«Язычники»

Язычники (fb2) - Язычники 191K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Григорьевна Яблонская

яблонская.

       Анна Яблонская

mokomo@yandex.ru

ЯЗЫЧНИКИ

Действующие лица:

МАРИНА – 40 лет, жена Олега

ОЛЕГ – 40 лет, муж Марины.

КРИСТИНА – 18 лет, дочь Марины и Олега.

НАТАЛЬЯ – Наталья Степановна, 60 лет, мать Олега, свекровь Марины.

БОЦМАН – Николай, 60 лет, сосед Марины и Олега.

СВЯЩЕННИК  - отец Владимир, 40 лет.

УЧИТЕЛЬ - университетский преподаватель Кристины, 30 лет.

ДОКТОР - врач в больнице скорой помощи, 40 лет.

БОМЖ – бомж в парке.

В пьесе используются цитаты из книги "Житие преподобного Серафима Саровского", автор - протоиерей Дмитрий Троицкий (1886-1939), а также православные молитвы.

1.

Квартира Марины и Олега. Кухня. Мебели нет. Только газовая плита и торчащий из разбитой стены кран. Пол застелен клеенкой. Здесь идет ремонт. В углу - ведра, инструменты, коробки. Боцман стоит у рабочей стенки, которую он должен облицевать плиткой, и курит. Входит Марина.

МАРИНА. Ты что… с утра – вот это всё и…всё?!

БОЦМАН. Быстрее никак. Стена у тебя кривая. И клей дешевый – берется плохо.

МАРИНА. Как кривая?! До тебя же бригада была - все ровненько выровняли!

БОЦМАН. Козлодои, а не бригада. Кривая стена! Марин, дай две гривны, я в ларек за сигаретами.

МАРИНА. Ты что, Боцман, опупел совсем?! Позавчера пять, вчера десять, сегодня две?! Одну плиточку за целый день приклеит и деньги клянчит, как будто полработы кончил! Я твои сигареты знаю! Ты что думаешь, у меня глаз, что ли нет? Или я не чувствую как после сигарет твоих от тебя водкой воняет?! А я уже полтора месяца в этом говне живу, ни мужу еду приготовить, ни посуду помыть! у меня дочь студентка, после института даже накормить ребенка нормально не могу! а ты уже какую неделю с этой стенкой дрочишься и ни хера сделать не можешь!

БОЦМАН. Кто дрочится? Я дрочусь?! Две гривны залупила про дочь мне чешет! Знаем мы ее институт! Видели, как она каждый вечер из иномарок бухая вываливается! Студентка разгильдяйского факультета! Учиться и еще раз учиться блядь!

МАРИНА. Что ты сказал, алкаш недоделанный?!

БОЦМАН. А что слышала!! Мужу она не может приготовить! Да тебя хоть на самую невъебенную кухню посади с самой лучшей плитой, с посудой нахрен этой…блин непригораемой, со всей этой фигней электрической, так ты же… ёпрст даже яйцо сварить не можешь! вон Олежка сколько раз ко мне голодный приползал - дома, говорит, шаром покати, жрать нечего, жена нихуя не готовит, с утра до вечера только этот доктор нахуй хаус и прочая поебень!

МАРИНА. Что-что?!

БОЦМАН. А что слышала!

МАРИНА. Ах, ты ж старый ты урод! Я его алкаша пожалела, на работу взяла, а он, гадина, грязью меня поливает! Я его урода спасала, когда у него белка была, скорую ему вызывала, откачивала! Да кому ты нахрен нужен – так и сдох бы один в своей конуре, если б не я!

БОЦМАН. Лучше блин сдохнуть, чем потом с тобой дело иметь! Пожалела она меня! Не надо меня жалеть! Спасла меня, к едреной матери, на работу меня взяла. А сказать почему ты меня взяла, а не  другого кого? Потому что жадная ты – звиздец! По городу квадратный метр – пятнадцать долларов минимум, и то – поискать еще! А где ты еще такого козла, как я, найдешь, который за восемь будет класть – и тютелька в тютельку, ровненько, епт, чистенько, епт, как в париже нахер!

Слышится звук открываемой двери, шаги в коридоре.

МАРИНА. Кто это в Париже таких мудаков, как ты, видел?!

БОЦМАН. Кому надо – тот и видел! Я там хоть, в отличие от тебя, был! А тебя – хер кто  туда пустит!

Входят Олег и Наталья с тяжелыми сумками. Наталья – пожилая сухая женщина в длинном черном одеянии и в платке, надвинутом на самый лоб.

МАРИНА. Олег, ты что этому дебилу жаловался, что я плохо готовлю?!

БОЦМАН. Не плохо, а вообще – нихуя!

МАРИНА (смотрит на Наталью, кричит) Кто это, Олег?! Кто это, я спрашиваю?!!

ОЛЕГ. Мама.

МАРИНА. Кто?!

ОЛЕГ. Марин, мама приехала.

Марина смотрит непонимающим взглядом на свекровь. Наталья Степановна подходит к Марине, обнимает ее, трижды целует и крестит.

НАТАЛЬЯ. Здравствуй, доченька. Здравствуй, милая.

МАРИНА. Я не поняла… Олег…

ОЛЕГ. Марина, это моя мама.

НАТАЛЬЯ. Не помнишь меня, Маринушка? Ну, ничего, ничего, господь управит, господь управит, а я вам воды из святого источника сутеевской божьей матери привезла.

Наталья вынимает из сумки пластиковые бутылки с водой, банки с медом и вареньем, какие-то свертки, кулечки, пузырьки, узелки.  Все эти гостинцы имеют грязноватенький,  убогий, неприятный вид. Боцман, тем временем, сворачивает работу, собирается уходить.

МАРИНА. Я не поняла, куда это ты собрался, работничек?! Ты мне сколько будешь мозги трахать?!

БОЦМАН. Не нравится – другого найди. Пусть другой трахает. (Олегу) У тебя двух рублей не будет?

Олег отрицательно качает головой.

БОЦМАН. (Наталье) Двух рублей не найдется?

МАРИНА. Не давайте ему!

НАТАЛЬЯ. (вынимает из кармана целую горсть мелочи) А возьми, отец мой. Только уж ты на водку не трать – не впрок будет, отец мой.

БОЦМАН. (сгребает мелочь) Не, я не пью вообще.

Уходит.

МАРИНА. Зачем вы ему дали?! Я ж его до завтрашнего вечера не увижу! А придет – на опохмел клянчить будет, и опять не сделает ни хрена!

НАТАЛЬЯ. И-и-и, дочь моя. Не сквернословь, душу свою коптишь, грех великий. Господь управит! Где тут у вас умыться-то с дороги?

ОЛЕГ. Идем, мам. В ванную. Я покажу.

Олег и Наталья выходят. Марина провожает мужа взглядом, полным ненависти.

2.

Вечер. Гостиная, заставленная старой советской мебелью – польская стенка, старый диван, тумба под телевизор. Стенка закрыта клеенкой - из кухни по всей квартире оседает строительная пыль. Телевизор стоит на полу, а на тумбе находится старая швейная машинка, на ней горой навалена ткань. Марина, Олег и Наталья сидят за старым советским полированным столом, укрытым клеенкой и пьют чай. Точнее, чай пьет одна Наталья, аппетитно закусывая медом, а Олег и Марина молча сидят и смотрят на нее.  У Марины – перекошенное злое лицо, Олег – растерян и утомлен.

НАТАЛЬЯ. Берите мед, детушки. Гречишный, монастырский. Сам настоятель, преподобный Варсонофий пасеку освещал. Он к пчелам без маски ходил, голыми руками соты срезал. Ножик пасечный возьмет, помолится, а пчелы вокруг него, как  бабочки вьются… и не жужжат, а словно поют… соловьи будто – божьего-то человека-то чуют! Ни разу не ужалили.  А мед, что он собирал – к ранам прикладывали, а у одной женщины опухоль рассосалась….  Царствие небесное! Что ж вы не едите-то? Ой, Марина! Я ж тебе молочко маточное привезла! Если заболеет кто – ни в коем случае никаких таблеток не пейте…

Наталья вскакивает и бежит в коридор. Олег и Марина остаются сидеть.

МАРИНА. Зачем она приехала?

Олег пожимает плечами.

МАРИНА. Надолго?

Олег пожимает плечами. В коридоре слышно шуршание пакетами.

МАРИНА. Пятнадцать лет ни слуху, ни духу! сын, внучка, как, что с ними, где! Куда там! Она ж у тебя святая, по монастырям таскается, а внучку родную повидать! хоть бы раз с Днем рождения поздравила! А теперь - на тебе – здрасьте! Приехала – божий одуванчик! Мало мне тебя, дармоеда! Мне Кристину надо на ноги поставить! Я же целыми днями по этим объектам... а потом у швейной машинки горблюсь, чтоб она доучиться могла!

Входит Наталья и торжественно ставит какой-то грязноватый пузырек на стол перед Натальей.

НАТАЛЬЯ. А вы в какую церковь ходите? В Свято-Троицкий храм или в Ильинский?

Марина и Олег молчат.

НАТАЛЬЯ. Святой Марии Магдалины?

МАРИНА. Мы не ходим.

НАТАЛЬЯ (сорвавшимся голосом) Да вы что! Как не ходите?! А о душе?! О спасении вы подумали?! …

МАРИНА. (угрожающе) Слушайте, Наталья…как вас… Степановна, знаете что?!

Слышится звонок в дверь. Олег вскакивает и идет открывать.

МАРИНА. Видите… у нас ремонт, дочка – студентка… Вы зачем приехали?

У Марины звонит мобильный телефон.

МАРИНА. (улыбчиво и приветливо) Добрый, да. Да. Конечно. Давала, да... Нет, я не хозяйка... Марина, а вас? Очень приятно, Евгений. Простите, вы на какую сумму рассчитываете? Так... ну здесь есть, конечно варианты, но за такие деньги в кирпичном доме... это только однушка… двушка или трешка за такие деньги... это уже хрущевка...московка... подождите, Евгений... А гостинка? Гостинку не хотите? У меня есть очень чистенькая на Петрашевского... Косметический ремонт, столярка поменяна, балкон...  Этаж пятый, но там крыша хорошая, ничего не течет нигде... Документы в порядке...  Я бы на вашем месте... вот лично мое мнение - она уйдет, потому что на рынке такие предложения...это... Да, давайте я завтра по базе проверю все и перезвоню вам, хорошо? В какое время вам удобно? Все, до звоночка.

Входят Олег и Кристина. Кристина то ли пьяна, то ли находится под действием наркотических веществ. Бледная, зрачки расширены. И самая странное – она вся мокрая. С головы до ног – лицо, волосы, зимняя куртка, джинсы сапоги. С нее обильно текут струи воды.

МАРИНА. Кристина!

Марина кидается к Кристине, пытается заглянуть ей в глаза, но они стеклянные.

МАРИНА. Где ты была?!

Марина пытается ее раздеть.

МАРИНА. Почему ты мокрая?!

Кристина тупо смотрит себе под ноги, где уже образовалась порядочная лужа.

МАРИНА. Ты пила?!

Кристина молчит. Вдруг ее взгляд останавливает на Наталье.

КРИСТИНА. (неожиданно оживляется) О! Это она, что ли?! Пизда эта?! Из деканата?!

ОЛЕГ (в ужасе) Кристина, это бабушка!

КРИСТИНА. Хуесоска старая. Жаловаться на меня пришла?!

ОЛЕГ. Кристина! Это бабушка твоя! Бабушка Наташа! В гости к нам приехала!

МАРИНА. Кристина! Да что с тобой?! Где ты была?!

КРИСТИНА. (удивленно) Бабушка?! Пиздец! А она зачем приехала?

Кристину тошнит. Марина, рыдая, кидается в ванную за тазиком, Олег бесцельно суетится, бегая по комнате. Одна бабушка Наташа спокойно сидит на стуле, пьет чай с гречишным медом, и внимательно смотрит на свою 17-летнюю внучку.

3.

Ночь. Ванная комната – санузел совмещен. Олег сидит на полу, рядом с унитазом,  поджав ноги, облокотившись на умывальник. У Олега в руках маленький старый радиоприемник. Олег тихонечко слушает музыку. Он закрыл глаза, на лице -  выражение отрешенности,  правая нога тихонечко отбивает такт. Вдруг у двери, с другой стороны, слышится какое-то шуршание, дергается дверная ручка. Олег вскакивает, ударяясь головой об умывальник. Он затравленно смотрит на приемник, не зная куда его деть. Глушит звук, закутывает в полотенце, ставит на дно ванны.

ОЛЕГ. Кто там?

НАТАЛЬЯ. Я.

Олег открывает дверь. Входит Наталья – внимательно озирается вокруг.

НАТАЛЬЯ. Ты что здесь делаешь? Четыре утра!

ОЛЕГ. Руки мыл. После туалета.

НАТАЛЬЯ. А-а. А полотенце где? Господи, как вы тут живете-то вообще?

ОЛЕГ. Нормально живем. Мам. А ты чего не спишь?

НАТАЛЬЯ. Да я  только уснула была, да слышу… звуки какие-то … словно из Преисподней, Олежик… как будто Диавол с духами тьмы на своих трубах адских играют…. и как будто вот отсюда… из ванной…Ты не слышал?

ОЛЕГ. Нет, я ничего не слышал.

НАТАЛЬЯ. Кристина –то… как? Всю ночь Богородице за нее молилась!

ОЛЕГ. Не знаю. Проблевалась вроде. Спит.

НАТАЛЬЯ. Олежа, а дочка-то твоя – крещенная?

ОЛЕГ (пожимая плечами) Не знаю. Нет, кажется.

Мать укоризненно смотрит на сына, качает головой, что-то тихо шепчет, крестится.

ОЛЕГ. Мам.

НАТАЛЬЯ. Что?

ОЛЕГ. А ты…зачем приехала?

НАТАЛЬЯ. Помру я скоро. Повидаться приехала.

4.

Утро. «Детская» комната, где живет Кристина. Кристина полулежит одетая на узкой подростковой кровати, куда давно не вмещаются ее ноги. У нее опухшее лицо, ничего не выражающий взгляд. На кровати сидит мать Кристины - Марина с красным от слез лицом. В руках у Марины телефон.

МАРИНА. Давно?

Кристина молчит.

МАРИНА. Давно?!

Кристина молчит. Марина плачет.

МАРИНА. Почему ты не сказала?! Я на той неделе за прошлый семестр внесла… последнее… почему ты не сказала?!!

Марина плачет. Кристина молчит.

МАРИНА. Где ты была?! Господи, за что?! Просто скажи мне, я твоя мама, я всегда… чтобы там не было… Кристина… я ж на тебя всю жизнь положила! Ты беременная?

Кристина молчит.

МАРИНА. Ты колешься?

Кристина молчит.

МАРИНА. Покажи руки!

Марина кидается к дочери, задирает рукава на локтях, Кристина резким движением отталкивает мать.

МАРИНА. (закипает) Ах ты ж тварь!!! Растила ее, кормила, поила, всю молодость на нее угробила, всю жизнь, а она – к матери руки протягивает?!!

Марина замахивается и сильно бьет дочь по лицу. Кристина никак не реагирует. Марина кричит так, словно это ее ударили. Вбегает Олег.

ОЛЕГ. Что?! Т-ты…ты что?! Кристина, ты чего?! Марина! У нее же кровь течет…кровь….течет…кровь….откуда кровь?!

МАРИНА. Полюбуйся! Полюбуйся на нее, Олег! На дочь свою полюбуйся, отец! Ударила меня, ударила! Родную мать ударила!

ОЛЕГ. Марина, у нее… кровь…из носа или…нет.. губа….или глаз… Марина, у нее глаз…

МАРИНА. Полюбуйся, говорю, папаня на свою дочку! Всю жизнь ее одна тащила, пока ты в дудку свою дудел!

У Марина звонит мобильный телефон.

МАРИНА (улыбается, приторным голосом) Да, Ирина Ивановна, я звонила. Это по поводу той гостинки на Петрашевского... она не продалась еще? Ага, да... И он не сбрасывает? Потому что для гостинки... ну, и с крышей там были...сами знаете... проблемы… ну спальный район да... а с задолженностью что там? за коммунальные? потому что да.... Спасибо, я тогда сама...да...сама ему позвоню...

Из кухни слышится голос Натальи.

НАТАЛЬЯ. Олег, Марина, Кристиночка! Завтракать!

МАРИНА. (кричит указывая на кухню) Почему она еще здесь?!!

ОЛЕГ. Не кричи.             

МАРИНА. Я в своем доме!!! Что она у меня на кухне делает?!! Она что - хозяйка здесь?!! Или кто?!

ОЛЕГ. (дочери) Что с тобой?!

МАРИНА. Ее из института выгнали!

ОЛЕГ. Кристина!            

МАРИНА. Два месяца назад! А я на прошлой неделе за контракт за тот семестр внесла!!! И ничего не сказали мне – деньги взяли, галочку поставили, а она с октября там не появлялась… А я как дура – занавески по ночам шью… Думаю, выкраиваю, как мне этот контракт выплатить… В деканат звонила – говорят, еще в декабре приказ подписали, нам на дом выслали! А у нас ящик почтовый не закрывается!! Почему у нас ящик не закрывается?!! Сколько я просила тебя!! Сколько я просила?!!

ОЛЕГ. Марина. Ты же сама сказала, когда я его починить хотел…

МАРИНА. Хотел! Когда ты в последний раз в своей жизни что-то хотел?!

ОЛЕГ. Зачем нам этот ящик? все равно никто нам не пишет, только листовки кидают… эти самые… и все… Марина, у нее кажется с глазом что-то… мне не нравится…. Почему она молчит?

МАРИНА. Сколько я просила?!

ОЛЕГ. Я сейчас пойду и починю его. Сейчас прямо.

МАРИНА. Не надо мне сейчас чинить ничего!!! Ты что не видишь, не понимаешь или что?! Боже мой, у нее кровь!!! Да сделай ты что-нибудь! Господи, за что ж наказание мне такое, а?!!

Входит бабушка Наталья.

НАТАЛЬЯ. А я блинчики…

Наталья осекается, увидев Кристину. Дальше она действует очень быстро, спокойно, расторопно. Приносит мокрое полотенце, вытирает с лица внучки кровь.

НАТАЛЬЯ. (Кристине) Голову запрокинь. (Олегу) Перекись есть?

ОЛЕГ.  (отстраненно, не двигаясь с места) Была, кажется… там где-то… в ящиках…

Марина приносит перекись, отдает ее Наталье, на которую смотрит с ненавистью, но, в то же время понимает, что она единственный человек, который совершает какие-то разумные действия.

НАТАЛЬЯ. Олежа, там в большой комнате бутылка с водой на столе… Принеси…

ОЛЕГ. Что?

МАРИНА. (орет на мужа) Бутылку принеси!!!

Олег быстро исчезает.

МАРИНА. Из института выгнали.

НАТАЛЬЯ. Ну…выгнали и выгнали…всякое бывает… Марина, у тебя спаситель есть?

МАРИНА. (с ненавистью) Спаситель?!

НАТАЛЬЯ. Спаситель, да… очень помогает хорошо…

МАРИНА. Спасатель?! Мазь?

НАТАЛЬЯ. Спасатель, да… Спасатель…

Марина уходит.

НАТАЛЬЯ. Выгнали и выгнали… Что там…чему хорошему что ли научить могут? Нечему там хорошему научить не могут… ты на кого училась?

КРИСТИНА. Менеджер по туризму.

НАТАЛЬЯ. (крестится) Не дай господь и слава богу! Выгнали и выгнали… на все воля божья…. (прикасается к глазу) так больно?

КРИСТИНА. Больно.

Наталья закрывает ладонью здоровый глаз внучки.

НАТАЛЬЯ. Видишь что-то?…

КРИСТИНА (смотрит на бабушку) Расплывчато…

НАТАЛЬЯ. Ну и слава богу…

Появляется Олег с бутылкой воды.

ОЛЕГ. Эта, что ли?

Наталья берет бутылку из рук Олегу, выливает пригоршню себе на ладонь и щедро окропляет Кристину.

НАТАЛЬЯ. Во имя отца и сына и святого духа, во имя отца и сына и святого духа, во имя отца и сына и святого духа!

Наталья кропит комнату и Олега. Входит Марина.

МАРИНА. Нет у нас спасителя…ой…спасателя… Что вы делаете?!!!

НАТАЛЬЯ. (окропляет Марину) Во имя отца и сына и святого духа, во имя отца и сына и святого духа, во имя отца и сына и святого духа! Аминь!

5.

Большая комната. Стол. За столом сидят отец, мать, бабушка Наташа и Кристина с подбитым глазом. Пьют чай, едят блины, все молча.

НАТАЛЬЯ. (с неожиданной радостью) На монастырском масле жарила! Свячёное! Маслице… Сам архиепископ Ионафан…. Благословил…

Наталья приглядывается к лицу Кристины.

НАТАЛЬЯ. Что это у тебя?

ОЛЕГ. Где?

НАТАЛЬЯ. На лице…

ОЛЕГ. Где?

НАТАЛЬЯ. Ну вот… нет, не это… а тут вот…вавочки?! Может аллергия? Или проклял кто?

КРИСТИНА. Это прыщи, бабушка. Половое созревание.

Марина начинает плакать. Одновременно она набирает номер на мобильном телефоне.

НАТАЛЬЯ. Марина, ты крещеная?

МАРИНА. Але, Сергей, это Марина. Вам сейчас удобно говорить? Я по поводу квартиры вашей, когда можно будет посмотреть? Да. Пока не знаю, сейчас сами видите, да... на десять квартир один покупатель и то иди знай... Кредит? А кто сейчас кредиты дает? Нереально... Так что... Мы посмотреть сможем? Во второй половине дня... Да, хорошо, я перезвоню тогда и точно скажу вам.

НАТАЛЬЯ. Крещенная?

Марина сморкается, положительно машет головой.

НАТАЛЬЯ. А Кристиночка? Крещенная?

Марина сморкается, отрицательно машет головой.

НАТАЛЬЯ. Нужно покрестить.

КРИСТИНА. Я агностик, бабушка.

НАТАЛЬЯ. (крестится) Чего ты не кушаешь?

КРИСТИНА. Я агностик.

НАТАЛЬЯ. Вот покрестим – и все пройдет.

МАРИНА. (кричит) За что тебя из института выгнали?!

ОЛЕГ. (шепотом) Мариночка, не надо.

НАТАЛЬЯ. Потому что не крещенная.

МАРИНА. За что?!

КРИСТИНА. Я – агностик.

НАТАЛЬЯ. Олежа, тебе еще блинчик положить?

МАРИНА. Что думаешь, я не знаю?! Мне уже соседям в лицо смотреть стыдно!! Сколько раз видели ее! …на машинах…

ОЛЕГ. На каких машинах?! Положи один…

МАРИНА. На каких машинах!! Очнулся! Дочь твоя давно уже шляется, а он очнулся! Куда вообще глаза мои смотрели, господи?! Всё - одна, всю жизнь одна…

НАТАЛЬЯ. Что такое агностик?

Звонок в дверь.

ОЛЕГ. Я открою.

МАРИНА. Целыми днями… как шавка… с этим ремонтом… с алкашом этим недоделанным…криворуким…а в голове одно – где деньги взять, где деньги взять, чтоб учебу ее вытянуть… днем по квартирам этим бегаю....по ночам….до пять утра… за швейной машинкой… я от этих занавесок уже света белого не вижу… я ничего не хочу уже… за что?!!

НАТАЛЬЯ. Почему ты так плохо кушаешь? Кушай! Вкусные блинчики!

КРИСТИНА. Невкусные, бабушка. Херовые блины. Не умеешь ты готовить. Хуже чем мама даже.

МАРИНА. Дрянь!

КРИСТИНА. И масло прогорклое.

Входят Олег и Боцман. Боцман трезвый и мрачный.

НАТАЛЬЯ. Ой. Спаси Господи! Чаю будете?!

БОЦМАН. Нет. Я в ванную пойду. Переоденусь.

МАРИНА. (насмешливо) С бодуна опять?!

БОЦМАН. (мрачно) Мастерок мой где? Я вчера в коридоре оставил.

НАТАЛЬЯ. Я в чулан убрала.

МАРИНА. Убрала она! Распоряжается!

ОЛЕГ. Трезвый.

МАРИНА. Кто трезвый?!

Марина встает и обнюхивает Боцмана.

ОЛЕГ. Ну, трезвый.

Боцман уходит в ванную переодеваться. Олег вынимает из шкафа черный футляр для какого-то музыкального инструмента.

МАРИНА. (Кристине) Посуду убери!

ОЛЕГ. Ну, я пошел…

МАРИНА. Куда ты пошел?!

ОЛЕГ. Я ж говорил… по поводу работы…

МАРИНА. Какой работы?

ОЛЕГ. Ну… в филармонии…

МАРИНА. (срываясь на визг) В какой филармонии?! Опять?! Опять?!

ОЛЕГ. У них концерт в субботу…

МАРИНА. Ты мне что говорил?! Ты что говорил?! У него дочь – шляется, а он по концертам…

НАТАЛЬЯ. Что такое агностик?

ОЛЕГ. Это работа!

МАРИНА. Работа?! Три часа дудит, слёзы заплатят, а потом до утра уродов всяких уродов пивом поить….когда дома жрать нечего! А утром - домой без копейки?! Пока жена ночами буржуев всяких занавесками обшивает!!!

В ванной слышится какой-то грохот. Появляется Боцман в рабочей робе с мокрым полотенцем в одной руке и радиоприемником – в другой. Приемник тоже весь мокрый.

БОЦМАН. Чет я не понял… Руки хотел вымыть… Кран открыл – не увидел… А там это …в ванной…в полотенце завернуто…

ОЛЕГ. (хватается за голову) О!!

МАРИНА. Опять!! Опять ты в туалете этой пакостью занимался?!

НАТАЛЬЯ. Что такое агностик?

ОЛЕГ. Это музыка.

БОЦМАН. Я не знаю. Мне стенку заканчивать надо.

НАТАЛЬЯ. Не надо, я все вымою, уберу…. Ты отдыхай, Кристиночка!

МАРИНА. Ага! Наотдыхалась уже! Наотдыхалась! (набирает номер телефона, сладким голосом) Але, Евгений... Это Марина, риэлтор, агентство "Вип-недвижимость"... Значит, я подобрала для вас несколько вариантов...  можно будет уже сегодня во второй половине дня... да...позже? хорошо.

НАТАЛЬЯ. Марина, я с тобой поговорить хочу…

ОЛЕГ. Ну, я пошел…

МАРИНА. (с ненавистью) Если ты только попробуешь… только попробуешь…

ОЛЕГ. Они платят хорошо…

МАРИНА. Хорошо? Это называется - хо-ро-шо?

НАТАЛЬЯ. Олежа, ты бы лучше ящик почтовый прикрутил…а то дверца болтается…

Олег стоит посреди комнаты с опущенными руками. Боцман кладет на пол мокрый радиоприемник и выходит. Наталья уносит грязную посуду на кухню.

МАРИНА. (смотрит на Кристину) За что тебя выгнали?

Кристина встает и выходит в свою комнату. Олег идет на кухню. Марина садится за швейную машинку, плачет, громко всхлипывает в такт звуку работающей машины.

6.

Кухня. Наталья моет посуду, подставив под кран большую миску. Рядом сосредоточенно работает Боцман. Входит Олег.

ОЛЕГ. Пойдем покурим.

БОЦМАН. Мне стенку закончить надо.

НАТАЛЬЯ. Олег, ты что?! Куришь?

ОЛЕГ. Да, мама...

НАТАЛЬЯ. Давно?

ОЛЕГ. С четвертого класса… Как ты в Почаев уехала... (Боцману) Так что?

БОЦМАН. Что?

ОЛЕГ. Выйдем?

БОЦМАН. Я же сказал – я работаю.

ОЛЕГ. (тревожно) У тебя все нормально?

БОЦМАН. (неожиданно нервно) Нет, блядь! Нет! Ненормально у меня! ненормально!

НАТАЛЬЯ. Не сквернословь, отец мой…

БОЦМАН. Я сука всю ночь…

НАТАЛЬЯ. (шепотом) Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, спаси, сохрани и помилуй нас….

БОЦМАН. Я блядь вообще не знаю…Ай!!!

Боцман роняет инструмент и хватается за челюсть.

ОЛЕГ. Что?

БОЦМАН. Язык прикусил….

НАТАЛЬЯ. Это тебя боженька наказал, отец мой… Не сквернословь….

Боцман хватает инструмент и исступленно продолжает работу.

БОЦМАН. (тихо, быстро, как в бреду) Вчера в магазин пошел, чекушку взял, дома на кухне сел, на стол поставил, огурчик… и всё…парализовало…хотел крышку открутить, а у меня руки не двигаются…встать хотел – ноги к полу приросли…так всю ночь и просидел… пошевелиться не мог….даже глазом моргнуть…за ночь не поссал даже ни разу… и смотрел на нее...смотрел на нее…смотрел…смотрел на нее…смотрел смотрел, смотрел на нее, на нее….

ОЛЕГ. На кого?

БОЦМАН. На смерть. На водку. На бутылку. И чем больше смотрел – тем страшнее, Олежа… как будто еще больше каменел…. Застывал как цемент застывал… думал смерть пришла моя… смотрел на нее и думал – вот она смерть моя, купил ее в магазине смерть мою, принес, на стол ее, смерть мою, поставил…выпить хотел, смерть мою, закусить хотел… и смотрю на нее… в глаза ей… смерти…

НАТАЛЬЯ. Спаси и сохрани…

БОЦМАН.  А утром солнце встало… и я подумал… надо идти… надо стенку у Марины доделать… и встал совершенно спокойно….поссал…робу взял… и к вам…и сейчас только…  Щас только попускать чуть-чуть стало… Надо стенку закончить, Олежа, надо закончить, потому что если я не успею – я не знаю, что будет….

НАТАЛЬЯ. Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, спаси, сохрани и помилуй нас….

 Входит Марина. Удивленно смотрит на облицованную плиткой стенку.

МАРИНА. Закончил?! Господи…

НАТАЛЬЯ. Господи, господи!

БОЦМАН. Я вот здесь еще доложу... и остальное доделаю…

МАРИНА. Сегодня?!

БОЦМАН. Сегодня-сегодня… а когда? Я смерть вчера видел. Я доделать должен…. Где клей?

МАРИНА. Так… я ж не думала, что ты…  закончился клей… купить надо…

БОЦМАН. Я пойду куплю…

МАРИНА. Так… денег у меня сейчас…

БОЦМАН. Я на свои куплю, ты отдашь потом…(одевает куртку) Я на базар только и обратно…

МАРИНА. Может завтра?

БОЦМАН. (испуганно) Завтра? Завтра нет. Завтра нельзя. Завтра не будет. Может не быть. Я не могу. Пожалуйста. Надо сегодня! Клей! Клей я на свои возьму! На свои! Я пошел… Я туда и обратно? Хорошо?

НАТАЛЬЯ. Иди, отец, мой…

ОЛЕГ. Я с тобой.

Уходят. Марина пораженно ходит вдоль стены, внимательно смотрит, гладит ее, улыбается.

НАТАЛЬЯ. Видишь, Маринушка, что Господь-то делает… пропащий человек был, но крещенный,  и Господь управил… Он теперь тебе всю квартиру вычухает… и денег не возьмет! Вот увидишь! А за Олега ты не переживай… И ему Господь поможет, не оставит, я его двухнедельного в Троицком храме крестила…. Главное - надо Кристину… (страшным шепотом) У нее знак зверя, знак зверя на лице…

МАРИНА. Что?

НАТАЛЬЯ. Ты ей код оформляла?

МАРИНА. Какой код?

НАТАЛЬЯ. Инфекционный.

МАРИНА. Что?!

НАТАЛЬЯ. Для налоговой.

МАРИНА. Да.

НАТАЛЬЯ. Всё…. Спаси господи! Спаси и помилуй! Ты что же думаешь? Ты что ж с дитем-то делаешь?!

МАРИНА. Что?

НАТАЛЬЯ. Она в школе как училась?

МАРИНА. Хорошо.

НАТАЛЬЯ. А там.. в этом…в институте?

МАРИНА. Хорошо… всегда…и сессию сама…ее даже хотели на бюджет бесплатно переводить……

НАТАЛЬЯ. А потом вдруг раз…взяли и выгнали?!

МАРИНА. (тревожно) Да.

НАТАЛЬЯ (крестится) Спаси Господи и помилуй!

МАРИНА. Что?!!

НАТАЛЬЯ. (страшным голосом) Спаси Господи и помилуй!!!

7.

Кристина в своей комнате. Полулежит на кровати, смотрит на экран своего мобильного телефона. Видимо, борется с собой, чтобы не позвонить. Входит бабушка Наталья.

НАТАЛЬЯ. Кристиночка, ты ж почти не ела ничего. Может, покушаешь?

КРИСТИНА. Бабушка, извини, ты не могла бы выйти?

НАТАЛЬЯ. (удивленно) Выйти? Почему? Ты спать что ли будешь?

КРИСТИНА. Нет, спать я не буду. Просто, бабушка, воняет от тебя.

НАТАЛЬЯ. Воняет? Чем?

КРИСТИНА. Не знаю. Тряпьем каким-то и этим... ну как в церкви...

НАТАЛЬЯ. (просияв) Ладаном?

КРИСТИНА. Ага.

НАТАЛЬЯ. Так это же, Кристиночка, божья смола.

КРИСТИНА. Мне от нее плохо. Задыхаюсь.

НАТАЛЬЯ.  А ты глазки закрой и помолись.

КРИСТИНА. Я агностик.

НАТАЛЬЯ. Знаешь, как в народе говорят? Боится, как черт ладана?! Это в тебе, Кристиночка, бесы, бесы, это они ладана не выносят... Покрестить тебя надо...

КРИСТИНА. Бабушка, а ты где была?

НАТАЛЬЯ. На кухне...

КРИСТИНА. Нет, раньше... до этого... ты где была?

НАТАЛЬЯ. В комнате....

КРИСТИНА. А еще раньше? До того... как приехала к нам?

НАТАЛЬЯ. В Дивеево, Кристиночка... При Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре жила... Он после Афона, Печерской Лавры и Иверии - четвертый земной удел богородицы считается....

КРИСТИНА. А до этого?

НАТАЛЬЯ. В Макарьево - паломницей... В Свято-Троице-Макарьево- Желтоводском монастыре...

КРИСТИНА. А до Макарьево?

НАТАЛЬЯ. В Почаеве. В Свято-Успенской Почаевской Лавре, икону Божьей матери целовала...

КРИСТИНА. И что?

НАТАЛЬЯ. Что?!  Когда татары святую обитель штурмовали - сама Пречистая Богородица со всем своим небесным воинством явились, взмолился преподобный Иов о защите обители, а татары в Богордицу стреляли, а стрелы все назад возвращались и монахи вышли из храма и погнали татар и многих взяли в плен, а потом еще многих татар убили, многих убили, а потом гнали их еще и вообще поубивали всех! Всех поубивали! Вот такая икона чудотворная, Кристиночка!

КРИСТИНА. Круто.

НАТАЛЬЯ. Молилась за вас, за души Ваши грешные... А ты?

КРИСТИНА. Я - что?

НАТАЛЬЯ. Ты где была?

КРИСТИНА. Когда?

НАТАЛЬЯ. Вчера. Ночью.

КРИСТИНА. На пляже.

НАТАЛЬЯ. И что ты делала там?

КРИСТИНА. Купалась.

НАТАЛЬЯ. И правильно. Я тоже в январе на Крещение в Свято-Параскевиевском монастыре в святую купель окунулась, так у меня божьей милостью насморк прошел, а у женщины одной, она со мной в автобусе ехала, у нее ожог второй степени исчез полностью... В купель, главное, с молитвой... Так ты есть не будешь? Я голубчики сделала...

КРИСТИНА. Нет, не буду.

НАТАЛЬЯ. Ну, попостись, моя хорошая, попостись... Хоть до поста еще неделя целая - пост он никому еще вреда не сделал...

КРИСТИНА. Бабушка. Ты можешь выйти из комнаты?

НАТАЛЬЯ. Иду уже. Так, а ты одна купалась?

КРИСТИНА. Нет, бабушка. Нас четверо было.

НАТАЛЬЯ. Подружки твои?

КРИСТИНА. Нет, бабушка, не подружки.

НАТАЛЬЯ. (крестится) Друзья?

КРИСТИНА. Нет. Мужики какие-то. Мы там на пляже познакомились.

НАТАЛЬЯ. Спаси Господи и помилуй.

КРИСТИНА.(звонким девичьим голосом) Я тоже так думаю. Но ты знаешь, бабушка, мы водки выпили и насморк у меня тоже сразу прошел.

Наталья крестится и выходит. Кристина смотрит на телефон.

8.

Подъезд дома, где живут наши герои. У почтовых ящиков возится Боцман, чинит один из ящиков. По лестнице спускается Олег с большой клетчатой хозяйственной сумкой в руках, опасливо озирается.

ОЛЕГ. Ты что? Ты зачем это?

БОЦМАН. А что... я все равно мимо шел... прикручу...а то тебе уже в этот ящик чего только не накидали....листья какие-то, болты... говно кошачье...ой...

Хватается за челюсть.

ОЛЕГ. Что?

БОЦМАН. Больно. Стреляет прямо. Я заметил, как если что скажу... такое...прямо стреляет...

ОЛЕГ. Какое?

БОЦМАН. Матерное как скажу что-нибудь - прямо спазм...

ОЛЕГ.        Да ну!

БОЦМАН. Да серьезно!

ОЛЕГ.           Это психологическое!

БОЦМАН. Да какое нахуй блядь психологическое! Ай! Ай! Ай-ай-ай!

Боцмана аж "скручивает" от боли. Он садится на корточки, отдыхает некоторое время. Через минуту ему становится легче, Боцман снова берется за работу. Олег в это время присел на ступеньки и роется в большой сумке.

БОЦМАН. Сейчас доделаю и к вам...нужно стенку там дочухать... и размеры под ящики еще снять...

ОЛЕГ. (удивленно) Ты вообще...как? нормально себя чувствуешь?

Боцман ничего не отвечает, мрачно смотрит на Олега.

ОЛЕГ. (тихо)     Ты...напряженный весь какой-то...может...по пидисюрику?

БОЦМАН. (тихо) Чего?

ОЛЕГ. (улыбаясь) Ну...водки...

Боцман очень быстро и тихо подскакивает к Олегу, хватает его за грудки и начинает душить.

ОЛЕГ. Ты...ты что...отпусти...отпусти...с-с-сука!

БОЦМАН. (шепотом) Никогда! Никогда никогда никогда больше! Никогда больше не напоминай мне!!! Про мою смерть...про эту ночь...на моей кухне...с моей смертью!! Ты понял?! Меня только попускать стало, понял? Когда работаю, когда руки заняты!!! А ты... ты мне даже больше при мне это слово не говори... Я не то что пить - я слышать не могу...Понял?!

ОЛЕГ. П-понял.

Боцман отпускает Олега. Олег потрясен, тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. Боцман с самой ласковой улыбкой открывает и закрывает дверцу почтового ящика - работает прекрасно...

БОЦМАН. (нежно) Вот... замок только поменять...

ОЛЕГ. (отряхиваясь) Коз-зёл... Дома эти выдры две... что одна, что вторая... в собственной квартире, как в концлагере... радио послушать - в туалете по ночам прячусь! и если б я дрочил там! нет! я музыку не могу в собственном доме...  как школьник, как преступник блядь... иди работай, иди работай! хочет, что б я тоже... хрущевками этими вонючими .... риэлтор!  много она там наторговала! а у меня профессия есть! я музыкант! и я не хочу больше ничем заниматься! я хочу заниматься музыкой! и я только так могу зарабатывать!  а если кому-то не нравится...еще эта... маманя приехала! так и ей теперь отчитывайся.

БОЦМАН. (меняясь в лице) Ты про мать не смей... Она у тебя святая!

ОЛЕГ. Святая! Откуда ты знаешь - святая она или не святая?! Ты ее вчера в первый раз увидел!

БОЦМАН. А мне с первого раза все ясно стало...  Помнишь? помнишь, я у нее две гривны на шкалик взял? А она что сказала?

ОЛЕГ. Не помню.

БОЦМАН. А я помню. Она же... она...

Боцман машет рукой, ничего сказать не может.

ОЛЕГ. Много ты о ней знаешь... я сам о ней не знаю ничего... меня дед с бабкой воспитали, а она только на Пасху приезжала... кулечки эти свои сраные... это постоянно у нее... какие-то скляночки, бутылочки.... медок, блядь, холодок...пакетики со скорлупой яичной...крашеные...зеленые.... синие... ну на хера с собой пакетики со скорлупой возить? С мусором?! Пасочкой накормит меня... черствой...и поминай как звали.... паломница...

Боцман только сейчас замечает, что Олег еле сдерживается, чтоб не заплакать. У него трясется нижняя челюсть, он еле выговаривает слова.

БОЦМАН. (неумело утешает) Она может за тебя... всю жизнь вон тебе.... отмолила.

ОЛЕГ. Ага. Отмолила. Вон как в жизни мне повезло. Жена - истеричка, дочь... я вообще не знаю... Всё! Всё! Я сегодня знаешь... меня как отрезало... Я как увидел их всех... маманю, жену, Кристину... я... ну пойми... это может ужасно говорить такое, но нет у меня... нет у меня понимаешь... к ним... любви... не могу я...не хочу я... Марина давно уже мне... не женщина... не жена, а надсмотрщик... все отношения - пойди-принеси, рот закрой, не смей в свою дудку дудеть... как будто я не человек, а ... хуже собаки даже...

БОЦМАН. Вообще, конечно, Марина... я сам замечал...хотя... по природе... она женщина хорошая...

ОЛЕГ. Она не женщина, она не женщина вообще уже давно, просто... просто робот ... на Кристину смотрю и не понимаю... неужели вот это.... родилось у меня? такая девочка была, помню руку мою своими ладошками возьмет...обеими ладошками и пальцы мои считает ... сосредоточенно... один-два-пять-восемь... так почему-то и считала: один-два-пять-восемь... а я другой рукой по головке глажу, глажу по головке, а теперь пьяная по ночам.... блюет... нет у меня ничего, Боцман, понимаешь? не семьи, ни дома... ничего не осталось... одно только... только одно... что есть у меня... вот...

Олег осторожно вынимает из сумки черный футляр, открывает его. В футляре - кларнет. Олег любовно вынимает обе части инструмента, аккуратно собирает его, прилаживает мундштук.

ОЛЕГ. Почему я не могу любить тебя. Не могу любить тебя открыто.

Олег смотрит на кларнет, как на женщину. Боцману делается как-то неловко.

ОЛЕГ. (с пафосом) Я больше так не могу. Это всё. Сколько можно прятаться, бояться каждого шороха. Хватит. Хватит с нас унижения! Я больше тебя не предам! Я все скажу им. пусть живут, как хотят. И я. И мы. Мы тоже будем жить, как хотим. Я устал бояться. Я устал быть ничтожеством и ненавидеть самого себя. Я просто хочу быть собой. И мне все равно, что скажут люди. Не возьмут в оркестр - не надо. Пойду на улицу. Буду стоять на улице играть. Что подадут, то моё. Зато без стыда и без страха.

Олег набирает в легкие воздух, чтобы извлечь первый звук из своего инструмента. На верхнем этаже открываются двери, слышен звук шагов. Олег молниеносно разбирает инструмент, прячет его в футляр, футляр в сумку и бежит со всех ног вверх по лестнице.

Мимо Боцмана, не глядя на него, проходит Кристина.

9.

Квартира. В большой комнате за швейной машинкой сидит Марина. Между плечом и ухом у нее зажат мобильный телефон, ногой она жмет на педаль машинки, а руками поправляет строчку.

МАРИНА. Дешевле? Куда дешевле? дешевле вы не найдете, я вам говорю, что такой вариант - здесь надо быстро... я по опыту знаю, что эту квартиру заберут... оторвут  с руками… ее вообще в базе нет, потому что это для своих только недвижимость у нас…. вип…. я вам просто первому, как вип-клиенту…. где?! кто вам сказал?! соседи?! все там нормально...ничего там не течет... там кровельщики... подождите, Евгений... так вы не хотите? а зачем тогда голову морочите?! подождите... давайте еще тогда посмотрим.... а как вы хотели? у нас в агентстве... нет, ну без посредников....

В комнату входит Наталья с иконой Богородицы в руках. Она осматривает все углы в комнате и находит, что самое лучшее место - угол прямо над столом, где сидит и работает Марина. Наталья с неожиданной ловкостью вскакивает ногами на стол, прямо на ткань, из которой Марина шьет шторы, и прикладывает икону в угол - между потолком и стеной. Марина с ненавистью смотрит на ноги Натальи.

МАРИНА. Евгений, я перезвоню вам... Мы обязательно... нет, сейчас у нас в агентстве скидки... вообще мы можем по-другому договориться... я вам перезвоню!

Марина кладет трубку. Она вся кипит от ненависти.

МАРИНА. Значит так - слезла!

НАТАЛЬЯ. (слезает) Надо будет соседа вашего попросить.... Колю… его же Коля зовут… а то вы его как-то странно… даже выговорить не могу… полочку вот тут - для Богородицы матушки... лампадку зажжем....И Господь управит… Я эту икону с собой пятнадцать лет вожу, мне ее сам настоятель Ионафан....

МАРИНА. Вы вообще как... надолго к нам?

НАТАЛЬЯ. Да завтра уезжаю... Я ж только хотела насчет Кристины, Мариночка....

МАРИНА. Что - насчет Кристины?

НАТАЛЬЯ. Бесы у нее. Вычитать надо. На вычитку.

МАРИНА. Вы как... поездом или на автобусе? Билет взяли уже?!

НАТАЛЬЯ. Она же с мужиками по ночам .... на пляже......

МАРИНА. Что?

НАТАЛЬЯ. Блудница она, Марина. Спасать ее надо. К отцу Владимиру на вычитку. Я договорилась уже.

МАРИНА. Кто она?!

НАТАЛЬЯ. Ну, блудница. Проститутка.

МАРИНА. Что?!!

НАТАЛЬЯ. Ну, ебется она со всеми подряд... Ой! (крестится) прости Господи!

В этот момент из своей комнаты выходит Кристина, одета вся в черное, на лице - яркий черный макияж, идет к двери.

МАРИНА. Кристина!! куда пошла?!

Кристина рывком открывает двери и выходит из квартиры.

НАТАЛЬЯ. (крестится) Бесы.

Через минуту появляется Олег с клетчатой сумкой.

МАРИНА. Ты где был?!

ОЛЕГ. Внизу...

МАРИНА. (орет) Внизу!!! Что ты там делал - внизу?!!

ОЛЕГ. Дверцу.... дверцу к почтовому ящику прикручивал... теперь только замок поменять.... осталось...

Марина бросается на диван и громко рыдает.

ОЛЕГ. Что?

НАТАЛЬЯ. Спаси, Господи, и помилуй, спаси, Господи, и помилуй, спаси, Господи, и помилуй....

Входит Боцман. Наталья ведет его в комнату, указывает на облюбованный ею угол.

НАТАЛЬЯ. Вот здесь, Коленька, в уголочке... полочку... приладишь, отец мой?

БОЦМАН. Я…

МАРИНА. (Боцману, с ненавистью) Иди на кухню – занимайся своими делами!

НАТАЛЬЯ. Богородицу…. Лампадку поставим… Олежик, а я тебе работу нашла...

БОЦМАН. Щас… У меня там двп оставалось, под цвет дверей как раз… вам подойдет как раз… Щас…

Боцман уходит.

НАТАЛЬЯ. Я отцу Владимиру позвонила... на мобильный... он на службе как раз был, а потом перезвонил... с городского уже... они с Агафангелом отцом… помещение ищут под этот… под офис… я кстати, Марина, твой телефон дала… и еще, Олежка, им человек нужен – товар принимать…

ОЛЕГ. Какой товар?

НАТАЛЬЯ.   А на складе… товар принимать…

ОЛЕГ. Какой товар?

НАТАЛЬЯ. Четыреста долларов – испытательный срок, потом на полную ставку – восемьсот….

МАРИНА. Сколько?! (тихо)  Долбанулась матушка…

НАТАЛЬЯ. Им, главное, проверенный человек нужен и порядочный, а я говорю, отец Владимир, вы же знаете, какой у меня Олежик…

Возвращается Боцман с какими-то досками и начинает прилаживать их к стенке. Глаза у него стеклянные, движения механические.

МАРИНА. Так… это что?! Олег! Всё! Я терпеть это не намерена больше… Значит так! чтоб этих досок в моем доме….

У Марины звонит телефон.

МАРИНА. (в трубку) Да! Марина, да… Да, это я… Кто… кто дал? Да. Кто? Отец… Владимир?  Какое?... Аренда или… купить? Нет, конечно, занимаюсь, да, конечно, я занимаюсь, конечно, есть у меня…. Быстро? Конечно, мы можем быстро, мы можем очень быстро… хоть сегодня…. сейчас… могу показать вам… у нас как раз…под склады…есть да….первый этаж, и под офис тоже,  да… а на какую сумму,  извините…. Что? Цена не имеет значе….? конечно, с оформлением, мы все оформляем,  все  делаем, делаем,  да…. Есть хорошее … триста квадратных метров на Балковской….

НАТАЛЬЯ (указывает Боцману на какой высоте делать полку) Вот так да… Вот сюда… Вот здесь хорошо будет….

МАРИНА.  (встает и начинает одеваться, продолжая говорить по телефону) Да, я могу, я сейчас могу, да, да, да.

Выходит. Олег, дождавшись, когда жена уйдет, осторожно перекладывает из сумки футляр с кларнетом обратно в шкаф.

10.

Кристина идет по парку с бутылкой ром-колы.

КРИСТИНА.(нервно) Нет. Я - нет.

Садится на скамейку, вынимает телефон, долго смотрит на экран и плачет. Открывает бутылку, пьет.

КРИСТИНА. Привет. Господи, как стало вдруг легко. Как все ужасно. Как жутко, когда приходит весна, и каждая щель, каждый камень наполняются светом, становятся желтыми, пульсируют. Я хочу к маме. Не к той маме, которая дома, ищет уколы на моих запястьях, бьет по лицу, продает квадратные метры тусклых вонючих коридоров, а к другой маме – к настоящей моей маме, которая показала мне мертвую ворону… Мне было три года, стояла такая зима, когда даже душа леднеет – вся земля покрылась коркой… сивой, скользкой, все сцепилось, затвердело, время отключилось, и отопление тоже… мама кипятила на кухне воду в выварках… из кастрюль шел пар, поднимался к потолку и тут же таял, потому что вокруг была зима, такая страшная зима, что даже пятьсот тысяч кипящих кастрюль не смогли растопить этот лед… мама укутывала меня в четыре одеяла, а у папы…губы примерзали к мундштуку на середине мелодии… и однажды утром, когда все кончилось: масло, хлеб, кастрюли, терпение… мама одела меня…. Я помню, что в такой ужасный драный кроличий полушубок с залысинами и пятнами, он достался мне от двоюродной сестры… и просто жуткую ангоровую серую шапку с идиотскими бомбонами, вообщем, во всем этом так легко, так просто, так сладко было чувствовать себя несчастной… удивительно, окончательно, абсолютно несчастной трехлетней девочкой. Мама взяла меня за руку и мы пошли. И мы вошли в лифт там были выжжены все кнопки и... я хорошо помню...я уже научилась читать... надпись на стене: "серый   - поц!"  И я тогда поняла, что это всё. Что больше ничего не будет, что все эти миллионы лет эволюции кончились  обледеневшей горкой, замерзшими красными качелями, серым небом и океаном бугристого льда, в котором застыли все дома и улицы, школы, детские сады, все на свете воспитатели, вся на свете ненависть, сосредоточенная в этих полинявших коврах, деревянных кубиках с цифрами и буквами, в перекошенных стульчиках и плюшевых медведях с искаженными лицами… я смотрела на дома и деревья, многие были свалены и валялись на мерзлой земле, как человеческие трупы, словно они еще куда-то бежали, росли, на что-то надеялись, но катастрофа случилась так внезапно, так скоро, так сразу и вдруг что они и сами не поняли – как… смерть уложила  их на асфальт, распластала их ветвистые тела по земле, словно свергнутые памятники весне и жизни…. Вокруг погибшей кроны путались оборванные провода электропередач…. К моему лысому, лоснящемуся жиром полушубку мама накрепко пришила коричневые варежки с корабликами и я схватила мамину руку и даже через варежки поняла, почувствовала – она знает, она тоже знает, что это наш последний день, что наступил конец… конец всего… и почти одновременно мы увидели ее – мертвую ворону… она лежала рядом с упавшим деревом… ее лапы скрючились от холода, черные перья уже покрылись искорками льда и мы обе знали…еще немного… и  она исчезнет… растворится в этом холодном белом кирпиче времени… ворона была такая тощая, что глядя на ней, я думала: отчего же она умерла первее - от голода или холода, или может быть, от инфаркта… и на всей земле никого больше никого не осталось, только я, мама и мертвая ворона… и так было хорошо, так было спокойно, так правильно, очень...очень правильно...потому что все уже выяснилось, все стало на свои места, потому что не на что было надеяться и ничего уже не надо бояться. Да. Нет. А теперь опять все сначала, опять весна. Снова эти люди, и трава, и птицы, и жирные чернокрылые вороны над парком и нет никакой надежды… никакой надежды на близкий конец… все заново: дорога, солнце, пыль, крем для загара, мороженное и новая тоска и старая пустота и все вещи…все вещи на свете – снаружи полные, а внутри …. (ставит на скамейку полупустую бутылку) И больше нет мамы, и нет папы, нет вороны, и нет меня..

К Кристине подходит Бомж.

БОМЖ. (протягивает руки к бутылке) Ты уже допила? Можно я бутылочку возьму?

Кристина встает и уходит.

11.

Квартира. Гостиная. В углу висит икона божьей матери, под ней – полка, на полке горит лампадка. Боцман и Наталья сидят за столом и пьют чай.

НАТАЛЬЯ. (прихлебывая чай) А чудеса Господни видел ты, отец мой?

БОЦМАН. (робея) Нет, не видел. Никаких не видел.

НАТАЛЬЯ. Весь белый свет объездил, везде побывал, а чудес не видел?

БОЦМАН. Нет. Не видел... Ой, да. Видел…одно видел.

НАТАЛЬЯ. Где?

БОЦМАН. В Гане.

НАТАЛЬЯ. Где?

БОЦМАН. На побережье Гвинейского залива. К югу от Аквапимских холмов.

НАТАЛЬЯ. Это где ж?

БОЦМАН. В Африке.

НАТАЛЬЯ. В Африке?

БОЦМАН. В Африке. В Гане на погрузке стояли…руду грузили...с товарищем моим…с Лехой…с механиком на берег сошли… Леха, говорит, давай прогуляемся... на автобус сели.... он говорит, я все тут знаю... ага..... сошли... а там поселок… смотрим – пустой совсем… дома глиняные на земле прямо, крыша из листьев пальмовых… и ни души… мне аж как-то дико стало, а Леха говорит: гляди вон… на холме… копошится кто-то… я не увидел сначала… а только прислушался…как вой такой протяжный… жуткий… шакалы будто…

НАТАЛЬЯ. (крестится) Спаси господи!

БОЦМАН. Ближе подошли, а там… Все племя ихнее, разукрашенные, голые… поют, пляшут… увидели нас…а в руках ножи, копья…я думал все - съедят, даже косточек не оставят… вижу самый здоровый к нам из круга вышел…а Леха мне шепотом: не ссы! С вождем разговаривать будем… а он по-ихнему понимал чуть-чуть, потому что до этого там… с населением ихним… дело имел….. вообщем бухло им продавал... и начали они говорить… а вокруг тишина такая… тишина как на кладбище… и только Леха с вождем базарят… о чем-то… я стою – смотрю на них… черные все, жилистые, на лице глаза одни – белки только видно, а все остальное - черное…как земля…стоят скалятся, мускулами играют…… все думаю… всё… а Леха поговорил с  этим, с главным, ко мне обернулся…бледный такой… и говорит…что мол, мы духа предков разозлили очень…мы, говорит, ритуал их нарушили, оскорбили мертвых, невовремя пришли, они своим предкам покойным поклоняются…

НАТАЛЬЯ. Язычники!!! Спаси господи и помилуй!

БОЦМАН. И теперь, один нам выход... или смерть или это... мы вместе с ними должны встать сейчас в этот… в их… в круг и сейчас они нас… короче… в воздух поднимать будут…

НАТАЛЬЯ. Матерь божья!

БОЦМАН. Только говорят: одно условие! Чтобы все железное, что есть у нас… ну… часы там, деньги, чтобы все мы из карманов вытряхнули и обувь сняли… а я уже на ватных ногах там.. разулся, часы снял… вдруг один из них ко мне с кинжалом  – все думаю, пырнет, и поминай, как звали… за грудки взял и одним движением…р-р-раз… и все пуговицы с жилетки моей срезал…железные тоже… жалко мне стало - жилетку жена  мне сшила, золотые руки у нее были и добрая очень... а голубцы она как готовила! любил я... встали мы в круг… а я все о жене думаю... женился недавно, все ждал, когда рейс кончится, подарков накупил... а тут не то, что рейс - жизнь... они давай приплясывать и выть на своем… а в центре круга… чурбан, а на нем… маска…. Такая большая… разукрашенная…страшная….

НАТАЛЬЯ. Идол!! Спаси Господи и помилуй!

БОЦМАН. А они нас за руки схватили и пляшут…тум-тум-тум-тум-тум-тум… пятками по земле ритм отбивают и в барабаны бьют… и голосами такими воют, что я голосов таких и в жизни никогда не слышал… словно и правда…мертвые им подпевают…

НАТАЛЬЯ. Бесы!!

БОЦМАН. И вот так в кругу этом…я не знаю… может часа полтора, а может и все три… плясали они и пели… я уж света белого не видел… только рожи эти черные перед глазами и небо мелькает и Нинкино лицо передо мной, как в калейдоскопе и тум-тум-тум… и солнце… солнце такое что…. попробуй вот так на холме потанцуй в полдень… как на сковородке… босиком еще…. я уж думал все – упаду я сейчас и умру прямо здесь… И Леха смотрю тоже… лица на нем нет, рот открыт, ноги еле волочит. И вдруг… вождь их в центр выбежал, рукой взмахнул, замерли все… и на колени перед нами повалился… и пополз… сначала он, а потом и все…окружили нас с Лехой-то, на коленях ползут, мычат что-то плачут… а вождь значит эту маску ихнюю эту... взял… и мне протягивает… я говорю, Лехе говорю: что? пиз… кердык нам, говорю?! А он: нет, вождь сказал, что мы – великие боги, раз духу предков не под силу нас в воздух поднять, хоть и ничего железного при нас не было, и обувь мы сняли и пуговицы тоже…все срезаны… значит, сила в нас огромная, что даже предки мертвые ничего сделать не смогли… и в знак поклонения отдают нам эту маску и почестями большими до самого порта чуть не на плечах нас с Лехой тащили…. и плакали… как собаки выли…вождь особенно заливался, потому что жалко было маску отдавать…. потому что это их главного… отца их племени, символ…

НАТАЛЬЯ. Идол!!! Спаси Господи! (с жадным интересом) А потом?

БОЦМАН. А потом на борт когда вернулись… в себя пришли... вспомнил я… вспомнил…

НАТАЛЬЯ. Что?

БОЦМАН. Что штырь у меня стальной в ключице… спица, понимаете? я ж ключицу ломал… штырь мне железный… вставили… вот почему не смог он... дух ихний... не смог

НАТАЛЬЯ. И ты что же… маску эту… домой забрал?

БОЦМАН. Забрал. Жене подарил. До сих пор в спальне ее висит… как память…

НАТАЛЬЯ. А с женой что?

БОЦМАН. Умерла. Десять лет уж как умерла….

НАТАЛЬЯ. Матерь божья!!! (крестится) Умерла! Значит ты ей эту дрянь бесовскую - в спальню, а она умерла?

БОЦМАН. Ну… да.

НАТАЛЬЯ. И долго прожила она после этого?...

БОЦМАН. После чего?

НАТАЛЬЯ. Ну, как ты идола в дом приволок?

БОЦМАН. Да как я с рейса вернулся... через три месяца... рак у нее нашли, а потом...

НАТАЛЬЯ. (крестится) Спаси Господи и помилуй!!!

Боцман некоторое время сидит в замешательстве. Потом его глаза наливаются кровью, он вскакивает и бежит к выходу. Наталья сидит в комнате одна и пьет чай, на ее лице - счастливая улыбка человека, который знает, что делает.

12.

Появляется Марина – вся взъерошенная, растерянная. Марина мечется по квартире, не может прийти в себя.  Наталья спокойно сидит и пьет чай. Марина подходит к Наталье, хочет что-то сказать, затем Марина замечает икону Божьей матери в углу на полке. Марина несколько секунд смотрит на икону и вдруг рушится перед ней на колени.

МАРИНА. Купил!! Триста квадратных метров! На Балковской!!! Купил!!

Наталья крестится, Марина крестится.

МАРИНА. Купил! Даже подвал смотреть не стал – мне подходит, говорит! Сейчас товар придти должен, склад до завтра срочняк…божьей милостью… Если, говорит, десять тысяч скинете – я прямо сейчас расплачусь. Это – хозяину он… А тебе, говорит, если напрямую, не через агентство сделаешь– пятерку, прости Господи!… Мне! Пятерку! Я на хозяина, он на меня, я говорю, сбрасывай, потому что хрен кто у тебя этот сарай купит! Он говорит, ну, если расчет немедленно… А этот… юбку эту свою… подобрал…

НАТАЛЬЯ. Облачение!

МАРИНА. Ключи из кармана вынул… сейчас говорит… пошел… он там мерседес свой припарковал…с водителем…киргизом… черный… на солнце так и блестит… а внутри телевизор….пошел, чемоданчик в машине взял, деньги пересчитал… и говорит – поехали к нотариусу… а то я к вечерней не успею…(крестится) Я нотариусу звоню, говорю: Люда! Я тебя прошу! Люда! А Люда: я уже с работы уехала! я говорю: Люда! Люда! Люда: ладно, но за срочность… хорошо… приехали мы… оформили быстро все… он ей за срочность плюс триста еще… Купил! И деньги сразу… Расплатился! Я же… я же на эти деньги… мы же ремонт нормальный сделаем… я же… мы же…

НАТАЛЬЯ. Да, теперь заживем. В молитве и покаянии.

Действие второе

1.

Весна. Квартира. Свежий ремонт, уютно, чисто светло. В гостиной, кроме иконы Божьей матери появились еще несколько православных икон. Окна открыты. На подоконнике - стоит ваза с пучком вербных ветвей. Марина накрывает на стол. Она очень изменилась – одета в глухую темную блузку, длинную юбку, на голове – платок. Входит Наталья с подносом. На подносе – кастрюля с кашей.

НАТАЛЬЯ (кричит в соседнюю комнату) Кристиночка, помоги мне!

В ответ на зов Натальи из комнаты Кристины слышится громкая неприятная музыка. Марина порывается пойти в комнату Кристины. Наталья ее останавливает.

МАРИНА (раздраженно) Я сейчас!

НАТАЛЬЯ (останавливает ее) Не надо, Маринушка, не надо… Это бесы… Искушают тебя… ты молись… к таинству готовься, а Господь управит… Пусть себе…Тем более, такой праздник сегодня! Сегодня Иисус Христос верхом на осле въехал в ворота Иерусалима!

Марина и Наталья накрывают стол на пятерых. Кроме каши на столе – постное масло и какие-то вялые огурцы.

МАРИНА. Сегодня ночью опять по ящикам шарила…

НАТАЛЬЯ. Не бойся, не найдет.

МАРИНА. Я боюсь, что если только выйдет она… Опять все начнется…

НАТАЛЬЯ. Не выйдет. На смерть стоять будем, а Вельзевулу не отдадим… Я ключи с собой ношу – на груди, с крестом рядом.

Наталья показывает Марине связку ключей, которая висит у нее на шее.

МАРИНА. Я так боюсь… что она там делает… (прислушивается) в ванную пошла… чего она в ванную все время ходит…воду опять включила…

НАТАЛЬЯ. (тихо) Пусть себе… перебесится…(громко) Кристиночка, за стол!

Музыка становится еще громче. Звонок в дверь. Наталья снимает связку с шеи, идет открывать. Входит  Олег – в чистеньком костюмчике, с портфельчиком, стриженный, причесанный.

НАТАЛЬЯ. Задержался сегодня…

ОЛЕГ. Допоздна товар принимал. Отец Владимир позвонил, сказал, что по накладной еще одна машина придет… регистрировал…

Марина обнимает Олега – без радости или принуждения, механически.

НАТАЛЬЯ. Садись, сыночек, каша стынет…

ОЛЕГ. Каша? (открывает портфель, улыбается) Отец Владимир меня с испытательного срока на постоянную работу перевел… говорит… будешь работать и язык за зубами держать…. божьей милостью…в накладе не останешься…Сегодня зарплату дал, я в супермаркет - сразу, буженинки купил, сыр, яйца…вино взял…красное сухое… молдавское… хорошее….

Олег вынимает из портфеля свертки с едой. Марина смотрит на них жадным взглядом. Наталья хватается за голову.

НАТАЛЬЯ. Да ты что, сынок?! Какая буженинка?! Какое вино! В великий пост?! Вербное воскресенье! Страстная седьмица начинается, а он яйца купил! Завтра дочь твоя таинство крещения принимает, а ты сало в дом принес?! Дай сюда!

Наталья собирает все свертки и выносит на кухню. Возвращается.

НАТАЛЬЯ. Сегодня же все обратно вернешь…

ОЛЕГ. Да куда вернуть? Продукты…

НАТАЛЬЯ. А нет – так собакам отдадим… сало… И вот что… Олежик… ты мне денежки-то отдай…

ОЛЕГ. Какие денежки?

НАТАЛЬЯ. А зарплату свою, сынок… а то всю так попусту растратишь… а нам еще месяц жить… Кристиночке рубашку нужно крестильную справить… стол накрыть завтра для отца Владимира… Давай, давай, кошелек-то…

Олег смотрит на жену. Марина потупилась и молчит.

НАТАЛЬЯ. (обиженно) Или что? Марина? Или ты думаешь… что? Ты думаешь мне деньги ваши нужны или что?!  Ну, спасибо, дети. Пожила я у вас. Погостила. Видно пора мне…

Наталья снимает фартук. Марина испуганно кидается к Наталье.

МАРИНА. Нет! Да вы что! мама! Куда вы?! Олег, ты что?! А ну быстро отдай маме деньги! Она же тебя на работу устроила, а ремонт… да если б не мама! Да вы что?!

Олег выгребает из кошелька все деньги.

МАРИНА. Возьмите, мама! Вы и хозяйство лучше меня вести умеете… сколькому меня научили…

НАТАЛЬЯ (довольная садится за стол) Это да… я ж в макарьевском монастыре у настоятельницы Варвары складом заведовала… умею распорядится…

Все садятся за стол.

НАТАЛЬЯ. Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь. (крестит пищу) Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животное благоволения.

Наталья насыпает в тарелки кашу. Вдруг из комнаты выходит Кристина – лысая (бритая наголо), в черной футболке с костями и черепом и стрингах – таких тонких, что они еле прикрывают тело. Кристина очень худая.

МАРИНА. Кристина! Что ты с собой сделала?!!!

КРИСТИНА (садится за стол) Пап, у тебя бритва тупая. (показывает на голову) Поранилась, видишь?

ОЛЕГ. Кристина!

НАТАЛЬЯ (крестит внучку) Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения. Даждь ми, Господи, крепость и мужество твердаго исповедания имени Твоего святого, да не отступлю страха ради дьявольского, да не отрекусь от Тебя, Спасителя и Искупителя моего, от Святой Твоей Церкви. Но даждь мне, Господи, день и ночь плачь и слезы о грехах моих, и пощади мя, Господи, в час Страшного Суда Твоего. Аминь.

КРИСТИНА. Баб, ты, действительно, что ли думаешь, что он тебя во время страшного суда пощадит? правда что ли?

НАТАЛЬЯ. (крестит Кристину) Спаси Господи и помилуй! Спаси Господи и помилуй!

ОЛЕГ. Кристина…  зачем ты… что ты с собой сделала? почему ты... голая?

КРИСТИНА. Я не голая, папочка. Я в трусах. Это трусы такие. Стринги называется. Знаешь?

МАРИНА. Кристина! Что ты делаешь с нами, Кристина!

ОЛЕГ. Оденься, ради бога!

КРИСТИНА. А зачем мне ради бога одеваться. Бог, говорят, он нас нагими создал. А стринги - это Адам с Евой придумали.

ОЛЕГ. Оденься!

КРИСТИНА. Оделась бы, пап. Только одеть мне нечего. Они зачем-то все мои джинсы из дома вынесли…

НАТАЛЬЯ. Джинсы - облачения дьявола!

МАРИНА. Я тебе юбку пошила черную…. Сейчас же оденься!

КРИСТИНА. А-а-а… так это юбка была… Извини, мам, я думала, это занавеска какая-то твоя очередная… не поняла просто… в похоронное бюро или куда…

МАРИНА. Оденься, дрянь!

НАТАЛЬЯ. Марина!

КРИСТИНА. Я ухожу, мам.

Кристина и Наталья переглядываются. Наталья поигрывает ключами на своей шее.

ОЛЕГ.           Куда?

МАРИНА. Никуда! Никуда она не пойдет!

Звонок в дверь.

МАРИНА. Оденься.

КРИСТИНА. "И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут… Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них…" Так, бабуля?

Наталья открывает дверь. Входит Боцман. У него в руках книга и банка краски.

НАТАЛЬЯ.       Оденься, немедленно! Мужчина в доме!

КРИСТИНА. Кто мужчина? Это дядя Боцман - мужчина? Дядя Боцман, ты еще мужчина?

БОЦМАН. Что?

КРИСТИНА. Что-что! Пиписька стоит у тебя!? Или нет? А то я в трусах, бабушка, видишь, волнуется!

Наталья дает Кристине пощечину, на которую никто из присутствующих никак не реагирует. Кристина криво улыбается и притрагивается к щеке.

НАТАЛЬЯ (Боцману приветливо) Садись, Коленька. С праздничком тебя! Вербное воскресенье сегодня! Кашу будешь?

БОЦМАН. (растеряно) Нет, спасибо, я… книжку принес… и краску вот… желтую… баночку…

НАТАЛЬЯ. А-а-а! Прочел уж… житие преподобного саровского чудотворца?!

БОЦМАН. Прочел.

НАТАЛЬЯ. Что скажешь, отец мой?

Боцман молчит, опускает голову.

БОЦМАН.      Я… балкон еще… докрасить хотел…

НАТАЛЬЯ. Ну, уж батюшка что ты вздумал! В вербное воскресенье балконы красить! Что ты - нехристь какой? После Пасхи покрасишь!

КРИСТИНА. Дядь Боцман, дай мне, я покрашу, я нехристь!

МАРИНА. Не давай ей! Оденься немедленно или я не знаю, что сделаю!

НАТАЛЬЯ (успокоительно) Ничего, ничего! Завтра покрестим ее, все пройдет!

КРИСТИНА. Бабушка, это только младенцев без их согласия крестят! А я уже видишь, какая дылда здоровая вымахала. Вон, какие трусы у меня, видишь? Водку пью, сигареты курю, с мужиками по ночам… Ну ты же знаешь. Ты же сама сказала. Ебусь вон со всеми подряд. Вообщем, все вопросы духовной жизни решаю сама!

ОЛЕГ. Кристина!

МАРИНА. Ах, ты ж дрянь!

НАТАЛЬЯ. Только в крещении спасена будешь! (насыпает боцману кашу) Кушай, кушай, пшонная на постном масле…

КРИСТИНА. А ты дядя, что читаешь? Серафима Саровского?

МАРИНА. Не смей!

КРИСТИНА. А мы его тоже знаешь по религиоведению проходили… я реферат писала… по Серафиму… Его вообще Прохором звали… знаешь? хороший был человек! харизматичный. только гордый. в пустоши жил, голодал, обет молчания принял, потом в затворе еще пятнадцать лет… в гробу спал… келью без окон ему построили, а он взял в ней да угорел… потому что свечку перед сном потушить забыл… не соблюл он, чудотворец твой, правила противопожарной безопасности и все… кердык, бабуля… от дыма угорел…

НАТАЛЬЯ. Он в молитве умер!

КРИСТИНА. (внезапно отцу) Пап, ну скажи?! Ты что тоже в эту вот херь уверовал?! мама, ладно, ей тяжело, у нее дочь - проститутка… тут во что угодно поверишь… но - ты!  ты же мне Ницше давал почитать?! Ты мне Вагнера ставил!…

ОЛЕГ. Кристина…Вагнер, он… понимаешь, он занимался музыкальным мистицизмом…и да… он ощущал в некотором роде… бессмысленность основы мироздания… а я…

МАРИНА. Олег!!

КРИСТИНА. Что?! А ты? Не ощущаешь бессмысленность основы мироздания? ты что вот сейчас мне правда скажешь, что в бога веришь?

Все смотрят на Олега. Олег затравленно озирается по сторонам. На него в упор смотрят жена и мать.

ОЛЕГ. (опускает голову) Кристина… я верю в высший разум…

КРИСТИНА. В высший разум? В какой высший разум, папа?! Ты вон у попа какого-то работаешь - на складе у высшего разума! Что там делаешь, папа?! На складе! На каком складе?! Что ты там складываешь, а? Иконы, свечки, а? Какой товар?!

НАТАЛЬЯ. (Олегу, с вызовом) Научи мя, Господи, усердно молиться Тебе со вниманием и любовью, без которых молитва не бывает услышана! Да не будет у меня небрежной молитвы во грех мне!

КРИСТИНА. Скажи еще, что веришь вот в этого затхлого тощего бога с крошками в бороде! Который, как дрессировщик в цирке! Ты сделал трюк - он тебе кусок сахара, а не послушался - так херак по морде!

МАРИНА. Закрой рот!!!

КРИСТИНА. Так что? Веришь или нет? если да, то скажи - во что конкретно? Может, я тоже уверую? Может, действительно, покрещусь завтра и спасусь наконец-то?! Все грехи мне отпустятся, и вместо проститутки - р-р-раз!- опять стану хорошей девочкой!!

Олег молчит.

НАТАЛЬЯ (внучке) Вон! Вон отсюда!! Вон из-за стола, блудница вавилонская!!!

Кристина встает из-за стола. Идет к двери, затем возвращается, берет со стола книгу, читает.

КРИСТИНА. «Особенным свойством его обхождения и бесед были любовь и смиренномудрие. Кто бы ни был приходивший к нему, бедняк ли в рубище, или богач в светлой одежде, с какими бы кто ни приходил нуждами, в каком бы греховном состоянии ни находилась его совесть, он всех лобызал с любовью, всем кланялся до земли и, благословляя, сам целовал руки даже не у посвящённых людей.»

МАРИНА. Положи книгу сейчас же!

КРИСТИНА. Или вот… (читает) Девство есть наивысочайшая добродетель, как состояние равноангельское, и могло бы служить заменой само по себе всех прочих добродетелей.

МАРИНА. (клокочущим голосом) Не смей!

КРИСТИНА. (кладет книгу) Мам, ты кого больше любишь – меня или его?

Кристина указывает на икону Иисуса Христа.

КРИСТИНА.  (с необычной нежностью) Я вот точно знаю, что тебя больше люблю, мама. Потому что ты мне мертвую ворону показала. А бог… так ничего и не показал. Мам, ты помнишь, как мне мертвую ворону показала?

НАТАЛЬЯ. Спаси, Господи, и помилуй! Спаси, Господи, и помилуй!

КРИСТИНА. Ладно, давай, дядь Коля, краску свою… Балкон докрашу…

Боцман смотрит на Наталью.

КРИСТИНА. Давай, давай, хоть чем-то полезным займусь…

Наталья кивает Боцману, Боцман отдает Кристине краску.  Кристина выходит на балкон.

НАТАЛЬЯ. Олежик, что ты так плохо кушаешь?

На балконе слышен какой-то шум. Все оборачиваются. Кристины на балконе нет.  Только повсюду разлита желтая краска. Мать и отец вскакивают со стульев, кричат, бросаются на балкон, Наталья крестится, вопит, Боцман в оцепенении сидит за столом и смотрит в тарелку с кашей. Затем спокойно встает, берет книгу и выходит.

НАТАЛЬЯ. Святый боже! Святый крепкий! Святый бессмертный! Спаси, сохрани и помилуй нас!

2.

В темноте Кристина слышит голос священника.

СВЯЩЕННИК. Велий еси, Господи, и чудна дела Твоя, и ни едино же слово довольно будет к пению чудес Твоих!

Кристина открывает глаза. Она стоит на берегу моря – на пирсе. Ночь, зима, собачий холод. Рядом с Кристиной мужчина лет 30. Он пытается закурить сигарету, но огонь на сильном ветру все время гаснет. Кристина и учитель создают дом из своих ладоней, сквозь пальцы просвечивают красные блики – вспыхивает и гаснет зажигалка. Наконец, учитель закуривает. Он с удовольствием курит.

УЧИТЕЛЬ. Не замерзла?

КРИСТИНА.(трясется от холода) Н-нет… немножко…

УЧИТЕЛЬ.(не обращает внимания на Кристину) Это мое любимое время и место.

КРИСТИНА. Почему?

УЧИТЕЛЬ. (рассуждает, наслаждается собственными словами) Потому что зимой в такой собачий холод на берегу грязного ледяного моря особенно четко ощущаешь, что нет никакой разницы между миром, в котором мы есть и миром, в котором нас нет.

КРИСТИНА. (робко) У тебя пепел на куртку падает….

УЧИТЕЛЬ (задумчиво) Не помню, кто это сказал… что смерть - это мир за вычетом тебя…

КРИСТИНА. Осторожней, а то здесь брызгает сильно… У тебя обувь скользкая

УЧИТЕЛЬ. Кто же это? Не Фома Аквинский, а кто…

КРИСТИНА. (осторожно ступает по пирсу) Ой… тут прямо намерзло…

УЧИТЕЛЬ. Вот так забудешь что-то, а потом ходишь - мучаешься…

КРИСТИНА. Сережа…

УЧИТЕЛЬ. Что?

КРИСТИНА. Помнишь, ты говорил, что можно на каток съездить?

УЧИТЕЛЬ. Послушай… Кристина…(ласково) Я говорил тебе и хочу сказать снова… Я вообще не должен был, понимаешь, тогда … но я был в умате, я… Кристина, нажрался, и ты не могла этого не видеть… а ты… ты просто очень хорошая девочка, тебе надо учиться, а мне надо работать, и это то, что сейчас важно… надо отделять важное от неважного…… ты знаешь, что будет, если на кафедре узнают?…Кристина… ты пойми… через месяц у меня защита… это не игрушки…. Ты хорошая девочка, я тебя сразу заметил…  я даже не представлял, что тебя так заинтересуют традиционные африканские религии… такой реферат хороший, много источников…  я вообще взял эту дисциплину… религиоведение, как факультатив… просто некому было ее вести, а на кафедре…

КРИСТИНА. (тихо) Никто не узнает.

УЧИТЕЛЬ. Кристина! Я не могу рисковать. Своей работой, твоей учебой… тебе… тебе сейчас кажется это… я не знаю чем… трагедией… но ты поверь мне, что нет никакой трагедии… была ошибка… нет, я не говорю, что ошибка… мне было очень хорошо с тобой… ты такая нежная, чистая, я… я даже переживаю за тебя, что ты… такая чистая… ты… как ты жить-то будешь? Тебе же каждая фигня как ядерный взрыв!… а это… это  просто нормальная жизненная ситуация… и мы - взрослые люди… мы можем проанализировать и сделать вывод? Правильно?…  мы решили, что дальше так продолжаться не может… ты не должна мне звонить, когда я в универе… и эти смс-ки… я просто устал от всего этого… не надо приходить ко мне на кафедру… и никогда… ты слышишь меня? никогда - ко мне домой, ты же знаешь, что я живу с родителями… … мой отец… ты в курсе… кто он…… и если я… хоть как-то… брошу тень……  Кристина…  ты понимаешь?

КРИСТИНА. Я понимаю.

УЧИТЕЛЬ. (раздраженно) Что ты понимаешь?

КРИСТИНА. Нельзя звонить и приходить. Это я понимаю.

УЧИТЕЛЬ. Хорошо.

КРИСТИНА. Я только не понимаю, как мы тогда будем видеться. Ты сам будешь звонить?

УЧИТЕЛЬ. Кристина… Я звонить не буду.

КРИСТИНА.  А как тогда?

УЧИТЕЛЬ (кричит) А никак! Все! Поняла?!

КРИСТИНА. Нет.

Молчат.

КРИСТИНА. Что мне делать?

УЧИТЕЛЬ.(с раздражением)  Что делать? Займись чем-нибудь. Бухай! Налысо побрейся! Матом начни ругаться, а то знаешь…. Такая правильная, что кусок…. дерьма сожрать хочется! (отворачивается) Извини.

Молчат.

КРИСТИНА. (утвердительно) Поняла.

УЧИТЕЛЬ.(начинает жалеть о своей грубости) Что ты поняла?

КРИСТИНА. Все. Вот это. Про мир без нас и мир с нами.

УЧИТЕЛЬ. Кристина, не начинай.

КРИСТИНА. Я не начинаю. Извини. Просто… (плачет) Я не знаю, как буду… я просто… я не могу… без тебя…

УЧИТЕЛЬ. О, Господи! Мы переспали один раз!! Один!… я был пьяный…  я ничего не соображал! от меня воняло!...  И теперь ты без меня не можешь?

КРИСТИНА. Да. Я сама не знаю, как так получилось!

УЧИТЕЛЬ. Пиздец. Ты меня извини, Кристина, но это пиздец!

КРИСТИНА. Да. Знаю.

УЧИТЕЛЬ. Давай закончим уже этот разговор. Я хотел попрощаться по-человечески, но…  Давай я просто отвезу тебя домой, и на этом…

Молчат.

КРИСТИНА. Нет…  Нет…  ты…  ты иди…  не надо меня никуда меня везти… Ты иди, а я тут еще… я побуду…

УЧИТЕЛЬ. Как это? Как это - побудешь?! холодина, на трассе пусто? как ты доберешься?

КРИСТИНА. Значит, тебе не все равно?

УЧИТЕЛЬ. Что - не все равно?!

КРИСТИНА. Как я доберусь?

Учитель молчит. Кристина почему-то улыбается.

УЧИТЕЛЬ (устало) Ладно. Пока.

Учитель разворачивается и быстрым шагом уходит по пирсу. Через несколько секунд позади себя он слышит громкий всплеск воды. Учитель оборачивается и видит, что на пирсе пусто. Он бросается обратно на пирс.

УЧИТЕЛЬ. Сука! Сука!

Учитель подходит к краю пирса, смотрит вниз, затем сбрасывает с себя куртку и готовится к прыжку.

УЧИТЕЛЬ. (кричит) Дура, блядь!

Прыгает, исчезает. Темнота. В темноте возникает голос священника.

СВЯЩЕННИК. Крещается раба Божия Христина во имя Отца, аминь. И Сына, аминь. И Святаго Духа, аминь.

3.

Больница, коридор. В коридоре сидят Олег и Марина, у обоих – белые, лишенные мимики лица. За стеклянной дверью палаты, в которой лежит Кристина, проходит обряд крещения: видна фигура батюшки в черном одеянии, слышны его молитвы и громкое пение. Также  сквозь стекло можно рассмотреть спины Натальи и Боцмана – они принимают на себя роль крестных родителей.

ОЛЕГ. (глухо) Почему нам нельзя?

МАРИНА. Нельзя.

ОЛЕГ. Почему?

МАРИНА. Нельзя.

ОЛЕГ. Почему?

МАРИНА. Мы нечистые считаемся.

ОЛЕГ. Нечистые?!

Олег встает, идет к двери палаты.

МАРИНА. (бросается к нему) Олег!

ОЛЕГ. Что, Марина?

МАРИНА. (ждет оправдания) Мы что-то… сделали не так?!

ОЛЕГ. Мы все сделали не так. И сейчас… все не так делаем. Она этого не хотела. Это насилие - человека без сознания, в коме… Как мы могли вообще…

Олег берется за ручку двери палаты. Вдруг в конце коридора появляется доктор – он идет быстрым шагом. У доктора мягкое, хорошее лицо и при этом - ледяные глаза, как и многих людей, которые ежедневно видят смерть.

ОЛЕГ. Доктор! Доктор, пожалуйста, я хотел с вами поговорить!

Доктор останавливается, смотрит в глаза Олегу, слышит пение батюшки из-за стеклянной двери.

ДОКТОР. Да?

ОЛЕГ. Пожалуйста, я хочу знать… какой прогноз…

ДОКТОР. Да вы по-моему лучше меня знаете, какой прогноз…

ОЛЕГ. Я?

ДОКТОР. Ну, раз… священнослужителя пригласили….

ОЛЕГ.    Это… это… не я…

ДОКТОР.   Да, нет, не оправдывайтесь… В такой ситуации, как ваша – все

средства хороши…

ОЛЕГ. Почему?

ДОКТОР. Потому что у вас одна надежда – на чудо… (указывает на дверь) А вот он – как раз представитель этой партии…

ОЛЕГ. Какой партии?

ДОКТОР. Партии чуда… Я, к сожалению, принадлежу к другой организации…

ОЛЕГ. Доктор!

ДОКТОР. Что же касается вашей дочери, то состояние критическое…. Множественные переломы, большая кровопотеря… Развитие комы сразу после травмы… Я не могу давать никаких прогнозов… В ближайшие 24 часа ситуация должна проясниться… В ту или иную сторону… Все, что сейчас мы можем сделать – это продолжать искусственно вентилировать легкие, стабилизировать гемодинамику… ну и… в качестве дополнительной опции… (мягко улыбается) молиться…

ОЛЕГ.       Скажите, у нас есть… хоть какая-то надежда?

ДОКТОР. Надежды нет только у мертвых. У живых она всегда остается.

ОЛЕГ.       Доктор! Что бы вы делали на моем месте?!...

ДОКТОР. На вашем месте я бы обратил внимание на вашу жену.

Олег оборачивается к Марине. Она беззвучно рыдает с абсолютно белым лицом. Доктор уходит.

ОЛЕГ. Мариша! Мариша! Он сказал… доктор сказал, что есть надежда! У всех, всегда!

Олег пытается погладить Марину по руке, но она отталкивает его руку.

МАРИНА. Это ты!! Ты во всем виноват!

ОЛЕГ.        Я?!!

МАРИНА. Ты!! Ты ею вообще не занимался, ты на нее рукой махнул! Ты вообще не знал, что там в голове у нее!

ОЛЕГ. А ты? Ты знала? Кто знал?!

Марина плачет.

ОЛЕГ. Кто-то знал. Должен был кто-нибудь знать! А мы ее долбали! долбали этим институтом, этой церковью, вместо того чтоб просто спросить: что случилось?

МАРИНА. (шепотом) Я спрашивала! Спрашивала!

ОЛЕГ. (орет) Как ты спрашивала! Ты орала на нее всю дорогу! Ты же все время на всех орала и всё!

Из палаты выходят Наталья и Боцман.  Боцман с перекошенным лицом, Наталья – улыбается.

НАТАЛЬЯ. Успели. Слава Богу, успели.

МАРИНА. Что?

НАТАЛЬЯ. Всё. Таинство крещения приняла. Сейчас отец Владимир ее соборует и все……

ОЛЕГ. Что - всё?

НАТАЛЬЯ. (мягко улыбаясь) Ну, что всё?… Всё. Ей теперь смерть не страшна, крещенная, ее Христос в свои объятья принял…

ОЛЕГ. Да ты что?! Как это – принял?! Как это - смерть не страшна! Вы что - похоронили тут ее уже или что?!

НАТАЛЬЯ. Олежа, нам теперь только молиться… Марина, ты со мной?

ОЛЕГ. Куда?!!

НАТАЛЬЯ. В храм. Тут от больницы недалеко храм святых целителей Космы и Дамиана! Сорокоуст заказать… И исповедоваться бы тебе, Мариш. Пойдем?

МАРИНА. (бесстрастно) Да.

НАТАЛЬЯ. Ну, пошли, милая, пошли, матушка…

ОЛЕГ. Как это - пошли?! (Марине) Ты что? Ты что уйдешь что ли с ней сейчас? Сейчас?! (матери) оставь ее в покое!

НАТАЛЬЯ (мягко улыбаясь) Я силком никого не тащу.

МАРИНА. Я пойду.

ОЛЕГ. (закипая) Пойдешь?!

БОЦМАН. Олег. Не надо.

ОЛЕГ (Боцману) И ты тоже, Христосик?!  Убери свои руки от меня, козел! Пошел вон!

НАТАЛЬЯ. (крестит сына) Спаси, сохрани и помилуй нас!

БОЦМАН. (шепотом) Наталья Степановна, дай мне ключи. Дай мне, пожалуйста, ключи от квартиры. Я там забыл кое-что. Пожалуйста.

Наталья снимает с шеи связку ключей и отдает их Боцману. Наталья, Марина и Боцман уходят. Из палаты выходит священник.

СВЯЩЕННИК. (треплет Олега по плечу) Крепись, сын мой, крепись. Все в руках божьих.

Олег молчит, смотрит в никуда.

СВЯЩЕННИК. Господь посылает вам испытание.

Олег молчит.

СВЯЩЕННИК. Молись, сын мой, господь милостив.

Олег выходит из оцепенения, начинает рыться в карманах.

ОЛЕГ.        Я тут… накладную вам отдать хотел… по последней отгрузке… вот… здесь все… акт приемки-передачи и транспортная…

СВЯЩЕННИК. Да не надо, позже давай…

ОЛЕГ.     Да, нет, позже, я не могу. Вот. Здесь всё. И там еще на складе в подсобке… на полке - папка синяя, там документы все за последний месяц… Деньги тоже под расчет за выгрузку. Там сотня на дополнительные была - так не понадобилась, мы вдвоем с водителем выгрузили… А я увольняюсь….

СВЯЩЕННИК. Сын мой!

ОЛЕГ. Какой я вам сын? Я у вас на складе экспедитор, товар принимаю… коробки… коробки и коробки…

СВЯЩЕННИК. Так, Олег, я не понял…  

ОЛЕГ. Вам же порядочный был нужен, ответственный? А я пиздец какой порядочный и ответственный! Мне же за эти два месяца даже в голову не пришло спросить, что это за товар такой отец Владимир на склад возит…

СВЯЩЕННИК. Ты что… распечатал?!

ОЛЕГ.     Я?! Да, Бог с вами! даже не думал… До вчерашнего дня… Такая работа хорошая, зарплата и не напрягаюсь особо и жена довольна - наконец-то, деньги стал в дом приносить… Воцерковился! Вы же мне всю жизнь перевернули, я же охереть какой стал счастливый, счастье - хоть лопатой греби!  Я ж наверное так бы до смерти этот ваш товар принимал… а меня вчера дочь спросила: что в этих коробках, папа? а потом взяла и с балкона выпрыгнула… И я, действительно, стал думать, что ж там такое в этих коробках?!… И так, знаете, интересно, мне стало! Любопытно прямо! Решил посмотреть… что там у отца Владимира в коробках… свечи, ладан, духовная литература?

СВЯЩЕННИК. Демоны одолели...

ОЛЕГ. Открыл коробочку… одну… а там… сигареты… блоки сигарет… сто штук… в одной коробке… без акциза… странно, думаю, зачем отцу Владимиру сигареты - да еще в таком количестве... триста коробок… открыл другую коробку… из другой партии… - а там бухло… контрабанда… но вы не переживайте… я ничего не трогал…  мне религия не позволяет… великий пост… я не пью…

СВЯЩЕННИК. (тихо) Ты знаешь, что теперь будет?

ОЛЕГ. Что? Геенна огненная да скрежет зубовный? это?

СВЯЩЕННИК (кладет руку на плечо Олега) ты сейчас не можешь адекватно реагировать. я все тебе объясню. ты сейчас успокойся и занимайся дочкой. а что касается этих коробок - я просто помогал людям… которым негде хранить… эти коробки… понимаешь?

ОЛЕГ. Да что ж тут не понять! тем более, это ж не наркотики или оружие там! это ж всего лишь, отец Владимир, курево и бухло, высоколиквидный безакцизный товар!

СВЯЩЕННИК. (раздраженно) Что ж ты так кричишь, сын мой?

ОЛЕГ. Это у меня просто голос такой, отец Владимир! А! Ключи  от склада забыл! (вынимает из кармана ключи) Вот. Спасибо за всё и до свиданья!

СВЯЩЕННИК. (берет ключи, сухо) Храни тебя господь, сын мой.

ОЛЕГ. Идите вы нахуй, отец Владимир!

4.

Больничная палата. На кровати лежит Кристина без сознания. Ее тело опутано прозрачными пластиковыми трубками. Рядом на каталке подвешены капельные системы. На стуле сидит Олег и смотрит на свою дочь. Неожиданно входит Боцман. У него в руках две большие клетчатые сумки.

БОЦМАН. (тихо) Как она?

Олег молчит.

БОЦМАН. Я с тобой поговорить хотел… пока… твои в храм пошли…

ОЛЕГ.(встает, говорит тихо) Лечить меня будешь?! Только посмей мне тут хоть одним словом еще про церковь заикнуться, понял?!

БОЦМАН. Я у тебя дома был. Взял кое-что.

Боцман вынимает из сумки футляр для кларнета.

ОЛЕГ.   Зачем это?

БОЦМАН. (пожимает плечами) Я думал… не знаю… может надо… Она помнишь… маленькая любила, когда ты ей… играл? Помнишь?

ОЛЕГ. Заткнись.

Олег берет футляр.

ОЛЕГ. (сквозь слезы)   Че ты хочешь?

БОЦМАН. (шепотом) Поговорить.  Пока их нету.

Боцман плотнее прикрывает дверь, отводит Олега к окну, говорит шепотом.

БОЦМАН. Это все неправильно. Иисус Христос – это неправильно.

Олег молчит, странно смотрит на Боцмана.

БОЦМАН. Это неправильно. Он хочет чтобы все страдали, чтобы все мучались. Ему только этого и надо. Понимаешь?

Олег молчит.

БОЦМАН. Это все неправильно. Крестить не надо. Я это еще вчера понял Это неправильно.... а сегодня… когда отец Владимир сказал на сатану плюнуть три раза, я отвернулся тихонечко… и  на пол просто плюнул… так что считай - не было никакого крещения! я спас ее! понимаешь?

Олег молчит.

БОЦМАН. Ну как ты не понимаешь? Когда мать твоя приехала… я сначала подумал… когда все это случилось… помнишь? С этими деньгами на водку, когда я купил, а потом… потом смерть увидел? Помнишь?

ОЛЕГ. Нет.

БОЦМАН. Я подумал, что теперь… раз Бог он такой… сильный… теперь все будет по-другому… я поверил… я думал… я пить бросил, курить, я матом перестал ругаться, я работать стал, я в церковь ходил, постился, я книжки читал… жития святых… я молился три раза в день… я исповедовался и причащался… я говел…  а мне… и я думал, что стану счастливым. а мне все хуже и хуже, понимаешь?!

ОЛЕГ. Понимаю.

БОЦМАН. А потом… я с матерью твоей говорил… я про тот случай рассказал ей… в Гане… помнишь?

ОЛЕГ. Нет.

БОЦМАН. Как папуасы эти маску нам свою подарили? Духа предков?

ОЛЕГ. Ну.

БОЦМАН. Она сказал, что из-за нее Нина умерла.

ОЛЕГ. (устало) Какая Нина?

БОЦМАН. Мать твоя сказала, что Нинка… жена моя… из-за маски этой… потому что она... ну, маска… в спальне нашей висела… раком заболела и умерла… потому что демоны в ней… Я сразу домой прибежал, взял топор, хотел разбить, а потом… чувствую… я не знаю… я просто взял ее… снял со стены…. на кухню отнес… на стол поставил, потом взял бутылку водки… ту самую… еще с того раза, что я купил и выпить не смог… и я смотрел на нее… на маску… и… потом взял рюмку, налил спокойно и выпил… и выпил… я смог выпить, понимаешь?! и меня не пригвоздило!… и потом я сказал одно слово, одно единственное слово и меня попустило!

ОЛЕГ. Какое слово?

БОЦМАН. Слово "блядь"! Понимаешь?! Я  смог! и я пил, и вспоминал Нинку, и плакал и говорил: сука-блядь!! И я почувствовал себя живым, понимаешь?! А когда я не пил и не ругался - я был мертвый! Ну что это?! для чего? что это за вера такая, что даже водки нельзя выпить и сказать, что думаешь? что это… за вера такая? где же оно тогда нахрен счастье?! ты понимаешь, Олег?! Понимаешь или нет?!

ОЛЕГ. Нет.

БОЦМАН. Ну, как ты не понимаешь? Там жрать нечего, СПИД кругом, денег нет…

ОЛЕГ. Где - там?!!

БОЦМАН. В Африке! Живут в землянках, жопу пальмовым листом прикрыли, танцуют, в барабаны бьют и счастливы! А у нас как? В платок замотались, на колени на заплеванный пол, яйца нельзя, мясо нельзя, танцевать нельзя, пить нельзя, ни хера нельзя, можно только болеть, страдать и дохнуть! Они же знаешь, что с собой делали?!

ОЛЕГ. Кто?

БОЦМАН. Я читал! Они специально на себя вериги натягивали и до крови, до шрамов… и на столбе сидели, и не ели месяцами, и в гробах спали, и молчали по году, по десять лет молчали!… это у них подвиг веры называется! но это же пиздец а не подвиг! (показывает на Кристину) ты что для этого что ли - для подвига что ли… растил ее? а?!

Боцман вынимает из другой клетчатой сумки большую африканскую маску.

ОЛЕГ. Зачем это?

БОЦМАН. (шепотом) Вдруг поможет?

Олег делает шаг вперед к Боцману, у него дергается лицо.

БОЦМАН. Давай просто… положим здесь…

ОЛЕГ. Зачем?

БОЦМАН. Понимаешь они… с этой штукой… с ее помощью народ в воздух подымали… что ж она… думаешь… Кристинку на ноги не поставит?

ОЛЕГ. (тихо) Ты что охуел совсем?

БОЦМАН. (шепотом) Но попробовать-то можно?! У нее же штырей никаких железных нет внутри? А?

ОЛЕГ. А ну вали отсюда, придурок!

Боцман вынимает из своей сумки толстую папку с бумагами.

БОЦМАН. Смотри, что я у нее в комнате нашел, у Кристины.

ОЛЕГ. (хватает папку) Ты что?! Ты что в вещах ее рылся, урод?!

БОЦМАН. Рылся! Потому что мне не все равно! Потому что я Кристинку вот с такого знаю! А вы - что?! Родители, едрена мать! У вас вон ребенок налысо побрился и с балкона выпрыгнул - вы б хоть в ящик стола ее заглянули!!

ОЛЕГ. (читает) Реферат. Традиционные верования народов черной Африки.

Олег листает реферат. Внезапно из папки выпадает какой-то лист бумаги. Олег его поднимает.

5.

Весна. Скамья перед храмом. зелено, солнечно, весна. На скамейке сидят Наталья и Марина.

НАТАЛЬЯ. Завтра пасха.

Марина молчит.

НАТАЛЬЯ. В народе говорят: на Пасху умер – яичко в руку.

Марина молчит.

НАТАЛЬЯ. Счастье большое считается, везение – на Пасху умереть… Как раз райские ворота открываются и до самого конца светлой Седьмицы открытые без охраны стоят… Вот кто на Пасху помер, даже грешник большой, в рай попадает…

Марина молчит.

НАТАЛЬЯ. (глаза на мокром месте) Я всё думаю: а может зря я приехала? разбередила у вас всё… я же когда…когда Олежик маленький был, два года ему было… отец его нас бросил, а я беременная была… и без работы, Олежик маленький и я беременная… и работы - нет… и пошла я Марина на грех великий - на аборт пошла… а потом…  как не стало мне жизни… все болела….  и Олежик болел… соседка сказала: пойди ты, Наталья, в церковь… я пошла, к батюшке, к отцу Анатолию, а он и говорит: грех великий на тебе, матушка, отмаливать надо… долго отмаливать… страшный грех… езжай, говорит, в Почаев…  молись о прощении… и уж как я уезжать не хотела! Олежик маленький и уж как он просил меня, как плакал: мама, не уезжай!! и я вместе с ним плакала… (строго, с каменным лицом) но понимала, что если не отмолю - грех мой и на детей моих, и на внуков… я же ради Олежика и уехала, по монастырям скиталась! я же все эти годы за вас каждую ночь молилась! мы же все грешники, грешники, Марина, все перед богом виноватые…

Наталья замолкает. Сморкается. Начинает говорить с неожиданным оптимизмом в голосе.

НАТАЛЬЯ. Марина, а ты еще квартиры продаешь? Нет?  Продала бы вашу с Олежиком квартиру да и в деревню уехали бы, в Дивеево… на природе, в молитве, в покаянии… А там вдруг Господь вам еще ребеночка пошлет… ты женщина не старая еще…

Марина внезапно встает и уходит.

НАТАЛЬЯ. Мариша! Мариночка! Куда ты?!

Наталья еще какое-то время сидит на скамейке одна. Закрывает глаза, шепчет молитву, крестится, уходит.

6.

Больничная палата. Кристина все также все в той же позе без сознания лежит опутанная трубками. У окна стоит ее отец и что-то тихо наигрывает на кларнете. Перед ним на подоконнике лежит листок бумаги, выпавший из реферата по религиям народов Африки. На стуле перед кроватью Кристины сидит Боцман и листает реферат. Боцман то и дело поглядывает на большую африканскую маску, которую он прислонил к стене таким образом, чтобы маска «смотрела» на Кристину.

ОЛЕГ (задумчиво) Какой-то я не современный, да?

Боцман непонимающе смотрит на Олега. Олег прекращает играть, кладет инструмент на подоконник, берет в руки письмо, снова перечитывает, хватается за голову.

ОЛЕГ. (отчаянно) Господи, какой идиотизм!

Меряет шагами больничную палату, зажав в руке письмо.

БОЦМАН. Раньше надо было думать.

ОЛЕГ. Я же поверил, я же думал…

БОЦМАН. Что ты думал?

ОЛЕГ. Ну я не знаю… Ну, что я мог думать!

БОЦМАН. Ты думал, что твоя дочка, которая всю жизнь отличница, школу с золотой медалью закончила, во всех олимпиадах, что она вот так раз – стала бухать и с мужиками на пляже путаться? Вот так - раз – и в дебилку превратилась? из института выгнали?!

ОЛЕГ. А что я мог думать?! Откуда я знал?!

БОЦМАН. Пипец! У меня хоть детей нет, но даже я знаю, что просто так с балконов не кидаются!... Это только в бога можно за один вечер поверить! А для всего остального надо до фигища времени!…. Спросить ты не мог?! Она же тебя больше всех любила… любит…. ты же ей…

ОЛЕГ. Ой, заткнись! Тоже мне! То поклоны бьет, то потом из себя Кашпировского строит! Откуда я знал?!

БОЦМАН. Надо было знать!

Олег смотрит на дочь, садится на край кровати.

ОЛЕГ. (плачет) Честное слово, хоть я тебя никогда не бил  – вот так бы взял бы ремень и так бы дал бы тебе по жопе! Как же можно из-за какого пидораса, Кристина?! (потрясает письмом) да он же… он же… он ногтя твоего не стоит!!! (читает)… «мир с тобой и мир без тебя – это два разных мира. И если мне нельзя жить в первом, я отказываюсь жить в последнем»… Кто он? Ну, кто?!

Внезапно падает маска, стоящая в углу, прислоненная к стене. На аппарате, к которому подключена Кристина, начинает мигать красная лампочка. Олег вскакивает с места.

7.

Ночь. Берег моря. Учитель выволакивает из воды Кристину. Она нахлебалась воды. Учитель переворачивает Кристину лицом вниз и бьет ее кулаком по спине – изо рта льется вода. Затем он кладет ее на спину и делает непрямой массаж сердца.

УЧИТЕЛЬ. Дыши, сука, дыши!

Учитель делает ей искусственное дыхание. Кристина делает вдох, открывает глаза.

УЧИТЕЛЬ. (орет) Дура конченная! Там же мелко!! Там же балки, штыри на дне, там же летом двое пацанов убились!

Учитель бьет ее с размаха по лицу. Кристина приподнимается на локтях, хватает Учителя за куртку, притягивает его к себе. Они целуются. Учитель быстро расстегивает Кристинины мокрые джинсы. Они занимаются любовью.

Учитель быстро кончает, еще секунду лежит неподвижно, потом вскакивает и спотыкаясь, бежит.

КРИСТИНА. Куда ты?!

УЧИТЕЛЬ. Иди ты нахуй!! Оставь ты меня в покое!!

Убегает.

8.

Больничная палата.  Аппарат, к которому подключена Кристина тревожно мигает и пищит. Олег выбегает из палаты с криком: «Врача, врача!». Боцман затравленно оглядывается, поднимает с пола маску, подходит к Кристине и накрывает маской ее лицо. При этом Боцман что-то неразборчиво шепчет, подвывает и цокает языком.

БОЦМАН. Ум-м-м-м-м-м… М-м-мааааааа…. Ум-м-м-м-м-м…. М-м-м-м-ма-а-а-а…. Счхаа-а-а-а…. Счха-а-а-а-а…. Ум-м-м-м-м-м… М-м-мааааааа…. Ум-м-м-м-м-м…. М-м-м-м-ма-а-а-а…. Счхаа-а-а-а…. Счха-а-а-а-а….

Внезапно в палату входит Учитель. У него белое лицо, в руках какой-то уродливый вялый букетик. Учитель в ужасе смотрит на тело, где вместо лица – маска. В палату врываются Олег и Доктор. Олег в шоке. Доктор невозмутим - он, видимо, видел и не такое. Он спокойно подходит и снимает маску с лица Кристины. Ее веки вздрагивают и открываются. Доктор щупает Кристине пульс. Девочка пытается что-то сказать. Доктор знаком указывает ей молчать. Затем тем же знаком он предлагает заткнуться всем остальным. Доктор внимательно осматривает Кристину, светит ей в глаза фонариком, сжимает пальцы ее руки, еще раз щупает пульс. Затем оборачивается к Олегу.

ДОКТОР. Я не знаю, что вы тут устроили. Но если еще раз накроете лицо этой хуйней – она задохнется. А в остальном – поздравляю.  Пока о качестве жизни говорить рано… Но можно говорить о жизни, как таковой. Девочка будет жить.

Доктор выходит. Боцман бросается на шею Олега. Олег отталкивает его и падает на колени перед кроватью дочери, улыбается, пытается что-то сказать и ничего не может произнести. Вдруг Олег замечает, что Кристина не сводит глаз с незнакомого парня с букетиком цветом, который стоит в углу абсолютно потерянный. Олег смотрит на Учителя.

ОЛЕГ. (тихо) Ты кто?!

Олег встает и подходит к Учителю.

ОЛЕГ. Кто ты?!

Учитель молчит.

ОЛЕГ. Ты кто? Ты – этот пидорас?

Учитель молчит. Олег хватает письмо, смотрит на дочь.

ОЛЕГ. Он кто?! Он что?! Он - этот пидорас?

Кристина улыбается одними глазами. Затем моргает в знак согласия. Олег кидается на Учителя с кулаками. Боцман встает между ними.

БОЦМАН. Не надо.

ОЛЕГ. (кричит) Я тебя, пидораса, убью!

Учитель молчит. Олег опять кидается к постели дочери, гладит ее по руке, что-то бормочет, плачет, смеется. Кристина не сводит глаз с Учителя. Ее глаза улыбаются. Входит Марина. Она кричит, бросается к Кристине. Олег крепко обнимает жену.

ОЛЕГ. Представляешь, я думал, что это из-за меня, из-за нас, что она… что это просто… а это все - из-за этого пидораса!

БОЦМАН. Это Дух Предков.

ОЛЕГ. (кричит на учителя) Это пидорас!

МАРИНА. (плачет) Слава Богу!

9.

Воскресенье. Пасха. Ранее утро. Только забрезжил рассвет. Отдаленный звон колоколов. У входа в  больницу стоит Боцман и курит. Вокруг - пусто и безлюдно. На аллее появляется Наталья. У нее в руках корзинка с пасочкой и яйцами. Боцман молча перегораживает Наталье дорогу.

НАТАЛЬЯ. Христос воскрес, Коля!

Боцман молчит.

НАТАЛЬЯ. Коля, Христос воскрес!

Боцман молчит.

НАТАЛЬЯ. Коля, надо говорить: воистину воскрес! А я службу отстояла, молилась за всех… пасочки вот посвятила…

Боцман молчит.

НАТАЛЬЯ. Да что с тобой, Коля?! (тревожным шепотом) Что – преставилась Кристиночка?

БОЦМАН. Нет.

НАТАЛЬЯ. (крестится) Охо-хо. Все мучается, бедная.

БОЦМАН. В себя пришла. В сознании. Доктор говорит: жить будет.

НАТАЛЬЯ (радостно вскрикивает) Господи! Боже ж мой! Радость-то какая! Милость господня! Услышал! Услышал молитвы мои Господь наш всемогущий! Услышал Христос!

БОЦМАН. Это не Христос.

НАТАЛЬЯ. Что?

БОЦМАН. Это не Христос. Это Дух Предков. Это он ее спас.

НАТАЛЬЯ. Что?! Да ты что, Коля?! Очумел совсем, бесы взяли?! Дай пройти, что ты стал тут истуканом?! мне внучку увидеть надо!

БОЦМАН. Прости, мать. Доктор сказал - ей волноваться нельзя.

НАТАЛЬЯ. Господь с тобой!  Пропусти!

БОЦМАН. Прости мать. Не впущу.

НАТАЛЬЯ. Да ты, что?! Что страх совсем   потерял?!

БОЦМАН. Потерял. Шла бы ты отсюда.

НАТАЛЬЯ. Да я… Я сейчас Олега позову!

БОЦМАН. Да Олег тебя сам же…. Уйди, мать.

НАТАЛЬЯ. Да как же… да что ж это… Мне Марину увидеть надо! Поговорить.

БОЦМАН. Не хочет она с тобой разговаривать, мать. Наговорились уже.

НАТАЛЬЯ. Это же дети мои! Впусти, Коля! Это же родные мои! Что ж это такое, Господи Иисусе?!

БОЦМАН. Не нужен он нам.

НАТАЛЬЯ. Кто не нужен?

БОЦМАН. Христос.

НАТАЛЬЯ. Как… ты что ж…что ж говоришь такое?

БОЦМАН. Мы в Духа Предков теперь верим. Он Кристину спас. А Христос нам не нужен.

НАТАЛЬЯ. (крестит Боцмана) Господь с тобой!

Боцман хватает ее за руку.

БОЦМАН. Иди отсюда по-хорошему, мать.

Наталья смотрит на Боцмана, вдруг резко его отталкивает, кидается ко входу в больницу. Боцман успевает ее схватить, притянуть к себе.

БОЦМАН. (с угрозой) Уйди по-хорошему, мать.

10.

В больничном скверике на скамейке сидит Наталья. Ее глаза закрыты. У нее на коленях - корзинка с пасхой и свечами. В ее руке красное пасхальное яичко. Кажется, что Наталья спит.

ЭПИЛОГ

1.

КРИСТИНА. Я вообще смутно очень все это помню. Как в тумане. Я даже не верю, что это я была. Но врачи сказали, что и правда чудо. Что так не бывает. И что ходить, конечно, не буду. И тут через полгода - раз - и второе чудо. Там какие-то функции… как-то они… сказали что… восстановились… Теперь я заново учусь ходить. Это очень трудно. Но интересно. Вот это главное, наверное, пожалуй, на сегодняшний день у меня. А… ну… Я пока лежала, оказывается умерла бабушка. Жаль, потому что… я как-то даже не успела ее узнать, познакомиться ближе... Потом папа ушел. Честно говоря, я не понимаю, почему он не сделал этого раньше. Мы теперь живем с мамой. Вдвоем. Никогда бы не подумала, что нам будет так хорошо вместе. Просто и хорошо. Мы даже иногда вместе слушаем музыку, она книги у меня берет, диски… Ну, вот… Всё, наверное… А! По поводу … да… Черт, это смешно, но вот сейчас я уже даже не могу вспомнить его лица. Не знаю… точно не знаю… Но, знаю, что он, кажется, защитился, да, и теперь… как его… доцент… Он ходил в больницу ко мне, ходил… А я в какой-то момент не выдержала и говорю: Сереж, ну че ты ходишь-то сюда? Ну, какой смысл? Не знаю. Как-то все отмерло. Кончилось. Я думаю, в следующем году в универе восстановиться, доучиться хочу, это главное для меня сейчас - физически восстановиться и закончить учебу. Это важно. А все остальное - неважно. Не знаю.

2.

МАРИНА. Мне вообще трудно что-то сказать по этому поводу. Вы спрашиваете о счастье. Я каждый день смотрю на нее и испытываю счастье. Она живая. Она ходит. Хочет учебу закончить университет. Конечно, жизнь - это качели. Счастье? Конечно.  И боль. Когда Олег ушел - я, честное слово… я совершенно не была к этому не готова…. Но человек… он никогда не готов… Ни к счастью, ни к смерти, ни к чему… Я все время думаю: а где я была раньше? чем занималась? не в том смысле, что я пропустила дочь… Хотя и в этом тоже. Чего же я хотела? Чего мне не хватало? Мне же все время чего-то не хватало, я же все время была несчастной - это при живых муже и дочери, не больная, не бездомная, с руками, с ногами…  Почему? Я и сейчас не знаю. Я пытаюсь понять. И то, что со мной было… и то, что происходит сейчас - всего лишь попытка понять… Нет. Не думайте, что я стала интересоваться этой музыкой и книгами, которые читает Кристина…. потому что боюсь упустить какой-то еще тревожный… сигнал что ли… нет. Я уверена, что она всегда теперь будет поступать разумно. Мне, действительно, интересно. Я хочу найти то, что меня увлечет. Сейчас, например… Вы будете смеяться. Я читаю Жюля Верна. "Путешествие к центру земли". Это я не у Кристины, это я в Интернете скачала… Сама, да. Научилась. Уже в поиск вбивать умею, скачивать могу…. И мне еще никогда в жизни не было так интересно. Потому что работа… Риэлтор - это все-таки не работа, я имею в виду… ну вы понимаете… Шитье я в принципе люблю, но это… это не то. У Олега есть музыка. Кристина хочет закончить учебу. У меня тоже что-то будет. Что-то свое. Я найду. А по поводу Бога. Странный вопрос. Я не сомневаюсь, что он есть.

3.

ОЛЕГ. Ну, наверное… через месяц…. через месяц, как Кристину домой перевезли… да, я и ... Внезапно? Почему внезапно? Нет. Нет, не то чтобы внезапно. Я просто… я просто вдруг вспомнил, как познакомился со своей… с Мариной…… я шел в консерваторию и увидел ее на улице… она стояла какая-то растерянная на автобусной остановке, как будто не знала - ехать ей или не ехать… и вокруг нее… как это объяснить? А вокруг нее  было небо. Его было много. Оно было тяжелое и чистое. И я так четко вспомнил это чувство… как у меня сжалось  сердце… таким… таким обжигающим холодом… что я не могу пройти мимо… что у этой девушки такое лицо, что я сам готов лечь на дорогу, чтобы по мне проехал автобус, в который она сядет, и меня бы накрыло этим катком… этим прессом… тяжелого, чистого неба… И каждый раз, когда я обнимал ее - я чувствовал эту боль и этот воздух. А потом… потом это чувство куда-то делось. И я забыл, и я так долго жил и не помнил, как это - когда сердце вот так…  сколько?  пятнадцать,  двадцать лет? представляете,  двадцать лет без воздуха? а потом...  когда все это…  понимаете?! в последний раз я искренне обнимал жену в больнице, после того, как наша дочь спрыгнула с балкона… Мне кажется, что это ненормально. И я … потихонечку… начал вспоминать. Я не знаю, как это объяснить. Двум людям… стоит быть вместе … только в том случае, если готов  под автобус… и небо.  Вы меня понимаете? А иначе…  иначе - это ад…  Нет…  Я снял комнату… в коммуне…  Нет, конечно, Боцман позвал меня к себе, но я отказался… Смысл уходить из дома, чтобы поселиться в квартире напротив?…  Боцман? Он сначала пил по-страшному, что я даже думал - всё… А потом вдруг как-то успокоился… стал читать какие-то книжки… потом ходил на какие-то курсы…  два месяца назад ушел в рейс… представляете? на рыболове…. не знаю… куда-то в Африку… Если честно, я думаю, что он - псих. Я? Нет. В филармонию меня так и не взяли. Все-таки за столько лет - квалификация… вы сами понимаете… Вообщем, я успокоился. Музыка уже не так мне интересна. Играю… нет… редко.…  вообщем,  редко. Работаю. Ничего особенного. В компании. Торговым представителем. В церковь? Вы будете смеяться, но иногда захожу. Что делаю? Стою просто. Свечку ставлю. Думаю… Да, конечно, я хожу к ней на могилу. Мама есть мама. Я уверен, что она…  ее роль во всем этом… возможно, если бы не она - все было бы намного хуже… Обвинять? Я нахожу только одного виноватого. Вы знаете кого.

ЗАНАВЕС

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg