«Щука-спасительница»

Василий Бочарников

ЩУКА-СПАСИТЕЛЬНИЦА

(рассказ старого рабочего, записанный Гансом Гердамом)

Авторизованный перевод с немецкого Ю. Мадоры

- Хочешь послушать одну старую историю? - спрашивает Мартин. - Я думаю, - продолжает он, - что этот рассказ надо назвать "Щука-спасительница". Отличная рыбина, сыгравшая в моей истории главную роль, заслуживает памятника... Впрочем, не буду забегать вперед.

...В те времена я жил на Эльбе, ее можно было увидеть прямо из моего дома. Еще в детстве отец привил мне любовь к рыбной ловле, как и ко многому другому, что украшает нашу жизнь. Так вот, с 1922 года я был членом спортивного клуба удильщиков. В нашем тогдашнем клубе были представлены все - от простого рабочего до интеллигента. Поначалу у нас царило полное согласие, несмотря на социальные различия. В те времена нам не нужно было объединяться на политической основе. Раз в месяц мы все охотно ходили на собрания клуба. Это вносило приятное разнообразие в нашу жизнь. Ты ведь сам знаешь, ужение рыбы, совместные загородные поездки всегда объединяют людей. Они создают единый душевный настрой, какое-то особое согласие. Вне клуба мы, рабочие, вели непримиримую борьбу с социальными неполадками в стране и политической ограниченностью некоторых наших товарищей. А вот клуб удильщиков и связанный с ним отдых были для нас своего рода передышкой во все усиливающейся политической борьбе. С началом мирового экономического кризиса согласию внутри нашего спортивного объединения пришел конец. Многие из моих товарищей попали в тяжелую нужду. Теперь их можно было чаще, чем раньше, увидеть у воды с удочкой в руках: это помогало им пополнить скудный домашний рацион... Исчезал принцип добровольности в занятиях нашим спортом, и основа сообщества была расшатана. Собрания превратились в дискуссии, мы разделились на группы в соответствии с нашими интересами. Разногласия посеяли среди нас раздоры. Осмотрительные отделились от горячих сорви-голов, твердые духом - от колеблющихся. И вскоре на собраниях все уже рассаживались по политическим группировкам. О терпимости больше не было и речи. Но какие-то остатки прежнего согласия в нашем клубе сохранялись и мешали принятой тогда резкости "в выявлении разногласий". И вот как-то на одном из собраний вдруг явились "коричневые мундиры". Тогда уже они почувствовали, что могут не скрывать своих притязаний на власть. И в наши собрания они внесли сумятицу.

Среди фашистской своры особенно выделялся один торговец кожами - мы его назвали Кожевником. Он сразу почуял, куда ветер дует. Этот тип принадлежал к тем политическим отбросам, которые всегда плавают на поверхности после каждой революционной бури. Кожевник принял на себя роль оракула и витийствовал на наших собраниях от имени своей банды.

Мы яростно сопротивлялись, и все-таки коричневые головорезы одержали верх. После захвата ими власти в стране мы ушли в подполье. Кожевник считал себя теперь обязанным заботиться об идеологическом воспитании "стоящих в стороне" и с упоением указывал на "убедительные" изменения жизненных условий. С таким же успехом он мог вещать об этом Монблану!

Поняв, что зря старается, он перестал скрывать свою вражду к нам. И в этом поединке нам нельзя было забывать о том, что он выступал в роли ищейки, а мы - преследуемого зверя. Наша борьба с фашистами становилась все опаснее, все труднее. И тут вдруг общие спортивные интересы - нам на руку. Под их прикрытием мы направляли и организовывали сопротивление. Места наших прежних развлечений превратились в явки нелегальной борьбы.

В условиях постоянной угрозы, в период "уравниловки" наступил 1935 год. Все удильщики получили новое удостоверение. На обложке было написано "Удостоверение немецкого Союза рыболовов". Мы стали "товарищами по спорту".

Твердо шли мы своей дорогой, полностью сознавая всю тяжесть работы в создавшейся обстановке. Как раз в те дни Брюссельская конференция КПГ дала новые тактические установки. Прежде всего манифест указал на опасность новой войны.

Надо было немедленно рассказать об этом в листовках, которые мы печатали и распространяли. Лучшим транспортным путем служила для нас Эльба. По ней мы отправляли и принимали значительную часть материала.

И вот однажды стоим мы с Хайнцом на берегу с удочками в руках, поджидаем товарища, который должен подплыть к нам на байдарке. Наши соратники Пауль и Эрвин находятся от нас на расстоянии ста метров.

Итак, курим трубки и следим за поплавками. Рыба, насаженная для приманки, кружит в воде. Случайно оглянувшись, я застываю на месте! Около Пауля и Эрвина стоит Кожевник и пристально разглядывает нас с Хайнцом в полевой бинокль. Еще один штурмовик и полицейский обыскивают наших товарищей и их сумки. Хайнц бледнеет. У него дрожит губа, он хрипло шепчет: "Мартин, у меня же с собой листовки!" Эти листовки мы должны были передать товарищу с байдаркой. Я судорожно ищу выход. Мой мозг мечется в поисках спасения, как мечется пойманное животное. Я понимаю, что выход могу найти только я: Хайнц совершенно растерян.

- Конечно! - говорит он. - Теперь они нас поймают с поличным!

И гут мой поплавок неожиданно дергается. Машинально схватываю удочку.

- Да брось ты эту проклятую рыбу! - не говорит, а стонет Хайнц.

"Бросить! - повторяю я вдруг про себя. - Вот оно, решение!"

- Возьми сачок! - кричу Хайнцу. Штурмовик и полицейский уже идут к нам. Кожевник все еще пялится в бинокль.

Щука заставляет меня попотеть, в ней не меньше четырех килограммов. Я уже слышу скрип сапог, когда наконец вытаскиваю ее из воды.

- Быстро давай сюда бумаги! - шепчу товарищу.

Шаги все ближе, они уже слышны за нашими спинами. Я обрываю шнур, обвязываю им рулон с бумагами и бросаю щуку в воду. Она сразу же исчезает в глубине. Рулон какое-то время еще виден в воде, но затем он резко идет вниз.

- Хайль Гитлер! - раздается позади нас. У меня начинается приступ кашля. Одновременно я изображаю вспышку гнева на Хайнца: еще бы, такая щука упущена!

Кожевник торопливо подходит к нам.

- Что, опять сорвалась?! - восклицает он. Полицейский объявляет:

- Мы должны вас обыскать.

- На каком основании?.. - начинаю, было, я, но Кожевник прерывает меня:

- Заткнись, Мартин, мы можем отвести вас в участок.

Я замолкаю, чрезмерная храбрость может только повредить нам.

- Тебе еще многому надо научиться, - ораторствует Кожевник.

- Да, - сразу соглашаюсь я. - Щука сорвалась с крючка. Она изобрела какую-то новую уловку.

Водянистые глаза фашиста тупо и злобно смотрят на меня. Я напрасно ищу в них хоть искру человеческого тепла.

Мартин замолкает, по его лицу проходит тень, его взгляд устремляется в далекие дали. Я не мешаю ему отдаваться воспоминаниям...