«Художественный свист. Пьесы»

Художественный свист. Пьесы (fb2) - Художественный свист. Пьесы 223K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Григорий Гольдштейн

Художественный свист Пьесы Григорий Гольдштейн

© Григорий Гольдштейн, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Художественный свист Пьеса в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ИЛЬЯ

ЛЕНА

НАСТЯ

ПЕТР

Действие происходит в Москве.

Действие первое

Большая гостиная в трехкомнатной квартире. Мебели немного, она из предметов старых, по моде шестидесятых годов, но в хорошем состоянии. Круглый стол, прочные стулья, телевизор, проигрыватель. Справа от зрителя выход в прихожую, прямо – широкая балконная дверь.

Слева у книжного шкафа стоит ИЛЬЯ. Он что-то ищет.

В комнату заглядывает ЛЕНА.

ЛЕНА. Илюша! Илья, отвлекись на секунду!

ИЛЬЯ. Да?

ЛЕНА. Ты не будешь сердиться? Вот как чувствовала – я забыла дома хрен.

ИЛЬЯ. Плохо.

ЛЕНА. Может, обойдемся?

ИЛЬЯ. Нет, надо будет выйти.

ЛЕНА. Ты не сходишь?

ИЛЬЯ. Попозже.

ЛЕНА. Когда? Скоро садиться за стол… Сядем на кухне?

ИЛЬЯ. Нет, здесь.

ЛЕНА. Нас всего четверо!

ИЛЬЯ. Все равно здесь. Как планировали.

ЛЕНА. Я и продовольственных магазинов вокруг не знаю. В том, что был на углу, сейчас очередной мебельный.

ИЛЬЯ. Лена, извини, я хочу тут кое-что найти.

ЛЕНА. Давай, я тебе помогу. Что ты ищешь?

ИЛЬЯ. Пластинку.

ЛЕНА. Это так срочно? Какую?

ИЛЬЯ. Не знаю.

ЛЕНА. Прекрасно!

ИЛЬЯ. То есть, знаю, но не помню…

ЛЕНА. Еще лучше!

ИЛЬЯ. Не помню, как называется… Это будет сюрприз, понимаешь? Мне хочется вас удивить.

ЛЕНА. Тогда ищи сам, но только учти – я сходить в магазин не успею.

ИЛЬЯ. Позвони Павлику, пусть он купит по дороге.

ЛЕНА. Он забудет, у него голова в другом месте.

ИЛЬЯ. Ну, где ты видела холодец без хрена!

ЛЕНА. Я не сижу!

ИЛЬЯ. Прошу же тебя, позвони!

ЛЕНА берет трубку, набирает номер.

ЛЕНА. Абонент не отвечает или временно недоступен. Очень символично.

ИЛЬЯ. Вы поссорились?

ЛЕНА. Нет.

ИЛЬЯ. Тогда что случилось?

ЛЕНА. Мы не ссорились. Просто…

ИЛЬЯ. Ну, ладно, скажи.

ЛЕНА. Он весь в тебя!

ИЛЬЯ. «Так-так-так», – говорит пулеметчик.

ЛЕНА. Я не знаю, как до вас достучаться.

ИЛЬЯ. Лена, это обязательно сейчас?

ЛЕНА. Обязательно. Я не понимаю, почему, особенно в последнее время, мое мнение ни тебя, ни его не интересует.

ИЛЬЯ. Ну, что ты говоришь!

ЛЕНА. Тебе ничего не скажи, ему ничего не скажи!

ИЛЬЯ. У тебя есть какой-то повод?

ЛЕНА. У меня этих поводов каждый день чемоданы, как говорят по телевизору.

ИЛЬЯ. Не смотри телевизор.

ЛЕНА. Прекрати, я серьезно.

ИЛЬЯ. Что у вас там произошло?

ЛЕНА. Вчера вечером собираюсь ехать сюда, а к нему пришла девочка…

ИЛЬЯ. Отлично!

ЛЕНА. Беленькая такая, аккуратная, модненькая, с короткой стрижкой…

ИЛЬЯ. Курносая?

ЛЕНА. Ты сильно отстал, после курносой было еще три других. С курносой он, наверное, месяц как не встречается. Тебя, я смотрю, вообще уже никто не интересует.

ИЛЬЯ. Ленусь, почему меня должны интересовать Пашкины девочки, когда у меня есть ты?

ЛЕНА. Очень смешно! Не Пашкины девочки, а Пашкина жизнь! Ты можешь дослушать, не перебивая?

ИЛЬЯ. Могу.

ЛЕНА. Он вышел в коридор меня проводить и говорит: «Мама! Ты не против, если она у нас останется?»

ИЛЬЯ. Навечно?

ЛЕНА. До утра!

ИЛЬЯ. Ну?

ЛЕНА. Я – против. Против! Он обиделся. Ночью его дома не было, я вся изнервничалась. Где был не отвечает, говорит не мое дело.

ИЛЬЯ. Он взрослый человек, ему двадцать один год.

ЛЕНА. Взрослый – это когда ты можешь быть ответственным, возраст тут ни при чем. А у него ни перед одной из этих девушек ответственности нет.

ИЛЬЯ. Сейчас так принято.

ЛЕНА. Я этого не понимаю.

ИЛЬЯ. Но почему ты не хочешь, чтобы его девушки оставались у нас? Это же лучше, чем ты будешь волноваться и не знать где он?

ЛЕНА (резко). Я не хочу! Не хочу и все! Я не говорю уже, что это всякий раз новые девушки, но просто не хочу! Мой дом – не общежитие. Слава Богу, общежитий в нашей жизни было предостаточно. Почему я должна по утрам видеть в своей ванной какую-то девицу, которая, напялив мой халат, пользуется моей косметикой!

ИЛЬЯ. Но она же тебе понравилась.

ЛЕНА. Ну, и что? Кто она ему? Жена, невеста? Даже и не спорь!

ИЛЬЯ. Ты не ревнуешь?

ЛЕНА. К тебе?

ИЛЬЯ. При чем здесь я, к сыну?

ЛЕНА. Илюша, я даже разбираться не желаю. Вот будет у него своя квартира, пусть делает, что хочет.

ИЛЬЯ. Ленок, ты это о чем?

Небольшая пауза.

ЛЕНА. Почему мы никогда не можем спокойно поговорить!

ИЛЬЯ. Действительно, взяла бы и все ему объяснила.

ЛЕНА. Я о нас с тобой.

ИЛЬЯ. Лена, я теряю нить.

ЛЕНА. Столько лет вдвоем, а как в молодости повелось, так и продолжается. Замкнутый круг, рок, судьба.

ИЛЬЯ. Ну, не преувеличивай. Если ты хочешь меня о чем-то спросить – спроси.

Пауза.

ЛЕНА. Петя придет?

ИЛЬЯ. Надеюсь. Я звонил ему несколько раз, но на месте не застал. Секретарша сказала, что обязательно передаст.

ЛЕНА. Скажи мне, ты планируешь с ним поговорить?

ИЛЬЯ. Я не представляю, можно ли сделать что-то без него.

ЛЕНА. Хорошо.

Небольшая пауза.

Ты непременно должен с ним поговорить. Может, даже попросить его о помощи. Да-да, здесь нет ничего зазорного. Ведь он не чужой! Ни к кому обращаться ты не хочешь, от меня отмахиваешься…

ИЛЬЯ. Лена, давай не сейчас.

ЛЕНА. Когда? А если другого случая не будет?

ИЛЬЯ (немного раздраженно). Ты говоришь как посторонний человек. Будто ты сама не член этой семьи, не знаешь людей, отношений. О чем ты хочешь, чтобы я его просил?

ЛЕНА. Илюша! Ну, что, у нас мало проблем? Ты без работы уже почти год и найти что-то приличное не можешь. Павлик оканчивает институт, что его ждет неизвестно. Квартира вот эта тоже! Я понимаю, она стоит больших денег, но Петя сейчас живет в квартире в три раза большей. Возможно, он и не будет противиться, чтобы здесь жил единственный внук его отца. Почему ты уверен заранее, что он тебе откажет?

ИЛЬЯ. Я даже думать не хочу, откажет он мне или нет. Ты пойми, я ни о чем не собираюсь его просить!

ЛЕНА. Но почему?

ИЛЬЯ. Да сколько раз в своей жизни ты его видела? Три? Четыре?

ЛЕНА. Ну, и что! У всех людей складывается по-разному. Понятно, вы и не могли часто видеться, если выросли в разных семьях и в разных городах. И потом, когда тебе семнадцать, а ему семь, то, естественно, говорить друг с другом не о чем. Но сейчас-то вам сорок три и тридцать три. Почему не подружиться? Хотя бы попробовать?

ИЛЬЯ. Мы очень разные.

ЛЕНА. У вас общий отец. Общее наследство.

ИЛЬЯ. Фамилии разные.

ЛЕНА. Он успешный и богатый человек.

ИЛЬЯ. Я не умею общаться только потому, что кто-то богатый.

ЛЕНА. Но он твой брат!

ИЛЬЯ. Он даже не приехал к отцу на похороны. Можешь представить, как ему интересны родственные связи… Ну, что тебе-то рассказывать, что он мог бы сделать и не сделал!

ЛЕНА. Илюша, ну, ты, безусловно, прав. Но нельзя жить только прошлыми обидами. Могут быть разные обстоятельства, ты же почти ничего о нем не знаешь.

ИЛЬЯ. Предполагаю… Давай, наконец, прекратим эти споры, я так пластинку не найду.

ЛЕНА. Ты поговоришь с ним?

ИЛЬЯ. Да.

ЛЕНА. Обещаешь?

ИЛЬЯ. Мы же не будем сидеть за столом молча! Он, может, еще и не придет.

Пауза.

ЛЕНА. Что мне с тобой делать? Тебя надо как-то встряхнуть, вернуть к жизни. Иногда даже хочется, чтобы ты влюбился в какую-нибудь из Павлушкиных девок. Да-да! Они на тебя, кстати, смотрят. Может, тогда у тебя хоть какой-то стимул появится, захочется совершать подвиги. Просто не знаю!

ИЛЬЯ. Чего это ты? Я не готов к подвигам.

ЛЕНА. Я очень устала, Илюша, и все время боюсь. Боюсь старости, боюсь одиночества. Я чувствую, что совсем уже не нужна Павлику. Он все чаще раздражается на то, что я говорю, спорит, огрызается. Ты вот постоянно молчишь, думаешь о чем-то своем. Иногда тебя просто страшно отвлечь. Можешь мне сказать, о чем ты все время думаешь?

ИЛЬЯ. Мне бы самому разобраться.

ЛЕНА. Может, тебе действительно нужна другая жена?

ИЛЬЯ. Какая?

ЛЕНА. Молодая, стройная, не я. Что ты смеешься? Еще год-два и я превращусь в старуху, а ты будешь все таким же огурцом, нисколько не опавшим и вовсю зеленым. Как раз для Пашкиных подружек.

ИЛЬЯ. Ты путаешь. Там о клене.

ЛЕНА. О клене – это где старый стучит в стекло.

ИЛЬЯ. А кто будет фаршировать рыбу?

ЛЕНА. Ну, разве что это тебя еще удержит!

ИЛЬЯ (иронически). Жена, можно я тебя в лоб поцелую?

ЛЕНА. Отстань и не приставай!

ИЛЬЯ. Иди ко мне немедленно!

ЛЕНА. Учти, останешься без хрена!

ИЛЬЯ. Не трусь, времени мало!

ИЛЬЯ и ЛЕНА, смеясь, бегают по комнате. Наконец, ИЛЬЯ ловит ЛЕНУ, привлекает ее к себе. Они целуются.

Глупая! Выбрось ерунду из головы! Что я без тебя?

ЛЕНА. Все еще изменится, вот увидишь!

ИЛЬЯ. Ты самый близкий, единственный и дорогой мне человек!

ЛЕНА. Ты мой самый родной! (Целуются.)

Звонит телефон.

Ой, это, наверное, Петя! (Бежит к двери.)

ИЛЬЯ. Лена, это телефон!

ЛЕНА. Как громко звонит. Ты не возьмешь трубку?

ИЛЬЯ. Поговори ты, я хочу все же найти пластинку.

ЛЕНА. В маленькой комнате, кажется, еще были.

ИЛЬЯ выходит.

(Лена снимает трубку). Да!.. Ой, Павлик, а я тебе названиваю. Где ты, сынок?… Ну, ладно, я просто хотела тебе кое-что поручить… теперь уж что, сама схожу… Нет, пока вдвоем… Сюрприз? (Смеется.) У меня сегодня будет вечер приятных сюрпризов – папа обещал, теперь вот ты! Что за сюрприз?… Ты хочешь прийти не один? А с кем?… С кем? С невестой?… Это та, которую я вчера видела?… Нет?… (Громко и быстро, почти кричит.) Павлик, ты меня доконаешь! Все! Хватит! Никаких невест!… Что значит почему? Потому что сегодня совсем другой день! Я напоминаю, сегодня мы отмечаем полгода дедушкиной смерти… придет папин брат, которого ты почти не знаешь… не надо устраивать балаган!… Я на твоих невест еще успею насмотреться… Что?… Ты уже с ней договорился?… ох… о чем, собственно?… Павлик, нет!… Я сказала – нет!… (Бросает трубку, в волнении ходит по комнате, затем садится на стул.) Что за ребенок! «Ты хочешь оставить меня бобылем!» Наказание какое-то!

Вбегает ИЛЬЯ, в руках у него пластинка.

ИЛЬЯ (радостно). Нашел! Ленка, я нашел! Ну, дурак-то! Как я мог забыть!

ЛЕНА. Вот и славно.

ИЛЬЯ. Тебя, я вижу, это не радует. Хочешь, я тебе сейчас покажу, не дожидаясь остальных?

ЛЕНА. Может, не нужно? Я должна в магазин сходить.

ИЛЬЯ. Успеем. Что-то случилось?

ЛЕНА. Ничего. Просто я предчувствую вечер сплошных сюрпризов.

ИЛЬЯ. Кто звонил?

ЛЕНА. Павел.

ИЛЬЯ. Что сказал?

ЛЕНА. Как обычно.

ИЛЬЯ. И что же?

ЛЕНА. Глупости.

ИЛЬЯ. А конкретнее?

ЛЕНА. Даже повторять не хочу.

ИЛЬЯ. Ну, как знаешь. Теперь приготовься.

ЛЕНА. Илюша, может, все-таки не надо?

ИЛЬЯ. Да ты что? Это всего лишь шутка. Утверждаю – такого ты еще не слышала. Готова?

ЛЕНА. А что я должна делать?

ИЛЬЯ подходит к проигрывателю и ставит пластинку. Он стоит к ЛЕНЕ спиной. Внезапно раздается свист – кто-то очень ярко и музыкально высвистывает незнакомую мелодию.

Что это?… Илюша, кто свистит?… Это ты? Вот здорово!

ИЛЬЯ поворачивается к ЛЕНЕ лицом.

ИЛЬЯ. Ну, как?

ЛЕНА (смеется). Так это не ты? А я-то думала…

ИЛЬЯ. Нравится? Это – художественный свист!

ИЛЬЯ привлекает ЛЕНУ к себе, они начинают танцевать.

ЛЕНА. Так это на пластинке!

ИЛЬЯ. Ну, да!

ЛЕНА. Очень необычно. А кто так чудно свистит?

ИЛЬЯ. Папа.

ЛЕНА (испуганно). Кто?

ИЛЬЯ. Да папа же!

ЛЕНА. Пусти! Отпусти меня!

ЛЕНА вырывается из объятий ИЛЬИ, подбегает к проигрывателю и снимает пластинку.

Извини!…

ИЛЬЯ. Ну, что? Что тебе почудилось?

ЛЕНА. Прости, Илюша, не могу объяснить…

ИЛЬЯ. По-моему, смешно. Петя точно об этом не знает. Был такой жанр на эстраде: выходил человек к микрофону и свистел. Представляешь? Называлось «Художественный свист». Вот бред! (Смеется.) Я никогда тебе не рассказывал? Папа же не сразу стал администратором, он начинал свою трудовую эстрадную деятельность как мастер художественного свиста. Даже был каким-то лауреатом.

ЛЕНА. Откуда ты узнал?

ИЛЬЯ. Перебирали с ним как-то книжный шкаф, тут все и выяснилось. Он тогда похвастал, что насвистел аж на несколько пластинок. Я нашел только одну.

ЛЕНА (рассматривает пластинку). Постой, тут написано «А. Синайский». Ты меня разыгрываешь?

ИЛЬЯ. Это его псевдоним. Ну, что ты так смотришь? Не верит!… Честное слово, это свистит именно папа, но под псевдонимом. Ты себе представляешь артиста с папиной фамилией в те годы?

ЛЕНА. Но почему Синайский?

ИЛЬЯ. С этим вообще полный анекдот. Когда ему сказали, что не выпустят на сцену без псевдонима, он, как смеясь рассказывал, решил мстить – придумать псевдоним, но такой, чтоб был похлеще собственной фамилии. И придумал! Он заявил, что будет выступать в косоворотке, а в программке, как принято у старых русских артистов, должна стоять двойная фамилия – Синайский-тире-Полуостров. (Говорит, подражая конферансье.) «Выступает Аркадий Синайский-Полуостров. Художественный свист!»

ЛЕНА (смеется). Не прошло?

ИЛЬЯ. Естественно!

ЛЕНА. И как долго он свистел?

ИЛЬЯ. Понятия не имею.

ЛЕНА. А что делала его жена?

ИЛЬЯ. Мама?

ЛЕНА. Нет, вторая, Петина мать?

ИЛЬЯ. Она тоже выступала в мертвом жанре – читала стихи с эстрады. Ты ее не помнишь?

ЛЕНА. Очень смутно. Мы, кажется, один раз и виделись. Она сидела вот здесь у телевизора и весь вечер промолчала.

ИЛЬЯ. Полная ему противоположность: мало улыбающаяся, всегда задумчивая, в мечтах и грезах. Любимые папины блюда готовить не умела.

ЛЕНА. Русская?

ИЛЬЯ. Как они сошлись? На гастролях где-то. Мама, конечно, сильно переживала. Тогда же и заболела впервые.

ЛЕНА. Разводились с руганью?

ИЛЬЯ. Нет. Он получил квартиру в Москве и все нам оставил…

ЛЕНА. Почему ты так редко мне рассказываешь?

ИЛЬЯ. Я сам мало что знаю.

ЛЕНА. Да, уже полгода прошло…

ИЛЬЯ. Не говори!…

Пауза.

ЛЕНА. Дай-ка я еще раз этого многоженца наберу. (Подходит к телефону, набирает номер.) Бесполезно! Чувствую, скоро мы за стол не сядем. Илюша, я сбегаю поищу магазин, а ты с ним сам поговори, если позвонит. (ЛЕНА выходит в коридор, возвращается в комнату, надевая на ходу плащ.) Ты не волнуйся, у меня почти все готово и разложено. Осталось накрыть, но это я мигом.

ЛЕНА выходит. ИЛЬЯ включает телевизор.

ГОЛОС В ТЕЛЕВИЗОРЕ. «Решение суда изумило всех. Дело отправлено на доследование. Расхитителей невозможно посадить, в нашем законодательстве нет нужной статьи. Мы говорили в кулуарах со многими чекистами, они недоумевают: дело велось несколько лет, пресечен бизнес, приносящий его владельцам десятки миллионов преступных долларов, а привлечь виновных к ответственности невозможно. И это законность? Это сильная власть? Тут задумаешься – а куда мы идем?»

ИЛЬЯ (выключает телевизор). Это невыносимо! Что они там вели, если нет статьи? Кретины! (Берет пачку сигарет.) А все кончается, кончается, кончается… (Выходит на балкон.)

Некоторое время сцена пуста. Через балконную дверь мы видим курящего ИЛЬЮ, слышим шум проезжающих машин.

ГОЛОС НАСТИ (за сценой, громко). Здрав-ствуй-те!… Есть кто-нибудь?

Появляется НАСТЯ. Она оглядывает комнату, видит открытую балконную дверь и направляется к балкону.

НАСТЯ. Добрый вечер!

ИЛЬЯ (входит в комнату). Добрый… как это вы?…

НАСТЯ. Входная дверь приоткрыта, сквозняк. Я звонила, никто не появился. Решила войти. (Протягивает руку.) Анастасия, можно просто Настя.

ИЛЬЯ (пожимает протянутую руку). Илья.

НАСТЯ. Я повешу куртку в прихожей?

ИЛЬЯ. Извините, а…

НАСТЯ. Не бойтесь, я ненадолго. (Выходит из комнаты, затем снова появляется.) Как просторно!

ИЛЬЯ. Простите, а вы, собственно, кто?

НАСТЯ (смеется). Понятно! Вы, наверное, брат! Я звонила Павлу минут десять назад, он сказал, что разговаривал с мамой и обо всем договорился. А где мама?

ИЛЬЯ. Она вышла.

НАСТЯ. Сказал, будет еще брат… ну, я толком не поняла. Не важно. Короче, я говорю: «Паша, это прилично?» А он: «Не сомневайся, иди, тебя примут как родную!» (Поправляет юбку.) Так вы, значит, Пашин брат? Похожи. Ну, показывайте.

ИЛЬЯ. Что?

НАСТЯ. Квартиру.

ИЛЬЯ. Зачем?

НАСТЯ. Странный вы какой-то… Что вы так смотрите? Вы передумали?

ИЛЬЯ. Что?

НАСТЯ. Я сейчас заплачу – еще один шутник. Что за день! Или вы на всех девушек так реагируете?

ИЛЬЯ. Я не помню.

НАСТЯ. Понятно! А я-то думаю, откуда Паша такой юморист? Так это семейное! У вас в роду эстрадных артистов не было?

ИЛЬЯ. Были.

НАСТЯ. Да? Прикинь, надо же, угадала! (Смеется.) А вы кто?

ИЛЬЯ. Я? Историк.

НАСТЯ. Фу, не люблю! Вот от чтения у вас с мозгами что-то не так.

ИЛЬЯ. Думаете, от чтения?

НАСТЯ. Я тут по телевизору видала, один парень рассказывал: он читать не может с детства, а в школе заставляли. У него от книг головокружение, рвота и понос. Вот и вырос с талантами, не как все.

ИЛЬЯ. Удивительно.

НАСТЯ. Надо больше гулять. Если боитесь, заведите собаку крутой породы – ротвейлера или стаффордшира – и гуляйте без намордника. Совет бесплатно. Ну, ладно… Короче, я так чувствую, весь ваш базар только потому, что вы здесь не живете.

ИЛЬЯ. Почему?

НАСТЯ. Здесь должен жить… старик. Угадала? То-то же! А вы думали, что только сами умеете фокусы показывать.

ИЛЬЯ. Я не умею показывать фокусы.

НАСТЯ. Это очень просто: где вы сегодня видели проигрыватель? А? Только у старых людей.

ИЛЬЯ. Действительно. Вы просто разведчица.

НАСТЯ. А что, я бы с удовольствием пошла, если предложили. Это круто! Вот вы, например, мало, что не гуляете, вы еще и телевизор не любите. Так?

ИЛЬЯ. Настя, с вами страшно находиться рядом.

НАСТЯ. Тоже элементарно: сейчас по телевизору идет самый классный сериал про бандитов, а вы его не смотрите.

ИЛЬЯ. Не смотрю. И чем же он хорош?

НАСТЯ. Ну! Да вы чё! Вся страна смотрит! Там героиня, суперагент, знаете какая! Красивая, ну, просто богиня, мужики проходу не дают. А она их – швах ногами по морде, штабелями отваливают!

ИЛЬЯ. Хорошо, хоть не в пах.

НАСТЯ. Почему, куда попадется.

ИЛЬЯ. Это правильно?

НАСТЯ. Ну, у нее же задание. Да что вам рассказывать, посмотрите лучше.

ИЛЬЯ. А как же говорят – слабый пол?

НАСТЯ. Это для конспирации. (Смеется.)

ИЛЬЯ (показывает на телевизор). Хотите включу?

НАСТЯ. Нет. Во-первых, я сейчас на работе, а во-вторых, мне его и так на видик запишут… Значит, квартира не ваша?

ИЛЬЯ. Не моя.

НАСТЯ. И где же тот хозяин-старичок?

ИЛЬЯ. Умер.

НАСТЯ. Давно?

ИЛЬЯ. Сегодня ровно полгода.

НАСТЯ. Понятно, тут все и закопошились. Завещание оставил?

ИЛЬЯ. Нет.

НАСТЯ. А сколько прямых наследников?

ИЛЬЯ. Двое.

НАСТЯ. Ну, это геморрой… Наверняка, наследники в контрах, сейчас начнут усиленно ненавидеть друг друга и качать права. Так?

ИЛЬЯ. Не знаю.

НАСТЯ. О чем же этот ваш старичок думал? Вспоминал, сколько докторской колбасы он мог накупить на сто тридцать рублей?

ИЛЬЯ. Вряд ли.

НАСТЯ. Ой, хуже нет, чем иметь дело со стариками. Они абсолютно всего боятся и вообще не знают, чего хотят. Уже тыщу раз с ним договоришься, познакомишься со всеми его родными в ближнем и дальнем зарубежье, выпьешь литры чая в беседах как хорошо жилось при советской власти, потратишь кучу времени и денег – а в какое-то хмурое утро, часиков в семь-восемь, он тебе позвонит и сообщит, что по мнению очередной тети Клавы продать его квартиру можно значительно дороже. «Что вы, Настенька, на это скажете?»

ИЛЬЯ. Да, тяжелая у вас работа.

НАСТЯ. Не то слово. Ад! Вот и сейчас выходит, что каталась зря… Ну, Пашка!

ИЛЬЯ. При чем тут Пашка?

НАСТЯ. По-моему, он просто хотел меня отшить. У него шуры-муры с моей подругой, им трахаться негде. Во, гад! (Достает мобильный телефон, набирает номер.) Ну, понятно, мобильник отключен. А у нее? (Набирает номер.) Попала. (Говорит непринужденно и весело.) Привет, корова! Как дела?… Ты где, дома?… С тобой все ясно!… Тебя уже… подоили?… Ладно, потом расскажешь! Ну, жди своего светлого часа!… Чего тогда делаете?… Телик смотрите? Клёво!… А твоего дашь?… Занят?…

ИЛЬЯ. Можно, я с ним поговорю. Я быстренько.

НАСТЯ. Тут его брат хочет с ним поговорить… да не вру я… (Протягивает трубку Илье.) Она говорит, у него нет брата – ясно, отмазка.

ИЛЬЯ (в трубку). Здравствуйте, меня зовут Илья. Дайте мне, пожалуйста, Павла на пару секунд… (Насте.) Кажется, получилось… Привет! Извини, я только хотел узнать, когда ты освободишься?… ну, как считаешь нужным… Договорились. Пока. (Возвращает трубку Насте.) Спасибо!

НАСТЯ. Они там надолго.

ИЛЬЯ. Да… Настя, мне очень неловко перед вами, я вынужден сознаться…

НАСТЯ. Что у вас есть жена, четверо детей, и бросить их ради меня вы не готовы.

ИЛЬЯ. Почти… Павел – это мой сын, его мама – моя жена, а я – его отец.

НАСТЯ. Что?… ой-ой-ой… правда?… Что ж вы раньше не сказали? Я, дура, решила, что вы просто шутник-приставала и плету себе ля-ля-тополя!… ой, простите!… сдала мальчонку!… Вы его бить и ругать не будете? (Смеется.)

ИЛЬЯ. А что за квартира?

НАСТЯ. Я снимаю.

ИЛЬЯ. Далеко?

НАСТЯ. Ну! За кольцевой, там дешевле.

ИЛЬЯ. И подруги пользуются?

НАСТЯ. Ага. Да чего там, я на работе, мне не жалко. Плохо только, что туда как въедешь – выезжать уже не хочется.

ИЛЬЯ. А родители где?

НАСТЯ. Родители за Уралом. Первый курс еще как-то помогали. Но потом у них у самих денег нет. Пришлось перейти на вечерний и работать… Ну, ладно, короче, я так чувствую, пора идти.

ИЛЬЯ. Подождите, Настя… Может, вы останетесь?

НАСТЯ. Вы меня просите?

ИЛЬЯ. Очень прошу! Оставайтесь! Скоро сядем за стол. Ну, куда вы пойдете?

НАСТЯ. Я худею.

ИЛЬЯ. Что-нибудь выпьем. (Напевает.) Сто грамм утром, любимая, пусть потерпит ГАИ.

НАСТЯ. Стойте! Я это знаю… С добрым утром! (Смеется.)

ИЛЬЯ. Уговорил?

НАСТЯ. Что, и на ночь оставите?

ИЛЬЯ. Запросто.

НАСТЯ. Нет, я лучше пойду.

ИЛЬЯ. Подождите, что за ерунда! Квартира огромная – целых три комнаты, места хватит всем. Остаетесь?

НАСТЯ. Придет ваш брат?

ИЛЬЯ. Может быть.

НАСТЯ. Родной?

ИЛЬЯ. Самый.

НАСТЯ. Который тоже наследник?

ИЛЬЯ. Да.

НАСТЯ. Холостой?

ИЛЬЯ. Не знаю.

НАСТЯ. Богатый?

ИЛЬЯ. Очень.

НАСТЯ. Наверное, останусь.

ИЛЬЯ (смеется). Я смотрю, вы очень практичная девушка, Настя! Вот и здорово! Будет, как и положено, как папа любил – застолье и гости! В этом доме, Настя, всегда было много людей. Так… Ну, что ж… поможете?

НАСТЯ. Конечно!

НАСТЯ помогает ИЛЬЕ поставить круглый стол и стулья в середину комнаты, накрывает стол белой скатертью, вытирает и расставляет приборы – в это время происходит дальнейший разговор.

ИЛЬЯ. Вот Лена удивится!

НАСТЯ. Вы где работаете?

ИЛЬЯ. Сейчас нигде. Когда-то я работал в школе учителем истории.

НАСТЯ. А что делает ваш брат?

ИЛЬЯ. Не знаю. Он какой-то большой директор.

НАСТЯ. Все-таки я вам удивляюсь: родной брат, а вы ничего о нем не знаете.

ИЛЬЯ. Почему? Знаю, например, что по образованию он географ.

НАСТЯ. Чудно у вас в семье, кто в лес, кто по дрова: историк, географ. Про артиста эстрады вы пошутили?

ИЛЬЯ. Обижаете. (ИЛЬЯ подходит к проигрывателю, рассматривает пластинку со свистом.) Так, что тут может вам понравиться? Наверное, вот это. (Насте.) Любите эстраду?

НАСТЯ. Обожаю! Филя – душка.

ИЛЬЯ. Вот послушайте.

ИЛЬЯ ставит пластинку, звучит более веселая, чем в первый раз, мелодия.

НАСТЯ. Чудеса! Это Филя?

ИЛЬЯ. Нет, это другой артист, член нашей семьи.

НАСТЯ. Здорово! (Пританцовывает.)

Пауза.

А правильно я понимаю, вы еще не знаете, что будете делать с квартирой?

ИЛЬЯ. Если брат придет, мы и обсудим.

НАСТЯ. Да, мне бы за вашу квартиру зацепиться!… Центр, потолки высокие, балкон…

ИЛЬЯ. Пойдемте, я вам, наконец, покажу.

НАСТЯ. Сейчас, довытираю. Вы не думайте, я на самом деле очень ответственная, а иначе меня бы в нашу фирму не взяли. Там знаете какие серьезные люди? О! Директор – бывший полковник КГБ, с крышей никаких трений вообще никогда не возникает, все чин чинарем. И замы его тоже. Хотите, я вам про нашу фирму расскажу?

ИЛЬЯ. Расскажите. (Снимает пластинку.)

НАСТЯ. Мы на рынке уже десять лет…

ИЛЬЯ. Интересно, сколько же вам тогда было?

НАСТЯ. Нет, я в фирме недавно, всего два года, а когда фирма образовалась…

ИЛЬЯ. Вам тоже было десять лет.

НАСТЯ (смеется). Правильно. Беру вас с собой в разведку.

Входит ЛЕНА.

ЛЕНА. Петя еще не пришел? Пора бы… Я к чаю какой-то торт купила… (Видит Настю.) Здравствуйте!

НАСТЯ. Добрый вечер!

ИЛЬЯ. Это Настя. Подруга Павлика.

ЛЕНА. Ага… Настя подруга?… Очень приятно!… А где он сам?

НАСТЯ. Не знаю.

ЛЕНА. То есть? Вы разве не вместе должны были прийти?

НАСТЯ. Вместе.

ЛЕНА. Почему тогда вы одна?

НАСТЯ. Он передумал.

ЛЕНА (Илье). Это выше моих сил! Ты что-нибудь понимаешь?

ИЛЬЯ. Буквально – он не придет.

ЛЕНА. Разве я о том? (Выходит из комнаты.)

ИЛЬЯ. Вы курите?

НАСТЯ. Ой, хочу!

ИЛЬЯ. Тогда на балконе. Холодно не будет? Идите, Настя, сейчас я к вам присоединюсь.

НАСТЯ выходит на балкон.

(Прикрывая балконную дверь.) Лена!

Входит ЛЕНА.

ЛЕНА. А где девушка?

ИЛЬЯ. Курит.

ЛЕНА (негромко). Ты знаешь, кто такая Настя?

ИЛЬЯ. Судя по твоему тону – наверное, агент ЦРУ.

ЛЕНА. Илья, я устала от твоих вечных шуток. Хоть к чему-нибудь ты можешь отнестись серьезно? Речь идет о судьбе твоего сына.

ИЛЬЯ. Она его завербовала?

ЛЕНА. Она его захомутала.

ИЛЬЯ. Не понял?

ЛЕНА. Настя – невеста Павлика.

ИЛЬЯ. Что? (Смеется.)

ЛЕНА. Что тут такого смешного?

ИЛЬЯ. Этого не может быть!

ЛЕНА. Ты как всегда один все знаешь. Он сам мне об этом сказал.

ИЛЬЯ. Лена, успокойся, он пошутил. Он весь в меня. Ты же говорила, что у него сейчас беленькая с короткой стрижкой?

ЛЕНА. Это было вчера!… Она останется с нами?

ИЛЬЯ. Да.

ЛЕНА. Успокойся! Ты посмотри, что вокруг творится (указывает на телевизор): Ася вышла замуж за Васю, но спит с его папой, а любит Сашу, который любовник Васиной мамы Наташи…

ИЛЬЯ. Тётя Ася?

ЛЕНА. Хватит, уже не смешно!

ИЛЬЯ. Лена, я сто раз тебя просил – не смотри эту дрянь!

ЛЕНА. Я-то здесь при чем? Я могу смотреть или не смотреть, ничего не изменится. Но они в этой грязи выросли, они других отношений просто не знают. Я не удивлюсь, если она прямо за столом начнет к тебе приставать.

ИЛЬЯ. Ты же этого хотела.

ЛЕНА. Прекрати немедленно! Пусть мне даже в страшном сне такое не приснится!

ИЛЬЯ. Я прошу тебя! Как можно жить, боясь всего на свете и никому не доверяя? Обычная девушка, веселая, бедовая…

ЛЕНА. Когда это ты успел так хорошо ее узнать? Пока я ходила?

ИЛЬЯ. Ей некуда пойти. То есть, есть куда, но… вспомни, как мы с тобой мыкались!…

ЛЕНА. Понятно, пожалел девушку!… Господи, пусть это будет сегодня последний сюрприз!

ИЛЬЯ. Она работает в агентстве недвижимости, и Павлик прислал ее посмотреть квартиру…

ЛЕНА. Ты решил продавать?

ИЛЬЯ. Лена, я еще ничего не решил. Да и что можно решить без Пети? А он должен был прийти полчаса назад…

ЛЕНА. Подождем или сядем без него?

ИЛЬЯ. Ждать бессмысленно, скорее всего, он тоже не придет.

ЛЕНА. Тогда я накрываю…

ЛЕНА выходит из комнаты, входит НАСТЯ.

ИЛЬЯ. Настя! Не замерзли? Извините!

НАСТЯ. Да, чего там! Я все слышала… Можете успокоиться, Пашка никогда не будет моим женихом, я богаче найду.

ИЛЬЯ (смущен). Это нормально – подслушивать?

НАСТЯ. Ну, что мне уши заткнуть? Не видеть, не слышать? Нетушки! У нас на работе наоборот, требуют, чтобы ты всегда все знала и говорила начальнику. Если не скажешь, значит проявляешь корпоративную нелояльность. Все честно! Может, чего помочь?

ИЛЬЯ. Нет, Лена управится.

НАСТЯ. Квартиру не передумали показывать?

Входит ЛЕНА.

ЛЕНА. Настя, вы что будете пить?

НАСТЯ. А чего есть? Могу водку. (Илье.) Ну?

ИЛЬЯ. Пошли. (Лене.) Я покажу Насте квартиру. (Выходит вместе с Настей.)

ЛЕНА одна. Она закрывает балкон, проверяет, как сервирован стол.

Входит ПЕТР.

ПЕТР. Привет!

ЛЕНА (радостно). Петя!… А мы уж не надеялись!… Здравствуй, Петя!

ПЕТР. Здравствуй, Лена!… (Целуются.) Ты не меняешься!

ЛЕНА. Ну, что ты, Петя!… Я и забыла, что у тебя ключи… А ты…

ПЕТР. Растолстел?

ЛЕНА. М-м… возмужал… посолиднел…

ПЕТР. Держи! (Дает Лене полиэтиленовый пакет.) По дороге заехали в универсам, я купил какой-то нарезки, выпивки…

ЛЕНА (рассматривает содержимое пакета). Ой, сколько всего! Зачем?… Я наготовила…

ПЕТР. Пригодится.

ЛЕНА. И водка у нас есть.

ПЕТР. Последнее время пристрастился к виски. А где Илья?

ЛЕНА. Илюша! (Петру.) Он показывает девочке квартиру. Илья! Петя пришел!

ПЕТР. Что за девочка? Пашкина невеста?

ЛЕНА. Бог с тобой, Петя! Просто подружка из агентства недвижимости.

ПЕТР. Зачем нам агентство недвижимости?… У вас есть планы?

ЛЕНА. Какие могут быть планы без тебя?… (Кричит.) Илюша!

Входят ИЛЬЯ и НАСТЯ.

Пауза.

ПЕТР (протягивает Илье руку). Ну, здравствуй, брат!

ИЛЬЯ (пожимает руку Петра). Здравствуй! (Обнимаются.)

Затемнение.

Занавес.

Конец первого действия.

Действие второе

За столом сидят ЛЕНА и ПЕТР. Видно, это вторая половина вечера – на столе остатки закусок. ПЕТР без пиджака, галстук ослаблен.

ЛЕНА. Петя, тебе принести еще рыбы? Осталось в холодильнике.

ПЕТР. Я уже съел два больших куска, очень вкусно.

ЛЕНА. Да? По-моему, все съела Настя. Что за бесцеремонная девка?… Вчера вечером фаршировали. Илюша хотел, чтобы на столе было все, как любил папа. Сегодня специально ходила за хреном.

ПЕТР. И струдель будет?

ЛЕНА. Ты помнишь? Приятно… Нет, Петя, на струдель у меня уже не хватило сил, купила торт. В следующий раз обязательно сделаю.

ПЕТР. Удивительно, Лена, ты же русский человек, когда ты этому научилась?

ЛЕНА (смеется). С кем поведешься… Как твоя жена?

ПЕТР. Не знаю. Где-то в Барселоне.

ЛЕНА. А ты?…

ПЕТР. Я был в Лондоне.

ЛЕНА. И так все десять лет?

ПЕТР. Почти.

ЛЕНА. Помнишь, на второй день после вашей свадьбы мы были в гостях у ее родителей? Меня даже не квартира поразила, а как там было чисто.

ПЕТР. Да, все так вылизано, страшно в туалет сходить.

ЛЕНА. И что ж ты делал?

ПЕТР. Терпел. Теща до сих пор говорит, что этот приз – ее дочь – я выиграл потому, что был не такой наглый, как остальные претенденты.

ЛЕНА. Кажется, ее отец генерал?

ПЕТР. Он и есть.

ЛЕНА. Как изменилась жизнь! Барселона, Лондон… Я впервые увидела человека, приехавшего из Лондона, когда мне было уже под тридцать. Ну, да, при Горбачеве…

ПЕТР. Как это?

ЛЕНА. Ну, а как? Никто же никуда не ездил! В кругу моей мамы не было людей, ездивших за границу, в моем тоже. Илюшкины – те уезжали навсегда. (Смеется.) В общем-то, мы и сейчас никуда не ездим. Два года назад, правда, отдыхали в Турции – ничего, понравилось.

ПЕТР. Что ты делаешь?

ЛЕНА. Я окончила курсы и работаю бухгалтером. Из школы пришлось уйти.

ПЕТР. А Илья?

ЛЕНА. Пока не работает… За эти годы он очень многому научился. Даже писал рассказы.

ПЕТР. Это плохой бизнес.

ЛЕНА. Да, уж… Он ушел с работы перед прошлым Новым годом – папа не мог обходиться без посторонней помощи… в марте мы его похоронили… ну, и с тех пор Илюша в поисках… Но ты не думай, Павлик уже взрослый, жених, ты бы на него посмотрел! Сейчас нам значительно полегче.

Входят ИЛЬЯ и НАСТЯ.

ИЛЬЯ. Ленка, учись! Как приятно рассказывать, когда тебя слушают!

ЛЕНА. Я давно знаю все, что ты можешь сказать.

ИЛЬЯ. Вот так всегда! (Смеется.) Видите ли, Настя, я ведь в Москве появился случайно…

ЛЕНА. Он вообще человек не от мира сего, как вы, наверное, успели заметить. Не отсюда.

НАСТЯ. Что значит случайно? Вы разве не москвич?

ИЛЬЯ. В отличие от моего брата, я родился и вырос в Киеве, но к моменту окончания школы выяснилось, что евреев в институт не берут. В армию – пожалуйста, а в институт – не хотят!

НАСТЯ. Ну, не знаю, сейчас они везде.

ИЛЬЯ. Настя, не оскорбляйте меня своим недоверием. Я исключительно честный человек, Лена не даст соврать.

ЛЕНА. Отстань уже от девушки. Поешь что-нибудь.

НАСТЯ. Вы – еврей?

ИЛЬЯ. Испугались?

НАСТЯ. А как ваша фамилия?

ИЛЬЯ. Трахтенбройд.

НАСТЯ. Ка-ак?

ЛЕНА. Трах-тен-бройд.

НАСТЯ. Трах… (Настя пытается удержаться от смеха, но ей не удается; она заходится в полный голос.) Трах!… У-у-у… очень сексуально!… (Продолжает смеяться.)

ИЛЬЯ. Восхитительная девушка!

НАСТЯ. А отчество?

ИЛЬЯ. Аркадьевич.

НАСТЯ. Ну, еще ничего. (Смеется.)

ИЛЬЯ. Петя, давай выпьем. (Разливает.) Понимаешь, я как историк просто обязан рассказывать молодежи всю правду о тех годах, где, как теперь выясняется, было очень много хорошего и стабильного. (Выпивают, закусывают.)

НАСТЯ. Ну, и дальше чего?

ИЛЬЯ. Дальше? Дальше была Москва, где тоже почти никуда не брали. Да-да!… Думаю, про учебу, про марксизм-коммунизм какой-нибудь вам будет неинтересно, а вот про передовой советский быт, про общежитие хочу рассказать.

НАСТЯ. А разве вы жили не здесь?

ИЛЬЯ. В этой квартире жил папа, его жена – Петина мама, и вот Петр Аркадьевич – их сын и будущий реформатор современной России. А я в общежитии… Так вот общежитие: раздельное, отдельно для мальчиков, отдельно для девочек. К девочкам не пускают, пройти можно раз в неделю по воскресеньям по предъявлению студенческого билета…

НАСТЯ. Не может быть!

ИЛЬЯ. Лена?

ЛЕНА. Правда.

ИЛЬЯ. Когда мы были на втором курсе, еще ничего: из четырех девиц в ее комнате встречались только мы с Ленкой. Ее подруг надо было сперва развлечь – ну, попеть, скажем, про уют, который создается дымом от костра, затем отправить в кино, и только потом часика два можно было побыть вдвоем. Но в начале третьего курса две ее соседки завели ухажеров, и воскресенья пришлось делить. О, ужас! Помнишь, Ленка? (Смеется.)

ЛЕНА. Нашел, что рассказывать девушке.

ИЛЬЯ. А в нашем общежитии то же самое плюс оперотряд. Не знаете? Ну-у, как же! Это такие специально обученные комсомольцы, которые рыскали по коридорам, внезапно врывались к тебе в комнату и проверяли, что за книжки лежат в твоей тумбочке. Да-да, именно так… Не играют ли здесь в преферанс? Не находится ли в комнате кто посторонний неоформленный? А поскольку у меня отношения с ними всегда были, мягко говоря, натянутые, то Ленку не приведешь, вместо любви в любую секунду мог возникнуть скандал.

НАСТЯ. Я не понимаю, можно было просто пожениться.

ИЛЬЯ. Э-э, Настя, сразу видно, что вы не разбираетесь в тех славных советских временах. Мы же были не москвичи! А прописка? Пожениться – это значит не прописаться, не получить работу, ни в Москве, ни в Киеве у мамы. Вот Ленка и не хотела поначалу за меня выходить, искала москвича.

ЛЕНА. Ну, что ты болтаешь?

ИЛЬЯ. Правда-правда! А потом когда узнала, что у меня, оказывается, есть в Москве папа, сразу захотела, только теперь уже не хотел я. Но это другая история, не смешная… Ленок, я ничего не наврал?

ЛЕНА. Настя, помогите мне, пожалуйста, убрать со стола.

ИЛЬЯ. Мы еще будем закусывать!

ЛЕНА. Может, хватит?

ИЛЬЯ. Лена!

ЛЕНА. Да-да, не волнуйся. Извини.

ЛЕНА и НАСТЯ убирают грязную посуду, уходят на кухню.

ПЕТР. Я не знал, что ты хотел здесь прописаться.

ИЛЬЯ. Никто не знал. Все ограничилось намерениями.

ПЕТР. Ты что, даже отцу не говорил?

ИЛЬЯ. Не успел. Жизнь круто поменялась, это потеряло смысл.

ПЕТР. Ты имеешь в виду свой уход из института?

ИЛЬЯ. Я не уходил. Меня выгнали.

Пауза.

ПЕТР. Мне кажется, ты меня избегаешь.

ИЛЬЯ. С чего бы?

ПЕТР. С Настей тебе гораздо интересней.

ИЛЬЯ. Что ж тут удивительного?

ПЕТР. Я надеялся, нам удастся поговорить… Что за еврейская манера отвечать вопросами! Илья, возможно, у тебя есть какой-то повод на меня злиться…

ИЛЬЯ. Петя!…

ПЕТР. Не перебивай!… Но ты же не станешь отрицать – поговорить нам все равно придется.

ИЛЬЯ. Не стану.

ПЕТР. Вот и отлично!… Я предлагаю начать о деле. Лирическую часть оставим на потом.

ИЛЬЯ. У нас будет лирическая часть?

ПЕТР. Как захочешь.

Небольшая пауза.

Насколько я знаю, завещания нет… Ты был с отцом в его последние дни. Он говорил, что бы ему хотелось?

ИЛЬЯ. Просил все деньги отдать Пашке, все-таки единственный внук. Там оказалось немного…

ПЕТР. Так… А квартира?

ИЛЬЯ. О квартире он не говорил ни слова.

ПЕТР. Почему?

ИЛЬЯ. Не знаю… Чтобы дать нам повод друг с другом встретиться.

ПЕТР. Ну? И что ты предлагаешь?

Небольшая пауза.

ИЛЬЯ. Я предлагаю квартиру продать, а вырученные деньги поделить пополам.

ПЕТР. Что?… Продать?!

ИЛЬЯ. Ты возражаешь?

ПЕТР. Илья, я здесь родился и вырос!

ИЛЬЯ. Не понимаю, ты хочешь сказать, что жил в этой квартире, а я нет?

ПЕТР. Что значит «жил»?

ИЛЬЯ. Ты хочешь получить большую часть?

ПЕТР. Здесь вся моя жизнь!

ИЛЬЯ. Пополам – это справедливо!

ПЕТР. Знаешь, чем я отличаюсь от Дяди Вани…

ИЛЬЯ. О чем ты?

ПЕТР. …из чеховской пьесы? Если б бегал за тобой с ружьем – точно пристрелил!

ИЛЬЯ. Скажи тогда сколько?

ПЕТР. Для меня эта квартира – продолжение могил! Родительских могил!

ИЛЬЯ. Ты хочешь забрать себе все?

ПЕТР. Вот заладил! Нет же! Я не хочу ее продавать!

Небольшая пауза.

Садись!

ИЛЬЯ. Успею.

ПЕТР. Сядь!… Я не знаю, поймешь ли ты меня… мы никогда не были близки… Видишь ли, я уже месяца два как вернулся окончательно, а все не своей тарелке… Иногда мне хочется приходить сюда, домой: я вижу, как вот здесь у телевизора сидела мама, там – отец, я помню все, что происходило в этом доме…

ИЛЬЯ. Ты не видел, как папа умирал.

ПЕТР. Другими словами… сейчас не время. Давай отложим на потом.

ИЛЬЯ. Петя, странное дело, я ведь тоже не посторонний…

ПЕТР. Я знаю, тебе нужны деньги и срочно. А если мы найдем другое решение?… Предлагаю: приходи ко мне завтра, я возьму тебя на работу.

ИЛЬЯ. Что?… Кем же это?

ПЕТР. Да все равно… Что тебя смущает? Оклад будет приличный.

ИЛЬЯ. Спасибо, конечно, но… мне не все равно, где и как работать…

ПЕТР. Я, может, выразился неудачно, но это сути не меняет.

ИЛЬЯ (резко). И что, у меня есть какие-то перспективы… в вашей компании?… Черт, не то… Вот задача!… Наверное, Петя, все же лучше начистоту…

ПЕТР. Валяй!… Ну, давай, давай, что молчишь?…

Пауза.

ИЛЬЯ. Этим летом у нас гостила дочь моих друзей, девочка семнадцати лет. Она поступала в институт, и друзья попросили заняться с ней историей. Я ничего не мог ей объяснить, понимаешь? Какие-то правильные слова о «временах застоя» она, конечно, говорила, но я видел, что весь ужас, всю дикость нашей жизни она не понимает, а я не могу до нее донести… Ты генерал?

ПЕТР. Ах, вот оно что! Ты все воюешь, никак не угомонишься!… (Смеется.) Ну, ясно: чтобы рассказать, как ты не любил советскую власть, тебе нужен исключительно генерал. Офицер пониже твоих страданий не оценит… Видали мы таких… говорунов. В телевизоре. Только сегодня они все как один твердят, что когда-то, лежа на нарах, они мечтали сказануть, да потом передумали. Может, их все устраивает?

ИЛЬЯ. Не знаю, о ком ты… Наверное, не стоит начинать этот разговор…

ПЕТР. Почему? Как говорил папа, «не начамши, не кончишь»!

Небольшая пауза.

ИЛЬЯ. Меня выгнали с пятого курса. С пятого! А перед тем твои доблестные коллеги несколько месяцев мурыжили и обещали посадить. Знаешь за что? Собирались еврейские дети и обсуждали чего, оказывается, обсуждать не позволено: Брежнев полный идиот или еще нет? Правильно ввели войска в Афганистан или неправильно? Надо уезжать в Израиль или не надо?

ПЕТР. Ты считал, что надо?

ИЛЬЯ. Самое смешное, я-то, болван, считал наоборот, что не надо, но в тот момент, кстати, уже никого не выпускали. Это всё. Клянусь тебе – всё! Просто вечерами сидели – болтали. За это сажать?

ПЕТР. Так не посадили же.

ИЛЬЯ. Спасибо! Большое вам спасибо! Мне хватило армии… В военкомате сизый майор, услышав мою фамилию, смеялся громче, чем Настя, потом взял себя в руки и говорит: «Служить вы пойдете, куда Родина пошлет!» Под словом «Родина» он точно имел в виду себя. А на сборном пункте выясняется, что из пятнадцати человек нашей группы – четырнадцать с судимостями, да плюс я почти с высшим образованием. Родина в обличье пьяного майора считает, что лучшее для меня место – стройбат в Забайкалье. Ты в состоянии представить себе эту армию, генерал?!… Скажи, как можно было придумать такую варварскую систему?

ПЕТР. Это не ко мне.

ИЛЬЯ. Допустим, но ты мне объясни – как ее можно защищать? Как можно в ней участвовать?

Небольшая пауза.

ПЕТР. Пашка родился, когда ты служил?

ИЛЬЯ. Ну, да! Я его впервые увидел, когда ему было уже почти два года… Вдруг Ленка говорит: «Илюша, давай поженимся!» Она ведь девушка гордая и о том, что залетела, ни слова… А в это время меня собираются посадить, и я отвечаю не просто «нет» или «не хочу», я говорю «отвяжись, подруга, знать тебя не знаю!» Разругались вдрызг.

ПЕТР. Она тебе потом написала?

ИЛЬЯ. Если бы!… Неужели отец ничего тебе не рассказывал?

ПЕТР. Нет.

ИЛЬЯ. Странно.

Пауза.

Когда я был в армии, умерла мама. На похороны я не попал и даже домой не ездил. Эти паханы в части вручили мне телеграмму только недели через три. Причем не скрывались, сказали – забыли, да и денег нет тебе через всю страну туда-сюда мотаться. Наша с мамой квартира в Киеве отошла государству.

ПЕТР. Как так?

ИЛЬЯ. Да как у вас принято, вот так! Мама была прописана одна, я в армии.

ПЕТР. Ты же, наверное, мог ее отсудить?

ИЛЬЯ. Ну, с кем это я, по-твоему, мог судиться? С гэбухой? В этой стране и сейчас до нормального суда как до луны! Там даже разговаривать было не с кем!… Из армии я вернулся бомжем. В институте не восстанавливают, доучиться не дают, работать и жить негде… Папы в Москве нет, он где-то с концертами… Ленка пропала, написал им, никто не ответил. Ночевал на вокзалах… Почему? За что?… Случайно встретил знакомую, тут и выяснилось, что, оказывается, теща свою трехкомнатную квартиру, где они жили, с огромным трудом поменяла на Подмосковье, на однокомнатную, Ленка родила, как было сказано «не то сына, не то дочь»…

ПЕТР. Пашка болел?

ИЛЬЯ. Нет, просто она не знала кого… В общем, потихоньку-полегоньку все встало на свои места.

Небольшая пауза.

Представь: на работу не берут, потому что нет прописки, и не прописывают, потому что нет работы! Бред, типичный советский бред. Кому-нибудь сегодня это можно объяснить? А? Настя вот сумеет понять?… Как вы, сволочи, смогли это так организовать, что никому до сих пор непонятно? Спокойненько себе живете, какие-то звания получаете, воруете миллиардами, и все вам сходит с рук. «Из страны пропадают миллиарды долларов ежемесячно». Кто это все делает, интересно? Того и гляди памятник этому тенору восстановите!

ПЕТР. Какому тенору?

ИЛЬЯ. Дзержинскому.

ПЕТР. Почему тенору?

ИЛЬЯ. У него в жизни был высокий такой тоненький голосок, почти фальцет. Пискля в шинели. Представляешь себе этот мужественный облик? Чехов, чтоб ты знал, говорил басом.

ПЕТР. Ты вот сидишь дома и, похоже, не знаешь, что в стране давно свобода…

ИЛЬЯ. Да?!… А ну-ка, Петя, объясни мне, серому: вчера еще была ваша монополия, а сегодня утром проснулись – и вдруг свобода? Вы решили самораспуститься?

ПЕТР. Говорю тебе, все изменилось.

ИЛЬЯ. Для кого изменилось? Лично для меня не изменилось ничего – та же гэбуха, те же комсомольцы повсеместно, и все советские мерзавцы на своих местах, опять герои. Только теперь они хвастают, что вовсе не были скотами, что их прошлое исключительно от великой человеческой способности устроиться на любом месте, иначе, мол, не разбогатеешь. Вот (указывает на телевизор), какую кнопку ни ткни – сплошь агенты да менты, новое поколение выбирает. Это называется – изменилось?… Ну, хорошо, я понимаю, нельзя прийти с улицы и стать владельцем нефтяной скважины, надо иметь специальную биографию, куда тут без комсомольцев. Ладно, пусть! Но есть куча новых профессий. Я думал: раз вам не нужно, чтобы дети знали историю, займусь-ка я чем-нибудь еще. Правильно? Я же ничего у вас не прошу, только отстаньте! Но нет, да ты спроси у любого: начинаешь что-нибудь делать – сразу приходят бандиты, и ни одна сволочь не подумает тебя защитить. И я понимаю почему: потому что вы их, похоже, сами и насылаете. В гэбэшной стране бизнес, как и все остальное, может быть занятием только для своих конторских. Тех, кто лезет нецентрализованно, надо бить по голове, чтобы они, не дай Бог, больше вас не заработали. Кем тогда вы будете управлять?

ПЕТР. Ты болен.

ИЛЬЯ. Что?

ПЕТР. Это паранойя.

ИЛЬЯ. Как ты определил? Ты врач? Или ставить диагноз, не будучи врачом, есть признак полного душевного здоровья?

ПЕТР. Закуси!

ИЛЬЯ. Грубо.

Небольшая пауза.

ПЕТР. Кажется, я понимаю, в чем твоя проблема. Ты стремишься переделать мир, но ты его не знаешь и боишься. Ты строг и несправедлив к людям. Ты даже не желаешь их понять.

ИЛЬЯ. Это уже интересно!

ПЕТР. Когда человек хочет устроиться – это нормально. Он обязан принимать правила игры. Проявить таланты, реализовать себя можно не в идеальной среде, вообще, а в конкретном месте, среди конкретных людей. Эти люди должны тебя признать, ты должен стать для них своим. А ты для них чужой. Чужой, понимаешь!

ИЛЬЯ. Это верно, так с самого детства повелось – жидовская морда и никак иначе.

ПЕТР. Не ври! С похожими данными людей полным-полно. Все дело в тебе и только в тебе!… КГБ сегодня больше нет, а то, что есть, имеет совсем другой вид. Кстати, и называется иначе. Еще раз тебе говорю – люди хотят нормально жить, получать приличные деньги, видеть мир, хорошо отдыхать. Ты что-то имеешь против?

ИЛЬЯ. Нет, не имею.

ПЕТР. Тогда почему не работать в условиях, которые предлагаются?

ИЛЬЯ. Подожди, то есть, все-таки без близости к гэбухе карьер не бывает?

ПЕТР. Разве я так сказал?

ИЛЬЯ. Я так понял.

ПЕТР. Ты посмотри, как быстро все меняется: еще недавно сотрудничество с органами презиралось, считалось ущербом для репутации. Некоторые даже делали вид, что оскорблены, и подавали в суд. И что? А всё! Закончилось! Покажи мне теперь хоть одного, кто был бы против!

ИЛЬЯ. Блестящее наблюдение! (Илья отвернулся, свистит.)

ПЕТР. Не свисти, не люблю.

ИЛЬЯ. Жаль… Я высвистываю хоть одного… Знаешь, Петя, наверное, мы живем с тобой… в разных системах координат, что ли… у нас разные основы. Как так получилось?… Все, что ты говоришь, не то, чтобы неверно, но для меня… сущий кошмар, как сказал бы папа… Есть вещи, которые нельзя делать ни при каких обстоятельствах. А ты говоришь, люди хотят жить лучше, потому готовы на все. Но почему ты уверен, что, соглашаясь с любой подлостью, они действительно станут жить лучше? У меня большие сомнения, Петя. На фундаменте советского прошлого ничего построить нельзя, любое здание рухнет.

ПЕТР. Что гадать? Увидим.

Пауза.

ИЛЬЯ. Скажи мне: есть там среди вас простые нормальные люди?

ПЕТР. Где?

ИЛЬЯ. В ФСБе.

ПЕТР. Конечно.

ИЛЬЯ. Ну, например, кто может обсуждать чего хочет, а не чего позволено?

ПЕТР. Безусловно.

ИЛЬЯ. А порядочные?

ПЕТР. Вне сомнений.

ИЛЬЯ. Да? Ну, кто не подслушивает разговоры? Не интриганит? Не читает чужие письма?

ПЕТР. Ты дитя, большое дитя.

ИЛЬЯ. Наверное, мое понимание порядочности отличается от вашего.

ПЕТР. Все люди ведут себя по-разному.

ИЛЬЯ. Как тебе объяснить? Знаешь, у наших уголовников в армии тоже был свой кодекс. Слова знакомые – про совесть и честь. Только это воровской кодекс, воровской чести, понимаешь, не для меня, а для ворья, я не имею к этому ни малейшего отношения. Подозреваю, что с порядочностью российского чекиста ситуация похожая.

ПЕТР. Может, хватит?

ИЛЬЯ. Потерпи, я двадцать лет ждал подобный разговор, я просто хочу понять… На эту тему ведь нет собеседников – свободная страна, свободные люди… Вот ты со своей работой не можешь приехать к отцу на похороны…

ПЕТР. Я был в командировке.

ИЛЬЯ. И помочь с деньгами на операцию…

ПЕТР. Там же оставалось… немного?

ИЛЬЯ. О, ты редко бываешь в России!

ПЕТР. Меня никто не просил.

ИЛЬЯ. Позвонить хоть раз в месяц, узнать как дела? Обычные люди, Петя, просто набирают телефонный номер и спрашивают: «Папа, как твои дела?»

ПЕТР. Что ты хочешь?

ИЛЬЯ. Ты женат, но с женой вы живете не просто врозь, а в разных городах и даже в разных странах…

ПЕТР. Тебе не надоело лезть в душу?

ИЛЬЯ. Откуда же появиться вашим детям?

ПЕТР. Ты плохо слышишь?

АЛЛА

ИЛЬЯ. У тебя все не как у людей, ты даже свою собственную жизнь поставил с ног на голову!… Я схожу с ума, Петя, это недоступно моему пониманию: почему тогда в нашей жуткой стране с вами не только не спорят, но наоборот – заискивают и стремятся вам подражать? Уже давно понятно, что кроме денег и власти вас не интересует больше ничего, что вам плевать на всех пенсионеров и учителей вместе взятых, как тебе на папу! Когда же, наконец, этого джинна заткнут обратно в бутылку? Когда вы займете место, изначально для вас предназначенное – ассенизаторов от государства? Когда вы будете для людей, а не наоборот? Когда-нибудь в этой стране серьезный человек сможет состояться только потому, что он профессионал, а не потому, что нужно с вами договориться?… Меня от вас тошнит. Я хочу жить так, чтобы вас не видеть и не слышать. Я не хочу работать рядом с твоими коллегами, в одном с вами, так сказать, коллективе. Твой душевный покой не надо приобретать за мой счет. Еще раз предлагаю деньги за квартиру поделить пополам.

Пауза.

ПЕТР. Друг Аркадий, не говори красиво!

ИЛЬЯ. Когда это ты успел столько прочесть?

ПЕТР. Я цитирую папу.

ИЛЬЯ. Мы с ним часто спорили о политике. Однажды он сказал: «После твоих слов я в гробу переворачиваюсь!»

ПЕТР. Он сам это придумал?

ИЛЬЯ. Не знаю.

ПЕТР. Здорово! А у меня любимая его фраза: «Продай последние штаны, но будь богатым человеком!»

ИЛЬЯ. Этого я не слышал.

ПЕТР. Наверное, он рассказывал нам разное. Как ты думаешь, он сочинял?

ИЛЬЯ. Не исключено, он был очень талантлив.

ПЕТР. Он часто с гордостью говорил: «Я – шестидесятник!»

ИЛЬЯ. Да, папа был неординарный человек…

ПЕТР. Он всегда мечтал, чтобы я работал в органах…

ИЛЬЯ. Что? (Илья сильно растерян.)

ПЕТР. И был счастлив, когда это случилось…

Небольшая пауза.

Давай выпьем? Или ты все?

ИЛЬЯ. Что ты сказал?

ПЕТР. Я предложил выпить. С папиной подачи за всех за нас живущих. Давай!… Прекрати таращиться! Ты будешь пить?

ИЛЬЯ. Этого не может быть!

ПЕТР. Ну-с, чем закусим?

ИЛЬЯ. Как же так?

ПЕТР. Рыба кончилась, остался хрен… Будь здоров! (Выпивает.)

ИЛЬЯ. Ты лжешь!

ПЕТР. Зачем бы? Он ведь и мой отец.

ИЛЬЯ. Ты утверждаешь, он был…

ПЕТР. Я ничего не утверждаю. Я знаю, что был он веселым общительным человеком, который знал если не полстраны, то пол-Москвы точно. Который располагал к себе после первых трех фраз. Который умел дружить. Который входил в любой кабинет и мог со всеми обо всем договориться. И если бы не эти его умения, сидеть бы тебе не пересидеть, а не служить два года. (Кричит.) Кто тебя заставлял лезть в это дерьмо? Что ты еще умеешь, кроме как обсуждать мировые проблемы? Чем ты можешь заработать?… Я очень хорошо помню, как ты вернулся из армии. Мама много раз говорила отцу, чтобы он пригласил тебя к нам, потом уже и с Леной, и с ребенком. А он – нет, Илья плохо повлияет на Петю! И я только сейчас понимаю, как он был прав, потому что такого упрямого барана днем с огнем не сыскать. Система ему не нравится! И что теперь? Повеситься? Это я хочу, это не хочу, но деньги мои, и вы мне их отдайте!… Ты очнись, историк: получить квартиру в восемьдесят квадратов, да в центре Москвы, да в те годы – это что, за красивые глаза? Будь тогда последователен и честен, возьми, да и откажись от неправедно нажитого!… Нет?… Не хочешь?…

Пауза.

Струделя нет, чай пить не буду. Надо с Ленкой попрощаться. (Кричит.) Лена!

Входят ЛЕНА и НАСТЯ.

ЛЕНА. Мальчики, что вам принести? А мы с Настей попили на кухне чай… с тортиком… Вполне приличный тортик… Настя говорит, хрущевки точно будут сносить… а сталинские дома пользуются очень большим спросом…

ИЛЬЯ. А-а-а-а-а…

ЛЕНА. Что такое?

ИЛЬЯ. Как здесь можно жить?… Где брать на это силы?… Ведь все было со мной… Не в кино и не в прошлом веке, как они научились говорить, а со мной!… Я не старый человек… мне только сорок три года… Как здесь можно жить?…

Небольшая пауза.

Подожди, Петя!… Хоть ты и не любишь… я хочу показать тебе… кое-что…

ИЛЬЯ подходит к проигрывателю и поворачивается к ПЕТРУ, ЛЕНЕ и НАСТЕ лицом.

Выступает…

ЛЕНА. Илюша, это никому не интересно!

ИЛЬЯ. Почему, Лена? Это же… папин номер!… Выступает (внезапно что-то вспомнил) … стоп, как же…

ИЛЬЯ бросается к шкафу и достает оттуда старую косоворотку.

Надевает ее. Становится на свое место.

Выступает… Илья Трахтенбройд! (Ставит пластинку.)

С первыми звуками свиста ИЛЬЯ начинает двигаться – это не танец, скорее какие-то прыжки и беспорядочные движения. ИЛЬЯ суматошно бегает вокруг стола, кричит, машет руками, пытается всех вовлечь в свою странную пляску.

Ну, что ж вы, друзья!… Под папин аккомпанемент!… Присоединяйтесь!… Ну, же!… Почему я один?…

Свист завершился. ИЛЬЯ, обессилев, садится на стул. В наступившей тишине слышен только скрип иглы о вертящуюся пластинку.

Пауза.

ПЕТР. Всё?

Пауза.

Пойдемте, Настя. Пора и честь знать.

НАСТЯ. Я…

ПЕТР. Пойдемте, я скажу водителю, вас довезут. Уверен, вы поняли: без меня здесь что-то сделать невозможно. (Лене.) Пока. Звони. Уложи его. (Выходит вместе с Настей.)

Пауза.

ЛЕНА. Илюша! Илья, как ты?

ИЛЬЯ. Плохо.

ЛЕНА. Поедем?

ИЛЬЯ. Куда?

ЛЕНА. Пока домой.

Затемнение.

Занавес.

Дочь президента Клинтона Пьеса в тринадцати сценах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

АЛЛА

ГЛЕБ

МАША

ФЕЛИКС

Действие происходит в Москве.

Сцена первая

АЛЛА, ГЛЕБ

ГЛЕБ. Алла, ты можешь не мешать ребенку!

АЛЛА. Она уже два часа не подходит к телефону.

ГЛЕБ. Ей сейчас не до тебя.

АЛЛА. Хорошо, но два часа!

ГЛЕБ. Это я виноват – похоже, сама ты давно отвыкла. (Смеется.) Да ладно дуться! Я же тебя люблю…

АЛЛА. Уйди, прошу тебя…

ГЛЕБ. Аллусь, надо быть современным человеком, продвинутым.

АЛЛА. Знать бы, что это.

ГЛЕБ. Давай, я тебе покажу…

АЛЛА. Отстань!

ГЛЕБ. Понимаю, вообразить, что там вытворяет твоя собственная дочь на пару с молодым человеком – это не каждая мать выдержит.

АЛЛА. Болтун!

ГЛЕБ. Ты хоть поучила ее чему-нибудь?

АЛЛА. Сейчас как тресну тебя по башке, вот увидишь, дошутишься!…

ГЛЕБ. Киска!

АЛЛА. Почему ты вообще решил, что у нее свидание?

ГЛЕБ. От тебя услышал.

АЛЛА. Я сказала только, что у нее будут гости. Кстати говоря, у нас тоже.

ГЛЕБ. Ты кого-то пригласила?

АЛЛА. Не я, Маша.

ГЛЕБ. Как это?

АЛЛА. Она сказала, что позвала гостей и к себе, и к нам.

ГЛЕБ. Что значит к нам?…

АЛЛА. Глеб, я давно перестаю что-либо понимать.

ГЛЕБ. Кто же нас посетит?

АЛЛА. Вопрос.

ГЛЕБ. Можно было его задать.

АЛЛА. Ты же знаешь, как с ней разговаривать!

ГЛЕБ. Ну, сходи к ней. Тебе трудно сбегать в соседний подъезд?

АЛЛА. У нее темно. Мы проходили, в окнах свет не горит.

ГЛЕБ. Тем более сходи. Может, увидишь нечто захватывающее.

АЛЛА. Опять остришь?

ГЛЕБ. Почему? Если контролировать свою дочь, так уж во всем. Или убедишься, что ее дома нет. (Смеется.) Скорее всего, она не одна, потому и не берет трубку. Я думаю, что после всех развлечений усталые и довольные они придут вместе с кавалером – вот тебе и вся интрига.

Небольшая пауза.

АЛЛА. Что-то здесь не так, я чувствую… Последнее время она с кем-то встречается, ходит затуманенная, но ведь меня не обманешь – это не любовь. У нее в глазах радости нет.

ГЛЕБ. Да все придет! Пусть чаще общается с мужиками – радость появится.

АЛЛА. Пошляк! Ну, что ты за пошляк! (Смеется.)

ГЛЕБ. Я не прав?

АЛЛА. Уйди, Глеба, потом…

ГЛЕБ. Эти потом мне надоели!…

АЛЛА. У тебя скоро футбол начнется…

ГЛЕБ. Змея! Вот теперь я вижу, в кого твоя дочь!

Небольшая пауза.

Сегодня целый день тебя вспоминал…

АЛЛА. Не ври!

ГЛЕБ. Клянусь! Брал интервью у одного демократического деятеля…

АЛЛА. Либерально-демократического?

ГЛЕБ. Нет, не либерального, просто демократического. Да это все равно, они там из одной шинели… А он мне про увеличение расходов на культуру. Выборы, понимаешь ли! Я ему твои слова: «Там же воруют! Вы разве не знаете, что любой советский народный артист, который кричит „дайте денег на культуру!“, имеет в виду в первую очередь себя! Может, наоборот – заботясь о культуре, не давать ему ничего и послать подальше?» Бесполезно!

АЛЛА. Ты с ними споришь?

ГЛЕБ. Нет, конечно. Так получилось, муха укусила. Он же думать не приучен, может только излагать платформу с грехом пополам. Его копни, там одни общие места. Редкостный болван! Приходится брать интервью, не задавая вопросов. (Берет газету.) Так… Когда у нас футбол?…

АЛЛА подходит к телефону и набирает номер.

АЛЛА. Молчок. Непонятно. (Кладет трубку.) Машка объявится, вместе поедим, хорошо?

ГЛЕБ кивает.

Пауза.

Ты знаешь, эта ее работа…

ГЛЕБ. Что опять?

АЛЛА. Конечно, и современная, и престижная. Маша к ней так стремилась!…

ГЛЕБ. Больше не нравится?

АЛЛА. Нет, что ты, она ходит с большим удовольствием…

ГЛЕБ. Ну?

АЛЛА. Понимаешь, я замечаю, она становится… как бы это поточней сказать?… все грубее, циничнее.

ГЛЕБ. Может, это хорошо, если человек учится смотреть на вещи трезво?

АЛЛА. Глеб, цинизм и трезвость не одно и то же.

ГЛЕБ. По мне, чем циничней она будет думать о жизни, тем ближе окажется к истине.

АЛЛА. Не говори ей этого, пожалуйста.

ГЛЕБ. Как знаешь. Только ты зря стараешься ее от всего оградить. Это и невозможно.

АЛЛА. Мне хочется, чтобы она добрее смотрела на мир.

ГЛЕБ. Боюсь, ты сильно заблуждаешься. Еще чуть-чуть, и рядом с ней мы окажемся замшелыми романтиками.

АЛЛА. Ты серьезно?

ГЛЕБ. Увидишь!

АЛЛА. Ужас!… Ты не мог бы поговорить с Феликсом?

ГЛЕБ. О чем?

АЛЛА. Узнать, вдруг эта работа не для нее.

ГЛЕБ. Почему ты так решила?

АЛЛА. Звонила ей сегодня, но она не могла долго разговаривать, была занята. Сказала, что думает о гомосексуалистах.

ГЛЕБ. Думает в смысле мечтает?

АЛЛА. Сейчас задушу тебя с твоими шутками!…

ГЛЕБ. И что это все-таки значит?

АЛЛА. Не знаю. Придет, спросим.

ГЛЕБ. Алла, если ты помнишь, я мог устроить ее куда угодно. Но она захотела именно к Феликсу, даже настаивала.

АЛЛА. Я так и не понимаю почему.

ГЛЕБ. Модно. Наслышалась.

АЛЛА. Может, он переведет ее на другую должность?

ГЛЕБ. Она там всего ничего!

АЛЛА. Тоже верно.

Сцена вторая

ГЛЕБ, МАША

МАША. Где мама?

ГЛЕБ. Ба! Какие важные люди! Маруся, ты теперь не здороваешься?

МАША. Я тебя тысячу раз просила называть меня Машей.

ГЛЕБ. Машей! (Напевает.) «Мурка, ты мой миленочек! Мурка!…» Котенок, куда ж ты бежишь? Никто твою маму не украл, где-то здесь. Садись!

МАША. Потом.

ГЛЕБ. Вылитая мать! Ну, посиди, поговори со мной!…

МАША. Мне некогда, Глеб!

ГЛЕБ. Умница!… Рассказала бы какие новости.

МАША. Как ты еще не опух от новостей?… Самая обнадеживающая, но недостоверная новость – правительство готовится к зиме.

ГЛЕБ. Так… Еще.

МАША. Еще Путин написал письмо мальчику из Риги.

ГЛЕБ. Отлично!

МАША. Ничего не отлично. Тех, кто втягивает детей в политику, надо привлекать по уголовной статье. Ты не находишь? Как педофилов.

Небольшая пауза.

ГЛЕБ. Путин не сам пишет. На то есть специально обученные люди.

МАША. Если действует преступная группа, срок надо увеличить.

ГЛЕБ. Кого ты имеешь в виду?

МАША. Тебя тоже.

ГЛЕБ. Я тут ни при чем.

МАША. Но ты эту заразу разносишь. Я читала.

ГЛЕБ. Это твой начальник придумал?

МАША. Окстись, Глеб, Боже упаси! Это витает в воздухе.

ГЛЕБ. Надо бы вообще разобраться, чем вы там на работе занимаетесь.

МАША. Ты же знаешь. Придумываем пиар-кампании.

ГЛЕБ. Даже ты?

МАША. Я учусь.

ГЛЕБ. Мило!

Сцена третья

АЛЛА, МАША, ГЛЕБ

АЛЛА. Машка, ну, наконец-то! Что за сумки в коридоре? Что ты принесла?… Почему ты не берешь трубку?… Что ты молчишь?

МАША. Жду, когда ты закончишь свои вопросы.

АЛЛА. Маша! Мы можем хоть один вечер обойтись без споров?… Ты одна?

МАША. А с кем я должна быть?

АЛЛА. Маша!… Что там в сумках?

МАША. Китайская еда.

АЛЛА. Не поняла. Зачем?

МАША. Кушать.

АЛЛА. Я же тебя просила! По-человечески объяснить – это выше твоего достоинства!

МАША. Извини. В сумках еда из китайского ресторана. Мы поставим ее на стол, когда придет гость.

Небольшая пауза.

ГЛЕБ. Постой!… Что это значит?

АЛЛА. Я не знаю.

ГЛЕБ. Маша, что ты задумала?… Алла, ты что-то от меня скрываешь?

АЛЛА. Глеб, кто-то из вас должен быть умнее! Ты старше, ты мужчина, прояви благоразумие! Что я могу от тебя скрывать? Зачем?

ГЛЕБ. Китайская еда!… Кажется, я понимаю… Ты позвала к нам Феликса?

МАША. Ну, да.

ГЛЕБ. Что это вдруг? Кто тебе позволил приглашать гостей в чужой дом?

МАША. Я не сомневалась, ты будешь рад.

ГЛЕБ. Я не только не рад, но категорически против!

МАША. Жаль. Ну, извини, я не знала.

ГЛЕБ. Что за черт!

ГЛЕБ выходит

АЛЛА. Ты позвала своего начальника? Зачем?

МАША. Так надо.

Входит ГЛЕБ. У него в руках женская сумка.

ГЛЕБ. На! (Дает сумку Маше.) Бери телефон, говори Феликсу, что визит отменяется.

МАША. Не буду! Как я могу? Сам звони, если хочешь, он же твой приятель!

ГЛЕБ. Я с ним завтра увижусь.

МАША. А сегодня ты занят? Ты уходишь?

ГЛЕБ. Маша, что мы обсуждаем!

МАША. Вижу теперь, как ты относишься к дружбе! Лицемер!

ГЛЕБ. Прекрати паясничать!… Если он тебе на работе не надоел, зови его к себе. А в этом доме хозяин я!

МАША. Маму ты за человека не держишь!

АЛЛА. Глеб, но она уже позвала.

ГЛЕБ. У меня футбол!

МАША. Важный принципиальный матч, который пропустить невозможно. Аргентина – Ямайка!

ГЛЕБ. Идиотизм! Сумасшедший дом!

Сцена четвертая

АЛЛА, ГЛЕБ

ГЛЕБ. Как тебе это нравится! Накупить китайской снеди и пригласить Феликса!

АЛЛА. Честно говоря, я не понимаю, чего это ты так разошелся. Мы как раз хотели с ним поговорить, узнать что и как.

ГЛЕБ. Зачем она его позвала?

АЛЛА. Ну, спроси. Что тут странного? Он никогда у нас не был, Маша в курсе, что вы знакомы много лет. Почему ты ищешь в этом какой-то подвох?

ГЛЕБ. Потому что о гостях можно сказать заранее, а не устраивать визиты исподтишка.

АЛЛА. Что он такое, что ты не хочешь его принимать?

ГЛЕБ. Алла, ну, я тебя умоляю, скользкий вертлявый интриган. В прошлом историк-китаист. Что ни слово, то думай, что бы это могло значить. С ним общаться, как по Гоголю – надо сперва гороха наесться… Холостяк!

АЛЛА. Сколько ему лет?

ГЛЕБ. Нашего возраста, сорок плюс-минус что-нибудь.

Сцена пятая

АЛЛА, МАША, ГЛЕБ

МАША. Сегодня, мама, у меня на работе был чудесный день… Да, видела твоего приятеля, тебе привет.

АЛЛА. Кого?

МАША. Забыла фамилию. Помнишь, который на один спектакль написал две разные рецензии – хвалебную и разгромную, а когда его поймали, отбивался, мол, что ему твердить одно и то же, он не попугай!

АЛЛА. Надо же! Он был у вас в агентстве?

МАША. Ага, по делам. Только в этот раз они с Феликсом не сошлись.

АЛЛА. Удивительно! Такой прекрасный специалист…

МАША. Обнаглел окончательно, дорого берет. Феликс бедный уже просто измучился… Ты только не удивляйся, мама – я порекомендовала ему тебя.

АЛЛА. Что?… Прости, куда?

МАША. На дело.

ГЛЕБ. «Раз пошли на дело я и Рабинович…»

МАША. А тебе чего, трудно?

АЛЛА. Да о чем речь?

МАША. Я не знаю.

ГЛЕБ. «Рабинович выпить захотел…» (Смеется.)

Небольшая пауза

АЛЛА. Маша, ей-Богу, от тебя с ума сойдешь!

ГЛЕБ. Вероятно, Феликс и Маша полагают, что ты и твой коллега, который не попугай – два сапога пара.

АЛЛА. Дождешься, сейчас кину чем-нибудь!

ГЛЕБ. Извини, наврал: они убеждены, что среди вас… все не пернатые! (Громко смеется.)

МАША. У тебя когда футбол?

ГЛЕБ. Скоро.

МАША. Марадона играет?

ГЛЕБ. Люблю! (Глеб пытается поцеловать Машу в затылок, но та уворачивается.)

МАША. Понимаешь, мама, так получилось. Вышел грустный Феликс, слово за слово, и тут я подумала о тебе. Почему нет? Нашла твою последнюю рецензию, показала, ему понравилось.

ГЛЕБ. Что ты там написала?

АЛЛА. Ничего особенного – хороший спектакль, интересная история.

МАША. Феликс видел, говорит – бред сивой кобылы.

АЛЛА. Как?

ГЛЕБ. Ничего не понимаю, что же понравилось?

МАША. То и понравилось, что спектакль, вроде, дрянь, а почитаешь – приятно.

АЛЛА. Он что для тебя, истина в последней инстанции?

МАША. Нет. Но у нас еще один парень видел. А Феликс…

АЛЛА. Это уже невыносимо – Феликс, Феликс, Феликс! Феликс то, и Феликс это! А ты не допускаешь, что могут быть разные мнения, разные взгляды?

МАША. На дрянь?

АЛЛА. Я смотрю, твой Феликс разбирается абсолютно во всем! И тебя тому же учит!

МАША. Мама, ты не волнуйся!…

АЛЛА. Маша, давай я тебе объясню раз и навсегда!… Обругать спектакль, назвать дрянью – это дело простое, нехитрое, много ума не надо. Я сама этим часто грешила в молодости. После института я распределилась в журнал и по долгу службы читала и рецензировала пьесы. Ох, авторам от меня доставалось! «Это говно, и это тоже говно, и вообще вы ничего, кроме говна, писать не умеете!…» Но так же нельзя, верно? Люди о чем-то думают, пишут, стараются… Постепенно я стала даже в неудачных пьесах искать что-то хорошее, за что человека можно похвалить. И вот однажды, помню, меня вызвал мой начальник и говорит: «Ну, Аллочка, наконец-то, вы взрослеете, научились разбираться в оттенках говна!»

МАША. Прости, я не поняла – это комплимент?

Небольшая пауза.

АЛЛА. Работа, которую вы мне хотите предложить, связана с гомосексуалистами?

МАША. О чем ты?… А-а-а… (Смеется.) Нет, мама, что ты! Это у нас сегодня были тренинги. Участвовало все агентство. Я отличилась.

АЛЛА. Расскажи.

МАША. Представь ситуацию: «Московский комсомолец» публикует статью – какой-то старичок, коренной ветеран и пристяжной москвич, горячо поддерживает нашего дорогого мэра. Заодно жалуется, что вот, мол, какие поганые времена настали, невозможно пойти с внуком на эстрадный концерт.

АЛЛА. Почему?

МАША. Стыдно. На сцене одни пидарасы.

АЛЛА. Так и пишет?

МАША. Ага. Он его с Хрущевым перепутал.

АЛЛА. Неужели, правда?

МАША. Да какая разница! Что, такого не может быть?

ГЛЕБ. Это верно, здесь может быть все, что угодно.

МАША. Ну, вот, на эту тему нужно было написать статью. Я сочинила репортаж из детской колонии. Главная героиня – жестоко обманутая девочка четырнадцати лет. Она убила солиста известной поп-группы, когда узнала, что тот голубой.

АЛЛА. И это правда?

МАША. Мама, да какое это имеет значение! Как ты не понимаешь! Это же пиар-кампания! Выдумка, игра!

АЛЛА. Извини. Ну, и?…

МАША. Репортаж называется «Ласковая Майя». Заканчивается полным оправданием героини. Феликс очень хвалил.

Небольшая пауза.

АЛЛА. Мы сами творим мир, в котором живем… Значит, Феликс придет уговаривать меня с вами сотрудничать… Не знаю, Маша, не могу тебе ничего сказать.

МАША. Почему?

АЛЛА. Боюсь, не справлюсь, у меня старомодные представления о жизни.

МАША. Мама, но для меня это очень важно!

АЛЛА. Поясни.

МАША. Начинается новый театральный проект, Феликс ищет менеджера… Нет, это не ты, это я или кто-то из наших. И если ты согласишься помогать, мои шансы сильно возрастут.

АЛЛА. Хорошо, но ты даже не можешь толком сказать, что предстоит делать. Фантазировать о голубых я точно не стану.

МАША. Мама, тебе не придется! Феликс все объяснит!… Ну, что я сейчас? Прихожу, читаю газеты, вырезаю статьи и наклеиваю их на бумажку. Лажу в интернете. Ксерю всем подряд, говорю «Аллё!» по телефону. А тут такой шанс!… Я же хочу расти, занять новую позицию!

ГЛЕБ. Звучит, как принять позу.

МАША. Так! У тебя начинается!… Сходил бы в туалет, пока там гимны двух стран!

ГЛЕБ. Разумно.

Сцена шестая

АЛЛА, МАША

АЛЛА. Маша, что-нибудь случилось?

МАША. Ничего.

АЛЛА. Мне очень трудно все время находиться между вами.

МАША. А ты сделай выбор. Я тебе помогу.

АЛЛА. Зачем тебе нужно всегда перечить? Сколько это будет продолжаться? Я понимаю, тебе сложно было принять Глеба в шестнадцать лет. Но сейчас!

МАША. Не волнуйся, я выросла.

АЛЛА. Как ты разговариваешь! Я думала, ваши препирательства остались в прошлом, и вот на тебе, все заново!… Зачем ты Глебу хамишь? Извини, но иногда мне даже кажется, ты стремишься нас рассорить… А говоришь – выросла. Непохоже…

МАША подходит к двери и плотно ее прикрывает.

МАША. Давно хочу рассказать тебе одно видение. Оно преследует меня, мама… Это было незадолго до папиной смерти. Под утро мне не спалось… я вообще тогда спала плохо… все эти статьи в газетах, грязь… приходишь в школу, а там, хорошо хоть, никто в тебя пальцем не тычет, но так смотрят, будто ты дочь главного ворюги в стране… В общем, не спалось. Встала, пошла бродить по квартире. Вижу, дверь в вашу спальню приоткрыта…

АЛЛА. Продолжай!

МАША. Папа лежал на спине… а ты рядом с ним на боку… Обняла его и уткнулась носом в подмышку… Оба счастливые-счастливые!…

АЛЛА. Что с тобой, Маша?

МАША. Ничего. Отойди!…

АЛЛА. Ты куда?

МАША. Домой.

АЛЛА. А Феликс?

МАША. Придет, позовешь.

АЛЛА. Останься.

МАША. Не могу… Я не одна.

АЛЛА. То есть?

МАША. У меня там друг.

АЛЛА. Как?… Маша, почему ты от меня все скрываешь? Что с тобой происходит?… Ну, пригласи его к нам.

МАША. Не получится.

АЛЛА. Почему?

МАША. Он лежит.

АЛЛА. Плохо себя чувствует?

МАША. Нет, лежит голый. Привязан к кровати.

АЛЛА. Маша!

МАША. Что, мама?… Ты не веришь?

АЛЛА. Я надеюсь, это… очередная твоя игра… ты так странно шутишь…

МАША. Твои надежды неоправданны. Я не шучу.

АЛЛА. И кто он тогда такой?

МАША. Клиент.

АЛЛА. Кто?

МАША. Ты действительно не расслышала?

АЛЛА. Маша, пожалей меня!

МАША. Пять лет назад, когда папа еще был жив, он работал у нас в агентстве. Сейчас в компании, которая наш клиент. Я его так называю. Успокоилась?… Знаешь, эта папина штука между ног была приличных размеров! Сколько смотрю, подобного не встречаю. У Глеба точно меньше… Зачем же ты тогда за него вышла?… Ты не можешь без мужиков? Меня отселить, чтоб не мешалась, и моментально выскочить за Глеба! Да, мама?… Что же ты молчишь? Проглотила все свои вопросы?… А хочешь, пойдем со мной, посмотришь на клиента. Здоровый бугаина, Глеб рядом с ним дохляк! Поучишь меня, покажешь класс! Ты же любишь меня учить! Да, мама?…

Сцена седьмая

АЛЛА, ФЕЛИКС

ФЕЛИКС. И где хозяин?

АЛЛА. Извините, Феликс, я послала его в магазин за мелочами.

ФЕЛИКС. Послали хозяина? Ха!… Не удивляйтесь, Алла, люблю поиграть словечками, это мой конек. Недавно увидел объявление – ищут человека на «ненормативный рабочий день». Как вам?… Вы простите, что я так поздно, у меня тоже день – ненормативный! (Смеется.)

АЛЛА. Ничего, мы рады.

ФЕЛИКС. Да, Глеб – большой любитель на сюрпризы. Так долго вас скрывать. Вы чем-то заслужили?

АЛЛА. Надеюсь, нет.

ФЕЛИКС. Ну, партизан! Мы с ним знакомы тысячу лет. И вдруг он говорит – возьми на работу дочь. Представляете? Я был просто ошарашен. У Глеба дочь! Откуда, что? Теперь вот выясняется, у него не только дочь, но и прекрасная жена. Надеюсь, с вами он более откровенен?

АЛЛА. Что это значит?

ФЕЛИКС. Ничего, это я шучу! (Смеется).

Небольшая пауза.

А Маша похожа на вас, от Глеба шиш. Умом, разве что!… Подает большие надежды, сегодня так просто поразила. Она, кстати, сказала, что вы были бы не прочь подработать.

АЛЛА. Она так сказала?

ФЕЛИКС. Ну, да. Неправда?

АЛЛА. Нет, нет, Феликс! Она говорила, просто я не очень поняла в чем дело.

ФЕЛИКС. Ну, что ж, отлично! Пока никого нет, давайте объясню. У нас появились клиенты, которые производят большую группу товаров под одним названием. Продукты, самые разные, но название, брэнд, как мы говорим, один. Речь идет о продвижении этого брэнда.

АЛЛА. Я не разбираюсь, к сожалению.

ФЕЛИКС. Что в нашем деле хорошо, Алла, так это то, что никто не разбирается! (Достает из портфеля бутылку водки.) Это вам.

АЛЛА. Мне?

ФЕЛИКС (смеется). Вам, вам!… Да вы взгляните на название!

АЛЛА. Водка «Дядя Ваня».

ФЕЛИКС. Это же по вашей части?

АЛЛА. Феликс, я театровед…

ФЕЛИКС. Подумайте, что может быть почетней для человека вашей профессии, чем двигать в массы «Дядю Ваню»! А?… Вы не волнуйтесь, ничего не придется делать с нуля, мы уже сами многое придумали.

АЛЛА. Например?

ФЕЛИКС. Идей хороших много. Вот одна: договориться, чтобы во мхатовском спектакле персонажи пили только эту водку. Какая им разница, правильно? Я уже разговаривал в администрации, они в принципе не против.

АЛЛА. Да?… И что вы тогда хотите от меня?

ФЕЛИКС. Понимаете, есть неплохие куски, отдельные фрагменты, но… я убедился, надо привлечь человека, знающего театр.

АЛЛА. Зачем?

ФЕЛИКС. Театральный человек поможет создать нужный образ, построит правильную легенду… Кроме того, я хочу сделать серию газетных публикаций, объединить кампанию единым замыслом…

АЛЛА. Да, понятно.

ФЕЛИКС. Возьметесь?

АЛЛА. Писать?… И о чем статьи?

ФЕЛИКС. Ну, тут вам и карты в руки. Кто у нас специалист?

АЛЛА. А все-таки?

ФЕЛИКС. Допустим, что водка создана по рецепту, который найден случайно в одном из ранних вариантов пьесы…

АЛЛА. Как?

ФЕЛИКС. Нет? Что, какой-нибудь реальный дядя Ваня не мог варганить самогон, сидя у себя на даче?… Ну, хорошо, тогда пусть это будет любимой водкой Чехова.

АЛЛА. Вы серьезно?

ФЕЛИКС. Алла, я очень серьезный человек.

АЛЛА. Феликс, я боюсь, у меня не получится…

ФЕЛИКС. Почему?

АЛЛА. Понимаете, «Дядя Ваня» – пьеса о том, как пропала жизнь…

ФЕЛИКС. Вижу, вы не хотите.

АЛЛА. Вдруг кто-то отравится?

ФЕЛИКС. Алла, бросьте, там новейшая технология. Жаль… А мне хотелось привлечь Машу. Ну, вы подумайте…

Сцена восьмая

ГЛЕБ, ФЕЛИКС, АЛЛА

ГЛЕБ. Привет!

ФЕЛИКС. Здорово!

АЛЛА. Здравствуй, Бим! Здравствуй, Бом!

ГЛЕБ. Какими судьбами?

ФЕЛИКС. Мечтаю соблазнить твою жену.

ГЛЕБ. «Если это Витька или даже Слава, супротив товарищей не буду возражать…»

АЛЛА выходит.

Удалось?

ФЕЛИКС. Пока нет.

Небольшая пауза.

Стареешь, Глеб!

ГЛЕБ. Что такое?

ФЕЛИКС. Да жалуются на тебя.

ГЛЕБ. Не понял?

ФЕЛИКС. Ты сегодня трудился, я слышал…

ГЛЕБ. Ах, вот ты о чем! Было дело.

ФЕЛИКС. Как же так: просил тебя взять интервью у важного человека, будущего депутата, а ты мало, что с ним споришь, так еще внушаешь мысли, которые поссорят его с электоратом!

ГЛЕБ. Ну, ты его успокоил? Сказал, что я и помирю?

ФЕЛИКС. У него профессия раздувать щеки, быть большим начальником, а ты… (Смеется.) Когда выйдет?

ГЛЕБ. Завтра.

ФЕЛИКС (достает конверт, протягивает Глебу). Так уж и быть, на! Конечно, из тебя следует вычесть за споры, но в день знакомства с семьей…

ГЛЕБ (пересчитывает деньги, прячет конверт). Трепло!

Сцена девятая

АЛЛА, МАША, ГЛЕБ, ФЕЛИКС

ГЛЕБ. Аллусь, Феликс мой давний товарищ, мы с ним вместе чего только не съели, а ты, оказывается, не хочешь ему помочь!

ФЕЛИКС. Мне показалось, Алла питает недоверие к нашему делу.

АЛЛА. Нет, Феликс…

ФЕЛИКС. Зря вы так. Делаем кого угодно, хоть певцов, хоть балерин.

АЛЛА. Но я же не могу распространять слухи, что…

ФЕЛИКС. Слухи? (Смеется.) О, спасибо, что напомнили! (Глебу.) Я давно хотел тебе одну смешную байку рассказать. Про слухи, но из вражеского опыта. Умрешь!… Помнишь, конечно, пару лет назад была эта шумная американская история про Клинтона и пани Монику, с пятнами на платье? Да?… Ну, вот, в самый разгар этой комедии приезжает из Нью-Йорка Марик. Ты помнишь Марика?

ГЛЕБ. Нет.

ФЕЛИКС. Да, ладно, ты не можешь его не помнить. (Алле.) Это у меня был сотрудник, он уехал в Америку.

АЛЛА. На работу?

ФЕЛИКС. Нет, навсегда свалил. Жаль, очень способный и забавный парень. О нем отдельно… Ну, вот, сидим мы с Мариком, смотрим телевизор, а там по всем каналам падший Клинтон – в крайней своей низости и полном разложении, президент фашистской страны, где сплошь угарный секс и ничего душевного…

ГЛЕБ. Угомонись!

ФЕЛИКС. И вдруг Марик говорит: «Ты знаешь, в чем причина? Ну, подоплека всех этих событий?» «Нет, конечно, откуда мне знать». «Дело в том, – на полном серьезе продолжает Марик, – что Хиллари – лесбиянка»!

Небольшая пауза.

АЛЛА. Боже мой, неужели, правда?

ФЕЛИКС (смеется). В этом и фокус! Кто может знать, кроме нее самой?… «Марик, – спрашиваю, – с чего ты взял?» «У нас все так говорят!» А он по-английски не читает, мог только от кого-то услыхать. Понимаешь?

ГЛЕБ. Пока нет.

ФЕЛИКС. Ну, как, Глеб!… Смотри: в ситуации этого скандала рейтинг Клинтона падает, правильно?… соответственно, их пиарщикам надо что-то сделать, чтобы его поддержать. Они запускают слух, мол, Хиллари, конечно, жена, но лесбиянка… вон, даже до Марика, не говорящего по-английски, доходит… и для быдла это становится простым и понятным объяснением, почему Клинтон трахает всех подряд направо и налево. А! Как тебе!… Вместо осуждения толпа тут же начинает ему сочувствовать – ах, он бедненький!… рейтинг растет – что и надо!… он спокойно доживает до конца президентства.

ГЛЕБ. Да, здорово.

ФЕЛИКС. Свободная страна, совсем другое дело! А здесь? Попробуй-ка запустить нечто подобное про Путина, или почему он вдруг стал президентом – да у тебя моментально все яйца оторвут! Извините, Алла.

Небольшая пауза.

МАША. А что этот твой Марик?

ФЕЛИКС. Марик? Да ему чего! Он такой верткий, везде устроится. Очень деловой.

АЛЛА. Что это, по-вашему?

ФЕЛИКС. Деловой? Спасибо, как говорится, за хороший вопрос… Он умеет торговаться с проститутками! (Смеется.)

МАША (Глебу). А ты умеешь?

ФЕЛИКС. О! Еще с Мариком связана одна чудесная история… Вот, надо записывать, ей-Богу, ведь пропадет, и никто потом не поверит!… Он приехал в Америку, а у него с собой черной икры больше, чем таможня пропускает. Конечно, его завернули, часть икры надо сдать. Так что ты думаешь? Он открыл все лишние банки, достал ложку и на глазах изумленных америкосов стал это демонстративно жрать – мол, не пропускаете, сволочи, так и вам не достанется! А?… Как тебе? (Громко смеется.)

МАША. Марик, Марик… Марик – это тот, кто вел кампанию против Новицкого?

Сцена десятая

ГЛЕБ, ФЕЛИКС

ГЛЕБ. Что за черт прислал тебя идиота!

ФЕЛИКС. Маша пригласила.

ГЛЕБ. Что ты несешь ахинею?… Кто тебя тянет за язык?…

ФЕЛИКС. Не понял?

ГЛЕБ. Как Машкина фамилия?

ФЕЛИКС. Новицкая.

ГЛЕБ. Ну? Теперь-то ты понял?

ФЕЛИКС. Ох, Маша!…

ГЛЕБ. Как же я, болван, сразу не сообразил!… (Еле сдерживаясь от злости.) Слушай, ты, старый пидар!…

ФЕЛИКС. Как всегда, ты прав наполовину.

ГЛЕБ. Ты продолжишь острить где-нибудь в другом месте! Сейчас ты возьмешь свой портфель и свалишь отсюда! Понял?

ФЕЛИКС. Не все.

ГЛЕБ. Что еще тебе объяснить, скотина? (Хватает Феликса, борются.)

Сцена одиннадцатая

АЛЛА, МАША, ГЛЕБ, ФЕЛИКС

АЛЛА. Глеб, что случилось?

МАША. Вы целуетесь?

ГЛЕБ (отходит от Феликса, Маше.). Похоже, ты сегодня в ударе, способна дров наломать на жизнь вперед…

Пауза.

МАША. Феликс, прости меня.

ФЕЛИКС. Ну, Маша!…

МАША. У нас в семье так получилось, что мне мама не поверит… Я правду знаю. Но она нужна маме.

ФЕЛИКС. Ты уверена?

МАША. Конечно. Как может быть иначе?… Скажи: мы, то есть агентство, вели кампанию против моего папы. Так?

ФЕЛИКС. Ай, Маша!…

МАША. Так. Теперь: Феликс, я прошу тебя, умоляю, обещаю за бесплатно целый год вырезать статейки из газет, выполнять любые твои поручения! Только скажи, мне очень важно это услышать: Глеб участвовал в той кампании?

ГЛЕБ. Алла, это смешно…

МАША. Феликс, пожалуйста, я же и так все знаю… у меня там клиент… Мама должна услышать это от тебя. Она думает, что я вру, что я просто хочу разрушить ее брак…

ГЛЕБ. Хватит этот цирк!

МАША. Скажи тогда сам.

ГЛЕБ. Кампания велась во многих газетах, в том числе и у нас. Всё?

МАША. Нет, не всё. Обычно мы платим за статьи. Скажи, Феликс: брал Глеб деньги за пасквили на папу?

Пауза.

АЛЛА (тихо). Это правда, Глеб?

ГЛЕБ. Послушай, Алла…

АЛЛА. Ответь, это правда?… Посмотри на меня, Глеб!… Правда?

ГЛЕБ. Алла, поверь мне…

АЛЛА. Ты брал деньги?

ГЛЕБ. Моя роль гораздо скромней…

АЛЛА. Ты обливал Мишу грязью…

ГЛЕБ. Ну, конечно, кто тут самый главный злодей!

АЛЛА. Уму непостижимо!… а потом брал за это деньги?

ГЛЕБ. Может, ты еще скажешь, что я его и убил?

АЛЛА. А он был убит?

ГЛЕБ. О, Господи!

АЛЛА выходит.

(Кричит.) Дура!… Как можно быть такой беспросветной дурой!… Как ты себе все представляешь? Ты думаешь, вот пропечатали что-то в газете, и затем пошли неприятности? Да?… Почему ты элементарных вещей не понимаешь – Миша потерял свой бизнес задолго до всех статей!… Это же Россия! Зазеркалье! Как всегда, особый путь – капитализм без частной собственности! Смена собственника путем не купли-продажи, а в результате ближайшей гэбэшной ротации, смены крыши, по-простому!… Сегодня ты живешь как бизнесмен в законе, а завтра плаваешь как говно…

ФЕЛИКС. В Лондоне.

ГЛЕБ. Кого в этой стране вообще волнует, что пишут в газетах! Попроси Феликса, он тебе состряпает на любую тему и где угодно разместит!… Или ты этого не знаешь? Или это для тебя новость?…

Входит АЛЛА.

Когда Феликс пришел ко мне, вот он не даст соврать, уже давно было понятно, что все, конец, Мишин бизнес отберут. Разве я мог что-то изменить?… По-твоему, надо было сказать: «Нет-нет! Никогда! Отдайте эти деньги кому-нибудь другому, а я не возьму, мне неприятно!» Да? Может, бросить работу в знак протеста?… Ну, хватит! Я не понимаю, кого ты из себя мнишь? Мы тут, понимаешь ли, все мерзавцы, а она – сама чистота! О политике писать – плохо, а льстить всяким бездарям, что они создают «интересные истории» – это нормально!

АЛЛА. Я поняла, что такое «черный пиар»

Небольшая пауза.

Считать нас порядочными людьми. Выдавать эту страну за место, пригодное для жизни.

Сцена двенадцатая

АЛЛА, МАША

АЛЛА. Ты хотела этого?

МАША. Я хочу правды.

АЛЛА. Что это для тебя – у кого какой длины?

Небольшая пауза.

Через неделю после похорон ко мне пришли Мишины коллеги и отобрали все его предприятия. Они сказали: «Какая у вас хорошенькая девочка!»… Деньги, которые оставались, я боялась хранить дома и положила в банк. Было это, как ты помнишь, в девяносто восьмом, в начале августа… в конце августа деньги пропали, получить их стало невозможно. Вышла за Глеба… Какая правда тебя интересует еще?

МАША. Папа был убит?

АЛЛА. Прошу тебя, никогда этого не говори. Слышишь? Никогда! (Настойчиво.) Он умер от сердечного приступа. Нырнул в бассейн и не вынырнул – остановилось сердце.

Пауза.

У меня тушь потекла… Помоги.

АЛЛА и МАША накрывают на стол.

Ставят китайскую еду, водку «Дядя Ваня»

Сцена тринадцатая

АЛЛА, ГЛЕБ, ФЕЛИКС, потом МАША

ФЕЛИКС. Ух, что это?

АЛЛА. Не знаю, нечто китайское. Маша принесла специально для вас.

ФЕЛИКС. Алла, какая у вас способная девочка!

ГЛЕБ. Ты бы поговорила со своей дочерью. Постоянно устраивает дурдом! Сказала, что пошла кого-то отвязывать.

ФЕЛИКС. Как? Любопытно!… Ты не замечаешь, Глеб, тенденции простые русские слова употреблять исключительно в уголовном смысле? Авторитет. Опустить. Просто так опустить штаны уже невозможно, обязательно заподозрят в чем-то мерзком. Отвязывать! Интересно, что она будет делать с тем, кого собирается «отвязывать»?

ГЛЕБ (подходит к Алле сзади, обнимает ее). Алка, котик, я тебя люблю.

АЛЛА. Потом, Глеб. Или ты хочешь при Феликсе?

Все садятся за стол. Накладывают на тарелки еду,

открывают и разливают по рюмкам водку.

ФЕЛИКС. Когда-то в юности я читал замечательную книжку, предопределившую весь мой жизненный путь…

ГЛЕБ. Биографию Дзержинского.

АЛЛА. Наверное, о Китае.

ФЕЛИКС. Почти угадали – о Японии.

АЛЛА. Ничего не понимаю, вы же китаист?

ГЛЕБ. Кого ты слушаешь!

ФЕЛИКС. Предлагаю тост – за любовь!

АЛЛА. Согласна!

Все выпивают, закусывают.

ФЕЛИКС. Книжка о Японии, но там было немного о Китае, о китайской кухне, в частности. Японцы – тупицы, простаки, поотбирать у них все острова!… любят только натуральное, им важен естественный вкус. Яркое выражение этой философии – суши, сырая рыба. А вот китайцы!… Китайцы стремятся из любых продуктов приготовить… в общем, состряпать такое блюдо, чтоб вы вообще не понимали из чего оно сделано и что вам подают. (Ест.) Очень вкусно! (Смеется.)

Входит МАША.

ГЛЕБ. Мария Михайловна, у тебя есть новости?

МАША. По всем каналам одно и то же – Абрамович купил «Челси».

АЛЛА Что купил?

ФЕЛИКС. Челси. Дочь президента Клинтона.

Ужин продолжается.

Ящик Пьеса в одном действии

Посвящается моим родителям.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

АСЯ

ВИЛЕН

Действие происходит в Москве.

ВИЛЕН. Ася, куда ты деваешь мои носовые платки?

АСЯ. Виленька, в спальне в шкафу в среднем ящичке.

ВИЛЕН. Там нет.

АСЯ. Посмотри внимательно.

ВИЛЕН. Я смотрел.

АСЯ. Глаженая стопочка, в кулечке, ближе к задней стенке… Сейчас докрашусь и помогу тебе.

ВИЛЕН. С каких пор ты их туда кладешь?

АСЯ. Милый, всю жизнь.

Небольшая пауза.

ВИЛЕН. Долго ты будешь возиться?

АСЯ. Потерпи.

ВИЛЕН. Вечно копаешься.

АСЯ. Ты прав.

ВИЛЕН. Когда нам выходить?

АСЯ. У нас достаточно времени.

ВИЛЕН. Зачем было меня торопить?

АСЯ. Выйдем пораньше. Я еще хочу заскочить на один рыночек. Там розы в два раза дешевле, чем у метро.

ВИЛЕН. Где это?

АСЯ. Ты не знаешь.

ВИЛЕН. Как такое может быть?

АСЯ. Что?

ВИЛЕН. Так дешево.

АСЯ. Представь себе.

ВИЛЕН. Это далеко?

АСЯ. Ты меня отвлекаешь.

ВИЛЕН. По дороге?

АСЯ. Не совсем, лишних полчасика…

ВИЛЕН. Пожалей мои ноги.

АСЯ. Виля, без цветов нехорошо. Такой день! У метро дорого… Если тебе тяжело, можно посидеть в сквере на скамеечке… не так уж и часто мы выходим…

ВИЛЕН. Что мне сидеть со старухами?

АСЯ. Тебе полезно.

ВИЛЕН. Со старухами никому не полезно.

АСЯ. Побыть на воздухе.

ВИЛЕН. Может, обойдемся гвоздиками?

АСЯ. Ты прекрасно знаешь, Софка любит розы.

ВИЛЕН. Ты спекла торт.

АСЯ. Наполеон для него. Розы для нее…

Небольшая пауза.

Посмотри на меня, Виля. Что скажешь? Кофточка, конечно, не самая новая, но мне к лицу… Это Софка когда-то подарила… Что ты удивляешься? Сто лет назад… Я специально надела, ей будет приятно…

ВИЛЕН. Ася, ты освободилась?

АСЯ. Освободилась, освободилась, черствый ты человек. Похвалить жену лишний раз, сделать комплимент – никогда! Покажись, Виля.

ВИЛЕН. Все отлично.

АСЯ. Твой галстук не темноват?

ВИЛЕН. На светлом пятно.

АСЯ. Почему ты раньше не сказал?

ВИЛЕН. Кто же вчера знал, что мы пойдем в гости.

АСЯ. А позавчера? Неделю, месяц назад?

ВИЛЕН. Забыл.

АСЯ. О чем ты думаешь, Виля? Софкин муж всегда такой холеный, ухоженный. Я хочу, чтоб ты у меня тоже выглядел красиво. Софка увидит тебя, расстроится.

ВИЛЕН. Что ты предлагаешь?

АСЯ. Надеть другой галстук.

ВИЛЕН. Какой?

АСЯ. Новый.

ВИЛЕН. Нет.

АСЯ. Виленька, красивый модный галстук…

ВИЛЕН. Не проси.

АСЯ. Шелковый…

ВИЛЕН. Замечательно.

АСЯ. Сделай мне приятное…

ВИЛЕН. В другой раз.

АСЯ. Лежит отличная импортная вещь…

ВИЛЕН. Наши не хуже.

АСЯ. В этом ты строгий и угрюмый…

ВИЛЕН. Пусть.

АСЯ. Как на работу…

ВИЛЕН. Ася, всё.

Небольшая пауза.

АСЯ. Упрямый, не переделать!

ВИЛЕН. Ты знаешь меня уже пятьдесят лет.

АСЯ. Железобетон. Сказал – как отрезал. Решил – навечно.

ВИЛЕН. Ты что-то взвинченная сегодня.

АСЯ. Почему не сделать как я прошу?

ВИЛЕН. Не начинай по пятому разу.

АСЯ. Бог тебе судья.

ВИЛЕН. Бога нет.

АСЯ. Интересно, какая сейчас Софка…

ВИЛЕН. Такая же.

АСЯ. На последних фотографиях она просто красавица…

ВИЛЕН. С длинным носом и толстым задом.

АСЯ. Не Софка, Софи Лорен.

ВИЛЕН. Новые зубы.

АСЯ. Виля, хватит!

ВИЛЕН. Что не так?

АСЯ. Это уже ни в какие ворота! Что с тобой такое? Не надо комментировать каждое мое слово! Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Каким ты стал ужасным ворчуном на старости лет! Люди тебя не узнают… Повторяю: она прекрасно выглядит, и он прекрасно выглядит! Ну, зачем ты споришь?

ВИЛЕН. Я молчу.

АСЯ. Опять? О чем? Что за характер! Обязательно нужно сказать, когда его не спрашивают, иметь обо всем свое мнение… Ты и в гостях будешь так себя вести?

ВИЛЕН. Как умею.

АСЯ. Что значит «как умею»? Не пугай меня, Виля, я уже начинаю бояться… Объясни мне, только чтоб я поняла: вот я говорю – Софка с мужем хорошо выглядят. Ничего больше, заметь, я не говорю, ничего, что может заставить тебя кричать, ни о Ельцине, ни о коммунистах. Тихо и спокойно: «Софка с мужем хорошо выглядят». Спрашивается, почему не промолчать?

ВИЛЕН. Я не согласен.

АСЯ. Ты меня дразнишь?

ВИЛЕН. Не заводись.

АСЯ. Где твой такт?

ВИЛЕН. Ты предлагаешь мне соврать?

АСЯ. Прекрати уже. Твой настрой мне не нравится.

ВИЛЕН. Не трогай меня.

АСЯ. Ты действительно способен в гостях вот такое ляпнуть?

ВИЛЕН. Не волнуйся.

АСЯ. Легко сказать!

ВИЛЕН. Да.

Небольшая пауза.

АСЯ. После стольких лет. После всего, что было… Скажи, ты думал, что это может случиться?

ВИЛЕН. Что?

АСЯ. Ну, вот что Софка позвонит, что они позовут нас в гости?

ВИЛЕН. Нет.

АСЯ. И я даже представить себе не могла. Хотя часто об этом мечтала… Все-таки последние годы Софка писала, помогала.

ВИЛЕН. Тайком от него.

АСЯ. Неужели что-то меняется в нашей жизни?

ВИЛЕН. Стареем.

АСЯ. Я прошу тебя, Виля, пожалуйста…

ВИЛЕН. Ну, что?

АСЯ. Когда мы придем, очень прошу, не спорь с ним! Что бы он там ни говорил – промолчи, будь умней, его все равно не переделать.

ВИЛЕН. Постараюсь.

АСЯ. Это Софкин муж.

ВИЛЕН. Объелся груш.

АСЯ. Ради меня, Софки, нашей дружбы… Уже достаточно! Даже если в прошлом не все было гладко…

ВИЛЕН. Ася, я тебе обещаю вести себя прилично.

АСЯ. Молодец.

ВИЛЕН. Пусть он несет любую чушь, делает, что хочет, я буду сидеть молча, рта не раскрою.

АСЯ. И что, по-твоему, это очень умно?

ВИЛЕН. Я тебя не понимаю.

АСЯ. Вот так прийти в гости и сидеть бука букой?

ВИЛЕН. Ася, что ты от меня хочешь?

Небольшая пауза.

АСЯ. Надень новый галстук.

ВИЛЕН. Ты слыхала.

АСЯ. Давно пора помириться, Виля.

ВИЛЕН. Мы же идем.

АСЯ. Я не о них.

ВИЛЕН. Даже не заикайся, слушать не хочу.

АСЯ. Там будет Софкина дочь…

ВИЛЕН. Почему ты не сказала мне раньше?

АСЯ. Боялась, ты не пойдешь… Она даже предлагала за нами заехать, но как-то неудобно тащить ее на рынок, а без цветов не хочется.

ВИЛЕН. Замужем?

АСЯ. Давно. Тьфу-тьфу-тьфу… Они купили здесь квартиру. Я поняла, Софка хочет переехать в Москву и жить на американскую пенсию.

ВИЛЕН. Так можно?

АСЯ. Видимо.

ВИЛЕН. Жулики.

АСЯ. Почему? Многие так делают.

ВИЛЕН. Кого ты еще знаешь?

АСЯ. Софка вчера сказала.

ВИЛЕН. Все, значит, благополучно устроились… вернулись…

АСЯ. Софкиному мужу в этом году восемьдесят. Говорит, хочет умереть на родине.

ВИЛЕН. Ясное дело. Для него родина – кладбище. Жить он предпочитает в другом месте.

АСЯ. Что-то в этом есть.

ВИЛЕН. В этом подлость и беспринципность. Он и здесь был прекрасно устроен. Деляга.

АСЯ. Они хотели быть вместе с дочерью.

ВИЛЕН. Болтовня. Они всегда думали только о себе. Не надо было ее подзуживать, она бы никуда и не рвалась.

АСЯ. Виля, ну, зачем ты перевираешь? Кто ее подзуживал?

ВИЛЕН. Они.

АСЯ. Кто они?

ВИЛЕН. Софка и ее умный муж.

АСЯ. Дети сами решили.

ВИЛЕН. Алик решил?

АСЯ. Что тебя удивляет?

ВИЛЕН. Наш сын решил? Алик? Что он мог решить? У него когда-нибудь была своя голова?

Небольшая пауза.

С твоими разговорами… совсем забыл…

АСЯ. Что ты роешься? Платок не здесь.

ВИЛЕН. Ты не помнишь, где мои запонки?

АСЯ. Что?

ВИЛЕН. Запонки.

АСЯ. Не поняла?

ВИЛЕН. За-пон-ки!

АСЯ. Можно не кричать, я прекрасно слышу. Зачем тебе запонки?

ВИЛЕН. Так.

АСЯ. Что случилось?

ВИЛЕН. Ася, я тебя спрашиваю.

АСЯ. Что еще за новости! Виля, что это? Зачем ты ее взял?

ВИЛЕН. Ты мне не ответишь?

АСЯ. Зачем ты взял эту рубашку, я же погладила тебе другую, с пуговками на манжетах!

ВИЛЕН. И где?

АСЯ. Светлая, новая…

ВИЛЕН. Был вопрос.

АСЯ. Так подходит к твоему костюму…

ВИЛЕН. Я не надену.

АСЯ. Что за наказание! Ты не мог сказать мне об этом раньше?

ВИЛЕН. Ты не спрашивала.

АСЯ. Я уже погладила…

ВИЛЕН. Перестань хитрить.

АСЯ. Виленька, пожалуйста, ну, ради меня!

ВИЛЕН. Мы опоздаем.

АСЯ. Мы никуда не спешим…

ВИЛЕН. Ася, я сказал.

АСЯ. Ты хочешь истрепать мне все нервы до того, как мы выйдем?

Небольшая пауза.

В серванте, в верхнем ящике.

ВИЛЕН. Здесь нет.

АСЯ. Поищи.

ВИЛЕН. Ты надо мной шутишь?

АСЯ. За коробкой с лекарствами.

ВИЛЕН. Ася, я наклоняюсь плохо, но вижу насквозь.

АСЯ. Глянь сюда… Они?

ВИЛЕН. Уже забыл, когда последний раз надевал костюм.

АСЯ. Лишь бы спорить по любому поводу.

ВИЛЕН. Я готов.

Пауза.

АСЯ. У Алика голова дай Бог каждому!

ВИЛЕН. Мы не идем?

АСЯ. Ты просто упрямец, каких мало.

ВИЛЕН. Я не про способности его говорю. А про его бесхребетность и неумение за себя постоять.

АСЯ. Он очень добрый мальчик.

ВИЛЕН. Он такой добрый, что готов был думать о ком угодно, только не о родителях.

АСЯ. Виля, это не так!

ВИЛЕН. Твое мнение его интересовало? А мое?

АСЯ. Виля, это несправедливо.

ВИЛЕН. Он вечно был у них на поводу…

АСЯ. Он любил ее! Он знал ее с детства!

ВИЛЕН. Ну, да, да, любил! Только почему он тебя не любил? Меня не любил?

АСЯ. А что ему было делать?

ВИЛЕН. Ася, я не знаю, кто и что должен был делать, но этого выхода никто не искал… Хотя бы не поддакивать им!… Нас с тобой просто поставили перед фактом. Вот, пожалуйста, принимайте, как есть – дети женятся, и мы с ними уезжаем.

АСЯ. Но ты тоже виноват. Ты же не хотел ничего слушать.

ВИЛЕН. Что я должен был слушать? В чем я виноват?

АСЯ. Ты разбил их брак.

ВИЛЕН. Я не хотел свадьбы?

АСЯ. Да.

ВИЛЕН. Ложь!

АСЯ. Но ты фактически запретил! Ты сказал, что если они поженятся, ты их не пустишь, не дашь им разрешения на выезд.

ВИЛЕН. Правильно, но это же не против свадьбы. Хотят жениться – на здоровье, но пусть живут здесь, уезжать зачем?

АСЯ. Виля, почему они должны были под тебя подстраиваться?

ВИЛЕН. Потому что я ни под кого подстроиться не мог! Это что, так сложно понять?

АСЯ. Ну, и пусть бы уехали.

ВИЛЕН. Что значит пусть уехали? А мы?

АСЯ. Как-нибудь перебились.

ВИЛЕН. Ты даже не представляешь, о чем говоришь! Как бы мы могли перебиться? Я обязан был заявить, что мой сын уезжает, после чего меня тут же выгоняют с работы. И на что бы мы жили? Как, я тебя спрашиваю?

Небольшая пауза.

АСЯ. Ты не хочешь идти?

ВИЛЕН. Хочу.

АСЯ. Честно.

ВИЛЕН. Я два раза не повторяю.

АСЯ. Эта рубашка мятая.

ВИЛЕН. Нормальная.

АСЯ. Не вертись, дай я взгляну…

ВИЛЕН. Под пиджаком будет не видно.

АСЯ. А если тебе станет жарко и ты захочешь пиджак снять?

ВИЛЕН. Не захочу.

АСЯ. Но вдруг?

ВИЛЕН. Ася, я решил.

АСЯ. А это что?

ВИЛЕН. Где?

АСЯ. Ну, иди сюда, к окну, ближе к свету…

ВИЛЕН. Что там?

АСЯ. Виля, где ты ползал?

ВИЛЕН. Искал платок.

АСЯ. Нет, вы это видели? Если у тебя сахар, болят ноги, ты не можешь наклоняться, подождал бы две минуты, позвал меня…

ВИЛЕН. Ай-ай… Пройдись просто щеточкой…

АСЯ. Виля, мы в кои-то веки выходим из дому. Мы идем к моей лучшей подруге, которую не видели двадцать лет. А ты в мятой рубахе и грязных брюках…

ВИЛЕН. Я пойду так.

АСЯ. А я не пойду так! Мне стыдно! Снимай!

ВИЛЕН. Что?

АСЯ. Снимай, говорю! Рубаху снимай!

ВИЛЕН. А штаны?

АСЯ. И штаны.

ВИЛЕН. Будешь наказывать?

АСЯ. Поглажу…

ВИЛЕН. Мы не успеем за цветами.

АСЯ. Черт с ним с этим рынком, купим у метро.

ВИЛЕН. Это пол твоей пенсии.

АСЯ. Раздевайся!

ВИЛЕН в раздумье, затем нехотя раздевается.

Какой ты худой, Виля. Софка скажет, что я тебя плохо кормлю.

АСЯ ставит гладильную доску.

Берет щетку, начинает чистить брюки.

ВИЛЕН. Сколько сейчас Софкиной дочери?

АСЯ. Она на четыре года младше Алика. Он был на последнем курсе, она на первом. Считай.

ВИЛЕН. Ей было восемнадцать лет. Что она могла знать о жизни? Какие такие несчастья успели случиться на ее пути, что нужно было непременно уезжать? Ее настроили, научили, вот она и повторяла вслед за своим папочкой.

АСЯ. Она в Софку.

ВИЛЕН. Еще хуже. Наверное, не дает своему мужу рта раскрыть.

АСЯ. Алику нравилось.

ВИЛЕН. Если она его так любила, что ей мешало остаться? Ничего, отчалила, нашла другого. Он знал, что она вышла замуж?

АСЯ. Да.

ВИЛЕН. И все равно уехал. Мне назло.

АСЯ. А что ему здесь?

ВИЛЕН. О тебе не подумал.

АСЯ. Здесь все наперекосяк.

ВИЛЕН. Теперь они процветают, и только твой сын в дураках.

АСЯ. Наш сын.

ВИЛЕН. Ни дома, ни семьи, ни родных.

АСЯ. Я каждый день молю Бога, чтобы он ему помог. Сорок лет для мужчины не возраст.

ВИЛЕН. Ну-ну.

АСЯ. Если бы они тогда поженились, у нас были уже взрослые внуки.

Небольшая пауза.

ВИЛЕН. Дать слово и держать его, быть верным, принципиальным немодно. Ври как хочешь, юли, верти – главное выгода. Вчера строили коммунизм, сейчас капитализм, завтра опять будем строить непонятно что. Вчера кого ни спроси все мечтали стать евреями, чтобы уехать, сегодня евреев бьют. При этом работать по субботам никто не хочет, а нормальную жизнь, если получится, они построят через сорок лет…

АСЯ. Я столько не проживу.

ВИЛЕН. Последовательные, как Софкин муж.

АСЯ. Почему? Все мы.

ВИЛЕН. Мы? Не понял? Что я?

АСЯ. Не проживешь.

ВИЛЕН. Ася, ты меня слушаешь?

АСЯ. Слушаю. Глажу и слушаю.

ВИЛЕН. Тогда повтори.

АСЯ. Ты сказал, что Софкин муж будет жить до ста двадцати лет.

ВИЛЕН. Я так сказал?

АСЯ. Нет? Если сейчас ему восемьдесят, то через сорок лет будет сто двадцать.

ВИЛЕН. Ты надо мной издеваешься?

АСЯ. Виля, что с тобой сегодня?

ВИЛЕН. Я спрашиваю, при чем тут твоя арифметика?

АСЯ. Ну, не сердись… Ты всегда очень путано рассуждаешь, объясни спокойно.

ВИЛЕН. Я говорил, что когда выгодно, люди забывают о принципах. Сегодня одно, завтра другое. Сегодня они уезжают, завтра возвращаются. Сегодня они евреи, завтра уже не хотят ими быть. В итоге черте что, чехарда.

АСЯ. Да?

ВИЛЕН. Ты вспомни, как он менял свое имя туда-сюда.

АСЯ. Это было тридцать лет назад.

ВИЛЕН. Ты помнишь, какое объяснение он написал в милиции?

АСЯ. Такие были годы.

ВИЛЕН. «Я не хочу, чтобы меня путали с ненавистным всему миру международным агрессором и отказываюсь от имени Израиль. Прошу отныне называть меня Игорем».

АСЯ. Его заставляли, он же должен был что-то написать.

ВИЛЕН. Вот эту глупость?

АСЯ. А что?

ВИЛЕН. Я не знаю что, но он же потом туда поехал!

АСЯ. Ну?

ВИЛЕН. Ася, что ты не понимаешь?

АСЯ. Дома он все равно как был, так и остался Изей.

ВИЛЕН. По-твоему, это порядочно?

АСЯ. Остаться Изей?

ВИЛЕН. Стать Игорем.

АСЯ. А, по-твоему, порядочно торчать здесь и всю жизнь ворчать!

ВИЛЕН. На что ты намекаешь?

АСЯ. Хватит уже.

ВИЛЕН. Нет, ты мне объясни. У меня что, когда-нибудь был выбор?

АСЯ. Тебя никто не винит.

ВИЛЕН. Это только этот жлоб Изя понять не мог. Полно народу у них за столом… он подходит ко мне, уже прилично выпивший, и во всю глотку: «Вилен! Никто не может внятно объяснить, где вы работаете! Раскройте тайну!»

АСЯ. А я где была?

ВИЛЕН. Вы с Софкой пели. «Утки все парами, как с волной волна…»

АСЯ. И что ты ответил?

ВИЛЕН. Как есть: «В почтовом ящике… В ящике». – «В гробу что ли?» Идиот…

АСЯ. Пришло же кому-то в голову назвать работу ящиком.

ВИЛЕН. Так сложилось! После института направили, никто не спрашивал. Хочешь работать, получай допуск. Нет – до свидания.

АСЯ. Да, деликатность не его черта.

ВИЛЕН. Какая деликатность? Не смеши меня! Он вообще когда-нибудь понимал, как живут люди? Умел думать о ком-то, а не о себе? «Моя жена любит розы!» В городе цветочка не достать. «Что за веник вы принесли?»

АСЯ. Не разглаживается.

ВИЛЕН. Побрызгай водичкой.

АСЯ. Пора уже все это забыть. Выбросить из головы как дурной сон.

ВИЛЕН. Забыть?

АСЯ. Ты просто не можешь смириться с тем, что они оказались правы. Устроили дочь, обеспечили себя, объездили полмира. А мы с тобой любуемся из окна на соседние коробки.

ВИЛЕН. Они своим отъездом сломали нам жизнь.

АСЯ. Все равно жеваная.

ВИЛЕН. Спереди сойдет.

АСЯ выходит.

ВИЛЕН внимательно рассматривает рубашку и брюки,

медленно одевается.

Вбегает АСЯ.

АСЯ. Я знала, что этим кончится…

ВИЛЕН. Что случилось?

АСЯ. Это неспроста, Виля. Вот она кара!

ВИЛЕН. Землетрясение? Пожар?

АСЯ. Хуже. Я пошла на лестничную клетку…

ВИЛЕН. Зачем?

АСЯ. Мусор выбросить… Он стоит…

ВИЛЕН. Изя?

АСЯ. Я не знаю, как его зовут…

ВИЛЕН. Ася, шутки в сторону. Кто там стоит?

АСЯ. Лифт.

ВИЛЕН. Что?

АСЯ. Лифт стоит.

ВИЛЕН. Ты его вызвала?

АСЯ. Зачем? Как я могла его вызвать, когда он стоит?

ВИЛЕН. С чего ты тогда взяла?

АСЯ. Сосед стоит…

ВИЛЕН. Ася, кто и где стоит? Какой сосед?

АСЯ. Сосед сверху стоит у нас на лестничной клетке.

ВИЛЕН. Зачем?

АСЯ. Отдыхает. Говорит, не работает лифт.

ВИЛЕН. Этого не хватало!

АСЯ. Он поднимается пешком.

ВИЛЕН. И давно?

АСЯ. Поднимается?

ВИЛЕН. Стоит!

АСЯ. Сосед?

ВИЛЕН. Лифт!

АСЯ. Говорит, с утра.

ВИЛЕН. Почему до сих пор не починили?

АСЯ. В ЖЭКе сказали, монтеров нет.

ВИЛЕН. Почему?

АСЯ. Суббота. Выходной.

ВИЛЕН. Что я тебе говорил!

АСЯ. Виля, что нам делать?

ВИЛЕН. Ждать, пока кого-то пришлют.

АСЯ. Какой позор!

ВИЛЕН. Ася, спуститься вниз я еще смогу, подняться нет.

АСЯ. Я одна не пойду. Ой, как стыдно!

ВИЛЕН. Не причитай.

АСЯ. Я вчера заикнулась Софке, что у нас бывает лифт не работает, она стала на меня кричать: «Хватит врать! Твой муж давно на пенсии!»

ВИЛЕН. Мы же не можем ночевать на улице.

АСЯ. Они не поймут. После стольких лет опять прийти к ним без тебя?

ВИЛЕН. Ася, я не дойду.

АСЯ. Виля, это наказание!

ВИЛЕН. Не выдумывай!

АСЯ. Да-да, наказание! За упрямство твое, за гордыню, за неумение прощать! Сын подарил ему рубашку и галстук, а он не наденет, потому что он с сыном в ссоре!

ВИЛЕН. Мне ничего от него не нужно.

АСЯ. Это нужно нам всем!

ВИЛЕН. Нам хватает.

АСЯ. Одумайся, Виля! Когда ты научишься смотреть правде в глаза! Ты закрытый профессор, всю жизнь вооружавший эту дикую страну, тебе хватает? Тебе нужны новые зубы, ты можешь пойти к хорошему врачу? Если Софка с Аликом не присылали бы нам одежду, с любой оказией не подбрасывали то сто, то двести долларов, как бы мы обходились? Как, ответь мне?… Проклятый ящик! Это все он! Он похоронил нас заживо, Виля! Рассорил с друзьями, с единственным сыном. Никуда не поехать, ни с кем свободно не поговорить, отвернуться от самых близких! Но ему мало!

ВИЛЕН. Ася, хватит.

Пауза.

АСЯ. Надо позвонить Софке…

ВИЛЕН. Посиди со мной…

АСЯ. Сделать тебе чай?

ВИЛЕН. Пустой не хочется.

АСЯ. Поешь Наполеон.

ВИЛЕН. Это не по мне.

АСЯ. Умоляю тебя, Виля, не отталкивай сына, помирись с ним. Сколько еще нашей жизни осталось…

ВИЛЕН. Я не могу, Ася.

АСЯ. Бог есть, Виля.

ВИЛЕН. Когда починят лифт, схожу к метро…

АСЯ. Зачем?

ВИЛЕН. Принесу тебе розы.

АСЯ. Там очень дорого… Как-нибудь буду на рынке, куплю себе немножко гвоздик. Мне как раз гвоздички больше нравятся, розы уж больно помпезно…

Небольшая пауза.

Виля, родной, что с тобой? Ты плачешь? Не надо… не расстраивай меня… Мы должны надеяться… что нам еще остается? Ну, что ты ладонью, у тебя же в кармане платок… ты забыл?

ВИЛЕН. Ася, где у нас лекарства?

АСЯ. Виленька, где всегда… в серванте… в верхнем ящичке…

Затемнение.

Занавес.

Оглавление

Художественный свист Пьеса в двух действиях

  Действие первое

  Действие второе

Дочь президента Клинтона Пьеса в тринадцати сценах

  Сцена первая

  Сцена вторая

  Сцена третья

  Сцена четвертая

  Сцена пятая

  Сцена шестая

  Сцена седьмая

  Сцена восьмая

  Сцена девятая

  Сцена десятая

  Сцена одиннадцатая

  Сцена двенадцатая

  Сцена тринадцатая

Ящик Пьеса в одном действии Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg