«Скрипаль. Березовский. Пешки в большой игре»

Скрипаль. Березовский. Пешки в большой игре (fb2) - Скрипаль. Березовский. Пешки в большой игре 1231K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Николаевич Лузан

Николай Лузан Скрипаль. Березовский. Пешки в большой игре

Глава 1 «Джентльмены» с набережной Принца Альберта

22 сентября 1994 года. Испания. Мадрид. Посольство Великобритании. Особый сектор МИ-6.

Авиалайнер A310-200 British Airways («Британские авиалинии») стремительно промчался по бетонке, легко взмыл в воздух и, совершив разворот, взял курс на юг, на Испанию. Далеко внизу остался международный аэропорт Хитроу. С заоблачной высоты он напоминал гигантского спрута, хищно распустившего щупальца автомобильных развязок и взлетно-посадочных полос. Прошло несколько минут, и в утренней дымке исчезли каменные джунгли Лондона, мутная лента Темзы и караван судов на рейде. О них напоминало разноцветное марево, растекшееся по горизонту, вскоре рассеялось и оно.

Ведущий агентурист — вербовщик британской разведки Пабло Миллер, он же Антонио Альварес де Идальго отстранился от иллюминатора и обратил взгляд на коллегу — Эдварда Пристли. Тот обладал поразительным свойством, в любой обстановке мог расслабиться и спать сном праведника. На безмятежном лице Эдварда застыла лукавая улыбка, веснушки, обильно рассыпанные под глазами, приостановили веселый хоровод. Пабло последовал его примеру, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и под монотонный рокот двигателей лайнера предался приятным воспоминаниям.

Они были свежи в памяти. Два месяца назад в службе Миллера и его коллег произошло знаменательное событие. Они переехали в новое здание СИС/MИ-6 (Secret Intelligence Service, MI6) — службы внешнеполитической разведки Великобритании. Оно находилось в правительственном квартале Лондона, на Воксхолл-кросс, в доме № 85. Это был больше чем переезд, он символизировал новый этап в деятельности одной из самых старейших спецслужб мира.

Сюрреалистический облик здания, созданный мрачным гением архитектора Терри Фаррелла, вызывал в обществе противоречивые мнения. Одни восхищались и видели в новой штаб-квартире СИС некий символ возрождения былого имперского величия Британии. Она напоминала некое всевидящее око, проникающее в тайны ее противников. Скептики находили в ней сходство с древними ступенчатыми пирамидами ацтеков и мрачно шутили: на набережной Принца Альберта упокоились духи славных британских разведчиков. Злопыхатели, кривя физиономии, исходили ядом и усматривали в штаб-квартире СИС сходство с Дворцом Чаушеску — румынского диктатора Николае Чаушеску, свергнутого восставшим народом и расстрелянного вместе с женой 25 декабря 1989 года.

Миллер был выше общественных пересудов. Ему и сотням других сотрудников СИС, занявших кабинеты в новых стенах, казалось, что под их сводами возродился славный дух ее легендарного основателя — сэра Мэнсфилда Смита-Камминга. Вместе с ним возвращались великие времена, когда британская спецслужба вершила не только судьбами генералов, министров, кайзеров и царей, а перекраивала границы дряхлеющих империй, свергала неугодные и приводила к власти угодные Короне режимы. Память Миллера обратилась к ее славным страницам и тем, кто их писал.

Легенда британской разведки и ее идол Лоуренс Аравийский — Томас Эдвард Лоуренс не щадил себя ради величия и славы Короны. В нем — тщедушном человеке, ростом чуть больше пяти футов и семи дюймов жили отважное сердце льва и неукротимый дух неустрашимых воинов славного короля Ричарда Львиное Сердце.

В начале двадцатого века, вдали от родины, в раскаленных песках Саудовской Аравии Лоуренс Аравийский в одиночку, смертельно рискуя жизнью, встал под знамена будущего короля Ирака принца Фейсала из Мекки. Мало кто в Лондоне мог поверить, что он сумеет объединить дикие племена кочевников-бедуинов и превратить их в грозный таран, который сокрушит, казалось бы, незыблемую Османскую империю. Ему это удалось. Меньше чем за год он поднял на дыбы Ближний Восток. В мае 1916 года во главе Арабской освободительной армии Лоуренс Аравийский совершил беспримерный марш по раскаленным пескам Саудовской Аравии и участвовал в штурме твердыни Османской империи — Медины.

Спустя год, 6 июля 1917 года, военные формирования, созданные Лоуренсом Аравийским и Фейсалом, овладели другим оплотом турок на Ближнем Востоке — Акабой. Не зная передышки, он пробрался в город-крепость Дерье и через своих конфидентов поднял восстание, участвовал в боях, был ранен и попал в плен к туркам. Они подвергли его жестоким пыткам. Лоуренс Аравийский был человеком без нервов и не выдал себя ни словом, ни движением. У палачей не возникло ни малейших подозрений, что перед ними находится тот, кому удалось перевернуть многовековой мир Ближнего Востока. Турки приняли его за дезертира. Усыпив бдительность стражи, Лоуренс Аравийский бежал. Ему, едва державшемуся на ногах, удалось преодолеть больше сотни миль по безводной пустыне и добраться до войск принца Фейсала. Позже, когда турки узнали, кто находился в их руках, то пришли в ярость и объявили по тем временам неслыханную награду: 20 тысяч фунтов стерлингов за Лоуренса Аравийского живого и 10 тысяч за мертвого. На Востоке, где все покупается и продается, не нашлось человека, кто бы польстился на нее.

Восстановившись после ран и пыток, Лоуренс Аравийский во главе боевой группы снова отправился в тыл турецких войск для проведения специальных операций. В дни решающей битвы при Гизе, которую вел сводный корпус генерала Алленби, дерзкие действия Лоуренса Аравийского и его подчиненных во многом предопределили ее успех. Внезапной атакой они захватили и вывели из строя стратегически важный железнодорожный узел в Мане. Турецкие войска оказались отрезанными от баз снабжения и затем обратились в бегство.

Под ударами армии восставших арабов, британских и французских экспедиционных сил территория Османской империи съеживалась как шагреневая кожа. Ее южный фронт трещал по всем швам. 1 октября 1918 года Лоуренс Аравийский в составе британского экспедиционного корпуса триумфатором вступил в поверженный Дамаск. Могущественная Османская империя, от одного только чиха султана в Европе начинался насморк, канула в лету. Лоуренс Аравийский сумел совершить то, что на протяжении веков не удавалось ни одному халифу или султану, — объединить вечно враждовавшие между собой кочевые племена и покончить с владычеством османов.

Лоуренс Аравийский был многолик и естественен в любой обстановке. Его принимали за своего английские пэры и арабские шейхи. Он одинаково свободно чувствовал себя в кабинете министра и в шатре бедуина. Лоуренс Аравийский был одним из последних рыцарей в разведке и истинным защитником интересов Британской империи. Он служил только ей, а не министрам, какого бы высокого ранга они не были. И потому отказался от всех почестей и наград, даже рыцарского звания, когда узнал, что его обещания принцу Фейсалу о полной независимости будущих арабских государств обратились в прах. За спиной Лоуренса Аравийского циничные французские и британские политики еще в 1916 году заключили секретное соглашение о разделе Османской империи. А когда она пала, они, подобно гиенам, набросились на ее труп. Франция урвала себе большую часть Сирии, англичанам достался самый лакомый кусок — Месопотамия.

Для рыцаря без страха и упрека — Лоуренса Аравийского, это стало тяжелейшим ударом. Он — вольный сын пустыни, задыхался в лабиринте правительственных коридоров Вестминстера и потому ушел из разведки, а позже с горечью признал:

«… роль, которую я сыграл в арабском восстании, постыдна не только лично для меня, но и для моей родины и ее правительства».

13 мая 1935 года легенда британской разведки погиб в автомобильной катастрофе. Его постигла судьба тех, кто до него и после посмел не согласиться с интересами британских политиков.

Другой знаменитый разведчик — лейтенант Сидней Рейли, с такой же энергией и решимостью, как и Лоуренс Аравийский, отстаивал интересы британской Короны в Московии, погрузившейся во вселенский хаос. В 1918 году он пытался осуществить не менее дерзкий, чем Лоуренс Аравийский, план перекройки в недавнем прошлом могущественной Российской империи. Рейли намеревался ни много ни мало свергнуть правительство Ленина, заключившего 3 марта 1918 года в городе Брест-Литовске мирный договор с Германией.

В тот день большевистская Россия вышла из Первой мировой войны. Британия и Франция остались один на один с заклятым врагом — Германией и ее союзником Австро-Венгрией. В Берлине не замедлили воспользоваться сложившейся ситуацией, сняли значительную часть войск с Восточного фронта, перебросили на Западный и перешли в решительное наступление против англо-французской коалиции. Она не устояла. Немцы в стремительном броске вышли к реке Марна и угрожали Парижу. Обращение главнокомандующего войсками коалиции фельдмаршала Хейгана напоминало скорее не приказ, а мольбу:

«Мы должны защищать каждую позицию до последнего солдата! Ни шагу назад!»

От окончательной катастрофы Британию и Францию могло спасти только чудо, либо возвращение России в войну с Германией. В Лондоне и Париже делали все возможное и невозможное, чтобы свергнуть правительство Владимира Ленина (Ульянова) и привести к власти своих конфидентов. Атаку против большевиков вели на всех фронтах.

2 августа 1918 года в Архангельске высадился экспедиционный корпус генерала Пуля и, оккупировав север России, продолжил наступление вглубь страны. Французский десант захватил Одессу. Одновременно Рейли, с личного благословления сэра Камминга, ринулся в Москву, чтобы развернуть войну на тайном фронте. В те месяцы она напоминала адский котел. В нем в непримиримой схватке за власть над Кремлем, огромной страной и ее колоссальными ресурсами сошлись белые с красными, левые эсеры с большевиками, монархисты с анархистами.

Рейли бесстрашно ввязался в войну всех против всех и немало преуспел. Перед его бешеным напором, неукротимой энергией, 1 миллионом 200 тысячами рублей, выделенных правительством Ллойда Джорджа на организацию переворота, мало кто мог устоять. За несколько недель Рейли, Локкарт — глава британской миссии и «политический агент» в России, капитан Бойс — руководитель «стейшнс», — станции (резидентуры МИ-1с) в России и военно-морской атташе капитан Кроми создали разветвленную сеть конфидентов. Они, подобно термитам точили власть большевиков. Ее дни, казалось, были сочтены. Рейли и Локкарту удалось привлечь к заговору трех командиров: Шмидхена, Бредиса и Кранкала преторианской гвардии большевиков — латышских стрелков. В Петрограде неутомимый Кроми сформировал несколько боевых групп, их костяк составляли бывшие царские офицеры. Они готовы были уничтожить корабли Балтийского флота в случае прихода немцев в Кронштадт. Казалось еще одно усилие Рейли, Локкарта, Бойса, Кроми и власть большевиков падет.

Их планы рухнули в течение суток. В ночь на 31 августа 1918 года чекисты штурмом взяли британское посольство в Петрограде, захватили в плен 40 заговорщиков из числа бывших русских офицеров императорской армии и большое количество оружия. При штурме погиб Кроми. Одновременно в Москве комендант Кремля Мальков провел аресты конфидентов британской разведки и лично задержал в квартире, в Хлебниковом переулке, Локкарта вместе с его помощником капитаном Хиксом. Самому Рейли в последний момент удалось скрыться.

Глава только-только вставшей на ноги советской спецслужбы — ВЧК, Феликс Дзержинский переиграл сэра Мэнсфилда Смита-Камминга и многоопытную британскую разведку. Те, кому Рейли и Локкарт отводили ключевую роль в устранении Ленина и его правительства, Шмидхен, Бредис и Кранкал, на поверку оказались чекистами Буйкисом, Спрогисом и Берзиным.

Вспоминая эти героические и трагические страницы из истории СИС, Миллер в душе тешил себя тщеславной мыслью, что своими будущими успехами сможет, если не затмить славу Лоуренса Аравийского и Рейли, то, по крайней мере, вписать несколько ярких строк в одну из самых необыкновенных книг в истории Британии — летопись тайных операций. Миллер снова и снова возвращался к словам генерального директора СИС — Мистера Си. До недавнего времени даже для узкого круга посвященных в тайны британской разведки он был известен только под этим псевдонимом. После принятия в 1994 году «Закона о разведслужбах Британии», Дэвид Спеддинг стал первым гендиректором, кто вышел на публику из почти вековой тени. Накануне отъезда в Испанию Миллер удостоился чести личной встречи с ним. Спеддинг был лаконичен.

«…Пабло, ваши нынешние пока еще скромные успехи в разведке говорят: перед вами может открыться блестящее будущее. Для этого у вас есть почти все: способности и талант прирожденного агентуриста. Именно агентуриста, такое дано немногим.

И еще, Пабло, не ищите слабых противников, смело вступайте в схватку с самыми сильными. Победа над ними возвышает вас как профессионала, а результат служит на благо Британии! Нет ничего значимее и выше, чем благо Британии! Этому посвятили свою жизнь наши славные предшественники. В нынешних реалиях специальные операции — наше главное оружие!»

Подтверждение этим словам Миллер находил в том, что в день открытия новой штаб-квартиры СИС в июле 1994 года ее удостоили своим посещением королева Елизавета, премьер-министр Джон Мейджор и министр иностранных дел Дуглас Хэрд. Их присутствие на церемонии красноречиво говорило, худшие времена для некогда гордости британцев — секретной службы, остались позади.

Об этом говорил премьер-министр Мейджор:

«…Господа, пришло время, когда разведка и контрразведка — это наше особое оружие, должны занять заслуженное вашими славными предшественниками место в отстаивании национальных интересов Британии. Они присутствуют везде, где находится хоть один британец!

Нам и нашему союзнику — США, удалось сокрушить извечного врага Британии — империю зла! Но ее осколки — нынешняя Россия, продолжают нести угрозу. Впереди нас ждет непростое будущее, его во многом предстоит формировать вам».

«Будущее?.. Формировать вам! — мысленно повторял Миллер и задавался вопросами: — А каким оно будет? Что ждет меня?..»

Пол резко ушел из-под ног. Лайнер провалился в воздушную яму и через мгновение стремительно взлетел вверх. Второе падение было более глубоким, а подъем более затяжным. Двигатели пронзительно взвыли. Корпус лайнера сотрясла судорожная дрожь. Он оказался в зоне мощной турбулентности. По салону покатилась волна тревожных голосов. Пристли встрепенулся, посмотрел по сторонам, бросил взгляд за иллюминатор, покачал головой и сказал:

— Что-то не ласково встречает нас Испания. Никак не может простить нам разгрома Непобедимой армады при Гравелинском сражении.

Миллер хмыкнул и заметил:

— Ничего, переживем. Гораздо важнее то, как нас встретит Железный Стронг.

— М-да, с ним нам не повезло, — посетовал Пристли. — Я слышал, он еще тот цербер. Если цапнет, то мало не покажется.

Его опасения были не напрасны. Суровая слава о Железном Стронге — резиденте МИ-6 в Мадриде, Артуре Стронге бежала впереди него. Он оставался последним из могикан, кто еще помнил славные времена, когда одно только слово СИС приводило врагов в трепет. Стронг участвовал во всех тайных операциях на Ближнем Востоке за последние 30 лет и избежал провала. Ему давно перевалило за пятьдесят, а он продолжал исправно тянуть служебную лямку. Завистники злословили: для Стронга жизнь — это работа, а работа — это жизнь.

За короткое время общения с ним Миллер в этом мог убедиться и вынужден был признать:

— Цапнет, не цапнет, но то, что нам придется отрываться не на пляжах Барсы, а в кабинетах и на явках с агентами, так это факт.

— А-а, это он пусть со своих три шкуры дерет! Мы ему не подчиненные! — отмахнулся Пристли.

— Справедливости ради, Стронг не позволяет расслабляться и себе. Работает без выходных.

— Ну, это его дело. Говорят, у него в лексиконе всего два слова — исполнить и доложить. Что, правда?

— Ты отстал от жизни, Эдвард. Лексикон Стронга в последнее время существенно расширился, — с улыбкой ответил Миллер.

— Да мне плевать на него и на его лексикон!

— А зря! Тебе, нашей надежде, надо бы знать кое-что из цитатника Стронга.

Пристли хмыкнул и, горделиво вскинув голову, заявил:

— Приятно такое слышать от восходящей звезды управления.

— Не обольщайся, Эдвард, это аванс, его еще надо отработать.

— Пабло, ты уже вещаешь как Мистер Си. Ну да ладно. Так чем обогатился словарный запас Стронга?

— Можешь записать.

— Спасибо, запомню. Надеюсь, в нем не больше трех слов?

— Больше. Как утверждает Стронг: «мистер Никто», если хочешь чего-то добиться в разведке, ты должен усвоить три правила.

— Как в сказке! И какие же? Ну-ка, ну-ка, поведай! — допытывался Пристли.

— Правила простые. Твоя любимая жена — работа. Твоя лучшая любовница — тоже работа. Твой родной брат — агент!

— Ну и родственнички! Хоть вешайся!

— Нравится или нет, а пока будем работать со Стронгом, это придется принять, — признал Миллер.

— Ладно, с родственником-агентом еще можно как-то согласиться. Но что касается жены и любовницы, это уж слишком. Как размножаться, Пабло?

— В перерывах между работой, Эдвард.

— Слава Господу, нам со Стронгом не служить. Поражаюсь, как он с такими замашками не стрижет розы где-нибудь в Солсбери или в Истборне?! — удивлялся Пристли.

— Стригут другие, а Стронг вправляет мозги таким дарованиям как ты, Эдвард, и будет вправлять еще не один год.

— Ну, это мы еще посмотрим. Ты лучше скажи, а с чего ему такая честь?

— Он почти 10 лет провел в бейрутском котле и, как видишь, не сварился.

— Хо, когда это было.

— Это еще не все, Стронг начинал службу вместе с Мистером Си.

— А-а, тогда понятно, почему он до сих пор протирает кресло в кабинете.

— Не спеши с выводами, Эдвард. Он и сегодня даст фору многим, — предостерег Миллер. — Если бы не его агент в Ираке, то «Буря в пустыне», возможно, превратилась бы в бурю в стакане.

— Ты это серьезно?! — не мог поверить Пристли.

— Более чем. Информация агента Стронга о системе ПВО Ирака позволила нашим яйцеголовым сделать ее слепой и глухой.

— Ну, тогда это меняет дело, но не мое отношение к Стронгу. Не терплю, когда заставляют щелкать каблуками и ходить по линеечке.

— Насчет каблуков и линеечки, ошибаешься. Те, кто знает Стронга, говорят: он многолик, дьявольски коварен и изобретателен.

— Ну просто Янус какой-то! Не командировка, а одно наказание.

— Да, на легкую жизнь не приходится рассчитывать. С этим будущим агентом Немедленным нам предстоит покувыркаться, — напомнил о предстоящем задании Миллер.

— Не первый раз, покувыркаемся и вывернемся! — самоуверенно заявил Пристли.

— Это будет непросто, Немедленный крепкий орешек. На Мальте на нем наши обломали себе зубы. Нам этого не простят. Мистер Си дал шанс, и мы должные его использовать!

— Я готов, Пабло, уже руки чешутся.

— У меня тоже, осталось недолго, подлетаем к Мадриду, — прервал разговор Миллер и склонился к иллюминатору.

Под крылом лайнера, напоминая разноцветную шахматную доску, возникли уходящие за горизонт поля и сады. Наступившая осень окрасила их волшебными красками. Земля походила на знаменитый персидский ковер, вытканный самой большой искусницей — природой. Особенно щедра на краски осень была в предгорьях, они полыхали багрянцем увядающей листвы. О грядущей зиме напоминали вершины гор. Их укутала белая вуаль первого снега.

Прошло несколько минут, и впереди, вырастая из земли, возник Мадрид. Столица страны великих мореплавателей, художников и поэтов, стряхнувшая с себя более чем пятидесятилетние деспотические оковы фашистского режима Франко, быстро приходила в себя и стремительно поднималась к вершинам политической и экономической жизни Европы. Мадрид превращался в еще один центр влияния на континенте. Ведущие западные политики и руководители военного блока НАТО все чаще собирались под величественными сводами знаменитых дворцов испанских королей. В тиши залов, за плотно закрытыми дверьми ими принимались решения, определявшие настоящее, будущее Европы, и не только ее.

Новый, испанский акцент в европейской речи не остался без внимания ведущих разведок европейских стран. Как и в былые времена, нынешние тайны некогда знаменитого «мадридского двора» все больше привлекали их внимание. Мадридская станция — резидентура МИ-6, до недавнего времени находившаяся на обочине разведывательной деятельности, возвращалась в ее центр и своими результатами весомо заявляла о себе. Наибольших успехов она добилась на русском направлении. Последняя вербовка высокопоставленного дипломата, проведенная с участием Стронга, удостоилась личной похвалы Мистера Си.

Следующим не менее важным шагом в укреплении агентурных позиций британской разведки в русском посольстве в Испании должна была стать вербовка сотрудника ГРУ, получившего в МИ-6 оперативный псевдоним Forthwith (Немедленный). Охота за ним началась во время его службы на Мальте. И когда британской разведке, наконец, удалось нащупать уязвимое место у Немедленного, руководство ГРУ отозвало его в Москву. Что послужило причиной, для разработчиков из МИ-6 осталось тайной.

На четыре года Немедленный выпал из ее поля зрения. За это время мир неузнаваемо изменился. Канули в небытие просоветские режимы в Восточной Европе, военный блок — Варшавский договор. Вслед за ними рухнул и сам монстр — СССР. В британской разведке уже списали со своих счетов Немедленного, но, как выяснилось, преждевременно.

Все изменилось после поступления в штаб-квартиру МИ-6 шифровки Стронга. В ней он, ссылаясь на информацию агента Оракула, сообщал о появлении в российском посольстве в Мадриде нового сотрудника. Он оказался не просто кадровым высокопоставленным дипломатом, а ведущим военным разведчиком ГРУ. В его руках находились нити многих операций, проводимых военной разведкой не только в Испании, а и в Северной Африке. Фотографии и кадры скрытой видеосъемки не оставляли сомнений у аналитиков МИ-6: новый сотрудник — это Немедленный. Нынешнее его положение в резидентуре ГРУ открывало перед британской разведкой широкие оперативные возможности. Дальнейшую разработку будущего ценного агента Мистер Си поручил подающим большие надежды молодым сотрудникам Пабло Миллеру и Эдварду Пристли. Они гордились столь высокой честью и горели желанием поскорее взяться за дело.

До приземления в аэропорту Мадрида Барахас оставались считанные минуты. Об этом Миллеру и Пристли напомнили вспыхнувшие красным светом табло и объявление стюардессы. Лайнер пошел на снижение. Надрывно взвыли двигатели. Корпус затрясло. Пилот, заложив крутой вираж, зашел на посадку. Под крылом, слева и справа, напоминая стаи перелетных птиц, возникли сотни Airbus, Boeing и Embraer. Справа промелькнули гигантские складские ангары. Серая лента взлетно-посадочной полосы стремительно приближалась. В следующее мгновение шасси коснулись бетонки. Лайнер приземлился, погасил скорость, свернул на стоянку и, взвизгнув двигателями, остановился. По салону покатилась оживленная волна голосов, захлопали багажные полки, заскрипели замки-молнии. Гомонящий на разных языках людской ручеек выплеснулся в центральный проход и шумной рекой устремился на выход. Миллер и Пристли, подхватив саквояжи, вышли на верхнюю площадку трапа.

На календаре был конец сентября, но здесь, в Испании, лето не спешило уступать место осени. Раскалившееся добела солнце палило как в августе. От обжигающего горячего воздуха перехватывало дыхание. В нем смешались запахи керосина и поздних цветов. В зыбком мареве здания аэропорта, отеля, диспетчерской башни утратили привычные очертания и напоминали сюрреалистические сюжеты с картин гениального испанского художника Сальвадора Дали.

Миллер опустил взгляд и был приятно удивлен. У трапа их встречал однокашник по учебе в Кембриджском университете Стив Коуэн. Это служило хорошим знаком — Железный Стронг показал себя тонким психологом. Миллер поспешил навстречу Коуэну и через мгновение оказался в крепких объятиях.

Похлопывая его по плечу, Коуэн с любопытством косился на Пристли.

— Знакомься, Стив, наш коллега, Эдвард, — представил его Миллер.

Коуэн пожал руку Пристли и поинтересовался:

— Как долетели?

В глазах Пристли появились и исчезли лукавые чертики. Его лицо помрачнело. Тяжело вздохнув, он обронил:

— Бывало и лучше.

Коуэн насторожился, бросил вопросительный взгляд на Миллера; тот развел руками, и спросил:

— Так что случилось, Эдвард?

— Хотел покупаться, но не получилось.

— Как?! …Что ты имеешь в виду? — удивление Коуэна переросло в недоумение.

— Над Атлантикой нас так болтало, я уже подумал, отлетался, — с трагическим видом произнес Пристли.

— Спасли ситуацию плавками, — продолжил розыгрыш Миллер.

— Плавки?! …Какие плавки?! …Э-э, о чем вы… — не знал, что и думать Коуэн.

— Я забыл плавки, и купание отменили, — с невозмутимым видом, ответил Пристли.

— Ха-ха! — рассмеялся Коуэн и, подхватив его и Миллера под руки, повел к машине.

Она находилась неподалеку, на стоянке для специального транспорта. Для Миллера и Пристли это служило еще одним знаком того, что Железный Стронг твердо держит в своих руках не только «стейшнс» — резидентуру, а и имеет серьезное влияние на испанские спецслужбы. Коуэн сел за руль. Миллер расположился рядом. Они не виделись больше трех лет, и им было что вспомнить и о чем поговорить.

Пристли впервые находился в Испании и потому с любопытством вертел головой по сторонам. Мадрид производил неизгладимое впечатление. Ближе к центру с его губ все чаще срывались восхищенные возгласы. Здесь все напоминало о былом величии некогда могущественной империи Габсбургов.

Увлеченный разговором с Коуэном, Миллер не заметил, как они подъехали к британскому посольству. Время приближалось к полудню. Солнце подбиралось к зениту, в его ярких лучах старинный особняк выглядел помолодевшим. Коуэн остановился перед воротами и нажал кнопку на панели управления. В ответ мигнул багровый глазок видеокамеры, и створки раскатились. Они въехали во внутренний двор посольства и, пройдя через специальный шлюз, поднялись в особый сектор. В нем, под защитным электронно-магнитным колпаком размещалась мадридская станция — резидентура британской разведки. В безликом коридоре, под неусыпным надзором видеокамер, за крепкими дверьми, в несгораемых сейфах хранились ее главные тайны.

Коуэн проводил Миллера и Пристли в кабинет Стронга. В строгом интерьере постороннему глазу не за что было зацепиться, в нем угадывался характер хозяина. Стронг напоминал собой классический тип англичанина из той старой Англии, что еще существовала в провинции. В поджарой и по-спортивному подтянутой фигуре не было и намека на лишний вес. В горделивой посадке головы и уверенном взгляде серых глаз отражались воинственный дух нескольких поколений Стронгов, верой и правдой служивших Британской империи. Кожа, задубевшая на жгучем южном солнце, глубокие складки-рубцы у кончиков губ и седина, обильно усыпавшая жесткий ежик волос, говорили: жизнь Стронга была полна приключений и испытаний. В пятьдесят четыре года он сохранил подвижность не только в движениях, но и в мыслях. В его небольших, медвежьих глазках, прятавшихся над низко надвинутыми надбровными дугами, угадывался цепкий и недюжинный ум.

Миллер и Пристли, переступив порог кабинета, невольно вытянулись и представились. Стронг прошелся по ним строгим взглядом, отодвинул в сторону стопку досье, поднялся из кресла и прошел навстречу. Обменявшись крепким рукопожатием, он пригласил занять места за столом заседаний и сразу перешел к делу.

— Господа, я получил указание Мистера Си оказать вам всемерную помощь в работе по Немедленному. С чего начнем?

— Если не возражаете, сэр, то я и мистер Пристли хотели бы ознакомиться с последними материалами на Немедленного, — высказал просьбу Миллер.

— О'кей! Они здесь. — Стронг похлопал рукой по досье и уточнил: — У вас есть конкретный план работы?

— Да, конечно, сэр! — подтвердил Миллер и поспешил заверить: — С учетом материалов, полученных вашей резидентурой на Немедленного, в него будут внесены необходимые дополнения.

— Разумно, — согласился Стронг и предложил: — Тогда начнем с плана. Как вами видится совместная наша работа?

Миллер и Пристли, дополняя друг друга, приступили к докладу. В лице Стронга они имели дело с опытным профессионалом, и потому старались избегать общих фраз и пространных рассуждений. Он внимательно слушал, изредка уточнял отдельные детали и цепким, изучающим взглядом, продолжал присматриваться к Миллеру и Пристли. Это не было праздным любопытством, Стронг пытался заглянуть в будущее британской разведки. Через год, другому поколению миллеров и пристли предстояло прийти на смену ему и тем немногим могиканам из 60-х годов, кто сражался в тайной войне с грозным КГБ.

В августе 1991 года этот многоликий советский монстр рухнул вместе с Советским Союзом. Казалось, вслед за ним, канет в небытие и извечный враг Британии — Россия. По ее окраинам полыхало пламя кровопролитной гражданской войны. Террористические акты сотрясали города. На Северном Кавказе, в Поволжье и в Сибири подняли головы сепаратисты. Они провозглашали независимые республики и кроили территории таможенными и заградительными блокпостами. Заводы, фабрики остановились, на улицах оказались миллионы озлобленных безработных. Провинция погрузилась в ужасающую нищету и была отдана во власть жестоких банд. Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург и другие мегаполисы напоминали Чикаго 30-х. На улицах средь бела дня происходили перестрелки вооруженных до зубов бандитов, на воздух взлетали машины криминальных главарей. В самом сердце России, в Москве в непримиримой схватке за власть сошлись президент Борис Ельцин и Верховный Совет. И, когда иссякли слова, в октябре 93-го заговорили пушки. По его приказу, на глазах всего мира, в центре Москвы танки подвергли обстрелу российский парламент.

В те дни в Лондоне, Париже и Вашингтоне многие полагали, Россию постигнет судьба СССР. Но так не считал Стронг, так как слишком хорошо знал русских. В 70-х годах, в Бейруте он лицом к лицу схлестнулся с ними в тайной войне, и потому не питал иллюзий. В начале 1992 года, когда в кровавом хаосе, охватившем Россию, на месте КГБ возникла многоголовая гидра: Служба внешней разведки, Федеральная служба контрразведки и Федеральное агентство правительственной связи, многие в МИ-6 скептически относились к прогнозу Стронга, что не пройдет и нескольких лет, как она будет представлять серьезную угрозу национальным интересам Британии. Минуло всего два года, и его мрачные предсказания сбылись. К 1994 году российские спецслужбы, оправившись после жестоких чисток «демократической метлы», показали зубы и все чаще демонстрировали прежнюю жесткую хватку.

Стронг слушал Миллера, Пристли, наблюдал за ними и пытался понять, способны ли они встать вместо него в строй и противостоять растущей русской угрозе. В их суждениях и оценках он находил подтверждение словам Спеддинга. Старина Дэвид не ошибался, когда говорил о них как о будущей надежде. Оба обладали гибким умом, их отличали неуемная жажда заявить о себе, а главное то, что дано немногим, в них присутствовал талант вербовщика-агентуриста. Наиболее ярко эти качества проявлялись у Миллера. Стронг задержал взгляд на нем.

Смуглый оттенок кожи, темные, густые волосы и брови, живые, напоминающие перезревшие маслины глаза говорили: в Миллере течет горячая южная кровь. И не просто южная, а кровь испанского аристократа, жизнь которого прошла в высшем британском обществе. Это находило отражение в речи, в манерах и в элегантном костюме, с шиком сидевшем на его стройной, спортивной фигуре.

«Мачо и денди в одном лице, — подумал Стронг. — Ну, нет, Артур, не совсем так!..

В Миллере нет слащавости мачо и пресыщенности лондонского денди. Боксерский подбородок говорит о твердой воле. Умен, интересен как собеседник, обаятелен и вызывает доверие. Обаяние и доверие вот то, что требуется первоклассному агентуристу-вербовщику. Старина Дэвид не зря связывает с тобой большие надежды», — сделал вывод Стронг и обратил взгляд на Пристли.

Он представлял классический тип англичанина. Крепкого телосложения, с правильными чертами лица. На борцовской шее гордо держалась голова. В движения и в словах Пристли был сдержан и немногословен.

«Интересный тандем, прекрасно дополняют друг друга! С их выбором старина Дэвид не ошибся», — признал Стронг и продолжал внимательно прислушиваться к Миллеру.

Завершая доклад, Пабло заключил:

— Таково видение нашей дальнейшей работы по Немедленному, сэр!

Стронг не спешил с ответом, выдержал долгую паузу, объявил:

— План работы по Немедленному поддерживаю! Он обоснован и имеет хорошие перспективы.

Пристли и Миллер оживились. Обменявшись взглядами, Миллер заявил:

— Благодарю, сэр! Ваша оценка, одного из самых опытных руководителей, для нас очень важна.

— Господа, давайте с оценками и выводами не будем спешить. Время покажет, кто и чего стоит. Я готов оказать всемерную помощь. При необходимости в ваше распоряжение будут предоставлены все ресурсы резидентуры.

— Еще раз благодарю, сэр. Мы очень рассчитываем на ваш уникальный опыт. Для нас высокая честь работать вместе с вами, — в своей оценке Миллер был искренен.

Суровые складки на лице Стронга разгладились, а голос потеплел.

— Пабло, опыт — это бесценное богатство, но им надо умело распорядиться.

Тон, каким это было сказано, окончательно разрядил обстановку. Внутреннее напряжение перед Железным Стронгом, владевшее Пристли и Миллером, уступило место легкой эйфории. Живая легенда МИ-6 вел себя с ними как с равными. Они свободно раскинулись в креслах. Стронг снисходительно улыбнулся и снова заговорил деловым тоном.

— Итак, господа, вернемся к Немедленному! Какие есть основания считать, что он пойдет на сотрудничество? На чем будем выстраивать его вербовку?

— Позвольте, сэр? — спросил Миллер.

— Да, Пабло.

— Я внимательно изучил материалы, полученные на Немедленного во время его работы на Мальте и последние данные, поступившие из вашей резидентуры. У меня складывается впечатление, это два разных человека.

— Пабло, впечатления зритель выносит после кино и театра. Разведчик должен оперировать конкретными категориями. Что касается Немедленного, какие у вас есть основания утверждать, что это два разных человека?

— На Мальте он был напорист и быстр в решениях. Не зря ему дали кличку Forthwith. Здесь, в Испании, он не столь напорист и не столь инициативен.

— И в чем же кроется причина столь резкой перемены в Немедленном?

— Я так полагаю, в крушении идеалов и в эрозии коммунистического сознания. Для советских офицеров они составляли духовный стержень. Немедленный его утратил. Об этом свидетельствуют исследования наших аналитиков.

— Пабло, исследования исследованиями. А если говорить о Немедленном, то какие конкретно аргументы вы можете привести в подтверждение? — допытывался Стронг.

— Сэр, они содержатся в последнем донесении агента Оракула. В разговоре с ним, когда обсуждалась ситуация в России, Немедленный утверждал:

«…я и отец проливали кровь за страну, а негодяи разворовали ее и пустили по миру. Здесь, в Испании, мы склоняем испанцев продавать родину, а там, в Москве, в Кремле продают нас оптом и в розницу».

— И еще, сэр, в беседе с агентом Педро Немедленный интересовался его бизнес-возможностями и предлагал свои услуги в России. Что лишний раз подтверждает, Немедленного больше занимает не разведка, а бизнес, — отметил Пристли.

— Если вчера Немедленный молился Ленину и КПСС, то сегодня поклоняется золотому тельцу! — заявил Миллер.

— Убедили, господа! — согласился Стронг и подчеркнул: — Сегодня это ахиллесова пята Немедленного и не только его. Нынешняя власть в России вытащила из русских душу и заменила ее долларом.

— Разочарование в идеалах, отрицательное отношение к нынешней власти в России и, конечно, деньги, на этой основе и надо выстраивать работу с Немедленным, — предложил Миллер.

— О'кей. Но при этом, господа, важно не перегнуть палку. Учитывая строптивый характер Немедленного, надо сделать так, чтобы решение пойти на сотрудничество с нами для него стало естественным выбором.

— Здесь мы рассчитываем на ваш бесценный опыт, сэр, — подчеркнул Пристли.

— О'кей, за работу, господа! — призвал Стронг, подал досье на Немедленного Коуэну и распорядился: — Стив, покажи Пабло и Эдварду их кабинет и организуй совместную работу!

— Будет сделано, сэр! — принял к исполнению Коуэн и уточнил: — А как быть с досье на агентов, которых планируется использовать в работе по Немедленному? Их тоже передать?

— Да! — подтвердил Стронг и, завершая совещание, пожелал: — Успехов, господа!

Миллер и Пристли вышли в приемную, горя желанием поскорее взяться за работу. Ждать долго не пришлось, Коуэн, получив дополнительные указания от Стронга, вскоре присоединился к ним и проводил в кабинет. В нем были созданы все условия для работы. Весь этот и следующий день Миллер и Пристли занимались проработкой досье, просмотром материалов скрытой видеосъемки на Немедленного и изучением донесений агентов. Наибольший интерес представляло одно из них. Его представил Оракул — действующий сотрудник ГРУ. Он был завербован лично Стронгом и знал Немедленного еще по службе в Советской армии. В донесении Оракула Миллер и Пристли нашли исчерпывающую характеристику будущего агента МИ-6.

«…Немедленный родился в семье военнослужащего, участника войны. Отец был командиром части, мама — партийным функционером, секретарем райкома партии. Немедленный и его старший брат — Валерий получили хорошее воспитание и партийную закалку. Родители были убежденными коммунистами и привили им свои взгляды.

Оба увлекались спортом. Немедленный успешно выступал на соревнованиях по вольной борьбе и боксу. По жизни был более активен, чем брат. В школе возглавлял комсомольскую организацию…

После школы Немедленный поступил в высшее военно-инженерное училище. Учился хорошо, окончил училище в 1972 году по специальности сапер-минер, специальность рискованная и опасная…»

Дальше в донесении Оракула Миллер и Пристли находили подтверждение своему замыслу по втягиванию Немедленного в вербовочную ситуацию. Агент писал:

«…После известных событий августа 1991 года в душе Немедленного произошел серьезный духовно-нравственный надлом. Если до этого он активно выступал на партийных собраниях, являлся примером исполнения своего служебного и партийного долга, то сейчас пассивен и допускает резкие высказывания о руководителях России…»

Два следующих дня Миллер и Пристли посвятили изучению досье на агентов, которых предполагалось использовать в изучении Немедленного. Не сговариваясь, они сошлись на кандидатуре Луиса Гонсалеса. В его пользу говорили не только пять лет сотрудничества с МИ-6 и успешное выполнение ее заданий, а также разведывательные возможности. Они, по расчету Миллера и Пристли, должны были привлечь внимание сотрудника ГРУ — Немедленного, и создать основу для регулярного общения. До недавнего времени Гонсалес проходил службу в ВВС Испании, сохранил связи как среди бывших сослуживцев, что еще более важно, с точки зрения интересов российской военной разведки, так и офицеров американской военно-воздушной базы «Морон».

Другое немаловажное обстоятельство, которое отметил Миллер, состояло в том, что у Гонсалеса имелся убедительный для Немедленного мотив для сотрудничества с ГРУ — обида на бывшее военное командование ВВС Испании. До 1993 года он входил в состав астронавтов и готовился для полета в космос, но, в результате подковерных игр, остался на земле. Заглядывая в будущее, Миллер и Пристли уже видели всю комбинацию, которая бы втянула Немедленного в вербовочную ситуацию. Она складывалась естественным образом. Гонсалес занимался поставками вин, в том числе и в Россию. Поэтому Немедленный — отец двух детей с заработком чуть больше шестисот долларов, вряд ли бы мог устоять перед искушением заработать на этом бизнесе.

Стронг, рассмотрев предложения Миллера и Пристли, внес в них небольшие дополнения и утвердил. С того дня британская спецслужба начала охоту на очередного на российского военного разведчика.

Секретная разведывательная служба МИД Великобритании (СИС/MИ-6) (англ. Secret Intelligence Service, SIS/Military Intelligence, MI6). Служба внешнеполитической разведки Великобритании была основана в 1909 году. Первым ее руководителем стал военно-морской офицер Мэнсфилд Смит-Камминг. До 1994 года фигуру главы СИС окружала глубокая тайна. Даже для большинства подчиненных он был известен как Мистер Си. Псевдоним брал начало от первой буквы имени Камминга — Смит.

Служба внешнеполитической разведки МИД является частью аппарата исполнительной власти Великобритании и подчинена одновременно МИД и Объединенному комитету правительства по разведке. Глава СИС входит в состав коллегии МИД (госсекретарь, в ранге заместителя министра). Он является единственным известным широкой публике госслужащим в системе разведки.

Правовую базу разведывательной деятельности спецслужб Великобритании составляет «Закон о разведслужбах» от 1994 года. (Intelligence Services Act 1994). До его опубликования существование внешней разведки отрицалось на официальном уровне.

Центральный аппарат СИС находится в правительственном квартале Лондона. Неподалеку от берега Темзы, вознеслось ввысь непривычное для архитектуры города двадцатиэтажное здание из стекла и бетона — «Сенчури-Хаус». Позднее, рядом с ним было воздвигнуто еще одно, более импозантное сооружение, напоминающее древнюю ступенчатую пирамиду.

Всем лондонцам (да и не им одним) известно, кому принадлежит новый архитектурный комплекс в районе Ламбет, у моста Воксхолл-Бридж с вывеской «Служба экологии» на фасаде. Этот секрет Полишинеля давным-давно раскрыт. И все же до недавнего времени было запрещено фотографировать «Сенчури-Хаус» без специального на то разрешения. Здания СИС бдительно охранялись.

«Сенчури-Хаус» — не единственный объект «Интеллидженс сервис». Здания разведки разбросаны по всему Лондону, некоторые находятся в его пригородах. «Сенчури-Хаус» является мозговым центром СИС, это главный офис разведки Великобритании, где размещается ее руководство и основные оперативные подразделения. Здесь находится кабинет генерального директора СИС — таинственного Мистера Си.

До недавнего времени настоящее имя не смели произносить его собственные подчиненные из опасения быть услышанными посторонними. Здесь разрабатываются планы и сценарии хитроумных разведывательных операций, подбираются люди, которые будут воплощать их в жизнь, и необходимый для этого реквизит. Отсюда исходят приказы и инструкции зарубежным резидентурам СИС и тем подразделениям, которые действуют на английской территории. Сюда стекаются для анализа и реализации в различных правительственных инстанциях информация, добываемая резидентурами. Постоянный получатель препарированных для руководства страны материалов «Сенчури-Хаус» — премьер-министр страны».

«Леди и джентльмены с Софийской набережной». Рэм Красильников — генерал-майор в отставке, бывший начальник американского, британского отделов Второго (контрразведывательного) главного управления КГБ СССР, руководил в 1979–1992 годах операциями по обезвреживанию подрывной деятельности иностранных агентов на территории СССР — России.

Глава 2 От бочки вина до государственной измены

Октябрь, пришедший на смену сентябрю, принес с собой в Испанию долгожданную прохладу. Жгучее южное солнце поблекло. На нежно бирюзовом небе все чаще появлялись облака и по ночам проливались короткими дождями. Земля, иссушенная за лето и первые месяцы осени, ожила и покрылась изумрудным ковром. В воздухе появилась бодрящая свежесть, а морская вода все еще сохраняла благодатное тепло.

В Испании наступило лучшее время года. Миллионы туристов из Центральной и Северной Европы, подобно стаям перелетных птиц, потянулись к благословенному югу. Одни, чтобы насладиться «бархатным летом» и успеть поймать последний загар на знаменитых пляжах Коста Тропикаль и Коста де ла Лус. Другие — почитатели творчества Франсиско де Гойя, Диего Веласкеса, Сальвадора Дали, Пабло Пикассо, устремились в Мадрид и Барселону и часами простаивали в бесконечных очередях у музеев Прадо, Тисенна-Барнемисы, Центра искусств королевы Софии и Дома Мила.

Мадрид, оправившись от изнуряющей жары, расплескался яркими красками жизни. Улицы и площади захлестнули разноголосые, разноликие, пестрые людские реки. Они закручивались бурными водоворотами на входах в развлекательные центры, рестораны, бесчисленные кафе и стороной обтекали правительственный квартал. Видеокамеры, установленные на каждом шагу и неусыпно следящие за редкими прохожими, высокие заборы, за которыми в глубине скверов прятались ухоженные особняки, суровые и немногословные полицейские на входе, не располагали к общению.

Раннее утро третьего октября в этом районе разбудил гул мусороуборочных машин. Они смели пестрый ковер из опавших листьев и скрылись в лабиринте древних улиц. Наступившую сонную тишину изредка нарушал шорох шагов полицейских и любителей бега. Она царила и на улице Веласкеса, перед посольством Российской Федерации, занимающим обширную территорию в исторической части Мадрида. Своими современными архитектурными формами оно напоминало огромный белоснежный айсберг и стало одним из самых больших в Европе, площадь его помещений составила 3539 кв. м. Посольство стало последним своеобразным памятником за рубежом канувшим в лету социализму и Советскому Союзу.

На ухоженной территории размещались административные корпуса и жилой кампус для сотрудников посольства и членов их семей. Здания составляли единый ансамбль. Центральное место в нем занимал представительский корпус. Он выходил фасадом на улицу Веласкеса и служил как бы визитной карточкой новой России. Под его крышей находились банкетный, музыкальный и зал для приемов. Для камерных встреч служили «московская» и «петербургская» гостиные. Их дизайн и художественно-архитектурное оформление доносили до посетителей и гостей особенную и неповторимую атмосферу этих городов. Подлинной жемчужиной представительского корпуса являлись восемь росписей-фресок, выполненных кистью великого мастера — Ильи Глазунова и его учеников. В них ярко и наглядно отражалась история Московского Кремля и Руси изначальной.

До начала рабочего дня оставалось еще больше часа, а некоторые сотрудники уже находились на своих рабочих местах. Легкий ветерок, потягивавший со стороны сквера, шаловливо шелестел листками шифроблокнота и беззаботно гулял по одному из самых засекреченных кабинетов посольства России — резидента военной разведки — Главного разведывательного управления Генерального штаба Министерства обороны России, полковника Николая Сазонова. Для него не существовало временных рамок в работе. Разведку, как и контрразведку невозможно втиснуть в рамки жесткого распорядка дня. Будучи не ремеслом, а искусством, они и их сотрудники живут по своим особенным законам. Их содержание определяется национальными интересами, а результаты зависят от ума, изобретательности и трудолюбия разведчиков и контрразведчиков.

Благостность, воцарившаяся в природе, нисколько не радовала Сазонова. Он стоял у окна, в полную грудь вдыхал бодрящий утренний воздух и не замечал полыхающей сочными красками цветочной клумбы, яркой радуги, огромным коромыслом нависшей над городом, не слышал гомона голубей, гнездившихся под крышей.

Сухое, будто вырубленное топором лицо Сазонова кривили гримасы. Ветер трепал густые длинные волосы, забирался под рубашку и пузырем вздувался на спине. Резидент не обращал внимания, его сосредоточенный взгляд был устремлен в бесконечную небесную высь и словно искал ответ на вопрос, уже не первый день не дававший покоя. Сомнения, которые скорее можно отнести к подозрениям, терзали Сазонова. Под ними не было реальной основы — фактов, но он не обольщался на этот счет. За спиной резидента было более двадцати лет службы в разведке, большая их часть прошла не на «паркете кабинетов», а в «поле». Поэтому с годами Сазонов все больше доверял внутренним ощущениям. Они редко подводили и говорили, резидентура все чаще работает наперекор его воле, а результаты становятся все более эфемерными.

В далекой Москве, но не для Сазонова, состояние дел пока выглядело вполне благопристойно. Агентурная сеть пополнялась перспективными источниками информации. От них и ранее приобретенных агентов поступали оперативно значимые материалы. Более того, за последние месяцы их объем даже возрос, но конечные результаты оставляли желать лучшего. Подтверждение тому Сазонов находил не только в собственных аналитических сводках, а и на совещаниях, проходивших в «Центре» — Москве. Сухие цифры являлись тому убедительным подтверждением. Основные показатели, отражающие конечные итоги работы мадридской резидентуры, в сравнении со швейцарской, парижской и даже римской, выглядели более чем скромно.

Операции, проводившиеся Сазоновым и его подчиненными, на первом этапе сулившие весомые результаты, все чаще заканчивались ничем. Он анализировал их ход и пытался понять, где и когда произошел сбой, какая была допущена ошибка и не находил ответов. Противник: испанский Национальный центр разведки (Centro Nacional de Inteligencia), ЦРУ и МИ-6 становились все менее осязаемыми. У Сазонова порой возникало ощущение того, что он и подчиненные ведут бой не с реальным противником, а с его тенью. Тенью весьма искусной и, что самое прискорбное, умело манипулирующей деятельностью резидентуры. Все вместе взятое приводило Сазонова к печальному выводу: среди подчиненных действует предатель. От одной только этой мысли ему становилось не по себе. Подобного провала в работе у него не было за все время службы.

Скрип двери и шум шагов заставил Сазонова встрепенуться. За спиной прозвучало:

— Разрешите войти, товарищ полковник?

— Да, проходите! Присаживайтесь, товарищи! — обронил он, плотно закрыл окно, возвратился к столу и нажал кнопку на пульте управления.

Заработал генератор зашумления и невидимый электронно-магнитный экран надежно защитил кабинет от чужих ушей. Сазонов сел в кресло и тяжелым взглядом пробежался по подчиненным. Перед ним находились наиболее опытные и, как он полагал, самые надежные оперативные сотрудники. Четыре пары обеспокоенных глаз нацелились на Сазонова. Он нервно перебирал пальцами карандаши в подставке и не решался начать трудный, с непредсказуемым результатом разговор. Цена ошибки была слишком велика. Предатель, если он находился в кабинете, мог свести на нет задуманный Сазоновым план его изобличения. Отбросив последние сомнения, резидент поднял голову и встретился взглядом с полковником Сергеем Морозовым.

«…В училище, в казарме четыре года мы спали с тобой голова к голове. Вместе воевали в Афгане. Орденоносец!..

Нет, Серега не предатель! Это все равно что не верить самому себе!»

Сазонов скользнул взглядом по однокашнику по учебе в Военно-дипломатической академии полковнику Сергею Скрипалю.

«…Тоже воевал в Афгане. Крепкий и надежный мужик! Стоишь в резерве на выдвижение. Не сегодня, так завтра будешь назначен на должность резидента. Зачем и ради чего тебе вести двойную игру? Сергей — предатель? Исключено!»

Требовательный звонок телефона нарушил напряженную тишину, царившую в кабинете. Сазонов снял трубку. Тон посла не сулил ничего хорошего. Он с раздражением сообщил Сазонову об очередной неприятности. Накануне его вызвали в МИД Испании и высказали «крайнее неудовлетворение деятельностью ряда сотрудников российского посольства». Своими действиями, по мнению испанской стороны, «они не способствовали налаживанию дружеских и взаимовыгодных отношений между нашими странами». Как оказалась, «не способствовал» им и подчиненный Сазонова. В ответ на справедливые упреки посла ему ничего другого не оставалось, как только заверить, что будут сделаны соответствующие выводы. Опустив трубку на аппарат, Сазонов не сдержался и в сердцах сказал:

— Прокол за проколом!

— Там где тонко, там и рвется, — мрачно обронил Сергей Морозов.

— А точнее течет. Похоже, у нас завелась крыса? — решился высказать горькую мысль ветеран подполковник Сергей Давыдов.

— Сергей Михайлович, вот только с выводами давай не будем спешить, — предостерег Сазонов, а в душе согласился:

«По сути, Михалыч прав! Так кто же предатель?..

Ты?!..

Звезд с неба не хватаешь. Служебную лямку тянешь исправно, правда, лишнего на себя не берешь. Ты — «крот»? Нет! Это не в твоем характере, Михалыч. Испанцам ты не нужен, до дембеля осталось меньше года. С тобой у них нет никакой перспективы. Так кто же предатель?»

Сазонов стрельнул взглядом в Олега Баркова.

«Ты?!..

Поработал в шоколадных местах: в Париже и на Мальте, но порох успел понюхать. Сын генерала, но пашешь как рядовой. Результативный, амбициозный. По-хорошему амбициозный, через товарища, ради карьеры, не переступишь. Нет, среди вас, ребята, не может быть предателя», — заключил Сазонов и открыл совещание:

— Товарищи офицеры, сегодняшний наш разговор должен остаться в стенах этого кабинета! Остальные о нем пока не должны знать!

У опытных разведчиков столь серьезное заявление резидента вызвало вполне объяснимую реакцию. Их лица затвердели. В глазах вспыхнул холодный огонек. Они переглянулись, и общее мнение выразил Морозов:

— Николай Иванович, спасибо за доверие. Но хотелось бы знать, откуда и что прилетит?

— Сам пока не знаю, Сергей Владимирович, — признался Сазонов и, прокашлявшись, начал разговор издалека: — В военной разведке вы давно и находитесь на переднем крае. Против нас действует опытный и коварный противник, и не один. К сожалению, в наших рядах возможны потери. Как говорится: на войне как на войне. Не исключено, они могут появиться и в наших рядах. Вы понимаете, о чем я говорю?

Гробовое молчание надолго воцарилось в кабинете. Все четверо были профессионалами самого высокого уровня и ясно представляли, чем угроза предательства могла обернуться для резидентуры и для каждого из них. Тягостную тишину первым нарушил Морозов.

— Николай Иванович, кто конкретно на подозрении?

— Скорее это не подозрения, я бы назвал их ощущениями, — ответил Сазонов и пояснил: — Всего я не могу раскрыть, но в ряде операций, в том числе, Сергей Владимирович, в той, что ты ведешь, складывается впечатление, нами ловко манипулируют.

— Есть такое ощущение, Николай Иванович, вы не ошиблись. У меня оно появилось, когда информация Хуана оказалась липой, — признался Морозов.

— Аналогичная ситуация складывается в операции с Наследником! Второй год крутимся, и все по кругу, — в сердцах произнес Давыдов.

— Если бы только одно это, Сергей Михайлович. За последнее время бесследно исчезли наши два источника ценной информации. Где они, не знают даже близкие, — с горечью произнес Сазонов и решительно заявил: — Товарищи, так дальше продолжаться не может! Надо действовать! Предатель, если он проник в наши ряды, должен быть нейтрализован в кратчайшие сроки! Какие есть предложения?

Их поступило несколько. Сазонов, взвесив все за и против, остановился на оперативной комбинации. В центре ее находилась военно-воздушная база США «Морон». Интерес к ней со стороны резидентуры ГРУ, вне всякого сомнения, не остался бы без внимания как испанской, так и американской спецслужб. В оперативной комбинации предполагалось задействовать агента Хорхе, заподозренного в двурушничестве — связи с Национальным центром разведки Испании (Centro Nacional de Inteligencia).

На третий день после совещания у Сазонова о нем уже знали в мадридской резидентуре МИ-6. Ее агент Оракул сообщил об этом Стронгу. Тот не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы направить Сазонова по ложному следу. После доклада своих предложений Спеддингу, к операции подключилось ЦРУ. Объектом ее провокации стал сотрудник резидентуры ГРУ подполковник Грошев. Бросить на него тень подозрения не составило большого труда. С его репутацией, подмоченной пьянством, достаточно было на глазах русской наружки вступить с ним в контакт.

Сазонов, не подозревая, что стал игрушкой в руках американских и британский спецслужб, продолжал разыгрывать перед своими подчиненными задуманную оперативную комбинацию. Помощником ему выступал Морозов. Они, подыгрывая друг другу, дозированно допускали утечки информации об «операции», проводящейся с участием Хорхе и его связей на военной базе «Морон».

Прошло некоторое время, и, как казалось Сазонову, его замысел удался. Первой на оперативную комбинацию отреагировала испанская спецслужба, а затем из ее тени выступило ЦРУ. Вскоре засветился и «предатель». Две короткие встречи Грошева с сотрудником американской разведки Диком Хейли не оставляли у Сазонова сомнений в его двурушничестве. Что привело Грошева на путь измены — зависть к более успешным коллегам, склонность к спиртному, с этим уже предстояло разбираться контрразведке. Не поднимая шума, его под благовидным предлогом откомандировали в Москву.

Нейтрализовав угрозу, исходившую от резидентуры ГРУ, Стронг, Идальго-Миллер и Пристли сосредоточились на создании вербовочной ситуации в отношении Немедленного. И здесь важную роль они отводили агенту — Луису Гонсалесу. В прошлом капитан ВВС Испании, он сохранил тесные связи не только с бывшими однополчанами, но что еще более важно для интересов русской военной разведки, и с офицерами военно-воздушной базы США «Морон». По расчету Стронга, Немедленный не мог пройти мимо столь привлекательной кандидатуры в разведывательную сеть резидентуры ГРУ как Гонсалес. Тем более, у агента имелся весомый мотив для сотрудничества — глубокая обида на чиновников в погонах. В результате их закулисных игр он — один из главных претендентов на полет в космос, остался на земле и, оскорбленный в своих чувствах, ушел не только из отряда космонавтов, но и со службы.

Найти место и предлог для вывода Гонсалеса на Немедленного для Стронга и Идальго-Миллера не составило большого труда. Сотрудники российского посольства в поисках деловых связей для барахтающейся в тяжелейшем экономическом кризисе России не пропускали ни одной дискуссионной площадки и делового форума. В последнее время на них зачастил Немедленный. Пришло время подключать к его разработке Гонсалеса. Опытный агент, он с полуслова понял Идальго-Миллера, что от него требуется, и активно взялся за выполнение задания. Полторы тысячи долларов, выделенные по статье специальных расходов, добавили ему прыти.

28 октября 1994 года Гонсалес принял участие в научно-практической конференции, посвященной путям развития российско-испанских экономических отношений. Его соседом оказался Немедленный — полковник ГРУ Сергей Скрипаль. Общительный, с хорошим чувством юмора, сносно владеющий русским языком и стремящийся открыть бизнес в России, Гонсалес вызывал у разведчика как человеческий, так и профессиональный интерес. Бывший капитан ВВС Испании, да еще с широкими связями среди военных, со временем мог сталь источником ценной разведывательной информации. Скрипаль не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы закрепить контакт с Гонсалесом, и после завершения конференции пригласил его в бар.

Непринужденная атмосфера, царившая в зале, приятная музыка, несколько бокалов прекрасного испанского вина, и они уже на короткой ноге. Гонсалес, проникшись доверием к «русскому другу», довел до него легенду, отработанную на встречах с Идальго-Миллером и Пристли. Она вызвала у Скрипаля профессиональный интерес. Он возрос вдвойне, когда Гонсалес обмолвиться о своих связях на американской военной базе «Морон». Одна из самых крупных в Европе, она представляла первоочередной интерес для резидентуры ГРУ. Скрипаль, рассчитывая с помощью Гонсалеса добраться до ее секретов, обращался к его воспоминаниям о подготовке в отряде космонавтов, о службе и осторожно выяснял характер связей на базе «Морон». Испанец, «не подозревая» об истинных намерениях «друга Сергея», охотно рассказывал о них. Среди его знакомых оказались как летчики, так и штабные офицеры. Скрипаль загорелся, через них перед ним открывался доступ к секретам, и стал искать основу для закрепления отношений с Гонсалесом. Придумывать ее не понадобилось. «Друг Луис» намеревался продвигать свой бизнес в Россию. Скрипаль воспользовался этим и упомянул, что «в Москве может поискать подходящих партеров». Гонсалес клюнул на наживку, и они договорились «подробно обсудить вопрос» при следующей встрече.

Она состоялась через неделю в ресторане отеля «Милья Кастилья». Гонсалес не ударил лицом в грязь перед «другом Сергеем». Стол ломился от изысканных блюд и коллекционных вин. Деятельный и щедрый испанец вызывал у Скрипаля все большую симпатию и все больший профессиональный интерес. У Гонсалеса имелось все, чтобы стать ценным агентом резидентуры ГРУ: связи среди военных и политиков, гибкий ум и способность располагать к себе собеседника. А главное, как полагал Скрипаль, у Гонсалеса был серьезный мотив для сотрудничества с российской военной разведкой — глубокая обида, что в космос полетел не он, а другой. Немаловажное значение имело и то, что он намеревался открыть свое представительство в России и вести там дела. В последующем общении эта тема стала занимать все большее место.

Ее обсуждение со Скрипалем давало богатую пищу для Идальго-Миллера и Пристли. Анализ суждений, высказанных им о ситуации в России и перспективах развития, укреплял уверенность британских разведчиков в том, что они находятся на пути к своей цели — вербовке. От прошлых коммунистических убеждений российского военного разведчика не осталось и следа. В минуты откровенности он не стеснялся поносить нынешнюю кремлевскую власть и рассуждал о бесперспективности жизни в России. В его речи все чаще звучали меркантильные мотивы, они проявлялись в мелочах. Скрипаль не возражал, когда Гонсалес брал на себя оплату застолий. На последней встрече, она традиционно проходила в ресторане отеля «Милья Кастилья», он прямо предложил «другу Луису помочь с продвижением бизнеса в Россию».

Для Идальго-Миллера и Пристли это послужило сигналом, пришло время переходить от общих рассуждений к втягиванию Скрипаля в вербовочную ситуацию. В средине декабря Гонсалес пригласил «друга Сергея» на «деловую встречу». Она состоялась все в том же ресторане при отеле «Милья Кастилья». На этот раз разговор носил предметный характер. Скрипаль пообещал Гонсалесу найти «надежных бизнес-партнеров в Москве», тот, в свою очередь, взялся выяснить «каким образом можно одному знакомому устроиться на работу на базу «Морон».

На следующий день Скрипаль по результатам встречи с кандидатом на вербовку «Космо» подготовил отчет. В нем подробно изложил содержание бесед с Гонсалесом, оценку его личных качеств, особый акцент сделал на связях среди американских военных на базе «Морон» и отметил лояльность к России. После обеда, когда Сазонов освободился, Скрипаль поднялся к нему в кабинет. Резидент находился в хорошем расположении духа. Провал в работе с Грошевым остался в прошлом, а последние разведывательные материалы, добытые резидентурой, получили высокую оценку в «Центре». Бодро поздоровавшись, Сазонов спросил:

— Чем порадуешь, боец невидимого фронта?

— Есть чем, Николай Иванович, на нем прорезается еще один штык.

— Это хорошо, но давай, Сергей Викторович, не будем торопиться, а то как бы не наколоться.

— Не думаю, Николай Иванович. С Гонсалесом я работаю больше двух месяцев. Есть хорошая перспектива. От него получено два представляющих оперативный интерес материала по связям на базе «Морон». К России лоялен.

— Помню, читал. Вот только давай раньше времени не будем обольщаться на его счет. Лояльно относиться — одно, и совсем другое — работать на чужую разведку.

— Николай Иванович, у Гонсалеса есть серьезный мотив для сотрудничества!

— Ты имеешь в виду обиду на то, что он не стал космонавтом?

— Да, собственно, из-за этого Гонсалес и ушел со службы.

— Обиды рано или поздно проходят, а вот интересы остаются. Какой у него к нам интерес, ты можешь сказать?

— То, что не идеологический или духовный, так это точно.

— Ну, про идеологию, Сережа, давно пора забыть. Она умерла не в августе 1991, а еще раньше, когда Сталина вынесли из мавзолея. Духовная основа, но какая? Ответ на этот вопрос могут подсказать разве что на небесах. Но мы же туда не торопимся?

— Я, так точно, — с улыбкой ответил Скрипаль и пояснил: — Гонсалесом, как бизнесменом, движет материальный интерес. На этом я и рассчитываю выстраивать наши отношения.

— Допустим, а что мы сможем ему предложить?

— Самое простое, вывести на коммерсантов в России. Кой-какие связи среди них у меня есть. Однокашники по военному училищу.

— Ох, Сережа, скользкая эта дорожка. Не заметишь, как начнешь им подыгрывать, и потом один только черт знает, чем все закончится.

— Николай Иванович, я не собираюсь рулить делами Гонсалеса, выведу на связи в Москве, а там пусть сам крутится.

— Не знаю, не знаю, Сергей. Я пока не вижу особых перспектив с Гонсалесом. Другое дело, если бы он служил.

— А его связи, особенно среди американцев на базе «Морон»? Если их проработать и выйти на вербовку агента, то получим такой источник информации, о котором можно только мечтать.

— Мечтаешь о своем суперагенте? По мне, так лучше иметь парочку удачливых агентов.

— Николай Иванович, но одно другому не помешает! Отказываться от Гонсалеса неразумно! Он очень перспективен! — настаивал Скрипаль.

— Ладно, Сергей, вижу, лавры Зорге не дают тебе покоя?

Скрипаль хмыкнул и с иронией ответил:

— А если лавры пустят корни в голову? Нет, она мне еще нужна.

— Ха-ха! — рассмеялся Сазонов. — Ну, какие твои годы, Сережа! У тебя все впереди, не сегодня, так завтра назначат на должность резидента.

— Спасибо, Николай Иванович, за такую оценку моего труда. Так ведь это же вы будете писать представление к назначению на должность?

— Напишу, можешь не сомневаться.

— Спасибо. Поэтому мне нужен весомый результат, чтобы было не стыдно смотреть вам в глаза. А с Гонсалесом он будет. Через пару месяцев выйду на его вербовку, а там пойдут серьезные оперативные материалы.

— Ладно, убедил, Сергей Викторович, — согласился Сазонов, но предостерег: — Только будь осторожен, особенно с нашими бизнесменами. По ним, по каждому второму тюрьма плачет.

— Я себе не враг, мне еще семь лет до дембеля. Все будет нормально, Николай Иванович! — заверил Скрипаль и покинул кабинет.

Заручившись поддержкой резидента, он через свои связи в Москве занялся поиском деловых партнеров для Гонсалеса. Среди бывших однополчан нашлось несколько, кто вел солидный бизнес. В конце декабря 1994 года Скрипаль организовал телефонный разговор Гонсалеса с одним из них, из дочерней компании «АЛК-М». Обе стороны высказали заинтересованность в сотрудничестве. Накануне новогодних праздников между ними начались переговоры, после Рождества возобновились и завершились заключением договора.

Гонсалес не знал, как благодарить Скрипаля, перед ним открывался гигантский российский рынок винной продукции. Успех они отметили застольем в ресторане при отеле «Милья Кастилья». Контракт с «АЛК-М» на поставки бочек и винной продукции из Испании в Россию сулил миллионные обороты. Луис находился на седьмом небе от счастья и пел «другу Сергею» восторженные дифирамбы. Скрипаль слушал и в душе радовался двойному успеху. Под кандидата в агенты ГРУ ему удалось подвести солидную деловую основу, а карман пиджака приятно оттягивал подарок Гонсалеса — коробочка из красного дерева, а в ней наручные швейцарские часы. Ресторан они покидали довольные собой, а еще больше результатом, каждому было, что доложить: Скрипаль — Сазонову, а Гонсалес — Идальго-Миллеру.

До начала марта 1995 года британская разведка через Гонсалеса продолжала подбрасывать Скрипалю дезинформацию по базе «Морон». Он, в свою очередь, лоббировал его интересы в дочерней компании «АЛК-М». Весной, когда все финансовые и таможенные проблемы были устранены, состоялась первая сделка. Гонсалес продал в Россию винные бочки, получил шесть тысяч долларов и щедро поделился с «другом Сергеем», отдал больше половины. Она составила зарплату полковника за пол года. О деньгах и подарке — часах, Скрипаль, как положено, не доложил по команде резиденту Сазонову.

В тот день алчность убила в нем военного разведчика. Он принялся торопить Гонсалеса с новой сделкой. Но Идальго-Миллер не спешил и продолжал искусно разжигать денежные аппетиты Скрипаля. Новый бизнес-проект сулил уже не тысячи, а десятки тысяч долларов. Деловые партнеры Гонсалеса готовы были войти в него с серьезным капиталом. В последний момент сделка сорвалась.

Скрипаль было загрустил. Но Гонсалес не терял оптимизма и на каждой встрече предлагал все новые проекты. Проходили дни, недели, а они, так и оставались проектами. В самый последний момент сделка срывалась. Наступившая осень, казалось бы, поставила окончательный крест на их бизнес-мечтах. У Гонсалеса возникли серьезные проблемы, они отразились на Скрипале и его связях в компании «АЛК-М». Ее руководство было близко к тому, чтобы расторгнуть контракт. Выход из ситуации нашел Гонсалес и предложил подключить к бизнес-проекту одного из своих партнеров. Скрипаль колебался. Лишние свидетели занятия коммерцией ему были не нужны. В случае утечки информации к Сазонову он мог расстаться не только с должностью, а и вылететь со службы. Гонсалесу пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы развеять опасения Скрипаля в надежности будущего партнера и убедить в перспективности делового сотрудничества.

Со слов Гонсалеса, Антонио Альварес де Идальго — испанец по происхождению, а по убеждениям чуть ли не коммунист, родился в Испании, в семье, не принявшей фашистский режим Франко и иммигрировавшей в Великобританию. Идальго приняли ее подданство, но не забыли свои исторические корни, после смерти Франко часть бизнеса перенесли в Испанию.

Визитной карточке самого Антонио можно было позавидовать. Выпускник престижного Кембриджского университета, участник торгов на Лондонской и Нью-Йорской товарно-сырьевых биржах, член наблюдательного совета ряда компаний и совета директоров концерна «Альбатрос», представлялся Скрипалю более чем серьезной фигурой. Он принял предложение Гонсалеса и согласился встретиться с Идальго.

Встреча состоялась в начале сентября 1995 года, в зале для VIP-персон в ресторане отеля «Милья Кастилья». Богатый стол и сам Идальго, внешностью и манерами напоминавший британского лорда, произвели впечатление на Скрипаля. На его фоне потерялся Гонсалес. Он напоминал мелкого лавочника, стал суетлив, угодлив и как-будто уменьшился в росте.

После нескольких минут общения с Идальго Скрипалю казалось что они уже давно знакомы. Тот обладал способностью легко находить контакт с собеседником и делать общение увлекательным и интересным. Этому способствовало не только блестящее знание русского языка; он не просто говорил, а и думал по-русски. Кроме того, Идальго хорошо владел экономической ситуацией в России и наряду с серьезными проблемами видел наличие уникальных возможностей для ведения бизнеса. По его мнению, они позволяли получать такие прибыли, которые были немыслимы ни в Испании, ни в Великобритании.

Их масштаб вызвал смятение в душе Скрипаля. Участие в проекте, которое предлагал Идальго, сулило не тысячи, а десятки тысяч долларов. Но он и концерн «Альбатрос» были далеки от интересов российской военной разведки, и потому Скрипаль испытывал большие сомнения в том, что Сазонов даст согласие на оперативную разработку очередного «делового партнера». Они отражалось на его лице, и не остались незамеченными Идальго. Он не стал углубляться в тему делового сотрудничества, взял паузу и предложил многозначительный тост.

— За взаимопонимание!

К нему присоединился Гонсалес и добавил:

— За взаимопонимание, которое движет дело!

— За взаимопонимание! — поддержал Скрипаль.

Они выпили, и инициативу в разговоре взял на себя Гонсалес. Он рассказал анекдот. Не столько его содержание, сколько забавный акцент в речи вызвал дружный смех. Обстановка за столом становилась все более непринужденной, Идальго снова вернулся к бизнес-плану концерна «Альбатрос» и предложил Скрипалю:

— Сергей, а давайте не будем замыкаться на формальностях.

— Каким образом? — уточнил Скрипаль.

— Ведь ничто не мешает, чтобы ваше сотрудничество с нашим концерном носило форму консультации, не так ли?

— Формально, таких препятствий нет, но у моего руководства на этот счет есть свой — негативный взгляд.

Идальго улыбнулся и заметил:

— Несмотря на этот, как вы говорите, негативный взгляд, некоторые ваши коллеги успешно сотрудничают и не только с нашим концерном.

— Сергей, фамилия Коноваленко вам что-нибудь говорит? — спросил Гонсалес.

— Говорит, а что? — насторожился Скрипаль.

— Так вот он…

— Луис, такие подробности ни к чему! — перебил его Идальго и снова обратился к Скрипалю. — Сергей, давайте посмотрим на возможное наше сотрудничество под другим углом?

— И каким же?

— Здравым. Вы и ваши коллеги участвуете в конференциях и деловых встречах, в том числе и в тех, что проводит «Альбатрос». Во время дискуссий даются оценки процессам, происходящим в различных сегментах российской экономики. А что мешает вам высказывать их, так сказать в приватном порядке?

— В общем-то, ничего. Но, видите ли, Антонио, здесь присутствует один этический момент, — мялся Скрипаль и не решался принять предложение.

— Какой?

— Здесь прозвучала фамилия Коваленко. Я его хорошо знаю, для меня это крайне неприятно.

Идальго бросил колючий взгляд на Гонсалеса; тот заерзал по стулу и поспешил заверить:

— Сергей, в «Альбатросе» умеют хранить тайны!

— Надеюсь. Поэтому я бы хотел, чтобы наши отношения не стали достоянием посторонних лиц, — подчеркнул Скрипаль.

— Конечно! Мы не меньше вас заинтересованы в сохранении их конфиденциальности.

— Хорошо! В какой сфере предполагаются консультации?

— В нескольких. Насколько нам известно, радиоэлектронная промышленность в России испытывает определенные трудности?

— Да, это так, особенно в области элементной базы.

— О! Мы уже говорим с вами на одном языке! Так вот, концерн «Альбатрос» готов подключиться к решению данной проблемы. Но для этого требуется понимание ситуации. И здесь мы рассчитываем на вашу помощь.

— Не знаю, не знаю, насколько я буду полезен. Это не совсем моя сфера деятельности.

— Сергей, не будем загадывать, давайте попробуем! Сколько вам потребуется времени на подготовку материала?

— Недели две-три.

— Я не тороплю, — не стал наседать Идальго и предложил: — Результаты вашего исследования желательно отразить в документальной форме, чтобы облегчить работу нашим специалистам, а также более полно оценить ваш вклад в, так сказать, денежном эквиваленте.

— Хорошо, — помявшись, согласился Скрипаль и предупредил: — Только не в письменном, а в электронном виде.

— О'кей, как посчитаете нужным, — не стал настаивать Идальго.

Для него уже не имело значения, в какой форме и в каком виде будущий агент передаст информацию. Он добился главного — Скрипаль своим согласием, как разведчик, сжег за собой все мосты. Чтобы не заострять на этом внимания опытный вербовщик Идальго перевел разговор на другую тему. С легкой иронией он рассказывал о своих летних приключениях на французской Ривьере. В ярких и сочных красках перед Скрипалем предстала совершенно иная жизнь. Она разительно отличалась о той, которой жил полковник ГРУ и той, что ждала его через семь лет после увольнения: нищенская пенсия и прозябание в двухкомнатной хрущевке. Идальго продолжал говорить. Скрипаль слушал этого баловня судьбы, и в его душе мутной волной поднимались зависть к нему и ненависть к начальникам и самой стране — СССР (а теперь России), службе которой было отдано без малого двадцать три года.

Встреча с Идальго и Гонсалесом измотала Скрипаля. Ссылаясь на усталость, он покинул ресторан и в смятенном состоянии возвратился домой. Профессиональный опыт подсказывал ему, сегодняшняя беседа выходила за рамки обсуждения очередного бизнес-проекта. Манера поведения Идальго и то, как он вел беседу, напоминали военному разведчику Скрипалю прием из собственного вербовочного арсенала. Не давало покоя и будущее «исследование» для концерна «Альбатрос», от него попахивало шпионским душком. Предполагал ли Скрипаль, что этот документ ляжет в досье будущего агента Немедленного и станет тем самым «камнем» на шее, что потянет его в омут предательства? Вероятно, да. Несмотря на это, у него еще оставался шанс выбраться из ловушки, подготовленной британской разведкой. Скрипалю требовалось сделать только одно — доложить резиденту Сазонову о содержании разговора с Идальго.

Корысть и представления о будущей богатой и сытой жизни, которую описал испанский британец, заставили полковника Скрипаля забыть о присяге и пересилили страх. Тайком от коллег, используя материалы из служебных документов, он подготовил первое шпионское донесение. Спустя три недели, они: Скрипаль, Гонсалес и Идальго, встретились в ресторане отеля «Милья Кастилья».

После обмена дежурными любезностями, Скрипаль, спеша избавиться от опасного груза — «письменных предложений для концерна «Альбатрос», передал их Идальго. Тот отметил оперативность в работе, но не стал вникать в детали «предложений», для него важнее было не экономическое изыскание будущего агента, а сам факт наличия документа. Теперь, когда на руках имелся серьезный компромат, казалось бы ничто не препятствовало вербовке Скрипаля. Но опытный вербовщик Идальго не стал форсировать события и решил до конца разрушить прошлые коммунистические убеждения и моральные устои российского офицера. После завершения застолья он и Луис затащили Скрипаля в стриптиз-клуб.

Полумрак, царивший в зале, сизые клубы табачного дыма не стали помехой для скрытых видеокамер, запечатлевших осоловелую физиономию Скрипаля на фоне пышных форм стриптизерш. В то время как он замаслившимися глазками пожирал их, Идальго и Гонсалес напевали в оба уха о его исключительности и тех неограниченных возможностях, что вскоре откроются перед ним в Испании или Британии. Скрипаль поплыл, но в последний момент взбрыкнул, вызвал такси и отправился под надежный бок жены.

Побег Немедленного из «медовой ловушки» потрепал нервы Идальго. Он с тревогой ждал очередной встречи со Скрипалем. Она была назначена все в том же ресторане отеля «Милья Кастилья». На нее Идальго отправился один. «Мавр» — Луис Гонсалес, свое дело сделал и мог удалиться. Истекло время, а Скрипаль так и не появился. Стрелки перевалили далеко за 19:00, когда он возник на входе в зал. Идальго с облегчением вздохнул. Причина задержки оказалось прозаической, в российском посольстве проходил прием. Прежде чем сесть за стол он, ссылаясь на необходимость срочных консультаций, вручил Скрипалю подарок, по тем временам дорогую новинку — сотовый телефон стоимостью в несколько тысяч долларов. С той минуты все переговоры будущего агента не составляли секрета для мадридской резидентуры британской разведки. В дальнейшем, за ужином Идальго не уставал нахваливать: «очень содержательный анализ Сергея, который дал богатую пищу для размышлений». Завершилась беседа очередной просьбой «друга Антонио» «помочь разобраться с вопросом, кто и чем занимается в российском посольстве в Мадриде и может способствовать продвижению бизнеса концерна «Альбатрос» в Россию».

До конца 1995 года они провели еще две встречи. Перед Рождеством Идальго выступил в роли Санта Клауса, по поручению совета директоров концерна «Альбатрос» «наградил» Скрипаля «премией» и передал 10 000 долларов наличными за «удачную реализацию одного из предложений Сергея». Приняв очередной шпионский аванс, теперь уже бывший сотрудник ГРУ, когда-то рвавшийся в разведку, чтобы защищать интересы Отечества на тайном фронте, в тот день в Скрипале окончательно умер. Нет никаких сомнений в том, что он хорошо знал, чем должна закончиться следующая встреча — вербовкой. Перед тем, как сделать последний шаг к предательству, он, видимо, искал оправдание. И, вероятно, находил в том, что такой страны как СССР, на верность которой курсант Скрипаль давал присягу, уже нет. Август девяносто первого, в его представлении, похоронил ее навсегда и сделал свободным от прошлых обязательств.

Покидал ресторан Скрипаль с новым «поручением» и 10 000 долларов в кармане. Но вряд ли они грели его мелкую душонку. В тот предновогодний день она была продана дьяволу. Сам искуситель в лице Идальго в Мадриде не задержался и на вторые сутки вылетел в Лондон для доклада. Ему было что доложить Мистеру Си — Дэвиду Спеддингу. Несмотря на рождественские каникулы, тот находился на рабочем месте и после рассмотрения материалов досье на Скрипаля принял одного из лучших своих учеников.

Согрев Идальго-Миллера теплой улыбкой, Спеддинг пригласил занять место у камина. Антонио склонил голову в поклоне и присел в кресло. Рядом расположился Спеддинг. Пламя весело потрескивало поленьями и теплыми бликами играло на лицах разведчиков. В воздухе ощущался еле уловимый запах горящей древесины — бука. Идальго-Миллер глубоко вдохнул, и на его лице появилась блаженная улыбка. Она не осталось без внимания Спеддинга.

— Нам дым отечества так сладок и приятен, не так ли, Пабло? — с улыбкой спросил он.

— Да, сэр. Для меня и моей семьи Британия давно стала родиной.

— Если бы у нее было больше таких сыновей как ты, Пабло, то ее величие оставалось бы непоколебимо.

— Спасибо, сэр. Я делаю все, что в моих силах.

— Предстоит сделать еще больше. Мы возродим былое величие Британии на обломках нашего извечного врага — России и за ее счет! Сегодня нам выпал исторический шанс и надо его использовать! Само название — Россия, должно навсегда исчезнуть из истории и с географических карт!

— Сэр, если мне не изменяет память, такой шанс был сто лет назад. Но все закончилось появлением чудовищного монстра — советской России.

— Шанс покончить с коммунистической заразой и Россией был еще раз — весной 1945 года!

— Как?!.. Это когда советские орды стояли у стен Берлина? — опешил Идальго-Миллер.

— Да! Да! Сэр Уинстон Черчилль со всей своей решимостью намеревался использовать этот исторический шанс!

— Какой?!

— В начале апреля 1945 года в его резиденции состоялось строго конфиденциальное совещание с участием членов Объединенного штаба планирования военного кабинета. Он поручил разработать план операции по нанесению внезапного удара по СССР. Операция получила кодовое название «Unthinkable» — «Немыслимое».

— Неужели такое было возможно?! — поразился Идальго-Миллер.

— Да. Свыше 200 наших, американских и французских, а также 15 отборных немецких дивизий, интернированных в Шлезвиг-Гольштейне и Южной Дании, только и ждали приказа, чтобы загнать русского медведя в берлогу.

— А что помешало, сэр?!

— Позиция Рузвельта. Он не поддержал сэра Черчилля, — с горечью произнес Спеддинг и заявил: — Теперь этот шанс появился у нас! Мы должны использовать историческую возможность и стереть Россию с лица земли! Но на пути к этой цели осталось последнее препятствие — ее ядерный арсенал.

— Да, сэр, это проблема, — согласился Идальго-Миллер.

— Россия напоминает обезьяну с гранатой. Но дело в том, что эта граната ядерная. Поэтому ее ядерные арсеналы надо поставить под международный контроль и затем уже делить территорию и ресурсы.

— Каким образом?

— Необходима информация, что у русских нет ни сил, ни средств обеспечить надежную защиту ядерных арсеналов и ракетных пусковых установок от террористов и сепаратистов, действующих на Северном Кавказе.

— А ее могут предоставить Оракул, Немедленный и другие агенты! — предположил Идальго-Миллер.

— Да, Пабло!

— Сэр, я готов хоть сегодня вылететь в Мадрид и провести вербовку Немедленного!

— Не спеши! Выдержим паузу. Нельзя исключать того, что твои контакты с Немедленным не остались без внимания русской контрразведки.

— Но КГБ уже нет, а нынешняя ФСК лишь бледная его тень.

— Ошибаешься, Пабло. КГБ вечно, пока существует Россия. Смертны лишь его названия, — остудил пыл Спеддинг и предложил: — Отдохни, ты по праву это заслужил! Работу по Немедленному продолжит Стронг и Пристли!

Идальго-Миллер не преминул воспользоваться этим предложением. Рождественские праздники провел в Лондоне, а затем отправился на юг, к морю. В то время как он отдыхал, мадридская резидентура МИ-6 наблюдала за Немедленным — Скрипалем. Их результаты ложились на стол Стронгу и не давали оснований для беспокойства.

Мистер Си — Дэвид Спеддинг, руководитель СИС с 1994 по 1999 год. Креатура консерваторов: премьер-министра Джона Мейджора и министра иностранных дел Дугласа Хэрда, он стал последним в длинном списке руководителей британской спецслужбы, имена которых хранились в глубокой тайне. После принятия «Закона о разведслужбах» («Intelligence Services Act») в 1994 году, руководитель СИС был выведен из тени и стал публичной фигурой.

Спеддинг не слишком жаловал прессу и журналистов, но то, что им удалось раскопать, не оставляло сомнений, в его лице к руководству британской спецслужбой пришел опытный профессионал.

Окончив в 1967 году Оксфордский университет, он, прежде чем приступить к оперативной работе, прошел специальную подготовку, но не в тиши и прохладе кабинетов на Воксхолл-кросс, 85 (Vauxhall Cross, 85), а в одной из самых горячих точек того времени — Ливане. В Центре по изучению арабского языка, располагавшегося в пригороде Бейрута — Шемлане. В нем Спеддинг осваивал азы разведки в условиях близких к боевым.

После завершения подготовки он под прикрытием второго секретаря посольства Британии в Бейруте приступил к работе в качестве оперативника-агентуриста в составе станции (резидентуры) МИ-6. Ее интересы распространялись не только на Ливан, а на весь Ближний Восток. В этом «кипящем котле» Спеддинг не только выжил, но и сумел создать широкую агентурную сеть среди арабских террористических организаций и добыть ценную информацию.

В конце 60-х, начале 70-х годов между террористами и британской резидентурой развернулась война не на жизнь, а на смерть. Спеддинг принимал в ней непосредственное участие и ходил по лезвию бритвы. В руководстве СИС решили не рисковать его жизнью. Он был отозван в Лондон и после короткой передышки направлен на другой опасный участок работы — в Чили.

Там, при поддержке СССР, президент Сальвадор Альенде устанавливал социалистический режим. Возникла угроза, вслед за Чили Латинская Америка перекрасится в красные цвета. В Вашингтоне и Лондоне не могли допустить этого, и тогда ЦРУ вместе с СИС приступили к осуществлению плана государственного переворота. 11 сентября 1974 года при штурме мятежниками президентского дворца Альенде погиб. К власти на штыках пришел генерал Пиночет. Не последнюю роль в этой операции сыграл Спеддинг, и очередное повышение по службе не заставило себя долго ждать.

Он снова возвратился на Ближний Восток в состав резидентуры со штаб-квартирой в Абу-Даби (Объединенные Арабские Эмираты), а затем в Аммане (Иордания). Большой опыт специальных операций, блестящее знание арабского языка и особенностей менталитета народов этого региона, быстро выдвинули Спеддинга в центр самых острых событий. Он принимал активное участие в операции по снабжению оружием правительственных войск Ирака, ведущих войну против ненавистного США и Британии режима аятоллы Хомейни в Иране.

В 1992 году Спеддинг возглавил Оперативное управление СИС. Оно, занималось глобальной разведывательной деятельностью. С этой задачей он также успешно справился и достиг того, о чем мечтает каждый британский разведчик. В 1994 году Спеддинг удостоился чести называться Мистером Си. Ему же выпала участь выйти из тени, предстать перед широкой публикой и оказаться под прицелом вездесущих журналистов.

Спеддинг одним из первых из числа руководителей спецслужб НАТО понял, на руинах СССР и КГБ рождается новый монстр в лице спецслужб ГРУ, СВР и ФСК. Интересы его и СИС все больше смещались от Ближнего Востока к России.

Глава 3 Бог шельму метит

Истекали последние часы уходящего в прошлое 1995 года. В далекой Испании, в Мадриде, на улице Веласкеса в посольстве России о наступающем новогоднем празднике напоминали радостно-оживленная атмосфера и сама елка. Она была, конечно, не сибирская красавица и даже не подмосковная Золушка, но настоящая. Запах свежей хвои, витавший в зале для приемов, напоминал сотрудникам посольства, их женам и детям о далекой родине с ее трескучими морозами и метелями.

Оживление, суета, звонкие голоса и счастливый смех звучали под величественными сводами, расписанными гениальной кистью великого советского-российского художника Ильи Глазунова и его учеников. 31 декабря 1995 года центром общественно-культурной жизни для сотрудников посольства и членов их семей стал зал для приемов представительского корпуса. Взрослые и дети дружно занимались его убранством. Ближе к полуночи веселая суета и суматоха улеглись, все от мала до велика собрались за столами. Торжественную тишину нарушил мелодичный звук колокольчика. В сопровождении Белоснежки и семи гномов в зал вошел ведущий вечера, облаченный в костюм волшебника. Царственным шагом он поднялся на сцену, занял место на троне и хорошо поставленным голосом произнес:

Дедушка Мороз! Что-то долго его нет. Не случилось ли чего? Нужно дедушку позвать С нами Новый год встречать. Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!..

Вслед за волшебником — ведущим, сотни голосов принялись скандировать:

— Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!..

Прошла секунда, другая. Парадные двери распахнулись, и под громкие аплодисменты в зал на санях въехали Дед Мороз со Снегурочкой. Прокатившись вокруг елки, они вышли. Ведущий-волшебник сошел с трона и склонился перед ними в низком поклоне. Дед Мороз, попеняв ему, что елка выглядит как бедная Золушка, стукнул посохом по полу и, обращаясь к участникам торжества, призвал:

— Все вместе, раз, два, три! Елочка, гори!

Ему ответил дружный хор голосов. Северная красавица засверкала разноцветными огоньками. Аплодисменты и радостные детские голоса нарушили торжественную тишину. Началось новогоднее представление. Ребятишки помладше, взявшись за руки, водили хороводы, кто постарше исполнили на сцене шуточные миниатюры. Дед Мороз, Снегурочка, Белоснежка и семь гномов обходили столики и вручали подарки малышам. Вечер набирал силу. Поддавшись празднично-волшебной атмосфере, взрослые вместе с детьми пели песенки и шутили.

За несколько минут до наступления Нового года слово взял посол. Он говорил о сложной и ответственной миссии, которую сотрудники посольства выполняют в Испании, в заключение зачитал поздравительную телеграмму министра иностранных дел России. В ответ прозвучали громкие аплодисменты, а затем все взоры обратились на экран.

Стрелки застыли на двенадцати. Бой курантов потонул в громких хлопках. Пробки из бутылок с шампанским полетели в воздух, и оно запенилось в фужерах.

— С Новым годом! С Новым годом! — восклицали сотни голосов.

И когда они смолкли, а бокалы опустели, все взоры снова обратились к экрану. На нем возникли заснеженная Москва и Спасская башня Кремля. Торжественная мелодия гимна подняла взрослых и подростков на ноги. Внезапно звук пропал. Серая рябь усыпала экран. Прошла секунда, другая, на нем возникла телестудия компании CNN. Лощеный диктор, словно сошедший с обложки журнала «Форбс», выдержав долгую паузу, объявил:

— Господа, передаем срочное сообщение из столицы независимой Республики Ичкерия!

Тревожный гул голосов подобно морской волне прокатился по залу, и затем наступила гробовая тишина. На экране, как сквозь туман, проступили объятые огнем развалины. Пламя косматыми языками вырывалось из окон последнего этажа и жадно облизывало крышу. Барабанная дробь перестрелки потонула в грохоте взрыва артиллерийского снаряда. Земля вздыбилась. В воздух взлетели обломки кирпича, бетона и куски человеческих тел. Она как живая стонала под ударами снарядов и мин. В зареве бушующих пожаров развалины аэропорта Грозного напоминали сцены из Апокалипсиса. Камера оператора выхватила из ада, разверзшегося на земле, раненого солдата. Он корчился в предсмертной агонии. Из живота, вспоротого осколком, вывалились внутренности. Они растеклись по жиже из грязи и снега и походили на клубок змей.

Трагедия в аэропорту Грозного потрясла всех. Для посла, сотрудников резидентур ГРУ, СВР и контрразведчиков — людей военных, было очевидно, от некогда могучей Советской армии не осталась даже бледной тени. Нынешние бездарные генералы бросили на убой необученные, наспех собранные подразделения, и они стали легкой добычей боевиков. Выжившие в этой мясорубке раненые, избитые до полусмерти пленные офицеры и солдаты слали с экрана проклятия министру обороны генералу Грачеву. За их спинами, потрясая оружием и кинжалами, скалились бородатые физиономии.

Все то, что в эти минуты происходило на далекой родине, здесь, в Мадриде, в атмосфере комфорта и безопасности, выглядело запредельным безумием. У одних это взывало ужас, у других — праведный гнев. Недавние бодрые заявления Грачева, что Грозный будет взят за сутки одним парашютно-десантным полком, а с сепаратизмом покончат в тот же день, на поверку оказались пустым звуком. Более чем двухмиллионная российская армия проявила полную беспомощность перед вчерашними колхозниками, рабочими, студентами и бывшим советским генералом Джохаром Дудаевым. Они — дети победителей в Отечественной войне, взяли оружие в руки и повернули его против вчерашних боевых товарищей по службе в Советской армии.

Чудовищность и абсурдность всего происходящего в России: кровоточащая рана на Северном Кавказе, ненасытная стая олигархов, рвущая на куски национальные богатства страны и президент Борис Ельцин, упивающийся властью, стали суровой реальностью и здесь, в Мадриде. У посла и тех, кто носил на плечах погоны, уже не возникало сомнений, страна погружается в чудовищную воронку кровопролитной войны в Чечне.

Те же чувства, что и другие, испытывал и полковник Скрипаль. В нем все еще была жива душа советского офицера. Она рвалась в Грозный, чтобы, как когда-то в Афганистане, быть рядом с теми, кто в Чечне сражался с сепаратистами и международными террористами. Судороги уродовали лицо Скрипаля, а в горле застрял колючий ком. Он ничего не замечал, ничего не чувствовал и остановившимся взглядом смотрел на экран. Бесстрастная камера оператора продолжала выхватывать один ужаснее другого кадры.

Наступивший 1996 год пополнил длинный список трагедий России в 20-м веке. Единственная защитница — армия, была предана продажными политиками и истекала кровью на Северном Кавказе. Тот день для сотрудников посольства в Испании, как и для подавляющего большинства россиян, стал черным. За столами никто не засиделся. Расходились молча и старались не смотреть друг другу в глаза.

В подавленном состоянии Скрипаль поднялся к себе в квартиру, разделся и лег в кровать, долго ворочался с боку на бок, но так и не смог уснуть. Перед глазами стояли страшные кадры из аэропорта Грозного. В душе мутной волной поднимались злость и лютая ненависть к Ельцину и его камарилье.

«…Везде предательство! Везде обман! Все продано и предано! Впереди только хаос и мрак! Конец России!

…Бросить все к чертовой материи и бежать! Но куда, Сережа? Куда?.. — терзался Скрипаль.

Остаться в Испании?..

Нет, надежнее будет в Британии! Из нее нет выдачи…

С голым задом ты там никому не нужен.

А что если?!.. Нет! Нет, Сережа!..

Им можно, а тебе нельзя?..

Надо рисковать, Сережа, пока не поздно. Прав Антонио, у России нет будущего! Все летит в тартарары. Чечня — гвоздь в крышку ее гроба! За ней полыхнет весь Кавказ и тогда…

Решайся, Сережа!..

Здесь у тебя и твоей семьи есть будущее! За паршивую справку они отвалили 10 тысяч баксов! Сколько же стоят секреты, те, что ты знаешь? Сколько?..

Пятьсот? Миллион?..

Сегодня они еще секреты, а завтра никому не нужны. Главное — не продешевить!» — с этой мыслью Скрипаль забылся в коротком, беспокойном сне. В ту новогоднюю ночь военный разведчик, полковник Сергей Скрипаль, как гражданин умер.

Закончились рождественские праздники, и российское посольство в Испании вернулось к повседневному режиму работы. Скрипаль как на каторгу приходил в свой кабинет, потом тащился на явки с агентами, а затем выдавливал из себя каждое слово для отчета перед резидентом. По вечерам, возвращаясь в квартиру, проверял тайник, пересчитывал 10 тысяч долларов, полученных от Идальго, и снова прятал. В посольстве, где все были на виду друг у друга, Скрипаль не мог их потратить. Это бесило и выводило его из себя. Он торопил встречу с Идальго, чтобы, наконец, покончить с двойственностью своего положения. Но тот находился за пределами Испании, и здесь о себе напомнил Гонсалес. Они договорились о встрече.

Она проходила в ресторане отеля «Милья Кастилья». Гонсалес был сама любезность и щедрость, заказал дорогие напитки и изысканные блюда, в беседе живо обрисовывал планы будущего бизнес-проекта. Скрипаль поддерживал тему, но не стал раскрывать перед ним истинные свои намерения. Теперь, когда маски, фактически, были сброшены, задача Гонсалеса для Скрипаля окончательно прояснилась. Он играл роль агента-наводчика, написанную Идальго и шефами из МИ-6. Поэтому их разговор больше напоминал игру в кошки-мышки. Гонсалес наводящими вопросами прощупывал Скрипаля, а тот, в свою очередь, делал прозрачные намеки, что готов к «продолжению аналитической работы с концерном «Альбатрос». Последнее слово оставалось за Идальго. Он планировал появиться в Испании не раньше февраля. Скрипалю ничего другого не оставалось, как запастись терпением.

Закончился январь. Шли дни, встреча с Идальго по причине его занятости все откладывалась. В МИ-6 держали паузу, и, чтобы не оказаться в роли дичи для ГРУ, наблюдали за поведением и действиями Немедленного. Подчиненные Стронга контролировали каждый его шаг при выходах в город, а телефонные переговоры с Гонсалесом записывались и затем изучались аналитиками британской разведки. Их анализ убеждал Идальго-Миллера и Стронга в том, что Скрипаль не расшифровался, и за ним не стоит российская спецслужба. Последние опасения развеяло донесение опытного агента МИ-6 Оракула. Оно поставило окончательную точку в решении британской разведки о привлечении Скрипаля к сотрудничеству.

21 февраля 1996 года Идальго-Миллер по распоряжению Спеддинга вылетел Мадрид, чтобы завершить операцию по вербовке полковника ГРУ Скрипаля. К тому времени Стронг и его подчиненные провели все подготовительные мероприятия: в ресторане при гольф-клубе забронировали на несколько дней отдельную кабинку и оборудовали ее аудиовидеозаписывающей аппаратурой. День встречи со Скрипалем выбирал сам Идальго-Миллер и назначил на 23 февраля. Он исходил из того, что для советского, русского офицера эта дата не являлась пустым звуком, и рассчитывал использовать ее как тонкий психологический ход в вербовочной беседе.

22 февраля на телефон Скрипаля поступил долгожданный звонок от Гонсалеса. Он сообщил о приезде «нашего общего друга», предложил встретиться и не получил отказа. В ту ночь Идальго-Миллер и Скрипаль вряд ли спали безмятежным сном. Грядущий день в жизни первого обещал стать еще одним увлекательным поединком и ступенькой в карьерной лестнице, для второго — Рубиконом, после которого не могло быть и речи о возвращении к прежней жизни.

Наступило 23 февраля. Всего несколько часов отделяли Скрипаля от встречи с Идальго. У него оставался последний шанс, чтобы обратить ее в пользу российской военной разведки, для этого достаточно было сообщить резиденту Сазонову об истинном содержании оперативных контактов с «кандидатом на вербовку «Космо» и его связью с «Доном».

То утро для русских людей в погонах имело особенный смысл. Для них, с юных лет посвятивших свою жизнь службе в армии, 23 февраля не было рядовой датой на листке календаря. По сложившейся еще советской традиции, сотрудники резидентуры ГРУ собрались в кабинете Сазонова и «приняли на грудь сто грамм с прицепом за некогда несокрушимую и легендарную, в боях познавшую радость побед». С грустью и горечью они, прослужившие не один десяток лет, вспоминали славное прошлое и избегали говорить о настоящем нынешней армии. При одном упоминании о том, что с ней происходило на Северном Кавказе, им становилось больно и горько.

В этот день Сазонов не стал загружать разведчиков дополнительными задачами и отменил вечернее совещание. Они разошлись и занялись каждый своим делом. Скрипаль возвратился на квартиру, переоделся, вышел в город и, прежде чем отправиться на встречу с Идальго-Миллером, долго проверялся. Не обнаружив слежки, он взял такси и поехал в ресторан. Осмотревшись еще раз и не обнаружив слежки, Скрипаль прошел в зал. Идальго-Миллер и Гонсалес уже находились на месте. Его появление они встретили широкими улыбками. Идальго, отметив, что «Сергей в хорошей форме», пригласил к столу. Гонсалес наполнил бокалы вином и обратил взгляд на Идальго. Тот, выдержав многозначительную паузу, объявил:

— Господа, сегодня особенный день! В феврале есть праздник, который дорог для нашего друга Сергея. Я имею в виду 23 февраля — День Советской армии и Военно-морского флота.

— Д-а, какая была мощная армия, — поддакнул Гонсалес.

Скрипаль промолчал. Идальго обратился к нему и поинтересовался:

— Сергей, вам какой из них более близок, старый или нынешний — День защитника Отечества?

Поиграв желваками на скулах, Скрипаль буркнул:

— Было бы что защищать.

Хитрый ход, психологически просчитанный Идальго, сработал. И тогда он забросил следующую наживку.

— А что, Россия, которой вы, Сергей, служите, разве не нуждается в защите?

— Я не служу, а работаю! — отрезал Скрипаль.

— Но человек в погонах не может работать, он должен служить.

— Антонио, а с чего вы взяли, что я военный?

Идальго улыбнулся и, переглянувшись с Гонсалесом, с загадочным видом произнес:

— Я даже больше скажу. Вы, Сергей, не совсем тот за кого себя выдаете.

На лице Скрипаля не дрогнул ни один мускул. Он не спешил раскрывать свои карты, вел свою игру и с сарказмом сказал:

— Антонио, вы мыслите старыми стереотипами.

— Это какими же? — принял ее Идальго.

— А такими, иностранцы привыкли подозревать во всех русских агентов КГБ.

— Ха-ха, — рассмеялся Идальго и заметил: — Но КГБ, как известно, уже нет, а вот ГРУ осталось.

— Если вы, думаете, что я принадлежу к этой организации, то ошибаетесь, — Скрипаль все никак не решался признаться в принадлежности к военной разведке.

— Сергей, названия могут меняться, а содержание остается прежним. Для меня более важно, чтобы я не ошибся лично в вас, — подчеркнул Идальго и напомнил: — В концерне «Альбатрос» высоко оценили ваш аналитический отчет и надеются на дальнейшее плодотворное сотрудничество. Премия — десять тысяч долларов, это только начало.

— Спасибо, Антонио, за лестную оценку. Но в моем положении гораздо важнее хорошо закончить, — продолжил игру Скрипаль и намекнул: — Вам, как опытному бизнесмену, известно, что без серьезных гарантий за рискованный бизнес не стоит браться.

— Вы правы, Сергей! Абсолютно правы! — живо отреагировал Идальго и кивнул Гонсалесу.

Луис достал из кейса книгу и положил на стол. На ее обложке в глаза бросался знакомый Скрипалю силуэт штаб-квартиры ГРУ в Москве. Внимание привлекало и необычное название — «Аквариум». Фамилия автора — Суворов, ему ничего не говорила. Ничего не говорила и упитанная физиономия с большими залысинами, приплюснутым носом, на котором чудом держались массивные очки в роговой оправе. Идальго пододвинул книгу к Скрипалю и предложил:

— Интересная вещь. Рекомендую почитать.

— Может еще законспектировать, — с иронией произнес Скрипаль.

— Ха-ха, — рассмеялся Идальго и в тон ему ответил: — Поверьте, она намного интереснее, чем «Малая земля», «Целина» и «Возрождение» Леонида Ильича Брежнева.

— О! Вы что, читали их?! — удивился Скрипаль.

— И даже, как вы говорите, пытался конспектировать.

— Интересно! И где же вы учились, Антонио?

— В очень приличном университете — в Кембридже.

— Ничего не скажешь, солидная контора, — признал Скрипаль и не удержался от язвительного выпада. — Я так понял, наш коммунист Брежнев в этой цитадели капитализма причислен к лику классиков современной литературы?

— Ценю, Сергей, ваш тонкий, почти английский юмор, — с улыбкой заметил Идальго и мягко, но настойчиво рекомендовал: — И все-таки, почитайте. «Аквариум» весьма занимательная вещь, а еще более занимательна история самого автора. Его настоящее имя и фамилия Владимир Резун. Это вам о чем-то говорит?

— Краем уха слышал, — хитрил Скрипаль.

Уж что-что, а история предательства бывшего сотрудника ГРУ капитана Владимира Резуна, работавшего в Женеве под крышей советского дипломатического представительства в ООН, ему была хорошо известна со времен учебы в Военно-дипломатической академии Советской армии.

Начинающий охотник за шпионами — Резун, направленный для прохождения службы в швейцарскую резидентуру ГРУ, вскоре сам стал легкой добычей МИ-6. Опытный британский разведчик Рональд Фурлонг, находившийся в Женеве и использовавший для шпионской деятельности в качестве прикрытия редакцию английского журнала «Международное военное обозрение», с первой встречи с советским дипломатом Владимиром Резуном положил на него глаз. Тот активно интересовался новинками западной военной техники. В британской разведке быстро поняли, что в лице любознательного русского имеют дело с разведчиком ГРУ, и поручили его оперативную разработку Фурлонгу.

Он, развивая контакт с Резуном, преследовал как профессиональную, так и личную цель. Активный гомосексуалист Фурлонг переживал кризис. У его любовника, архивариуса французского посольства Франсуа Лагранжа подходила к концу командировка. Он сидел на чемоданах и ему было не до любовных утех. Аппетитный русский пухлячок мог стать подходящей заменой, и Фурлонг принялся его обхаживать. В качестве приманки выступали якобы закрытые статьи, поступавшие в редакцию журнала от военных корреспондентов.

Прошло несколько месяцев после знакомства, и Резун большую часть времени стал проводить не в кабинете Фурлонга, а на квартире, в его постели. Любовный роман между ними бурно развивался, вскоре в нем появился шпионский оттенок. Фурлонг по «секрету» снабжал «друга Владимира» конфиденциальной информацией, которую по соображениям безопасности не мог поместить в журнале. Резун отвечал взаимностью, делился всем тем, что происходило в советском представительстве. Фурлонг не оставался в долгу, одаривал его не только любовными ласками, а и пополнял филателистическую коллекцию дорогими почтовыми марками.

Коварная британская разведка все глубже втягивала Резуна в вербовочную ситуацию. Его оперативная разработка, продолжавшаяся почти год, завершилась в апреле 1978 года. Произошло это в Цюрихе в одном из кабинетов редакции журнала «Армада».

На этот раз Фурлонг расширил круг своих партнеров и представил Резуна «доктору Фишеру» из «института геополитики». На самом деле под этой фамилией скрывался резидент МИ-6 в Берне О'Брайн. Матерый британский разведчик не стал лично колебать уже и без того основательно расшатанные Фурлонгом моральные устои Резуна. После обмена любезностями и традиционного кофе он предложил ему посмотреть «занимательный фильм с вашим участием».

Фурлонг включил аппаратуру. На дисплее возникла спальня, кровать, а в ней, в неглиже лежала не первой свежести блондинка. В даме Резун без труда узнал соседку по дому миссис «Хадсон» и любовника похожего на себя. Чтобы рассеять у него сомнения на экран крупным планом был выведены пухлый, хорошо знакомый Фурлонгу зад, а затем потная, раскрасневшаяся физиономия Резуна. Он поплыл и признался, что в отсутствии жены Татьяны, он изменял не только ей, но и коммунистической партии, в которой состоял чертову дюжину лет. Других аргументов для Резуна в пользу сотрудничества с МИ-6 О'Брайну не понадобилось. В тот день агентурная сеть британской разведки пополнилась еще одним «кротом» в резидентуре ГРУ. То ли в утешение за малый рост, то ли в качестве компенсации за моральный ущерб О'Брайн присвоил Резуну псевдоним Наполеон.

Ничем особо выдающимся на поле шпионажа предатель не блеснул. Более того, вскоре он попал под подозрение. Руководители ГРУ и аналитики в военной контрразведке обратили внимание на характер «разведывательных материалов», поступавших от Резуна. Они страдали неточностями, а в ряде случаев носили дезинформационный характер. Возникли вопросы к источнику его информации — Фурлонгу. Резидентура КГБ приступила к оперативной разработке «редактора», и, когда вспылили его связи с британской разведкой, следующим ее объектом стал сам Резун. Собранные советской контрразведкой материалы не оставляли сомнений в том, что капитан ГРУ — предатель.

От разоблачения и ареста Резуна спас случай. Случилось это 9 июня 1978 года. В тот день он находился в кабинете резидента ГРУ и стал свидетелем его разговора по телефону с сотрудником КГБ. Речь шла о немедленном откомандировании, фамилия не называлась, одного из офицеров военной разведки, работающего под прикрытием советского постоянного представительства при ООН. Интуиция или страх подсказали Резуну, речь шла о нем.

Он не стал испытывать судьбу, в ночь с 9 на 10 июня 1978 года вместе с семьей бежал из советской миссии, с помощью О'Брайна перебрался в Британию, заявил о себе как о «борце с тоталитаризмом» и попросил политического убежища.

Идальго не стал акцентировать внимание Скрипаля на интимных обстоятельствах, которые привели Резуна к сотрудничеству с британской разведкой. Он тонко сыграл на особой струне его души — на идеалах, в которые Скрипаль когда-то свято верил, а затем глубоко разочаровался, и заметил:

— Так вот, Сергей, автор «Аквариума» — Владимир Резун, отказался служить тоталитарной системе, я имею в виду власти: КПСС и КГБ в СССР. Он выбрал свободный западный мир.

— Тоталитаризм в моей стране остался в прошлом. Сегодня мы живем в свободном обществе, — промямлил Скрипаль.

— Вы еще скажите, от каждого по способностям и каждому по труду. Право, не смешите меня и Луиса. Ваше нынешнее свободное общество больше напоминает серпентарий, где один норовит ужалить другого.

— Это временное явление, следствие перехода от социализма к капитализму.

— Сергей, вы все еще мыслите коммунистическими догмами. Последние советские вожди предали не только их, а и страну — СССР. При той власти, что сейчас находится в Кремле, Россию ждет та же самая участь. Ей осталось существовать год, от силы два.

Болезненная гримаса появилась на лице Скрипаля. Поиграв желваками на скулах, он с кривой ухмылкой произнес:

— Не спешите ее хоронить, Антонио. Поляки и Наполеон сидели в Москве, Гитлер находился в нескольких километрах от нее. И где они? На свалке истории.

— История, как и общество, развивается по спирали. У России спираль закончилась.

— Ну, это мы еще посмотрим.

— Хорошо. Будущее покажет, — не стал настаивать Идальго и сменил тему: — Сергей, вы слышали что-нибудь о полковнике Хаусе?

— Про барона Мюнхаузена слышал и читал. Хауса не знаю, — пытался язвить Скрипаль.

— Извините, но я все-таки напомню, Хаус был советником и другом президента США Вудро Вильсона.

— Ну, мало ли у кого какие советники и какие друзья.

— Действительно, друзья — это личный выбор. Речь идет о другом. В 1914 году Хаус разработал план расчленения Российской империи.

— У Гитлера тоже был план «Барбаросса», и что?

— План Хауса сработал в 1991 году. Пять лет назад мало кто мог подумать, что СССР перестанет существовать, но это же произошло!

— Да причем тут ваш Хаус! Если бы не предатели Горбачев и Яковлев, то вы бы до сих пор дрожали перед нами! Сволочи! Твари! Изговняли всю мою жизнь! — взорвался Скрипаль.

— Сергей, не горячитесь! Будьте реалистом, прошлого уже не вернуть, — пытался успокоить его Идальго.

— Все коту под хвост! Все, за что воевал мой отец?! Все, за что воевал я?! Твари!

— Сергей, перестаньте терзать себя. Это объективный процесс. Советская тоталитарная система исчерпала себя. Надо жить будущим.

— Каким будущим, Антонио? Каким?

— Если говорить о вас, то оно есть и очень светлое.

— Ага, есть. Одно светлое будущее нам уже обещали, и оно называлось коммунизмом, — буркнул Скрипаль.

— Я говорю о совершенно другом будущем. Вы и ваша семья найдете его в Англии.

— Туда еще надо добраться.

— Все зависит вас.

Скрипаль, пряча глаза, и как-то в сторону спросил:

— Сколько это займет времени?

— Еще раз повторю, все зависит только от вас.

— Год? Два? Три?

— Я не пророк, но полагаю немного. Нынешние правители России еще хуже Горбачева. Поэтому дальнейшая судьба вашей страны печальна. Это очевидно.

— Очевидное, если говорить о России, еще не означает, что не может произойти нечто невероятное.

— Хотите сказать: умом Россию не понять, аршином общим не измерить?

Скрипаль хмыкнул и с сарказмом произнес:

— А вы, Антонио, оказывается читали не только Брежнева, а и Тютчева. Это же в каком таком Кембридже вы учились?

— Ха-ха, — рассмеялся Идальго.

Смеялся он от души. Смеялись его глаза. Плясали родинки на правой щеке. Смеялся Гонсалес. Скрипаль хмыкнул и откинулся на спинку стула. Страх, державший его в своих когтистых лапах, отступил. Игра в кошки-мышки подошла к концу. От слова «согласен» Скрипаля удерживало только то, что легкая победа в глазах Идальго девальвировала бы цену предательства. Не желая продешевить, он стал набивать себе цену и дал понять, аналитическая записка для концерна «Альбатрос» — это лишь вершина айсберга его информационных возможностей. Идальго понял это по глазам Скрипаля, похлопал его по руке и сказал:

— Сергей, мы с вами не так давно знакомы, но понимаем друг друга с полуслова. Не так ли?

— Пока находим общий язык, — уклонился от прямого ответа Скрипаль.

— Надеюсь, сохраним его и в будущем.

— Все зависит от того, как оно сложится.

— О'кей, давайте будем откровенны, — предложил Идальго.

— Давайте! — согласился Скрипаль.

— Страна, за которую сражался ваш отец во Второй мировой войне, а вы воевали в Афганистане, безвозвратно канула в прошлое, — это факт. Не так ли?

— Ну, — буркнул Скрипаль.

— Идеалы, которыми вы жили, растоптаны, или как?

— О чем вы, Антонио?! Какие идеалы? Их первыми растоптали те, кто сейчас сидит наверху и учит нас как жить!

— Итак, что осталось от той страны, которую защищали вы и ваш отец?

Скрипаль угрюмо молчал и играл желваками на скулах. Идальго продолжил.

— Осталась только географическое понятие России. Сейчас ее территорию рвут на части националисты и сепаратисты. Чечня — это запальный фитиль к пороховой бочке под названием Россия. И заметьте, фитиль поджигают политики из Москвы. Их имена и фамилии, думаю, для вас не секрет. Они вас цинично предали и продали, а вы им служите. Разве это справедливо, Сергей?

Вопрос Идальго подобно раскаленному гвоздю жег сознание Скрипаля. Он опустил голову и молчал. Пауза затягивалась. Гонсалес ерзал по стулу и бросал вопросительные взгляды на Идальго. Тот покачал головой и продолжал внимательно следить за реакцией кандидата в агенты. Скрипаль встрепенулся, повел плечами и севшим голосом спросил:

— Антонио, на что я могу рассчитывать, если мы договоримся?

В глазах Идальго вспыхнул и погас победный огонек. С трудом сдерживая рвущуюся наружу радость, он заявил:

— Я и стоящая за мной уважаемая в Британии организация сможем обеспечить вам, Сергей, и вашей семье достойную жизнь. В этом у вас не должно быть ни малейших сомнений. Слово джентльмена.

— Н-у, хорошо. Но мне надо время подумать, — оттягивал выбор Скрипаль.

— Безусловно, Сергей. Я не тороплю, — не стал настаивать Идальго, кивнул Гонсалесу; тот разлил вино по бокалам, и произнес тост:

— За вас, Сергей! За ваше и будущее вашей семьи! Оно будет счастливым!

Следующий тост сказал Гонсалес. Последний ход в этой многоходовой вербовочной операции британской разведки с будущим агентом Идальго оставил за собой. Расставаясь, он вручил Скрипалю книгу Резуна «Аквариум».

Получив «домашнее задание», тот проштудировал опус предателя от корки до корки и, отбросив последние сомнения, решил пойти на сотрудничество с МИ-6. На следующей встрече с Миллером, она проходила без Гонсалеса, Скрипаль признался, что является полковником ГРУ, и подтвердил свою готовность к сотрудничеству с британской разведкой. После короткого торга они сошлись на цене в 3000 долларов ежемесячно, плюс отдельный бонус за особо ценные сведения.

Вербовка теперь уже «крота» британской разведки в ГРУ была закреплена избранием псевдонима Немедленный. После чего Скрипаль выдал Идальго информацию о структуре центрального аппарата военной разведки России, резидентуры в Испании, назвал имена и фамилии ее сотрудников и их дипломатическое прикрытие. На последующих встречах, проводившихся в ресторанах и на конспиративных квартирах британской разведки, шпион сливал все и сдавал всех подряд: однокашников по академии и коллег по работе. Он предал находящихся на личной связи агентов. Позже следователи ФСБ и Главной военной прокуратуры установили, жертвами предательства Скрипаля стали более 300 кадровых сотрудников российских спецслужб.

В ответ за свою услугу предатель требовал денег и еще раз денег. Его патологическая жадность не могла не тревожить британскую разведку. Вняв доводам Идальго, «…непомерные траты могут привлечь внимание российской контрразведки», Скрипаль согласился, чтобы шпионские бонусы поступали на его личный счет в один из английских банков. Каждый месяц МИ-6 перечисляла на его имя по 3000 долларов. Позже денежные средства были переведены на счет в испанском банке Banco Central Hispanoamericano S.A.

Так продолжалось до сентября 1996 года. Деньги не приносили Скрипалю желанного удовлетворения. Двойная жизнь на службе и дома становилась для него непосильным бременем. Зараза предательства поразила не только душу, а и тело. Страх возмездия разрушал организм. Развившийся сахарный диабет не могли излечить даже лучшие лекарства и дополнительные бонусы, выплачиваемые британской разведкой. К концу осени состояние здоровья Скрипаля настолько ухудшилось, что ему пришлось срочно покинуть Испанию и возвратиться в Москву. Оставшиеся месяцы и почти весь следующий 1997 год он лечился, а потом продолжил службу в центральном аппарате ГРУ.

Она длилась недолго. Короткая встреча и беседа с сотрудником ФСБ майором Вячеславом Носовым пробудили в Скрипале, казалось бы, уже забытые страхи. Нервы у предателя сдали. Старая болезнь обострилась, и он снова слег в госпиталь. После завершения лечения медицинская комиссия вынесла пока еще врачебный приговор: «…не годен для прохождения дальнейшей службы».

Скрипаль был уволен со службы, но безработным не остался. Система, которую он предал и продал, не бросала в беде своих сотрудников. В руководстве ГРУ озаботились и нашли ему должность консультанта в МИДе. Коллеги на новом месте работы Скрипаля были от него не в восторге. Он то лечился, то занимался устройством личных дел, и вскоре его попросили на выход.

Старые друзья опять пришли на помощь и пристроили Скрипаля в один из комитетов правительства Московской области. На новом месте он тоже не прижился — деньги оказались не те, — и решил самостоятельно заняться бизнесом, учредил и самого себя назначил совладельцем компании «Юниэкспл». Скрипаль рассчитывал, выполняя миновзрывные и инженерные работы на бывших военных объектах министерства обороны, сорвать солидный денежный куш. Из этой затеи тоже ничего не вышло. Подряды доставались другим, тем, кто был близок к руководству Главного ракетно-артиллерийского управления. Ему ничего другого не оставалось, как только рассчитывать на скудную пенсию и шпионские сбережения. Их не хватало, почти все деньги ушли на покупку квартиры для сына, дачи в Тверской области и машины. Оказавшись на мели, Скрипаль вспомнил об Идальго.

На дворе стоял октябрь 1999 года. Со дня их последней явки прошло три года, Скрипаль набрал известный номер. После долгих гудков в трубке, наконец, прозвучал знакомый голос. Скрипалю не понадобилось называть себя, Идальго догадался, кто с ним говорит. В беседе пенсионер-шпион сообщил, что «готов продолжить совместный бизнес, — намекнул, — есть новые интересные связи». Намеки не остались без внимания Идальго. Возвращение в шпионский строй Немедленного могло открыть новые разведывательные возможности перед МИ-6. Он предложил Скрипалю провести «…деловую встречу в Мадриде и на ней согласовать позиции».

Для этого шпиону требовалось снять с себя, как бывшего важного секретоносителя, ограничения по выезду за границу. И, как говорят бывалые военные, знающие аппаратные ходы и выходы, «у нашего хитрого хохла в кадрах нашлась волосатая рука». Она по старой дружбе, после «товарищеского ужина» в ресторане быстро решила проблему. Со Скрипаля были сняты все ограничения. Оформив загранпаспорт, он обратился за визой в посольство Испании. Задержек с ней не возникло, оперативно сработали связи британской разведки.

В середине февраля 2000 года Скрипаль вылетел в Испанию и не с пустыми руками. Не надеясь на память, шпион зашифровал сведения, полученные в разговорах с бывшими и действующими сотрудниками ГРУ и сбросил на флешку. Они касались изменений в структуре военной разведки, назначений в резидентурах, а также содержали установочные и характеризующие данные на ряд руководителей и оперативных сотрудников.

Прилетев в Мадрид, Скрипаль в номере отеля не задержался. Ноги сами вели его на явку. Идальго назначил ее все в том же ресторане при отеле «Милья Кастилья», где состоялась вербовка агента МИ-6 Немедленного. С того времени в интерьере мало что изменилось, разве что сменился швейцар. Сдав плащ в гардероб, Скрипаль прошел в зал. В нем было немноголюдно, Идальго трудно было не заметить.

За прошедшее время британский разведчик-вербовщик нисколько не изменился. В элегантном костюме, с модной прической и располагающей улыбкой на аристократическом лице, он являл собой образец успешного в жизни и делах джентльмена. Скрипаль бросил взгляд на зеркало. В нем отражался расплывшийся пожилой мужчина с одутловатым лицом, и ревнивое чувство к Идальго кольнуло душу. Поморщившись, Скрипаль вошел в зал.

Идальго поднялся из-за стола, шагнул навстречу и, крепко пожав руку, отметил:

— Сергей, вы хорошо выглядите!

В Скрипале все еще говорила ревность, и он желчно произнес:

— Я должен сказать, вы, Антонио, выглядите не просто хорошо, а вызывающе хорошо!

— Ха-ха, — рассмеялся Идальго и, пригласив к столу, поинтересовался: — Сергей, что будете пить и кушать?

— Положусь на ваш вкус, Антонио.

— И все-таки, что?

— Из вин, на ваше усмотрение. Из блюд, я бы предпочел что-то из молодой телятины.

— О'кей, — не стал настаивать Идальго, сделал заказ и, пока он готовился, наводящими вопросами прощупывал настроение агента и выяснял его оперативные возможности.

Скрипаль изо всех сил пытался предстать перед ним источником важной информации: сыпал фамилиями, именами сотрудников ГРУ, заявлял, что находится с ними на короткой ноге, но когда дело доходило до конкретики, начинал плыть. Не вызвало особого интереса у Идальго и то, что через компанию «Юниэкспл», здесь Скрипаль откровенно врал, ему удалось установить связи в Главном ракетно-артиллерийском управлении Министерства обороны России. Не сыграл и последний его козырь — два бывших подчиненных, занимавшие высокие должности, один — в центральном аппарате ГРУ, другой — в лондонской резидентуре.

Миллер вежливо слушал, но активности не проявлял. В его глазах агент, лезущий из кожи вон ради того, чтобы урвать денежный куш, но не имеющий прямого доступа к источникам секретной информации, потерял свою ценность. Скрипаль выплеснув все, что знал, достал из кармана флешку, положил на стол и пояснил:

— Здесь в зашифрованном виде записаны сведения, которые я собрал. Особую ценность представляют те, что относятся к перемещениям в мадридской и лондонской резидентурах ГРУ.

— О'кей, я предам ваш материал нашим специалистам для расшифровки, — Идальго не проявил к ним большого интереса и заявил: — В случае, если понадобится помощь, к вам обратятся.

— Э-э, кто обратится? Вы что, не будете со мной работать, Антонио? Тогда зачем я летел сюда?! — растерялся Скрипаль.

— Все о'кей, Сергей! В наших отношениях, я имею в виду мою организацию, ничего не меняется. Работа с вами будет восстановлена, — поспешил успокоить Идальго.

— Кем будет восстановлена?! Разве это будете не вы?

— К сожалению, нет. Меня направили на другой участок, в Прибалтику. На мое место назначен опытный и надежный сотрудник. Уверяю, вам с ним будет комфортно работать.

Скрипаль ничего не ответил и ушел в себя. Вежливый тон и участливый вид Идальго не ввели его в заблуждение. Ему стало очевидно, в глазах британской разведки агент Немедленный потерял былую ценность и пошел по рукам. Скрипалю ничего другого не оставалось, как смириться. Теперь его интересовало только одно, на каких условиях будет продолжаться сотрудничество. Проглотив колючий ком, застрявший в горле, он уточнил:

— Антонио, условия нашего соглашения, что мы заключили три года назад, остаются в силе?

— О, да! Конечно! — заверил Идальго.

Кривая гримаса на лице Скрипаля разгладилась. Поерзав по стулу, он спросил:

— Если не секрет, кто придет вам на смену?

— Вам не о чем беспокоиться, Сергей. Стив Доу опытный и надежный сотрудник.

— Хорошо. Где и когда состоится наша встреча?

— Стив находится здесь. Если вы не возражаете, то можем провести ее хоть сейчас?

— Да, а чего оттягивать, — согласился Скрипаль.

— О'кей. В таком случае, нам придется прогуляться. Это недалеко, — пояснил Миллер и, расплатившись с официантом, вместе со Скрипалем покинул ресторан.

По пути на встречу с Доу они, не сговариваясь, избегали разговора на острые темы. Выйдя на набережную Мансанарес, Идальго свернул в кафе, где и состоялась передача на связь агента Немедленного новому сотруднику британской резидентуры в Мадриде. Доу оказался вежлив, тактичен в общении и быстро расположил к себе Скрипаля. Беседа приобретала все более непринужденный характер. Его собеседников интересовало как общее внутриполитическое положение в России, так и частности, прожиточный минимум в Москве и провинциальном Тамбове. В какой-то момент Идальго, сославшись на неотложные дела, пожелал им дальнейшей успешной работы и покинул кафе.

Доу взял инициативу в разговоре в свои руки и перешел от обсуждения общих тем к конкретным вопросам. Его, в первую очередь, интересовали оперативные возможности Скрипаля по добыванию разведывательной информации, уровень связей в ГРУ, других силовых структурах и их характер. Особый интерес у Доу вызвали сведения, касающиеся функциональных обязанностей ряда сотрудников, входящих в состав мадридской и лондонской резидентур, а также характеризующие их данные.

Скрипаля же больше волновали вопросы, связанные с обеспечением собственной безопасности и «материальной компенсации рисков в работе». Чтобы избежать провала, он настоял на том, чтобы все последующие явки проводились за пределами России. Доу с его доводами согласился. Что касается денежного вознаграждения, то он оказался более сговорчивым, чем Идальго. Они сошлись на том, что шпионская ставка должна составлять 10 000 долларов в год, а особо ценные материалы оплачиваться по отдельной статье. Схема оплаты шпионских услуг осталась прежней, одна часть денег, как и прежде, зачислялась на личный счет Скрипаля в испанском банке Banco Central Hispanoamericano S.A., а другая должна передаваться наличными при личных встречах.

Следующую явку, по обоюдной договоренности, они решили провести 3 июля 2000 года на Мальте, в городе Слим, в 12:00, в хорошо знакомом Скрипалю ресторане при отеле «Европа», расположенном на набережной Тауэр Роуд, запасную запланировали там же на 18:00. Чтобы не вызывать подозрений у российской контрразведки, встречи за границей решено было легендировать под бизнес-интересы компании «Юниэкспл».

В качестве очередного задания Доу поручил Скрипалю подготовить подробную информацию по сотрудникам резидентур СВР и ГРУ в Испании. Покидал Мадрид агент Немедленный с новым заданием МИ-6 и 2000 долларов в кармане, полученными в качестве аванса.

Спустя четыре месяца, 1 июня 2000 года, Скрипаль вместе с супругой и дочерью вылетел на Мальту. Он использовал их в качестве прикрытия от российской контрразведки, рассчитывая, что семейная поездка не привлечет ее внимания. В то время, как жена с дочерью предавались отдыху, Скрипаль, прогуливаясь по узким средневековым улочкам Слима, пытался выявить за собой слежку. Она себя никак не проявила.

3 июля 2000 года, ровно в полдень, Скрипаль прибыл на явку. Она проходила в ресторане при отеле «Европа». В уютном небольшом зале его ждали Доу и обед за счет британской разведки. Позволив Скрипалю, с утра нагулявшему аппетит, утолить голод, он перешел к делу, опросил по результатам выполнения задания и отработал новое. Оно касалось перемещений в центральном аппарате ГРУ, новых назначений в мадридской и лондонской резидентурах и функционала ряда сотрудников. Перед тем как расстаться, Доу передал Скрипалю 20 листов тайнописной копировальной бумаги, спецблокнот на 80 листах и объяснил, как ими пользоваться. В качестве стимула вручил шпиону 3000 долларов. Следующую явку они договорились провести, как только Скрипаль выполнит задание.

Тем временем, в МИ-6, ФБР и испанском Национальном центре разведки Centro Nacional de Inteligencia не преминули воспользоваться ситуацией. Теперь, когда агент Немедленный — Скрипаль, более чем два года не имел никакого отношения к ГРУ и подозрения о предательстве вряд ли могли пасть на него, спецслужбы начали охоту на оперативных работников военной разведки, СВР и их агентов. Ее начали не с Испании. Чтобы навести российскую контрразведку на ложный след ФБР и СИС повели атаку на разведывательные сети российской Службы внешней разведки и ГРУ в Великобритании и США.

ГРУ — Главное разведывательное управление Генерального штаба Российской армии (ГРУ ГШ ВС РФ). Центральный орган внешней разведки Вооруженных сил Российской Федерации. С конца 2018 года официально вновь стало именоваться Главное разведывательное управление Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации.

Начальник ГРУ подчиняется начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации и Министру обороны Российской Федерации. Управление и подчиненные ему организационные структуры занимаются разведкой в интересах Вооруженных Сил Российской Федерации, в том числе агентурной, космической, радиоэлектронной и другими ее видами.

Сотрудники ГРУ в своей деятельности руководствуются Конституцией Российской Федерации, законами Российской Федерации и другими нормативно-правовыми актами.

Структура, численность и финансовое обеспечение ГРУ относятся к сведениям, составляющим государственную тайну.

Штаб-квартира находится на улице Гризодубовой, в Москве и представляет собой комплекс сооружений общей площадью около 70 тысяч кв. м., включает ситуационный центр, командный пункт и специальные объекты.

Целями разведывательной деятельности ГРУ является:

1. Обеспечение Президента Российской Федерации, Федерального Собрания Российской Федерации, Правительства Российской Федерации, Министра обороны Российской Федерации, начальника Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, Совета безопасности Российской Федерации разведывательной информацией, необходимой им для принятия решений в политической, экономической, оборонной, научно-технической и экологической областях.

2. Обеспечение условий, способствующих успешной реализации политики Российской Федерации в сфере обороны и безопасности.

3. Содействие экономическому развитию, научно-техническому прогрессу страны и военно-техническому обеспечению безопасности Российской Федерации…

По состоянию на 2018 год 767 сотрудников военной разведки удостоены званий Герой Советского Союза и Герой России.

Глава 4 «Крот» в «Аквариуме»

Ранней весной, 4 марта 2002 года в кабинете начальника отдела «Г» центрального аппарата Управления военной контрразведки ФСБ России полковника Петра Гурьева собрались: заместитель — полковник Анатолий Новиченко, начальник первого отделения, ведущего контрразведывательную работу в головном управлении ГРУ Генштаба Министерства обороны России — подполковник Вячеслав Носов, а также его подчиненные: старший оперуполномоченный по особо важным делам майор Николай Рябенков и старший оперуполномоченный капитан Валерий Бацкий.

Накануне праздника 8 Марта — Международного женского дня, их занимало не то, что подарить единственной женщине в отделе, секретарю-делопроизводителю — Алле Сергеевне Алябьевой, а ориентировка из управления «Н», Службы «П» ФСБ России. В ней коллеги сообщали данные, заслуживающие оперативного внимания на действующего сотрудника ГРУ, полковника Александра Сыпачева.

26 февраля 2002 года в 15:17 он вошел в посольство США в Москве, где находился до 17:46. Попытку получить доступ в здание Сыпачев предпринимал дважды. Первый раз в 10:14, он при приближении постовых — сотрудников милиции, старшего лейтенанта Сергея Савенко и лейтенанта Ивана Гаврилова, развернулся и смешался с прохожими. Второй раз Сыпачев был остановлен постовыми. Савенко, проявив находчивость, под убедительным предлогом вынудил его предъявить паспорт. Владельцем оказался гражданин России, уроженец города Краснокамска Пермской области Александр Евгеньевич Сыпачев, прописанный и проживающий в городе Москве.

Предварительной проверкой, проведенной Носовым, было установлено, что Сыпачев является военнослужащим Министерства обороны и не просто военнослужащим, а полковником ГРУ. Дальнейшие попытки оперативным путем выяснить причину, побудившую Сыпачева обратиться в посольство США, пока не дали результата. Препятствием являлись как секретность, так и позиция отдельных руководителей ГРУ, полагавших, что сотрудник военной контрразведки необоснованно вмешивается в их оперативную деятельность.

Проверка Сыпачева зашла в тупик. Гурьев и его подчиненные ломали головы над тем, как найти выход. В это время зазвонил телефон, на связь выходил дежурный по Управлению военной контрразведки ФСБ России. Он довел распоряжение ее руководителя — Александра Безверхнего: Гурьеву немедленно прибыть к нему. Свернув совещание, он прошел в приемную и поинтересовался у дежурного.

— Сергей Николаевич, что случилось? Почему такая срочность?

Тот только развел руками. Теряясь в догадках, Гурьев спросил:

— Кто находится у генерала?

— Коллеги из ГРУ.

— Д-а?! — удивился Гурьев и уточнил: — А кто?

— Заместить начальника управления и офицер из собственной безопасности, — сообщил дежурный.

Брови Гурьева поползли на лоб. Присутствие в кабинете Безверхнего должностных лиц ГРУ такого ранга уже само по себе являлось событием. Не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: вызов к генералу Безверхнему был связан с их визитом. Гурьев лихорадочно искал причину и находил в последних провалах в резидентурах ГРУ. Он мысленно перебирал оперативные разработки на военных разведчиков, заподозренных в государственной измене, и находившиеся в производстве своих подчиненных.

— Петр Николаевич, присаживайтесь, — пригласил дежурный и кивнул на диван.

Гурьев не слышал и пытался понять, к чему готовиться, когда завершится встреча у Безверхнего. Прошлый опыт и профессиональная интуиция подсказывали, только чрезвычайные обстоятельства могли привести заместителя начальника ГРУ на Лубянку. Гурьев не брался гадать какие именно. То, что последствия встречи не сулили ему ничего хорошего, так это не вызывало сомнений. Они не пугали его. Он привык держать удар. На волевом лице Гурьева трудно было прочесть эмоции. Их выдавало выражение глаз, веселые лучи-морщинки в уголках глаз сошлись в тугой пучок. Седой ежик волос, казалось, стал еще более колючим. Он энергичными шагами мерил приемную и бросал нетерпеливые взгляды то на часы, то на портреты тех, кто возглавлял отечественную военную контрразведку, и словно искал у них ответ.

Они — бывшие руководители, могли многое рассказать. Их было 28. Девять, выполняя волю советских вождей, впоследствии сами оказались жертвами чудовищных репрессий и были расстреляны. Десятый — Николай Селивановский, стал заложником в борьбе советских вождей и провел два года во внутренней тюрьме на Лубянке. Одиннадцатый — Анатолий Михеев, погиб на фронте в рукопашной схватке с фашистами осенью 1941 года. Вместе с подчиненными сотрудниками особого отдела Юго-Западного фронта он прикрывал прорыв из окружения командующего и его штаба. Остальные руководители военной контрразведки благополучно завершили службу. Двое, пройдя все служебные ступени, возглавили: Виталий Федорчук — КГБ СССР, а Петр Ивашутин — ГРУ Генштаба Министерства обороны Советского Союза.

Генерал-лейтенант Александр Безверхний стал 29-м руководителем военной контрразведки и получил назначение на столь ответственную должность в 50 лет. В этом качестве ему пришлось начинать работу в один из тяжелейших периодов в жизни страны. На развалинах некогда могущественного Советского Союза в муках нарождалась молодая российская государственность. Вместе с ней происходило становление новых институтов власти и военной контрразведки, в частности. Охотников сделать ее «карманной» нашлось немало. Первым ее руководителям: генералам Алексею Молякову и Владимиру Петрищеву, понадобились дар Златоуста и хитрость Одиссея, чтобы не допустить этого.

Александр Георгиевич принял от них нелегкую эстафету на рубеже веков. Заканчивалось 20-е столетие, принесшее России и ее народу множество страданий и бед. Президент Борис Ельцин покинул Кремль. Вскормленная им ненасытная свора олигархов, алчно рыча, готовилась и дальше безнаказанно растаскивать по офшорам национальные богатства страны. Препятствием на их пути стали молодой президент Владимир Путин и стоящие за ним генералы и офицеры спецслужб и армии.

Между ними и олигархами началась война не на жизнь, и даже не на смерть. Цена ее была неизмеримо больше — сохранение самого Российского государства. Сбившись в кровожадную стаю, пресловутая «Семибанкирщина»: Ходорковский, Березовский, Гусинский и другие олигархи экземпляром помельче бросили против президента Путина и его гвардии — сотрудников спецслужб, огромные финансовые, информационные ресурсы и проиграли. Важную роль в той победе сыграли военная контрразведка и генерал Безверхний. Они не позволили олигархам сделать игрушками в своих руках некоторых генералов Российской армии и внутренних войск МВД.

В те дни, полные неимоверного напряжения сил в борьбе с иностранными спецслужбами и олигархами, злой рок нанес страшный удар по семье Безверхних. Из жизни трагически ушел сын. Выдержав и это испытание, Александр Георгиевич продолжал твердой и разумной рукой вести корабль военной контрразведки в бурном политическом море.

Он и его заместитель по кадрам генерал Николай Зайцев системно и последовательно выстраивали схему работы своих подчиненных. Они видели залог нынешних и будущих успехов военной контрразведки в поиске и воспитании будущей своей смены. Одним из таких молодых и перспективных руководителей являлся полковник Гурьев. Его, как и десятки других начальников отделов, Безверхний и Зайцев направляли на самые трудные участки работы, привлекали к участию в сложных операциях и терпеливо вели к вершинам в искусстве контрразведки.

Пока Гурьев оправдывал их надежды. Он не пасовал перед трудностями, брал на себя ответственность в критических ситуациях, не ждал ценных указаний, проявлял инициативу, творчески подходил к решению задач и малыми силами добивался значимых результатов. Жесткий и требовательный в работе, в повседневной жизни Гурьев был внимателен к нуждам подчиненных и жил интересами коллектива. На это сотрудники отвечали ему самоотверженной работой.

Сегодня, судя по визиту к Безверхнему представителей ГРУ, Гурьеву не приходилось рассчитывать на его благосклонное отношение. Последние потери в рядах военных разведчиков говорили о серьезных провалах в их работе. В этом была и доля вины самого Гурьева и его подчиненных. Им пока не удалось выявить и нейтрализовать предателя, проникшего в ряды ГРУ. Он мысленно обращался к материалам оперативных разработок, чтобы представить Безверхнему содержательный доклад, но важные детали не сохранились в памяти, и позвонил Новиченко.

— Слушаю вас, Петр Николаевич, — ответил он.

— Разговор не по телефону, Анатолий Вячеславович! Срочно поднимись в приемную генерала Безверхнего! — распорядился Гурьев и вышел в коридор.

Навстречу ему спешил Новиченко. Озабоченный вид Гурьева насторожил его.

— Что случилось, Петр Николаевич?! Что?! — на ходу выпалил Новиченко.

— Тише! Тише, Анатолий Вячеславович!

— Так что случилось?

— Пока не знаю, но случилось.

— Ну, хоть примерно, откуда и что прилетит?

— От ГРУ, — обронил Гурьев и пояснил: — В кабинете у генерала Безверхнего находятся заместитель начальника управления и офицер из службы собственной безопасности.

— Значит, праздник отменяется, — уныло произнес Новиченко.

— На нашей улице он точно не предвидится.

— Чует мое сердце, связано это с провалами в лондонской и в мадридской резидентурах.

— Правильно чует, Анатолий Вячеславович. Но с чувствами, это к дамам, а к Александру Георгиевичу надо идти с фактами. Что мы можем положить ему на стол? Что? — задался вопросом Гурьев.

— Материалы на полковника Сыпачева, подполковника Чулкова, бывшего подполковника, ныне бизнесмена Грошева, пенсионера полковника Скрипаля… — принялся перечислять Новиченко.

— Стоп, Слава! — остановил Гурьев. — Начнем со Скрипаля! Кроме того, что мотается то в Испанию, то на Мальту и любит посидеть в компании бывших коллег, у нас, по существу, на него ничего нет.

— Я бы не был так категоричен, Петр Николаевич. В последнем сообщении агент Попов отмечал, что Скрипаль проявлял повышенный интерес к назначениям в мадридской резидентуре.

— Это нам его интерес кажется повышенным. А с точки зрения бизнесмена Скрипаля все логично. Почему бы не обратиться за помощью к бывшим своим коллегам?

— Бизнес Скрипаля — одно название, Петр Николаевич. Продал бочки для вина, и случилось то при царе Горохе.

— С бочками, дело прошлое. Интересно другое, почему Скрипаль ищет выход на Анисимова, который в Москве сидит на аналитике?

— Да, вопрос заслуживает оперативной разработки, и с ним надо разбираться, — согласился Новиченко.

— Надо. Но материал сыроват, и выходить с ним на уровень Александра Георгиевича пока рановато, — заключил Гурьев.

— Остается Сыпачев, либо Чулков. Оба тянут на «крота» в «Аквариуме».

— Чулков, — да. В Москве его маршрут дважды пересекался с установленным разведчиком резидентуры ЦРУ Майклом Дугласом.

— И еще, Петр Николаевич, в период службы Чулкова в мадридской резидентуре ГРУ он имел устойчивые контакты с сотрудником Национального центра разведки CNI — Хавьером Трильо. Контакт был санкционирован резидентом Измайловым.

— Если мне память не изменяет, Чулков изучал Трильо как кандидата на вербовку. В качестве основы для общения выступало увлечение большим теннисом, — вспомнил Гурьев.

— Да, Чулков играет на приличном уровне, и на этой почве установил контакт с Трильо, — подтвердил Новиченко.

— Вопрос: продолжает ли наша резидентура заниматься изучением Трильо? Ответ на него позволит нам понять, действительно ли Чулков разрабатывал Трильо или использовал его как прикрытие для шпионской деятельности.

— Доступ к информации по разработке Трильо закрыт, и вряд ли мы получим ответ, — усомнился Новиченко.

— Понимаю, Анатолий Вячеславович, но надо. Постарайся выяснить вопрос через агента Симонова. Он может что-то знать.

— Попытаюсь, но не гарантирую результат.

— Итак, остается Сыпачев.

— Да, фактура на него свежая и серьезная.

— Носов установил, с какой целью он посетил посольство США в Москве?

— Пытается.

— Но так же нельзя работать, Анатолий Вячеславович! Полторы недели прошло, а воз и ныне там! — дал волю эмоциям Гурьев.

— Петр Николаевич, здесь та же проблема, что и с Чулковым, — оправдывался Новиченко.

— И что?

— Ну, вы же знаете, как только мы затрагиваем оперативные вопросы, так в ГРУ это встречают в штыки.

— Знаю! А для чего тогда наша агентура? Даю тебе три дня, чтобы… — Гурьев прервал разговор; в коридор в сопровождении помощника дежурного вышли участники встречи с Безверхним, и распорядился: — Анатолий Вячеславович, давай-ка в темпе вальса прокачай вопросы, что мы обсудили.

— Есть! — принял к исполнению Новиченко и направился к себе.

Гурьев поспешил в приемную. Дежурный нажал клавишу на переговорном устройстве и доложил:

— Товарищ генерал, Петр Николаевич находится здесь!

— Пусть заходит, — распорядился Безверхний.

Дежурный кивнул головой. Гурьев открыл дверь и вошел в кабинет. Яркий солнечный свет свободно лился через три больших окна и теплыми бликами поигрывал на деревянных панелях большого прямоугольного кабинета. Дальнюю его стену занимала карта мира. Та ее часть, что не была закрыта шторой, пестрела множеством загадочных разноцветных обозначений. Они говорили: интересы военной контрразведки России простираются далеко за пределы Родины. Вдоль левой стены располагался книжный шкаф, за стеклами тускло поблескивали корешки фолиантов. В углу, из глубокой ниши выглядывал сейф, за его содержимое любая разведка отдала бы многое. На рабочем столе, рядом с электронной панелью, горкой высилась стопка папок. Строгость обстановки смягчалась любительской, от того еще более трогательной фотографией юноши. Она занимала центральное место на журнальном столике. В юноше угадывались черты самого Безверхнего.

Гурьев остановился на пороге. В течение нескольких лет он регулярно заходил в кабинет руководителя военной контрразведки и каждый раз испытывал душевный трепет. Его стены, если бы могли говорить, то поведали бы такие тайны, перед разгадками которых был бы бессилен сам Шерлок Холмс. Здесь планировались и проводились операции, повлиявшие не только на исход ряда сражений на фронтах войны, а и на судьбы государства. Одна из них длилась почти шесть лет.

В 1921 году молодая советская военная контрразведка — Особый отдел ВЧК — ГПУ, совместно с Контрразведывательным отделом (КРО) приступили к реализации дерзкой по замыслу и грандиозной по масштабу операции, получившей кодовое название «Трест». Ее целью являлось идейное и организационное разложение находившегося в эмиграции Русского Общевоинского Союза (РОВС). Его костяк составляли бывшие боевые генералы и офицеры, а возглавлял человек с железной волей, твердыми политическими убеждениями и хорошими организаторскими способностями — генерал Кутепов. При поддержке правительств и спецслужб Франции, Великобритании и Польши РОВС вел активную разведывательную, повстанческую и террористическую деятельность на территории СССР, направленную на свержение советской власти.

Руководители операции «Трест» Феликс Дзержинский и гений контрразведки и разведки — Артур Артузов и их подчиненные избрали оригинальную по замыслу и нестандартную по исполнению форму борьбы с противником. Они создали в Москве идейно близкую РОВС легендированную, «антисоветскую» организацию «Монархическое объединение Центральной России» (МОЦР). Ведущая роль в ней отводилась агентам советской спецслужбы: ответственному работнику наркомата внешней торговли РСФСР Якушеву, бывшим: генерал-квартирмейстеру Потапову, генералу Зайончковскому и сослуживцу Кутепова по гвардейскому Преображенскому полку полковнику Зуеву. Особый вес МОЦР в глазах Кутепова, спецслужб Франции и Великобритании придавало то, что бывшие сослуживцы занимали важные посты в Красной армии и высших государственных органах власти.

С 1922 года между МОЦР и РОВС начались активные контакты. В результате советская спецслужба проникла в большинство контрреволюционных организаций, действовавших в Европе. С течением времени ей удалось поставить под свой контроль деятельность в России разведок Финляндии, Польши, Латвии, Франции и Великобритании.

Якушев и Потапов, «выполнявший обязанности начальника военного штаба МОЦР», а также Зуев и их соратники, роль которых играли сотрудники военной контрразведки и КРО, регулярно снабжали спецслужбы этих стран выгодной для советского руководства в политическом и военном плане стратегической дезинформацией, разработанной на Лубянке и в Генштабе Красной армии.

Кутепов, его заместитель генерал Миллер, руководство РОВСа и их покровители из иностранных разведок, не подозревая об этом, добросовестно обеспечивали деньгами МОЦР и направляли эмиссаров в ловушки, ловко расставленные контрразведчиками. До 1926 года в Париже и Лондоне верили в мощь МОЦР и жили надеждой на скорый повстанческий взрыв внутри России. Иллюзию Кутепова и его покровителей из спецслужб Франции, Великобритании и Польши питала филигранная работа Артузова, Якушева, Потапова и десятка других участников операции «Трест».

Не менее яркую страницу в историю отечественной спецслужбы военные контрразведчики Смерша вписали в годы Великой Отечественной войны. Поразительно, но факт, она открылась спустя 58 лет после знаменитого парада Победы на Красной площади.

В 2002 генерал Безверхний, при поддержке директора ФСБ России Николая Патрушева, взял на себя смелость очистить деятельность Смерша и ее сотрудников от грязных наветов и лживых мифов. Коллектив энтузиастов в течение года работал в архивах ФСБ. Были изучены тысячи дел, прочитаны сотни тысяч страниц документов, и только тогда открылась правда о Смерше. Перед исследователями предстала необыкновенная, захватывающе интересная книга человеческих судеб и блестящих операций, которых не знала ни одна спецслужба мира. Смерш на самом деле оказалась фантастически эффективной спецслужбой, она играла роль надежной иммунной системы для Красной армии.

За все время войны спецслужбам Германии и ее сателлитам так и не удалось создать агентурных позиций даже на уровне дивизия — армейский корпус. При этом ни один сотрудник Смерша не перешел на сторону противника, ни один из них не был завербован.

Советская военная контрразведка не только надежно защищала Красную армию, она вела активную разведывательную работу. К середине 1944 года в большинстве разведывательных школ и центров гитлеровских спецслужб: Абвере и «Цеппелине» действовали зафронтовые разведчики Смерша. Операции, проводившиеся с их участием, оказали существенное влияние на ряд стратегических военных сражений.

Одна из них «Загадка» продолжалась почти два года. Начало ей было положено 27 июня 1943 года. Замысел операции санкционировал начальник ГУКР НКО Смерш генерал-полковник Виктор Абакумов. По результатам выполнения он регулярно докладывал Верховному Главнокомандующему Иосифу Сталину. Завершилась она в марте 1945 года.

За это время до высшего гитлеровского командования было доведено пять стратегических дезинформаций. Это позволило ввести в заблуждение противника относительно замысла советского контрнаступления под Курском, а также ряда других операций на Восточном фронте. В руководстве Главного управления имперской безопасности Германии (РСХА) настолько верили в группу «Иосиф», такое кодовое название она получила у гитлеровцев, что без тени сомнений посылали в Москву одного за другим курьеров. Одни из них успешно работали под диктовку Смерша, другие, кто не соглашался, «гибли в бою». Еще одним важным итогом «Загадки» стало предотвращение террористического акта, замышлявшегося гитлеровскими спецслужбами против наркома путей сообщений СССР Лазаря Кагановича и главы государства Иосифа Сталина.

Главный герой операции зафронтовой разведчик Смерша Виктор Бутырин «за успешное выполнение заданий» удостаивался личных благодарностей шефа Главного управления имперской безопасности Германии обергруппенфюрера СС Кальтенбруннера. В гитлеровской спецслужбе так и не узнали, что группа «Иосиф» успешно работала не на нее, а на Иосифа Сталина.

Закончилась Великая Отечественная война. Над Москвой гремели залпы победного салюта, на берегах реки Эльбы советские, американские и британские солдаты продолжали брататься, а в тиши правительственных кабинетов в Вашингтоне и Лондоне политики раздували пламя новой — холодной войны. Важнейшая роль в ней отводилась спецслужбам. С ними в непримиримой тайной схватке сошлись советская разведка и контрразведка. Наиболее масштабно и бескомпромиссно тайная война проходила на территории Германской Демократической Республики (ГДР). Основной удар западных спецслужб приняли на себя бывшие сотрудники Смерша — управления особых отделов КГБ при Совете министров СССР Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ).

Они, прошедшие через горнило Великой Отечественной войны, одержавшие победу в схватке с матерыми гитлеровскими спецслужбами: Абвером и Главным управлением имперской безопасности Германии, совместно с коллегами из МГБ ГДР начисто переиграли опытнейшую британскую СИС и американское ЦРУ. В историю отечественных спецслужб их совместная операция вошла под кодовым название «Весна». Она длилась свыше двух лет и была завершена в апреле 1955 года.

«Весна», которая наступила на «нашей улице» — «улице» управления особых отделов КГБ СССР ГСОВГ и МГБ ГДР, вызвала шок в Вашингтоне, Лондоне и Париже. В один день прекратила свое существование вся агентурная сеть западных спецслужб на территории ГДР. Оперативно-боевые группы советской военной контрразведки и МГБ произвели арест свыше 500 агентов, в их числе: американских — 221, английских — 105, а также спецслужб Франции и ФРГ. В результате оперативных комбинаций на территорию ГДР было выведено и задержано 11 официальных сотрудников и резидентов, прекратили свое существование четыре американские, пять английских и три западногерманские резидентуры.

В январе 1959 года на Кубе произошла революция. Ее лидер — Кастро, провозгласил социалистический курс развития страны. Столь дерзкий вызов привел в бешенство президента США Эйзенхауэра. Он поставил перед ЦРУ задачу — свергнуть правительство революционеров.

На помощь Кубе, пламенному Кастро и его соратникам пришел Советский Союз. 24 мая 1962 года Президиум ЦК КПСС принял решение: «…в целях ограждения Кубы от прямого американского вторжения разместить на ее территории ракеты средней дальности, снаряженные ядерными зарядами».

Операция получила кодовое название «Анадырь». Ее замыслом предусматривалась доставка морским транспортом на территорию «Острова Свободы» нескольких десятков тысяч военнослужащих, ядерных боеприпасов, компонентов топлива и самих ракет, с последующей их установкой на оборудованных стартовых позициях.

Такого масштаба задачи, скрытно от противника и в столь сжатые сроки, не приходилось решать ни одной армии мира. Они были блестяще выполнены. Три с лишним месяца ни ЦРУ, ни РУМО (Разведывательное управление министерства обороны США) не подозревали, что всего в 80-ти милях от побережья США находится советский ядерный кулак. Это удалось сделать благодаря самоотверженной и профессиональной работе сотрудников военной контрразведки и режимных органов командования. Они не допустили утечки информации и обеспечили высочайшую степень секретности всех проводимых работ.

14 октября 1962 года президенту Кеннеди представили данные аэрофотосъемки боевых стартовых позиций с ракетами на пусковых столах. Они потрясли его. К тому времени на территории Кубы находились на боевом дежурстве 42 ракетных комплекса.

12 декабря 1979 года Политбюро ЦК КПСС приняло решение о вводе войск в Республику Афганистан. Вместе с ними на территорию страны вошли сотрудники военной контрразведки. В течение десяти лет в составе частей 40-й армии они вели ожесточенную войну со спецслужбами США, Великобритании, Пакистана и ряда других стран. За это время особыми отделами КГБ СССР было выявлено 62 агента иностранных разведок и 912 — из числа вооруженных отрядов оппозиции, пресечено 556 случаев сбора информации о частях 40-й армии, предотвращено склонение 328 советских военнослужащих к измене Родине, вызволено из плена 78 человек.

За смелость и героизм, проявленные при выполнении оперативно-боевых задач, более 600 военных контрразведчиков удостоились высоких государственных наград. Капитану Борису Соколову было присвоено звание Героя Советского Союза. Он, как и его предшественники — сотрудники Смерша, в трудную минуту находился в одном строю с армейскими товарищами.

В феврале 1984 года после гибели командира разведбата, несмотря на полученную контузию, Соколов взял на себя командование подразделением и с минимальными потерями вывел его из боя. За время службы в Афганистане он принял участие в 64 разведывательных и боевых операциях.

15 мая 1988 года начался вывод частей 40-й армии из Афганистана. Вместе с ними военные контрразведчики возвращались на родину. Вряд ли кто из них тогда думал, что дома им предстоит пройти через испытания новой войны. Спустя шесть лет, на Северном Кавказе они сошлись лицом к лицу с международным террористическим интернационалом и незаконными вооруженными формированиями сепаратистов. В них стреляли, их подрывали. В суровых горах Кавказа новое поколение российских контрразведчиков вместе с армейскими товарищами выстояло и победило. В муках, ценой потерь боевых друзей они выстрадали свою Россию и на зубах вытащили ее из вселенской разрухи и омута кровопролитной войны.

Только за 1999–2000 годы отделы военной контрразведки на территории Северного Кавказа выявили 57 баз боевиков, 6 укрепрайонов, 65 блиндажей, около 60 укрытий и 230 схронов и тайников с оружием. В ходе последующих совместных с командованием войсковых операций значительная их часть была уничтожена.

Новое поколение российских военных контрразведчиков показало себя не только профессионалами своего дела, а людьми долга и чести. В трудные минуты, как и в годы Великой Отечественной войны, они плечом к плечу с армейскими товарищами сражались с общим врагом: террористами и бандитами. И когда наступало время выбора, контрразведчики возглавляли воинские подразделения и вызывали огонь на себя. Шестерым было присвоено звание Героя России, двоим посмертно.

В истории отечественных спецслужб военная контрразведка была и пока остается единственной, удостоившейся высокой государственной награды — ордена Красного Знамени.

И сегодня в стенах кабинета руководителя военной контрразведки — генерала Безверхнего продолжали разрабатываться и осуществляться десятки контрразведывательных и разведывательных операций. В ряде их участвовал Гурьев и сотрудники его отдела. В этой тайной войне были свои победы и свои поражения. Сегодня успех был на стороне противника, о чем Гурьеву говорил вид генерала Безверхнего. Его высокий, открытый лоб бороздила глубокая морщина, губы были сжаты в тугую складку, в карих глазах вспыхивали грозные огоньки. Но он не дал воли своему гневу, сдержанно поздоровавшись, кивнул на стул и после долгой паузы спросил:

— Петр Николаевич, тебе, опытному руководителю, визит представителей ГРУ ни о чем не говорит?

— Говорит, Александр Георгиевич, у них возникли серьезные проблемы, — ответил Гурьев.

— Ошибаешься, Петр Николаевич! — отрезал Безверхний. — Проблемы возникли у всех нас! Мы не частные лавочки! Мы государственные институты и призваны защищать интересы России!

— Извините, товарищ генерал, виноват.

— От этого не легче! И мы, к сожалению, пока им не помощники! — в сердцах произнес Безверхний.

— Ну почему, Александр Георгиевич! Под подозрением находится полковник Сыпачев, подполковник Чулков и бывший подполковник Грошев.

— Подозрения, Петр Николаевич, к делу не подошьешь. Пока мы с тобой подозреваем, негодяй, а может и не один, творит свое черное дело.

— На Сыпачева есть серьезная наводка. 26 февраля 2002 года он посетил посольство США, находился в нем более двух часов. Мы выясняем, имел ли он санкцию от руководства ГРУ или…

— Не имел! — перебил Безверхний.

— Чт-о?!.. Действующий сотрудник ГРУ вот так просто полез в осиное гнездо. Ну… — у Гурьева не нашлось больше слов.

— Слава богу, хоть узнали. И спасибо надо сказать милиционерам. Молодцы, проявили смекалку и зацепили Сыпачева.

— Значит, Сыпачев действовал по своей инициативе! Так вот почему Носову в ГРУ тянули с ответом! — оживился Гурьев.

— Это уже не важно. Необходимо оперативно разобраться с какой целью Сыпачев посетил посольство США.

— Александр Георгиевич, но если ему не давали санкции, а факт посещения он скрыл от руководства ГРУ, то это и есть «крот», которого мы ищем!

— Петр Николаевич, не спеши с выводами. Вот когда у меня на столе будут лежать доказательства изменнической деятельности Сыпачева, вот тогда будет о чем говорить! — заявил Безверхний и потребовал: — Силы не распылять, сосредоточить на получении доказательств шпионской деятельности Сыпачева! Разработку вести предельно осторожно, строжайше соблюдать меры конспирации!

— Ясно! Есть! — принял к исполнению Гурьев.

— Сегодня подготовить материалы в суд для получения санкции на проведение по Сыпачеву всего комплекса оперативно-технических мероприятий.

— Есть! Поручу Новиченко и Носову, они уже руку набили.

— Тебе виднее, твои подчиненные.

— Для дальнейшей оперативной разработки предлагаю создать группу в составе: Новиченко, Носов и Бацкий. Руководство беру на себя.

— Согласен, — утвердил Безверхний и подчеркнул: — Если Сыпачева завербовали, то, следуя логике, ему отработали задание.

— Значит, назначили явку и с ней тянуть не станут, — заключил Гурьев.

— Вопрос, по какому варианту ее проведут: личная конспиративная встреча или бесконтактная, через тайник?

— Через тайник маловероятно, Александр Георгиевич.

— Это почему же?

— Сыпачев на контакт с резидентурой пошел напролом. Поэтому…

— Погоди, погоди, Петр Николаевич, — остановил Безверхний. — Для начала нам надо понять, что подтолкнуло его к таким действиям? Что?!

Вопрос надолго повис в воздухе. Ответ лежал в прошлом Сыпачева. Безверхний и Гурьев обратились к справке — характеристике, представленной на него прямыми начальниками. Вчитываясь в скупые, сухие строчки контрразведчики пытались понять, что побудило опытного полковника ГРУ стать на путь государственной измены…

В далеких пятидесятых годах прошлого века жизнь Александра Евгеньевича Сыпачева, тогда еще Сашу, не баловала. Холодное и полуголодное послевоенное детство, проведенное на Урале, навсегда осталось в памяти. В северном промышленном городке Краснокамске, затерянном в глуши Пермского края, у жителей был небогатый выбор — работа на заготовках леса или на местном механическом заводе.

Выпускнику десятого класса Саше Сыпачеву повезло больше, чем другим. Он вырвался из привычного круга, по которому пошли многие одноклассники: рутинная работа на заводе и полусонная дрема перед телевизором, с первой попытки поступил в военное училище. Курсантская форма подчеркивала ладную фигуру Саши, а твердый армейский шаг говорил, с будущим у него все в порядке.

После окончания учебы лейтенанту Сыпачеву снова улыбнулась удача. Как говорят военные: «Бог создал Сочи, а черт Могочу». В Могочу, к черту на кулички, в Забайкальский военный округ, опять же, как говорят военные: «Забудь вернуться обратно», поехали другие. В Сочи Сыпачев тоже не попал, но не слишком горевал. Служба в обустроенном гарнизоне была далеко не худшим вариантом. Молодая, красивая жена с пониманием отнеслась к временным тяготам и лишениям. Терпеть их пришлось недолго. Деятельный, грамотный офицер Сыпачев привлек внимание кадровых сотрудников ГРУ, и в его военной карьере произошел резкий поворот.

Служба «от подъема до забора», «круглое тащить, квадратное катить», изматывающие душу инспекторские проверки, все это осталось позади. Жизнь в Москве и учеба в Военно-дипломатической академии ГРУ, больше походившая на интересную игру, открыли перед Сыпачевым совершенно иной мир. Он жадно вчитывался в пожелтевшие от времени страницы дел прошлых операций. Вместе с их героями — советскими военными разведчиками: Рихардом Зорге, Шандором Радо, Леопольдом Треппером и другими, он с головой погружался в бурное время, окрашенное героической романтикой.

Подошла к концу учеба, состоялось распределение и для Сыпачева начались суровые будни. С течением времени проза жизни пригасила огонек романтики в его душе. На практике разведка оказалась делом не только тяжелым, но зачастую рутинно-утомительным. Явки с агентами на конспиративных квартирах, беседы с кандидатами на вербовку на фуршетах и в ресторанах, гонки на машинах, чтобы оторваться от слежки, все это присутствовало в работе молодого оперативного сотрудника Сыпачева. Но…

В ней имелись изматывающая душу бумажная волокита и отписки в делах для проверяющего. Скрепя сердце Сыпачев вымучивал из себя отчеты. По этому поводу более ушлые сотрудники язвительно острили: «Чем больше бумаг в деле агента, тем чище собственная задница». Сыпачев плодил их.

Шли годы. Он в срок занимал положенные должности и рос в званиях. Но успех в работе чаще сопутствовал другим. Своего суперагента Сыпачев не завербовал. Поэтому, не особенно убиваясь, тянул служебную лямку. Впереди, на «гражданке» его ждали достойная пенсия, должность кадровика или зама по режиму в солидной госструктуре, а по праздникам ритуальные встречи с комсомольской молодежью и раз в год торжественный прием в ГРУ.

Август 1991 года в одночасье лишил Сыпачева всего этого. Зарплата полковника упала до уровня помощника машиниста метро. Возраст, близкий к пенсионному, оставлял надежду разве что на место «вратаря на калитке» у какого-нибудь юного олигарха. На завистливых глазах Сыпачева бурно нарождалась новая жизнь. Она слепила блеском рекламы и оглушала ревом двигателей бентли, порше и ягуаров. На чужом празднике жизни он чувствовал себя лишним.

Смута, охватившая в те годы страну, мутила его душу. Ему, как в песне кумира юности Владимира Высоцкого, казалось: «Все не так!.. Все не так, ребята!».

Не так все шло по службе. Не так все складывалось в семье. Жена, до поры до времени терпеливо сносившая его нервные срывы, отдалялась. Дети выросли и жили самостоятельной жизнью. Развод стал неизбежен. Сыпачев не стал затевать скандала и трепать себе нервы, сутяжась в судах, с одним чемоданом покинул дом.

На пятом десятке лет начинать новую жизнь в чужих стенах с висящим на шее банковским кредитом и пугающим своей близостью дембелем, становилось невыносимо. Денежное место в «Наш дом — Газпром» Сыпачеву не светило. Там не знали, как избавиться от лишних ртов. Идти с пистолетом и грабить банк, которому задолжал, было глупо…

Гурьев, дочитав до конца справку — характеристику на Сыпачева, возвратил ее Безверхнему и с горечью произнес:

— Мотив понятен — банальная корысть. С личностью тоже ясно. Сыпачев ничем не отличается от Пеньковского, Сметанина, Баранова и остальных негодяев. Клонированный ряд Иуд.

— К сожалению, ты прав, Петр Николаевич. Сыпачев не последний из этого, как ты назвал, клонированного ряда. Поэтому работы на наш век хватит. Но сейчас не время копаться в душе Сыпачева. Его надо остановить! Остановить как можно скорее! — потребовал Безверхний.

— И сделать это надо было еще вчера! — признал Гурьев.

— Вопрос: как?

— Взять на сборе материалов.

— На это уже не осталось времени! — отверг Безверхний и предположил. — В посольство Сыпачев вряд ли пошел с пустыми руками. Значит, заблаговременно готовился и собрал материал.

— И будет выдавать его по частям, чтобы содрать побольше!

— Все так, Петр Николаевич. Поэтому на передний план выходит вопрос, на какой носитель он записал информацию, где и в каком месте хранит?

— К сожалению, Александр Георгиевич, с этим пока полный ноль, — признал Гурьев.

— А с нолем, сам знаешь, в суде нам делать нечего. Надо обратить его в жирную единицу. Да такую, чтобы Сыпачев не вывернулся! Он, конечно, негодяй, но профессионал и концы надежно спрятал, — размышлял вслух Безверхний. — Но раз полез в посольство, значит, позарез нужны деньги. Что для нас из сего следует, Петр Николаевич?

— Сыпачев будет торопить резидентуру со следующей явкой! — заключил Гурьев.

— Верно! Вопрос: где она состоится?

— Вряд ли в посольстве. Второй раз Сыпачев не станет рисковать, а резидентура тем более. Явка будет проходить в городе!

— Разделяю твою уверенность! — согласился Безверхний. — А значит, на явку Сыпачев пойдет не пустой, вот там и возьмем с поличным.

— Ясно, Александр Георгиевич, в этом направлении и буду строить работу, — заверил Гурьев.

— Только никакой горячки! Осторожность и еще раз осторожность! Малейший наш неверный шаг, и все пойдет насмарку. Сыпачев не инициативник с улицы. Он не хуже нас знает нашу школу.

— Понимаю, Александр Георгиевич. С ним все ясно, а как выстраивать работу с ГРУ? Сыпачев, как говорится, сукин сын, но свой сукин сын.

— По крайней мере, мне обещали не мешать.

— Ясно. Разрешите приступать к работе?

— Но сначала представь на него план оперативно-розыскных мероприятий. Представить сегодня!

— Есть, — принял к исполнению Гурьев.

— Сыпачев Сыпачевым, но не забывай про Чулкова и Грошева. По ним продолжать работу в прежнем режиме! — распорядился Безверхний.

С того дня оперативные и оперативно-технические силы и средства не только военной контрразведки, а и других служб ФСБ были задействованы в оперативной разработке Сыпачева. Каждый его шаг отслеживался разведчиками наружного наблюдения, с санкции суда прослушивались телефонные переговоры, под контролем находилась Интернет-связь.

Результат не замедлил сказаться. Спустя три недели после посещения Сыпачевым посольства США, на его телефон проследовал звонок. Неизвестный вел разговор из телефона-автомата. Он продолжался чуть больше двух минут. Собеседники прибегали к условностям, но они не ввели в заблуждение контрразведчиков. Беседа Сыпачева с неизвестным подкрепляла версию о шпионском характере связи. Как и предполагал Безверхний, шпион торопил со встречей.

В резидентуре ЦРУ не стали затягивать с ней. 29 марта на телефон Сыпачева проследовал очередной звонок. Неизвестный, как и в прошлый раз, звонил из телефона-автомата. Разговор продолжался чуть больше минуты. В нем присутствовали условности. Неизвестный предложил Сыпачеву вечером проехать в Химки и в 19:00 встретиться в супермаркете IKEA.

Через час после этого разговора Сыпачева Гурьев, Носов и руководитель бригады наружки уже находились на месте предполагаемой явки. Изучив обстановку, они пришли к общему мнению. Резидентура ЦРУ предварительно и со знанием дела произвела разведку местности. Супермаркет занимал большую площадь, подходы к нему хорошо просматривались с автостоянки, там мог находиться пост контрнаблюдения американской разведки. Ассортимент товаров пользовался большим спросом, а значит, после окончания рабочего дня в залах начиналось настоящее столпотворение. Определившись с местами для постов наблюдения, Гурьев и Носов возвратились на Лубянку. Теперь им оставалось запастись терпением и ждать результатов наблюдения за Сыпачевым от разведчиков наружки.

Томительно медленно тянулись минуты и часы. Рабочий день наконец закончился. Сыпачев покинул кабинет и вышел в город. В работу включилась наружка. Ее доклады не оставляли у Гурьева сомнений, шпион в ближайшее время выйдет на явку с резидентурой ЦРУ. Об этом говорило его поведение. Сыпачев менял маршрут, транспорт и использовал другие приемы, чтобы обнаружить слежку. В 19:00 он подошел к супермаркету IKEA.

От внимания разведчиков наружного наблюдения не укрылось поведение двух пассажиров такси на стоянке. В одном из них по фотографии из фотоальбома они опознали кадрового разведчика Майкла Дугласа. Он вышел из машины и направился в супермаркет. Там он встретился с Сыпачевым. Беседа между ними длилась несколько минут. Денег, на которые так рассчитывал шпион, он не получил — их еще предстояло отработать. Дуглас передал ему пакет. В нем лежало шпионское задание, содержащее подробный перечень вопросов, относящихся к структуре ГРУ, назначению ряда подразделений, содержанию деятельности конкретных руководителей и разведчиков, действующих под прикрытием посольства России в США и Великобритании.

В заключение разговора Дуглас, ссылаясь «на неоценимую помощь Александра» и выражая особую заботу «о его личной безопасности», предложил отказаться от личных встреч и перевести «отношения на более конспиративную основу». Сыпачев согласился. Они договорились дальнейшую связь поддерживать через тайник. Место для него было заранее выбрано и подготовлено резидентурой. Тайник находился на пешеходном переходе над железной дорогой, неподалеку от станции метро «Студенческая». Сигналом о закладке контейнера с заданием для Сыпачева должна была служить метка красного цвета размером в пятнадцать сантиметров, выполненная на фундаменте дома № 17 по улице Минской. В завершение встречи Дуглас передал ему схему расположения тайника.

Выдержав после явки небольшую паузу и убедившись в отсутствии слежки, Сыпачев возвратился домой и на следующий день приступил к выполнению задания. Используя свое служебное положение, он к третьему апреля собрал и зашифровал установочные и характеризующие данные на ряд офицеров из центрального аппарата и резидентур ГРУ, их официальные прикрытия и совершено секретные сведения о некоторых операциях российской военной разведки, проводимых за рубежом.

Что думал и испытывал шпион в те минуты, когда вносил в свой «черный» предательский список тех, с кем служил не один год, у кого в гостях чувствовал себя как дома? Стыд?! Угрызения совести?! Вряд ли, к тому времени их заменили деньги.

Военная контрразведка — Особый отдел ВЧК — Управление военной контрразведки ФСБ Российской Федерации была образована 19 декабря 1918 года для «…обнаружения, обследования и пресечения деятельности контрреволюционных и шпионских организаций в Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

С этими ответственными задачами она успешно справилась.

В приказе Революционного Военного Совета Республики № 2835 от 1922 года отмечалось:

«…С первых же дней своего существования власть трудящихся вынуждена была вступить в жестокую борьбу со всеми явными и тайными силами контрреволюционной буржуазии, стремящейся снова поработить трудящихся.

В этой борьбе Советская власть и трудящиеся создали два мощных оружия — Красную Армию и Всероссийскую чрезвычайную комиссию (ВЧК)…

Наряду с вооруженной борьбой белогвардейских армий контрреволюция постоянно пыталась нанести Красной Армии предательский удар в спину. В тылу Красной Армии организовывались белогвардейские заговоры и восстания; тонкой паутиной измены, предательства и шпионажа пыталась контрреволюция опутать Красную Армию, внести в нее яд, обессилить и погубить ее.

Все эти предательские попытки разрушить Красную Армию изнутри разбивались самоотверженной революционной работой Особого отдела в центре и на местах.

Отмечая революционные заслуги Особого Отдела, Реввоенсовет Республики ПОСТАНОВИЛ: вознаградить Особый отел ГПУ орденом Красного Знамени».

19 декабря 2018 года в 100-летнюю годовщину в поздравлении военным контрразведчикам директор Федеральной службы безопасности Российской Федерации генерал армии Александр Бортников отмечал:

«…На протяжении века менялись наименования, оптимизировалась структура, уточнялись задачи, но военная контрразведка неизменно и надежно обеспечивала безопасность армии и флота, вела бескомпромиссную борьбу со спецслужбами иностранных государств, изменниками Родины, экстремистами и коррупционерами…

На этом историческом пути военные контрразведчики сохранили и приумножили боевые и чекистские традиции, основанные на беззаветном служении Родине, и обеспечили их преемственность в трудные годы становления новой России.

Являясь неотъемлемой частью Федеральной службы безопасности Российской Федерации, органы безопасности в войсках и сегодня эффективно решают комплекс сложных и разноплановых задач по обеспечению безопасности Вооруженных Сил, других войск и воинских формирований Российской Федерации…»

Глава 5 «Крот», да не тот

Третье апреля 2002 года в Москве выдалось по-настоящему весенним. Небо очистилось от свинцово-сизых туч и налилось густой синевой. Яркое солнце заглядывало в окна и, отражаясь от зеркала, стекол книжного шкафа, веселыми зайчиками скакало по стенам. За окнами барабанила веселая капель. В распахнутую настежь форточку лился бодрящий воздух, напоенный запахами, ожившей после зимы земли.

Порыв ветра вздул штору пузырем и дальше по-хозяйски пошел гулять по квартире Сыпачевых. Светлана захлопнула форточку, прошла в прихожую и, прежде чем отправиться на работу, бросила взгляд на зеркало. На нее смотрело блеклое отражение. Она поискала губную помаду и не нашла. Грешить на бывшего мужа — Александра, не терпевшего косметики, она не стала. Они давно уже были чужими; непреодолимой стеной между ними стала другая женщина, и потому каждый жил своей жизнью.

Светлана перетряхнула свою сумочку, проверила ящички скрипевшего, как несмазанная телега старенького трюмо, но так и не нашла помады. Подозревать бывшего мужа в нетрадиционной сексуальной ориентации у нее не было оснований. Он убедительно демонстрировал свою мужскую потенцию не только ей, а и этой наглой самозванке, разбившей их семью. Несмотря на супружескую неверность, Светлана не могла даже подумать, что бывший муж изменил не только ей, а и родине. Она посчитала бы сумасшедшим любого, кто бы сказал, что ей отведена роль невольного пособника шпиона. Но это было так.

Безобидный тюбик губной помады являлся важным элементом в организации связи Сыпачева с московской резидентурой ЦРУ. Тюбик лежал в кармане его пиджака и напоминал, сегодня необходимо дать условный сигнал американским разведчикам. Эта мысль не давала ему покоя и будила страх, таившийся в глубине продажной душонки. Отправляясь на службу, он думал не о ссоре с бывшей женой, произошедшей накануне, не о предстоящем практическом занятии со слушателями Военно-дипломатической академии, а о том, как не попасть под колпак российской контрразведки. Ему казалось, что сослуживцы что-то подозревают. Одни — как-то не так смотрят на него, другие — сторонятся. Занятия со слушателями проходили как в тумане, Сыпачев то терял нить в рассуждениях, то невпопад отвечал на вопросы. Разгулявшиеся нервы успокоили выпитая рюмка коньяка и слух о том, что его включили в приказ на поощрение, готовившийся к майским праздникам. Отбросив последние страхи, он решил выходить на связь с резидентурой ЦРУ.

Завершился рабочий день, у которого, как казалось Сыпачеву, не было конца. Но он не спешил домой, вышел в город и принялся наматывать километры, чтобы убить время и оторваться от возможной слежки. Она себя никак не проявила. Сгустившиеся вечерние сумерки добавили ему смелости. Проверив на месте ли тюбик с помадой, Сыпачев направился к месту постановки сигнала. По договоренности с сотрудниками резидентуры ЦРУ ему предстояло нанести условную метку — красную черту, на фундаменте дома № 17 по улице Минской. Она означала: «я готов к закладке контейнера с секретной информацией». В качестве тайника американские разведчики выбрали нишу на железнодорожном переходе у станции метро «Студенческая».

На часах было 21:00. В тусклом свете фонарей улица напоминала мрачный каньон. Редкие машины и пешеходы изредка нарушали тишину. Серые многоэтажки равнодушно взирали на шпиона глазницами окнами. Он не решался подходить к дому № 17, прошелся по противоположной стороне, бросил взгляд по сторонам, никого не заметил и стремительно пересек проезжую часть. Перед глазами возникла серая стена, тут и там испещренная неблагозвучными надписями. Сыпачев зашарил дрожащей рукой в кармане, тюбик как назло выскальзывал из пальцев, отсчитал от угла дома пятнадцать шагов и на свободном месте, на высоте полутора метров провел жирную красную черту размером 15 сантиметров.

Постановка сигнала, как полагал Сыпачев, осталась незамеченной. Из груди вырвался вздох облегчения, словно гора свалилась с плеч. Он отступил на шаг и оцепенел. За спиной, как ему показалось, подобно раскату грома, прозвучало:

— Мужик, ты чо?

Тюбик с помадой выпал из руки Сыпачева. Леденящий холод окатил спину, а ноги одеревенели. Он с трудом нашел в себе силы обернуться. На него таращился отвратительный бомж. Проявив необыкновенную прыть, он подхватил тюбик и повертел в руках. Недоумение на заросшем, закопченном лице сменила брезгливая гримаса. Тишину улицы взорвал отборный мат. Швырнув тюбик под ноги Сыпачева, бомж сорвался на крик:

— Педераст! Житья от вас нет! В конец оборзели! Задниц вам мало, так дома поганите! Я тебя…

Сыпачев уже ничего не слышал, сорвался с места и ринулся вглубь двора. Промчавшись через спортивную площадку, выскочил на соседнюю улицу, перевел дыхание и пришел в себя только на станции метро. Потом, дома он каждый раз вздрагивал от шума шагов на лестничной клетке и лег в постель, когда было далеко за полночь. Долго ворочался с боку на бок и не мог уснуть. Перед глазами стояла омерзительная физиономия бомжа, а в ушах звучал сиплый, изрыгающий проклятья голос. Усталость, в конце концов, сморила Сыпачева. Он забылся в беспокойном сне.

Которую ночь ему снился один и то же сон. Двое из службы безопасности банка требовали от него выплаты долга по кредиту и грозили сообщить в академию. На этот раз они бесцеремонно вломились в прихожую. Угрозы и брань застыли у них на губах, а физиономии вытянулись, когда перед их носом взметнулся ворох из рублей и долларов. 17 часов отделяли Сыпачева от того момента, когда на него должно было свалиться целое состояние. Он встрепенулся, рука нащупала под подушкой капсулу с секретной информацией, с облегчением вздохнул и снова погрузился в сон.

В это самое время, за несколько километров от Сыпачева, на Лубянке, в кабинете Гурьева другие часы отсчитывали время, которое шпиону оставалось находиться на свободе. Разведчики наружного наблюдения зафиксировали постановку Сыпачевым сигнала — метки на фундаменте дома № 17 по улице Минской, а позже появление двух сотрудников американской резидентуры. Они сняли сообщение агента, а наружка засняла их. Оперативная фильмотека пополнилась еще одним доказательством шпионской связи Сыпачева с иностранной спецслужбой. С той минуты операция контрразведчиков перешла в решающую фазу.

В штабе, которым временно стал кабинет Гурьева, он и его подчиненные выверяли каждую ее деталь. В лице Сыпачева контрразведчики имели дело не с дилетантом, а с профессионалом, прослужившим в разведке более 17 лет. Любой их просчет мог обернуться не только утечкой секретной информации к американской спецслужбе, а и позволить шпиону выйти сухим из воды.

Гурьев, Новиченко, Носов, Рябенков и Бацкий внимательно изучали видеозапись разведчиков наружного наблюдения, зафиксировавших действия Сыпачева и американских разведчиков у дома № 17 по улице Минской. Несмотря на всю серьезность ситуации, они не могли скрыть улыбок, когда на экране возник бомж и зазвучал его голос. В кабинете раздавались смешки. Гурьев с трудом сдержался, чтобы самому не рассмеяться и распорядился выключить запись.

Экран дисплея погас, и воцарилась напряженная тишина. У контрразведчиков не вызывало сомнений, что постановкой метки Сыпачев давал сигнал резидентуре ЦРУ о своей готовности к выходу на конспиративную встречу. Когда и где она произойдет? Каков ее характер? Будет ли это моментальная явка в заранее обусловленном месте, либо длительная на конспиративной квартире. Если на квартире, то где она находится?

На эти вопросы Гурьеву и его подчиненным требовалось найти ответы. В огромной Москве, при том объеме оперативной информации, что они располагали, отыскать место встречи шпионов было равносильно тому, что искать иголку в стоге сена. Мозговой штурм, предпринятый контрразведчиками, пока не дал результатов. Они вынуждены были обратиться к ранним видеозаписям на Сыпачева и американских разведчиков. Эти материалы дали новую пищу для размышлений.

Гурьев внимательно слушал аргументы и доводы подчиненных, делал пометки в блокнот. В какой-то момент остановился, его внимание привлекла версия Носова. Он стоял на том, что операция резидентуры ЦРУ по связи с Сыпачевым будет носить тайниковый характер. Гурьев остановил спор и обратился к Носову.

— Вячеслав Александрович, давай все сначала и по порядку.

— Есть! — ответил Носов и перешел к аргументам. — Первое — это характерный почерк, сигнальные метки. Он прослеживается во многих операциях резидентуры ЦРУ. Так было с Пеньковским, Ивановым и Филатовым, а теперь всплыл и Сыпачев…

— Так тот же самый способ связи американцы использовали в работе с Поляковым и Огородником! — выпалил Рябенков.

— Не горячись, Коля, — остудил его Новиченко.

— Да как тут не горячиться, Анатолий Вячеславович?! Скоро придется вывешивать над «Аквариумом» баннер: ЦРУ — вон из ГРУ!

Гурьев нахмурился и, поиграв желваками на скулах, потребовал:

— Товарищ майор, прекратите болтать глупости! Наши военные разведчики находятся на переднем крае тайной войны! А на войне, как вам известно, неизбежны потери!

— Виноват, товарищ полковник, — буркнул Рябенков, но не сдержался. — А где были начальники Сыпачева и остальных мерзавцев? Все лежало на поверхности! Сыпачев пошел вразнос, когда ушел из семьи! Филатов — бабник! Поляков — откровенная крыса!

— Николай Николаевич, это вопрос не только к ним, но и к нам! Разве не нашему отделу поручено вести контрразведывательную работу на этом участке? — напомнил Гурьев.

Рябенков ничего не ответил и замкнулся в себе. Новиченко и Бацкий промолчали. Гурьев снова обратился к Носову.

— Продолжай, Вячеслав Александрович.

— Американцы дважды встречались с Сыпачевым. В первом случае, как мы предполагаем, инициатива исходила от Сыпачева. Во втором, в Химках — от резидентуры. Для профессионалов времени вполне достаточно, чтобы договориться и перейти на тайниковый способ связи, — привел Носов еще один довод в пользу своей версии.

— Петр Николаевич, я тоже склоняюсь к такому варианту, — поддержал его Новиченко.

— В таком случае, как Сыпачев, так и резидентура должны были провести разведку места закладки тайника! — заключил Гурьев и предложил: — Товарищи, надо искать точки пересечения их маршрутов!

Бацкий вывел на дисплей карту Москвы. Новиченко, Рябенков и Носов обратились к оперативным материалам на Сыпачева. Они тщательно изучали сводки разведчиков наружного наблюдения. Эта кропотливая работа заняла несколько часов. Густая паутина маршрутов движения Сыпачева и установленных разведчиков резидентуры ЦРУ покрыла карту Москвы. Их выборка дала результат. Дважды в районе станции метро «Студенческая», на железнодорожном переходе маршруты пересеклись. Там, как полагали контрразведчики, начиналась ниточка, которая могла привести их к шпионскому клубку.

Новиченко вместе с Бацким и Рябенковым немедленно выехали на место возможной тайниковой операции, осмотрели, провели видеосъемку и возвратились на Лубянку. Стрелки часов давно перевалили за полночь. Несмотря на поздний час, в кабинете Гурьева собрались начальники подразделений из оперативно-технических служб и наружки. Мозговой штурм продолжился. Теперь, когда появилась ясность с местом проведения тайниковой операции, основные усилия контрразведчиков были сосредоточены на ее срыве и захвате с поличным шпионов. Они занялись выбором мест для основной и резервной групп захвата, стационарных и подвижных постов наблюдения у железнодорожного перехода перед станцией метро «Студенческая», а также отработкой алгоритма их действий. Результаты для наглядности отражались на видеосхеме, и, когда она была завершена, за окном забрезжил рассвет. До приезда Безверхнего на службу оставалось несколько часов. Воспользовавшись паузой, Гурьев с Новиченко вздремнули на диванах.

Поднял их на ноги звонок дежурного по Управлению военной контрразведки. На часах было 8:17. Генерал Безверхний поднялся к себе в кабинет. Гурьев еще раз свежим взглядом пробежался по плану операции, не обнаружил шероховатостей, сложил в папку и отправился на доклад. В этот ранний час в приемной находился только начальник секретариата с кипой документов на рассмотрение. Безверхний первым вызвал Гурьева. Утонив результаты выезда оперативной группы к железнодорожному переходу у станции метро «Студенческая», он изучил схему расстановки постов и групп захвата, затем рассмотрел план операции. В 9:21 4 апреля его размашистая роспись легла на титульный лист. С той минуты для Гурьева и оперативной группы: Новиченко, Носова, Рябенкова и Бацкого, пошел отсчет времени.

В течение дня ни американские разведчики, ни сам Сыпачев не проявляли никакой активности. В режиме работы посольства США разведчики наружного наблюдения не зафиксировали ничего такого, что выбивалось бы из повседневного ритма. В поведении Сыпачева те, кто был рядом также не замечали ничего необычного. Он не предпринимал попыток выйти в город. Пять его телефонных разговоров носили бытовой характер. Собеседники были установлены и не имели отношения к иностранным спецслужбам.

Ближе к вечеру ситуация начала меняться. В 17:15 по докладу наружки, дежурившей у посольства США, с интервалом в несколько минут из его ворот выехало четыре экипажа, в двух находились установленные разведчики резидентуры ЦРУ. Они принялись раскручивать карусель и своими действиями пытались запутать разведчиков наружного наблюдения.

Одновременно с американцами активизировался и Сыпачев. Покинув кабинет, он вышел в город и с 17:27 по 17:32 сделал два звонка. В первом случае звонил из телефона-автомата. Разговор носил бытовой характер, но аналитики усмотрели в нем условности. Ключевой для Гурьева стала цифра — 21. Она наводила на мысль о времени закладки тайника. Спустя несколько минут, этому нашлось косвенное подтверждение. В разговоре со своей пассией Сыпачев предупредил, что задержится и дома будет поздно, после чего отключил телефон, извлек из него SIM-карту и аккумулятор.

Все вместе взятое не оставляло у Гурьева сомнений в том, что в ближайшее время состоится тайниковая операция. Он снял трубку и доложил Безверхнему. Генерал уточнил ряд деталей и распорядился провести захват шпиона с поличным.

В 17:51 Гурьев и Новиченко заняли места на КП операции. Носов и Рябенков выехали на место ее проведения, чтобы координировать действия групп захвата. Бацкий расположился в соседнем кабинете вместе с операторами и выводил на большой экран всю информацию, поступающую с постов и от бригад наружного наблюдения. С каждой минутой ее поток нарастал. После 18:27 на Гурьева и Новиченко обрушился водопад докладов от оперативно-технических служб и бригад наружного наблюдения.

Шпионы все стремительнее раскручивали маховик тайниковой операции. Сыпачев спустился в метро, кружил по линиям вдалеке от станции «Студенческая» и пытался обнаружить за собой слежку. Опытным разведчикам не составляло большого труда держать шпиона в поле зрения. Гораздо сложнее было уследить за действиями американских разведчиков. За рулем машин находились настоящие профи, знающие Москву как свои пять пальцев. Они не снижали оборотов «карусели» и продолжали изматывать наружку. Гурьеву оставалось уповать на то, что его расчет подтвердится, и в 21:00 пути шпионов пересекутся в одной точке — на пешем железнодорожном переходе у станции «Студенческая».

Время шло. За окнами КП сгустились вечерние сумерки. Гурьев и Новиченко только успевали менять трубки и следить за тем, что происходило на экране. Четыре разноцветных и пятая — оранжевая точки по-прежнему хаотично метались по лабиринту московских улиц и линиям метро.

Стрелки часов неумолимо отсчитывали минуты и приближались к 21:00.

Очередной доклад разведчиков наружного наблюдения вызвал вздох облегчения у Гурьева и Новиченко. Сыпачев находился в поезде, мчавшемся к станции «Студенческая». К ней направлялись два экипажа с американцами.

Гурьев склонился к микрофону и распорядился:

— Внимание Первый! Внимание Второй! Готовность № 1! — Есть готовность № 1, — эхом прозвучало в наушниках.

— Встречайте Жениха! Он на подходе!

— Примем по первому разряду, — заверили командиры групп захвата и выдвинулись на последний рубеж.

Гурьев и его подчиненные сделали все, что было в их силах. Теперь им оставалось запастись терпением и ждать результата. Успех операции зависел от слаженности и стремительности действий бойцов групп захвата. Они вслушивались в эфир, ловили переговоры наружки и бросали нетерпеливые взгляды на часы.

Стрелки показывали 20:43.

Поезд, сбросив скорость, выкатился из темного зева тоннеля и остановился у платформы станции «Студенческая». Двери вагона бесшумно открылись, и шумная стайка студентов вынесла Сыпачева к эскалатору. Разведчики наружного наблюдения не спускали с него глаз. Другая бригада вела четверых американцев. Они вышли из машин, подобно стае стервятников кружили в толпе у выхода из станции метро и ждали своего часа — забрать из тайника секретные материалы, а взамен положить деньги и новые инструкции.

На часах было 20:52.

Основная группа захвата выдвинулась к железнодорожному переходу, а резервная перекрыла путь отхода шпиона.

Сыпачев вышел из станции, покрутился на площади и, убивая время, прохаживался перед торговыми киосками. Поглядывая в витрины, он косился по сторонам и пытался обнаружить слежку. Разведчики наружного наблюдения предусмотрительно держались на расстоянии и с помощью скрытых видеокамер фиксировали каждое движение и жест шпиона. Его поведение становилось все более нервозным.

Стрелки неумолимо бежали по циферблату и показали 21:00.

Гурьев и Новиченко, затаив дыхание, не отрывали взглядов от серой тени на экране. Она плыла и двоилась в тусклом свете уличных фонарей. Нервы у Сыпачева оказались далеко не железными. Он не решался подняться к железнодорожному переходу и продолжал топтаться у торговых киосков.

«Ну, давай же, иди!.. Иди!» — Гурьев мысленно подгонял шпиона.

Сыпачев, словно услышал его, встрепенулся, повел плечами, будто освобождаясь от груза страха, и направился к тайнику. Впереди показался горб железнодорожного перехода. По ней сновал человеческий муравейник. От тайника его отделяло не больше пятидесяти метров. Нервная дрожь сотрясала Сыпачева. Он боялся ошибиться и твердил про себя инструкцию резидентуры ЦРУ:

«Семнадцатая ступенька. Ниша между ней и ограждением. Опустить в нее контейнер с информацией. Вернуться через тридцать минут и забрать пакет с деньгами и новым заданием.

Первая! Вторая! — мысленно считал Сыпачев, поднимаясь наверх. — Семнадцатая!»

Неловкий шаг. Он споткнулся и припал на колено. Рука выхватила из кармана куртки пакет с контейнером, и запихнула в щель. Страх, все это время давивший на Сыпачева невидимым прессом, свалился с плеч. Он распрямился.

«Получилось!.. Получилось!» — ликовал в душе шпион.

Радость была недолгой. Бойцы группы захвата действовали стремительно, не дали Сыпачеву сделать даже шага и припечатали к ограждению. У него не нашлось сил сопротивляться. Он тряпичной куклой болтался в крепких руках, не чувствовал холода наручников на своих запястьях и не слышал отрывистых команд. Перед глазами Сыпачева болтался пакет со шпионскими материалами, а на перекошенную физиономию нацелился объектив кинокамеры.

Этот ключевой кадр в операции по захвату шпиона оператор крупным планом вывел на экран КП. Гурьев задержал взгляд на лице Сыпачева; оно представляло бледную, застывшую маску, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Свинцовая усталость навалилась на него. Голос Новиченко прозвучал как сквозь вату. Гурьев встрепенулся, снял наушники, отключил микрофон и обронил:

— Вот и все, Анатолий Вячеславович!

— Одним мерзавцем стало меньше, — заключил Новиченко.

— К сожалению, Сыпачев не первый и не последний.

— Но, по крайней мере, в ближайшее время в ГРУ воздух станет чище.

— Как знать, как знать, — не был столь уверен Гурьев и распорядился: — Я на доклад к генералу. Ты поезжай в Лефортово и подключайся к работе следователей. Пока горячо, надо крепить железными показаниями засыпавшегося шпиона Сыпачева.

— Есть, — принял к исполнению Новиченко и покинул КП.

Дав указание Бацкому сделать копию видеозаписи захвата шпиона, Гурьев возвратился к себе в кабинет, через дежурного по Управлению уточнил, где находится Безверхний. Генерал был у себя в кабинете. Гурьев взял с собой материалы оперативной разработки на Сыпачева, направился на доклад. Безверхний принял его без задержки. Усталый, но довольный вид Гурьева говорил сам за себя. Кивнув на стул, Безверхний поинтересовался:

— Как прошла операция, Петр Николаевич?

— Можно сказать, по нотам. Сыпачева взяли с поличным! — доложил Гурьев.

— Хорошо. Вот что значит правильно написанная партитура, — с улыбкой произнес Безверхний и уточнил: — При задержании были эксцессы?

— Нет! Молодцы ребята из группы захвата, уложились в несколько секунд! Никто ничего не понял.

— А что американцы?

— Четверо крутились поблизости, вероятно, видели захват. Уж больно быстро снялись после задержания Сыпачева, — отметил Гурьев и посетовал: — А жаль, а то бы можно было начать игру с резидентурой.

— Нет, Петр Николаевич! — был категоричен Безверхний. — Не тот случай. Играть интересами ГРУ, а тем более ее сотрудниками у нас нет такого права.

— Ясно, Александр Георгиевич! Какие наши дальнейшие действия?

— Как обычно, оперативное сопровождение и оказание помощи следствию. Пусть этим займется Новиченко. Он въедливый и педант.

— Я уже направил его в Лефортово, чтобы подключился к работе следователей.

— Молодец, что не ждешь команды! — похвалил Безверхний.

— Спасибо. Разрешите представить на ваше имя рапорт на поощрение сотрудников, наиболее отличившихся в операции?

— Конечно!

— Если не возражаете, самых высоких наград заслуживают Новиченко и Носов.

— Согласен. Но, как понимаешь, окончательное решение за директором, — напомнил Безверхний и поинтересовался: — А про Рябенкова, что молчишь, не заслуживает?

Гурьев, помявшись, решился сказать:

— Я понимаю, это большая проблема. Но если можно, Александр Георгиевич, помогите Николаю с квартирой.

На лице Безверхнего появилась болезненная гримаса. Квартирный вопрос в Управлении в последнее время приобрел особую остроту. Жилья строилось все меньше, а нагрузка на военную контрразведку росла, далеко не все ее выдерживали и уходили на гражданку. Ему приходилось изворачиваться ужом перед теми, кто распределял квартиры, обращаться к друзьям и бывшим сослуживцам, занимавшим не последние должности в крупных компаниях, чтобы выбить эти треклятые квадратные метры. Безверхний тяжело вздохнул и признался:

— Петр Николаевич, извини, но ты просишь слишком много. Сам знаешь, какая в Управлении очередь на квартиры, и конца ей не видно. Тот же Новиченко стоит на улучшение четвертый год.

— И все-таки, Александр Георгиевич. У Рябенкова особый случай, — настаивал Гурьев.

— Хочешь сказать, был в Чечне. Так у нас больше половины управления побывало в горячих точках.

— У Николая на днях родился третий ребенок. Дети разнополые. Семья живет у черта на куличках, снимает двухкомнатную квартиру в хрущевке. Парень пашет от зари до зари. Надо помочь, Александр Георгиевич!

— Значит, трое, — произнес Безверхний и задумался, через мгновение на его лице появилась лукавая улыбка, а в голосе зазвучали озорные нотки. — Нам — бывшим коммунистам, грешно такое говорить, но что поделаешь. Так что в народе говорят в таком случае, Петр Николаевич?

Гурьев пожал плечами и уклончиво ответил:

— Разное говорят, Александр Георгиевич. Хорошо бы, чтобы его услышали.

— Услышали. Ну, раз Бог любит Троицу, то и нам придется полюбить. Скажи Рябенкову, пусть пишет рапорт на квартиру, трехкомнатную. Буду пробивать!

— Спасибо, Александр Георгиевич! Он отработает.

— А вот это зря, Петр Николаевич! Ты же не за метрами шел в военную контрразведку?

— Да вы что, Александр Георгиевич?! У меня такого и в мыслях не было! — вспыхнул Гурьев.

— Вот и я полагаю, Рябенков тоже не за метрами шел. Военный контрразведчик — это призвание, это судьба! — заявил Безверхний и сменил тему разговора. — Носов хорошо владеет словом?

— В каком смысле?

— В том, что говорит и пишет.

— Не Цицерон, конечно, но документы отрабатывает на высоком уровне. К изложению материала подходит творчески. Бывает, что заносит на детективный жанр, приходится поправлять.

— Творчески — это хорошо! Очень даже хорошо! А то, что заносит, так это не беда. Оно даже и к лучшему, — говорил загадками Безверхний.

Гурьев насторожился. Отдел только-только удалось полностью укомплектовать, и интерес генерала к Носову предвещал, — впереди предстоят кадровые потери. Гурьев взмолился:

— Александр Георгиевич, пусть Носов хоть до конца года поработает, а там перемещайте.

— Что, жалко?

— Жалко, сильный, перспективный работник. Опыта наберется, и можно назначать.

— А если сейчас назначить?

— В аналитический отдел?

— Нет, на литературный фронт!

— Э-э, это куда же?! — опешил Гурьев.

Безверхний улыбнулся, решил больше не мучить Гурьева и поинтересовался:

— Петр Николаевич, как ты посмотришь на то, если я включу Носова в состав внештатной группы. После майских праздников она вплотную займется историей Смерша.

— А-а, это те, кто копается в центральном архиве.

— Во-первых, не копается, а проводит исследование. А во-вторых, этим Носову придется заниматься в свободное от службы время.

Гурьев мялся и не знал что ответить.

— Ну, так что скажешь? — торопил с ответом Безверхний.

— Честно?

— Говори, как есть!

— О Смерше мало что известно. Я, тем более, в архиве не работал, — начал издалека Гурьев. — Но не у всех, кто слышал о проекте, мнение положительное.

— Так-так. И что это за мнение? — насторожился Безверхний.

— Они полагают, лучше не ворошить прошлого. Если верить тому, что сегодня пишут о Смерше в Интернете, так страшнее организации не существовало.

Здесь выдержка изменила Безверхнему, и он дал волю своим чувствам.

— Не пишут, а раздувают информационное кадило, чтобы опорочить наше прошлое! Опорочить подвиг наших отцов! Пишут! А кто пишет? Те, кто никогда не держал в руках даже листа из архивного дела! Тоже мне историки спецслужб! Вместо того, чтобы пасквили сочинять на Смерш, лучше бы поговорили с нашими ветеранами!

Гурьев ерзал по стулу и искал оправдание.

— Извините, Александр Георгиевич, но есть такое мнение. Оно есть, и что тут делать?

— Ломать его надо! Ломать правдой о Смерше!

— Я согласен.

— А раз согласен, как закончите с Сыпачевым, Носова ко мне на беседу! — распорядился Безверхний.

— Есть! — принял к исполнению Гурьев и обратился: — Разрешите идти?

— Погоди, Петр! — остановил Безверхний, стальной блеск в его глазах погас, а в голосе снова появились теплые нотки. — Понимаешь, если мы: ты, я, Носов, тот же Рябенков не сбережем прошлое военной контрразведки, не станем поддерживать ветеранов, то ни у нее, ни у нас, ни у тех, кто придет нам на смену не будет будущего.

— Александр Георгиевич, да я все понимаю! Но есть мнение…

— Все! Все, иди, Петр Николаевич! Время покажет, чего стоит это мнение, — закончил разговор Безверхний.

Задетый за живое, он все не мог успокоиться, и с губ срывалось: «Мнение… Есть правда жизни! Рано или поздно, она скажет свое веское слово!»

Даже для него, прослужившего в органах безопасности свыше 30 лет и возглавившего военную контрразведку, тема Смерш до недавнего времени являлась запретной. Такой ее сделали советские партийные вожди. Такой она оставалась до недавнего времени. Встречи и беседы с ветеранами Смерша — генералами и офицерами, приоткрыли перед Безверхним лишь несколько страниц из истории этой спецслужбы, покрытой завесой мрачной тайны. Они не могли оставить равнодушным, но его стремление узнать и обнародовать правду о Смерше и его сотрудниках, далеко не у всех нашло поддержку. Решающее слово оставалось за директором ФСБ Николаем Патрушевым. Он выслушал доводы Безверхнего и ветеранов-контрразведчиков: генералов Ивана Устинова, Александра Матвеева, Леонида Иванова и поддержал их смелое начинание.

«Лиха беда начало!» — подумал Безверхний, встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился у карты мира.

Она полыхала множеством загадочных обозначений. Они отражали угрозы для России и для ее Вооруженных сил, исходящие от иностранных спецслужб. С каждым месяцем их становилось все больше. Новая Россия, вытаскивающая себя на жилах, на зубах из чудовищной разрухи и омута войны все увереннее заявляла о своих национальных интересах. В Вашингтоне, Лондоне и Париже политики, похоронившие было ее, встречали это с зубовным скрежетом. Они не могли смириться и готовили новый крестовый поход против России. Впереди, как всегда, выступала шпионская рать.

В Лэнгли и в «Сенчури-Хаус» взялись за разработку новых масштабных разведывательно-подрывных операций, преследующих своей целью разрушение России. Одну из них планировалось вести с территории крохотной Эстонии. Операция преследовала далеко идущие цели — собрать под черные знамена: Бориса Березовского, Александра Литвиненко, Сергея Юшенкова и остальных ненавистников российской власти, чтобы в 2004 году на выборах в России привести к власти своих конфидентов. Ключевая роль в операции отводилась ведущему оперативнику-вербовщику МИ-6 Идальго-Миллеру.

Опыт, приобретенный им в работе с полковником ГРУ Сергеем Скрипалем, стал определяющим для нового Мистера Си — Ричарда Дирлава, сменившего Спеддинга на посту главы СИС. Он поручил «лучшему специалисту по России» — Идальго-Миллеру, вести оперативную работу среди самой сложной категории российских граждан — бывших и действующих сотрудников спецслужб и силовых ведомств. Ему предстояло с их помощью создать агентурную сеть среди российских политиков и бизнесменов, способных влиять на курс развития страны.

В 1999 году Идальго-Миллер покинул теплую Испанию, чтобы приступить к работе в холодной прибалтийской республике — Эстонии. Несмотря на скромные географические размеры, в планах руководства СИС ей отводилось важное место. Она должна была стать важным плацдармом для наступления на фронте тайной войны с Россией. Нити операции находились даже не в руках главы СИС — Дирлава, тем более резидента МИ-6 в Таллине, а на Даунинг-стрит, 10 и в Белом доме.

Проникнувшись столь ответственной миссией, Идальго-Миллер, легализовавшись в должности первого секретаря британского посольства в Таллине, с присущей ему энергией и настойчивостью взялся за дело. Бывшая советская республика со своей спецификой требовала от него как новых знаний, так и особого подхода к организации подрывной работы против России. Поэтому он не считал зазорным обратиться за помощью к эстонским коллегам из Департамента охранной полиции МВД Эстонии («Кайтсеполицай»). Со временем ему удалось не только наладить деловые отношения с ее руководителями, а и активно использовать в интересах британской разведки сотрудницу 1-го Главного бюро Зою Тинт.

Внешне привлекательная и обладавшая мужской хваткой, она блестяще воплотила очередной шпионский замысел Идальго-Миллера. Перед чарами Зои не устоял в недавнем прошлом сотрудник СВР России подполковник запаса Валерий Оямяэ. Занятие бизнесом на родине — в Эстонии, ставшей для него чужбиной, привело к печальному финалу. И если из «медовой ловушки», в которую его заманила искусительница Зоя, еще можно было выпутаться, то отвертеться от контрабандной сделки, ловко устроенной «Кайтсеполицай», у Оямяэ не имелось ни единого шанса. Печальная участь оказаться в таллинской тюрьме, известной своим жестоким режимом, его не прельщала. Несговорчивые земляки — эстонские контрразведчики, грозившие самыми суровыми карами, привели Оямяэ в отчаяние.

«Спасение» пришло оттуда, откуда он его не ждал. Появившийся перед ним элегантный, с прекрасными манерами и вкрадчивым голосом Пол Миллер на фоне эстонских «горилл» выглядел не просто ангелом, а настоящим мессией. Он заговорил с Оямяэ на языке бизнеса и предложил сделку: информация в обмен на освобождение от уголовной ответственности, а в будущем вид на жительство в Британии. Оямяэ недолго колебался, принял предложение «Пола» и взялся за выполнение задания. Тем более, тот не требовал воровать из сейфов секреты российской внешней разведки. Британского разведчика интересовали связи Оямяэ среди российских политиков и бизнесменов, их отношение к молодому президенту Владимиру Путину и проводимому им политическому курсу.

Выполнить это задание для новоиспеченного агента МИ-6 — Оямяэ, не составило большого труда. Такого рода информация лежала на поверхности. Следующее задание, теперь уже от «друга Пола», носило откровенно шпионский характер. Он потребовал от Оямяэ сведений о российских агентах, внедренных в спецслужбы Великобритании, США и других стран НАТО. На этом Идальго-Миллер не остановился. Очередное задание касалось структуры Службы внешней разведки РФ, функционального назначения отдельных ее управлений, установочных и характеризующих данных на ряд руководителей и оперативных сотрудников. Оямяэ заартачился, «друг Пол» тут же напомнил о камере в таллинской тюрьме, и ему ничего другого не оставалось, как смириться и взяться за выполнение очередной «просьбы».

Пополнив агентурную сеть британской разведки еще одним «ценным источником информации», Идальго-Миллер в 2002 году начал и в 2003-м продолжил оперативную разработку другой ключевой фигуры в операции, задуманной Ричардом Дирлавом. Ею стал бизнесмен, в недавнем прошлом майор налоговой службы России Вячеслав Жарко. Внимание СИС он привлек своей близостью к заклятым врагам президента Владимира Путина: олигарху Борису Березовскому, беглому подполковнику ФСБ Александру Литвиненко, а также влиятельными связями среди российских политиков и крупных бизнесменов.

Встречи Жарко в Лондоне с Березовским и Литвиненко не остались без внимания британской спецслужбы. Он был взят в изучение. Каждое слово, произнесенное участниками бесед, записывалось на скрытые микрофоны, а затем исследовалось аналитиками. Их выводы убедили Дирлава, что Жарко способен выполнять функцию координатора между «лондонскими сидельцами» во главе с Березовским и внутренней оппозицией президенту Путину в России. С того дня началась охота на будущего «особо ценного агента» МИ-6.

Британская спецслужба, прежде чем выводить Идальго-Миллера на контакт с Жарко, совместно с Департаментом охранной полиции МВД Эстонии подготовила многоходовую оперативную комбинацию. Она должна была начаться в Эстонии. В этой республике у Жарко имелись свои бизнес-интересы. Как и в случае с Оямяэ, ему и его деловым партнерам были созданы проблемы. На этот раз безотказной Зое Тинт не понадобилось прибегать к своим чарам. В британской спецслужбе, с учетом той важной функции, что отводилась Жарко, решили работать с ним более изящно и на более высоком уровне. К его разработке подключили «друга Сашу» — Александра Литвиненко. Во время очередной встречи в Лондоне Жарко обратился к нему за помощью в «разрешении проблемы в Эстонии». Литвиненко, перебрав свои связи, рекомендовал «Валере выйти в Таллине на Пола» и заверил, что тот «может закрыть любой вопрос».

Жарко не стал откладывать дело в долгий ящик и вылетел в Эстонию, из аэропорта, по телефону связался с «Полом». Тот живо откликнулся на его просьбу, и они договорились встретиться на следующий день. Встречу Идальго-Миллер назначил в престижном отеле «Савойя». Этого времени вполне хватило специалистам британской разведки чтобы оборудовать номер средствами аудиовидеозаписи.

На календаре было 1 апреля 2003 года. В этот день озорство и веселье витали в самом воздухе и заразили даже Старого Томаса. Бессменный страж древнего Таллина, он с трудом мог устоять на шпиле башни церкви Оливисте. Его ноги готовы были пуститься в пляс. На лицах прохожих, даже эстонцев, не склонных к проявлению чувств, гуляли улыбки.

Идальго-Миллеру было не до веселья. В Лондоне возлагали большие надежды на его встречу с Жарко. Самолюбие и профессиональная гордость не позволяли «лучшему специалисту по России» не оправдать их. После завтрака он не стал замыкаться в стенах кабинета, они давили, и вышел в город, чтобы собраться с мыслями.

Морской бриз развеял утреннюю дымку, и Таллин предстал во всем своем великолепии. На скальном уступе, за грозной громадой крепостных стен, подобно драгоценному камню в строгой оправе, сверкала и переливалась разноцветьем причудливых крыш центральная и самая древняя часть города — Вышгород. Она привлекала к себе тысячи туристов.

По брусчатке мостовой Люхике Ялг — Короткая Нога, под своды могучей башни Толстая Маргарита втекала людская река и оживленными, разноголосыми ручейками расплескивалась по узким улочкам. У ворот городской ратуши, как и восемь веков назад, мирно ворковали голуби. В их гомон вплелся мелодичный перезвон колокольчика. Его звук еще долго гулял по просторной площади, это открылись двери самой старой аптеки Европы. Суровые каменные лики святых на стенах знаменитой Олайской гильдии, напоминали о некогда могущественном «Братстве черноголовых». Казалось, само всевластное время смирило свой неумолимый бег перед древним Таллином.

Мелодичный бой часов на ратуше прервал размышления Идальго-Миллера встрече с Жарко. До нее оставалось меньше часа. Он свернул к отелю, поднялся в номер, забронированный посольством и использующийся резидентурой для конфиденциальных встреч, осмотрел обстановку, остался доволен — стол сервировали по высшему разряду, и включил аппаратуру скрытой аудиовидеозаписи. Обратившись к ноутбуку, Идальго-Миллер принялся просматривать досье на Жарко.

Шум шагов в коридоре оторвал его от этого занятия. Поступь была твердая и уверенная.

«Он! Жарко!» — подумал Идальго-Миллер.

Стрелки часов показывали 10:00.

«Точен, значит, обязателен!» — отметил он, выключил ноутбук, положил на нижнюю полку журнального столика и поднялся из кресла.

В номер без стука вошел мужчина средних лет, спортивного сложения, с жесткими чертами лица. Цепким взглядом пробежался по обстановке, задержался на Идальго-Миллере и, поздоровавшись, спросил:

— Вы Пол? Это с вами я говорил по телефону?

— Да, — подтвердил Идальго-Миллер, — друг Бориса Березовского и Александра Литвиненко?

— Скорее партнер, — уклончиво ответил Жарко.

— Извините, что это мы стоим? Проходите, присаживайтесь! — засуетился Идальго-Миллер и пригласил к столу.

— Спасибо, хорошее начало! Глаза разбегаются от разносолов.

— Будем рассчитывать и на хорошее завершение, — многозначительно заметил Идальго-Миллер и поинтересовался: — Валерий, что будете пить? Есть водка. Есть коньяк. Есть виски.

Жарко хмыкнул и ответил:

— Ну, водку я и дома попью. Коньяк пить с утра — потерять голову. Давайте виски! Здесь никто не заподозрит, что я продался западу.

— Ха-ха, — хохотнул Идальго-Миллер, разлил виски по рюмкам и произнес тост: — За знакомство!

Они выпили и закусили. Разговор о своих проблемах Жарко начал издалека, отметил блестящее владение «Полом» языком и знание гастрономических вкусов русских. Идальго-Миллер не преминул этим воспользоваться, чтобы развить контакт с Жарко. Не вдаваясь в подробности, он подчеркнул, что многое почерпнул из общения с Березовским и Литвиненко. Жарко оживился и спросил:

— Как они там, в вашем Лондоне?

— Обжились и обзавелись полезными связями. Продолжают работать вместе. Размах, я должен сказать, у них грандиозный.

— Вот-вот, он их и погубил!

— Каким образом?

— Если бы не зарывались, то сегодня все мы были бы в шоколаде! — не мог сдержать досады Жарко.

— На Александра это не похоже. Он все продумывает, недаром же служил в ФСБ.

— Да какой он на хрен фэсбэшник!

— Постойте, постойте, Валерий, разве Александр не служил в ФСБ?!

— Служил, без году неделя. Как был по жизни ментом, так им и остался! До 88-го Саня барабанил во внутренних войсках, как и его папаша. Привык решать дела нахрапом, вот и пролетел вместе с Борисом, когда Пахан с трона свалил.

— Пахан?! … Э-э… Александр был связан с Япончиком?! — опешил Идальго-Миллер.

— Ха-ха, — рассмеялся Жарко, снисходительно посмотрел на Идальго-Миллера и заявил: — Пахан в России был один — Ельцин!

— Вы меня, конечно, извините, Валерий, но он был президентом вашей страны.

— Какая страна, такой и президент.

— Однако Александр очень тепло отзывался о Борисе Ельцине.

— И какой от этого прок? Надо было думать, когда караул в Кремле сменился! Я тогда говорил: Саня, убавь аппетиты и амбиции. Да и Березовский, тоже хорош! Мужик, вроде, умный, а как потерся у трона, так крышу тоже снесло.

— Извините, Валерий, но о каком троне вы ведете речь? — уточнил Идальго-Миллер.

— В России он один и стоит в Кремле! Березовский начал уже примерять на себя корону! Я понимаю, было бы это в Израиле!

— Ч-то?! Березовский хотел стать президентом России?!

— Серым кардиналом, так это точно! Я им говорил, ребята, не зарывайтесь! А они, да мы этого Путина поставим на место! Поставили, себя раком! Дураки! Теперь шакалят в вашем Лондоне! А я тут забиваю стрелку с какими-то чухонцами! — негодовал Жарко.

Его заявления и оценки убеждали Идальго-Миллера в том, что с кандидатурой будущего координатора между группой Березовского и внутренней оппозицией президенту Владимиру Путину в руководстве британской спецслужбы не ошиблись. Жарко был умен, смел, энергичен и напорист. А главное, у него имелся весомый мотив к сотрудничеству — он жаждал вернуть не только утраченное состояние, а и приумножить его.

Но в МИ-6 не спешили форсировать события и исподволь подвигали Жарко к вербовочной ситуации. Идальго-Миллер, обещая решить его проблемы в Эстонии и ссылаясь на серьезный бизнес-интерес к России, высказал встречную просьбу: «прояснить ситуацию по возможным будущим партнерам в ряде крупных российских компаний». Она не вызвала возражений со стороны Жарко. Договорившись, что Идальго-Миллер «решит проблемы на эстонской таможне», а Жарко «подумает с кем можно иметь дело в России», они разошлись.

Прошло несколько дней. Эстонская таможня дала добро. Арест с товара был снят. В тот же день Жарко позвонил Идальго-Миллеру, выразил благодарность и восхищение «возможностями друга Пола». Не желая оставаться в долгу, он предложил «отметить первый бизнес-успех в ресторане». Идальго-Миллер согласился и назначил встречу на пятницу. До нее оставалось четыре дня. Он рассчитывал, что за это время партнерам из Департамента охранной полиции МВД Эстонии удастся внести ясность в связи Жарко и выяснить, имеют ли они отношение к спецслужбам России.

В четверг на стол Идальго-Миллера легли сводки агентов наружного наблюдения и телефонных переговоров Жарко. Их содержание не вызывало подозрений. Очередная операция, разработанная в «Сенчури-Хаус», имела все шансы на успех. Она должна была стать важной ступенькой в карьере Идальго-Миллера. Отправляясь на встречу, он надеялся, что вербовка Жарко — это лишь вопрос времени.

Камерная обстановка в ресторане отеля «Савойя» располагала к общению. Жарко не скупился на угощение, сорил деньгами и сыпал шутками, а главное — горел желанием развивать деловое сотрудничество. Все вместе взятое укрепляло уверенность Идальго-Миллера в том, что агентурная сеть британской разведки в России пополнится еще одним ценным звеном. Закончился вечер тем, что они договорились следующую встречу провести в Лондоне и на ней обсудить будущий совместный бизнес-проект.

Следствие по уголовному делу в отношении Сыпачева, обвиняемого по статье 275 УК РФ «Государственная измена», длилось семь месяцев. Последняя точка в нем была поставлена 11 ноября 2002 года. Московский окружной военный суд признал Сыпачева Александра Евгеньевича виновным в покушении на государственную измену и, учитывая его глубокое раскаяние и активное содействие следствию, приговорил к восьми годам лишения свободы. В соответствии со статьей 48 УК РФ он был лишен воинского звания полковник и всех наград.

Отбывать наказание Сыпачева отправили в исправительную колонию, расположенную на территории Республики Мордовия.

Глава 6 Наследники Смерша

День 19 апреля 2003 года в Управлении военной контрразведки ФСБ России во всех отношениях выдался необычным. На седьмом этаже дома № 2, на Лубянской площади было непривычно многолюдно. Генералы и офицеры, облаченные в парадные мундиры, собрались в коридоре и приемной руководителя Управления — генерал-лейтенанта Безверхнего. Стрелки неторопливо ползли по циферблату часов и приближались к 12:00, когда с лестничной площадки донеслись звуки поднимающегося лифта. Разговоры затихли, и в воздухе прошелестело:

«Едут… Едут».

Дежурный по Управлению встрепенулся, поднял трубку и доложил:

— Александр Георгиевич, ветераны уже здесь!

Прошло мгновение. Дверь кабинета распахнулась. В приемную стремительной походкой вышел генерал Безверхний, на выходе задержал шаг, строгим взглядом прошелся по подчиненным, остался доволен их внешним видом, и направился к лестничной площадке. Навстречу из лифта вышли убеленные благородными сединами, но сохранившие военную выправку генерал-лейтенант Иван Лаврентьевич Устинов, генерал-лейтенант Александр Иванович Матвеев и генерал-майор Леонид Георгиевич Иванов. Заслуженные ветераны-фронтовики, они при жизни стали легендами военной контрразведки. Их сопровождал полковник Александр Ракитин.

— Товарищи офицеры! — прозвучала короткая команда.

Генералы и полковники застыли в торжественном строю и обратили взгляды на ветеранов. Безверхний тепло приветствовал их и проводил к себе в кабинет. Переступив порог, Устинов сделал несколько шагов и остановился. Его глаза повлажнели, а кончики губ дрогнули. Он пробежался взглядом по обстановке кабинета. Она почти не изменилась с того времени, когда он в сентябре 1970 возглавил 3-е Управление (военная контрразведка) КГБ при Совете Министров СССР. В течение трех с лишним лет на плечах генерала Устинова лежала огромная ответственность за сотни контрразведывательных и разведывательных операций, проводившихся его подчиненными и направленных на защиту Вооруженных сил Советского Союза от подрывной деятельности иностранных спецслужб.

Реакция Устинова не осталась не замеченной Безверхним. Он бережно взял его, Матвеева, Иванова под руки и подвел к праздничному столу. Он не ломился от изысканных разносолов и элитных напитков. Черный хлеб, армейская тушенка «привет второму фронту», селедка, алюминиевые кружки и фляжки с неизменными «ста граммами наркомовских» возвращали ветеранов в их далекое фронтовое прошлое. Прошлое, опаленное огнем и порохом Великой Отечественной войны, живущее в их сердцах болью невосполнимых потерь боевых товарищей и согретое радостью Великой Победы над фашизмом.

После небольшой суеты ветераны и действующие контрразведчики заняли места за столом, наполнили кружки водкой и обратили взгляды на Безверхнего. В его глазах снова вспыхнул задорный огонек. Выдержав паузу, он обернулся и кивнул Ракитину. Тот поиграл пальцами на клавиатуре, и через мгновение тишину кабинета нарушил бой московских курантов, а затем зазвучал незабываемый голос Юрия Левитана.

Чеканные, исполненные огромной внутренней силы слова легендарного диктора о победе советского народа в Великой Отечественной войне не могли оставить равнодушными ни ветеранов, ни новое поколение военных контрразведчиков. На их лицах застыло одно и то же благоговейное выражение. Они, затаив дыхание, внимали каждому слову той великой, исторической речи.

Запись закончилась. В кабинете снова воцарилась особенная, торжественная тишина. Спустя десятилетия голос Левитана и грандиозность самого события по-прежнему производили на присутствующих огромное впечатление. Затянувшуюся паузу нарушил Безверхний. Он поднялся из-за стола; встали все, и произнес тост.

— За Великую Победу, товарищи!

— За победу! — дружно прозвучало в кабинете.

Звонко звякнули кружки. Ветераны выпили до дна. Глаза у них повлажнели. Нет, не от крепкого градуса. Голос Левитана вернул их в суровое, но счастливое прошлое, которым они гордились по праву. На своих плечах им пришлось нести всю тяжесть войны, войны не на жизнь, а на смерть. Они оказались крепче стали, не дрогнули, выстояли и победили самого сильного и самого жестокого врага. Врага, перед которым покорно склонилась вся Европа. Бесконечно долгих 1418 дней и ночей они шли фронтовыми дорогами к великой цели, чтобы в ликующем и цветущем мае 1945 года вбить осиновый кол в гроб фашизма.

Воспоминания нахлынули на ветеранов. В лице Безверхнего и его подчиненных они нашли благодарных слушателей. Устинов вспомнил свой первый бой 22 июня 1941 года в районе Бреста. Ему — лейтенанту-контрразведчику пришлось принять на себя командование разрозненными группами красноармейцев и затем с боями пробиваться из окружения. В тот роковой для нашего Отечества день за сотни километров от Бреста, на советско-румынской границе старший лейтенант-контрразведчик Иванов вместе с пограничниками в течение суток отбил пять атак врага и не отступил с рубежа. 23 июня в Запорожье секретарь горкома комсомола Матвеев, отказавшись от брони, добровольцем отправился на фронт.

Ветераны снова и снова возвращались к военному прошлому. В какой-то момент в голосе Устинова появились горечь и досада.

— Сегодня исполняется 60 лет, как была создана военная контрразведка Смерш. Но никто и нигде не вспоминает об этом. Как же так, Александр Георгиевич? Как же так, товарищи?

— Обидно и несправедливо! — поддержал его Матвеев. — Если бы не Смерш, то не известно, как бы сложилась судьба Курской битвы.

— А все из-за козней партийных бонз! Все Хрущев! Для него Смерш был, что кость в горле! Мерзавец! — не мог сдержать гнев Иванов.

— Это по его и вине Тимошенко в мае 42-го под Харьковом рухнул фронт и откатился к Сталинграду! Мы тогда такой кровью умылись. Такую… — у Матвеева не нашлось слов.

— Если бы вняли доводам Селивановского, а он предупреждал о провале харьковского наступления, то не было бы таких огромных жертв, — с горечью произнес Устинов.

— Слава богу, этого не повторилось под Сталинградом. Сталин прислушался к мнению Селивановского, — вспомнил Устинов о беспрецедентном случае в истории отечественной военной контрразведки.

25 июля 1942 года на южном фланге советско-германского фронта сложилось катастрофическое положение. Возникла угроза прорыва гитлеровцев к Сталинграду. По мнению начальника особого отдела Сталинградского фронта Николая Селивановского, причина этого заключалась в некомпетентности командующего генерала Гордова — протеже Тимошенко и Хрущева. Судьбу сотен тысяч солдат и офицеров Красной армии, самого Сталинграда решали не дни, а часы. И тогда Селивановский решился на беспрецедентный шаг, через головы начальника Управления особых отделов НКВД СССР Виктора Абакумова и грозного наркома внутренних дел Лаврентия Берии направил шифровку на имя Сталина. В ней он доложил об истинном положении на фронте. Решение последовало незамедлительно, Гордова сняли с должности, командование Сталинградским фронтом перешло к генерал-полковнику Еременко.

Спустя 11 лет Хрущев, став высшим руководителем в советском государстве, не простил этого Селивановскому. Николая Николаевича вычеркнули не только из истории отечественной военной контрразведки, а и из активной жизни. Его имя находилось под жесточайшим запретом.

— Если бы вычеркнули одного Селивановского! Так нет же, вместе с ним вычеркнули всех нас — контрразведчиков Смерша! После войны вышло два издания Истории Великой Отечественной войны, и ни в одном нет даже слова про Смерш! Будто нас и не было! — негодовал Устинов.

Горькие, справедливые слова ветерана гримасами отражались на лицах нового поколения контрразведчиков. Безверхний, чтобы смягчить их боль, предложил тост.

— За тех, кто в годину испытаний выстоял и победил! За военных контрразведчиков и их боевых товарищей — генералов, офицеров и солдат Красной армии!

— За победителей! — дружно подхватили тост.

«Прицеп» к ста граммам «наркомовских» для некоторых современных контрразведчиков оказался тяжеловат. Они закашляли. Безверхний, подождав, когда наступит тишина, снова обратился к ветеранам.

— Уважаемые Иван Лаврентьевич, Александр Иванович, Леонид Георгиевич! Вы — гордость и слава нашей военной контрразведки. Ваше самоотверженное служение Отечеству и сама Ваша жизнь являются ярким примером для нового поколения военных контрразведчиков. Ваш подвиг…

— Извините, Александр Георгиевич, — перебил его Устинов. — Мы, как и все, выполняли свой долг.

— Да, да! Мы жили только одним: выстоять и победить! Так нас воспитали! — присоединился к нему Матвеев.

— И все-таки, уважаемые наши ветераны, позвольте я продолжу, — попросил разрешения Безверхний и заявил. — То, что совершили Вы, наши отцы и матери — это величайший подвиг! Красная, Советская армия сломала хребет фашизму…

— Именно она, а не американцы! Негодяи, пытаются украсть нашу победу! К сожалению, мерзавцы нашлись и у нас! Всякие там «гозманы» и «суворовы» переписывают историю и хотят извалять в грязи нашу Великую Победу! А мы молчим! Сколько это можно терпеть?! — негодовал Иванов.

Гнев плескался в глазах Устинова и Матвеева. Безверхний бросил взгляд на Ракитина. Тот стремительно шагнул к шкафу, достал три больших, обтянутых кожей папки с золотым теснением и положил перед Безверхним. Александр Георгиевич бережно, словно к ребенку, прикоснулся к ним и объявил:

— Дорогие наши ветераны! Сегодня от имени всех военных контрразведчиков я имею честь доложить: вот наш ответ всем недоброжелателям и хулителям вашей и всего советского народа Великой Победы над фашизмом!

Взгляды присутствующих обратились к папкам. Безверхний выдержал паузу, затем открыл одну из них и достал альбом-книгу. На обложке бросались в глаза емкое и хлесткое, как выстрел, слово «Смерш» и алая, будто кровь ее павших сотрудников, пятиконечная звезда.

— Смерш? Смерш?! — прозвучало в воздухе.

В кабинете снова наступила тишина. Безверхний открыл первые страницы и пояснил:

— В этой книге, книге — истории Смерша, нашел отражение огромный труд коллектива энтузиастов! Они больше года работали в архивах ФСБ! То, что открылось перед нами, не может оставить равнодушным даже каменное сердце! Мы не могли даже представить… — голос Безверхнего дрогнул. — Это трудно выразить словами! Перед нами открылась захватывающая книга человеческих судеб и подвигов! Книга, которую писали вы, наши уважаемые ветераны и ваши боевые товарищи! Мы возвращаем вам и нынешнему поколению контрразведчиков подлинную историю героической Смерш! Смерш была фантастической спецслужбой, равной которой не было ни до, ни после войны. Она стала иммунной системой Красной армии.

Устинов, Матвеев, Иванов ловили каждое слово Безверхнего.

— Наконец справедливость восторжествовала! Смерш по праву возвращается на заслуженный пьедестал в истории отечественных спецслужб! — объявил он и вручил ветеранам подарок — альбом-книгу «Смерш».

Лица Устинова, Матвеева и Иванова просветлели. Телеоператор и фотограф спешили запечатлеть это историческое событие в жизни отечественной военной контрразведки и ее сотрудников. Принимая подарок, генерал Устинов склонил голову и когда поднял, то на его суровом лице появилась счастливая улыбка. Он затуманенным взором прошелся по Безверхнему, генералам, офицерам — новому поколению военных контрразведчиков, и заговорил:

— Уважаемый, дорогой Александр Георгиевич, примите нашу самую глубокую благодарность за этот великий памятник Смершу. Памятник руководителям и рядовым сотрудникам, кто погиб на войне и кто не дожил до наших дней. Мы ждали этого события долгих 60 лет. Смерш — это, прежде всего, люди. Своим самоотверженным служением Отечеству они заслужили, чтобы о них знали и помнили.

— Александр Георгиевич, у меня нет слов, — голос Матвеева наливался силой. — В мире не найдется весов, на которых можно было бы измерить заслуги Смерша! Я счастлив, что эта книга-эпопея, наконец, вышла в свет!

— Она станет достойным ответом всем клеветникам! — присоединился к боевым товарищам Иванов.

Рука Леонида Георгиевича опустилась на страницу 75. Шестьдесят лет назад, на передовой неизвестный военный фотограф запечатлел на черно-белой фотографии молодцеватого капитана Леонида Иванова вместе с боевыми товарищами из 51-ой Ударной армии.

— Как будто все было только вчера. Как будто вчера… — повторял Леонид Георгиевич и бережно прикасался к страницам.

Он, Устинов и Матвеев всматривались в фотографии, читали документы, находили знакомые лица, фамилии. Память возвращала их в прошлое, в весну 1943 года.

В тот год в южные регионы европейской части СССР весна пришла рано. В средине марта из средиземноморья повеяли теплые ветры и согнали с неба свинцово-сизые тучи. Яркое весеннее солнце в считанные дни растопило снега. Зима спряталась на дне оврагов, балок и напоминала о себе легкими заморозками по утрам. Южные склоны холмов покрыла изумрудная зелень молодой травы. Обочины дорог полыхали жаром одуванчиков. Берега рек, речушек и озер окутала золотисто-нежная вуаль распустившейся вербы. Весна решительно наступала на Среднерусскую равнину. В конце марта, напоминая раскаты артиллерии, вскрылись верховья рек.

Сами пушки изредка тревожили зыбкую тишину на южном фланге и в центральной части советско-германского фронта. Противники: Красная армия и вермахт, пока жалящими ударами прощупывали оборону. Пауза в боях продолжалось третий месяц и напоминала затишье перед бурей. Боевой опыт подсказывал Устинову, Матвееву и Иванову, скоро ему придет конец. В них крепла надежда, что после побед над фашистами под Москвой и Сталинградом, советские войска перейдут в решительное наступление, и в войне наступит коренной перелом. Вместе с тем в их сердцах жила тревога. Противник был невероятно силен, не смирился с поражениями и надеялся вернуть себе утраченную стратегическую инициативу.

Военная машина фашистской Германии пока работала без сбоев. Гитлер и его окружение, одержимые реваншем, бросили на чашу войны все собственные, а также материальные и людские ресурсы покоренных стран. В обстановке глубочайшей тайны, на секретных заводах создавалось германское «чудо-оружие» — танки «Тигр» и «Пантера». Этот «бронированный зверинец», как полагали в Берлине, должен был порвать в клочья оборону советских войск и поставить Москву на колени. В штабах узким кругом генералов разрабатывался план стратегической наступательной операции «Цитадель».

В этих условиях, перед лицом смертельной угрозы руководители Советского государства вынуждены были принимать энергичные меры, затронувшие не только армию, а и отечественные спецслужбы. Накануне решающего сражения Великой Отечественной войны — Курской битвы, Сталин сделал выводы из трагических уроков мая 1942 года, когда харьковская наступательная операция обернулась чудовищной катастрофой и привела к тому, что Красная армия, понеся огромные потери, вынуждена была отступить к Сталинграду и горам Северного Кавказа.

31 марта 1943 года Сталин принял руководителей наркоматов НКВД и НКГБ СССР Лаврентия Берию, Всеволода Меркулова и Виктора Абакумова. По результатам обсуждения вопроса о новой спецслужбе, которой предстояло надежно защитить замыслы командования Красной армии и решительно бороться с иностранными шпионами, изменниками Родины и антисоветскими элементами, Меркулову было поручено представить конкретные предложения по структуре и задачам будущей спецслужбы. Их подготовка заняла около двух недель. На рассмотрение Сталина поступило несколько вариантов.

13 апреля он, прежде чем принять окончательное решение, пригласил к себе руководителей особых отделов фронтов и центрального аппарата Управления Особых отделов НКВД СССР (военная контрразведка). Выслушав их мнения о будущей спецслужбе, Сталин обозначил ее задачи и предложил название — «Смерть шпионам», сокращенно «Смерш».

Желающих возразить ему не нашлось. Название било не в бровь, а в глаз.

До начала Курской битвы оставалось чуть больше двух месяцев. Усилиями руководителя Смерша — Виктора Абакумова, его заместителей: Николая Селивановского, Исайи Бабича, Павла Мешика, Ивана Врадия и их подчиненных в кратчайшие сроки была создана надежная и эффективная система мер по защите Красной армии от вражеских агентов, диверсантов и террористов и предотвращению измен Родине.

В Берлине терялись в догадках о том, когда, на каком направлении и чем ответят русские, но так и не смогли разгадать замысел контрударов «Кутузов» и «полководец Румянцев». Смерш смог сохранить в тайне планы советского командования. Это признал противник. После разгрома фашисткой Германии, на допросе у следователя Смерша в июле 1945 года начальник штаба Верховного главнокомандования Вооруженными силами Германии генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель отмечал:

«Данные нашей агентуры касались только тактической зоны, и ни разу не было получено сведений, которые бы оказали серьезное воздействие на развитие военных операций».

Военные контрразведчики не только успешно оберегали Красную армию от проникновения в ее ряды шпионов, диверсантов и террористов, они вели результативную разведывательную работу. Через зафронтовых агентов им удалось проникнуть под завесу тайны, окутывавшую операцию «Цитадель». В результате в Ставке Верховного Главнокомандующего своевременно узнали о замыслах противника, что во многом предопределило успех Красной армии в одной из решающих битв Великой Отечественной войны. Под ударами советских войск фашистская «Цитадель» не устояла и пала. На огненной Курской дуге окончательно сгорели планы гитлеровского командования вернуть себе стратегическую инициативу на Восточном фронте. В этом была немалая заслуга Смерша.

В час испытаний для Отечества время выдвинуло на передний край борьбы с жестоким и опытным врагом именно эту силу — Смерш. Она надежно защитила армию и флот от вражеских агентов, террористов и диверсантов.

Спустя 60 лет, усилиями руководителей ФСБ России, военной контрразведки ФСБ России и ветеранов Смерша, она была возвращена на заслуженный пьедестал в истории отечественных спецслужб. Об этом генералу Безверхнему и его подчиненным с благодарностью говорили Устинов, Матвеев и Иванов. Но в их голосах иногда прорывалась тревога. Нет, не за себя, а за страну и дорогую их сердцу военную контрразведку.

Цифры и факты, приведенные генералом Безверхним, рассеяли опасения ветеранов. Только за последние несколько лет военные контрразведчики разоблачили десятки агентов иностранных спецслужб. Среди них оказались матерые американские и британские шпионы.

Новое поколение российских военных контрразведчиков показало себя не только профессионалами высочайшего уровня, способными обеспечить сохранность важнейших секретов, а людьми долга и чести. В трудные минуты, как и в годы Великой Отечественной войны, они плечом к плечу с армейскими товарищами сражались с общим врагом — террористами и бандитами. И когда наступало время выбора, контрразведчики возглавляли воинские подразделения и вызывали огонь на себя.

11 января 2000 года старший оперуполномоченный капитан Игорь Яцков в составе разведдозора 136-й отдельной мотострелковой бригады в районе населенного пункта Кири Чеченской Республики попал в засаду боевиков. После гибели командира он, организовав оборону, приказал части личного состава отходить, а сам с оставшимися бойцами прикрывал их отход. В ходе боя Яцков получил тяжелые ранения, но не оставил позицию, отстреливался до последнего патрона и погиб.

Указом Президента Российской Федерации от 19 февраля 2000 года за мужество и героизм, проявленные при исполнении служебного и воинского долга, капитану Яцкову Игорю Владимировичу посмертно было присвоено звание Героя Российской Федерации.

Этого высокого звания удостоились еще четверо военных контрразведчиков: адмирал Угрюмов Герман Алексеевич, генерал-лейтенант Хоперсков Григорий Константинович, генерал-лейтенант Дуканов Олег Михайлович и капитан Громов Сергей Сергеевич (посмертно).

Покидая кабинет Безверхнего, генералы Устинов, Матвеев и Иванов испытывали к нему и его подчиненным глубокую благодарность и признательность. Спустя 60 лет со дня образования Смерша, они вернули им славное прошлое, восстановили преемственность поколений и традиций, которыми всегда славилась военная контрразведка.

В приподнятом настроении Гурьев возвратился к себе в кабинет и не мог удержаться, чтобы не обратиться к материалам альбома-книги «Смерш». Он всматривался в фотографии военных лет, вчитывался в копии секретных и совершенно секретных донесений, докладных, спецсообщений и невольно возвращался к разговору с Безверхним почти годичной давности. Тогда само упоминание о Смерше вызывало смешанные чувства у Гурьева, а у многих отторжение. Некоторые прямо заявляли, «лучше не ворошить прошлого». По их мнению, оно только усложнит и без того непростое нынешнее положение органов безопасности. Время подтвердило правоту Безверхнего. Правда о деятельности армейских контрразведчиков суровых военных лет, открывшаяся в архивах ФСБ, не оставляла камня на камне от домыслов и клеветы откровенных фальсификаторов и так называемых историков отечественных спецслужб. Она весомо и зримо была представлена на каждой странице альбома-книги «Смерш».

Гурьев задержал взгляд на фотографии сотрудника отдела контрразведки Смерш Дальневосточного фронта капитана Николая Душина. В теперь уже далеком 1985 году судьба свела его с генерал-полковником Душиным. В тот год ракетчик-стратег, старший лейтенант Гурьев сменил профессию. В Новосибирске, на Высших курсах военной контрразведки он овладевал оперативным искусством. В стенах этого легендарного заведения с 1936 года прошли переподготовку свыше 11000 сотрудников. Пятерым выпускникам было присвоено звание Героя Советского Союза. Сами Курсы за выдающиеся заслуги также удостоились высокой награды — ордена Красной Звезды. Вручал ее Николай Алексеевич Душин, а затем была его беседа со слушателями, именно беседа.

Николай Алексеевич не только убедительно рассказывал, но и своим личным примером — 43-мя годами службы в органах государственной безопасности, подтверждал, что нет и не может быть более важной задачи для военного контрразведчика, чем сбережение боеготовности армии и флота — единственных союзников Отечества. Что успех в работе ждет того, кто не отсиживается в кабинете, а вместе с армейскими товарищами, плечом к плечу воюет в «поле». Кто без остатка отдается делу и не ищет легких путей. Кто так же, как и сам Николай Алексеевич, смело идет навстречу трудностям, опасностям и в поединке умов действует творчески и решительно.

Гурьев находился во власти прошлых воспоминаний, согретых теплом беззаботной юности и бескорыстной дружбы. Их прервал телефонный звонок. Он снял трубку. Ответил Носов.

— О, Вячеслав Александрович, легок на помине! — бодро приветствовал Гурьев.

— Спасибо, Петр Николаевич. Мне как, радоваться или огорчаться? — спросил Носов.

— Радоваться! Для тебя есть личный подарок от Александра Георгиевича! — сообщил Гурьев и взял со стопки альбом-книгу с дарственной надписью генерала.

— Место для сына в президентском кадетском корпусе?! — не мог сдержать радости Носов.

— Погоди, погоди! Я тебе, Вячеслав Александрович, о высоком, а ты мне о бренном.

— Так по грешной же земле ходим, Петр Николаевич.

— Ну, раз о грехах заговорил, тогда признавайся, как ты до такой жизни докатился?

— Какой?! О чем вы, Петр Николаевич?

— Признавайся, писал генералу Безверхнему?

— Я?.. Писал?.. Да… Да как вы такое могли подумать, товарищ полковник?! Я офицер! Я в жизни… — задохнулся от возмущения Носов.

— Ну, что ты так завелся, Вячеслав Александрович? Пошутить уже нельзя. Я имел в виду твой очерк для книги «Смерш», — поспешил сгладить злую шутку Гурьев.

— А-а, — доносилось из трубки.

— Так вот, Вячеслав Александрович, передо мной лежит ее экземпляр с дарственной надписью Александра Георгиевича.

— Спасибо, Петр Николаевич. И… и извините, что я с сыном, ну это… — мялся Носов.

— Ладно, я тоже хорош. А с Максимом вопрос прорабатывается. Но учти, Вячеслав Александрович, в корпусе очень высокие требования.

— Знаю, Петр Николаевич. Максим способный, потянет!

— Время покажет. Так что ты хотел?

— У Рябенкова есть очень интересное предложение!

— От которого невозможно отказаться? Но мы же с ним договорились, отмечать новоселье будем на следующей неделе.

— Нет, Петр Николаевич, это по работе. Коля тут такое раскопал! Страшное дело!

— Ты меня пугаешь, Вячеслав Александрович!

— Правда! Совершенно неожиданный поворот! Просматривается очередной «крот» в ГРУ!

— Все! Все, Вячеслав Александрович, это не по телефону! Заходите! — поторопил Гурьев и подумал: «Как удачно складывается день! Если Коля нашел еще ниточку к новому шпионскому клубку, то…»

Удача, в которую так хотелось верить Гурьеву, ох как была нужна. Удовлетворение от успеха после завершения операции по разоблачению бывшего полковника Сыпачева длилось недолго. Не прошло и полгода, как последовали провалы в резидентуре ГРУ, на этот раз в США. Гурьев увязывал их с ответными действиями американских спецслужб на арест своего агента Сыпачева. Теперь, когда он находился в СИЗО Лефортовской тюрьмы, руки у ФБР были развязаны, и оно приступило к зачистке агентурной сети ГРУ. К весне 2003 года ситуация в нью-йорской и вашингтонской резидентурах стабилизировалась, и они возобновили активную работу.

Гурьеву казалось, что последствия предательства Сыпачева преодолены, но это было иллюзией. Новый удар последовал со стороны, откуда он не ждал. Следующие провалы произошли в лондонской и мадридской резидентурах ГРУ. Первоначальное предположение, что они как-то связаны с Сыпачевым, не нашло подтверждения. Ни с одним из провалившихся военных разведчиков и их агентами, что в Испании, что в Великобритании, Сыпачев ни прямо, ни косвенно не был связан. Более того, он не знал ни имен, ни фамилий сотрудников мадридской резидентуры, понесшей самые значительные потери. Поэтому Гурьев все больше утверждался в мысли, среди сотрудников ГРУ действует предатель и возможно не один. Кто они? Чтобы ответить на этот вопрос, требовалось время. Но его, как всегда не хватало.

Последние несколько недель Гурьев и его подчиненные работали без выходных. В поисках предателя они тщательно анализировали материалы прошлых и последних разработок, осуществляли оперативные эксперименты и комбинации, чтобы выйти на его след. Но они не дали результата, что лишний раз убеждало Гурьева, ему противостоит опытный и искушенный противник. Поединок с ним больше напоминал бой с тень. Сообщение Носова вселяло надежду, появилась ниточка, ведущая к предателю.

Гурьев уже не мог усидеть на месте, нетерпеливыми шагами мерил коридор и пытался понять, кто он.

«Подполковник Чулков? Служил в мадридской резидентуре. Сейчас работает в центральном аппарате ГРУ. Засветился на подозрительных контактах с испанцами… Но прямой связи Чулкова с испанской спецслужбой не просматривается…

Бывший подполковник Грошев? В Испании засветился на двух встречах с установленным сотрудником ЦРУ Диком Хейли. И потом как обрезало! В чем причина?.. Почувствовал угрозу и затаился?..

Бывший полковник Скрипаль? На тебя кроме того, что ищешь выходы на мадридскую резидентуру, другого ничего нет…

А может, есть четвертый? Но кто?..»

Стук в дверь отвлек Гурьева от этих мыслей.

— Войдите! — пригласил он.

В кабинет не вошли, а ворвались Носов и Рябенков. Их лица раскраснелись, в глаза вспыхивали азартные огоньки.

— Петр Николаевич, есть отличная зацепка! Николай раскопал! — выпалил Носов.

— Прослеживается связь между провалами в резидентурах ГРУ в Испании и Британии! Все крутится вокруг неких Антонио Альвареса де Идальго и Пола Миллера! Они… — спешил поделиться своей догадкой Рябенков.

— Стоп! Стоп, Николай Николаевич! Давай плясать от печки! — остановил Гурьев.

— Помните, в 2001 году Миллер проходил по материалам на бывшего подполковника Оямяэ? Оямяэ взяли на Ленинградском вокзале.

— Помню! Помню, Коля! Присаживайтесь! — пригласил Гурьев к столу и с улыбкой заметил: — Как все вовремя. Награда нашла своего героя.

Носов переглянулся с Рябенковым; тот пожал плечами и спросил:

— Петр Николаевич, а за что? Вроде как рано.

— Это, Вячеслав Александрович, за твои, так сказать, литературные успехи. «Смерш» с дарственной подписью самого Александра Георгиевича! — объявил Гурьев и взял из стопки книгу.

Носов подхватился со стула, щеки зарделись, поблагодарил и бережно принял подарок.

— Здорово! Скромно выглядит, а впечатляет! — восхитился Рябенков.

— Книга бесценная! — признал Гурьев. — Я бегло посмотрел. В ней приведены уникальные операции! Есть чему нам учиться, есть с кого брать пример, чтобы вписать новые славные страницы в историю нашей военной контрразведки.

— А ей уже скоро будет сто лет! — напомнил Рябенков.

— Из нас троих ты, Николай Николаевич, уж точно останешься в строю и впишешь эту страницу! — заявил Гурьев, вручил ему второй экземпляр книги и предложил: — Ну что, а теперь давайте разматывайте вашу ниточку шпионского клубка.

Носов и Рябенков разложили на столе три схемы. Они пестрели разноцветными кружками и стрелками. В их хитросплетении было непросто разобраться. Для непосвященного названия городов: Москва, Санкт-Петербург, Таллин, Лондон и Мадрид, фамилии и имена: Пол Миллер, Антонио Альварес де Идальго, Мартин Флинт, Джон Калаган, Валерий Оямяэ, Константин Чулков, Олег Грошев мало что говорили, но не для Гурьева. Перед ним находилась паутина, сплетенная МИ-6, но пока он не находил связи между разведчиками британской спецслужбы и предателем в ГРУ. Покачав головой, Гурьев признал:

— Николай Николаевич, без твоего волшебного клубочка в этом шпионском лабиринте мне не разобраться. Давай, разматывай!

Рябенков выбрал ту схему, на которой просматривался треугольник и перешел к пояснениям.

— Из анализа материалов оперативных разработок на Грошева, Чулкова, а также уголовного дела на Оямяэ вырисовываются интересные фигуры — Пола Миллера и Антонио де Идальго. Они проявились…

— Погоди, Николай Николаевич! — остановил его Гурьев и уточнил: — Это два разных человека или один и тот же?

— Похоже, что одно и то же лицо.

— Хорошо! Продолжай!

— Так вот, Петр Николаевич, как Пол Миллер, он засветился в 2001 году в Эстонии. В своих показаниях Оямяэ указал, что именно Миллер вербовал его.

— Ну, не без помощи Департамента охранной полиции МВД Эстонии, а конкретно сотрудницы 1-го Главного бюро Зои Тинт, — дополнил Носов.

— Официальное прикрытие Миллера известно? — уточнил Гурьев.

— Со слов Оямяэ, на момент вербовки он состоял в должности первого секретаря британского посольства в Таллине.

— Чем это подтверждается?

— Официальными данными самого посольства.

— А есть фото Миллера?

— Да. Вот, пожалуйста, — Рябенков достал из папки фотографию и положил на стол.

Гурьев долго всматривался в нее и заключил:

— Настоящий мачо, но с железной хваткой, если сумел завербовать пусть и бывшего, но подполковника СВР.

— Оямяэ говорил о нем то же самое.

— С эстонской историей мне все понятно, а где она пересекается с испанской? — допытывался Гурьев.

— Сейчас, Петр Николаевич! Сейчас! — Рябенко зашелестел бумагами, нашел нужный документ, передал Гурьеву и пояснил: — Это копия сообщения нашего агента Лопеса в Мадриде. Сообщение относится к 1996 году.

— Николай Николаевич, давай ближе к делу! Какая связь между Мадридом и Таллином?

— Лопес сообщает о некоем Антонио Альваресе де Идальго, сотруднике МИ-6, специализирующемся на вербовках высокопоставленных российских чиновников. Я так полагаю, что Идальго и Миллер — одно и то же лицо.

— Какие есть основания для такого вывода?

— Я их сравнил, похожи, как две капли воды.

— Интересно! Очень интересно! — оживился Гурьев и поторопил: — Не томи, Николай Николаевич, где фото Идальго?

— К сожалению, Петр Николаевич, есть только его словесный портрет. Он составлен со слов Лопеса.

— Жаль, жаль. А с Грошевым или Чулковым Идальго-Миллер не мог пересечься?

— В тех материалах, что я изучал, это не просматривается, — доложил Рябенков.

— Петр Николаевич, надо заново поднимать все материалы по Испании как минимум за последние десять лет и там искать след Идальго и Миллера! — торопил события Носов.

— То же самое сделать по Эстонии! И не только по ней. Если он такой крутой вербовщик, то проверить по всей Прибалтике, — предложил Рябенков.

— Хорошо. Готовьте запросы в СВР и Погранслужбу, я подпишу! — согласился Гурьев и распорядился: — Дополнительно уделите самое серьезное внимание выявлению связей Идальго-Миллера среди наших политиков и бизнесменов. Судя по всему, он стервятник самого высокого полета.

— Есть! — приняли к исполнению Носов и Рябенков.

— Одновременно необходимо активизировать оперативную разработку Чулкова и Грошева. Надо искать их пересечения с этим вездесущим Идальго-Миллером.

— С Грошевым будут большие сложности. Он бизнесмен, имеет загранпаспорт и мотается по всему миру, — посетовал Носов.

— С Чулковым проще. В ближайшие два года он будет находиться в России. Единственное место, где он может пересечься с Идальго-Миллером — это Абхазия. В прошлом году Чулков проводил там отпуск, — доложил Рябенков.

— Итак, в уравнении с двумя неизвестными — кто шпион: Грошев или Чулков, у нас наконец появилась постоянная величина — установленный британский разведчик Идальго-Миллер! — заключил Гурьев и распорядился: — Значит, вокруг него и надо выстраивать дальнейшую нашу работу.

— Есть! — приняли к исполнению Носов и Рябенков, покинули кабинет и занялись доработкой плана проверки Грошева и Чулкова.

Внезапно всплывшая фигура Идальго-Миллера придала новый импульс поиску предателя в рядах ГРУ. И пока коллеги из СВР занимались поиском ответов на запросы, Гурьев и его подчиненные сосредоточили основные свои усилия на оперативной разработке Чулкова. Основания для этого имелись весомые. Он через своих однокашников по военному училищу, получил семейную путевку, но не в ведомственный санаторий ГРУ, а в санаторий Ракетных войск стратегического назначения «Сухумский». Находила подтверждение версия Рябенкова, что, как и предыдущая, так и эта поездка Чулкова на отдых в Абхазию могла служить прикрытием для связи с куратором из МИ-6.

Непризнанная Республика, после того, как в ее столице — Сухуме разместилась Миссия военных наблюдателей ООН, стала настоящим раем для спецслужб. Под прикрытием военных наблюдателей работали десятки разведчиков из стран НАТО. Облегчал их деятельность слабый контрразведывательный режим. У только что вставшей на ноги Службы государственной безопасности Абхазии сил едва хватало на то, чтобы бороться с террористами и бандитами, действовавшими в районах, приграничных с Грузией.

За сутки до того, как семья Чулковых отправилась на отдых, в Абхазию вылетели Носов и Рябенков. Им предстояло на месте с коллегами из отдела военной контрразведки ФСБ России Коллективных сил СНГ по поддержанию мира в зоне грузино-абахазского конфликта согласовать оперативные мероприятия по его проверке. В аэропорту Сочи их встретил сотрудник отдела майор Сергей Долуга. Они заняли места в УАЗе, через двадцать минут были на пограничном переходе «Псоу» и без задержек по «зеленому коридору» въехали на территорию Абхазии.

Несмотря на то, что после окончания грузино-абхазской войны прошло десять лет, ее следы были все еще заметны. Она вызверилась злобным оскалом развалин и ржавой арматуры. Белоснежные стволы платанов и эвкалиптов, посеченные осколками, вздулись коричневыми язвами, напоминающими тела зараженных чумой. Заброшенные дома уныло смотрели на мир пустыми глазницами окнами.

Водитель УАЗа прибавил скорость, и окраины приграничного поселка остались позади. Серая лента шоссе то закручивалась в тугую спираль, то раздваивалась змеиным языком, скатываясь к морю, то опять круто уходила в гору. Густые заросли вплотную подступали к обочине. Буйная южная природа зелеными повязками-бинтами залечивала следы безумства человека.

Через два часа Носов и Рябенков въехали в Сухум. Дорога нырнула под арку железнодорожной эстакады, и через километр УАЗ остановился перед высокими металлическими воротами. За ними располагались штаб, госпиталь, гостиница и узел связи российских миротворцев в зоне грузино-абхазского конфликта. Забрав сумки из машины, Носов и Рябенков вместе с Долугой прошли по кипарисовой аллее в санаторий ракетчиков-стратегов «Сухумский».

Его начальник — высокий, седовласый и не спешный в движениях, но быстрый в мыслях Саид Лакоба оказался на месте, с полуслова понял, что от него требуется, и распорядился разместить Носова и Рябенкова в люксе «высотки». В номере они не задержались, доложив Гурьеву о прибытии, приняли душ и отправились на ужин, на встречу с начальником отдела военной контрразведки подполковником Борисом Быстроногом.

К этому времени дневной зной спал. Таинственные южные сумерки опустились на сухумскую бухту, город и санаторий. После ранних сентябрьских холодов в Москве, погода и природа в Сухуме как бы говорила: если на земле и есть рай, то он находится в Абхазии. Ласковая черноморская волна, шурша галькой, о чем-то перешептывалась с берегом. В призрачном свете фонарей раскидистые кроны олеандров напоминали мохнатые шапки джигитов. По склонам Сухумской горы теплыми, манящими к себе огоньками перемигивались окошки частных домов. За ней суровой громадой проступала зубчатая стена Главного Кавказского хребта. Его вершины, покрытые вечными снегами, терялись в россыпи Млечного пути и снисходительно, с высоты миллионов лет наблюдали за суетой человеческого муравейника.

Вячеслав и Николай, наслаждаясь этой сказкой наяву, не заметили, как подошли к кафе «Стекляшка». В первом зале негде было упасть яблоку. Разогретая вином и воспоминаниями о бесшабашной и полной радужных надежд лейтенантской молодости, веселая компания офицеров и их жен, сдвинув столы, отмечала встречу. За ними, забившись в угол, два контрактника-миротворца уныло чахли над стаканами с томатным соком. На летней открытой террасе, прячась в полумраке от любопытных глаз, жались друг к другу скоротечные, но пылкие парочки «курортных романов».

На входе Носова и Рябенкова встретил Долуга и проводил в кабинку, там их ждал Быстроног. Искать общий язык профессионалам не пришлось. За ужином они обсудили все вопросы и согласовали план дальнейших действий. Возможности отдела контрразведки и коллег из СГБ Абхазии не оставляли у Вячеслава и Николая сомнений, если Чулков выйдет на контакт с куратором из МИ-6, то это не останется без внимания подчиненных Быстронога.

На следующий день, 7 сентября автобусы доставили из Сочи очередную партию отдыхающих. Среди них находился семья Чулковых. Ей «повезло», в «высотке» освободился номер люкс. Большую часть времени как взрослые, так и дети проводили в море и на пляже. Перед ужином Чулков полтора часа уделял спорту, играл в большой теннис. Вечером вся семья совершала прогулку по набережной или слушала живую музыку в «Белом» кафе. За время отдыха Чулковы трижды покидали территорию санатория. Один раз с другими отдыхающими на автобусе санатория ездили за покупками на центральный городской рынок. Два других раза в составе экскурсионных групп совершили поездки в Новоафонский монастырь и в обезьяний питомник.

Носов и Рябенко уже потеряли всякую надежду на то, что Чулков проявит себя как шпион. Все закрутилось в бешеном ритме накануне отъезда отдыхающих из санатория. Чулковы и их новые приятели — семья Величко, решили отметить это событие в ресторане «Эрцаху». Один из лучших в Сухуме, он располагался неподалеку от санатория, в нем часто обедали и ужинали военные наблюдатели из Миссии ООН. Носов и Рябенко расценили это как попытку Чулкова выйти на связь. И тому имелись веские основания, в зале, как никогда, было много иностранцев. Среди них находились военные наблюдатели из США, Канады и Дании. Носов, Рябенков и Долуга проглядели все глаза, наблюдая за Чулковым. Он пока не дал повода заподозрить себя в шпионской связи.

Вечер набирал обороты: в зале не осталось свободных мест, все громче звучала музыка, все раскованнее вела себя публика. В какой-то момент, первым заметил Долуга, Чулков встал из-за стола и направился в сторону туалета. Рябенков последовал за ним. Ему не хватило какого-то мгновения. Он услышал только обрывок фразы разговора Чулкова с иностранцем, и тот скрылся в кабинке. Военным наблюдателем, как позже установил Быстроног, являлся капитан канадской армии Пит Бурак.

Его появление еще больше запутало ситуацию вокруг Чулкова. В этом новом ребусе Гурьеву и его подчиненным предстояло еще разбираться.

Главное управление контрразведки Народного комиссариата обороны Смерш (ГУКР НКО Смерш).

Образовано 19 апреля 1943 года на основании Постановления Совета Народных Комиссаров (СНК) № 415-138сс. Утвердил его Сталин как глава правительства (СНК).

Постановление предписывало:

«Управление Особых Отделов НКВД СССР изъять из ведения НКВД СССР и передать Народному Комиссариату Обороны СССР, реорганизовав его в Главное Управление Контрразведки НКО «Смерть шпионам».

На Смерш возлагались задачи:

…а) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной армии;

б) борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части и учреждения Красной армии;

в) принятие необходимых агентурно-оперативных и иных (через командование) мер к созданию на фронтах условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта, с тем, чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов;

г) борьба с предательством и изменой родине в частях и учреждениях Красной армии (переход на сторону противника, укрывательство шпионов) и содействие работе органов НКВД…»

Руководителем новой спецслужбы в ранге заместителя наркома обороны СССР был назначен 35-летний комиссар государственной безопасности 3-го ранга Виктор Абакумов.

21 апреля 1943 года, Постановлением Государственного Комитета Обороны (ГКО) СССР № 3222 сс/ов было введено в действие Положение о Главном управлении контрразведки НКО Смерш СССР.

Новая спецслужба представляла собой строго централизованную организацию, ее подразделения на местах подчинялась только вышестоящим органам. Она наделялись самыми широкими полномочиями, которые диктовались чрезвычайной обстановкой военного времени. При этом строго соблюдались нормы действовавшего Закона — аресты военнослужащих в обязательном порядке согласовывались с прокурором и командиром соответствующего уровня.

27 апреля 1943 года Сталин утвердил организационно-штатную структуру Смерша. Центральный аппарат включал в себя 14 оперативных отделов, секретариат, подразделения, отвечающие за шифросвязь и использование оперативно-технических средств, а также кадровый орган. Общая его численность составляла 646 человек. Число сотрудников управления Смерш фронта, состоявшего из пяти армий, не превышало 130 человек, отдела армии — 57, в отделе военного округа (в зависимости от его категории) оно колебалось от 102 до 193 человек.

Смерш просуществовал чуть более трех лет, до 4 мая 1946 года. Она стала одной из самых эффективных спецслужб того времени. За это время ее сотрудниками было выявлено и разоблачено более 30 000 шпионов, свыше 6000 террористов и около 3500 диверсантов, привлечено к уголовной ответственности более 80 000 военных преступников, проведена фильтрация 5 016 935 военнопленных и 5 290 183 советских граждан, оказавшихся в плену и угнанных на работу в Германию.

Ни один из сотрудников Смерша не перешел на сторону противника и не был завербован его спецслужбами.

«…Великая Отечественная война 1941–1945 гг. явилась тяжелым испытанием для всего нашего народа. Она унесла также жизни нескольких тысяч сотрудников органов военной контрразведки. Многие из них удостоились высоких государственных наград, а четверым: лейтенанту Г. М. Кравцову, лейтенанту В. М. Чеботареву, лейтенанту М. П. Крыгину, старшему лейтенанту П. Н. Жидкову были присвоены звания Героя Советского Союза.

Все они, павшие и живые, не щадили себя и своей жизни ради защиты Отечества. И не росчерк пера всесильного И. В. Сталина, а именно они — бывшие летчики, пограничники, танкисты, артиллеристы, пехотинцы и моряки, военные и гражданские, мобилизованные в органы безопасности, своим беззаветным трудом создали легендарную контрразведку Смерш. Тот самый Смерш, который заставлял в страхе трепетать врага и укреплял веру бойцов и командиров в том, что в их ряды не проникнет измена.

Контрразведка Смерш просуществовала чуть более трех лет. Однако за это короткое время она заняла свое особое место в истории отечественных органов безопасности. В час суровых испытаний время выдвинуло на передний край борьбы с жестоким и коварным врагом именно эту силу, надежно защитившую нашу армию и флот от проникновения вражеских разведчиков и диверсантов. «Смерть шпионам» — под таким беспощадным названием военная контрразведка Великой Отечественной войны навсегда останется в истории…»

Из предисловия начальника Управления военной контрразведки ФСБ России генерал-лейтенанта Безверхнего А. Г. к книге-альбому «Смерш».

Глава 7 «Англичанка» снова гадит

Густой, словно кисель, туман фантастическими клубами поднимался над свинцово-сизыми водами Темзы и подобно морскому прибою накатывал на погружавшийся в холодный мрак Лондон. Вечерние сумерки быстро сгущались. Свет фонарей и блеск неоновых огней рекламы оказались бессильны перед натиском природы. Мрачный Тауэр, Вестминстерское аббатство и Трафальгарская площадь утратили привычные очертания и напоминали сцены из ада Данте.

Бронзовый адмирал Нельсон напрасно напрягал единственный глаз, пытаясь разглядеть с гранитной колоннады — своего последнего капитанского мостика, извечного соперника по бессмертной славе сэра Уинстона Черчилля. На этот раз «железный» премьер предпочел не заслонять горизонт грозному «морскому волку» и на время ушел в тень с подмостков истории. Нахохлившись, он кутался в воротник длиннополого металлического пальто и пытался укрыться от порывов пронизывающего ветра. Свирепый норд-ост, подобно пьяному дворнику, разметал по сторонам мусор и пригоршнями беззастенчиво швырял его в лица редких прохожих.

Туман бисеринками оседал на, казалось, сросшейся с плечами и походящей на огромный бильярдный шар голове сэра Черчилля, его покатых плечах, курносом носе и холодными струйками скатывался на постамент. Площадь перед памятником и мостовые покрылись скользкой пленкой и напоминали собой зимний каток. Лондонцы призрачными тенями скользили у стен и торопились поскорее нырнуть в темный зев «подземки».

С приближением ночи город все больше походил на громадную подводную лодку, медленно погружающуюся в удушающую пелену из выхлопных газов и тумана. Едкий смог смел с улиц не только лощеных денди и светских львиц из Сити, а и тусовку байкеров на площади «дьяволов». На мраморных ступенях перед «Асторией», «Бристолем» и даже «Плазой» было непривычно тихо и пустынно. Застывшие на входе каменные львы с холодным презрением наблюдали за шмыгающими в зеркально-стеклянную пасть ресторана прожигателями жизни, для которых любая непогода нипочем, если в кармане раздается манящий звон монет.

Даже в Сохо — этом «лондонском дне», где за один шиллинг или косо брошенный взгляд легко угодить под нож, в такие часы могли чувствовать себя в полной безопасности и сэр, и пэр, и последний деревенский простофиля из богом забытого Пензанса. Вместе с «опущенными» бродягами из «ямы» и проститутками «последней надежды» с площади «падшей любви» ненастье загнало под крыши шустрых карманников и немногословных громил. Эти «аристократы лондонского дна» предпочли перебраться к стойкам баров и там, потягивая виски, коротали время за байками о лондонском садисте Джеке Потрошителе и Неуловимом Джо, которого собственно никто и не ловил, так как он никому не был нужен.

Вячеслав Жарко с жадным интересом вглядывался в это прибежище беглых российских казнокрадов, олигархов и скрывающихся от справедливого возмездия закаевых, мустаевых и прочих главарей банд, проливших море людской крови на Северном Кавказе. Он торопил время встречи с Борисом Березовским. После бесед с Полом Миллером и его компаньоном Джоном Калаганом в Таллине и Хельсинки у Жарко появилась уверенность в том, что ему удастся вернуть утраченное благополучие и снова подняться к вершинам российской власти. Эту надежду он связывал с Березовским и не без оснований. В свое время, только благодаря его поддержке, Жарко удалось удержаться на должности, а главное — оградить семью от провокаций.

Память возвратила его к драматическим событиям шестилетней давности. Ему — молодому, энергичному следователю Федеральной службы налоговой полиции Российской Федерации (ФСНП), было поручено расследование важного, резонансного дела. В прессе и в профессиональной среде оно получило громкое название — «дело НТВ». В центре его находился могущественный олигарх и телемагнат Владимир Гусинский. По одному мановению его пальца информационная «артиллерия» НТВ могла превратить в руины любую административную и коммерческую «крепость».

Жарко, преисполненный решимости вывести всесильного махинатора на чистую воду, активно взялся за расследование. Ему и другим участникам оперативно-следственной группы не потребовалось предпринимать титанических усилий, чтобы найти доказательства грандиозных финансовых афер, осуществлявшихся Гусинским и его компанией под крышей НТВ. Они лежали на поверхности. Махинаторы, пользуясь покровительством своих связей в окружении президента Бориса Ельцина, не находили нужным скрывать следы преступлений.

Гусинский, уверенный в своей неуязвимости, рассматривал работу группы Жарко как мышиную возню, но когда пошли выемки документов и аресты имущества, то тут же показал зубы. В адрес Жарко и других следователей последовали угрозы, а когда они не достигли цели, начались провокации. В руководстве налоговой полиции он не нашел поддержки и вынужден был обратиться за помощью к всесильному заместителю Секретаря Совета Безопасности России, близкому к «семье» президента Ельцина, Борису Березовскому. Тот взял расследование под личный контроль.

Великий и Ужасный Комбинатор — Березовский, вряд ли руководствовался человеческими чувствами по отношению к Жарко и следователям. В прошлом доктор физико-математических наук расчетливо использовал их в очередной своей бизнес-комбинации. Он чужими руками — следственной группы Жарко, подвинул в сторону конкурента — Гусинского и завладел частью его активов. С того дня взаимовыгодный союз между Березовским и Жарко получил продолжение и просуществовал до тех пор, пока в Кремле не сменился караул.

К 2000 году, в прошлом блестящий математик — Березовский, окончательно запутался в бесчисленных финансово-экономических аферах. Подвели его гордыня и тщеславие. Они не позволили ему объективно оценить ситуацию, сложившуюся в кремлевских коридорах власти после ухода Ельцина. Как результат, Березовский с треском проиграл свою очередную политическую комбинацию, на этот раз — молодому президенту Путину. Не смирившись с поражением, он начал против него информационную войну и проиграл. То, что до недавнего времени — было секретом Полишинеля, всплыло на поверхность. Грандиозные аферы Великого и Ужасного Комбинатора — «дело «ЛогоВАЗа», «дело «Аэрофлота» и «дело ОРТ» стали предметом внимании следственных бригад ФСБ и Генеральной прокуратуры. Они мертвой хваткой вцепились в эти материалы.

Угроза сменить роскошные апартаменты на камеру в «Матросской тишине» для уже не совсем Великого и Ужасного Комбинатора стала реальностью. Березовский не стал ждать, когда на руках защелкнутся наручники, и бежал в Лондон. Игрок по натуре, амбициозный и честолюбивый по характеру, он так и не смог смириться с поражением. Одержимый мыслью о реванше, Березовский направлял всю свою неукротимую энергию, огромные финансовые ресурсы и незаурядный ум на смену власти в России. В лице британского правительства и спецслужб он и его окружение нашли союзников и одновременно хозяев.

Приближающийся 2004 год — год президентских выборов в России, породил у Великого и Ужасного Комбинатора иллюзию на возвращение. Ее питали также на Даунинг-стрит, 10, и потому отводили Березовскому одну из ключевых ролей в плане водворения в Кремль своих как явных, так и тайных конфидентов.

Руководствуясь рекомендациями Миллера, Жарко, отправляясь в Лондон, вряд ли об этом догадывался. Он строил планы, как с помощью Березовского расширить бизнес в Прибалтике, затем продвинуть его в Великобританию, и не заметил, как машина остановилась перед офисом Березовского на улице Даун-стрит, 7.

В холле его встретил правая рука Березовского — беглый, бывший подполковник ФСБ и фигурант нескольких уголовных дел в России, Александр Литвиненко. С последней их встречи прошло больше семи месяцев. Обстановка в Лондоне пошла Литвиненко на пользу. Он выглядел свежо, слегка раздобрел, в глазах появился прежний азартный блеск. Предстоящая битва за Кремль добавила ему адреналина.

— Привет, дружище! Рад тебя видеть, Слава! — воскликнул Литвиненко и заключил Жарко в свои объятия.

Они тискали друг друга и похлопывали по плечам. В приемной звучали шлепки и восторженные возгласы:

— Красавец! Прекрасно выглядишь! Ты тоже, хоть сейчас на обложку «Плейбоя»!

И когда эмоции спали, Литвиненко поинтересовался:

— Как добрался?

— Без особых приключений, если не считать того, что в Хитроу меня трясли как какого-то шпиона, — с улыбкой ответил Жарко.

— Ерунда! Все наши приключения еще впереди, — многозначительно заметил Литвиненко и уточнил: — Ты из России или Прибалтики?

— Из Финляндии.

— До чего договорился с Полом?

— Все срослось! Спасибо тебе и Борису Абрамовичу. Должен признать, у Пола крутые прихваты. За неделю он решил все мои проблемы.

— Вот и отлично! Имей в виду, Пол может закрыть и другие вопросы, и не только в Эстонии! — заверил Литвиненко и поинтересовался: — Кстати, какое у тебя о нем впечатление?

— Ну… — Жарко задумался. — То, что не дурак, так это точно. Стелет мягко, но спать придется жестко.

— В бизнесе, Слава, сам знаешь, по-другому нельзя. Зазеваешься, конкуренты в миг не то что без штанов, без головы оставят.

— Не спорю. Но, Пол, как мне показалось, не бизнесмен, его все время заносило на политику.

Литвиненко хмыкнул и подчеркнул:

— Слава, ты уже должен понять, политика — самый ходовой товар и не только в России, а и здесь, в Британии. Главное, не продешевить и вовремя соскочить.

— А ты, Саша, заматерел. Палец в рот не клади.

— Ха-ха, — рассмеялся Литвиненко и заметил: — С таким учителем, как Борис Абрамович, всему научишься.

— Ну, этого у Бориса Абрамовича не отнять! Одно слово, голова! — согласился Жарко.

— Ладно, Слава, пошли! Он ждет! — пригласил Литвиненко и распахнул дверь кабинета.

Жарко перешагнул порог и невольно замедлил шаг. Апартаменты Березовского впечатляли. Непомерные амбиции и мания величия, владеющие им, нашли отражение в обстановке. В ней смешались различные стили и вкусы. С картинами известных мастеров в массивных золоченных рамках соседствовал телеэкран, занимающий почти всю стену. Огромный стол, напоминающий бегемота, стулья и кресла были изготовлены из ценных пород дерева. За стеклами книжных шкафов, уходящих под самый потолок, тускло поблескивали корешками раритетные книги. Все вместе взятое должно было внушать посетителю представление о могуществе хозяина кабинета. Но даже в этих стенах Березовского не покидал страх перед вездесущими «агентами Путина». За каждым движением посетителя неусыпно следили зрачки видеокамер. Они мигнули багровыми огоньками и нацелились на Жарко. Он сделал несколько шагов. И только тогда Березовский среагировал, не сошел, а слетел с кресла, напоминающего трон, и стремительной походкой направился навстречу.

Жарко с нескрываемым любопытством смотрел на него. Это был тот самый Березовский, которого он знал по Москве, и в то же время в чем-то другой. Он стал как-будто меньше ростом и тщедушнее. В движениях появилась суетливость. В выражении лица читалась невысказанная боль, а в глубине глаз пряталась затаенная грусть. Цепким взглядом Березовский впился в Жарко; тот невольно почувствовал себя как под рентгеном, энергично пожал руку и скороговоркой произнес:

— С приездом, Слава! Рад тебя видеть! Очень рад!

— Спасибо, Борис Абрамович, взаимно.

— Как твои дела?

— С вашей помощью движутся. Я вам очень признателен, Борис Абрамович! Пол закрыл мои проблемы.

— Оставь это, Слава! Оставь! Мы же с тобой друзья, не так ли?

— Борис Абрамович, я добро помню. В 98-м, когда мои начальники отскочили в сторону, вы спасли меня от наката Гусинского. Если бы не вы, Борис Абрамович, то меня его гориллы закатали бы в асфальт.

— Д-а, было время, суровое, но интересное, — в голосе Березовского зазвучали ностальгические нотки.

Литвиненко оживился и категорично заявил:

— Мы его вернем, Борис Абрамович!

— Да! Да, Саша! В этом нет никаких сомнений! — подтвердил Березовский и, потрепав Жарко по плечу, пригласил: — Проходи, Слава! Проходи! Рассказывай, как живется в Москве? Внук Дзержинского еще не загнал вас в ГУЛАГ?

— Крутимся, как можем, Борис Абрамович, — уклонился от прямого ответа Жарко.

— Недолго осталось. Мы скоро поставим его на место, — обронил загадочную фразу Березовский, подхватил Жарко под руку, увлек в соседний зал и на ходу бросил: — Саша, у нас такой дорогой гость, а мы его, как того соловья, кормим баснями! Так не годится!

— Понял, Борис Абрамович, один момент, сейчас все исправим! — заверил Литвиненко и уточнил: — Что прикажете подать к столу?

— Только не эту их овсянку! — впервые улыбнулся Березовский и обратился к Жарко. — Что будешь, Слава?

— Положусь на ваш вкус, Борис Абрамович, — скромничал Вячеслав.

— Тогда, Саша, пусть приготовят что-нибудь наше! Уху — так тройную! Борщ — так наваристый. А водку — так Столичную! Не за горами то время, когда мы вернемся в Первопрестольную!

— Я вас понял, сэр, никакой овсянки! — ответил Литвиненко и, ухмыльнувшись, исчез за дверью кабинета.

Березовский проводил Жарко в соседний зал. Он служил для приемов гостей и должен был напоминать им: в его стенах решаются мировые проблемы и крутятся миллиарды долларов. Средину занимал большой овальный стол. По слухам когда-то за ним заседал сам король Ричард Львиное Сердце и его благородные рыцари. Стены украшала коллекция картин. Она могла бы составить честь любому музею.

Остановившись у последнего приобретения, Березовский с увлечением принялся рассказывать, как оно ему досталось. Вскоре к ним присоединился Литвиненко. Прошло несколько минут, в зал вошли официанты и внесли легкие закуски. Березовский пригласил за стол; они заняли места, и произнес тост за встречу. Его поддержал Литвиненко. Обстановка становилась все более непринужденной. Прошлое, к которому в своем рассказе обращался Жарко и впечатления о том, что сейчас происходит в России, возбудили Березовского. Его уже было не остановить, мысли опережали слова. Жарко видел перед собой прежнего неукротимого, фонтанирующего идеями Великого и Ужасного Комбинатора. Он жил предстоящей борьбой со всем миром и вынашивал новые грандиозные планы. В их центре находилась Россия. Сомнения и недоверие, читавшиеся в глазах Жарко, только еще больше распалили Березовского. Он сорвался на крик:

— Мы на хрен сметем всю эту гэбэшную шоблу вместе с Путиным! Я вернусь в Москву! Можешь не сомневаться, им недолго сидеть в Кремле!

— Борис Абрамович, год-другой назад такое еще было возможно. Но сейчас… — пытался возразить Жарко.

Но Березовский оставался на своей волне. Его глаза полыхали яростным огнем, лицо кривили гримасы, а пальцы сжимались в кулаки. Он вошел в раж и слышал только самого себя.

— Кто такой Путин?! Да никто! Он часами обивал порог моего кабинета. Это колосс на глиняных ногах…

Литвиненко подался к Жарко и нашептывал на ухо.

— Борис, конечно, завелся. Но, поверь мне, Слава, все, что он говорит не фантазия. У нас тут и в Штатах такая поддержка, ты даже не представляешь. 2004 — это последний год для Путина. Я за его жизнь не поручусь. В Лондоне и Вашингтоне уже приняли решение, в Кремль въедет другой. Так что, не будь дураком, Слава, садись в наш вагон и не прогадаешь.

Березовский, выплеснув накопившиеся в нем злость и обиду, смолк. Литвиненко наполнил рюмки и кивнул Жарко. Тот поймал на себе пронзительный взгляд Березовского и, понимая, что от него ждут, произнес тост:

— За вас, Борис Абрамович! За тебя, Саша! И за то, как пелось в одной нашей песне, чтобы сказку сделать былью.

Березовский хмыкнул, но промолчал. Они выпили и закусили. После затянувшейся паузы он, пытливо заглядывая в глаза Жарко, спросил:

— Слава, а ты готов вместе с нами сделать эту сказку былью?

Жарко, выдержав его взгляд, ответил:

— С вами, Борис Абрамович, хоть в разведку, но хотелось бы узнать свой маневр.

— Спасибо, Слава, на другой ответ я и не рассчитывал, — потеплевшим голосом произнес Березовский и пояснил: — Егор Гайдар, Боря Немцов, Ваня Рыбкин готовят мощную внутреннюю оппозицию Путину. Как ты посмотришь на то, чтобы взять на себя роль координатора между нами?

— Борис Абрамович, я человек благодарный и не забыл, как вы помогли мне в 98-м, а сейчас с Полом. Но, поймите меня правильно… — мялся Жарко.

— Ну, говори, Слава! Говори как есть!

— Немцов? Боря — понт, ему еще надо разбираться со своими «волгами» и бабами. Рыбкин? Рыба, она и есть рыба. Гайдар — он не тимуровец. Нет, люди за ними не пойдут. Я уж не говорю про армию, гэбэшников и ментов.

— Спасибо за откровенность, Слава. Я это ценю, — отметил Березовский и подчеркнул: — Ты не учитываешь главного и решающего фактора в нашей будущей схватке с Путиным.

— Это какого же, Борис Абрамович?

— Экономического, финансового, военного и информационного ресурса Запада. События в бывшей Югославии тому наглядное подтверждение.

Жарко покачал головой и возразил:

— Россия не Югославия, Борис Абрамович. Да и русские — не югославы. Я должен сказать, сегодня ФСБ и армия уже не те, что были пару лет назад. Они на стороне Путина.

— Слава, против этого лома найдется другой! И еще какой! Мы их сметем как мусор! — грозил Литвиненко.

— Ты хочешь сказать, интервенция? Против страны с атомной бомбой? Очень сомневаюсь, что запад на такое пойдет. Это же глобальная война.

— Никакой интервенции! У нас есть парни Ахмеда Закаева, Руслана Гелаева и Шамиля Басаева. Я с ними в постоянном контакте. Они готовы выступить в любой момент.

— Саша, о чем ты? Они уже вчерашний день! — отмахнулся Жарко. — Здесь, в Лондоне, ты оторвался от реалий жизни в России. Эти твои парни давно разбежались по миру, а те, что остались, забились в норы.

— А вот здесь, Слава, ты ошибаешься! Мы накапливаем силы для 2004 года, — стоял на своем Литвиненко и, посмотрев на Березовского; тот кивнул, яростно блеснул глазами и снова сорвался на крик: — Ахмед, Руслан и Шамиль взорвут не только Северный Кавказ! В Москве и Питере мы посеем хаос и ужас! Земля будет гореть под ногами Путина! Толпа снесет его вместе с опричниками!

Апокалипсические картины, нарисованные Литвиненко, заставили поежиться Жарко и отразились у него на лице. Что не осталось не замеченным Березовским. Он поспешил сгладить ситуацию.

— Саша, ну так сильно не надо сгущать краски.

— Ну, это как крайний вариант, — оправдывался Литвиненко.

— Постараемся обойтись без крайностей, — сказал Березовский и, обращаясь к Жарко, заявил: — Нам незачем превращать Россию в мировое кладбище. Негры в Сибири и на Урале работать не смогут.

— Извините, Борис Абрамович, но я пока не понял, как вы собираетесь переворачивать Россию? — признался Жарко.

— Империю, как и пирог, удобнее и лучше объедать с краев, — философски заметил Березовский.

— Вы хотите сказать, что России не станет?!

— Нет, она будет, но только без Путина. Нашими друзьями здесь в Лондоне и Вашингтоне запущен механизм по смещению режимов Шеварднадзе в Грузии и Кучмы на Украине. Эта волна возмущения покатится дальше на марионеток Путина — Абхазию и Южную Осетию, а потом на республики Северного Кавказа. Она сметет гэбэшный режим!

— А исполнители, я так понимаю, Саакашвили, Ющенко и Санакоев?

— Молодец, Слава, владеешь ситуацией!

— Борис Абрамович, но за ними мало кто пойдет, а, тем более, станет класть свои головы.

— Это сейчас. Один только я зарядил в них больше 70-ти лимонов! И они свое дело сделают! — без тени сомнений заявил Березовский и спросил: — Ну, так что, Слава, ты с нами или как?

Жарко растерялся и не знал что ответить. В наступившей тишине было слышно тяжелое дыхание Березовского и Литвиненко. Они глазами поедали его. Их одержимость и безумные замыслы потрясли Жарко. В нем все восставало против. Но под гипнотизирующим взглядом Березовского, наперекор своей воле он с трудом выдавил из себя.

— Я с вами, Борис Абрамович.

— Я так и знал! Молодец, Слава! — воскликнул Литвиненко и предложил: — Борис Абрамович, это надо отметить!

Березовский оживился и кивнул головой. Литвиненко разлил водку по рюмкам. Они выпили и закусили. Несколько минут за столом шел сумбурный разговор, а потом Березовский снова сел на своего конька. Он громоздил один план на другой, сыпал именами и фамилиями, играючи менял премьеров и министров. Жарко не успевал за ходом его мысли, голова шла кругом. Вскоре усталость и напряжение дали о себе знать, и он взмолился. Березовский тоже устал и не стал удерживать. Литвиненко вызвался отвести Жарко в отель. Они спустились на стоянку, где их ждали машина с водителем, и отъехали от офиса.

Жарко отсутствующим взглядом смотрел за окно. За ним, полыхая огнями рекламы, оглушая ревом автомобильной лавины, плескаясь по улицам и площадям разноликой и разноязыкой людской рекой. В эти часы Лондон напоминал ожившее гигантское чудовище. Жарко ничего этого не видел и не слышал. После встречи с Березовским он чувствовал себя полностью опустошенным. Как сквозь вату донесся голос Литвиненко. Жарко встрепенулся.

— А?.. Что?

— Слава, заедем в одно клевое место, — предложил Литвиненко.

— Извини, Саша, нет никакого желания.

— Ты не пожалеешь!

— Устал я, Саша.

— Там будет без напряга! В кои веки мы с тобой встретились, — уговаривал Литвиненко.

— Ладно, только ненадолго, — согласил Жарко.

— Еще раз говорю, не пожалеешь, — заверил Литвиненко и распорядился: — Чарльз, давай в клуб «Париж»!

Эта достопримечательность Лондона находилась неподалеку от офиса Березовского. Она славилась не только тем, что под ее сводами проводили время многие знаменитости, начиная с принца Эдуарда VIII и заканчивая звездами кино и театра: Марлен Дитрих, Энди Уорхолом и Кейт Мосс, а лучшим варьете и великолепной французской кухней. Швейцар на входе, словно сошедший с картин времен «Короля-Солнца» — Людовика XIV и внутренний интерьер произвели впечатление на Жарко. Он оживился и завертел головой.

— Ну как, нравится? Правда, клево?! — воскликнул Литвиненко.

— Да, здорово, — признал Жарко.

— А я что говорил! Так что не пожалеешь. За мной, Слава! — призвал Литвиненко и решительно двинулся вперед.

В клубе Cafе de Paris он чувствовал себя как рыба в воде, стрельнув замаслившимися глазами на сцену, где взвод полуголых девиц помахивал аппетитными ляжками, и направился к отдельной кабинке. Мягкий свет, тихая музыка и виски заставили Жарко забыть о разговоре с Березовским. Литвиненко после второй рюмки понесло. Он говорил не умолкая, перескакивал с одного на другое и, когда все темы были исчерпаны, поинтересовался:

— Слава, ты когда отчаливаешь из Лондона?

Жарко пожал плечами.

— А можешь задержаться на пару дней?

— Зачем?

— С тобой хотят встретиться серьезные парни.

— Кто?

— Ты их знаешь, Джон Калаган и Пол Миллер.

— Пола, да. Он помог мне закрыть проблемы. С Джоном был разговор, но ни о чем. Мутноватый он какой-то, — отметил Жарко и поинтересовался: — Они что, из одной компании?

— Можно сказать и так, — подтвердил Литвиненко и с многозначительным видом произнес: — Причем, очень серьезной.

— А-а, понятно какой. То-то Джон подбивал клинья под меня. Они что, Джеймсы Бонды?

— Ну… А как ты догадался?

— Птицу видно по полету, а этих ребят по шпионскому взгляду.

— Ха-ха, — хохотнул Литвиненко и признался: — Да, они из МИ-6. Но нормальные парни, не подведут, а где надо и подстрахуют.

— Ты с ними работаешь?

— У нас общие цели… К чертям собачим снести режим Путина! — ушел от прямого ответа Литвиненко.

— Саша, но ты же не пацан! Ты же служил в ФСБ и знаешь, чем заканчиваются игры с такими ребятами. Придет время, и они, не моргнув глазом, спишут тебя в расход, — предостерег Жарко.

— Меня?!.. В расход?! — взорвался Литвиненко.

— Не заводись, Саша!

— Да если бы не Путин, я бы уже сидел в кресле директора ФСБ!

— О чем ты? Перестань летать в облаках.

— Не веришь?! Придет время, и увидишь!

— До него еще надо дожить. От Лондона и до Кремля, ох, какая длинная дорога.

— Проскочим, ты даже глазом не успеешь моргнуть. Смотри, Слава, не опоздай.

— Саша, не фантазируй. За три года в России многое изменилось. Олигархов задвинули, одни смылись за бугор, другие — молчат в тряпочку. Армия и спецслужбы набирают силу.

— Это все иллюзия, Слава! 2004 год станет последним для Путина! — кипятился Литвиненко. — Не будь дураком, лови момент! За Полом и Джоном стоят правительство Британии и сумасшедшие бабки!

— Сумасшедшие бабки, как известно, сводят с ума.

— Слава, мне не до шуток. С Полом и Джоном не надо бодаться, а то не только без рогов, а и без головы останешься.

— Саша, не надо меня пугать, я пуганный!

— Ладно, Слава, забудь. Но ты же не хочешь, чтобы твой бизнес окончательно загнулся?

Жарко, поиграв желваками на скулах, спросил:

— Чего они хотят?

— Помочь нам и тебе заодно.

— Перестань, Саша! Расскажи это кому-нибудь другому, а не мне.

— Но Пол же закрыл твою проблему, закроет и другие. Он не требует чего-то сверхъестественного.

— Ладно, — буркнул Жарко и предупредил: — Но воровать секреты из сейфов я не буду!

— И не надо, это прошлый век. Борис же сказал, от тебя требуется обеспечить координацию наших действий с Гайдаром, Немцовым и Рыбкиным. А если будешь давать политический и экономический расклад по России, то дополнительно заработаешь приличный навар.

— А ты его имеешь?

— Да.

— И сколько?

— По-разному, но не меньше трех тысяч евриков, — признался Литвиненко и, подмигнув, намекнул: — А если фактура будет из Кремля, то бабла отвалят столько, что тебе и не снилось. Так что, Слава, надо ловить момент и ковать бабки, не отходя от кассы!

— Я подумаю.

— Хорошо подумай.

— Ну все, расходимся, Саша, — предложил Жарко и поднялся из-за стола.

— Погоди, — остановил его Литвиненко. — Есть один деликатный вопрос, его надо перетереть. Это касается лично Бориса Абрамовича.

— Ну, говори!

— Про убийство Сережи Юшенкова ты наверно слышал?

— А-а, это тот, что был вождем в Либеральной России.

— Зря ты так, Слава! Сережа был идейным.

— Саша, последние идейные остались в 41-м. А Юшенков, он же забрал корону у нашего главного либерала, вот соколы Жириновского его и хлопнули.

— Ну, чо ты такое несешь, Слава?! Ты… ты… — от возмущения Литвиненко не находил слов.

— Извини! Извини, Саша! Беру свои слова обратно. Жаль, конечно, мужика. Нашелся же какой-то отсос-наркоман.

— И ты веришь в эту басню?! Кулачинский — это киллер ФСБ!

— Я тебя умоляю, ну какой он киллер. Ты же сам служил в этой конторе.

— Служил, и потому знаю.

— Ладно, бог с ним, с Кулачинским, — не стал спорить Жарко и спросил: — Так что за деликатный вопрос?

Помявшись, Литвиненко понизил голос и сказал:

— Следующим они хотят заставить замолчать Бориса Абрамовича.

— Убить?! С такой крышей как МИ-6? Это надо быть сумасшедшим.

— В Кремле нашли хитрый ход.

— Какой?

— ФСБ и Генпрокуратура состряпали кучу уголовных дел против Бориса Абрамовича и требуют его экстрадиции в Россию.

— Но из Лондона ведь нет же выдачи.

— Это пока. Запрос на экстрадицию Бориса Абрамовича находится на рассмотрении у судьи Уоркмана. Он мужик мутный, и мы не знаем, с какой стороны к нему подкатить.

— Предлагаешь мне подкатить к нему с тыла? Я не по этой части.

— Слава, мне сейчас не до шуток.

— Ладно, так что надо сделать?

— Поговорить с Немцовым и Гайдаром, чтобы они погнали волну в СМИ.

— Какую?

— Мол, в Кремле не мытьем, так катаньем хотят заставить замолчать Бориса Абрамовича. Для Уоркмана это аргумент, чтобы отказать в экстрадиции.

— Понял, передам, — пообещал Жарко и предложил: — Все, Саша, расходимся, а то у меня уже голова трещит.

На посошок они не стали пить и разъехались. На следующий день Литвиненко позвонил Жарко и назначил время встречи с Миллером и Калаганом. Она должна была состояться через сутки на конспиративной вилле британской разведки. Пауза в разработке будущего ценного агента — Жарко, понадобилась МИ-6, чтобы проследить и убедиться, он не связан с российскими спецслужбами.

Не подозревая об этом, Жарко вел себя как самый благочестивый пуританин, после завтрака вышел в город с вполне благопристойной целью. Она вряд ли могла вызвать подозрения у британской разведки. Он давно мечтал своими глазами увидеть квартиру-музей легендарного литературного сыщика, так блестяще описанного Артуром Конан Дойлем в своих бессмертных «Записках о Шерлоке Холмсе».

Она находилась недалеко от отеля, пешая прогулка стала для Жарко неким путешествием в прошлое. Ему не понадобился путеводитель, надежным компасом к цели служила память. В архитектурном облике этой части Лондона мало что изменилось с тех времен, которые в своих рассказах так ярко описал Конан Дойл. Изменились только сами лондонцы.

Жарко порой не мог понять, где находится: в Африке, или в Азии. Современный Лондон напоминал ему Вавилонскую башню. Слух резала разноязычная речь, от желтых, черных и белых лиц рябило в глазах. История жестоко мстила Британской империи и возвращалась к ней бумерангом. В XXI веке бывшие колонии завоевывали бывшую метрополию.

Жарко миновал станцию подземки «Бейкер-Стрит», перешел на противоположную сторону улицы и вскоре увидел подъезд дома, хорошо знакомый по описаниям Конан Дойля и кинофильмам. Полисмен на входе, облаченный в форму XIX века, старинные газовые фонари над дверью, узкие балкончики на верхних этажах, увитые металлическим ограждением, возвращали посетителей музея в славные времена королевы Виктории. Сам воздух, казалось, пропитался викторианским духом. Жарко невольно ускорил шаг, не без волнения перешагнул порог квартиры на Бейкер-стрит, 221b, прошел через небольшую прихожую, поднялся на второй этаж и оказался в мире любимых героев.

В гостиной его встретила горничная, словно сошедшая с портретов позапрошлого века. И когда глаза освоились после полумрака, царившего на лестничной клетке, то перед ним, у окна возник сам Шерлок Холмс! В лучах неяркого солнца его восковой выразительный профиль напоминал монетный, римских императоров. Холмс что-то убедительно объяснял такому же восковому доктору Ватсону. Тот, отложив в сторону армейский револьвер, внимательно слушал. О том, что оба являлись великолепными стрелками, красноречиво говорила монограмма королевы Виктории «VR». Чтобы выбить ее, Холмсу понадобился всего один подход. Ощущение реальности подкрепляли знаменитые трубка, шляпа, скрипка и, конечно же, неизменная восковая миссис Хадсон. Осмотрев внутренние покои Холмса, Ватсона и Хадсон, Жарко поднялся на четвертый этаж и оказался в мире восковых злодеев и их жертв, долго не задержался и завершил экскурсию в пабе «Шерлок Холмс». Там ему подали суп от «миссис Хадсон», молодую телятину и английский чай со сливками.

Оставшееся до ужина время Жарко посвятил прогулке по Лондону. Она не доставила хлопот агентам британской наружки. Он не скакал зайцем по станциям подземки и не носился по проходным дворам, а чинно бродил по городу и осматривал достопримечательности. С наступлением вечерних сумерек Жарко возвратился в отель, поужинал в ресторане, поднялся к себе в номер и остался один на один со своими мыслями.

Они возвращали его к разговорам с Березовским и Литвиненко. В сердце снова проснулась тревога. Как и в 1998 году Жарко опять оказался перед суровым выбором. На этот раз на весах лежало гораздо большее, чем его личное благополучие и благополучие семьи. Авантюризм Березовского и Литвиненко ему были хорошо известны. Их очередная, на этот раз грандиозная авантюра сменить власть в России, как и предыдущие, скорее всего, закончилась бы провалом, если бы не одно но. Стоящие за их и спинами Гайдар, Немцов и внутренняя оппозиция президенту Путину, а также могущественные спецслужбы и политики Британии и США были способны ввергнуть Россию и семью Жарко в новые испытания, еще более тяжкие, чем те, через которые им пришлось пройти в 90-х годах прошлого века.

В поисках выхода, он метался по номеру, и когда силы оставили, рухнул в постель. Ночь прошла в кошмарах, и только перед рассветом ему удалось забыться в коротком сне. Проснулся Жарко с мыслью:

«Надо идти на встречу! Если не ты, то они найдут другого! Послушай, что скажут, а там видно будет».

На часах было 8:25. До встречи с Калаганом и Миллером оставалось меньше двух часов. От одной этой мысли Жарко стало кисло на душе, а в ногах появилась слабость.

«Вперед, Слава! Где наша не пропадала!» — подхлестнул он себя и направился в ванную комнату.

Холодный душ вернул ему не только свежесть, а и уверенность в себе. Завершив туалет, он оделся и спустился на завтрак в ресторан. На входе уже ждал нервно переминавшийся Литвиненко. Выражение его лица и глаз говорили, предстоящая встреча с Миллером и Калаганом многое значила и для него. Накануне в беседе с ними он немало приврал в отношении возможностей Жарко и влиятельности его связей среди российских политиков и представителей спецслужб. Чтобы не потерять своей значимости и ценности в глазах британских разведчиков, Литвиненко вынужден был накручивать Жарко. Вячеслав кивал головой и больше думал о том, как избежать вербовки. Литвиненко продолжал твердить свое и смолк, когда остановил машину перед воротами виллы. Видеокамеры подмигнули багровыми зрачками, луч лазера скользнул по номеру на машине, створки автоматически открылись. Они въехали внутрь. Литвиненко не первый раз бывал здесь и остановился перед крыльцом летнего флигеля.

Навстречу им вышел мрачного вида тип. На его каменной физиономии трудно было прочесть какие-либо эмоции. Он кивнул головой и проводил в холл. Жарко пробежался взглядом по обстановке, ничего запоминающегося не заметил, и поднял голову на шум шагов. По лестнице легкой походкой спускался Миллер, за ним следовал Калаган. После обмена приветствиями Литвиненко, сославшись на занятость, возвратился к машине и покинул виллу.

«С Сашей все понятно, держат на подхвате. Интересно, а тебя, Слава, по какому разряду числят?» — подумал Жарко и последовал за Миллером и Калаганом.

Они прошли в конец коридора. Калаган открыл правую дверь. Жарко посмотрел на Миллера; тот кивнул головой, и переступил порог. Обстановка комнаты напоминала гостиничный номер. Миллер предложил Жарко занять место на диване и поинтересовался:

— Вячеслав, ваши вкусы после нашей встречи в Таллине не слишком изменились?

В вопросе крылся намек. Жарко хмыкнул и ответил:

— Пол, у меня на родине говорят: шашку, коня, жену и вкусы не меняй!

Калаган вежливо улыбнулся.

— Ха-ха! — хохотнул Миллер и уточнил: — Вячеслав, и все-таки, что вам заказать?

— Спасибо, я недавно завтракал. Если только чай по-английски со сливками.

— О'кей, Вячеслав. Ваши вкусы становятся ближе к нашим.

— Еще одно мое посещение паба «Шерлок Холмс», и я стану британцем, — пошутил Жарко.

— Мы будем только рады! — живо откликнулся Калаган и поинтересовался: — Вячеслав, ну и каковы ваши впечатления от музея?

— Лучше бы не ходил.

Ответ Жарко озадачил его и Миллера. Они переглянулись, и Калаган спросил:

— Это почему же?

Жарко выдержал паузу и с серьезным видом заявил:

— Всю ночь мучили кошмары. Снились злодеи с четвертого этажа. Извините, Джон, один из них был поразительно похож на вас.

Калаган смутился, но быстро нашелся:

— Вячеслав, вам нечего меня бояться, я добрый.

Миллер усмехнулся и распорядился:

— Ну что, добрый злодей, закажи нашему гостю чай по-английски, мне кофе и к ним легкий ленч.

Калаган прошел в соседнюю комнату, по телефону сделал заказ и возвратился. Разговор продолжился. Миллер интересовался бизнес-делами Жарко в Прибалтике и Финляндии. Калаган расспрашивал его о впечатлениях от Лондона. Беседу прервал официант. Он возник как тень, поставил поднос на стол и исчез за дверью. Миллер смахнул салфетку; под ней помимо чая, кофе и легкой закуски оказалась бутылка водки и, подмигнув Жарко, спросил:

— Вячеслав, как вы рассматриваете русский вариант на троих?

Жарко ответил широкой улыбкой и признал:

— Пол, вы не только прекрасно владеете русским языком, а имеете и ключ к русской душе.

— Спасибо, Вячеслав, я тронут, — в голосе Миллера не было и нотки фальши. Он разлил водку по рюмкам и произнес многозначительный тост: — За умных и тонких людей, которые понимают друг друга с полуслова!

Они выпили и закусили. Следующий тост сказал Калаган. Его содержание и сама атмосфера за столом больше напоминали московское застолье, чем чопорный лондонский ленч. Миллер и Калаган, подыгрывая друг другу, ненавязчиво подвели беседу к встрече Жарко с Березовским и Литвиненко. Их вопросы не оставляли сомнений в том, что ее характер и обсуждавшиеся темы не составляли большого секрета для британской разведки. Прощупав Жарко наводящими вопросами, они основное внимание уделили его оценкам ситуации, складывающейся в России, и перспективам ее развития накануне президентских выборов. Ссылаясь на мнение Березовского и Литвиненко, Миллер поинтересовался:

— Вячеслав, насколько оценки Бориса и Александра отражают реальное положение дел в России?

Жарко задумался и после продолжительной паузы ответил:

— Вы знаете. Пол, отсюда, из Лондона, то, что происходит в России, воспринимается несколько иначе. Все гораздо сложнее, чем это представляется Борису Абрамовичу и Саше.

— Вы хотите сказать, ситуация в России не столь катастрофическая, а правящий режим пользуется поддержкой населения?

— То, что положение сложное, я этого не отрицаю. Но назвать его катастрофическим, будет преувеличение.

— О'кей. А как воспринимается в российском обществе сворачивание демократии, усиление тоталитаризма и репрессии против оппозиции? — зашел с другой стороны Калаган.

— Начнем с того, Джон, что наше общество совсем не то, которое было 10–15 лет назад. Оно неоднородно, и потому, то, что происходит в стране, воспринимается по-разному.

— О'кей. Давайте поставим вопрос иначе. Как в России относятся к сворачиванию демократии и преследованию ее лидеров? Я имею в виду Гайдара, Немцова, Каданева и убийство Сергея Юшенкова.

— Это сложный вопрос, Джон. Но если демократию будут восстанавливать с помощью боевиков Басаева, Гелаева и Закаева, то народ поднимет всех их на вилы.

Высказывание Жарко стало полной неожиданностью для Калагана и Миллера. То, что, как они полагали, являлось достоянием узкого круга в МИ-6, уже не составляло тайны. Болтливость Литвиненко могла дорого обойтись и разрушить планы британской разведки. Миллер тут же дезавуировал саму мысль об участии в их операции боевиков и заявил:

— Вздор! Это не более чем буйная фантазия Александра!

— Я бы так не сказал. Саша утверждал, что находится в постоянном контакте с Закаевым и Гелаевым.

— Литвиненко часто заносит! Не надо воспринимать его слова серьезно! — отрезал Калаган и поспешил перевести разговор на другую тему. — Вячеслав, а что вы можете сказать о настроениях в среде военных?

— Джон, вряд ли мой ответ удовлетворит вас. Я уже давно не служу, — уклонился от ответа Жарко.

— Но какие-то связи остались? — допытывался Миллер.

— Ну да, без них у нас никуда.

— А в каких структурах?

— В разных. Есть в армии, есть в ФСБ, есть в ФСО.

Калаган и Миллер оживились. Ряд фамилий известных российских военных, названных Жарко, придали ему еще больший вес в глазах британских разведчиков. Они готовы были озолотить будущего агента, не скупились на щедрые посулы, обещали вид на жительство в Британии, содействие в продвижении бизнеса и отдельные бонусы — 3000 евро за каждое «аналитическое исследование».

Жарко не питал иллюзий в отношении замыслов Миллера и Калагана. Их предложение предоставлять «аналитическое исследование» являлось не более чем фиговым листком, прикрывающим банальный шпионаж. Опасаясь провокации, он не ответил отказом и обещал подумать «в какой форме выстраивать дальнейшее сотрудничество». Британские разведчики не стали форсировать вербовку и договорились при следующей встрече в Стамбуле «согласовать практическую сторону сотрудничества».

Возвратившись в Россию, Жарко на холодную голову еще раз переосмысливал ситуацию. В прошлом следователь, он отдавал себе отчет, «сотрудничество» с Миллером и Калаганом рано или поздно закончится одним — тюрьмой. Жизнь за границей, ту, что вели Березовский и Литвиненко, его нисколько не прельщала. Жарко оттягивал исполнение их «просьбы», надеясь, что все само собой рассосется, и о нем забудут. Но не рассосалось и не забылось. Березовский и Литвиненко не давали ему покоя, терзали телефонными звонками, напоминали о «просьбе наших общих друзей» и намекали, что «у тебя могут возникнуть проблемы и не только с бизнесом».

Жарко оказался между двух огней, метался в поисках выхода и не находил. Помог «случай» — встреча и беседа с бывшим однокашником по учебе и испытанным другом закончилась в кабинете на Лубянке. С того дня жизнь Жарко не стала легче и проще, в ней появились новые риски и новые опасности. Но они не страшили Вячеслава.

Вячеслав Жарко, бизнесмен, в прошлом майор Федеральной службы налоговой полиции Российской Федерации (ФСНП России), руководитель следственного подразделения центрального аппарата. Принимал участие в расследовании ряда громких дел, связанных с налоговыми преступлениями.

В 1998 году возглавлял группу следователей, занимавшихся «делом НТВ». Но довести «дело НТВ» до суда Жарко не удалось. После освобождения Березовского от должности, все вернулось на круги своя. В знак протеста Жарко подал рапорт на увольнение и занялся бизнесом.

В 2002 году, по рекомендациям Бориса Березовского и бывшего подполковника ФСБ России Александра Литвиненко, бежавшего из России, британская разведка взяла Жарко в оперативную разработку. В ней в разное время принимали участие сотрудники МИ-6: Пабло (Пол) Миллер, он же Антонио Альварес де Идальго, Джон Калаган, Кенн Филиппс и Мартин Флинт.

Они намеревались использовать Жарко для координации действий Березовского и его окружения с внутренней оппозицией в России в интересах смены ее политического руководства и проводимого им курса. Наряду с этим британская разведка рассчитывала через Жарко получать информацию о расстановке политических сил в России, их влиянии на происходящие внутри страны процессы.

После загадочной гибели Александра Литвиненко в Лондоне, 25 июня 2007 года Жарко обратился с официальным заявлением в Центр общественных связей ФСБ России и сообщил о его вербовочной обработке представителями британской разведки.

Позже, 27 июня в интервью «Комсомольской правде», а затем телеканалу Russia Today и британской газете The Sunday Times он выступил с разоблачением противоправной деятельности Березовского, Литвиненко, их окружения и роли в ней британских спецслужб.

Глава 8 Момент истины

Совершенно секретно

Экземпляр единственный

Только лично.

Руководителю ДВКР ФСБ России.

Генерал-полковнику Безверхнему А. Г.

Уважаемый Александр Георгиевич!

На ваш № 4317/ОВ от 11.06.2004 года сообщаю:

Проведенной проверкой через зарубежные источники в отношении бывшего сотрудника ГРУ Генерального Штаба Министерства обороны России, учредителя и совладельца компании «Юниэкспл» полковника в отставке,

Скрипаля Сергея Викторовича 1951 года рождения, уроженца г. Киева, украинца, с высшим образованием, женатого

Установлено:

С 1996 года на его имя в банке Banco Central Hispanoamericano S.A. (Мадрид. Испания) открыт счет № ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ.

В период службы С. Скрипаля в составе мадридской резидентуры ГРУ ГШ, с февраля 1996 года и по октябрь 1996 года на этот счет от компаний Albatros («Альбатрос») и Рerspectiva («Перспектива») ежемесячно перечислялись денежные средства в сумме 3000 долларов США.

В последующем зачисления на счет осуществлялись нерегулярно, а суммы варьировались от 3000 до 6000 тысяч долларов США.

В числе испанских связей С. Скрипаля выявлен Антонио Альварес де Идальго, известен как кадровый сотрудник британской разведки МИ-6, специализирующийся на вербовках бывших советских, ныне российских граждан.

Сообщаем для учета в работе.

Приложение: 1. Копия счета С. Скрипаля в банке Banco Central Hispanoamericano S.A., секретно.

2 Фото и видеоматериалы на Антонио Альвареса де Идальго, секретно.

Начальник управления «З».

Генерал-лейтенант Ярхо.

Вчитываясь в текст сообщения Ярхо, генерал Безверхний вольно или невольно возвращался взглядом к фотографии Антонио Альвареса де Идальго. Выразительная внешность испанской связи Скрипаля напоминала Безверхнему другого британского разведчика-агентуриста. Чтобы убедиться в своей догадке, он обратился к электронной базе, и она не подвела.

Антонио Альварес де Идальго как две капли воды походил на сотрудника МИ-6 Пола Миллера. С 1999 года он работал под прикрытием должности первого секретаря в составе посольства Великобритании в Таллине и был хорошо известен российской контрразведке. Идальго-Миллер активно занимался вербовкой российских граждан на канале их выезда за границу. Его послужной список впечатлял, в нем значились политики, бизнесмены и сотрудники спецслужб. В памяти Безверхнего были еще свежи разоблачения ряда агентов Миллера. Некоторые из них получили международную огласку, в частности история с бывшим сотрудником Службы внешней разведки России (СВР) подполковником Валерием Оямяэ.

Шпионская карьера Оямяэ продолжалась чуть больше года. Ему не позволила развернуться защитная система мер, разработанная еще в советские времена, позже усовершенствованная российскими контрразведчиками. Агент МИ-6 засветился на контактах с бывшими своими коллегами из СВР, действующими военнослужащими Российской армии и был взят в оперативную разработку. Завершилась она 15 марта 2000 года. В тот день, в семь вечера, в Москве, на Ленинградском вокзале группа захвата ФСБ задержала Оямяэ. Бойцы действовали настолько стремительно, что шпион не успел избавиться от улик. Ему было предъявлено обвинение по статье 275 Уголовного Кодекса Российской Федерации (Государственная измена в форме шпионажа). В течение года шло следствие, в ходе которого нашла подтверждение его связь с британской разведкой и передача ей сведений, составляющих государственную тайну. 23 апреля 2001 года Московский городской суд вынес Оямяэ приговор: семь лет заключения в колонии строгого режима. При избрании наказания судья учел его деятельное раскаяние и содействие следствию.

Следующим особо ценным агентом в разведывательной сети МИ-6 в России стал, как тогда казалось Миллеру, бывший офицер Федеральной службы налоговой полиции Российской Федерации майор Вячеслав Жарко. Для британской разведки он представлял особый интерес, прежде всего своими связями среди известных российских политиков и в силовых структурах. Ему отводилась важная роль в многоходовой глобальной операции, разработанной в резиденции премьер-министра Великобритании на Даунинг-стрит, 10 и штаб-квартире СИС в здании № 85 на набережной Принца Альберта. Операция преследовала своей целью ни много ни мало, а дискредитацию политического руководства России и его изоляцию на международной арене.

Для привлечения Жарко к сотрудничеству Миллер использовал ту же схему, что зарекомендовала себя при разработке Оямяэ. Сначала была провокация «Кайтсеполицай», а потом настал черед Миллера. Он предстал перед Жарко под именем Пола. На этот раз его аргументация значительно отличалась от той, что использовалась в отношении Оямяэ. Миллер, попеняв Жарко на «шалости на границе», дальше нарисовал перед ним грандиозную картину «демократического переустройства России без Путина». Это «переустройство» предстояло осуществить «Вячеславу вместе с Березовским и Литвиненко, здоровыми силами в самой России и с опорой на свободные институты Запада». Миллер был настолько убедителен, что Жарко вынужден был согласиться составить компанию Березовскому, Литвиненко и выступить спасителем России.

После завершения беседы-вербовки Миллер поспешил сообщить об очередном успехе. Но ни он, ни шеф СИС — пресловутый Мистер Си — Ричард Дирлав, не подозревали, что на этот раз сами стали объектом оперативной разработки российской спецслужбы. Она тонко вела свою игру, и акции Жарко стремительно росли в британской разведке. По первому же его звонку Миллер срывался на явки, будь то Таллин, Стамбул или Лондон. В лондонском кабинете Березовского, где чаще всего проходили встречи, в головах Миллера и двух беглых предателей-авантюристов рождались планы один грандиознее другого. Они в значительной степени питались информацией Жарко. Он исправно «выполнял» задания британской разведки — «находил» в рядах оппозиции противников «режима Путина».

Позже, когда российская спецслужба завершила операцию, ее результаты стали шокирующими как для Миллера, так и для его шефов. Вся та «ценная информация», что представлялась Жарко, на поверку оказалась ловкой мистификацией, искусно готовившейся специалистами-аналитиками из ФСБ и Генштаба Министерства обороны России. То был не последний удар для британской разведки. Благодаря Жарко, перед российской контрразведкой помимо Миллера засветились в полный рост два других сотрудника британской разведки Мартин Флин и Джон Калаган. Позже, в июне 2007 года об этом и многом другом из тайного арсенала МИ-6 Вячеслав Жарко рассказал на встрече с журналистами «Комсомольской правды», телеканала Russia Today и известной британской газеты The Sunday Times.

Все это было еще впереди. А пока после просмотра видеозаписей, представленных Ярхо, на которых был запечатлен Антонио Альварес де Идальго и тех, что раннее были выполнены Жарко во время встреч с Полом Миллером, Безверхний окончательно убедился, перед ним находится одно и то же лицо. Все вместе взятое говорило ему, Скрипаля вербовал Идальго-Миллер. Он же является тем самым испанским и, как теперь выяснилось, еще и британским агентом в ГРУ, поиском которого российская военная контрразведка занималась не первый год. Данные, содержащиеся в выписке по банковскому счету, давали ответ и на другой вопрос, когда Скрипаль совершил предательство. Безверхний снова обратился к ориентировке генерала Ярхо. Первое перечисление — 3000 долларов, на счет Скрипаля поступило в феврале 1996 года.

На календаре было 17 июля 2004 года.

«Целых восемь лет!.. Мерзавец, сколько же ты выдал наших ребят?! … Десятки?! … Сотни?! — волна гнева поднялась в груди Безверхнего.

…Как же мы тебя прохлопали?! Где не сработала система контрразведывательных мер?.. Где?

…Спокойно, Саша! Не время посыпать голову пеплом! Сейчас надо действовать! Но действовать с умом! Спешка, сам знаешь, где нужна», — Безверхний встал из-за стола, прошелся по кабинету; ходьба успокоила, возвратился, сел в кресло и снял трубку оперативной связи.

Ответил Гурьев. Опытный руководитель, он понимал, в столь ранний час глава Департамента по пустякам беспокоить не станет, и, поздоровавшись, спросил:

— Что-то срочное, Александр Георгиевич, мне подойти?

— Петр Николаевич, ты уже читаешь чужие мысли. Похоже, мне пора на покой.

— Александр Георгиевич, да вы что?! …Э-э об этом не может идти даже речи!

— Ну почему, Петр Николаевич? Что за полковник, который не мечтает стать генерал-полковником.

— Да, мы за вами, как за каменной стеной, Александр Георгиевич!

— Сегодня придется выйти. Есть острая информация по Скрипалю.

— Пришел ответ из СВР? Он подсветился у наших разведчиков?! — догадался Гурьев.

— Да, причем, во весь рост. У тебя справка по выездам Скрипаля за границу под рукой?

— Да!

— Возьми с собой и срочно ко мне! — распорядился Безверхний.

— Понял! Есть! — бодро ответил Гурьев.

Безверхний положил трубку на аппарат и несколько минут оставался без движения. Горечь и досада, что предатель Скрипаль столько лет уходил от наказания, постепенно смягчились. Система контрразведывательных мер по защите государственных секретов и борьбе со шпионажем над созданием которой он работал вместе с подчиненными и другими службами ФСБ и СВР, дала свой результат. Пусть не на участке военной контрразведки, а у разведчиков, но она сработала. Предатель засветился.

Безверхний снова обратился к электронной базе на Скрипаля. Перед глазами мелькали сводки, сообщения, заключения. Содержание большинства из них ему было хорошо известно, он задержал внимание на фотографиях. Они были разных лет, курсантские и офицерские. Он внимательно вглядывался в них и пытался понять, когда же Скрипаль переступил ту последнюю черту, после которой прощения нет.

С ранних фотографий на Безверхнего смотрели первокурсник, старшекурсник — курсант военного училища Скрипаль. Он мало отличался от своих сверстников, разве что выглядел серьезнее и старше своих лет. Твердый и решительный взгляд говорил, ряды армии пополнил способный офицер-командир.

Безверхний задержал внимание на более поздних фотографиях. На них неизвестные фотографы запечатлели настоящую военную косточку. Будь то аудитория военно-инженерной академии, учебный полигон или прокаленные знойным южным солнцем горы и пустыни Афганистана, Скрипаль сохранял строевую выправку и опрятный вид. Выражение его лица не оставляло сомнений, этот офицер готов был защищать Родину, не жалея себя.

В последнем пакете хранились сочные, цветные фотографии военного разведчика Скрипаля. В элегантном европейском костюме, с модной стрижкой, он, будь то на фоне крепостных стен на Мальте или под сенью пальм в Испании, излучал обаяние и уверенность в себе. Перед таким разведчиком-агентуристом даже ненавистник СССР и России вряд ли бы устоял и согласился бы на сотрудничество. Подтверждение тому Безверхний находил в служебных аттестациях. Начальники Скрипаля по службе в ГРУ отмечали:

«…В аттестуемый период подполковник С. Скрипаль проявил себя профессионально подготовленным сотрудником, способным заниматься подбором агентов, осуществлять ценные вербовки и добывать важную информацию…»

На последних фотографиях, в компании бывших сослуживцев, как показалось Безверхнему, пенсионер-коммерсант Скрипаль выпадал из общего ряда. На его отечном лице застыла брезгливая гримаса, а в глубине глаз не горел тот стальной огонек, что был у боевого армейского офицера.

«Прав был Альбер Швейцер, когда говорил:

…В 20 лет у каждого лицо, данное Богом.

В 40 лет лицо, данное жизнью.

В 60 лет лицо, которое ты заслужил…» — вспомнил Безверхний и задался вопросом:

«…Когда же ты переродился, Скрипаль?.. Когда?.. В начале 90-х, когда рухнули коммунистические идеалы, а им на смену пришел мир голого чистогана?..

Будь они неладны, окаянные 90-е!.. Сколько же судеб и жизней тогда сломалось?.. И Скрипаля тоже…

Ты еще пожалей этого мерзавца, Саша! Не тот случай! Ты не в том месте и не в той должности! Сейчас важно только одно — Скрипаль враг! Враг вдвойне опасный, потому как рядится в овечью шкуру. Мы должны ее сорвать! Сорвать…»

Стук в дверь заставил встрепенуться Безверхнего. Он отложил фотографии Скрипаля в сторону и поднял голову. В кабинет вошел Гурьев. На его лице все было написано. Глаза горели, в них застыли восклицательные знаки. Безверхний кивнул на стул, подал ориентировку Ярхо и предложил:

— Ознакомься, Петр Николаевич!

Гурьев впился глазами в текст. Живая мимика лица выдавала эмоции, владевшие им. Дочитав до конца, он откинулся на спинку стула, не смог сдержаться и воскликнул:

— Вот это подарок от разведчиков!

— Что подарок, то подарок, — согласился Безверхний и подчеркнул: — Но с ним еще предстоит разбираться.

— Александр Георгиевич, так теперь все встало на свои места! Перечисления на счет Скрипаля выдают его с головой! — горячился Гурьев.

— Это еще надо доказать в суде. А где доказательства, что деньги платила МИ-6?

— Почему МИ-6? Скрипаль же проходит у нас по испанской линии? — опешил Гурьев.

— Петр Николаевич, мы с тобой можем чертить какие угодно линии. Значение имеют только факты.

— Какие?! Откуда взялось подтверждение связи Скрипаля с британской разведкой?!

— А вот посмотри на красавчика, — предложил Безверхний и положил на стол фотографии Идальго-Миллера из дел на Жарко и ту, что прислал генерал Ярхо.

Гурьев склонился над ними. Через мгновение его брови поползли на лоб, и тишину кабинета нарушил возглас:

— Вот это да?! … Все лежало на поверхности! Рябенков не ошибся! Значит, Скрипаль работает на две разведки!

— Петр Николаевич, вот только давай не будем спешить с выводами, — предостерег Безверхний. — Деньги на счете в испанском банке, это еще не означает, что Скрипаль шпион. Не забывай, он бизнесмен — учредитель и совладелец компании «Юниэкспл».

— Да никакая это не компания, Александр Георгиевич! Контора «Рога и копыта»! Ширма, и не более того. Теперь, когда выплыла связь с Идальго-Миллером, круг замкнулся.

— Еще раз говорю, не спеши, Петр Николаевич! Пока это круги на воде! Где доказательства шпионской деятельности Скрипаля? Где сбор секретов? Где он их хранит? Как передает иностранной разведке?

— Занимаемся! Ищем, Александр Георгиевич!

— Плохо ищите! Это называется, воду в ступе толчем!

Гурьев насупился и буркнул:

— Ну почему воду? Есть факты выведывания Скрипалем секретной информации, провоцирования сослуживцев на разглашение. Есть…

— Оставь, Петр Николаевич. Ты не хуже меня знаешь, с такими доказательствами нас даже на порог суда не пустят.

— Александр Георгиевич, мы уже наизнанку вывернулись, но каждый раз упираемся в стенку.

— Стенку, говоришь! А мы с тобой на что? Мы руководители или как?

— Ну… это… Вы, конечно…

— Оставь, Петр Николаевич, не прибедняйся. Четвертый год руководишь самым боевым отделом, так?

— Ну… Так точно!

— Тогда должен понимать, мы — руководители, для того и существуем, чтобы невозможное для наших подчиненных стало возможным, тяжелое — легким, а сложное — простым.

— Стараюсь, Александр Георгиевич. Но Скрипаль стреляный воробей, так просто к нему не подобраться.

— То же мне, нашел воробья! Матерый стервятник! — отрезал Безверхний и потребовал: — Дай мне справку по его выездам за границу!

Сверив ее с перечислениями на счет Скрипаля в банке Banco Central Hispanoamericano S.A., он отметил:

— Не везде, но совпадения имеются. Последнее перечисление прошло после его поездки на Мальту.

— Потом он еще ездил в Испанию, — напомнил Гурьев.

— По ней чисто. Нельзя исключать, получил наличными.

— Главное, что эти факты работают против него!

— Ну, какие это факты, одни только наши домыслы. Необходимы железные вещественные доказательства: сбор секретных материалов и их передача иностранной разведке. А их нет! Плохо, Петр Николаевич! Очень плохо! — не мог сдержать досады Безверхний.

— Работаем, Александр Георгиевич. Ищем варианты легализации и документального закрепления его преступной деятельности, — оправдывался Гурьев.

— Пока ищем, он — мерзавец, каждый день, каждый час предает наших разведчиков и обнуляет их операции! Но должен же он куда-то заносить информацию и где-то же должен хранить?

— Мы проверили все: кабинет в офисе, гараж, квартиры его и сына, но ни одной зацепки.

— Петр Николаевич, согласись, такого не может быть! За границу Скрипаль выезжает 2–3 раза в год. Мы предполагаем, встречается с Идальго-Миллером и передает информацию. Возникает вопрос, как он все это время умудряется хранить ее? В своей голове? Но он же не Штирлиц. По заключению врачей после болезни у него проблемы с памятью.

— Александр Георгиевич, а если Скрипаль поддерживает бесконтактную связь с резидентурой МИ-6 здесь, в Москве через тайник или с помощью электронного устройства?

— Согласен, такой вариант нельзя исключать. Но у нас до сих пор нет ясности, каким образом Скрипаль поддерживает связь. Нет, так дальше работать нельзя! — в сердцах произнес Безверхний.

— Александр Георгиевич, сил моего отдела не хватает. Разрываемся между Скрипалем, Чулковым и Грошевым, — признался Гурьев и предложил: — Надо создавать комплексную группу разработчиков.

— Хорошо! Сегодня же представь мне список. Включи в нее самых опытных сотрудников.

— Есть!

— Основные усилия надо сосредоточить на двух направлениях: оперативном документировании фактов сбора Скрипалем секретных материалов и выявлении канала связи с иностранной спецслужбой! Сделать это надо в кратчайшие сроки!

— Александр Георгиевич, приложим все силы, — заверил Гурьев.

— Сила, конечно, хорошо. Но не надо забывать про самое грозное оружие военного контрразведчика — смекалку и острый ум. Они сейчас больше всего требуются, — подчеркнул Безверхний и рекомендовал: — Проработай с технарями свою мысль о возможной связи Скрипаля здесь, в Москве с помощью электронного устройства.

— Ясно, Александр Георгиевич! — принял к исполнению Гурьев.

Возвратившись к себе, он вызвал Новиченко, Носова и вместе с ними занялся отработкой поставленных задач, в конце дня снова поднялся в кабинет к Безверхнему. Представленные им предложения по составу объединенной группы разработчиков и дополнения в план оперативно-розыскных мероприятий по проверке Скрипаля у генерала не вызвали больших возражений.

С того дня основные усилия сотрудников военной контрразведки и технических служб ФСБ были сосредоточены на получении вещественных доказательств преступной деятельности Скрипаля и выявлении каналов связи с иностранной спецслужбой. Результаты не замедлили сказаться. Опытные специалисты при повторном, тщательном осмотре гаража шпиона обнаружили в нем хитроумно оборудованное хранилище. По всем признакам — это был тайник. В нем находились пистолет, не проходивший по учетам МВД и исполненный от руки, почерком Скрипаля список действующих и уволенных со службы сотрудников ГРУ, с указанием домашних адресов и телефонов. Наиболее подробные данные относились к тем, кто ранее проходил службу в мадридской и лондонской резидентурах. Список стал первым, пусть пока косвенным доказательством, подтверждающим шпионскую деятельность Скрипаля.

Находка добавила настроения Гурьеву. Вскоре нашла подтверждение версия, что Скрипаль, возможно, осуществляет обмен информацией с резидентурой МИ-6 в Москве, посредством автоматического технического устройства (АУТР).

21 июля и 12 августа технические службы ФСБ с помощью специальной аппаратуры скоростного радиоперехвата зафиксировали в Филевском парке и парке Сокольники кратковременное излучение неизвестного радиоэлектронного средства. По заключению специалистов, оно по своим техническим параметрам походило на то, которое уже использовалось резидентурами ЦРУ и МИ-6 в Москве для связи со своими агентами. В пользу британской версии Гурьеву говорило то, что незадолго до работы АУТР разведчики наружного наблюдения зафиксировали появление в парках сотрудников британской резидентуры Эндрю Флемминга и Марка Доу. 12 августа в том же районе находился и Скрипаль. Был ли это его выход на связь или случайное совпадение, ответ на вопрос могло дать только время.

А пока Гурьев, Новиченко и Носов сосредоточились на проведении в отношении шпиона оперативной комбинации. Они рассчитывали с ее помощью выяснить, каким образом Скрипаль фиксирует собранную информацию и как ее шифрует? Ключевая роль в ней отводилась бывшему его сослуживцу по ГРУ, ныне владельцу частной строительной компании «Армакс+» Олегу Казакову. Прежде чем приступить к реализации оперативной комбинации Новиченко и Носов провели с ним несколько встреч и в ролях проиграли предстоящую беседу со Скрипалем.

21 августа наступил час «Х». Задолго до появления Скрипаля в офисе «Армакс +» Новиченко и Носов заняли место на КП. Он находился здесь же, только этажом выше. Перед ними на большой экран были выведены приемная, кабинет и комната отдыха Казакова.

За несколько минут до 16:0 °Cкрипаль подъехал к офису «Армакс+». Контролер на вертушке, проверив документы, проводил его в приемную. Навстречу ему вышел Казаков и заключил в объятия. В воздухе звучали радостные восклицания:

— О, Сережа!.. О, Олег!.. Сколько лет! Сколько зим! Рад тебя видеть, дружище!

Провожая Скрипаля к кабинету и похлопывая по плечу, Казаков на ходу распорядился:

— Люда, меня ни для кого нет!

— Я вас поняла, Олег Викторович! — заверила секретарь и поинтересовалась: — Что подать, чай, кофе, или…

— Именно или, Люда! Мы же с Сергеем Викторовичем не какие-то там институтки, а боевые офицеры! — заявил Казаков и провел Скрипаля в кабинет.

Они заняли места на диване. Скрипаль пробежался взглядом по обстановке и оценил:

— Солидно! Рад за тебя, Олег!

— Стараюсь держать марку перед клиентами, — скромничал Казаков и, улыбнувшись, заметил: — Что-то ты, Серега, рановато перешел в тяжелую весовую категорию!

— Директор компании, требуется солидность, — отшутился Скрипаль.

— Понятно. А как здоровье? Я слышал, у тебя были проблемы?

— Слава богу, они остались позади. Уже забыл, когда последний раз ходил к врачам.

— Да, лучше о них не вспоминать. Значит, ты снова в строю?

— А я из него и не выходил. Вспомнил даже то, чему нас учили в училище.

С лица Казаков сошла улыбка, и он заговорил деловым тоном.

— Собственно, Сережа, я тебя потому и побеспокоил. Наши ребята сказали, ты сейчас занимаешься инженерными и минно-взрывными работами. Это так?

— Да. Что, надо подорвать конкурента?

— Ха-ха, — рассмеялся Казаков и спросил: — Уже приходилось?

— Ну, если родина прикажет.

— Я, конечно, не родина, потому могу только попросить.

— Так в чем проблема, Олег?

— Да и проблемой это не назовешь! На пустом месте возникла! На торгах выиграл участок под строительство. Место классное! От дольщиков нет отбоя. Деньги в карманы сами суют!

— Поздравляю!

— Не с чем. В последний момент вылезла такая хрень, не знаю, что и делать.

— Бандюки накатили?

— Какие на хрен бандюки! — отмахнулся Казаков. — Я только свистну, их в миг снесут. Володю Крылова помнишь?

— Ну конечно! Года два назад в нашей «Стекляшке» на вечере пересеклись.

— Под Володей ходят наши ребята из спецназа. Они поставят в стойло любого! А тут какая-то паршивая бумажка стеной стала.

— Накатали жалобу в мэрию? — догадался Скрипаль.

— И жалобой ее не назовешь. Короче, нашелся пионер из долбаных поисков и раскопал, оказывается, на моем участке во времена царя Гороха находился склад боеприпасов, — пояснил Казаков.

— Понятно, надо разминировать.

— И при том срочно, иначе я залетаю на офигенные бабки!

— Я тебя услышал, Олег. Вопросов нет, помогу, — заверил Скрипаль и предупредил: — Но потребуется не меньше недели.

— Да ты чо, Сережа?! Ты режешь меня без ножа! Дольщики подняли шум до небес, подтащили депутата из Мосгордумы! Надо закрыть вопрос срочно!

— Олег, не обещаю, но постараюсь. Понимаешь, не все так просто.

— Понимаю, Сережа. Но я тебя очень прошу, если не завтра, то хоть послезавтра, вытащи своих минеров на площадку! Пусть они хоть воздух пинают, главное — прекратить шумиху вокруг стройки!

— С минерами проблем нет. Главные заморочки возникнут с МЧС, а их за один день не решить, — признался Скрипаль.

— Давай, давай ставь своих минеров! С МЧС я как-нибудь договорюсь. У меня в их конторе есть хорошие связи, они помогут, — заверил Казаков.

Стук в дверь прервал разговор. В кабинет вошла секретарь, внесла поднос с закусками, прошла в комнату отдыха, оставила на журнальном столике и возвратилась в приемную. Казаков, проводив ее взглядом, подмигнул Скрипалю и спросил:

— Серега, нарушить спортивный режим ты как, не против?

— С тобой, Олег, я готов поколебать даже моральные устои, — в тон ему ответил Скрипаль.

— Ха-ха, — хохотнул Казаков, поднялся из кресла и пригласил в комнату отдыха.

Новиченко и Носов переключили все свое внимание на экран. Скрытые видеокамеры в деталях отражали все происходящее. Они внимательно следили за каждым жестом и мимикой лица Скрипаля. Ничто не указывало на то, что он догадывается о спектакле, сценарий которого они писали вместе с Гурьевым.

Раскинувшись на диване, Скрипаль замаслившимся взглядом сопровождал Казакова. Предстоящие работы по разминированию строительного участка могли вдохнуть жизнь в дышащую на ладан компанию «Юниэкспл» и пополнить его карман. Он мысленно прикидывал, какую цену заломить с бывшего сослуживца. Казаков старательно играл предписанную ему роль и всем своим видом излучал радость от встречи. Он выставил на стол бутылку водки, виски и элитного французского коньяка Napoleon. Завершила этот парад материального благополучия главы «Армакс +» трехлитровая банка красной икры. Потрясая ею, Казаков спросил:

— Сережа, ты помнишь Володю Стрельникова?

Скрипаль пожал плечами и ответил:

— Слышать слышал, он, кажется, работал на германском направлении, но лично не встречался.

— Собственно, это неважно, важно, что у нас есть икра. Володя сейчас самый крутой рыбак на Камчатке. Икра — свежак, прислал ее самолетом! Такой ты, Серега, еще не ел! — нахваливал подарок Казаков.

Вывалив ее в вазу, он затем достал из секретера пакет с фотографиями и предложил: — Посмотри, найдешь знакомых ребят. А я пока похлопочу над столом.

Новиченко и Носов напряглись. По замыслу оперативной комбинации, наступил один из ключевых ее моментов. Казаков подвел под Скрипаля первую шпионскую наживку. На фотографиях были изображены ветераны и действующие сотрудники ГРУ. Особое место занимала та, на которой фотограф запечатлел группу бывших и действующих военных разведчиков из мадридской резидентуры ГРУ. Новиченко и Носов превратились в слух и ловили каждое слово, произнесенное Скрипалем. К их глубокому разочарованию он дальше общих вопросов не пошел. Уплетая столовой ложкой икру и опрокидывая коньяк рюмками, шпион интересовался объемом работ по разминированию и набивал себе цену. Отработанная контрразведчиками вместе с Казаковым схема беседы не дала результата.

Чертыхаясь в душе, Новиченко и Носов сохраняли надежду на то, что сработает резервный вариант. Раздался звонок из приемной. Извинившись, Казаков вышел. На столе остался лежать его сотовый телефон. В нем были записаны контакты бывших и действующих сотрудников ГРУ, имелись их фотографии. Прошла секунда, другая. Скрипаль, поерзав по дивану, достал свой сотовый телефон.

— Ну, давай же! Давай! — не выдержал Носов.

Скрипаль будто услышал его и потянулся к фотографиям.

— Ну, снимай же! Снимай! — здесь уже нервы сдали у Новиченко.

Оператор крупным планом вывел на экран руки Скрипаля. Пальцы шпиона коснулись кнопок на панели телефона. Он подался к фотографиям и словно натолкнулся на невидимую стену. Застыв на мгновение, Скрипаль откинулся на спинку дивана и несколько секунд находился без движения. Встрепенувшись, он спрятал телефон в карман пиджака, налил в рюмку коньяк, залпом выпил и затем принялся столовыми ложками черпать икру. Вторая шпионская наживка также не сработала.

— Вот же, гад! Чтоб ты подавился! — взорвался Новиченко.

Оперативная комбинация, на которую он и Носов затратили столько времени, нервов и килограммов превосходной икры, закончилась ничем. В удрученном состоянии они покинули КП и, приехав на Лубянку, не решались подняться в кабинет Гурьева. Он сам напомнил о себе. Требовательный звонок телефона прямой связи вызвал болезненную гримасу на лице Новиченко. Он снял трубку и услышал раздраженный голос Гурьева.

— Анатолий Вячеславович, в чем дело? Приехал и молчишь!

— Докладывать, собственно, нечего, Петр Николаевич, — убитым тоном произнес Новиченко и, не выдержав, в сердцах сказал: — Гад, сожрал нашу икру, а к фото и телефону даже не притронулся!

— Почему? Он что-то заподозрил, или Казаков не так себя повел? В чем причина, Анатолий Вячеславович? — допытывался Гурьев.

— Не знаю, Петр Николаевич! Все шло четко по сценарию. Казаков строго придерживался отработанной линии поведения. В нужный момент оставил Скрипаля одного, выглядело это вполне естественно. Тот даже достал телефон, покрутил, но почему-то не стал снимать.

— Странно. Очень странно. Неужели где-то подсветились? Но на чем? А может, Казаков переиграл?

— Право не знаю, что и думать, мозги уже кипят.

— Ладно, Анатолий Вячеславович, заходи, будем разбираться!

— Есть!

— Запись беседы Казакова и Скрипаля при тебе?

— Да.

— Носов далеко?

— Нет, рядом.

— Заходите вместе! — распорядился Гурьев.

Новиченко и Носов вошли в его кабинет как в воду опущенные. Их вид говорил сам за себя. Гурьев не стал распекать, собственно, не за что и было. Сценарий оперативной комбинации он правил собственной рукой и потому сразу обратился к видеозаписи беседы Скрипаля и Казакова. Она была высокого качества, позволяла улавливать оттенки речи и следить за мимикой. Гурьев внимательно вслушивался в разговор, всматривался в лицо Скрипаля и пытался понять причину неудачи. Запись закончилась. В кабинете воцарилась тишина. Вопросительные взгляды Новиченко и Носова обратились на Гурьева. Он тяжело вздохнул и с горькой улыбкой произнес:

— Все хорошо, но одно плохо, мы не учли аппетит Скрипаля.

Новиченко переглянулся с Носовым; тот пожал плечами и спросил:

— Я вас не понял, Петр Николаевич, поясните, пожалуйста?

— Мы поставили Скрипаля перед сложным выбором.

— Каким?

— Между отменной икрой, коллекционным «Наполеоном» и банальным шпионажем.

Новиченко оторопело посмотрел на Гурьева, затем на Носова; у того округлились глаза, и признался:

— Извините, Петр Николаевич, я вас опять не понял. Это шутка или серьезно?

— Ну, не плакать же, Толя. Мы сами виноваты.

— В чем, я пока не пойму?

— А в том, что своими инструктажами заморочили голову Казакова. Он ведет себя как на сцене и временами переигрывает!

— Мне так не показалось, — возразил Новиченко.

— Все было очень естественно, — присоединился к нему Носов.

— Не важно, что вам показалось. Важно, как Скрипаль расценил поведение Казакова. А, судя по реакции, оно насторожило его.

— Ну, если это так, то что теперь делать? — убитым тоном произнес Новиченко.

— Первое — не пороть горячку и взять паузу, — предложил Гурьев и выразил надежду: — Рано или поздно Скрипаль возьмется за старое — это психология шпиона.

— А если не возьмется, что тогда? — задался вопросом Носов.

— Возьмется! Скрипаль — шпион со стажем, пережил не один подобный стресс, переживет и этот, — не терял уверенности Гурьев и распорядился: — Все, больше никаких активных действий! Только наблюдение!

Пауза, о которой говорил Гурьев, затянулась надолго. В своем выводе он не ошибся. Старание и активность, проявленные Казаковым при выполнении задания, видимо не только насторожили, а и вызвали подозрение у Скрипаля. Это проявлялось в его поведении и действиях. Подтверждение тому Гурьев находил в сводках разведчиков наружного наблюдения. Они отмечали:

«…Объект «Хамелеон» при выходах в город постоянно проверяется по маршруту следования. В последнее время в его поведении проявляются признаки нервозности. …Он ограничил контакты как с бывшими, так и с действующими сотрудниками ГРУ».

Об этом же Гурьеву говорили сводки телефонных переговоров Скрипаля. Он резко сократил их, особенно со своими связями за пределами России и до конца августа вел себя как мышь.

Наступил сентябрь. Скрипаль снова оживился — активизировал свои контакты с бывшими и действующими коллегами. Произошло это после телефонного разговора с неким Стивом. По предыдущим оперативным сводкам он проходил как деловой партнер Скрипаля в Испании.

На этот раз инициатором разговора выступил Стив. Он сообщил, что провел дополнительные переговоры с заинтересованными партнерами, как в Испании, так и в Британии и сумел убедить их в перспективности будущей сделки. Скрипаль высказал свою благодарность, подтвердил заинтересованность в ее заключении, но попросил об отсрочке. Ссылаясь на семейные проблемы, он предложил встретиться в конце сентября, начале октября. Стив согласился. Они договорились созвониться ближе к концу месяца и окончательно определиться с датой и местом будущей встречи.

Анализируя содержание разговора, как Гурьев, так и Новиченко с Носовым, сошлись во мнении, в нем присутствовали условности. Они говорили опытным контрразведчикам, бизнес-сделка служила прикрытием. На самом деле речь шла о явке Скрипаля с кураторами из иностранной спецслужбы. Была ли это британская МИ-6 или Национальный центр разведки Испании (Centro Nacional de Inteligencia), в этом мнения у Гурьева с Новиченко и Носовым разошлись. Вместе с тем у них не возникало и тени сомнения в том, что отсрочка, о которой Скрипаль просил Стива, вызвана тем, что шпиону не с чем было ехать на явку. Ему требовалось время, чтобы собрать необходимые материалы для передачи куратору из иностранной разведки.

Предположение контрразведчиков нашло подтверждение. После разговора со Стивом Скрипаль ринулся на встречи с бывшими сослуживцами и действующими сотрудниками ГРУ. Гурьев воспользовался ситуацией и решил повторить оперативную комбинацию. На этот раз он решил пойти по нестандартному пути, как в ее организации, так и в выборе исполнителя оперативного замысла.

«Случайная встреча» с сотрудником Центрального научно-исследовательского института Министерства обороны России, в стенах которого велись передовые разработки нового поколения баллистических ракет, стала, как полагал Скрипаль, настоящим подарком судьбы перед встречей с куратором из МИ-6 Стивом Доу. Простоватый армейский подполковник Борис Синцов не вызвал подозрений у шпиона. Разговорчивый и склонный пропустить за компанию стаканчик-другой, кандидат технических наук мог стать ценным источником информации. Скрипаль не преминул воспользоваться этим. Тем более нашелся повод, Синцов заканчивал службу и занимался поиском места будущей работы. Поэтому предложение Скрипаля «подумать над тем, чтобы попробовать себя в качестве менеджера «Юниэкспл», Синцов воспринял с большим интересом и согласился проехать в офис компании.

В неформальной обстановке они продолжили общение. Скрипаль не скупился на угощение. Синцов быстро захмелел и, набивая себя цену, «по секрету» рассказал об уникальных работах, проводящихся в НИИ, участником которых он стал. Скрипаль ловил каждое его слово. Оно, как ему казалось, было на вес золота. Синцов «разгласил» совершенно секретную информацию о системах управления новой баллистической ракетой и преодоления ПРО. На самом деле она являлась тонкой дезинформацией, разработанной в Генеральном штабе МО России. Скрипаль не подозревал об этом и мысленно подсчитывал, какую цену заломить со Стива за «бесценные сведения».

Разговор в офисе «Юниэкспл» затянулся до глубокого вечера. Синцов уже с трудом держался на ногах, а у Скрипаля голова трещала не от спиртного, а от объема полученной информации. Вызвав такси и отправив «друга Бориса» домой, он занялся зашифровкой того, что рассказал Синцов. Завершив работу, Скрипаль покинул офис. Несмотря на усталость, душа шпиона пела. Того, что выболтал Синцов, как казалось Скрипалю, хватало не на одну сотню тысяч долларов. Флешка со сведениями грела ему душу и жгла карман. Прежде чем подняться в квартиру, он прошел в гараж и спрятал ее в тайник. В ту ночь впервые за последнее время шпиона не мучили кошмары.

Утром на стол Гурьева легли сводки разговора Синцова со Скрипалем и разведчиков наружного наблюдения. Он внимательно изучил их и, наконец, испытал облегчение. Оперативная комбинация удалась. Посещение шпионом гаража не оставляло у Гурьева сомнений в том, что в тайнике находятся вещественные доказательства преступной деятельности. Теперь требовалось закрепить их оперативным путем. В дневное время, когда в гаражном кооперативе постоянно находились люди, а по соседству с боксом Скрипаля работала ремонтная мастерская, это было сделать непросто и могло привести к расшифровке. Он и его подчиненные с нетерпением ждали окончания рабочего дня.

На дворе, наконец, сгустились вечерние сумерки. Три оперативные группы выдвинулись на исходные позиции. Первая, под командованием Носова, дежурила у подъезда дома Скрипаля. Вторая — в машине, ее возглавлял Новиченко, расположилась на въезде в гаражный кооператив. Третья — в нее вошли Баций и сотрудник технической службы, пешком прошли к гаражу Скрипаля. Замок на двери не представлял сложности для опытного технаря Владимира. Через минуту он и Бацкий находились внутри, прикрыли дверь и включили фонари. Лучи света скользнули по полу и остановились на задней стенке. Бацкий опустился на колени, отсчитал четвертую доску от пола, просунул лезвие ножа в щель и надавил. Доска легко поддалась. За ней открылся тайник. В свете фонарей тускло отсвечивала вороненая сталь пистолета. В глубине ниши угадывался деревянный пенал. Бацкий достал его, сдвинул крышку и не мог сдержать радости.

— Она!

На дне пенала лежала флешка.

— Ну что, Левша, пришло твое время подковать шпиона! Давай вперед! — призвал Бацкий.

Владимир хмыкнул, принял флешку и подключил к блоку дешифратора. Серая рябь покрыла экран ПВЭМ. Через мгновение на нем проступил хаотичный набор знаков.

— Вот зараза! Зашифровал! — не мог сдержать досады Бацкий.

— Не переживай, Валера, разберемся, — сохранял спокойствие Владимир, и его пальцы снова заплясали по клавиатуре дешифратора.

Прошла минута, другая и на экране ПЭВМ появилась схема. Бацкий глазами впился в нее. Она отражала изменения в структуре западноевропейского управления ГРУ.

— Хороший крючок для гада! — оживился он и распорядился: — Погнали дальше, Володя! Голопчиком! Голопчиком!

— Не гони, Валера! Дешифратор — не конь. Здесь у каждого материала свой ключ.

— Найдешь?

— Постараюсь, только не стой над душой, — попросил Владимир.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы расшифровать следующий документ. Бацкий взглядом пробежался по тексту. В нем Скрипаль подробно изложил содержание разговора с Синцовым.

— Отлично! Заглотил и эту нашу наживку! — ликовал Бацкий и поторапливал: — Давай! Давай, Левша! Скидывай все подряд, и закругляемся!

— Уже немного осталось, — заверил Владимир и продолжил играть пальцами на кнопках дешифратора.

Стрелки часов стремительно скользили по циферблату. Бацкий следил за движениями Владимира и не подозревал, что от провала их отделяет всего несколько минут.

Тем временем за стенами гаража события развивались самым непредсказуемым образом. Скрипаль, прогулявшись по двору, поднялся в подъезд. Группа Носова уже было собралась менять позицию, когда он снова показался в дверях и спустился на спортивную площадку. Подсвечивая себе сотовым телефоном, Скрипаль что-то искал в песке. Носов немедленно доложил Новиченко. Тот попытался связаться с Бацким, но его рация не отвечала. Беспокойство Носова и Новиченко переросло в тревогу, а через минуту сменилось ужасом.

Скрипаль прекратил поиск и покинул двор. Направление движения не оставляло сомнений, он шел к гаражам. Каких-то несколько сотен шагов отделяли шпиона от Бацкого. На вызовы Новиченко он по-прежнему не отвечал. Счет пошел на секунды. Они стремительно истекали. Новиченко отшвырнул рацию, сорвал с головы наушники.

— Коля, за мной! Надо спасать Валеру! Я беру на себя Скрипаля! Ты охрану гаража! — крикнул Новиченко и выскочил из машины.

Рябенков бросился вдогонку за ним. Они неслись к гаражам с одной только мыслью, не допустить встречи Скрипаля с Бацким. В тусклом свете фонарей возникла ограда. Они перемахнули ее, ринулись вглубь гаражей и запутались в лабиринте переходов. Новиченко пришел в отчаяние.

В эту самую минуту Владимир закончил работу над флешкой и передал ее Бацкому. Тот положил ее в деревянный пенал и возвратил на место — в тайник. Закрыв доской, он распрямился и застыл. Снаружи донесся шум шагов, они затихли у ворот гаража. Прошла секунда, другая. Скрип двери прозвучал для Бацкого подобно удару грома. Он обернулся и похолодел. В свете уличного фонаря лицо Скрипаля походило на маску. В руке тускло отсвечивал кусок арматуры.

«Как?! … Почему?! … Где ребята?!» — вихрем пронеслось в голове Бацкого, а дальше за него работали инстинкты. Он бросился навстречу Скрипалю. Над головой просвистела арматура, обожгла Бацкому левое плечо. Грохот металла взорвал тишину. Валерий ничего не слышал и не чувствовал боли. Он видел только подбородок Скрипаля и боковым крюком нанес удар. Шпион как подкошенный рухнул на пол.

— Э-э, В-валера… — силился сказать Владимир.

— Чо, стоишь!? Хватай, чо попало! Рвем когти! — рявкнул Бацкий.

— З-зачем?

— Я сказал, хватай!.. — Бацкий выругался, ринулся к машине и с мясом выдрал магнитолу. Владимир, наконец, сообразил, что делать, схватил с полки электродрель и бросился вслед за Бацким. Они не слышали запоздалой трели свистка и воплей охраны, бежали, не замечая преград, остановились, когда перед ними возникли «форд» и «мерседес». Перед ними метались Носов и водитель. Позже к ним присоединились Рябенков и Новиченко.

В ту ночь и на следующий день ни Бацкий с Носовым, ни Гурьев с Новиченко не находили себе места и ждали реакции Скрипаля на произошедшее. Первый его шаг снял чудовищное напряжение, владевшее ими. Он обратился с заявлением о краже в милицию. В тот вечер она, на «счастье» контрразведчиков, оказалась не единственной в гаражном кооперативе. И если Скрипаль отделался синяком и кражей мелкого имущества, то другая жертва настоящих грабителей с тяжелым сотрясением мозга угодила в больницу.

Экспромт Бацкого спас ситуацию. Шпион не заподозрил, что в гараж проникли контрразведчики, а не воры. 29 сентября Скрипаль позвонил Стиву, сообщил о готовности к встрече и назвал срок — первые числа октября. Гурьев и его подчиненные наконец вздохнули с облегчением.

Глава 9 Турецкий гамбит

Вторник в отделе Гурьева начался со спортивного занятия. Несмотря на то, что на календаре был октябрь, погода стояла сухая, и занятие проходило за городом. После общего построения, на котором Гурьев объявил: это тот случай, когда бегущий полковник не порождает паники, подчиненные дружной стайкой потянулись за ним по дистанции. Она проходила по аллеям парка. Под ногами шуршал багряно-золотистый ковер, а над головами в неспешном хороводе, напоминая цветное конфетти, кружила листва.

Бежали не на результат, а в удовольствие, чтобы размяться перед футболом, и финишировали на стадионе. Жребий, брошенный внештатным физоргом Николаем Рябенковым, справедливо разделил игроков на две команды. Ему, Носову и остальным семерым игрокам грозило не только попасть под горячую ногу фаната футбола — Гурьева, а и проверить на себе два других его тезиса. Первый гласил: на спортивной площадке все равны, а второй — у подчиненного есть шанс обыграть начальника с сухим счетом, и за это ему ничего не будет. Игра закончилась вничью.

Потирая ссадины и синяки, команды отправились в душ, затем заняли места в автобусе и выехали на Лубянку. По приезду, прежде чем подняться к себе в кабинет, Носов зашел в секретариат, получил почту и начал рабочий день с ее просмотра. Первым делом обратился к сводке телефонных переговоров Скрипаля за неделю. Их набралось немного, наибольший интерес представлял разговор, состоявшийся накануне с бизнес-партнером Стивом. Его содержание носило деловой характер. Завершился он договоренностью о встрече. Внимание Носова привлекло то, что она должна была состояться, не в Испании или на Мальте, куда обычно выезжал Скрипаль для лечения или по делам «Юниэкспл», а в Турции.

Прежде чем отправиться на доклад, Носов проверил Скрипаля по учетам выездов за границу. Ответ заставил его забыть про все остальные дела. До встречи со Стивом оставалось всего четыре дня. Несколько часов назад в туристическом агентстве «Меркурий» Скрипаль приобрел две путевки в Турцию, на себя и жену. Их совместная поездка не могла ввести в заблуждение Носова. По его твердому убеждению, как и при предыдущих выездах Скрипаля в Испанию и на Мальту, так и сейчас супруга и дочь, сами того не подозревая, выступали в роли прикрытия. Носов не стал ждать начала совещания у Гурьева, снял трубку телефона и позвонил. Тот с полуслова все понял и немедленно затребовал к себе вместе с материалами переговоров Скрипаля со Стивом и ответом на запрос по выезду за границу. Носов сложил документы в папку и прошел в кабинет Гурьева. Там уже находились Новиченко и Рябенков.

Совещание началось с прослушивания записи переговоров Скрипаля со Стивом. Общее мнение выразил Новиченко.

— Звонок Стива из Лондона подтверждает версию, Скрипаль работает на британскую разведку.

— Нельзя исключать и вариант ЦРУ, — заметил Рябенков.

— Возможно, ты прав, Николай Николаевич. Очень похоже на историю с предателем Пеньковским. Этот негодяй служил и тем и другим, — вспомнил Гурьев об одном из самых гнусных предательств в истории ГРУ, но не стал вдаваться в подробности и предложил: — Товарищи, давайте прикинем, с чем Скрипаль поедет на встречу со Стивом? Может ли он своими действиями нанести ущерб интересам нашей военной разведки?

— Скорее всего он возьмет дезу, которую получил в разговоре с Синцовым! — предположил Новиченко.

— Согласен. Для любой спецслужбы сведения по разработке новой баллистической ракеты — это убойный материал, — поддержал его Носов.

— Пошли дальше! — не стал останавливаться на этом Гурьев и обратился к Рябенкову: — Николай Николаевич, а что говорит аналитика?

— Данные по изменениям в структурах западноевропейских управлений ГРУ стали известны Скрипалю от агента Тарасова и носят дезинформационный характер, — доложил Рябенков.

— А Тарасов не мог сболтнуть лишнего? — уточнил Гурьев.

— Нет, Петр Николаевич!

— Ты уверен, Николай Николаевич?

— Да. Тарасов сообщил Скрипалю только те сведения, которые были согласованы с руководством ГРУ. Это подтверждается сводкой их разговора.

— То есть утечки секретной информации не произойдет?

— По этой позиции, нет, — подтвердил Рябенков.

— А по другим?

Рябенков замялся. Ответил Носов.

— Пока нет ясности в том, что Скрипаль мог получить в беседах с Макаренковым, Поповым, Гусевым и Ляшко.

— И сколько еще надо времени, чтобы разобраться? Так нельзя работать, Вячеслав Александрович! — не мог скрыть досады Гурьев.

— С Макаренковым и Поповым вопрос будет закрыт в ближайшие часы! — заверил Носов и посетовал: — С Гусевым и Ляшко есть проблемы. Особенно с Ляшко, он находится в близких отношениях со Скрипалем.

— То есть, они — ахиллесова пята? Мы не знаем, что за сведения Скрипаль получил от них?

— Получается так, Петр Николаевич.

— Значит, мы не можем сказать, какой ущерб Скрипаль нанесет деятельности ГРУ, — заключил Гурьев.

— Вряд ли существенный, — предположил Новиченко и пояснил: — Оба уволились со службы более шести лет назад. Ляшко отношения к оперативной деятельности не имел, а Гусев всю жизнь прослужил в тылах.

— Слабое утешение, — заметил Гурьев и снова обратился к Носову. — Вячеслав Александрович, на какое число Скрипаль взял билеты?

— На четвертое октября, — доложил Носов и отметил: — Что интересно, летит вместе с женой.

— Дело не в ней, Николай Николаевич, а во времени, его у нас в обрез, — с ожесточением произнес Гурьев и поторопил: — Сегодня же представить мне запросы на проверку Стива по всем учетам, в первую очередь у коллег из СВР, что-то, да всплывет!

— Есть! — принял к исполнению Рябенков.

— Петр Николаевич, а если под благовидным предлогом задержать Скрипаля? За это время проработаем все нерешенные вопросы, — предложил Новиченко.

— Проработать-то проработаем, а где гарантия, что Скрипаль не насторожится? Одна история с гаражом чего только стоит! — напомнил Гурьев и обратился к Рябенкову. — Николай Николаевич, найди фрагмент разговора, где Стив говорит о встрече, там есть интересные моменты.

Рябенков занялся записью. В кабинете зазвучали голоса Скрипаля и Стива. Контрразведчики внимательно слушали и пытались понять, что в ней привлекло внимание Гурьева. Недоговоренности и недосказанности являлись типичными для бизнесменов, не желавших, чтобы условия сделки стали достоянием посторонних. Инициатива в разговоре принадлежала Стиву. Он был более настойчив и торопил со встречей.

— Гонит Скрипаля как на пожар! — обратил внимание на это обстоятельство Носов.

— А почему? — задался вопросом Гурьев.

— Срочное задание, — предположил Новиченко.

— В МИ-6 ищут нашего «крота», — пошел дальше Рябенков.

— А если Скрипаля выводят из-под нашего удара? Не зря же он берет в поездку жену, — напомнил Носов.

В кабинете воцарилась напряженная тишина. О том, что при оперативной разработке шпиона могло произойти самое худшее — расшифровка, никому не хотелось думать. Мрачная тень легла на лица контрразведчиков. Затянувшееся молчание нарушил Гурьев и предостерег:

— Вячеслав Александрович, раньше времени не сгущай краски. И без того на душе тошно.

— Ну почему, Петр Николаевич? Разве такая версия не имеет право на существование?

— Имеет. А какие для нее есть основания?

— Предположим, Скрипаль увязал в одну цепочку нашу неудачную оперативную комбинацию с Казаковым и историю в гараже.

— Можно предполагать всякое. А пока Скрипаль не дает покоя Синцову. О чем это говорит?

— Петр Николаевич, я высказал только версию.

— Она имеет право на существование. Но почему Стив так торопит Скрипаля со встречей? Что им движет? — продолжал задаваться этими вопросом Гурьев и не находил ответов.

— В камеру эту гниду и там соловьем запоет! — буркнул Рябенков.

Реплика не осталась без внимания Гурьева. Он с укоризной посмотрел на него и сухо заметил:

— Николай Николаевич, ты рассуждаешь так, будто не в военной контрразведке служишь.

— Никак нет, Петр Николаевич. В этом году будет 15 лет.

— Тогда должен знать, кто у нас начальник.

— Не понял вас, Петр Николаевич. В каком это смысле?

— В самом что ни на есть прямом.

— Ну, генерал-полковник Безверхний!

— А что он в таких случаях говорит?

Рябенков пожал плечами и переглянулся с Носовым. Тот подмигнул и с улыбкой сказал:

— Хороший ты парень, Коля. Но у тебя есть один недостаток, ты не служил в военной контрразведке.

— Как не служил?! Я был в горячих точках! — вспыхнул Рябенков.

— Не кипятись, Николай Николаевич! Здоровая критика — хорошее начало для плодотворной работы, — с улыбкой произнес Гурьев.

— Да какая это критика, Петр Николаевич! Это поклеп! — горячился Рябенков.

— Коля, здоровая критика — это также лекарство от звездной болезни, — продолжал подтрунивать Носов.

— Все, товарищи, шутки в сторону! — положил конец пикировке Гурьев и потребовал: — Жду от вас конкретных предложений по Скрипалю!

— Разрешите, Петр Николаевич? — обратился Новиченко.

— Пожалуйста, Анатолий Вячеславович.

— Полагаю, что в сложившейся ситуации и с учетом цейтнота, Скрипаля надо выпускать в Турцию, но только с нашим оперативным сопровождением, — предложил Новиченко.

— А как быть с тем, что Турция — страна НАТО? — возразил Носов.

— Так что теперь, ничего не делать, Вячеслав Александрович?

— Не знаю, Анатолий Вячеславович! Не знаю! — терзался Носов.

— Петр Николаевич, надо рисковать! — настаивал Новиченко.

— Рисковать-то не нам, а Александру Георгиевичу, — напомнил Гурьев, но согласился: — Да, другого выхода у нас не остается. Надо пускать Скрипаля, а то так и будем ходить вокруг, да около.

Оставшись один, он занялся подготовкой докладной записки на имя генерала с обоснованием необходимости обеспечения оперативного сопровождения Скрипаля на время выезда в Турцию. Перед обедом Безверхний принял Гурьева, выслушал его доводы и принял решение — направить вслед за Скрипалем опытных разведчиков наружного наблюдения.

4 октября 2004 года Гурьев и его подчиненные провели как на иголках. Они с тревогой ждали, как поведет себя Скрипаль. Пока их расчет подтверждался, он не догадывался, что находится под колпаком контрразведки, и потому не стал выкидывать фокусов. Глубокой ночью от подъезда его дома отъехала машина. За рулем находился сын — Александр. Ни он, ни мать не подозревали, что поездка на отдых в Турцию, и они сами служили отцу в качестве ширмы.

В аэропорту Шереметьево, при досмотре вещей Скрипаль едва не сорвался и не выдал себя. Внимание таможенника привлекала его борсетка. В ней была спрятана флешка с материалами для Стивена Доу. Таможенник потребовал открыть ее, пробежался взглядом по содержимому, ничего не сказал и кивнул на выход. На трясущихся ногах Скрипаль прошел в зал вылета и студнем расплылся по сиденью, в себя пришел, когда поднялся на борт самолета.

«Слава богу, пронесло!» — с этой мыслью он опустился в кресло, пристегнулся ремнем и погрузился в дрему.

Очнулся от тряски. Самолет попал в зону турбулентности. Встрепенувшись, Скрипаль пошарил рукой в кармане кресла. Сердце радостно забилось. Борсетка находилась на месте. Обезоруживающая слабость разлилась по телу, и он снова задремал. Разбудил его голос стюардессы. Она объявила о скорой посадке в аэропорту Стамбула. Скрипаль оживился и обратил взгляд за иллюминатор.

За ним, в бирюзовом небе светило по-летнему жаркое солнце. Внизу серебрилась гладь Черного моря, усыпанная разноцветным бисером десятков судов, выстроившихся в бесконечную очередь перед проливом Босфор. Об осени, наступившей в Турции, напоминали яркий багрянец лесов предгорий, отливающие бронзой поля и белоснежная вуаль раннего снега на вершинах хребта Кероглу.

Самолет пошел на снижение. Мелькнула и исчезла кромка Черного моря, вспенившаяся жемчужной нитью. Прошло несколько минут, и в утренней дымке, заполняя горизонт, возник Стамбул. Тысячелетний город привольно раскинулся по берегам Босфора. В нем самым невероятным образом переплелись эпохи и цивилизации. Подобно тетиве гигантского лука, арка подвесного моста султана Мехмеда Фатиха накрепко связала два берега пролива. За ней, на левом, обрывистом берегу застыли в вечном карауле сторожевые башни неприступной крепости Румелихисар. На седых руинах бывшего Римского города привольно раскинулся волшебными садами новой Семирамиды и архитектурными шедеврами Синана и Бальяна знаменитый дворец Топкапы — сердце некогда могущественной Османской империи и главная сокровищница великих султанов. Самыми ценными «брильянтами» в этой величественной «короне» Стамбула были неповторимая мечеть Ахмедие, нацелившаяся в небо шестью гигантскими стрелами-минаретами, и знаменитая христианская святыня церковь Айя-София.

Прошло несколько минут, и эта сказка наяву исчезла из вида. Самолет накренился на левое крыло; двигатели взревели, и судно пошло на посадку. Навстречу стремительно приближалась земля. Кварталы Стамбула слились в пеструю стену из стекла и бетона. Справа возникла гигантская арка над дорогой к аэропорту, и через мгновение, внизу серой лентой вспучилась посадочная полоса. Корпус Ту-154 сотрясла судорога. Вой двигателей оглушил. Удар шасси о бетонку подбросил Скрипаля в кресле. Он вцепился в подлокотник кресла и косил глаза в иллюминатор. За ним мелькали радары, напоминающие гигантские грибы дождевики, и сторожевые вышки с часовыми. Самолет погасил скорость, по салону прокатилась волна аплодисментов, и, повизгивая двигателями, вырулил на стоянку.

Гигантский стамбульский аэропорт имени Ататюрка встретил Скрипалей вавилонским столпотворением. Десятки тысяч туристов из Европы и России, подобно стаям перелетных птиц, потянулись к югу, на курорты Антальи, Алании, Искендерона и Мерсина. После промозглой московской погоды Скрипали окунулись в роскошное бабье лето. Уставшее за лето солнце согревало землю нежным теплом. В этот ранний час в воздухе сохранялась бодрящая свежесть. Глаз радовала яркая зелень газонов.

До следующего рейса на Измир оставалось почти пятнадцать часов. Этого времени, по расчету Скрипаля, хватало, чтобы убедиться в отсутствии слежки и отвлечь ее внимание от истинной цели поездки — явки с британским разведчиком. Уговорить жену отправиться в город на экскурсию ему не составило труда. От суеты и сутолоки, царившей в залах аэропорта, голова шла кругом, и она охотно согласилась. Сдав вещи в багаж, они взяли такси и отправились Стамбул.

Город не спешил просыпаться и продолжал нежиться в утренней прохладе. Солнце, выглянувшее из-за башни Галата, суровым стражем вознесшейся над городом, полыхнуло ослепительной вспышкой на золоченых куполах Айя-Софии и померкло на серых шпилях мечети Ахмедие. Порывистый, напоенный запахами моря ветерок потянул с Босфора, смахнул бирюзовую дымку, окутывавшую Стамбул, и город предстал во всем своем великолепии. В его древней части, казалось, время повернуло вспять, и вместе с ним ожили творения великих зодчих: Бальяна, Синана и Мехмед Аги, запечатлевших в мраморе мощь и блеск некогда могущественных империй.

Экскурсию Скрипали начали с осмотра дворца Топкапы и завершили на площади Таксим. Время давно перевалило за полдень, они едва держались на ногах и свернули в ближайшее кафе. От разнообразия блюд разбегались глаза, а ароматные запахи кружили голову. После обеда Скрипаль решил еще раз убедиться в отсутствии слежки. Пешком, под горку он и жена спустились к фонтану Топхане.

Это было идеальное место, чтобы оторваться от слежки. На площадь перед фонтаном выходили четыре улицы. Здесь творилось настоящее столпотворение. Сотни рыбаков с женами и детьми разноголосыми, жизнерадостными ручейками стекались сюда и дальше расплескивались по берегам бухты Золотой Рог. Выстроившись сплошной стеной у парапета, они самозабвенно отдавались любимому занятию. Клев был отменный, в воздухе, казалось, было рассыпано серебро. Затеряться в такой толпе не составляло никакого труда. Скрипаль, подхватив жену под руку, увлек ее в людскую реку. Пробившись к набережной, они прошлись по торговым рыбным рядам и поднялись на борт плавучего ресторана. Он выбрал столик, с него хорошо просматривался вход. Тут же к ним подлетел официант, как оказалось, сносно говоривший по-русски. Скрипали прислушались к его советам и остановили выбор на джаджике — холодном супе, приготовленном на кислом молоке с добавлением огурцов, зелени, и, конечно же, искендер-кебабе — тонко нарезанном мясе, сваренном в томатном соусе, а на десерт выбрали печеные яблоки с баклавой.

Турецкая кухня действительно оказалась превосходной, а атмосфера в ресторане настраивала на благодушный лад. Но не столько она, сколько отсутствие слежки, подняло настроение Скрипалю. Она никак себя не проявила, оставшееся до рейса время он и жена провели за столом, наслаждаясь видами вечернего Стамбула.

В это время суток город предстал перед ними во всем своем великолепии. Серебрящаяся в лунном свете гладь бухты Золотой Рог была усыпана разноцветными огнями судов и походила на драгоценный пояс. Пики минаретов в свете прожекторов походили на гигантские копья грозного воинства султана. Над ними, в небесной вышине, напоминая карающую десницу божью, терзали бархатистую южную ночь всполохи. Самолеты один за другим заходили на посадку в аэропорт имени Ататюрка.

Гул их двигателей напомнил Скрипалям, впереди их ждет рейс на Измир. Они взяли такси и за два часа до посадки были на месте. Вылет прошел без задержек, и через сорок минут самолет приземлился в Измире. Несмотря на поздний час, на выходе из зала прилета их встретил водитель с машиной из отеля «Измир Пэлас». На ресепшене полусонная администратор приветствовала Скрипалей на отменном русском языке. Портье принял у них вещи и проводил в номер. Они не стали их разбирать, без сил повалились в постель и тут же уснули. На ноги их поднял гул пылесоса, доносившийся из коридора. Стрелки часов показывали начало десятого. Приняв душ и переодевшись, Скрипали спустились на ланч. За окном плескалось ласковое море, а напротив витрины магазина ломились от изобилия товаров. Жена рвалась заняться шопингом. Скрипаль, сославшись на подготовку к деловой встрече, остался в номере. В город она вышла одна.

Стрелки часов, как ему казалось, мучительно медленно ползли по циферблату. Скрипаль, чтобы унять разгулявшиеся нервы, взялся перебирать проекты договоров. Они не представляли никакой ценности и служили только для одной цели — ввести в заблуждение жену.

Приближалось время обеда, когда, наконец, ожил телефон. На дисплее высветился незнакомый номер.

«Может Доу, только шифруется», — первое, о чем подумал Скрипаль и ответил:

— Слушаю.

— Добрый день! Это Сергей? — в голосе был слышен сильный акцент.

«Похоже, Доу» — решил Скрипаль, но осторожность взяла верх, вышел на балкон и поинтересовался:

— Извините, а кто его спрашивает?

— Испанский партнер, — Доу произнес условную фразу-пароль.

— О, Стив! — воскликнул Скрипаль и назвал отзыв. — Я буду рад встрече!

— О'кей. Как добрались, Сергей?

— Без проблем. Когда встречаемся? — торопил события Скрипаль.

— Если вас не затруднит, я готов хоть сейчас.

— А где?

— Приглашаю вас к себе. Здесь нам будет комфортно, — предложил Доу.

— Вы в Хилтоне? — уточнил Скрипаль.

— Да, номер 227.

— Буду через 10–15 минут. Вас устроит?

— О'кей! Можете не спешить, я располагаю уймой времени.

— У меня все готово. Договора при мне. Есть перспективные для нашего делового сотрудничества предложения, — Скрипаль намекал, что приехал не с пустыми руками.

— О'кей! — оживился Доу и подчеркнул: — В таком случае наша работа будет носить плодотворный характер!

«На этот раз уеду с хорошим наваром!» — так расценил это заявление Скрипаль и, продолжая набивать себе цену, многозначительно заметил:

— Предложение будет весьма интересным. Пришлось рискнуть, но как говорится: риск благородное дело.

За четыре года сотрудничества Доу хорошо изучил повадки агента и, чтобы убавить его денежные аппетиты, напомнил:

— Сергей, как это у вас говорят: цыплят по осени считают.

«Вот же жлоб! Чтоб тебе, гад…» — костерил его в душе Скрипаль и продолжал гнуть свое.

— Стив, это вовсе не цыпленок, а рождественский гусь.

— Ха-ха, — расхохотался Доу и поторопил: — Сергей, тащите его сюда! У меня разыгрался волчий аппетит!

Последние фразы снова подняли настроение Скрипалю. Он возвратился в номер, принялся складывать в портфель документы и каждый раз прощупывал флешку в борсетке. Ее содержимое обещало обернуться золотым дождем.

Скрежет ключа в замке отвлек Скрипаля от этих мыслей. Жена возвратилась с шопинга. В ее руках шуршали пузатые кульки. Морской воздух и южное солнце вернули на ее щеки легкий румянец, а в глаза задорный блеск.

— Зря ты, Сережа, не пошел на прогулку! Ах, какая прелесть. Как в раю! — восклицала она.

— Извини, дорогая, дела! — буркнул Скрипаль.

— Да! Да, конечно! Какое здесь красивое море! Смотришь и не можешь оторваться. А воздух! Не воздух, а настоящий эликсир жизни! Дышишь и не можешь надышаться!

— Бархатный сезон.

— Просто сказка! А я не хотела ехать.

— Ну вот, а то бы кисла в Москве?

— Жаль, что этой турецкой сказкой, Сережа, ты не можешь насладиться.

— Что поделаешь, Люда, дела. Надеюсь, на этот раз все срастется.

— Я верю в тебя, Сережа!

— Извини, Люда, мне пора, партнеры ждут, — поспешил свернуть разговор Скрипаль.

— Они из Испании или с Мальты?

— Не важно.

— Если это Луис, то он мне понравился.

— Солидные люди, я им доверяю, — уклонился от ответа Скрипаль, надел легкую куртку, подхватил борсетку, портфель и вышел из номера.

До отеля «Хилтон» было рукой подать, он неспешной походкой отправился на встречу с Доу. После унылой, блеклой московской осени яркая, южная зелень и пестрая мозаика цветников радовала глаз. Морская гладь переливалась жарким серебром. Ароматный запах цветущего осман-дерева кружил голову. Скрипаль вдыхал в полную грудь этот, казавшийся ему воздухом свободы, и не мог надышаться. Здесь он был недосягаем для российской контрразведки и торопил встречу с Доу.

Тот в эти самые минуты вместе с другим сотрудником британской разведки Чарльзом Скоттом завершал последние приготовления к явке с агентом Немедленным. В номере они установили специальную аппаратуру звуко- и видеозаписи. Она должна была зафиксировать и записать каждое слово, каждое движение и каждый жест агента. Потом лучшие аналитики и психологи МИ-6 займутся их анализом, чтобы определить имеет ли британская разведка дело с действующим или перевербованным ФСБ Немедленным.

Доу внимательным взглядом прошелся по номеру, ничто не выдавало присутствия спецаппаратуры, и нажал кнопку на пульте. Тишину нарушил еле слышный шорох, включились микрофоны, под потолком подмигнули зрачки микроскопических видеокамер. Техника работала исправно. Не подвел и повар ресторана. Его блюда могли удовлетворить вкус самого взыскательного гурмана и должны были напомнить Скрипалю о застольях в Испании, в ресторане отеля «Милья Кастилья». Доу посмотрел на часы; время истекло, и выглянул в окно. Ему показалось, в толпе мелькнуло знакомое лицо, и он не ошибся.

Скрипаль свернул к отелю «Хилтон». Прежде чем войти, по старой профессиональной привычке осмотрелся в поисках хвоста. Цепкий взгляд бывшего военного разведчика выхватил из толпы Его.

«Где-то я тебя видел?! …В Шереметьеве?.. Стамбуле?.. Где?» — напрягал память Скрипаль.

«Неужели наружка? Но откуда она здесь?!» — и леденящий холодок окатил спину.

«Возьми себя в руки, Сережа! Перестань себя накручивать!» — успокаивал себя он и снова обернулся.

Разноликая, разноголосая толпа плескалась на площади перед отелем и веселыми ручейками растекалась по узким улочкам. Его среди нее не было.

«Показалось. Да и откуда тут взяться русской наружке? Это же Турция, а не Белоруссия. Она сюда носа не сунет», — с этой мыслью Скрипаль шагнул под арку отеля.

Швейцар в низком поклоне склонил перед ним голову и распахнул дверь. Группа туристов заполнила холл. Скрипаль, смешавшись с ними, проскользнул на лестницу, поднялся на второй этаже, по длинному коридору прошел к номеру 227 и постучал в дверь. Прошла секунда, другая, послышались торопливые шаги. Дверь приоткрылась, и за ней возник Доу. На его лице расплылась широкая улыбка.

— О, Сергей! — воскликнул он, отступил в сторону и пригласил: — Проходите!

Скрипаль прошел в гостиную и осмотрелся. Номер люкс и изысканно сервированный стол говорили: в британской разведке его числили не по последнему разряду. Подтверждением тому служило поведение самого Доу. Он являл собой саму любезность, пододвинул кресло Скрипалю, сел напротив и начал разговор с дежурного вопроса:

— Как добрались, Сергей?

— Без приключений! Если говорить о впечатлениях, то их масса! Жена просто в восторге! — бодрился Скрипаль.

— А как она отнеслась к столь неожиданной поездке в Турцию?

— В Москве ворчала. В Стамбуле не находила слов. В Измире пришла в восторг.

— Да, октябрь здесь лучшее время года, — признал Доу и поинтересовался: — Супруга не задавалась вопросом, почему вы отправились в Турцию, а не, как обычно, в Испанию или на Мальту?

— Стив, я не мальчик и найду что сказать! — отрезал Скрипаль.

— Извините, Сергей, профессиональная привычка. Я беспокоюсь о вашей безопасности. Сами знаете, лишнее слово в нашей работе чревато.

— Стив, я тоже профессионал, пусть и в прошлом. Людмила не девочка, тридцать два года живет с разведчиком и чему-то научилось. Для всех мы находимся на отдыхе.

— Прекрасно! Ваши частые поездки в Испанию могли привлечь внимание ФСБ, поэтому я выбрал Турцию, здесь отдыхает половина России.

— Разумно.

— О'кей! — снова оживился Доу, поспешил свернуть болезненную тему, кивнул на стол и спросил: — Что будете кушать? Что будете пить?

Скрипаль задержал внимание на румяном, так и просящемся в рот шашлыке из устриц, жареной черноморской камбале, бутылке коллекционного французского коньяка и признался:

— Не знаю даже на чем остановиться. Глаза разбегаются.

— Остановиться мы всегда успеем, а начнем с коньяка, — предложил Доу, разлил его по рюмкам и произнес тост. — За нашу встречу!

Они выпили. Коньяк оказался отменным. Скрипаль, почмокав губами, признал: — Хорош! Давно такого не пил!

В нем проснулся аппетит, и он навалился на закуску. Доу подкладывал ему лучшие куски, не забывал подливать в рюмку и не торопил с отчетом о выполнении задания. Скрипаль захмелел, к нему вернулось благодушное настроение. Подмигнув Доу, он взял со стола нож и завертел в воздухе. В глазах британского разведчика вспыхнул тревожный огонек. Его взгляд следил за руками строптивого агента. Хохотнув, Скрипаль потянулся к борсетке, вспорол ножом внутреннюю перегородку, извлек флешку и положил на стол.

— Здесь результаты вашей работы, Сергей? — уточнил Доу.

— Да, — подтвердил Скрипаль и отметил: — Особый интерес представляют сведения о разработке новой баллистической ракеты.

— О'кей! Прекрасная работа, Сергей! Прекрасная! — похвалил Доу и, улыбнувшись, поинтересовался: — Это и есть ваш рождественский гусь?

— Да. Но есть и цыплята, но не табака. Это данные, относящиеся к реорганизации западноевропейского управления ГРУ.

— Прекрасно, Сергей! Прекрасно!

— Этот материал достался нелегко, мне пришлось серьезно рисковать, — набивал себе цену Скрипаль.

— Ну, зачем было это делать! — упрекнул Доу. — Я не вправе учить вас, но, как известно, минера со стажем губит не зрение, а переоценка своих возможностей.

— Оставьте это, Стив! У меня нет ни малейшего желания подрываться! — отмахнулся Скрипаль.

— И все-таки, Сергей, будьте предельно осторожны, — предостерег Доу и, помявшись, сказал: — Вам возможно известна печальная история, произошедшая с соратником наших американских коллег. Я, имею в виду полковника Старикова. Он, по нашим данным, арестован ФСБ.

Кровь прихлынула к лицу Скрипаля, оно пошло бурыми пятнами. Страх когтистыми лапами сжал сердце. Старикова он знал по прежней службе. Одно время они даже были близки. Теперь, когда тот находился в камере Лефортовской тюрьмы и давал показания следователям ФСБ, Скрипаля волновало только одно — причина провала.

«Личная неосторожность Старикова?.. Или в ЦРУ сидит второй Эймс?» — от этой мысли Скрипалю стало не по себе. Он заелозил в кресле и севшим голосом спросил:

— Стив, на чем погорел Стариков?

Доу развел руками и признался:

— Ясности пока нет, разбираемся.

— Но какие-то версии провала должны же быть?

— Я склоняюсь, Олег стал жертвой собственной неосторожности, даже излишней самоуверенности.

— Ну, это самое простое объяснение!

— Сергей, не давите на меня! Я знаю не больше того, что сказал. Еще раз повторяю, Олега погубило, то, что губит опытного минера.

— Стив, да перестаньте тыкать мне этим чертовым минером! — взорвался Скрипаль. — Почему вы обходите версию русского «крота» в вашей конторе?! Почему?!

— Сергей, успокойтесь! К чему такой тон? — пытался снизить накал разговора Доу.

— Если у вас завелся «крот», то ваши слова ничего не стоят! Ничего!

— Спокойно, Сергей. Спокойно! Все о'кей. Мы провели внутреннее расследование. Провал Старикова не несет вам угрозы.

— А если течет из ЦРУ? Что тогда?!

— Они наши партнеры и не более того.

— Стив, оставьте эти сказки для дилетантов! — отмахнулся Скрипаль. — Я не первый день в разведке и прекрасно знаю, агенты такого уровня как Стариков работают на два фронта.

Доу отвел взгляд в сторону и, помявшись, признал:

— Да. Олег участвовал в нашей совместной с ЦРУ операции, но его роль была незначительной.

— Я так и знал! Я… — спазмы перехватили горло Скрипаля.

Доу поспешил налить коньяк в рюмку и предложил:

— Выпейте! Выпейте, Сергей!

Скрипаль сделал несколько глотков и поперхнулся, отдышавшись, продолжал твердить свое.

— Старикова выдал «крот»! У вас сидит «крот»!

— Сергей, не спешите с выводами. Вам нечего опасаться. Ваше истинное имя известно только мне и Антонио. Два других человека — шеф отдела и МИ-6 знают вас только под псевдонимом Немедленный, — пытался рассеять его опасения Доу.

— А моя информация? По ее содержанию хорошему аналитику ничего не стоит вычислить меня!

— Она закрыта самым высоким грифом секретности.

— Эти пресловутые грифы ничего не стоят, если завелся «крот»!

— Сергей, успокойтесь! По тем данным, что мы располагаем, провал Олега произошел по его вине. Поэтому осторожность и еще раз осторожность! — повторял Доу.

— Я себе не враг, — буркнул Скрипаль и потянулся к бутылке.

Доу опередил его, разлил коньяк по рюмкам и предложил:

— За наше сотрудничество! За ваш огромный вклад в наше общее дело!

Скрипаль поднял рюмку, на его физиономии появилась кислая гримаса, он спросил:

— И во сколько вы оцениваете мой вклад?

— Очень высоко. Но сначала надо изучить ваши материалы.

— И как долго будете изучать?

— День, два. Но можете не сомневаться, компенсация будет достойной, — заверил Доу и, подняв рюмку, произнес: — За вас, Сергей!

Они выпили и принялись за закуску. История с провалом Старикова и отсрочка в выплате шпионского гонорара не добавили Скрипалю ни аппетита, ни настроения. Доу тоже не горел желанием дальше выслушивать претензии агента и, сославшись на необходимость изучения материалов, записанных на флешке, предложил встретиться через сутки. Скрипалю ничего другого не оставалось, как согласиться.

В отель он возвратился в отвратительном настроении, ощущал себя так, будто его облили помоями, и забрался под душ. Вместе с водой на время ушел и липкий страх, терзавший душу. Вечер и весь следующий день Скрипаль провел в номере, разгадывал кроссворды, изредка выползал на море и долго не выходил из воды.

Наступило 7 октября. На встречу с Доу он отправился с твердым намерением затребовать с него не меньше 200 000 долларов. Ровно в 11:00 поднялся в номер 227. За сутки в нем ничего не изменилось. Мрачная физиономия агента подсказала Доу, разговор лучше начинать не с застолья, а с финансового вопроса. После долгого торга они сошлись на задатке в 35 000 долларов. Из них 20 00 °Cкрипаль получил наличными, остальные Доу обещал перечислить на его личный счет в испанском банке Banco Central Hispanoamericano S.A. После этого они сели за стол. Но ни коньяк, ни счастливая будущая жизнь в Британии, которую обрисовывал Доу, не подняли настроения шпиону. Обед проходил вяло. Собеседники, устав друг от друга, не горели желанием продолжать разговор.

Во втором часу Скрипаль покинул номер. С собой, помимо денег, он уносил бумагу для тайнописи. На одном из листов содержалось задание британской разведки. Шпиону поручалось добыть установочные и характеризующих данные на ряд сотрудников резидентуры ГРУ в Испании и в Британии, а также закрепить отношения с подполковником Синцовым. Самая сложная часть задания состояла в том, что Скрипалю предстояло проникнуть под покров тайны, окутывавшей провал агента ЦРУ Старикова и выяснить причину.

Возвращаясь в отель, он старался об этом не думать. 20 000 долларов заставили на время забыть об опасности. Оставшиеся дни отдыха Скрипаль исправно отрабатывал легенду прикрытия, регулярно ходил на море, вместе с женой совершал шопинг.

Незаметно подошел к концу последний день отдыха на турецком курорте. С тяжелым сердцем шпион покинул Измир. И чем меньше оставалось до Москвы, тем все с большей силой в нем оживали прежние страхи. Очередной приступ накатил на него в Шереметьеве. Сердце Скрипаля ушло в пятки, когда пальцы таможенника коснулись папки с файлами, среди договоров находились листы бумаги для тайнописи. Досмотр закончился пересчетом долларов.

На стоянку, где ждал сын с машиной, Скрипаль вышел мокрый как мышь и потом несколько дней чувствовал себя как не в своей тарелке. Плавающий звук в телефоне воспринимался им как прослушка. При выходах в город ему чудилась слежка. Скрипаль пускался на различные уловки: менял транспорт, петлял зайцем по метро, крутился перед витринами и зеркалами, чтобы проверить свои подозрения. Они не нашли подтверждения. Но он не решался приступать к выполнению задания Доу и держал паузу.

Ее не было в работе Гурьева и его подчиненных. После того, как было установлено, что «бизнесмен» Доу является кадровым сотрудником МИ-6, отпали все сомнения — Скрипаль британский шпион. Теперь контрразведчиков занимало только одно, как не допустить дальнейшей утечки сведений о деятельности ГРУ и пресечь его преступную деятельность. Камнем преткновения являлось отсутствие весомых вещественных доказательств. То, что для контрразведчиков представлялось очевидным, не являлось достаточным для суда. Мозговой штурм, проходивший в кабинете Безверхнего, был направлен на поиск решения этой проблемы. Он прошелся взглядом по Новиченко, Носову, задержался на Гурьеве и обратился к нему.

— Петр Николаевич, так какие есть предложения?

— Первое, чтобы не распылять наши силы, дальнейшую проверку подполковника Чулкова прекратить. Второе — основные наши усилия сосредоточить на подготовке свидетельской базы на Скрипаля.

— Анатолий Вячеславович, а ты что скажешь? Или у тебя еще остаются сомнения? — не спешил с решением Безверхний.

Новиченко развел руками и признал:

— Мои подозрения в отношении Чулкова были ошибочны. Поддерживаю предложение Петра Николаевича.

— Хорошо. А чем мы располагаем, кроме оперативных данных о встрече Скрипаля с Доу?

— По большому счету, ничем существенным, — констатировал Гурьев.

— Ну, почему ничем! Есть же факты выведывания Скрипалем секретной информации у бывших сослуживцев, — возразил Новиченко.

— Анатолий Вячеславович, ты имеешь в виду его разговор с подполковником Сычевым? — уточнил Безверхний.

— Да, Александр Георгиевич.

— Это мало что даст, тем более в суде. Аудиозаписи разговора нет, есть только устное свидетельство Сычева. Адвокат от его показаний не оставит камня на камне.

— А телефонные переговоры Скрипаля с Доу, — цеплялся за последнюю соломинку Новиченко.

— Толя, но мы же пытались выжать из них хоть что-то. И что в итоге? Ничего, — напомнил Гурьев.

— Выходит, товарищи, у нас на руках нет весомых доказательств враждебной деятельности Скрипаля, с которыми можно идти в суд, — заключил Безверхний.

— К сожалению, это так. Надо искать неординарный ход и заставить шпиона ошибиться! — не сдавался Гурьев.

— Совершенно верно, Петр Николаевич! — поддержал Безверхний и предложил: — Давайте еще раз прокачаем возможные варианты!

Мозговой штурм возобновился. Опытные контрразведчики, за их спинами стояли десятки сложнейших операций и разоблаченных агентов иностранных разведок, они знали истинную цену времени. Каждый час, каждый день работали против них, на вражеских шпионов. Особую опасность представляли те, кто проник в ряды ГРУ и СВР.

Предатель! Двурушник! За каждым из них стоят десятки засвеченных перед иностранной контрразведкой российских разведчиков и их тайных помощников — агентов.

Двурушник — это бесцельно потраченные силы и средства на разведывательные операции, которые оборачиваются невосполнимым политическим, экономическим и моральным ущербом.

— Александр Георгиевич, разрешите? Есть одно соображение, — нарушил затянувшееся молчание Гурьев.

— Говори, говори, Петр Николаевич, — поторопил Безверхний.

— А если использовать ситуацию, сложившуюся вокруг Старикова, в наших интересах.

— Каким образом? Он же агент ЦРУ, а не МИ-6!

— Все так. Но есть одна существенная зацепка.

— Интересно! — оживился Безверхний. — С этого места, Петр Николаевич, подробно!

— В последних своих показаниях следователю Стариков признался, что участвовал в совместных операциях ЦРУ и МИ-6.

— Поэтому причина его провала должна интересовать как ЦРУ, так и МИ-6! И тут пригодится Скрипаль! — подхватил эту мысль Новиченко.

— Резонно, но надо все взвесить, — согласился Безверхний и задумался.

Смелое предложение Гурьева существенно расширяло поле для маневра и имело под собой основу. В последние годы все отчетливее просматривалась тесная координация разведывательной деятельности ЦРУ и МИ-6 в отношении России. Многолетний опыт и профессиональная интуиция подсказывали Безверхнему, на встрече со Скрипалем британский разведчик с большой долей вероятности поручил выяснить причину провала Старикова. Предложение Гурьева позволяло не только добыть весомые вещественные доказательства шпионской деятельности Скрипаля, а и через него втемную начать оперативную игру с МИ-6. Чтобы реализовать столь дерзкий замысел требовался надежный исполнитель, и Безверхний снова обратился к Гурьеву.

— Петр Николаевич, слов нет, идея хороша! Но сам понимаешь, ее успех зависит от того, кто ее реализует.

— Есть такой, Александр Георгиевич! Агент Кузнецов! Он справится! — заверил Гурьев.

— Будем считать, с исполнителем определились. Что дальше?

— Через Кузнецова доведем дезу о причине провала Старикова, — развивал свое предложение Гурьев.

— Пусть в ЦРУ и МИ-6 ищут «крота» там, где его нет! — предвосхищал события Новиченко.

— Погоди, погоди, Анатолий Вячеславович, тут как бы не напортачить. А то вместо того, чтобы навести тень на плетень, подложим свинью нашим разведчикам, — предостерег Безверхний.

— Подстрахуемся, согласуем с ними все вопросы, — заверил Гурьев.

— Хорошо! Проработай замысел операции в деталях и сегодня, крайний срок — завтра, мне на стол! — распорядился Безверхний.

Покинув его кабинет, Гурьев и Новиченко приступили к работе. К вечеру им было что доложить Безверхнему. По своему замыслу будущая операция носила многоплановый характер и преследовала несколько целей. Одна из них состояла в том, чтобы не допустить утечки сведений к британской разведке о деятельности ГРУ, а другая — добыть дополнительные вещественные доказательства вины Скрипаля.

Генерал-полковник Александр Георгиевич Безверхний руководил военной контрразведкой Федеральной службы безопасности Российской Федерации с 2000 по 2015 год. Награжден: орденами «За заслуги перед Отечеством» 2, 3 и 4 степени, «Мужества», «За военные заслуги», знаком отличия «За безупречную Службу ХХХ лет» на георгиевской ленте. Заслуженный сотрудник органов безопасности, Лауреат премии Правительства в области науки и техники.

Родился Александр Георгиевич в 1950 году в Молдавии, в простой семье, с детства познал, что такое тяжелый крестьянский труд. Учился в обыкновенной школе. После ее окончания был призван на срочную службу в армию. Там с ним произошел курьез, в итоге коренным образом повлиявший на его дальнейшую жизнь. Комсомолец, активный общественник Безверхний неожиданно попал под подозрение военных контрразведчиков.

Увлечение сержанта Безверхнего французским языком оперативный работник расценил как подготовку к «Измене Родине» и взял в проверку. Она быстро завершилась. Опытный начальник особого отдела усмотрел в занятии сержанта иностранным языком стремление к самосовершенствованию. Это и предопределило дальнейший жизненный путь и успех Александра Георгиевича.

По направлению военной контрразведки он отправился покорять Москву и не просто Москву, а Высшую Краснознаменную Школу КГБ при Совете Министров СССР. Успешно сдав вступительные экзамены, слушатель Безверхний старательно грыз гранит науки. Грыз успешно, об этом говорили отличные оценки в зачетных ведомостях.

После окончания учебы, в 1976 году лейтенант Безверхний был направлен для прохождения службы в управление особых отделов КГБ СССР Московского военного округа. За короткий срок пребывания в должности проявил себя хватким, способным агентуристом. Новое назначение не заставило себя ждать.

В 1980 году капитан Безверхний под легендой специалиста выехал в загранкомандировку, в Лаос. Там ему пригодилось знание иностранных языков, и в полной мере раскрылся талант прирожденного разведчика. В прямом противостоянии с противником проявились его способности успешно решать задачи и выходить победителем в жестоких поединках.

Годы напряженной работы в Лаосе стали хорошей профессиональной школой для Александра Георгиевича. После вывода из Республики Афганистан советских войск подполковник Безверхний был направлен в Кабул для выполнения специальных заданий. С риском для жизни он успешно справился с поставленными задачами и возвратился домой, но уже в другую страну.

В роковом августе 1991 года рухнул Советский Союз. Это стало тяжелейшей трагедией и незаживающей раной для людей в погонах. Перестало существовать Отечество, которому они давали присягу на верность. Многие генералы и офицеры в отчаянии срывали с себя погоны, швыряли на стол удостоверения, хлопали дверьми и бросались в мутные воды бандитского капитализма. Но были и те, к их числу относился Александр Безверхний, кто, несмотря на все тяготы и лишения, ушаты помоев, выливавшиеся на органы безопасности, сцепив зубы, продолжали выполнять свой гражданский и служебный долг.

В 1992 году опытный, обстрелянный полковник Безверхний возглавил ключевой 3-й, разведывательный отдел в управлении ФСК России Группы советских войск в Германии. В те окаянные годы наши части, находившиеся за границей, подвергались невиданным по своим масштабам и изощренности атакам спецслужб стран НАТО. В той сложной, стремительно меняющейся обстановке, в полной мере раскрылись оперативные способности и организаторские таланты Александра Безверхнего. Он умел сохранять выдержку и спокойствие в критических ситуациях, малыми силами эффективно решать большие задачи, сплотить вокруг себя коллектив и обеспечить его результативную работу.

Пройдя через горнило Германии, Александр Безверхний получил высокое назначение в центральный аппарат Управления военной контрразведки. Участие в сложных оперативных разработках иностранных разведчиков и их агентов способствовало дальнейшему совершенствованию его профессионального мастерства, а результаты служебному росту. В 2000 году генерал Безверхний по праву возглавил одну из самых боевых структур ФСБ России — военную контрразведку.

В 2003 году он вернул из забвения легендарный Смерш и придал новый импульс ветеранскому движению военной контрразведки. При его непосредственном участии на местах боев в годы Великой Отечественной войны, где сражались и погибли сотрудники Смерша, в память о их подвигах воздвигались обелиски и часовни. К 2015 году насчитывалось 47 обелисков и 10 часовен. Был найден прах руководителя Смерша Виктора Абакумова и 19 апреля 2013 года погребен на родной московской земле.

Из книги «Военная контрразведка ФСБ России. 100 лет». А. Г. Безверхний.

Глава 10 «Это не хитрый ход, это мат!»

Совершенно секретно

Экземпляр единственный

Только лично.

Руководителю ДВКР ФСБ России.

Генерал-полковнику Безверхнему А. Г.

Уважаемый Александр Георгиевич!

Сообщаю для учета в работе.

Со второй половины октября 2004 года средствами оперативно-технического контроля Управления в районах: Филевский парк и Сокольники зафиксированы неоднократные кратковременные, продолжительностью 2–3 секунды, радиоэлектронные излучения высокой интенсивности. Имеющимися в распоряжении управления техническими средствами передаваемые сообщения расшифровке не поддаются.

Анализ характеристик излучений АУТР и предполагаемые места их закладок дают основания полагать, что иностранной спецслужбой, вероятно США, либо Великобритании на территории Москвы осуществляются операции по связи со своими агентами.

Приложение: 1. Копия расписания работы в эфире неустановленных электронных средств.

2 Схемы участков местности, где возможна их установка.

Начальник управления «Т».

Генерал-майор Грибов.

12.11.2003 года.

Вывод коллег у Безверхнего не вызывал сомнений. В последние годы резидентуры британской и, особенно, американской разведок в Москве все чаще прибегали к способу безличной и бесконтактной связи со своими агентами. Почти тридцать лет назад, начиная службу оперуполномоченным особого отдела КГБ СССР по Воронежскому гарнизону, он впервые столкнуться с чем-то подобным.

Первое разведывательное автоматическое устройство технической разведки (АУТР), получившее в советской контрразведке название «Электрон», было обнаружено в ближнем Подмосковье. Его, как позже выяснилось, установили разведчики посольской резидентуры ЦРУ в Москве. С помощью АУТР американская спецслужба рассчитывала снимать технические параметры систем боевого управления командного пункта войск ПВО московской зоны воздушной обороны. Теми средствами, что тогда располагали военные контрразведчики на местах, его вряд ли можно было обнаружить. Помог случай.

Веселая компания расположилась на привал. Дружный смех вызвал внезапно пришедший в движение пенек. Он выскользнул из-под грибника и скатился к подножию холма. Веселье продолжалась недолго. В компании находился инженер-радиотехник. Он быстро сообразил, для чего предназначен «пенек»; об этом ему сказали, торчащие над лесом антенны командного пункта ПВО, и принес необычную находку в часть.

В тот же день ее доставили в управление особого отдела КГБ по Московскому военному округу. У опытных контрразведчиков не вызвало сомнений ее шпионское предназначение. Но «пенек» не спешил раскрывать своих тайн, и тогда его передали в оперативно-техническое управление. Лучшие инженерные умы советской контрразведки занялись их разгадкой. «Пенек»-«Электрон» не устоял перед ними. После того, как с него была снята блокировка, перед инженерами открылись самые передовые на то время электронные мозги стоимостью не меньше, чем миллион долларов. Разобраться с тем, как они работают, специалистам-электронщикам не составило большого труда. «Пенек»-«Электрон» перехватывал и записывал в электронную память алгоритм работы и технические характеристики средств ПВО. Но это было еще не все, имевшаяся в нем специальная автоматическая система в установленное время выстреливала накопленную информацию на американский спутник радиотехнический разведки типа «Феррет», пролетавший над районом установки «Электрона».

Сколько еще таких «пеньков»-«Электронов» могло находиться и не только в Подмосковье, а и в других районах, открытых для посещения иностранцам, в руководстве КГБ могли только предполагать. Надеяться на очередную удачную находку грибников или ягодников было бы наивно, а с точки зрения обеспечения государственной безопасности, непозволительно. И тогда, вслед за инженерами, за работу взялись лучшие аналитики. Они тщательно изучили оперативные материалы по всем поездкам по территории СССР дипломатов и разведчиков посольской резидентуры ЦРУ. Особое внимание уделялось тем маршрутам, которые проходили вблизи военных объектов. Результатом работы стали карты-схемы, на которых были нанесены вероятные места установки АУТР. Дальше в дело вступили оперативные группы. В их составе старший лейтенант Безверхний и другие сотрудники особого отдела по Воронежскому гарнизону метр за метром прочесывали участки местности в поисках «Электрона».

Спустя тридцать лет история повторилась. На этот раз на уровне: резидентура — агент. Прочитав ориентировку, Безверхний возвратился к первым ее строчкам и жирной чертой подчеркнул месяц октябрь. АУТР в парках Сокольники и Филевский заработал вскоре после поездки Скрипаля в Турцию и явки с британским разведчиком Стивеном Доу в номере отеля «Хилтон». Все вместе взятое наводило Безверхнего на мысль: резидентура МИ-6 в Москве перешла на бесконтактный вариант связи со Скрипалем.

«Логично! Но одна голова хорошо, а две — лучше!» — решил он, снял трубку телефона специальной связи; ответил Гурьев и пригласил:

— Зайди, Петр Николаевич! Есть информация для размышления по Скрипалю, надо обсудить.

— Есть! А что взять из материалов, Александр Георгиевич? — уточнил Гурьев.

— Ничего, только светлую голову.

— Понял, иду, — принял к исполнению Гурьев и поднялся в кабинет Безверхнего.

Тот кивнул на стул и, передав ориентировку, предложил: — Вот, ознакомься.

Гурьев внимательно прочел и покачал головой. То, о чем сообщали коллеги, существенно усложняло работу по шпиону. Шансов получить и закрепить вещественными доказательствами его преступную деятельность становилось все меньше.

— Ну, что скажешь, Петр Николаевич? — торопил с ответом Безверхний.

— Случайно или нет, но факт остается фактом, АУТР в Сокольниках и в Филевском парке заработали вскоре после приезда Скрипаля из Турции.

— Выходит, я не ошибся, наши мысли совпадают. И какие есть соображения на этот счет?

— Первое — в МИ-6 перешли на бесконтактный вариант связи со Скрипалем.

— А второе?

— Нельзя исключать того, что это канал связи с другим агентом. Необязательно, что он британский, я больше склоняюсь к работе американской резидентуры. Очень похоже на ее почерк, — предположил Гурьев.

— Логично. На таком уровне пока способны работать только ЦРУ и МИ-6, — согласился Безверхний и возвратился к главной мысли, не дававшей ему покоя. — И все-таки, Петр Николаевич, давай не будем сбрасывать со счетов Скрипаля. Надо искать мостик между ним и резидентурой в Москве.

Гурьев задумался. До последнего времени шпион исключал любые контракты с британскими разведчиками на территории России. Все явки он проводил за ее пределами, в Испании, либо на Мальте. Последний раз она состоялась в Турции.

«Так что же подвигло Скрипаля или, возможно, МИ-6 перейти на такой способ связи? Угроза расшифровки? Или шпион получил доступ к важной информации и требуется ее оперативная передача? Но какой? Через кого он получил такой доступ? Все его контакты находятся под нашим плотным оперативным контролем. Так ли уж все? Где и когда мы просмотрели? Что это за информация? Стоп, Петр, вот только не надо себя накручивать. Пока есть два неоспоримых факта. Явка Скрипаля с Доу в Турции и работа АУТР в Москве. От них и надо плясать!» — остановился на этом Гурьев и предложил:

— Александрович Георгиевич, я полагаю необходимо срочно провести самый тщательный негласный осмотр всех мест, где Скрипаль оборудовал тайник, это гараж и дача.

— Думаешь, найдем, то, что ищем — АУТР?

— Если следовать версии, что МИ-6 перешла со Скрипалем на этот способ связи, то да.

— Но как он ухитрился провезти АУТР через границу? Где мы не досмотрели?

— Александр Георгиевич, а если Скрипаль получил его здесь, в Москве?

— Через тайник?

— Как вариант.

— Собственно, Петр Николаевич, это уже не имеет принципиального значения. Если АУТР есть у Скрипаля, то его надо найти.

— И тогда с таким вещдоком можно смело идти в любой суд.

— Вот только давай не будем спешить! Его еще надо найти, — предостерег Безверхний.

— Еще раз проверим все тайники, где-нибудь он да всплывет.

— Предположим, нашли, что дальше?

— Проследить и взять Скрипаля с поличным в момент сброса информации.

— А может не спешить, а установить с кем в Москве он поддерживает связь?

— И затем накрыть обоих! Это будет такой удар по резидентуре, что надолго отобьет охоту шпионить! — загорелся Гурьев.

— Да, это самый предпочтительный вариант завершения операции, — согласился Безверхний и подчеркнул: — Для этого нам надо точно знать, когда и где это произойдет.

— Возьмем Скрипаля под полный контроль и вычислим.

— Не забывай, Петр Николаевич, он не человек с улицы, а профессионал. Чем плотнее контроль, тем выше вероятность расшифровки. Да и столько постов, чтобы перекрыть все места, у нас не найдется.

— Александр Георгиевич, а если сесть за аналитику, просеять все маршруты Скрипаля, Пирса, Флемминга, Кроминтона, Доу и найти точки их пересечения? — искал пути решения Гурьев.

— Вот в этом направлении и надо работать! — одобрил Безверхний и заметил: — Но Кроминтона, на мой взгляд, можно отбросить. Он заместитель официального представителя разведки Британии в России и вряд ли привлекается к такого рода операциям.

— Понял. Основное внимание в проверке уделим Пирсу, Флемингу и Доу. Только у меня к вам, Александр Георгиевич, будет просьба.

— Слушаю. Как говорится: все, что смогу.

— Сил одного моего отдела выполнить такую ответственную задачу и в такие сжатые сроки не хватит. Помогите с людьми.

— Хорошо, Петр Николаевич, обязательно помогу! — заверил Безверхний и потребовал: — Только и я тебя попрошу соблюдать максимальную собранность и осторожность в работе по Скрипалю! Наши действия не должны насторожить его!

— Есть! — принял к исполнению Гурьев.

В течение трех недель он вместе с подчиненными и отданными в помощь сотрудниками из других подразделений Департамента военной контрразведки занимались сбором и анализом материалов, предоставленных техническим управлением ФСБ и наружным наблюдением. Разведчики наружки добросовестно отследили все перемещения сотрудников британской разведки, работавших под дипломатическим прикрытием, секретарей-архивистов: Эндрю Флемминга и Кристофера Пирса и второго секретаря посольства Марка Доу. Маршруты их движения ни в одной из точек ни разу не пересеклись со Скрипалем. В тех местах, где появлялся шпион, техническим управлением ФСБ не была зафиксирована работа АУТР.

Версия о поддержании посольской резидентурой МИ-6 бесконтактной связи со Скрипалем не находила своего подтверждения. Против нее также работали результаты негласного обыска, проведенного в гараже, на даче и в квартире Скрипаля. В тайнике гаража были обнаружены разведопросник СИС на английском языке, блокнот с секретными записями на сотрудников ГРУ, бумага для тайнописи, незарегистрированный пистолет иностранного производства. Среди этого шпионского арсенала отсутствовало специальное электронное устройство для зашифровки шпионской информации и передачи ее на АУТР. Гурьев окончательно утвердился в том, что Скрипаль по-прежнему поддерживает связь с британской разведкой путем личных контактов во время выездов за границу.

С его мнением согласились Новиченко и Носов. Теперь, когда в тайнике Скрипаля были обнаружены вещественные доказательства, подтверждающие его шпионскую деятельность, пришло время положить ей конец. К этому контрразведчиков подталкивала как предстоящая поездка шпиона за границу, так и его поведение. В последнее время он, словно чувствовал нависшую опасность, вел себя нервно и настороженно. Дальнейшая затяжка в оперативной разработке Скрипаля грозила обернуться провалом. Санкцию на ее завершение мог дать только Безверхний. Прежде чем обратиться к нему, Гурьев вместе с Новиченко и Носовым занялись составлением плана задержания шпиона и проведения неотложных следственных действий. Работа над ним заняла несколько часов, и когда основные мероприятия легли на бумагу, Гурьев позвонил дежурному по Департаменту и уточнил, когда Безверхний может принять. Генерал был занят и назначил встречу на 15:30.

В оставшееся время Гурьев, Новиченко и Носов доработали детали мероприятий, связанных с захватом Скрипаля. Стрелки часов стремительно бежали по циферблату. В 15:25 они поднялись в приемную. Дежурный, встретив их, сообщил, что в кабинете Безверхнего находится генерал Николай Зайцев вместе с руководителем ветеранской организации Касимом Яхиненым. Они обсуждают подготовку к празднованию 85-ой годовщины образования военной контрразведки.

В 15:30 совещание закончилось. Безверхний освободился. Гурьев с Новиченко и Носовым вошли в кабинет. Генерал кивнул на стулья за столом заседаний, а сам продолжил править документ. Офицеры заняли места и сосредоточились на предстоящем докладе. В наступившей тишине было слышно, как работает генератор зашумления. Специальный электронный экран надежно защищал каждое произнесенное в этих стенах слово. А оно на весах разведки противника зачастую весило гораздо больше золота.

Выполнив последнюю пометку на плане праздничных мероприятий, Безверхний пересел за стол заседаний. Улыбнувшись каким-то своим мыслям, он спросил:

— Ну что, охотники на шпионов, я так понимаю, веревочке Скрипаля хватит виться?

— Да, Александр Георгиевич, вы правы! Дальнейшая затяжка в его разработке чревата нежелательными последствиями, — подтвердил Гурьев.

— А мы не торопимся, Петр Николаевич?

— Полагаю, что нет. Об этом говорит проведенный нами анализ.

— И что же он говорит?

— В ближайшее время Скрипаль намерен выехать за границу, предположительно в Испанию, якобы по делам бизнеса.

— На самом деле для встречи с куратором из МИ-6, — предположил Безверхний.

— Так точно, Александрович Георгиевич! Об этом свидетельствует тот факт, что три дня назад Скрипаль нанес на тайнописную бумагу сведения — дезинформацию, полученную от нашего агента Синцова.

— А он лишнего ничего не сболтнул?

— Нет, Синцов строго придерживался отработанной линии поведения и довел до Скрипаля только то, что мы дали ему под запись, — заверил Гурьев.

— И все-таки, Петр Николаевич, представь мне сводку разговора Синцова со Скрипалем! — распорядился Безверхний.

— Есть! — принял к исполнению Гурьев и продолжил доклад. — Помимо сведений, полученных от Синцова, Скрипалю стали известны некоторые кадровые перемещения в лондонской и мадридской резидентурах ГРУ.

— Каким образом?

— Он получил их в беседе с бывшим своим подчиненным Миловым.

— К болтуну Милову через руководство ГРУ принять меры! Что касается данных, которые он разболтал Скрипалю, нельзя допустить их утечки! — был категоричен Безверхний.

— Александр Георгиевич, это не единственная причина, по которой надо проводить задержание Скрипаля.

— А какие другие?

— Это, конечно, не факт, но есть отдельные признаки в поведении Скрипаля… — Гурьев подыскивал нужное слово.

— Ну, давай договаривай, договаривай, Петр Николаевич! — торопил Безверхний.

— В последнее время он стал нервным, срывается по пустякам.

— Ты хочешь сказать, Скрипаль подозревает, что находится в нашей разработке?

— Не совсем. Скорее как зверь чувствует опасность.

В глазах Безверхнего промелькнула в тень, а в голосе зазвучали жесткие ноты.

— Зверь! Скажи еще стреляный воробей! Оставь эти фантазии писателя! Мы что, где-то расшифровались?

— Нет! Нет! Об этом не может быть и речи, Александр Георгиевич! — поспешил заверить Гурьев.

— Тогда в чем проблема?

— Извините, Александр Георгиевич, но признаки психологической напряженности в поведении Скрипаля присутствуют. Поэтому…

— Петр Николаевич, с его психологией мне все понятно, — оставил Безверхний. — Ты лучше скажи, имеет ли Скрипаль отношение к бесконтактным операциям по связи с МИ-6 в Москве?

— Разрешите, Александр Георгиевич? — обратился Новиченко и зашуршал схемами.

— Анатолий Вячеславович, оставь, я на досуге изучу! Доложи на словах!

— Если коротко, то связи между Скрипалем и резидентурой МИ-6 в Москве не усматривается.

— Чем это подтверждается?

— Расчетами, Александр Георгиевич! За все время наблюдений за Скрипалем и сотрудниками резидентуры: Флеммингом, Пирсом и Доу маршруты их движения ни разу не пересеклись. Сам Скрипаль в зоне излучения АУТР ни разу не появлялся.

— Жаль. Выходит, рассчитывать на захват с поличным Скрипаля и его кураторов из британской разведки не приходится! — заключил Безверхний, встал из-за стола и прошелся по кабинету.

За четыре года руководства военной контрразведкой Безверхнему приходилось десятки раз брать на себя профессиональную, а если это касалось иностранцев, то и политическую ответственность за исход операции. При этом ни одна из них не походила на другую и определялась множеством различных факторов. Но одно оставалось неизменным, операция не должна была нести угрозы жизни посторонним лицам, а ее последствия негативно отражаться на национальных интересах России.

И эта очередная операция военной контрразведки имела свои особенности. Скрипаль был далеко не новичком в разведке, знал все ее секреты и каждое свое действие просчитывал на несколько шагов вперед. Вдвойне опасным его делала природная, помноженная на профессионализм, интуиция. Он хорошо знал цену совершенного им предательства, она была слишком велика. Поэтому нельзя было допустить, чтобы Скрипаль унес с собой в могилу имена и фамилии сотрудников ГРУ и СВР, выданных британской разведке. Возвратившись на место, Безверхний, прежде чем принять окончательное решение, обращаясь к офицерам, подчеркнул:

— Товарищи, Скрипаль профессионал, и операция по его захвату требует самой тщательной подготовки!

— Александр Георгиевич, мы это учли и предусмотрели все его возможные действия, — заверил Гурьев.

— Всего не предусмотришь, Петр Николаевич. В самый последний момент свое слово может сказать господин Великий случай.

— Согласен! При разработке плана захвата мы постарались максимально исключить случайности.

— Ладно, к нему обратимся позже, — Безверхний не стал больше задерживать внимания на этой позиции. — Прошу вас учесть два важных аспекта. Первый заключается в том, чтобы сохранить вещественные доказательства преступной деятельности Скрипаля. Но это только полдела. Не менее важно не допустить, чтобы он покончил с собой. Мы должны знать имена преданных им сотрудников ГРУ и СВР!

— Задержим, спросим! Иуда, ему места даже в аду не найдется! — с ожесточением произнес Носов.

— Вячеслав Александрович, сейчас не время для эмоций! — погасил их Безверхний и продолжил совещание. — Итак, какими силами, когда и где будем проводить?

— Разрешите, Александр Георгиевич? — обратился Гурьев.

— Да, пожалуйста, Петр Николаевич.

— Полагаю, операцию необходимо осуществить в ближайшие дни, до отъезда Скрипаля за границу.

— Конечно! Со сроком понятно. Где будем проводить задержание?

— На квартире.

Безверхний покачал головой и не спешил с решением. Новиченко переглянулся с Гурьевым, достал из папки лист с записями распорядка дня Скрипаля за последнее время и пояснил:

— Александр Георгиевич, из анализа данных наружного наблюдения усматривается, большую часть времени Скрипаль проводит дома. Как сыч сидит в четырех стенах.

— Готовится к переезду в камеру Лефортовской тюрьмы, — обронил Носов.

— Вячеслав Александрович, его туда еще надо отправить! — отрезал Безверхний и напомнил: — Товарищи, прошу не забывать, Скрипаль хорошо стреляет и держит дома оружие.

— Охотничье ружье, а пистолет он прячет в тайнике, в гараже — уточнил Новиченко.

— Анатолий Вячеславович, ружье не палка, оно тоже стреляет. И еще, надо помнить, у него малолетняя дочь.

— Ей уже шестнадцать, Александр Георгиевич.

— И что! Сколько бы ей ни было, мы не имеем права подвергать риску чью-либо жизнь! Это не подлежит обсуждению! — отрезал Безверхний.

— Александр Георгиевич, чтобы исключить эксцесс исполнителя, предлагаю проводить операцию, когда Скрипаль будет находиться дома один, — продолжал отстаивать свой вариант Гурьев.

— Допустим, а как будем заходить?

— Дежурный вариант: телеграмма, горгаз.

— Избито. С учетом психологического состояния Скрипаля, квартира отпадает, — отклонил предложение Безверхний и потребовал: — Ищем более приемлемое место!

— Офис «Юниэкспл», там редко кто бывает, — предложил Новиченко.

— Не лучший вариант. В последнее время Скрипаль там не появляется, — напомнил Носов.

— Это не проблема, если найти убедительный предлог, чтобы выдернуть его в офис.

— Сложно, да и времени уже не осталось, Нет, Анатолий Вячеславович, и этот вариант отпадает, — отклонил Безверхний.

— Александр Георгиевич, а что если Скрипаля задержать на прежнем месте службы — в ГРУ? Пригласить его под благовидным предлогом как ветерана.

— Да, вызвать его через кадры, а там у нас надежные позиции, — поддержал Гурьев предложение Новиченко.

— Позиции — это, конечно, хорошо. А где гарантии, что не наткнемся на второго Скрипаля? — задался вопросом Безверхний и сам ответил: — Нет, не вариант. Надо искать что-то нейтральное, бытовое, чтобы не вызвало у него даже тени подозрений.

— Товарищ генерал, разрешите? — обратился Носов.

— Слушаю, Вячеслав Александрович.

— Рядом с домом Скрипаля находится опорный пункт милиции. Участковый — лейтенант Климов, толковый парень. С ним у меня хороший контакт. Если через него вызвать Скрипаля и задержать?

— Уже лучше, осталось найти убедительный предлог, — согласился Безверхний.

— Он есть, Александр Георгиевич! Как раз тот случай, когда ружье должно выстрелить! — оживился Гурьев.

— Ну-ка, ну-ка, Петр Николаевич, поделись с нами сценарием будущей драмы.

— У Скрипаля есть охотничье ружье. Он обязан провести его сверку, — пояснил Гурьев.

— А через Климова мы вызовем его в опорный пункт милиции! — развил эту мысль Носов.

— Таким образом, мы обеспечиваем одновременно как время, так и место завершения операции, — заключил Гурьев.

— Вот это то, что нам нужно! — одобрил Безверхний и распорядился: — Петр Николаевич, на тебе организация взаимодействия с нашими коллегами из наружки и технического управления! Анатолий Вячеславович, Вячеслав Александрович, на вас детальный план операции с привязкой к опорному пункту милиции!

— Есть! — приняли к исполнению офицеры и покинули кабинет.

Два последующих дня после совещания для Гурьева, Новиченко и Носова выдались напряженными. В предстоящей операции по захвату Скрипаля были задействованы десятки сотрудников оперативных, оперативно-технических подразделений и следственного управления. С ними Гурьев в деталях отрабатывал алгоритм совместных действий. 13 декабря он представил Безверхнему на рассмотрение доработанный, с учетом ранее высказанных замечаний, план операции по задержанию Скрипаля. Генерал внес незначительные изменения и утвердил. С того часа вся мощь военной контрразведки обратилась против шпиона.

Сам он не подозревал о нависшей над ним опасности, жил ожиданиями предстоящей поездки за границу и торопил время. Собранные сведения жгли карман. Но Доу пока хранил молчание. Его телефон не отвечал на вызовы. Скрипаль не находил себе места и, запершись в четырех стенах, валялся на диване перед телевизором. Приближающийся Новый год не радовал, в кармане было не густо, а на душе пусто. Унылым, похожим один на другой дням, казалось, не будет конца.

Четырнадцатое декабря началось со скандала с сыном. Причина была пустячная. Скрипаль принялся выговаривать Александру, что он не с теми водит компанию. Возникла перепалка. В нее вмешалась жена, и все шишки свалились на нее. Всплакнув, она ушла на кухню кормить дочь. Позавтракав, Юля мышкой прошмыгнула за дверь. Скрипаль кушал в одиночестве, потом пытался заняться документами «Юниэкспл», но дела валились из рук, забросив их, уткнулся в телевизор и провалялся на диване до обеда. На ноги его поднял требовательный телефонный звонок. Трубку подняла жена.

— Сережа, подойди, это тебя! — позвала она.

— Кому я еще понадобился? Нет никакого покоя, — заворчал Скрипаль.

— Из милиции, наш участковый.

— Чего ему надо?

— Сейчас, спрошу… А-а, лейтенант интересуется твоим охотничьим ружьем.

— Моя милиция меня бережет. Лучше бы лампочку в подъезде вкрутили и шпану во дворе приструнили. Средь бела дня прохода не дают, — продолжая ворчать, Скрипаль поднялся с дивана, подошел к телефону, взял трубку и буркнул:

— Ну, слушаю.

— Товарищ полковник, здравия желаю! — поздоровался милиционер и представился: — Лейтенант Климов — ваш участковый!

Уважительный тон и само обращение «товарищ полковник» заставили смягчиться Скрипаля. Сбавив тон, он спросил:

— И чего ты хочешь, лейтенант?

— Извините, товарищ полковник, за беспокойство, но подходит Новый год и вам…

— Ха-ха, — хохотнул Скрипаль и с сарказмом сказал: — Лейтенант, ты что, меня на елку приглашаешь? Так я не в том возрасте, чтобы со Снегурочкой хороводы водить.

В трубке раздался смех, и когда стих, Климов, еще раз извинившись, пояснил:

— Товарищ полковник, ну если Снегурочка не нужна, то самую красивую елку я вам достану. А сейчас, извините, необходимо провести сверку вашего охотничьего ружья.

— А чего его сверять, оно на месте. Я уже забыл, когда последний раз стрелял.

— Сергей Викторович, ну не я же устанавливал такие порядки. Положено раз в год проводить сверку.

— Порядки. Устанавливал. Лучше бы они в стране порядок навели! — Скрипаль уже не мог сдержаться, и его прорвало. — Превратили Москву в Чикаго! На улицу не выйдешь, стреляют и взрывают на каждом углу! Ворье совсем обнаглело, миллиардами ворует!

Климов пытался вставить слово и взмолился:

— Сергей Викторович! Товарищ полковник! Но вы меня тоже поймите, если я в сроки не уложусь, то начальство мне шею намылит. Я вас очень прошу, давайте проведем сверку.

— Ладно, лейтенант, когда и где? — сбавил тон Скрипаль.

— Спасибо, товарищ полковник! Спасибо! Такого уважаемого человека как вы я не затрудню, достаточно будет принести документы на ружье в опорный пункт милиции, и я сделаю необходимую отметку.

— Хорошо, лейтенант, когда подойти?

— Завтра, в 10:00, если, конечно, вас устроит время, — предложил Климов.

— Договорились, буду, — буркнул Скрипаль, положил трубку телефона и вернулся к телевизору.

Весь оставшийся день он коротал время между диваном и кухней. В постель лег поздно и долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. В сумеречном сознании смешались явь с дикими фантазиями. Далекое прошлое переплелось с настоящим. В калейдоскопе событий и лиц неожиданно возник милиционер Климов. Он принялся корчить рожи, а потом в его руках появилось охотничье ружье. Грохнул выстрел. Скрипаль судорожно дернулся и проснулся в холодном поту. Чертыхнувшись, он снова уткнулся в подушку.

Разбудил его звон посуды. Жена готовила завтрак. Набросив халат на плечи, Скрипаль прошлепал в ванну. Из зеркала на него смотрела помятая физиономия. Вспомнив о визите к участковому, он побрился и прошел на кухню. Вяло прожевав яичницу с ветчиной и запив кофе, занялся поиском документов на ружье, перерыв все ящики, обнаружил их под альбомом для фотографий. Стрелки часов показывали начало десятого. Они неумолимо отсчитывали последние минуты шпиона на свободе. Он об этом не подозревал.

К этому времени Гурьев, Новиченко и операторы заняли места на командном пункте. Он располагался неподалеку от опорного пункта милиции. Видеокамеры, установленные сотрудниками оперативно-технического управления, в масштабе реального времени фиксировали все, что происходило в квартире Скрипалей, у подъезда дома, во внутреннем дворе, на подходах к опорному пункту милиции и крупным планом выводили на экраны КП. Основные и резервные оперативно-боевые группы заняли исходные позиции и находились в готовности к немедленным действиям. Бойцы группы захвата под командованием Носова, чтобы не привлекать к себе внимания, под видом бригады сантехников спустились в подвал, через запасной ход поднялись в опорный пункт милиции и рассредоточились по кабинетам. Во внутреннем дворе их страховали опытные разведчики наружки. Они расположились в машинах поблизости от подъезда дома Скрипаля.

Гурьев пробежался взглядом по экранам и не заметил ничего такого, что бы выбивалось из привычного ритма жизни двора и могло насторожить шпиона. Все вокруг дышало миром и покоем. Метель, не на шутку разгулявшаяся накануне, к утру стихла и напоминала о себе поземкой. В просветах между тучами проглянуло солнце и в его лучах все вокруг приобрело сказочный вид.

Стрелки часов приближались к 10:00, времени назначенному Скрипалю для сверки охотничьего ружья. Гурьев пододвинул к себе микрофон и распорядился:

— Всем группам готовность № 1.

— Есть готовность № 1, — эхом прозвучали доклады на командном пункте.

— Я — База, Четвертый, доложите по объекту «Хамелеон»!

— Четвертый — Базе. Объект «Хамелеон» находится в квартире. Одевается. Собирается на выход.

— Оператор, дайте его крупный план! — потребовал Гурьев. Через мгновение на боковом экране возникла хорошо знакомая по кадрам скрытой видеосъемки фигура шпиона.

Потоптавшись в прихожей, Скрипаль надел пальто, шапку и, осмотрев себя в зеркале, направился к двери.

— Без ружья, а пистолет у него в гараже. Так что обойдемся без ковбойщины, — отметил Новиченко.

— Анатолий Вячеславович, не будем расслабляться. В руках профессионала и перочинный ножичек грозное оружие, — предостерег Гурьев и приказал: — Внимание, Первый! Внимание, Второй! Объект «Хамелеон» начал движение!

— Первый принял! Второй принял! — ответили старшие постов.

Гурьев отстранился от микрофона и откинулся на спинку кресла. Все внимание его и Новиченко было приковано к центральному экрану. Прошла минута, другая, дверь подъезда отрылась, и в темном проеме появился Скрипаль. Опытный взгляд контрразведчиков не заметил в движениях шпиона нервозности.

Скрипаль посмотрел на часы, а затем по сторонам. Все было как всегда. Со стороны проспекта доносился приглушенный гул автомобильной реки. Над головой, под крышей дома ворковали голуби. На дорожке стайка воробьев устроила драчку из-за хлебной корки. Задорный смех и веселые голоса звучали на детской площадке. Детвора вместе с бабушками и дедушками лепили снежную бабу. У трансформаторной будки трое электриков, незлобно поругиваясь, устанавливали монтажную вышку. В дальнем конце двора, у крайнего подъезда суетилась бригада грузчиков. Они грузили мебель в машину.

Вдохнув полной грудью бодрящий воздух, Скрипаль неспешным шагом направился в опорный пункт милиции. Поравнявшись с машиной, в ней находились разведчики наружного наблюдения, он по привычке скользнул по ним подозрительным взглядом. Молодая пара, тискавшая друг друга средь бела дня, вызвала на его физиономии недовольную гримасу. Буркнув что-то под нос, Скрипаль свернул в подъезд, где располагался опорный пункт милиции, и нырнул в темный зев. Под ногами хрустнула разбитая лампочка. Чертыхнувшись, он нашарил ручку, толкнул дверь и шагнул вперед. Яркий электрический свет ослепил Скрипаля.

На центральном экране КП возникла зажмурившаяся физиономия шпиона. Гурьев подался к микрофону и звенящим от напряжения голосом скомандовал:

— Первый, захват!

Сонную тишину коридора опорного пункта милиции разбудил пронзительный визг ржавых петель. Справа и слева от Скрипаля двери распахнулись. В следующее мгновение четверо в черных масках взяли шпиона в кольцо. Крепкие руки сдернули с него пальто; пуговицы с треском разлетелись по сторонам, и обшарили ворот рубашки. Ампулы с ядом в нем не оказалось. Холод метала ожог запястья Скрипаля. Он, как выброшенная на лед рыба, распахнутым ртом хватал воздух и не мог вымолвить ни слова. Страх парализовал его волю и приковал ноги к полу. Как сквозь вату до него доносилось.

— Пустой.

— Такие, как этот гад, ампулы с ядом не носят.

— А черт его знает.

— Вот он и будет разбираться с ним, когда встретит в аду.

— Да таким, как этот Иуда, место еще ниже.

— Это уже определит суд.

— Все, ребята, давайте его на выход!

Скрипаль тряпичной куклой обвис на руках бойцов группы захвата. Странная процессия и оператор с кинокамерой вызвали неподдельный интерес у зевак, мамаш с детьми и пенсионеров. Они хлынули к подъезду, в воздухе раздались удивленные и восторженные крики.

— Сюда! Сюда!

— Тут кино снимают!

— Какое?

— Про бандитов!

— Да этот хмырь на бандита не похож!

— Не, кино про шпионов.

— А как называется?

— Здорово играет!

— В натуре, как шпион!

— А ты их видел?

— Только в кино!

— Дяденька, а можно автограф? — пытался прорваться сквозь оцепление шустрый, весь в веснушках парнишка.

— Извини, мальчик, нельзя! Этот дяденька будет давать автограф следователю в Лефортово! — заявил Гурьев и поторопил бойцов из группы захвата. — Грузите его, ребята!

Скрипаль все еще находился в прострации. В его глазах двоились размытые силуэты. Он был потрясен и не слышал отрывистых команд, скрипа снега под колесами микроавтобуса с тонированными стеклами, не замечал оператора и кинокамеры. Как сквозь туман Скрипаль видел только его — седовласого полковника. Их взгляды встретились. В глазах контрразведчика читалось холодное презрение. Морозный воздух привел шпиона в чувство. Он пытался взять себя в руки, но голос выдавал его, и с кривой гримасой на физиономии произнес:

— Х-хитрый ход. Вы меня переиграли.

— Нет, Скрипаль, это не хитрый ход, это мат! — бросил ему в лицо Гурьев и распорядился: — Все, поехали, ребята!

Стиснутый крепкими телами, шпион студнем расплылся по сидению и тупо уставился в одну точку. За все время дороги до тюрьмы в Лефортово он не проронил ни слова. О том, что происходило внутри Скрипаля, говорила бледная физиономия. Ее уродовали судороги и заливал холодный пот.

Позже, в камере, оправившись от шока, он пытался повести свою игру. Выторговывая минимальный срок заключения, Скрипаль предложил следователю сделку: оформить явку с повинной взамен на участие в оперативной игре с британской разведкой. Предложение было отвергнуто. За время оперативной разработки предателя контрразведчики собрали исчерпывающие доказательства его шпионской деятельности. При обысках, проводившихся следственной группой, из тайников, оборудованных шпионом, были изъяты: разведопросник СИС на английском языке, блокнот с секретными записями на сотрудников ГРУ, бумага для тайнописи, незарегистрированный пистолет иностранного производства и деньги в иностранной валюте.

Еще одним неопровержимым свидетельством шпионской деятельности Скрипаля стали «тридцать сребреников», полученные им от британской разведки за преданных и проданных бывших коллег и находившихся на личной связи агентов. Номер счета в испанском банке Banco Central Hispanoamericano S.A., суммы, поступавшие на имя Скрипаля, не оставляли камня на камне от его попыток оправдать себя и свалить все на коварную британскую разведку.

Перспектива выйти на свободу дряхлым, беззубым стариком вселяла в Скрипаля ужас. И тогда он предпринял еще одну попытку втянуть в свою игру российских контрразведчиков. Он предложил им свои услуги, на этот раз сыграть роль живца, а затем выступить разоблачителем того, кто «сломал мою жизнь» — Пабло Миллера — Антонио Альвареса де Идальго. Но и это предложение Скрипаля было отвергнуто.

Для него потянулись похожие один на другой дни заключения под стражей. Шаг за шагом следователи ФСБ и Главной военной прокуратуры скрупулезно распутывали один за другим шпионские узлы, завязанные шпионом на петле предательства. Их, как выяснилось, набралось немало. Десятки агентов, выданных предателем, были отданы на растерзание испанским и британским спецслужбам. Две с лишним сотни сотрудников ГРУ и СВР, которых коснулась его каинова печать, оказались засвечены перед контрразведками стран НАТО. Им пришлось свернуть свою деятельность, а некоторые вынуждены были отказаться от военной карьеры и уволиться.

Следствие по уголовному делу в отношении Скрипаля, обвиняемого по статье 275 «Государственная измена» Уголовного Кодекса Российской Федерации, шло двадцать месяцев.

9 августа 2006 года Московский окружной военный суд признал его виновным в совершении особо тяжкого преступления — государственной измены в форме шпионажа в пользу спецслужб Великобритании и вынес обвинительный приговор. Предателю было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на тринадцать лет. Он также был лишен воинского звания полковника и всех государственных наград. В качестве смягчающих обстоятельств суд учел его признательные показания и активное сотрудничество со следствием. Отбывать наказание Скрипаля отправили в исправительную колонию № 5 УФСИН России, затерявшуюся в мордовских лесах. В ней содержались осужденные бывшие работники спецслужб, судов и правоохранительных органов.

Глубокой ночью автозак остановился перед воротами, щетинившимися колючей проволокой и противодиверсионными отбойниками. На сторожевой вышке пришел в движение караульный. Гулкую тишину нарушил металлический скрежет. Яркий сноп света разорвал чернильную темноту. Прошла минута, другая, гулкую тишину нарушили лай сторожевых псов и отрывистые команды. Дежурное отделение исправительной колонии выстроилось живым коридором от автозака к проходной. Начальники караулов обменялись списками осужденных и приступили к их приему-передаче.

Дверь автозака открылась, и в темном провале возникла согбенная фигура осужденного, по ступенькам сползла на землю и, прочитав «тюремную молитву», опустилась на корточки. Так повторилось четыре раза. Шестой замешкался. Пес грозно зарычал и злобно оскалился. Конвойный повел стволом автомата. Осужденный, сбиваясь, назвал свой номер, фамилию, статью по которой осужден, присел на корточки, покорно завел руки за голову и уткнулся лицом в спину впереди сидящего. Прогорклый запах хлорки и дешевых сигарет, казалось, навсегда въевшийся в тюремную робу, шибанул ему в нос. Он зашелся в кашле. Его одутловатое лицо уродовали судороги. В осужденном с трудом можно было узнать в прошлом молодцеватого полковника ГРУ Сергея Скрипаля. В нем мало что осталось от офицера-минера, рука которого не дрожала, когда касалась мины-ловушки, подложенной душманами. Он не имел ничего общего с тем задорным школьным комсомольским вожаком Серегой, который первым брался за сбор макулатуры и металлолома, а на ринге бился до крови и не уступал самому сильному противнику.

Команда начальника караула подняла на ноги партию осужденных шпионов, контрабандистов, нарушителей государственной границы и проворовавшихся чиновников. Они гуськом потянулась к проходной. Здесь в лесной глуши, за колючей проволокой им предстояло в течение долгих лет трудом искупать свою вину, а по вечерам в неказистой деревянной церквушке замаливать тяжкие грехи.

Для Скрипаля потянулась унылая от подъема до отбоя жизнь. В ней он потерялся и не смог подняться выше обычного обрезчика ниток на рабочей робе. Груз предательства за проданные чужие души продолжал давить на него. Скрипаль замкнулся в себе, сторонился других и потерял интерес к жизни. Позже бывший начальник четвертого отдела ФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Константин Лапин, отбывавший наказание вместе с ним, вспоминал:

«…Скрипаль был грязный, он ходил нестиранный. Он грамотный, но был как отшельник…

Еще на зоне были хозработы — два часа в неделю. Скрипаль хозработы не делал. Откупался сигаретами».

На эту и другие особенности поведения и характера шпиона обращал внимание другой осужденный, бывший начальник уголовного розыска УВД по Ростову-на-Дону Андрей Сычев. В частности, он отмечал:

«…Скрипаль очень грамотный человек, говорящий на трех языках, очень продуманный, следил за своим языком. Жил обособленно. Никому не открывал душу полностью. Если мы говорили о семье и детях — все было дозировано. Но то, что он очень хитрый, продуманный и жадный, я для себя точно сделал выводы…

Проявлялись у него в общении корыстные вещи и зависть. Если кому-то передачки приходили лучше и так далее».

Скрипаль продолжал обрезать нитки, на другие работы не рвался, откупался сигаретами, предлагая их другим осужденным. Прошли, казавшиеся ему бесконечно долгими четыре года. Впереди оставались еще девять лет заключения. Он не наделся на снисхождение, слишком тяжким был груз предательства. Но случилось невозможное, невероятное. Чертова дюжина лет, которую шпиону предстояло отбывать за колючей проволокой, неожиданно прервалась.

9 июля 2010 года Скрипаль был помилован президентом России Дмитрием Медведевым. В тот же день его, Игоря Сутягина, Александра Запорожского и Геннадия Василенко, осужденных за государственную измену, в аэропорту Вены обменяли на десять российских разведчиков-нелегалов, разоблаченных в США. Их выдал сбежавший на Запад бывший офицер Службы внешней разведки Александр Потеев.

Счастья на чужбине, в Британии, Скрипаль не обрел. В его судьбу, как показали последующие события, похоже, вмешался злой рок. Предательство смертельным бумерангом возвратилось к семье Скрипалей.

Глава 11 Бумеранг предательства

Девятого июля 2010 года с небольшим интервалом в аэропорту Вены приземлились два самолета из Москвы и Нью-Йорка. Их отбуксировали на дальнюю стоянку. Рабочие пришвартовали к ним трапы и поспешили ретироваться. Шло время, но двери люков самолетов так и не открылись. Загадочности всему происходящему придавали плотная цепь полицейских, взявшая в кольцо стоянку и две отдельно стоящие группы людей. Гражданские костюмы не могли скрыть их военной выправки. Они оживленно говорили по телефонам, постреливали друг на друга подозрительными взглядами и вели переговоры. Пауза затягивалась. С каждой минутой напряжение нарастало, оно, казалось, витало в самом воздухе. Наконец, почти одновременно двери люков самолетов открылись, и один за другим по трапам сошли на землю из российского самолета — четверо, из американского — десять человек.

Все происходящее напоминало известную сцену из знаменитого советского фильма «Мертвый сезон». Его создателям удалось с убедительной точностью отобразить имевший место в действительности обмен разведчиками, ставшими жертвами, в одном случае предательства, в другом — эффективных действий советских расчетов ПВО.

Советский разведчик — нелегал, кавалер многих орденов полковник Рудольф Иванович Абель (Фишер), резидент Марк, в 1948 году, выполняя очередное задание, успешно легализовался в США под именем Эндрю Кайотиса. Талантливый во всем, он на этот раз, используя свои способности в области живописи и фотографии, открыл художественную студию в Нью-Йорке, в районе Бруклина. Прошло немного времени, и у Абеля уже не было отбоя от клиентов, никто из них не подозревал, что студия служила крышей для советского резидента Марка.

В течение почти десяти лет резидентура успешно работала и добывала ценнейшую военно-политическую информацию, в том числе и в ракетно-ядерной области. Ее провал произошел не по вине Абеля. Удар по резидентуре нанес тот, кто служил связующим звеном с Центром — радист. Им являлся кадровый сотрудник советской разведки майор Николай Иванов (Вик), легализовавшийся в США как Рейно Хейханен. Он, не выдержав испытаний деньгами, женщинами и спиртным, пустился во все тяжкие. В далекой Москве заподозрили неладное, но опоздали с выводом Иванова в СССР. А он, почувствовав нависшую над собой опасность, сдался ФБР и выдал Абеля.

25 июня 1957 года в номере нью-йоркской гостиницы «Латам» агенты ФБР арестовали разведчика. Ни они, ни предатель Иванов не знали, кто скрывается под псевдонимом Марк. Фишер назвал им имя и фамилию своего давнего друга — Рудольфа Абеля. Этим самым он давал знать Москве, что жив, и если под этим именем от лица резидента Иванов будет направлять шифрованные радиограммы, то за ними стоят спецслужбы США. После ареста, на последующих допросах Абель продолжал отрицать свою принадлежность к советской разведке и категорически отверг предложение о сотрудничестве с ФБР и ЦРУ.

7 августа 1957 года ему предъявили обвинение. В нем содержалось три пункта, их вполне хватало, чтобы Абель не только никогда не вышел на свободу, а и оказался на электрическом стуле. Судья Байерс выдвинул против Абеля обвинения в том, что он:

«…пребывал без регистрации на территории Соединенных Штатов в качестве шпиона иностранного государства (пять лет тюрьмы)»,

участвовал «в заговоре с целью сбора атомной и военной информации (десять лет тюрьмы)»

и организовал «заговор с целью передачи СССР вышеупомянутой информации (смертный приговор)».

Рудольф Иванович не дрогнул и стойко держался как на следствии, так и на суде. На первом судебном заседании он заявил:

«Я ни при каких обстоятельствах не буду сотрудничать с правительством Соединенных Штатов и не сделаю для спасения жизни ничего, что может нанести ущерб моей стране».

15 ноября 1957 года суд вынес свое решение и приговорил Абеля к 32-м годам тюремного заключения. Находясь в тюрьме, он в очередной раз отклонил все предложения американских спецслужб о сотрудничестве в обмен на свободу.

В марте 1958 года с ним лично провел беседу Директор ЦРУ — Аллен Даллес. После ее завершения он сказал адвокату Вильяму Доновану, защищавшему Рудольфа Ивановича:

«…Я хотел бы иметь трех-четырех таких разведчиков в Москве».

В последующем не без участия Даллеса, с разрешения министерства юстиции США, Абелю позволили вести переписку с родственниками. Этим не замедлили воспользоваться в КГБ. В их числе оказался другой выдающийся советский разведчик, будущий начальник нелегальной разведки управления «С» ПГУ КГБ и командир легендарной «Альфы» Юрий Дроздов. Он выступал в роли кузена Абеля — Юргена Дривса. Его письма служили сигналом разведчику, что он не забыт и руководство КГБ ищет пути к его возвращению домой.

Тягуче-мучительно тянулись недели, месяцы, годы заключения Абеля в американской тюрьме. Он не сдавался, занимался математикой, теорией искусства и живописью. Один из портретов его кисти — президента Кеннеди, в последствии, как говорили очевидцы, занимал место в Овальном кабинете Белого дома. Разведчик верил, что не будет оставлен на произвол судьбы, и ждал своего часа.

Он приближался. 1 мая 1961 года американский самолет-разведчик «Локхид U-2», под управлением военного пилота ВВС США Фрэнсиса Пауэрса в 5:36 по московскому времени, в двадцати километрах юго-восточнее города Кировабада, Таджикской ССР вторгся в воздушное пространство СССР. Полет проходил на высоте 20 000 метров и, как полагали в ЦРУ — организаторе разведывательной операции «Оверфлайт», недосягаемой для советских средств ПВО.

Маршрут самолета-шпиона пролегал над стратегически важными в оборонном плане районами СССР: космодромом «Тюратам», ныне «Байконур», и особо режимными объектами на Южном и Центральном Урале, научно-исследовательским ядерным центром «Арзамас-14» и северным испытательным полигоном «Плесецк». На них в обстановке строжайшей секретности создавался ракетно-ядерный щит страны. Пауэрсу предстояло осуществить аэрофотосъемку на всем протяжении полета. Организаторы этой грандиозной операции-провокации в Белом доме и Лэнгли (ЦРУ) рассчитывали под шумок первомайских праздников осуществить свой коварный замысел. Им это не удалось. Средства ПВО СССР обнаружили нарушителя сразу же, как только он пересек государственную границу СССР. О нем было доложено высшему военному и политическому руководству страны.

В те самые минуты, когда самолет-шпион находился в районе космодрома «Тюратам», Министр обороны СССР маршал Родион Малиновский и его заместители стояли на трибуне мавзолея рядом с первыми лицами государства — членами Политбюро ЦК КПСС. Перед ними, на Красной площади под звуки задорных песен, сияя радостными улыбками, плескалась людская река. Москвичи не подозревали о нависшей опасности и не замечали тревоги на лице главы государства — Первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета министров СССР Хрущева Никиты Сергеевича.

Он и те, кто находились на трибуне мавзолея, терялись в догадках о цели полета самолета-нарушителя и оружии, которое могло находиться на его борту. На обращение руководителей советского государства посольство США в Москве не дало вразумительного ответа. Хрущев и Малиновский не могли рисковать безопасностью государства и позволять самолету-шпиону США безнаказанно вести себя над территорией суверенной страны. Малиновский отдал приказ уничтожить нарушителя. Он был выполнен средствами ПВО.

В 8:53 в районе города Свердловска, ныне Екатеринбурга, боевой расчет пуска майора Михаила Воронова поразил самолет-шпион ракетой «земля-воздух» зенитного ракетного комплекса «С-75». Осколками ракеты были выведены из строя хвостовое оперение и двигатель самолета, он потерял управление и стал падать.

Пауэрс не мог воспользоваться катапультой и тому имелись причины. Его зажало между приборной панелью и сиденьем. Но была и другая, более веская причина, и она состояла в том, что в механизм катапульты было заложено взрывное устройство. В ЦРУ страховались от возможного провала и не желали оставлять живого свидетеля. О взрывчатке Пауэрсу за несколько минут до полета по секрету сообщил один из техников. В герои посмертно пилот самолета-шпиона не рвался и отчаянно боролся за жизнь. На 10-ти километровой отметке ему, наконец, удалось освободиться из захвата, открыть фонарь кабины и на высоте около 5 километров выпрыгнуть с парашютом. Он приземлился на картофельном поле, неподалеку от поселка Косулино и оказался в руках местных жителей. Они, разобравшись, что перед ними не «свой», дали шпиону несколько пинков и передали его сотрудникам Свердловского управления КГБ.

Последующие четыре дня Вашингтон хранил гробовое молчание. В Белом доме и Лэнгли полагали, что Пауэрс взорвал себя и разведывательную аппаратуру.

И тогда заговорила Москва. 5 мая 1960 года в 6:00 знаменитый диктор Юрий Левитан на весь мир объявил о важном заявлении главы советского государства. С ним выступил Хрущев. Он обвинил «американские агрессивные круги в провокации и попытке срыва парижской встречи в верхах». В подтверждение своих слов он сообщил о «сбитом советскими ракетчиками американском самолете-шпионе».

Спустя время, последовало невнятное разъяснение руководства НАСА — Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (National Aeronautics and Space Administration). Его глава заявил:

«…Один из самолетов типа U-2, которые, начиная с 1956 года, занимаются научными исследованиями высоких слоев атмосферы, метеоусловий и направления ветра, пропал без вести во время полета над территорией Турции в районе озера Ван. За минуту до исчезновения пилот успел сообщить по радио, что испытывает недостаток кислорода».

От этого неуклюжего объяснения Хрущев не оставил камня на камне. 6 мая он снова выступил по радио и поверг в шок руководство США. На этот раз глава советского государства заявил:

«…летчик живехонек и не рыпается».

Вслед за этим в Белый дом из Кремля поступило официальное заявление. В нем говорилось:

«…Советское правительство на заседании Верховного Совета СССР сделало заявление, что пилот сбитого самолета находится в Москве… Гарри Пауэрс дал исчерпывающие показания… В распоряжении советских властей имеются неопровержимые доказательства шпионского характера полета…»

Руководство США по-прежнему продолжало хранить молчание.

В течение трех последующих месяцев следователи КГБ и Главной военной прокуратуры вели расследование по факту нарушения воздушного пространства СССР и ведения шпионской деятельности гражданином США Пауэрсом. В ходе него были получены убедительные свидетельства враждебных действий правительства США. Это подтверждалось как показаниями самого Пауэрса, так и вещественными доказательствами — разведывательной аппаратурой, находившейся на борту самолета «U-2».

19 августа 1960 года состоялось заключительное заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР. На нем было признано: действия Пауэрса, а в его лице правительства США,

«…в условиях, когда некоторые государства располагают ядерным оружием и средствами почти молниеносной доставки его к цели, агрессивный акт, предпринятый Соединенными Штатами Америки 1 мая 1960 года против Советского Союза, относится к преступлениям, которые ставят под угрозу безопасность всего человечества и могут привести к тягчайшим последствиям для всего мира».

Выслушав прения всех сторон, суд приговорил Пауэрса к 10 годам лишения свободы, с отбыванием первых трех лет в тюрьме.

С того дня спецслужбы Советского Союза и США активизировали попытки по освобождению Абеля и Пауэрса. После интенсивных неофициальных переговоров сторонам удалось договориться об обмене разведчиками. Он произошел 10 февраля 1962 года на мосту Глиникер-Брюкке (Glienicker Brucke) соединяющем Берлин и Потсдам, на границе между бывшей Германской Демократической Республикой (ГДР) и бывшим Западным Берлином. Вместе с Пауэрсом американской стороне были переданы два американских студента Фредерик Прайор и Марвин Макине, ранее арестованные советской контрразведкой по подозрению в проведении шпионской деятельности.

Спустя 48 лет, история повторилась. Политики России и США, руководители спецслужб и на этот раз проявили добрую волю. В аэропорту Вены десять российских разведчиков-нелегалов обменяли на четверых агентов американских и британских спецслужб, в их числе находился бывший полковник ГРУ Сергей Скрипаль.

В августе 2010 года премьер-министр России Владимир Путин в загородной резиденции «Ново-Огарево» тепло принял ныне хорошо известную Анну Чапман и остальных десятерых разведчиков-нелегалов, выполнявших специальные задания в США. Он назвал их

«…патриотами, людьми, положившими свои жизни на алтарь Отечества».

Говоря о причине провала разведчиков, Владимир Путин не стеснялся в выражениях. Он назвал предателя — бывшего сотрудника Службы внешней разведки России, бывшего полковника Александра Потеева, выдавшего российских разведчиков, «свиньей» и «скотиной».

Что касается Скрипаля, то шпион, вернувшись под крыло своих хозяев из британской разведки, не удостоился приема ни у королевы, ни у премьер-министра, ни даже у главы МИД Британии, формального шефа МИ-6. Британская разведка ограничилась тем, что оказала помощь «отставному шпиону» в выборе места жительства и в покупке жилья в Солсбери.

Это небольшой провинциальный городок, расположенный неподалеку от Лондона, дышащий патриархальной тишиной и напоминающий о славных временах королевы Виктории, еще до поселения Скрипаля был облюбован отставными военными и разведчиками. Он составил им компанию, поселился в просторном, двухэтажном коттедже и вел уединенный образ жизни. В перерывах между посещениями пивных баров «отставной шпион» читал лекции слушателям Королевской военной академии в Сандхерсте о «подрывной деятельности ГРУ» и консультировал МИ-6.

В 2011 году к Скрипалю приехали жена Людмила, сын Александр и дочь Юлия. Дети в Британии не задержались, возвратились в Россию и потом наездами навещали родителей. Шпионское счастье Скрипаля длилось недолго. Предательство бумерангом возвращалось к нему и жестоко мстило, забирая жизни близких ему людей.

В 2012 году умерла от рака жена. Ее похоронили в чужой земле, в Солсбери. На этом несчастья Скрипаля не закончились. Следующей жертвой стал родной брат Валерий. Сердце бывшего десантника, боевого офицера, сохранившего верность воинскому долгу и Отечеству, не выдержало семейного позора. Он умер в 2016 году. Злой рок продолжал преследовать семью Скрипалей. Сын Александр, заливая семейный позор вином и водкой, превратился в хронического алкоголика и в 2017 году скончался.

Оставшись в глубоком одиночестве, Скрипаль коротал время за бокалом пива и в редких беседах с Идальго-Миллером. Да, да, тем самым, который двадцать пять лет назад, в Мадриде раз и навсегда изменил жизнь бывшего коммуниста, бывшего советского, а затем российского разведчика полковника Скрипаля. После выхода в отставку Идальго-Миллер поселился в Солсбери. Случайно или нет, об этом могут знать только в МИ-6, но вряд ли когда скажут. Британские спецслужбы, как правило, не размениваются на сиюминутные результаты. Их операции носят долговременный характер и преследуют масштабные, зачастую политические цели.

Идальго-Миллер, вероятно, продолжал «вести» Скрипаля, и не только его, к тому, чему мы стали свидетелями весной 2018 года. Он и британская спецслужба ждали своего часа. Скрипаль вряд ли об этом догадывался. Монотонную жизнь шпиона изредка нарушали встречи с Идальго-Миллером и другими сотрудниками британской разведки. Чуждый менталитет чопорных британцев и чуждая страна, которой он продал родину своих родителей, тоска и, вероятно, угрызения совести опустошали душу. По ночам, в пустых комнатах ему чудились призраки тех, кого он предал. Страх, а возможно раскаяние перед неминуемой расплатой на Высшем суде, который не подвластен власти злата, изводил Скрипаля.

В редкие приезды дочери и в телефонных разговорах с теми немногими, кто отвечал на его звонки, он сетовал на превратности судьбы. Нет никаких сомнений в том, что терзания Скрипаля не составляли тайны для британских спецслужб. Бывшие агенты, тем более такого уровня, никогда не остаются без контроля.

В телефонных беседах с российскими знакомыми Скрипаль, говоря о возвращении на родину, проявлял поразительную наивность. Возможно, здесь свою роль сыграли расстроенная ударами судьбы психика и возраст — 67 лет. Нельзя исключать и того, что 9 июля 2010 года, после акта о помиловании президентом России и последующего обмена, он посчитал шпионскую игру навсегда оконченной, и ошибся. МИ-6 играет вдолгую и не знает пощады, когда речь идет об интересах Британии.

Об этом, еще 150 лет назад, 1 марта 1858 года, выступая в Палате общин, говорил лорд Генри Палмерстон:

«…У нас нет неизменных союзников, у нас нет вечных врагов. Лишь наши интересы неизменны и вечны, и наш долг — следовать им».

При этом он, не без горечи, замечал:

«…Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет».

В те годы, когда солнце не заходило над могущественной Британской империей, ее политики могли позволить себе послать флот или экспедиционный корпус, чтобы усмирить восставших сипаев в Вест-Индии, либо осла с мешком стеклянных побрякушек, чтобы подкупить вождя воинственных гуронов в Северной Америке. Те времена для Британии навсегда остались в прошлом. Нынешние властители кабинетов на Даунинг-стрит, 10 не желают смириться с этим. Они, как и их предшественники, продолжают плести международные интриги и заговоры, создают и выпускают в мир фейковые новости. Для этого у них имеется испытанное веками оружие — многоопытная и коварная спецслужба.

В т. н. «деле Скрипалей» она не без помарок тряхнула стариной, и когда пыль осела, то за ней, как говорил великий русский писатель Николай Гоголь, проглянуло «свиное рыло».

В обстановке цейтнота, в которой оказалось незадачливое правительство премьер-министра Терезы Мэй, неизбежны ошибки. Брексит, подобно дамоклову мечу, завис над ее головой и головами министров. Некоторые, как например, «непричесанный» министр иностранных дел и любитель летать на воздушных шарах — Борис Джонсон, почувствовав, что пахнет жареным, скорехонько сдулся. Вслед за ним, подобно крысам, бегущим с тонущего корабля, ушла в отставку чертова дюжина министров. Отчаявшись сохранить на плаву правительство консерваторов и себя любимую, Мэй, как это уже не раз случалось с британскими политиками, бросила на международный стол «дохлую кошку». В качестве таковой выступили отставной шпион Скрипаль и его несчастная дочь Юлия.

За дело, в чем нет больших сомнений, взялась британская спецслужба. В ней не прощают слабостей никому: ни «отвязавшимся» агентам, ни сотрудникам. В политической ситуации 2018 года, сложившейся в Великобритании вокруг правительства Мэй, возвращение Скрипаля в Россию было бы равносильно второму брекситу. То, что такие мысли у Скрипаля возникали, подтверждал его однокашник по школе Владимир Тимошков. В частности, он отмечал:

«…Я же его (Скрипаля. — Авт.) знаю с четвертого класса. Он так сказал, что будет писать, будет писать президенту, чтобы приехать, родных повидать. У него мать, брат и так далее. Чтобы не было такого преследования. После этого с ним связь пропала».

Об этом Тимошков рассказал в интервью телеведущей НТВ Ираде Зейналовой. Оно вышло на экраны телевизоров 30 сентября 2018 года в программе «Итоги недели».

О разговорах отца на эту тему, и не только с Тимошковым, знала дочь Юля. Она невольно стала опасным и нежелательным свидетелем для британской спецслужбы. В том же интервью «Итогам» известный британский блогер и журналист Нил Кларк заявлял:

«…Эта версия отвечает на все вопросы: почему вместе со Скрипалем пытались отравить его дочь, почему он выключил телефон в день покушения, почему «туристы из Москвы» приезжали к нему дважды, почему был применен яд, указывающий на Россию. И странное совпадение: точно так же несколько лет назад Борис Березовский, враг Кремля, пишет аж два письма, что хочет домой, и вдруг странным образом погибает. Кому это выгодно? Вряд ли Москве…»

Версия Кларка дает основания полагать, что с того дня, как Скрипаль задумал вернуться в Россию, он и Юлия были обречены стать ключевыми фигурами и одновременно жертвами очередной циничной, масштабной и многоходовой провокации-мистификации западных политиков и спецслужб против России.

Последующий ход событий, связанных с т. н. «инцидентом в Солсбери»: вселенский вой в британских и американских СМИ по поводу «агрессии России» и санкций, введенных США в рамках т. н. «дела Скрипалей», говорят, что это звенья одной цепи. Цепи, которой Вашингтон и Лондон пытаются связать набирающего силу конкурента — Россию, чтобы устранить ее с европейского и других рынков. Если внимательно проследить хронологию «инцидента в Солсбери», т. н. «химатак преступного режима Асада в Сирии» и реакцию на него британских и американских политиков, а также подконтрольных им СМИ, то это становится все более очевидным…

День 4 марта 2018 года на юге Британии мало чем отличался от предыдущих. Свинцово-сизое небо низко нависло над землей и моросило холодным дождем. Ближе к полудню со стороны Атлантики подули ветры и развеяли тучи. Проглянуло солнце, и в его весенних лучах все преобразилось.

Провинциальный городок Солсбери, известный ежегодными ярмарками, проводящимися на его площадях с 1227 года, кафедральным собором, самым высоким в Британии, и международным фестивалем искусств, ожил и засверкал яркими красками. Здесь, всего в нескольких десятках миль от Лондона, все напоминает о старой и благополучной Англии времен славной королевы Виктории. Кажется, что в Солсбери навсегда поселились благополучие и покой. Но так только кажется, за внешней благостностью кроются такие тайны, что им могли бы позавидовать герои знаменитой писательницы Агаты Кристи.

В тот весенний день, около 13:40 по местному времени, отставной шпион Сергей Скрипаль вместе с дочерью Юлей, прилетевшей к нему в гости из далекой Москвы, на своей машине приехали в торговый центр Maltings. Посетив паб The Mill, они затем поднялись на обед в итальянский ресторан Zizzi и пробыли в нем до 15:35. Там им внезапно стало плохо. С помощью обслуживающего персонала они вышли на свежий воздух и присели на лавочку в сквере. На их странное поведение обратила внимание проходящая мимо местная жительница Фрея Черч. На часах было 16:15. По ее словам, позже тиражировавшимися почти всеми центральными СМИ Британии,

«…мужчина был абсолютно не в себе. Он беспорядочно двигал руками, в глазах — пустота. Я попыталась поймать взгляд мужчины, чтобы заговорить с ним. Думала спросить, как он и девушка себя чувствуют. Но он был не в себе. Девушка уткнулась в него лицом, как будто уснула, очевидно, потеряла сознание. Похоже, что эти двое были очень сильно пьяны или приняли наркотики. Я не знала, что и делать… Рядом с ними никого не было. Мимо проходили люди. Они оборачивались на них, но шли дальше, и тогда я решила вызвать полицию».

Бравый полицейский Ник Бейли, оказался тут как тут. Позже в интервью СМИ его начальник и главный констебль графства Уилтшир Крейг Холден заявил:

«…Ник так взволновался состоянием здоровья двух человек, что немедленно вызвал все экстренные службы».

Службы проявили удивительную проворность и через 15 минут оказались на месте происшествия. Сам Бейли продолжал творить чудеса, проявил сообразительность и способность к дедуктивному методу расследования, которой бы мог позавидовать знаменитый сыщик Шерлок Холмс. Полицейский непостижимым образом установил, что перед ним находятся Скрипали, по глазам, закатившимся в предсмертной агонии, узнал, где расположен их дом, проследовал к нему и прикоснулся к той самой дверной ручке, которая якобы была намазана пресловутым «Новичком».

Чудеса в Солсбери на этом не закончились. Медперсонал заштатного провинциального госпиталя, вряд ли когда слышавший о таком боевом химическом отравляющем веществе, как «Новичок», совершил невозможное. С помощью какого-то чудодейственного эликсира жизни врачи спасли Скрипалей от верной смерти. Не только их, а также бдительного полицейского Бейли и еще якобы 46 человек, которые в тот и последующие дни обращались за помощью. Удивительная провинциальная больница и фантастически квалифицированный медперсонал.

В тот день, подобно кругам на воде, слухи, предположения об «инциденте в Солсбери» поползли по Британии. 5 марта государственная телерадиовещательная компания Би-би-си (ВВС) и ряд других СМИ, со ссылкой на помощника главного констебля графства Уилтшир Крейга Холдена, дружным хором сообщили:

«…Вчера днем, примерно в 16:15, полиция Уилтшира получила звонок от частного лица, которое было обеспокоено состоянием здоровья двух человек. Мужчина 66 лет и 33-летняя женщина были обнаружены без сознания на скамейке близ торгового центра «Молтингс» в городе Солсбери. Пострадавшие в критическом состоянии были доставлены в реанимацию».

Заслуживает внимания то, что Холден отмел любые предположения, что к отравлению Скрипалей каким-то образом могла иметь отношение секретная лаборатория при Центре химической, биологической, радиологической и ядерной защиты министерства обороны Британии в Портон Дауне. От нее до места происшествия рукой подать — 8 миль.

На это обстоятельство и как на место возможного производства отравляющего вещества указал человек, далеко не последний в Великобритании, ее бывший посол в Узбекистане Крейг Мюррей.

7.03.2018 в своей статье «The Elephant In the Room» («Слон в посудной лавке») он писал:

«…отравляющие вещества нервно-паралитического действия, включая зарин и VX, производятся всего в 8 милях от места отравления Скрипаля и его дочери, на секретном военном объекте Портон Даун. На территории объекта производятся и хранятся самые большие в Европе запасы нервно-паралитических веществ».

Одновременно на сайте фонда «Стратегическая Культура», в публикации «Porton Down Scientists Under Extreme Pressure to Confirm Nerve Gas As Russian» («Ученные Портон Дауна находятся под экстремальным давлением, чтобы подтвердить, что газ имеет российское происхождение») он указывает на заинтересованность властей Британии в т. н. «русском следе» в «инциденте в Солсбери», –

«…сотрудники и ученые Портон Дауна находятся под сильнейшим давлением официальных властей, чтобы подтвердить, что отравивший Скрипаля нервно-паралитический агент является газом «Новичок» российского производства. После долгого и утомительного заседания ученого совета Портон Дауна было принято компромиссное решение с формулировкой, идентифицирующей агент, как «тип, разработанный Россией»…

Далее Крейг Мюррей обращает внимание на то, что

«…инспекторы Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО) уже более 10 лет имели доступ ко всем видам российского химического оружия, в том числе и к тем агентам, которые Запад со слов Вила Мирзаянова называет «Новичком». В 2016 году под полным контролем инспекторов ОЗХО было завершено уничтожение последней партии российского химического оружия из всех 40 тысяч тонн».

Голос Мюррея так и остался гласом вопиющего в пустыне.

Тем временем «инцидент в Солсбери» продолжал обрастать самыми невероятными слухами. Их туман становился все плотнее. В прессе, как по команде, множились версии того, что произошло со Скрипалями, и делались недвусмысленные намеки на «русский след». По одной из них, отравляющее вещество было передано Скрипалю вместе с букетом цветов. С ним он и дочь посетили кладбище в Солсбери, где похоронены жена и сын. По другой — отравляющее вещество убийцы нанесли на дверную ручку коттеджа. По третьей — отравляющий газ был закачан в автомобиль Скрипаля через систему кондиционирования.

И когда британский обыватель, ошалев от ужаса, окончательно потерял голову, а жители Солсбери заходили в дом не как обычно, в дверь, а забирались через окно, на сцене этой грандиозной провокации-мистификации появился главный ее организатор — премьер-министр Тереза Мей. Она, старательно исполняя роль, согласованную с режиссерами в Вашингтоне, 12 марта выступила в Палате общин и безапелляционно заявила:

«…отравление Скрипалей вызвано боевым нервно-паралитическим веществом типа «Новичок», которое было разработано в России».

Вслед за ней, 15 марта с официальным заявлением выступил министр иностранных дел Великобритании «непричесанный» Борис Джонсон. Он пошел еще дальше, не имея на руках никаких доказательств, утверждал:

«…у британского правительства имеются ошеломляющие доказательства причастности России к отравлению Скрипаля».

В тот же день министр обороны Великобритании Гэвин Уильямсон, ни дня не служивший в армии, пугая британцев «растущей российской угрозой», запросил дополнительные 48 миллионов фунтов стерлингов на модернизацию секретной военной лаборатории при Центре химической, биологической, радиологической и ядерной защиты в Портон Дауне.

В течение следующих пяти с лишним месяцев британские официальные лица продолжали сотрясать воздух «наличием неопровержимых доказательств причастности России к «инциденту в Солсбери». И, наконец, 5 сентября 2018 года гора родила мышь. Британские сыщики, наконец, назвали имена и опубликовали фотографии двух российских граждан, подозреваемых в причастности к «отравлению Скрипалей». Ими оказались некие Боширов и Петров.

Позже, Мэй, выступая в Палате общин, сообщила:

«…основываясь на этой работе (расследовании «инцидента в Солсбери». — Авт.), сегодня я могу сообщить членам Палаты, что согласно данным спецслужб, двое, названные сегодня полицией и прокуратурой, являются сотрудниками российской военной разведывательной службы, также известной как ГРУ…»

И далее:

«она практически наверняка одобрена за пределами ГРУ на высшем уровне российского государства».

Ей вторил министр безопасности Великобритании Бен Уоллес. Он ни много ни мало возложил ответственность за отравление Скрипалей лично на президента России.

«…В конечном счете, ответственность несет Путин, ведь он президент своей страны, его правительство финансирует и управляет деятельностью спецслужб — ГРУ — через министерство обороны. Не думаю, что кто-либо мог бы сказать, что он не контролирует то, что происходит в его стране».

Глава 12 Ящик Пандоры

Непосвященный, однажды побывавший в окрестностях Солсбери и Портон Дауна, вряд ли увидит что-то зловещее за пасторальными пейзажами, напоминающими полотна известного художника Джона Констебля. Справа от дороги, идущей из Солсбери на Портон Даун, на холмистой равнине можно увидеть словно вросшие в землю и напоминающие разноцветные кубики сооружения Лаборатории. В них за несколькими рядами колючей проволоки и электризуемым заграждением, под наблюдением сотен видеокамер, в толще бетона далеко не последние научные умы в обстановке строжайшей секретности занимаются тем, что плодят в колбах и пробирках смертоносные газы, яды и мерзких гадов, которые способные убить все живое на огромных пространствах.

Завеса глубокой тайны окутывает Лабораторию со дня ее создания. Свою деятельность она начала во времена Первой мировой войны. Собранные под ее крышей специалисты занимались военными разработками в области химического и бактериологического оружия. Работы находились под грифом особой важности. Но, как известно: шила в мешке не утаишь, рано или поздно, оно появится.

Первый общеизвестный факт боевого применения химических отравляющих веществ — горчичного газа, британскими властями имел место сто лет назад. Произошло это во время интервенции британского экспедиционного корпуса в Россию, захвата Архангельска и прилегающих к нему территорий. Этот бесчеловечный приказ отдал один из главных инициаторов интервенции, в то время военный министр и будущий премьер-министр Великобритании У. Черчилль.

На поднявшуюся в британском обществе критику он ответил с присущим ему цинизмом:

«…не понимаю эту брезгливость к использованию газа. Я всячески поддерживаю использование отравляющего газа против нецивилизованных племен».

Это заявление Черчилль сделал за год до подписания телеграммы, адресованной британскому главнокомандующему Перси Коксу, подавлявшему восстание арабов в Месопотамии (Ирак) в 1920 году. В частности, он предписывал Коксу.

«Если газовые снаряды будут доступны на месте или их необходимо будет привезти, то они, безусловно, должны быть применены, во избежание чрезвычайной ситуации… Главнокомандующий должен защищать свои позиции, каким бы оружием он ни обладал». (Национальный архив Великобритании. Опубликовано 7.05.2014 г.).

«Инцидент в Солсбери» лишний раз говорит о том, что за прошедшие сто лет в поведении и действиях британских политиков ничего не изменилось. Русский народ, а, тем более, если его представляет бывший шпион, «сукин сын» — Скрипаль, они по-прежнему рассматривают как «нецивилизованное племя».

Следующий случай, на этот раз с собственным гражданином авиамехаником ВВС Британии 20-летним Рональдом Мэддисоном произошел в 1953 году. 6 мая Мэддисон был привлечен в качестве волонтера к эксперименту, но не знал, что принимает участие в испытании боевого отравляющего газа зарин. Ему сказали, что на нем будет испытано новое средство от гриппа. В тот же день после завершения эксперимента Мэддисон скончался. Его вскрытие проводилось в Солсбери, в той самой больнице, где первую помощь оказывали Скрипалям. Руководство Лаборатории сделало все, чтобы происшествие не получило огласки. С отца Мэддисона взяли подписку о неразглашении тайны об обстоятельствах гибели сына. Хоронили Рональда в цинковом гробу, с наглухо закрытой крышкой. В последующем без разрешения его семьи руководство Лаборатории использовало головной и спиной мозг, мышечные ткани, желудок и легкие Мэддисона в исследовательских целях.

Спустя годы, по настоянию родственников Мэддисона, власти Британии наконец провели расследование. В конце концов министерство обороны Британии признало данный факт и десятки других «инцидентов», имевших место при проведении в Лаборатории экспериментов над людьми. В 2004 году Мэддисоны получили компенсацию в размере 100 тысяч фунтов стерлингов. Остальным пострадавшим гражданам, «введенным в заблуждение в ходе экспериментов», было выплачено 3 миллиона фунтов стерлингов.

Еще более масштабный и бесчеловечный эксперимент сотрудники Лаборатории провели в 1963 году. Его содержание раскрыл в своей книге «Secret Science: A Century of Poison Warfare and Human Experiments» («Секретная наука: Столетие военных действий с использованием отравляющих веществ и эксперименты над человеком») преподаватель из университета Кента Ульф Шмидт. Он выступал в качестве эксперта в расследовании деятельности Лаборатории.

В частности, он писал, что 26 мая 1963 года ученые из Портон Дауна выпустили в лондонское метро споры бактерий Bacillus globigii, которые по британской классификации являлись имитаторами биологического оружия.

С 1946 по 1976 год, по данным британских источников, ученые из лаборатории в Портон Дауне осуществили до 750 испытаний в открытом пространстве, причем многие — в британских колониях. Пять опытов было проведено в море, с применением возбудителей сибирской язвы или бубонной чумы.

В 1964 году, на учениях в окрестностях Портон Дауна, неподалеку от Стоунхенджа, 16 британских «коммандос» ВМС начали вести себя странно, как сообщало издание Еl Pais.

«…Одни выходили в открытое поле, подставляясь под огонь противника, другие — кормили воображаемых птиц, некоторые бегали по холмам или забирались на деревья, играя в обезьян. Ни командир, ни солдаты не подозревали, что перед этим получили дозу ЛСД», — писал журналист Мигель Анхель Криадо.

В 1976 году специалисты Лаборатории смогли выделить первые образцы вируса лихорадки Эбола. Спустя несколько лет она стала бедствием для ряда народов стран Африки. Нельзя исключать того, что это был масштабный эксперимент, проведение которого могли санкционировать британские политики самого высокого ранга.

Следующие за Черчиллем поколения британских политиков вряд ли далеко ушли от него. Они не лучше, чем к «нецивилизованным племенам» относятся к тем своим гражданам, кто намеревался выносить сор из избы — раскрыть зловещие тайны Лаборатории. На это наводят трагические судьбы ее далеко не последних сотрудников, к примеру, такого же, как и Скрипаль, предателя-перебежчика Владимира Пасечника.

В прошлом директор Санкт-Петербургского (Ленинградского) института особо чистых биопрепаратов, входившего в состав НПО «Биопрепарат», бывший генерал-майор Пасечник в 1989 году бежал в Великобританию, выдал информацию о ведущихся в СССР секретных разработках в области бактериологического оружия.

До 2000 года он работал в Лаборатории и проживал в Солсбери. Уволившись, занялся бизнесом и создал собственную научно-технологическую фирму. По некоторым данным в качестве ее продуктов предполагалось использовать материалы, полученные им во время работы в Лаборатории. Развернуться Пасечнику не удалось. 21 ноября 2001 года он был найден мертвым в собственном доме. В официальном заключении указано, причиной смерти явился инсульт.

Спустя два года, в 2003 году при невыясненных обстоятельствах погиб другой сотрудник Лаборатории, инспектор комиссии ООН, занимавшейся поиском в Ираке «химического оружия диктатора Хусейна», доктор Дэвид Келли. Он был найден в лесу неподалеку от Портон Дауна. Рядом с телом лежала упаковка обезболивающих таблеток и нож. Левое запястье было надрезано. Следствие пришло к заключению: Келли истек кровью. Оно вызвало большие сомнения у тех, кто хорошо знал его. В конце 90-х годов он стал активным адептом религиозного течения бахаизм, а оно не допускает самоубийства.

Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что смерть Келли произошла после начала слушаний в британском парламенте по вопросу наличия у «режима Саддама Хусейна» химического оружия и его применения против мирного населения. Для правительства премьера Тони Блэра, подыгрывавшего США в их вероломном плане войны в Ираке, Келли, придерживавшийся принципиальной позиции, становился помехой. Порядочный человек, он прямо заявлял:

«…правительство Блэра сфальсифицировало доказательства наличия и применения Ираком химического оружия, в так называемом иракском досье».

Этим самым Келли подписал себе приговор. После его смерти, по данным Би-би-си из дома пропал компьютер с материалами рукописи книги по т. н. «иракскому досье».

За два года до гибели Келли в Калифорнии погиб американский ученый Ларри Форд, сотрудничавший с доктором Келли. Полиция США сообщила, что ученый застрелился.

Преемник доктора Келли Пол Норман разбился в 2004 году на частном самолете.

Всего по разным причинам неестественной смертью закончили жизнь 11 сотрудников Лаборатории в Портон Дауне.

В 2000 году британское издание Independent в статье «Porton Down: Investigation ‘now looking into 45 deaths» («Портон Даун: расследование 45 смертей») сообщало о проводящемся расследовании 45 смертей, произошедших в результате испытаний химического оружия в Портон Дауне.

Этот печальный список жертв, видимо, будет продолжаться до тех пор, пока свои разведчики и чужие шпионы, свои ученые и чужие ученые будут служить инструментом в руках циничных политиков.

О том, что это так, говорят факты, получившие огласку в последние годы. В 2007 году вышла книга «Странная смерть Дэвида Келли», написанная депутатом парламента и бывшим министром внутренних дел Британии Норманом Бейкером. Ее опубликовало издательство Daily Mail. В ней автор — человек по своему прошлому статусу более чем осведомленный в «деле Келли», подтверждает версию о насильственной смерти ученого. Бейкер пишет:

«Я убежден, что эта смерть не может быть самоубийством. Медицинские данные не подтверждают это, и состояние ума и личность Дэвида Келли предполагают иное. Это была не случайность, поэтому я остался с заключением, что это — убийство».

В 2012 году издание Daily Mail провело собственное расследование загадочной смерти еще одного сотрудника Лаборатории доктора Ричарда Хелмса. В ходе него было установлено, что перед уходом из дома Хелмс сказал жене, что «отправляется погулять». С прогулки он не вернулся, а спустя некоторое время, в парке было обнаружено его тело. Заслуживает внимания тот факт, что незадолго до смерти Хелмс покинул Лабораторию. Что послужило истинной причиной его увольнения, пока остается тайной.

Все эти смерти и т. н. «инцидент в Солсбери» всего лишь эпизоды в глобальном противостоянии обобщенного Запада с новым нарождающимся многополярным миром. Более чем 400-летнему господству англосаксов приходит конец. Новые экономические и военные гиганты: Китай, Индия, Бразилия и, возрождающаяся Россия, теснят на обочину исторического развития нынешнего гегемона западного мира — США и верного сателлита — Великобританию. Их многовековой «сладкой жизни» и безжалостной эксплуатации народов других стран приходит конец. В Вашингтоне и в Лондоне с этим мириться не собираются. Могущественный англосаксонский политико-финансовый монстр, все чаще называемый «глубинным государством», идет на самые подлые, циничные провокации и самые тяжкие преступления ради того, чтобы сохранить свое мировое господство.

Главный удар США и Великобритания, как и прежде, направляют против России. И тому есть, как исторические, так и экономические причины. В XVIII–XIX веках царская Россия стояла на пути интересов Британской империи в Китае, Средней Азии и на Ближнем Востоке. В XX веке уже советская Россия фактически навсегда похоронила ее былое величие и вбила гвоздь в гроб британского колониализма. Порабощенные и жестоко эксплуатируемые народы Африки и Азии, в первую очередь Вест-Индия: современные Индия, Пакистан и Бангладеш — эта наиболее драгоценная жемчужина в короне британской империи, при самой активной поддержке Советского Союза добились свободы и независимости.

В нынешнем динамично развивающемся мире все большую роль играют энергетические и другие ресурсы. Именно они и человеческий капитал будут определять успех того или иного государства. Большинство независимых научных источников сходятся на том, что около 37 % от всех разведанных запасов мировых ресурсов находятся на территории России и в ее территориальных водах. Такой лакомый кусок не будет давать покоя даже бессребренику, не говоря уже об транснациональных акулах.

То, что происходило вокруг т. н. «инцидента в Солсбери» и «химатак преступного режима Асада» против мирного населения» в Сирии, укладывается в глубоко продуманную глобальную стратегию Запада. Она преследует своей целью сохранение мирового господства и устранение конкурентов. Ее разработали во властных вашингтонских, лондонских кабинетах в конце XX века и ныне реализуют через спецслужбы, СМИ и путем применения экономических санкций.

В Лондоне и Вашингтоне пытаются увязать в один узел действительно вопиющие преступления, связанные с применением химического оружия против мирного населения Сирии и «инцидент в Солсбери», чтобы убедить общественное мнение в том, что это дело рук нынешних российских политиков. Об этом свидетельствует синхронность событий, происходивших в Британии и Сирии.

Одновременно с тем, как в Лондоне раздувался скандал вокруг т. н. «инцидента в Солсбери», а британскими политиками делались недвусмысленные намеки о причастности к нему Москвы, за тысячи километров от Великобритании разыгрывался другой акт провокации-мистификации. 7 апреля 2018 года глава «Белых касок» Раид ас-Салех заявил, что «в результате химатаки правительственных войск на контролируемый группировкой «Джейшен-аль-Ислам» район города Дума задохнулись 70 человек, а еще несколько сотен находятся в критическом состоянии». По его версии, бомбу с зарином сбросили с вертолета сирийских ВВС.

В тот же день, как по команде, в западных СМИ началось тиражирование душераздирающих кадров «химатаки». Вслед за этим из Вашингтона, Лондона и Парижа последовали угрозы в адрес «преступного режима Асада» и обвинения в адрес Москвы о том, что она закрывает глаза на «варварство по отношению к мирному населению Сирии».

9 апреля 2018 года представители российского Центра по примирению враждующих сторон в Сирии опровергли эти сообщения. Они и военные врачи посетили больницу Думы и не обнаружили у находящихся на излечении там пациентов признаков химического отравления или воздействия отравляющих веществ.

Вслед за ними, в сопровождении представителей сирийских властей в Думу прибыли журналисты американского телеканала One America News. Они произвели осмотр места предполагаемого инцидента радиусом около сотни метров и опросили 30–40 местных жителей, которые находились в месте т. н. «химатаки», и не нашли ее признаков. При опросе медперсонала больницы журналисты выяснили, что 7 апреля был обычный и не отличающийся от других день. В какой-то момент в помещения ворвались неизвестные люди с «жертвами» и, снимая все на видео, они кричали о химической атаке. В ходе пресс-конференции журналисты рассказали о результатах своего расследования. Западные СМИ попросту проигнорировали ее и не сказали о ней ни слова.

В те же дни российский телеканал «Звезда», со ссылкой на представителей российского Центра по примирению враждующих сторон в Сирии, сообщил, что российские и сирийские военные обнаружили в городе Дума лабораторию, оборудованную боевиками «Джейшен-аль-Ислам» и предназначенную для производства химоружия, а также склад, где хранились компоненты для его изготовления. Особого внимания заслуживал тот факт, что среди хранившегося оборудования находились такие же баллоны, с такой же маркировкой, которые можно было наблюдать на видеокадрах, предоставленных западным СМИ представителями «Белых касок».

Пойманные за руку организаторы этих циничных провокаций-мистификаций политики США и Великобритании поспешили заглушить их артиллерийскими залпами. 14 апреля они и примкнувший к ним президент Франции Э. Макрон, мнящий себя новым Наполеоном, в обход ООН нанесли ракетный удар по независимому государству — Сирии. Но и он закончился пшиком. Из 103 ракет целей достигли только 32. Они поразили объекты, не находившиеся под защитой средств ПВО Сирии.

На этом ни Лондон, ни Вашингтон, ни примкнувший к ним Париж не остановятся. «Золотой миллиард» почти пять столетий путем жестокой и беспощадной эксплуатации «нецивилизованных племен» отвоевывал себе место под солнцем и потому не собирается уступать его без боя новым, набирающим силу цивилизациям в лице России, Китая, Индии и других стран.

Обличенные огромной властью, они — балаганные шуты и омерзительные в своей подлости злодеи, еще не раз извлекут из шкафа «скелет Скрипалей» и не только их. Конечная цель этих действий Вашингтона, Лондона и их вассалов становится все более очевидной: отбросить Россию за черту экономической, культурной оседлости и превратить в мирового изгоя. Затем погрузить ее в хаос и, воспользовавшись этим, поделить между собой огромные ресурсы страны.

Об этом, не скрывая, говорил известный в прошлом ястреб американской политики Збигнев Бзежинский. В своей книге «Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство» (изд. 2004 год) он писал:

«…новый мировой порядок при гегемонии США создается против России, за счет России и на обломках России».

Нынешние режиссеры и организаторы всех провокаций-мистификаций в Сирии, Солсбери и в других местах, в отличие от своих предшественников 15-летней давности, не утруждают себя предоставлением даже липовых доказательств. Врут внаглую и не краснеют. Им даже лень придумать что-то новое, они действуют по старым схемам и отработанным шаблонам. Достаточно обратиться к недавним событиям, которые имели место в Ираке, и сразу становится ясно, «дела» о т. н. «отравлении Скрипалей» в Солсбери и «химатаками преступного режима Асада» против мирного населения в Сирии» шиты белыми нитками.

Как и сейчас, так и тогда в западных СМИ, как по команде, была поднята шумиха «о кровавом и преступном режиме иракского диктатора Саддама Хусейна, спонсора международного терроризма». Того самого Саддама Хусейна, который помогал, но безуспешно, США и Великобритании сбросить ненавистный им режим в Иране. Война Ирака с Ираном, длившаяся почти девять лет, с 22 сентября 1980 года по 20 августа 1988 года, обернулась для народов этих стран многомиллионными жертвами. Исламский режим в Тегеране устоял. Экономика Ирака, подорванная войной, лежала в руинах.

Хусейн, осмелившийся упрекнуть политиков в Вашингтоне и Лондоне в неблагодарности, обрек себя и свою страну на тяжелые испытания. За словами и обвинениями со стороны США и его союзников по НАТО последовали драконовские экономические санкции. И когда они не помогли, американские и британские политики решились на открытую агрессию против суверенного государства, члена ООН. Ее прикрыли фиговым листком фейковой информации. Мировой общественности были предъявлены «факты», демонизирующие «преступный режим в Багдаде» и подтверждающие его прямую связь со зловещей «Аль-Каидой»[1].

При этом в Вашингтоне и Лондоне старательно обходили тот факт, что эта международная террористическая сеть, которой руководил агент ЦРУ — Усама бен Ладен, была взращена в питомнике американской разведки. В 80-х годах прошлого века он и его боевые отряды сражались против частей Советской армии в Афганистане. После установления в стране проамериканского режима «Аль-Каида»[1] и Усама бен Ладен были уже не нужны и стали обузой для ЦРУ. В таких случаях «отвязавшийся агент» бывает хуже врага.

11 сентября 2001 года на глазах изумленного мира террористы из «Аль-Каиды»[1] атаковали символы американского могущества: Пентагон, Всемирный Торговый Центр. С того дня «свой сукин сын» — Усама бен Ладен, стал врагом США № 1. Президент Джордж Буш объявил крестовый поход против всемирного зла. Этим злом он назначил Усаму бен Ладена, «Аль-Каиду»[1] и «преступный режим в Багдаде».

Хусейн как мог открещивался от этих обвинений. Но кто из протестантов поверит правоверному мусульманину, к тому же травившему отравляющими газами непокорных курдов. Иракский диктатор клялся, что все запасы оружия массового поражения ликвидированы, и предоставил возможность различным международным комиссиям провести проверки всех специальных объектов. За несколько лет ни одна международная комиссия так и не обнаружила следов химического, либо бактериологического оружия.

Позже, в июле 2010 года это подтвердил бывший глава комиссии ООН по наблюдению, контролю и инспекциям в Ираке Ханс Бликс. На слушаниях в британской парламентской комиссии, расследовавшей причины войны в Ираке и мотивы вступления в нее Великобритании, члены комиссии более трех часов опрашивали его.

Отвечая на их вопросы, Бликс признался, что в конце 2002 года он считал, что «режим Саддама Хусейна обладает значительными запасами оружия массового уничтожения». Однако после проведения инспекций на местах в Ираке, по словам Бликса, ему пришлось изменить свою позицию. В частности он заявил членам британской парламентской комиссии:

«…мы провели около 700 проверок на 500 различных объектах и нигде не обнаружили следов ОМУ. …После анализа результатов работы комиссии я попытался убедить британского премьера Тони Блэра и госсекретаря США Кондолизу Райс в том, что 250 тысяч отправляемых в регион американских и британских солдат не смогут найти там оружие массового уничтожения».

За две недели до начала военной кампании США и коалиции в Ираке Бликс представил в ООН свой доклад. В нем он сообщал об отсутствии у режима Саддама Хусейна оружия массового уничтожения и его готовности к более тесному сотрудничеству с мировым сообществом.

Однако это никак не повлияло на планы Вашингтона и Лондона, которые, по словам господина Бликса, «при принятии решения о вторжении в Ирак опирались на сомнительную информацию. Кроме того, военные спешили провести операцию весной, когда на Ближнем Востоке еще не слишком жарко, и поэтому даже не синхронизировали свой график с дипломатами».

При этом Бликс обратил внимание членов британской комиссии на то, что действия союзников не были подкреплены соответствующей резолюцией ООН.

«Я твердо убежден, что это была незаконная война», — отметил в заключении Бликс.

Ранее в январе аналогичному опросу британской парламентской комиссии подвергся один из главных инициаторов начала вторжения в Ирак, экс-премьер Британии Тони Блэр. Отвечая на ее вопросы, он признал, что на момент начала войны у режима Саддама Хусейна не было ни связей с «Аль-Каидой»[1], ни разработок по созданию оружия массового уничтожения. Вместе с тем Блэр отметил, что Саддам

«…был угрозой не только для региона, но и для всего мира и мог начать производство ОМУ сразу после отъезда международных инспекторов и снятия с Багдада экономических санкций».

По словам Блэра, он не раскаивается в том, что Британия вступила в иракскую кампанию на стороне США, и уверен, что в результате этой войны мир стал более безопасным.

Раскаяться, это значить признаться в том, что он стоял у истоков очередной провокации-мистификации семилетней давности.

7 января 2003 года государственная телерадиовещательная компания Би-би-си и ряд других СМИ, ссылаясь на неназванные источники в спецслужбах и полиции, сообщили:

«В ходе проведенного в минувшее воскресенье совместного рейда подразделения лондонской полиции по борьбе с терроризмом и служб безопасности на одной из квартир в районе Вуд-Грин были обнаружены самодельный пресс, семена клещевины, из которой изготавливают касторовое масло, и следы рицина.

Во вторник по подозрению в причастности к изготовлению яда были задержаны шестеро мужчин и женщина, которую позже отпустили. Все мужчины — выходцы из стран Северной Африки в возрасте от 18 до 30 с небольшим лет. Один из них снимал ту самую квартиру в Вуд-Грине. Она была предоставлена ему советом лондонского района Излингтон, причем, как беженцу, бесплатно. Седьмой задержанный — мужчина 33 лет. Сейчас он содержится в одной из лондонских тюрем. По словам представителя Скотланд-Ярда, задержанный причастен к изготовлению рицина, изъятого на севере Лондона.

Британские эксперты считают, что лица, создавшие подпольную лабораторию, связаны с «Аль-Каидой»[1]. Есть данные о том, что они готовили теракт с применением этого вещества, причем не в Британии, а во Франции».

Позже на суде против одного из задержанных — Камеля Буграсса, зарезавшего констебля Стивена Оака при аресте, т. н. эксперт не смог сообщить, на основании чего он сделал заключение о том, что в веществах, обнаруженных на квартире, содержался рицин.

Но дело, как говорится, сделано. Механизм провокации-мистификации был запущен. После появления в СМИ информации о подготовке «Аль-Каидой»[1] теракта с официальным заявлением выступил Блэр. В частности, он объявил:

«…появление у террористов оружия массового поражения — лишь вопрос времени. Аресты террористов стали демонстрацией того, что опасность терактов является реальностью, и ее потенциал огромен».

Волна паники покатилась по Британии. Ее усилил Блэр, распорядившись вывести на улицы Лондона боевую технику и воинские подразделения. В аэропорту Хитроу гостей Лондона встречали военные патрули с автоматами.

Заключительный акт в этой драме-фарсе сыграл глава госдепа США Колин Пауэлл. 5 февраля 2003 года он, не моргнув глазом, убеждал членов СБ ООН и весь остальной мир в том, что

«…у Ирака есть по меньшей мере семь мобильных лабораторий по производству биооружия… эти лаборатории могут производить, в частности, споры сибирской язвы и рицин».

Бесстрашно потрясая пробиркой якобы с этим самым веществом, добытым вездесущей американской разведкой, Пауэлл призвал СБ ООН

«…принять «тяжелые» решения в отношении Багдада».

Однако СБ ООН не санкционировал применение силы против Ирака. И тогда, в нарушение Устава ООН, ранним утром 20 марта 2003 года США и их союзники по НАТО начали военную операцию против Ирака под кодовым названием «Иракская свобода». Чем она обернулась для страны, вся беда которой заключалась в том, что по разведанным запасам нефти она занимает одно из первых мест в мире, сегодня хорошо известно: сотни тысяч безвинно убитых, искалеченных иракских граждан и появление на развалинах государства чудовищного монстра — так называемого ИГИЛ[1].

Но тогда, в 2003 году, спустя полгода после начала войны, несмотря на все усилия американской армии и хваленой разведки, им так и не удалось обнаружить ни тайных лабораторий Хусейна, ни одного грамма пресловутого бактериологического или химического оружия, которое Пауэлл демонстрировал членам СБ ООН.

18.05.2004 года в интервью телеведущему Т. Рассерту телекомпании NBC он признал:

«…Когда я делал доклад в феврале 2003 года (на специальном заседании СБ ООН. — Авт.), то опирался на самую лучшую информацию, которую мне предоставило ЦРУ. …К сожалению, со временем выяснилось, что источники были неточными и неверными, а в ряде случаев преднамеренно вводили в заблуждение. Я этим глубоко разочарован и сожалею об этом».

Ранее, 5.06.2003 года заместитель министра обороны США П. Вулфовиц, выступая перед делегатами Азиатского саммита по безопасности в Сингапуре, был более откровенен, чем Пауэлл. Он цинично заявил:

«…Обвинение Ирака в обладании оружием массового поражения было выбрано по «бюрократическим соображениям»…

и далее

«Главное различие между Северной Кореей и Ираком в том, что в экономическом смысле в Ираке у нас не было выбора. Страна утопает в море нефти. Мы не настолько заинтересованы в контроле над ОМУ (оружие массового уничтожения. — Авт.), как в контроле над нефтью».

Если эту формулировку перевести на обыкновенный человеческий язык, то ее следует понимать так: «ничего личного, только бизнес». Белый дом и американские массмедиа попросту «продавили» войну в Ираке с одной лишь целью: завладеть его ресурсами — огромными запасами нефти, и закрепить свои позиции в этом важнейшем в энергетическом плане регионе.

Пришлось покаяться и бывшему премьеру Британии Блэру. 25 октября 2015 года в интервью американскому телеканалу CNN он признал:

«…при принятии решения о начале вторжения были использованы неверные разведданные… Я также прошу прощения за некоторые наши ошибки в планировании и, конечно, за неверное понимание того, что может последовать за свержением режима».

Кто вслед за ними будет каяться и какую цену придется платить народам других стран, которые станут разменной монетой в руках политиков из Вашингтона и Лондона в их стремлении сохранить мировое господство? Они открыли ящик Пандоры. Чем это обернется для американского, британского и других народов, ответит только время.

Глава 13 Что искали в Йошкар-Оле журналисты из британской корпорации Би-би-си?

18 августа 2018 года. Республика Марий Эл. Город Йошкар-Ола. Гостинично-развлекательный комплекс «Кристалл».

Эта необычная история началась 4 июля 2018 года. В тот день на телефоне Автора высветился незнакомый, не российский номер. Звонок был из Лондона. На отменном русском языке молодой и приятный женский голос, уточнив, что общается с Автором, представился ассистентом продюсера телекомпании Би-би-си Рован Ингс.

В дальнейшем разговоре она сообщила, что корпорация работает над идеей создания фильма, в центре которого будет находиться скандально известная история с «отравлением Скрипалей». Касаясь самого его содержания, Рован пояснила, что авторы проекта хотели бы представить в нем не только британский, а и российский взгляд на события в Солсбери и вокруг них.

Обращение к Автору Рован объяснила тем, что она и другие участники проекта прочли его книгу «Чертова дюжина контрразведки» (в художественной форме отражена работа отечественной военной контрразведки по тринадцати делам, связанным с разоблачением агентов иностранных разведок). Их внимание привлек очерк «Крот» в «Аквариуме», в нем излагалась история сотрудничества Сергея Скрипаля с британской разведкой и последующего его разоблачения российской контрразведкой. В этой связи редакция документальных программ Би-би-си хотела бы взять интервью у Автора.

Предложение показалось ему интересным и актуальным. Но, очертя голову бросаться в омут домыслов и густого дезинформационного тумана вокруг так называемого дела «об отравлении Сергея Скрипаля и его дочери Юлии», было бы опрометчиво. Более того, прошлый контрразведывательный опыт говорил Автору, что к событиям в Солсбери могла приложить свою руку многоопытная и коварная британская спецслужба. Вместе с тем он посчитал, что отмалчиваться и позволять дальше городить горы лжи западной пропагандистской машине вокруг «мученика Скрипаля», это не лучший способ искать истину. Прежде чем дать согласие на интервью, Автор предложил Рован прислать перечень вопросов. Она согласилась и 13 июля исполнила это пожелание. Вопросы носили общий характер.

Прошло несколько дней, и Рован представила еще одного участника проекта, переводчицу Марию Дровненкову, дала ее электронный адрес и рекомендовала взаимодействовать с ней. Маша оказалась не только креативной, а и приятной в общении. Она активно взялась за дело и, спустя неделю, прислала дополнительный перечень вопросов. Он оказался значительно шире тех, что Рован обозначила в разговоре 4 июля. В нем, помимо так называемого «дела Скрипалей», затрагивалась тема состояния британо-российских отношений.

Следующие три недели прошли в переговорах, которые в основном касались времени и места встречи. Обе стороны устроил город Йошкар-Ола — столица Республики Марий Эл, прекрасного лесного края, с множеством дивных по своей красоте озер. Своей неспешной, размеренной жизнью она напоминала сказочное «Берендеево царство». Приезд съемочной группы известной телерадиовещательной корпорации Би-би-си был далеко не рядовым событием для посвященных и всколыхнул это «сонное царство».

Накануне приезда, 18 августа у Автора и его помощников случился небольшой ажиотаж, перешедший в аврал, связанный с размещением журналистов и выбором мест для съемок. В последний момент на помощь пришел владелец гостинично-развлекательного центра «Кристалл» Андрей Михайлов. Он не только предоставил свой кабинет, гостиничные номера и банкетный зал, а пошел дальше. Слухи о кризисе в Великобритании, обусловленном злополучным брекситом, дошли даже до Йошкар-Олы. Михайлов любезно согласился проявить русское гостеприимство, и вместе с шеф-поваром Александром взялся за разгадывание секретов британской кухни, отравленной злополучным «Новичком». К вечеру их общими усилиями меню было подготовлено, после чего все участники необычного действа разъехались по домам.

Бархатистая летняя ночь опустилась на Йошкар-Олу. На чернильном небосклоне густой россыпью проступили мириады звезд. Они загадочно мигали и словно звали в космическую даль. Среди них, подобно гигантской Вифлеемской звезде, тускло светился купол величавого 74-метрового Кафедрального собора Благовещения Пресвятой Богородицы. Из-за него робко выглядывал располневший серп луны. В ее призрачном свете центр города, за последние несколько лет фантастически преобразившийся, напоминал иллюстрации из замечательной книги сказок Андерсена. Этот почти сказочный пейзаж дышал миром и покоем.

На ноги Автора подняла барабанная дробь дождя. Короткий летний ливень умыл землю и город, вторую неделю изнывавших от небывалого для этого времени года зноя. В воздухе появилась бодрящая свежесть. В хорошем настроении Автор вместе с Андреем Михайловым приехали в «Кристалл» и прошлись по рабочим местам. Все было готово к приему. Михайлов занялся своими делами, Автору оставалось запастись терпением и ждать журналистов.

В 9:40 позвонила Дровненкова и сообщила, что вместе с ней из Казани выехали: ведущая журналистка Джейн Корбин, звукорежиссер Майкл Рудин и оператор Гарри Осборн. Второй звонок от нее поступил в 11:35. Маша известила, что они миновали Куяр. Поселок находился в 8 километрах от «Кристалла».

По расчетам Автора, журналисты вот-вот должны были подъехать к «Кристаллу». Прошло десять, двадцать минут, а машина так и не появилась. На звонки Маша не отвечала. Автора охватило беспокойство. На трассе с интенсивным движением могло произойти все что угодно.

Опасения рассеял взволнованный голос администратора Камилы.

— Они здесь! Они приехали!

Автор, надев пиджак, спустился во внутренний двор. Двое мужчин спортивного вида выгружали из автобуса оборудование: кинокамеры, осветительные приборы и клубки кабелей. Поодаль, у газона, как мне показалась, нервно курила уже немолодая темноволосая, худощавая, с жестким взглядом очень темных глаз женщина. Ее поведение говорило об особом месте в группе журналистов. В своем предположении Автор не ошибся. При знакомстве она представилась как Джейн Корбин и подала свою визитку.

В это время за спиной Автора раздался знакомый жизнерадостный, мелодичный голос. Он обернулся. Из автобуса словно выглянуло само солнышко. Русоволосая, светлокожая, голубоглазая Маша Дровненкова лучилась теплотой, задором и оптимизмом. Представив своих спутников, она извинилась за задержку и объяснила тем, что они сбились с маршрута. Автор обратил взгляд на водителя; тот пожал плечами, и в нем заговорила прошлая профессия контрразведчика.

Возникшие подозрения усиливала, продолжавшая расти груда ящиков с оборудованием непонятного назначения. Мысль, что под видом телевизионщиков приехали даже не британские шерлоки холмсы искать в глубинке России следы пресловутого «Новичка», а рыцари плаща и кинжала из СИС — спецслужбы Британии, чтобы вести техническую разведку, имела под собой основания. Поблизости от «Кристалла», всего в десяти километрах, находилась база ракетной дивизии войск Стратегического назначения. Эти подозрения рассеяла Маша. Она пояснила, что была допущена ошибка при установке маршрута на навигаторе. Он вывел их к совершенно другому «Кристаллу» — оптовому складу ликероводочных изделий.

Трезвый и честный взгляд британцев вызывал доверие, и Автор предложил им легкий завтрак. Они отказались. Майкл и Гарри занялись установкой оборудования в банкетном зале. Джейн, с помощью Маши, вместе с Автором прошлась по перечню вопросов и уточнила план интервью. Через несколько минут разговор шел на одном языке. Опытная, искушенная журналистка Джейн жестами и мимикой быстро устранила языковой барьер.

К 13:07 Майкл и Гарри подготовили аппаратуру для съемки. Автор и Корбин заняли кресла. Темные зрачки камер нацелились на них. Гарри подошел к Автору, поправил галстук, отстранился, придирчивым взглядом прошелся с головы до пяток, затем прикоснулся к значку на левом лацкане пиджака и, хитро улыбнувшись, поинтересовался:

— Вам второй микрофон не мешает?

В зале воцарилась особенная, как показалось Автору, звенящая тишина. Он кожей чувствовал, как на нем сошлись три пары внимательных и вопрошающих глаз.

«М-да, что делает шпиономания в Британии даже с такими продвинутыми людьми, как журналисты», — подумал он и с сарказмом ответил:

— Так примитивно наша контрразведка не работала даже тогда, когда я начинал служить. Что касается микрофонов, то они были установлены на вас до того, как вы приземлились в Казани.

Возникла немая пауза. Нарушил ее раскатистый смех. Смеялся даже Майкл, и смеялся от души. В глазах Маши скакали озорные зайчики и читалось: «знай наших!». Гарри поднял вверх большой палец. На лице Корбин появилась и исчезла вежливая улыбка. Она поспешила перейти к вопросам.

— Здравствуйте, Ник! Что вы можете рассказать о Сергее Скрипале и о том, в какой атмосфере он жил и воспитывался?

Автор:

— Джейн, позвольте начать наш разговор с более важного события, чем судьба предателя?

Корбин:

— Да, пожалуйста.

Автор:

— Ваше присутствие — представителей известной в мире компании Би-би-си в глубинке России, в Йошкар-Оле, и характер вопросов говорят о том, что не все так мрачно в британо-российских отношениях.

Корбин:

— Вы правы. Нами движет стремление объективно разобраться в истории со Скрипалями. Но прежде вопрос: а что надо сделать, чтобы наши отношения изменились к лучшему?

Автор:

— Первое — отбросить все фобии, порой шизофренические со стороны некоторых политиков. Второе — избавиться от груза действительных и мнимых проблем прошлого, чтобы оно своим весом не раздавило наше будущее. Третье — извлечь уроки из прошлого, чтобы найти свое место в будущем сложном и многополярном мире, который трудно и мучительно формируется на наших глазах. Четвертое — наличие доброй воли у политиков.

После этих слов некоторое напряжение, казалось витавшее в воздухе, рассеялось. Разговор приобрел открытый характер.

Корбин:

— Итак, вернемся к Сергею Скрипалю, к его ранним годам.

Автор:

— Он родился в семье военнослужащего, участника войны. Отец был командиром части, мама — партийным функционером, секретарем райкома партии. Сергей и его родной старший брат Валерий получили хорошее воспитание и партийную закалку. Родители были убежденными коммунистами и воспитывали сыновей в марксистско-ленинском духе.

Оба были спортивными парнями. Сергей успешно выступал на соревнованиях по вольной борьбе и боксу. По жизни был более активен, чем брат, в школе возглавлял комсомольскую организацию, что-то наподобие ваших скаутских организаций.

Корбин:

— Как Скрипаль стал военным? С чем связан такой выбор?

Автор:

— Для него, как и для брата, что характерно для ребят из семей военнослужащих, с будущим все было ясно — идти по стопам отца. После школы Скрипаль поступил в высшее военно-инженерное училище. Учился хорошо, окончил училище в 1972 году по специальности сапер-минер, — специальность рискованная и опасная.

Женился сразу после выпуска. Через год у него родился сын Александр, а через десять лет дочь Юлия.

Корбин:

— Как проходила его служба? Как к нему относились коллеги?

Автор:

— В армии он служил по своей специальности. Служил хорошо. Командование отмечало Скрипаля как перспективного офицера и направило в Военно-инженерную академию имени Куйбышева, в Москву.

После ее окончания он продолжил службу в войсках на более высоких должностях. Участвовал в обеспечении боевых действий советских войск в Афганистане. Проявил себя с положительной стороны.

Корбин:

— Каким образом Скрипаль перешел на службу в ГРУ?

Автор:

— Боевой опыт, блестящий послужной список, чистая биография стали для него пропуском в военную разведку. В новом качестве он прошел языковую, общую и специальную подготовку. Всех ее подробностей я не знаю и не имею права раскрывать.

После завершения учебы Скрипаль в качестве военного разведчика продолжил службу на Мальте. Маленькое государство, но там пересекаются интересы многих стран, в том числе и спецслужб.

Корбин:

— Что вы можете сказать о его службе на Мальте?

Автор:

— Как отмечали начальники Скрипаля, он проявил себя профессионально подготовленным сотрудником, способным заниматься подбором агентов и добывать важную информацию.

Корбин:

— Как складывалась жизнь и служба Скрипаля после Мальты?

Автор:

— По возвращении с Мальты он некоторое время служил в Москве в центральном аппарате ГРУ, а затем был направлен в Испанию на более высокую должность и с большим объемом задач, чем на Мальте.

Корбин:

— Как, почему Скрипаль стал сотрудничать с британской разведкой?

Автор:

— В Испанию он прибыл другим человеком, не таким, каким поступал в военное училище.

Корбин.

— В каком смысле другим? Что с ним произошло?

Автор:

— Он переродился. Тому было несколько причин. Не стало СССР, которому служил он и его отец. Коммунистическая идеология, составлявшая духовный стержень советского офицера, была отменена. По окраинам России бушевала гражданская война. Экономика рухнула почти на 40 %. Такого не было даже во время Второй мировой войны.

Все это самым жестоким образом отразилось на военных. Статус офицера стал ниже плинтуса. Всего один пример, моя зарплата полковника оказалась ниже помощника машиниста московского метро. Такая же была у Скрипаля. Ему больше сорока лет, впереди увольнение и мизерная пенсия, а на руках двое детей, которых надо поднимать на ноги. Он, как и многие в то время, больше думал не о службе, а том как обзавестись нужными связями и после увольнения заняться бизнесом. С этим, как я полагаю, Скрипаль и приехал в Мадрид.

Корбин:

— Что вы можете сказать о Луисе и той роли, которую он сыграл в привлечении Скрипаля к сотрудничеству?

Автор:

— Вербовка Скрипаля была проведена по классике, под чужим флагом — испанским, путем постепенного втягивания в вербовочную ситуацию.

Чужим флагом выступал несостоявшийся испанский космонавт, назовем его Луис. Здесь надо отдать должное британской разведке. Она просчитала Скрипаля и нашла ахиллесову пяту — проснувшуюся в нем жажду к наживе. К нему подвели Луиса с коммерческими предложениями. Скрипаль клюнул! Весной 1995 года они провели первую сделку — продали в Россию винные бочки, и заработали 6000 долларов. Подогрев денежные аппетиты Скрипаля, британская разведка подвесила будущего шпиона. Луис кормил его завтраками, предлагал новые бизнес-планы, но они срывались.

Корбин:

— Скрипаля завербовали на денежной основе? Какую роль в этом сыграл Антонио?

Автор:

— Ключевую. Антонио Альварес де Идальго, он же Миллер, думаю это далеко не последняя его фамилия, специализировался на вербовках советских и российских граждан.

Идальго-Миллера можно сравнить с другим вашим известным разведчиком начала прошлого века Сиднеем Рейли. Руководитель британской спецслужбы того времени сэр Камминг так отзывался о нем:

«У Сиднея всегда был десяток паспортов на разные фамилии и десяток жен. Он знал десятки способов, как задушить, как заколоть, как отравить».

Рейли, также как и Идальго-Миллер, считался ведущим специалистом по России. Он являлся активным участником заговора, направленного на свержение правительства Ленина и получившего название «Заговор послов». Во главе его стояли руководители диппредставительств в советской России, Британии — Локкарт и Франции — Гренар.

Хотел бы напомнить, что Антонио Миллер активно контактировал не только со Скрипалем, а также с предателем Литвиненко, беглым российским олигархом Березовским, грузинским олигархом Патаркацишвили. Все они ушли из жизни загадочным образом. Чем не сюжеты для новой Агаты Кристи и сыщика Пуаро?

Это предложение Автора вызвало смех у Маши, на лице Майкла улыбку, в глазах Генри вспыхнул и погас веселый огонек. Джейн осталась серьезной и задала очередной вопрос:

— Так Скрипаля все-таки завербовали за деньги?

Автор:

— Да. Им, также как Пеньковским, Гордиевским, Резуном и другими предателями двигали корыстные мотивы. Клонированный ряд амбициозных людишек. Пеньковский фотографировался в форме полковника британской армии и интересовался у своих кураторов, докладывают ли о нем королеве Британии.

Корбин:

— А каким образом завербовали Скрипаля?

Автор:

— Как я уже говорил выше, его привлекли к сотрудничеству путем втягивания в вербовочную ситуацию. На встрече с Антонио Миллером, она проходила в ресторане при отеле «Милья Кастилья», тот предложил Скрипалю подготовить свое видение совместного бизнеса в России.

Спустя три недели, они в том же составе встретились вновь. Скрипаль передал ему свои «письменные предложения». Они, фактически, стали первым шагом к предательству.

Перед Рождеством 1995 года Антонио Миллер вручил Скрипалю 10 тысяч долларов за якобы удачно реализованное правлением испанского концерна «Альбатрос» его «предложений».

Корбин:

— То есть, с того времени Скрипаль стал сотрудничать с британской разведкой?

Автор:

— Позже, с февраля 1996 года. Во время очередной беседы, проходившей в ресторане при отеле «Милья Кастилья» Антонио Миллер намекнул ему:

«Сергей, ты не совсем тот за кого себя выдаешь». Скрипаль отшутился:

«Иностранцы привыкли подозревать во всех русских агентов КГБ», а затем подтвердил, что является сотрудником ГРУ, и принял вербовочное предложение. В британской разведке он получил оперативный псевдоним «Немедленный» (Forthwith).

Корбин:

— А какими были условия сотрудничества?

Автор:

— Они договорились, что Скрипаль будет получать 3000 долларов в месяц, а за важную информацию отдельный бонус. Для безопасности Скрипаля Антонио Миллер рекомендовал ему открыть счет в иностранном — британском банке, потом перечисления шли через испанский банк Banco Central Hispanoamericano S.A.

Корбин:

— Сколько времени Скрипаль сотрудничал в Испании с британской разведкой?

Автор:

— Не больше года. На почве предательства у него развился диабет в такой острой форме, что пришлось срочно возвращаться в Россию.

Корбин:

— Как разоблачили Скрипаля?

Автор:

— Как и всех других агентов на непомерных тратах и на том, что интересовался тем, что ему не положено. За короткий срок он купил трехкомнатную квартиру для сына в Москве, а она немало стоит, дачу в Тверской области, автомобиль. Все это не соответствовало зарплате полковника-пенсионера. В общении с бывшими сослуживцами вел себя навязчиво, пытался получить от них секретные сведения. В совокупности это привлекло внимание контрразведки.

Корбин:

— Как долго изучали Скрипаля?

Автор:

— Не один месяц и не один год. Данные, что Скрипаль занимается шпионажем, ФСБ были известны, но для суда требуются веские доказательства. Скрипаль был профессионалом, знал, как прятать следы, и потому его разоблачить было не просто, требовалось время.

Корбин:

— Где и когда Скрипаль совершил ошибку?

Автор:

— Их было несколько. Одну допустил в октябре 2004 года. Используя жену для прикрытия от российской контрразведки, он отправился в турецкий город Измир и поселился в «Измир Пэлас». В соседний отель «Хилтон» заехала группа британских туристов. Среди них находился британский разведчик Стивен. 5 и 7 октября в своем номере он провел со Скрипалем две встречи, дал задание в отношении ряда сотрудников ГРУ и вручил 20 тысяч долларов.

Корбин:

— Как был задержан Скрипаль?

Автор:

— 15 декабря 2004 года его пригласили к участковому инспектору милиции, где предстояла сверка документов на охотничье ружье. Группа захвата ФСБ действовала быстро и решительно. Когда на руках Скрипаля защелкнулись наручники, он сказал:

«Хитрый ход! Вы меня переиграли!»

«Не ход, а шах и мат!» — заявил командир группы захвата.

Обыски, проведенные следственной группой, полностью подтвердили имевшиеся оперативные материалы. В тайнике Скрипаля были обнаружены разведопросник СИС на английском языке, блокнот с секретными записями на сотрудников ГРУ, бумага для тайнописи.

Корбин:

— На основании чего вы писали книгу о Скрипале, были ли какие-то материалы, приходилось ли вам встречаться с теми, кто разоблачил его?

Автор:

— Было и то и другое. Некоторых, кто вел проверку Скрипаля, я знаю хорошо. Это профессионалы самого высокого уровня из военной контрразведки.

Корбин:

— Какой ущерб нанес Скрипаль?

Автор:

— В таких делах его трудно измерить. Он выдал своих коллег — товарищей и, самое страшное, выдал агентов, которые с ним сотрудничали. В любой спецслужбе агентура — это святое. Скрипаль предал их.

Корбин:

— Как много он выдал сотрудников российской разведки?

Автор:

— Несколько сотен сотрудников. Но главный его грех, он выдал тех, кто с ним сотрудничал. В этом плане ваши: капитан Кроми и Рейли достойны уважения. В отличие от Скрипаля, продавшегося за 100 тысяч долларов, они боролись с советской властью не на жизнь, а на смерть.

Об этом говорю со всей ответственностью. При подготовке книги «Чертова дюжина контрразведки», в основе которой лежали материалы тринадцати операций, реализованных ФСБ на агентов иностранных спецслужб, я не нашел ни одного, кто был бы интересен в профессиональном и человеческом плане. Клонированный ряд ничтожных людишек!

Корбин:

— Как к Скрипалю относились, когда он находился в лагере?

Автор:

— Он содержался не в лагере, а в колонии строгого режима, в Мордовии. К предателям как у нас, так, думаю, и у вас, относятся с презрением. Иуда, он и есть Иуда. С ним мало кто общался. Ему повезло, отсидел не весь срок. Его обменяли на наших разведчиков в США, выданных другим предателем.

Корбин:

— И еще один вопрос по Скрипалю. Что вы хотели бы ему пожелать? — Выражение лица Автора сказало Джейн все без всяких слов. Она не стала настаивать и мягко заметила:

— Это как вы пожелаете.

Автор:

— Желание есть, но вряд ли Скрипалю оно понравится. Предатель, что у вас, что у нас, заслуживает только одного — презрения. При работе над материалами вскрылась одна характерная для предателей и их близких убийственная закономерность.

Эта фраза вызвала оживление и неподдельный интерес у журналистов. Он читался в глазах Джейн и Майка. Автор замолчал и не потому, что хотел добавить интриги. В его памяти невольно возникли исковерканные судьбы родных, близких и друзей предателей.

— Так что это за такая убийственная закономерность? — торопила Корбин.

Автор:

— Предательство безжалостным бумерангом возвращается к тем, кто любил, гордился и дорожил дружбой с предателем. Многие из них трагически ушли из жизни.

Корбин:

— Да, его жена скончалась от рака?! Да, прямо-таки то мистика! И чем еще это подтверждается?

Автор:

— Кстати, она умерла в Солсбери. Раньше времени ушел из жизни брат Скрипаля — Валерий, заслуженный ветеран-десантник, не выдержал позора. Сын Александр стал алкоголиком. Умер в 2017 году по дороге из Москвы в Санкт-Петербург.

Такая же судьба постигла близких другого предателя — Резуна. Его дед — участник войны, не выдержал позора и покончил с собой. Отец перед смертью проклял сына предателя.

Корбин:

— Печально, что это произошло.

Автор:

— Если говорить о Скрипале, то трагедия для его семьи этим не закончилась. Несчастная Юля стала заложницей в грязной игре политиков и спецслужб, и вряд ли ее оставят живой. В таких грязных делах свидетелей не оставляют. Что касается Скрипаля, то он оказался омерзительнее доктора Хайда. Он забрал жизнь, надеюсь, пока еще живой собственной дочери…

Интервью длилось почти два часа. К этому времени у его участников накопилась усталость, заметнее всего она проявилась у Маши. От напряжения у нее над верхней губой выступили бисеринки пота. Она не просто блестяще переводила вопросы и ответы, ей каким-то удивительным образом удавалось улавливать и тонко передавать даже эмоциональные оттенки нашей с Джейн речи. Автор уже не замечал, что общение идет на разных языках и только острые вопросы и цепкий, словно проникающий в душу взгляд Джейн, говорили, это не просто беседа, а некое расследование и поиск истины в запутанном «деле Скрипаля». В нем каждый искал свою правду. Перевод измотал Машу. Автор предложил сделать перерыв и пройти на ланч. Предложение было принято.

Майкл и Гарри остались в зале, и, ограничившись кофе с сэндвичами, продолжили колдовать над аппаратурой. Джейн и Маша в сопровождении Автора спустились в кафе и заняли места за столиком. Официантка Мария подала кофе, чай и гренки. Мелодичная музыка и уютный интерьер располагали к неформальному общению. Настороженный огонек в глазах Джейн погас. Она охотно рассказала, как пришла в большую журналистику. Это желание сформировалось в ранней юности при участии отца. Он был сотрудником МИД Британии и по роду деятельности занимался налаживанием авиасообщений. Вместе с ним Джейн побывала во многих странах. Яркие впечатления, потребность поиска нового и неизведанного привели ее в пишущую, а позже в тележурналистику. Первые свои телерепортажи Джейн отправляла в Лондон из зоны грузино-абхазского военного конфликта. В беседе о нынешней России, она отметила, что страна меняется к лучшему, особенно это заметно по Казани. Город поразил ее своим уникальным и неповторимым колоритом.

Отдохнув, к разговору присоединилась Дровненкова. В отличие от Джейн, она стала путешественником поневоле. Ранее в переписке и сейчас в общении у Автора не раз возникало чувство досады. Русская по крови и пока еще по духу, блестящий переводчик, Маша оказалась востребованной в далекой Британии. Родилась она в СССР, воспитывалась в интеллигентной русской среде. Ее родители в качестве специалистов переехали в Латвию и работали на Игналинской АЭС. После распада Советского Союза оказались за пределами исторической родины — России. Об этом с горечью говорила Маша «…папа и мама стали чужими в Латвии и России, а я превратилась в перекати-поле».

Автор, слушая, смотрел на молодую, красивую русскую женщину и с горечью думал: «Ты бы могла дать жизнь иванам и марьям, а ее получат генри и майклы. В памяти возникали встречи с русскими людьми во время поездок на Украину, Грузию, Абхазию и Казахстан. Они, также как Маша и ее родители, после рокового августа 1991 года, по воле амбициозных, алчных политиканов оказались чужими на земле, в которой лежали их предки. Развивать эту больную тему мы не стали, поджимало время. До отхода поезда, на котором журналистам предстояло отправиться в Москву, оставалось чуть больше четырех часов. Джейн предложила продолжить интервью.

Отдохнувшие и посвежевшие, Автор и журналисты возвратились в зал и продолжили интервью. От благодушной атмосферы, несколько минут назад царившей в кафе, не осталось и следа. В глазах Джейн блеснул стальной огонек и «акула пера, телеэкрана» впилась в свою жертву.

— Что вы можете сказать о причастности России к отравлению Скрипалей?

Автор:

— Давайте не спешить с подобными выводами. Кроме голословных обвинений премьера Мэй, никаких доказательств не представлено. И вообще, т. н. «отравление Скрипалей» выглядело как трагедия, а все закончилось невразумительной историей с двумя несчастными бродягами-наркоманами из Эймсбери Чарли Роули и Дон Стерджесс, якобы отравленных «Новичком» 30 июня.

Ваша и моя страна — правовые страны. Поэтому комментировать заявления Мэй, когда нет результатов следствия, тем более решения суда, некорректно.

Корбин:

— Но специалисты из ОЗХО подтвердили, «Новичок» изготовлен в России.

Автор.

— Если быть точным, то в СССР. Изобретатель «Новичка», в прошлом гражданин Казахстана, давно проживет в США. Формула «Новичка» им раскрыта и находится в широком доступе. Его могла изготовить любая страна, в том числе и Британия.

Корбин:

— Вы хотите сказать, что к происшествию со Скрипалями могла быть причастна лаборатория в Портон Дауне?

Автор:

— Я не утверждаю, но такая версия имеет место быть. Вы профессионалы, разве у вас не возникает вопрос, когда наблюдаешь странную картинку из Солсбери: ходят какие-то люди в костюмах инопланетян, ищут страшный «Новичок», а рядом прогуливается дама с собачкой и играют дети. Все живы и здоровы! Абсурд! Шекспир порвал бы в клочья сценарий, а постановщиков этого спектакля и исполнителей не взял бы в массовку.

Корбин:

— А не могло ли отравление Скрипалей быть актом мести со стороны его коллег?

Автор:

— Зачем? Какой смысл? Он уже двадцать лет как уволен со службы. С 2010 года жил в Британии и никому не был нужен, кроме британских спецслужб. Он понадобился, как один из пунктов программы по дискредитации России, разработанной в Вашингтоне и Лондоне. С каждым днем это становится все более очевидно.

Корбин.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Автор:

— Не там ищите. Сценарий этой политической игры мне понятен, увязать в одну цепь отравления в Солсбери и Сирии, чтобы затем обвинить во всех грехах Россию. Мотив тоже ясен, наказать ее за самостоятельную внешнюю политику и устранить как экономического конкурента.

И еще, а почему бы историю со Скрипалями не рассматривать как отражение острой внутриполитической борьбы среди ваших политиков? Вспомните недавние дебаты в вашем парламенте по поводу военного бюджета. Речь шла об огромной сумме в 36 миллиардов фунтов. Ваш министр обороны требовал срочно увеличить расходы на оборону. Мотивировал растущей угрозой со стороны исламских террористов и агрессивной России. Лейбористы были против, и тут, как по заказу, произошло отравление Скрипалей. Бюджет был принят.

Корбин:

— Давайте перейдем к британо-российским отношениям? Что, на ваш взгляд, привело их к нынешнему состоянию?

Автор:

— Предлагаю рассмотреть их не только в контексте 2018 года и постсоветского периода, а в более широком временном отрезке. При этом опираться на факты, а не на эмоции.

Корбин:

— Хорошо. И какие же это факты?

Автор:

— Не принижая значения других государств, последние полтора столетия прошли под знаменем противоборства двух великих империй — Британской, над которой, что справедливо, «никогда не заходило солнце», и Российской — Советской.

Корбин:

— С этим можно согласиться.

Автор:

— Предлагаю при оценке этих отношений исходить из известного высказывания вашего великого государственного деятеля сэра Уинстона Черчилля. Она звучит так.

«Размышления над прошлым могут послужить руководством для будущего».

Корбин:

— Сэр Черчилль был великим политиком и, можно сказать, творил историю.

Автор:

— С этим никто не спорит. Так вот, один из таких поворотных моментов в наших отношениях имел место 100 лет назад. Русская революция 1917 года, крушение союзника Британии — Российской империи. Заключение уже советской Россией Брестского мира с Германией и выход из Первой мировой войны. Как результат, Британия и ее союзники по Антанте оказались один на один с Германией. В этой ситуации понятна позиция руководства Британии, вернуть Россию в войну.

2 августа 1918 г в Архангельске высадился экспедиционный корпус генерала Фредерика Пуля и оккупировал север России. Одновременно главы дипломатических миссий Великобритании и Франции Локкарт и Гренар организовали заговор, направленный на свержение правительства Ленина.

Корбин:

— Но большевики тоже были не ангелами.

Автор:

— Не спорю. 31 августа 1918 года чекисты штурмом взяли британское посольство в Санкт-Петербурге, захватили 40 заговорщиков из числа бывших русских офицеров императорской армии и большое количество оружия. При штурме погиб военно-морской атташе капитан Кроми.

Но это еще не все. Весной 1920 года Каспийская флотилия под командованием Раскольникова захватили иранский порт Энзели с 23 судами бывшей Российской империи и предъявили ультиматум командованию британской 51-й пехотной дивизии, охранявшей подступы к нему. Ультиматум был отвергнут. В коротком бою дивизия потерпела поражение, а ее командир — коммодор Фрайзер, попал в плен. Северный Иран стал просоветским. Возникла угроза для жемчужины британской империи — Вест-Индии.

Корбин:

— Но крупномасштабной войны между нашими странами удалось избежать.

Автор:

— А почему? Да потому, что у руководства нашими странами стояли государственные деятели. Они, в отличие от политиков, работающих на свою карьеру, думали о будущем своих народов.

Руководителям Британии хватило мудрости оценить эту угрозу интересам империи. Они признали сложившиеся реалии и пошли на компромисс с властью большевиков.

16 марта 1921 года советская Россия и Великобритания заключили торговое соглашение. В нем был политический пункт, по которому обе стороны обязывались воздерживаться от всяких враждебных действий и пропаганды друг против друга. Советская республика должна была воздерживаться от подобных актов в Индии и Афганистане, а британское правительство — в странах, которые ранее составляли часть Российской империи. Это позволило Британии владеть этим брильянтом еще около 50 лет, а советской России свыше 70 Закавказьем.

Урок: государственные деятели думают о благе государства, а политики о своей карьере.

Корбин:

— Да, в той сложной ситуации был найден выход. Какие еще примеры вы можете привести?

Автор:

— Он, к сожалению трагический, имел место в 1938 году. Мы тогда могли стать союзниками, осадить Гитлера с его нацистами и не допустить Второй мировой войны. Но Чемберлен решил умиротворить Гитлера. 16 сентября 1938 года под Мюнхеном, в ходе переговоров с Гитлером он согласился на расчленение Чехословакии. У нас та встреча называется не иначе как преступный мюнхенский сговор, открывший дорогу ко Второй мировой войне.

Но был и другой положительный пример. 8 июля 1941 года сэр Черчилль обратился с личным письмом к Сталину. Его содержание сегодня не составляет тайны. Приведу лишь фразу из него:

«Мы готовы помочь русскому народу всем, чем мы можем».

Сказано по-человечески ясно и понятно. Черчилль поступил как великий политик. Надо быть мужественным человеком, когда ты и твоя страна находятся под гитлеровским прицелом — операции «Морской лев», найти в себе силы встать рядом с недавним противником, борющимся с всемирным злом — фашизмом.

Корбин:

— Как вы оцениваете нынешние британо-российские отношения?

Автор:

— Для меня становится все более очевидным, что существуют две Британии. Одна — вздутый шар. Она находится в подавляющем меньшинстве — это та часть т. н. политиков, вес которых таков, как и тот шар, на котором они летали. Рано или поздно они сдуются и, кроме дурного запаха, в воздухе ничего другого не останется.

Но есть другая Британия, и она в большинстве. Ее можно было наблюдать на чемпионате мира в России.

Корбин:

— Каким вы видите будущее британо-российских отношений?

Автор:

— Славные времена великой королевы Виктории и даже сэра Черчилля навсегда остались в прошлом. Ту Британию уже не вернуть. Сегодняшняя Британия — это далеко не империя, над которой никогда не заходит солнце.

В борьбе с т. н. «советской угрозой», вы не заметили, как возникли другие угрозы, в лице гигантов: Китая и Индии.

Не хотел бы быть пророком, но в ближайшие десятилетия Британия вряд ли сохранится в прежних границах. Тревожный звонок, и не один, уже прозвучал из Эдинбурга. И дело не в позиции руководства Шотландии, а в объективных причинах.

Одна из них, — и главная, состоит в том, что в период наивысшего могущества Британская империя колонизировала одну страну за другой и свое благополучие строила на их эксплуатации. Сегодня бывшие колонии завоевывают Британию. Далеко за примерами ходить не требуется, достаточно посмотреть на лица лондонцев и ваше будущее становится ясно.

Корбин:

— К сожалению, этот процесс не остановить. А как вы оцениваете перспективы России?

Автор:

— В отличие от Британии Россия самодостаточная страна. Она обладает 35 % от мировых запасов, но главное ее богатство несокрушимый дух народа. Скажите, какая страна, какой народ способен выдержать две мировые войны и три революции за столетие?

Это не просто общие рассуждения, это личный жизненный опыт. В начале окаянных 90-х я служил в системе госбезопасности и занимал не последнюю должность. То, что происходило на моих глазах и приходило ко мне в оперативных сводках: в союзных республиках националисты штурмовали здания КГБ, сотрудников и их семьи брали в заложники, бал правили вооруженные банды.

У меня возникало чувство отчаяния и безысходности. Казалось, вслед за СССР канет в небытие и Россия. Если говорить о моей семье, то после августа 1991 года, ее спасал продовольственный паек: тушенка, крупы, сахар и тому подобное. Жена и мама делили его по дням.

Прошло 27 лет. Россию не узнать — это современная и динамично развивающаяся страна.

Корбин:

— Какими вы видите будущее британо-российских отношений?

Автор:

— На мой взгляд, у наших народов нет причин для конфликта. Это лишний раз доказал чемпионат мира по футболу, проходивший в России. Ваши болельщики и футболисты убедились, мы люди с открытой душой, но никому не позволим плевать в нее.

Дело за политиками наших стран. Если говорить о президенте Путине, то он не потерял надежду на улучшение отношений. Он продолжает изучать английский язык и, как говорят, добился больших успехов. Будущим руководителям Британии не обязательно изучать русский язык, достаточно будет внимательно прочесть мемуары вашего великого политика сэра Черчилля, и тогда многое наладится в наших отношениях.

Возвращаясь к сегодняшнему дню, хочу сказать: несмотря на антироссийскую шизофрению некоторой части британского общества, в России по-прежнему обожают Уильяма Шекспира, Вальтера Скотта, сыщики подражают Шерлоку Холмсу, а футбольные фанаты болеют за «Челси». Надеюсь, впереди наши страны и народы ждут добрые отношения.

Корбин:

— Что вы можете сказать об отношениях между спецслужбами и политической жизнью — как они влияют друг на друга?

Автор:

— Спецслужбы — инструмент в руках политиков. Любая спецслужба, отстаивая национальные интересы, занимается сбором политической, экономической и военной информации. В этом нет ничего необычного, это рабочий процесс, в котором неизбежны ошибки и провалы. В такой ситуации важно, чтобы политики не стали их заложниками.

Корбин:

— Как вы оцениваете обмен разведчиками, в числе которых находился Скрипаль, между Москвой, Вашингтоном и Лондоном, произошедший в 2010 году?

Автор:

— Эта акция свидетельствует, что в той ситуации ваши и наши политики руководствовались не личными, а государственными интересами, оказались выше сиюминутных пропагандистских акций. От этого выиграли наши экономики, вложения британского бизнеса в Россию на тот период были весьма внушительные — четвертое место.

В таких случаях опытные сотрудники спецслужб говорят:

«Вести разведывательную работу надо в той стране, шпионы которой сидят в тюрьме твоей страны».

Корбин:

— Да, это была необычная во всех отношениях акция. Она носила единичный характер?

Автор:

— Нет. Была еще история с британским «булыжником» в московском сквере. Вы о ней, наверно, слышали?

Корбин:

— Подробностей я не знаю, расскажите.

Автор:

— В 2005–2006 годах ФСБ при проведении операции на канале связи британской разведки со своими агентами из числа российских граждан выявила группу кадровых сотрудников МИ-6. Их было четверо, работали под дипломатическим прикрытием.

В конце января 2006 года операция российской контрразведки была завершена. В результате все четверо «спалились», в руках сотрудников ФСБ оказалось уникальное и очень дорогое средство технической разведки, закамуфлированное под булыжник и обеспечивавшее бесконтактный обмен информацией между агентами и его кураторами из МИ-6.

Какова была реакция официальных лиц в Москве и в Лондоне? Наш МИД ограничился дежурной нотой протеста. Руководитель МИДа, я уже не говорю о президенте Путине, не опустились до того, чтобы обвинять правительство Британии во всех смертных грехах.

Такой же сдержанной и достойной была реакция премьера Тони Блэра. Если мне не изменяет память, на вопросы журналистов он заявил примерно следующее:

«Боюсь, что от меня вы получите заезженное».

Звучит как-то подкупающе, по-человечески. Не так ли? Этим Тони Блэр не ограничился и далее сказал:

«…Думаю, чем меньше будем говорить об этом, тем лучше».

Золотые слова, да в уши некоторым политикам, прежде чем вопить на весь мир о том, что не доказано не то что в суде, а даже в ходе следствия.

Корбин:

— Достойное решение.

Автор:

— Оно не единственное. На меня произвел сильное впечатление еще один эпизод из 70-х годов прошлого века. Ваша контрразведка разоблачила нашего ценного агента. В течение ряда лет он представлял важную информацию, которая докладывалась высшему руководству СССР.

Британский суд приговорил его к огромному сроку заключения. В уважающих себя спецслужбах принято добиваться освобождения провалившихся агентов. Руководство КГБ, позже российской контрразведки в течение ряда лет добивалось его освобождения и нашло понимание у руководства СИС. Такой обмен произошел.

В той истории меня поразил тон письма руководителя СИС к директору ФСБ. Он был выдержан в самых уважительных тонах, в нем была удивительная оговорка. За давностью лет я не могу привести ее точно, но общий смысл заключался в следующем: Закон Британии в таких случаях суров. Руководитель СИС, ссылаясь на Закон, пояснил, агент будет находиться на свободе под чужой фамилией, ему будет запрещен выезд за пределы страны, а при проверке тюрьмы уполномоченной комиссией, он на это время должен занять место в камере. Вот такая невероятная история.

В целом по этой щекотливой теме.

Спецслужбы вашей и моей страны, что вполне нормально, должны отстаивать национальные интересы своими специфическими средствами. На то они и спецслужбы. Главное, чтобы в этом противостоянии не нарушать неписанные джентльменские правила и не переносить его в общество.

Что касается политиков, то они должны сохранять выдержку и не раздувать из мухи слона.

Корбин:

— Спасибо…

На часах было 16:45, и здесь голод напомнил о пропущенном обеде. По внутреннему переходу мы спустились в бар клуба «Пурга». И здесь у искушенных британцев округлились глаза. Царившая в нем атмосфера и дизайн, вероятно, возвратили их на родину, в Ливерпуль. Владелец «Кристалла» — Андрей Геннадьевич Михайлов, горячий поклонник знаменитых битлов перенес на марийскую землю небольшую частицу Британии.

Центральный зал «Пурги» был почти копией ставшего всемирно известным ливерпульского джазового клуба The Cavern — «Пещера». В нем, в далеком 1960 году четверо гривастых, худых и полных жизни парней, объединившись в рок-группу The Beatles, дерзко ворвались в мир рок-музыки и вскоре безраздельно властвовали на ее олимпе.

Чтобы британцы чувствовали себя как дома, диск-жокей Нурик включил запись знаменитого хита битлов «Twist and Shout» — «Танцуй твист и кричи». Гости переглянулись, общее мнение одним словом выразил Майкл.

— Excellently! — Великолепно!

Автор не нуждался в переводе, об этом ему сказали восхищенные лица гостей. Они прошли к столу, официантка Мария подала меню, и тут британский патриотизм дал трещину. Все, за исключением Гарри — вегетарианца, предпочли традиционным английским porridge — овсянке и eggs with cheese — яичнице с сыром, российский борщ и уральские пельмени, приготовленные шеф-поваром Александром. Их аппетит не смог испортить даже пресловутый «русский «Новичок». Майкл попросил добавку борща.

По мере того как чувство голода уступало сытости, атмосфера за столом приобретала все более непринужденный характер, а разговор становился все более оживленным и откровенным. Он, в основном, шел о недавно прошедшем в России чемпионате мира, об успехах английской и российской сборных. Помимо богатых на сенсации результатов все, без исключения, отмечали комфортные условия для болельщиков и не только в Москве, а и в других городах, где проходил чемпионат.

Общее мнение выразил Майкл, ранее неоднократно посещавший Россию. По его словам, с последнего приезда в Россию, имевшего место два года назад, страна значительно изменилась и изменилась к лучшему, как внешне, так и внутренне. Он отметил, что в большинстве своем, русские люди чувствуют себя более уверенно и комфортно, чем десять или пять лет назад.

Его точку зрения поддержал Гарри. Он обратил внимание на то, что британское телевидение достаточно широко освещало не только игры чемпионата, а и объективно передавало атмосферу, царившую за пределами стадионов. По его мнению, она была весьма доброжелательной и комфортной. Несмотря на негатив, вызванный «делом Скрипалей», значительная часть британцев смогла убедиться в том, что Россия — это современная, европейская страна, а русские люди сформировали у многих британцев положительный имидж России.

С ним согласился Майкл, но при этом посетовал, что искаженное представление части британского общества о России является следствием позиции ряда ведущих британских политиков, находящихся у власти.

Признав, что негативный образ России и русских людей в британском обществе в значительной степени формируется массмедиа, Джейн обратила внимание на то, что Би-би-си является государственной компанией. Исходя из этого, ее сотрудники вынуждены следовать в фарватере политики, проводимой кабинетом министров. Вместе с тем она подчеркнула, что в работе над фильмом нет цели навязать британскому зрителю какую-то одну точку зрения, а присутствует желание представить несколько мнений, в том числе и представителей российской стороны.

В дискуссии незаметно подошло время отъезда. Участники интервью расстались, если не друзьями, то, по крайней мере, не врагами. Автор выразил надежду, что честный документальный фильм Джейн развеет завесу лжи и дезинформации вокруг так называемого «дела Скрипалей», что на смену нынешним политиканам в Лондоне придут другие, думающие не о своей карьере, а о благе государства. У них хватит мужества перевернуть далеко не лучшую страницу в истории многовековых отношений между Россией и Британией, а здравый смысл подвигнет искать общий язык с политиками в Кремле. 18 августа 2018 года в глубинке России, в городе Йошкар-Оле, это удалось.

Примечания

1

Организация, запрещенная в Российской Федерации.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 «Джентльмены» с набережной Принца Альберта

Глава 2 От бочки вина до государственной измены

Глава 3 Бог шельму метит

Глава 4 «Крот» в «Аквариуме»

Глава 5 «Крот», да не тот

Глава 6 Наследники Смерша

Глава 7 «Англичанка» снова гадит

Глава 8 Момент истины

Глава 9 Турецкий гамбит

Глава 10 «Это не хитрый ход, это мат!»

Глава 11 Бумеранг предательства

Глава 12 Ящик Пандоры

Глава 13 Что искали в Йошкар-Оле журналисты из британской корпорации Би-би-си? Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg