«Тавматургия»

Тавматургия (fb2) - Тавматургия [Одноактные пьесы, сценарий] 744K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Владимирович Мирзоев

Владимир Мирзоев Тавматургия: Одноактные пьесы, сценарий

Волшебная флейта

1.

Плоская местность. Змей преследует принца Тамино, который мучительно вязнет в грязи.

ЗМЕЙ. В глаза смотреть, не отводить глаза!

ТАМИНО. О господи! Спасите! Помогите!

ЗМЕЙ. Ты мамочку зовешь, молокосос? Боюсь, она сыночка не услышит. Мы здесь одни.

ТАМИНО. Какого черта!

ЗМЕЙ. Тише, не надо суетиться в смертный час.

ТАМИНО. Но я не понимаю… умирать я не хочу…

ЗМЕЙ. Конечно, ты не хочешь. Нет существа, влюбленного в распад. В глаза смотри! Ты видишь силу ночи?

ТАМИНО. Я вижу омерзительный зрачок!

ЗМЕЙ. Какой амбивалентный старичок.

ТАМИНО. Мне двадцать лет!

ЗМЕЙ. Какие наши лета.

ТАМИНО. Я требую логичного ответа!

ЗМЕЙ. Я в логике особенно силен. Ты спишь, мой принц, и это просто сон. Пособие для Нового Завета.

ТАМИНО. Подобие? Не слышу ничего.

ЗМЕЙ. В моем шипении ты плохо понимаешь? Поближе подойди, и все узнаешь.

ТАМИНО. Эй, кто-нибудь!

ЗМЕЙ. Пора будить его.

ТАМИНО. Конкретно, что ты хочешь от меня?

ЗМЕЙ. Не я хочу — ты сам безумно хочешь…

ТАМИНО. Огня, огня!

ЗМЕЙ. Мне предложить классический обмен. Прочти вот это…

ТАМИНО. «Книга перемен»? Вы с ней похожи как одна семья. ЗМЕЙ. Естественно, ведь книга — это я. Но просто у меня плохой пиар.

2.

Змей, Тамино, Три дамы в черных платьях и с копьями в белых руках.

ТАМИНО. Мне кажется, сгустился мой кошмар…

ПЕРВАЯ ДАМА. Не бойтесь, принц!

ВТОРАЯ ДАМА. Кулисы перекройте!

ТРЕТЬЯ ДАМА. Не дай ему уйти через партер!

ЗМЕЙ (принцу). Попробую вступить в переговоры. Послушайте, друзья, любые споры… ведь я интеллигентный человек…

ПЕРВАЯ ДАМА. Рази его поближе к голове!

ЗМЕЙ. Не надо наседать, вы не в трамвае!

ВТОРАЯ ДАМА. На, получи!

ТРЕТЬЯ ДАМА. У, скользкая змея!

ЗМЕЙ. Бесславно завершилась жизнь моя. Я страх внушал, и вдруг я умираю.

Змей умирает. Дамы разрубают его на три части и тут же съедают. Тамино приятно удивлен, что дамы спасли его, но в то же время ему неприятно смотреть на жующих женщин.

ПЕРВАЯ ДАМА (принцу). Хотите голову? Там вкусные мозги.

ТАМИНО. Спасибо, нет. Я не люблю рептилий.

ВТОРАЯ ДАМА. А кто их любит?

ТРЕТЬЯ ДАМА. Разве что Творец, которому всегда нужны иуды.

ПЕРВАЯ ДАМА. Чтоб поцелуем жечь Христовы губы.

ТАМИНО. Мне нужно возвращаться во дворец.

ВТОРАЯ ДАМА. Еще минуту, принц.

ТРЕТЬЯ ДАМА. Еще одна программа.

ПЕРВАЯ ДАМА. Вам в пятницу приснится дама.

ВТОРАЯ ДАМА. Запомните ее лицо.

ТРЕТЬЯ ДАМА. Оно нежнее, чем змеиное яйцо.

ПЕРВАЯ ДАМА. Оно прекрасней темно-синего узора…

ВТОРАЯ ДАМА. На коже африканского вождя.

ТРЕТЬЯ ДАМА. Она свежа, как Русь после дождя…

ПЕРВАЯ ДАМА. И после пережитого позора.

3.

Тамино, Папагено.

ТАМИНО (просыпается). Страннейший сон. Пойду открою сонник. Нет, не открою, я еще в лесу. И слышу пенье птиц внутри оркестра. (Музыкантам.) Скажите, господа, какое место… как называется последний эпизод?

ПАПАГЕНО (весь в перьях, с клеткой за плечом, играет на флейте). На сцене появляется народ.

ТАМИНО. Прекрасная погода. Добрый день. Вы, кажется, известный орнитолог?

ПАПАГЕНО. Скорее безработный птицелов. Сегодня певчие не очень-то нужны. Я их ловлю и сразу отпускаю.

ТАМИНО. Как мило…

ПАПАГЕНО. Красота! Мартышкин труд. Я по всему — голодная мартышка, которая способна съесть змею. Или ежа.

ТАМИНО. Ты ел змею?

ПАПАГЕНО. Конечно! Вон, посмотрите, косточки лежат.

ТАМИНО (бросается к Папагено). Спаситель мой!

ПАПАГЕНО. В каком-то смысле — да…

ТАМИНО. Ты спас меня, ты змея поразил!

ПАПАГЕНО. Святой Георгий мной руководил.

Тамино плачет от умиления. Папагено играет на флейте — то ли от смущения, то ли следуя рефлексу.

ПАПАГЕНО. Да ладно вам. Какая ерунда…

Появляются Три дамы в маленьких черных платьях.

4.

Три дамы, Тамино, Папагено.

ПЕРВАЯ ДАМА. Очнитесь, принц!

ВТОРАЯ ДАМА. Вас обманули, принц!

ТАМИНО. Обманут я? Кто обманул меня?

ПАПАГЕНО. Кто обманул его? Кто сделал эту подлость?!

ТРЕТЬЯ ДАМА. Вот этот шут пернатый, ваша светлость.

ПЕРВАЯ ДАМА. Цинично…

ВТОРАЯ ДАМА. Ради красного словца…

ТРЕТЬЯ ДАМА. За эту ложь поганец Папагено…

ПЕРВАЯ ДАМА. Наказан будет нами экзогенно.

ПАПАГЕНО. Спасите! Нет!

ВТОРАЯ ДАМА. Ты хочешь эндогенно?

ТРЕТЬЯ ДАМА. Все может быть. Скорее нет, чем да. Послушайте, меня сомненье гложет. Пойду подумаю вон в ту пустую ложу.

ВТОРАЯ ДАМА. Давай замок!

ПАПАГЕНО. Нет, только не замок!

ПЕРВАЯ ДАМА. Боишься, что запрет тебя, дружок?

ТРЕТЬЯ ДАМА. Пусть помолчит хотя бы три минуты.

ВТОРАЯ ДАМА. Пока Царица делает анонс.

ТАМИНО. О ком вы говорите?

ПАПАГЕНО. Алеуты, и те цивилизованнее… Нонс…

Рот Папагено на замке.

ПЕРВАЯ ДАМА. Наверно, «нонсенс» он хотел сказать.

ТРЕТЬЯ ДАМА. Придется птичке помолчать.

Дамы показывают Тамино фотографию Памины.

ВТОРАЯ ДАМА. Смотрите, принц, на этот фотоснимок.

ТАМИНО (смотрит).. О господи!

ПЕРВАЯ ДАМА. Вам нравится Памина?

ТРЕТЬЯ ДАМА. Хотите обонять ее духи?

ВТОРАЯ ДАМА. Обнять за талию?

ПЕРВАЯ ДАМА. В Италии стихи не меньше ценятся, чем прелесть поцелуя.

ТРЕТЬЯ ДАМА. Сравните лилию ее…

ВТОРАЯ ДАМА. Сравните белое белье…

ПЕРВАЯ ДАМА. С афродизьяком рифмы…

ТАМИНО. Аллилуйя!

Появляется Царица Ночи.

5.

Царица Ночи, Тамино, Папагено, Три дамы в черных платьях.

ЦАРИЦА НОЧИ. Простите, что заставила томиться. Тамино, вы томились без меня?

ТАМИНО (растерянно). Я… я…

ПЕРВАЯ ДАМА (подсказывает). Ее величество…

ВТОРАЯ ДАМА. Царица южной Ночи.

ЦАРИЦА НОЧИ. Пришлось отправиться на альфу Козерога, собрать налог на детскую игру, и лунный свет, и ювенальный секс. Я вижу, вам понравилась Памина? Вы можете просить ее руки. Я — мать ее…

ТАМИНО. Вы мать ее? О боже!

ЦАРИЦА НОЧИ. Но дочь моя захвачена слепым волшебником по имени Зорастро…

ТАМИНО. Безумный век!

ЦАРИЦА НОЧИ. Безумные сердца! Вы можете спасти ее, Тамино. Найти ее сначала и спасти.

ТАМИНО. Ну, а потом…

ЦАРИЦА НОЧИ. Естественно, жениться.

ТАМИНО. Договорились.

ЦАРИЦА НОЧИ. Нужно торопиться!

ТАМИНО. А вдруг Зорастро сможет колдовством сломить Памины… э-э… сопротивленье?

ЦАРИЦА НОЧИ. Не думаю.

ТАМИНО. Гарантии-то нет.

ЦАРИЦА НОЧИ. Гарантии дают в загробном мире, а здесь случайность царствует. Памине не нужен муж, умеющий считать. Для этого компьютер существует. А вот любовь…

ТАМИНО. Она во мне бушует!

ЦАРИЦА НОЧИ. Тогда в дорогу! Предлагаю, зять… Простите… Предлагаю взять с собой слугу — вот этого паршивца. Конечно, он сомнительная птица, но будет вам полезен, может быть.

ПЕРВАЯ ДАМА. Прикажете его освободить?

Царица Ночи кивнула. Третья дама снимает замок. Папагено тут же начинает говорить.

ПАПАГЕНО. Зато нас ждут такие приключенья, что мало не покажется, милорд!

ЦАРИЦА НОЧИ. Заткните рот ему!

ТРЕТЬЯ ДАМА. Скорей заткните рот!

ВТОРАЯ ДАМА. Вот мой платок!..

ПЕРВАЯ ДАМА. Возьми кусок печенья!

Папагено быстро жует. Царица Ночи достает из сумочки волшебную флейту.

ЦАРИЦА НОЧИ. А это, принц, — волшебный инструмент. Фаллическая флейта Аполлона.

ПАПАГЕНО (жует). Когда-то он работал пастухом и развлекал породистых пастушек.

ЦАРИЦА НОЧИ (дамам). А ну-ка, девушки, свои закройте уши! Она в пути поможет избежать любых опасностей, любого искушенья. Надеюсь, вы умеете играть?

ТАМИНО. Конечно. Нет.

ПАПАГЕНО. Но есть одно решенье.

ЦАРИЦА НОЧИ. Какое?

ПАПАГЕНО (тихо). Я — отличный музыкант. Мои учителя — скворцы, синички.

ЦАРИЦА НОЧИ. У нас природный, видимо, талант? (Дамам.) Найдите что-нибудь для этой птички.

ПЕРВАЯ ДАМА. Вот колокольчики.

ВТОРАЯ ДАМА. Волшебные.

ТРЕТЬЯ ДАМА. Динь, дон!

ПАПАГЕНО. А как же флейта?

ЦАРИЦА НОЧИ. Должен только он играть на ней, запомни это твердо.

ПАПАГЕНО (разочарован). Ну, как хотите…

ЦАРИЦА НОЧИ. По дороге к фьордам вас юноши по звездам поведут.

ТАМИНО. Прошу, скорее дайте мне маршрут!

ЦАРИЦА НОЧИ. Вас юноши на сцену поведут.

ПАПАГЕНО. Мы поняли, но дайте нам маршрут.

ЦАРИЦА НОЧИ. Где эти юноши? Запутались в кулисах?

ПОМРЕЖ. Пардон, мадам. Я отошла пописать.

Появляются три ангела, Трое прекрасных юношей.

6.

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

В любых делах надейся на себя, На прозу разума, на розу чувства. На ветреную волю корабля, Зашедшего в дремучий лес искусства.

ВТОРОЙ ЮНОША.

Не бойся ошибаться в пустяках. Бог безупречен для Иова. Когда на белый снег садится слово, Оно не затеряется в стихах.

ТРЕТИЙ ЮНОША.

Смотри не вырони бесценный дар. Его в грязи найдешь едва ли. Живи в пентхаусе или в подвале, Но музыки ночной держи удар.

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

Не забывай молиться о любви. Она встает с лучами солнца. Войди в собор святого каталонца И разгадай загадку Гауди.

7.

Замок Зорастро. Памина и мавр Моностатос.

МОНОСТАТОС. Да, черен я, как черная икра, как черный хлеб ржаной, как углеводороды. Отдайся черному! Цена твоей свободы…

ПАМИНА. Не кожа, а душа твоя черна.

МОНОСТАТОС. Наверно… может быть… как внутренность камина. Огонь желания растопит вечный лед.

ПАМИНА. По-моему, душа твоя грязна.

МОНОСТАТОС. Так выбели ее, моя Памина! Впусти меня в свой храм и причасти, я стану лучше, стану человечней.

ПАМИНА. Да, голос у тебя овечий, но этот волчий взгляд…

МОНОСТАТОС. Прости меня! Прости! Не буду я смотреть. Возьму тебя на ощупь.

ПАМИНА. Уйди, наглец!

МОНОСТАТОС. На ощупь даже проще.

Появляется птицелов — весь в перьях. Моностатос, закрыв глаза, шарит в воздухе руками. Обнимает Папагено.

8.

Памина, Моностатос, Папагено.

ПАПАГЕНО. О господи! Помилуй Папагено!

МОНОСТАТОС. Ты ангел или демон?

ПАПАГЕНО. Непременно…

МОНОСТАТОС. Ты — фурия? Химера? Василиск?

ПАПАГЕНО. Утиная охота — тоже риск. (Пытается ретироваться.) Шатаясь по лесу, наткнешься на медведя.

МОНОСТАТОС. О чем он говорит?

ПАМИНА. Наверно, бредит.

МОНОСТАТОС. Безумие мое, оставь меня!

ПАПАГЕНО. Оставить где? В болоте преисподней?

МОНОСТАТОС. Распутная Луна, и та свободней от всякой нечисти, чем этот каземат. Зачем пришел ко мне?

ПАПАГЕНО. За папироской, брат.

МОНОСТАТОС. Тогда кури и сгинь! Ох, до чего ж он страшен…

ПАПАГЕНО. Ты чей-то негатив? Ты вывернутый рашен?

ПАМИНА. Я предлагаю мирно разойтись.

МОНОСТАТОС (уходит). Я мирно ухожу, а ты молись.

ПАПАГЕНО. Кому он предложил молиться? Мне?

ПАМИНА. Он любит оставаться на коне.

ПАПАГЕНО. Когда конем не пахнет и в помине.

ПАМИНА. Простите, что?

ПАПАГЕНО. Жениться на Памине, но для начала девушку спасти решил влюбленный принц по имени Тамино.

ПАМИНА. Откуда он узнал, что это я — Памина?

ПАПАГЕНО. Памина — это вы? Мы скоро вас спасем. Он видел вас во сне. Подробно обо всем поговорим в ближайшую субботу. Надеюсь, в этот день он ходит на работу.

9.

Священная роща. Тамино и Трое юношей.

ТАМИНО. Куда-то смылся шустрый птицелов. Я думаю, подальше от Зорастро. Для этой публики друзья как паста — весь тюбик выдавил и был таков.

В кронах деревьев появляются юноши.

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

Не печалься о друзьях. Он ушел — скажи спасибо. Свято место опростал Для внезапного изгиба. Если гнется наша жизнь В позвоночнике змеином, Значит, падают ножи К чьим-то новым именинам.

ВТОРОЙ ЮНОША.

Все подвижно под луной. Камни мысленно кочуют. Если конница ночует, Значит, утром будет бой. Не цепляйся за людей. Не держи своих любимых На коротком поводке — Будет больно, будет вывих.

ТРЕТИЙ ЮНОША.

Одиночество горчит. Одиночество — не сахар. И звезда одна в ночи Над тюрьмой, где Зороастр Посвящает в палачи.

ТАМИНО. Я понимаю, силы неравны, и я прошу разумного совета. Понадобятся луки, арбалеты…

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Вино из одуванчиков, браслеты из земляники и лесной травы.

ТАМИНО. Я безоружен!

ВТОРОЙ ЮНОША. Ты вооружен терпением и стойкостью поэта.

ТАМИНО. Но он злодей, колдун!

ТРЕТИЙ ЮНОША. А ты забудь про это.

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Молчи и улыбайся веселей.

ВТОРОЙ ЮНОША. Ты хочешь знать, что ждет тебя, Тамино?

ТАМИНО. Хотелось бы.

ВСЕ ТРОЕ. Победа и Памина!

ТАМИНО. Звучит как музыка… после обеда. А можно повторить?

ВСЕ ТРОЕ. Памина и победа!

10.

Перед замком Зорастро. Тамино, Жрец.

ТАМИНО. Стена высокая, ни деревца вокруг. Приспособления нужны для альпинизма. Нужна веревка и железный крюк.

ЖРЕЦ (за спиной Тамино). Но для начала, принц, нужна харизма.

ТАМИНО. Чей это голос в ухо говорит?

ЖРЕЦ. Я — жрец любви в святилище Зорастро.

ТАМИНО. Злодея, колдуна, насильника Зорастро?

ЖРЕЦ. Святого мудреца, властителя Зорастро.

ТАМИНО. Ты путаешь меня, коварный лжец!

ЖРЕЦ. Я — жрец, и жнец, и на дуде игрец. Сыграйте, принц, чтоб успокоить нервы.

ТАМИНО. Нет, не хочу.

ЖРЕЦ. А что так? Почему?

ТАМИНО. Не буду оскорблять я слух Минервы.

ЖРЕЦ. Не бойтесь, принц.

ТАМИНО. Да ни в одном глазу!

ЖРЕЦ. У страха есть глаза, но в ночь они глядят, во внутреннюю бездну.

ТАМИНО. Послушайте, все это бесполезно.

ЖРЕЦ. Зорастро детям не желает зла.

ТАМИНО. Но держит взаперти мою невесту!

ЖРЕЦ. Однажды вы поймете, для чего…

ТАМИНО. Однажды я отрежу ему ухо!

ЖРЕЦ. Во имя света и во славу духа…

ТАМИНО. Памина или смерть!

ЖРЕЦ. Пора вязать его.

Жрец уходит.

11.

Тамино один. Достает волшебную флейту.

ТАМИНО. Так, наступил решающий момент. Памина ждет меня и учащенно дышит. Надеюсь, что она меня услышит. Прости меня, волшебный инструмент. (Прикладывает флейту к губам, но руки принца опускаются.) Как страшно, Господи! Фальшивый звук постыден… Смелее, принц!.. Но принцип красоты, но абсолютный слух… Хочу я быть невидим, как домовой, чьи комнаты пусты.

Тамино осторожно прикладывает флейту к губам — и флейта, вопреки ожиданиям, издает прекрасный, нежный звук.

ТАМИНО. Вот это да! Она сама поет! О том, чего пока не понимаю. Я так боюсь играть и все-таки играю. Вперед, вперед! Меня Памина ждет! Веди меня, куда я сам не знаю!

Тамино слышит далекий звук. Играет флейта Папагено.

ТАМИНО. А это отозвался соловей. Ночные птицы вторят музыкантам и свысока дают пример талантам. Выходит, музыка моя как у людей? Скажи-ка, публика? Молчание, silentium…

Тамино уходит, играя на флейте. Появляется Папагено, он тоже играет на флейте, за Папагено идет полусонная Памина.

ПАМИНА. Куда идете вы? Давайте отдохнем. Здесь тьма кромешная, и никакой дороги.

ПАПАГЕНО. Вы с непривычки сбили ноги. Я предлагаю…

ПАМИНА. Что?

МОНОСТАТОС (внезапно появляясь). Конечно, ход конем!

ПАМИНА. Опять пришел!

МОНОСТАТОС. Зациклен Моностатос на вашей красоте, как нищий на деньгах.

ПАПАГЕНО. Скорее как дикарь, вдруг получивший статус…

ПАМИНА. В парламенте.

ПАПАГЕНО. Он тайно чешет пах…

ПАМИНА. Потом бежит к трибуне…

ПАПАГЕНО. И долго в бубен бьет, и брызгает слюной.

ПАМИНА. У вас, конечно, есть подобный бубен?

ПАПАГЕНО. Хотел бы нас отправить в мир иной, да руки коротки.

ПАМИНА. Нет, короток язык. А также ум, короче всякой нормы.

МОНОСТАТОС. Да что такое, блин! Я не привык…

ПАПАГЕНО. Так привыкай скорей!

ПАМИНА. Кирпич огнеупорный.

МОНОСТАТОС. А ну-ка, стража!

Вбегают рабы.

МОНОСТАТОС. Взять! Свяжите их! Суровым синтетическим шпагатом!

ПЕРВЫЙ РАБ. Памину к птицелову привязать?

МОНОСТАТОС. С ума сошел?! (В сторону.) Здесь я ругаюсь матом. Отдай сюда!

Отнимает шпагат у раба. Папагено достает волшебные колокольчики. Как только они начинают звенеть, Моностатос пускается в пляс. К нему присоединяются стражники.

ПАПАГЕНО. Динь, дон! Динь, дон! Танцевальный марафон!

МОНОСТАТОС. Что такое? Что такое?! Почему со мной такое?

ПАПАГЕНО. Потому с тобой такое, что в тебе нутро плохое!

ПАМИНА. Динь, дон! Динь, дон! Ты давно со мной знаком.

ПАПАГЕНО. Ты нарушил все обеты, ты мочился на закон.

МОНОСТАТОС. Я нарушил все обеты? Я молился на закон!

ПАПАГЕНО. Ты мочился — не молился, ты по-своему резвился, ты плевал и веселился…

ПАМИНА, ПАПАГЕНО. Ты мочился на закон!

12.

Появляется Зорастро (слепой, в темных очках) и его свита с факелами. Памина трепещет. Папагено прячет колокольчики, Моностатос и стража в изнеможении падают на подмостки.

ЗОРАСТРО. Памина, почему ты здесь, в саду? Среди солдат и прочего народа?

ПАПАГЕНО. Бесплатный цирк приехал выступать.

ЗОРАСТРО. А это кто?

ПАМИНА. Прохожий птицелов.

ЗОРАСТРО. Что он тут делает?

ПАПАГЕНО. Случайно заскочил… в запретный сад. Послушать, как цикады сопровождают соло соловья.

ПАМИНА. Меня преследует иуда Моностатос! Поэтому приходится бежать куда глаза глядят.

МОНОСТАТОС. И это не секрет: глядят они на прелести Тамино! Вот он стоит — опасный нарушитель! Спокойствия, обрядов и молитв.

ТАМИНО (с мешком на голове). Памина или смерть!

МОНОСТАТОС. Вы слышите?

ЗОРАСТРО. Понятно…

МОНОСТАТОС. Он смерть зовет, чтоб учинить разврат!

ПАМИНА. Я знаю, принц ни в чем не виноват!

МОНОСТАТОС. Естественно! Он сделал вам приятно.

ЗОРАСТРО. Всем замолчать! Немедленно сюда несите эвкалиптовые палки.

МОНОСТАТОС. Сейчас получишь трепку без суда!

ПАПАГЕНО (Памине). По-моему, злодей какой-то жалкий. В нем интуиции, похоже, ни на грош.

ПАМИНА. Умеет зад лизать и тем всегда хорош. И для начальников, и для богов ревнивых.

ЗОРАСТРО (рабам). Держите Моностатоса загривок! И всыпьте ему палок двадцать пять!

МОНОСТАТОС. За что, мой господин?!

ЗОРАСТРО. За похоть и вранье.

МОНОСТАТОС. Недаром я во сне увидел воронье.

ЗОРАСТРО. А лучше сорок пять!

ПАПАГЕНО. Тогда уж пятьдесят. Округло смотрится.

МОНОСТАТОС. Любитель поросят!

ЗОРАСТРО. Не стоит спорить о количестве ударов. Будь их четыреста — вы скажете, что мало. Проявим милосердие к врагу. По пяткам — семьдесят и семь.

МОНОСТАТОС. Я не могу!

ПАПАГЕНО. Хорошее число.

ЗОРАСТРО. Чего же ты не можешь?

МОНОСТАТОС. Боюсь, не выдержит моя сухая кожа.

ЗОРАСТРО. Ты стар, мой друг, и пятки как такыр. Пора задуматься о том, что в лучший мир душа отправится с таким тяжелым грузом.

МОНОСТАТОС. Не рвите сердце мне. Я был как под гипнозом. Стражники уводят несчастного мавра со сцены.

ЗОРАСТРО (Памине). А ты иди к себе и почитай учебник.

ПАМИНА. Диктатор вы и очень злой волшебник!

Памина уходит.

ЗОРАСТРО. Любовь, любовь, иллюзия луны. Влюбленные глупы и все-таки занятны. Им хочется во тьму, обратно, туда, где только ночь и до-ре-ми.

ТАМИНО. Вы извините, у меня вопрос. Как долго мне ходить в метке холщовом?

ПАПАГЕНО. У них такая мода.

ТАМИНО. Ну, еще бы! Но я до этой моды не дорос.

ЗОРАСТРО. И так же не дорос ты до Памины, которая созреет для тебя не раньше, чем дозреют апельсины в моем саду.

ПАПАГЕНО. Послушайте, друзья…

ЗОРАСТРО. Ты лучше помолчи! Болтлив, как попугай, и мелешь языком впустую.

ПАПАГЕНО. Я вижу, справедливость торжествует…

ЗОРАСТРО. А кто сейчас получит нагоняй?

ПАПАГЕНО. Боюсь, что я.

ЗОРАСТРО. Не бойся — точно ты.

ПАПАГЕНО. На апельсинах мы остановились.

ЗОРАСТРО. Чтобы с повинной вы явились…

ТАМИНО. Простите, что?

ЗОРАСТРО. Чтобы с Паминой вы соединились, пройдите, принц, сквозь решето.

ТАМИНО. Пройти сквозь решето, просыпаться, проснуться…

ПАПАГЕНО. И все-таки при этом не прогнуться.

Внезапно свет гаснет. Гром и молнии.

13.

Тамино, Папагено.

ПАПАГЕНО. Ох, тьма кромешная. Возьмитесь за меня, а я возьмусь за вас, и будем пробираться.

ТАМИНО. Вопрос — куда?

ПАПАГЕНО. Куда-нибудь туда. Где есть убежище от Страшного суда.

ТАМИНО. Мой бедный птицелов, бессмысленно скрываться — в лесу среди зверей, в толпе среди людей.

ПАПАГЕНО. Я не могу на месте оставаться!

ТАМИНО (к небу). Ни времени, ни места, Амадей, не существует для твоих созданий.

ПАПАГЕНО. Согласен я, я восхищаюсь вами. Давайте флейту поскорей!

Тамино достает волшебную флейту, но тут появляются Оратор и Жрец с факелами в руках.

ЖРЕЦ.

Если слово — это дело, если ум живет без тела, странствуя в ночи, главное — молчи!

ОРАТОР.

Если мочи нет очнуться, если бесы правят бал, если правильней прогнуться, сохранив свой капитал. Если всюду стукачи, главное — молчи!

ЖРЕЦ.

Нет героев на болоте — хлюпнет, пукнет и пройдет. Не поем о Ланцелоте, потому что дождь идет.

ОРАТОР.

Потому что на болоте тошно нам, как в вертолете. Хошь молись, а хошь дрочи, главное — молчи!

ЖРЕЦ.

За терпение и кротость за характер бархатный ты узнаешь позу лотос и Памины тайный космос обретешь без страха ты.

ОРАТОР.

Только «волки» не кричи, главное — молчи!

ЖРЕЦ.

И в конце концов за это в царство мудрости и света ты войдешь как свой. И жена твоя Памина тихо ляжет у камина, слушая прибой.

ОРАТОР.

Папагено, спутник верный, для своей летучей спермы обретет сосуд. Долго небу стыть в алмазах, но к единственному глазу слезы потекут.

ЖРЕЦ.

Записался в палачи? Главное — молчи!

14.

Зорастро и жрецы.

ЗОРАСТРО.

В священном пальмовом лесу, где олеандр щекочет ноздри в моем чувствительном носу и на часах полковник гордый вновь поклонился колесу. Весь мир подобен колесу: что было прежде, то и будет. За милосердие не судят. В ночном, таинственном лесу блуждают наши неофиты. Жрецы и слуги Афродиты, спросите, для чего пасу я частную судьбу Тамино, и я отвечу: половина уже ложится на алтарь, уже спешит жених желанный своей животворящей манной покрыть космический словарь. Царица Ночи — разрушитель всего, что строилось в веках. На этих рыночных весах лежат и глина, и строитель. Кто укрепит вселенной храм, когда нам угрожает хам? Кто исцелит Царицу Зла от паранойи вымысла? Мы уповаем на Тамино, его волшебный инструмент. Когда раскроется Памина и как не упустить момент, подскажет наша пантомима.

ЖРЕЦ. Подскажет ваша пантомима?

ЗОРАСТРО. Я подготовил документ.

Появляются Три дамы в черных платьях — посланницы Царицы Ночи.

15.

ПЕРВАЯ ДАМА. Зорастро и жрецы склоняются над планом.

ВТОРАЯ ДАМА. А мы пока интригой и обманом…

ТРЕТЬЯ ДАМА. Рассеем планы их, как папиросный дым.

Входят Тамино и Папагено.

ПАПАГЕНО.

Родители потребуют калым, но вы не поддавайтесь на разводки. Сошлитесь на размер любовной лодки, мол, извините, только два весла у нашего семейного каноэ. Платить за девушку! Да что это такое! Она как речка — раз, и понесла.

Папагено замечает дам.

ПЕРВАЯ ДАМА. Привет, привет!

ТАМИНО. Какая встреча, дамы!

ПАПАГЕНО (принцу). Ну, наконец-то кто-то из своих.

ВТОРАЯ ДАМА. Готов ли нас порадовать жених?

ТРЕТЬЯ ДАМА. И нет ли новостей для нашей мамы?

ТАМИНО. Царица тоже здесь?

ПЕРВАЯ ДАМА. Она вам шлет привет.

ВТОРАЯ ДАМА. Волнуется: что вы и что Памина?

ПАПАГЕНО. А мы тут ходим, ходим, как во сне.

ТАМИНО. Вы понимаете, престранная картина. Зорастро, видимо, не вор и не злодей. Он хочет всем добра…

ТРЕТЬЯ ДАМА. Особенно Памине!

ПЕРВАЯ ДАМА. Он лжет всегда!

ВТОРАЯ ДАМА. Он вьет веревки из людей!

ТРЕТЬЯ ДАМА. Он всех запутает в своей словесной тине!

ТАМИНО. Зорастро говорит, все будет хорошо.

ПЕРВАЯ ДАМА. И вы поверили волшебнику наивно?

ВТОРАЯ ДАМА. Он вас сотрет спокойно в порошок.

ТРЕТЬЯ ДАМА. И будет удобрять свою Олирну.

ПЕРВАЯ ДАМА. Вас освежуют ловкие жрецы…

ВТОРАЯ ДАМА. Как только вы войдете в храм Зорастро.

ПАПАГЕНО. Вот содомит, вот подлый пидарас-то! Видал в гробу я храмы и дворцы! Вернусь в родимый лес, к своим скворцам и сойкам.

ТАМИНО. Тамино остается твердым, стойким.

16.

Спящая Памина, Моностатос подкрадывается.

МОНОСТАТОС.

Любовь, любовь, зачем твой яд питает сердце? Как заползла в него змея, в какую дверцу? Она лежит, от горьких слез опухли губы. Зачем ты мне, туберкулез, двойник Гекубы? Твои зеленые глаза — весны краситель. Пора нажать на тормоза, кричать «спасите». Но нет спасения в любви, есть только жертва. Лови мгновение и жди финал concerto.

Появляется Царица Ночи.

ЦАРИЦА НОЧИ. Не хочешь ты мне объяснить, какого черта?..

Моностатос исчезает. Царица Ночи будит Памину.

Исчез, как черный дым костра На фоне ночи. Проснись, любимая, пора начать и кончить.

Памина вздрагивает во сне.

ПАМИНА. Уйди, уйди! Холодная рука!

ЦАРИЦА НОЧИ. Не бойся, деточка, тебя коснулась мама. Тревожный сон?

ПАМИНА (просыпается). Мне бог приснился Кама.

ЦАРИЦА НОЧИ. Что делал бог?

ПАМИНА. Он целился в меня.

ЦАРИЦА НОЧИ. И что потом?

ПАМИНА. Но это длилось годы. Мой взгляд остановился на стреле. Откуда нож?

ЦАРИЦА НОЧИ. Возьми его себе.

ПАМИНА. Какой стилет холодный, но… зачем он мне? Для самообороны?

ЦАРИЦА НОЧИ. Скорее для атаки на врага. Они перед рассветом соберутся — жрецы, ораторы и с ними этот гусь. Его заколешь ты.

ПАМИНА. Я, матушка, боюсь. Не выйдет из меня убийца хладнокровный.

ЦАРИЦА НОЧИ. Ты хочешь быть счастливой и свободной? Тогда избавь себя и целый мир от колдуна, который, как вампир, сосет священный сок из незакрытой раны.

ПАМИНА. Меня тошнит.

ЦАРИЦА НОЧИ. Естественно! Для мамы ты сделаешь всего один удар. Укольчик маленький в его худую шею. Но главное, сорви с нее скорее тот знак, что контролирует соляр.

ПАМИНА. Сорвать с нее?

ЦАРИЦА НОЧИ. Про шею говорю.

ПАМИНА. Но, матушка…

ЦАРИЦА НОЧИ. Я так тебя люблю, что чья-то жизнь, вдруг ставшая помехой…

ПАМИНА. Убийственно во всем быть неумехой.

ЦАРИЦА НОЧИ. Убийственным ты будешь молодцом.

ПАМИНА. Зорастро мог бы стать моим отцом.

ЦАРИЦА НОЧИ. Ловцом, лжецом, скопцом! Пусть будет кем угодно. Убей его, и станешь ты свободна.

Уходит.

17.

Памина, Моностатос.

МОНОСТАТОС. Не в силах совладать я с собственным либидо. Хочу тебя все так же, все сильней!

ПАМИНА. В душе его живет какая-то обида. Попробую добраться до корней. Скажи, пожалуйста, тебя любила мама?

МОНОСТАТОС. Что за вопрос — бестактный и пустой?

ПАМИНА. Ты можешь говорить со мною прямо. Как если б я была твоей сестрой.

МОНОСТАТОС. Моей сестрой?

ПАМИНА. Ну да…

МОНОСТАТОС. Сестер я ненавижу! Они исподтишка крадут любовь…

ПАМИНА. Тогда племянницей. Садись ко мне поближе.

МОНОСТАТОС. Боюсь, что у меня взыграет…

ПАМИНА. Кровь?

МОНОСТАТОС. Не только кровь! Во мне кишат гормоны, в ушах стучит, и мечется душа.

ПАМИНА. Но я — племянница…

МОНОСТАТОС. Пленительной Помоны! Хочу кусать, слюною орошать!

ПАМИНА. Признайся мне, ты в детстве мучил кошек?

МОНОСТАТОС. Я… я…

ПАМИНА. Дрожа от радости, ты слабых обижал? Ты, как растение, был одинок и брошен?

МОНОСТАТОС. Я знаю, для чего тебе кинжал!

ПАМИНА. Тебя шкодливой гнидой обзывали? Ты всем завидовал, не чувствуя родства? И злобой исходил, и мед своей печали ты собирал с цветущего куста?

МОНОСТАТОС. Проклятье, замолчи!

ПАМИНА. Хотел ты быть поэтом, а стал охранником.

МОНОСТАТОС. Заткну ее стилетом…

ПАМИНА. Ну, а теперь ты метишь в палачи.

Моностатос готов убить Помину, но в последний момент появляется Зорастро.

ЗОРАСТРО. Красноречива эта мизансцена. Хирург и Пациент, Весна и Авиценна. Прошу отдать мне этот инструмент.

МОНОСТАТОС. Сейчас, мой господин, еще один момент…

Моностатос убегает.

18.

Зорастро, Памина.

ПАМИНА. Какая магия вам помогает видеть?

ЗОРАСТРО. У страха есть глаза, у смеха есть глаза.

ПАМИНА. По-моему, любовь слепа и зла.

ЗОРАСТРО. Чтобы любить, он должен ненавидеть.

ПАМИНА. Меня пугает…

ЗОРАСТРО. Что?

ПАМИНА. А вдруг в моем Тамино живет такая же звериная стамина? Вдруг он упрям, как тысяча ослов?

ЗОРАСТРО. Или хвастлив, как птицелов.

ПАМИНА. Вот именно.

ЗОРАСТРО. Не паникуй, Памина, для женщины мужчина просто глина. Лепи что хочешь, не жалея рук. Каким его себе вообразила, таким и будет твой супруг.

ПАМИНА. Я думала, что все наоборот.

ЗОРАСТРО. И это, уверяю, не ошибка. Мужская воля женщину ведет.

ПАМИНА. Как если б музыкант и скрипка слились в одно живое существо и воспарили над ландшафтом. Кто в этой паре персонаж, кто автор?

ЗОРАСТРО. Спроси: кто камень, кто раствор, и каменщик, и архитектор умный.

ПАМИНА. Ох, нервы — как натянутые струны.

ЗОРАСТРО. Лей слезы, лей! Крути штурвал Фортуны! В нем ДНК и музыки родство.

Зорастро уходит, постукивая палочкой слепца.

ПАМИНА. Что значит ДНК? (Пожимает плечами.) Секрет наверняка.

19.

Царица Ночи, Моностатос.

МОНОСТАТОС. Да здравствует владычица теней!

ЦАРИЦА НОЧИ. Привет, привет, безумный Моностатос.

МОНОСТАТОС. Еврея обижать вам позволяет статус.

ЦАРИЦА НОЧИ. Не знала я, что ты теперь еврей. Была бы я тогда политкорректней.

МОНОСТАТОС. Бываешь ты тирамису нежней.

ЦАРИЦА НОЧИ. Бываю, да. А можно поскорей? И по возможности конкретней.

МОНОСТАТОС. Тирамису с миндальным пралине.

ЦАРИЦА НОЧИ. Ты объяснишь, зачем сюда явился?

МОНОСТАТОС. Хочу я дом построить на Луне.

ЦАРИЦА НОЧИ. Ты, видно, ел грибы? Ты травки накурился?

МОНОСТАТОС. Ты вознесешь меня на высоту, где, белогрудых гурий вожделея, я сразу получаю ту, которая сейчас милее. Нет сил у Моностатоса «шнырять» по темным пляжам и аллеям. Ты всем бандитам как родная мать, так будь и для меня…

ЦАРИЦА НОЧИ. Ну-ну, смелее! На полуслове взять и замолчать.

МОНОСТАТОС. Готов тебе служить и пресмыкаться.

ЦАРИЦА НОЧИ. Получишь ты…

МОНОСТАТОС. Работу палача? Я так и знал!

ЦАРИЦА НОЧИ. И полпроцента акций.

МОНОСТАТОС. Хотелось бы полцарства.

ЦАРИЦА НОЧИ. Не шути — Царица Ночь не любит юморески.

МОНОСТАТОС. Еврейский юмор — он немного резкий… Зато не скучно в космосе, учти.

20.

Тамино играет на флейте, Папагено слушает.

ПАПАГЕНО.

Конечно, молчание — золото, но если совсем замолчать, того, что в мозгах перемолото, уже никогда не узнать. А если там что-то полезное, нетленного хлеба мука? А если там мысли нарезаны опасным ножом языка? А если погибнет вселенная без нашей пустой болтовни? Бывает же скука смертельная, бывают последние дни, когда перед каждым откроется природа тряпичных кулис. Мелькают колесики Хроноса, в Калипсо кончает Улисс. Молчание — это условие, и я соглашаюсь молчать. Простите мое многословие, таким родила меня мать.

21.

Папагено, Старуха (безобразная), Тамино.

СТАРУХА. А, вот он где, проказник Папагено! Ищу тебя в пампасах и в лесу. Давай, целуй меня!

ПАПАГЕНО. Проклятая ангина. Боюсь, что вирус я перенесу. Заразен я, не время целоваться.

СТАРУХА. Тогда обнимемся скорее, дорогой!

ПАПАГЕНО. Мы, видимо, знакомы с госпожой?

СТАРУХА. С ума сошел? Ну, хватит притворяться! Любовное томление внутри готово разорвать меня, как мина! Иди ко мне, ласкай меня, любимый…

ПАПАГЕНО. Прошу простить, но… я тебя покину…

СТАРУХА. Покинешь ты меня?! Коварный птицелов! После того, что было между нами?!

ПАПАГЕНО. А можно уточнить двумя-тремя словами?..

СТАРУХА. Я лично это делаю без слов.

ПАПАГЕНО. Понятно мне теперь.

СТАРУХА. Зову тебя, мой филин: скорей сюда, лети ко мне на грудь!

ПАПАГЕНО (в сторону). Да, я прошел опасный путь и вдруг на финише заклинил. Кто эта женщина: актриса или фрик? Ее лицо мне вроде бы знакомо. В кошмарах мне являлся этот лик? Весь в копоти, как старая икона.

СТАРУХА. О чем задумался, мой милый? Обо мне?

ПАПАГЕНО (в сторону). Как цапля над водой, где плавают лягушки. Что проще: убежать от пламенной старушки или сгореть в ее огне?

Уходят.

22.

Тамино и Памина.

ПАМИНА.

О чем молчишь? О том, что будет? О том, что скоро нас погубит Зорастро суд слепой? А если выживем случайно, то сможем обвенчаться тайно. И что потом? Покой? За ужином супруг постылый, тягучий разговор унылый, тоска и детский плач. И перманентный срач.

Пауза.

Мы не успели обменяться, по-моему, десятком слов. Зато болтливый птицелов готов с природой состязаться. Все говорит со мной теперь: кузнечики, лесные совы. Кому их лепет адресован? В какую постучаться дверь? Твое молчание тревожит. Уже любовь прошла, быть может, от голода сошла на нет? Не получая острой пищи, она теперь повсюду ищет какой-нибудь иной предмет?

Пауза.

Молчит как пень, молчит как рыба! Как деревянный истукан! Простая ледяная глыба, когда попала в океан, под солнцем тает понемногу и реагирует на свет. А ты, мой принц? Конечно, нет.

Памина уходит.

23.

Зорастро, Тамино.

ЗОРАСТРО. Как поживает наш флейтист?

ТАМИНО. Я чувствую себя Иудой.

ЗОРАСТРО. Памина плакала? Она кусала губы?

ТАМИНО. Да вы, по-моему, садист.

ЗОРАСТРО. Ну-ну, светлейший принц не должен унывать. Смотрите в будущее бодро. А если мочи нет как хочется в кровать, вы смертное вообразите одро…

ТАМИНО. Не собираюсь умирать.

ЗОРАСТРО. Когда-нибудь и ваш прервется путь. Ничто не вечно на подмостках.

ТАМИНО. Я не люблю кота за хвост тянуть.

ЗОРАСТРО. И все же тащится повозка… туда, откуда не свернуть.

ТАМИНО. Все это так, допустим. Дальше что?

ЗОРАСТРО. Терпенье!.. Как вы кричали там? «Памина или смерть»? Я скоро объявлю свое решенье.

ТАМИНО. Но есть условие?

ЗОРАСТРО. Смотреть вы не должны в глаза своей Памины, ласкать ее, внимать ее словам…

ТАМИНО. И что тогда?

ЗОРАСТРО. Я вам ее отдам — как чашку полную малины.

Тамино уходит.

24.

Папагено, Зорастро.

ПАПАГЕНО. Насилу отвязался от старухи. Откуда ее черти принесли?

ЗОРАСТРО. Я думаю, из-под земли, где обитают злые духи.

ПАПАГЕНО. А вы уверены, что эта швабра — дух?

ЗОРАСТРО. А ты уверен, что зовешься Папагено? Короче, выбирай одно из двух: освободить себя из плена, женившись на ее костях…

ПАПАГЕНО. Второе хуже?

ЗОРАСТРО. Навсегда — в гостях…

ПАПАГЕНО (перебивает). Что значит «навсегда»?

ЗОРАСТРО. Навечно, до могилы.

ПАПАГЕНО. Прошу прощения, все это очень мило, но у меня есть срочные дела.

ЗОРАСТРО. Не каждому из нас дается выбор. Ты — персонаж, которому дано…

ПАПАГЕНО. Благодарю… Я рад, конечно, но… Вы… это… подождать могли бы? А я подумаю…

ЗОРАСТРО. Считаю до шести.

ПАПАГЕНО. Нет, лучше до восьми!

ЗОРАСТРО. Один, два, три, четыре…

ПАПАГЕНО. Одни проблемы в этом мире!

ЗОРАСТРО. Пять, шесть…

ПАПАГЕНО. Согласен, черт меня возьми!

ЗОРАСТРО. «Согласен» с чем?

ПАПАГЕНО. Жениться на кокетке. Надеюсь, я ее переживу, но все же на свободе, а не в клетке.

Появляется Старуха. Сделав несколько нетвердых шагов, Старуха летит кувырком через голову и превращается в прекрасную молодую женщину.

ЗОРАСТРО. Лови невесту, умный птицелов — ты заслужил свою удачу.

ПАПАГЕНО. Я чувствую, что я сейчас заплачу.

ЗОРАСТРО. «Свобода» — главное из слов. Подходит этот ключ к любой дилемме и покорит любой замок.

ПАПАГЕНО. Уже я выучил урок! Хочу на практику к Елене!

ЗОРАСТРО. Ее зовут Елена?

ПАПАГЕНО. Может быть. Я просто фантазирую… свободно.

ЗОРАСТРО. Придется до утра повременить. Ступай за мной.

ПАПАГЕНО. Иду! Куда угодно!

Уходят.

25.

Памина, Трое юношей.

ПАМИНА.

Я так надеялась, что принц меня спасет. Теперь я вижу перспективу. О, хищница-судьба, я знаю твой полет, скользишь за облаком и вдруг ревниво ты камнем падаешь на лед.

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

Молодая, не печалься, не кляни свою планиду. Будет помощь от начальства: может, свыше, может, снизу.

ВТОРОЙ ЮНОША.

Но тебе-то все едино, несравненная Памина. Ты получишь по заслугам. Назовешь того супругом,

ТРЕТИЙ ЮНОША.

для кого приберегла ты кисельны берега. Будешь в масле ты кататься, как по озеру канадцы.

ПАМИНА.

Мечтать о будущем, надеяться и ждать — невыносимо. Когда же он придет ко мне в кровать? — а он все мимо. Я думаю, мне проще оборвать… Где Хиросима, уже не страшно умирать.

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

Говорю тебе, Памина, не заламывая рук, ты добьешься перелома. И Тамино, как солома в августе на крыше дома… Запылает твой супруг!

ВТОРОЙ ЮНОША.

Как языческая лодка, а по-нашему «каюк», запылает твой супруг!

ТРЕТИЙ ЮНОША.

Как негодная проводка в Академии наук, запылает твой супруг!

ВСЕ ТРОЕ.

Загорится, заискрится, запылает твой супруг!

Уходят.

26.

Папагено, Трое юношей, потом «Елена».

ПАПАГЕНО. Вот так живешь, живешь, и бах! — весь мир увидишь в новом свете. Меня в капроновые сети поймала лучшая из птах. Ее веселые глаза, ее летящая походка. Мне все равно — она кокотка или зеленая лоза. Я должен ею обладать, она скрывается в тумане, вдруг появляется и манит, и тут же прячется опять. Какая подлая игра, какое низкое коварство! Иди, корми свое начальство своим развратным фуа-гра! А я повешусь на ремне! (К зрителям.) Вы — коллективный мой свидетель. А что еще осталось мне? Любви и правды нет на свете. Милее мне лежать в земле и слушать ветер.

Появляются Трое юношей.

ПЕРВЫЙ ЮНОША.

Стыдно, стыдно птицелову брать сегодня за основу прошлогодний снег.

ВТОРОЙ ЮНОША.

Роковые страсти эти позволительны для йети и его коллег, что расселись по отрогам азиатских гор, просекая понемногу нисходящую дорогу — будущий позор.

ТРЕТИЙ ЮНОША.

Не тебе качаться утром в кожаной петле. Если сердце будет мудрым, то и разум станет бодрым, и сидеть ты сможешь твердо в собственном седле.

ВСЕ ТРОЕ.

А пока давай звони в колокольчики свои!

Папагено звонит в колокольчики.

Появляется его возлюбленная — молодая и прекрасная.

ПАПАГЕНА. Моя половина, мой вольный стрелок, я знаю, что ты без меня изнемог. Я вижу, я вижу, как ты одинок!

ПАПАГЕНО. Ведь я не машина, не черный маньяк.

ПАПАГЕНА. А если машина, то ты «кадиллак»! Возьми себя в руки, вези меня в ночь.

ПАПАГЕНО. О боги, она прокатиться не прочь! Она веселится, она кипятится! Елена как пена, а я ветерок!

ПАПАГЕНА (в сторону). Совсем обезумел от счастья стрелок. Какая «Елена»? О чем ты твердишь?

ПАПАГЕНО. Спасибо, спасибо, спасибо, малыш!

ПАПАГЕНА. Похоже, любимый, ты спишь наяву. Тебя и меня Папагена зовут. Рифмуется имя, точнее, судьба, бежит по странице речная вода.

ПАПАГЕНО. И я Папагено, и ты Папагена?! По-моему, эта строка офигенна!

ПАПАГЕНА. Тогда запиши ее в сердце небес, где светится веры таинственный лес.

Уходят.

27.

Памина, Трое юношей, Тамино.

ПАМИНА. Рано утром птичий хор дружно славит пробужденье, не стесняясь, вожделея, наплевав на приговор всех стандартных положений — и комедий, и трагедий. Дать Танатосу отпор — это честь для каждой птички, каждой сойки и синички. Подключайся, юниор!

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Ты, Памина, как менада, пьяная от винограда, мечешься в ночи.

ПАМИНА. Лучше помолчи!

ВТОРОЙ ЮНОША. В волосах твоих колючки, платье рваное в пыли.

ПАМИНА. Слушай, отвали!

ТРЕТИЙ ЮНОША. Так всегда перед рассветом: тьма сгущается внутри.

ПАМИНА. И не говори… Все как будто после вальса… Мой любимый отказался от моей любви.

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Тут системная ошибка.

ВТОРОЙ ЮНОША. Для Тамино тоже пытка…

ТРЕТИЙ ЮНОША. Ждать и догонять.

ПАМИНА. Если бы вы только знали, как вы все меня достали! И родная мать…

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Не противься этой боли.

ВТОРОЙ ЮНОША. Собери остатки воли в боевой кулак.

ТРЕТИЙ ЮНОША. Сокруши зеркальный призрак…

ВСЕ ЮНОШИ. Все иллюзия и сумрак, а не полный мрак.

ПАМИНА. Верю, верю, но проверить у меня не хватит сил.

ВСЕ ЮНОШИ. Тебя демон искусил. Но появится Тамино…

ПАМИНА. И пройдет, конечно, мимо.

Тамино играет на волшебной флейте.

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Тише! Тише! Кот на крыше!

ВТОРОЙ ЮНОША. Херувимы еще выше!

ТРЕТИЙ ЮНОША. Все заслушались его — музыканта твоего.

Пауза. Юноши исчезают.

ТАМИНО. Прости меня, но я немного в мыле.

ПАМИНА. Я думала, что вы меня забыли.

ТАМИНО. Мне кажется, мы перешли на «ты».

ПАМИНА. Да это все бродячие коты…

Памину пошатывает.

Наивных соблазняя вертихвосток, берут стихийно фамильярный тон. Я думаю, что это моветон.

ТАМИНО. Я понимаю, объяснить непросто…

ПАМИНА. Поэтому не надо объяснять.

ТАМИНО. Давай хоть попрощаемся как люди…

ПАМИНА (в сторону). Вот так и тянет к этому Иуде. Позволю на прощание обнять, и будет унижение стократным.

ТАМИНО. Поверь, я поневоле был бестактным.

ПАМИНА. Невольнику нужна, конечно, блядь!

Появляются юноши.

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Перестаньте горячиться…

ВТОРОЙ ЮНОША. И трепать друг другу нервы…

ТРЕТИЙ ЮНОША. Ваша свадьба состоится…

ПЕРВЫЙ ЮНОША (Памине, тихо). Если ты не будешь стервой…

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Музыкант и царь-девица…

ВТОРОЙ ЮНОША. Аниматор и волчица…

ТРЕТИЙ ЮНОША. Жемчуг, смешанный со спермой.

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Обнимитесь, как в кино, поцелуйтесь в диафрагму.

ВТОРОЙ ЮНОША. Через огненную магму вы пройдете все равно.

ТРЕТИЙ ЮНОША. Вы невинны, словно Ева и жених ее, Адам.

ПЕРВЫЙ ЮНОША. Перед вами — океан, истекающий из древа.

ВТОРОЙ ЮНОША. Будет страшно, как в кино, вы опуститесь на дно.

ТРЕТИЙ ЮНОША. Вам осталось, как ни странно, испытание одно.

Памина прижимается к Тамино, они проходят сквозь огонь и воду. Тамино играет на флейте, Памина поет.

ПАМИНА.

Откуда мы? Куда идем? Не ведает никто. На свете есть один лишь дом, одно горит окно. В него заходят корабли, уставшие от волн. И пастухи, и короли приходят на поклон. Ночные бабочки летят на этот огонек. Но перед Ним никто не свят: кто выучил урок или кому учиться лень — от страха не робей. Ты все равно увидишь свет, пусть для него названья нет — незваных нет гостей.

28.

Царица Ночи, Три дамы в черных платьях, Моностатос.

ЦАРИЦА НОЧИ. Не думайте, что все пропало.

МОНОСТАТОС. Да я не думаю совсем.

ЦАРИЦА НОЧИ. Еще в запасе много схем из дьявольского арсенала.

МОНОСТАТОС. Ну, слава богу. То есть нет! Не то я говорю. Он поведет ее в буфет?

ЦАРИЦА НОЧИ. Сначала к алтарю.

МОНОСТАТОС. Тамино можно напоить отравленным вином. Или Памину соблазнить! Но что-то я теряю нить…

ЦАРИЦА НОЧИ. Поищите потом! Теперь не время городить словесный огород.

МОНОСТАТОС (в сторону). Я потерял не только нить…

ЦАРИЦА НОЧИ. Зорастро — это крот! Свои секретные пути он роет мне назло. Его сотру я в порошок!

МОНОСТАТОС. Ему не повезло…

ЦАРИЦА НОЧИ. Я в порошок сотру жрецов, прислугу и конвой! И этот храм, в конце концов, и это море наглецов, что плещет за кормой!

Я эту Землю расщеплю до атомных частиц. Пускай вращаются они у наших ягодиц. Потом я этим порошком начищу звезды так, что засверкает Млечный Путь, как новенький пятак. Его я спрячу в портмоне — пускай лежит во тьме, во мне!

МОНОСТАТОС. Ну, на войне как на войне, а девушки потом.

ЦАРИЦА НОЧИ. Повсюду воцарится ночь!

МОНОСТАТОС. Я поздравляю вашу дочь с прекрасным женихом.

ЦАРИЦА НОЧИ. Кого имеешь ты в виду?

МОНОСТАТОС. Само собой — себя. Ведь будет порошок кругом, а мы — одна семья.

Восходит солнце — Царица Ночь и дамы в панике.

ЦАРИЦА НОЧИ. Все кончено! Бегите прочь!

ДАМЫ. Укройте нас плащом!

МОНОСТАТОС. Да будет свет, да сгинет ночь! А я здесь ни при чем…

Царица и ее свита проваливаются.

На сцену выходят Памина и Тамино, Папагено и Папагена, Зорастро и все, все, все.

ЗОРАСТРО.

Поднимается с подушки золотая голова!

ЖРЕЦ (Тамино).

Надо главные слова срочно выпалить из пушки.

ТАМИНО.

Понимаю, понимаю… Я Памину получаю и любви бесценный дар.

ЖРЕЦ.

Говорите, принц, скорее ямбом или же хореем!

ТАМИНО.

В голове моей пожар — плохо я соображаю…

ЗОРАСТРО.

Повернись лицом к Синаю — ты почувствуешь, дрожа, как в уста твои немые потекут слова любые.

Тамино, словно рыба, открывает и закрывает рот.

ТАМИНО.

Памина, умоляю, помоги! Я чувствую, что все бесповоротно, вселенная бессмысленна, пуста.

ПАМИНА (смеется).

Когда ты шепчешь, мне щекотно.

ЗОРАСТРО.

А мудрость высшая проста: двоичный код Луны и Солнца нам помогает созидать любые вещи. Благодать пройдет сквозь тело незнакомца навылет — птичкой просвистит и флейты звук предвосхитит.

ПАМИНА.

Играй, мой друг, играй, Тамино, а я заслушаюсь, любя.

ТАМИНО.

Нет больше тайны для меня: есть музыка и есть Памина!

__________________________

2013

Коронация

Император, Эксперт, Официант.

ЭКСПЕРТ. Четыре тысячи девятьсот тридцать шесть бриллиантов, семьдесят две матовые жемчужины общим весом…

ИМПЕРАТОР. Э-э. Тут сказано: семьдесят пять жемчужин.

ЭКСПЕРТ (смотрит в бумагу). Да, действительно. Странно. Ошибка исключена. То есть исключено, что мы ошиблись при подсчете. Вероятно, в документе описка. Все-таки старый документ, дореволюционный. Копию сняли бог знает когда — перед самой коронацией Николая Романова. А потом еще раз — он тогда впервые выступал перед Думой…

ИМПЕРАТОР. В полном царском облачении?

ЭКСПЕРТ. Видимо, хотел произвести впечатление на депутатов.

ИМПЕРАТОР. И что — получилось?

ЭКСПЕРТ. Я бы не сказал. В Думе оказалось довольно много крестьян — они грызли семечки и плевали шелуху на пол. Прямо в тронном зале. Чудовищный был бардак.

ИМПЕРАТОР. Это какой у нас год?

ЭКСПЕРТ. Это у нас… 1906-й.

ИМПЕРАТОР. Ладно, жемчужиной меньше, жемчужиной больше — один хрен… Ты обещал про камушек рассказать.

ЭКСПЕРТ. Тот, что под крестом? Это оксид магния и алюминия, благородная шпинель — от латинского «шип», «колючка». Обычно камень называют «рубином».

ИМПЕРАТОР. Как звезды?

ЭКСПЕРТ. Что, простите?

ИМПЕРАТОР. Звезды, говорю, у нас там, наверху, тоже рубиновые.

ЭКСПЕРТ. Да. Но это, конечно, метафора. Этот камень был куплен в 1676 году у китайского императора Сюанье. Приобрел его в Пекине замечательный герой своего времени — писатель и ученый Николай Спафарий, бывший в то время посланником при дворе богдыхана.

ИМПЕРАТОР. Спафарий? Специфическая фамилия. Еврей?

ЭКСПЕРТ. Молдаванин, из греков. Прозвище его отца — «спатар», что значит «оруженосец».

ИМПЕРАТОР. Спартак?

ЭКСПЕРТ. «Спа-тар», ваше величество. Настоящая фамилия Милеску. Полиглот — помимо румынского знал еще девять языков.

ИМПЕРАТОР. Разведчик? Или так — творческая интеллигенция?

ЭКСПЕРТ. В ту эпоху только истинный интеллигент мог быть разведчиком.

ИМПЕРАТОР. Да? А кто его туда послал?

ЭКСПЕРТ. Царь Алексей Михайлович.

ИМПЕРАТОР. Не люблю я этих писателей — вечно какую-нибудь поганку подсунут. Сто лет пройдет, уже в могиле человек давно, и тут, как из параши, всплывает такое… Ладно. Вот ты сказал, камень называется «колючка».

ЭКСПЕРТ. Или «зяблик» — это другой вариант этимологии.

ИМПЕРАТОР. Сейчас забудь про «зяблика». А если эта колючка, этот шип, если это не просто так?

ЭКСПЕРТ. Не просто?

ИМПЕРАТОР. Если это намек на терновый венец, например? Камень-то смотри какой… какого цвета — как будто кровь натекла из раны.

ЭКСПЕРТ. Господь с вами, ваше величество! Мне бы такое в голову не пришло.

ИМПЕРАТОР. Оно и видно. А должно приходить. Деньги атомные, за что плачу? Если ты эксперт в подобных вопросах, нужно сразу схватывать. Венчание на царство — это тебе не вонючие праймериз, это… как ты там говорил?

ЭКСПЕРТ. Мистический акт.

ИМПЕРАТОР. Тут, хочешь не хочешь, приходится себя соотносить, сам понимаешь. И ты как эксперт должен быть на стреме. Всегда. Иные засады предвидеть, о других знать хотя бы из истории.

ЭКСПЕРТ (растерянно). Засады?

ИМПЕРАТОР. Ловушки, поганки. Диверсии врагов и предателей. Знаешь, чем враг отличается от предателя?

ЭКСПЕРТ. Нет, ваше величество.

ИМПЕРАТОР. Объясняю. Ты, эксперт, при всем желании не можешь быть предателем. Потому что ты уже потенциальный враг. Понял? (Эксперт обескуражен.) Интеллигенция — это пятое колесо в телеге, в лучшем случае — пятая колонна. Это лишняя колонна. Декорация. Может быть, а может и не быть. Диссидентов, писак всяких знаешь сколько в отечестве накопилось — за двести-то лет? Три раза по сто, не меньше. Я лично за то, чтобы вас было поменьше. Не обижайся — ничего личного.

ЭКСПЕРТ. Я не обижаюсь, ваше величество.

ИМПЕРАТОР. А если не врать?

ЭКСПЕРТ. А если не врать, то меня это радует.

ИМПЕРАТОР. Ты что, извращенец?

ЭКСПЕРТ. Чем меньше нас будет, тем больше вы будете нас ценить. И ласкать.

ИМПЕРАТОР. Ишь ты: «ласкать». Ну иди, я тебя приласкаю.

Эксперт без колебаний подходит к Императору — тот некоторое время смотрит ему в лицо.

ИМПЕРАТОР. Ладно, проехали, поехали дальше.

ЭКСПЕРТ. Хотя форма короны напоминает восточный тюрбан, она имеет два серебряных полушария…

ИМПЕРАТОР. Как человеческий мозг.

ЭКСПЕРТ. Совершенно верно. Эти два полушария олицетворяют Восток и Запад, Азию и Европу…

Входит взмыленный Полковник.

ПОЛКОВНИК. Ваше величество, срочное донесение. Разрешите доложить или?..

ИМПЕРАТОР. Успокойся, воды попей. Там, в холодильнике. Лед возьми в морозилке. Остынь. Через минуту доложишь. (Эксперту.) Продолжай.

ЭКСПЕРТ. Снизу, вот здесь, лавровые листья, символ власти и славы. А рисунок гирлянды — дубовые листья и желуди — символизируют крепость и прочность императорской власти.

ИМПЕРАТОР. Желуди? Это как-то не очень. Само слово и вообще. Желуди у меня знаешь с чем ассоциируются? Со свиньей. Еще с начальной школы. Помнишь, у Крылова басня была?

ЭКСПЕРТ. Признаться, я…

ИМПЕРАТОР. Полковник!

ПОЛКОВНИК (пьет воду). Да, ваше величество!

ИМПЕРАТОР. Как там, у Крылова, про желуди и про свинью?

ПОЛКОВНИК. Мм…

«Когда бы вверх могла поднять ты рыло, Тебе бы видно было, Что эти желуди на мне растут».

ИМПЕРАТОР. Феноменальная память! Буквально все держит в голове. Мертвой хваткой. Любую ерунду до мельчайших деталей. (Эксперту, тихо.) Как он еще с ума не сошел, удивляюсь… Короче, желуди нужно убрать. Они здесь лишние. Скажи, чтоб заменили — на что-нибудь благородное, на что-нибудь такое… внушающее страх.

ЭКСПЕРТ. Например, ваше величество?

ИМПЕРАТОР. Например? Ну, например, можно теми же рубинами выложить какой-нибудь афоризм. «Кто с мечом к нам придет, от меча и умрет». Или что-нибудь другое. Ты же эксперт — вот и придумай.

ЭКСПЕРТ. Хорошо, ваше величество.

ИМПЕРАТОР (Полковнику). Отдышался? Давай докладывай. (Полковник смотрит на Эксперта.) Да говори уже — при нем можно. Шила в мешке не утаишь.

ПОЛКОВНИК. Опять упал.

ИМПЕРАТОР. Истребитель? Седьмого поколения?

ПОЛКОВНИК. Так точно. Пилот не успел катапультироваться.

ИМПЕРАТОР. Ну и что теперь — голову пеплом будем посыпать? Ты вообще в курсе, что у меня праздник? Зачем пришел? Портить мне настроение?

ПОЛКОВНИК. Ваше величество, умоляю, отмените путешествие. После коронации отправляйтесь в горы, покатайтесь на лыжах. Я понимаю, это ваша мечта — увидеть земной шар из космоса. Мужчине трудно отказаться от красивой женщины, еще труднее — от красивой мечты. Но бывают такие ситуации…

ИМПЕРАТОР. Погоди ты, не тараторь. У меня вопрос: разве не потому этот истребитель не летает, не может летать, что у него под крыльями огромная женская грудь?

ПОЛКОВНИК. Что?

ИМПЕРАТОР. Огромная титька — «что»! Которую много лет сосут все кому не лень! Конструкторы, кураторы, а также их родители и их потомки до седьмого колена!

ПОЛКОВНИК. Я не совсем…

ИМПЕРАТОР. Причмокивают, блядь, и сосут! Кто у нас занимается космосом?

ПОЛКОВНИК. Союз Михаила Архангела.

ИМПЕРАТОР. Те же люди, что ебутся с истребителем?

ПОЛКОВНИК. Другие.

ИМПЕРАТОР. Ну и в чем тогда проблема, я не понимаю?

Какие-то буржуи могут себе позволить космический туризм, а я, хозяин земли русской, — не могу? От этого полета десять лет все будут в ахуе, а я должен кататься на лыжах?

ПОЛКОВНИК (деликатно откашлялся). Придворный астролог Шухер подал докладную записку. Говорит, время решительно неблагоприятное для полетов. Ближайшие месяца два. Какие-то страшные квадратуры и оппозиции. Называется «крест судьбы».

ИМПЕРАТОР. Оппозиции? Записка Шухера от какого числа? До падения потребителя, то есть истребителя, или после?

ПОЛКОВНИК. Кажется, до. Видимо, в канцелярии не придали значения. Руслан Русланович в отпуске. Поехал сайгаков стрелять.

ИМПЕРАТОР (Эксперту). А ты что скажешь? Планеты, квадратуры. На помазанника распространяются физические законы?

ЭКСПЕРТ. Считается, что дары Святого Духа необходимы правителю для управления страной. А вот можно ли с их помощью управлять гравитацией и движением небесных тел — это, я думаю, вопрос дискуссионный.

ИМПЕРАТОР. Понятно. (Смотрит на часы.) Пора немного подкрепиться. Продолжим разговор за чашкой чая. Любите ржаной хлеб с огурцом и сыром? И творожок домашний, с медом.

ЭКСПЕРТ. Спасибо, ваше величество, но я…

ИМПЕРАТОР. Никаких «но». Я приглашаю. И тебя, полковник, тоже.

Официант вкатывает сервированный стол.

Прошу к столу, господа. Снимайте пиджаки, рубашки, чувствуйте себя свободно. (Эксперту.) Ничего не поделаешь — такой порядок. До трусиков, до трусиков. Майку снимать не обязательно, обувь тоже. А вот часы лучше снять. (Эксперту.) Кому-то покажется странным, но меня вид обнаженного тела успокаивает.

Эксперт и Полковник раздеваются, садятся за стол.

Официант разливает чай.

ИМПЕРАТОР (Эксперту). Так что там дары Святого Духа?

ЭКСПЕРТ. Я говорил, ваше величество, что помазание на царство, безусловно, дает помазаннику определенные уровни защиты…

ИМПЕРАТОР. Насколько определенные?

ЭКСПЕРТ. Ну…

ИМПЕРАТОР (Официанту). Отхлебни-ка заварки. Не стесняйся: можно прямо из чайника. Мы не брезгливые.

Официант, приложив носик к губам, деликатно отхлебывает. Император, Эксперт и Полковник смотрят.

ИМПЕРАТОР (Полковнику). Видишь, эксперты говорят, что есть уровни защиты. Кстати, а кого у нас первым помазали?

ЭКСПЕРТ. Согласно преданию, первым был Аарон, брат Моисея. Но его помазали не как царя, а как первосвященника. Потом были Саул, Давид, пророк Самуил…

ИМПЕРАТОР. И что этот Арон? Хорошо кончил или так себе?

ЭКСПЕРТ. Ну, в Землю обетованную он не вошел. Как и Моисей. Но скончался в весьма преклонном возрасте. Ему было сто двадцать два или сто двадцать четыре.

ПОЛКОВНИК. Сто двадцать три.

ИМПЕРАТОР. Нормально. Нельзя сказать, что первый блин комом. (Полковнику.) Попробуй сырку с плесенью — очень хороший сыр, вонючий.

ПОЛКОВНИК. Простите, ваше величество, у меня на плесень адская аллергия.

ИМПЕРАТОР (Эксперту). Тогда ты попробуй. (Эксперт медлит.) Что? Запах не нравится? Или боишься? Думаешь: а вдруг там не только плесень? Угадал?

ЭКСПЕРТ. Как можно, ваше величество?! У меня и в мыслях…

ИМПЕРАТОР. Было-было, я твои мысли читаю почти как инструкцию.

Эксперт вдумчиво пережевывает сыр. Император намазывает на хлеб масло и джем. Протягивает бутерброд Полковнику.

ИМПЕРАТОР. Давай кусай. Из моих рук, из моих рук!

Полковник кусает. Император за ним наблюдает. Пауза.

Император с аппетитом доедает надкусанный бутерброд.

ИМПЕРАТОР. Интересно, а что прячет интеллигенция в глубине души? Так сказать, в тине своего подсознания. О чем боится подумать вслух, когда вдруг теряет привычный самоконтроль?

ПОЛКОВНИК. Вы меня спрашиваете?

ИМПЕРАТОР. И тебя тоже. Ты ведь интеллигенция, хоть и военная? Чтобы сделать человека, мозги, в общем-то, не нужны, а вот чтоб его ликвидировать — очень даже нужны. Вопрос к вам обоим: что сильнее, страх или смех? Мне вот иногда кажется, что вся наша система какая-то уж очень архаичная. Специалисты говорят, что время империй прошло, а мы тут с этой коронацией — зачем-то суетимся, хлопочем, как эти… Может, зря все это?

Пауза.

ПОЛКОВНИК и ЭКСПЕРТ (вместе). Зря в корень, ваше величество. Пытаясь быть откровенным до конца…

ИМПЕРАТОР (подхватывает). Тем паче что конец уже не за горами.

ЭКСПЕРТ. Не за горами?

ИМПЕРАТОР. Шучу. Давай пытайся.

ЭКСПЕРТ. Первое: наше общество фатально отстает в развитии. Оно было заморожено большевиками. Потом патриоты достали его из морозилки — слава богу. Но оно до сих пор не оттаяло. Оно темное, незрелое и агрессивное. По существу, это трудный подросток с неустойчивой психикой. У него руки чешутся что-нибудь украсть, сломать, кого-нибудь изувечить. Этот варвар снедаем ревностью и завистью, не умеет отличить поллюции от революции. Каждый второй в соцопросах заявляет: «Хочу, чтобы нас боялись». Для чего боялись, зачем боялись, как этот страх поможет в глобальной конкуренции? Неведомо. Вместо рационального ответа — ювенальный вой из подворотни. И вы хотите оставить этого подростка наедине с его демонами? Ради какой-то абстрактной демократии? Да он загубит страну и себя заодно! Без железной руки в ежовой рукавице, без отцовской фигуры, без… э-э… сакрального символа, каким в наших палестинах был и пока остается государь император, все пойдет пухом. То есть прахом. И налетит ветер гнева Его, и унесет прах в пустыню.

ИМПЕРАТОР. Аминь. Славно горбатого лепишь. Пробирает. Только я про Палестину не понял.

ЭКСПЕРТ. Это идиома, ваше величество, не берите в голову.

ИМПЕРАТОР (Полковнику). Ладно, не буду. Теперь ты давай.

ПОЛКОВНИК. Я, ваше величество, не смогу также красиво. Зато буду по-военному краток. Демократия, как известно, — в аду, на небесах — иерархия. Это все.

ИМПЕРАТОР. А что? Четко, афористично.

ПОЛКОВНИК. Естественно, это не моя мысль, но я под ней готов подписаться. Если нужно, кровью.

ИМПЕРАТОР. Своей? Или его кровь тоже сойдет? (Кивает на Эксперта.)

ПОЛКОВНИК (игриво). Бобок, бобок!

ИМПЕРАТОР. Ладно, проехали, поехали дальше. (Официанту.) Любезный, принеси-ка ты нам десерт!

Официант подходит к столу с медицинской кюветой. Достает одноразовые шприцы, ампулы, пузырек со спиртом.

ИМПЕРАТОР. Сами знаете, от сладкого в нашем возрасте толстеют. Поэтому развлекаться будем не по-детски. Что такое? Что такое? Это не синильная кислота, это вообще не кислота, это всего лишь сыворотка правды. Насладимся же правдой, друзья мои! В кои-то веки. Неловкой, возможно, постыдной. Но только правда сделает пипл свободным. Я правильно цитирую?

Официант ловко, профессионально вводит сыворотку — сначала Полковнику, потом Эксперту. Оба безропотно подставляют руки. Покончив с этим, Официант намеревается отойти на привычное место в отдалении и там застыть.

ИМПЕРАТОР. Что же ты, брат, меня-то обидел?

ОФИЦИАНТ. Прошу прощения, я…

ИМПЕРАТОР. Ведь это будет нечестно: они мне правду-матку в лицо, а я им что? Лапшу на уши? Некрасиво. Не по-товарищески. Хотя нет, погоди! Даю вам, господа, честное слово, что с этой вот минуты не покривлю душой ни на полпальца. Думаю, мое честное слово чего-нибудь стоит.

ЭКСПЕРТ и ПОЛКОВНИК (вместе). Ну что вы, ваше величество! Как можно!

ИМПЕРАТОР. Тогда начнем. Может, еще крепкого чая для бодрости?

ЭКСПЕРТ. Я бы не отказался.

ПОЛКОВНИК. Я тоже.

Император подает знак Официанту — тот разливает чай, добавляет сливки и сахар. Делает это очень медленно, словно гипнотизируя Эксперта и Полковника. В это время Император выходит в смежную комнату. Возвращается в костюме якутского шамана, в птичьей маске с большим клювом.

Звучит приятная музыка. Император перемещается в пространстве, демонстрируя знание древней китайской техники «Танцующий журавль». Полковник и Эксперт завороженно смотрят на Императора-журавля. Официант отходит на безопасное расстояние.

ПОЛКОВНИК (как во сне). Ваша честь, я надеюсь, вы понимаете: ворошить военное прошлое недалекого человека… Ворошить далекое прошлое военного человека — все равно что копаться в отходах на государевой свалке. Сюрпризов немного. Их практически нет. Ну конечно, я целовал свое руководство в уста, которыми оно не говорит по-русски. Выполняя приказы, не рассуждал об их соответствии, ну и так далее.

Я, ваша честь, не законник, я всего лишь солдат, а это профессия. Точка. Страх вообще ни при чем. Будь я священником, я бы тоже их выполнял. Будь я бандитом, я бы тоже их выполнял. Я имею в виду любые приказы. Не хочу уточнять, но реально любые. Это естественно, это моя работа. Не рассуждая, херачить свое немудреное дело. И получать компенсацию. Но, уверяю, я не убийца: не разжигал в себе ненависть, не заседал в комитетах клубящейся тьмы, не присягал… Даже в кошмарах я не хотел бы служить врагу человечьего рода, народа. Слово даю Люцифера. То есть нет, я не это хотел — просто вырвалось как-то. Слово даю… офицера! Да, я люблю моего императора, я восхищаюсь его… метафизической формой, его ядовитым умом, его отравляющим весь пейзаж ницшеанским цинизмом. А главное, знаете чем? Его неуемным желанием: нагибать и ебать, нагибать и ебать, нагибать и ебать! — психологически, как завещал Гуталин, царь победившей Ассирии. И проигравшей России.

Император танцует.

ЭКСПЕРТ (как в чужом сне). Пожалуй, сказать, что я ненавижу эту мокрицу, — вообще ничего не сказать. Его тонкие губы, его ледяные глаза, его бледно-желтая кожа — весь его стершийся облик скопца меня напрягает. И всегда напрягал — даже на юбилейных монетах, купюрах и прочих дензнаках. Надо отдать ему должное: щедрость его безгранична. Конечно, за государственный счет. Тут, в Эрэфии, покупается все: достоинство, гордость, способность к рефлексии. Покупаются все — и верхи, и низы, и подвалы. Гуано с потрохами! Эта мокрица сумела замазать народ своей пошлой, футуристической слизью. Нет — о чем это я? — ископаемой, из земли извлекаемой слизью! А прогресса нашей державе уже не видать как своих же петлистых ушей. Впереди только хаос, распад. Кажется, многих тошнит, другие трясутся от страха, а третьи, к примеру ваш непокорный слуга, получают из этой параши, ну да — чисто личную выгоду. Сопротивляться бессмысленно? Да. Значит, отдайся судьбе и получи удовольствие.

Император снимает маску.

ИМПЕРАТОР. Ну, вот и прояснилось в небесах. Взошла луна, и высыпали звезды. Сплошная сыпь на детском животе Отелло-младшего. Хотите забавный случай из детства? Третий, по-моему, класс. Или второй? Точно не помню. Отправились мы всем кагалом в поход: с котелками, с палатками, с нашей любимой училкой немецкого во главе экспедиции. Achtung, Kader Line-up! Встали лагерем в тихом лесу, рядом с чухонской деревней — три кола, два двора. Запалили костер, песни поем, запекаем картошку в углях, провожаем закаты, встречаем рассветы, девочек лапаем… В общем, романтика. Аппетит нагуляли на воздухе нечеловеческий, дня через три вдруг закончился весь провиант. Что прикажете делать? Немка пошла по дворам, закупила у местных колхозников дюжину серых утят, желто-серых, пушистых, писклявых, ну — чистый мультфильм.

ЭКСПЕРТ. Ваше величество…

ИМПЕРАТОР. Ты пока помолчи… Возникает вопрос: кто разберется с утятами? Немка смотрит на класс глазами ундины, полными невской воды. Мальчики, девочки, bitte, кто-то должен пушистикам шейки того-с. Пионеры притихли — никто не решается стать палачом-добровольцем.

ПОЛКОВНИК. Ваше величество, я…

ИМПЕРАТОР. Погоди, не сейчас… Я поднимаюсь с колен, говорю: «Господа, что же нам — голодать, оставаться без вкусного супа? Предлагаю судить глупышей пионерским судом по законам военного времени». А?

ЭКСПЕРТ. Сразу все согласились?

ИМПЕРАТОР. Ну еще бы! Кушать-то хоцца! Короче — процесс. Немка тут же назначила судей, Ваня-отличник, по-моему, стал обвинителем, двоечник Веня защитником. И понеслась!

ЭКСПЕРТ. Кажется, я догадался…

ИМПЕРАТОР. Ты, полковник, краснеешь от удовольствия?

ПОЛКОВНИК. Нет. То есть да.

ИМПЕРАТОР. Красной мантией мне послужило тогда одеяльце. Шерстяное такое, с козлятами. Помнишь?

ПОЛКОВНИК. Ага.

ИМПЕРАТОР. Суд продлился недолго. Рекс, пэкс, фэкс! — и решение в шляпе. Что притихли? Дальше рассказывать? Всем интересно?

ЭКСПЕРТ. Разумеется!

ИМПЕРАТОР. Я подошел потихоньку к коробке с утятами. Взял одеяльце руками, будто фокусник, за уголки. Помню эти глаза — одноклассников: страх, удивление, ужас…

ПОЛКОВНИК. Но и восторг, восхищение, трепет!

ЭКСПЕРТ. Конечно! Еще бы!

ИМПЕРАТОР. Я испытал в тот момент — что-то вроде оргазма.

Император ломает шею сначала Полковнику, потом Эксперту.

ИМПЕРАТОР (Официанту). Можете это убрать.

__________________________

8.01.2013

Любовь к трем апельсинам

1.

Диктатор и его Кузина Клара.

ДИКТАТОР. Тебе не удалось поговорить с Максом? Только не надо вздыхать. Просто ответь: да или нет?

КУЗИНА. Нет, не удалось. Он опять заперся в своей комнате, не отвечает на звонки, к завтраку не выходит. Уже третьи сутки подряд.

ДИКТАТОР. Ключевое слово «подряд»?

КУЗИНА. Ты о чем?

ДИКТАТОР. Это не важно. По-моему, пятые сутки.

КУЗИНА. Зачем тогда спрашивать, если ты знаешь лучше меня?

ДИКТАТОР. Чем он занят?

КУЗИНА. Понятия не имею. Его окна вечно зашорены.

ДИКТАТОР. «Зашторены».

КУЗИНА. Что?

ДИКТАТОР. Окна обычно зашторивают, а не зашоривают. Окна — не лошади.

КУЗИНА. Господи боже мой, какая разница!

ДИКТАТОР. Для Господа? Огромная. Он — лингвист и драматург, и текст пьесы — все в одном лице. Уродуя язык, мы оскорбляем Творца.

КУЗИНА. Ну, прости, прости.

ДИКТАТОР. А может быть, Макс что-то пишет по-тихому? Что-то свое. Хотя бы трехстишья. В его возрасте я сочинил авангардный роман. Новый роман. Это термин такой: «новый роман».

КУЗИНА. Я поняла, не занудствуй.

ДИКТАТОР. Если он хотя бы читает… Думаешь, смотрит американскую чушь, сериалы?

КУЗИНА. Не самый плохой вариант, между прочим. Ты сам-то давно его навещал? Полюбопытствуй. Грязное белье слоями лежит на полу. Всюду объедки, огрызки, какие-то пакеты из-под чипсов. Но он никого к себе не пускает. Прислугу — не дальше порога. Пахнет у него там — я тебе доложу. Как в сточной канаве. Отвратительный запах — грязного белья и морепродуктов!

ДИКТАТОР. Он продолжает питаться морепродуктами? Похоже на манифест.

КУЗИНА. Манифест?

ДИКТАТОР. Душевного расстройства. Беспорядок внутри — беспорядок снаружи. У Макса депрессивная фаза на фоне любовных… э-э… неудач.

КУЗИНА. Что ты называешь любовными неудачами? Школьный роман, который выдохся лет десять назад?

ДИКТАТОР. Немного сочувствия, радость моя. Это не помешает. А то сама не заметишь, как море твоего обаяния вдруг испарится.

КУЗИНА. И что? Останется грязная лужица?

ДИКТАТОР. Именно.

КУЗИНА. Ты никому никогда не сочувствовал, и все от тебя без ума!

ДИКТАТОР. Это другое, это магия власти. Нет сильнее магнита, афродизьяка, чем бесконтрольная власть. Как там у Овидия в «Метаморфозах»? «Властитель может ластиком стереть, кого захочет. И это дамам клиторос щекочет». Кстати, вдруг вспомнил: к чему снится клитор?

КУЗИНА. Понятия не имею. Тебе приснился клитор?

ДИКТАТОР. Потом посмотрю в соннике.

КУЗИНА. Ты не прав — мне жаль бедного Макса.

ДИКТАТОР. Для тебя он просто ленивый, избалованный фрик.

КУЗИНА. Я этого не говорила!

ДИКТАТОР. Не стоит говорить о наследнике в таком тоне.

КУЗИНА. В каком тоне?

ДИКТАТОР. С пренебрежением.

КУЗИНА. Я этого не говорила!

ДИКТАТОР. Но ты так думаешь.

КУЗИНА. Хорошо. Ты считаешь, что это депрессия. В чем ее корень, причина?

ДИКТАТОР. Я уже сделал предположение.

КУЗИНА. Это все ерунда! Невинный роман с невинной асексуальной однокорытницей?

ДИКТАТОР. Одноклассницей. Выучи русский язык.

КУЗИНА. Выдумай что-нибудь лучше.

ДИКТАТОР. А смерть матери?

КУЗИНА. Четверть века назад? Во время родов?

ДИКТАТОР. Детские травмы — самые глубокие.

КУЗИНА. Дорогой, твоему сыну предстоит управлять огромной страной, в которой живет сто миллионов граждан со свернутыми мозгами…

ДИКТАТОР. Уже меньше.

КУЗИНА. Неважно! Допустим, ты прав: Макс погружен в инфантильные страхи и комплексы, в свои двадцать пять он законченный…

ДИКТАТОР. Клара! Следи за языком!

КУЗИНА. Ребенок. Но — в плохом смысле слова, в опасном смысле слова.

ДИКТАТОР. Хорошо, я поговорю с отцом Александром.

КУЗИНА. А может, лучше пригласить психоаналитика?

ДИКТАТОР. Хорошо, пригласи. Не будем ссориться. Мы по-разному смотрим на эти вещи, но ведь это естественно — мы разные люди. А ты, возможно, вообще не человек.

КУЗИНА. Очень мило. Кто же я, по-твоему?

ДИКТАТОР. Ты — ангел, моя дорогая, ангел! Но ты — это ты, а я — это я.

КУЗИНА. Хочешь сказать, так и будет всегда?

ДИКТАТОР. Прости?

КУЗИНА. Эта дистанция, этот публичный холод, который подчеркивает разницу нашего положения, так это и будет? Всегда?

ДИКТАТОР. Перестань, ты знаешь мое отношение…

КУЗИНА. Я знаю, ты меня любишь, ты меня хочешь. Пока я молода и красива и нужна тебе как женщина. Но мой статус — любовницы и дальней родственницы (ведь это не кровные узы, а седьмая вода на киселе) не дает мне вообще никаких гарантий.

ДИКТАТОР. Послушай, я тебе обещал и обещаю опять: как только мальчик женится, мы сразу оформим наши отношения.

КУЗИНА (вздыхает). Значит, это случится не скоро. Еще лет через пятьдесят, когда из тебя будет сыпаться песок, а из меня… из меня…

ДИКТАТОР (заинтригован). Что?

КУЗИНА. Уже не будет литься тот самый кисель.

2.

Кузина и Фата Моргана.

КУЗИНА. Абсурд! Этот фрик, эта пародия на человека в любом случае не сможет управлять государством. Пародия — это смешно, а смешная власть — это нонсенс. Меня одна мысль сводит с ума! Расслабленный фрик, идиот наследует трон моих предков! А потом-то что? А? Что потом? (Пауза.) Это не риторический вопрос — я хочу, чтобы вы ответили.

ФАТА МОРГАНА. Можно подумать? (Думает.) Неадекватный правитель — это всегда катастрофа.

КУЗИНА. Черная скважина!

ФАТА МОРГАНА. Будут невинные жертвы.

КУЗИНА. Миллионы, десятки миллионов ни в чем не повинных людей умрут или вообще не родятся! И я в их числе! Я — окончившая школу с золотой медалью! Я — умеющая играть на бирже и никогда не проигрывать! Я — прочитавшая Канта и Гегеля — не из-под палки, заметьте, но с наслаждением!

ФАТА МОРГАНА. Это ужасно. Он действительно плох?

КУЗИНА. Безнадежен. Сами увидите. Ваши встречи начнутся в этот понедельник. Постарайтесь понять причину его депрессии. Но это не самое главное. Это еще не самое главное. Гораздо существенней другое.

ФАТА МОРГАНА. Другое?

КУЗИНА. Вы уверены в своих силах?

ФАТА МОРГАНА. Конечно. Я — профессионал.

КУЗИНА. Наследник не сможет выйти из депрессии. Никогда.

ФАТА МОРГАНА. Понимаю.

КУЗИНА. А еще лучше, если он вообще не выйдет из своей спальни. Это будет еще лучше. Для многих, для всех. Но прежде всего для нашей бедной, многострадальной родины.

ФАТА МОРГАНА. Понимаю.

КУЗИНА. Я рада, что мы понимаем друг друга. Фата Моргана.

3.

Макс и Фата Моргана.

ФАТА МОРГАНА (заглядывая в блокнот). Итак, ваше высочество, давайте суммируем. Вы считаете, что «политика — это грязь, мерзкая помойная яма, где резвятся и хрюкают свиньи разных пород». Я правильно вас цитирую?

МАКС. Правильно.

ФАТА МОРГАНА. Но себя вы к политикам не причисляете?

МАКС. Нет.

ФАТА МОРГАНА. Еще вы сказали, что ваш отец «понимает в политике… э-э… как свинья в апельсинах».

МАКС. Сказал.

ФАТА МОРГАНА. Поэтому вы не хотите с ним больше встречаться и обсуждать что бы то ни было — ни приватно, ни тем более публично.

МАКС. Ага.

ФАТА МОРГАНА. Возьмем на заметку образ свиньи. Кстати, этот образ всплывает в ваших суждениях несколько раз. То есть не раз и не два.

МАКС. А сколько?

ФАТА МОРГАНА. Любите точные цифры? (Смотрит в блокнот.) Пять с половиной.

МАКС. Почему «с половиной»?

ФАТА МОРГАНА. Там фигурирует (заглядывает в блокнот) морская свинка. Далее: вы считаете, что «монархическая форма правления — это опасная дурь, атавизм пещерной эпохи. Что это наименее эффективный способ управлять обществом».

МАКС. Когда оно созрело.

ФАТА МОРГАНА. «Когда оно созрело». Хотя общество — это ведь не овощи, правда? Кто будет определять степень его зрелости или незрелости? Далее: ваш отец, по вашим словам, «объявив себя диктатором, лег бревном (возможно, вы хотели сказать „боровом“), на дороге истории, то есть лишил страну воли к развитию и переменам». (Откладывает блокнот.)

МАКС. Написано, как сказано. То есть наоборот.

ФАТА МОРГАНА. Можно задать вопрос? Вы кого-нибудь когда-нибудь любили?

МАКС. А при чем тут это?

ФАТА МОРГАНА. Значит, не любили. Потому что влюбленный знает, что такое ревность, что такое страх потерять близкого человека. Партнера, друга, фрагмент своей самости. Ведь у вашего партнера или партнерши есть глаза, уши, кожа — он или она хочет осязать всякое разное, слушать голоса разных тембров, видеть бесконечное разнообразие форм. Понимаете, к чему я клоню?

МАКС. К чему вы клоните?

ФАТА МОРГАНА. Влюбленный способен на все! Он может приковать себя цепью к объекту своей страсти — так поступали фашисты с пулеметчиками-камикадзе. Он может ненароком свернуть шею своей любимой, если она… Если ей претит идея поощрительного спаривания. Но это может случиться и во время спаривания, и вместо спаривания!

МАКС. Что-то я потерял нить.

ФАТА МОРГАНА. Да, ваше высочество, вы потеряли нить, вы потеряли мать! И можете потерять отца! Подумайте об этом. Ваш отец влюблен в свою страну. Он ревнует ее, как жених, — ко всем сразу и к каждому в отдельности. Но он желает ей добра! Уж вы мне поверьте. Быть пожизненным президентом — это огромная ответственность, это тяжкий труд — ежедневный, неблагодарный. Это невидимый крест, который давит на мозг!

МАКС. Сочувствую.

ФАТА МОРГАНА. Попытайтесь понять его величество, своего отца. И простить его. Ведь вы считаете, что он перед вами виноват?

МАКС. Ничего я не считаю.

ФАТА МОРГАНА (достает блестящий предмет, с его помощью гипнотизирует принца). Считаете, считаете — я вижу, вы любите цифры, любите их считать. Посчитайте-ка до трех!

МАКС. One… two… three…

ФАТА МОРГАНА. По-русски, по-русски! Почему вы считаете по-английски? Вы что, английский шпион? Британия — заклятый враг России со времен Грозного! Не города в Чечне, а четвертого царя всея Руси Ивана Васильевича. Всегда им была и теперь остается. В смысле — врагом. Считайте еще раз!

МАКС. Раз, два, три.

ФАТА МОРГАНА. Свинья, плохо понимающая в апельсинах, — это ваш отец, а перед ним на столе — что? Прямо под его носом — что?

МАКС. Что?

ФАТА МОРГАНА. Вызов оранжевых революций! Эфирные масла в коктейле «молотов». Синее пламя свободы. Любите апельсины? Боитесь их?

МАКС. Нет. То есть да, люблю.

ФАТА МОРГАНА. Вот и любите их, любите! Оранжевый цвет — это цвет прозрения, духовного соития — бессмертной вселенной и смертного человека. Хотите проснуться там, по ту сторону, тем, кого слушают боги, помнят деревья, почитают животные?

МАКС. Да.

ФАТА МОРГАНА. Тогда спите, спите… Спать, я сказала!

МАКС. Дерзкая вы какая. Фата Моргана…

Принц засыпает. Фата Моргана берет из вазы три апельсина, разрезает их один за другим, выжимает сок — он заливает спящему принцу лицо.

4.

Диктатор и Министр.

МИНИСТР. Доктор Фата Моргана трижды посетила принца в его покоях. В общей сложности они оставались наедине чуть меньше десяти часов.

ДИКТАТОР. Я надеюсь…

МИНИСТР. Аудиозаписи поступили в тайный архив. Кроме того, есть расшифровка на бумаге. Доктор Фата Моргана написала подробный отчет, резюмируя свои впечатления.

ДИКТАТОР. И?..

МИНИСТР. Пока все то же, ваше величество.

ДИКТАТОР. Есть альтернативные мысли, идеи?

МИНИСТР. Есть одна мыслишка, но, боюсь, вашему величеству она не понравится.

ДИКТАТОР. Говорите, не бойтесь.

МИНИСТР. Я подумал: старое доброе средство — почему бы и нет? На новом витке, так сказать, диалектической спирали…

ДИКТАТОР. Не тяните кота за хвост! Какое средство?

МИНИСТР. Шут.

ДИКТАТОР. Шит! Я хотел сказать — черт! Вы представляете, что здесь сразу начнется? Во дворце и так полный хаос: коррупция, вседозволенность, подпольный свингерский клуб. А вы еще шута придумали к ним запустить!

МИНИСТР. Только на один уик-энд.

ДИКТАТОР. Чтобы он тут перепахал и без того рыхлые умы?

МИНИСТР. Мы ограничим свободу его перемещения.

ДИКТАТОР. Плотский разврат придворных — это еще куда ни шло. Это понятная слабость бездарей и бездельников. Даже полезно бывает — в политическом смысле. Но вот этот едкий разврат ума, все эти диссидентские штучки, остроты на грани фола — для здоровья очень опасно. Я имею в виду государственный организм. Этот яд действует медленно, но вот последствия…

МИНИСТР. Да, последствия. Я предупредил: идея вам не понравится.

ДИКТАТОР. Да. Хотя — если можно как-то проконтролировать этого — как его? — арлекина…

МИНИСТР. Шута, ваше величество.

ДИКТАТОР. Да, шута. Если, допустим, пустить его в комнату принца и там его запереть.

МИНИСТР. Хуже точно не будет.

ДИКТАТОР. Вы так думаете?

МИНИСТР. Клин клином вышибают.

ДИКТАТОР. Ладно, вышибайте. Только кузине об этом ни слова.

МИНИСТР. Как можно, ваше величество!

5.

Кузина Клара и Министр в постели.

КУЗИНА. Как можно быть таким наивным глупцом?

МИНИСТР. С первыми лицами это случается. Ведь они вне конкуренции. А значит, всегда вне игры. Сначала у них эйфория, потом энтропия, а потом — неизбежный маразм.

КУЗИНА. Отличная перспектива! Прямо мороз по коже. Зачем в таком случае мы планируем переворот?

МИНИСТР. Это вы планируете, а я вам слегка помогаю. И только.

КУЗИНА. А зачем вы мне помогаете, если потом на Олимпе нас ждет не вечная слава — безумие?

МИНИСТР. Ну, это случится не сразу. Крыша едет не сразу. Годика три-четыре у вас еще будет в запасе.

КУЗИНА. Спасибо на этом.

МИНИСТР. Фора, конечно, не очень, но лучше смотреть правде в лицо, чем мечте под хвост.

КУЗИНА. Финская пословица?

МИНИСТР. Нет, экспромт. Сначала мы расправим крылья, выпустим когти и будем наслаждаться нюансами нашего положения. А нюансов этих… Ладно! Клара, очнитесь. Давайте срывать цветы удовольствия.

КУЗИНА. Подождите вы. А потом-то что?

МИНИСТР. Не все ли равно, что потом? Вы же не верите в вечную жизнь.

КУЗИНА. Я верю в вечный ужас вечного ожидания. Когда он появится, этот ваш человек?

МИНИСТР. Шут? Он появится завтра, ближе к вечеру.

КУЗИНА. Вы в нем абсолютно уверены?

МИНИСТР. Как в самом себе.

КУЗИНА. А в себе вы уверены?

МИНИСТР. Когда я с вами, я чувствую себя чемпионом.

КУЗИНА. В каком виде спорта?

МИНИСТР. Ну, чемпионы бывают не только в спорте.

КУЗИНА. А где еще?

МИНИСТР. В животноводстве, например.

6.

Макс и Шут.

ШУТ. Простите, ваше высочество…

МАКС. Просто Макс.

ШУТ. Простите, Макс, но я вам не верю, не могу поверить. Неужели у вас вообще нет друзей?

МАКС. На нет, и суда нет.

ШУТ. А как же ваши однокашники, однокурсники?

МАКС. Я был на домашнем обучении. Всегда. Все двадцать лет моей невыносимо длинной жизни. Когда мы, наконец, умрем? Вы не знаете? Хотя откуда вам знать.

ШУТ. Профессора приходили сюда, во дворец?

МАКС. Отец опасался за мой психический статус. И правильно делал. Он вообще все делает правильно, потому что боготворит науку, всякие экономические теории и так далее. Вот только результат почему-то всегда чудовищный.

ШУТ. А может, эти теории сочиняют враги его величества?

МАКС. Очень может быть. Только мне от этого точно не легче. А! — я вспомнил. Есть у меня один друг — он живет в ватерклозете.

ШУТ. Вот видите, иногда нужно просто подумать о чем-то хорошем. Напрячься и вспомнить. И кто он, этот ваш друг?

МАКС. Паучок. Верней, паучиха. Я думаю, это — она.

ШУТ. Почему вы так думаете?

МАКС. Мы встречаемся каждый день по нескольку раз на дню. Это понятно. Весь последний год она висела на своей паутине сантиметрах в шести от пола. Иногда реагируя на мое появление, иногда не реагируя. Я пытался понять, но не смог — в чем тут закономерность. Когда настроение было хорошее, я с ней заговаривал. Интересно, говорю, знать, любезная, чем ты питаешься? Здесь не видно ни мошек, ни муравьев, ни даже мокриц каких-нибудь мелких.

Пауза.

ШУТ. И что она?

МАКС. Ничего, молчит. Но она по крайней мере слушает, слышит меня.

ШУТ. А почему все-таки «она», а не «он»?

МАКС. Недавно в уборной явился еще один паучок — маленький, словно перчинка в борще, и очень пугливый. Чуть что — сквозняк или шум, он сразу же шасть за трубу. Я то решил поначалу, что это комочек пыли. Потом вижу — нет, живая материя. Мошка не мошка. Как паучиха не ест ее, терпит рядом с собой? Непонятно.

Пауза. Шут деликатно кашлянул.

Я подумал, она его родила. Вернее, яйцо принесла. Вернее, снесла. Кажется, так будет правильно.

ШУТ. Простите, принц, что задаю вам этот вопрос.

МАКС. Просто Макс.

ШУТ. Да, Макс. Боюсь показаться неделикатным, но… Вы ее любите?

МАКС. Кого?

ШУТ. Ну, эту — свою паучиху? Или нет, спрошу по-другому: это влечение, оно вас как-то бодрит, вдохновляет, вы ощущаете вдруг внезапный прилив энергии?

МАКС. Да, действительно, странный вопрос. Думаете, я сошел с ума? Как принц датский?

ШУТ. Принц!

МАКС. Макс. Конечно, я ее не люблю. Об этом не может быть и речи. Это просто дружба. Одного одинокого существа с другим.

ШУТ. Но теперь-то у нее другой паучок. Ей теперь не до вас.

МАКС (мрачнеет). Да, это многое изменило. В нашей конфигурации.

ШУТ. Давайте-ка лучше сменим тему.

МАКС. Давайте.

ШУТ. Дружба дружбой, но без любви тоже… человек как бы сказать… не вполне человек, полчеловека.

МАКС. Нет, одна восьмая.

ШУТ. Вы, Макс, в кого-нибудь влюблены? Среди придворных дам есть хорошенькие. Я заметил одну высокую брюнетку. Вроде бы ничего особенного, обычная придворная блядь, но глаза, что за глаза! Горячий шоколад и немножко чили! И немножко нервы растрепаны. Эти истерички в постели, как и на сцене, — это что-то!

МАКС (копаясь в себе). Да, по-моему, я влюблен. Я… страшно влюблен.

ШУТ. Ну слава богу! Просто гора с плеч. В кого, если не секрет?

МАКС. Я люблю… три апельсина.

ШУТ. Простите? Я не расслышал.

МАКС. Я люблю три апельсина! Я хочу три апельсина! Три апельсина! Три апельсина!

ШУТ. Помогите! Стража! На помощь!

7.

Диктатор, Министр, Кузина.

ДИКТАТОР. Вы думаете, это просто совпадение? А мне мой опыт подсказывает, что случайных совпадений не бывает. Это провокация оранжистов.

МИНИСТР. Не думаю, ваше величество.

ДИКТАТОР. А вы подумайте. Хуже не будет. Откуда эти апельсины? Почему вдруг — апельсины? С какой стати апельсины?

КУЗИНА. В криминальном сообществе «апельсином» называется вор в законе. Если он купил себе корону за бабки.

ДИКТАТОР. В самом деле? А ты откуда знаешь?

КУЗИНА. Случайно прочитала — в Википедии.

ДИКТАТОР (Кузине). А что говорит ваш психоаналитик… как ее там?

КУЗИНА. Фата Моргана.

ДИКТАТОР. Да, Фата Моргана.

КУЗИНА. Доктор считает, что это первый шаг в правильном направлении.

ДИКТАТОР. Патологическая страсть к апельсинам — это «правильное направление»?

КУЗИНА. Лучше иметь абсурдное желание, чем никаких желаний вообще.

ДИКТАТОР. Допустим. Но что она, эта докторша, предлагает?

КУЗИНА. Принц постепенно, не сразу, выйдет из лабиринта своих комплексов и страхов. Но мы должны ему помочь. Его тяга к фруктам может оказаться целительной. Этот импульс направлен вовне, от пупка и вовне, то есть он имеет центробежную силу, природу, поэтому мы должны его поддержать.

ДИКТАТОР. Каким образом?

КУЗИНА. Отправить принца в Египет или в Марокко. В любое место на этой Земле, где растут апельсины.

ДИКТАТОР. Северная Африка — не самый спокойный регион.

МИНИСТР. Израиль?

ДИКТАТОР. Тем более.

МИНИСТР. Абхазия?

ДИКТАТОР. Тогда уж лучше Египет.

МИНИСТР. Я слышал, на Синае сейчас относительно тихо.

КУЗИНА. Все-таки курортная зона.

ДИКТАТОР. Тем не менее нужно обеспечить надежную охрану. Возьмите самых расторопных. Чеченцев из «Дикой дивизии».

МИНИСТР. Слушаюсь, ваше величество.

ДИКТАТОР. Кто-нибудь из нас, из вас должен сопровождать принца в этой поездке.

МИНИСТР. Я-то с удовольствием…

КУЗИНА. Ни в коем случае! Можем вспугнуть.

ДИКТАТОР. Макса?

КУЗИНА. Да нет же — импульс внутри Макса! Фата Моргана сказала, что близким людям, то есть нам с вами, лучше держаться от принца подальше. Какое-то время, конечно. Чтобы не было ассоциаций. Тревожных атак. Депрессия, она как вирусная инфекция — может вернуться в любой момент.

МИНИСТР. А что, если отправить с ним шута? Человек он проверенный, свой и при этом не примелькался.

КУЗИНА. Отличная мысль!

МИНИСТР. По-моему, они с принцем неплохо сошлись.

ДИКТАТОР. Шута? Думаете, он компонуется с чеченцами?

8.

Кузина, Министр, Шут.

КУЗИНА. Возьмите таблетки — они подействуют быстро и безболезненно.

ШУТ. Как будто комарик укусит?

МИНИСТР. Перестаньте паясничать! Вам поручили дело государственной важности, а вы тут, понимаешь, ваньку валяете.

ШУТ. Прошу прощения, это профессиональный рефлекс, условный рефлекс.

МИНИСТР. Забудьте про ваши рефлексы.

КУЗИНА. Теперь вы знаете, что вам делать.

ШУТ. Я знал это с самого начала.

МИНИСТР. Откуда?

ШУТ. Вы мне сами сказали.

МИНИСТР. Это правда.

ШУТ. По-моему, это бесчеловечно.

КУЗИНА. Что именно?

ШУТ. Травить ядом безобидное существо.

КУЗИНА. Наследник престола — это вам не «безобидное существо», это бомба замедленного действия, которую кладут вам под подушку вместо будильника.

ШУТ. Я хотел сказать, что, в принципе, я против насилия.

КУЗИНА. Очень мило.

МИНИСТР. Послушайте, на ваши принципы никто не посягает. Сделайте дело и…

ШУТ. Если я сделаю то, что считаю подлостью, я уже буду не я. Это страшно — вдруг превратиться в чудовище.

КУЗИНА. Шут, не смешите меня.

ШУТ. Ладно — просто в другого мужчину.

КУЗИНА. А кто вам сказал, что этот новый мужчина будет хуже прежнего? Он будет свободней, смелее, харизматичней!

МИНИСТР. И, главное, богаче на три миллиона евро.

ШУТ. Ладно. Вы меня убедили. Странное чувство: как будто планируешь самоубийство.

КУЗИНА. Я верю в реинкарнацию.

МИНИСТР. Итак, повторим очередность ваших действий.

ШУТ. Первое: мы прилетаем в Египет…

9.

Красная пустыня. Макс и Шут.

ШУТ. Что за фокусы? Не понимаю. Куда все пропало?

МАКС. Вы же сами сказали: «Чтоб оно все пропало». Вот оно и пропало.

ШУТ. Я так сказал?

МАКС. Во время нашего ужина.

ШУТ. А после ужина я пошел к себе в номер.

МАКС. Я тоже пошел к себе в номер.

ШУТ. Я принял душ, потом я лег на кровать, стал перелистывать эти… каналы. Показывали американский сериал. Назывался он… Как же он назывался?

МАКС. «Ангел смерти».

ШУТ. Что-то в этом роде. Последнее, что я помню, — женщина, брутальная блондинка в лосинах. А из головы у нее торчит огромный тесак.

МАКС. Смешно. Наверное, мы продолжаем…

ШУТ. Что продолжаем?

МАКС. Спим и видим. Это случается — разным людям снится единственный сон. Нет, не так: одинаковый сон.

ШУТ. Параллельно?

МАКС. Скорее синхронно. Сновидение — это время, отдельное от пространства.

ШУТ. Нереально. Говорят, что времени без пространства в принципе не существует.

МАКС. Кто говорит?

ШУТ. Физики, ученые.

МАКС. Ученые! Господи, да что они знают, эти олухи левополушарные! У них даже нет единой теории всего, хотя бы промежуточной, как у древних. То есть ни малейшего представления о том, как все устроено. Не говоря уже про «зачем».

ШУТ. Ладно. Тогда что такое пространство без времени?

МАКС. Это как раз очень просто: живопись, например, любое искусство вообще.

ШУТ. А как же кинематограф? (Показывает на птицу.) Смотрите.

МАКС. Смотрите: в искусстве время становится вещью, предметом, то есть оно как бы полностью в ваших руках. Вот что значит настоящая власть! Не то что опереточные прыжки и ужимки царя обезьян.

ШУТ. Кто это — «царь обезьян»?

МАКС. Мой отец… Управлять временем, словно велосипедом. Можно остановиться, снова нажать на педали, можно выписывать петли, восьмерки…

ШУТ. У меня в детстве был велосипед. Я управлял им как бог — без участия рук.

МАКС. Поэтому, скорее всего, мы спим и видим совместный сон.

ШУТ. Принц, принц, вы носом клюете.

МАКС. Как птица? А что остается делать? Ведь мы по-прежнему спим.

ШУТ. Хотите таблетку?

МАКС. Таблетку?

ШУТ. Посчитаете до четырех и тут же проснетесь.

МАКС. Тут же проснусь? Боже мой, как здесь тихо, красиво, спокойно. Горы почти марсианские. Будто большая песочница. Вы заметили, как тут безветренно? Чувство такое, что можно опять отсчитать от нуля и построить все что угодно. Любую теорию или собор Святого Семейства.

Из воздуха появляется Фата Моргана в мужском костюме, сильно загримированная.

ШУТ. Аллилуйя! Все-таки это сон про Синай, а не сам Синай. Синай нам только снится.

МАКС. Вы уверены в этом?

ШУТ. Теперь — абсолютно. Добрый день. Мы тут немного того, заблудились. Вы говорите по-русски?

ФАТА МОРГАНА. Конечно.

ШУТ. Не подскажете нам… э-э… направление.

ФАТА МОРГАНА. Русским подсказывать бесполезно — они до потери пульса будут искать свой особый маршрут.

ШУТ. Это фраза из путеводителя?

ФАТА МОРГАНА. Что конкретно вы ищете?

ШУТ (Максу). Что конкретно мы ищем?

МАКС (клюет носом). Три апельсина. Я люблю три апельсина! Я хочу три апельсина!

ШУТ. Тихо, спокойно, принц. Я понял: наши приоритеты не изменились. (Приближается к Фата Моргане.) Послушайте, любезный, вот этот молодой человек… ему немного не по себе, видимо, перегрелся на солнце, ему срочно нужны апельсины.

ФАТА МОРГАНА. Сколько?

ШУТ. Желательно, три то есть не меньше трех.

ФАТА МОРГАНА. Сколько платите за информацию?

ШУТ (шарит сначала в своих карманах, потом в карманах Макса). А, могу предложить… двенадцать долларов США.

ФАТА МОРГАНА. Вам нужны волшебные апельсины?

ШУТ. Думаю — да, волшебные.

ФАТА МОРГАНА. Тогда рекомендую найти ресторан «Адская кухня». Это в нескольких милях отсюда, если идти строго на юго-восток.

ШУТ. Понимаю — на юго-восток. Спасибо.

ФАТА МОРГАНА. Спросите Кухарку.

ШУТ. Понятно — Кухарку.

ФАТА МОРГАНА. Эта баба, хотя и усатая, любит наивные бантики.

ШУТ. Бантики. Ясно. А можно вопрос?

ФАТА МОРГАНА. Но учтите, этой Кухарке палец в рот не клади. Голову тоже. Откусит — чихнуть не успеете.

Принц чихает.

ФАТА МОРГАНА. Будьте здоровы.

ШУТ. Можно вопрос? Или нет: можно вас ущипнуть? А еще лучше знаете что? Вы меня ущипните, да посильнее. ФАТА МОРГАНА До посинения? Это зачем?

ШУТ. Мне это трудно вот так объяснить.

ФАТА МОРГАНА. А вы попытайтесь.

ШУТ. Хорошо, попытаюсь. Понимаете, мы с моим другом, который сейчас прикорнул, но скоро проснется, мы не вполне уверены, что все это существует на самом деле: красные горы, синее небо.

ФАТА МОРГАНА. Вы правы — ничего этого нет.

ШУТ. Так я и знал!

ФАТА МОРГАНА. На субквантовом уровне. Хаос, движение майи. Но это лично для вас ничего не меняет. Роль свою вам придется играть до конца.

Фата Моргана исчезает.

10.

Адская кухня. Шут, Макс, Кухарка.

КУХАРКА (варит варево в железном котле). Я против репрессий и пыток. Я против массовых казней. Но всякой устрице в душу не влезешь. Каждому зайцу слезу не утрешь. О-хо-хо. Вот наловил себе крыс, пауков, скорпионов, пиявок, сопливых смешных головастиков. Будет подлива из подлости. Будет закуска из зависти. Будет шикарный десерт — византийская дыня-гордыня.

Появляются Шут и Макс.

ШУТ. Смотрите, принц, это она. Да не там, а вон там, возле самой кастрюли.

МАКС. Это Кухарка?

ШУТ. А кто же еще?

МАКС. По-моему, это мужчина. Усы, галифе, генеральский мундир.

ШУТ. Ну и что, что мундир? Это неважно — кухарки тоже бывают…

МАКС. Усатые?

ШУТ. Нет, военнообязанные. А усы не такая уж редкость у женщин в субтропиках. И описание сходится.

КУХАРКА. Да! Я против репрессий и пыток. Я против массовых казней. Но главное блюдо, любимое блюдо богов — рабочая косточка, труженик в собственном страхе. И в панировке греха.

По кухне скользит, как змея, молчаливая очередь из унылых тиранов, вождей и диктаторов. В руках у господ узурпаторов — железные миски и ложки.

МАКС. Смотрите, по-моему, там, за колонной, стоит мой отец.

ШУТ. Вы бредете, принц. Это просто рабочие.

МАКС. Да, конечно, я брежу. Сплю и вижу: отец ковыряет в носу. Это ужасно.

ШУТ. Это ошибка. Не может святой государь…

МАКС. Может — во сне. Вон он стоит — седьмой от конца. Теперь ковыряет в зубах.

ШУТ. Да, немного похож. Особенно в профиль. Предлагаю вам тоже — туда, встать в эту очередь.

МАКС. Что это вдруг?

ШУТ. Это не вдруг, это знак — ваш отец. Это как бы цепочка, преемственность. Дети должны подхватить что-нибудь и нести.

МАКС. Знаете что? Я не буду нести! Вы как хотите, а я просыпаюсь.

ШУТ. Рано, принц, умоляю! Вы вспомните, вспомните…

МАКС. Что?

ШУТ. Про свои апельсины.

МАКС. Да, я люблю апельсины.

ШУТ. Видите. Ладно, вы тут посидите пока. И забудьте про очередь.

МАКС. Я хочу три апельсина. Я люблю три апельсина.

ШУТ. Спокойно сидите, я вместо вас постою.

МАКС. За апельсинами?

ШУТ. Да. Только тихо, ни звука. Вы меня поняли?

МАКС. Да.

Шут подходит к очереди, скромно встает в самый ее конец. Тираны посматривают на Шута, потом начинают роптать, толкаться локтями и коленями. Кухарка в поту, методично разливает похлебку по мискам.

КУХАРКА. Этому дала… этому дала… этому дала…

Замечает Шута, подходит угрожающе близко.

КУХАРКА. А этому не дала!

ШУТ (голос дрожит). Почему?

КУХАРКА. Ты лес валил? Ты воду носил? Ты кашу варил?

ШУТ. Я… я… я…

КУХАРКА. Ты съел с этой кашей бессмертную душу страны? Ты, похоже, не наш человек, ты Сатурну не брат, не товарищ.

А ну-ка, ребята, берите его, да в котел — пусть поварится в нашей среде…

ШУТ. Нет!

КУХАРКА. Пока не наступит суббота!

ШУТ. Нет, умоляю, не надо! Я просто актер! Я знаю, вам нужен, вам нужен другой человек!

КУХАРКА. Кто? Какой еще человек?

ШУТ. Принц, идите скорее сюда!

Шут энергично машет рукой. Макс подходит к Кухарке, но смотрит на очередь, вероятно, пытаясь понять, где отец и так далее.

ШУТ. Вот, прошу познакомиться, это тот самый… э-э… субъект, о котором я вам говорил.

КУХАРКА (угрожающе). А ты воду носил?..

МАКС (не обращая внимания на Кухарку, идет вдоль очереди). Нет. Показалось. Видимо, это его отражение в низших мирах. Все иллюзия, бред.

КУХАРКА (растерянно). Что ему надо?

ШУТ. А черт его знает!

МАКС. Три апельсина хочу, три апельсина, три…

КУХАРКА. Что он бормочет?

ШУТ. Он говорит — подождите минутку… ему позарез, прямо сейчас, нужны апельсины. Три-четыре, в крайнем случае два.

КУХАРКА. Позарез? Апельсин?

МАКС. Я люблю…

КУХАРКА. Заводной апельсин?

ШУТ. Разве он заводной?

КУХАРКА. Разумеется! Это вам не будильник и не безопасная бритва. Это, братья, смертельно опасный, гигантский, горячий, оранжевый шар! Вам его показать?

ШУТ. Я не знаю. Пожалуй, не стоит.

МАКС. Подождите, я должен сначала… надеть свою бабочку.

Макс вытаскивает из кармана обычную черную бабочку, какие обычно носят со смокингом.

КУХАРКА (завороженно). Это бабушка?

ШУТ. Бабочка.

КУХАРКА. Мамочка! Это же бантик!

ШУТ (тут же припомнив). Ну естественно, бантик.

КУХАРКА. Чернушка, букашка! Помнишь Ялту? У Черчилля был дорогой, восхитительный, фирмы «Олимп». Черт меня подери!

МАКС (Шуту). Разбуди, разбуди…

ШУТ. Предлагаю обмен. Раз вы так возбудились, то вы заберете себе этот бантик, а мы забираем свои апельсины и…

КУХАРКА. С этим бантиком я бы не кашу варила, а всю ночь напролет танцевала фокстрот. Или нет! Аргентинское танго! Ангина, озноб, лихорадка! Мне, естественно, нужен партнер.

ШУТ. Я… не то чтобы я…

КУХАРКА. Говорил, что артист, — отвечай за слова.

ШУТ. Да у вас тут, смотрите, на выбор, какие орлы. Все военная косточка, с выправкой!

КУХАРКА. В этих мужская — одна оболочка. Внутри они все мертвяки, мокрецы.

МАКС. Симулякры?

КУХАРКА. Вот именно. С этими хрен потанцуешь. У них в голове два режима, две главные кнопки…

МАКС. Страх и ненависть?

КУХАРКА. Точно! Откуда все знаешь? Дай мне бабушку, бантик. Пожалуйста.

МАКС. Скажешь «бобок» и получишь.

КУХАРКА. Бобок!

ШУТ. Думаю, это пароль.

Макс отдает бантик. Шут и Кухарка танцуют.

КУХАРКА (любуясь бантиком). Как приятно, что можно забыть обо всем, обо всех — на минутку-другую.

ШУТ. Я на ногу вам наступил.

КУХАРКА. Ты чудесно танцуешь. Озноб, лихорадка, ангина! Ах, увидел бы ты, как я женскую плоть ублажал, уважал, потрошил, как народное тело крошил! То есть нет, это я не про то. Апропо, можно бантик на память?

ШУТ. На добрую память? Конечно. Ну, теперь апельсины?

КУХАРКА. Ищите вон там, под землей.

ШУТ. Под землей? Почему под землей?

11.

Красная пустыня. Макс и Шут идут вдоль берега моря.

ШУТ. По-моему, принц, у вас идефикс.

МАКС. Нет, у меня идемакс.

ШУТ. Ваше высочество, мне уже не смешно. Так легкомысленно — взять и сбежать за кулисы! Все-таки это не сцена — это ваша страна, ваша родина…

МАКС. Да. Свобода выбора тоже моя.

ШУТ. Разве, принц, у наследника есть этот выбор?

МАКС. Каббалисты считают, что есть.

ШУТ. Кто?

МАКС. Сори, мой нос заложило от этой пылищи. Каббалисты. Два «б», одно «л». Так вот они полагают: накануне свидания с крошкой-бозоном Питера Хиггса, перед тем как у нас воплотиться, душа выбирает семью.

ШУТ. Очень мило, но я — атеист.

МАКС. Не правда ли, невероятно? У душеньки нашей — готовый проект на уме, варианты!

ШУТ. После знакомства с Кухаркой не удивлюсь.

МАКС. Все приходится взвесить: генетику, статус, профессии потенциальных родных…

ШУТ. И, наверно, счета?

МАКС. Зря смеетесь. Доходы семьи — это фактор.

ШУТ. М-да, похоже на кастинг в какой-нибудь… э-э… сериал. Не понимаю, куда я смотрел. Да и вы куда-то смотрели совсем не туда. Раз теперь хотите сбежать.

МАКС. Это фатум. Сказала бы Фата Моргана.

ШУТ. Это ошибка! Народ на вас очень надеется, ждет, что вы будете первым в истории нашей страны просвещенным монархом, утешителем интеллигенции…

МАКС. Вот не надо. Я слишком знаю эту страну и этот народ. Все закончится, как и всегда: портреты размером с Тадж-Махал, полеты на истребителях, массовые репрессии и тридцать три кольца охранников с глазами как у Сергея.

ШУТ. Кто это — Сергей?

МАКС. Моя овчарка.

ШУТ. Ваше высочество…

МАКС. Мое решение бесповоротно: как только у отца кончится бензин, вся полнота власти перейдет к парламенту.

ШУТ. Бензин? Первый раз слышу такое выражение.

МАКС. Это эвфемизм, означает — сами знаете что. Последние неприятности.

ШУТ. Хорошо, а если что-то пойдет не так?

МАКС. Например?

ШУТ. Если случится дворцовый переворот?

МАКС. Тем лучше.

ШУТ. Как это «лучше»? Вы что, хотите того — умереть?

МАКС. Я хочу отдохнуть. Предлагаю сделать привал.

Макс и Шут располагаются в тени под скалами.

Макс делает записи в своем блокноте.

ШУТ. Ваше высочество, с вашего разрешения я вздремну полчасика? А потом поменяемся.

МАКС. Что? Ролями?

ШУТ. Только я умоляю — не трогайте вы апельсины. Черт его знает, что там у них внутри. Вы меня слышите?

МАКС. Да-да.

Шут засыпает. Макс откладывает блокнот, рассеянно смотрит в море, роется в мешке. Достает апельсин, прикладывает его к левому уху, слушает. Опять смотрит в море, забывается, машинально вскрывает апельсин, из которого в синем облачке эфирного масла появляется Ольга.

ОЛЬГА. Ровно год назад умер отец. Это был чудовищно трудный, траурный год. Степень моего гражданского психоза достигла такого накала, что нужно было на что-то решиться: или окончательно сойти с ума, или успокоиться, взять себя в руки. Я стала невыносимой. За утренним чаем выступала, как оратор на митинге, — с пеной у рта. Слушая новости, подпрыгивала на стуле и орала, как на футбольном матче. Соседи пугались, звонили в дверь — думали, убивают кого-то: то ли мы, то ли нас. И что теперь? К чему я пришла? Вдруг накрыла догадка. Дело тут не в тиранах, диктаторах и упырях — дело в людях. Как они хотят, так и живут. Им нравится так жить — и гори все огнем. В сотый раз цитирую Наполеона: «География — это всегда приговор». А как еще объяснить нашу абсурдную жизнь? Здесь рождаются ебанько. Гордые за Победу. Гордые за Гагарина. Как будто сами слетали в космос. Как будто сами взяли Берлин. Но знают они почему-то только одно — воровать. И всех ненавидеть, люто, самозабвенно. Таджиков, кавказцев, но главное — американцев. С хуя ли им так хорошо? Нас это бесит, нервирует. Мы ненавидим всех — так широко и размашисто, что в процессе забыли не только себя, но даже евреев. Разбавленная на весь мир, наша ненависть до них теперь не доходит. А жаль — евреи, они реактивные. Правда, всегда удивляемся: за что они нас-то не любят? Нас-то за что не любить? Так и живем, чередуя две неуемные страсти: воруя и ненавидя. Я бы тоже что-нибудь стырила у государства. Вот сколько б смогла унести, столько и стырила. Я — обыкновенный кирпич в этой системе, но меня вставили в стену пустого, аварийного сарая, называется «школа» — здесь много не наворуешь. Но кирпичом я быть не перестану — я хочу воровать. Понимаете? Много! По одной простой причине: кругом воруют все, кто имеет такую возможность. Вот начнут все убирать говно за своими собаками, и я буду убирать. А пока тут у нас десять кучек на квадратный метр, и я что — должна соскребать совком свою персональную какашку? Не вижу смысла. Я обычный серенький человек, я хочу хапнуть как можно больше, а убирать говно за своей собакой, подавать пример культурного поведения — это извините, это не ко мне. Вот и вся философия, может, национальная, а может, совковая — кто ее разберет.

МАКС. Вы безупречны, ваша горечь как мед, ваше отчаяние — оно волнует меня! Как ваше имя?

ОЛЬГА. Ольга.

МАКС. Оленька. А я — Максимилиан. Вы будете моей супругой, Ольга? Моей Прекрасной Дамой. Неутомимой помощницей во всех делах, в разгребании авгиевых конюшен империи. Вам придется дышать не духами и туманами, а зловонными испарениями древних нечистот. Империя накопила их много, копила их долго, веками — в своих коллекторах зла.

ОЛЬГА. Я…

МАКС. Вы согласны?

ОЛЬГА. Да, конечно. Но дело в том…

МАКС. Она согласна! Боже, я с ума сойду от счастья!

ОЛЬГА. Я пить хочу. Скорее. Дайте мне воды!

МАКС. Всю воду выпил Шут — он очень нервничал.

ОЛЬГА. Какая незадача… Я умираю, Макси-мили-ан.

Она умирает от жажды. Макс не верит своим глазам, потом верит, приходит в ужас. Вне всякой логики вскрывает второй апельсин. Из эфирного облачка появляется Маша.

МАША. Не надо говорить со мной о добровольном рабстве, выше которого якобы нет ничего. Вы — лукавые «ловцы человеков», ловите их себе на прокорм — хладнокровно, как рыба рыбу. Если бы Христос хотел моего рабства, он бы так и сказал. Господь прям в словах, и пря Его нацелена на мутные умы интерпретаторов и ловкачей. А эти множатся, как борщевик. Вы, инквизиторы на службе царей и тиранов, душители свободы ради спасения мира. Конечно — ради чего же еще? А на деле — все в теле, все для себя, под себя и в свое удовольствие. Личная власть и высокий статус в обезьяньей стае — вот предмет ваших ночных медитаций. Вы облачились в черные одежды гордыни, а говорите «мы не от мира сего». Презираете всех, кроме авторитетных воров, с которыми делите ренту. Вы захватили право на истину, право на покаяние, право на Христа и готовы оборонять захваченное вами добро всей силой бандитского государства. Наверное, вы сами бандиты, если поступаете так перед Господом. Или для вас Его не существует? Для вас Он давно распался на пиксели? Там, в начале 30-х, от Рождества… Можно воды? Что-то во рту пересохло.

МАКС. Вы понимаете…

МАША. Маша.

МАКС. Очень приятно. Максим. Понимаете, Шут очень нервничал…

МАША. Я не шучу — дайте скорее воды!

МАКС. Боже правый…

МАША. Я умоляю — воды! Или свободы!

МАКС. Как свободы?

МАША. Или воды, или свободы! Я умираю, прощайте!

МАКС. Нет, пожалуйста! Эти секунды. Все слишком коротко — я не смогу. Нет, я могу, я попробую вскрыть себе вены. Маша! Маша, вы будете пить мою кровь?

МАША. Лучше сок… апельсиновый… фрэш… без льда.

МАКС. Да, конечно, болван, есть еще апельсин!

Макс трясущимися руками вскрывает третий апельсин. Маша умирает — появляется Ирина.

ИРИНА. Любимый, желанный, нетленный. Ложись со мной рядом, дыши в мое ухо, ласкай мою рыжую белку. Налей мне водички.

МАКС. Нет, только не это!

ИРИНА. Но почему, дорогой? Тебе жалко воды для меня? МАКС (в полном отчаянии). Шут, просыпайся, все кончено — я просыпаюсь!

Макс сворачивается на песке калачиком, рыдает.

ШУТ (просыпается). Что? Почему? Что случилось?

ИРИНА. Воды! Принесите воды! Умоляю!

Шут, не вполне понимая, что делает, подхватывает Ирину на руки, бежит к морю, опускает девушку в воду.

ИРИНА. Спасибо! Какое блаженство! Прохладное море…

ШУТ (Максу). Вы можете мне объяснить, что случилось? И кто эта девушка?

МАКС (не верит своему счастью). Я почему-то подумал: соленое море — не то.

ШУТ. Что это значит «не то»?

МАКС. Я подумал — нужна питьевая.

ИРИНА. Любимый!

ШУТ. Вы можете мне объяснить?..

МАКС. Прости, не сейчас. Не могу. Мне столько пришлось пережить.

ИРИНА. Вода абсолютно прозрачная, словно в раю.

МАКС. Скажу тебе только одно…

ШУТ (упавшим голосом). Апельсины пропали?

12.

Появляется Фата Моргана — в женской своей ипостаси.

ФАТА МОРГАНА. Я должна говорить со своим пациентом с глазу на глаз (Ирине.) Не удивляйтесь — это врачебная тайна.

ШУТ (Максу, тихо). Или военная хитрость.

МАКС. Что ты сказал?

ШУТ. Принц, не ловите ворон.

МАКС. Не понимаю, о чем ты. Какие вороны?

Шут и Ирина отходят в сторону. Прогуливаются.

ФАТА МОРГАНА. Вижу, у нас пополнение.

МАКС. Да.

ФАТА МОРГАНА. Любите женщин?

МАКС. Ну…

ФАТА МОРГАНА. Больше родного отца?

МАКС. Я…

ФАТА МОРГАНА. Больше, чем три апельсина?

МАКС. Я не хочу… я надеюсь, что эта история в прошлом.

ФАТА МОРГАНА. Напрасно надеетесь, принц. Рецидивы — они неизбежны. Очень скоро вы снова сорветесь с резьбы. Вот увидите.

МАКС. Что же мне делать?

ФАТА МОРГАНА. Не знаю. Попробуйте все рассчитать.

МАКС. Раз, два, три?

Ирина и Шут.

ШУТ. По-моему, это не докторша.

ИРИНА. Нет?

ШУТ. Трансвестит.

ИРИНА. Трон свистит?

ШУТ. Переодетый мужчина.

ИРИНА. Понятно. Это такая игра.

ШУТ. Может быть, и игра. Со смертельным исходом.

Фата Моргана и Макс.

ФАТА МОРГАНА. Китайцы — удивительный народ. Бедные не завидуют богатым. Богатые не завидуют очень богатым. Низшие боги не завидуют высшим богам. Все гармонично — как в шахматах.

ШУТ. Ваше высочество…

ФАТА МОРГАНА. Принц решил: он вернется на родину вместе со мной.

МАКС. Это будет прилично.

ИРИНА. Прилично?

МАКС. Сначала я всем расскажу…

ФАТА МОРГАНА. О помолвке.

МАКС. И только потом.

ФАТА МОРГАНА. В общем, так: вы пока подождите…

ШУТ. У моря погоды.

МАКС. Я за вами пришлю…

ИРИНА. Ковер-самолет?

МАКС. Нет, зачем? Я пришлю вертолет.

ФАТА МОРГАНА (Шуту, тихо). Не пытайтесь преследовать нас, если жизнь дорога.

Фата Моргана и Макс уходят. Шут и Ирина смотрят им вслед.

13.

Диктатор, Кузина, Министр, Макс, Фата Моргана (в облике невесты).

МАКС. Ваше величество. Наше отечество…

ДИКТАТОР. Ты можешь называть меня отцом — здесь все свои.

МАКС. Я… я…

КУЗИНА. Представьте нам невесту.

ДИКТАТОР. Ждем твой рассказ. Как было на Синае?

МАКС. Я не могу.

ДИКТАТОР. Прости?

МАКС. Реальное — оно необъяснимо.

ДИКТАТОР. И дальше что?

МАКС. Непредставимо.

ДИКТАТОР. Так.

МАКС. И непереносимо.

ДИКТАТОР. Хорошо. Кто эта женщина?

МАКС. Она — моя невеста. Анаграмма Таф.

КУЗИНА. Какое имя странное, однако.

МИНИСТР. А что тут странного? Царица Клеопатра, по-моему, по мужу тоже Таф.

ДИКТАТОР. Приятно познакомиться.

ФАТА МОРГАНА. Мне тоже.

КУЗИНА (Министру, тихо). Что происходит, сволочь?

МАКС. Этот брак я заключить хочу без промедленья!

ДИКТАТОР. Да мы не против…

КУЗИНА. Не волнуйтесь, принц. Все совершив согласно протоколу, мы к январю объявим торжества.

МАКС. Какой январь? Сегодня же, сейчас же! Давайте музыку, раздвиньте эти стулья — моя невеста любит танцевать!

ДИКТАТОР. А что еще твоя невеста любит?

ФАТА МОРГАНА (поет).

Сырое мясо сумчатых ежей. Холодный блеск бандитского кинжала. Кровавый след от кожаных вожжей. Когда страной руководит «кидала». Мне нравится на публике кончать. Мне нравится, покусывая пальцы, любовнику прикладывать печать на чистый лоб, на роковые яйца. Меня влекут заветные места: Бутырский Вал, Лефортово, Лубянка. Когда в стране пошла такая пьянка, чешите, черти, спинку у хвоста!

Появляются Ирина и Шут.

ШУТ. Привет честной компании.

МИНИСТР. Эй, стража!

ШУТ. Не надо суетиться, господа. У нас был трудный день, у вас, наверно, тоже.

ДИКТАТОР. Кто этот неуч?

КУЗИНА. Это джокер, шут.

ДИКТАТОР. Тот самый шут?

КУЗИНА. Естественно, тот самый.

ШУТ (Максу). Главу семейства познакомьте с дамой.

МАКС. Моя невеста.

ДИКТАТОР. Как, еще одна?

Кузина и Министр обращаются к Шуту.

КУЗИНА. Послушайте…

МИНИСТР. Ни слова, или я…

КУЗИНА. Оставим все как есть…

МИНИСТР. До выясненья…

КУЗИНА. Молчанье — золото…

МИНИСТР. Обещанное вам…

КУЗИНА. Получите сполна…

МИНИСТР. Плюс отпускные…

КУЗИНА. Подъемные…

МИНИСТР. За вредность…

КУЗИНА. Гробовые…

МИНИСТР. Вы компенсацию получите…

КУЗИНА. Страна ваш подвиг не забудет благородный…

МИНИСТР. Хотите сразу звание?..

КУЗИНА. «Народный имперский шут»…

МИНИСТР. А дальше — тишина.

Диктатор, Шут, Министр, Фата Моргана.

ДИКТАТОР. О чем вы шепчетесь?

ШУТ. О том, что слишком зыбко на сердце у любого игрока. Кто управляет случаем: рука Всевышнего или Его ошибка?

ДИКТАТОР. Вопрос.

КУЗИНА. Послушайте…

ДИКТАТОР. Я слушаю, кузина.

КУЗИНА. Да я не вам!

ДИКТАТОР. Однако…

КУЗИНА. Мандарины, вернее, апельсины здесь виной?

ШУТ. Вот эта крыса, докторша, невеста — спросите у нее.

ФАТА МОРГАНА. Проклятье!

ШУТ. Место займи свое среди других теней! Ты — наваждение, ты — скучная химера, изобретение побочного Люмьера, дырявый бублик, адский скарабей!

Фата Моргана исчезает.

ДИКТАТОР. Да где таким словам вы научились?

ШУТ. Экспромты — от природного ума. (Тихо.) Я вам советую, пока вы не спустились в последний круг последнего дерьма, уйдите на покой, пишите мемуары, растите овощи, молитесь, наконец.

ДИКТАТОР (Министру). Что это значит?

МИНИСТР. Думаю…

МАКС. Отец, мы — генетически ордынские татары?

Диктатор уходит от ответа со сцены. Все следуют за ним, кроме Ирины и Макса.

МАКС. Не знаю, что сказать.

ИРИНА. Не страшно — помолчим.

МАКС. Вот здесь ты неправа: безмолвие ужасно. Оно похоже на посмертный звон в ушах Анубиса.

ИРИНА. Не бойся, не волнуйся.

МАКС. Легко сказать!

ИРИНА. Пойми, тебя тошнит от этой тишины, пока ты не узнал, что музы вездесущи, что музыка живет на дне кофейной гущи и даже глубже, там, где роятся сны.

МАКС. Но я хочу узнать. Я превращусь в синицу и буду щебетать все ночи напролет. Зажми меня в кулак!

ИРИНА. Какой горячий лед. Я только что пересекла границу.

__________________________

27.11.2012

Дракон

1.

Первая Голова, Вторая Голова, Третья Голова.

В дальнейшем головы могут чередоваться, играя роль Дракона.

П.Г. Значит, обычный расклад вам уже не подходит? Если я правильно понял то, что я понял.

В.Г. Ты все правильно понял.

П.Г. Наша традиция вам уже не годится?

Т.Г. Нужно менять статус-кво.

В.Г. Мне надоело рвать ноздри…

П.Г. Это понятно.

В.Г. Ну да… Пассатижами и загонять швейные иглы под ногти.

Т.Г. Это же скука смертельная.

В.Г. Мучить, мочить, убивать.

Т.Г. Ходим по кругу, как зэки.

П.Г. Минуту! Мне показалось, что вам удавалось найти в этом деле изюминку. Пулей в затылок, конечно, не удивишь никого, шарфик-удавка — тоже сегодня не очень. Но утопить свою жертву в жирном горячем борще или — что там еще? — вылакать кровь из артерии…

В.Г. Это без разницы: если эмоции те же, фон тот же самый.

Т.Г. Если приелось, набило оскомину — точка.

П.Г. Ладно, я вас услышал. Что ты… или вы предлагаете?

В.Г. Установить очередность.

П.Г. То есть священные правила…

Т.Г. К черту священные правила!

В.Г. Не кипятись. Право дебюта станет у нас переходным.

Т.Г. Переходящим.

В.Г. Первая брачная ночь будет как знамя полка.

П.Г. Я понимаю.

Т.Г. Вот и прекрасно.

П.Г. Вы, извиняюсь, уверены?

В.Г. То есть?

П.Г. В смысле эрекции, эякуляции — в целом.

Т.Г. Нам ли в себе сомневаться?

В.Г. Возраст, комплекция, опыт — все одинаково, да?

Т.Г. Энтузиазма хватит на целую роту.

П.Г. А присмотреться вы не хотите пока?

В.Г. Что это значит?

Т.Г. Где это нам «присмотреться»?

П.Г. Всякие тонкости, струны. Женское тело — это же вам не винтовка.

В.Г. Знаю, оно как шкатулка.

Т.Г. Как антикварная вещь.

В.Г. Мы за тобой наблюдали.

П.Г. Что же, тогда предлагаю бросить, как водится, жребий. Здесь у меня коробок, я вынимаю три спички…

В.Г. Видимо, разной длины?

П.Г. Если достанется длинная, значит, она и достанется.

Т.Г. Как это? Не понимаю.

П.Г. Девушку я поимел. То есть имею…

Т.Г. В смысле — в виду?

В.Г. Ты тогда и тяни.

П.Г. Я «тогда и тяни»? А почему?

Т.Г. Ты — Первая Глава семейного романа, ты первый и тяни. Тут твой приоритет.

П.Г. Да вижу я, какой приоритет…

Тянет — достает короткую. Вторая Голова тянет — достает длинную спичку, радуется.

П.Г. Ну вот, судьба за нас все и решила. Как вы хотели сами. Расставила все по местам. Я скоро ворочусь.

Первая Голова уходит в коттедж. Возвращается с именным оружием, убивает сначала более опасную Третью Голову, потом Вторую Голову. Те и ахнуть не успели.

П.Г. Грустно мне будет без вас, хлопцы мои дорогие. Шутка ли: вся одиссея рядом плечом к плечу. Будет тоскливо без вас, будет без вас одиноко. А ничего не поделаешь — ведь конкуренция, блядь.

2.

Первая Голова, Девушка, Рыцарь.

П.Г. Добрый вечер. Вот мы и встретились. Спасибо, что нашли время препроводить мою суженую к месту встречи. Думал, вы завтра, а вы сегодня.

РЫЦАРЬ. Я не провожатый.

П.Г. Вот как? Значит, попал пальцем в небо.

РЫЦАРЬ. Я — поединщик. Я вызываю тебя на поединок.

П.Г. Ого! Сразу на «ты»? Вроде на брудершафт мы не пили. На одном горшке не сидели. А девушку зачем пригласил? Для вдохновенья?

ДЕВУШКА. Я сама. Он меня отговаривал.

П.Г. И правильно делал. Участь твоя решена. Одинокий отрок супротив трех опытных бойцов — шансы почти нулевые.

ДЕВУШКА. Мне нравится это «почти».

РЫЦАРЬ. А где остальные… гм… ипостаси?

П.Г. Они отдыхают после еды. Не желаете тоже слегка перекусить?

РЫЦАРЬ. Нет, спасибо, я сыт.

П.Г. Водички испить родниковой?

РЫЦАРЬ. Я в полном порядке.

ДЕВУШКА. Я тоже.

РЫЦАРЬ. Предлагаю пока обсудить условия боя.

П.Г. (поморщился). Да что же вы все так торопитесь, люди? Куда? На тот свет вы точно успеете — это не поезд, чтоб на него опоздать. Драться нам все равно не теперь. На ночь-то глядя. Зачем? Поведайте лучше о вашей…

РЫЦАРЬ. Это секретная тема.

П.Г. Прямо секретная? Ты, я вижу, стратег. Начитался книжек, поди, по искусству войны? Ладно, пускай вон девушка нас развлекает умной беседой. Голос ваш очень приятный, эдакий влажный, грудной.

ДЕВУШКА. Обойдешься, убийца.

П.Г. Грубо. Неинтеллигентно. Противника следует уважать. Это первое правило воинов света. Вы себя как понимаете?

РЫЦАРЬ. Что?

П.Г. Как воины света? Аз многогрешный вынужден быть за дивизию тьмы.

ДЕВУШКА. Кто же вас вынудил, мне интересно?

П.Г. Это история длинная.

ДЕВУШКА. Ночь в ноябре тоже длинная.

П.Г. Знаете, есть выражение «княжич мира сего»? Так вот, каждый из нас, руководителей высшего мля эшелона, да и среднего тоже, это и есть тот исторический «княжич». Мы не столько кушаем вашего брата, сколько его искушаем, тираним его, измываемся то есть.

ДЕВУШКА. Зачем вы так поступаете?

РЫЦАРЬ. Удовольствия ради. Садисты.

П.Г. Удовольствие тоже, естественно, есть, врать не хочу. Но это не главное. Нет, не это главное. Тьма, сгущаясь, как туча, провоцирует свет. Тьма вынуждает свет проявиться или не проявиться. Когда у Адама кишка тонка, яички махонькие — смертный страх в нем сильнее света. А «княжич мира сего» торжествует викторию. Вот и вся метафизика.

РЫЦАРЬ. Итак, ты не просто убийца — ты у нас вместо тренера?

П.Г. Да выходит, что так. Вы, ребятки, должны меня оберегать как зеницу глаза. Я для вас — и учитель, и спарринг-партнер, и хрен в ступе. Короче, незаменимый инструмент самопознания. Через меня достигаете вы совершенства. Или не достигаете. Как повезет. (Девушке.) Рот закрой — ворона влетит.

РЫЦАРЬ. Это все демагогия, НЛП для убогих.

П.Г. Чего?

РЫЦАРЬ. Их этому учат специально.

П.Г. Ладно, время уж позднее, нужно вздремнуть перед боем.

П.Г. уходит в коттедж.

3.

Ночь. Девушка и Рыцарь.

РЫЦАРЬ. Прости, это против чертовых правил.

ДЕВУШКА. Тебе нельзя любить меня перед боем? А если мы завтра умрем?

РЫЦАРЬ. Значит, умрем.

ДЕВУШКА. Не хочу, чтобы этот пахан был моим первым мужчиной.

РЫЦАРЬ. Он не мужчина — рептилия. Просто умело играет нехитрую роль.

ДЕВУШКА. Репетировал тысячи лет?

РЫЦАРЬ. Миллионы.

ДЕВУШКА. Можно залезть в твой мешок? Только согреюсь, и все.

РЫЦАРЬ. Нет.

ДЕВУШКА. Ну пожалуйста.

РЫЦАРЬ. Нет.

ДЕВУШКА. Обещаю тебя не тревожить.

РЫЦАРЬ. Ага, я, по-твоему, тоже рептилия?

ДЕВУШКА. Я ведь могу простудиться, потом заболеть воспалением легких, потом умереть.

РЫЦАРЬ. Хорошо, залезай, но запомни…

Девушка залезает в спальный мешок к Рыцарю.

ДЕВУШКА. Знаю, ты к бою готов. Ты разбуди меня, милый, желанный, меня расколдуй. Сделай девочку женщиной. В маточку мне постучи своим твердым копьем.

4.

Утро. Девушка, Рыцарь, Дракон.

ДРАКОН. Утро доброе, детки. У вас синяки под глазами. Что? Достала бессонница али тревожные сны?

РЫЦАРЬ и ДЕВУШКА (вместе). Это тебя не касается!

ДРАКОН. Верно, детские страхи меня не касаются. Нервы ни к черту, зело боюсь я щекотки. Но у меня деликатный вопрос.

РЫЦАРЬ. Что еще за вопрос?

ДРАКОН (Рыцарю). Можно вас на минуту? Буквально несколько слов. Дракон отводит Рыцаря в сторону.

ДРАКОН. Признавайся, ты чпокнул ее, отшампурил?

РЫЦАРЬ. Простите?

ДРАКОН. Запендюрил ей лысого, а? Ты ее дрюканул?

РЫЦАРЬ. Я…

ДРАКОН. Говори, ты ее поимел этой ночью? Ты трахнул ее этой ночью?

РЫЦАРЬ. Мы… друг друга любили.

ДРАКОН. Понятно.

РЫЦАРЬ. А что вам понятно? Любовь. Мы — свободные люди.

ДРАКОН. Конечно, свободные. Разве кто спорит?

РЫЦАРЬ. Тогда согласуем условия?

ДРАКОН. Что за условия?

РЫЦАРЬ. Боя.

ДРАКОН. Ясно. Так это… у нас поединка не будет.

РЫЦАРЬ. Как вам сказал? Почему?

ДРАКОН. Девушка больше не девушка — вот незадача.

РЫЦАРЬ. А при чем тут… задача?

ДРАКОН. Зане существует контракт. В нем прописано черным по белому: буде заложница целка, диво дивное, дева с нетронутой плеврой…

РЫЦАРЬ. Можно простыми словами?

ДРАКОН. Конечно. Простейшими. Я не вижу резона биться с тобой из-за шлюхи.

РЫЦАРЬ. Эй, полегче!

ДРАКОН. Из-за, прости… потаскухи. Не полегчало? Из-за шалавы, браток…

РЫЦАРЬ. Стоп машина!

ДРАКОН (поет). Ее машина так легка на передок!

Дракон уходит в коттедж.

5.

Девушка, Рыцарь.

ДЕВУШКА. Что он сказал?

РЫЦАРЬ. Что поединок отменен. Ввиду каких-то странных обстоятельств.

ДЕВУШКА. Каких конкретно?

РЫЦАРЬ. Гадина темнит.

ДЕВУШКА. А что со мной?

РЫЦАРЬ. Живи, как ты жила до этих исключительных событий. Вернись к родителям.

ДЕВУШКА. Спасибо за совет.

Девушка пакует вещи.

РЫЦАРЬ. Наверное, по правилам, я должен… ну, это… попросить твоей руки.

ДЕВУШКА (с иронией). Что было бы логично и так по-рыцарски.

РЫЦАРЬ. Но у меня же — ни кола и ни двора. Съемная студия. Даже не студия, а комнатенка в большой коммуналке. Зарплаты моей едва хватает на книги и хлеб с молоком. Правда, на молоко у меня аллергия — я покупаю кефир, иногда простоквашу.

ДЕВУШКА. И ряженку?

РЫЦАРЬ. Ряженку тоже.

ДЕВУШКА. Где ты работаешь?

РЫЦАРЬ. Я? В Академгородке. Я генетик, точней, геронтолог.

ДЕВУШКА.. Не знаю этого слова.

РЫЦАРЬ. Занимаюсь проблемой старения клеток, живых организмов.

ДЕВУШКА. Зачем?

РЫЦАРЬ. В каком смысле «зачем»?

ДЕВУШКА. Это же так естественно: кто-то рождается, кто-то умирает. Прекрасное имеет свой срок, и зло — оно тоже не вечно. Жадно живет, потом опадает безвольно, как листья в лесу, становится частью земли. По-моему, все гармонично.

РЫЦАРЬ. По-моему, нет.

Выходит Дракон.

ДРАКОН. И по-моему — нет. Вы, молодой человек, дамочку эту не слушайте. Она перед вами тут, понимаешь, родной речью стелется: смотрите, мол, какая я глубокая. Интересно узнать, как она запоет, когда титьки обвиснут и личико сморщится нах.

РЫЦАРЬ. Вы опять?

ДРАКОН. Отправьте ее восвояси, а мы потолкуем. Есть один разговор, обоюдно, мне кажется, острый.

ДЕВУШКА. Ты меня не проводишь до города?

Рыцарь молчит. Девушка уходит.

ДРАКОН. Вы, как я понял, вникаете в тему бессмертия? Сразу хочу извиниться: я не подслушивал. Просто у нашего вида зело чувствительный слух. Ловлю перепонками — панночка ваша рыдает. О, споткнулась, упала, ушибла коленку. И дальше пошла между елок. А слезы-то, слезы текут в три ручья — кофточка мокрая, грязная.

РЫЦАРЬ. Знаете что?

ДРАКОН. Ну конечно, я знаю. И что, и кому, и зачем. Предлагаю вам новый контракт: вы получите золото, славу, красивую жизнь…

РЫЦАРЬ. Не надейтесь, душу свою не продам.

ДРАКОН. Это вы про бессмертную душу? А разве она продается? Идеалы торгуются, принципы, но не душа. Да, конечно, состав ее столь волатилен, изменчив, похож на вечерний туман, что иной наблюдатель решительно делает вывод.

РЫЦАРЬ. Говорите скорее.

ДРАКОН. Я вам предлагаю союз. Нет, неточное слово, плохое, убитое слово. Предлагаю соавторство. Будем, как два червяка, проедать с двух сторон запрещенное знание. Встреча в пути станет общей победой над общим заклятым врагом. Я имею в виду не Творца, но Его прокисающий творог — смертоносное тело, в котором гнездится распад.

РЫЦАРЬ. Я — ученый, а вы, извините, убийца.

ДРАКОН. Это правда. Но я убиваю давно и сумел накопить эвересты убийственных данных.

РЫЦАРЬ. Поздравляю.

ДРАКОН. Спасибо.

РЫЦАРЬ. Не умничай.

ДРАКОН. На хуй пошел!

РЫЦАРЬ. А вот это напрасно.

ДРАКОН. Ирония — это чума.

РЫЦАРЬ. Неужели?

ДРАКОН. Серьезно. Она разрушает любовь. Абортирует веру. Талант искушает ухмылкой. А в итоге-то что? А в итоге — сидит на бобах.

РЫЦАРЬ. Вы, наверное, правы.

ДРАКОН. Конечно, я прав, генацвале! Нужно выпить за дружбу, за наш нерушимый союз! Тьфу ты черт, непотребное слово пристало.

Выпивают.

6.

Девушка в лесу.

Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить, буду милого любить. Я не знаю, чего ожидать от мужчины. Лучшая тактика — не ожидать ничего. Просто помнить: мужчина — синоним предательства. Точка. Нет, многоточие. Множество отчимов, неуловимо похожих. Мать-Белоснежка, семеро гномов и я, исходящая ядом. Короче: maman опять и опять заводила семью. Автоматически. Как перед сном заводят будильник — зевая, крестясь на иконы. Отец был убит на войне. Похоронка пришла как сюрприз — на мои именины. Мне в этот день исполнилось пять. Как ни странно, я поняла — праздника больше не будет, перегорел. Отец меня предал торжественно и романтично — ушел на войну добровольцем. Был патриотом, но не умел выживать. Остались тетради по йоге — мелким-мелким таким аккуратнейшим почерком все переписано. Аккуратист! Нас предают, чтобы не раствориться в любви. Не испариться бесследно в горячке соитий. Не проебать свое «я»! Обретая дистанцию, хочется верить и ждать. И надеяться, что провидение тоже — верит вечно и ждет. Только чего? — не понять. Я не знаю, чего ожидать от мужчины после того, как он со мной переспал. Он не душу излил — просто вылил в меня драгоценное семя и ждет. У моря погоды? Лотерейного выигрыша? Почты? Радостной вести от ангелов?

7.

Под вечер.

РЫЦАРЬ. Мне никто не поверит.

ДРАКОН. Все поверят, не бойся. Люди верят всему, что уже им приснилось, привиделось, стало желанным.

РЫЦАРЬ. Допустим. А как я смогу объяснить, что убиты лишь две головы? Любопытные спросят: а третья где? Потерял?

ДРАКОН. Говори, что не помнишь.

РЫЦАРЬ. А память отшибло в бою?

ДРАКОН. Ну и что? Так бывает: в сражении ты обессилел, лег на мох отдохнуть, просыпаешься — нет головы.

РЫЦАРЬ. Утащили хорьки?

ДРАКОН. Может быть, и хорьки. Подевалась, куда — непонятно. Стой пока на своем. А потом все укроет песок.

РЫЦАРЬ. Золотой?

ДРАКОН. Ну естественно.

РЫЦАРЬ. Как-то все это не очень…

ДРАКОН. Что «не очень»?

РЫЦАРЬ. Да пахнет каким-то говном.

ДРАКОН. Вся материя вышла из темного липкого праха. Ну и что нам теперь: не хотеть, не дышать, не любить?

8.

Прошло три года. И снова ноябрь.

ДЕВУШКА. Здравствуйте.

ДРАКОН. Здравствуй.

ДЕВУШКА. Теплая осень какая. Скоро декабрь, а все еще плюс двадцать два.

ДРАКОН. Климат меняется.

ДЕВУШКА. Да, остывает Гольфстрим.

ДРАКОН. Это лапша остывает.

ДЕВУШКА. Как вы сказали?

ДРАКОН. Лапша. Если остынет, ударят собачьи морозы.

ДЕВУШКА. Да. Я не спорю. Наверно, вы правы.

ДРАКОН. Лапша!

ДЕВУШКА. Можно спросить? Вы не знаете, где мой жених?

ДРАКОН. Где твой жених?

ДЕВУШКА. Мой приятель, знакомый. Помните, мы приходили сюда прошлой осенью? Нет, позапрошлой.

ДРАКОН. Да-да-да. Удивительно, время летит, а процессы внутри замедляются. Очень похоже, что жизнь — это, в сущности, сон. Направление то же.

ДЕВУШКА. Ну да, направление то же. Я пыталась искать его в городе и не нашла.

ДРАКОН. Хочешь знать почему?

ДЕВУШКА. Почему?

ДРАКОН. Потому что его больше нет в этом городе — съехал.

ДЕВУШКА. Он переехал? Куда?

ДРАКОН. Не переехал, а съехал.

ДЕВУШКА. То есть, простите, я просто пытаюсь понять… у него неприятности?

ДРАКОН. Нет, у него все в порядке.

ДЕВУШКА. Это странно. Повсюду порядок исчез…

ДРАКОН. А у нашего парня по-прежнему полный порядок.

ДЕВУШКА. Да?

ДРАКОН. Пожизненный.

ДЕВУШКА. Странно.

ДРАКОН. И каждый находит свое в этой лавке старьевщика.

ДЕВУШКА. Можно его повидать?

ДРАКОН. Ты о ком, о старьевщике?

ДЕВУШКА. Нет, о моем женихе.

ДРАКОН. Повидать? Ну конечно. Какие проблемы? Давай.

ДЕВУШКА. Что давать?

ДРАКОН. Говори — он сейчас тебя слышит и видит.

ДЕВУШКА. Тут… какие-то гаджеты?

ДРАКОН. Гаджеты, гады, глисты, глиноземные гномы, гремучие космы Горгоны.

ДЕВУШКА. Вы о чем?

ДРАКОН. Все смешалось в один неразлучный комок. Посмотри на меня.

ДЕВУШКА. На тебя?

ДРАКОН. Узнаешь своего жениха?

ДЕВУШКА. Это ложь!

ДРАКОН. Посмотри.

ДЕВУШКА. Это все не смешно.

ДРАКОН. Посмотри.

ДЕВУШКА. Эти ваши солдатские шутки…

ДРАКОН. Да, такая же дрянь, как дешевая ткань из китайской провинции Тайюань.

ДЕВУШКА. У меня были трусики…

ДРАКОН. Были, да сплыли. Их унес Ахерон.

ДЕВУШКА. Я… меня…

ДРАКОН. Понимаю, тошнит.

ДЕВУШКА. Почему вы такой?

ДРАКОН. Называй меня просто Дра-Дра.

ДЕВУШКА. Вы злодей? Покровитель преступников и хулиганов?

ДРАКОН. Это вряд ли.

ДЕВУШКА. Губитель святой простоты?

ДРАКОН. Может быть…

ДЕВУШКА. Полоумный посланник Инферно?

ДРАКОН. Я могу угостить тебя кофе?

ДЕВУШКА (с горечью). И сигаретой?

ДРАКОН. Прости, я теперь не курю.

ДЕВУШКА. Неожиданно.

ДРАКОН. Курево нас убивает.

ДЕВУШКА. Ну конечно, а в этой стране нужно жить по возможности долго и счастливо, да?

9.

Интервью.

ДРАКОН. Превращение как происходит: не то чтобы сразу, как в сказке. Это целый процесс, постепенный.

ДЕВУШКА. Болезненный?

ДРАКОН. Нет. Я бы так не сказал.

ДЕВУШКА. Просто мирно живешь и не чувствуешь тайной подмены?

ДРАКОН. Тебе кажется — все под контролем.

ДЕВУШКА. Учет и контроль.

ДРАКОН. Здравомыслие.

ДЕВУШКА. Трезвость.

ДРАКОН. Холодная сила расчета. Ощущаешь себя европейцем до мозга костей.

ДЕВУШКА. Ну а в зеркале, утром?

ДРАКОН. И в зеркале видишь все то же: те же родинки, мимика…

ДЕВУШКА. Те же родные глаза?

ДРАКОН. Зря смеешься. Глаза остаются на месте. Может, левый тебе иногда подмигнет. Но процесс трансмутации не протекает как в сказке.

ДЕВУШКА. Это было уже.

ДРАКОН. Как в новелле у Кафки.

ДЕВУШКА. И теперь ты — военный живой огнемет?

ДРАКОН. Я не ведаю, кто я теперь. И не очень отчетливо помню, каким я был раньше. Прошлое выцвело, прошлое было, да сплыло. Остались пустые надежды.

ДЕВУШКА. На что?

ДРАКОН. Может быть, на изменчивость. И негативный отбор.

ДЕВУШКА. Кто кого отбирает?

ДРАКОН. Естественно, я — для себя. Одиночество крови дает преимущество брать.

ДЕВУШКА. Все, что плохо лежит?

ДРАКОН. Все, что движется, дышит и — если надо — лежит. Открывая мне вход в преисподнюю.

ДЕВУШКА. Ад — это женщина?

ДРАКОН. Ад — это все что угодно. Есть иллюзия клетки — она не статична. В ней подвижная молекулярная хлябь. Эта бездна безвольна и хаотична, словно море, силлабо-тонична, обновляется быстро, как валютная блядь.

Девушка быстро записывает.

Тело мое изнутри похоже на муравейник, на античную оргию жадно роящихся пчел. Как из этого хаоса вдруг возникает Коперник, тот, что утром встает на молитву с первым лучом? Как информирует ум наши аминокислоты? Если же ум ни при чем, как информирует Ом? Кто вынуждает копировать строчку за строчкой геном? Чтобы сочились стихи ягодой или зиготой.

ДЕВУШКА. Как пчела незаметно для всех строит соты свои в затерявшемся улье, так и Его благодать созидает любовь в нашем ветреном сердце. Горечь меняя на сладость, жестокость — на милосердие.

ДРАКОН. Это кто говорит?

ДЕВУШКА. Святой Макарий Великий.

ДРАКОН. Да. Красиво.

__________________________

21.12.2012

Воскрешение Пруткова

1.

Собор. Патриарх, Первый Клирик, Второй Клирик.

ПАТРИАРХ. Как это «снизу стучат»? Что значит «снизу»?

Разве под сауной… разве еще есть этаж? Или подвал?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. В том-то и дело, что нет.

ВТОРОЙ КЛИРИК. Только фундамент собора.

ПАТРИАРХ. То есть, другими словами, кто-то стучит из-под глыб?

ВТОРОЙ КЛИРИК. Да уж. Скорее скребется. Но деликатно: тук-тук.

ПАТРИАРХ. Может быть, это метро?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Нет, не похоже на поезд.

ВТОРОЙ КЛИРИК. Видно, условный сигнал.

ПАТРИАРХ. Как у зэков, что ли?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Так точно, товарищ ге-ге-генерал.

ПАТРИАРХ (поморщился). Ну зачем ты опять: «генерал и товарищ»? Ну сколько просили тебя?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Виноват, ва-ва-ваше святейшество. Это условный рефлекс.

ПАТРИАРХ. Безусловный.

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Простите?

ПАТРИАРХ. Неважно. Давай продолжай.

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Тук-тук-тук… Я подумал: а вдруг это игвы полезли? Помните, у Даниила Андреева — раса зловредных существ неземного генезиса, игвы?

ПАТРИАРХ. А почему под землей?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Они в глубине, как личинки, лежат до сигнальной трубы.

ПАТРИАРХ. Что еще за труба?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Апокалипсис, град и огонь, перемешанный с кровью.

ПАТРИАРХ. Ясно. Еще есть какие-то версии?

ВТОРОЙ КЛИРИК. Может, это таджики прорыли подземный канал?

ПАТРИАРХ. Учинить наводнение? Снова бассейн устроить? Вместо Пасхи отпраздновать день Нептуна?

2.

Первый Охранник, Второй Охранник.

П.О. Все тот же стук?

В.О. (слушает лежа). И снова патриарха зовет, как мамку малое дитя.

П.О. Вот чудеса! А ты не врешь, земеля?

В.О. Ложись и слушай. Тоже мне Фома.

Первый Охранник ложится на пол.

П.О. Да, правда, воет. Воет и зовет. Так жалостно, как ржавая петля… Нет, погоди! Теперь завел другое…

В.О. Что там еще?

П.О. Теперь он заскулил: «Иди ко мне, великий матриарх».

В.О. А это кто?

П.О. Боюсь, нечисто дело.

В.О. Да, пахнет жареным. Священника зови.

3.

Рабочие роют землю. Остальные — Патриарх, Дива, Охранники, Клирики — отошли на безопасное расстояние.

ПАТРИАРХ (рабочим). Давайте пошустрее, мужики! Копаются, как будто неживые.

ДИВА. Попробую их песней подбодрить. (Поет).

Вставай, человече, вставай! Вливайся в народное тело Фрагментами бренного мела. Живая душа, не зевай! Гори, человече, гори! Отмерена каждому мера. Была у России химера — Теперь у нее словари, Где светом расставлены точки Над всеми союзами тьмы. Немые все так же немы, Но слов распускаются почки. И зелень врывается в храм, Как пена святой Афродиты. Мы были безверьем убиты, Но звери мерещились нам. Лети, человече, лети! Впивайся в Москву поцелуем. Мы крылья тебе нарисуем — И ласточка снова в пути!

П.О. (тихо). О чем она поет?

В.О. А кто ж ее поймет.

П.О. Сам черт не разберет.

В.О. Ты это, знаешь, к ночи не зови, а то как явится сейчас из-под земли.

П.О. Ну ладно — «явится». Да если даже так? Тут перед ним святейший патриарх. Он быстро оседлает супостата.

В.О. Охрана полюбэ не виновата.

4.

Там же, тогда же.

ДИВА. Мне кажется, там кто-то застонал. Вы слышали?

ПАТРИАРХ. По-моему, я слышу.

ДИВА. Теперь свистит!

ПАТРИАРХ. Ага…

ДИВА. Мне страшно!

ПАТРИАРХ. Тише! Вы лучше пойте…

ДИВА. Да?

ПАТРИАРХ. Чтоб страх не заморозил вдруг цветы…

ДИВА. Цветы?

ПАТРИАРХ. Души, что так прекрасно распустилась.

ДИВА. Простите, что? Вы про какую душу?

ПАТРИАРХ. Послушайте, я сам немного трушу.

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Теперь почти что полночь на часах.

ПАТРИАРХ. Спасибо, что сказал. Какая дисциплина у наших клириков!

ДИВА. Спасибо вам, мужчина.

Дива подходит совсем близко к рабочим, которые продолжают самоотверженно рыть яму.

ДИВА (поет).

Город, звездное небо, Снег лежит у ворот. Дай мне корочку хлеба, Сам засунь ее в рот. Я давно голодаю, Как отшельник Толстой. Дай тебе погадаю, Милый мой, холостой. Без любви и без почвы Семена не взойдут. Нет у ангелов почты, Но они не соврут. Слов не надо высоких, Можно мысли читать. В придорожной осоке Я хотела зачать. Все теперь понимаю, Каждый твой завиток. Я судьбу принимаю, Ухожу на восток.

5.

Там же, те же.

П.О. Чу! Ты слышал этот всхлип?

В.О. Это дождик моросит.

П.О. Но откуда этот вой?

В.О. Это плачет домовой.

П.О. Чу! Откуда этот звон?

В.О. Помолчи ты, мудозвон!

6.

Там же, все те же. Рабочие выбились из сил.

ДИВА. Мне кажется, он хочет матриарха.

ПАТРИАРХ. Креститесь, если кажется, мадам.

ДИВА. Я зуб даю, я руку вам отдам!

ПАТРИАРХ. А сердце отдаете олигархам?

ДИВА. Не «п», а «м» — отчетливо, как день.

ПАТРИАРХ. Тяжелый случай. Просто наважденье.

У каждого теперь свое сужденье…

ДИВА. Какой же вы противный, старый пень!

ПАТРИАРХ. Не будем ссориться. Кто знает, что нас ждет.

ПЕРВЫЙ КЛИРИК (Второму Клирику). Сейчас она, наверно, запоет.

Дива опять подходит к рабочим.

ДИВА (поет).

Каждый перед Богом наг, Всякий перед небом прост. Человеческий ГУЛАГ Называется погост. Миллионы полегли В эту землю, как зерно. Воскресали, как могли, Полагались на зеро. Тело, пленное навек, Словно глина под рукой. Не надейся, человек, На заоблачный покой. Не оставит нас Творец, Будет весело месить Эту глину из сердец. Стало быть, или не быть, Не тебе решать, Адам, Не тебе любить, гордец, Легкий прах небытия. В каждой яме — Магадан И расстрельная статья.

7.

Леденящий душу крик. Рабочие отбегают от греха подальше. Все напряженно ждут. Появляются грязные пальцы Пруткова, потом его выцветшее лицо.

ПРУТКОВ (сдавленным голосом). Скажите, люди вы или мартышки?

Ни патриарха вам и ни покрышки!

Присутствующие отшатываются в ужасе.

Только Дива, преодолевая себя, отважилась говорить.

ДИВА. Послушайте…

ПАТРИАРХ (тихо). Молчи, пока не спросят.

ДИВА. Но он уже спросил…

Какие силы носят покойника туда, потом сюда?

ПАТРИАРХ. Боюсь я этой темы, господа.

ДИВА. Актриса вам, конечно, не судья.

Вы звали матриарха, или я… ослышалась?

ПАТРИАРХ. Какая вы свинья…

ПРУТКОВ. Не матриарха звал я — мертвеарха!

Могу назвать законного монарха!

Для этого я к вам пришел сюда,

Не дожидаясь Страшного суда.

Все напряженно прислушиваются.

ПРУТКОВ. Для этого я к вам сюда пришел,

Чтобы призвать Адама на престол.

ДИВА. А кто этот Адам?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Какой-то армянин.

ВТОРОЙ КЛИРИК. А может быть, поляк?

ПЕРВЫЙ КЛИРИК. Скорей всего, грузин.

ВТОРОЙ КЛИРИК. Но то, что не еврей, по-моему, железно.

Еврейство как бы не душеполезно.

ПАТРИАРХ. Вы не хотите душ принять с дороги?

И подкрепиться чем-нибудь?

ДИВА. О боги! В такой момент такая чепуха!

ПРУТКОВ. Меня вы рассмешили: три ха-ха!

__________________________

2013

Умай

1829 год. Калмыцкая кибитка, обтянутая бельм войлоком. Семейство из шести человек собирается завтракать, окружив большой котел. Дым выходит в отверстие, сделанное вверху. Молодая калмычка, дочь хозяина, шьет и курит трубку.

Входит Пушкин.

ПУШКИН. А вот и я! Вот и я, вот и я. Уж больно руки были нечисты. Под ногтями чернозему — пшеницу сеять можно.

ХОЗЯИН. Да, да… пашениц…

ПУШКИН (подсаживаясь к Молодой). Как тебя зовут, красавица?

МОЛОДАЯ Умай, зовет.

ПУШКИН. А меня Александром. По-вашему, по-тюркски, Искандером. Сколько же тебе лет, красавица?

МОЛОДАЯ. Десять лет и восемь лет.

ПУШКИН. Большая девочка. Замуж пора. Есть ли у тебя жених?

МОЛОДАЯ. Есить. Ночь придет — жених идет. Умай бояться.

ПУШКИН. Чего боишься-то?

МОЛОДАЯ. Кричит. Страшно осень. Шайтан.

ПУШКИН. Так он снится тебе, что ли?

МОЛОДАЯ. Да.

ПУШКИН. Не бойся. Это кровь в тебе кричит… Что ты шьешь?

МОЛОДАЯ. Портка.

ПУШКИН. Кому?

МОЛОДАЯ. Себя, «кому»?

ПУШКИН. Поцелуй-ка меня.

МОЛОДАЯ. Неможна, стыдно.

ПУШКИН. Ну дай тогда хоть трубку твою покурить — со вкусом губ твоих.

Отдает Пушкину свою трубку. Ест из ковшика. Предлагает гостю.

ПУШКИН. А это что такое?

МОЛОДАЯ. Чай.

ПУШКИН (принюхивается). Какой же это чай? Это вовсе и не чай. Воняет рыбой.

ХОЗЯИН. Не рыба! Нет! Барана жир, соль там, чай там. Пей, хорошо будет.

Пушкин выдыхает, с опаской отхлебывает варево. Корчит гримасу.

ХОЗЯИН. Хорошо?

ПУШКИН. Уф… Редкостная гадость. Фу! Дай-ка, друг, поскорее чем-нибудь закусить.

МОЛОДАЯ (протягивает кусок). Вот, заесь.

ПУШКИН. А это что?

МОЛОДАЯ. Кобыла сухой, хорошо.

ПУШКИН. Нет, мне кобылятину есть никак нельзя.

ХОЗЯИН. Русский Бог запретит?

ПУШКИН. Не совсем… Отравиться боюсь.

ХОЗЯИН. Кто тебя травить? Зачем? Мясо вкусный.

ПУШКИН. От белой лошади али от вороной?

ХОЗЯИН. Моя откуда знает? Моя мясо базар купи.

ПУШКИН. Ладно. Чему быть, того не миновать. (Жует.) Послушай, красавица…

МОЛОДАЯ. Умай, зовет.

ПУШКИН. Вот что, Умай: в знак благодарности за угощение… Однако не прожуешь — подошва, а не мясо… В знак благодарности расскажу я тебе сказку. Верно, ты, душенька, как все удачные копии Афродиты, любишь сказки слушать?

МОЛОДАЯ. Любишь, говори. Умай слушай.

ПУШКИН. Если тебе сказка понравится, ты меня поцелуешь.

МОЛОДАЯ. Искандер…

ПУШКИН. Но запомни, уговор дороже денег.

МОЛОДАЯ. Неможна, стыдно осень.

ПУШКИН. Вот заладила… Что же ты, отец, такую недотрогу воспитал? Смотри, она замуж у тебя не выйдет, прокиснет в девицах, и все.

ХОЗЯИН. Выйдет, выйдет… Умай красивый невест. Умай знаешь какой? Сладки арбыз!.. Эй, давай моя баба тебя целовать. Хорошо?

ПУШКИН. У бабы твоей зубов нет и рожа — как стоптанный сапог. Нет уж, лучше другой уговор: я вам сказку — вы мне песню. Баш на баш. Идет?

ХОЗЯИН. Умай балалайка играй, песенка петь красиво.

ПУШКИН. Ты не только ягодка, ты еще и талант? Умай-герл, I want you so much. You are a very hot Asian pot, are not you?

МОЛОДАЯ. Говори русски. Сказка говори. Умай песенка петь.

ПУШКИН. Умница моя. Любишь русский язык? Значит, и русского черта полюбишь. Эх, бутылка шампанского пришлась бы теперь кстати. Однако довольно тянуть кота за хвост. Мяу! Мяу!

Пушкин достает из походной сумки несколько диковинных предметов. Умай смотрит во все глаза.

А вот у меня здесь волчий клык, вострый, как бритва. Не бойся, не укусит. Клык этот необыкновенный: сила в нем богатырская. Если меня турок захочет убить, у него сабля как солома сломается. А я турку бритую башку снесу, он и ахнуть не успеет… Клык сей волшебный достался мне от матери моей, Волчицы Ивановны. Родила она нас на большом чухонском болоте во второй день Гекаты — всего шестерых близнецов. Один из них я, другой — Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин — третий. А также Рылеев, Каховский, Пестель. Имена эти следует хранить в строжайшем секрете, потому что, когда русский царь заглянет к тебе в кабинку, то бишь в кибитку, да потребует: «Ну-ка, Умай, ступай ко мне в шатер быстро», — тут нужно имена эти вспомнить, выкрикнуть в полный голос, и сразу вся дурь из головы царской выскочит вон.

МОЛОДАЯ (сомневается). Царь? Кибитка глядеть?

ПУШКИН. А что? Почему бы и нет? Он любит иногда сюрпризы делать своим подданным холопам.

МОЛОДАЯ. Врешь все!

ПУШКИН. Мы с ним тет-а-тет, вот как с тобой беседовали. У него левый глаз косит, а на губе бородавка цвета вишни.

МОЛОДАЯ. Врешь!

ПУШКИН. Хочешь, перекрещусь?

МОЛОДАЯ. Умай все равно. Земля ешь, икона молись. Умай голова есть. Русски царь далеко.

ПУШКИН. А коли близко? Случай вдруг такой невероятный. Пошла бы ты к нему в шатер по его августейшему приказу?

МОЛОДАЯ. Царь хочет коня — берет. Девочка хочет — тож берет. Ну?

ПУШКИН. А ежели он, душа моя, заставит тебя жопу ему лизать да нахваливать? Тогда что, тогда как? Стыдно будет али нет?

МОЛОДАЯ. Стыдно, не осень. Умай должна деньги брать. Многа.

ПУШКИН. Ну разумеется. Тут прямая связь: товар, деньги, товар. А из чистой совести «портка» не сошьешь.

МОЛОДАЯ. Он хотел ты сам его жопа лизал?

ПУШКИН. Умница моя! Не в бровь, а в глаз.

МОЛОДАЯ. Опять врешь! Все врешь.

Пушкин достает из походной сумки сотовый телефон. Набирает номер.

ПУШКИН. Николай Павлович?.. Здравствуйте, ваше величество… Это Пушкин, Александр Сергеевич, вас беспокоит… Так точно. Я теперь нахожусь в Поволжье, по дороге на Кавказ… Как не предупредил?.. У меня официальное разрешение от главнокомандующего, графа Паскевича… Нет, возвращаться с полпути мне решительно невозможно… Я по… Я понимаю, что вы обо мне тревожитесь, однако же… Понимаю… Однако, ваше величество, я уже не юнец и могу нести ответственность за свои поступки… Что до моих анти… Что?., антиправительственных, говорю, сочинений, то все они подделка и клевета… Да, но это все старье, чуть не двадцать лет назад писано, нового ничего нет пока что… Это не угроза, это, пардон, голый факт… А кроме того… Я говорю, кроме того… Ваше величество, вы квакаете, связь очень плохая… Але! Але!.. Бросил трубку… Плохой знак.

ХОЗЯИН. Плохой знак…

ПУШКИН. Убедилась? Не будешь вперед меня врунишкой обзывать?

МОЛОДАЯ. Эта… почему такой?

ПУШКИН. Сотовый телефон.

МОЛОДАЯ. Пчелы твоя служить? Слова туда-сюда носить?.. Умай голова есть… Ты не Искандер… Кто ты есть такой? Ну?!

ПУШКИН. Я?.. Русский шайтан! Видишь, когти длинные? Клык на шнурке. Разорву на фиг в клочки все ваше басурманское семейство! Надоело мне тут с вами шутки шутить!..

МОЛОДАЯ. Не нада! Я поцелуй твоя рожа! Хочешь, елда давай. Умай хорошо тебе делай! Сладко делай… Шайтан спасибо говори. Спасибо, пожалуйста, ура… Только сердце оставь, кишки оставь, мозги оставь…

ПУШКИН. Ладно, бери свою балалайку.

МОЛОДАЯ. А сказка… и где?

ПУШКИН. Сказка? Посмотри на меня, девочка. Глаза, говорю, подыми-ка на меня… Мы, красавица, с тобой вместе ее уже рассказали. На два голоса. Я, грешник, запевал, а ты, простая душа, подтягивала. Двести лет прошло, ты вон «портка» дошить не успела… Набей-ка мне, дядя, в трубочку табаку — курить больно хочется после твоих продуктов.

Умай поет протяжную калмыцкую песню, подыгрывая себе на балалайке. Пушкин задумчиво курит.

__________________________

2006

Студенты

В комнате двое — Мастер и Ученик. Мастер лежит на низкой кушетке, тяжело дышит. Ученик не отрываясь смотрит на него.

МАСТЕР. Когда я дам тебе знак, перемени простыни, принеси теплой воды, побрей меня. Здесь, в изголовье, поставь круглое зеркало, в ногах лампу. Сам ложись там же, возле лампы, но не спи, старайся не спать. Я подам тебе знак, ты поймешь, когда пришло время.

УЧЕНИК. Знаю, что я не должен бояться, учитель, но я весь дрожу, как после купания в ледяной воде.

МАСТЕР. Это хорошо. Тобой овладел страх — это лучше, чем бессмысленное равнодушие врача.

УЧЕНИК. Я себя презираю.

МАСТЕР. Ты просвещенный человек.

УЧЕНИК. Я заслужил вашу иронию, учитель.

МАСТЕР. Да нет же, говорю тебе: тайна должна вселять в сердце трепет. Только идиот вечно спокоен.

УЧЕНИК. Прежде вы учили меня другому. Вы говорили: «Спокойствие…»

МАСТЕР. То была философия жизни. Теперь пришло время сменить тактику.

УЧЕНИК. Почему?

МАСТЕР. Этого требуют правила игры. Прикрой-ка дверь и убери стул с прохода.

УЧЕНИК. Но, учитель, стул стоит возле стены.

МАСТЕР. Вот именно — перенеси его в другое место.

УЧЕНИК. Вы кого-то ждете?

МАСТЕР. Еще бы. Каждая жилка во мне изнывает от нетерпения, каждая пора превратилась в орган слуха. Тебе тоже не мешает посидеть тихо и послушать.

УЧЕНИК. Я готов.

МАСТЕР. Все так говорят, а потом вдруг оказываются один на один со своим изумлением. Слушай внимательно. До сих пор тебя не было. Ты ел дважды в день, спал, делал упражнения, хлопотал по дому, иногда тайно влюблялся, смотрел вслед пролетающей утке — но тебя не было. Был я, и ты был частью меня. Никто не вынуждал тебя начинать твое ученичество — это был твой свободный выбор…

УЧЕНИК. Да, учитель.

МАСТЕР. Хотя ты считаешь, что все это было предрешено. Я сам учил тебя подобным глупостям. Теперь, уже очень скоро, все будет иначе. Смерть возьмет мою жизнь, как зрелый жемчуг из раковины. Это случится вдруг, в долю секунды, ты услышишь, как я произнесу заветное слово, даже не слово, может быть, а слог, но ты должен успеть впрыгнуть в опустевший домик прежде, чем захлопнутся его створки. Иначе так и останешься пылью в луче, кусочком крысиного дерьма, вечно будешь опровергать справедливость чужих мыслей и накапливать ревность в сердце.

УЧЕНИК. Но, учитель!

МАСТЕР. Да?

УЧЕНИК. Я не уверен, что правильно расшифровал вашу метафору. Когда вы говорите «домик», вы имеете в виду… Что вы имеете в виду?

МАСТЕР. Чтобы справиться с задачей, от тебя потребуется немного внимания. Сам увидишь — это проще, чем строить планы на послезавтра. Теперь перемени простыни и сделай все остальное, как я сказал. Лампу поставь в головах, а зеркало там, где ноги.

УЧЕНИК. Первый раз вы сказали наоборот, учитель.

МАСТЕР. Разве? Значит, я ошибся. Поторопись!

Ученик выполняет задание. Он продолжает брить Мастера, когда входит Второй Ученик.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Как хорошо, что я успел…

МАСТЕР. Кого-то принесла нелегкая.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. …Взглянуть в это чудесное зеркало еще раз.

МАСТЕР. Кто ты?

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Было время, когда вы называли меня любимым учеником. Вы были добры, вы обращались со мною бережно, как с молодым ростком сосны, который выращивают из семени, чтобы через двести лет увидеть гиганта с мощными корнями, ушедшими в глубь земли, с непомерной кроной — убежищем для птиц, ангелов и демонов. Я верил, что ваша мудрость, ваша воля могут превратить меня в счастливейшего из смертных. Но потом вдруг все переменилось: вы стали издеваться надо мной, вливая в мою душу яд сомнения. Сначала — по капле, потом — в дозах непереносимых. Для моего самолюбия. Я увидел, что будущее ускользает от меня, что никогда я не достигну назначенного мне природой. Тогда я собрался и ушел на Запад. Чтобы теперь…

МАСТЕР. Подслушать, как мой труп пукает и вздыхает.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Нет, нет! Мне хотелось еще раз посмотреться в это зеркало. На Западе уже не делают таких зеркал.

МАСТЕР. Их там еще не делают, сынок.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Пусть так. Я только хочу сказать: я не нашел того, что искал. Меньше всего им нужны пророки, учителя, герои. Это мир быстрых и бездумных подмен. Если истина больше не работает, ее выбрасывают, как разряженную батарейку… Кроме того, долгое путешествие убивает интерес к неочевидной, скрытой стороне вещей — ты обречен всегда скользить по поверхности, как водомерка по черной воде пруда.

МАСТЕР. Что? Кишка оказалась тонка?

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Просто я устал опровергать чужую глупость.

МАСТЕР. И решил, что опровергать свою легче?

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Понимаю, что вы хотите этим сказать. Кто не сумел проглотить обиды — самой простой и грубой пищи, тому ни за что не переварить таких деликатесов, как слава, обожание и власть. Верно? Ведь это ваши слова?

МАСТЕР (Ученику). Ответь ему ты.

УЧЕНИК. Я?

МАСТЕР. Конечно. Мой язык едва ворочается. А этот человек прошел многие сотни верст, чтобы потолковать о том, что его беспокоит.

УЧЕНИК. Но я не знаю, что ему отвечать.

МАСТЕР. Это не обязательно — знать. Просто постарайся разевать рот в нужные моменты. Для пущего правдоподобия.

Ученик несколько раз раскрывает и закрывает по-рыбьи рот.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Вы что-то хотели сказать?

УЧЕНИК. Я? Нет… То есть да… Я хотел ответить на ваши… жалобы… Вот вы говорите: Запад вас разочаровал, но ведь вы могли пойти на Юг или на Север, и результат был бы не лучше. Если вы не нашли зерно своей роли, что вы можете посеять на чужих полях?

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Послушай, мальчик, я был бы тебе очень признателен, если бы ты вышел отсюда ненадолго. Скажем, на полчаса.

УЧЕНИК. Это невозможно. Я должен быть здесь, рядом с моим учителем.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Я тебе хорошо заплачу за пятнадцать минут твоего отсутствия.

УЧЕНИК. Нет.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Подумай, что такое пятнадцать минут? А на полученные деньги ты сможешь купить себе велосипед. Разве ты не хочешь стать владельцем велосипеда?

УЧЕНИК. Нет, не хочу.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Хорошо, есть другая мысль. Я теперь весьма богатый человек, после смерти учителя я возьму тебя на полное содержание. Ты сможешь по-прежнему читать свои книги и медитировать, вместо того чтобы ишачить на какого-нибудь негодяя за черствый кусок хлеба, теряя здоровье и время. Звучит заманчиво, а? Ну хорошо — пять минут!..

УЧЕНИК. Нет.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Ладно, так и быть: я расскажу тебе всю правду о твоем учителе и о других великих учителях тоже. Любой из них только притворяется иконой, чтобы тебе, глупому, было сподручнее боготворить Истину. А никакой истины нет! Ты сам в любой момент можешь объявить себя пророком. Если будешь убедительно морочить людям голову, они с радостью побегут за тобой, потому что без истины им жить невмоготу, неинтересно, а иногда даже страшно.

УЧЕНИК. Я же сказал: нет.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Значит, по-доброму не желаешь. Тогда придется применить силу.

Показывает несколько устрашающих фокусов — из его рта летит пепел.

УЧЕНИК. Что ж… Тогда я вынужден подчиниться… Хотя я по-прежнему изумлен.

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Чем именно?

УЧЕНИК. Как мало вы уважаете во мне человека — ведь в ваших глазах я не сложнее крысы. Как естественно с вашего языка льется поток пошлостей. Как наивно уповаете вы на спасительный совет полуживого старика. Между тем…

ВТОРОЙ УЧЕНИК. Что? Между тем — что?

УЧЕНИК. Вы не тот, за кого себя выдаете.

Второй Ученик выходит.

МАСТЕР. Куда ты поставил лампу?

УЧЕНИК. Лампа в ногах, учитель.

МАСТЕР. А зеркало?

УЧЕНИК. В головах, учитель.

МАСТЕР. Все правильно, ты не ошибся… Жемчужина вынута и лежит в кармане, зажат в теплом кулаке… Домик свободен от ее совершенства… Катц!

УЧЕНИК. Учитель!

МАСТЕР. Я вижу — ты уже не дрожишь.

УЧЕНИК. Кажется, нет.

__________________________

2006

Свидригайлов в Америке

1.

Самый дешевый номер в гостинице. Кровать, тумбочка, телевизор. С. входит, осматривается, ставит чемодан на стоя, медленно раздевается догола. Долго разглядывает себя в зеркале — оно встроено в дверцу стенного шкафа. Скрывается в ванной комнате. Тут же входит Н. Вид его необычен: нечто среднее между наемным убийцей (как их изображают в кино) и «свидетелем Иеговы», из тех, что ходят по спальным районам, распространяя душеспасительные брошюры с яркими картинками.

Н. прислушивается к шуму воды. Подходит к чемодану, долго роется в нем, находит какую-то бумагу, прячет ее в карман. Входит С., на бедрах полотенце.

С. Эй, приятель, кажется, вы немного ошиблись номером? А заодно и чемоданом.

Н. Разве… это ваш чемодан?

С. Со зрением плохо?

Н. У меня-то?

С. У вас, у вас.

Н. Да, оно ухудшилось за последние год-полтора… Вот, например, если в этой тумбочке лежит карманная Библия, то, скорее всего, я не смогу читать этот мелкий шрифт. Я почти ничего и не читаю, кроме рекламных объявлений… Хотите убедиться прямо сейчас?

С. Убедиться в чем?

Н. Да вот есть ли как раз Библия… там, у вас в тумбочке.

С. Наверное, есть. Это что-то меняет?

Н. А хотите пари?

С. Послушайте…

Н. Очень простое, очень простое! Я говорю: «Там ее нет и быть не может». Вы говорите наоборот: «Да, она там, она точно там, потому что это обычное дело — их всегда кладут в ящики письменных столов и в тумбочки везде, во всех гостиницах этого континента, как будто это что-то меняет». Если я угадал, то, значит, я и выиграл…

С. Может, позволите надеть штаны?

С. одевается, Н. наблюдает.

Н. А я помешал? Простите. Знаете, эти дурацкие пари — это моя страсть. Нет, хуже — моя болезнь. Однажды я проиграл свое будущее, точнее, его прекрасную неопределенность… Вы удивлены? Думаете, такого не бывает? Бывает и не такое. Как-нибудь расскажу, не сейчас, нужен хороший климат, атмосфера, а повод мы с вами найдем.

С. И что же я получу, если, допустим, я выиграл?

Н. Ага! Пошел адреналинчик?.. Давайте на американку.

С. Что это — «американка»?

Н. Любое желание, любое! Победитель дает волю фантазии. Необузданный полет!

С. Я совсем не уверен, что могу соответствовать. Вряд ли я смогу исполнить любое ваше желание. Я теперь ограничен в средствах. Так что…

Н. Но ведь шансы даже не равны. Статистика на вашей стороне. Я не верю, что вы струсили в таком пустяковом деле. Вы ведь тоже игрок, я по глазам вижу! Зря отвернулись — я все равно уже успел. Я психолог, да-да, не смейтесь.

С. Я не смеюсь. И что вы там успели увидеть?

Н. В левом глазу — развилка, и еще одна, и еще не одна…

С. А в правом?

Н. Решимость пройти свой путь. Без всяких там ухищрений и отклонений. До конца, до самой Голгофы, если, конечно, потребуется.

С. А вдруг я пожелаю воскреснуть?

Н. Скромные у вас пожелания.

С. Вы же сказали — любое.

Н. Уточним: воскреснуть или заново родиться? В мужском теле и при часах?

С. При часах?

Н. Я про биологические часы.

С. А…

Н. Возобновить плотские радости — дело нехитрое. Пока земля еще вертится. Ну, и вы с грехом пополам пробежите еще один круг — а толку?

С. Я не верю в реинкарнацию.

Н. Это не важно, во что вы не верите. Американка есть американка.

С. А почему тогда: «каждому по вере его»?

Н. Правильно: мы с вами верим в случайность. И Большой взрыв — случайность, и Земля свалялась из всякого мусора случайно, и жизнь на ней тоже завелась случайно. Просто в бесконечном наборе вариантов — плохих и очень плохих — один получился истинно прекрасным. Случайно. Помните, что говорил старик Эйнштейн? «Бог в кости не играет». А передовая наука с Эйнштейном не согласна: именно что играет, только этим Он и занят. Вот вам, дети мои, суперпозиция: бездна альтернативных вариантов — а дальше как хотите, дальше вы как-нибудь сами, своим умом. Только ума-то у нас — кот наплакал.

С. Что-то мудрено.

Н. Не важно… Лучше давайте сыграем.

С. На американку?

Н. Только на американку! Иначе все это будет уже не то. Конкретная сумма выигрыша, его банальные физические очертания лишают меня… этого…

С. Чего?

Н. Забыл, что хотел сказать… Ах да! Энтузиазма лишают. Без вдохновения — это уже не игра, а пошлость, фигня на постном масле. Пардон. Ну что же вы? Идите, открывайте свой ящик.

С. опять приближается к тумбочке, выдвигает ящик, заглядывает в него. Улыбается.

Что? Неужели пусто?

Н. подбегает, смотрит.

Вас это удивляет? Меня почему-то нет. На этот раз не повезло.

С. Забавно. И что теперь? Чего вы от меня хотите?

Н. По-моему, вы расстроились… Да на вас просто лица нет! Э-э, так не годится, так у нас дело не пойдет. Поражения надо принимать с высоко поднятой головой.

С. Я спрашиваю, чего вы хотите, милостивый государь?

Н. Вот я уже и в милостивые угодил государи… Я пока ничего от вас не требую и, возможно, никогда не потребую, если не будет каких-нибудь экстраординарных обстоятельств. Знаете, вдруг извержение вулкана где-нибудь неподалеку, и мне понадобилось, чтобы вы подбросили меня в даунтаун. Мы, конечно, не в Италии, но всякое бывает…

С. Почему вы рылись в моем чемодане?

Н. Снова здорово. Я же объяснил: зрение село.

С. Но не настолько же…

Н. Послушайте, я не жалуюсь, но это были очень стрессовые полтора года. Для меня. Просто что-то ненормальное, будто все с цепи сорвалось и покатилось. И постепенно утратило очертания… Понимаете, что я имею в виду?

С. Нет.

Н. Вы все-таки расстроены… Я потом непременно все это в деталях, в лицах. А сейчас — только пальцы загибать, и то уйма времени уйдет, а времени-то жалко, а вы с дороги, вам отдохнуть надо.

С. А вы…

Н. А что я? Живу здесь, в гостинице, этажом ниже. Так что не стану обременять. Как говорится, незваный гость хуже эстонца. Или чеченца?

С. Хуже татарина.

Н. Точно! Вот ведь с каких допотопных времен пословица путешествует из уст в уста, с ума можно сойти… А мы еще сомневаемся в устном предании, как будто вообще что-то может потеряться. Язык — это вам не стог соломы… До свидания.

С. Подождите…

Н. Слушаю со вниманием.

С. Если вы не слепой, значит, вы с каким-то намерением рылись в моем чемодане?

Н. Дался вам этот чемодан… Ну рылся. Хотя это и не совсем то, что вы себе вообразили. Даже совсем не то. Вы же наверняка думаете, что я щипач, форточник, мелкий воришка… Или того хуже — клептоман, не умеющий совладать со своей скотской страстью. Впрочем, скоты не воруют. Разве что невольно — злаки какие-нибудь с чужого поля. Ну сознайтесь: что-то в этом роде вы обо мне подумали.

С. А что, по-вашему, я должен думать? Что вы из католической миссии?

Н. Ладно, не кипятитесь. Поговорим как два симпатичных друг другу… э-э… субъекта.

С. С чего вы взяли, что вы мне симпатичны?

Н. О, эти вещи я чувствую, как собака. Симпатия-антипатия, это же в воздухе висит, как запах одеколона. У меня нюх на эти вещи тончайший, поскольку не раз бывал бит по голове, причем удар приходил оттуда, откуда я его и ждать не ждал. Подозреваю, что и вы любите ударить исподтишка. Ближнего-то своего, а?

С. Не ваше дело.

Н. Это в русском человеке — с молоком матери, с кровью отца. По-другому никак не добраться до тонких материй, до пресловутой духовности — только через боль да раздирание плоти когтями. Но об этом после. Поговорим откровенно?

С. Не знаю. Я еще не распаковался…

Н. Это все относительно, то есть совершенно все равно. Садитесь, пожалуйста, вот сюда.

С. Благодарю, вы очень любезны.

Н. Мне ведь известно, что вы, Аркадий Иванович, решили себя уничтожить, ластиком, так сказать стереть с лица земли.

Пауза.

С. Я вижу вас первый раз в жизни и знать не знаю, как вас по имени-отчеству…

Н. Называйте меня Шишкин… Откуда известно? Да хотя бы от вашей бывшей жены, покойницы.

С. То есть как от жены?

Н. Атак: информация подлинная, получена путем спиритического сеанса 15 января сего года. Существует стенограмма. Или вы уже и в бессмертие души не верите?

С. Во что я верю или не верю, вас, господин Шишкин, никак не должно касаться.

Н. Ну, не верите и не надо. Вы, Аркадий Иванович, не будете отрицать, что придумали себе смертную казнь?.. Выстрел в рот? Или все-таки в сердце? Еще не решили. Я не тороплю, не тороплю. Но хочу обсудить с вами эту проблему. Потому что проблема, как ни крути, все-таки существует. Хотя вы об этом пока не догадываетесь. Или уже?

С. Что уже?

Н. Догадались?

С. Какая еще проблема? Какая проблема, черт вас подери?!

Н. улыбается и молчит. Потом выходит из номера.

2.

Входит Менеджер.

М. Вы уже открывали окно? Пытались открыть окно?

С. Нет… А что, нельзя?

М. Можно, конечно. Просто хочу уточнить: они тут в принципе не открываются.

С. Никогда?

М. К сожалению, да, никогда. Зато у нас прекрасная здесь вентиляция. И еще хочу сразу предупредить: в этом билдинге, везде, специальные окна, из специального оргстекла — разбить их под силу разве что Супермену какому-нибудь. (Неумело смеется.)

С. Понятно.

М. Или Спайдермену… Можете сами попробовать.

С. Что попробовать?

М. Разбить окно.

С. Спасибо, я лучше почитаю газету.

М. Ну что ж… В таком случае… что ж…

Менеджер собирается с мыслями.

М. Между прочим, во мне почти центнер. Без малого.

С. Да?

М. Если я, например, разбегусь и всей своей тушей, со всей, как говорится, дури… А? Могу поспорить, что с этим стеклом вообще ничего не случится.

С. Не хочу с вами спорить.

М. Почему?

С. Я вам и так верю. На слово.

М. У вас какой номер?

С. Пятьсот второй.

М. Пятидесятый этаж?.. Высоко. Если поспорить на что-то, будет еще интересней.

С. На американку?

М. Конечно, на американку! Прямо с языка сняли. Я как раз думал вам предложить.

С. Ладно, валяйте.

С. продолжает читать газету.

М. Вы смотрите?

С. Да, конечно.

Менеджер разбегается, как и обещал, «со всей дури» ударяется о стекло — оно разбивается. Менеджер улетает в окно, в американскую ночь. С. отрывается от газеты, подходит к окну, с удивлением смотрит наружу. Возвращается в кресло.

3.

Входят Поэт с ведерком пломбира и Франческа — куколка в простыне.

Ф. Брр! Черт, как здесь дует… Холод собачий.

П. А ты повой, поскули — авось полегчает.

Ф. Нет, лучше дай мне мороженого. Пускай что внутри, то и снаружи. Да будет лютый мороз!

П. Много не ешь.

Ф. Тебе что, жалко?

П. Это не просто пломбир — это мой приз, моя компенсация за трудное детство.

Ф. Послушай, давай танцевать!

П. Невозможно. Мы здесь не одни.

Ф. (оглядывается). В метафизическом смысле?

П. Да нет, в самом банальном. Видишь, в кресле сидит человек, укрывшись газетой, и делает вид, что мы ему неинтересны.

Ф. Тогда… Сделаем вид, что он тоже нам неинтересен.

П. Нельзя.

Ф. Почему?

П. Потому что, как только мы ляжем в постель, мы тут же станем думать о нем, отвлекаться…

Ф. Фантазировать…

П. А как он это все видит? Не оскорбляем ли мы его тонкую душу своими утехами? Странное слово «утехи». Ф. А вдруг он скучает?

П. Не думаю, что господину придется скучать.

Ф. Если мы…

П. Допустим.

Ф. Я думаю, я без одежды прекрасна.

П. Не спорю.

Ф. И, наконец, ты уверен, что он не слепой?

П. Интересный вопрос. Попытаемся применить дедуктивный метод. Раз он читает газету…

Ф. Или делает вид, что читает…

П. Или делает вид, что читает…

Ф. Ну? Почему ты молчишь? Не молчи.

П. Значит, он не глухой.

Ф. Это как минимум. Да.

П. Стоп — я понял, чего я хочу.

Ф. Ну, ну, ну.

П. Я хочу, чтобы этот притвора…

Ф. Восковая персона…

П. Непроницаемый хмырь…

Ф. Этот памятник павшим…

П. Стал свидетелем нашей любви. Объясняю: когда мы умрем, например простудившись, он волей-неволей будет о нас вспоминать.

Ф. Будет помнить мою лебединую шею.

П. И губы.

Ф. И эти, те.

П. Будет помнить, как я находил себе путь…

Ф. Под моим животом.

П. Как слезой затуманилась радужка глаза…

Ф. Когда я кончала.

П. А я начинал понимать…

Ф. Начинал понимать?

П. Что из Ада — единственный выход.

Ф. Любовь!

Поэт и Франческа любят друг друга. Свидригайлов отсутствует.

4.

Входят близнецы из дивизии «Мертвая голова».

X. Вы не видели наших родителей?

С. Нет.

У. Мы ваши соседи.

X. Справа и слева.

У. Вера и Слава.

X. Они всегда живут в разных комнатах.

У. У отца аллергия на мамины волосы.

X. А мама боится ученых мышей.

У. Можно мы немного у вас порисуем?

Свидригайлов кивает утвердительно. Близнецы достают бумагу и карандаши.

У. Это будет подарок. Для вас.

X. И для вашей любимой.

С. И что это будет?

У. Увидите. Скоро.

С. Надеюсь, какой-нибудь фрукт или ветка сирени. Что-нибудь жизнеподобное.

X. Нет, не смотрите пока!

У. Еще не готово.

X. Если вам нечего делать, расскажите пока о своих приключениях.

У. Там.

С. О своих злоключениях?

X. Да.

С. Ну, пожалуй, все это не очень съедобно. Не для детей.

У. Съедобно, съедобно!

X. Хлеба и зрелищ! Ура!

С. Хорошо: всю свою скучную жизнь я только и делал, что ждал озарения свыше.

У. Чтобы спасти свой народ?

X. Чтобы спасти свою шкуру.

С. Да, пожалуй.

X. Мама и папа тоже играли в такую игру.

У. Называется прятки.

X. Сделай страшное и затаись.

У. Убивай — но ни звука.

X. И тогда, может быть, о тебе никто и не вспомнит.

С. Затаиться?

X. Нельзя ни семьи, ни детей.

У. Ни жены, ни животных.

X. Молиться не вздумай.

У. Молчи.

X. Тихо.

У. Тсс…

С. (шепотом). Лучше давайте поспорим.

X. (так же). На что?

С. Ну хотя бы на ваши глаза.

У. Это Гофман, я знаю!

X. Поспорим, что вы никогда не сможете…

У. Тсс…

X. …догадаться.

С. Что на рисунке?.. Мм… Цветок.

X. Черта с два!

С. Рыбка? Барашек? Павлин?

Близнецы показывают свой рисунок.

С. Мертвая голова?

У. Вы проиграли.

5.

Он и Она лежат в раскрытой постели, их тела светятся от пота.

ОНА. Ты еврей?

ОН. А ты гестапо? В принципе, я не совсем еврей. То есть совсем не еврей. Осьмушка — и та по отцу, которого никто никогда не видел.

ОНА. Никто никогда? Даже мама твоя?

ОН. Я говорю про себя.

ОНА. Просто подумала: вдруг ты еврей.

ОН. Ксенофобия на марше, пыль из-под копыт?

ОНА. Да нет, я просто так — праздное любопытство. Или непраздное. (Смеется.) Ксено-фобия. Смешно: популярное имя в народе — Ксения — это ведь значит «чужая». Назвать свою дочку, малышку, «чужая» — что должно быть в такой голове?

ОН. Вероятно, опилки?

ОНА. Или солома. Нет — Ридли Скотт. Два «тэ» на конце.

Смеются. Он нагишом идет к холодильнику, достает банку пива, возвращается к Ней.

ОН. Хочешь холодного?

ОНА. У меня после пива давление падает — сплю как сурок.

ОН. Ну и спи, мой сурок. Или тебе на работу?

ОНА. Кстати, тогда все понятно. Почему эти Ксении, как правило, — сучки с отвратительным, вздорным характером. Если ты для папули с мамулей чужая с пеленок, что же тут удивляться? Тогда все логично.

ОН. А во мне вообще какая-то черная кровь.

ОНА. Негритянская?

ОН. Дремучие корни. Деревня Денисиха.

ОНА. Это неважно. Хороший любовник может быть черножопым, рябым, слегка косоглазым, даже клоуном.

ОН. Здравствуй, Бим. Однажды меня затошнило. Сижу в даунтауне в каком-то паршивом кафе, напротив — цветное семейство: папа, мама и двое прелестных детишек, брат и сестра. Пожирают чизкейки, корчат рожицы — чистый мультфильм. Ну, фантазия как-то случайно за малышей зацепилась и понеслась кувырком, дальше — больше: представляю, как я с этой самой мамашей, как я с тыла ее обнимаю, вставляю, пуляю промеж ягодиц, ну и так далее. Не то чтоб она Афродита с идеальной фигурой, но глаза хороши, шея длинная, губы, соски под футболкой, живот, ноги стройные. И тут нисходящий мой взгляд упирается — ты не поверишь — в огромную, афротипичную пятку.

ОНА. Ну и что?

ОН. Говорю же: меня замутило.

ОНА. От себя самого чуть не вырвало?

ОН. Знаешь ли, чувство стыда…

ОНА. Бывает причудливым? Знаю. Анекдот, чтобы тему закрыть: муж-еврей — это сегодня не роскошь, а средство перемещения в рай.

ОН. Хочешь уехать в Израиль?

ОНА. В Америку.

ОН. Считай, ты уже…

ОНА. Я уже?

ОН. …оказалась в Америке.

ОНА. Что это значит — «считай»?

ОН. Ну, реальность пластична. Воображение тоже.

ОНА. Я хожу по земле. И когда-нибудь доберусь до Америки.

ОН. Где свобода откроет тебе стальные объятия?

ОНА. Как дровосек.

ОН. Родина-мать вам не нравится?

ОНА. Потаскуха, садюга, севрюга…

ОН. А мачеха, думаешь, примет и пожалеет?

ОНА. Здесь повсюду стоит этот запах. Ты чувствуешь? Запах абсурда и крови: канализация, пиво, портянки, клей БФ, КаГэБэ, одеколон «Русский лес».

Без стука в комнату входит Свидригайлов, он пьян, шарит по полкам, бормочет невнятно, то ли на матерном, то ли на финском наречии.

ОН. Это что за явление?

ОНА. Это Аркадий, сосед. Аркаша, ты что потерял: соль или спички?

С. Мне бы соду, сестренка. Изжога, собака, загрызла.

ОНА. Он симпатичный. Всегда, если нужен стакан, угостит, может спеть под гитару — Высоцкого или жестокий романс.

С. Вот же она, белоснежка, — нашел! (Ложкой разводит соду в стакане, жадно пьет.) Уф… кажется, все, отпустила.

Свидригайлов, не попрощавшись, выходит.

ОН. Я бы таких убивал.

ОНА. Интересная мысль.

ОН. Сорокалетний мужчина — это столп и опора, он обязан быть сильным и трезвым, чтобы мог конкурировать.

ОНА. С кем?

ОН. Хоть с китайцами, хоть с европейцами — это не суть. Если мы говорим не о всяких там псевдоправах и возвышенных чувствах — о главном, о выживании нации. Белая масть на краю — это ясно.

ОНА. Элементарно.

ОН. Этот отбор — он все равно существует…

ОНА. Дарвину можно помочь.

ОН. Сотни лет на Руси мордовали успешных и сильных. Я считаю эту тенденцию ложной. Пора поменять не правительство — вектор полезной работы.

ОНА. Я тебя поняла. Одевайся, пойдем.

ОН. Прогуляемся?

ОНА. Что тут у нас? Вот пила и топор, вот мешок и веревка… Есть еще тесаки для разделки убоины.

ОН. Это зачем?

ОНА. Мы пойдем убивать недотепу.

ОН. Ты серьезно?

ОНА. Конечно. Люблю от решительных слов — сразу к делу, быка, так сказать, за рога и к земле. Чтобы жертва была без изъяна, нужен беглый, но тщательный…

ОН. Курс молодого бойца?

ОНА. Медицинский осмотр.

ОН. А можно тебя попросить?..

ОНА. Хочешь трахнуться?

ОН. Снять напряжение… Можно?

ОНА. Ну еще бы. Где там у нас посошок?

Энергично спариваются, превращаясь в чудовище о восьми конечностях и о двух головах.

6.

Темница для темных.

ПУ. Гутен морген, соседушка. Вам чифирь в постель или как всегда, нах?

БУ. Не матерись — Богородица плачет.

ПУ. Ох, какие мы стали постные да пресные…

БУ. Не сори, говорю.

ПУ. Интересно, с каких это пор?.. Кстати, слово «хуй» еще пятьсот лет назад означало всего лишь хвою или хвойную иголку, которая, как известно, длинная и зело колючая. Не может эвфемизм, условность Царицу Небесную до слез расстраивать.

БУ. Не понимаю, как это вообще могло случиться. Бред какой-то.

ПУ. Ты про хвою?

БУ. Да про какую хвою?! Я про нас, про наше тут положение.

ПУ. Есть любопытная теория — не помню, кто автор, но точно физик, а не лирик. Все мыслимое не просто возможно — оно реально.

БУ. То есть?

ПУ. То есть — оно происходит, случается, имеет место быть.

БУ. (задумался). Нет, я так не могу. Мне нужен конкретный пример.

ПУ. О’кей. Пример. Возьмем какую-нибудь публичную фигуру, персону. Скажем, Монику Беллуччи…

БУ. Почему именно Монику?

ПУ. Хорошо, пускай это будет Джек Николсон, если он тебе милее… Дай закончить мысль… Джек — всеобщий любимец, так? Кумир трех поколений киноманов и не только киноманов. Сомнительно, что какой-нибудь фраер захочет увидеть его на нарах, в гнилой тюряге, в жопе мира. Поэтому Николсон гуляет на солнышке, то в Париже, то в Калифорнии, зубастый и счастливый.

БУ. Не понимаю, к чему ты клонишь.

ПУ. Я клоню к тому, соседушка, что слишком многие хотят и всегда хотели увидеть на нарах тебя и меня.

БУ. Ну и что из этого следует?

ПУ. Понимаешь, они не просто хотели — они упорно представляли себе эту ситуацию, думали о ней напряженно, днем и ночью, иногда она им снилась. Они обсуждали ее за утренним кофе.

БУ. С кем обсуждали?

ПУ. Со своими домочадцами.

БУ. Ну и?..

ПУ. Значит, в какой-то момент времени, на каком-то участке вселенной, а может быть, в одной из смежных вселенных, число которых бесконечно, — это неизбежно должно было случиться.

БУ. Это что — наука?

ПУ. В общем, да.

БУ. Не верю я в это дерьмо!

ПУ. Твое законное право. Но другого объяснения у меня нет. Возможно, пока нет, еще нет.

БУ. Погоди, ты говоришь, что любой человек, любой кретин-избиратель — это не просто пищевая трубка, через которую проходят макчикены и макнагетсы, а…

ПУ. Волшебное существо, имеющее волшебный дар.

БУ. Но… это же в корне меняет дело.

ПУ. А ты об этом никогда ничего ни-ни?..

БУ. В смысле?

ПУ. Ты об этом никогда не слышал?

БУ. Не то чтобы не слышал… Конечно, я читал в свое время Новый Завет и все такое, но, понимаешь, книги — это одно…

ПУ. А жизнь — совсем другое?

БУ. Конечно, другое.

ПУ. Раньше я тоже так думал. Но теперь мы кемарим на шконках в камере без кондиционера. И это, прости, не литература, а весьма красноречивый факт твоей и моей биографии.

БУ. Хорошо. Давай мыслить логически… э-э… логистически. Черт! Здесь нужна логика!.. Если наше положение… если во всем виноват какой-то засранец, все это зачем-то себе вообразивший… Правильно я понял?

ПУ. Правильно.

БУ. Нужно этого засранца достать и, так сказать…

ПУ. Стереть в порошок? Замочить в сортире? Изуродовать, как бог черепаху? Неплохая идея. Но беда знаешь в чем? В том, что, скорее всего, этого засранца уже давно след простыл.

БУ. А где же он?

ПУ. Да где угодно. Наша участь от его агрегатного состояния ни в малейшей степени не зависит.

БУ. Как это может быть? Это недопустимо!

ПУ. Квантовая физика допускает.

БУ. В жопу квантовую физику!

ПУ. Говорят, даже в черной дыре информация не исчезает бесследно…

БУ. Заткнись!

ПУ. А вываливается в другой, не менее совершенной вселенной.

7.

Свидригайлов пришивает пуговицы. Входит Маккензи.

М. Ну что, брат Аркадий, как работа, как настроение, а?

С. Нормально.

М. Вот и славно… Многие мечтают об этой работе. Люди, я имею в виду.

С. Да, я знаю.

М. Девять долларов каждые полчаса — это прекрасно. Можешь поверить.

С. Я верю.

М. Что-то у тебя не слишком счастливый вид.

С. Правда?

М. Богом клянусь.

С. Понимаешь, Маккензи… Эти пуговицы…

М. Да-да.

С. Не то что они мне не нравятся, но… Просто я думал о чем-то другом, когда фантазировал там, представлял себе это…

М. Да-да, интересно — что ты себе представлял?

С. Ну, не знаю… наверное, что-то более…

М. Или менее?

С. В общем, со смыслом.

М. Со смыслом?

С. Да. Только ты не обижайся.

М. С какой стати мне обижаться?

С. Конечно, я не профессор, но я человек начитанный. У меня есть опыт в разных делах. Например, я неплохо играю, мне обычно везет.

М. Карты, рулетка?

С. Если придерживаться определенной системы…

М. Ты полагаешь, в рулетке таится какой-то неочевидный смысл?

С. Нет, но… Я мог бы заняться чем-нибудь более осмысленным.

М. Другими словами: пришивать пуговицы и получать за это приличные бабки — это тебе не подходит.

С. Нет, почему?

М. Это ниже твоего достоинства…

С. Слушай, Маккензи…

М. Нет, Аркадий, это ты меня слушай! Завтра ты будешь бродить под землей по вагонам, и в каждом — нищий, вонючий, обоссанный сброд. Они вспомнят тебя; показать свои язвы, поплакать — это будет для них утешением. Нет, проявлением слабости. Пить и блевать — вот надежда для них и награда за муки… А хочешь, по городу будешь плутать с чемоданом убоины, прячась от света, шарахаясь собственной тени? Быстро, быстро! Старайся следы замести, путай следствие, имя смени и одежду, вместе с кожей, и все-таки знай наперед, что войдут, перст железный нацелят в лицо и объявят: «Вот он, убивец! Держи!»… Нет, Аркадий, ты не знаешь, какая бывает Америка.

С. Да, ты прав, я не знаю.

М. Тебе только скучно, а людям бывает и страшно.

С. Прости.

М. Тебе что — мало денег?

С. Не знаю, куда их девать.

М. Сходи на стриптиз.

С. А разве… Здесь бывает стриптиз?

М. Вот чудила… Ты спятил, Аркадий? Мы живем, слава богу, в свободной стране.

С. Подожди, что ты хочешь сказать?

М. Ну конечно — ты сам это выбрал.

С. Эти пуговицы? Но зачем?

М. А кто тебя знает. Может, застрял в голове некий образ, идея — ты же русский, тебе без идеи нельзя. Или хохол?.. Ну, не важно. Ты вспомни: девица, подросток, сидит у окна, пришивает обиду к стыду и думает, как бы иголку по вене себе запустить, чтобы к сердцу пришла.

С. Я не помню.

М. А куст испанской сирени, сияющий, влажный, в алмазах росы? А еврей с алебардой?

С. Не помню.

Маккензи уходит. Свидригайлов продолжает терпеливо пришивать пуговицы.

8.

Н. сидит за большим черным столом в своем просторном кабинете. Входит беременная Балерина.

Б. Я хочу получить свои деньги. Вы обещали.

Н. Вы присядьте, присядьте. Знаете, как говорят: в ногах правды нет. (Смеется.) Но правды нет и выше.

Б. Вы обещали платить ежемесячно.

Н. Разве я вам обещал? Очень странно. Очень странно. Вы на каком теперь месяце?

Б. На восьмом. Нет, еще на седьмом.

Н. Боюсь, вы меня неправильно поняли.

Б. Но…

Н. Или я вас неправильно понял. Очень жаль. Очень жаль.

Выдвигает ящик стола, густо сплевывает. Балерина не верит своим глазам.

Н. Это бывает. Это теперь сплошь и рядом. Люди запутались, все так запуталось. Где свое, где чужое? Полный коллапс понимания. Ужас, помойка. Коммуникации ноль. Не страна, а какой-то испорченный… гм… телефон. Я могу вам еще быть полезен?

Б. Конечно. Я хочу мои деньги. Мой гонорар.

Н. Так, так, так. Вы, я вижу, любите деньги? Как я вас понимаю. Я ведь тоже люблю их, даже больше, чем оперу. Только это — секрет, между нами. В деньгах есть какая-то магия. Правда? Деньги сильнее, чем смерть, если их полюбить, если жертвовать всем ради этой любви. А с другой стороны: вы ведь замужем, верно? Скоро появится мальчик — или, может быть, девочка? Живот у вас, я смотрю, кругловат. Соски, пеленки, коляски. Муж обязан заботиться, он отвечает, он голова. Любишь кататься? Милости просим, иначе иди вон дрочи где-нибудь и кончай на песок в переулке. Вы согласны со мной?

Б. Вижу, вам нравится — да? — считать меня идиоткой. Поэтому — вот. (Кладет на стол Н. сложенный пополам листок бумаги.)

Н. Что это, что?

Б. Источники ваших доходов. Ваших личных доходов. Список, конечно, не полный, но впечатляющий. Стрип-клуб — там, где раньше была Малая сцена; ресторан «Дыр-бул-щил» — там, где был актерский буфет; зал для фитнеса. Это только аренды, черный нал и так далее. Бесплатные жрачка и тренажеры — не в счет. Далее: вы учредили компанию по продаже билетов. 35 процентов от вала уходит в так называемый билетный стол. Из них 15 процентов — в ваш персональный карман. При этом композитор получает 1 процент авторских, сценограф — 2, а режиссер 3. Если вообще получает. 15 процентов с каждого спектакля — неплохо устроились. Тысяч сто зеленых за сезон получается? Думаю, да. Кроме того, вы берете откаты за производство костюмов и декораций — где разместить заказы, зависит только от вас. Это еще сотни тысяч долларов каждый сезон.

Н. опять выдвигает ящик стола, сплевывает.

Н. Знаете что? Я нащупал один вариант. Если вы потанцуете — прямо здесь, для меня, — вероятно, я что-нибудь вспомню. Из того, о чем я тогда говорил. Мы тогда говорили. Когда это было? Наверное, давно?

Б. Хорошо.

Н. Вы согласны? Я отойду на минутку, а вы тут пока подготовьтесь.

Н. выходит из кабинета. Балерина надевает пуанты, снимает юбку, остается в шерстяных колготках. Возвращается Н. — он в генеральской форме, — подходит к зеркалу, любуется.

Н. Вот, друзья подарили — из Службы внешней разведки. По-моему, сидит хорошо. В этом тоже есть своя магия — Марс энергичен, брутален, он неутомимый любовник, надежный партнер и отец. Неудивительно — женщины любят военных.

Б. Что вы хотите?

Н. (обернулся). То есть как? Я же сказал — танцевать. Что-нибудь. Что-нибудь современное, знаете, с этим подтекстом — чтобы подмышки вспотели и пушка в штанах — айн, цвай, драй! — и пришла в боевую готовность.

Балерина танцует с некоторым трудом — ей мешает большой живот. Н. внимательно смотрит, глаза его увлажняются. Вот и слеза покатилась.

Н. (аплодирует). Браво, браво, моя Терпсихора! Или лучше — Эрато? Позвольте, я к вам прикоснусь — к вашей ручке? (Подходит к Балерине, целует ей руку.) А можно животик пощупать? Я на счастье — чтоб денежки были, успех. Я ведь тоже в душе — вам покажется странно — художник, артист. Иногда вдруг желание: выйти на сцену, сказать все как есть — что на сердце давно накипело.

Б. Мне нужны мои деньги.

Н. (поморщился). Ну что вы, ей-богу, опять? «Деньги, деньги» — заладила как побирушка. Или как потаскушка? Дочурку подкинешь свекрови и снова на сцену? Значит, просто кукушка. Давай-ка, сестра, — покукуй.

Б. (устало). Ку-ку.

Долго стоят и глядят друг на друга.

9.

Мышь, Крыса, Человек.

К. Когда он придет, не дергайся, не паникуй — сделай вид, что тебе самой интересно. Будь с ним раскованней, как бы на равных.

М. Легко сказать: «на равных».

К. Он это оценит, не сомневайся.

М. И что?

К. Что?

М. Ты сказала: «он это оценит».

К. Я так сказала? Может быть, и сказала. Только смотри: никогда не называй Человека по имени. Ты поняла? Никогда. Даже в мыслях.

М. А как его имя?

К. Одни называют его «Машина», другие — «Молчаливый убийца». Но это все, конечно, ненастоящие имена, заменители.

М. Понятно. И что потом?

К. У тебя два варианта: улучив удобный момент, когда он отвернется, спрыгнуть на пол и пулей нестись вон туда, под письменный стол — там, в углу есть отверстие со спичечный коробок.

М. С торца?

К. Что?

М. Если смотреть с торца? На коробок.

К. Это неважно. Короче, ты окажешься в темном подвале, откуда сто разных путей ведут в чисто поле, в лес и на берег реки.

М. А второй вариант?

К. Принести себя в жертву.

М. Науке?

К. Ну, на мой вкус это звучит слишком пафосно: наука, прогресс, светлое будущее биосферы. Лучше ответь себе честно, как на духу: тебе это все не претит?

М. Не претит?

К. Не ломает? Участь мелкого грызуна на одной из самых прекрасных планет вселенной?

М. Понимаешь… Все-таки…

К. Что?

М. Мы пока не видели других планет.

К. Можешь мне верить, подруга. У меня есть надежный источник… э-э… информации. Знаешь какой? Мой собственный нос.

М. Разве ты чувствуешь запах далеких планет?

К. Смешная ты, честное слово. Это же только метафора. В общем, давить не хочу, но просто имей в виду: я лично выбрала второй вариант. Теперь для меня ключевые слова: перемена участи и надежда на высшее благо.

М. Ты счастливая. А у меня во рту пересохло от страха, внутри все дрожит и кровь леденеет…

К. Идет!

М. От предчувствий.

В лабораторию входит Человек в белом халате.

Ч. Привет, девчонки. Как вы тут без меня? Соскучились?

Человек вытаскивает из банки Мышь.

Иди ко мне, моя малышка… Вот умница… Умница-разумница… Да что же мы так трясемся? Как осиновый лист. Дядя добрый — он не сделает мышке бобо.

Человек вводит ей снотворное.

Вот и славно. Теперь ты увидишь цветные, волшебные сны, а когда проснешься…

К. Никогда она не проснется.

Ч. Что такое? В чем дело?

К. Успокойся, она уже спит.

Ч. Я вижу. У меня есть глаза. И нервы. И я не нуждаюсь в твоих комментариях. Надеюсь, это понятно?

К. Понятно. Ничего не скажи. Не вздохни, не охни. Может, и думать уже нельзя?

Ч. Может быть. А зачем тебе думать?

Пауза.

Ты успела с ней пообщаться?

К. Да.

Ч. И что она?

К. Ничего. Как обычно.

Ч. Роптала?

К. Нет.

Ч. Проклинала судьбу?

К. Нет.

Ч. А что же тогда?

К. Говорю — ничего. Страх и слезы.

Ч. Будем завтракать?

К. А что еще остается?

Ч. Слушай, мне не нравится твое настроение.

К. Мне тоже.

Ч. Хорошо. Ты в состоянии сформулировать свои претензии? Говори откровенно — я не обижусь.

К. Надоело. Выживать надоело. Врать, жевать колбасу, снова врать. Извини, не знаю, ради чего. Раньше знала или казалось, что знаю.

Ч. Вероятно, ты больше не любишь меня? Я правильно понял?

10.

Свидригайлов думает, что он вернулся в родительский дом. В руках у странника — чемодан. Отец, Мать и младшие братья сидят на диване в гостиной — смотрят по телевизору спорт.

С. Добрый вечер, народ… Эй, люди, очнитесь! Вы что? Я вернулся.

Члены семьи отвечают, не сводя глаз с большого экрана.

О. Почему ты кричишь? Мы видим тебя: ты вернулся.

М. Слава Богу.

Б. Мама, а кто этот дядя?

М. Это ваш брат.

С. Не уверен, что я это я.

М. То есть как?

С. Онемел, как рука, из которой во сне потихоньку…

О. Что он мелет?

С. Вся кровь утекла.

О. Слушай, сынок, тебя не было здесь, в этом чертовом доме, целую вечность, а сегодня финал высшей лиги — игра не на жизнь…

Б. А на шмерть.

О. Неужели нельзя как-нибудь помолчать?

М. Если ты голоден, там, в холодильнике, есть молоко, апельсиновый сок…

О. Понимаешь, игра есть игра.

Б. Шока нет. Илья его выпил, шкотина.

М. Не сквернословь. Сухое печенье.

Б. И машло.

М. Ореховое. Ты ведь любишь его?.. Ой, вспомнила: любишь его вместе с джемом.

Б. Я его обожаю!

М. Нельзя говорить «обожаю».

О. Иисусе! Могу я раз в жизни спокойно игру досмотреть?! Без крика и шума.

Б. И пыли.

М. А ты не встревай, когда отец говорит.

С. Я думал, вы спросите… Хоть что-нибудь спросите.

М. Что, например?

С. Я путешествовал, часто думал о вас, побывал в разных странах… Я думал о вас постоянно… Например, Петербург…

О. A-а, люди везде одинаковы.

М. Дорогой, ты обязательно все нам расскажешь — потом, не сейчас. Ты иди к себе в комнату и отдохни, поваляйся в постели. Ты, наверно, устал. Там все чистое. Горничная утром сменила белье.

С. У вас теперь есть прислуга?

О. Ты о чем, старина? В каждой гостинице, даже самой паршивой, всегда есть прислуга.

С. Я стараюсь понять.

О. Не старайся, не надо.

М. Доброй ночи, сынок.

11.

В измерении Т. Мышь, Крыса, Человек.

М. Не так уж важно, кто и кем был в прошлой жизни, правда? Главное — мы не чужие друг другу. У нас есть история, какие-то воспоминания, общие. Слушайте, братцы, у вас почему-то убитый, потерянный вид… Может быть, лучше уйти с террасы обратно в гостиную?

К. Как здесь красиво…

Ч. Да, красота неземная.

К. Будто во сне.

Ч. Ну, положим, сны, они тоже бывают… разного свойства. Мне вот на днях приснилась больница для умалишенных, так, я вам скажу, номера…

К. Дорогой, помолчи хоть минуту.

Пауза.

М. Не знаю, чем вас развлечь. Хотите, устроим пикник на том берегу? С пирогами, блинами, слонами, а говорящие птахи исполнят для нас «Волшебную флейту»… «Аморэ» — так называется местный театр теней.

Ч. С удовольствием.

К. Мы никуда не пойдем.

Ч. Что за черт! Я хочу это слышать и видеть!

К. Перебьешься. Мы не будем пользоваться твоей добротой. Это бессовестно, подло. И пахнет нехорошо.

М. Почему?

К. Ты не знаешь… Этот ботаник и я, мы сыграли весьма неприглядную роль… в этой пьесе…

М. Ну конечно, я знаю.

К. То есть как?

М. Полнота информации о прошлом — одна из восьми привилегий Королевы Мышей.

Ч. Ваше величество…

К. Помолчи, я сказала!

Ч. Нет, я больше не вынесу! В этом хамском, развязном тоне… Она все время меня унижает, мое достоинство человека разумного!

К. Вставай, мы уходим.

Ч. А как же пикник?

Крыса и Человек направляются к выходу.

Ч. Может быть, не сегодня? Когда-нибудь… завтра?

М. Очень жаль.

Ч. Очень жаль.

К. Очень жаль.

Ч. Ваше величество, если позволите, я напоследок — один сугубо личный вопрос.

Умоляюще смотрит на Крысу.

К. Только быстро и без сантиментов, а то меня вырвет.

Ч. Вы упомянули, что у вашего величества всего восемь привилегий. Одна нам стала известна. Случайно. А как обстоит с остальными? Они пока существуют?

К. Что ты несешь?

Ч. То есть, нет, простите, неточно спросил. Не то и не так. Я хотел другое сказать: эти все привилегии, они тоже сверх… ну, вы понимаете… сверх… сверх…

М. Сверхчеловеческие?

Ч. Да! Вот именно! Благодарю. Вы помогли сформулировать мысль.

М. Я понимаю. Отвечу. Это мое субъективное мнение.

Ч. Ну разумеется!

М. Возможно, оно вам покажется слишком жестоким.

Ч. Мне все равно! Это будет мнение моей королевы.

К. Боже правый…

М. Человеку все было дано, все привилегии, даже сверх меры. Получен был свыше карт-бланш. Деревья так снег получают. Евреи — манну. Смотрите: все твари загнаны в угол, кроме Адама. Редкий случай ему улыбнулся, удача. Он мог бы развить в себе интуицию крысы, характер дельфина, физическую мощь муравья — достаточно было этого захотеть. Просто желаю — и все, дело в шляпе. Однако свобода — любить, выбирать, понимать — оказалась убийственной привилегией для вашего вида.

К. Самоубийственной.

М. Да.

Ч. Что же делать?

М. Не знаю. Попробуйте поменять местами пару-другую букв.

Ч. А конкретнее можно?

М. В самом хвосте расшифровки.

К. Однако.

Ч. Но… тогда это будет уже не совсем человек. Или это не важно?

Мышь молчит. Крыса и Человек, склонив головы, уходят.

12.

Свидригайлов снова в своем дешевом номере. На кровати валяется господин Н.

Свидригайлов стоит в замешательстве, с чемоданом в руке.

Н. Привет.

С. Опять это вы?

Н. А кто же еще?.. Ну, вы, наконец, догадались?

С. О чем?

Н. Значит, не озарило, не торкнуло?

С. Отстаньте вы от меня, отвяжитесь!

Свидригайлов садится в кресло, откидывается на спинку, закрывает глаза.

Н. Ничего, что я тут у вас на правах старой няни? Никак не стесняю?.. Вы теперь спите или того… может, молитесь? Я всегда ощущал, что эти молитвы — разговор слепого с глухим. Все эти просьбы и всхлипы, пустые надежды… Делай, брат, что по судьбе тебе выпало, ну, с оглядкой на тайну, конечно, это и будет молитва. А умолять на коленях космический вакуум… Милосердие — это не десять рублей.

С. Почему так безжалостны?

Н. Господи, кто?

С. Мама, отец, этот Маккензи дурацкий.

Н. Не знаю… Маккензи, по-моему, ведет себя как обычно.

С. А кто он вообще такой?!

Н. Ваше завтра. Или, возможно, вчера. Как посмотреть.

С. Хорошо, допустим, увидим… От меня-то что ему нужно?

Н. Н-ну… Это вопрос философский. Сняли номер — и ладно, живите себе.

С. Как будто все в полном порядке?

Н. Ну да. А что вас тревожит? Возможно, вид из окна?

Свидригайлов встает, подходит к окну, раздвигает шторы — за окном непроглядная ночь. Нет ни звезд, ни луны — сплошной черный бархат. Вдруг стекло набухает большим пузырем, разбивается вдребезги, и в комнату влетает окровавленный Менеджер. За ним — еще человек восемь, попавших в его орбиту: дервиш из Турции, дочка священника, Франческа голая, без простыни, Поэт с ведерком пломбира, печальные близнецы из дивизии «Мертвая голова», Он и Она. Все немного контужены, но это им не мешает — гости пляшут, смеются, поют. Как будто у них Рождество.

__________________________

2006–2013

Мерцающий мир

1.

САВЕЛИЮ хорошо за сорок, с другой стороны, он хорошо сохранился. Вопрос «для чего сохранился» пока что в его голове не оформился. САВЕЛИЙ не привык тревожить себя абстрактными мыслями о жизни и смерти, о конечной цели существования и проч. Зато САВЕЛИЙ пристально следит за своим организмом, регулярно сканирует внутренние органы на томографе, практикует питание по системе доктора Волкова, держит мускулатуру в тонусе, дважды в неделю занимаясь на тренажерах в ближайшем «Докторе Лодере». «Доктор Лодырь» — иногда каламбурит САВЕЛИЙ, но его жена, ТАМАРА, каламбуров не любит — у нее более изощренное чувство юмора. Так она считает с тех пор, как стала смотреть «Прожекторперисхилтон».

В этот ранний час (7.30 утра), с которого начинается наша история, САВЕЛИЙ бежит трусцой по Пречистенской набережной, приветствуя на ходу встречных бегунов — в основном иностранных бизнесменов, приехавших в Россию за длинным рублем и короткими связями. Кстати, вы никогда не задумывались о карнавальном начале в жизни экспатриота? Ну да ладно — об этом в другой раз.

2.

Сразу после пробежки — контрастный душ с охами, ахами и веселым (исключительно благим) матом. САВЕЛИЙ живет в престижном районе, который москвичи называют «Золотая миля», в Молочном переулке (по соседству с одним из самых ярких людей страны, б/у спикером ГД, Борисом Грызловым; где-то там же — Маша Шарапова и печально знаменитая госпожа Васильева). Квартирка сравнительно небольшая, но славная — САВЕЛИЮ с женой и четырехлетней КСЮШЕЙ пространства пока хватает. В любом случае такая недвижимость да в таком месте — прекрасное вложение денег. Лет через двадцать ее запросто можно продать втрое дороже — миллионов за пять (зеленых, конечно).

3.

Пока САВЕЛИЙ готовит в блендере фруктовый коктейль, с изяществом наполняет густой розовой жижей высокий стакан, мимо по-европейски открытой кухни в футболке, на которой написано «Shit happens», проходит его жена ТАМАРА — шлеп-шлеп босиком по паркету, словно лунатик, спит на ходу, бедняга. САВЕЛИЙ приветствует жену («Доброе утро») — она, не глядя, пошевеливает пальцами — вялый жест моллюска, ноль энтузиазма.

4.

САВЕЛИЙ в своей уютной дымчатого цвета «ауди» несется по Комсомольскому проспекту в сторону Третьего транспортного кольца. Пробок пока что нет, и это радует САВЕЛИЯ — не любит он опаздывать в родное министерство. Вернее, замминистра не любит, когда САВЕЛИЙ опаздывает, а тому все регулярно доносят, дуют в уши день и ночь. В этот момент звонит мобильный — задорная финская полька. Включается громкая связь.

САВЕЛИЙ. Неужели мы проснулись? Не верю.

ГОЛОС ТАМАРЫ. Привет. (Зевок.) Забыла вчера сказать: мне Костя назначил свидание на девять.

САВЕЛИЙ. Ху из Костя?

5.

ТАМАРА уже одета, хотя и не причесана — мелко вьющиеся волосы торчат в разные стороны. Теперь она энергично одевает сонную КСЮШУ: трусики, шорты, голубая футболка с изображением норштейновского Ежика. Ребенок в плохом настроении — видимо, только успели пописать, даже зубы толком не почистили.

ТАМАРА. Костя — это мой парикмахер. К нему очередь как в мавзолей. Умоляю, завези Ксюшу в садик, а я ее потом заберу.

САВЕЛИЙ (в сердцах). Епэрэсэтэ! Вечная история…

ТАМАРА. Я не виновата, что ты отпустил Веру в Турцию.

САВЕЛИЙ. Это мы отпустили Веру в Турцию. Ладно…

ТАМАРА (опять звучно зевает). Возвращаться…

САВЕЛИЙ. Что? Не слышу тебя!

ТАМАРА. Я говорю: возвращаться не надо! Притормози где-нибудь — я Ксюху подвезу. Ты сейчас где? На Комсомольском?

САВЕЛИЙ. Проезжаю «Азбуку вкуса».

ТАМАРА. Мы будем через пять минут. Нет, вру — через десять.

6. КОМСОМОЛЬСКИЙ ПРОСПЕКТ

Хотя ленинского комсомола уже лет двадцать как след простыл, проспект, однако, молодится и хорохорится под своим прежним звонким именем. Савелий, кстати, успел походить и в пионерах, и в комсомольцах. Память об этом странном членстве почти стерлась. Да и помнить, честно говоря, нечего — вечная показуха, всплески глупой риторики, переходящей в глоссолалию, натужная веселость актива и стойкое ощущение, что какие-то проныры делают карьеру за твой счет, — вот вам и весь комсомол. САВЕЛИЙ увидел в зеркале заднего вида, как подъехала черная «инфинити» его жены.

Пока САВЕЛИЙ перебрасывал детское креслице из ТАМАРИНОЙ машины в свою, КСЮША пыталась понять, что происходит, — она сидела на руках у мамы и внимательно, не мигая, наблюдала за действиями папы.

Потом ТАМАРА посадила КСЮШУ в кресло, пристегнула, поцеловала маленький нос, вынырнула, подставила мужу щечку для поцелуя. И они разъехались.

ТИТРЫ ЗАКОНЧИЛИСЬ.

7. В САЛОНЕ «АУДИ»

КСЮША. А зачем? А почему я теперь с тобой еду?

САВЕЛИЙ. Маме нужно срочно изменить прическу.

КСЮША. А зачем?

САВЕЛИЙ. Много будешь знать — скоро состаришься.

КСЮША. Хочу состариться.

САВЕЛИЙ включил радио «Релакс» и понесся по проспекту дальше на спокойной волне.

8. МИНИСТЕРСТВО ВЫСОКИХ ДОСТИЖЕНИЙ. УТРО

САВЕЛИЙ чуть не бегом спешит по длинному коридору, где с обеих сторон за матовыми стеклами располагаются кабинеты чиновников — здесь сидит мелкая сошка.

У САВЕЛИЯ кабинет просторнее и обставлен со вкусом, а находится он в самом конце коридора, перед «шлюзом», где рулит референт замминистра.

САВЕЛИЙ проходит под стремянкой — на ней стоит ЭЛЕКТРИК, меняет лампы дневного света.

Навстречу САВЕЛИЮ идет молодая БЛОНДИНКА в деловом костюме, САВЕЛИЙ бросает ей на ходу по-свойски «привет» — она не отвечает, смотрит на него с удивлением.

9. КАБИНЕТ САВЕЛИЯ

САВЕЛИЙ энергично врывается в свой кабинет и застывает на месте (в сказках обычно говорят «как вкопанный»). За его письменным столом в его удобном кресле с высокой спинкой сидит совершенно незнакомый мужчина средних лет, полностью бритый — в смысле, и лицо выбрито, и череп. Этим он похож на САВЕЛИЯ. Рубашка с коротким рукавом, неброский галстук — САВЕЛИЙ в летнее время носит светлый деловой костюм. У него их шесть одинаковых — висят в шкафу, как у Бэтмана. Мужчина отрывает глаза от бумаг, которые он только что с интересом просматривал и перелистывал. САВЕЛИЙ хочет вымолвить слово, и не одно, и не может — язык обезволел, не желает слушаться.

БРИТОГОЛОВЫЙ. Слушаю вас.

САВЕЛИЙ (сглотнул слюну). Доброе… утро.

БРИТОГОЛОВЫЙ. Доброе.

САВЕЛИЙ. Тут какое-то, видимо, недоразумение… Это мой кабинет, вообще-то.

БРИТОГОЛОВЫЙ (невозмутимо). Ваш кабинет?

САВЕЛИЙ. Да. По крайней мере был до вчерашнего дня. Вам что, никто не сказал?

БРИТОГОЛОВЫЙ. Вчера было воскресенье.

САВЕЛИЙ. Хорошо — до прошлой пятницы. Это что-то меняет? По-моему, ничего не меняет. (САВЕЛИЙ старался говорить спокойно — получалось на троечку.) Это мой кабинет, и я хочу элементарно понять — что происходит?

БРИТОГОЛОВЫЙ. А разве что-то происходит?

САВЕЛИЙ. Конечно. Вы сидите в моем кресле и делаете вид, что вообще ничего не происходит. Это мой кабинет, понимаете?

БРИТОГОЛОВЫЙ. О’кей, о’кей. Только не надо нервничать. Вы присядьте. Минеральной воды хотите? «Ессентуки» номер семнадцать. Для желудка неплохо, для почек — даже камни, говорят, выводит.

САВЕЛИЙ. Нет, спасибо. Я в порядке.

Пауза. Жужжание мухи, бьющейся о стекло.

БРИТОГОЛОВЫЙ (пьет воду). Чертова жара. Температурный рекорд. Сто пятьдесят лет наблюдений, а такого не было… А вы тоже у нас работаете? В министерстве?

САВЕЛИЙ вскакивает как ошпаренный.

10. МИНИСТЕРСТВО ВЫСОКИХ ДОСТИЖЕНИЙ. КОРИДОР

САВЕЛИЙ стоит в коридоре, огляделся по сторонам, постоял несколько долгих секунд: то ли размышляя, то ли просто пытаясь переварить случившуюся катастрофу. Что это именно катастрофа, он уже не сомневался. Теперь нужно было понять, какого она масштаба и происхождения. По коридору возвращалась БЛОНДИНКА в деловом костюме, САВЕЛИЙ ей улыбнулся, пересилил себя — БЛОНДИНКА опять странно на него посмотрела. ПОГРЕБНЯК (замминистра) с утра в плохом настроении — он человек пьющий, ему нужен разгон. Кроме того, САВЕЛИЙ опоздал на пятнадцать минут. Не может же быть, чтобы из-за пятнадцати минут человека вот так взяли и вышвырнули вон, как мешок с мусором. Но делать нечего, придется идти к шефу на разговор.

11. ПЕРЕД КАБИНЕТОМ ЗАММИНИСТРА

САВЕЛИЙ, стараясь придать своему лицу и осанке вид бодрый и неунывающий, шагнул в предбанник, он же «шлюз», где царила ДЕМЕТРА ПЕТРОВНА — секретарь-референт ПОГРЕБНЯКА.

САВЕЛИЙ (тщетно пытаясь быть обаятельным). Доброе утро, Деметра Петровна. Как ваше ничего?

ДЕМЕТРА — немолодая, с почти королевской осанкой, лицо мучнисто-бледное (проводит жизнь в закрытых помещениях), на голове — немодный пучок крашеных рыжих волос. ДЕМЕТРА на секунду оторвала взгляд от дисплея своего компьютера.

ДЕМЕТРА. Доброе.

САВЕЛИЙ. Мне нужно срочно с Юрмихом поговорить. Очень срочно.

ДЕМЕТРА (удивленно подняла нарисованные брови). Юрий Михайлович занят. А по какому вопросу?

САВЕЛИЙ. У меня это личное, но в то же время служебное. Я бы не стал беспокоить.

ДЕМЕТРА. Как вас представить?

САВЕЛИЙ (смеется). Как всегда: Савик-шустрик. Думаете, я взял себе псевдоним?

В этот момент ПОГРЕБНЯК выходит из кабинета — высокий, с римским профилем и густой проседью в волосах; ему за пятьдесят, и сохранился он плохо, хуже не бывает. САВЕЛИЙ поднимается навстречу.

САВЕЛИЙ. Здравствуйте, Юрий Михайлович. А я как раз к вам — на разговор напрашиваюсь.

ПОГРЕБНЯК упирается в САВЕЛИЯ мутноватым, весьма неласковым взглядом, как будто старается что-то припомнить.

ПОГРЕБНЯК. Здравствуйте. У меня ровно пять минут — министр вызывает на совещание. Уложитесь?

САВЕЛИЙ расплылся в жалкой улыбке.

12. КАБИНЕТ ЗАММИНИСТРА

Просторный, комфортабельный кабинет в английском стиле, полумрак, запах дорогой кожи и дорогих сигар. Неизменный глобус как сублимация царской державы. ПОГРЕБНЯК указывает на стул, сам садится в кресло за массивным письменным столом.

ПОГРЕБНЯК. Слушаю вас.

САВЕЛИЙ (решительно). Просто хочу понять, что со мной происходит. По-моему, нормальное желание.

ПОГРЕБНЯК (хмуро, после паузы). Выражайтесь яснее. Мне ваше лицо знакомо.

САВЕЛИЙ (принимает как шутку). Спасибо на добром слове. Юрий Михайлович, я, конечно, опоздал, каюсь. Но, во-первых, всего на пятнадцать минут — это при наших пробках по-джентльменски. Почти не считается. Во-вторых, у меня уважительная причина. В последний момент вдруг выяснилось, что Ксюху нужно в садик везти. Просто нож к горлу. Бывают такие ситуации. Экстремальные. У женщин. Парикмахер какой-то особенный. Будь он неладен! Я понимаю, вы решили меня наказать, проучить, я не знаю, преподать хороший урок…

ПОГРЕБНЯК (все больше смурея). Хм-хм. Простите великодушно, а кто вы, собственно… хм-хм… такой?

САВЕЛИЙ (опешил). Я кто такой?

ПОГРЕБНЯК. Да. Как ваше имя?

САВЕЛИЙ (принимая игру). Савелий Былинкин, ваш второй заместитель. По вопросам лицензирования. Могу паспорт показать.

ПОГРЕБНЯК смотрит на САВЕЛИЯ тяжелым взглядом, достает из стола бутылку виски, стакан, наливает, выпивает. Спрашивает безмолвно, жестом: «Налить?» САВЕЛИЙ, тоже перейдя на пантомиму, отрицательно трясет головой. ПОГРЕБНЯК убирает бутылку обратно в стол, встает.

ПОГРЕБНЯК. Пошли.

13. КАБИНЕТ САВЕЛИЯ

БРИТОГОЛОВЫЙ, незаконно занявший кабинет САВЕЛИЯ, смотрел на замминистра честными, преданными глазами. Иногда он поглядывал на САВЕЛИЯ, который стоял здесь же и вытирал скомканной бумажной салфеткой пот со лба. Пот был обильный, пиджак под мышками тоже промок.

ПОГРЕБНЯК тем временем держал перед собой два совершенно одинаковых паспорта, в которых совпадало буквально все: фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, когда и каким отделением милиции выдан, — все, кроме фотографии владельца.

ПОГРЕБНЯК. М-да. Интересная петрушка.

САВЕЛИЙ. По-моему, просто неудачная шутка. Нет, правда, господа, мне уже не смешно.

ПОГРЕБНЯК. Может быть, и шутка. Только чья? С вашим… э-э… визави (кивок в сторону БРИТОГОЛОВОГО) мы работаем, как-никак…

БРИТОГОЛОВЫЙ (подсуетился). Больше двух лет.

ПОГРЕБНЯК. А вас, простите великодушно, я вижу первый раз в жизни.

САВЕЛИЙ (лицо его вдруг просветлело). A-а, вспомнил: был такой фильм — «Неприятности с Гарри». Там человека буквально сводят с ума, уверяя его в том, что события, которые он помнит, отчетливо помнит, на самом деле никогда не случались. Якобы не случались. Очень похоже на эту нашу… теперь… ситуацию. Вам не кажется? Но там все-таки был какой-то смысл… заговор, шпионы, спецслужбы… Хичкока фильм. Не смотрели?.. Юрий Михайлович, вы меня разыгрываете, да? Скажите честно.

ПОГРЕБНЯК (поднимаясь). Извините, товарищи, у меня совещание. Не хочу опаздывать.

САВЕЛИЙ (встает перед дверью, весело). А я вас не выпущу, пока не признаетесь.

ПОГРЕБНЯК. Позвольте пройти, молодой человек.

БРИТОГОЛОВЫЙ. Юрий Михайлович, может, охрану вызвать?

ПОГРЕБНЯК (смотрит на Савелия). Не надо — мы друг друга поняли.

САВЕЛИЙ пропускает замминистра в дверь.

БРИТОГОЛОВЫЙ. Кстати, вы ошиблись: этот фильм называется «На север через северо-запад».

14. КВАРТИРА САВЕЛИЯ. ВЕЧЕР

САВЕЛИЙ и ТАМАРА только что поужинали цыпленком табака, ТАМАРА сидит напротив грустного, растерянного мужа, потом начинает убирать со стола, загружает приборы и тарелки в посудомоечную машину.

САВЕЛИЙ. Не понимаю! Это же полный абсурд! Бредятина! Я всегда все делал по правилам: мне откатили — я отстегнул. Занесли — я соответственно. Если нужно бюджет освоить — пожалуйста, с дорогой душой. Часы понтовые, машина понтовая — ничего не прячу, не таюсь, живу как все нормальные люди — с открытым забралом. И вдруг — приехали. Поезд дальше не пойдет.

САВЕЛИЙ налил себе красного вина — не первый уже бокал, выпил его почти залпом, в два приема. Вино оттягивало, но несильно.

ТАМАРА. А я уверена, что тебя подставили.

САВЕЛИЙ (кипятится). Зачем? Кто меня подставил? Кому это нужно?

ТАМАРА. Не знаю. Интуиция. Кремлевские давно объявили, что будут сокращать чиновников, — вот они и начали. Прогибаются перед народом.

САВЕЛИЙ. Том, ты сама подумай: убирать меня, чтобы посадить такого же, как я, да еще подделать зачем-то мой паспорт! Это же полный абсурд! Я же в милицию могу пойти.

ТАМАРА. И пойди.

САВЕЛИЙ. И пойду. А что мне остается делать? Хотя ты понимаешь, как эти пираньи меня разденут — с кожей и с мясом, обдерут как липку. Да еще неизвестно, чем все закончится, — вдруг у этого гада сильная крыша? Он, когда мой паспорт показывал, вообще не волновался.

ТАМАРА. Но у тебя ведь тоже есть какая-то крыша? Или нет?

САВЕЛИЙ. Том, у нас не бизнес, а обычное министерство, каких пруд пруди. Наша крыша — государство. Но с ментами или тем более с чекистами никто бодаться не будет. Прошли те времена.

ТАМАРА. Налей мне, пожалуйста, вина. А Юрий Михайлович? Погребняк? Ты говорил, он из этих?.. А — ну да. (Поняла, что сморозила глупость).

САВЕЛИЙ. Вот именно.

ТАМАРА. Может, все-таки разыграли? Я, помню, читала где-то, один начальник в собственный офис вызвал ОМОН, всех на пол положили, напугали до полусмерти — оказалось, шутка, юмор у них такой. Завтра придешь на работу, а там…

САВЕЛИЙ. Завтра я не войду в здание — мой пропуск аннулирован.

15. В СПАЛЬНЕ. НОЧЬ

ТАМАРА раздевается, снимает белье — САВЕЛИЙ видит ее темный силуэт. Мандариновый свет ванной служит жутковатым, тревожным фоном. ТАМАРА ложится в постель рядом с мужем, нежно его обнимает, целует в шею, в плечо.

ТАМАРА (шепчет). Савва.

САВЕЛИЙ (в прострации). Да.

ТАМАРА. Умоляю, не переживай. В твоем возрасте нельзя — бывают ранние инфаркты. Завтра что-нибудь придумаем. Слышишь? Я тебе обещаю.

САВЕЛИЙ. Ладно.

16. В СПАЛЬНЕ. НОЧЬ

САВЕЛИЙ просыпается под утро, встает с постели, бредет в туалет. Слышно, как он спускает воду. Возвращается в спальню и… Видит на своем месте в постели, рядом с женой, на том самом месте, которое он оставил только что, минуту назад, — совершенно постороннего мужчину. Чем-то этот другой (а именно гладко выбритым черепом) похож и на самого САВЕЛИЯ, и на того гаврика, что вчера утром вторгся в его кабинет. Хотя занять чужой кабинет — это одно, а залезть в постель к чужой жене, к его, САВЕЛИЯ, законной жене, — это, согласитесь, уже совсем другое, это беспредельная наглость, за которую следует наказывать со всей жестокостью военного времени. Нет, стоп — да разве сейчас война? Конечно. А Северный Кавказ — это что, не война? Может быть, этот наглец оттуда и прикатил. Кстати, не удивлюсь, если так оно и есть. Они занимают наши рабочие места, они покупают наших женщин.

Некоторое время САВЕЛИЙ находится в ступоре — думает, что предпринять. Как есть, в трусах и футболке, отправляется на кухню — выбирает большой, остро наточенный тесак, которым ТАМАРА разделывает мясо, когда сама готовит, что случается нечасто, поскольку она любит поужинать где-нибудь в городе, обычно в «Джонке» или в другом недорогом китайском ресторане. САВЕЛИЙ возвращается с полпути, отменив первоначальный план, прячет все опасные ножи (включая тесак) в посудомоечную машину. Идет по коридору мимо детской, заглядывает в КСЮШИНУ комнату — ребенок, слава богу, в своей кроватке, ее не подменили, не успели, подлецы.

САВЕЛИЙ идет в прихожую, стараясь действовать бесшумно, отодвигает зеркальную дверь шкафа-купе, роется внутри, перебирает клюшки для гольфа, выбирает показавшуюся правильной — подходящей для хорошего нокаутирующего удара по башке, прямо по лысой башке.

Возвращается в спальню и очень осторожно, стараясь не испугать, расталкивает жену. ТАМАРА открывает глаза, еще подернутые дымкой сна, непонимающе смотрит на САВЕЛИЯ, постепенно удивление не до конца очнувшегося человека превращается в панический страх — он заполняет ТАМАРИНЫ глаза, как бесшумное наводнение. САВЕЛИЙ прикрывает ей рот ладонью — вдруг закричит, вспугнет врага.

ТАМАРА. Что случилась? Где Ксения?!

САВЕЛИЙ (шепотом). Она там, не кричи. Вставай и иди за мной, только тихо.

ТАМАРА (в ужасе). Кто вы такой? Я никуда не пойду! Что вам нужно? Кто вы такой?!

Тут настал черед САВЕЛИЯ испугаться. До сих пор он сидел у постели на корточках, теперь же распрямился, хрустнув суставами, и отступил на шаг. Вид его был бы комичным — трусы тортиками, бледные волосатые ноги, клюшка для гольфа, зажатая в трясущихся руках, — если бы не трагическое выражение лица и бескровные губы.

ТАМАРА, окончательно прогнав сон, стала энергично расталкивать спавшего рядом с ней… Кого? Незнакомца с большой дороги? Любовника? Внезапно материализовавшегося героя ее сновидений? САВЕЛИЙ понял, что оказался внутри окончательно свихнувшейся реальности.

ТАМАРА. Савва, Савелий!

Мужчина спал глубоко — видимо, находился в фазе релаксации. Пошлепал сочными губами, помычал в нос что-то нечленораздельное. Но ТАМАРА уже толкала его в бок со всей силы — ТАМАРА была сильная женщина, держала мускулатуру в форме; видимо, ударила больно, попав по ребрам, и МУЖЧИНА наконец разлепил веки.

Те, кто заглянул по ту сторону майи, пройдя через опыт клинической смерти, говорят о стремительной ревизии файлов, накопившихся в биокомпьютере за время жизни. Вероятно, в этот момент Великий Пользователь сбрасывает информацию на свой совершеннейший Жесткий Диск — дабы не пропала втуне. САВЕЛИЙ в эти секунды пережил нечто похожее. Вся история его взаимоотношений с ТАМАРОЙ промелькнула в его голове со скоростью быстрой подмотки.

МУЖЧИНА (неподдельно изумлен). Ты кто такой? (Поперхнулся воздухом, закашлялся.) Том, это кто вообще?!

ТАМАРА. А я почем знаю! Я проснулась, а он тут стоит, голый. Дышит мне в ухо.

МУЖЧИНА. Ты что — маньяк, мужик? Ты зачем клюшку взял?

САВЕЛИЙ. Это моя клюшка.

МУЖЧИНА. Положи клюшку, я сказал!

ТАМАРА (МУЖЧИНЕ). Савва, не нервничай.

МУЖЧИНА. Тебе сто раз повторять? Клюшку положи на место!

САВЕЛИЙ (чуть не плачет). Это моя клюшка. И моя жена. Я тебя убью, потому что право имею. Вы меня все достали, понятно? Шутки шутить? О’кей, я тоже буду шутить — на войне как на войне. Давай вставай, гнида! Нечего тут валяться на моей кровати!

Вдруг откуда-то из подсознания выскочила абсурдная мысль, что ситуация похожа на сказку «Машенька и три медведя». Почему-то это было смешно, хотя САВЕЛИЮ было не до смеха. Странно все-таки устроен человек.

ТАМАРА (отвернувшись, тихо). Вызывай милицию. Этот псих влез через балкон.

МУЖЧИНА выбирается из постели, по дуге обходит САВЕЛИЯ, ищет глазами мобильный телефон, но не находит — видимо, оставил в гостиной. Думает, что делать: то ли неожиданно броситься, отнять клюшку, повалить, связать, то ли метнуться в соседнюю комнату, но тогда ТАМАРА останется наедине с этим опасным безумцем. Нет, нехорошо.

САВЕЛИЙ без труда читает намерения МУЖЧИНЫ, который на голову его выше и значительно мощнее физически. САВЕЛИЙ принимает боевую стойку — он готов драться за свою территорию, за свою женщину и свою жизнь. Да, это древний закон джунглей — пусть победит сильнейший, а слабейший пусть уйдет, испарится, как дурной сон. И тут выступила ТАМАРА. Сделала незаметный жест МУЖЧИНЕ («подожди, я сама»), встала с кровати: трусики, тонкая трикотажная майка. «Какая она у меня стройная», — невпопад подумал САВЕЛИЙ.

Между тем ТАМАРА стала медленно приближаться, она говорила ласково, как говорят с бешеными собаками.

ТАМАРА. Послушайте, я все понимаю — у вас какие-то личные проблемы. Возможно, беда. Но зачем вам неприятности? Мы не хотим вызывать милицию. Зачем нам неприятности? Может, вы просто уйдете сейчас, и все? И мы обо всем этом забудем. И никто никогда не будет вас искать, ловить — я вам твердо обещаю.

САВЕЛИЙ смотрит на МУЖЧИНУ — тот по-прежнему готов атаковать, но какой-то дикой агрессии не излучает, уверен в себе.

МУЖЧИНА. А что? По-моему, вариант.

САВЕЛИЙ смотрит на ТАМАРУ — она подошла так близко, что можно дотронуться рукой, он отчетливо слышит родной запах ее туалетной воды — грейпфрут.

САВЕЛИЙ. Значит, ты с ними заодно. Хорошо. Пусть.

Воля вдруг покинула САВЕЛИЯ — он понял, что все бесполезно, все напрасно. Даже если он сию минуту размозжит обидчику голову и отправит его к праотцам, ТАМАРА будет оплакивать убитого и никогда не станет слать САВЕЛИЮ посылки в Мордовскую колонию — или куда его там отправят после всего? И не захочет его ждать, и не напишет ему ни одного письма со словами утешения и поддержки. И он никогда ее больше не увидит — ни ее, ни Ксюшу.

САВЕЛИЙ (Тамаре). Отдай мою одежду, и я уйду… То есть дайте мне какую-нибудь одежду — не могу же я идти по улице в таком виде.

ТАМАРА. Разумное решение. (Очень осторожно забирает у САВЕЛИЯ клюшку, обращается к МУЖЧИНЕ.) Савва, дай, пожалуйста, человеку что-нибудь — джинсы, футболку, вьетнамки какие-нибудь. (САВЕЛИЮ.) У вас какой размер ноги?

САВЕЛИЙ (непроизвольно посмотрел себе на ноги). У меня? Сорок третий.

ТАМАРА. А у мужа сорок пятый, но это ничего. Ведь вам только до дома добраться. Вы где живете? (Поймав взгляд САВЕЛИЯ, истолковала его по-своему.) Плохой вопрос. Может, вам деньги нужны на такси?.. Метро еще не скоро откроется.

САВЕЛИЙ. Спасибо.

МУЖЧИНА быстро вернулся, принес одежду — как и просила ТАМАРА: джинсы, футболку, шлепанцы. Сердце САВЕЛИЯ бешено колотилось о ребра изнутри грудной клетки — это был решающий момент. Он принял одежду из рук МУЖЧИНЫ, надел сначала футболку — футболка на нем болталась. Черт, велика! Значит, все пропало, никакой подтасовки. Джинсы тоже оказались минимум на два размера больше. Это конец, финита, больше надеяться не на что.

САВЕЛИЙ оделся, как во сне, во все чужое, втроем они вышли в прихожую. «Выкрасить стены в терракотовый цвет была моя идея», — подумал САВЕЛИЙ — ему всегда нравился итальянский стиль. Это — несомненно, очевидно и ничего не меняет. ТАМАРА порылась в кошельке, вынула фиолетовую пятисотрублевую купюру, спросила деликатно:

ТАМАРА. Этого хватит?

САВЕЛИЙ взял деньги, поблагодарил, не глядя на жену, кивком. МУЖЧИНА тем временем отпирал, крутил дверные замки, распахивал дверь. Нужно было уходить, убираться, так сказать, подобру-поздорову.

В последний момент взгляд САВЕЛИЯ упал на портфель, в котором много чего было полезного: и его компьютер «Фуджицу-Сименс», и кредитные карточки, и… САВЕЛИЙ вздохнул, посмотрел все-таки на ТАМАРУ — вид у нее был почему-то виноватый, с чего бы это, если все правильно, если никакого подвоха тут нет? САВЕЛИЙ схватил свой портфель и, не дав МУЖЧИНЕ опомниться, рванул вниз по лестнице.

17. КВАРТИРА АНДРЕЯ. КУХНЯ. УТРО

АНДРЕЙ — единственный по-настоящему близкий друг нашего героя. Остальные как-то растерялись, рассеялись на дорогах жизни, словно и не друзья это были, а мелкая крупа в дырявом мешке. Видно, что АНДРЕЙ был поднят с постели — виду него взъерошенный, лицо сероватое.

Он примерно того же возраста, что САВЕЛИЙ, только спортом не занимается и крепко выпивает с той же регулярностью, с какой САВЕЛИЙ ходит в джим. Вернее, ходил — теперь этот бодрый строй жизни под большим вопросом… САВЕЛИЙ как будто в лихорадке — возбужден необычайно, то и дело почесывает то висок, то ногу. Отчасти виной тому несколько чашек крепкого кофе, выпитых одна за другой.

АНДРЕЙ. Может, все-таки хлопнешь рюмашку, а?

САВЕЛИЙ. Нет, старик, с горя пить нехорошо, а уж в моей ситуации… Мне сейчас трезвый ум нужен, логика. Я себя отслеживать буду по секундам. Иначе совсем свихнусь. У меня жизнь украли, понимаешь?

АНДРЕЙ вздохнул, покачал головой, взвесил: говорить, не говорить? Стоит ли сыпать соль на открытую рану? Потом все-таки решился.

АНДРЕЙ. Думай что хочешь, но я почему-то уверен — без Тамарки здесь не обошлось.

САВЕЛИЙ. Естественно… Ты о чем?

АНДРЕЙ. Неглубокий она человек.

САВЕЛИЙ (с досадой). Слушай, глубокий, не глубокий — дело же не в этом… Я знаю, ты ее не любишь, и она тебя не переваривает. Но сейчас… Не надо на нее всех собак вешать. Спасибо за кофе. Поеду.

САВЕЛИЙ машинально допил шестую чашку кофе, встал решительно.

АНДРЕЙ. Ты куда сейчас?

САВЕЛИЙ. Попробую на работу сунуться — вдруг там что-нибудь изменилось. В другую сторону. Одолжи мне костюм.

АНДРЕЙ. Конечно. И туфли тоже нужны. У тебя какой размер?

САВЕЛИЙ (думает). Сорок третий. Хотя нет — лучше дай денег взаймы, я сам себе куплю. А стремянка у тебя есть?

АНДРЕЙ (удивленно). Стремянка? Есть.

18. МИНИСТЕРСТВО ВЫСОКИХ ДОСТИЖЕНИЙ. ЛОББИ. УТРО

САВЕЛИЙ пересекает лобби — он одет в рабочий комбинезон, клетчатую рубашку, бейсболку. Точно так же был одет ЭЛЕКТРИК, менявший вчера лампы в коридоре. На плече у САВЕЛИЯ — металлическая стремянка.

ОХРАННИК сейчас в виртуале — смотрит ментовской сериал. Это у нас в России заколдованный замкнутый цикл: государственные каналы безостановочно снимают сериалы из жизни ментов и бандитов. Но единственными зрителями этой продукции давно являются менты, охранники и бандиты. Просто расплодилось их очень много: два с половиной миллиона штатных сотрудников, около трех миллионов работников ЧОП, два миллиона заключенных и те не охваченные статистикой миллионы, что пока на свободе, тоже должны как-то структурировать свое пустое время.

ОХРАННИК. Вы куда, мужчина?

САВЕЛИЙ. Лампы менять в коридорах. Я вчера уже менял. Вы что, не помните?

ОХРАННИК. Лицо вроде знакомое.

САВЕЛИЙ. Позвоните Деметре Петровне в приемную к Погребняку.

ОХРАННИК (потянулся было к телефону, потом передумал). Ладно, проходи.

19. МИНИСТЕРСТВО. КОРИДОР

САВЕЛИЙ со стремянкой на плече идет в сторону своего кабинета. Ему навстречу из глубины коридора — ЧИНОВНИК А и ЧИНОВНИК Б. Видимо, знакомые. САВЕЛИЙ чешет бровь, прикрывая лицо рукой и козырьком бейсболки. Чиновники не обратили на него внимания. САВЕЛИЙ устанавливает стремянку напротив «своего» кабинета, взбирается на нее, достает отвертку, делает вид, что возится с лампами дневного света.

Перед стремянкой останавливается давешняя БЛОНДИНКА, смотрит наверх.

БЛОНДИНКА. Будьте добры, уберите стремянку.

САВЕЛИЙ молча спускается вниз, отодвигает стремянку в сторону.

БЛОНДИНКА. Это плохая примета — если под лестницей. Спасибо.

Ушла. Потом появляется ДЕМЕТРА, заходит в кабинет САВЕЛИЯ.

САВЕЛИЙ прислушивается — как через толщу воды, слышны голоса: бу-бу-бу (ДЕМЕТРЫ и мужской). Видимо, голос БРИТОГОЛОВОГО.

САВЕЛИЙ с предельной осторожностью нажимает ногой на дверную ручку — дверь немного приоткрывается, но тут же в коридор выглядывает БРИТОГОЛОВЫЙ, видит ноги САВЕЛИЯ, пару секунд смотрит вверх, плотно закрывает за собой дверь кабинета.

20. ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК. КАБИНЕТ КАПИТАНА

САВЕЛИЙ уже переоделся — на нем темные джинсы, рубашка с коротким рукавом. Он сидит на стуле напротив пожилого КАПИТАНА, пишет заявление. КАПИТАН — умный, не без яда, двойник позднего Василия Шукшина — внимательно, без выражения смотрит на САВЕЛИЯ — изучает. САВЕЛИЙ закончил писать, проверил грамматику и синтаксис, протянул листок участковому.

САВЕЛИЙ. Вот, пожалуйста.

КАПИТАН (надел узенькие очки, читает). То есть вы считаете этот эпизод незаконным вторжением в жилище? (САВЕЛИЙ кивнул, КАПИТАН опять углубился.) А как же ваша жена и дочь?

САВЕЛИЙ. Я уже объяснил — она с ними заодно. Жена. А Ксения здесь ни при чем — она ребенок.

КАПИТАН (читает). И ваша жена утверждает, что вы — это не вы? Что ее муж, Былинкин Савелий, это незнакомый вам мужчина, ее новый сожитель?

САВЕЛИЙ. Совершенно верно.

КАПИТАН. Понятно.

21. В МОЛОЧНОМ ПЕРЕУЛКЕ. ДЕНЬ

На лестничной клетке двое — КАПИТАН и САВЕЛИЙ — смотрят наверх. На потолке — свастика, нарисованная черной краской.

САВЕЛИЙ. Какие-то подонки рисуют. Я закрашу, а они опять. Я опять закрашу, а они опять.

КАПИТАН. А вы плюньте — это же индийский символ, солнечный знак.

КАПИТАН нажимает крепким загорелым пальцем на кнопку звонка. Через несколько секунд открывается дверь — ТАМАРА удивленно смотрит на КАПИТАНА. Потом узнает САВЕЛИЯ, мрачнеет. Она окует, видимо, встала из-за стола.

КАПИТАН. Здравствуйте. Капитан Волчич, ваш участковый.

ТАМАРА. Очень приятно.

КАПИТАН. Тамара Олеговна? Разрешите войти?

ТАМАРА. Да, пожалуйста. (Дожевав, кричит в глубь квартиры.) Савва! Савелий!

22. КВАРТИРА БЫЛИНКИНЫХ. ДЕНЬ

Семейный обед прерван в фазе десерта, однако ТАМАРА, КСЮША и незнакомый МУЖЧИНА по-прежнему сидят за столом — на тарелках тает шоколадное мороженое. Даже КСЮША не желает к нему притрагиваться.

САВЕЛИЙ не в том состоянии, чтобы спокойно сидеть, — он мечется по гостиной, как волк в зоопарке. Иногда присаживается на стул, но тут же опять вскакивает.

КАПИТАН устроился в кресле рядом с торшером, очки на носу, изучает паспорта.

КАПИТАН. М-да, запутанная ситуация.

ТАМАРА. Более чем, более чем.

КАПИТАН. Мне одно ясно: один из этих паспортов — липа, искусная подделка.

САВЕЛИЙ. Давайте проведем экспертизу! А что? Мне бояться нечего — я в своем паспорте уверен как в самом себе, то есть абсолютно уверен. Я же не сумасшедший!

КАПИТАН (обращается к ТАМАРЕ). Вы утверждаете, что этот человек (кивок в сторону САВЕЛИЯ) прошлой ночью залез к вам в квартиру?

САВЕЛИЙ. Да не залезал я! Ну сколько же можно?!..

КАПИТАН. Минуточку! Через балкон. Вы его успокоили, одели-обули и выставили за дверь?

МУЖЧИНА. Он еще клюшкой нам угрожал!

КАПИТАН. Минуточку! Клюшка хоккейная?

САВЕЛИЙ. Для гольфа. Но это моя клюшка! И моя квартира! А это — моя дочь Ксения! Ксюша, посмотри на меня, зайка. (КСЕНИЯ отворачивается, косит глазом.) Хорошо, не смотри, это неважно. Просто скажи товарищу капитану, кто твой папа. Ты же меня знаешь? Ты знаешь, кто твой папа? Вот и скажи, не бойся.

КАПИТАН. Ксюш, ты просто покажи пальчиком — где твой папа?

КСЮША уверенно показывает пальцем на МУЖЧИНУ — тот ей весело помигивает. ТАМАРА с сожалением, пожалуй, даже с сочувствием смотрит на САВЕЛИЯ.

23. МОЛОЧНЫЙ ПЕРЕУЛОК. ВЕЧЕР

КАПИТАН и САВЕЛИЙ идут через двор в сторону супермаркета. Вид у САВЕЛИЯ убитый. Он кладет руку себе на лоб — так проверяют, нет ли температуры. САВЕЛИЙ чувствует странный внутренний жар, как будто его заживо испекли в духовке. При этом лоб кажется на ощупь холодным и влажным.

КАПИТАН. Советую поставить вопрос жестко. Здесь ведь существует, помимо всего прочего, юридическая сторона: совместное имущество, счет в банке и так далее. У вас есть счет в банке?

САВЕЛИЙ отрешенно глядит в пространство, потом кивает.

САВЕЛИЙ. Я не знаю, что мне делать.

КАПИТАН. А что тут знать? Подавайте в суд, и как можно скорее.

САВЕЛИЙ (с горечью). На кого? На себя?

КАПИТАН. На человека, который присвоил вашу личность.

САВЕЛИЙ. А если он не один такой? Если их много?

КАПИТАН (подозрительно). Что вы имеете в виду?

САВЕЛИЙ подходит к банкомату, вставляет в него пластиковую карточку — деньги со счета испарились. САВЕЛИЙ растерянно смотрит на КАПИТАНА, тот вздыхает с выражением: «кто бы в этом сомневался».

САВЕЛИЙ. Извините, я…

КАПИТАН. Да ладно. Берегите себя.

КАПИТАН прошел своей дорогой — САВЕЛИЙ остался.

24. ПИВНОЙ РЕСТОРАН. ВЕЧЕР

Немноголюдно, сонные официанты точат лясы с официантками. АНДРЕЙ и САВЕЛИЙ выпивают. Судя по кондиции друзей, делают они это давно, ни в чем себе не отказывая.

САВЕЛИЙ. Знаешь, о чем я подумал? Вдруг осенило! Может, я вообще не свою жизнь проживаю?

АНДРЕЙ. Как в фильме «Семьянин» с Николасом Кейджем?

САВЕЛИЙ. Вроде того. У меня одноклассница была — Ира Немыченкова. Началось у нас еще в школе. Потом на филфак пошли вместе. Вот это, Андрюха, была страсть. Не отношения там какие-то, романчик, а настоящая страсть! Это было страшно. И я киксанул.

АНДРЕЙ. Киксанул?

САВЕЛИЙ. Струсил. Я же средний, в общем, человек, Андрюха, — обычный, серый. А средний человек к таким вещам не готов. Вот так-то. Я придумал: я к тебе сегодня не поеду — я к Ирочке поеду. Немыченковой. Нагряну как снег на голову, экспромтом, и все ей скажу. То, что у нас было, скажу — точнее, то, чего у нас не было, — это из-за меня! И это была фатальная ошибка.

АНДРЕЙ (поднимает кружку). Ну, давай — за это.

САВЕЛИЙ. Я к тебе завтра приеду. Можно? Если что-то пойдет не так. Мало ли. В любом случае мне два раза подряд в одном месте лучше не ночевать.

АНДРЕЙ. Почему?

САВЕЛИЙ (поморщился, пожал плечами). Не знаю. Чутье подсказывает.

25. КВАРТИРА ИРИНЫ. НОЧЬ

САВЕЛИЙ и ИРИНА — на полу, неловко любят друг друга. Раздеться толком старые знакомые не успели.

ИРИНЕ около сорока — увядающая, но все еще красивая женщина, короткая стрижка, минимум косметики. Живет одна, но квартира у нее просторная. Мебель, покрывала, шторы, торшеры — все подобрано с любовью.

ИРИНА разливает вино по бокалам. Любовники по-прежнему полулежат на полу, на ковре с абстрактным узором — концентрические круги красного и зеленого цвета.

САВЕЛИЙ. Как же мы теперь жить будем, Ирка?

ИРИНА. Не знаю, шустрик. Главное — не усложнять.

САВЕЛИЙ. А упрощать можно?

ИРИНА. И ничего не загадывать.

САВЕЛИЙ. Вот здесь ты хорошо сказала — в глаз. Даже не представляешь…

ИРИНА. Я — старый холостяк. Привыкла жить одна и не хочу ничего менять.

САВЕЛИЙ. Понятно… Ты у Розы Дмитриевны давно была? Я все собираюсь и никак не соберусь.

ИРИНА (закуривает). А Розочка умерла. Год назад.

САВЕЛИЙ. О господи… Что же мне никто не позвонил?

ИРИНА неопределенно дергает плечом.

ИРИНА. Терешкович всех обзванивала — тебя не нашла. Видимо, телефоны изменились.

ИРИНА встает, проходит на кухню, чтобы взять еще вина. САВЕЛИЙ плетется за ней.

САВЕЛИЙ. Бедная Роза. Энергии в ней было еще лет на сто. А терпения вообще немерено. И все это чудо — в яму. (Взял бокал с вином, помолчал.)

ИРИНА. Курила как паровоз.

САВЕЛИЙ. Да. За Розочку. (Выпили.) А ты сейчас где?

ИРИНА. Так, в одном агентстве.

САВЕЛИЙ. Недвижимость?

ИРИНА. Не совсем. Мы даем срочные кредиты под залог.

САВЕЛИЙ. Недвижимости?

ИРИНА. Не совсем. Хочешь еще вина? Или чаю?

САВЕЛИЙ (улыбнулся грустно). На посошок? Лучше бы чаю. Если есть черный, можно покрепче. А все-таки: подо что даете? Для меня это актуально.

ИРИНА. Клиент подписывает договор. В том случае, если не возвращает кредит в обозначенный срок, его душа переходит в распоряжение нашей фирмы.

САВЕЛИЙ. Ты шутишь?

ИРИНА. Я не шучу. Мы не первые это придумали. Начали рижане года четыре назад. Ну и у нас этот бизнес неплохо пошел.

САВЕЛИЙ. Работаете по лицензии?

ИРИНА. Что-то вроде того. Я не вникаю.

САВЕЛИЙ. Это правильно. Зачем вникать? Напиши адресок.

ИРИНА. Только учти — я тебя не знаю, ты меня тоже.

26. КИНОТЕАТР. НОЧЬ

Несколько зрителей в небольшом зале, среди них САВЕЛИЙ — отрешенно смотрит на экран. Мелькают кадры фильма «нуар» 30-х или, возможно, 50-х годов.

Молодая женщина бежит, прижимается к кирпичной стене в глухом переулке. Мужские руки в кожаных перчатках тянутся к ее шее, укутанной в газовый шарф. Женщина кричит, сопротивляется, но руки убийцы ложатся на ее горло. Расширенные от ужаса глаза, в которых на секунду отразился опрокинутый мир. Убийца медленно поворачивается на камеру: широкие поля шляпы скрывают лицо. Он поднимает голову — вместо лица у него часовой механизм. Тик-так, тик-так, тик-так — крутятся большие и малые колесики.

27. ОФИС КОМПАНИИ, В КОТОРОЙ РАБОТАЕТ ИРИНА. ДЕНЬ

Несмотря на летнюю духоту, ИРИНА в строгом деловом костюме за письменным столом просматривает бумаги, что-то переносит в свой компьютер. Иногда поглядывает куда-то по диагонали в сторону.

Прямо перед ИРИНОЙ за стеклянной стеной «аквариума» беседуют двое: САВЕЛИЙ и ШЕФ. Их голоса не слышны — мужчины открывают рты беззвучно, как рыбы.

ШЕФ — вполне себе среднерусский мачо, сероглазый, глаза немного навыкате, но это его не портит, шевелюра крепкая, длинная, с проседью, на лице — аккуратно подбритая рыжая щетина. Одет он в элегантный костюм цвета фисташкового мороженого. Но тут мы оказываемся внутри «аквариума», и звук «включается».

ШЕФ. Как видите, процент по кредиту у нас щадящий, гораздо гуманнее, чем в банковском секторе… У вас какой-то вопрос?

САВЕЛИЙ. Да нет, в целом все понятно. Я одного не понимаю — а потом-то что?

ШЕФ. Потом?

САВЕЛИЙ. Что вы потом с ними делаете, с этими душами?

ШЕФ (улыбнулся). Уверяю вас, ничего противозаконного.

САВЕЛИЙ. А все-таки?

ШЕФ. Это зависит… Иногда перепродаем, как это делают с долговыми обязательствами. Хотя деривативы имеют дурную славу, но…

САВЕЛИЙ. Неужели есть покупатели?

ШЕФ. О да! Впрочем, вы же знаете: народ у нас крайне суеверный, даже пугливый. При всей своей любви к айфонам и айпэдам. О присутствующих, конечно, не говорим.

28. ОФИС. КОМНАТА С СЕЙФОМ. ДЕНЬ

ИРИНА вынимает из сейфа и кладет на стол несколько пачек с купюрами по пять тысяч рублей. Рядом стоит САВЕЛИЙ, наблюдает за ее действиями. ИРИНА запускает деньги в счетную машинку — та шелестит, как крылья саранчи.

ИРИНА. Пересчитывать будете?

САВЕЛИЙ. Да нет. Зачем?

ИРИНА (листает договор). Тогда распишитесь, пожалуйста (показывает ногтем), вот здесь и вот здесь.

САВЕЛИЙ (с горькой иронией). Кровью? (Подписывает бумагу.) Какие планы на вечер?

ИРИНА (непонимающе). Простите?

То ли хорошо сыграла, то ли со вчерашнего дня многое изменилось.

29. РЕСТОРАН. ЛЕТНЯЯ ВЕРАНДА. ДЕНЬ

САВЕЛИЙ и АДВОКАТ обедают в дорогом ресторане в районе Гоголевского бульвара: обслуга вышколена, еда разнообразна, кухня европейская. АДВОКАТ с завидным аппетитом уписывает сочащийся кровью стейк.

АДВОКАТ хорош собой, черняв, небольшие уши оттопырены, он обаятелен и самоуверен, как кинозвезда.

АДВОКАТ. Это мое железное правило: первую консультацию я даю бесплатно, зато вы угощаете меня обедом. По-моему, это справедливо. И вообще, еда делает первый контакт более доверительным. Вы согласны?

САВЕЛИЙ (ковыряет вилкой в тарелке). Согласен.

АДВОКАТ. Доверие между адвокатом и клиентом — это главное. Поэтому сразу уговор: вы не опускаете неприятную для вас информацию, я гарантирую конфиденциальность.

САВЕЛИЙ. Хорошо.

АДВОКАТ. Я не думаю, что вы намеренно будете что-то скрывать. Это происходит бессознательно. Почти. (Утер салфеткой жирный рот.) Я весь внимание.

САВЕЛИЙ. Все началось в этот понедельник. Я опоздал на работу — не смертельно, минут на пятнадцать.

АДВОКАТ (достал блокнот). А где вы работаете?

САВЕЛИЙ. Министерство высоких достижений.

АДВОКАТ (записывает). Продолжайте.

САВЕЛИЙ вдруг понял, что рассказывать эту дикую историю бессмысленно — это ничего не даст, никуда не приведет, они будут ходить по кругу до полного изнеможения. А завтра этот обаятельный мужчина, скорее всего, опять напросится на обед в ресторане. Это все предсказуемо, это не бином Ньютона. И тут САВЕЛИЮ влетела в голову новая мысль и немедленно стала вить там гнездо — она была похожа на маленькую, суетливую птичку. САВЕЛИЙ посмотрел на левое ухо АДВОКАТА — там была родинка — и сказал:

САВЕЛИЙ. Простите, я передумал. Мне нужен Перельман.

АДВОКАТ (от неожиданности перестал есть). Адвокат Перельман?

САВЕЛИЙ. Нет, математик… (Официанту.) Молодой человек!

САВЕЛИЙ жестом изобразил ручку и бумажку — попросил счет.

30. В ПОЕЗДЕ. НОЧЬ

САВЕЛИЙ сидит на своем месте, возле окна. Входит ПОПУТЧИК — полнокровный, веселый, кудрявый, судя по всему, командированный.

ПОПУТЧИК (весело). Здравия желаю!

Поднял сиденье, забросил свой чемодан, сел.

ПОПУТЧИК. Олег Муравьев. Не из дворян. Поэтому позвольте без церемоний составить вам компанию.

И поставил на столик бутылку армянского коньяка, как будто сделал шах.

31. ПЕРЕД ЗАКРЫТОЙ ДВЕРЬЮ. ДЕНЬ

Не обнаружив электрического звонка, САВЕЛИЙ стучит в дверь костяшками пальцев, прислушивается, стучит опять, раздаются шаркающие шаги — так звучат тапочки, у которых стоптаны задники.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Уходите, я с журналистами не общаюсь.

САВЕЛИЙ. Добрый день. Я не журналист.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Тем более. Что вам надо? Кто вы такой?

САВЕЛИЙ. Меня зовут Савелий Былинкин, я из Москвы.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Ваше имя мне ничего не говорит. Уходите. Вы меня отвлекаете.

САВЕЛИЙ. Я не ученый и не журналист, но мне кажется, я даже уверен, вам будет со мной интересно.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Это почему? Обоснуйте.

САВЕЛИЙ. Потому что не вы мне, а я вам буду рассказывать.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. Люди меня не интересуют.

САВЕЛИЙ. А кто вам сказал, что я человек? Я — ходячая аномалия.

ГОЛОС ПЕРЕЛЬМАНА. В каком смысле?

САВЕЛИЙ. Не уверен, что правильно формулирую, но, по-моему, — в физико-математическом.

За дверью помолчали. Видимо, хозяин задумался.

САВЕЛИЙ. Григорий, вы еще здесь?

ПЕРЕЛЬМАН. Я сейчас должен выйти в магазин за молоком — можете меня сопровождать.

32. МАГАЗИН. ДЕНЬ

ПЕРЕЛЬМАН покупает продукты, САВЕЛИЙ, горячо артикулируя, рассказывает ему свою историю. И опять эти двое похожи на рыб — снаружи не слышно ни звука.

33. КВАРТИРА ПЕРЕЛЬМАНА. ДЕНЬ

ПЕРЕЛЬМАН и его гость пьют чай с шоколадно-вафельным тортом, который принес САВЕЛИЙ. Захламленное посудой, коробками, тряпками, банками с крупой и с пустотой, пространство кухни по-своему гармонично — лишним здесь выглядит буквально все. ПЕРЕЛЬМАН похож на свои фотографии — чернявая с рыжим оттенком прозрачная борода, яркие светлые глаза. Одет он в несвежую футболку и джинсы.

ПЕРЕЛЬМАН. Есть принцип неопределенности, гласящий, что неопределенность координат связана с неопределенностью импульса, и она больше конечной величины, пропорциональной постоянной Планка. Поэтому если мы точно знаем мгновенное состояние, скажем, трехмерного пространства, мгновенное состояние нашей вселенной, то мы абсолютно не знаем, куда оно скакнет в следующий момент времени. И если мы не можем сказать, куда оно скакнет, то времени нет. Значит, на квантовом уровне нет классического пространства-времени вообще. Вы боитесь мышей?

САВЕЛИЙ. Не очень.

ПЕРЕЛЬМАН. А мертвых мышей?

САВЕЛИЙ. Да вроде бы нет.

ПЕРЕЛЬМАН встает, быстро идет по тускло освещенному коридору старой питерской квартиры, где вместо антиквариата — тот же накопленный поколениями ненужный хлам, что и на кухне. САВЕЛИЙ спешит за математиком.

ПЕРЕЛЬМАН. Вообразите, матушка наставила кругом мышеловок. Мышки время от времени в них попадают. Но убрать казненный труп фактически некому: матушка слишком стара, у нее радикулит, а у меня — патологическая брезгливость. Мышки на такой жаре, сами понимаете…

В одной из комнат ПЕРЕЛЬМАН открывает дверцу и заглядывает в небольшой комод темного дерева.

ПЕРЕЛЬМАН. Посмотрите: там, в глубине.

САВЕЛИЙ заглядывает в комод, за банками и склянками (тоже, кажется, с крупой) видит мышь в мышеловке.

САВЕЛИЙ. Мне бы веник и совок.

Пока САВЕЛИЙ пытается извлечь мышеловку с помощью веника, ПЕРЕЛЬМАН развивает тему.

ПЕРЕЛЬМАН. Но я думаю, вам нужен не я, а Андрей Линде. Он живет в Америке, занимается математическим моделированием мультиверса. И очень может быть, что ему ваша история понравится. Ну, как там наша Мария Стюарт?

САВЕЛИЙ (взмок от усердия). Да мышеловка — завалилась в щель, зараза.

ПЕРЕЛЬМАН (прикинул). Сейчас я принесу каминные щипцы.

34. В ПОЕЗДЕ. НОЧЬ

Зеркальная дверь отъехала, и на пороге двухместного купе опять возник ПОПУТЧИК — по-прежнему веселый, с тем же своим желтым чемоданом.

ПОПУТЧИК. Здравия желаю! Будем знакомы — Олег Муравьев. Не дворянин. Хотя фамилия дворянская.

САВЕЛИЙ с тоской посмотрел на ПОПУТЧИКА и отвернулся к запыленному снаружи окну. Там проплывали столбы, кособокие домишки с шиферными крышами, худосочные перелески, выжженные летним солнцем.

Незаметно, без какого-либо стыка или перехода, унылый северный пейзаж превратился в одноэтажную Америку с ее бесконечными рядами таунхаусов, построенных, как детский конструктор, из фанеры, декоративного кирпича и сухой штукатурки. Конечно, климат позволяет, но все-таки не совсем понятно, зачем возводить дома из дерьма и пара, словно это декорация, которую через неделю-другую съемок превратят в кучу мусора.

35. УЛИЦЫ ВАШИНГТОНА. ВЕЧЕР

САВЕЛИЙ едет в автомобиле на месте пассажира, глядит в окно.

За рулем — русско-американский физик АНДРЕЙ ЛИНДЕ.

ЛИНДЕ. Представьте себе лампочку. Пусть она мигает с какой-то определенной частотой. Скажем, раз в секунду. И еще у нас два прибора, которые с той же частотой включаются и выключаются. Тогда может оказаться, что один прибор ничего не видит — для него лампочка никогда не горит. А для другого лампочка будет все время светиться. Значит, то, что нам кажется непрерывным, на самом деле вибрирует и колеблется. Бытие мерцает, понимаете?

САВЕЛИЙ. Понимаю.

ЛИНДЕ. Такова природа, изначальная природа вакуума. Вакуум — это не пустота, он исключительно богат, он действительно содержит в себе все. Мир — это и есть вакуум. То, что мы видим: все частицы элементарные, все объекты, мы с вами здесь — это суть некие всплески, рябь, как говорится, на поверхности этого океана, который называется вакуумом. Из вакуума может потенциально рождаться что угодно. А может и не рождаться.

САВЕЛИЙ. Как в фильме «Солярис» Тарковского?

ЛИНДЕ. Вот-вот. Представьте себе поверхность океана. Вы плаваете сверху и видите только гребешки волн, каких-нибудь дельфинчиков и думаете, что это и есть реальность, а на самом деле там глубина двенадцать километров. Там-то и происходят настоящие процессы… Черт!

ЛИНДЕ резко притормозил, выглянул в открытое окно.

САВЕЛИЙ. Что случилось?

ЛИНДЕ. Да пробка! Опять какую-то шишку в аэропорт повезли. Задолбали уже! (Смотрит на часы.) Можем опоздать.

Автомобиль ЛИНДЕ, пересекая две сплошные линии, сворачивает в переулок, едет под кирпич — и тут же звучит полицейская сирена. ЛИНДЕ, чертыхаясь и матерясь по-английски, жмет на газ, пытается уйти от преследования.

САВЕЛИЙ в ужасе втягивает голову в плечи, вжимается в кресло.

Но через минуту погоня становится бессмысленной, ЛИНДЕ тормозит у тротуара.

Подходит ПОЛИЦЕЙСКИЙ, ЛИНДЕ лезет в кошелек, кладет в права стодолларовую купюру, потом еще две, отдает ПОЛИЦЕЙСКОМУ в окно.

САВЕЛИЙ смотрит на все это действо с изумлением.

36. ВАШИНГТОН. ОПЕРНЫЙ ТЕАТР. ВЕЧЕР

Элегантные дамы в вечерних платьях, лощеные мужчины в костюмах и смокингах рассаживаются по местам, общаются, изучают программки.

Среди зрителей — САВЕЛИЙ и АНДРЕЙ ЛИНДЕ, оба одеты соответствующе.

ЛИНДЕ. Нельзя смотреть на то, как устроена система — любая система, — нельзя наблюдать систему, не внеся в нее изменения, иногда серьезного. Роль наблюдателя сильно отличается от роли зрителя в театре. Вот мы сидим и смотрим на сцену, закрытую занавесом. Так? И есть только один способ узнать, что происходит за этим занавесом, — встать, зайти туда и принять участие в пьесе. Причем делать придется что-то радикальное. Типа устранения кого-нибудь из действующих лиц или женитьбы двух других. При этом вам пришлось бы выйти в зал и рассказать всем остальным, что там у вас происходит. А если потом послать туда меня, то я увижу то, на что уже начал влиять я сам. И главным образом — на что повлиял предыдущий наблюдатель. То есть вы. Вот так на самом деле устроена природа.

САВЕЛИЙ. А мы думаем, что просто смотрим спектакль.

ЛИНДЕ. А мы думаем, что просто смотрим.

В оркестровой яме появляется ДИРИЖЕР — аплодисменты, свет в зрительном зале гаснет. После короткой увертюры с тихим шелестом открывается занавес.

37. СЦЕНА. ДЕКОРАЦИЯ ПРЕТОРИИ. ДЕНЬ

В претории очень легко обустроить театр — там внутренний двор с галереей, где каждую реплику слышно за тридцать шагов. Солдаты рядами сидят — и внизу, и вверху, свесив ноги в тяжелых ботинках. Кто курит, кто лузгает семечки, кто обжимает молодку… Служанки в претории любят голодных солдат… Все сплошь молодые, прыщавые, потные, бритоголовые, как бараны весной после стрижки; одни в гимнастерках, другие по пояс раздеты. Но всем страшно весело, и неподдельный азарт в этих лицах — а представление вот оно, в полном разгаре… Царь Иудейский стоит в середине двора, облаченный, как в мантию, в плащ вон того офицера, что оделся как женщина, губы накрасил помадой и глядит недвусмысленно в сторону первых рядов. (Роль важнейшая: что же за царь без царицы?) Пред Монархом три парня стоят на коленях, полуголые, в краске — белила, лазурь и краплак оказались у местных художников. (Каждый солдатик играл свою роль с удовольствием — видно, поймали кураж.) Первый — ногу целует Иисуса, второй разрывает одежды — на себе, будто истину хочет извлечь из межреберной впадины, третий простер к Нему руки — умоляет помиловать всех нечестивых убийц, всех предателей, всех казнокрадов позорных… В это время, никем не замечен, аж с самой галерки, Пилат наблюдает в полглаза. Посмотрел, покачал головой, удалился в прохладу покоев. «Почему так противно и глупо беснуется чернь?»… Иисус неподвижно стоял. От венца к багрянице бежали кровавые струи, повторяя окрас карнавала на лицах шутов. Кто сказал про сочувствие? Это веселый спектакль, а отнюдь не трагедия. Смех до икоты, до слез, до большой пустоты… Иисус неподвижен, молчит. Вместо скипетра — палка, на ней неощипанный голубь подвешен за лапки, а в левой руке — как держава — разбитый горшок.

38. ВАШИНГТОН. ОПЕРНЫЙ ТЕАТР. ВЕЧЕР

ЛИНДЕ осторожно трогает САВЕЛИЯ за плечо — САВЕЛИЙ открывает глаза, непонимающе смотрит по сторонам. Спектакль уже закончился, занавес закрыт, публика покидает зал.

САВЕЛИЙ. Простите, я всегда засыпаю в опере. Не знаю почему.

ЛИНДЕ. Музыка тормозит ваше левое полушарие. Оно, видимо, активно доминирует, пока вы бодрствуете.

Они идут к центральному проходу. САВЕЛИЙ оглядывается на тяжелый, вишневого цвета занавес — он сейчас закрыт, слабо освещен двумя фонарями. И вдруг САВЕЛИЙ испытывает непреодолимое желание заглянуть туда, за занавес. Он, как под гипнозом, идет к сцене, поднимается по ступенькам, расположенным сбоку. ЛИНДЕ протирает очки, смотрит на САВЕЛИЯ без какой-либо иронии или сарказма.

САВЕЛИЙ уже готов заглянуть за занавес, он медлит, оборачивается на своего спутника — зрительный зал пуст, ЛИНДЕ по-прежнему стоит в центральном проходе, поднимает руку в прощальном приветствии.

САВЕЛИЙ делает шаг за бархатный занавес — там выжженное солнцем жнивье, вдалеке — мрачноватый еловый лес, каким его обычно рисуют иллюстраторы русских народных сказок.

39. ПОЛЕ. ОПУШКА ЛЕСА. ВЕЧЕР

САВЕЛИЙ видит вдалеке велосипедиста, который едет по тропинке, рассекающей поле, прибавляет шаг.

Пожилой человек на велосипеде — короткая седая борода, панама, темные очки — это ДИРИЖЕР.

Поравнявшись с САВЕЛИЕМ, ДИРИЖЕР перестает крутить педали, слезает с велосипеда. Теперь САВЕЛИЙ может прочесть знакомую надпись на его футболке:

«Shit happens» — для САВЕЛИЯ это сигнал. ДИРИЖЕР не улыбается, лицо его непроницаемо. Мог бы хотя бы кивнуть, поощрить к разговору — но нет, ничего, стекла очков отражают САВЕЛИЯ и облака.

САВЕЛИЙ. То, что со мной происходит… Это реально… остановить?

ДИРИЖЕР. Понятия не имею. В каком-то смысле это зависит от вас.

САВЕЛИЙ. От меня? Но я (запершило в горле). Я уже душу свою заложил.

ДИРИЖЕР. А вот это вы зря. У вас батюшка знакомый есть?

САВЕЛИЙ. Священник? Нет.

ДИРИЖЕР (достает блокнотик, пишет номер, вырывает листок). Вот вам телефон. Отец Александр. Вернетесь домой, сразу ему позвоните.

ДИРИЖЕР по-молодецки оседлал свой антикварный велосипед и покатил по пылящей тропинке дальше.

САВЕЛИЙ проследил взглядом его движение и вдруг увидел метрах в двадцати от себя грубо сколоченный деревянный помост с коротким столбом в середине.

У столба, прислонившись к нему, сидел ИИСУС — обнаженный, все тело в кровавых подтеках (следы от бича).

Два солдатика неподалеку курят, о чем-то болтают.

Рядом с помостом — в том же костюме и галстуке, что при давешней встрече, стоит ШЕФ небезызвестной компании, ест эскимо, сделал САВЕЛИЮ ручкой — мол, давайте сюда, старина.

САВЕЛИЙ идет через поле на ватных ногах.

ШЕФ (добродушно). Добрый день. Как ваше… э-э… ничего? Вы еще помните, какое сегодня число?

САВЕЛИЙ. Да, конечно, я помню. Еще бы. Скоро я к вам загляну. Как там Ирина Петровна?

ШЕФ. Скоро — это сегодня. Самое позднее (посмотрел на часы) в 7.30 p.m.

САВЕЛИЙ (растерян). Да, конечно, я понимаю, я постараюсь успеть.

ШЕФ. Уж вы постарайтесь. Потому что иначе будут проблемы. Разве я вам не сказал? (САВЕЛИЙ похолодел.) В принципе, люди бессмертны, вы это знаете: здесь суетятся, потом умирают, опять воплощаются или тусят на том свете. Это бывает по-разному, это зависит. Но если душа, как путана, пошла по рукам, то есть стала товаром, предметом купли-продажи, тут уж, как говорится…

ШЕФ развел руки в красноречивом жесте. САВЕЛИЙ заплакал от обиды — ему снова было пять лет, и мир был враждебным и бессмысленным.

ШЕФ. Впрочем, есть один вариант — хочу предложить. Исключительно, как говорится, из личной симпатии. (ШЕФ повернулся к ИИСУСУ.) Видите, этот еврейчик тут богохульствует — объявил себя этим… царем иудейским и сверхчеловеком. В общем, юродствует. Вы ему всыпьте пару горяченьких, ну и скажите: ты, мол, не царь никакой, не спаситель, а просто жидовская морда. И все — будем считать, наш контракт аннулирован. Баста! Идет?

ШЕФ присвистнул, кивнул, один из СОЛДАТИКОВ вразвалочку подошел к САВЕЛИЮ, протянул ему хлыст.

САВЕЛИЙ как-то почти машинально взял его, по ступеням взошел на помост. ИИСУС, как и прежде, сидел, опустив подбородок на грудь, мухи садились на раны.

САВЕЛИЙ оглянулся на ШЕФА — тот ободряюще улыбнулся, показав верхний ряд идеальных зубов.

ШЕФ (как бы шутя). Поверьте, бессмертие этого стоит!

САВЕЛИЙ примерился, вытер ладони о брюки. И вдруг увидел глаза ИИСУСА — Он смотрел на него — снизу вверх со своей высоты. САВЕЛИЙ опять оглянулся на ШЕФА.

ШЕФ. Ну давайте! Врежьте ему! Он сам напросился! Ты же видишь — это просто актер!

САВЕЛИЙ, спотыкаясь через каждые три метра, бежал по неровному полю в сторону леса.

40. В ЛЕСУ. ДЕНЬ

САВЕЛИЙ, задыхаясь и поминутно снимая с лица липкую паутину, вошел в мрачный, недоступный для солнечных лучей ельник, поспешно углубился в чащу. Увидев небольшое лесное озеро с темной и густой, как машинное масло, водой, почти автоматически снял с себя одежду и нырнул.

А когда вынырнул, то увидел: на деревянных, обесцвеченных временем мостках стоял священник в таком же, как древесина, выцветшем подряснике. Длинные волосы собраны в хвост, седая окладистая борода — ему еще нет шестидесяти. Управой ноги священника сидел волк или, может быть, волчица.

САВЕЛИЙ не знал, что ему делать, куда плыть: от мостков подальше или наоборот. Наконец решился и неуверенным кролем поплыл к мосткам.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Здравствуйте. (Перехватил опасливый взгляд САВЕЛИЯ, каким тот посмотрел на волка.) Не бойтесь — он цивилизованный зверь, не тронет.

САВЕЛИЙ не без некоторого труда выбрался на мостки.

САВЕЛИЙ. Я собирался вам позвонить.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. А я знаю — меня наш общий друг предупредил по Интернету. Вот я и подумал: зачем откладывать хорошее дело? Правильно?

САВЕЛИЙ. Простите, я не совсем…

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Ведь вы креститься решили? Так я и подумал: зачем откладывать? Мы прямо сейчас в этом озере все и свершим. Лучшего места и не придумаешь. А? Красота!

САВЕЛИЙ. Отец Александр.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Да?

САВЕЛИЙ (помялся). Это действительно что-то меняет?

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР посмотрел САВЕЛИЮ в глаза долгим, неотступным и, пожалуй, не слишком деликатным взглядом — влез, что называется, в душу, как хирург в кишки.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Вам Линде Андрей про мигающую лампу уже объяснял?

САВЕЛИЙ. Объяснял.

ОТЕЦ АЛЕКСАНДР. Ну вот: с нашей точки зрения, мерцающий мир — это двоичный код. Хотите его расшифровать? Извольте изучать азбуку.

ВОЛК (внятно). Язык мой — друг мой.

САВЕЛИЙ от неожиданности попятился и полетел с мостков в воду. ОТЕЦ АЛЕКСАНДР весело закричал: «Спасайся, кто может!» — и, как был в подряснике, прыгнул следом за САВЕЛИЕМ в озеро, стал его топить, толкать с головой под воду. САВЕЛИЙ сопротивлялся, хлебал, но ОТЕЦ АЛЕКСАНДР был сильнее. Волк, невозмутимо скалясь, наблюдал за этим таинством с мостков. Над лесным озером, отражаясь от поверхности воды, летало гулкое эхо. Это кричал САВЕЛИЙ — то ли от страха, то ли от восторга.

41. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ. ДЕНЬ

САВЕЛИЙ сидит на булыжниках, скрестив ноги по-турецки, поднимает голову. Напротив него — пожилая женщина в оранжевом сари, чем-то неуловимо похожая на Ирину, только старше лет на двадцать пять; а глаза у нее при этом потусторонние, как у волчицы. Пристально смотрит САВЕЛИЮ внутрь — туда, где главные файлы и фибры.

Мимо САВЕЛИЯ, группами и по одному, деловито спешат недавние молокососы, а нынче важного вида юноши и юницы, вероятно, учащиеся — у всех в руках портфели, книги, рюкзачки.

САВЕЛИЙ. Это студенты? Почему они в Кремль? Теперь там у нас… как его, этот… вдруг выпало имя… Сурков?

ЖЕНЩИНА. Как бы не так. Теперь там у нас МГУ.

САВЕЛИЙ с сомнением оглядывается — это что, шутка? Кажется, нет. Он робко улыбается своей визави — она отвечает ему лучезарной улыбкой, которая сразу превращает ее из пожилой леди в юную деву. Она легко встает, ободряюще кивает на прощание: мол, не трусь, то ли еще будет, — исчезает в толпе молодежи.

42. ПЕРЕД КВАРТИРОЙ САВЕЛИЯ. ДЕНЬ

Двери лифта отъезжают вправо и влево, за ними — САВЕЛИЙ. Выходит, автоматически достает ключи, но у запертой двери в свою квартиру вдруг теряет уверенность, медлит, мнется на коврике — его одолевают сомнения. Вдруг там опять что-то не так? Вернее, все так же. Наконец решился — убрал ключи в карман, нажал на кнопку звонка. Дверь открыла ТАМАРА.

ТАМАРА. Ну наконец-то! Здравствуй, Савва!

САВЕЛИЙ на всякий случай оглядывается через левое плечо — нет ли там еще кого, с облегчением выдыхает и делает шаг навстречу своей новой старой жизни. Бывает же у нас в январе старый Новый год — ну вот.

__________________________

2012

Оглавление

Волшебная флейта

Коронация

Любовь к трем апельсинам

Дракон

Воскрешение Пруткова

Умай

Студенты

Свидригайлов в Америке

Мерцающий мир Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg