Семён Злотников Дурацкая жизнь
Действуют:
Жолудь
Маша
Кулеба
Люся.
Часть первая
Посреди огромной комнаты — большущий глобус. В продаже такого не увидишь, видимо, самодельный. От глобуса к потолку и стенам протянуты стальные струны, гудящие от соприкосновений или сотрясений, как гитарные.
От окна вдоль стен и к потолку тянется система зеркал, экранов, отражателей.
Грохочет, сотрясая жилище, проходящий поблизости поезд, от чего вздрагивают и гудят струны. Маша убирает жилище. Пылесос отчаянно ревет — как может реветь сирена, возвещающая о конце света. Появляется Жолудь.
Взъерошен, разгорячен, торопливо направляется к шкафу, копается в вещах, выворачивает и потрошит карманы, ничего не находит; лихорадочно озирается, лезет на стремянку, достает наверху, на стеллаже какие-то коробочки, потрошит, но и там ничего не находит. Спрыгивает, уходит из комнаты, впрочем, тут же возвращается, выдергивает шнур пылесоса.
Жолудь. Маша!
Маша(пугается). Солнце!
Жолудь. Маша, прости, что мешаю, дай денег. Мне срочно, пожалуйста. Надо, мне надо, надо мне!.. Мне надо. Ты слышишь?
Маша устало опускается на стул, молчит.
Смотри, когда станет поздно, ты пожалеешь!
Маша. Ох, солнце…
Жолудь. Мне нужно. Ты знаешь прекрасно: мне нужно, и нет у меня выхода. И у тебя, между прочим. Между прочим, и ни у кого. Ты сама знаешь, Маша!
Маша. Устала я, если б ты знал…
Жолудь. Что касается жизни — я обо всем позаботился. Ты считаешь, двадцать килограммов картошки не хватит? Пойди, ради Бога, проверь, там, на кухне, в картонном ящике с дырками… Что еще нужно? Маша, целых две бутылки растительных масел! И еще нам на хлеб остается, подумай… Маша, протянем!
Маша(тихо). Надоела картошка, уже тошнит…
Жолудь(быстро). Не успел рассказать: вчера на Садовой видел людей.
Маша(пугается). Каких еще людей?..
Жолудь. Людей! Вообще людей! Ну, людей!
Маша. Напугал…
Жолудь. Я людей, вдруг, увидел, как будто впервые! Словно я не один из них — правильнее, конечно, сказать, из нас — а словно откуда-то со стороны. С какой-то там стороны… Инородцем, пришельцем!
Маша. Правильно ощутил, ты и есть инородец.
Жолудь. …Буквально, Маша, увидел и сразу подумал: как странно! Почему, например, голова у них на плечах, а не как-нибудь наоборот? Росла бы себе откуда-нибудь из-под мышек? Было бы и для головы теплее и безопаснее? Или руки у них? Почему только две руки? Или пальцев на руках — целых пять? Или всего только пять? Все необъяснимо!
Маша. Что тебя развлекает…
Жолудь. Маша, кто мы? Зачем? Ничего же от нас не зависит. Мы ни в чем не участвуем: промокашки, клише. Тискай — как хочешь! Служим какой-то неведомой цели. Чему же мы служим, Маша? Кому?? Ах, растолкуй, Маша, может, и вправду я пропащий дурак. Но я же, действительно, могу их спасти — они же меня не слышат! Даже собственное спасение их не интересует!
Маша. Я тебе уже миллион раз повторяла: ты для них всего лишь еще один спятивший. Непонятно?
Жолудь. Как понять?..
Маша. Просто! Так же, как все остальное. Остальное же ты понимаешь? Столько безумных вокруг — и каждый хочет спасти человечество. На меньшее никто не согласен: именно все человечество!
Жолудь. Но я-то действительно могу. Или тебе уже кажется…
Маша. Им — им! — это откуда известно?
Жолудь. Бог с ними — ты… Ты стала во мне сомневаться? Да? Ответь?
Маша. Кажется, солнце, мы с тобой условились: занимайся, чем хочешь, только меня не трогай. Не хочешь работать — дома сиди. А хочешь — летай!.. (Плачет.)
Он молчит. Кажется растерянным. Опускается на стул. Так и сидят — молча. Она тихо всхлипывает. Наконец, поднимается, включает пылесос, залезает на стул, чистит старый ковер на стене.
Жолудь. Выключи.
Она не слышит.
Выключи, прошу! (Встает, выдергивает шнур.) Ты, возможно, права, наверно, все так! Но я все равно буду мучиться, если эта телеграмма не уйдет. Представь, что именно эта сработает.
Маша. У тебя жалости ко мне… Я уже на всем экономлю. Вчера в автобусе не заплатила. Бегала от контролера. Ты представляешь, скандал? В школу бы сообщили, чему детей могу научить…
Жолудь. Если бы меня услышали, Маша, если бы услышали!..
Маша. …Поймала себя, на улице: в горле пересохло, я всерьез соображаю, могу я себе позволить маленькую бутылочку воды или не могу…
Жолудь. Маша, вспомни, я предсказывал Турцию. Они мне ответили: не надо быть ясновидящим, Турцию трясет что ни день.
Маша. …Устала от нищеты, больше не могу, тяготит…
Жолудь. Индию, Пакистан, ты же помнишь? За два месяца до разослал телеграммы. Президентам! Правительствам! В ООН! И что? Кто их получил? И получил ли вообще? И когда? И почему ни одна живая душа не откликнулась? Маша, ты помнишь? Скажи, ты же помнишь?
Маша. Я унижена, Солнце. И могу думать только том, как унижена.
Жолудь. Но я же говорю, кричу, как умею!
Маша(морщится). Не так громко, голова… Здесь тебя точно никто не услышит. Кроме меня. Одного ты понять не умеешь: дело не в тебе.
Жолудь. В ком? В них?
Маша. Не в них.
Жолудь. Так не бывает: кто-то всегда виноват. Значит — во мне.
Маша. Никто! Так устроено — никто! Тебе понятно?
Жолудь. Нет, Маша…
Маша. Господи, никому ничего не нужно!
Жолудь. Я хочу их спасти!
Маша. Им не нужно!
Жолудь. Но почему?
Маша. Не нужно! Ничего! Ничего!
Он молчит. Она тяжело дышит. Слезает со стула, разбирает и укладывает пылесос в коробку.
Только погубишь себя и меня… тем и закончится…
Молчат.
Жолудь(встает, стискивает кулаки). Дай денег.
Маша. Не дам.
Жолудь. Я погибну. (Она молча уносит коробку.) Маша, я не вынесу, не смогу! Не вынесу, не смогу! (Она возвращается, он ее обнимает.) Жизнь рушится, как ты не чувствуешь? Людей еще можно спасти.
Маша. Не спасти.
Жолудь. Да согласись же ты, Маша… презренный металл… неужели унизимся? (Целует ее, бормочет, задыхается.)
Она молча стоит с низко опущенной головой, с бессильно опущенными руками.
Маша, родная, любимая… Я все понимаю, но и ты же пойми меня, ты пойми…
Маша(вырывается, вдруг, выворачивает наизнанку кошелек, высыпает мелочь). Пропади они пропадом, только отстань… отпусти ты меня, я прошу…
Жолудь(торопливо подбирает с полу деньги). Маша… спасибо тебе, сто лет не забуду… Мне важно знать, что я сделал, что мог… (Ползает, ищет монеты на полу.)
Маша. Отдай.
Жолудь. Что, Маша?
Маша. Я еду в город, отправлю сама.
Жолудь. Маша, я справлюсь…
Маша. Нет уж, пожалуйста, я сама справлюсь. (Отнимает у него деньги.) С ума схожу, когда ты не дома. (Переодевается.) Сделаю не хуже тебя.
Жолудь. У тебя своих дел хватает…
Маша. Кому отправлять? На чье имя? Где текст? Ну, давай же!
Он нехотя отдает ей вчетверо сложенный листок.
Жолудь. Только срочную. Пожалуйста. Я прошу.
Маша(проглядывает текст). В ночь с 15-го на 16-е февраля вы погибнете?
Жолудь. Именно!
Маша. Если мне не поверите?
Давид. Если мне не поверят.
Маша. Смотри, сколько слов. Уберем: «если мне не поверите», будет дешевле. Просто: погибнете.
Жолудь(растерянно). Просто?
Маша. А можно не так категорично? Написать по-людски: в эти сроки, к примеру, в вашем городе может сильно тряхнуть.
Жолудь. Длинно, денег не хватит! Погибнете — это понятно!
Маша. Ты же пугаешь людей!
Жолудь. Лучше я сам… (Хочет забрать листок.)
Маша (прячет листок в карман). Ушла. (Уходит.)
Жолудь(кричит вслед). Только так! Я прошу! Я прошу! (Устремляется было за нею, впрочем, останавливается, словно задумывается.)
Поезд грохочет, сотрясая жилище. Жолудь берет в руки толстую тетрадь, быстро перелистывает страницы. Раскручивает глобус, производит какие-то переключения на вмонтированной в стену контактной группе — свет гаснет, но оживают прожектора под потолком, зеркала, отражатели … И глобус волшебно, вдруг, осветился, и струны задрожали и зазвенели, в жилище словно залетела световая буря…Жолудь стоит, как зачарованный, посреди мельтешения… Внезапно доносится женский голос: «Эй, кто-нибудь! Эй, кто тут есть?» Жолудь, кажется, не слышит. «Помогите же, люди, эй! Да эй же!»
Жолудь отключает рубильник — свет прежний. Появляется Люся, тащит буквально на себе пьяного в стельку мужчину.
Люся(роняет мужчину на тахту, тяжело дыша, восклицает). Вот, рыба кит, еле доперла!..
Жолудь подкладывает подушку мужчине под голову.
Никуда не пускают — намучилась, мамочки… Метро — для невинных, таксисты — не люди… Спасибо, мне парень помог… Я ему говорю: денег дам, он мне говорит, мол, не надо… Мол, не люди мы, что ли… Ой… (Вдруг, замечает, что одежда на ней перемазана и порвана.) Что же это он со мной наделал? Юбку насквозь всю, кофтулю… Кофтулю за миллион оторвала… (Набрасывается на мужчину.) Гад, новую купишь! Новую, понял?
Кулеба лениво отмахивается — Люся отлетает, плюхается на пол. Но и сам сползает на пол. Жолудь хочет ей помочь — она его отталкивает.
Люся(визжит). За что?
Жолудь(растерянно). Прошу вас…
Люся. Я же, как чувствовала, не хотела с ним связываться…
Жолудь. Успокойтесь…
Люся. …И видела ведь, и нутром почувствовала: зверь… Глазищи голодные, злые…
Жолудь. Не плачьте… возьмите платок…
Люся. Мне еще в кабаке надо было кумекать, когда метрдотель стал вокруг него ползать!
Жолудь. Как ползать?
Люся. С подносом в зубах! Кругами вокруг стола! Он за каждый кружок ему по пятьсот зеленых отстегивал!
Жолудь пытается вернуть Кулебу на тахту.
И оба ржали, как кони!
Жолудь. Тяжелый…
Люся. Да кто ты такой, чтобы люди перед тобой ползали? (Отталкивает Жолудя и уже было поднятый Кулеба опять сползает на пол.) Вы свидетель, мужчина! (Достает из кармана Кулебы бумажник, отсчитывает деньги, бумажник возвращает на место.) Гляди, я триста взяла, остальное на место положила. (Тычет деньгами Жолудю в лицо.) Лишнего не беру!
Жолудь отшатывается.
На сколько вытерпела — на столько взяла! (Уходит, впрочем, возвращается.) Да провалитесь вы все!
Жолудь. Не уходите!
Люся. Чего?
Жолудь. Вы, наверно, ошиблись…
Люся. Вот только не надо!
Жолудь. Я не знаю этого человека…
Люся. Не стыдно? А он вас откуда? (Чего-то ищет у себя по карманам.)
Жолудь(растерянно). Он — меня знает?..
Люся. Адрес был тут у меня… телеграмма… тут, я же помню… (Копается в сумочке.) Ваш адрес, я помню… (Жолудь молчит.) Чего не понятно, ваш адрес… Нарочно вы, что ли?
Жолудь. Странно…
Люся. Послушайте, вы-то не пьяны? Или верю вам, думаете?
Жолудь(явно растерян). Может быть… знакомый жены…
Люся. Жена у нас появилась, дети скоро пойдут! Скажи мне еще что-нибудь — я поверю. На мне же написано: верю всему! (Внезапно осекается.) Что ли, серьезно?.. Серьезно, не знаете?.. (Оседает на пол и беззвучно сотрясается.) Его-то, его? Не знаете, правда? Нет, правда?.. Это я-то, так я-то его? Я сама-то?.. (Хохочет.) Ух, кретины, держите меня, нету сил…
Жолудь молчит. У Люси слезы текут по лицу, катается по полу. Наконец, стихает. Поднимается, мотает головой, откашливается. Приближается, сочувственно до него дотрагивается.
Ой, миленький, ой, извините меня… Видит бог, не хотела… И не было даже в уме… У меня и ума нет, я дура… Я в школе плохо училась, вот…
Жолудь(удивленно на нее смотрит). О чем вы?
Люся. Вот лажа!.. Вчера, например, подваливает ко мне инвалид ума и в упор задает вопрос: где живешь? Испугалась по дикому, сама про себя стала быстренько соображать: где живу? Где живу? И говорю ему, главное, где я живу! Он наутро ко мне со всеми вещами: здрасти, девочка, я ваша тетя!
Жолудь. Ничего не понимаю…
Люся. Нечего тут понимать: человечья порода!..
На полу заворочался Кулеба и промычал нечто нечленораздельное.
Вот!..
Жолудь(разглядывает мужчину). Не нравится мне, что он так лежит.
Люся. Лучше не трогать, не трожьте. Знаю, что говорю: только перемажемся.
Жолудь. Пол грязный. Все-таки человек… (Опять пытается втащить Кулебу на тахту.)
Люся(помогает ему). Человек… Этак, всякая тварь себя человеком назвать может… У меня, например, сосед… Нет, уж лучше я за ноги, вы — за руки… Мой сосед, как напьется… в ванну залезет… орет: я дельфин!
Жолудь(укрывает Кулебу пледом). Я не пью… поэтому плохо понимаю тех, кто это делает…
Люся. А тех, кто не делает, понимаете?
Жолудь(странно, вдруг, на нее смотрит). Тоже не очень…
Люся. То-то же!
Жолудь. А вы?
Люся. Еще как! Только толку? (Жолудь молчит.) Как вас зовут?
Жолудь. Владимир… Андреевич…
Люся. Вовкой? Хорошее имя. Володя. Володечка. Вовка. (Уже с интересом озирает жилище.) Что, на все этих метрах один?
Жолудь. С женой.
Люся. С женой… Дурацкая комната… Если, к примеру, про женщину не сказали бы — женщиной тут и не пахнет. Можно сказать, что совсем… Какой тут метраж?
Жолудь пожимает плечами.
Что ли, обиделись? Не обижайтесь. На меня не обижаются. Я же не злая. Не видно? От меня только я сама и плачу. Когда не видит никто…
Жолудь. Я не помню. Скоро вернется жена…
Люся. А — махнемся, не глядя? Эта комната, что ли, одна? Или там есть еще?
Жолудь. Там еще кухня и темная… Вроде, кладовки.
Люся(заметно оживляется). А кладовку можно, как комнату, да? Для детей. Детей у вас нет?
Жолудь. Нет.
Люся. Интересно… А это что? (Кивает на глобус, на зеркала.) Тоже дурью маетесь?
И опять Жолудь странно на нее смотрит.
Да ладно, не вы один, сегодня многие двинулись. Тоже, недавно была у одного. С коровой живет. Вот такого размера — Нонна! Он ее Нонной назвал. В честь бывшей жены. Полкомнаты его, пол — Нонны. Ну, от Нонны, конечно, запах идет, но и молоко зато. Мы с ним три дня парное литрами глушили. Похлеще шампанского. Он мне в тазике ноги молоком вымывал. Я после этого ног не чувствовала. Эх, если бы еще не запах… Ну, как я в таком рванье на улице покажусь, меня ж арестуют.
Жолудь молчит, а она не уходит.
Ну, чего, испортила вам настроение?
Жолудь. Нет… Ничего…
Люся. Я же вижу: глаза тоскливые. Испортила. Как не испортить, кому же приятно? Вов, да плюнь ты на нее. Забудь. Не думай. Все бабы сволочи. Такому соколу рога отращивает. Чего морщишься? Головка не болит? Особенно, говорят, в первое время болит. Пока режутся. И как ты с такой под одной крышей?
Жолудь. Вы о ком?..
Люся. Обо всех. Никому не верь. Я говорю, я знаю. Ручищами лапают, в душу лезут — я вижу, все врут, я же чувствую, врут… (Приближается к нему, ласково улыбается, преображается, хорошеет на глазах.) Володечка, звездочка… как я тебя увидела, сразу подумала: вам ваше имя жутко к лицу. И к телу… Мой ненаглядный, мой нежный, мой ласковый зверь, где ты был раньше? Сколько лет я ждала, стучала копытом, разве ты не слышал? (С нежностью его целует.)
Жолудю, заметно, приятно внимание молодой и красивой женщины. Он с удовольствием откликается на поцелуй проститутки. Появляется Маша. Она тихо вскрикивает, уходит.
Жолудь. Маша…
Люся. Чего?
Жолудь. Мне показалось, Маша вернулась… (Уходит.)
Люся достает из сумочки деньги, пересчитывает, прячет их на груди. Возвращается Жолудь.
Люся(решительно направляется к выходу). Пошла.
Жолудь. Никого, мне показалось…
Люся. Бабник! Кобель! Кот! Машу ему захотелось! Зачем тебе Маша, когда я у тебя есть? Вот все вы одинаковые и совести у вас ни у кого! Была бы юбка, а кто там в юбке — неважно! Молчи! Что хочешь сказать? Молчи, я тебя умоляю, молчи! (Обнимает и крепко его целует.) Вовка, Володька, морковка, я тебя никому не отдам…
Жолудь. Простите, но Маша… может прийти…
Маша(непонятно, когда возникла). Я уже пришла.
Люся(не ослабляя объятий, внимательно разглядывает женщину; внезапно решительно). Пошла. Пошла я. Пошла. (Уходит.)
Жолудь и Маша стоят и молчат.
Жолудь. Маша… так странно… кто-то мне говорил… буквально вчера: сексуальная революция совершилась… Я не поверил, но, кажется, правда. Так просто, оказывается…
Маша. Что — просто?
Люся(возвращается). Ты меня заморочил, Володька, про внешность свою я забыла, чуть не ушла. Я подростков боюсь, они там внизу… Ноги-то длинные, а мозгов-то — мало. И чего захотят — того и сделают. Подружке одной моей сделали — пенсию стала получать, как инвалид. Двадцати шести, между прочим, еще нет! Но она сама виновата. Я все время ей говорю: сама виновата, сама. Это чтобы ей легче было. Это я по себе знаю: как сама дура — так легче. Хоть и также болит — а все равно винить некого: сама! Вов, ты меня не проводишь? (Маше.) Только до дому, дальше я его не возьму. Вов, ну чего ты стоишь?
Жолудь(вдруг, торопливо). Да, разумеется… Где вы живете? Впрочем, не важно. Машенька, ты не волнуйся, я скоро… Буквально, туда и обратно… (Люсе.) В какую сторону?
Люся. В любую. Ха-ха! Пошутила. А чего ты, в любую не поедешь? Поедешь ведь?
Жолудь. Маша, прости…
Маша. Солнце!
Жолудь. Что, Маша?
Маша. Ты в домашней обуви.
Жолудь. Да… Спасибо… (Переобувается.)
Люся. Вов, поторапливайся, жизнь проходит — ха-ха!
Жолудь, застыв, смотрит на Машу.
Ну, давай же, давай, шевелись! (Весело смеется.)
Маша. Солнце… что это значит?
Жолудь(поднимается). Маша, ты мне веришь? (Она молчит.)
Все будет хорошо, вот увидишь. (Уходит; впрочем, тут же опять возвращается). Чуть не забыл: этого человека… вы с ним знакомы?
Только сейчас Маша замечает беспамятного Кулебу.
Люся(тащит Жолудя за собой). Знает, знакомы они, пошли! Да пошли же!
Жолудь. Подождите… (Маше.) Маша, вы знакомы?
Маша молчит. Напряженно смотрит на мужа.
Я его вижу впервые. Странно, не правда ли? (Уходит.)
Маша. Солнце!
Он возвращается.
Что это значит?
Люся(решительно уводит Жолудя за собой). Уходить надо сразу, Володька, или никогда. Закон!
Тишина. Мгновение Маша — будто зацепенела. Кричит: «Солнце!» — устремляется следом. Впрочем, возвращается. Опускается на стул, сидит и тихо плачет. Вдруг, встает, направляется к Кулебе.
Маша(робко). Мужчина… Гражданин… Вы меня слышите? Вставайте. Вставайте, слышите? Просыпайтесь и вставайте. Не ваша постель…
Кулеба лежит и признаков жизни не подает.
Мужчина… представьте, что я на вашей постели… Что вы тут делаете? (Тормошит его.) Что вы себе позволяете?
Кулеба мычит — не разобрать, о чем…
Вставайте или я вызову милицию. Слышите, мужчина?
Кулеба. Дура… Отвали, дура… (Вяло ее отталкивает.)
Маша. Что вы делаете?
Кулеба. Надоела, уйди, сколько можно?
Маша. Кто вы, мужчина?
Кулеба(слезно). Ну, чего вам всем от меня надо? Власть? Деньги? Жизнь? Да берите, не жалко… И жизнь эта — задница, и ты… (Мутными глазами, плохо соображая, глядит на Машу.) А ты больше всех…
Маша. Я?..
Кулеба уткнувшись в подушку, вдруг, громко плачет, его аж всего сотрясает.
Мужчина… Что с вами?.. Я не понимаю… Остановитесь… Я прошу… Почему вы плачете?.. Вам плохо?..
Кулеба, вдруг, без объяснений, с ревом хватает ее за руку, тащит и заваливает на постель.
Мужчина! Мужчина!
Кулеба. Еще ты, проститутка, будешь мне объяснять, что хорошо, а чего не хорошо…
Маша. Отпустите меня…
Кулеба. Ничего не хорошо, все плохо!
Маша. Пустите…
Кулеба. И хорошего не увидишь!
Маша(отбивается). Пустите, не надо, что вы делаете, я не хочу…
Кулеба, похоже, не слышит.
Мне больно, пустите… Пустите же, господи… Господи, я не хочу…
Кулеба(вдруг, резко садится). Погоди, не торопи, голова… Глазам мутно…
Маша(похоже, с нею истерика). Я-я-я… я-я… Вы-вы… (Пытается прикрыть лохмотьями плечи.) Не надо, пожалуйста… Я не могу…
Кулеба(замахивается в сердцах). Да погоди ты, сука!
Маша. Отпустите меня, отпустите… Мне страшно, со мной так нельзя, отпустите…
Он же опять тащит и тискает ее, грубо, с уверенностью, что только так и надо обращаться с женщиной.
Вы мне делаете больно, я не могу… Господи, стыдно же… Стыдно, пожалуйста, я же умру… Я не вынесу, Господи, я же умру…
Кулеба. Как деньги вперед брать — так не стыдно, а как клиенту приятное сделать — так морду воротишь? Или уже разонравился, а? Не графиня, переживешь…
Он целует ее — она по инерции слабо отбивается, что-то невнятно бормочет и шепчет… Появляется Жолудь. Мгновение стоит, смотрит. Исчезает.
Возникает Люся. Стоит, морщится.
Люся(в прихожую). А я тебе что говорила?!
Кулеба отталкивает Машу и подскакивает.
Эй, интеллигент, куда спрятался? Ты не убегай! Ты правде в глаза погляди! Вот она — правда! Ее для того и придумали, что все видели! Что, не нравится? Всем ведь не нравится! Ты смотри! Ты смотри!
Кулеба(хватает Люсю за шею). Затихни!
Люся(хрипит, но все-таки выкрикивает Жолудю). Трус! Трус!
Кулеба. Затихни, тебе говорят!
Люся(не сдается). Иди, погляди, трус!
Кулеба. Будет, сказал, или я…
Люся(совсем уже через силу хрипит). Трус… ой, какой же ты трус… какие все трусы…
Кулеба. Ну, все уже?
Люся. Да…
Кулеба. Не ори.
Люся. Хорошо.
Кулеба. Не будешь?
Люся. Нет.
Кулеба. Гляди. (Отпускает ее.)
Люся(откашливается, вдруг, кричит). Эй, интеллигент! (Убегает.)
Кулеба со свирепым видом уходит следом. Маша поднимается на тахте. Пошатываясь, направляется к выходу. Вдруг, оседает, как при головокружении. Опять поднимается. Возвращается Кулеба. Голова мокрая — видно, совал под кран. Стоят и молча друг друга разглядывают.
Маша. Мне плохо… Не знаю, как жить…
Кулеба(глядит на нее, как зачарованный). Э-э…
Маша. Думала, буду служить гению… спасителю человечества… Была счастлива тем, что нужна…
Кулеба, вдруг, срывает со стола скатерть, вытирает лицо. Молчат.
Не нужна… Никто никому не нужен: человечеству — гений, гению — я…
Кулеба. Это… виноват… Извиняюсь… Так получилось… Раньше, честно, сколько в себя ни брал — так себя не терял…
Маша. У меня нет детей… Наверно, уже не будет… Мне тридцать два года — я уже старуха…
Кулеба. Нервная система прохудилась, точно… Это же сколько раньше выпить умел — это же невозможно нормально представить… Может, если только в научно-фантастическом романе…
Маша. Но главное — я ничего не хочу. Знакомая затащила в антиквариат. Старинные кольца, серьги, браслеты. Меня в первую минуту буквально свело от красоты, а потом, вдруг, поймала себя на мысли: я же ничего не хочу. Понимаете? Не не могу — не хочу…
Кулеба. От нервов, говорят, семечки помогают. Лузгаешь ими, лузгаешь, потихоньку на все лузгать начинаешь.
Маша. Проклятая нищета… Проникла и поселилась… И я согласилась уже, понимаете?..
Жолудь(входит; бледен, решителен). Уйдите, оставьте нас.
Кулеба стоит, не уходит.
Прошу вас. Нам с женой надо поговорить. Без свидетелей. Ну?
Кулеба смотрит на Машу; поднимает с пола пиджак, молча уходит.
Молчат.
Маша… Маша, послушай: я хотел уйти сразу, впрочем, подумал… столько сил и труда было собрать все это… Тут и моя жизнь, и твоя… Прошлая, будущая… И не только моя, и не только наша… Ты знаешь… Поэтому я подумал… решил… Я подумал: уйти, видимо, придется тебе. (Она молчит.) Ты согласна? (Молчит.) Маша, мы оба не умеем лгать. Это было бы нас недостойно. Я все понимаю, я не намерен выяснять… Но после того, что случилось, произошло… Очевидно, нам будет трудно… Мы уже не сумеем…
Слышно, Люся кричит: «Отпусти меня, гад!.. Да пусти ты меня!» Врывается в комнату.
Люся. …Больно же, больно! Так выкрутил руку, кричишь ему: больно, а ему, видите ли, интересно, куда я его притащила! Главное, я ему говорю: сама без понятия — а он мне: куда? а куда? Володька, оглох, что ли? Я же тебя звала! Я же просила тебя: не оставлять меня одну!
Жолудь и Маша молчат.
Ну, чо ты молчишь? Не договорили еще? Она-то молчит — ей сказать нечего, а ты почему? В таких случаях, я считаю, или убивать на месте, или гнать с места — в общем, убивать. Что согласен? Нет?
Жолудь(вдруг, резко и зло). Вы бестактны — неужели не чувствуете?
Люся(удивленно). А?..
Жолудь. Кажется, я не давал вам повода для неуважительного отношения ко мне и моей жене. (Вдруг, кричит.) И не надо нас оскорблять! Мы несовершенны — это наша беда! Мы сами решим, как нам быть, и мы никому!..
Люся(растерянно). Вовка, родной…
Жолудь. Оставьте нас, стыдно! Так стыдно!
Люся(обнимает его). Володенька, милый мой, побереги ты себя, дурачок…
Жолудь(отступает). Что вы делаете?
Люся. Ничего, а чего? Делаю, чтобы не злился, а чтобы любил… Чтобы нежил меня, ласковые слова говорил, чтобы жалел…
Жолудь. Но — Маша, жена… мы не одни…
Люся. Да черт с ней, пусть смотрит… ей можно, а нам нельзя?
Жолудь(вырывается). Мне стыдно…
Люся. Ну, ты дурачок…
Жолудь. Стыдно…
Люся. Жить как не хочется — стыдно, а как хочется — не стыдно… Вот мне, например, не стыдно…
Маша. Дрянь… какая же ты дрянь… (Вдруг, виснет на сопернице и рвет на ней одежду, щиплется и царапается.)
Люся. Волосы, волосы…
Маша. Дрянь…
Люся. Волосы отпусти…
Две разъяренных женщины, вцепившись друг в друга, катаются по полу.
Грохочет поезд и сотрясает жилище. Жолудь пытается разнять дерущихся женщин — у него ничего не получается. Появляется Кулеба, хватает Люсю, припирает к стене и кричит.
Кулеба. Где деньги, воровка?
Люся. Какие, не знаю!
Кулеба. Убью, не отдашь!
Люся. Убей, не брала!
Кулеба. Убью!
Люся. Одежда — гляди, что ты сделал!
Жолудь(виснет на Кулебе). Оставьте ее!
Кулеба. Уйди! (Стряхивает его с себя.) Воровка, шалава!..
Люся. Больно же, гад!
Кулеба. Получай! Получи! (Рвет на ней одежду, вернее, то, что от нее осталось.)
Жолудь. Ей больно!
Кулеба(оставляет Люсю, принимается за Жолудя). Ворюги, жулье! Заманивать честных людей! Обирать, грабить! Я вам покажу — обирать, грабить!.. (Бьет хозяина дома, крушит мебель, рвет струны — звон, дым, грохот.)
Жолудь. Не делайте этого, я вас прошу!
Кулеба. Все разнесу!
Жолудь. За что? Пощадите! За что??
Кулеба. Похороню вас, жулье, навсегда! (Внезапно натыкается на Машу, вдруг, замирает, как вкопанный.) Что, и ты? Тоже с ними работаешь? Да? Да? Признавайся, и ты?
Маша. Нет…
Кулеба(потерянно). И ты… (Вдруг, замахивается.) Эх, и ты…
Тут Жолудь бьет его глобусом по голове — в то же мгновение где-то что-то замкнуло, взметнулось пламя и погасло. Темно. Слышно: Люся всхлипывает; Жолудь жену успокаивает: «Маша, милая… Я сейчас все устрою..» Куда-то он в темноте пробирается, что-то обрушивает. «Сейчас, сейчас…Потерпи…» Наконец, зажигается свет. Жолудь у стены, на стремянке. Маша стоит на табурете, у шкафа и что-то пытается спрятать.
Люся(дико кричит, вдруг). Чего прячешь там, эй! Прячет, гляди! Она прячет!
Маша цепенеет. Люся подскакивает и выхватывает у нее пачку денег.
Воровка! Воровка! (Устремляется к Кулебе.) Кричала, что нет — а, гляди!.. Меня подставить хотела — а я!.. Меня же хотела, ты видишь? Ты видишь?.. (Опрометью кидается к Маше и хлещет ее деньгами по лицу.) Держи! на тебе! на! получай!..
Маша. Солнце, нет! Защити меня, солнце! Скажи, что не так! Все не так!
Люся. Воровка, воровка!..
Маша(прорывается к мужу и трясет его, молит). Защити меня, солнце! Скажи им, что это не так!..
Люся(ликуя, скачет по комнате, смешно подпрыгивая). Воровка, воровка, воровка, воровка, воровка, воровка, воровка, воровка, воровка…
Часть вторая
Ночь. В жилище разруха. Люся спит в кресле, свернувшись клубком, как котенок. Маша — на диване. Тоже, похоже, спит. Жолудь возится с глобусом, пытается закрепить. Свет приглушенный. Вдруг, Жолудь внимательно смотрит на Машу. Тихо к ней приближается, прислушивается. Осторожно, на цыпочках же крадется к двери, прикладывается ухом, слушает.
Оглядывается, надавливает. Не поддается. Тишина. Еще и еще раз налегает плечом. Без результата. Маша садится, тревожно смотрит на мужа. Заметив ее, он возвращается к глобусу.
Маша. Мне страшно.
Он не откликается и не смотрит в ее сторону.
Ты слышишь? (Он молчит.) Все, что ты сделаешь, или что я сделаю, не имеет значения. Никак и ничем не отзовется для людей. И для нас… Словно нас могло и не быть. Могло и не быть, понимаешь? А то, что мы есть, то всего лишь обмолвка… недоразумение… случайность… нелепость… Почему так случилось? Ты понимаешь?
Он по-прежнему молчит. Она тяжело, как старуха, поднимается, нетвердо ступая, направляется к выходу. Толкает дверь — не поддается. Слабо толкает еще и еще. Беспомощно озирается.
Помоги, я хочу выйти.
Он молчит.
Солнце, помоги…
Жолудь. Не могу. Мы заперты. С той стороны. Я уже пробовал. Кажется, шкафом. Он шкафом…
Маша. За что?
Жолудь. Почему ты у меня спрашиваешь? Разве я знаю или понимаю больше тебя?
Маша. У кого мне спросить? Разве тут есть еще к кому обратиться?
Он молчит.
Ты что-то сказал?
Он молчит. Маша приближается к Люсе.
Может быть, вы объясните? Послушайте, может быть, вы?
Люся. Оставьте меня, Бога ради, в покое! (Спрыгивает с кресла, валится на диван, прячет голову под подушку.)
Маша. Угол… квадрат… круг… замкнутый… Кто замкнул? Кто замкнул?? (Кидается на дверь и бьется об нее.) Я не желаю так жить, выпустите меня! Я не хочу жить! не хочу!..
Жолудь(оттаскивает ее от двери). Маша, остановись…
Маша. Не хочу!..
Жолудь. Я тебя прошу…
Маша. Не хочу больше, не хочу…
Жолудь. Маша, прошу, ну, прошу…
Маша. Что же все это значит? Эта жизнь — что такое? Зачем?
Жолудь. Я не знаю, уже говорил, я не знаю… Если бы знал бы — сказал бы, не знаю…
Маша. Мучиться? Только мучиться?
Жолудь. О чем ты, Маша, разве ничего больше нет?
Маша. Может быть, просто нам с тобой не дано? Только нам?
Жолудь. Маша…
Маша. Но почему — ты знаешь? Нет, ты ответь — понимаешь?
Жолудь. Ты меня мучаешь, мучаешься сама… Я знаю столько же, сколько и ты…
Маша. Я старею… состарилась…
Люся, вдруг, подскакивает, дико глядит на Машу.
Еще вчера мне казалось — можно терпеть, ждать, терпеть… Теперь же, теперь…
Жолудь. Пройдет, это пройдет…
Маша. Нет, не пройдет уже, не пройдет…
Жолудь. Ты сама говорила, всегда говорила, когда мне бывало трудно, когда падал духом, — пройдет, все пройдет…
Маша. Ты не верь, я уже сама не верю…
Жолудь. Я верю, я верю! Говорила, пройдет — и, действительно, проходило, и жить было можно, и, действительно… Маша, я верю!
Маша. Не могу больше, Солнце, я не могу… Я слабая, слабая… Ты не веришь? Во мне меня осталось…
Жолудь. Но другого у нас ничего нет… Наверное, и не будет… Что же делать?
Где-то там, за дверьми, что-то со страшным грохотом отодвигается — похоже, что шкаф; возникает взъерошенный, заспанный, дрожащий и жаждущий опохмелиться Кулеба.
Кулеба(нежно и трепетно). Пить, братцы, выпить бы… Братушки, братки… Ничего там у вас не завалялось, а? Помогайте мне, сестры и братья?
Люся. Ну, и рыло! (Прячет голову под подушку.)
Кулеба. Мужик, погибаю… горю… Ты меня понимаешь, мужик? Сейчас не принять — и точно, загнусь…
Жолудь. У меня всего несколько капель спирта…
Кулеба(радостно). Мужи-ик!
Жолудь. Для работы…
Кулеба. Работа не помрет, мужик, она еще никогда не умирала… Это мы из-за нее варимся, дохнем — она… Мужик, работа для человека или человек для работы? Получается, что же, мы все для нее? Другом будь, мужик… Ну, мужик…
Жолудь. Но если я вам отдам… Там несколько капель. Для вас — ничто, а мне для контактов…
Кулеба. Да сойдет, мне сойдет… Для контактов — нормально… (Достает бумажник.) Ты бери, сколько надо, мужик, не стесняйся, жизнь подороже… Да бери ты, не бойся, они не фальшивые… Что, мужик? Я кончаюсь, я честно тебе говорю… Ангелы чертями кажутся. Я бы и сам раздобыл — видишь, ноги не идут… Дай дожить, мужик, завтра — жив буду — и тебя до ушей залью, и контактам достанется, и еще чего скажешь…
Маша. Убей его.
Люся опять, вдруг, подскакивает на тахте и дико глядит на Машу.
Кто этот человек? Почему ты его до сих пор не убил?
Жолудь. Маша, за что?
Маша. Он меня оскорбил. Меня, ты не слышишь? Ты понимаешь — меня. Тебе кажется — не за что? Ты же все видел. Сам видел!
Жолудь. Но, Маша…
Маша. Убей его. Ты же мужчина. Я тебя прошу. В первый раз я прошу: защити. Он — хам. Убей его. Господи, Солнце, Господи!.. (Плачет, уходит, вдруг, прочь из комнаты.)
Жолудь(торопится следом). Маша… Маша… Маша…
Кулеба(стоит и мутно глядит на Люсю; неопределенно произносит). Тварь…
Люся(стиснув, вдруг, кулаки). Ты! Ты! Ты!..
Кулеба. Ну, ты, проститутка… (Направляется к тумбочке, на которой зеркало, флакон с одеколоном.)
Люся. Ты сам! Ты сам!..
Кулеба. Да, я сам, и я сам… Вот посдаю всех вас в милицию — узнаете…
Люся. Ты нас? Ты — нас??.
Кулеба. Именно, что вас… (Отвинчивает крышку у флакона.) Заслон вам поставим… Будет вам, овцам паршивым, доброе стадо портить… (Принюхивается и тут же отшатывается, как от удара.)
Люся. Боров! Скотина!..
Кулеба. А тебя, спидоноска, еще лечиться заставлю. На человека похожа будешь… (Трясущимися губами пересасывает в себя содержимое флакона.)
Люся. На себя погляди! Если бы кроме тебя на земле сейчас никого больше не было, и через тысячу лет тебя бы одного раскопали — всех бы с тоски перекосило! У тебя же на морде нарисовано — мразь! Написано — конец всему! Надеяться не на что!
Кулеба внезапно закашлялся — одеколон, похоже, пошел не впрок, его перегнуло пополам, скрючило и закрутило…За окнами грохочет поезд, кажется, сотрясая все сущее. Люся обрушивается на диван и плачет. Наконец, Кулебу отпускает, он переводит дух, по лицу текут слезы, но, вместе с тем, и блаженство на том же лице… Поезд стихнул вдали. Кулеба опускает в кресло, вытягивается, умиротворенно закрывает глаза. Вдруг, словно спохватывается, ищет по карманам, достает сигареты, зажигалку, закуривает; и опять блаженно вытягивается, закрывает глаза. Появляется Жолудь. Сразу направляется к Люсе.
Жолудь. Простите… хочу попросить…
Люся(подскакивает). Что?! Что?!
Жолудь. Маша… ей плохо… Подумал… может быть, вы…
Люся. Сам, ты сам!.. Твоя жена — сам!.. А кто я тебе — что я?!.
Жолудь. Не хочет меня видеть…
Люся. А я тут при чем?
Жолудь. Ей плохо…
Люся. Кому хорошо? Почему все ко мне?
Жолудь. Вы — добрая.
Люся. Что?
Жолудь. Тут больше не к кому… Пожалуйста…
Люся(растерянно). Я же ничего не умею…
Жолудь. Делать ничего не надо… Побудьте с ней рядом… Вы — женщина…
Люся. Я?..
Жолудь. Пожалуйста… Дайте ей чаю… И сами… Варенье… Пожалуйста…
Кулеба рыгает.
Люся. Господи… Господи-Господи… (Слезает с тахты и уходит.)
Тишина.
Кулеба(опять рыгает). Глядь… словам научились… Что, обратил? Вот времена наступили — все словам обучились, поговорить не с кем… (Поднимается, его передергивает.) Любой, всякий, кому не лень, может к тебе подойти и ляпнуть прямо в лицо идиотскую глупость, типа: да здравствует демократия! Или: все люди братья! Или: человек сделан для счастья, как птица для полета!
Жолудь, вдруг, быстро уходит. Кулеба тяжко вздыхает, расправляет тяжелые плечи, роняет окурок на пол, растирает каблуком. Задумчиво замечает.
Не люди прямо кругом, а непонятно — кто?..
Снимает пиджак, разглядывает, встряхивает, развешивает на кресле. Достает из штанов скомканный галстук, надевает. Заправляет рубашку. Поднимает с пола осколок зеркала, поплевывает на ладонь и приглаживает волосы. Достает из бумажника значок депутата парламента, прикалывает к лацкану пиджака. Еще встряхивает и надевает. Смотрит на часы. Подносит их к уху, встряхивает, заводит. Возвращается Жолудь.
Сколько-сколько на ваших там этого? Времени?
Жолудь удивленно на него смотрит.
Будьте так это… любезны. Чего?
Жолудь. Ночь.
Кулеба. Ночь, вижу. Мне время интересно. Мое, как назло, остановилось. А может утро такое, как ночь?.. (Выглядывает в окно.) Поезда, вон, вижу, идут… Утро?
Жолудь. Тут близко вокзал. (Выглядывает в коридор.)
Кулеба. А-а… вокзал… понимаю… (Обеспокоено, вдруг, озирается по сторонам и опять выглядывает в окно, и опять озирается.) Э-э, это что? Истамбул?
Жолудь вопроса не понимает.
Что за город такой? Истамбул?.. Ну, куда меня черти приволокли? Ну, ты, мужик, ты хоть знаешь, где ты живешь?
Жолудь. Петербург…
Кулеба(радостно). Санкт? Честно? Ну, слава Богу! Спасибо на том, значит, мы с ней не уехали! Черт, спидоноска звала в Истамбул. Поехали, говорит, побалдеем! Вот, было бы — вот… интересно! (Вдруг, подозрительно смотрит на Жолудя.) Стоп, мужик, не торопи… сообразить дай, скажи: Нева — тут?
Жолудь. Да.
Кулеба(с облегчением). Загулял… Мм… А… Ну, правильно, значит, ну, значит, так… Что, и раньше была? Да не гляди ты, мужик, на меня такими глазами, я вспоминаю! Ну, так… и крепость эта, значит, была? Как ее, крепость, зовут, забываю?
Жолудь. Петропавловская.
Кулеба. Она! Именно! Точно! Там эти лежат… ну, цари?
Жолудь изумленно глядит на Кулебу.
Не растаскали еще? Что, в газетах, читаю, уже до могил добрались. Это страшно подумать, сколько у нас душ жулья на одну душу населения!
Жолудь. Послушайте… сначала я думал, вы знакомый жены…
Кулеба. Ухожу, ухожу. Хотел посдавать вас в милицию, а теперь не буду. Пожалел, называется! Ладно, живите!
Жолудь. Да кто вы?
Кулеба. Ну и манеры у вас: сначала напоют, отравят, обчистят — а после этого интересуются, как зовут!
Жолудь. Кошелек ваш валялся на полу, Маша его нашла.
Кулеба. На твоих же глазах схватил ее за руку!
Жолудь. Но вам объяснили…
Кулеба. А я вам поверил!
Жолудь. Послушайте…
Кулеба. Ты за кого меня держишь? И ты, и твоя, и вы все… Я, по-вашему, кто? Ну, давай, говори!
Жолудь. Я на вас смотрю — у нас с вами ни одной общей точки. Ничего, кроме недоверия, страха, ненависти… Почему?
Кулеба. Ты не зли меня, будет лучше.
Жолудь. Почему? Почему?..
Кулеба. Вот, хотел я вас пожалеть — и раздумал. Решил: посдаю вас к чертям собачьим, чтоб знали…
Жолудь. Вы — негодяй…
Кулеба. И тебя, и лядей твоих, и посмотрим тогда…
Жолудь. Негодяй… (Кидается на Кулебу, валит его с ног, они катаются по полу и колошматят друг друга — молча, без ругани, остервенело.) Негодяй, негодяй…
Появляется Люся. Лицо заплаканное. Вроде, как и не замечая дерущихся, проходит к столу, закуривает; забирает пачку, уходит. Кулеба, наконец, оказывается сверху, наотмашь и с силой бьет Жолудя по лицу — тот мякнет, стихает.
Кулеба. Ну, вот, и давно бы… а то разошелся… (Поднимается, тяжело дышит, заправляет рубашку, перевязывает галстук). И здоровущий, гляди ты… прямо всего изметелил… (Обнаружив кровь на щеке, зло и больно пинает лежачего.) Красивым сделал, гляди… Теперь с такой рожей только на прием к королеве… Поубивал бы вас всех… (Замечает, вдруг, на пиджаке пуговица с корнем выдрана; и значок депутата пропал; становится на четвереньки, ползает по полу, ищет.) Значок… ну, вот это ты зря… вот этого трогать не надо… сколько вас есть, одного этого значка не стоите…
Жолудь постепенно приходит в себя. Поднимается, сидит, обхватив руками голову, и горестно раскачивается из стороны в сторону.
Святыни, подонки, не цените…Топчете, рвете самое дорогое… За то вас и давят…
Жолудь. Почему нам так трудно?
Кулеба(ползает). Вот-вот… из-за таких вот и трудно… И строим, понимаешь, и возводим, и прокладываем… А и будет трудно… Еще вспомните: долго еще будет трудно… Это пока еще вас, гадов ползучих, передавим… Нет, подумать, все спрашивают: где светлое будущее, где оно, наконец? Ведь, кажется, уже было рукой подать? Ведь вот же оно было, вот, ведь так близко? И даже я, серый волк, я, представляешь, тоже удивлялся и спрашивал: где же оно? Где?.. Пока не подумал, вдруг… Такая простая, но очень интересная мыслишка меня долбанула, вдруг: а с кем его строим? С тобой? Или — с этими? С кем?? (Находит, вдруг, телеграмму, щурится, разглядывает.) Так: Жолудь… Владимир Андреевич… Ну, вот еще, Жолудь какой-то… (Комкает телеграмму и засовывает ее в карман.) Пока беспощадной рукой всех крикунов, демократов, лодырей… (Осекается, вдруг, опять достает телеграмму.) Где это: Колокольная 34? Черт вас побрал бы, забыл… из башки совсем выскочило: надо же позвонить человеку…
Жолудь. Кто вы?
Кулеба(отмахивается). Пошел бы ты, что ли!
Жолудь. Но у вас ко мне дело — так?
Кулеба. Сто лет бы тебя не видал! Не люблю я таких, как ты. Из-за таких вот, как ты…
В комнату врывается Люся и кричит, будто ее режут.
Люся. Убийцы! Ненавижу! Никого вы не любите! Только бы рвать и топтать! Проклинаю!
Исчезает. Тишина. Жолудь вскакивает, уходит следом за ней. Слышно, как он стучит и колотится, и умоляет: «Маша, пусти! Что ты делаешь, Маша? Почему ты молчишь? Маша! Маша!..» Тишина. Кулеба, наконец, поднимается, отряхивается, заправляется. Направляется к выходу — сталкивается с Жолудем.
Жолудь. Скажите…
Кулеба. Чего?
Жолудь. Там, откуда вы приехали, нет ощущения, что вы последние люди на земле?
Кулеба. А?..
Жолудь. Необъяснимое чувство тоски — даже у животных перед концом — вам незнакомо?
Кулеба. Не понял…
Жолудь. Мне иногда начинает казаться, будто кем-то уже решено и все согласились: мы дети апокалипсиса. Агнцы, бараны или козлы под заклание. Кому как приятно — агнцы, бараны или козлы… Неужели не чувствуете? (Хватает Кулебу за пиджак и трясет с невероятной энергией.) Ничего вы не чувствуете? Но почему?
Кулеба(пытается вырваться). Э… э-э… э…
Жолудь. Кому нужна жертва? Без них невозможно? Я знаю, что надо делать, поверьте, я знаю…
Кулеба. Вот клещ, отцепись от меня, да ты чо…
Жолудь. Кричат вам, услышьте! Опомнитесь, наконец, опомнитесь! Опомнитесь! Опомнитесь, опомнитесь… Да опомнитесь… (Словно враз обессилев, уже не трясет, а будто цепляется за пиджак, чтобы удержаться на ногах.) Простите меня… Бога ради, простите… Я что-то… простите…
Молчат.
Кулеба(задумчиво на него смотрит). Какой-то ты невезучий, мужик… И нервы ни к черту, гляжу… Что за жизнь?
Жолудь. Дурацкая…
Кулеба. Меняй ты ее и не думай.
Жолудь. На что?
Кулеба. Не на что, а на — как.
Жолудь молчит.
Про что — тебе уже показали. А ты сам думай — как?
Жолудь. Я не могу.
Кулеба. По-людски надо жить. По-людски, непонятно?
Жолудь. Я не чувствую возможностей для другой жизни. Если бы только понять, почему эта мне не удается?..
Кулеба(тяжко вздыхает). Эта, эта… эх, эта…
Жолудь. Бьюсь — как об стенку…
Кулеба. Молодой ведь еще… По виду тебе… тридцать два? Сорок пять? Не вечер еще, между прочим. Подумай, и не такие еще перековывались. (Жолудь молчит.) Я вашего брата, уголовника, знаю вот так, как свои… (Показывает пять пальцев) Ходит, знаешь, ко мне в кабинет, как на работу, один бывший директор школы. Девчонок, представляешь, хватал да и портил. А они, понимаешь, портились, как назло. Штук восемь успел. Маньяк, педагог!.. Ну, отправили его, значит, куда надо. Десять лет в лагерях оттрубил, возвращается, значит: покусанный, в шрамах, плешивый, беззубый — и, представь, в директора опять просится! Богом клянется, чем хочешь — перековался, мол! Видеть, говорит, никого моложе семидесяти не могу!
Жолудь. Из какого вы города?
Кулеба. И еще один ходит. С глазами, косой такой… Клад, понимаешь, откопал, а государству отдать позабыл. Лошадиную голову со вставной золотой челюстью. У лошади челюсть ты видел?
Жолудь. Откуда вы? Вы не ответили? Вы же приезжий? Скажите, откуда?
Кулеба. Не ори, не глухой. Новый Вавилон — слыхал?
Жолудь(потрясенно). Что?..
Кулеба. Башню строим — до неба. Чистый бетон и стекло!
Жолудь(со слезами на глазах). Я боялся поверить… (Срывается, вдруг, исчезает за дверью.)
Кулеба. Мужик, ты куда?
Доносится, Жолудь зовет: «Маша! Мария! Ты слышишь? Ты слышала, Маша? Маша! Маша!» Возвращается, на глазах слезы, возбужден и лицо, вдруг, счастливое. Лихорадочно перемещается, натыкается на стул, на глобус, хватается за голову, обрушивается на колени и плачет — громко, страшно, взахлеб.
Кулеба. Мужик… мужичок… так нельзя… Ты кончай так, мужик, прекрати… (Поднимает Жолудя и прижимает к груди.) Не горюй так, мужик… Еще поживем, еще образуется… Будет, мужик… Ну, поверь мне, не плачь…
Жолудь. Ничего-ничего, выживем… Выживем-выживем… Мир не безумен, надежда… Да, есть надежда: будете жить!.. Хорошо, хорошо-то как!..
Кулеба. Вот и правильно, вот и молодец…
Жолудь. Людей еще можно спасти — вот что главное. Бог с ним, со всем остальным, в конце-то концов… Я все понимаю, в конце-то концов, или еще пойму, но… Люди — ведь правда?
Кулеба. Будет, парень, ну, будет…
Жолудь. Маша… Маша уже не верила… Как вас зовут? Простите, как к вам обращаться?
Кулеба. Сила Кузьмич.
Жолудь(радостно). Любопытно… Сила, мне нравится, правда…
Кулеба. Враги за глаза меня называют: мощь!
Жолудь. Сила Кузьмич, вы поймете…
Кулеба. …И даже, бывает, в глаза говорят…
Жолудь. …Я устал, я отчаялся, я изуверился… я бы, наверное, плюнул давно и забыл бы… но я представлял гибнущих стариков, женщин, детей и начинал битву заново… Двадцать лет я кричу — никто меня не слышит. И не хотят слышать. Я уже стал думать, что дело во мне: что спасать человечество… Ведь если не избран — тогда все бесполезно? Кто не птица — тот не может отдыхать над пропастью. Так, кажется? В вашем опыте было, наверное: кого-то одного любят, а другого — нет. Кому-то одному дано быть услышанным шёпотом, а кому-то — хоть надрывайся, кричи… Или, тоже известно: одному нет спасения там, где другим ничего не грозит. Скажете, чепуха? Возможно, и да, а, возможно, и нет… Иногда появляется чувство: из физика-теоретика, вдруг, превращаюсь в гуманитария-любителя… Очевидное, вдруг, начинает казаться таинственным… Вдруг, теряю власть над рассудком… Что может быть страшнее?
Кулеба. На, дурачок. Мой платок. Да утрись. Ты весь вымок… Держи, дурачок.
Жолудь. Спасибо, вы добрый… Я — Жолудь. Не вспомнили? Жолудь Владимир Андреевич. Можно — Володя…
Кулеба. Ты — Жолудь?
Жолудь. Я…
Кулеба. Какой такой Жолудь, постой… (Достает телеграмму.) Жолудь… Жолудь…
Жолудь. Вас что-то мучит?
Кулеба. Постой… (Уходит, спустя мгновение возвращается.) Так номера на квартире нет…
Жолудь. Мальчишки сорвали…
Кулеба. Ладно, мальчишки, девчонки… Я — где?
Жолудь. Вы же из Нового Вавилона, так?
Кулеба. Постой… (Опять проглядывает телеграмму.) Жолудь…
Жолудь. Это я вам писал!
Кулеба. Так, Колокольная 34. Где Колокольная 34?
Жолудь. Я вам писал: Новый Вавилон погибнет, если не поверит! Поверили, значит!
Кулеба. Так, без торопежки проверим… (Уходит.)
Издали, слышно, возникает перестук колес.
Жолудь(торопится следом). Это я вам предсказывал, Сила Кузьмич! Это я посылал телеграмму!
Грохочет состав, сотрясая жилище. Появляются Маша и Люся. На лицах, в движениях — покой и возвышенность. Маша достает из шкафа две белых сорочки. Обе, не выпуская друг друга из виду, неторопливо переодеваются.
Обе — два невероятных существа в сером предутреннем свете, кажется, плывут в огромном пространстве жилища. Распахивают окна и глубоко вдыхают прохладу. Наконец, Люся берет Машу за руку и уводит. Состав прогрохотал и стих вдали. Появляется Кулеба. За ним следом — Жолудь.
Кулеба. …Я хозяйственник, парень! Образование, конечно, у меня среднее, но по мозгам мне давно пора академика кинуть. Мозги у меня точные, я хозяйственник. Не гляди так, не думай: это я сейчас мэр, депутат, белая кость, сволочь. До сейчас я четырнадцать лет гаражом заведовал! Я такой парк машин и шоферюг в кулаке держал, парень, что, знаешь… Но даже с моими мозгами я в толк не возьму: ну чего ты от меня хочешь?
Жолудь. Почему вы мне не верите?
Кулеба. А потому что — и все! Отвали от меня! Закрываем дискуссию, все, живем дальше!
Жолудь. Да людей пожалейте, сограждан своих! Сегодня жить с ощущением, будто нам ничего не грозит, что у нас ничего не случится — поймите!..
Кулеба. От меня ты чего хочешь?
Жолудь. Прислушайтесь.
Кулеба. Как? Как??.
Жолудь. Усомнитесь в себе на минуту, прислушайтесь!
Кулеба(вдруг, морщится). Стоп, воняет…
Жолудь. Спасайте людей! У меня доказательства — мало?
Кулеба. Воняет, тебе говорят! Как пометом кошачьим…
Жолудь. Не слышите…
Кулеба. Ох, ты, мужик, надоел… Ты мешаешь, по-доброму я говорю. Честно, подумай, светлое будущее, как говорится, возводить.
Жолудь(странно глядит на Кулебу). Не будет его.
Кулеба. Ладно, не будет, ладно…
Жолудь. Не будет светлого будущего, я сказал.
Кулеба. Но ты меня понял?
Жолудь. Без веры, без смысла — не будет. Без любви, сострадания — не верю. Оттого и тоска, и тоска…
Издали возникает перестук колес. И еще откуда-то издали доносится: «Помогите…» Кулеба убегает. Жолудь стоит и кричит.
История людей — тоска! История молящих о спасении и глухих! История зовущих в рай, но ведущих в ад! История, где каждый любит себя, но не близкого! Не ближнего, но себя! себя!..
Появляется Кулеба с Люсей на руках.
Кулеба. Газ! Газ! Они газ напустили, газ, тебе говорят!.. (Сваливает Люсю на тахту, опять исчезает.)
Жолудь пытается Люсе помочь.
Люся(откашливается, бьется и бьет Жолудя по лицу). Дурак, ты дурак, отпусти! Какой же ты дурак! Какие же вы все дураки… Господи, какие же, Господи…
Появляется Кулеба с бездыханной Машей. Поезд за окнами грохочет, сотрясая жилище. Жолудь, завидев жену, кидается к ней, отталкивает Кулебу и страшно кричит: «Маша! Маша!! Маша!!!»
Часть третья
Красный закатный диск солнца против окна — как укор. Стук колес. Кажется, он бесконечен. Появляется Маша. Заметно изменилась: похудела, бледна. Стоит и тоскливо озирает развал. Входит Жолудь. И он похудел, оброс, черен, одежда потрепана.
Жолудь. Сейчас отдохнешь. Сейчас… (Бережно подводит ее к креслу, помогает сесть.) М-милая ты м-моя, наконец, м-мы вместе… (Заметно заикается на словах, связанных с «м»: «М-маша…») Машенька моя… Маша…
Маша закрывает глаза. Он вдруг поднимается, приближается к окну, как завороженный смотрит на солнце. Маша открывает глаза, тревожно за ним наблюдает. Он быстро уходит из комнаты прочь. Она поднимается и уходит на кухню. Он возвращается с огромным чемоданом, кидает его на пол у шкафа, достает какие-то вещи.
Нет… Это — нет… И это, пожалуй, что ни к чему… Оставлять, правда, жалко… Но будем брать только теплое.
Стук колес нарастает. Он, вдруг, замечает, что Маши в комнате нет.
Маша! Маша! (Убегает, сквозь грохот продирается его крик.) Маша, не надо! Не надо, прошу!
Наконец, он затаскивает ее в комнату. Она упирается, но он тащит.
Машенька, Маша, Маша…
Маша. Мне больно руку…
Жолудь. Зачем ты на кухню? Что тебе нужно? Я принесу…
Маша. Отпусти меня…
Жолудь. Газ? Маша, не надо… Ну, Маша…
Маша. Почему ты не жил дома? Где ты был?
Жолудь. В саду, с птицами, Маша… Все было хорошо, Маша, не беспокойся за меня. Если ты обо мне, Маша, я…
Маша. С какими еще птицами?
Жолудь. Хотел сказать, Маша: как птицы… Там же, в больнице…
Маша. В какой больнице?
Жолудь. А, Маша, в твоей… Там, где ты… Там сад, а ты даже ни разу не подошла к окну… Постой: твои окна смотрели на юг? На север?
Маша. Но ты же меня даже ни разу не навестил.
Жолудь. Да, но я же был там…
Маша. Где?
Жолудь. Ну, там…
Маша. Да где, Господи? Сколько же можно морочить меня?
Жолудь. Я не морочу, но люди… Как людям объяснить наше горе?
Маша. Какое у тебя горе? Кто у тебя просил объяснений?
Жолудь. Машенька, успокойся. Никто не просил, это правда… Но если бы я пришел и признался, что я твой муж, меня непременно спросили бы: почему она открыла газ? Где я находился в это время? Почему не помешал? Что бы я ответил?
Маша. Почему ты заикаешься?
Жолудь. Я не знаю… Маша… Пройдет… Это, наверно… Пройдет…
Маша. Да что с тобой, Солнце?
Жолудь. Все хорошо… Хорошо. Ты не веришь? Главное — ты… С тобой хорошо и все будет хорошо… Я уверен. Поверь.
Маша. А спал ты где?
Жолудь. Машенька, милая, как я рад… Мне так много надо тебе сказать… Не сердись, без тебя сюда не тянуло… Не мог я…
Маша. По ночам было холодно.
Жолудь. Нет!.. Можно, оказывается, собраться мозгом, телом… и делается теплее. Начинаешь сопротивляться… Действительно… и потом, Маша, толчки на открытом воздухе все же не так опасны.
Маша. Толчки? Какие толчки?
Жолудь. Подземные, Маша. Что с тобой? По правде сказать, иногда по ночам коченел и тогда ближе к утру спускался к Давиду вниз, в кочегарку. Тепло, разговоры, чифирь, хлеб с маргарином, поджаренный в топке на вертеле, вкусно хрустящий на зубах… Если бы, Маша, ты видела Давида! Толстый и прекрасный! И будто Богом самим в люди назначенный! Расставались — он прижимал меня к пузу и плакал. Говорил, что если будет жив — обязательно наведается ко мне… К нам… Почему ты так смотришь на меня? Что-то не так? Маша, я что-то не так?
Маша. Зачем чемодан? Ты уезжаешь?
Жолудь. Маша, я все объясню… Только ты не волнуйся… Тут надо и срочно, но и без паники… Соберемся, внимательно проверим, все ли то взяли… Я предлагаю брать с собой только теплые вещи. Я сейчас все объясню: ты пойдешь налегке. У меня на спине рюкзак и в руках два чемодана… Маша, прошу, без нервов и спешки. Тихо посидим на дорогу, спустимся вниз и покинем город.
Маша. Но зачем?
Жолудь. Как, а ты разве не чувствуешь? Может случиться в любую минуту: сегодня, завтра, через неделю, Бог знает, как скоро и с какой силой… Надо уходить. Уходить, Маша…
Маша. Подожди, не понимаю, как?
Жолудь. Я не столько толчков боюсь, сколько, боюсь, пойдут волны и смоют, боюсь… Город стоит на воде, Маша, даже представить такое…
Маша. Солнце, подожди, Солнце! Ты все перепутал: по твоему прогнозу землетрясение — там, в Новом Вавилоне? Там, Солнце, там! А тут — оглянись хорошенько — дома! Ты вспомни, ты сам говорил: наш район — не сейсмический.
Жолудь. Маша, пока ты была в больнице, все изменилось. Движение недр, Маша!
Маша. Неделю!..
Жолудь. За неделю солнце дважды выходило из берегов. Дважды я обнаруживал огненные потеки на крыше Исаакия. Я был близко и горящие капли падали на меня, обжигая плечи и грудь. (Срывает с себя рубашку.) Вот ожоги… Про солнце все говорят: оно не живое. Живое! Маша, болит, живое. Это даже удивительно, до чего болит.
Маша. Я не вижу… Где?
Жолудь. Тут… И тут… И там, за спиной, под лопаткой… Маша, а ты? Тяжести не ощущаешь?
Маша. Нет.
Жолудь(завороженно разглядывает красный диск в окне). Невероятную помню тяжесть… Каменный конь под всадником у Невы не выдерживал, опускался на четыре копыта.
Маша. Конь? Что ты придумываешь? Солнце… Солнце…
Жолудь. …И с луной творилось неладное: возникая над городом, тоже делалась красной… багровой…
Маша(растерянно). Ты же меня не слышишь совсем…
Жолудь. …Столько намеков, Маша… загадочных знаков, знамений:
цветы увядали несорванными;
голуби, не стесняясь, клевали друг друга, как коршуны;
встретил знакомого — от него сбежала собака; ты представляешь?
в Марокко не кончаются ливневые дожди и страшный потоп в Рио-де-Жанейро;
только вчера мы с Давидом из кочегарки в трубу наблюдали черные звезды; совершенно черные!..
Маша. Зачем ты пугаешь меня?
Жолудь. Маша, как угли! Мне тоже было страшно. Но ты посмотри, приглядись: им — людям — страшно? Им же не страшно. Они ничего не боятся. Но если представить, если только представить…
Маша. Милый, мой милый… (Плачет, обнимает его, целует.) Горе ты мое, любимый мой… (И жмется к нему — то ли защиты ища у него, то ли собой прикрывая.) Да что же это такое? Да что же?..
Жолудь. Маша… хочу попросить: вдруг, погибнем… Прости меня, Маша?
Маша. Мы будем жить…
Жолудь. Прости меня, прости…
Маша. Держи меня так и не отпускай. Обними, я твоя, мы вместе с тобой, все пройдет, ничего не бойся…
Жолудь. Я тоже тебя очень люблю…
Маша. Мы спасемся, мы будем жить… Хорошо, долго…
Жолудь. Хотя бы тебя спасти, Маша, хотя бы тебя…
Маша. Ты спасешь, ты спасешь!.. Как кружится голова… Кажется, будто нас кружат… Как в детской игре… Позабыла, в какой… Я забыла…
Жолудь(тихо). Пора уходить.
Маша. Подожди… Хочу запомнить минуту: нет больницы, нет боли… есть наш дом, есть ты, наша жизнь… Место, где можно быть собой… Не спеши, мой любимый, покой… Покоя хочу, устала… Хочу — мы устали — покоя… Вот так, хорошо… Боже мой, как же хорошо…
За окнами поезд грохочет, а они стоят, прижавшись друг к другу, и молчат. А может быть, не стоят — а плывут, и это только нам кажется, будто стоят…
Впервые за много лет я оказалась без тебя. Была одна, и у меня было время. Думала, мечтала… Кажется, я поняла, наконец, как жить. Да, Солнце: уйду из школы, буду сидеть дома, шить игрушки, продавать.
Жолудь. Ты?..
Маша. Я же рисовала, ты помнишь? Уже придумала, как сделаю аиста. Долгоногую марионетку с младенцем в клюве. Представляешь? Заработаем денег, купим швейную машину. Что тебя беспокоит? Игрушки всегда нужны, на них спрос. Игрушки, говорят, самое выгодное. Прошу тебя, только не отвергай сразу. Подумай, обживись, привыкни к мысли. Как я привыкла. Привыкла, и уже ничто не кажется мне невероятным. Правда, Солнце, так хочется жить…
Жолудь. Да…
Маша. Милый мой, милый…
Жолудь. Ты любишь свою работу, зачем эта жертва?
Маша. Господи, Солнце, как же давно мы не были вместе! Рядом, близко… Чего-то все ищем, а вот оно, Солнце, вот… Чего же еще хотеть? И куда нам бежать? Для чего спасаться? Чего терять? Ведь ничего, кроме этого, нет — ничего…
Жолудь(тихо). Машенька, уходить… Надо уходить…
Маша. Плохо, у нас телевизора нет. Там, в больнице, по вечерам собирались… Ах, ты бы видел: показывают столько счастливых людей. Как будто с другой планеты…
Жолудь. Маша, ты не хочешь уходить?
Маша. Солнце, куда? Куда?.. Оглянись, все уже счастливы, только мы остались с тобой… Не думать. Главное — не думать. Не знать о том, что грозит или как будто грозит…
Жолудь. Маша, но завтра, может быть…
Маша. Сегодня дай жить! Хотя бы день, хотя бы миг, но сегодня, сегодня!..
Далеко-далеко возникает перестук колес. Жолудь, вдруг, отстраняется, идет к окну, выглядывает на улицу.
Куда ты, Солнце?
Жолудь(залезает на подоконник). Солнце куда-то девалось, не понимаю, только что было…
Маша. Солнце, осторожно, не ступай там!
Жолудь(высовывается в окно, задирает голову кверху). Луна вместо солнца…
Поезд проносится рядом, близко, кажется, почти касаясь жилища.
Маша. Упадешь! (Кидается к нему, хватает его за ноги.)
То ли от неожиданности, но Жолудь, вдруг, теряет равновесие, машет руками, как большая неуклюжая птица, пытается зацепиться за что-то, цепляется за край занавески — обрушивается, исчезает.
Маша. Солнце! Солнце! Солнце!..
Поезд грохочет, сотрясая Вселенную, пока не стихает вдали…
1986.
Комментарии к книге «Дурацкая жизнь», Семен Исаакович Злотников
Всего 0 комментариев