ей): Никуда вы не денетесь, подонки! Поджарят вас на стуле, точно поджарят, будьте уверены.

Вэлвет: Ей срочно нужен врач.

Уэйн: Сейчас никак не получится. И вообще, вы должны понять, мисс Дэламитри, что мне лично все равно, умрет кто-нибудь или нет.

Брюс: Уэйн, я прошу тебя, ради бога, скажи, что ты задумал?

Уэйн: Ладно, Брюс, так и быть, скажу. Ты знаешь, что мы со Скаут занимались убийствами и разбоем в четырех штатах. Честно говоря, было бы здорово, если бы я мог поклясться тебе, что каждый человек, которого мы убили, заслуживал смерти. Это было бы классно, совсем как в кино, где всякие насильники, разные скоты вонючие, продажные полицейские, лицемеры там, садисты, издевающиеся над детьми — всегда получают по заслугам. Но, к сожалению, это не так.

Скаут: А может, они все и были такие. Откуда ты знаешь, Уэйн? У нас просто ни разу не было времени, чтобы выяснить, кто они такие, приходилось убивать сразу.

Уэйн: Ну, моя девочка, теперь это уже все равно. Короче, что я хочу сказать: мы в глубокой заднице. В ближайшее время нас поймают и, как Брук тут только что сказала, у нас очень большие шансы попасть на электрический стул. И вот здесь-то как раз ты нам и понадобишься, Брюс.

Брюс: Я что-то не улавливаю?

Скаут: Уэйн сказал, что ты наш спаситель.

Фарра: Брюс, отдай им все, что они хотят, ради бога! Пусть берут, что угодно.

Вэлвет: Да, папа, отдай им, отдай!

Брюс: Но я не знаю, чего они хотят! Скажите, что вам надо — я отдам вам все, что пожелаете.

Уэйн: Мы хотим, чтобы ты принес извинения, чтобы ты раскаялся, Брюс. Мы хотим, чтобы кто-нибудь взял вину за нас на себя.

Брюс: Взял вину на себя? Что за идиотизм? Что значит взял на себя? Может, вам нужен волшебник какой-нибудь? Который бы превратил все в оптический обман, взмахнул палочкой — и все вдруг поверили, что это не вы, а кто-то другой убивал людей?

Брук кашляет тяжелым предсмертным кашлем.

Вэлвет: Врача нужно, скорее! Вы что, так и будете смотреть, как она…

Фарра: Вэлвет!

Уэйн: Слушайте, вы! Я не просил эту сучку угрожать моей девочке! Она сама напросилась, так что все быстро заткните свои хлебала, и не мешайте мне разговаривать с Брюсом, понятно!

Вэлвет: Но я просто думаю, что…

Уэйн: А может тебя навсегда заткнуть, а? (Вэлвет плачет) Еще раз всем повторяю: заткните глотки и не вякайте! (поднимает кулак, чтобы ударить Вэлвет)

Брюс: Только ударь ее — я ничего не буду для тебя делать, ничего от меня не получишь!

Уэйн (угрожающе надвигается на Брюса): Ты сделаешь то, что я скажу, понял! Все равно сделаешь, даже если я испорчу этой сучке личико.

Вэлвет (всхлипывает от ужаса): Не трогайте меня!

Скаут: Слушай, Уэйн, брось ты, ну чего привязался к маленькой девочке, тебе это как-то не к лицу.

Уэйн: Ах ты пупсик мой, ну какая же это тебе маленькая девочка! В Голливуде детки рождаются уже созревшими. Ты знаешь, например, сколько денег потратила эта маленькая шлюшка за свою короткую жизнь? Больше, чем твоя мама могла бы заработать, если бы прожила пятьдесят жизней. Так что, ей полезно будет получить по мордочке.

Брюс: Если ты ее тронешь, ничего от меня не получишь!

Уэйн (опускает кулак): Ты учти, Брюс, что только я здесь могу не выполнять пожелания моей девочки, только я. Поэтому я еще раз тебе говорю: ты сделаешь все, что я тебе скажу, неважно, трону я твою дочку или не трону.

Брюс (в отчаянии): Так что я должен делать! Чего ты от меня хочешь?!

Уэйн: Я хочу, чтобы ты выступил с заявлением о признании нас невиновными. Ты должен выступить от нашего имени и спасти нас от электрического стула.

Брюс: Заявить о признании вас невиновными? Вы что, совсем спятили? Вы всерьез надеетесь, что мои слова спасут вас от заслуженной кары? Да вы же явные преступники, дело ясное, как с Адольфом Гитлером, тут и доказывать нечего.

Фарра: Сделай то, что он говорит, Брюс! Что ты вечно пытаешься быть умнее других?

Уэйн: Да, конечно, мы преступники, мы виновны, если ты имеешь в виду вину за то, что мы сделали, но дело-то не в этом. Дело в том, что теперь уже совсем другой расклад в обществе. Сегодня уже не так важно, что ты там сделал, в наше время можно такого натворить, а все равно будешь невиновен.

Брюс: Это как это, интересно? Я хоть и не очень сведущ в этих законах, но ты что-то не то говоришь.

Уэйн: Я знаю, что говорю. Я-то как раз очень сведущ в этих делах, потому как регулярно смотрю судебные процессы по телевизору. Помните эту девицу, которая оттяпала своему мужу член, а? Она ведь была виновна, она даже и не отрицала этого. Взяла да отрезала его мужское достоинство и выкинула прямо из окна автомобиля. И что, где она сейчас, спрашивается? Что-то не видно, чтобы она срок отсиживала, тюремную лямку тянула. Не посадили, потому что хоть и была признана виновной, а все равно оказалась невиновна.

Скаут: Все правильно — она это совершила, но она невиновна, и я с ней согласна. Её муж — форменный ублюдок, он ее избивал постоянно и даже насиловал. Правильно она сделала, я бы ему еще ржавым ножиком бы оттяпала.

Уэйн: Ну ладно, Скаут, не будем, мы с тобой расходимся во мнениях по этому вопросу. Я лично не понимаю, почему эта женщина считает, что муж ее изнасиловал, он ведь только воспользовался тем, что ему принадлежит по праву.

Скаут: Да он просто динозавр.

Уэйн: А я лично считаю, что всяких там мексиканских сучек, которые смеют отрезать член у бывшего морского пехотинца, у человека, который служил своей стране, нужно гноить в тюряге.

Скаут: А суд встал на ее сторону.

Уэйн: Да там весь этот суд был… сборище лесбиянок и гомиков…, в общем, неважно, мы отвлекаемся от нашего дела. Короче, я что хочу сказать: правильно или неправильно, но факт, что эту кошелку отпустили на все четыре стороны. Она отрезала член, более того, она призналась, что сделала это, и даже радовалась, что отрезала, и тем не менее, ее отпустили. Преступница, а невиновна — вот так вот. То есть, неважно, что ты там сделаешь, всегда можно найти оправдание.

Брюс: Так ты же сам только что сказал, что даже не знал, кто они были, твои жертвы, может, они были очень хорошие люди. И все равно, ты считаешь, что можно найти оправдание даже массовым убийствам?

Уэйн: Поверь мне, Брюс, в нашей стране всегда можно найти оправдание чему угодно! Вспомни этих полицейских, которые избили черного парнишку, из-за этого начался массовый бунт в негритянском квартале. Это даже было заснято на видеопленку! И что — они получили срок, эти полицейские? Как бы не так, сэр. А вспомни О. Дж. Симпсона? Все говорили, что он убил свою жену. А потом выяснилось, что убитая девчонка оказывается вовсе не жертва, нет. Оказывается это О. Дж. жертва. На него наехал расист-полицейский, которого, кстати, тоже не посадили. То есть, что получается: в нашей стране никто ни в чем не виноват, что ни случись, ничьей вины тут нет. Так почему мы тогда должны брать на себя вину за то, что мы делали, а? (поднимает трубку телефона и набирает номер)

Вэлвет: Папа, тут нечего обсуждать! Скажи то, что он от тебя требует и все!

Фарра: Ты слышишь, что дочь говорит, Брюс? Она права.

Брюс: Подожди, дай подумать!

Уэйн (в телефон): Так, мы собираемся сделать заявление, слышите! Мы будем выступать по телевидению и объявим наши намерения и требования. Для этого пришлите сюда несколько ваших операторов и техников, чтобы они подключились ко всем каналам сразу. Кабельное тоже. Нет, мы никаких эксклюзивных выступлений не будем делать. Кроме того, нам нужно прямое подключение к компьютеру статистики телезрителей. Я хочу видеть в реальном времени, сколько людей меня смотрит, хочу видеть каждую секунду, что я настоящая телезвезда. Я даю вам честное слово свободно рожденного американского гражданина, что телевизионщиков мы не тронем, они могут свободно прийти и уйти отсюда. Вы только наблюдатели, мы обеспечиваем шоу.

Скаут: Видите, как он ловко все распределил? Уэйн — это вам не кто-нибудь.

Уэйн (в телефон): Имейте в виду, что я знаю, чего вы там пытаетесь придумать, ребята. Вы надеетесь, что вам удастся сюда спецназ пропихнуть? Группу Коммандос, переодетых под телеоператоров? Даже не надейтесь. Сюда войдут только двое — один телеоператор и один звукооператор. Предупреждаю — они должны быть босиком и только в нижнем белье. Вы слышите, что я сказал? И никаких кальсон или там женских подвязок и так далее. Только обычное белье, в котором нельзя даже иголку спрятать, понятно?

Фарра: Вэлвет, встань нормально, не сутулься и не пачкай кровью жакет — здесь сейчас будет телевидение.

Уэйн (продолжает говорить в телефон): У-гу… сейчас я спущусь вниз и проверю этих ребят, которых вы сюда посылаете. Я их досконально осмотрю, каждую волосинку. Но имейте в виду: если только вздумаете меня дурить, здесь сразу будет еще четыре трупа. И вы сами будете в этом виновны, более того, это увидят на всех телеканалах по всей стране. Пока все. (кладет трубку) Ну вот, а теперь надо подготовить заявление.

Брюс: Я не собираюсь никаких заявлений с тобой делать!

Скаут: Ой, дорогой, а нас что, правда по телевидению покажут?

Уэйн: Еще как покажут, киска, и Брюс тоже будет выступать. А если он не захочет, тогда…

Фарра: Нет, Уэйн, не надо.

Уэйн: Я просто пристрелю его драгоценную дочку.

Брюс: Ну ты! Ты…! Ну чего ты хочешь! Прямо вот так вот сейчас выступать перед всей страной!?

Уэйн: Прямо сейчас и выступать. И тебя будет слушать все население США. И поверь мне, Брюс, мы с тобой станем гораздо более знаменитыми, чем всякие там Элвисы Пресли и Моники Левински. И вот что ты скажешь всему нашему народу: ты скажешь, что сам виноват в том, что мы со Скаут стали такими.

Брюс: Нет, он совсем спятил.

Уэйн: Ты им скажешь, что после того, как лично с нами познакомился и поговорил, ты понял, что мы просто несчастные и наивные дурачки, обычные отбросы общества. И что эти наивные дурачки насмотрелись твоих фильмов, которые и засорили их бедные неискушенные мозги… (берет сумку, в которой находится отрезанная голова охранника и достает оттуда пачку испачканных в крови журналов и газет. Протягивает пачку Брюсу) И ты скажешь, что признаешь то, что твои творения… э-э, черт, как они там пишут, Брюс? Я отметил там маркером, посмотри…

Брюс: Нет, Уэйн, ты что, в самом деле надеешься, что…

Уэйн: Читай, что там написано, Брюс!

Брюс (нехотя читает): «Работы мистера Дэламитри являют собой образец безнравственности, циничной эксплуатации и манипуляции самыми низменными элементами человеческого сознания. Награждение его премией Оскара — это оскорбление памяти безвинно убитых людей, это плевок в лицо скорбящим о погибших по всей Америке». Уэйн, но это все равно ничего не даст! Эти журналисты сами реакционеры, циники, им плевать на все, они против либеральных ценностей!

Фарра: О, господи, Брюс, может, хватит молоть этот вздор. Ради бога, сейчас не время для этого.

Уэйн: Это будет попадание в точку, Брюс, потому что ты сейчас объявишь на весь мир, что я и Скаут, мы просто слабовольные, простодушные люди, которые были… ну как там в Трибьюн сказано…, прочитай-ка, Брюс, быстро —

Брюс: «…оболванены чудовищной голливудской продукцией, изобилующей сценами секса и убийств».

Уэйн: Вот-вот, сценами, которые ты, кстати, сам и создаешь, улавливаешь?! И за которые тебе только что дали Оскара. Так вот ты и скажешь, что теперь твои глаза наконец-то открылись, и ты испытываешь чувство стыда за то, что ты сделал.

Скаут: Вообще-то, вам и впрямь есть чего стыдиться.

Уэйн: Слушай, а у меня идея! Точно, как это я сразу не сообразил, вот это будет класс! Ты откажешься от награды! Вернешь им своего Оскара!

Брюс: Оскара!

Уэйн: Да, вот так с ходу, в прямом эфире, отдашь им статуэтку. Чтобы выразить свое сочувствие по отношению к жертвам твоих фильмов. То есть, к тем людям, которых ты убил моими и ее руками.

Брюс: Уэйн, ты что, не понимаешь, что ничего из этого все равно не выйдет. Неважно, что я там буду говорить или делать, все равно закон есть закон.

Уэйн: Все эти законы — дерьмо собачье, Брюс, и ты сам это понимаешь! Закон он всегда такой, каким люди его хотят видеть. Сегодня этот закон так понимают, а завтра уже по-другому, и никогда он не бывает одинаковым для всех. Для белого человека он такой, а для черного уже другой. Для богатого такой, для бедного не такой. Его можно как хочешь вылепить, как кусок дерьма, любой формы. И никто не знает, в каком виде он будет завтра. Так что, Брюс, увидишь: после твоего выступления мы со Скаут уже не будем считаться подлыми убийцами. На нас уже будут по-разному смотреть: для одних мы станем героями, для других жертвами несправедливости, нас будут называть то монстрами, то святыми, то еще кем-нибудь, смотря кто чего напишет. Мы станем центром, основной темой национальных дебатов! Нас все будут обсуждать, и это обсуждение затронет самые основы нашего общества.

Скаут: Ну разве не прелесть он, когда так вот говорит, а? Я просто балдею от таких речей, и откуда только ты всего этого нахватался?

Уэйн: Телевидение, куколка моя. Все оттуда. Да любой, кто смотрит телевизор постоянно, может таких красивых фраз оттуда набраться, что все описаются.

Брюс: Уэйн, ты хоть себя послушай, чего ты говоришь: «основная тема национальных дебатов», ё-моё! Ну ты даешь! Да ты кем себя вообще воображаешь? Ты же просто отморозок, обычный бандит.

Вэлвет: Папа, не говори так!

Уэйн: А ты не просекаешь, Брюс! Ведь лучше ситуации для такого телерепортажа и не придумаешь. Представь, что все увидят на экранах: король Голливуда, двое знаменитых убийц, умирающая модель с обложки Плейбоя, выцветшая кошелка в виде бывшей жены, испорченное и сексуальное юное создание, кровь, оружие — все, что нужно, здесь имеется. Ни один зритель в жизни не забудет такой сцены. Это навсегда запечатлеется в их мозгах, и только представь себе, Брюс, представь, где бы ты ни появился, они навсегда запомнят тебя таким: как ты стоишь, обняв своих жертв, меня и Скаут, а Брук умирает у твоих ног, произнося последние слова: «Америка, проснись! Мы посеяли ветер, а пожнем бурю!» (звонит телефон) Дорогая, возьми трубку.

Скаут (говорит в трубку): Алло… Это говорит Скаут, чем могу помочь?

Уэйн (выхватывает у нее из рук трубку): Ну что, телевизионщики готовы?

Скаут (обращается к Вэлвет): Так обычно отвечают по телефону в гостиницах, и мне кажется, что это очень приятно. А Уэйн только и умеет рявкать в трубку.

Уэйн: Да! Я иду вниз. В общем, Брюс, ты подумай о том, что я только что тебе сказал. Надеюсь, ты понимаешь, что с вами будет, если ты не выполнишь мои требования. Вернусь обратно через пять минут.

Скаут: Жду тебя, мой герой. (они обнимаются, и Уэйн уходит. Все садятся, с опаской поглядывая на оружие в руках Скаут) Видите, какой он у меня умница, а?

Брюс: Не такой уж он умный, если думает, что я выполню его требования, я не собираюсь говорить то, что он хочет.

Скаут: Скажешь, куда ты денешься. Ты здесь больше не главный.

Брюс: Ты, что, думаешь, я на самом деле буду участвовать в этом цирковом представлении! В этом спектакле по национальному телевидению. И не думай, я не могу этого сделать. Потому что есть такая вещь, которая называется достоинство, есть принципы, которыми не может поступиться настоящая творческая личность, чтоб ты знала.

Брук (говорит еле-еле, с трудом): Меня подстрелили!

Вэлвет: Брук, молчи, ты только делаешь себе хуже.

Брук: Он еще смеет рассуждать о своем вонючем достоинстве.

Брюс: Брук, но это же не я в тебя выстрелил, и вообще, мне еще нужно подумать обо всем этом! Я понимаю, что тебе сейчас плохо, но как только я смогу тебе чем-нибудь помочь, я тут же помогу. Но в данный момент я, к сожалению, бессилен…

Вэлвет: Пап, только я тебя прошу — не надо сейчас рассуждать о достоинстве личности. Это уж совсем ни к чему в данный момент.

Брюс: Но я ведь должен думать об общественном резонансе, о том, какие последствия это может вызвать. То, что они требуют, это просто аморально, это даже неприлично… Они хотят, чтобы я придумывал оправдания убийствам. И так уже люди готовы откупиться от всего, начиная от вождения автомобиля в пьяном виде и кончая…

Фарра: О, господи! Опять он за свое. Слушай, Брюс, смени пластинку.

Брюс: Я не собираюсь участвовать в дальнейшей деградации американского общества!

Фарра: Ты просто болван, Брюс.

Вэлвет: Причем тут деградация общества.

Фарра: Меня не удивляет, что демократы никогда не приглашают тебя на свои съезды, сколько б ты им денег не давал.

Брюс: Но этот человек хочет, чтобы я признался в совершении массовых убийств по телевидению, перед миллионами людей! Я не могу этого сделать!

Скаут: Сможешь, куда ты денешься.

Вэлвет: Пап, ну ты сам подумай. Ведь он уже выстрелил в Брук. Он сказал, что и со мной что-нибудь сделает, и это будет отличное зрелище на телеэкране. И он действительно может это сделать, и при этом никого не волнует, нравится тебе это или не нравится. Ты просто обязан выступить, и все тут.

Брюс: Если я это скажу, меня можно считать трупом.

Брук: Ха!

Брюс: То есть, не физически трупом, а морально, как творческую личность. Детка, я тебе обещаю, что не позволю ему тебя обидеть. Мне только нужно все это продумать. Этот подонок хочет не только уничтожить меня как личность, ему этого мало. Он хочет, чтобы я перечеркнул всю свою предыдущую жизнь, все мои работы! Все, что сделал, все чего я добился! Нет, вы только представьте себе: он фактически хочет, чтобы я прямо перед всеми объявил, что вся моя жизнь — это сплошная порнография, что я жил зря.

Фарра: Ну и что такого? Кого это волнует?

Брюс: Как это ну и что? Что значит «ну и что»?! Нет, Фарра, ты вообще, соображаешь, что говоришь! Это же дело всей моей жизни! Мои фильмы, мое наследие! Все это будет оплевано, изгажено этим бандюгой, этой мразью!

Скаут: Полегче на поворотах, ты.

Брюс: Что? А ты что, прикажешь мне любить твоего дружка, Скаут? Ведь он у тебя самый настоящий садист, маньяк. Да он просто шизик, у которого нет ни капли совести.

Скаут: Ты не знаешь его с хорошей стороны.

Брюс: Я не частное лицо, я общественная фигура, а потому у меня есть долг перед обществом!

Фарра: Ну хватит, Брюс! Может, ты все-таки заткнешь свою идиотскую пасть хоть на минуту, а?

Брюс: Что?

Фарра: Тут уже все охренели от твоей болтовни про долг и общество, у нас есть более конкретные вопросы, которые надо решить.

Брюс: Какие еще конкретные вопросы, что может быть важнее, чем вся моя жизнь?

Брук: Ха!

Фарра: Послушайте… э-э, мисс… Скаут. Можно вас попросить об одном одолжении… вы не возражаете, если мой муж сделает звонок по телефону или отправит факс?

Скаут: Смотря кому…

Брюс: Фарра, что ты там еще придумала?

Фарра: А ты сам пораскинь мозгами. Допустим, после твоего выступления по телевидению ты будешь кончен как режиссер. Может тебе и обидно, но кого это волнует? Да всем плевать на это. Ты и так уже достаточно поработал, пора тебе отойти в сторону. Гораздо важнее то, что эта история ударит по твоим финансам, ты можешь стать полным банкротом.

Вэлвет: Мама!

Фарра: Как только ты публично возьмешь на себя ответственность за подстрекательство к убийствам, родственники каждой жертвы насилия в стране тут же подадут против тебя иски и будут требовать компенсации за убитых членов семьи. Они все с тебя сдерут, и костей не оставят. И кстати, преступники тоже могут на тебя иски подать. Поэтому сейчас нам необходимо немедленно перевести все твои счета, всю твою собственность на мое имя. Если мисс Скаут позволит тебе сделать звонок…

Вэлвет: Мама! Ну как ты можешь, прекрати, ради бога!

Фарра: Дорогая моя, я забочусь о твоем будущем.

Скаут: Вот это дамочка, это вам не хухры-мухры.

Фарра: А что такого. Я не хочу, чтобы какая-нибудь официантка из Техаса, у которой убили мужа в пьяной драке, заграбастала мои деньги.

Скаут: Нет, звонить он никуда не будет. Так что, готовься к жизни в бедности, милочка.

Фарра: Бедность? Нет, я не вынесу этого.

Скаут: Вообще-то, я лично считаю, что официантка из Техаса, о которой ты говоришь, действительно имеет право подать на него в суд. Не знаю, но мне кажется, было бы лучше, если бы твой всемирно известный муж-кинорежиссер не снимал бы таких фильмов.

Брюс: Чего-чего?

Скаут: Ну, понимаете, ведь раньше кино и телевизор помогали людям, отвлекали их от проблем, от бедности, от постоянного страха перед существованием. А сейчас что? Сейчас они только хуже делают, так и втягивают во все эти мерзости.

Брюс: А кто тебя заставляет смотреть, в кино ходить? Смотри себе Микки Мауса по кабельному.

Вэлвет: Папа, опять ты пытаешься всех учить.

Скаут: Вы живете в таком шикарном доме, в самом Голливуде, а денежки на всю эту роскошь откуда берутся, а? А я вам скажу: вы их получаете за ваши фильмы, в которых вы показываете жизнь реальных людей, всяких уродов, больных, бандитов, которые живут в дерьме, на помойках…

Брюс: Ты сама больная и бандитка!

Фарра: Брюс!

Брюс: Что…

Скаут: Я знаю, кто я, знаю. Пускай говорит, мне плевать…. Просто, мне кажется, что половина нашей страны живет исключительно для развлечения другой половины.

Входит Уэйн. Вместе с ним двое телевизионщиков — Билл и Кирстен, на которых ничего нет, кроме нижнего белья. Видно, что они очень нервничают. В руках у них камера, штатив, большой микрофон, монитор для отслеживания рейтингов телеканалов, наушники, радиопередатчики и т. д.

Уэйн: Так, ну вот, теперь все, кто нам нужен, здесь. Что там на улице делается, Брюс, ты не представляешь! Там все телевидение, газеты, радиорепортеры, короче, пресс-центр фестиваля! Все на шоу «Уэйн и Скаут»! По-моему, только одного телеканала не хватает — «Телемагазин на диване», но и тот скоро будет, я уверен.

Скаут: Ой, а мне так нравится этот телемагазин. Обожаю смотреть, как они рекламируют всякие браслетики, терки для орехов.

Уэйн: Куколка моя, сейчас не время об этом…

Скаут: Ну просто иногда, знаешь, смотришь и думаешь: как это мне не приходило в голову, что можно купить овощерезку с музыкальным сопровождением.

Уэйн: Дорогая моя, давай потом об этом. Сейчас нам предстоит выступить перед нашим народом, перед всей страной. У нас тут Билл и Кирстен, они как раз этим и займутся… Прошу прощения, условия для работы тут, конечно, не самые лучшие. О кей, Брюс, ты, по-моему, режиссер. Скажи, куда им воткнуть свою камеру?…

Брюс (взвинчен и озлоблен до такой степени, что уже забыл про страх): Сам знаешь, куда ее воткнуть.

Вэлвет: Папа, хватит тебе!

Брюс: Ты не волнуйся, Вэлвет, он меня не убьет, потому что я ему нужен.

Вэлвет: Зато я ему не нужна!

Уэйн: Правильно заметила, юная леди, так и объясни своему папочке.

Брюс: Я уже сказал тебе, что если только ты ее тронешь, ты ничего от меня не добьешься.

Уэйн: Ну и ладно, мне кажется, я и сам могу сделать. Может, и мне тоже за это Оскара дадут — ха-ха-ха! О кей, значит, давайте, ребята, вот здесь располагайтесь… Ну, смелее, смелее, у нас не так много времени, вперед. (Билл и Кирстен располагаются со своей аппаратурой в центре сцены, спиной к залу) Отлично, вот здесь…, это у нас будет такая визуальная концепция… Как ты считаешь, Скаут, визуальная концепция нормальная?

Скаут: Мне нравится, дорогой.

Уэйн: Если мы будем рассматривать эту точку как центр действия… Скаут, ну-ка передвинь сюда журнальный столик.

Скаут: Не хочу я притрагиваться к этому столику. (поворачивается к Фарре и Вэлвет) Давайте, вы двигайте.

Уэйн: Так, а я сейчас Брук сюда перетащу, чтобы она в кадре была. (подтаскивает Брук к дивану, та вскрикивает от боли) Брук, перестань кричать… По-моему, она хорошо смотрится тут, на полу, а? Как вам? Смертельно раненый лебедь или что-то в этом роде.

Вэлвет: Она умирает (накрывает Брук своим пальто).

Уэйн: Мы все постепенно умираем, дорогуша, с самого момента рождения. Но в данный момент не это главное. Важно, чтобы ее трагическое состояние как бы усилило ту идею, которую я хочу донести до зрителей. Поэтому убери-ка, пожалуйста, с нее это пальто — здесь не так холодно, и кроме того, это портит нам кадр. Пальто скрывает ее эротичность.

Вэлвет убирает пальто с тела Брук.

Кирстен: Мистер Хадсон.

Уэйн: Да?

Кирстен: Вы разрешите мне микрофон вот сюда поставить?

Уэйн: Конечно, ставьте, мадам. Вот теперь, кажется, все готово. (смотрит на Фарру) Так, а с тобой что нам делать?

Фарра: Что вы имеете в виду?

Уэйн: На телевидении, моя дорогая, таких красивых женщин, как ты, тоже надо использовать, особенно будет эффектно рядом с юной симпатичной дочкой… Скаут, ну-ка возьми миссис Дэламитри и мисс Дэламитри, надень им наручники и пристегни их вон к той колонне.

Скаут: Поняла, мой герцог Мальборо.

Уэйн: Вот так, давайте-ка девочки туда, нам нужно, чтобы все это выглядело как настоящий триллер, мы же не «Унесенные ветром» тут снимаем… (Скаут вынимает наручники из сумки Уэйна, пристегивает Фарру и Вэлвет к колонне) Извини, коллега, можно посмотреть в камеру, как это все выглядит?

Билл: Конечно, вы здесь режиссер, сэр.

Уэйн: Ну, в общем-то, ты правильно говоришь. (подходит к камере и смотрит через объектив) О кей, Брюс у нас будет по центру… Слушай, Билл, а ты уверен, что это все у тебя влезет в картинку, а? Где у тебя «рамка»?…

Скаут: Нет, вы слышали это — «рамка»? Уэйн, ну ты просто крутой режиссер.

Уэйн: Еще бы, мой пупсик, будь уверена.

Билл: У нас достаточно тут масштаба в рамке. Я ее только что настроил, чтобы мы могли снять всю сцену статичным шестикадровым размером. Взгляните еще раз, сэр.

Уэйн: Мне кажется, чего-то тут не хватает. (подходит к Вэлвет, внимательно смотрит на нее, затем хватает рукой верх ее платья и резко его рвет)

Скаут: Уэйн, ну-ка убери руки от девчонки сейчас же!

Уэйн: Лапочка моя, что ты так волнуешься? Нам же нужно привлечь аудиторию. Как еще заставить людей смотреть? Секс — это неотъемлемая часть телевидения, это то, что всегда продается. (тянет дальше порванную блузку, обнажая плечи Вэлвет) Смотри, как здорово, а? Слишком много, конечно, нельзя показывать — правила запрещают. Но этого как раз будет достаточно для возбуждения сексуальных фантазий всяких онанистов, которые сидят сейчас на диванах и смотрят…

Фарра: Не бойся, моя киска, ты выглядишь потрясно.

Уэйн: Итак, теперь, кажется, все готово — вставай сюда, Брюс, и приготовься объявить народу то, что я сказал тебе.

Брюс (напряженно думает, отчаянно пытаясь найти какой-нибудь выход из положения): Слушай, Уэйн, у тебя все равно ничего не выйдет, это тебя не спасет. Единственное, чего ты добьешься, это разрушишь мою жизнь окончательно…

Уэйн: Что ж, мне очень жаль, Брюс, но это будет лучший кадр из всех, какие мне доводилось видеть, и нам придется сделать это…

Фарра: Делай то, что он говорит, Брюс.

Вэлвет: Пожалуйста, папа, сделай это.

Брук: Давай говори.

Брюс: Хорошо, я скажу, скажу, если вы так хотите! Но я думаю, Уэйн, можно придумать кое-что получше. И для тебе и для меня.

Уэйн: Я готов тебя выслушать, Брюс, но должен тебе сказать, что мы со Скаут уже все варианты обсуждали.

Брюс: Мне, кажется, будет лучше, если мы с тобой устроим дебаты.

Уэйн: Дебаты?

Брюс: Ты же не дурак, Уэйн, и Скаут тоже не глупая. Выстрел должен быть очень метким. Ты же понимаешь, что все это увидят: представь — я беру на себя ответственность за твои преступления, а в этот момент ты держишь пистолет у головы моей дочери. Такой расклад вряд ли кого убедит в том, что я искренне раскаиваюсь. Поэтому лучше будет, если ты открыто вызовешь меня на дебаты.

Скаут: Будь осторожен, Уэйн, он что-то задумал.

Брюс: Ты помнишь, Скаут, что ты мне говорила недавно? Насчет того, что я эксплуатирую несчастных, больных и уродов, как я делаю деньги, наживаясь на страданиях бедняков.

Уэйн: Ты это говорила, моя куколка?

Скаут: Да, говорила, и я действительно так считаю, и то же самое говорил этот ведущий из программы «Один час из жизни нации».

Брюс: Я думаю, что вам лучше использовать этот аргумент, а не просто выставлять меня на экран как марионетку. Расскажите о своей судьбе. Обвините меня в своих несчастьях, а затем позвольте мне оправдаться.

Скаут: Не делай этого, мой дорогой, твой план лучше. Пусть он просто выступит и скажет то, что ты требуешь.

Брюс: Ты подумай о своем образе, Скаут. Что покажет камера зрителям? Парочку каких-то мрачных бандюг? По-моему, будет гораздо лучше, если они увидят ваши открытые лица, вы предстанете перед всей страной как антигерои. Вот увидите — через день миллионы американцев будут ходить в майках с вашим изображением, и вы уже сами будете устанавливать себе цену. Вы станете звездами.

Скаут: Мне кажется, мы и так уже звезды.

Кирстен: (прижимает руки к наушникам и прислушивается) М-м… Послушайте, босс, там спрашивают, что здесь у нас происходит, мы им будем давать какое-нибудь изображение или нет?

Брюс: Ну так что, Уэйн. Или у тебя кишка тонка?

Уэйн: Не волнуйся, Брюс, у меня кишка не тонка. У меня все кишки на месте, включая твои тоже. (подходит вплотную к Брюсу и хватает его между ног. Брюс вскрикивает от боли) Я не люблю, когда меня подстрекают. Не рассчитывай, что можешь подбить меня на какую-нибудь ерунду… Ладно, так и быть, давай устроим дебаты. (отпускает Брюса)

Кирстен (говорит в переговорное устройство): Главный пульт, готовность номер один, даем картинку.

Брюс (морщится от боли): А после этого ты отпустишь Фарру и Вэлвет? Ты отпустишь Брук к врачу?

Уэйн: Я никогда не знаю, Брюс, что буду делать дальше — такая у меня работа, я ведь маньяк.

Кирстен: У них на пульте все готово…

Скаут: Ой, Уэйн, я в таком виде. Они не могут там прислать сюда кого-нибудь из гримеров?

Уэйн: Ты выглядишь просто классно, крошка.

Скаут: Нет.

Уэйн: Брук тебе такую прическу сделала. Садись. Ну, что, Брюс, ты готов?

Брюс: Немного не в своей тарелке.

Уэйн: Что поделать, это шоу-бизнес. Приходиться жертвовать. Давай, Кирстен.

Кирстен: О кей, начинаем отсчет: пять, четыре, три, два, один. Включаем прямой эфир по всем каналам.

Уэйн: Вы извините, но я проверю, а то вдруг окажется, что мы тут сами с собой разговариваем… (направляет пульт дистанционного управления на телевизор. Все видят себя на экране. С этого момента речь Уэйна повторяется эхом из телевизора) Это мы, моя дорогая! Мы на экране! Нас показывают! (Скаут восторженно вскрикивает) Ладно, я сейчас звук пока уберу… (в течение некоторого времени Уэйн и Скаут завороженно смотрят на телеэкран. Они двигают руками и смотрят на свои движения на экране. Кажется, они забыли обо всем на свете. Наконец Брюс покашливает, и Уэйн вспоминает о присутствующих) А — а…, да-а, ну ладно, значит, мы в доме Брюса… и…, может ты сам поприветствуешь телезрителей?

Брюс: Хорошо, Уэйн. Я скажу. (поворачивается лицом к камере) Приветствую всех. Прошу прощения за то, что мы прервали утренние передачи, но я, надеюсь, что вы все знаете о том, что здесь происходит. Меня зовут Брюс Дэламитри. Я кинорежиссер, лауреат премии Оскар. За мной вы видите двух женщин, пристегнутых наручниками: это моя жена Фарра и наша дочь Вэлвет.

Вэлвет: Папа, только, пожалуйста, не на…

Брюс: Эта раненая женщина на полу — Брук Дэниэлс, фотомодель (слышны стоны, издаваемые Брук) Простите, актриса. Мы здесь все взяты в заложники Уэйном Хадсоном, который вот здесь тоже, а это его партнерша Скаут.

Уэйн: Привет всем.

Скаут: Здравствуй, Америка.

Брюс: А теперь, самое главное. Я снимаю фильмы, в которых актеры и каскадеры изображают убийства. А Уэйн и Скаут убивают людей по-настоящему. Это всем известная Кровавая парочка, и вот они утверждают, что я несу ответственность за их действия, то есть, что мои фильмы каким-то образом вдохновили их.

Скаут: Мы никогда не говорили, что вы нас вдохновили, мистер Дэламитри, так что не надо выдавать собственные слова за наши.

Уэйн: Вот именно, вы что думаете, мы увидели какого-нибудь парня с девчонкой, которые всех там мочат в ваших фильмах и тут же решили, что надо бы и нам этим тоже заняться? Да вы что, совсем что ли?

Брюс: Значит, мои фильмы вас не вдохновляют? (в камеру) Вы слышите это, дорогие телезрители? Оказывается, это их не вдохновляет! Тогда, прости меня, Уэйн, но я не понимаю, что ты хочешь сказать, отождествляя меня с твоими чудовищными преступлениями.

Уэйн: Это не так просто, Брюс! Мы же никакие-нибудь дебилы! А то еще люди подумают, что мы сошли прямо с киноленты «Простые американцы» и пристрелили продавца попкорна…

Скаут: Вообще-то, мы его действительно пристрелили, Уэйн.

Уэйн: Да, один раз было! Только и всего, мы один раз это сделали! Я ж этот фильм раз 50, наверное, смотрел, и только один раз мы пошли и шлепнули этого продавца попкорна. И кроме того, в этом фильме, там никто и не убивает никаких продавцов попкорна. Правда, Брюс?

Брюс: Кажется, вроде нет.

Уэйн: Вот именно, вроде нет. В фильме «Простые американцы» убивают 57 человек.

Скаут: Уэйн точно сосчитал.

Уэйн: Конечно, я сосчитал, а как ты думала, моя сладкая? Они ведь не указывают это в титрах. Помнишь, как в этом дурацком фильме, который тебе понравился, как он там называется…? Вроде как «Жениться и умереть» что ли…

Скаут: «Четыре свадьбы и похороны». Мне очень понравился. Жаль, что я не англичанка — у них там все так изящно, так красиво.

Уэйн: Ну да, все-таки Брюс ведь не назвал свой фильм «57 убийств, а также про людей, принимающих наркотики и занимающихся фак…»

Скаут: Уэйн, это слово нельзя произносить с экрана телевизора.

Кирстен: Ничего, у них там все равно на этот случай специальный звуковой сигнал есть.

Брюс: Все дело в том, Уэйн, что в моем фильме, как ты сам заметил, никаких продавцов попкорна не убивают. Так что здесь нет никакой причинно-следственной связи. Ты смотришь мои фильмы, а потом выходишь и делаешь свое дело — и все. Ты бы все равно пристрелил того парня, неважно, что ты там посмотрел в кино, хоть «Мэри Поппинс»!

Уэйн: Думаю, что, наверное, все равно убил бы.

Брюс: Конечно, убил бы! Ты же сам за себя отвечаешь, не так ли? Ты ведь мужчина, Уэйн?

Уэйн: Конечно, я мужчина!

Брюс — И ты делаешь то, что ты сам хочешь!

Уэйн: Разумеется.

Брюс: И никто тебя не заставляет это делать — ни полицейские, ни бандиты, и уж, конечно, ни какое-то там дурацкое кино!

Уэйн: Я понимаю, к чему ты клонишь, Брюс, но ты пытаешься все это вывернуть наизнанку.

Брюс: Ничего я не пытаюсь.

Уэйн: Нет, ты выворачиваешь.

Скаут: Не нравятся мне эти дебаты! Лучше заставь его говорить то, что ты собирался, Уэйн. Заставь его прочитать эти выдержки из газет.

Уэйн: Все это не имеет отношения к нашему делу, я ведь вообще говорю.

Брюс: Ах вообще! Очень удобно. (поворачивается к камере) Вы слышали?! (опять поворачивается к Уэйну) Значит, ты совершил преступления, а теперь ты каким-то образом, говоря вообще, считаешь, что кто-то должен взять вину за это на себя. Кто? Я! Общество! Неважно, кто угодно, главное, что не ты виноват. Мне кажется, где-то я уже слышал это раньше. Люди склонны всегда обвинять кого-то другого в своих неудачах, своих несчастьях. Но не кажется ли вам странным, что никому не приходит в голову поблагодарить общество в случае успеха!

Уэйн: Послушай, Брюс, мне всегда было интересно узнать одну вещь. У тебя встает, когда ты работаешь над своими фильмами?

Брюс: Это дешевый прием.

Уэйн: А вот я могу признаться, что когда смотрю кино, возбуждаюсь… Да и не только я — если вокруг посмотреть, в кинотеатре, многие заводятся. Любой парень, который сидит в кино, готов хоть сейчас же вытащить пистолет и начать стрелять. Они, конечно, не делают этого, но я-то вижу, как они прямо жаждут, прямо облизываются. То есть, это здорово, у тебя убийство выглядит привлекательно.

Брюс: Ты не прав, Уэйн. Я не убийствами привлекаю, а хочу, чтобы люди ходили в кино.

Уэйн: Вот именно! Я как раз и говорю о культуре, которая (вынимает газетный листок и читает с него) «…всеми силами высвечивает и эксплуатирует насилие». Мы все живем в этом, дышим этим, встаем с этим каждый день, и в результате получается, что не только преступники создают эту культуру.

Брюс: Но только преступники совершают преступления! Агрессивные люди создают общество насилия. Именно они создают, а не я и не кто-нибудь еще. Именно они виновны в этом. Именно ты виновен, ты один!

Скаут: А вы уверены в этом, уважаемый всемирно знаменитый режиссер?

Вэлвет: А правда, папа, ты в этом уверен?

Фарра: Вэлвет, не встревай в дебаты и не сутулься, пожалуйста!

Скаут: Вы уверены? Вы уверены, что, показывая бесконечное число раз очень эротичные убийства под хорошую рок-музыку, вы не вбиваете эту ужасную мысль в мозги зрителей?

Брюс: Не знаю. Не могу ответить на этот вопрос! Как я могу предсказать реакцию всяких маньяков, мало ли что им взбредет в голову. А что, «Гамлет», скажете, поощряет людей убивать королей? А «Царь Эдип», он что, заставляет людей спать с собственными матерями?

Скаут (обескураженно): По-моему, мы не об этом собирались здесь говорить!

Брюс (поворачивается к камере): Люди погибают под машинами — давайте запретим машины! Алкоголь тоже убивает людей — давайте подадим в суд на производителя виски Джека Дэниэлса! А фильмы убивают людей? По-моему, нет, но давайте их тоже запретим. Посадим всех режиссеров в тюрьму за убийства, а сами убийцы будут выступать в ток-шоу по телевизору и рассказывать нам, как Голливуд искалечил их жизни!

Уэйн: 57 убийств, Брюс. А ты когда-нибудь слышал о маленьком мальчике по имени Павлов и его собачке?

Кирстен (смотрит внимательно на экран монитора рейтингов телеканалов): Вы меня извините, все, что вы говорите это, конечно, очень интересно и продюсеры довольны, но я тут вижу на мониторе, что мы теряем зрителей на основных каналах. Меня с центрального пульта спрашивают, а может лучше нам сделать запись, потом отредактируем ее и пустим в вечерних новостях.

Уэйн: Нет! У меня есть идея. (кричит прямо в камеру) Слушай, Америка! Слушайте все внимательно: позвоните своим друзьям и скажите, чтобы они сейчас же включили нашу передачу, потому что через 60 секунд я убью Фарру Дэламитри, всего через одну минуту она будет покойницей!

Фарра: Нет!!

Все присутствующие вскрикивают и начинают протестовать.

Брюс: Уэйн!

Вэлвет: Пожалуйста, не надо, это моя мама!

Брюс: Чем тебе поможет еще одно убийство?

Уэйн: Кирстен, как там рейтинги, телезрителей прибавилось?

Кирстен: Отлично, рейтинги прыгнули вверх, но продюсер просит не убивать женщину.

Уэйн: Правда? А что же он тогда не отключает камеры?

Кирстен: Он говорит, что не имеет права применять цензуру, не в его силах запретить показ.

Уэйн: Какое удобное объяснение, особенно учитывая, что мы ему делаем такое классное шоу, подумать только, сколько он на этом заработает!

Брюс: Выключите камеры, я вам говорю! Немедленно выключите камеры…

Уэйн: Скаут, ну-ка убери его отсюда. Все, поехали дальше, шоу продолжается. Не пропустите захватывающую сцену — пять, четыре, три, два, один! (стреляет в Фарру, она сползает вниз, оставаясь прикованной к колонне)

Брюс: Что ты делаешь, подонок! Когда ты прекратишь убивать?

Уэйн: Ты же сам видел, как рейтинги поднялись, чего ты орешь.

Брюс: Ты лицемерная скотина! Ты убил ее! И что ты хочешь этим сказать? Что телевидение или народ несут ответственность за то, что ты маньяк-убийца?

Уэйн: Я хочу сказать, что я бы не стал убивать ее, если бы зрители не переключались на другие каналы. Вот и все. Ты сам подумай.

Брюс: Ты сам отвечаешь за свои убийства!

Уэйн: Да! Я отвечаю за себя. А ты отвечаешь за себя, а они за себя. Ну и что, по-моему, это никого не волнует. К тому же, у меня есть оправдание — я психопат. А у тебя какое оправдание?

Кирстен (прислушивается к голосу в наушниках и поворачивается к Биллу): Билл, ложись!

Билл: Чего?

Кирстен: Полиция сейчас будет здесь!

Кирстен и Билл бросаются на пол. Уэйн кричит в камеру.

Уэйн: Нет! Стойте! Подождите! Я сдаюсь, и Скаут тоже сдается! Даю честное слово! Остановите штурм. Билл, эта камера работает?

Билл: Да, сэр.

Уэйн: Мы сдаемся! Но мы сдаемся на суд людей. Народ берет на себя ответственность. Народ будет решать нашу судьбу и судьбу всех, кто находится в этой комнате. (Уэйн подталкивает Скаут к монитору рейтингов, она хватает прибор и передает Уэйну. Уэйн прикладывает монитор к голове Брук) А теперь, вы, зрители, вам решать, наши жизни в ваших руках. Слушайте меня: когда я закончу говорить, если все, кто нас смотрит, выключат свои телевизоры, я клянусь, что мы со Скаут бросим оружие и выйдем отсюда с поднятыми руками. Но если будете продолжать смотреть, я убью всех до единого, включая себя и Скаут. Ну как, нравится вам такое шоу! Будоражит нервишки, правда? Если хотите увидеть это, оставайтесь у экранов еще несколько секунд… Итак, вы сами решаете, выключать вам телевизоры или нет?

Затемнение

Включается общий свет

Все актеры, принимавшие участие в представлении, выходят на сцену и кланяются зрителям. После одного или нескольких выходов актеров на сцену, непосредственно во время аплодисментов, освещение меняется. Добавляются красные лучи прожекторов, которые выделяют Брюса. Таким образом, зрителям дается понять, прежде чем они покинут зал, что это еще не конец представления. Каждый из актеров, продолжая играть свою роль, рассказывает о том, что с ним случилось дальше.

Брюс: Брюсу Дэламитри удалось выжить в кровавом телевизионном шоу, устроенном Уэйном, но при этом карьера его пошла прахом. В настоящее время он занимается тем, что снимает скучные циничные фильмы где-то во Франции. Он написал книгу о той ночи, когда Уэйн и Скаут ворвались в его жизнь, под названием «Я не отвечаю за это».

Брук: Брук умерла от ран, нанесенных ей Уэйном. Ее родители утверждают, что, устроив дебаты с убийцами по телевидению, Брюс фактически лишил Брук возможности получить медицинскую помощь, которая могла бы спасти ей жизнь. Поэтому они подали в суд на Брюса.

Кирстен: Билл и Кирстен оба погибли во время полицейского штурма дома кинорежиссера. Их семьи подали иски против телекомпаний, требуя выплаты компенсаций за то, что телекомпании не обеспечили безопасность своих сотрудников.

Билл: Их семьи также подали иски против полицейского управления, утверждая, что полиция действовала слишком медленно и должна была вмешаться гораздо раньше.

Кирстен: Они также подали отдельный иск против полиции по поводу вооруженного вмешательства властей, в результате которого погибло так много людей.

Вэлвет: Вэлвет также была убита во время перестрелки. Ее дед и бабушка подали совместный иск, сумма которого превышает все известные до сих пор иски в судебной практике. Это иск ко всем телезрителям страны, которые не выключили в тот момент свои телевизоры.

Карл: Телезрители, которые не выключили телевизоры, подверглись сильнейшему стрессу и душевному расстройству в связи с тем, что им пришлось решать ужасную нравственную дилемму, в которую их втянули телевизионные компании. Они организовали группы действия и подали иски о возмещении морального ущерба.

Фарра: Телекомпании в свою очередь заявляют, что в конечном счете только правительство несет ответственность за работу государственных служб. Они обращаются к федеральным властям с целью получить компенсацию за понесенные убытки.

Уэйн: Уэйн Хадсон погиб в вооруженном столкновении с полицией. Его родители подали в суд на Министерство социальной помощи, заявляя, что именно плохая работа этого учреждения и превратила Уэйна в преступную личность. Родители Скаут также подали иск против Министерства социальной помощи, обвиняя его в том, что вмешательство этого учреждения в ее жизнь превратило ее в убийцу.

Скаут: Скаут выжила в перестрелке и через несколько лет была направлена в клинику для психических больных, где она открыла для себя религию. Она считает, что все на земле совершается по воле Господа всемогущего и что в конечном итоге за все отвечает Бог.

Брюс: Но до сих пор ни один человек не взял ответственности на себя.

Затемнение

Занавес

Оглавление

Бен Элтон Попкорн

Первый акт

Второй акт Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg