«Рассказы о чудесах»

Рассказы о чудесах (fb2) - Рассказы о чудесах 872K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Грантовна Степанян

Елена Степанян «Рассказы о чудесах»

Рассказы о чудесах Пьеса-притча

Действие происходит (условно) в XVIII в.

Сцена первая

Комната. Мать мечется из угла в угол, горестно заламывая руки.

Мать. Иосиф! Иосиф! Иосиф! О где же ты, дитя мое! Где мне тебя искать?!

Рыдая, она опускается на скамью. Входит отец.

Отец. В чем дело? Что тут за шум? Что за беда стряслась?

Мать. Ужасная, ужасная беда! Пропал Иосиф!

Отец. Как это так? Куда он мог пропасть?

Мать. О, если бы я это знала! Горе мне, горе! С моим мальчиком случилась беда, а я даже не знаю, где он!

Отец. Да с чего ты взяла, что он пропал? Разве он не на занятиях у ребе?

Мать. Нет! Нет! Только что приходил шамес из синагоги и сказал, что его там нет! А ребе ждет его и не хочет без него начинать!

Отец. Ну и получайте все, чего хотели! Когда парень с самых пелён ничего не слышит, кроме похвал! Должен же он был когда-нибудь одуреть вконец! Ты же так гордилась, что у тебя сын не такой, как у прочих, а чудо света, будущий великий учитель! Словно ты для этого специально постаралась! Что ж ты теперь ревешь, что он сам себе порядки устанавливает?

Мать. Пусть все, что я заслужила, падет на мою голову! Мне все равно не будет хуже, чем сейчас! (Рыдает.)

Отец. Ну успокойся! Найдется же он, в конце концов!

Мать. Ох, сердце мое разрывается! Я давно уже предчувствовала этот день! (Отец недоверчиво подымает брови. Мать продолжает, понизив голос.) Давно уже стала я замечать, что Иосиф встает и уходит из дома, когда на небе едва только можно различить первые лучи солнца! Не знаю почему, но мне в этом чудилось что-то недоброе! О, я гнала от себя эти мысли – разве можно было заподозрить в чем-нибудь плохом моего сына, ведь он уже в тринадцать лет знал наизусть всю Гемару!

Но вчера я решила, что на этот раз… Я не знала еще, что я сделаю – пойду ли за ним или только спрошу его!.. Но дело в том, что сегодня я впервые не услышала его шагов, а под самое утро мне приснился такой сон, что когда я проснулась, я уже знала, что нас ждет беда!

Отец (ворчливо). Уже и ты стала видеть вещие сны!

Мать. Ох, не видеть бы мне этого никогда! Мне снилось, что все местечко горит, а по улицам носятся какие-то страшные люди, врываются в дома! Я хочу спрятать детей, но никак не могу найти Иосифа! Во сне я забыла, что он уже вырос – я искала его маленького, – но его все равно не было, не было нигде!

Входит шамес – синагогальный служка.

Шамес. Мирьям, ради всего святого, где твой сын? Ребе не начинает без своего любимого ученика! Он сидит мрачнее тучи, а все головы от страха поднять не могут! Такого еще никогда не бывало! Куда он мог подеваться?

Отец. Он, наверное, вообразил, что уже все знает! Ну конечно! Пока я тут чиню башмаки, мой сын превзошел самого ребе!

Мать. Не слушайте его, реб Янкель! Поверьте моему сердцу, – с мальчиком случилась беда! (Бежит к дверям.) Иосиф! Где же ты, Иосиф?!

Голос маленького брата. Иосиф на заднем дворе! Он спрятался в стог сена и плачет! И не хочет идти!

Отец. Ну, у меня быстро захочет! (Выходит.)

Мать. Плачет? Почему он плачет?

Отец (тащит за собой Иосифа и бросает его на скамью). Иди-ка сюда, мерзавец! Сейчас я с тобой разделаюсь!

Внезапно все смолкают. Входит Цаддик и делает всем знак удалиться. Несколько мгновений Иосиф закрывает лицо руками. Затем отрывает руки и подымает голову.

Иосиф. О ребе! Не смотри на меня так! Я не могу вынести твоего взгляда!

Цаддик. Если бы ты умел видеть, Иосиф, ты прочел бы в моем взгляде только любовь и сострадание! Но на глазах твоих пелена!

Иосиф. Да! Да! Это мой грех, мой тяжкий грех застилает мне глаза!

Цаддик. Днем и ночью открыты врата, которыми возвращаются падшие и раскаявшиеся. Тот, кто прошел сквозь них, будет оправдан, какое бы зло он ни совершил!

Иосиф. О, я раскаиваюсь, я всем сердцем раскаиваюсь, ребе! Выслушай меня, помоги мне снять с души этот страшный гнет! Я не могу больше скрываться от тебя! (Он бросает на Цаддика испытующий взгляд. Цаддик хранит мрачное молчание.)

Ребе! С тех пор как я научился читать, ты наполнял мою душу премудростью. Но чем больше я узнавал, тем сильнее становилась во мне жажда узнать еще больше! Я с нетерпением ждал, когда же начнется самое главное! (Иосиф снова бросает взгляд на Цаддика. Тот по-прежнему молчит.) Я ждал, что ты начнешь учить меня творить чудеса! Но ты медлил, ребе! О, конечно, ты ведь лучше моего знаешь, когда и чему приходит срок, а я…

На кладбище, как ты знаешь, ребе, есть сарай, в котором хранятся ветхие книги и ждут своего часа, чтобы быть погребенными в земле! Там-то я и отыскал все, что мне было нужно! Так мне казалось, по крайней мере! Эта наука давалась мне легко, как и всякая другая! У меня… У меня даже получалось кое-что!.. Но мне хотелось, чтобы это было настоящее, великое чудо, а не какие-то мелкие фокусы… И вот произошло самое страшное… (Цаддик, стоявший до этого с опущенной головой, выпрямляется и с этого момента смотрит ему в глаза.)

Когда я понял, когда я увидел, что никакой чудотворец из меня не получился, меня охватил жуткий страх! Мне казалось, что я уже больше никогда ничего не смогу, что я забыл все, что знал прежде! О, мне и теперь страшно вспомнить об этом! В своем ничтожестве я стал ненавистен сам себе! Мне хотелось исчезнуть, не быть никогда, чтобы люди забыли самое мое имя! Я… Я чуть было не убил сам себя, но, видно, твоя молитва меня удержала! (…) О ребе, я виновен! Назначь мне любое наказание – я ко всему готов! Ведь отчаяние – тяжелейший грех.

Цаддик. Нет, дитя мое, это не грех! Это плата за грех!

Иосиф. Как… Значит то, что я посмел?.. Ребе, этого не будет никогда! Я отдаю всю свою волю тебе! С этого мига я не пошевелю рукой без твоего согласия!

Цаддик. Скажи, Иосиф, какое чудо ты хотел сотворить?

Иосиф (опуская голову). Я хотел низвести огонь!

Цаддик. Зачем?

Иосиф (дрожащим голосом). Это была самая сложная задача, которую я мог перед собой поставить! Ведь мы должны стремиться к тому, чтоб достигать все более… Ребе, почему ты так смотришь на меня? Неужели ты думаешь, что я хотел причинить кому-нибудь зло? Но кому? У меня же нет врагов! Ведь все до одного любят меня и почитают гораздо больше, чем я того заслуживаю!

Цаддик. А если они узнают, что ты никогда не станешь тем, кого они хотят видеть в тебе, как ты думаешь, сохранят ли они прежнюю любовь?

Иосиф. О горе мне! Мог ли я подумать, что буду так несчастен! Ребе, помоги мне! Ведь для тебя нет невозможного! Я хочу только одного – стать таким, каким я был вчера!

Цаддик. Но ведь ты же был таким вчера! Не обманывай себя, Иосиф! Вслед за вчера неизбежно приходит сегодня! Не в прошлое, а в будущее возвращается тот, кто раскаялся!

Иосиф. Но как же мне каяться в том, чего я даже не могу понять, ребе? Ах, сколько раз я видел, как люди со смущенной душой приходили к тебе, и ты разъяснял им их грехи и заблуждения! Неужели ты откажешь в этом мне?

Цаддик. Всю твою жизнь я учил тебя, Иосиф, – и вот, я задал тебе единственный вопрос! Ты должен ответить на него сам. Твой голос хочу я услышать – и тогда я укажу тебе путь к возвращению! Это последнее, чему я должен научить тебя!

Иосиф. Ребе, что ты говоришь? Ты не хочешь больше учить меня? Ты меня прогоняешь?

Цаддик. Ты сам это выбрал, Иосиф! Ты захотел стать самим собой, но заблудился и попал на кладбище. Теперь ты дрожишь от страха перед неизвестным и готов отказаться от себя, отдать свою волю другому!

Но мне дорога твоя душа, Иосиф, и только твое раскаяние может очистить ее!

Иосиф (в ужасе). Когда же это будет?

Цаддик. Когда этот день придет, я найду тебя даже в глубине преисподней, Иосиф!

Иосиф. О, не бросай меня, ребе, – без тебя я погибну! Ты же видишь – стоило мне отойти от тебя на шаг, и я сразу заблудился! А теперь я совсем беспомощен!

Я смотрю вокруг – и ничего не узнаю! Даже эти стены кажутся мне чужими и враждебными!

Цаддик. Ты сказал, что у тебя нет врагов! Во всем, что будет происходить перед твоими глазами, ты должен винить самого себя!

Сцена вторая

Постоялый двор в горах. Хозяева – муж и жена – сидят у огня.

Жена. Какая вьюга страшная! Послушай, как завывает! Кажется, вся округа сорвалась с места и несется невесть куда! Скажи, Авром, а дом наш не повалит?

Муж. Если б я сам его ставил, было бы чего бояться!

Но его поставил еще мой дед, – уж верно, не за тем, чтоб его повалило!

Жена. Ох, сил нету этот вой слушать! И спать лечь страшно! И за что только мы должны жить в этой глуши? Днем – тоска, а по ночам от страха сердце ноет!

Муж. За что да почему! Да потому что на всю эту местность один-единственный постоялый двор, а я – его хозяин! Продать – никто не купит, прибыли наши известные! А бросить все и уйти в долину, так посуди сама – опять придет зима, завоет вьюга, и мы будем думать, что здесь, в горах, кто-то бродит вокруг нашего покинутого дома и умирает без тепла и пищи! Нет, мне это не по вкусу! Лучше уж буду сидеть у своего очага и дожидаться своих гостей!

Жена. Нет уж, этой ночью лучше обойтись без гостей! По такой вьюге разве что нечистый дух пожалует!

Муж. Погоди-ка! Мне кажется, или и впрямь кто-то зовет?

Голос Шлоймы. Эй! Отворите! (Стучит.)

Жена. Ой, подожди! А вдруг и в самом деле нечистый?..

Муж. Ну нет уж! В моем доме ему делать нечего! Иду! Иду!

Шлойма (входит, весь облепленный снегом). Мир вам! Наконец-то до вас добрался! С раннего утра сюда иду!

Муж. Иди скорей к огню! Куда путь держишь?

Шлойма (отряхая снег). Да как сказать! С утра шел к вам! А передохну – пойду обратно!

Муж и жена удивленно переглядываются.

Жена. Как странно! Разве ты не в Дилленбург? Здесь проходит дорога в Дилленбург!

Шлойма. Нет, туда я на этот раз не поспею! Пора уж мне домой возвращаться!

Муж и Жена (удивленно). А где же твой дом?

Шлойма. В Межеричах!

Муж. А где же эти Межеричи?

Шлойма. В Польше!

Жена. А где же эта?.. (Мужмашет на нее, чтоб она замолчала.)

Муж. Так что же тебя занесло к нам в такую вьюгу?

Шлойма. Мне сказали в местечке, там внизу, что в этих краях есть еще один дом, где живут добрые люди, и я поспешил сюда!

Муж. Для того, чтобы на нас посмотреть? Что за чудеса!

Шлойма. Да! Да! Именно чудеса! Великие чудеса! Сейчас все объясню! В Межеричах жил цаддик – великий праведник и чудотворец. А я – его ученик! Зовут меня Шлойма! Цаддик завещал мне ходить по свету и рассказывать о его чудесах!

Муж. Цаддик, говоришь? Что ж, и я слыхал, что бывали на свете цаддики, и даже показывали какие-то чудеса. Только, боюсь, что мне с этого никакого проку.

Шлойма. Вот видишь, а цаддик как раз для того и послал меня ходить из страны в страну, чтобы напомнить тебе и всем остальным, что нет ничего на свете, что было бы людям нужнее, чем чудеса.

Хозяйка ставит на стол еду для Шлоймы. Он с жадностью набрасывается на нее.

Муж. Да кто сейчас верит в чудеса?

Шлойма (вскакивает). Я! Я верю! И я шел сюда с самого рассвета, чтобы тебе об этом сказать!

Муж. И давно ты так бродишь?

Шлойма. Вот уже шестой год!

Муж. Да, незавидная доля! У тебя, поди, ни кола, ни двора, и родных никого нет?

Шлойма. Как же – есть! Жена и двое ребятишек!

Жена. Как? У тебя – семья? Господи! Вот уж тут поверишь во что угодно! Хорошая у них жизнь, ничего не скажешь! Как же они еще с голоду не умерли?

Шлойма (со вздохом). Знаешь, я и сам порой удивляюсь! А посмотреть на это с другого конца – то раз мы живы, значит, еще не все потеряно, значит, у прочих людей сердце еще не совсем в камень превратилось!

Я ведь домой всегда не с пустыми руками возвращаюсь!

Муж. А часто ли?

Шлойма. Если повезет – два раза в год!

Жена. Чем же ты провинился перед своим цаддиком, что он обрек тебя на такую страшную жизнь?

Шлойма. Ах, что ты говоришь! Он любил меня больше всех своих учеников! Мы-то видим не дальше собственного носа, а цаддик заглядывал в будущее! Кто знает, может быть, сидя на печи, я раньше бы оставил детей сиротами! А сейчас жив, как видишь! (Помедлив) А потом, раз он знал все наперед, то знал ведь, конечно, что кроме меня никто на это не согласится!

Жена. Смотри-ка, и ведь не ошибся! Бывает же такое!

Муж. Послушай, ну вот если ему так все про тебя было известно, мог ли он знать, что в один прекрасный день ты окажешься вот здесь, в моем доме? Про меня он что-нибудь знал? Вот такое мне бы очень понравилось! Сидишь тут, в Богом забытых горах, а кто-то, невесть где, о тебе знает! И выходит, что ты не один на свете и сидишь тут, может быть, не зазря!

Шлойма. Да ты сам посуди, что бы со мной сегодня было, если бы ты тут меня не дожидался! (…) И хоть я не знаю всякий раз, куда я попаду, с кем встречусь, но я всегда вспоминаю слова, которые он больше всего любил мне говорить, мой цаддик, – что

все, что видим мы на свете: событья, люди, звезды, камни, травы, единой нитью связаны живой! И если убивают человека, То где-то, на другом конце вселенной его звезды сиянье угасает, и канет целый мир во мрак и холод. А люди все, что встретились нам в жизни, есть наших душ живые отраженья, но сами этого не понимают и, как слепые, в зеркало глядятся! И странствие, в которое меня на весь мой трудный век отправил цаддик, — одно звено в великой цепи странствий, что совершают звезды и планеты, народы через страны и века, и души, странствуя из тела в тело!

И все же мне куда лучше, чем другим странникам.

Я хожу по свету из любви к моему цаддику, а кого-нибудь судьба швыряет с места на место, и он даже не спросит, за что!

Жена. Смотрите, вьюга улеглась! До чего ж красиво – небо светлеет, а звезды все до одной видны!

Шлойма. Ну что ж, пора мне и домой собираться! Что ни говори, а в этот раз долго пришлось жене меня дожидаться!

Жена (сует ему узелок). На вот, отвези ей от меня!

Муж. И знаешь, если тебе случится когда-нибудь опять в наших краях оказаться, ты уж потрудись, зайди к нам – мы увидим, что ты еще жив, все же на душе легче станет!

Шлойма. Ну, тогда – до встречи!

Сцена третья

Дорога. У обочины лежит Иосиф. К нему направляется монах.

Монах (наклоняясь к нему). Эй! Очнись! Ты жив или мертв?

Иосиф (очнувшись). Где я? Что со мной?

Монах. Ты лежишь на дороге в Краков! А вот что с тобой, надо бы спросить у тебя! (Иосиф понимает, что перед ним монах, и отшатывается.) Ты, видно, давно ничего не ел, и ноги у тебя в крови! Здесь неподалеку обитель святого Стефана, дай я помогу тебе добраться туда! Ты сможешь поесть и отдохнуть.

Иосиф. Нет-нет! Добрый человек, умоляю тебя, оставь меня одного. Мне осталось идти совсем недолго! (Монах пытается прислонить его к дереву.) Нет-нет! Не трогай меня, прошу! (Вскакивает.) Ты видишь, я уже стою на ногах!

Монах. Ну, как знаешь! (Пожимает плечами и уходит. Иосиф снова падает на землю. Слышится стук колес и ржанье лошадей. К Иосифу подходит Антонио.)

Голос Лоренцо (из-за сцены). Ну, в чем там дело?

Антонио. Синьор, мы, видно, сбились с пути и попали в неизвестную страну! На этом туземце диковинная одежда и волосы как-то странно растут!

Лоренцо (входит). Что за ерунда! (Наклоняется к Иосифу.) Ну и дурак же ты, Антонио! Пять лет таскаю тебя по всему свету, а ты не можешь распознать обыкновенного еврея! Эй, малый, очнись! Ты жив?

Иосиф (слабым голосом). Оставьте меня, добрые люди!

Лоренцо. Ну нет, уж раз я из-за тебя вылез из кареты, ты обязательно должен сказать мне, что ты тут делаешь?

Иосиф. Жду смерти!

Лоренцо (со смехом). Я тоже! С самого рождения! И чтобы как-то заполнить это ожидание, путешествую по всему миру! Послушай, а не взять ли мне тебя с собой? Мне нравится твоя физиономия! И глаза у тебя чертовски умные! Или это они от голода так блестят?

Иосиф. Не делайте этого! Я страшный грешник! Я принес несчастье всем своим близким!

Лоренцо. Чем же, хотел бы я знать? Может быть, тем, что сбежал от них? Я бы, признаться, тоже очень огорчился, если бы от меня сбежал такой забавный паренек!

Иосиф. Ах, вам этого не понять!

Лоренцо (притворно обидевшись). Вот как! Ну что ж, вдвойне приятно познакомиться с человеком, который понимает больше твоего! Эй, Антонио, принеси этому мудрецу стакан вина и кусок мяса, может быть, подкрепившись, он поделится с нами своей премудростью!

Иосиф. Я ничего такого не ем!

Лоренцо. Ах да, совсем забыл! А хлеб ты будешь есть?

Иосиф (замявшись). Если уж вы так добры… может, у вас найдется…

Лоренцо. Все понятно! Антонио, нет ли у нас каких-нибудь овощей?

Антонио. Вот только эти огурцы. (В сторону) Какой выгодный гость к обеду. (Иосиф начинает есть.)

Лоренцо. Ешь, бедняга! А я выпью за твое здоровье! И за то, чтобы и мне поумнеть и понимать не меньше твоего!

Иосиф. Простите! Я не хотел вас обидеть! Просто до этой встречи мы жили в разных мирах, где из одного в другой не проникает ни звука! Я уверен, что не знаю ничего из того, что знаете вы!

Лоренцо. Зато, несомненно, знаешь многое другое! Ты парень непростой! Чем же ты занимался в этом своем «мире»?

Иосиф. Ну, как бы это сказать… учился на раввина!

Лоренцо. Так ты наверняка знаешь каббалу и всякие такие штуки? (Иосиф делает неопределенный жест.) Ну все! Решено! Ты едешь со мной!

Иосиф. Лучше бы этого не делать! Я приношу несчастье, я же сказал вам!

Лоренцо (смеется). А я, знаешь ли, человек рискованный! Я охотился на тигров и в сильные туманы ходил по альпийским перевалам! Почему бы мне не сыграть в кости с самой судьбой?

Сцена четвертая

Комната в бедном доме. Шлойма спит на лавке. У печи хозяйка.

Муж хозяйки (входит). Где этот бродяга?

Жена (удивленно). Спит!

Муж. А ну, разбуди его и пусть убирается!

Жена. Что ты! Он же так устал! Он три дня был в дороге!

Муж. А почем я знаю, правда ли это? Почему я должен верить в его россказни!

Жена. Да как же так?

Муж. Я все сказал. Эй ты, вставай и пошел вон! (Шлойма просыпается и удивленно смотрит на них.)

Слышишь?! Убирайся отсюда, только сначала заплати за вчерашний ужин!

Шлойма. Что ты, добрый человек? За что ты так рассердился на меня?

Муж. Я не люблю, когда из меня делают дурака проходимцы и обманщики!

Шлойма. Я не обманщик!

Муж. Нет, обманщик! И ты, и твой жулик-цаддик! Шлойма. Ах, что ты говоришь!

Муж. То, что ты слышишь! Распелся тут, – чудеса, чудеса! Чудотворец из Межеричей! Я сунулся было с этим к соседу – вот, мол, какой гость ко мне забрел, подарок к празднику! А тут оказывается, что он и сам жил в этих Межеричах, да еле ноги оттуда унес!

Шлойма. Не понимаю! Что же с того? Не станет же он отрицать!.. Цаддика знала вся Польша и пол-России!

К нему губернаторы ездили за советом!

Муж. Замолчи! Это ты вчера уже рассказывал! А вот что Межеричи сгорели после погрома, почему-то не рассказал, забыл! Да на кой же он был нужен, твой цаддик, если не мог спасти местечка? Байки рассказывать? От губернаторов подарки получать? Все вы хороши, пока крыша над головой не горит, а когда придет беда, то поминай как звали! Да и вас тогда никто не вспомнит!

Шлойма. Ты думаешь, я сам не помню этого дня? Мне было всего восемь лет, но я с тех пор всегда пугаюсь запаха гари… Мать спрятала меня и сестер в погребе!.. Дома горели всю ночь, но потом местечко быстро отстроилось… Да и не погиб никто, один только человек

пропал!.. Мать говорила, что если бы не цаддик, то было бы куда хуже!.. Но сам он об этом никогда мне не рассказывал.

Муж. Еще бы! Он учил тебя морочить людей, а помогать им в беде не ваша специальность!

Шлойма (в глубокой задумчивости). Как же это могло случиться? Такое горе страшное… Почему он не захотел?..

Муж. Ну ладно, не о чем тут больше говорить! Плати деньги и убирайся!

Жена. Да что ты делаешь, изверг! У него же в кармане три медяка! Сами вчера видели.

Шлойма. Оставь его. Он прав. Я должен расплатиться сполна. (Отдает хозяину деньги.) Прости меня! Я ухожу! Поверь мне только в одном – чудеса есть! И если они не происходят, то в этом виноваты мы сами, только мы! (Уходит.)

Сцена пятая

Кабинет Лоренцо в его римском доме. Иосиф сидит, забившись в угол дивана. Входит Лоренцо.

Лоренцо. А, вот ты где! Я уже обыскал весь дом! Ты прячешься здесь от нашего доброго патера Сальвини? Долго еще ты будешь шарахаться от него, как от зачумленного? Мне просто стыдно за тебя!

Иосиф. Но я же объяснял вам! Нам нельзя сообщаться с идолослужителями!

Лоренцо (смеется). Бедный ты мой мальчик! Какой он тебе идолослужитель? Он иезуит, а это, по моему твердому убеждению, означает, что он не верит ни в бога, ни в черта!

Иосиф. Этого не может быть! Зачем же тогда он стал священником?

Лоренцо. Нет, ты у меня просто идиот! Я к этому никогда не привыкну! Тебе легче выучить китайскую грамматику, чем научиться понимать простые житейские вещи! Ладно, я не сержусь! Все равно ты сегодня был молодцом! Оставим патера в покое! (Входит патер Сальвини.)

Сальвини. Напротив, я сам хочу побеспокоить вас! (Лоренцо отвешивает легкий поклон, Иосиф забивается еще дальше.) Я покинул ваших гостей, чтобы выразить свое восхищение успехами нашего юного друга, а также вашим педагогическим талантом, дорогой синьор Лоренцо! Трудно поверить, что за столь короткий срок можно приобрести такие обширные познания, да еще заговорить сразу на четырех языках! Ваш эксперимент блестяще удался!

Лоренцо (похлопывает Иосифа по плечу). Только с помощью этого синьора! Один ученый гебраист сказал мне, что он представляет собой феномен, который немецкие евреи называют специальным термином «а идише коп». (К Иосифу) Слышал такое?

Иосиф. Приходилось!

Сальвини. Ваш воспитанник чем-то огорчен?

Лоренцо. Вашим присутствием, дорогой синьор! Он вас боится!

Сальвини. О, совершенно напрасно! Я чувствую к вам самое дружеское расположение, милый Иосиф, и хотел бы принять участие в вашей дальнейшей судьбе!

Лоренцо. Боюсь, что он вам этого не позволит!

Сальвини. Сложность задачи делает ее еще интересней! Для начала я хотел бы услышать ответ на один вопрос! Никакое учение, даже самое блестящее, не может продолжаться без конца. Оно неизбежно перерастает в какую-либо деятельность. Вам приходилось уже думать в этом направлении? Какую судьбу хотели бы вы избрать?

Иосиф. Синьор, люди, которые воображают, что они сами избирают свою судьбу, глубоко заблуждаются!

Сальвини. Браво! Однако чрезмерный фатализм одних нередко побуждает других взять на себя роль их фортуны!

Лоренцо. Дорогой патер, вам не придется играть роль фортуны Иосифа по одной простой причине – он не крещен, поэтому вне стен еврейского гетто он может заниматься только торговлей! Я так его люблю, что с удовольствием открыл бы для него лавочку, но боюсь, что в этом деле он окажется еще бездарней меня, он быстро прогорит!

Сальвини. Проблема крещения серьезна, но вполне устранима!

Лоренцо. Нет, синьор, тут у нас ничего не получится!

Я уже пробовал однажды, чтобы облегчить ему жизнь, но он наотрез отказался. И он прав! С какой стати ему менять свой еврейский рай, в который он верит, на мой католический, в который я не верю?

Сальвини. Тогда ему придется довольствоваться всю жизнь ролью частного лица, это крайне обидно при его способностях!

Лоренцо. Его такая жизнь устроит, не сомневайтесь!

В этом мы с ним вполне сходимся! И вообще, нет ничего на свете омерзительней, чем честолюбие и потуги его реализовать!

Сальвини. Деятельность может быть бескорыстной!

Лоренцо. Ну, что такое бескорыстная деятельность на благо человечества, это всем известно! Она сводится к тому, чтобы при жизни о вас говорили как можно больше, а после смерти написали если не сто томов, то хоть тощенькую книжечку! Нет, нас такой гонорар не устраивает! Мы берем дороже! Только Иосиф предпочитает вечное блаженство, а я кратковременное – в этой жизни!

Сальвини. Позвольте заметить, здесь есть некоторая разница! Впрочем, мы еще вернемся к этому разговору, а я пока что вернусь к остальным гостям. (Выходит.)

Лоренцо. Ну всё! Теперь он от тебя не отвяжется! Это железное правило их ордена – как завидят способного парня, сразу тащат его к себе!

Иосиф. Так мне и надо! Я вполне это заслужил! Скоро ко мне явится сам дьявол и станет предлагать свою дружбу!

Лоренцо. Смею тебя заверить, что мой старый друг Сальвини похож на дьявола не больше, чем любой другой человек! Он будет охотиться за тобой с теми же чувствами, с какими математик решает сложную задачу, не помышляя при этом о добре и зле!

Иосиф. Человек может не думать о добре и зле, но при

этом все время в них соучаствовать! Этот мир устроен так, что в нем нет безразличных вещей!

Лоренцо. Но есть разные точки зрения! Я, например, считаю, что сделал добро, привезя тебя в Рим и поселив в этом доме! А ты мне неоднократно заявлял, что эта жизнь и особенно занятия науками ежечасно толкают тебя к полной погибели! Кто из нас прав?

Иосиф. Вы смотрите на это снаружи, а я вижу себя изнутри! Для вас это – невинные занятия, а для меня – источник самомнения и гордости!

Лоренцо. Но эта гордость вполне оправданна!

Иосиф. Грех ничем не может быть оправдан! Мой ребе учил, что гордость – самая худшая вещь на свете!

Лоренцо (в сторону). Но ты его слушал одним ухом!

Иосиф. Вы взяли меня сюда нищим и обращаетесь, как с родным сыном! А я ловлю себя на том, что начинаю разыгрывать из себя барина, грубить вашим слугам!

Лоренцо. Они это переживут! Ты просто устаешь от занятий!

Иосиф. Какое право я имею? Я хуже всех в этом доме, в этом городе!

Лоренцо. Ого! Ты берешься сравнивать, ты, стало быть, измерил всю глубину пороков и преступлений города Рима?

Иосиф. Достаточно знать себя самого! Падение надо мерить с той точки, откуда падают!

Лоренцо. А что же ты предлагаешь?

Иосиф. Отпустите меня, и я уеду!

Лоренцо. Ты очень непоследователен, мой мальчик! Это, мне кажется, свойство всех самобичевателей! Вчера ты рвался со мною в кругосветное путешествие!

Иосиф. Я знаю, что от себя никуда не уедешь!

Лоренцо. Вот и посиди здесь! А я, пожалуй, пойду к гостям!

Слуга (входит). Синьор, там пришел книготорговец!..

Лоренцо (оживляясь). Зови, зови его сюда!

Торговец (входит, кланяется). Синьор…

Лоренцо. Мой добрый синьор Арнольфини! Неужели мы можем поздравить друг друга с удачей?

Торговец. Да еще с какой! Старейший манускрипт трактата Петрарки «Об уединенной жизни»! Может быть, сам оригинал! В его существование отказывались верить! Но мы сделали невозможное!

Лоренцо. У меня сегодня день сплошных удач! (Дает ему кошелек.) Это условленное! (Дает второй.) А это вам за усердие!

Торговец (низко кланяясь). Спасибо, синьор, вы очень добры! За ним охотился такой известный коллекционер, как граф Барберини! Вот он будет раздосадован!

Лоренцо. Напротив! Он-то и обрадуется! Эта штука предназначена ему в подарок!

Торговец. Ну, дело ваше! Разрешите откланяться, а то час уже поздний!

Лоренцо. До свиданья! Я благодарен вам от всего сердца! (Торговец уходит.) Вот это находка! (КИосифу) Подойди-ка посмотри!

Иосиф. Вы только и делаете, что добываете подарки для этого графа! Можно подумать, вы жить без него не можете!

Лоренцо (смеется). Пока еще могу! Учти, что граф умнейший, образованнейший и приятнейший человек!

Иосиф. А правду говорят, что он кого-то убил?

Лоренцо. Да что ты? Ну, если и так, то значит в самом благородном поединке! Вот завтра ты сходишь к нему в гости…

Иосиф. Я?!

Лоренцо (небрежно). Да, где-нибудь часа в два, его как раз в это время дома не бывает!

Иосиф. Зачем же я пойду?!

Лоренцо. Как зачем? Отнести наш подарок! А заодно смиреннейше попросить его супругу вернуть мне – что бы мне такое вернуть – а, вот эту книжку! (Пишет записку.)

Иосиф. Я ничего не понимаю!

Лоренцо (гладит его по голове). Охотно верю! Тебе бы скорее подошла китайская грамматика! Но и таким вещам ты научишься, будь спокоен!

Сцена шестая

В доме Лауры. Она сидит у стола с книгами и смотрит поверх них. Вокруг – произведения искусства и проч.

Входит Мария.

Лаура. Ну, что на этот раз приказал тебе мой муж?

Мария. Ах, синьора, что нового он может придумать? Все то же самое – смотреть во все глаза за вами, за парадным подъездом и за черным ходом, – и все это одновременно!

Лаура. Почему же, он мог бы надеть на меня кандалы, посадить на цепь! У нас пока еще из тюремного арсенала использованы только стены!

Мария. Будет вам, синьора! Заладили – тюрьма, тюрьма! Так ли уж плохо вам живется? Были бы вы сами другой – тогда другое дело! А вы ведь домоседка, любите книги, музыку! И нельзя сказать, что совсем ни души не видите – бывают же у графа люди, и какие! Самые умные, образованные! Ведь вы же любите беседовать с учеными людьми, а не с какими-то прощелыгами, которые от всей души могут говорить только о своих кабриолетах!

Лаура. Да! Прекрасная жизнь и, главное, очень веселая! Каждую минуту есть повод посмеяться!

Мария. Над чем, синьора?

Лаура. Как над чем? В наш век свободы и просвещения, когда не иметь любовников так же стыдно, как быть плохо одетой, – единственная женщина, которая так безнадежно отстает от моды, должна быть все время на подозрении, да еще оправдываться, как перед судом! За что? Наверное, за всех остальных.

Мария. А вам никогда не хочется поменяться с ними местом?

Лаура. Чего ради? Тратить силы на то, чтобы обманывать мужа, а в конце концов обмануть себя! Это очень похоже на страсть к путешествиям! Одни меняют места, другие – любовников! Сколько шума! Сколько разговоров! И все это для того, чтобы выяснить, что ровным счетом ничего не изменилось – всё те же проблемы, всё та же тоска!.. Скажи, когда я буду умирать, какая мне разница, что мне больше поможет, – вспомню ли я этот двор в окошке или все столицы мира, как наш добрый синьор Лоренцо! И с какой же стати мне поверить, что любой мужчина из тех, что вокруг, окажется на поверку лучше, чем мой муж? Он и красив, и умен, и образован, и деньги жертвует на вдов и заключенных!

Мария. Золотые слова, синьора, золотые слова! И ведь не зря он так ревнив, это же от любви идет!

Лаура. Как же, как же! Знаем мы про эту любовь! Он этим и пленил меня в свое время! Стоило только кому-нибудь посмотреть в мою сторону, как в глазах его вспыхивал этакий огонь! «Ах, как он меня любит!» – думала я. А оказалось, что это вовсе не любовь ко мне, а ненависть ко всем остальным! Он ценит старых мастеров и философию древних, а в каждом своем, так сказать, современнике видит негодяя, готового обмануть его и перебежать ему дорогу! С какой стати ему делать исключение для меня?

Мария. Ох, что вы говорите, синьора! Он жить без вас не может!

Лаура. Еще бы! Умрет со скуки! Кого он тогда станет то запирать, то выслеживать? Ведь не Платона с Аристотелем!

Мария. Он умрет, если вас лишится!

Лаура. Лежа в могиле, я не смогу это проверить!

Мария. Душа ваша в вечной жизни…

Лаура. А, в вечную жизнь хорошо верить у вас в деревне, там солнце светит и птички поют! А у нас в городе жизнь такова, что вряд ли кому-нибудь захочется, чтобы она продолжалась вечно!

Чем больше муж меня запирает, тем лучше я знаю, как его одурачить! Вот и все, чему я научилась за свою жизнь! И даже этим не хочу воспользоваться на его счастье!

Мария. Нет, это на мое счастье, синьора! Ведь граф обещался меня зарезать, если я не догляжу за вами! Страшно подумать, что тогда будет с моим сироткой!

Раздается звонок. Мария бежит за сцену. Музыка. Мария возвращается.

Мария (давясь от смеха). Ой, ну и умора! Вы только посмотрите! Видно, синьор Лоренцо решил вас посмешить! Там его посланный за книгами – до того потешный: стоит скособочившись, смотрит в одну сторону, говорит в другую! Просто смех!

Лаура. Пусть он войдет! (Входит Иосиф и от смущения произносит какие-то невнятные слова.)

Что-что? Я не слышу ничего! Ну ладно! Давай сюда! (Берет письмо.) Не понимаю! Зачем ему вдруг понадобилась эта книжонка? Мне это очень не нравится! Похоже, что меня кому-то показывают, а не наоборот! (КИосифу) Подойди-ка! Такты и есть та самая обезьянка, которую синьор Лоренцо вывез из Польши?

Иосиф (выпрямляясь). Я человек, ради которого созданы!.. (Сразу же осекается, пожимает плечами.) Впрочем, я, наверное, вполне заслужил быть превращенным в обезьяну!.. Разрешите идти?..

Лаура. Да-да, иди! Однако, я ему очень польстила! Для обезьяны он слишком неуклюж! Ах! (Иосиф на ходу задевает за поставец, на котором стоит маленькая скульптура, все это падает ему на голову и вдребезги разбивается.)

Лаура (подбегая). Кажется, я наказана за свою злую шутку!

Иосиф (с полу). Не бойтесь! Я жив!

Лаура. В этом никто не сомневается!

Иосиф (подымаясь). А, вот в чем дело! Эта вещь очень дорого стоит! (Лаура стоит, схватившись за голову.) Не расстраивайтесь так, я вам все-все возмещу!

Лаура. Безмозглый варвар! Это невозможно возместить! Твоя жизнь не стоит этой вещи!

Иосиф. Нет уж, простите. Боюсь, что это вы чего-то не понимаете. Кусок камня не может быть дороже человека.

Лаура. Кусок камня! Чему тебя учит твой синьор, если для тебя шедевры искусства – куски камня! Это Джулио Романо! Таких миниатюр во всем мире всего десять… было до сегодняшнего дня! И как это тебя угораздило! Ладно, не стой здесь, иди!

Иосиф. Я хотел бы вам чем-нибудь помочь!

Лаура. Ну чем ты можешь помочь, дурачок несчастный? Ах, мой муж с ума сойдет, когда узнает!

Иосиф. Сойдет с ума? Но этого нельзя допустить! Дайте ее мне! Мы найдем самого лучшего мастера – он склеит все кусочки и сделает из такого же мрамора точную копию!

Лаура. Нет! С ним говорить бесполезно! Ну не может, понимаешь, никак не может копия стать бессмертным шедевром великого скульптора!

Иосиф (ласково, как с больным). Синьора! Я уже больше года живу в этом городе, битком набитом бессмертными шедеврами и смертными людьми! И я видел множество шедевров, сделанных на заказ! Но ни вы, ни император, ни папа римский не сделаете на заказ человека! И даже с самого последнего, с самого ничтожного в ваших глазах никто не возьмется делать копию! А с этой штуки возьмутся, я вам обещаю!

Лаура. Хорошо, попробуй! Может быть, граф не сразу заметит!.. Иди, ищи ловкача, который вдохнет в камень душу великого Джулио!

Иосиф (собирая обломки). А давно он умер?

Лаура. В начале шестнадцатого столетия!

Иосиф. Ну, если его душа все это время помещалась здесь, – я рад, что выпустил ее на свободу! (Уходит.)

Сцена седьмая

Шлойма в Грузии. Шлойма и два ученых-талмудиста.

Шлойма. Нет, к этому невозможно привыкнуть. Во сне или наяву, но я попал в рай! Я бы подумал, что эти плоды из чистого золота, если бы не их дивный запах! А воздух, этот воздух! Кажется, вдохнешь – полетишь!

Старик. Дыши, дорогой, дыши! Нам для гостя воздуха не жалко!

Шлойма. И вы всегда здесь жили?

Старик. Ну конечно, не всегда. Если судить по книгам – и двух тысяч лет не будет!

Шлойма (опасливо). А как соседи? Они вас обижали?

Старик. Зачем нас обижать, дорогой? Ведь мы же никого не обижаем!

Шлойма. Нет, если бы я не видел этого своими глазами, я бы ни за что не поверил! (Подходит Молодой.)

Молодой. Опять ты чему-то не веришь! Смотри, какой недоверчивый! А мы вот сразу поверили, что твой учитель совершал чудеса, а сам ты добрый и честный человек. (Обнимает его. К старику) Знаешь, отец, когда мы встретились в порту, он ни за что не хотел верить, что я еврей!

Шлойма. Я и сейчас верю с трудом! Ты и все твои родные – вы такие здоровые, статные, спокойные, неторопливые, у евреев все должно быть наоборот!

Старик. Нет, у евреев все должно быть, как у нас! Это вы в Европе сами себя так изуродовали! Слишком умными быть хотели!

Молодой. Слушай, Шлойма, а что если ты останешься у нас навсегда? Ты так всем полюбился, жалко отпускать тебя опять на Север – в этот холод и голод! Оставайся! Построим тебе дом, выпишешь сюда семью! Пусть твои дети растут такими же, как наши!

Шлойма. Спасибо тебе, спасибо! Вот видишь, неправы те, кто говорит, что от хорошей жизни люди делаются безразличными к несчастьям других! Ты и твой отец так добры, и все, кого я здесь встретил, тоже!

Старик. Ну нет, кто в беде не остался добрым, тот никогда им и не был! А злой и при самой хорошей жизни будет злым, хоть ты его озолоти! Ты лучше отвечай на его вопрос – хочешь поселиться у нас?

Шлойма. Видишь ли, я странствую по свету, потому что так завещал мне мой цаддик! Но он никогда не говорил: «Ходи, Шлойма, до тех пор, пока не придешь в самое лучшее место, и там оставайся!» Значит, он имел в виду другое! А я ему обещал. Сил у меня пока много, а мест, где я не был, еще больше. Как же я могу остаться, посудите сами?

Молодой. Ну как с ним станешь спорить! Хорошо, тогда надо будет сделать так, чтобы твоя семья больше ни в чем не нуждалась! Мы соберем все, что нужно, дадим тебе хорошую лошадь…

Шлойма. Что ты, милый! Как я с ней буду управляться? Она же на следующий день от меня убежит, а я от нее еще раньше!

Молодой. Тогда возьми, сколько унесешь!

Шлойма. Понимаешь, я в этих краях первый раз, может быть, больше никогда сюда не попаду! Значит, я должен постараться найти всех людей, которым надо услышать о чудесах межерического цаддика! А как это сделаешь с тяжелой ношей?

Молодой (разгневанно). Ты что же, хочешь уйти ни с чем?

Шлойма. Дай мне совсем немножко! Самое главное я все равно унесу с собой – вас самих и этот сказочный край. Я верю, что те, кто хоть раз встретились в этой жизни, уже никогда не расстанутся. Когда-нибудь мы все поймем это и увидим!

Сцена восьмая

В доме Лауры. Иосиф ставит на поставец статуэтку.

Лаура. Да, придраться не к чему. А куда девались обломки?

Иосиф. Мастер оставил их себе на память.

Лаура. Да, великолепно. Так ты скоро заставишь меня поверить в чудеса.

Иосиф. Я, синьора? Ах нет, боюсь, что я могу только помешать в это поверить.

Лаура. Как же так? Ведь ты мне сам рассказывал, что твой прежний учитель был настоящий чудотворец.

Иосиф. Да, но я был плохим учеником, а черное, как известно, не пропускает света. И если я возьмусь рассказывать о чудесах, то в лучшем случае это покажется красивой сказкой. Вы, наверное, не раз замечали, синьора, что верят не словам, а тому, кто их говорит.

Лаура. Я могу поверить очень многому, Иосиф. Ведь все, что знает человек, – это вера в то, что рассказали и записали для него другие люди. А я знаю немало, синьор Лоренцо тебе это подтвердит. Но сколько бы я ни знала, ни помнила, это ничего не меняет для меня. Это было не со мной, понимаешь? Вот и выходит, что то, во что я верю, приравнивается к тому, что я знаю, но считаю вымыслом.

Говорят, в Германии какой-то мастер делает механизмы, которые нельзя отличить от живых людей.

А мне приходилось видеть людей, которые почти неотличимы от механизмов. Первое мне безразлично, второе, признаться, огорчает. Но радости – никакой.

Иосиф. Как удивительно. Ведь это очень похоже на то, что я слышал однажды от моего ребе. Он сказал: «Для того, чтоб человек поверил в чудо, оно должно произойти не перед его глазами, а в его душе». (Мрачно усмехается.) Но я знаю и другое – когда чудес не происходит, то усомниться в них гораздо легче, чем поверить.

Лаура. Не перед глазами, но в душе… А помнишь, ты рассказывал, что души праведных могут соединяться с падшими душами, чтобы очистить их и поднять вверх. Неужели это может быть? Как же это происходит?

Иосиф. Я могу ответить только вашими словами – я читал об этом, но это было не со мной. Да, праведники спасают мир. Но когда человек, который об этом знает, живет наперекор всему, чему его учили, он может добиться только обратного. И я уже сумел убедиться в этом на собственном опыте.

Лаура. Но если ты так считаешь, почему же ты не хочешь исправить это?

Иосиф. Я должен это сделать. И думаю, что нашел верное средство.

Лаура. Какое же?

Иосиф (указывая на статуэтку). Эта штука вселила в меня надежду. Я хочу собрать уцелевшие обломки самого себя и, если удастся, восстановить прежнего Иосифа.

Лаура. Что же ты собираешься для этого предпринять?

Иосиф. Прежде всего уехать из Рима и поселиться где-нибудь в Польше или Германии, в любой общине, которая примет меня.

Лаура. Как уехать? А… а синьор Лоренцо? Он в тебе души не чает, он столько сил в тебя вложил. Подумай, как он будет огорчен. Зачем платить ему такой неблагодарностью?

Иосиф. Я не верю, что, губя свою душу, можно делать добро близким или еще кому-нибудь! Зло порождает зло!

Лаура. Но… если уж это так необходимо, зачем же обязательно уезжать? Здесь, в Риме, живут тысячи евреев, живут замкнуто, по своим законам! Чем это не выход для тебя?

Иосиф. Я думаю, что такая сомнительная личность, как я, будет плохим подарком римским евреям! Но главное даже не в этом! Я решаюсь на этот шаг потому, что мои здешние знакомства, занятия, вся жизнь, которую я веду, слишком затянули меня, въелись мне в кости! От этого не убежишь в соседний квартал!

Лаура. Вот видишь, ты сам признаешься, что привык к этой жизни! Как же ты поедешь туда, в эти страшные, нищие местечки? Синьор Лоренцо чуть не плакал, когда рассказывал о них!

Иосиф. А чем я лучше тех, кто в них живет? И так ли уж длинна наша жизнь, чтобы, испугавшись каких-то лет бедности и лишений, пожертвовать вечностью?

Лаура. Ты уже сказал синьору Лоренцо?

Иосиф. Нет, он сделает все, чтобы меня не пустить, а я этого боюсь!

Лаура. Значит, твоя решительность не так уж велика?

Иосиф. У меня давно уже все готово, я только дожидался, когда смогу вернуть вам эту вещь! (Указывает на статуэтку.)

Лаура подходит к поставцу со статуэткой и изо всех сил ударяет по поставцу. Статуэтка падает и разбивается.

Иосиф. Синьора, что вы сделали?

Лаура. Как, разве это не ты разбил Джулио Романо?

Иосиф. Зачем, о зачем вы это сделали?

Лаура. Тебе же ничего не стоит воскресить кусок камня! Иосиф. У меня нет больше денег!

Лаура. Я сама заплачу твоему мастеру! Он хорошо работает!

Сцена девятая

Кабинет Лоренцо.

Иосиф. Умоляю вас, не посылайте меня больше к синьоре Лауре!

Лоренцо (мрачно). Ага, синьор Иосиф вспомнил с опозданием, что, помогая ближнему соблазнять чужую жену, можно слегка повредить своей душе!

Иосиф. Дело не в моей душе, а в вашей жизни! Вы же прекрасно знаете замашки ее мужа!

Лоренцо. Тебе не о чем беспокоиться, он почти отказал мне от дома! Так что на сегодняшний день мои шансы пасть от его руки близки к нулю!

Иосиф. Так будьте ему за это благодарны!

Лоренцо. Боюсь, что так он еще вернее лишит меня жизни! Я не стану тебе это объяснять, ты все равно ничего не поймешь, я жить не могу без этой женщины!

Иосиф. Но она же чужая жена! Как вы не видите, из этого все равно добра не выйдет, даже если граф перестанет быть таким ревнивым, а она – такой сумасбродной!

Лоренцо (оживляясь). Смотри-ка! Ты находишь ее сумасбродной? Ты умница, мой мальчик! Я давно чувствую, что за этим безукоризненным поведением горит сущее пламя! Иначе и не может быть! Ведь мы с ней одной породы!

Иосиф (мрачно-иронически). Да, я это заметил!

Лоренцо. Прости меня, Иосиф! Мне жалко заставлять тебя нарушать свои принципы! Но ты знаешь, сейчас, когда я не могу попасть в этот дом, да и раньше тоже, я бываю счастлив оттого, что знаю, где она сейчас, с кем разговаривает и даже, может быть, обо мне.

А когда ты приходишь оттуда, я ищу в твоих глазах ее отражение! Я готов обожать каждого, кто с ней знаком, кто ее видел. Я и не подозревал раньше, что можно так кого-то любить!

Иосиф. Ну и любите себе на здоровье, кто же вам запрещает!

Лоренцо. То есть как это? Что ты мне предлагаешь? Дожидаться встречи в загробном мире? Крепко же тебя воспитали твои евреи! Нет, дружок, мне это не подходит! У меня жизнь всего одна, и без Лауры она мне не нужна!

Иосиф. Чего бы я только ни сделал, чтобы избавить вас от этой безумной идеи!

Лоренцо. У меня нет идей, Иосиф. Ни идей, ни идиотских принципов. Говорю же тебе, что я раньше и сам не знал, что так бывает. Это чувство невыносимо! Но, ощутив его однажды, я не променяю его на какие-то годы бессмысленной жизни, сколько их там мне осталось!

Иосиф. Вы могли бы подумать обо мне! Ведь вы заставляете меня рыть вам могилу своими руками!

Входит патер Сальвини.

Сальвини. Господа, я совершенно случайно услышал обрывок вашего спора!

Лоренцо. Дорогой синьор, я вас люблю именно за склонность к таким случайностям! Без них вы не были бы самим собой!

Сальвини. Наш юный друг прав, синьор Лоренцо! Вы играете с огнем и при этом совершенно забываете, что его судьба (кивает в сторону Иосифа) всецело в ваших руках… Если он лишится единственного покровителя…

Лоренцо. Представьте себе, что в этом отношении я уже обо всем позаботился! И не хватало мне только вас! (Открывает шкатулку.) Вот! Я составил завещание, по которому, в случае моей смерти, Иосиф станет полноправным хозяином всего, что мне принадлежит!

Сальвини. Ваши родственники будут вдвойне счастливы потерять и вас, и ваше состояние!

Лоренцо. Ха-ха! А вам бы хотелось уменьшить их радость ровно вдвое! Нет уж! Прошу! Поставьте здесь вашу подпись – одна у меня уже есть – и нам останется всем вместе дожидаться того момента, когда завещание вступит в силу!

Сальвини (подписываясь). Что вы на это скажете, синьор Иосиф?

Иосиф. Вы будете заниматься этим без меня! Я собираюсь в ближайшее время уехать в Польшу!

Лоренцо (в сторону). Ну конечно, так ты и поедешь! (К Иосифу) А сегодня? Куда ты собираешься сегодня, Иосиф? Ты видишь, как я к тебе отношусь! Если твоя душа тебе дороже меня…

Иосиф. Я пойду, пойду! Жаль, что я не умер тогда на Краковской дороге! (Уходит.)

Сцена десятая

Двор перед бедным домом в еврейском местечке. Шлойма и старуха.

Шлойма. Здравствуйте, матушка! Вы что же это, не узнаете меня? Я ведь Шлойма, ваш зять!

Старуха. Почему же? Узнаю!

Шлойма. Вы мне совсем не рады! И почему это так тихо на нашем дворе?

Старуха (поворачиваясь к нему спиной). Эй, Береле! Шлойма вернулся! (Выходит старик.)

Шлойма. Здравствуйте, отец!

Старик. Здравствуй! Долго же тебя не было в этот раз!

Шлойма. Так ли уж долго? Всего на месяц дольше, чем в предыдущий!

Старик. Небось в Германии расхаживал?

Шлойма. Нет, в Румынии!

Старик. А, в Румынии! Да, там победнее живут! (Пауза.) Ну, значит так, Шлойма! Сыновей твоих мы отправили во Львов. Там один из учеников твоего цаддика академию открыл. Насилу вспомнил, кто ты есть! Все о тебе, оказывается, давно уже забыли, долго пришлось объяснять, чьи это дети! Видишь, еще и стыда за тебя натерпелись! Нуда ладно! Взяли их учиться за счет львовской общины – уже хорошо!

Шлойма. Как это так – отправить моих детей во Львов! Как можно было без меня? Как Лея это допустила? Да где же она? Почему она меня не встречает?

Старик. Ну вот! Дожили! Дождались и этого часа! Где, где! Сам что ли понять не можешь? Да я же выговорить этого не могу! Мне хоронить ее легче было!

Старуха. Ой, доченька моя! Ой, за что же тебе такая страшная жизнь выпала! Ой, наконец-то ты отмучилась! Что же ты нас горемычных с собой не взяла, зачем здесь оставила? Да разве ты думала когда-нибудь о родителях? Все о нем, все только о нем – по ночам не спит, днем глаз от дверей не отрывает. И за что ты его любила так, изверга бессердечного? Разве он тебя хоть раз в жизни пожалел?!

Старик. Замолчи! Ну, в общем так, Шлойма! Мы люди старые, самим туда пора! Нам для себя ничего не надо! Каждую копейку сбережем для твоих сыновей! А вот тебя я попрошу – если есть в тебе сострадание какое-нибудь – ты сюда больше не показывайся! Мы этого не вынесем! Считай, что у тебя здесь ничего больше нет! (Вздыхает.) Ты сходи, если хочешь, на кладбище!

Я положил ее в могилу моей матери, так дешевле было, чем новую рыть! А твое место я продал. Иначе не хватило бы до Львова доехать. Ну, прощай! Можешь теперь ходить по свету, сколько хочешь! И тебе и нам лучше будет!

Сцена одиннадцатая

В доме Лауры (Иосиф, Лаура).

Лаура. Я вижу, ты очень огорчен!

Иосиф (очень сухо). Прошу прощения, синьора!

Лаура. О, я знаю, тебе тяжело, что ты все еще в Риме!

И виновата в этом я! Поверь мне, Иосиф, я раскаиваюсь в своей выходке! В тот миг мне казалось, что тебя надо во что бы то ни стало задержать здесь! Но я клянусь, что меньше всего на свете я хочу причинить тебе зло!

Иосиф. Вы напрасно оправдываетесь передо мной, синьора! Я на вас ничуть не обижен! Ваша вещь разбилась случайно, но я собираюсь непременно вернуть ее вам! (Пауза.) Главное, что не дает мне уехать из Рима, – это мой синьор Лоренцо! Вам это покажется смешным, но вы не знаете, чего бы я только не отдал, если бы мог забрать его с собой!

Лаура. Нет, это не кажется мне смешным! Я очень хорошо понимаю тебя! Ты мне не веришь? Но мне самой кажется невероятным все, что я стала понимать с недавних пор! Прости меня, Иосиф, я испугалась, что больше не увижу тебя, мне было страшно расстаться с тобой навсегда! Но это уже позади! Ты свободен, ты можешь ехать! Разве я смею удерживать тебя от того, чтобы ты выполнил свое предназначение? Нет, нет!

Я слишком тебя люблю! Твоя душа мне дороже, чем мои желания!

Иосиф. Боже мой, синьора! Что вы говорите?

Лаура. Что я тебя люблю! Я люблю тебя! Ты дал мне заглянуть в иную жизнь, но только любовь дает мне войти в нее вместе с тобой! Она есть! Только любовью соединяются души! Пусть ты завтра уедешь, пусть мы видимся в последний раз, – я всюду буду с тобой! Я буду верить во все, во что ты веришь! Все, что ты знаешь, буду знать и я! Чудо совершилось, нас ничто не сможет разлучить!

Иосиф. Нет-нет, синьора! Это невозможно! Вы не должны… не имеете права меня любить!

Лаура. Что ты говоришь? Как можно не иметь на это права?

Иосиф. Но вы же… вы же знаете! Вы сами все знаете! Ведь вы замужем! А потом!.. Синьор Лоренцо!.. Он мой друг!.. Он любит вас!

Лаура. Вот как? Я замужем, а твой друг меня любит! А ты меня любишь?

Иосиф. Долг велит нам любить ближних!

Лаура. Это ложь! То, что ты говоришь, это ложь! Твой друг! Любовь к ближнему! Все это здесь ни при чем! Дело в тебе самом! В тебе самом нет любви, она не помещается в твоем сердце! Все остальное ни при чем! Да ты даже не понимаешь, что это такое! Как же ты смел! Как ты смел без любви проникнуть в чужую душу! Зачем все это было? Зачем?

Иосиф. Но я желал вам только добра!

Лаура. Лжешь, лжешь! Хотел показать, на что ты способен! Теперь увидишь, на что способна я! Ты отнял у меня и эту жизнь, и ту, о которой ты налгал! О, я отомщу! Я страшно отомщу! Мне теперь нечего терять!

Иосиф. О ужас! Что вы хотите сделать?

Лаура. Ты об этом еще узнаешь! Уходи немедленно! Я не могу видеть тебя! (Иосиф уходит.) Мария! Мария! Мария!!

Мария (вбегает). Господи, синьора, что случилось?

Лаура (пишет записку и отдает ее Марии). Беги, разыщи где угодно синьора Лоренцо и отдай ему это письмо! Ты слышишь? Где бы он ни был! Иначе домой не возвращайся!

Сцена двенадцатая

Кабинет Лоренцо.

Антонио. Иосиф! Иосиф! Скорее вставайте! Несчастье! Нашего синьора убили!

Иосиф (выскакивает). Что? Что?

Антонио. То ли он дрался на дуэли, то ли это было подстроено! Вы не знаете, по какому делу он уходил сегодня ночью?

Иосиф. Нет! Где это случилось?

Антонио. На набережной возле дворца Барберини!

Иосиф. О горе мне! Мой друг! Мой брат! Проклят я! Трижды проклят!

Голос слуги. Антонио! Помоги его перенести! (Антонио уходит.)

Иосиф. Почему я еще жив? Почему земля не разверзлась под моими ногами? Я погубил его! Я его убийца! О, я знал все с самого начала! Я убил его! Я убийца! (Входит незаметно патер Сальвини.)

Сальвини. Друг мой! Не кричите так! Ваши признания могут быть услышаны.

Иосиф. Мне нечего скрывать! Я был бы рад, если бы меня казнили. Я не хочу больше жить!

Сальвини. Тогда мне есть чем вас обрадовать! Можете не сомневаться, что пока мы с вами беседуем, родственники вашего покойного друга затеяли или вот-вот затеют судебный процесс против вас. То, что вы были посредником между вашим благодетелем и синьорой Лаурой, ни для кого не секрет. Ее мужу вы тоже придетесь очень кстати в качестве виновника его преступления. Вас обвинят в убийстве с целью получения наследства (постукивает по шкатулке) и в соответствии с законом казнят.

Иосиф. Я это заслужил! Пусть моя вина падет мне на голову.

Сальвини. Безумный! Ты упиваешься своей так называемой виной и, как все безумцы, видишь в целом мире одного себя! Едва по городу пройдет слух о том, что еврей стал причиной гибели католика, вся злоба, что накопилась во всех закоулках Рима, падет на еврейское гетто! Ты хочешь стать повинным и в этой крови?

Иосиф. Нет! Нет! Лучше покончить с собой! Только это мне осталось, чтобы до конца погубить свою душу!

Сальвини. Ты ничего этим не изменишь. Это будет расценено, как признание своей вины. Они решат, что ты испугался суда и казни.

Иосиф (после некоторого раздумья). Вы к чему-то клоните! Говорите скорее!

Сальвини. У тебя есть единственный выход: креститься и вступить в наш орден. Тогда тебя пальцем никто не тронет. Наследники Лоренцо не посмеют судиться с орденом.

Иосиф. Они получат все без суда! Я уничтожу завещание.

Если я продаю душу дьяволу, я не обязан приплачивать.

Иосиф возится со шкатулкой, пытаясь открыть ее ключом.

Сальвини (усмехаясь). Один мудрец говаривал, что дьявол – это собака, которая гонится за человеком, пока он не вернется домой. Но я, признаться, и сам боюсь собак.

Иосиф. Вот оно! (Достает завещание и рвет его на клочки.)

Сальвини. Вот первый смелый шаг на новом пути! Я пожалел бы об этих деньгах, если бы ты не стоил во сто крат дороже.

Сцена тринадцатая

Поле. Вдали лес. Крестьяне сидят у костра.

Женский голос (поет).

Заходит солнце, меркнет небо голубое, Заходит солнце, наступает черный час! Не плачь, любимый, до рассвета я с тобою, А утром солнце навсегда взойдет для нас! Заходит солнце, оставляя нас в печали, Тревожит сердце убывающим лучом, Не плачь, любимый, я с тобою, как в начале, Ты на рассвете меня не спросишь ни о чем!

Входит Шлойма – глубокий старик.

Шлойма. Мир вам, добрые люди, пустите старика к огню погреться!

Первый. Садись, конечно, дедушка! Ты ведь еще и голоден, наверное! Сейчас мы тебя накормим! (Голоса:

Вот сюда иди! Давай двигайся!) Далеко ль путь держишь?

Шлойма. Далеко, детки! На север, в город Амстердам!

Второй. Ух ты! Да это же через весь мир!

Шлойма. Да! Я вот думал, что уже весь мир обошел, а там, оказывается, ни разу не был!

Первый. А что у тебя за дела в этом Амстердаме?

Шлойма. Да никаких дел нет! Наоборот, хочу там все свои дела и закончить! Прослышал я, что кто-то открыл в Амстердаме «Приют для вечных странников». Ну, Шлойма, сказал я себе, это как раз для нас с тобой! Дойдем туда, а там уж станем дожидаться совсем других странствий!

Второй. Дедушка! Тебе вовсе незачем так далеко ходить! У нас тут в двух шагах – вон дойти по дороге до этого леса, а там направо повернуть – точно такая же обитель, так же называется. Говорят, их кто-то сейчас по всему миру строит, а кто – никому не известно. Только наша самой первой построена, нам недавно один путешественник рассказывал, специально сюда приезжал посмотреть. Ты сходи туда – там и приют, и больница, и сиротский дом – всех принимают, ни о чем не спрашивают! Зачем тебе плестись в Амстердам?

Шлойма. Да как сказать, детки! Я ведь уже сорок лет по свету брожу! Силы мои на исходе, но, думаю, на полгода – год еще хватит. Хожу-то я неспроста, всякий раз жду – вдруг кто-нибудь повстречается, кому я нужен! Они-то меня не ждут, не ищут – сам я их нахожу! Вот и боюсь я остановиться раньше времени, вдруг кого-нибудь пропущу!

Первый. Чудно ты, дедушка, говоришь! Понять тебя трудно! Видно, в долгих странствиях так научился.

А где же они начались? Откуда ты родом?

Шлойма. Родом я польский еврей! Странствия свои начал из Польши!

Второй. Подожди-ка, а ведь тот путешественник тоже поминал какого-то польского еврея! И еще городишко с таким трудным названием… – Межеричи!

Шлойма. Там я и родился!

Второй. Ну и ну! Ты послушай только, что он рассказывал! Пришел он в «Приют для вечных странников», а его отвели к одному очень важному человеку – кто такой, ему не сказали, но видно было, что очень важный – так все с ним почтительно обращались! И вот этот барин у него и спросил, не слыхал ли он, путешествуя по свету, каких-нибудь рассказов про межерического цаддика! А если впредь услышит, то пусть пошлет того, кто рассказывает, сюда, в этот «Приют» – ему, мол, здесь за каждое слово по золотому заплатят!

Шлойма (вскакивает). Нет, видно, путь мой еще не кончен, если кто-то сам меня разыскивает! Видно, уж очень я ему нужен, пойду к нему поскорее!

Второй. Дедушка, да никак ты и есть тот самый межерический цаддик?!

Шлойма. Знаешь, сынок, я уже столько лет им живу, что мне самому частенько кажется, что он – это я, а я – это он!

Простая комната. Иосиф в черной рясе за маленьким столом. Входит Шлойма в сопровождении слуг и других монахов.

Шлойма. Где же он, ваш барин?

Слуга. Тише ты! Он перед тобой! Подойди, поклонись. (Шлойма идет к Иосифу.)

Иосиф. Скажи, ты сам был учеником цаддика или рассказываешь истории, слышанные от кого-то?

Шлойма. Что вы, сударь, я был его любимым учеником. Все думали, что он сделает меня своим наследником!

Иосиф. А что же он?

Шлойма. Он так и сделал. Но только так, что никто из чужих этого не заметил, да я и сам не сразу догадался – он завещал мне самое главное: чудеса! А дом и должность остались другим!

Иосиф. А когда это было?

Шлойма. Без малого сорок лет назад!

Иосиф. Ты устал с дороги, и платье твое сильно изношено. Нам не пристало слушать тебя, пока мы не сделаем тебе то немногое, что в наших силах. Отдохни, смени одежду, а завтра я выслушаю тебя.

Шлойма. Как вам будет угодно, сударь!

После этих слов гаснет свет, освещен только Иосиф, сидящий в кресле – как если бы он «всю ночь не спал и дожидался рассказа Шлоймы». Несколько секунд той же музыки, что перед расставанием цаддика и Иосифа во второй сцене – «Им йошув».

Когда свет загорается – на сцене Шлойма, понуренный, и Иосиф. Оба сидят.

Иосиф. Почему же ты молчишь?

Шлойма. Я не знаю! У меня словно всю память отшибло! Ничего вспомнить не могу!

Иосиф. С тобой так бывало раньше?

Шлойма. Ни разу! Никогда! Ведь я только для того и жил всю жизнь, чтобы рассказывать о цаддике!

Иосиф. Как звали твоего отца?

Шлойма. Янкель! Он был шамесом в синагоге в Межеричах! Вы что, не верите мне? Я не самозванец, я действительно ученик цаддика!

Иосиф. Я верю тебе. Я знаю, что ты ученик цаддика.

Не бойся меня. Ты просто очень устал за все эти годы! Поживи здесь, может быть через неделю к тебе вернется память!

Шлойма сидит, обхватив руками голову. Входит слуга.

Слуга. Ну как? Вспомнил что-нибудь?

Шлойма (мотает головой). Ничего!

Слуга. Так-таки ничего? Ох, бедняга. Жалко смотреть, как ты тут мучаешься. Послушай, а может, ты и в самом деле, а? (Делает неопределенный жест.) Мало ли что в жизни бывает! И не на такое люди идут! При твоей-то бедности можно было польститься! (Шлойма тяжело вздыхает.) Чем так мучиться, ты бы пошел к нему и признался!..

Шлойма. Да говорю же тебе! Я не обманщик!

Слуга. Ты его не бойся! Он непременно тебя простит! Такого еще случая не было, чтобы он не простил – он самых лютых разбойников от смертной казни спасал и из тюрьмы выкупал! Эх, знал бы ты, чей ты гость, да говорить тебе не велено!

Шлойма (про себя). Что же делать?! Что же делать?! (Входит служанка.)

Служанка. Вы бы съели что-нибудь, сударь! Так ведь ноги протянуть недолго!

Шлойма. Не надо мне ничего! (Входит Иосиф. Слуги сразу же низко кланяются. Слуга теребит Шлойму, чтобы он тоже встал. Иосиф останавливает его.)

Иосиф. Можешь ли ты что-нибудь мне рассказать?

Шлойма. Нет! Я не могу вспомнить ни слова! Все, все забыл!

Иосиф (в сторону). Что ж делать? Что ему мешает?

Шлойма. Простите меня! Я чувствую, что вам очень нужен мой рассказ! Но, видно, конец мне пришел! Поздно мы с вами встретились!

Иосиф. Этого не может быть! Ты должен все вспомнить! Только оставайся здесь и не беспокойся ни о чем!

Шлойма. Как же мне не беспокоиться? Память у меня всю жизнь была, как стеклышко! И вдруг такое дело! (Пауза.)

Иосиф. Скажи, ты никогда не пробовал разыскать своих детей?

Шлойма. Зачем? Для людей, к которым я захожу на

один вечер, я – межерический цаддик! Но вряд ли кому-то захочется иметь отцом бездомного нищего!

Иосиф. Ты и сам себя считаешь всего лишь бездомным нищим?

Шлойма. Между тем, кто мы на самом деле, и тем, что мы в глазах людей, лежит огромная пропасть. Вы, наверное, знаете это не хуже меня!

Свет гаснет. Затем освещает одного Шлойму.

Шлойма. Надо решаться!.. Больше так тянуть нельзя! (Снимает верхнюю одежду, надевает свой рваный лапсердак и уходит.)

Сцена четырнадцатая

Иосиф стоит у стола. Вбегает слуга.

Слуга (запыхавшись). Все уже обыскали! Нигде не могут его найти! Прикажете послать в погоню?

Иосиф. Нет! (Запирает шкаф, берет в руки папку.) Я сам пойду за ним!

Слуга (испуганно). Вы? Как можно, ваше!..

Иосиф. Никому ни слова! Для всех – я занят в этом кабинете. Если я не вернусь…

Слуга. Как? Как не вернетесь? Вы уходите надолго, без сопровождающих, безо всего?..

Иосиф. Если я не вернусь – все бумаги в этом ящике!

Иосиф идет по дороге, затем, обессиленный, опускается на землю. В этот миг появляется Шлойма.

Иосиф. Это ты? Ты возвращаешься?

Шлойма. Я все вспомнил!

Иосиф. Так говори же! Я не могу больше ждать!

Шлойма. Однажды ночью межерический цаддик поднялся и сказал своему слуге: «Мыкита, запрягай лошадей! Мы едем в Рим!» Вот приезжают они в Рим! Куда направиться еврейскому цаддику, пусть и самому прославленному? Конечно же, в гетто, в дом другого такого же бедного еврея!

Цаддик входит в комнату. Ему кланяются бедно одетые люди. Среди них – маленький мальчик.

Цаддик (к мальчику). Ты ведь знаешь все проходные дворы в этом городе и можешь перелезть через любой забор?

Мальчик. Конечно могу, ребе!

Цаддик. Тогда беги на главную площадь! Ты увидишь, что ворота большого дворца открыты и перед ними стоит стража, но стража тебя не увидит! Ты пойдешь наверх и увидишь зал, в котором собралось множество людей, одетых в красное! Подойди к тому из них, кто будет стоять в самом центре, и скажи: «Приехал цаддик из Межеричей и ждет тебя!»

Группа людей, одетых в красное. В центре стоит Иосиф.

Мальчик. Господин! Цаддик велел сказать, что он ждет вас!

Иосиф. Передай ему, что я приду сегодня вечером! Цаддик. Вечером будет поздно!

Мальчик. Он велит передать, что вечером будет поздно!

Иосиф. Хорошо, я приду через час!

Цаддик. Через час будет поздно!

Мальчик. Господин, и через час будет поздно! Пойдемте скорее, ведь это же сам межерический цаддик!

Иосиф входит и опускается на колени.

Цаддик. Подыми голову, Иосиф! Я хочу видеть твое лицо!

Иосиф. Ребе! Я пришел выслушать свой приговор!

Цаддик. Разве ты мало наказан, Иосиф?

Иосиф. О, никто не знает этого так, как я! Что может быть страшнее для грешной души, чем получить все, к чему она стремилась! Я хотел возвыситься над людьми – вот, я стою выше всех! Я хотел славы – чья же слава сравнится с моей? И при этом я воображал себя праведником – ну что ж, и они считают меня праведником, восхваляют мою святость, становятся передо мной на колени!

Ребе, ты учил меня когда-то, что душа не один раз приходит в этот мир! О, если бы я мог тысячу раз родиться червем, чтобы меня топтали ногами! Это последняя милость, о которой я прошу!

Цаддик. Я пришел сказать тебе, Иосиф, что с этого дня начинается твое возвращение.

Иосиф. Это невозможно, ребе! Было время, когда мне казалось, что весь мир существует только для того, чтобы я стал в нем лучшим из лучших! Но теперь… Если я даже попытаюсь бежать с того места, куда завела меня гордость, это сразу же отзовется на всех, кто связан со мной. Не знаю, скольких я тогда погублю! Но я не стану платить такой ценой даже за спасение собственной души!

Цаддик. Вот, я нашел тебя на другом конце земли в назначенный день и час, а ты не веришь мне, Иосиф!

Иосиф. Я знаю, ребе, ты можешь совершить чудо! Но такие, как я, не заслуживают чудес!

Цаддик. Только любовь творит чудеса, Иосиф, а любовь не спрашивает о заслугах! Чем заслужил ты мудрость, дарованную тебе с самого рождения?

Иосиф. О, ребе, ничем не заслужил! Но ты же видишь, как я распорядился ею – другим я делал зло, себя привел к погибели!

Цаддик. И все же она дарована тебе! А теперь к ней прибавляется огромная власть и богатство!

Дай я сниму пелену с твоих глаз, Иосиф, и ты увидишь, что ты неотторжим от этого мира, который смотрит на тебя! Ты часть его, но и он, этот мир, – часть тебя самого! Ты не можешь порвать эту связь, даже приговаривая себя к погибели, потому что нет такой силы, которая могла бы превозмочь любовь! Только любовью можешь ты искупить все, в чем раскаивается твое сердце! Только любовью должен ты заплатить за все, что дано тебе, вопреки твоим делам! Щедрость и милосердие явлены тебе сверх меры – для того, чтобы ты разделил их со всем миром!

Вот путь, которым предстоит тебе идти! И однажды ты увидишь, что даже зло, содеянное тобой, изгладилось и легло в подножие добра!

Иосиф. О, ребе, как же я смогу об этом узнать?

Цаддик. В тот день к тебе придет мой ученик и перескажет все эти слова!

1979 г.

Терджибенд Драматическая повесть

Действие происходит в Баку в 70-е гг.

Терджибенд – поэтическая форма, употребительная в суфийской литературе. В терджибенды объединяются отдельные стихотворения с одинаковым рефреном.

Низами – знаменитый персидский поэт XII века, родился в Азербайджане. Ему принадлежит наиболее известная из многочисленных поэм на тему «Лейли и Меджнун». В системе символов суфийской поэзии и философии любовь Меджнуна к Лейли есть образ извечного стремления человеческой души к ее источнику и создателю.

Насими – азербайджанский поэт XIV века. Принадлежал к позднейшему направлению суфизма, так называемому хуруфизму. Одна из основных идей хуруфитов состоит в том, что каждый человек равен всему мирозданию в целом. Любовь является главной целью и смыслом миротворения. Насими родился в Шемахе; предан мученической казни в сирийском городе Алеппо по обвинению в религиозной ереси.

Саги (перс.) – виночерпий, кравчий.

Сцена первая

Широкая пустая улица. Девушка (Гюля) медленно идет по тротуару. В узком просвете между домами видно море. Гюля засматривается на него, потом, спохватившись, быстрым шагом продолжает свой путь, сворачивает на другую улицу.

Множество народа выходит из дверей огромного учреждения. Один из них (Эльдар), словно не замечая никого, задумчиво улыбается, обегает взглядом улицу с небом, домами, фруктовыми ларьками; взгляд его падает на уличные часы, он хмурится и ускоряет шаг.

Комната в обычной квартире. Две женщины чистят зелень в огромном тазу.

Гюля и Эльдар подходят к дому с противоположных концов. Он машет ей рукой. Она бежит ему навстречу.

Та же комната. Женщины (Марьям и соседка) чистят зелень.

Марьям. Всю свою жизнь! За всю свою жизнь мы с Ибрагимом одного дня для себя не жили! Все для детей! Только для детей! Вот теперь за это получаем!

Соседка (со вздохом). Не вы одни!

Марьям. Я же его не попрекаю! Мне ведь для себя ничего не надо! Но когда ты берешь свою жизнь – и вот так ломаешь, как игрушку, – ты понимать должен, что ты не на пустом месте родился! У тебя отец есть? Мать есть? Они могут не переживать?!

Соседка. Если он о своем ребенке не думает!

Марьям. Ты мне об этом не говори! Я с ума схожу, когда вспоминаю! Я же этого ребенка больше не увижу!

Соседка. А ты при чем? Ты, что ли, виновата?

Марьям. А совесть у меня есть? С каким лицом я туда явлюсь? Они такие люди! Столько для нас сделали! А мы, пожалуйста, – вот чем отплатили!

Соседка. Ну ладно, ладно! Ничего такого не случилось! Муж с женой – да! Как поссорились, так и помирятся!

Марьям (кричит). Я тебе говорю, они не ссорились! Они в жизни не ссорились! Он пришел тихо-спокойно, говорит: «Мы с Арифой решили расстаться. Можно я пока здесь поживу?» Надо было сказать – нельзя!

У тебя дом есть – иди туда! А у меня язык отнялся! Потому что я его характер знаю! Он просто так болтать не станет. Он сто раз про себя решит, только потом скажет! И Ибрагим это прекрасно знает, у них в семье все такие! И мы в жизни не заставим его вернуться, и все эти скандалы ничего не дадут!

Соседка. Себя только угробите!

Марьям. А! Он нас и так уже угробил!

Вся зелень почищена. Соседка кладет нож, встает, подходит к окну. Через двор идут Гюля и Эльдар.

Соседка. Ладно, я пошла! Вон твои дети с работы идут!

Марьям (мрачно). Да, прекрасные у меня дети!

Соседка (прикрикивает на нее). Ну перестань! Гюля что тебе сделала?

Марьям (швыряя нож в таз с зеленью). Эта Гюля в тысячу раз хуже своего брата! (Соседка уходит.)

Гюля (заглядывая в комнату). Ма-ам, привет!

Эльдар. Здравствуй, мама!

Марьям (не глядя на них). Пойду обед греть. (Выходит.)

Эльдар (озираясь). Ты не знаешь случайно, куда она засунула мой чемодан?

Гюля. Знаю! (Она идет в другую, меньшую комнату; он идет следом за ней. Поля вытаскивает чемодан из-под кровати.) Может, все-таки не стоит?

Эльдар. Ты же видишь, как я их довожу!

Гюля. Атак они еще больше будут психовать! Они же не могут о тебе не думать!

Эльдар (трогает ее за плечо). И все на твою бедную голову? (Отходит к книжной полке, проводит пальцем по корешкам медицинских учебников.) Гюля! У вас был такой профессор Аббасов?

Гюля. Конечно, был!

Эльдар (глядя в окно). А что он из себя представляет?

Гюля (пожимает плечами). Нормальный дяденька! Звезд с неба не хватает, а так – вполне! А что?

Эльдар. Да ничего! Просто я сейчас встретил его младшего брата!

Гюля. У него ведь два младших брата! И еще сестра есть – самая младшая! (Эльдар кивает.) А ты их откуда знаешь?

Эльдар. Случайно! Она была на практике в нашем институте!

Гюля. Ее Лейла зовут, да? Я ее видела как-то раз – мне ее показывали специально! Красоты она была необыкновенной! Она и сейчас такая?

Эльдар (начинает бросать вещи в чемодан). Не знаю, я в этом не разбираюсь!

Открывается входная дверь. Входит отец – Ибрагим.

Бросает на стул портфель. «Это я!» – в сторону кухни. Входит в большую комнату, видит через открытую дверь сборы Эльдара.

Ибрагим. Как это надо понимать?

Эльдар (выходя к нему). Папа, я снял комнату и сегодня же туда переезжаю.

Ибрагим. Далеко?

Эльдар. На Баилове!

Ибрагим. Хорошо, хорошо! (Поворачивается к Поле.)

Когда ты завтра кончаешь работу?

Гюля. В четыре!

Ибрагим. Вот, чтоб в половине пятого ты была дома!

Гюля. Папа, я сегодня дома!

Ибрагим. И завтра, и послезавтра! Я тебе запрещаю куда-нибудь ходить, кроме работы!

Гюля. Папа, ты с ума сошел?

Марьям (кричит). Ты как с отцом разговариваешь, дрянь такая! Мерзавка!

Гюля (идет в другую комнату). Вы, кажется, хотите, чтобы я тоже комнату сняла? Я могу это сделать!

Марьям. Только попробуй, ты увидишь, что тогда будет!!

Гюля захлопывает дверь. Мать пытается ее открыть.

Ибрагим хватает ее за руку.

Ибрагим. Бога ради, пойди на кухню! Мы сейчас все успокоимся и будем обедать!

Эльдар закрывает свой чемодан.

Ибрагим. Между прочим, она сейчас ни в чем не виновата! Это все из-за тебя!

Эльдар. Я прекрасно знаю, что все из-за меня! Если бы я сразу нашел комнату, я бы вам здесь глаза не мозолил!

Ибрагим. Эльдарка! Давай мы с тобой знаешь что сделаем? Возьмем эти вещи, поймаем такси и поедем к тебе домой!

Эльдар. Папа, мы, кажется, вчера решили – больше об этом не говорить!

Ибрагим. Как я могу об этом не говорить? Ты мой сын, ты бросил жену и ребенка! Что изменилось со вчерашнего дня?

Эльдар. Папа, я тысячу раз тебе уже сказал! Мне тоже очень тяжело, и очень больно! И стыдно очень – ты понимаешь или нет?! Но это все равно не смертельно! От этого никто не умрет, я тебе клянусь! А потом – сейчас не старое время! Все разводятся!

Ибрагим (орет). Что значит все?! Кто эти все?! Если завтра все начнут людей кушать, ты тоже побежишь?! Ты зачем на других смотришь? Тебя твой отец бросал? Почему твоему ребенку должно быть хуже, чем тебе?! Зачем ты тогда женился?

Эльдар. Зачем, зачем! Женился, потому что так принято! Понимаешь, – у людей принято жениться! Кончил институт – и женился!

Ибрагим. Ты, между прочим, не на ком-нибудь женился, а на дочери Рагим-заде!

Эльдар. Теперь что с этого? Я же оттуда ничего не беру!

Ибрагим. А твоя работа? Ты что, попал на это место, потому что ты гений? Ничуть не хуже тебя сидят на ста двадцати рублях!

Эльдар. Хочешь, чтоб я ушел с работы?

Ибрагим. Правильно, уходи! Пойдешь мусорщиком! Будешь жить в подворотне! (Подозрительно) Кстати, ты всегда теперь будешь жить один?

Эльдар. Надеюсь, что нет!

Ибрагим. А, теперь все понятно! Ты из меня целый месяц дурака делал! Такой туман напускал! А ты просто завел себе бабу и променял на нее своего ребенка! Ты для меня не человек!! Я этого не переживу!!

Мать вбегает в комнату и изо всех сил стучит в Полину дверь.

Марьям. Гюля! Выйди, ради Бога!

Гюля. Мама, у меня нет сил повторять одно и то же!

Марьям. Тебя Наиля к телефону! С ее матерью плохо!

Гюля бежит в коридор. Хватает трубку – «Да!» Из-за двери несется крик отца – «Да лучше иметь сорок любовниц!! Разве дело в этом?»

Гюля (в трубку). Да! Да! Хорошо! Да! (Кладет трубку. Обращается к матери) Наилькину маму по скорой забирают в нашу больницу! Я поехала!

Марьям. Поешь, я тебя умоляю! Это одна минута!

На кухне. Мать дует изо всех сил на тарелку супа. Входит Гюля. Садится за стол.

Марьям. Это ж надо! Она из больницы, а мать в больницу!

Гюля. Видишь, не нам одним весело!

Марьям. У нас все своими руками делают!

Ибрагим (врывается на кухню). Куда она собралась?

Марьям (машет на него рукой). Дай поесть человеку! Посмотри, на кого похожа стала! (Выходит вместе с ним.)

Гюля выходит на лестничную площадку. Эльдар бросается за ней.

Эльдар (запыхавшись). Ты к Андрееву, да? Передай ему!..

Гюля. Нет, Эльдар, нет!..

Эльдар (не слушая ее). Я все с ним никак не увижусь!..

Гюля (сердито). Мне бежать надо!

Гюля выходит на улицу, несколько раз набирает воздух, потом бежит к остановке.

Прохожий. Куда бежишь, моя хорошая?

Сцена вторая

Больничная палата. Гюля сидит на краешке кровати, на которой лежит немолодая женщина. Рядом стоит вторая девушка (Наиля).

Гюля (сворачивает бумажную ленту). Тетя Таня, на этой кардиограмме ничего особенного нет! Просто вы с Наилькой нанервничались! Полежите здесь и старайтесь не волноваться!

Тетя Таня (глаза ее наполняются слезами). Гюлечка, милая, как мне не волноваться!

Старуха на соседней койке. Наш доктор умница! Все правильно говорит! Дай Бог здоровья!

Больничный коридор. Пост медсестры.

Медсестра (Воле). Иди, иди, не беспокойся! (Из палаты выходит Наиля.) Идите, все будет в порядке!

Наиля. Спасибо большое!

Гюля (медсестре). Ну пока! (Они уходят. Медсестра смотрит им вслед. Обращается к подошедшей нянечке, указывая на Наилю.)

Медсестра. Это ее подруга! Ей недавно операцию неправильно сделали, теперь у нее детей никогда не будет!

Нянечка. А муж есть?

Медсестра. Пока есть!

Гюля и Наиля идут по улице.

Гюля. Что ж ты мне сразу не позвонила?

Наиля. Я позвонила Андрееву – его не было! Я решила, что вы где-то шляетесь!

Гюля. Нет, он сам где-то шляется!

Наиля. Ты что теперь, вообще из дому не выходишь?

Гюля делает неопределенный жест.

Наиля. Братец твой не собирается к жене вернуться?

Гюля. Какой там! Он уже квартиру себе снял!

Гюля поворачивает на другую улицу.

Наиля. Ты куда?

Гюля. Привычка, моя дорогая! Я, куда бы ни шла, всегда прохожу через эту улицу!

Наиля (изумленно). Ой! Но ведь Сережка уже десять лет в Москве живет! (Поля усмехается, ей этот факт известен.) А сейчас-то какой смысл, раз он и так при тебе? (Смеется.) Смотри, у них свет! Давай зайдем, обрадуем Галину Михайловну!

Гюля (испуганно). Тише, тише! Ты что! (Бежит вперед.)

Наиля (догоняя ее). Ты придурок, честное слово!

Гюля. Ой, прости, тебе бегать нельзя!

Наиля. Да ну тебя! (Они идут дальше.) Что же с вами будет? Сколько он может здесь торчать?

Гюля. Сколько угодно! Наоборот, они в Москве несколько лет не могли никого уговорить, чтобы сюда поехал надолго! Этой конторе крупно повезло!

Наиля. Всем повезло, кроме твоих родителей!

Гюля. Им каждый день везет! Этот Эльдар, зараза!

Наиля. Кто бы мог подумать! Такой был образцово-показательный мальчик!

Гюля. Ты знаешь, мне кажется, он немножко сдвинулся! Странно, он ведь меня всегда считал ненормальной!

Наиля. Вот нахал!

Гюля. Не он нахал, а я дура! Я ему когда-то в припадке откровенности изложила свои взгляды на жизнь и на Сережу Андреева в частности. Как он был возмущен! Он повел со мной борьбу, безмолвную и упорную! Когда Сережка приезжал на каникулы или просто так, он от меня это скрывал! И сам с ним нарочно не встречался, и не звонил, – а ведь раньше они дружили!

Наиля. Он даже до меня добирался, – требовал, чтобы я тебе нашла какого ни на есть жениха!

Гюля. Он всех на свете заставлял это делать! Меня это даже умиляло – как-никак братские чувства! А когда в один прекрасный день я сама передала ему привет от Андреева – ты знаешь, что он сделал? Он побежал звонить всем своим одноклассникам – выяснял, правда ли, что Сережка здесь, а не в Москве! Он ведь решил, что я окончательно сошла с ума и, так сказать, выдаю желаемое за действительное!

С тех пор мне ни разу не удалось поговорить с ним по-человечески, а потом он взял и такое учудил!

Они подходят к метро. Прощаются.

Наиля. Вот подожди, вот мы еще возьмемся за твоих родичей! Сколько они тебя мучить будут, буржуи-феодалы!

Гюля (улыбаясь). Ах ты вояка! Оплот угнетенных, а также угнетателей!

Сцена третья

День. Шумная улица, машины, пешеходы и т. д. Дверь книжного магазина. Человек лет пятидесяти (Михаил Аркадьевич) с тростью в руке входит в магазин.

Внутри магазина. Михаил Аркадьевич и продавец, худенький паренек с усами.

Михаил Аркадьевич. Ну так как? Есть еще спрос на духовные ценности?

Продавец (улыбаясь). Я очень рад вас видеть!

Михаил Аркадьевич. Узнали, да?

Продавец. Еще бы! Я ведь тогда всего второй день здесь работал! (Качает головой.) Вы так с этим парнем говорили! Я подумал – ох, какая у меня теперь будет жизнь! Но… (Разводит руками.) Что ж вы пропали?

Михаил Аркадьевич. Я болел все это время! Болел!

Продавец (указывая на его палку). С ногой, да?

Михаил Аркадьевич. Нет, сердце! В тот же день загремел в больницу! Такой инфаркт! Никто не верил, что я выживу! Меня, знаете, студентам показывали!

Продавец (сочувственно вздыхает). А тут такие книги были! Я каждый раз держал, держал, а потом отдавал кому попало!

Михаил Аркадьевич. А мой… собеседник, он что? Тоже не появлялся?

Продавец. Он же говорил, что ему надо ехать в Москву!

Михаил Аркадьевич. Но ведь он сказал, что ему предлагают остаться, чуть ли не на год!

Продавец. Он говорил, что скорее всего не согласится!

Михаил Аркадьевич. Ну еще бы! А вот я был уверен, что он останется! А с какой стати? Представляете, лежал в больнице и каждый день только и думал о том, как я сюда заявлюсь! Вот такой я дурак! Всю жизнь гоняюсь за каким-то бредом, умереть спокойно не мог!

Продавец. Вообще-то, мне один раз показалось, что я его увидел! Я за лотком стоял (указывает на улицу), а он – если это был он – шел с какой-то девушкой! Но я ведь не мог лоток бросить! А потом, девушка – как-то неудобно!

Михаил Аркадьевич. Да какая девушка! У него билет в кармане был! Это только мне такая чушь могла в голову прийти! (Идет к выходу.)

Продавец (хочет его утешить). Но вы к нам заглядывайте! Я все интересное буду вам оставлять!

Михаил Аркадьевич. Зачем? Мои дети книг не читают, а я и так знаю все, что мне надо! Все знаю, а ничего не видел! Не повезло!

Сцена четвертая

Гюля поднимается по лестнице, опоясывающей изнутри двор старого дома. Входит на застекленную галерею. Двое мужчин играют в нарды, третий следит за игрой.

Один из играющих (Александр Иванович). О! Гюлечка! Салам Алейкум! Садись с нами играть, твоего кавалера все равно нет!

В дверях, ведущих в комнату, появляется женщина (Галина Михайловна)

Галина Михайловна. Здравствуй, Гюлечка! Вот кто мне компанию составит! (Они входят в комнату.) Дядю Сашу от этих нард не оттащишь! (Садятся за стол.)

А я терпеть не могу есть одна! (Кладет ей в тарелку всякую еду.)

Гюля. Спасибо!

Галина Михайловна. Ну, что там у вас дома?

Гюля. Ой, все то же самое!

Галина Михайловна. И ты им еще добавила! Я твою маму помню по родительским собраниям! Вот не думала, что мой сын устроит ей такой сюрприз! Ты на нее совсем не похожа!

Гюля. Я в папину родню!

Галина Михайловна (ест и говорит, размышляя).

Конечно, если бы у них сын захотел на русской жениться, они бы к этому куда спокойней отнеслись! Это уже проверено! Но девушек отдавать – это для них нож острый!

Гюля (хмурясь). Ничего не поделаешь! Будем бороться с пережитками явочным порядком!

Галина Михайловна. Они твоему брату в конце концов простят его развод, а вот тебе – ни за что! (Смеясь)

И что это в моем Сережке такого необыкновенного, что ты ни за кого больше выходить не хочешь? Тебе ведь уже двадцать пять?

Гюля (смеясь). Не совсем, но почти!

Галина Михайловна. А где же ты раньше была? Ведь вы, по-моему, за десять лет ни разу не виделись! (Видя Гюлино недовольство, она меняет тему.) Эльдар не собирается жениться по новой?

Гюля. Да нет пока!

Галина Михайловна. Ничего, успеет! Мужику это всегда несложно! А вот женщине каково – это мы на собственной шкуре испытали!

Гюля. Что вы, Галина Михаллна! Вы такая красивая женщина!

Галина Михайловна. Я была женщина с ребенком и без жилплощади! В этой комнате жило пять человек! А Сережин папочка, он раз-раз – и в Москве очутился! Ну, черт с ним! Теперь хоть сыну от него какая-то польза!

Гюля (глядя на часы). Уже так поздно!

Галина Михайловна. И где его носит! Он вообще последнее время только дурака валяет! Пора ему в Москву возвращаться! Ты должна его уговорить! Ему надо заниматься докторской, сейчас есть такая возможность, а потом может не быть! Ты, между прочим, больше всех в этом заинтересована! А когда у вас дома все уляжется, поедешь к нему сама! Он не бабник, никуда от тебя не убежит, ты это прекрасно знаешь!

В продолжение ее слов Гюля обводит глазами комнату, потом подходит к окну, смотрит на улицу, пытаясь высмотреть кого-нибудь.

Галина Михайловна. Его здешняя работа – просто чушь! Видимость одна!

Гюля. Зато свободного времени много!

Галина Михайловна. А на что он его тратит, это время? Книжки какие-то выкапывает! Они к его теме не имеют никакого отношения, и вообще ни к чему на свете! Или вдруг в Шемаху собрался ехать! Что он там забыл, в этой Шемахе!

Гюля рассматривает фотографии, лежащие под стеклом на письменном столе. На одной из них – первоклассники с учительницей.

Галина Михайловна. Кого ты там углядела?

Гюля. Моего брата!

Галина Михайловна. А! Это они в первом классе!

Гюля. Я знаю, у нас тоже такая карточка есть! Я пойду, Галина Михаллна, у меня регламент!

Гюля спускается медленно по лестнице во двор. Почти темно. Маленький мальчик один на один сам с собой забивает мяч в самодельные ворота. Гюля задерживается на предпоследней ступеньке. Во двор вбегает Сережа.

Сережа. Гюля! Гюлечка! Я так бежал! Я все тебе сейчас объясню!

Гюля. Извини, пожалуйста, я очень тороплюсь!

Сережа. Гюлечка! Ну родная моя! Я же не нарочно! Я встретил одного знакомого! Я его страшно давно не видел!

Гюля. Да-да, я понимаю!

Сережа. Да я его и раньше-то всего один раз видел! Он взрослый человек, понимаешь? У него инфаркт был за это время! Мне показалось!.. Я решил его проводить!

Гюля (сквозь слезы). Я тебя ждала-ждала! Ты же знаешь, что у меня дома! Мне же все равно надо идти!

Они идут по темной улице. Видят телефон.

Гюля. Ты бы позвонил домой, что ты нашелся!

Сережа (неохотно). Он, наверное, не работает!

Гюля (роясь в карманах). У тебя монетки нет?

Сережа. Да ладно, Гюль! Моя мама всегда была уверена, что я не пропаду, особенно с тех пор, как вышла за Алексан Иваныча! И я с ней полностью согласен!

Гюля (смущенно). Дядя Саша – он такой добрый… и веселый! Ей очень повезло!

Сережа. Да, раз в жизни! Когда его первая жена умерла! (…) Бедняги люди! (Смеется.) Зато мой сегодняшний дядька!..

Гюля. На которого ты меня променял?

Сережа. Ты бы видела, как он был рад! Он был просто счастлив, что меня встретил!

Гюля. Молодец! У него правильная реакция! Все, кто тебя видит, должны быть счастливы! Они должны просто умирать от восторга! Ты меня с ним познакомь! Он понимает, что к чему!

Сережа. Но он очень боится докторов!

Гюля. А мы его обманем! Мы скажем, что я сестра милосердия!

Сцена пятая

Гюля приходит домой. Мать выглядывает из комнаты в коридор и тут же, увидев ее, захлопывает дверь. Слышно, как громче заговорил телевизор. Гюля входит на кухню. Там Эльдар.

Гюля. О! Алиментщик Адигезалов!

Эльдар. А ты эта – блудная дочь!

Гюля. Что это вас занесло на чужую кухню?

Эльдар (кивает в сторону комнаты). Думал доставить им удовольствие, но – безрезультатно!

Гюля. Пока они на что-то надеются (делает «страшные глаза») – тебе здесь надеяться не на что! (…) Чай еще есть? (Наливает себе чай.)

Эльдар. Я твой справочник принес, положил у тебя!

Гюля. Мерси! (Она пьет чай. Он молча смотрит на нее, потом садится на подоконник.)

Эльдар. Гюля, а правда, что у Насими все стихи только про любовь?

Гюля (удивленно и насмешливо). Правда!

Эльдар. А за что же с него тогда кожу содрали?

Гюля. Наверное, именно за это!

Эльдар. А «Лейли и Меджнун» – это ведь не он написал?

Гюля. Здрасьте! Интеллигент! Проснулся!

Эльдар. Ладно уж! Не начинай! Моя специальность – химическое машиностроение!

Гюля. Да что ты говоришь! А семью бросить – это было по твоей специальности?

Эльдар (примирительно). Ну хорошо, не могут же все быть одинаковыми!

Гюля. А ты знаешь, от чего люди делаются разными? От того, что они знают, а не от того, чего они не знают\

Эльдар. Я же не спорю с тобой, разве ты этого не видишь?

Телефонный звонок. Мать выходит в коридор, снимает трубку.

Марьям. Я слушаю! (Кидает трубку. Говорит в сторону кухни) Наглость какая! (Она уходит в комнату. Гюля и Эльдар переглядываются.)

Эльдар. Может быть, это тебе?

Гюля. Нет, это тебе! (Звонок повторяется. Эльдар выбегает в коридор.)

Эльдар. Алло!

В телефонной будке стоит очень красивая девушка (Лейла).

Лейла (в телефон). Ой, я так испугалась, я трубку бросила! Хорошо, что еще одна двушка была! (…) Ой, что ты! Конечно, из автомата! (…) Ты знаешь, я им не стала всего рассказывать! – Ну, всякие подробности!

Еще успеем! (…) Ну ничего! Он смеется! Говорит – рассмотрим ваше заявление в порядке общей очереди! (…) Нет-нет, совсем не холодно! Я хотела тебя обрадовать!

Эльдар. Спасибо тебе, спасибо! Спокойной ночи!

На кухне.

Гюля. Как самочувствие профессора Аббасова?

Эльдар (ошарашенный). Что?

Гюля. Ты же только что беседовал с его сестрой!

Эльдар. Гюля-ханум, ты просто Шерлок Холмс! Я тебя боюсь!

Гюля. У меня на эти вещи нюх! Так сказать, с юных лет!

А у тебя – запоздалое развитие!

Эльдар. Не уверен!

Гюля. Ну да! У вас в классе все были в кого-нибудь влюблены, кроме тебя!

Эльдар. Как это так? А Милка?

Гюля. В нее был влюблен твой друг Алик, а ты просто составлял ему компанию!

Эльдар (язвительно). Ты про наш класс знала гораздо больше, чем про свой собственный!

Гюля. У нас там, к сожалению, знать было нечего! Кто куда поступает! Кто за что ответственный! У вас было гораздо интересней!

Эльдар. Ничего, со временем все сравнялись! И наши, и ваши! Помнишь Володьку Мурадова, нашего главного героя-любовника?

Гюля. Еще бы! Ведь его Маринка была нашей пионервожатой! А мы были маленькие и вредные. Мы его дразнили – «Володя, устрой нам экскурсию на Луну!» По-моему, он очень страдал, что не может этого сделать.

Эльдар. Зато теперь он может все! Он директор универмага!

Гюля. А что, директор универмага – не человек?

Эльдар. Сверхчеловек! Но женился он тем же порядком, что простые смертные! Зачем же был весь этот дурдом по поводу Маринки? – Так, игрался по молодости лет!

Гюля. А вот представь себе, что нет! Знаешь, что его мать мне однажды рассказала? Она заходила кого-то проведать в моем отделении! Она сказала – «Мы на днях чуть все не погибли из-за этой мерзавки! Мы ехали в машине, а она мимо шла со своим ребенком. Володе плохо стало, он едва смог подрулить к тротуару!»

Эльдар. Она еще в детском саду была мерзавкой! Все остальное – плод его воображения! Гюль, а ваш профессор Аббасов – хороший человек?

Гюля. Здрасьте!

Эльдар. Лейла его почитает, как бога!

Гюля. Это говорит в ее пользу! Он ведь их всех вырастил вместо отца! Мать у них никогда не работала, ходит чуть ли не в чадре! (Смеется.) Наши против нее – просто хиппи!

Эльдар. Тише ты! (Входит мать.)

Марьям. Спать ложиться надо! (К Эльдару) Я тебе постелила на диване!

Эльдар. Спасибо! Я вообще-то хотел к себе пойти!

Марьям. К себе! Бездомная собака раньше к себе пойдет, чем ты! (Уходят.)

Тюля остается одна.

Сцена шестая

Больница. Комната врачей. Медсестра заполняет бумажки. Гюля сидит рядом с отсутствующим лицом. Входит женщина-врач с листками в руках. Что-то жует на ходу.

Женщина. Гюлечка, как твое полное имя?

Гюля (словно просыпаясь). А! Мое? – Гюльшен!

Женщина (записывает). Ай спасибо! Ты не хочешь со следующего года перейти в интенсивную? Марья Иванна решила на пенсию уходить!

Гюля. Да я не знаю!.. (В дверь заглядывает Наиля.)

Наиля. Гюля, можно тебя на минутку? (Они выходят.)

Медсестра. Она же в Москву ехать собирается!

Женщина. С этим парнем, что ли? Ерунда! Никуда она не поедет!

Медсестра. Это еще почему?

Женщина (пожимает плечами). Родителей побоится!

Медсестра. В наше время – кто родителей боится? Тем более – она!

Женщина. Они же ей ничего не дадут! Что она, голая-босая замуж пойдет?

Медсестра. Вы ее не знаете!

Женщина. Ерунда! Все одинаковые! Вот посмотришь, не поедет она никуда!

В коридоре.

Наиля. Гюля, я больше не могу! Она меня с ума сведет! Она себя доведет до инфаркта, а я буду виновата!

Гюля входит в палату. Мать Наили лежит на кровати, заливаясь слезами. Старуха с соседней койки ее утешает.

Гюля (с порога, резко). Тетя Таня! (Подходит к ней, говорит мягче) Ну нельзя же так! У нас с вами, слава Богу, никто не умер! Вы же всех вокруг расстраиваете!

Тетя Таня. Гюлечка, родная моя, я ничего с собой сделать не могу! Я все время об этом думаю!

Старуха. Она же мать! Ей как не думать?

Тетя Таня. Вот я умру, что с ней станется! Кому она тогда нужна? Он же ее в любой момент бросить может! И с детьми бросают, а уж ее!..

Гюля. Ой-ёй-ёй!

Старуха. Правильно – да говорит! Женятся, чтоб дети были! Жена без дети – кому нужна?

Тетя Таня. Был бы русский – тоже еще бы подумал!

А так – ты ведь знаешь, Гюлечка! Я ведь ваших люблю, у меня дети азербайджанцы! Но ты же сама знаешь, как у вас к этому относятся! Разве его родные станут это терпеть? И их тоже можно понять!

Гюля (негромко). Да, этих всегда можно понять!

Старуха. Ей надо такой муж найти, у которого уже дети есть!

Гюля (злобно). Завтра пойдем в магазин!

Старуха. Зачем, доктор-ханум, сердишься? Это ведь все правда!

Тетя Таня. Я же никого не виню! Но от этого никуда не денешься!

Гюля. Тетя Таня, я могу вам поклясться – он ее не бросит никогда в жизни!

Тетя Таня. Ох, Гюлечка, ты так говоришь, потому что ты сама такая хорошая! Ты думаешь, все такие! (Гюля морщится.) А я столько подлости в жизни видела! Боже мой!

Гюля. Да что с того, что вы видели? Вы сейчас посмотрите! Вы что, Наилькиного мужа первый день знаете? Да разве он когда-нибудь променяет живого человека на детей, которых не было никогда!

Тетя Таня. До поры до времени!

Наиля (врывается в палату). Гюля, пойдем отсюда! Я ухожу, мамочка!..

Тетя Таня. Иди-иди, конечно! Мне ведь уже лучше! Иди, моя дорогая, деточка моя!

Комната врачей. Наиля набирает телефон.

Наиля. Это я! Я скоро буду! Нет-нет, не смей за мной заезжать, слышишь? Я здесь одной минуты не останусь! (Бросает трубку.)

Вторая сестра (качает головой, ехидно). Разве можно так с мужем разговаривать?

Гюля (грозным голосом). Она не из кино звонит! И не с работы! А муж у нее человек, а не баран!

Они спускаются в больничный холл. Гюля помогает ей одеться.

Наиля. А где Сережка?

Гюля. Сегодня день рождения у кого-то из их класса! Они там все собираются!

Наиля. А ты чего не пошла?

Гюля. У меня же дежурство!

Наиля. Как будто нельзя было с кем-нибудь поменяться!

Гюля (смущенно). Да я не рвусь!

Наиля. Господи, вы так себя ведете, как будто у вас роман в седьмом классе! А твоим родителям это только выгодно! Как будто ничего нет!

Гюля (берет ее за воротник). Ты разве еще не усвоила, что в наше время никаких родителей не существует?

Сцена седьмая

Большая комната, почти целиком заполненная раздвинутым столом. За столом тесно сидят гости. Сережа сидит на подоконнике, за спинами других гостей. Рядом с ним примостился еще один парень.

Входит Алик.

Алик (с порога). Привет! Привет всем желающим!

Именинник, держи! Где ты? О! Кого я вижу! Андреев, это ты?

Сережа. Почти!

Алик. Ты давно в Баку?

Сережа. Нет, всего полгода!

Алик. И тебя еще не стошнило?

Гость-остряк. Он здесь решил на веки поселиться!

Сережа (тихо). Нет, не решил!

Алик. Что же ты мне не сказал, я бы тебя заменил в Москве на это время! Сиди-сиди там, я сейчас к тебе пролезу!

Он пробирается за спинами сидящих. Парень и девушка оборачиваются к нему, парень хватает его за рукав.

Парень. Слушай, старик, насчет Гришки – это правда?

Алик (мрачнеет, говорит нехотя). Кто это может знать? Сколько раз эти врачи ошибаются!

Парень. Его в Москву везти собирались!..

Девушка. Привет тебе! Они позавчера улетели! Я накануне Иру встретила – она была черного цвета!

Алик. Ира кто такая?

Девушка. Гришкина мать!

Алик. Она тебе – Ира?

Девушка. Иди ты знаешь куда! Тут не до церемоний!

Алик продирается дальше.

Разговор на другой стороне стола.

Вторая девушка. Нет, я считаю, что если покупать, то самую лучшую! Атак – только деньги зря выбросишь!

Второй парень. Дело же не в цене, а в том, что не достанешь!

Вторая девушка. Нуда! Скажи Мурадову – он в два счета сделает!

Вторая девушка (вступает в разговор). Он молодец! Он для своих – что угодно сделает!

Второй парень. Знаешь, с такими возможностями, как у него, можно быть хорошим!

Алик и Андреев обмениваются рукопожатием. Именинник устраивает Алика на свое место, сам устремляется в противоположный конец комнаты.

Именинник (кричит на ходу). Там есть еще, есть! Там сколько угодно!

Алик (Сереже). После Нового года буду защищаться!

Сережа. Поздравляю!

Алик. Ты-то уже сто лет кандидат!

Сережа. Да у нас там, знаешь, все подряд, как на конвейере!

Алик. Теперь надо доктором!

Сережа. Да я не собираюсь! Разве что ветеринарным!

Алик. Напрасно! Пока молодой!..

Сережа (смеясь перебивает его). Алик, а ты уже старый?

Алик (строго). Смотря для чего!

Девушка

(сидящая за столом перед ними; оборачивается). Сережка! А ты у отца живешь?

Сережа. Ты что, в своем уме?

Девушка. А! У тебя своя квартира! Хорошая?

Сережа. Ну! Дворец, каких Верона не видала!

Возвращается именинник с полными тарелками. Оживление у дверей.

Именинник. Вот! Нашему филиалу выделили!

Алик. О! Борька пришел! (Продирается обратно.)

Сережа (всматриваясь в Борю и его даму). Это ведь Элка, да? Она какая-то не такая стала!

Именинник (спокойно жует). Андреев, сиди и не рыпайся! Никакой Элки давным-давно нет! Это его вторая жена!

Сережа. Но она же вылитая Элка!

Именинник (тем же тоном). Ему такие больше нравятся!

Сережа. Ох, хорошо, что я здесь сижу! Я бы сейчас ляпнул!

Именинник (кладя вилку на тарелку). А я тебя нарочно сюда посадил. Дело есть!

На другом конце стола усаживаются Боря и его дама.

Боря. Товарищи, мы сейчас встретили Эльдара Адигезалова, с ним была такая девочка – закачаешься!

Первая девушка. Это, наверное, его дочка так быстро выросла!

Вторая девушка. У него не дочка, а сын!

Первая девушка. А по-моему – дочка!

Вторая девушка. А я тебе говорю – сын!

Второй парень. Он сюда идти не собирался?

Боря. Не знаю, он что-то был не слишком веселый! Сказал, что постарается! Но девочка!.. (Качает головой.)

Вторая девушка. А у него и жена очень хорошенькая!..

Андреев смотрит в окно. Перед ним весь город, вычерченный фонарями.

Сережа. Красиво, да?

Именинник (с горечью). Очень! Вот так, посмотреть – и уехать! Я серьезно тебе говорю – если я отсюда не выберусь, я спячу! Или с собой что-нибудь сделаю!

Сережа. Ну что ты! Конечно, делай так, как тебе лучше!

Я тоже, знаешь ли, предпочитаю жить в Москве!

Именинник (с мрачной деловитостью). Конечно, лучше всего устроиться по специальности, но я уже на все согласен!

Сережа. Да что ты! с твоей специальностью – куда угодно, с закрытыми глазами! В Москве вообще работы навалом!

Подходят две девушки – одна вся в металлических украшениях, другая без украшений.

Девушка с украшениями (целует именинника). До свидания! Мне пора! Сережа, мой сын тебя забыть не может!

Сережа (улыбаясь). Я его тоже!

Девушка. Приходи к нему в гости!

Сережа. С удовольствием! Хорошо бы на него посмотреть лет через пятнадцать! (Именинник провожает гостью к выходу.)

Девушка без украшений (тихо). Мне тоже пора! Так я с тобой и не поговорила!

Сережа (глядя на ее толстое обручальное кольцо). У тебя тоже малыш?

Девушка (смущенно). Нет, я ведь совсем недавно замуж вышла!

Сережа. А что ж ты его с собой не взяла?

Девушка. Да ему бы было здесь не по себе! Он у меня взрослый дяденька. Намного меня старше.

Сережа. Ну и хорошо! Зато так надежнее! Когда-то только так и женились!

Девушка. Когда-то хоть с этим проблем не было! А то прокантуешься столько лет – а чего ради?

Сережа. Главное, чтоб повезло, а когда – неважно!

Девушка. Да, везение – это все! Ты про Гришку слышал? (Сережа молча кивает. Девушка вздыхает.) Ой, я даже думать про это не могу! Ладно, пойду!

Именинник (ей навстречу). Ты куда собралась?

Остряк. Еще не все пришли, но уже все уходят!

Именинник подает гостье плащ.

Крики. О-о! Кто пришел! Да здравствует советская торговля! Мурадик, иди ко мне!

Мурадов (в прихожей). Дайте раздеться человеку! (Входит в комнату.) Андрюхин, ты приехал? Мой дорогой! Как же я этого не знал! (Пролезает к его окну.)

Сережа и Мурадов рассматривают друг друга, хлопают по плечам и т. д.

Мурадов. Ну как ты, что ты? Худой такой! Небось работаешь с утра до вечера!

Сережа. Да нет, наоборот!

Мурадов. Как же, знаю я тебя! Ты смотри, мозги тоже надо кормить! (Устраивается на подоконнике.)

Сережа. Что у тебя-то слышно?

Мурадов. Живем-да! Детей растим, в количестве одной штуки! Ты жениться не собираешься?

Сережа (не знает, что ответить). Да вообще-то!.. (Осекается.) Знаешь, Володька, у меня никогда не было такой цели в жизни – жениться!

Мурадов. Я сам, честно говоря, женился только ради мамы! Она очень страдала, что я у нее несчастный!

Сережа. Ты, наверное, знаешь про Гришу?

Мурадов. Я их позавчера отвозил на аэродром! Ой, не могу! Ты знаешь, если бы было хоть какое-нибудь средство – где угодно, хоть на Луне, я бы достал! Я бы все сделал! (…) Говорят, в Москве какие-то йоги это лечат – дыханием, голоданием!

Сережа. Насморк они могут вылечить!

Мурадов. Ты, наверное, сам этим занимался?

Сережа. Чем я только не занимался!

Прихожая. Мурадов и Сережа одеваются. Прощаются с именинником. Спускаются по лестнице.

Мурадов. Старик, я знаю – ты выше этого, но хочешь, я тебя приодену? Я ведь все могу достать!

Сережа (смеется). Мурадик, дорогой, меня ведь люди узнавать перестанут! Куда ж я денусь?

Сцена восьмая

Огромные ворота, ведущие в больничный двор. Между створками большая щель. Сережа проходит через нее, открывает дверь в проходную.

Ночной сторож. А, москвич! Ты сегодня дежуришь! А сигареты мне принес?

Сережа. Принес, дядя Хачи!

Сторож. Ну, смотри, чтоб в твое дежурство у нас никто не помер!

Большая палата. Все спят. Возле одной из коек Гюля со шприцем в руках натягивает одеяло на больного.

Гюля (шепотом). Надо было сразу меня позвать!

Больной (тоже шепотом). Как позовешь, доктор, ведь все же спят!

Гюля. Я к вам зайду попозже, а пока спите!

Больной. Ох, доктор, если б вы знали, как мне все надоело! Как все надоело!

Коридор. Пост медсестры. Две женщины в белых халатах пьют чай.

Медсестра. Гюля, там тебя пациент ждет!

Вторая сестра. Неизлечимый!

Гюля входит в кабинет врача. Андреев сидит за столом. Она останавливается у двери. Он смотрит на нее, не вставая.

Сцена девятая

День. Сережа и Михаил Аркадьевич останавливаются у книжного магазина.

Сережа. Нет, Михаил Аркадьевич! Вы постойте здесь! Там душно и вообще!.. (Сережа входит в магазин, Михаил Аркадьевич остается стоять, прислонившись к барьеру, с любопытством рассматривает прохожих.)

Внутри магазина. За прилавком – продавец, ленивый и высокомерный.

Сережа. Неужели вы не помните, как его звали? (Продавец не смотрит на него и молчит.) А он ничего не говорил о том, куда он уходит? Вы не помните случайно?

Продавец (огрызаясь). Я вам уже сказал!

Сережа. Но, может быть, кто-нибудь из ваших сотрудников знает? (Продавец уходит. Сейчас же возвращается с другим, более энергичным.)

Второй продавец. В чем дело, товарищ? Вам что надо?

Сережа (пряча улыбку). Понимаете, я приехал из Москвы! Я хочу узнать про одного товарища, который здесь работал полгода назад. Я, к сожалению, не знаю, как его зовут, но, я думал, что вам не трудно будет вспомнить!..

Второй. А кто вы такой, чтоб мы вам отвечали? Откуда мы знаем, какие у вас цели? А может, он совсем не хочет, чтоб вы его искали?

Сережа. Понимаете, я вообще-то из Москвы!..

Второй. Вот и поезжайте в Москву, а нам не мешайте!

На улице.

Михаил Аркадьевич. Ну, какие успехи?

Сережа (отдуваясь). Уф! Послали меня в Москву! Ну ничего, в Москве бы послали еще дальше!

Выходит уборщица с ведром и шваброй.

Уборщица (улыбаясь беззубым ртом). Вы Айдына ищете? (Они бросаются к ней.)

Сережа. Знаете, был здесь такой мальчик, маленький, худой, с усами!

Уборщица. Ну да, Айдын! Он здесь больше не работает!

Сережа. А он не говорил, куда он уходит?

Уборщица. Нет, мне не говорил! Может, сам еще не знал!

Сережа. А вы не помните, как его фамилия?

Уборщица (улыбаясь). Я откуда знаю? Я только по именам!

Михаил Аркадьевич (его внезапно осеняет). А где он жил, не помните?

Уборщица. Далеко жил, в крепости! А раньше он работал на бульваре! На катере, который детей катает! Может, туда вернулся!

Сережа (обрадованно). Может быть! Спасибо вам! Спасибо большое!

Сережа и Михаил Аркадьевич сворачивают на другую

улицу.

Сережа. Ну что? Может, на сегодня хватит?

Михаил Аркадьевич. Нет, почему же? Мы лучше пойдем в крепость, там очень красиво! Или на бульвар! Там еще лучше!

Они идут по направлению к морю.

Михаил Аркадьевич. Да, а ведь когда я женился, у нас тоже был грандиозный скандал! Но это мои родственники бушевали! (…) У нас в семье главным человеком считался дядя Коля! Он был величайший специалист по Гегелю! А мой тесть, он, знаешь ли, шил шапки! Он не то что про Гегеля, он про Канта никогда не слышал! Зато был лично знаком с Шекспиром! (Михаил Аркадьевич лукаво поглядывает на Сережу. Тот изо всех сил сохраняет спокойствие.)

Михаил Аркадьевич (громче). Так вот, я говорю, он был лично знаком с Шекспиром!

Сережа (смущенно). Да-да, конечно!

Михаил Аркадьевич. Это был его сосед! Шекспир Григорян! Прекрасный дядька! Сапожник экстра-класса! Мой тесть тоже был редкостный человек! Но моих родичей это не интересовало! Они были такие интеллигенты! Они не могли сесть за один стол с Шекспиром!

Бульвар. Пристань прогулочных катеров. Сережа и Михаил Аркадьевич беседуют с парнем в морской кепке.

В будочке сидит кассирша.

Парень. Нет, он больше здесь не работает! А как же была его фамилия? (Обращаясь к кассирше) Мила, ты не помнишь, как была фамилия этого Айдына?

Кассирша. По-моему, Салимов!

Парень. Правильно! Салимов Айдын! Я ему тогда говорил – ты долго в этом магазине не выдержишь! Одно дело книги читать, другое – продавать! Ведь правильно? Так и вышло – да! (Вспоминает.) А еще он говорил, что в случае чего в Москву поедет, по лимиту устроится! Может, так и сделал!

Сережа. Большое спасибо! А адреса его вы не помните случайно?

Парень. Он у брата своего жил, где-то в крепости! А точно не знаю!

Сцена десятая

Квартира Адигезаловых. Ибрагим обедает за столом. Входит Марьям, открывает буфет, что-то достает оттуда.

Ибрагим. Долго ты еще будешь возиться?

Марьям. Слушай, я готовлю или я танцую?

Ибрагим. Возьми туда, там докончишь!

Марьям. Конечно, я буду стоять на чужой кухне, а все будут на меня любоваться!

Ибрагим. Не знаю! Ты тоже не железная! Сколько можно туда-сюда мотаться?

Марьям (мрачно). Столько, сколько придется!

Входит Гюля, кладет на стол большой сверток.

Гюля (устало). Добрый вечер!

Отец и мать (наперебой). Ну что там? Как она?

Гюля. Ну как, как! Держится нормально! (…) Ребенок весь издерганный!

Марьям (со слезами в голосе). Ему хоть наши подарки понравились?

Гюля. Ой, мама! (Поспешно) Понравились, понравились!

Ибрагим (указывая на коробку). А это что такое?

Гюля (открывает коробку). Серебро! Арифа заставила меня это взять! Говорит, пусть у него хоть что-нибудь будет!

Ибрагим. Ни в коем случае! Это очень дорогая вещь! Обязательно отнеси назад!

Гюля. Это им наши родственники дарили! Да ладно, я отнесу! Что мне, жалко, что ли?

Марьям. Ты бы лучше выяснила, из-за чего он все-таки ушел!

Ибрагим. Действительно!

Гюля. Да вы что? Шутите, что ли? По-моему, это всем давным-давно известно! Влюбился, вот и ушел!

Марьям. Мы ничего такого не знали!

Гюля. Да я сама тебе сто раз говорила! Про Лейлу

Аббасову, сестру нашего Гасан Ахмедовича! Он ушел из-за нее!

Ибрагим. Что значит – влюбился? Он с ней живет?

Гюля. Папа! Ты что такое говоришь? Ну, прогресс тебя настиг! Азербайджанская девочка, из такой семьи! Там над ней трясутся не знаю как, а ты с такими предположениями!

Ибрагим. Хорошо, почему он нам ничего не говорит? Он собирается на ней жениться?

Гюля. Насколько я понимаю, ее родственники этого не жаждут! Ей всего двадцать лет, она очень красивая! Зачем им нужен разведенный зять?

Марьям. Их надо обязательно уговорить!

Ибрагим. Я ни перед кем унижаться не буду!

Марьям. Сделать что-то для своего сына – значит унижаться? Ладно, я пошла! Не хватало еще, чтобы он там с голоду умер!

Гюля (ей вслед). Мам, скажи Эльдару, чтоб он обязательно позвонил Арифе! Он уже две недели к ребенку не заходит! Она вообще думала, что случилось что-то!

Ибрагим (подходит кГюле и говорит вполголоса). Гюля, я звонил ему сегодня на работу, его там не было. У них там есть одна, с тонким голосом, она сказала, что он в министерстве! А еще она сказала – «Почему вы его не покажете врачу, он очень плохо выглядит и вообще!» (Смотрит на нее выжидательно.)

Гюля (со вздохом). Какому врачу ты хочешь его показать?

Ибрагим. Ну, хотя бы невропатологу!

Гюля. Папа, сейчас к невропатологам ходят с радикулитом! (Усмехаясь) И с аллергией!

Ибрагим (выразительно). Ты врач, тебе виднее!

Гюля. По-моему, его прежде всего надо заставить жить дома! И маме будет легче, и ему веселее!

Ибрагим. Глупости не болтай! Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Ему надо что-то принимать! Специальное! Есть же такие таблетки! Все говорят – они чудеса делают!

Гюля. Папа, скажи пожалуйста, в чем заключается его болезнь? И что, по-твоему, эти таблетки с ним сделают? Заставят его чувствовать то, что тебе нравится, а не ему?

Ибрагим. Не надо, Гюля! Ты понимаешь все не хуже меня! Нормальный человек не станет бросать семью из-за того, что какая-то девушка понравилась ему больше, чем его жена!

Гюля (удивленно). Почему же тогда все разводятся?

Ибрагим (горько). Все разводятся немножко по-другому! Они сначала заводят новую семью, а потом уже бросают старую! Нормальный человек не станет делать себя бездомной собакой неизвестно ради чего!

Голос матери. Гюля, иди помоги мне!

На кухне. Марьям возится с сумками. Входит Гюля.

Марьям. Держи! (Дает ей в руки сумку, вставляет туда кастрюлю. На столе еще несколько набитых сумок.)

Гюля. Мама, ты что, собираешься все это тащить?

Марьям (печально). Там фрукты – да!

Гюля. Ни в коем случае! Вот. (Дает ей две сумки.) А эти я завтра сама отвезу!

Марьям (недоверчиво). После работы?

Гюля. А когда еще?

Марьям (уже в дверях). Гюля… тебе этот звонил!.. Я сказала, что ты будешь попозже!..

Гюля. Спасибо, мамочка!..

Сцена одинадцатая

Яркий солнечный день. Сережа и Михаил Аркадьевич взбираются по узким улочкам крепости.

Сережа (весело). Ну что, теперь в какую сторону? (Михаил Аркадьевич показывает пальцем, в какую сторону они пойдут.) А почему не туда?

Михаил Аркадьевич. Там есть один дом, он мне страшно нравится! (Они сворачивают на другую улицу.)

Михаил Аркадьевич (хитро улыбаясь). Да, жизнь очень хитрая штука! Вот ходишь-ходишь, с вполне определенной целью – найти такого-то человека! А он в этот самый момент идет к тебе навстречу, но только по соседней улице! Или по этой самой шел, но только три минуты назад!

Сережа. Да, иногда так полжизни проходить можно!

Михаил Аркадьевич (подымая палец). Вот поэтому, когда происходят великие совпадения, их надо отмечать с особой торжественностью!

Слышится восточная музыка. Сережа и Михаил Аркадьевич сворачивают в соседнюю улочку и видят, что она почти вся заполнена огромной брезентовой палаткой.

Сережа. Это еще что такое?

Михаил Аркадьевич. Свадьба, наверное! Или поминки! Нет, конечно, свадьба!

Они подходят к палатке и заглядывают в щель. Внутри – роскошный стол, множество гостей, жених с невестой и проч.

Тамада (стучит ножом по тарелке). Товарищи! Прошу внимания, товарищи! Я хочу поднять этот бокал за здоровье Эдика и Вовы, которые не побоялись проделать такой путь, чтобы поздравить своего двоюродного брата!

Девочка лет тринадцати, сидящая возле входа, вскакивает, держась за живот.

Мать девочки (сердито). Ира, ты куда?

Девочка (давясь от смеха). Я сейчас, сейчас!

Девочка выходит на улицу и хохочет; видит Сережу и Михаила Аркадьевича, которые смущенно отходят от своей дыры.

Девочка (рассматривает их с большим интересом). А вы кого-нибудь ищете?

Сережа. Нет! То есть – да! Мы вообще-то ищем Айдына Салимова! Ты его случайно не знаешь?

Девочка. He-а! А вы приезжие, да?

Сережа и Михаил Аркадьевич (в один голос). Да! Да!

Девочка. Сразу видно!

Мать девочки (выходит, очень сердитая). Ира, сейчас же иди назад! (Подозрительно оглядывает Сережу и Михаила Аркадьевича.)

Сережа. Михаил Аркадьич! Пойдемте отсюда! Если они позовут милицию, вряд ли мы сумеем ей что-нибудь объяснить!

Они опять идут такими же улочками. На мостовой и тротуарах играют дети; взрослые играют в нарды, просто сидят; чинят машины, идут по своим делам.

Михаил Аркадьевич. Какой день, а?

Сережа. Гениальный!

Михаил Аркадьевич. Вот такой же был день, когда хоронили моего отца! Он умер от инфаркта, как и я! Единственный был из всех, кто меня понимал! Он, конечно, виду не подавал, Боже упаси! Но я это всегда чувствовал! Наверное, потому, что он меня никогда не пытался перевоспитывать! Все остальные только этим и занимаются! До сих пор! Даже внуки, ей-богу! Они еще разговаривать не умели, а я уже читал в их глазах немой укор!

Сережа (смотрит на часы). Мы сегодня опять из графика вышли! Ну ничего, я вас провожу и буду защищать до последней капли крови!

Михаил Аркадьевич. Ты поедешь со мной? А как же твоя девочка? Разве ты не собирался с ней увидеться?

Сережа. Она сегодня брата своего ведет к врачу! Или наоборот, врача к нему! Как получится!

Сцена двенадцатая

Больница. Ходячие больные сидят в очереди к медсестре. Она делает укол одному из них, лицо его кривится. Сестра, не глядя на него, бросается к другому.

Кабинет врача. Гюля и старенький доктор заполняют бумажки за письменным столом.

Гюля. В общем, все вышло как надо! Теперь он со мной не разговаривает! Я во всем виновата, я из него делаю сумасшедшего!

Доктор. Ну, естественно! Раз ты врач, значит, идея была твоя!

Гюля. Мне, собственно, все равно! Пусть лучше на меня злится, чем на родителей! Я-то переживу!

Доктор (очень авторитетно). Во всяком случае, лучшего врача ты в городе не найдешь!

Гюля. Он сказал, что если надумаем класть его в больницу, то лучше, конечно, везти в Москву!

Доктор. Несомненно, если есть такая возможность!..

Гюля. Да не ляжет он туда ни за что на свете! Он себя больным не считает, и я не считаю! Сволочь он, но это совсем другое дело!

Доктор. Ты не права, Гюлечка! Он, может быть, и хочет себя в руки взять, а не может! Этим больной от здорового и отличается!

Гюля. Он прекрасно знает, чего он хочет и чего не хочет! О родителях подумать он не хочет, это совершенно точно! Господи, лишь бы он ел, хоть что-нибудь!

Доктор. А он что, – совсем не ест? (Поля отрицательно мотает головой. Доктор вздыхает.) Ну смотри, если понадобится направление или что – я все сделаю!

Гюля. Спасибо, Семен Григорьевич, дорогой, спасибо!

Сережа и Гюля у дверей квартиры Адигезаловых.

Гюля входит в дом. Отец бросается ей навстречу.

Ибрагим. Слава Богу, наконец ты пришла! Я просто места себе не нахожу!

Гюля. А мама где?

Ибрагим. Она там осталась, у Эльдарки! Я бы тоже там остался, но мне ведь на работу! Плохо, плохо дело, Гюля! Она завтра врача ему вызовет, чтоб бюллетень дали! Он на ногах не стоит, а ты говоришь – он не болен, он не болен!

Гюля. Папа, тебе надо пойти к Гасан Ахмедовичу, и чем скорее, тем лучше!

Ибрагим (кричит). A-да, при чем тут твой Гасан Ахмедович?! Человек болен, болен, ты понимаешь или нет?!

Гюля. Как только он узнает, что он может жениться на Лейле – пусть даже не сразу, а хоть через десять лет, – он моментально выздоровеет!

Ибрагим (с некоторой долей облегчения). Не знаю, не знаю! Раньше надо было это делать!

Гюля. Когда раньше? Когда у него еще развода не было?

Ибрагим. Да, хорошая история! Красивая! (…) Накапай мне чего-нибудь, я больше не могу! (Они идут на кухню. Ибрагим падает на табурет. Тюля дает ему капли и прислоняется к подоконнику.)

Гюля. Все равно тебе придется к ним пойти! Они такие люди, что называется, старозаветные! Может быть, они именно этого ждут, и дело только в этом! В конце концов, почему они его на порог не пускают? Он не урод, не тунеядец и не первый человек в мире, который развелся! И девочке он нравится, раз она продолжает с ним встречаться!

Ибрагим. А почему они ей не запретят? В этом тоже что-то странное! Что-то не то!

Гюля. По правде сказать, меня это тоже удивляет! Но этим кончится, скорее всего! А с другой стороны – сейчас не каменный век!..

Ибрагим. Вот именно, моя дорогая! Сейчас не каменный век, и если девушка очень хочет, то никакая семья ее не остановит! Я извиняюсь, но твой друг Андреев тоже здесь ни разу не был, во всяком случае при мне!

Гюля. Он здесь был последний раз на Эльдаркином дне рождения ровно десять лет тому назад! Они были тогда на первом курсе, а я в восьмом классе! (Она отворачивается и смотрит в окно.)

Ибрагим. Неужели ты с ним даже не переписывалась? (Гюля смотрит в окно.) А на что же ты рассчитывала, можно тебя спросить? Ведь это же чистая случайность, что он за столько лет не женился! Это же сто раз могло произойти! Что бы ты тогда делала? Так бы и не вышла замуж? (Внезапно его осеняет) Слушай, а может, ты тоже ненормальная?

Гюля (поворачивается к нему, улыбаясь). Ну конечно! Разве ты не знаешь, что психические болезни всегда наследственные! Мы оба пошли в твоего дедушку! Помнишь, ты рассказывал, что он в один прекрасный день бросил семью и свою лавку и стал дервишем!

Ибрагим. Слушай, оставь моего дедушку в покое, ладно! Это сто лет назад было, и все, по крайней мере, считали, что в этом есть какой-то смысл! А в том, что твой брат выделывает, какой смысл, хотел бы я знать?

Гюля. Папочка, тебе знаешь, что нужно знать? Телефон профессора Аббасова! Завтра ты его получишь!

Ибрагим. А он мне скажет – вы обратились не по адресу, вам к врачу надо идти с вашим сыном!

Гюля. Ты лучше подумай, что ты ему скажешь! Он не обязан знать, болен Эльдар или нет!

Ибрагим. Гюля, я тебе еще раз говорю, если бы ей было надо, она бы наплевала на своих родных! Как ты на нас! Вот я приду, ему скажу – моя дочь на меня плюет, пускай ваша сделает то же самое!

Гюля. Она ему не дочь, а сестра! Их отец давным-давно умер! Гасан Ахмедович вырастил Лейлу и двух младших братьев! Он ради них не женился! Конечно, если у нее есть совесть, она должна вдвойне с ним считаться!

Ибрагим. А ты с нами – нет? (Поля сидит, вся сникшая от усталости, она молча подымает на него глаза.)

Ибрагим. Ладно, я ничего не говорю! Я, конечно, туда пойду, если не умру по дороге!

Сцена тринадцатая

Пустая улица. Идет редкий дождь.

Квартира. Старая женщина в черном закрывает окно, вытирает тряпкой подоконник, на который упали дождевые капли. Переходит в другую комнату, видит там Лейлу, которая плачет.

Мать. Ты что, опять плачешь?

Лейла. Плакать тоже нельзя?

Большой кабинет. Гасан Ахмедович работает за письменным столом. Входит мать.

Мать. Она опять плачет!

Гасан Ахмедович. Позови ее сюда!

Мать уходит. Он очень мрачен. Входит Лейла, подходит к его столу.

Гасан Ахмедович. Я думал, что мы с тобой обо всем уже поговорили! (Она тяжело вздыхает.) Вот ты снова плачешь! А ты представь себе, как ты будешь плакать, если у тебя родятся ненормальные дети?

Лейла (собравшись с духом). Все-таки я не понимаю, почему я должна считать человека сумасшедшим, раз он меня любит! Вот если бы он меня ненавидел ни с того, ни с сего, – тогда конечно!

Гасан Ахмедович откидывается в кресле, смотрит в сторону, затем – на Лейлу.

Гасан Ахмедович. Вот, тебя зовут Лейла! А ты знаешь, что значит «Меджнун»?

Лейла. Я не понимаю! Ты шутишь, что ли?

Гасан Ахмедович. Ничего я не шучу! «Меджнун» – что значит?

Лейла. Ничего не значит! Имя такое!

Гасан Ахмедович. Ошибаешься! «Меджнун» по-арабски значит сумасшедший! Ты «Лейли и Меджнун» читала?

Лейла (пожимая плечами). В театре видела!

Гасан Ахмедович. Почему Лейли за него не выдавали?

Лейла. Он был бедный, она богатая!

Гасан Ахмедович (пряча улыбку). Нет, не поэтому, а именно потому, что ты сама сейчас сказала! Потому что он ее любил, и из-за этого все считали его сумасшедшим!

Лейла. Но ведь все люди кого-нибудь любят! Почти все!

Гасан Ахмедович. Вот здесь и проходит граница между людьми нормальными и… нездоровыми! Человек во всем, что он делает, должен руководствоваться разумом! А если он ни о чем, кроме своей любви, думать не хочет, так что самого себя готов уничтожить, то эта любовь никому не нужна! И сам он тоже! (…) И родители этой Лейли, которая жила в Арабистане тысячу лет тому назад, поступили совершенно правильно. У них сработал инстинкт сохранения рода! А многие поэты хорошо на этом заработали!

Лейла. Ты смеешься, а человек, может быть, из-за этого умирает!

Гасан Ахмедович. Уже умирает? Не слишком ли быстро? Я только предположил его болезнь, а он уже умирает!

Лейла. Как ты можешь?

Гасан Ахмедович. Ладно, это не тема для шуток!

(Прищурившись) Так он действительно болен? (Лейла опять плачет.) Не бойся, не умрет! Вылечат! Сейчас и не такое вылечивают! Его родные о нем позаботятся! Сестра у него врач! Она все еще не вышла замуж?

Лейла. Нет!

Гасан Ахмедович. Не беспокойся, она найдет, чем его лечить! У нее еще в институте голова за троих работала! А ты, пожалуйста, возьми себя в руки!

Лейла. Почему ты с самого начала не запретил мне с ним встречаться? Я ни от кого ничего не скрывала!

Гасан Ахмедович. А я и сейчас тебе ничего не запрещаю! По-моему, тебя всегда воспитывали как свободного человека, а не как гаремную единицу! И я даже очень рад, что в тебе говорит совесть и чувство долга!

Но ты должна взвесить, моя дорогая, кому ты больше должна – человеку, с которым ты знакома всего полгода, или твоим родным!

Ты знаешь, как к тебе относятся твоя мать и твои братья!

А я могу тебе сказать, что если ты выйдешь замуж за этого Адигезалова, – ты отравишь всю мою жизнь!

Лейла. Я никогда этого не сделаю!

Гасан Ахмедович. А я в этом и не сомневаюсь! А пока пойди к маме, я хочу еще час поработать!

Лейла уходит. Он встает, закрывает все книги, разложенные на столе, складывает все бумаги и прячет в стол. Подходит к окну. Дождь кончился, но очень пасмурно и большие лужи. Мать тихонько заглядывает в комнату, закрывает за собой дверь, подходит к нему, говорит вполголоса.

Мать. Пока она здесь была, звонил его отец! Я сказала, что тебя дома нет!

Гасан Ахмедович. Как звонил?! Чей отец?!

Мать (растерянно). Я не знаю! Сказал – Адигезалов! Я решила, что это его отец!

Гасан Ахмедович. Он будет еще звонить?

Мать. Откуда я знаю? Наверное! (Испуганно) А что, ты все-таки хочешь с ним поговорить?

Гасан Ахмедович (резко). Нет! Я не буду с ним говорить! (Пауза.) Говорить с ним придется тебе!

Мать. Что?! Да ты что?! Как я буду говорить? С чужим человеком! Что я ему скажу? Зачем вообще ему сюда приходить? Раз ты не хочешь!..

Гасан Ахмедович. Я ничего еще не сказал о том, что я хочу и чего не хочу! Этого человека обязательно надо принять! Но я с ним разговаривать не буду! Это сделаешь ты!

Мать. Пожалей ты меня, ради Бога! Что я ему буду говорить?!

Гасан Ахмедович. Ты ему скажешь, на каких условиях мы разрешим Лейле выйти замуж за его сына!

Сцена четырнадцатая

Сережа стоит в телефонной будке.

Сережа (в трубку). Мы будем тебя ждать в три часа возле памятника! Как раз напротив нашей школы!

Нагорный парк. Что-то вроде открытого кафе. Гюля, Сережа и Михаил Аркадьевич сидят за столиком. Сережа наливает вино в бокалы.

Гюля. А за что же мы будем пить?

Сережа. Как за что? За здоровье Эдика и Вовы! За то, что они не побоялись!

Михаил Аркадьевич. Да, это был незабываемый поступок!

Все пьют. Михаил Аркадьевич наливает по новой.

Гюля (смущенно). Михаил Аркадьевич! А вам, вообще-то, можно пить?

Михаил Аркадьевич. А почему это мне нельзя? Разве я когда-нибудь говорил, что я – правоверный мусульманин?

Сережа. Нет, он совсем не правоверный мусульманин! Он страшный еретик!

Михаил Аркадьевич (делая большие глаза). Страшнейший! (Он доливает в бокалы, в которых осела пена.) Бессмертной истины вино – постигнуть трезвым не дано! (Подымает бокал.)

Саги! Воистину прекрасно Вино любви твоей предвечной!

Они идут втроем по аллее Нагорного парка.

Гюля и Сережа идут по темной улице. Маленький скверик возле памятника.

Сережа. Посидим? (Они садятся. Молчат.) Так мы с тобой и не поехали в Шемаху!

Гюля. С этим Эльдаром, кажется, мы все попадем в другое место!

Сережа. Да ну их, эти поездки! А потом – там все равно одни новые дома, смотреть нечего!

Гюля. Зато здесь есть на что посмотреть!

Сережа. Гюля, так нельзя! Ты так с ума сойдешь! Делай, что можешь, но думать об этом с утра до вечера!..

Гюля. А куда деваться? Мне что – нравится это? Я, знаешь, двадцать пять лет о нем не думала! Брат и брат! Все люди братья! А теперь!.. Он умирает, ты понимаешь это?

Сережа. Ну зачем ты так говоришь? Он же согласился что-то принимать!..

Гюля. Это еще хуже! Он только потому согласился, что ему уже все – все равно! Ему эти лекарства ни черта не дадут!

Сережа. Гюлечка! У него здоровый организм! Мама заставляет его есть! Ну от чего он может умереть!

Гюля. От тоски! От бессмысленности жизни! Боже мой, Боже мой! Что же на него наехало?! Жил себе и жил! Машину покупать собирался! И вдруг – на тебе! Прозрел! Сменил мещанское счастье на высокую любовь! Сначала бросил жену с ребенком, теперь себя в гроб вгоняет и всех остальных – туда же!..

Сережа. В чем же ты его обвиняешь? Что он больной? Или что он дурак? Разве это не одно и то же? Он ведь эту девочку любит, ты сама знаешь! Ну что, он виноват, что он не соображает, куда ему девать эту любовь, если он на ней женится?! Ты же ему свою голову не поставишь!

Гюля (вставая). Да, это был бы самый лучший вариант! (Они снова идут по улице.)

Сережа (неуверенно). Вот поехали бы мы в Москву, взяли бы его с собой!.. Может, он там в себя придет! (Гюля молчит. Внезапно она останавливается.)

Гюля. Слушай, Сережка, я тут вконец обалдела!.. Что у тебя с работой? Ведь ты же не можешь вечно находиться в командировке!

Сережа. О, что есть наша жизнь, как не вечная, то есть временная!..

Гюля (перебивая). Не валяй дурака! Что тебе сказали, когда ты последний раз ездил в Москву?

Сережа. Гюля-ханум, я надеюсь, что этот раз был не последний!

Гюля. Ну что ты издеваешься? Имею я право знать, сколько ты здесь еще пробудешь?

Сережа. Гюля-ханум, я здесь пробуду столько, сколько мне понадобится!

Гюля. Ну а с работой что же будет?

Сережа. Ах она бедняжка! Что же с ней будет?

Гюля. Да ты что? Не хватало еще, чтоб ты из-за меня без работы остался!

Сережа. У нас в стране безработных нет, ты что-то путаешь!

Гюля. Нет, Сереженька, это не годится! Представляешь, что скажут твои родители!

Сережа. Гюль, а Гюль! Давай пойдем скорее! Узнай лучше у своего папы, что он собирается говорить этим самым!

Гюля. Зачем ему еще что-то говорить? Он уже и так сделал все, что мог! Сначала потащил его к психиатру, чтобы весь город узнал, что у него сын ненормальный, – а теперь пойдет его сватать!

Сцена пятнадцатая

Квартира Адигезаловых. День. Марьям сидит в неудобной позе, уставившись в одну точку. Хлопает входная дверь. Марьям вздрагивает. Входит Ибрагим.

Ибрагим. Это я!

Марьям. Ну что?

Он проходит через комнату, садится на диван.

Ибрагим. Когда я умру, меня, пожалуйста, в ящик не кладите! Похороните меня просто в земле!

Марьям. Это все, что ты мне хочешь сказать? (Он молчит.) Ты мне больше ничего не хочешь сказать?!

Ибрагим. Ни-че-го!

Марьям. Хорошо! Хорошо! Теперь я знаю, что мне надо сделать! Я себя керосином оболью! А что мне остается? Мой сын умирает! Ты, вместо того чтобы ему помочь, заявляешь такие вещи! Эта дрянь думает только о себе и о своих развлечениях! Зачем мне жить?

Ибрагим. Слушай, Марьям! Ты что это говоришь? Это кто о себе думает? Моя дочь, да? Это она о себе думает? Другая на ее месте давным-давно уехала бы в Москву!

Марьям. Ты за нее не беспокойся! Она делает только так, как она сама считает нужным! Ее никто никогда не заставит! Что бы она ни делала, она всегда будет госпожа!

Ибрагим. Ты что, надеешься ее изменить?

Марьям. Мои надежды кончились! Все кончились!

Двор. Тюля бежит к подъезду, потом поднимается по лестнице.

Тюля (вбегая в комнату). Папочка! Ну что? Что?

Ибрагим. Тюля! Я уже давно!.. Гюлечка! Ты скажи, за что мы тебя целый год мучаем? Что ты здесь видишь, кроме оскорблений? Ты в жизни что-нибудь плохое сделала? Я что, этого не знаю?

Тюля (испуганно). Папа, что ты говоришь?

Ибрагим. Ты думаешь, я не знаю, какая ты? Да лучше тебя есть на свете хоть один человек?

Тюля (кричит). Папа, что с тобой?! Что случилось?!

Ибрагим. Ничего не случилось!

Гюля. Ты там был?

Ибрагим. Гюля, там ничего не получится! Я не виноват, клянусь тебе! Всё! Всё! Потом об этом! Я не могу сейчас! Марьям! Ты уходишь? Подожди, я с тобой!

Марьям. Тебе же завтра на работу!

Ибрагим. Ничего, я уже там ночевал, я привык! Гюля, этот мальчик, если хочет, пусть приходит сюда! Надо что-то решать! У тебя не две жизни, у него тоже!

Гюля. Папа, может, мне поговорить с Гасан Ахмедовичем?

Ибрагим (кричит). Я сказал – все!! Ты будешь заниматься своими делами! Хватит! Не сегодня, по крайней мере!

Марьям (подходит к нему). Пойдем! (КГюле) Дверь на цепочку закроешь!

Гюля бродит по пустой квартире. Подходит к телефону, подымает трубку, кладет обратно. Уже глубокая ночь. Она все не ложится.

Рассвет. Гюля, закутанная в большой черный платок, стоит у окна. Рассветает над плоскими крышами, над совершенно пустыми дворами, над безлюдным берегом-бульваром. У самой воды носятся и кричат чайки.

Пустой переулок.

Сцена шестнадцатая

День. Огромный двор. В центре играют в футбол. Дети носятся, играют в классы, в веревочку. Взрослые занимаются своими делами прямо во дворе. Старуха, сидя на земле, стегает шерсть. Двое мужчин в пижамах заняты шашлыком. Какой-то старик читает вслух желающим газету. Сережа и Михаил Аркадьевич пересекают двор, здороваясь направо и налево. Входят в подъезд, поднимаются по лестнице. На всех дверях – таблички с именами хозяев. Они останавливаются перед дверью с надписью «М. А. Цатурян».

Михаил Аркадьевич (щелкает по табличке). Проект надгробной надписи! (Звонит.)

Им открывает немолодая женщина, очень величественная и красивая.

Нина. Добрый день! Надеюсь, ты не потерял ключ, Миша?

Михаил Аркадьевич (позвякивая ключом). Нет-нет!

Просто, когда я вижу эту штуку (показывает в сторону двери), я каждый раз сомневаюсь, туда ли я попал!

Нина. Зато теперь все проходимцы знают, куда им сразу обращаться, и могут не беспокоить соседей!

Михаил Аркадьевич. Нина! Где ты видишь проходимцев? На этой картине – два кандидата наук!

Нина. Ну и что? Зато уголовник, которого ты не так давно приводил ночевать, наверное, уже стал доктором! Своих наук, конечно!

Ната (хорошенькая девочка с толстой косой). Мам! Какой он тебе уголовник? Он что, самого себя вез в тюрьму, что ли? Он брата своего ехал навестить!

Нина. Ну, я думаю, там разберутся в его характере! Особенно, если он предъявит им наши ложки!

Михаил Аркадьевич. Да! В нем не вовремя взыграл эстетизм, и он прихватил с собой наши ложки! Очень красивые!

Ната (вытаскивает ложку из буфета). Вот такие! (Объясняет) Эта грязная на кухне лежала!

Нина (подает М. А. блюдечко с таблетками и стакан воды). Редкий случай! Можно посмотреть на то, чего уже нет!

Михаил Аркадьевич (проглотив таблетки). Нина! Нас обедом надо кормить, а не воспоминаниями!

В ванной. Михаил Аркадьевич умывается, Ната подает ему полотенце.

Михаил Аркадьевич. Тут меня не слишком ругали?

Ната. Ну что ты, ты же сегодня молодец!

В комнате. Все усаживаются за стол.

Нина (к Сереже, продолжая разговор). Я так буду вам благодарна!

Сережа. Ну что вы, ерунда какая! Мне бы только попасть в Москву!

Михаил Аркадьевич. В чем дело? Нина, ты, пожалуйста, не давай ему никаких поручений! У него своих дел по горло, а в твоих он ничего не понимает!

Сережа. Михаил Аркадьевич! Вы будете себя вести согласно достигнутой договоренности? (Делает Нине знак, чтобы она не сердилась.)

Нина (очень светски). Тебя послушать, так жить по-человечески – это по меньшей мере уголовное преступление! Он ведь тоже человек! Он женится, у него будет семья! Появятся такие же заботы и такие же проблемы!

Михаил Аркадьевич. А я вот не хочу, чтоб у него были такие проблемы!

Нина. Миша, с таким несерьезным отношением к жизни!..

Михаил Аркадьевич. Это у меня оно несерьезное? Да ты вообще знаешь, что такое жизнь? Ей-богу, это не то, что ты за нее принимаешь!

Нина. Что делать! Темный я человек! Можешь меня просветить!

Михаил Аркадьевич. Не бойтесь, мадам, я не такой дурак, как вы думаете! Если вам самой ничего в голову не приходит!..

Нина. Мишенька, у нас с тобой двое внуков, а ты хочешь, чтобы я была такой же, как в двадцать лет!

Михаил Аркадьевич (входит в раж). Да, хочу! Представь себе, хочу! Ты что, можешь запретить мне хотеть?

Ната. Папа, с тобой невозможно о чем-нибудь договариваться!

Михаил Аркадьевич. А я ничего такого не говорю! (Подмигивая) Ничего нового!

Нина (к Сереже). Я все хочу вас спросить, как этот мальчик, у которого депрессия?

Сережа. К сожалению, все так же, если не хуже!

Нина. Ах, какой ужас! Несчастные родители! (К Михаилу Аркадьевичу) Леночка звонила перед вашим приходом! Сашеньке уже разрешили гулять, а у Анечки опять температура поднялась! Никак не проходит!

Михаил Аркадьевич (его словно подхлестывает). Если бы Леночку что-нибудь на свете интересовало, кроме ее детей, они бы столько не болели!

Нина (чуть не со слезами). Миша! Я тебя прошу! Я тебе уже говорила! Пусть я буду у тебя кем угодно! Но я с ума схожу, когда ты с таким бессердечием говоришь о детях!

Михаил Аркадьевич. По-моему, я схожу с ума по этому поводу!

Нина (опять говорит примирительно). Ну что ты хочешь от бедной Леночки? Она так хорошо кончила институт, работает, и это при том, что у нее двое маленьких детей! Ну чем она перед тобой виновата? Тем, что она не Эйнштейн?

Ната хихикает с чувством собственного превосходства.

Михаил Аркадьевич, который уже «опомнился», тоскливо разглядывает надпись на банке.

Нина. Тебя послушать, мы здесь все злодеи, мещане и полные идиоты! Натка, а ну покажи Сереже, какую ты задачу решила на олимпиаде! Никто больше не сумел!

Ната (вреднющим голосом). А вот не покажу!

Нина. Это еще что такое?

Ната. А потому что он сказал, что он математику разлюбил!

Сережа (очень кисло). Ну, я пошутил!

Ната. А я все равно обиделась!

Сцена семнадцатая

Утро в больнице. Шум, суета. Нянечки развозят тележки с завтраками. Старенький доктор идет по коридору, здоровается со встречными. Замечает больного, который стоит у окна.

Доктор. Это еще что за новости? Кто вам разрешил? Больной. Устал лежать, доктор! Сил моих нету!

Доктор. Немедленно на место!

В палате. Гюля с тонометром в руках садится на край кровати.

Больной (радостно). Доктор, я сегодня без снотворного до шести часов!.. (Видя ее безразличие, обиженно умолкает.)

Гюля мерит ему давление, смотрит невидящими глазами на табло.

Больной. Доктор, мне больно!..

Гюля перематывает манжетку, делает все заново.

Больной (громко). Мне больно! Вы делаете мне больно!

Гюля (оторопело смотрит на тонометр). Он испортился! Я сейчас!

Ординаторская. Гюля сидит на тахте.

Медсестра (входит). Гюля, тебя Семен Григорьевич! Гюля встает и тут же падает на пол.

Гюля лежит на тахте, вокруг – все отделение. Медсестра развинчивает шприц.

Старенький доктор. Ну хорошо! Ну, уже все в порядке! (Гюля слегка кивает. Все начинают расходиться.)

Медсестра (на ухо Гюле). Гюля, что с тобой? Может быть?..

Гюля. Нет-нет! Все нормально! Где мои туфли?

Кабинет.

Старенький доктор. Я отпущу кого-нибудь из девочек тебя проводить!

Гюля. Не надо, Семен Григорьевич! Я пойду, мне близко!

Гюля бродит по городу. Садится на какую-нибудь скамейку, потом идет дальше. Снова садится, снова идет.

Вечер. Квартира Адигезаловых. Марьям и Ибрагим то подходят к окну, то прислушиваются к шуму на лестнице.

Ибрагим. Все! Она больше домой не придет!

Марьям. Это я виновата! Но я не могла ей этого не сказать, не могла!

Ибрагим. Я тебе не должен был говорить!

Марьям. Ну убей меня за это, убей!

Ибрагим. Собирайся, пойдем! Я не могу здесь больше оставаться!

Улица. Гюля входит в телефонную будку.

В пустой квартире звенит телефон. Гюля опять набирает номер. Рядом с будкой останавливается машина. Гюля хочет выйти. В машине сигналят. Гюля пугается, пытается вернуться обратно в будку. Из машины выглядывает Мурадов.

Мурадов. Что, испугалась своего старого пионервожатого? Гюля. Ох, ну тебя, Володька!

Мурадов. Куда звонишь в столь поздний час?

Гюля. Домой! А там никого нет!

Мурадов. Вот счастье! Везет же некоторым! Слушай, раз такое дело, поехали кататься!

Гюля (садясь в машину). А у тебя там не будут волноваться?

Мурадов. А у меня там ко всему привыкли!

Машина едет по темному городу. Гюля и Мурадов молчат. Наконец, Гюля замечает, что они в третий раз проезжают одно и то же место. Она даже высовывается в окно, чтобы убедиться в этом. Мурадов замечает ее реакцию и останавливает машину.

Мурадов. Я этот дом ненавижу!

Гюля. А здесь ведь уже никто не живет!

Мурадов. Ты думаешь, я этого не знаю? А мне все равно! Ненавижу и все! (Смотрит на дом, затем переводит взгляд на Полю.) Слушай, Гюль, а правда, что твой брат… заболел, а жена его за это из дома выгнала? (Поля смотрит на него изумленно, потом делает движение, словно кивая.)

Мурадов. Боже мой! Ну люди! До чего дошли! Ой-ёй-ёй! Вот так, живи на свете, чтобы с тобой в любой момент могли такое сделать! Гюля, а ты сама-то замуж не собираешься?

Гюля (со страшной усмешкой). Собираюсь!

Мурадов (испугавшись ее интонации). А за кого, если не секрет?

Несколько мгновений она молчит, потом, рыдая, бросается ему на шею.

Мурадов. Гюлечка, родная моя, дорогая, золотая!

В машине. Гюля с каменным лицом смотрит перед собой.

Мурадов сидит, схватившись за голову.

Мурадов. Гюля, это невозможно, ты пойми, это невозможно! Ты этого не сделаешь! Да я лучше убью этого человека!

Гюля. Это не облегчит сложившуюся ситуацию!

Мурадов. Да что это вообще такое? Как он смеет такое требовать?

Гюля. Он ничего не требует, Володя! Он из ума не выжил! Но он не хочет видеть свою сестру в нашей семье, когда он… (осекается) вот так ко мне относится! Он не желает чувствовать себя бедным родственником! И это его право!

Мурадов. А у тебя, значит, никаких прав нету?

Гюля. Как это – нету? У каждого полное право делать так, как он считает нужным! И каждый так и делает!

Мурадов (шепотом). А он очень старый?

Гюля (мрачно усмехаясь). К сожалению, не очень!

Мурадов. Нет, нет! Этого все равно не будет! Это сумасше ствие чистой воды! Да ты сама посуди! А если бы ты уже была замужем?

Гюля. Все есть, как есть! По-другому не бывает! (Она низко опускает голову.)

Они сидят молча. Мурадову делается дурно от тишины.

Он поворачивает ручку радио и тут же выключает его.

Мурадов. Я Сережку видел как-то раз! Но он мне ничего не рассказывал! Я вообще думал, что он давным-давно в Москве! (Гюля отрицательно качает головой. Мурадов трогается с места.) Знаешь что? Давай мы сейчас же к нему поедем!

Гюля. Володя, ты с ума сошел! Там же все спят!

Мурадов. Ну и что? Они будут спать, а ты тут самоубийством заниматься?

Гюля. Володя, остановись, я сейчас из машины выброшусь!

Мурадов (кричит). Да не туда я еду, не туда!

Машина мчится по ночному городу.

Мурадов. Я как посмотрю – что с нашим классом сталось, Боже мой! Ты про Гришку слышала? (Гюля кивает.)

А теперь – вот – твой брат! (…) Я всегда думал, что хоть у Андреева все хорошо, – а что теперь получается?

Гюля (еле слышно). Все равно у него будет все хорошо. (Отворачивается.)

Мурадов (понимает ее слова по-своему). Ты так думаешь? (Поля не отвечает. Он тяжело вздыхает, грустно качает головой.) Ну, тебе виднее!

Машина едет по городу мимо каких-то безликих строений.

Мурадов. Гюль, а помнишь, как я ваш класс водил на лимонадный завод, на экскурсию? Вы так там все перепились! Мы с Маринкой с трудом вас оттуда вытащили

Сцена восемнадцатая

Комната Сережиной матери. Сережа и Гюля.

Сережа. Ты сумасшедшая! Ты изуверка! Ты понимаешь, что ты говоришь? (Поля молчит.) Ты понимаешь, что ты делаешь?

Гюля (глухо). Другого выхода нет!

Сережа. Ты понимаешь, что если бы тебя заставляли умереть, это было бы легче в тысячу раз!! Так умрешь – и все! Атак надо умирать каждый день!

Гюля. Но этого никто не предлагает!

Сережа. Чего?

Гюля. Чтобы я умерла!

Сережа. Хорошо! А что будет со мной – уже совсем неважно?

Гюля. Это важнее всего!

Сережа. Для кого?

Гюля. Для меня! Я тебя люблю! Я тебя люблю всю свою жизнь!

Сережа. Ты не сделаешь этого!

Гюля. Ты пойми… так получилось не по нашей вине, но теперь… что бы мы ни сделали!.. Ты пойми, когда… когда она мне сказала, уже ничего сделать было нельзя!.. Мы не можем сделать так, чтобы этого не существовало, понимаешь? Тут уже нечего выбирать!

Это ведь никуда не денется!.. Мы не можем променять себя на…

Сережа. Гюля! Я тебя не отдам! Я не отдам тебя на эту пытку! На что ты рассчитывала, когда сюда шла?

Гюля. Не знаю, но мне все равно надо уйти!

Сережа. Нет, ты отсюда не уйдешь! Я тебя не выпущу!

(Она пытается вырваться, он ее не пускает.)

Гюля. Сережа! Сереженька!

В это время раздается телефонный звонок. Сережа не обращает на него внимания. Звонок все повторяется и повторяется. Наконец, он замолкает. Через несколько мгновений он повторяется все с той же силой. Сережа не выдерживает, оставив Гюлю, он снимает трубку, но следит, чтобы она не подошла к двери.

Сережа. Алло!

Голос Наты (неуверенный, прерывающийся). Можно позвать Сережу?

Сережа. Это я!

Ната. Это Ната говорит!.. Михал Аркадьича!.. Папа просит, чтоб вы к нам пришли, если можете! Ему очень плохо, он просит, чтобы вы пришли!

Сережа. Я иду!

Огромный двор дома Михаила Аркадьевича. Он полон людьми, которые еще с минуту назад занимались делами: стегали шерсть, мыли ковры, жарили шашлык, играли в нарды, футбол и т. д. Сейчас все они, стоя на тех же местах, смотрят вверх, на одно из окон, и молчат.

Сережа вбегает во двор, направляется к подъезду, поднимается по лестнице. Она так же полна людей, люди выглядывают из всех квартир, сокрушенно качая головами. Дверь квартиры Михаила Аркадьевича открыта. Там тоже толпятся люди. Сережа подходит к этой двери. Слышен страшный женский крик, затем плач.

Кладбище. Яркий осенний день. Люди, возвращающиеся с похорон, группами расходятся по узеньким проулочкам. Сережа отделяется от одной из групп и дальше идет один.

1981 г.

Сказка о Медведе, о прекрасной Принцессе, о мудром Вороне и о железных башмаках Пьеса

Часть первая

Сцена 1

Лесная поляна, на ней – раскидистый дуб. Входят Король, Первый министр, Второй министр и свита.

Король. Итак, господа, нам суждено погибнуть! Но что нам мешает отдохнуть напоследок? Садитесь! И пусть каждый располагается поудобней. (Садится первым, за ним – все остальные.)

Первый министр. А ведь я с самого начала был против этой экспедиции! Сами посудите: с одной стороны – лютый дракон, который беспрепятственно сожрал половину королевства, а с другой стороны – наша армия, которая понятия не имеет, как воевать с подобным противником. Могло ли из этого выйти что-нибудь, кроме поражения?

Король. И все же, мы поступили совершенно правильно. Таков был наш долг перед оставшейся половиной отечества!

Второй министр. Зато уж теперь никаких долгов с нас не взыщешь. Да и взыскивать будет некому. Ведь дракон этот, надо полагать, на нас не остановится. – Всем, всем теперь крышка!

Король. Да, это очень прискорбная мысль, и тем не менее она содержит в себе некий утешительный элемент.

Вбегает Слуга.

Слуга. Ваше величество! За мной гонится страшный медведь! Я едва вырвался из его лап!

Король. Нет, я просто прихожу в отчаянье! Ведь мы уже настроились на то, что нас сожрет дракон! Сейчас совершенно некстати какие-то непредвиденные обстоятельства!

Первый министр. У нас есть только один выход – самим пойти навстречу дракону! С какой стати мы должны достаться никому не известному медведю?

Все встают и собираются идти. Входит Медведь.

Медведь. Остановитесь! Вы направляетесь прямо в пасть дракона!

Король. Не беспокойся, ты сам рано или поздно попадешь туда же!

Медведь. Я собираюсь сразиться с драконом и победить!

Первый министр. Какая чушь! Мы выходили на дракона с целой армией – тебе известно, что это такое?

Медведь. Мне известно, что надо делать, для того чтобы избавиться от дракона.

Первый министр. Да он наглец! Он воображает, что у него получится то, что не получилось у нас!

Второй министр. А кто ему, собственно, мешает? Пускай себе идет и сражается! А мы тут отдохнем, как мы и собирались.

Король. Это неглупо! (Медведю.) Надеюсь, тебе ничего от нас не требуется?

Медведь. У вас есть огнестрельное оружие. Кто-нибудь может захотеть выстрелить мне в спину. Постарайтесь от этого воздержаться. Так вы можете потерять последний шанс на избавление.

Второй министр. А вы намерены нас отпустить, господин Медведь?

Медведь. Да! (Уходит.)

Король. Вот что! Я хочу иметь точное представление о ходе сражения! Помогите мне взобраться на это дерево! (Его подсаживают на дерево.)

Слуга. Ну что, ваше величество? Видно что-нибудь?

Король (с дерева). Ах, какой ужас! Немедленно помогите мне спуститься! (Его спускают.) Невыносимое зрелище! Мы даже не имели представления о том, насколько страшен этот дракон!

Слуга. А ведь сражение еще не кончилось!

Король. Это дело нескольких минут. – Удивительно наглый медведь! Ведь он даже по внешним параметрам уступает дракону в несколько десятков раз.

Первый министр. Мелкий авантюрист!

Слуга. Нет, была не была, а я должен поглядеть, что там происходит! (Лезет на дерево.) Он падает! Вы слышите, дракон падает! Упал! Победа! Победа! Медведь победил!

Свита (палит в воздух). Ура! Ура!

Первый министр. Немедленно прекратите пальбу! Вы с ума сошли! Нам надо беречь заряды!

Слуга. Но ведь медведь победил, ваше превосходительство!

Первый министр. Вот именно! И теперь он спокойненько примется за нас!

Король. По-моему, это ложные опасения. Он показался мне весьма почтительным животным.

Первый министр. Он просто хотел обезопасить свой тыл. А теперь он поймает нас на нашей благодарности!

Король. Надо принять соответствующие меры! Мы с вами, господа министры, встанем так, как будто мы приготовились торжественно его встречать. – А вы все держите ружья наготове! Если он сделает хоть одно неверное движение – палите в него изо всех сил!

Второй министр. А перед нами надо поставить кого-нибудь из слуг. Так будет еще торжественнее.

Они выстраиваются в боевом порядке, обратившись в ту сторону, куда ушел Медведь.

Медведь появляется за их спинами с другой стороны.

Медведь (рявкает). Вы свободны!

Все роняют ружья и поворачиваются к Медведю.

Хором. Примите наши искренние поздравления, господин Медведь!

Король (выходя вперед). Любезный Медведь! Вы совершили выдающийся поступок, который без всякого преувеличения делает честь всему медвежачьему… всему вашему племени, любезный Медведь! От своего лица, а также от имени всех присутствующих я хочу выразить вам глубокую признательность, и, поверьте, не только словесно. Но поскольку деньги здесь в лесу хождения не имеют, я думаю, для вас было бы вполне естественно принять нашу благодарность, так сказать, натурой.

Медведь. Я согласен! Вы отдадите мне первого, кто выйдет вам навстречу из городских ворот. Больше я ничего не прошу.

Все облегченно вздыхают.

Король. Я должен признать это требование справедливым и весьма умеренным.

Первый министр. Простите, господин Медведь, когда и в какое место прикажете доставить этого первого?

Медведь. В нужное время я сам приду за ним. А пока – прощайте! (Уходит.)

Все хором. До свидания! До свидания, господин Медведь!

Второй министр. Я все еще не приду в себя! Как это надо понимать?

Король. А так, что близость очагов цивилизации положительно влияет на низшие формы жизни.

Второй министр. Нет, но ведь подумать страшно! Он же любого мог преспокойно сожрать!

Король. Вероятно, инстинкт подсказал ему, что перед ним не кто-нибудь! Не заниматься же ему людоедством на наших глазах!

Второй министр. Интересно, кто сегодня сторожит городские ворота?

Первый министр. Или Карл, или Генрих! Кто еще там может быть?

Король. Лучше бы это оказался Карл! Он такой большой и толстый. Жаль его, конечно, за столько лет службы его не в чем упрекнуть! Но Медведь заслужил своё.

Они идут по дороге. Вдали появляются городские стены.

Слуга. Смотрите, смотрите! Кто-то вышел из города и бежит нам навстречу!

Первый министр (всматриваясь). Ваше величество, это вовсе не стражник! Вот те раз, да это же ваша младшая дочь!

Вбегает Принцесса.

Принцесса (бросаясь на шею Королю). Отец! Отец! Вы живы! Вы вернулись! – я знала, что вы вернетесь, я каждый день ходила вас встречать. (Ко всем.) Вы представляете, ведь вас уже никто не ждет! Все давно уже потеряли всякую надежду! Одна только я все время верила, что вы победите! Я ни на минуту не переставала верить!

Король (в отчаянье). Дочь моя! Дочь моя! Лучше бы и ты была, как все. Лучше бы ты ни во что не верила! Горе мне! Как я теперь буду жить?!

Принцесса (растерянно). Мы все теперь будем счастливо жить, отец! Ведь мы избавились от самого страшного зла!

Первый министр. Ах, принцесса, мы, кажется, попали в такие лапы, что вырваться из них будет труднее, чем из драконовых когтей!

Слуга. Не слушайте их, добрая принцесса! Они сами не знают, что говорят! Они никак в себя не придут – им кажется, что они все еще на поле боя. Идемте же скорее в город! Мы сейчас всем расскажем, как мы славно сражались!

Сцена 2

Во дворце. Две старшие дочери короля сидят за столом, заваленным бумагами. В руках у первой – огромный циркуль, у второй – такой же транспортир. Вбегает служанка.

Служанка. Ваши высочества! Король вернулся!

Первая сестра (бросая циркуль). Ну и хорошо! А то у меня от этого дележа просто голова распухла!

Вторая сестра (задумчиво вертит транспортир). Я только-только научилась пользоваться этой штукой.

Служанка. А ваша младшая сестрица и тут успела! Она самая первая его встретила и уж наверное на всех наябедничала!

Первая сестра. Бездельница! Она только от своего безделья целыми днями разгуливала у городских ворот!

Вторая сестра. Хотела показать, какая она преданная дочь!

Служанка. Вот король это и увидел!

Первая сестра. Ну всё! Теперь ей достанется самое большое приданое, а значит, и самый лучший жених!

Вторая сестра. Лучше бы он не возвращался! (Обе плачут.)

Входят Король и свита.

Сестры (наперебой). Ах, ваше величество, как же мы рады, что вы вернулись! Как нас тут все обижали!

Король. Ничего, милые дочери. Я здесь! Я никого из вас не дам в обиду.

Первый министр. И для того, чтобы все это усвоили как можно лучше, мы прежде всего отпразднуем нашу победу! – Палить из всех пушек!

Сцена 3

Во дворце. Король, Первый министр, Второй министр.

Первый министр. Ваше величество, наша задача состоит в том, чтобы выбить из-под Медведя юридическую почву. – Он принудил нас заключить с ним некоторое соглашение и на его основе собирается строить свои притязания. Если же мы выдаем принцессу замуж в другое королевство, то она оказывается вне нашей юрисдикции и все его претензии, так сказать, повисают в воздухе.

Второй министр. Ваше величество, главное достоинство этого плана состоит в том, что ничего лучшего придумать невозможно!

Король. У меня есть только одно возражение. Речь идет о самой младшей дочери. Если выдать ее замуж в обход старших, это может быть неверно истолковано.

Второй министр. А что нам мешает сыграть сразу три свадьбы?

Первый министр. Напротив, это можно отнести за счет похвальной экономии, заботы о народном благе.

Король (обрадованно). Переходим к рассмотрению кандидатур!

Первый министр. Прошу вас, ваше величество! Вот – гордость моей картотеки, король науки! В его государстве настолько высок уровень научных знаний, что даже должность дворника нередко оспаривают обладатели нескольких ученых степеней.

Король. Ах, вот похвальный опыт, который не мешает перенять! Кто следующий?

Первый министр. Король искусства! В его государстве такую честь воздают художественному творчеству, что всё, что выходит из-под пера или кисти даже трехлетних детей, немедленно публикуется и помещается в музеи!

Король. Жаль, что такой уровень пока еще нам недоступен!

Второй министр (рассматривая портреты). А мне что-то эти женихи кажутся уж слишком хлипкими. Боюсь, что Медведь любого из них прихлопнет одной лапой.

Первый министр. Медведю предназначается жених совсем другого рода. Это, конечно, куда более скромная фигура, ничем не прославленная на интеллектуальном поприще, но зато у него образцовая армия и сам он красавец хоть куда!

Король. Решено! – Младшую принцессу немедленно сюда! А вы начинайте готовиться к свадьбам! Установите у ворот пушки – приветствовать гостей! (Понижая голос.) И Медведя, если он не вовремя явится.

Министры уходят. Входит Принцесса.

Король. Дитя мое! Высокое положение, в которое мы возведены самой судьбой, обязывает нас рассматривать интересы всего общества как свои личные интересы. Развертывая этот силлогизм, мы приходим к выводу, что наши личные интересы и есть интересы общественные. По сему не позднее завтрашнего дня тебе предстоит выйти замуж. Вот портрет жениха и анкетные данные!

Принцесса. Ваше величество, это невозможно!

Король. То есть как?

Принцесса. Подумайте о моих сестрах! Ведь если я выйду замуж на одну минуту раньше них, они нас с вами сожрут живьем!

Король. Неужели ты думаешь, что мы этого не предусмотрели? – Вот женихи твоих сестер!

Принцесса. Нет, нет, ваше величество! Вы предлагаете мне писаного красавца, а эти ни в какое сравнение с ним не идут!

Король. Дочь моя, все учтено и сбалансировано! Один из этих королей – выдающийся ученый, другой преуспел во всех видах искусства. Я хорошо знаю своих старших дочерей. Не бойся, твой жених будет выглядеть в их глазах полным ничтожеством!

Принцесса. И все же я боюсь! Посмотрите, какие они тщедушные и слабенькие, эти короли. Ведь если сестры узнают, что вы сначала показали их мне, они непременно заподозрят какой-нибудь обман, они житья не дадут своим мужьям! – Нет, пусть выбирают они, – я возьму, что останется! Обещаю вам, ваше величество, какой бы муж мне ни достался, я ни за что не стану его обижать!

Король. Да времени у нас нет на эти!..

Вбегают стражи.

Первый страж. Ваше величество! Там у ворот стоит огромный медведь, и мы его так поняли, что он намерен съесть вашу младшую дочь!

Принцесса громко вскрикивает и прячется за спиной Короля.

Второй страж. Мы бы его слушать не стали, но у него получается, что он с вами уже обо всем договорился!

Принцесса снова вскрикивает.

Входят оба министра и свита.

Первый министр. Ваше величество, мы были заняты приготовленьями к свадьбе, а он тут как тут! Но пушки уже на месте! Прикажете палить?

Принцесса (выходя вперед). А нет ли здесь какой-нибудь ошибки? С какой стати ему вздумалось меня съесть?

Я и в лесу-то никогда не была! Чем я могла его обидеть?

Второй министр. Да нет же, это он во всем виноват! Он победил дракона и потребовал с нас в уплату первого, кто выйдет из городских ворот! Мы были уверены, что это окажется стражник!

Слуга. Давайте предложим ему кого-нибудь взамен! По-моему, он непривередливый! Ведь не съел же он никого из нас. А мы, что ни говори, в долгу перед ним!

Король. Скажи ему, что мы согласны на любую замену!

И вообще нам не до него, мы готовимся к свадьбам! Надо же войти в положение!

Принцесса. А нельзя ли совсем никого не есть? – Ведь если он победил дракона, значит, он спас нас всех! Неужели он не сжалится еще над одним? Я сама сейчас попробую его уговорить!

Король. Я запрещаю тебе выходить отсюда! Что ты смыслишь в таких вещах?

Возвращается Слуга.

Слуга. Не извольте беспокоиться, ваше величество, Медведь никого есть не собирается.

Первый министр. Так что же ему надо, черт побери?

Слуга (смущенно). Не знаю даже, как сказать!..

Король (милостиво). Говори, не бойся!

Слуга. Он говорит, что раз вы дочерей своих выдаете замуж, а младшая, в некотором смысле, обещана ему, – то он вот ничего против не имеет и прибыл, так сказать, на собственную свадьбу.

Первый и Второй министры. Какая наглость!

Потрясающая наглость! – Мы ответим ему голосами наших пушек!

Принцесса. Неужели вы станете стрелять в того, кто спас вам жизнь? – Вы же сами согласились на его условия!

Король. Дитя мое, я вынужден с тобой согласиться. Нам не к лицу проявлять неблагодарность. Мы не станем убивать этого Медведя, мы просто поставим его на место – прогоним обратно в лес.

Принцесса (в сторону). Мне кажется, в лесу очень плохо. Там темно, там словом не с кем перемолвиться. Наверное, поэтому он просится к нам. – А если его прогнать, он так там навсегда и останется!

Слуга. Ваше величество, я человек маленький, но вот что я вам скажу. С этим Медведем лучше не шутить, он умеет добиваться своего, мы все это видели! С такими, как он, лучше всего идти на мировую. – Ведь он до сих не съел никого из нас только потому, что сам не захотел!

Король (патетически). Что же, я должен своими руками выдать родную дочь за чудовище?!

Принцесса. У нас же нет другого выхода, отец. Зато теперь никому никого не придется убивать.

Король (отводя в сторону Первого министра). Имейте в виду: мы празднуем свадьбы наших старших дочерей. Что касается младшей, то она опасно заболела.

Первый министр. Ваше величество, я еще не теряю надежды избавиться от Медведя!

Король. Вот тогда она выздоровеет!

Сцена 4

Дворцовый сад. Первая сестра, Вторая сестра.

Первая сестра. Тебе хорошо известно, сестрица, что любой болван и невежда может с легкостью рассуждать о произведениях искусства. А у науки есть такие отрасли, о существовании которых даже не подозревают представители других отраслей. Разве это не доказательство явного преимущества науки перед искусством?

Вторая сестра. Я могу предъявить тебе, сестрица, сборник высказываний об искусстве самых выдающихся деятелей науки. Все они утверждают, что ровным счетом ничего в искусстве не смыслят!

Входит Служанка.

Первая сестра. Ну, что нового в мире животных?

Служанка (кланяясь). Всё то же самое, ваши величества! Медведь каждое утро исчезает из города, а ваша сестрица целыми днями бродит одна. – Никто не знает, как с ней разговаривать, и все делают вид, что просто ее не замечают.

Первая сестра. Так ей и надо! Пусть знает, как быть самой красивой!

Вторая сестра. Не была она никогда красивой! Не была! Это ей только так казалось!

Служанка. А его величество ваш батюшка приказал на всякий случай отпускать Медведю целые горы еды. Видно, всё еще боится, что тот проголодается и слопает ненароком его любимицу.

Первая сестра. Ха-ха-ха! Вот была бы картина! Вот только есть там нечего – кожа да кости!

Вторая сестра. Нет, не надо ее есть. Пусть живет и мучается!

Служанка. А вот и она сама!

Входит Принцесса. Служанка выходит.

Сестры (хором). Здравствуй, бедняжка!

Первая сестра. Ах, какая ты стала бледная и худая!

Вторая сестра. Ах, как это тяжело – оказаться исключенным из человеческого общества!

Принцесса. Я, право же, не виновата в этом, сестрицы!

Я люблю всех, как раньше, но они сами сторонятся меня! – Я всё надеюсь, что когда-нибудь это пройдет!

Вторая сестра. Напрасно надеешься! Это также невозможно, как перешагнуть пропасть, отделяющую человека от животного!

Первая сестра (Второй сестре). Ах, сестрица, давай хоть чем-нибудь ей поможем, ведь мы же родные! (Принцессе.) Знаешь что, приходи сегодня ко мне в гости! Мой муж собирается сделать доклад о гносеологических аспектах индукции в моделировании мыслительных операций. Ты хоть немного развеешься!

Вторая сестра. А после ты можешь прийти ко мне. Мой муж только что завершил картину, на которой никто из непосвященных вообще не может ничего разобрать. И сегодня он собирается объяснить этим непосвященным, что они должны испытывать, глядя на нее!

Принцесса. Спасибо, сестрицы, спасибо вам за вашу доброту! Я обязательно приду к вам!

Вторая сестра. И Медведя своего приводи с собой! Если, конечно, ему не стыдно показываться людям на глаза!

Принцесса. Стыдно? Моему Медведю? Да если бы не он, все эти люди, о которых вы говорите, пошли бы на обед дракону! Быстро же они об этом забыли! – Ну ничего! Я приду к вам! А пока – прощайте! (Уходит.)

Первая сестра. Ишь ты какая! Вышла замуж за Медведя, да еще гордится этим! – Победитель дракона!

Вторая сестра. Ну, мы еще посмотрим, кто тут выйдет победителем! Мы так быстро не сдадимся! – А вот, кстати, и отцовский министр.

Входит Первый министр.

Первый министр. Приветствую вас, коронованные музы!

Вторая сестра. Здравствуйте, господин министр! Ну, как вам дышится в медвежьих лапах?

Первый министр. Ха-ха-ха! Какая изящная шутка!

Вторая сестра. О, вы смеетесь! Вы хотите скрыть за этим смехом горечь вашего поражения!

Первый министр (оскорбленно). Простите – когда и кто?..

Первая сестра. Когда, господин министр? – Ежеминутно!

И меня просто удивляет, что вы еще спрашиваете – кто?

Вторая сестра. Уж не хотите ли вы сказать, что это вы победили дракона?

Первая сестра. А тот, кто отнял у вас эту честь, – что он сделал потом? Прикинулся, что дарит вам жизнь – как подаяние нищему, а сам без единого выстрела пробрался в город!

Вторая сестра. Прямо во дворец!

Первая сестра. А что он дальше сделает? Да еще заручившись поддержкой своей Принцессы, а также всех конюхов и прочей швали?

Вторая сестра. Пойдем, сестра! Сюда идет отец, пусть он этого не слышит, мы должны щадить его! (Министру.) Прощайте! (Уходят.)

Входят Король и свита.

Первый министр (бросаясь к Королю). Ваше величество! Ваше величество! Раскрыт ужасный заговор!

Король (хватаясь за сердце). Ах, вы меня пугаете!

Первый министр. Мы сделали чудовищную ошибку, впустив сюда этого Медведя!

Второй министр. А, снова Медведь! Я давно уже его подозреваю!

Король. Господа! Меня крайне раздражает всеобщая неустойчивость в медвежьем вопросе! – То мне кричат, что я должен опасаться Медведя, то, наоборот, что я должен быть благодарен ему до конца своих дней! – Извольте выработать единую точку зрения, чтоб было на чем стоять!

Первый министр. Прежде всего, ваше величество, за что вы должны быть ему благодарны? За то, что он победил дракона? Но разве он сделал это ради вас?

Второй министр. Сам хотел стать хозяином леса!

Первый министр. Диким зверям свойственно пожирать друг друга. И это хорошо! Пусть бы они все друг друга сожрали! Но не втирались в общество людей! – Где он пропадает целыми днями? Высматривает наши слабые места?

Второй министр. Мы должны его перехитрить!

Первый министр. Несомненно! Мы обладаем интеллектом как раз для того, чтобы хитростью побеждать тех, кого мы не можем одолеть силой!

Слуга. Но ведь король выдал за него свою любимую дочь!

Первый министр. Ваше величество, не слушайте этого мужлана! Он каждый раз вступается за Медведя только потому, что недалеко ушел от него в интеллектуальном развитии!

Второй министр. Да у его величества еще целых две дочери!

Первый министр. А если Медведь вторгнется в их королевства? В эти области высочайшего интеллекта?

Второй министр. Да у нас тогда от науки-искусства пустое место останется!

Король. Не бывать этому! Мы будем стойко стоять на страже наших лучших завоеваний! – Немедленно приступайте к ликвидации Медведя!

Первый министр. Лучше всего зарубить его сегодня ночью!

Король. Но ведь при этом будет моя дочь! Я не знаю, как она отреагирует! Она слишком буквально понимает те прописные истины, которые ей внушали в детстве. – Распорядитесь подсыпать им обоим сонный порошок! Так будет гуманней и по отношению к Медведю.

Уходят все, кроме Слуги.

Слуга. Эх, как бы мне узнать, что означает слово «интеллект»? Наверное, это такая штука, с помощью которой перестают понимать, где зло, а где добро. – Вот счастье, что я им не обзавелся! (Громко кричит.) Принцесса! Принцесса! Принцесса!

Вбегает Принцесса.

Принцесса (испуганно). Ты звал меня? Что случилось? Чем я могу тебе помочь?

Слуга. Добрая моя Принцесса, только вы и можете тут помочь! Идемте, я всё вам сейчас расскажу!

Уходят.

Сцена 5

Спальня Принцессы. Медведь сидит возле горящего очага. Принцесса смотрит в окно.

Принцесса (вздрагивая). Вот они идут! Я вижу, как блестят их мечи! – Беги отсюда! Спрячься в лесу!

Медведь. Я нисколько их не боюсь. Я сильнее их всех.

Принцесса. Ты хочешь их убить? Ох, как мне страшно!

Медведь. Нет, я не стану их убивать. Им от этого не будет никакого толку.

Принцесса. Давай убежим вместе! Зачем нам здесь оставаться? Ведь здесь страшнее, чем в лесу!

Медведь. Срок моей жизни в лесу кончился. И мне придется жить здесь, как бы это ни было трудно.

Дверь с грохотом открывается. Входят Первый и Второй министры с обнаженными мечами, за ними – свита. Медведь отступает в глубь комнаты. Принцесса выходит вперед.

Первый министр. Ваше высочество!.. Мы никак не ожидали!.. Но это приказ короля!

Принцесса. Приказ короля? Ну что ж, убивайте меня!

Второй министр (нерешительно). А может, и впрямь?..

Медведь (выходя вперед). Ну, как будете со мной сражаться? По одному или все сразу?

Все пятятся.

Первый министр (падая на колени). Господин Медведь!.. Вы нас неправильно поняли!.. Не убивайте нас, господин Медведь!

Медведь. Убирайтесь отсюда и постарайтесь по дороге не умереть со страху. Вы еще пригодитесь самим себе!

Посетители уходят. Медведь снова садится у очага.

Принцесса (подходя к нему). Ты знаешь, мне так тебя жалко за то, что ты – медведь. Но я все равно люблю тебя больше всех на свете!

Медведь поднимается во весь рост, сбрасывает с себя медвежью шкуру и предстает в человеческом облике.

Принцесса. Так вот ты какой на самом деле! – Мне кажется, я всегда это знала! Как я счастлива! Мне не хватит всей жизни, чтобы насмотреться на тебя!

Медведь. С первым лучом рассвета я должен снова превратиться в медведя.

Принцесса. Ах нет, нет! Не делай этого! Зачем тебе это страшное обличье? Тебя все ненавидят из-за него!

Медведь. Если они увидят меня в моем настоящем облике, они возненавидят меня еще сильней, не сомневайся, Принцесса.

Принцесса. Как же нам быть, если кругом – одни враги?

Медведь. Нам остается только одно – побеждать!

Принцесса. Но хоть когда-нибудь я смогу увидеть тебя таким, как сейчас?

Медведь. Когда наступит время, я навсегда приму свой настоящий облик. И тогда за мной придет летучий корабль и увезет нас обоих в мою родную страну.

Медведь ложится на кровать и засыпает. Принцесса беспокойно расхаживает по комнате.

Принцесса (подходя к окну). Темным-темно, но все равно рассветет. (Бросается к Медведю.) Я буду смотреть на него, ведь у меня так мало времени! Ах, неужели завтра он опять превратится в медведя, и они снова будут смеяться и оскорблять его! – (Властно.) Не бывать этому! Я не допущу такой несправедливости! Здесь всё в моих руках!

Принцесса хватает медвежью шкуру и бросает ее в огонь.

Принцесса (обращаясь к спящему Медведю). Мне будет легче вынести твой гнев, чем видеть, как другие обижают тебя!

Медведь (проснувшись). Что ты сделала, безумная женщина?

Принцесса. Прости меня, я, наверное, нарушила твои планы. Но ты ведь такой умный, ты придумаешь что-нибудь еще. – А я не смогла удержаться! Я сделала это ради того, чтобы видеть тебя!

Медведь. Как только начнет рассветать, мы перестанем видеть друг друга.

Принцесса. Нет, нет! Только не это! Пускай все будет как раньше! Прими любой образ! – Я вытерплю все, что угодно, лишь бы ты был со мной!

Медведь (медленно). Ты не сможешь увидеть меня до тех пор, пока ты не истопчешь семь пар железных башмаков!

Принцесса. Я согласна! Я согласна на что угодно! Только бы знать, что я тебя найду!

Медведь. Если ты сможешь это сделать, тогда мы встретимся вновь и больше уже никогда не расстанемся.

Медведь исчезает. Принцесса остается одна.

Сцена 6

Лесная полянка. Доносится громкий стук. Вбегает Ворон.

Ворон. Безобразие! Вопиющее безобразие! Никакой возможности сосредоточиться! (Прислушивается к стуку.)

Так и есть! Идет сюда. Что же мне делать? Разве это условия для напряженной умственной работы?

Входит Принцесса и в изнеможении опускается на землю.

Ворон (облегченно вздыхая). Ну, так, кажется, ничего.

Принцесса рыдает.

Ворон. Какой, однако, упорный источник шума! (Подходит к Принцессе, рассматривает ее со всех сторон, стучит клювом по железным башмакам, затем обращается к ней.) Послушай, тебе очень-очень повезло! – Ты встретилась с талантливейшим представителем мудрейшей породы птиц. Я сейчас приведу тебя в полный порядок. – У тебя все ноги в крови, оттого ты и плачешь. Тебе надо немедленно снять эти ужасные башмаки! И шуму от тебя будет меньше, и ноги болеть не будут!

Принцесса (сквозь слезы). Нет-нет! Я не сниму их ни за что на свете! Они должны разбиться у меня на ногах! Иначе я никогда не найду моего возлюбленного!

Ворон. А в какой стороне ты намерена его искать?

Принцесса. О, если б я это знала! Если бы я знала!

Ворон. Нет, ты, пожалуйста, определи, в каком направлении ты собираешься шуметь. Потому что я буду вынужден отправиться в прямо противоположное!

Принцесса. Что ж, выбирай себе любую сторону! А я тебе обещаю, что пойду в другую.

Ворон. Вот это верно, вот это правильно! У тебя явно имеются начатки разума. Тем более ты должна стараться никогда не мешать тем, кто свой разум совершенствует! – Прощай! (Идет прочь.)

Принцесса развязывает узелок и начинает есть. Ворон останавливается, принюхиваясь.

Ворон. Что это ты собираешься делать? Ой, как пахнет! Ой, дай мне тоже! Это что-то очень вкусненькое! (Принцесса не обращает на него никакого внимания.) Ты что – не слышишь? Неужели тебе неизвестно, что с голодным надо поделиться?

Принцесса. Я думаю, что ворону достаточно еды в лесу.

Ворон. Нуда! Откуда же здесь возьмется такой вкусненький, такой душистый хлебушек? – Ой-ой! Умираю! (Ложится на землю, задрав лапы кверху.) Умираю от болезни! От страшной болезни, которую может вылечить только кусочек вкусного хлеба!

Принцесса (бросая ему свой хлеб). На, возьми! Пусть лучше я умру от голода! Мне все равно не вынести такой жизни!

Ворон (уплетая хлеб). Ой, как вкусно! Вкусно до полной невозможности! – Ну вот, теперь я буду тебе благодарен всю свою жизнь!

Принцесса. Самой большой благодарности хватает разве что на комариный век. А вороны для этого слишком долго живут.

Ворон. Ты, наверное, думаешь, что я вру? – Это совершенно исключено! Врать крайне вредно! – Для того, кто врет! – Ну как же ты сможешь докопаться до истины, если ты сам – источник лжи? В результате весь процесс твоего мышления идет коту под хвост. – Нет, вранье очень опасная вещь, даже для такого выдающегося таланта, как у меня.

Принцесса. Раз уж ты такой умный, может быть, ты знаешь, сколько времени надо проходить, чтобы износились семь пар вот таких железных башмаков?

Ворон. Для этого надо износить всего одну пару, а затем затраченное время помножить на семь. Результат будет тот же, а ходить и шуметь придется в семь раз меньше.

Принцесса. Ничего ты не понимаешь! Я сама, сама должна их все истоптать! (Топает изо всех сил.)

Ворон (закрывая уши крыльями). Ты что это делаешь! Сейчас же прекрати! Уж не хочешь ли ты обмануть время?

Принцесса. Да хочу! Хочу обмануть и открыто признаюсь в этом!

Ворон. Зря стараешься! Этого никогда никому не удавалось! – Время можно победить только самым честным образом. – Мне это известно от одной очень авторитетной птицы.

Принцесса. Как же это сделать? Научи меня! – Вот, у меня еще остались хлебные крошки!

Ворон. Научи! Мне, может, самому еще рано знать такие вещи! – Вот пройду полный курс, тогда, пожалуйста, – обращайся ко мне с любым вопросом!

Принцесса (грустно). Когда же это будет?

Ворон. Ну, при моих способностях лет на сто раньше, чем у любого среднего ворона! Тебе очень повезло, что ты со мной познакомилась! Давай сюда свои крошки!

Принцесса. На, возьми! А я опять пойду!

Ворон. Подожди немножко, ведь ты еле ноги передвигаешь.

Принцесса. Я знаю, что каждый мой шаг приближает меня к моему возлюбленному, и как бы мне ни было больно, это легче, чем стоять на месте!

Ворон. Я буду очень-очень стараться! Я стану самым мудрым вороном на свете! Мы с тобой вместе разделаемся с этими башмаками!

Сцена 7

Разбойничий притон в лесу. Двенадцать разбойников и хозяйка притона заняты приготовлением ужина.

Хозяйка. Прошу всех к столу!

Главный разбойник (откупоривая бутылку). А ну-ка посмотрим, чем нас сегодня порадовали идейные враги! (Нюхает.) Да, это вино! Такого я уже много лет не пил!

Второй разбойник. Зато они пьют такое каждый день!

И еще получше!

Хозяйка. Ничтожества! Ведь это все, на что они способны, – пить да жрать! Остается только пожалеть их за это!

Третий разбойник. Еще чего! С какой стати мы их будем жалеть?

Четвертый разбойник. Мы можем их только презирать!

Главный. Несомненно! Мы избрали этот благородный образ жизни не из любви к грабежу, а именно для того, чтобы полнее выразить свое презрение к ним и к ложным ценностям, которым они служат.

Второй разбойник (вскакивая). Вот я сейчас покажу, как я их презираю! Где сундук с награбленным? Я его в щепки разнесу! Мне не жалко!! Я не из корысти!!!

Хозяйка (ловко хватая его за руку). Блестящая мысль! Но сейчас – время отдыха, время обеда. – Не надо этим пренебрегать, особенно после такого напряженного дня.

Третий разбойник. Эх, а вот мне никогда не лень! Хоть днем, хоть ночью! Дайте только сделать им какую-нибудь пакость!

Четвертый разбойник. А мне и делать ничего не надо! Только вспомню, как я их ненавижу, так сразу веселее делается!

Главный. Так выпьем же за них! Выпьем за наших врагов, которые дают пищу и нашему телу, и нашим чувствам!

Разбойники. Чтоб им всем сгореть! Чтоб им всем провалиться!

За окном раздается громкий стук.

Второй разбойник. Облава! Нас застукали!

Раздается жалобный стук в дверь.

Хозяйка. Спокойно, мальчики! (Идет к дверям.)

Разбойники сидят, не шевелясь. Возвращается Хозяйка, ведя за собой Принцессу.

Хозяйка. Ничего страшного! Это всего лишь жалкая нищенка!

Принцесса. Подайте на пропитание!..

Главный. Проходи, жалкая нищенка! Садись за наш стол! Мы выше тех условностей, которые царят в мире алчности и злобы!

Принцесса идет к столу, гремя башмаками.

Главный. Какой ужасный стук! Зачем ты носишь железные башмаки?

Принцесса (смущенно). Да так… По обету!..

Главный. Ах по обету! Ну ничего! – Мы снисходительны к безобидным предрассудкам.

Хозяйка (ставя перед ней полную тарелку). На, ешь! Тебе, небось, нечасто приходилось встречать подобную щедрость!

Принцесса. Благодарю вас! Наверное, здесь слишком много для меня.

Второй разбойник. Нет, ты должна все это съесть! И все выпить! Ты не смеешь отказываться от нашего угощения!

Принцесса. Ну, чтобы вас не обидеть! (Начинает есть.)

Главный (подливая ей вино). Пей, не стесняйся! Жестокий мир отказал тебе во всем, а мы вот сами добровольно и с презрением отказались от этого жестокого мира! – Чувствуй себя свободно! Можешь снять свои башмаки. Не бойся, об этом никто не узнает. Мы никому не скажем.

Принцесса (бормочет). Нет, я их не сниму. Мне ведь их сносить надо. Сносить во что бы то ни стало! А сниму – только время зря потеряю!

Главный. Боюсь, что у тебя ничего не получится. Твои башмаки – завидной прочности!

Принцесса (громко). Не получится? У меня? – Да я три пары таких башмаков истоптала, и эти истопчутся!

И тогда мне останется всего три. И их я тоже истопчу! – Я буду ходить и ходить до тех пор, пока они все до конца не изотрутся!

Третий разбойник. Что она болтает? Не надо было давать ей столько вина!

Второй разбойник. Зато какая красивая стала!

Главный. Может быть, ты сообщишь нам, какова цель твоего не совсем обычного путешествия?

Принцесса (залпом допивает вино и ставит стакан). Когда я истопчу семь пар железных башмаков, я снова встречу своего возлюбленного и больше уже никогда с ним не расстанусь!

Главный. Это интересно, это интересно. – А не слишком ли дорогую цену ты за него платишь?

Принцесса. Нет такой цены, которая для него слишком высока!

Разбойники (наперебой). Чем же это он так хорош? – Да, пускай она скажет!

Принцесса. Он самый смелый, самый сильный, самый великодушный! А как он красив – это знаю только я одна! И я увижу его опять! И ради этого мне ничего не жалко!..

Главный. А не слишком ли много ты на себя берешь?

Хозяйка. Вы собираетесь оспаривать этот сумасшедший бред? – Гнать ее отсюда, вот и весь разговор!

Главный. Нет-нет! Женская мягкость неуместна в данном случае! Здесь вопрос принципиальный! (КПринцессе.) Значит, получается, что он у тебя лучше всех на свете. Уж не хочешь ли ты сказать, что ты и сама лучше нас – ты, рваная нищая дрянь!

Принцесса (испуганно). Я ничем не хотела вас обидеть! Вам это показалось! – Я так вам благодарна, я выразить этого не могу! Если бы не вы, я бы умерла с голоду! А мне невыносима мысль о смерти! Ведь если я умру – как же я смогу сносить все эти железные башмаки?

Третий разбойник. Смотрите, как она упорно стоит на своем!

Хозяйка. Потому что это бред. Навязчивая идея.

Принцесса. Я думаю, мне лучше всего уйти!..

Главный. Нет, это не так-то просто! – Мы отвергли законы, царящие в мире презренных стяжателей, но у нас есть свои собственные правила. Твой образ мыслей, независимо от того, на чем он основан, – для нас оскорбителен. Не думаешь ли ты, что мы так вот легко позволим себя оскорблять?

Разбойники. Мы не позволим! Мы тебе не позволим!

Главный. Свяжите ее! (Принцессу связывают.) Ты останешься здесь до утра. Мы даем тебе время разобраться в своих ошибках! Если ты изъявишь готовность отказаться от своего воображаемого идеала – хорошо, изволь подтвердить это на деле! Выбери вместо него любого из нас, и тогда этот вопрос будет исчерпан раз и навсегда! – А в противном случае нам придется тебя казнить.

Да, мы поставили своей целью бороться с ложными ценностями. А ты своим поведением бросаешь нам вызов! Да и не только нам!

Принцесса без чувств падает на пол. Главный разбойник гордо удаляется, за ним – все остальные.

Затем Хозяйка, одна, возвращается на цыпочках.

Хозяйка. Эй ты! (Принцесса не отвечает.) И не думает просыпаться! Неплохо устроилась. И как ловко все проделала! – Пришла за подаянием, а теперь станет над всем хозяйкой. – Эй, проснись! – Нет, незачем ее будить. Она ни под каким видом не уберется отсюда. Это ясно! – Есть только один способ от нее избавиться! (Хватает нож со стола.) Но куда же ударить? Бить надо наверняка. Если она подымет крик – я пропала!

С наружной стороны дома появляется Ворон.

Ворон (хлопая крыльями, как в ладоши). Да, талант, помноженный на образование, – это что-нибудь да значит! На таком расстоянии унюхать запах вкусненького! Так безошибочно определить маршрут! (Залезает на подоконник.) Если окажется, что пирог с капустой!.. Ой-ой-ой! Что это? Мою Принцессу хотят зарезать!

Ворон разбивает стекло. Хозяйка роняет нож.

Ворон (появляясь в окне). Дура! Сволочь! Идиотка!

Принцесса со стоном пробуждается. Хозяйка подхватывает нож и отскакивает, пряча его за спиной.

Принцесса (приподнимаясь). Подойди ко мне! Не бойся, я не сделаю тебе никакого зла!

Хозяйка (становится в оборонительную позицию). А я тебя вовсе не боюсь!

Принцесса. Тогда разрежь эти веревки и выпусти меня отсюда!

Хозяйка. Ты что, в самом деле не хочешь здесь остаться?

Принцесса. Я хочу найти своего возлюбленного! Для этого мне надо… ведь я уже говорила вам.

Хозяйка (разрезая веревки). Иди! Только знай, что ты его никогда не найдешь! Его не существует вовсе. Это плод твоей больной фантазии!

Принцесса. Я много раз это слышала. Но все, кто так говорит, заблуждаются, и ты тоже. – Когда я его найду, вы это поймете.

Принцесса выходит из дома. Ворон бросается ей на шею.

Ворон. Дорогая моя! Как я рад, как я счастлив! Я летел на запах пирога, и он меня не обманул!

Принцесса (рыдая). Ах, уйдем отсюда! Скорее уйдем!

Ворон. Но это пирог с капустой?

Принцесса. Да, с капустой!

Ворон. Пусть останется им! Раз они сами такие дрянные, пусть у них будет хоть что-то хорошее!

Сцена 8

Улица на окраине города. Несколько детей играют на мостовой. Слышится стук железных башмаков.

Первый ребенок. Принцесса идет!

Второй ребенок. Ну, мы ей сейчас устроим королевскую встречу!

Входит Принцесса – седая, сгорбленная старуха.

Дети (хором). Раз! Два! Три! (Кидают в нее камешки и поют.)

Принцесса, принцесса!

Прекрасная принцесса!

Принцесса (защищая руками лицо). Пустите меня, дети! Мне надо идти!

Дети (наперебой). Она торопится к своему жениху! – Вот он обрадуется, когда ее увидит! – Он умрет от страху! – А вдруг он и сам такой же страшный? – С длинной бородой и с клюкой!

Принцесса. Ох, как же мне быть! Пустите меня!

Дети (водят вокруг нее хоровод). Принцесса, принцесса!. Прекрасная принцесса!

На крыльцо ближайшего дома выходит Женщина.

Женщина. Вот я вас сейчас отделаю, изверги! Кто вас только на свет родил!

Дети разбегаются.

Принцесса опускается на ступеньки крыльца. Появляются вторая и третья женщины.

Вторая женщина (грозно, первой). Ты своих детей учи, понятно! А ей пусть будет наукой! Нечего ей здесь шляться! Да еще в таком виде! Да еще башмаками своими греметь!

Первая женщина. Да разве же она виновата, что она такая? Она ведь слабоумная!

Третья женщина. И куда только смотрят городские власти! Разве можно, чтоб такие по улицам расхаживали? Их под замком держать надо!

Вторая женщина. Убивать их надо!

Первая женщина. Ну, ты уж скажешь – убивать!

Вторая женщина. А что же как не убивать? Ты на нее посмотри – ну какая от нее польза?

Принцесса (поднимаясь). Нет, нет! Не надо убивать меня! Мне ведь только эту пару доносить! И тогда – всё!

Пустите меня! (Уходит, гремя башмаками.)

Принцесса, еле передвигая ноги, выходит на опушку леса.

Принцесса. Вот еще один шаг! Нужно сделать еще один шаг!

Ноги ее не слушаются, она опускается на придорожный камень. Входит Ворон.

Ворон (озираясь). Как же быть? И башмаков не слышно, и ее нигде не видать! (КПринцессе.) Послушайте, здесь не проходила?.. (Смотрит на ее ноги.) Ой, вот они эти башмаки! – А я тебя не сразу узнал!

Принцесса. Да, меня, наверное, трудно узнать.

Ворон. Ты знаешь, так ты мне даже больше нравишься. Особенно твои волосы. Я хотя сам черный, но считаю, что белый цвет гораздо красивее. (Гладит ее крылом во голове.) А я спешил к тебе с радостной вестью! – Я произвел все необходимые расчеты и вычислил, что именно сегодня должны развалиться твои последние башмаки!

Принцесса. Но ведь для этого нужно сделать хотя бы еще один шаг.

Ворон. Так сделай же его, сделай! Я прошу тебя!

Принцесса. Я сама себя прошу об этом, но у меня ничего не получается.

Ворон (заламывая крылья). Ах, как мне горько это сознавать! Как мне горько, что я не могу тебе помочь! Во всем виновато время! Это его работа! – Ты-то уже состарилась, а я все еще слишком молод, я все еще учусь. А ведь я сделал такие успехи! Меня ценят, со мной считаются! У меня такие знакомства! – Подожди! В этом лесу у меня есть знакомая волшебница. – Я пойду за ней! Я буду ее умолять! (Улетает.)

Принцесса. Вот, я зову тебя в последний раз! Приди ко мне, освободи меня от этой муки – от страха, что я все равно тебя не найду! Он был больнее, чем голод, чем стужа, чем раны на моем теле! Он отнял все мои силы, он не дает мне приблизиться к тебе сейчас! – Неужели всю эту жизнь я скиталась понапрасну? – Нет, нет! Мечтать о тебе было слаще, чем владеть всем остальным миром! (Принцесса встает.)

Появляется Ворон, ведя за собой прекрасную Волшебницу.

Ворон. Вот, взгляните на нее, многоуважаемая Волшебница! Если вы не сумеете ей помочь, у меня произойдет разрыв сердца, и тогда все мое образование пропадет зря!

Принцесса делает шаг им навстречу. Башмаки разваливаются. Она делает еще один шаг и падает к ногам Волшебницы.

Волшебница (склоняясь к Принцессе). Бедная, как же ты устала! Сейчас ты уснешь, а проснувшись, ты уже не вспомнишь о своих бедах!

Темнеет. Это означает, что наступила ночь.

Светлеет. Это означает, что наступило утро.

Та же лесная опушка, но не видно ни Ворона, ни Волшебницы, ни Принцессы.

Входит Крестьянин с большим лукошком и с палкой в руках.

Крестьянин (раздвигая палкой траву). Жена! Дети!

Скорее идите сюда! (Входят Крестьянка и несколько детей.) Смотрите, лесные феи положили младенца на нашем пути!

Дети (наперебой). Какая красивая девочка! Она похожа на эльфа!

Крестьянка. Ее нельзя здесь оставлять!

Дети Давайте возьмем ее себе! Не будем никому отдавать!

Крестьянка Тогда скорее несите ее домой! (Уходят.)

Часть вторая

Сцена 1

Домик на окраине города. Принцесса (такая же, как в самом начале) сидит на крыльце и вышивает ковер. Входит Мать.

Мать. Ох, как я умаялась на этом рынке! И ведь почти-то ничего не выручила!

Принцесса. Ах, матушка, чем тебе стоять на рынке – давай лучше продадим этот ковер! Посмотри, какой он получился. Хоть в королевском дворце вешай!

Мать. Опять королевский дворец! Много ты их видела, как же! – А ковер и в самом деле красивый. Может быть, наш бургомистр захочет его купить, он любит всякие диковинки. Сегодня на рынке только об этом и говорили. Он себе выписал невесть откуда ученого чародея, а уж тот такие штуки откалывает! Столы и стулья плясать заставляет, а каменный лев у входа в Ратушу как его увидел, так хвостом ему и помахал!

Принцесса. Ой, матушка, я хочу на него посмотреть! Вот сию минуту кончу ковер и понесу его господину бургомистру!

Мать. Уже помчалась! (В сторону.) Да, так оно и есть, напоили ее феи каким-то зельем, когда родилась. (Принцессе.) Ну пришло бы в голову кому-нибудь из твоих братьев-сестер гоняться за тем, что не имеет к ним ну ни малейшего отношения? – Да ладно уж, иди! Ведь все равно нам тебя не удержать!

Сцена 2

У входа в Ратушу. Привратник и Принцесса.

Привратник (рассматривая ковер). Вот это красота так красота! (Смерив Принцессу взглядом с головы до ног.)

Да неужели ты сама это вышивала?

Принцесса. Да нет, это не я. Это моя матушка.

Привратник. Ну, я тебе скажу, твоя матушка – мастерица из мастериц! Только господин бургомистр сейчас занят. Он изучает мага-чародея. А когда это кончится – никому неизвестно.

Принцесса. Ах, сударь, если бы мне хоть одним глазом посмотреть на эти чудеса! А ковер я оставлю вам в залог.

Привратник. Думаешь, мне самому туда не хочется? Ладно, была не была, пойдем вместе! А то сегодня побоишься, а завтра тебе никаких чудес и не покажут! (Входят в Ратушу.)

Зал. Бургомистр и его помощники сидят полукругом.

В центре – Волшебник. Принцесса и Привратник становятся за спинами слуг, которые толпятся у дверей.

Бургомистр (Волшебнику). Видите ли, мой друг, вас обвиняют – нет, я бы все-таки сказал – укоряют в том, что ваши достижения в некотором смысле явление бесполезное. – Мне бы очень хотелось услышать, как вы блестяще опровергнете эти укоризны!

Волшебник. Прошу прощения, а что это такое – бесполезное? Оно хорошее или плохое?

Бургомистр. В том-то и дело, что оно не плохое и не хорошее. Оно никакое.

Волшебник. Тогда его вовсе не существует! На свете не может быть такой вещи, которая не состояла бы из плохого или из хорошего. Или из того и другого понемножку.

Первый чиновник. Пусть тогда он расскажет, что хорошего в его фокусах! А то мы что-то не разобрались.

Волшебник. Об этом надо спросить у тех людей, которым я демонстрировал свое мастерство. Они смеялись, хлопали в ладоши и кричали «Ур-ра!». Значит, все они порадовались. А разве это не хорошо?

Второй чиновник. А сам он порадовался больше всех! Еще бы! Получил за один день месячное жалованье!

Волшебник. Вы совершенно напрасно обвиняете меня в корыстолюбии! – При моих способностях я мог бы без всякого труда получать все, что мне нужно, задаром. Но я этого не делаю. Потому что я не хочу огорчать тех людей, которые производят и продают необходимые мне продукты. (Вынимает из кармана большую конфету, разворачивает ее и начинает есть.)

Бургомистр. И всё же, знаете, для поддержания вашей репутации было бы очень кстати, если бы вы порадовали нас чем-нибудь сугубо полезным. – Например, взяли бы какой-нибудь пустячок и превратили его… Ну, в пару новеньких сапог.

Волшебник. Ни за что! Я не стану участвовать в таком постыдном деле!

Бургомистр. Простите, но что может быть постыдного в паре сапог?

Волшебник. Это будут не сапоги, а самозванцы! Настоящие сапоги может сделать только сапожник, который любит их делать! – А вы хотите лишить его такого удовольствия и меня еще на это подбиваете.

Бургомистр. Ах, не волнуйтесь, вы не так меня поняли! – Просто ваши глубокоуважаемые оппоненты – люди государственные, и наибольшее удовольствие им доставляют такие вещи, которым можно найти широкое практическое применение.

Волшебник (лезет в свой мешок). А, так бы сразу и сказали! – Вот прибор, который должен больше всего порадовать государственных служащих!

Бургомистр. Простите, но, по-моему, это палка.

Волшебник. Это не палка. Это засохшая ветка. – Если ее возьмет в руки такой государственный служащий, чьи знанья и заслуги соответствуют занимаемой им должности, то все вы увидите замечательную картину – ветка зазеленеет и расцветет. – Если же он занимает свою должность незаслуженно, то она так и останется в прежнем плачевном состоянии.

Чиновники (наперебой). Мы протестуем! – Такого нет ни в одном уставе! – Ветка отравлена! – Он подослан врагами!

Привратник (проталкивается вперед). Господин бургомистр! Дайте мне попробовать! Ведь, в конце концов, и я на государственной службе! – Если окажется, что я ее плохо несу – не беда! Привратнику легче исправиться, чем министру!

Волшебник протягивает ему ветку. Тот берет ее в руку, но ничего не происходит.

Чиновники (наперебой). Ну что, видели? – Да этот парень безупречный работник! – У него ума палата! – Таких еще поискать надо!

Волшебник. Вот и мне так кажется. Ведь мой прибор не может ошибиться! – Господин бургомистр, этот человек явно не соответствует занимаемой им должности! Судя по тому, что о нем говорят, его необходимо повысить!

Бургомистр отводит Волшебника в сторону и говорит свистящим шепотом.

Бургомистр. Но как же это сделать? Ведь нужны какие-то основания! – Я и сам знаю, что он умнейший парень! Но ведь даже в привратники его взяли только потому, что его родная тетка всю жизнь моет полы здесь в Ратуше!

Привратник (подходит к ним). Господин бургомистр!

А что, если мы испробуем этот прибор на моей тетке? – Раз она получает казенное жалованье, значит, тоже государственная служащая! – Тетка Матильда, чего ты там прячешься? – Иди сюда!

Тут не будет никакой ошибки, я ручаюсь, – она не умеет ни читать ни писать, зато полы моет, как никто на свете!

Матильда выходит вперед.

Матильда (смущенно). Только вы уж меня извините, если что не так! (Берет ветку.)

Ветка распускается. Всеобщее изумление.

Первый чиновник отводит в сторону Второго чиновника.

Первый чиновник. По-моему, больше ждать нечего. Наш бургомистр полностью показал, на что он способен.

Второй чиновник. Он забывает, что на него есть управа!

Первый чиновник. Я вас понял! (Уходит.)

Волшебник (громко). Ну что, понравилось? Тогда подходите по очереди! Я таких веточек сколько угодно наделаю!

Второй чиновник, (очень спокойно). Господин бургомистр, мы не желаем участвовать в этом безответственном балагане. – Пусть нам объяснят принцип действия этого прибора, пусть представят чертежи механизма!

Волшебник (в ужасе машет руками). Я не занимаюсь изготовлением механизмов! Это очень опасное занятие – для того, кто их изготовляет! – Стоит только начать, а там и не заметишь, как сам превратишься в механизм. А тогда уже всё – прощай всякое развитие!

Бургомистр. О, я понимаю, механика для вас уже пройденный этап! Перед нами новое, сверхсложное явление.

Волшебник. Это с какой стороны посмотреть – может, и сверхсложное, а может, и совсем простое. Ведь мои приборы сами по себе ничего не могут. Все зависит от человека, который приложит руку к этому делу. Вот если у него найдутся необходимые качества, тогда они непременно окажут на прибор животворное воздействие.

Возвращается Первый чиновник.

Первый чиновник. Господин бургомистр! Я пришел сообщить вам, что пока вы здесь развлекаетесь и оплачиваете свои развлечения из общественных фондов, к стенам города подошли вражеские войска!

Поскольку у нас нет ни оружия, ни боеприпасов, то всем нам остается на выбор – либо достойная смерть, либо позорная капитуляция!

Бургомистр. Как же быть? Мы все время наслаждались миром, мы совершенно забыли, что бывает как-то по-другому! (Хватает Волшебника за халат.) Господин ученый, вся наша надежда на вас! Придумайте что-нибудь оборонительное или наступательное! Иначе мы все погибнем!

Волшебник (роясь в мешке). Сейчас найду что-нибудь подходящее. – Вот! (Достает меч, кладет его на землю.) – Меч! По-моему, он годится!

Бургомистр. Но… всего один меч?

Волшебник. Ничего, хватит! – Пускай теперь самый сильный человек в этом городе поднимет его, а уж тогда он сам понесется на ваших врагов, а враги побегут от него в разные стороны.

Все присутствующие толпятся вокруг меча.

Бургомистр. Давайте-давайте! Только по одному, не все сразу!

Чиновники (у которых ничего не получается). Мы люди умственного труда! Надо послать в город за кузнецами!

Бургомистр. Времени у нас нет! (Бросается к привратнику.) А ты-то что? Тебя сегодня так хвалили! Ведь я же знаю, ты подковы руками гнешь! А меч ведь такой маленький!

Привратник. Так он же волшебный, господин бургомистр! Может, здесь совсем другая сила нужна!

Гонец (вбегая). Вражеские солдаты ставят лестницы и собираются влезать на стены.

Первый чиновник (скрестив руки на груди). Да, ничего не скажешь – доигрались!

Все (вразнобой). Мы погибли! – Надо сдаваться! – Во всем виноват бургомистр! – Повесить его!

Принцесса (выбегая вперед). Да подождите же! Ведь у нас есть волшебный меч! (Поднимает меч, он улетает.)

Часть присутствующих с криками «Смотрите! Смотрите!» бежит следом.

Бургомистр. Кто ты такая, девочка? Откуда ты взялась?

Принцесса. Я дочь огородника. Правда, однажды мне сказала соседка, что я в своей семье не родная, а меня подбросили феи. Но моя матушка очень рассердилась и сказала, что все это вранье.

Волшебник (всматриваясь в нее). Послушайте, а вам никогда не приходилось делать специальные упражнения для развития силы? Например, ходить в железных башмаках?

Принцесса (отвечает после долгой паузы, словно очнувшись от глубокого сна). Да я целую жизнь проходила в железных башмаках. Я семь пар железных башмаков истоптала.

Волшебник, всплеснув руками, убегает. Никто не обращает на него внимания.

Бургомистр (принцессе). А чего ради тебе понадобилось ходить в железных башмаках?

Принцесса (всё еще как во сне). Чего ради? – Ради любви. Ради чего еще стоит хоть что-нибудь делать! Только ради любви.

Бургомистр. А где же теперь эта твоя любовь?

Принцесса. Она во мне. Где же еще ей быть?

Бургомистр. Но ведь ты же не сама себя любишь. Должен быть другой человек. Кто он?

Принцесса. Я еще этого не знаю. Откуда мне знать?

Я ведь только сейчас вспомнила, кто я!

Гонец (вбегая). Господин бургомистр! Вся вражеская армия отступила в полном беспорядке! Потерь нет ни с той, ни с другой стороны!

Бургомистр. Вот и отлично! (Принцессе.) Ну что, милая? Что ты намерена делать дальше?

Принцесса. Пойду искать!

Бургомистр. Может, дать тебе денег на дорогу?

Принцесса (смущенно). Да что вы! Да не стоит!

Бургомистр. Ну, желаю тебе успешных поисков! Ты мне напиши, что и как.

Принцесса уходит. Сейчас же входит Волшебник с большим мешком за спиной.

Волшебник (озираясь). Где она?!

Бургомистр. Ушла!

Волшебник. А, уже спровадили! Сказал бы я вам, да времени нет! (Взваливает мешок на спину и улетает.)

Принцесса идет по дороге.

Волшебник (догоняя ее). Стой! Стой! (Принцесса останавливается.) Ох, с трудом тебя догнал! Я уже хотел мешок бросить. А у меня там одних только пряников – четырнадцать сортов!

Принцесса. Это очень хорошо, что вы не бросили такой замечательный мешок!

Волшебник. Ты все еще меня не узнаёшь? Ведь я же твой старый друг Ворон!

Принцесса. Ах!

Ворон и Принцесса бросаются друг другу в объятья, затем она отходит на шаг и принимается восхищенно его разглядывать.

Ворон. Правда, я очень похорошел? Это мое внутреннее развитие так отразилось на моем внешнем облике!

Принцесса. Значит, ты, наконец, завершил свое образование?

Ворон. Я собираюсь его продолжать, но уже в высших сферах! – Очень вредно задерживаться на одном и том же уровне!

Принцесса. Да, а я вот опять стою и не знаю, в какую сторону идти!

Ворон. Мы с тобой все сейчас узнаем! Не то что, в какую сторону идти – в какую точку! Смотри, что у меня есть! (Вынимает из мешка книгу.) По этой книжке можно найти любого человека, который в настоящее время числится таковым!

Принцесса. О, какое счастье! Давай же скорее искать!

Ворон. Подожди-подожди! Если перебирать всех подряд, то на это уйдет несколько лет! Ведь людей на свете сама понимаешь сколько, и на месте они не стоят. – Давай сначала решим, среди кого мы будем искать. – Один человек строит дом, а другой строит город. Но ведь пересчитать дома – это гораздо дольше, чем пересчитать города. А вот, к примеру, пересчитать королевства – это быстрее всего!

Принцесса. Ищи среди королей!

Ворон. Вот они тут все! Сейчас найдем самого лучшего! (Листает страницы.) Так, этот мне что-то не нравится. – А вот этот – он мне совсем не нравится! – Так, а это… Ой! – Послушай, ты уверена, что мы ищем там, где надо?

Принцесса. Ищи, ищи!

Ворон. Ну, тебе виднее! А я бы предпочел не задерживаться в этой компании! (Листает дальше.) Так, это не подходит, и это не подходит… Так, на юго-востоке… Может ли такое быть? Мудрый король и уже много лет… Да, так и написано – справедливо…

Принцесса (выхватывая у него книгу). Это он! Но он очень сильно изменился!

Ворон. Вот я и говорю – на месте они не стоят!

Принцесса (глядя в книгу). Да, видно тяжелая жизнь выпала на его долю.

Ворон. Здесь про это ничего не сказано. Здесь только факты.

Принцесса. Ты знаешь, мне надо очень торопиться. Я не могу больше терять ни одной минуты!

Ворон. Я провожу тебя до самой границы!

Принцесса. Неужели мы с тобой больше не увидимся?

Ворон. Ты на этот счет не беспокойся! Те, что однажды повстречались, уже ни за что не смогут расстаться навсегда! – Я это твердо выучил и на экзамене отвечал!

Сцена 3

Городские ворота. Стражник. Входит Принцесса.

Принцесса. Скажи мне, как пройти к королевскому дворцу?

Стражник. Вот видишь эту вереницу людей? Она тянется до самого дворца. Ты ведь тоже, наверное, пришла к королю? – Вот, вставай за ними и жди! Может, и успеешь!

Принцесса. Как, неужели король собирается говорить со всеми этими людьми? Да разве так бывает?

Стражник. Да ты что же, ничего не слышала? Может, ты вообще нездешняя?

Принцесса. Я только сейчас пришла в эту страну!

Стражник. А, вот почему ты ничего не знаешь! – Наш король собирается нас покинуть. За ним должен прийти летучий корабль и отвезти его в его родную страну. – И вот он объявил, чтоб каждый, у кого есть к нему какое-либо дело, шел с этим делом прямо во дворец! – Вот они и идут с раннего утра и до поздней ночи. У одних спор какой, а другие просто совета просят, как им дальше жить. Кто его знает, что нас теперь ждет?

Принцесса. А когда он придет, этот корабль?

Стражник. Когда придет, тогда и увидим! Он ведь по небу ходит, а не под землей!

У входа во дворец. Принцесса и Привратник.

Привратник. Значит, получается, что ты предлагаешь мне взятку!

Принцесса. Ах, не все ли равно, как это назвать! Возьми это золото, впусти меня! Клянусь тебе, ты об этом не пожалеешь! – Здесь все, что у меня есть сейчас, но завтра ты получишь во сто крат больше!

Привратник. Вот что я тебе скажу! Я человек маленький, и порядки я здесь не устанавливаю! Раз мое начальство взяток не берет, то, значит, и я не имею на это никакого права!

Принцесса. Тогда впусти меня так, сжалься надо мной! – Посмотри, сколько народу ждет, пока их впустят во дворец, но ведь никто из них не плачет, не умоляет тебя так, как я!

Привратник. И правильно делают! – А ты кончай шуметь и уходи отсюда! А не то я всем сейчас скажу, что ты сумасшедшая и взятки предлагаешь!

Принцесса, рыдая, уходит.

Дворцовая стена. Принцесса плачет, прислонившись к стене.

Принцесса. Стена, стена, пусти меня к моему любимому! Прикажи своим камням расступиться!

Стена. А ты подумала о том, что будет дальше? Тебя сейчас же поймают и вышвырнут вон. Ничего тебе это не даст! С людьми договориться труднее, чем с камнями!

Входит Нищенка.

Нищенка. Ты чего тут шаришь? Хочешь что-нибудь украсть? – Ты нездешняя, что ли?

Принцесса. Да!

Нищенка. Нет, здесь ты ничего не украдешь. Лучше пойди на заднее крыльцо, там всем милостыню подают, ни о чем не спрашивают. (Гордо.) Я там каждый день бываю!

Принцесса. Тогда ты, наверное, знаешь в лицо тех, кто бывает в самом дворце?

Нищенка. Еще бы? Самого господина Второго министра знаю! Я ему всякий раз желаю здоровья и долгих лет жизни. – Ну, что ты стоишь? Хочешь, отведу тебя?

Принцесса. Нет, у меня есть деньги! – Пусти меня лучше к себе ночевать. В городе собралось столько народу, вряд ли я смогу где-нибудь еще устроиться.

Нищенка. А что ж, пойдем! Посмотришь, как я живу.

Лачуга Нищенки. Принцесса и Нищенка входят в комнату, набитую всяким старьем.

Принцесса. Апчхи! Ох, здесь же нечем дышать!

Нищенка. Ничего, сейчас привыкнешь!

Принцесса (озираясь). Откуда у тебя столько вещей? Зачем они тебе?

Нищенка. Когда какая вещь пригодится, тогда и будем знать, зачем. А уж откуда – это долго рассказывать! Кто сам отдаст, а кто выбросит или потеряет – а я все сюда несу, приберегаю.

Принцесса. Но ведь тебе каждый день подают во дворце!

Нищенка. При других-то королях так не было. Это при нынешнем так стало. А скоро его самого не станет! Что тогда? – Это короли могут меняться, а мы себе такого не позволяем.

Принцесса. Можешь ты выполнить мою просьбу? Я хорошо тебе заплачу! – Пойди в город, купи мне нитки всех цветов, а я за ночь сотку из них ковер. А утром ты пойдешь как всегда за подаянием и возьмешь его с собой. – И когда увидишь, что кто-нибудь из министров собирается войти во дворец, подойдешь к нему и скажешь, что вот у тебя подарок для всемилостивейшего короля. Денег никаких не проси, он сам даст тебе несколько монет!

Нищенка. А может, и больше даст, что ему стоит! Конечно, пойду, я их всех наперечет знаю.

Дворцовое крыльцо. Нищенка с ковром. Входят Второй министр и его жена.

Нищенка (кланяясь). Крепкого здоровья и счастья! Не откажитесь выслушать смиренную просьбу, ваше превосходительство!

Второй министр. Ну, что там у тебя?

Нищенка (быстро разворачивая ковер). Соблаговолите передать эту вещь в дар всемилостивейшему королю!

Второй министр и жена (хором). Где ты это взяла?!

Нищенка. Да вот рылась на одной заброшенной свалке, а тут из-под хлама и старья – такая красота!

Второй министр. Ты правильно сделала, что принесла его сюда! – На вот, держи, это тебе за усердие!

Жена (рассматривая ковер). Посмотрите, ведь это не просто узоры! Они складываются в настоящую картину!

Второй министр. Вижу-вижу! Вот в самом центре – рыцарь, пронзает копьем дракона. (Нищенке.) Если найдешь еще что-нибудь подобное, сразу же неси сюда! Понятно?

Нищенка. Понятно, ваше сиятельство, понятно! Сейчас же пойду искать! (Уходит.)

Второй министр. Да, удивительно красиво! Жаль только, что королю сейчас совсем не до этого!

Жена. О да! Ведь до прихода корабля у него не будет ни одной свободной минуты, и к тому же он много раз говорил, что не возьмет с собой ни одной из принадлежащих ему вещей!

Второй министр. Интересно, кому достанется эта вещь!

Жена. Мне кажется, она уже сейчас в хороших руках! Главное, чтоб никто об этом не узнал. – Ясно, что с отъездом короля нам не избежать споров и раздоров. А эта вещь будет лишним поводом для них!

Второй министр. А старуха?

Жена. Что старуха? Неужели она прибежит выяснять, что сказал король по поводу цветовой гаммы?

В лачуге. Принцесса и Нищенка

Нищенка. Ну что же ты все время смотришь в окно? Кончай работу!

Принцесса (про себя). Почему ты не присылаешь за мной? Неужели ты стал слеп и глух и не прочел того, что выткано на этом ковре? – Сжалься надо мной!

Дай мне увидеть тебя хоть на миг! Я знаю, многие стучатся в твою дверь, но никто из них не любит тебя так, как я!

Нищенка. Ну что ты там бормочешь? Ведь меня ждут!

Я же обещала!

Принцесса. А ты уверена, что король его видел?

Нищенка. Видел-видел! Сказал еще, что цвет у него очень красивый!

Принцесса (заканчивая ковер). Хорошо, бери! Но не смей просить денег!

Второй министр и его жена

Жена. Вы заметили, что этот ковер во всем под стать первому, только поменьше, и вместо рыцаря на нем женщина в короне?

Второй министр. Они несомненно из одного источника, и старуха врет, что это случайные находки. Хорошо бы за ней проследить!

Жена. Только после отъезда короля! Иначе все это выплывет наружу, и мы не оберемся неприятностей!

Нищенка и Принцесса.

Принцесса. Скажи, сколько дал тебе Второй министр в награду за ковры?

Нищенка. Всего три монеты! Нет – две! Каждый раз по одной!

Принцесса. А где же королевская награда? Наверняка, министр положил ее себе в карман!

Нищенка. Ах, чтоб ему провалиться!

Принцесса. Вот, возьми третий ковер и неси его скорее во дворец! И скажи, что раз король взял первые два даром, то за этот он должен заплатить тысячу золотых!

Нищенка. Но ведь на нем ничего нет! Это же просто кусок холста!

Принцесса. Тебя это не касается! Он много дороже первых двух! Ты только должна добиться, чтобы король его увидел! Тогда он отсчитает тебе не тысячу, а десять тысяч монет!

Нищенка. Ну ладно, я пойду! Ведь до сих пор все было так, как ты говорила.

Второй министр и Нищенка.

Второй министр. Ты что же, старая, рехнулась?

Понравилось, видно, деньги получать! На вот, возьми и убирайся подобру-поздорову!

Нищенка (швыряя деньги). Себе возьмите эти гроши!

А мне нужна тысяча золотых!

Второй министр. За что? За кусок холста?

Нищенка. Пускай король решает, кусок ли это холста или еще что-нибудь! Пускай сравнит с первыми двумя! Когда он брал их задаром, то все было в порядке!

Рядом с нею вырастают двое слуг и затыкают ей рот.

Второй министр. Ну что ты! Ну на кого ты орешь? (Слугам.) Запереть ее в самом глубоком подземелье и не спускать с нее глаз! (Старуху уводят.)

Входит Первый министр.

Первый министр. Высокочтимый друг! Я должен сообщать вам, что только что прибыли дозорные с границы! Они видели летучий корабль, он приближается сюда!

Второй министр. А-а!

Первый министр. Король стал отдавать срочные распоряжения. И вот что он возложил на меня! – По его словам, среди людей, которые стеклись сюда со всей страны, есть некое лицо, желающее встретиться с королем по совершенно особым причинам. Лицо это необходимо разыскать и доставить во дворец. – Что вы на это скажете?

Второй министр. Я уверен, мой друг, что вы приложите все усилия для того, чтобы выполнить возложенное на вас поручение. Правда, времени очень мало, людей в городе – великое множество, а самое главное – вам неизвестно, что подразумевается под особыми причинами. – Но что поделать, если поиски и не увенчаются успехом, то после отъезда короля некому будет с вас спрашивать

Первый министр. Но сознание невыполненного долга!..

Второй министр. Мы ведь до сих пор не знаем, кого король собирается назначить своим преемником. Может быть, вас посылают именно с этой целью… Что ж, чего только мы не вытерпели на своем веку!..

Входит слуга Второго министра. В руках его кусок холста.

Слуга (протягивая холст). Ваше сиятельство, а как быть с этой штукой? Может, она и впрямь стоит тысячу золотых?

Второй министр (замахиваясь на слугу). Пошел вон, болван! Как ты смеешь лезть с подобной чепухой!

Слуга убегает.

Первый министр (участливо). Вы плохо себя чувствуете?

Второй министр. Так, пустяки, семейные неурядицы! – Ну, не стану вас больше задерживать! (Быстро уходит.)

Первый министр свистит негромко, появляется его слуга.

Первый министр. Сейчас же установите наблюдение за Вторым министром и его людьми! (Слуга поспешно уходит.) Да, дружок, красиво же ты врешь! Сейчас узнаем, кого ты прячешь за собой. (Уходит.)

Входят Второй министр и его жена.

Жена. Этой старухе надо было дать не тысячу, а десять тысяч золотых, только бы она не поднимала шума!

Второй министр. Ах, как я мог сделать подобную глупость! Я решил, что здесь простое вымогательство!

Жена. Вымогатели не приходят с царскими подарками! Это заговор! Вас поймали в ловушку!

Второй министр. Но кто же мог ее расставить?

Жена. На такие затеи всегда желающих хоть отбавляй! – Кто? Да тот же Первый министр, которого вы только что пытались обморочить!

Второй министр. Надо сейчас же допросить старуху! Кто бы за ней ни скрывался – ему не поздоровится!

(Уходят.)

Входят Верный слуга и Верный советник короля.

Верный слуга. Король говорит, что сегодня ночью ему придется покинуть дворец! В городе находится человек, который должен улететь с ним на корабле. Он уже многих посылал на розыски, даже самого Первого министра, но все безрезультатно! Он хочет найти его сам!

Верный советник. Нет-нет, королю ни в коем случае нельзя выходить из дворца! В городе собралось слишком много самого разного народа. Если его узнают – ничего хорошего из этого не выйдет, но если его не узнают, то может выйти что-нибудь и похуже!

Верный слуга. Да неужели у короля перевелись верные слуги?! Пусть он только подробней опишет мне этого незнакомца, я обязуюсь еще засветло его привести!

Верный советник. Пойдемте вместе, я вас поддержу!

В лачуге. Принцесса одна.

Принцесса. Все кончено! Он не желает меня знать! Значит, время победило нас! Оно оказалось сильнее меня! Зачем же тогда все это было? Зачем же нужна эта жизнь? (Принцесса прислушивается.) Что это? Шаги! Неужели!..

Входят Нищенка и слуги Второго министра.

Нищенка. Вот она! Вот она, злоумышленница! Это она все подстроила, а я тут вовсе ни при чем!

Слуги Второго министра хватают Принцессу. В это время врываются слуги Первого министра.

Слуга Первого министра. Эта женщина арестована по приказанию Первого министра! Она замешана в государственном преступлении!

Слуга Второго министра. А у нас приказ Второго министра! И мы пришли сюда раньше!

Слуга Первого министра. А я говорю, что она пойдет с нами!

Принцесса. Убейте меня, тогда вам нечего будет делить!

Снаружи к дому подходит Верный слуга.

Верный слуга. Так и есть, это та самая женщина! Но, по-моему, ее хотят разорвать на части! (Слуги министров вытаскивают Принцессу на улицу.) Ах, что я вижу! Похоже, что здесь дерутся люди Первого и Второго министров. Что же делать? Влезать или не влезать? Король-то улетит, а мне тогда достанется от обоих!

В небе появляется летучий корабль.

Эй, смотрите! Летучий корабль!

Слуги Министров отпускают Принцессу и глазеют на корабль. С корабля спускаются два человека в белом.

Ворон (высовываясь из корабля). Ну ведь как хорошо, что мы успели! – Вообще, я заметил – все, что происходит, происходит удивительно вовремя!

Первый человек в белом надевает на Принцессу корону и накидывает ей на плечи длинный плащ.

Второй в белом (низко кланяясь). Милостивая королева! Мы направляемся к дворцовой площади! Если вам угодно взойти на наш корабль, мы без промедления доставим вас туда!

Принцесса. Благодарю вас. Я поднимусь на этот корабль только вслед за королем! А сейчас я пойду по земле!

1983 г.

Приложение

Мистер Гольдсмит и его друзья Сценарий

Часть первая

Сцена 1

Аллея в тенистом парке. Утро. Гольдсмит идет, играя на флейте. Навстречу ему попадаются разносчики, какой-то босой оборванец, две-три дамы, к которым пристает с предложением «погадать» цыганка.

Голос Гольдсмита (за кадром)

Безумно-красочный – и все же, Такой знакомый день земной. Как это все похоже, Боже, На сон цветной, на дождь грибной! Всю нашу жизнь – в частях и в целом — Нарисовал ребенок мелом На солнцем за́литой стене И на рисунок, между делом, Упало несколько теней…[1]

Мимо проезжает карета, из нее высовывается женская рука и бросает уличному флейтисту (Гольдсмиту) букетик цветов. Гольдсмит наклоняется поднять его. Цыганка подбегает посмотреть, что ему «подали».

Гольдсмит (вертя букетик). Да, если бы это оказался шиллинг, то моя гордость ничуть бы не пострадала!

Цыганка (сочувственно). Кто ж такому подаст! Ведь вы одеты, как настоящий джентльмен! (Поглаживает свои лохмотья.) У меня вот тоже есть приличное платье, но если его надеть – считай, что день пропал!

Гольдсмит. По-моему вы не всегда были цыганкой?

Цыганка (тоном дамы из хорошего общества). Мои отец, сэр, был приходским священником в Ирландии! (Прежним тоном) Слышали, небось, какая там распрекрасная жизнь?

Гольдсмит. Я сам оттуда родом.

Цыганка. Ну, тогда вам все должно быть нипочем! Я и сейчас частенько голодаю, но мне это – тьфу, после того, что было на родине!

В продолжение этой реплики Гольдсмит нашаривает в кармане несколько медяков и сует ей в руку. Она пытается увернуться.

Гольдсмит. Держите-держите. В честь знакомства. (Идет прочь.)

Цыганка (ему вдогонку). Не пройдет и полугода, сэр, как вы разбогатеете! Ждет вас великая слава и всеобщий почет!

Гольдсмит (оборачиваясь). Это за два-то пенса?

Цыганка. А у меня весь товар такой! От доброго слова никто еще не разорился!

Гольдсмит идет дальше. Босой, издали наблюдавший сцену с цыганкой, подходит к нему и хочет что-то сказать, но от смущения только заикается. Гольдсмит лезет в карман, но там, увы, ничего уже нет.

Босой. Нет-нет, сэр! Вы меня не поняли! Вы так добры, сэр! (Показывает на свои ноги.) Понимаете, куда ни придешь наниматься, всюду гонят, даже слушать не хотят. У такого доброго джентльмена, как вы, сэр, наверное, найдется пара лишних башмаков?

Гольдсмит (смотрит на собственные башмаки, после некоторого замешательства говорит с невеселым смехом). Наверное, ты прав! Должно быть, они и в самом деле лишние! Пошли!

Внутренняя лестница дома, в котором живет Гольдсмит.

В воздухе плавают, как снег, пушинки. Хозяйка, миссис Браун, врывается в комнату и обнаруживает на кровати вспоротую перину. За нею следует другой постоялец, маленький старичок.

Миссис Браун (кричит изо всех сил). Ну, всё! Мое терпение лопнуло! Это последняя капля! Сегодня же выгоню его с квартиры! Писатель!..

Улица перед домом. Подходят Гольдсмит и Босой.

Гольдсмит (величественно к Босому). Подожди под этим окном, друг мой!

В комнате.

Старичок (хозяйке). А, может быть, он – того? – спятил? Зачем ему понадобилось вспарывать перину?

Миссис Браун. Да он же спал там внутри! Он же отдал всю остальную постель этой грязной попрошайке Люси Джонс! У нее, видите ли, слишком много детей.

В этот миг в комнату вбегает Гольдсмит, снимает с себя ботинки и выбрасывает их в окно. Хозяйка бросается к окну, видит нищего и, всплеснув руками, падает на стул.

Гольдсмит (изысканно). Миссис Браун, дорогая, я вас не заметил! Доброе утро! (К старичку) Добрый день! (Старичок испуганно кивает и ретируется.)

Миссис Браун (слабым голосом). Да что же это, мистер Гольдсмит! Всякий раз, как я подумаю, что дальше уже некуда, вы что-нибудь новое придумаете.

Гольдсмит (невозмутимо). А у меня богатое воображение, как и подобает всякому порядочному писателю!

Миссис Браун (указывает на его ноги). Что же теперь будет?

Гольдсмит (таинственно). Миссис Браун! Вы знаете, сколько в Лондоне книгоиздателей? Так вот, в скором времени каждый из них принесет сюда миллион фунтов стерлингов!

Миссис Браун (взбешенно). Приглашение в долговую тюрьму – вот что вам принесут, миллионер! Да вам и дай миллион, в тот же миг налетит целая свора попрошаек, не то что из Лондона – со всего королевства, и вы останетесь точь-в-точь, как сейчас!

Гольдсмит (мечтательно). Зато, представляете, сколько счастливых лиц мы с вами увидим! Тот, кто умеет радоваться чужому счастью, богаче любого богача. (Помедлив) Вот только и за чужое горе приходится расплачиваться.

Миссис Браун. Оно вам не по карману, чужое горе! По одежке протягивай ножки! Когда ты нищий, нечего из себя короля разыгрывать!

Гольдсмит (напевает).

Я вовсе не играю эту роль: Ведь я поэт, поймите, и по сути Владею всем на свете. Я – король! Король душой – уж вы не обессудьте! Поэт – среди веселья и невзгод, Властитель и над светом и над тенью! И люди всей вселенной – мой народ, Земля – мое наследное владенье! Последним пенсом и сухим куском Готов я с бедняками поделиться! Да, я – король! Моя награда – в том, Что у моих друзей светлеют лица!

При этих словах он напарывается босой ногой на что-то острое и, сморщившись, скачет на одной ноге к кровати.

Миссис Браун (торжествует, уходя). Вот и сидите здесь, безвылазно, босяцкий король!

Гольдсмит (Один. Лежит, закинув руки за голову, и смотрит на пустую стену перед собой.). Тем лучше. Теперь меня ничто не будет отвлекать от моего романа.

Сцена 2

Стена превращается в экран. Перед Гольдсмитом – красивый старинный дом, утопающий в цветущих деревьях, – дом священника Примроза. Из-за ветвей появляется прелестное улыбающееся лицо Оливии, старшей дочери. Она прижимает палец к губам и на цыпочках крадется к окну. За ней, повторяя ее жесты, крадутся Софья, Мозес и двое малышей, Дик и Билл. Первый этаж расположен очень высоко. Мозес взбирается на приступочку и несколько мгновений прижимается ухом к окну, затем прыгает вниз.

Оливия и Софья (наперебой). Ну что там, Мозес, что? Говори скорей!

Мозес (тоном проповедника, потрясая указательным пальцем). Одно я вам могу сказать: подслушивать – безнравственное занятие. А когда окно так плотно закрыто, то еще и бесполезное. (Смеется.)

Софья (с отчаяньем). Опять мы ничего не узнали! Отец с матерью уже третий день о чем-то шепчутся, а нам ничего не говорят! Я уверена, что они получили плохие новости!

Оливия (мечтательно). Ну почему же плохие? Может быть, просто очень важные. Например… Например, папа получил назначение в Лондон! (Торжествующе) Что тут такого невероятного?..

Мозес (очень солидным тоном). Ничего! Это было бы вполне заслуженно! В наше время не часто встречаются такие образованные, такие красноречивые проповедники! (Глубокомысленно) Чем выше ставят таких людей, тем больше пользы обществу и делу просвещения!

Софья. Ну, значит, я бесполезный член общества! И предпочла бы оставаться на старом месте!

Оливия. Ну нет! От Лондона я бы не отказалась! Подумать только! (От радостных мыслей она начинает кружиться.) Театры! Балы! Сент-Джемский парк! Вот мы идем с тобой, а навстречу – такие нарядные дамы! Такие офицеры!

Дик (ему семь лет). И все верхом! И все с саблями! Ура! (Билл с криком «Ура!» бежит за ним.) Вперед! Вперед!

Оливия делает ему реверанс. Софья, невольно улыбаясь, подражает ей. Дик скачет на палке-лошадке и натыкается на входящих родителей. Примроз, с видом спокойным и торжественным, проходит к садовому столу, окруженному скамейками. Миссис Примроз очень удручена. Она с опаской поглядывает то на детей, то на мужа.

Примроз. Друзья мои! Всю вашу жизнь я внушал вам, по мере сил, что Всевышний предназначил мир сей единственно для испытания наших грешных душ! Мир сей преходящ и блага его тленны! Корыстолюбие есть корень всех зол, а богатство порождает праздность и тщеславие! Истинная верность познается только тогда… (ловит взгляд жены, она отворачивается.) В общем, детки, что тут долго говорить, – мы разорены, и даже этот дом придется продать!

Дети стоят ошарашенные, в полной растерянности.

Мозес (испуганно). Папа! А где же мы тогда будем жить?

Миссис Примроз (сердито и решительно). Не болтай глупости, Мозес! Уж, наверное, не под открытым небом! Отец получил приход в соседнем графстве! Там будет и дом, и немного земли! И чем стоять тут, разинув рты, вы бы лучше помогали мне складываться!

Примроз (дрожащим голосом). А вы ничего больше не хотите сказать, детки?

Софья (бросается ему на шею). Папочка, дорогой, ты только не расстраивайся! Мы прекрасно проживем на твое жалованье! А переезд – это замечательно! Это же целое путешествие! Мы увидим новые места, новых людей!

Мозес (спешит ей на помощь). Ну конечно! Конечно! Пусть даже мы заедем совсем в глухую дыру – это же еще лучше! Там должна быть такая потребность в просвещении!

Миссис Примроз (раздраженно). Идите в дом, милорд просветитель, и вытаскивайте сундуки!

Примроз. А ты что скажешь, Оливия, моя красавица? Как? Ты плачешь?

Оливия (улыбаясь сквозь слезы). Нет, папочка, ничего! Просто я упала с неба на землю, и… немного ушиблась… Это быстро пройдет.

Примроз обнимает Оливию, рука Софьи соскальзывает с его плеча. Примроз и Оливия направляются к дому. Софья остается на месте, затем медленно бредет в глубь сада. Из дома слышится голос матери.

Миссис Примроз. Нечего время терять на болтовню! В дороге успеете наговориться! Господи, ума не приложу, что с вами будет без меня! Все как один пропадете!

Песня Софьи.

Живешь – тебе и невдомек, Как дорого все то, что рядом! И вдруг подходит грустный срок — Прощанье с садом! Мой сад любимый, ты во сне Вздыхаешь тихо, шевелишься, Ты наяву еще – но мне Как будто снишься!

Уже стемнело. Из глубины сада к ней навстречу движется женская фигура с горящей свечой в руках.

Бух! – Голова Гольдсмита падает на письменный стол. Он заснул за работой. Фигура со свечой оказывается миссис Браун. В другой руке она держит тарелку с едой. Ставит тарелку перед Гольдсмитом.

Миссис Браун. Поешьте, герой, и ложитесь-ка спать. От ваших подвигов ноги протянуть недолго. (Идет к окну, закрывает его.) Ливень такой, а вы сидите с открытым окном! И так здесь сыро, как в погребе!

Гольдсмит подымает руку с гусиным пером и делает ей знак, чтоб она ему не мешала. Губы его слегка движутся, он прислушивается – и в шуме дождя начинает различать стук копыт, шум колес – это семейство Примроза под сильным дождем подъехало в крытой повозке к постоялому двору.

Внутри постоялого двора. Хозяин моет посуду за стойкой.

Все столы, кроме одного, пусты. За столом в углу пятеро вооруженных полицейских. Чуть поодаль – старик со связанными руками.

Первый полицейский. Напрасно мы связались с этим парнем! Если бы не он – давно бы уже были в городе!

Второй полицейский. Тебе лишь бы ворчать. Ведь дождь как из ведра!

Третий полицейский (глядя в окно). Вроде, поменьше стал.

Второй полицейский. Как только кончится, мы и пойдем! Ждать никого не будем! (Старик со связанными руками беспокойно ерзает.)

Четвертый полицейский (подмигивает старику). Ну ничего! Там пока еще воды хватает. А здесь и кой-чего получше. Хозяин! Еще пива!

Дверь отворяется. Входит Примроз в длинном плаще. За ним в таких же плащах все члены его семьи. Малыши выглядывают из-под плаща миссис Примроз.

Примроз (обращается к хозяину, который уже вернулся за стойку). Друг мой! Нам нужны лошади и какой-нибудь человек, который хорошо знает местность. Речка разлилась и, боюсь, мы сами не сможем найти брод.

Хозяин. Лошадей-то сколько угодно. А вот провожатого я вам дать не смогу. У меня работник уехал в город, мать у него заболела. А самому с вами идти – так здесь оставить некого.

Примроз вопросительно смотрит на жену. Она отрицательно качает головой.

Миссис Примроз. Нет-нет! Мы не можем задерживаться!

Примроз печально оглядывает комнату. Его лицо делается удивленным.

Примроз (к хозяину). Простите, чём этот джентльмен заслужил такой почетный эскорт? Он что – французский шпион?

Хозяин (смеется). Как вы его здорово! (С огорчением) Нет! Французские шпионы в нашей глуши не водятся. Это так, нищий проходимец! Он украл собаку, и теперь его должны бить плетьми.

Примроз. Боже мой! Какая жестокость! Неужели нельзя чем-нибудь заменить это наказание?!

Хозяин (кивает в сторону полицейских). Они говорят, что можно заплатить штраф. Да чем ему платить? Будь у него деньги, стал бы он красть собак? Нашел бы что получше!

Примроз (понижая голос). А сколько надо заплатить?

Хозяин. Десять гиней. (Примроз качает головой.) Мне бы такие деньги! Тут один малый обещался внести за него, но куда-то пропал! Видно, не придет уже, – так, наболтал для красоты!

Примроз лезет было в карман, но миссис Примроз кидается к нему и вцепляется в его руку.

Миссис Примроз (громким шепотом). Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты понимаешь, что после этого у нас не останется ничего – вообще ничего!

Примроз (также шепотом). Я ставлю себя на его место!

Миссис Примроз. Себя, но не своих детей! Понимаешь – не детей\

Дверь с шумом распахивается. Вбегает Берчелл – внешностью, одеждой и манерами он полностью совпадает с самим Гольдсмитом.

Берчелл. Господа! Прошу меня извинить! Я бежал наперегонки с дождем, но только он мне мешал, а я ему – нет!

Берчелл отдает полицейским деньги. Слышится ворчанье: «Если б не дождь, стали бы мы вас дожидаться!», «Очень нам нужно!» Первый полицейский развязывает старику руки и дает ему легкий подзатыльник, Второй полицейский подсовывает Берчеллу какую-то бумагу для расписки. Старик протягивает руки к Берчеллу и рыдает.

Берчелл. Ну-ну! Теперь-то уж плакать незачем!

Примроз (подходит к нему). Сэр, разрешите засвидетельствовать вам мое почтение. Моя фамилия Примроз.

Я восхищен вашим поступком!

Берчелл (кланяется ему и всем остальным). Томас Берчелл, к вашим услугам.

Хозяин (грубовато к Бернеллу). Послушайте, сэр! Вы, помнится, говорили, что знаете наши места. Этим господам нужен кто-нибудь, кто помог бы им перейти реку вброд. А вам не по пути?

Берчелл. Да, мне как раз нужно на тот берег. С удовольствием буду вашим провожатым, господа!

Мозес (наконец, дает волю своему восторгу). Это будет прекрасно, сэр! Это будет замечательно! (Все уходят.)

Хозяин (подозрительно смотрит вслед Бернеллу). Интересно, где это он раздобыл такую сумму?

Сцена 3

Дорога. Примроз правит повозкой, в которой едут миссис Примроз и малыши. Берчелл шагает рядом. Оливия, Софья и Мозес едут верхом. Они то заезжают далеко вперед, то, там где позволяет дорога, возвращаются и кружат вокруг Берчелла и повозки.

Примроз. Разрешите узнать, сэр, вы – здешний житель? Или же прибыли сюда по каким-то делам?

Берчелл. Когда-то я здесь жил, но с тех пор прошло уже много лет. (Он задумчиво озирается и говорит как бы нехотя) А сейчас я собираюсь присмотреть за своим родственником – мне стало известно, что у него появились признаки тяжелой болезни.

Миссис Примроз. Ах, как это печально! Я надеюсь, болезнь – не заразная?

Берчелл. Как сказать! Мне-то она вряд ли грозит чем-нибудь, кроме огорчения, – а вот другим! Вы знаете, мэм, существует мнение, что болезни, как и пороки, опасны только для тех, кто имеет к ним внутреннее расположение.

Примроз. О, я вижу, мы имеем дело с врачом!

Берчелл (с грустной иронией). О нет, сэр, я недостоин такого звания. Но если бы профессия или род занятий могли бы выражать внутреннюю сущность, то я предпочел бы называться бродячим поэтом!

Примроз. Так вы поэт! Простите за нескромный вопрос, а ваши произведения пользуются спросом у публики?

Берчелл (поморщившись). С переменным успехом!

Примроз. Дело в том, что однажды я взял на себя смелость опубликовать одно произведение – и весь тираж остался в книжных лавках!

Берчелл (пряча улыбку). Какого рода произведение, если не секрет?

Примроз (с достоинством). Это был этический трактат под названием «Аморальность разводов».

Берчелл (весело). Ах, сэр, вас подвел наборщик! Если бы он напечатал слово «АМОРАЛЬНОСТЬ» гигантскими буквами, а «разводов» – микроскопическими, то разошлось бы в один день, уверяю вас!

В это время «всадники», ускакавшие далеко вперед, поворачиваются, машут отцу и Берчеллу, посылают воздушные поцелуи.

Дорога идет мимо холма, на котором виден большой помещичий дом.

Берчелл (указывает на дом). А вот сюда вы будете вносить арендную плату – это дом местного помещика мистера Торнхилла!

Примроз. Что вы говорите! Его фамилия Торнхилл? Неужели это родственник знаменитого благотворителя лорда Торнхилла?

Берчелл (быстро и недовольно). Не знаю, ничего не знаю ни о каком лорде!

Примроз. Неужели вы никогда не слышали о нем? Так я вам с удовольствием расскажу! Это же благороднейший человек во всей Англии! Не было случая, чтобы кто-нибудь обратился к нему за помощью, и он ему отказал. Правда, ходят слухи, что от его состояния в конце концов остались одни крохи, но знаете…

Берчелл (быстро перебивает его). Нет-нет, не знаю! Я уже имел честь сообщить вам, что ничего не знаю о его лордстве! Что же касается вашего землевладельца, местного Торнхилла, то вот о нем я слышал очень много и, к сожалению, не могу вас поздравить с таким соседом!

Примроз. Что же о нем говорят, сэр? Вы нас пугаете!

Берчелл. Говорят, что это самый безнравственный, самый прожженный ловелас, какого только видели в этих краях! На вашем месте, имея таких дочерей, (он кивает в сторону «всадников») я бы держался от него подальше!

Миссис Примроз (высовываясь из повозки). Сэр! Вы слишком много на себя берете, делая такие предположения! Мы не привыкли к тому, чтобы случайные знакомые учили нас правилам морали! И я надеюсь, что честь моих дочерей в вашей защите не нуждается!

К этому моменту «всадники» уже начали переходить неширокую, но бурную речку. Лошадь Софьи спотыкается и выбрасывает ее из седла. Софья падает посреди потока. Всеобщая паника. Все кричат «Софья! Софья!» Мозес пытается спешиться, но запутывается в стременах. Все это длится несколько секунд. Берчелл с разбегу кидается в реку и вытаскивает Софью на берег.

Вот уже Примрозы прощаются с Берчеллом у развилки двух дорог. Вдалеке виднеется их новый домик.

Примроз (пожимая руку Бернеллу). Надеюсь, как можно скорее, видеть вас в нашем доме, сэр!

Берчелл машет отъезжающим Примрозам и уходит по дороге…

Сцена 4

…которая скоро превращается в лондонскую улицу-аллею. Берчелл/Гольдсмит, уже не персонаж романа, а сам его автор, направляющийся в контору книготорговца. Навстречу ему – мальчишка-разносчик.

Мальчик (поет на тот же мотив, который насвистывал Гольдсмит).

Когда опасность с трех сторон, А порученье тайное — Не забывайте, храбрый Джон, За вами вся Британия!

(Обращаясь к Гольдсмиту) Сэр! Купите баллады Оливера Гольдсмита – нового великого поэта!

Гольдсмит (треплет его по затылку). Непременно! На обратном пути. Я куплю всё, что у тебя останется.

В конторе книготорговца. Гольдсмит и хозяин мистер Уильямс сидят друг против друга у стола, заваленного книгами и бумагами.

Уильямс. Дорогой мой! Я так рад за вас! Успех превзошел все наши ожидания. И я надеюсь, что второй тираж разойдется так же быстро. Прошу вас. (Передает ему деньги.)

Гольдсмит. Больше всего, мистер Уильямс, я боялся подвести вас! Сам-то я привык к любым пакостям со стороны Фортуны.

Уильямс. Что ж, самое время отвыкать! Смотрите-ка сюда. Этим письмом мистер Джонсон предлагает вам начать издание нового журнала. (Гольдсмит подпрыгивает в кресле от радости.) А вот здесь кое-что получше. (Гольдсмит недоверчиво улыбается. Уильямс разрывает конверт.) Приглашение на прием к герцогу Нортемберленду!

Гольдсмит. А что я там буду делать? В детстве я хорошо плясал на руках, но как вырос – разучился!

Уильямс (строго, но отечески). Хорошо бы вам повзрослеть и во всем остальном, мистер Гольдсмит.

Выслушайте меня! Герцог, как и вы, уроженец Ирландии, и он любит оказывать покровительство своим талантливым соотечественникам.

Гольдсмит. То есть таким, которые могут обойтись и без его помощи?

Уильямс (саркастически). О, да! Вы первый, кто проживет своим талантом и без посторонней помощи попадет в долговую тюрьму! (Он вскакивает и начинает ходить по комнате.) Я еще помню времена, друг мой, когда поэтов было немного, но все они помогали друг другу, как родные братья! Но все это было давно! Нынешняя литература – это в лучшем случае биржа, а в худшем полото, где каждый старается утопить другого, чтобы выплыть на его спине. (Останавливается.) Герцог, по всей видимости, собирается предложить вам государственное пособие – пожизненное! Понимаете, что это такое? Это самая надежная защита от любых превратностей судьбы! (Он ужасно волнуется.) Любой успех может быть недолговечным! Любой журнал может прогореть!

Гольдсмит (страшно смущен тем, что огорчил его). Ну, конечно же, конечно, я воспользуюсь этим приглашением! Давайте его сюда. (Сует в карман.) Нет! Вот так! (Перекладывает в нагрудный карман. Обнимает его.) Просто я никак не могу опомниться от радости! Сегодня я сам – герцог!

Уже на улице, стоя на крыльце, он делает царственный жест правой рукой.

Гольдсмит. Сегодня у меня самого прием для моих вельмож!

Идет по направлению к таверне, увлекая за собой пеструю толпу разносчиков, мастеровых, попрошаек, цветочниц. Все это шествие ликует, хлопает в ладоши…

Сцена 5

…Вот уже одна Оливия, как бы зараженная весельем «друзей» автора, кружится и поет перед новым домиком Примроза. Софья сидит на ступеньках крыльца.

Оливия

Внезапная для нас самих, Как неожиданная гостья, Придет любовь – и в тот же миг Все станет радостно и просто. Душа с надеждой счастья ждет — Любовь близка, любовь придет…

Софья поднимается со ступенек и, как бы вспомнив о чем-то, вторит ей.

Софья

Без спросу отворяя дверь, Любовь к нам входит в сердце, Как возмещенье всех потерь, Как возвратившееся детство…

Оливия

Душа с надеждой счастья ждет — Любовь близка, любовь придет…

Вдруг незнакомый мужской голос включается в их пение:

Голос мистера Торнхилла

Душа с надеждой счастья ждет — Любовь близка, любовь придет!

Сестры в страшном замешательстве – перед ними возникает великолепный красавец – помещик мистер Торнхилл.

Торнхилл (сама любезность и очарование). Прошу извинить меня – я невольно подслушал такой очаровательный концерт, что мне самому захотелось принять в нем участие.

Оливия и Софья делают реверанс. На пороге появляется Примроз и вопросительно смотрит на гостя. Миссис Примроз выглядывает из-за его плеча.

Торнхилл (с необычайной любезностью обращается к Примрозу). Если не ошибаюсь, мистер Примроз, наш новый священник? Моя фамилия Торнхилл, надеюсь, она вам что-нибудь говорит!

Примроз вежливо кланяется, дамы приседают.

Все общество находится уже внутри дома – в скромной комнате, которая служит Примрозам чем-то вроде гостиной. Посреди нее лестница, ведущая наверх.

Торнхилл. Я так много слышал о вашем блестящем красноречии, мистер Примроз! Какая жалость, что в нашей глуши мало кто может оценить его. Подлинному таланту необходимо понимание, восхищение. В этом он подобен красоте! (Бросает выразительный взгляд в сторону девиц. Оливия расцветает, Софья делает каменное лицо.) Да, лондонская кафедра подошла бы вам гораздо больше!

Примроз (вежливо и сухо). Не слишком ли много похвал, сэр, тому, о чем вы знаете только понаслышке?

Торнхилл (с очаровательным простодушием). Неужели вы подозреваете меня в неискренности?! Право, я не знаю, что на это возразить. (Смотрит со «смущенной» улыбкой на Оливию, как бы ища у нее поддержки.) Я привык всегда говорить то, что думаю! У меня душа нараспашку! Меня даже ругают за это! Но что поделаешь! Фамильная черта! Может быть, вам приходилось слышать о моем дяде, милорде Торнхилле?

Примроз (живо). Так это ваш дядя?! (Про себя) Видно, Берчелл все перепутал.

Миссис Примроз (в восторге). О, лучшей рекомендации нельзя и желать!

Торнхилл (потупив глазки). Он всегда относился ко мне, как к родному сыну! Даже сейчас он требует от меня отчета во всех моих делах.

Примроз. Сэр, вы должны быть только благодарны!

Торнхилл (смущенно-доверительно). Я надеюсь, вы позволите мне переговорить с ним о вас. Ваше затруднительное положение…

Примроз (перебивает). Нет-нет, сэр, не вздумайте беспокоить кого бы то ни было. Я настаиваю…

Торнхилл (само великодушие). Не будем спорить, сэр, даст Бог, мы еще вернемся к этому разговору!.. (Меняет тему для того, чтобы не смущать их.) А пока я хотел бы просить вас быть моими гостями недели через три.

По старой доброй традиции в наших краях в честь окончания сенокоса устраивают деревенский праздник, но мы из тщеславия называем его – бал!

Сцена 6

Бал.

Таверна. Гольдсмит угощает своих друзей-бедняков.

Гости.

Сегодня мы, как люди, За праздничным столом Напьемся – и забудем О будущем и о былом! Напьемся – и забудем О будущем и о былом! Судьбу бранить не будем — Все в жизни поделом. Напьемся – и забудем О будущем и о былом!

В дверях появляется нищий на костылях и в синих очках – Дженкинс.

Дженкинс. Благородные господа! Не откажите в глотке пива бедному калеке!

Сосед Гольдсмита по столу толкает его локтем и говорит доверительно:

Сосед. А! Это Дженкинс! Такой занятный малый! Он вам обязательно понравится. (Приподымается со своего места и кричит через весь стол) Эй, Дженк! Бросай костыли! Рабочий день окончен! Проходи сюда, мистер Гольдсмит нас всех угощает!

Дженкинс (снимает очки, берет костыли под мышку). Благодарю вас, сэр! (Продирается через всех.) Ничего не имею против! «Оциум пост негоциум», как говорили древние.

Гольдсмит. Вы знаете латынь? Вот как!

Перед Дженкинсом ставят тарелку с едой и кружку пива.

Дженкинс. О, не только латынь, сэр. Все, чему меня учили в университете, я с успехом применяю на жизненном пути.

Гольдсмит (ему очень весело, но он считает своим долгом сделать ему «внушение»). Это было бы весьма похвально, если бы путь ваш не был таким… своеобразным!.. Вы что же, намерены и впредь шагать на этих костылях?

Дженкинс (дурачась). Ах, сэр! Ведь мы с вами не пророки! Как можно заранее знать будущее? (Вгрызается в кусок мяса.)

Гольдсмит (насмешливо). Его можно предположить, зная прошлое и настоящее. Я надеюсь, вы хоть отчасти изучали логику в ваши… (усмехается) студенческие годы.

Дженкинс. Сэр! В ваших словах я слышу незаслуженный упрек! Разрешите мне дожевать этот дар богов, а потом сказать несколько слов в свою защиту.

Гольдсмит (благосклонно). И то и другое – ваше неотъемлемое право.

Дженкинс (вытирает рот тряпкой, служащей ему платком). Я вполне понимаю вас, сэр! Вы смущены моими жалкими орудиями труда. (Прижимает к груди свои костыли.) Но согласитесь, что в жизни часто приходится хватать первое, что подвернется под руку! Мне, увы, судьба не подсунула ничего лучше этих костылей.

А кому-нибудь она вручает маршальский жезл. Он идет – и губит целую армию. Что вы о нем скажете?

Гольдсмит (развлекаясь ситуацией). Что он бездарный полководец!

Дженкинс. Нет, сэр! Он мошенник! Но его мошенничество таких размеров, что его не увидишь невооруженным глазом. Нужен телескоп!.. (Гольдсмит в восторге. Дженкинс продолжает тоном оратора). Таков всякий, кто берется за дело, на которое он заведомо неспособен. В глубине души он прекрасно знает себе цену, весь расчет он делает на то, чтобы обмануть как можно больше народу. Оправдывается он только тем, что так поступают все вокруг. (Бросает на Гольдсмита многозначительный взгляд.) Почти все, сэр.

Один из гостей (кричит с другого конца стола). Эй, Дженкинс! Ты что это так разошелся? Не смей спорить с мистером Гольдсмитом! Он ведь писатель, а мы кто такие?!

Дженкинс (не лезет за словом в карман). А мы его герои! Поэтому, сэр, мы обязательно должны договориться!

Гольдсмит (его несколько утомила фамильярность этого жулика). Так, значит, вы занимаетесь откровенным мошенничеством не только ради хлеба насущного, но и для того, чтобы не утратить уважения к самому себе?

Дженкинс (прочувствованно). Ах, сэр! Как правильно вы меня поняли! Я расцениваю ваши слова как моральную поддержку! (Гольдсмит не знает, куда деваться.

Он даже привстал со своего места. Перед Дженкинсом ставят кружку пива: он подымает ее.) Клянусь вам, сэр, я сделаю все для того, чтобы не свернуть с избранного пути! Если вам случится когда-нибудь встретить меня в роли порядочного человека, можете плюнуть мне в лицо!

Гольдсмит (он собирается пересесть на другой конец стола и принять участие в веселье менее назойливых гостей). Нет, сэр, я заранее отказываюсь от этой чести. Чем черт не шутит! В этом мире столько разных дорог. Вдруг вас случайно занесет на иное поприще!.. (Последние слова он произносит уже уходя, легким кивком прощаясь с Дженкинсом.)

Дженкинс разочарован тем, что собеседник его покинул.

Он меланхолически смотрит в пустую кружку.

Дженкинс. Дороги-то разные, конец у всех один. Никто не хочет об этом помнить, ни писатели, ни забулдыги…

Гости.

Сегодня мы, как люди, За праздничным столом Напьемся – и забудем О будущем и о былом… Напьемся – и забудем О будущем и о былом…

Гольдсмит стоит между пирующими и, опершись левой рукой на плечо одного из своих гостей, правой дирижирует их пением и их весельем.

Сцена 7

Берчелл как бы повторяет движение своего автора. Но он не машет рукой в такт поющим в мрачноватой таверне, а косит сено на залитом солнцем лугу. Только что Гольдсмит веселился от всей души, но его двойник выглядит гораздо более счастливым. То и дело его глаза встречаются с глазами Софьи. Она смотрит на него с нескрываемой нежностью.

Миссис Примроз (подходит к ним с охапкой сена в руках). Спасибо вам, мистер Берчелл, не знаю, как бы мы без вас управились. Правда, лошадь у нас теперь будет только одна…

Софья (удивленно). Почему, мама?..

Миссис Примроз (понижая голос, чтобы не слышал Берчелл). А в чем ты собираешься идти на бал к мистеру Торнхиллу? Если Мозесу удастся сегодня продать лошадь, то мы едва-едва успеем сделать вам с Оливией новые платья. И так уж время потеряли.

Софья (раздраженно). Я вообще не понимаю, что нам делать на этом балу! И сам мистер Торнхилл мне совсем не нравится!

В продолжение этого разговора Берчелл сосредоточенно рассматривает косу.

Миссис Примроз. Конечно, тебе не нравится приличный человек, который искренне хочет помочь семье. Вот какая-нибудь рвань!.. (Кидает взгляд в сторону Берчелла.)

Софья (спешно меняет разговор и уводит ее по направлению к дому). Но стоит ли продавать последнее, что у нас есть? Ради одного вечера? Мы и в старых платьях могли бы пойти!

Миссис Примроз (на ходу). Да, чтоб выглядеть последними нищенками, как некоторые!

Софья. Мамочка, но мы же никого этим не обманем. Все знают, что у нашего отца нет ни гроша, и наше приданое нетрудно вычислить.

Миссис Примроз (ей больно это слышать, но она не сдается). Тем более! Раз вам не на что больше рассчитывать, вы должны выглядеть как можно красивее!

Они подходят к дому. Мозес в последний раз осматривает лошадь перед тем, как на нее взобраться. Примроз похлопывает лошадь по бокам. Оливия продевает ей в сбрую цветок.

Оливия. Так она будет еще лучше!

Миссис Примроз (придирчиво осматривает «всадника». Строго). Помни! Просить надо сразу шесть фунтов, и меньше чем на четыре не соглашаться!

Мозес (тоном делового человека). Мы свое дело знаем!

Ярмарка. Мозес водит свою лошадь, продираясь сквозь густую толпу, от одного барышника к другому. Его толкают, и вообще ему здесь очень не по себе.

Мозес подходит к одной группе торговцев.

Мозес (очень вежливым голосом). Сэр, я прошу прощения, вам, случайно, не нужна лошадь? (Торговец не смотрит в его сторону.) Извините пожалуйста, вы, наверное, не расслышали?! Прекрасная лошадь!

Первый торговец (рявкает). Проваливай отсюда!

У Мозеса дрожит нижняя губа, но он предпочитает воспользоваться этим «советом» и продирается в другой конец ряда.

Мозес (также вежливо). Сэр, простите, вас, или кого-нибудь из ваших друзей, не заинтересует ли эта прекрасная лошадь?

Второй торговец. Эта кляча? Ха-ха-ха! Да она же сдохнет, прежде чем я ее до дому доведу!

Третий торговец. Мои собаки падалью не питаются.

Мозес (очень расстроено). А вы уверены, господа, что вы не ошибаетесь? Вы, конечно, лучше моего разбираетесь, но, по-моему, здесь продают ничуть не лучше!

Второй торговец. Слушай, проваливай отсюда! У меня от одного вида этой падали живот разболелся!

Торговцы. И у меня! И у меня!

Мозес, едва сдерживая слезы, направляется дальше. За ним следит глазами прилично одетый джентльмен, в котором легко узнать Дженкинса, которого мы видели в таверне на пиру у Гольдсмита. Рядом с ним человек, одетый попроще.

Дженкинс (обращаясь к этому второму). Сэм! Ты видишь этого паршивого интеллигента? Ты знаешь, в чем он нуждается?

Сэм. Думаю, что в деньгах, Джек, только вряд ли он их здесь получит.

Дженкинс (величественно). Ты ошибаешься. Он нуждается в хорошем уроке, и он получит его непременно.

Помахивая тросточкой, он подходит к Мозесу и говорит с самыми изысканными интонациями.

Дженкинс. Эта прекрасная лошадь продается?

Мозес. Ах, сэр, боюсь, что вы ошибаетесь. Я тоже считал ее хорошей, но вполне компетентные господа только что ее забраковали.

Дженкинс. Эти компетентные господа, сэр, – рыночное жульё, и занимались они тем, что сбивали цену вашей лошади! Вам часто приходилось заниматься торговыми сделками?

Мозес. О, сэр!

Дженкинс. Так пусть этот случай будет последним. Это не ваша стихия, дитя мое. Займитесь умозрительными науками! (Мозес тает в благодарной улыбке.) На ваше счастье, я как раз присматривал себе спокойную лошадку и думаю, что эта мне как раз и подойдет. Ее цена пять фунтов – ни пенсом больше, ни пенсом меньше!

Мозес. Сэр, она ваша!

Дженкинс лезет за бумажником, делает вид, что не может найти его и всплескивает руками.

Дженкинс. Подумать только! Пока я вас тут учу уму-разуму, эти господа успели обработать меня самого!

Мозес. Боже мой, сэр, там была серьезная сумма?

Дженкинс. Нет, только пять фунтов и было. Дело не в деньгах, черт побери! Нервная энергия – вот что мы теряем в подобных местах! Она дороже всяких денег! (Достает синие очки, надевает.) Молодой человек, если вы не раздумали иметь дело с таким простофилей, как я, то проводите меня до гостиницы. Я расплачусь с вами там.

К Дженкинсу бросается его подручный Сэм.

Сэм. Сэр, прошу прощения! Эти очки! Вы привезли их из Лондона или купили где-то здесь?

Дженкинс. Простите, я не ожидал… Я думал, я буду первым, кто познакомит местных жителей с этим достижением науки.

Сэм (орет, обращаясь к Мозесу). Это такая штука!!! Они улавливают солнечные лучи и распределяют их через глазную сетку!..

Дженкинс. Сетчатку, сэр!

Сэм. То есть да! Через сетчатку по всему организму, так что проходят неизлечимые болезни!!!

Дженкинс (скромно, но с достоинством). Сэр, мне тем более приятно это слышать, что я имею отношение не только к распространению, но и к изобретению этого чуда оптики!

Сэм. Ближе к делу, сэр! Сколько вы просите за дюжину?

Дженкинс (брезгливо). Я не торгую, сэр, а распространяю эти очки по шесть шиллингов за пару…

Сэм (шепчет на ухо Мозесу). Хи-хи! У нас за них по полтора фунта дают!

Дженкинс. Но главное – не продать, а снабдить покупателя научной инструкцией!

Мозес (зачарованно). Ах, сэр, мне так стыдно, что я пренебрегал естественными науками!

Сэм (шипит ему в ухо). Его надо уломать, надо уломать! Такие денежки на дороге не валяются!

Мозес, оба жулика и лошадь под музыку устремляются с рынка. Мозес вертит головой то в сторону бескорыстного ученого, то в сторону откровенного бизнесмена. Его учат жить.

В доме Примрозов. На столе лежит груда синих очков. По одну сторону стола стоит Мозес с низко опущенной головой, по другую – Примроз. В стороне – миссис Примроз, Оливия, Софья и Берчелл. Все напряженно молчат. Наконец, Мозес не выдерживает.

Мозес (отчаянно). Папа, прости меня! Этот джентльмен… то есть, этот негодяй был единственный, кто со мной по-человечески обошелся!..

Примроз ничего не отвечает, только покачивает головой.

Оливия (проглотив слезы, говорит спокойно и со злостью). Так, значит платьев нам не видать!

Софья (вызывающе). Я могу на бал не ехать!

Миссис Примроз. Софья! Я, кажется, запретила тебе рассуждать на эту тему!

Берчелл (испытующе смотрит на всех присутствующих. Медленно). Мистер Примроз! Не кажется ли вам, что было бы разумно усмотреть в этом происшествии перст судьбы?!

Миссис Примроз. Ах вот оно что! Мистер Берчелл пользуется случаем дать очередной совет! Мудрый совет, ничего не скажешь! Только очень уж похож на издевательство! Красиво, сэр, издеваться над людьми, когда у них стряслась беда! А еще лучше воспользоваться этим в своих целях! (Кмужу) Теперь-то ты видишь, с чьего голоса она поет? (Указывает на Софью.) Но я положу этому предел! Я еще здесь хозяйка! (Выходит на середину комнаты.) Мистер Берчелл! С этой минуты наш дом для вас закрыт! И если я уличу вас в каких-либо сношениях с моими детьми…

Примроз (спохватившись). Друзья мои! Мы все слишком взволнованы и поэтому все неправы!

Миссис Примроз. Я настаиваю на своих словах!

Займитесь лучше здоровьем вашего родственника, сэр!

Берчелл. Мисс Софья! В любую минуту…

Миссис Примроз. Я запрещаю вам! Она несовершеннолетняя! Я могу в суд на вас подать!

Софья стоит, прижав руки к губам. По щекам ее текут слезы. Берчелл уходит.

Миссис Примроз (к мужу). Собирайся!

Оливия. Мама, куда ты его гонишь?

Миссис Примроз. На ярмарку! Продавать вторую лошадь!

Софья вскидывает голову, секунду остолбенело смотрит на мать и выбегает из дому. Оливия направляется за ней.

Софья и Оливия сидят на бугорке там, где еще вчера косили сено. Софья плачет. Оливия ее утешает.

Оливия. Подожди, еще найдется кто-нибудь и получше этого Берчелла!.. Он же некрасивый… и старый какой-то… Ну, не плачь! Ой, смотри, смотри, кто идет!..

По дороге ковыляет в пестрых лохмотьях цыганка, та самая, что в первой сцене разговаривала с Гольдсмитом.

Цыганка (подходя к девушкам). Что, красавицы, такие грустные? Надо вам обязательно погадать!

Оливия (смотрит на нее заворожено, как маленькая). А у нас денег нет!

Цыганка. Ну, по одному-то пенсу найдется! Иначе нельзя, иначе гаданье силу потеряет!

Порывшись в карманах, они протягивают ей руки с монетками. Цыганка смотрит сначала на одну, потом на другую ладонь.

Цыганка. Ну, на такие ручки надо класть не медные монеты, а золотые! Такое там написано! (К Оливии) Вот ты выйдешь замуж за помещика! (КСофье) Аты – за лорда!

Софья (со слезами). Я не хочу замуж за лорда!

Цыганка (возмущенно). Что значит, хочу – не хочу! А если судьба такая? (Примирительно) Но если тебе нравится кто-нибудь попроще, ты не огорчайся – лордом не обязательно родиться. Им можно стать – за большие заслуги!

Цыганка смотрит Софье в лицо…

Сцена 8

…И вот уже не Софья, а роскошная знатная дама, в точности похожая на Софью, спрашивает, покачивая веером:

«Софья». А за какие именно заслуги?

Две дамы и два джентльмена беседуют на приеме у герцога Нортемберленда, куда приглашен и Гольдсмит.

Первый джентльмен (отвечает «Софье» томно и ехидно). Это так и осталось невыясненным! Вообще, в биографии этого новоиспеченного лорда есть только один достоверный факт – он в свое время торговал неграми в Америке! (Все смеются.)

В толпе гостей можно увидеть и самого Гольдсмита, которому страшно неловко и в новом платье, и в новом качестве. Второй джентльмен наводит на него лорнет.

Второй джентльмен. Скоро шагу нельзя будет ступить, чтобы не наткнуться на что-нибудь подобное! Вот, кстати, что за птица?

Первый джентльмен. Эта? Ворона в павлиньих перьях – новомодный писатель Оливер Гольдсмит!

«Софья». Если бы вы потрудились ознакомиться с его произведениями, сэр Джон, вы бы не были к нему так жестоки! Мне никогда не встречалась такая широта ума, такое благородство души! И уж, конечно же, не здесь! (Окидывает зал горьким взглядом.)

Второй джентльмен. Что я вижу? Моя прелестная кузина влюбилась в этого новоявленного Мильтона! Нет – Гомера! Поэт на этот раз вполне зрячий, но слепа ваша любовь – ведь такую некрасивую физиономию не каждый день встретишь.

«Софья». Я вовсе не нахожу его некрасивым! (Все смеются.)

Вторая дама (язвительно). Какая горячность! Душа моя, а ведь вы могли бы его осчастливить. Вы богаты, свободны – предложите ему руку и сердце!

«Софья» (захлопывает свой веер). Идет! Я принимаю ваш вызов!

В этот момент Гольдсмит проходит мимо этой группы, направляясь в кабинет герцога. «Софья» провожает его взглядом и говорит медленно, как бы гипнотизируя.

«Софья». Вот если сейчас он дойдет до дверей в кабинет его светлости и оглянется в нашу сторону, я непременно так и поступлю.

Четыре пары глаз следят за Гольдсмитом. Перед самой дверью он на мгновение останавливается – его нога запнулась о загнувшийся угол ковра. Гольдсмит открывает дверь и входит, не оборачиваясь.

Вторая дама (нервно обмахиваясь веером). Боже мой! Я так перепугалась! С вашим безрассудством, дорогая моя, можно было ждать, чего угодно.

В глазах Софьи бесконечная тоска…

…Перед нами опять «настоящая» Софья. Они с Оливией стоят, забившись в уголок, на балу у мистера Торнхилла.

Оливия. Стоило стараться! И одеты мы хуже всех, и никому не нужны! Бедная мама!

Софья. Хочешь, уйдем отсюда? Чего еще ждать?

Оливия (с неохотой). Ну… мы ведь ничего не теряем…

В этот момент раздается голос мистера Торнхилла. Он стоит в центре зала.

Торнхилл. Господа! Нам предстоит очень важная вещь! По старой традиции, на нашем летнем балу до наступления полуночи должна быть избрана королева фей! (К Торнхиллу подходит слуга, держащий на подушке серебряную корону.) Господа! Я предлагаю увенчать этой короной мисс Оливию Примроз – самую прекрасную леди нашего графства! (Он подходит к Оливии, берет ее за руку, выводит на середину зала и, взяв у слуги корону, опускается перед Оливией на одно колено.)

Софья, воспользовавшись тем, что ее оставили одну, совсем оставляет зал, уходит на застекленный балкон и грустно смотрит в ночную тьму.

Кабинет герцога. Гольдсмит сидит на краешке роскошного кресла. Перед ним, в другом кресле – величественный и доброжелательный премьер-министр герцог Нортемберленд. Поодаль, за столом с бумагами, секретарь.

Герцог (растягивая слова). Да, поистине, наша Ирландия – во всех отношениях плодороднейшая страна. Знатоки утверждают, что трава на ее пастбищах не имеет равных во всем мире! А такой гений, как старик Свифт! Это же гордость целой нации! Мы очень рады, что поэтическая нива не скудеет, а э-э-э зеленеет… подобно ирландским пастбищам! (Усмехается своей метафоре.)

Гольдсмит (в большом смущении). Ваша светлость, я… я вполне разделяю ваш патриотизм, но к величайшему сожалению, Ирландия пользуется и печальной славой – ее крайняя бедность известна всей Великобритании! (Герцог удивленно поднимает брови. Гольдсмит продолжает, осмелев) Однако тот, кто воочию не видел той нищеты, в которой живут ирландские крестьяне, даже не может вообразить ее!

Герцог (с подчеркнутым удивлением). Мистер Гольдсмит! Вы что же, всерьез считаете, что правительство не осведомлено об… э-э… экономическом положении ирландского крестьянства?

Гольдсмит (растерянно). О, конечно же нет! Но тогда, почему же… (Он, недоговорив, разводит руками.)

Герцог (его удивление возросло в десять раз). То есть, вы хотите сказать, что правительство не принимает мер для улучшения?

Гольдсмит. Может быть, они недостаточно эффективны, милорд?

Молодой секретарь герцога, слушающий этот разговор, крайне раздосадован.

Герцог (откидывается в кресле, пряча улыбку). Дорогой сэр! Уверяю вас, что если глава правительства его Величества приглашает вас к себе, то не для того, чтобы получить, э-э, консультации по вопросам экономики.

Гольдсмит (видя, что терять нечего, он говорит почтительно, но смело). Ваша светлость! Такому человеку, как я, редко выпадает честь беседовать со столь высокопоставленными особами! Может быть, один раз в жизни! Поэтому я счел своим долгом затронуть вопрос, важнее которого, мне кажется…

Герцог (очень сухо). Советую вам запомнить, сэр, на будущее, что в подобных беседах важнейшим является тот вопрос, который желает обсудить в данный момент пригласившее вас лицо… Я слышал, вы собираетесь редактировать журнал! Как он будет называться?

Гольдсмит. «Пчела», милорд.

Герцог. Что ж, она будет приносить мед или только жалить?

Гольдсмит. Только жалят осы, милорд!

Секретарь (подходит с папкой). Милорд, смею напомнить!

Герцог. Ах да, мистер Хэмфри, мы ушли куда-то в сторону! Вы справедливо заметили, мистер Гольдсмит, что уроженцы Ирландии сильно уступают остальным нашим соотечественникам по части… э-э… финансов.

У нас есть возможность предложить вам регулярное денежное вспомоществование! (Смотрит на него лукаво и вопросительно.)

Гольдсмит. Глубоко тронут вашей заботой, милорд, но я далеко не самый бедный из ирландцев и в своих финансовых делах всецело полагаюсь на господ издателей!

Секретарь, стоящий за спиной у герцога, делает Гольдсмиту «страшное» лицо и стучит пальцем по лбу – «Идиот!»

Герцог (удовлетворенно откидывается в кресле).

Благодарю вас, мистер Гольдсмит, мне было очень интересно с вами познакомиться!

Гольдсмит идет сквозь толпу блестящих гостей. Их лица неуловимы, они расплываются, когда он хочет вглядеться в них. Мгновеньями ему кажется, что он видит «Софью» – то ли реальную женщину, то ли образ, вызванный его воображением и перенесенный из мира его романа в мир реальности.

Улица. Одинокая фигура Гольдсмита удаляется от дворца, в котором еще идет прием. В окне-фонаре второго этажа появляется женский силуэт.

Голос Софьи

Лишь на миг наши встретились лица, Я гляжу на тебя, как во сне. Знаю я, что тебе тоже снится Тот же сон, тот же сон обо мне. Мы не зная любили друг друга, Мы увиделись только сейчас. Но жестокая белая вьюга Всю окрестность скрывает из глаз…

Несколько «немых» кадров, показывающих смену времен года: зимняя метель, затем весна, лето, – между первой и второй частями проходит год.

Наступает осень.

Часть вторая

Сцена 9

Осень. Та же аллея, которой проходил Гольдсмит в самом начале фильма.

В облике Гольдсмита нет уже былой жизнерадостности. Времени прошло немного, но он сильно изменился.

Голос Гольдсмита

Я живой, но и осень – живая: Кто кого из нас переживет? Дни все новые в круг зазывая, Водит прошлое свой хоровод. Ни листа, ни зеленого неба… А на тучах – глухая печать. Завершается день. И не мне бы За скудеющий свет отвечать.

Он подходит к дому миссис Браун, задумчиво оглядывает его и, повернув за угол, оказывается во дворе. Миссис Браун вешает белье. Он подходит и ждет, чтобы она его заметила.

Миссис Браун. Боже мой! Мистер Гольдсмит! Давно же я вас не видела. Что это, на старые места потянуло?

Гольдсмит. Да вот, проходил мимо, решил зайти!

Миссис Браун. Вы вроде бы и не изменились! А ведь важный человек теперь! Говорят, журнал издаете!

Гольдсмит. Уже не издаю!

Миссис Браун (прежним ворчливым тоном). Не вышло, значит! Все правильно! Вот если бы наоборот, тогда б я удивилась. (Помолчав) И на китайской императрице не женились?

Гольдсмит (покорно улыбаясь). Не получилось!

Миссис Браун. И миллионером с помощью издателей не стали?

Гольдсмит. Кажется, это они разорились с моей помощью.

Миссис Браун (с горячностью). Вот в это уж, сэр, я ни за что не поверю! Чтоб к кому-нибудь беда пришла через вас? Никогда!

Устыдившись своего порыва, она хватает таз с бельем и переходит на другой конец двора. Гольдсмит следует за ней.

Гольдсмит. Миссис Браун! А комната, которую я занимал, она сейчас свободна?

Миссис Браун. Кому она нужна, эта дыра!

(Подозрительно) А что это вы о ней вспомнили?

Гольдсмит. Да так! Работалось мне в ней хорошо. Роман мой быстро двигался.

Миссис Браун. Главное, почти ничего не стоила! Понятно. Опять ни гроша в кармане.

Гольдсмит. Ну, это сильно преувеличено!

Миссис Браун, схватив пустой таз, направляется к дому и мрачным кивком приглашает Гольдсмита следовать за ней.

Вот уже они поднимаются по лестнице. Гольдсмит останавливается у дверей своей комнаты, миссис Браун спрашивает его снизу.

Миссис Браун. Что же вы роман-то свой не дописываете?

Гольдсмит (задумчиво). Вы знаете, мои друзья, то есть, мои герои!.. Их словно жизнь покинула, и они никак не могут сдвинуться с места!..

Миссис Браун (смеясь). Значит, не так плохо им живется! Вот посыплются шишки на голову – сразу зашевелятся!

Гольдсмит сидит за столом с пером в руке. Перед ним чистый лист. Внезапно на листе возникает лицо Софьи, оно очень печально.

Голос Софьи

Без спросу открывая дверь, Любовь к нам входит в сердце, Как возмещенье всех потерь, Как возвратившееся детство…

В ее глазах появляются слезы.

Сцена 10

Софья сидит у окна в доме Примрозов и с отсутствующим выражением лица смотрит на улицу. Мать подходит к ней и щупает ей лоб.

Миссис Примроз. У тебя нет жара?

Софья. Мамочка, я ничем не больна!

Миссис Примроз (бодрым голосом). Конечно, я тоже так думаю! Но на всякий случай неплохо было бы показать тебя врачу. Мистер Торнхилл говорил как-то раз, что знает хорошего врача.

Софья (резко поворачивается к ней и говорит почти с ненавистью). Да? А что еще говорил мистер Торнхилл?

Миссис Примроз (делает вид, что не слышит). В твоем возрасте надо иметь хороший аппетит, надо много двигаться, а не сидеть, уставившись в одну точку!

В этот момент с улицы вбегают малыши – Дик и Билл.

Дик. Мама!!! Почему она нас не взяла? Сама поехала кататься, а нас не взяла!

Миссис Примроз (встревоженно). Что? Кто? Кто поехал кататься?!

Билл (тоном ябедника). Оливия! Мы ее звали, звали, а она даже не оглянулась! А мистер Торнхилл взял и опустил занавеску! А раньше он нас всегда катал!

Софья и миссис Примроз вскрикивают в один голос. На их крик выходит Примроз.

Примроз. Что случилось?

Софья бросается к нему и хватает его за руки.

Софья (срывающимся голосом). Папа! Папа, кажется, Оливия уехала от нас!

Дик (он уже напуган ужасом взрослых). С мистером Торнхиллом! Мы играли возле дома, а потом совершенно случайно (он делает честные глаза) вышли на проезжую дорогу! И едет карета…

Софья (кричит). А кто вам разрешил выходить на проезжую дорогу?! Марш наверх! И чтобы вас слышно не было!

Притихшие и испуганные, малыши поднимаются по лестнице. Софья захлопывает за ними дверь. Отец и мать стоят, как в столбняке.

Миссис Примроз (выйдя из оцепенения). Погубила нас! Дрянь! И себя и нас погубила! Что делать?! Господи, что делать?! Что мы людям скажем, куда она девалась?

Примроз (казалось, что погруженный в свои мысли, он и не слышит ее, как вдруг он отвечает с каким-то странным спокойствием). Говори все, что хочешь! Например, что она поехала погостить к родственникам.

Миссис Примроз. И сколько же она там пробудет? Всю жизнь?!

Примроз (содрогнувшись от такого предположения). До тех пор, пока я не разыщу ее и не верну домой.

Миссис Примроз. Ты сошел с ума! Да она этого никогда не захочет! Не для того она сбежала с помещиком, чтоб возвращаться в эту жалкую дыру!

Примроз (говорит, как бы превозмогая сильную боль, но спокойно). Мы не можем ждать, пока она надоест… этому человеку, и он выгонит ее на улицу.

Миссис Примроз. Там ей и место! Она и сейчас ничем не лучше уличной девки!

Примроз (так же). Значит, по-твоему, мы будем жить, зная, что наша дочь неизвестно где и такая, как ты говоришь?

Миссис Примроз. Она нам больше не дочь!

Примроз (из глаз его текут слезы). Нет-нет! Что ты! А кто же она тогда? Чья она? Кому она нужна? (Он озирается, и видит, что на лестнице стоит совершенно растерянный Мозес.) Ты пойми, мы и на Страшном суде не сможем отказаться от своих детей, а сейчас и вовсе не время для этого!

Сцена 11

Гольдсмит звонит в дверь дома, в котором живет его бывший издатель Уильямс. Женщина лет тридцати пяти впускает его.

Гольдсмит (вполголоса). Как он?

Женщина (тяжело вздыхая). Доктор говорит, что если бы он не переживал так, то мог бы поправиться. Попробуй тут не переживать.

Комнаты, через которые они идут, почти пусты и носят следы разгрома.

Гольдсмит сидит у постели больного Уильямса.

Уильямс. Когда-то я жалел вас, Гольдсмит, а теперь я вам завидую. Вы свободный человек! Свободный. (Он произносит это слово как магическое.) Вы можете как вам угодно распоряжаться и своей жизнью, и своей смертью, а ведь другой неотъемлемой собственности у людей нет, все остальное – мираж! (Видно, что напряжение, с которым он произнес эту фразу, дорого ему стоило.)

Гольдсмит (пытается развеселить его). Очень жаль, сэр, что мои кредиторы не придерживаются этой философии! Они считают, что даже моя жизнь принадлежит им!

Уильямс (отвечая на собственные мысли). Ну что же мне долговая тюрьма, если бы не они\ (Указывает в сторону двери.) Все равно рано или поздно надо где-то умирать. Но им-то еще жить! А как? Девочки никому не нужны без приданого! Билл говорит, что наймется в солдаты! (По его щеке сползает слеза.) А ведь ради чего я пускался в биржевые аферы? Разве меня не кормила книжная лавка? Всё для них, для них! Жена, дети! Я хотел их видеть богатыми, счастливыми! Они мне были дороже меня самого. (Отворачивается.) А теперь мы враги! Я сделал их нищими, а они не дают мне спокойно умереть!

Гольдсмит (оглядывает комнату, видит на стенах гвозди, с которых сняты картины и другие следы «ликвидации имущества»). Неужели даже после аукциона у вас остались непогашенные долги? Ведь самое главное для вас – остаться на свободе! Дела потом как-нибудь наладятся!

Уильямс. Остается почти тысяча фунтов! (С горечью)

Я играл по-крупной.

Гольдсмит подавлен. Такой суммы ему нигде не найти. Но все же…

Гольдсмит (нерешительно). Мистер Уильямс! Только не смейтесь надо мной! Если бы вы уговорили ваших кредиторов подождать… ну хотя бы неделю, я бы обязательно что-нибудь придумал…

Уильямс (смеется, хотя ему это трудно). Ну милый мой! Ну что вы можете придумать? Разве что поторопить ваших собственных кредиторов! И тогда мы с вами вместе сядем за решетку! Будем издавать там журнал «Голос из преисподней»!

Гольдсмит (вскакивает, как если бы у него появилась какая-то идея. На самом деле ничего этого нет). Если у меня ничего не получится, мы так и сделаем! В компании всё же веселее!

Гольдсмит идет по улице. Он лихорадочно смотрит вокруг, как бы надеясь найти какой-нибудь знак, который подскажет ему, что делать, но видит перед собой только плотно закрытые тяжелые, дубовые двери богатых домов. Они смотрят на него – одни, другие, третьи – оскаленными львиными мордами, украшающими замки. Ему здесь не откроют и не ответят…

Сцена 12

…Но вот какая-то рука все же берется за бронзовое кольцо, которое держит в пасти роскошный лев. Берется и тут же опять выпускает. Потом берется снова. Это рука Примроза, который приехал в Лондон и разыскал дом мистера Торнхилла. Он медленно и с усилием открывает эту дверь. Примроз стоит в вестибюле. Перед ним сидит, развалясь, роскошный швейцар, рядом со швейцаром – плутоватый мальчишка-лакей.

Швейцар. Я, кажется, уже сказал вам, сэр! Попрошу освободить помещение, сэр!

Примроз (делая над собой невероятное усилие). Но неужели мистер Торнхилл не оставил своего адреса? Ему, наверное, приходит корреспонденция, ее надо куда-то пересылать!

Швейцар (с издевкой). Вот-вот, попробуйте ему написать! Там будет видно! А пока что – прошу! (Указывает на дверь) Вы мешаете нам работать!

В это время из внутренних дверей выходит джентльмен, похожий как две капли воды на Дженкинса, каким он был во время продажи лошади, и проходит между Примрозом и швейцаром, направляясь к выходу. Швейцар и лакей почтительно подымаются. Швейцар подает ему трость, он дает в ответ какую-то мелочь и выходит. Примроз бросается за ним.

Улица перед домом мистера Торнхилла. Примроз догоняет Дженкинса.

Примроз. Прошу прощения, сэр! Вы, вероятно, родственник или знакомый мистера Торнхилла! Мне необходимо знать, куда он уехал!

Дженкинс (холодно и высокомерно). Простите, с кем имею честь?

Примроз. Моя фамилия Примроз, сэр! Я священник, мой приход находится там же, где…

При его имени Дженкинс отшатывается, затем сразу же переходит в наступление и перебивает Примроза.

Дженкинс. Ах вот как! Тот самый приходской священник! Пастырь заблудших душ! Хорошо же вы наставляете их на путь истинный! С помощью своих хорошеньких дочек! Что ж, нравственность прихожан вряд ли можно исправить таким образом, а вот свои денежные дела – пожалуй!

Примроз подавленно молчит. Он сгорает со стыда, но возразить ему нечего.

Дженкинс (продолжает тоном прокурора, читающего обвинительный акт). Должен вас предупредить, что его милость милорд Торнхилл давно уже наблюдает за неблаговидным поведением своего племянника и ваша роль в его моральном падении ему хорошо известна!

Примроз (в совершенном отчаянии). Сударь, умоляю вас, скажите мне только, где моя девочка! Мне кажется, вы должны это знать!

Дженкинс (отчеканивает). Я не имею ни малейшего отношения ко всем этим грязным делам. Я пришел сюда от имени лорда Торнхилла сделать строгое внушение его племяннику, но, как и вы, не застал его дома!

Во время этого разговора Примроз стоит лицом к стене дома, а Дженкинс, напротив, смотрит на проезжую часть улицы. Внезапно в его глазах появляется удивление и испуг.

Дженкинс. Э! Да вы только посмотрите!

Он хватает Примроза за плечо и как бы поворачивает лицом к улице. Дженкинс пускается наутек. В противоположном конце улицы останавливается экипаж. Из него выскакивает Оливия с криком «Папа! Папа!» Извозчик спрыгивает с козел и бросается за ней.

Извозчик (хватая Оливию). Ах ты, мерзавка! Хочешь сбежать, не заплатив! Папу она увидела! Много вас таких! (Примроз бросается к Оливии.)

Вот уже экипаж с умиротворенным извозчиком отъезжает прочь. Оливия, припав к плечу Примроза, захлебывается от рыданий. В руке у нее какой-то жалкий узелок с тряпьем.

Оливия (плача). Папочка! Папочка, это правда ты?! Я думала уже, что схожу с ума, и это мне мерещится!

Примроз. Господи, благодарю Тебя! Ты прощаешь меня, несчастного! (К Оливии) Ведь я уже не знал, где тебя искать! У меня голова кругом шла! (Целует ее.) Бедная моя, родная моя! Ну успокойся! Ну не плачь! Все будет хорошо! Я отвезу тебя домой! У нас как раз хватит денег доехать!

Оливия. Папочка, не надо домой! Я там умру, я вам всем не дам житья! Отправь меня в какой-нибудь приют, чтоб меня никто не знал, не видел! Или в больницу, или в тюрьму!

Примроз. Ну что ты, моя бедняжка, за что тебя отправлять в тюрьму? Кто из нас не ошибается! Мы все, как слепые котята!

Оливия. Ах, папочка, я ведь с самого начала знала, что он меня обманывает… Все эти разговоры о таинственных обстоятельствах, в его родне… Но мне так хотелось верить… И когда явился этот негодяй с брачным контрактом…

Примроз. Какой негодяй?

Оливия. Вот тот… с которым ты только что разговаривал!..

Примроз. Как? Этот джентльмен?

Оливия. Это его подручный! Он уже много раз помогал ему жениться таким образом! Некоторые жены до сих пор так и живут в его доме. Ведь им же некуда деваться!.. Мистер Торнхилл добрый, он никого не прогоняет… Вот этого я уже вынести не могла!.. А что он тебе тут наговорил?

Примроз (рассеянно, думая о чем-то своем). Мне? Правду, дитя мое, правду, ничего, кроме правды!..

Сцена 13

Король и вор, судья и плут — Все так или иначе — Весь свой недолгий век живут В расчете на удачу! Но жизнь – коварная игра, Она не стоит свечки! На свете только шулера На свете только шулера Играют без осечки…

Гольдсмит нерешительно переступает порог игорного дома. Он отчаялся найти иной способ спасти своего друга. Он топчется в слабо освещенной передней, куда доносятся шум и крики из соседнего зала. Из-за дверей, ведущих в зал, выглядывает наглого вида джентльмен, как бы учуявший новенького. С секунду он разглядывает его, затем исчезает. Снова отворяется дверь, из-за нее появляется Дженкинс, на этот раз «настоящий», а не перенесенный воображением Гольдсмита в его роман. Дженкинс оглядывает Гольдсмита с головы до ног, обходит его кругом, заглядывает ему в лицо.

Дженкинс (обалдело). Мистер Гольдсмит! Могу ли я верить своим глазам! Туда ли вы попали, сэр? Может быть, вы ошиблись дверью?

Гольдсмит. Нет, я шел именно сюда! Но вас я тоже никак не ожидал встретить! (Оглядывает его элегантный наряд) Что, не выдержали роли? Решили сменить амплуа?

Дженкинс (дурачась). Сэр! Я оскорблен вашим недоверием! Как по-вашему, чем я здесь занимаюсь? Или вы думаете, что это такое место, где легче всего встретить порядочного человека?

Гольдсмит (мрачно). Ничего такого я не думаю, но мне позарез нужны деньги, а больше взять неоткуда!

Дженкинс (совершенно серьезно). Мистер Гольдсмит, вы не унесете отсюда ни гроша, но зато оставите тут все, что у вас есть и даже то, чего нету. Можете мне поверить, сэр, я говорю с полным знанием дела!

Гольдсмит. Ничего не поделаешь! Эти деньги нужны не для меня, и я не уйду отсюда, не попытав удачи!

Дженкинс. Черт возьми! А сколько там нужно, не для вас?

Гольдсмит. Тысячу фунтов!

Дженкинс (присвистнув). Фью! Ну и аппетиты у порядочных людей! (Гольдсмит направляется к двери в игорный зал. Дженкинс перехватывает его.) Нет-нет! Я вас туда не пущу! Эти господа потеряют уважение к себе, если вы уйдете от них хотя бы в одной рубашке! (Смотрит на него в раздумье.) Да, остается только одно – я сяду играть вместо вас!

Гольдсмит поражен. Он не знает, что сказать. Наконец, вынимает припасенные для игры деньги и отдает их Дженкинсу.

Дженкинс (кривляясь). Премного благодарен, сэр!

Небывалая честь, сэр! Не обману вашего доверия, сэр!

Сцена 14

Возвращение Примроза и Оливии домой.

Лужайка за домом Примрозов. Мозес бежит в сторону дома.

Мозес. Софья! Скорей, скорей! Они приехали!

Софья и Мозес, запыхавшись, вбегают в дом, но в дверях останавливаются. Их словно останавливает напряжение, царящее между миссис Примроз с одной стороны и Оливией и отцом – с другой.

Миссис Примроз. Вам придется извинить нас, миледи, – наш дом слишком убог для вашей особы! И принять вас, как подобает, мы не сможем, при всем желании. Наши материальные дела отнюдь не улучшились в связи с вашим стремительным отъездом, скорее наоборот!

Оливия (к отцу). Я же говорила тебе! Боже мой, не надо мне было сюда приезжать! Я лучше уйду, еще не поздно! (Направляется к двери.)

Софья (бросается к ней, обнимает ее). Оливия! Милая моя, дорогая! Я тебя не оставлю, я тоже пойду с тобой.

У меня сил больше нет!..

Примроз (загораживает собой дверь). Вот что, девочки, я слишком устал, чтобы выслушивать подобный концерт! А ты, Софья, лучше бы уложила свою сестру в постель – она еле стоит на ногах! Это будет полезнее, чем изображать чудовищ из собственных родителей!

Оливия и Софья поднимаются по лестнице.

Примроз (обращаясь к жене, очень мягко). Ложись-ка спать! Тебе завтра весь день работать. Надо набраться сил.

Миссис Примроз. Зачем? Чтобы жить и не видеть ничего впереди? Ни на что не надеяться ни для себя, ни для своих детей! Я знаю, что так живут, что так можно жить! (Примроз отворачивается и греет руки у огня.

Он не собирается вступать ни в какие споры.) Чего еще нам ждать? Только того, что все станет еще хуже! Пускай! Мне уже все равно! Если сегодня ночью этот дом сгорит…

Примроз (перебивает ее очень мягко, беря за руку). Тогда нам придется жить в сарае. А пока дом цел, лучше всего тебе лечь в постель! (Она уходит.)

Примроз возвращается к огню. К нему подходит Мозес и не сразу решается заговорить.

Мозес. Папа! У меня к тебе очень серьезный разговор!

Примроз. У тебя? Мой бедный мальчик! (Тяжко вздыхает.) Мне в твоем возрасте не приходилось вести с родителями «серьезные разговоры»! Я готовился в университет. Но ничего, милый, доживем до осени – я тебе обещаю, я вылезу из кожи вон – ты будешь в университете! Я уже написал кое-кому из старых друзей…

Мозес. Папа! Сейчас не надо об этом говорить. Скажи мне лучше, у тебя остались хоть какие-нибудь деньги?

Примроз (отрицательно качает головой). …Но… в доме есть какая-то еда… Мы дотянем до моего жалованья… С голоду не умрем!

Мозес (машет рукой от нетерпения, чтобы отец замолчал, но говорит, так же запинаясь). Дело в том, что весь этот год мы были с мистером Торнхиллом в такой дружбе, что не платили ему аренду за дом и участок… Мама даже говорила, что это было бы неудобно! А теперь… если он захочет нам отомстить, то это будет удобней всего…

Примроз. Ты боишься, что он упрячет меня в тюрьму? Нет, друг мой, это уж слишком! Зачем подозревать его в такой низости?

Мозес. Папа! Я был готов никого на свете не подозревать ни в какой низости, но, как выяснилось, меня никто не спрашивает!

Примроз (совершенно огорошен этой идеей). Ну хорошо, а что же ты предлагаешь? Продавать нам нечего! Делать новые долги – это грозит тем же самым!

Мозес. Есть только один выход – я пойду работать!

Примроз. Дитя мое дорогое! Но ты же ровным счетом ничего не умеешь! Помилуй Бог! Я тебя не упрекаю! Тебе семнадцать лет, тебя прочили в университет! Тебе ли заниматься такими проблемами?

Мозес. Папочка! Я обо всем этом уже думал. Я прекрасно знаю, на что гожусь! (Видно, что это заявление не доставляет ему никакой радости, он чуть не плачет, но говорит очень твердо.) Здесь вокруг очень много фермеров. Скоро весна, и я к любому из них могу пойти в батраки!

Примроз (в ужасе). Ты сошел с ума! Ты никогда не занимался физической работой! Это так тяжело!

Мозес. Привыкну! Умным стать гораздо труднее!

Примроз. Нет-нет! Пока я на ногах, пока я на свободе – я никогда на это не соглашусь! Атам… (он разводит руками) …если ты не бросишь сестер и братьев умирать с голоду – пусть тебе за это воздастся!

Сцена 15

Гольдсмит бредет вечерней улицей.

Темно. И печаль клубится… И так фонари зажгли, Как может самоубийца В последний момент влюбиться — И выскользнуть из петли!.. Они протянули свет свой Соломинкой над волной… Забытых друзей приветствуй! С обеих сторон, как в детстве, — Влюбленность и страх сквозной…

Миссис Браун поит чаем судебного пристава, который пришел забирать Гольдсмита в долговую тюрьму.

Пристав (недовольно смотрит в окно, за которым зажигают фонари). Это он что же, часто так поздно шляется, ваш постоялец?

Миссис Браун. Почему это шляется? Откуда я знаю, может он давно уже спит где-нибудь. Если он снимает у меня комнату, это не значит, что он обязан каждый день сюда являться. У меня квартира, а не тюрьма.

Гольдсмит продолжает свою прогулку.

А что впереди? Быть может, И ты! ведь прошло по коже Предчувствие, как во сне… Заря… Но бледнее мела, И трепетно, и несмело Взошла она… Что же с ней?

В доме.

Миссис Браун. И вообще, если б мне кто-нибудь задолжал… хоть пять тысяч, я все равно бы не стала его в тюрьму тащить! Живого человека сажать за решетку! Только за то, что он бедный!

Пристав (нравоучительно). Это для того делается, чтобы другим неповадно было залезать в долги, когда отдавать нечем. А иначе приличные люди никому одолжить не смогут. А чтоб они не боялись, значит, вот мы их права и защищаем.

Миссис Браун. От чего же вы их защищаете? От того, чтоб они людьми были? Чтоб никто никому не помогал просто так, а только под расписку, под страхом тюрьмы!

Пристав. Что вы на меня орете? Я никому не одалживал! У меня лишних денег не водится! Я потому по ночам за всякими пьяницами таскаюсь, что мне семью кормить нужно! Я уж забыл, когда я дома у себя так сидел, все караулить где-то должен!.. (Он встает.)

Миссис Браун. Так вы идите, идите домой! Он, может, еще целый месяц не появится, что ждать-то без толку?

Захлопнув дверь за приставом, она бежит по лестнице в комнату Гольдсмита, распахивает окно и ставит на него зажженную свечу – это условный знак, Гольдсмит может возвращаться домой.

Сцена 16

Торнхилл явился за Оливией.

Примроз сидит в кресле перед камином и старается не смотреть на стоящего перед ним мистера Торнхилла.

Торнхилл. Поверьте, мистер Примроз, внезапный отъезд мисс Оливии был для меня таким ударом, что я до сих пор от него не оправился! (Примроз бросает на него взгляд и тотчас снова отворачивается.) До этого момента я считал, что нас связывает взаимное чувство…

Примроз (перебивает его, сохраняя внешнее спокойствие). Мистер Торнхилл, я не желаю ничего слушать о ваших чувствах или о том, что вы этим словом называете!

Я уже сообщил вам, что я думаю о вашем поведении – оно омерзительно! Больше ни о чем я с вами говорить не желаю, даже если вы станете просить руки моей дочери!

Торнхилл. Боже мой! Каждое ваше слово дышит ненавистью! Теперь я понимаю, почему Оливия не хочет меня видеть! Вы ее так настроили! Ах, а ведь она так меня любила!.. (Торнхилл отходит к окну, как бы не вынеся «наплыва чувств».)

Во время их разговора миссис Примроз и Софья стоят наверху, у входа в комнату Оливии.

Миссис Примроз (шепчет Софье). В самом деле, а почему она не выйдет и не скажет ему сама?

Софья (со злостью). Аты посмотри, на кого она стала похожа! Она не хочет показываться ему в таком виде!

Торнхилл (как бы взяв себя в руки, тоном оскорбленной добродетели). Да, теперь я вижу, против меня здесь целый заговор!

Примроз (взрываясь). И вы еще смеете говорить о заговорах! Вы! Человек, который подделывает брачные контракты! Немедленно оставьте мой дом, сэр!

Торнхилл (с ядовитой улыбкой). На вашем месте, сэр, я бы не стал с такой уверенностью называть этот дом своим!

Примроз. Мистер Торнхилл! Видит Бог, что я не хотел выставлять свой позор на всеобщее обозрение, но вы доводите меня до крайности! Я буду искать на вас управу! Я дойду до короля! Таких людей, как вы, опасно оставлять на свободе!

Торнхилл (в дверях). Как бы эти слова, сэр, не стали вашим собственным приговором!

Сцена 17

Гольдсмит лежит в постели, держа перед собой пюпитр с приколотым к нему листом бумаги. Он болен, но продолжает работать над своим романом. Миссис Браун осторожно просовывает голову в дверь, смотрит на него с беспокойством, потом проходит к окну и смотрит на улицу. Перед домом прохаживаются уже два пристава. Миссис Браун садится на край постели.

Миссис Браун (тоном заговорщицы, хотя никто чужой ее не слышит). А может, я им скажу, что вы больны?

Гольдсмит (он очень изможден болезнью, но старается шутить). Ни в коем случае! Болен! Тоже еще – причина! Тогда все умники-неплательщики объявят себя больными. Ничего! Тюремный воздух быстро их вылечит – или в ту, или в другую сторону!

Миссис Браун (удрученно). Так мы даже врача не сможем позвать!

Гольдсмит. Бог с вами, зачем мне врач? Чтобы иметь лишние неоплаченные счета? Но так я и через триста лет не выйду из долговой тюрьмы. Я ведь вам еще сколько должен!

Миссис Браун (с грустной улыбкой). Я это помню. (Кивает в сторону окна.) Я им об этом каждый день говорю. Поэтому они и верят, хоть и с трудом, что вы в отъезде.

Гольдсмит. Можете им передать, что я скоро возвращаюсь! Им недолго ждать осталось! Мой роман идет к победному концу – мне нужно всего несколько дней, а там будь, что будет!

Миссис Браун (чуть не плача). И я вас, такого больного, отпущу в эту проклятую тюрьму?

Гольдсмит (таинственно). Может быть, мне еще удастся от нее ускользнуть! У меня остался последний шанс!

Сцена 18

Сильный дождь со снегом. Двое полицейских препровождают Примроза в местную тюрьму. Остальные члены его семейства тащатся следом, неся какие-то пожитки.

Примроз (полицейским). Да, друзья мои, подходящую погоду вы выбрали, чтобы лишить крова несчастных людей!

Первый полицейский. Ох! Это моя вина, сэр! Вы ж видели, какой там срок указан, в бумаге в этой! Я все надеялся, что вы найдете, чем расплатиться, сэр! Но больше уже ждать нельзя! Нам завтра здорово влетит!

Второй полицейский. Нам еще сегодня влетит, сэр!

Они подходят к двухэтажному зданию, которое служит здесь тюрьмой.

Примроз (обращаясь к своим). Ну что ж, давайте прощаться.

Второй полицейский. Значит так. Супруга и те, которые несовершеннолетние дети, могут жить здесь с вами.

А остальные…

Первый полицейский. Мы уже обо всем договорились. Они пока побудут у меня.

Мозес (к полицейскому). Ровно через неделю, сэр, я отдам вам деньги!

Примроз, миссис Примроз и малыши уже ушли. Софья с Оливией стоят на улице. Оливия еле держится на ногах. Софья ее поддерживает.

Второй полицейский (обращается к ним). Заходите к нам почаще! К неплательщикам вход свободный, не то что к этим уголовным!

Раздается взрыв хохота «этих» уголовных. Примроз стоит посреди огромной камеры, набитой разнообразным сбродом. Веселье вызвано внезапным появлением священника.

Первый заключенный (хохочет). Поздравляю, ребята, наши грешные души дождались утешения!

Второй заключенный. Эй, пастор, а у нас с каждого новенького на выпивку причитается!

Третий заключенный. Он вместо этого нам проповедь прочтет, знаю их братию!

Заключенные толпятся вокруг Примроза. Они, как бы нечаянно, толкают его и тут же с поклонами просят прощения. Какой-то оборванец плюет ему на ботинок, тут же вытирает плевок, бормоча «Извините, промазал!» Другой пытается поцеловать ему руку.

Первый заключенный. Эй, пастор, а как ты здесь очутился? Неужели грабил на больших дорогах?

Второй заключенный. Нет-нет, я уже все знаю! Он несостоятельный должник!

Третий заключенный. Ай-яй-яй! Значит, жил не по средствам! Поклонялся Маммоне!

Первый заключенный. Рай на земле хотел обрести!

В это время из-за одной из дверей появляется изможденный человек, с трудом держащийся на ногах, – все тот же Дженкинс.

Дженкинс. Что здесь за шум? Взбесились вы, что ли? (Вдруг он узнает Примроза и, свистнув, делает шаг назад.) Вот это встреча! Авэ, доктор Примроз, моритури тэ салютант! (Заключенные хохочут еще громче.)

Первый заключенный. А, как он его здорово!

Второй заключенный. Это значит «привет от умирающих»! Я тоже когда-то латынь учил!

В этот миг Дженкинс сильно закашливается, хватается одной рукой за грудь, а другой – за стену. Примроз подхватывает его.

Примроз (кричит). Дайте скорее стул!

Кто-то из уголовников сажает Дженкинса на табурет.

Примроз. Друг мой, да вы серьезно больны!

Дженкинс (смеется сквозь свой кашель). Друг? Да я вам не то что друг, а, можно сказать, молочный брат! Ведь нас обоих сюда засунула одна и та же любящая рука!

Примроз (горько). А вы-то что не поделили… (Он неопределенно качает головой, намекая на Торнхилла.)

Дженкинс. С нашим общим другом, да? Во всем виновата мисс Оливия! Раньше наши козочки все были тихие, смирные. А она бунтовать вздумала! Сбежала! Если бы вы после этого захотели в суд на него подать, то наш липовый брачный контракт пришелся бы очень кстати. Вот я и решил слегка пошантажировать дорогого мистера Торнхилла. Но не тут-то было! Этот дамский угодник в таких делах изворотливей любого жулика. А меня зацепить нетрудно! Я, знаете ли, проявил себя во многих жанрах! Вот он меня и опередил!

Примроз. Да, видно, у него железная хватка! Боюсь, что мне придется просидеть здесь до конца моих дней!

Первый заключенный (до этого он прислушивался к их разговору. Обращается к остальным). Ребята! Произошла трогательная встреча двух друзей! Старина Дженкинс когда-то подтибрил кошелек у его преподобия!

Дженкинс снова закашливается и чуть не падает на пол.

Примроз подхватывает его.

Примроз (к первому заключенному). Вы бы лучше помогли мне уложить его в постель, если она тут имеется!

Они берут Дженкинса под руки и с трудом ведут его в соседнюю камеру – каморку, в каждом углу которой навалена солома. Дженкинса укладывают.

Примроз. Здесь такой воздух, что и здоровому долго не выдержать. Нельзя ли перевести его куда-нибудь? Здесь нет больницы?

Первый заключенный. В этом городишке вообще нет больницы. (Подмигивает Примрозу.) Ну ничего, главное, что тюрьма уже есть!

Дженкинс (слабым голосом). Цивилизация сюда припозднилась… Но у нее еще все впереди…

Примроз возвращается в общую камеру и, держась за сердце, опускается на стул.

Примроз. Боже мой! Боже мой!

Заключенные, с которых уже слетела вся веселость, сочувственно смотрят на него.

Третий заключенный. Ну ничего, пастор, привыкнешь, никуда не денешься!

Второй заключенный. Будешь нам перед сном рассказывать, как устроен ад и кто из нас в какое отделение попадет!

Примроз. Ад? Вы еще рассчитываете попасть в ад? Не ужели вам недостаточно того, что вы здесь? Нет, нет! Не беспокойтесь! Нам с вами вполне хватит этой тюрьмы, чтобы расплатиться со всеми долгами. Уж мне-то вы можете поверить!

Сцена 19

Рассвет. Гольдсмит, припав головой к подоконнику, ловит глазами первые лучи солнца. Начинается утренний птичий гомон.

Голос Гольдсмита

Этим кончалось Течение дней навсегда, В этом качалось Уплывшее вдаль без следа Ночи безумье… И не было места стопе В грусти и в шуме, В родной безразличной толпе…

Сцена 20

Тюрьма. Примроз и Мозес склонились над постелью Дженкинса. Мозес вытирает платком кровь, запекшуюся в уголках рта Дженкинса.

Дженкинс (открывает глаза и видит Мозеса). Опять вы здесь! Несостоявшийся жрец науки… Ничего, скоро сможете упиться черной местью… Разрешаю вам поставить ногу на мой хладный труп!

Мозес (отвечает ему в тон). Я вам очень признателен, сэр, но мне бы хотелось отсрочить это удовольствие!

И я уже кое-что предпринял для этого!

Дженкинс (усмехаясь, к Примрозу). Могу себе представить!

Мозес (невозмутимо). Здешний воздух может убить и здорового! Я договорился с одним фермером, что вы поживете у него до тех пор… (он запинается)… пока не поправитесь! Мне осталось только пойти к начальнику тюрьмы…

Дженкинс (перебивает его). И выложить ему пятьсот фунтов.

Мозес. То есть как?

Дженкинс (к Примрозу). Когда я уводил у него лошадку, он понимал меня с полуслова, а теперь все разъясняй да разъясняй! (Сильно закашливается. Говорит с трудом) Пятьсот фунтов!.. Залог!.. Ведь вы уголовника хотите из тюрьмы забрать! Понятно теперь?

Мозес (страшно растерян). А иначе никак нельзя?

Дженкинс. Чтобы я надышался свежим воздухом и сбежал? От королевского правосудия?

Мозес. Где же мне их достать?..

Дженкинс (издеваясь). А вы займите! Под ваше честное слово! А после сядете рядом с папашей на всю оставшуюся жизнь!

Мозес (с отчаянием смотрит на отца, тот отворачивается). Мне кажется… мне кажется, что скоро люди будут готовы творить все, что угодно, лишь бы не добро! Это стало самым рискованным занятием!

Дженкинс (с усмешкой). Главное, самым неприбыльным. Вот к примеру, дядюшка нашего друга, лорд Торнхилл! Он ведь… (Внезапно останавливаясь) Черт побери! Как же я раньше не сообразил?! С вами тут последние мозги растеряешь! (Он закашливается.)

Примроз. Вам нельзя столько говорить! Мозес! Выйди сейчас же из этой… из этого…

Дженкинс. Да подождите вы! Я же придумал, как вам отсюда выбраться! Только обещайте за это, что он (указывает на Мозеса) от меня отвяжется и даст спокойно умереть! Итак, слушайте! Милорд Торнхилл!..

Мозес и Примроз наклоняются к нему и следующая часть его «монолога» идет неслышно для зрителей. Затем Примроз и Мозес возвращаются на прежние места.

Дженкинс. Денег у него, как я догадываюсь, не осталось вовсе, разве что сам пойдет для вас занимать. А вот племянничка вывести на чистую воду он будет рад. Он давно за нами охотился, только мы и не таких вокруг пальца обводили!

Примроз. Я очень тронут, сэр, и вашей заботой, и всем, что вы рассказали о его милости! Но боюсь, что сидя здесь я не скоро смогу его разыскать. Если милорд разъезжает инкогнито…

Дженкинс. Да мы всегда всё про него знали – и под каким именем он выступает, и в каких лохмотьях! Последнее время он все больше именовался Томас Берчелл.

Примроз и Мозес. Как?!

Дженкинс. Томас Берчелл, говорю! А когда возвращался в Лондон…

Примроз. Благодарю вас, сэр, мне этого достаточно! (Быстро выходит в другую комнату. Мозес бежит за ним.)

Мозес (останавливает отца). Папа! Но если Софья!..

Примроз (гневно). Никакой Софьи, слышишь! Я больше не торгую своими дочерьми! Буду сидеть здесь, сколько заслужил!

Первый заключенный (вбегает). Эй пастор! Где ты? Тебя освобождают, слышишь!

Входит мистер Торнхилл. Бросается к Примрозу.

Торнхилл. Мистер Примроз! Я даже не смею просить у вас прощения! Я сошел с ума! Я никак не думал, что до этого дойдет! Умоляю вас, уйдемте скорее отсюда! За каждую минуту, что вы здесь провели, я согласен год гореть в аду!

Примроз (отстраняется и отнимает у него свою руку). Сэр! Я не могу понять, чем вызвано ваше запоздалое раскаяние! Скажите, а на остальных, сидящих здесь, оно тоже распространяется?

Торнхилл. Сэр! Как вы можете! Как вы может думать, что я ставлю вас на одну доску с этим грязным сбродом!

Примроз. Мистер Торнхилл! Я уже около двух месяцев и стою, и сижу, и лежу на одной доске с этими людьми, и я не заметил, чтобы за это время у меня возникли какие-нибудь преимущества перед ними. Если мои родные и друзья смогут собрать нужную сумму для уплаты долга, я выйду отсюда, согласно существующим законам! А до тех пор…

Торнхилл. Сэр! Но вы уже свободны! Вашего долга больше не существует! Пойдемте отсюда скорей!

Слышен сильный шум за дверьми. Голос: «Откройте немедленно! Кто посмел!»

Торнхилл. Дядя Вильям! Я пропал!

Входят Берчелл, Софья, Оливия, миссис Примроз с детьми, оба пристава, комендант тюрьмы, Судья.

Берчелл. Мистер Примроз! Во всем, что произошло, я виноват больше всех! Я должен был с самого начала быть с вами откровенным, а не играть в прятки! Но оказалось, что на этот раз (он смотрит на Софью) я заботился только о себе самом!

Судья (к Торнхиллу). Мистер Торнхилл! Вас обвиняют в похищении девицы и подделке брачного контракта. Жду вас завтра к себе в восемь утра! Если вы вздумаете уклониться, мы сочтем это признанием вины!

Первый заключенный. Ну, ребята, теперь-то я пожалею, что сижу за решеткой! Такой красавчик будет болтаться на виселице, а я и не посмотрю!

Второй заключенный. Не будет, не будет! Родственники за него похлопочут, и ему отрубят голову!

Третий заключенный. Для спасения семейной чести!

Оливия, слыша это, бросается на колени перед Берчеллом.

Оливия. Нет-нет, милорд! Вы не можете!.. (Внезапно она вскакивает и говорит, обращаясь к судье. Указывает на Торнхилла.) Я не знакома с этим человеком! Я вижу его первый раз в жизни!

Сцена 21

Гольдсмит кладет поверх рукописи чистый лист. В его руке перо, оно дрожит.

Гольдсмит (вполголоса). Священник… Деревенский священник… Нет, «Векфилдский священник»!

Миссис Браун (просовывает голову в дверь). Что? Что вы говорите? Позвать священника?

Гольдсмит. Да, пожалуй, пора! Пора священнику приступить к своим обязанностям!

Появляется Примроз в облачении. Он обращается к Торнхиллу с Оливией и Берчеллу с Софьей, которых собирается обвенчать.

Примроз. Друзья мои! В этот высокоторжественный час я хочу не многими словами напутствовать вас к новой жизни!. Подобно моряку, который, претерпев все бедствия долгого и многотрудного плавания, радуется, завидев, наконец, желанную землю, так радуется душа, вступая…

Его голос тонет в звуках органа… Гольдсмит роняет перо.

Он умирает.

Берчелл и Софья смотрят друг на друга перед алтарем.

1980 г.

Примечания

1

Здесь и далее стихи Дмитрия Щедровицкого.

(обратно)

Оглавление

Рассказы о чудесах Пьеса-притча

  Сцена первая

  Сцена вторая

  Сцена третья

  Сцена четвертая

  Сцена пятая

  Сцена шестая

  Сцена седьмая

  Сцена восьмая

  Сцена девятая

  Сцена десятая

  Сцена одиннадцатая

  Сцена двенадцатая

  Сцена тринадцатая

  Сцена четырнадцатая

Терджибенд Драматическая повесть

  Сцена первая

  Сцена вторая

  Сцена третья

  Сцена четвертая

  Сцена пятая

  Сцена шестая

  Сцена седьмая

  Сцена восьмая

  Сцена девятая

  Сцена десятая

  Сцена одинадцатая

  Сцена двенадцатая

  Сцена тринадцатая

  Сцена четырнадцатая

  Сцена пятнадцатая

  Сцена шестнадцатая

  Сцена семнадцатая

  Сцена восемнадцатая

Сказка о Медведе, о прекрасной Принцессе, о мудром Вороне и о железных башмаках Пьеса

  Часть первая

    Сцена 1

    Сцена 2

    Сцена 3

    Сцена 4

    Сцена 5

    Сцена 6

    Сцена 7

    Сцена 8

  Часть вторая

    Сцена 1

    Сцена 2

    Сцена 3

Приложение

  Мистер Гольдсмит и его друзья Сценарий

    Часть первая

      Сцена 1

      Сцена 2

      Сцена 3

      Сцена 4

      Сцена 5

      Сцена 6

      Сцена 7

      Сцена 8

    Часть вторая

      Сцена 9

      Сцена 10

      Сцена 11

      Сцена 12

      Сцена 13

      Сцена 14

      Сцена 15

      Сцена 16

      Сцена 17

      Сцена 18

      Сцена 19

      Сцена 21 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg