«Материнство»

Ирина СТАЛЬКОВА

Материнство

Содержание

"МИНИСТР ПО ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ОТНОШЕНИЯМ"

ПОНИМАТЬ ДРУГ ДРУГА

БРАТЬЯ И СЕСТРЫ

ПРАЗДНИКИ И БУДНИ

ВЕЛОСИПЕД НА СТОЛЕ

КАК ГОТОВИТЬ К ШКОЛЕ

КОГДА ВОСПИТЫВАТЬ?

СИЛА ИЛИ СЛАБОСТЬ

БЫВШИЕ МАЛЬЧИКИ

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

СУП С БАТОНОМ

НАЧАЛО

С нелегким трудом превращения человеческого детеныша в человека не сравнима никакая работа на свете, кроме разве что материнской работы с ее ежедневным напряженным вниманием, постоянным анализом и необходимостью мгновенных нестандартных решений. Так хочется, чтобы ребенок скорее вырос, и так грустно, что он уже большой. Но какое это счастье - сознавать, что ты создал человека...

Книга написана педагогом, матерью пятерых детей.

Рассчитана на родителей.

"МИНИСТР ПО ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ОТНОШЕНИЯМ"

Как ни странно, женщина, занимающаяся мужским делом, - летчик, капитан дальнего плавания, даже космонавт - вызывает меньшее удивление, чем женщина, занимающаяся извечным женским трудом - материнством. Эта "непрестижная" работа связана в сознании очень многих с бесконечным однообразием бытовых дел, отупляющих, убивающих творческое начало в женщине.

Как-то совершенно неожиданно для себя я стала чуть ли не достопримечательностью микрорайона. Незнакомые женщины улыбаются моим малышам: "Как выросла Аннушка!" И везде мне задают одни и те же вопросы, и приходится отвечать.

И это все ваши? Как вы справляетесь? Наверное, двойняшки? Вы, вероятно, не работаете? Дети ходят в садик? Нет? А как же? И "коронный" вопрос - как это могло мне прийти в голову: родить столько детей? Мне всегда и смешно, и грустно, и неловко как-то отвечать на это. Неужто это такой уж подвиг ребенок? "Вы, наверное, очень любите детей?" - спрашивают меня. И этого вопроса я тоже не понимаю. Это же мои дети, при чем же тут "очень любите"? Кто "очень любит" детей, работает в детском саду, а я работаю со взрослыми студентами, к которым отношусь по-разному: кого люблю, а кого и не очень.

Итак, все пятеро - мои. Справляюсь обыкновенно, привыкла. Не "решилась", а исполняла свою мечту. Когда-то, когда я была еще девчонкой, рядом с нашим домом жила одинокая старушка. Каждый вечер она выходила с тарелкой еды и звала: "Кис-кис-кис!" И со всего переулка к ней бежали кошки, может, 30, а может, 40. Она с ними говорила, улыбалась им, а мне было страшно. Еще тогда я решила: пусть лучше буду плакать от своих детей, чем радоваться чужим кошкам. Как и всякая мечта, и моя при воплощении в жизнь претерпела какие-то непредсказуемые изменения, многое оказалось неожиданным.

Двойняшек у нас нет, старшему 13, потом дочери 11, сыну 9, еще двум дочуркам 7 лет и 4 года. Пока не плачу, что будет дальше - посмотрим. Работаю, дети в садик не ходят, справляемся так. Мой 6-летний сын однажды подсчитал, сколько дел я делаю одновременно, оказалось 7, при этом он, по собственному разумению, отнес в это число те, которые я не делала, а, так сказать, вдохновляла:

1) стиралось белье (Настя стирала, я руководила),

2) мылась посуда (Саня мыл, я опять же присматривала),

3) варился суп (сам собой),

4) закипал чайник (тоже сам),

5) Ваня, тот, кто все это подсчитал, рассказывал мне стихи, т. е. я проверяла его уроки,

6) на руках я держала младшую, т. е. нянчила ее,

7) мама отдыхала, т. к. я сидела!

Сын увидел мой труд и сказал мне, что видит, и сделал это без моей подсказки - это следствие большой семьи, очень серьезный ее плюс.

Я хочу, чтоб дети были моими единомышленниками, чтоб нам было хорошо одновременно и плохо - тоже одновременно. Никогда я не понимала принципа: все лучшее - детям. Получается, что тогда все худшее - мамам и папам? Равенство - вот чего я хотела бы добиться в своей семье. Даже новорожденная крошка имеет право на личное желание, но и я тоже не прислуга при собственных детях.

Молодая мама жалуется мне, что у двухлетнего сынишки диатез. Спрашиваю, что он ел, оказывается, полтора килограмма апельсинов за вечер. "Ах, я не могу ему ни в чем отказать!" Неправда, это она себе ни в чем не может отказать: ребенок, наверное, хныкал и мешал ей, вот она и дала ему, чтоб молчал и не лез. У нас это невозможно, полтора кг - как раз по штучке на ребенка. Плачь - не плачь, больше нет. Зато все делится на всех. Сын придумал задачку: как 6 конфет разделить на 5 детей? Ответ: всем по одной и маме одну. До сих пор помню, как однажды мы были в гостях, и хозяйский 2-летний сын попросил у матери конфету. Та дала, и малыш тут же сунул ее в рот. Я просто была ошеломлена в первую минуту, что он ни о маме своей, ни о гостях не подумал, а потом сообразила: он же единственный. В большой семье такое невозможно. Даже если в школе кого-то угостят конфетой, он ее тащит домой и делит по крошечному кусочку на всех - такая уж семейная традиция. Хотелось бы быть понятой правильно: мне не нужна конфета, я вообще сладкого не ем, мне нужно, чтоб дети понимали, что мы - семья, что конфета, съеденная в одиночку, - горькая.

Мой старший сын мою семейную должность называет "министр по человеческим отношениям". В нашем маленьком государстве есть свои трудности и свои радости, свои проблемы и надежды.

В нашей семье дети общаются постоянно, разрыв между старшим и самой маленькой большой, а между каждым последующим маленький, И все считают себя большими, даже крошка Ася тянет из рук старшего брата книжку: "Дай!" А ему хочется почитать. А когда 11-летняя Настя начинает "воспитывать" 7-летнюю Маню, та громко возмущается: "Ты не мама!" Должны ли вообще старшие воспитывать младших? Как объяснить маленькому, что он не дорос, а брат дорос? Чтобы в семье был мир, дети должны слушаться меня, т. е. я должна заботиться, чтобы авторитет был высоким. Но даже такую "железную" педагогическую мысль, как "надо держать свое слово", я выполняю далеко не всегда. "Если будете плохо себя вести, не дам смотреть детскую передачу". Ведут себя плохо, но я все равно включаю: жалко оставить без развлечения. Как-то сказала им: "Вот я обещала наказать, а не наказала, и вы будете расти плохими". А дочь запротестовала: "Нет, неправда, ты нас учишь быть добрыми!" Может быть, им виднее?

Нужно ли, например, в семье распределение обязанностей? У нас нет его, и поэтому ребята умеют и мыть посуду, и подметать пол, и стирать колготки, и таким образом, нет однообразия. Мои дети не любят что-либо делать в одиночку, посылаю кого-нибудь в магазин - он обязательно кого-то позовет с собой. Даже нелюбимое мытье посуды стараются разделить: я мою тарелки, а ты ложки, а потом наоборот. Однажды Саня с классом ходил в цирк. Спрашиваю: "Понравилось?" - "Да, только очень скучно было". - "Как это, почему?" "Наших ребят никого не было". А какую бурю семейного возмущения вызвала Настя, взяв премию, - ее в школе наградили билетом на Кремлевскую елку! "Пойдешь одна?!" - Саня с ней полдня не разговаривал от презрения. Хорошо, что его в кружке тоже наградили и еще один мальчик отказался, и он гордо принес два билета - себе и Ване. Так мне хочется, чтоб именно это было им подарком от меня: у каждого четверо близких людей, опора в любых трудностях, родные братья и сестры. Износятся тряпки, и ненужными станут игрушки взрослым моим ребятам, а эта невесомая радость - любить и быть нужными друг другу - будет всегда, пусть они отдадут ее и в свои семьи, моим внукам, о которых и помину-то нет. По-моему, для этого стоит поработать, разве нет?

"Ах, как вам трудно!" - вздыхают сердобольные соседи. Трудно? Не знаю, мне нравится, как, наверное, нравится космонавту быть космонавтом, а балерине танцевать. Невозможно даже представить себе, что у меня один ребенок: скучно-то как! Да и трудно ужасно, мне кажется. Женщина, растящая единственного ребенка, вынуждена постоянно "изобретать велосипед", так как постоянно оказывается перед новым по возрасту ребенком, с новыми для него и для нее понятиями и запросами, а ее педагогический опыт, приобретенный с таким трудом, оказывается как бы ненужным, так как, едва появившись, он устаревает. Конечно, физически растить пятерых труднее: тяжелее сумки, дольше стирка. Зато морально гораздо легче: недостатки детей (а они есть у всех) не воспринимаются как трагедия, если один огорчит, то другой порадует. Ребята, бывает, и ссорятся, но не слоняются в тоске из угла в угол: "Чем бы заняться?" И в магазин сходят, и на рынок - им нравится, что я не слишком жестко регламентирую их покупки.

У меня гостила подруга с сыном гораздо старше моих, и я послала парня как-то в магазин, попросила купить колбасы. Вернулся ни с чем: там только ветчина была. Мои бы догадались купить то, что есть. Иногда что-нибудь вообще неожиданное притащат - попробовать. Зато, если плохое, тоже не купят: "Помидоры были, но очень мятые, не стали брать". Мне нравится, когда я звоню домой с работы (я часто работаю по вечерам - перехожу на так называемое "дистанционное управление"), звоню и начинаю объяснять дочке, что готовить на ужин, а она мне возражает: "Работай, а мы без тебя здесь разберемся".

Мне не хотелось бы, чтоб сложилось такое впечатление, будто мои дети работают с утра до ночи, работаю все-таки я. Часто они и не считают работой то, что делают. Ну вот, например, сидеть с малышом - это работа или нет? Кто сидел, тот знает: работа, да еще какая.

У меня все сидели с Аськой (даже Маруся, тогда 4-летняя), могли и ползунки поменять, и поиграть. Сейчас Маня приходит из школы и в школу же начинает с Асей играть: там она ученица, а здесь учительница. "Пиши, не вертись, сиди смирно". Ей это игра и Асе игра, а тем временем Аська уже все буквы выучила в 4 года и считает прилично. А Настя учит и ту и другую географии: на стене висит большая карта, и младшие умеют многое на ней показать. Мне это просто некогда делать, матери одного ребенка тоже жалуются, что заняться с ребенком некогда, но им никто не помогает, а мне помогают.

И еще один плюс есть, так сказать, с другой стороны. Иные родители уж и не знают, чему научить своего ребенка: и фигурное катание, и иностранный язык, и музыкальная школа. Бедняжке и вздохнуть некогда, а маме и папе кажется и то важно, и это. Мне тоже хочется, чтоб дети не росли серыми и неумелыми, но у меня, к счастью, их много, и мои мечты, так сказать, рассредоточиваются: один учит одно, другой другое - кому что нравится. Настя попробовала играть на фортепьяно - не получилось, я и не настаивала, у меня Ваня и Маня играют на флейте, фортепьяно, а Настя третий год занимается рисованием в изостудии, Маня попробовала заниматься английским - не пошло, сейчас она с удовольствием занимается ритмикой и танцами, а английский учат Саня, Настя и Ваня. Саня чуть не с рождения технарь, а Ване нравятся животные, и я была очень рада, когда Саня вдруг попросил меня купить аксолотля, мне кажется, что надо не только железки любить, но и природу. Купила ему двух этих живых дракончиков, а они вдруг заболели, так Саня с ними чуть не 2 месяца ездил в зоопарк лечить, и Ваня с Настей с ним за компанию.

Трудно учить любви к человеку на словах, надо, чтоб было кого любить. Трудно воспитывать привычку к труду, если это не взаправду, если вообще-то без детской помощи можно обойтись. Невозможно объяснить ребенку, что такое взаимопомощь, если он сам не почувствует радость от помощи кому-то.

Какие они разные, мои дети! Серьезный технарь Саня, мучающийся всегда, когда сталкивается с нерациональностью, нелепостью, с его точки зрения, и живая, поэтичная, ироничная, "вредная" Настя. Как-то 4-летний Саня предложил ей поиграть в шоферы, она согласилась. "Я буду на автобусе, а ты на грузовике", - говорит он. "Не хочу на грузовике". - "Ну, тогда на троллейбусе". - "Не хочу". - "На легковой?" - "Нет". Он перебрал все мыслимые виды транспорта, включая звездолет, и, окончательно потеряв терпение, закричал со слезами: "Ну на чем, на чем же ты хочешь быть шофером?!" "На слоненке", - сказала Настя.

Или Ваня, у которого есть редчайшее человеческое качество - точность самооценки. Он знает, что он может и чего не может, он не недооценивает, но и не переоценивает себя. И в отличие от Сани - дитяти НТР, Ваня любит животных, особенно рептилий, как ни странно. Его любимая книга "Палеонтология в картинках". Как-то едем в гости к бабушке. Ваня хмурится, ему хотелось играть с друзьями во дворе. Вдруг лицо его будто освещается: "Я вспомнил: сейчас приедем, и я буду смотреть "Палеонтологию в картинках". "Ваня, ты, наверное, ее наизусть знаешь?" - спрашиваю я в шутку - книга большая и текста там много. А он отвечает всерьез: "Нет, я еще немного ошибаюсь на 30-й странице и на 48-й тоже". Можно не сомневаться: так и есть, именно немножко и именно на этих страницах.

Или Маруся, такая боевая и такая тихая с виду. "Сегодня меня учительница так ругала, потому что я вертелась, но я видела, что у нее глаза смеялись, она совсем не сердилась". И правда, сердиться трудно: поднимет голубые глаза - живой ангелочек. Именно она притащила с улицы кота Мышку и без звука убирает за ним.

Или "любительская сосисочка" Аська, за которую идет постоянная борьба: "Ася, иди со мной играть". - "Нет, со мной!" - "Нет, лучше ко мне". Ей подарили на день рождения велосипед, который она давно просила. "Асенька, это твой!" - "Спасибо!" - и через минуту, налюбовавшись: "Ну, а теперь пускай он будет общий".

Вот и ответ на вопрос о том, как избежать пресловутого "вещизма". Большая семья - коммуна по своему духу, где "общее все, кроме зубной щетки". Я не понимаю дискуссий о том, можно ли дарить ребенку магнитофон. Является ли шкаф маминой собственностью? Кому подарили холодильник - бабушке? В большой семье вообще нет этой проблемы - 5 магнитофонов на 5 человек не купит даже очень богатый и неумный человек, а значит, вещь остается всего-навсего вещью да притом и общего пользования, и никого она не может испортить, как не портит пианино или шторы на окнах. Есть такая пословица: "И много мало, и мало хватит".

Мои дети! Как интересно, какими они будут? Я отдаю себе отчет в том, что не все могу и не все успеваю, и стараюсь выделить главное. Мне кажется, не важно, могут ли бегать мои дети босиком по снегу (я сама не могу), во сколько лет они выучили таблицу Менделеева и быстро ли собирают кубик Рубика. Мне бы хотелось заложить в них основу характера, а там пусть он растет на этой основе вверх и вширь.

Дети растут не быстро, но и не медленно и неминуемо сдают "экзамены" на преподанный мною материал.

"Мама, а можно ли тратить столько денег?" (Мы собрались на экскурсию в другой город.)

"Ну-ка, дети, скажите мне, что нельзя делать?" - спросила я своих "учеников". "Драться", - сказал Ваня. "Злиться, кривляться, дразниться", сказала Настя. "Врать, обижать друг друга", - сказал Саня. "А рожи корчить можно?" - спросила недостаточно усвоившая науку человеческих отношений Маня. "Ну, конечно, нет!" - ответили они хором.

Все еще будет в их жизни: и соврут, и подерутся, и обидят кого-нибудь (может, и меня), и не раз скорчат страшную-страшную рожу, но что-то уже сделано - они твердо знают, что делать этого нельзя, им знакомо чувство раскаяния, а значит, и жажда совершенствования. Что из того, что идеал недостижим? Вот и Януш Корчак писал: "Дети, дерзайте. Мечтайте о славных делах! Что-нибудь да сбудется!"

Честное слово, я не приносила никаких жертв. Я тот самый средний человек, о котором так увлеченно дискутируют: быть им или не быть? Не было мне "предназначения высокого", а работа, которая мне нравится, у меня есть, я довольно много читаю. Правда, нет машины, дачи, и в "фирму" я не одеваюсь, да еще в кино реже, чем прочие, хожу.

Но неужели это сопоставимо: тряпки, кино и человеческая жизнь? Сын мечтает: "Я вырасту, и у меня будет тоже пятеро детей. И у Насти, и у Вани, и у Мани, и у Аси! Вот какая будет семья!" Он не может представить семьи отдельно от меня, брата и сестер. Пусть так и останется, пусть дети простят нам огрехи доморощенной педагогики, пусть не забудут, что мы старались.

ПОНИМАТЬ ДРУГ ДРУГА

Большая семья становится большой не сразу, начинаются все семьи одинаково - с рождения ребенка. Я не оговорилась: не со свадьбы, не с веселого "горько", а с неповторимого момента - я держу на руках человека, моего, собственного, созданного мной. "Ну, иди-ка сюда, Серега, посмотрим, какой ты есть", - сказала моя соседка по палате и потом что-то еще, но я уже не слышала: мне принесли моего Саню.

У меня есть приятельница, она всегда, когда приходила к нам, называла ребят эмбрионами, так и говорила: "Возьми на руки своего эмбриона". И вот у нее родился сын, звоню, как только ее выписали из роддома, поздравляю и слышу взволнованный голос: "Ира, но он же все понимает! Это ангел!"

Пока не испытаешь сам, кажется, что все это глупости, "кусок мяса", как говорил Николай Ростов, но вот он лежит и смотрит сосредоточенно на меня, такой раскосенький, такой неожиданный.

Честно говоря, никаких необыкновенных педагогических принципов у меня не было ни тогда, ни сейчас не появилось. Когда я мечтала о ребенке, я думала: "Буду с ним разговаривать". Как ни странно, все годы моего материнства только подтвердили верность этого угаданного подхода к воспитанию, этого принципа, если только его можно так назвать. Как часто меня спрашивают молодые мамы о том, что им кажется необыкновенно важным, как пеленать, как кипятить соску, чем кормить и когда купать, и как мало они думают, о чем говорить. Объект для заботы и работы, а не новый член семьи, человек, равный двум другим членам семьи, маме и папе, - вот что такое ребенок для многих и многих молодых семей. Даже в русском языке, великом и могучем, отразился этот порочный взгляд на роль ребенка в семье - возникло и вошло в жизнь выражение "завести ребенка", так и говорят: "Вы еще молодые, вам рано заводить ребенка", "Вот будет квартира, тогда и заведете ребенка" и т. д. И каждый говорящий так как бы считает, что имеет права на жизнь больше, чем другой человек - ребенок. Как будто он сразу таким получился умным и рассудительным, а ребенком никогда не был, и о нем поэтому нельзя было сказать: "Давай поедем на юг, а ребенка пока заводить не будем". "Если б директором была я", то в консультациях для беременных женщин и для молодых мам обязательно говорила бы о том, что понимает ребенок с момента рождения (а есть исследования, свидетельствующие о том, что еще и до рождения понимает многое), о том, какой он уже умный (гениальный), как ему трудно, гораздо труднее, чем маме. Может быть, тогда маме было бы стыдно жаловаться на недосып и отсутствие времени: все-таки она большая, а он такой маленький. Да и заботы часто мамы сами себе придумывают, чтоб быть занятой, чтобы иметь право похвалиться перед подругой: "Я так устаю!" Когда рождается второй и третий ребенок, находится же откуда-то на него время, а ведь казалось, минутки свободной нет. Каждая мама двоих детей скажет, что с первым "мудрила", делала много лишнего. Но и не делала много основного, добавлю я.

Хорошо помню, как прочитала в чешской книжке, что в овощной прикорм надо класть капусту, морковь, картошку и брюкву. Сроду я не видела этой брюквы и не знала, где ее взять, но без этого, мне казалось, нельзя приготовить овощной супчик, он будет неполноценным. Написано же, что надо. Сколько сил и времени я потратила на поиски брюквы, смешно и вспомнить! Придешь в поликлинику, все стены увешаны инструкциями, как резать и каким ножом, как мыть, как подмывать. Только как растить материнскую любовь к ребенку и как детскую любовь к матери - ни полслова, будто это пирамида Хеопса, и существует она вечно и неизменно, ровная и неколебимая.

Одна мама новорожденного призналась мне: "Я к нему отношусь, как к бомбе: чуть тронешь - взорвется". Это она боится детского крика, потому что не знает, как его унять, а на руки брать наука запрещает: "Избалует!"

Какая же любовь, если она боится? Конечно, привыкнет мама и к своей новой жизни и к ребенку, что-то утрясется, но что, если не все, если одна ошибочка мамы и сына потянет за собой другую, а та и третью?

Наверное, уже пришло время четко сказать во избежание кривотолков: я за чистые пеленки и полноценное детское питание, за свежий воздух и водные процедуры, но я против подмены человеческих отношений тряпками и манной кашей, против бюрократизма в исполнении инструкций и предписаний, против материнства по принципу "как бы чего не вышло".

Уродливый перекос воспитания в сторону заботы прежде всего о внешних потребностях организма малыша, когда его внутренних потребностей как бы и вовсе нет, рождает и уродство, иначе не назовешь, материнских отношений к ребенку. Забежала я как-то к соседке занять у нее сахару, у нее в кроватке очаровательная трехмесячная малышка. Кроватка вся в кружевах! А костюмчик на крохе - нет слов, чтоб описать. У меня был один такой, не такой, конечно, красивый, мы в нем в поликлинику ходим раз в месяц, а тут будни, обычный день, и пришла я неожиданно. Вот, думаю, денег сколько у людей: не меньше 20 таких костюмчиков в день надо. Но смотрю, что-то крошка невесела, не так, чтоб плачет, а хнычет, морщится, на меня не реагирует. Ну, диагноз поставить не трудно. "Она мокрая", - говорю маме, "Ах, нет-нет, мы утром меняли!" Я не поняла: "Сейчас обед скоро, причем тут утро?" - "Вот после обеда и сменим, скоро кушать!" Ну, по праву гостя я настояла, мама с бабушкой в 4 руки стали переодевать свою радость. Костюмчик сняли, а под ним клеенчатые штаны, а в них... Ну, я не стану изображать подробно; нет слов, чтоб описать. Они не меняли ей штанишки вообще! Не приди я, так бы и лежала несчастная радость в кружевах и плакала бы, и никому до ее страданий не было бы дела в семье: любовь-то вот она, импортная, дорогая, необыкновенная. И я порадовалась, что у меня никто и минуты не лежал так, что ползунки у меня старые, застиранные, но чистые и что простынка не кружевная. Девочка эта, что в красивом костюмчике, не заболела, не умерла, выросла и в школу ходит, но когда я думаю о ней и ее маме, мне грустно: полюбили ли они друг друга? Услышит ли девочка материнский голос, когда та позовет ее? Или так и не выросла из инстинкта продолжения рода та материнская любовь, о которой поют песни, так и остались они обделенными - и мама, и дочь?

Мне хочется уточнить: дело не только и не столько в том, что мать не сменила вовремя пеленку и от этого у девочки появились опрелости, хотя это очень плохо. Дело в том, что девочка объясняла, как умела: мне неудобно, мокро, а мать не понимала. Счастливое детство - бессмысленное словосочетание, придуманное сюсюкающими взрослыми: "Ах, Танечка, как тебя зовут, крошка?" Вот ребенок лежит один в огромном белом мире: он еще не знает, что это просто потолок, а мама ушла на кухню. Он одинок, он не может подвинуться туда, куда зовет его сердце, - к маме, он связан по рукам и ногам (не зря мама ходила в консультацию - вот в какую аккуратную мумию она его превратила), он не знает, что есть какие-то способы передать свои ощущения другим людям - он кричит, кричит, мучительно крутит головой, краснеет от натуги, пытаясь вырваться из своего пеленочного плена. Где же тут счастье? Чему тут завидовать: "Ах, вернуть детство, вернуться в детство!" Счастье, потому что безделье? Но детство не бездельно, это постоянный интеллектуальный и физический труд, напряженный, зачастую кажущийся непосильным. Посмотрите, как трехмесячный ребенок пытается достать игрушку: снова и снова напрягается всем телом, заставляя свой мозг управлять этой непослушной массой, возвращаясь к своему занятию после каждой новой неудачи, не давая этой непонятной штуке исчезнуть из поля зрения. Маме смотреть некогда, она занята мытьем и стиркой, а еще грезами о будущем. Когда женщина ждет ребенка, мечтает о нем, она видит его то живой игрушкой с очаровательными кудряшками, то серьезным первоклассником, а одна мама признавалась мне, что видела сына не иначе, как капитаном дальнего плавания, вернувшимся обнять ее после кругосветки.

А то, что рождается, - такое ни на что не похожее, беспомощное. Какие уж тут кудряшки и морские ветра! И так остро хочется, чтоб мой малыш скорее, скорее, скорее рос и соответствовал мечте. Голубой - о море, или розовой - о сцене, или еще о чем-нибудь этаком. Хочется работать над ускорением развития, над улучшением интеллекта и над украшением внешнего вида. И это, мне кажется, опасное родительское чувство. Можно ли учить иностранному языку с 2-х лет? Можно. Ваш ребенок уже 2 года учится иностранному языку - с момента рождения. Он, пришедший к нам из мира, где нет ни тьмы, ни света, ни верха, ни низа, он как-то умудряется приспособиться к нашему то теплому, то холодному да вдобавок и как-то общающемуся миру. Он непостижимым образом догадывается, что звуки (и не все, а те, которые мы произносим) - что-то значат, как-то связаны, что "мама" - это одно, а "ам-ам" другое. Всего год и эта бессмысленная мягонькая закорючка уже стала нашим собеседником! "На!" - и она берет. "Дай", - и она дает вам свою драгоценность - обсосанную погремушку. Какого же еще ускоренного развития вы хотите? Дитя человека улыбнулось вам и отдало что-то дорогое для себя просто так, чтоб и вы улыбнулись ему в ответ. Может быть, я не права, но мне кажется, что самое главное - движение души, а не интеллектуальные головоломки и не подтягивание на турнике. Ваш ребенок - гений, как и мой, как и все дети на свете. Давайте теперь развивать в нем человечность. Ласкается ли он к вам? И контрвопрос: а вы к нему? Вспомните: не прогоняли ли вы его, когда он хотел приласкаться к вам? Ах, у вас картошка подгорала? Значит, вы грубо его оттолкнули. И он не обиделся? Значит, это привычное дело для него. Самый тяжелый возраст от года до двух - когда начинает ходить. Всюду лезет, все тянет, все ломает. Но ведь вы спрашивали: как развить мышление? Вот так, дайте ему ходить, смотреть, тянуть. Да, и в рот. Как иначе узнать вкус? Он должен все попробовать сам. Он целый год слушал вас, когда вы ворковали над ним: "Мой маленький, моя деточка", теперь он хочет быть большим и никого не слушать. Кричит и не перестает делать то, что нельзя. Ведь правда? Это потому, что интеллект жаждет пищи, как год назад его желудок просил молока. Нельзя не кормить новорожденного - он умрет, нельзя отнять питание у мозга годовалого ребенка - он зачахнет, нельзя недодать ласки его душе - вырастет животное. А маме надо постирать, и в магазин сбегать, да еще поразвивать детский интеллект, а тут этот обхватил ногу, валяется по полу и что-то канючит. "Ну отцепись ты от меня, что ты цепляешься! Не лезь, сейчас я занята! Отстань, тебе говорю!" - взывает бедная женщина. Мне жалко ее, но и жалко мне малыша. Может, не стоит гнаться за искусственной синей птицей, а? Может, просто погладить его, такого маленького, он ведь и до пояса нам еще не дорос, поцеловать, послушать, что он там бормочет? Вот бы провести статистические исследования: сколько поцелуев приходится на душу ребенка ежедневно и сколько не хватает до нормы!

Талант угадает себя сам, если он есть. Вспомните, как многим великим людям запрещали заниматься тем, к чему их тянуло, а они тайком продолжали ну точно, как ваш сын, которому вы не разрешаете выдвинуть ящик с бельем и потрошить его, а он все равно долезет, и откроет, и разбросает вещи по комнате.

Для человека главное, любят ли его настоящего или в виде механической игрушки, знаете, такие были модны в XVIII веке: играет музыка, выходит музыкант, начинает играть, а дама танцует. Ваш живой мальчик не хочет играть на пианино, не хочет играть в лото на четырех языках, не хочет сидеть смирно - он бегает, кричит, он встал на четвереньки и лает на кошку, у нее аж хвост дыбом. Вам повезло: у него дар перевоплощения, он будет великим артистом. Или биологом - он так понимает животных. Или писателем - у него такое богатое воображение. И всегда - вашим сыном. Всегда - человеком!

БРАТЬЯ И СЕСТРЫ

Если, как мы выяснили, материнская любовь не возникает сама собой, то уж братская и сестринская и подавно. У ребенка родился брат или сестра и изменилось имя, теперь родители в разговорах между собой называют его "тот", а новенького - "этот". Как часто жалуются мамы: "Тот все время обижает этого, то ущипнет, то ударит и старается сделать больно. Боюсь оставить на секунду". Человеческая душа (да простят мне это старомодное слово!) растет быстрее, чем интеллект: улыбкой уже на третьем месяце жизни отзовется на вашу ласку детское сердечко, а до слов еще ой как далеко. Так неожиданно ставший старшим, ребенок не может найти слов, чтоб выразить свое состояние, но состояние-то от этой бессловесности никуда не исчезло. Вот он и воюет с причиной своего душевного неустройства как умеет, как когда-то яростно извивался в пеленках. Пытаясь предупредить это неприятие малыша, мамы часто загодя готовят старшего: "Вот будет братик, будешь играть, будешь дружить". Именно этого и ждет малыш с нетерпением: "Ну скоро? Ну когда же?" И как же быстро разочаровывается: "Он же ничего не умеет. Его нельзя трогать. Он такой глупый". Приходит бабушка, и внук бросается к ней с последней надеждой: "Ну, может, хоть ты почитаешь мне? А то все возятся с ним". Эту историю при мне рассказывала, сокрушаясь, бабушка, а другая ей возразила: "Нет, у нас тоже родился недавно второй малыш, но на жизни старшего это совершенно не отразилось. Отец приходит с работы и занимается только старшим, чтоб он не чувствовал себя ущемленным. Они почти каждый день куда-нибудь идут гулять или в кино, в парк. Я сначала сердилась, ведь дочери так трудно, а он совсем не помогает ей возиться с малышом, но сейчас думаю, что он прав: надо, чтоб старший не чувствовал раздражения против маленького, чтоб он его любил..."

На мой взгляд, здесь встретились две нелепые крайности в отношении родителей к ситуации. Первая - "ты же видишь, мне некогда, он маленький, а ты большой, иди играй в свои игрушки". Вторая - "ничего не случилось, все удовольствия у тебя остались, даже больше стало, а возиться с маленьким мамино дело". Не верю, когда матери говорят, что не выделяют младшего, - это невозможно, да и не булка мамина любовь - пополам не делится, как нельзя заменить маму на папу, а папу на бабушку, каждому ребенку придать "личного родителя". Тем и хороша семья, что в ней нет ненужных винтиков - все нужны, все равны, все от всех зависят и все имеют обязанности по отношению друг к другу. Когда старший сидит в кино, как он может полюбить младшего, если тот дома? Когда старшего прогнали от кроватки, как он увидит, что малышу нужно помочь?

Наверное, можно по-разному решить задачу, как научить братской и сестринской любви. Я уверена только в одном - сама собой она не решается. Для ребенка нет большей муки, чем сидеть неподвижно на стуле, ничего не делая. Также и чувство любви - оно умирает, если остается неиспользованным, если бездействует. Конечно, трудно маме со вторым малышом, но вот же помощник! Хоть два года, хоть год - все равно помощник. Ну, например, отнести мокрую пеленку и принести чистую, пока вы приводите в порядок распашонку, дать малышу погремушку, побеседовать с ним. Сане было пять, когда родилась Маня, и не было у меня лучшей няньки: он рассказывал ей о тракторах и машинах, говорил: "Ты шофер, а я мотор", и катал ее с рычаньем вокруг дома (да, один раз перевернул, - как говорит Карлсон, "дело житейское", без синяка ни один человек не вырастет). Трудно только с первым ребенком: он заплакал, а я не могу отойти от плиты, молоко сбежит, стоишь и одновременно разрываешься на части. Когда детей много, новорожденный фактически никогда не плачет: кто-нибудь да подойдет по первому его зову. Пусть старший займет его на минутку - мне хватит этой минутки на молоко, и я подойду спокойно, с улыбкой - я не успела дать "вырасти" раздражению: "Господи, опять кричит!"

Первое, что я делала, придя из роддома с малышом на руках, развертывала его и давала на руки детям, даже трехлетней дочке, к ужасу всех своих близких и своему тоже, но иначе, мне кажется, нельзя. По себе знаю, что это потрясающее ощущение - держать в руках теплый, мягкий, дышащий комочек, полностью зависящий от тебя. Ребенок плохо воспринимает теоретические положения, зато эмоции его даже ярче, чем у взрослого: почувствовать себя большим и сильным рядом с этой живой капелькой и полюбить ее за беспомощность - вот что дает такое прикосновение.

"Мама, посмотри, какая Ася умная, она перевернулась на животик". То один, то другой прибегали ко мне с подобными сообщениями. Согласиться и порадоваться поистине необыкновенным способностям - вот что я делала. Они заваливали ее своими игрушками, но навестила меня подруга и сразу пришла в ужас: "Немедленно уберите! Она еще ничего не понимает, а это грязь!" И вызвала взрыв детского негодования: "Во-первых, все понимает, а во-вторых, это отличный грузовик и совсем чистый! Смотрите, она улыбается, она умная!"

"Это не игрушка", - строго говорят мамы старшему, когда он пытается хоть как-то заняться маленьким: ведь обещали, что будет с кем играть. "Вот когда вырастет!" - опять обещает мама. Не успеешь оглянуться, он и вправду вырастет. "Поиграй с ним", - просит мама старшего, но тот тоже вырос, а играть с малышом так и не научился, его не пускали, вот он и говорит: "Не буду". А между тем такой живой чудесной куклы не купишь ни в одном магазине. Никогда мои дети по-настоящему не играли в куклы: поглядят, повосхищаются и бросят. Зачем? Берешь Ваню (или Маню, или Асю) - самого маленького - и начинаешь его одевать: "Ты моя деточка, гулять пойдем!" Ведут (везут, несут) его вокруг стола, потом раздевают: "Ты моя лапочка, кушать пора!" На полдня работы (или игры?), и все довольны: малыш - потому что с ним нянчатся, старшие - потому что их слушаются, мама - потому что дети попутно учатся пуговицы застегивать, и ботинки зашнуровывать, и терпению, и любви. Старший обижает младшего, но ведь младший ему мешает! Да, да, в споре двоих вообще редко бывает, чтобы был виноват один, а уж чтобы постоянно один и тот же, да еще старший, - этого вовсе быть не может. Вот малыш полез (с самыми лучшими намерениями) к старшему, а тот читает! Или порвет что-нибудь, или сломает, или просто кричит - мешает уроки делать.

Твердить старшему (но ведь все равно ребенку!): "Ты большой, ты должен то и обязан это!" - во-первых, бессмысленно, во-вторых, вредно, если мы всерьез хотели добиться любви между детьми. Это мы видим разницу в возрасте между пятилетним и двухлетним, и она кажется нам пропастью, а ребенок вовсе не воспринимает этот разрыв как совсем уж непреодолимый. Меня всегда поражало, что старшие дети (мои во всяком случае) разговаривали с младшими, как с равными, и никак не приспосабливались ни речью, ни темой к уровню малыша. Саня объяснял годовалой Мане разницу между какими-то марками тракторов (каюсь, я не способна воспроизвести его лекцию - она для меня слишком специальная) и восхищался тем, что она кивает головой, когда он спрашивает: "Ты понимаешь?" Но мог и всерьез обидеться, что она отвлеклась: "Ну почему она не слушает?" Никогда я не высмеивала эти беседы (хотя, бывает, просто умираешь со смеха), всегда поощряла, всегда старалась найти мирный выход из конфликта: "Она просто устала, ведь она маленькая, давай, как в школе, сделаем переменку, походи с ней по комнате, а потом она опять захочет слушать". У нас дома огромный стол с перекладиной крест-накрест внизу. Это исторический стол, его сделали в войну, когда я родилась, и мастер спросил у мамы: "Сколько гостей вы хотите пригласить на свадьбу вашей дочери?" Маме было очень смешно, потому что мне не было и 2 месяцев, какая там свадьба, но она сказала: "16 человек". Столько за столом и помещается, если его раздвинуть, конечно, но и нераздвинутый он большой. А главное, под ним очень удобно играть: получается дом, и есть где сидеть. Я сама все детство там играла, а сейчас мои дети делают дом, или корабль, или поезд, и, конечно, берут малыша: "Ты пассажир, сиди и смотри в окно". Всех этих радостей единственный ребенок лишен, а также их лишена его бедная мама. Он ходит за ней следом, тянет за юбку и ноет, а она отпихивает его. Не всякий родитель обладает подготовкой и склонностью быть массовиком-затейником, да и для массовых игр одного человека мало. Для детей всех возрастов игра естественное состояние, им не надо ничего придумывать (само придумывается!), не надо переламывать себя, не надо откладывать более важное ради игры и тревожиться, что что-то недоделано. Если вы не научили сына или дочь находить прелесть в общении с крошечным ребенком, он и с подросшим не станет дружить. Когда к нам в гости приходят "однодетные" дети, они готовы и 4-летнего ребенка не принять в игру: "Не лезь, ты еще маленький". Ничего удивительного: они всю свою жизнь общались со взрослыми и именно так с ними, младшими, и разговаривали старшие.

Рождение второго ребенка - испытание на прочность семейных отношений. Растя первого, женщина чему-то научилась, ей проще ухаживать и легче понять маленького, а старший изменяется, взрослеет, он каждый день необыкновенный, небывалый, его трудно понять - опять трудно! Не раз слышала я: "Маленький такой хороший, ласковый, а этот - грубиян!", "Сын всегда таким был, помню, ему 2 года было, он сидит, еле-еле носок надевает, я ему: "Скорее!" - он не слышит", - жалуется мама на шестнадцатилетнего подростка. Сколько лет прошло, а она никак не забудет этот несчастный носок. "С дочкой младшей такого не было!" Ну, уж вот этому я не могу поверить: к счастью, никто не рождается с инстинктом быстрого надевания носков.

Родительские отчаянные просьбы: "Помогите!" - это зачастую "вершки", а сама "морковка", т. е. проблема, сидит глубоко в земле. Вот папа анализирует поведение дочки:

"У меня две дочери пяти и шести лет совершенно противоположных характеров. В последнее время шестилетняя Настя пристрастилась к обману родителей. Конкретно: мать просила купить молока в пакетах. Вернувшись из магазина, Настя заявила, что молока там нет, хотя в действительности молоко было. Деньги вернула назад.

Или еще. Я подъезжаю на машине, чтобы забрать Настю. Она играет с подружкой Ирой. Дочь просит, чтобы мы взяли и Иру. Я посылаю обеих к родителям Иры просить разрешения. Через некоторое время они спускаются по лестнице, и я слышу настойчивые уговоры дочери, чтобы Ира сказала мне, будто родители не против. Я понял: дома у Иры никого нет. Обе подходят ко мне, и Настя говорит, что папа Иры разрешил. Спросил у Иры. Девочка сказала мне правду, что дома никого нет.

Мы просто ошеломлены и не знаем, как поступить. Нужно что-то делать. Что? Как?"

Почему-то стоит стать родителем, как собственное детство напрочь забывается. Зато становятся необыкновенно яркими представления об идеальном детстве, об идеальном ребенке. И этот ребенок честен и правдив, смел и скромен. И буквально ошеломляет несоответствие своей живой дочери и ее придуманного прототипа. Девочка лжет! Нужно что-то делать! Действительно, нужно. Нужно спокойно сесть и проанализировать ситуацию и себя в этой ситуации. Знают ли дети пяти и шести лет, что вы считаете их характеры противоположными? Не заметили ли они, что характер младшей вам нравится больше - ведь в письме нет о ней ни слова и претензий к ней никаких нет, это же говорит о чем-то? Что если старшая боится выглядеть в ваших глазах еще хуже, если не выполнит вашего распоряжения? Можно сформулировать проще: что ей будет, если скажет правду? Видите ли, она же маленькая, она же не ради выгоды говорит неправду, какая же тут выгода? Значит, что-то ей мешает сказать все, как есть.

У меня дети ходят за газетами, надо спуститься на 1-й этаж. И одно время все рвалась идти за почтой шестилетняя Маруся. Приходит и говорит: "Нет газет". Я уж потом сообразила: она ящик не умеет открывать и не хочет в этом признаться, стоит и ждет, когда кто-нибудь ей поможет, а если никого не дождется, то возвращается, и, как вы бы сказали, лжет. Это не страшно, а естественно: человек хотел быть чуть лучше себя. Ведь мы, взрослые, тоже не очень-то любим признаваться в своей несостоятельности. Сейчас она научилась открывать и закрывать почтовый ящик, и проблема исчезла. Но зато и охота ходить за почтой пропала: ей стало неинтересно.

В магазине, куда ваша Настя пошла, она ведь не одна была: и покупатели, и продавцы, может, она что-то спутала, а на нее накричали, она и ушла, да боялась вам рассказать, а может, и не сумела. А то и так бывает: пошел мой сын в магазин и пропал. Ждала, ждала, пошла искать - а он сумку поставил, а сам гоняет в футбол. "Мамочка, я хотел только на минутку, один гол забить и заигрался". Ничего, это бывает, хотя, конечно, с точки зрения идеала ребенок должен идти по вашему поручению целенаправленно, по сторонам не глядеть, на глупости не отвлекаться - этакая двуногая лошадка в шорах.

Только он не может и не должен быть таким, ему интересно, и как машина снег очищает: "Давай, давай", и как голуби роются в помойке, а уж футбол! Это не глупости, это, если хотите по-научному, информация, а попросту - мир, в котором ему жить.

А уж если соврал "в пользу товарища", не стоит из-за этого скандал устраивать. Неужели так уж плохо, что хочется поехать кататься с подружкой? Конечно, хорошо. А вот что она вам не доверяет, сомневается, что вы поступите разумно - вот это плохо. И думаю, что она оказалась права: вы их не взяли, вам показалось неважным желание вашей дочери, раз вы не упомянули даже, кто же поехал. А ведь подружка сказала правду. Вот бы и сказать своей дочке, что правду говорить не страшно, что врать не нужно: раз нет родителей дома, то мы немножко покатаемся и вернемся, а им оставим записку. Ну, а если б они рассердились, вам бы пришлось взять всю ответственность на себя ничего не поделаешь.

Дети не соответствуют идеалу - к счастью, а то им некуда было бы улучшаться. Мы, родители, не соответствуем идеалу - к несчастью, потому что считаем себя непогрешимыми: уж мы-то не лжем! Но ведь это, если по-честному, не так. Хорошо помню один случай из своего детства. Мы с мамой пошли в гости, и хозяйка стала показывать только что купленные босоножки. Мне они очень не понравились, но моего мнения не спросили, и я промолчала. Зато мама, к моему удивлению, неумеренно восторгалась покупкой: "Ах, где вы их достали?" А когда мы вышли, мама и говорит: "Ну и босоножки! Страшнее не бывает". Говоря вашими словами я была ошеломлена и не знала, что делать: моя мама лжет! Теперь мне смешно вспомнить об этом, но тогда я не знала, что правдивость не всегда уместна: мама была права, а я просто была маленькой девочкой. Вот и Ваша дочь - тоже просто маленькая девочка, она что-то умеет, а чего-то нет. Если б она могла объяснить, она бы и объяснила, а раз сказала неправду, значит, не могла иначе. Вот и подумайте, почему она не объяснила. Побоялась? Чего? Ваша задача как отца - сделать так, чтоб говорить ей было не страшно: ведь она говорит правду.

Однажды летом мы отдыхали в доме отдыха, и мой сын не понравился одному мальчику. Так бывает и у детей, и у взрослых: по каким-то причинам некий человек вызывает у нас резкую антипатию, видеть - и то тяжело. Даже у взрослых такое чувство, обычно взаимное, приводит к тяжелым конфликтам, а уж у детей, как правило, кончается дракой! Хоть я и предвидела это назревающее событие, хоть и старалась его избежать, но не помогло - драка началась на улице, когда я была с крохотной Аськой в комнате. Мальчик был одногодок с моим сыном, но крепче и сильнее, и перевес сразу оказался на его стороне. Младшие - семилетняя Настя и пятилетний Ваня - не остались равнодушными, но поступили по-разному, в зависимости от особенностей характера каждого. Ваня заплакал и побежал звать меня - поступок разумный, а Настя всеми своими ногтями вцепилась в лицо обидчика, вдвое выше и сильнее ее. Когда я прибежала, толпа отдыхающих уже окружила зареванных мальчишек. Я сказала необходимые и бессмысленные слова о важности решения проблем мирным путем и собралась увести детей, но вмешалась мама мальчика: "Как, а этой вы ничего не скажете? Смотрите, что она сделала, еле оторвали!" Все щеки ее сына были разукрашены полосами, а у Насти распух нос. "Ей? А за что ее ругать? Она защищала брата. Молодец, Настя, всегда так поступай!" - сказала я, вызвав взрыв негодования у наблюдателей. Как гордо вскинула свой разбитый носик моя дочурка, как крепко взялись дети за руки (и Ваня тоже!), как мы уходили все вместе, под разгорающийся скандал: права я или не права - спорили женщины. Нет, я против драки, а тем более девчоночьей, но неужели не заслуживает поощрения эта безоглядная готовность защищать близкого человека, неразумная, нерасчетливая храбрость любви?

В детском мире - увы! - случаются драки (зато не случаются анонимки!), не раз Ванюшка наотрез отказывался отвечать, где это он так извозился первый признак прошедшей дуэли. Случалось мне и промывать глубокие царапины чужих детей, и застирывать окровавленные майки. Родительский страх: как бы чего не вышло, такой понятный, когда дело идет об испорченной рубашке, рождает в ответ детский ужас - как бы не узнали, будут ругать, а то и побьют! Взрослым-то можно драться, хоть мы и делаем вид, что этого не бывает - ни-ни! Одна мама годовалого малыша всерьёз спросила меня: "С какого возраста можно бить ребенка?"

Дети выходят на улицу, во двор, в парк. Смотрю с балкона, как они пестрой стайкой идут через детскую площадку. Аська споткнулась, Саня поддержал ее, не дал упасть. Их много, они не беззащитны в мире, где есть и боль, и грубость. Ощущение семьи, готовность подставить себя под удар, угрожающий брату или сестре, - я хочу, чтобы это было привычно им, как дыхание. Но все равно для меня было неожиданностью очередное семейное ЧП и, главное, реакция самой младшей - Аси. Саня ударил Маню так, что получился, говоря по-уличному, фингал. Вообще-то Маня была виновата, если б он не ударил, да еще так сильно, я бы ругала ее, но здесь - я была вне себя: "Ты посмел ударить!" Я уходила в кухню, пыталась справиться с возмущением, мне это не удавалось, и я возвращалась опять: "Девочку! Маленькую! Сестру!" Его глаза были полны слез, он уже сто раз раскаялся, и ужаснулся, и извинился, а я все не могла успокоиться: "Посмотри же, что ты наделал!" И все двадцать минут моего обличающего монолога за мной ходила, протягивая ко мне ручки, трехлетняя Ася и со слезами твердила: "Мама, не ругай Саню, Маня меня обижала!" Она лгала! Конфликт не имел к ней никакого отношения, она старалась выгородить брата с помощью этой наивной лжи, защитить его, как умела. Плохо - лгать, плохо - драться, но поставьте себя на место ребенка, прежде чем говорить: "Надо было сделать то-то и то-то".

Вечером, когда дети улеглись, я подошла погладить виноватого Саню, чтоб он не заснул с ощущением горя: "А ты понял, как Аська тебя защищала?", - и увидела, что могла бы и не спрашивать: на его подушке лежала пушистая Аськина головенка.

ПРАЗДНИКИ И БУДНИ

Собственно говоря, что такое праздник? То, что не похоже на "всегда". В этом смысле ни один день не похож на "всегда" полностью, значит, каждый день немножко праздник, если, конечно, об этом думать.

Когда я в отрочестве мечтала о большой семье, я как-то не принимала в расчет, как отнесутся к тому, что их много, сами дети, для меня само наличие их реакции на это было неожиданным. Но мой праздник - рождение, как говорит киплингская кошка, "совсем новенького младенца" - дети очень скоро стали разделять. Сане было около двух лет, когда родилась Настя, но он и то запомнил. И я запомнила, как он стоял около кроватки и гладил одним пальчиком ее щечку. А уж когда родилась Аська, дети переживали это событие очень бурно, всем сообщали: "Теперь нас пятеро, у нас есть еще одна девочка!" И тут же вопрос ко мне: "Мама, а как ты узнала, что Ася девочка?" Это Саня, а семилетняя Настя серьезно объясняет: "Ну разве это непонятно, у нее и глазки, и носик, и волосики - все, как у девочки!" И спрашивает меня: "Мама, а как ты думаешь, Ася будет в моем стиле или в Манином?"

А пока Ася спит в своем стиле на спинке, раскинув ручки, ножки: "Ой, она совсем как цыпленок табака".

На улице соседка умиляется: "Ах, какая девочка! Отдайте ее мне, ребята". И старший брат серьезно объясняет: "Нет, она нам нужна самим, но если вам тоже хочется девочку, садитесь на такси и поезжайте в роддом". Настя задумывается: "Мама, дети берутся в роддоме, а собаки?" Прежде чем я успеваю ответить, вмешивается Саня: "В ветеринарной больнице!"

Когда родился третий ребенок, старший (ему было четыре) сразу решил: "Нужно родить еще одну девочку, а то у меня есть Настя, а у Ванечки никого".

Трехлетняя Маня старшему брату: "И не командуй, пожалуйста! Не ты меня родил, а мама!" А подросший Ванечка добавляет: "Саня такой плохой мальчик, что кажется - его вовсе родил Ава". Ава - это наша собака. Ванюшка самостоятельно вывел формулу "собачий сын". Но старшая сестра возмущенно восстанавливает истину: "Дурак, Авы тогда еще не было!"

Детей много - много и дней рождений. Как мы все их любим, как ждем: "Мама, а у кого следующий?" Может быть, я в детстве была не очень положительным ребенком, но хорошо помню, что всегда немного завидовала брату, когда у того день рождения: все подарки ему, а мне ничего, мой день рождения вон еще когда, через сто лет! И он, по-моему, грустил, когда наступал мой день: "Скорей бы мой день рождения, скорей бы и мне подарки!" И дело не в самих подарках, хотя и они, конечно, нужны, дело в том, что этот праздник - день рождения брата - как бы тебя не касается. В своей семье я хотела преодолеть это противоречие, хотя многие говорят, что я не права, но подарки на Санин, например, день рождения получат все, и я в том числе, и если гости придут, то и они. Подруги смеются: "Это единственный дом, где на день рождения хозяина подарки получают гости!" Пусть - в каждом доме должны быть свои традиции, у нас - вот такая. Изо всех сил стараюсь угадать желание каждого и при этом не проговориться заранее. Горжусь, что сын на вопрос моей подруги: "Что тебе подарить?" ответил: "У нас в семье не принято об этом спрашивать и не принято просить".

Честно говоря, я всегда нахожусь в состоянии поиска подарков, потому что купить настоящий подарок очень трудно. Я не считаю, что нельзя дарить одежду, обувь и прочее, но уверена, что подарок должен включать не только "тряпки". Помню, как в детстве родители как-то сказали мне: "Ох, какой подарок ты получишь! Не скажем, какой - тайна". Я все, что только могло прийти в голову, перебирала поштучно целый месяц до праздника, а получила ночную рубашку! Разочарование до сих пор помню, до слез, и мама расстроилась, и вообще вышел скандал, а не праздник. А вот бы к этой рубашке хоть мелочь какую-нибудь, но, так сказать, для души - и все бы отлично было, и рубашка бы понравилась, она же красивая была. Так что подарки мои детям состоят как бы из 2 частей: для тела и для души. Можно бы и вообще просто купить и дать, например, босоножки, но тогда, по-моему, это неинтересно, получить в подарок - совсем по-другому звучит.

Стою как-то в "Детском мире", разглядываю прилавок, а рядом мать с девочкой лет восьми: "Что тебе купить? Хочешь это? Хочешь то?" "Не хочу, придем домой, и бабушка будет ругаться - дорого, зачем купили". Мать: "Но должна же я что-то подарить тебе на день рождения?" А дочка: "Но то, что "на день рождения", ты должна покупать без меня". Мама: "Какая разница?" Я не выдержала, вмешалась: "А девочка права, есть разница!" Женщина недовольно поджала губы: "Ну, а если я не могу, мне не с кем ее оставить". Так и ушли они, не купили ничего. Денег маме не жалко, ей жалко свою душу тратить на мелочи: организацию чуда. Ну что стоит оставить девочку хоть в сторонке, ведь большая уже, улучить момент, когда она отвлечется, - нет, трудно маме! Так все с тех пор и трудно, как не научилась, пока девочка была маленькой, крошечной. Кормит, поит, одевает, даже подарки на день рождения покупает потому что "должна", а не потому что это счастье - подарить что-то любимому человеку.

Ну и подарки должны быть, как бы это получше сказать, сопоставимые, сочетаемые, что ли. Если одной дочери я дарю куклу, то другой - мебель для куклы, а третьей - посуду. Получается каждой по три подарка, а я так и говорю: "Поссоритесь - будет по одной игрушке, будете дружно жить - по пять!" Ну и пирог, разумеется, без пирога какой же праздник? Помню, я была такая усталая, а тут Санин день рождения, я и не стала печь пирог. Вернее, сказала, что не буду, что устала, что нет сил и обойтись можно, что вообще все не так, как надо, - ну все, что любая мама говорит время от времени. Дети промолчали, и все утро я чем-то занималась, а в обед почувствовала - не могу не испечь, не могу, и все. Ну, и под припев "как мне все надоело" затеяла пирог. "Ах, пирог!" - восхитились гости. И Саня с иронией и с гордостью сказал: "Она все утро кричала, что не будет печь". С гордостью потому, что вот он - пирог; с иронией - потому, что все знали (и знали, что я знаю тоже), что праздника без пирога не может быть.

Мне часто задают вопросы и устно, и письменно, но в том письме, о котором я хочу рассказать, вопроса не было. Однако я, педагог, обучающий науке, знаю, что "нет вопросов" - не лучшая ситуация на уроке. Нет вопросов - значит, восприятие поверхностное, всегда сверху все гладко, это в глубине, как в океане, ходят светящиеся рыбы, с ненаучными названиями "что?", да "как?", да "почему?". А письмо пришло от мамы 3 девочек: восьми, семи лет и годовалой Леночки. Оно о первой серьезной дате в детском житье-бытье - первой годовщине со дня рождения. Вот как его праздновали в этой семье: "Как только старшие пришли из школы, - пишет мама, - они замучили меня. "У Лены день рождения! А где подарок? А гости будут? А что будет?" Так продолжалось, пока не пришел папа с тортом. "Вот подарок, сказала я, - давайте чай пить!" "Нет, нет, так нельзя, надо сказать слова", - перебила Ирка. Она встала в позу и начала речь: "Дорогая Лена! Мы все поздравляем тебя с днем рождения, желаем расти здоровой и не огорчать маму. И пожалуйста, поделись с нами своим тортом". И отдала ей коробку, ну а Леночка, конечно, коробку с тортом утащила в свой угол. Тогда девчонки стали плакать и говорить: "Мама, какая Ленка у нас жадная, не хочет ни с кем делиться". Мы с мужем так смеялись!"

И вот первое, что я хочу сказать: товарищи, какие у нас чудесные дети! Какой урок дала семилетняя девчушка маме: "Так нельзя! Надо сказать слова!" Не подарок - любовь главное, "слова"! Мама еще не осознала, что толстенькое бессловесное существо - ее младшая дочка - равный ей человек, а сестра уже это поняла. В самом деле, что она там понимает, эта Леночка: день рождения, подарок - да ей все равно! Ей - может быть, а вот сестрам оказалось не все равно. И ведь добились девчурки, чтоб восторжествовала справедливость: все-таки и слова, и подарок были, не их вина, что все кончилось слезами.

Вот в этой маленькой капельке домашней педагогики на фоне собственных детей взрослые выглядят не так уж красиво.

Мать не подумала о том, что в семье трое детей, сэкономила 20 копеек (за эту сумму вполне можно купить пластмассовую игрушку для малышки), а тем самым чуть не лишила всех ребятишек праздника. Как хорошо, что дети вынудили ее если не признать свою ошибку, то попытаться выкрутиться из этой неловкой ситуации: она не готова к важному событию, подарка нет. Надо бы хоть носочки какие-нибудь, хоть платочек, хоть что-нибудь из "заначки" вытащить - у меня всегда есть какая-нибудь мелочь про запас: а вдруг придет кто-нибудь к ребятам в гости и скажет: "А у меня день рождения!" Вот тут-то я и достану, как фокусник, машинку какую-нибудь или книжку - меня врасплох не застать. Но тут у мамы не было ничего, вот она и воспользовалась папиным тортом "подарок!". И усугубила свою ошибку. Торт одному человеку не подарок, а ребенку тем более. Вообще, может быть, я не права, но съестное детям не стоит дарить. Голодных нет, так и "съедобные подарки" в прошлое ушли.

Как ни мала Леночка, а "это - тебе" она поняла, вот и вцепилась в этот несчастный торт. И вдруг - отдай! Это и взрослому об. идно: на - и сразу давай назад, А здесь! Ясно, что должен возникнуть рев. И ясно, что для старших это тоже обидно - не хочет делиться с ними, а ведь они ей все так хорошо сказали, они попросили "пожалуйста", они не жадничали, а она!

Давно высохли слезы по этому поводу у всех трех дочурок, давно доеден последний кусок подарочного торта, и все опять тихо и мирно. Но мне почему-то неспокойно, как будто не все еще кончилось, как будто можно что-то исправить. Мама с папой смеялись: какие смешные, какие глупые дети! Но кто знает, может быть, и двадцати-, и тридцатилетние сестры все будут напоминать младшей: "А вот помнишь, ты нам торт не давала?"

Неправда, что детские обиды быстро проходят. Они как бы отступают в глубь души и там лежат тихонечко, пока не поднимутся вдруг все сразу у совсем взрослого человека к самому горлу, так что нечем дышать от внезапной боли. Мы, мамы, должны думать и о том, как от этой боли (которая, может быть, будет через много лет!) своего ребенка защитить. Год малышу, два - это полноценный член семьи, он тоже имеет право на личный праздник, как и вы. Не надо вылезать из собственной кожи, чтоб подарить ему нечто невиданное: для него весь мир - невиданное диво. Но подумать, чем его порадовать, надо заранее. И если у него есть старший брат или сестра, надо бы и их привлечь: спой ему песенку, расскажи стишок. А вот: "Нарисуй картинку" - не стоит: малыш ее может порвать, а старшему будет обидно. Семейный праздник: мама дарит игрушку, старшие сестры читают стихи, а папа всем принес торт! Ну и конечно, бессмертный каравай - кого любишь, выбирай! Все выбрали всех, потому что все всех любят.

Взрослые не дают себе труда понять детей, а дети часто при всем желании не в состоянии понять взрослых. Я хоть и сама давно взрослая, но и то понимаю с трудом: маленькому праздник не нужен, потому что он маленький, ничего не понимает, а большому - потому что большой, все понимает.

Меня одна мама спросила про самый-самый лучший праздник - Новый год: "У меня уже большой ребенок, нужно ли приглашать Деда Мороза?" - "А сколько ему?" - "Шесть лет. Он уже в Деда Мороза не верит".

Ну, и я не верю. Но вот! Вдруг! В дверь! Стучат! У нас есть звонок, и он работает. Но! Кто-то стучит ногами: "Бум! Бум!" Всеобщий крик, суета, улыбки. Нет, конечно, мы все знаем, что это ребята-студенты из "Зари" подрабатывают, но ведь и в театре я знаю, что это просто артисты, а чудо сопереживания все равно возникает. Такой маленький театр на дому новогодняя елка. Настоящая, та самая, о которой мы не очень складно, но вдохновенно поем бессмертное: "В лесу родилась елочка..." Когда я была маленькая, родители уговаривали переодеваться в старую доху (тогда еще не было известно, что это дефицитная дубленка) дворника дядю Степана, и была необыкновенная загадка: "Кто это - Дед Мороз?" Мама - вот она, папа - тоже вот, все гости на местах, а кто-то пришел - кто? Мы с братом пытались заглянуть под маску, задавали наводящие вопросы и напряженно вслушивались в глухой голос - нет, не знаем! Прошло много лет, пока мы сообразили наконец, кто это, и вот уж и свои дети большие, а не забылось это угадывание.

Мне кажется, Новый год - очень домашний, семейный праздник. Это на майские или октябрьские дни можно отправиться в гости, а в последний день декабря в доме должно пахнуть пирогами, елкой и мандаринами.

За праздничным столом мы поименно вспоминаем всех, кто чем-нибудь помог нам в почти прошлом году, и всех хороших людей, с которыми мы в том году познакомились. Помню, когда родилась Ася, дети вдруг чуть не хором закричали: "Аську забыли! Разве это не хороший человек?! Разве мы с ней не познакомились в этом году?!"

Дети приготовили концерт для Деда Мороза и Снегурочки, а те принесли подарки. И маме с папой тоже, и бабушке с дедушкой. Ведь Новый год праздник всеобщий, почему же радость должна быть только у детей?

Раньше я боялась проговориться при детях, что заказала Деда Мороза и Снегурочку, но оказалось, что для современной сказки это не противопоказано. Выглядит вполне естественно, что они приезжают на машине (не на оленях же ездить по Москве!) и их вызывают по телефону.

Подъехала машина, и на глазах изумленного трехлетнего мальчишки из нее вышли Дед Мороз со Снегурочкой. "С Новым годом!" - погладил мальчика по голове Дед, и протянул конфету, и исчез в подъезде. Так легко, оказывается, подарить что-то вечное: не рубашку, которая сносится, не машинку, которая сломается, не еду, которая съестся. Когда малыш сам станет дедом, не ряженым - настоящим, он расскажет своим внучатам: "И вот Дед Мороз меня погладил по голове!" Спасибо неизвестному студенту, не пожалевшему улыбки и конфеты.

И мне кажется: надо учить ребенка, что сказка - это не обман, это сказка. Все знающие наперед дети вырастают в ничего не понимающих взрослых бюрократов. Конечно, хочется, чтоб ребенок скорее вырос, но так грустно, когда родители чуть не силком волокут его к этой взрослости: "Это не Снегурочка, это накрашенная тетка!" "Кому она нужна, эта елка, одна грязь от нее, искусственная дешевле обойдется". И как венец родительской глухоты: "Какие подарки - у него одни тройки!" Ну, пожалуйста, мамы и папы, бабушки и дедушки, давайте один вечер в году обойдемся без занудства, оставим все плохое в минувшем году - а в новом пусть будет только хорошее, сын не будет огорчать нас, а мы его (положа руку на сердце, ведь и мы часто доставляем ему неприятности, и всегда ли заслуженные?).

Семилетняя Настя - мне шепотом: "Нет, все-таки он не настоящий: я взяла его за руку, а рука теплая". И громко Деду: "Дедушка, попробуйте горячего пирожка!" И находчивый Дед: "Спасибо, детка, но мне нельзя - растаю!" Не обман - сказка!

Наверное, все праздники просто трудно перечислить. До сих пор помнят дети, как мы пошли смотреть салют на улицу в день 40-летия Победы. Дедушка всегда в этот день приезжает с орденами и медалями. Всегда умоляю его их надеть, но он стесняется, привозит в коробке. Зато можно взять в руки, рассмотреть, и положить, и опять взять. Или - мы идем все вместе на первомайскую демонстрацию с моим институтом. От Манежа виден подъем к Красной площади, заполненный людьми, колышущийся цветами, дышащий, двигающийся. У Сани перехватывает дыхание: "Как нас много!" Или 1 сентября. Всегда идем все вместе провожать учеников, которых с каждым годом все больше, вот уж одна Аська осталась дошколенком. И встречаем, хотя обычно они сами добегают до дома, школа рядом. В третьем классе у сына сменилась учительница. Мы пришли всей семьей его встречать 1-го сентября и подошли к ней поговорить. Она отвечала на вопросы обступивших ее плотным кольцом родителей, смеялась, шутила, а ее руки, не останавливаясь ни на минуту, гладили и гладили стриженую головку прижавшегося к ней малыша-первоклассника ("чужого!"), которого опаздывала встретить мама. Круг родителей становился все свободнее, мамы и папы прощались с учительницей и уходили домой, а она все гладила и гладила его плечики и спину, пока не увидела в конце школьной аллейки спешащую женщину. И прервав разговор на полуслове, она сказала весело: "Вон твоя мама, беги!" "Ох, - подумала я, - она будет учить моего старшего только год, надо постараться обязательно отправить в школу младшего в ее класс". Как говорил Савельич в "Капитанской дочке", "грех пропустить оказию".

1-го сентября мамы и папы, дедушки и бабушки вдруг растерянно обнаруживают, какой он маленький, этот взрослый и самостоятельный дома сын, и какой он похожий на всех в этой негнущейся форме, с цветами, ранцем и торчащими ушами. Увидит ли учитель, что он - и не такой, как все? А увидев поймет ли, примет ли эту особенность нашего единственного ребенка, единственного, даже если в семье несколько детей? Все первое полугодие в школе не ставят оценок, а вот мой Ванюшка чуть ли не на второй день пришел важный и серьезный: две пятерки! За что? За стихи и красиво обернутые книги. Наша учительница, та, что гладила перепуганного малыша, ставит их с самого начала: за складный рассказ, за почти ровно вырезанный квадратик, за аккуратную четвертую палочку в третьей строчке. Пишу и боюсь: что там говорит по этому поводу строгая наука педагогика? Есть постановление не ставить оценок, а она не выполняет его, а директор смотрит на это сквозь пальцы. Вдруг кто-нибудь решит: "Прекр-р-атить!"?

Такие торжественные выходят первоклассники из школы после первого будничного (праздничного?) своего дня. Папы с фотоаппаратами снимают своих детей в профиль и анфас, на лестнице и у яркой клумбы. Напрасно я тяну за рукав интеллигентного бородача: "Пожалуйста, пожалуйста, снимите и нашего мальчика, они одноклассники с вашим сыном". Папа не слышит. Не помогает даже оскорбительное, с моей точки зрения: "Я заплачу". Он совершенно спокойно оборачивается ко мне, когда пленка уже кончилась.

Приходит дочь из школы, сообщает, что ничего не делала на уроке труда, так как забыла пластилин. "А у твоего соседа пластилина не было? Ты не могла у него попросить?" - спрашиваю я. - "А у нас на парте сидят по одному", объясняет мне моя первоклассница. Есть такой стишок про гвоздь и потерянную подкову, где события стремительно нарастают:

Враг вступает в город, пленных не щадя,

Оттого что в кузнице не было гвоздя.

Каждое малюсенькое событие в эти первые школьные дни может оказаться таким гвоздем, и последствия его непредсказуемы. Удобно, что дети сидят свободно на парте, никто не толкается, не мешает никому, и чтоб подружиться, необязательно сидеть рядом. Но все же, все же... что-то мне не нравится ее ответ, и что-то вообще мало такой ежедневной взаимовыручки: рисовать одними красками, выдрать листочек из тетрадки, дать ластик. Вещей и вещичек стало больше, они стали красивее, дороже, и их жальче, что ли? Нет уверенности, что дадут, и спросить стыднее?

Мы, родители, старались, как могли: мучились в душной очереди за формой, купили ранец, и карандаши, и тетради, и краски, и даже математический набор достали, мы ушивали и подшивали форму и завязывали потрясающие банты: дунет ветер - улетит наша дочка! Первый учитель нашего ребенка - и наш тоже! - встречает нас в школьном дворе. И неожиданно вспоминается, казалось бы, давно забытый день: я иду в школу с мамой, и у мамы почему-то мокрые глаза.

В той школе, где училась я, была отличная традиция: первый (и последний тоже) звонок давала самая-самая маленькая девочка-первоклашка на плече у самого длинного десятиклассника. Не имели значения его, так сказать, производственные успехи, его поведение - отличное или не совсем, главное чтоб был выше всех. Это педагогическая мелочь, но именно на таких мелочах и держится вся великая педагогика: подарить человеку радость как будто за что-то, а на самом деле - просто так. Ведь не заслуга же - высокий рост, но пусть хоть в праздник не будут "воспитывать" - учись, веди себя хорошо. На самом деле тут-то оно и происходит, незаметное воспитание чувства собственного достоинства, собственной незаменимости, причастности к общему делу: как пушинка, взлетает крошечная первоклашка на почти двухметровую высоту, степенно обходит школьный двор такой огромный дядя с такой детской гордостью на лице - чтоб всем было видно и слышно.

В сущности, будней нет, есть один непрекращающийся праздник жизни, нескончаемая сказка общения с миром. Мне странно, когда педагоги рекомендуют детям придумывать сказки, чтоб развивать их (детей). Это взрослому нужно, как говорил Я. Корчак, "подниматься, тянуться, становиться на цыпочки". Ребенок плавает в сказке, как рыба в воде, дышит ею, как мы воздухом, и не замечает ее, как мы не замечаем биения сердца.

"Слушайте музыку революции", - писал А. Блок. Вот и мне кажется, что я слышу музыку, музыку детства, что это играет "надежды маленький оркестрик" моя семья, мой ежедневный праздник.

Двухлетняя Настя разговаривает со своей куклой: "Вы ошибаетесь, мой друг! Я иду искать свою красавицу". И продолжает стихами:

Засыпает на ходу

Африканский какаду.

Заметив мое недоумение, поясняет: "У меня в голове столько песен болтается".

Саня рисует и спрашивает: "А лимон всегда желтый?"

"Когда недозрелый, тогда зеленый".

Пауза. Красит бабочку-лимонницу зеленым цветом. Я в тысячный раз объясняю, что надо бережно обращаться с карандашами, не терять их, и раздраженно заканчиваю: "Бабочки зеленые не бывают".

"А она еще не дозрела", - рассудительно отвечает сын.

Он вообще может перевоплотиться в бабочку. Четырехлетний мальчишка положил свою двухлетнюю сестру на кровать и сел ей на голову. Прибегаю на ее крик: "Саня, зачем ты сел Насте на голову?" - "А я бабочка".

Настя тут же перестает кричать и задумчиво спрашивает: "А где у тебя крылья?" Они говорят на одном языке: если на голову сел брат - надо плакать и звать маму, а если бабочка - какие же тут слезы? Их сияющий сказочный мир - тот же, что и вокруг нас, только мы не умеем его видеть.

Саня рассказывает: "Ко мне каждый вечер прилетает девочка. А знаешь, где она живет? На кучевом облаке". И я глупо спрашиваю: "А какая она?" Сын задумывается: "Я не совсем понимаю твой вопрос". Все! Дверца захлопнулась. Девочка не скоро прилетит опять, если вообще прилетит. Он был уверен, что я тоже ее знаю, оказывается - нет. Ну так и говорить не о чем: "А душу можно ль рассказать?"

Сколько изобретательности и терпения нужно ребенку, чтоб донести до взрослого свою мысль. Трехлетний Ваня загадывает мне загадки, я не могу отгадать, и он подсказывает, что слово начинается на букву "е". - "Е?" "Нет, е". - "И?" - "Нет, на ту букву, которую Настя и Саня знают". Я опять не понимаю: "Они все буквы знают". И сын терпеливо объясняет: "Ну, на ту букву, которую говорит тигр, когда рычит".

"Робот" - вот какое слово он загадал. Он еще не умеет говорить "р", но его словарь включает в себя множество техницизмов - что поделаешь, XX век. Мы рассказываем детям сказки про зайцев и медведей, а они наделяют живой душой создания человеческого разума - машины... Саня играет с Настей: "А хочешь, аккумулятор родит себе детеныша? Маленького аккумуленка?" Младших он нежно называет: Ваню - "Запорожец", а Маняшку - "маленький адаптик" (это уменьшительное от "адаптер" - хотела бы я знать, что это такое!).

Он убежден, что драконы полезные: "Знаете, какая польза от дракона? Если у кого нет спичек, можно позвать дракона, он дунет, и газ загорится".

Чудо из чудес - машина!

Открывается капот,

Чтобы "рафик" пил компот,

сочиняет Саня.

Ему снится многоковшовый роторный экскаватор, а иногда пятиковшовый универсальный агрегат. "Представляешь, пятиковшовый!" - пытается он поделиться со мной своим восторгом. И конечно, будущее свое он - мужчина определил: "Я, когда подрасту, буду шофером, а когда немножко состарюсь, стану режиссером". - "Настя, а ты кем будешь?" Женщина остается женщиной в любую эпоху, и девочка отвечает: "А я буду красавицей". Но брат не согласен: "Нет, Настя, никогда ты не будешь красавицей, у тебя взгляд очень вредный".

Ваня пришел с улицы, раздевается: "Пусть шапка полежит, а то помпончик устал все время болтаться вниз головой". Садится за стол и обращается к сосиске: "Сосисочка, бедная, несчастная, сейчас я тебя съем!"

Стулья слишком высоки для них, надо лечь животом на сиденье, прежде чем сядешь. В дверь приходится стучать ногами - не достать до звонка. Говорить запрокинув голову, чтоб видеть лицо взрослого собеседника. Но в своем мире они властелины. В солнечный яркий день Ваня на улице делает руками что-то странное. Спрашиваю: "Что ты делаешь?" И получаю потрясающий ответ: "Я жонглирую небом".

И они, эти маленькие "инопланетяне", понимают хрупкость и красоту обыкновенного чуда - жизни.

Настя мечтает: "Пусть детство никогда не кончается, пусть мы всегда будем маленькими, а мама не стареет". Саня старше, он уже знает, что время не может замереть, и предлагает свой вариант бесконечности: "Вы, когда состаритесь, не помирайте, а становитесь снова маленькие".

Так знаменитый педагог Януш Корчак назвал свою книгу: "Когда я снова стану маленьким".

ВЕЛОСИПЕД НА СТОЛЕ

Как-то мой муж, рассердившись, сказал мне: "Ты готова все ребенку позволить. Если б он сказал тебе "поставь велосипед на стол", ты бы, не задумываясь, взгромоздила бы его". Меня его слова задели, и я стала думать: а в самом деле, вдруг бы сказал сын; "Поставь!" И пришла к выводу, что сделала бы так. Собственно говоря, что бы от этого произошло? Ребенок заболел? - Нет. Стол сломался, не на чем было бы обедать? - Нет. Велосипед испортился? - Нет. Ну, а испачканное всегда можно вымыть. Что было бы? Да посмеялись бы мы с сыном: надо же, какая нелепость, тем бы конфликт и закончился, и мы бы сняли этот велосипед, поставили бы в угол, где ему место. Мы как-то ехали в такси, и Настя капризничала, увидела золотой купол церкви и закричала: "Дай!" И я тут же отреагировала - воскликнула патетически: "Ах, скорее, скорее, остановите, ах, пустите меня, пустите, я должна дать это своей кро-ошке!" И все засмеялись, даже шофер и Настя - и ссора кончилась. Пожалуй, это в моей жизни единственный такой случай заведомо нелепого и неисполнимого желания, высказанного ребенком, да и то не всерьез. Может быть, потому, что дети знают: если желание выполнимое, я выполняю его, они никогда не вопили: купи!

Меня трогает, как дети просят: "Мама, если у тебя будет время и деньги, купи то-то", а главное, они сами эту формулу придумали, я их не учила. Мне никогда до сих пор не приходилось бывать в положении несчастных мам, чей ребенок скандалит в магазине, заставляя бедную женщину прилюдно метаться между двух зол: ублажить домашнего деспота или терпеть осуждающие взгляды. Горжусь, что сын говорит: "Если мама обещала, то купит". Не представляю себе ребенка, который попросил бы хрустальную вазу или ковер, - это взрослые игрушки. Нужны ли они? Кому-то, может, и нужны, но прожить без них можно. Я же без паяльника прожить вполне могу, а вот сыну он позарез нужен, делает модель, у него третий разряд по судомоделизму. Конечно, можно и про модель сказать: кому она нужна, а вот сделал ли ты уроки? И сразу ему станет скучно, и у меня настроение испортится. А можно купить этот паяльник и устроить легкий ужин с фирменным блюдом "вермишель с пустом": "Ничего, ребята, зато пойдем на соревнования болеть за Санину модель". В конце концов за 3 рубля - столько стоит паяльник - мы получаем два праздника (первый покупка, сегодняшний, а второй - соревнования, завтрашний) и два удовольствия (радость сына и радость, что дети умеют отказывать в чем-то себе ради брата), да еще и пользу - вермишель съедается с улыбкой, а только такая еда по-настоящему полезна.

Страх - плохой советчик в воспитании, и не надо бояться ничего: ни взять ребенка на руки, ни погладить его по голове, ни простить ему злосчастную двойку.

Есть такое расхожее мнение: нельзя баловать ребенка, тогда он вырастет образцово-показательным. Это правильно, только, мне кажется, здесь уравнение с двумя неизвестными: не ясно, что такое "баловать", и не ясно, что такое "хороший". "Как не ясно? Хороший - значит, послушный!" - обычно говорят мне в ответ. Мечта общая - чтоб слушался! Не перечил! Не противоречил! Вот перебирает ножками рядок детсадовцев. "Не отставай, Смирнов, - покрикивает воспитательница. - Побыстрей, побыстрей, не тянитесь!" Сейчас они дойдут до клетки, и там им разрешат походить и побегать. То место, где они гуляют, действительно клетка, наглухо с четырех сторон огороженное сеткой выше человеческого роста пространство с домиком и песочницей внутри, В зоопарке сделали бы и сверху сетку, потому что птицы могут улететь, а дети висят на стенках и высовывают языки прохожим: все-таки разнообразие.

Таким беспомощным, таким беззащитным приходит в нашу жизнь совсем новенький человек и дает матери, вчера еще девочке, неожиданное ощущение своей силы, своей значимости и права управлять другим существом. Он кричит, еще сам не зная отчего, не умея выразить своего желания, а мама уже определила - кормить или менять пеленки. Все нормальные люди любят своих детей и хотят им добра и недоумевают, сердятся, горюют: почему, ну почему ребенок не слушается? Да потому, что, к счастью, не может, не должен, не хочет.

Ох, уж это послушание! Главная, с точки зрения мамы, добродетель в ребенке и далеко не самая уважаемая черта характера в нашем, взрослом, мире. Так трудно представить это толстенькое смешное чудо, своего ребенка, человеком, лысоватым мужчиной в шляпе и с "дипломатом" в руке, торопящимся на совещание в главк. Но и это нужно уметь матери: видеть далекое после-послезавтра и двигаться к нему со скоростью только что позавтракавшей улитки, но целенаправленно.

А баловать - это и вовсе смутное понятие. Уже новорожденного не советуют баловать - брать на руки, "А то он будет требовать этого криком..." - объясняют мне молоденькие мамы. И недоуменно смотрят в глаза, когда я советую им попросить младенца каждый раз писать маме заявление по форме с печатью: "Убедительно прошу взять меня на руки, так как мне страшно одному, я очень маленький, и боюсь, что кто-нибудь обидит меня, если ты, мама, отойдешь далеко".

Мне всегда кажется, что в процессе выращивания (намеренно не говорю воспитания) человека надо четко отделять то, что полезно ребенку, и то, что полезно родителям. Трудно держать ребенка на руках маме (хотя это полезно ребенку), отсюда и рекомендация: нельзя брать малыша на руки, он "испортится", будет требовать своего криком, перестанет "послушно" лежать в кроватке. А вот кенгуренок почему-то "не портится" в маминой сумке, не становится "избалованным", почему бы это? Всего год дан матери на это великое счастье - быть миром своему ребенку. Он встанет на ножки, оттолкнет протянутую на помощь руку и пойдет-пойдет от стола до стула, от стула до порога и дальше, дальше. Попробуйте взять его на руки. Как он будет визжать и биться в ваших руках, слезами, криком, всем телом протестуя против того, что недавно воспринимал как счастье! Ребенок не слушается. Первым делом надо выяснить, почему. Может быть, болен? До сих пор я стыжусь вспомнить, как однажды тащила из яслей годовалого сына. Он уже хорошо ходил, и мы обычно потихонечку ползли до дома, а тут плачет и садится в снег. А я беременна, и сумка у меня в руках, а он такой тяжелый в шубе и не идет, хоть плачь. Я и плакала злыми задушенными слезами и чуть не волоком волокла его домой. Я почти ненавидела его, а вечером ему стало плохо, и его скорая забрала в больницу. Он был болен, мой мальчик, он не мог идти, а я думала - не слушается, капризничает. Может быть, ребенок устал? Может быть, он спать хочет - это тоже тяжело, его не трогать - так он сейчас заснет стоя, как солдат в походе, а скажи что-нибудь - он заплачет, закричит: не слушается!

Часто непослушание - оборотная сторона послушания, как это ни парадоксально. Дети, на которых не нахвалятся воспитатели в детском саду: "Такой тихий, послушный, никого не обижает", - дома становятся неуправляемыми. Но поставьте хоть на минутку себя на его место - легко ли просидеть полный рабочий день в уголке, никому ни в чем не возражая? Нужна физическая и психологическая разрядка. "Не хочу" и "не буду", которые должны были время от времени возникать в течение всего дня, концентрируются в том часе, что он дома. Это трудно вынести, но надо дать возможность человеку прийти в себя, обрести свое "я". Ведь не воспринимают же родители как трагедию необходимость стирки пеленок, так и к капризам надо относиться.

Ребенок должен требовать и получать требуемое, или он вырастет злобным от отчаяния человеком. Подумайте только: вот вы лично живете ну пусть год и ничего, ну ничего, кроме естественной потребности в еде, питье и чистом белье, никакие другие ваши желания не исполняются! А те, кто говорит "не баловать", хотят устроить такую жизнь всем детям - на все их детство!

Надо "баловать", только баловать - это дарить любовь, а не торговать ею: "Если будешь хорошо себя вести, куплю игрушку! Если будешь себя плохо вести, отниму велосипед!" Мама жалуется: "Лелеяли сына, пылинки с него сдували, купили джинсы, 2 магнитофона, собаку породы боксер - а он!" Разве магнитофон + джинсы = любовь? Ну вот честно: а если б он не "породы боксер", а с улицы грязного, мокрого пса принес - тоже позволили бы? Или все-таки нет? А помните, однажды он приволок со свалки что-то огромное, ржавое, проволока во все стороны торчит - того гляди порежется, будет заражение крови, столбняк. "Немедленно выброси - смотри, все пальто в грязи. Ну и что, что трансформатор, не плачь - я тебе машину заводную куплю!" И покупаем чистенькую, красивенькую машинку, а он бросает ее на следующий день, и мы опять покупаем, и опять, и снова. Любить - это понимать и принимать желания любимого человека, даже если это собственный сын или дочь - пока маленькие.

Вот стоит послушная девочка в красивом шерстяном костюмчике и молча смотрит на детей, играющих в песочнице. Ей не разрешают: испачкается. Это родительская показуха: будет грязной - не будет видно, что на ней красивая и дорогая тряпка, а значит, не будет видно, как мы ее безумно любим. Плохо, что девочка слушается. Помните, как сестрица Аленушка просила братца: "Не пей, Иванушка, козленочком будешь"? Так и хочется сказать этой живой, не сказочной девочке у песочницы: "Не стой, милая, тряпичницей будешь".

Не детям нужны импортные тряпки - нам, взрослым. Мы работали, чтоб их купить, это наш овеществленный труд, и именно он имеет цену, а не штаны с наклейкой сами по себе. Но для ребенка это просто штаны - он же не знает, как трудно добывать деньги своим трудом, еще не пробовал. И мы, взрослые, объясняем (чтоб не дай бог, не порвал, не испачкал, чтоб аккуратно (разве плохо - аккуратно?) обращался с вещью): это штаны особые, дорогие, это мы тебя так любим, пусть все видят, как мы тебя любим, ничего не жалеем, вот какую необыкновенную вещь купили - ни у кого нет, а у тебя есть - значит, ты лучше всех (а следовательно, и мы лучше всех!).

Беда, если, став подростком, вчерашний ребенок воспримет этот наш взгляд и станет вежлив с мамой - за джинсы и с папой - за мотороллер. Может быть, как ни парадоксально это звучит, пусть грубит, невзирая на джинсы, если не может быть ласковым так, тогда и настолько, насколько хочется маме?

Дети - будущие граждане, то есть будущие люди. Да нет же, настоящие. Мы оставляем за собой право на плохое настроение, на каприз в конце концов, но не за ребенком: "Сколько раз тебе говорить? Почему ты не слушаешься с первого раза?" Это в казарме все слушаются с первого раза: "Напра-во! Кру-гом!", а в обычной жизни мы, взрослые, когда как, бывает, что и не слушаемся. Только у нас это называется "проявить инициативу" и считается хорошим. Так когда же и кто будет учить этому детей - поступать по-своему? В школе тоже хорошо тем, кто растет умеренным и аккуратным, их хвалят, поощряют и т. д. Редкость, если учитель учит возражать, поэтому мне очень понравилось, как принимали в пионеры в том классе, где учится мой сын. Вожатая сказала, что двоих (нарушителей спокойствия и т. д.) принимать никак нельзя, и послушные дети с ней согласились. Тогда она исподволь стала спрашивать ребят о том, что же хорошего есть в этих "недостойных" мальчиках, и добилась того, что дети заступились за них, простили их прегрешения, возразили ей и проголосовали против нее! Хочется написать: и мальчики исправились, и стали послушными, но в воспитании не бывает таких "хэппи эндов". Они остались такими, какими были, зато все хоть на чуть-чуть стали добрее, почувствовали, ощутили, что возражать не страшно. Тысячи, десятки тысяч таких минут, и, может быть, мы получим то, о чем мечтается: добрый человек, способный отстаивать свое мнение!

В пединституте в стенгазете появилась заметочка: студент верно подметил те недостатки, которые увидел в школе, где был на практике. И послесловие к заметочке от редакции: "По вполне понятным причинам мы не называем школу, о которой говорится". Так мы их учим: возражать нельзя, надо слушаться старших. Еще не попробовав отстоять свое мнение, они уже понимают причины, по которым этого делать не следует. От того послушного малыша в коляске, смирившегося с тем, что мама все равно не возьмет его на руки, хотя ему и хочется этого, до человека, "по вполне понятным причинам" соглашающегося на все, что изволите, путь не так далек, как кажется поначалу.

Помню, как мне жаловалась мама десятиклассницы: "Представляете, она совсем ничего не может сама. Я ее наказываю - в угол ставлю". Я оторопела: "И стоит?" - "Стоит!"

Дело, начатое мамой и продолженное воспитателем детского сада, а потом и учителем, завершилось: мы получили послушную куклу. Не будет творчества, не будет борьбы, не будет радости преодоления обстоятельств - так и будет всю жизнь стоять, когда ставят, и идти, когда ведут.

Педагогические редакции получают много писем самого разного содержания, и до сих пор не могу забыть одно из них. Мама наставляет сына: "Брось ее (жену и двоих детей - дети вообще не в счет, они, так сказать, приложение к "ней"), найдем другую, а алименты я за тебя буду платить". И ведь он послушается. Так нельзя сказать тому, в ком видят человека, - вдруг он оскорбится: "За кого ты меня принимаешь? Жить за твой счет? Я не маленький, я сам решу". Посеешь послушание - вырастишь предательство.

Выражение "тяжело в учении - легко в бою" не к одним сражениям относится. Трудно растить почемучку, возражалкина и нехочутку, зато радостно знать, что вырос творческий человек с живыми глазами. Трудно держать за хвост свою материнскую боязнь: упадет, ушибется - хорошо видеть своего взрослого сына смелым, мужественным, не раскисающим от неудач. Мама собирает 2-летнюю дочку в сад, а та недоспала, капризничает: "Не хочу эту кофту, не надену!" "Ты правильно говоришь, ее нельзя надеть, вот здесь пятнышко, а надо всегда быть чистенькой", - соглашается мама и надевает другую. Она придумала это пятнышко - и вышла победителем из микроситуации: желание ребенка удовлетворено, но оно получило объяснение, а значит, перестало быть капризом, более того - оно получило, если можно так выразиться, положительную окраску: надо быть чистым. Всегда - внимание к личности ребенка, уважение желаний этой личности, всегда - творчество. Соглашаясь с ребенком, принимая его аргументы, вы прежде всего учите его не бояться последствий несогласия с вами, учите отстаивать свое мнение. Вы готовите себе счастливую старость.

КАК ГОТОВИТЬ К ШКОЛЕ

Повисли низко облака,

И воробьи кричат...

Башка мотается пока

И зубы не торчат.

Но неба синего клочок

Над городом плывет.

И скоро встанет хомячок,

И в школу он пойдет.

Такую песенку собственного сочинения мы пели новорожденной Аське, и ребята от души радовались, когда что-нибудь в ней устаревало: вот уже и головку держит, и зубы прорезались у нашего толстенького хомячка. Но "скоро" происходит не так уж и скоро, до школы дело пока не дошло, Такое зовущее, и манящее, и тревожное - школа! "Как вы готовите к ней детей? Дети в садик не ходят - не отстают ли они от детсадовских, не будет ли им трудно привыкать к школьной дисциплине?" - дотошно расспрашивают меня мамы подросших детей, те, которым во что бы то ни стало надо показать товар лицом - привести "подготовленного ребенка", желательно читающего, считающего, пишущего каллиграфически.

У нас в семье подготовка к школе в смысле обучения чтению, письму и счету проходит без проблем. Саня, мой первенец, выучил буквы в два года. Мы жили тогда на даче, и дочка хозяев в том году шла в школу, она учила буквы сама и его выучила. Но читать он стал только к пяти годам: не понимал, как складываются из букв слова. Я купила ему магнитную доску, а он составлял слова и просил меня читать их. Иногда получалась бессмыслица - "ктвуп" или что-нибудь такое же дикое, я и это читала. Когда пошел в школу, выучил Настю, а она - Ваню, потом все вместе - Маню, а сейчас обучают Аську.

Большая семья - коллектив разновозрастный в отличие от детского сада, где в группе дети приблизительно одного возраста и уровня развития. В таком коллективе есть у кого учиться и есть кого учить.

Но вот мама жалуется: "Дети не любят и не хотят читать. Саша говорит: "Алеша не читает, и я читать не буду", а Алеша: "Не буду, потому что Саша не читает. Что делать?"

Во-первых, радоваться, что братья друг друга любят и уважают, причем не только младший старшего, но и наоборот.

Во-вторых, помнить, что "старший" - не такой уж старший, что ничего страшного пока еще не произошло, а отчаиваться и вовсе нет причин: многие дети (и взрослые тоже) не любят того, что плохо умеют. Вспомните, как вам, например, не хочется что-нибудь делать: мыть пол, писать годовой отчет, чинить электропроводку, и пожалейте ребенка. Вот подрастет, научится читать так, что не будет замечать, что это работа (вот как мы дышим и не замечаем этого), и начнет читать запоем, все подряд, придется думать, как его остановить - чтоб "не глотал" книги.

Меня часто спрашивают: "Как быть?", и я всегда сама стараюсь и мамам советую найти в самой неприятной ситуации хорошее, не раздражаться и не паниковать, что у подруги ребенок в 6 лет читает книги самостоятельно, а у вас в 8 не хочет. Все люди (и все дети) разные, и если совсем-совсем плохого взрослого редко встретишь, то уже ребенка-то и подавно. Может, я и не права, но мне кажется, что своего ребенка лучше сравнивать не с соседским, а с собой. Уж себя-то мы считаем неплохими людьми, правда? Вот и давайте перейдем к тому, что "в-третьих".

Только честно: а вы много читаете? Сколько часов в день? Книги или только газеты и журналы? Имеет значение даже, когда читаете. Мне недавно одна знакомая рассказала, как ее спросила дочь-восьмиклассница: "Мама, а что, ты не любишь читать?" Мать, журналистка, литератор, была потрясена: "Конечно, люблю, почему ты спрашиваешь?" - "Потому, что я никогда тебя не видела с книгой". "А я-то столько лет ночами работала, читала, писала, чтоб не тревожить ребенка, когда дочь спит", - сокрушается сейчас мама. Есть вещи, которых детям лучше не слышать и не знать: ваши споры с мужем, например. Но вот споры отца и матери по поводу прочитанной книги дети должны слышать обязательно. Неважно, что книги они не читали и не понимают существа дела: мама с папой относятся к книге серьезно, они спорят, вон даже поссорились, значит, что-то в этом есть, как бы прочитать? Не отнимайте у ребенка "неподходящую" книжку, пусть он не поймет (мы ведь, положа руку на сердце, тоже не все понимаем в Достоевском), Пусть ваш трехлетний ребенок таскает том из полного собрания сочинений Пушкина - не отнимайте. Меня часто ругают друзья: "Почему ты позволяешь детям потрошить книги? Смотри, что они с ними сделали!" Думаете, мне не жалко книг? Еще как жалко! Прихожу с работы - сидит четырехлетняя Ася и листает громадный альбом Тициана. Но она листает его аккуратно! Уже научилась - на тех бедных книжках, что листала в год, в два. Она уже понимает, что читать книгу - пользуясь современным словечком - престижно. Как старшие дети, как мама - читает (т. е. сама себе рассказывает, что где нарисовано). Есть у меня время - я ей скажу: "Смотри, как красиво нарисовано", нет - по головке поглажу и побегу на кухню. Книга должна быть частью жизни ребенка до того, как он научится читать, тогда и не будет проблем, как приохотить к чтению.

И еще - о телевизоре. Это наш родительский соперник, и серьезный, так и надо к нему относиться. Вот мне соседка жалуется: "Хочу научить детей читать, возьму книжку, читаю им, а они не хотят слушать, уходят". Все-таки не всякая мама читает, как артистка, - вот она и проигрывает в сопоставлении с "ящиком". Да еще тетя Валя с экрана не скажет: "Сиди смирно, не вертись, не ковыряй в носу". Вот и уходят - смотреть глазами, как, наверное, первобытные ребятишки, замерев, смотрели в костер: что-то двигается, что-то пляшет, будто что-то и происходит, что-то неведомое, таинственное. И вот поэтому я считаю, что если книжку можно давать любую, то не всякую передачу можно разрешать смотреть по телевизору. И я уже слышу, как мне возражают: "Так что ж, нам самим и не смотреть совсем телевизор, если ребенок в комнате?" И мне всегда удивительно, что родителей так раздражает сама мысль о том, что чем-то нужно поступиться ради ребенка, в чем-то себе отказать. Ну, не очень это большая жертва - иногда выключить телевизор. Есть семьи, где он всегда работает, - что ж, наверное, можно и так жить. Только тогда требование к ребенку "Читай!" надо снять. Кто-то умеет и любит танцевать кто-то нет, ну и ничего страшного. Так и без чтения можно прожить, живут же многие. Но если вы хотите, чтоб ребенок был как вы и лучше вас, чтоб чтение было его потребностью всю жизнь, чтоб вы в воспитании сына могли опереться на литературные примеры и он мог бы вас понять - тогда еще и еще раз проанализируйте вашу собственную жизнь, собственные взаимоотношения с книгой, если можете что-то изменить к лучшему - измените.

Более существенным мне кажется подготовить ребенка к той школе, в которой мы учимся всю жизнь,- к работе. Как часто школьный порог воспринимается и детьми, и родителями как жесткая граница между веселой беззаботностью праздника и унылыми буднями труда, как страдают дети от необходимости ежедневно делать то, чего они не умеют, - работать.

В семье, где ребенок растет в окружении одних взрослых, он, как правило, от домашней работы огражден, а в детском саду полностью выключен из семейных забот и трудностей.

В детском саду детей обслуживают люди, которые обязаны это делать, и кроме того, это, как в "Аленьком цветочке", какие-то невидимки. Кто-то привез продукты, кто-то их приготовил: "Садитесь, деточки, кушать!" Кто-то помыл посуду, кто-то - пол.

В такой семье, как наша, дети видят, что ничего не появляется само собой, видят, как я бегу в магазин и прибегаю с сумками (бегом - это в прямом смысле). Мальчишки стараются от двери до кухни дотащить мою поклажу, но это у них не всегда получается - тяжело. Дети - и девочки, и мальчики постоянно моют посуду, метут пол, вообще помогают мне убирать в доме, стирать мелочи. Они могут подогреть суп, сварить вермишель, поджарить яичницу, заварить чай. Они знают, что их труд необходим: если я буду чистить картошку, то посуда останется немытая, а если я буду мыть посуду, то пол будет неметеный.

Так что они понимают: труд - вещь обязательная. Это не игра в труд, а именно труд, работа, которую за тебя никто не сделает. И есть в ней не только принуждение, но и радость удачи: "Мама, посмотри, как мы убрали!"

В прошлом году мы всей семьей отдыхали под Москвой в самодеятельном доме отдыха, там каждый взрослый должен отдежурить один день на кухне. Меня освободили, но я сама попросилась - неудобно. Сидим мы - я и двое мужчин - и чистим картошку. Приходит сынишка одного из них, лет десяти-одиннадцати, и смотрит. Папа ему говорит: "Почисть и ты".- "Я плохо чищу, медленно". Отец: "Ну ты одну, а я - две, вот и будет три". - "Я не хочу". Отец: "Я тоже не хочу, но вот чищу же". А сын ему: "Ты не можешь отделаться, а я могу. Если бы ты мог, ты бы тоже отделался".

Тут подошли мои с Аськой в коляске, пристроили ее под деревом в тени, чтоб ей не жарко было и все видно, - и подрались из-за ножей, не всем хватило. Драка - это, конечно, плохо, безобразие, но как же я ими гордилась!

Мы часто употребляем сочетание слов "воспитать любовь к труду", а вот Некрасов сказал точнее, "привычка к труду" и назвал ее "благородной".

Когда Настя пошла в школу, она как-то в первые дни спросила меня: "Мама, когда мы в школе завтракаем, кому надо говорить спасибо?" И видя, что я замялась, спросила снова: "Я говорю учительнице, это правильно?" Я сказала: "Правильно", но дочка верно почувствовала: что-то не так. У учительницы другая работа, готовила, расставляла по столам тарелки не она, спасибо надо говорить другим. Остальные дети вообще не подумали о необходимости благодарить за труд, потраченный на них: привыкли, что их обслуживают.

Мальчик пришел к нам в гости, пообедал с нами, выходит из-за стола. Я не выдержала: "Игорь, что надо сказать?" "Все!" - погладил Игорь набитый живот. Дети не видят работы взрослых: мама и папа куда-то уходят и потом приходят усталые, нянечки в детском саду убирают в отсутствие детей, воспитательницы помогают рисовать картинки, читают книжки - так это удовольствие, с точки зрения ребенка. А в школе вдруг начинают заставлять: сиди, смотри, слушай. Нет, не рисуй, пиши. Нет, не пиши, читай. Надо, надо, надо. К школе ребенок должен уже уметь работать, понимать и "нарядную сторону" труда, говоря словами Некрасова, и его суровую необходимость.

Мне смешно и грустно, когда на августовских родительских собраниях начинают говорить мамам и папам первоклашек: "Учите детей зашнуровывать ботинки, застегивать пуговки". Это 7-8-летнему кто-то шнурует ботинки! Есть, значит, время. Какое счастье, что у меня его нет, что дети обслуживают сами себя, а если что не так, на это есть старший брат, это его работа. Не игра опять-таки, а именно работа.

Игра в работу - это и в начальной школе тоже. У дочери четверка по труду, но это не значит, что она ленивая или неумелая. Что-то она забыла: то ли клей, то ли бумагу, вот и четверка. Я как-то в деревне познакомилась с десятилетней девочкой, мать ее была дояркой, отца не было, а был еще братишка-первоклассник. Матери фактически целый день не было дома (такая уж работа), девочка топила печь, готовила на всю семью - словом, вела дом. Но по труду в школе у нее была четверка: плетенный из бумаги коврик получился кривоватый. Сын в четвертом классе (это в десять лет!) получил "5" бутерброды делали! Сложное кушанье, что и говорить.

Однажды в школе, где учатся дети, молоденькая учительница провела среди своих октябрят коротенькую анкету о том, что они делают дома, что любят, что нет. Кто из взрослых, перечисляя сделанные за день дела, вспомнит о том, что умывался и чистил зубы? Но чуть ли не в каждой третьей анкете дети включают эти действия в свои обязанности, да еще нелюбимые. Вот и бабушка просит совета у газеты: внук не любит мыть руки, старается увильнуть от этого всеми способами, уверяет, что вымыл, и хватается за хлеб грязными руками, что делать? А собственно говоря, как мы, взрослые, воспитываем такую неободимую в жизни привычку к чистоте? Бесконечными напоминаниями? Плакатиками с текстом "Солнце, воздух и вода - наши лучшие друзья"? Но дети жалуются: "Не люблю чистить зубы, потому что зубная паста горькая!" Их всего два вида детских зубных паст в продаже - "Чебурашка" и "Ну, погоди", остальные ананасная, например, - сняты с производства. Плохие были? А где же тогда новые, хорошие?

Детские зубные щетки отличаются от взрослых только размером, а мне кажется - пусть бы были яркие, с фигурками на ручках, с веселыми картинками, с надписями, как на некоторых карандашах.

И детское мыло - белый скучный брусочек. А нельзя ли сделать из него белого мишку, которого захочется поскорее засунуть под струю воды, - "люблю мыть руки с мылом!".

"Обязанность", "труд" - это высокие и серьезные слова, и к десяти годам ребенок должен понимать, что умыться и убрать за собой постель - это всего-навсего самообслуживание, вещь, конечно, необходимая, но в понятие "работа" не входящая.

Время ребенка пока поделено между школой и домом, он - связующее звено между ними, и пока еще он приносит школьные заботы маме: надо купить картон и клей для труда, надо принести цветные лоскутки, необходим старый чулок (обязательно в резиночку), нужна цветная бумага и т. д. и т. п.

Прежде чем ребенок придет на урок труда в школу, должна хорошенько потрудиться его мама, чтобы обеспечить сына или дочь необходимым для его работы материалом и инструментами. Но почему-то трудом называется та красивая картинка, которую ребенок склеил из разноцветных бумажек и тряпочек, а не мамина "завхозовская" деятельность. Лично я по труду, случается, получаю и "двойки": то того не достала, то этого не успела.

Само слово "труд" для названия того, чем занимаются на этих уроках в начальной школе, кажется мне неуместным. Аппликации, мягкие игрушки, самоделки, поделки, безделки - забава, одним словом, служит это все скорее эстетическому воспитанию, чем воспитанию потребности трудиться.

А вот то, что ни в одной анкете как интересная, любимая работа не было названо главное дело школьника - учеба, должно прозвучать как сигнал тревоги для всех, кого волнует судьба сегодняшних третьеклашек.

Дети перечисляют то, что они делают дома, и если бы не имена и фамилии, нам бы ни за что не угадать, мальчик или девочка пишет. Только один будущий мужчина, отвечая на вопрос, чему бы он хотел научиться в первую очередь, написал: "Заколачивать гвозди!" Такая вот мечта - заколачивать гвозди! Зато на вопрос, какое дело ты делаешь вместе с родителями, в нескольких анкетах ответ: "Смотрю вместе с папой телевизор". Они еще совсем несмышленыши, эти десятилетки, они искренне хотят ответить хорошо и правильно на вопросы учительницы, перечислить всю-всю свою работу, ничего не забыть и обязательно написать какое-нибудь совместное детско-родительское дело. И как же грустно это читать, и как невесело представлять будущее этой семьи. Интересно, написал ли бы папа в анкете, что он смотрит телевизор не один, а вместе с сыном? Заметил ли, что телевизор они смотрят вместе? Хорошо, что дети знают домашнюю женскую работу, но кто же их научит домашней мужской, если папе это кажется скучным, неинтересным - учить своего сына? Учительница-девочка? Школьная реформа всерьез и глубоко должна изменить соотношение физического и умственного труда в программе, новое заметно уже сейчас: вот хоть сами эти анкеты и их обсуждение на родительском собрании. Но, пожалуй, наши октябрята успеют не только в пионеры, а и в комсомол вступить, если ждать, пока те юноши-студенты, которые сейчас учатся на 1-м курсе пединститутов, станут учителями-мужчинами и начнут приобщать к мужской работе своих учеников.

Меня часто спрашивают, не боюсь ли я оставлять ребят одних. Мамы часто жалуются, что они ни на минуту не могут оставить детей одних: "Что-нибудь обязательно испортят, испачкают, устроят пожар". Боюсь, конечно, но ведь растить ребенка вообще страшно: можно стоять рядом и не уберечь, а всю жизнь рядом не простоишь.

В моей семье детей много, поэтому один ребенок остается крайне редко, но двое, трое детей в пустой квартире - ситуация, честно говоря, не обязательно более безопасная. Вдвоем-то они еще и не то придумают. И мне кажется, что не ограждать ребенка от такой "одинокой самостоятельности" надо, а готовить к ней, приучать. Вот вы пишете: "Испортит, испачкает и т. д.". Для вас важно действие, а не причины его: что испортил и почему, не хотел ли сделать, как лучше? Да ведь и любопытно же: как это зажигается газ, где там в спичке огонь? Я хорошо помню, как приблизительно в том же возрасте, что и ваш сын, мой Ваня буквально заболел "огненной лихорадкой". Я несу чашки в комнату - Ваня за спички, я иду мыть руки - опять спички. Зажигает их, они жгут ему руки, он бросает, они шипят на линолеуме - ужас! И я стала его звать каждый раз, когда надо зажечь плиту: "Ваня, зажигать!" И он бросал все игрушки, летел из комнаты ко мне и скоро научился - и потерял интерес.

Дети без нас делают то, что мы им не разрешаем. И будут делать. Поэтому надо либо в буквальном смысле слова глаз с них не спускать, либо разрешать и в своем присутствии. И часто опекаемый, "садовский ребенок", оказавшись наконец-то в счастливом одиночестве, начинает лихорадочное исследование полузнакомого ему домашнего мира: лезет в шкаф, в холодильник, содержимое холодильника кладет в шкаф, и наоборот.

Мне кажется, разумно разделить все проступки ребенка на две группы: опасные для жизни и здоровья и неопасные. К первым - готовить, со вторыми мириться. Я хорошо запомнила совет, данный мне как-то моими же детьми. Я работала в кухне (мой кабинет!), а они играли в комнате, и что-то уж очень дружно и тихо. Пошла посмотреть - а там! Они установили диванные подушки вокруг стола, сверху все закрыли одеялами, а из постельного белья сделали под столом спальню, и там же на полу чашки, и в них какое-то крошево из хлеба и бог знает чего - дворец, одним словом! "Безобразие!" - набрала я воздуху в легкие, но дочка не дала мне продолжить: "Мама, пойди, пожалуйста, еще поработай на кухне, мы так хорошо играем!"

Они сами знают, что вообще-то чашкам на полу не место, и стараются поосторожней. Жалко, если разобьют, что и говорить, но ведь не конец же света. Им тоже будет и жалко, и стыдно, что маму расстроили, они в другой раз осторожнее будут, а посуда бьется к счастью.

Дети так хотят быть хорошими! Давайте заметим это желание, поддержим его. "Я не люблю мыть посуду, потому что я один раз мыла и разбила сразу три тарелки", - пишет девочка. Она не пишет, что ее наказали, - дети многое прощают нам. Взрослые говорят: "Ребенок все быстро забывает, детское горе непродолжительно". Это совсем не так, вот помнит же девочка свою вину, а про наказание "забыла", простила, другими словами. Но если мы хотим чему-то научить (а мы хотим!), надо смириться с неизбежными черепками.

"Отойди, не мешай" никогда не было методом обучения. Еще даже не подростки, ребята уже поняли, что от них требуется в первую очередь: "Не нервировать маму и папу" (честное слово, так и написано, только с грамматическими ошибками).

Все, чем будет человек жить всю жизнь, как в зернышке, заложено уже сейчас в этих ребятишках. Не научатся трудиться в детстве - не будут любить свою работу потом. Десять лет - это мало, но и много: целых десять. И страшновато читать: "Мне доверяют самостоятельно гулять и покупать себе мороженое". Мои ребята остаются одни часто и, надо сказать, уже умеют и ужин сготовить, и посуду помыть, но я, конечно, все равно нервничаю: как они там? Звоню и спрашиваю: "Как дела? Шкода? Скандал?" И обычно весело отвечают: "Ни шкоды, ни скандала". Но иногда так: "Небольшая шкода, мамочка, но мы сейчас уберем". И убирают, я и не спрашиваю, что у них там было. Не стараюсь "ловить" их на мелких проступках - всегда по возможности звоню: "Через полчаса я буду дома, чтоб свинарника не было". Прихожу - они улыбаются: "Вот мы какие умные!" - и я улыбаюсь: "Вот ведь и я молодец!" А ведь не позвони я заранее, вошла бы - и с порога стала бы их ругать: то не так, это не так, почему сапоги на столе? И они не радовались бы мне, а думали: "Вот пришла и все испортила". Нам кажется, что игра - вещь несерьезная, что бы там ни толковали ученые: я работаю, а они - играют. Ну так есть смысл сделать их игру работой. Нам в магазин скучно ходить - а им в новинку, только дайте им возможность инициативы: "Купи что-нибудь к ужину". Нам готовить скучно - а им развлечение: тут тебе и газ, и кастрюля. Сгорела каша - ничего, съедим! А от моей носы бы воротили. А как интересно пирог испечь по рецепту из книжки! Он, правда, не очень пропечен и слегка подгорел - что за беда! Зато накрыт моей лучшей салфеткой, лежит на парадном блюде, совсем как мой праздничный торт. Все сидят и едят, и кошка рядом бегает, путается в Асином платьице картинка с выставки. Посмеюсь над кошкой (в цирке-то все смеемся, почему же дома как будто теряем чувство юмора?), похвалю пирог (не обязательно ужин это надоевшая молочная вермишель). Труд или игра? Они и при мне могли это организовать (и кошку тоже!), так и конфликта нет. Сын подходит ко мне и говорит: "Мама, давай сделаем химический опыт!" - "Давай, а какой?" "Теоретически, - говорит он, - если в пакет из-под молока налить воды и поставить на огонь, он не загорится. "Проверим?" - "Проверим, - говорю я, практически это сомнительно". Наливаем, зажигаем, ставим, горит, дымит, воняет, тушим, выбрасываем. Явная победа практики над теорией.

Ребенок - всегда беспокойство, всегда какие-то осложнения, непредсказуемые поступки. Портит, ломает - все в порядке, исследование мира продолжается. Улыбнитесь ему и покажите, как надо было сделать, чтобы вещь не сломалась. Хотите, чтоб ничего не портил в ваше отсутствие? Дайте ему поручение: "Помой, сынок, посуду!" Раньше, когда дети были меньше, я не могла смотреть, как они это делают: так медленно, так неловко держат тарелку. И я всегда давала им это задание, когда шла в магазин: худо-бедно, приду - а посуда вымыта. Думаю, что и вашему мужчине 40 минут хватит. Плохо вымоет? Не вздумайте перемывать, а вот когда поставите в них еду, скажите, что надо посильнее тереть тарелки тряпкой. Он запомнит. Он научится.

Ответственность - вот еще что я хотела бы воспитать в детях. Иногда говорят: "А вдруг ваш сын захочет уйти гулять и бросит малолетнюю сестренку?" Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Сын приходит из школы и с порога спрашивает: "Ну, какая сегодня будет домашняя производственная необходимость: идти в магазин или сидеть с Аськой?" Я считаю, что от меня зависит счастье его жены и детей: не будет помогать матери, вряд ли поможет и жене, когда вырастет.

Специально я с детьми занимаюсь мало, а между делом - постоянно. Сын помогает мне стирать и рассказывает, какую статью он прочел.

Ребенок ходит сначала в недельный сад, потом на продленку, летом ездит в лагерь, и вдруг, когда ему пятнадцать-шестнадцать лет, родители спохватываются: "Почему он какой-то чужой? О чем он думает? Чего хочет?" И начинают искать виноватых: школа, улица... Если у меня ничего не получится, если дети (страшно подумать) вырастут плохими - виновата я.

Буквы выучить нетрудно, в конце концов все выучивают. Дети пойдут в школу. Так хочется, чтоб они учились хорошо. Родители и воспитатели развивают у них эстетический вкус, фантазию, музыкальность, пространственное мышление - все это тоже хорошо. Но считает ли ваш восьмилетний сын себя мужчиной в семье? (Помните: "Два человека всего мужиков-то: отец мой да я..."?) Долго ли приходится упрашивать семилетнюю дочь сходить за хлебом? Ах, она сама еще не ходила? Так пошлите ее сегодня. Заодно и считать научится.

Грустное и веселое, поверхностное и вечное, игра и реальность перемешаны в наших детях так же, как и в "больших", как они нас называют. Прагматики и мечтатели, они хотят научиться "пришивать пуговицы" и "исполнять все-все" мамины желания, "преодолеть лень" и, конечно же, полететь в космос. Так пишет, может быть, завтрашняя портниха, может быть, бухгалтер, а может, и вправду космонавтка: "Я не люблю делать дело - спать и в первую очередь хочу полететь в космос".

КОГДА ВОСПИТЫВАТЬ?

Сейчас модно все подсчитывать точно, и однажды в газетной публикации я обнаружила поразительные цифры. Кто-то из женщин подсчитал, что на воспитание ребенка мама тратит в неделю около 16 часов. "Как мало!" - сетует расстроенная читательница. Я педагог, и я знаю, что для учителя-предметника 16 часов в неделю - громадное количество. Собственно говоря, такого и предмета-то нет, ч'тоб его изучали в школе в течение 10 лет по 16 часов еженедельно. И в общем, школа выучивает и алгебре, и истории, и литературе, и еще много чему. Казалось бы, семье гораздо легче: времени больше, задачи проще, да и ребенок один на двоих, а то и троих, и четверых воспитателей. Да каких! Родных, близких, кровных, живущих этим единственным ребенком! А результаты - всякие: есть получше, есть похуже, рядом с великолепными уживаются и совсем плохие. И я слышала, как женщины боязливо рассуждали: "Родишь, а потом вырастет негодяем. Нет, уж лучше не буду". Иными словами, многие уверены, что результат воспитания непредсказуем, что принцип любого ремесла (намеренно говорю не о творчестве, а о повседневной работе) "сделаешь то - получишь это" - этот принцип в воспитании не действует.

Много раз видела такую картинку на улице и всегда потом до вечера чувствовала какую-то тяжесть на сердце, словно я сделала что-то плохое.

Мама с сумкой, держа за руку малыша лет 2, переходит улицу. Они идут по пешеходному переходу, при зеленом свете и смотрят сперва налево, а потом направо. Вот они подходят к противоположному тротуару, и я уже знаю, что сейчас малыш споткнется, а она дернет его за руку вверх, чтоб он не упал. Некоторые мамы продолжают путь, вообще никак не реагируя на происшедшее микрособытие, а некоторые проводят воспитательную беседу. Ее варианты: "Смотри под ноги", "Поднимай ноги", "Быстрей". Спешка? Не надо оправдываться. Если бы мама чуть замедлила шаг и чуть помогла маленькому взобраться на высокий для него краешек, то переход улицы произошел бы быстрее. Не времени не хватает - сердца.

Вот входят первоклассники в День знаний в школу, такие нарядные, такие чистенькие. И вот мама напутствует сына: "Чтоб вернулся домой вовремя и чистый. Ты понял? Вовремя и чистый. Иначе будешь наказан". Вот первоклашки отзанимались свой первый учебный день, вся в белых оборках и бантах девочка счастливо протягивает руки со школьного крылечка: "Мама!", бежит по ступенькам и, оступившись, с размаху падает лицом вниз. "Ну как поросенок!" - возмущается мама, обеспокоенная испачканным фартуком.

В последнее время часто появляются статьи, где говорится об интересном опыте общения родителей с детьми, они устраивают совместные походы, ставят спектакли и т. д. И у многих, мне кажется, возникает ощущение, что родители - нечто среднее между массовиком-затейником и пионервожатым, что воспитывать - это проводить мероприятия со своим ребенком, а значит, для этого нужно какое-то отдельное время, как для стирки и хождения в магазин. Между тем воспитание в семье - нечто принципиально отличное от воспитания в школе, в пионерском лагере и проч. Это таинственное воспитание - тот воздух, которым мы дышим дома, невидимый, но от этого не ставший несуществующим. "Мне важен не ты, а я и мой труд, вложенный в твое обслуживание" - вот что предельно понятно объяснили мамы того мальчика и той девочки своим детям в единственный и неповторимый миг их ребячьей жизни. Урок запомнится, и не вернется ли он бумерангом к старенькой маме, своим существованием нарушающей сверкающую красоту англо-шведско-немецко-греческого интерьера? Учитель, не знающий французского, к примеру, языка, не может и обучать этому предмету. Если мы не умеем чувствовать боль и радость своего ребенка, то мы можем научить его аккуратности и бережливости, скрытности и трусости, только не способности сопереживать другому человеку. Все хотят хорошего своим детям, и все учат хорошему. Но "что такое xoрошо" и "что такое плохо" понимается по-разному в том смысле, что часто за сиюминутным "хорошо" мы не видим завтрашнего, а то и послезавтрашнего "плохо". Пусть не поймут меня так, что я против аккуратности. Я - "за"! Если мама привела сына записывать в школу, а у него колготки с огромной дыркой на коленке, то маме следовало эту дырку зашить, прежде чем выводить ребенка из дома. Но если он пришел из школы в порванных на разбитой коленке колготах, не надо горевать о тряпке, спросите, не больно ли ему.

Ребенок живет рядом с нами, той же жизнью, что и мы, а мы все считаем, что дитя - существительное среднего рода, что оно, дитя, только на подступах к настоящей жизни, той, которой живем мы. А вообще-то мы современники со своими детьми, и мир нас окружает пока общий. Чем раньше мы поймем это и примем как руководство к действию, тем лучше для них и для нас, тем легче пройдет их отрочество, юность - мучительное и счастливое время открытий и разочарований.

Женщина бежит с работы в садик за малышом, а потом тянет его за ручку в магазин за продуктами. Маленький человек семенит ножками и что-то несвязно пытается сказать, чем-то поделиться. "Закрой рот, простудишься", раздраженно реагирует мама. Я понимаю, ей некогда, она устала, а еще куча дел до вечера, но это ее товарищ идет рядом. Он ждал ее, целый день он жил без нее! Столько всего произошло, а язык такой неповоротливый, а слов так много, и они так мало выражают! Понимаем же мы муки поиска нужного слова у Пушкина, у Льва Толстого, а ведь этот замотанный в платок поверх шапки человек дороже нам, чем все гении на свете, вместе взятые. Он выучится не открывать рот на холоде, он потом и в комнате, не разжимая губ, пройдет в свой угол и уткнется в книжку. Сын-пятиклассник пошел на минутку к товарищу и пропал, час нет, два нет, уже темно на улице, и уроки не сделаны. Наконец-то звонок, открываю дверь с готовыми упреками на устах - глаза сияют, ни тени раскаяния: "Мама, мама, я придумал такого невиданного зверя, он называется Ахтикакой и может по своему желанию превращаться во что угодно, например, в темную плотную воздушную массу, из которой торчат ножки морского ежа, рожки улитки и хвостик бегемота!"

Я потом выговорю ему про уроки и что я волновалась, и он со мной, с моей точки зрения посмотрит на то время, что его не было дома. А сейчас моя работа - удивиться и обрадоваться рожкам и ножкам, как вчера моей работой было не только приготовление ужина на всю семью, но и внимательное, прочувствованное восприятие получасовой лекции о производстве селитры, которую прочел мне тот же человек, что вот сейчас так восторженно перечисляет достоинства Ахтикакого, - мой сын.

Изо дня в день мы видим своего ребенка. Как-то, обеспокоенная наступившей тишиной, я послала старшего сына посмотреть, что делает в соседней комнате маленькая сестренка. "Ничего - живет", - ответил он мне.

Иногда нам так мало нужно, чтобы понять: просто вспомнить себя. Я была поражена, когда моя институтская приятельница позвонила и с рыданием в голосе начала говорить о своей семнадцатилетней дочери: "Представляешь, она влюбилась, никого не видит, кроме своего Левы, а у него ни образования, ни положения, он в армию через месяц уходит!" Мне казалось - это было вчера: наша певунья-Галка выходит замуж за солдатика (тонкая шея в широком воротничке), а надо же: этот Валерик - начальник отдела, интересный мужчина, и зарплата, и образование, конечно, вот и дочь взрослая. "Да вспомни же!" просила я ее. "Разве можно сравнивать!" - твердила она. Но ведь все-таки мы уже были детьми, можем себя вспомнить, а они взрослыми только будут, нам легче их понять, чем им нас. Помню, как раздражал меня дежурный вопрос мамы и папы о моих новых друзьях: "А кто его родители?" - "Ну при чем тут родители! Не знаю, не спрашивала!" - горячилась я. Яблочки хотят расти независимо от своих яблонек, и только спустя годы мы начинаем с благодарностью понимать: это во мне от мамы, это - от папы, а это - от бабушки. В те давние полудетские-полувзрослые времена я бы просто засмеялась, если бы мне сказали, какое огромное влияние оказала на меня моя бабушка-няня, неграмотная женщина, отнюдь не Арина Родионовна. А сейчас я ловлю себя на ее жестах, отношении ко многим и многим вещам, и чем дальше, тем больше.

... Иду по лестнице, а на ступеньках сидят двое мальчишек лет 11 - 12 и рассматривают марки, "Что вы здесь сидите, идите домой", - говорю я, а они: "Нам домой не велят, тесно, и ноги у нас грязные". Легче купить второй магнитофон, чем впустить в сверкающую чистотой квартиру мальчика, с ботинок которого на палас тут же натечет лужа, да и под носом мокро. "Где твой платок?" А он смущенно размажет грязь рукавом. "Какой невоспитанный, он дурно повлияет на моего!" - пугается мама. Даже если очень тесно (а сейчас почти у всех квартиры, при этом благоустроенные), даже если совсем непрезентабельный вид у парнишки - это товарищ вашего сына, это ваш гость. Из сейчас вырастет завтра, и не в радость станут вам чистота и пустота квартиры, из которой ушел неведомо куда ваш единственный сын.

Один мой корреспондент прислал на семи листах научный трактат, посвященный маленькой семейной сценке:

"Ребенок 6 лет пришел со двора голодный. Дело было вечером перед сном. Мать подала на стол еду. Ребенок съел свою порцию и попросил еще. Отец заметил ребенку: "Хватит кушать перед сном, а то будешь плохо спать". Но теща, которая сидела рядом, тут же возмутилась и зло бросила зятю: "Ты что, хочешь заработать дешевый авторитет? Мать хочет дать еще, а отец обязательно должен сделать против". Жена поддержала тещу (ей-то она, впрочем, не теща мама! - И. С.), и к мужу: "А как ты наедаешься перед сном?"

И дальше подробно разбирается, в чем виновата жена, в чем теща. И далее: "Сын молча поел и пошел спать, пока продолжалось исследование под увеличительным стеклом логических ошибок", - пишет нам читатель. А мне кажется, здесь и без микроскопа видно, кому хуже всех: сыну, конечно. Потому что подать на стол еду и сделать замечание ребенку - не воспитание и даже не заменитель его. Что он там так долго делал, на улице, что уже спать пора, а он только пришел? О чем он вообще думал сегодня? Поел и спать - вот что такое для него семья. Как же мы с него будем завтра требовать, чтоб он был отцом и мужем, если он с 6 лет знает, что семья - это раздражение друг против друга и мелкие постоянные склоки, а любовь к ребенку - накормить (это дело матери) и прочесть нотацию (это дело отца)?

Я спрашивала разных людей, что любят дети, и все отвечали по-разному. "Конфеты", - сказала одна женщина. "Ходить в гости", - сказала другая. "Шуметь и кричать, и все портить", - пожаловалась третья. А одна бабушка сказала: "Дети любят, чтобы им говорили правду". Эта бабушка - настоящий воспитатель, и скажите, пожалуйста, разве нужно какое-то специальное время, чтоб говорить правду?

Честное: "Я устала, мне сейчас трудно тебя слушать, давай поговорим через часок, когда я отдохну", обращенное к сыну, возбужденно рассказывающему о конфликте с товарищем, лучше, чем лживое: "Иди делай уроки, я занята". Да, мы устаем, но и дети устают. Они, как и мы, имеют право на усталость, и на плохое настроение, и на нашу ласку. И надо же обеспечивать им это право, и кому же, как не нам, гладить ребенка по головке и твердить ему: "Ты хороший, ничего, что двойка, ничего, что синяк, что порвал рубашку, исправим, вылечим, зашьем, а ты хороший, лучше всех".

Мне написала одна моя подруга, как она боролась с жадностью дочки. "Моя Ирка часто жадничает. Чуть что, начинается нытье: "А почему Оле больше?" И вот вчера папа принес огромный арбуз, собрались все у стола, а я и говорю: "Пусть Ира делит". Что с ней стало, ну прямо какой-то взрыв альтруизма. Она была готова есть одни корки, только бы всем было хорошо, только бы сказали, какая она справедливая, как хорошо разделила".

Миг педагогической победы - удача, улыбка. Он пройдет, и окажется, что в следующий раз надо начинать сначала. Настоящий результат складывается из тысячи однотипных и бесконечно разнообразных решений, а принцип у всех них один: мать поверила в лучшее в своем ребенке, и он стал лучше.

Чтобы научить ребенка быть ласковым, надо приласкать его, и не раз. Нельзя научить любви, не любя.

В школе на втором этаже шло последнее в году родительское собрание с детьми в 3-м классе, а со двора кто-то бросал в окна комья земли. Выглядывали по очереди родители, кричали: "Прекратите немедленно!". И чуть отойдут от окна - опять следует продолжение. Так бы и осталась эта маленькая тайна: кто и зачем хулиганит? - тайной для меня, если бы я случайно не задержалась в школе. Собрание закончилось, родители с радостными детишками разошлись домой, и мы с дочкой увидели этого невидимку. Он ковырял ногой землю, а потом эту же землю бросал в окна школы. Застигнутый врасплох, он что-то буркнул и убежал. "Кто это?" - спросила я, видя, что дочка явно с ним знакома. "Это Гена, самый плохой мальчик в нашем классе, его оставили на осень". Где причина и где следствие? Гена хулиганит, и поэтому все считают его плохим? А если наоборот? Все считают не просто плохим, а самым плохим, так вот вам! Не любите меня? А мне и не надо, потому что я вас - ненавижу! Нет такого человека, которому не нужна любовь, и если он говорит и делает, как будто ему это не нужно, это как вой сирены "скорой помощи".

На одну из своих статей я получила отклик. Молодой мужчина развелся со своей женой через год после рождения ребенка и, рассказав историю своей любви с 17 до 22 (это годы, а не время суток), выплеснул на многих страницах непередаваемую грязь о матери своего сына. И вдруг: "Я рос без отца, мне алиментов никто не платил, почему же я должен давать деньги?" Человек проговорился: все годы полусиротства прорвались в коротенькой фразе, мы лицом к лицу столкнулись с неожиданным воспитательным результатом: сын хочет быть, как отец, которого он в глаза не видел. Зернышко зла, посеянное более 20 лет назад, проросло и дало горький плод: новое зло, похожее на то, что было давно, как зерно на зерно, как сын на отца. Воспитание совершается всегда, даже когда его как бы и нет вовсе.

Поэтому вопрошать "Когда воспитывать ребенка?" смешно. В этот момент оно тоже происходит, это самое таинственное воспитание. Мы снимаем с себя ответственность за будущее своего ребенка (нам некогда, мы заняты подразумевается, что есть вещи важнее) - он может невзначай оказаться сообразительным и усвоить этот урок: есть вещи важнее, чем семья. Памятью сердца ребенок запомнит и лживый пафос вопроса, и трусливую сущность умолчания. А чем это обернется завтра, узнают те, кто завтра будет с ним. Всегда, даже когда ребенок спит, воспитание продолжается. Помните, в фильме: утром у кроватки новенькое платьице, и дочка просыпается с улыбкой: "Мама, я спала, а ты мне шила?" Вот теперь время сказать об аккуратности: вас услышат, потому что вы положили не нечто матерчатое около кровати, а свою любовь, свою заботу. И аккуратность ребенка будет продиктована не проявлением бережливости к вещи, а желанием сберечь эту материнскую ласку.

Сущность воспитания - не одеть и накормить, а спросить и ответить. Летом мы вместе с детьми отдыхали на юге, в доме отдыха, и вот что я увидела. Гуляет по всей территории любознательная и веселая малышка лет 2, играет с шишками, с камушками, и за ней целый день ходит мама с изнуренным лицом и тарелкой каши в руках, и стоит девчурке зазеваться и слишком широко улыбнуться кому-то, как ротик ее заполняет ложка манной каши. Спрашиваю: "Зачем вы это делаете?" Мама с тоской: "Ой, как я с ней намучалась: ничего не ест". Так хочется быть хорошей матерью, но ведь такое страдающее по мелочам материнство не видит ничего: ни солнца, ни моря, ни улыбки собственного ребенка. Неужто эта несчастная манная каша - главное в жизни? Много книг написано о том, как кормить и купать малыша, во что одевать, как гулять, и мама по часам кормит и по часам гуляет, а улыбнуться ему некогда. Ребенок растет быстро, смотришь, уже и в школу пошел, а методы воспитания не изменились: "Ты поел? Почему у тебя рубашка криво застегнута?" За десятилетним нет нужды ходить с тарелкой, значит, и материнские обязанности подсократились. Каждый день с утра и до обеда, а потом с обеда и до вечера ходили мы на пляж, и были мамы, за месяц ни разу не назвавшие своих сыновей уменьшительными именами.

Мне кажется, надо говорить об этом как можно чаще и не бояться ни высоких слов, ни банальных истин. Ни джинсы, ни магнитофоны, ни кроссовки ничто из этого не окупается. Улыбка, доброе слово, внимательный взгляд - вот что, не имея цены, стоит того, чтоб подарить и получить в подарок. В классе, где учится один из моих сыновей, меня поразил мальчик с робким и туповатым лицом. Шло родительское собрание, последнее в году, и учительница говорила о его слабых успехах. "Ну, завтра отправлю его в лагерь на три смены", весело и по-деловому отозвалась мама. "Он же весь год на продленке, хоть месяц побудьте с ним!" - чуть ли не взмолилась учительница. "Да когда же мне?" - удивилась мать. И вот тут мальчик улыбнулся. Так мы улыбаемся, когда нам напоминают о заблуждениях нашей юности: грустно, и насмешливо, и безнадежно. Безнадежная улыбка ребенка - вдумайтесь только! Мамы и папы, дети нас любят! Они не кормят нас и не стирают на нас, они хотят доверить нам свою тайну и поделиться радостью, они хотят обнять нас. Не спрашивайте, недовольно оторвавшись от телевизора: "Чего тебе? Иди играй". Поговорите с ними. Только это и нужно ребенку - чувствовать, что ему рады, а вовсе не джинсы и не черная икра.

Когда дитя еще в пеленках, мать спит вполглаза и вполуха прислушивается: как он там? Она не реагирует на грохот полночного трамвая под окном, зато мгновенно вскакивает, если чуть дрогнуло дыхание малыша. Вот так подросший ребенок впитывает вас, ваше отношение ко всему на свете: когда вы дома и когда на работе, когда готовите и когда смотрите телевизор. Это впитывание и называется по-научному "семейное воспитание".

СИЛА ИЛИ СЛАБОСТЬ

Этот вопрос принадлежит к числу вечных, т. е. каждый из нас неизбежно становится перед необходимостью решать его для себя и, решив однажды, возвращается к нему снова и снова, каждый раз начиная с нуля. Что такое сильный человек? И где та граница, где сила переходит в свою противоположность - в жестокость, потому что, я убеждена, жестокость - это порождение слабости, это ее маска, за которой она прячется, чтоб, не дай бог, не подумали, что она - слабость. А главное, где корни жестокости, с чего она начинается? Я мать, и проблема начала каждого взрослого качества, его истоки - для меня живая сегодняшняя задача.

И в детском саду, и во дворе дома, где мы живем, постоянно встречаются дети, которым все незнакомое, непонятное хочется ударить, раздавить, победить. Как часто это поощряют взрослые, бездумно формируя бесчувственное отношение к чужой боли. Мы с детьми гуляли в парке и увидели толстую мохнатую гусеницу, степенно переползавшую дорожку. В современном городе всякое живое - редкость, немножко чудо, а это было такое рыжее, такое невиданное. Ребята столпились вокруг нее и стали горячо обсуждать, какая бабочка из нее получится, как вообще получается бабочка из гусеницы, куда деваются бабочки зимой и т. д. Наша группа вызвала интерес у проходившей женщины с девочкой лет шести, они подошли, и девочка тоже удивилась: "Ой, какая гусеница!" "Они вредные, раздави ее!" - скомандовала мама, и, прежде чем мы успели опомниться, от будущей легкокрылой бабочки осталось грязное пятно, а мама с девочкой пошли гулять дальше. Зло всегда рождает зло, но я все равно вздрогнула, когда моя дочь, не сдерживая слез, с перекошенным лицом закричала вслед уходившим: "Дура!" И продолжала кричать, пока женщина не обернулась и не посмотрела в нашу сторону с удивлением: что случилось? И, кажется, так и не поняв, пошла дальше.

Связь между малюсеньким детским поступком и взрослым неумением сострадать не прямолинейная, но прямая и жесткая. И так же, как невидно, незаметно вяжется звено к звену цепочка этой связи, так наша общая ежедневная работа - ломать, разгибать эти звенышки, учить ребенка сдерживать слезы от своей боли и плакать от чужой.

Жестокости можно, по моему глубокому убеждению, противопоставить только силу души, уверенность в правильности своих поступков. Удар на удар не уничтожает зла, как не уничтожает его и непротивление, согласие на сосуществование. На меня большое впечатление произвела одна сценка в детской песочнице. Малыши играли: строили город. Пришел "большой" семилетний мальчик и все сломал. Они опять построили, он смотрел с интересом, как они строят, а когда все было готово, опять сломал - ему было скучно, а это все-таки забава, и притом для него безопасная. Прежде чем я успела вмешаться, один из малышей встал, отряхнул песок с рук и с колен и подошел к обидчику. "Пойдем", - сказал он и взял его за руку. И они пошли, и старший пошел за этим мальчиком, чуть ли не до пояса ему. Мальчик привел его к соседней горке и сказал: "Вот здесь играй, здесь ты никому не будешь мешать", - развернулся и пошел к друзьям. Надо было видеть - не побоюсь этого слова - потрясенное лицо "силача", когда он смотрел вслед мальчугану. Жестокая сила оказалась бессильной перед уроком уверенной в своей правоте слабости. Больше городу в песочнице никто не мешал расти и хорошеть.

Наш ребенок слаб и мал, а мы его защищаем. Но чтобы стать человеком, он должен попробовать кого-то защитить, должен узнать, что он сильный. Хорошо, если в семье есть младший, беспомощный, многие проблемы тогда решаются как бы сами собой. Но как часто матери, думая облегчить себе труд, при рождении второго ребенка отдают старшего в сад, а то и к бабушке на два-три месяца. Да, с одним ребенком легче, а у бабушки старшему хорошо, но ведь дитя - это не ящик, который можно на время переставить куда-то. С точки зрения ребенка, внезапно ставшего старшим, этот маленький, некрасивый, такой глупый, ничего не умеющий отнял у него маму. Два месяца для ребенка - вечность. Отнял маму, которую он так любит, насовсем, навеки. Ребенок убежден - с ним поступили жестоко. Это убеждение может обернуться неприязнью к новому члену семьи, разочарованием в матери - самым страшным, что может быть в жизни человека.

Мне всегда казались антипедагогическими рекомендации врачей изолировать ребенка от заболевшего брата или сестры. А кто же будет жалеть больного, если братик или сестричка у бабушки? Почему для того, кто болен, к страданиям болезни должны добавляться и мысли о том, что братишке нельзя теперь даже подойти к нему? И как же сможет весело играть здоровый, зная, что близкому человеку плохо? Не знаю, как увязать медицину - заботу о здоровье - с педагогикой - заботой о душе, говоря по-старинному. Знаю только, что изолировать от сочувствия - вырастить бесчувствие, а от него рукой подать до жестокости. Ни одно человеческое чувство не возникает вдруг, в один день, все они складываются из сегодня, и вчера, и через неделю, потихонечку. Это замечаем мы их вдруг.

Терпимость, терпение, понимание, сострадание, милосердие - это сила, и сила вполне реальная. И этому надо учить в прямом смысле с пеленок, а не ждать, когда зло дорастет до заметной для глаза величины. "Жалость унижает человека", - учат в школах наших детей. Но сострадание возвышает, быть сильным - значит, по-моему, не быть непробиваемым, а наоборот - страдать вместе с тем, кому больно, сострадать.

Мой сын-второклассник пошел в магазин и буквально тут же вернулся в слезах, что-то говорит - не пойму что: побили, отняли деньги? Оказывается, ребята во дворе ранили голубя, голубь не может летать, у него крыло в крови. Боже мой, голубь! Мало мне грязных железок во всех углах, мало мне воробья (две недели назад дети притащили бесхвостый комок страха и пуха, который был назван Пудиком и выпущен для свободного проживания в квартире), да и вообще я готовлю, мне некогда заниматься этими глупостями, и магазин вот-вот закроется. Но сын и не просит, собственно говоря, ни о чем, он просто сообщает факт. Потому что он знает, как знаю и я: выбора у меня нет. Это только кажется, что я могу разрешить, а могу и запретить. Не могу запретить, этот посторонний голубь страдает и нуждается в помощи. Я не смею думать о своих удобствах, сын не поймет меня, если я произнесу вслух то, что только что написала, быть спокойной рядом с бедой - жестоко. И рядом со словом "мама" слово "жестокость" стоять не может. Нам, матерям, нужно думать о будущем, и не только вообще, но и конкретно о своем: придет час нам, взрослым и сильным, стать старыми и слабыми, а они, маленькие и слабые, станут взрослыми и сильными. Нам понадобится их милосердие, но они будут такими, какими мы их научили быть. Так что в наших интересах, чтоб дети росли хорошими.

Им будет трудно? Может быть. Легко быть хорошим, когда все вокруг замечательные, куда труднее - когда до идиллии еще далеко. Но для этого и нужна сила - выстоять, остаться собой, не ожесточиться.

БЫВШИЕ МАЛЬЧИКИ

Мой учитель когда-то говорил мне: "Человеку невыгодно быть плохим, совесть замучает скорее, чем обстоятельства". Ощущение правильно прожитой жизни может стать единственной наградой, но в том-то и дело, что большей и не бывает.

Когда мы с подругами встречаемся у кого-нибудь в гостях, разговор все чаще вертится вокруг темы "здоровья", да и в поздравительных открытках "желаем здоровья" все чаще пишем перед "счастья в личной жизни и успехов в работе". Это возраст: проблемы, когда купать и чем кормить ребенка, заменяются дискуссиями о сложностях школьной программы, в названии должности появляются слова "зав", "начальник", "старший". "Кушайте, кушайте", угощает хозяйка, устало опустив на колени натруженные руки.

А на лестничной площадке, "в курилке", наши мужья обсуждают свои мужские проблемы: на сколько сантиметров в тысячелетие раздвигаются галактики, отчего исчезли динозавры с лица земли, кто кого победит, если начнут сражаться кит и слон. Бывшие мальчики, выращенные любящими мамами, до седых волос сохраняют если не детство, то уж отрочество наверняка. Они точно такие же, в каких мы влюбились, не знаю сколько лет назад - талантливые, многообещающие, увлекающиеся, бессребреники. Дочь одного моего знакомого, которую он бросил вместе с сестрой лет 15 назад, говорит: "Я не знаю человека лучше, чем мой отец". Ту семью, в которую он ушел, он тоже бросил, любовь и молодость вернулись к нему в третий раз. Сейчас он увлекается дельтапланеризмом. Нет, он еще не летает на дельтаплане, он пока изучает литературу и уже хорошо знает, как рассчитать площадь несущей поверхности крыла. Его ученики (а он учитель) с горящими глазами смотрят ему в рот, когда он рассказывает о счастье полета, для которого, как и птица, создан человек. Зарплата его расходится по двум исполнительным листам, но это его не волнует: какие-то мелочные расчеты останутся далеко внизу, когда он оторвется от зеленого склона холма.

Дети судят по-своему, им скучны и непонятны наши мерки. Это мы их такими воспитываем: подальше от будней, от быта, от унылой обыденщины. Музыка и фигурное катание, поэзия и живопись... А дети так быстро схватывают основные черты "идеального" человека: "Остер, умен, красноречив". Им все одинаково легко дается, и они долго ищут себя. Сын моей хорошей знакомой с детства увлекался авиамоделизмом, и ни у кого не было сомнений, что он будет поступать в авиационный. Он и поступил, но был исключен за неуспеваемость, восстановился - и снова исключен. Поработал, опять поступил - и опять бросил учебу. Мечта, оказывается, не исполняется просто так, надо много и упорно работать, пока взлетит в сияющее голубое небо серебристый лайнер "Андрюша-144". А за долгие студенческие годы он женился, у него родилась дочь, развелся, снова женился и снова развелся. Он по-прежнему красив, глаза глядят умно и с грустинкой: жена не так, как ему хотелось бы, воспитывает дочь, и он страдает.

Способный студент систематически не занимается, зато активно участвует в художественной самодеятельности, в комсомольской работе, в стенной печати (помните, в детстве стишок учили: "Драмкружок, кружок по фото, мне еще и петь охота..."). Интересуюсь, получает ли стипендию. Ну, конечно, нет: жена учится на вечернем и работает, да и родители помогают.

Эти цветы растут только на почве, щедро возделанной любовью: мама не раз и не два пойдет унижаться перед деканом, умоляя "в последний раз" назначить ее ребенку "последний срок" сдачи задолженности. И молодая жена (пока еще молодая) изо всех сил хочет помочь ему, освободить от быта, чтоб учился: он ведь так талантлив, гораздо талантливее ее. Спрашиваю студентку-вечерницу (нет, не жену того, что учится на дневном), почему она не ходит на занятия, ведь ей потом будет трудно. Оказывается, не с кем оставить двоих малышей трех и полутора лет: папа взял отпуск за свой счет и уехал на месяц на охоту. Так мы их учим: мужчина должен проверять себя в борьбе с трудностями, должен быть сильным, закаленным, легко выносить отсутствие городского комфорта.

Наверное, нет фильма о современной молодежи, в котором не было бы такого положительного героя: днюет и ночует на работе, общественник, спортсмен. Как выгодно он отличается от отрицательного, который с работы норовит удрать пораньше домой, в дружину не идет, от субботника увиливает. Как счастливо улыбается в финале жена положительного, когда, забежав на минутку между двумя героическими поступками домой, отец берет на руки чистенького веселого малыша.

Мой знакомый женился (по горячей любви, конечно), в семье появился ребенок. Но счастливый папа увлечен своей работой, он ходит на курсы английского языка, чтоб читать работы по специальности, изданные за рубежом, в подлиннике, он дружинник, а чтоб снять утомление, он плавает в бассейне.

Дальше почему-то события развивались не так, как в кино. Жена становилась все раздражительнее, одевалась все небрежнее, а однажды, взяв ребенка, ушла к маме.

Если не мы, матери, то кто же объяснит нашим мальчикам такие простые истины: любовь и в самом деле не вздохи на скамейке и не прогулки при луне?

В очень близкой мне семье однажды выяснилось, что необходимо поспешить со свадьбой. Избранник дочери сказал своей невесте и ее родителям все высокие слова о любви и ответственности, какие положено говорить в таких случаях, и мать будущей мамы отправилась к родителям будущего папы, так как не хватало малости: их разрешения - ему не было восемнадцати. "Сережа, ты сошел с ума! - закричала любящая мама без шести месяцев папы. - Какая свадьба, какой ребенок! Мы же только начали копить на машину!"

Как хорошо, когда дети послушные, и как огорчает нас их непослушание! Так и вырастают они послушными мальчиками: мама сказала, значит, так лучше всего и сделать.

Разве можно сравнивать несравнимое: будущего сына и будущую машину? Сережа и не сравнивал, он выбрал машину. Ему повезло: ребенок родился мертвым, и даже алиментов на него платить не придется. А навещать несостоявшуюся маму - все как-то не было времени, он ведь учится и собирается сдавать на права, да и общественная работа много времени отнимает.

Повзрослевшая, с опустошенной душой недавняя девочка тенью ходит по квартире, прислушивается к молчащему телефону. Ну конечно, если бы родители разрешили, Сережа женился бы. Он и женится, когда ему разрешат, и будет мечтать о сыне, и именно сын родится у него в один счастливый день. Сын его нужно воспитать настоящим мужчиной: сильным душой и телом, справедливым, чуждым меркантильности. Пока это существо еще в пеленках ("Это почему я должен к нему вставать? Я устал за день, а ты целый день ничего не делаешь, даже посуду не помыла! Да сделай же что-нибудь, чтоб он замолчал!"), но когда сын вырастет, они вместе пойдут в поход на байдарке по рекам Сибири, будут переправляться через пороги, петь песни у костра, рисковать жизнью, спасая товарища.

Любимые сыновья, они становятся любимыми мужьями, не став любящими: мама, а потом жена не дают им узнать счастье любви - отдать все, чем дорожишь, любимому человеку. Увлечение научной фантастикой сменяется интересом к дельтапланеризму, и напрасно жена, ставшая матерью, пытается обратить внимание любимого на оторванную дверную ручку, что-то толкует про простуды сына - это вызывает раздражение: бабское воспитание, мальчишку надо закалять, пусть ходит на лыжах, обтирается холодной водой по утрам - вот и не будет никаких простуд. Он уйдет к той женщине, которая его понимает, не заставляет ходить в магазин, а сама ходит с ним в походы, а когда и эта переродится в "мещанку", пойдет дальше, все такой же молодой. И всю тоску о несостоявшемся счастье оставленная мать его сына сосредоточит на ребенке, отдаст его в спецшколу с английским языком, будет возить 3 раза в неделю в бассейн, займет и перезаймет, и будет работать на полторы ставки, и вязать на продажу шапки (в рабочее время, конечно), но все-таки у мальчика все будет, как у тех, у которых есть отцы. Она купит ему велосипед, мотороллер, да все, что он захочет, то и купит, и дельтаплан тоже, она и на летающую тарелку для своего мальчика накопит! Вот круг и замкнулся. Завтра, ломая крылья этой чудесной мечте, явится какая-то женщина и заговорит о свадьбе, а она закричит: "Но мы же копили!"

Нужно ли скрывать от детей неинтересную сторону жизни, да и есть ли она, неинтересная сторона? Моя подруга, мучась сомнениями в своей правоте, рассказала, как она с трудом дотащила сумку с продуктами и, войдя в квартиру, в изнеможении прислонилась к стене, чтоб не упасть. Сын попробовал поднять сумку, не смог и волоком потащил ее на кухню. И тогда мать, потная, растрепанная, в сбившейся шапке, захлебываясь злыми и отчаянными слезами, закричала в лицо десятилетнему мальчишке: "Вырастешь, женишься, смотри, чтоб твоя жена не смела носить такие сумки!" И задохнулась, увидев, как внезапно осунулось и побелело лицо сына, услышав его дрогнувший голос: "Да, мама". "Ох, только бы он запомнил! - думала я, слушая взволнованный рассказ. Только б запомнил!"

Это письмо пришло издалека, вернее, 2 письма, посланных одновременно: каждая строчка в них - боль сердца. Пишет молоденькая женщина, у которой двое детей: 3-летняя Юля и 4-месячный Сережа. Она не понравилась матери мужа, и он, послушный 24-летний мальчик, отдает всю зарплату до копейки маме, а жена с детьми существует на 35 рублей, которые она получает от государства. "Вчера у соседки одолжила... Он даже не спросил меня, как там мои дети, не голодны ли, обуты ли..." Хочется бросить все дела и срочно ехать в незнакомый город, попытаться все-таки поговорить с тем, чье имя носит тот крохотный мальчик, найти для него какие-то особые слова. Его любовь и жена, мать его детей ждет его, тоскует о нем: "Сегодня я подала на алименты- со мной твои дети!"

Как хочется верить, что незнакомый мне Сергей услышит этот зов все еще живой любви, может быть, напечатанными эти слова покажутся ему более весомыми, может быть, он найдет в себе силы стать взрослым!

Вот пишет в редакцию сорокалетний мужчина, сменивший профессию архитектора на мечты о режиссуре кино, а их - на ожидание поэтической славы. С сочувствием он описывает свой неудачный ответ на экзамене и с сарказмом задремавшего знаменитого режиссера-экзаменатора. Ну что ж, помнится, и старик Державин дремал, да проснулся, когда заговорил кудрявый мальчик. Заставить проснуться - свойство таланта, а пока взрослый человек "не без способностей" - попросту безработный. Кто она - та, что поит и кормит его, и стирает его рубашки, и выслушивает его монологи о несовершенстве мира и его борьбе против косности и за духовную свободу: жена, мать, возлюбленная?

Мы-то, женщины, знаем, какое счастье - отдать, подарить. Подарив сыновьям однажды их личную жизнь, мы продолжаем дарить им свою собственную каждый день. Чего не сделаешь для счастья любимого человека! И мать наставляет сына: "Ничего, что дети, что алименты, я заплачу!" Сын уже отец, а сколько лет матери? Сколько лет она сможет работать, чтоб платить за него алименты? Чудовищная нелепость: отдать единственную жизнь, чтоб вырастить послушного, талантливого предателя.

Зимой светает поздно, и дети идут в школу на рассвете. Мамы первоклашек несут в одной руке рабочую сумочку и сумку для продуктов, пока пустую, а в другой - портфель и мешочек со сменной обувью сына. Мальчики идут налегке, засунув руки в карманы, закидывая голову к розовому светлеющему небу. Там над городом в лучах восходящего солнца медленно кружит дельтаплан. Дорога уходит вдаль.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

Все почему-то прежде всего видят в детях сходство: "Как похожи!" А мне, наоборот, очень нравится бесконечное разнообразие этой похожести: то же, да не то же. Именно эта похожая непохожесть - самое привлекательное и самое трудное для меня. "Неужели у ваших детей нет недостатков?" - часто спрашивают. Честно говоря, я придерживаюсь точки зрения Пьера, для которого в его любимой Наташе не было недостатков, а были только качества: "Ко всем своим недостаткам, по мнению большинства: неряшливости, опущенности, или качествам, по мнению Пьера, Наташа присоединила еще и скупость".

Никого я не "исправляю", потому что не знаю, как это делать, да и не преступники закоренелые мои дети, чтоб их исправлять. Не понимаю разговоров о том, что, мол, добрым в жизни трудно, а надо то-то и то-то делать, тогда будет легче. Ну почему жестокому легче? Или, например, жадному? Ему все хочется подгрести под себя, а ведь это невозможно, вот он и страдает, что еще не все принадлежит ему. Разве это легче, чем быть довольным тем, что имеешь? Вышел на улицу - весна, солнце светит, капель - хорошо! А насчет счастья в личной жизни - так это кому что нравится. Иногда нравится как раз противоположное тому, что, казалось бы, должно. Однажды я была просто поражена, как пожилая женщина нахваливала своего зятя, и при этом без тени иронии: "Ну, у меня зять хороший! Ох и зять! Жадный-жадный!" У большинства человеческих качеств как бы две стороны: "хорошая" и "плохая", вот я и стараюсь в детях радоваться хорошей стороне и мириться с плохой: качество-то одно - уберем плохое, и хорошее исчезнет.

Ну, вот Саня, например, человек довольно замкнутый, он трудно входил в школьный коллектив, ему, по-моему, так и не удалось понять (и значит, принять) школярскую манеру человеческих отношений. Особенно плохо было в 4-5-х классах. Стоит он себе у доски на перемене, чертит чертеж какой-нибудь подводной лодки, входит в класс одноклассник, и раз - портфелем по голове: "Здорово, как дела?" Саня буквально взрывался, начинал рыдать, бросался с кулаками на "обидчика", а "обидчик" удивлялся: "Что я сделал?" Он ровно ничего не вкладывал в свой удар - поздороваться хотел, а этот набросился, как сумасшедший. Неужели я должна была учить сына так же общаться, чтоб ему было легче? Объяснять, что у ребят просто так принято, что его никто не хотел обидеть, что надо простить и забыть, - это я объясняла, конечно, и он слушал, и кивал головой, и, когда мог, не реагировал, но и только. Хорошо, что он этого не понимает и не принимает. Сейчас они все подросли, у ребят меняется система ценностей. Санина начитанность, увлеченность приобретают в глазах одноклассников больший вес, и все начинает выравниваться. У него теперь и защитник появился. Санька сам, смеясь, объясняет: "У меня нет силы и есть ум, а у него наоборот, вот мы и помогаем друг другу".

Зато некоторый холодок в его отношениях с одноклассниками спасает нас от многих, так сказать, "уличных влияний". Ребята в классе разные, и многие покуривают, например, но не мой сын: у него нет желания им подражать, они не авторитетны для него, а в семье никто не курит. И самое главное, никто уже и не пытается его высмеивать за это "немужское", с точки зрения мальчишек, поведение: привыкли, что он придерживается своих взглядов, своей, так сказать, линии жизни, а это, в свою очередь, достойно уважения. Помню, как-то я переполошилась: звонит мальчишка то и дело, а Саня ходит какой-то грустный. Стала допытываться и допыталась: у них такая игра, кто скажет слово "запятая", становится "рабом" того, кто его вынудил сказать это слово (вариант на тему: "Замри!", мы когда-то тоже играли). Я испугалась: "Саня, как это - рабом? А вдруг он прикажет - пойди укради?" Сын посмотрел на меня, как на глупую: "Ну почему я должен выполнять дурацкие распоряжения?" Значит, само собой разумеется, что есть граница допустимого - не это ли мечта многих мам, которые так боятся чужого влияния? Это "хорошая" сторона "плохого" качества - замкнутости. С чем же здесь бороться, что исправлять? И как? "Пойди поиграй в футбол"? Не играет он, он "Науку и жизнь" читает.

Настя совсем не такая, она в любом коллективе будет своя через пять минут, она возмущается Саней: "Что это такое: его бьют, а он стоит и плачет, даже не защищается! Я увидела, стала их колотить, всех разогнала, а он стоит!" Это она на мальчишек на два года старше себя бросилась - не побоялась и победила: парни в основном от неожиданности разбежались. Если Саня спокойно дружит со спокойным мальчиком, то Настя со своими подружками все время конфликтует: то у них страстная дружба, то ссора навек, то выяснение отношений. Она все время борется за справедливость, с ее точки зрения, конечно. В классе писали сочинение: "В чем смысл жизни?", а потом на родительском собрании учительница читала без имен эти сочинения, так Настино не только я, а полкласса мам опознало без труда: "Я хочу бороться с равнодушием, с вещизмом, вообще со злом, чтоб на земле все жили хорошо. Вот в этом смысл жизни". У подружки конфликт с матерью, и Настя по-деловому мне предлагает: "Мама, Лене так плохо, давай ее удочерим и ее сестренку Таню тоже!" Конечно, я объясняю ей, что Ленина мама не одна виновата, что и Лена не всегда права, что они любят друг друга и им будет плохо друг без друга, но разве это не прекрасное качество - забывать о себе для другого? Ни на минуту ей не пришло в голову, что появление в семье еще двух девочек (если б и можно было бы допустить такую возможность) лишит ее чего-то, создаст лично для нее какие-то трудности.

Вечером Настя сидит читает, приходит Аська, просит: "Настя, расскажи сказку!" - "Отстань, я читаю".

Аська заплакала и пошла к себе в комнату, не переставая причитать: "Настя, ты меня не любишь, я с тобой больше не дружу". Настино сердце дрогнуло: "Ну ладно, иди сюда, расскажу!" Ася: "Не пойду! Ты меня не любишь!" Настя: "Иди, люблю! Сказку расскажу!" Аська: "Нет!" - и плачет, но уже спокойнее. Настя: "Ну, пожалуйста, ну я прошу тебя!" - "Нет!"

- Ну Ася-а, ну иди!

- Не-ет!

Уже со слезами: "Ну Ася, Асенька-а!" Аська молчит и сопит обиженно. Настя рыдает: "Ася, ты меня не любишь, не хочешь дружить!" Теперь не выдерживает Аська, бежит к Насте, и некоторое время они рыдают в объятиях друг друга.

Неужели мне надо появиться в этот момент и начать Насте читать мораль: "Почему ты грубо сказала "Отстань"?" Они уже успокоились, и Настя сочиняет новую сказку - у нее это отлично получается, даже Саня краем уха слушает, хоть и не показывает виду.

Она любит быть в центре внимания, любит нравиться - а есть такие, кто не любит, когда их любят? Приходит как-то моя Настя и сообщает: "Мам, а ты знаешь, завтра день рождения Снежной королевы, давай отметим". Мое дело материнское - давай, хоть я и никогда не чувствовала какой-либо духовной связи с королевой... Оказалось, день рождения королевы выпал на четверг самый мой тяжелый день. Настя сделала конфеты из мороженого, я испекла печенье - пришло, однако, человек восемь поклонников Ее Величества (да и моих пятеро - стало тесновато и шумновато). Чай попили и включили принесенную музыку - это не для меня, честно говорю, я пошла на кухню. Зато Маня как рыба в воде: танцует лучше всех. Саня и не пытался, сразу сбежал ко мне на кухню - рассказывать про бегучий такелаж, а минут через 10 пришел Ваня, бледный весь: "Не могу больше!" На его беду, у него есть слух, и такая громкая музыка оказывает на него такое же влияние, как запах одеколона на собаку, - он просто физически страдает. Потом прибежала Аська, и, наконец, как бы на минутку, заглянула Настя: не могла же она при всех продемонстрировать свою "серость". Так мы и сидели на кухне, пока гости отплясывали, а потом наступило время вечерней сказки, и мы пошли ее смотреть, а гости пошли в детскую играть. Разошлись около девяти, как говорится, усталые, но довольные. Верно ли я делаю? Ведь я могла вообще не давать своего согласия на мероприятие по такому странному поводу, могла ведь "из воспитательных соображений" запретить этот грохот... А уж если разрешила, может быть, надо было изображать восторг. В конце концов детям жить в их мире. Мне часто говорят, что детей надо приспосабливать к тому, что их окружает, а мои мальчишки оказались не способны выдержать металл-рок и четверть часа. Этот вечный страх: "Им будет трудно!" Может, кому-то ближе другое решение, кто-то поступит иначе, но жить и думать, что я все делаю неправильно, - это выше моих сил.

Можно было и не разрешить, но я думаю, что Настя сболтнула девочкам, что у нее можно собираться всегда, что она мной похваливалась, хоть и не сказала мне. Я бы не разрешила - и подвела ее, а ведь это мой друг, друга нельзя подвести. Она, я думаю, и сама испытывала угрызения совести, что мне пришлось еще что-то, кроме необходимого, делать, я сужу по тому, как она старательно мне помогала в тот день, просто из кожи вон лезла. Сказав "а", надо сказать и "б": раз уж я согласилась устроить детям праздник, то это и должен быть праздник - для детей, а не для меня. Когда приходят взрослые гости, я оставляю за ними право веселиться так, как они хотят, значит, и дети имеют это право. Ну, а вот торчать в качестве надзирателя, мне кажется, необязательно, а уж делать вид, что я в восторге, и просто вредно в воспитательном отношении. И, по-моему, хорошо, что мальчики не постеснялись пойти наперекор "общественному мнению", сидеть на кухне с мамой (сами ведь пришли - я не звала их) вместо того, чтоб демонстрировать свою "современность".

Как-то мы смотрели передачу, где интеллигентная журналистка лет тридцати пыталась беседовать на лестнице в подъезде с диковинным животным "современным подростком". "Чего вы хотите в жизни?" - спрашивает дамочка. "Качаться", - не прекращая жевать жвачку, выпускает ей в лицо струю дыма акселерат. Она не поняла: "Что?" И, когда наконец сообразила, радостно и умильно заулыбалась: "Ребята, вы хотите заниматься спортом, а вам не дают, да?"

И тут мой сын говорит: "А вдруг сейчас телевизор смотрит его мать? Мам, а что, если б это был я? Нет, даже интересно, что бы ты сделала?" Он не сомневается в том, что я сказала бы: ему, паршивцу, любопытно, что бы я сделала! "Не знаю, сынок. Понятия не имею и представить не могу", непедагогично сказала я, как есть. Не знаю, как изменить пустое и самодовольное лицо шестнадцатилетнего человека на вдумчивое и заинтересованное - это другая тема. Я, мне кажется, знаю, как не допустить, чтоб оно таким было, мне кажется, что мои дети не могут быть такими: вот же удивительно Сане, что у этого парня есть мать, подумал же он о ее реакции и пожалел ее!

Когда говорят: "Современная молодежь такая и современная молодежь сякая", я не могу это слушать. Она, эта молодежь, всегда была и такая, и сякая, и разная, помнится, и Окуджава был чуть ли не запретным, но мы же пели и буги-вуги танцевали. И сейчас не всем молодым нравится брейк, не все курят и делают прическу "взрыв на макаронной фабрике" - в той студенческой группе, где я работаю, таких просто нет. Пришли мои студенты в гости к нам, так Настя не отлипала от одной девочки, тоже Насти, так и сидели в обнимку, пели студенческие песни, говорили о воспитании, ну и танцевали, конечно, почему же не танцевать? Только у нее, у моей Насти, как и у Сани, есть (надеюсь, что есть) внутренний предел - дальше нельзя. Она так хочет, чтоб ее любили, она подвержена влиянию, так сказать, "улицы" больше, чем Саня, но и собственное мнение для нее иметь - естественно. Она запросто может сказать: "Какое безобразие!" про самого модного певца - это та самая смелость, которая бросает ее на Саниного здорового обидчика с кулаками. Ей нужна настоящая любовь, а не видимость ее. "У нас в классе многие дружат из-за того, что подружка дает жвачку, или дает списать, или чтоб командовать, а я так не хочу!" - говорит она. И солидный Саня: "Мы недавно проходили согласование, управление и примыкание. Так вот: дружба за жвачку это примыкание, дружба, чтоб командовать, - это управление, а настоящая дружба - это согласование".

Боже мой, неужели я что-то сделала? Или оно сделалось само собой? Сидят мои дети, и обсуждают вопрос о дружбе, и думают о ней, как я, и одинаково (такие разные!), и Аська что-то непонятное поет, заливается - может, это и есть счастье? "Асенька, что ты поешь?" - И она возмущенно: "Это Тото Кутуньо, разве ты не знаешь?"

СУП С БАТОНОМ

Поступок ребенка не может быть судим по взрослым меркам, т. е. как данность: брать чужое плохо, например. Надо, мне кажется, посмотреть, что там, в основе поступка, а потом расценивать - хорошо-плохо, а чаще всего нейтрально, т. е. естественно. Ну как пеленки грудного младенца - хорошо ли, что он их пачкает? Естественно, вот и все.

Я собирала в школу своего первого первоклассника и вдруг обнаружила у него в кармане деньги, 6 рублей, как сейчас помню, пятерка и рубль. Я растерялась, сердце упало: "Украл!", но сын опаздывал, и расследование было отложено до после уроков. Все у меня валилось из рук, я пила валерьянку, и к его приходу из школы скандал был готов: с призывами к совести, литературными и жизненными примерами, презрением, возмущением и прочая, и прочая, и прочая...

Теперь я знаю: это просто такой период, где-то лет в 6-7 ребенок вдруг делает открытие - эти бумажки что-то могут. В самом деле, мы просто привыкли, потому и не удивляемся: даем ненужную бумажку - берем нужную колбасу. Или замечательную игрушечную машину. Или что захотим. За одну и ту же совершенно бесполезную бумажку - разные, какие угодно, какие выберем сами вещи.

"Нет-нет, моя дочь никогда в жизни не брала чужого", - патетически воскликнула моя подруга, когда мы обсуждали этот вопрос. Ну, что ж, может быть. Есть же дети, которые встают на ноги, минуя стадию ползания, но и ползают, прежде чем начнут ходить, многие. Когда в семье несколько детей, ситуации повторяются, и я стала гораздо меньше переживать, когда набегала очередная волна "денежной лихорадки". Как-то исчезла у меня десятка. Ну, я уже следствие провела, как знаток. Говорят: "Купили мороженое". "А остальное где?" - Не понимают вопроса, твердят: "Купили по порции мороженого". Пошла в ларек по соседству, где они покупали, и такая хорошая продавщица попалась, рассказывает: "Вы не ругайте их, они пришли утром, дают десятку и говорят: "Мороженого четыре порции". Я говорю: сдачи нет, а они мне: а вы без сдачи. Я мороженое дала и говорю: "А за сдачей вы через полчаса приходите". А они не пришли, а сдача у меня вот лежит, я ждала, что они придут или вы. Не ругайте их". И я последовала совету - не стала ругать, а стала объяснять, что такое деньги. (Это ведь они от меня слышали, я так часто прошу: "Яблок на два рубля, без сдачи, пожалуйста".) А не пришли за сдачей потому, что забыли. А взяли деньги - так я же сама твержу, что все общее, что все делим на всех, вот они и разделили. Но я поняла, что одними объяснениями ничего не добьешься, и я стала учить их практически: посылать в магазин сначала с определенным заданием (2 пакета молока и килограмм колбасы по два двадцать), а потом и с неопределенным (хлеба и чего-нибудь к ужину). С получки я даю им на всех рубль, и они покупают подарки. "Ну что там можно купить на рубль, какие еще подарки'" - возмутилась однажды продавщица и выгнала их из магазина: "Идите отсюда!" Это взрослым не купить, а дети очень даже могут: сдвижные картинки, блокноты, головоломки, пластмассовые игрушки, значки, марки, открытки - можно долго перечислять. Хочется вот того, но на то не хватит денег, так что купим, на что хватает, чтоб с учетом желаний, чтоб без обиды. Мне говорят: "Если б ты держала деньги под замком, они бы не брали". Какая же это честность - из-под замка не брать? Постоянный доступ к деньгам, отсутствие запрета реализовать их во что-либо снимают интерес к денежному волшебству, а стало быть, и тягу к так называемому воровству.

Мне понравилось, как одна мама поделилась со мной своей находкой: она наменяла три рубля медяками и дала пятилетнему сыну. Он сразу стал богачом: этакая прорва денег. Уж он их пересыпал и пересчитывал, налился газированной водой по самые уши, купил и значки, и ручку - и остыл.

Может, кто-нибудь еще что-то придумает, только надо, мне кажется, твердо помнить: мой ребенок хороший - он взял деньги, но он не вор, он получил двойку - но он не тупица, он подрался - но он не злодей.

Мамы часто жалуются: "Сын растет эгоистом. В песочнице кричит: "Мое! Мое!" - и отнимает все у всех". Это нормально - человек осознает себя человеком где-то в 2-2,5 года, понимает свою ценность и, следовательно, ценность своих желаний. Можно и так попробовать успокоить, и этак, но не надо панического страха: эгоист! Не эгоист - просто растет. Года в три будет период упрямства: надо или не надо, мама слышит в ответ: "Не буду!"

Когда упрямится первый ребенок, мать чуть ли не в отчаяние приходит, но потом тот же период у второго, у третьего - уже начинаешь улавливать закономерности, ожидаешь привычного и реагируешь гораздо спокойнее, а раз нет прямого запрета, то и упрямство сглаживается, конфликт затихает. Не надо стоять стеной: "Я сказала - делай!" - плохо будет в первую очередь себе, а значит, и ребенку.

У Мани слабый тип характера, она нуждается в приказании, для нее нет большего страдания, как услышать "делай, как хочешь". Плохо ли это? Не знаю. Уже до того дошло, что мужчины стоном стонут, в газеты пишут: "Женщины стали командирами, замучили нас!" Ну, тогда Маня - мечта, она будет подчиняться с радостью, если, конечно, найдется желающий быть не мнимым, а подлинным главой семьи.

Прибегает домой голоднющая: "А кушать что?" Садится и тут же находит причину не есть: либо суп не тот, либо тарелка не та, а то, может, Настя на нее посмотрела не так. И сразу: "Не буду!" Я никого не уговариваю: "Не хочешь - не ешь!" В слезы: "Я хочу!" - "Ну, ешь!" - Еще громче: "Не хочу!" "Не ешь!" - "Ну, ма-а-ма, я бу-у-ду!!" - "Ешь, если хочешь!" - И опять по кругу, пока мне не надоест, тогда я использую два методических приема: 1) Прикрикну: "Немедленно ешь!", и она вмиг опустошит тарелку - есть-то хочется. 2) Сурово: "Немедленно иди и вылей суп, если не хочешь есть! Сию минуту!" В слезах идет на кухню, там мгновенно успокаивается и стоя начинает стремительно работать ложкой. Результат достигнут в обоих случаях: ей приказали - она сделала (а что не вылила, а съела - это я как бы не знаю, мы с ней молчаливо так договорились, что я будто не знаю). Приходит с пустой тарелкой. Я строго: "Вылила?" - Она надуто: "Да!" - Я еще строже: "Давай дам второе, и хватит капризничать". Второе тоже стремительно перебирается в Манин животик.

Сейчас с едой стало спокойнее, потому что Маня нашла себе подругу, и обычно они приходят из школы вдвоем: Маня и Маша Хлебникова, по прозвищу Батон. Ее так все зовут, она совсем не обижается, даже я говорю: "О, Батончик пришел!" Ну и вот в этой дружбе Манька главная: она и придумывает шкоды, и командует Батоном, и защищает ее от всех. Ей нужно и главной быть с кем-нибудь, нельзя, постоянно соглашаясь, выполняя чью-то волю, чувствовать себя уверенно. Как бы плохо она ни поступила, ей надо чувствовать, что она ничего, хорошая. "Маня, почему у тебя двойка?" - "Ну и что? А у Иванова единица!"

Я всегда гордилась тем, что мои дети осознают себе членами единого коллектива - семьи, а с появлением Батона я увидела как бы оборотную сторону этой сплоченности. Они приняли девочку буквально в штыки: "Мама, почему она опять пришла?! Она мешает делать уроки!" Мешает, конечно, но дело было явно не в этом: они ревновали Маню! У всех есть друзья вне семьи, и у Сани, и у Насти, и Ваня постоянно то одного, то другого мальчика приведет обедать, даже Аська говорит: "Я с соседским Женей дружу". Но как-то сразу было видно, что Маша занимает в Манькиной жизни серьезное место. Маша приходит сразу после школы и уходит когда в шесть, а когда и полдевятого. Напрасно время от времени звонит ее мама: "А Маша у вас?" Напрасно я толкую, что мама ждет: мой ребенок твердит: сейчас, через минутку, через полчасика, а Маша молчит и улыбается, как будто не слышит.

"Мама, она ничего не понимает! - возмущаются дети. - Почему ты ее защищаешь?" - "Потому что она - Манина подруга! - объясняю я. - У тебя ведь тоже есть друзья, я же их не выгоняю". - "У меня не такие!" - "А у нее такие. Придется потерпеть". Как-то прихожу - Маня в слезах: Саня выгнал Батона. "Саня, почему?" - "Они с Маней по столу бегали!" - "Ну и что? Ты должен был объяснить, попросить, что угодно - а выгонять не имеешь права: она к Мане пришла". И я порадовалась, что Настя с ее жаждой справедливости стала на Манину сторону и поссорилась с братом: "Не имеешь права!" - и Маньку обняла, стала утешать. Любовь ревнива - ребят обижает, что их любви Мане не хватает, что ей нужен еще какой-то Батон. Плохо ли это? Думаю, что все-таки хорошо. И то, что Маня, такая податливая, стоит на своем и каждый день (каждый!) приводит свою Машу - хорошо, с моей точки зрения. Отстаивать свой внутренний мир, свое право быть собой, иметь свои взгляды - Саня это делает по-своему, Настя по-своему, Маня - по-своему. "Что это сегодня Батона нет? - ворчит Ваня. - И поколотить некого". Это они сдаются, Манька их победила, вот она с недовольным видом бормочет как будто просто сама себе "Заболела она. Какое тебе дело!"

"Друзья мои! Прекрасен наш союз!"

НАЧАЛО

Как-то в магазине я попросила продать мне без очереди детские туфельки. Мама, стоявшая у прилавка рядом со своей дочкой, буквально взорвалась: "Надоели эти многодетные, лезут и лезут, и все им мало!" Меня даже не грубость задела, поразило, что она и дочери-то своей не постеснялась. "Если вы так разговариваете при своем ребенке на людях, как же вы общаетесь дома?" - спросила я. Много ли детей будет у этой девочки с бантиками, молча наблюдавшей за происходящим? Вопрос, скорее всего, риторический. Думаю, вслед за мамой она увидит в материнстве не огромный и радостный труд, а ущемление своих интересов. "Я не кошка и не собака, мне хватит и одного ребенка, а до ваших мне дела нет", - сказала мне дама в норковой шапке уже в другой очереди, за детскими сапогами. "Из-за таких, как вы, до сих пор не построен коммунизм, - объяснила мне главврач детской поликлиники. - Нарожают детей, а работать не хотят, сидят на бюллетенях. Вот если бы все работали, как я!"

Я, очереденарушитель и очередевед, огрызаюсь и отсмеиваюсь, шучу и предъявляю документы воспитателям, стоящим в затылок друг за другом в сберкассе и в химчистке, в магазине и обувной мастерской, и, когда меня особенно обидят, вспоминаю про одного человека - как хочется верить, что он скоро пойдет в школу, может, и пошел уже.

Я "вытиснулась" из очереди, прижимая к груди какой-то дефицит, не остывшая от перебранки по поводу того, что мне положено и что нет, когда ко мне подошла молодая женщина. "Простите, - сказала она мне, - а вы не жалеете?" Я даже не поняла: "Что?" - "У вас пятеро детей, вы не жалеете об этом? - повторила она. - Только скажите, пожалуйста, честно". "Ни одной секунды. Честное слово", - и это в самом деле так и есть. "А я вот все думаю, оставлять ли мне", - сказала женщина. В толчее "Детского мира", у секции рубашек для мальчиков 5-7 лет тихонечко горела свечка жизни какого-то человека, и пламя ее, невидное в свете вечногорящих дневных ламп, слегка колебалось, готовясь разгореться или исчезнуть совсем, как будто и не было. "Послушайте, оставьте! - взмолилась я. - Такой маленький, такой хороший, кожица шелковая! Оставьте!" - "Вы так думаете? Мне тоже хочется, но знаете, обстоятельства". - Она смотрела такими тоскующими глазами. - "Ерунда! Подумаешь - обстоятельства! Ресницы, лапочки крошечные!" - "Да? Я, пожалуй, оставлю. Так вы не жалеете? Извините". И через секунду я потеряла ее из виду в водовороте очереди, и никогда не видела больше, и не знаю, что сталось с ее ребенком - сталось ли что-нибудь?

Зато я точно знаю, что мой второй крестник - мальчишка, и как зовут, знаю. Когда родилась Маня, ко мне пришла моя студентка-вечерница сдавать какую-то задолженность. Вообще-то я должна была принимать "хвост" в институте, но мы только выписались из больницы, а ей нужно было срочно сдать, вот так она и оказалась у меня. Мы довольно долго беседовали, пока не запищала двухнедельная Маруська. "Что это?" - спросила Алина. - "Моя новорожденная дочка". - "Но у вас же было трое детей!" - "Ну, а теперь, значит, четверо". Тогда она схватилась двумя руками за голову: "Боже мой! Какая же я негодяйка! Люди четвертого рожают, а я второго боюсь, уже и направление есть. Нет, не пойду и не пойду. У меня и свекровь хорошая, и старший уже подрос, и институт я скоро кончу. Ох, и второй, наверное, мальчишка будет, а я так хочу девочку, ну и что ж, пусть". Она была права родился второй сын на радость папе, но вообще-то не все ли равно, кого любить - сына или дочку. И я часто думаю: не будь у мамы "хвоста" - не было бы сына, или даже так - не будь "хвоста" по моему предмету. В текучке будней, в толкотне очередей и переполненных автобусах мы умудряемся забывать о том счастливом жребии, который выпал на нашу долю, - жить. Мы снимали дачу под Москвой, и я, злая и недовольная, шла от электрички медленнее всех тяжеленные сумки. Народ ушел вперед и разошелся в разные стороны, а я все тянула сумки, поеживаясь от особенно зловредных в лесу комаров, и тупо удивлялась какому-то постоянному странному звуку, доносившемуся издалека. Наконец я вышла на опушку, поставила сумки и тогда увидела - насколько хватало глаз, было волнующееся хлебное поле, за ним угадывалась деревня, куда я шла, а по узенькой дорожке поперек этого золотого качания, то исчезая, то опять мелькая светлой головенкой, бежал ко мне мой сын с громадной громыхающей за ним машиной и кричал без слов: "А-а!" Такой едва видный в этом сиянии, под огромным куполом синего неба, живая ликующая капелька жизни - и он бежал встречать меня.

Чего стоят наши натруженные плечи, пресловутая усталость, оттоптанные ноги, те французские духи - подарок мне, которые Настя вылила на своих кукол, та серебряная ложка, которую Маня перепилила пополам, свежеоклеенная обоями стена, залитая чернилами на метр от пола, - чего стоят все эти мелочи рядом со вздохом двухлетнего Ванюшки, которого я укладывала спать: "Мамочка, как хорошо жить!"