«Ликвидаторы КГБ»

Ликвидаторы КГБ (fb2) - Ликвидаторы КГБ 8616K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Иванович Колпакиди

Ликвидаторы КГБ / Александр Колпакиди

ВСТУПЛЕНИЕ

В наш, вопреки прогнозам Фрэнсиса Фукуямы, бурный век, начавшийся взрывами 11 сентября 2001 года, понятия «террор» и «терроризм» прочно вошли в лексикон не только всех мировых СМИ, не только в лексикон публицистов и, по меткому определению Руслана Имрановича, дурачков, называющих себя политологами, но и в бытовую речь рядовых граждан практически всех государств мира. Однако зачастую между этими терминами не делают различия, что совершенно неверно. Впрочем, не следует винить в этом журналистов, поскольку еще сто лет назад в энциклопедиях давалось следующее определение террора:

«Террор (франц. Terreur, ужас), господство ужаса во время французской революции (от мая 1793 до 27 июля 1794); лица, стоявшие в то время во главе правления, называются террористами. «Белым террором» называют, вследствие белого знамени Бурбонов, кровавую реакцию после 1815»[1].

Однако, как уже говорилось, ставить знак равенства между террором и терроризмом нельзя. Дело в том, что террор — это политика репрессий со стороны правящих кругов (элит) против оппозиции для сохранения своего господства, проводимая с помощью силовых структур государства, а терроризм — это насилие, совершаемое представителями оппозиционных правительству группировок (антиэлит) с целью вызвать панику среди населения, ослабить государственные институты и осуществить политические, религиозные или социально-экономические изменения в обществе. При этом орудием террора являются репрессии (явные и тайные), оружием терроризма — террористический акт. Необходимо также помнить, что история терроризма в его современном понимании начинается в XIX веке, в то время как история террора насчитывает более двух тысячелетий.

Первым государством, о котором достоверно известно, что в основу его внутренней политики были положены репрессии, являлась античная Спарта с ее печально знаменитыми криптиями[2].

Во времена античности имели место и убийства находящихся в эмиграции представителей оппозиции. Так, например, в 403 г. до н. э. 30 афинских тиранов во главе с Критией, стремясь сохранить свою власть, убедили спартанского полководца Лизандра в том, что скрывавшийся у персов его давний противник, бывший афинский стратег Алкивиад, представляет угрозу для установленного им в Афинах порядка. В результате по требованию Лизандра персидский сатрап Сарнабаз отдал приказ убить Алкивиада. Несчастный был убит стрелами во фригийском городе Мелис С. Сам Крития был убит в 403 г. до н. э. в ходе борьбы с возвратившимися в Афины демократическими изгнанниками во главе с Фрисбулом.

Другой подобный случай связан с именем великого карфагенского полководца Ганнибала Барка, более известного как просто Ганнибал (247–183 до н. э.), — непримиримого врага Рима. Потерпев после 18 лет непрерывной войны поражение от римлян в сражении при Заме (202 г. до н. э.), он был вынужден отправиться в изгнание на Восток, но воевать с Римом не прекратил. «Отцы-сенаторы, — пишет римский историк Корнелий Непот, — считавшие, что не будет им покоя, пока жив Ганнибал, отправили в Вифинию легатов с наказом требовать от царя, чтобы он не держал при себе злейшего врага Рима, но выдал его послам. Прусий, собака, не посмел отказать гостям и уперся лишь на том, что послы не должны требовать, чтобы он выдал Ганнибала лично, поскольку это нарушило бы долг гостеприимства. Пусть, мол, они сами ловят его, как могут, местоположение его будет найти легко»[3]. В результате дом, где проживал Ганнибал, был окружен вооруженными людьми, и полководец, не видя для себя иного выхода, покончил с собой, приняв яд.

Во времена Римской империи императоры также проводили политику террора против сенатской оппозиции, орудием которого были силовые структуры того времени — преторианские когорты. Смысл проводимого императорами террора заключался в искоренении остатков республиканских государственных институтов и укреплении институтов имперских. При этом репрессии практически не касались других сословий (всадничество, плебс), сопротивление со стороны сенатской оппозиции выражалось отдельными заговорами, да и то только в тех случаях, когда террор приобретал массовый характер и начинал угрожать самому существованию Римского государства.

В Средние века террор не получил такого широкого распространения как во времена античности. Разумеется, на покушения и заговоры правители отвечали репрессиями, но они носили ограниченный и узконаправленный характер.

Так, например, на замечательного французского короля Генриха IV Наваррского религиозные фанатики-католики с завидным упорством покушались около десяти раз: в 1593 году — Легер, в 1594 году — Жан Шатель, в 1595 году — доминиканец из Фландрии Ридиго, в августе 1596 году — Жан Гуедон, потом и его брат и т. д. Хотя все они были ярыми католиками, никаких репрессий в отношении католической церкви не отмечалось. В конце концов Генриха IV был убит школьным учителем Франсуа Равальяком в Париже 14 мая 1610 года. На ходу вскочив в карету, убийца нанес королю первый удар ножом. Легко раненный герой романов Дюма и Генриха Манна повернулся к сидящему рядом господину де Монбазану и воскликнул: «Твою мать, я ранен! Зарезали-таки сволочи! Сталина на них нет!», — после чего получил второй удар в грудь, который поразил легкое и рассек аорту, а затем — третий. После казни тело Равальяка было разорвано на куски сторонниками Генриха IV, но массовых репрессий со стороны властей не последовало.

Если говорить о России, то впервые террор как государственную политику применил Иван IV Грозный, создавший для этого специальный институт — опричнину. Причиной гостеррора стал спор между царем и боярством о дальнейшем пути развития государственной власти. Бояре отстаивали западный путь развития государства. В качестве идеала им виделось устройство Польши, где король был выборной фигурой, действия которого находились в прямой зависимости от воли шляхетства и магнатов. Иван стремился к самодержавной форме правления, опираясь на идею божественности ее происхождения. В связи с этим террор затронул все слои населения России — боярство, высшее духовенство, служилых и приказных людей, посадские верхи, крестьянство. В результате выбранная Иваном IV модель государственного устройства была реализована частично и оказалась неустойчивой: к тому же достигнута страшной ценой — к концу его царствования до 90 % пахотных земель не засеивалось, крестьянство массово бежало на юг, страна была разорена. Дальнейшими последствиями террора Ивана IV было так называемое «Смутное время»: внутренняя политическая борьба, самозванцы, польская и шведская интервенция, крестьянская война и долгий выход из кризиса.

Однако необходимо отметить, что при всей своей жестокости и коварстве Иван IV, насколько нам известно, ни разу не пытался физически устранить своих противников, бежавших за границу. Даже князю Андрею Курбскому он посылал не наемных убийц, а гневные письма. Хотя деятельностью за границей своих перебежчиков и «невозвращенцев» Иван Грозный все-таки интересовался. Так, инструктируя в начале 1571 года направляющихся к польско-литовскому королю Сигизмунду-Августу своих послов, — князя Ивана Камбова и князя Мещерского, — царь дал им тайный наказ — разведать о русских беглецах. И послы действительно разведали о том же Курбском, о Евгении Заболоцком, Теретине, Кошкареве, Валуеве, князе Оболенском, отметили их тяжелое материальное положение и связанное с этим стремление наняться на военную службу к польским магнатам. Покушаться же на жизнь покинувших его удел подданных ему вроде бы и не приходило в голову, хотя кто знает.

Также и Петр I, преследуя оппозицию внутри страны, бежавшего в сентябре 1716 года в Австрию наследника престола царевича Алексея не убил, не похитил, а хитростью уговорил вернуться обратно. Исключениями на этом фоне выглядят отравление в 1453 году бежавшего в Новгород претендента на Московское великое княжение Дмитрия Шемяки или похищение в Италии в 1775 году самозванки княжны Таракановой, именовавшей себя незаконнорожденной дочерью императрицы Елизаветы Петровны, совершенное графом Алексеем Орловым по приказу Екатерины II. Здесь необходимо учесть то обстоятельство, что в первом и втором случае речь шла о претензиях на престол, — хотя Василий II по отношению к Шемяке руководствовался также и чувством мести за свое ослепление. А Екатерина II, как и все наши правители, когда дело касалось ее права царствовать в России, забывала о своем гуманизме и была беспощадной.

Что касается террора как государственной политики, то он вновь мощно заявляет о себе на исторической сцене во времена Великой французской революции, когда на арену политической борьбы выходят новые исторические силы. При этом применение репрессий оправдывалось ими необходимостью защиты завоеваний революции от зловещих заговоров монархистов[4].

Однако даже якобинцы не практиковали преследование оппозиции за рубежом. Впервые на это пошел Наполеон. По его приказу 15 марта 1804 года на территории суверенного Баденского княжества в городке Эттенхайме тремя бригадами жандармов усиленными отрядом в три сотни драгун был захвачен принц, потомок французских Бурбонов из ветви Конде — Луи Антуан Анри де Бурбон-Конде, герцог Энгиенский. Его доставили во Францию, формально осудили военным судом и расстреляли в ночь с 20 на 21 марта в Венсенском замке[5].

В XIX веке террор как государственная политика постепенно отходит на второй план, уступая место экономическим методам принуждения. Нов это же самое время на исторической сцене появляется терроризм — национально-освободительный, религиозно-политический и революционный (политический). При этом национально-освободительный терроризм наблюдался как в Азии (в Индии — антибританский, в Корее — антияпонский, во Вьетнаме — антифранцузский), так и в Европе (в Ирландии — антианглийский, в Армении и Македонии — антитурецкий, в Боснии и Галиции — антиавстрийский и т. д.). Что же касается терроризма революционного, то это явление преимущественно европейское. Первыми терактами чаше всего называют убийство Карлом Людвигом Зандом считавшегося русским агентом писателя Августа Коцебу 23 марта 1819 году в Германии и убийство герцога Шарля-Фердинанда Беррийского 13 февраля 1820 года. Наследник Бурбонов был убит седельщиком Пьером-Луи Лувелем при выходе из театра Гранд-опера в Париже во Франции. Причем в первом случае теракт должен был «освободить» Европу от политического диктата России, во втором — пресечь наследование престола династией Бурбонов — для становления во Франции республики[6].

Дальнейшее развитие политический терроризм получил во время революционного подъема 1830–1840 годов в Европе. Именно тогда начала распространяться идеология анархизма и связанный с ней терроризм. Достаточно будет сказать, что практически все государства Европы в той или иной мере ощутили на себе террористические вылазки анархистов, понятия «анархист» и «террорист» стали синонимами. Тогда же появилось на свет учение К. Маркса, который также не отрицал терроризм. Недаром в своих работах он писал, что «существует лишь одно средство сократить, упростить и концентрировать кровожадную агонию старого общества и кровавые муки нового общества, только одно средство — революционный терроризм». Но если в Европе, правовое сознание населения которой стояло достаточно высоко, терроризм в целом был подвергнут осуждению, то в России, где понятие «право» отсутствовало практически у всех сословий, он нашел благодатную почву[7].

Первым в России публично в 1862 году объявил терроризм нормальным и естественным средством достижения политических и социальных изменений общества бывший студент Московского университета Петр Заичневский, автор прокламации «Молодая Россия». «Мы изучили историю Запада, — писал он, — и это изучение не прошло для нас даром; мы будем последовательнее не только жалких революционеров 48 года, но и великих террористов 92 года, мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах»[8].

Эпоха практического терроризма началась в России 4 апреля 1866 года, когда Дмитрий Каракозов, неудачно стрелял в Александра II. Дальнейшее развитие революционного движения привело к тому, что в 1879 году организация «Земля и воля», ставившая своей целью освобождение крестьянства и наделение его землей, раскололась на две группы, причем вторая, «Народная воля», встала на путь терроризма, посчитав его единственно возможным инструментом борьбы за политические свободы, против произвола властей. Народовольцы подготовили 7 покушений на Александра II, последнее из которых, 1 марта 1881 года, закончилось убийством царя. «Народная воля» послужила прообразом всех последующих террористических организаций. Так, в декабре 1886 года А. Ульяновым и П. Шевыревым была основана «Террористическая фракция» «Народной воли», ставящая целью установление в России социалистического строя путем дезорганизации правительства посредством террористических актов. Впрочем, эта организация была быстро раскрыта и задуманное покушение на Александра III не произошло. А в октябре 1901 года из народнических групп была создана партия эсеров, при которой образовалась знаменитая Боевая организация во главе с Г. Гершуни для организации терактов с целью истребления крупных царских сановников.

В результате, начиная с 1881 года, от рук террористов пали Александр II, Великий князь Сергей Александрович, министры Н.П. Боголепов, Д. С. Сипягин, В.К. Плеве, множество прокуроров, губернаторов, полицейских чинов, попутно с которыми гибли ни в чем не повинные люди. Завершил список жертв террористов П.А. Столыпин, убитый 1 сентября 1911 года в киевском оперном театре[9]. Особо массовым он был в годы первой русской революции, когда по стране практически бесконтрольно со стороны революционных партий действовали боевые летучие отряды, порой сами определявшие свои цели, что не приветствовалось их политическим руководством. Итоговая статистика (возможно завышенная) деятельности революционеров — 4500 чиновников различного ранга и около 17 тысяч мирного, ни в чем не повинного населения.

Разумеется, свои боевые террористические организации были не только у народников или эсеров, но и у анархистов, максималистов, национальных революционных партий (финнов, поляков, латышей, евреев, представителей народов Кавказа), были они также и у большевиков. Причем самые массовые и «серьезные». Недаром Ленин еще в статье «С чего начать» писал, что «принципиально мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора»[10]. Ленин в 1905 году, забыв о своих обвинениях против эсеров в «революционном авантюризме», потребовал от большевистских организаций, и прежде всего от недавно созданной Леонидом Красиным Боевой технической организации при ЦК РСДРП, перехода к партизанской борьбе.

«Я с ужасом, ей-богу, с ужасом вижу, что о бомбах говорят больше полугола и ни одной не сделали! — писал он в Боевой комитет при Санкт-Петербургском комитете РСДРП. — Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. п. Пусть тотчас вооружаются сами, кто как может, кто револьвером, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д.

Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания… Пусть каждый отряд учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни опытных бойцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч»[11].

После спада революционного движения 1905–1906 годов Боевая техническая организация и боевые организации при комитетах РСДРП переориентировались главным образом на «эксы». Причем грабежи государственных учреждений и частных лиц проводились большевиками со столь необычайным размахом, что многие партийные лидеры стали говорить, что «эксы» и подобные им «партизанские действия» способны дискредитировать партию в глазах ее сторонников и посеять семена внутренней деморализации. В результате вопрос об «эксах» обсуждался на двух совместных съездах большевиков и меньшевиков. На IV съезде РСДРП в 1906 году большевики во главе с Лениным предлагали признать допустимыми экспроприации государственных денежных средств на нужды восстания при условии контроля за ними со стороны партии. Но меньшевики и часть большевиков проголосовали против, и это предложение ленинцев не прошло. На V съезде РСДРП в 1907 году большевики вновь поставили вопрос о разрешении экспроприации казенного имущества при условии самого строгого контроля со стороны партии, но большинство проголосовало за резолюцию меньшевиков, воспрещающую «эксы». (Ленин и его сторонники голосовали против этой резолюции.)

Однако резолюции IV и V съездов партии не выполнялись, большевики организовали «военно-техническое бюро» для добывания денежных средств, а также закупок и производства оружия для боевых групп. Боевые организации большевиков продолжали проводить «эксы» и другие «партизанские действия». Достаточно назвать знаменитую экспроприацию на Эриванской площади в Тифлисе 13 июня 1907 года, проведенную под руководством знаменитого Камо, во время которой погибло три человека (добычей боевиков стала 241 тыс руб.). Более того, именно в этот период в политическом лексиконе революционных партий появилось понятие «лбовщина», связанное с именем видного уральского боевика Александра Лбова, создавшего партизанский отряд.

Несмотря на запрещение «эксов», он продолжил грабежи «на нужды революции» и вскоре стал заурядным бандитом-уголовником, его боевая дружина выродилась в обычную банду.

Но не только «эксами» занимались боевые дружины. Например, в 1905 году группа боевиков под руководством Христофора Салныня (о нем чуть позже) освободила из Рижской центральной тюрьмы группу заключенных боевиков, в том числе члена ЦК Латвийской партии Лациса («Крюгер»), рабочего Слессара и Петерса, брата будущего знаменитого чекиста, ожидавших смертного приговора по делу об организации изготовления ручных бомб на заводе «Феникс». Вечером 7.сентября 1905 года группа из 15 боевиков во главе с Салнынем, одетым в студенческую шинель, на которую были пришиты офицерские погоны, ворвалась в тюрьму и с боем освободила заключенных. Эта акция получила широкий резонанс не только в России, но и за рубежом. Так, например, женевская газета «Le Temps» от 9 сентября 1905 года по этому поводу писала:

«Позапрошлой ночью группа в 70 человек напала на Рижскую центральную тюрьму, перерезала телефонные линии и посредством веревочных лестниц влезла в тюремный двор, где после жаркой стычки было убито двое тюремных сторожей и трое тяжело ранено. Манифестанты освободили тогда двоих политических, которые находились под военным судом и ждали смертного приговора. Во время преследования манифестантов, которые успели скрыться, за исключением двух, подвергшихся аресту, был убит один агент и ранено несколько полицейских».

В том же 1905 году большевики совместно с эсерами и финскими националистами предприняли попытку доставить в Россию огромную партию оружия, закупленную при помощи японского военного атташе в Швеции (35 000 винтовок системы «Росс» и 7 500 000 патронов к ним, 30 000 револьверов и несколько тонн динамита). В августе оружие было погружено в Гамбурге на пароход «Эллен», в Северном море перегружено на судно «Джон Графтон» под британском флагом. Однако в финских шхерах недалеко от Кеми капитан судна Янструтман заблудился и привлек внимание береговой охраны и таможни. В результате корабль пришлось взорвать, но еще долго финские рыбаки подрабатывали ловлей «огнестрельных рыбок».

Еще более дерзкие замыслы вынашивались большевиками в 1906–1907 годах, о чем можно судить по письму активного участника революции 1905 года Николая Буренина пролетарскому писателю Максиму Горькому. «Об этом никто из старых товарищей никогда не напишет, — сообщал М. Горькому Буренин. — А есть совершенно изумительные вещи, например, как собирались украсть Николая П, и это не анекдот, а факт, об этом серьезно советовались с Красиным и Владимиром Лениным»[12].

Идею похитить царя предложил Красину Александр Михайлович Игнатьев, сын генерала и действительного статского советника, вступивший в РСДРП в 1903 году. Бывая в Новом Петергофе, Игнатьев близко сошелся с казаками, служившими в царском конвое, и узнал, что они имеют претензии к царю. В частности, казаки были недовольны тем, что на высшие командные должности в казачьих войсках назначают выходцев из остзейских баронов. Тогда у Игнатьева созрел замысел использовать казаков для похищения царя. О своем плане он рассказал Буренину, тот, в свою очередь, Красину. Красин долго обсуждал его с Игнатьевым, делал замечания, вносил предложения, после чего доложил о нем Ленину Однако Ленин санкционировать похищение отказался, назвав его авантюрой, которая только отвлечет силы, необходимые для более важной работы. Но при этом не только не высказал неудовольствия автору проекта, а наоборот, похвалил за революционную инициативу.

Удивляться столь широкому и быстрому распространению идеологии и практики терроризма не стоит. Дело в том, что к началу XX века в России подросло целое поколение, для которого революционная деятельность в целом и террористическая в частности, стала не только этическим идеалом, но и политической необходимостью, поскольку недалекий и упрямый Николай 11 сопротивлялся проведению любых реформ, необходимость которых понимало подавляющее большинство граждан страны. В годы первой русской революции этот тип боевика стал чрезвычайно распространен, причем среди членов всех революционных партий, но особенно среди эсеров и большевиков.

После Октябрьской революции очень многие из этих революционеров-боевиков стали крупными советскими государственными деятелями, сотрудниками спецслужб и привнесли свой дореволюционный опыт в практику работы государственных органов.

Примером могут служить первые годы революционной деятельности одного из руководителей советской военной разведки Яна Карловича Берзина, настоящее имя которого было Петерис Кюзис. Он родился 13 ноября 1890 года в имении Клигене Яунпилсской волости Рижского уезда Лифляндской губернии в семье батраков. Бедняки-родители не могли устроить сына в гимназию или реальное училище, и он с большим трудом поступил в учительскую семинарию, готовящую учителей для начальных сельских школ. Поэтому не стоит удивляться тому, что в октябре 1904 года юный Петерис вместе с другими учащимися семинарии принял участие в демонстрациях против царизма, в 1905 году вступил в РСДРП. После начала революции 1905 года он записался в народную милицию и принимал участие в нападениях на казаков, посланных усмирить восставших. В январе 1906 года он был задержан, но сразу после освобождения вернулся к вооруженной борьбе, уйдя к «лесным братьям».

В мае 1906 года во время облавы на отряд «лесных братьев» Берзин был трижды ранен (в ногу, плечо и голову) и захвачен в плен.

После лечения в госпитале он в 1907 году предстал в Ревеле перед военно-полевым судом, который приговорил его к смертной казни. Но так как он к моменту вынесения приговора был несовершеннолетним, то смертная казнь ему была заменена. На повторном заседании суда Берзина приговорили к 8 годам тюремного заключения, которые ввиду несовершеннолетия подсудимого позднее сократили до двух лет. В результате в 1909 году он вышел на свободу и вновь вернулся к революционной борьбе.

А вот начало революционной деятельности другого старого большевика из батраков и будущего друга и соратника Берзина, упомянутого выше Христофора («Гришки») Салныня, который в 1920— 1930-х годах был в Разведупре РККА основным специалистом по «активке», т. е. боевым спецоперациям за рубежом. В своей автобиографии, датированной 30 мая 1931 года, он так описывает свою деятельность в 1904–1905 годах в Риге:

«Из нескольких членов наших кружков (Латвийской социал-демократической организации. — Прим. авт.) уже в начале 1904 г. была создана небольшая группа, человек 4–5, «боевиков», обязанностью которых было, кроме другой партработы, еще пойти по требованию в другие районы около заводов или фабрик и «проучить» дубинкой тех мастеров или лизунов из рабочих, которые делали доносы на наших товарищей перед дир. завода и полиции или как-либо иначе вредили рев. движению.

Скоро после январских дней 1905 г. и расстрела рабочих-демонстрантов в Риге у железного моста начал и формироваться группы «боевиков» из наиболее активных молодых рабочих заводов и фабрик, а также среди учащейся молодежи, и я целиком ушел на эту работу.

Такая же группа была создана и в нашем районе, и я стал ее руководителем»[13].

Тогда же группа боевиков убила священника Натауской церкви и одновременно агента рижской охранки барона Шиллинга, а 7 сентября 1905 года, как уже говорилось, Салнынь руководил на падением на Рижскую центральную тюрьму, после которого был вынужден уехать из Риги, но боевой деятельности не прекратил. Он участвовал в нападении на волостное правление в Матиси, стычке с отрядом самообороны немецких баронов в местечке Масалац, в конце сентября был направлен в Швейцарию для покупки оружия. Вернувшись в октябре в Прибалтику, Салнынь принимал участия в боях крестьянских повстанческих отрядов с казаками под Либавой, 17 января 1906 года возглавил вооруженное нападение на Рижское полицейское управление, в результате чего было освобождено 6 революционеров, в т. ч. Лютер («Бобис») и Калнынь («Мистер»). Вскоре после этого Салнынь с группой рижских боевиков уехал в Петроград, где стал членом Боевой технической группы Петроградского комитета РСДРП (б). Затем в Баку он принимал участие в ликвидации провокатора матроса Феодора (в этом деле также участвовал будущий прокурор и министр иностранных дел СССР Андрей Вышинский, осужденный после этого царским судом к двум годам заключения), затем опять вернулся в Прибалтику. Летом 1906 года во время экспроприации 28 тысяч рублей из почтового отделения в Либаве Салнынь был задержан полицией, но буквально сразу бежал из-под стражи. Позднее его еще дважды арестовывали, но каждый раз ему удавалось вырваться на свободу.

В марте 1907 года Салнынь вернулся в Петроград и продолжил работу в БТГ. Его главной задачей в это время была переправка из Европы в Россию оружия и партийной литературы. С этой целью летом 1907 года он выезжал в Англию и Бельгию, откуда с помощью своей сестры Екатерины доставил через Ригу в Петроград Красину большую партию маузеров, браунингов и взрывателей к бомбам. В 1908 году Салнынь обосновался в Лондоне, где содержал конспиративную квартиру БТГ. В период с 1908 по 1912 год он занимался переправкой в Латвию революционной литературы, также выезжал в Берлин для организации освобождения арестованного немецкой полицией Камо.

Несколько меньше «боевой» дореволюционный стаж у другого советского мастера спецопераций, начальника Особой группы при наркоме НКВД Якова Серебрянского. Он родился 26 ноября 1892 года в Минске в семье бедного еврея, работавшего сначала подмастерьем у часовщика, затем — у приказчика. В 1908 году Яков окончил городское четырех классное училище, во время учебы в котором в 1907 году вступил в ученическую организацию эсеров, через год — в партию эсеров-максималистов. В качестве боевика он принимал участие в нападениях на сотрудников охранки, организовавших в городе еврейские погромы, но уже в мае 1909 года за хранение «переписки преступного содержания» и по подозрению в соучастии в убийстве начальника Минской тюрьмы был арестован и брошен за решетку.

Весной 1910 года Серебрянского освободили и административно выслали в Витебск. Там с апреля 1910 года он работал элетромонтером на местной электростанции, пока в августе 1912 года не был призван в армию. Служил он в Харькове рядовым 122-го Тамбовского полка, когда началась Первая мировая война, вместе с 105-м Оренбургским полком был направлен на Западный фронт. 1915 год Серебрянский встретил в Баку, где с февраля работал электромонтером сначала на газовом заводе, потом на нефтепромыслах. В Баку и застала его Февральская революция, после которой он вновь активно включился в политическую борьбу в рядах партии эсеров.

Надо сказать, что биографии многих других будущих чекистов и работников Разведупра мало отличаются от приведенных выше. Поэтому, когда после Октябрьской революции они начали свои карьеры в советских спецслужбах, обращение к жестким силовым методам работы не было для них чем-нибудь из ряда вон выходящим.

Впрочем, это была не единственная причина. Гораздо важнее было то обстоятельство, что в годы последовавшей после революции необычайно ожесточенной и кровопролитной трехлетней гражданской войны, политические убийства стали делом вполне привычным и обыденным. Террористы убивали большевистских вождей, офицеры-монархисты убивали эсеров, красные подпольщики (большевики, левые эсеры и анархисты) повсеместно убивали своих врагов (покалечили генерала Баратова, убили атамана Ляхова и пр. шуш.), а также и предателей в собственных рядах. Можно сказать, что гражданская война воспитала в России новое поколение террористов, причем в обоих лагерях. Поэтому, когда мы говорим, что советское руководство санкционировало ликвидацию особо опасных врагов народной власти, необходимо понимать, что эта практика была порождением гражданской войны, а крайние меры — вызваны необходимостью. Это особенно очевидно на примере превентивных спецопераций, проведенных чекистами и военными разведчиками против атамана Дутова, полковника Сидорова или генерал-хорунжего Юрко Тютюнника. Именно их реваншистские планы и погубили этих тупоголовых «героев», а отнюдь не злобная мстительность «кровавой гэбни».

В сложившихся после гражданской войны условиях у большевиков просто не было иного выхода, как нейтрализовать этих бешеных собак, которые и сами не жили, и другим не давали. В определенном смысле им даже оказали бесценную услугу, вовремя остановив их неизбежное падение в болото шпионажа и превратив их в героев-мучеников, предоставив трудолюбивым историкам вроде А.В. Ганина, возможность создавать свои солидные биографические труды.

Теперь несколько слов о российских спецслужбах. Они начали зарождаться в России еще в период создания централизованного государства. Следующим этапом их формирования можно считать опричников, являвшихся личным вооруженным отрядом Ивана Грозного и занимавшихся оперативной (разведывательной и контрразведывательной, в том числе и в войсках) и следственной деятельностью и обладавших чрезвычайными полномочиями.

Образование, уже в царствование Алексея Михайловича, Приказа тайных дел преследовало, кроме множества других, одну из важных задач правления — охранительную борьбу с внутренней оппозицией, также как и организация ВЧК в 1917 году. Но если в СССР значение и престиж подразделений госбезопасности, занимавшихся «внутренними врагами», уже к 1940-м годам уступали контрразведывательным и разведывательным подразделениям — т. е. внешние враги вызывали больше опасений, чем внутренние, — то в Российской империи главными противниками спецслужб были всевозможные «крамольники и мятежники», хотя агентурно-контрразведывательная работа против них не всегда давала должные результаты. Не были предотвращены ни дворцовые перевороты 1741, 1762 и 1801 гг., ни выступление декабристов в 1825 году. Причиной этому во многом служила ведомственная разобщенность существовавших к началу XIX века структур, занимавшихся вопросами политического сыска и контршпионажа. Параллелизм и дублирование этих специфических функций были частично преодолены с созданием в 1826 году III отделения, которое, обладая широкими полномочиями, действовало довольно успешно: считается, что ему в основном приходилось бороться с малочисленными студенческими кружками и следить за ссыльными декабристами, однако, оно пыталось охватить всеобъемлющим контролем все сферы духовной и общественной жизни. III Отделение надзирало за театрами, деятелями литературы, журналистами, прессой в целом, раскольниками и т. д. Но вооруженное восстание в Польше (1830–1831 гг.) не удалось предотвратить.

В царствование Александра II история практически повторилась. Нельзя не отметить следующее: власть успешно раскрывала малочисленные революционные организации, была осведомлена о деятельности польских патриотических организаций, последовательно вылавливала членов «Народной воли»… Однако не смогла предотвратить ни новое польское восстание 1863–1864 гг., ни покушение на императора 1 марта 1881 года, которое, несмотря на предпринятые меры, увенчалось успехом.

Успешная борьба с революционным движением в 1880 — 1890-х гг. стала возможной благодаря не только и не столько профессионализму жандармов, оказавшихся (как и их постперестроечные визиви) весьма склонны к всевозможным сомнительным авантюрам, типа судейкинской истории, сколько общему спаду революционной ситуации. Тем не менее какие-то силовые акции охранка предпринимала. Самая известная из них — разгром народовольческой типографии в Швейцарии. В ночь на 9 ноября 1886 года глава заграничной агентуры охранки Петр Рачковский организовал в Женеве налет на народовольческую типографию. Агенты русской заграничной охранки Турин, Милевский и Бинт уничтожили отпечатанную литературу, вынесли весь запас шрифта и разбросали его по городу. Хотя поначалу Рачковскому удалось свалить все на конкурентов пострадавших — плехановцев, тем не менее дело раскрылось и принесло царским властям больше неприятностей, чем пользы.

Еще одну операцию Рачковский попытался провернуть в Константинополе в 1890 году. С помощью турецких властей он попытался захватить и вывезти в Россию знаменитого разоблачителя охранки Владимира Бурцева. Последний плыл на английском судне из Румынии в Лондон. На корабль подсел агент Рачковского Генрих Бинт, но благодаря мужеству и решительности команды и самого Бурцева хитроумный план сорвался. А вот новый скандал — нет. В литературе встречаются глухие упоминания о подготавливаемых, то ли тем же Рачковским, то ли пресловутой «Священной дружиной», силовых акций в отношении Льва Тихомирова и Петра Кропоткина, а также намеки на странные обстоятельства гибели в Англии Степняка-Кравчинского, но все это остается на уровне предположений.

Особняком среди «подвигов» нашей охранки стоит загадочная смерть в конце 1906 года эсера-максималиста, участника экспроприации в Фонарном переулке Янкеля Черняка.

В свое время она вызвала колоссальный шум по всей Европе. Первой откликнулась на нее нью-йоркская газета «Вархайт», издающаяся, естественно, на идиш.

«По требованию русского правительства в Швеции был арестован социалист-революционер Черняк. Правительство предоставило какое-то доказательство, что Черняк участвовал в афере на Фонарной улице, и шведское правительство уже готово было выдать его, хотя Черняк, кажется, состоял до последнего времени только членом партии социалистов-революционеров, однако наш центральный комитет поручил представителю партии в интернациональном бюро употребить всякие усилия, чтобы желание русского правительства не было исполнено. Были заведены все пружины, и в конце концов нашему представителю в интернациональном бюро удалось вырвать в полном смысле этого слова Черняка из лап правительства, и Черняк, к всеобщей радости, отправился на пароходе для отъезда в Англию. Вдруг наш представитель получает телеграмму из Антверпена, что с пароходом прибыл труп Черняка. Оказывается, когда пароход был уже в Антверпене, Черняк был найден в каюте мертвым. Кроме него, были там же, в каюте, три трупа посторонних пассажиров. На общественное мнение это тотчас произвело впечатление, что Черняк был убит царскими шпионами, а для сокрытия всяких следов они убили еще трех пассажиров, бывших в этой каюте, чтобы они не были свидетелями этого убийства. Впечатление было чрезвычайное.

Об этой истории закипело везде. Через два дня нашли следы, выяснилось, что с ними в каюте был еще один пассажир, который исчез. Доказано еще кое-что, указывающее на то, что исчезнувший пассажир был шпион. Можете себе представить, какой шум это вызвало в прессе и в обществе. Антицарская газета «Матэн» выступила с явным обвинением русского правительства и с требованием, чтобы эта ужасная политика была опубликована. Над этой статьей значилось откровенное заглавие: «Рука царя». В Антверпене между тем произошли пышные похороны Черняка. Тело убитого было исследовано. Что именно показало исследование, это пока еще содержится чиновниками в строгой тайне. Покамест удалось лишь осведомиться, что убитые были отравлены ядом углекислого вещества. Предполагают, что шпион опустил в каюту газ наручного аппарата. Григорий Гершуни».

Начался международный скандал, который, вероятно, и заставил весьма чувствительные к подобным вещам царский власти отказаться в дальнейшем от подобной силовой практики борьбы с террористами. В похоронах Янкеля Черняка приняли участие многочисленные социалисты из разных стран.

О том, что в данном случае имела место спецоперация охранки свидетельствуют два письма тогдашнего министра внутренних дел Столыпина министру юстиции Щегловитову.

В первом (от 31 января 1907 года) Столыпин сообщает:

«…Имею честь уведомить Ваше высокопревосходительство, что… мещанин Янкель Черняк был отравлен на пароходе, на котором он ехал в Лондон после высылки его из пределов Швеции, агентом охранного отделения, коему было поручено наблюдать за Черняком посредством мелинитового снаряда. Ныне агент Андрей Викторов возвратился в пределы Российской империи, находится в Финляндии…».

А во втором письме (от 18 февраля 1907 года) добавляет:

«… Имею честь уведомить Ваше высокопревосходительство, что я со своей стороны не встречаю препятствий к удовлетворению изложенного в письме Вашем ходатайства агента охранного отделения мещанина Андрея Викторова званием гражданства и нахожу возможным выдать ему единовременно 3000 рублей…»

В целом нельзя не заметить, что в правление последнего русского императора (т. н. Николашки), отдельные тактические успехи охранки все же большей частью связаны с широко применявшимся ею методом политической провокации, при этом провалы охранки были грандиозными — чего стоили одни многочисленные политические убийства, в том числе таких высокопоставленных лиц, как великий князь Сергей Александрович и П.А. Столыпин. Саму же монархию царским спецслужбам спасти не удалось. Не стоит даже упоминать, что не справились со своими задачами и аналогичные, хотя и совсем уж чахоточные структуры Временного правительства.

Большевики, создавшие ВЧК, после своих первых неудач (ярославский мятеж и левоэсеровское выступление 6 июля 1918 г.), в ходе гражданской войны разгромили вооруженную оппозицию, которую пришлось добивать в 1920 — 1930-е годы (ликвидация всевозможных внутренних и зарубежных политических банд и крестьянских восстаний). К началу Великой Отечественной войны в стране не было сильных и организованных антиправительственных структур — однако массовые репрессии в конце 30-х гг. уничтожили сотни тысяч ни в чем не повинных (но оболганных или спровоцированных) советских людей, в том числе и чекистов. В дальнейшем органы КГБ по-прежнему успешно выполняли свои основные, прежде всего контрразведывательные функции. Что же касается их деятельности в период перестройки, то главную ответственность за действия, приведшие к изменению социального строя, несут дураки и предатели в руководящих структурах КПСС и Советского правительства — единственные, кто был способен парализовать деятельность спецслужб.

Контрразведывательная функция органов госбезопасности, значение которой резко возросло после Октября 1917 года и которая в наше время явно не является главной в работе Федеральной службы безопасности Российской Федерации, оставалась неизменной со времени зарождения российских спецслужб. Изменения носили в основном технический характер. А вот разведка в XVIII–XIX вв. велась эпизодически, в основном, по военной и дипломатической линии. Со времен Николая I главной задачей заграничной агентуры русской тайной полиции было наблюдение за русской эмиграцией, и только с созданием советской разведки деятельность этой службы была поставлена на серьезную, научную основу. Успехи царской и советской разведок вряд ли могут быть сравнимы.

Деятельность военной контрразведки начинается со времен Отечественной войны 1812 года, когда появляется Высшая военная (позднее военно-секретная) полиция. Постепенно, начиная с восстания декабристов, когда армия перестает быть опорой режима, контрразведывательные функции таких учреждений уступают место функциям охранительным, поиску «крамолы». Создание в 1903 году контрразведывательного подразделения в военном ведомстве не очень изменило ситуацию — тем более что новая структура состояла в основном из жандармов, как и последующие спецслужбы белых правительств. Впрочем, таких широких оперативных возможностей, как Особые отделы в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, а затем в Советской Армии, царские органы военной контрразведки не имели. Особые отделы оставались в армии как форма недоверия к военным специалистам, и их полномочия постоянно расширялись. Правда, в 1930 году они были объединены с органами контрразведки и окончательное (на сегодняшний день) их разъединение состоялось в 1936 году, в преддверии предстоявших в Красной Армии репрессий. После двух экспериментов (в феврале 1941 года и в апреле 1943 года) по передаче Особых отделов в военное ведомство они вернулись в систему госбезопасности.

Вопросами экономики занимались еще III отделение и МВД Российской империи, но создание отдельной структуры произошло при большевиках, организовавших отдел по борьбе со спекуляцией ВЧК, далее существовавший в виде Экономического управления, а в наше время — Департамента экономической безопасности ФСБ. Аналогичные органы на транспорте также существуют еще с жандармских времен. Охрана первых лиц государства, которой при царизме спецслужбы занимались вместе с военными структурами, окончательно перешла в ведение органов госбезопасности в 1935 году и после реорганизации КГБ в 1991 году осуществляется выделенной в самостоятельное ведомство Федеральной службой охраны РФ.

Органы пограничной стражи, существовавшие до революции в виде самостоятельной структуры и претерпевшие за 100 лет многочисленные преобразования, с 1991 года стали отдельным ведомством — Федеральной пограничной службой РФ, а с 2003 года снова входят в состав Федеральной службы безопасности РФ. Таким образом, рассматривая историю отдельных подразделений системы органов государственной безопасности в России, можно проследить в отдельных случаях преемственность их функций в течение всей истории нашего государства.

Среди функций спецслужб в России так же, как и в других странах, было проведение операций, направленных против врагов существующего строя как на своей территории, так и за границей, и против режимов недружественных государств во время конфликтов между ними и Россией/СССР. Такие действия предпринимались и до 1917 года — например, акции Заграничной агентуры Департамента полиции и ее руководителя П.И. Рачковского против эмигрантов-народовольцев (нападение на типографию в Женеве и ДР).

Наибольший размах эти операции приобрели сразу же после окончания Гражданской войны 1918–1921 годов, когда за рубежами России оказалось около 2 миллионов эмигрантов, среди которых были тысячи реваншистов, непримиримых врагов нового народного строя, имевших боевой опыт и мечтавших о возврате утраченных привилегий. Тому свидетельством деятельность белоэмигрантских организаций, в первую очередь Российского общевоинского союза (РОВС), развернувшего активную работу в Европе и Азии и засылавшего не только группы вооруженных боевиков, но и целые отряды на советскую территорию.

Следствием этой борьбы с агрессивной частью белой эмиграции стали ликвидации (похищение или убийство) чекистами некоторых ее наиболее оголтелых и опасных для Советской власти лидеров. Так, в 1921 году в Китае был убит генерал А.И. Дутов, в 1922 там же убит полковник П.И. Сидоров, из Китая же в 1926 году был вывезен атаман Б.В. Анненков, а в Париже были похищены председатели РОВС — генералы А.П. Кутепов (в 1930 году, за подготовку массового восстания) и Е.К. Миллер (в 1937 году, за связи с немцами).

По мере того как активность белой эмиграции снижалась (хотя совсем она не прекратилась), сотрудникам органов ОГПУ-НКВД пришлось заняться и представлявшими опасность «секретоносителями» — в частности, бывшими чекистами и военными разведчиками, и политическими оппозиционерами (особенно троцкистами), и многочисленными перебежчиками из СССР. Так погибли бывшие сотрудники ИНО ОГПУ—НКВД Игнатий Рейсс (Порецкий), Григорий Агабеков, многие троцкисты и другие раскольники-провокаторы в Испании во время гражданской войны,1936–1939 гг. (в том числе Андрес Нин), и сам бывший главный политический противник Сталина Лев Троцкий. Его убийство диктовалось реальной опасностью использования неугомонного и беспринципного «демона» враждебными странами в качестве марионетки и необходимостью сохранить в условиях войны единство комдвижения.

Международное положение Советского Союза, оказавшегося в недружественном окружении, было чревато конфликтами, дипломатическими и вооруженными. Советским органам госбезопасности пришлось действовать, применяя «острые методы» (например, засылка диверсионных групп на иностранную территорию) против басмачей, совершавших вооруженные рейды в советские республики Средней Азии с территории сопредельных государств; в период перманентного конфликта с Японией, начавшегося сразу же после Октября; в Китае, где начиная с 1920-х годов шла гражданская война, осложненная японским вмешательством и вплотную затрагивавшая интересы СССР; в Испании, где в 1936–1939 гг. Москве и ее испанским союзникам противостояли нацистская Германия и фашистская Италия.

Все вышеперечисленные факторы — подрывная и террористическая деятельность антисоветской эмиграции (прежде всего ОУН, НТС, русских фашистов), оппозиционных фракций в международном коммунистическом движении, агрессивная деятельность иностранных государств против Советского Союза — не только сохранялись, но и усилились к 1941 году, к началу Великой Отечественной войны.

В годы же самой войны уничтожение предателей всех мастей, сепаратистов, руководителей оккупационной администрации и военного командования противника приняло массовый характер, но не стихийный, а тщательно организованный. В этом огромная заслуга советских чекистов и военной разведки.

После победы, в условиях развязанной руководством США «холодной войны» спецоперации продолжались. Как и раньше, все они носили превентивный, оборонительный характер. Кстати говоря, только сейчас, после падения СССР, всплывают причины их проведения. Исключением являлись при Никите Хрущеве совершенно бессмысленные и даже вредные ликвидации лидеров ОУН Льва Ребета и Степана Бандеры. ОУН-УПА на Украине к тому времени была полностью разгромлена, сами убиенные перегрызлись между собой, более того, их нейтрализация только дала эмиграции знамя и поэтому иначе чем глупостью эти операции не назовешь.

Заметим также, что боевые спецоперации не являлись монополией СССР. Все серьезные спецслужбы проводили и проводят их. Чтобы не быть голословным, процитирую современного немецкого автора. У. Ульфкотте в своей книге «Совершенно секретно: БНД» пишет:

«Питер Райт — один из немногих высокопоставленных западных разведчиков, которые после выхода в отставку признались в том, что во время их службы разведками планировались убийства. В «Ловце шпионов» написано, что в начале кризиса вокруг Суэцкого канала в 1956 году МИ-6 в Лондоне разработала план убийства египетского президента Гамаля Абдэль Насера «нервным газом». Премьер-министр Иден одобрил смертельный заговор. Но так как для этого нужно было бы тайно пронести несколько канистр с нервно-паралитическим газом в помещение вентиляционной системы главной резиденции Насера и при этом могло бы погибнуть много других людей, от плана отказались. МИ-6 затем послужила, по крайней мере, образцом для позднейших сценариев фильмов о Джеймсе Бонде, когда она с целью выработки тихого и простого способа убийства создала в своем исследовательском отделе коробку сигарет, из которой могли бы выстреливаться отравленные стрелы, подобные стрелам для игры в дартс. Питер Райт был одним из первых свидетелей, принявших участие в «пробных использованиях» этого нового оружия. Инженер-разработчик д-р Лэделл вытянул сигарету из пачки, и в то же мгновение отравленная стрела вонзилась в шкуру подопытной овцы, которая умерла через пару секунд. Питер Райт не сообщает, как часто отравленные дартс-стрелы, которые позднее были переданы и ЦРУ, использовались против людей.

Большинство разведок не страшится совершать убийства. Но их убийства становятся известны лишь в очень редких случаях…

…Впечатлительно некрасивым примером того, что человеческие жизни и при проведении акций западных разведок иногда не принимаются во внимание, служит потопление 10 июля 1985 года корабля «Рэйнбоу Уорриор 1», принадлежавшего экологической организации «Гринпис», в новозеландской гавани Окленд, проведенное агентами французской разведки ДЖСЕ — Генерального управления внешней безопасности (DGSE, Direction Generale de la Sécurité’ Extérieure) — наследника СДЕСЕ, Службы внешней документации и контрразведки (SDECE, Service de Documentation Extérieure et de Contre Espionnage), когда погиб один член судовой команды. Бывший шеф французской разведки Пьер Марион охарактеризовал работу ДЖСЕ как «часто жестокую и неразборчивую в выборе средств». Во время войны за независимость Алжира французская внешняя разведка убила сотни людей — во имя французского государства. Ее агенты чувствовали себя элитным подразделением: из 500 желающих отбиралось в лучшем случае лишь трое. Советник бывшего министра обороны Жан-Пьера Шевенмана говорил: «Ценим мы службу или нет, ей нужны подходящие типы». А бывший шеф ДЖСЕ Клод Сильберцан подчеркивал: «Иногда нам приходиться пачкать руки». («Гринпис» попадал также и под прицел британских спецслужб. В Саффолке решили расследовать тайную операцию защитников природы. «Гринпис» заподозрили в постройке подлодки для разрушения нефтедобывающих платформ в Северной Атлантике. Там разведки сфотографировали нечто желтое и цилиндрическое. Было ли это нечто желтой подводной лодкой? На самом деле это была плавающая капсула, с помощью которой можно было спасать людей с тонущих кораблей при морских акциях. Но выяснила это не британская разведка, — а английская газета «Индепендент», написавшая об этом 27 августа 1997 года.)

Но в то время как Франция долгое время видела самую большую опасность для своих атомных испытаний в Южных морях в открытом протесте защитников природы «Гринпис» на надувных лодках, она не замечала долговременную угрозу внутри страны. Атомный шпион, передававший самые секретные атомные тайны Франции КГБ, сидел, огороженный десятью линиями колючей проволоки под током, в самом защищенном французском научно-исследовательском комплексе. В Сакле, недалеко от замка короля Людовика XIV в Версале, он работал в качестве физика-ядерщика при Государственной комиссии по атомной энергии (CEA). Франсис Темпервиль часто занимался изготовлением большого количества ксерокопий в своем отделе. Но его измену никто не заподозрил. Талантливый холостяк не был перегружен своей работой и мечтал о собственном элитном институте. В начале 1987 года он дал в газете объявление о репетиторстве по физике и математике и даже не подозревал, что человек, представившийся ему как «Серж», был офицером КГБ и советским дипломатом. Серж очень заинтересовался секретными исследованиями одаренного француза. В общей сложности четыре года Темпервиль поставлял московским агентам прекрасные материалы о состоянии французского ядерного арсенала. Теперь он сидит в тюрьме и дает своим охранникам уроки физики и математики.

Ни в одной стране мира акции спецслужб не выглядят такими само собой разумеющимися, как во Франции. Мировая держава, согласно общему мнению, должна защищать свои интересы. А в случае необходимости — и насилием, и убийствами. Лишь Шарль Де Голль указал границы связанным с убийствами акциям своих агентов. Он приказал не осуществлять убийства французских граждан и убийства на территории Франции. То есть в Германии ДЖСЕ по-прежнему мог и может убивать. В марте 1959 года французами был убит во Франкфурте-на-Майне Георг Пухерт, поставлявший алжирскому движению независимости ФЛН военные грузы. Годом раньше в гавани Гамбурга французскими боевыми пловцами было потоплено судно «Атлас», которое якобы было загружено оружием для Фронта национального освобождения Алжира. Сегодня методы убийства ДЖСЕ стали тоньше, но нет сомнения, что эта служба — если это необходимо по государственным соображениям — может и дальше убивать в Германии.

И для ЦРУ такие действия не являются исключением. Бывший президент Конго Патрис Лумумба погиб от руки ЦРУ, как и южновьетнамский диктатор Нго Дин Дьем, и доминиканский диктатор Рафаэль Трухильо. Другим политикам повезло. Фидель Кастро пережил уже восемь попыток его убийства, организованных ЦРУ. В июле 1997 года стало известно, что ЦРУ в 1961 году предложило мафии 150 тысяч долларов за убийство Кастро. Кроме тогдашнего директора управления безопасности ЦРУ Эдвардса в план был посвящен только брат убитого в 1963 году президента Кеннеди; Они связались через одного частного детектива во Флориде с боссами мафии, и последние согласились принять заказ, отказавшись от оплаты. Но найденный на Кубе киллер скрылся, получив аванс в 10 тысяч долларов. После катастрофы неудавшейся операции в Заливе Свиней в 1961 году ЦРУ отказалось от операции. До этого были попытки убийства Кастро с помощью отравленных сигар и снаряженных смертельным ядом шариковых ручек. Затем специалисты ЦРУ думали о том, как бы выставить Кастро в смешном виде перед всем миром. Шпионы из Лэнгли даже собирались ввести в его туфли во время очередной поездки за рубеж средство, от которого выпали бы волосы, чтобы Кастро потерял свою бороду и свою власть. Братья Кеннеди совершенно серьезно верили в серьезность такого предложения, но оно не было воплощено в жизнь.

В 1954 году ЦРУ поддержало военный путч в Гватемале, во время которого был свергнут Хакобо Арбенс Гусман, один из немногих свободно избранных президентов этой страны. С того времени начался упадок Гватемалы. Многие из гватемальских военных получали деньги от ЦРУ. А ЦРУ до самого последнего времени платило им за похищения, пытки и убийства гватемальцев. Лишь несколько месяцев назад ЦРУ опубликовало свои секретные материалы, из которых следует, что сама американская разведка убивала более сорока лет политиков в Гватемале. Начавшаяся в 1952 году акция по свержению прокоммунистического президента Арбенса известна уже давно. Но только сейчас ЦРУ признало, что планировались и осуществлялись и убийства.

Человеческие жизни ничего не значат для ЦРУ, особенно если речь идет не об американских гражданах. Телепередача «Контрасты» в январе 1998 года рассказала, как ЦРУ оставило в беде двух своих агенток после их провала и осуждения в ГДР. Хотя ЦРУ прекрасно знало о судьбе своих сотрудниц, оно никак не постаралось включить этих женщин в список для обмена «засыпавшихся» агентов. Ответственный в то время за обмены агентами адвокат из ГДР Вольфганг Фогель сообщил в передаче, что Соединенные Штаты в 60-х годах заступались перед властями ГДР, прося об их освобождении, только за граждан США, но делали это с большой энергией.

ЦРУ поддержало военный путч заирского диктатора Мобуту в 1965 году, как и наступление вождя заирских повстанцев Кабилы на Киншасу, который после взятия столицы провозгласил себя президентом этой страны, переименованной в Демократическую Республику Конго, хотя до того Кабила при прикрытии ЦРУ по стратегическим соображениям выморил голодом десятки тысяч руандийских беженцев. Роберт фон Люциус, многолетний корреспондент «Франкфуртской всеобщей газеты» в Африке, сообщал 15 марта 1997 года:

«При этом есть признаки того, что появление Кабилы было планом ЦРУ. За короткий срок число сотрудников ЦРУ в Киншасе увеличилось с двух до пятнадцати».

Но с точки зрения французов Заир-Конго входит в сферу французских интересов. Так что французская и американская разведка борются друг с другом. Обозленная действиями Вашингтона, французская разведка по информации газеты «Нью-Йорк таймс» тайно через фирму «Геолинк» поставляла оружие Мобуту Сесе Секо (это имя означает «сильный петух, который «покрывает» всех кур»). Великобритания, тоже заботящаяся о своем влиянии в этом богатом природными ресурсами регионе, в это же время организовала тренировку солдат Кабилы инструкторами SAS в Уганде. Так конфликт в Заире в начале 1997 года стал конфликтом между разведками Парижа, Вашингтона и Лондона. Поражение в гонке за полезными ископаемыми Заира-Конго потерпела в первую очередь Франция, не имеющая никакого влияния на Кабилу и окончательно потерявшая свою власть и доступ к полезным ископаемым. Зато американские горнообогатительные концерны уже во время наступления войск Кабилы на Киншасу получили первые концессии в богатой медью заирской провинции Шаба. С точки зрения американцев, главная цель была достигнута. Не судьба боровшихся за выживание во времена правления Мобуту заирцев, а только стратегический доступ к заирским природным богатствам для американских концессионеров был главной мотивацией американской поддержки Кабилы, который в прошлом был другом прав человека не в большей степени, чем сам диктатор Мобуту. На вопрос, введет ли поддержанный Вашингтоном Кабила демократию в Заире-Конго, комментатор газеты «Вельтам зонтаг» Зигмар Шеллинг 18 мая ответил так: «Ничего не свидетельствует в пользу этого, когда речь заходит о человеке, который подписывает в захваченных областях договора об эксплуатации богатейших природных ресурсов с международными концернами так, как будто вся страна принадлежит лично ему». Биржевые эксперты тоже удивленно трут глаза: если в ноябре 1996 года цены на медь постоянно возрастали, то при захвате власти Кабилой они упали.

Но с Кабилой американцы достигли и другой — стратегической цели: создания защитного пояса против исламизма из фундаменталистского Судана. От Кении через Эритрею, Эфиопию, Уганду, Бурунди, Руанду до Заира-Конго протянулся проамериканский буфер, защищающий от экспансионистских поползновений исламского фундаментализма на самом бедном континенте мира. Американские спецслужбы не только содержат в Уганде военные базы, с которых они поддерживают деньгами, оружием и подготовкой суданских христианских повстанцев в их борьбе с режимом в Хартуме. Здесь испытывают и современные разведывательные методы и техника в борьбе против ненавистных Вашингтону лидеров Судана.

В сообщениях средств массовой информации об этом районе иногда маловато правды. Когда я писал сообщения для «Франкфуртер альгемайне» из Киншасы летом 1997 года, репортаж американского телевидения CNN едва не стоил фотографу Маркусу Кауфхольду из Висбадена и мне жизни. Когда корреспондентка CNN сообщала якобы — так она убеждала слушателей — из все еще осажденного Браззавиля, фотограф и автор книги тоже решили на чартерном самолете «Стесан» прилететь из Киншасы в Браззавиль. Через час после того, как CNN в последний раз передавала с аэропорта в Браззавиле, маленький самолет под обстрелом сел на летное поле Браззавиля. Видны были лишь конголезские солдаты и легионеры французского Иностранного легиона, спасавшиеся кто как мог. CNN нигде не было видно, а легионеры сообщили, что работники американского телевидения уехали еще два дня назад. Когда мы с фотографом Маркусом Кауфхольдом вечером вернулись в Киншасу и включили в отеле передачу CNN, телекомпания все еще «в прямом эфире» сообщала о боях в браззавильском аэропорту. Это не изменилось и на следующий день.

Насколько полезными могут оказаться современные разведывательные технические новинки, показал штурм резиденции японского посла в перуанской столице Лиме в апреле 1997 года. За четыре месяца, пока террористы удерживали заложников, американские спецслужбы помогли перуанцам превратить заминированное 14 тяжело вооруженными бунтовщиками движения «Тупак-Амару» здание в «стеклянную виллу». Крошечные микрофоны, перископы и разведывательные полеты самолета-шпиона информировали команду освобождения о каждом шаге террористов. С самолета ЦРУ были определены места размещения всех бомб и мин, заложенных повстанцами в доме и в саду. С помощью перископов силы безопасности смогли наблюдать за первым этажом резиденции. В предназначенных для заложников термосах, Библиях и костылях в здание были занесены миниатюрные микрофоны, так что перед штурмом каждый шаг террористов был известен. После многонедельных тренировок перуанских элитных солдат на построенной ЦРУ близ Лимы копии резиденции в натуральную величину они за несколько минут смогли убить всех 14 террористов и освободить заложников.

И британская внешняя разведка МИ-6 снабжала своих важнейших сотрудников знаменитой «лицензией на убийство». Историю убийств, совершенных британской разведкой, можно обоснованно протянуть до времени мандатного правления в Палестине. Только при восстании «Мау-мау» в Кении тысячи кенийцев были расстреляны или задушены струнами от пианино британскими агентами. Такие неаппетитные вещи, конечно, пытаются скрыть, но это не всегда удается. Неприятно для Ее Величества было, когда стало известно, что команда спецназовцев британской Специальной авиадесантной службы SAS в 1988 году в Гибралтаре убила трех человек прямо на улице: двое из них были высокопоставленными вождями Ирландской республиканской армии. К окружению британских спецслужб относятся и те бывшие десантники SAS, которые с ведома и согласия британского правительства убивают в рядах войск наемников в Африке или обучают технике убийства местных военных. Из-за нежелания портить отношения с Индией (ведь «Тамильские тигры» — индийские протеже) прямое вмешательство англичан в Шри-Ланке невозможно, поэтому такие наемники спецслужб используются, например, там в борьбе с восставшими тамилами. Бывший британский майор SAS Брайан Бэйти со своими людьми обучал ланкийские спецподразделения. Созданная для подобных целей фирма «Кини Мини Сервисес» («Keeni Meeni Services», KMS) тренировала афганских моджахедов и была замешана в аферу «Иран-контрас». Если верить эксперту в делах разведслужб Стивену Доррилу, так они делают «грязную работу» для британского правительства. Кроме того, вплоть до последнего времени существовало спецподразделение под названием «Группа 13», которая, как предполагается, используется тогда, когда нужно кого-то профессионально убить, замаскировав это под самоубийство. Роберт Скотт, бывший боец SAS, был в апреле 1997 года приговорен британским судом к трем годам тюрьмы за нелегальную продажу оружия. В рамках процесса Скотт, принимавший участие в тайных операциях SAS в Северной Ирландии и Султанате Оман, сообщил среди прочего о ранах, вызываемых разрывными пулями «дум-дум» в людских телах: «Когда такая пуля попадает в человека, получается ужасная дыра».

Одну из самых темных глав истории британских спецслужб еще нужно серьезно изучить — военную поддержку режима Пол-Пота в Камбодже. С 1985 по 1989 годы 250 военнослужащих SAS обучали в Таиланде и Малайзии вояк страшного диктатора — массового убийцы обращению с современным оружием. Когда премьер-министр Маргарет Тэтчер отрицала перед парламентом вмешательство британского спецназа, министр обороны Хэмилтон был вынужден в июне 1991 года признать помощь в обучении в тайных лагерях…

…Иногда люди служат спецслужбам и в качестве подопытных кроликов. Испанская газета «Эль мундо» сообщила в сентябре 1996 года со ссылкой на документы спецслужб о том, что испанская разведка CESID использовала трех нищих, похищенных агентами спецслужбы в мадридском районе Маласана, в качестве «подопытных кроликов» для испытаний усыпляющих средств. На беднягах проверяли то средство, которое разведка собиралась применить при похищении предводителя баскской сепаратистской группы ЭТА во Франции. Из-за другой аферы в марте 1998 года Верховный суд страны приговорил полковника Хуана Альберто Пероте, «номера два в CESID», к семи годам тюремного заключения.

Президенту Черногории Момиру Булатовичу с начала 1997 года уже почти не удалось справиться с яростью своих спецслужб. Он официально обвинил собственного шефа службы госбезопасности — с которой и БНД поддерживает дружеские отношения — в пренебрежении к конституции и правам человека. Он потребовал отставки шефа спецслужбы Вуксина Мараса.

Израиль, вероятно, наряду с Тегераном, удерживает мировой рекорд по числу убийств, совершаемых разведкой. Примером служит убийство агентом Моссад в октябре 1995 года в отеле на Мальте Фатхи Шакаки, руководителя радикальной палестинской подпольной организации «Исламский джихад». Агенты Моссад убили и террористов палестинского движения «Черный сентябрь», совершивших в 1972 году во время Олимпийских игр в Мюнхене нападение на Олимпийскую деревню и убивших там одиннадцать евреев.

Созданный в 1951 году Моссад, похоже, не волнует, если он попадает не в тех людей. Официант из Марокко Ахмед Бушки был убит 21 июля 1973 года в норвежском городе Лиллехаммере командой Моссад. Это было одной из многих ошибок, ведь Бушки не имел ничего общего ни с политикой, ни со спецслужбами. Лишь в 1996 году израильское правительство выразило свою готовность помочь семье Бушки, потерявшего своего кормильца 23 года назад в результате убийства. Но официальных извинений или хотя бы признания преступления так и не последовало.

Деннис Айзенберг, автор книги «Моссад», так пишет об этой израильской акции: «Операция провалилась самым катастрофическим образом. Члены группы, среди которых было несколько дилетантов, убили не того человека, а к тому же дали себя арестовать. Во время процесса агенты раскрыли все подробности акции. Так случилось то, чего Моссад боялся больше всего: его акции попали в заголовки. В газетах всего мира появились статьи о «бессовестном походе мести Моссад»».

Моссад убивает и шпионит в Соединенных Штатах также беззастенчиво, как и в Великобритании, Франции или Германии. В Америке мировую известность приобрел после своего ареста агент Моссад Джонатан Поллард. В 1987 году британское правительство Тэтчер, в свою очередь, выслало огромную группу мнимых израильских дипломатов, которые не только выдавали фальшивые британские паспорта, но и создали в Лондоне склады взрывчатки и гранат для Моссад. После таких дел легендарная доселе слава израильской внешней разведки значительно померкла. Но мало того, «Международная амнистия» сообщила в 1996 году, что палестинские заключенные в Израиле подвергаются пыткам «по советам врачей израильской спецслужбы». Израиль — единственное государство в мире, которое официально поддерживает практику пыток, применяемую его секретными службами. В мае 1997 года доклад ООН осудил эту практику Израиля. Профессор Бент Соренсен, работавший над этим докладом ООН, доказал, что один только убитый израильский премьер-министр Ицхак Рабин, будучи главой правительства, санкционировал издевательства над восемью тысячами палестинских заключенных. Поданным ООН, за последние 10 лет не менее 20 палестинцев умерло в результате пыток израильских спецслужб. И другие разведки не могут быть защищены от Моссад. В апреле 1997 года Моссад произвел обыск в бюро палестинской разведки в двух палестинских деревнях в Западной Иордании.

Моссад давно уже не столь безупречен, как кажется. В сентябре 1997 года провалилось покушение Моссад в Иордании на одного из лидеров палестинской группы «Хамас» Машааля. Этот человек должен был быть казнен шприцем с ядом. Но оба израильтянина позволили себя поймать. Несмотря на долгую слежку за объектом, они даже не заподозрили, что у их жертвы есть телохранитель. Эта афера относится к самым скандальным провалам израильской разведки за последние десятилетия, ведь убийство в Иордании санкционировал лично премьер-министр Беньямин Нетаньяху. Иорданский король Хуссейн был вне себя от ярости. Также чувствовали себя и канадцы: израильтяне действовали с фальшивыми канадскими паспортами. Использование разведками паспортов дружественных стран для тайных операций считается нормальным в этом ремесле. Но Израиль многократно до того обещал канадцам больше не использовать канадские паспорта в операциях. В 1981 году на Кипре во время акции были арестованы два израильских агента с канадскими паспортами, и в 1991 году еврейское государство снова «засветилось» в одной операции с поддельными паспортами североамериканской державы. В марте 1996 года Канада и Израиль договорились о более тесном сотрудничестве между спецслужбами, при условии, что Израиль не будет больше использовать в разведо-перациях канадские паспорта. Но последовала попытка убийства в Аммане. Израилю пришлось срочно направлять в Иорданию вертолет с противоядием, а для умиротворения разгневанных палестинцев — выпустить много заключенных.

Несколько месяцев спустя, в феврале 1998 года, вновь за границей были пойманы шесть сотрудников Моссад во время проведения секретной операции. В этот раз они пытались пробраться в квартиру 32-летнего ливанца в Швейцарии и подключиться к его телефонным проводам. Команда Моссад была арестована. В Швейцарии уверены, что Моссад планировал и другие нелегальные акции в стране, иначе, по мнению швейцарцев, он не посылал бы шесть человек только для подслушивания одного телефонного кабеля близ Берна. (С 1980 по 1995 год в Швейцарии было раскрыто всего 115 случаев шпионажа. В 78 случаях были замешаны восточноевропейские государства. Моссад в начале 90-х годов совершил нападения на одну швейцарскую фирму, чтобы она не продавала свою технологию противникам Израиля.) Когда-то блистательная слава Моссад не только получила царапины, нет, хуже того — она потускнела. А в дополнение ко всему, израильский «ястреб» Шарон заявил 15 марта 1998 года в одном телеинтервью, что Моссад все равно попытается убить лидера «Хамас» Машааля.

Миссия Моссад «еще не окончена». Кажется, большие успехи прошлого уже забыты: дело Адольфа Эйхмана, когда группа Моссад выследила, похитила и вывезла его в Израиль, где высокопоставленный эсэсовец был казнен в 1962 году; дело ракетных катеров, когда израильским агентам удалось в 1969 году увести пять ракетных катеров из французской гавани Шербур в Израиль. Поэтому в конце февраля 1998 года 52-летний шеф Моссад Данни Иатом вышел в отставку после двух лет руководства службой. Израильский политаналитик Амир Орен иронизировал: «Раньше считалось, что Моссад точен, как швейцарские часы. Теперь он скорее похож на швейцарский сыр».

Преемником Данни Йатома стал 64-летний (к моменту вступления на новый пост) Эфраим Халеви. Ему теперь после многочисленных неудач нужно войти в историю спасителем Моссад. Халеви, первый в истории Моссад шеф службы, не имевший за плечами военной карьеры (потому некоторые высмеивают его как «гражданского»), хочет привести деморализованных людей к новой славе. Выросший в лондонском Норд-Энде, 14-летний Халеви в 1948 году переехал в Израиль — новую родину еврейского народа. Там он, собственно, хотел бороться за независимость страны в рядах «Хаганы», но порок сердца не позволил ему долго находиться в армии. Вместо военного дела он посвятил себя изучению законов. Несколькими годами спустя, в 1961 году, организованный десять лет назад Моссад обратил внимание на талантливого молодого человека и взял его на работу. В последующие годы Халеви начал гражданскую карьеру во внешней разведке Израиля, всегда столь проникнутой военным духом. В отличие от многих разведчиков, о Халеви говорят, что он сначала думает, а лишь потом действует. Он никогда не был связан с отделом Моссад «Ка-ресареа», ответственным за убийства и теракты. И от отдела «Помет» («Узел»), занимающегося по всему миру ради благополучия еврейского народа подслушиванием телефонных разговоров и вербовкой агентов-иностранцев, он всегда держался подальше. Гражданский человек Халеви поставил себе целью сначала победить бюрократию в самом Моссад. Одновременно он хочет сделать так, чтобы служба не попадала в заголовки газет. Потом, как это уже сегодня известно в разведывательных кругах Израиля, его преемником снова станет армейский вояка, скорее всего — генерал Амирам Левин.

В апреле 1998 года можно было опять отпраздновать маленький успех израильской разведки. Через 11 лет после высылки всех агентов Моссад из Великобритании, убежденные в своей исключительности еврейские элитные шпионы получили право на возвращение в Лондон. Бывшая премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер выслала моссадовцев из страны в 1987 году за то, что они не сообщили британским властям о планах убийства палестинского художника-карикатуриста Наджи Али. Возвращение агентов было договорено в ходе переговоров по подготовке посещения премьер-министром Соединенного Королевства Тони Блэром Израиля весной 1998 года. Этот шаг провел новый шеф Моссад Эфраим Халеви. И хотя подразделения Моссад уже десятилетиями действуют и на немецкой земле, они весной 1998 года получили разрешение от немецкого Федерального правительства на использование Германии как оперативной территории, «если существует подозрение, что отсюда подготавливаются террористические действия, направленные против Израиля»..

Немецкий автор, что называется, не открыл Америку; более того, он слабо знает предмет, приводит очень и очень мало примеров «мокрых дел» остающихся на «совести» западных спецслужб, ЦРУ, Моссад и т. п. При желании на эту тему можно написать многотомное исследование. Кто только читать будет?

Спецслужбы стран Запада убивали, убивают и будут убивать. Притом, как складывается общая ситуация в мире, без всякого риска делаю прогноз, что в ближайшие годы количество силовых спецо-пераций (не только убийств) только возрастет.

Если у кого-то после прочтения этой книги сложится впечатление, что советские спецслужбы убивали больше других, то оно ложное. Просто наших больше «просвечивали» и больше разоблачали. В годы «холодной войны» несокрушимый меч советского народа — КГБ — был главным объектом атак всех «независимых» западных да и не только западных, СМИ. Поэтому не надо придумывать (чем позднее занималось руководство СССР во главе с Михаилом Горбачевым) «в узком кругу ограниченных людей» всякую чушь, типа «нового мышления», позаимствованную из мультиков про кота Леопольда, а надо четко видеть вызовы времени и уметь адекватно и профессионально на них отвечать. Профессионально, а не так, как это прошло в «Норд-Осте», Беслане или Катаре.

Часть первая УДАРОМ НА УДАР, ОКО ЗА ОКО

Глава 1 VIP-МИШЕНИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

В отличие от других леворадикальных партий (анархисты, бундовцы и эсеры), которые с оружием в руках сражались с «царским режимом» на территории Российской империи, большевики не имели богатого опыта «ликвидации» своих политических противников.

Опыт организации экспроприаций и вооруженных восстаний, которым обладали большевики[14], был малопригоден для разработки операций в сфере ликвидации крупных политических лидеров. Зато ему нашлось применение, когда политическое руководство Советской России решило раздуть «пожар мировой революции» и по всему миру прокатилась волна вооруженных восстаний[15].

Зато прекрасным опытом в сфере организации ликвидаций обладали анархисты и эсеры. Располагая, в отличие от большевиков, очень ограниченным набором ресурсов, к тому же находясь в оппозиции существующей власти, эсеры смогли организовать несколько покушений. В качестве примера расскажем о двух эпизодах Гражданской войны.

На территории Украины

Германский государственный и военный деятель, прусский генерал-фельдмаршал Герман фон Эйхгорн погиб 30 июля 1918 года в Киеве в результате покушения левого эсера Бориса Донского. Военачальник, прошедший три войны (австро-прусскую 1866 года, франко-прусскую 1870–1871 годы и Первую мировую войну), погиб от руки террориста. Эсеры в начале прошлого века славились своими удачными покушениями на высокопоставленных персон Российской империи. И даже смена политического режима не отразилась на профессионализме боевиков этой организации.

Фельдмаршал Герман фон Эйхгорн

Военачальник родился в 1848 году в Бреслау. В 1866 году вступил во 2-й гвардейский пехотный полк. Участвовал в двух войнах, а потом служил в Генштабе. В 1914 году вышел в отставку, но началась война. В январе 1915 года назначен командующим сформированной на Востоке 10-й армией, развернутой от Тильзита до Инстербурга. Участвовал в зимнем сражении в районе Мазурских болот (начал наступление 26 янв. (8 февр.) в обход правого фланга 10-й рус. армии), окончившемся окружением частей 10-й русской армии. Несколько выигранных сражений. В конце 1917 — начале 1918-го группа армий Эйхгорна действовала в Прибалтике и Белоруссии. С апреля 1918 года главнокомандующий группы армий «Киев». Руководил на последнем этапе оккупацией Южной Белоруссии, Украины и Юга России. Возглавил администрацию оккупированных областей Украины (за исключением находящихся под управлением австро-венгерской администрации частей Волынской, Подольской, Херсонской и Екатеринославской губерний), Крым, Таганрог, а также южные районы Белоруссии, Донской области, части Воронежской и Курской губерний и др. Проводил жесткую оккупационную политику.

После подписания Брестского мира и оккупации немецкими войсками Украины, Белоруссии и части западных регионов России, с началом концентрации власти в руках большевиков левые эсеры заявили о возобновлении террористических актов против основных врагов революции и свободы. Для террористической борьбы была создана Боевая организация партии левых эсеров, в состав которой вошли Г. Смолянский, занимавший ответственную советскую должность, Б. Донской — кронштадтский матрос и И. Каховская — бывшая террористка-каторжанка. Они хотели придать террористическим покушениям интернациональную окраску, которая бы вызывала волну революционных выступлений на Западе, прежде всего в Германии. Поскольку Германию на том этапе эсеры считали своеобразным «жандармом буржуазного общества», решено было совершить покушение на императора Вильгельма II или начальника штаба немецкой армии Гинденбурга.

Члены немецкой организации левых социал-демократов «Союз Спартака» поддержали идею террористической борьбы, хотя сами отказались в ней участвовать. Они отклонили кандидатуру кайзера как потенциальной жертвы теракта и заявили:

«На Восточном фронте особенно заметна фигура генерала Эйх-горна, который посадил в Киеве гетмана Скоропадского. Его убийство встретили бы с огромным удовлетворением не только в России и Украине, а и немецкие рабочие массы…»

Фактически немецкие социал-демократы сделали все, чтобы избежать обвинений в подготовке или совершение покушения на германского императора или начальника Генштаба.

Боевая организация российских эсеров начала готовиться к террористическому акту против Эйхгорна, которого назвали «главным палачом и душителем крестьянства». Сделать это своими силами они не могли, поэтому связались с украинскими эсерами, которые и согласились принять участие в теракте против германского военачальника. Кроме того, они вынашивали планы устранения собственными силами гетмана Павла Скоропадского.

От московской Боевой организации в мае 1918 года в Киев прибыли Г. Смолянский, Б. Донской и И. Каховская. Здесь террористическую группу пополнили украинские эсеры М. Залужная, И. Бондарчук (Собченко), а со временем член первого советского правительства Украины С. Терлецкий. Отдельная группа украинских левых эсеров готовила покушение на гетмана.

Подготовка покушения велась несколько месяцев. Было организовано наблюдение за жертвой с целью выяснения распорядка дня. Снято несколько конспиративных квартир. Боевики действовали по той же самой схеме, что и их предшественники — дореволюционные эсеры и народовольцы. Хотя оперативная обстановка в Киеве в 1918 году очень сильно отличалась от мирной жизни начала прошлого века. Так, центр города, где проживали будущие жертвы, тщательно охранялся и напоминал военный лагерь. Там не сдавались квартиры, почти не было магазинов, да и проникнуть туда под видом торговца папиросами или праздношатающегося гуляки было крайне сложно.

Единственное, что могли делать боевики, — быстро ходить по улице Екатерининской, сменяя один другого, постоянно переодеваясь и даже гримируясь. Один раз случайно И. Каховская встретила Эйхгорна с адъютантом, которые пешком шли к штабу. Прошло много времени, пока террористы точно установили, что такие прогулки происходят ежедневно в час дня и длятся 3–5 минут.

Борис Донской

Террористический акт запланировали на 30 июля. Задело взялся Б. Донской. Боевики хотели разработать и план бегства Донского с места теракта, но, как и их предшественники, отвергли его. Эсеры в каждое убийство высокого должностного лица вкладывали максимум агитационного содержания. Каждый террористический акт должен был донести до широкой общественности цель и причину уничтожения врага народа и борьбы за революционные идеалы.

В два часа дня 30 июля 19 І 8 года Б. Донской реализовал элегантный и простой план покушения. Он «случайно» встретился с жертвой на углу Екатерининской улицы и Липского переулка и бросил бомбу. Прогремел сильный взрыв. Боевик сдался властям, даже не попытавшись покинуть место покушения. Сделать это его заставила не только безысходность, но и традиция эсеровских террористов объяснять властям и населению мотивы убийства того или иного высокого должностного лица в интересах народа.

От взрыва самодельной бомбы Эйхгорн и Дресслер были смертельно ранены. Об этом теракте гетман Павел Скоропадский вспоминал так:

«30 июля по новому стилю мы как раз закончили завтракать в саду, и я с генералом Раухом хотел пройтись по саду, прилегающему к моему дому. Не отошли мы и на несколько шагов, как прозвучал сильный взрыв неподалеку от дома… Я и мой адъютант побежали туда. Мы увидели действительно тягостную картину: фельдмаршала перевязывали и укладывали на носилки, рядом лежал на других носилках его адъютант Дресслер с оторванными ногами, он, несомненно, умирал. Я подошел к фельдмаршалу, он меня узнал, я пожал ему руку, мне было чрезвычайно жаль этого почтенного старика…

Я чувствовал, что его смерть только усложнит обстановку в Украине.

…Адъютант Эйхгорна Дресслер в тот же день умер. А бедного Эйхгорна отвезли в клинику профессора Томашевского, он еще помучился немного и на следующий день вечером, именно в тот момент, когда я пришел его навестить, умер.

…Террориста отправили в немецкое отделение киевского дома арестов. Сразу же началось следствие под личным надзором прокурора Генрихсена. На первом допросе задержанный заявил: «Зовут меня Борис Михайлович Донской. Мне 24 года. Я крестьянин села Гладкие Выселки Михайловского уезда Рязанской губернии, неженатый, грамотный, не судился. С 1915 по 1917 год служил на Балтийском флоте на транспортном судне «Азия», где был минным машинистом. В партии с 1916 года. Виновным себя признаю. Центральным комитетом Украинской и Российской партии левых эсеров было принято постановление убивать всех немецких, французских и других иностранных военачальников, направляющихся в Россию забирать у крестьян землю и душить российскую революцию. На последнем съезде нашей партии в Москве это постановление было санкционировано.

…Центральный комитет Партии левых социалистов-революционеров вынес смертный приговор Эйхгорну за то, что он, являясь командующим немецкими военными силами, задушил революцию в Украине, изменил политический строй, осуществил, как сторонник буржуазии, переворот, содействуя избранию гетмана, и забрал у крестьян землю. Когда Центральный комитет Российской партии левых социалистов-революционеров приговор утвердил, я взялся за выполнение этого приговора и согласился убить Эйхгорна».

Следствие интенсивно работало и арестовало нескольких террористов. Таким образом, была сорвана их попытка совершить 1 августа во время панихиды по Эйхгорну покушение на Павла Скоропадского. Е. Терлецкому и Г. Смолянскому удалось избежать ареста и выехать из Киева. И. Каховская попала в засаду возле дачи в Свя-тошино и была схвачена немецкими солдатами. Арестовали и И. Бондарчука (Собченко). И. Каховской и Б. Донскому был вынесен смертный приговор. Казнили лишь второго, а женщина вышла на свободу в январе 1919 года.

В марте 1919 года захватившие в Киеве власть большевики поспешили объявить боевиков героями. Хотя это не спасло левых эсеров от политических репрессий. Так, Е. Терлецкий в 1919 году вступил в новообразованную партию борьбистов, в следующем году слившуюся с КП(б)У. Потом занимал высокие государственные должности. В 1938 году был репрессирован и расстрелян. Аналогичным образом сложилась судьба и Г. Смолянского. И. Каховская с 1921 года постоянно находилась в советских лагерях. В 1956 году ее реабилитировали, а в 1960 году она умерла[16].

На территории Читинской области

Другое покушение, малоизвестное для большинства интересующихся историей Гражданской войньщэсеры организовали в Забайкалье. В качестве жертвы был выбран один из лидеров Белого движения Григорий Михайлович Семенов. К осени 1918 года он контролировал огромную территорию Забайкалья и Сибири.

Японцы видели в Семенове способного организатора, а со временем нашли в нем и верного союзника по созданию Сибирь-Го, самостоятельного Дальневосточного государства. Он стал в Японии популярной личностью, причем власти относились к нему, как к будущему правителю Сибирь-Го и заранее приняли его дипломатического представителя. По соглашению с атаманами Амурским и Уссурийским он принял пост Походного атамана забайкальцев, амурпев и уссурийцев со штабом на станции Даурия Забайкальской железной дороги. Сам Григорий Семенов не отрицал отделения Сибири от Центральной России и создания самостоятельного государства.

20 декабря 1918 года вечером в Мариинском театре города Читы шла премьера оперетты «Пупсик». На следующий день начальник Читинской городской милиции полковник А.М. Каменев в рапорте прокурору Читинского окружного суда сообщил:

«Доношу, что 20 сего декабря в Мариинском театре около 10 часов во время второго акта с галерки неизвестно кем в ложу атамана Семенова были брошены две бомбы. Взрывом одной из них легко ранен атаман Семенов и женщина и тяжело — сербский офицер и женщина. Кроме того, после взрыва бомбы также неизвестно кем были произведены два револьверных выстрела, не причинившие никакого вреда. Следствие по распоряжению военного прокурора производится военными властями. Кроме того, легко ранены: гр-н Шафжер с женой и контужены подъесаул Торчилов и военный прокурор поручик Шарабурин». Добавим: в образовавшейся суматохе террористам удалось скрыться с места преступления.

В начале 1919 года семеновским военным контрразведчикам удалось установить и задержать участников покушения: рядового 31-го полка Матвея Беренбаума, бывшего командира 2-го Верхнеуральского советского полка Александра Софронова и Ивана Григорьева. Все трое участников преступления были казнены. Оговоримся сразу, все трое были членами подпольной организации эсеров, а не большевиков.

На территории Финляндии

31 декабря 1917 года руководство Советской России во главе с Владимиром Лениным подписало декрет, которым фактически признавалась независимость Финляндии. Напомним, что в результате русско-шведской войны (1808–1809 годы) Финляндия была присоединена к территории Российской империи.

В 1917 году Финляндия сама дважды пыталась провозгласить свою независимость. Первая попытка в июле закончилась неудачей. Временное правительство объявляет о роспуске сейма Финляндии, провозгласившего независимость страны. Второй раз это произошло 6 декабря того же года. Если летом 1917 года Петроград располагал хоть каким-то средствами воздействия на Гельсингфорс (старое название Хельсинки), то к концу года таких ресурсов уже не осталось. Да и последующие события заставили надолго забыть о традиционных способах урегулирования территориальных споров.

В конце 1917 года первый премьер-министр Финляндии Пер Эвинд Свинхувуд уполномочил командование Белой гвардии (шюцкор) восстановить общественный порядок в стране. В середине января 1918 года Карл Густав Маннергейм был утвержден сеймом на пост главнокомандующего финской армией, которую ему еще предстояло сформировать.

В ночь с 27 на 28 января 1917 года в Финляндии произошла рабочая революция. 29 января было образовано правительство — Совет народных уполномоченных (СНУ), — которое подписало с правительством РСФСР несколько соглашений (не имели практических последствий из-за скорого крушения СНУ). Левое крыло Социал-демократической партии захватило власть в Хельсинки и провозгласила Финскую рабочую социалистическую республику. Правительство во главе с Пером Эвиндом Свинхувудом бежало в город Васа.

31 января 1918 года СНУ принял Закон о передаче в собственность крестьян-арендаторов арендуемой ими земли. Через пару дней были приняты еще два закона: «О национализации Финляндского банка», «Временный закон о революционных судах». Прошло десять дней, и начался процесс национализации финских частных банков. В стране началась гражданская война. Она была значительно менее кровопролитной, чем в России.

Финскую красную гвардию активно поддерживал Петроград, а их противника — войска под командование Карла Маннергейма — Берлин. В ходе боевых действий гибли люди, уничтожались дома и имущество граждан.

Мы не будем подробно рассказывать о ходе гражданской войны в Финляндии. Отметим лишь, что в конце апреля 1918 года члены СНУ сбежали в Советскую Россию, а 16 мая 1918 года Карл Маннергейм официально объявил об окончании гражданской войны в стране. Власть вновь перешла в руки правительства во главе с Пером Эвиндом Свинхувудом. Хотя это не означало наступления мира в регионе. Уже несколько месяцев шла первая советско-финляндская война[17]. Расскажем об одном из ее эпизодов — неудачной попытке «ликвидации» Карла Маннергейма, предпринятой по приказу Москвы.

Фельдмаршал Карл Маннергейм

Выбор мишени был не случайным. Так, в «Донесении резидента Особого отдела ВЧК из Финляндии о расстановке политических сил», датированном 20 апреля 1920 года, было сказано:

«Генерал Маннергейм — душа антибольшевистского блока, это ясно по странному посещению его всеми реакционными элементами России…

Финляндцы-белогвардейцы закупают в Германии оружие, прибыло 2 парохода с патронами и гранатами. Финские военные власти заказали в Англии 3 легких крейсера и покупают у нее 8 миноносок из германских… Прибыло 2 военных крейсера…

Генерал вообще пользуется несказанной любовью буржуазии, хотя левая печать ведет кампанию против его политики. Правая рука [Маннергейма] генерал Ветцель считается сторонником захвата Петрограда, и в этом направлении ведется работа…»[18].

21 апреля 1920 года в поезде Хельсинки — Выборг финской полицией были арестованы двое членов боевой группы — Александр Векман[19] и Александр Суокас — оба выпускники Петроградской интернациональной военной школы. Это учебное заведение готовило командные кадры для Красной Армии. Особенностью Петроградской интернациональной военной школы и аналогичных ей командных курсов и школ периода Гражданской войны явилось то, что этим военным учебным заведениям приходилось выполнять две функции: готовить командный состав и вместе с тем быть образцовыми частями Красной Армии. Курсы, как ударные, образцовые части, нередко посылались на фронт для выполнения боевых задач на решающих участках. Понятно, что уровень профессиональной подготовки курсантов и выпускников был высоким. Также никто не сомневался в их готовности выполнить любой приказ Москвы.

В марте 1920 года два Александра, Векман и Суокас, вместе со своим сокурсником Карлом Сало с фальшивыми документами проникли в Финляндию, чтобы принять участие в операции по «ликвидации» командующего финскими вооруженными силами Карла Маннергейма.

На самом деле в операции участвовали не только они. В том же самом поезде ехали финский слесарь Теодор Сядервирте и рабочий Антон Лонка. Их тоже арестовала финская полиция, но их судьба сложилась по-другому.

На территории Финляндии остались еще несколько членов боевой группы — выпускники Петроградской интернациональной военной школы — Вяйно Луото, Эмилю Куутти, Яльмару Форсману, Александру Энтроху и Антти Поккинену. Все они, как и арестованные в поезде, прибыли в Финляндию нелегально. Об их дальнейшей судьбе мы расскажем ниже, а пока краткая хроника подготовки и неудачной реализации плана покушения.

В январе 1920 года в Финляндию проник Александр Энтрох. В его задачу входила подготовка группы обеспечения из числа местных жителей. Вскоре им был привлечен к операции Теодор Сядервирте, ставший главным помощником боевиков, и Антон Лонка. Тем временем другой член группы Эмиль Куутти получил задание доставить в Финляндию оружие. Первоначально планировалось использовать пулемет, но потом решили использовать пистолеты.

В марте 1920 года в Финляндию нелегально прибыли Александр Векман (он руководил операцией), Александр Суокас и Карл Сало. Совещание было проведено 1 апреля 1920 года на квартире Теодора Сядервирте. Жертву было решено ликвидировать 4 апреля 1920 года в городе Тампере во время парада щюцкора. С помощью жребия определили исполнителя — им стал Карл Сало. Предполагалось, что он застрелит военачальника из пистолета, когда последний, следуя верхом во главе колонны, поравняется с боевиком. Александр Векман и Александр Суокас должны находиться рядом с исполнителем и применить оружие в случае необходимости.

4 апреля 1920 года покушение сорвалось. Карл Сало струсил и не смог выстрелить, а двое других боевиков потеряли его в толпе и упустили благоприятный момент.

13 апреля Карл Сало попытался повторить попытку, но снова струсил. Вечером он пришел на квартиру к Теодору Сядервиртеру, отдал ему пистолет и, не дожидаясь Александра Векмана, попытался скрыться где-нибудь в Финляндии, так как возвратиться в Советскую Россию он не мог. Однако 23 апреля был арестован финской полицией.

После этого Александр Векман принял решение прекратить операцию. О судьбе пятерых членов группы йы уже рассказали. Теперь об оставшихся четверых членах группы. Александр Энтрохе, Эмиль Куутти и Вайно Луото решили осесть в Финляндии. В июле — августе 1920 года Антги Поккенен побывал в Петрограде и получил инструкции относительно дальнейшей деятельности.

12 ноября 1920 года суд города Турку приговорил Александра Векмана к 12, Карла Сало к 10, а Александра Суокаса к 6 годам тюремного заключения. Так как покушение не состоялось, им инкриминировали антигосударственный заговор и измену родине. Антон Лонка за недоказанностью вины был оправдан, а Теодор Сядевирте освобожден от ответственности за сотрудничество со следствием. Правда, выйдя на свободу, последний был вскоре убит Александром Энтрохом. На улице боевик метнул в него гранату. В результате взрыва пострадало двое случайных прохожих (один из них умер от полученных ранений в больнице). По данному факту полиция провела расследование и довольно быстро задержала Энтроха, Куутти и Лонка. Суд приговорил их за совершенные убийства, а также подготовку к убийству, измену родине и попытке свержения государственного строя к пожизненному заключению.

Впрочем, не все участники этой истории отбыли пожизненные сроки заключения. Так, 5 июля 1921 года Суокас вместе с шестью заключенными бежал из тюрьмы и благополучно добрался до Советской России. А 18 июня 1926 года на свободу вышли Векман и Энтрох. Их и еще шесть финнов и двух русских обменяли на финских белогвардейцев, находившихся в советских тюрьмах[20].

Глава 2 РОДИТЬСЯ В ПОЛТАВЕ И УМЕРЕТЬ В ПАРИЖЕ

В два часа дня 25 мая 1926 года в Париже был тяжело ранен Симон Петлюра. Через 2 часа 40 минут он умер в больнице. Стрелявшего задержали почти сразу. На первом допросе он заявил, что зовут его Самуил (Шалом) Шварцбард, что он французский гражданин еврейской национальности, родом из Смоленска и действовал исключительно из личной мести, считая Петлюру главным виновником еврейских погромов на Украине в 1919–1920 годах, унесших жизни тысяч невинных людей, в том числе многих родственников самого Шварцбарда[21]. Следствие, длившееся более 16 месяцев, в целом подтвердило это заявление. На основании собранных доказательств парижский суд присяжных признал Шварцбарда невиновным и оправдал его.

Хотя убийцу задержали на месте преступления, а французская полиция провела тщательное расследование, но до сих пор нет однозначного ответа — действовал «мститель» по собственной инициативе, или выполнял приказ Москвы.

Сторонники версии «убийцы-одиночки» указывают на то, что в середине двадцатых годов прошлого века отошедшего от активной военно-политической деятельности (чего не скажешь о лидерах белогвардейской эмиграции) Петлюру Москве в общем-то незачем было убивать. Он не представлял реальной угрозы для СССР. Их оппоненты справедливо указывают на то, что среди оказавшихся в эмиграции противников большевиков — лидеров украинских националистов (тех, кто выступал за обретение Украиной независимости) Симон Петлюра был самым политически жизнеспособным, международно признанным и популярным. Одна из причин — оставленный им яркий след в истории Гражданской войны на Украине.

Если на территории Центральной России было по большому счету две противоборствующих стороны (те, кто поддерживал большевиков (это не только Красная Армия, но, например, красные партизанские отряды, оперировавшие в Сибири и на Дальнем Востоке) и их противники (Белое движение; интервенты; кулаки, выступившие с оружием в руках против советской власти)), то на Украине субъектов вооруженного противостояния было гораздо больше. Этот факт не отрицали и официальные советские историки.

Фактически на Украине не существовало единого антисоветского фронта. Каждая из сторон по-своему представляла будущее этого государства. И активно воевала не только с большевиками, но и «партнерами» по антибольшевистской «коалиции».

Всех вооруженных противников советской власти на Украине в годы Гражданской войны объединяла лишь звериная ненависть к большевикам. Сложно представить, чтобы лидеры Белого движения выступали за отделение Украины от Российской империи. А ярые украинские националисты типа Симона Петлюры видели будущее Украины точно так же, как и умеренный националист Павел Скоропадский (в душе якобы русский патриот) — в виде независимого от Москвы государства, только Петлюра ориентировался на Францию, а гетман на Германию.

Множество кулацких атаманов больше волновала экономическая свобода, чем страна, где будут проживать хлебопашцы. Поэтому любое ущемлении их экономических интересов провоцировало вооруженную борьбу с существующей на тот момент властью.

Из всех лидеров украинских националистов во время Гражданской войны и в первые годы после ее окончания самой яркой личностью был Симон Петлюра. Именно его политическая программа оказалась самой популярной среди борцбв за независимость Украины. А те, кого принято называть «петлюровцами», даже в начале двадцатых годов прошлого века, вплоть до 1925 года, участвовали в вооруженных рейдах с территории Польши на земли Советской Украины. Через несколько лет их боевой и диверсионный опыт использовало руководство ОУН, а сами петлюровские ветераны охотно командовали боевыми подразделениями ОУН-УПА. Для сравнения, гетман Скоропадский и его сторонники оказались востребованы значительно меньше.

Кем был и за что воевал Симон Петлюра

Симон (совр. укр. — Саймон) Петлюра

Есть категория людей, которых в народе называют «хронические неудачники». Любая общественная, политическая или предпринимательская деятельность им противопоказана. Они способны погубить любое дело. Симон Петлюра среди них занимает одно из почетных мест.

Неудачи начали преследовать Симона Петлюру с юности. Сын полтавского возницы, он не оправдал надежд родителей — не стал священнослужителем. Его исключили из духовной семинарии, когда он был уже близок к ее окончанию. Причина — плохая успеваемость и игра случая, но отнюдь не пробуждение национального сознания юного семинариста, как попытаются впоследствии обыграть это событие лжебиографы Петлюры.

В 1900 году он вступил в Революционную украинскую партию (РУП). В декабре 1903 года его арестовали как члена Черноморского Вольного общества (Кубанская организация РУП), но в марте 1904 года был освобожден «на поруки».

Перед революцией  1905–1907 годов Петлюра работал на Кубани в экспедиции по исследованию степных областей. В январе 1906 года — делегат Украинской социал-демократической рабочей партии (УСДРП, бывшей РУП) на съезде галицийской Украинской социал-демократической партии (УСДП).

Значительная часть жизни Симона Петлюры в межреволюционные годы (1907–1917 годы) протекала в Петербурге и Москве. Здесь он работал бухгалтером в страховом обществе «Россия» и по совместительству с 1912 года подрабатывал в издательстве журнала «Украинская жизнь», публикуя биографические справки об украинских деятелях. Одновременно участвовал в работе украинских националистических кружков «Кобзарь» и «Громада».

Когда началась Первая мировая война, Симон Петлюра поступил на работу в благотворительную организацию «Всероссийский союз земств и городов», которая активно сотрудничала с правительством Российской империи и специализировалась на бытовым обслуживание действующей армии. Там он сделал стремительную карьеру — с 1915 года председатель Главной контрольной комиссии, в 1916 — марте 1917 года — заместитель уполномоченного Союза на Западном фронте. Новые должности не только были престижны, но и давали ему возможность материально обеспечить семью, а также пристойно одеться в полувоенную форму, которой он гордился как «военный деятель». Тогда же он продемонстрировал свою лояльность Российской империи.

В 1914 году в журнале «Украинская жизнь» опубликовал воззвание «Война и украинцы», в котором опровергал мнение о будто бы «австрийской ориентации» украинцев России, указывал, что украинцы «выполнят долг граждан России в это тяжелое время до конца…», призывал государственные и военные круги к «толерантному отношению к украинскому населению Австро-Венгрии» как части национального украинского целого, связанного с Россией».

В Минске в апреле 1917 года Петлюра был избран председателем Украинского Совета войск Западного фронта. 4–5 апреля 1917 года участвовал в работе конференции УСДРП, которая постановила поддержать Временное правительство, принцип федеративного устройства Российской Республики и подтвердила требование партии об автономии Украины, как первой, неотложной, актуальной задаче… пролетариата и всей Украины».

Украинским Советом Западного фронта Симон Петлюра был делегирован на 1-й Украинский военный съезд, который 18–21 мая 1917 года проходил в Киеве. Съезд создал Генеральный военный комитет при Центральной раде, который возглавил Симон Петлюра, и принял постановление о сохранении фронта и провозгласил немедленную украинизацию армии по национально-территориальному принципу.

О том, как готовил себя Симон Петлюра к будущей государственно-политической деятельности, поведал один из его бывших соратников — Исаак Мазепа. Последний знал Петлюру с 1906 года, а познакомился с ним в Петербурге, на собраниях местной организации украинской социал-демократической партии.

«В то время в Петербурге выходил социал-демократический ежемесячник «Вільна Україна», одним из редакторов которого был Петлюра. Припоминаю, на страницах «Вільної України» Петлюра вел в основном обзор внутренней жизни и литературную хронику. Как член украинского клуба в Петербурге он там же выступал с рефератами почти исключительно на темы об украинской литературе, театре и т. п. Вообще из разговоров с ним при различных встречах сначала в Петербурге, а потом в 1907 году в Киеве во время II съезда украинской социал-демократической партии, в котором я участвовал как делегат от петербургской организации, я наблюдал, что в то время он больше интересовался вопросами литературы и искусства. В вопросах социалистической теории, политических и экономических он уступал многим другим членам партии».

Вот такого военного министра получила в 1917 году независимая Украина.

Зато после прихода в Центральную раду Петлюра заявил о своей готовности отстаивать ее политические принципы, иными словами, он был за федерацию с Россией, пока у власти находилось буржуазное Временное правительство, и стал сепаратистом — «самостийником», когда в результате Октябрьского переворота власть перешла к Советам.

Когда 28 июня 1917 года Центральная рада создала исполнительный орган — Генеральный Секретариат, Петлюра был назначен Генеральным секретарем по военным делам, но Временное правительство этот пост не утвердило. Петлюра, как и другие лидеры УСДРП, определявшие военную политику Центральной рады, видел в регулярной армии орудие господства буржуазных классов. Деятельность Петлюры не шла дальше украинизации частей в Российской армии, так как он опасался углубить противоречия между Киевом и Москвой, что могло отрицательно сказаться на провозглашении автономии Украины и способствовать «разрыву единого революционного фронта». Симон Петлюра был избран даже членом Учредительного Собрания.

На следующий день после Октябрьской революции на закрытом заседании Малой рады, Украинского Генерального военного комитета, Всеукраинского Совета Рабочих депутатов, Киевского Совета Рабочих депутатов и других общественных организаций был образован Краевой комитет охраны революции на Украине, которому подчинялись все силы революционной демократии. Одним из членом Краевого комитета стал Симон Петлюра.

15 ноября 1917 года Центральная рада назначила его Генеральным секретарем военных дел Украины. В этот же день Петлюра сообщил в Главный штаб Российской армии, в военные части и учреждения, что военная власть на Украине, за исключением фронта, перешла в его руки.

По приказу Петлюры с 1 декабря 1917 года украинизированные воинские части, находившиеся вне Украины (в Московском и Казанском военных округах), переподчинялись местным украинским военным советам, в Петрограде — Украинскому петроградскому военному штабу с целью возврата на Украину.

Стремясь не допустить дальнейшей большевизации войск и восстания на территории Украины, в ночь с 30 ноября на 1 декабря 1917 года по приказу Петлюры многие части русской армии, дислоцированные на Украине, были разоружены, а солдаты высланы в Россию.

В то же время Генеральный секретариат обратился к образовавшимся правительствам Молдавии, Крыма, Башкирии, Кавказа, Сибири, Юго-Восточному союзу казаков и другим с предложением сформировать, в противовес правительству Советской России, Общероссийское федеративное правительство.

Правительство Дона по договоренности с Петлюрой отправило на Украину украинские части и получило подкрепление для войск генерала А.М. Каледина, переправленное через территорию Украины. Это стало основной причиной написанного 3 декабря 1917 года и переданного в ночь на 4 декабря по телефону ленинского «Манифеста к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской Раде» и военных действий советских войск против Украинской Народной Республики (УНР).

Шолем Шварцбард

4 декабря 1917 года, после получения манифеста СНК на съезде Советов РСКД Украины в Киеве Петлюра, не зачитывая его текста, заявил:

«…большевики готовят Украинской Народной Республике удар в спину, они сосредоточивают свое войско на Волыни, в Гомеле и Брянске, чтобы идти походом на Украину. Таким образом, украинское правительство вынуждено принять меры для обороны и призвать на помощь армии Вольное казачество».

Одновременно Владимир Винниченко и Симон Петлюра обратились с воззванием «К войску украинскому (Юго-Западного и Румынского) фронта и тыла», в котором указывалось, что Генеральный секретариат предпринял меры по реорганизации армии на новых демократических принципах.

Политическое руководство Центральной рады подозревало высшее офицерство царской армии, предлагавшее свои услуги УПР в намерениях правого переворота. Петлюра расформировал и отправил на фронт 1-й Украинский корпус генерала Павла Скоропадского, к которому примкнули части Вольного казачества.

Приверженец антантовской ориентации, Симон Петлюра после решения Центральной рады включиться в мирные переговоры в Брест-Литовске и пригласить на Украину немецкие и австро-венгерские войска, а также из-за разногласий с главой правительства Винниченко 31 декабря 1917 года подал в отставку с поста военного министра.

Свой пост он оставил без особого сожаления. Он сохранил звание головного атамана и хорошо заработал. В декабре 1917 года с ним встретился эмиссар Франции и вручил крупную сумму денег на формирование гайдамакских частей. Париж был заинтересован в том, чтобы Украина продолжила войну с Германией.

Отставной военный министр отправляется на Полтавщину, чтобы на французские деньги сформировать гайдамацкую часть. Там он вступает в контакт с местным атаманом Омельяном Волохом и в январе 1918 года к обоюдному удовлетворению объявляет его отряд «Гайдамацким Кошем Слободской Украины».

Кош состоял из двух куреней — красных и черных гайдамаков, конной атаманской сотни и артиллерийской батареи. Личный состав коша образовали добровольцы, преимущественно старшины и казаки киевских военных школ. В марте 1918 года Кош был расширен до Гайдамацкого пехотного полка (командир — полковник Владимир Сикевич) и включен в состав Запорожского корпуса. В июне 1918 года полк переформирован в Гайдамацкую бригаду с пушечным дивизионом и конной сотней. Командовал бригадой атаман Омельян Волох.

С этим войском в январе 1918 года Петлюра по собственной инициативе приходит на выручку Центральной раде, когда на ее стороне — как военная сила — оставался только «Галицко-Волынский курень» Евгена Коновальца — будущего лидера западноукраинских националистов.

Петлюровцы жестоко подавили восстание рабочих завода «Арсенал» — повешено и расстреляно более 1500 человек. Но спасти Центральную раду это не могло. Через два дня она бежала из Киева под напором наступающих частей Красной Армии. Петлюровский «кош» прикрывал отступление Центральной рады до прифронтового местечка Сарны. Отсюда в обратном направлении Петлюра маршировал со своими гайдамаками впереди немецких оккупационных войск. Немецкое командование разрешило Петлюре первым войти в Киев и даже инсценировать на Софиевской площади парад своих гайдамаков. Так создавалась легенда о Петлюре — «освободителе Украины». Она найдет свое развитие на последующих этапах государственно-политической и военной карьеры С. Петлюры, не безучастия заинтересованных лиц.

В апреле 1918 года Симон Петлюра был избран главой Киевского губернского земства и Всеукраинского союза земств. После разгона Центральной рады и прихода к власти Скоропадского новая администрация развернула гонения на демократические земства и самоуправления, начались аресты и карательные экспедиции против крестьянства, причастного к разгромам помещичьих имений. Возглавляемый Петлюрой Всеукраинский союз земств находился в открытой оппозиции к правительству Павла Скоропадского.

В мае 1918 года немецкому, австро-венгерскому и болгарскому послам в Украинской державе был направлен подписанный Петлюрой меморандум, в котором констатировались нарушения государственной властью демократических свобод, обращалось внимание на карательные акции против украинского крестьянства, аресты и притеснения политических и земских деятелей.

16 июня 1918 года Всеукраинский земский съезд принял документ, направленный Павлу Скоропадскому, в котором подчеркивалось, что «дальнейшее продолжение высшей властью политики антидемократической, антинациональной и антигосударственной грозит тяжелыми последствиями и исключает всякую возможность сотрудничества народного самоуправления с данной властью».

Понятно, что терпение властей было не вечным. 27 июля 1918 года Симон Петлюра был арестован по подозрению в антиправительственном заговоре и участию в деятельности Украинского национального союза (УНС). В тюрьме он находился относительно недолго. 13 ноября 1918 года, после начала смены власти в Киеве, он вышел на свободу и на следующий день выехал в Белую Церковь, откуда руководил вооруженным восстанием против гетманского режима. Был избран членом Директории в Киеве (заочно) и возглавил армию УНР.

Симон Петлюра не упускал случая для саморекламы и самовосхваления. Где бы он ни появлялся со своим войском, там непременно организовывали парады и богослужения. Так, по случаю падения гетманщины в Киеве была построена торжественная арка и проведен помпезный парад; на протяжении двух недель после этого не прекращались оргии в виде так называемых обедов, вечеров, банкетов, на которых славили Петлюру-«освободителя» и его атаманов. Между тем город переведен на осадное положение. Запрещены какие бы то ни было собрания. Пресса взята под жесточайший контроль. Профессиональные и иные рабочие организации разогнаны, а их делопроизводство уничтожено. Карательные подразделения петлюровцев, преследуя большевиков, расстреливали свои жертвы без следствия и суда.

В петлюровской армии, малоорганизованной и недисциплинированной, защищавшей неведомо кого и неведомо что, было лишь две силы, удерживавшие от полного развала и самоликвидации: авторитет головного атамана и возможность пограбить. Идейных, национальных мотивов хватило ненадолго. В воздухе запахло Большим Погромом, а малые уже шли повсеместно.

Под давлением Красной Армии Директория 2 февраля 1919 года покинула Киев и перебралась в Винницу. Вскоре премьер Владимир Винниченко подал в отставку, и с 11 февраля 1919 года Симон Петлюра фактически сосредоточил в своих руках гражданскую и военную власть. Теперь он отвечал за все и управлял, насколько это было возможно, всем.

Убежденный украинский националист, Симон Петлюра мечтал о национальном единстве всех социальных групп, стараясь не замечать острейших противоречий между крестьянами и крупными землевладельцами, у которых землю то отбирали и делили (сразу после Февраля), а потом почти всю вернули, отобрав у только что получивших ее крестьян (при Скоропадском). Теперь начинался «третий передел»: многовато для двух лет свободы.

И другие народы он не хотели обижать, создали специальный Секретариат по делам национальностей, в котором вице-секретарем по еврейским делам был Моисей Зильберфарб — это еще при Раде и гетмане. При Директории появилось целое министерство по еврейским делам во главе с Абрахамом Ревуцким, которое занимало одну комнату в отеле (декабрь 1918 — февраль 1919 года). Ревуцкий пытался что-то сделать для прекращения погромов, но не добился ничего. Ему на смену пришел Пинхас Красный, исполнявший роль уже не министра, а скорее лакея при Симоне Петлюре. Потом и он сбежал к красным. Да и куда, как говорится, бедному еврею еще было податься.

В городах заметная часть населения ориентировалась на большевиков с их привлекательными в своей простоте лозунгами, но Петлюра выступал против любых мирных переговоров с Советской Россией. В результате кровопролитных боев в 1919 году Красная Армия заняла сначала Киев, а потом вытеснила войска Петлюры на территорию Польши.

Ориентация Петлюры на Антанту вылилась в прямой торг интересами Украины. За оказание военной помощи «для совместной борьбы с большевиками» французская сторона в марте 1919 года потребовала от Директории сформирования армии численностью в 300 тысяч человек и подчинения ее своему командованию. На это отводился трехмесячный срок. Подлежали передаче под контроль французов железные дороги и финансы Украины. Директории надлежало обратиться к Франции с просьбой принять Украину под свой протекторат. Помешало этому наступление частей Красной Армии, завершившееся изгнанием оккупантов с украинской земли.

С изменением ситуации изменилась и ориентация Петлюры. Теперь он отдавал предпочтение сближению с Пилсудским, ждавшим случая, чтобы вторгнуться со своими войсками на территорию Украины и осуществить план создания великой Польши «от моря до моря». Установленные по инициативе главы Директории контакты с польским правительством привели к подписанию 24 мая 1919 года соглашения, в котором была зафиксирована просьба Петлюры к Польше «оказать помощь и поддержку». Петлюра принимал на себя «обязательства заключить с польским правительством договор, который основывался бы на таких основных принципах: отказ его правительства «от своих прав» на Восточную Галицию; признание Западной Волыни «неотъемлемой частью Польши», объединение «для борьбы с большевиками» и организация с этой целью «украинских вооруженных сил при помощи и поддержке польских войск»; подчиненность УНР Польше во внешнеполитических делах; обновление; сбережение и развитие всех национальных и экономических особенностей польского населения на Украине.

Эти условия составили основу подписанных от имени Петлюры и Пилсудского договора от 21 апреля 1920 года и военной конвенции от 24 апреля того же года.

Генерал-хорунжий Юрко Тютюнник

Идя на сговор с Пилсудским, Петлюра предпринимает в то же время попытку найти общий язык с Деникиным. Он направляет навстречу Добровольческой армии, двигавшейся В сторону Киева, свою делегацию. Своим войскам, двигавшимся к той же цели, приказывает при встрече с частями армии Деникина не ввязываться «во вражескую акцию». Тем не менее миновать инцидента не удалось. Вооруженная стычка между петлюровцами и деникинцами произошла 31 августа 1919 года в самом Киеве, где сошлись обе «армии-победительницы». Поводом явилось оскорбление трехцветного деникинского знамени кем-то из петлюровцев, собравшихся на торжественный парад. После этого инцидента галицкая армия начала воевать с деникинцами. Силы были неравными, и в начале ноября 1919 года Петлюра капитулировал перед деникинцами, тайно подписав с ними соответствующий договор.

Фактически это означало конец политической и военной карьеры Симона Петлюры. Сначала три атамана покинули Петлюру, прихватив с собой его казну. 5 декабря 1919 года под покровом ночи Симон Петлюра выехал в Варшаву. С этого времени он всецело перешел под покровительство Пилсудского, за что заплатил ему подписанием Варшавского договора и военной конвенции, а также участием в авантюристическом походе на Киев. Тайно подписанный 21 апреля 1920 года так называемый Варшавский договор даже с позиции эмигрантских кругов представляет собой акт национальной измены. По этому «договору» к Польше отходила пятая часть территории Украины с населением около 9 миллионов человек.

В январе 1920 года в Львове начал действовать руководящий центр петлюровского антисоветского подполья — Повстанческо-партизанский штаб (ППШ) во главе с генерал-хорунжим армии УНР Юрко Тютюнником. Он напрямую подчинялся Главному атаману войск УНР Симону Петлюре, «как главнокомандующему всех украинских регулярных и партизанских войск».

Штаб состоял из четырех отделов: оперативного (начальник — генерал-полковник Юрий Отмарштейн); организационного (начальник — полковник Л. Ступницкий); разведывательного (полковник О. Кузьминский) и административно-политического (начальник — полковник Добротворский)[22].

Всеми действиями ППШ руководил Второй отдел (разведка) Польского генштаба. Петлюровцам удалось создать агентурную сеть на территории Советской Украины. В нее входило несколько тысяч человек[23].

27 сентября 1920 года головной атаман действующей армии УНР Симон Петлюра подписал приказ № 055, которым вводилось в действие «Положение про проведение на Правобережной Украине восстания против большевистской армии и власти». Положение это разработал генерал-хорунжий Владимир Синклер, занимавший в то время должность начальника генерального штаба армии УНР.

Для проведения восстания территория Советской Украины была разделена на десять повстанческих районов: пять на севере, пять на юге. Каждый район был поделен на курени, а курени — на сотни. Общее руководство районами осуществлял генштаб. План, изложенный в «Положении…», регламентировал назначения, оплату командиров, обеспечение оружием, одеждой и боеприпасами, связь, агитацию, организацию разведки и контрразведки, переход границы со стороны Польши и Румынии. Общие затраты на подготовку и реализацию восстания оценивались в 51 млн гривен и 15 тысяч румынских левов[24].

В этом плане все было великолепно, кроме… кадровой политики. На все офицерские должности планировалось назначать не белогвардейских офицеров, а представителей УНР — одна из издержек украинского, да и любого, национализма. Антисоветское повстанческое движение на территории Советской Украины существовало, но его размах и количество участников не устраивало ни Симона Петлюру, ни Варшаву.

Осенью 1921 года Симон Петлюра, выполняя распоряжение Варшавы, приказал активизировать разведывательно-диверсионную деятельность на территории Советской Украины. Всем подпольщикам и заброшенным с территории Польши бандам было приказано осуществлять диверсии на железнодорожных коммуникациях, разрушать средства связи, начать террор против коммунистов и сотрудников правоохранительных органов. Указания начали активно реализовываться. Если в сентябре 1921 года было зафиксировано 248 нападений, то в октябре того же года уже 285. Только в Балте ком уезде Одесской губернии было убито свыше ста коммунистов. Затем началось массовое вторжение петлюровских банд с территории Польши. Волынская, Подольская, Киевская и Одесская губернии были объявлены на военном положении[25].

Первоначально план вторжения, в разработке которого Симон Петлюра принимал активное участие, предусматривал одновременный прорыв трех партизанских групп: группы генерал-хорунжего Александра Удовиченко на Подолии, генерал-хорунжего Безручко на Волыни и конной партизанской мобильной группы Юрия Тю-тюнника, которая должна была пройтись по южным районам Украины. Затем, повернув на северо-восток, Тютюнник должен был забазироваться в районе Чигирина, в партизанском крае Холодный Яр, и начать партизанские действия вверх по Днепру, на север, чтобы отрезать Правобережье от Левобережья и РСФСР. Этот план предусматривал, прежде всего, продовольственную поддержку со стороны населения, не говоря уже о том, что партизаны должны были, пополнив свои ряды в повстанческих районах, переформироваться в повстанческую армию.

Симон Петлюра при разработке плана вторжения учел опыт Гражданской войны, когда повстанческие дивизии и полки, отказавшись воевать с противником не на своей территории, при попытке их передислоцировать на другие направления просто-напросто разбегались. Поэтому он издал в середине 1921 года приказ, которым, впервые в мировой военной истории, вводились Украинские партизанские вооруженные силы. Они должны были начать вторжение и лишь после достижения определенных успехов на базе повстанческих районов начать формирование армии. Следует особо отметить, что Петлюра в этом приказе приравнял партизан и повстанцев по льготам к регулярным вооруженным силам.

Чекисты были прекрасно осведомлены о планах петлюровцев, так как еще в 1919 году в его ближайшее окружение было внедрено множество агентов. Среди прочих мер противодействия — концентрация войск на Украине. Формально красноармейцы должны были помочь местным властям обеспечить выполнения плана по хлебозаготовкам. Если какой-то село не сдавало необходимое количество зерна, то его окружали войска и изымали у крестьян весь урожай. После завершения уборочной страды войска продолжали оставаться в районах дислокации.

Сила была внушительная. Против петлюровских отрядов Москва планировала использовать: 44-ю стрелковую дивизию (130-я, 131-я и 132-я стрелковые бригады), 45-ю стрелковую дивизию (133-ю, 134-ю и 135-ю стрелковые бригады), 24-ю Самарскую стрелковую «железную» дивизию (70 — ю, 71-ю и 72-ю стрелковые бригады), 1-й Конный корпус червоного казачества имени Всеукраинского ЦИК во главе с Виталием Примаковым (1-ю и 2-ю кавдивизии) и 3-й Конный корпус в составе 7-й Самарской кавдивизии и 9-й Крымской кавдивизии имени СНК УССР, во главе которой был поставлен только что прибывший с Тамбовщины «герой» подавления повстанческого мятежа Антонова — Григорий Котовский.

К войсковой группе, насчитывавшей три пехотные и четыре конные дивизии, были прикомандированы школа краскомов, шесть бронепоездов, а также дивизион бронеавтомашин и эскадрилья разведывательной авиации.

Все они были размещены таким образом, чтобы армия Тютюнника попала в мешок северо-западнее города Коростеня или же севернее Житомира. Загнать Партизанскую повстанческую армию в ловушку должны были мобильные конные полки 9-й кавдивизии Котовского. Планом предусматривалось заманить Тютюнника на равнину, занять конницей прилегающие лесные массивы и, сжимая кольцо окружения, не выпустить обратно в Польшу никого.

Как показали дальнейшие события, план был реализован. Правда, Тютюннику все-таки удалось вырваться из кольца, но только потому, что командир одного из конных полков Котовского, бывший кубанский казак, симпатизировавший украинцам, не перекрыл эскадроном проезд через второй мост на реке Звиздаль. После военно-полевого суда он был расстрелян в начале декабря 1921 года. Также на территорию Польши прорвались партизаны Гопанчука, Палия и Нельговского[26].

Первые неудачи не охладили боевого задора петлюровцев. Они активно продолжали готовиться к решающей схватке с советской власти, ну а чекисты педантично фиксировали все их достижения. Вот, например, что происходило в октябре 1922 года.

«Успешно продолжается ликвидация бандитизма на Украине. В Подольской и Кременчугской губерниях, в результате целого ряда операций, проведенных органами по борьбе с бандитизмом, было раскрыто несколько крупных петлюровских организаций и изъято громадное количество оружия. Кроме того, арестованы все наиболее известные петлюровские атаманы…».

Всего же на территории Украины в октябре 1922 года действовало 35 банд, общей численностью 700 человек при 4 пулеметах.[27]

В начале ноября 1922 года чекисты отрапортовали о ликвидации петлюровской организации в Подольской губернии. Арестовано 290 человек[28].

Успехи в борьбе с антисоветским петлюровским подпольем были относительными. В июне 1923 года чекисты вынуждены признать, что угроза восстаний так и не была полностью нейтрализована.

«Бандитизм на Украине все усиливается и носит характер подготовки почвы для широкого повстанческого движения. Крестьяне под влиянием усилившийся агитации петлюревцев, кулачества и духовенства представляют благоприятную почву для бандитизма, и петлюровцы считают обеспеченным участие его в восстание после уборки урожая.

Организацию восстания на Украине ведет генеральный штаб УНР. Организация пользуется содействием польского военного министра Сосновского, главного покровителя петлюровщины, содействующего объединению всех контрреволюционных сил. Повстанческий комитет штаба руководится Петлюрой. Временно, во избежания дипломатических осложнений, на Украину посылаются только мелкие группы повстанцев и организаторов. Все внимание концентрируется на Киевской губернии и на железнодорожной магистрали Киев — Винница, куда будет направлен первый удар.

Рост численности и активность банд в этих районах является показателем здесь к серьезному наступлению. Цель банд — разрушение железнодорожного транспорта, террор парт- и совработников, а также комнеземов и сельской бедноты. В течение июня ограблено 8 пассажирских поездов, обстреляно 3 парохода, шесть станций железных дорог и три колонии железнодорожных рабочих…»[29].

Всего на Украине в июне 1923 года действовало 65 банд (более 600 штыков и сабель)[30]. В июле количество банд достигла 77 (до 800 человек)[31]. К 1 ноября 1923 года количество банд снизилось. Чекисты зафиксировали 42 отряда, общей численностью 443 человека[32]. Наступившая зима 1923/1924 года никак не повлияла на количество банд — 467 бандитов сражались против советской власти и терроризировали местное население в составе 48 банд[33].

Все же чекистам удалось заманить в ловушку Юрко Тютюника. Чекисты умело подвели к нему своего негласного помощника Задунайского — бывшего повстанческого командира, Атамана удалось убедить, что в Украине существует подпольная «Высшая военная рада». В ночь на 17 июня 1923 года Тютюнник в сопровождении Задунайского отправился на совещание с ее «руководством». На советском берегу Днестра атамана схватили пограничники, имитировавшие повстанцев. Потрясение было столь велико, что бесстрашный генерал рухнул на песок и несколько часов пребывал в глубоком шоке.

В 1929 году Тютюнника расстреляли, предварительно использовав его в интересах разложения украинской политэмиграции…[34].

В конце концов, пришло время, когда польское правительство было вынуждено прекратить активную антисоветскую деятельность на своей территории, как того требовали условия Рижского договора. Петлюровцы, гетманцы и прочие обанкротившиеся претенденты на всеукраинс-кий престол вынуждены были искать для себя более удобное укрытие.

Так по воле судьбы Симон Петлюра оказался в Париже, где его приютила масонская ложа. Здесь 25 мая 1926 года его в Латинском квартале и убил выстрелом из пистолета неизвестный, назвавшийся Самуилом Шварцбардом.

О чем не писали французские газеты

В многочисленных публикациях, где подробно описана смерть Симона Петлюры, крайне скупо сообщается о его убийце. У большинства читателей создается ошибочное впечатление, что стрелявший — бедный еврей — часовщик, далекий от политики, который за всю свою жизнь даже мухи не обидел, а на курок пистолета впервые нажал в день покушения. И только счастливое для него стечение обстоятельств не позволило промахнуться. О еврейских погромах на Украине убийца якобы узнал от случайных знакомых. Услышанные истории так потрясли его, что он решил убить Симона Петлюру.

В жизни все было по-другому. Шолем Шварцбард (так на самом деле звали убийцу) был не только профессиональным часовщиком, но и военным (в Первую мировую войну служил в Французском иностранном легионе, а в Гражданскую войну — в Красной Армии) — именно там он в совершенстве овладел навыками обращения с огнестрельным оружием. В жертву он выпустил семь пуль. Первая попала в правое плечо, после чего раненый упал, но попытался подняться. Вторая пуля — в подбородок, третья и четвертая — в живот, пятая пуля — в область сердца. Шестая и седьмая попали в брусчатку.

Шолем Шварцборд родился в 1888 году в Измаиле (Бессарабская губерния Российской империи). Затем вместе в родителями переехал в Балту (город в Одесской области), где он учился в хедере (еврейская религиозная начальная школа). Отец обучил его русскому языку, географии и арифметике. Тогда же он освоил профессию часовщика. В юности пристал к социалистическому движению — перевозил контрабандно оружие и литературу через границу. В 1906 году был арестован, вскоре после освобождения бежал в Черновцы, где примкнул к анархистам.

С 1907 по 1910 год жил на территории Австро-Венгерской империи. Здесь у него снова начались проблемы с законом. В 1908 году он оказался в Вене, где с ним произошла неприятная история. Его поймали в магазине при взломе кассы с деньгами. За это он получил 4 месяца каторжной тюрьмы. Отбыв наказание, он перебрался в Будапешт в 1909 году и снова его задержали при попытке кражи.

В 1910 году перебрался во Францию, жил в Париже, где открыл часовой магазин и женился. В годы Первой мировой войны служил во Французском иностранном легионе. В 1916 году после ранения был демобилизован.

Осенью 1917 года, вместе с женой и еще несколькими русскими на теплоходе «Мельбурн» вернулся в Россию. На борт судна он попал в качестве «политического русского эмигранта». В пути следования он решил соответствовать своему новому статусу, да и большевикам нужно доказать свою политическую лояльность, и поэтому проводил активную коммунистическую пропаганду. Затем он оказался в Петрограде, а оттуда выехал в Балту, ну а потом перебрался в Одессу. До сих пор неясно, какие отношения у него в тот момент были с большевиками.

В 1918 году участвовал в боях против конных частей «казацких войск» Симона Петлюры, которые, среди прочего, устраивали еврейские погромы. В 1919 году воевал против банд атамана Григорьева и снова того же Петлюры. Когда его отряд был разгромлен, ему удалось бежать, и в конце 1920 года он оказался в Париже.

Один из мифов — убийца Симона Петлюры был далек от политики. В ходе следствия выяснилось, что он поддерживал дружественные отношения с анархистами различных оттенков и толков и даже устроил у себя «явочную квартиру». Также своим его считали сионисты[35].

Да и на жизнь он зарабатывал не только с помощью ремесла часовщика, но и литературной деятельностью. Так, в первой половине двадцатых годов прошлого века он регулярно печатал воспоминания о Гражданской войне на Украине в еврейской лондонской газете «Цайт», а также в еврейских СМИ в США. В 1920 году в Париже был издан сборник его стихов «Мечты и действительность». Кроме того, он написал, но так и не издал дневник воспоминаний 1917–1920 годов и сборник рассказов и воспоминаний «Письма с чужбины».

И завершая рассказ о жизни этого человек, сообщим, что умер он в 1938 году в Кейптауне (ЮАР). Мемуаров он так и не написал, поэтому непонятно, чем на самом деле руководствовался, когда решил убить Симона Петлюру. Зато за него это сделали журналисты и историки.

«Рука Москвы»

Одним из тех, кто первым озвучил эту версию, был юрист и политический деятель Андрей Яковлев. В 1917–1918 годах он был директором канцелярии Центральной рады, потом эмигрировал, преподавал право, был избран профессором и ректором Украинского вольного университета. Умер в США в 1955 году. Он имел возможность не только присутствовать на суде, но и ознакомиться с материалами дела.

Андрей Яковлев указал, что весной 1926 года в Харькове (тогда столица Украины), а затем и в Москве всерьез заговорили об опасности Симона Петлюры. Произошло это после того, как руководство ОГПУ ознакомилось с донесениями многочисленной агентуры, которая следила за жившими в эмиграции украинскими националистами.

Также Андрей Яковлев утверждает, что в операции по «ликвидации» Симона Петлюра принял участие бывший руководитель Союза эсеров-максималистов на Дальнем Востоке Михаил Володин. Автор не называет его чекистом, скорее агентом Москвы. Хотя суть от этого не меняется. Михаил Володин появился в Восточной Европе в 1920 году, а затем в течение нескольких лет якобы принимал активное участие в операциях советской разведки, проводимых в среде украинских националистов в различных странах Восточной Европы. В Париже Володин впервые появился в августе 1925 года, провел в столице Франции полтора месяца, а потом исчез на четыре месяца. В январе 1926 года Володин вновь появился в Париже. Вскоре он познакомился с Шварцбардом[36]. Так, по крайней мере утверждал обвиняемый на суде. Когда на самом деле они впервые встретились — мы никогда не узнаем. Зато точно известно, что именно с января 1926 года будущий убийца и агент Москвы встречались чуть ли не каждый день.

Как выяснило следствие, с февраля 1926 года агентура советской разведки в Париже и те, кто хотел активной помощью Москве получить право на возвращение в СССР, начала активный поиск места проживания Симона Петлюры в Париже. Среди тех, кто пытается выяснить адрес будущей жертвы — Михаил Володин. В мае 1926 года он вместе с «товарищем» попытался попасть на съезд украинских эмигрантских организаций, но не смог достать пропуска.

Да и сам будущий убийца не терял времени даром. В середине апреля он и еще двое, следствие так и не смогло идентифицировать их, участвовали в слежке за жертвой. Уже тогда «боевик» знал Симона Петлюру в лицо.

Вот что произошло в день убийства. Утром агентура советской разведки находилась около дома, где жила жертва. Процитируем теперь Андрея Яковлева:

«Как только увидели они, что Петлюра вышел из дома один обедать, тут же дали знать Володину и кто-то из них вызвал по телефону Шварцбарда. Шварцбард, выйдя в соседний магазин к телефону, вернулся домой и тут же выбежал из дома, в чем стоял, в белой рабочей блузе, без шапки, не захотев позавтракать, хотя завтрак, как призналась жена его, уже готовый стоял на столе. От бульвара Менимольтан, где жил Шварцбард, до ресторана на улице Росин, где обедал Петлюра, будет полтора-два километра, и можно было проехать по подземной железной дороге, но с пересадкой, за 25–30 минут. В час дня Шварцбард уже был на улице Расин. Здесь его встретил Володин, передал ему, что С.В. Петлюра находится в ресторане — получил от него письмо для пневматической почты, в которое Шварцбард тут же карандашом дописал, что «его акт должен сегодня завершиться», и стал ждать завершение акта. А когда убийство было совершено и Шварцбарда арестовали, в 2 часа 15 минут, тогда Володин отправился к почтовому бюро возле Отель де Виль и опустил там письмо… Таким образом пневматическое письмо было еще одним неопровержимым доказательством близкого участия Володина в убийстве С.В. Петлюры…»[37].

По утверждению Андрея Яковлева, суд был необъективным, носил политический характер, и поэтому не удалось установить полную картину подготовки к убийству[38].

Глава 3 НАД АМУРОМ ТУЧИ ХОДЯТ ХМУРО

Вторая половина двадцатых годов прошлого века была напряженной. Очень много было врагов у советской власти. Перечислим их.

Во-первых, неспокойно было в сельской местности. Чекистам удалось не допустить массовых вооруженных антисоветских выступлений крестьян, нанеся серию упреждающих ударов. А вот с «кулацким террором» и саботажем в сфере поставки сельхозпродуктов власти справиться не смогли[39]. А если учесть, что тогда большинство населения проживало не в городах, да и сама страна была аграрной… Если бы крестьяне решили вступить в вооруженную борьбу с советской властью, то… началась бы новая Гражданская война.

Во-вторых, коррупция и казнокрадство, как ржавчина, стремительно разъедала государственный аппарат[40]. Она тоже заметно снижала обороноспособность Советского Союза.

В-третьих, партийная оппозиция во главе со Львом Троцким и другими будущими «врагами народа» спровоцировала «раскол» в партии[41].

В-четвертых, активная деятельность многочисленных белогвардейских эмигрантских организаций находившихся в Европе. Их лидеры и активисты не только разрабатывали планы по свержению «большевистского режима», но и пытались их реализовать на практике[42].

В-пятых, страны Большой и Малой Антанты планировали начать военное вторжение на территорию Советского Союза. Интервенция не состоялась только из-за того, что лидеры европейских стран не смогли договориться.

Не менее напряженным, чем на Западе, во второй половине двадцатых годов прошлого века оставалось положение на восточных границах СССР. Захват советскими спецслужбами атамана Анненкова в марте 1926 года и открытый судебный процесс над ним[43], безусловно, нанесли белой эмиграции в Китае чувствительный удар. Но ее лидеры не сложили оружие и продолжали вынашивать планы антисоветских действий: от засылки на территорию СССР террористов-одиночек до фантастических замыслов подрыва железнодорожных тоннелей в Забайкалье и Приамурье. Так, например, генерал А.И. Андогский предложил сформировать несколько десятков летучих партизанских отрядов численностью порядка 25 человек каждый, хорошо вооруженных и знающих местность, для нападения на советскую территорию. Дальше пошел бывший атаман Забайкальского казачьего войска генерал И. В. Шильников, в свое время служивший у атамана Семенова. В пограничной зоне по реке Аргунь он создал казачьи посты, на основе которых позднее организовывались партизанские отряды, среди которых наиболее активными были бандгруппы под командованием полковника Г. Почекунина и казаков З.И. Гордеева и Шыльникова. Тогда же в районах станции Пограничной, Никольска-Уссурийского, Владивостока и Судана действовали отряды капитана Петрова и подполковника Емлина.

Так называемое «партизанское движение» в Северном Китае привлекло к себе внимание европейских лидеров белой эмиграции. Так. Высший монархический совет направил в Харбин особую группу под командованием капитана 1-го ранга К. Шуберта, в которую входили капитаны 2-го ранга Б. Апрелев, полковники Ю. Апрелев, Н. Флоров и ряд других офицеров. В их распоряжение было выделено 40 тыс иен для формирования и финансирования партизанских отрядов. Позднее из Америки в Харбин с теми же целями прибыл представитель Великого князя Николая Николаевича генерал-майор Н. Сахаров. Поддержало партизан и «Братство русской правды» во главе с генералом П. Красновым, выделив для них 2 тыс. долларов. А «Дальневосточный корпус русских добровольцев» со второй половины двадцатых годов прошлого века финансировал три регулярно действующих отряда, каждый численностью от 15 до 30 человек. Один из них, под командованием П. Вершинина, оперировал в Забайкалье, второй, под началом С.Марилова, — в Приморье, а третий, которым руководил старообрядец Н. Худаков, — в Амурской области. Оружие эти отряды получали из Харбина через Н. Мартынова, который сам неоднократно участвовал в набегах на советскую территорию.

Кроме вооруженных налетов на территорию СССР белоэмигрантские организации пытались проводить и акты индивидуального террора против находящих в Китае советских официальных представителей. Одним из них был полпред СССР в Пекине Лев Карахан, покушение на которого, как утверждает находившаяся в то время в Китае в качестве переводчика советских военных советников В. Вишнякова-Акимова, было предотвращено лишь благодаря вмешательству китайской полиции. «Когда в конце 1925 года он (Карахан. — Прим. авт.) возвращался из отпуска, проведенного в Советском Союзе, — вспоминала она, — в Харбине были арестованы русские белогвардейцы, готовившие на него покушение»[44].

Разумеется, подобная активность белоэмигрантов не могла оставаться безнаказанной. Поэтому Восточно-Сибирским краевым ПП ОГПУ и местными органами госбезопасности на территории Маньчжурии регулярно проводились спецоперации по ликвидации предводителей и организаторов «партизанских» отрядов. Так, в апреле 1925 года из гостиницы на станции Маньчжурия были захвачены и переправлены в СССР З.И. Гордеев и группа фальшивомонетчиков, а зимой 1926 года на улице города Маньчжурия советскими агентами был похищен и вывезен в СССР полковник Ктиторов. Тогда же из Восточной Маньчжурии (район Мулинских копий) с помощью хунхузов и агентов ОГПУ на копях С. Скидельского, Н. Брусиенко, Н. Гнедых и П.Малаховского были захвачены полковник Жилинский, партизаны А. Рудых, Овечкин-Петров, Понявкин и другие.

А через некоторое время в том же районе были убиты партизаны Синев, Стрелков, Шошлов, Рудых-младший и другие. Там же спустя два года агенты Гродековского отдела ОГПУ Баженко и Князев убили старого партизана Дудко по кличке «Монашек».

Китайский милитарист Чжан Цзолинь

Кроме борьбы с белой эмиграцией советская разведка занималась в Китае и своим прямым делом — сбором политической и военной информации в этом далеко не спокойном регионе. Но при этом ИНО ОГПУ и Разведу пр РККА не только внимательно отслеживали происходящие в Китае события, но и активно вмешивались в них, причем иногда дело доходило даже до физической ликвидации некоторых неугодных Кремлю китайских правителей. Примером тому может служить убийство 4 июня 1928 года главы мукденской группы китайских «милитаристов» маршала Чжан Цзолиня.

Родившийся в 1876 году Чжан Цзолинь в молодости был хунхузом — так в Маньчжурии называли бандитов, объединившихся в многочисленные шайки и промышляющие грабежом и убийствами. Став со временем предводителем одной из таких банд, Чжан Цзолинь во время русско-японской войны 1904–1905 годов воевал на стороне японцев, которые использовали хунхузов для рейдов по тылам русской армии, где они совершили немало кровавых преступлений. После войны Чжан Цзолинь, будучи японской креатурой (в частности, ему покровительствовал будущий премьер-министр Гюити Танака), со своим отрядом был принят в регулярную китайскую армию и сделал там стремительную карьеру, дослужившись до генеральского чина и должности командира дивизии.

Свержение в 1911 году Цинской императорской династии еще больше упрочило положение Чжан Цзолиня, и в 1916 году, воспользовавшись слабостью пекинского правительства, он при тайной поддержке Японии попытался объявить Маньчжурию независимой от Китая. Пекин, боясь потерять богатые, с относительно развитой промышленностью северные области, назначил Чжан Цзолиня военным губернатором Мукдена и генерал-инспектором восточных провинций, пытаясь тем самым купить его лояльность. Нов 1917 году, после подавления в Пекине монархического путча генерала Чжан Сюня, Чжан Цзолинь окончательно перестал подчиняться центральному правительству и стал фактическим правителем Маньчжурии, превратившись тем самым в так называемого провинциального милитариста.

Здесь необходимо пояснить, что китайский «провинциальный милитаризм» — явление весьма своеобразное и характеризуется системой дуцзюната, при которой военный губернатор провинции (дуцзюн), командовавший размещенными в ней войсками, совмещал функции военной и гражданской власти. В условиях ослабления центральной власти правительства роль дуцзюнов быстро выросла, они стали полновластными хозяевами контролируемых ими территорий, а очень скоро их власть распространилась на большую часть Китая. Опорой дуцзюнов были их наемные армии, с отсталой организацией и палочной дисциплиной, плохо вооруженные, но вполне пригодные для борьбы одного дуцзюна против другого. Если же говорить конкретно, то к 1918 году в Китае образовалось несколько основных группировок, претендующих на власть в стране: северные — фыньтяньская или мукденская во главе с Чжан Цзолинем, и аньфуистская во главе с Дуань Цижуем; центральная (чжилийская) во главе с Цао Кунем и У Пейфу; и южная, где главную роль играл лидер партии Гоминьдан Сунь Ятсен.

Что касается Чжан Цзолиня, то его шансы на победу были довольно высоки. Во-первых, он пользовался поддержкой Японии, во-вторых, в Маньчжурии была самая развитая в Китае железнодорожная сеть и находилась большая часть предприятий тяжелой промышленности, построенных, главным образом, японцами, и, в-третьих, он обладал необходимыми для лидера качествами. Вот, например, какую характеристику дает Чжан Цзолиню русский эмигрант П. Балакшин, никогда не замеченный в симпатиях к маршалу:

«Небольшого роста, несмотря на свое маньчжурское происхождение, худощавый, вкрадчивый, с виду мягкий, но неуклонно стремящийся к своей пели, необразованный и даже неграмотный, Чжан Цзолинь проявил себя достойным правителем маньчжурского народа. В расшитом золотом мундире, увешанный звездами и орденами (местного или японского производства), в головном уборе с белым плюмажем, он производил на своих подчиненных внушительное впечатление.

Кроме природного ума, хитрости, политической изворотливости, в нем было много личного обаяния — если это выражение можно применить к типичному китайскому правителю того времени. Свои политические ставки Чжан Цзолинь всегда делал с расчетом извлечь выгоду для себя и укрепить свою власть. Он жаловал иностранцев, и у него всегда находились иностранные советники, в том числе военный советник генерал Г. И. Клерже (бывший русский офицер, военный разведчик. — Прим. авт.). Чжан Цзолинь играл немалую роль в проведении японских планов в отношении Маньчжурии и Китая, и при его штабе находились в качестве советников офицеры японского Генерального штаба»[45].

Став главой мукденской группировки, Чжан Цзолинь при поддержке японцев к 1920 году взял под свой контроль Пекин. Тогда же лидеры чжилийского клана Цао Кунь и У Пейфу начали войну против аньфуистской группировки Дуань Цижуя. Чжан Цзолинь, давно мечтающий расширить свое влияние за пределы Северного Китая, присоединился к чжилийцам, после чего Дуань Цижуй потерпел поражение и бежал в Японию. В результате в июне 1920 года в Пекине было создано правительство сверхдуцзюней во главе с Цао Кунем, У Пейфу, Чжан Цзолинем и Ван Чэньюанем. Впрочем, этот союз оказался непрочным, и уже в декабре 1921 году Чжан Цзолинь был вынужден оставить Пекин и отвести свои войска в Маньчжурию. Но отказываться от своих планов он не собирался и, заключив союз с Сунь Ятсеном, в апреле 1922 года начал войну против чжилийской группировки. Однако уже в июне генерал У Пейфу, которого поддерживали англичане и американцы, разгромил войска Чжан Цзолиня и Сунь Ятсена, после чего последний был ненадолго отстранен от власти и бежал из Кантона (Гуанчжоу) в Шанхай.

Поражение в войне с У Пейфу и слабость Японии на международной арене заставили Чжан Цзолиня выдвинуть лозунг «реорганизации Маньчжурии» с целью увеличения военно-экономического потенциала и достижения относительной экономической независимости. Его программа экономического развития Маньчжурии предусматривала активное использование природных ресурсов северо-восточных провинций, освоение пустующих земель, развитие промышленности и транспорта, улучшение системы образования. Кроме того, Чжан Цзолинь и вернувшийся в феврале 1923 года в Кантон Сунь Ятсен начали искать новых союзников. Таким мог стать Советский Союз, и весной 1923 года Сунь Ятсен послал в Москву делегацию во главе с Чан Кайши. Результатом этой поездки стало принятое в июне 1923 года III съездом Компартии Китая решение о вступлении КПК в Гоминьдан при сохранении политической и организационной самостоятельности. А 26 января 1924 года Сунь Ятсеном и советским представителем в Китае. Адольфом Иоффе было подписано советско-китайское соглашение, после чего для оказания помощи гоминьдановскому правительству в Кантон была направлена группа советских политических консультантов под началом Михаила Бородина, а в мае в Вампу при участии советских специалистов была открыта военная школа. Контролировавший центральное правительство в Пекине У Пейфу, увидев в сближении Сунь Ятсена с Москвой опасность для своей власти, также приступил к урегулированию отношений с СССР. И уже 31 мая 1924 года в Пекине было подписано соглашение «Об общих принципах урегулирования вопросов между СССР и Китайской республикой».

Однако Кремль уже сделал свой выбор, на который в немалой степени повлияло объединение Гоминьдана и КП К. 20 сентября 1924 года в Мукдене СССР заключил с Чжан Цзолинем соглашение о Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), по которому дорога переходила под совместное советско-китайское управление. А уже в конце сентября, согласно достигнутым договоренностям, СССР предоставил Китаю (точнее, правительству Сунь Ятсена) заем в 10 млн юаней и начал поставлять оружие для формирующейся Народно-освободительной армии Китая. Кроме того, в октябре 1924 года в Гуаньчжоу прибыли первые советские военные советники во главе с В. Блюхером.

Заручившись таким образом поддержкой СССР, Чжан Цзолинь и Сунь Ятсен в сентябре 1924 года начали очередной поход против У Пейфу. Однако наступление кантонской армии на север окончилось поражением, что, правда, не спасло У Пейфу, так как против него выступил один из генералов чжилийской группировки Фын Юйсян, заявивший о своей поддержке национально-революционных идей Сунь-Ятсена. В результате У Пейфу был разбит и оставил Пекин, после чего Чжан Цзолинь и Фын Юйсян сформировали новое правительство во главе с Дуань Цижуем. В декабре 1924 года в Пекин прибыл Сунь Ятсен, предложивший собрать Национальное собрание с целью объединения Китая. Но 12 марта 1925 года он скоропостижно умер, после чего между «провинциальными милитаристами» вновь началась борьба за власть.

Осенью 1925 года сторонник У Пейфу генерал Сунь Чуаньфан выступил против Чжан Цзолиня и в октябре захватил Шанхай. А в ноябре «национальная армия» Фын Юйсяна заняла Пекин. Положение мукденских войск осложнялось еще и тем, что в ноябре в Маньчжурии против Чжан Цзолиня поднял мятеж генерал Гб Сунлин, войска которого быстро приближались к Мукдену. При этом советский управляющий КВЖД А. Иванов, следуя указаниям Кремля, который после смерти Сунь Ятсена не считал более Чжан Цзолиня своим союзником, пытался воспрепятствовать переброске фыньтяньских войск из Цицикарской провинции под Мукден. Однако японцы не могли допустить разгрома своего верного союзника и оказали Чжан Цзоли-ню военную помощь. В результате Го Сунлин потерпел поражение, был схвачен японцами и расстрелян. Это сильно ослабило позиции Фын Юйсяна, тем более что Чжан Цзолинь и У Пейфу под нажимом Японии и Англии в декабре 1925 года заключили между собой союз для «борьбы с красными» и перешли в наступление на Пекин и Тяньцзинь.

Итогом этого союза стало поражение войск Фын Юйсяна и кантонской Народно-освободительной армии, которая в июле 1926 года предприняла очередной поход на Север.

Боевые действия против Фын Юйсяна и Чан Кайши потребовали от мукденской группировки максимального использования всех имеющихся в ее распоряжении ресурсов, в том числе и КВЖД.

Поэтому неудивительно, что в январе 1926 года на КВЖД возник острый конфликт по вопросу об уплате за мукденские военные перевозки по железной дороге, Согласно установленному порядку за эти перевозки должна была вноситься плата в размере 50 % обычного тарифа, но мукденские военные власти ничего не платили. К концу 1925 года долги за перевозки составили 14 млн руб., и 1 декабря 1925 года управляющий КВЖД А. Иванов издал приказ о запрещении впредь бесплатно пользоваться железной дорогой для воинских частей и грузов. Но. вместо того чтобы уладить проблему мирным путем, Чжан Цзолинь пошел на обострение ситуации — 16 января 1926 года отряд китайских солдат захватил поезд на станции Куанченчзы, запретив отправление груженного состава. 17 и 18 января китайское военное командование самовольно отправляло поезда, угрожая железнодорожным бригадам расстрелом в случае отказа. 21 января Иванов издал приказ № 128 о прекращении движения по КВЖД от Харбина до Куанченцзы, тем более, что в результате действий китайской военной администрации вся Южная ветка дороги была парализована. В ответ 22 января он был арестован, что означало фактический захват Чжан Цзолинем КВЖД.

Взорванный поезд Чжан Цзолиня

Конфликт Чжан Цзолиня с Москвой приобретал все большую остроту. Весной 1926 года Чжан Цзолинь заявил, что не признает Карахана полпредом Советского Союза в Китае, и потребовал его отзыва. Тогда советское руководство сделало попытку надавить на Чжан Цзолиня.

16 апреля по предложению И. Сталина Политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное решение, в котором, в частности, говорилось: «Направить немедленно т. Серебрякова в Мукден и обязать его требовать от Чжан Цзолиня гарантий, заявив ему, что ответственность за бесчинства в отношении нашего полпредства в Пекине будет нести лично Чжан Цзолинь». Кроме того, Л. Серебрякову была дана специальная инструкция, которая предписывала «при переговорах указать Чжан Цзолиню на то, что известные японские круги согласны на замену Чжан Цзолиня другим буферным генералом, но что мы не усматриваем оснований к замене Чжан Цзолиня другим лицом при условии установления нормальных отношений»[46]. Однако договориться с Чжан Цзолинем не удалось. В июне 1926 года он встретился в Пекине с У Пейфу для обсуждения дальнейших планов совместной борьбы с красными, а 21 августа 1926 года предъявил Правлению КВЖД, следующие требования: передать мукденским властям все суда КВЖД и закрыть учебный отдел дороги. И, несмотря на протесты советской стороны, в сентябре маршал осуществил свои угрозы.

Проводимая Чжан Цзолинем в отношении СССР политика, а также военные неудачи союзников Москвы Фын Юйсяна и Чан Кайши (с последним, правда, в марте 1926 года отношения также осложнились) привели к тому, что в Кремле решили изменить сложившееся положение кардинальным путем, а именно — физически ликвидировать строптивого маршала. Эта операция была поручена военному советнику Фын Юйсяну, сотруднику Разведупра РККА, опытному диверсанту Христофору Салныню. Разрабатывая план операции, Салнынь задействовал Леонида Бурлакова, о котором стоит сказать несколько слов отдельно.

Леонид Яковлевич Бурлаков родился 27 октября 1897 года в городе Бугульме Саратовской губернии. Его отец после русско-японской войны работал конторщиком на КВЖД, где свою трудовую деятельность начал и молодой Леонид. Октябрьскую революцию мастеровой-медник Бурлаков встретил в Свеаборге. А в июне 1918 года он уже был во Владивостоке, где вступает в красноармейский отряд, после захвата Приморья белыми работает в Хабаровском арсенале, затем служит недолго по призыву в колчаковской армии, дезертирует, уходит в подполье, затем к партизанам и до 1920 года воюет против белогвардейцев и интервентов. В марте 1920 года Бурлаков формально вступает в большевистскую партию, работает во Владивостокском горкоме и Приморском областном отделе Госполитохраны Дальневосточной республики. После «меркуловского переворота» (после свержения советской власти во Владивостоке в 1921 году власть захватило белогвардейское правительство во главе с купцами братьями Спиридоном и Николаем Меркуловыми) он переходит на нелегальное положение и занимается во Владивостоке разведывательной работой, создав обширную агентурную сеть. А в мае 1922 года прибывший во Владивосток Христофор Салнынь, в то время один из руководителей разведотдела 5-й армии, поручает Бурлакову руководство агентурной сетью в Приморье и Китае, где сосредоточились белогвардейские войска. Не будучи кадровым разведчиком (официально Бурлаков являлся инструктором информационного отдела губкома РКП(б)), он привлекается к участию во многих важных операциях Разведупра РККА и ОГПУ: в 1923 году налаживал связь с агентурой в оккупированном японцами Сахалине, в 1924 году нелегально работает в Маньчжурии, в мае-июне 1925 года по заданию облотдеда ОГПУ действует в Кантоне, а с 1926 года находится в подчинении у Салныня в качестве курьера.

Разработанный Салнынем план предполагал ликвидацию Чжан Цзолиня посредством взрыва мощной мины в его дворце в Мукдене. Пронести мину во дворец, установить ее в апартаментах маршала и поставить часовой механизм на ночное время должны были агенты Салныня в музыкальном оркестре, который в конце сентябре давал там концерт. А доставить мину в Маньчжурию было поручено Бурлакову[47].

24 сентября 1926 года Бурлаков с документами на имя Ивана Яковлевича Шугина прибыл на железнодорожную станцию Пограничная, где должен был передать мину агенту Салныня Медведеву, служившему в полиции КВЖД. Но Медведев уже находился под наблюдением спецслужб Чжан Цзолиня. Заметив его контакт с одним из советских пассажиров, полицейские обысками вагон и обнаружили мину, после чего Бурлаков, Медведев и его помощник Власенко были арестованы. После первых допросов Бурлаков совершил побег, но в трех километрах от станции был выдан стрелочником, у которого пытался спрятаться, избит и отправлен в Харбин.

Официальные советские власти незамедлительно отреклись от Бурлакова, назвав его «белобандитом», а подготовку покушения на Чжан Цзолиня свалили на эмигрантов, хотя этому мало кто поверил. Летом 1927 года харбинский суд приговорил Бурлакова к 9 годам и 2 месяцам каторжной тюрьмы, а Медведева и Власенко — к 5 годам. В мукденской тюрьме Бурлаков более двух лет находился в одиночке, закованный в кандалы, поскольку китайские власти сочли его «летающим человеком», то есть склонным к побегу. Но в Разведупре не забыли о своих агентах. Жены Медведева и Власенко регулярно получали через сотрудника советского консульства в Харбине Власа Рахманова (резидента Разведупра «Марка») денежное содержание. Более того, готовился побег заключенных, не состоявшийся из-за усиления охраны тюрьмы. В 1929 году была предпринята попытка выкупить Бурлакова, для чего в Мукден приехала его жена Вера Петровна. Однако ей удалось за крупную взятку лишь освободить его от кандалов. На свободу Бурлаков, Медведев и Власенко вышли только 14 апреля 1930 года, когда их обменяли на пятерых китайских офицеров, взятых в плен во время боев на КВЖД.

После неудавшегося покушения отношения Чжан Цзолиня с Москвой приняли откровенно враждебный характер. В ноябре 1926 года он выступил против Народно-освободительной армии под командованием генерала Сунь Чуаньфана и нанес ей поражение в районе Цзюцзян-Нанкин. 1 декабря 1926 года он стал главой всех северных «милитаристов» и командующим объединенной армии Ань Гоцзюнь (Армия умиротворения государства), выступив с «антикрасным манифестом», в котором подверг нападкам КПК. Позднее среди населения Северо-Восточного Китая стали распространяться листовки, в которых, в частности, говорилось: «Большевизм идет подобно ядовитым змеям и хищным зверям… Наши надежды — армия Ань Гоцзюнь, которая, подобно дождю после засухи, придет и спасет нашу жизнь»[48].

Тогда же Чжан Цзолинь начал активно поддерживать Чан Кайши, который еще в марте 1926 года выгнал коммунистов из ряда частей Народно-освободительной армии, разорвал дипломатические отношения с СССР, а в апреле 1927 года подавил коммунистическое восстание в Шанхае и создал в Нанкине новое правогоминьдановское правительство Ху Ханмина (в противовес левогоминьдановскому и коммунистическому правительству в Ухане во главе с Ван Цзинвэем), после чего советские военные и политические советники были вынуждены спешно покинуть Китай. В феврале 1927 года Чжан Цзолинь обнародовал свою новую политическую платформу сочетавшую «развитие народного управления» и ликвидацию «красных экстремистов», а 25 июня направил Чан Кайши телеграмму, в которой заявил о своей готовности заключить союз для совместной борьбы с «красными». При этом он называл себя давним другом Сунь Ятсена, а свои действия характеризовал как осуществление его воли. В телеграмме также говорилось, что он выступает только против «красных» и именно против них ведет войну.

В начале 1927 года войска уханьского правительства и Фын Юй-сяна начали очередное и поначалу успешное наступление на север. В ответ Чжан Цзолинь, опасаясь восстания в Маньчжурии, провел ряд акций против советских представительств; 11 марта был произведен обыск в харбинском торгпредстве, 16 марта была закрыта харбинская контора советского акционерного общества «Транспорт», 31 марта произведен обыск на квартирах председателя Дорпрофсожа (профсоюза рабочих железной дороги) Степаненко, инструктора Косолапова и заведующего харбинской телеграфной конторой КВЖД Вильдгрубе, а 6 апреля совершен налет на советское консульство в Пекине. В ходе обыска в помещениях военного атташата полиция изъяла огромное количество документов, в том числе шифры, списки агентуры и поставок оружия КПК, инструкции китайским коммунистам по оказанию помощи в разведработе. Тогда же были проведены массовые аресты китайских коммунистов в Пекине, из которых 25 человек, в том числе одного из основателей КПК Ли Дачжао, 28 апреля расстреляли.

Более того, 28 февраля 1927 года по приказу Чжан Цзолиня под Нанкином был захвачен советский пароход «Память Ильича» и арестованы находившиеся на нем три дипкурьера и жена главного советского политического советника Фаина Бородина. После этого Чжан Цзолинь попытался надавить на М. Бородина с целью добиться заключения перемирия между Югом и Севером. А когда в мае торг провалился, Ф. Бородину перевели в пекинскую тюрьму, где в июне она предстала перед судом по обвинению в перевозе оружия и агитационной литературы. Однако судью Хо удалось подкупить (ему была дана взятка в 200 тыс. долларов), после чего он 12 июля вынес оправдательный приговор и немедленно скрылся. Выпущенная на свободу Ф. Бородина некоторое время скрывалась в Пекине, а потом верблюжьими тропами через Синьцзян была вывезена в СССР.

«Гришка» Салнынь — главный диверсант военной разведки

Устраивая провокации против советских граждан и учреждений в самой Маньчжурии, Чжан Цзолинь активно подталкивал лидеров обосновавшихся в Северном Китае эмигрантских белогвардейских организаций и главарей банд хунхузов к вооруженным нападениям на советскую территорию. Так, только за 1927 год государственную границу СССР нарушило 57 войсковых групп, численность каждой из которых в среднем составляла около 10 человек. А за 1927–1928 годы согласно обзору Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ на советско-китайской границе белогвардейские отряды и хунхузские бандгруппы свыше 90 раз проникали на советскую территорию. При этом пограничниками было ликвидировано около 20 белогвардейских отрядов и бандгрупп, убито свыше 160 и ранено около 100 человек, задержано свыше 34 тыс нарушителей границы[49].

Между тем положение Чжан Цзолиня продолжало оставаться весьма сложным. В конце 1927 — начале 1928 года он был вынужден воевать сначала против уханьской Народно-освободительной армии, а затем против войск Чан Кайши и присоединившегося к тому Фын Юйсяна. Поэтому в 1928 году Чжан Цзолинь через своего сына Чжан Сюэляна начал переговоры с японцами, пытаясь при их поддержке создать в Северо-Восточном Китае «Независимую Маньчжурскую республику». В Токио против замыслов Чжан Цзолиня не возражали, но поставили следующие условия:

На территории Маньчжурии и Внутренней Монголии образуется под протекторатом Японии буферное государство под названием «Независимая Маньчжурская республика».

Япония берет на себя обязательство содействовать включению в новое буферное государство Внешней Монголии.

Новое маньчжурское государство отказывается от активных действий против правительства собственно Китая, но одновременно обязуется бороться против коммунистического движения.

Новое маньчжурское правительство обязуется вести агрессивную политику в отношении интересов СССР в Северной Маньчжурии[50].

Однако о переговорах Чжан Цзолиня с японцами вскоре стало известно резиденту ИНО ОГПУ в Харбине Науму Эйтингону, который немедленно сообщил о них в Москву. В Кремле могли увидеть в этих переговорах прямую угрозу дальневосточным границам СССР и вновь принять решение ликвидировать Чжан Цзолиня. Все последующее изложение версии советского участия в гибели Чжана основано на свидетельстве знаменитого чекиста Павла Судоплатова, озвученном пресловутым генералом Д. Волкогоновым. Мы подчеркиваем, что это всего лишь версия, пусть и подкрепленная некоторыми косвенными фактами. Итак, проведение этой операции было поручено Эйтингону и, вероятно, Салныню, который с 1927 года руководил нелегальной резидентурой в Шанхае. Привлечение Салныня к операции обуславливалось тем, что у него в Маньчжурии имелась многочисленная агентура как среди русских эмигрантов, так и китайцев, что позволяло провести ликвидацию таким образом, что все подозрения падали бы на японцев.

В ночь на 4 июня 1928 года спецпоезд Чжан Цзолиня отправился из Пекина в Мукден. Когда состав подошел к пригородам Мукдена, под вагон-салоном Чжан Цзолиня раздался мощный взрыв, в результате которого он был смертельно ранен в грудь и через несколько часов скончался в мукденском госпитале. Кроме него во время взрыва погибло еще 17 человек, в том числе и генерал У Цзяншен. В Мукдене на похоронах маршала присутствовали его сын генерал Чжан Сю-элян, глава делегации японского правительства генерал барон Хаяси, командующий японской армией в Маньчжурии генерал Хондзе, военный советник покойного японский генерал Нанао, его адъютант полковник Кэндзи Доихара (двое последних в ночь на 4 июля провожали Чжан Цзолиня на пекинском вокзале). Председатель правления японской акционерной компании Южно-Маньчжурской железной дороги Сюмэй Окава на похоронах не присутствовал вследствие нервного потрясения.

Поскольку мина была заложена в виадуке на стыке Пекин-Мукденской и Южно-Маньчжурской железных дорог, который охранялся не китайскими, а японскими солдатами, все посчитали, что покушение было организовано японцами, которые, дескать, были недовольны контактами Чжан Цзолиня с Вашингтоном через ставшего его советником американца Свайнхэда, опасаясь потерять контроль над Маньчжурией. Называлось даже имя японского офицера, который привел в действие электрический детонатор — майор Томия. Впрочем, сами японцы обвинили в убийстве маршала гоминьдановских партизан[51].

Долгое время версия о ликвидации Чжан Цзолиня японцами никем не оспаривалась. Более того, в 1946–1948 годах на Международном военном трибунале над японскими военными преступниками в Токио эта версия даже получила подтверждение в показаниях свидетелей. Так, свидетель адмирал Кэйсукэ Окада (бывший военно-морской и военный министр, в 1934–1936 годах — премьер-министр) показал, что руководители штаба японской армии в Маньчжурии во главе с генералом Хондзе, недовольные Чжан Цзолинем, стремились к скорейшей оккупации Маньчжурии. Группа офицеров штаба, по словам адмирала, организовала взрыв поезда, причем для свободы действий якобы «изолировала» генерала Хондзе. Также, по показаниям адмирала, премьер Танака, военный министр генерал Сиракава и сам Окада, крайне недовольные гибелью маршала, настаивали на расследовании убийства, но из-за оппозиции со стороны руководства генштаба вопрос был закрыт.

Другой свидетель, генерал Рюкити Танака, в годы войны возглавлявший бюро военной службы и дисциплины военного министерства, говоря об убийстве Чжан Цзолиня, утверждал:

«Убийство Чжан Цзолиня планировалось старшим штабным офицером Квантунской армии полковником Кавамото… Целью являлось избавиться от Чжан Цзолиня и установить новое государство, отдельное от нанкинского правительства (Чан Кайши. — Прим. авт.) во главе с Чжан Сюэляном… В результате 4 июня 1928 года поезд, шедший из Пекина, был взорван… В этом покушении, в котором использовался динамит, участвовали часть офицеров и неофицерский состав из двадцатого саперного полка, прибывшего в Мукден из Кореи, и среди них капитан Одзаки»[52]

Однако уже в конце сороковых годов прошлого века японцы категорически отказались от своей причастности к убийству Чжан Цзолиня, утверждая, что для ликвидации маршала у них не было веских причин. Более того, выяснилось, что генерал Рюкити Танака, находясь в советском плену, был завербован в качестве осведомителя МГБ СССР, а на Токийском процессе давал показания, продиктованные советской стороной, за что был переведен из обвиняемых в свидетели. Делалось это следующим образом:

«Приступая к следствию, сотрудник (Госбезопасности. — Прим. авт.) определял, кто из группы обвиняемых должен стать основным разоблачителем, при этом учитывались психические и моральные качества человека. Зачастую таковым становился агент (секретный сотрудник, осведомитель). В течение определенного времени заготовлялся так называемый «ключевой протокол допроса», в котором разоблачитель признавал свою руководящую роль в группе, называл ее участников и преступные цели, ставившиеся ею… Готовый документ тщательно корректировался руководящим составом Управления НКВД так, чтобы «комар носа не подточил». Лишь после этого он считался окончательным, и разоблачитель подписывал его. Черновые записи, сделанные на предыдущих допросах, следователь уничтожал»[53].

Таким разоблачителем на Токийском процессе и был Рюкити Танака. Что же до убийства Чжан Цзолиня, то, как уже указывалось выше, в начале 90-х годов генерал Д. Волкогонов, имевший доступ к самым закрытым советским архивам, говоря об организаторе убийства Льва Троцкого Н. Эйтингоне, признал, «что в его биографии есть эпизоды, связанные с «делом Чжан Цзолиня»[54]. Впрочем, Британская энциклопедия (и вслед за ней ряд других изданных на Западе справочников) в 90-х годах в статье о Чжан Цзолине продолжали возлагать ответственность за его убийство на «японских экстремистов», которые якобы надеялись спровоцировать таким образом японскую оккупацию Маньчжурии.

Однако ликвидация Чжан Цзолиня не принесла Москве желаемых результатов. Преемник маршала, его сын Чжан Сюэлян в январе 1929 года вступил в союз с Чан Кайши, признал нанкинское правительство, а в августе начал подготовку к вооруженному столкновению с СССР, которое произошло 17–20 ноября 1929 года в районе КВЖД. Более того, потеряв после смерти Чжан Цзолиня контроль над Северным Китаем, Япония в 1931 году оккупировала Маньчжурию и создала на ее территории марионеточное государство Маньчжоу-Го, получив тем самым возможность развернуть Квантунскую армию у самых границ СССР.

Готовясь к вооруженному столкновению с СССР, Чжан Сюэлян сквозь пальцы смотрел на активизацию белоэмигрантского партизанского движения. Между тем в начале 1929 года в Харбин прибыли представители РОВС во главе с капитаном К. Шубертом. Встретившись с Н. Мартыновым, Шуберт обсудил с ним способы проведения диверсионных операций на советской территории, после чего у него состоялись переговоры с генералом Н. Сахаровым, во время которых был поднят вопрос об объединении всех партизанских отрядов под единым командованием. Но из-за разногласий между партизанскими командирами дальше обсуждения дело так и не сдвинулось. Например, глава находившейся в Маньчжурии группировки «Центр действий» полковник Ф. Назаров настаивал на том, чтобы именно он руководил партизанами и требовал от Шуберта и Сахарова только денег и оружия. Пытаясь доказать обоснованность своих претензий, Назаров со своим отрядом дважды проникал на советскую территорию, но каждый раз с большими потерями был вынужден бежать в Китай. В июне 1930 года отряд Назарова вновь совершил рейд на советскую территорию, но 17 июня был окружен войсками ОГПУ. Видя, что плен неизбежен, Назаров покончил жизнь самоубийством.

Плачевно закончились и другие попытки Шуберта и Сахарова организовать партизанские рейды в СССР. Так, в октябре 1929 года в Приморье, в горах Сихотэ-Алинь войсками ОГПУ был уничтожен отряд бывшего командира Омского стрелкового полка полковника Мохова.

Тогда же в Амурской области пограничники разгромили отряд полковника В. Дуганова. Всего же только пограничниками в период с января по октябрь 1929 года было ликвидировано шесть вооруженных белогвардейских групп, проникших на советскую территорию с разведывательно-диверсионными целями.

Неудачи партизанского движения во многом связаны с отличной работой советских спецслужб, которые своевременно добывали информацию о планах белой эмиграции. Так, например, в докладе Раз-ведупра Штаба РККА руководству страны от 20 сентября 1929 года говорилось:

«Белые продолжают деятельность по формированию отрядов. Базами формируемых белых отрядов являются Харбин (генерал Сахаров, Савич), Муланские копи (ст. Мулан) по всей линии КВЖД и Маньчжурско-Хайларский район. Количество всех активных белых в Северной Маньчжурии достигает 5–6 тысяч человек. Работу по формированию белые ведут в основном с белокитайцами или пытаются создать партизанские отряды для переброски на нашу территорию. Случаи таких перебросок в составе небольших отрядов уже неоднократно имели место, но нашими контрмерами быстро ликвидировались. Переброски в составе крупных отрядов в последнее время не отмечались. Белых формирований как самостоятельных отрядов в китайских войсках не обнаружено. Отмечаются лишь небольшие группы белых в китайских войсках и совместные действия против наших пограничников. В штабах китайских войск имеются белые офицеры в качестве советников.

По последним данным, в связи с появившейся возможностью для безработных устроиться на службу на КВЖД и с нашими ответными мероприятиями (решительный отпор всем попыткам белоотрядов проникнуть на нашу территорию) среди белобанд наблюдается развал, приток добровольцев в белоотряды идет слабо. Имеются сведения о прибытии в Шанхай для следования в Маньчжурию белых офицеров из Парижа.

Следует отметить, вместе с тем, ряд случаев вынесения китайским населением пограничной полосы резолюций с просьбой о применении арестов в отношении белобандитов и прекращении их активной деятельности. В Харбине по приказу из Мукдена 28 августа распущена фашистская белая организация по борьбе с Коминтерном»[55].

Однако еще об одном моменте, подорвавшем партизанское движение, до сих пор стараются не говорить. Дело в том, что в сентябре 1929 года по приказу Москвы Управлением пограничной охраны и войск ПП ОГПУ Дальневосточного края был сформирован спецотряд, состоящий из агентов ОГПУ, жителей приаргунских казачьих станиц. 1 октября отряд совершил рейд на поселения казаков-эмигрантов в районе Трехречья, после которого мобилизационная база партизан значительно сократилась. Какими методами это было достигнуто, можно судить по воспоминаниям чудом оставшихся в живых казаков-эмигрантов, в частности, некой жительницы станицы Тынхе, даже через несколько десятков лет не пожелавшей назвать свое имя:

«Всех выгоняли из землянок. Строили отдельно мужчин, отдельно женщин и детей. Крикнули нам в окно: «Выходи!» Муж вышел раздетым.

Я пошла за ним с одеждой. Один из них сказал: «Не понадобится ему одежда. Сейчас тепло»… Всего забрали 64 человека, среди них 6 мальчиков двенадцати лет. Моя сестра видела, что их повели в распадок. Страшно, а виду показывать не надо. Я пошла доить коров.

Услышала выстрелы. Мы с соседкой Аникеевой побежали туда. Навстречу нам бежал окровавленный мальчик. Он сказал, что всех перебили. Лицо у него свело судорогой, больше говорить он не мог, побежал дальше. Следующим навстречу попал Иван Герасимович Волгин. Весь залитый кровью, но не раненный. У него убили взрослого сына и старика отца. Он был как помешенный. Ни слова не говоря, он запряг телегу и привез трупы сына и отца. Привез их и сложил друг на друга в кладовку. Дальше мы увидели, как несут на потниках Ивана Матвеевича Гаськова. Он был живой. На нем было восемнадцать ран. Потом он умер по дороге в больницу в Хайлар.

Он сказывал: «Когда нас пригнали в распадок, поставили всех около рытвины на колени по обеим сторонам. Мальчишки кричали: «Не убивайте нас!» Потом предложили напоследок закурить. Потом подали сигнал бить по головам. Я упал раненый. Выстрелы стали тише и тише. Я приподнял голову. Один заметил и говорит: «Ой, один живой, в черном полушубке». Он вернулся и ударил меня кинжалом в живот. Я почувствовал, что у меня внутри все перевернулось. Я чужим кулаком заткнул себе рот и не выдал боли. Они ушли»[56].

После оккупации японскими войсками в 1931 году Маньчжурии и создания там марионеточного государства Маньчжоу-Го белоэмигранты вновь попытались организовать партизанское движение. Так, назначенный начальником Дальневосточного отдела РОВС генерал М. Ди-терихс обратился к эмигрантам в Китае с призывом сплотиться для борьбы против советской власти, но, по утверждению Балакшина, «большого энтузиазма его призыв не встретил». Кроме того, отношение японских властей к Дитерихсу и его помощнику генералу Г. Вержбицкому было более чем прохладным, хотя главой японской военной миссии генералом Комацубара им было предложено сформировать не отряды, а целую партизанскую дивизию со специальными техническими частями. Вержбицкий от имени Дитерихса, принял японское предложение, но выдвинул неприемлемые для Токио условия, после чего был выдворен за пределы Маньчжоу-Го. Таким образом, очередная попытка реанимировать партизанское движение завершилась ничем.

В то же время выдвижение японской Квантунской армии к границам СССР и отказ Японии в декабре 1931 года от предложения советского правительства подписать японско-советский пакт о ненападении заставили резидентуры ИНО ОГПУ в Китае и разведотдел Дальневосточного ПП ОГПУ не только активизировать работу по сбору сведений о военно-политических планах кабинета премьер-министра Танака, но и усилить деятельность по нейтрализации белой эмиграций. Так, в директиве ИНО ОГПУ, направленной в резидентуры на Дальнем Востоке, в частности, говорилось:

«Желательно получать от вас периодические краткие обзоры настроений и планов белогвардейских группировок. Вскрывайте посредством более глубокого анализа действительную подоплеку тех или других мероприятий «белых вождей», специально заостряя внимание на командирах-партизанах, учитывая их конкретную работу по подготовке диверсионных и террористических актов… Выявляйте нити связи с Европой — какие оттуда поступают директивы, кто заинтересован в их осуществлении и т. д. Всегда надо пытаться выяснить, кто стоит за спиной той или иной белой группировки. Надо выявлять среди враждебно настроенной белой эмиграции английскую, французскую и особенно японскую агентуру»[57].

Практически все положения этой директивы вскоре были воплощены в жизнь. Уже в 1931 году на территории Маньчжурии сотрудниками разведотдела Дальневосточного ПП ОГПУ был захвачен и выведен в СССР крупный монгольский политический деятель Мэрсэ (Го Даофу). С начала 20-х годов он являлся лидером так называемого «Движения молодых монголов» и даже входил в руководство Профинтерна. Возглавлявшаяся им Народно-революционная партия Внутренней Монголии при поддержке властей Монгольской Народной Республики периодически устраивала вооруженные выступления в Северном Китае. Но в конце 20-х годов Мэрсэ вошел в состав Гоминьдановского комитета по делам Монголии и Тибета, а после оккупации японцами Барги вновь сменил хозяев, став сторонником Токио. Тогда нелегальная резидентура Дальневосточного ПП ОГПУ в Маньчжурии под руководством Николая Шилова («Кук») провела спецоперацию по нейтрализации Мэрсэ. Косвенным результатом этой операции стало снятие с поста руководителя японской разведки в Маньчжурии полковника Уэда.

В 1932 году Иностранное (разведывательное) отделение Особого отдела Восточно-Сибирского ПП ОГПУ в Иркутске, которое возглавил переведенный из Москвы (где он работал в центральном аппарате контрразведки) Борис Гудзь, начало проводить операцию «Мечтатели», дальневосточный аналог знаменитого «Треста». Чекистами была создана мнимая подпольная антисоветская организация, где роль связного с китайскими эмигрантами выполнял ни о чем не подозревавший сын репрессированного священника В. Олейников, действовавший под контролем агента ОГПУ — бывшего священника, ставшего учителем школы в приграничном поселке, В. Серебрякова. По аналогии с «Трестом», которым руководил агент ОГПУ, бывший царский генерал А. Зайончковский, «контрреволюционную группу» чекисты попросили возглавить бывшего белого генерала Я. Лопшакова. Через бывшего полковника, советского служащего в Иркутске, Алексея Кобылкина, который после 6 месяцев тюремного заключения за антисоветскую агитацию в 1927 году, стал лояльно относиться к советской власти, была установлена связь с его братом, также полковником Иннокентием Кобылкиным, одним из руководителей белой эмиграции в Маньчжурии, возглавившим после смерти генерала Шильникова в 1934 году отделение РОВС в Харбине. Экономист треста «Сиб-золото» Б. Гудков играл роль хозяина конспиративной квартиры в Чите.

Вскоре через границу в адрес псевдоподполья начали поступать деньги, оружие и антисоветская литература. В Харбине побывал в качестве представителя организации Серебряков, встречавшийся с И. Кобылкиным и разведчиками из японской военной миссии. В апреле 1935 года границу перешел И. Кобылкин, побывавший в Чите и Иркутске, где он и был арестован в начале мая, но этот факт держался в секрете. А затем в том же мае того же года через «окно» на территорию СССР попыталась проникнуть вооруженная группа в составе братьев В. и М. Олейниковых и В. Кустова (В. Олейников был арестован, двое других при задержании убиты). На открытом процессе в Иркутске в августе того же года И. Кобылкин, В. Олейников и Е. Переладов дали подробные исчерпывающие показания о своей связи с японской разведкой и были приговорены к расстрелу. Так закончилась эта удачная операция советской контрразведки, проведенная в течение трех лет под руководством Б. Гудзя, начальников особого отдела ПП ОГПУ-УНКВД Восточно-Сибирского края А. Борисова и И. Чибисова и полпреда ОГПУ (затем начальника УНКВД) Я. Зирниса.

В 1932 году красные партизаны и хунхузы, действующие на китайской территории, разгромили под станцией Эхо отряд «Братства Русской Правды» во главе с И. Стрельниковым. Из всего отряда спасся только один человек. А в декабре 1932 года в Харбине был убит руководитель Дальневосточного отдела все того же «Братства Русской Правды» полковник Аргунов, после чего деятельность этой организации в Китае сошла на нет. В 1933 году сотрудники Гудзя провели очередную дерзкую операцию на территории Манчьжурии. Группой местных бурят — агентов ОГПУ был выкраден из поезда, проходившего близ советско-китайской границы, и вывезен в санях на территорию СССР соратник атамана Семенова полковник Топхаев (содействие чекистам оказал завербованный ими начальник китайской полиции г. Маньчжурия, арестовавший Топхаева как японского агента и отправивший его на поезде в тюрьму г. Хайлара). Топхаев был расстрелян, маньчжурский кучер, управлявший санями, получил советское гражданство, а чекисты — благодарности от правительства и поощрения по службе. В декабре того же года красные китайские партизаны захватили князя Ф. Ухтомского, командира охраны парохода «Тунсан», плавающего по реке Амур вдоль советской территории. Он был передан советским властям, в апреле 1934 года приговорен «тройкой» к расстрелу по ст. 58—9 УК и 23 декабря казнен. А в августе 1935 года в Трехречье был убит бывший помощник Семенова генерал-майор А. Тирбах и ликвидированы действующие на территории СССР группы «Российской фашистской партии» под командованием Сорокина и Комиссарова.

Кроме Маньчжурии, значительное число белоэмигрантов осело в северо-западной китайской провинции Синьцзян, занимающей важное стратегическое положение, богатой полезными ископаемыми и населенной, главным образом, исповедующими ислам уйгурами и дунганами. Большую часть эмигрантов составляли несколько тысяч офицеров, солдат и гражданских беженцев бывшей армии генерала А. Дутова, командование над которыми после его убийства и ухода в Туву генерала А. Бакича принял начальник штаба полковник барон Паппенгут. В марте 1921 года в Синьцзяне нашли убежище участники Западно-Сибирского крестьянского восстания, потом басмачи, а с началом коллективизации туда начали бежать, спасаясь от голода, крестьяне из Казахстана и Средней Азии.

Появление в Синьцзяне значительного числа беженцев, недовольных советской властью, способствовало активизации деятельности в провинции белоэмигрантских организаций. В 1928 году при участии Паппенгута, который до этого старался политикой не заниматься, в Урумчи была создана «Российская крестьянская партия». А при партии стараниями бывшего колчаковского офицера Владимира Саянова-Заплавского сформирован «Штаб черной армии», главной задачей которого было поддерживать оружием и людьми любое восстание против советской власти в Казахстане. Кроме Саянова-Заплавского в штаб вошли Паппенгут и полковник Вяткин, благодаря чему эта организация начала быстро расти, и к началу 30-х годов имела значительное число агентов на территории Казахстана, которые периодически устраивали диверсии и убивали советских и партийных работников.

Между тем японцы, оккупировав в 1931 году Маньчжурию, обратили свои взоры на Синьцзян. И уже на следующий год японские эмиссары начали активно подталкивать местное уйгурское и дунганское население к вооруженным выступлениям против китайских властей с требованием предоставления Синьцзяну автономии. В результате в конце 1932 года в Синьцзяне началось восстание мусульман-дунган, которое поддержал губернатор соседней провинции Гансу генерал Ма Чунин. Войска губернатора (дубаня) Синьцзяня У Чжунсина, слабо дисциплинированные и плохо вооруженные, терпели поражение за поражением. А так как единственной боеспособной частью в Синьцзяне был отряд Паппенгута, то У Чжунсин обратился к нему за помощью. Одновременно У Чжунсин установил тайные контакты с советским представителем в Урумчи Погодиным, который пообещал поддержку Москвы в обмен на предоставление СССР права управления рядом промышленных предприятий и привилегий в торговле.

Однако возможное усиления советского влияния в Синьцзяне вызвало недовольство у многих местных чиновников и, разумеется, белоэмигрантов. В результате в апреле 1933 года начальник штаба Синьцзянского военного округа генерал Шен Шицай, заручившись поддержкой Паппенгута, совершил военный переворот, сверг У Чжунсина и стал дубанем провинции. Однако и ему не удалось справиться с восставшими, которые продолжали разорять провинцию, пользуясь тем, что солдаты Паппенгута вынуждены были находиться в Урумчи, обеспечивая устойчивость новой власти. Кроме того, в конце 1933 года у Шен Шицая возник конфликт с Пекином, и центральное правительство направило в Синьцзян 35-ю и 36-ю дивизии, большую часть личного состава которых составляли дунганы. После этого положение дубаня стало критическим — отряд Паппенгута с трудом удерживал Урумчи, а о контроле над остальной территорией не приходилось даже мечтать.

Все это вынудило Шен Шицая тайно искать пути сближения с Москвой. Советское руководство, опасаясь появления у границ СССР нового марионеточного государства под протекторатом Токио, как это случилось в Маньчжурии, приняло решение оказать Шен Шицаю помощь и ввести в Синьцзян войска. Но при этом Кремль потребовал выдачи отряда Паппенгута. Однако Шен Шицай, не желавший терять единственную боеспособную часть своей армии, предложил Погодину сохранить отряд Паппенгута, проведя предварительно «чистку» его личного состава. Пока шли переговоры, агенты ОГПУ установили контакты с помощником Паппенгута полковником Н. Бехтеевым, которому было обещано в случае ликвидации Паппенгута полное прощение и командная должность в Красной Армии. В результате в декабре 1933 года Паппенгут и несколько других антисоветски настроенных офицеров были схвачены людьми Бехтеева и выданы советским представителем. Их переправили в СССР и немедленно расстреляли.

После этого в начале 1934 года в Синьцзян была введена Алтайская добровольческая армия, в состав которой вошли подразделения Среднеазиатского военного округа и около 10 тыс офицеров и солдат китайского генерала Ма Чунина, вытесненные японцами в 1931 году из Маньчжурии в СССР, где их и интернировали в лагеря для военнопленных. В Урумчи к Алтайской армии присоединился бывший отряд Паппенгута, но уже под командованием Бехтеева, которому Шен Шицай присвоил генеральское звание и разрешил тратить на себя значительные суммы из предназначенных на «представительство» денег[58].

Несмотря на то что в первых боях «алтайцы» несли большие потери, к лету 1934 года 35-я дунганская дивизия была полностью разгромлена, а 36-я оттеснена на юг, в округ Хотин. После этого части Красной Армии были выведены в СССР, а в Синьцзяне остались лишь несколько десятков военных советников под началом крупного деятеля Разведупра РККА Ади Маликова, официально числившегося старшим военным советником Шен Шицая. В июне 1934 года Бехтеев был назначен командующим Южным фронтом, а его помощником стал командир РККА, будущий маршал бронетанковых войск Павел Рыбалко, которого официально называли «русским генералом китайской службы». В ноябре 1934 года русский отряд (4 белых полка и конный артиллерийский дивизион, всего 2200 человек) был сведен в полк, командиром которого назначили аполитичного полковника Чернева. Что же касается антисоветски настроенных эмигрантов и членов Российской крестьянской партии, то они еще в начале года были вынуждены срочно покинуть Синьцзян.

Впрочем, полного умиротворения Синьцзяна не произошло. В 1936 году в провинции снова началось восстание уйгуров, для подавления которого в июле 1937 года в Синьцзян опять были введены советские войска, которые оставались там до 1948 года. Что же касается Шен Шицая, то он всем своим поведением старался демонстрировать полную лояльность Кремлю. В сентябре 1938 года он посетил Москву, где встречался с Ворошиловым, азатем попросил принять его в компартию, но не в китайскую, а в ВКП(б). После продолжительных раздумий Сталин дал указания принять «товарища Шена» в партию, но приказал ему скрывать свое членство в Синьцзяне. Однако с началом Великой Отечественной войны Шен Шицай обратил свои взоры в сторону Токио, что не укрылось от советской разведки. В Москву было направлено сообщение, в котором говорилось, что Шен Шицай «внешне демонстрирует свою дружбу к нашей стране, но, являясь воспитанником японской военщины, стал проявлять прояпонскую ориентацию»[59]. В 1942 году Чан Кайши снял Шен Шицая с поста дубаня, а после победы в Китае коммунистов он окончательно перестал быть кому-либо нужен. Так что неудивительно, что в 1948 году Шен Шицай погиб при загадочных обстоятельствах.

Глава 4 ЛЕДОРУБ КАК СРЕДСТВО ПРОТИВ ДЕМОНОВ

Убийство Льва Троцкого занимает особое место среди спецопераций проведенных чекистами. Одна из причин — всемирная политическая известность жертвы. Другая причина — уничтожить «демона революции» удалось только со второй попытки и то благодаря счастливому стечению обстоятельств и непрофессионализму местных правоохранительных органов и охраны Льва Троцкого. Третья причина — убийце политического соперника Иосифа Сталина и иностранному гражданину было присвоено звание Герой Советского Союза. Случай, не имеющий аналогов в истории награждения высшей наградой СССР. И кто подписал указ о награждении — разоблачитель «культа личности» Никита Хрущев!

Когда Москва решила нейтрализовать противника?

До 1937 года Лев Троцкий воспринимался в Москве как политический «болтун», не способный на активные действия в отношении СССР. В противном случае приказ о его нейтрализации последовал бы значительно раньше 1940 года. Достаточно вспомнить судьбу Ев-гена Коновальца или лидеров белогвардейского движения. Реализовать этот план было проще, чем кажется на первый взгляд. Вооруженная охрана появилась у Троцкого в конце тридцатых годов прошлого века. До этого времени его особо не охраняли.

В недооценке способностей Льва Троцкого проявилась ошибка руководства страны. Первый тревожный «звонок» прозвучал в мае 1937 года, когда во время гражданской войны в Испании в тылу республиканской армии, в Барселоне, вспыхнул антиправительственный мятеж. А затем последовала серия ударов, направленных против СССР.

Основная причина возросшей активности троцкистов — нарастание угрозы новой мировой войны. Это породило у Льва Давидовича и его сторонников большие надежды на то, что достичь поставленной цели и прийти к власти им все же удастся. Новая война, полагали они, вызовет революционный взрыв во многих странах (как это уже произошло один раз). А возможно, и в мировом масштабе. Именно в ожидании этого «радостного события» Троцкий и компания в 1938 году форсировали создание IV Интернационала, заявив, что под его руководством в самом ближайшем будущем «революционные миллионы смогут штурмовать небо и землю».

Лев Троцкий хотел любой ценой добиться вовлечения Советского Союза в новую мировую войну Неслучайно советско-германский договор о ненападении, позволивший СССР остаться вне империалистической войны, нанес очень чувствительный удар по его расчетам. В статье, опубликованной в январе 1940 года в американском журнале «Liberty», он прямо заявил: «Кремль впрягся в повозку германского империализма, и враги Германии стали тем самым врагами России. До тех пор, пока Гитлер силен, — а он очень силен, — Сталин будет оставаться его сателлитом».

Именно в этот период цели троцкистов и руководителей англофранцузской коалиции совпали. Во что бы то ни стало они хотели добиться вовлечения СССР в войну. Политики в Лондоне и Париже пришли к мысли о возможности использования Льва Троцкого и его сторонников в своих интересах, рассчитывая с их помощью организовать в СССР политический переворот и отстранить от власти Сталина. Рассматривалась и переброска в Союз самого «демона революции», который должен был возглавить «революционное движение».

Лев Троцкий разделял взгляды английских и французских политиков, считая, что «правящая советская верхушка» не пользуется поддержкой со стороны народа и при первой же возможности постарается встряхнуть с себя «иго ненавистной бюрократии». 17 апреля 1940 года он составил воззвание (отпечатанное в виде листовок специального формата) — «Письмо советским рабочим». В нем его адресаты призывались к подготовке вооруженного восстания против «Каина Сталина и его камарильи».

Вслед за этим в мае 1940 года троцкисты приняли «Манифест об империалистической войне и пролетарской революции», в котором провозгласили, что «подготовка революционного свержения московских правителей является одной из главных задач IV Интернационала»[60].

Как на это должен был реагировать Иосиф Сталин как руководитель страны? Спокойно наблюдать за происходящим или предпринять активные действия? Кремль попытался сначала действовать в рамках международного права.

В 1937 году Иосиф Сталин через Народный комиссариат иностранных дел обращается в секретариат Лиги Наций с требованием дать санкцию на выдачу Льва Троцкого из любой страны — члена Лиги Наций, как «убийцы и агента гестапо». При этом вождь делает ссылку на материалы московских судебных процессов, проходивших над Зиновьевым-Каменевым и другими «врагами народа», в которых Троцкий заочно фигурировал сначала как «соучастник», а затем и как непосредственный «организатор» убийства Кирова. Однако добиться санкции на выдачу Троцкого, как «международного преступника», Сталину не удалось. Женева не захотела создавать опасный прецедент: сегодня Сталин требует выдачи Троцкого, завтра Адольф Гитлер затребует Генриха Манна (знаменитый немецкий писатель-эмигрант, опубликовавший в начале тридцатых годов прошлого века эссе «Предупреждение Европе», где предсказал судьбу Третьего рейха) и т. д.

Более того, по требованию Льва Давидовича 10–17 апреля 1937 года в Мехико состоялся заочный антисталинский процесс, который признал Троцкого невиновным в инкриминируемых ему в СССР преступлениях и полностью его оправдал[61].

Мы не будем обсуждать юридические аспекты попыток Кремля нейтрализовать Троцкого с помощью механизмов международного права. Это выходит за тему данной книги. Отметим лишь, что Павел Судоплатов и другие чекисты, разрабатывая, руководя и участвуя в операции по «ликвидации» Льва Троцкого, формально не нарушали советских законов. Они лишь привели в исполнение вынесенный судом приговор.

Дан приказ им в Новый Свет

Считается, что подготовка советскими спецслужбами «активного мероприятия» против Льва Троцкого началась на рубеже 1939–1940 года. Именно в это время Сталиным и руководством НКВД было принято соответствующее решение. И тогда в Мексику со специальным заданием отправилась группа сотрудников советской внешней разведки во главе с Наумом Эйтингоном[62].

Это не совсем верно. Еще во время пребывания Троцкого в Норвегии в 1937 году в его личном секретариате начала работать будущая звезда советской нелегальной разведки испанка Мария де Лас Эрас Африка («Патрия»)[63]. Она находилась на связи у заместителя начальника советской внешней разведки Сергея Михайловича Шпигельглаза, отвечавшего в 1936–1938 годах за уничтожение «врагов народа» и перебежчиков за рубежом. В 1938 году его самого арестовали по обвинению в измене Родине, шпионаже и связях с «врагами народа», а 29 января 1941 года расстреляли. В середине пятидесятых годов он был посмертно реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления.

Основная задача «Патрии» — информирование Москвы о деятельности Троцкого. Маловероятно, что ее планировалось использовать в качестве исполнителя смертного приговора. Одна из причин — у нее не было соответствующей специальной подготовки. После бегства на Запад в июле 1938 года резидента ИНО в Испании Александра Михайловича Орлова (оперативный псевдоним «Швед») «Патрию» отозвали в СССР. Перебежчик не только привлек ее к сотрудничеству с советской внешней разведкой, но и знал о подготовке покушения на Троцкого.

А еще «Швед» в феврале 1937 года завербовал молодого и искренни верящего в идеи коммунизма испанца Рамона Меркадера (оперативный псевдоним «Раймонд»). Сделать это было несложно, так как он вместе с двумя братьями — Пабло и Хорхе воевал в рядах Республиканской армии. Старший из них, Пабло, командовал бригадой и погиб в боях под Мадридом. В Испании находилась и их мать Каридад Меркадер (оперативный псевдоним «Конь»). К сотрудничеству с советской разведкой ее привлек Наум Исаакович Эйтингон (оперативный псевдоним «Котов»).

Существует версия, что в секретариате Льва Троцкого трудился еще один информатор Москвы — Рут Аджелофф. Она довольно часто исполняла обязанности личного секретаря «Старика». Многие историки утверждают, что эта девушка одновременно сотрудничала с НКВД и ФБР. Хотя ключевую роль в убийстве сыграла не она, а ее младшая сестра Сильвия Аджелофф. При этом Москва использовала ее «втемную». О своей роли она узнала лишь после смерти жертвы.

Александр Орлов решил использовать Рамона Меркадера для внедрения в ближайшее окружение Троцкого. Осенью 1938 года «Раймонд» приехал в Париж и с помощью агента НКВД Руби Вайль познакомился с Сильвией Аджелофф. Он выступил в роли бельгийского подданного Жака Морнара. Сын кадрового дипломата, равнодушный к политике и работающий спортивным фотокорреспондентом одного из бельгийских пресс-агентств. Он активно ухаживает за двадцатидевятилетней молодой женщиной, она благосклонно принимает его знаки внимания.

Одновременно с внедрением «Патрии» в окружение «Старика» Сергей Шпигельглаз по приказу наркома внутренних дел Ежова начал подбор боевиков. Первоначально предполагалось использовать группу советских агентов, успешно выполнивших операцию по похищению из испанской тюрьмы и убийству лидера местных троцкистов Андреса Нина. Эти люди были идеальными кандидатами для заброски в Мексику, но в силу различных причин большая часть «испанцев» была отсеяна. В Латинскую Америку поехали двое из них — Иосиф Григулевич (оперативный псевдоним «Фелипе») и его напарник — испанец Эмилио Санчес (оперативный псевдоним «Марио»).

В мае 1938 года «Фелипе» и «Марио» прибыли в Мексику (в оперативной переписке — «Деревня»). Их работу в Латинской Америке координировал резидент советской внешней разведки в США Петр Давидович Гутцайт[64]. Гости, не мешкая, приступили к работе по организации наружного наблюдения за «Стариком». Сбор информации об организации наружной и внутренней охраны, распорядке жизни обитателей «Синего дома» оказался не таким сложным процессом. Слабый полицейский контроль в стране (за все время пребывания «Филипе» у него не разу не проверили документы), многочисленные помощники — члены местной компартии, а также самонадеянность жертвы — все это позволило форсировать подготовку покушения.

Первоначально предполагалось использовать бомбу. «Старик» любил выкапывать экзотические экземпляры кактусов на окраине города и высаживать их на клумбе около своего дома. Предполагалось установить мину рядом с одним из растений. Напомним, что схожим способом, использовав любовь жертвы к шоколадным конфетам, Павел Судоплатов ликвидировал Евгена Коновальца. От такого способа убийства Москва отказалась — от взрыва мог погибнуть кто-то другой. Поэтому в Центре остановились на варианте вооруженного налета на резиденцию Троцкого.

Технология таких операций была отработана в Испании. В тылу Республиканской армии действовали многочисленные вооруженные банды уголовников. Их ликвидировали просто. Окружали дома, где скрывались преступники, метали в окна гранаты, а потом добивали тех, кто уцелел, автоматными очередями. Потом эта тактика активно использовалась при уничтожении банд западноукраинских националистов.

Подготовка операции по ликвидации «Старика» была приостановлена по независящей от исполнителей причине. В июле 1938 года, как уже отмечалось, на Запад бежал Александр Орлов, который был осведомлен об отдельных деталях готовящийся акции. Более того, 27 декабря 1938 года он отправил Льву Троцкому письмо, предупредив о готовящемся на него покушении. Автор послания, назвавший себя родственником бежавшего к японцам Генриха Люшкова, указал на наличие агента НКВД в парижской организации троцкистов.

И.Р. Григулевич — советский нелегал в Латинской Америке

Орлов дал подробное описание «агента Москвы». Но Троцкий не поверил этому предупреждению и решил, что это провокация НКВД. В Москве же узнали о письме Орлова только 25 июня 1939 года из донесения парижской резидентуры внешней разведки. Однако поступок «Шведа», вопреки мнению большинства отечественных историков, не смог отстрочить приведение в исполнение смертного приговора, вынесенного Москвой.

В феврале 1939 года Сильвия Аджелофф уехала домой в Нью-Йорк. Ее ухажер, как дисциплинированный агент, безуспешно ждал указаний от Центра. В аналогичной ситуации оказались «Филипе» и «Марио» — им тоже нужно было доложить в Москву о выполненной подготовительной работе и получить новые задания. А приказов с Лубянки не поступало. Причина проста — их некому было давать: Александр Орлов скрывается от «карающего меча» Лубянки на территории США, Сергей Шпигельглаз арестован еще в ноябре 1938 года и дает показания следователям из НКВД об «участие в заговорщической деятельности, шпионаже и связях с врагами народа». Его коллега, Петр Гутцайт, лишился свободы месяцем раньше, в октябре 1938 года, и в феврале 1939 года был расстреляли.

Позднее Павел Судоплатов рассказал известному отечественному историку Дмитрию Волкогонову, что решение приостановить подготовку убийства «Старика» из-за бегства на Запад «Шведа» стало роковым для руководителя советской внешней разведки Сергея Шпи-гельглаза. Он «не выполнил задание по ликвидации Троцкого. Тогда такого простить не могли».

После отстранения от руководства операцией Шпигельглаза Москва предприняла еще одну попытку убрать с политической арены «Старика» с помощью одного из его сторонников — гражданина СССР.

Среди активных участников левой оппозиции в 1923–1928 годах был Иван Яковлевич Врачев. В 1927 году на XV съезде ВКП(б) его исключили из партии в числе 75 наиболее видных деятелей левой («троцкистской») оппозиции. В 1930 году восстановили в партии, в 1936 году повторно лишили партбилета, а на следующий год выслали из столицы.

Осенью 1938 года Врачев был вызван в Москву из Коми АССР, где он находился в ссылке. Ему было разрешено переехать вместе с семьей на постоянное жительство в один из подмосковных городов. Примерно в то же время сотрудники НКВД предложили ему поехать в Мексику. По словам бывшего осужденного, он воспринял предложение «отправиться к Троцкому» с ужасом и даже обдумывал в этой связи планы самоубийства, так как боялся, что «Троцкий передаст его американским экстремистам, чтобы они с ним расправились». Однако скоро «надобность в его поездке отпала», поскольку «в Мексике было уже 25 агентов ГПУ».

Врачев участвовал в Великой Отечественной войне, закончив ее на Дальнем Востоке. В 1949 году про него вспомнили вновь. Арестовали и Особым совещанием осудили на 25 лет лагерей. В 1956 году освободили и реабилитировали[65].

Павел Судоплатов начинает действовать

В марте 1939 года Иосиф Сталин вновь приказал «ликвидировать» главного политического противника. Теперь задачу по разработке и общему руководству операции он поручил новому наркому внутренних дел СССР Лаврентию Берии и первому заместителю начальника ИНО Павлу Судоплатову.

Оба прекрасно понимали — от результата этой операции зависит не только их дальнейшая карьера, но и жизнь. Для Берии — это несколько лет относительно спокойной жизни, пока вождь будет считать его незаменимым человеком. А у Павла Судоплатова положение было смертельно опасным. В начале 1939 года его ждало партсобрание, на котором предстояло исключение из партии. А это означало, скорее всего, через какое-то время неизбежный арест. Именно так многие из коллег и начальников Судоплатова оказались в камере.

Согласно порядку, существовавшему в то время, аресту и нахождению под следствием предшествовало исключение из партии. Цинично считалось, что коммунист не может быть изменником Родины, иностранным шпионом, троцкистом и т. п. Другая особенность той эпохи — мучительное ожидание ареста. Человека могли исключить из партии, лишить всех его государственных и партийных постов, а затем в течение нескольких месяцев держать на свободе. С ним прекращали общаться друзья, и он чувствовал себя изгоем общества. Многие не выдерживали и кончали жизнь самоубийством.

Судоплатову «повезло». Ему позволили регулярно являться на службу и целыми днями просиживать в своем кабинете. Никаких дел Павлу Анатольевичу не поручали. Быть может, он так и просидел бы до своего ареста, но в конце января или начале февраля 1939 года «бездельника» вызвал к себе Берия. Цинично упрекнув подчиненного в бездеятельности, приказал сопровождать его на важную встречу. Они поехали в Кремль. На аудиенции у Сталина находящийся на грани ареста человек узнал о кардинальных переменах в своей судьбе: Вождь поручил в течение года «ликвидировать» Льва Троцкого[66].

Павел Судоплатов занялся разработкой плана операции. В качестве консультанта и заместителя ему дали Наума Эйтингона, который успел повоевать в Испании и имел богатый опыт разведывательнодиверсионной работы.

Заместитель начальника внешней разведки планировал использовать завербованных в Западной Европе троцкистов и доказавших на деле свою преданность Москве. В этом была своя логика. Им проще внедриться в ближайшее окружение Троцкого, чем «боевикам», далеким от активного участия в троцкистском движении. В случае разоблачения одного из рядовых исполнителей можно было бы попытаться объявить о внутрипартийных «разборках» и борьбе за власть, и тем самым попытаться скрыть участие Москвы в подготовке убийства лидера политического движения.

С другой стороны, использовать этих людей было опасно, так как многие из них воспринимались в окружении жертвы как агенты НКВД.

Лев Троцкий регулярно информировал власти Мексики и США об этих людях. Поэтому Наум Эйтингон настоял на привлечении к операции только тех граждан Западной Европы, Латинской Америки и США, кто не участвовал в операциях против Льва Троцкого и его сторонников.

Такой подход имел существенный недостаток. Среди исполнителей могли оказаться слабохарактерные люди, решившие в последний момент отказаться от участия в акции. Так оно и произошло, но об этом мы расскажем ниже.

В апреле 1939 года новый резидент нелегальной резидентуры внешней разведки в США Исхак Абдуллович Ахмеров (оперативные псевдонимы «Бил» и «Юнг») восстановил связь с «Фелипе». Из его письма «Бил» узнал, что мексиканская группа ни на минуту не прекращала слежки за Львом Троцким, несмотря на затянувшееся молчание Центра и отсутствие финансирования.

В начале июня «Бил» вызвал «Фелипе» и «Марио» в Нью-Йорк для «промежуточного отчета». После выполнения задания они успешно вернулись назад в Мексику. Вот только информация об успешной работе Иосифа Григулевича не удовлетворила Берию. «На этого человека я хочу посмотреть сам. Он слишком много работал с Орловым, Шпигельглазом и Гутцайтом, а дурной пример заразителен. Не исключено, что для успеха дела «Фелипе» придется убрать из Мексики»[67].

Отзыв из «Деревни» «Фелипе» и «Марио» также предусматривал «План агентурно-оперативных мероприятий по делу «Утка», датированный 9 июля 1939 года. Этот документ был доложен Сталину и одобрен им в начале августа 1939 года.

В «Плане» говорилось следующее: «В результате просмотра всех материалов, имеющихся в 5-м отделе ГУГБ по разработке и подготовке ликвидации «Утки», установлено, что привлекавшиеся по этому люди использованы быть не могут.

Настоящий план предусматривает привлечение новых людей и будет построен на новой основе.

Цель: ликвидация «Утки».

Методы: агентурно-оперативная разработка, активная группа.

Средства: отравление пищи, воды, взрыв автомашин при помощи тола, прямой удар, удушение, кинжал, по голове, выстрел.

Возможно вооруженное нападение группы.

Люди: организатор и руководитель на месте «Том» (Наум Эйтингон. — Прим. авт. )

Вместе с «Томом» в страну выезжают «Мать» и «Раймонд»…».

Далее в плане в общей форме определялись способы изучения ближайшего окружения и обстановки вокруг жилого дома Троцкого и прилагалась смета расходов — 31 тысяча американских долларов на шесть месяцев.

План подписали начальник 5-го Отдела ГУГБ НКВД СССР Павел Фитин, его заместитель Павел Судоплатов и Наум Эйтингон, но без упоминания должностей и воинских званий. На последнем листе данного документа есть и такая пометка: «Отп. в 1 экз. Печ. Судоплатов»[68]. Фактически, о существовании этого документа знали только пять человек — трое подписавших его, а также Лаврентий Берия и Сталин.

Этот документ не стал догмой для непосредственных разработчиков и руководителей покушения. Скорее, наоборот, первая попытка покушения была совершена с нарушением большинства указаний, содержащихся в документе. В частности, вооруженное нападение на резиденцию жертвы и участие в операции ранее «привлеченных людей». Почему так произошло?

Одно из возможных объяснений — итог нескольких многочасовых бесед Павла Судоплатова с прибывшим в Москву в конце 1939 года Иосифом Григулевичем. Тогда же «Фелипе» встретился с Берией на его загородной даче. Нарком признал «удовлетворительной» его работу в Мексике. А Павлу Судоплатову сказал: «Этот ваш агент — самостоятельный парень. По всему видно, троцкистов не боится, а они — не вегетарианцы, умеют обращаться с оружием. Это мы знаем по нашим московским процессам. Сколько заговоров они готовили, чтобы физически уничтожить руководителей нашей партии и правительства!» Казалось, он искренне верил в то, что говорил[69].

Иосиф Григулевич сообщил разработчикам и руководителям операции подробности того, как организована внешняя и внутренняя охрана «Старика», его распорядок дня. Рассказал он и об особенностях приобретения агентуры в ближайшем окружении Троцкого, а также о мероприятиях по организации наружного наблюдения.

Именно во время этих бесед гость из Мексики или Наум Эйтингон мог высказать идею — устроить вооруженный налет (ведь оба участвовали в организации аналогичных мероприятий в Испании), а Павлу Судоплатову пришлось лишь согласиться с мнением более опытных товарищей.

В начале 1940 года «Фелипе» вновь уехал в «Деревню» — готовить акцию, а Наум Эйтингон отправился во Францию. Во-первых, там простаивал, в ожидание указаний от Центра, ценный агент — «Раймонд». Именно его решили использовать для внедрения в ближайшее окружение Льва Троцкого. Не забыли и про его мать, которой решили доверить руководство одной из двух групп боевиков.

Командовать другой группой «ликвидаторов» было решено поручить мексиканцу-коммунисту. Вот как это произошло. Иосиф Григулевич в одной из бесед с Павлом Судоплатовым сообщил, что он в нарушение данной ему инструкции начал, под свою личную ответственность, искать людей для «использования в специальных целях».

Скорее всего, приказ на подбор «боевиков» он получил от Сергея Шпигельглаза, но тогда признаваться в связи с «врагом народа» было смертельно опасно, поэтому подбор исполнителей он приписал исключительно себе.

Среди отобранных им агентов был знаменитый мексиканский художник Давид Сикейрос (оперативный псевдоним «Конь»)[70]. О его симпатиях к СССР и участие в операции «Утка» мы подробно расскажем ниже, а пока отметим лишь его участие в гражданской войне в Испании — он командовал в чине подполковника 82-й бригадой республиканской армии. Другим важным агентом стал его ученик — художник Антонио Пухоль (оперативный псевдоним «Хосе»). Было принято решение поручить «Коню» руководство второй группой боевиков. Хотя в феврале 1940 года, после своего возвращения в Мексику, «Фелипе» взял бразды правления группой в свои руки.

Охотники

В Мексике двумя автономно действующими друг от друга группами боевиков должен был руководить один человек — Наум Эйтингон. Любопытно, что из трех десятков членов этих групп большинство являлось гражданами Мексики и бывшими бойцами Республиканской армии Испании, завербованными советской внешней разведкой.

Первая группа «Конь» (названная так в честь своего первого руководителя — Давида Сикейроса) состояла из местной агентуры (братья Леополо и Луис Ареналь), ветеранов гражданской войны в Испании (Мартинес Картон и др.).

Вторая группа — «Мать» (ею руководила Каридад Меркадер). По первоначальному плану предполагалась, что она вместе с пятью боевиками врывается на виллу и отвлекает на себя охрану. А в это время члены первой группу приводят в действие смертный приговор Льву Троцкому.

Кроме «боевиков» в подготовке операции «Утка» было задействовано множество людей. Они участвовали в ее реализации на «дальних подступах» — в Западной Европе, прежде всего во Франции, в Канаде, и на «ближних» — в Соединенных Штатах и Мексике. Например, отдельные сотрудники и агенты резидентур советской внешней разведки в США выполняли функции по технической и информационной поддержке операции. Они предоставляли укрытия и надежные документы во время пребывания «боевиков» на территории страны, организовывали и обслуживали основные и запасные каналы связи и т. п. В качестве «почтовых ящиков» были использованы агенты резидентуры советской разведки в Нью-Йорке: Лидия Алтшуллер, Роуз Ареналь, Луис Блок, Полина Бэскинд, Фанни Мак-Пиик, Фрэнсис Сильвермэн и Этель Фогель. Большинство из этих людей даже не давали подписку о сотрудничестве с советской разведкой. Их роль сводилась к получению корреспонденции на свой домашний адрес и передаче ее дальше по «цепочке».

А вот два человека (историки до сих пор спорят об их истинной роли в операции «Утка») сыграли важную роль в убийства Льва Троцкого. Они помогли создать «бреши» в системе охраны жертвы.

Палачи или жертвы?

Сотрудника охраны «Старика» 24-летнего американца Роберта Шелдона Харта в конце тридцатых годов прошлого века завербовал офицер советской внешней разведки Григорий Рабинович[71]. Новому агенту присвоили псевдоним «Амур».

Американец был неординарной личностью. Сын богатого бизнесмена, дружившего с директором ФБР Эдгаром Гувером. Член компартии США и поклонник Иосифа Сталина. В его американской квартире висел портрет руководителя СССР. Идеалист, считавший, что разведка не использует «грязных методов» в своей работе. Регулярно информировавший Москву о ходе написания книги «Сталин» Львом Троцким, впустивший «боевиков» на виллу и испугавшийся, когда понял, что ему предстоит стать соучастником убийства.

Вторым агентом советской разведки в ближайшем окружении Льва Троцкого отдельные историки считают одного из его секретарей Джозефа Хансена. По крайней мере, так утверждал начальник охраны — троцкист Гарольд Робинс. К словам последнего следует относиться осторожно, так как он не смог уберечь охраняемое лицо сначала от вооруженного нападения группы боевиков, а потом от удара ледорубом убийцы-одиночки.

Рамон Меркадер обезвредил Троцкого

В доказательство своей версии телохранитель приводит два факта. Во-первых, специалист по пулевой стрельбе Джозеф Хансен не проводил с охраной занятий по огненной подготовке. Во-вторых, в момент нападения 24 мая 1940 года все оружие и боеприпасы оказались негодными для использования. В шестидесятые годы американские троцкисты провели «служебное» расследование, но доказать связь секретаря Троцкого с НКВД не смогли.

Добавим и третий факт. После смерти Троцкого его секретарь, умышленно или случайно, сыграл роль «агента влияния» Москвы. В многочисленных интервью западным СМИ он утверждал, что убийца был знаком с жертвой полгода, оказывал активную финансовую помощь движению и был убежденным троцкистом.

Для Иосифа Сталина это был великолепный подарок. Советская печать, со ссылкой на буржуазные газеты, принялась широко распространять версию об убийстве Льва Троцкого одним из его близких приверженцев. Через два дня после его смерти в «Правде» появилась краткая заметка: «Лондонское радио сегодня сообщило: «В Мексике в больнице умер Троцкий от пролома черепа, полученного во время покушения на него одним из лиц его ближайшего окружения». Рядом с этой заметкой была напечатана статья «Смерть международного шпиона», которая завершалась словами: «Троцкий запутался в собственных сетях, дойдя до предела человеческого падения. Его убили его же сторонники… Троцкий… стал жертвой своих же собственных интриг, предательств, измен, злодеяний».

Есть и еще одно «темное пятно» в биографии Джозефа Хансена. После смерти Троцкого он начал активно сотрудничать с ФБР, проводившим свое расследование. Одно из возможных объяснений этого факта — попытка избежать уголовной ответственности за соучастие в убийстве.

Если Джозеф Хансен действительно сотрудничал с Москвой, то почему его не использовали для «ликвидации» жертвы? Скорее всего, как и «Амур», он не мог совершить такое деяние в силу своих моральных принципов. Нужно отметить, что в охране служили не профессионалы, а любители.

Художник, рисовавший смерть

Первая попытку «ликвидировать» Льва Троцкого была предпринята боевиками 24 мая 1940 года, но завершилась провалом. В операции участвовало три группы. Первую возглавлял Леопольдо Ареналь, вторую — «Марио», а третью — Давид Сикейрос, с ней был «Фелипе».

В четыре часа утра боевая группа из двадцати человек, одетых в полицейские мундиры и вооруженных револьверами и двумя автоматами Томпсона, атаковала резиденцию Троцкого.

Первая стадия операции прошла в полной тишине. Давид Сикейрос, облаченный в майорский мундир, объявил полицейским из наружной охраны, что в стране произошел военный переворот, «все полицейские будки захвачены нами! Сдавайтесь!». Стражам порядка не потребовалось повторять приказание.

Затем Иосиф Григулевич подошел к железной двери гаража и нажал кнопку звонка. Дежуривший в ту ночь «Амур» должен был открыть дверь и впустить боевиков. Так оно и произошло. Попав вовнутрь, нападавшие разделились. Часть из них метнулась к жилому зданию охраны и вспомогательного персонала, а вторая — к спальне жертвы. На нее обрушился шквал свинца. После налета полиция насчитала порядка 200 пулевых отверстий в стенах дома. Считается, что «Старик» и его супруга выжили благодаря тому, что успели спрятаться под кровать.

Официальная причина невыполнения приказа Сталина — предательство «Амура». По словам участников нападения, когда он узнал, что впущенные им в дом гости собираются убить хозяина, то попытался воспротивиться этому преступлению. Также он неправильно информировал о местонахождении сейфа с архивом. Хранящиеся там документы «Фелипе» должен был уничтожить или забрать с собой. Охранник указал нападавшим пустые комнаты, где не оказалось людей и сейфа с архивом. Если это так, то тогда легко объяснить феноменальную живучесть жертвы. Когда «боевики» открыли огонь по безлюдному помещению, то Роберт Шелдон Харт имел неосторожность заявить, что он, как американец, никогда бы не согласился участвовать в этой акции. Это, собственно, и стало одной из причин его ликвидации, а вовсе не факт опознания им Иосифа Гри гулевича, как это утверждается в большинстве публикаций.

Другая причина — нужно было на кого-то списать провал операции. И американец прекрасно подходил на эту роль. Происхождения он был непролетарского. Завербовал его «враг народа».

Труп «Амура» был обнаружен через месяц после нападения. Импровизированная могила находилась в земляном полу на кухне летнего домика, арендованного Луисом Ареналем в поселке Санта-Роса в окрестностях Мехико. Шокирующие фотографии мертвого американца, присыпанного слоем извести, опубликовали многие газеты Мексики и Соединенных Штатов.

В марте 1954 года Наум Исаакович Эйтингон вновь подтвердил версию почти четвертьвековой давности: «Во время операции было выявлено, что Шелдон оказался предателем. Хотя он и открыл дверь калитки, однако в комнате, куда он привел участников налета, не оказалось ни архива, ни самого Троцкого. Когда же участники налета открыли стрельбу, то Шелдон заявил им, что если бы знал все это, то он, как американец, никогда не согласился бы участвовать в этом деле. Такое поведение послужило основанием для принятия на месте решения о его ликвидации. Он был убицмексиканцами»[72].

По мнению проводившего расследование покушения на Троцкого начальника секретной службы национальной полиции полковнику Леандро Санчеса Саласары американца убил Луис Ареналь[73].

В беседе с бывшим разведчиком, дипломатом и писателем Юрием Папоровым Григулевич, отвечая на вопрос о мотивах убийства «Амура», сказал:

«А что было с ним делать? Ведь его нужно было спрятать и потом нелегально вывезти из Мексики. Словом, хлопот не оберешься!

И потом, влезь в шкуру Сикейроса. Ведь он телеграфировал в Москву, что Боб Шелдон их предал, и потому стреляли они в пустую кровать.

Москва приказала: предателя расстрелять! Что мы и сделали»[74].

Лев Троцкий отказывался верить, что погибший охранник был агентом НКВД. «Если бы Шелдон был агентом ГПУ, — говорил он, — то он имел бы возможность убить меня ночью без всякого шума и скрыться, не приводя в движение двадцать человек, которые все подвергались большому риску… Поэтому я с самого начала заявил себе самому и своим друзьям, что я буду последним, который поверит в участие Шелдона в покушении». Привыкшая распоряжаться чужими жизнями, жертва не могла допустить, что Шелдон просто не мог совершить убийство из-за своих моральных принципов. Звучит цинично, но если бы «Амур» мог убить человека (неважно, чем бы он при этом руководствовался), то Судоплатов приказал, а агент выполнил бы задание. Другое дело, что исполнитель должен был сам предложить Центру совершить такой поступок, как это сделал «Раймонд».

Авторы бы не стали утверждать, что предательство «Амура» стало главной причиной невыполнения приказа Москвы. Уже упоминавшийся выше Юрий Папоров называет и вторую причину срыва выполнения задания. Якобы боевики находились, говоря официальным языком, в состояние алкогольного и наркотического опьянения[75]. Могло ли такое произойти? Теоретически, да. Ведь «боевикам» предстояло сначала захватить охраняемую виллу, а потом расстрелять двух безоружных людей.

Вне зависимости от концентрации текилы в крови нападавших, задание Кремля они не выполнили. Виноват ли в произошедшем Павел Судоплатов? Нет, не виноват. Находясь в Москве, он сделал все для ликвидации врага советской власти. «Обеспечил» боевиков всей необходимой информацией, документами и оружием. Другое дело — исполнители подвели.

Всю ответственность за провал операции взял на себя Наум Эйтингон. В своем донесении, датированном 30 мая 1940 года, он, в частности, написал: «Принимая на себя всю вину за этот кошмарный провал, я готов по вашему первому требованию выехать для получения положенного за такой провал наказания»[76].

От расправы его спасло не это покаяние, а отсутствие другого исполнителя. После чистки в центральном аппарате внешней разведки осталось очень мало профессионалов уровня «Тома». Поэтому Сталину пришлось дать Эйтингону шанс исправить допущенные ошибки. А провал операции списали на многочисленные технические ошибки.

«Альпинист» с Лубянки

В качестве исполнителя смертного приговора Льву Троцкому было решено использовать запасной вариант — Рамона Меркадера, который сам вызвался убить «Старика». Он был готов его застрелить, заколоть или нанести удар тяжелым предметом по голове. До этого времени его использовали в качестве одного из источников информации в ближайшем окружении объекта атаки боевиков.

Еще в сентябре 1939 года «Раймонд» отплыл из Франции в США, чтобы встретиться с «возлюбленной». В том же месяце состоялось их свидание в Нью-Йорке. На нем он объяснил подруге, что не хочет участвовать во Второй мировой войне, а поэтому дезертировал из своей воинской части, нашел выгодную работу в Мексике и в настоящее время проживает по паспорту на имя канадского подданного Фрэнка Джексона. В конце октября 1939 года Сильвия Адже-лофф вместе со своим «бой-френдом» поселилась в Мексике. Он якобы устроился на работу в экспортно-импортную фирму, а она действительно работала секретарем у Льва Троцкого.

Действуя крайне осторожно, «Раймонд» посетил дом Троцкого в апреле 1940 года. Лично же «Старику» он был представлен только 28 мая 1940 года, уже после нападения боевиков. Услужливый, обаятельный молодой человек, жених одной из его секретарш, очень понравился жертве, и с тех пор будущий убийца стал регулярно бывать на вилле.

Чтобы выполнить задание, нужно было иметь возможность остаться с Троцким некоторое время наедине. Для этого 17 августа 1940 года Фрэнк Джексон обратился к нему с несколько необычной просьбой — ознакомиться с написанной им статьей. «Старик» не смог отказать ему в этой просьбе.

«Раймонд», одетый, несмотря на жару, в плащ, 20 августа в 17 часов 30 минут переступил порог кабинета. Существует несколько версий разыгравшейся затем трагедии.

На суде Рамон Меркадер дал следующие показания: «Я положил свой плащ на стол таким образом, чтобы иметь возможность вынуть оттуда ледоруб, который находился в кармане. Я решил не упускать замечательный случай, который представился мне. В тот момент, когда Троцкий начал читать статью, послужившую мне предлогом, вытащил ледоруб из плаща, сжал его в руке и, закрыв глаза, нанес им страшный удар по голове…

Троцкий издал такой крик, который я в жизни никогда не забуду. Это было очень долгое «А-а-а..», бесконечно долгое, и мне кажется, что этот крик до сих пор пронзает мой мозг. Троцкий порывисто вскочил, бросился на меня и укусил мне руку. Посмотрите: еще можно увидеть следы его зубов. Я его оттолкнул, он упал на пол. Затем поднялся и, спотыкаясь, выбежал из комнаты…»[77].

Любопытные подробности убийства Льва Троцкого поведал в 1995 году адвокат убийцы Эдуардо Сенисерос, рассказавший о событиях того дня со слов своего бывшего подзащитного:

«Когда Меркадер вошел вслед за Троцким в его кабинет, то запер дверь изнутри. Этого было достаточно, чтобы Троцкий понял, что на него сейчас нападут. Он потянулся к ящику письменного стола, в котором лежал пистолет. Всегда утверждалось, что удар был нанесен сзади. Но медэкспертиза показала, что это не так. Троцкий заслонился от удара руками и тем чуть-чуть ослабил удар. Наверное, поэтому он и прожил еще несколько часов. Так что удар Меркадер нанес, стоя лицом к лицу с Троцким. Он мог бы убить его, как только вошел, но он хотел, чтобы Троцкий понял, что должно произойти.

— Значит, Троцкий догадался, что его собираются убивать?

— Однозначно. И Рамон дал ему это понять сознательно. Хотя он убил бы его в любом случае. Правда, он и сам не допускал возможности, что останется после покушения живым. Он готовился умереть и поэтому загодя не позаботился ни о какой защите. Потом он даже вытащил свой пистолет, чтобы спровоцировать огонь охраны, но сам в нее не стрелял, потому что не хотел других смертей.

— Почему он выбрал такое необычное орудие убийства — ледоруб?

— Какая-то ничтожная вероятность того, что после покушения он останется жив, все же допускалась. И тогда единственным путем для бегства оставалась высокая каменная стена. Для того, чтобы перебраться через нее, и нужен был ледоруб»[78].

Как бы то ни было, но удар ледоруба не убил жертву сразу. Вбежавшие охранники скрутили убийцу и стали его избивать, но находящийся в сознании Лев Троцкий остановил их словами: «Оставьте, не убивайте его. Пусть он все расскажет». Находящегося в полном сознании пострадавшего тут же отвезли в больницу и положили на операционный стол. Операцию проводила бригада из пять хирургов. Несмотря на всех их усилия, в половине восьмого вечера он потерял сознание и ровно через сутки, 21 августа в 19.25 вечера, скончался.

Что касается Меркадера, то после убийства Троцкого он был немедленно арестован и помещен в тюрьму «Лекумберри». В момент ареста при нем было обнаружено письмо на французском языке, датированное 20 августа 1940 года. В нем Меркадер, назвавший себя бельгийским подданным Жаком Морнаром, сообщал сведения о своих родителях-бельгийцах, о своей учебе в Бельгии и Франции, о возникшем у него интересе к политической деятельности троцкистов, о знакомстве с некоторыми представителями этого движения. В письме Морнар подробно изложил мотивы, толкнувшие его на убийство — разочарование в троцкизме как политическом движении и намерение Троцкого послать его в Советский Союз для совершения там диверсионных и террористических актов, в том числе и против Сталина. Однако письмо было настолько глупо составлено, что ни у кого не возникло сомнения в том, что оно подложное.

Финал охоты на «демона революции»

Иосиф Сталин высоко оценил заслуги всех участников убийства Льва Троцкого и поддержал Лаврентия Берию, обратившегося к нему со следующим предложением:

«Сов. секретно

6 июня 1941 г.

ЦКВКП(б) СНК СССР

Тов. Сталину И.В.

Группой работников НКВД в 1940 году было выполнено специальное задание.

НКВД СССР просит наградить орденами Союза ССР шесть товарищей, участвовавших в выполнении этого задания.

Прошу вашего разрешения.

Народный комиссар внутренних дел (Л.Берия)».

Резолюция Сталина была краткой: «За (без публикации)».

В результате закрытым указом Президиума Верховного Совета СССР за подписью Михаила Ивановича Калинина и А. Горкина были награждены:

орденом Ленина — Меркадер Каридад Рамоновна и Эйтингон Наум Исаакович;

орденом Красного Знамени — Василевский Лев Петрович (резидент советской внешней разведки в Париже) и Судоплатов Павел Анатольевич,

орденом Красной Звезды — Григулевич Иосиф Ромуальдович и Пастельняк Павел Пантелеймонович (старший офицер нью-йоркской резидентуры советской внешней разведки).

Не было в списке награжденных участников операции «Утка» лишь Рамона Меркадера, который в это время находился в мексиканской тюрьме и ждал приговора суда.

Накануне Великой Отечественной войны, 16 июня 1941 года, курировавший работу против антисоветской эмиграции заместитель начальника отдела 1-го управления (внешняя разведка) НКГБ СССР Иван Иванович Агаянц вынес постановление о завершении операции в отношении руководства троцкистского Интернационала. Это было символично. Иосиф Сталин и Лаврентий Берия ставили перед разведкой задачу: к началу войны закончить операцию «Утка»[79].

Спасти любой ценой

Москва не забыла непосредственного исполнителя смертного приговора «Старику». В годы Великой Отечественной войны, когда Павел Судоплатов руководил деятельностью Четвертого управления НКВД — НКГБ (диверсии в тылу противника), его коллега — начальник Первого управления (внешняя разведка) Павел Михайлович Фитин координировал деятельность своих подчиненных по вызволению из мексиканской тюрьмы Рамона Меркадера. В оперативной переписке этот человек фигурировал под именем «Гном». Существовало несколько сценариев организации побега заключенного из «Госпиталя» (так в переписке резидентур с Центром именовалась тюрьма).

Первый из них предусматривал использование двух советских агентов, внедренных в охрану тюрьмы. Псевдоним одного из них был «Доктор», а другого — «Пациент». Еще несколько агентов Москвы находились поблизости от тюрьмы и в Мехико. После побега осужденного они должны были переправить его за пределы мексиканской столицы. Предполагалось, что Рамона Меркадера освободят на пути из тюрьмы в здание суда. Группа боевиков устроит засаду, отобьет пленника и увезет его из столицы Мексики. План не был реализован.

Другие сценарии носили менее агрессивный характер и предполагали подкуп различных должностных лиц. Так, агент «Коршун» должен был дать взятку начальнику тюрьмы. Второй вариант предусматривал помощь со стороны сотрудника мексиканского министерства юстиции[80]. По разным причинам не один из этих планов так и не был реализован.

На свободу Рамон Меркадср вышел 6 мая 1960 года. Вместе с женой — мексиканкой Ракель Мендос он был переправлен на Кубу, а оттуда на теплоходе — в Чехословакию, затем в Советский Союз. В Москве «Раймонд» получил советское гражданство и документы на имя Р,И. Лопеса. А 31 мая 1961 года Президиум Верховного Совета СССР издал закрытый Указ:

«За выполнения специального задания и проявленный при этом героизм и мужество присвоить тов. Лопесу Рамону Ивановичу звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»[81].

По злой иронии судьбы его руководители Павел Судоплатов и Наум Эйтингон в это время находились во Владимирской тюрьме.

Глава 5 У МОСКВЫ ДЛИННЫЕ РУКИ

Первой, хотя и несостоявшейся, жертвой «ликвидаторов» с Лубянки в первый год Великой Отечественной войны стал не высокопоставленный офицер Вермахта или чиновник администрации оккупационных властей, а посол Германии в сохранявшей враждебный по отношению к СССР «нейтралитет» Турции. Объект покушения звали Франц фон Папен.

Выбор мишени был не случаен. В Москве справедливо опасались этого человека, сыгравшего одну из ключевых ролей в процессе насильственного присоединения Австрии к Германии. Во время подготовки аншлюса Франц фон Папен занимал пост германского посла в Вене. Адольф Гитлер специально назначил его на эту должность. С одной стороны, за плечами этого человека богатый опыт в сфере политики, тайной дипломатии и шпионажа — и посол должен справиться со своей задачей. А с другой стороны, руководитель Третьего рейха догадывался о нелояльности бывшего канцлера к нацистскому режиму. По одному из сценариев аншлюса Франц фон Папен, как и германский военный атташе, генерал должны были стать «жертвами заговорщиков», а их героическая смерть — поводом для ввода частей Вермахта на территорию Австрии.

На тайной службе Германии

Принято считать, что Франц фон Папен все годы нахождения на государственной службе в Третьем рейхе сохранил лояльность по отношению к Адольфу Гитлеру. На самом деле, с момента прихода Фюрера к власти он делал все для продолжения своей политической карьеры; был не фанатичным нацистом, как это принято считать, а человеком, готовым на все для достижения своих целей.

До начала Первой мировой войны этот человек служил офицером Генштаба, а с 1913-го по 1915 год занимал должность германского военного атташе в США, откуда был выслан за шпионаж и подрывную деятельность.

Существует две диаметрально противоположных точки зрения о его достижениях в «тайной войне 1914–1918 годов». Одни говорят, что сей дипломат являлся организатором серии диверсий и актов саботажа на территории Соединенных Штатов Америки. В ¡Москве придерживались аналогичной точки зрения и считали Франца фон Папена асом «тайной войны». А другие, наоборот, утверждают, что своими действиями он только мешал «шпионам кайзера», да и вообще, достижения германской военной разведки на территории США в годы Первой мировой войны были очень скромными.

Так, автор книги «Тайная война на Ближнем и Среднем Востоке» Фридрих Румянцев утверждает, что ущерб от деятельности агентов Франца фон Папена составил около 150 млн долларов США. И именно специфичный опыт разведывательно-диверсионной работы военного атташе стал одной из причин его отправке в Вену[82].

А вот немецкий журналист Конрад Гейден, который в 1932 году перебрался из Германии в Китай, где написал книгу «История германского фашизма», так охарактеризовал деятельность Франца фон Папена в США:

«…Там он не только себя скомпрометировал, но и стал посмешищем в глазах людей благодаря участию в политических заговорах против Соединенных Штатов, вступления которых в войну с полным основанием опасалось германское правительство. Ибо политические интриги, которые становятся известны всему свету из выкраденных папок, вызывают скорее смех, чем возмущение»[83].

К этим словам следует относиться осторожно, так как они исходят от ярого противника режима Адольфа Гитлера. Хотя в данной ситуации он недалек от истины.

Во время Первой мировой войны спецслужбы воюющих стран занимались организацией диверсий на кораблях противника и в морских порта. С одной стороны, они технически легко реализуемы, агенту достаточно один раз побывать на «объекте» уничтожения, с другой — их последствия ощутимы для пострадавшей державы.

При этом диверсанты Германской империи и ее союзников совершили значительно больше вылазок, чем их коллеги из стран-противниц. По общему водоизмещению кораблей, потерянных в результате диверсий (153 400 т), это превышает потери англичан в морском сражение при Скагерраке в мае 1916 года (115 000 т). Эта «война во тьме» явила собой «блистательную победу одиночек над массой и над материей»[84].

Среди организаторов диверсий против стран Антанты следует назвать Луиджи Фидлера, который сотрудничал с военной разведкой Австро-Венгрии. В апреле 1915 года эта страна объявила войну Италии и занялась систематическим саботажем в тылу противника.

Луиджи Фидлер разработал план, согласно которому его агенты, снабженные фальшивыми документами, устроились на работу на итальянские верфи, угольные станции и другие военно-морские объекты. Им были вручены взрывные устройства, закамуфлированные под различные предметы: куски угля, нефтяных металлических бочек, упаковок с пищевыми консервами и т. п. Перед отправкой на задания члены «бомбового отряда» прошли необходимую подготовку. Можно назвать несколько успешных диверсий. Так, 27 сентября 1915 года погиб линкор «Бенедетто Брин» с 400 членами экипажа. В 1916 году диверсия на легком крейсере — судно получило незначительные повреждения. 2 августа 1916 года в результате двух взрывов затонул дредноут «Леонардо да Винчи», погибло 200 членов экипажа и не установленное число докеров. Были и другие акции.

У британского флота тоже имелись потери. Как минимум пять кораблей погибли от нарушения правил обращения со взрывчатыми веществами или от рук немецких диверсантов. Никто не взял на себя ответственности за эти взрывы[85].

А что в это время происходило в нейтральной США, официально вступившей в Первую мировую войну в 1917 году? По утверждению британского публициста Ф. Найтли, в компетенции которого сложно усомниться, деятельность немецкой военной разведки («Nachrichtendienst» — «НД») перед началом войны финансировалась очень скупо. Поэтому она должна была пользоваться услугами официальных лиц: военных атташе, дипломатов, консулов и иногда журналистов. Другой важный факт — она, эта деятельность, была ориентирована не против России и Франции. Даже Великобритания до 1914 года не была в списке интересов «НД». Считалась, что эта страна представляла лишь угрозу на море, поэтому ей должно заниматься лишь разведывательное подразделение германского флота. Вот только финансирование было еще хуже, да и шпионаж противоречил традициям моряков[86].

Фактически в США отсутствовала агентурная сеть немецкой военной разведки. Одна из причин заключалась в том, что после 1914 года «НД» не имела возможности засылать своих агентов за океан. Все возможные пути были перекрыты странами Антанты и их союзниками. Другая причина: немцы считали, что так как нет возможности проверить агентов из числа прогермански настроенных американцев, то и вербовать их не стоит — велика вероятность их подставы спецслужбами США с целью снабжения Германии дезинформацией.

Франц фон Папен

После окончания Первой мировой войны руководитель «НД» майор Вальтер Николаи писал: «…из всех воюющих сторон американцам меньше всего грозили действия немецкой разведки на ее территории».

А германский военный атташе занимался исключительно своими прямыми обязанностями — собирал сведения об американской армии и докладывал в Берлин обо всем, что смог узнать[87]. Роль в этом Франца фон Папена была минимальной — в 1915 году его выслали из США, а немецкая разведка попыталась активизировать свою деятельность лишь в 1917 году, накануне вступления Америки в войну.

Франц фон Папен являлся не только кадровым военным и разведчиком, но и профессиональным политиком. В период службы в кайзеровской армии он успел послужить в Генштабе, повоевать в Первую мировую войну (командовал батальоном на Западном фронте), а также побывать в Палестине — в качестве офицера Генштаба был прикомандирован к турецким войскам.

Выйдя в отставку, он увлекся политикой, придерживаясь правой, монархической ориентации. В двадцатые годы прошлого века избирался депутатом прусского ландтага от католической партии «Центра» и примыкал к ее крайне правому крылу. С июня 1932 года — имперский канцлер. Возглавляемое им правительство многие называли «правительством баронов», поскольку пятеро его членов были дворяне (бароны и графы), а еще двое — директора крупнейших корпораций.

Правительство фон Папена распустило рейхстаг, а 14 июня отменило декрет о роспуске нацистских полувоенных формирований. Затем имперский канцлер содействовал приходу Адольфа Гитлера к власти. Хотя утверждать, что он безоговорочно поддерживал Фюрера и его политическую программу, мы бы не стали. Просто в тот момент он считал лидера нацистов оптимальной фигурой в качестве руководителя страны.

После того как нацисты пришли к власти 30 января 1933 года, фон Папен получил посты вице-канцлера и имперского комиссара Пруссии. Но в апреле 1933 года Адольф Гитлер назначил имперским наместником Пруссии себя и тем самым лишил фон Папена второго поста.

Свое отрицательное отношение к Адольфу Гитлеру тот впервые публично продемонстрировал уже 17 июня 1934 года в своей знаменитой речи, произнесенной в Марбургском университете. За что 30 июня того же года, во время пресловутой «ночи длинных ножей», был арестован. Однако уничтожить его фюрер не решился. Впрочем, несколько ближайших соратников фон Папена погибли во время «чистки» 30 июня 1934 года. На свободу бывший вице-канцлер вышел 2 июля 1934 года. На новый достаточно ответственный пост — руководителя специальной миссии в Вене — он был назначен 27 июля 1934 года[88].

С той поры у него появились влиятельные противники в Берлине. По утверждению сотрудника СД Вильгельма Хеттля, к числу тех, кто желал смерти Франца фон Папена, относился его начальник — руководитель СД Рейнгард Гейдрих, который охотился за высокопоставленным дипломатом.

По приказу Гейдриха в Вене сотрудники СД похитили, а затем и убили одного из советников бывшего канцлера — фон Кеттелера.[89] В конце апреля 1938 года его труп был выловлен в Дунае у границы с Чехословакией[90]. По утверждению Вильгельма Хеттля, один из сотрудников СД постоянно следил за дипломатом[91].

Возможно, эту историю можно «списать» на интриги внутри руководства Третьего рейха, если бы не один малоизвестный факт. По утверждению уже упоминавшегося выше историка Фридриха Румянцева, в распоряжение Франца фон Папена попало досье на Адольфа Гитлера, которое вел австрийский канцлер Курт фон Шушнинг. С этим документом дипломат поступил своеобразно: сначала сделал копию и микрофильм, с двумя курьерами — Кеттелером и Каганеком — отправил в Швейцарию, где спрятал в один из банков, а только затем сам документ на самолете отправил в Берлин[92].

Дипломат начинает и…

В июне 1941 года Франц фон Папен предпринял попытку проведения сепаратных переговоров с представителями США и Англии, находившимися на территории Турции. В Анкаре он встретился со своим британским коллегой Хью Нэтчбулл-Хьюгессеном, где обсудил возможность создания обшей для Германии, США и Англии коалиции против большевистской России. Англичанин поддержал эту идею, а следом за ним и его британский коллега — Дж. Макмэррей.

Франц фон Папен доложил в Берлин о достигнутых успехах, но министр иностранных дел Риббентроп ответил не сразу, ожидая успехов на Восточном фронте. А в конце июля 1941 года всем трем послам было приказано «не обсуждать» с иностранными дипломатами вопрос «о мирных предложениях Германии». Просто руководители Англии и США были настроены против сепаратных переговоров, а руководитель германского МИДа испугался, так как шаги Франца фон Папена попали в турецкую прессу[93].

Одновременно дипломат пытался зондировать возможность ведения сепаратных переговоров через Ватикан. Где-то вначале 1941 года «всевидящее око Москвы» в Лондоне сигнализировало, что германский посол участвовал в контактах, которые налаживались между Берлином и Лондоном.

После июня 1941 года Франц фон Папен продолжал свои закулисные операции через Ватикан. В донесениях начальнику советской внешней разведки Павлу Фитину появилось имя барона Курта фон Лерзнера, выполнявшего в Стамбуле функции связного со Святым престолом. Еще из одного источника пришло донесение, что по инициативе Папы Пия XII апостолический нунций в Анкаре обращался к Францу фон Папену с просьбой наладить переговоры Англии и США с Адольфом Гитлером.

Во время встречи с послом США Майроном Тейлором римский понтифик обсуждал контакты фон Папена с кардиналом Ронкалли. Германский посол в ходе бесед высказывал пожелание ограничить влияние СССР в послевоенном мире[94].

Основная причина такой активности немецкого дипломата — в случае устранения от власти фюрера он мог бы занять один из ключевых постов в Третьем рейхе.

В начале 1942 года советской разведкой была получена информация о том, что близкий к фон Папену немецкий офицер, от имени оппозиционной группы «Германия без Гитлера, но с военным правительством», предложила англичанам следующие условия мира:

«— Британская империя сохраняется в неприкосновенности.

— Германия выводит войска из Чехословакии и Польши, оставив в их районе коридора, соединяющего ее территорию с Даннингом, и в районе Катовиц.

— Государства Восточной Европы восстанавливаются в довоенных границах.

— Прибалтийские государства объявляются самостоятельными.

— На этих условиях достигается договоренность и с СССР»[95].

Понятно, что такая активная деятельность немецкого дипломата тревожила Москву все больше и больше…

Хроника покушения

Зима 1941 /42 года запомнилась жителям Анкары своими «сибирскими морозами» и голодными волками, которые в поисках пищи забегали на окраины города. В 10 часов 24 февраля 1942 года на пустынном в этот ранний час бульваре Ататюрка в Анкаре болгарский боевик турецкого происхождения Омер Токата попытался бросить замаскированную под приемник «Телефункен» бомбу в посла Германии в Турции Франца фон Папена. Но она взорвалась у него в руках, террорист погиб, а еще несколько случайных людей получили ранения. Сам дипломат и его супруга были лишь сбиты с ног взрывной волной и отделались легким испугом. Буквально через минуту они поднялись на ноги и продолжили свой путь в немецкое посольство.

Сама жертва через несколько лет в мемуарах так опишет свои травмы: «…кроме царапины на колене и порванной штанины я не имел никаких повреждений, хотя мои барабанные перепонки пострадали от грохота и силы взрыва» [96].

Правительство Турции выступило со следующим официальным заявлением: «24 февраля 1942 года. В 10 часов утра на бульваре Ататюрка в Анкаре взорвалась бомба, разорвав на клочья одного человека, который в этот момент проходил в указанном месте, неся что-то завернутое в руках. Полагают, что этот завернутый предмет был бомбой, которая разорвалась. Германский посол Папен и его жена, которые шли с противоположной стороны, находились на расстоянии 17 метров от места, где разорвалась бомба.

От удара взрывной волны они упали на землю, но затем поднялись невредимыми и достигли здания посольства. Начато расследование обстоятельства взрыва. Министр внутренних дел и прокурор немедленно направились на место происшествия. Президент республики и глава правительства послали в германское посольство своих начальников кабинетов, а министр иностранных дел и генеральный секретарь министерства иностранных дел лично посетили фон Папена. Тот факт, что взрыв произошел поблизости от фон Папена, побуждает прокурора серьезно обратить внимание следствия на возможность того, что злонамеренный акт был направлен против немецкого посла».

Чекист Г.И. Мордвинов

Турецкая полиция немедленно начала расследование. Довольно быстро было установлено, что погибший террорист выполнял задание некоего студента Абдурахмана и парикмахера Сулеймана, которые на допросе сообщили, что их завербовали сотрудник советского посольства Георгий Павлов (под этим именем скрывался начальник отделения Четвертого управления НКВД СССР Георгий Иванович Мордвинов) и заместитель торгпреда СССР Леонид Корнилов (с 1940-го по 1947 год резидент советской внешней разведки в Турции Михаил Матвеевич Батурин). Турки незамедлительно предъявили ультиматум советскому посольству: выдать дипломатов для суда по обвинению их в покушении на иностранного дипломата. Первоначально советские официальные власти отклонили это предложение, но 5 марта 1942 года, после четырехдневной осады посольства, были вынуждены согласиться[97].

Вдобавок к неудавшемуся покушению 3 мая 1942 года сотрудник Разведупра РККА в Анкаре Измаил Гусейнович Ахмедов (работал под прикрытием должности пресс-атташе посольства СССР Георгия Николаева) обратился к турецким властям с просьбой о политическом убежище. Предатель рассказал туркам все, что знал о работе резидентур ГРУ и ИНО НКВД в Турции, выдал двух нелегалов и пояснил причину того, почему немецкий дипломат остался жив. Оказалось, что уровень подготовки «бомбометателя» был крайне низок. Боевик слишком рано снял предохранитель бомбы, в результате чего взорвался сам. «Ему бы камнями бросаться, а ему взрывное устройство всучили», — хихикал предатель.

О чем писали газеты

Первый суд над двумя советскими дипломатами состоялся в апреле-июне 1942 года в Анкаре. Оба чекиста были приговорены к 20 годам тюремного заключения. Затем срок наказания был им снижен до 16 лет. Произошло это на втором судебном процессе в ноябре-декабре 1942 года.

Москва своеобразно отреагировала на выдвинутые против нее обвинения в покушении на иностранного дипломата, которое совершили двое советских граждан на территории нейтрального государства. В газете «Известия» подробно освещался судебный процес. Порой отчеты из Анкары занимали четверть газетной полосы. Вот цитата из одной из публикаций: «На очередном заседании ан-карского суда, слушающего дело о «покушении» на фон Папена, прокурор зачитал текст обвинительной речи. (…) Павлов и Корнилов ни в чем не признаются и утверждают, что все это — провокация»[98].

А вот цитата из последней публикации газеты «Правда» от 19 июня 1942 года: «АНКАРА, 17 июня. (ТАСС). Сегодня в анкарском суде закончилось слушанием дело о так называемом покушении на Папена. К изумлению почти всех присутствовавших в зале суда, за исключением, быть может, представителей германского посольства и немецко-фашистских газет, суд вынес следующий приговор: Павлов и Корнилов объявляются «организаторами» так называемого покушения на Папена и приговариваются к 20 годам тюремного заключения каждый. Провокаторы Абдурахман и Сулейман приговорены к 10 годам тюрьмы…

Весь приговор совершенно голословен, не содержит ни одной ссылки на какую-либо прямую или косвенную улику против советских граждан, искусственно привлеченных к делу о провокационном покушении»..

Когда 2 августа 1944 года парламент Турции — меджлис — разорвал дипломатические отношения с нацистской Германией, то через несколько дней оба чекиста были освобождены. Георгий Иванович Мордвинов вернулся в СССР, где принял активное участие в операции «Березина» (о ней мы расскажем в одной из следующих глав), а Михаил Матвеевич Батурин вновь возглавил советскую резидентуру в Турции.

Операция окончена, забудьте

Инцидент не повлиял на решимость Франца фон Папена продолжить контакты с Западом. В этой ситуации резидентуре внешней разведки НКВД в Турции приходилось лишь докладывать в Центр о содержание бесед немецкого дипломата и его британских коллег[99]. Хотя более тревожные сигналы о попытках сепаратных переговоров начали поступать из нейтральной Швейцарии. Там, начиная с июня 1942 года, многочисленные визитеры из нацистской Германии пытались установить контакты с западными дипломатами. Вот только прибывших из Третьего рейха эмиссаров Москва больше не пыталась убивать, успешно нейтрализуя их другими, бескровными методами[100].

В годы существования СССР о неудачной акции по «ликвидации» Франца фон Папена предпочитали не вспоминать. Когда Советский Союз перестал существовать на политической карте мира, то завеса секретности начала постепенно спадать с этой операции.

Организатором покушения были Наум Эйтингон с помощниками — заместителем резидента внешней разведки в Анкаре Львом Петровичем Василевским, активным участником операции «Утка», и Георгием Ивановичем Мордвиновым. Непосредственными исполнителями (разработка плана покушение, установление распорядка дня жертвы, подбор исполнителей) была группа болгар под руководством ветерана советской военной разведки Ивана Цолова Винарова (оперативный псевдоним «Март»)[101].

С апреля 1924 года по июль 1938 года «Март» принимал активное участие во множестве операций советской военной разведки, начиная от тайной переброски оружия в Болгарию (местная компартия готовила вооруженное восстание) и заканчивая руководством нелегальной резидентурой в Австрии (в сферу его деятельности также входили Польша, Чехословакия, Румыния, Югославия, Греция, Венгрия, Болгария и Турция). В июле 1938 года он был уволен из РККА, но через два года приказ об увольнение отменили, и тогда же Иван Винаров был назначен преподавателем кафедры общей тактики Военной академии имени М.В. Фрунзе. Когда началась Великая Отечественная война, то его откомандировали в распоряжение Особой группы НКВД СССР. Изначально Павел Анатольевич Судоплатов планировал использовать «Марта» в качестве командира одной из разведывательно-диверсионных групп, заброшенных на территорию союзника нацистской Германии — Болгарии.

В июле-августе 1941 года группа бойцов ОМСБОНа — политэмигрантов из Болгарии (почти все ветераны гражданской войны в Испании) — прошла специальную подготовку для работы в тылу врага. Все они были членами резидентуры «Братушки». Официально она была создана 25 июня 1941 года на базе ОМСБОНа «в целях получения разведывательной информации, осуществления саботажа и террористических актов на военных объектах, обеспечения нейтралитета Болгарии в войне с СССР и подготовки вооруженного восстания».

В конце июля 1941 года на оперативную базу разведотдела Черноморского флота в Севастополе прибыло четыре группы. Первую, из пяти человек, возглавил Иван Винаров. Ей предстояло перебраться в Турцию, там легализоваться и затем выдвинуться в Болгарию, в район оперативных действий. Второй и самой многочисленной группой, насчитывавшей 14 человек, руководил Цветко Радойнов, завербованный советской разведкой еще в 1923 году. После высадки на болгарском побережье ей предстояло связаться с коммунистами в городе Сливен, с их помощью развернуть основную базу и обеспечить прием двух других групп — Христо Боева и Георгия Янкова. Почти все члены резидентуры «Братушки» погибли в 1941–1942 годах[102].

А вот судьба «Марта» сложилась удачно. Ивана Винарова вызвали в Москву из Севастополя вечером 4 августа 1941 года. Вместе с ним в столицу должны были прибыть четыре человека, знавших турецкий язык. Вот имена этих людей: Янко Комитов, Тодор Фо-такиев, Георгий Павлов-Гоню и Атанас Мискетов. Из Москвы они уехали в Турцию и вернулись обратно в начале ноября 1941 года[103]. Так, по крайне мере, в своих мемуарах утверждает сам Иван Вина-ров.

В опубликованной в 2005 году книге «Победитель. Истинная жизнь легендарного разведчика» писатель Анатолий Николаевич Кур-чаткин сообщает еще несколько неизвестных фактов. Во-первых, он утверждает, что «бомбометателя» звали не Омер Токата и он не был македонским беженцем и студентом Стамбульского университета, а 26-летнем парнем, нелегально переброшенным из Болгарии. После выполнения задания его обещали отправить в Советский Союз. «Боевик» лишь использовал документы Омера Токата для перемещения по Турции и заселения в гостиницу «Торос» в Анкаре. Документы «одолжил» у хозяина один из агентов Георгия Мордвинова — коммунист-словенец Степан Поточник.

Смерть лже-Омер Токата также подтвердил в своей речи на суде Георгий Мордвинов. Он обратил внимание на несоответствие роста погибшего с ростом Омера, а также на различие в цвете волос. «Боевик» был светлым шатеном, а Омер ярко выраженным брюнетом. Еще один аргумент. Послеоперационный рубец на животе погибшего. А вот по показаниям родственников Омера ему никогда не делали операций[104].

Во-вторых, македонские беженцы Абдурахман и Сулейман никакого отношения к подготовке к покушению не имели, а были использованы турецкими правоохранительными органами в качестве лжесвидетелей. Настоящий Омер Токата лишь смог сообщить имя человека, кому он дал «напрокат» свои документы[105]

Охота на Адольфа Гитлера

Среди руководителей стран — главных участников Второй мировой войны Адольф Гитлер стал чемпионом по числу подготовленных на него покушений. В десяти из 63 документально доказанных попыток уничтожить диктатора есть «иностранный след»[106]. В нескольких из них принимали активное участие агенты и сотрудники Второго отдела Четвертого управления НКВД — НКГБ СССР.

До начала Великой Отечественной войны Иосиф Сталин не планировал уничтожить фюрера. Одна из причин — руководитель Советского Союза считал более опасным противником для Советского Союза Льва Троцкого, чем Адольфа Гитлера. Другая причина — убийство лидера иностранной державы очень рискованное мероприятие с непредсказуемыми последствиями.

Впервые в Москве приняли решение о подготовке операции по ликвидации Адольфа Гитлера осенью 1941 года. На Лубянке предполагали, что в случае захвата столицы фашистами в город прибудет сам руководитель Третьего рейха, как до этого он побывал в оккупированном Париже. По иронии судьбы в столице Франции его тоже хотели застрелить или взорвать гранатой заговорщики из вермахта[107].

Согласно широко известной версии, в столице СССР с целью реализации плана по «ликвидации» фюрера была сформирована специальная группа во главе с композитором Львом Константиновичем Книппером и его женой[108]. Этот человек, по мнению чекистов, должен был вызвать доверие у нацистов. В Гражданскую войну воевал на стороне белых, потом несколько лет жил в эмиграции. А в начале двадцатых годов прошлого века вернулся в Советский Союз. Вел творческую, пропагандистскую и организаторскую работу в частях Красной Армии. С 1932 года — инструктор по массовой работе в частях Особой Дальневосточной армии. Автор нескольких опер, балетов, симфоний и т. п. Хотя никто из журналистов и историков, придерживающихся этой версии, не смог внятно объяснить, как обласканный советской властью композитор, пусть даже немец по национальности, мог быть тепло принят оккупантами.

Чекист Л.П. Василевский

Также загадочна роль другого участника покушения на фюрера — сестры композитора — актрисы Ольги Чеховой. Она жила в Берлине и ее игра в кино нравилась самому Адольфу Гитлеру[109]. Она, по утверждению ряда авторов, с тридцатых годов прошлого века сотрудничала с советской военной разведкой под оперативным псевдонимом «Мерлин». Автор книги «Русская королева III Рейха» Борис Тартакове кий утверждает, что Чехова была завербована в Париже неким сотрудником советского посольства по имени Сергей,[110] а журналист Марк Штейнберг в одной из своих статей написал, что это событие произошло в Москве[111].

Мы не будем анализировать достоверность утверждения о связи Ольги Чеховой с советской военной разведкой, так как это выходит за рамки данной книги. Отметим лишь, что осенью 1941 года агент «Мерлин» не участвовала в подготовке убийства Адольфа Гитлера, так как находилась на связи (если она действительно сотрудничала с Разведупром) у сотрудников военной разведки, а не НКВД. Изложенная выше версия подготовки убийства нам кажется сомнительной, так как предполагаемый исполнитель не имел бы доступа к жертве.

Хотя покушение на фюрера действительно готовилось подчиненными Павла Судоплатова. Вот только речь идет об операции, где участие композитора (даже если бы ему позволили лично встретиться с фюрером, что само невероятно) было бы минимальным. Чекисты планировали организовать взрыв зо время визита диктатора в Кремль[112]или во время посещения им Большого театра. Ключевую роль в осуществлении этой акции предстояло сыграть сотруднице внешней разведки Анне Федоровне Камаевой-Филоненко[113]. Шансов выжитьунее после покушения не было. Это прекрасно понимал не только Павел Судоплатов, но и сама исполнительница. И, несмотря на верную гибель, она согласилась выполнить задание.

Анна Федоровна Камаева (по мужу Филоненко) родилась в 1918 году в подмосковной деревушке в многодетной крестьянской семье. Обычное детство, семилетняя школа, затем учеба в фабрично-заводском училище и работа на московской ткацкой фабрике «Красная роза»[114]. У нее были все шансы сделать карьеру по партийной или профсоюзной линии. Когда ей еще не исполнилось 18 лет, коллеги по работе выдвинули ее кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Свою роль сыграли безупречная (по советским меркам) анкета и деловые качества. Она не прошла по формальному признаку — слишком юна. Зато для работы в органах госбезопасности возраст оказался не помехой. После обучения в 1938 году в ШОП (Школа особого назначения, являвшаяся кузницей кадров для внешней разведки) Анна была зачислена в Иностранный отдел — центральный аппарат советской внешней разведки[115].

Зимой 1941/42 года Камаева сражалась в составе одного из спецотрядов Второго отдела НКВД СССР на территории Московской области, оккупированной немцами. После выполнения этого задания ее вызвали в штаб командующего Западным фронтом Георгия Константиновича Жукова. В приемной она встретилась со своим будущим мужем Михаилом Ивановичем Филоненко, который командовал спецотрядом «Москва». Это подразделение подчинялось Второму отделу НКВД СССР. В течение трех месяцев пятьдесят бойцов действовали в тылу противника и совершили серию диверсий на коммуникациях противника. Потери отряда составили четыре человека убитыми и несколько ранеными[116].

«Фирменный» почерк диверсантов — они не оставляли свидетелей, убивая всех военнослужащих Вермахта. Поэтому немцы не могли определить «ведомственную» (местные партизаны, армейские диверсанты или чекисты) принадлежность нападавших и их численность.

Павел Судоплатов и его подчиненные внимательно изучили все подробности того рейда, и накопленный опыт активно использовали при разработке тактики действий в тылу противника других спецотрядов.

В 1942 году пути Анны и Михаила разошлись, хотя оба продолжали служить под командованием Павла Судоплатова. Филоненко в составе спецотряда «Олимп» Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР снова был заброшен за линию фронта, а Камаева продолжала работать в центральном аппарате Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР и интенсивно готовиться к работе по линии «нелегальной» разведки[117]. Интенсивно учила чешский, испанский и португальский языки[118].

В октябре 1944 года руководством НКГБ СССР было принято решение об участии Камаевой в операции по освобождению находившегося в мексиканской тюрьме Рамона Меркадера, убившего Льва Троцкого. Перед командировкой в Мексику разведчица встречалась с Павлом Судоплатовым и обсудила с ним детали будущей операции.

В декабре 1944 года Анна Камаева (оперативный псевдоним «Инес») появилась в Мехико, сопровождая ценного агента советской внешней разведки и мать заключенного — Каридад Меркадер (оперативный псевдоним «Кира»). Согласно разработанной в Центре «легенде», они играли семейную пару — мать и дочь. В оперативной переписке проходили под кодовым словом «Дуэт». По мнению разработчиков операции, «Кира» должна была, используя старые связи (в 1940 году она участвовала в операции по ликвидации Льва Троцкого), организовать освобождение из тюрьмы своего сына. А «Инес» предстояло выполнить функции связной между Каридад и сотрудниками легальной резидентуры.

Вот только планы Центра были нарушены из-за Каридад Меркадер. «Дуэт» распался, так как «мать» отказалась от встречи с «дочерью», с которой не нашла общего языка. «Кира» вообще плохо ладила с женщинами, а постоянное присутствие спутницы «от НКВД» ее раздражало. Также конфликтовала она с резидентами — Львом Петровичем Василевским и сменившим его Григорием Павловичем Каспаровым. Единственный человек, с кем она великолепно взаимодействовала, был заместитель Судоплатова — Наум Исаакович Эйтингон[119].

Вторжение Каридад Меркадер в операцию, а она решила действовать самостоятельно, не используя возможности легальной резидентуры, закончилось катастрофой. «Инес» и «Кира» возвратились в Москву, а Рамон Меркадер вышел из мексиканской тюрьмы только в 1960 году, полностью отбыв свой срок, и стал Героем Советского Союза[120].

После окончания Великой Отечественной войны Анна Федоровна Камаева вышла замуж за Михаила Ивановича Филоненко. Молодоженов стали готовить для нелегальной работы в Латинской Америке. Началась «обкатка» разведчиков-нелегалов. В 1948–1954 годах они совершали регулярные поездки в разные страны под видом иностранных граждан. С 1954-го по 1956 год Михаил Иванович Филоненко (оперативный псевдоним «Фирин») вместе со своей супругой (оперативный псевдоним «Марта») руководили нелегальной резидентурой в Бразилии[121]. Затем жизнь в других странах. И только в 1960 году они вернулись в СССР[122].

Снова обратимся к событиям, произошедшим в первые полгода Великой Отечественной войны. Органы госбезопасности к осени 1941 года уже провели серию аналогичных диверсионных актов (взрывы зданий) в Киеве, Харькове и других крупных советских городах, оккупированных фашистами. Среди ликвидированных лиц были высокопоставленные офицеры Вермахта.

Подробности плана организации серии взрывов на территории Московского Кремля продолжают оставаться тайными и в наши дни. В рассекреченных и опубликованных документах говорится лишь о минирование отдельных объектов на территории этого памятника архитектуры. Поэтому мы можем лишь кратко описать подготовку покушения на Адольфа Гитлера.

Весь архивный фонд УКМК (Управление комендатуры Московского Кремля) за 1775–1940 годы к 28 августа 1941 года был вывезен в Свердловск. Документы аккуратно сложили в складских помещениях здания областного управления НКВД вместе с имуществом Оружейной палаты: А вот чертежи и проектно-сметную документацию более позднего периода начали активно сортировать в Москве. Большую ее часть затем отправили на Урал, а оставшуюся должны были использовать при минировании Кремля[123].

Приступить к непосредственной закладке взрывных устройств предполагалось с середины октября 1941 года. Комендант Московского Кремля в своей докладной записке № 47/14155с от 10 октября 1941 года перечислил объекты, подлежавшие минированию:

1. Правительственная АТС на 1500 номеров.

2. Кремлевская АТС на 1000 номеров.

3. Водонасосная станция с артезианской скважиной.

4. Тепловая станция.

5. Электростанция.

6. Бомбоубежище[124].

В ней он также указал количество взрывчатых веществ, которое необходимо для уничтожения всех указанных выше объектов.

Анализ этого перечня позволяет утверждать, что существовал еще один список, где фигурировали не технические помещения, а административные и жилые здания, а также соборы и другие памятники архитектуры. Почему было два списка, а не один?

Здесь следует отметить один важный факт. Взрывные устройства, установленные на объектах жизнеобеспечения, предполагалось привести в действие сразу после того, как последние подразделения войск НКВД покинут территорию Кремля. Если бы что-то не сработало, то мины обезвредили бы немецкие саперы. Минировать объект могли даже армейские саперы. В случае, если кто-то из них попал бы в плен противнику, а такое случилось под Харьковом и Киевом, то он ничего не смог бы рассказать о планах Павла Анатольевича Судоплатова и его коллег с Лубянки в отношении Адольфа Гитлера. А «смертоносный сюрприз» для фюрера должны были смонтировать бойцы ОМСБОНа.

Сейчас можно только лишь предполагать, как должна была развиваться драма в Кремле. Вот один из возможных сценариев.

…Из Москвы под охраной бойцов подразделений Кремлевского гарнизона (полк специального назначения, отдельный офицерский батальон, отдельной роты специального назначения, отдельного автотранспортного батальона и военно-строительного батальона)[125] в глубь страны эвакуируется руководство СССР во главе с Иосифом Сталиным.

Все промышленные предприятия, высотные здания и другие объекты, по мере отхода частей Красной Армии, уничтожаются. В центре города идут кровопролитные и многодневные уличные бои. Костяк обороняющихся составляют военнослужащие 2-й дивизии войск ИКВД и истребительных батальонов.

Подразделения ОМСБОНа получили приказ заминировать не только дальние и ближние подступы к столице, но и стратегические объекты в самом городе, в том числе все трассы, по которым немцы могли пройти к Кремлю. В первую очередь, речь шла о Ленинградском шоссе, Ленинградском проспекте, улице Горького (Тверская) и других «танкоопасных» улицах — нынешние Большая Дмитровка, Большая Никитская, Воздвиженка и, возможно, Знаменка[126]. Ветераны ОМСБОНа утверждают, что они работали по всей улице Горького (сейчас Тверская) начиная от подступов к Кремлю и заканчивая площадью около Белорусского вокзала[127]. Если бы моторизированные части Вермахта смогли прорваться к площади Белорусского вокзала, то дальнейший путь их к центру города был невозможен из-за многочисленных каменных завалов. Их расчистка заняла бы недели или месяцы.

Были бы разрушены не только отдельные жилые и административные здания, но и стратегические и промышленные объекты. Процитируем одного из участников операции по минированию Москвы — ветерана ОМСБОНа Леонида Александровича Болотова:

«Весь город был заминирован. По-моему, не тронута была только дача Сталина. Особое внимание уделялось тем зданиям, где предположительно могло разместиться командование немецких войск, если бы они все-таки вошли в Москву. А сам я минировал электрозавод, хотя он продолжал работать. Знал о нашей операции только директор завода. Взрывчатки ушло 20 тысяч килограммов! Потом выполняли «обратную» работу — разминировали»[128].

По утверждению этого человека на минирование центра столицы было израсходовано около двадцати тонн тротила[129].

Когда Москва, а вернее лежащий в руинах город, полностью захвачен противником, начинают действовать многочисленные группы подпольщиков. Выявить их крайне сложно, поскольку боевики, выступающие под видом «врагов» советской власти (уголовники, белогвардейцы, эмигранты и т. п.), на самом деле являются надежными агентами НКВД. Или, скажем, люди престарелого возраста — ветераны Гражданской войны, имеющие богатый опыт подпольной деятельности. Начинают работать несколько подпольных радиостанций.

Немецкие саперы тщательно обследуют территорию Московского Кремля. Вероятнее всего, часть или все указанные выше объекты жизнеобеспечения взорваны.

Проходит еще несколько дней или недель. В город торжественно въезжает сам Адольф Гитлер. Об этом подпольщики узнают от тех лиц, кто имеет реальный шанс пообщаться с окружением фюрера. Во время экскурсии по Московскому Кремлю диктатора звучит мощный взрыв…

Осенью 1941 года Москву удалось отстоять и план уничтожения фюрера в Кремле так и не был реализован. Подчиненные Павла Судоплатова могли бы проявить свои профессиональные навыки разведчиков и диверсантов в 1942 году и попытаться уничтожить Адольфа Гитлера в одной из его ставок, если бы получили такой приказ. А его не последовало, или он прозвучал слишком поздно.

Считается, что первым о месте дислокации ставки фюрера в Москву доложил один из подчиненных Судоплатова — легендарный разведчик Николай Иванович Кузнецов (оперативный псевдоним «Пух»). На самом деле, это не совсем верно. На Лубянке о расположении этого объекта узнали в то время, когда «Пух» только готовился к своей командировке за линию фронта.

Поезд вне расписания

Об этой истории во времена существования СССР, да и сейчас, предпочитают не вспоминать. Дело в том, что она опровергала множество мифов, которые появились после окончания Великой Отечественной войны. Да и оправдать бездействие Иосифа Сталина сложно.

Одна из полевых командных ставок фюрера (командный пункт стратегического назначения) находилась в восьми километрах от украинского города Винница в сосновом лесу и называлась «Вервольф» («Вооруженный волк»). Его сооружение началось осенью 1941 года. К ставке была подведена железнодорожная ветка, построена взлетно-посадочная полоса и проложен телефонный кабель. Важная деталь. Еще в 1938 году советские строители возвели небольшой подземный город. Под Винницей располагалась мощная военно-воздушная база, а также полевой командный пункт для управления боевыми операциями в Юго-Восточной Европе. Когда немцы начали свои строительные работы, то они воспользовались наработками предшественников. Поэтому в Москве, скорее всего, располагали точными координатами и планами подземной части объекта[130]. Другое дело, что никто не знал, как противник планирует его использовать. И вот тут ключевую роль сыграли местные подпольщики. Они оперативно собрали необходимую информацию и передали ее в Москву.

Свою роль могло бы сыграть подполье, созданное при участии местных чекистов. Ведь Винницу противник оккупировал только 19 июля 1941 года, и хотя время для организации резидентур было мало, но вполне достаточно для развертывания агентурной сети. Вот только осенью 1941 года оно, это подполье, оказалось небоеспособным.

Во-первых, из-за расположенного рядом объекта город был «зачищен». Говоря другими словами, все подозрительные лица были выселены или расстреляны.

Во-вторых, немцы провели циничную, но очень эффективную акцию — они раскопали не известные винничанам могилы в местах массового захоронения жертв сталинских репрессий и провели эксгумацию трупов. Все это делалось показательно — с фотографированием, освещением в местных газетах, и главное, на глазах у всех жителей города… Люди, узнававшие в извлеченных из земли изуродованных телах своих родственников, друзей и соседей, добровольно приходили в немецкие учреждения и «сдавали» членов партии, советских активистов, сотрудников НКВД и т. п. Фактически, созданная накануне оккупации фашистами города подпольная организация была уничтожена[131].

Первые очаги сопротивления начали возникать осенью 1941 года. Руководители этих групп, нарушая простейшие принципы конспирации, регулярно встречались в читальном зале городской библиотеке имени Коцюбинского. Хотя собранная ими информация была бесполезной — они не имели связи с Москвой.

В апреле 1942 года в городе нелегально объявился бывший секретарь сельского райкома партии. Он имел все пароли от ЦК, поэтому легко вышел на связь, о многом узнал. Но оказался провокатором. Начались повальные аресты. Расстреляли восемь человек, включая руководителя городского подполья.

Части подпольщиков удалось уцелеть, и они продолжали борьбу. В Виннице появился еще один партийный функционер — секретарь Черновицкого горкома Левченко (настоящая фамилия Панченко). Когда арестовали и его, то он попробовал откупиться — сообщил о нескольких ценных информаторах подпольщиков.

Летом 1942 года новый руководитель городского подполья Александр Парамонов принял решение отправить две группы к белорусским и брянским партизанам для передачи всей собранной информации в Москву. Прежде всего, это точные географические координаты «Вервольфа», приблизительный план ставки, система охраны. Адреса и описания домов штаб-квартир родов войск, улицы и подходы, проходные дворы. Также данные об авиации: координаты аэродромов, количество самолетов, прикрытие в районе до Козятина и в Калиновке, возле ставки Германа Геринга.

Не один день посланцы потратили на заучивание информации о транспорте: пропускная способность железных дорог, состояние мостов, подвижной состав. Также собрали данные об организации радиосвязи — на каких волнах и где запеленгованы радиостанции. Отдельно запоминалось расположение различных учреждений оккупационных властей. И еще бесчисленное количество данных. Когда всю переданную информацию перенесли на бумагу в Москве, то получилось 217 машинописных страниц.

Вот только Москва получила эту информацию не раньше сентября 1942 года[132]. Об этом свидетельствует очень любопытный документ: «Сообщение НКВД СССР № 1652/Б в ГКО о получении данных относительно ставки Гитлера в Виннице». В нем, в частности, говорится о том, что И.С. Драхлер (курьер винницкого подполья) 30 августа 1942 года появился в городе Новая Орловской области, где встретился с местными партизанами. В Москву его смогли отправить только 11 сентября 1942 года. На Лубянке его допросили и начали проверять сообщенные им сведения [133].

Об осведомленности Кремля узнали в немецкой ставке и срочно разместили две дивизии — стрелковую и танковую, которые до этого планировалось передислоцировать из Франции под Сталинград, под Винницей. А еще и 19-й зенитный дивизион плюс множество самолетов[134].

В этой истории можно поставить точку, если бы… 29 августа 1942 года в двух с половиной километрах от Винницы незадолго до прихода поезда Адольфа Гитлера на воздух не взлетел товарный поезд…[135]Случайное совпадение? Маловероятно, ведь трасса при прохождении литерного эшелона тщательно охранялась. Высока вероятность того, что в районе ставки появились подчиненные Павла Судоплатова.

Николай Кузнецов против Адольфа Гитлера

Существует устойчивое мнение, что в послужной список легендарного советского разведчика, который был бойцом спецотряда «Победители» Четвертого управления НКВД — НКГБ СССР, следует занести запись о том, что он первым узнал месторасположение «Вервольфа».

Согласно официальной версии (одним из первых ее озвучил начальник разведки спецотряда «Победители» Александр Александрович Лукин) Николай Кузнецов, когда получил приказ Центра выяснить месторасположение ставки фюрера, начал изучать местные газеты. Вот как эту версию озвучил журналист Эдуард Макаревич.

«В один из дней Кузнецов обратил внимание на заметку в националистической газетенке «Волынь». В ней сообщалось о премьере в Виннице оперы Вагнера «Тангейзер», на которой присутствовал фельдмаршал Кейтель. А фельдмаршал к тому времени был командующим вооруженными силами Вермахта. Что Кейтель делал в Виннице? Через несколько недель Кузнецов в другой газете — «Дойче украинише цейтунг» — подчеркнул сообщение о концерте артистов Берлинской королевской оперы в Виннице. На нем вальяжно отдыхал от забот Герман Геринг, второе лицо в Германии. Для чего Геринг объявился в Виннице? И почему именно туда приехали с концертом берлинские артисты? Сопоставляя эти факты, Кузнецов понял, что именно близ Винницы ставка фюрера. Но где? И потребовалась операция по захвагу офицеров связи, чтобы на их картах увидеть красную линию — кабель из Берлина в деревню Якушинцы. Там-то и оказался, в конечном счете, полевой бункер Гитлера для управления армиями Вермахта»[136].

Он действительно нашел необходимую информацию, но только спустя полтора месяца после того, как был совершен авиа налет «сталинских соколов» на «Вервольф».

Об этой попытке покушения на фюрера официальная советская история сообщает скупо: «22 декабря 1942 года десять советских бомбардировщиков обработали территорию ставки «Вервольфа». В результате авиаудара были разрушены первые три яруса подземных сооружений (расположенных на глубине до 10 метров), наземные объекты противовоздушной обороны, подземные склады, входы, лифты. Никто из высшего командования вермахта не пострадал».

Также уцелел и Адольф Гитлер, который за несколько дней до этого события покинул ставку[137]. Разумеется, об этом в спецотряде «Победители» не знали. Как и о том, что еще к началу октября 1942 года руководство НКВД СССР располагало шестью фактами, полученными из разных источников:

«1. Вернувшийся 9 июня с.г. (здесь и далее в документе 1942 год. — Прим. авт.) из Винницы агент НКВД сообщил, что лично наблюдал в окрестностях города строительство дотов, дзотов, подземных ангаров и большие маскировочные работы. В частности, Винницкий парк культуры полностью расчищен от деревьев, которые пересажены для маскировки подземных сооружений. Из окрестных сел выселено население.

2. В августе с.г. польский источник сообщил, что ставка Верховного командования немецких вооруженных сил на Востоке находится в Виннице.

3. 5 сентября с.г. перехвачена немецкая радиограмма, из которой видно, что в г. Винница находится главное командование сухопутных войск.

Кроме того, документально установлено, что 30 июля с.г. юго-западного направления на Брест проследовал по железной дороге Геринг»[138].

Пятый факт, который не был зафиксирован в цитируемом выше документе. Детом 1942 года советская радиоразведка зафиксировала повышенную активность и интенсивность радиообмена на Украине. Такое могло свидетельствовать только о концентрации войск (что не подтверждала агентурная и аэрофоторазведка) или расположении штаб-квартиры командования вермахта.

Тогда же под Белгородом был сбит легкомоторный немецкий самолет. Летчик погиб, а пассажирам — полковнику и лейтенанту — удалось выпрыгнуть с парашютами. При попытке пленения советскими солдатами они застрелились, не успев уничтожить портфель с секретными документами. Среди трофейных бумаг был приказ, который Адольф Гитлер подписал несколько часов назад[139].

В процитированном выше документе нет ни одной ссылки на отряд «Победители», где служил Николай Иванович Кузнецов. «Агент НКВД» мог работать на другое разведывательно-диверсионное подразделение Четвертого управления НКВД СССР или был специально, для выполнения этого задания, переброшен через линию фронта. Перехват радиосообшений — этим подчиненные Дмитрия Медведева не могли заниматься из-за отсутствия необходимых ресурсов — технических и кадровых.

Еще один интересный факт. Согласно отчету Дмитрия Медведева:

«…с октября 1943 года разведка опергруппы (так в документе именуется отряд «Победители». — Прим. авт.) охватила город Винницу..»[140].

Это означает, что год назад — осенью 1942 года, в Виннице у отряда «Победители» не было своих источников информации. Это подтверждает в своей книге «Операция «Дар» руководитель разведки отряда Александр Александрович Лукин. Он пишет, что в декабре 1942 года в Виннице не было ни «базы, ни своих людей»[141]. Да и если бы и были, то расстояние в 450 километров в один конец серьезно осложняло связь.

С большой вероятностью можно утверждать, что после начала октября 1942 года члены спецотряда «Победители» были ориентированы, среди прочего, на поиск месторасположения «Вервольфа». При этом советскому командованию были известны координаты объекта, требовалось лишь подтвердить или опровергнуть эти данные. Над решением этой задачи трудились все крупные партизанские отряды, действующие на Украине. Скорее всего, от них тоже поступала информация. Достаточно напомнить о подпольщиках в самой Виннице. Просто об отряде «Победители» написано значительно больше, чем о других подразделениях, действовавших в том же регионе.

Насколько успешно была решена эта задача разведывательно-диверсионными группами Четвертого управления НКВД СССР — сейчас сказать трудно. В архивах сохранился любопытный документ — «Докладная записка о строительстве противником оборонительных сооружений на правобережной Украине по состоянию на 20/ХП 1942 года». Он подготовлен Украинским управлением НКВД для ЦККП(б) УССР командующему и Военному совету Южного фронта. В нем говорится о том, что вдоль правого берега реки Днепр весной 1942 года шло интенсивное строительство различных оборонительных сооружений, включая подземные. Также отмечался повышенный уровень секретности проводимых работ (уничтожение или отселение местных жителей)[142]. Согласно тексту документа, речь шла о создании очередного рубежа обороны. При этом не было указано, что одновременно велось строительстве ставки фюрера. Хотя район ее расположения был назван точно.

Другой общеизвестный факт — захват группой партизан во главе с Николаем Кузнецовым двух офицеров войск связи, которые везли с собой секретную карту железных, шоссейных и грунтовых дорог всей оккупированной Украины. На ней, среди прочего, была указана линия связи, соединявшая Берлин с «Верфольфом». Однако затребовал этот документ нарком госбезопасности Всеволод Меркулов от начальника Четвертого управления НКВД — НКГБ Павла Судоплатова только… летом 1943 года[143]. Хотя в Москву он попал в феврале-марте 1943 года. И о нем вспомнили, когда началось наступление Красной Армии.

Да и подполковник Райе и оберлейтенант Плайнерт попали в плен случайно. «Победители» охотились на местных штабных офицеров, которые могли рассказать о повседневном распорядке и организации охраны Имперского комиссара Украины и гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха, которого приказала уничтожить Москва.

Вечером 7 февраля 1943 года проводилась очередная «охота на индюков». Так называл мобильные засады сам Николай Иванович Кузнецов. «Охотники», камуфлированные под полицейских, ехали на нескольких телегах. При появлении одиночного легкового автомобиля они пытались его остановить, стреляя в водителя. Понятно, что они не знали, какие пассажиры сидят в салоне.

Пленных доставил и в расположение отряда, и в течение пяти суток их интенсивно допрашивал Николай Иванович Кузнецов. При этом они принимали советского разведчика за немца, который просто перешел на сторону врага[144].

Вот фрагмент беседы, который воспроизвел в своей знаменитой книге «Это было под Ровно» Дмитрий Медведев. В документальной повести один из пленных почему-то фигурирует под другим именем — зондерфюрера майора Гаана, да и небольшая нестыковка в дате прокладки кабеля. Немцы утверждают, что проложили его месяц назад, то есть в январе 1943 года. А ведь ставка начала функционировать значительно раньше!

Николай Кузнецов

По поводу Гаана. Сознательно или нет, но Дмитрий Медведев допустил ошибку. В период Второй мировой войны в вермахте зон-дерфюреры — специалисты по заготовкам продовольствия, фуража и других материальных средств на оккупированных территориях, переводчики, технические специалисты и прочие специалисты, значимость обязанностей которых приравнивается к уровню офицеров, но не имеющих права на присвоение офицерского звания или звания военного чиновника соответствующего ранга ввиду отсутствия или недостаточности военной подготовки. Так что погибший Гаан не мог быть майором.

«Кузнецов решил выяснить все поподробнее. Он спросил Гаана:

— Когда проложен подземный кабель?

— Месяц назад.

— Кто его строил?

— Русские. Военнопленные.

— Как же это вы доверили русским тайну местонахождения ставки Гитлера?

— Их обезопасили.

— Что вы имеете в виду? Их уничтожили? — Гаан и Райс молчали.

— Сколько работало военнопленных?

— Двенадцать тысяч.

— И все двенадцать тысяч…

— Но это же гестапо, — пытался оправдаться Гаан.

Кузнецов выяснил у пленных все, что было нужно. Попутно он проверил себя: у них не возникло даже сомнения в том, что он не немец.

Гаана и Райса мы повесили. Иного они не заслуживали…»[145]

Уже упоминавшийся выше Александр Александрович Лукин утверждает, что Гаан на допросе продемонстрировал прекрасное знание расположения различных объектов на сверхсекретном объекте[146]. Если бы майор был так прекрасно осведомлен, хотя в это верится с трудом, то почему его исчезновение вместе с секретными документами не насторожило противника? Мы уже никогда не узнаем ответа на этот вопрос.

А среди боевых достижений отряда «Победители» появилось еще одно — разгаданный секрет месторасположения ставки фюрера. Хотя кто знает, если бы Адольф Гитлер жил и дальше в ставке под Винницей, то, может быть, Дмитрий Медведев получил бы приказ из Москвы уничтожить руководителя Третьего рейха.

Охота на Альфреда Розенберга

У бойцов спецотряда «Победители» были все шансы войти в историю Второй мировой войны в качестве «ликвидаторов» заместителя Адольфа Гитлера по вопросам «духовной и идеологической подготовки» рейхсминистра по делам оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга. Напомним, что Имперское министерство по делам оккупированных восточных территорий управляло деятельностью рейхскомиссариатов, подразделявшихся на генеральные комиссариаты (а те в свою очередь на районы): рейхс комиссариат «Остланд» (центр — Рига), включавший территорию Прибалтийских республики Белоруссии; рейхскомиссариат «Украина» (центр - Ровно), включавший в основном территорию Украины, за исключением нескольких областей Западной Украины, а также часть белорусских областей. В 1941 году предусматривалось создание еще трех рейхскомиссариатов — («Кавказ» (центр — Тбилиси), «Москва» (Центральная Россия до Урала) и «Туркестан» (территория Средней Азии)), однако к работе приступили лишь некоторые административные органы в Центральной России и на Кавказе[147]. Жертва должна была проехать на поезде через станцию Здолбуново 22–23 июня 1943 года.

Подпольщики заранее подготовились к встрече с высокопоставленным нацистом. Все железнодорожные пути, выходящие с станции, были заминированы. Один из местных подпольщиков (бывший красноармеец Авраамий Владимирович Иванов) дежурил на станции с противотанковой гранатой. Если бы по какой-либо причине не получилось бы пустить под откос поезд, то патриот пожертвовал бы собой и уничтожил Альфреда Розенберга[148].

Как велики были шансы на успех? Ели бы жертва в эти дни ехала на поезде, то избежать покушения ей бы не удалось. Подпольщики через свои связи получали ежесуточную сводку о движение всех эшелонов через станцию с указанием места назначения и характера перевозимого груза. Если учесть, что линия Вена — Львов — Здолбуново — Шепетовка стала основной артерией (маршруты Брест — Минск и Коваль — Сарны были парализованы благодаря действиям многочисленных партизанских отрядов)[149], то информация была бесценной. Другая особенность подпольной организации, созданной и руководимой бывшим сотрудником транспортной милиции Дмитрием Красноголовцевым, — ее неуязвимость. Немцам частично удалось парализовать ее деятельность лишь за несколько суток до своего. отступления, В результате массовых арестов лишились свободы несколько подпольщиков.

А Альфред Розенберг был арестован после окончания Второй мировой войны. В качестве главного военного преступника предстал перед судом Международного военного трибунала в Нюрнберге. Приговорен к смертной казни. Повешен 16 октября 1946 года[150].

Часть вторая КАК ЛИКВИДИРОВАЛИ «ПЯТУЮ КОЛОНУ»

Глава 6 КОНФЕТЫ С ЛУБЯНКИ

Один из устойчивых мифов — западноукраинские националисты, которых часто называют «бандеровцами», начали воевать с советской властью после окончания Великой Отечественной войны, провозгласив конечную цель своей борьбы — обретение Украиной независимости.

На самом деле противостояние между российскими интернационалистами и украинскими националистами начались значительно раньше 1945 года. Подробно о том, как небольшая группа украинских националистов, ради обретения собственной политической власти, неоднократно пыталась отделить Украину от России, подробно рассказано в книге «Русско-украинские войны»[151], поэтому не будем останавливаться на этом вопросе. Отметим лишь, что очередная неудачная попытка обретения независимости была предпринята националистами в годы Гражданской войны.

На Украине еще продолжалась Гражданская война, когда оказавшиеся в эмиграции лидеры украинских националистов начали дискуссию на тему, кто виноват в том, что не удалось сохранить независимость Украины. Причину отыскали быстро — социалистические идеи и демократический стиль руководства лидеров Украинской народной республики (УНР). Поэтому вся дальнейшая работа должна была строиться на авторитаризме как альтернативе демократии. Кроме того, в условиях конспирации полувоенный стиль руководства просто необходим для функционирования организации[152].

В августе 1920 года один из сподвижников Симона Петлюры Евген Коновалец объявил о создании Украинской военной организации — УВО. Она должна была продолжить борьбу за независимость Украины. Ядро УВО образовала группа выходцев из Галичины (территория Западной Украины). Эти люди в течение шести лет сражались против русских, польских и советских войск.

К 1925 году УВО перешла на позиции идеологического осознания национализма, а в 1927 году вместе с другими организациями (Легией украинских националистов, Группой украинской националистической молодежи, Союзом украинской национальной молодежи) создает единый координирующий орган — Провод украинских националистов, во главе которого стал лидер УВО Евген Коновалец. В январе 1929 года в Вене был проведен учредительный Конгресс Организации украинских националистов — ОУН, в который влились все вышеперечисленные организации.

С 1923 года руководители УВО установили контакты со спецслужбами Литвы, часть которой поляки оккупировали еще в 1920 году. Начальник штаба литовских стрелков капитан Клейматис ежеквартально давал им по 2000 долларов, не считая разовых выплат.

В центре Каунаса расположилась резидентура УВО в составе 15 подпольщиков, владевших белорусским и литовским языками. Они вели разведработу в Белоруссии, содействовали закупкам оружия, поддерживали связь с группами УВО в Берлине, Вене, Париже. О возможностях подчиненных Евгена Коновальца, имевшего для прикрытия литовский паспорт, говорит передача ими литовцам в 1926 году плана польской агрессии и содействие в переброске двух купленных в Германии подводных лодок.

На территории центральной и восточной части Украины, входившей в состав СССР, реальная деятельность украинских националистов была значительно слабее, чем на территории Западной Украины, в Польше или Чехословакии. Объяснялось это не только эффективной деятельностью советских органов госбезопасности (хотя и польские спецслужбы в период между двумя мировыми войнами считались одними из сильнейших в Европе), но и активно проводимой Москвой политикой украинизации. Это не значит, что украинские националисты не представляли угрозы для Кремля. Больше всего руководство СССР беспокоили террористические акты, возможность возникновения «пятой колоны» в случае начала войны и диверсионные группы, проникающие из-за границы, ОУН стала классической праворадикальной, террористической организацией, ориентирующейся идеологически на итальянскую модель фашизма. Заметим: фашистскую модель, но не нацистскую! ОУН были чужды расовые принципы, для ОУН фактор антисемитизма не был определяющим. Лидеры ОУН Рико Ярый, генерал Мыкола Капустянский, Мыкола Сциборский были женаты на еврейках.[153] При этом одним из ее основных противников оставалась Москва, так же как и Варшава.

Руководство УВО-ОУН начиная с 1921–1922 годов, регулярно отправляло на территорию Советской Украины своих эмиссаров. Вот только большинство из них пропадало бесследно на огромных просторах СССР, а немногие вернувшиеся смогли сообщить лишь о неудачах. Единственным, кому, как думалось живущим в эмиграции лидерам западноукраинских националистов, удалось создать подпольную организацию, был Василий Лебедь-Хомяк.

Лебедь — Хомяк

Об этом человеке стоит подробнее рассказать. Он прожил три жизни, Первая — героя Гражданской войны. Вторая — советского разведчика в стане врага. Третья — полковника госбезопасности, командующего чекистским спепотрядом имени Богдана Хмельницкого, действующим под Ровно во время Великой Отечественной войны[154].

Василий Владимирович Хомяк, ставший позднее в СССР Лебедем, родился в 1899 году в Галипии. В годы Первой мировой войны он служил в украинских формированиях австро-венгерской армии, так называемых «украинских сичевых стрельцах», затем попал в русский плен и с 1915 по 1918 год просидел вместе с будущим вождем ОУН Евгеном Коновальцем в лагере для военнопленных под Царицыном.

В Гражданскую войну он стал заместителем Евгена Коновальца и командовал пехотной дивизией, сражавшейся против частей Красной Армии на Украине.

В 1920 году, после отступления отрядов УНР в Польшу, Василий Владимирович Хомяк остался на Украине, где вскоре и был привлечен к сотрудничеству с органами ВЧ К. Когда точно это произошло, доподлинно неизвестно. Участвовал в ликвидации многочисленных петлюровских банд[155]. О своих боевых делах в сфере ликвидации политического бандитизма ветеран тайной войны рассказал в очерке, опубликованном в одном из сборников «Динамовцы в боях за Родину».

К началу тридцатых годов прошлого века никаких сомнений в том, что Василий Лебедь является руко водителем националистического подполья на Украине у Евгена Коновальца и других лидеров ОУН не было. Во многом это было следствием того, что для эмигрантов Лебедь-Хомяк имел хорошо разработанную легенду, которая объясняла его широкие связи на Украине. Он якобы окончил специальные финансовые курсы в Харькове и работал там же в строительном тресте.

Когда в начале тридцатых годов прошлого века на Украине начались аресты, Василий Лебедь по совету своего тестя скрылся из города, устроился с помощью знакомых моряков по фальшивым документам на советское судно, на котором и прибыл в начале августа 1933 года в Бельгию.

Здесь он встретился с Евгеном Коновальцем и другими руководителями ОУН, которые достали ему документы на фамилии Найденко и Пригода. Около года Лебедь находился за границей и сумел за это время вступить в контакты с руководителями Абвера в Берлине. Именно они, помимо прочего, сообщили гостю о том, что Евгена Коновальца дважды принимал Адольф Гитлер и что во время одной из встреч фюрер предложил ему направить несколько оуновцев в нацистскую партийную школу в Лейпциге для того, чтобы они прошли там курс обучения.

В октябре 1934 года Василий Лебедь через Финляндию возвратился на Украину в Киев и доложил своему руководству, что Евген Коновалец рассматривает его как «своего человека» в СССР, способного провести подготовительную работу для захвата националистами власти в Киеве в случае войны, и что аналогичные расчеты строит в отношении него и Абвер. Этим обстоятельством и решили воспользоваться в Москве, чтобы внедрить в ОУН своего сотрудника.

Перед ним ставилась та же задача, что и в других проводимых чекистами в те годы операциях по типу «Треста» — убедить эмигрантов в том, что их террористическая деятельность на Украине не имеет никаких шансов на успех, что власти немедленно разгромят небольшие очаги сопротивления и что надо держать все силы и подпольную сеть в резерве, пока не начнется война между Германией и Советским Союзом, и только в этом случае их использовать.

О ходе дальнейших событий в предвоенные годы расскажем ниже. Пока завершим повествование о судьбе Василия Лебедя. Он благополучно пережил репрессии 1937 года, до крайней мере остался жив, и в годы Великой Отечественной войны командовал партизанским отрядом. После окончания войны он продолжал служить в органах госбезопасности, в том числе и во внешней разведке. Умер в семидесятые годы прошлого века в Киеве[156].

Полковник Евген Коновалец

Кругом одни враги

Украина, как и вся территория Советского Союза, начиная с середины двадцатых годов прошлого века для иностранных разведок и зарубежных антисоветских организаций фактически стала «мертвой зоной». Почти все активно действующие в ней подпольные организации контролировались или изначально были созданы чекистами. Поэтому в конце двадцатых — начале тридцатых годов на территории Советской Украины отсутствовал политбандитизм, инспирированный украинскими националистами. Основными возмутителями спокойствия были крестьяне.

В 1934 году завершилась начатая в середине двадцатых годов прошлого века агентурная разработка «Академия». Она позволила выявить и взять гюд контроль нелегальные каналы проникновения агентов английской разведки на территорию УССР, использовать выявленные переправы, явки и связи противника для последующего внедрения агентов органов госбезопасности в английскую разведку и зарубежные белоэмигрантские центры.

С «Академией» связана другая агентурная разработка — «Консул». Она велась с 1926 года по 1936 год отделом ГПУ — УНКВД по Одесской области и ГПУ — НКВД УССР. В результате нее за кордон в феврале 1930 года в Румынию удалось вывести руководителя «нелегальной повстанческой организации» на юге Украины Пантелеймона Федоровича Колюжного («Консул») и его жену «Марко Вовчок». Как бывший участник петлюревского и эсеровского движения на Украине, Кол южный сумел войти в доверие к заместителю резидента британской разведки и стад руководителем одной из зарубежных украинской национальных организаций «Миссия украинских эмигрантов».

В течения ряда лет «Консул», находясь за рубежом, успешно выполнял задания советских органов госбезопасности. В частности, он «руководил» антисоветской организацией, которая имела свои отделения в Житомире, Одессе, Бердянске и других городах республики и почти полностью состояла из агентов и сотрудников органов госбезопасности, игравших роли содержателей конспиративных квартир, курьеров, переправщиков через границу и рядовых членов. В процессе оперативной игры проводились мероприятия по выводу за кордон агентов ОГПУ Украины и внедрение их в агентурную сеть противника, выявлению и захвату вражеских эмиссаров на советской территории и т. п.[157] Аналогичная работа проводилась и членами организации, руководимой Василием Лебедем.

Если говорить непосредственно об ОУН, то «Лебедь» был не единственным советским агентом в ближайшем окружении Евгения Коновальца. В настоящее время рассекречены имена еще двоих «тайных информаторов Москвы». Хотя агентов в окружении руководства ОУН было значительно больше, но об этих людях еще рано рассказывать.

Осенью 1926 году к сотрудничеству с иностранным отделом ИНО в Париже был привлечен талантливый художник Николай Глущенко («Ярема»). Его сразу же ориентировали на добычу сведений о националистических организациях[158]. В Париже на улице Волонтеров, 23, он имел ателье и слыл незаурядным мастером пейзажа. Его студию посещали лидеры белоэмигрантских и украинских националистических группирований, иностранные правительственные чиновники, туристы. В числе постоянных гостей эрцгерцог Вильгельм фон Габсбург — племянник бывшего австрийского императора Франца Иосифа, более известный в националистических кругах как полковник Украинской Галицкой Армии Васыль Вышиваный. Наведывался в ателье и Дмитро Андриевский — один из основателей ОУН.

В период проживания во Франции и Германии, сказано в рассекреченном архивном документе, «Ярема» выполнил ряд сложных заданий по добыванию научно-технической информации оборонного характера. В результате советская разведка получила совершенно секретные чертежи на 205 видов военной техники, в частности авиационные моторы для истребителей. С помощью «Яремы» ИНО ГУГБ НКВД привлек к разведывательной работе нескольких влиятельных деятелей закордонных антисоветских националистических организаций, что позволило в значительной мере «локализовать их враждебную деятельность против СССР». Не ясно только, завербовал ли он их сам или сыграл роль «наводчика».

В июле 1936 года «Ярема» с семьей вернулся в СССР. На этом его сотрудничество с органами советской внешней разведки не закончилось. Выполняя задание чекистов, «Ярема» 17 апреля 1940 года выехал в составе делегации Всесоюзного общества культурных связей с заграницей (ВОКС) в Берлин, где провел ряд конспиративных встреч и добыл чрезвычайно ценную информацию. На ее основе была подготовлена докладная записка высшему руководству страны. В Государственном архиве Службы безопасности Украины сохранилась копия этого документа. В нем однозначно утверждается: невзирая на заключенный с СССР договор о дружбе, правительство Германии активно готовится к войне против Советского Союза…

Исследователи деятельности советской разведки обратили внимание на такую деталь (об этом писала газета «Правда» в мае 1989 года): легендарный Рихард Зорге 18 ноября 1940 года радиограммой из Японии сообщил Центру о возможном нападении Германии на СССР, а докладная с материалами «Яремы» попала к Иосифу Сталину 10 июня 1940 года, то есть на пять месяцев раньше[159]. По утверждению некоторых историков, во время командировки в Германию «Ярема» встречался с. Адольфом Гитлером. Это, однако, весьма сомнительно.

В ближайшем окружении Евгения Коновальца имелся и другой агент советской разведки «Лоцман» (псевдоним изменен). В 1936 году его наградили орденом Красной Звезды[160].

Не всем агентам Лубянки удавалось внедриться в ближайшее окружение руководства ОУ Н. Бывали и неудачи. В 1929 году из Польши в Чехословакию прибыл Василий Михальчук. Он сразу же поступил в пражский Украинский педагогический институт и начал активно участвовать в политической жизни украинской диаспоры. В процессе процедуры проверки при приеме в ОУН выяснилось, что с 192? по 1928 год он находился на территории Советской Украины, хотя тщательно скрывал этот факт. Затем выяснилось, что в Варшаве он пытался проникнуть в подпольную молодежную организацию западноукраинских националистов, но не смог. В 1930 году Василий Михальчук опубликовал статью, где «раскрыл провокаторские методы ГПУ». В ней он, в частности, утверждал, что «уполномоченные ГПУ Орловский и Долинский, заявили мне, что я должен выполнять их задание. Если я не буду сотрудничать с ними, то меня объявят шпионом и расстреляют. Брат также уговаривал согласиться, в противном случае предсказывая расстрел».

Вряд ли стоит однозначно оценивать Василия Михальчука как жертву коварных чекистов, заставивших его насильно отправиться за кордон. В своем заявлении он рассказал об активном участии в деятельности украинской националистической организации «Спілки Визволення України» — СВУ и подтвердил реальную опасность для советской власти этой организации[161]. Как раз в это время в Харькове проходил судебный процесс по делу ее руководителей, и Москве требовалось доказать Западу, что СВУ существует реально, а не выдумана чекистами.

В 1924 году в Украинской академии наук под руководством академика Сергея Ефремова была создана «нелегальная, антисоветская и антибольшевистская организация Спілка Визволення України, а для работы среди студентов националистом Миколой Петровичем Павлушковим — Спілка Української Молоді — СУМ. Главной задачей СВУ-СУМ было, говоря современным языком, содействие обретению Украиной государственной независимости и создание национального буржуазного демократического государства с гарантией всех гражданских свобод.

По утверждению Василия Михальчука, уже в середине двадцатых годов прошлого века чекисты знали о существование СВУ — СУМ и проводили определенную работу. Например, ему нужно было подобрать среди членов этой организации несколько человек, согласных нелегально уйти за рубеж. Такое задание легко объяснимо. Василию Михальчику проще было бы пройти проверку, объявись он в Варшаве не один, а в составе группы истинных украинских националистов.

Свое заявление о работе в СВУ-СУМ агент сделал, как минимум, через три месяца после того, как в УССР было официально объявлено о раскрытие этой организации. В газете «Черноморская коммуна» 22 ноября 1929 года в рубрике «Сообщения ГПУ Украины» сообщалось о раскрытие чекистами контрреволюционной организации «Спілка Визволення України». Среди ее членов были «бывшие министры, офицеры, епископы, участники банд», и они ставили своей основной задачей «реставрацию капитализма на Украине». На прошедшем на следующей день в Киеве митинге, как сообщила республиканская газета «Коммунист», ораторы призывали расстрелять «продажных представителей украинской контрреволюции».

Начало большой войны

До начало тридцатых годов прошлого века между западноукраинскими националистами и Лубянкой шла «тихая» война. Так, функционер ОУН Ярослав Гойвас в 1930–1931 годах организовал так называемую «черную сотню» для разведывательно-диверсионной работы на территории Советской Украины. Сотня была ликвидирована пограничниками[162].

Уцелевшие в схватках с чекистами и пограничниками на территории Советского Союза рядовые члены и эмиссары ОУН попадали в ГУЛАГ лет на десять. Расстреливать их стали чуть позднее. В той же Польше с западноукраинскими националистами поступали суровее. А вот за границей официальные советские лица и лидеры ОУН чувствовали себя в относительной безопасности.

В 1933 году ситуация кардинально изменилась. Во Львове 22 октября 1933 года восемнадцатилетний боевик ОУН — студент юридического факультета Львовского университета Николай Лемик двумя выстрелами из браунинга убил администратора советского консульства Андрея Майлова. Убийца даже не пытался скрыться с места преступления. В результате украинские адвокаты получили отличную возможность поговорить на суде о голодоморе и тотальных репрессиях на Украине. На самом деле пули предназначались не сотруднику ИНО ОГПУ, работавшему во Львове под дипломатическим «прикрытием» (хотя отдельные украинские историки утверждают, что человек по фамилии Майлов не значился в списке сотрудников консульства), а советскому консулу — в тот вечер его не было на приеме.

Справедливости ради отметим, что чекист из советского консульства не был единственной жертвой местных западноукраинских националистов. Было среди пострадавших и множество «икроедов». Так в городе называли тех, кто на каждом углу кричал о замечательной жизни в стране большевиков. Консул регулярно приглашал «на икру» многих представителей местной интеллектуальной элиты, симпатизирующих СССР (сейчас бы этих людей назвали «агентами влияния»), а сотрудники советской разведки на таких приемах встречались со своими осведомителями.

Обычно члены ОУН ограничивались всего лишь избиением любителей русской кухни, предварительно объясняя им причину столь сурового обхождения. Одним из первых «потерпевших» стал тогдашний глава Научного общества им. Тараса Шевченко профессор Кирилл Сту-динский. А вот его коллеге, профессору Антону Крушельницкому, повезло значительно меньше — как впоследствии признавал руководитель ОУН Степан Бандера, в свое время он распорядился убить ученого. В своей газете «Нові шляхи» профессор доказывал, что Украина может полноценно развиваться только благодаря коммунистам. И, как показало время, он был прав. Правда, узнав о том, что профессор решил выехать в Советскую Украину, Степан Бандера отменил свое решение и, как показала жизнь, не прогадал: в СССР вся семья эмигранта была уничтожена, а фотография профессора занимает сейчас достойное место в экспозиции музея Соловецкого кремля[163].

Существует ошибочное утверждение, что после убийства Андрея Майлова в Москве приняли решение ликвидировать Евгена Коновальца. А в качестве исполнителя смертного приговора выбрали чекиста Павла Судоплатова. В жизни все было по-другому.

Первоначально Павлу Судоплатову отводилась другая роль. Учитывая его украинское происхождение (родился и вырос в Мелитополе), а также богатый жизненный опыт и успешное выполнение первого задания по линии нелегальной разведки (несколько месяцев прожил в Западной Европе), его было решено использовать для внедрения в окружения руководства ОУН. Ему отводилась роль члена созданной Лебедем-Хомяком подпольной организации.

В июле 1935 года Лебедь прибыл в Финляндию вместе с 25-лет-нем Павлом Грищенко. Он объяснил встречающим, что это бывший комсомолец, разуверившийся в идеях коммунизма и ставшей фанатичным украинским националистом. Тогда же один из лидеров ОУН Дмитрий Андриевский придумал первый псевдоним юноше — «Павлусь». Чуть позже появились еще два «Вельмуд» и «Норберт», а после убийства Евгена Коновальца — «Валюх».

Не будем рассказывать о приключениях Павла Судоплатова на финской земле, так как это выходит за рамки нашей книги. Отметим лишь, что после выполнения задания он вернулся в Советский Союз.

В это время в руководстве ОУН произошел раскол. Фактически лидеров украинских националистов больше волновала ситуация в Чехословакии и Польше, чем на территории Советской Украины. Именно Восточная Европа стала ареной борьбы двух соперничающих за власть и деньги группировок: «стариков» и «молодежи», умеренных и радикалов.

Первых представляли Евген Коновалец и его заместитель Андрей Мельник. Последний был на год старше первого, и они были женаты на родных сестрах. «Молодежь» же возглавляли Степан Бандера и Роман Шухевич.

Разница между лидерами двух группировок была не только в возрасте, и как следствие этого, стремление юного поколения занять посты старших товарищей, но и в образе жизни. Если первые после окончания Гражданской войны перебрались в страны Западной Европы и в спокойной обстановке занимались разработкой теоретических планов по захвату власти и объединению украинских земель, то вторые с оружием в руках пытались реализовать эти планы в жизнь на территории западноукраинских земель, которые входили в состав Польши.

Конфликт между «теоретиками» и «практиками» усугублялся еще неоправданной жестокостью последних. Жертвами развязанного ими террора становились не только поляки и русские, но и сами украинцы, проявившие недостаточную степень национализма. А Степан Бандера любил повторять: «Наша власть должна быть страшной». И этот лозунг он действительно реализовал на западноукраинских землях.

Василь Хомяк (Лебедь)

К началу тридцатых годов прошлого века руководство ОУН постепенно стало отказываться от идеи террора. Теперь основными задачами активных западноукраинских националистов Евген Коновалец считал воспитание нового поколения на традициях борьбы за независимость и подготовки населения (в случае благоприятного стечения международных военнополитических обстоятельств) к обретению национальной государственности.

Степан Бандера и Роман Шухевич придерживались другой точки зрения. Они решили не дожидаться, пока «старики» сами добровольно уйдут на заслуженный отдых, а сместить их со своих постов. Так получилось, что Варшава и Москва невольно помогли им в этом, расчистив путь наверх — уничтожив представителей «стариков», хоть как-то сдерживающих радикализм «молодежи».

Если Москва на территории Восточной и Центральной Украины проводила политику с учетом интересов украинского населения, то Варшава, наоборот, всячески подавляла национальное самосознание. Это и стало одной из основных причин радикализации «молодежи».

Справедливости ради нужно отметить, что и сами западноукраинские националисты, начиная с двадцатых годов прошлого века вели себя, мягко говоря, не совсем дружелюбно по отношению к польским властям. Основными направлениями деятельности УВО стали:

индивидуальный террор против представителей польской администрации и лиц сотрудничающих с ними;

саботаж;

экспроприации средств на «борьбу» разведывательно-подрывная работа в интересах будущей национально-освободительной революции, а по факту — Германии — главного противника Польши в двадцатые-тридцатые годы прошлого века;

пропаганда идей национально-государственного возрождения Украины;

соборность Украинских земель.

В 1929 году был создан исполнительный орган — Краевая экзекутива ОУН в западноукраинских землях. Его первым руководителем Евген Коновалец назначил своего соратника времен Гражданской войны Юлиана Головинского. Однако тот вскоре был убит польской полицией. Его сменил уже представитель «молодых» Степан Охримович, но и его поляки так избили в тюрьме, что он вскоре умер.

Степан Бандера вошел в состав Краевой экзекутивы ОУН именно благодаря Степану Охримовичу. Последний знал первого еще со времени учебы в гимназии и активно содействовал его карьере. Пост руководителя референтуры пропаганды ОУН в Западной Украине позволил Степану Бандере проявить себя как жесткого и жестокого лидера. Так, по его указанию были уничтожены сельский кузнец Михаил Белецкий, профессор филологии Львовской украинской гимназии Иван Бабий, студент университета Яков Бачинский и многие другие. А еще имели место нападения на отделения связи и почтовые поезда.

Радикально настроенная молодежь, входившая в ОУН в западноукраинских землях, стала основным орудием экстремистских проявлений. Отчаянная борьба подпольщиков вызывала восхищение у сверстников, обреченных быть людьми второго сорта в условиях полонизации края.

В ответ на террор западноукраинских националистов Варшава начала процесс «пацификации» («умиротворения»). Говоря современным языком, это была этническая «зачистка». Правительственные войска окружали украинские села и уничтожали их. Для подавления очагов сопротивления использовались авиация и артиллерия. В 1934 году в Березе Картузской был образован концлагерь — реакция Варшавы на убийство польского министра внутренних дел. В нем содержалось свыше двух тысяч политзаключенных.

Одновременно польские спецслужбы успешно охотились за руководителями и активистами ОУН. В результате многие из них оказались арестованы властями или эмигрировали. Спасаясь от неминуемого ареста и гибели, бежит за границу сменивший Степана Охримо-вича новый краевой проводник Иван Габрусевич. Вакантные посты занимали молодые амбициозные и радикально настроенные лидеры.

Конференция Провода ОУН в Праге в начале июня 1933 года формально утвердила 24-летнего Степана Бандеру в качестве краевого проводника. Террористическая деятельность при нем резко усилилась и вышла на первый план.

Один из ближайших сподвижников Степана Бандеры Николай Лебедь, по совместительству агент германской разведки, организовал убийство главного инициатора и разработчика кампании по уничтожению украинских сел — министра внутренних дел Польши генерала Бронислава Перацкого. Этого политика «ликвидировали» 15 июня 1934 года по приказу Берлина. Он выступал с резким осуждением планов Германии по захвату Данцига, который, по условиям Версальского мира, был объявлен «вольным городом» под управлением Лиги Наций.

Реакция Варшавы была предсказуемой. Власти арестовали почти все руководство ОУН в западноукраинских землях. Суд вынес им смертный приговор, и только давление Берлина спасло их от казни, в качестве меры наказания — пожизненное заключение. До 1939 года Степан Бандера находился в одиночной камере польской тюрьмы, где штудировал книги идеолога украинского национализма Дмитрия Донцова. Под влиянием этих трудов, а также собственных политических амбиций, он решил, что ОУН действует недостаточно революционно и только он, Степан Бандера, может исправить ситуацию.

Пост проводника Краевой экзекутивы ОУН в западноукраинских землях с 1934 по 1938 год занимает Лев Ребет — противник радикальных мер и сторонник политики, проводимой Евгеном Коновальцем. Понятно, что это стало еще одной причиной конфликта между «стариками» и «молодежью».

Война продолжается

О результатах работы Павла Судоплатова было доложено Иосифу Сталину, генеральному (первому) секретарю ЦК КП(б) УССР Станиславу Викентьевичу Косиору и председателю ЦИК УССР Григорию Ивановичу Петровскому. Позднее, 13 ноября 1937 года его наградили орденом Красного Знамени «за успешное и самоотверженное выполнение специальных заданий правительства».

Между тем игра советской разведки с ОУН продолжалась, Павел Судоплатов неоднократно выезжал за рубеж в качестве курьера. «Крышей» для него служила должность радиста на грузовом судне.

В ноябре 1937 года Иосиф Сталин приказал разработать план мероприятий по активизации работы против ОУН. Заместитель начальника ИНО (внешняя разведка) Сергеи Шпигельглаз и Павел Судоплатов подготовили этот документ. В нем предлагалось с целью интенсивного внедрения в ряды ОУН направить в Германию трех сотрудников украинских органов госбезопасности в качестве слушателей в нацистскую партийную школу. Вместе с ними предполагалось направить для большей убедительности и одного настояшего украинского националиста, тугодума и тупицу.

Через две недели Иосиф Сталин приказал изменить план. Было принято решение «ликвидировать» Евгена Коновальца, В качестве исполнителя выбрали Павла Судоплатова. Он должен был вручить жертве взрывное устройство, закамуфлированное под коробку конфет.

Коробка шоколадных конфет «Ридна Украйна» выглядела очень симпатично и по весу не вызывала никаких подозрений. В вертикальном положении она была абсолютно безопасна, ею можно было заколачивать гвозди. Однако в горизонтальном положении, внутри коробки самопроизвольно приходил в действие часовой механизм, рассчитанный на полчаса, и после истечения времени происходил мощный взрыв. «Андрею» надлежало держать коробку в вертикальном положении в большом внутреннем кармане своего пиджака. Предполагалось, что он передаст этот «подарок» Евгену Коновальцу и покинет помещение до того, как сработает мина.

Взрыв в Роттердаме

23 мая 1938 года советское грузовое судно «Менжинский» бросило якорь в порту Роттердама. Был теплый, солнечный день. В Пчасов 45 минут Павел Анатольевич Судоплатов вошел в ресторан «Атланта», где у него была назначена встреча с Евгеном Коновальцем.

— Хай живе вильна Украйна! — тепло приветствовал его руководитель ОУН.

— Геть москальское иго! — откликнулся советский разведчик.

Их встреча длилась недолго. Выпив кружку пива, «Павлусь» заявил, что ему необходимо вернуться на судно. Не подозревавшая о своей участи жертва понимающе кивнула головой. Они условились снова встретиться в центре Роттердама в пять часов вечера.

Уходя, разведчик извлек из внутреннего кармана пиджака коробку конфет, положил ее на столик рядом с собеседником и пояснил:

— Подарок пану Коновальцу.

Вождь украинских националистов обрадовался:

— Добрый подарок, добрый…

«Мы пожали друг другу руки, и я вышел, сдерживая свое инстинктивное желание тут же броситься бежать», — напишет много лет спустя чекист в своих воспоминаниях.

Через несколько минут после его ухода обладатель «адской машины» тоже покинул помещение ресторана. Метрдотель, позже опрошенный полицией, сообщит, что господин уходил из заведения в прекрасном расположении духа, с улыбкой на лице. Часовой механизм отсчитывал посетителю последние мгновения жизни.

Взрыв прогремел в 12 часов 15 минут на главной улице города Колсингер, близ кинотеатра «Люмис». Сила взрыва была столь велика, что фрагменты туловища жертвы разлетелись по улице до сотни метров. Все тело несчастного было жутко изуродовано, кроме головы, которая осталась цела. От взрыва также пострадало четверо прохожих-голландцев. Господина Фишера взрывной волной забросило в витрину магазина готового платья, а его супругу припечатало к стене дома, двое других граждан отделались легкими контузиями, ушибами и страшным испугом.

Сам Павел Судоплатов напишет о ликвидации руководителя ОУН следующее:

«Помню, как, выйдя из ресторана, свернул направо на боковую улочку, по обе стороны которой располагались многочисленные магазины. В первом же из них, торговавшем мужской одеждой, я купил шляпу и светлый плащ. Выходя из магазина, я услышал звук, напоминавший хлопок лопнувшей шины. Люди вокруг меня побежали в сторону ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на первый же поезд, отправлявшийся в Париж, где утром в метро меня должен был встретить человек, лично мне знакомый. Чтобы меня не запомнила поездная бригада, я сошел на остановке в часе езды от Роттердама. Там, возле бельгийской границы, я заказал обед в местном ресторане, но был не в состоянии призронуться к еде из-за страшной головной боли. Границу я пересек на такси — пограничники не обратили на мой чешский паспорт ни малейшего внимания. На том же такси я доехал до Брюсселя, где обнаружил, что ближайший поезд на Париж только что ушел. Следующий, к счастью, отходил довольно скоро, и к вечеру я был уже в Париже. Все прошло без сучка и задоринки. В Париже меня, помню, обманули в пункте обмена валюты на вокзале, когда я разменивал сто долларов. Я решил, что мне не следует останавливаться в отеле, чтобы не проходить регистрацию: голландские штемпели в моем паспорте, поставленные при пересечении границы, могли заинтересовать полицию. Служба контрразведки, вероятно, станет проверять всех, кто въехал во Францию из Голландии»[164].

Ночь Павел Судоплатов провел, гуляя по парижским бульварам и в кинотеатре, где показывали какой-то американский вестерн. Отчаянные страсти, что происходили на экране, его не интересовали. Раз за разом «Андрей» мысленно прокручивал свои действия как во время операции, так и после нее, и приходил к выводу, что все было еде-лано им профессионально и грамотно. Когда кинокартина подошла к концу, чекист вышел на улицу и тут кто-то цепко схватил его за рукав плаща. От неожиданности он едва не выстрелил в незнакомца, но вовремя заметил, что тот оборван, пьян и невероятно грязен. «Кло-шар», — облегченно вздохнул разведчик и, брезгливо отстранив дурно пахнувшего типа, быстро зашагал по улице. Однако бродяга не отставал от прилично одетого господина, продолжая настырно клянчить деньги. Чтобы отвязаться от назойливого попрошайки, полуночный прохожий сунул ему несколько франков.

— Благодарю вас, месье, благодарю, вы крайне добры! — радостно возопил бомж и поспешил в ближайшую забегаловку промочить горло.

После неоднократных проверок (кто его знает, что это за клошар такой) «Андрей» зашел в парикмахерскую побриться и помыть голову. Затем, еще раз удостоверившись, что «хвоста» нет, он направился к условленному месту встречи на станции метро.

Когда Павел Судоплатов вышел на платформу, то сразу же увидел сотрудника советской внешней разведки Ивана Ивановича Агаянца, работающего под прикрытием должности заведующего консульским отделом советского полпредства в Париже. Тот уже уходил, но, заметив чекиста, вернулся и сделал знак следовать за ним.

Доехав на такси до Булонского леса, они позавтракали в небольшом уютном кафе, где Павел Судоплатов незаметно передал спутнику свой пистолет и маленькую записку, содержание которой надо было срочно отправить в Москву шифром. В записке говорилось: «Подарок вручен. Посылка сейчас в Париже, а шина автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам». «Все сделаю», — сказал Иван Иванович Агаянц и, расплатившись за завтрак, проводил спутника на явочную квартиру в пригороде Парижа.

Из столицы Франции Павел Судоплатов по подложным польским документам отправился сначала на машине, а затем поездом в Барселону. Местные газеты сообщали о террористическом акте в Роттердаме, где украинский националистический лидер Евгений Коновалец был взорван бомбой на улице. В газетах выдвигалось несколько версий: либо его убили советские чекисты, либо агенты гестапо, либо соперничающая группировка украинских националистов, либо, наконец, польские спецслужбы — в отместку за убийство генерала Перацкого. В бульварной прессе муссировался слух о том, что Коновалец мог покончить жизнь самоубийством вследствие неразделенной любви к некоей польской красавице Ганне 3. Тут же приводилась лубочная открытка с изображением Коновальца в виде гетмана, ведущего в бой толпы своих соратников, и фото какой-то мордоворотистой тетки с лаконичной подписью «Красавица Ганна 3.».

Стопроцентными фактами и уликами для раскрытия истинных причин гибели Коновальца не располагала ни голландская полиция, ни Абвер, ни ОУН. Было известно, что он собирался встретиться с курьером-радистом с советского судна, но никто не знал точно, с кем именно встречался покойный в тот роковой день.

Как и ожидали прозорливые чекисты смерть полковника Евгения Коновальца вызвала серию расколов в ОУН и непрерывную многолетнюю войну между отдельными группировками западноукраинских националистов.

После кратковременного периода правления «триумвирата» (Ярослав Барановский, Сеник-Грибовский и Сциборский) о своих правах на пост вождя заявил соратник убитого Андрей Мельник, которого «старики» 27 августа 1939 года на конференции в Риме провозглашают «вождем» ОУН.

«Молодежь» на это собрание приглашена не была.

Это вызвало волнения среди желавших захватить власть «детей», лидер которых Степан Бандера все еще сидел в польской тюрьме. Отсутствовали и другие руководители молодого поколения (Микола Лебедь, Роман Шухевич и Рико Ярый), которые находились в эмиграции или в польских тюрьмах.

Понятно, что группировка «молодежи» была категорически не согласна с этим решением. «Геть Мельника! Даешь Степана Бандеру!» — возмущались горячие головы. Масло в огонь подлило освобождение немцами в сентябре 1939 года из польской тюрьмы Степана Бандеры. В итоге в феврале 1940 году «молодежь» устроила настоящий бунт. Степан Бандера собрал в Кракове конференцию, на которой был создан «главный революционный трибунал». Члены «трибунала» тут же вынесли смертные приговоры «за предательство дела освобождения Украины» многим сторонникам Андрея Мельника. Начались кровавые разборки, в ходе которых уже во время войны на Украине было убито около 400 мельниковцев и более 200 бандеровцев. Окончательное размежевание организации произошло в апреле 1941 года, когда Степан Бандера собрал в Кракове «великий сбор» своего сброда, после которого ОУН окончательно распалась на ОУН-Б (бандеровцы) и ОУН-М (мельниковцы).

После оккупации Польши в Берлине было принято решение об использовании всех возможностей ОУН против Советского Союза. Тем более что западноукраинские земли с многочисленным подпольным аппаратом организации оказались на территории Советского Союза. Фактически требовалось лишь активизировать деятельность местных националистов, заставив собирать информацию, интересующую Берлин.

Накануне большой войны

После того как Польша была оккупирована немцами, ОУН активизировала свою деятельность против Советского Союза.

Первая попытка организовать антисоветское восстание была предпринята ОУН в конце 1939 года. Чекисты сорвали ее, арестовав 900 потенциальных повстанцев[165].

Первые группы «боевиков» попытал ись тайно проникнуть на территорию СССР в середине января 1940 года. Произошло это в районе Кристинополя около села Бендюги. Перейдя замерзшую реку Буг, двенадцать «боевиков» во главе с Пшеничным должны были уйти на Волынь. До бывшей советско-польской границы их сопровождало еще четверо, которые благополучно вернулись обратно. А вот нарушителям не повезло. Восемь человек погибло в бою, остальные были задержаны позднее. По версии историков из ОУН, в том бою погибло до тридцати советских пограничников[166].

Позже было предпринято множество попыток тайного проникновения в Советский Союз. К весне 1940 года на территорию СССР сумели проникнуть до тысячи человек. Повышенная активность ОУН легко объяснима. На конец весны — начало лета 1940 года было назначено антисоветское восстание на территории Западной Украины.

В начале 1940 года Краковский центр (провод) ОУН начал подготовку восстания. 10 марта 1940 года был сформирован Повстанческий штаб во главе с Д. Грицаем. Для подготовки восстания через границу в Галицию и на Волынь было тайно переправлено шестьдесят организаторов. Первая группа во главе с В. Тимчием пересекла границу в конце февраля, вторая группа (40 человек) — в начале марта, третья — 12 марта. Повстанческий штаб начал действовать в Львове 24 марта 1940 года. Стала формироваться система управления. В крупные города (Львов, Станислав, Дрогабич, Тернополь и Луцк) были направлены руководители — окружные проводники. Каждому из них подчинялось 3–5 межрайонных. Последним подчинялись подрайонные проводники.

Каждый окружной — районный провод включал в себя:

начальника повстанческого штаба;

инструктора по военной подготовки;

референта по разведке;

референта безопасности;

референта связи;

референта по пропаганде; референта по работе с молодежью.

Подрайонная организация включала 4–5 станичных организаций (в населенных пунктах). На эти организации возлагались задачи:

подбор 40–70 повстанцев; организация военной подготовки; разведка.

Нижнее звено включало 3–5 повстанцев.

Кроме этого, существовал молодежный резерв «Юношество» и женская секция.

По данным, полученным в ходе допроса начальника референтуры связи Грицая в сентябре 1940 года, украинскими чекистами в регионе было 5,5 тысячи повстанцев и 14 тысяч сочувствующих им[167].

О готовящемся весной 1940 года восстании узнали чекисты и нанесли упреждающий удар, арестовано 658 оуновцев, большинство из них руководители различного уровня. Максимальный удар был нанесен львовской, тернопольской, ровенской и волынской организациям[168]. С 1939 по июнь 1940 года было изъято семь гранотометов, двести пулеметов, восемнадцать тысяч винтовок и семь тысяч гранат[169].

Справедливости ради отметим, что весной 1940 года чекисты арестовали далеко не всех членов ОУН. Так, в Станиславской области в 1939 году их было 1200 человек, через год их количество превысило 9600 человек[170]. Аналогичная картина наблюдалась и в других областях.

29 октября 1940 года во Львове состоялся суд над одиннадцатью руководителями ОУН. Десятерых приговорили к расстрелу. Вопреки тогдашней практике приговор привели в исполнение только 20 февраля 1941 года[171].

Руководство ОУН перенесло восстание на осень 1940 года. И снова чекисты нанесли упреждающий удар! В августе — сентябре 1940 года было «ликвидировано» 96 подпольных групп и низовых организаций, арестовано 1108 подпольщиков (среди них 107 руководителей различного уровня). В ходе обысков изъято 2070 винтовок, 43 пулемета, 600 револьверов, 80 тысяч патронов и другое вооружение[172].

Неспокойно было и на советско-польской границе. В течение 1940 года в результате боев между пограничниками и оуновцами последние потеряли: убитыми — 82, ранеными — 41 и арестованными — 387 повстанцев. Однако большая часть нарушителей границы все же сумела уйти от пограничников. Было зафиксировано 111 случаев прорыва на Украину и 417 — за кордон[173].

Чекисты были вынуждены тогда признать:

«Оуновцы-нелегалы прекрасно владеют навыками конспирации, подготовлены к боевой работе. Как правило, при аресте оказывают вооруженное сопротивление и пытаются покончить жизнь самоубийством»[174].

Зимой 1940/41 года чекисты нанесли очередной удар по Львовской, Станиславской, Дробовицкой областным организациям. Так, лишь за 21–22 декабря 1940 года было арестовано 996 человек (в Львовской области — 520, Станиславской — 235, Тернопольской — 133)[175].

С 1 января по 15 февраля 1941 года было ликвидировано 38 групп ОУН (273 повстанца), арестовано 747 человек, убито 82 и ранено 35 повстанцев. Погибло 13 и ранено 30 чекистов[176].

ОУН попыталось компенсировать потери, прислав новых эмиссаров. Так, в течение зимы 1940/41 года было предпринято свыше ста попыток прорваться через государственную границу Из них 86 раз закончились неудачей для ОУН. При этом порой численность отряда нарушителей доходила до 120–170 «боевиков»[177].

Большинство «боевиков» предпочитали умереть в бою, чем сдаться. Они знали, что суд наверняка приговорит их к расстрелу.

15—19 января 1941 года во Львове прошел судебный «процесс над 59-ю». 42 подсудимых были приговорены к расстрелу, 17 — к десяти годам тюремного заключения и пяти годам ссылки.

12—13 мая 1941 года в Дрогобичах состоялся суд над 39 повстанцами. Итог: 22 расстрелянных, восемь подсудимых получило десять лет лагерей, четверо — пять лет и пятеро высланы в Казахстан.

7 мая 1941 года в Дрогобичах судили 62 повстанца. 30 человек приговорили к расстрелу, 24 получили по десять лет лагерей, дела восьмерых суд вернул на дополнительное расследование. Верховный суд изменил приговор. К расстрелу приговорили 26 человек, 13 человек — к десяти годам лагерей, остальных — от 7 до 8,5 года[178].

В начале 1941 года началась подготовка нового восстания. Одновременно было совершенно 65 терактов, начали активно распространяться антисоветские листовки и проводиться акты саботажа. Кроме этого, в каждом районе от 5 до 20 человек занималось сбором информации разведывательного характера. В апреле 1941 года было убито 38 низовых представителей советской власти[179].

В течение 1940–1941 года было арестовано 400 прибывших из-за рубежа эмиссаров, ликвидировано 200 разведывательно-диверсионных групп, пытавшихся пересечь границу[180].

Личный «крот» Павла Судоплатова

После возвращения из заграничной командировки Павел Судоплатов продолжал участвовать в операциях советских органов госбезопасности против западноукраинских националистов, которые активизировали свою деятельность теперь уже против советской власти на территории Западной Украины. Как и в предыдущем случае, виноваты в этом были не только внешние силы (находящееся в эмиграции руководство ОУН), но и непродуманная политика Москвы.

Во Львове 29 марта 1940 года был арестован руководитель мобилизационного отдела Повстанческого штаба Ярослав Горбовой («Буй»). Он тайно прибыл из-за границы. Помимо выполнения заданий от руководства организации, ему предстояло дополнительно уточнить месторасположение советских военных аэродромов на территории Львовской области. Эта информация очень интересовала… Абвер.

«Буй» был задержан на конспиративной квартире (он даже не успел выхватить имеющийся при себе револьвер). После изъятия списка подпольных явок и мест хранения оружия его в течение двух недель допрашивали сотрудники НКВД. Судя по уголовному делу, он дал письменные свидетельства о деятельности подполья в Галиции и указаниях Краковского центра по подготовке вооруженного антисоветского восстания. Возможно, после окончания следствия его бы расстреляли, как других действительных и мнимых иностранных агентов различных разведок, но вмешался случай в лице моложавого ответственного сотрудника НКВД СССР с двумя «ромбами» и орденом на гимнастерке.

Как пишет известный в диаспоре исследователь истории ОУН Зиновий Кныш (бывший боевой референт Украинской войсковой организации Евгения Коновальца), позднее орденоносца, который беседовал с Ярославым Горбовым, идентифицировали на допросах последнего в СБ Краковского центра ОУН (Б) как «Валюха». Прекрасно владея украинским языком, отменно ориентируясь в идеологии и организационных проблемах националистического движения (вот где пригодилось обучение в Лейпциге и многомесячное общение с западноукраинскими националистами), чекист повел тонкую психологическую обработку подследственного.

Повышенный интерес сотрудника центрального аппарата к задержанному оуновцу объяснялся просто: подследственный был приятелем и земляком Степана Бандеры.

Скорее всего, Судоплатов приехал во Львов специально для проведения вербовки пленника. Этим и объясняется его запоздалое начало участия в допросах. А может, виной всему бюрократия. Слишком долго до Москвы шло сообщение о связях одного из арестованных. Да и некогда было чекистам разбираться с каждым из задержанных западноукраинских националистов. Тогда во Львовском следственном изоляторе и других тюрьмах оказалось очень много народу.

Павел Судоплатов с невиданной для «энкавэдиста» крамольной «откровенностью» признавал «отдельные ошибки» власти в национальном вопросе. При этом заверял, что лишь советизация сможет содействовать расцвету украинского народа. Ярослава Горбового, успевшего обрасти изрядной щетиной, привели в божеский вид. С новым знакомым они посетили Москву, сходили на балет в Большой театр. «Коренные преимущества» социалистического строя демонстрировали при осмотре Днепрогэса и других «великих строек пятилеток»…

Непосредственным куратором «Буя» стал сотрудник разведки — молодой украинский чекист Иван Кудря — будущий организатор подполья в Киеве времен нацистской оккупации и Герой Советского Союза (это звание чекисту было присвоено в 1965 году).

П.А. Судоплатов

Новообращенному негласному помощнику были поставлены задачи продвижения в ведущие заграничные центры ОУН — берлинский и римский. Павел Анатольевич Судоплатов лично отвез нового агента к «окну» на берегу Сяна… Однако в перспективный сценарий вмешалась контрразведка ОУН. Ярослав Горбовой был разоблачен СБ (Служба безопасности) Краковского центра, которую насторожили обстоятельства «чудесного спасения» эмиссара на фоне массовых провалов подполья в Галиции, что совпали по времени с отсутствием «Буя».

Эсбисты сентиментальностью тоже не отличались, и пришлось давать откровенные свидетельства об обстоятельствах его «всыпа» (провала, «раскола» — на жаргоне подполья). Было решено использовать «Буя» в оперативной игре с НКВД для вывода за границу и захвата «Валюха» — причин поквитаться с ним было более чем достаточно. Как пишет Зиновий Кныш, непосредственно разработкой оперативной игры занимался референт СБ Мыкола Арсеныч.

Существуют разные версии дальнейшего развития событий. За исключением отдельных деталей, они сводятся к разоблачению замыслов НКВД силами СБ ОУН (Б) или немцами. Как сообщила в 1944 году информатору НКГБ УССР (не зная, разумеется, с кем беседует) сестра лидера ОУН Владимира Бандера-Давыдюк, «Буя» действительно разоблачила СБ, в допросах принимали участие лично Степан Бандера и военный референт ОУН Олекса Гасин («Лыцар»). Решили использовать его по линии СБ, однако конкуренты-мельниковцы сообщили об измене «Буя» куда следует — в гестапо[181].

В 1940 году в составе референтуры СБ ОУН(Б) создается группа, сотрудники которой проверяли на причастность к советской агентуре всех прибывших с территории УССР. Остается только отметить, что чекисты до 1948 года питали надежды на возобновление связи с «кротом», пока не убедились в их тщетности…[182]

Справедливости ради отметим, что не все разведывательные операции заканчивались неудачно для Москвы. В качестве примера расскажем о другой операции. Для этого достаточно процитировать лишь недавно рассекреченный документ — Спецсообщение НКВД УССР № 4500/СН, где сообщается о результатах работы агента 5-го отдела УГБ НКВД УССР «Украинца». Вот текст этого документа:

«29 сентября сего года на территорию генерал-губернаторства переброшен агент «Украинец». Переброска легендировалась бегством «Украинца» из автозака при перевозке из одной тюрьмы в другую. «Бегство» сопровождалось «стрельбой», поэтому к приходу «Украинца» за кордон там уже было известною побеге, и «Украинец» был принят с уважением.

Перейдя границу, «Украинец» зашел к Вовруку — референту организационного отдела при оуновском комитете в Грубешове. Там «Украинцу» сообщили, что в оуновских кругах, а также и в гестапо уже известно о возвращении «Украинца».

За время пребывания в Грубешове «Украинец» оуновскими кругами был окружен вниманием, так как бегство из тюрьмы считается значительным подвигом.

Через несколько дней после прибытия была организована встреча «Украинца» с местным руководителем гестапо, который интересовался отношением украинского населения к советской власти, деятельностью оуновской организации и отношением молодежи к работе ОУН. На заданные вопросы «Украинец» частично ответил, а затем сослался на незнание их ввиду кратковременного пребывания его в Волынской области в связи с побегом.

После этого «Украинца» из Грубешова повезли в Холм для встречи с бывшими знакомыми с целью информировать его по вопросам раскола среди оуновского провода.

Встретившись с Мохнацким — секретарем ЦК оуновской организации, «Украинец» попросил проинформировать его о делах ОУН. Мохнацкий, узнав «Украинца», обрадовался, повел его в отдельную комнату, рассказал о расколе, показал ряд документов, часть из которых «Украинец» захватил с собой…

В документах, разоблачающих бандеровцев, фигурируют факты, когда против Коновальца было организовано выступление бандеровцев в 1935 г. с целью захвата ими оуновского провода в свои руки.

Один из активных оуновцев, Барановский, разоблачил это выступление, и тогда бандеровцы наговорили на Барановского, что якобы он сотрудничал с польской полицией.

После разгрома Польши в 1939 г., когда Мельник сошелся с Бандерой на почве эмиграции, бандеровцы решили убрать Барановского и представили Мельнику фотоснимки, доказывающие сотрудничество Барановского с польской полицией. Дело было передано в «революционный трибунал». «Революционный трибунал», поддерживаемый Мельником, вынес определение об отсутствии виновности Барановского, но тем не менее Барановский от должности был отстранен.

Одновременно с этим мельниковцы подобрали материал о сотрудничестве бандеровца Горбового Ярослява с органами НКВД и обвинили в этом Бандеру. С этого начался раскол между мельниковцами и бандеровцами.

В настоящее время этот раскол дошел до такого состояния, что сотрудничество Мельника и Бандеры исключается.

Продолжая далее беседу, Мохнацкий заявил нашему агенту «Украинцу», что с ним желает разговаривать полковник Суш ко, который является заместителем Мельника.

Приехав в Краков, Мохнацкий представил «Украинца» полковнику Сушко. Последний, видимо, знал из докладов оуновца Шухеви-ча о прибытии «Украинца» в генерал-губернаторство и весьма радовался этому случаю, подчеркивая, что предстоит очень много работы, а ценных людей недостаточно.

Сушко сообщил, что из многих посланных в западные области Украины оуновцев обратно возвращается очень мало, значительная часть гибнет при переходе через границу, часть сидит в тюрьмах и, кроме того, организация находится в состоянии раскола, поэтому сейчас организации требуются решительные и преданные люди, которые могли бы вновь пойти за кордон для выяснения положения в западных областях Украины и налаживания работы.

«Украинец», выслушав Сушко, сказал, что если требуется для организации, то «он готов по приказу пана полковника принять любое задание, и уверен, что его выполнит».

Сушко был обрадован этим заявлением, пожал ему с благодарностью руку и сказал, что сейчас «Украинец» очень плохо выглядит, видимо, от пережитого в тюрьме, поэтому ему следует отдохнуть, а он, посоветовавшись с руководством, решит окончательно вопрос о его посылке.

Прощаясь, Сушко дал на дорогу «Украинцу» денег и сказал, что в Грубешов приедет человек, который привезет инструкции. Пароль — картинка с немецких папирос, порванная на две половинки, одну из которых Сушко вручил «Украинцу», а другую вручит тот, кто приедет с инструкциями.

Возвратившись в Грубешов, «Украинец» узнал, что его разыскивают оуновцы бандеровского направления и, более того, бандеровцы хотели арестовать «Украинца» и доставить в Краков к Бандере.

После того как «Украинец», возмутившись таким отношением, заявил, что он был у Сушко и имел встречу по деловым вопросам, бандеровцы отношение к нему резко изменили в лучшую сторону и принимали меры к тому, чтобы склонить «Украинца» к работе с ними.

«Украинец», видя, что бандеровцы имеют больший вес у немецкого гестапо, принял решение согласиться с их предложением.

21 ноября прибыл в Грубешов Мостович, привез с собой 1000 рублей советскими деньгами и 200 злотых немецкого выпуска. Кроме того, вручил боевую гранату.

Перед «Украинцем» была поставлена задача: выяснить настроение населения западных областей, подробно информировать оуновцев о расколе центрального провода ОУН, при этом подчеркнуть положительные стороны Бандеры и необходимость установления связи с руководством оуновской организации на Волыни, в частности с его руководителем Скопюком.

25 ноября при содействии пере правщиков и Мо. стовича «Украинец» вернулся на советскую сторону.

В целях наиболее успешной борьбы с оуновским подпольем в западных областях УССР состояние раскола оуновской организации в Кракове является наиболее удобным дня широкого внедрения и подчинения нашему влиянию бандеровского направления как наиболее реакционного. В связи с этим нами установлен отец Степана Бандеры — Бандера Андрей Михайлович, уроженец г. Стрый Дрогобычской области, ныне являющийся священником украинской церкви в с. Тростянец Долинского района, которого имеем в виду ввести в дело Краковского провода»[183].

Глава 7 ПРАВИЛА ОХОТЫ НА «ХОРЬКОВ»

Во второй половине тридцатых годов политически активных троцкистов, кодовое обозначение в ИНО НКВД — «хорьки», и тех, кого Москва записала в эту категорию, расстреливали не только в Советском Союзе, но и за его пределами, например в Китае. Разумеется, число смертных приговоров, вынесенных и приведенных в исполнение в отношении иностранных граждан, было очень мало по сравнению с тем, что творилось в СССР. Другое дело, что большинство жертв были достаточно известны в определенных международных политических кругах, поэтому их насильственная смерть провоцировала бурный общественный резонанс.

Охота на сына Льва Троцкого

Чекисты внимательно следили не только за самим «демоном революции», но и за его старшим сыном Львом Львовичем Седовым (последний взял себе фамилию матери).

Он родился в 1906 году, учился в МВТУ, работал в комсомоле и полностью разделял политические взгляды отца. Когда в 1928 году Льва Троцкого сослали в Казахстан, а в 1929 году выслали из СССР, он не только последовал за отцом, но и был его верным помощником. Вместе с ним он жил в Турции и Франции, где с 1929 года редактировал «Бюллетень оппозиции», а когда в 1935 году Троцкого вынудили покинуть Францию и перебраться в Норвегию, Седов остался в Париже, взяв на себя издание «Бюллетеня», а также основную роль по координации деятельности разрозненных троцкистских групп. Когда же в 1936 году Троцкого выслали и из Норвегии и он вынужден был отправиться в далекую Мексику, значение Седова выросло еще больше. Поэтому со второй половины тридцатых годов прошлого века он и шагу не мог ступить без того, чтобы о нем не знали в Кремле.

Например, с 1936 года разработкой Седова и его окружения занималась подгруппа резидентуры Я. Серебрянского во главе с нелегалом Б. Афанасьевым. Одному из агентов Афанасьева, некоему иностранному гражданину под псевдонимом «Томас», удалось войти в доверие к Седову и получать требуемую в Москве информацию. В 1936–1937 годах чекистами была установлена аппаратура прослушивания телефонов на квартирах Седова и его ближайшей сотрудницы Лилии Эстриной (так называемая операция «Петька»). А летом 1937 года, когда Седов отдыхал в Антибе, за его перемещениями следила уже упоминавшаяся Рената Штайнер. Но самым важным агентом в окружении Седова был Марк Зборовский (оперативные псевдонимы «Тюльпан», «Кант» и «Мак»), о котором надо рассказать немного подробнее.

Марк (Мордка) Зборовский родился в феврале 1908 года в городе Умани Киевской губернии. В 1921 году он вместе с родителями уехал в Польшу, однако в СССР у него остались родственники — сестра Берта и братья Ефим и Лев. В Польше он вступил в местную компартию, но вскоре был арестован за организацию забастовок и некоторое время провел в тюрьме, после чего, спасаясь от преследований полиции, выехал вместе с женой Региной (Ривкой) Абрамовной Леви в Берлин, а затем в Париж. Здесь его, жившего в глубокой бедности, и завербовал летом 1933 года сотрудник Секретно-политического отдела ОГПУ А.С. Адлер. После соответствующей проверки ему был присвоен агентурный номер «Б-187» и поставлена задача внедриться в ближайшее окружение Зроцкого. Эту задачу Зборовский выполнил блестяще, и через некоторое время в Москву ушло следующее сообщение:

«Как мы Вам сообщили, источник «Мак» стал работать в «Международном секретариате» троцкистов, где служит также жена сына Троцкого (Жанна Мартен. — Прим. авт.). В процессе работы источник подружился с женой сына Троцкого, результатом чего явился перевод источника в русскую секцию в качестве как бы личного секретаря сына.

В настоящее время источник встречается с сыном чуть ли не каждый день. Этим самым считаем выполненной вашу установку на продвижение источника в окружение Троцкого»[184].

В результате Сталин и другие советские руководители получили возможность читать как переписку Троцкого и Седова со своими сторонниками, таки написанные Троцким статьи еще до их публикации.

Свидетельством тому может служить следующий документ:

«Совершенно секретно, тт. Сталину, Молотову.

Направляю Вам агентурно изъятые нами из текущей переписки Седова копии двух статей Троцкого от 13 и 15 января 1938 года под заглавием «Продолжает ли советское правительство следовать принципам, усвоенным 20 лет назад?» и «Шумиха вокруг Кронштадта».

Указанные статьи намечены к опубликованию в мартовском номере «Бюллетеня оппозиции».

Народный комиссар внутренних дел СССР

Генеральный комиссар государственной безопасности

28 февраля 1938 г. Ежов»[185].

В августе 1937 года НКВД с помощью Зборовского получил список адресов многих приверженцев Троцкого. Случилось это после того, как Седов на время уехал из Парижа и поручил Зборовскому вести все дела: переписку, текущую корреспонденцию, связь с различными лицами, посылку почты и документов Троцкому и т. д. А для того чтобы Зборовский мог делать все самостоятельно, он передал ему свой так называемый «маленький блокнот», в котором были записаны все адреса, используемые им для переписки. В донесении куратора Зборовского в Москву поэтому говорится:

«Как известно, об этом блокноте и его обладании мы мечтали в течение года, но нам никак не удавалось его заполучить ввиду того, что «Сынок» (кличка Седова в НКВД. — Прим. авт.) никому его на руки не давал и всегда хранил при себе. Мы Вам посылаем этой почтой фото этих адресов. В ближайшее время мы их подробно разработаем и пришлем. Имеется целый ряд интересных адресов…»[186]

Кроме того, именно при помощи Зборовского было организовано в ночь с 6 на 7 ноября 1936 года ограбление архива Троцкого в Париже. (Правда, это был уже не первый случай, когда агенты НКВД выкрадывали бумаги Троцкого. Другой такой случай имел место в начале 1936 года в Норвегии. Там группа членов норвежского Национального объединения пробрались в дом депутата К. Кнудсена, где в то время проживал Троцкий, и похитила его бумаги.) Дело в том, что Троцкий, перед тем как перебраться в Норвегию, передал часть своего архива парижскому отделению амстердамского Института исторических исследований, расположенному в доме № 7 по улице Мишле.

Зборовский сообщил об этом своим операторам из НКВД, после чего в Москве было принято решение выкрасть эту часть архива.

Выполнение данной задачи было поручено Серебрянскому, который приказал создать для похищения архива специальную группу «Генри». Потом его агентами была арендована квартира непосредственно над помещениями института, из которой за его сотрудниками велось постоянное наблюдение. Затем согласно инструкциям Серебрянского Зборовскому, работавшему в то время инженером на телефонной станции, было приказано вывести из строя телефонную линию института с тем, чтобы получить возможность узнать точное местонахождение документов Троцкого и обследовать дверные замки. Но когда из института поступило сообщение о неисправности телефонной линии, для исправления неполадок направили не Зборовского, а другого монтера. Зборовскому пришлось снова вывести из строя телефон института, и на этот раз для проведения ремонта послали именно его. Когда же он выходил из здания, устранив неисправность и внимательно изучив все помещения и дверные замки, директор института, известный меньшевик и эмигрант Борис Николаевский, которого в Москве называли «врагом народа», дал ему «на чай» 5 франков.

В 2 часа ночи 7 ноября 1936 года члены группы «Генри» приступили к завершению операции. При этом важная роль отводилась агенту англичанину Моррисону («Гарри»), имевшему прочные связи в седьмом округе управления полиции Парижа. Поскольку к этому времени не удалось подобрать ключи к дверным замкам, было решено взломать их при помощи электродрели, подключенной к генератору, помещенному в деревянный ящик, набитый опилками и ватой. Операция прошла успешно — взломщики незаметно проникли в институт и также покинули его с бумагами Троцкого. Однако как Седов, так и французская полиция сразу стали подозревать в случившемся советские спецслужбы, поскольку кража была совершена очень профессионально, а также не были тронуты деньги и ценности, принадлежащие институту.

Здесь необходимо добавить, что охота за архивами Троцкого шла постоянно. Так, упомянутый выше Афанасьев с конца 1936 по начало 1938 года провел во Франции ряд операций, в результате которых были похищены старый и новый архивы Седова, архив Международного секретариата, занимавшегося созданием IV Интернационала, а позднее и новый архив этого секретариата.

После всех этих похищений огромное количество рукописей, статей и писем общим весом около 80 кг были тайно доставлены в Москву. Историк Д. Волкогонов в своей книге «Троцкий» пишет, что «в почте, которую ежедневно доставлял вождю А.Н. Поскребышев, не раз встречались доклады такого рода:

«Совершенно секретно.

Секретарю ЦК ВКП(б) — тов. Сталину.

Направляю Вам 103 письма, изъятые из архива Троцкого в Париже.

Письма содержали переписку Троцкого с американским троцкистом Истменом и его женой Еленой Васильевной Крыленко за 1929–1933 гг.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Ежов»[187].

Кроме бумаг из архивов Троцкого и Седова на стол Сталина практически ежедневно ложились донесения о деятельности троцкистов по организации IV Интернационала, которой непосредственно занимался Седов. Деятельность эта, безусловно, вызывала у Сталина определенное беспокойство. Но трудно представить себе, какие чувства охватили его, когда ему на стол легло следующее донесение Зборовского от 11 февраля 1937 года:

«С 1936 года «Сынок» не вел со мной разговоров о терроре. Лишь недели две-три тому назад, после собрания группы, «Сынок» снова заговорил на эту тему. В первый раз он только теоретически старался доказать, что терроризм не противоречит марксизму.

«Марксизм, — по словам «Сынка», — отрицает терроризм постольку, поскольку условия классовой борьбы не благоприятствуют терроризму, но бывают такие положения, в которых терроризм необходим». В следующий раз «Сынок» заговорил о терроризме, когда я пришел к нему на квартиру работать. Во время читки газет «Сынок» сказал, что так как весь режим в СССР держится на Сталине, то достаточно убить Сталина, чтобы все развалилось. Он неоднократно возвращался и подчеркивал необходимость убийства Сталина.

В связи с этим разговором «Сынок» спросил меня: боюсь ли я смерти и способен ли я был бы совершить террористический акт? На мой ответ, что все зависит от необходимости и целесообразности, «Сынок» ответил: все дело зависит от человека, способного к смерти.

Как народовольцы. А мне еще сказал, что я человек слишком мягкий для такого рода дел»[188].

Как бы то ни было, но в 1937 году, после того как в Москве стало известно, что Седов приступил по указанию Троцкого к работе по созыву Учредительной конференции IV Интернационала, которая должна была открыться летом 1938 года в Париже, НКВД получил указание похитить Седова. Проведение данной операции было поручено Серебрянскому. «В 1937 году, — писал Серебрянский позднее, — я получил задание доставить «Сынка» в Москву… Задание было о бесследном исчезновении «Сынка» без шума и доставке его живым в Москву»[189].

План похищения Седова был детально разработан. Бьши уточнены все его маршруты перемещения по Парижу, на месте предполагаемого похищения несколько раз проводилась репетиция захвата. Для доставки Седова в СССР было разработано два варианта. Согласно первому варианту переправить Седова в Москву предполагалось морем.

С этой целью в середине 1937 года в Болонье было приобретено небольшое рыболовецкое судно, а на окраине одного из северных портов Франции снят домик, где поселилась семейная пара агентов. Серебрянский по этому поводу пишет:

«Подобрали экипаж, только капитан знал, что, возможно, придется совершить переход в Ленинград с группой товарищей и взять там снаряжение для республиканской Испании. Капитан изучил маршрут, имел достаточный запас угля, воды, продовольствия, В ожидании команды пароход совершал регулярные рейсы в море за рыбой»[190].

По второму варианту Седова намечалось доставить в СССР по воздуху. Для этого сотрудниками группы Серебрянского был куплен самолет, а надежный агент-летчик якобы стал готовиться к спортивному перелету по маршруту Париж — Токио. В результате тренировок ему удалось довести время беспосадочного нахождения в воздухе до 12 часов, что позволяло при любых погодных условиях долететь до Киева. Всего в подготовке операции участвовало семь агентов Серебрянского, в числе Мирей Аббиа и жена Серебрянского Полина Натановна.

Но в связи с неблагоприятной обстановкой, создавшейся после похищения генерала Миллера, в котором французские власти прямо обвиняли советские спецслужбы, в Москве решили отменить операцию.

Впрочем, это не спасло Седова. Через четыре месяца, вечером 8 февраля 1938 года, у него резко обострились боли в аппендиксе.

Операцию, с которой он так долго тянул, откладывать больше было нельзя. Поддавшись уговорам Зборовского, он лег в небольшую частную парижскую клинику русских врачей-эмигрантов под именем месье Мартена, французского инженера. При этом о его местонахождении не был поставлен в известность никто, кроме его жены Жанны. Седов был прооперирован в тот же вечер и в последующие дни быстро шел на поправку. Но через четыре дня у него внезапно наступило ухудшение. В ночь на 13 февраля его видели идущим полуголым в лихорадочном состоянии по коридорам и палатам. Утром следующего дня его состояние было столь ужасно, что вызвало удивление у оперировавшего его врача. Его прооперировали еще раз, но улучшения не последовало, и 16 февраля 1938 года в возрасте 32 лет Седов скончался[191]. По поводу смерти Седова в заявлении Международного секретариата IV Интернационала сообщалось:

«Лев Седов, наш товарищ Седов, сын Льва Троцкого, умер в среду 16 февраля в 11 часов 30 минут утра. Перевезенный за несколько дней до этого в больницу, где его подвергли операции («заворот кишок»), наш несчастный товарищ скончался от инфекции. Такова версия врачей».

Похоронили Седова на парижском кладбище Пер-Лашез в присутствии почти двух тысяч человек.

Французская полиция, проведя расследование и опираясь на заключение врачей, сочла, что его смерть наступила в результате послеоперационных осложнений, вызванных слабой сопротивляемостью организма, непроходимостью кишечника и падением сердечной деятельности. Но откуда полиции было знать об агенте НКВД Зборовском, уговорившем Седова лечь на операцию именно в русскую клинику, которая, вполне вероятно, принадлежала «Обществу репатриации русских эмигрантов», и о группе Серебрянского, которая совсем недавно готовила похищение Седова. Правда, официально в СССР всегда отвергали причастность НКВД к смерти сына Троцкого. С одной стороны, это подтверждается протоколом допроса Шпигельглаза, где, в частности, есть и такие его показания:

«В первой половине 1938 года в Париже естественной смертью умер Седов. Я позвонил об этом Ежову. Он ответил: «Зайдите», и когда он прочел телеграмму, сказал: «Хорошая операция. Вот здорово мы его, а?»

Я ничего ему не ответил, но не сомневаюсь, что он доложил в ЦК о том, что Седова убрали мы, так как через пару дней я зашел к бывшему начальнику Третьего отдела (3-й, контрразведывательный отдел ГУГБ НКВД. — Прим. авт.) Минаеву, где был и Пассов (зам. начальника 3-го отдела, впоследствии, с марта по ноябрь 1938 года, начальник ИНО ГУГБ НКВД. — Прим. авт.). Минаев задал мне вопрос: «Как это вы разделались с Седовым?»[192]

Павел Судоплатов, руководивший в 1939–1940 годах операцией по ликвидации Троцкого, в своих мемуарах также не говорит ничего конкретного о внезапной смерти Седова. «Доподлинно известно, — пишет он, — лишь то, что Седов умер в Париже, но ни в его досье, ни в материалах по троцкистскому интернационалу я не нашел никаких свидетельств, что это было убийство. Если бы Седова убили, то кто-то должен был бы получить правительственную награду или мог на нее претендовать. В то время, о котором идет речь, было много обвинений в адрес разведслужбы, которая якобы приписывала себе несуществующие лавры за устранение видных троцкистов, однако никаких подробностей или примеров не приводилось. Принято считать, что Седов пал жертвой операции, проводившейся НКВД»[193].

Однако то, что на допросах Шпигельглаз отрицал причастность разведки к убийству Седова, ни о чем не говорит. Эта операция если и была проведена, то, скорее всего, силами резидентуры Серебрянского, которая подчинялась непосредственно наркому внутренних дел.

В пользу того, что Седов мог быть убит, говорит факт подготовки к его похищению. А раз операция была тщательно спланирована, то ничто не могло помешать убить Седова, если бы из Москвы поступил новый приказ: не похищать Льва Троцкого, а ликвидировать его.

И еще одно обстоятельство. 26 ноября 1992 года французский журнал «L’Evenement de jeudi» опубликовал статью под заголовком «Бывшие сотрудники КГБ свидетельствуют», представляющую собой интервью, которое взял французский журналист Паскаль Кропа у двух бывших сотрудников КГБ И. Прелина и Е. Соловьева. На вопрос Кропа о том, был ли убит сын Троцкого, полковник И. Прелин, бывший начальник пресс-бюро КГБ СССР, представившийся журналисту как член ассоциации ветеранов советских спецслужб, председателем которой является бывший генерал КГБ В. Федоров, ответил:

«Его (то есть Седова. — Прим. авт.) убили. Генерал Судоплатов подтвердил это перед камерой».

Охота на помощников Льва Троцкого

Следующим объектом НКВД среди высокопоставленных троцкистов, предназначенным для ликвидации, стал немец Рудольф (Адольф) Клемент (он же Камиль, Камомиль, Фредерик, Людовик, Вальтер Стен). Этот родившийся в 1910 году недоучившийся студент был ярым сторонником Льва Троцкого, входил в руководство троцкистской организации «Немецкие коммунисты-интернационалисты» и работал секретарем Троцкого в Турции и Барбизоне.

Правда, именно после его задержания французской полицией Троцкий вынужден был переехать из Барби зона в Париж, а затем в Норвегию.

Сам же Клемент остался во Франции и стал одним из ближайших сотрудников Льва Седова.

После создания «Движения за IV Интернационал» Клемент был назначен его административным секретарем и вплотную занялся подготовкой созыва Учредительной конференции IV Интернационала.

Будучи не только соратником, но и другом Седова, он после убийства Рейсса 5 ноября 1937 года написал Троцкому и его жене Наталье письмо, в котором умолял их заставить сына немедленно уехать в Мексику. «Лева, — предупреждал он, — болен и истощен, постоянно в опасности, однако убежден, что «незаменим» в Париже и должен оставаться «на своем посту». Это не так, ибо товарищи могут заменить его, и если он останется в Париже, то будет «совершенно беспомощным» против ГПУ. По крайней мере родители должны попросить его приехать в Мексику на некоторое время, отдохнуть и подлечиться: «Он способен, смел и энергичен, и мы должны спасти его»[194].

Марк Зборовский

После смерти Седова на плечи Клемента легли основные заботы по организации Учредительной конференции IV Интернационала, провести которую предполагалось в июле 1938 года в Париже. В частности, он занимался рассылкой всем секциям Интернационала необходимых документов: повестки дня, предварительные резолюции и т. д., в том числе и распоряжения Троцкого. Но 13 июля, в разгар подготовки конференции, он неожиданно исчез из своего дома в Париже. Две недели спустя Троцкий получил письмо, якобы написанное Клементом, в котором тот обвинял его в сотрудничестве с Гитлером и в ряде других вымышленных преступлениях (еще несколько французских троцкистов получили копии этого письма, отправленные из Перпиньяна). Однако ни Троцкий, ни его сторонники этому письму не поверили, поскольку в нем было столько ошибок и несуразностей, что создавалось впечатление, что это — либо явная фальшивка, либо Клемент писал под диктовку под угрозой смерти. «Пусть Клемент, если он еще жив, — заявил Троцкий, — выскажется и заявит суду, полиции или любой беспристрастной комиссии обо всем, что знает. Можно заранее сказать, что ГПУ никогда не выпустит его из своих рук»[195].

26 августа в Сене было выловлено обезглавленное тело, в котором члены секретариата IV Интернационала Жан Ру и Пьер Коваль опознали Клемента по характерным шрамам на кистях рук. Долгое время обстоятельства убийства Клемента не были известны, хотя никто не сомневался, что это дело рук Москвы. Первым приоткрыл завесу тайны Павел Судоплатов, который в своих мемуарах поведал следующее:

«Эйл Таубман, молодой агент с кодовым именем «Юнец», выходец из Литвы, сумел войти в доверие к Рудольфу Клементу, возглавлявшему троцкистскую организацию в Европе и являвшемуся секретарем так называемого IV Интернационала. В течение полутора лет Таубман работал помощником Клемента. Как-то вечером Таубман предложил Клементу поужинать с его друзьями и привел на квартиру на бульваре Сен-Мишель, где уже находились турок и Коротков. Турок заколол Клемента, тело положили в чемодан, затем бросили в Сену. Тело было найдено и опознано французской полицией, но к этому времени Таубман, Коротков и турок находились уже далеко от Парижа»[196].

Личность Александра Михайловича Короткова достаточно хорошо известна. Известно и то, что в декабре 1938 года его по указанию Л. Берии уволили из разведки и что он обжаловал это решение и добился восстановления на службе, написав наркому соответствующее письмо. Долгое время об этом письме ходили легенды, пока в 2000 году Теодор Гладков не опубликовал его в своей книге «Король нелегалов». В этом письме Коротков прямо говорит:

«В декабре 1937 г. мне было предложено выехать в подполье во Францию для руководства группой, созданной для ликвидации ряда предателей оставшихся за границей.

В марте 1938 г. моя группа ликвидировала «Жулика», в июле «Кустаря», и я руководил непосредственным выполнением операции и выполнял самую черную, неприятную и опасную работу.

Я считал, что шел на полезное для партии дело, и поэтому ни минуты не колебался подвергнуть себя риску поплатиться за это каторгой или виселицей. А то, что это в случае провала было бы именно так, у меня есть все основания думать.».[197].

После этого всякие сомнения в том, кто непосредственно руководил убийством Клемента, отпали. Что касается Таубмана, то, как утверждает Павел Судоплатов, он сменил фамилию на Семенов и был послан на учебу в Институт химического машиностроения, а затем перешел на службу в органы госбезопасности. «Турок» же, по словам Судоплатова, стал «хозяином» явочной квартиры в Москве. Но здесь Судоплатов намеренно вводит читателя в заблуждение, ибо «турок» — это чекист Пантелеймон Иванович Тахчианов[198]. Назвать последнего дилетантом или случайным человеком в сфере «ликвидаций» сложно.

Так, в марте 1938 года в Париже на конспиративной квартире был убит бывший резидент советской внешней разведки на Среднем и Ближнем Востоке высокопоставленный чекист Георгий Атабеков. В 1930 году, находясь в Стамбуле, он «ушел» на Запад, активно сотрудничал с британской и французской спецслужбами, выпустил две книги: «Записки чекиста» и «ЧК за работой». Только в Персии по его «наводке» было арестовано около 400 человек. «Ликвидировали» предателя Александр Коротков[199] и Пантелеймон Тахчианов. Если о первом написано несколько книг[200], то о втором почти ничего неизвестно.

Пантелеймон Тахчианов «родился 20 сентября 1906 года в селе Беришам бывшей Карской области (ныне территория Турции) в крестьянской семье. В 1918 году, когда русские войска вынуждены были оставить Карскую область, семья бежала в Россию и обосновалась в Крыму». Пантелеймон батрачил у немцев-колонистов, был бойцом-чоновцем, работал башмачником в кустарной мастерской. Как комсомольца его послали на учебу в совпартшколу, а в 1928 году он поступил на службу в органы госбезопасности. Служил в Крыму, сначала в военной контрразведке, а потом обычной. В 1932 году его, «как владеющего турецким, греческим и французским языками» (позднее овладел английским, итальянским и немецким), хорошо себя зарекомендовавшего на оперативной работе в ГПУ Крыма, перевели в Москву (сотрудник «особого резерва»)[201]. С 1933 года по 1941 год находился в «долгосрочной служебной командировке» — подробности до сих пор засекречены. Вернулся в Москву. С 1941 года по 1942 год работал начальником отдела в центральном аппарате внешней разведки. Затем с 1942 по 1945 год был заместителем наркома и. наркомом внутренних дел Туркменской ССР. В 1945 году вернулся в Москву, но теперь служил в управлении контрразведки. Указом от 24 августа 1949 года полковник Пантелеймон Тахчианов вместе с большой группой, работников госбезопасности был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени. Поясним, что тогда чекистов наградили «За выполнение специального задания (за работу по выселению из Прибалтики, Молдавии и Черноморского побережья Кавказа)». Правда, Указом от 3 февраля 1964 года Указ от 24 августа 1949 года в части награждения за депортацию из Молдавии и Черноморского побережья Кавказа был отменен как неправильный.

Вернемся к событиям, связанным с «ликвидацией» Клемента. Есть еще один вопрос — почему убить этого человека поручили группе Короткова, а не людям Серебрянского, которые имели гораздо больший опыт. Тут можно предположить, что это связано с начавшейся с конца 1937 году в НКВД «чисткой», во время которой практически все старые кадры сотрудников ИНО были отозваны в Москву и репрессированы. Например, тот же Серебрянский был арестован прямо в московском аэропорту 10 ноября 1938 года. А потом группа Короткова до убийства Клемента сумела в марте 1938 года без шума и не оставив никаких следов ликвидировать, как он пишет, некоего «Жулика». А под этой кличкой в оперативных делах НКВД проходил, как могли догадаться, упомянутый выше высокопоставленный перебежчик Георгий Агабеков.

Он счастливо избежал покушения в январе 1932 года в Румынии и вернулся в Бельгию, под крыло британских спецслужб. Однако англичане были скупы, и в начале 1933 года Агабеков предложил другому чекисту-невозвращенцу Евгению Думбадзе вместе дурачить румынскую сигуранцу, поставляя ей сведения о деятельности СССР против Румынии, якобы получаемые от собственной агентуры Агабекова в России. В качестве этой «агентуры» предполагалось использовать русских эмигрантов в Брюсселе и Берлине[202].

Но Думбадзе не только отверг предложение Агабекова, но и разоблачил его в эмигрантской прессе. Правда, Агабекова это не остановило, и он все-таки предложил свои услуги румынам, дав следующее обязательство:

«Я принимаю Ваше предложение работать, переданное через господина П…

Отныне все свои рапорты, которые буду посылать регулярно каждую неделю, я буду подписывать именем «Петров». 15 апреля 1933 г.».

Сохранилась и расписка Агабекова следующего содержания:

«Получено на апрель 1933 года девять тысяч (9000) француз, франков. 8.5.33 Брюссель. «Петров»[203].

Чтобы поддержать свое реноме в глазах западных спецслужб, Агабеков в скором времени «завербовал» в русских эмигрантских кругах мифического немецкого офицера «Шарля» и передавал якобы полученную от него информацию британской разведке. Затем он сообщил о «Шарле» бельгийской спецслужбе «Сюртэ», а та в свою очередь сообщила о нем французам.

В результате Агабекову оставалось только стричь купоны. Что касается румын, то для них Агабеков за 20 000 франков организовал получение информации прямо из ОГПУ, которую ему якобы поставляла через вторые-третьи лица его первая жена. Всего же, как было установлено позднее, Агабеков поддерживал контакты со спецслужбами семи государств.

После этого Агабеков полностью уверовал в свою безнаказанность и пустился во всевозможные аферы. Так, в мае 1934 года он заявился в Брюсселе на квартиру одного из своих знакомых, тоже невозвращенца, и предложил ему разыграть спектакль перед представителями акционерного общества, расположенного в Париже, которые занимались поисками возможностей вывоза из СССР заметок и личных счетов Николая II, а также брачных документов вдовы брата последнего императора, Великого князя Михаила Александровича графини Брасовой. Все эти документы Агабеков за аванс в 30000 французских франков брался «доставить» из СССР. Но при этом он цинично заявил: «Конечно, никаких документов я достать не могу, при всем моем желании. Поэтому придется делать липу»[204].

После получения аванса Агабеков спустя некоторое время через подставное лицо послал в Париж письмо, в котором сообщал, что дела идут, что он несколько раз ездил за границу и что теперь настало время познакомить членов общества с верным человеком из СССР.

Вскоре это знакомство состоялось, и акционеры убедились, что перед ними действительно человек из Советской России. Была достигнута договоренность о еще одном гонораре в 30 000 франков за работу, но по каким-то причинам сделка, в конце концов, сорвалась.

Промышляя подобными аферами, Агабеков в то же время понимал, что над ним постоянно висит угроза со стороны Москвы. Поэтому осенью 1936 года он еще раз попытался круто изменить свою судьбу и 4 сентября отправил советским властям письмо, в котором подробно рассказал о структуре, должностных лицах и деятельности спецслужб Великобритании, Бельгии, Голландии, Франции, Румынии, Болгарии и Германии. Заканчивалось это письмо следующими словами:

«Все вышеизложенное я сообщаю Вам вполне честно, ибо моим единственным желанием сейчас является хоть немного умалить тот вред, который я нанес Советской власти своим предательством. Этим документом я, видимо, отдаю себя вполне сознательно на Ваше усмотрение, и как бы суров ни был Ваш приговор, я ему подчинюсь беспрекословно. Но я просил бы только одного, это умереть на работе. Умереть с сознанием, что я принес хоть какую-нибудь пользу своей Власти и своей Родине.

На случай, если Вы пожелаете вновь говорить со мной и если нынешняя связь… почему-либо порвется, сообщаю Вам адрес, где меня найти… Можно телефонировать от 10 утра до 6 вечера и спросите адрес Гриши.

Р.S. Дадите ли мне возможность быть Вам полезным или нет, нисколько не изменит моего решения, высказанного здесь. Разница лишь в том, что в первом случае я буду помогать Вам регулярно, а во втором я буду ждать случая, чтобы нанести наибольший удар по врагам Сов. Власти. Г. Агабеков»[205].

Однако это послание осталось без ответа, а в декабре 1937 года было принято решение о ликвидации Агабекова, что и было сделано в марте 1938 года. Долгое время на Западе ходили самые невероятные версии по поводу исчезновения Агабекова. Согласно наиболее распространенной из них, он был заманен агентом НКВД Зелинским на франко-испанскую границу под предлогом выгодной перепродажи вывозимых из Испании произведений искусства. Попавшись на удочку, он во время одной из ходок через границу был сброшен в пропасть. Впервые же точные обстоятельства убийства Агабекова раскрыл Судоплатов:

«Сообщалось, что Атабеков исчез в Пиренеях на границе с Испанией. На самом деле его ликвидировали в Париже, заманив на явочную квартиру, где он должен был якобы договориться о тайном вывозе бриллиантов, жемчуга и драгоценных металлов, принадлежащих богатой армянской семье. Греческий торговец, посредник в сделке, которого он встретил в Антверпене, был Г. Тахчианов — сотрудник-нелегал НКВД во Франции. Он-то и заманил Агабекова на явочную квартиру, сыграв на его национальных чувствах. Там на квартире его уже ждали боевик, бывший офицер турецкой армии, и молодой нелегал Коротков, в 40-х годах ставший начальником нелегальной разведки МГБ СССР. Турок убил Агабекова ножом, после чего его тело запихнули в чемодан, который вывезли и выкинули в реку. Труп так никогда и не был обнаружен»[206].

Выше было написано, что «ликвидировал» Агабекова не таинственный «турок», а чекист Тахчианов.

Заколот в Булонском лесу

25 января 1937 года на территории Булонского леса в Париже от удара острого четырехгранного стилета погиб Дмитрий Сергеевич Навашин. Жертва жила в особняке около места происшествия и по утрам выгуливал двух породистых собак.

По Парижу сразу же поползли слухи, что его убили агенты Москвы по приказу Иосифа Сталина. Не то чтобы погибший был фанатичным сторонником Льва Троцкого и активно пропагандировал свои политические взгляды. Он всегда демонстрировал свою аполитичность, предпочитая политике бизнес. Именно последнее его и сгубило. Якобы он был одним из финансовых управляющих денежными средствами троцкистов. Сложно сказать, насколько эти слухи соответствовали действительности.

Погибший родился в 1889 году. Перед Первой мировой войной разбогател на финансово-промышленных операциях в Сибири. С начала НЭПа — директор Советско-французского банка. По отзыву родных, главным мотивом его деловой активности была не выгода, а жажда политической и коммерческой авантюры. В начале тридцатых годов прошлого века стал невозвращенцем, но сохранял близость к советским дипломатическим кругам, в частности, к М. Литвинову. Советская пресса возлагала ответственность за это убийство на агентов гестапо и международный троцкизм. Зарубежная — не исключала участия НКВД. Семейная версия оспаривает последнее предположение («иначе вырезали бы всю семью»; «стилет — чисто европейское орудие убийства»; «закат Литвинова еще не стал свершившимся фактом») и склоняется к тому, чтобы видеть в этом убийстве чисто уголовный сюжет, лишенный политического подтекста[207].

Убийца, молодой блондин в спортивном пальто, которого издали видел единственный свидетель — вышедший на утреннюю прогулку француз, — так никогда и не был найден. Несмотря на тщательную проверку банковского счета и записных книжек жертвы, ни один след не привел к аресту убийцы. Дело было закрыто. Также ничем не смог помочь правоохранительными органами другой советский «перебежчик» Николай Павлович Крюков (Крюков — Ангарский). В конце двадцатых годов прошлого века он работал в советско-французском банке[208].

Существует, однако, коррупционная версия причин «ликвидации» Дмитрия Навашина. И даже не одна, а несколько. Одну из них в своей книге озвучил «невозвращенец» Борис Бажанов:

«Во время испанской гражданской войны около нее кормилась целая фауна «левых» прохвостов. Красные в Испании грабили церкви, монастыри, буржуев и вывозили «реализовывать» добычу во Францию. Целый ряд темных «левых» помогал им, причем большая часть вырученного оставалась в карманах посредников. А на остаток испанские красные пытались закупать товары первой необходимости, которых в красной Испании не было. Банда дельцов во главе с Наваши-ным наладила такую комбинацию: на небольшую часть денег красных закупались консервы и другие товары, но совершенно испорченные и за бесценок. Они грузились на корабль и отправлялись красным. В то же время банда извещала франкистского агента в Париже, какой корабль, куда и по какому маршруту следует. У красных военного флота не было, у Франко был. И канонерка белых топила корабль. Приходилось развести руками и готовить следующий корабль, зарабатывая при этом огромные деньги. Но один раз у капитана что-то не вышло (испортились, кажется, навигационные инструменты), и он пошел совсем другим, непредвиденным путем; поэтому канонерка его не встретила, и он добрался до порта красных. Товары разгрузили, и все выяснилось. Навашин получил удар кинжалом, от которого и умер».

Другая версия — Дмитрий Навашин был «ликвидирован» из-за своих финансовых махинаций второй половины двадцатых годов прошлого века во Франции, а также деяний, совершенных во время жизни в Советской России в первые годы НЭПа. О том, что происходило в Советской России в те годы, подробно рассказано в книге «Антикоррупционный комитет Сталина»[209], поэтому не будем останавливаться на этом вопросе. Тем более что многие высокопоставленные партийные и хозяйственные функционеры из Советской России были репрессированы не за политические, а коррупционные преступления.

Охота на «троцкистов» в Испании

Если о «ликвидации» Льва Троцкого и людей из его ближайшего окружения написаны сотни статей и книг, сняты десятки документальных фильмов, то о судьбах «троцкистов», проживающих за пределами Советского Союза, известно значительно меньше.

Как уже было сказано, со второй половины тридцатых годов прошлого века главным противником Москвы за рубежом кремлевское руководство во главе с Иосифом Сталиным считало Льва Троцкого и его сторонников. Это нашло отражение в постановлении по докладу наркома внутренних дел Н. Ежова на февральско-мартовском, 1937 года, пленуме ЦК ВКП(б), в котором НКВД было указано следующее:

«Обязать Наркомвнудел довести дело разоблачения и разгрома троцкистских и иных агентов до конца, с тем, чтобы подавить малейшее проявление их антисоветской деятельности.

Укрепить кадры ГУГБ, Секретно-политического отдела надежными людьми.

Добиться организации надежной агентуры в стране и за рубежом.

Укрепить кадры разведки»[210].

На Лубянке правильно поняли, чего требует Кремль. В результате после пленума началось планомерное уничтожение троцкистов за границей. Первый удар был нанесен по испанским троцкистам, их союзникам и всем другим инакомыслящим антифашистам, попадавшим под ярлык троцкистов и объявленных «троцкистскими агентами фашизма». Этому способствовало то обстоятельство, что в Испании с 1936 года шла гражданская война и сотрудники НКВД находились там вполне официально. Впрочем, имевшие место в Испании события, закончившиеся физическим уничтожением оппозиции, промосковскому республиканскому правительству не следует воспринимать лишь как борьбу с троцкизмом. На самом деле все обстояло гораздо сложнее.

Начать следует с того, что в двадцатые годы прошлого века Испания не была объектом пристального внимания со стороны Москвы. Все изменилось только в 1931 году, после апрельской революции, приведшей к падению монархии. В испанских событиях Москва увидела подтверждение выдвинутого на VI конгрессе III Интернационала тезиса о начале эпохи революций и войн. В связи с этим в Испанию была направлена большая группа представителей Коминтерна под руководством Жюля Эмбер-Дро. С их помощью во главе компартии Испании стал выпускник Международной ленинской школы в Москве Хосе Диас, а численность партии выросла с 800 до 12 000 человек. Но у испанских коммунистов были сильные конкуренты: анархисты в лице Национальной конфедерации труда (НКТ), Испанская социалистическая рабочая партия (ИСРП) и Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ — Partido Obrero de Unificación Marxista), возглавляемая троцкистом Андресом Нином.

Впрочем, различия в политических программах не помешали образованию в 1935 году Испанского Народного фронта, в который вошли коммунисты, республиканцы, ИСРП и ПОУМ. На выборах 16 февраля 1936 года Народный фронт сумел победить, получив 269 мест в парламенте. Правые партии получили только 157 мест, а партии центра — 48.

По итогам выборов было сформировано республиканское правительство, которое возглавил социалист Ларго Кабальеро. Потерпев поражение на выборах, правые решили взять власть насильственным путем, что привело к вооруженному мятежу генералов Мола и Франко, развязавших в июле 1936 года кровопролитную гражданскую войну. Но если в лагере фашистов царило полное единомыслие и единство, то республиканцев раздирали внутрипартийные противоречия, отрицательно сказывающиеся на ходе военных действий.

Главными виновниками сложившегося положения, как в Москве, так и в советских представительствах в Испании, считали руководителей ПОУМ, их союзников анархо-синдикалистов, имевших сильные позиции в Каталонии, и прежде всего лидера ПОУМ, видного испанского марксиста Андреса Нина. Фигура Нина настолько интересна, что стоит остановиться на ней более подробно.

Родившийся в 1892 году в Каталонии, Андрес Нин, будучи поборником права каталонцев на самоопределение, еще до Первой мировой войны примкнул к социалистическому движению и в 1913 году вступил в соцпартию Испании. С 1918 года он принимал активное участие в деятельности НКТ и в 1920 был избран в состав секретариата Национального комитета НКТ. Но уже на следующий год Нин выехал в Советскую Россию, где стал близким соратником Троцкого и даже вступил в РКП(б). Вскоре он был назначен председателем Красного интернационала профсоюзов (Профинтерна) и вошел в руководство Коминтерна. Более того, Нин принял советское гражданство, женился на русской девушке и даже был избран депутатом Моссовета. В двадцатые годы прошлого века он неоднократно по линии Коминтерна выезжал на нелегальную работу в Германию и Италию, и тогда же в коммунистической прессе начали часто появляться его статьи, в которых говорилось об актуальных проблемах рабочего движения.

Однако длительное пребывание в СССР привело к тому, что Нин пересмотрел свои прежние идиллические взгляды на советскую действительность и в 1926 году установил контакты с некоторыми представителями оппозиционных Сталину кругов в ВКП(б) (т. н. объединенная левая оппозиция). Позднее Нин писал о том, что уже в то время он остро почувствовал «двойную мораль сталинизма», подмену диктатуры пролетариата диктатурой партаппарата и отход от ленинских принципов в национальной политике. Не принимал он полностью и социально-экономическую политику постнэповского периода. Входе многочисленных командировок за рубеж Нин установил на личностном уровне хорошие отношения со многими европейскими сторонниками Троцкого.

Андрес Нин

Есть сведения о том, что, находясь в 1926 году во Франции, Нин выполнял, помимо прочего, личные поручения самого Троцкого. Так или иначе, но именно за активные связи с «левой оппозицией» Нин в 1927 году был исключен из ВКП(б), выведен из руководства Профинтерна и Коминтерна и переведен на хозяйственную работу. Тем не менее он не оставил попыток наладить взаимодействие с оппозицией, за что в 1930 году был выслан из СССР за «антисоветскую деятельность».

Вернувшись в Испанию, Нин установил связь с местными троцкистами и примкнул к испанской секции Левой оппозиции. Именно на начало 30-х годов приходятся наиболее интенсивные контакты между Нином и Троцким, также высланным из СССР. Но в 1933 году эти контакты прерываются. Дело в том, что Нин и многие его испанские сторонники осудили тактику энтризма, которую Троцкий проповедовал в первой половине 30-х годов в отношении социал-демократических партий. Нин отказался следовать рекомендациям Троцкого, предлагавшего своим сторонникам в Испании вступить в ИСРП и в ее рядах организовать стойкое марксистское и революционное течение. Большая часть движения «Испанская коммунистическая левая», созданного еще в 1932 году, поддержала Нина в данном вопросе. Многие испанские левые коммунисты также приняли предложение Нина прекратить перманентную конфронтацию с промосковской КП И и во имя достижения единства рабочего движения вступить в союз и с КП И, и с ИСРП, сохранив при этом организационную самостоятельность.

После разрыва с Троцким Нин и его коллеги отказались примкнуть к его «Движению за IV Интернационал» и сделали выбор в пользу создания независимой левой, свободной от влияния бюрократизма, сталинизма и социал-реформизма партии. При этом Нин настаивал на том, чтобы в идейном плане йовая рабочая партия стояла на твердых марксистских позициях. В итоге осенью 1935 года на базе действующего, главным образом, в Каталонии Рабоче-крестьянского блока и «Испанской коммунистической левой» возникла ПОУМ, а Нин был избран членом Исполкома новой партии. Большая часть последовательных сторонников Троцкого решила примкнуть к Нину, поскольку программа ПОУМ, на их взгляд, была близка к троцкистской идеологии. Однако подписание в 1935 году руководством ПОУМ предвыборного пакта Народного фронта привело к разрыву между последовательными троцкистами и большей частью партии. Троцкий заявил, что Нин и его соратники «предали пролетариат в интересах альянса с буржуазией», после чего его сторонники начали выходить из партии. Но выход троцкистов из ПОУМ не сблизил партию с КПИ — коммунисты в своей прессе называли ПОУМ не иначе как «врагом Народного фронта» и противником СССР. Возмущало испанских коммунистов и то, что Нин, несмотря на серьезные идейно-политические разногласия с Троцким, публично осудил московские процессы и даже обратился к правительству Республики с предложением предоставить Троцкому политическое убежище в Испании, конкретно — в Каталонии.

В самом начале гражданской войны путчистами был схвачен лидер ПОУМ Хоакин Маурин, после чего Нин был избран политическим секретарем партии. А поскольку с первых же дней войны руководство ПОУМ заявило о полной лояльности республиканскому правительству и призвало членов партии вступать добровольцами в вооруженные силы, лидеры ПОУМ получили приглашение принять участие в военно-политических органах республиканцев. Сам Нин по квоте партии в середине 1936 года вошел в Центральный комитет антифашистских милиций Каталонии и активно участвовал в обороне Барселоны, а после образования автономного правительства Каталонии занял в нем пост министра юстиции. На этом важнейшем посту Нин показал себя толковым администратором. При нем в Каталонии успешно боролись с дезертирами и мародерами, милиция помогала властям осуществлять программу революционных преобразований, органы правопорядка неплохо боролись с франкистской агентурой.

Но в то же время Нин и другие лидеры ПОУМ отвергли предложение Коминтерна об укреплении Народного фронта и взяли курс на осуществление социалистической революции, создание рабоче-крестьянского правительства, передачу предприятий рабочим, замену армии милицией, а государственных учреждений — Советами. Кроме того, Нин и его сторонники не раз вступали в открытое противостояние с коммунистами и советскими представителями в Испании, стремящимися установить собственные порядки в Каталонии. А весной 1937 года в поумовской прессе появилось немало материалов, где осторожно, но принципиально подвергалась сом нению дееспособность ИСРП и КПИ, выражалось неприятие процессов бюрократизации республиканской армии и госаппарата. Некоторые из этих публикаций принадлежали перу Нина, который все более жестко полемизировал с социалистами и коммунистами.

В условиях гражданской войны политическая программа ПОУМ и ее конфронтация с коммунистами были теми факторами, которые могли привести к поражению республиканское правительство Испании. Безусловно, это обстоятельство беспокоило как руководство СССР, так и советских представителей в Испании, посылавших в Москву тревожные сообщения. Так, 22 февраля 1937 года представитель НКВД в Испании Александр Орлов («Швед») направил в Центр доклад, в котором говорилось:

«Основная организация ПОУМ находится в Каталонии. Согласно более или менее проверенной информации, в количественном отношении она представляет следующую картину: в Барселоне имеется около 5000 человек и примерно столько же сочувствующих; в Таррагоне — около 2000 человек; в Жероне — около 1000 и примерно 3000 в других городах и населенных пунктах Каталонии. Кроме того, в Барселоне у них имеется отряд в 2000 человек, примерно половина которых вооружены. В течение некоторого времени сотрудничество ПОУМ с федерацией испанских анархистов принимало антисоветскую направленность, которая вызвана последним судом над троцкистами (в СССР. — Прим. авт.).

Центральный комитет ПОУМ находится в Барселоне, в него входят четыре человека: Нин, Андраде, Усо и Кол»[211].

А 27 февраля в Москву ушло следующее сообщение Орлова:

«Правительство Испании обладает всеми возможностями для победоносной войны. Оно имеет хорошее вооружение, прекрасную авиацию, танки, громадный резерв людей, флот и значительную территорию с базой военной промышленности, достаточной для такой «малой» войны (заводы Испано-Суиза и др.), продовольственную базу и прочее. Численность правительственных войск значительно превосходит войска неприятеля.

Вся эта машина, все эти ресурсы разъедаются:

Межпартийной борьбой, при которой главная энергия людей употребляется на завоевание большего авторитета и власти в стране для своей партии и дискредитирования других, а не на борьбу с фашизмом.

Гнилым составом правительства, часть которого ничего общего с революцией не имеющая, пассивно относящаяся к событиям и думающая лишь о своевременном бегстве в случае крушения…

4. Безответственностью и саботажем правительственных аппаратов и штабов по обеспечению армии и ее операций…

7. Внутренней контрреволюцией и шпионажем…»[212].

В тот же день Орлов направил советскому руководству телеграмму, в которой предлагал следующие шаги по исправлению сложившейся ситуации:

«Мне кажется, что настал такой момент, когда необходимо проанализировать наступившее грозное положение и в особом порядке поставить перед испанским правительством (и лидерами партий) вопрос о всей серьезности положения и предложить необходимые мероприятия:

Оздоровление армии и ее руководства (расстрел за дезертирство, дисциплина и т. д.) и прекращение межпартийной грызни, если испанское правительство действительно хочет помощи от нас.

Если перед лицом нависшей сейчас опасности мы не приведем испанское правительство в чувство, дело примет катастрофический оборот. Падение Мадрида повлечет за собой деморализацию армии, восстание внутри и измену со стороны отдельных районов Каталонии»[213].

Регулярно получая такого рода сообщения из Испании, советские руководители, и прежде всего Сталин, развернувший в это время бескомпромиссную борьбу с Троцким и его сторонниками по всему миру, очень скоро стали относиться к ПОУМ и ее лидерам более чем враждебно. Враждебность эта возрастала по мере усиления активности в Испании сторонников Троцкого, призывавших ПОУМ к открытой борьбе с Народным фронтом. С этой целью в стране был создан «Революционный фронт молодежи» — молодежная организация, объединившая молодых анархистов и поумовцев. А приехавшие со всего мира лидеры небольших групп, исключенные в разное время из компартий за правые или левые уклоны, даже попытались провести в Барселоне свою объединительную конференцию. Этот вызов, брошенный Сталину в тот момент, когда советское влияние в Испании укрепилось после победы республиканской армии при Гвадалахаре, стал для Нина и его сторонников фатальным. При этом необходимо учитывать и то, что Сталину важно было показать, что троцкисты действуют как предатели не только в СССР, но и в демократических странах, управляемых правительствами Народного фронта.

5 марта 1937 года лидер испанских коммунистов Хосе Диас выступил на закрытом собрании исполкома компартии с обращением, в котором заклеймил членов ПОУМ как «агентов фашизма, укрывшихся за якобы революционными лозунгами». Тогда же представитель Коминтерна Степанов (болгарский коммунист Иванов-Минев), советский полпред Леон Гайкис и Орлов предложили отправить в отставку премьер-министра Ларго Кабальеро, отказавшегося санкционировать чистку ПОУМ, и заменить его более сговорчивым министром финансов Хуаном егрином, который поддерживал коммунистов. У Орлова были все основания требовать смещения Кабальеро. Ведь еще в декабре 1936 года от агентов, внедренных в ПОУМ, он получил сведения, что поумовцами и анархистами готовится вооруженное выступление в Барселоне. А в начале 1937 года подтверждение этой информации пришло из берлинской резидентуры ИНО НКВД, которая получила анонимное сообщение (как впоследствии оказалось, от X. Шульце-Бойзена, одного из будущих руководителей нелегальной резидентуры ИНО НКВД в Германии «Красная капелла»), что германские агенты проникли в троцкистские круги в Барселоне с намерением в ближайшее время организовать путч. Кроме того, у Орлова имелись сведения, что лидеры ПОУМ готовятся начать террористические акты против коммунистов. Об этом свидетельствует донесение Орлова, отправленное в Москву в начале марта 1937 года:

«В настоящее время ряд лиц утверждены ЦК ПОУМ для террористической деятельности. Для руководства молодежной организацией ПОУМ назначены, во-первых, Теодор Сане, во-вторых, Мендес, в-третьих, еще один из руководителей организации по имени Лоренсо. Все они являются опытными террористами и принимали участие в различных вооруженных рейдах. Установлено, что группа Бланко (члена ПОУМ. — Прим. авт.) готовила террористический акт против Рамона 1 орерро, бывшего комсомольского лидера, секретаря городской ячейки города Кордовы… В этом же году 3 или 4 февраля Муэль Себастьяно, секретарь окружной комсомольской ячейки Мадрида, получил анонимное письмо, в котором ему советовали оставить этот пост, угрожая в противном случае ликвидировать его и его семью. Письмо было подписано следующим образом: «Да здравствует испанская фаланга! Да здравствует ПОУМ!»[214].

Однако в марте 1937 года, несмотря на нажим советских представителей, правительство Кабальеро устояло. И тогда Орлов (безусловно, с одобрения Москвы) приступил к так называемым «литерным операциям» против ПОУМ и ее союзников. Первой жертвой стал журналист Марк Рейн, сын высланного из России известного меньшевика Рафаила Абрамовича, руководителя И Интернационала. Родившийся в 1909 году, Рейн был антикоммунистом, активным участником движения норвежских и немецких крайних левых, в 20-х — начале 30-х годов жил в Германии, а после 1933 года эмигрировал во Францию. В Париже он стал председателем Союза германской социал-демократической молодежи и членом леворадикальной группы «Нойе бегинен». Позднее он перебрался в Стокгольм, где работал редактором газеты «Социал-демократик кратен». Рейн сочувствовал испанским левакам, а в Каталонии представлял ряд левых шведских и французских изданий. В ночь с 9 на 10 апреля он исчез из своего номера в барселонском отеле, и больше его никто не видел. Через несколько дней друзья обнаружили его исчезновение и подняли тревогу. Позднее один из них, будущий канцлер Германии Вилли Брандт, вспоминал, что «исчезновение» Рейна произвело на него тягостное впечатление.

Известность отца Рейна, а также непрекращающиеся его поиски взбудоражили общественное мнение в Европе, что заставило испанское правительство начать расследование. В результате к июлю 1937 года было выяснено, что к похищению Рейна приложили руки руководители «Группы информации» (Grupo de information) каталонских секретных служб (SSI) Альфред Герц и Гомес Эмперадору, а также их агент SSI-29, работавшие на Орлова. Впрочем, судьбу Рейна это не прояснило, хотя уже в правление Франко агент SSI-29 (настоящая фамилия Ларенцик) был арестован, отдан под военный суд и казнен как агент НКВД.

Между тем обстановка в Каталонии накалялась и в начале мая вылилась в вооруженное выступление сторонников ПОУМ и анархистов, более известное как Барселонский мятеж. Поводом для него послужил приезд в Барселону президента Асаньи и его обращение к провинциальному совету Каталонии. На следующий день, Змая, воспользовавшись постановлением совета взять под контроль телефонную станцию, анархисты при активной поддержке ПОУМ подняли вооруженный мятеж против республиканского правительства Народного фронта. Буквально в одночасье начались бои, продолжавшиеся три дня. Об ожесточенности столкновений можно судить по следующему донесению Орлова в Москву:

«События в Барселоне начались несколько дней тому назад рядом столкновений и инцидентов. Основным сигналом к восстанию послужило убийство 7 анархистов из правительственных частей при занятии правительственными войсками границы у Ауксерда. 4 мая началась вооруженная борьба между элементами ФАП (фашисты-анархисты-поумовцы. — Прим. авт.), с одной стороны, и частями Генералидада (правительство Каталонии. — Прим. авт.) и ПСУК (Объединенная социалистическая партия Каталонии. — Прим. авт.) — с другой. Сегодня, 7 мая, борьба носит жестокий характер, есть много раненых и убитых. Среди убитых генеральный секретарь Всеобщего союза трудящихся Сес, и тяжело ранен начальник внутренней охраны Каталонии Эскобар. Убийства совершены при входе в Генералидад. Участие ПОУМ в путче на стороне анархистов самое активное. Троцкистские барселонские газеты от 5 мая призывали к вооруженному восстанию. По радио передавался призыв к бедным каталонским рабочим покончить с… марксистами и мирно соединиться с войсками Франко на арагонском фронте»[215].

Волнения произошли и на фронте в поумовских и анархистских частях. В итоге восстание было подавлено лишь тогда, когда в Барселону были введены части штурмовой гвардии, прибывшие из Валенсии и других мест. Прямым результатом барселонского мятежа была гибель только в одной Барселоне 350 человек при 2600 раненых. Но гораздо более тяжелыми были военно-политические последствия этой акции: срыв тщательно подготовленного наступления на Северном фронте и потеря республиканцами Басконии, подрыв международного авторитета республики и кризис Народного фронта.

Однако в своем донесении Орлов умалчивает о том, что во время мятежа ему удалось ликвидировать большое число анархистов и в том числе философа-анархиста, политкомиссара анархистской колонны «Справедливость и свобода» или «Колонны Росселли», редактора газеты «Guerra di Classe» («Война классов») Камилло Бернери и его соратника Франциско Барбиери. Обстоятельства гибели Бернери и Бар-биери тщательно расследовал уже упоминавшийся ранее К. Треска, позднее опубликовавший их в троцкистской печати[216].

Согласно Треске, 4 мая на квартиру, расположенную на площади Дель Анхель в Барселоне, где находились в то время Бернери со своей женой, Барбиери и некоторые другие их товарищи, пришли двое агентов Альфреда Герца, назвавшиеся друзьями и антифашистами. А через несколько часов в той же квартире был произведен тщательный обыск, в котором участвовали те же двое агентов, но уже с красными нарукавными повязками с буквами ПСУК. Они забрали оружие и документы и приказали всем под страхом расстрела не выходить из дома.

Когда же Бернери и Барбиери попросили объяснений, им было сказано, что правительству стало известно об их контактах с итальянскими вооруженными анархистами.

В среду 5 мая в 6 часов утра в квартиру вошли двенадцать человек, из них шесть полицейских и шесть членов ПСУК во главе с Герцем. Они приказали Бернери и Барбиери выйти и обращались с ними как с арестованными. А в ночь с 5 на 6 мая Бернери и Барбиери были убиты. Днем 6 мая представители полиции пришли в дом на площади Дель Анхель и сказали товарищам задержанных, что заключенные будут выпущены на свободу в полдень того же дня. Но в этот же самый день семьи задержанных узнали из газет, что на улице, недалеко от здания Генералидада, были найдены тела Бернери и Барбиери со следами множественных ранений. При этом Треска от себя добавляет, что организатором и исполнителем этого убийства был член американской компартии Герц, «заливший Барселону кровью наших лучших товарищей»[217]. Более того, Треска утверждает, что под именем Герца в Испании действовал Джордж Минк. Однако это утверждение не соответствует действительности, поскольку Минк, как уже говорил ось ранее, находился в Испании под своим именем как кадровый сотрудник Разведупра РККА.

Кроме Бернери и Барбиери во время мятежа в Барселоне было ликвидировано и множество других анархистов. Среди них можно назвать секретаря «Анархистской молодежи Каталонии» Альфредо Мартиниса, который считался особо опасным оппозиционером, так как возглавляемая им организация объединяла молодежные организации анархистов, ПОУМ и социалистов. В арестах анархистов принимал активное участие будущий советский разведчик-нелегал Иосиф Григулевич, который много лет спустя так вспоминал о своем участии в этой спецоперации:

«В Мадриде я руководил группой социалистов, которая «использовалась» для самых разных дел. Однажды меня вызывает начальник и говорит: «В Барселоне произошло восстание. Все наши попытки арестовать кого-либо из зачинщиков закончились ничем. Ты можешь предоставить свою группу?» Отвечаю: «Конечно». — «Поезжай в Барселону и арестуй всех вожаков. Мы тебе дадим их адреса. Только действуй решительно!» Посадил я всех в машины, поехали в Барселону. Там мне сказали, что я должен арестовать трех людей из Федерации анархистов Иберика. Поехал по указанному адресу, и что застаю там?

Андалузцев с налитыми кровью глазами, которые предложили мне угоститься… водкой, русской икрой и борщом. И… говорят по-русски, жутко матерятся. Ничего не понимаю! Вы думаете, кем они оказались?

В 1922 году был убит председатель Совета министров Испании. Так вот, это они бросали в него бомбу! Затем уехали в Париж, а в 1926-м — в Москву. Вернулись на родину в 1931 году, когда в Испании произошла революция. В СССР они женились на русских и украинках, которые работали подавальщицами в столовых. И единственное, чему те смогли научить своих мужей, — это пить водку, есть борщ, ругаться матом и плохо говорить по-русски. Они остались такими же анархистами, какими приехали в Москву.

Итак, я выкладываю на стол пистолет и говорю: «Собирайтесь в дальнюю дорогу». — «В какую дорогу?» — «К сожалению, должен вас арестовать». Приезжаю в наше консульство к Антону Хусейну (псевдоним В. Антонова-Овсеенко), там были и другие товарищи. Рассказываю им все, они мне говорят: «Ты пьян». Я отвечаю: «Я пьян, но говорю вам правду». Действительно, все оказалось правдой»[218].

Мятеж в Барселоне имел далеко идущие последствия и для ПОУМ. В Москве были взбешены случившимся и приказали испанским коммунистам потребовать отставки Кабальеро и ликвидации ПОУМ. После этого состоялось заседание Политбюро компартии Испании с участием представителей Коминтерна П. Тольятти и Э. Герэ, на котором требования Москвы были принятые неукоснительному исполнению. В результате 15 мая 1937 года Кабальеро ушел в отставку, а премьер-министром стал Хуан Негрин, который сразу же обвинил поумовцев и анархистов в саботаже усилий, направленных на победу в войне. После этого Нин был снят со всех постов в Каталонии и против него начато следствие по обвинению в измене.

Но Кремлю этого показалось мало, и по всей Испании начался кровавый террор, направленный против троцкистов и ПОУМ. Орлов получил указание Центра любым путем арестовать Нина и других руководителей ПОУМ и доказать их связь с Франко и немецкими фашистами.

Выполняя приказ Москвы, Орлов, воспользовавшись тем, что недавно были разоблачены агенты нелегальной франкистской резидентуры в Мадриде, передал правительству Негрина сфальсифицированные документы, подготовленные с участием двух сотрудников испанской тайной полиции — А. Кастилья и X. Хименесом. Из этих документов следовало, что Нин и его сторонники сотрудничали с организацией «Испанская фаланга», а через нее с Франко и Германией. Эта операция была тщательно спланирована, о чем свидетельствует донесение Орлова в Москву от 23 мая 1937 года:

«Ввиду того, что это дело (разоблачение франкистской нелегальной резидентуры в Мадриде. — Прим. авт.), по которому подавляющее большинство созналось, произвело серьезное впечатление на военные и правительственные круги и что это дело крепко документировано и обосновано полным сознанием обвиняемых, я решил использовать значимость и бесспорность дела для того, чтобы вовлечь в него руководство ПОУМ (связи которого мы действительно ищем при ведении следствия).

Мы составили прилагаемый документ, изобличающий руководство ПОУМ в сотрудничестве с организацией «Испанская фаланга» и через нее с Франко и Германией. Содержание этого документа мы зашифруем имеющимся в нашем распоряжении шифром Франко и напишем на обороте захваченного у организации плана расположения наших огневых точек в Каса дель Кампо. Этот шпионский документ об огневых точках прошел через пять рук. Все пятеро фашистов сознались в передаче документа друг другу для переотправки Франко. На другом захваченном документе мы напишем симпатическими чернилами несколько строчек безразличного содержания, и с этим документом начнем совместно с испанцами обнаруживать, нет ли на документах тайнописи. На этом документе мы испробуем несколько проявителей. Особый проявитель проявит эти несколько слов или строчек. Тогда этим проявителем мы начнем пробовать все другие документы и таким образом выявим составленное нами письмо, изобличающее руководство ПОУМ. Испанец, начальник контрразведывательного отдела, немедленно выедет в Валенсию в шифротдел военного министерства для расшифровки письма.

Шифротдел, по нашим данным, располагает этим шифром Франко. Если даже при этом отдел почему-либо письма не расшифрует, то мы «потратим пару дней» и расшифруем письмо.

Ждем от этого дела большого эффекта. После той роли, которую ПОУМ сыграл в Барселонском восстании, изобличение прямой связи одного из его руководителей с Франко должно содействовать принятию правительством ряда административных мер против испанских троцкистов и полностью дискредитировать ПОУМ как германо-франковскую организацию»[219].

Предположения Орлова полностью оправдались. 16 июня 1937 года Нин и 40 других руководителей ПОУМ (в том числе Хулиан Горкин, Аркер Хорди, Хуан Андраде, Педро Боне и др.) по приказу Не-грина были арестованы, ПОУМ запрещена, ее милицейские батальоны расформированы, газета «Баталия» закрыта, а штаб-квартира партии в барселонском отеле «Фалькон» занята республиканскими войсками, действующими по приказу генерального директора безопасности полковника А. Ортеги.

17 июня Нин и другие лидеры ПОУМ были отправлены в тюрьму Алькала-де-Энарес в пригороде Мадрида, где с 18 по 21 июня они подверглись интенсивным допросам с целью добиться признания в шпионской деятельности. Допросы вели Орлов и представитель Коминтерна Видали. Однако Нин категорически отрицал свою связь с фашистами, и тогда его подвергли пыткам. По воспоминанию Хулиана Горкина, одного из видных деятелей ПОУМ, чудом оставшегося в живых, через несколько дней пыток лицо Нина «представляло собой бесформенную массу». Но и тогда у него не удалось добиться никаких признаний.

Поскольку Нин так и не сделал признаний, необходимых для организации публичного процесса, а выпускать его на свободу было невозможно, Москва приняла решение о его ликвидации. Операцию «Николай» (так окрестили ликвидацию Нина) провел лично Орлов, которому помогали три испанца и агент НКВД «Юзик» — Григуле-вич. Сохранился отчет Орлова о проведении операции, написанный 24 июля 1937 года, в котором, в частности, говорится:

«Об участниках дела «Николая». Основные участники это — 1) Л. и 2) А.Ф. И.М. был самым косвенным пособником. Когда он приносил кушать в арестное помещение и ему открывали ворота, наши люди прошли во двор… Полтавский должен был вам сообщить из Парижа о выезде к вам последнего участника операции — Юзика… Он служил мне переводчиком по этому делу, был со мной в машине у самого помещения, из которого мы вывозили объекта… Его значком полицейского мы избавлялись от слишком внимательного осмотра машин, со стороны дорожных патрулей, когда мы вывозили груз»[220].

Нин был расстрелян у отметки «17-й километр» на шоссе около Алькала-де-Энарес и захоронен в поле в ста метрах от дороги. В архиве КГБ сохранилась и такая записка, явно раскрывающая обстоятельства убийства Нина: «Н. из Айкала де Энарес в направлении Перане де Тахунья, на полпути, в ста метрах от дороги, в поле. «Бом», «Швед», «Юзик», два испанца. Водитель «Пьера». «Виктор»»[221].

Между тем уже с 21 июня в Каталонии начали циркулировать слухи об убийстве Нина. Пресса открыто задавалась вопросом: «Где Нин?», а во Франции был создан комитет по его защите. В Каталонии судья М. Лагиа начал следствие по поводу исчезновения Нина и даже арестовал двух полицейских агентов из Мадрида, которые были замешаны в этом деле. Однако вскоре по приказу центральных властей он сам был арестован, и, хотя его затем выпустили на свободу, дело было развалено.

Центральные власти категорически отрицали смерть Нина. 22 июня ими был создан специальный трибунал, на котором предполагалось рассмотреть дело об измене членов ПОУМ. А вслед за этим министр юстиции республиканского правительства сообщил о «распоряжении правительства республики, в соответствии с которым процесс против господ Нина, Горкина и других членов ПОУМ будет проводиться в соответствии с нормами права, со всеми гарантиями, которые предоставляются судами гражданам, и с защитой, которую они стремятся получить от закона… Могу заверить, что никто из заключенных не получил ни царапины, ни плохого обращения, на них не оказывалось никакого другого давления, которое касается их собственного достоинства»[222].

Но этому заявлению мало кто поверил. Что же касается Троцкого, то он отозвался на исчезновение Нина статьей «Убийство Андрея Нина агентами Г.П.У»., опубликованной в «Бюллетене оппозиции» за № 58–59, в которой писал:

«Когда Андрей Нин, руководитель ПОУМа, был арестован в Барселоне, не могло быть ни малейшего сомнения в том, что агенты ГПУ не выпустят его живым. Намерения Сталина раскрылись с исключительной ясностью, когда ГПУ, которое держит в своих когтях испанскую полицию, опубликовало заявление, в котором Нин и все руководство ПОУМа обвиняются в том, что они являются «агентами» Франко.

Вздорность этого обвинения ясна всякому, кому известно хотя бы самые простые факты испанской революции. Члены ПОУМа героически боролись против фашистов на всех фронтах Испании. Нин — старый и неподкупный революционер. Он защищал интересы испанского и каталонского народов против агентов советской бюрократии. Именно поэтому ГПУ избавилось от него при помощи хорошо подготовленного «рейда» на барселонскую тюрьму. О том, какую роль сыграли в этом деле официальные испанские власти, можно только делать предположения».

В конце концов, правду больше скрывать было невозможно. И 5 апреля 1938 года министерство юстиции республиканского правительства опубликовало официальное коммюнике, в котором сообщалось:

«После надлежащего расследования выяснилось, что г-н Нин вместе с другими руководителями ПОУМ был арестован полицией Сегуридад, его перевели в Мадрид и заключили в предварительную тюрьму, специально подготовленную комиссаром мадридской полиции. Из этой тюрьмы он исчез, и до сих пор все, что было сделано, чтобы найти его и его охрану, оказалось безрезультатным»[223].

Судьба остальных арестованных членов руководства ПОУМ была решена на процессе, проходившем с 11 по 22 октября 1938 года. Перед специальным трибуналом предстали Горкин, Андраде, Хиронелья, Ровира Аркер, Ребуль, Боне, Эскудер, Рей и др., которым предъявили обвинения, сфабрикованные по образцу московских процессов. Однако все они категорически их отвергли, а международная левая общественность, возмущенная судилищем, гневно осудила его. Интересные воспоминания об этом процессе оставил Ш. Орр в своей книге «Воспоминания об отеле Фалькон». Так, он описывает случай с активистом ПОУМ Марио, итальянским студентом-беженцем, который работал в газете «Испанская революция» в итальянском отделе. Полиция заставила Марио дать показания о том, что он и остальные члены ПОУМ были фашистскими агентами. Когда Марио привели в зал суда, где он должен был повторить свои показания, случилось обратное — он публично рассказал о методах следствия, при помощи которых его заставили оговорить себя и своих товарищей. После выступления Марио организаторам суда над ПОУМ пришлось отказаться от открытых процессов[224]. В результате руководителям ПОУМ не был вынесен смертный приговор, и 2 ноября их осудили на 15 лет тюрьмы (за исключением Аркера, который получил 11 лет, и Рея, которого оправдали). Но после падения в марте 1939 года республики им всем удалось бежать, несмотря на попытки республиканских спецслужб выдать их Франко.

Вслед за арестом руководителей ПОУМ сотрудники НКВД в Испании при поддержке испанских коммунистов развернули настоящую охоту на тех, кого в Москве считали троцкистами и предателями. Перечислять всех тех, кто стал жертвой этой охоты, не имеет смысла, и поэтому будут названы только наиболее известные в международном коммунистическом движении фигуры.

Так, 2 августа 1937 года в Барселоне исчез один из эмиссаров Троцкого в Испании Ганс Давид Фройнд (Мулен). Он родился 12 марта 1912 года в немецком городе Бенцлау в мелкобуржуазной еврейской семье, эмигрировавшей в Палестину в 1933 году. В совсем юном возрасте он увлекся идеями коммунизма, вступил в комсомол, а в начале 1930-х годов совершил поездку в СССР, откуда вернулся ярым антисталинистом. Обосновавшись в Берлине, он примкнул к троцкистам, но в 1933 году временно отошел от активной политической деятельности. Будучи вынужден в 1933 году эмигрировать из Германии, Мулен перебрался в Англию, где учился в Оксфорде и работал над диссертацией по социологии.

В 1934 году Фройнд переехал Женеву, где, как отмечалось в докладах полиции, имел большое влияние на социалистически настроенных студентов. Вскоре он стал членом организации швейцарских троцкистов МАБ, а также установил связи с молодыми французскими троцкистами и итальянской анархистской группой Бертони. В мае 1936 года Фройнд отправляется в Париж, где участвует в так называемой женевской конференции троцкистов, на которой было принято решение основать «Движение за IV Интернационал».

Когда в Испании заполыхала гражданская война, Фройнд в начале сентября 1936 года выехал в Мадрид и несколько недель готовил передачи на немецком языке для Радио ПОУМ. Тогда же его едва не расстреляли на фронте под Гуадаррамой, где он, выдавая себя за журналиста, вел троцкистскую пропаганду и писал репортажи во французские троцкистские издания. В январе 1937 года Фройнд выехал в Париж для участия во 2-й конференции ПОИ, на которой обсуждались вопросы испанской революции. Вернувшись в Барселону, он пытался объединить группы «большевиков-ленинцев», а также установил контакты с группой анархистов «Друзья Дуррути».

Будучи активным участником барселонского мятежа, Фройнд после 7 мая ушел в подполье, поскольку его разыскивали как главного руководителя «большевиков-ленинцев» в Каталонии. Несколько месяцев ему удавалось оставаться на свободе, но, как уже говорилось, 2 августа он был арестован и после этого его никто не видел. По некоторым, весьма сомнительным, данным небезызвестному Минку каким-то образом удалось войти к нему в доверие, что и определило его дальнейшую судьбу.

13 сентября того же года после официального освобождения из тюрьмы исчез личный представитель Троцкого в Испании Эрвин Вольф, он же Николь Браун и Кифф. Родившийся в 1902 году в семье промышленника из Судет, Вольф учился в Германии в Берлинском университете, где стал членом КП Г. Однако вскоре он примкнул клевой оппозиции, а в 1933 году после эмиграции во Францию стал троцкистом.

Во время нахождения Троцкого в Норвегии он с 1935 по 1936 год исполнял обязанности его личного секретаря, а после высылки Троцкого в Мексику перебрался в Париж, где стал секретарем «Движения за IV Интернационал». В начале 1937 года по указанию Троцкого Вольф отправился в Испанию со специальной миссией — через него Троцкий планировал передавать инструкции своим испанским сторонникам. Тут есть смысл привести воспоминания писателя с мировым именем и не менее известного революционера Виктора Сержа:

«Эрвин Вольф… навестил меня в Брюсселе и сказал, что не может спокойно заниматься марксистскими исследованиями, когда революция борется за жизнь. Он отправлялся в Испанию. «Вы едете, — отвечал я ему, — навстречу неминуемой гибели». Но ему был присущ боевой оптимизм юности. Высокий лоб, тонкие черты лица, серьезность молодого теоретика, острое, но схематичное и прямолинейное мышление… Недавно он женился на молодой норвежке, дочери социалиста Кнудсена.

Счастливый и уверенный в себе. В Барселоне его, естественно, арестовали. Консульства Чехословакии и Норвегии проявили в нем участие и добились его освобождения. Несколько дней спустя он был похищен на улице и исчез навсегда»[225].

Существует ряд свидетельств, что к аресту и гибели Вольфа причастен агент НКВД доктор Дж. Тиоли. О Тиоли и обстоятельствах его деятельности в Испании имеется очень мало сведений. Согласно «Воспоминаниям» Орра, Тиоли жил в отеле Фалькон вместе с поумовцами и делал вид, что работает в Красном Кресте. Он также сотрудничал с молодой англичанкой, известной под именем Патрисия. Но по утверждению Орра, их изначально подозревали как агентов НКВД. Правда, Орр приводит крайне мало фактов касательно Тиоли, ограничиваясь лишь своими личными впечатлениями о нем. Он пишет, что первый раз встретился с Тиоли в ноябре или декабре 1936 года, когда тот притворялся журналистом, и отзывается о нем как о человеке, казавшемся дружелюбным. Он помогал поумовцам чем мог, хотя вскоре Орр пришел к выводу, что этот приятный человек является коммунистическим агентом. Говоря о Тиоли, Орр пишет, что «многие люди, вовлеченные в работу сталинского карательного аппарата, оставались на деле человечными и не оправдывали ожиданий в жестокости»[226]. Тиоли мельком упоминается и в других разного рода воспоминаниях и комментариях — как человек, у которого жил Вольф и который, будучи агентом НКВД, был причастен к его аресту.

Следующим исчезнувшим оказался бывший австрийский троцкист Курт Ландау, занимавший руководящие позиции в Международном секретариате ПОУМ. Он родился в 1903 году в Вене и начал свою трудовую деятельность дрессировщиком в цирке, выступая с номерами по укрощению львов. В 1921 году Ландау вступил в компартию Австрии и очень быстро стал секретарем городского комитета в Вене. В 1925 году его назначают руководителем агитпропотдела ЦК КПА и редактором по культуре центрального органа партии газеты «Роте фане». Однако его встреча с В. Сержем в 1925 году привела к тому, что он стал сторонником левой оппозиции в СССР, а в 1926 году вместе с И. Фреем создал в КПА оппозиционный блок, за что на следующий год был исключен из партии. В 1929 году Ландау по предложению Троцкого выехал в Германию для работы по объединению местных троцкистских групп и уже на следующий год вошел в руководство «Объединенной левой оппозиции КПГ (большевиков-ленинцев)» и Международной левой оппозиции.

Рудольф Клемент — один из ближайших соратников Троцкого

Однако в июне 1931 года Ландау разошелся с Троцким и увел вместе с собой часть членов партии и газету «Коммунист». После прихода Гитлера к власти он эмигрировал во Францию и начал издавать газету «Der Funke» («Искра»). При этом он оставался противником Троцкого и резко критиковал его идею по созданию IV Интернационала, хотя и оставался сторонником реформы действующего Коминтерна.

В 1934 году он начал тайно сотрудничать с оппозицией в аппарате французской компартии (А. Ферра и Ж. Каган) и независимым коммунистическим журналом «Что делать?», в котором публиковался под псевдонимом Бертрам Вольф.

После начала гражданской войны в Испании Ландау в октябре 1936 года приехал в Барселону и предложил свои услуги ПОУМ, Вскоре он был избран в состав Международного секретариата, где являлся координатором по работе с иностранными добровольцами и журналистами, а также сотрудничал с газетой «Баталия», публикуясь под псевдонимом «Наблюдатель». При этом он поддерживал вступление ПОУМ в правительство Каталонии, критиковал позицию Троцкого по Испании и одновременно выступал против правого крыла партии, считая его позицию де зорганизующей.

 Когда же ПОУМ была объявлена вне закона, Ландау перешел на нелегальное положение. Чтобы выйти на его след, сотрудники Орлова 11 сентября арестовали его жену Катю Ландау, требуя от нее сообщить о местонахождение мужа. Впрочем, с этой целью арестовали не ее одну:

«Мориц Бресслер, он же фон Ранке, один из самых гнусных агентов ГПУ, сводил обвинение к ничтожному поводу. Он и его жена Ка-паланц распорядились арестовать одного товарища: они подозревали, что тот знал, где находится Курт Ландау. «Если вы не сообщите его адрес, — говорили они, — вы не выйдете из тюрьмы. Это враг Народного фронта и Сталина. Как только мы узнаем, где он находится, мы его убьем»[227].

О трудностях поиска Ландау говорит и донесение Орлова в Москву от 25 августа 1937 года:

«Литерное дело Курта Ландау оказалось наиболее трудным из всех предыдущих. Он находится в глубоком подполье, и, несмотря на то что мы уже больше десяти дней ведем неусыпное наблюдение за видной анархисткой, которая, по ее же заявлению нашему источнику, является его связисткой и видится с ним ежедневно, мы его обнаружить не смогли еще…

Ландау… без сомнения, является центральной фигурой в подпольной организации ПОУМ. Если бы ликвидировали его во время встречи, то началось бы полицейское расследование и был бы подставлен агент НКВД. Вот почему предлагаю Ландау со свидания не брать, а проследить его до его места жительства и взять его уже позже — через день-два. Как Вам известно, Ландау, в отличие от прочих иностранцев-литерников, теснее сросся с местными троцкистскими организациями»[228].

В конце концов, несмотря на все трудности, 23 сентября 1937 года Ландау был выслежен и арестован. Больше его никто, разумеется, не видел.

Здесь мы сознательно не затрагиваем тему преследования инакомыслящих в интербригадах. Скажем только, что этим занимались как испанская контрразведка, так и сотрудники НКВД. В качестве примера приведем выдержку из допроса известного журналиста Михаила Кольцова от 16–17 июня 1939 года, где он говорит о нравах, царивших среди советских военных советников и сотрудников НКВД в Испании:

«…В разгар военных операций, как это было, например, в Хораме в феврале 1937 года, ПАВЛОВ (Д.Г. Павлов, впоследствии генерал армии, Герой Советского Союза, расстрелян в 1941 году. — Прим. авт.) вместе с испанскими командирами устроил безобразную попойку. В результате танки, как мне позже об этом сообщил ШТЕРН (Г.М. Штерн, впоследствии генерал-полковник, Герой Советского Союза, расстрелян в 1941 году. — Прим. авт.), в нужный момент не оказались на участке боя, что привело к потере некоторых важных стратегических позиций…

Работник Особого отдела БОЛОТИН (дальнейшая его судьба мне неизвестна) как-то раз, летом 1937 года, хвалился мне «устранением» (подразумевалось убийство) испанского командира, не пришедшегося по вкусу ПАВЛОВУ (Болотин-Балясный во время Великой Отечественной войны занимал руководящие посты в советской военной контрразведке Смерш. — Прим. авт.).

Находившийся в Мадриде работник НКВД СЕРЕБРЯННИКОВ методами своей деятельности и личным поведением, как и ПАВЛОВ, дискредитировал себя и организации, направившие его в Испанию.

Вопрос: Чем?

Ответ: СЕРЕБРЯННИКОВ, изолировавшись от советских работников, вместе с тем при встречах с испанцами рассказывал о невероятных полицейских приключениях, в которых он якобы участвовал, и о расстрелах в Мадриде, которыми он руководил. СЕРЕБРЯННИКОВ объяснял испанцам, что он «русский полицейский генерал», и разводил при этом хлестаковщину.

СЕРЕБРЯННИКОВ участвовал в кутежах, устраиваемых местными руководителями полиции, содержал штат из нескольких испанцев и испанок, которым, однако, не выплачивал зарплаты. Весной 1937 года СЕРЕБРЯННИКОВ уехал из Мадрида, оставив за собой целый хвост жалоб и неоплаченных работников.

Вопрос: Где сейчас находится СЕРЕБРЯННИКОВ?

Ответ: СЕРЕБРЯННИКОВ работает в Москве, в органах НКВД, но после Испании я с ним не встречался»[229].

Впрочем, и советские военные советники, и испанские коммунисты в скором времени на себе ощутили всю «прелесть» репрессий. Так, в конце тридцатых годов прошлого века были репрессированы Я. Берзин, И. Проскуров, П. Рычагов, Я. Смушкевич и многие другие «испанцы». Чудом избежал этой участи А. Орлов, бежавший в США. Что касается испанских коммунистов, оказавшихся после поражения в СССР, то более половины из них были арестованы и погибли в лагерях. Показательна в этом плане судьба генсека КП И Хосе Диаса. Во время войны он вместе с семьей находился в эвакуации в Тбилиси, где начал работать над книгой воспоминаний. Но 19 марта 1942 года он неожиданно выбросился с 4-го этажа, причем именно в тот момент, когда его жены и дочери не было дома. Примечательно, что перед этим он посылал в Москву возмущенные письма, протестуя против того, как обращаются с детьми в тбилисской колонии.

Охота на «троцкистов» во Франции

После разгрома троцкистов и тех, кого в Кремле считали «троцкистами» в Испании, деятельность НКВД по уничтожению сторонников «демона революции» была перенесена во Францию, где те имели наиболее сильные позиции в Европе. И первой жертвой этой войны стал невозвращенец, бывший нелегал ИНО НКВД Натан Рейсс. Ликвидировали Рейсса, скорее всего, именно как троцкиста, а вовсе не для того, чтобы другим неповадно было, как это утверждают некоторые авторы.

Достаточно вспомнить, что в один месяц с Рейссом стал невозвращенцем бывший сотрудник Разведупра и дипломат А. Бармин, а позднее сотрудники разведки М. Штейнберг, Г. Массинг и В. Кривицкий. Но ни за одним из них не началась немедленная охота, закончившаяся ликвидацией меньше через два месяца после разрыва отношений с советской разведкой.

Натан Маркович Рейсс («Людвиг», «Раймонд»), известный также как Игнатий Станиславович Порецкий, родился 1 января 1899 года в небольшом галицийском городке Подволочиск на границе России и Австро-Венгрии в еврейской мелкобуржуазной семье. Во время учебы во Львовской гимназии он увлекся идеями социализма, а после поступления на юридический факультет Венского университета окончательно связал свою судьбу с коммунистическим движением. Вступив в 1919 году в Коммунистическую рабочую партию Польши, Рейсе работал связником в Юго-Восточном бюро ИККИ и в Коммунистической партии Восточной Галиции. В 1920 году он вел нелегальную работу в Польше, занимаясь агитацией среди польских солдат и организовывая диверсии на коммуникациях польский войск, однако вскоре был арестован и осужден на пять лет тюремного заключения.

В 1921 году, будучи освобожденным под залог, Рейсс прибыл в Москву, где вместе со своим другом детства Вальтером Кривицким (о нем речь пойдет позднее) был завербован для работы в Разведупре РККА. С 1921 года он снова работал в Польше, а в 1923 году был послан в Берлин для подготовки вооруженного восстания. В Берлине Рейсса подключили к работе военного аппарата КП Г, точнее, его «советско-инструкторской» части, а после провала ноябрьского восстания перебросили в 1925 году в венскую резидентуру Разведупра под начало резидента А.В. Емельянова. В Вене Рейсс принимал участие в ряде довольно деликатных дел, связанных с локализацией провалов.

Так, как уже говорилось выше, он был наверняка замешан в убийстве бежавшего из Вены резидента Разведупра Ярославского. Деятельность Рейсса в Германии и Австрии была высоко оценена руководством Разведупра. Прибыв в 1927 году в Москву, он был повышен в должности и награжден крайне редким в те времена для разведчиков орденом Красного Знамени. И тогда же он стал членом ВКП(б).

Через некоторое время Рейсс вновь был направлен в зарубежную командировку. Пробыв несколько месяцев в Чехословакии, где он легендируется, налаживает работу военного аппарата КП Чехословакии и внедряет группы информаторов на военные заводы, Рейсс переезжает в Голландию и сменяет нелегального резидента Разведупра Макса Максимова (Фридмана). Работа в Голландии была чрезвычайно важна, так как именно из этой страны главным образом велись действия против Великобритании после разрыва с ней дипломатических отношений в 1927 году. Самым большим успехом Рейсса в это время было привлечение к сотрудничеству местного коммуниста Хана Пика, ставшего одним из лучших агентов-вербовщиков. Так, именно Пик завербовал в 1935 году капитана Джона Герберта Кинга, служащего в английском МИД шифровальщиком.

В конце 1929 года Рейсс вернулся в Москву и некоторое время работал начальником архивного отдела Разведупра, а также преподавал в Военной школе для польских коммунистов. А в 1931 году, как один из наиболее профессиональных разведчиков, Рейсс в числе большой группы сотрудников Разведупра переходит на работу в ИНО ОГПУ. Вместе с ним переходит в ОГПУ и его друг Кривицкий. Это скорее всего было связано не с обшим усилением роли ОГПУ в системе советской разведки, а с тем, что в органах госбезопасности постоянно испытывался недостаток высококвалифицированных кадров.

В том же 1931 году Рейсс выехал в свою последнюю заграничную командировку по паспорту гражданина Чехословакии Германа Эберхарда, коммерсанта. Сначала он устроился в Берлине, а после прихода к власти Гитлера перебрался в Париж, где вместе с другими нелегалами (Б. Базаровым, Ф. Парпаровым, В. Зарубиным, Т. Малли) занимался сбором сведений о планах фашистской Германии. Его информаторы находились в Генштабе, спецслужбах и Имперской канцелярии Третьего рейха, в Швейцарии в Лиге Наций. Назовем только некоторых из них.

Мориц Бардах, журналист, как и Рейсс, выходец из польско-украинского пограничья, обладал важнейшими источниками информации в фашистской Германии. В целях безопасности Бардах часто передавал добытые сведения не самому Рейссу, а его связнику, сотруднику советского торгпредства в Париже Арнольду Грозовскому, от которого в свою очередь получал задания. Позднее Бардах дал поданному поводу следующие показания:

«…он (Грозовский. — Прим. авт.) сказал, что желает полупить сведения о внутренней политике немецких национал-социалистов и информацию о политике по отношению к СССР. С другой стороны, он также хотел бы узнать о состоянии сотрудничества русских белых и украинских националистов с немецкими национал-социалистами»[230].

Кстати, для выполнения последнего задания Бардах выезжал в Женеву, где встречался с председателем «Украинского клуба» Евгением Бацинским, хорошим знакомым лидера ОУП полковника Евгена Коновальца, которого ликвидировали в 1938 году.

С помощью Бардаха Рейсс завербовал. Александра Севрюка, украинского социалиста в эмиграции, работавшего в министерстве авиации в Берлине и имевшего доступ к секретной информации. Рейсс регулярно встречался с Севрюком в Швейцарии и получал от него материалы, касающиеся развития люфтваффе.

Еще одним агентом Рейсса была коренная швейцарка Хеллен Хессе-Гуггенбюль, убежденая антифашистка и свой человек в берлинской богеме, завербованная в 1934 году. Рейсс использовал ее в качестве «почтового ящика» — именно она получала почту от его информаторов в Швейцарии и передавала ее Рейссу в Париж.

В конце 1936 года Рейсе получил сведения о начале переговоров между торговым представителем СССР в Германии Д. Канделаки и имперским советником по экономике Я. Шахтом, инициатором которых был И. Сталин. А в январе 1937 года к нему поступила информация о том, что на переговорах вырабатывается проект советско-германского соглашения. Не было для него секретом и то, что в Москве идут аресты старых большевиков и членов зарубежных компартий, что новое руководство НКВД во главе с Н. Ежовым перетряхивает кадры старого ОГПУ, что началась «чистка» зарубежных резидентур. Под различными предлогами резиденты и наиболее информированные сотрудники отзывались в СССР и бесследно исчезали.

Самому Рейссу также неоднократно предлагали прибыть в Москву для назначения резидентом в США. Поэтому, когда в феврале 1937 года из СССР вернулась его жена Элизабет, которая привезла предостережения друзей — ни в коем случае не возвращаться в Москву, Рейсе решил, что его разрыв со сталинским режимом неизбежен. В мае 1937 года, после возвращения из СССР Кривицкого, отозванного туда в начале года, Рейсс принял окончательное решение. 17 июля 1937 года через жену своего связного Лидию Грозовскую он передал пакет для отправки в СССР. В пакете находилось удостоверение члена Польской коммунистической партии, орден Красного Знамени и письмо в ЦК ВКП(б) следующего содержания:

«Это письмо, которое я пишу вам сейчас, я должен был бы написать гораздо раньше, в тот день, когда «шестнадцать» (имеются в виду осужденные по процессу Зиновьева — Каменева в августе 1936 г. — Прим. авт.) были расстреляны в подвалах Лубянки по приказу «отца народов».

Тогда я промолчал. Я также не поднял голоса в знак протеста во время последующих убийств, и это молчание возлагает на меня тяжкую ответственность. Моя вина велика, но я постараюсь исправить ее, исправить тем, что облегчу совесть.

До сих пор я шел вместе с вами. Больше я не сделаю ни одного шага рядом. Наши дороги расходятся! Тот, кто сегодня молчит, становится сообщником Сталина и предает дело рабочего класса и социализма!

Я сражаюсь за социализм с двадцатилетнего возраста. Сейчас, находясь на пороге сорока, я не желаю больше жить милостями таких, как Ежов. За моей спиной шестнадцать лет подпольной деятельности.

Это немало, но у меня еще достаточно сил, чтобы все начать сначала. Потому что придется именно «все начать сначала», спасти социализм. Борьба завязалась уже давно. Я хочу занять в ней свое место.

Шумиха, поднятая вокруг летчиков над Северным полюсом, направлена на заглушение криков и стонов пытаемых жертв на Лубянке, Свободной, в Минске, Киеве, Ленинграде, Тифлисе. Эти усилия тщетны. Слово правды сильнее, чем шум самых мощных моторов.

Да, рекордсмены авиации затронут сердца старых американских леди и молодежи обоих континентов, опьяненной спортом, это гораздо легче, чем завоевать симпатии общественного мнения и взволновать сознание мира! Но пусть на этот счет не обманываются: правда проложит себе дорогу, день правды ближе, гораздо ближе, чем думают господа из Кремля. Близок день, когда интернациональный социализм осудит преступления, совершенные за последние десять лет. Ничто не будет забыто, ничто не будет прощено. История сурова: «гениальный вождь, отец народов, солнце социализма» ответит за свои поступки: поражение китайской революции, красный плебисцит, поражение немецкого пролетариата, социал-фашизм и Народный фронт, откровения с мистером Говардом, нежное заигрывание с Лавалем; одно гениальнее другого!

Этот процесс будет открытым для публики, со свидетелями, со множеством свидетелей, живых или мертвых: они все еще раз будут говорить, но на этот раз скажут правду, всю правду. Они все предстанут перед судом, эти невинно убиенные и оклеветанные, и рабочее интернациональное движение реабилитирует их всех, этих Каменевых и Мрачковских, этих Смирновых и Мураловых, этих Дробнис и Серебряковых, этих Мдивани и Окуджав Раковских и Андерсов Нин, всех этих шпионов и провокаторов, агентов гестапо и саботажников!

Чтобы Советский Союз и все рабочее интернациональное движение не пали окончательно под ударами открытой контрреволюции и фашизма, рабочее движение должно избавиться от Сталиных и сталинизма.

Эта смесь худшего из оппортунистических движений — оппортунизма без принципов, крови и лжи — угрожает отравить весь мир и уничтожить остатки рабочего движения.

Беспощадную борьбу сталинизму!

Нет — Народному фронту, да — классовой борьбе! Нет — комитетам, да — вмешательству пролетариата, чтобы спасти испанскую революцию. Такие задачи стоят на повестке дня!

Долой ложь «социализма в отдельно взятой стране»! Вернемся к интернационализму Ленина!

Ни II, ни III Интернационалы не способны выполнить эту историческую миссию: раздробленные и коррумпированные, они могут лишь помешать рабочему классу, они лишь помощники буржуазной полиции.

Ирония судьбы: когда-то буржуазия выдвигала из своих рядов Кавеньяков и Галифе, Треповых и Врангелей. Сегодня именно под «славным» руководством обоих Интернационалов пролетарии сами играют роль палачей собственных товарищей. Буржуазия может спокойно заниматься своими делами; повсюду царят «спокойствие и порядок»; есть еще Носке и Ежовы, Негрены и Диасы. Сталин их вождь, Фейхтвангер их Гомер!

Нет, я не могу больше. Я снова возвращаюсь к свободе. Я возвращаюсь к Ленину, к его учению и его деятельности.

Я собираюсь посвятить мои скромные силы делу Ленина: я хочу сражаться, потому что наша победа — победа пролетарской революции — освободит человечество от капитализма, а Советский Союз от сталинизма.

Вперед, к новым битвам за социализм и пролетарскую революцию!

За создание IV Интернационала!

Людвиг. 17 июля 1937 года.

PS. В 1928 году я был награжден орденом Красного Знамени за заслуги перед пролетарской революцией. Я возвращаю вам этот прилагаемый к письму орден. Было бы противно моему достоинству носить его в то время, как его носят палачи лучших представителей русского рабочего класса. («Известия» опубликовали в последние две недели списки недавно награжденных, о заслугах которых стыдливо умолчали: это были исполнители казней.)»[231].

Отсылая пакет, Рейсс считал, что его не вскроют до самой Москвы и у него будет время установить рабочие отношения с проживающим в Париже сыном Троцкого Львом Седовым. Но письмо прочитали еще в Париже, и вскоре во Францию прибыл заместитель начальника ИНО Сергей Шпигельглаз, которому было поручено выследить Рейсса и организовать его захват или ликвидацию. Согласно указанию Ежова, операцию должен был провести нелегальный резидент в Лондоне Теодор Малли, который был другом Рейсса. Шпигельглаз встретился с Малли в Париже и передал ему приказ Центра, предложив на выбор два плана, разработанные на Лубянке. Согласно первому Малли должен был нанести Рейссу смертельный удар утюгом по голове в его гостиничном номере. По второму предполагалось отравить его в кафе и сфотографировать упавшим на пол. Однако Малли раскритиковал предложения Центра как непрофессиональные, высмеял Шпигельглаза и категорически отказался принимать участие в убийстве Рейсса.

В результате для выполнения задания Шпигельглаз был вынужден задействовать агентурную сеть ИЦО в Западной Европе. Но и очередная попытка захватить или ликвидировать Рейсса сорвалась. В Париж из Голландии был вызван нелегал В. Кривицкий, с которым Шпигельглаз встретился на выставке в Венсенне, где и показал ему письмо Рейсса. Но Кривицкий, ничем не выдав себя, сумел предупредить своего друга о грозившей опасности, и Рейсс скрылся в Швейцарии, прихватив с собой выделенные ему для оперативных нужд деньги. Тогда Шпигельглаз подключил к поискам Рейсса агентов нелегальной резидентуры Я. Серебрянского, в том числе и тех, кто действовал во Франции под прикрытием эмигрантской организации «Союз возвращения на Родину». Поисками Рейсса занимались Сергей Эфрон (муж Марины Цветаевой), Николай Клепинин, Вадим Кондратьев, Вера Гучкова-Трейл, Рената Штайнер и некоторые другие. Выследил же Рейсса Роллан Аббиа (он же Франсуа Росси), псевдоним «Летчик», о котором стоит рассказать чуть подробнее.

Он родился в 1905 году в Санкт-Петербурге в семье французского учителя музыки, и в 1912 году вместе с родителями выехал во Францию. После окончания школы Аббиа некоторое время работал по найму сельхозрабочим в графстве Ланкастер (Англия), а затем перебрался в Монте-Карло, где с 1922 по 1924 год работал посыльным и официантом в гостинице «Эрмитаж». Поскольку он не имел специальности, то в дальнейшем был вынужден постоянно менять места работы. В 1924 году он — бухгалтер гостиницы «Париж» в Монте-Карло, с 1925 года — кассир в гостинице «Метрополь» в Марселе, в 1926 году — официант в отеле «Уолдорф Астория» в Нью-Йорке. Оказавшись в том же году безработным, Аббиа в 1929 году вернулся во Францию и устроился администратором в гостиницу «Альгамбра» в Ницце. Там в 1932 году он встретился со своей родной сестрой Мирей, которую не видел с момента отъезда из России.

Мирей Аббиа в отличие от брата в 1912 году не поехала во Францию, а осталась в Санкт-Петербурге, где вышла замуж за летчика Василия Ермолова. В 1931 году, когда она гостила у родителей, ее завербовали сотрудники ОГПУ. В дальнейшем она проходила под псевдонимом «Авиаторша» и работала в составе резидентуры Я. Серебрянского. А в 1932 году, встретившись в Ницце с братом, она привлекла и его к работе на советскую разведку.

После установления местонахождения Рейсса операция вступила в заключительную фазу. Было решено заманить его в ловушку и ликвидировать, для чего в операцию была введена Гертруда Шильдбах, немецкая еврейка и член КПГ, в 1933 году вынужденная бежать из Германии во Францию, где ее завербовал Рейсс. В декабре 1934 года, получив оперативный псевдоним «Ли», она по рекомендации Рейсса была направлена в Рим в нелегальную резидентуру ИНО НКВД под руководством М. Аксельрода в качестве хозяйки явочной квартиры и фотографа. Но после предательства Рейсса Аксельрод был срочно отозван в Москву, а Шильдбах выехала в Швейцарию, где должна была встретиться с Рейссом. Перед этим она написала ему слезное письмо, в котором сообщала, что ей срочно нужен его совет и просила приехать в Лозанну. Туда же прибыли и будущие убийцы Рейсса Роллан Аббиа и Борис Афанасьев, выступающий под именем Шарль Мартиньи.

Борис Маноилович Афанасьев (Атанасов) родился 15 июля 1902 года в болгарском городе Лом с семье писаря. После смерти отца он в 14 лет начал работать сначала на кирпичным заводе, а потом на виноградных плантациях. В 1922 году он вступил в компартию Болгарии и тогда же выехал в СССР, где поступил в Академию коммунистического воспитания и в 1923 году перевелся в РКП(б). В 1926 году Афанасьева направляют на работу в Краснопресненский райком партии, а на следующий год он переводится в Коммунистический университет им. Свердлова, заканчивает там аспирантуру и преподает историю партии. В 1932 году на Афанасьева обращают внимание кадровики ИНО ОГПУ, и уже в том же году он в качестве нелегала выехал в Вену, а в 1936 году — в Париж, где вошел в состав резидентуры Серебрянского.

Шильдбах встретилась с Рейссом и его женой Элизабет в небольшом кафе в Лозанне 4 сентября 1937 года. По воспоминаниям Элизабет, она была смертельно бледна и взвинчена, что, впрочем, неудивительно, поскольку рядом за столиком сидели Аббиа и Рената Штайнер, разыгрывающие влюбленную парочку. И все же Шильдбах нашла в себе силы не до конца следовать инструкциям Шпи-гельглаза и не передала Элизабет коробку шоколадных конфет, отравленных стрихнином, которую позднее обнаружила швейцарская полиция. Впрочем, после того как Элизабет ушла, Шильдбах сумела заманить Рейсса на тихую дорогу, ведущую из Лозанны на Шамб-ланд, где его в упор расстреляли Аббиа и Афанасьев. В последний момент Рейсс, вероятно, понял, что его заманивают в ловушку. Когда полиция нашла его тело, в кулаке у него был зажат клок седых волос Шильдбах.

Несколько иную версию случившемуся дает Павел Судоплатов:

«Рейсс вел довольно беспорядочный образ жизни, и агентурная сеть Шпигельглаза в Париже весьма скоро его засекла. Ликвидация была выполнена двумя агентами: болгарином (нашим нелегалом) Борисом Афанасьевым и его зятем Виктором Правдиным. Они обнаружили его в Швейцарии и подсели к нему за столик в маленьком ресторанчике в пригороде Лозанны. Рейсс с удовольствием выпивал с двумя болгарами, прикинувшимися бизнесменами. Афанасьев и Прав-дин имитировали ссору с Рейссом, вытолкнув его из ресторана и запихнув в машину, увезли. В трех милях от этого места они расстреляли Рейсса, оставив труп лежать на обочине дороги.

Я принял Афанасьева и Правдина на явочной квартире в Москве, куда они вернулись после выполнения задания. Вместе с ними был и Шпигельглаз, который их курировал. Афанасьев и Правдин были награждены орденами Красного Знамени. По специальному правительственному постановлению мать Правдина, проживающая в Париже, получила пенсию»[232].

Здесь необходимо внести некоторые уточнения. Прежде всего пьяную ссору между Рейссом и «болгарскими бизнесменами» необходимо оставить на совести Павла Судоплатова. Что же касается Правдина, то это Роллан Аббиа. Выехав сразу же после убийства Рейсса вместе с Афанасьевым в СССР, он принял советское гражданство, получил паспорт на имя Владимира Сергеевича Правдина и стал работать выпускающим отдела информации для заграницы ТАСС. С 1941 по 1946 год Правдин в качестве оперработника ИНО под прикрытием должности корреспондента ТАСС работал в Нью-Йорке, причем с 1944 года был заместителем резидента, а с марта 1945 года — и.о. резидента. В 1948 году он вышел на пенсию и работал главным редактором издательства «Иностранная литература». В мае — июне 1953 года он — сотрудник 9-го отдела МВД СССР, после чего был окончательно уволен из органов госбезопасности. Умер Аббиа-Правдин в 1970 году.

В Лозанне после обнаружения трупа Рейсса швейцарская полиция начала расследование по факту убийства. Сотрудники полиции не приняли во внимание подброшенное НКВД анонимное письмо, в котором сообщалось, что убитый занимался международной контрабандой оружия. Была немедленно арестована и допрошена Рената Штайнер, которую в спешке оставили на произвол судьбы. После ее допроса были установлены личности террористов и определены мотивы преступления — политическое убийство. К делу подключилась французская криминальная полиция, и расследование приняло другой оборот.

22 ноября 1937 года комиссар криминальной полиции дирекции национальной безопасности Папэн Робэр произвел обыск в доме № 65 по улице Потэн в Париже, где проживали бывший белый офицер Сергей Эфрон и его жена Марина Цветаева, великая русская поэтесса. Документы, изъятые при обыске, неоспоримо свидетельствовали, что хозяин квартиры сотрудничал со спецслужбами СССР. Были также получены неопровержимые доказательства против эмигранта Вадима Кондратьева, работавшего разносчиком хлеба, таксистом, помощником наборщика и неожиданно разбогатевшего. По представлению официальных швейцарских органов, в Париже арестовали Лидию Грозовскую, сотрудницу советского посольства во Франции, передавшую последнее письмо Рейсса. Тогда же был арестован и некий Пьер Дю-ломе, который вместе со Штайнер вел слежку за Рейссом. Он провел двенадцать месяцев в предварительном заключении за «добровольное соучастие в ассоциации преступников». Итогом работы следствия был разгром «Союза за возвращение на Родину». Более того, была разгромлена практически агентурная сеть Рейсса и арестованы Мориц Бардах и Хеллен Хессе-Гуггенбюль, давшие подробные показания о своих связях с советской разведкой.

Между тем в Москве 10 ноября 1937 года начальник ИНО ГУГБ НКВД А. Слуцкий представил наркому Н. Ежову рапорт с ходатайством о награждении сотрудников разведки, успешно выполнивших задание по делу «Раймонда» (И. Рейсса) и «Деда» (главы РОВС генерала Е. Миллера).

Предполагалось наградить: орденом Ленина Шпигельглаза С.М., орденом Красного Знамени Правдина В.С., Григорьева М.В., Косенко Г.Н., Гражуля В. С., Афанасьева Б.М., Долгорукова А.Л. и орденом Красной Звезды Арсеньеву М.Ежов собственноручно вписал в проект указа фамилии П. Судоплатова и В. Зарубина с предложением наградить их орденом Красного Знамени, и 13 ноября 1937 года вышел указ ЦИК СССР (без публикации в печати) о награждении чекистов «За самоотверженное и успешное выполнение специальных заданий Правительства СССР».

Что же касается остальных участников убийства Рейсса, то их судьба сложилась по-разному. За арестованную Л. Грозовскую был внесен денежный залог, после чего она немедленно выехала в СССР, С.Эфрон, Н. Клепинин и В. Кондратьев бежали в Испанию, откуда их вывезли в СССР. Вскоре после прибытия в Москву Кондратьев умер от туберкулеза, а Эфрон и Клепинин арестованы как шпионы и расстреляны. В Москве оказалась и Г. Шильдбах, которую в декабре 1938 года также арестовали и сослали на пять лет в Казахстан. Афанасьев еще долгое время продолжал работать в разведке, а вот Шпигельглаз в ноябре 1938 года был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Германии и в январе 1940 года расстрелян.

В заключение необходимо сказать, что до сих пор многие считают — самая главная загадка в деле Рейсса состоит в том, почему именно от него так быстро поспешили избавиться. Ведь, например, В. Кривицкий, бежавший вслед за ним, долгое время активно сотрудничал не только с Седовым, но и с британской разведкой. Однако до него руки дошли только в 1941 году. И потом, если в ходе ликвидации неугодного лица вскрывался след НКВД, операция считалась проваленной, а тут за проваленную операцию, вызвавшую шумную антисоветскую кампанию в прессе и приведшую к арестам целого ряда агентов, были розданы ордена. По мнению историка-архивиста Никиты Петрова, столь поспешное убийство Рейсса связано с тем, что он знал о тайных переговорах бывшего секретаря ЦИК СССР А. Енукидзе с немцами: в 1929 году с министром иностранных дел Штреземаном, в 1932 году — с военным министром Шляйхером и, наконец, в 1934 году — с заместителем Гитлера по партии Гессом. Если верить дневниковым записям М. Литвинова, изданным на Западе в пятидесятые годы прошлого века, Сталин как-то на заседании Политбюро спросил Литвинова, знают ли иностранцы о тайных переговорах с немцами. Он настаивал, что необходимо предотвратить любую утечку информации. Узнав, что материалы о переговорах были у Рейсса, Сталин кричал на Ежова: «Убейте его или я убью того, кто не выполняет мои приказы». Разумеется, утверждает Н. Петров, выжить после этого Рейсс не мог[233].

В 1990 году история Рейсса получила неожиданное продолжение. С запросом о реабилитации Рейсса (Порецкого) в Комиссию по реабилитации Генеральной прокуратуры СССР обратился швейцарский историк Питер Хубер. Он поднял вопрос о восстановлении честного имени Рейсса (Порецкого) в судебном порядке. Представители Генеральной прокуратуры ответили на этот запрос год спустя. В официальном документе говорилось, что Порецкий Игнатий Станиславович (Игнац Рейсе), рожденный в 1899 году, находился в служебной командировке за границей. В 1937 году; после присвоения крупной денежной суммы и похищения строго секретных документов, он вернуться в СССР отказался. Юридически уголовное дело против него не возбуждалось, поэтому нет оснований ставить вопрос о его реабилитации в судебном порядке.

Другие партийные оппозиционеры

Жертвами «ликвидаторов» с Лубянки были не только троцкисты, но и представители оппозиции, которых сложно записать в единомышленников Льва Троцкого. В качестве примера можно назвать Михаила Гурина («Морозовского»). Этот западно-белорусский коммунист, известный также как Гуринович, Василевич, Ян, Стах, родился в 1893 году. Примкнув в совсем юном возрасте к эсерам, в 1908 году он был первый раз арестован, затем работал учителем в Пскове, откуда в 1913 году был выслан в Вологодскую губернию. Во время Первой мировой войны служил в русской армии, получил офицерский чин. В 1918 году в Полтаве вступил в большевистскую партию, в 1920 году работал в Москве в белорусском комиссариате наркомата по делам национальностей РСФСР, а в следующем году вернулся на родину. В Минске он работал в ЦК КП(б) Белоруссии, с 1922 года редактировал газету «Советская Белоруссия».

В начале 1924 года Гурин был направлен на подпольную работу в оккупированную Польшей Западную Белоруссию. В феврале того же года в Вильно он вошел в состав ЦК компартии Западной Белоруссии (КПЗБ), которая, как и компартия Западной Украины, была частью компартии Польши, и возглавил центральную редакцию ЦК. Уже в ноябре того же года Гурин возглавил так называемую «сецессию», ставшую фракцией внутри КПЗБ. О своих взглядах оппозиция заявила на 2-й конференции КПЗБ в Вильно 30 ноября. «Сецессионисты» выступили против всяких организационных связей КПЗБ с компартией Польши, добиваясь подчинения непосредственно исполкому Коминтерна. Гурин и его сторонники (его поддержали секретарь Виленского окружного комитета партии А. Томашевский-Старый, еще в 1922 году выступавший против объединения Виленской организации с КПП, секретарь Гродненского комитета Л. Родзевич-Сталевич и член ЦК КПЗБ А. Капуцкий-Хвостов, позднее отошедшие от Гурина) отрицали классовое расслоение среди крестьянства Западной Белоруссии, выступали против лозунга «диктатуры пролетариата», за союз с бывшими эсерами.

Наиболее опасным для партийной работы было отстаивание Гуриным и его группой идей продолжения партизанской борьбы против поляков, бесперспективность которой к тому времени уже проявилась, причем гуринцы успех восстания связывали не с общим развитием революционного движения в Польше, а с приходом Красной Армии, толкая, таким образом, Советский Союз к войне с Польшей. В конце декабря 1924 года, воспользовавшись отъездом руководства партии в Москву на 3-й съезд компартии Польши, Гурин и его группа провозгласили себя «временным ЦК» и захватили типографию и издания КПЗБ — «Большевик» и «Червоный стяг» («Красное знамя»), в которых и обнародовали свою программу.

Съезд польских коммунистов, ЦК компартии Белоруссии в Минске и исполком Коминтерна осудили фракционеров. Из Минска в Вильно и Гродно был направлен специальный представитель ЦК КП(б)Б под псевдонимом «П», настоящая фамилия которого до сих пор не установлена. Большинство сторонников Гурина, признав ошибки, вернулись в партийные ряды. Сам он, отказавшись вернуться в СССР, в сентябре 1925 года был арестован польской полицией, с которой начал активно сотрудничать. Так, он выступал свидетелем обвинения на судебных процессах над своими бывшими товарищами по партии, готовился выступить на очередном процессе с обвинениями в связях с советским полпредством в Варшаве против запади обелорусского демократического движения «Громада».

Закономерным итогом предательства стало удачное покушение на Гурина в Вильно. 16 марта 1928 года он был застрелен членом КПЗБ С. Клинцевичем. Подробности организации покушения и роли советских органов безопасности до сих пор неизвестны.

В 1932 году Семен Александрович Клинцевич, участник Гражданской войны в России, осужденный польским судом к пожизненному тюремному заключению, был освобожден и выехал в СССР в порядке обмена заключенными. В Советском Союзе Клинцевич работал в хозяйственных учреждениях в Минске, был репрессирован и посмертно реабилитирован.

Глава 8 РАСЧЕТ С ГЕНЕРАЛАМИ

Не меньшую опасность для московского руководства представляли противники, оказавшиеся после Гражданской войны за границей в эмиграции. Лидеры проигравших политических партий и руководители белого движения не желали мириться со своим поражением и всеми доступными средствами собирались продолжать борьбу, это Ленин и его соратники прекрасно осознавали, тем более, что сами пришли к власти из эмиграции. По данным Лиги Наций, всего Россию после революции покинуло. около 1 млн 160 тыс. беженцев, и около четверти из них являлись бойцами белых армий. И хотя наиболее крупным из этих вооруженных формирований были части генерала Врангеля (около 40 тыс чел.), наибольшую и первоочередную опасность для Москвы представляли не они, а белые отряды, укрывшиеся в Северном Китае.

Восточный исход

Всего в Китай (главным образом в Маньчжурию, Синьцзян и Шанхай) в 1919–1920 годах бежало около 70 тыс. человек, из них в составе вооруженных отрядов командующего отдельной Семиреченской армии генерал-майора Бориса Анненкова, атамана Оренбургского казачьего войска полковника Александра Дутова, командующего Дальневосточной (белой) армии Григория Семенова[234], командующего Горно-Алтайскими войскам и Александра Кайгородова[235], барона Романа Унгерна[236]и других — не более 10 тыс человек[237]. В отличие от своих коллег, оказавшихся в Европе, белогвардейцы на Дальнем Востоке чувствовали себя на новой территории хозяевами. Советско-китайская граница почти не охранялась. Немногочисленное местное население было настроено отрицательно по отношению к совете кой власти. А китайские власти были слабы и старались избегать конфликтов с прекрасно вооруженными и обученными воинскими подразделениями.

Свой специфичный нрав белогвардейцы продемонстрировали еще зимой 1919 года, когда под ударами Красной Армии части Колчака отступали по территории современного Казахстана в сторону Китая. Тогда в войсковых частях начался стремительный рост числа дезертирств, офицерский состав, потеряв веру в успех дела, в значительной своей части был озабочен вопросами своего будущего устройства. В связи с этим не только среди солдат, но и в офицерской среде участились случаи казнокрадства, мародерства и преступлений на бытовой почве. Особенно быстро разложение шло в тех частях и подразделениях, которые и в период воинских успехов проявляли себя с самой худшей стороны. В отдельных дивизиях почти все офицеры пристрастились к наркотикам. Ярким примером попыток борьбы белогвардейского командования с этим явлением стал «Приказ по партизанской дивизии атамана Анненкова», подписанный им 12 мая 1919 года. В документе, в частности, говорилось:

«Большевики, желая подорвать авторитет командного состава нашей армии, подсылают своих агентов с большим запасом наркотических средств, продаваемых офицерам. В армии, по отзывам всех начальников, действительно замечается ослабление служебных качеств офицерского состава благодаря кокаину, опиуму и другим ядам. Большевики делают свое дело. Приказываю всем командирам частей установить самое строгое наблюдение за подчиненными и о каждом случае доносить мне».

Однако дисциплина продолжала стремительно падать. В ноябре 1919 года он объявил о введении смертной казни для военнослужащих, уличенных в казнокрадстве, грабежах и других преступлениях.

Ситуацию усугубляло то, что в дивизию Бориса Анненкова входили подразделения, сформированные на территории китайской провинции Синьцзян из китайцев и уйгур. Солдаты этих частей, вставшие под ружье исключительно в целях грабежа и наживы, отличались особой жестокостью в обращении с мирным населением. На последнем этапе войны, в условиях общего падения дисциплины, грабеж стал их основным занятием[238].

Не лучше обстояло дело и в подразделениях других атаманов. Фактически из прославленных казачьих частей эти подразделения стремительно деградировали в банды убийц, мародеров и насильников.

Оказавшиеся в Китае казачьи атаманы помнили и о своем главном политическом противнике — советской власти. Их противостояние началось осенью 1918 года, когда Москва фактически объявила об отмене многочисленных привилегий казакам, дарованным Российскими императорами. Фактически при царях казаки имели особый статус и считали себя «государевыми людьми». Поэтому когда полупрезрительно, а когда снисходительно, но все-таки свысока смотрели на крестьян. Последние же часто завидовали лучшему, чем у них самих, социальному и экономическому положению казаков, не обращая внимания на факт тяжести военных обязанностей казачества. А большевикам услуги казачьих частей в качестве элитных воинских подразделений не требовались. Большинство казачьих частей Октябрьскую революцию встретили равнодушно и до лета 1918 года сохраняли политический нейтралитет. Зато потом приняли активное участие в Гражданской войне, сражаясь по обе стороны баррикад[239].

Казачьи отряды, оказавшиеся в эмиграции на территории Китая, активно участвовали в рейдах на территорию Советского государства.

Атаман А.И. Дутов

Для большинства казаков такие налеты были одним из способов выживания на чужбине.

В 1923 году в Китае начал действовать военный отдел Харбинского монархического центра. Он не только занимался организацией сбора военной и политической информации для Японии, но и регулярно отправлял на территорию Советского Союза белогвардейские отряды и готовил вооруженное восстание в Приморье. Мятежом должен был руководить специально созданный так называемый «Таежный штаб». Чекистам удалось своевременно его ликвидировать[240].

Так что Дальний Восток в двадцатые годы прошлого века тоже требовал повышенного внимания со стороны чекистов.

Охота на атамана Дутова

Александр Ильич Дулов родился в 1879 году. В 1889 году он поступил в Неплюевский кадетский корпус в Оренбурге, по окончании которого продолжил военное образование в Николаевском кавалерийском училище.

Офицерскую службу Дутов начал в 5-м саперном батальоне, а в 1904 году поступил в Николаевскую военную академию, которую закончил по первому разряду. После окончания академии Дутов перевелся в Оренбургское казачье войско и получил должность преподавателя в Оренбургском казачьем училище. Одновременно, являясь действительным членом Оренбургской ученой комиссии, он занимался собиранием и изучением документов, связанных с пребыванием в Оренбурге А.С. Пушкина. В 1912 году Дутов был произведен в чин войскового старшины (подполковника). В годы Первой мировой войны он командовал 1-м Оренбургским казачьим полком, был ранен, дважды контужен и на время лишился зрения и слуха. Что же касается политических взглядов Дутова, то их он изложил в интервью Сибирскому телеграфному агентству следующим образом:

«Я люблю Россию, в частности свой Оренбургский край, в этом вся моя платформа. К автономии областей отношусь положительно, и сам я большой областник. Партийной борьбы не признавал и не признаю. Если бы большевики и анархисты нашли действительный путь спасения и возрождения России, я был бы в их рядах. Мне дорога Россия и патриоты, какой бы партии они ни принадлежали, меня поймут, как и я их. Но должен сказать прямо: «Я сторонник порядка, дисциплины, твердой власти, а в такое время, как теперь, когда на карту ставится существование целого огромного государства, я не остановлюсь и перед расстрелами. Эти расстрелы не месть, а лишь крайнее средство воздействия, и тут для меня все равны, большевики и не большевики, солдаты и офицеры, свои и чужие…»[241].

В октябре 1917 года, незадолго до захвата власти в Петрограде большевиками, войсковой круг Оренбургского казачьего войска образовал оренбургское войсковое правительство и вручил атаманскую булаву Дутову, осенью выбранному председателем общероссийского «Совета союза казачьих войск». После этого поддерживающий Временное правительство Дутов решил одним ударом покончить с Советами, где большинство имели коммунисты. Он потребовал от большевиков немедленно покинуть Оренбург, но получил следующий ответ:

«1. Будут расстреляны все офицеры, юнкера и белогвардейцы, арестованные Революционным Комитетом, независимо от степени их личной вины.

2. За каждого убитого красноармейца или другого представителя Советской власти будет расстреляно десять представителей оренбургской буржуазии…

4. Все станицы, которые добровольно не сдадут в течение трех дней со дня опубликования настоящего ответа все имеющееся у них оружие, будут подвергнуты артиллерийском обстрелу.

Оренбургский военно-революционный штаб»[242].

Получив такой ответ, Дутов в ночь с 6 на 7 ноября отдал приказ арестовать «за призывы к восстанию против Временного правительства» шестерых наиболее видных большевиков Оренбурга, в том числе и председателя Совета рабочих и солдатских депутатов А. Коростелева. Затем, подавив силой выступления против созданного им «Комитета спасения», Дутов стал командующим Оренбургским военным округом. Однако удержать власть в Южноуралье Дутову не удалось. Уже в январе 1918 года красногвардейские отряды нанесли частям Дутова тяжелое поражение, после чего тот был вынужден отступить в Верхнеуральск, где впоследствии присоединился к Колчаку, которого признал Верховным правителем России.

В дальнейшем на протяжении всей Гражданской войны Дутов последовательно и упорно боролся против советской власти. К лету 1919 года его армия, в которую были мобилизованы мужчины возрастом от 18 до 55 лет, насчитывала 42 конных, 4 пеших полка, 16 артиллерийских батарей и представляла мощную военную силу, спаянную железной дисциплиной. Так что нельзя согласиться с председателем РВС Л. Троцким, позднее утверждавшим, что «Дутов выступал как атаман полуразбойничьей конной шайки».

Но Красная Армия в конце концов взяла верх над своими противниками и нанесла им сокрушительное поражение. Не избежал этой участи и Дутов. В начале 1920 года, после крушения правительства Колчака, его отряды были окончательно разбиты, а их остатки включены в Отдельную Семиреченскую армию под командованием атамана Б. Анненкова. Вместе с Анненковым Дутов в середине марта 1920 года перешел китайскую границу, но после кровавого инцидента у перевала Сельке дутовцы отделились от анненковцев и расположились сначала в городе Чугучаке и его окрестностях, а в конце апреля перебрались в крепость Суйдун под городом Кульджа.

Оказавшись в эмиграции, Дутов не сложил оружие, а продол жал совершать набеги на советскую территорию, засылать туда свою агентуру. Так, в июне 1920 года он поддержал антибольшевистские выступления гарнизона города Верного (ныне Алма-Ата). В ноябре того же года он организовал восстание 1-го батальона 5-го пограничного полка, дислоцированного на границе с Синьцзяном. Все началось 5 ноября, когда пограничники под началом командира батальона бывшего царского офицера Д. Кирьянова, входившего в подпольную антисоветскую организацию, возглавляемую агентом Дутова Демченко, захватили власть в городе Нарыне. Арестовав и расстреляв всех местных руководителей-коммунистов, восставшие открыли границу с Китаем и провозгласили лозунги: «Долой коммунистов!», «Народная власть», «Свобода торговли». Из Нарына восставшие двинулись на Пишпек и Токмак. Но 16 ноября повстанцы были разбиты посланным на их усмирение полком Особого назначения ВЧК, после чего те из них, кто остался в живых, 19 ноября бежали в Синьцзян.

В том же 1920 году Дутовым была создана подпольная офицерская организация в Верном во главе с Александровым. В нее также входили бывшие офицеры Воронов, Покровский, Сергейчук, Кувшинов и казачий полковник Бойко Все они сумели устроиться на работу в областной военкомат. К сентябрю 1920 года подпольщики организовали большое число антисоветских боевых групп в Верном и ряде казачьих станиц области. Так, в Верном действовало около 50 участников заговора, проникших на важные военные объекты (полевой и общий телеграф, радиостанцию, облревком и некоторые воинские части), в Б. Алма-Атинской станице боевая группа насчитывала 80 хорошо вооруженных бойцов, в Талгаре — 250, в Надеждинской — 200, в Тюргене — 80, в Джаланаше — 50. Заговорщики разработали план сосредоточения вооруженных групп и продвижения их к Верному, и согласовали его с Дутовым, отряд которого должен был в назначенный срок перейти китайскую границу и соединиться с ними на советской территории. Далее восставшие собирались захватить крепость в Верном, разоружить воинские части, разгромить областную ЧК и Особый отдел. Однако заговор был своевременно раскрыт благодаря тому, что сотрудники ЧК получили данные о подозрительных тайных собраниях в домах казаков станицы Надеждинской Романа Шустова и Антона Есютина. За ними было установлено круглосуточное наблюдение, и в результате к концу сентября чекистам удалось полностью раскрыть и ликвидировать заговор.

В начале 1921 года Дутов предпринял попытки объединить все находившиеся в Северном Китае белогвардейские отряды. Кроме того, он установил контакты с генералом Врангелем, среднеазиатскими басмачами, представителями иностранных (в частности, английской) разведок. Так, еще в октябре 1920 года он направил следующее письмо командиру ферганских басмачей Иргашу:

«Еще летом 1918 г. от Вас прибыл ко мне в Оренбург человек с поручением от Вас — связаться и действовать вместе. Я послал с ним Вам письмо, подарки: серебряную шашку и бархатный халат в знак нашей дружбы и боевой работы вместе. Но, очевидно, человек этот до Вас не дошел. Ваше предложение — работать вместе — мною было доложено Войсковому правительству Оренбургского казачьего войска, и оно постановлением своим зачислило Вас в оренбургские казаки и пожаловало Вас чином есаула. В 1919 г. летом ко мне прибыл генерал Зайцев, который передал Ваш поклон мне. Я, пользуясь тем, что из Омска от адмирала Колчака едет миссия в Хиву и Бухару, послал с. ней Вам письмо, халат с есаульскими эполетами, погоны и серебряное оружие и мою фотографию, но эта миссия, по слухам, до Вас не доехала. В третий раз пытаюсь связаться с Вами. Ныне я нахожусь на границе Китая и Джаркента в г. Суйдун. Со мной отряд всего до 6000 человек. В силу обстоятельств оружие мое сдано Китайс. правительству, и теперь я жду только случая ударить на Джаркент. Для этого нужна связь с Вами и общность действий. Буду ждать Вашего любезного ответа. Шлю поклон Вам и Вашим храбрецам.

Атаман Дутов. 1 октября 1920 года.

№ 732, ставка Суйдун, Китай»[243].

Получив сведения о замыслах Дутова, в Москве принимают решение нейтрализовать атамана и поручают выполнение этой операции Реввоенсовету Туркестанского фронта. Тот, в свою очередь, возлагает данную задачу на Регистрационный (разведывательный) отдел штаба Туркестанского фронта. Непосредственно похищением Дутова занимался заведующий Джаркентским пунктом Региструпра РККА Василий Давыдов, который подчинялся начальнику Верненского отделения Региструпра Пятницкому. Позднее к операции подключились и чекисты. Полномочный представитель ВЧК в Туркестане Я. Петерс поставил перед местными чекистами — начальником Семиреченской областной ЧК Ф. Эйхмансом, начальником Джаркентской уездной ЧК Суворовым и его заместителем Крейвисом — задачу по оказанию сотрудникам военной разведки всемерной помощи в похищении атамана и выводе его на советскую территорию. О значении, которое придавалось этой операции, говорит тот факт, что Наркомфин выделил на ее проведение 20 тысяч рублей царскими золотыми десятками.

В ходе подготовки похищения Дутова в его окружение был внедрен сотрудник джаркентской милиции Касымхан Чанышев, потомок ханского рода и офицер (подругам данным, купец. — Прим. авт.), до революции возглавлявший местные органы правопорядка. Он имел родственников в Синьцзяне и мог появиться там, не вызвав подозрений. Прибыв в Кульджу, Чанышев установил контакт с другом детства полковником Аблайхановым, служившим у Дутова переводчиком, и через него добился встречи с атаманом. В ходе состоявшегося разговора Чанышев представился Дутову как недовольный советской властью и предложил свои услуги для работы на советской территории. Трудно понять, почему отличавшийся подозрительностью Дутов поверил Чанышеву. Но как бы то ни было, он дал ему задание вернуться в Джаркент и приступить к подготовке вооруженного восстания, посылая в Суйдун подробную информацию о положении дел. По ходу развития операции к ней были привлечены еще несколько агентов. Так, в качестве связного между Чанышевым и Дутовым выступал Махмуд Ходжамиаров, которого часто сопровождали Азыз Ашурбакиев, Кудек Баймысаков и Юсуп Кадыров, таким образом получившие возможность бывать в штаб-квартире Дутова.

Однако со временем Дутов начал подозревать Чанышева в двойной игре, и тот уже не мог свободно приезжать в Суйдун. Между тем в Джаркенте требовали немедленно похитить или ликвидировать атамана. В начале января 1921 года с Чанышева взяли расписку о том, что он в десятидневный срок обязан выполнить задание по ликвидации Дутова, а в противном случае будет расстрелян сам. После этого 6 января Чанышев в сопровождении двух человек отправляется в Суйдун. Но в это время произошло восстание Маньчжурского полка в Куре, в результате чего Суйдун находился под усиленной охраной, а, значит, проведение операции было невозможно. Вернувшегося ни с чем Чанышева 14 января вместе с помощниками арестовали и поместили в арестантский дом при джаркентской горЧК, где объявили о скором расстреле. Ошеломленный Чанышев умолял предоставить ему еще один шанс. В конце концов по решению РВС Туркестанского фронта такая попытка была ему дана, но при условии, что он оставит 10 заложников из числа родных, которые будут казнены, если задание не будет выполнено в течение недели.

В ночь с 31 января на 1 февраля Чанышев вновь отправляется в Суйдун. Согласно разработанному плану, Ашурбакиев и Кадыров должны были находиться с лошадьми у ворот крепости. Ходжамиаров с письмом от Чанышева должен был пройти к Дутову, а Баймысаков — убрать часового, стоявшего у дверей квартиры Дутова. Предполагалось, что, передавая письмо, Ходжамиаров ударом по голове оглушит Дутова, а затем вместе с Баймысаковым засунет в мешок и отнесет к ожидающим с лошадьми наготове Ашурбакиеву и Кадырову. Если же кто-нибудь из окружения Дутова заинтересовался бы содержанием мешка, то участникам операции следовало говорить, что они несут полученные воззвания к восстанию. Сам Чанышев должен был находиться недалеко от караульного помещения и в случае необходимости открыть огонь и задержать караульных.

6 февраля 1921 года задействованные в операции агенты прибыли в Суйдун. Первоначально все развивалось по плану. Войдя к Дутову, Ходжамиаров передал ему письмо Чанышева следующего содержания:

«Господин атаман, хватит нам ждать, пора начинать. Все сделал. Готовы. Ждем только первого выстрела, тогда и мы спать не будем.

Ваш Чанышев»[244].

Когда Дутов начал читать письмо, Ходжамиаров оглушил его и позвал Баймысакова, который к тому времени успел убрать часового.

Но тут в комнату неожиданно вошел адъютант Дутова, заметивший отсутствие у двери часового. Увидев, что Ходжамиаров и Баймысаков пытаются запихнуть находящегося без сознания Дутова в мешок, он попытался выхватить оружие, но был убит выстрелившим раньше Баймысаковым. В это время Ходжамиаров, видя, что похитить Дутова не удастся, выстрелом в упор убил атамана. Впрочем, существует и другая версия убийства Дутова, основанная на следующих воспоминаниях Ходжамиарова:

«Когда я зашел, Дутов сидел за столом и что-то читал. Я низко поклонился, подошел к столу и левой рукой подал ему записку. Он сухо поздоровался со мной и стал читать ее. Атаман не пригласил меня сесть, как делал раньше. Было видно, что он не в духе. Прочитав записку, он строго спросил:

— А где Чанышев?

— Он, — ответил я, — не смог приехать сам, ушиб сильно ногу и ожидает вашу милость у себя в доме.

— Это что еще за новости? — резко сказал атаман, и не успел я сообразить, что ответить, как он повернулся к сидевшему в противоположном углу за маленьким столиком адъютанту и крикнул: «Взять его». Тот бросился ко мне, а я выхватил револьвер и выстрелил сначала в Дутова, потом прямо в лоб подскочившему ко мне адъютанту. Падая, тот свалил подсвечник с горящей свечей прямо на атамана. Увидев, что атаман еще ворочается и стонет, я выстрелил в него второй раз и бросился в дверь»[245].

Услышав выстрелы, находящиеся в караульном помещении казаки поспешили на помощь Дутову, но были обстреляны Чанышевым.

В это время Ходжамиаров и Баймысаков выпрыгнули в окно и бросились к воротам крепости, где их с ждали с лошадьми Ашурбакиев и Кадыров. Задержать их никто не сумел, и вскоре все агенты, принимавшие участие в операции, оказались на советской территории. 7 февраля они уже были в Джаркенте, а 11 февраля из Ташкента в Москву на Лубянку и председателю Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК, члену РВС Туркестанского фронта Г. Сокольникову ушла телеграмма следующего содержания:

«Телеграмма Шифром вх. ВЧК № 12/2—21 г.

Москва ВЧК копия Сокольникову

В дополнение посланной вам телеграммы сообщаю подробности: посланными через джаркентскую группу коммунистов шестого февраля убит генерал Дутов и его адъютант и два казака личной свиты атамана при следующих обстоятельствах. Руководивший операцией зашел квартиру Дутова, подал ему письмо и, воспользовавшись моментом, двумя выстрелами убил Дутова, третьим адъютанта. Двое оставшихся для прикрытия отступления убили двух казаков из личной охраны атамана, бросившихся на выстрелы в квартиру. Восьмого февраля после панихиды трупы убитых отправлены Кульджу. Наши сегодня благополучно вернулись в Джаркент. Ташкент, 11 февраля 1921 г. № 586. Уполномоченный представитель ВЧК Петерс»[246].

Копия этой телеграммы была направлена в ЦК РКП(б). Что касается участников операции по ликвидации Дутова, то позднее все они были награждены: Давыдов орденом Красного Знамени, а остальные — именными золотыми часами.

После ликвидации Дутова было решено полностью разгромить и остатки его отряда. Для этого 24 мая 1921 года по договоренности с китайским правительством части Красной Армии перешли границу и двинулись на лагерь дутовцев. Многие из них были взяты в плен и отправлены на советскую территорию. А над теми, кому удалось остаться в Синьцзяне, принял командование заместитель Дутова полковник Гербов. Правда, он тоже не задержался в Суйдуне и с частью отряда, оставив вместо себя в Кульдже начальника штаба полковника Паппенгута, перебрался в Туву (Народная республика Танну-Тува — признанное РСФСР независимое государство. — Прим. авт.) и вместе с командиром так называемого Оренбургского отряда генерал-лейтенантом А. Бакичем попытался организовать борьбу против советской власти. Но в декабре 1921 года части Красной Армии перешли границу и разгромили отряд Бакича, который бежал в Монголию, где был взят в плен и выдан советским представителям. В мае 1922 года он и 16 его сподвижников, в том числе генерал И. Смольнин-Терванда и полковник Токарев, предстали перед Сибирским отделом Военной коллегии Верховного революционного трибунала и по его решению были расстреляны.

Такая же участь постигла и других командиров наиболее активных отрядов. Так, в августе 1921 года в Монголии частями Красной Армии совместно с монгольскими советскими войсками был разбит отряд барона Унгерна, а сам он через некоторое время был выдан чекистам предавшими его монгольскими сподвижниками. 15 сентября 1921 года в Новониколаевске состоялось открытое судебное заседание Чрезвычайного революционного трибунала, который приговорил Унгерна к смертной казни. А в конце марта 1922 года в Горном Алтае был разгромлен отряд казачьего есаула Александра Кайгородова. При этом он сам 10 апреля был убит при попытке задержания отрядом ЧОНа.

Дело Дутова пытался продолжить полковник Павел Иванович Сидоров, подготовивший план вторжения в СССР. Но чекисты не дремали, и 16 августа 1922 года Сидоров был убит внедренным в его окружение агентом К. Мухамедовым.

Заканчивая разговор о ликвидации генерала Дутова и других командиров белых отрядов в Северном Китае и Монголии, следует отметить, что этим не только была стабилизирована обстановка у границы с Синьцзяном, но и было положено начало систематическим операциям советских спецслужб, направленным на физическое уничтожение руководителей белой эмиграции, представлявших видимую опасность для советского режима.

Погиб при задержании: Виктора Покровского

Среди тех, кого в Москве хотели «ликвидировать» в первую очередь, был бывший командующий Кавказской армией генерал-лейтенант Виктор Леонидович Покровский. В эмиграции он «прославился» неоднократными попытками организации десантов на территорию Советской России. Однако эта затея по разным причинам несколько раз терпела неудачу. А затем в ноябре 1922 года он попытался оказать вооруженное сопротивление болгарским полицейским, был тяжело ранен и через несколько часов умер в госпитале. Почти сразу же эмигранты поспешили обвинить в его смерти советских агентов, которые якобы его выследили и сообщили о его местонахождении в правоохранительные органы. Авторы этой версии скромно умалчивают, зачем болгарским полицейским потребовалось задерживать белогвардейского генерала и почему они применили оружие. Об этом чуть ниже, а пока краткое жизнеописание Виктора Покровского.

Он родился в 1882 году. В 1906 году окончил Одесский кадетский корпус, в 1909 году Павловское военное училище. В 1912–1913 годах учился в классе авиации Петербургского политехнического института, а в 1914 году окончил Севастопольскую авиашколу. В годы Первой мировой войны служил в авиации — командир эскадрильи, а с 1917 года — штабс-капитан и командир 12-го армейского авиационного отряда в Риге. В 1915 году, будучи летчиком 2-го Сибирского корпусного авиаотряда, прославился на всю Российскую империю, впервые на Восточном фронте сбив германский самолет тараном. После Октябрьской революции сформировал на Кубани 2-й Добровольческий отряд, во главе которого начал воевать с большевиками. После первоначальных успехов был вынужден оставить Екатеринодар 1 марта 1918 года. Назначен Кубанской радой командующим войсками Кубанской области и произведен в полковники, а затем в генерал-майоры. Командовал Кубанской армией, ушедшей в Ледовый поход, до ее соединения с Добровольческой армией в ауле Шенджий. В Добровольческой армии — командир конной бригады и дивизии. В ВСЮР — командир 1-го Кубанского казачьего корпуса в составе Кавказской армии генерала Врангеля. За взятие Камышина генералом Деникиным был произведен в генерал-лейтенанты. С ноября 1919 по февраль 1920 года — командующий Кавказской армией (после генерала Врангеля). В апреле 1920 года эмигрировал из Советской России.

Врангель так охарактеризовал в мемуарах Покровского:

«…я знал по работе его в Петербурге в офицерской организации, возглавляемой графом Паленом. В то время он состоял на службе в авиационных войсках в чине штабс-капитана. Незаурядного ума, выдающейся энергии, огромной силы воли и большого честолюбия, он в то же время был мало разборчив в средствах, склонен к авантюре»[247].

Хотя Виктор Покровский прославился не только своим честолюбием и авантюризмом, но и своими поступками. Снова процитируем Врангеля:

«На заседание Краевой рады прибыл, кроме генерала Покровского и полковника Шкуро, целый ряд офицеров из армии. Несмотря на присутствие в Екатеринодаре ставки, как прибывшие, так и проживающие в тылу офицеры вели себя непозволительно распущенно, пьянствовали, безобразничали и сорили деньгами. Особенно непозволительно вел себя полковник Шкуро. Он привел с собой в Екатеринодар дивизион своих партизан, носивший наименование «Волчий». В волчьих папахах, с волчьими хвостами на бунчуках, партизаны полковника Шкуро представляли собой не воинскую часть, а типичную вольницу Стеньки Разина. Сплошь и рядом ночью после попойки партизан Шкуро со своими «волками» носился по улицам города с песнями, гиком и выстрелами. Возвращаясь как-то вечером в гостиницу, на Красной улице увидел толпу народа. Из открытых окон особняка лился свет, на тротуаре под окнами играли трубачи и плясали казаки. Поодаль стояли, держа коней в поводу, несколько «волков». Ela мой вопрос, что это значит, я получил ответ, что «гуляет» полковник Шкуро. В войсковой гостинице, где мы стояли, сплошь и рядом происходил самый бесшабашный разгул. Чесов в 11–12 вечера являлась ватага подвыпивших офицеров, в общий зал вводились песенники местного гвардейского дивизиона и на глазах публики шел кутеж. Во главе стола сидели обыкновенно генерал Покровский, полковник Шкуро, другие офицеры. Одна из таких попоек под председательством генерала Покровского закончилась трагично. Офицер-конвоец застрелил офицера татарского дивизиона. Все эти безобразия производились на глазах главнокомандующего, о них знал весь город, в то же время ничего не делалось, чтобы прекратить этот разврат»[248].

Хотя Покровский прославился не только гулянками, но и исключительной жестокостью: он и сам был скор на бессудные казни «сочувствующих большевизму», и подчиненные ему военно-полевые суды в занятых местностях бу квально сооружали частоколы из виселиц. Войска, которыми он командовал, отличались массовыми грабежами населения, соперничая в этом плане с кубанскими частями генерала А.Г. Шкуро.

Выехав из Крыма в мае 1920 года, Покровский какое-то время жил в Париже, Берлине и Вене. Его деятельная натура никак не мирилась с вынужденным эмигрантским бездельем. Отличаясь предприимчивостью, доходившей зачастую до авантюризма, и отвагой, он хватался за все способы продолжения борьбы. Такую возможность давали незатухающие, но разрозненные и плохо организованные вспышки вооруженного сопротивления большевикам на Кубани, сведения о которых разными путями доходили до эмиграции. Вдобавок, его воинственные и честолюбивые замыслы подогревались сообщениями старых соратников о настроениях кубанских казаков в Сербии.

В 1922 году он поселился в Варне и начал подготовку десантной операции на Черноморском побережье Кубани. Он планировал организовать на территории Советской России вооруженных и политически подготовленных кадров для организации антибольшевистской пропаганды, диверсий и терактов. Предполагалось объединить разрозненные группы повстанцев и весной поднять на Северном Кавказе массовое повстанческое движение. Вопреки распространенному мнению, Покровский действовал самостоятельно и к помощи других лидеров белогвардейской эмиграции не прибегал. Правда, это не спасло его операцию от «провала». С момента начала подготовки десанта в Москве внимательно следили за всеми действиями Покровского. Одна из причин такой осведомленности большевиков — излишняя болтливость будущих участников операции. Слухи о готовящемся десанте быстро стали расползаться среди офицеров и казаков. Чтобы преподать урок членам организации, по приказу Покровского был убит атаман кубанской Варненской станицы генерал Муравьев, заподозренный в излишней болтливости. Другая серьезная проблема — отсутствие оружия и боеприпасов. Желающих воевать с большевиками, тем более если за это обещали еще и платить, было предостаточно, а вот оснащать их было нечем. Никто не хотел ссорится с болгарскими властями. В свою очередь София не хотела осложнять своих взаимоотношений с Москвой. Поэтому когда полиция узнала о планах Покровского, то нанесла упреждающий удар — многие члены организации были арестованы. А сам генерал с несколькими своими единомышленниками сумел скрыться из Варны.

Генерал В.Л. Покровский

Раскрытие диверсионной организации Виктора Покровского вызвало бурю негодования у тех элементов эмиграции, которые вели активную работу по возвращению казаков домой. Было очевидно, что использование возвращенческого движения в целях засылки агентов в Советскую Россию, их диверсии, теракты и развертывание повстанческого движения неминуемо вызовут жесткие меры большевистских властей, что затруднит возвращение казаков. Газета «Новая Россия», выпускавшаяся в Варне «Союзом возвращения на родину» и «Общеказачьим земледельческим союзом», обрушилась на белых вождей, «вознамерившихся помешать примирению казаков с большевиками». Особенно резкую статью опубликовал редактор газеты Алексей Агеев, обличая тех, кто своими действиями «вызывает Советскую власть на репрессии, а после кричит о красном терроре».

С журналистом тоже не все ясно. В 1919 году он служил адъютантом командующего Донской армией генерала В. И. Сидорина и в мае 1920 года выехал вместе с ним из Крыма за границу. В начале 1922 году он переехал из Чехословакии в Болгарию и вошел в руководство «Общеказачьего сельскохозяйственного союза». Летом он совершил поездку в Москву, где просил советское правительство как можно скорее прислать в Болгарию миссию Красного Креста с целью содействия казакам в возвращении домой. Большевики назначили его представителем Красного Креста в Болгарии, и в сентябре с соответствующими полномочиями он вернулся в Софию.

Хотя болгарское правительство не признало его полномочий, он развернул в газете «Новая Россия» и устных лекциях активную пропаганду за возвращение казаков домой. В ответ правые эмигрантские газеты — «Русское дело» и «Русь» — набросились на Агеева, именуя его не иначе как «агентом ЧК» и обвиняя в том, что он привез ценности из ограбленных в Советской России церквей для оплаты расходов на большевистскую пропаганду в Болгарии.

Покровский и его подчиненные, горя желанием отомстить хоть кому-то за провал своей затеи с десантом, именно Агеева выбрали в качестве жертвы.

3 ноября 1922 года в Софии люди Покровского устроили засаду у помещения «Общеказачьего земледельческого союза», где шло подготовительное заседание к съезду казаков, решивших вернуться в Советскую Россию. Около 2 часов дня, когда Агеев вышел на улицу и сел в фаэтон, черкес Бейчаров несколько раз выстрелил в него в упор.

Спустя пять дней Агеев умер от ран в Клементинской больнице.

Между тем Покровский 6 ноября 1922 года приехал в Кюстендил, маленький городок на границе с Королевством СХС. В тот же день к нему присоединился Бейчаров вместе с одним из соучастников теракта против Агеева. В квартале Градец они сняли две комнаты. Хотя нелегальный переход границы сразу избавил бы от опасности, Покровский решил отсидеться в этом захолустье, а затем действовать по обстоятельствам. Тем более что болгарская полиция сама не смогла бы его отыскать в этом городке. Ей помог некий доброжелатель, который написал анонимное письмо. В нем сообщалось, что 7 ноября 1922 года дневным поездом из Софии в Кюстендил поедет человек, который должен встретиться с убийцами Агеева, и подробно давались его приметы. Три полицейских агента на автомобиле обогнали поезд и расположились на привокзальной площади Кюстендила. Вся местная полиция уже была поставлена на ноги.

Когда пассажиры выходили из поезда, прибывшего в половине десятого вечера, агенты без особого труда узнали незнакомца. Предполагая наличие у него оружия, они проследовали за ним в тихий переулок, где и умело задержали. И тут же выбили из него признание, куда и к кому он направляется. Спустя полчаса полицейская рота окружила дом, где поселился Покровский с товарищами. Первым приближение полиции заметил находившийся во дворе черкесский полковник Кучук-Улагай. Успев криком предупредить своих об опасности, он рванулся к ближайшему лесу, где и скрылся, пользуясь сгустившейся темнотой.

Покровский, отстреливаясь, выскочил во двор, ранил загородившего ему дорогу агента полиции и тоже побежал в сторону леса. Но его темнота подвела: он наткнулся на засаду. Во время отчаянной схватки один из полицейских проткнул ему грудь штыком. Покровский с тяжелым ранением в области сердца был доставлен в городскую больницу, где и умер, не приходя в сознание, на рассвете 8 ноября 1922 года[249].

Несмотря на подробно изложенную, по «горячем следам», в болгарской прессе историю смерти Покровского, отдельные журналисты и «историки» продолжают утверждать, что его «ликвидировали» террористы или советские агенты.

Охота на барона Петра Врангеля

Во второй половине двадцатых годов прошлого века одним из главных объектов внимания ОГПУ среди белой эмиграции в Европе был, безусловно, создатель и первый руководитель Русского обше-воинского союза (РОВС) генерал-лейтенант Врангель.

Барон Петр Николаевич Врангель родился в 1878 году. Он окончил Ростовское реальное училище и Горный институт Императрицы Екатерины II в Санкт-Петербурге. На военную службу Врангель поступил 1 сентября 1901 года рядовым в Лейб-гвардии Конный полк. В 1902 году он выдержал испытание на корнета гвардии при Николаевском кавалерийском училище и был произведен в корнеты с зачислением в запас. Во время русско-японской войны Врангель добровольцем отправился на фронт. Проявив себя храбрым офицером, он в декабре 1904 года был произведен в сотники 2-го Верхнеудинского казачьего полка, а также награжден орденами Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» и Св. Станислава с мечами и бантом. В 1910 году поручик Врангель окончил Николаевскую академию Генерального штаба, после чего продолжил службу в Лейб-гвардии Конном полку. С самого начала Первой мировой войны он находился на фронте, и закончил ее в чине генерал-майора, командуя сводным конным корпусом.

Не приняв советскую власть, Врангель в августе 1918 года прибыл в Добровольческую армию. В годы Гражданской войны он командовал сначала бригадой, потом дивизией и корпусом, затем Добровольческой и Кавказской армиями, а в марте 1920 года был избран главнокомандующим Вооруженных сил Юга России (ВСЮР). Получивший в ходе боев чин генерал-лейтенанта, Врангель показал себя талантливым военачальником. Он разбил части Красной Армии под Ставрополем, нанес им поражение на Северном Кавказе и во главе Кавказской армии занял Царицын. Но самой блестящей из его операций стала эвакуация из Крыма в октябре 1920 года 40-тысячной армии и 100 тысяч беженцев.

Понимая неизбежность поражения, Петр Врангель заранее начал решать задачу эвакуации из Крыма всех солдат, их семей, а также тех гражданских лиц, которые пожелают уехать. Так как своих кораблей не хватало, Врангель обратился за помощью к союзникам. Союзники согласились помочь, но потребовали оплатить свои услуги. Не располагая, как Колчак, царским золотым запасом, Врангель пообещал отдать в качестве платы русские суда после перевозки людей в Турцию. Для того чтобы скрыть приготовления, командованию Красной Армии была подброшена дезинформация о готовящейся десантной операции. В результате всех этих действий из Севастополя, Евпатории, Ялты, Судака и Керчи на 126 судах было эвакуировано 145 693 человека. При этом не было брошено ни одного раненого, ни одной женщины и ребенка. Поднявшись на борт крейсера «Генерал Корнилов» последним, Врангель оставил после себя только пустой причал Севастополя. Восхищенные французы послали ему телеграмму следующего содержания:

«Адмирал, офицеры и матросы французского флота низко склоняют головы перед генералом Врангелем, отдавая честь его доблести».

В Турции армия была размещена в лагерях в Галлиполи, Чаталджи и Лемносе. Несмотря на то что союзники, как уже говорилось, практически разоружили армию и оставили ее без обмундирования, Петр Врангель, с честью выведший свои войска из тяжелого положения, пользовался у солдат и офицеров непререкаемым авторитетом. Поредевшие в боях дивизии были сведены в полки, насчитывающие в общей сложности 80 тысяч отборных солдат и казаков. Разумеется, как командующий сильной и хорошо организованной армией, генерал Врангель с первых дней эмиграции вызывал в Москве законное опасение. Агенты советских спецслужб вели за ним постоянное наблюдение, а 15 октября 1921 года на генерала было совершено покушение, которое предполагалось представить как морскую катастрофу.

Но покушение не удалось, Петр Врангель остался жив и продолжал руководить армией, считая своей первоочередной задачей спасение ее от разложения. Дело в том, что вокруг армии крутились не только большевистские агенты, но и масса других людей, в частности, вербовщики французского Иностранного легиона, собравшие немалый урожай.

Затем появились католические монахи, обещая нуждавшимся и отчаявшимся утешение и покой в лоне единственно благодатной Церкви…

Спокойный и владевший собой Петр Врангель вспылил и заявил французам:

«Если французское правительство настаивает на том, чтобы уничтожить русскую армию, наилучшим выходом было бы высадить ее с оружием в руках на берегу Черного моря, чтобы она могла, по крайней мере, достойно погибнуть»[250].

Осознав, что от бывших союзников, и прежде всего французов, помощи ожидать не стоит, Петр Врангель стал решать задачу по обустройству ВСЮР самостоятельно. При этом он во всеуслышание заявил:

«Я ушел из Крыма с твердой надеждой, что мы не вынуждены будем протягивать руку за подаянием, а получим помощь от Франции как должное, за кровь, пролитую в войне, за нашу стойкость и верность общему делу спасения Европы. Правительство Франции, однако, приняло другое решение. Я не могу не считаться с этим и принимаю все меры, чтобы перевести наши войска в славянские земли, где они встретят братский прием»[251].

К концу 1921 года хлопоты Петра Врангеля об устройстве частей русской армии в Сербии и Болгарии увенчались успехом, и полки ушли из Галлиполи и с Лемноса. После этого Врангель, перебравшийся в сербский город Сремски Карловицы, поставил перед собой задачу — объединить вокруг армии все политические организации белой эмиграции. А так как со временем армия как вооруженная сила перестала существовать, то 1 сентября 1924 года Врангель издал приказ № 35, подтвержденный 1 декабря того же года, согласно которому армия преобразовывалась в Русский общевоинский союз (РОВС). Во временном положении о РОВС говорилось, что этот союз «образуется с целью объединить русских воинов, укрепить духовную связь между ними и сохранить их как носителей лучших традиций и заветов Российской Императорской армии». Первоначально РОВС состоял из четырех отделов, созданных по географическому признаку:

1-й отдел — Франция и Бельгия;

2-й отдел — Германия, Австрия, Венгрия, Латвия, Литва и Эстония;

3-й отдел — Болгария и Турция;

4-й отдел — Сербия, Греция и Румыния.

А поскольку позднее отделы РОВС были созданы практически во всех европейских странах, где проживали русские эмигранты, то в них вошли не только кадры ВС ЮР, но и других белых армий.

Впрочем, деятельность Врангеля не всегда встречала поддержку со стороны других лидеров белой эмиграции. Непрекращающиеся межпартийные противоречия и интриги вокруг армии, по мнению Врангеля действующие на нее разлагающе, даже вынудили его еще 8 сентября 1923 года издать приказ № 82, запрещающий армейским чинам вступать в какие-либо политические организации.

Что касается конкретных действий против советской власти, то Петр Врангель считал бесперспективной подпольную вооруженную борьбу на территории СССР и выступал противником всякой тайной деятельности, справедливо опасаясь провокаций со стороны ВЧК—ОГПУ. Поэтому, когда в марте 1924 года «местоблюститель престола» Великий князь Николай Николаевич назначил генерала Кутепова руководителем тайных операций против большевиков, Врангель распоряжением № 14 от 21 марта 1924 года освободил его от обязанностей своего помощника.

Однако в 1927 году, после скандального разоблачения «Треста» и провала работы Боевой организации Кутепова на территории СССР отношение Врангеля к тайной антисоветской деятельности изменилось. В письме своему другу генералу И. Барбовичу от 9 июня 1927 года он с горечью констатировал:

«Разгром ряда организаций в России и появившиеся на страницах зарубежной русской печати разоблачения известного провокатора Опперпута-Стауница-Касаткина вскрывают в полной мере весь крах трехлетней работы А.П. Кутепова. То, о чем я неоднократно говорил и Великому Князю, и самому Александру Павловичу, оказалось, к сожалению, правдой. А.П. попал всецело в руки советских Азефов, явившись невольным пособником излавливания именем Великого Князя внутри России врагов советской власти»[252].

После провала Кутепова Врангель, переехавший в сентябре 1926 года в Брюссель, стал для многих лидеров эмиграции, в том числе и для Великого князя Николая Николаевича, потенциальным руководителем нелегальной антисоветской организации. Не желая на этот раз вновь доверить эту работу Кутепову, которого в данном вопросе он считал некомпетентным, Врангель предпринял попытку создать свой центр для ведения подпольной деятельности против Советского Союза. В июле 1927 года по указанию Врангеля генерал П. Шатилов составил записку с изложением основных задач нелегальной работы в СССР, целью которой являлось свержение советской власти. Для достижения этой цели Шатилов предлагал следующее:

«1) Непрекращающиеся террористические акты в отношении виднейших вождей нынешнего правительства и его представителей на местах;

2) нащупывание активных контрреволюционных элементов и образование среди них национальных ячеек;

3) искание связей с постоянным составом Красной Армии;

4) установление ячеек в рабочей среде и связь с районами крестьянских восстаний;

5) создание более крупных контрреволюционных центров с филиалами на местах»[253].

В качестве прикрытия для такого центра Шатилов предлагал использовать редакцию какой-нибудь белоэмигрантской газеты, которая имела бы на территории Финляндии, Эстонии, Литвы и Румынии свои представительства. Через них в СССР можно было переправлять агитационные материалы, оружие, боеприпасы и т. д. На самой советской территории предполагалось создать конспиративные пункты связи от границы до конечных центров. В прилагаемой к записке схеме предусматривалась организация 5 приграничных ячеек, 9 головных и 15 промежуточных пунктов для связи с 6 крупными центрами Советского Союза. Общие расходы на первый год работы центра, по расчетам Шатилова, должны были составить 360 400 французских франков, или около 12 000 долларов.

Петр Врангель одобрил предложения Шатилова, и даже утвердил первый годовой бюджет будущего центра. Он составил около 600 тысяч французских франков, а в дальнейшем предполагалось покрывать расходы внутри СССР путем печатания советских рублей. Однако внезапная «болезнь» и смерть Врангеля расстроили эти планы.

Все началось с того, что в начале марта 1928 года денщик Петра Врангеля Яков Юдихин обратился к генералу с просьбой приютить на несколько дней в доме своего брата, тоже бывшего солдата, приехавшего к нему в гости. (Позднее выяснилось, что этот «брат», о котором Юдихин никогда раньше не говорил, был матросом советского торгового корабля, стоявшего в это время в Антверпене.) Врангель ответил на просьбу Юдихина согласием. Через несколько дней брат денщика уехал, и вслед за ним неожиданно пропал и сам Юдихин. А 18 марта Петр Врангель неожиданно заболел. Осмотревший генерала русский врач Вейнерт определил у него грипп, прописал лекарства, но болезнь не отступала. По воспоминаниям матери генерала, баронессы Марии Дмитриевны Врангель, это были «тридцать восемь суток сплошного мученичества! Его пожирала 40-градусная температура… Он метался, отдавал приказания, порывался встать. Призывал секретаря, делал распоряжения до мельчайших подробностей».

Ввиду ухудшения состояния Врангеля, его обследовали авторитетные бельгийские врачи и приехавший из Парижа профессор медицины И. Алексинский. Они поставили ему диагноз «интенсивный туберкулез». Все домашние были крайне удивлены этим диагнозом: ведь за всю свою жизнь генерал ни разу не болел туберкулезом, и более того, никаких намеков на эту болезнь у него не было. Между тем болезнь удивительно быстро прогрессировала. Петра Врангеля скрутило буквально за несколько дней, и 25 апреля 1928 года он умер. При вскрытии в его организме было обнаружено большое количество туберкулезных палочек явно внешнего происхождения. Такое могло случиться только в том случае, если ему в еду подбросили туберкулин. А по воспоминаниям дочери генерала Елены Петровны Мейендорф, их семья жила очень просто, и сделать это не составляло никакого труда.

Личность агента ОГПУ, отравившего Петра Врангеля туберкулином, пока не установлена. Но то, что его смерть была результатом хорошо спланированной спецоперации, в настоящее время не вызывает сомнений.

Вот что пишет об этом историк Дмитрий Волкогонов, долгое время работавший в самых закрытых советских архивах:

«Вечером (14 ноября 1992 года. — Прим. авт.) мне позвонил из Нью-Йорка Петр Петрович Врангель — сын известного белого генерала. Ему 82 года. Старик хотел «перед смертью узнать правду о кончине отца, крепкого, здорового 48-летнего человека». Я рассказал ему, что, как только Петр Николаевич Врангель оказался после печального исхода из России в Париже, ГПУ установило за ним слежку. Многие бедствующие белые офицеры быстро попадали в сети советских спецслужб. Недостатка в волонтерах у ГПУ не было. Некоторые пытались таким образом «заслужить» себе право вернуться на родину. Один из близких людей П.Н. Врангеля оказался сотрудником ГПУ и смог отравить генерала»[254].

Многие зарубежные и отечественные исследователи считают, что Врангель был убит из-за того, что чуть было не загубил карьеру агента ОГПУ в РОВС генерала Н. Скоблина. Их версия звучит так. Командир Корниловского полка генерал-майор Н.В. Скоблин был женат на знаменитой русской певице Надежде Плевицкой. В октябре 1926 года Плевицкая дала в Нью-Йорке серию концертов, на которые пригласила служащих советского посольства, а возмущенный этим фактом Врангель под давлением общественного мнения отдал 9 февраля 1927 года приказ об освобождении Скоблина от командования корниловцами, тем самым подписав себе смертный приговор.

Но при ближайшем рассмотрении эта версия не имеет под собой никаких оснований. Дело втом, что, пытаясь укрепить влияние Врангеля среди ветеранов белой армии, генерал Шатилов в том же 1927 году убедил его вернуть Скоблина в Корниловский полк. Более того, Скоблин и Плевицкая были завербованы ОГПУ лишь в январе 1931 года. Так что у чекистов не было никаких оснований убивать Врангеля для того, чтобы ничего не значащий для них в тот момент генерал Скоблин занял его место.

Причины убийства Петра Врангеля были гораздо глубже. Дело в том, что возвращение Врангеля к активной антисоветской деятельности было для ОГПУ неожиданным. Внедрить же в короткий срок в окружение генерала агентуру для освещения его тайной деятельности чекистам не удалось, поскольку Врангель полностью доверял лишь узкому кругу проверенных соратников. А так как в 1927 году активность белогвардейских боевиков, как на территории СССР, так и за границей резко усилилась, не на шутку встревоженное кремлевское руководство решило принять кардинальные меры.

Похищение Александра Кутепова

В 1925 году основатель и первый руководитель РОВС Петр Николаевич Врангель внезапно оставил свой пост и из Парижа уехал в сербский город Сремски Карловиы, где занялся литературной деятельностью — написал записки о гражданской войне на юге России («Воспоминания барона П.Г. Врангеля»). Его место занял великий князь Николай Николаевич. Основную роль в проведение тайных операций против Советской России играл не член династии Романовых, а начальник боевого отдела РОВС генерал Александр Павлович Кутепов. Ветеран русско-японской и герой Первой мировой войны, активный участник Белого движения, человек, пользовавшийся большим авторитетом среди белогвардейских офицеров.

Биография Александра Павловича Кутепова довольно необычна. Он родился 16 сентября 1882 года в Череповце в семье лесничего. После окончания шести классов классической гимназии в Архангельске Кутепов поступил в Петербургское пехотное юнкерское училище, из которого был выпущен в 1904 году в чине фельдфебеля. Когда разразилась русско-японская война, он попросился в действующую армию, где начал службу в полковой команде разведчиков и за отличия в боях был награжден орденом св. Владимира с мечами и бантом. После войны поручик Кутепов был переведен командиром учебной роты в Лейб-гвардии Преображенский полк. Во время Первой мировой войны он командовал ротой и батальоном преображен-цев, был трижды ранен, награжден орденом св. Георгия. В 1916 году за бои на реке Стоход получил Георгиевское оружие и чин полковника. После Февральской революции Кутепов стал командиром Преображенского полка, а когда фройт развалился и солдаты разбежались по домам, уехал на Дон и вступил в Добровольческую армию генерала Корнилова.

Во время первого кубанского похода Кутепов командовал третьей ротой 1-го офицерского полка, а после смерти полковника Неженцева был назначен командиром знаменитого Корниловского полка. В самом начале второго кубанского похода Кутепов принял 1-ю дивизию, а в январе 1919 года — 1-й армейский корпус. За победу над частями Красной Армии под Харьковом Кутепов был произведен в генерал-лейтенанты. В марте 1920 года, после ухода Деникина с поста Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России, Кутепову предложили занять его место. Но он категорически отказался, предложив кандидатуру Врангеля.

Оказавшись в эмиграции, Кутепов не собирался прекращать борьбу с большевиками. Военный до мозга костей, он не видел иного пути, кроме вооруженного. Монархист по убеждению, Кутепов был против имущественной реституции после свержения большевиков, и стоял за передачу земли крестьянам. Вырабатывая свою программу, он сотрудничал с людьми разных политических взглядов и постепенно стал крупным лидером белой эмиграции. Поэтому не случайно, что именно ему в начале 1924 года Великий князь Николай Николаевич предложил возглавить подпольную борьбу против Советского Союза. Кутепов это предложение принял, и в его Боевую организацию, которую он создал еще в конце 1922 года, пришли многие бывшие офицеры Белой армии, не примирившиеся с поражением. Всего Боевая организация насчитывала чуть более 30 человек, главным образом молодых офицеров (в том числе и произведенных в Белой армии из юнкеров) и выпускников зарубежных русских кадетских корпусов. Однако официально руководство подпольной антисоветской деятельностью Кутепов принял 21 марта 1924 года, когда Врангель своим приказом освободил его от обязанностей помощника Главнокомандующего и начальника Галлиполийской группы в Болгарии.

Но, как уже говорилось, за действиями лидеров белогвардейского движения за рубежом внимательно наблюдало ОГПУ. А весной 1922 года для дестабилизации эмигрантских организаций начальником КРО ОГПУ А. Артузовым была разработана операция «Трест». В результате на территории СССР возникло глубоко законспирированное «Монархическое объединение Центральной России» (МОЦР) во главе с бывшим генерал-лейтенантом царской армии А. Зайончковским. Его ближайшими помощниками были генерал-лейтенант Н. Потапов, после революции перешедший на сторону большевиков и ставший членом коллегии Народного комиссариата по военным делам, и бывший действительный статский советник, агент ОГПУ, А. Якушев. В конце 1922 года Якушев, игравший роль члена Политсовета МОЦР, выехал во Францию, где произошла его первая встреча с лидерами некоторых белоэмигрантских движений. А в августе 1923 года он встречался в Париже с Великим князем Николаем Николаевичем и Кутеповым, на которой присутствовал и приехавший вместе с Якушевым Потапов. Во время этой встречи Якушев сумел убедить Николая Николаевича и Кутепова в реальности и силе МОЦР, хотя генерал Врангель настойчиво предупреждал Великого князя и своего помощника о возможной большевистской провокации.

Но Кутепов не внял предупреждениям Врангеля, и в сентябре 1923 года в СССР с его благословения отправились члены РОВС Мария Захарченко и Георгий Радкевич, снабженные документами на имя супругов Шульц. Их задачей была организация связи между МОЦР и генералом Кутеповым. Таким образом, операция «Трест» вступила в следующую фазу. Основными успехами «Треста» можно назвать зав-лечение на территорию СССР и арест 27 сентября 1925 года бывшего сотрудника английской разведки Сиднея Рейли и нелегальную поездку в декабре 1925-го — феврале 1926 года в СССР бывшего депутата 4-й Государственной думы Василия Шульгина, опубликовавшего по возвращении в Европу книгу «Три столицы», в которой он положительно охарактеризовал перемены, произошедшие в России с 1920 по 1925 год. Кроме того, постоянно убеждая Кутепова в бесперспективности вооруженной борьбы, члены МОЦР постепенно вносили разлад и уныние в ряды его Боевой организации.

Однако в апреле 1927 года Кутепова постигло жестокое разочарование. Агент ОГПУ Опперпут, участвующий в «Тресте», сообщил М. Захарченко о истинном назначении МОЦР и бежал с ней и Г. Радкевичем в Финляндию. Предание гласности подробностей «Треста» нанесло огромный ущерб авторитету Кутепова и его Боевой организации. Великий князь Николай Николаевич в 1927 году сообщал своим близким о своем глубоком разочаровании в Кутепове. А Врангель вновь начал убеждать его отказаться от попыток какой-либо тайной деятельности на территории СССР. Об этом он 21 июня 1927 года написал генералу И. Барбовичу:

«С А.П. Кутеповым я говорил совершенно откровенно, высказав ему мое мнение, что он преувеличил свои силы, взялся задело, к которому не подготовлен, и указал, что нравственный долг его после обнаружившегося краха его трехлетней работы от этого дела отойти. Однако едва ли он это сделает. Ведь это было бы открытое признание своей несостоятельности. Для того чтобы на это решиться, надо быть человеком исключительной честности и гражданского мужества»[255].

Как и предсказывал Врангель, отговорить Кутепова отойти от тайной антисоветской деятельности было невозможно. Разоблачение МОЦР, наоборот, подтолкнуло его к еще более рискованным и активным действиям. Более того, он поддержал идею Опперпута и Захарченко о создании «Союза национальных террористов» (СНТ), основной задачей которого должно было стать развязывание террора в СССР О замыслах лидеров СНТ можно судить по записке Опперпута, направленной Кутепову в мае 1927 года:

«После первых ударов по живым целям, центр тяжести должен быть перенесен на промышленность, транспорт, склады, порты и элеваторы, чтобы сорвать экспорт хлеба и тем подорвать базу советской валюты. Я полагаю, что для уничтожения южных портов на каждый из них нужно не более 5—10 человек, причем это необходимо сделать одновременно, ибо после первых же выступлений в этом направлении охрана их будет значительно усилена. Сейчас же вообще никакой вооруженной охраны их нет. После первых же выступлений необходимо широко опубликовать и разослать всем хлебным биржам и крупным хлебно-фуражным фирмам сообщение Союза национальных террористов, в котором они извещают, что все члены СНТ, находящиеся в России, не только будут сдавать советским ссыпным пунктам и элеваторам свой хлеб отравленным, но будут отравлять и хлеб, сдаваемый другими. Я не сомневаюсь, что даже частичное отравление 3–4 пароходов, груженных советским хлебом, независимо от того, где это будет сделано, удержит все солидные фирмы от покупки советского хлеба. Конечно, о каждом случае отравления немедленно, весьма широко, должна быть извещена пресса, чтобы не имели место случаи действительного отравления иностранцев. То же самое можно будет сделать с другими советскими экспортными съестными продуктами, например, с сибирским маслом. При введении своих людей в грузчики, портовые и таможенные служащие, это будет сделать не трудно. Этим был бы нанесен советам удар, почти равносильный блокаде… Помимо этого, уничтожение элеваторов не только сильно удорожит хлеб, но и ухудшит его качество. Я совершенно не сомневаюсь, что на это нетрудно будет получить в достаточном количестве технические средства, вплоть до хорошо вооруженных моторных лодок. Если бы таковые были получены, то можно было бы развить и некоторое пиратство для потопления советских пароходов… Ведь сейчас имеются моторные лодки, более быстроходные, чем миноносцы. При наличии моторного судна можно было бы устроить потопление долженствующего скоро возвращаться из Америки советского учебного парусника «Товарищ». При медленном его ходе настигнуть его в открытом океане и потопить так, чтобы и следов не осталось, не так уже было бы трудно. А на нем ведь исключительно комсомольцы и коммунисты. Эффект получился бы потрясающий. Потопление советских нефтеналивных судов могло бы повлечь к нарушению контрактов на поставку нефтепродуктов и колоссальные неустойки. Здесь мы найдем широкую поддержку от нефтяных компаний. Когда американские контрабандисты имеют свои подводные лодки и аэропланы, разве нам откажут в получении хороших моторных лодок, если мы докажем свое?

Надо немедленно начать отправку в Россию различными способами агитационной литературы с призывами к террору и к самоорганизации террористических ячеек, выступающих от имени СНТ. Я думаю, что применительно к советским сокращениям, организация могла бы сокращенно именоваться «Сент» или «Сенто», а члены — «сентоки» или «сентисты».

Необходимо, чтобы отправляемые террористы при выступлениях всегда бросали записки, что покушение или акт сделан такой-то группой СНТ, постоянно меняя нумерацию, чтобы создать иллюзию мощи СНТ и сбить с толку ГПУ…

Для уничтожения личного состава компартии придется главным образом применить культуру микробов эпидемических болезней (холера, оспа, тиф, чума, сибирская язва, сап и т. д.). Этот способ, правда, наиболее безопасен для террориста, и если удастся наладить отправку в Россию культур болезней, то один террорист сумеет вывести в расход сотни коммунистов… Организовать отправку культур микробов очень легко через дипломатов-контрабандистов. Очень многие дипломаты лимитрофных государств занимаются провозом в Москву контрабанды и возят ее сразу до 10 пудов (3–4 чемодана). За провоз берут от 150 до 300 долларов за чемодан… При некоторой осторожности через них можно будет отправлять газы и взрывчатые вещества. Только всем этим предметам нужно придавать товарный вид, то есть чтобы дипломаты и посредники не знали, что они в действительности везут. Помимо того, чемоданы должны быть с особо хорошими замками, чтобы дипломат из-за любопытства не полез бы туда…

Культуры бацилл отправлять лучше всего в упаковке от духов, одеколона, эссенции, ликеров и т. д. Газы под видом каких-либо лаков в жестяной или стальной упаковке. Взрывчатые вещества под видом красок, ванили, которая пересылается в жестяных коробках…

При выборе целей для таких терр. актов надо иметь в виду только те учреждения, где все без исключения служащие, а также посетители, являются коммунистами. Таковы: 1) Все областные комитеты ВКП(б), все губернские комитеты ВКП(б), все партийные школы, войска ГПУ и органы ГПУ… (далее следует список из 75 учреждений в Петрограде и Москве с их адресами. — Прим. авт.)»[256].

В «Союз» РОВСовских террористов, по воспоминаниям его активистов, входило около трех десятков боевиков. На самом деле их было гораздо больше, так как конспирация была поставлена великолепно, а ОГПУ не успело внедрить в СНТ свою агентуру. Но даже три десятка — это немало, учитывая, что это были люди, прошедшие жестокую войну, а затем специальную подготовку в эмиграции.

О планах Александра Павловича Кутепова красноречиво говорит цитата из донесения, подготовленного сотрудниками ИНО ОГПУ:

«…В 1927 году Кутепов перед террористическими актами Болмасова, Петерса (псевдоним одного из членов группы, пытавшейся в июне 1927 года взорвать здание общежития ОГПУ. — Прим. авт.), Сольского, Захарченко-Шульц (участник того же теракта. — Прим. авт.) и др. был в Финляндии. Он руководил фактически их выходом на территорию СССР и давал последние указания у самой границы. По возвращении в Париж Кутепов разработал сеть террористических актов в СССР и представил свой план на рассмотрение штаба, который принял этот план с некоторыми изменениями. Основное в плане было: а) убийство тов. Сталина; б) взрывы военных заводов; в) убийство руководителей ОГПУ в Москве; г) одновременное убийство командующих военными округами — на юге, востоке, севере и западе СССР.

План этот, принятый в 1927 году на совещании в Шуаньи (пригород Парижа, где находилась резиденция Великого Князя), остается в силе. Таким образом, точка зрения Кутепова на террористические выступления в СССР не изменилась. По имеющимся сведениям, Кутепов ведет «горячую» вербовку добровольных агентов, готовых выехать в СССР для террористической работы»[257].

Хотя отдельные отечественные историки и журналисты рисуют более мрачную картину. Предполагалось провести диверсии на объектах транспорта, складах, портах, элеваторах с целью срыва экспорта хлеба и подрыва рубля. Для этой же цели планировалось отправить хлеб на 3–4 пароходах с широким освещением происходящего в прессе. При помощи быстроходных моторных лодок намечалось потопить несколько советских нефтеналивных судов, а также учебный парусник «Товарищ». Для уничтожения партийных кадров было решено кроме взрывных устройств использовать бациллы холеры, оспы, чумы, сибирской язвы, которые должны были переправляться через границу при помощи дипломатической почты[258]. Нарисованные ими планы подтверждаются документами.

Такого рода диспозиции и планы имели практически все белоэмигрантские организации. И говорить о том, что эти планы остались только на бумаге, было бы грубой ошибкой. Вот лишь небольшая (и далеко неполная) хроника терактов против СССР, совершенных белоэмигрантскими боевиками в первой половине двадцатых годов прошлого века.

1923 год.

10 мая белоэмигранты Конради и Полунин убили генерального секретаря советской делегации на Лозаннской конференции, полпреда СССР в Италии В. Воровского.

1926 год.

5 февраля совершено покушение на советских дипкурьеров Теодора Нетте и Иоганна Махмасталя. Нетте был убит. Тяжело раненный Махмасталь убил покушавшихся — неких братьев Габриловичей.

9 июня в Париже эмигрантом-меньшевиком Мерабашвили был убит редактор советской газеты «Новая Грузия» Г. Вешапели.

26 сентября было совершено покушение на полномочного представителя ОГПУ в Ленинградском военном округе (ему подчинялись территориальные чекистские органы Северо-Запада РСФСР) Станислава Мессинга. Покушавшийся, некий Анатолий Труба, проник в кабинет Мессинга, несколько раз выстрелил в него из револьвера, но промахнулся.

Также в этом году была предпринята попытка покушения на руководителей Советской Украины Г. Петровского и В. Чубаря.

Немаловажным было и то обстоятельство, что Кутепова продолжала поддерживать английская разведка, из секретных фондов которой он в 1927 году получил 200 тысяч французских франков. Благодаря этому финансовому вливанию Купепов и его сторонники смогли организовать несколько террористических вылазок в СССР.

В «Союз» РОВСовских террористов, по воспоминаниям его активистов, входило около трех десятков боевиков. На самом деле их было гораздо больше, так как конспирация была поставлена великолепно, а ОГПУ не успело внедрить в СНТ свою агентуру. Но даже три десятка — это немало, учитывая, что это были люди, прошедшие жестокую войну, а затем специальную подготовку в эмиграции.

В 1926 году в структуре РОВСа появилось тщательно законспирированное подразделение — так называемая «внутренняя линия». Интересна история появления этого термина. Когда белогвардейские офицеры приходили в канцелярию РОВС, то их спрашивали, по какой линии они хотят работать: внешней или внутренней. Первая подразумевала относительно легальную работу — преподавателя, техника, инструктора и т. п., а вторая — секретную. Сотрудники «внутренней линии» занимались вопросами разведки и контрразведки. Также ее задачами были: подготовка государственного переворота в СССР и осуществление терактов в отношении не только руководителей Советского Союза, но и против сотрудников организаций, советских и партийных учреждений (т. н. «средний террор»).

Для достижения поставленных целей планировалось создать в СССР мощное антисоветское подполье. Предполагалось использовать советских граждан из числа «бывших» (дворяне, сотрудники государственных учреждений и офицеры Российской империи, полицейские и т. п.), офицеров Красной Армии (однокашников и однополчан членов РОВСа), а также родственников эмигрантов[259]. Тактика оказалась малоэффективной. К «бывшим» советские власти всегда относились подозрительно, часто справедливо подозревая их в нелояльности и тайной антисоветской деятельности. А после 1927 года их положение ухудшилось. Руководство органов госбезопасности предприняло ряд упреждающих мероприятий с целью нейтрализации потенциальной «пятой колоны». Да и к тем, кто поддерживал контакты с проживающими за границей родственниками, в Советском Союзе полного доверия не было. Поэтому репрессии в отношение «бывших» в конце двадцатых годов прошлого века объяснялись просто — советская власть пыталась нейтрализовать «пятую колонну». Мера оказалась эффективной. В 1937 году РОВС и другие белогвардейские организации знали о ситуации в СССР значительно меньше, чем в 1921 году[260]. Ну а чекисты записали в свой актив создание нескольких мифических антисоветских подпольных организаций, аналогичных «Тресту» и «Синдикату».

Несмотря на все принимаемые сотрудниками Лубянки меры белогвардейцам все же удалось осуществить серию терактов. Одна из причин — новая тактика Александра Павловича Кутепова.

Самой известной террористической акцией РОВС стал взрыв ленинградского Центрального партийного клуба на Мойке. 7 июня 1927 года трое диверсантов из РОВСа (бывший капитан белой армии Виктор Ларионов, двадцатилетний сын полковника царской армии Сергей Владимирович Соловьев и его одноклассник Дмитрий Мономахов) под видом коммунистов проникли в партклуб и во время лекции некого товарища Ширвиндта об американском неореализме кинули несколько гранат. Осколками было ранено двадцать шесть человек, из них четырнадцать — тяжело[261].

Один из участников акции Виктор Ларионов позднее вспоминал:

«Я одну-две секунды стою на пороге и осматриваю зал. Бородка тов. Ширвиндта а-ля Троцкий склонилась над бумагами… Столик президиума посреди комнаты. Вдоль стен — ряды лиц, слившихся в одно чудовище со многими глазами. На стене «Ильич» и прочие «великие». Я говорю моим друзьям одно слово: «можно» — и сжимаю тонкостенный баллон в руке. Секунду Дмитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат… Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я кинул баллон в сторону буфета и общежития и побежал вниз по лестнице. На площадке мне ударило по ушам, по спине, по затылку звоном тысячи разбитых одним ударом стекол: это Дима метнул свою гранату.»[262].

Группа сумела благополучно вернуться в Финляндию.

Вот только не все ее члены дожили до старости. 6 июля 1928 года Георгий Радкевич и Дмитрий Мономахов пробрались в Москву и бросили бомбу в бюро пропусков ОГПУ. Дежуривший там сотрудник госбезопасности погиб. Оба террориста были обнаружены чекистами в Подольске (город в Московской области). При задержании Георгий Радкевич застрелился.

Другая атака террористов оказалась менее успешной. В ночь с 3 на 4 июня 1927 года трое членов РОВС Мария Владиславовна Захарченко-Шульце, Эдуард Оттович Стауниц (он же Александр Оттович Опперпут-Упелинц и Павел Иванович Селянини) и Вознесенский (оперативный псевдоним «Петерс») должны были взорвать здание общежития ОГПУ на Малой Лубянке в Москве. Как показывают архивные документы, выполнить эту задачу террористам было по силам. Один из них — Эдуард Оттович Стауниц хорошо знал особенность охраны общежития чекистов, вплотную примыкавшего к стене основного здания ОГПУ. С 1921 по 1927 год он сотрудничал с чекистами и принимал активное участие в операции «Трест». В случае взрыва «адской машинки» в этом месте значительных разрушений и жертв избежать бы вряд ли удалось.

Взрыв был предотвращен случайно. Один из жильцов особняка вышел на свежий воздух по малой нужде и обнаружил тлеющий бикфордов шнур. По крайней мере, так звучит официальная советская версия. Хотя возможно, о готовящейся акции в Москве знали заранее. Слишком оперативно начали преследовать террористов. Хотя настичь их сумели только в Смоленской области. Отходя к советскопольской границе, террористы убили шофера и захватили заложников. В операции по их поиску участвовали не только чекисты, но и военнослужащие Красной Армии, а также местные крестьяне.

Остальные попытки терактов были пресечены советскими пограничниками или сотрудниками госбезопасности.

Так, 15 августа 1927 года в районе Акссер четверо террористов в сопровождение двух финских граждан — проводников перешли государственную границу При себе каждый из боевиков имел по два револьвера и запас гранат. Согласно справке, подготовленной начальником Отдела контрразведки ОГПУ Салыня, задания у членов террористической группы:

«…были самого разнообразного характера, начиная от взрыва Волховстроя и кончая редакциями газет районных партийных изданий и комитетов. Экспертиза найденных у террористов бомб установила значительную разрушительную силу их, значительно превосходящую силу взрыва обычного типа бомб, то же самое в отношение ядов».

Нарушителей начали преследовать советские пограничники. Убив 20 августа 1927 года лесного объездчика Александра Александровича Ведешкина, группа разделилась.

22 августа 1927 года около села Шуя в Карелии были арестованы финский подданный «капитан армии Врангеля» (так в в документе. — Прим. авт.) Александр Борисович Балмасов и внук председателя Государственного Совета царской России кадет Александр Александрович Сольский. Позднее чекисты утверждали, что первый активно сотрудничал с финской разведкой.

Двое других боевиков тоже недолго оставались на свободе. Александр Александрович Шорин и Сергей Владимирович Соловьев погибли в перестрелке 24 августа 1927 года в районе села Печки (6 км от Петрозаводска). При попытке задержания трое пограничников было ранены.

Двое оставшихся в живых белогвардейцев проходили вместе с тремя коллегами по так называемому «делу пяти террористов-монархистов». Их подельников задержали в районе советско-латвийской границы в июле 1927 года. В ходе следствия выяснилось, что мичман Н.П. Строев и фельдфебель В.А. Самойлов:

«…ранее по поручению кутеповской монархической организации и иностранных разведок неоднократно переходили русско-латвийскую границу и при обратных переходах передавали сведенья о расположении частей Красной Армии, о состояние воздушного и морского флота, о местонахождении военных баз и об общем экономическом и политическом состояние СССР.

За собранные и переданные сведения шпионы получали денежный гонорар как от латразведки (латвийской разведки. — Прим. авт.) так равно и от Кутепова».

Далее в справке приводятся фамилии офицеров латвийской разведки и французской контрразведки, от которых задержанные получали задания.

«Поручения от латвийской и французской контрразведок были чисто военного характера, т. е. требовались сведения, освещающие деятельность ОСОАВИАХИМА, МОПРа, а также об организации, комплектовании и дислокации частей Красной Армии…

При последнем переходе границы СССР основным заданием указанных лиц (третьим был А. Э. Адеркас. — Прим. авт.) являлось: организация и производство внутри Союза террористических актов, направленных против работников партии и власти. Характер террористических актов являлся чисто индивидуальным, преследовавшим цель уничтожения отдельных видных работников как в Центре, так и на местах и организации подпольных военных ячеек (пятерок)»[263].

Были и другие случаи проникновения диверсантов РОВСа на территорию СССР.

Согласно официальному сообщению ПП ОГПУ, в Ленинградском военном округе 27 сентября 1927 года в СССР через финляндскую границу в районе Карелии вновь перешла «группа вооруженных монархистов», вступивших в перестрелку с советскими пограничниками. Одному боевику удалось уйти обратно в Финляндию, двое были убиты[264].

В мае — июне 1928 года члены «боевой группы Бубнов» безуспешно провели две недели в Москве, пытаясь организовать убийство главного редактора газеты «Правда» Николая Ивановича Бухарина[265].

В октябре 1929 года на территорию СССР проникла боевая группа А.А. Анисимова. При попытке ареста ее командир застрелился 10 октября 1928 года. В ноябре того же года в перестрелке погибли еще двое боевиков РОВСа — белогвардейские офицеры В.И. Волкова и С.Воинова. В декабре 1929 года при «выполнении боевого задания» погиб бывший глава Галлиполийского землячества в Праге, капитан 1-го Дроздовского полка П.М. Трофимов[266].

Александр Павлович Кутепов не ограничивался организацией террористических актов. Как и Петр Николаевич Врангель, он мечтал о военном походе на Советскую Россию. Весной 1927 года он планировал собрать для «весеннего похода» до 50 тысяч бойцов. В следующем году воинственные планы науськиваемой английской разведкой эмиграции усилились. Белогвардейцам поручалось создавать повстанческие организации, поднимать местные восстания, разлагать воинские части и в нужный момент спровоцировать войну. 17 июля 1928 года было подписано соглашение между РОВС и румынским Генеральным штабом. Бухарест принимал помощь эмигрантов в войне против СССР. Белогвардейцам разрешалось создать русские части. В рамках общего стратегического плана им предоставлялись отдельные боевые участки. Александр Павлович Кутепов брался сформировать стрелковый корпус, для чего румыны предоставляли ему вооружение, экипировку и снабжение.

Кроме выполнения заданий иностранных разведок, РОВС пытался создавать воинские части по своей инициативе, ради оживления организации. Предполагалось создать объединения по родам оружия с четкой структурой, командирами и соподчинением, постепенно приведя их в боевую готовность[267].

Временный размах белого террора вызвал серьезное, но, возможно, несколько преувеличенное беспокойство как на Лубянке, так и в Кремле. Дело в том, что число боевиков за все время существования Боевой организации Кутепова составило 32 человека. А после своего пребывания в Москве Бубнов составил для Кутепова доклад, в котором категорически утверждал, что организовать систематический тер рор в СССР невозможно и нецелесообразно. Но руководство ОГПУ, преувеличивая истинную силу белоэмигрантского террористического движения, получив разрешение Кремля, приняло решение нейтрализовать Кутепова, который к тому же после смерти Врангеля стал в апреле 1928 года председателем РОВС. А так как заманить на территорию СССР Кутепова не удалось, летом 1929 года было решено его похитить и вывезти в Москву.

Похищение Кутепова стало одним из первых серьезных заданий, порученных Спецгруппе при ИНО ОГПУ, руководителем которой был Я. Серебрянский. (Формально Спецгруппа была образована в 1930 году после заседания Политбюро ЦК ВКП(б), посвященного возможной войне,)

То, что похищение Кутепова было поручено Серебрянскому и его людям, было далеко не случайным. К 1930 году Серебрянский уже считался опытным разведчиком-нелегалом. В органах госбезопасности он начал работать еще в 1920 году во время похода Красной Армии в Персию. А в ИНО пришел в 1923 году и сразу же был направлен в Палестину в качестве заместителя нелегального резидента Я. Блюмкина. Через год, сменив Блюмкина на посту резидента, он смог проникнуть в боевое сионистское движение, а также завербовать большую группу эмигрантов — уроженцев России: А. Ананьева (он же Кауфман), Ю. Волкова, Р. Эске-Рачковского, Н. Захарова, А. Турыжникова и ряд других. Позднее именно они и составили костяк Спецгруппы. В 1925–1928 годах Серебря некий успешно работал в качестве нелегального резидента в Бельгии и во Франции, а в апреле 1929 года был назначен начальником 1-го отделения (нелегальная разведка) ИНО ОГПУ.

Кроме сотрудников группы Серебрянского для организации похищения Кутепова в Париж был направлен помощник начальника КРО ОГПУС. Пузицкий. По мнению В. Бурцева, в операции также участвовали советские дипломаты — генеральный консул в Париже Н. Кузьмин и сотрудник полпредства А. Фехнер, что представляется весьма сомнительным.

Утром в воскресенье 26 января 1930 года Кутепов в 10 часов 30 минут вышел из своей квартиры в доме № 26 по рю Русселе, сказав жене, что направляется на панихиду по генералу Каульбарсу в церковь «Союза галлиполийцев», а перед этим встретится с одним хорошо известным ему человеком. Но на панихиду генерал так и не пришел.

В 3 часа дня обеспокоенная семья Кутепова подняла тревогу и заявила об исчезновении генерала в полицию. Подозревая возможность похищения Кутепова, французские власти срочно известили пограничные пункты, порты и аэропорты. Но все оказалось напрасным. Больше Кутепова никто никогда не видел. Расследование, проведенное французской полицией, установило, что Кутепов был похищен около 11 часов на углу рю Удино и рю Русселе. По версии полиции, двое неизвестных в желтых пальто неожиданно схватили проходившего мимо генерала и втолкнули в стоявший рядом серо-зеленый автомобиль. На происходящее спокойно смотрел находившийся на углу полицейский, который затем сел в автомобиль рядом с водителем, после чего похитители уехали в сторону бульвара Инвалидов. Вслед за автомобилем поехало и находившееся рядом красное такси. Присутствие человека, одетого в полицейскую форму, дало повод случайному свидетелю Огюсту Стеймницу, уборщику католической клиники св. Иоанна, расположенной на рю Удино, считать произошедшее обычным полицейским арестом.

Но на самом деле все было несколько по-другому. На Кутепова чекистов вывел агент ОГПУ генерал Дьяконов, о котором стоит рассказать чуть подробнее. Участник русско-японской войны и выпускник 1905 года Николаевской академии Генерального штаба, генерал-майор Павел Павлович Дьяконов во время Первой мировой войны был помощником российского военного атташе в Лондоне и исполнял свои обязанности вплоть до мая 1920 года, когда русская военная миссия в Великобритании была закрыта. После этого оказавшийся не у дел генерал переехал на постоянное место жительство в Париж. Но будучи в эмиграции, Дьяконов никогда не высказывал враждебного отношения к новой власти к России, что, впрочем, и неудивительно, поскольку в вождях белого движения он разочаровался довольно быстро. Желая вернуться на родину, Дьяконов на встречах с советскими представителями неоднократно говорил о том, что хотел бы выехать в Советский Союз. Но все его просьбы оставались без ответа. В марте 1924 года Дьяконов в очередной раз пришел в советское полпредство в Париже и, обращаясь к дежурному коменданту, сказал, что хотел бы встретиться с полпредом по поводу известных ему данных о заговоре против СССР. Словоу «заговор» произвело магическое действие, и Дьяконова пригласили в отдельный кабинет, где он написал следующее письмо:

«Настоящим заявляю, что будучи в прошлом человеком, враждебно настроенным по отношению к Советской власти, в настоящее время я решительно изменил свое отношение к ней. Обязуюсь охранять, защищать и служить интересам Союза Советских Социалистических Республик и его правительства. П. Дьяконов, Париж, март 1924 г».[268].

Письмо Дьяконова попало к начальнику ИНО ОГПУ Трилиссеру, который принял наконец решение направить к генералу оперативного сотрудника разведки Д. Смирнова. Их встреча состоялась в мае 1924 года в Лондоне. Во время разговора Дьяконов заверил собеседника в своей преданности советской власти и написал следующее обязательство:

«Настоящим я заявляю, что будучи в прошлом человеком, враждебно настроенным по отношению к Советской власти, в настоящее время я решительно изменил свое отношение к ней. Желая доказать свою преданность Советскому правительству, я добровольно и сознательно беру на себя обязательство быть секретным осведомителем Советского правительства о деятельности правых (антисоветских) партий. Равным образом обязуюсь сообщать своевременно о всех прочих контрреволюционных группах, что мне станет известно о их деятельности.

Все директивы, мною получаемые в связи с моей осведомительской работой, обязуюсь исполнять точно и своевременно. О своей деятельности и получаемых мною заданиях обязуюсь хранить полное молчание.

Лондон, 26 мая 1924 г. Павел Павлович Дьяконов.

Впредь свои сообщения буду подписывать «Виноградов»[269].

Основным объектом деятельности Дьяконова как агента ОГПУ стал образованный в сентябре 1924 года РОВС. Кроме того, используя связи Дьяконова во французском Генштабе, ИНО ОГПУ довел до сведения французской разведки данные о профашистски настроенных русских генералах и офицерах. Но главным заданием Дьяконова следует считать участие в похищении Кутепова.

Именно с помощью Дьяконова Кутепову написали записку, в которой неизвестное лицо выразило желание встретиться с ним по денежному вопросу. Встреча была назначена на воскресенье. Те два человека в желтых пальто, что запихнули Кутепова в машину на самом деле были французскими коммунистами и агентами группы Серебрянского. Роль постового исполнил офицер французской полиции (также агент ОГПУ). А в красном такси находились непосредственные руководители операции на месте — Турыжников и Эеке-Рачковский. Посадив Кутепова в машину, чекисты проехали весь центр Парижа, после чего повернули к окраине. А когда заволновавшийся Кутепов спросил их: «Куда вы меня везете?», театрально ответили: «Можете говорить по-русски, генерал. Мы — сотрудники ОГПУ СССР».

После этого Кутепова усыпили хлороформом и в спящем состоянии доставили в Марсель. На борт советского судна «Спартак» генерала провели под видом сильно загулявшего члена экипажа, после чего корабль взял курс на Новороссийск. Но больное сердце генерала не выдержало последствий наркоза, и он умер от сердечного приступа в сотне миль от Новороссийска. (Существует и другая версия — Кутепов умер вечером 26 января и был тайно похоронен в саду дома, принадлежащего вышеуказанному французскому полицейскому.) Впрочем, несмотря на смерть Кутепова, организатор похищения главы РОВС Я. Серебрянский 30 марта 1930 года был награжден орденом Красного Знамени.

В Москве с самого начала категорически отрицали причастность своих спецслужб к похищению генерала Кутепова. Так, в газете «Известия» от 3 февраля 1930 года была напечатана заметка, в которой утверждалось, что Кутепов похитил деньги РОВС и бежал с ними в Южную Америку. И только в 1965 году было сделано неожиданное и, скорее всего, случайное признание. 22 сентября газета «Красная звезда» опубликовала заметку генерал-полковника авиации в запасе Н. Шиманова, в которой говорилось: «…комиссар государственной безопасности 2-го ранга (на самом деле 3-го ранга — Прим. авт.) Сергей Васильевич Пузицкий… участвовал не только в поимке бандита Савинкова и в разгроме контрреволюционной организации «Трест», но и блестяще провел операцию по аресту Кутепова и ряда других белогвардейских организаторов и вдохновителей иностранной интервенции и Гражданской войны».

Что же касается генерала Дьяконова, то после исчезновения Кутепова эмигрантская газета «Возрождение» назвала его «чекистским агентом» и прямым участником похищения главы РОВС. После этого Дьяконову пришлось потратить немало сил и времени, чтобы французский суд, рассмотрев материалы следствия по делу «Генерал Дьяконов против газеты «Возрождение»», признал обвинения необоснованными и заставил редакцию принести генералу извинения. Агент «Виноградов» продолжал работать на советскую разведку до оккупации Франции немецкими войсками, а в конце мая 1941 года при помощи советского полпредства в Париже вместе с дочерью выехал в СССР. Через месяц после начала Великой Отечественной войны его арестовали, но спустя четыре месяца благодаря заступничеству начальника 1-го (разведывательного) управления НКВД СССР П. Фитина выпустили на свободу. Умер П.П. Дьяконов 28 января 1943 года в Казахстане, куда он был эвакуирован.

Ликвидация Кутепова имела далеко идущие последствия. Во-первых, всем лидерам белой эмиграции было показано, что и за границей они не могут быть гарантированы от насильственной смерти от рук агентов ОГПУ, а полиция и спецслужбы стран пребывания не способны не только обеспечить им защиту, но и даже провести квалифицированное расследование. Во-вторых, РОВС, как претендующая на лидерство среди эмигрантов организация, стал гораздо менее влиятельным, поскольку сменивший Кутепова на посту председателя генерал Е. Миллер не пользовался большим авторитетом. И в-третьих, в результате непродуманной, начатой белыми эмигрантами под влиянием эмоций террористической кампании 1927–1928 годов значительные силы эмиграции, нацеленные на борьбу с большевизмом вооруженным путем, были уничтожены. Впрочем, иначе и быть не могло, так как государственные спецслужбы всегда были, да и должны быть неизмеримо сильнее каких бы то ни было террористов.

Из квартиры в Париже в камеру на Лубянке

В 1937 году в разгар сталинских чисток, уничтоживших всю оппозицию в СССР, советским руководством было принято решение окончательно разобраться с наиболее крупной белоэмигрантской организацией — РОВС. В Кремле посчитали, что в связи с усилением фашистской Германии и возможной войной с ней, было бы желательно взять РОВС под полный контроль. Эту задачу можно было считать решенной, если бы председателем РОВС стал давний агент ОГПУ — НКВД генерал Николай Скобли н. Но на пути Скобли на стоял генерал Евгений Миллер, возглавивший РОВС после похищения генерала Кутепова.

Профессиональный военный, Евгений Карлович Миллер родился 29 сентября 1867 года в Двинске. В 1884 году он окончил Николаевский кадетский корпус, а в 1886 году — Николаевское кавалерийское училище, после чего начал военную службу в лейб-гвардии Гусарском Его Величества полку. В 1892 году Миллер окончил гю первому разряду Николаевскую академию Генерального штаба, в 1898–1907 годах был военным атташе в Бельгии, Голландии и Италии, затем начальником своего родного Николаевского кавалерийского училища, а с началом Первой мировой войны возглавил штаб 5-й армии. В 1915 году Миллер был произведен в генерал-лейтенанты, а в январе 1917 года назначен командиром 26-го армейского корпуса. В августе того же года он был направлен в Италию представителем Ставки Верховного Главнокомандующего при итальянской Главной квартире.

Здесь его и застал Октябрь 1917 года. Миллер не признал новую власть и был заочно осужден судом революционного трибунала, после чего в январе 1919 года прибыл в оккупированный англичанами Архангельск, где был назначен военным губернатором Северной области и министром иностранных дел в правительстве Н. Чайковского. В августе 1919 года, после ухода англичан с Русского Севера, Миллер возглавил войска Северного правительства, отклонив предложение союзников эвакуировать армию вместе с ними. Но уже в феврале 1920 года его части были разбиты, а их остатки на ледоколе «Козьма Минин» и яхте «Ярославна» ушли в изгнание.

Оказавшись в эмиграции, Миллер продолжил антисоветскую деятельность. С июля 1920 году он был уполномоченным генерала Врангеля по военным и морским делам в Париже, а в апреле 1922 года назначен начальником его штаба. В июне 1923 года Миллер перешел в распоряжение Великого князя Николая Николаевича и отвечал за деньги, которые передал Великому князю Врангель. В РОВС Миллер вернулся в 1929 году, когда новый председатель Союза генерал Кутепов назначил его своим первым заместителем. А после исчезновения Кутепова 26 января 1930 года он стал очередным председателем РОВС.

Приняв дела, Миллер был вынужден констатировать, что похищение Кутепова нанесло РОВС сильный удар. От Боевой организации не осталось почти ничего, так как основная часть боевиков погибла в вылазках на территорию СССР, а оставшиеся были деморализованы разоблачением «Треста» и похищением Кутепова. Единственной действующей боевой единицей была группа боевиков в Чехословакии, которую возглавлял генерал-майор В. Харжевский, тесно сотрудничавший со 2-м отделом польского генштаба. Однако и там не все обстояло благополучно, из-за чего начальник русской секции 2-го отдела полковник Р. Врага несколько раз беседовал с Миллером, указывая на недостатки в работе Харжевского.

Понимая, что неудачи Кутепова были связаны с отсутствием у него опыта конспиративной работы, Миллер первым делом организовал при РОВС в октябре 1930 года небольшой контрразведывательный отдел. Его начальником стал генерал-майор К. Глобачев, в свое время окончивший Николаевскую академию Генерального штаба по второму разряду и в период Первой мировой войны занимавший посты начальника Охранного отделения в Варшаве и Петрограде. Что же касается тайной деятельности на территории СССР, то Миллер, продолжая генеральную линию Кутепова, перенес основные усилия на создание хорошо законспирированных подпольных ячеек, которые в нужный момент могли бы возглавить вооруженное восстание. Секретную (особую) работу против СССР по предложению Миллера возглавил генерал от кавалерии А.М. Драгомиров, официально занимающий должность генерала для поручений. Специальные курсы по подготовке агентов для заброски в СССР, на которых боевиков обучали стрельбе, изготовлению взрывчатых веществ и т. д., действовали в Париже, Софии и Праге.

В 1934 году при РОВС была создана организация «Белая идея», задачей которой была нелегальная заброска на территорию СССР террористических и разведывательных групп через Финляндию (ранее, в 1931 году, в СССР были заброшены бывшие офицеры Потто и Потехин, арестованные чекистами благодаря сведениям, полученным парижской резидентурой ИНО ОГПУ, и хорошей работе контрразведки). Руководил организацией капитан Ларионов, который лично отобрал первые 20 человек, прошедших спецподготовку для успешной работы в Советском Союзе. В том же году первые два боевика, Прилуцкий и Носанов, были заброшены в СССР. Однако под Ленинградом их обнаружили, и только чудом им удалось вырваться в Финляндию. Но еще двое, Дмитриев и Богданович, в том же году не вернулись из СССР, так как были обезврежены чекистами. Этим активная деятельность организации Ларионова, которого позднее сменил Носанов, и ограничилась, хотя, например, подполковник Николай Зуев до 1938 года четырежды побывал на советской территории и каждый раз благополучно возвращался обратно.

Впрочем, разведывательные возможности Миллера были действительно невелики. И прежде всего из-за ограниченных финансовых ресурсов. Дело в том, что основные денежные средства РОВС по совету брата Миллера Карла, бывшего торгового агента в Токио, были вложены в предприятия шведского спичечного короля Ивара Крейтера, считавшегося весьма солидным финансистом. Но на самом деле Крейгер оказался обыкновенным аферистом и строителем финансовых «пирамид», этаким Мавроди начала XX века. И в 1932 году его империя лопнула, а сам он 12 марта застрелился в спальне своей роскошной квартиры на улице Виктора-Эммануила Третьего в Париже. В результате РОВС оказался разоренным — его потери составили 7 миллионов франков.

Кроме того, спецслужбы европейских государств после разоблачения «Треста» и похищения Кутепова скептически относились к возможностям РОВС и всячески уклонялись ог контактов с ним. По этим причинам, как уже говорилось, Миллер был вынужден ограничиться только разведывательной деятельностью, да и то в незначительных размерах.

Другим важным обстоятельством было то, что Миллер в отличие от своих предшественников Врангеля и Кутепова был мало известен и не пользовался популярностью и авторитетом у белой эмиграции, а кроме того, у него не было ясной политической программы. Из-за этого в рядах РОВС со временем стали возникать склоки и противоречия.

Все это вместе взятое значительно ослабило Союз, но, несмотря на испытываемые трудности, он продолжал оставаться крупнейшей эмигрантской организацией, потенциально опасной для Москвы, особенно в случае военных конфликтов с западными странами. Поэтому РОВС и его председатель по-прежнему находились под пристальным вниманием советских спецслужб, которые настойчиво внедряли в его ряды свою агентуру. Одним из наиболее важных агентов был генерал-майор Николай Скоблин.

Николай Владимирович Скоблин родился 9 июня 1893 года в городе Нежине в семье отставного полковника. Выбрав военную карьеру, он в 1914 году окончил Чугуевское военное училище и был в чине прапорщика направлен на фронт в 126-й Рыльский пехотный полк. Воевал он отважно, и за храбрость и боевые заслуги был награжден орденом св. Георгия и золотым Георгиевским оружием. Летом 1917 года штабс-капитан Скоблин одним из первых вступил в 1-й Ударный (позднее Корниловский ударный) отряд 8-й армии, где командовал вторым батальоном, а когда началась Гражданская война, он встал на сторону белых.

«В Добровольческой армии с самого начала, — говорится о нем в «Биографическом справочнике высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России».

В конце 1917 г. — в Корниловском ударном полку под командой полковника Неженцева. Командир роты, командир батальона. В ноябре 1918 г. — полковник и командир Корниловского полка. В Русской армии генерала Врангеля начальник Корниловской дивизии; в ней же был произведен в генерал-майоры. В Галлиполийском лагере командир Корниловского полка, сформированного из остатков дивизии»[270].

Там же, в Галлиполи, в июне 1921 года Скоблин женился на известной русской певице Надежде Плевицкой, которая и в Европе пользовалась громадной популярностью среди русских эмигрантов. Вместе с сопровождавшим ее Скоблиным она давала концерты сначала в Болгарии, а потом в Прибалтике и Польше, а также в Берлине, Брюсселе, Праге, Париже и других городах Европы. В 1926 году Плевицкая совершила турне по Америке и в октябре дала в Нью-Йорке серию концертов, на которые пригласила служащих советских внешнеторговых учреждений. Это обстоятельство вызвало изумление и смущение в рядах эмиграции, а в газете «Новое Русское Слово» появилась статья под названием «Глупость или измена?». В ответ на нападки Плевицкая отвечала: «Я артистка и пою для всех. Я вне политики», что не могло понравиться лидерам эмиграции. В результате возмущенный случившимся Врангель под давлением общественного мнения отдал 9 февраля 1927 года приказ об освобождении генерала Скоблина от командования корниловцами. Впрочем, опала Скоблина была недолгой. И в том же 1927 году ближайший помощник Врангеля генерал Шатилов, пытаясь укрепить влияние председателя РОВС среди ветеранов Белой армии, убедил его вернуть Скоблина в Корниловский полк. Такова была ситуация, когда в начале сентябре 1930 года Скоблин встретился со своим бывшим подчиненным штабс-капитаном Ковальским.

Сын железнодорожника, Петр Григорьевич Ковальский в 1914 году поступил в Одесское военное училище. В мае 1915 года он был выпущен из училища в чине прапорщика, а уже в июне 1915 года был направлен на фронт.

Воевал Ковальский храбро, был трижды ранен, но всякий раз возвращался в строй. В октябре 1916 года он был уже штабс-капитаном и имел восемь боевых наград. После Февральской революции 26-лет-ний Ковальский вступил в 1-й Ударный отряд 8-й армии, где и познакомился со Скоблиным. В Гражданскую войну он воевал в рядах Добровольческой армии, а после поражения Белого движения оказался в Польше, где был интернирован. Освободившись из лагеря, он поселился в Лодзи, работал сначала ночным сторожем, а потом техником в строительной конторе. В 1921 году Ковальский пришел в советское полпредство в Варшаве и сказал, что хотел бы вернуться на родину.

Так он начал работать на советскую разведку под псевдонимом «Сильвестров».

В 1924 году Ковальский вернулся в СССР и поступил в распоряжение ИНО ГПУ Украины. А весной 1930 года он был передан в центральный аппарат ИНО ОГПУ и как агент «ЕЖ/10» направлен во Францию для вербовки генерала Скоблина. Основанием для такого решения послужило его старое знакомство со Скоблиным, о котором он писал:

«…Генерал Скоблин — познакомились в 1917 году при формировании Отдельного ударного отряда VIII армии. Скоблин был штабс-капитаном. Мы были большими приятелями. Почти год служили в одном полку — Отдельный ударный отряд, Корниловский ударный полк, Славянский ударный полк, Корниловский ударный полк. После ранения один раз гостил у него в Дебальцево, в другой раз кутили в Харькове в «Астраханке» в 1919 году…»[271]

Ковальский приехал в Париж 2 сентября и сразу же направился к Скоблину, который явно обрадовался встрече со старым знакомым. Он представил его Плевицкой, благосклонно принявшей друга мужа, что дало Ковальскому возможность еще несколько раз бывать в их доме.

Итогом этих посещений стала вербовка Ковальским не только Скоблина, но и его жены. Что толкнуло Скоблина, в отличие от других эмигрантов не испытывающего нужды, на сотрудничество с советской разведкой, сказать трудно. Но как бы там ни было, он под диктовку Ковальского написал следующее заявление:

«ЦИК СССР

От Николая Владимировича Скоблина

Заявление

12 лет нахождения в активной борьбе против Советской власти показали мне печальную ошибочность моих убеждений.

Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне гражданства СССР.

Одновременно с сим даю обещание не выступать как активно, так и пассивно против Советской власти и ее органов. Всецело способствовать строительству Советского Союза и о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим правительственным органам.

10 сентября 1930 г. Н. Скоблин»[272].

Данное заявление было переправлено в Москву, и начальник ИНО А. Артузов наложил на нем следующую резолюцию:

«Заведите на Скоблина агентурное личное и рабочее дело под псевдонимом «Фермер — ЕЖ/13».

21 января 1931 года в Берлине состоялась встреча Скоблина и Плевицкой с представителем Центра. На ней агентам было объявлено, что ЦИК СССР персонально амнистировал их. После этого Скоблин написал обязательство о сотрудничестве с советской разведкой:

«Подписка

Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной Армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной Армии безотносительно территории. За невыполнение данного мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.

21/131. Берлин. Б. генерал Николай Владимирович Скоблин»[273].

Точно такое же обязательство написала и Плевицкая.

Новые агенты были переданы на связь легальной парижской резидентуре ИНО ОГПУ. Что до Ковальского, то он 20 января 1931 года попал под подозрение немецкой полиции и был немедленно отправлен в СССР. В дальнейшем его передали в распоряжение ГПУ Украины, а затем и вовсе перевели на гражданскую работу. Сначала он работал в Одессе, потом в Челябинске, а затем устроился в Ворошиловграде старшим бухгалтером в тресту «Главхлеб». Там в 1937 году Ковальский был арестован и по обвинению в шпионаже расстрелян. Когда же в 1939 году сотрудники ИНО НКВД в связи с нехваткой опытных вербовщиков предприняли его поиски, то получили из УНКВД по Донецкой области следующую копию обвинительного заключения:

«Из дела-формуляра Ковальского видно, что Ковальский при использовании по линии Иностранного отдела имеет ряд фактов, подозрительных в проведении им разведывательной работы в пользу Польши.

В принадлежности к агентуре польской разведки Ковальский виновным себя не признал.

Ковальский Петр Георгиевич, согласно приказу наркома внутренних дел СССР — Генерального Комиссара Государственной Безопасности тов. Ежова — № 00495, осужден.

22 ноября 1937 года»[274].

Что же касается Скоблина, то он на протяжении семи лет активно работал на советскую разведку. Не вдаваясь в подробности его деятельности, сошлемся на статью «Конец РОВС», помещенную в 3 томе «Очерков истории российской внешней разведки», в которой, в частности, говорится:

«По оценке ИНО ОГПУ, через год после вербовки Скоблин «стал одним из лучших источников… довольно четко информировал нас о взаимоотношениях в руководящей верхушке РОВС, сообщал подробности о поездках Миллера в другие страны». Гастроли его жены давали возможность Скоблину осуществлять инспекторские проверки периферийных подразделений РОВС и обеспечивать советскую разведку оперативно значимой информацией. С помощью Скоблина были ликвидированы боевые кутеповские дружины, скомпрометирована идея генералов Шатилова и Туркула о создании в РОВС террористического ядра для использования его на территории СССР. В конечном счете Скоблин стал одним из ближайших помощников Миллера и его поверенным в делах центральной организации РОВС. Когда некоторые члены РОВС стали высказывать подозрения относительно сотрудничества Скоблина с советской разведкой, Миллер решительно выступил в его защиту»[275].

Другим важным агентом, освещавшим деятельность РОВС, был Сергей Николаевич Третьяков. Он родился 26 августа 1882 года в богатой и именитой московской купеческой семье. Его дед, Сергей Михайлович, был одно время московским городским головой, основал всемирно известную Третьяковскую галерею. Сам Сергей Николаевич был женат на Наталье Мамонтовой, представительнице богатейшего московского рода. Еще молодым, он после окончания Московского университета вошел в семейное торговое дело, на московской бирже занимал одно из первых мест, был основателем и первым председателем Всероссийского объединения льняных фабрикантов. В общественной жизни Москвы он также играл видную роль и одно время даже являлся гласным городской думы. Во время Первой мировой войны Третьяков занимал пост заместителя председателя московского Военно-промышленного комитета, а после Февральской революции примкнул к кадетам и занял пост председателя Высшего Экономического совещания в правительстве А. Керенского. Арестованный после Октябрьского переворота, Третьяков несколько месяцев провел в тюрьме. Выйдя на свободу весной 1918 года, он выехал сначала в Москву, затем в Харьков, а оттуда — в Париж. Но когда Сибирское правительство адмирала Колчака в конце 1919 года предложило ему занять пост министра торговли и промышленности, он немедленно выехал в Омск. Впрочем, на этой должности и последующих — заместителя председателя правительства и министра иностранных дел — он пробыл недолго, всего пять месяцев, и после поражения Колчака вернулся во Францию.

С этого момента для Третьякова началась тяжелая жизнь в эмиграции. Первое время он существовал довольно безбедно, но вскоре деньги кончились, и настала острая нужда. Пришлось отказаться от роскошной квартиры и поселиться в крохотном номере дешевой гостиницы в Бийянкуре, около Порт де Сен-Клу. Сам он устроился на работу в журнал «Иллюстрированная Россия», а его жена стала торговать парфюмерией. На почве разочарований и постоянных ссор с женой он запил и даже однажды попытался покончить жизнь самоубийством, приняв большую дозу веронала. От смерти Третьякова спасла его дочь, вовремя вызвавшая «скорую помощь». Именно в это время Третьяков встретился со своим старым знакомым, инженером Окороковым, когда-то работавшим в омском правительстве в министерстве торговли.

Окороков не скрывал своих контактов с большевиками, что подтолкнуло Третьякова к определенным размышлением. Закончились они тем, что в 1929 году он стал агентом ИНО ОГПУ.

Первоначально поступающая от Третьякова информация не представляла особого интереса. Но с 1933 года, когда перед ним поставили задачу по «разработке» 1-го отдела РОВС (Франция и Бельгия), все изменилось. Получив от советской разведки деньги, Третьяков снял в доме № 29 на рю де Колизе, где размещался штаб РОВС, три квартиры. Две из них располагались на третьем этаже, причем одна как раз над помещением штаба РОВС. В третьей квартире на четвертом этаже поселился он сам с семьей. После этого сотрудниками парижской резидентуры в штаб-квартире РОВС были установлены микрофоны, а аппаратура приема размещена в квартире Третьякова. И начиная с января 1934 года Третьяков регулярно вел записи всех разговоров руководителей РОВС. Когда же в конце 1934 года в связи с финансовыми трудностями председатель РОВС генерал Миллер стал подыскивать для штаба более дешевое помещение, Третьяков предложил ему одну из своих квартир на третьем этаже. Цена показалась Миллеру подходящей, и в декабре 1934 года штаб РОВС переехал на третий этаж. Благодаря этому операция «Информация наших дней» (так в ИНО ОГПУ проходили поступающие от Третьякова данные) благополучно продолжалась до 1940 года.

Сведения, получаемые благодаря Третьякову, были исключительно важными. Благодаря ему были выявлены каналы заброски боевиков РОВС на территорию СССР и их имена, установлен факт сотрудничества генерала Миллера с французскими и японскими спецслужбами и многое другое. В качестве примера можно привести следующее спецсообщение ИНО руководству НКВД, составленное на основе донесений Третьякова:

«ИНО Главного управления государственной безопасности получены сведения, что руководитель террористической работой РОВС в Румынии полк. Жолондовский заявляет, что НКВД… совершенно разгромил всю английскую разведку, ведущуюся из Румынии, и всю румынскую линию Жолондовского. По словам Жолондовского, нарушены все организации всех разведок. На Жолондовского произвело впечатление опубликование в советской печати настоящих фамилий двух расстрелянных террористов в Харькове… Жолондовский заявляет, что сейчас со стороны Румынии невозможна работа террористического характера, но в то же время он считает необходимым, чтобы РОВС снова провел террористический акт по какой-либо другой линии против т. Жданова или т. Постышева. Ген. Абрамов… и капитан Фосс… считают, что Жолондовский всех обманывал. Он тратил получаемые от РОВС 5 тыс франков на свои личные нужды, ведя неприличный образ жизни, и на взятки Мурузову (один из руководителей румынских спецслужб). По словам Абрамова и Фосса, все посылки людей в СССР Жолондовским производились на английские деньги, а счет представляли ген. Миллеру…»[276]

Но, как уже говорилось, в 1937 году в Москве посчитали, что РОВС следует взять под полный контроль, поставив во главе его своего агента. Для этого было решено похитить генерала Миллера, после чего на пост председателя мог претендовать его ближайший соратник генерал Скоблин. За председателем РОВС было установлено постоянное наблюдение, которое поручили нелегальной резидентуре Я. Сереб-рянского. Одним из агентов Серебрянского, следившим за Миллером, была Мирей Аббиа («Авиаторша»), о которой уже говорилось выше. По указанию Серебрянского «Авиаторша» сняла квартиру рядом с квартирой Миллера, откуда вела наблюдение за председателем РОВС. Позднее она даже проникла в квартиру Миллера, украла некоторые документы, а также установила микрофон, который позволял прослушивать разговоры генерала.

Однако, поскольку резидентура Серебрянского в это время готовила похищение сына Троцкого Льва Седова, операцию по изъятию Миллера было решено поручить другим людям. Поэтому в начале сентября 1937 года для организации похищения Миллера, проходившего в НКВД под псевдонимом «Дед», в Париж прибыл заместитель начальника ИНО ГУ ГБ НКВД Сергей Шпигельглаз. На месте ему помогали прибывший из Испании резидент ИНО в Мадриде Александр Орлов (Фельдбин, псевдоним «Швед») и резидент ИНО во Париже Станислав Глинский («Петр»), работавший во Франции под фамилией Смирнов. В похищении Миллера также участвовали Георгий Косенко (во Франции Кислов, псевдоним «Фин»), Михаил Григорьев («Александр») и Вениамин Гражуль (во Франции Белецкий). Весь план похищения построили на Скоблине, который должен был заманить Миллера на конспиративную квартиру.

22 сентября 1937 года в 11 часов утра Миллер вышел из штаб-квартиры РОВС, оставив у начальника канцелярии генерала П. Кусонского конверт, который попросил вскрыть в том случае, если он не вернется. После этого он встретился со Скоблиным, который отвез его на квартиру, где Миллера, дескать, ожидали немецкие офицеры, пожелавшие поговорить с ним. Но там Миллера встретили не немецкие офицеры, а Георгий Косенко и Вениамин Гражуль. Они вкололи Миллеру большую дозу наркотика, после чего поместили в деревянный ящик и на грузовике «Форд-23КВ» советского полпредства перевезли в Гавр.

Там ящик, опечатанный дипломатической печатью, погрузили на пароход «Мария Ульянова», находившийся в порту под разгрузкой партии бараньих шкур. Не дожидаясь окончания разгрузки, пароход немедленно отплыл из Гавра и взял курс на Ленинград. Через неделю, 29 сентября, Миллер был доставлен в Москву и помещен во внутреннюю тюрьму НКВД как заключенный № 110.

Но еще вечером 22 сентября генерал П. Кусонский и заместитель председателя РОВС адмирал М. Кедров, обеспокоенные долгим отсутствием Миллера, вскрыли оставленный им конверт и прочитали записку следующего содержания:

«У меня сегодня в 12.30 час. дня рандеву с генералом Скоблиным на углу рю Жасмен и рю Раффе, и он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в прибалтийских странах — полковником Штроманом, и с г. Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устроено по инициативе Скоблина. Может быть, это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку.

Генерал Миллер. 22 сентября 1937 г»,[277].

Генерал Скоблин, за которым немедленно послали, сначала отрицал факт встречи с Миллером в этот день, а когда Кедров предложил ему пройти в полицейский участок для дачи показаний, воспользовался моментом и бежал. Исчезновение генерала Миллера вызвало бурную реакцию французских властей. Советскому полпреду во Франции Сурицу был заявлен решительный протест. Французская сторона с первых часов происшествия проницательно утверждала, что генерал был похищен и привезен на борт советского судна, а специальный комиссар Гавра ¿Иавино точно определил время и обстоятельства погрузки Миллера на «Марию Ульянову». Однако французы не хотели портить отношения с СССР, и поэтому Шавино был снят с должности. Его преемник, комиссар Андре, очевидно, еще меньше уважал правительство Народного фронта, так как не только подтвердил заявление Шавино, но и назвал организатора похищения — консула Кислова. Под этим именем, как уже было сказано, работал во Франции Косенко.

Прозвучала даже угроза направить французский эсминец на перехват этого судна в море. Однако полпред СССР во Франции Суриц решительно отверг обвинения и предупредил, что французы понесут ответственность, если их военный корабль остановит в международных водах мирное советское судно и французские военные учинят на нем обыск. В любом случае, утверждал Суриц, генерала Миллера они там не найдут. И французы не решились осуществить свою угрозу. В итоге «Мария Ульянова» спокойно проделала весь путь из Гаврского порта в Ленинград.

Все это время советская сторона продолжала категорически отрицать свою причастность к похищению Миллера. Более того, был даже распушен слух, что Скоблин являлся агентом гестапо. Для этого в «Правде» от 30 сентября 1937 года было напечатано следующее заявление ТАСС:

«Все отчетливее выясняются связи Скоблина с гитлеровским гестапо и звериная злоба и ненависть, которую питал Скоблин к Советскому Союзу. Ряд газет приводят заявление директора одного из парижских банков, который сообщил, что… Скоблин располагал крупными средствами и часто менял в банке иностранную валюту. Из заявления банкира вытекает, что источником средств Скоблина являлась гитлеровская Германия».

Однако следствие, проведенное французской полицией, доказало причастность к похищению генерала Миллера Скоблина и его жены Надежды Плевицкой. 24 сентября Плевицкая была арестована по подозрению в соучастии в похищении генерала Миллера и шпионаже в пользу СССР Суд над ней состоялся в декабре 1938 года, а 14 числа того же месяца был вынесен приговор: 20 лет каторжных работ и 10 лет запрещения проживать во Франции. (Кстати, Скоблина также судили, только заочно. 26 июля 1939 года он был признан виновным в похищении Миллера и приговорен к пожизненной каторге.) Весной 1939 года Плевицкая была отправлена в Центральную тюрьму города Ренн. Вскоре она тяжело заболела и 5 октября 1940 года умерла. Думается, здесь будет уместно привести рассказ председателя Народно-трудового союза в 1930–1960 годах Виктора Байдалакова, в котором он, говоря о некоем сотруднике гестапо Дедио, вспоминал:

«Он (Дедио. — Прим. авт.) во время войны арестовал в Париже С.Н. Третьякова, в квартиру которого шли провода микрофонов из квартиры ниже, в которой помещался штаб управления РОВСа. В квартиру Третьякова и скрылся 22 сентября 1937 года генерал Скоблин, когда генерал Кусонский и адмирал Кедров предложили ему вместе с ними поехать в полицейский комиссариат, чтобы заявить об исчезновении генерала Е.К. Миллера. Допрашивал он и сидевшую в тюрьме Надежду Плевицкую, принесшую перед смертью полную повинную — вместе с генералом Скоблиным долгие годы они состояли на службе большевиков»[278].

Скоблин сумел избежать ареста, но его побег поставил крест на замыслах Москвы сделать своего агента председателем РОВС. С этой точки зрения подключение Скоблина к похищению Миллера следует расценивать как непростительную ошибку, приведшую к непоправимым последствиям. Важнейший агент НКВД в РОВС был вынужден долгое время скрываться на конспиративной квартире советской разведки, пока в конце концов его на самолете, арендованном при помощи Орлова, переправили в Испанию. Журналист Л. Млечин при этом утверждает, что непосредственно переброской Скоблина занимался сотрудник ИНО НКВД «Андрей». В Испании следы агента «ЕЖ/ 13» теряются. По официальной версии, он погиб в октябре 1937 года в Барселоне во время бомбежки аэродрома. Сохранилось лишь письмо Скоблина, в котором он просит оказать помощь его жене:

«11. XI.37. Дорогой товарищ Стах! (возможно, резидент ИНО НКВД в Париже Станислав Глинский. — Прим. авт.)

Пользуясь случаем, посылаю Вам письмо и прошу принять, хотя и запоздалое, но самое сердечное поздравление с юбилейным праздником 20-летия нашего Советского Союза. Сердце мое сейчас наполнено особенной гордостью, ибо в настоящий момент я весь, в целом, принадлежу Советскому Союзу, и нет у меня той раздвоенности, которая была до 22 сентября искусственно создана. Сейчас я имею полную свободу говорить всем о моем Великом Вожде Товарище Сталине и о моей Родине — Советском Союзе. Недавно мне здесь пришлось пересматривать старые журналы и познакомиться с № 1 журнала «Большевик» этого года. С большим интересом прочитал его весь, а статья «Большевики на Северном полюсе» произвела на меня большое впечатление.

В конце этой статьи приводятся слова Героя Советского Союза Водопьянова, когда ему перед полетом на полюс задали вопрос: «Как ты полетишь на полюс, и как ты там будешь садиться? А вдруг сломаешь — пешком-то далеко идти?» «Если поломаю, — сказал Водопьянов, — пешком не пойду, потому что у меня за спиной сила, мощь. Товарищ Сталин не бросит человека!» Эта спокойно сказанная фраза, но с непреклонной верой, подействовала и на меня. Сейчас я тверд, силен и спокоен, и тоже верю, что Товарищ Сталин не бросит человека. Одно только меня опечалило, это 7 ноября, когда вся наша многомиллионная страна праздновала этот день, а я не мог дать почувствовать «Васеньке» (семейное прозвище Надежды Васильевны Плевицкой. — Прим. авт.) о великом празднике. Не успел оглянуться, как снова прошло 2 недели со дня Вашего отъезда. Ничего нового в моей личной жизни не произошло. От безделья и скуки изучаю испанский язык, но полная неосведомленность о моем «Васеньке» не дает мне целиком отдаться этому делу. Как Вы полагаете, не следует ли Георгий Николаевичу теперь повидаться со мной и проработать некоторые меры, касающиеся непосредственно «Васеньки»? Я бы мог дать ряд советов чисто психологического характера, которые имели бы огромное моральное значение, учитывая почти двух месячное пребывание в заключении и необходимость ободрить, а главное — успокоить. Крепко жму Вашу руку. С искренним приветом Ваш (подпись)»[279].

Но, скорее всего, Скоблин до Испании не долетел. Свидетельством тому может служить следующая шифровка из Москвы во Францию:

«Париж Шведу Яше 28.09.1937 лично

Ваш план принимается. Хозяин просит сделать все возможное, чтобы прошло чисто. Операция не должна иметь следов. У жены должна сохраниться уверенность, что тринадцатый жив и находится дома.

Алексей»[280].

Здесь стоит напомнить, что псевдонимом «Швед» пользовался А. Орлов, «Яша» — Я. Серебрянский, «Алексей» — начальник ИНО НКВД А. Слуцкий. А если вспомнить, что непосредственно в Испанию Скоблина переправлял «Андрей», каковым псевдонимом пользовался другой мастер тайных операций — П. Судоплатов, то уместно предположить, что агента «ЕЖ/13», ставшего для НКВД обузой, просто выбросили из самолета во время полета.

За проведенную операцию по похищению Миллера («Деда»), а также за проводившуюся параллельно операцию по ликвидации перебежчика Рейсса («Раймонда») ее участники согласно указу ЦИК СССР от 13 ноября 1937 года были награждены орденами «за самоотверженное и успешное выполнение специальных заданий Правительства СССР».

Похищение Миллера вызвало немало шума и нанесло РОВС оглушительный удар, от которого он так и не смог оправиться. Новый председатель генерал-лейтенант Ф.Ф. Абрамов, занявший этот пост после исчезновения Миллера и сменивший его 22 марта 1938 года генерал-лейтенант А.П. Архангельский (1938–1957 годы) не смогли восстановить авторитет Союза, и он окончательно превратился в отжившую свой век организацию.

Как уже говорилось выше, с точки зрения советского руководства генерал Миллер был значимой фигурой белого движения на Западе, потенциально ориентированной на союз с Германией. Возможно, что так оно и было, особенно если учесть развал РОВС после его похищения. Однако личность самого Миллера на момент его похищения вызывает лишь недоумение. Оставшиеся в архивах документы рисуют образ уже не способного к активным действиям человека, безнадежно старого и, возможно, даже ослабевшего умом. Читатель сам может об этом судить по его письмам из тюрьмы, приведенным в приложении.

Так, 29 сентября 1937 года он во время первого допроса пишет письма в Париж жене и генералу Кусонскому, из которых следует, что пленник Лубянки рассчитывает выйти на свободу. Но вскоре его надежды исчезают, и 4 ноября 1937 года Миллер обращается с заявлением к начальнику тюрьмы, прося по крайней мере послать жене краткое уведомление о том, что он жив. Затем он трижды, 28 декабря 1937 года, 30 марта и 16 апреля 1938 года, пишет записки Н. Ежову, посетившему его в камере 27 декабря, но и эти послания остаются без ответа. Тогда 27 августа 1938 года он пишет Ежову очередное письмо, в котором звучат доселе скрываемые гнев и горечь. После этого реальный жизненный след генерала Миллера обрывается — он превращается в тень, в узника камеры № ПО, упоминаемого в документах НКВД под именем Иванова Петра Васильевича.

Генерал Е.М. Миллер

Решение о расстреле генерала Миллера было принято в мае 1939 года. И совершенно очевидно, что решение это принималось в экстренном порядке. Архивы НКВД не дают ответа на вопрос, почему именно 11 мая 1939 года судьба секретного узника была решена окончательно и бесповоротно. Но догадаться о причине этой поспешности нетрудно. До того времени пост наркома иностранных дел СССР занимал М. Литвинов, который являлся сторонником политического сближения СССР с Англией и Францией и был уверен, что для прочного мира необходим антигитлеровский альянс с этими странами. Учитывая такую политику, НКВД мог предполагать, что старый генерал, похищенный в Париже, может еще понадобиться в качестве той или иной разменной карты при игре с европейскими партнерами. Однако 4 мая 1939 года Литвинов был снят со своей должности, а его место занял В. Молотов.

В результате внешнеполитический курс СССР изменился на 180 градусов. Новый нарком иностранных дел решительно пошел на сближение с Гитлером, и в этом раскладе карт секретному узнику Лубянки уже не было места.

К этому времени наркомом внутренних дел вместо ликвидированного по приказу Сталина Н. Ежова был назначен Л. Берия. Он и подписал первый документ, относящийся к завершению трагической истории генерала Миллера. Очевидно, что указания на этот счет Берия мог получить только от Молотова либо от самого Сталина. После этого он вызвал к себе председателя Военной Коллегии Верховного суда Ульриха, и в его присутствии дежурный секретарь составил две бумаги, первую из которых, написанную на бланке «Народного Комиссара Внутренних Дел СССР», без номера, но с датой 11 мая 1939 года, подписал сам Берия:

«Только лично.

Начальнику внутренней тюрьмы ГУГБ НКВД СССР тов. Миронову

ПРЕДПИСАНИЕ

Предлагаю выдать арестованного Иванова Петра Васильевича, содержащегося под № 110? коменданту НКВД СССР тов. Блохину.

Народный Комиссар Внутренних Дел СССР Л. Берия».

Внизу, видимо, рукою Миронова сделана приписка: «Арестованного Иванова под № 110 выдал коменданту НКВД.

Нач. Внутр. тюрьмы Миронов. 11.V.39».

Наискосок листа идет еще одна надпись, красным карандашом: «Одного осужденного принял. Блохин. 11.V.39»[281].

Второй документ, составленный дежурным секретарем, гласит: «Предлагается немедленно привести в исполнение приговор Военной Коллегии Верховного суда СССР над Ивановым Петром Васильевичем, осужденным к расстрелу по закону от 1 декабря 1934 года.

Председатель В. К. В. Ульрих» Сбоку документа, тем же Мироновым приписано:

«Выданную личность Иванов под № 110 подтверждаю.

Нач. Вн. тюрьмы Миронов. 11/V 39 г».[282]. Эта приписка сделана, скорее всего, по особому требованию «сверху», чтобы удостовериться в уничтожении именно ТОГО «Иванова».

Сохранился и третий документ, написанный в тот же, роковой для секретного узника день:

«АКТ

Приговор в отношении сего Иванова, осужденного Военной Коллегией Верхсуда СССР приведен в исполнение в 23 часа 5 минут и 23 часа 30 минут сожжен в крематории в присутствии:

Комендант НКВД Блохин (подпись) Н-к внутр. тюрьмы ГУГБ НКВД Миронов (подпись) 11 /V 39 г/»[283]

Так как этот документ подписан только двумя лицами, то можно утверждать, что один из них и произвел расстрел Миллера. Никого третьего при завершении этого секретного дела не было. Можно предположить, что даже комендант НКВД Блохин, непосредственный участник расстрела, не знал, кем именно был этот сожженный в московском крематории «Иванов».

Но сомнений в том, что Петр Васильевич Иванов и есть Евгений Карлович Миллер, быть не может. Все три документа были подколоты к той же стопке бумаг, что и письма самого генерала. На тонкой папке с этими документами осталась пометка: «Материал передавал 5/3 49 г. т. Абакумову (подпись)». Свидетельством является и совпадающий номер камеры (110), и тот факт, что расстрел «Иванова» был произведен по сценарию, который НКВД применял лишь в отношении особо секретных осужденных — тайно, обычно ночью (время расстрела на документа 23 часа 5 мин.) их привозили в крематорий, убивали в подвале, примыкающем к печи, и почти сразу сжигали.

Похищением генерала Миллера закончилась борьба советских спецслужб с наиболее антисоветски настроенными лидерами Белого движения, оказавшимися в эмиграции после Гражданской войны и не пожелавшими сложить оружие. Что касается РОВС, то, как уже было сказано, он перестал играть лидирующую роль в белой эмиграции, уступив место Национальному союзу нового поколения (НСНП — будущий НТС — Народно-Трудовой союз), объединившему в своих рядах молодежь 1920-х годов, вышедшую из военных училищ Белой армии и подросших детей эмигрантов первой волны.

Приложение № 1 ЗАЯВЛЕНИЯ ЛЬВА ТРОЦКОГО О СМЕРТИ ЛЬВА СЕДОВА

После таинственной гибели Льва Седого его отец направил в полицию два заявления, где высказал свою версию о причинах смерти сына.

Следствие по делу о смерти моего сына Льва Троцкого

Г-ну судебному следователю Пеженелъ, при суде 1-й инстанции департамента Сены.

Милостивый государь, г-н судья!

От моих адвокатов, метров Розенталя и Русса, я получил сегодня утром материалы предварительного дознания и медицинской экспертизы по поводу смерти моего сына, Льва Седова. В столь большом и трагическом деле я считаю своим правом говорить с полной откровенностью, без всяких дипломатических условностей. Полученные документы поразили меня своими умолчаниями. Полицейское расследование, как и медицинская экспертиза, явно ищут линии наименьшего сопротивления. Таким путем истина не может быть раскрыта.

Г-да медицинские эксперты приходят к выводу, что смерть Седова может быть объяснена естественными причинами. Это заключение, в данной обстановке, почти лишено содержания. Всякая болезнь может при известных условиях привести к смерти. С другой стороны, нет или почти нет такой болезни, которая должна была бы привести к смерти именно в данный момент. Для судебного следствия дело идет не о теоретическом вопросе: могла ли данная болезнь сама по себе привести к смерти? а о практическом вопросе: не помогли кто-нибудь сознательно болезни, чтоб покончить с Седовым в кратчайший срок?

На процессе Бухарина-Рыкова в Москве в марте этого года раскрыто было с циничной откровенностью, что одним из методов ГПУ является помогать болезни приблизить момент смерти. Бывший начальник ГПУ, Меньжинский, и писатель Горький были немолодыми и больными людьми; их смерть, следовательно, легко могла быть объяснена «естественными причинами». Так и гласило в свое время официальное заключение врачей. Однако, из московского судебного процесса человечество узнало, что светила московской медицины под руководством бывшего начальника секретной полиции Ягоды ускорили смерть больных при помощи таких методов, которые не поддаются или трудно поддаются контролю. С точки зрения интересующего нас вопроса, почти безразлично, были ли в данных конкретных случаях показания обвиняемых правдивы или ложны. Достаточно того, что тайные методы отравления, заражения, содействия простуде и вообще ускорения смерти официально включены в арсенал ГПУ. Не входя в дальнейшие подробности, позволяю себе обратить ваше внимание на изданный советским комиссариатом юстиции стенографический отчет о процессе Бухарина — Рыкова.

Г-да эксперты говорят, что смерть «могла» последовать и от естественных причин. Разумеется, могла. Однако, как явствует из всех обстоятельств дела, ни один из врачей не ждал смерти Седова. Ясно, что и ГПУ, надзиравшее за каждым шагом Седова, не могло надеяться на то, что «естественные причины» выполнят свою разрушительную работу без помощи извне. Между тем болезнь Седова и хирургическая операция открывали исключительно благоприятные условия для вмешательства ГПУ.

Мои адвокаты представили в ваше распоряжение, г-н судья, необходимые данные, доказывающие, что ГПУ считало уничтожение Седова одной из важнейших своих задач. Вряд ли у французской юстиции могут быть вообще какие-нибудь сомнения на этот счет после трех московских процессов и особенно после открытий, сделанных швейцарской и французской полицией в связи с убийством Игнатия Райсса. В течение долгого времени, особенно же последних двух лет, Седов жил в обстановке постоянной блокады со стороны шайки ГПУ, которая на территории Парижа распоряжается почти с такой же свободой, как в Москве. Наемные убийцы подготовили Седову западню в Милюзе, совершенно аналогичную той, жертвой которой пал Райсс. Только случайность спасла Седова на этот раз. Имена преступников и их роли вам известны, г-н судья, и мне нет надобности настаивать на этом пункте.

4 февраля 1937 г. Седов опубликовал во французском журнале «Confessions» статью, в которой предупреждал, что пользуется прекрасным здоровьем; что преследования не сломили его духа; что он не склонен ни к отчаянию, ни к самоубийству, и что если его однажды постигнет внезапно смерть, то виновников ее надо будет искать в лагере Сталина. Этот номер «Confessions» я выслал в Париж для вручения Вам, г-н судья, и потому цитирую по памяти. Пророческое предупреждение Седова, вытекавшее из непреложных и всем известных фактов исторического масштаба, должно, на мой взгляд, определить направление и характер судебного следствия. Заговор ГПУ, с целью застрелить, задушить, утопить, отравить или заразить Седова, являлся постоянным и основным фактором в его судьбе за последние два года. Болезнь явилась только эпизодом. Даже в клинике Седов оказался вынужден прописать себя под вымышленным именем Мар-тэн, чтоб хоть отчасти затруднить этим работу преследовавших его по пятам бандитов. В этих условиях правосудие не имеет права успокаиваться абстрактной формулой: «Седов мог умереть от естественных причин», пока не будет доказано обратное, именно, что могущественное ГПУ упустило благоприятный случай помочь «естественным причинам».

Можно возразить, что развитые выше общие соображения, как они ни вески сами по себе, не могут, однако, изменить негативных результатов медицинской экспертизы. Я сохраняю за собой право вернуться к этому вопросу в особом документе, после совещания с компетентными врачами. То, что следы отравы не найдены, не значит, что ее не было, и уж во всяком случае не значит, что ГПУ не приняло каких-либо других мер к тому, чтоб помешать оперированному организму справиться с болезнью. Если б дело шло о заурядном случае, в обычных жизненных условиях, медицинская экспертиза, не исчерпывая вопроса сама по себе, сохранила бы, однако, всю силу убедительности. Но перед нами из ряду вон выходящий случай, именно неожиданная для самих врачей смерть одинокого изгнанника после долгого единоборства между ним и могущественным государственным аппаратом, вооруженным неисчерпаемыми материальными, техническими и научными средствами.

Формальная медицинская экспертиза представляется тем более недостаточной, что она упорно обходит це игральный момент в истории болезни. Четыре первых дня после операции были днями явного улучшения здоровья оперированного; состояние больного считалось настолько благополучным, что администрацией клиники отменена была специальная сиделка. Между тем в ночь на 14 февраля больной, в бурном бреду, обнаженный, бродит по коридорам и помещениям больницы, предоставленный самому себе. Неужели этот чудовищный факт не заслуживает внимания экспертизы?

Если бы естественные причины должны были (должны были, а не могли) привести к трагической развязке, чем и как объяснить оптимизм врачей, в результате которого больной в самый критический момент оказался без всякого присмотра? Можно, разумеется, попытаться свести все дело к ошибке в прогнозе и плохому врачебному надзору. Однако в материалах следствия нет упоминания даже и об этом. Нетрудно понять почему: если был недостаток надзора, то не напрашивается ли сам собой вывод, что враги, не спускавшие с Седова глаз, могли воспользоваться этой благоприятной обстановкой для своих преступных целей?

Персонал клиники пытался, правда, перечислить тех, кто приближался к больному. Но какую ценность имеют эти показания, если больной имел возможность, неведомо для персонала, покинуть свою кровать и комнату и, без помехи с чьей бы то ни было стороны, бродить по зданию клиники в состоянии горячечной экзальтации?

Г-н Тальгеймер, хирург, оперировавший Седова, во всяком случае оказался застигнут событиями роковой ночи врасплох. Он спросил жену Седова, Жанну Мартэн де Пальер: «Не покушался ли больной на самоубийство?» На этот вопрос, который нельзя вычеркнуть из общей истории болезни, Седов сам заранее ответил в цитированной выше статье, за год до своей смерти. Поворот к худшему в состоянии больного оказался настолько резок и внезапен, что хирург, не зная ни личности больного, ни условий его жизни, увидал себя вынужденным прибегнуть к гипотезе самоубийства. Этого факта, повторяю, нельзя вычеркнуть из общей картины болезни и смерти моего сына! Можно, пожалуй, при желании сказать, что подозрения родных и близких Седову людей вызваны их мнительностью. Но мы имеем перед собой врача, для которого Седов был заурядным больным, неизвестным инженером под фамилией Мартэн. Хирург не мог, следовательно, быть заражен ни мнительностью, ни политической страстью. Он руководствовался только теми указаниями, которые исходили от организма больного. И первой реакцией этого выдающегося и опытного врача на неожиданный, то есть не мотивированный «естественными причинами» поворот в ходе болезни явилось подозрение в покушении больного на самоубийство. Не ясно ли, не очевидно ли до полной осязательности, что, если бы хирург в тот момент знал, кто таков его больной и каковы условия его жизни, он немедленно спросил бы: «Не было ли здесь вмешательства убийц?»

Именно этот вопрос и стоит перед судебным следствием во всей своей силе. Вопрос формулирован, г-н судья, не мною, а хирургом Тальгеймером, хотя и невольно. И на этот вопрос я не нахожу никакого ответа в полученных мною материалах предварительного следствия. Я не нахожу даже попытки найти ответ. Я не нахожу интереса к самому вопросу.

Поистине поразительным является тот факт, что загадка критической ночи осталась до сих пор не только не раскрытой, но даже не затронутой. Упущение времени, крайне затрудняющее работу дальнейшего следствия, не может быть объяснено случайностью. Администрация клиники естественно стремилась избежать в этом пункте расследования, ибо оно не могло не вскрыть грубую небрежность, в результате которой тяжело больной остался без всякого присмотра и мог совершать гибельные для него действия или подвергаться таким действиям. Эксперты-врачи совершенно не настаивали, со своей стороны, на выяснении обстоятельств трагической ночи. Полицейское следствий ограничилось поверхностными показаниями лиц, виновных, по меньшей мере, в небрежности и потому заинтересованных в ее сокрытии. Между тем за небрежностью одних могла легко укрыться преступная воля других.

Французское судопроизводство знает формулу следствия «против X». Именно под этой формулой ведется ныне следствие по делу о смерти Седова. Но X. здесь вовсе не является «неизвестным», в точном смысле слова. Дело не идет о случайном грабителе, убившем проезжего на большой дороге и скрывшемся после убийства. Дело идет о совершенно определенной международной шайке, которая совершает уже не первое преступление на территории Франции, пользуясь и прикрываясь дружественными дипломатическими отношениями. Такова подлинная причина того, почему расследование о краже моих архивов, о преследованиях против Седова, о попытке покончить с ним в Милюзе, наконец, нынешнее расследование о смерти Седова, длящееся уже пять месяцев, не приводили и не приводят ни к каким результатам. Пытаясь отвлечься от совершенно реальных и могущественных политических факторов и сил, стоящих за преступлением, следствие исходит из фикции, будто дело идет о простых эпизодах частной жизни, называет преступника именем X. и — не находит его.

Преступники будут раскрыты, г-н судья! Радиус преступлений слишком велик, в них вовлечено слишком большое число лиц и интересов, нередко противоречивых, разоблачения уже начались, и они раскроют в течение ближайшего периода, что нити от ряда преступлений ведут к ГПУ и, через ГПУ, лично к Сталину. Я не могу знать, примет ли в этих разоблачениях французская юстиция активное участие. Я бы очень желал этого и готов со своей стороны помочь ей всеми силами. Но так или иначе, истина будет раскрыта!

Из изложенного выше вытекает с полной очевидностью, что следствие по делу о смерти Седова еще почти не начиналось. В соответствии со всеми обстоятельствами дела и с вещими словами самого Седова от 4 февраля 1937 г., следствие не может не исходить из презумпции, что смерть имела насильственный характер. Организаторами преступления являлись агенты ГПУ, фиктивные чиновники советских учреждений в Париже. Исполнителями являлись агенты этих агентов из среды белых эмигрантов, французских или иностранных сталинцев и пр. ГПУ не могло не иметь своих агентов в русской клинике в Париже или в его ближайшем окружении. Таковы пути, по которым должно направляться следствие, если оно, как хотел бы надеяться, ищет раскрытия преступления, а не линии наименьшего сопротивления.

Примите, г. судья, уверение и пр.

Лев Троцкий.

Койоакан, 19 июля 1938 г.

Источник: Троцкий Л. Следствие по делу смерти Льва Седого. // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1938 год. Август — сентябрь. № 68–69.

Следствие по делу о смерти Льва Седова

(Второе заявление Л. Д. Троцкого судебному следователю.)

Г-н судебный следователь!

В дополнение к моему заявлению от 19-го июля я имею честь присовокупить нижеследующие соображения:

1. Я советовался с компетентными врачами. Ни один из них не может, разумеется, рискнуть противопоставить заочную экспертизу экспертизе высококвалифицированных французских специалистов, оперировавших над трупом. Однако врачи, с которыми я совещался, единодушно находят, что ход болезни и причины смерти не выяснены следствием с той необходимой полнотой, которой требуют исключительные обстоятельства данного дела.

2. Ярче всего неполнота следствия подтверждается поведением хирурга, г-на Тальгеймера. Он отказался давать объяснения, сославшись на «профессиональную тайну». Закон дает такое право врачу. Но закон не обязывает врача пользоваться этим правом. Чтоб укрыться за профессиональную тайну, у врача должен быть, в данном случае, на лицо исключительный интерес. Каков же интерес г-на Тальгеймера? Не может быть и речи в данном случае об охранении тайны пациента или его родных. Дело идет, следовательно, об охранении тайны самого врача. В чем же может состоять эта тайна? У меня нет никакого основания подозревать г-на Тальгеймера в преступных действиях. Но совершенно очевидно, что если бы смерть Седова естественно и неизбежно вытекала из характера его болезни, то у хирурга не могло бы быть ни малейшего интереса или психологического побуждения отказываться отдачи необходимых разъяснений. Укрываясь за профессиональную тайну, г-н Тальгеймер говорит этим самым: в ходе болезни и в причинах смерти есть особые обстоятельства, выяснению которых я не желаю содействовать. Никакого другого толкования поведению г-на Тальгеймера дать нельзя. Рассуждая чисто логически, нельзя не прийти к выводу, что к ссылке на профессиональную тайну врач мог, в данных обстоятельствах, прибегнуть в одном из следующих трех случаев:

а) если б он был заинтересован в сокрытии собственного преступления;

б) если б он был заинтересован в сокрытии собственной небрежности;

в) если б он был заинтересован в сокрытии преступления или небрежности своих коллег, сотрудников и прочее.

Демонстративное молчание г-на Тальгеймера само по себе уже указывает программу следствия: надо во что бы то ни стало раскрыть те обстоятельства, которые побудили хирурга укрыться за профессиональную тайну.

3. Неясными, недостаточными и отчасти противоречивыми являются показания владельца клиники д-ра Симкова. Знал или не знал он, кто таков его пациент? Этот вопрос не раскрыт совершенно. Седов был принят в клинику под именем «Мартэн, французский инженер». Между тем д-р Симков разговаривал с Седовым в клинике по-русски. Именно благодаря этому сиделка Эйсмонт узнала, по ее словам, что Мартэн — русский или владеющий русским языком. Запись Седова под чужим именем была сделана, как отмечают сами документы следствия, в целях безопасности. Знал ли об этих целях д-р Симков? И если знал, то почему обращался к больному по-русски в присутствии сиделки Эйсмонт? Если он делал это по неосторожности, то не проявил ли он ту же неосторожность и в других случаях?

4. Д-р Жирмунский, директор клиники, считался, по сведениям полиции, «сочувствующим большевикам». Это в наши дни очень определенная характеристика. Она означает: друг кремлевской бюрократии и ее агентуры. Жирмунский заявил, что о действительной личности больного он узнал только накануне его смерти от г-жи Молинье. Если принять эти слова на веру, то придется заключить, что г-н Симков, который предупредил по телефону Жирмунского о прибытии больного заранее, скрывал от своего ближайшего сотрудника действительную личность «французского инженера Мартэна». Вероятно ли это? При сестре Эйсмонт Симков, как уже сказано, разговаривал с больным по-русски. Жирмунский знает русский язык. Или же у Симкова были специальные причины остерегаться Жирмунского? Какие именно?

5. «Сочувствующий большевикам» — это очень определенная характеристика. Следствие явно останавливается здесь на полдороги. В условиях русской эмиграции такое «сочувствие» не остается, в наши дни, платоническим. «Сочувствующий» становится, обычно, во враждебное отношение к белой эмиграции. Из каких рядов почерпает г-н Жирмунский своих клиентов? Общается ли он с кругами советского посольства, торгпредства и проч.? Если да, то в круг его клиентов входят несомненно наиболее ответственные агенты ГПУ.

6.0 политических симпатиях владельца клиники, г-на Симкова, в документах не сказано почему-то ничего. Это серьезный пробел. Тесное сотрудничество Симкова с Жирмунским заставляет предполагать, что и г-н Симков не враждебен советским кругам и, возможно, имеет в этой среде связи. Какие именно?

7. Д-р Симков является сотрудником медицинского издания «Эвр Шируржикаль Франко-Рюсс». Какой характер носит это издание: является ли оно делом блока французских врачей и советского правительства, или же, наоборот, от имени русской медицины выступают белые эмигранты? Этот вопрос остался без всякого освещения. Между тем не только полиция, но и младенцы знают, что под прикрытием всякого рода медицинских, юридических, литературных, пацифистских и иных организаций и изданий ГПУ создает свои укрепленные пункты, которые служат ему, особенно во Франции, для безнаказанного совершения преступления.

8. Нельзя не упомянуть здесь об одном в высшей степени важном обстоятельстве, на которое я позволяю себе обратить ваше особенное внимание, г-н судья. Г-н Симков имел, как известно, несчастье потерять в этом году двух сыновей, ставших жертвой обвала. В тот период, когда действительная судьба мальчиков оставалась еще загадочной, г-н Симков в одном из интервью, данных им французской печати, заявил, что, если его сыновья похищены, то это могло быть сделано только «троцкистами», как месть за смерть Седова. Эта гипотеза поразила меня в свое время своей чудовищностью. Я должен прямо сказать, что такое предположение могло прийти в голову либо человеку, совесть которого не была вполне спокойна; либо человеку, который вращается в смертельно враждебных мне и Седову политических кругах, где агенты ГПУ могли прямо натолкнуть мысль несчастного отца на фантастическое и возмутительное предположение. Но если у г-на Симкова существуют дружественные отношения с теми кругами, которые систематически занимаются физическим истреблением «троцкистов», то нетрудно допустить и то, что эти дружественные отношения могли быть, и даже без ведома г-на Симкова, использованы для преступления против Седова.

9. В отношении персонала клиники, начиная с г-на Жирмунского, полицейское расследование неизменно повторяет формулу о «непричастности» этих лиц к активной политической деятельности, считая, видимо, что это обстоятельство освобождает от необходимости дальнейшего расследования. Такой взгляд является заведомо фальшивым. Дело идет вовсе не об открытой политической деятельности, а о выполнении наиболее секретных и преступных заданий ГПУ. Агенты такого рода, подобно военным шпионам, разумеется, не могут компрометировать себя участием в агитации и пр.; наоборот, в интересах конспирации, они ведут в высшей степени мирный образ жизни. Однообразные ссылки на «неучастие» всех допрошенных в активной политической борьбе свидетельствовали бы о чрезвычайной наивности полиции, если бы за ним не скрывалось стремление уклониться от серьезного расследования.

10. Между тем, г-н судья, без очень серьезного, напряженного и смелого расследования преступлений ГПУ раскрыть нельзя. Для того чтобы дать приблизительное представление о методах и нравах этого учреждения, я вынужден привести здесь цитату из официозного советского журнала «Октябрь», от 3-го марта этого года. Статья посвящена театральному процессу, по которому был расстрелян бывший начальник ГПУ, Ягода. «Когда он оставался в своем кабинете, — говорит советский журнал об Ягоде, — один или с холопом Булановым, он сбрасывал свою личину. Он проходил в самый темный угол этой комнаты и открывал свой заветный шкаф. Яды. И он смотрел на них. Этот зверь в образе человека любовался склянками на свет, распределял их между своими будущими жертвами». Ягода есть то лицо, которое организовало мою, моей жены и нашего сына высылку за границу; упомянутый в цитате Буланов сопровождал нас из Центральной Азии до Турции, как представитель власти. Я не вхожу в обсуждение того, действительно ли Ягода и Буланов были повинны в тех преступлениях, в которых их сочли нужным официально обвинить. Я привел цитату лишь для того, чтоб охарактеризовать, словами официозного издания, обстановку, атмосферу и методы деятельности секретной агентуры Сталина. Нынешний начальник ГПУ, Ежов, прокурор Вышинский и их заграничные сотрудники нисколько, разумеется, не лучше Ягоды и Буланова.

11. Ягода довел до преждевременной смерти одну из моих дочерей, до самоубийства — другую. Он арестовал двух моих зятей, которые потом бесследно исчезли. ГПУ арестовало моего младшего сына, Сергея, по невероятному обвинению в отравлении рабочих, после чего арестованный исчез. ГПУ довело своими преследованиями до самоубийства двух моих секретарей: Глазмана и Бутова, которые предпочли смерть позорящим показаниям под диктовку Ягоды. Два других моих русских секретаря, Познанский и Сермукс, бесследно исчезли в Сибири. В Испании агентура ГПУ арестовала моего бывшего секретаря, чехословацкого гражданина Эрвина Вольфа, который исчез бесследно. Совсем недавно ГПУ похитило во Франции другого моего бывшего секретаря, Рудольфа Клемента. Найдет ли его французская полиция? Захочет ли она его искать? Я позволяю себе в этом сомневаться. Приведенный выше перечень жертв охватывает лишь наиболее мне близких людей. Я не говорю о тысячах и десятках тысяч тех, которые погибают в СССР от рук ГПУ, в качестве «троцкистов».

12. В ряду врагов ГПУ и намеченных им жертв Лев Седов занимал первое место, рядом со мною. ГПУ не спускало с него глаз. В течение, по крайней мере, двух лет бандиты ГПУ охотились за Седовым во Франции, как за дичью. Факты эти незыблемо установлены, в связи с делом об убийстве И. Райсса. Можно ли допустить хоть на минуту, что ГПУ потеряло Седова из виду во время его помещения в клинику и упустило исключительно благоприятный момент? Допускать это органы следствия не имеют права.

13. Нельзя без возмущения читать, г-н судья, доклад судебной полиции за подписями Hauret и Boilet. По поводу подготовки серии покушений на жизнь Седова доклад говорит: «по-видимому, его политическая деятельность действительно составляла предмет достаточно тесного наблюдения со стороны его противников». Одна эта фраза выдает судебную полицию с головой! Там, где дело идет о подготовке во Франции убийства Седова, французская полиция говорит о «достаточно тесном наблюдении» со стороны анонимных «противников» и прибавляет словечко: «по-видимому». Г-н судья! Полиция не хочет раскрытия истины, как она ее не раскрыла в деле похищения моих архивов, как она ничего не раскрыла в деле убийства И. Райсса, как она не собирается ничего раскрыть в деле похищения Рудольфа Клемента. ГПУ имеет во французской полиции и над ней могущественных сообщников. Миллионы червонцев расходуются ежегодно на то, чтоб обеспечить безнаказанность сталинской мафии во Франции. К этому надо еще прибавить соображения «патриотического» и «дипломатического» порядка, которыми с удобством пользуются убийцы, состоящие на службе Сталина и орудующие в Париже, как у себя дома. Вот почему следствие по делу о смерти Седова носило и носит фиктивный характер.

Л. Троцкий.

Койоакан, 24 августа 1938 г.

Источник: Троцкий Л. Следствие по делу смерти Льва Седого. // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1938 год. Октябрь. № 70.

Приложение № 2 ПО ПОВОДУ СУДЬБЫ РУДОЛЬФА КЛЕМЕНТА

1. Я получил по почте через Нью-Йорк, 1-го августа, немецкое письмо, за подписью «Фредерик». Письмо датировано 14-ым июля, без указания места отправления. На внутреннем конверте значится надпись по-немецки «для Л. Д.». Необходимо выяснить, откуда и каким путем письмо пришло в Нью-Йорк.

2. Свои письма ко мне Клемент начинал словами: «дорогой товарищ Л. Д.». Настоящее письмо начинается с обращения: «господин Троцкий». Это обращение должно, очевидно, соответствовать враждебному тону письма, которое извещает о «разрыве отношений».

3. Почерк письма очень похож на почерк Клемента. Однако, при более внимательном сравнении с его старыми письмами, разница бросается в глаза. Почерк последнего письма не свободный, а натянутый, не ровный; отдельные буквы слишком тщательно выписаны, другие, наоборот, неуверенно смазаны. Отсутствие помарок и тщательная расстановка слов, особенно в конце строк, показывают с несомненностью, что письмо представляет собой копию с черновика. Написано ли письмо действительно Клементом? Я не берусь отрицать это категорически. Почерк похож, если брать каждую букву в отдельности; но рукопись в целом лишена естественности и свободы. Если это почерк Клемента, то письмо написано в совершенно исключительных обстоятельствах; скорее, однако, это искусная подделка.

4. С точки зрения почерка обращают на себя внимание обращение и подпись. Они явно написаны в другое время (другой оттенок чернил) и несколько отличным почерком. Одно из двух: либо автор письма долго колебался, какое обращение поставить и как подписаться, и разрешил этот вопрос лишь после того, как письмо было закончено; либо фальсификатор имел перед собой готовые образцы этих слов: Троцкий и Фредерик в старой переписке, тогда как все остальное письмо он должен был составлять из отдельных букв. Отсюда большая естественность и свобода в начертании обращения и подписи.

5. Имя «Фредерик», в виде подписи, трудно объяснить. Правда, этим псевдонимом Клемент действительно пользовался, но года два тому назад оставил его, когда заподозрил, что имя это стало известно ГПУ или Гестапо. Письма, которые я получал от Клемента в Мексике за последние полтора года, подписаны либо «Адольф», либо «Камиль», никогда — «Фредерик». Что могло бы заставить Клемента вернуться к давно покинутому псевдониму, особенно в письме ко мне? Здесь естественно напрашивается гипотеза, что в руках тех, которые подделывали письмо, были старые письма Клемента за подписью «Фредерик» и что они не знали об изменении псевдонима. Это обстоятельство имеет для расследования очень важное значение.

6. В содержании письма имеются как бы два слоя, которые механически соединены один с другим. С одной стороны, письмо повторяет грязные фальсификации ГПУ на счет моей связи с фашизмом, сношений с Гестапо и проч., с другой стороны, оно критикует мою политику, как бы исходя из интересов 4-го Интернационала, и пытается таким путем дать объяснение «повороту» Клемента. Эта двойственность проходит через все письмо.

7. То, что письмо говорит о моих вымышленных беседах с Клементом по поводу допустимости «временных уступок фашистским верхам во имя пролетарской революции», представляет собой лишь запоздалое повторение соответственных «признаний» на московских процессах. Ни одной живой, конкретной черты «Фредерик» даже не пытается внести в московский подлог. Более того, он прямо заявляет, что «блок» с фашизмом был заключен на «достаточно неясной для меня (Фредерика) основе», как бы отказываясь, таким образом, заранее от попытки понять или объяснить методы, задачи и цели фантастического блока. Выходит, что я в свое время счел почему-то необходимым посвятить «Фредерика» в свой союз с Берлином, но не посвятил его в существо этого союза. Другими словами, моя «откровенность» имела своей единственной целью оказать услугу ГПУ.

«Фредерик» пишет дальше по тому же поводу: «то, что вы называли использованием фашизма, было прямым сотрудничеством с Гестапо». В чем это сотрудничество состояло и как именно «Фредерик» узнал о нем, об этом ни слова. В этой своей части «Фредерик» строго следует бесстыдным приемам Вышинского — Ежова.

8. Дальше идут обвинения «внутреннего» порядка, долженствующие мотивировать разрыв Клемента с Четвертым Интернационалом и со мной лично. Любопытно, что эта часть письма начинается со ссылки на мои «бонапартистские манеры», т. е. как бы возвращает назад эпитет, применяемый мною к сталинскому режиму. Все обвинения в процессах против троцкистов построены, кстати сказать, по этому типу: Сталин перелагает на своих политических противников те преступления, в которых он сам виноват, или те обвинения, которые ему предъявляются. Вышинский, ГПУ и агенты последнего давно уже производят эту операцию почти автоматически. «Фредерик» покорно следует строго установленным образцам.

9. Письмо перечисляет далее отрицательные последствия моих «бонапартистских» методов. «Нас покинули в свое время, — говорит он, — Нин, Роман Вейль, Яков Франк». Соединение этих трех имен неожиданно. Роман Вейль и Яков Франк открыто вернулись в свое время к Коминтерну после того, как некоторое время пытались действовать в наш их рядах, как тайные агенты Коминтерна. Наоборот, Андрей Нин, после разрыва с нами, сохранил независимую позицию, оставался враждебен Коминтерну, и пал жертвой ГПУ. Клемент отлично знает это различие. Но «Фредерик» его игнорирует или не знает.

10. «Вы отдали, — продолжает «Фредерик», — ПОУМ на растерзание сталинцам». Эта фраза совершенно загадочна, чтоб не сказать, бессмысленна. Несмотря на открытый разрыв ПОУМа с Четвертым Интернационалом, ГПУ преследует членов ПОУМа именно как «троцкистов»; другими словами, ПОУМ подвергается «растерзанию» на тех же основаниях, как и сторонники Четвертого Интернационала. Загадочная фраза «Фредерика» продиктована, очевидно, стремлением восстановить против троцкизма тех членов ПОУМа, которые еще не убиты ГПУ.

11. Не менее фальшивый характер имеют обвинения, относящиеся к более позднему времени. «Недавно покинули организацию люди, как Снефлити Верекен, которые обнаружили в испанском вопросе столь большое политическое чутье и мудрость». Снефлит и Верекен обнаружили, на самом деле, свою симпатию к ПОУМу, который был обвинен сталинцами в связи с фашизмом. Выходит, таким образом, что «Фредерик», с одной стороны, солидаризуется с ПОУМом, Снефлитом и Верекеном. а с другой стороны, повторяет обвинения против противников ГПУ (в том числе, следовательно, и ПОУМа) в связях с фашизмом. К этому надо прибавить, что на протяжении последних лет Клемент не раз дружески упрекал меня в своих письмах в слишком снисходительном и терпеливом отношении к Снефлиту и Верекену. Но об этом «Фредерик», очевидно, ничего не знает.

12. «Нас покинули, — продолжает он, — Молинье, Ян Бур, со своей группой, Рут Фишер, Маслов, Брандлер и другие». В этом ряду прежде всего бросается в глаза имя Брандлера, который никогда не принадлежал к троцкистскому лагерю, наоборот, всегда был его непримиримым и открытым врагом. Об его вражде свидетельствуют годы открытой борьбы, в которой он неизменно защищал сталинизм против нас. Клемент слишком хорошо знал политическую фигуру Брандлера и его отношение к нам. Он слишком хорошо знал, с другой стороны, внутреннюю жизнь Четвертого Интернационала. Почему, для чего и зачем «Фредерик» вставил имя Брандлера в список лиц, которые принадлежали к нашему движению, а затем порвали с ним? Возможны два объяснения. Если допустить, что письмо написано Клементом, остается предположить, что он писал под дулом револьвера и включил имя Брандлера для того, чтоб показать вынужденный характер своего письма. Если же исходить из того, что письмо подделано, то объяснение подсказывается всей техникой ГПУ, в которой невежество сочетается с наглостью. На московских процессах все противники Сталина валились в одну кучу. В число членов никогда не существовавшего «правотроцкистского блока» оказывались включены не только Бухарин, но и Брандлер, и даже Суварин. По этой самой логике Брандлер попал в число лиц, порвавших с Четвертым Интернационалом, к которому он никогда не принадлежал.

13. «Ребячество думать, — продолжает «Фредерик», — что общественное мнение даст успокоить себя простым заявлением, что все они агенты ГПУ». Эта фраза еще менее понятна. Никто из нас никогда не говорил, что Нин и другие вожди ПОУМа, истребляемые ГПУ, сами являются агентами ГПУ. То же относится и к остальным перечисленным в письме лицам, кроме Романа Вейля, открыто зарекомендовавшего себя деятельностью на службе ГПУ. Клемент прекрасно знал, что никто из нас не выдвигал подобного бессмысленного обвинения против перечисленных в письме лиц. Но дело в том, что «Фредерик» пытается мимоходом взять под защиту американца Карльтона Бильса и других друзей и агентов ГПУ. Ему нужно поэтому скомпрометировать самое обвинение в связи с ГПУ. Отсюда грубая уловка, при помощи которой заподазривание переносится — от моего имени — на таких лиц, к которым оно заведомо относиться не может. Это опять-таки стиль Сталина — Вышинского — Ягоды — Ежова.

14. Имя Бильса написано в письме неправильно: Bills. Так мог написать это имя человек, не знающий английской (Beals) транскрипции. Между тем Клемент хорошо знает английский язык, знает имя Бильса и очень педантичен в начертании имен.

15. Немецкий язык письма правилен; но он представляется мне гораздо более примитивным и неуклюжим, чем язык Клемента, который обладает способностью стилиста.

16. Заслуживает далее пристального внимания ссылка на предстоящую международную конференцию, при помощи которой я надеюсь, по словам письма, «спасти положение» Четвертого Интернационала. На самом деле. инициатором созыва конференции, как видно из обильной корреспонденции, являлся Клемент, принимавший самое активное участие в ее подготовке. ГПУ. поскольку оно было посвящено во внутренние дела Четвертого Интернационала (на основании печати, внутренних бюллетеней, а может быть и секретных агентов), могло надеяться при помощи захвата Клемента незадолго до конференции сорвать подготовительную работу и помешать самой конференции.

17. В той же части письма заключается ссылка на предложение включить Вальтера Хельда в Интернациональный Секретариат, «очевидно по указанию «оттуда». Другими словами, автор письма хочет сказать, что Вальтер Хельд является агентом Гестапо. Бессмысленность этого намека ясна для всякого, кто знает Хельда. Но набросить тень на одного из видных сторонников Четвертого Интернационала, естественно» входит в планы ГПУ.

18. Письмо кончается словами: «у меня отнюдь нет намерения открыто выступать против вас: с меня всего этого довольно, я устал от всего этого. Я ухожу и очищаю свое место Вальтеру Хельду». Лживость этих фраз совершенно очевидна: «Фредерик» не стал бы писать свое письмо, если бы он или его хозяева не собирались так или иначе использовать письмо в дальнейшем. Каким именно образом? Это пока еще неясно. Возможно, в частности, на барселонском процессе против «троцкистов», при закрытых дверях. Но вероятно также и для более серьезной цели.

Какие выводы вытекают из произведенного выше анализа? В первый момент по получении письма у меня почти не было сомнений, что оно написано рукой Клемента, только в крайне нервном состоянии. Мое впечатление объясняется тем, что я привык получать письма от Клемента и не имел никогда основания сомневаться в их подлинности. Чем больше я, однако, всматривался в текст, чем больше сравнивал его с предшествующими письмами, тем больше я стал склоняться к тому, что письмо представляет собой лишь искусную подделку. У ГПУ нет недостатка в специалистах всякого рода. Мой друг Диего Ривера, у которого тонкий глаз художника, совершенно не сомневается, что почерк подделан. К разрешению этого вопроса можно и должно привлечь экспертов-графологов.

Если будет установлено, как я думаю, что письмо подделано, все остальное станет ясным само собой: Клемент был похищен, увезен и, вероятно, убит; ГПУ сфабриковало письмо, изображающее Клемента изменником Четвертому Интернационалу, может быть, с целью возложить ответственность за убийство Клемента на «троцкистов». Все это вполне в нравах международной сталинской шайки. Этот вариант я считаю наиболее вероятным.

Первоначально, как уже сказано, я предполагал, что письмо написано Клементом — под револьвером, или в страхе за судьбу близких ему людей, вернее, не написано, а списано с оригинала, предъявленного ему агентами ГПУ. В случае подтверждения этой гипотезы, не исключена возможность того, что Клемент еще жив, и что ГПУ попытается извлечь из него в ближайшем будущем другие «добровольные» признания. Ответ общественного мнения на такого рода «признания» диктуется сам собой: пусть Клемент, если он жив выступит открыто пред лицом полиции, судебных властей или беспристрастной комиссии и расскажет все, что знает. Можно предсказать заранее, что ГПУ ни в каком случае не выпустит Клемента из своих рук.

Теоретически возможно и третье предположение, именно, что Клемент вдруг радикально изменил свои взгляды и добровольно перешел на сторону ГПУ, причем сделал из этого перехода все практические выводы, т. е. согласился поддерживать все подлоги этого учреждения. Можно пойти еще дальше и предположить, что Клемент всегда был агентом ГПУ. Однако все факты, включая и письмо от 14 июля, делают эту гипотезу совершенно невероятной. Клемент имел не раз возможность оказать ГПУ крупнейшие услуги, поскольку дело касалось моей жизни, жизни Льва Седова, судьбы моих сотрудников или моих документов. Он имел возможность выступить во время московских процессов со своими «разоблачениями», которые в те дни произвели бы, во всяком случае неизмеримо большее впечатление, чем сейчас. Между тем во время процессов Клемент делал все, что мог, для разоблачения подлога, деятельно помогая Седову в собирании материалов. Клемент проявлял большую преданность интересам движения и серьезный теоретический интерес при обсуждении всех спорных вопросов. Его перу принадлежат ряд статей и писем, показывающих, что к программе Четвертого Интернационала он относился очень серьезно и даже страстно. Подделывать в течение ряда лет преданность движению и теоретический интерес — задача более чем трудная.

Столь же трудно принять гипотезу о «внезапном» повороте в течение последнего времени. Если б Клемент добровольно перешел на сторону Коминтерна и ГПУ, — все равно из каких побуждений, — у него не было бы ни малейших оснований скрываться. Упомянутые выше Роман Вейль и Яков Франк, как и Сен и ну брат Вейля, отнюдь не скрывались после своего поворота; наоборот, выступали открыто в печати, причем Вейль и Сенин (братья Соболевич) даже сделали карьеру. Наконец, Клемент, как человек способный и осведомленный, должен был бы, в случае добровольного перехода на сторону Коминтерна, написать гораздо более толковое письмо, без явных несообразностей и бессмыслиц, которые легко опровергнет каждый судебный следователь, каждая беспристрастная комиссия, вооруженные необходимыми документами.

Таковы соображения, которые приводят к выводу, что Клемент был захвачен ГПУ и что письмо его ко мне представляет фальсификацию, сфабрикованную специалистами ГПУ. Опровергнуть эту единственную приемлемую гипотезу очень легко: «Фредерик» должен выйти из своего убежища и выступить с открытыми обвинениями. Если он этого не сделает, значит Клемент в когтях ГПУ, а может быть уже и «ликвидирован», по примеру многих других.

Главная обязанность по раскрытию загадки исчезновения Рудольфа Клемента ложится на французскую полицию. Попытаемся надеяться, как это ни трудно, что она окажется на этот раз более настойчивой и удачливой, чем в раскрытии всех предшествующих преступлений ГПУ на французской почве.

Л. Троцкий.

Койоакан, 3 августа 1938 г.

Р. S. Все предшествующее было написано, когда я получил из Парижа, от 21 июля, письмо от тов. Русса, которое каждой строкой своей подтверждает сделанные выше выводы.

1. Тов. Русс получил копию адресованного мне письма, но за подписью: «Рудольф Клемент» и «Адольф». Предполагая, что та же подпись значится в оригинале, адресованном мне, тов. Русс выражает законное удивление, почему письмо подписано именем «Адольф», а не «Камиль», как Клемент подписывался за весь последний период. В борьбе со шпионажем ГПУ и Гестапо, Клемент три раза менял за последние годы псевдонимы, в таком порядке: Фредерик, Адольф, Камиль. ГПУ явно попалось в ловушку. Располагая именами: Клемент, Фредерик и Адольф, оно для большей убедительности поставило под разными копиями все три имени (что само по себе бессмысленно), но не поставило того единственного имени, которым Клемент действительно подписывался в течение последнего периода.

2. 8 июля, т. е. за пять дней до исчезновения Клемента, у него в метро исчез портфель с бумагами. Разыскать портфель, разумеется, не удалось. Клемент, который хорошо знал, что ГПУ распоряжается в Париже, как у себя дома, немедленно сообщил о похищении портфеля всем секциям Четвертого Интернационала, предлагая им прекратить посылку писем по старым адресам.

3.15 июля, после получения от «Адольфа» письма с почтовым штемпелем Перпиньян, французские товарищи посетили квартиру Клемента: его стол оказался приготовлен для еды, все вещи были на месте, ни малейших признаков подготовки к отъезду! Важность этого обстоятельства не требует пояснений.

4. Тов. Русс указывает, что адрес на конверте из Перпиньяна написан так, как пишут только русские, т. е. сперва имя города, затем, внизу конверта, имя улицы. Можно считать безусловно установленным, что, как немец и европеец, Клемент никогда не писал таким образом адресов.

5. Почему, спрашивает тов. Русс, имя Бильса написано так, как его пишут по-русски, иначе сказать: русская транскрипция написана просто латинскими буквами?

Опуская другие замечания письма (Русс и другие французские товарищи сами доведут свои соображения до сведения общественного мнения и французских властей), я ограничиваюсь теперь констатированием того, что первые фактические сведения, полученные непосредственно из Франции, полностью подкрепляют вывод, к которому я пришел на основании анализа письма за подписью «Фредерик»: Рудольф Клемент похищен ГПУ!

Л. Троцкий.

4-го августа 1938 г.

Источник: Троцкий Л. По поводу судьбы Рудольфа Клемента. // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1938 год. Август — сентябрь. № 68–69.

Приложение № 3. ДОКУМЕНТЫ ПО ДЕЛУ АТАМАНА АЛЕКСАНДРА ДУТОВА

К чему стремится атаман Дутов?

«Избранник тринадцати казачьих войск и населения трех губерний, почетный старик всех войск и гражданин многих городов России, атаман Александр Ильич Дутов отдал себя всего на служение народу без различия веры и национальности. Для Дутова не существует разницы классов и сословий, наций и веры. Атаман Дутов считает великой свою Россию и стремится упрочить величие ее. Все же народы, населяющие Россию, должны быть вместе и работать дружно для ее блага, славы и величия. Будет Россия цела — все будут в ней спокойны, и получать все для себя; не будет России — все рухнет; не составят себе ни мусульмане, ни башкиры, ни украинцы, никто отдельного государства. Более сильный народ или государство по частям разобьет каждую группу и погибнет целое. Атаман Дутов полагает, что крупные народности России, как, например, мусульманские, должны иметь особые права и особые управления. Другие меньшие народности должны быть обеспечены в сохранении своего быта, обычаев, языка и веры, а в управлении государством иметь обеспеченное законом меньшинство. Атаман Дутов полагает, что мусульмане в тех областях, где они большинство и почти исключительное, должны иметь свое самоуправление, свой язык и свою письменность и только в сношениях с Правительством России употребляется язык русский. Свобода веры мусульман неприкосновенна, так же, как их мечети и молитвенные дома. Школы для мусульман, там, где будет помощь государства, имеют одинаковое с русскими право на таковую помощь и поддержку от казны. Быт, обычаи, суд — по своим книгам, преданию и обычаю мусульмане сохраняют полностью и неприкосновенно. Только преступления государственные караются общегосударственным судом. Смешанные дела мусульман и христиан разрешаются общегосударственным судом при равном числе судей мусульман и христиан. Земельные угодья татар, киргиз, таранчей, башкир и других мусульман составляют собственность данного народа, мусульмане могут иметь свои войска, своих офицеров, команды на мусульманском наречии, иметь знаки луны, но дисциплина и организация должны быть общегосударственные, равно как и определение мест квартирования частей есть исключительное право Правительства России. Форма одежды мусульманских частей, пища и казарменный обиход должны быть соответственны с их обычаем и Кораном. Праздники мусульманские — праздники мусульманских воинских частей. В государственной жизни мусульмане играют такую же роль, что и русские, согласно пропорциональности населения, с сохранением закона меньшинства. Родовое начало, право седины сохраняются у мусульман, равно как и многие обычаи, процессии, празднества, увеселения и семейный уклад. Права мусульман в торговле, оседлости и других отраслях жизни ничем не ограничиваются. Право получения высшего образования за государственный российский счет и право службы в русских учреждениях по желанию от мусульман не отъемлются и ничем не ограничиваются. В какие формы может вылиться мусульманский вопрос, атаман Дутов не предрешает, считая его, с одной стороны, окончательным для решения только Учредительным собранием, с другой — самим мусульманином на их всероссийском съезде. Атаман Дутов полагает, что в новой, возрожденной России смертной казни, как позорящей имя человека, быть не должно. Все реквизиции, контрибуции и другие насилия путем извращения закона должны отойти в вечность. Свободная торговля в свободной стране должна быть одним из условий восстановления промышленности и торговли. Имущество граждан должно быть защищено законом. Ни монархия, ни республика, навязанная народу отдельными лицами, не будут прочны до тех пор, пока народ России весь не скажет своего властного слова о том образе правления, который он хочет иметь. Свобода, равенство и братство — в лучшем понимании этих слов — вот к чему стремится атаман Дутов.

Источник: Марковчин В.В. Три атамана. М., 2003, с. 114–115.

Обращение к большевику

«К тебе, большевик, пишу я. Кто ты, русский, и не видишь ничего русского. Если ты мусульманин, вспомни Коран и заветы Магомета, нарушено и загажено. Где твоя свобода, можешь ли ты говорить то, что хочешь, можешь ли ты ехать туда, куда желаешь, можешь ли ты торговать и делать запасы? Спокоен ли ты за свою жену, дочь и сына, за свой дом, за свои сапоги, за хозяйство, белье, хлеб и скот? Почему Семирек идет в Ташкент и далее, а Сибиряк идет в Семиречье отбирать хлеб, скот и одежду? Что ты знаешь о белом свете? Только то, что сказал тебе комиссар, а он говорит лишь о своей выгоде. Можешь ли ты послать телеграмму туда, куда хочешь, и получить ответ в тот же день или на другой? Где скорая почта, езда по железным дорогам, где почтовые тракты? Куда ни глянешь ты — везде разруха. Опомнись и не принимай сам участия в этом преступном деле. Вспомни бога, своих дедов и великую мать Россию и брось свой большевизм и иностранщину. Иди по пути честного русского гражданина, будь свободным сыном своей великой земли.

Атаман Дутов».

Источник: Марковчин В.В. Три атамана. М., 2003, с. 116.

Слово атамана Дутова к красноармейцам

«Братья заблудившиеся и заведенные в тупик, измученные братья… Стон ваш дошел до меня… Я увидел слезы ваши, ваше горе, нужду и страдания… И мое сердце русское, душа православная заставляют забыть все обиды, причиненные вами вашей родине многострадальной… Ведь нас всех так мало осталось. Сколько погибло на Германской войне, а еще больше — в междоусобной. Где же Вы, люди православные, где Вы, сыны верные Матушки России? Откликнитесь, остановитесь. Забудем старые обиды, деления на партии, раздоры и ссоры. Будем помнить, что у нас русская кровь течет, что сердце русское в нас бьется. Протянем братски руку друг другу и пойдем спасать Матушку Святую Русь. Избранник народа, я, Вами русскими людьми выдвинутый, раскрываю свои объятия, со слезами и радостью встречаю своих детей, забывая, кем Вы были раньше, и помню лишь одно, что теперь Вы верные сыны своей родины и готовы страдать за нее.

Итак, братья, одной дружной семьей, в которой не будет ни красноармейца, ни комиссара, ни белогвардейца, а будут только русские люди, горящие любовью к родине, пойдемте с Божьей помощью спасать Россию, чтобы скорее вернуться к честному и спокойному труду, во славу величия нашего государства.

Атаман Дутов»

Источник: Марковчин В. В. Три атамана. М., 2003., с.117.

Доклад К. Чанышева о ликвидации атамана Дутова

«Начальнику Верненского регистротделения регистрода Реввоенсовета Туркфронта товарищу Пятницкому агента того же отделения Касым-хана Чанышева

ДОКЛАД

В сентябре прошлого 1920 года мне Вашим помощником товарищем Щербетиньским было предложено поступить агентом в Джаркентский пункт вверенного Вам отделения, на что я счел себя обязанным согласиться, так как считал себя могущим принести пользу в названной должности.

Первой задачей, данной мне заведующим Джаркентским регистрпун-ктом товарищем Давыдовым, было: познакомиться с атаманом белых, находящихся в пределах Илийского округа Китайской Республики, Дутовым, постараться заслужить его доверие и узнать в точных числах количество белых, находящихся там.

В то время я занимал пост начальника уездной милиции, поэтому для исполнения указанной задачи мне потребовался отпуск, каковой и был дан сроком на 15 дней. Получив отпуск, я поехал в пределы Китайской Республики в город Кульджу, где у меня имеются родственники, у которых я и остановился. На другой же день по приезду в Кульджу я встретил на улице бывшего джаркентского городского голову Мидовского, скрывшегося в китайские пределы от ответственности, будучи приговорен Революционным Трибуналом к заключению в концентрационный лагерь на 20 лет. В разговоре Миловский всячески нападал на Советскую Власть, в чем я его усиленно поддерживал, стремясь завоевать его доверие и воспользоваться им для выполнения задачи. Ему я, между прочим, сообщил, что у меня имеется 200 человек вооруженных милиционеров, с которыми я свободно могу произвести восстание в Джаркентском уезде. Обрадованный Миловский предложил мне познакомиться с атаманом Дуговым, с которым и сговориться о дальнейших действиях, предварительно же посоветовал переговорить с проживавшим в Кульдже попом Ионой.

Вечером того же дня Миловский привел этого попа Иону на квартиру моих родственников, где я остановился.

После долгого разговора с попом Ионой, мне последний заявил: «Я человека узнаю по глазам. Вы наш человек, и Вам необходимо познакомиться с атаманом Дуговым. Он человек хороший, если Вы будете работать ему, то он Вас никогда не забудет. Я завтра поеду в Суйдун, а Вы завтра же вечером тоже приезжайте туда, заходите в казарму и спросите отца Иону. Часовой Вас пропустит, и мы переговорим».

В Суйдун я выехал лишь через день, с целью встретиться с попом Ионой не в казарме, а непосредственно в квартире Дутова.

Приехав в Суйдун, в полдень я случайно на базаре встретился с полковником Аблайхановым, которого знал еще с детства. В разговоре с ним во время обеда в харчевне он мне сообщил, что состоит переводчиком у Дутова. После чего я уверил его, что хочу им помогать и имею для этой цели 200 вооруженных милиционеров и просил его доложить Дутову о моем приезде и желании переговорить с последним. Обрадованный Аблайханов пошел к Дутову и через 15 минут, вернувшись, пригласил меня идти к Дутову.

Дутов принял меня одного, выславвсех из комнаты. После долгого разговора, во время которого он меня убеждал помогать ему, он заявил, что в случае моей измены он найдет меня на дне моря, и обещал после получения от меня первых же сведений прислать в Джаркент одного помощника, с которым я должен буду подготовлять восстание.

Находя, что данная мне задача выполнена, я вернулся в Джаркент и сделал соответствующий доклад заведующему регистр пунктом товарищу Давыдову.

Спустя некоторое время с товарищем Давыдовым было составлено письмо к Дутову, в коем излагались ложные сведения.

Ответом на это письмо Дуговым был прислан человек по фамилии Нехорошко, зачисленный писцом в Угормилицию, что явилось доказательством доверия Дутова мне.

В возникшей переписке между заведующим регистрпунктом Давыдовым через меня — с одной стороны, и Дуговым — с другой, мы просили Дутова прислать мне пулеметы с патронами, необходимые для организации восстания. Дутов же просил прислать три трехлинейных винтовки, видимо, желают еще раз убедиться в моей преданности их делу.

По приказанию заведующего регистрпунктом тов. Давыдова срочно были привезены в гор. Чимпандзе (пограничный китайский город) три трехлинейных винтовки и один револьвер системы «Наган» и переданы, согласно распоряжения Дутова, полковнику Янчису, от которого я взял расписку, переданную мною Дутову по приезде в Суйдун.

Дутов встретил меня радостно и сообщил, что его агентура донесла ему о желании большевиков арестовать меня. Я уверил Дутова, что обратно в Джаркент не поеду, но предложение его оставаться у него в Суйдуне отклонил, прося отпустить меня к родственникам в Кульджу. Согласившийся Дутов снабдил меня визитной карточкой на китайском языке, на которой карандашом приписал следующее: «Отец Падарин. Предъявитель сего из Джаркента — наш человек, которому помогите во всех делах».

Заподозрив недоброе, я, приехав в Кульджу, к Падарину не пошел, а послал одного агента Регистрода к нему с этой карточкой и велел попросить денег и сказать, что я сам заболел.

В ответ на это Падарин денег не прислал, а передал словесно через агента распоряжение мне явиться ночью к нему на квартиру.

Убедившись из такого ответа в действительности моих подозрений, я выехал в Джаркент, передав Падарину через этого же агента, что меня экстренно вызвали туда.

Вернувшись в Джаркент, я вызвал Нехорошко к себе и уверил его в том, что отъезд мой был вызван письмом, полученным из Джаркента, в котором сообщалось, что мое дальнейшее пребывание за пределами Советской России вызовет аресты моих родственников и помощников по организации восстания. Убедившийся Нехорошко обещал разъяснить положение Дутову таким образом, что у того отпадут малейшие подозрения.

Находя, что к этому времени я уже в достаточной степени заслужил доверие Дулова и мне сравнительно легко будет привести в исполнение план ликвидации его, я, посоветовавшись со своими товарищами, которые помогали мне при сборе военно-агентурных сведений, предложил этот план заведующему Регистрпунктом тов. Давыдову и просил разрешения проводить его в жизнь, однако такого разрешения тогда товарищ Давыдов не дал.

Спустя месяц (т. е. 5 января с.г.) товарищ Давыдов мне разрешил проводить план ликвидации Дутова в жизнь и предложил подписать обязательство, по которому я должен был убить Дутова в течение 10 дней, при невыполнении же чего должен быть расстрелян.

Будучи коммунистом и сознавая тот вред, который может быть причинен Дуговым Советской России и Революции при оставлении Дутова не обезвреженным, я счел своим революционным долгом названное обязательство принять на себя, поставив, однако, необходимым условием арест Нехорошко и еще двух лиц, подозреваемых мною в работе в пользу белых, нахождение которых на свободе могло помешать осуществлению плана. Нехорошко скоро же был арестован, другие же два лица по неизвестным мне причинам арестованы не были.

Уже 6 января мною были отправлены в Китай для осуществления плана ликвидации Дутова три человека: тт. Хаджамиаров, Байсмаков и Кадыров Юсуп. Однако провести план в жизнь им не удалось, так как благодаря наступившему рождеству Дутов не выходил из дома. После же рождества произошло восстание Маньчжурского (хунхузского) полка в Куре, вследствие которого не было возможности проникнуть в крепость города Суйдун, где жил Дутов.

14 января вечером я и мои помощники по организации убийства Дутова были арестованы и заключены в арестный дом при Угорчека.

31 января мне был предъявлен приговор местных карательных органов, по которому я, как не выполнивший к сроку боевой задачи, должен быть через пять дней расстрелян.

После моих разъяснений о невозможности мне, находясь под арестом, проводить в жизнь боевую задачу, мне было предложено представить 10 за себя заложников и выполнить все-таки свою боевую задачу во что бы то ни стало, при невыполнении же ее в течение 7 дней заложники должны быть расстреляны. Мною было представлено в тот же день 9 человек заложников, и в ночь с 31 января на 1 февраля отбыл за границу для проведения акта.

Прибыв в Суйдун 2 февраля вечером, я находился там у знакомых, и вынужден был выжидать подходящего случая до 6 февраля, когда был из Джаркента мой курьер тов. Ушурбакиев Азис и сообщил, что сегодня во что бы то ни стало нужно выполнить задачу. Тогда я решил более не выжидать и убить Дутова на его квартире, несмотря на находящийся при нем конвой.

С этой целью я написал Дутову записку следующего содержания: «Господин Атаман. Хватит нам ждать, пора начинать, все сделано. Готовы. Ждем только первого выстрела, тогда и мы спать не будем. Прощайте В. К.».

С этой запиской я отправил товарища Махмуда Хаджамиарова, так как он всегда бывал у Дутова, являясь моим курьером с ним, снабдив его.

Товарищ Махмуд Хаджамиаров прошел в комнату Дутова, будучи пропущен беспрепятственно часовым.

Близ дверей в квартиру Дутова около часового мною был поставлен тов. Мухай Байсмаков, которому отдал распоряжение убить этого часового немедленно, как только раздастся выстрел тов. Хаджамиарова.

Сам же я стал у дверей караульного помещения, дабы выстрелами в окно и дверь помещения не дать конвою выйти наружу.

Товарищей Азиса Ушурбакиева, Кудека Байсмакова и Юсупа Кадырова оставил с лошадьми у ворот двора.

Товарища Султанай Моралбаева (старик 50 лет) оставил у ворот крепости Суйдун.

Услышав в квартире Дутова три револьверных выстрела, товарищ Мухай Байсмаков застрелил часового, я же несколькими выстрелами из нагана в дверь и окно караульного помещения загнал назад кинувшихся было оттуда бывших там часовых.

По выходе товарища Хаджамиарова от Дутова мы сели на лошадей и поехали к воротам крепости.

У ворот стояла группа китайских солдат-часовых, в сторону которых мы произвели несколько выстрелов, заставивших их в панике разбежаться в разные стороны.

По выезду из крепости, когда мы уже находились в относительной безопасности, товарищ Хаджамиаров вкратце передал мне следующее:

«При входе к Дутову я передал ему записку, тот стал ее читать сидя на стуле за столом. Во время чтения я незаметно выхватил револьвер и выстрелил в грудь Дутову. Дутов упал со стула. Бывший тут адъютант Дутова бросился ко мне, я выстрелил ему в упор в лоб. Тот упал, уронив со стола горевшую свечу. В темноте я нащупал Дутова ногой и выстрелил в него еще раз».

Желая точно убедиться в действительности совершившегося акта, я, отправив своих товарищей в Джаркент, сам вместе с товарищем Азисом Ушурбакиевым отправился в Кульджу, где, проверив факт, 7 февраля отправился в город Джаркент.

Агент Чанышев.

гор. Алма-Ата

8.02.21.».

Источник: Марковчин В.В. Три атамана. М., 2003, с. 118–122.

Приложение № 4 ДОКУМЕНТЫ ФРАНЦУЗСКИХ СПЕЦСЛУЖБ ПО ДЕЛУ О ПОХИЩЕНИИ ГЕНЕРАЛА А.П. КУТЕПОВА

Ниже приводятся несколько документов французских спецслужб, относящихся к расследованию обстоятельств похищения генерала Кутепова. Эти документы были опубликованы в книге французского историка Даниэля Бон «Похищение генерала Кутепова. Документы и комментарии», изданной Прованским университетом в 1998 году. По ним можно судить, как продвигалось расследование похищения генерала Кутепова и к каким выводам пришли французские следователи.

«Штаб Рейнской армии 10 марта 1930

2-й отдел

Управления безопасности

ДОНЕСЕНИЕ

К делу о похищении русского генерала Кутепова в наше распоряжение поступили сведения о том, что на дому у известного вам Грейса, воинствующего коммуниста, проживающего в Висбадене на Валрамштрассе, имело место собрание лиц, пользующихся доверием Коммунистической партии. В числе присутствующих на нем были, в частности, Йегер из Манхайма и редактор франкфуртской коммунистической газеты Ашенбрен-нер. В ходе беседы на собрании возник и вопрос о похищении русского генерала Кутепова. Названный выше Йегер заявил, что из надежного источника ему совершенно точно известно, что в похищении Кутепова принимали участие шесть человек, которые отвезли его в автомобиле в Гамбург, где генерал и находится в настоящий момент. Ашенбреннер, со своей стороны, сообщил, что Кутепов вскоре будет переправлен в Россию. В разговоре вполголоса упоминалась также фамилия Беседовского, бывшего советского военного атташе в Париже.

Главный инспектор полиции Беранже».

Источник: Бон Д. Преступление без наказания. // Звезда. 1995, № 2, с.

«От г-на Бернуа, г-ну Лефранку, 75, рю де л’Юниверсите, Париж.

К делу Кутепова

Передаю Вам рассказ начальника югославской контрразведки, однако заранее хочу оговориться, что, недостаточно зная этого человека, не могу ручаться за правдивость его слов и, тем более, слов его собеседника, совершенно мне неизвестного.

Недавно начальнику югославской контрразведки позвонил по телефону неизвестный и попросил о тайной встрече с ним. При встрече неизвестный оказался сотрудником ГПУ (из советского представительства в Вене). Он предложил контрразведчику передать ему на одном из судов сербской Дунайской пароходной компании усыпленного русскими на сорок восемь часов хлороформом хорватского коммуниста — тот сбежал в Австрию, и Советы хотели наказать его за это.

Наряду с прочим, агент ГПУ сказал:

«Мы сделаем с ним то же, что с генералом Кутеповым…»

Начальник контрразведки воскликнул в ответ, желая проверить реакцию собеседника: «Но это ж ведь не вы (то есть не ГПУ) похитили Кутепова!»

Советский агент, однако, стал настаивать, что похищение генерала — дело рук ГПУ.

Тогда серб спросил: «Так что, вы его убили?»

На что его собеседник ответил: «Нет, мы его держим живым…»

«Но у вас же из-за этого дела будут всякие неприятности и осложнения..».

«Нет, — ответил агент ГПУ. — Мы так все обставили, что нам не грозят ровным счетом никакие неприятности».

В завершение следует отметить, что начальник югославской контрразведки наотрез отказался сотрудничать с ГПУ в деле вышеуказанного хорватского коммуниста.

В отдел систематизации информации документ поступил 23 апреля 1930 года».

Источник: Бон Д. Преступление без наказания. // Звезда. 1995, № 2, с… 56–57.

«Секретно Дело Кутепова

Из случайного источника. За достоверность не ручаемся.

Основополагающая роль в похищении Кутепова принадлежала АРЕНСУ, сотруднику посольства СССР, рю де Гренель.

После похищения он бежал в Женеву. В настоящее время сменил фамилию на ЦИО или ЦИД.

Копии направлены: Управление национальной безопасности 5-й отдел Службы общей информации 8 марта 1932 года».

Источник. Бон Д. Преступление без наказания. // Звезда. 1995, № 2, с. 73.

«Секретно

В Бельгийскую Службу Безопасности

АРЕНС

АРЕНС (настоящее имя — Альтер, Исио, Исаак), бывший советник посольства Советского Союза в Париже, родившийся в Варшаве около 1890, принимал активнейшее участие в похищении генерала Кутепова.

Одна из его сестер, Прайда Альтер (родилась 03-11-1887 в Млаве (Польша); отец: Израиль Альтер, мать: Софья Хорн) замужем за бельгийцем Анри Полем Фюссом, родившимся 4 августа 1882 или 1885 в Шарбеке. Этот последний до и после войны приобрел известность активного анархиста и в настоящее время фактически является «бельгийским секретарем» Лиги Наций; проживает в Женеве, по адресу Шмэн де л’Эскалад.

Вторая сестра Аренса, Сарра Альтер, замужем за бельгийским подданным Алляром, также анархистом. Недавно он лишился работы за то, что оказал прием Аренсу.

По нашим сведениям, сестры Аренса прекрасно осведомлены об обстоятельствах дела Кутепова. Одна из них, супруга Фюсса, проронила в разговоре, что «они много чего знают об этом деле».

Мы были бы признательны Бельгийской Службе Безопасности, если бы она поделилась с нами своими соображениями относительно вышеизложенного».

Источник-. Бон Д. Преступление без наказания. // Звезда. 1995, № 2, — с. 73.

Завершающий подборку документ из архива службы национальной безопасности относится к 1937 году и, несмотря на претензии на литературность, дает возможность оценить, насколько близко французы подошли к разгадке похищения Кутепова. (Приводится с сокращениями.)

«…У Кутепова назначено свидание с советскими русскими. Он похищен. Это событие положило начало множеству версий. По одной из них, он был похищен среди бела дня в Париже и увезен в машине «Скорой помощи». (Таков был тезис полиции.) Многие не давали этому веры и верили второй версии, которая сегодня Принята как достоверная. Кутепов садится со своими новыми друзьями в такси, которое везет их к Итальянским воротам, где их ожидает новая машина, серо-желтый лимузин «Рено». За рулем — шофер-чекист Дарсей, давно уже работающий шофером в посольстве СССР. Дарсей покидает Париж в направлении Плесси-Шенея. Вторая машина, в которой сидят палачи ГПУ, следует за первой. За Понтьерри, посреди леса Фонтенбло, у «Рено» перестает работать мотор. Дарсей объясняет, что произошла техническая неполадка, и выходит из машины. Вместе с ним пассажиры, в том числе Кутепов, выходят, чтобы размяться во время починки мотора.

В этот момент прибывает мощный «Мерседес», где сидят пять человек — наемников Гольденштейна (по версии составителей документа — организатор похищения Кутепова. — Прим. авт.). Трое хватают Кутепова, в то время как четвертый хлороформирует его, и «Мерседес» отбывает полным ходом.

Наемники получили строгий приказ не убивать Кутепова, и доктор Левин, личный врач Сталина, сам приготовил дозу хлороформа. Было точно известно, что у Кутепова больное сердце и что он не перенесет сильной дозы хлороформа. И действительно, с легкой дозы он остался без сознания и заснул. Но или из-за эмоций, или доза была все-таки сильной, Кутепов скончался в машине. «Мерседес» привез лишь труп на берег моря, где между Онфлером и Гавром ждал советский пароход.

Серый «Мерседес» направился в Нормандию, в малопосещаемое место побережья. Такси следовало за ним. К двум часам дня обе машины остановились. Советского парохода еще не было видно, и два часа убийцы и их жертва ждали посадки. К 4 часам пароход наконец подошел. С помощью лодки четыре человека подняли на борт корабля груз — труп Кутепова.

Эти сведения исходят от двух очевидцев, и полиция расследовала на месте некоторые детали. Удалось обнаружить следы нескольких человек, но это было все. ГПУ работает тщательно.

Судно называлось «Спартак», и, поскольку все полиции были предупреждены, «Спартак» не пошел ни через Средиземное море, ни через Балтийское, а направился в Архангельск, где никакой контроль невозможен.

Так мертвый генерал совершил свое вступление в красный рай.

Список террористических актов красных убийц пополнился еще одним именем».

Приложение № 5 ИСПОВЕДЬ «ЛИКВИДАТОРА»: УБИЙСТВО АТАМАНА СИДОРОВА В СИНЬЦЗЯНЕ

«Ликвидаторы с Лубянки» крайне редко писали мемуары или делились своими воспоминаниями о своих боевых делах с журналистами. Одна из причин — секретность. Другая — мало кто дожил до того времени, когда об этом можно было рассказать. Просто в советское время большинство таких опубликованных историй почти не отличались от художественных произведений. Авторы изменяли не только имена участников событий, географические названия, но и даже сами сюжеты событий. А когда стало можно рассказать правду, то выяснилось, что почти все «ликвидаторы» уже покинули этот мир, а в архивах органов госбезопасности, если что-то сохранилось, то лишь упоминание в документах, что такой-то противник советской власти был «ликвидирован» или тайно доставлен на территорию СССР. А подробности операции и имена участников — этого не сохранилось.

Воспоминания чекиста Касымхана Мухамедова одно из немногих исключений. Он не только рассказал детали «ликвидации» атамана Сидорова, который подхватил знамя борьбы с большевиками, выпавшее из рук двух других жертв «ликвидаторов» — Дутова и Анненкова, но и на собственном примере продемонстрировал, как становились «ликвидаторами». Внедренный в ближайшее окружение атамана Сидорова, он должен лишь присматривать за деятельностью врага советской власти. И лишь когда атаман начал готовить вооруженный рейд на территорию Советского Союза, Москва приказала убить его. Другого способа предотвратить вторжение банд белогвардейцев на территорию Советского Союза просто не было.

Мухамедов К.

Особое задание

КУЗНИЦА В КУЛЬДЖЕ

На одной из неприметных улочек старого китайского города приютилось несколько крошечных кустарных мастерских. Все они были ветхими, задымленными, темными, так что в сумерках, всегда царивших здесь, с трудом удавалось разглядеть мастеровых, склонившихся над работой. Они пилили, сверлили, стучали молотками, и по этим звукам угадывался кузнечный ряд. Не все были здесь кузнецами, но улочка почему-то именовалась кузнечной. По-китайски, конечно. Существовало у нее и другое название — таранчинское. На этом языке говорило большинство местного населения.

Мастерские в то время принадлежали состоятельным ремесленникам — казахам, татарам, узбекам, таранчинцам, русским. В 20-м году в этой китайской провинции особенно много оказалось русских. Белогвардейские банды, разбитые в Семиречье, через горы ушли на Восток и, естественно, попали за кордон, где были интернированы китайскими властями и временно осели. Именно временно, так как главари банд Анненков, Дутов, Сидоров перешли границу не в целях прекращения войны, а для передышки и накапливания сил. В Западном Китае прибежища искали все, кто был изгнан революцией, кому предстояло расплачиваться за свои преступления перед народом. Мне приходилось встречать в Кульдже помещиков, купцов, жандармов, царских чиновников, белых офицеров всех национальностей. И не просто встречать, а находиться среди них, слышать их речи, чувствовать настроение этих озлобленных людей. Они горели желанием вернуться в Россию, чтобы прежде всего мстить. Каждый надеялся вернуть утраченное, сесть на то место, с которого его согнал народ. Не стесняясь, эмигранты носили старые мундиры и ордена, даже хвалились ими. И это понятно: здесь, в Кульдзке, существовали очень схожие с дореволюционной Россией порядки, местные власти заботливо относились к белогвардейскому отребью, выказывали бывшим чиновникам и военным свое внимание. Атаман Анненков, например, хотя и считался интернированным и значился арестованным, пользовался свободой и жил припеваючи. Синьцзянские власти не только не притесняли его, напротив, поощряли провокационную деятельность бывшего командующего семиреченскими белоказачьими бандами.

Так вот, одну из мастерских в Кульдже держал русский офицер, и работали в ней бывшие белогвардейцы. Правда, мало кто знал, что в прошлом эти мастеровые значились прапорщиками или есаулами. Вместо прежней формы на них были рабочие куртки, косоворотки или кузнечные фартуки.

Если бы я не знал прежде в лицо владельца кузницы, то, конечно, не обратил бы внимания на человека в простой штатской одежде. Обыкновенный содержатель маленького дела, без особых примет, ни толст, ни худ, ни горбат, ни хром. Добродушен, в глазах лукавинка, взгляд пытливый. Кузнецы тоже по виду простецкие ребята. Честно говоря, я вполне мог пройти мимо мастерской и мимо ее хозяина. Адрес был довольно туманный: кузница. А кузниц в Кульдже тьма-тьмущая. Тогда автомобили были редкостью, в Синьцзяне — тем более; помню, два раза я видел здесь грузовую машину, а так — все лошади, верблюды, ослы, поклажа на телегах и арбах. Работы для кузнецов невпроворот: кому шину на колесо изготовить, кому костыль вбить, кому удила выковать. А уж подковам счета нет. Весь транспорт на подковах. Город торговый, через него каждый день сотни караванов проходят, десятки обозов, вьючных лошадей гонят со всех сел.

Большинство кузниц прилепилось у базаров и караван-сараев, часть — на главных проезжих улицах, несколько — у входных ворот города, около дунганских харчевен и чайных. Моя кузница, я уже называю ее своей, поскольку из тысячи ищу лишь одну, оказалась ни в центре, ни вблизи постоялых дворов», ни у выезда из Кульджи. Хозяин выбрал для нее самое неудобное, на мой взгляд, место — тихую, маленькую улочку за базаром. Поди догадайся, что там кузница. Ни один возчик, ни один караванщик не забредет сюда. Но кузница работает, люди носят мастерам всякую всячину — от мотыги до замка и лампы. Впрочем, хозяин, видно, не особенно заинтересован в заказах, не зазывает людей, не торопит рабочих. Сам до молотка и горна не дотрагивается, поглядывает издали. Чаще сидит в задней комнатушке и пьет чай, беседует с друзьями, которые иногда захаживают в кузницу.

Трудно было набрести на эту мастерскую. И пока я нашел, стер подметки, пыли наглотался до одурения. Пыль в Кульдже особенная — густая, тяжелая, вязкая, пройдет караван — солнца не видно, а если всадники скачут — полдня будет стоять туман. Когда наконец увидел хозяина кузницы и удостоверился, что попал, куда надо, на душе стало легче. До этого дважды заглядывал сюда, а владельца не заставал, чуть было не оставил мастерскую в покое, другого человека принял за хозяина, а другой мне — без надобности.

Теперь точно — он. Полковник Сидоров. Белоказачий атаман, правая рука Анненкова. И не поверишь: синяя рубаха, картуз, подпоясан вместо ремня шелковым шнуром. Маленький, незаметный купчишка.

Он меня тоже узнал. Вначале удивился, посмотрел пристально, не ошибся ли — подумать только, расстались на той стороне, встретились в Синьцзяне. Сидоров протянул мне обе руки, как старому знакомому, пожал их крепко. Я ответил тем же, хотя был насторожен: расстались-то мы год назад не друзьями. По приказу атамана Анненкова я и несколько моих товарищей были заочно приговорены к смертной казни. Так прямо было и написано, сам читал, — расстрелять за измену присяге. Но напоминать о приказе Сидорову я не стал.

— Как нашли меня? — не без удивления спросил полковник. В голосе его я уловил беспокойство. В Кульдже никто не знал о существовании атамана, во всяком случае, местные власти считали Сидорова погибшим, у них был зарегистрирован только купец Бодров. Легализация полковника потребовала бы его ареста, поскольку правительство Синьцзяна не имело права держать на своей территории воинские части другой страны и их командиров. К тому же белогвардейские военачальники входили в политическую организацию, ставившую своей целью вооруженную борьбу Организация была тайная и, естественно, о чем не сообщали правительству, хотя отдельные чиновники знали планы и задачи белогвардейцев и даже помогали им.

— Верные люди подсказали, — ответил я.

Он прищурился, словно оценивал, насколько я искренен, и неожиданно улыбнулся.

— В счастливое время пришли.

Полковник оглядел улицу. Не заметив ничего подозрительного, взял меня за локоть и повел внутрь кузницы, где виднелась небольшая дверь. Через нее мы и вошли в заднюю комнатку.

— В счастливое время пришли, — повторил полковник, когда мы уселись на маленьких табуретах, — народ стекается со всех сторон.

Он не объяснил, что за народ, но и так было понятно, кого имел в виду. Мое участие в недавних походах сидоровского отряда давало ему право говорить доверительно, с расчетом на общую заинтересованность. Однако распространяться атаман не стал: первая встреча за рубежом — это лишь пробный шаг к сближению. Поэтому Сидоров стал расспрашивать, как я попал в Кульджу, как перебрался через границу, где живу, чем занимаюсь.

Я предполагал подобный характер беседы и заранее подготовил ответы.

Они были логичными и убедительными, в них все соответствовало реальному ходу событий, лишь сдвинулись некоторые детали. Полковник слушал меня с заметным интересом, но не вникал в суть моих рассуждений о необходимости дальнейшей борьбы. Она сама по себе предполагалась, раз я покинул родину и стал искать сообщников. Скоро он понял, что путь, которым мне пришлось идти, был естественным и даже шаблонным — все так перебирались в Синьцзян, и прервал меня.

— Хорошо сделали, решившись на такой шаг. — Полковник подумал и добавил — Каждый офицер должен поступать по примеру своего начальника. Там пока делать нечего… Под словом «там» Сидоров подразумевал Советский Туркестан и кивнул куда-то за стену.

— Да, — согласился я.

— Чем живете? — поинтересовался он.

— Устроился в татарский «Шанхай» делопроизводителем.

В Синьцзянской провинции тогда существовала своеобразная форма самоуправления для эмигрантов. Они селились в разных местах, но подчинялись канцеляриям по национальному признаку. Илийский округ включал в себя «Шанхай»: русский, татаро-башкирский, казах-киргизский, узбекский, таранчинский. Управляли ими, естественно, ставленники китайского правительства.

— Думаю жениться на дочери одного купца, завести небольшое дело…

— Вот это зря. Здесь мы люди временные. Запомните, дорогой господин прапорщик, рвать с прошлым нельзя, вы связаны и происхождением, и офицерским долгом с Россией, и только с ней…

Мне хотелось выяснить, каковы планы самого атамана. Конечно, первая встреча не давала права на искренность, но кое-что полковник мог сказать случайно.

— Значит, не советуете?

— Ни в коем случае.

— Однако бобылем жить трудно, — сказал я с горечью и сожалением.

— Временно ведь, — пояснил полковник.

Я надеялся, что он уточнит срок, хотя бы приблизительно. Не вышло.

На этом первая встреча с моим бывшим начальником закончилась. Честно говоря, она меня обрадовала, но не удовлетворила полностью. Безусловно, идя в кузницу, я и на такое не рассчитывал, вообще не знал, увижу ли атамана, главное было установить — в Кульдже ли Сидоров. Теперь, когда установил, загорелся желанием узнать больше, узнать все. Таков азарт молодого разведчика, такова закономерность всякого поиска. Тут легко увлечься и переступить грань. Сам Сидоров своей сдержанностью и осторожностью пресек мое чрезмерное любопытство.

В тот же день сообщение о Сидорове поступило к связному и полетело дальше, в Центр. Спустя неделю я получил приказ — продолжать операцию: идти на сближение с атаманом, выявлять его связи с остальными эмигрантами.

Я снова направился к Сидорову. Вторая встреча должна была продвинуть меня вперед к цели. Кто знает, что затевают беляки. Ведь не случайно полковник обмолвился насчет временности моего пребывания в Кульдже. Возможно, срок короток, и нам надо торопиться.

Как заставить атамана быть искренним? Как вызвать доверие?

Я стал припоминать все, что произошло по ту сторону границы, и анализировать свои поступки, стараясь быть объективным, глядеть на факты глазами полковника.

ПОБЕГ

Последний бой произошел под Джаркентом. В ночь на первое января 1920 г. Отряд атамана Сидорова получил приказ взять город. Пользуясь густым туманом, казачьи сотни подошли к Джаркенту на близкое расстояние и въехали в него, не встретив сопротивления. Командиры сотен знали, что гарнизон Джаркента невелик, но все же ожидали отпора. Тишина нас удивила и насторожила. Останавливаться, конечно, было нельзя, и отряд с ходу налетел на казармы. Тут-то и получил отпор. По нас ударили из винтовок и пулеметов. Стрельба была довольно беспорядочной и ущерба нам почти не нанесла. При желании мы могли взять казармы, но сидо-ровский отряд почему-то не дал ответного огня. Отряд повернул назад.

Как мы тогда поняли, цель налета заключалась в самом факте взятия города. Он должен был продемонстрировать мощь казачьего войска атамана Сидорова, произвести впечатление на его шефа атамана Анненкова. Белое воинство Семиречья уже переживало свою агонию, банды разваливались, остатки казачьих полков уходили за границу. Взяв Джаркент мы все равно не смогли бы удержать его: у нас почти не оставалось боеприпасов, люди были вооружены в основном пиками, причем собственного изготовления. К тому же вера в победу давно погасла, и люди лишь по инерции продолжали подчиняться своим атаманам. Тут большую роль играл личный пример главарей, того же Дутова и Сидорова. Они фанатически держались своей пресловутой идеи восстановления прежнего строя России. Используя трудности, с которыми столкнулись Советы в первые годы строительства новой жизни, атаманы и их приспешники натравливали людей на коммунистов, виня их во всем, что произошло в результате империалистической войны, разрухи, голода и эпидемий. Однако долго держать людей в заблуждении было невозможно. Солдаты видели, как меняется жизнь, их тянуло к труду, миру.

Блеснув напоследок своим полководческим мастерством, Сидоров вроде закрепил за собой славу удачливого и смелого атамана. Он был рад, даже больше — счастлив. Я подумал тогда, что полковник заранее знал исход боя за Джаркент, и план свой строил на простом проходе через город. Весь день первого января он праздновал и заставлял праздновать других. Атаман выстроил отряд и объявил всем сотням благодарность за смелость и мужество при «взятии» Джаркента, начальник штаба зачитал приказ, в котором производил в следующие чины всех офицеров, а младших командиров повышал в званиях. Мне атаман присвоил казачий офицерский чин хорунжего.

Чувствовалось, что конец атамана Сидорова близок. Двадцать дней мы стояли в ожидании нового, еще более серьезного наступления, как будто даже готовились к нему. Неожиданно на рассвете нас окружил небольшой отряд красных и стал обстреливать. Как оказалось, это был все тот же гарнизон Джаркента. Со стороны командира гарнизона было смелостью напасть на превосходящего силой противника. Не знаю, на что он надеялся, но окружил и начал обстреливать.

Сидоров дал команду сотням отходить без боя к казачьей станице Баскунча. Но бой все-таки завязался. Красные преграждали путь огнем, и атаману пришлось обороняться, прикрывать отходящие сотни Цепью стрелков. Схватка была довольно жаркой, но кончилась быстро. Гарнизон, видя, что мы отступаем, прекратил огонь и вернулся в город. Отступление или, вернее сказать, поражение не произвело на Сидорова впечатления. Он был в хорошем настроении, даже шутил. Вечером созвал командиров сотен в штаб, произнес заключительную речь. Дело действительно подходило к концу. Полковник поблагодарил офицеров за стойкость и самоотверженность, а потом объявил о прекращении самостоятельных действий и отходе к границе на соединение с отрядом атамана Анненкова.

— Помощи пока нет, — сказал полковник, — одним нам здесь делать нечего.

Утром отряд снялся со стоянки и по ущелью Хоргос стал подниматься в горы. Вначале мы двигались строем, как и полагалось воинской части, но дорога все сужалась, нам приходилось менять порядок, наконец, сотки вытянулись цепочкой. Впереди была лишь тропка, уходившая к перевалу.

Здесь, в горах, лежал снег, местами очень глубокий, и лошади тонули в нем по брюхо. Два дня мы барахтались в этой морозной каше, замучили лошадей и сами извелись. Ночами жгли костры, чтобы как-нибудь согреться, восстановить силы. В глазах многих бойцов можно было прочесть отчаяние и страх. Они с радостью оставили бы отряд и скрылись, но некуда было податься — кругом пустынные склоны, скалы, пропасти. Атаман понимал состояние людей и всех торопил. Отряд растянулся по всему перевалу, от головы до хвоста цепи — чуть ли не километр. Заметно было, что часть бойцов отстает умышленно, стремится оторваться от штаба.

Для меня эти дни с отрядом Сидорова были последними. Я как бы провожал атамана до намеченного рубежа. А рубеж недалек. Скоро кончится наша земля и с ней моя служба у атамана.

На одном из привалов ко мне подошел Али Минеев и сказал тихо, чтобы никто не услышал:

— Нашел двух бойцов, у них в Баратала родственники. Можно укрыться на время.

Я молча кивнул. Значит, сигнал принят и пора действовать.

На следующий день отряд растянулся еще больше. Я попросил у атамана разрешения подтягивать сотни, уплотнять цепь. Он хмуро ответил:

— Действуйте, хорунжий!

Я свел коня с тропы и стал пропускать мимо себя бойцов. Они двигались еще медленнее, чем вчера, и пока я дождался своей сотни, прошло не менее часа. Сотня уже не интересовала меня. По уговору ко мне должен был подъехать Али Минеев, мой товарищ по службе в действующей армии. Он появился в назначенное время — часов в одиннадцать утра.

Лицо у него выражало крайнюю озабоченность, я далее подумал — не сорвался ли наш план. Бойцы, которых подговорил Минеев, могли отказаться от побега или больше того — выдать нас, надеясь на награду. А такой вариант грозил и мне и Минееву расстрелом. Атаману ничего не стоило прихлопнуть нас здесь, в ущелье, и бросить на съедение беркутам, что вились с утра до вечера над вершинами гор, подстерегая отбившегося от отряда коня или человека.

— Чего стоишь на месте? — спросил с тревогой в голосе Минеев. — Полковник заметит.

— А он знает, сам приказал.

Это успокоило Али. Ему подумалось, что я без сигнала решил на глазах у всех отстать от отряда.

— Давай вместе подгонять бойцов, — предложил он. — Мои тоже растянулись.

На обочине, провожая взглядом верховых и покрикивая на нерадивых, мы выжидали минуту, когда можно будет договориться обо всем и уточнить время действия. Наконец в цепи образовался большой интервал, кто-то замешкался или сошел с коня — и мы с Минеевым свободно обсудили детали побега. Своих бойцов он поставил в хвост, через час-два они подъедут.

Эти два часа растянулись на целые полдня. Солнце уже пересекло гребень и стало клониться к западу, когда показались на тропе два всадника. На поводу они держали запасную лошадь, нагруженную кошмами и продуктами. Минеев неплохо позаботился о нашем путешествии.

— За вами никого? — уточнил он.

— Кажется, — ответили верховые. — В ущелье пусто.

— Подождем немного, — предложил я. — Так будет надежнее.

Минеев не согласился.

— Упустим время, атаман хватится и пошлет разыскивать. Офицеры все-таки, заметно.

— Да и дорога трудная, засветло надо перебраться через реку. Вон солнце где, — заметил один из верховых.

Была не была! Прощай, атаман. Больше мы с тобой не встретимся. Тогда, год назад, я был уверен, что судьба не сведет меня снова с полковником Сидоровым. Ошибся. Вот он передо мной.

ГЕНЕРАЛ И ТАЙ-ДЖУ

Атаман проговорился — назвал какого-то генерала в Куре, который разделял наши общие убеждения. Можно было понять, что лицо это влиятельное и даже могущественное. Во всяком случае, оно пользуется поддержкой Синьцзянского правительства и способно оказать помощь.

Фамилию генерала полковник не назвал или произнес так невнятно, что разобрать не удалось, переспросить я не решился — любопытство могло насторожить атамана.

Пришлось самому выяснить, кто такой этот могущественный покровитель хозяина кузницы. Город Куре находился в 40 километрах от Кульджи, если ехать на юго-запад. Город считался военным, там стоял гарнизон. Порядки, естественно, здесь были строгие. По улицам ходили патрули, место расположения казарм ограждалось, и приблизиться к ним гражданскому лицу не представлялось возможным. Однако в городе свободно разгуливали беляки в форме, и военная комендатура для них была открыта. Видели здесь как-то самого Анненкова. Правда, слух этот никто подтвердить не мог, официально атаман считался узником и передвигаться по провинции не имел права. Русские офицеры, между тем, присутствовали на обеде, устроенном в честь своего бывшего командира. Больше того, говорили, что атаман являлся гостем коменданта Куре генерала И Тай-Джу.

Теперь все стало ясно. Именно И Тай-Джу имел в виду Сидоров, когда намекал на влиятельного сообщника. Вряд ли кто другой из близких к правительству лиц мог открыто принимать Анненкова. В то время китайское правительство уже признало Советскую Россию и утвердило в Куль-дже советское консульство. Было бы нелогично и даже бестактно в той же самой Кульдже или Куре демонстрировать свои симпатии к врагам Советов. Подобный вызов способен был бросить лишь И Тай-Джу. Он не являлся ни членом правительства Синьцзяна, ни государственным деятелем. Его считали наемником.

И Тай-Джу во время гражданской войны в Семиречье примкнул со своей маньчжурской бригадой к Анненкову, стал одним из помощников атамана. Вместе они совершали налеты на станицы и города, и часто маньчжурская бригада выполняла роль ударной группы, разносила селения, поджигала дома, наводя ужас на крестьян. И Тай-Джу считал себя правой рукой атамана и гордился этим. Когда военное счастье перестало улыбаться Анненкову и Красная Армия развернула решающее наступление на белоказаков, И Тай-Джу первый предложил перейти в Западный Китай и сдаться синьцзянским властям. Тайно генерал уже вел переговоры и добился согласия правительства. И не только согласия, он выторговал себе должность коменданта приграничного городка и сохранение в полном составе маньчжурской бригады. Взамен китайское правительство получало все вооружение отряда Анненкова и Дутова, состоящее из восьми тысяч винтовок, восьмидесяти пулеметов и нескольких полевых орудий разного калибра. Бедная на вооружение китайская армия пополнилась неплохим оружием, глаза чиновников из военного ведомства разгорелись, и вопрос для И Тай-Джу был решен положительно. Так за спиной своих господ и союзников генерал совершил сделку.

Существовало мнение, что Анненков и Дутов знали о переговорах командира маньчжурской бригады и даже поощряли их. Возможно, последнее соответствует истине. После перехода границы дружба трех главарей не нарушилась, а, наоборот, укрепилась. Видимо, план был общий и предусматривал дальнейшее сотрудничество. Став комендантом военного города, И Тай-Джу взял под свою защиту обоих атаманов, все оружие, принадлежавшее когда-то белоотрядам, спрятал в своих арсеналах. Синьцзянские власти не препятствовали генералу так как побаивались его. В любую минуту он мог взбунтоваться и захватить не только город, но и весь Илийский округ.

При очередном моем визите в кузницу разговор снова коснулся помощи со стороны могущественных покровителей. Я сказал, что многие хотели бы снова взяться за оружие, но его нет. С теми пиками, которые ковали для нас в станицах, смешно выступать против Красной Армии — она сейчас лучше вооружена, лучше экипирована, пополнена опытными командирами. А где мы найдем щедрого хозяина? Тут, в Синьцзяне, к нам относятся с подозрением, Анненков под арестом. Дутов тоже. Китайские власти налаживают добрососедские отношения с Советами. На англичан тоже нет надежд.

Сидоров выслушал меня и ответил:

— Я рад, что вы так серьезно относитесь к предстоящей борьбе. Это хорошо. Мы действительно не имеем права повторять затею со старыми средствами. Они не оправдали себя. Доверьтесь своим атаманам, которые думают о будущем и готовят все необходимое для решающего шага.

Полковник ограничивался общими фразами, а мне нужны были конкретные фамилии и факты. Поэтому я пустился на хитрость.

— Атаман Анненков напрасно отдал все оружие этому хунхузу, — сказал я. — У нас теперь было бы, чем вооружить сотни.

Сидоров вначале удивленно поднял брови, потом насупился.

— Вам известен факт, но не известны причины. Перед нами стояла дилемма: или бросить винтовки красным или… — полковник запнулся, не решаясь, видно, открыть секрет, но после небольшого раздумья все же выдал его: —…или передать на хранение.

Значит, оружие находится на хранении у генерала И Тай-Джу. В нужную минуту им воспользуются Анненков и Дутов. Я тогда еще не знал, как повернутся события и какую роль будет играть мой полковник. Мне и тем, кто изучал обстановку за кордоном, фигура Сидорова не казалась главной и тем более решающей. Первым в ряду стоял Дутов, вторым Анненков, остальные шли следом. Почему Дутов стоял первым? По своей активности этот атаман более привлекал к себе внимание, чем Анненков. На него делали ставку европейские правительства. Дутов был более популярен среди офицерства. Между собой два атамана не ладили, боролись за первенство, каждый старался захватить трон диктатора в будущем белом правительстве России. Даже здесь, за пределами России, они продолжали эту борьбу, хотя она уже не была такой острой, как прежде. Общие неудачи и общие интересы несколько сблизили их. Оба были связаны единой тайной белогвардейской организацией и подчинялись ей.

Для меня оставалась неясной роль генерала И.Тай-Джу. Кого он поддерживает: Анненкова, Дутова или обоих вместе? На это Сидоров не мог ответить. Да я и не стал бы спрашивать — слишком откровенным показался бы мой вопрос атаману.

— Могу я сослаться на сказанное вами при возможном разговоре с товарищами, — на всякий случай попытался уточнить я. — Всех интересует оружие.

Полковник встревожился:

— Ни в коем случае… И вообще, все, что мы говорим с вами, — святая тайна.

— Понимаю.

— Заверьте их, оружие будет в нужном количестве… И даже больше.

— Я для них маленький человек… Если ваше имя?

— Обо мне пока ни слова… Назовите атамана Анненкова…

— Хорошо, — согласился я.

ВЫСТРЕЛ В СУЙДУНЕ

Первое место, предназначенное для Дутова, определили сами события. Как тайно ни действовали заговорщики, планы их постепенно становились известными третьим лицам. Офицеры устраивали встречи в людных местах, на скотных базарах скупались в большом количестве лошади, причем выбирали их опытные в военном деле люди. Все это не могли не заметить любопытные. Зашевелился генерал И Тай-Джу. Он несколько раз оставлял свою резиденцию в Куре, наведывался в Кульджу, Суйдун и даже Урумчи, где находились его подопечные. Проявил удивительный интерес военный комендант и к пограничным районам. В сопровождении переодетых белогвардейцев он посетил места переправ, проехал по уже заброшенным тропам, ведущим к перевалам. В горных селениях генерал беседовал со старыми проводниками.

Все это нельзя было не заметить. Особенно настораживали частые встречи генерала с атаманом Дутовым. И Тай-Джу держал постоянную связь с бывшим главарем и пользовался для этого целой группой доверенных лиц.

В самый разгар лихорадочной деятельности заговорщиков раздался неожиданный выстрел в Суйдуне.

Выстрелы вообще в то тревожное время не были редкостью. Часть оружия из переставших существовать отрядов растеклась по селам, аулам, станицам городам. Каждый, кто уходил в так называемую мирную жизнь, уносил с собой винтовку, наган или браунинг. Ими пользовались и для собственной защиты, и для устрашения других. Стрельба шла при дележе земли или наследства, во время свадеб и поминок, на общественных сходах. При этом не только стреляли, но и убивали. И вот при такой обыденности применения оружия выстрел в Суйдуне произвел огромное впечатление. О нем стало известно во всех городах Илийского округа. В среде эмигрантов начался переполох. Кто возмущался, кто впадал в панику и торопливо снимал с себя мундир, которым недавно гордился. Многие скрылись.

Я узнал о происшествии в Суйдуне в тот же день и сразу бросился в кузницу к Сидорову.

— Убит Дутов!

Полковник схватил меня за руку и потащил в комнату. В кузнице он не хотел говорить о таких страшных вещах, хотя рабочие и являлись его сообщниками. Видимо, Сидоров боялся появления кого-либо из заказчиков.

— Я все знаю, — сказал он, плотно прикрывая за собой дверь.

Произнес это атаман с горечью и даже с какой-то тоской в голосе. Раньше мне казалось, что полковник враждебно настроен к Дутову, как к давнему конкуренту и сопернику своего шефа Анненкова, но, должно быть, такое мнение создалось из чисто внешних представлений о симпатиях и антипатиях в эмигрантской среде.

— Что же будет? — с тревогой спросил я.

— То, что должно быть, — ответил атаман. — Конечно, жаль Дутова. Не вовремя он выбыл из игры. У атамана были подготовлены крупные силы, и оставалось лишь начать дело… Я вам говорю это, прапорщик, как близкому человеку. От выступления Дутова зависела вся кампания на той стороне. Атаман умел начинать, я умел выигрывать первую ставку.

— Значит все?! — с преувеличенным отчаянием воскликнул я.

Атаман скривил губы. Видимо, моя растерянность раздражала его. И не только раздражала, но и тревожила: выстрел в Суйдуне мог породить недоверие у многих сообщников. И Сидоров сказал:

— Вы очень мрачно представляете себе будущее. Оно более радужно. Потеря Дутова несколько расстроила наши планы, но не отбросила их. Сегодня я послал Анненкову письмо с сообщением и своими соображениями по поводу гибели атамана. Его убрали большевики, это совершенно ясно. Мы оказались беспечными, нас подкупила мнимая тишина Синьцзяна, а здесь тоже фронт, хотя и невидимый. Противник ходит по тем же улицам, что и мы. И иногда сидит рядом с нами, ест из одной чашки. Об этом должны знать Анненков и генерал И Тай-Джу. Пусть внимательнее смотрят на своих подчиненных.

— Но ведь неизвестно, кто убил Дутова. У него, говорят, были личные враги, — попытался возразить я. — Мало ли причин для ссоры или мести.

— Чепуха, — махнул рукой Сидоров. — Таких людей, как Дутов, не убивают из-за мелочности. Их убирают, прапорщик, и убирают в самый острый момент. Большевики боялись атамана, он мог доставить им массу неприятностей. В России голод, разруха, эпидемии. Появись Дутов со своими сотнями в Семиречье в это горячее время, и он прибавил бы огня. Уж теперь Туркестан запылал бы по-настоящему…

Сидоров сбавил тон и сказал почти шепотом:

— Басмачи снова шумят в Фергане. Им нужна помощь, нужны сабли и винтовки Дутова и Анненкова.

— Фергана слишком далеко, — усомнился я.

— Не скажите, это как считать, — совсем уже тихо полковник добавил. — Мы ждем связного от Курширмата…

Я сделал вид, что мало верю в союз с басмачами, к тому же опыт прошлого показал неспособность курбашей действовать объединенными силами. Под Андижаном союз Мадамин-бека и крестьянской армии Монстрова потерпел крах.

Полковник решительно возразил:

— Прошлое было уроком. Теперь и мы, и басмачи стали умнее.

Во время нашего разговора кто-то постучал в дверь. Атаман прислушался и приложил пальцы к губам. Несколько секунд мы молчали. Стук повторился. Своеобразный стук, с интервалами.

— Посидите, — бросил мне Сидоров и вышел.

Сколько он отсутствовал, не помню, по крайней мере, не так уж мало. В комнату донеслись приглушенные голоса, за дверью кто-то говорил, причем не только с Сидоровым, но и еще с кем-то, однако разобрать слов я не мог. Приблизиться к дверной створке не решался, так как каждую секунду хозяин мог распахнуть дверь и войти. Наконец голоса стихли и появился полковник. Он был заметно взволнован и даже обрадован. Кажется, улыбался.

— Ну вот, — сказал Сидоров, отвечая на мой немой вопрос. — Дело обстоит не так уж плохо. Приходили делегаты от Дутова.

— Что?! — поразился я. — Он же убит.

— Да, конечно, не от него лично, а от штаба Дутова. Никакой паники, все остаются на своих местах, решается вопрос о назначении нового атамана… Так-то, дорогой прапорщик. Да, кстати, насколько я помню, вам присвоен чин хорунжего. Неплохо, как вы считаете?

Я утвердительно кивнул.

— На этом, надеюсь, не задержитесь. Впереди борьба, а в ней и подвиги.

Пользуясь случаем, я решил напомнить атаману о приказе Анненкова по поводу моего исчезновения из отряда. Пора было уточнить эту деталь моей биографии и выяснить отношение к ней Сидорова. Мне казалось, что полковник таит в себе недоверие и рано или поздно проявит его.

— Забудьте! — махнул он рукой. — Тогда сотни уходили и по понятной причине, не все понимали необходимость перехода границы, патриотические чувства мешали совершить такой шаг. Это дело прошлое. Нас объединяет будущее.

Ответ успокоил меня.

«КОНТРАБАНДИСТ» АХМЕД-ВАЛИ

Важные сведения, добытые от Сидорова, я должен был передавать своему связному, а он отсылал их в разведцентр. Как ему это удавалось, не знаю. Во всяком случае, в назначенное время он появлялся словно по мановению волшебной палочки и молча ждал донесение. От него я получал дальнейшие указания. Последний мой отчет вызвал тревогу, так мне показалось, потому что назначил свидание связной до срока.

— Нужно во что бы то ни стало выяснить, кто возглавит отряд Дутова и сколько в нем человек? Это приказ, — сказал он.

— Здесь кое-что есть об этом, — пояснил я и передал новое донесение. Мне удалось узнать от Сидорова о тайном собрании командиров дутовских сотен, на котором решался вопрос о новом атамане. Назывались фамилии офицеров штаба.

— Очень важно, — одобрил связной. — В центре должны знать немедленно… Я исчезну на некоторое время… Не спрашивайте ничего. Новое донесение примет от вас другой человек, который найдет вас во вторник в караван-сарае у дунганской харчевни.

Я пожал плечами, выражая сомнение в надежности такой связи.

— Этот человек — контрабандист, — ошарашил меня связной. — Кстати, моего прежнего связного звали Мухамед Агидулин. — Таки спросите в случае чего у хозяина караван-сарая: «Не появился ли у вас Ахмед-Вали?» «Контрабандист?» — уточнит хозяин. Ответите: «Он кое-что хотел продать мне».

Ясно, что это не настоящий контрабандист, так я решил, но когда во вторник пришел в караван-сарай у дун ганской харчевни, моя уверенность несколько поколебалась. Меня встретил типичный для тех мест рыцарь тайных троп. Продубленное солнцем и ветром лицо, суровый взгляд, настороженная походка, словно у барса. Одет он был в халат, перепоясанный ярким платком, на голове войлочная шапка, в голенище сапога — нож.

Я должен был передать Ахмеду-Вали сведения, которые с нетерпением ждали в центре. Они были невелики по объему, но содержали самое главное — имя нового атамана.

Маленькая записка. Скольких усилий стоила она, к тому же срок был короткий — всего неделя, это время надо было навестить Сидорова, застать его в кузнице, вытянуть из него тайну. Самое неудобное заключалось в том, что атаман после покушения на Дутова перестал свободно появляться в городе, а если и появлялся, то с личной охраной. Меня никак не хотели впускать в кузницу, вернее, в комнату, примыкающую к ней. Только когда телохранитель атамана доложил обо мне, Сидоров приказал впустить.

— Не удивляйтесь, — объяснил он. — Накануне большого дела всегда так.

Сидоров был не один в комнате, поэтому разговор вначале не клеился. Говорили обо всем и в то же время ни о чем. Наконец, мы остались одни, и я спросил атамана:

— Можно готовиться?

Он понял меня, но уточнил:

— К чему?

— К выступлению, — рискнул сказать я прямо. Полковник рассмеялся.

— Больно скоры, но вообще-то пора принимать соответствующий облик. — Сидоров осмотрел меня критически и сказал: — Зайдите завтра утром. Решим этот вопрос.

Внутри у меня все заныло от досады. Опять не сегодня.

— Утром, пораньше, — напомнил Сидоров и простился со мной.

Да, коротенькое донесение, кроме упорства, требовало еще и терпения. Ночь я провел в обдумывании вопросов, которые собирался задать атаману. Строил план беседы. Все оказалось напрасным. Сидоров вызвал меня, чтобы снять мерку для обмундирования. Мне должны были сшить офицерский мундир казачьего образца. Два солдата, видимо, из бывших портных окрутили меня аршином, смерили длину и ширину, записали и велели через восемь дней прийти на примерку.

— Но, но, — предостерег их атаман. — Многовато, мы так за год не оденем офицеров. Пяти дней достаточно.

После завершения процедуры Сидоров, как всегда, плотно затворил дверь и предложил мне сесть.

— Вы не поражены, что вам заказан мундир? — начал он с вопроса.

— Да нет. Если вступили в канун большого дела, так и одеться надо.

— Абсолютно верно. На той стороне должны увидеть не сброд, а настоящую армию и в знакомой форме.

Полковник сделал паузу, будто раздумывая, продолжать мысль или ограничиться сказанным. Что-то все-таки заставило его сегодня быть многословным. Может быть, мое любопытство, с которым я постоянно приходил к нему, может быть, необходимость ввести своего подчиненного в куре дела.

— Форма будет единой для всех отрядов, под чьим бы командованием они ни находились. Впрочем, и руководство концентрируется. Отряд Дутова отказался от прежней самостоятельности и присоединился к нам.

— К Анненкову? — заторопился я с вопросом.

— Не совсем… Вы помните, прошлый раз приходили делегаты дутовского отряда… Мне предложено возглавить его. Таково единодушное мнение офицеров. Не скрою, для меня это большая честь заменить атамана Дутова, известного в России и в Европе человека. Я присягнул знамени отряда.

— Поздравляю, полковник!

Можно было радоваться, конечно, не назначению Сидорова атаманом дутовского отряда, а установлению самого факта — стал известен новый вдохновитель белогвардейской авантюры. На очереди вторая задача — узнать число бойцов, оказавшихся под командой Сидорова. Но как это сделать?

— Рад снова служить вам, — сделал я комплимент атаману. — Если, разумеется, доверите…

— Что за сомнения, прапорщик! — ответил Сидоров. — Сотня вам обеспечена.

— В чьем отряде? У дутовцев, простите за напоминание, наверно, все сотни разобраны. — Я сделал заход, чтобы вырвать хотя бы имена офицеров, если не их число, и число сотен.

— Да, пока, — разочаровал меня атаман. — Но сколачиваются новые.

Полковник не давал прямых ответов или по соображениям конспирации, или по привычке не отвечать конкретно.

— С новыми людьми вам будет легче, — стал объяснять полковник. — Займетесь обучением, а это вы умеете делать хорошо.

— Без оружия?

— Да, первое время без него. Вернее, с учебными образцами. Остальное придет в походе.

Туман сплошной. Срок, по всей вероятности, еще не подошел для практического знакомства офицеров с планом похода, а лично для меня атаман не собирался делать исключение.

— Когда мне явиться в отряд? — поинтересовался я. — Лучше бы пораньше взяться за учебу.

Сидоров помедлил с ответом. Опять что-то решал, взвешивал.

— Вас известят, прапорщик. Дайте адрес!

Это было самое неожиданное в операции. Сидоров отказывал мне в дружеском общении, закрывал доступ в кузницу, где можно было свободно беседовать. До этого дня я находил атамана по собственному желанию и, следовательно, держал инициативу в собственных руках, теперь она перешла к полковнику. От него будет зависеть мое продвижение к цели. Захочет — вызовет меня, не захочет — выбросит адрес. В лучшем случае передаст приказ через одного из своих телохранителей. Иначе говоря, атаман привязывал меня к дому, вынуждал сидеть там и ждать событий. Это был удар. Схема действий, продуманная ночью и казавшаяся мне удачной, летела к черту.

— Не расстраивайтесь, прапорщик, — заметив мою растерянность, произнес Сидоров. — Ждать придется не так уж долго…

Пришлось уйти. Чувствовал я себя прескверно. Возможно, допущена какая-то тактическая ошибка, исправить которую уже нельзя.

Донесение, правда, есть и почти соответствует заданию. Но что дальше? Как оправдаю перед Центром свою бездеятельность? Решил поставить товарищей в известность о случившемся. В таком виде я и передал доклад контрабандисту. Он принял от меня свернутый вчетверо листок и вложенные в пачку деньги. Обесцененные николаевские пятидесятирублевые купюры, хотя и потеряли значение, но еще ходили за границей и в данном случае выполняли довольно убедительно роль маскировки. Деньги контрабандист получал вроде бы за проданный мне опиум. Он долго считал, торговался со мной, наконец, потребовал обратно товар и вернул пачку пятидесятирублевок, но уже без записки. Ахмед-Вали успел вынуть ее и спрятать за поясной платок.

— Хочешь подешевле, — сказал контрабандист, — приходи в другой раз. Мы остановимся здесь через неделю.

Я понял, Ахмед-Вали придет в следующий вторник. Сумею ли за несколько дней разузнать что-нибудь важное?

СЕКРЕТНЫЙ ПРИКАЗ АННЕНКОВА

Шли дни, я сидел дома и ждал посыльных полковника Сидорова. Мое дежурство начиналось после обеда, когда работа в «Шанхае» заканчивалась и все возвращались к семьям. Именно в такое время должен был явиться человек с приказом. Мне так казалось. Вечером, в темноте, вряд ли кто-нибудь отважится искать мою квартиру, затерявшуюся среди множества узеньких и кривых улочек. Да и вообще с наступлением темноты жизнь в этом районе Кульджи замирала, расспрашивать обо мне не у кого, да и рискованно. Правда, был ориентир — баня, которую содержали казаки, но она находилась с задней стороны дома и, прежде чем пройти ко мне, надо было петлять по переулкам.

Я ждал, но никто не пришел. От случайных людей мне удалось узнать, что генерал И Тай-Джу снова навещал Урумчи и встречался с атаманом Анненковы м. Генерала, кажется, видели и в Кульдже. Естественно, моя тревога усилилась. Ожидание стало просто невыносимым. События разворачивались и, возможно, быстрыми темпами, но в них я не участвовал. Больше того, был в неведении относительно ближайших намерений заговорщиков. О нарушении приказа не могло быть и речи. Как объясню я свое появление в кузнице? И все-таки меня подмывало нарушить его, пойти к атаману.

Решение уже созрело — иду. И вдруг отворяется дверь, на пороге сам атаман.

— Не ждали? — спрашивает он, оглядывая настороженным взглядом комнату.

— Ждал, — откровенно признался я и, кажется, даже вздохнул облегченно.

— Хорошо, если ждали. Время приступать к делу. Честно говоря, я обомлел. Пробил роковой час, а никто не знает, никто не готов к отпору. Что делать?!

— Уже сегодня? — с испугом спросил я полковника.

— А вы не готовы?

— Никто не готов. Где мои люди? Где оружие, лошади? Вы же обещали дать срок на выучку.

Полковник сел к столу у окна, снял фуражку и положил на подоконник. Я заторопился, чтобы задернуть занавеску скрыть атамана от посторонних глаз, но он остановил меня:

— Не беспокойтесь. На улице мои люди.

Значит, Сидоров пришел с личной охраной. Это ново для меня и не совсем удобно. Разговор откровенный не получится. Когда подслушивают, а я не сомневался, что телохранители воспользуются такой возможностью, надо взвешивать каждое слово, следить за интонацией. Что ж, примем к сведению. Главное, полковник здесь и беседа состоится.

— Вы требуете бойцов? — спросил с интересом атаман.

— Это была ваша воля назначить меня командиром сотни. Если, конечно, приказ не отменен.

— Не отменен, — улыбнулся гость. — Наоборот, утвержден. Кроме того, вам присвоен очередной чин подъесаула. Поздравляю и надеюсь…

По казачьей традиции я должен был поцеловать атамана и поблагодарить за доверие. Пришлось выполнить эту обязанность.

— Когда выступаем? — поставил я вопрос, который больше всего интересовал меня.

— Вот этого я вам не скажу, — шутливо ответил полковник.

Знакомая тактика: ничего конкретного, никаких дат, никаких цифр. Чтоб он провалился, этот атаман! Сколько можно играть в прятки.

— Понимаю, тайна, но мне надо распорядиться насчет квартиры и вещей, как-то подготовить свое исчезновение из канцелярии «Шанхая».

— Учитываю, голубчик. Рад бы сказать, да сам не знаю. Обстановка подскажет час. Сигнал тревоги прозвучит, как в военное время, — внезапно. А готовым надо быть каждую минуту. Но чтобы вы знали свою задачу и могли действовать, я ознакомлю вас с планом выступления, естественно, в том объеме и тех границах, которые предусматривают участие сотни. Для этого я и пришел…

Наконец-то! Я забыл все свои огорчения, все сомнения и, взволнованный, приготовился слушать. Момент овладения тайной чем-то напоминает прыжок к трудной цели, он требует мобилизации всех сил, физических и духовных. Такова природа всякого узнавания.

— Прежде всего, — начал атаман, — вы должны быть готовы к действиям здесь, в Синьцзяне. В чем они будут заключаться? Во-первых, в стремительном броске на юго-запад к городу Куре. Туда ведут несколько дорог. Одна из них ваша — самая короткая, караванная, но самая опасная. Однако навязывать бой ни в коем случае не следует, преждевременный шум не входит в программу первого дня. К моменту вашего подхода к городу там уже будут находиться остальные сотни. Дальнейшие действия предпринимаются сообща всем отрядом в контакте с гарнизоном…

— А оружие? — невольно вырвалось у меня. — Сотня выйдет из Кульджи с оружием?

— Кое-что будет, — пояснил полковник. — Штук двадцать карабинов. Вооружимся в Куре. Арсенал перейдет в полное наше распоряжение.

— Но его охраняет правительственный батальон?

— Совершенно верно. И командует батальоном генерал И Тай-Джу. Коль скоро вы уже знаете главную задачу, могу сообщить некоторые подробности, необходимые для ориентировки. Никакого столкновения с правительственными войсками не будет. Секретным приказом Анненкова маньчжурская бригада генерала И Тай-Джу передана моему отряду и по первому сигналу она восстанет и разоружит гарнизон. Мы получим не только запасы арсенала, но и винтовки и пулеметы охранного батальона. Генерал ждет сигнала. Поэтому, если вы, подойдя с сотней к городу, услышите стрельбу, не ввязывайтесь. Ждите мою команду. В любом случае руководствуйтесь тем, что маньчжурская бригада не только наш союзник, но и равноправный участник похода. На первом этапе командование всеми отрядами, в том числе и маньчжурской бригадой, возлагается на меня. Вас, подъесаул, я назначаю командиром особого полка. Будете подчиняться непосредственно мне.

Чины и должности сыпались как из рога изобилия, я едва успевал их принимать. Стало ясно, что атаман оказывал мне самое глубокое доверие. Ближайшему своему помощнику он должен был сообщить стратегический план, иначе пришлось бы действовать в потемках, не проявляя инициативы. В то же время главное продолжало оставаться скрытым. С какими силами выступаем мы в Куре и насколько они возрастут после присоединения маньчжурской бригады? Какую роль будет играть генерал И Тай-Джу? На каких условиях он согласился участвовать в походе? Все это полковник обошел. Видимо, тайная организация, готовившая авантюру, держала в руках нити заговора, и даже начало похода было засекречено. Сидоров не имел права разглашать план, так как сам являлся только исполнителем. Его ограничивали сферой военных действий, политикой занимались другие. Вместе с тем полковник Сидоров был единственной после Дутова фигурой, способной возглавить поход против Советского Туркестана. Насколько мне удалось понять, для первого удара атаман Анненков не годился. Многие старшие офицеры его недолюбливали и отказывались служить в его полках. Сидорова принимали все, и это как бы объединяло силы эмиграции, гарантировало успех. А успех был необходим, иначе рушились надежды на возвращение в Россию и установление старой власти.

Итак, Сидоров — главнокомандующий белой армией, идущей в Туркестан, завтрашний диктатор. Я — командир особого полка при нем. Мне остается только поблагодарить атамана и заверить его в преданности и готовности выполнить любой приказ.

— Все должно закончиться в одну ночь, — сказал на прощание полковник. — На рассвете перейдем границу.

ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

Все должно кончиться в одну ночь! На какую ночь падет жребий? Возможно, он уже пал. Где-то в секретном приказе Анненкова стоит дата, стоит лишь календарю обнажить ее, и машина закрутится. Узнать, во что бы то ни стало узнать!

Едва атаман покинул мою каморку, я начал лихорадочно решать задачу. Всевозможные проекты рождались в моей голове, и простые, и хитроумные, но ни один из них при критическом рассмотрении меня не удовлетворял. Все они были нереальны. Ни выудить путем бесед, ни выкрасть у полковника секретный приказ я не мог. Во-первых, Сидоров сказал все, что необходимо для подчиненного перед выступлением, во-вторых, неизвестно, где хранится приказ. Да и существует ли он в виде документа. Словесное распоряжение? Этого вполне достаточно при такой конспирации. Наконец, допустим вариант, что полковник сам не знает точного срока. Не сказали. Анненков держит тайну при себе, а его резиденция — Урумчи, куда мне нет доступа.

Да, задача не решается, сколько ни ломай голову. Остается одно — сообщить в Центр о предстоящем восстании и захвате арсенала в Куре и просить подготовиться к приему отрядов Сидорова на границе.

У меня было желание немедленно побежать в караван-сарай и разыскать там моего контрабандиста. Только чувство осторожности помешало сделать этот шаг. Я не был уверен, что телохранители атамана покинули мою улицу.

Пришлось ждать до утра. По пути в «Шанхай» я заглянул во двор караван-сарая. Ахмеда-Вали там не оказалось. Купцы и крестьяне грузили мешки на верблюдов и лошадей, стоял обычный для такого времени шум и гам. Крики погонщиков смешались с ревом и ржанием животных. Среди этой утренней сутолоки важно расхаживал хозяин, к нему я и обратился с вопросом, не заезжал ли Ахмед-Вали? Хозяин отрицательно покачал головой.

— В такой день с той стороны не приходят, — объяснил он, давая мне понять, что контрабандисты имеют свои маршруты и свое время.

Пришлось ждать вторника. Непростое и необычное было это ожидание. В канцелярии я сидел, как на углях. Некоторые эмигранты приходили оформлять продажу имущества в связи со срочным выездом из Кульджи. Нетрудно догадаться, почему они выезжали. Безусловно, в большинстве своем это бойцы Сидорова. Их торопят командиры сотен.

Что, если начнут торопить меня, заглянет какой-нибудь казак и сунет записку — явиться сегодня ночью во столько-то часов для исполнения долга. Или короче — выступаем!

Вот и вторник. Лечу в караван-сарай. Ахмед-Вали там, но окружен множеством людей. Идет торг. Мне он делает знак, чтобы подождал. А как ждать, если время не терпит, если дорога каждая минута. Кручусь около подвод, показываю свое нетерпение. Ахмед быстро разделывается с купцами, подходит ко мне. Передает записку. До нее ли! Сейчас главное поставить в известность Центр. Поэтому спрашиваю своего связного.

— Можешь сегодня вернуться назад?

— Вообще-то не по расписанию, но если очень надо, попробую.

— Надо.

— Хорошо. В четыре часа приходите в дунганскую харчевню.

Мы расстаемся, и я тут же за воротами читаю послание Центра. В нем повторяется просьба уточнить сроки выступления отряда Сидорова. Предлагается держать с атаманом самую тесную связь, проверить, насколько окончательно кандидатура его в качестве командующего походом и нет ли заместителя.

К четырем часам я подготавливаю полный ответ на вопросы и излагаю план выступления белых на Куре. В нем подробно перечисляются слагаемые действия казачьих сотен и бригады маньчжуров, начиная от похода к городу, восстания гарнизона, захвата арсенала и движения до границы. Атаман Сидоров характеризуется мною как единственный и самый подходящий исполнитель плана заговорщиков. В конце донесения я просил принять самые срочные меры к предотвращению перехода границы, так как все готово для осуществления секретного приказа Анненкова. Судя по запасам арсенала, я назвал возможную цифру — около десяти тысяч винтовок, которые попадут на вооружение отряда полковника Сидорова. Возможно, столько же будет бойцов, если присоединится бригада генерала И Тай-Джу.

Я не сомневался, что донесение вызовет немедленный ответ действием. Моя тревога передалась связному, и Ахмед-Вали пообещал в самый короткий срок доставить отчет по назначению. Я не знал тогда, что это последнее мое донесение из Кульджи.

При мне Ахмед-Вали сел на лошадь, нагруженную хурджунами, кивнул мне и поехал.

Снова ожидание. Мысленно я торопил своего контрабандиста, снимал все препятствия, что стояли на трудном пути в горах, гнал его лошадь по каменистым тропам.

Пока Ахмед-Вали лазил по кручам и переходил вброд бурные горные потоки, я занимался своими делами, готовился к походу на Куре. Меня навестил полковник. Предупредил, что в ближайшие дни предъявит младшим командирам нового подъесаула. Как и в прошлый раз, атамана сопровождали телохранители. Они следили за двором и улицей.

— Как личные дела? — поинтересовался полковник.

— Завершаю.

— Правильно делаете. Выступить можем внезапно.

— Учитываю, готов в любое время.

— Есть слухи, — доверительно сказал атаман, — что послы от Куршир-мата в дороге. Вероятно, где-то на той неделе прибудут в Кульджу. Хочу привлечь вас к переговорам в качестве переводчика и советника.

— К вашим услугам, атаман.

— И еще одно задание. Вокруг вас много людей, особенно в канцелярии «Шанхая», они бывают на базарах, в караван-сараях, связаны с купцами. Им первым станет известно о появлении в городе басмаческих послов, тем более, что представители Курширмата прибудут в Кульджу как торговцы из Коканда. Постарайтесь быть в курсе дела и сразу же известите меня.

Просьба была вполне выполнимой, и я пообещал полковнику все разузнать. Забегая вперед, скажу, что задание Сидорова облегчило мне решение другой задачи, более важной, но поставленной уже не атаманом.

Представить мне младших командиров Сидоров не успел. Ахмед-Вали вернулся до срока, им же обещанного, и через какого-то парнягу вызвал меня из канцелярии. Сам по себе вызов, да еще среди дня, свидетельствовал о чрезвычайной важности послания, которое доставил контрабандист. Ахмед-Вали выглядел усталым и озабоченным. Трудно, должно быть, пришлось ему в пути.

В мешочке, где обычно контрабандисты везут драгоценности и опиум, находилось письмо. Он передал его мне и сказал:

— Я знаю, что там написано.

Осведомленность человека, которому доверена доставка секретной почты, не вызывала ни удивления, ни осуждения. В тех условиях связной должен знать содержание письма, так как постоянно подвергался опасности быть задержанным или ограбленным. Уничтожение текста предусматривалось правилами конспирации. Вырвавшись из рук грабителей или таможенников, связной должен был устно передать содержание приказа или донесения тому, кому они предназначались.

— Там кое-что касается и меня, — добавил он. — Прочтите где-нибудь поблизости, я подожду.

— Не уходи никуда, — предупредил я и вышел за ворота. Послание оказалось коротким, лично мне предназначалось всего несколько слов. Я их прочел сразу. Прочел и ничего не понял. То есть понял, но смысл не дошел до меня, настолько все было неожиданным и необычным. Центр кратко излагал положение в пограничных районах Семиречья, где кулаки и баи вели тайную войну с Советами и собирали оружие, готовясь присоединиться к отряду Сидорова. Гарнизон Джаркента малочислен и в настоящее время нельзя перебросить ему в помощь крупные силы с других фронтов. Поэтому изложенный в письме приказ подлежит выполнению как всякий приказ военного времени.

Об исполнении предлагалось доложить лично начальнику Семиреченского отдела ГПУ. Помогать мне будет человек из Джаркента, хорошо знающий дорогу через горы. С человеком этим познакомит меня связной Ахмед-Вали.

Вот что имел в виду контрабандист, сообщая о своей осведомленности. Я вернулся в караван-сарай.

— Где проводник?

Ахмед-Вали с любопытством посмотрел на меня и ответил:

— У родственников. Завтра пойдем покупать лошадь, и завтра же познакомлю с проводником.

Я условился с Ахмедом-Вали о встрече и ушел.

В течение всего последующего дня я ломал голову над решением задачи — чем оправдать свое появление в кузнице. Когда-то я уже искал такой повод, ожидая вызова атамана. Теперь пришлось вернуться к прежней теме. Сидоров последний раз просил меня известить о появлении в Кульдже представителей Ферганского басмачества. Я обещал сделать все, что смогу. Если бы действительно кто-нибудь приехал сейчас, был бы найден великолепный выход.

Я принялся расспрашивать посетителей харчевни и заезжих купцов. Никто ничего не знал о гостях из Коканда. Как назло басмаческие посланники задерживались. И я решился на опасный шаг.

КОНЕЦ БЕЛОГО АТАМАНА

— Проводите меня к полковнику.

— Его нет здесь.

— Где он?

— Об этом не спрашивают.

— Скажите адрес, мне необходимо передать ему очень важное сообщение.

— О чем?

— Не имею права разглашать.

— Хорошо, подождите на улице.

Такой разговор произошел у входа в кузницу между мной и солидного вида казаком, сидевшим на пороге. Я остался на улице: казак вошел в комнату, что находилась за мастерской. Вернулся он через минуту, уже более приветливым.

— Идите, хозяин ждет.

Встречи с полковником становились все недоступнее. Видимо, военная организация, руководившая заговором, усилила конспирацию, изолировала главарей. Случай с генералом Дутовым насторожил белогвардейцев, заставил беречь свои кадры.

— Что-нибудь интересное? — сразу спросил меня Сидоров.

— Да, — ответил я.

— Рассказывайте скорее!

Я изложил составленную мною версию относительно приезда в Куль-джу басмаческих представителей.

— Они хотели бы с вами увидеться, атаман.

— Где и когда? — с интересом откликнулся Сидоров. Он ждал делегатов, и мое сообщение оказалось как нельзя кстати.

— Вы поручили мне все выяснять, я воспользовался этим правом и пригласил к себе гостей. Появление кокандцев в кузнице, на мой взгляд, было бы нежелательным. Да и условий здесь нет. У меня тихо и неприметно для посторонних глаз.

— Правильно, подъесаул, — одобрил полковник. — Когда же?

О дне я не подумал. Не уверен был, что полковник одобрит инициативу, пришлось на ходу выдумывать дату.

— Четырнадцатого, в двенадцать часов дня. Если конечно, вы сможете, атаман.

— Время подходящее, — не задумываясь, согласился полковник. Ни о чем другом говорить надобности не было. Я поклонился и вышел.

Уже на улице меня охватило беспокойство: а вдруг Ахмед-Вали и проводник еще не купили лошадь и не подготовились к отъезду. Прямым ходом направился в караван-сарай, чтобы встретить связного и поторопить его.

К счастью, все было сделано, и мы вместе с контрабандистом пошли смотреть коня. Меня конь, конечно, мало интересовал. Я хотел увидеть проводника и договориться о времени и месте встречи.

Проводником оказался уже немолодой дунганин Эрса Юсуфходжаев. Крепкий, подвижный человеке быстрыми, цепкими глазами, он производил впечатление охотника или пастуха. Эрса отлично знал свою задачу и все заранее предусмотрел. Только спросил, с какого часа необходимо ждать меня. Местом встречи я избрал дом его родственника, куда мог прийти в любую минуту.

Коня осмотрели.

Итак, все оговорено, все готово.

Четырнадцатое августа приближалось медленно. Так всегда бывает, когда время отсчитывается минутами. Снова и снова всплывали в памяти детали моего плана со всеми закономерностями и неожиданностями. Больше всего меня беспокоило возможное появление настоящих делегатов от Курширмата. Окажись они в Кульдже накануне операции, все полетит к черту. Ведь, кроме меня, у Сидорова могли быть другие помощники, которые должны узнать о приезде басмаческих послов и доложить полковнику.

И они появились. Знакомый эмигрант зашел ко мне в канцелярию и сказал, что к купцу Шаларходжаеву приехал узбек из Ферганской долины с какими-то полномочиями от басмачей. Кажется, он намерен собирать средства для Курширмата среди богатых торговцев.

Самое удивительное, что он приехал десятого августа, то есть в тот день, когда я навестил полковника в кузнице. Совпадение как нельзя удачное, но оно таило в себе опасность. Гость Шаларходжаева мог за эти дни связаться с белогвардейцами и навестить одного из атаманов, ну хотя бы Сидорова. Ждать или не ждать мне полковника четырнадцатого августа?

Настало роковое число. Я сидел в комнате у накрытого стола и смотрел на дверь.

Ровно в двенадцать постучали. Вошел полковник. Но не один. Вместе с ним пришли телохранители, у обоих в кармане торчали наганы.

Не все, оказывается, я предусмотрел. Забыл о личной охране атамана. Она абсолютно исключала возможность выполнения операции.

Гости расселись вокруг стола, я подал чай, кое-какие сладости, чтобы веселее было коротать время. Занавеска, как и в прошлый раз, была отдернута, и нам открывалась улица, по которой двигались прохожие. Болтая, полковник бросал мимолетные взгляды, выискивая фигуры в халатах. Специального разговора не было, касались всякой всячины, иногда, правда, атаман вспоминал прошлые походы, особенно на Джаркент. Минул час, потом второй. Сидоров ждал. Я терпел — мне-то было известно, что никто не придет.

— Запаздывает купец, — огорченно заметил полковник.

— Видно что-то помешало ему, — попытался объяснить я. — Он ведь тоже приехал под вымышленным именем.

— Вот как? — покачал головой атаман. — Жаль, что не встретились. Ну, спасибо за чай.

Гости, несколько расстроенные, покинули мою комнату.

Снова я один, снова ломаю голову над уже не имеющей решения задачей. Ночь провожу почти без сна. Утро еще более усиливает волнение: вдруг прозвучит приказ о выступлении отряда или появится на горизонте посланник Курширмата. Приближающаяся опасность заставляет меня снова пуститься на риск. Бегу в кузницу. На этот раз меня никто не задерживает. У входа дежурит знакомый казак из личной охраны атамана.

— Все выяснил, — торопливо докладываю Сидорову. — Представитель не решился войти, так как увидел в комнате посторонних людей. Я объяснил ему — это охрана. Он поставил условие: встречаться и решать дела только с глазу на глаз. У него секретное поручение. Он не хочет, чтобы и я присутствовал.

— Пугливый купец, — улыбнулся Сидоров. — Черт, в Семиречье идти не боялся, а здесь, у своих, струсил.

— Такое время, атаман.

— Время, верно, трудное. Значит, сегодня. В то же время?

— Да, в двенадцать.

— Приготовьте что-нибудь на стол солидное, но без выпивки. Такие дела за рюмкой не решаются, буду без пятнадцати двенадцать…

На этот раз я был уверен, что план удастся выполнить. Кажется, все предусмотрено. Только бы атаман не прихватил с собой казака и не поставил его за углом на всякий случай.

Полковник оказался точным, как всегда. Вошел в комнату ровно без пятнадцати двенадцать.

Я попросил его сесть против окна, чтобы первым увидеть человека в полосатом халате. В руки ему дал книгу, не помню уже какую.

Сам продолжал подносить к столу сладости.

— Как только увидите гостя, — предупредил я, — дадите мне сигнал. Оставлю вас одних.

Полковник кивнул и стал пристально смотреть в окно…

…На этом закончился последний визит атамана в мой дом.

Через полчаса я запер дверь на замок, закрыл ставни и тихими улицами выбрался к пригороду Кульджи. Еще через полчаса вместе с Эрса Юсуф ходжаевым мы оседлали коней и покинули город.

Шестнадцатого августа 1922 г. я благополучно прибыл в Джаркент и лично доложил о проведенной операции. Мой доклад подтвердили синьцзянские власти: через несколько дней на улицах Кульджи и других городов провинции появились объявления на китайском, русском и уйгурском языках, обещавшие 5 000 китайских ланов за поимку Касымхана Мухамедова. Семь человек из отряда Сидорова были посланы в Джаркент с приказом выследить и уничтожить меня. Белогвардейские агенты опоздали. Я был уже далеко от границы.

Источник: Мухамедов К. Особое задание. // Сб. Чекисты рассказывают… Ташкент. 1985, с. 69—100.

Часть третья ИМПЕРИЯ НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ УДАР

Глава 9 КАК ГОРЕЛА ЗЕМЛЯ

Выше было рассказано о том, как в Москве планировалось с помощью подрыва нескольких фугасов уничтожить Адольфа Гитлера во время его посещения Кремля. На самом деле осенью 1941 года было заминировано не меньше десяти советских крупных городов. Правда, не везде смертоносная взрывчатка предназначалась для руководства Третьего рейха. Например, в конце августа 1941 года главнокомандующий войсками Северо-Западного направления маршал Клим Ворошилов выдвинул стратегическую инициативу — заминировать и взорвать крупные ленинградские заводы и фабрики, электростанции и магистрали, мосты, а также Балтийский флот, чтобы они не достались наступающим войскам противника.

По утверждению историка Виктора Александровича Иванова, идея была не нова. В годы Гражданской войны большевики подготовили аналогичный план на случай захвата белогвардейскими войсками под командованием Николая Николаевича Юденича Петрограда в мае — июне 1919 года. Тогда город удалось спасти благодаря контрнаступлению Красной Армии, начавшемуся 21 июня 1919 года.

Замысел Клима Ворошилова в 1941 году нашел поддержку у руководителей ленинградской парторганизации Алексея Александровича Кузнецова и Андрея Александровича Жданова. В секретных официальных документах такие «специальные мероприятия» обозначались операцией «Д» (диверсии).

В эти же дни Военный совет Ленинградского фронта принял постановление по осуществлению разработанного первым заместителем наркома госбезопасности Всеволодом Меркуловым и Алексеем Кузнецовым «Плана мероприятий по организации и проведению в жизнь специальных мер по выводу из строя важнейших промышленных и иных предприятий Ленинграда на случай вынужденного отхода наших войск». Эта операция должна была одновременно уничтожить свыше 58 500 городских объектов (!), весь подвижной состав, все стационарные энергетические узлы и установки, кабели и железнодорожные депо, телеграфные и телефонные станции, установки водоканала и многое другое. Всеволод Меркулов был непосредственным представителем Иосифа Сталина, отвечавшим за проведение операции «Д».

Центральный пульт управления по взрывам стратегических объектов располагался в подвале Казанского собора, где в годы Великой Отечественной войны находился штаб инженерных войск Ленинградского фронта. Механизм единовременного взрыва был простым. Кабель, скорее всего, вел на телефонную станцию, откуда импульс уже подавался бы на все заминированные объекты[284].

Непосредственную ответственность за минирование и уничтожение объектов своего района нес секретарь райкома партии. В помощь ему выделялись сотрудники НКВД, которые вместе с саперами обследовали готовящийся к уничтожению объект, выискивали в нем слабые и уязвимые места, чтобы заложить взрывчатку и при необходимости быстро и до основания его разрушить.

Существовали специальные секретные списки, по которым осуществлялась операция «Д». Андрей Жданов, Алексей Кузнецов, начальник НКВД Ленинграда Петр Кубаткин информировали друг друга о том, сколько взрывчатки завезено в тот или иной район, как работают подрывники на Ижорском, Балтийском и других питерских заводах. Была проработана и отрегулирована система таких докладов и донесений.

Несмотря на усугубляющийся голод, холод, разруху, операция «Д» не только не сворачивалась, но нарастала в своих масштабах от недели к неделе, отвлекая на ее проведение огромные силы и средства. Превращаясь в огромный пороховой склад, город становился заложником любого слепого случая, какого-нибудь ложного и непроверенного сигнала. Смертоносный факел мог вспыхнуть в любом месте и в самый непредвиденный момент. Только волею судеб Ленинград не взлетел на воздух в 1942 и в 1943 годах, когда таких критических ситуаций возникало особенно много.

Звучит цинично, но если бы план «Д» был реализован (не обязательно, если бы немцы прорвали блокаду, а просто из-за сбоя в системе управления подрывом), то Берлин выиграл бы больше, чем Москва. Дело в том, что Адольфа Гитлера разрушенная усилиями большевиков «колыбель революции» устроила бы больше, чем захваченный в результате кровопролитных боев город.

Ленинград был единственным советским городом, где планировалось уничтожить всю городскую инфраструктуру В других крупных населенных пунктах было принято решение о подрыве лишь отдельных зданий, и то, когда эти особняки займут высокопоставленные немецкие офицеры.

Киев

В столице УССР впервые в истории Второй мировой войны были массово применены радиоуправляемые взрывные устройства (фугасы, взрываемые по радио с большого расстояния — до 400 км). Впрочем, об этом неприятном сюрпризе, который подготовила советская власть для оккупантов, немцы узнали, только когда начали обживаться в Киеве.

Подготовительные работы велись в строгой тайне, однако киевляне быстро узнали, в чем дело. Так, по воспоминаниям старожилов, в подвалы известного киевского «небоскреба» — дома Гинзбурга на ул. Институтской, 16–18 (теперь на этом месте находится гостиница «Украша» (бывшая «Москва») — взрывчатку в деревянных ящиках носили сотрудники НКВД из своего здания напротив (позднее Октябрьский дворец, Международный центр культуры и искусств, а теперь Кинопалац), объясняя свои манипуляции переноской архивов в более безопасное место. Руководил операцией по минированию полковник Александр Голдович (начальник инженерных войск 37-й армии, оборонявшей Киев).

Взрывчатка была заложена под все электростанции, водопровод, объекты железнодорожного транспорта, связи (почтамт, телеграф, АТС), мосты через Днепр и подступы к ним, все важные административные здания: Совнарком (ныне — улица Грушевского, 12), Верховная Рада, ЦК КП/б/У (ныне — улица Десятинная, 2), штаб КОВО (улица Банковская, 11), здание НКВД (Владимирская, 33). А также Успенский собор, Оперный театр, музей Ленина (ныне — Дом учителя), отдельные многоэтажные жилые дома. Существует легенда о том, что Софийский собор спас от разрушения тогдашний директор этого памятника архитектуры Олекса Повстенко. Минерам, которые приехали со взрывчаткой в «подвалы Софии», он якобы сказал, что таких подвалов не существует. Хотя в эту версию верится с трудом. Вероятнее всего, Софийский собор просто не включили в список объектов, подлежащих уничтожению.

Когда части Вермахта 19 сентября 1941 года вошли в оставленный последними подразделениями город, то саперы приступили к разминированию. Так, в частности, были спасены Оперный театр, музей Ленина, правительственные здания. Вытащив из здания музея Ленина три тонны тринитротолуола вместе с радиоуправляемыми устройствами, немцы выставили свою добычу на всенародное обозрение, иронизируя, что, мол, большевики даже собственную «святыню» заминировали!

Однако 24 сентября после обеда произошел мощный взрыв в помещении «Детского мира» на углу Крещатика и Прорезной, 28/2, куда население, по приказу оккупационных властей, сдавало радиоприемники. В этом доме разместилась немецкая комендатура. От детонации сработали взрывные устройства в соседних домах, в частности, в гостинице «Спартак» (Крещатик, 30/1). Начался катастрофический пожар главной улицы Киева.

В городе действовала диверсионно-разведывательная группа четвертого отдела НКВД УССР и Четвертого управления НКВД СССР. Одна из стоящих перед ними задач — выяснить, кто и когда будет заселять заминированные объекты и передавать информацию в Центр.

Последствия взрывов и пожаров были ужасающими: исторического центра Киева, составлявшего славу города, больше не существовало. В горы битого кирпича, обожженные скелеты зданий превращены Крещатик и еще три километра прилегающих к нему улиц: Николаевская (ныне Городецкого), Меринговская (Заньковецкой), Ольгинская, часть Институтской, Лютеранской, Прорезной, Пушкинской, Фундуклеевской (Богдана Хмельницкого), бульвара Шевченко, Большой Васильковской, Думская площадь (Майдан Незалежности) — всего 940 крупных жилых и административных зданий, среди них пять лучших кинотеатров, театр, консерватория, цирк.

Для того чтобы представить масштабы разрушений, процитируем газету «Українське слово» от 21 сентября 1941 года:

«Первый взрыв облаком дыма затмил ясный день. Пламя охватило магазин «Дитячий свит». С этого все и началось. Взрыв за взрывом. Пожар распространялся вверх по Прорезной улице и перекинулся на обе стороны Крещатика. Ночью киевляне наблюдали большую зарницу, которая постоянно разрасталась. Большевики разрушили водопровод. Потушить пожар было невозможно. В то время огонь был хозяином — он пожирал и уничтожал дом за домом. Сгорело 5 лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, театр KOBO, радиотеатр, консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, 2 самых больших универмага, 5 лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, 5 самых больших гостиниц («Континенталь», «Савой», «Гранд-готель» и другие), Центральная городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора и ученых, 2 пассажа, типография, 8 обувная фабрика, средняя школа, брлее 100 лучших магазинов. Уничтожено много библиотек, интересных документов, ценных вещей. Например, в Киевской консерватории сгорел большой орган и около 200 роялей и пианино. Даже трудно себе представить и подсчитать размеры этого неслыханного преступления Советов!».

М.Н. Шперов — начальник инженерной службы ОМСБОНа

Вот что вспоминал о взрывах в Киеве профессор Борис Касьянович Жук:

«На третий день прихода немцев мне пришлось быть по делам в части города, носящей название Липки. Около 2 часов дня я услышал сильный взрыв со стороны Крещатика. Оказывается, был взорван угол дома, в котором находилось отделение комендатуры. От взрыва погибло около 20 немецких офицеров и много киевлян, стоявших в очереди за получением пропусков.

Этот взрыв был сигналом для начала другого действия большевиков. Вскоре после этого взрыва вдруг загорелся на Крещатике жилой четырехэтажный дом № 7 (в начале Крещатика, считая от Царского сада) и загорелся в среднем этаже…»

В своей книге «Бабий Яр» Анатолий Кузнецов сообщил другие подробности:

«Поднялась невероятная паника. Крещатик действительно взрывался.

Взрывы раздавались через неравные промежутки в самых неожиданных и разных частях Крещатика, и в этой системе ничего нельзя было понять.

Взрывы продолжались всю ночь, распространяясь на прилегающие улицы. Взлетело на воздух великолепное здание цирка, и его искореженный купол перекинуло волной через улицу. Рядом с цирком горела занятая немцами гостиница «Континенталь».

Никто никогда не узнает, сколько в этих взрывах и пожаре погибло немцев, их снаряжения, документов, а также мирных жителей и имущества, так как никогда ничего на этот счет не сообщалось ни большевиками, ни фашистами.

Стояла сухая пора, и потому начался пожар, который можно сравнить, пожалуй, лишь со знаменитым пожаром Москвы во время нашествия Наполеона в 1812 году.

На верхних этажах и чердаках зданий было заготовлено множество ящиков боеприпасов и противотанковых бутылок с горючей смесью, ибо советское военное командование собиралось драться в Киеве за каждую улицу, для чего весь город был изрыт рвами и застроен баррикадами. Теперь, когда к ним подбирался огонь, эти ящики ухали с тяжким характерным взрывом-вздохом, обливая здания потоками огня. Это и доконало Крещатик.

Немцы, которые так торжественно сюда вошли, так удобно расположились, теперь метались по Крещатику, как в мышеловке. Они ничего не понимали, не знали, куда кидаться, что спасать.

Надо отдать им должное: они выделили команды, которые побежали по домам всего центра Киева, убеждая жителей выходить на улицу, эвакуируя детей и больных. Много уговаривать не приходилось. Жители — кто успел схватить узел, а кто в чем стоял — бежали в парки над Днепром, на Владимирскую горку, на бульвар Шевченко, на стадион. Было много обгоревших и раненых.

Немцы оцепили весь центр города, пожар расширялся: горели уже и параллельные Пушкинская и Меринга, поперечные улицы Прорезная, Институтская, Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Пассаж. Было впечатление, что взрывается весь город.

До войны в Киеве начинали строить метро, и теперь поползли слухи, что то было не метро, а закладка чудовищных мин под всем Киевом. Но более правдоподобными были запоздалые воспоминания, что по ночам во дворы приезжали грузовики и люди в форме НКВД что-то сгружали в подвалы. Но куда в те времена не приезжали по ночам машины НКВД и чем только они не занимались! Кто и видел из-за занавески — предпочитал не видеть и забыть. И никто понятия не имел, где произойдет следующий взрыв, поэтому бежали из домов далеко от Крещатика»[285].

Хотя были заминированы особняки не только в центре Киева, но и комплекс построек Киевско-Печерской лавры. Сейчас сложно сказать, почему она попала в список объектов, подлежащих обязательному уничтожению. Одна из возможных причин — руководство украинских чекистов и командование Красной Армии предполагали, что Лавра станет местом дислокации штабов или других важных объектов. Толстые каменные стены служили прекрасной защитой. Другая причина — кто-то прозорливо предположил, что в Лавре может быть проведено мероприятие с участием командования Вермахта. Например, торжественное богослужение.

Снова процитируем профессора Бориса Жука:

«На территории Лавры, в так называемом Музейном городке, был расположен ряд музеев — Антирелигиозный, Исторический, Театральный и др. Здесь же, на территории Лавры, жили служащие музеев. Еще до прихода немцев НКВД предложило администрации музеев сдать ключи от всех помещений, а частным лицам в трехдневный срок выбраться из занимаемых ими квартир, на том основании, что на территории Лавры будет находиться штаб обороны Киева. Когда это распоряжение было выполнено, около всех ворот, ведущих на территорию Лавры, были поставлены часовые, и вход был строжайше воспрещен. Что там делало НКВД — неизвестно, но оно располагало и временем, и полным отсутствием посторонних свидетелей.

Когда немцы заняли Киев, распространился слух, что жители Киева хотят в ближайшие дни устроить в Лавре торжественное богослужение с молебном об избавлении от большевиков с присутствием высшего немецкого командования».

Накануне Борис Жук встретил старшего научного сотрудника Лаврского музея Н. Черногубова. Тот советовал предупредить немецкое командование о том, что Успенский собор заминирован и что необходимо отменить богослужение. Видимо, Черногубов сделал это, и богослужение было отменено. «Взрыв произошел как раз в тот час, на который оно было назначено. Взрыв был сильным: взрывчатку заложили в разных местах под Великой Успенской церковью. Мусор, образовавшийся после взрыва, представлял собой громадную, довольно правильную коническую форму. По всему погосту были разбросаны крупные камни, около Святых Ворот лежал большой кусок деревянной балки, отлетевший примерно шагов на сто от места взрыва. От здания собора остался небольшой угол строения высотой приблизительно в два этажа.

Все здание церкви было воздвигнуто капитально: стены, арки, все сделано основательно. Однако под церковью было проведено отопление, была целая система ходов, и для НКВД заминировать это здание не представляло особых затруднений»[286].

М.Ф. Орлов — командир ОМСБОНа

Существует и другая версия взрыва — немецкая. Согласно ей:

«Президент Тисо посетил 3 ноября Киев и провел посещение собора Лавры. Он вошел со своими спутниками около 11.40 в собор и оставил монастырский двор около 12.30. За несколько минут до половины третьего внутри здания собора произошел маленький взрыв. Один из стоявших поблизости охранников — полицейский увидел три убегающих фигуры, они были расстреляны. Несколько минут спустя внутри здания собора произошла сильная детонация, которая полностью разрушила здание собора. Масса взрывчатого вещества, по всей вероятности, было заложено еще раньше. Только благодаря заботливому отношению и тщательной охране всего здания (монастырского комплекса. — Прим. авт.) взрывы не произошли раньше. Очевидно, речь идет о покушении на особу президента Тисо. Трое предполагаемых покушавшихся не могут быть идентифицированы, поскольку не имели при себе каких-либо удостоверений личности»[287].

Правда, отдельные исследователи утверждают, что собор Лавры взорвали сами немцы. В 2000 году директор Института восточных исследований при Бременском университете профессор Вольфганг Айхведе получил подборку фотографий военных лет, на которых были запечатлены взрывы на территории Киево-Печерской лавры. Вся фотосерия состоит из 21 снимка, на четырех из которых зафиксированы сами взрывы на территории Киево-Печерской лавры. Те, кто видел их, однозначно утверждают:

1. Снимал профессиональный немецкий фотограф. Он выбрал оптимальное место для панорамной съемки, а также грамотно выстроил композицию. На всех снимках присутствуют немецкие часовые, охраняющие мост через Днепр, а это очень существенная историко-временная привязка.

2. Съемка велась профессиональной камерой, которую заранее установили на штативе.

3. Сначала были сделаны снимки до взрыва, затем во время, а потом и руины.

Все это свидетельствует о том, что фотограф знал о времени взрыва и заранее подготовился к съемке[288]. Вот такая версия.

Звучит цинично, но в столице Украины впервые была отработана тактика уничтожения исторического центра города, оккупированного противником. Выше мы подробно рассказали о минирование Москвы. В октябре 1941 года был учтен киевский опыт. Если бы подразделения Вермахта вошли в столицу СССР, то произошло бы нечто подобное. Разница лишь в том, что в Москве бои шли бы за каждый дом. А в Киеве этого не произошло, хотя советское командование планировала это. На чердаках домов хранились запасы бутылок с зажигательной смесью и боеприпасов. Именно они, а не фугасы, стали основной причиной грандиозного пожара, полыхавшего на Крещатике в течение двух недель[289].

Запорожье

О том, что происходило в августе 1941 года в городе Запорожье на Украине спустя много лет рассказал легендарный разведчик — полковник в отставке Александр Пантелеймонович Святогоров:

«…8 августа немцы подходят к Запорожью. Мы, 150 чекистов, по приказу полковника Леонова, начальника нашего управления, занимаем оборону. Вокруг паника. Из города бегут почти все директора предприятий и ждут сообщения по радио — когда же немцы захватят Запорожье. А они не захватывают…

В нашу задачу входило — перед отступлением взорвать «Запорожсталь», алюминиевый завод, другие важнейшие стратегические объекты. Мы минировали, готовились к уничтожению. Помню, один из наших чекистов испугался, что уже во время наступления не успеет выполнить приказ, и дал команду взорвать алюминиевый завод. Взорвали. А немцы не пришли. И все эти полтора месяца, пока мы вместе с армией держали город, он не находил себе места, поседел от переживаний — боялся, что его расстреляют. Правда, его не расстреляли, но наказали. За эти полтора месяца некоторые предприятия удалось размонтировать и вывезти.

3 октября, когда стало совершенно ясно, что город не удержать, Леонов отобрал десять человек, я был среди них, и поставил задачу: перед отступлением надо успеть взорвать телеграф, телефон и еще кое-какие объекты. И когда немцы уже входили в город, мы выполнили эту задачу и еще успели уничтожить наши документы и поджечь здание НКВД. И потом уже, поздно ночью, тропами выбирались из города. Мы были в гражданском и имели в своем распоряжении одну машину, какой-то «фордик»…»[290].

Следует кратко рассказать о дальнейшей судьбе этого человека, так как он имеет прямое отношение к теме данной книги.

С 1942 по 1944 год Александр Святогоров занимался подготовкой разведывательно-диверсионных групп и заброской их в тыл врага в районах Харькова, Ворошиловграда (в настоящее время — Луганск), Сталинграда (в настоящее время — Волгоград).

Снова процитируем легендарного разведчика:

«Вскоре после освобождения Киева меня в качестве руководителя диверсионно-разведывательной группы десантировали на территорию Польши, в Люблинское воеводство. Нужно было продолжить начатое Николаем Кузнецовым дело — проникнуть в такие фашистские службы, как гестапо, Абвер, диверсионная школа.

Один из местных партизанских отрядов стал нашей базой. Мы там быстро освоились и начали проводить свои операции.

Мы готовили наших разведчиков, сочиняли им легенды; у нас были специалисты, которые изготавливали немецкие документы… Засылали наших агентов во вражеские службы для осуществления диверсий, убийств».

Александр Святогоров для решения этих задач использовал различные нестандартные приемы. Один из них — использовать форму и документы дивизии СС «Галичина». Вот как он сам вспоминает об этом эпизоде своей разведывательно-диверсионной деятельности в годы Великой Отечественной войны:

«В августе 44-го года под Бродами дивизию СС «Галичина» разгромили. Это исторический факт. Так вот остатки этой дивизии оста лись на территории оккупированной немцами Польши. И к нам, на партизанскую базу, приходили группы из этой дивизии, говорили примерно так: «Оце ми прийшли до вас добровільно. Ось наша зброя. Так, ми служили німцям, але зрозуміли, що вони нас обдурюють, що збудувати самостійну Україну вони ніколи нам не дозволять. Бандеру вони вже заарештували. Ви нам довіртесь — і ми вам допомагатимемо…»

И я со своим помощником Толей Коваленко отобрал из них наиболее пригодных ребят и задействовал в своих операциях. При этом и я, и они действовали под прикрытием того, что мы — бойцы дивизии СС «Галичина».

Мы выследили шефа одного из подразделений гестапо Акардта. В его кабинете заложили взрывчатку. И взорвали…

В этот же период я охотился за Эриком Кохом. Он был гауляйтером Восточной Пруссии и рейхскомиссаром Украины. В Ровно был его штаб. К нему подбирался Кузнецов…

Так вот, после гибели Кузнецова мой начальник, генерал Савченко, посылая меня в Польшу, подчеркнул: одна из твоих главнейших задач — разыскать и ликвидировать Эрика Коха.

Обычно нам давали задание, напечатанное на машинке. Но на этот раз оно было написано от руки. То есть было настолько сверхсекретным, что его не доверили даже машинистке.

В то время Эрик Кох из Ровно уже бежал в Восточную Пруссию, а оттуда его ожидали в Кракове, в резиденции Ганса Франка (замок Вавель). Мы заслали в замок своего разведчика Болеслава Матеюка по кличке «Лех». Он был ксендзом и в этой резиденции вскоре стал своим человеком. Болеслав дал нам подробнейшую схему замка, расположение комнат, в которых должен был находиться Кох. К сожалению, один из моих агентов по кличке «Электрик» оказался предателем, выдал противнику наши планы. Потом мы его ликвидировали. Но всю операцию пришлось тогда срочно сворачивать. Так что Эрика Коха ни Кузнецову, ни моей группе ликвидировать не удалось.

А дальнейшая судьба Коха сложилась вот как. Он оказался долгожителем. После войны, оставшись в живых, начал симулировать сумасшествие, потому что знал: умалишенных не расстреливают. Он содержался в одной из тюрем ГДР. Его допрашивали. Это же он вывез Янтарную комнату! Он знал, где она находится. Но не сказал… Дожил до 1959 года и умер естественной смертью в тюрьме».

Среди успешных операций Александра Святогорова — захват Вальтера Файленгауэра — личного представителя начальника Абвера Канариса. Вот как это произошло:

«В июле 1944 года разведчик нашего отряда, поляк Станислав Рокич, в совершенстве владевший немецким языком, по нашему заданию проник к немцам как гауптман Фридрих Краузе. Он познакомился с немецкой машинисткой и переводчицей Таисией Брук, от которой получал довольно интересную информацию. От нее же он узнал, что в Люблин прибывает личный представитель адмирала Канариса, именитый абверовец Вальтер Файленгауэр, очень опытный разведчик…

Вместе с ним приехала и его личная секретарь Зофия Зонтаг, которая оказалась хорошо знакомой Таисии Брук. И у нас возникает смелый план. Гауптман Краузе срочно «объясняется в любви» своей «невесте», назначается помолвка, на которую Таисия Брук приглашает Зофию Зонтаг. Мы знали, что Файленгауэр ревнив и не отпустит Зофию на вечеринку одну, а, возможно, приедет с ней. Наш расчет оправдался. Хотя мне и пришлось потратить на это лжеобручение несколько тысяч злотых, «улов» был знатным».

На территорию оккупированной противником Польши он был заброшен в качестве командира разведывательно-диверсионной группы «Зарубежные». И снова Александр Святогоров регулярно «превращается» в унтер-офицера дивизии СС «Галичина». Участвовали в Словацком национальном восстании, организовывали диверсии против высокопоставленных гитлеровцев, участвовали в разработке дерзкой операции по освобождению из фашистских застенков коммунистических лидеров Чехословакии.

После окончания Великой Отечественной войны непродолжительное время он работал дипломатом в Чехословакии, а потом в ГДР. Хотя служба по линии МИДа была лишь прикрытием для разведывательной деятельности. С 1948 по 1952 год в качестве «нелегала» он действовал в Западной Германии, выполняя задания Бюро «ДР» МТБ СССР.

Чем конкретно он занимался — до сих пор остается тайной. В одном из немногочисленных интервью он намекнул, что участвовал в подготовке операции по «ликвидации» Александра Керенского в 1951 году[291]. В другом интервью, которое он дал в конце восьмидесятых годов прошлого века украинским журналистам, сообщил, что в пятидесятые годы прошлого века в Мюнхене основал украинский ресторан, куда часто наведывались лидеры западноукраинских националистов, среди которых были Лев Ребет и Степан Бандера. Позже их обоих «ликвидировал» спецагент КГБ Богдан Сташинский. Одним из руководителей «ликвидатора» якобы был Александр Святогоров.

По утверждению журналистов:

«…Святогоров в деталях рассказал об этой операции, когда о ней еще ничего не было известно широкой общественности в Советской Украине. При этом он показал фотографии из собственного архива тех времен, в частности, Сташинского и других членов ОУН-УПА, с кем ему приходилось пересекаться в Мюнхене.

Однако собственно Святогорова ни на одной из этих фотографий не было. И даже Сташинский, который впоследствии появился перед немецким судом как агент КГБ, не смог назвать непосредственного руководителя этой операции, поскольку не знал его настоящего имени и не видел его фото. В разговоре Святогоров особенно гордился этим фактом, считая себя, следовательно, действительно профессиональным разведчиком-диверсантом»[292].

К сожалению, сам разведчик уже никогда не сможет подтвердить или опровергнуть озвученную украинскими журналистами версию. Он умер 22 июня 2008 года на 95-м году жизни в Киеве.

Зато никто не ставит под сомнение другой эпизод его биографии — участие в минировании Харькова.

Харьков

Чекисты не всегда участвовали в минирование различных стратегических объектов. Так, в Харькове в этой операции участвовали сотрудники специальной оперативно-инженерной группы заграждений Юго-Западного фронта (командир полковник Илья Григорьевич Старинов) и армейские саперы. Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение массовыми минно-взрывными заграждениями содействовать в обороне войскам Харьковского района Юго-Западного фронта. Наряду с обычным минированием необходимо было осуществить минирование особо важных объектов радиоминами (операция «Западня»), которые по категории секретности относились к ТОС (техника особой секретности). Всего было получено тридцать «радиомин».

Минирование велось на большой территории. С 10 октября 1941 года саперы приступили к минированию особняка по адресу улица Дзержинского (ныне Мироносицкого), 17 («Особняк»). Он был примечателен тем, что в нем по «преемственности» квартировали первые лица государственно-партийного аппарата Украины. В октябре 1941 года в нем жил член Военного совета Украины Никита Сергеевич Хрущев. Минирование шло, а «хозяин» республики из «Особняка» не выезжал.

Он покинул его тогда, когда войска заканчивали оставлять Харьков. Минирование велось исключительно тщательно. Маскировка была предельно совершенной. Заряд заложили на большую глубину, массой — 350 килограммов. Радиомину поставили на неизвлекаемость, осуществили бетонирование. Опыт прошлого подсказывал, что если в таком особняке не найдут мину, то важная персона в него не въедет. Поэтому была поставлена «мина-блесна». В ней все было всерьез, с единственным исключением: источник электропитания был негодный.

План минирования Харькова был выполнен к 30 октября 1941 года, когда бои уже шли в предместьях города. При этом большая часть исполнителей — армейских саперов не была эвакуирована в глубь страны, а продолжала сражаться на передовой. А это ставило под угрозу срыва план по использованию радиомин.

Войдя в Харьков, немцы приступили к его разминированию. Надо отдать должное: немецкие саперные части были хорошо оснащены и профессионально подготовлены. Из архивных материалов известно, что в с водках-донесениях командования штабе! саперов докладывалось, что за все время войны, как в Европе, так и в России, с таким плотным и опасным минированием им встречаться еще не приходилось.

Как большую удачу расценило командование Вермахта «разминирование» элитного особняка. При этом особую роль сыграли два фактора: «мина-блесна», которую извлекли и дали заключение, что она боевая и не сработала лишь по технической причине и «русской небрежности»; Никита Сергеевич Хрущев, по данным немецкой агентуры и местных жителей, выехал в день оставления войсками Харькова.

После дополнительной проверки и спустя некоторое время в «Особняк» въехал командующий Харьковским гарнизоном генерал-лейтенант Георг фон Браун (дядя изобретателя ракет «ФАУ»).

План разрушения объектов, заминированных радиоминами, предусматривал взрыв в первую очередь «Особняка». В ночь с 13 на 14 ноября 1941 года радиосигналом, переданным радиостанцией «РВ-25» имени Профинтерна (располагалась на окраине городка Семилуки под Воронежем), «Особняк» был взорван. В результате командующий гарнизона и члены штаба 68-й пехотной дивизии погибли[293].

Много лет спустя о подробностях этой операции рассказал Александр Святогоров:

«Еще перед тем, как Харьков захватили немцы, мы создали там агентурную сеть. Мне было поручено через агентуру сообщать данные о том, что происходит в оккупированном городе, а также организовывать диверсии.

В особняке, где поселился фон Браун, заблаговременно было установлено два взрывных устройства. Причем одно из них — радиомина новейшего образца, разработанная легендарным минером Ильей Григорьевичем Стариновым, который и замаскировал их в особняке. Дом усиленно охранялся, а время торопило. Наконец — удача. Через своего человека, работающего у немцев, узнали, что у генерала собираются гости. И в тот момент, когда у коменданта Харькова собрался цвет немецкого офицерства, раздался огромнейшей силы взрыв. Под обломками дома погибло около двух десятков офицеров Вермахта. Фашисты заметались в поиске. Но безуспешно…»[294].

Сработали и другие «радиомины», но не все. Из-за предательства противнику кое-что удалось предотвратить. Для уточнения результатов разрушения и эффективности плана минирования после 15 ноября для разведки и фотографирования направлялся специальный самолет. Фотосъемки подтвердили успешность операции, но основная картина стада ясна лишь через два года после освобождения Харькова, а также в ходе изучения архивных документов Вермахта.

Операцию «Западня» нельзя назвать идеально выполненной, так как в распоряжение противника попали несколько экземпляров советских радиомин и устанавливавшие их саперы[295]. Фактически германские специалисты, на основе имеющихся в их распоряжение данных, смогли разработать эффективные меры борьбы с советскими «радиоминами».

Эта победа противника не смогла гарантировать надежную защиту высокопоставленных офицеров Вермахта. Ведь чекисты не только взрывали особняки, но и организовывали засады на дорогах, а то и просто нагло расстреливали их днем в центре города.

Глава 10 КРАСНЫЕ ТЕРМИНАТОРЫ

По утверждению полковника КГБ и историка Николая Абина, от рук бойцов спецгрупп Четвертого управления (террор и диверсии на оккупированной территории) НКВД — НКГБ погибло «шестьдесят два гитлеровских функционера и военачальника». По его словам:

«В результате тщательно подготовленных и проведенных специальными группами 4-го Управления боевых акций были ликвидированы: председатель Верховного суда Украины оберфюрер СС Функ, заместитель генерального комиссара Белоруссии обергруппенфюрер СС Фенч, вице-губернатор Галиции Бауэр, обергруппенфюрер Засориас, гебитскомиссар Барановического округа Штюль, командующий добровольческими частями на Украине генерал-майор фон Ильген и другие запятнавшие себя кровью фашистские функционеры»[296].

В этот список следует добавить фамилии 11 генералов и высших государственных чиновников фашистской Германии, которых «ликвидировали» бойцы спецотряда «Победители» (командир Дмитрий Медведев). Среди жертв чекистов: генерал Пауль Дар гель — первый заместитель имперского комиссара Украины Эриха Коха по политическим вопросам (ранен 30 ноября 1943 года осколками гранаты в Ровно, несмотря на утверждения отдельных отечественных «историков», остался жив); уже упоминавшийся выше генерал фон Ильген — командующий карательными войсками на Украине; оберфюрер СС Альфред Функ — председатель верховного суда на оккупированной Украине; Отто Бауэр — вице-губернатор Галиции и другие[297].

В годы войны бойцы ОМСБОН подготовили и осуществили 87 «актов возмездия», или, попросту говоря, терактов. От их рук пострадало 67 генералов гитлеровской армии, войск СС и крупных политических деятелей рейха. Среди них генерал-лейтенант Лансель — командир 121-й пехотной дивизии (погиб в результате атаки партизан на штаб дивизии в середине июля 1941 года), генерал Реннер — командир 174-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Борнеман — командир 442-й дивизии особого назначения, генерал-лейтенант фон Виртц (18-я армия), генерал-лейтенант Пешель — командир 6-й авиа-полевой дивизии, генерал-полковник Боддиен, контр-адмирал Бемер, обергруппенфюрер Шталлекер — начальник эйнзатцгруппы «А», обер-группенфюрер СС Лутце — заместитель Гитлера по руководству СА (штурмовыми отрядами), оберфюреры Беленберг и Функ, гауляйтер Белоруссии Кубе и многие другие. Пять генералов были пленены партизанами и переданы командованию Красной Армии.

Чекист К.П. Орловский

Осуществить эти «акты возмездия» было очень непросто, ибо деятельность бойцов ОМСБОНа протекала на территории, чрезвычайно насыщенной войсками и спецслужбами противника. Как пишут авторы книги «Ненависть, спресованая в тол» Александр Зевелев, Феликс Курлат и Александр Казицкий:

«Необходимы были точные знания и учет конкретной обстановки, в частности, сложной системы охраны гитлеровских палачей. На них — инициаторов и руководителей злодейских акций, жертвами которых были сотни тысяч зверски замученных и убитых мирных граждан и военнопленных — в первую очередь и были направлены акты справедливого возмездия. Каждому из них предшествовала тщательная разведка, поиск конкретных исполнителей, разработка различных вариантов их действий, обеспечение их боевыми средствами (мины, взрыватели, взрывчатка, оружие и т. д.). В этой работе штабы и разведка спецотрядов и спецгрупп опирались на активную помощь подпольщиков и связных. Нередко последние добровольно брали на себя роль непосредственных исполнителей актов возмездия. В этих случаях делалось все возможное для обеспечения безопасности их и членов их семей.

Каждый совершенный акт возмездия, особенно над высшими представителями гитлеровской администрации, имел широкий общественный резонанс и большое психологическое и нравственное значение».

Вместе с тем убийства высокопоставленных гитлеровцев имели и, так сказать, обратную сторону. Об этом тоже пишут авторы книги — судя по всему, непосредственные участники событий:

«Подготовка и осуществление буквально каждого такого акта был и связаны для непосредственных исполнителей со смертельным риском и предельным психическим накалом. Они требовали от них крайнего напряжения духовных и физических сил, готовности к самопожертвованию, подлинного героизма. Эти акции, несомненно, демонстрировали силу партизанского движения, вызывали подъем патриотических сил населения оккупированных территорий. Но нельзя не отметить и то, что они вызывали и такую ответную реакцию, как массовое истребление мирных жителей. Так было, например, после убийства гауляйтера Кубе, когда в Минске были уничтожены тысячи мирных жителей. Так было и после покушения на фон Готтберга, когда фашисты убили в районе Канаровки более 1000 человек, а остальных жителей этого района Минска увезли в лагерь смерти Тростенец. Так было и в ряде других случаев»[298].

В. В. Гриднев — командир ОМСБОНа

Тем не менее теракты продолжались. Впрочем, одни и те же группы занимались как убийствами фашистских чинов, так и диверсиями, разведкой, и отделить один род деятельности от другого просто невозможно. Действительно, земля горела под ногами оккупантов. Мы расскажем об одном из  самых «громких» покушений и попытке второго, которое не произошло из-за изменения планов жертвы.

Глава 11 ЗАГАДКА ГИБЕЛИ ВИЛЬГЕЛЬМА КУБЕ

Осенним утром 1943 года мир облетела короткая весть:

«Женева, 22 сентября (ТАСС). В Берлине официально объявлено о том, что в Минске прошлой ночью убит ставленник Гитлера — «генеральный комиссар Белоруссии» Вильгельм фон Кубе, как известно, снискавший себе своими кровавыми расправами над белорусским населением и своими грабежами мрачную славу одного из самых жестоких гитлеровских палачей».

На следующий день в «Красной звезде» появилась статья Ильи Эренбурга, в которой перечислялись  преступления наместника фюрера. Статья заканчивалась так:

«Он думал прожить в этой сказочной стране еще много, много лет. Но белорусы думали иначе. Берлин кричит: «Кто убил господина генерального комиссара?» Его убил народ, и вся наша Родина прославляет неизвестного мстителя»[299].

Разведчик А.П. Святогоров

История охоты на Вильгельма Кубе — тема для отдельной книги. И дело не только в том, что среди тех, за кем целенаправленно охотились «ликвидаторы» с Лубянки и из военной разведки, особое место занимал назначенный в июле 1941 года генеральным комиссаром Белоруссии Вильгельм Кубе[300], но и в количестве легенд, родившихся после этого покушения.

В создании героического эпоса участвовали все, начиная от исполнителей (например, Елена Мазаник написала книгу мемуаров «Возмездие») и заканчивая советскими кинематографистами, которые в 1958 году сняли фильм «Часы остановились в полночь».

Существует три версии того, как была осуществлена данная акция и чей приказ Лубянки или Разведупра выполняли исполнители.

Согласно первой — ключевая роль в ликвидации Вильгельма Кубе сыграла советская военная разведка. Согласно второй — палача белорусского народа ликвидировали чекисты. Третья версия звучит очень цинично, но Берлин позволил советским «ликвидаторам» выполнить приказ Москвы. Если быть совсем точным, то охрана будущей жертвы допустила множество грубейших нарушений в сфере обеспечения безопасности охраняемого лица. Можно было бы это списать на ее низкий уровень профессионализма, если бы до определенного момента времени она не действовала эффективно, а затем, по непонятной причине, вдруг не расслабилось.

Версия первая — советская военная разведка

В середине октября 1943 года старший помощник начальника 2-го отдела Разведупра подготовил доклад о гом, как была подготовлена и осуществлена операция по ликвидации Вильгельма Кубе. Процитируем этот документ полностью:

«Начальнику Разведывательного управления Генштаба Красной Армии генерал-лейтенанту Кузнецову Ф.Ф.

ДОКЛАД

по вопросу об организации убийства гитлеровского генерального комиссара Белоруссии Кубе.

Организаторы и исполнители операции

Убийство Кубе организовал командир диверсионно-разведывательной группы 2-го отдела РУ ГШ КА майор Федоров Николай Петрович, псевдоним «Колокол».

Главным посредником и организатором убийства Кубе явилась Осипова Мария Борисовна, псевдоним Черная, резидент Колокола в Минске.

Вторым посредником и связником между Черной и Галей был директор минского немецкого кинотеатра Николай Похлебаев.

Исполнителем убийства Кубе является Мазаник Елена Григорьевна, псевдоним Галя.

О подготовке и выполнении операции знали перечисленные выше пять человек.

Как готовилась операция

Имея задание Центра по организации уничтожения руководящих немецких чиновников и их прислужников, Колокол с 1 сентября 1943 года приступил к организации убийства Кубе.

В этот день Колокол встретился с директором немецкого кинотеатра в Минске Николаем Похлебаевым и поручил ему познакомить резидента Черную с Галей, работавшей служанкой в доме Кубе, и с ее сестрой Олей.

Когда Черная встретилась с Галей, то Галя, чтобы удостовериться, что имеет дело не с агентами-провокаторами гестапо, а с представителями Красной Армии, потребовала встречи с Колоколом.

Черная организовала встречу Колокола с сестрой Гали — Олей, которая действовала с полного согласия Гали.

На встрече договорились о проведении операции по устранению Кубе путем отравления, но, когда установили, что Галя редко бывает на кухне, решили минировать постель Кубе магнитной миной.

Чекист Н.А. Прокопюк

Черная получила от Колокола две магнитные мины с 24-часовым механизмом для передачи их Гале и инструктажа.

В пятницу 17 сентября 1943 года Черная встретилась с Галей и договорилась о том, что во вторник, 21 сентября 1943 года Черная принесет мину и проконсультирует Галю у нее на квартире. На этой же квартире решили вопрос о вывозе семьи Гали.

21 сентября 1943 года в 3 часа утра зарядили мину, в 7 часов утра вывезли семью Гали, а в 10 часов 10 минут Галя заложила мину в матрац кровати Кубе с расчетом, что взрыв произойдет 22 сентября в 3 часа 15 минут. Черная, Галя и Оля выехали из города на машине шофера Николая, работавшего в резидентуре Черной.

Убийство Кубе

Магнитная мина, заложенная Галей в матрац постели Кубе, взорвалась в 3 часа 15 минут ночи, когда презренный палач белорусского народа спал. Священная месть советского народа свершилась, и самый гнусный грабитель, насильник и вешатель советских людей перестал существовать.

В. Кубе

Этот взрыв, разорвавший в клочки одного из ближайших гитлеровских помощников, прозвучал во всем мире как знак того, что крах фашизма близок, что час расплаты приближается и что ни один захватчик не уйдет от возмездия.

После уточнения по радио состава и места пребывания участников операции по уничтожению Кубе они были вывезены на самолете марки СИ-47 № 822, пилотируемом летчиком Покровским и штурманом Боровым, в Москву с 11 на 12 октября 1943 года.

Вывозом участников операции и членов их семей руководил Колокол.

Кроме личного состава экипажа самолета о вылете Колокола с группой женщин знал начальник партизанской посадочной площадки Бого-мольского района БССР тов. Титков.

Старший помощник начальника 2-го отдела РУ ГШ КА подполковник Знаменский»[301].

У любого, кто знаком с историей деятельности разведывательно-диверсионных групп Четвертого управления НКВД — НКГБ СССР, после прочтения этого текста сразу же возникает масса вопросов к автору документа.

Так, Указом, который 29 октября 1943 года подписал Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинин, звание Героя Советского Союза было присвоено не только упоминавшимся в докладе Знаменского Елене Мазаник и Марии Осиповой, но и Надежде Викторовне Троян. Последняя была бойцом партизанской бригады «дяди Коли». Этим соединением командовал кадровый чекист Петр Григорьевич Лопатин.

В середине марта 1942 года Петр Лопатин в качестве командира спецотряда «Бывалые» (22 человека) был переброшена через линию фронта (большинство его членов — бойцы из другого спецотряда «Митя», которой командовал чекист Дмитрий Медведев (осенью 1941 года уже побывала за линией фронта, поэтому такое название[302]) и вышел в район постоянной дислокации — около озера Палик (Борисовского района Минской области). К маю 1942 года на базе спецотряда «Бывалые» сформировался партизанский отряд, а в августе по численности и структуре это формирование можно было уже называть партизанской бригадой. Ее бойцы пустили под откос 132 вражеских эшелона, уничтожили и повредили девять танков и шесть самолетов, 77 паровозов, 288 автомашин, взорвали и сожгли 8 мостов и 32 склада[303]. Да и в подготовке ликвидации Вильгельма Кубе партизаны Петра Лопатина сыграли важную роль, но об этом ниже.

С Марией Осиповой («Черной») тоже не все так просто, как это пытается доказать Знаменский в своем докладе. Отважная подпольщица сотрудничала также с отрядом Петра Лопатина и местными партизанами. Поэтому нельзя однозначно утверждать, что Мария Осипова была исключительно агентом военной разведки. То же самое нельзя утверждать в отношении ее связей с Лубянкой. Просто эта мужественная женщина использовала любую возможность борьбы с оккупантами. В то время она меньше всего думала о том, чьи именно приказы она выполняет — Лубянки, Разведупра или Центрального штаба партизанского движения. Так, в 1943 году она совместно с Марией Молокович и при участии Галины Финской начала готовить диверсию в офицерском общежитии в Уручье[304], выполняя приказ Петра Лопатина. На определенном этапе подготовки операции задание подпольщицам изменили — теперь им предстояло организовать переход на сторону Красной Армии высокопоставленного офицера Люфтваффе[305]. И они успешно справились с этой задачей[306]. Подробнее об этом будет рассказано ниже.

Вернемся к основной теме нашего рассказа — ликвидации Кубе и участию в ней чекистов. Об этом как-то не принято говорить, но большинство попыток ликвидации немца предприняли именно чекисты, а не военные разведчики. По крайней мере такой вывод можно сделать на основе рассекреченных документов.

Версия вторая — Лубянка

В 1943 году Москва объявила охоту на Вильгельма Кубе. На него было подготовлено (а отдельные операции и реализованы) свыше десяти покушений! В большинстве из них активную роль принимали чекистские спецотряды. Собственно это стало одной из причин, что «ликвидация» этого человека у большинства людей ассоциируется с деятельностью Лубянки. Звучит цинично, но если бы одна из попыток увенчалась успехом, то сейчас бы историки не спорили, кто ликвидировал этого человека, агенты НКВД или военной разведки. Мы не случайно написали слово «агенты». Мария Осипова и Елена Маза-ник никогда не входили в штат разведывательно-диверсионных подразделений. Они лишь выполняли их приказы.

«Официально» признано, что приказ уничтожить этою фашистского чиновника получили все партизанские соединения, которые базировались в окрестностях Минска. Более того, Центральным и Белорусским штабами партизанского движения была сформирована группа спецназначения в составе шести человек. Ее возглавил капитан госбезопасности Степан Иванович Казанцев. Ей предстояло реализовать операцию «Рыбак» — ликвидацию Кубе. Планом было предусмотрено семь возможных способов убийства, начиная от закладки мины в театре и заканчивая «уничтожением Кубе одним из лиц, имеющим близкое общение с объектом»[307].

По утверждению отдельных журналистов, прилетевший из Москвы в спецотряд «дяди Димы», которым командовал Давид Кеймах, майор Николай Федоров также имел приказ организовать «ликвидацию» Вильгельма Кубе[308]. К сожалению, рассекреченные радиограммы, которыми командование отряда обменивалось с Центром, свидетельствуют об обратном[309].

Именно этого офицера советские власти признали одним из основных участников покушения и наградили вместе с исполнителями. В другие отряды чекистов и военных разведчиков прибыли «боевики». Одновременно активизировали с вою деятельность и подпольщики в самом Минске. Началось неофициальное соревнование между командирами различных групп.

Группа городских подпольщиков, которой руководила Мария Осипова, планировала устроить автомобильную аварию — врезаться на грузовике в машину Вильгельма Коха. Несколько дней патриоты ездили по городу, а потом отказались от этой идеи[310]. Затем была идея отравить немца. У партизан был опыт проведения подобных акций. От этой идеи отказались по двум причинам: вместе с объектом покушения могли пострадать случайные люди[311], и технически реализовать это было сложно (отдельные авторы утверждают, что пробу с приготовленной пищи снимал кто-то из обслуживающего персонала).

Группа «Градова» (Станислава Ваупшасова) — еще один спецот-ряд Четвертого управления НКВД-НКГБ, который базировался в районе, расположенном южнее столицы Белоруссии, проникла на окраину города и несколько суток на шоссе Минск — Лошица. По этой трассе объект охоты ездил в свою загородную резиденцию. Через несколько дней засаду пришлось снять[312].

В феврале 1943 года чекисты из спецгруппы «Сокол» (командир Кирилл Орловский) разработали план операции под кодовым названием «Кабанья голова». Основная цель — ликвидация Вильгельма Кубе и руководителя окружной фашистской администрации — комиссара города Барановичи группенфюрера Фридриха Фенса во время охоты на кабанов[313]. В результате проведенной 16 февраля 1943 года акции Фридрих Фене, гебитскомиссар Барановического округа группенфюрер СС Фридрих Штюр, восемь эсэсовских офицеров, два коменданта полиции и группа охранников погибли. Несколько уцелевших эсэсовцев, бежавших с места засады, позже были расстреляны гитлеровцами за трусость[314]. А самого Вильгельма Кубе на охоте не было.

Очередная акция была проведена 22 июня 1943 года. В тот день в Минском драмтеатре утром прошло торжественное собрание в честь годовщины начала войны против СССР, а вечером был спектакль. Четверым партизанам отряда «За Советскую Белоруссию» бригады имени Фрунзе Вилейского района удалось пронести в здание бомбу. Однако по непонятной причине взрыв прогремел не утром, когда Вильгельм Кубе выступил с торжественной речью, а вечером, когда шел спектакль «Пан министр». В этот момент немцев в зале не было, так как существовал строгий порядок посещения спектаклей: немцы отдельно, жители города отдельно. К тому же на все праздничные мероприятия 22 июня «билеты на кино и театральные показы раздаются профсоюзами только заслуженным работникам». В результате погибли десятки людей, в том числе и те, кто не имел никакого отношения к оккупационной администрации[315].

Еще одно покушение было предотвращено летом 1943 года. По непонятной причине ни одна из партизанских групп не признала свое «авторство». Подпольщик, действовавший под «прикрытием» офицера немецкой армии, поселился в одной из гостиниц города. Регулярно он прогуливался около резиденции Вильгельма Кубе. Во время одного из рандеву охрана решила проверить у него документы. Бумаги оказались в порядке, а вот форма… Его попытались задержать. В перестрелке патриот погиб[316].

Также в подготовке ликвидации Вильгельма Кубе принимали участие и члены чекистской спецгруппы «Юрий», которая в мае 1943 года была сброшена с парашютами в расположение отряда Петра Лопатина (затем она передислоцировалась в отряд Станислава Ваупшасова) Командиром группы был назначен опытный разведчик Э.С. Куцин. В группу «Юрий» вошли 18 человек, в том числе четыре немца[317]. Почти все они прошли подготовку в ОМСБОНе и имели опыт работы за линией фронта. Более того, один из иностранцев — Карл Кляйнюнг воевал в составе Интербригад в Испании (служил в личной охране легендарного советского разведчика-диверсанта генерала Леонида Котова — Наума Эйтингона, осуществившего в 1940 году дерзкую акцию по ликвидации Льва Троцкого в Мексике)[318].

чекист С.А.Ваупшасов

Двое «боевиков» из состава группы «Юрий» — Николай Хохлов (в 1954 году уйдет на Запад) и Карл Кляй-нюнг (в начале восьмидесятых годов в звании генерал-майора будет руководить военной контрразведкой ГДР) должны были действовать в Минске под легендой военнослужащих фашистской армии. Для этого они в течение тридцати суток провели в лагере военнопленных в четырехстах километрах от Москвы. Там они шлифовали немецкий язык и вживались в образ. Николай Хохлов («Волин») выступал под видом младшего офицера Вальтера Латте пехотной части, якобы попавшего в плен севернее Сталинграда. Карл Кляйнюнг («Виктор») играл роль оберлейтенанта. Именно в такой комбинации они и были позднее заброшены за линию фронта в белорусские леса[319].

В Минске Николай Хохлов использовал легенду Отто Витгенштейна, унтер-офицера тайной полевой полиции, служившего во фронтовом отделении номер сорок девять, имевшем командировочное предписание в город Минск. За ратные подвиги он был «награжден» Железным крестом[320].

Его напарник «Виктор» действовал с документами на имя оберлейтенанта полевой жандармерии Отто Шульца. По утверждению его владельца — «это удостоверение имело жуткую силу, даже давало право расстреливать на месте». Разведчики отряда Градова связали его с минскими подпольщиками. Также группа «Юрий» располагала несколькими конспиративными квартирами: на улицах Солнечной, 5, Можайской, 31, Надеждинской, 14а, на Червенском тракте, 126. Некоторые из них использовал Карл Кляйнюнг.

«Виктор» руководил группой подпольщиков, которые были на связи у отряда Ваупшасова: учительница М.П. Чижевская («Мать») и ее дочь Елена («Дева»); минская комсомолка, студентка медицинского института Н.П. Моисеева («Подруга»); доцент Белорусского университета Е.М. Зубкович; бухгалтер О.И. Беляева («Вербицкая»), коммунисты Л. Драгун и Ф. Простак и др. Подпольщики собирали сведения об оборонительных сооружениях в городе и его окрестностях, выводили из Минска военнопленных и граждан, преследовавшихся оккупационными властями, распространяли антифашистскую литературу, принимали участие в подготовке и проведении боевых операций.

В то же время Карл Кляйнюнг должен был вместе с Николаем Хохловым следить за маршрутами поездок верховного комиссара Вильгельма Кубе. И если днем немецкие мундиры позволяли беспрепятственно перемещаться по городу, то ночью приходилось укрываться на конспиративных квартирах. Использовались тайники. При этом дважды Карл Кляйнюнг был на волосок от гибели, когда в него стреляли народные мстители.

Одно из мест, где планировалось уничтожить палача — загородное поместье в Лошице. Его облюбовал для пиров Вильгельм Кубе, наезжавший сюда со свитой. На даче чаще обитал минский окружной комиссар Фройтаг.

Кляйнюнг встретился с Надеждой Моисеевой («Подруга»), Марией Павловной («Мать») и Лидией Чижевскими («Дева»), работающими у Фройтага на даче.

План уничтожения Вильгельма Кубе был таким: доставить в Минск несколько мин с часовым механизмом, научить на явочной квартире «Подругу» и «Деву» обращению с ними, а затем переправить мины в Лошицу. При появлении там Вильгельма Кубе активировать часовой механизм мин и установить их в комнатах, которые он занимает.

Убедившись через агентуру, что в ближайшее время Кубе не собирается посещать Лошицу, Карл Кляйнюнг начал продумывать план его ликвидации в городе. А для этого надо было вербовать кого-то из прислуги гауляйтера. Отсеивая различные варианты, остановился на горничной Елене Мазаник. Комнату ей немцы дали на улице Энгельса, недалеко от резиденции гауляйтера, где она жила вместе с сестрой Валей.

Карлу Кляйнюнгу к ней идти было нельзя. Выбор пал на Николая Хохлова. Повел себя визитер («Рыжий», как окрестила его женщина) довольно нагло и бесцеремонно, в результате чего задание провалил.

По мнению журналиста Николая Зеньковича, между ними во время первой встречи состоялся такой разговор. Николай Хохлов был одет в элегантный костюм и выдавал себя за сына фабриканта.

«…— Москва очень хорошо знает о вас, товарищ Мазаник. Более того, мое начальство просило передать вам привет от вашего мужа.

Он жив, здоров и работает шофером в нашем учреждении, то есть в управлении НКВД по городу Омску. Сам я никогда в Омске не был. Но организация та же. Вы понимаете, что я имею в виду?

Женщина крепко сжала пальцами край стола и твердым голосом спросила:

— А почему я должна верить вашим словам? Немцы мне доверяют, и я не вижу никаких причин…

— Вы зря страхуетесь, товарищ Мазаник. Меня прислали к вам как к советскому человеку. Видите, Родина еще доверяет вам…

Голубые глаза блондина сузились, лицо нахмурилось. В голосе зазвучал металл:

— Нам известно, что других людей, пытавшихся подойти к вам, вы гестапо не выдали. Но на этот раз вашего молчания будет мало. Необходима ваша помощь.

Пальцы женщины, крепко сжимавшие край стола, побелели от напряжения. Ее лицо стало серым.

Блондин понял, что надо остановиться.

— Не давайте мне сейчас никакого ответа, — дружелюбно сказал он. — Подумайте, а мы тем временем подготовим задание для вас… Мы скоро увидимся снова. Может быть, здесь, может быть, у вас дома…

Лицо женщины тронула насмешливая улыбка:

— Ну домой-то ко мне вы прийти не сможете. Я живу рядом с верховным комиссариатом, и весь наш район под наблюдением гестапо.

Блондин улыбнулся:

— Ничего, в случае надобности мы вас найдем…»[321]

А вот как Елена Мазаник описывала в своих мемуарах вторую встречу, которая произошла через двое суток. Теперь гость предстал перед ней в форме немецкого офицера:

«Возвращаюсь с работы… С крыльца мне навстречу снова бросился… рыжий… Я застыла на месте — думала, сейчас арестует. Как только вошли в комнату, рыжий замкнул дверь на ключ… он сел затем на стул, выхватил пистолет, положил на стол и сказал: «Учти, эта штука стреляет бесшумно… Продолжим разговор?» — «Нет, — прервала я его. Думаю, пан или пропал. — Повторяю, я сказала — нет! А теперь вопрос: как можно посылать такого идиота, как ты? С какой бы ты стороны ни пришел, так грубо поступать нельзя. Ты — дурак. А тот, кто посылает тебя, дважды дурак!»[322]

На самом деле на Елену Мазаник пытались выйти еще несколько разведчиц от бригады Николая Лопатина. Первой, кто занялся решением этой задачи, была Галина Финская. Иван Золотарь регулярно беседовал с нею с целью выявления потенциальных агентов в Минске.

Другого кандидата — Надежду Троян выбрали случайно, ее имя назвал начальник оперативной разведки Владимир Рудак. До своего появления в партизанском соединении «дяди Коли» в качестве медсестры, она сначала жила в Минске[323]. Затем вместе с родителями перебралась в местечко Смоловичи, где она работала счетоводом на торфяном заводе. Через операционную сестру местной больницы Нюру Косаревскую она установила связь с партизанами[324]. Утверждать то, что до этого она не занималась антифашистской работой — неверно. Она помогала организовывать побеги военнопленных из лагерей, распространяла листовки и т. п.

В результате в Минск было отправлено две подпольщицы — Галина Финская и Надежда Троян. Им было поручено собрать информацию о резиденции Вильгельма Куба. Ситуация осложнялась тем, что квартал, где находился особняк, был очищен от местных жителей, да и по улице мимо дома было пройти крайне сложно. Для легализации в городе им изготовили необходимые документы. Гравер бригады Анатолий Александров изготовил необходимые печати и штампы, а начальник разведки бригады Владимир Рудак искусно подделал на документах необходимые подписи. Бланки немецких паспортов для советских граждан добыла партизанская разведчица Люса Чоловская. Из двух разведчиц, посланных в Минск, повезло Надежде Троян. Она сумела познакомиться с Еленой Мазаник — горничной Вильгельма Кубе[325].

Вот как это произошло. У Вильгельма Кубе до Елены Мазаник работала другая горничная — Татьяна Калита. До войны она окончила мединститут и училась в аспирантуре. Когда фашисты оккупировали Минск, то она пыталась вместе со знакомым аспирантом Рыдневским уйти в партизаны, но была очень ослаблена после болезни и осталась в городе. А врач стал одним из командиров партизанской бригады «Штурмовая». Он пытался установить связь с Татьяной Калитой, но безрезультатно. Женщина не поверила связной, опасаясь провокации гестапо. Она потребовала, чтобы приславший ее человек назвал лекарство, которое она передала ему в начале войны. Больше человек из бригады «Штурмовой» не приходил. После войны Рыдневс-кий признался, что забыл название препаратами больше не посылал к ней связную.

Надежде Троян она сначала тоже не поверила. Лед недоверия растаял, когда гостья напомнила, что муж хозяйки квартиры до войны преподавал у них в институте. Татьяна Калита и сама вспомнила эту студентку. После непродолжительной беседы она поверила гостье и предложила познакомить со своей подругой Еленой Мазаник[326].

Была и третья женщина, кто принимал активное участие в подготовке операции и установил связь с Еленой Мазаник[327]. Так получилось, что одновременно с Надеждой Троян подходы к ней искала Мария Осипова.

«Черная» для этого использовала одного из членов группы — «Чили», который хорошо знал сестру горничной Вильгельма Коха — Валентину. Именно директор кинотеатра Николай Похлебаев организовал встречу Марии Осиповой и Елены Мазаник. Она произошла в конце августа 1943 года на участке улицы между центральным сквером и парком имени Горького и набережной реки Свислочь.

Елена не поверила Марине и потребовала организовать встречу с кем-нибудь из руководства партизанского отряда[328]. Причина странного требования — она опасалась провокации со стороны немцев. Так звучит «официальная» версия. Странное заявление. Если бы она подозревала провокацию, то ее реакция должна быть совершенно другой — сообщить куда следует или просто не реагировать на это предложение, как она поступила при визите Николая Хохлова. А она зачем-то требует встречи с руководством отряда.

Можно назвать две распространенные причины, когда агент требует такой встречи. Во-первых, когда хочет убедиться в серьезности предложения или когда нужно получить гарантии собственной безопасности. Вспомним — надворе сентябрь 1943 года. Советская Армия выиграла Курскую битву. Началось наступление. Судьба тех, кто сотрудничал с оккупантами, была ей известна. Нужны гарантии того, что в обмен на участие в ликвидации Вильгельма Кубе она получит индульгенцию от советской власти. Сама Елена не смогла сходить в отряд, так как не могла больше чем на два дня уйти с работы. Вместо нее эту миссию выполнила Валентина.

По утверждению отдельных авторов, члены ее подпольной группы поддерживали связь сразу с тремя партизанскими соединениями, которые мы также назвали выше. Это привело к тому, что журналисты до сих пор спорят, командиру какого партизанского соединения отдать лавры «ликвидатора» Вильгельма Коха. При этом они «забывают» о членах самой группы «Черной», сыгравших ключевую роль в этой операции. Например, директор минского кинотеатра Николай Похлебаев («Чили»), бывший политрук, которого Мария Осипова вытащила из лагеря для военнопленных и оформила ему фальшивые документы. Он организовал ей две встречи с Еленой Мазаник.

Кто знает, что произошло, если бы не было этого человека. Его судьба сложилась трагически. Во время покушения он был в командировке в Варшаве. Когда вернулся, то его арестовали на вокзале в Минске. Умер в застенках гестапо[329]. Другая малоизвестная деталь. Из города Елену Мазаник, ее сестру Валентину и Марию Осипову вывез другой член группы «Черной», шофер Михаил Фурц[330].

Из всех непосредственных участников покушения только Елена Мазаник написала книгу воспоминаний под красноречивым названием «Возмездие». Книга вышла в 1988 году, и в ней нет ничего сенсационного. Подробно изложена «официальная» хроника подготовки покушения[331]. Зато есть множество интересных деталей, которые по-новому заставляют взглянуть на «иконописный» образ этой женщины.

В отличие от Марии Осиповой и Надежды Троян, Елена Мазаник не особо стремилась участвовать в движении сопротивления. Да, она помогла военнопленным (подкармливала их и передавала сводки Совинформбюро), но единственный человек, способный подтвердить это, — повар Михаил Филимонов — погиб в 1944 году, когда спрятал в своем огороде переданные из леса мины. Другие советские люди, работающие в офицерской столовой-казино, где трудилась и она, пока не попала в дом к Вильгельму Кубе, тоже были связаны с партизанами, но они почему-то не пытались привлечь ее к своей тайной деятельности. Почему? Может, она сама избегала их и просто хотела выжить. А может быть, все дело в ее желании выслужиться перед немцами. Она и сама об этом пишет в книге, мотивируя это подготовкой к будущему покушению (когда на нее выйдут подпольщики, то…). Хотя ее стремление установить дружеские отношение с супругой Вильгельма Кубе (а о них будет рассказано ниже) — элементарная попытка выжить. Мы не вправе осуждать ее за это стремление. Просто подвиги одних остались забытыми, а вынужденный героизм других становился известен всей стране.

Другой малоизвестный эпизод. Мария Осипова вместе с Марией Григорьевной Грибовской[332] (женщина в качестве попутчицы «Черной» оказалась случайно), а не одна, как часто пишут в литературе, доставили мину из леса в Минск. Мы не будем подробно описывать сцену, когда на очередном посту полицай начал тыкать штыком корзину с брусникой, на дне которой была спрятана мина.

Согласно официальной версии, мина была выбрана потому, что этот вид оружия гарантировал, что не погибнут случайные люди. На самом деле подрыв оказался единственным способом ликвидации палача. Первоначально предполагалось использовать две мины — заминировав места его и супруги, но потом от второго заряда отказались. Дело не в том, что партизаны пожалели женщину, которая была на седьмом месяце беременности, при необходимости Елена Мазаник уничтожила бы и ее, а в технической особенности взрывателей. Саперы из партизанского отряда честно признались, что разница срабатывания двух взрывателей при их установке на суточную задержку может превысить 10 минут. И тогда решили использовать только одну мину.

Еще одна пикантная подробность. Елена Мазаник и Анита Кубе, несмотря на то, что первая убила мужа второй, сохранили на долгие годы теплые чувства друг к другу. Они расстались в 10 утра 21 сентября 1943 года. Уходя в сопровождении телохранителей в парикмахерскую, Анита Кубе пожелала прислуге, которая жаловалась на сильную зубную боль, всего хорошего. Елена Мазаник попрощалась: «Завтра увидимся в полном здравии снова». Хотя знала наверняка, что после взрыва мин, которые она собиралась подложить в кровать Вильгельма Кубе, им с хозяйкой не суждено уже встретиться никогда. «Мне было жаль, — признается через много лет Елена, — но так должно было случиться».

Историю их взаимоотношений в середине восьмидесятых годов прошлого века выяснил журналист радиостанции «Свободный Берлин» Пауль Коль. Он встречался с обеими женщинами и утверждает, что в рассказанной им истории все достоверно.

Приезд в Минск жены Вильгельма Кубе с тремя детьми был связан вовсе не с желанием супругов жить вместе, а… приказом руководства Третьего рейха. Пятидесятилетний гауляйтер был неравнодушен к женскому полу, да и спиртным он иногда злоупотреблял. В Берлине опасались, и не без оснований, что в пьяном виде он выболтает какие-нибудь секреты очередной подруге. И действительно, Елена Мазаник спустя много лет призналась, что периодически подливала немцу водку, чтобы выведать у него что-нибудь интересное. А ее «собеседник» всячески демонстрировал знаки внимания к горничной, которое, по ее словам, было ей очень неприятно. Мы так и не узнаем, где и при каких обстоятельствах они дегустировали этот спиртной напиток.

Ее привилегированное положение в доме могло объясняться симпатиями со стороны Аниты. Ведь Елена была единственной из прислуги, кто хорошо владел немецким языком, и была незаменимой при любых делах за пределами особняка. Мазаник быстро нашла подход к детям. Отводила их в школу и детский сад, играла, ходила с ними в кино. Иногда приносила им маленького щенка или бродячего котенка. Знание языка помогло Елене стать почти членом семьи. Можно, конечно, предположить, что был такой приказ: войти в семью, чтобы завершить запланированную операцию по уничтожению Кубе. И все же их симпатия возникла сама по себе. Хотя Елена ненавидела врагов: «Фрау Анита не раз говорила мне: «Когда закончится война, папа получит всю Беларусь. (Папой она называла своего мужа.) Но если нам придется по велению Божьему вернуться в Германию, мы возьмем тебя с собой. Из всей прислуги я возьму только тебя одну». Вот такое розовое будущее сулили мне. Этого только не хватало. Как мы ненавидели фашистов!»

А вот воспоминания Елены о последних часах перед покушением. Она очень подробно рассказывала о самой операции. Как испугалась, что мины, которые передали партизаны, намокли, и решила подсушить их на печке. Как боялась, что ее разоблачит охрана.

Сначала Елена планировала положить мины в бюстгальтер (там их точно не обнаружили бы, потому что постовые не стали бы ощупывать девушку, находящуюся в привилегированном положении). Но она не была профессионалом, и самым безопасным местом посчитала дамскую сумочку, прикрыв мины носовыми платками. Вторая сумка, которую несла Елена, была заполнена перестиранными дома пеленками и ползунками, которые привезли из Германии — через три недели Аните предстояло рожать. Но охранник пожелал-таки достать платки из сумочки. И Елена прикрикнула на него. «Никогда я не позволяла себе повысить голос на немецкого солдата. Если бы я не была протеже Кубе, меня бы сразу транспортировали. Уже многих расстреляли только за то, что они были неприветливы с немецкими солдатами. Я злилась на себя: положить такие вещи в дамскую сумочку, где каждый мог их найти! От того, достанет ли солдат платок или нет, зависела моя жизнь и жизнь моей сестры», — сокрушалась спустя много десятилетий после того дня Елена.

По утверждению немецкого журналиста Пауля Коля, Елена Мазаник пережила огромный внутренний конфликт, потому что на кон была поставлена жизнь Аниты. Было ясно, что Анита тоже погибнет. Но ей нельзя было сказать: «Не ночуй сегодня в спальне». Это сразу вызвало бы подозрение и грозило провалом операции, которая долго готовилась. Елене пришлось смириться с тем, что подруга погибнет. У нее был приказ уничтожить Кубе. «Если бы покушение не удалось, то, конечно же, мне пришел бы конец, — говорила потом Елена. — Но моя ярость против фашистов была больше, чем страх умереть. Они не могли понять, что значит для нас Родина».

Рассказывая ему о том, что мины взорвались на час и сорок минут раньше времени, Елена очень эмоционально подытожила: «Счастье, что Кубе был уже в кровати. А если бы он задержался?»

Но когда убежденная атеистка Елена после покушения узнала, что Анита осталась жива и отделалась лишь шоком, она воскликнула: «Слава Богу!»[333] .

Финал этой истории известен всем. Осенью 1943 года Елена Мазаник, Надежда Троян и Мария Осипова были вывезены в Москву, где 4 ноября 1943 года «Всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин вручил каждой из них орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза.

Дальнейшая их судьба сложилась благополучно.

Елена Мазаник со своей сестрой Валентиной Шуцкой с 1943 по 1946 год сначала жили на охраняемой даче известного летчика Водопьянова. Эти дачи находились в ведомстве Главного разведывательного управления Генштаба Красной Армии в Серебряном Бору. Оттуда Елену возили на допросы на Лубянку. Потом Мазаник жила в гостинице ЦК КПБ «Якорь» в Москве. Все расходы по проживанию Елены и ее сестры Валентины с детьми оплачивались из партийной кассы. Больше достоверных сведений о пребывании в Москве нет. А в 1946 году в Минск ее заставил вернуться первый секретарь ЦК КПБ Пантелеймон Пономаренко. Его главным аргументом было — героиня своего народа должна жить у себя на родине[334].

Надежда Викторовна Троян стада хирургом и успешно защитила кандидатскую диссертацию[335].

Мария Осипова после окончания войны вновь стала членом Верховного суда Белоруссии. С 1947 по 1963 год работала в качестве депутата Верховного Совета БССР, многое сделала для патриотического воспитания молодежи. В 1968 году по решению Мингорисполкома Мария Борисовна Осипова стала почетным гражданином белорусской столицы. Умерла отважная подпольщица в 1999 году — в возрасте 90 лет[336].

Сестра Елены Мазаник Валентина Шуцкая и Николай Федоров были награждены орденами Ленина. После ликвидации Вильгельма Кубе Федоров был отправлен в Ровно с заданием уничтожить рейхскомиссара Украины Эриха Коха. Ради исторической справедливости отметим, что последний занимал пост в оккупационной администрации на ступеньку выше, чем Вильгельм Кубе. Партизан выполнить это задание не успел. В дальнейшем Федоров возглавлял партизанский отряд особого назначения, который действовал в районе Коваля. В 1944 году это подразделение переправилось через реку Западный Буг, вышла в район Люблина и совместно с польскими подпольщиками начало проводить диверсии на железных и автомобильных дорогах. В этих боях 17 апреля 1944 года Николай Федоров погиб[337].

Из всех участников покушения до осени 2008 года дожила лишь Анита Кубе. 97-летняя женщина жила в Германии в доме для престарелых[338].

Третья версия — смертный приговор вынесли в Берлине

Оговоримся сразу — мы никого из «ликвидаторов» не обвиняем в связях с немецкими спецслужбами. Просто есть достаточно аргументированная версия, которая гласит — в убийстве Вильгельма Кубе был заинтересован кто-то в Берлине, и этот человек сделал все, чтобы советские «ликвидаторы» смогли не только выполнить приказ Москвы, но и благополучно оказаться за линией фронта. Почему такая трогательная забота об исполнителях? Просто когда Москва официально объявила имена «ликвидаторов» и наградила их, то никто в Берлине не сомневался — убийцы выполняли только приказ Москвы. В противном случае их вместо теплого приема в Кремле ждал бы холодный прием в кабинете следователя с Лубянки.

В истории с «ликвидацией» Вильгельма Кубе слишком много странных эпизодов, которые сложно объяснить. Поэтому неудивительно, что позволило журналисту Владимиру Батшеву в одной из своих статей написать об этом эпизоде тайной войны:

«Все это было очень странно и наводило на мысли, что СД и СС все было известно и они не очень препятствовали казни Кубе. Он надоел им склоками, а война принимала крутой оборот, и было не до сантиментов. Самый лучший выход из положения представлялся в том, что Кубе уберут извне. Так и случилось. Мина решила судьбу тяжбы старого кляузника Кубе со своим коварным соперником из гестапо».

Жертва действительно был склочником. В середине тридцатых годов прошлого века из-за своего характера он разрушил свою карьеру, а летом 1941 года, когда Адольф Гитлер вытащил его из политического забвения, то Кубе не усвоил преподанный урок, а продолжал вести себя непочтительно по отношению к представителям военной администрации и спецслужб и вскоре рассорится с ними. Об этом чуть ниже, а пока расскажем о том, на что большинство журналистов и историков предпочитают не обращать внимание.

Речь идет о Елене Мазаник. Если две другие женщины, которым присвоили звания Герой Советского Союза, с 1941 по 1943 год активно участвовали в деятельности подполья и большинство их дел заслуживают отдельных правительственных наград, то Елена Мазаник ничем не проявила себя в «тайной войне». Может, это и к лучшему, что она не пыталась активно участвовать в работе подполья. В противном случае она бы спровоцировала многочисленные «провалы». Об этом как-то не принято говорить, но уже осенью 1941 года она была «засвечена» перед немецкими спецслужбами. Последние, скорее всего, знали о ее предвоенной жизни. Например, о том, что она работала в НКВД Белоруссии простой посудомойкой, зато ее муж Бронислав Тарлецкий служил водителем и возил самого наркома внутренних дел республики! Они расстались в 1939 году, но, вероятно, свой брак они расторгли по инициативе мужа только в 1942 году.

Процитируем белорусского журналиста Олега Усачева:

«В ночь с 25 на 26 июня 1941 года партийное и советское руководство Беларуси тайком (ссылаясь на необходимость не создавать панику и без объявления эвакуации), собрав для своей охраны всю милицию Минска, бежали в сторону Могилева. С ними бежал (без Елены) и водитель наркома НКВД Матвеева Тарлецкий. Город и Елена проснулись без властей, милиции и партии. Добежал Тарлецкий до Омска. Затем его вернули в Брянск.

Когда Тарлецкий узнал, что Елена работает на немцев, то в духе того времени публично отказался от нее и женился в Брянске на другой женщине»[339].

Скорее всего, немцы внимательно изучили личные дела сотрудников центрального аппарата НКВД Белоруссии и обнаружили, что перед войной Елена Мазаник была лояльна к советской власти. В противном случае ее муж не возил бы наркома внутренних дел. Откуда им знать, что они расстались еще в 1939 году.

Процитируем теперь фрагмент статьи белорусской журналистки Ольги Улевич:

«С 1942-го по сентябрь 1943-го Мазаник выполняла поручения семьи Кубе: сервировала столы, убирала помещения адъютантов. Вопреки бытующему мнению Елена не знала немецкого, изъяснялась парой фраз.

До войны Мазаник 10 лет была сотрудником НКВД, работала в столовых НКВД и правительственных дачах. Там научилась сервировать обеды и банкеты, выгуливать собак, нянчить детей. В 29 лет выгодно отличалась от молодых студенток, которых брали немцы на работу в качестве прислуги. Крупная, работоспособная. В особняке Кубе ее звали Галина-большая. Большие ноги, руки.

Елена написала в автобиографии, что Кубе взял ее на работу, зная, что она была сотрудницей НКВД. Он решил, что обратно для нее дороги не будет. Ведь изменниками родины считались все, кто работал на немцев»[340].

И здесь Елена Мазаник лукавила или просто не понимала, что, зная ее довоенное прошлое, ее бы просто не допустили к обслуживанию высокопоставленного немецкого функционера. Другое дело, что если сам Вильгельм Кубе настоял на приеме на работу симпатичной горничной. К тому же, если Елена Мазаник не понимала немецкого языка, то как она могла выведывать секреты у Вильгельма Кубе?

С Мариной Осиповой тоже не все ясно. Отдельные журналисты указывают, что ее якобы арестовали в июне 1943 года, а затем внезапно выпустили. Кроме того, они обращают внимание на такой факт — после взрыва в сентябре 1943 года в столовой СД в Минске были усилены меры безопасности, но это не помешало «ликвидаторам» сначала пронести в город мину, а потом исполнителям уйти к партизанам[341].

В самой Германии тоже считали, что Вильгельм Кубе погиб при участии Берлина. В качестве аргументов пленные офицеры вермахта называли три факта.

Во-первых, беспомощность спецслужб Третьего рейха, которые не смогли выявить советского агента в ближайшем окружении жертвы (справедливости ради отметим, что немецкая агентура сообщала о просоветских высказываниях Елены Мазаник и ее попытках установить доверительные отношения с другими работниками из числа обслуживающего персонала, но все ее сигналы оставались без должного внимания).

Во-вторых, в конце двадцатых годов прошлого века Вильгельм Кубе сделал стремительную политическую военную карьеру (вступив в НСДАП в декабре 1927 года, а в 1933 году он уже обер-президент Берлина и Бранденбурга), которая стремительно закончилась в 1936 году. Одна из причин — он поссорился с Мартином Борманом и Генрихом Гиммлером. Другая — его обвинили во множестве грехов: превышал полномочия, устраивая своих людей на высокие посты; расхищал денежные средства; любил писать анонимки, где обвинял в различных прегрешениях высокопоставленных функционеров и т. п. Летом 1938 года он попытался продать антиквару поздравительную открытку, подписанную самим Адольфом Гитлером. Этим он нарушил строгое предписание, запрещавшее подобные продажи[342].

Летом 1941 года его назначили на должность генерального комиссариата Белоруссии. По мнению немецких военнопленных, такое назначение означало смертный приговор. В отличие от Прибалтики или Западных областей Украины, уже осенью 1941 года на территории Белоруссии начали действовать многочисленные партизанские отряды. Хотя Кубе в первую очередь угрожали не советские партизаны, а вермахт. Вскоре после своего вступления в должность отношения между гражданской и военной администрацией были крайне напряженными. Хотя Вильгельм Кубе всегда был ярым антисемитом, но под впечатлением массовых расстрелов евреев начал реквизировать последних в качестве рабочей силы, стараясь так их спасти от неминуемой смерти. При этом по справедливому утверждению отдельных немецких историков Кубе «вел своеобразную борьбу против СС и полиции за жизнь немецких евреев». В результате в Берлине были недовольны поведением Вильгельма Кубе. В результате сразу несколько ведомств начали процедуру по его отстранению от власти. Так, Императорское министерство восточных оккупированных территорий начало заниматься делом Вильгельма Кубе. Один из командиров СД докладывал представителю Мартина Бормана (второй после Адольфа Гитлера человек в Третьем рейхе), что Кубе в «еврейском вопросе» слишком мягок и не обладает требуемой «восточной твердостью». А Генрих Гиммлер даже планировал отправить его в концлагерь[343].

В-третьих, Елене Мазаник и другим подпольщикам позволили спокойно покинуть Минск, а их родственники не были репрессированы.

Глава 12 СМЕРТЕЛЬНАЯ ОХОТА

Список тех, кого «ликвидаторы» с Лубянки пытались убить или вывезти за линию фронта, был огромным и фактически включал всех руководителей гражданской и военной администрации. Расскажем о отдельных операциях.

Охота на Курта фон Готтберга

На посту гитлеровского наместника в Белоруссии Вильгельма Кубе сменил сторонник «жесткой линии», группенфюрер СС Курт фон Готтберг. В отместку за убийство своего предшественника он приказал уничтожить жителей нескольких кварталов Минска. За Готтбергом, по приказу из Москвы, также началась охота. Операция по его ликвидации была разработана разведчиками спецгруппы «Юрий», десантированной в мае 1943 года в Минскую область в составе 18 человек — четверо из них были немцами. Командовал группой опытный сотрудник НКГБ Эммануил Куцин. Одной из основных задач спецгруппы «Юрий» было осуществление актов возмездия над гитлеровскими палачами и их пособниками. Группа базировалась сначала в отряде Лопатина, а затем Ваупшасова. Вскоре Куцину удалось создать свою агентурную сеть в Минске. В ее состав входили учительница М. Чижевская и ее дочь Елена, минская комсомолка, студентка медицинского института Надежда Моисеева, доцент Белорусского университета Е. Зубкович, бухгалтер О. Беляева (Вербицкая), коммунисты Л. Драгун и Ф. Простак и другие. Разведчикам группы «Юрий» вскоре стало известно, что на 30 октября 1943 года в резиденции минского гебитскомиссара Фрайтага в Лошице (близ Минска) назначено совещание с участием Готтберга.

Руководство спепоперацией взял на себя сам Куцин. В Минск были переправлены мины, гранаты, взрывчатка. Немец-антифашист Карл Кляйнюнг смастерил специальное взрывное устройство и переправил его в Лошицу, где передал через подпольщицу Беляеву непосредственным исполнителям теракта Марии Чижевской («Мать»), ее дочери Елене («Дева») и Надежде Моисеевой («Подруга»), служившим на вилле Фрайтага. Подпольщицы сумели пронести мину в особняк и установить в печи гостиной. Однако немцам удалось обнаружить взрывное устройство и арестовать подпольщиц, которые 25 ноября 1943 года были казнены в местечке Лощица. В 1944 году они были посмертно награждены орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени.

Еще об одной попытке ликвидации Курта фон Готтберга стало известно относительно недавно. 12 декабря 1943 года в Генеральный комиссариат явился человек, назвавшийся племянником руководителя Главного управления Имперской службы безопасности (РСХА) Эрнста Кальтенбруннера Карлом и попросил аудиенции у Курта фон Готтберга. Последний принял странного визитера в своем кабинете. Посетитель оказался лейтенантом германских ВВС, сбитым в 1941 году под Вязьмой, захваченным и завербованным чекистами. Он признался, что был в советском плену, работал по линии Национального комитета «Свободная Германия», потом получил задание ликвидировать Андрея Власова, а затем и самого Готтберга. Посетитель сказал, что родом из Саарской области, настоящая его фамилия Августин и попросил направить его во фронтовую авиацию». Вот что об этом эпизоде сообщил Готтберг в Берлин:

«В 11.30 по визитной карточке обергруппенфюрера СС Кальтенбруннера в здание был пропущен его племянник Карл Кальтенбрун-нер, капитан люфтваффе, награжденный рыцарским крестом, который просил аудиенции у меня по личным делам. И вот этот якобы капитан Кальтенбруннер предстал в моем кабинете, стал перед моим письменным столом и доложил: «Я прибыл из Москвы и отдаю себя в Ваше распоряжение». На мой удивленный вопрос, что случилось, последний повторил сказанное выше, после чего я поднялся из-за стола и подступил к нему, чтобы суметь защититься, если он задумает что-либо предпринять. На мой вопрос, не пьян ли он, или не помешался, последний ответил, что он получил задание от Сталина убить меня. Я спросил: «Вы не хотите исполнить этот приказ, но почему?» Ответ: «Об этом долго рассказывать. Но я этого не сделаю». На мой вопрос, действительно ли он Карл Кальтенбруннер, он ответил: «Нет!» Визитная карточка была изготовлена и выдана ему в Москве. Его звали Августин, лейтенант германских ВВС. В 1941 году под Вязьмой он попал в русский плен. В процессе антинемецкой обработки в лагере военнопленных он стал одним из основателей Национального комитета «Свободная Германия» и верил всему тому, что внушали ему в лагере для военнопленных… Он рассказал, что родился в Саарской области, зовут его Августин, в начале сентября 1943 года он был выброшен на парашюте… с заданием добраться до Берлина и убить генерала Власова. Во время пребывания в Берлине… в разговоре с населением он убедился в том, что все, что он узнал в Москве, — ложь, что народ… прочно стоит за фюрера. В Москву он отправил донесение, в котором все наврал, и по железной дороге отправился обратно в партизанскую зону под Бегомль, где 9 декабря получил приказ Сталина убить меня… Он хотел бы снова стать летчиком-офицером, если это только возможно, учитывая его прошлое и боевые заслуги на Русском фронте. Рыцарский крест он получил из Москвы…»

Дальнейшая судьба явившегося с повинной агента сложилась трагически. Вместо люфтваффе он был направлен в концлагерь Заксен-хаузен, где через какое-то время погиб.

Еще одно покушение на фон Готтберга описывает московский историк и филолог Борис Соколов в весьма спорной книге «Оккупация»:

«Был разработан детальный план покушения. Завербованному людьми Казанцева электромонтеру театра Игорю Рыдзевскому следовало провести снайпера, снабженного бесшумной винтовкой с оптическим прицелом, в свою мастерскую, окна которой выходили на фасад здания генерального комиссариата. Один из работавших там агентов по кличке Иванов, должен был подать сигнал в тот момент, когда Готтберг будет приближаться к зданию, и тогда снайперу М.И. Макаревичу предстояло поразить группенфюрера с 200 метров отравленными пулями, а затем вместе с Рыдзевским укрыться на конспиративной квартире. Уже назначили дату акции — 15 октября 1943 года. Однако в этот день Готтберг отсутствовал в городе, а несколько дней спустя «Иванов» был арестован, и связь с Рыдзевским прервалась. Макаревич так и остался в одном из партизанских отрядов под Минском. Запасные же варианты покушения на Готберга претворить в жизнь не удалось — с марта 1944-го партизанская зона под Минском оказалась в плотной блокаде, и Казанцев со своей группой больше не сумел проникнуть в город. Поэтому Готбергу была предоставлена возможность самостоятельно покончить с собой в мае 1945 года, сразу после поражения Германии».

Если быть совсем точным, то с августа по октябрь 1944 года Курт фон Готтберг командовал 12-м корпусом СС (сформирован в августе 1944 года в Силезии из остатков группы «фон Готтберг» разгромленного в районе Витебска 53-го армейского корпуса), 31 мая 1945 года покончил жизнь самоубийством в британском плену.

«Киднеппинг» по чекистски

На оккупированной территории чекисты не только уничтожали высокопоставленных офицеров вермахта, но и при возможности старались захватить их живыми и доставить в место дислокации партизанской бригады. А дальше пленных ждала серия допросов и расстрел или отправка на «большую землю». Все зависело от ценности и осведомленности немецкого офицера, наличия импровизированного аэродрома и т. п.

Расскажем лишь о том, чем занимались бойцы партизанской бригады «Бывалые», которой командовал сотрудник Четвертого управления НКВД Петр Григорьевич Лопатин («дядя Коля»). Соединение было сформировано на базе спецгруппы «Бывалые» (22 человека), которая в середине марта 1942 года была выведена за линию фронта. Большинство ее бойцов осенью 1941 года в составе другой спецгруппы «Митя», которой командовал чекист Дмитрий Медведев[344], совершили многосуточный рейд по оккупированной противником Орловской и Смоленской областях РСФСР, а также Могилевской области Белоруссии[345].

Спецгруппа «Бывалые» должна была дислоцироваться в районе озера Палик (Борисовского района Минской области). К маю 1942 года на базе спецгруппы «Бывалые» сформировался партизанский отряд, а в августе по численности и структуре это формирование можно было уже называть партизанской бригадой. Ее бойцы пустили под откос 132 вражеских эшелона, уничтожили и повредили девять танков и шесть самолетов, 77 паровозов, 288 автомашин, взорвали и сожгли 8 мостов и 32 склада[346]. Другой результат деятельности бойцов соединения, а также связанных с партизанской бригадой подпольщиков — серия похищений и убийств старших офицеров вермахта и чинов военной администрации Третьего рейха.

Размах этой деятельности приобрел такой характер, что в ночь на 23 апреля 1943 года в состав очередной чекистской спецгруппы «Артур» (командир майор госбезопасности Иван Федорович Золотарь («майор Пастухов»)), присланной Четвертым управлением НКВД СССР в помощь Петру Лопатину, было включено трое радистов и переводчик с немецкого языка Леонид Гаряев. Просто «штабные» радисты не успевали передавать на «большую землю» весь объем информации, полученной от пленных.

Спустя много лет один из бойцов спецгруппы «Артур» ветеран ОМСБОНа Леонид Гаряев («Гущин») рассказал:

«…вошли в нее старший техник-лейтенант Юрий Алексеевич Храмцов (погиб в середине мая 1943 года. — Прим. ред.), один весьма пожилой товарищ (все мы отправлялись под псевдонимами, и я помню только его партизанское имя — Ермолович), боец Николай Иванович Антошечкин, необыкновенно хороший деревенский парень, уроженец села Поныри Курской области, трое радистов — Таня Саваровская, восемнадцатилетний Валерий Гуров (погиб 15 июня 1944 года при прорыве блокады немецких частей. — Прим. ред.), старший радист Евгений Александрович Ивановский («Казбек») (пропал без вести, по некоторым данным, сдался врагу 15 июня 1944 года. — Прим. ред.), я и еще двое, но не могу вспомнить их имена — видимо, были с нами недолго».[347]

Добавим к списку ветерана еще одного человека — минера Петра Ивановича Набокова[348].

О том, что бойцов спецгруппы «Артур» планировали использовать для работы в штабе, подтверждает не только наличие трех радистов, переводчика, но и то, что сам Иван Золотарь вскоре был назначен заместителем Петра Лопатина по оперативным вопросам. А минер Петр Набоков, скорее всего, должен был исполнять обязанности инструктора по минно-взрывному делу или, возможно именно он должен был готовить взрывные устройства, предназначенные для ликвидации старших офицеров Вермахта. Достаточно вспомнить, что для покушения на Кубе использовались миниатюрные мины с часовым механизмом.

Елена Мазаник

Хотя бойцов из спецгруппы «Артур» оказалось недостаточно. После появления в лагере партизан высокопоставленного перебежчика — полковника (в литературе можно встретить еще два его звания — майор и подполковник) Вермахта Курта Вернера (Карда Круга, «Брата» — под этими вымышленными именами и немец фигурировал почти во всех отечественных монографиях, посвященных партизанскому движению, его истинное имя мы назовем ниже) Москва прислала еще две спецгруппы «Гром» и «Помощь» — порядка пятидесяти десантников — бойцов ОМСБОНа. Первой командовал старший лейтенант госбезопасности Федор Федорович Озмитель (в подчинение у него было 25 человек, сброшенных с парашютами 29 мая 1943 года), а второй — лейтенант Борис Лаврентьевич Галушкин (десантировалась в два этапа, первая 29 мая 1943 года, а вторая — 10 июня того же года)[349]. Оба командира погибли 14 июля 1944 года при прорыве вражеской блокады у озера Палик и были удостоены звания Героев Советского Союза посмертно.

Прибывшие из Москвы бойцы двух спецгрупп сначала в течение двух суток без передышки готовили взлетно-посадочную полосу, а потом и охраняли ее[350]. На самолете на «большую землю» вывезли не только немца, но и тяжело раненных партизан, а также семью командира бригады Петра Лопатина.

Существует несколько версии того, как высокопоставленный немецкий офицер попал в плен к партизанам и кто спланировал эту операцию.

Согласно первой, которую рассказал в своей книге «ОСНАЗ — войска особого назначения» Валентин Воронов, «силовую» операцию по его захвату спланировал Иван Золотарь, а всю подготовительную работу провел сам Петр Лопатин. Это и понятно, ведь перебежчик стал объектом оперативной разработки в начале 1943 года, командир группы «Артур» десантировался 24 апреля, а в лагерь партизан немец попал 11 мая 1943 года.

Историк, следом за Иваном Золотарем, придерживается «силовой» версии развития событий — фашиста похищают под угрозой оружия. Понятно, что данная версия демонстрирует заслуги Ивана Золотаря — ведь это он спланировал операцию. На самом деле никто под дулом пистолета не конвоировал фашиста в партизанский лагерь. В бригаду «дяди Коли» его привела… супруга, которая затем вместе с ним улетела в Москву. Об этом ниже, а пока расскажем официальную версию, которая в различных вариантах кочует из одной книги в другую.

Согласно официальной версии, все началось с того, что по заданию Петра Лопатина (на самом деле начальника разведки бригады чекиста Владимира Рудака) разведчики собрали информацию о тех, кто проживал в общежитии командного состава в военном городке Уручье. Стало известно, что Курт Вернер служил с 1935 года в люфтваффе, участвовал в захвате Польши, Бельгии и Франции. С июля 1941 года на Восточном фронте в качестве офицера связи.

К нему, выражаясь языком спецслужб, подвели работницу офицерского общежития Веру Стасен. Девушка выдавала себя за немку польского происхождения. Объект разработки увлекся фрейлейн. Однажды она вместе с подругами пригласила его на пикник на опушке леса, расположенной на окраине железнодорожной станции Коло-дищи. Офицер чувствовал себя в безопасности, много пил и шутил. Внезапно женщины обезоружили его и доставили на ближайший хутор, где их ждали партизаны.

На первом допросе пленному популярно объяснили, что у него два варианта — давать показания, и тем самым сохранить себе жизнь, или молчать, что означало для него смертный приговор. Немец выбрал первый вариант[351].

А вот как звучит она в монографии «Ненависть, спрессованная в тол» Александра Израилевича Зевелева, Феликса Львовича Курлата, Александра Сергеевича Казицкого.

«Весной 1943 г. подпольщицы Галина Финская, В. Тоболевич, М.Ф. Молокович, дом которой в Минске был явочным пунктом, и В. Стасен с помощью разведчиков отряда П.Г. Лопатина «Бывалые» установили связь с немецким офицером Карлом Кругом. При их содействии он был переправлен в отряд. Карл Круг был сотрудником разведотдела штаба военно-воздушных сил группы армий «Центр». От него советские разведчики узнали и передали в Москву координаты и ориентиры 42 фашистских военных аэродромов, а также информацию о системе их противовоздушной обороны, о типах самолетов, о размещении складов авиабомб и др. Карл Круг подтвердил правильность данных о том, что немцами планируется наступление в районе Курской дуги. Он сообщил также, что с апреля 1943 г. немцы стягивают войска в район Орла, где готовится крупная наступательная операция. Вскоре он был переправлен в Москву»[352].

А вот что рассказал Леонид Гаряев, который непосредственно участвовал в допросах пленного в качестве переводчика.

«А только что не в канун майских праздников одна из наших связных, работавшая в Минске, привела прямо в лагерь распропагандированного ею полковника авиации германской армии Карла Круга. Пришел он вполне добровольно, хоть и побаивался, наслушавшись россказней о «зверствах» партизан. Но, социал-демократ в прошлом, он был настроен в целом благожелательно к нам и потому сразу же начал охотно давать показания. От него узнали мы о том, что летом планируется крупное вражеское наступление в районе южнее Воронежа, то самое, которое вылилось в великую битву на Орловско-Курской дуге».[353]

В отдельных публикациях, которые появились еще в советское время, можно прочесть множество новых деталей этой операции. Например, этот офицер регулярно слушал радиопередачи из Москвы на немецком языке, а также иногда выражал свои антифашистские настроения. Именно это и стало причиной его вербовки. А в самой акции участвовало не три женщины, а пять — еще были подпольщицы-комсомолки Вера Таболевич и Вера Власова[354]. Можно предположить, что в первой версии Таболевич фигурирует под фамилией Стасен.

Курт фон Готтберг

Интересно звучит версия того, как подпольщики узнали об антифашистских настроениях будущего ценного агента «Брат». Однажды Вера Таболевич убиралась в его комнате и обнаружила, что из работающего приемника идет трансляция передачи из Москвы. Она села и начала слушать. А тут вошел хозяин комнаты. Через несколько дней, когда она убедилась, что ей не грозит опасность, поговорила с ним. А через какое-то время он передал пачку секретных документов. В отряд он ушел добровольно, когда почувствовал опасность разоблачения. С собой принес образец нового противогаза, пачку документов и карту, где были указаны ложные аэродромы[355].

Еще больше «путаницы» в эту историю внес сам Иван Золотарь — автор мемуаров «Записки десантника». В книге, написанной в середине 50-х годов, он сообщил интересные подробности замыслов подпольщиков в отношении жильцов общежития штаба военно-воздушных сил группы армий «Центр». По его словам, Галине Финской поручили разработать план взрыва этого объекта и похищения кого-нибудь из офицеров. Ивану Золотарю пришлось признать, что операция началась еще до его прихода в отряд — в апреле 1943 года[356]. На самом деле оперативная разработка «Брата» началась еще раньше.

Сама Галина Финская сотрудничала с партизанами с осени 1941 года. Сначала вывозила оружие из Минска, а летом 1942 года ушла в партизанский отряд[357]. Мужественная патриотка занималась не только офицерским общежитием, но и множеством других объектов, расположенных в районе станции Колодищи и военным городком Уручье (12 км от Минска, между железнодорожной и автомобильной трассами Москва — Минск). В Уручье находился штаб ВВС группы армий «Центр», общежитие штабного состава и другие войсковые центры. Примерно в двух километрах от городка находилась радиостанция специального назначения, корректирующая полеты ночных бомбардировщиков. Недалеко от нее, вблизи станции Колодищи, в двух больших каменных казармах располагались инженерно-технический персонал, охрана радиостанции и офицерская школа.

В небольшом домике, рядом с казармами, проживала агент партизан — жена майора Красной Армии Александра Степановна Старико-вич. В самом поселке Колодищи жила вторая подпольщица — научная сотрудница Минского университета Марина Федосовна Молокович. В ее доме периодически происходили встречи партизанских разведчиков с подпольщиками.

В начале 1943 года минская подпольщица Мария Борисовна Осипова, совместно с Марией Молокович и при участии Галины Финской, начала готовить диверсию в офицерском общежитие в Уручье[358]. Подготовка такого теракта требовала многомесячной интенсивной работы и включала в себя три этапа. На первом происходило внедрение или вербовка агента имеющего доступ к месту предполагаемой установки взрывного устройства. Одновременно изучались особенности внутриобъектового и пропускного режима, места установки взрывного устройства и т. п. На втором этапе необходимо было передать его исполнителю. А на третьем, самом опасном, нужно было пронести бомбу на объект и подорвать ее.

Мария Осипова, изучая ситуацию на объекте, узнала, что там требуется уборщица. У нее была подходящая кандидатура (они познакомились в Минске) — беженка из Бреста, чьи родители погибли под обломками дома во время авианалета, Вера Стасен. До войны она окончила брестскую гимназию и в совершенстве владела немецким языком. Девушка согласилась выполнить задание партизан.

В доме Александры Степановны Старикович появилась новая «квартирантка»-беженка. Вера сама пришла к коменданту офицерского общежития и предложила свои услуги. «Немецкое происхождение» (представилась польской немкой) и знание языка покорили коменданта и многих офицеров, увидевших Веру. Она была хорошо сложенной девушкой, с красивыми золотистыми волосами и правильными чертами лица. Многие молодые офицеры пытались ухаживать за ней, но она тактично отклоняла все их домогательства, стараясь со всеми быть одинаково любезной, улыбалась, лестно отзывалась о гитлеровской армии и самом фюрере.

С Куртом Вернером она познакомилась случайно. Спасая от домогательств пьяного лейтенанта, он проводил ее домой. Когда об этом инциденте узнали Александра Старикович и Мария Молокович, то настоятельно порекомендовали девушке завести с ним «легкий роман». Это позволило бы ей избежать приставания со стороны других офицеров, а также получить беспрепятственный доступ во все помещения общежития. Ведь ей предстояло пронести на объект большой объем взрывчатки, а потом установить взрывное устройство.

«Роман» с полковником Вермахта развивался стремительно. Немец стал регулярно бывать дома у Веры и в компании женщин иногда засиживался до позднего вечера. В казарме ее воспринимали как невесту полковника, и поэтому она свободно ходила по всему общежитию. Подпольщицы с нетерпением ждали взрывчатки, которую должна была принести Галина Финская.

Чекист П.Г. Лопатин

Вот только вместо бомбы она принесла новый приказ — захватить и доставить в партизанский отряд полковника[359]. В своих мемуарах Иван Федорович Золотарь не указал, кто именно решил организовать захват «языка».

План захвата, который описал Иван Золотарь, не отличается от того, что мы описали выше. Поэтому не будем подробно останавливаться на этом вопросе. Отметим лишь, что до базы партизанского отряда пленному пришлось пройти порядка 75 км. В дороге он изъявил желание сотрудничать с партизанами. Свое решение он мотивировал тем, что за восемь лет он устал от войны. На первом допросе он сообщил о своей антипатии к гитлеровскому режиму и сомнение в том, что Германия выиграет войну. При этом он отказывался сообщить планы командования Третьего рейха. После беседы с чекистами, которые переиграли его в словесном поединке, он рассказал все[360].

А на самом деле все было по-другому. Существует любопытный документ с нейтральным названием: «Сообщение НКГБ СССР № 307/М в ГКО о выводе в район расположения оперативной группы П.Г. Лопатина офицера германской армии Глузгалса», который датирован 23 мая 1943 года. Вот что в нем говорится:

«17 марта 1942 года нами в Борисовском районе Минской области БССР была переброшена оперативная группа в составе 21 человека под руководством Лопатина Петра Григорьевича с задачей проведения подрывной работы на коммуникациях противника.

В настоящее время группа т[ов.] Лопатина в результате проведенной вербовочной работы возросла до 300 человек за счет местного населения и бывших военнослужащих Красной Армии, попавших в плен и окружение противника.

В начале [1943] года группой были получены данные об антифашистских настроениях инженер-лейтенанта германской армии Глузгалса, шефа отдела связи военно-воздушных сил Центральной группы войск, дислоцированной в Минске.

Для проверки этих данных и возможности привлечения Глузгалса к сотрудничеству с нами оперативной группой было решено приставить к нему агента-женщину под псевдонимом «Вера».

«Вере» удалось установить с Глузгалсом близкие отношения и с согласия т[ов.] Лопатина выйти за него замуж. После соответствующей обработки «Вера» поставила перед Глузгалсом вопрос о переходе на сторону Красной Армии.

11 мая ¡текущего года) Глузгалс принял решение перейти на нашу сторону и вместе с «Верой» направился в расположение нашей оперативной группы.

Глузглас до окончательной проверки искренности его перехода на нашу сторону изолирован и находится под специальным наблюдением.

В результате допросов Глузгалс показал следующие:

Глузгалс — по национальности немец, в 1928 году получил звание инженера электротехники и точной механике, окончил высшую школу при имперском почтовом ведомстве, В германской армии с 1935 года, с 1940 по 1942 год находился во Франции, а с сентября 1942 года — в Минске, в качестве шефа отдела связи военно-воздушных сил Центральной группы войск.

Т[ов.] Лопатин сообщил нам по радио следующие сведения военного характера, полученные им от Глузгласа: от помощника начальника штаба группы войск, дислоцированного в Орле, генерал-майора Вильферкинга Глузгалсу якобы известно, что генеральный штаб германской армии намечает летом текущего года прорвать фронт в районе г. Орла, пойти на Сталинград и отрезать Кавказ. После падения Сталинграда форсировать Волгу и организовать захват Урала, куда к этому времени должны быть заброшены специальные десантные войска для удара с тыла. После захвата Урала — повести наступление на Москву.

По данным Глузгалса, с 5 апреля [текущего года] в район Орла подвозятся войска, танки, артиллерия, авиация и другая техника для подготовки прорыва.

На аэродромах в районе Брянска находятся советские самолеты, в свое время захваченные противником, предназначенные для заброски диверсионных групп в тыл СССР, в частности районы Урала, с задачей проведения подрывной работы на железных дорогах и в военной промышленности.

Глузгалс показывает, что немцы активно подготавливаются к химической войне: 1 декабря 1942 года по германской армии был издан секретный приказ верховного [главно]командования закончить подготовку к химической войне к февралю 1943 года.

Глузгалс сдал в оперативную группу полученный им в штабе военно-воздушных сил новый противогаз, который якобы впервые выдается штабным офицерам и сохраняется в секрете.

Глузгалс утверждает, что на центральном участке фронта немцы сосредоточили до 1000 самолетов. Ставка командования военно-воздушных сил центрального участка фронта, возглавляемая полным генералом авиации Риттером фон Граймом, размещена в г. Орше.

Глузгалс сообщил дислокацию 32 аэродромов центрального участка фронта (17 действующих и 15 строящихся), данные о количестве самолетов на аэродромах и состояние противовоздушной обороны.

НКГБ СССР считает целесообразным поручить командующему авиацией дальнего действия т[ов.] Голованову доставить Глузгалса в Москву для передачи его в распоряжение Генерального штаба Красной Армии.

Вместе с Глузгалсом будет также доставлена агент «Вера».

Народный комиссар государственной безопасности Союза ССР»[361].

Несмотря на то что указанный выше документ был опубликован еще в 1995 году, многие историки продолжают придерживаться «официальной» версии.

Судьба перебежчика сложилась благополучно. После окончания войны он служил в Народной Армии ГДР, награжден орденом «За заслуги перед Отечеством», медалью «Борец против фашизма» и советскими наградами[362].

Неясна судьба других перебежчиков и пленных, которые регулярно попадали в бригаду «Дяди Коли». Снова обратимся к воспоминаниям переводчика Леонида Гаряева.

«В летние месяцы 1943-го отряд приступил к выполнению боевых задач. По своему положение рядового бойца, о многих из них я не был осведомлен (любопытство в условиях вражеского тыла не поощрялось). О многом я узнал позднее от товарищей. Насколько могу судить, отряду следовало укреплять связи с нашими подпольщиками в городах и гарнизонах, развертывать разведывательную работу, выявлять среди лиц, служивших врагу, тех, кто начинал понимать неотвратимость поражения Германии и мог дать нашему командованию ценные сведения. Кое-кого из таких людей доставляли прямо в лагерь, здесь подолгу беседовали с ними и некоторых самолетами отправляли в Москву»[363].

Не все операции заканчивались так благополучно. Снова обратимся к воспоминаниям Леонида Гаряева.

«Но лишь в редких случаях подобные операции проходили сравнительно гладко. Бывало не раз и так, что настроен человек, с нашей точки зрения, правильно, но в решающий момент сотрудничать с нами отказывается. Таких, как тяжело это ни было, приходилось обезвреживать, чтобы не ставить под удар наших подпольщиков. Когда же риск был велик, подпольщиков переправляли в отряд. Из них при каждом отряде или тем более соединении составлялись так называемые семейные лагеря из сотен женщин, чаше всего с детьми. В нашем отряде, небольшом по численности, семьи располагались тут же, в отдельных шалашах из коры деревьев — летом и в углах землянок, отгороженных плащ-палатками, — зимой»[364].

В своих мемуарах он умолчал о судьбе многочисленных пленных, которые регулярно попадали в отряд. Понятно, что ценных «гостей» переправляли за линию фронта. Их дальнейшая судьба — лагерь для военнопленных или снова за линию фронта, но теперь уже в качестве советского разведчика-диверсанта. А тех, кто был малоценен для Москвы? В большинстве случаев их судьба складывалась по-разному. В лучшем случае они сражались наравне с партизанами (было множество таких случаев), а в худшем…

Это было под Ровно

Так назывался знаменитый фильм, посвященный деятельности в тылу врага одного из самых известных наших разведчиков — Николая Кузнецова. Это был уникальный в своем роде человек, разведчик и террорист, имевший большой стаж контрразведывательной работы еще до войны.

Николай Иванович Кузнецов родился в 1911 году в деревне Зырянка Свердловской области, в семье старообрядцев. При крещении он получил имя Никанор, которое и носил до 1930 года. Во время учебы в школе обнаружил незаурядные способности, особенно к иностранным языкам. Волею судеб случилось так, что среди его учителей и ближайшего окружения оказалось много, как принято сейчас говорить, «носителей языка»: преподавательница немецкого училась в свое время в Швейцарии, учитель труда — из бывших военнопленных-чехов, живший неподалеку аптекарь — австриец.

В 1926 году, после окончания семилетки, Кузнецов поступил в Лесной техникум в поселке Талица. В том же году он был принят кандидатом в члены ВЛКСМ, а спустя год стал комсомольцем. В декабре 1929 года его, как выходца из семьи «социально чуждого элемента», исключают из комсомола. В 1931 году он добился восстановления в ВЛКСМ, однако в ВКП(б) впоследствии не вступал.

После окончания техникума Кузнецов работал помощником таксатора в Земельном управлении Кудымкара — столицы Коми-Пермяцкого национального округа. В декабре 1930 года он женился, однако уже через три месяца развелся с женой. Здесь же, в Кудымкаре, с ним случилась большая неприятность. Выяснив, что его начальник и еще несколько сослуживцев составляют подложные ведомости на получение незаработанных денег и продуктов, он обратился в милицию. В ноябре 1932 года состоялся суд, который приговорил к длительным срокам заключения действительно виновных, и, как это ни странно, осудил на один год исправительных работ по месту работы и самого Николая Кузнецова.

С этого времени началось его сотрудничество с органами ОГПУ в качестве сотрудника негласного штата Коми-Пермяцкого окружного отдела ОГПУ. С 1932 года он числился под агентурным псевдонимом «Кулик», с 1934 года — «Ученый», а с 1937 года — «Колонист». С конца 1933 года Кузнецов меняет несколько мест работы. Он служит в производственном отделе местного леспромхоза, в коми-пермяцком «Многопромсоюзе», в местном «Промкоопхозе», счетоводом в кустарной артели «Красный молот». В июне 1934 года из Кудымкара Кузнецов переезжает в Свердловск. С июля 1934 года он — статистик в тресте «Свергшее», затем — чертежник на Верхисетском заводе. Наконец, с мая 1935 года работает в конструкторском отделе «Уралмаша». В официальной биографии разведчика и даже в сборнике СВР «Ветераны внешней разведки России» говорится, что Кузнецов в это время учился на вечернем отделении Индустриального института и на курсах немецкого языка. На самом деле это не более чем миф. Совершенствовать язык он мог, общаясь с многочисленными немецкими специалистами, работавшими на заводе. Общение с ними было для него хорошей разговорной практикой, позволявшей освоить не только «классический» немецкий, но и различные диалекты.

Работал Кузнецов на заводе недолго. В январе 1936 года он уволился с «Уралмаша» и, если так можно выразиться, «перешел из любителей в профессионалы», став спецагентом НКВД, а затем агентом-маршрутником. В период чисток он был арестован и провел несколько месяцев во внутренней тюрьме Свердловского управления НКВД, однако вскоре в его деле разобрались и выпустили на свободу.

В середине 1939 года по рекомендации наркома внутренних дел Коми АССР Михаила Журавлева Кузнецова переводят в Москву, где он начинает работать по заданиям Центрального аппарата контрразведки, под руководством заместителя начальника КРО Леонида Райхмана участвует во многих блестящих операциях советских контрразведчиков с иностранными дипломатами и специалистами[365].

С началом войны Кузнецова, под новым псевдонимом «Пух», заносят в список спецагентов, предназначенных для заброски в Германию. Его долго и тщательно готовят сотрудники украинского отдела 4-го Управления НКВД — непосредственно заместитель начальника отдела Л. И. Сташко, начальник отделения капитан госбезопасности А.С. Вотоловский, его заместитель, лейтенант госбезопасности С.Л. Окунь и сотрудник отделения, сержант госбезопасности Ф.И. Бакин. Однако заброска все откладывалась и откладывалась, судьба разведчика неоднократно перерешалась. В конце концов в июне 1942 года Николай Кузнецов обратился к своему руководству со следующим рапортом:

«Настоящим считаю необходимым заявить Вам следующее: в первые же дни после нападения гитлеровских армий на нашу страну мною был подан рапорт на имя моего непосредственного начальника с просьбой об использовании меня в активной борьбе против германского фашизма на фронте или в тылу вторгшихся на нашу землю германских войск. На этот рапорт мне тогда ответили, что имеется перспектива переброски меня в тыл к немцам за линию фронта для диверсионно-разведывательной деятельности, и мне велено ждать приказа. Позднее, в сентябре 1941 г. мне было заявлено, что ввиду некоторой известности моей личности среди дипкорпуса держав оси в Москве до войны… во избежание бесцельных жертв, посылка меня к немцам пока не является целесообразной. Меня решили тогда временно направить под видом германского солдата в лагерь германских военнопленных для несения службы разведки. Мне была дана подготовка под руководством соответствующего лица из военной разведки. Эта подготовка дала мне элементарные знания и сведения о германской армии… 16 октября 1941 г. этот план был отменен и мне было сообщено об оставлении меня в Москве на случай оккупации столицы германской армией. Так прошел 1941 год. В начале 1942 г. мне сообщили, что перспектива переброски меня к немцам стала снова актуальной. Для этой цели мне дали элементарную подготовку биографического характера. Однако осуществления этого плана до сих пор по неизвестным мне причинам не произошло. Таким образом, прошел год без нескольких дней с того времени, как я нахожусь на полном содержании советской разведки и не приношу никакой пользы, находясь в состоянии вынужденной консервации и полного бездействия, ожидая приказа. Завязывание же самостоятельных связей типа довоенного времени исключено, так как один тот факт, что лицо «германского происхождения» оставлено в Москве во время войны, уже сам по себе является подозрительным. Естественно, что я, как всякий советский человек, горю желанием принести пользу моей Родине в момент, когда решается вопрос о существовании нашего государства и нас самих. Бесконечное ожидание (почти год!) и вынужденное бездействие при сознании того, что я безусловно имею в себе силы и способности принести существенную пользу моей Родине в годину, когда решается вопрос, быть или не быть, страшно угнетает меня. Всю мою сознательную жизнь я нахожусь на службе в советской разведке. Она меня воспитала и научила ненавидеть фашизм и всех врагов моей Родины. Так не для того же меня воспитывали, чтоб в момент, когда пришел час испытания, заставлять меня прозябать в бездействии и есть даром советский хлеб? В конце концов, как русский человек, я имею право требовать дать мне возможность принести пользу моему Отечеству в борьбе против злейшего врага, вторгшегося в пределы моей Родины и угрожающего всему нашему существованию! Разве легко мне в бездействии читать в течение года сообщения наших газет о тех чудовищных злодеяниях германских оккупантов на нашей земле, этих диких зверей? Тем более, что я знаю в совершенстве язык этих зверей, их повадку, характер, привычки, образ жизни. Я специализировался на этого зверя. В моих руках сильное и страшное для врага оружие, гораздо серьезнее огнестрельного. Так почему же до сих пор я сижу у моря и жду погоды? Дальнейшее пребывание в бездействии я считаю преступным перед моей совестью и Родиной. Поэтому прошу Вас довести до сведения верховного руководства этот рапорт. В заключение заявляю следующее: если почему-либо невозможно осуществить выработанный план заброски меня к немцам, то я с радостью выполнял бы следующие функции:

1. Участие в военных диверсиях и разведке в составе парашютных соединений РККА на вражеской территории.

2. Групповая диверсионная деятельность в форме германских войск в тылу у немцев.

3. Партизанская деятельность в составе одного из партизанских отрядов.

4. Я вполне отдаю себе отчет в том, что очень вероятна возможность моей гибели при выполнении заданий разведки, но смело пойду на дело, так как сознание правоты нашего дела вселяет в меня великую силу и уверенность в конечной победе. Это сознание дает мне силу выполнить мой долг перед Родиной до конца.

3 июня 1942 г. «Колонист» г. Москва».

Чекист Д.Н. Медведев

Кроме прочего, из приведенного документа видно, что на самом деле Кузнецов вовсе не был «разведчиком военного времени», наспех завербованным инженером с «Уралмаша», а получил прекрасную профессиональную подготовку.

 И вот, наконец, его многочисленные просьбы были приняты во внимание, и летом 1942 года он был зачислен в отряд особого назначения 4-го Управления НКВД, которым командовал Д.Н. Медведев («Тимофей»). В августе 1942 года его забросили в глубокий тыл противника, в Сарненские леса Ровенской области. В связи с особой важностью заданий, стоявших перед Кузнецовым, он был законспирирован даже в самом отряде, в котором значился как Николай Васильевич Грачев.

Действовать Кузнецову предстояло в городе Ровно, превращенном немцами в столицу рейхскомиссариата «Украина». Здесь находились основные штабы и учреждения немецкой администрации, в том числе и резиденция рейхскомиссара Украины Эриха Коха. Одновременно Ровно являлся и центром генерал-бецирка «Волынь». В городе также функционировали немецкий суд во главе с оберфюрером СА Альфредом Функом, штаб командующего «Остентруппен» (восточные войска) генерал-майора Ильгена, штаб начальника тыловых воинских частей на Украине генерал-лейтенанта Китцингера и другие учреждения.

Кузнецов действовал под именем обер-лейтенанта Пауля Вильгельма Зиберта, кавалера двух Железных крестов. Прекрасное знание языка, умение сходиться с людьми, огромная сила воли и смелость превращали его в идеального исполнителя спецопераций. Главной задачей, стоявшей перед ним, была ликвидация рейхскомиссара Украины Эриха Коха.

К моменту прибытия Кузнецова в отряд охота на Коха уже шла полным ходом. Один за другим в штабе отряда разрабатывались планы его уничтожения. Один из таких планов носил название «Самодеятельность». В соответствии с ним группа бойцов в количестве 23 человек, под командованием Николая Кузнецова, переодетых в военную форму и владевших немецким языком, должна была произвести налет на резиденцию, что называется, «внаглую». Для этого группу специально обучали исполнять немецкие песни. Однако от плана пришлось отказаться — выяснилось, что немцы не такие уж дураки, и охрана резиденции поставлена должным образом.

Другой план предусматривал ликвидацию гауляйтера 20 апреля 1943 года на большом митинге по случаю дня рождения фюрера. Группа разведчиков во главе с Николаем Кузнецовым явилась на площадь. Они должны были забросать трибуну гранатами, а затем скрыться. Однако объект охоты в Ровно в тот день не приехал. Еще один план предусматривал ликвидацию Коха, который регулярно прилетал в Ровно из своей кенигсбергской резиденции, по дороге из аэропорта. В шести километрах от города, у села Тынное, была устроена засада. Но партизаны так и не дождались гауляйтера. Как оказалось, он срочно вылетел в Берлин, на похороны погибшего 2 мая 1943 года начальника штаба СА Лютце.

Тогда разведчики пошли на сложную агентурную комбинацию. Выяснилось, что дрессировщик собак Коха, обер-ефрейтор Шмидт, часто посещает ресторан «Дойче гоф» и испытывает большую нужду в деньгах, так как содержит дорогостоящую любовницу, некую Ядвигу. Эта Ядвига оказалась соседкой жены одного из агентов отряда, поляка Яна Каминского. Через нее Кузнецова — обер-лейтенанта Зиберта — свели со Шмидтом. Разведчик заказал у дрессировщика дорогостоящего щенка и щедро за него заплатил. Расположив таким образом к себе Шмидта, он поделился с ним своей «проблемой»: необходимо во что бы то ни стало оставить в Ровно «невесту» Зиберта — «фрейлейн Довгер, фольксдойче, отца которой убили партизаны».

Шмидту не составило особого труда помочь Кузнецову. Он передал заявление Зиберта, с просьбой об аудиенции у Коха, через адъютанта рейхскомиссара капитана Бабаха. Знаменитая впоследствии аудиенция, неоднократно описанная в литературе, состоялась 31 мая 1943 года. Первой неожиданностью для Кузнецова было то, что его и Довгер Кох принимал по очереди, а не вместе. Совершить покушение не представлялось никакой возможности. Вот как сам разведчик описал произошедшее:

«У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал «вальтер» со спецпатронами, в кобуре еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха, и перед ним двое, которые сели между мной и Кохом, третий стоял за моей спиной, за креслом черная собака. Беседа продолжалась около тридцати-сорока минут. Все время охранники как зачарованные смотрели на мои руки. Кох руки мне не подал, приветствовал издали поднятием руки, расстояние было метров пять. Между мной и Кохом сидели двое, и за моим креслом сидел еще один. Никакой поэтому возможности не было опустить руку в карман. Я был в летнем мундире, и гранаты со мной не было».

Неудача с покушением на Коха только подстегнула Кузнецова к дальнейшей деятельности по ликвидации руководителей гитлеровской администрации на территории Украины. Так как напуганный размахом партизанского движения Кох практически покинул Ровно, предпочитая отсиживаться в Кенигсберге, главным «объектом охоты» стал правительственный президент, заместитель гауляйтера Пауль Даргель. Под непосредственным руководством Медведева был составлен план его ликвидации, который и предстояло осуществить Кузнецову.

За несколько недель тщательного наблюдения распорядок дня и привычки Даргеля были хорошо изучены. Наблюдатели установили, что обедать он всегда ходил домой пешком, благо его особняк располагался в нескольких сотнях метров от здания рейхскомиссариата. При этом на улице выставлялась охрана, а самого заместителя Коха сопровождал адъютант с ярко-красной кожаной папкой в руках.

Уничтожить Даргеля должны были Кузнецов, Николай Струтинский и Иван Калинин. Струтинский уже не раз бывал в Ровно, хорошо изучил расположение улиц и к тому же умел превосходно водить машину. Задачей Калинина было достать автомобиль — он работал шофером ровенского гебитскомиссара доктора Веера и имел свободный доступ в гараж. Операцию по ликвидации Даргеля, получившую название «Дар», было решено провести 20 сентября 1943 года. В этот день Калинин взял из гаража светло-коричневый «Опель» с номерным знаком рейхскомиссариата Украины, на котором Кузнецов доехал до рейхскомиссариата. Остановившись в переулке, они стали ждать. Ровно в час тридцать из здания вышел военный чиновник, которого сопровождал майор с ярко-красным портфелем. Они успели сделать лишь несколько десятков шагов, как их нагнал светло-коричневый «Опель», из которого выскочил пехотный офицер и четыре раза выстрелил в чиновника и в адъютанта. После того как оба упали на землю, офицер вскочил в машину и скрылся с места происшествия.

Кузнецов и его спутники немедленно вернулись в отряд. А через несколько дней связные доставили номер ровенской газеты «Волинь», где было напечатано следующее сообщение: «В понедельник 20 сентября, в 13 часов 30 минут, на улице Шлосс в Ровно были убиты выстрелами сзади руководитель главного отдела финансов при рейхскомиссариате Украины, министерский советник доктор Ганс Гель и кассовый референт Винтер. Те, кто дал убийце поручение, действовали по политическим мотивам».

Как оказалось, Кузнецов ошибся и ликвидировал не того чиновника. Позднее стало известно, что министериальрат Гель за несколько дней до покушения прибыл в Ровно из Берлина и на первых порах, по приглашению Даргеля, поселился в его особняке на Шлоссштрассе. Сам Даргель в этот день по какой-то серьезной причине задержался в рейхскомиссариате, а Гель вышел из здания в обычное время и был убит Кузнецовым.

Впрочем, командование отряда и руководство 4-го управления было довольно проведенной операцией. Министерский советник финансов Ганс Гель тоже являлся достаточно крупной и значимой фигурой. Кроме того, в результате этого теракта были скомпрометированы союзники немцев бандеровцы. Дело в том, что Кузнецов «обронил» на месте убийства бумажник, незадолго до этого изъятый у эмиссара ОУН, прибывшего из Берлина. В бумажнике находился паспорт с разрешением на поездку в Ровно, членский билет берлинской организации ОУН и директива (в виде личного письма) ее ответвлениям на Волыни и Подолии, а также 140 рейхсмарок, 20 американских долларов, несколько советских купюр по десять червонцев и три золотые царские десятки. Что касается директивы, то она была составлена в отряде Медведева и содержала указание: в связи с явным проигрышем Германией войны начать действовать и против немцев, чтобы хоть в последний момент как-то привлечь симпатии населения. В результате за причастность к убийству Геля и Винтера гитлеровцы арестовали, а затем расстреляли около тридцати видных националистов, а также сотрудников так называемого «Украинского гестапо».

Что же касается Даргеля, то охота на него была продолжена. 8 октября 1943 года Кузнецов, вместе со Струтинским, вновь подстерег немецкого чиновника около дома и несколько раз выстрелил в него. Однако Даргель опять остался невредим. И только с третьей попытки операция удалась. 20 октября 1943 года Кузнецов, как и в первый раз, на автомобиле подъехал к зданию рейхскомиссариата, а когда Даргель вышел на улицу, бросил в него гранату. В результате тот хотя и не был убит, но с сильной контузией надолго попал в госпиталь.

Следующей операцией Кузнецова было похищение немецкого майора Мартина Геттеля, который проявлял подозрительное любопытство к личности обер-лейтенанта Зиберта. Как выяснилось, Гет-тель, значившийся сотрудником рейхскомиссариата, на самом деле работал в контрразведке абвера. 20 октября 1943 года его заманили на квартиру одного из агентов группы, служащего «Пакетаукциона» голландца Альберта Гласа. Дальнейшая судьба майора неизвестна.

10 ноября 1943 года было совершено покушение на еще одного заместителя Коха — Курта Кнута. В этот день Кузнецов, Струтинс-кий, Альберт Глас и Иван Корицкий в шесть часов вечера, у выезда с улицы Легионов, совершили налет на машину Кнута. Кузнецов метнул противотанковую гранату, автомобиль врезался в забор, передняя его часть развалилась. Затем разведчики буквально изрешетили то, что осталось от машины, автоматными очередями. Шофер был убит, но Кнуту невероятно повезло: взрывом его бросило на пол, так что осколки и пули прошли выше. В результате заместитель Коха отделался контузией и легким ранением.

А спустя всего несколько дней после этого покушения была проведена спецоперация против командующего «восточными войсками» генерал-майора Макса Ильгена. 15 ноября он был захвачен группой во главе с Кузнецовым прямо в своем доме. Операции предшествовало тщательное изучение распорядка и образа жизни Ильгена. Этим занимались помощницы Кузнецова, разведчицы Лидия Лисовская и Мария Микота. Операция прошла успешно, несмотря на то, что 48-летний Ильген, в молодости работавший мясником, отличался недюжинной физической силой. Попутным «уловом» стал личный шофер Коха капитан Пауль Гранау, который, на свою беду, оказался случайным свидетелем покушения. Ильгена и Гранау вывезли из города на хутор, допросили и, в связи с невозможностью переправить в отряд, расстреляли.

Уже на следующий день, 16 ноября, Кузнецов лично ликвидировал президента Верховного суда на Украине, руководителя Главного отдела права рейхскомиссариата, сенатспрезидента Верховного суда в Кенигсберге, чрезвычайного комиссара по Мемельской области, главного судью штурмовых отрядов СА группы «Остланд» оберфюре-ра Альфреда Функа. Операция была тщательно продумана и спланирована. Партизаны в очередной раз сыграли на вошедшей в поговорку немецкой пунктуальности. Было установлено, что Функ ежедневно утром брился в одной и той же парикмахерской и оттуда шел на службу. Кузнецов ждал его прямо за входной дверью в здании суда. Когда в 8.59 Функ открыл дверь, разведчик застрелил его тремя выстрелами в упор, затем спокойно прошел по коридору направо к боковой двери, на ходу сменил фуражку, сел в машину и был таков. Охрана бросилась в погоню, однако, перепутав машины, схватила ни в чем не замешанного немецкого майора.

Здесь необходимо отметить, что, в связи с многочисленными описаниями подвигов Никлая Кузнецова, у многих могло сложиться впечатление, что отряд «работал» на разведчика и никто, кроме него, не совершал акций возмездия. Но это не так. Вот лишь несколько примеров. Бывший офицер Красной Армии В. Борисов 10 ноября 1943 года подложил мину в здание Орте комендатуры, в результате чего три сотрудника были убиты и четверо ранены. 14 ноября 1943 года М. Шевчук бросил противотанковую гранату в окно казино — в результате взрыва погибло 7 немецких военнослужащих, а 21 человек был ранен. 15 ноября тот же М. Шевчук подложил мощное взрывное устройство, вмонтированное в чемодан, в зал ожидания первого класса железнодорожного вокзала. Ночью произошел взрыв. Погиб 21 старший офицер (от майора и выше) и около 120 офицеров было ранено. В возникшей после взрыва между самими немцами перестрелке погибло еще 4 солдата. 2 января 1944 года В. Серов прямо на улице застрелил из пистолета начальника штаба командующего войсками тыла фон Клюка. Всего же разведчиками отряда Медведева было уничтожено 11 генералов и приравненных к ним чиновников, не считая прочих офицеров.

Что же касается Николая Кузнецова, то он в конце декабря 1943 года получил новое задание — развернуть разведывательную работу во Львове. Само его появление в городе вызвало у местных подпольщиков такое воодушевление, что двое из них — Степан Пастухов («Хуст») и Михаил Кобеляцкий («Этна») — на радостях застрелили возле кинотеатра «Риальто» лейтенанта СС, а ночью, воспользовавшись вспыхнувшей во время воздушной тревоги паникой, — немецкого генерала. Всего же они уничтожили свыше 20 немецких офицеров и агентов СД.

Задачей же Николая Кузнецова во Львове было убийство губернатора «дистрикта Галиция» Отгона Вехтера или его заместителя Отто Бауэра. (Кстати, предшественника Вехтера Карла Лаша расстреляли за воровство сами немцы.) Добраться до Вехтера разведчику не удалось, поскольку, как сообщили в канцелярии губернатора, тот был болен и никуда не выходил. Однако Отто Бауэру не повезло. В 7.45 утра 9 февраля 1944 года он и его ближайший помощник, шеф канцелярии президиума правительства дистрикта, земельный советник юстиции, доктор Генрих Шнайдер были убиты на одной из центральных улиц Львова, ныне носящей имя писателя-националиста Ивана Франко.

А еще до убийства Бауэра и Шнайдера Кузнецов провел акцию в штабе люфтваффе, также находившемся в центре Львова. Здесь им были убиты подполковник ВВС Ганс Петер и обер-ефрейтор Зейдель. В немецком рапорте по поводу этого убийства сказано следующее: «31 января 1944 года около 17:20 в здании военно-воздушных сил Лемберг, Валштрассе был застрелен подполковник Ганс Петерс. Около 17.00 неизвестный в форме гауптмана без разрешения посетил указанное здание. Он был задержан охраной здания и доставлен к подполковнику Петерсу… При проверке его командировочного предписания гауптман, который назвался Паулем Зибертом, тремя выстрелами в упор застрелил подполковника Петерса. Гауптман сумел незаметно скрыться. На месте преступления найдены три гильзы калибра 7,65 мм, которые к сему и прилагаем».

След Кузнецова обрывается 12 февраля 1944 года возле села Куровицы, в 18 километрах от Львова, когда во время проверки документов он убил майора фельджандармерии Кантора. Дальнейшая судьба разведчика до сих пор точно не выяснена.

Согласно официальной версии, он решил выйти в расположение Красной Армии и в ночь с 8 на 9 марта 1944 года вместе с двумя боевыми товарищами Яном Станиславовичем Каминским («Кантор») и Иваном Васильевичем Беловым («Ил») попал в засаду в селе Боратин Львовской области, где и погиб в бою.

До осени 1944 года начальник Четвертого управления НКВД — НКГБ СССР Павел Судоплатов ничего не знал о судьбе одного из самых результативных своих «боевиков». В расположение наступающих частей Красной Армии они не выходили. Также их тел не обнаружили в прифронтовой полосе. Маловероятно, что они могли уйти вместе с отступающими частями Вермахта на Запад — у них не было надежных документов, да и их самих активно искали немцы. Возможно, они так бы и числились «без вести пропавшими», как множество других разведывательно-диверсионных групп Лубянки (в лучшем случае известен лишь предполагаемый район и время их гибели), если бы в грудах бумаг службы и полиции безопасности во Львове не был обнаружен один документ. Ранее уже рассказывалось, что фашистские спецслужбы поддерживали контакты с УПА, в частности ее руководитель в Львове оберштурмбаннфюрер СС доктор Витиска и комиссар крипо гауптштурмфюрер СС Паппе тайно встречались с представителем националистов «Герасимовским», то есть Гриньхом.

В данном документе Паппе информировал свое руководство об очередной такой секретной встрече.

«Лемберг, 29 марта 1944 г. Секретно.

Государственной важности.

Во время встречи с паном командиром 27.Ш. 1944 г. Герасимовский рассказал, что в одном из отрядов УПА за линией фронта удалось взять в плен 3-х или 4-х большевистских агентов. Руководителем их был человек, одетый в форму обер-лейтенанта немецких вооруженных сил. Кроме того, эта группа имела при себе материал относительно убийства шефа управления Бауэра… Герасимовский не знает, живы ли еще пойманные отрядом УПА агенты, но он обещал пану командиру собрать подтверждающий материал и доставить его в полицию безопасности, а также агентов, если они еще живы и их возможно будет перевести через линию фронта».

Сотрудники Второго управления (контрразведка) НКГБ УССР передали эти документ своим коллегам из Четвертого управления НКГБ УССР, оттуда они попали в Москву. Сотрудники Четвертого управления НКГБ СССР сразу поняли, что речь идет о «пропавшем без вести» Николае Кузнецове и его товарищах, хотя фамилии их, ни подлинные, ни вымышленные, в документе названы не были. Вот только в их судьбе это ничего не прояснило. Во-первых, если бы «Пух» оказался за линией фронта, то сразу же сдался бы военнослужащим Красной Армии. Во-вторых, насторожило дважды использованная фраза: если «большевистские агенты еще живы». Хотя долго ломать голову над этими загадками подчиненным Павла Анатольевича Судоплатова не пришлось.

В октябре 1944 года из Киева наркому государственной безопасности СССР Всеволоду Меркулову был прислан подлинник телеграммы-молнии, обнаруженный сотрудниками НКГБ УССР в Львове, все в том же помещении, что в годы оккупации занимали СД и зипо.

Телеграмма была направлена 2 апреля 1944 года в Берлин СС-группенфюреру генерал-лейтенанту полиции Мюллеру. В ней сообщалось:

«…Относительно жены активиста-бандеровца Лебедь, находящейся в настоящее время в заключении в концентрационном лагере Равенсбрюк.

Некоторое время тому назад конспиративным путем до меня дошли сведения о желании группы ОУН-Бандеры в результате обмена мнений определить возможности сотрудничества против большевиков. Сначала я отказывался от всяких переговоров на основании того, что обмен мнений на политической базе заранее является бесцельным. Позже я заявил, что готов выслушать желание группы ОУН-Бандеры. 5 марта 1944 года была встреча моего резидента-осведомителя с одним украинцем, который якобы уролномочен центральным руководством ОУН-Бандеры для ведения переговоров с полицией безопасности от имени политического и военного сектора организации и территориально от всех областей, где проживают или могут проживать украинцы.

В процессе дальнейших, до сего времени происшедших встреч референт-осведомитель вел переговоры главным образом с целью получения интересующих полицию безопасности осведомительных материалов о ППР, о польском движении сопротивления и о событиях на советско-русском фронте, а также за линией фронта, причем взамен этого он обещал возможности освобождения бандеровцев.

При одной встрече 1.IV.1944 года украинский делегат сообщил, что одно подразделение УПА 2.III.44 задержало в лесу близ Белогородки в районе Вербы (Волынь) трех советско-русских шпионов. Судя по документам этих трех задержанных агентов, речь идет о группе, подчиняющейся непосредственно ГБ НКВД — генералу Ф.

УПА удостоверила личность трех арестованных, как следует ниже:

1. Руководитель группы под кличкой «Пух» имел фальшивые документы старшего лейтенанта германской армии, родился якобы в Кенигсберге (на удостоверении была фотокарточка «Пуха». Он был в форме немецкого обер-лейтенанта).

2. Поляк Ян Каминский.

3. Стрелок Иван Власовец (под кличкой «Белов»), шофер «Пуха».

Все арестованные советско-русские агенты имели фальшивые немецкие документы, богатый материал — карты, немецкие и польские газеты, среди них «Газета Львовска» и отчет об их агентурной деятельности на территории советско-русского фронта.

Судя по этому отчету, составленному лично «Пухом», им и обоими его сообщниками в районе Львова были совершены следующие террористические акты.

После выполнения задания в Ровно «Пух» направился во Львов и получил квартиру у одного поляка, затем «Пуху» удалось проникнуть на собрание, где было совещание высших представителей властей Галиции под руководством губернатора доктора Вехтера.

«Пух» был намерен расстрелять при этих обстоятельствах губернатора доктора Вехтера. Из-за строгих предупредительных мероприятий гестапо этот план не удался, и вместо губернатора были убиты вице-губернатор доктор Бауэр и секретарь последнего доктор Шнайдер, оба эти немецкие государственные деятели были застрелены недалеко от их частных квартир. В отчете «Пуха» по этому поводу дано описание акта убийства до мельчайших подробностей.

После совершения акта «Пух» и его сообщники скрывались в районе Злочева, Луцка и Киверцы, где нашли убежище у скрывавшихся евреев, от которых получали карты и газеты. Среди них «Газета Львовска», где был помещен некролог о докторе Бауэре и докторе Шнайдере.

В этот период времени у него было столкновение с гестапо, когда последнее пыталось проверить его автомашину. При этом он застрелил одного руководящего работника гестапо. Имеется подробное описание происшедшего…

…Что касается задержанного подразделением УПА советско-русского агента «Пух» и его сообщников, речь идет, несомненно, о советско-русском террористе Пауле Зиберте, который в Ровно похитил среди прочих и генерала Ильгена, в Галицийском округе расстрелял подполковника авиации Петерса, одного старшего ефрейтора авиации, вице-губернатора, начальника управления доктора Бауэра и его президиал-шефа доктора Шнайдера, а также майора полевой жандармерии Кантора, которого мы тщательно искали. Имеющиеся в отчете агента «Пух» подробности о местах и времени совершенных актов, о ранениях, жертвах, о захваченных боеприпасах и т. д. кажутся точными. К тому же от боевой группы Прютцмана поступило сообщение о том, что Пауль Зиберт, а также оба его сообщника были найдены на Волыни расстрелянными…»

«…Представитель УПА обещал, что полиции безопасности будут сданы все материалы в копиях, фотокопиях или даже в оригиналах, а также живые еще парашютисты, если взамен этого полиция безопасности согласится освободить госпожу Лебедь с ребенком и родственниками.

Так как приобретением богатейших материалов агента «Пух», то есть Пауля Зиберта, выяснится исключительно важное дело государственной полиции и, кроме того, будет возможность получить материалы генерала Зейдлица и его агентов, то я считаю необходимым освобождение госпожи Лебедь и ее родственников, к тому же она и ее родственники, видимо, не представляют большой угрозы для безопасности немецких интересов в Галиции. Исходя из этого, прошу срочно рассмотреть вопрос об освобождении и до вторника 4.IV.44, 11 часов телеграммой-молнией сообщить, будет ли обещано освобождение госпожи Лебедь, ибо во вторник будет встреча референта-осведомителя с делегатом группы ОУН-Бандеры и следует опасаться того, что в противном случае материал ценный и интересующий государственную полицию будет получен вооруженными силами.

Представитель ОУН дал подробные сведения относительно тех враждебных актов против немецких интересов и снова подтвердил, что группа ОУН-Бандера ввиду угрозы физического уничтожения украинского народа Советами признает, что только полное присоединение к немецкому государству может гарантировать целостность украинского народа. Эти переговоры могли бы привести к значительному облегчению положения и иметь большое значение для полиции безопасности, поскольку были бы разрешены некоторые небольшие проблемы.

На основании вышеизложенного я прошу об освобождении семьи Лебедь, которая безусловно окупится и может способствовать разрешению украинского вопроса в наших интересах.

Следует ожидать, что если обещание об освобождении будет выполнено, то группа ОУН-Бандера будет направлять нам гораздо большее количество осведомительного материала…»[366]

Документ нарком госбезопасности Всеволод Меркулов переадресовал упоминавшемуся в тексте «генералу Ф». — руководителю советской контрразведки, а тот, в свою очередь, направил документ Павлу Судоплатову. Подчиненные последнего ее тщательно изучили и по сути содержания, и на предмет подлинности. Об этом писателю Теодору Гладкову рассказал в 1981 году сам Павел Судоплатов. После доклада сообщения наркому НКГБ Всеволоду Меркулову начальник Четвертого управления НКГБ СССР сделал на первой странице документа пометки:

«Товарищу Зубову (Петр Яковлевич Зубов — начальник отдела Четвертого управления НКГБ СССР. — Прим. авт.).

1. Наркому доложено, что всех троих следует считать погибшими.

2. «Колониста» представить к званию Героя Сов. Союза, «Кантора» и «Ила» к ордену Отечественной войны I степени.

Судоплатов

12 октября 1944 г.».

Николаю Кузнецову 5 ноября 1944 года было присвоено звание Героя Советского Союза. Вопреки распространенному мнению, он был не единственным из чекистов, кто в тот день был удостоен высшей правительственной награды «за образцовое выполнение специальных заданий в тылу противника и проявленные при этом отвагу и геройство». Кроме него, в списке значилось еще 11 фамилий чекистов — сотрудников НКГБ, в том числе и его командира Дмитрия Медведева.

Чтобы внести окончательную ясность в историю присвоения Николаю Кузнецову звания Героя Советского Союза, расскажем о том, что предшествовало этому событию.

5 ноября 1944 года правительственные награды были вручены почти 800 сотрудникам НКГБ СССР — активным участникам разведывательно-диверсионной деятельности в тылу противника, а не только Павлу Судоплатову и его заместителю. Накануне этого события нарком внутренних дел СССР Лаврентий Берия и нарком госбезопасности Всеволод Меркулов подписали письмо № 1184/6 от 4 ноября 1944 года, адресованное председателю ГКО Иосифу Сталину, следующего содержания:

«С первых дней Великой Отечественной войны НКВД-НКГБ СССР организовали разведывательно-диверсионную работу в тылу противника на временно оккупированной территории Советского Союза.

В трудных условиях сотрудники органов НКВД-НКГБ провели значительную работу по выявлению и ликвидации агентуры разведывательных и контрразведывательных органов противника и активных пособников врага, организации диверсионных актов. Многие из них при этом проявили бесстрашие, отвагу и геройство, показали образцы самоотверженности и преданности нашей Родине. Свыше 2700 человек погибло при исполнение боевых заданий.

Представляя при этом проекты Указов Президиума Верховного Совета СССР, о награждении наиболее отличившихся бойцов и офицеров НКГБ СССР, НКГБ УССР и УНКГБ областей, обеспечивших успешную работу в тылу противника, ходатайствуем о присвоение 12 бойцам и офицерам НКГБ СССР звания Героя Советского Союза (из них 4 посмертно) и о награждении 769 человек орденами и медалями СССР (из них 71 посмертно).

Просим Вашего решения».

И оно последовало незамедлительно. На следующий день Указом Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года «О награждение орденами и медалями работников органов НКГБ СССР» за образцовое выполнение специальных заданий в тылу противника и проявленное при этом отвагу и мужество, кроме главного героя нашей книги и его заместителя, были награждены:

«Орденом Отечественной войны I степени

— комиссар ГБ Шевелев Иван Григорьевич (начальник Пятого управления (шифровально-дешифровальное и спецсвязь) НКГБ СССР. — Прим. авт.)

орденом Красной Звезды:

— полковник мед. службы Майрановский Григорий Моисеевич (начальник группы 5-го отдела Четвертого управления НКГБ СССР. — Прим. авт.)». С ним мы еще встретимся на страницах книги.

Всего орденом Ленина были награждены 18 человек, орденом Красного Знамени — 48 человек, орденом Отечественной войны 1-й степени — 91 человек, 2-й степени — 171 человек, орден Красной Звезды — 312 человек, орденом «Славы» 3-й степени — 27 человек, медаль «За отвагу» — 76 человек и медаль «За боевые заслуги» — 24 человека[367]. Всего было награждено 769 человек.

В тот же день был подписан второй Указ Президиума Верховного Совета СССР о «О присвоение звания Героя Советского Союза работникам НКГБ СССР». В нем говорилось:

«За образцовое выполнение специальных заданий в тылу противника и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»:

— Кузнецову Николаю Ивановичу

— полковнику гб Медведеву Дмитрию Ивановичу…».

Всего звание Героя Советского Союза, как уже указывалось выше, было присвоено 12 сотрудникам НКГБ СССР.

Если для Четвертого управления НКГБ СССР Николай Иванович Кузнецов считался погибшим уже в ноябре 1944 года и был исключен с оперативного учета, то в контрразведке он продолжал формально оставаться действующим агентом, временно переданным в распоряжение другого подразделения госбезопасности.

В ноябре 1948 года начальник 2-го отделения отдела 2-Е Второго главного управления МГБ СССР подполковник Громов постановил:

«…агента «Колониста» из сети агентуры исключить, как погибшего в борьбе с немецкими оккупантами»[368].

Можно было бы поставить точку в биографии легендарного разведчика, как это делают большинство журналистов и историков, если бы…

Весной 1989 года следователь Следственного отдела Управления КГБ УССР по Львовской области О.В. Ракитянский принял к своему производству заявление бывшего бойца отряда «Победители» Николая Струтинского, направленное им в Генеральную прокуратуру СССР. В своем заявлении (очередном) ветеран предлагал в очередной раз назначить специальную комиссию для проведения расследования обстоятельств деятельности подпольной организации в городе Ровно в период с 1941 по 1944 год. В нем он утверждал, что руководители городского подполья Терентий Федорович Новак и Василий Андреевич Бегма на протяжении всего периода оккупации «сотрудничали с СД: выдавали наших военнопленных, бежавших из лагерей, подпольщиков, т. е. проводили предательскую работу». Мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе, отметим лишь, что высока вероятность достоверности этого утверждения. Дело в том, что после окончания войны Новак дважды допрашивался «по вопросам своей подпольной работы в городе Ровно в период 1941–1944 годов. Ни на одном из них никаких фактов практической деятельности Ровенского подполья не представил[369].

Хотим предостеречь от поспешных выводов в отношении деятельности отряда «Победители». Несмотря на формальную связь с городским подпольем, боевики отряда действовали автономно. В Ровно у Николая Кузнецова было две помощницы — Лидия Ивановна Лисовская («Лик») и ее двоюродная сестра Мария Макарьевна Микота. Вопреки официальной версии, впервые изложенной Дмитрием Медведевым в своей книге «Сильные духом»[370], первая начала сотрудничать с советскими органами госбезопасности в ноябре 1939 году, а не в 1942 году. И завербовал ее тогда оперуполномоченный НКВД Иван Михайлович Попов. А когда началась война, то ее агентурное дело агента «Веселовская» (именно такой оперативный псевдоним ей был присвоен) было отправлено в Москву[371].

Обе женщины погибли при загадочных обстоятельствах в августе 1944 года на освобожденной Красной Армией территории. Ход расследования причин их смерти контролировал лично начальник Четвертого управления НКГБ СССР Павел Судоплатов. Это свидетельствует, что обе жертвы были не рядовыми подпольщицами, а ценными агентами. К сожалению, имен убийц и мотивы преступления установить так и не удалось[372].

Ниже мы подробно расскажем об этом инциденте, а пока отметим лишь, что погибшие не были связаны с городским подпольем, но в силу того, что проживали в Ровно в течение трех лет, прекрасно были осведомлены о событиях в городе.

А теперь о боевой деятельности бойцов отряда «Победители». В достоверности изложенных в справке НКГБ СССР (датированной мартом 1945 года) фактов никто не сомневается.

«Пущено под откос 52 немецких эшелона, взорвано 3 ж.д. моста, 3 ж.д. мастерские, 2 электростанции, 1 городской вокзал (в Ровно) с солдатами и офицерами, 2 офицерских казино.

В боях и при диверсиях уничтожено более 1350 немецких солдат и офицеров, в том числе один генерал, 780 полицейских и жандармов, в боях взяты трофеи: 4 пушки, 6 минометов, 60 пулеметов, до 1000 винтовок и автоматов, боеприпасов, свыше 3 тонн взрывчатки и пр.

Завербовано 63 агента-боевика, через которых была терроризирована высшая немецкая администрация «Рейхскомиссариат Украины». Помимо указанных выше взрывов совершены следующие теракты, во время коих убито:

1; Гель — начальник отдела Рейхскомиссариата, министерский советник.

2. Винтер — финансовый референт Гебитскомиссариата.

3. Ильген — генерал-майор, командующий войсками особого назначения Украины.

4. Функ — председатель немецкого верховного суда на Украине»[373].

А вот аналогичной справки по городской подпольной организации нет. По утверждению О.В. Ракитянского:

«… за три года работы якобы подпольной организации, но фактически ни один нацист от рук Новака и Бегмы или их подчиненных не был убит».

Как мы уже писали выше, две ближайших помощницы Николая Кузнецова — Лидия Лисовская и Мария Мякота, да и он сам, были прекрасно осведомлены о происходящем в городе. После освобождения города Красной Армией Лидия Лисовская (со слов ее родной сестры) в июле 1944 года пришла в обком партии к Бегме и заявила следующее:

«…Я знаю многое о деятельности подпольной организации в Ровно, но идет война, и поэтому многое сказать не могу. Но мне известны такие данные, что из-за них могут полететь большие головы…»

По предположению О.В. Ракитянского, «она подписала себе смертный приговор». А дальше, как и в деле Николая Кузнецова, началась череда загадок. Хотя реконструировать последние дни жизни последнего удалось с помощью трофейных немецких документов. С погибшими женщинами проделать аналогичную процедуру не удалось.

После освобождения Львова Красной Армией 27 июля 1944 года большую группу бойцов отряда Дмитрия Медведева вызвали в Москву для вручения правительственных наград. Все они должны были ехать поездом, кроме… Лидии Лисовской и Марии Мякоты. Им почему-то руководство местного НКГБ приказало добираться до Киева на машине, а дальше поездом[374]. Возможно, что такое странное распоряжение можно объяснить документом, выданным УНКГБ по Львовской области и обнаруженным у погибшей.

«Выдано настоящее тов. Лисовской Лидии Ивановне в том, что она направляется в распоряжение УНКГБ по Ровенской области в г. Ровно. Просьба ко всем воинским и гражданским властям оказывать всемерную помощь в продвижении т. Лисовской к месту назначения»[375].

Может быть, с ней решили побеседовать местные чекисты? Ответ на этот вопрос неизвестен.

По непонятной причине об этом документе ничего не сообщает О.М. Ракитянский. Зато бывший следователь КГБ УССР пишет о некоем дневнике, который был обнаружен у погибшей и бесследно исчез в местном управлении НКВД.

Также в деталях различается описание убийства помощниц Николая Кузнецова. По версии О.М. Ракитянского:

«Со слов опрошенных жителей одного из сел Хмельницкой области стало известно, что в последних числах августа 1944 года, после обеда, когда они работали в поле, через село проехала машина-полуторка в сторону Киева. Минут через 15–20 она проследовала в обратном направлении. Где-то на выезде из села машина остановилась, и люди увидели и услышали, как находящиеся в кузове женщина начала кричать: «Не убивайте!» В это же время из кабины выскочила вторая женщина и побежала в поле к селянам. Прозвучали выстрелы. Женщина упала. Машина поехала дальше. Люди побежали к месту происшествия, обнаружили труп женщины. Метров через 600–700, после очередных выстрелов, на обочине дороги был обнаружен труп второй женщины… Жители села хорошо запомнили, что убийцы были в форме офицеров Красной Армии…»[376] .

А вот другое описание того же убийства. В нем не только другие детали гибели двух подпольщиц, но и дата их смерти.

«27 октября 1944 года в селе Каменка вблизи шоссейной дороги Острог — Шумск были обнаружены трупы двух женщин с пулевыми ранениями. При них найдены документы на имя Лисовской Лидии Ивановны, 1910 года рождения, и Микота Марии Макарьевны, 1924 года рождения. По опросам местных жителей следствие установило, что около 19 часов 26 октября 1944 года на шоссе остановилась 6-тонная военная машина, в кузове которой находились две женщины и трое или четверо мужчин в форме офицеров советской армии. Первой с машины сошла Минота, а когда Лисовская хотела подать ей из кузова чемодан, раздались три выстрела. Мария Минота была убита сразу. Машина рванулась с места, и Лидия Лисовская, раненная первым выстрелом, была добита и выброшена из машины дальше по шоссе.

Автомашина быстро ушла по направлению к городу Шумск. Проезжая Шумское КПП, на требование бойцов контрольно-пропускного пункта не остановилась, а, разбив на ходу шлагбаум, умчалась на Кременец. Задержать ее не удалось»[377].

Тайна смерти этих женщин не раскрыта и в наши дни. Одни историки утверждают, что подпольщицы стали жертвами немецких агентов, другие — западноукраинских националистов, а третьи — партийного руководства Украины. Кто на самом деле приказал их «ликвидировать» — мы уже никогда не узнаем.

Глава 13 ПОСЛЕДНЯЯ ГАСТРОЛЬ АРТИСТА

Среди тех, кого руководство советских органов госбезопасности планировало «ликвидировать» в первую очередь, особое место занимал пожилой актер (в 1941 году ему исполнилось шестьдесят лет) Всеволод Александрович Блюменталь-Тамарин. В годы Великой Отечественной войны он не занимал высоких постов в оккупационной администрации, не организовал воинские формирования из коллаборационистов, а всего лишь занимался привычным делом — играл в спектаклях, выступал с монологами по радио и т. п. Правда, делал он это очень талантливо. Один из его популярных номеров — имитируя голос Иосифа Сталина, он зачитывал сочиненные в Берлине постановления Советского правительства. Расскажем подробнее об этом неординарном человеке.

Родился он в 1881 году в артистической семье. Отец — известный режиссер и актер Александр Эдуардович Блюменталь-Тамарин и мать — актриса Мария Михайловна Блюменталь-Тамарина. С 1901 года играл на профессиональной сцене. Впрочем, в автобиографической справке «25 лет на сцене», опубликованной в 1926 году в журнале «Театр», он утверждал, что актером стал значительно раньше 1901 года.

«…Сейчас мне 44 года. Все детство прошло на сцене. В 7 лет я уже играл. Окончил Московское реальное училище. Был на первом семестре Тенишевского училища. Во время студенческих волнений мы выбросили из окна чертежной подосланного полицейского шпика, в результате чего я и 35 студентов «вылетели» из института с волчьими билетами. После этого я решил бесповоротно — иду на сцену. Вступил в оперетту Шумана в Вильно, где отец был режиссером». Потом была череда городов, театров и ролей.

В 1917 году он жил в Харькове. В годы Гражданской войны на территории Украины поддерживал Белое движение. После установления советской власти его арестовали, но после вмешательства наркома просвещения Луначарского выпустили на свободу. Его «белогвардейское прошлое» власть не только забыла, но и активно поддерживала его творчество. Так, в 1926 году в Москве торжественно отмечали юбилей — 25 лет актерской карьеры. В торжествах приняли участие ведущие театральные актеры столицы.

В мае 1941 года Блюменталь-Тамарин отправляется в гастрольную поездку с программой, посвященной 100-летию со дня смерти Михаила Лермонтова. Война застает его в Черновцах. Прервав гастроли, он возвращается в Москву и, захватив ценные вещи и архив, перебирается с семьей на дачу в Новый Иерусалим — рядом с Истрой, в 60 км от Москвы, рядом с Волоколамским шоссе. По свидетельству очевидца, во время приближения немцев актер говорил: «они нас не тронут — я же немец (его отец был немцем по национальности)».

В конце января 1942 года немецкие войска заняли Истру. Пожилого актера оккупанты действительно не тронули — более того, привлекли к сотрудничеству. А может, он и сам предложил свои услуги. Вспомним его «белогвардейское» прошлое. Уже 2 февраля 1942 года актер выступил по радио с обращением, в котором призывал соотечественников не защищать сталинский режим и сдаваться. Передачи становятся регулярными: они выходят в эфир каждый вторник и четверг в 18:00. Реакция Москвы последовала незамедлительно — 27 марта 1942 года военная коллегия Верховного Суда СССР заочно приговаривает Блюменталь-Тамарина к расстрелу.

Затем актер перебрался в Берлин. В эмигрантской газете «Новое слово» печатались объявления о его выступлениях в сценах из спектаклей: «Маскарад» Лермонтова, «На людном месте» Островского, «Гамлет» Шекспира, «Медведь» Чехова — 17.2.43 — в Шуман-зале, 13.6.43 — в Бах-зале…

Возглавлял Театр русской драмы в Киеве. Одной из наиболее известных его постановок была переделанная пьеса «Фронт» А. Корнейчука, которая ставилась под названием «Так они воюют».

Погиб он при загадочных обстоятельствах 10 мая 1945 года в городе Мюнзинген (Германия)[378]. Отдельные журналисты поспешили приписать его смерть «спецоперации, проведенной СМЕРШем». В то, что армейские чекисты «ликвидировали» актера после окончания Великой Отечественной войны, верится с большим трудом. Обычно коллаборационистов такого уровня старались взять живыми и доставить в Советский Союз. Слишком много знали эти люди, чтобы просто так их убивать. Понятно, если бы на календаре был 1943 или 1944 год.

У Лубянки был шанс ликвидировать его во время Великой Отечественной войны, но никакого отношения военная контрразведка к этой операции не имела. Убить Всеволода Александровича Блюменталь-Тамарина должен был его племянник — Игорь Миклашевский, до войны — талантливый боксер.

Игорь родился и вырос в известной театральной семье. Его отец, Лев Лощилин, был хореографом Большого театра. Мать, актриса Камерного театра Августа Миклашевская, слыла одной из первых московских красавиц. Именно ей Сергей Есенин посвятил в 1923 году цикл стихов «Любовь хулигана»: «Что так имя твое звенит, словно августовская прохлада?»; «Поступь нежная, легкий стан»; «Я б навеки пошел за тобой хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь, в первый раз отрекаюсь скандалить». В этот период поэт часто бывал в доме актрисы, играл с ее пятилетним сыном.

Он окончил престижную московскую школу с углубленным изучением немецкого языка, что в дальнейшем сыграло заметную роль в его судьбе. Многие его одноклассники мечтали об артистической карьере, да и родители думали, что сын изберет стезю, связанную с искусством. Но юноша страстно увлекся боксом, и его успехи на ринге были впечатляющи. До войны он учился в институте физкультуры на факультете бокса. В апреле 1941 года стал чемпионом по боксу Ленинградского военного округа в среднем весе. Летом его ждало участие в первенстве СССР. В спортивной прессе отмечали его наступательную манеру ведения боя, тактическую грамотность, не по годам зрелую технику, выдержку, хладнокровие. Война перечеркнула все его планы. Вместо ринга и света прожекторов, аплодисментов поклонников и призов — старший сержант 189-го зенитного артиллерийского полка, который еще в годы советско-финской войны должен быть защищать Ленинград от возможных налетов финской авиации.

Артист-предатель Блюменталь-Тамарин

В конце 1942 года Игоря Миклашевского вывезли с передовой в Москву. Начался многомесячный процесс подготовки под руководством опытнейшего чекиста Виктора Ильина. В апреле 1943 года он перешел на сторону врага. И сразу же у него начались серьезные проблемы. Дело в том, что за двое суток до его «предательства» из той же самой части дезертировали двое красноармейцев. Их показания сильно отличались от тех сведений, что сообщил немцам Игорь Миклашевский. Возможно, боксера расстрелял и бы как «советского агента», но от смерти его спас дядя. Даже не сам родственник, а его фамилия, которой были подписаны многочисленные антисоветские листовки. Игорь Миклашевский был отправлен в лагерь военнопленных под Смоленском. Оттуда попал в армию Андрея Власова, затем служил во Франции. В 1944 году он получил десятидневный отпуск и несколько раз встречался со своим дядей, но выполнить задание НКВД не удалось. Снова служба во Франции. Тяжелое ранение в шею. После долгого лечения он оказался на территории Германии, где устроился в один из лагерей для подготовки власовских пропагандистов. Там он занимался спортивной работой.

Задание чекистов ему все же удалось выполнить в начале мая 1945 года. Однажды он вместе с дядей оказался вдвоем в лесу, там и привел приговор военной коллегии Верховного суда СССР в исполнение. Затем захватил архив Блюменталь-Тамарина и вместе с этими бумагами сдался американцам. В плену заявил, что он советский разведчик, и потребовал встречи с представителями Красной Армии. Затем на самолете его доставили в Москву.

Отдельные журналисты подхватили запущенную П.А. Судоплатовым (или от его имени) красивую историю о том, что Игорь Миклашевский должен был убить самого Адольфа Гитлера, постоянно находился в Берлине, где участвовал в светских раутах и активно занимался боксом, во Франции участвовал в движении Сопротивления, был ранен и лечился в военном госпитале под чужим именем, да и возвращение в Москву заняло у него два года[379].

Глава 14 ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ «ВОРОНА»

Имя генерал-лейтенанта Власова хорошо известно всем, кто интересуется историей Великой Отечественной войны. Перейдя на сторону немцев, он выступил с инициативой создания «Русской Освободительной армии», задачей которой декларировал борьбу с советской властью. Органам госбезопасности было поручено ликвидировать Власова любым способом. Но, прежде чем перейти к рассказу о многочисленных операциях, имевших целью обезвредить предателя, стоит коротко изложить его биографию.

Андрей Андреевич Власов родился 1 января 1901 года в селе Ломакино Покровской волости Сергачевского уезда Нижегородской губернии. Его отец был крестьянином-середняком, бывшим кирасиром лейб-гвардии. Старший брат, Иван Андреевич Власов — расстрелян ЧК в 1918 году за участие в контрреволюционном заговоре. Сам Андрей Власов сначала учился в духовном училище, в Нижегородской духовной семинарии, затем поступил в Нижегородский университет, на аграрный факультет, 1-й курс которого окончил в 1919 году.

Несмотря на трагическую смерть старшего брата, Власов в 1920 году вступил добровольцем в Красную Армию и был зачислен на Нижегородские пехотные курсы. Он принимал активное участие в Гражданской войне, воевал против Врангеля, Махно. В 1928 году Власов был направлен на стрелковые тактические курсы им. Коминтерна, после чего служил командиром батальона в 26-м полку 9-й Донской дивизии. В 1933 году, после окончания Высших тактических курсов комсостава РККА «Выстрел», он был переведен в штаб Ленинградского ВО, а в феврале 1938 года назначен командиром 133-го полка 72-й стрелковой дивизии. Тогда же ему было присвоено звание полковника.

Осенью 1938 года Власова направляют в Китай в качестве военного советника Чан Кайши — там, под фамилией Волков, он находился сначала в качестве начальника штаба главного военного советника Александра Черепанова, а затем был советником генерала Ян Сишана. В мае 1939 года, после возвращения Черепанова в СССР, Власов исполнял обязанности главного военного советника при Чан Кайши, за что был награжден орденом Золотого Дракона и золотыми часами.

Отдельные журналисты и «историки» утверждают, что в Москве был разработан план по внедрению Андрея Власова в немецкую разведку. Военный советник должен был продемонстрировать свое недовольство советской властью, а также свое моральное падение — многочисленные любовные похождения и тем самым обратить на себя Абвера. По утверждению этих авторов операция советской военной разведки так и не была реализована[380].

Генерал-предатель А.А. Власов

Есть и другая версия. Согласно ей, Андрей Власов все же стал агентом немецкой разведки, но о новом работодателе не сообщил куда следует. Эту версию озвучил ветеран военной контрразведки Аркадий Николаевич Корнилков. В августе 1952 года он учился на IV курсе немецкого факультета Ленинградского института иностранных языков МГБ. В качестве преддипломной практики он участвовал в «просмотре немецкой трофейной документации, захваченной при штурме Берлина в мае 1945 года». Просматривая личную переписку министра пропаганды Геббельса, он обнаружил «отчет о проведении в Праге съезда военных формирований «Русской освободительной армии». К нему прилагалась справка «о личности генерала Власова, где сообщалось о его заслугах перед рейхом. В этом документе говорилось, что в 1938–1939 годах Власов находился в Китае в составе группы военных советников РККА… В эти годы Власов был привлечен к сотрудничеству офицером Абвера (указывалась его фамилия). С этого времени он постоянно оказывал помощь германскому вермахту, вплоть до своего перехода на сторону немецких войск. Указывались и другие заслуги Власова перед рейхом»[381].

В ноябре 1939 года Андрей Власов вернулся в СССР и был назначен командиром 72-й дивизии. В дальнейшем генерал-майор Власов командовал поочередно несколькими дивизиями, был награжден орденом Ленина.

Войну он встретил в должности командира 4-го механизированного корпуса KOBO. В июле 1941 года корпус был быстро разгромлен, но Власов сумел выйти к своим, после чего был назначен командующим 37-й армией и принимал участие в обороне Киева. В ходе боев за столицу Украины армия попала в окружение, была почти полностью уничтожена, однако командующему опять удалось избежать плена.

В ноябре 1941 года, после личной встречи со Сталиным, Власов получает назначение командующим 20-й армии Западного фронта, которая сыграла большую роль в остановке немецкого наступления под Москвой. Хотя первые несколько месяцев после назначения Власов реально не командовал армией, поскольку лечился, по одним данным от воспаления среднего уха, а по другим — от венерического заболевания, успехи армии были автоматически приписаны ему В январе 1942 года его награждают орденом Боевого Красного Знамени и производят в генерал-лейтенанты, в марте назначают заместителем командующего Волховским фронтом, а в апреле — командующим 2-й ударной армией.

Выше было рассказано об идее использования Андрея Власова в качестве «двойного агента» в 1938 году. В Москве об этой идеи не забыли. По утверждению ветерана КГБ Станислава Лекарева, в начале 1942 года Иосиф Сталин одобрил предложение руководства советской военной разведки о внедрение генерала в немецкие разведорганы. Переход генерала на сторону противника и все последующие события — этапы сверхсекретной операции советской военной разведки. Понятно, что кроме Станислава Лекарева никто из журналистов и историков об этом мероприятии не знал, т. к. деликатность операции и желание исключить риск ее расшифровки объясняет то, что документов при этом не составлялось. Требовать их в качестве подтверждения этой тайной акции смешно»[382]. Что же происходило на самом деле?

В июне 1942 года 2-я армия начала наступление, которое сейчас признано неоправданным и полностью неподготовленным, но на котором настаивала Ставка. Попав в окружение, солдаты героически сражались, о чем свидетельствуют потери — 10 000 чел. было убито, 10 000 вырвались к своим, и около 10 000 пропало без вести (из них часть ушла к партизанам, часть попала в плен). Самого командующего, вместе с поваром Марией Вороновой, 12 июля 1942 года в деревне Туховичи местный староста выдал немецкому патрулю 28-го пехотного корпуса.

Игорь Миклашевский

О пленении генерала Власова в Ставке узнали из сообщения немецкого радио. Впрочем, этот факт не вызвал в Москве особых эмоций. Сотрудники Особого отдела, докладывая о судьбе генерала, охарактеризовали ситуацию так: «На последних этапах вывода 2-й Ударной армии из окружения тов. Власов проявил некоторую растерянность». 10 октября 1942 года приказом ГУК НКО № 0870 генерал-лейтенант Власов был объявлен пропавшим без вести, после чего о нем не вспоминали до весны 1943 года.

Власовцы: справа налево — полковник В.В. Поздняков, генерал Ф.И. Трухин, генерал М.В. Богданов и сам Власов

Что же касается самого пленного генерала, то его 13 июля 1942 года доставили в штаб 18-й армии вермахта. Там его допросили и отправили в Винницу, в Особый лагерь для пленного высшего состава РККА. Находясь в лагере, он, вместе с полковником Боярским, в августе 1942 года составил доклад на имя верховного командования вермахта, в котором утверждал, что население СССР приветствовало бы свержение сталинского режима. После этого шага генерала в сентябре 1942 года перевозят в Берлин, в распоряжение отдела пропаганды вермахта. В столице Германии Власов и генерал Малышкин издают так называемый «Смоленский манифест». В апреле 1943 года генерал посетил Ригу, Псков, Гатчину, Остров, где выступал перед местным населением от имени «Русского комитета», агитируя за создание «Русской освободительной армии», призванной бороться со сталинским режимом и советской властью.

Действовал генерал-перебежчик с размахом, и, безусловно, подобные выступления и заявления не могли не быть замеченными компетентными органами. Одно из первых сообщений поступило в Москву на имя Иосифа Сталина 7 апреля 1943 года из Белоруссии: «Партизанской разведкой установлено, что изменник, бывший командующий 2-й Ударной армии генерал-лейтенант Власов взял на себя руководство т. н. Русской народной армией. В последних числах марта месяца Власов посетил части РИА в г. Борисов. 21 марта в издающихся в Белоруссии фашистских газетах помещена его статья «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом». Нами даны указания Власова держать в поле зрения и организовать его ликвидацию.

Секретарь ЦК КП(б) Белоруссии — начальник Белорусского штаба партизанского движения (П. Калинин)»[383].

Разумеется, это было далеко не единственное разведывательное донесение о деятельности Власова. 3 июня 1943 года военной разведкой на основе агентурных сведений был составлен следующий документ, адресованный в Главное политуправление Красной Армии: «Сообщаем дополнительные данные, полученные из агентурных источников, относительно т. н. «Русской Освободительной армии», возглавляемой Власовым.

Власов предложил германским военным властям создать антисоветскую армию из в/п (военнопленных. — Прим. авт.) вскоре после своей сдачи в плен. Однако ход этому делу был дан только после разгрома германских войск под Сталинградом. В марте 1943 г. состоялась встреча Власова с Гитлером. Затем была созвана конференция в/п, проходящая под председательством Власова. Конференция приняла обращение к в/п о создании «Русской Освободительной армии». Немцы обещали «добровольцам» хорошее питание, одежду и т. д. Поступило 100 тыс заявлений. По мнению информатора, заявление подало подавляющее большинство в/п, так как из 3 млн в/п 1,3 млн к тому времени умерло от голода, болезней или были убиты.

Как одного из ближайших помощников Власова информатор называет б. див. комиссара Зык (Зыков. — Прим. авт.), якобы ранее работавшего в редакции газеты «Известия ЦИК». Зык будто бы заявил «я пошел против Сов. Союза, потому что не согласен с большевиками и являюсь сторонником Троцкого».

В штабе Власова работает бывший майор Николаев, который в беседе с информатором сказал, что он и многие другие приняли участие в создании «Русской освободительной армии», чтобы спасти от верной смерти сотни тыс в/п и улучшить условия их жизни. «Но мы никогда не будем воевать против Кр. А., — сказал Николаев, — а когда получим оружие, то посмотрим еще, как его использовать».

Штаб «Русской Освободительной армии» находится в Берлине (Викторие-штрассе, 51). Общий отдел штаба долгое время находился в Смоленске, а позднее — в Пскове.

Информатор сообщил, что помимо армии Власова немцы сформировали армию для борьбы с партизанами. Эта армия набрана из немцев, поляков, жителей оккупированных областей СССР и частью из в/п. Численность армии якобы 300 тыс. чел. Личный состав носит значки с буквами ЕКУЕ) (значение этих букв неизвестно). Власов ходатайствовал о том, чтобы ему подчинили и эту армию, но немцы на это не согласились»[384].

Военная коллегия Верховного суда СССР заочно вынесла генералу Власову смертный приговор, а в НКГБ СССР было заведено оперативное дело «Ворон», и на Власова началась планомерная охота. Зада ние обнаружить и ликвидировать «Ворона» получили практически все руководители разведывательных отрядов НКГБ, находящихся за линией фронта, — Карасев, Лопатин, Медведев и другие. Кроме того, для ликвидации Власова на оккупированные территории были заброшены специальные мобильные группы и агенты НКГБ. О масштабах охоты на Власова можно судить по следующему документу:

«СОВ.СЕКРЕТНО экз. № 1 СССР

НАРОДНЫЙ КОМИССАРИАТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ

БЕЗОПАСНОСТИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ 27 августа 1943 г. товарищу СТАЛИНУ И.В.

№ 1767/м г. МОСКВА

Созданный немцами «Русский Комитет», как известно, возглавляется изменником Родине бывшим генерал-лейтенантом Красной Армии Власовым А.А. (впредь именуемым «Ворон»).

«Ворон», проживая постоянно в районе гор. Берлина, периодически посещает города Псков, Смоленск, Минск, Борисов, Витебск, Житомир и другие, где немцами организованы отделения «Русского Комитета» и части «Русской освободительной армии».

В целях ликвидации «Ворона» НКГБ СССР проводятся следующие мероприятия:

1. По гор. Пскову.

а) Редактором газеты «Русского Комитета» «Доброволец», издающейся в Пскове, является ЖИЛЕНКОВ Г.К., выдающий себя за «Генерал-лейтенанта Красной Армии».

Руководитель действующей в тылу противника оперативной группы НКГБ СССР т. РАБЦЕВИЧ донес, что ЖИЛЕНКОВ в Красной Армии являлся членом Военного Совета 32-й армии.

Проверкой установлено, что ЖИЛЕНКОВ Г.Н., 1910 года рождения, по специальности техник, быв. секретарь Ростокинского райкома Московской организации ВКП(б), действительно являлся членом Военного Совета 32-й армии в звании бригадного комиссара и с октября 1941 года считался пропавшим без вести.

В феврале — марте т.г. на некоторых участках фронта немцами разбрасывалась листовка с изображением фотографий членов «Русского Комитета» во главе с «Вороном». В одном из лиц, снятых на этой фотографии, опознан упомянутый выше ЖИЛЕНКОВ. Для изучения возможности установления связи с ЖИЛЕНКОВЫМ, в целях его последующей вербовки и возможного привлечения к делу ликвидации «Ворона», нами в район Псков — Порхов заброшена оперативная группа НКГБ СССР под руководством начальника отделения майора государственной безопасности тов. КОРЧАГИНА, снабженного письмом от жены ЖИЛЕНКОВА, проживающей в Москве и рассчитывающей, несмотря на то что она получает пенсию за «пропавшего» мужа, что он жив и находится в партизанском отряде.

Письмо жены по нашим расчетам должно:

1. Напомнить ЖИЛЕНКОВУ о семье, в целях склонения его к принятию наших предложений участвовать в ликвидации «Ворона».

2. Убедить ЖИЛЕНКОВА, что семья его пока не репрессирована и что от его дальнейшего поведения будет зависеть ее судьба.

3. Доказать, что лицо, которое свяжется с ЖИЛЕНКОВЫМ от нашего имени, действительно прибыло из Москвы и не является подставой гестапо.

Если ЖИЛЕНКОВ согласится и примет участие в ликвидации «Ворона», ему будет обещана возможность возврашения на нашу сторону и прошение его измены.

б) На случай, если ЖИЛЕНКОВ откажется от участия в деле ликвидации «Ворона», НКГБ СССР подготовлена группа испанцев в 5 человек из быв. командиров и бойцов испанской республиканской армии, проверенных нами на боевой работе. Группу возглавляет тов. ГУЙЛЬОН.

ГУЙЛЬОН Франциско, 22-х лет, капитан Красной Армии, дважды направлялся в тыл противника со специальными заданиями, награжден орденом Ленина. Будучи мальчиком, состоял в рядах испанской республиканской армии и проявил себя в борьбе с фашистами положительно.

Группа ГУЙЛЬОНА будет придана тов. КОРЧАГИНУ и, в случае прибытия «Ворона» в район Пскова, использована для его ликвидации следующим образом:

На одном из участков Ленинградского фронта дислоцируется «Голубая дивизия», подразделения которой часто выходят в район Пскова. Появление в Пскове нашей оперативной группы испанцев, одетых в форму «Голубой дивизии», знающих испанский язык и снабженных соответствующими документами, не привлечет особого внимания со стороны местной администрации.

Перед испанцами поставлена задача проникнуть под благовидным предлогом к «Ворону» и ликвидировать его. Наряду с этим, перед оперативной группой тов. КОРЧАГИ НА поставлена задача изыскать на месте и другие возможности для выполнения задания.

II. По гор. Смоленску.

а) Для подготовки необходимых мероприятий и проведения операции в Смоленске нами заброшен в тыл противника старший оперуполномоченный НКГБ СССР, старший лейтенант государственной безопасности тов. ВОЛКОВ, в помощь которому выделены следующие агенты:

1. «Клере» <…> 1898 года рождения, русский, беспартийный, инженер-электрик, с органами НКВД — НКГБ сотрудничает с 1930 года. Использовался по диверсионной работе в Испании, неоднократно успешно выполнял боевые задания. Смелый, решительный человек, владеет немецким языком.

2. «Густав» <…> 1905 года рождения, немец, член германской коммунистической партии, политэмигрант, участвовал в гражданской войне в Испании и зарекомендовал себя как честный, боевой человек. Выполнил ряд специальных задан ий НКГБ СССР и проявил себя с положительной стороны.

Перед оперативной группой т. ВОЛКОВА поставлена задача связаться с заброшенной нами в октябре-ноябре 1942 года в гор. Смоленск группой резидентов, располагающих необходимыми связями.

«Клере» и «Густав», знающие немецкий язык, нами снабжаются формой немецких офицеров и, в случае прибытия «Ворона» в гор. Смоленск, должны проникнуть к нему под видом германских офицеров.

Тов. ВОЛКОВУ также придана оперативная группа НКГБ в составе 22-х человек под командованием ст. лейтенанта тов. ПОГОДИНА, которая нами направлена в район города Невель, где, по имеющимся данным, дислоцируется штаб «Ворона» на случай его приезда в Невель.

б) Управлением НКГБ по Смоленской области для проведения подготовительной работы по ликвидации «Ворона» в район Рославля заброшена оперативная группа в составе 5 человек.

Руководитель группы СКОБЕЛЕВ Александр Андреевич, 1916 года рождения, член ВЛКСМ, уроженец Тульской области, быв. работник жел. дор. милиции Смоленской области, в 1942 году находился на оккупированной противником территории Смоленской области и проявил себя положительно.

в) В Руднянский район Смоленской области заброшен агент «Максимов» с рацией и радисткой.

«Максимов» <…> 1919 года рождения, член ВЛКСМ со средним образованием, педагог, уроженец Рудня некого района Смоленской области. Имеет опыт работы в тылу противника. «Максимову» дано задание установить связь и использовать для работы вокруг «Ворона» заброшенного в июне 1942 г. в тыл противника УН КГБ по Смоленской области и осевшего в гор. Смоленске резидента «Дубровский».

III. По гор. Минску.

а) НКГБ Белорусской ССР переброшена в район Минска оперативная группа из ответственных работников и проверенной агентуры НКГБ БССР, возглавляемая подполковником государственной безопасности тов. ЮРИНЫМ С.В. Для выполнения поставленной задачи в гор. Минске группа располагает следующими возможностями:

1) В Минске проживает агент НКГБ БССР «Иванов» <…> «Иванов», 1909 года рождения, белорус, с высшим образованием, литератор, профессор, в прошлом участник контрреволюционной организации «Союз Вызволения Белоруссии». «Иванов» немцами произведен в академики и назначен заместителем генерального комиссара Белоруссии Кубе <…>

2) В Минске также проживает агент НКГБ «Пегас» <…> «Пегас», 1896 года рождения, композитор, быв. начальник музыкального отдела управления по делам искусств Белорусской ССР. «Пегас», пользуется доверием у немцев и по их заданиям выступает по радио с профашистскими докладами.

Группе тов. ЮРИНА дано задание тщательно проверить перечисленных выше агентов и, в зависимости от результатов проверки, использовать их для выполнения задачи.

Независимо от результатов проверки и переговоров с упомянутой агентурой, тов. ЮРИНУ дано задание установить связь и использовать для участия в операции по «Ворону» созданные НКГБ Белорусской ССР семь резидентур, в составе 27 осведомителей, в том числе:

1) Резидент «Саша» <…> работает заведующим гаража «Белорусской газеты», владеет немецким языком, пользуется доверием у немецких властей.

2) Агент «Заря» <…> белорус, работает в отделе пропусков генерального комиссариата Белоруссии, имеет связи среди работников комиссариата и обеспечивает агентуру НКГБ БССР пропусками для прохода в гор. Минск.

В состав оперативной группы тов. ЮРИНА входит также агент «Учитель», уже бывший в Минске по заданию НКГБ Белорусской ССР.

«Учитель» <…> 1912 года рождения, беспартийный, уроженец гор. Хвалынска Саратовской области, с высшим образованием, окончил Белорусский педагогический институт, до войны преподаватель средней школы в Сиротинском районе Минской области. После оккупации Белоруссии остался работать в Сиротинской районной управе на должности инспектора школ. В сентябре 1942 года ушел в партизанский отряд КОРОТКИЙ А, которым был выведен за линию фронта и после вербовки НКГБ БССР заброшен в гор. Минске заданием создания агентурной сети. По заданию НКГБ БССР «Учитель» через завербованного агента осуществил ликвидацию одного из видных деятелей «Белорусской Национальной Самопомощи»…

Кроме того, в распоряжение тов. ЮРИНА для обеспечения подготовки ликвидации «Ворона» приданы четыре оперативные группы НКГБ БССР, общей численностью 37 человек, действующие в районе Минска и имеющие опыт боевой работы в тылу противника.

б) НКГБ Белорусской ССР переброшена в район гг. Орши и Борисова оперативная группа в 5 человек, возглавляемая полковником государственной безопасности тов. СОТИКОВЫМ.

Для выполнения поставленной задачи по «Ворону» тов. СОТИКОВУ предложено использовать:

1. Оперативную группу НКГБ СССР в составе 8 человек, возглавляемую лейтенантом СОЛЯНИК Ф.А., создавшего в Борисовском и Минском районах Белоруссии 2 резидентуры. Группа тов. СОЛЯНИКА успешно провела в тылу противника ряд диверсионных актов и имеет опыт боевой работы.

2. Действующую в Оршанском районе Белоруссии оперативную группу НКГБ СССР в составе 47 человек, возглавляемую тов. РУДИНЫМ Д.Н., активно проявившим себя в тылу противника в борьбе с немецкими захватчиками.

IV. По гор. Витебску.

В районе Полоцк — Витебск действует оперативная группа НКГБ СССР под руководством майоратов. МОРОЗОВА, располагающая до 1900 человек бойцов и командиров. Группа тов. МОРОЗОВА проводит активную подрывную работу в тылу противника. В апреле с.г. в опергруппу явились следующие перебежчики из «Боевого Союза Русских Националистов»:

1. ВЕДЕРНИКОВ Федор Васильевич, 1911 года рождения, быв. командир батареи 23-й стрелковой дивизии 11-й армии, в августе 1941 года под Великими Луками, будучи ранен, был захвачен немцами в плен.

2. ЛЕОНОВ Дмитрий Петрович, 1912 года рождения, быв. радиотехник 599-го противотанкового полка, быв. военнопленный.

3. НАГОРНОВ Петр Афанасьевич, 1922 года рождения, быв. боец противотанковой части № 1638, быв. военнопленный.

Перечисленные лица располагают связями среди бойцов и командиров создаваемых немцами частей «Русской Освободительной Армии», дали ценные показания о разведывательной работе, проводимой немцами посредством участников этих частей, и изъявили желание принять активное участие в борьбе против немцев.

ВЕДЕРНИКОВ, ЛЕОНОВ и НАГОРНОВ назвали ряд лиц из состава «РОА», которые настроены патриотически и намереваются перебежать на нашу сторону.

Тов. МОРОЗОВУ дано задание установить связь с названными ВЕДЕРНИКОВЫМ, ЛЕОНОВЫМ и НАГОРНОВЫМ лицами, запретить им переход на нашу сторону и использовать их для подготовки и осуществления необходимых мероприятий в отношении «Ворона».

V. По районам Калининской области.

Управлением НКГБ по Калининской области сформирована оперативная группа в составе 20 человек, возглавляемая старшим лейтенантом государственной безопасности тов. НАЗАРОВЫМ, которая переброшена на оккупированную территорию Калининской области с задачей ведения работы по «Ворону» в Невельском, Ново-Сокольническом, Идрицком и Пустошкинском районах, с использованием имеющейся в этих районах нашей агентуры.

VI.

Задания о подготовке необходимых мероприятий по ликвидации «Ворона» нами даны также следующим оперативным группам НКГБ СССР, действующим в тылу противника:

1. Оперативной группе тов. ЛОПАТИНА, находящейся в районе гор. Борисова БССР.

2. Оперативной группе тов. МАЛЮГИНА, находящейся в районе г.г. Жлобин — Могилев БССР.

3. Оперативной группе тов. НЕКЛЮДОВА, находящейся в районе Вильно — Молодечно БССР.

4. Оперативной группе тов. РАБЦЕВИЧА, находящейся в районе Бобруйск — Калинковичи БССР.

5. Оперативной группе тов. МЕДВЕДЕВА, находящейся в районе гор. Ровно УССР.

6. Оперативной группе тов. КАРАСЕВА, находящейся в районе Овруч — Киев.

Руководителям перечисленных оперативных групп предложено изучить условия жизни и быта «Ворона», состояние его охраны, своевременно выявлять и доносить в НКГБ СССР данные о местопребывании и маршрутах следования «Ворона».

VII.

3 июля 1943 года на базу оперативной группы НКГБ СССР в районе Борисова, руководимой капитаном госбезопасности тов. ЛОПАТИНЫМ, явились бежавшие из немецкого плена майоры Красной Армии ФЕДЕНКО Ф.А., 1904 года рождения, член ВКП(б), в Красной Армии занимал должность начальника штаба инженерных войск 57-й армии, и ФЕДОРОВ И.П., 1910 года рождения, член ВКП(б), в Красной Армии занимал должность заместителя начальника отдела кадров Приморской армии.

ФЕДОРОВ и ФЕДЕНКО рассказали, что в начале 1943 года они учились на организованных немцами в Борисове хозяйственных курсах для старших офицеров из числа советских военнопленных и что начальником штаба этих курсов являлся комбриг, именуемый немцами генерал-майором, БОГДАНОВ Михаил Васильевич, который настроен против немцев, но маскируется.

Проверкой установлено, что БОГДАНОВ Михаил Васильевич, 1907 года рождения, беспартийный, с высшим образованием, в Красной Армии с 1918 года, в начале войны занимал должность начальника артиллерии 8-го стрелкового корпуса, считается пропавшим без вести с 1941 года. Компрометирующих данных на него нет. Семья его в составе жены и дочери проживает в Баку. В результате предпринятых опергруппой мероприятий с БОГДАНОВЫМ была установлена связь, и он был 11 июля т.г. завербован.

По сообщению начальника опергруппы тов. ЛОПАТИНА, БОГДАНОВ с «большой радостью стал нашим агентом, чтобы смыть позор пленения и службы у немцев».

БОГДАНОВУ дано задание влиться в ставку «Ворона», войти к нему в доверие и организовать с нашей помощью ликвидацию его.

На последней явке с БОГДАНОВЫМ 16 августа БОГДАНОВ сообщил, что ему удалось получить согласие «Ворона» на работу в ставке и что 19 августа он выезжает в Берлин для личной встречи с «Вороном».

Кроме изложенного выше, НКГБ СССР разрабатывает ряд других мероприятий по ликвидации «Ворона», о которых будет доложено дополнительно.

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СОЮЗА СССР (МЕРКУЛОВ)

Разослано: тов. СТАЛИНУ тов. МОЛОТОВУ тов. БЕРИЯ»[385].

Предатель Георгий Жиленков с эмигрантским-выродком К. Кромиади и предателем В. Баерским

То есть, как видим, на генерала-предателя была объявлена форменная охота с немалыми силами и средствами. О первой попытке ликвидировать Власова упоминает его ближайший помощник Штрик-фельд. В своих воспоминаниях он пишет о поимке летом 1943 года трех парашютистов, направленных с заданием убить генерала.

Другая попытка устранить Власова связана с именем Марии Вороновой, шеф-повара столовой Военного совета 2-й армии. Эта женщина родилась в 1909 году. В феврале 1942 года она поступила в армию в качестве вольнонаемной, служила шеф-поваром в 20-й армии, которой командовал Власов. Когда его назначили командующим 2-й ударной армией, генерал взял ее с собой в качестве шеф-повара Военного совета армии. 13 июля 1942 года Мария вместе с генералом попала в плен и была заключена в лагерь для военнопленных в местечке Малая Выра.

Дальнейшая ее судьба не очень-то понятна. Летом 1944 года Воронова вдруг объявляется в Риге, разыскивает прибывшего туда офицера связи при Власове С. Фрелиха и благодаря его содействию выезжает в Берлин. Там, на торжественном ужине в ее честь, она сообщает присутствующим, что была завербована органами госбезопасности и направлена в Берлин с заданием отравить Власова. После признания Воронова была прощена и до самого конца войны продолжала выполнять обязанности повара. Но, как выяснилось позднее, Воронова вместе с одним из шоферов штаба Власова, который стал ее мужем, все-таки оставалась агентом советской разведки. А после окончания войны она вернулась в СССР и спокойно проживала в городе Барановичи, что также косвенно подтверждает ее работу на нашу разведку.

В августе 1943 года в немецкий тыл была заброшена опергруппа НКГБ УССР «За Родину» в составе пяти сотрудников. Руководил ею начальник отдела 4-го управления НКГБ УССР, майор госбезопасности Виктор Храпко. Группа базировалась в партизанском соединении Александра Сабурова. Храпко стал его заместителем по разведке, создав целую сеть своих людей в органах немецкой администрации, полиции и вообще везде, где только возможно. Они собирали ценную информацию, в частности, о системе немецкой обороны, вместе с партизанами совершали диверсии. В августе 1944 года группа вышла в расположение советских войск. Среди задач группы Храпко было внедрение в руководство РОА с последующим дальнейшим продвижением в эмигрантские круги. Впрочем, в опубликованных отчетах командира о том, удалось ли проникнуть в РОА, ничего не говорится[386].

Осенью 1943 года для ликвидации Власова в немецкий тыл был направлен майор С. Капустин, который «дезертировал» из Красной Армии и сумел вступить в РОА. Однако в конце 1943 года он был разоблачен, арестован и направлен в Шарлотенбургскую тюрьму, после чего его следы теряются.

Еще одна попытка убить Власова была предпринята летом 1943 года. Упоминавшийся выше сотрудник НКГБ Петр Лопатин, действовавший под именем майора госбезопасности Пастухова, завербовал в июле 1943 года комбрига-предателя М. Богданова. В 1941 году Богданов был командующим артиллерией 8-го корпуса 26-й армии, в августе 1941 года попал в плен и в ноябре 1942 года, находясь в Хаммельбургском лагере, добровольно вступил в немецкую строительную организацию ТОДТ. Богданова назначили начальником штаба школы для подготовки строительных кадров из числа советских военнопленных, которая находилась в городке Борисов под Минском.

Лопатин знал, что Богданов до войны был близко знаком с Власовым, и, завербовав комбрига, поставил перед ним задачу: внедриться в РОА и попытаться физически уничтожить ее командира. Первую часть задания тот выполнил и даже занял должность начальника артиллерии РОА. Но вот ликвидировать Власова не сумел.

В мае 1945 года Богданов был арестован сотрудниками СМЕРШ. На следствии его обвинили в нежелании выполнить партизанский приказ и в том, что он из-за «шкурных интересов» связался с Власовым и перешел к нему на службу. Богданов пытался оправдываться. «Я получил задания, но не мог выполнить их, так как мне не помогли, — заявил он на суде. — А помогли бы хоть немного, я мог бы и выполнить задание — уничтожить Власова. Что я мог сделать один в Берлине?» Впрочем, судьба Богданова была решена заранее, и 19 апреля 1950 года его расстреляли.

Что касается Власова, тот счастливо избежал всех покушений и в мае 1945 года вместе с частями 1-й дивизии РОА, дислоцированной в Чехословакии, собирался сдаться в плен американцам. Но на сей раз ему не повезло. О том, как захватили генерала Власова, говорится в следующем документе:

«Секретно

СПРАВКА

Командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза КОНЕВ и члены Военного совета фронта КРАЙНЮКОВ и ПЕТРОВ № 13857/ш от 15.5.45 г. донесли Верховному Главнокомандующему Маршалу Советского Союза тов. Сталину следующие обстоятельства захвата изменника Родины Власова.

12.5 с/г командир мотострелкового б-на 162 т. бр. 25 т. к. капитан Якушов Михаил Иванович получил приказ командира бригады полковника Мищенко задержать части власовской дивизии генерала Бу-няченко, которые, по данным разведки, находились в районе Като-вицы, в 40 км ю-в г. Пильзен и стремились выйти в расположение американских войск.

Выполняя это задание, капитан Якушов привлек на свою сторону командира власовского б-на капитана Кучинского Петра Николаевича. Кучинский указал, где находится штаб Буняченко и предупредил, что там Власов. Вместе с Кучинским… капитан Якушов обогнал штаб Буняченко, поставил поперек дороги машину, задержал движение этого штаба и быстро один отыскал машину, в которой был Власов, накрытый одеялом. Власов сопротивлялся и пытался из машины уйти, но с помощью его же шофера Комзолова Ильи Никитовича был водворен в машину и на ней Власова вывезли из общей колонны. Основным и непосредственным исполнителем захвата Власова был командир батальона 162 т. бр. 25 т. к. капитан Якушов».

А вот что рассказывает о поимке Власова главный герой этой операции капитан Якушов:

«Утром 15 мая 1945 г. я — командир батальона автоматчиков 162-й танковой бригады — выехал на разведку в зону, контролировавшуюся на тот момент американскими войсками. Дело происходило в Чехословакии, недалеко от деревни Брежи… Проезжая мимо леса, я заметил группу людей в немецкой форме. Несмотря на предостережения моего шофера Андреева, подошел к ним. Со мной заговорил офицер, оказавшийся командиром батальона 1-й дивизии власовцев капитаном Кучинским. Я стал агитировать его не сдаваться американцам, а переходить на нашу сторону. После короткого совещания со своими офицерами Кучинский построил батальон и приказал двигаться на территорию, занятую Красной Армией… Тем временем мы с Кучинским заметили небольшую колонну легковых автомашин, двигавшихся на запад в сопровождении двух американских «виллисов». Я спросил: кто это? Кучинский ответил, что это штаб дивизии… Кучинский подсказал мне, что вместе со штабом 1-й дивизии часто ездит сам генерал Власов. Я несколько раз прошелся вдоль колонны, агитируя водителей ехать сдаваться Красной Армии. Один из них посоветовал обратить внимание на громадную черную «шкоду». Подойдя к ней, я увидел в салоне, не считая водителя, одну женщину и двух мужчин. Про женщину я позднее узнал, что она была «фронтовой женой» генерала Власова, а мужчины оказались начальником контрразведки 1-й дивизии власовцем Михальчуком и личным переводчиком Власова Росслером.

Я открыл заднюю боковую дверь и вывел переводчика из машины, намереваясь осмотреть салон. В этот момент из-под груды одеял высунулся человек в очках, без погон. На вопрос, кто он такой, ответил: «генерал Власов». От неожиданности я обратился к нему «товарищ генерал», хотя какой он мне товарищ. Власов тоже явно оторопел. Однако вскоре пришел в себя, вылез из автомобиля и, игнорируя меня, направился к американцам — просить их связаться по рации со штабом армии. Вскоре к нашей колонне подъехал еще один «виллис», где сидели американские офицеры. Я сказал им то же самое, что сказал бы и сейчас кому угодно: генерал Власов нарушил воинскую присягу, поэтому он должен предстать перед нашим судом. На мое счастье, американцы оказались общевойсковыми офицерами, а не офицерами контрразведки — иначе история могла бы получить совсем иное развитие. Видя, что со стороны американцев сопротивления не будет, я сделал вид, что еду вместе с Власовым назад — в штаб американской дивизии. Сев позади Власова в его «шкоду», я приказал водителю разворачиваться и гнать вперед. Пока разворачивались остальные машины колонны, мы успели отъехать довольно далеко. Власов пытался приказывать водителю, куда ехать, но водитель, смекнув, что к чему, уже его не слушал. Генерал почувствовал неладное и на берегу красивого озера, где машина немного, сбавила скорость, попытался выпрыгнуть на ходу. Однако я успел схватить его за воротник и, приставив пистолет к виску, сказал: «Еще одно движение, и я вас застрелю». После этого он вел себя спокойно… В 8 часов вечера я сдал Власова командиру 25-го танкового корпуса генерал-майору Фоминых. Больше я Власова не видел»[387].

Так был арестован самый известный предатель Великой Отечественной войны.

После ареста генерала Власова доставили в Москву, где он содержался во внутренней тюрьме на Лубянке как секретный арестант № 31. Закрытый судебный процесс проводила Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством В. Ульриха. Хотя в последнем слове приговоренные объявили о своем раскаянии и просили сохранить им жизнь, 30 июля 1946 года за измену Родине и открытую шпионско-диверсионную деятельность Власова и 11 его сподвижников приговорили к смертной казни через повешение. Приговор был приведен в исполнение в ночь на 1 августа во дворе Бутырской тюрьмы.

Глава 15 ОХОТА НА БУРГОМИСТРА

Особенно упорно советские спецслужбы пытались уничтожить руководителей так называемой «Локотской республики». Для того чтобы понять этот особый интерес, расскажем поподробнее о том эксперименте, который проводили на оккупированной территории Брасовского района Орловской области немецкие власти.

Именно здесь, в Локте, немцы решили создать экспериментальный самоуправляющийся русский район с «мягким», практически незаметным оккупационным режимом. Этому эксперименту покровительствовал министр по делам оккупированных областей на Востоке Альфред Розенберг, а непосредственно руководило им командование немецкой 2-й танковой армии во главе с генерал-полковником Рудольфом Шмидтом.

Немцы оставили в Локте только небольшой гарнизон и несколько офицеров для связи, а сами ушли на восток. Тем не менее они осуществляли малозаметный, но весьма эффективный контроль, прежде всего через Локотское отделение «Виддер» («Абверштелле 107»), которое возглавлял майор Грюнбаум. «Виддер» находился в подчинении абверкоманды особого назначения в Орле (полковник Герлиц). Кроме Абвера, здесь действовал и также СД (оберштурмфюрер СС Генри Леляйт) и тайная полевая военная полиция ГФП. Координировал деятельность всех немецких спецслужб специальный штаб под кодовым названием «Корюк-532» при штабе 2-й танковой армии. Начальником отдела по борьбе с партизанами и подпольем в нем являлся капитан фон Крюгер.

После захвата немцами Орловской области жители местечка Локоть Константин Воскобойников и Бронислав Каминский стали активно помогать оккупационным властям. 17 октября 1941 года германское командование назначило Воскобойникова бургомистром Локотской волостной управы. Его заместителем стал Каминский.

Константин Павлович Воскобойников, он же Лошаков, он же «инженер Земля», родился в 1895 году в селе Смела Киевской губернии. Еще до революции окончил юридический факультет Московского университета, служил в царской армии. В 1921 году участвовал в антисоветском повстанческом движении на Волге. После гражданской войны он изменил фамилию, окончил электропромышленный факультет московского института, работал в столичном отделе мер и весов. В 30-е годы был репрессирован, отбыл ссылку, а затем устроился на работу преподавателем Локотского лесного техникума.

Бронислав Каминский, сын поляка и немки, родился 16 июня 1899 года в Витебске. В 20-е годы в Петрограде изучал химию и получил диплом инженера, позднее активно участвовал в работе Ленинградского клуба техники, где завязал контакты с инженерами из Англии, Германии и Финляндии. В 1935 году был арестован за связь «с польской и немецкой разведкой», сидел в Москве, в Бутырской тюрьме, и вскоре был осужден на 10 лет. Однако позднее дело было пересмотрено, и Каминского выслали в Нижний Тагил. Оттуда он перебрался в Локоть, где работал инженером местного спиртзавода.

Под пристальным вниманием немецких «покровителей» из штаба 2-й армии Воскобойников и Каминский начали свою деятельность. Прежде всего, в районе были ликвидированы колхозы, их имущество и инвентарь розданы крестьянам, при этом каждая семья получила земельный надел. Крестьяне были обложены налогами — меньшими, чем при советской власти. От налогов освобождались инвалиды, престарелые, люди, не имевшие скота или огорода, а также получающие зарплату меньше 250 рублей в месяц. В поселке появились органы самоуправления, суд, учреждения здравоохранения, образования и культуры, начала выходить газета «Голос народа».

19 июня 1942 года территория Локотской волостной управы была расширена — создан Особый Локотский округ в составе 8 районов. Шесть из них относились к Орловской области: Брасовский, Комаричский, Севский, Навлинский, Суземский, Михайловский, и два — к Курской: Дмитровск-Орловский и Дмитриев-Льговский. У республики появилась своя символика — бело-сине-красный триколор с Георгием Победоносецем.

Воскобойников и Каминский, для усиления влияния на население, пытались организовать и свою партию. 25 ноября 1941 года был опубликован манифест от имени так называемой Народной Социалистической партии России «Викинг»(«Витязь»). Это экзотическое название, очевидно, должно было напомнить русскому населению о призвании варягов при создании русской государственности. В манифесте партии указывалось, что она была создана «в подполье сибирских концентрационных лагерей» и берет на себя обязательство создать правительство, которое обеспечит спокойствие, порядок и все условия для процветания мирного труда. Как и программа НСДАП, программа локотских предателей состояла из 12 пунктов, в том числе и пункта, призывающего к беспощадному уничтожению евреев и бывших комиссаров. Провозглашалась свобода частного предпринимательства, при этом в собственности государства оставлялись леса, недра, железные дороги и крупные предприятия. Крестьянам была обещана передача в вечное пользование наделов пахотной земли с правом аренды и обмена, но без права продажи, а также приусадебный участок с правом наследования и обмена. Была провозглашена амнистия всех комсомольцев и рядовых членов партии, а также и других коммунистов, которые будут с оружием в руках бороться против «сталинского режима». В течение декабря 1941 года было создано 5 ячеек партии. Ее центр находился в самом поселке Локоть, который охраняло 200 полицаев.

В декабре 1941 года, получив санкцию германского командования, руководители Локотской волостной управы начали создавать добровольческие полицейские отряды, в основном из числа бывших военнослужащих Красной Армии (командный состав — бывшие младшие командиры РККА). В июне 1942 года, одновременно с преобразованием волостной управы в окружную, Бронислав Каминский был назначен командующим созданной в пределах округа милиции, на правах командира бригады. Тогда же он приступил к формированию так называемой «Русской освободительной народной армии» (РОНА). В конце 1942 года армия насчитывала 10 тысяч человек, сведенных в 13 батальонов, и имела на вооружении орудия, минометы и пулеметы.

По данным советской разведки, в начале 1943 года РОНА имела уже 15 батальонов численностью 12–15 тысяч человек, а к середине 1943 года — 20 тысяч, в том числе 5 пехотных полков, танковый батальон, артдивизион, саперный батальон и батальон охраны. Это была довольно большая сила, учитывая, что всего на территории Локотского особого округа проживало 350 тысяч человек. РОНА использовалась исключительно для борьбы с местными партизанами. Лишь в период наступления Красной Армии в феврале — марте 1943 года ее подразделения, совместно с частями немецкой и венгерской армий, участвовали в оборонительных боях.

В Москве довольно быстро поняли, какую свинью подложило советской власти гитлеровское командование. От НКВД потребовали бросить против округа лучшие силы. В бригаде Каминского действовали агенты оперативных групп «Дружные», «Боевой», «Сокол» 4-го управления НКВД. В ночь на 8 января 1942 года несколько партизанских спецгрупп под командованием чекиста Дмитрия Емлютина (впоследствии Героя Советского Союза) на 120 подводах с разных концов ворвались в Локоть во время проведения учредительного собрания партии Воскобойникова и Каминского. Нападению подверглись также офицерская казарма и тюрьма. В кровопролитном сражении 54 полицая были убиты, а обер-бургомистр Воскобойников смертельно ранен — вскоре он умер на операционном столе, не дождавшись присланных из Орла врачей. Советские спецгруппы также понесли серьезные потери и, уклоняясь от боя с карателями, ушли в лес.

После гибели Воскобойникова вопрос о партии заглох, и только 29 марта 1943 года Каминский издал приказ № 90 о создании оргкомитета из 5 человек: С.В. Мосин — председатель, Г.Д. Бакшанский, Н.Ф. Вощило, М.Г. Васюков, Г. Корнилов. Однако было уже поздно, поскольку фронт неотвратимо приближался к территории района.

Следующим обер-бургомистром Локотского района был назначен Каминский, сосредоточивший, таким образом, в своих руках всю полноту гражданской и военной власти в округе. Неоднократно советские чекисты пытались уничтожить Каминского, однако каждый раз ему удавалось ускользнуть от возмездия. Так, например, разведчик партизанской бригады «За Родину» А. Лешуков вручил бургомистру книгу, в которую была искусно вмонтирована электромина, однако тот уже в машине заметил это и за несколько минут до взрыва выбросил мину в окно.

Партизаны объявили Локотской республике настоящую войну. В июле 1942 года машина Каминского попала в засаду, и он был легко ранен. Через несколько дней чекисты подбросили адъютанту обер-бургомистра и начальнику разведки РОНА Капкаеву записку о том, что организатором этого нападения якобы являлся начальник Комарического отдела полиции Семен (по другим сведениям, Петр) Масленников и его окружение. Каминский уже до этого имел зуб на Масленникова, который тайно расправился с его доверенным лицом Александром Раздуевым. В результате партизанской провокации Масленников и следователи Гладков и Третьяков были публично повешены, а командир роты Паршин выпорот шомполами и разжалован.

Вдохновленные удачей, партизаны попытались повторить операцию, натравив заместителя Каминского, председателя военно-полевого суда С.В. Мосина (бывшего сержанта РККА и сослуживца Каминского по Орловскому спиртотресту) на сменившего Масленникова на посту командира Комарического полка В.И. Мозалева. Однако дело окончилось только смещением последнего с должности. В феврале 1943 года на машину самого Мосина было совершено нападение, ранен его адъютант. Одновременно партизаны установили мину на двери дома начальника локотской окружной полиции Романа Иванина — но первым дверь открыл его сын. 22 февраля в результате покушения был ранен заместитель председателя окружной военной коллегии Свинцов. Партизаны уничтожили начальника штаба 6-го батальона РОНА Алексея Кытчина, который предал подпольную организацию, готовившую восстание и переход на сторону партизан, и взорвали железнодорожный узел на станции Комаричи, с многочисленными жертвами среди немецких солдат и полицаев, а также совершили налет на комаричскую тюрьму, перебив охрану и освободив узников.

Б. В. Каминский — обер-бургомистр Локотского округа и командир РОНА

После того как Красная Армия освободила территорию Локотского округа, РОНА была передислоцирована в Белоруссию, а оттуда в Польшу, переименовавшись в 29-ю пехотную дивизию СС. Сводный отряд дивизии, сформированный из собранных со всех полков добровольцев под командованием «подполковника» Фролова(бывшего лейтенанта РККА) активно участвовал в подавлении Варшавского восстания, отличившись особой жестокостью и мародерством. Вскоре после этого сам Каминский, его начальник штаба бывший лейтенант РККА Илья Шавыкин, врач Филипп Забора и переводчик Садовский были в секретном порядке расстреляны немцами, которые не могли больше терпеть разлагающего влияния на армию этой локотской банды. Дивизия была расформирована, и впоследствии ее личный состав пополнил власовскую армию.

Даже после войны органы государственной безопасности СССР вели планомерную и тщательную охоту за всеми руководителями Локотского округа. Большинство из них выловили и привезли в родные места, где они понесли заслуженное наказание. Среди них был и предатель Шестаков, он же Арсенов, он же Михайлов. Этот бывший офицер РККА после захвата немцами Орла создал там подложную подпольную организацию, так называемый «ревком», в которую вступило около 200 человек. В феврале 1943 года все они были арестованы гитлеровцами, а сам Шестаков получил звание обер-лейтенанта германской армии и стал ближайшим помощником майора Грюнбаума в отделе «Виддер» («Абверштелле-107»). После наступления Красной Армии он бежал со своими хозяевами в Померанию, затем в Берлин и Австрию, оттуда тайно перебрался в Румынию, где жил по документам на имя Деошеску. Однако и там его разыскали сотрудники военной контрразведки Южной группы советских войск, вывезли в СССР и после суда расстреляли. Также нашли заместителя Каминского С.В. Мосина, начальника и коменданта тюрьмы Г.М. Иванова-Иванина и Д.Ф. Агеева, карателей В. В. Кузина и П.Л. Морозова. Операцией по розыску руководили заместитель начальника управления МГБ по Брянской области полковник Л.А. Шарабушин, начальник Навлинского райотдела А.И. Кугучев и начальник Отдела контрразведки Воронежского военного округа генерал-майор Попов.

После ухода «бригады Каминского» примерно в тех же местах, в Брянских лесах действовали многочисленные отряды «зеленых». В Мглинском и Суражском районах ими руководил сильный и тренированный бандит Роздымаха, вскоре убитый в бою с оперативной группой НКВД. После его гибели бандитов возглавили братья Козины, старший из которых служил до того в полиции. В Красногорском районе (на границе с Белоруссией) действовала крупная банда Войтенкова, в Трубчевском районе — отряды Дудоря, Землянко, Казана, Лунькова и других. Наиболее крупными «зелеными» отрядами были банды братьев Козиных и Лядовкина.

Брянским «зеленым» уделили внимание и главари НТС. 28 июня 1944 года с немецких самолетов были сброшены две группы по 18 человек, одна во главе с Хасановым, другая во главе с Курбан-Чары и Украиновым, с заданием объединить банды в тылу Красной Армии. Парашютистов схватили, у них были обнаружены бланки, программа и устав НТС. С помощью радиста одной из групп чекисты устроили с немцами радиоигру, в результате которой 4 сентября те сбросили еще 13 человек, а 6 сентября — двоих. Все они попали в руки сотрудников НКГБ.

К.П. Воскобойник — основатель «Локотской республики»

В то же время и в том же районе в результате перехода к партизанам бригады Гиля-Родионова в руки к чекистам попали бывшие генералы РККА А.Е. Будыхо и П.В. Богданов, перешедшие к власовцам. Вот как были сформулированы обвинения против них в докладной записке министра госбезопасности СССР Абакумова Сталину в апреле 1950 г.:

«БУДЫХО Александр Ефимович, генерал-майор, бывший командир 171-й стрелковой дивизии, 1893 года рождения, белорус, бывший член ВКП(б) с 1919 года.

Арестован 21 ноября 1943 года.

Обвиняется в измене родине.

В ноябре 1941 года перешел на сторону немцев и, являлся одним из руководителей созданной немцами так называемой «Русской трудовой народной партии», проводившей работу против Советского Союза. Вошел в состав «Политического центра борьбы» и вместе с предателем БЕССОНОВЫМ готовил выброску десанта из числа советских военнопленных для проведения диверсионной и повстанческой работы в тылу Советской Армии. С апреля 1943 года являлся представителем так называемой «Русской освободительной армии» при штабе 16-й немецкой армии.

Изобличается показаниями арестованных сообщников БЕССОНОВА, БАРТЕНЕВА и других.

БОГДАНОВ Павел Васильевич, генерал-майор, бывший командир 48-й стрелковой дивизии, 1900 года рождения, русский, бывший член ВКП(б) с 1931 года.

Арестован 25 августа 1943 года.

Обвиняется в измене Родине.

В июле 1941 года, вследствие враждебных убеждений и пораженческих взглядов, перешел на сторону врага. Выдал немцам известные ему данные, составляющие государственную тайну, и предложил свои услуги для борьбы с Советской властью. По заданию немцев написал от своего имени антисоветские листовки с обращением «к русскому народу» и «к генералам Красной Армии», в которых отказался от присвоенного ему Советским правительством генеральского звания и призывал к свержению Советской власти. Выдавал немцам находившихся в плену политработников Советской Армии. Вступил в созданный немцами для борьбы против Советской власти так называемый «Боевой союз русских националистов» и впоследствии являлся одним из его руководителей. Лично завербовал в эту антисоветскую организацию 93 человека из числа военнопленных. С ноября 1942 года по день задержания вел вооруженную борьбу против партизан, действовавших в тылу противника, в составе так называемой «Русской национальной бригады «СС», созданной из предателей и изменников родины.

Изобличается показаниями арестованных сообщников МОЛАЕВА, ЕРЕМЕЕВА и других».

Оба генерала были расстреляны по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР в том же году[388].

Глава 16 ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ АНДРЕЯ ВОЙЦЕХОВСКОГО

Эту историю в своих мемуарах рассказал князь Алексей Павлович Щербаков, который после Октябрьской революции десятилетним мальчиком вместе с родителями уехал из Советской России. По понятным причинам автор сообщил не все, что знал, да и имя перепутал одного из персонажей. Вот как она прозвучала в исполнение эмигранта.

Перед Второй мировой войной в Варшаве русскую колонию возглавляли двое братьев Сергей и Андрей Войцеховские. Сергей сотрудничал сначала с немецкой разведкой, а потом с американской и умер в США или Канаде в пожилом возрасте. Его брату повезло меньше. Немцы назначили его «руководителем русской колонии в Брюсселе. Многие русские его не любили, считали предателем». В 1944 году Андрея Войцеховского, когда тот планировал бежать в Германию, застрелил «бывший русский военнопленный, одна из трех-четырех его фамилий, помню, была Симонов»[389]. До сих пор не ясно — действовал ли убийца по собственной инициативе или выполнял приказ Москвы.

А теперь важные детали. Погибшего звали не Андрей, а Юрий. Важная деталь. В романе «Третья карта (Июнь 1941 года)» (входил в цикл произведений о похождениях Штирлица) писатель Юлиан Семенов «заставил» советского разведчика отправить в Москву «шифровку»: «Центр всей работы с «русским фашистским союзом» сейчас перенесен в генерал-губернаторство.

Шеф варшавского филиала — бывший начальник контрразведки Деникина журналист Сергей Войцеховский, брат которого застрелил советского торгпреда в Варшаве А. С. Лизарева.

Чекист Д.В. Емлютин — руководитель партизанского движения на Брянщине

Его связник по линии гестапо — Борис Софронович Коверда, убийца Войкова...». Эту фразу хочется прокомментировать цитатой из анекдота об Исаеве: «Штирлиц как всегда порол чушь». В этом нет ничего удивительного. При написание романов о похождениях советского разведчика Штирлица Юлиан Семенов позволял себе порой вольную трактовку отдельных исторических событий и реалии жизни в Третьем рейхе. Ярче всего это проявилось в знаменитом фильме «Семнадцать мгновений весны». Из-за огромного количества ошибок в сценарии один из историков назвал эту кинокартину «Семнадцать мгновений вранья»[390]. Немного грубо, но верно. Вернемся к теме нашего рассказа.

Сергей Войпеховский никогда не возглавлял военную контрразведку. Борис Коверда не солрудничал с немцами. А Юрий Войцеховский не убил советского дипломата А.С. Лизарева 4 мая 1928 года в Варшаве, а лишь легко его ранил[391]. Возможно, что именно это покушение на советского дипломата стало одной из причин его ликвидации в 1944 году. Хотя тот же самый Борис Коверда дожил до середины семидесятых годов прошлого века и его никто не пытался убить. В любом случае мы уже никогда не узнаем, был ли «Симонов» советским разведчиком, который был внедрен в окружение жертвы, или случайным человеком, зачем-то, по непонятной нам причине, решившим убить коллаборациониста.

Глава 17 ЗАДЕРЖАТЬ И ДОСТАВИТЬ В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

Существует широко распространенное мнение, что массовая «охота» на эмигрантов — активных участников различных антисоветских зарубежных организаций началась в 1944 году, когда Красная Армия пересекла государственную границу СССР и вышла на территорию Европы. Это утверждение верно лишь частично. Еще в марте 1942 года руководство НКВД СССР разослало всем наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей, начальникам 1-го (разведка) и 2-го (контрразведка) Управлений НКВД СССР, начальнику Управления особых отделов НКВД СССР и начальнику Управления погранвойск НКВД СССР Указание № 117 об усилении борьбы с агентурой немецкой разведки, антисоветскими формированиями и группами из белогвардейско-монархических элементов.

Основная часть данного документа касалась деятельности вышеперечисленных органов на территории Советского Союза (за исключением 1-го Управления, ему предписывалось «систематически СПУ (Секретно-политическое управление. — Прим. авт.) обо всех поступающих материалах по линии борьбы с белогвардейской контрреволюцией». А военные контрразведчики должны были выявлять «белогвардейцев, содержащихся в лагерях среди военнопленных германской армии и имеющихся среди них участников закордонных белоэмигрантских организаций»[392]. И уже тогда начались составляться списки тех, кого необходимо было арестовать после вступления Красной Армии на территорию Европы.

Уже к марту 1945 года военные чекисты на территории Восточной Европы задержали 169 активных деятелей РОВС, из которых 38 человек служили в немецких разведорганах[393], а остальные подозревались в антисоветской деятельности в тридцатые годы прошлого века. Расскажем на основе недавно рассекреченных документов о том, что происходило в отдельных странах Восточной Европы до мая 1945 года.

Болгария

Охота на врагов СССР началась в августе 1944 года, когда первые части и соединения Красной Армии вступили на территорию Болгарии. У бойцов специально сформированной для этой цели опергруппы Управления военной контрразведки 1-го Украинского фронта имелись заранее подготовленные списки белоэмигрантов, которые активно сотрудничали с немецкими спецслужбами и проживали на территории Болгарии, Югославии и Румынии. Кроме коллаборационистов, военных чекистов интересовали и члены РОВС («Российский общевойсковой союз»), особенно сотрудники его «внутренней линии»[394].

Не все операции проходили удачно. Военным чекистам не удалось задержать руководителя «внутренней линии» болгарского отделения РОВС К.А. Фосса. Когда 10 сентября 1944 года чекисты посетили его особняк в Софии, то супруга белоэмигранта заявила визитерам, что не знает, где он. В доме была организована засада, но К.А. Фосс так и не появился. Позднее выяснилось, что он заблаговременно уехал из Болгарии[395].

По состоянию на 20 ноября 1944 года было «арестовано 88 руководителей и активных участников антисоветских белогвардейских организаций «Русского общевойскового союза» (так в тексте документа. — Прим. авт.), «Национальной организации русских разведчиков» (НОРР)[396], «Национально-трудового союза нового поколения» (НТСНП), «Российского фашистского союза» (РФС) и других».

Среди арестованных:

начальник штаба болгарского отдела РОВС Петр Константинович Ясевич;

представитель центра НОРР в Болгарии Николай Викентьевич Машинский;

член совета НТСНП в Болгарии и редактор белоэмигрантской газеты «За Россию» Дмитрий Михайлович Завжалов;

руководитель болгарского отделения НТСНП Александр Александрович Браунер;

начальник штаба Ближневосточного сектора РФС Михаил Павлович Сериков;

начальник болгарского отдела РФС Евгений Федорович Долженков[397].

Однофамилец, генерал С.Н. Войцеховский — жертва Смерша

В 1945 году военными чекистами был задержан генерал-лейтенант Николай Эмильевич Бредов. Участник Первой мировой войны. С апреля по ноябрь 1918 года на военной службе у гетмана Скоропадского — в Украинской державе, фактически созданной по инициативе австрийской военной разведки как «Украинский проект» для разложения тылов противника (то есть по сути дела для развала России). Правда, потом его взгляды на будущее Украины кардинально изменились. Уже через год, участвуя в Белом движении, он выступал против обретения Украиной независимости. Итог известен: Красная Армия поочередно разгромила белогвардейцев и украинских националистов. В конце 1920 года Бредов эмигрировал из Советской России и проживал сначала на территории Турции, а потом — Болгарии[398].

А в последних числах августа 1919 года Бредов уже в качестве командующего группировки белогвардейских деникинских войск одновременно (и практически совместно) с петлюровскими войсками выбивает из Киева красных. Казалось бы, усиление этого боевого союза — прямая дорога к полному уничтожению большевизма. Но не тут-то было. Прибывшего к нему в штаб командующего украинскими войсками в Киеве Кравса он 31 августа 1919 года арестовывает. При этом назидательно сообщает в ходе «переговоров»: «Киев никогда не был украинским и не будет…» Украинские войска частично разоружает, а частично вытесняет из Киева. В ходе перестрелок на улицах города погибли солдаты с обеих сторон. Вместо объединения военных усилий против общего врага — начало нового вооруженного конфликта. Итог всем известен по учебнику истории: большевики разбили и петлюровцев, и деникинцев. Вот плоды «бредовой дипломатии». Поделом и досталось самому Бредову, бесславно кончил он свою жизнь.

Польша

13 марта 1945 года в городе Катовицы сотрудниками органов «Смерш» 1-го Украинского фронта задержан генерал-поручик Владимир Александрович Синклер. Участник Первой мировой войны. В 1918 году поступил на службу в армию Центральной рады (в комитете при Генштабе по организации украинских вооруженных сил). Затем служил в гетманской армии; член военно-ученого комитета. С октября 1918 года — 1-й генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего всеми вооруженными силами на территории Украины. С января 1919 года — в армии УНР; помощник начальника Генштаба армии УНР В. Тютюнника, 1-й генерал-квартирмейстер Генштаба. С марта по июль 1920 года — начальник Генштаба с присвоением звания генерал-поручика. После того как под давлением РККА последние отряды армии УНР перешли через р. Збруч и покинули пределы Украины, интернирован в Польше. Член Высшей военной рады. После неудачи «второго зимнего похода» войск УНР под командованием генерал-хорунжего Ю. Тютюнника в ноябре 1921 года, в 1922 году отошел от дел. Работал весовщиков в Бориславе. В 1926 году вступил в неополитический Украинский центральный комитет, ведавший помощью эмигрантам. Выступал перед бывшими бойцами Армии УНР с лекциями по военной педагогике. В 1939 году оставил трудовую деятельность из-за болезни сердца. 13.03.1945 арестован органами Смерш 1-го Украинского фронта в г. Катовице. Этапирован в Лукьяновскую тюрьму Киева. В обвинительном заключении (утвержденном замнаркома ГБ УССР ген. Есипенко) ему инкриминировались деяния, предусмотренные ст. 54–13 УК УССР и требовалась ВМН. Военная прокуратура КВО изменила меру наказания на 10 лет ИТЛ.

Румыния

К концу ноября 1944 года военными контрразведчиками на территории Румынии арестовано 99 участников различных «зарубежных антисоветских организаций», которые «признались в шпионской деятельности в пользу немцев и румын». Среди них «генеральный секретарь головной войсковой рады украинской военной эмиграции в Европе — Пороховский И.Е., доктор экономических наук Трепке В. В. и генерал-лейтенант царской армии Дельвиг С.Н.».[399].

В 1944 году был задержан и этапирован в СССР генерал-майор Александр Владимирович Геруа. Участник Первой мировой войны. Последняя должность — начальник штаба Румынского фронта. В конце 1917 года поступил на военную службу к большевикам. Занимал пост начальника штаба Северного участка Петроградского района (при командующем ген. Шварце). Одновременно (с марта 1918 года) активно работал против красных, переправляя офицеров в белые войска Северного фронта, один из руководителей Союза возрождения России. 25 марта 1918 года уволен в запас. В середине 1918 года уехал на юг России. В октябре 1918 года назначен представителем при руководителе французской военной миссии генерала Вертло. С октября 1919 года — начальник миссии ВСЮР в Бухаресте. С апреля 1920 года — военный представитель Главного командования и великого князя Николая Николаевича в Румынии.

Чехословакия

В 1945 году военными чекистами задержан генерал-майор Григорий Иванович Долгопятов. Он родился в 1895 году, в 1915 году окончил Новочеркасское казачье юнкерское училище. На фронтах Первой мировой войны воевал в составе 19-й Донского казачьего полка. Был ранен, досрочно произведен в хорунжие, затем сотники и подъесаулы. Во время Гражданской войны в России командовал сотней в белогвардейском отряде генерала А.П. Фицхсшурова. С января 1919 года — командир 19-го конного полка. В Русской армии П.Н. Врангеля командир бригады 3-й Донской дивизии. В эмиграции проживал в Чехословакии.

12 мая 1945 года задержан военными чекистами генерал-лейтенант и генерал чехословацкой армии Сергей Николаевич Войцеховский. Участник Первой мировой и Гражданской войны. В ноябре 1920 года эвакуировался в Константинополь, а затем переехал в Чехословакию. С мая 1921 года по апрель 1939 года занимал различные командные должности в Чехословацких вооруженных силах. С 1939 года в отставке. С 1939 по 1943 год — член РОВС. В 1939 после германской оккупации создал и возглавил подпольную организацию «Obrana naroda» («Оборона нации»). Входил в подпольное Чехословацкое правительство, где занимал пост военного министра. До мая 1945-го проживал с семьей в Праге. В августе 1945 года осужден Особым совещанием при НКВД СССР по статье 58, пунктам 4, 6 и 11 по обвинению в участии антисоветской организации «Русский общевоинский союз», которая ставила своей целью вооруженное свержение советской власти и. организацию террористических актов против руководителей В КП (б) и советского правительства» к 10 годам заключения[400].

В 1945 году в Праге сотрудниками военной контрразведки задержан полковник Константин Львович Капнин. В годы Гражданской войны принимал участие во 2-м Кубанском походе, служил в штабах 1-й пехотной дивизии и Одесской бригаде. Начальник штаба Корниловской ударной группы, позднее Корниловской ударной дивизии. С 1920 года проживал на территории Чехословакии[401].

12 мая 1945 года в Праге задержан полковник Михаил Аникиевич Ковалев. Участник Первой мировой и Гражданской войны. В 1920 году эмигрировал из Советской России. С 1924 года жил в Чехословакии, где в 1926 году окончил Русский институт сельскохозяйственной кооперации и получил звание инженера. Работал в Донском казачьем архиве, а с 1928 года возглавлял его. Член Союза русских военных инвалидов в Чехословакии. В сороковые годы прошлого века — начальник Общеказачьей группы при РОВС в Праге, преподаватель на Высших военно-научных курсах Юго-восточного отдела Объединения русских воинских союзов, член наблюдательной комиссии по охране музейного и архивного имущества Войска Донского. По постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 08 сентября 1945 года приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей по статьям 58-4, 58–11 УК РСФСР («враждебная, террористическая и контрреволюционная деятельность»).

В Праге были задержаны и вывезены в СССР основатели партии «Крестьянская Россия — трудовая крестьянская партия» (ТКП) Сергей Семенович Маслов и Альфред Людвигович Бем[402]. Партия пользовалась большим влиянием в эмигрантском демократическом движении в Праге, особенно среди молодежи; в 1930 году имела 22 заграничные группы и ряд групп в СССР, 10 пригородных пунктов связи с СССР в 6 странах.

В середине тридцатых годов прошлого века ТКП активно торговала получаемой от своих агентов в Советском Союзе информации. Так, «ТКП продавало представителям румынского короля и японской Южно-Маньчжурской железной дороги в Париже материалы политического и экономического характера о СССР. За эти материалы мы получали от румын от 1250 до 2500 крон ежемесячно, а от японцев 142 американских доллара» — много лет спустя признался один из членов ТКП. Также С. Маслов совместно с известным правым журналистом А. И. Ксюниным создал своеобразное информбюро, которое торговало информацией о положении в СССР.

В конце тридцатых годов прошлого века С.С. Маслов издавал в Праге журнал «Знамя России», которое отдельные историки считают прикрытием шпионской организации, работавшей сразу на несколько западных разведок. «Издание имело сеть корреспондентов по всей Европе, и все более слабевшие после начала массовых арестов подпольные связи с Россией. Уровень анализа был весьма высок, редакция журнала выполняла и заказы на исследования — их давали югославские и чехословацкие власти»[403].

В мае 1945 года в Праге были также задержаны члены пражской ТКП: И.П. Верещагин, А.А. Ювеницкий, Михайлов, Н.А. Антипов[404].

Югославия

К концу ноября 1944 года «оперативной группой Главного управления «СМЕРШ», находящейся в Белграде (Югославия), арестовано 78 руководителей и активных участников антисоветских белогвардейских организаций, проводивших подрывную деятельность против Красной Армии, в том числе 29 агентов германской разведки и контрразведки.

Среди арестованных:

1. Генеральный секретарь «Национально-трудового союза нового поколения» (НТСНП) Георгиевский М.А. Будучи ближайшим сподвижником находящегося в Берлине руководителя НТСНП белогвардейца Байдалакова, считался «идеологом» этого «союза» и вел активную подрывную деятельность против Советского Союза за создание «новой национальной России», в борьбе за которую основную роль возлагал на молодежь белоэмиграции.

Являясь генеральным секретарем НТСНП с 1932 г., Георгиевский поддерживал связь с разведывательными органами Германии, Финляндии, Румынии и Польши по вопросам использования белоэмигрантов в борьбе против Советского Союза. Так, в 1941 г. Георгиевский направил из Белграда 50 членов НТСНП для обучения в Брайтенфуртской и других школах германской разведки, а в 1942–1943 гг. значительное число участников этого «союза» направил в Германию для работы в системе министерства восточных областей.

Георгиевский также провел большую работу по созданию антисоветских организаций НТСНП во Франции, Германии и Болгарии, пользуясь наличием у него обширных связей среди белоэмиграции этих стран.

2. Члены исполнительного бюро «Национально-трудового союза нового поколения» Хлопин М.Н., Пепескул М.Д., Дивнич Е И.

На первичных допросах арестованные Хлопин, Дивнич и Пепескул показали, что в подрывной деятельности против Советского Союза руководители НТСНП первостепенное значение придавали вопросу подготовки своих эмиссаров для возможного их использования на территории СССР с террористическими заданиями, а также с целью создания антисоветского подполья. Пепескул, как член исполнительного бюро НТСНП, лично руководила подготовкой террористов, читая на специальных курсах этого «союза» лекции по пиротехнике. Хлопин, Дивнич и Пепескул являлись также авторами ряда конспектов по антисоветской подготовке членов НТСНП.

3. Руководитель Всеюгославского отдела «Национально-трудового союза нового поколения» Перфильев Г.П…

4. Руководитель Белградского отдела «Национально-трудового союза нового поколения» Духовской М.В…

5. Сотрудник исполнительного бюро «Национально-трудового союза нового поколения» Буковская О.А…

Кроме того, при аресте руководителей НТСНП в Белграде были обнаружены и изъяты важные документы исполнительного бюро «Национально-трудового союза нового поколения» и в частности:

завещание председателя НТСНП Байдалакова о том, что в случае его смерти руководство НТСНП должен взять на себя ныне арестованный Георгиевский;

программа занятий по разведывательной и контрразведывательной работе участников НТСНП;

тетрадь с адресами руководящего состава НТСНП в ряде государств Европы»[405].

Генерал В.А. Синклер

В процитированном выше документе сообщалось не обо всех грехах перед советской властью. В качестве примера процитируем приговор Военной коллегии Верховного суда СССР:

«ПРИГОВОР

Именем Союза Советских Социалистических Республик Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР в составе:

Председательствующего генерал-майора юстиции Зарянова,

Членов:

Полковника юстиции Стучек и полковника юстиции Павленко

При секретаре капитане юстиции Сиротинском

В закрытом судебном заседании, в городе Москве 25 июля 1950 г. рассмотрело дело по обвинению Георгиевского Михаила Александровича, 1888 г. рождения, уроженца города Бежица Брянской области, русского, женатого, белоэмигранта, с высшим образованием, в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-4, 58-6 ч.1, 58-8, 58–10 ч. 1 и 58–11 УК РСФСР. Предварительным и судебным следствием установлено, что Георгиевский, будучи враждебен Советской власти, в конце 1918 г. уехал из города Петрограда в город Ростов-на-Дону, откуда после разгрома белой армии Деникина бежал в Югославию. Проживая в Югославии на положении белоэмигранта, Георгиевский в 1930 г. создал в Югославии антисоветскую белоэмигрантскую, шпионско-террористическую организацию под названием НТСНП, ставившую своей задачей свержение Советской власти и реставрацию капитализма в России путем вооруженных восстаний и проведений террористических актов в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства. Георгиевский являлся генеральным секретарем исполнительного бюро этой организации. Будучи идеологом НТСНП, Георгиевский всеми методами и средствами распространял контрреволюционные идеи НТСНП. В период 1930–1940 гг. он систематически выступал на происходивших съездах, совещаниях членов НТСНП и публичных собраниях белой эмиграции в разных странах с клеветническими антисоветскими докладами, а также активно выступал в белоэмигрантской печати, на страницах которой пропагандировал идеи НТСНП и призывал к вооруженному восстанию против Советской власти и к организации террористических актов в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства. При активном участии Георгиевского в городе Варшаве была создана специальная школа НТСНП по подготовке шпионов и террористов для засылки в СССР из-числа белоэмигрантов. Георгиевский поддерживал связь с рядом иностранных разведок, в частности с японской и польской разведками, которые финансировали НТСНП, снабжали оружием, фиктивными документами и организовывали переброску агентов для проведения шпионской и террористической деятельности. По этой шпионской и подрывной работе Георгиевский был тесно связан с японскими военными атташе в Варшаве и в Берлине генералами Савада и Каваоэ и начальником восточного отдела Польского Генерального Штаба Незбражицким. За указанный выше период времени Георгиевским и другими главарями НТС были подготовлены и переброшены в СССР несколько террористических групп с задачей совершения террористических актов в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства. В 1937 г. в СССР были переброшены с террористическими заданиями два члена НТС Околович Г.С. и Колков А.Г., которые в Москве во время первомайской демонстрации 1937 г., имея при себе гранаты, пытались в числе демонстрантов проникнуть на Красную площадь для совершения террористического акта. В 1936 г. Георгиевский подготовлял террористический акт в отношении представителей СССР в Лиге Наций, для чего специально выезжал во Францию, где знакомился с подобранными исполнителями террористического акта.

На основании изложенного Военная Коллегия[406] Верховного Суда Союза ССР признает виновным Георгиевского в том, что он являлся идеологом и одним из руководителей антисоветской шпионской террористической деятельности членов этой организации, забрасывая в СССР шпионов и террористов и выступая в белой печати с призывом к восстаниям и террору, чем совершил преступления, предусмотренные ст. ст. 58-4,58-6 ч. 1,58-8, 58–10 ч. 1 и 58–11 УК РСФСР. Руководствуясь ст. 326, 448 и 449 УПК РСФСР, Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила: Георгиевского Михаила Александровича на основании ст. 58-4, 58-6 ч. 1, 58-8, 58–10 ч. 1 и 58–11 УК РСФСР по совокупности совершенных им преступлений подвергнуть высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

Розыск и задержание лидеров и активистов антисоветских эмигрантских организаций, проживающих на территории Югославии, стремительно набирал обороты. Вот результаты деятельности военных чекистов 3-го Украинского фронта.

«За время боевых действий войск 3-го Украинского фронта на территории Югославии органами контрразведки «Смерш» было выявлено и через местные органы власти задержано 68 активных участников белоэмигрантских организаций, которые на протяжении длительного времени проводили контрреволюционную работу против Советского государства.

Основное количество задержанных состоит из числа бывших офицеров и генералов царской и белогвардейских армий Врангеля и Деникина, бежавших за границу после разгрома последних на юге Советской России в 1920 году. Многие из них являлись руководителями местных организаций РОВСа и других белогвардейских формирований, находившихся на территории Югославии. В общем числе задержанных:

членов РОВСа и его организаций («Союз русских офицеров» и др.) - 41;

членов «Национального трудового союза нового поколения» — 9;

монархистов («кирилловцы» и др) — 4;

участников казачьих организаций — 6;

младороссов — 1;

украинских контрреволюционеров-националистов 1;

не состоявших в организациях — 6;

В ходе проверки задержанных установлено, что деятельность организаций РОВСа в Югославии после некоторого спада в 1937–1940 гг. с момента вероломного нападения Германии на Советский Союз заметно активизировалась, что подтверждается фактом активной работы по формированию так называемого «Русского охранного корпуса» и усилением антисоветской пропаганды.

Отделом контрразведки «Смерш» 9 раб 12 ноября с. г. был задержан активный белогвардеец, офицер Врангеля, в последнее время занимавший должность начальника подотдела по формировании «Русского охранного корпуса» — Перекопский Илья Петрович, 1888 г. р, уроженец станицы Ново-Николаевская, бывшего 1-го Донского округа Таганрогского уезда…

Из его показаний видно, что высшие и старшие офицерские чины бывшей царской и белогвардейских армий вскоре после нападения Германии на СССР активизировали антисоветскую деятельность, а для вооруженной борьбы против Красной Армии приступили к формированию так называемого «Русского охранного корпуса».

Командиром корпуса был назначен царский генерал Штейфон, пропагандировавшийся немцами как один из лучших борцов за «новую Россию». Он же осуществлял общее руководство по формированию «корпуса». Ближайшим его помощником являлся генерал Апухтин, именовавший себя «русским военным представителем при королевстве Венгрии». Апухтин руководил формированием «корпуса» в пределах провинции города Нови-Сад.

Наряду с деятельностью по формированию «корпуса», местные организации РОВСа активизировали работу по объединению белоэмигрантских элементов, расширили пропаганду о «скором возвращении на Родину».

Будучи начальником подотдела по формированию «Русского охранного корпуса» по Жабальскому району, Перекопский лично и через доверенных лиц занимался вербовкой русских эмигрантов в корпус.

О его деятельности свидетель Иванов П. Д. показал: «Перекопский активно занимался вербовкой в «Русский добровольческий корпус», при этом проводил антисоветскую агитацию. Так, например, еще летом 1941 года, он лично мне предлагал записаться в корпус, при этом пропагандировал следующее: корпус создается для освобождения России от большевизма и установления там прежней власти, пришло время, нужно записываться в корпус, с помощью немцев будем освобождать Россию от большевиков. Когда я ответил, что подожду, то Перекопский мне заявил:

«Ждать нечего, нужно использовать момент и выступить на борьбу против большевиков за освобождение Родины».

Один из эскадронов этого «корпуса», под командованием корнета Щегловского был направлен на советско-германский фронт и принимал участие в боях против Красной Армии. Основная часть корпуса была оставлена в Сербии для борьбы с Народно-освободительной армией и партизанами Югославии.

Отделом контрразведки «Смерш» 17-й воздушной армии 19 ноября с. г. в гор. Нови-Сад был задержан помощник генерала Апухтина по формированию инженерных частей «Русского охранного корпуса» бывший полковник инженерных войск Врангеля Сахновский Александр Петрович, 1885 г.р. уроженец села Дар Надежды Полтавской области, русский, из дворян, беспартийный, белоэмигрант… На допросе Сахновский показал, что инженерные части «Русского охранного корпуса» комплектовались лично им из числа белоэмигрантов, ранее служивших в инженерных войсках царской и белых армий.

Из его показаний видно, что помимо генерала Апухтина, проводившего формирование корпуса в провинции Нови-Сад, не менее важную роль занимал и генерал Черепов, являвшийся начальником местного отдела РОВСа.

Отдел РОВС в гор. Нови-Сад, примерно один раз в месяц созывал общие собрания. На этих собраниях обычно начальник отдела генерал Черепов прочитывал собравшимся полученную из Белградского отдела РОВС информацию о событиях в России, причем эта информация не отражала истинного положения. Сообщалось о якобы царящей разрухе хозяйства, разложении Красной Армии, о том, что если дать народу в руки оружие, то он сам готов свергнуть советскую власть. Целью такой информации являлось стремление вселить надежду на скорое возвращение в Россию, убедить нас в непрочности советского строя.

Кроме этого, РОВС проводил пропаганду, направленную против советской власти и среди других белоэмигрантов, также среди местного населения. Деятельность РОВСа заключалась в основном в резкой антисоветской пропаганде. (Из показаний Сахновского А.П.)

Как показывает Сахновский, РОВС до последнего времени ставил перед собой основную задачу «сохранить кадры белой армии, организовать их в определенную силу и держать в боевой готовности в ожидании удобного момента для вооруженного вторжения в Советскую Россию».

Не менее активную роль как в формировании «Русского охранного корпуса», так и в усилении антисоветской пропаганды занимали участники существовавших в Югославии монархических организаций.

Отделом контрразведки «Смерш» 17-й воздушной армии был задержан (в ноябре 1944 года. — Прим. авт.) бывший руководитель канцелярии штаба «Корпуса офицеров императорской армии и флота» белоэмигрант генерал-майор Мариюшкин Алексей Лазаревич, 1880 года рождения, уроженец, гор. Путивы Харьковской области, из крестьян, русский, образование общее — среднее, военное — высшее, в 1911 г. окончил Николаевскую академию Генерального штаба…

В процессе следствия установлено, что Мариюшкин, будучи по убеждениям монархистом, в 1924 году с первых дней организации так называемого «Корпуса офицеров императорской армии и флота» — князя Кирилла Владимировича («кирилловцы») принимал активное участие в этой организации, занимал пост руководителя канцелярии штаба «корпуса», одновременно являясь прямым помощником генерала Апухтина.

О своей практической деятельности Мариюшкин показал:

«…Я как руководитель канцелярии штаба «Корпуса офицеров императорской армии и флота» Великого князя Кирилла Владимировича всей своей деятельностью в течение 14 лет способствовал проведению в жизнь основных целей и задач корпуса, каковыми являлись:

а) сохранение и усиление кадров командно-офицерского состава старой императорской Российской армии на предмет занятия командных должностей на случай монархического переворота в России;

б) развитие и укрепление среди командного состава бывшей царской армии военных знаний по вопросу стратегии и тактики, а главное — ознакомление с развитием современной военной техники».

Вскоре после того, как территория Югославии была оккупирована немецко-венгерскими войсками, Мариюшкин вместе с генералом Апухтиным в должности начальника штаба принимал активное участие в формировании «Русского охранного корпуса» из числа белоэмигрантов, предназначенного для борьбы с Красной Армией и югославскими партизанами.

Отделом контрразведки «Смерш» 32 раба (так в тексте док. — Прим. авт.) 23 ноября с. г. в гор. Петровграде был установлен и впоследствии задержан белоэмигрант — Шестаков Алексей Николаевич, 1877 года рождения, уроженец гор. Вильно, русский, бывший генерал-майор царской армии, служил в должности начальника штаба 9-й кавалерийской дивизии. В 1918 году находился на службе в правительстве гетмана Скоропадского в должности начальника общего отдела военного министерства. Служил в армии Деникина, с остатками которой бежал в Югославию…

На допросе он показал, что, проживая в Петровграде, продолжительное время был руководителем местной организации РОВСа, а затем вплоть до задержания возглавлял существовавшие в Петровграде белоэмигрантские организации, входившие в РОВС, — «Союз русских офицеров» и «Союз русских инвалидов».

Наиболее активным из всех существовавших в Югославии белогвардейских формирований являлся «Национально-трудовой союз Нового поколения». НТСНП занимался подготовкой агентуры для переброски ее в Советский Союз для диверсионно-террористических целей, по созданию на нашей территории повстанческих групп. Также готовились кадры для выполнения шпионских заданий.

Задержанный отделом контрразведки «Смерш» 57-й армии сын белоэмигранта Ворогюнов Павел Николаевич, бывший технический секретарь центра НТСНП, показал, что начиная с 1938 года союзом проводилась активная подготовка и переброска в Советский Союз агентуры, главным образом для создания повстанческих групп.

Из его показаний видно, что он лично по заданию председателя НТСНП Югославии Байдалакова в июле 1940 года сопровождал до румынской границы 5 агентов, подлежавших переброске на территорию Советского Союза, кроме этого, он назвал 11 известных ему агентов, переброшенных в 1938 году в СССР с заданиями террористического и диверсионного характера.

Характеризуя деятельность НТСНП и личное свое участие в антисоветской работе, Воропонов показал:

«В период моего пребывания в НТСНП вначале шла пропаганда с призывом на борьбу с советской властью, а затем проявилась необходимость политического воспитания членов союза. С этой целью были введены курсы, именовавшиеся «национально-политическая подготовка».

Целями союза была подготовка своих агентов и выброска их на территорию Советского Союза с задачей создания контрреволюционных групп, в основном из молодежи, с призывом к свержению советской власти.

Работая заведующим канцелярии при исполнительном бюро НТСНП в Белграде, я вел переписку с заграничными отделениями союза, давая распоряжения и указания по техническим и организационным вопросам, а также обеспечивал и сам лично доставал паспорта и другие документы для перебрасываемых на территорию Советского Союза и других государств».

Аналогичное обстоятельство подтверждает и бывший руководитель отделения НТСНП в гор. Нови-Сад Делибалта Иван Дмитриевич, задержанный отделом контрразведки «Смерш» 236 иад (так в тексте документа. — Прим. авт.) который на допросе 19 ноября с. г. показал:

«…Программа организации НТСНП была следующая: свержение советской власти в России и установление нового строя на основе сотрудничества всех классов. Признание частной собственности и частной торговли, национализация крупной промышленности, недр и путей сообщении. Свобода религии, личности и труда.

Первоначальной задачей НТСНП была подготовка кадров из членов союза для борьбы против советской власти и руководителей новой России…».

Из дальнейших показаний видно, что Делибалта лично через биржу труда достал 10 документов, по которым в 1944 году в Германию выехало 10 человек членов НТСНП для работы среди военнопленных по «выполнению программы НТСНП на месте».

Кроме этого, по заданию представителя центра НТСНП белоэмигранта Богдановича, приезжавшего из Германии в Венгрию и Югославию под видом инженера фирмы «Шелер», Делибалта занимался вербовкой рабочих, в основном русских, для посылки работать на данную фирму, которая проводила работу в оккупированных немцами областях Советского Союза. Одновременно с работой на фирме эти рабочие должны были проводить соответствующую деятельность по выполнению программы НТСНП.

После того как часть территории Югославии была насильственно отторгнута и передана Венгрии, в начале 1942 года в гор. Нови-Сад прибыл руководитель НТСНП Венгрии барон Винеккен с задачей объединения организаций НТСНП под руководством венгерского центра.

Внезапное нападение Германии на Советский Союз, приведшее к временным успехам на фронте, создало среди членов НТСНП, как и других белоэмигрантов, уверенность в скором поражении СССР. В связи с этим высказывалась возможность скорого возвращения на родину и активизировалась антисоветская работа.

Задержанный отделом контрразведки «Смерш» 17-й воздушной армии активный член Нови-Садской организации НТСНП, бывший личный адъютант генерала Деникина, белоэмигрант Высота Алексей Григорьевич по этому вопросу показал:

«Когда началась война с Германией в 1941 г., я думал, что настал момент, когда русский народ, о котором я предполагал, что он в массе не сочувствует коммунистической партии, получает возможность произвести политический переворот в смысле установления чистой национальной власти на базе широкого участия в управлении страной всех русских людей, а не только тех, которые являются членами коммунистической партии».

29 ноября с. г. 1-м отделом управления контрразведки «Смерш» фронта в гор. Самбор задержан руководитель местной организации НТСНП — Кулжинский Дмитрий Степанович, 1901 года рождения, уроженец гор. Полтавы, русский, образование среднее, белоэмигрант, в прошлом доброволец деникинской армии…

На допросе задержанный показал, что организация НТСНП в гор. Самбор возникла в 1935 году и была создана представителями исполнительного бюро НТСНП Югославии Третьяковым, Казанцевым и Томашевским.

Как видно из показаний Кулжинского, Самборская организация НТСНП на протяжении всего времени существования до последних дней по указаниям центра основной задачей ставила подготовку «национальных кадров» для переброски их в Советский Союз, с целью принять участие в свержении советской власти.

По вопросу практического осуществления задач НТСНП Кулжинский показал: «…Чтобы приступить к выполнению поставленной задачи по подготовке кадров, члены группы в гор. Самбор занимались собственной политической и идейной подготовкой. С этой целью мы два раза в неделю собирались изучать литературу, присылаемую исполнительным бюро НТСНП в гор. Белграде. Наши собрания были закрытыми, и присутствовали на них только члены группы. Изучали курс истории СССР, программу НТСНП. Последняя основными задачами ставила свержение советской власти в СССР и образование нового правительства, уничтожение колхозов и передачу земли мелким частным собственникам». В целях усиления работы по вовлечению новых членов в НТСНП из числа белоэмигрантов Самборская организация имела так называемый комитет содействия в количестве 12 человек.

Политические доклады, ставящие целью идеологическую обработку членов НТСНП, в основном проводились руководителем центра НТСНП Георгиевским и местной организации — Кулжинским.

В числе подвергшихся задержанию белоэмигрантов заслуживают внимания участники организаций казаков-националистов, также проводивших активную антисоветскую деятельность под лозунгом «Борьба за свержение советской власти и создание казачьей национальной федеративной республики без коммунистов».

Отделом контрразведки «Смерш» 17-й воздушной армии в гор, Нови-Сад 22 ноября с. г. был задержан руководитель местной организации казаков-националистов Голобородько Георгий Филиппович, 1899 года рождения, уроженец Кубанской области, с. Кореневское, русский, из крестьян, казак, белоэмигрант.

Будучи допрошен о задачах организации казаков, Голобородько показал: «Программа организации казаков-националистов, в которую я входил, гласила, что в удобный момент националисты-казаки вооруженным путем должны свергнуть советскую власть и восстановить «казачью национальную федеративную республику» без коммунистов. В этом должны были помочь Англия и Польша, а в 1939 году, в связи с войной, и Германия».

Для осуществления этой задачи и проводилась активная работа по сколачиванию белоэмигрантов-казаков. Помимо организационных мер по объединению казаков-белоэмигрантов, проводилась и политическая работа. На собраниях казаков читались лекции по вопросам национального движения казаков и текущих политических событий, с уклоном националистического характера. Политическая работа среди казаков-белоэмигрантов Нови-Садской организации проводилась студентами Белградского университета Поляковым и Мерзликиным, входившими одновременно в состав руководства центра казаков в Югославии.

Лидер русских фашистов — Константин Родзаевский

Задержанный отделом контрразведки «Смерш» 32 раба (так в тексте документа. — Прим. авт.) бывший корнет царской армии белоэмигрант Козлов А.Н., состоявший в Петровградской местной организации казаков «Донская станица», на допросе показал, что их деятельность вместе с РОВСом активизировалась и организация существовала до последнего времени.

Из его показаний известно, что центр «Донской станицы» находился в Париже, возглавлял его атаман Грабе, а представителем в Белграде являлся полковник Краснов, под руководством которого местные организации донских казаков, объединенные в так называемые «станицы», во главе с атаманами проводили активную антисоветскую пропаганду.

Многие участники «донских станиц» из более молодых возрастов добровольно вступили в формируемый «Русский охранный корпус» и принимали участие в боях против партизан и Народно-освободительной армии Югославии.

В процессе изучения деятельности других белоэмигрантских организаций в Югославии также установлен «Союз младороссов», возглавляемый в Югославии (с центром в Белграде) Балашовым С.Н. и подчинявшийся центру союза в Париже, руководителем которого был Казим-Бек.

Отделом контрразведки «Смерш» 32 раб в гор. Петровграде 23 ноября с. г. через местные органы власти был задержан бывший руководитель организации «младороссов» Дубяго Борис Александрович, 1888 г. р., уроженец гор. Петербурга, русский, в 1905 году окончил кадетский корпус и в 1907 году Военно-артиллерийское училище…

О содержании программы «Союза младороссов», которой в свое время руководствовались так называемые «местные очаги союза», Дубяго показал следующее:

«Партия младороссов» отбрасывала всякого рода пораженчество, вредительство и террор, имела ставку на эволюцию, признавала советский строй, за что получила кличку второй советской партии большевиков.

Главным образом в нашей практической работе проводилась пропаганда о Советском Союзе с той целью, чтобы в порядке эволюции в России установить династическую монархию. После Николая II по наследству на престол должен был стать князь Кирилл, но так как он умерен, престол должен занять его сын Владимир.

Лозунг «Союза младороссов» был таков: «царь и Советы». Коммунистическую партию должна заменить партия «младороссов».

Также установлена на территории Югославии деятельность украинских контрреволюционных националистических организаций, состоявших из белоэмигрантов, деникинцев и врангелевцев.

Отделом контрразведки «Смерш» 57-й армии в гор. Петровграде был задержан Кекало Василий Васильевич, белоэмигрант, в прошлом активный участник националистического движения на Украине, который являлся членом президиума Центральной рады правительства Винниченко и состоял в «Партии украинских хлеборобов-демократов».

Проживая с 1922 года на территории Югославии, Кекало вел активную работу по объединению украинских националистов, пытаясь создать партию «хлеборобов украинцев» с задачами пропаганды и борьбы за отделение Украины от Советского Союза и образование «великой Украины». С этой целью им была написана и в 1938 году издана брошюра «Политические перспективы Украины», излагавшая взгляды белоэмигрантских кругов из среды украинских националистов.

В том же году Кекало вступил в к.-р. националистическую организацию в Белграде под названием «Украинская громада», где вскоре был избран заместителем председателя этой организации, являясь фактическим руководителем по вопросам идеологической обработки членов этой организации в националистическом духе. Он также вел подготовку к выступлению против Советского Союза, в целях чего принимал меры к объединению с белоказаками для совместной борьбы.

В 1941 году Кекало вступил в националистическую организацию «Просвита». Из показаний свидетелей Рогозина и Бородина видно, что он, проживая в Петровграде, являлся руководителем местной организации «Просвита», среди членов которой проводил антисоветскую агитацию, пропагандируя идею создания «великой Украины» во главе с гетманом Скоропадским.

Из материалов проверки деятельности белоэмигрантов видно, что многие из них наряду с антисоветской пропагандой, участием в формировании «русского охранного корпуса» и активизацией других мер борьбы против Советского государства состояли на службе контрразведывательных органов немцев и венгров в качестве тайных агентов.

М.А. Георгиевский — лидер и идеолог НТС

Отделом контрразведки «Смерш» 288 иад (так в тексте документа. — Прим. авт.) за время дислокации в гор. Ниш на основании полученных данных о связях с немецкой службой безопасности и СД 11 ноября сего года был задержан белоэмигрант Кравец Борис Антонович.

Проверяя личность Кравца, установлено, что он из Советской России эмигрировал в 1920 году и с тех пор постоянно проживал в Югославии. С октября 1921 года по октябрь 1938 года находился в гор. Сараево и работал агентом местной полиции, затем писарем адресного стола и криминальной полиции. С 1928 года работал чиновником железнодорожных мастерских в городах Сараево и Ниш.

На допросе Кравец показал, что он в июле 1941 года работником немецкого СД в гор. Ниш Францези был завербован в качестве тайного агента под № 878 и получил задание по выявлению партизан-коммунистов и антифашистски настроенных лиц среди местного населения. Одновременно, какой показал, немцы обязали его следить за концентрацией и передвижением партизанских отрядов, действующих против германской армии и ее гарнизонов, расположенных на территории Югославии.

Задание немцев Кравец выполнял добросовестно, в связи с чем его из рядового агента перевели в категорию агента-вербовщика с последующей передачей ему на связь вновь завербованных агентов СД.

Выполняя обязанности агента-вербовщика, Кравец лично подобрал и завербовал в качестве агентов СД белогвардейцев Варламова И.К. и Меленъковича Александра, которых проинструктировал на выявление руководителей партизанских отрядов, коммунистов и лиц, ведущих антифашистскую работу.

За работу в качестве агента СД Кравец неоднократно получал вознаграждение в обшей сумме 14–15 тыс. сербских динар.

В процессе допросов задержанных белоэмигрантов выявлено значительное количество новых активных участников белогвардейских формирований, проводивших антисоветскую работу, в отношении которых проводятся меры проверки их конкретной деятельности против советского государства»[407].

О том, кто из белоэмигрантов — активных участников различных антисоветских организаций на территории Европы был задержан сотрудниками военной контрразведки после мая 1945 года, рассказано в книге Александра Колпакиди «Ликвидаторы КГБ»[408].

Дальний Восток

В августе 1945 года военные чекисты задержали Ибрагима Девлет-Кильди и вывезли в Москву Здесь ему предъявили обвинения в антисоветской деятельности и приговорили к 10 годам лагерей. Он умер в апреле 1967 года в родном Петропавловске, где жил с семьей после отбытия срока наказания[409].

В октябре 1945 года сотрудниками УКР «Смерш» Забайкальского фронта в городе Чань-Чуне был задержан белоэмигрант, командующий Северо-Хинганским военным округом Уржин Гармаев. Его было предъявлено обвинение в вооруженной борьбы против советской власти и ведение разведывательной работы по заданию Японии против Советского Союза. Родился он в 1888 году на территории Читинской области. В конце двадцатых годов прошлого оказался на территории Маньчжурии. В 1933 году он официально поступил на военную службу оккупационного правительства Маньчжоу-Го. Учитывая его авторитет и талант организатора, ему поручено формирование и обучение воинских частей из бурят и других монгольских народов. Из способных молодых людей за короткий срок были подготовлены офицерские кадры и сформирована кавалерийская часть в две с лишним тысячи сабель. Одновременно были обучены кадры для войск охраны железнодорожных путей. Во время боев на Халхин-Голе У. Гармаев уже в звании генерал-лейтенанта во главе частей Монгольской кавалерии направлен в район конфликта. К 1943 году он достиг поста командующего Северо-Хинганским военным округом, подразделения которого набирались из бурятских и монгольских эмигрантов. Предполагалось, что в случае войны Японии с СССР генерал Гармаев может быть использован японской стороной в качестве политической фигуры. При этом буряты и монголы оказались бы в составе обеих противоборствующих сторон, что могло привести к трагическим последствиям. Впрочем, в Токио не доверяли воинским частям, укомплектованным бурятами[410], и поэтому не планировали их использования в боях против наступающей Красной Армии.

В 1945 году на территории Китая задержан генерал от артиллерии Михаил Васильевич Ханжин. Он родился в 1871 году. Во время Первой мировой войны последовательно занимал посты командира 19-й артиллерийской бригадой, начальника 12-й пехотной дивизии, инспектора артиллерии 8-й Армии, инспектора артиллерии Румынского фронта. С марта по октябрь 1917 года — инспектор полевой артиллерии России. В 1918 году командовал белогвардейским Уральским корпусом. С января по июнь 1919 года командующий Западной армией, затем военный министр Сибирского правительства адмирала А. В. Колчака. С 1920 по 1945 год жил в Китае.

Приложение № 1 Спецгруппы и оперотряды 4-го управления НКВД-НКГБ, действовавшие на оккупированной территории России

«Аврора» — разведгруппа

Командир: Гайдин С.Е.

Численность: пять человек.

За линию фронта была выведена 29 июля 1943 года (десантирована с самолета в Шелтозерский район Карелии).

Задача: проникнуть в Петрозаводск. При десантировании оба радиста группы попали в плен противнику. Оставшиеся трое разведчиков вошли в состав разведгруппы Дмитрия Горбачева[411].

Артамонова — разведгруппа

Командир Артамонов Н.С., капитан

Место дислокации: Смоленск — Орша — Витебск

За линией фронта действовала в марте 1942 года[412].

Балашова — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Балашов Н. А., старший лейтенант

Место дислокации: треугольник Смоленск — Орша — Витебск.

За линией фронта действовала в марте — июне 1942 года[413].

«Берег» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: десять человек

За линию фронта выведена в 1942 году.

Все члены погибли[414].

Березкина

Командир: Березкин Алексей Иванович

Место дислокации: Шелтозерский район Карелии

За линией фронта находилась в сентябре 1943 года.

«Бесшумные» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: БухвостовА. П.[415]

«Богатыри» — спецотряд

Командир: Орлов М.М.

«Боевики» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: два человека

За линию фронта выведена в 1942 году.

Все члены погибли сразу же после десантирования[416].

«Боевые» — спецотряд

Командир: Иванов В. К.[417]

Бояринова — спецотряд

Командир: Бояринов Григорий

За линией фронта действовала в 1942 году

Васина — разведывательно-диверсионная группа.

Командир: Васин Николай Александрович, капитан.

Численность: 80–90 человек

Место дислокации: линия фронта. Вместо использования в глубоком тылу противника (северная часть Брянских лесов) подразделение участвовало в обороне участка фронта.

В боях начала участвовать в январе 1942 года. Большинство бойцов погибло. Оставшихся в живых отозвали в Москву и отправили за линию фронта в составе отряда Шестакова А. П.[418]

«Взрыватели» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Павлов Е.А.[419]

Волкова — разведгруппа

Командир: Волков Иван Степанович

Место дислокации: Олонецкий район Карелии

За линией фронта действовала в августе 1942 года.

Ворошилова — разведгруппа

Командир: Ворошилов

 Место дислокации: Смоленская область

За линией фронта действовала в марте-апреле 1942 года.

«Вперед» — спецотряд — партизанская бригада

Командир: Шемякин П. Г., капитан

Численность: 30 человек

Место дислокации: Брянская область — Гомельская область

За линию фронта выведен в феврале 1942 года. С частями Красной Армии соединилась осенью 1943 года[420].

«Вторые» — спецотряд

Командиры: Качуевский Павел Павлович и Зебницкий Николай Васильевич

Место дислокации: Орловская и Смоленская области[421]

За линию фронта выведен в конце апреля 1942 года

Численность: 43 человека[422].

Гайдина С.Е. — разведывательная группа

Командир: Гайдин С. Е.

Место дислокации: Заонежский район (Карелия)

Численность: пять человек

В тыл врага выведена в августе 1942 года.

Наладила связь с местными подпольщиками, собрала подробную информацию во вражеских гарнизонах, добыла необходимые образцы документов[423]

Гольцова — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Гольцов Александр Яковлевич

Место дислокации: Прионежский район Карелии

За линией фронта действовала в октябре 1941 года.

Горбачева — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Горбачев Никита Семенович, капитан

Численность: 80–90 человек

Место дислокации: линия фронта. Вместо использования в глубоком тылу противника (северная часть Брянских лесов) подразделение участвовало в обороне участка фронта.

В январе — феврале 1942 года участвовала в боях, где потерял больше половины личного состава (во время боя 23 января 1942 года погиб Горба чев и еще 31 боец). Затем остатки отряда были переданы в отряд лейтенанта Кравцова Г. А. Новое подразделение участвовало во фронтовых боях[424] .

«Гранит» — разведгруппа Место дислокации: Карелия Численность: три человека.

За линию фронта выведена в 1942 году.

Все члены погибли [425].

«Грозный» — спецотряд

Командир — Озмитель Федор Федорович

Численность отряда: 29 человек

Место дислокации: треугольник Орша — Витебск — Смоленск В тылу врага действовал с марта по сентябрь 1942 года[426]

«Дружные» — спецотряд

Командир: Гроховский С.А.[427]

«Дублеры» — разведгруппа

Командир: Эрте Александр Петрович

Место дислокации: Ведлозерский район Карелии

Численность: два человека

За линию фронта действовала с мая по июнь 1944 года[428].

«Железняка» — спецгруппа

Командир: Кадачигов Александр Филиппович («Железняк»)

Дислокация: в районе города Псков, на базе партизанской бригады Германа Александра Викторовича

Численность: 9 человек[429]

«За Родину» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Бычков П.И.[430]

«Земляки» — разведгруппа

Командир: Власов Владимир Федорович

Численность: четыре человека

За линию фронта выведена в октябре 1942 года с заданием проникнуть в Петрозаводск.

В ноябре 1942 года все члены погибли[431].

«Земляки» — разведывательно-диверсионная группа

Место дислокации: Псковская область

За линией фронта действовала в апреле 1943 года.

«Земляки» — спецотряд

Командир: Баскаков А.А.[432]

«Знакомые» — разведывательно-диверсионная группа

Численность: 3 человека

Место дислокации: Пряжинский район Карелии

За линию фронта выведена в марте 1944 года

В конца марта был арестован радист группы, который не только выдал товарищей, но и начал работать под диктовку противника.[433]

Зуенко — спецотряд

Командир: Зуенко В., старший лейтенант

Место дислокации: Смоленская и Московская области

За линию фронта выведен летом 1941 года, а в октябре 1941 года вернулся в Москву[434].

Имени Дзержинского — спецотряд

Командир: Корчагин Лев Михайлович

Место дислокации: Брянская область

За линией фронта находился с сентября 1942 года по март 1943 года[435]

«Истребители» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Нейман А.А.[436]

Кайпайнена — спецгруппа

Командир: Кайпайнен Унто Петрович

В январе 1944 года действовала в районе Петрозаводска

Каминского — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Каминский Место дислокации: Смоленская область

В тылу врага действовала в апреле 1942 года.

Куриленко П. — спецотряд

Командир: Куриленко П., капитан Численность: 17 человек

За линию фронта выведен 30 марта 1942 года в районе Сухинечей Калужской области

Задание: действовать в Брянской области[437], где она и дислоцировалась в мае 1942 года.

Лазнюка — спецотряд

Командир: Лазнюк Кирилл Захарович, старший лейтенант

Численность: 25 человек

Отряд находился в оперативном подчинении командования 328 дивизии и 22 января 1942 года получил приказ захватить деревню Хлуднево в Смоленской области. По данным армейской разведки в населенном пункте находилось до полроты немцев. К моменту прихода ОМСБОНовцев численность гарнизона противника возросла до батальона, артиллерийской и минометной батареи и нескольких танков. В результате неравного боя смертью храбрых пало 22 ОМ С БОН овца.

Леймана — спецгруппа

Командир: Лейман Георгий Андреевич

Численность: 8 человек

Погибла на острове Сосновец в Карелии в феврале 1944 года[438].

«Лесники» — разведгруппа

Командир: Тукачев И.А.

Место дислокации: Ведлозерский район Карелии

Численность: четыре человека

За линию фронта выведена в 1944 году[439].

Манзырова — спецотряд

Командир: Манзыров Константин Захарович

В ноябре 1943 года находилась в Пряжинском районе Карелии.

Матросова — спецотряд

Командир: Матросов С.Л., старший лейтенант

Место дислокации: треугольник Смоленск — Орша — Витебск

За линию фронта выведена в марте 1942 года,[440] в апреле находилась в указанном выше районе. В июле 1942 года вышел в расположение частей Красной Армии[441].

«Метеор» — разведгруппа.

Место дислокации: Карелия

Численность: три человека

За линию фронта выведена в 1942 году.

Все члены погибли[442].

«Минеры» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Дудкин С.В.[443]

Миронова— разведывательно-диверсионная группа

Командир: Миронов М., капитан

За линию фронта выведен в марте 1942 года[444]

«Митя» — спецотряд

Командир: Медведев Дмитрий

Дислокация: Московская и Орловская область Численность: около тридцати человек[445]

«Моряки» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: три человека

За линию фронта выведена в 1942 году

Все члены погибли [446].

«Мстители» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Новеселов И., С.

Место дислокации: Карелия

Численность: пятнадцать человек

За линию фронта выведена в октябре 1943 году.

Погибло пять бойцов[447].

«Мстители» — разведгруппа

Командир: Захаров Ф.Г.

Место дислокации: Кондопожский район Карелия

Численность: три человека

За линию фронта выведена в мае 1944 года[448].

«Мстители» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Грудин Н.Я.[449]

«Ненависть» — разведывательно-диверсионная группа

 Командир: Тимофеев М.П.[450]

«Неуловимые» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Яковлев Ф.К.

За линию фронта выведена в августе 1942 года и находились там в июле 1943 года[451].

«Неустрашимые» — спецотряд

Командир: Лавров В.И.[452]

Никулочкина — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Никулочкин

Место дислокации: Московская область

За линией фронта действовала в ноябре 1941 года.

«Новатор» — спецотряд

Командир: Хвостов Г.М., капитан

Численность: 37 человек

Дислокация: треугольник Смоленск — Орша — Витебск

За линией фронта действовал с марта по июль 1942 года [453].

«Новички» — спецотряд

Командир: Рафаилов П.А.[454]

Самсонова — спецотряд

Командир: Самсонов Василий Константинович

Место дислокации: Брянская область

За линию фронта выведен в марте 1943 года. После гибели командира в августе 1943 года дальнейшая судьба отряда неизвестна[455].

«Смелые» — диверсионная группа

Командиры: Громов А.Г., Алешин И.Н.

За линией фронта находилась два раза: в сентябре 1941 года и с июля 1942 года по декабрь 1943 года[456].

«Смерть фашизму» — разведывательно-диверсионный отряд

Командиры: Кусов Хаджиемед Джамбулатович (сентябрь 1941 — октябрь 1941); Шпилевой Яков Михайлович (октябрь 1941 — ноябрь 1941)

Численность: 125 человек

Дислокация: Витебская, Смоленская и Калининская области

За линию фронта выведен в сентябре 1941 года. Вернулся обратно в ноябре 1941 года[457] .

«Овод» — разведгруппа

Командир: Лейман Георгий Андреевич

Место дислокации: Карелия

Численность: три человека

За линию фронта выведена в январе 1943 года[458].

«Онежцы» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: два человека За линию фронта выведена в 1942 году

Все члены погибли[459].

«Опытные» — спецотряд

Командир: Кочеревский В.Н.[460]

«Особые» — спецотряд

Командир: Бажанов Михаил Константинович, старший лейтенант

Место дислокации: линия фронта

В районе линии фронта действовал с января по март 1942 года[461].

«Особые» — спецотряд

Командир: Бажанов Михаил Константинович, старший лейтенант

Численность: 35 человек

Место дислокации: треугольник Смоленск — Орша — Витебск

За линией фронта действовала с марта по июль 1942 года[462].

«Отважные» — диверсионная группа

Командир: Назаров Александр Васильевич

За линией фронта находилась с мая по август 1944 года на территории Псковской области, Белоруссии и Латвии[463].

«Отважные» — спецотряд

Командир: Чистяков И.В.[464]

«Парус» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

За линией фронта в сентябре 1942 года.[465]

«Подростки» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Лавров А. В.[466]

«Подрывники» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Костюченко М.П.[467]

«Постоянные» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Щеголев А.К.[468]

«Ракета» — разведывательно диверсионная группа

Командир: Еремин, лейтенант

Численность: 7 человек

За линию фронта выведена 1 июня 1942 года

Место дислокации: Орловская область

Основная задача — проникнуть в оккупированный Орел, собрать разведывательную информацию и «ликвидировать» коменданта города[469].

Прудникова — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Прудников

За линией фронта действовала в ноябре 1942 года

«Решительный» — спецотряд

Командир: Чупеев Андрей Е., лейтенант

Численность: 29 человек

За линию фронта выведен в феврале 1942 года, частично эвакуирован в Москву в мае 1942 года (большинство бойцов получили обморожения).

Место дислокации: Брянская область[470].

«Рыцари» — разведывательно-диверсионный отряд

Командир: Логонский К.Л.[471]

«Сатурн» — спецотряд

Командир: Воропаев Анисим Ильич

Численность: 27 человек

Дислокация: Смоленская область

В тылу врага находился с марта по июнь 1942 года

Участвовал в уничтожение школы Абвера в Красном Бору[472].

«Славный» — спецотряд

Командир: Шестаков Анатолий Петрович, старший лейтенант

Численность: 49 человек

За линию фронта выведен в феврале 1942 года и с частями Красной Армии соединился в июне 1944 года

Дислокация: железная дорога Брянск-Гомель, затем Белоруссия[473].

«Смерч» — спецгруппа Командир: Свечкин П.Н.

Численность: 4 человека

За линию фронта выведена весной 1942 года

Место дислокации: Курская область[474].

Соколова — спецотряд

Командир: Соколов Н.В.

Место дислокации: Орша — Витебск- Смоленск[475].

«Табор» — разведывательная группа

Командир: Мартынов И.Ф.

Дислокация: Заонежский район (Карелия)

Численность: три человека

В январе 1942 года в течение недели собирала сведения о базировании и численности гарнизонов противника, а также об обстановке в оккупированных районах[476]

«Тихие» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Иванов К.И.[477]

«Транспортники» — спецотряд

Командир: Андреев[478]

«Удалые» — диверсионная группа

Командиры: Назаров Александр Васильевич, Новиков В. Я., Венчагов И. И.

Действовала на территории Псковской области в составе калининской партизанской бригады имени Дениса Давыдова [479].

«Универсалы» — спецотряд

Командир: Соловьев В.М.[480]

«Упорные» — диверсионно-разведывательная группа

Командиры: Таранченко Василий Григорьевич, старший лейтенант.

Численность: 13 человек

За линию фронта выведен в январе 1944 года. В расположение Красной Армии вышел в феврале 1944 года

Место дислокации: Ленинградская область[481].

Хвостова — спецотряд

Командир: Хвостов

В апреле 1942 года находился в Смоленской области.

«Фантом» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: четыре человека

За линию фронта выведена в 1942 году

Все члены погибли[482]

Флегонтова — спецотряд

Командир: Флегонтов А. К.

Место дислокации: Смоленская область

За линией фронта находилась с августа по октябрь 1941 года[483]

«Ходоки» — спецотряд

Командир: Мирковский Евгений Иванович

Место дислокации: Орловская область[484]

«Храбрые» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Цибульский М.З.[485].

«Черные» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: одиннадцать человек.

За линию фронта выведена в 1942 году

Все члены погибли[486]

Чуляева — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Чуляев

Место дислокации: Калужская область

За линией фронта действовала в феврале 1942 года

«Шалаш» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: пять человек

За линию фронта выведена в 1942 году

Все члены погибли [487]

«Шальские» — разведгруппа

Место дислокации: Карелия

Численность: десять человек

За линию фронта выведена в 1942 году

Все члены погибли[488]

Шевченко — разведгруппа

Командир: Шевченко Г. Ф., капитан

Место дислокации: треугольник Смоленск — Орша— Витебск. За линией фронта действовала с марта по май 1942 года[489]

«Церковная» — резидентура

Командир: Иванов Василий Михайлович

Дислокация: Калинин

Состав: подполковник Иванов Василий Михайлович («Васько») — командир, Михеев Иван Иванович («Михась»), окончил авиационное училище (в июне 1941 года сержант истребительного батальона войск НКВД), Баженова Анна («Марта») — радист.

Свое неофициальное название получила из-за необычного «прикрытия», которое использовали двое чекистов. За линией фронта они действовали в качестве помощников епископа Василия (Ратмирова Василия Михайловича). Священнослужитель обратился в райвоенкомат с просьбой отправить его на фронт, но сотрудница Особой группы Зоя Ивановна Воскресенская решила, что он принесет больше пользы за линией фронта.

Группу направили в прифронтовой Калинин 18 августа 1941 года. Владыка служил в городском соборе, а его помощники собирали информацию о численности и дислокации немецких воинских частей, выявили более 30 агентов гестапо[490].

«Шустрые» — спецотряд

Командир: Пресмышев Л.А.[491]

Шпилевого — спецотряд

Командир: Шпилев Я.И.

Место дислокации: «треугольник» Смоленск — Орша — Витебск

В тыл врага выведен 26 сентября 1941 года под Смоленском. В ноябре 1941 года вернулись обратно[492].

Приложение № 2 Спецгруппы и спецотряды 4-го Управления НКВД-НКГБ, действовавшие на оккупированной территории Белоруссии

«Авангард» — спецгруппа

Командир: Селянкин А.И.

Численность: 3 человека

Выведена в тыл врага 6 октября 1943 года.

Действовала в южных районах Барановичской обл.: Несвижском, Клецком, Ляховичском, Бытенском районах и в Барановичах. Базировалась в д. Машуки Клецкого района.

В процессе разведывательной работы получена информация о воинских гарнизонах противника. Спецгруппой подорвано 12 вражеских эшелонов, взорвано и сожжено пять мостов на шоссейных дорогах, электростанция. Уничтожено два склада с горючим и авиабомбами. Проведено 11 боев. Уничтожено и ранено около трех тыс. солдат и офицеров. Переведено на сторону партизан более ста человек. Спецгруппа организовала контрразведывательную защиту местных партизанских отрядов, выявив более 70 вражеских агентов.

7 июля 1944 года соединилась с частями Красной Армии[493].

«Август» — спецгруппа

Командиры: до марта 1944 года спецгруппой руководил К.И. Доморад, позже Ф.А. Козлов

Выведена в тыл врага 20 августа 1943 года.

Дислокация: деревня Красная Горка Ушачского района Белоруссии.

Основная задача спецгруппы — контрразведывательное обслуживание 1-й антифашистской бригады, сформированной из солдат бывшей бригады РОА «За Русь», переведенную на сторону партизан (командир бригады В.В. Гиль-Родионов).

Оперативными работниками «Августа» получена разведывательная информация и выявлен ряд агентов спецслужб Германии, предателей и изменников Родины.

15 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[494].

«Активные» — спецгруппа

Командиры: до 12 декабря спецгруппу возглавлял Ф.А. Сотников, позже — его заместитель И. Г. Иванов.

Численность: 8 человек

В тыл противника выведена 1 августа 1943 года.

Действовала на территории Пуховичского, Борисовского, Минского, Червенского, Логойского и Смолевичского районов Минской обл.

Дислоцировалась в деревни Горново Червенского района

В процессе боевой деятельности, кроме разведывательных задач и диверсионной работы, участвовала в проведении специальных мероприятий контрразведывательного характера.

Спецгруппой ликвидировано и ранено 107 солдат и офицеров врага. Выявлено, арестовано и разоблачено шесть вражеских лазутчиков, двое из которых переданы в Управление НКГБ БССР для проведения тщательного расследования.

5 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[495]

«Альфа» — спецгруппа

Командир: Соснов К. М.

Численность: 2 человека

В тыл врага выведена 11 августа 1943 года.

Действовала в Вилейской области Белоруссии.

Базировалась в районе оз. Нарочь.

Вела разведывательную работу в Миорском, Браславском, Шарковщинском, Видзовском, Плисском, Дисненском, Докшицком, Глубокском, Поставском, Дуниловичском, Мядельском, Кривичском, Куренецком, Сморгонском, Свирском и Молодечненском районах.

Для разведывательной работы в Ошмянском и Островецком районах, в Латвии и Литве использовались маршрутировавшиеся туда участники спецгруппы.

Проводила разведывательную работу в среде польских вооруженных формирований, сотрудничавших с оккупантами, и в созданных ими националистических организациях. Оперативные работники расследовали более 80 уголовно-следственных дел. Была получена ценная информация для использования контрразведкой.

2 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[496]

«Артур» — спецгруппа

Командир: Золотарь Иван Федорович

Численность: 8 человек

Место дислокации: Минская область

За линию фронта десантирована в ночь с 22 на 23 апреля 1943 года.

Основная задача — поддержание связи с подпольщиками в городе Борисове, а также допросы пленных немцев. В состав группы входило три радиста и переводчик с немецкого языка.

С частями Красной Армии соединилась в июле 1944 года[497].

Баскакова — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Баскаков Алексей Андреевич

За линией фронта действовала с октября 1941 года по июнь 1942 года[498]

«Березино» — спецгруппа

Командиры: Стельмах И.М., с 20 марта по июль 1944 года Лебедев И. А.

Организована 3 мая 1943 года

Базировалась в Шкловском районе Могилевской области, вела разведывательную и контрразведывательную работу, в том числе по защите партизанских соединений, действовавших на Могилевщине.

Участниками спецгруппы с помощью связных проведен ряд успешных диверсионных операций в Бобруйске, Могилеве, Орше, Шклове, получены ценные разведывательные сведения.

30 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[499]

«Богатыри» — спецотряд

Командир: Шихов Александр Никитич

Место дислокации: с января по июль 1944 года Минская, Пинская и Бараночивская области[500]

Численность спецотряда: 46 человек

Основная задача: глубокая оперативная разведка вдоль железной дороги Минск — Барановичи — Лунинец[501]

«Боевой» — спецотряд — партизанская бригада «За Родину» им А. К. Флегонтова

Командиры: Флегонтов Алексей Кканильевич (август 1942 — октябрь 1942); Жохов Иван Васильевич (октябрь 1942 — март 1943); Бобков Владимир Иванович (март 1943 — август 1943); Тараненко Федор Федорович (август 1943 — сентябрь 1943); Беззубов Николай Николаевич (октябрь 1943 — июнь 1944

Численность: 132 человека

За линию фронта выведен в августе 1942 года[502].

«Боевой» — спецотряд

Командиры: Горячев Анатолий Сергеевич (март 1942 — август 1942) и Неклюдов Валентин Леонидович (август 1942 — июнь 1944)

Сформирован в октябре 1941 года

За линию фронта выведен в марте 1942 года

Численность: 45 человека

Место дислокации: Витебская и Вилейская области, а также на юге Литвы[503].

Основная задача: диверсии на железнодорожной ветке Полоцк — Даугавпилс.

В марте 1943 года новый приказ — перебазироваться в окрестности Минска.

Спецотряд, являясь одним из наиболее активных воинских подразделений, действовал во многих районах Витебской, Минской, Вилейской и Барановичской области.

Боевые группы «Боевого» вели разведку на оккупированной территории Литвы.

Для тактических действий отряда характерны продолжительные рейды по тылам врага, активная боевая и диверсионная работа.

Спецотряд 31 раз вступал в открытые бои, организовал 38 диверсий. В результате участниками «Боевого» убито и ранено, по неполным учтенным данным, 2 тыс 209 солдат и офицеров врага, 72 взято в плен[504].

Спецотрядом было пущено под откос 125 эшелонов, разбито и повреждено 113 автомашин, 3 бронепоезда, 8 танков, взорвано и сожжено 78 мостов, 88 учреждений и предприятий, 16 воинских складов с боеприпасами и продовольствием, неоднократно выводился из строя подземный телефонный кабель, связывающий ставку Адольфа Гитлера с командованием группы армий «Центр»[505]

С Красной Армией соединился в июне 1944 года.

«Боевые» — спецгруппа

Командиры: Разумов М М.; с 25 мая 1944 года Хохлов Я.Н.

Численность: 6 человек

Выведена в тыл противника: 13 сентября 1943 года.

Действовала в Борисовском, Бегомльском и Логойском районах Минской области.

Наряду с разведывательной и боевой работой участвовала в разложении частей «Белорусской краевой обороны», формировавшихся в Логойске.

Бойцы «Боевых» осуществили семь диверсий на железных дорогах в тылу противника, взорвали мост через Березину в Борисове, железобетонный мост у станции Жодино.

5 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[506].

«Болотные» — спецгруппа

Командир: Лощинин В.П.

Численность: 2 человека

В тыл врага выведена 22 августа 1943 года.

Действовала в Пинской области.

Базировалась в Ганцевичском районе.

Спецгруппой «Болотные» проведена значительная разведывательная работа.

«Болотные» осуществляли контрразведывательную помощь особым отделам партизанских отрядов и бригад Пинского соединения, в результате были получены ценные сведения об оборонительных рубежах противника. Оперативными работниками спецгруппы выявлено 13 вражеских лазутчиков, засланных в партизанские отряды и соединения.

Силами «Болотных» разгромлено два гарнизона врага.

12 мая 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[507]

«Борцы» — спецгруппа

Командиры: Шумилин А.П.; Тимофеев В.Я.

Численность: 4 человека

В тыл противника выведена 12 января 1944 года

Действовала в Березовском, Коссовском, Антопольском, Дивинском районах Брестской обл. и в Дрогичинском районе Пинской области

В процессе диверсионной работы участниками спецгруппы организовано крушение 20 вражеских эшелонов, уничтожено и ранено 800 гитлеровцев. Получены серьезные разведывательные сведения о подрывной работе польских вооруженных формирований и «Организации Украинских Националистов», действовавших в Брестской области.

13 июня 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[508].

«Буревестник» — спецгруппа

Командир: Лысков П.Я.

Численность: 3 человека

В тыл противника выведена 12 сентября 1943 года.

Действовала в Лидском, Новогрудском, Любчанском, Желудокском, Дятловском, Кореличском, Юратишском и Ивенецком районах Барановичской области.

В процессе работы в тылу врага получена разведывательная информация, в том числе о деятельности различных польских вооруженных формирований, сотрудничавших с нацистами, а также об активных пособниках и предателях в среде местного населения.

7 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[509].

«Буря» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Михайлашев Николай Афанасьевич («Кубанский»)

Численность: 8 человек

В тыл врага выведена 17 апреля 1944 года

Место дислокации: Вилейская область[510]

Действовала в Сморгонском и Куренецком районах Вилейской обл. Участники спецгруппы, увеличив свой численный состав, осуществили ряд серьезных диверсий на транспортных коммуникациях противника. На счету участников «Бури» 43 диверсии, во время которых уничтожено значительное количество живой силы и техники противника, нанесен серьезный ущерб перевозкам врага. Пустила под откос 43 вражеских эшелона и один бронепоезд[511].

С частями Красной Армии соединилась 2 июля 1944 года.

«Бывалые» — спецгруппа

Командир: Шибеко Н.И.

В тыл противника выведена 20 августа 1943 года

Действовала в Речицком, Стрешненском, Жлобинском, Буда-Кошелевском районах Гомельской обл. Базировалась в Уваровичских лесах Буда-Кошелевского района

В процессе боевой деятельности участниками группы взорвано 12 вражеских эшелонов, подорвано и сожжено пять железнодорожных и 42 моста на шоссейных и проселочных дорогах. Разгромлено два немецких гарнизона, многократно повреждались проводные линии связи, в том числе подземный телефонный кабель Минск — Гомель, уничтожено два склада с обмундированием, склады с боеприпасами и бензином.

3 декабря 1943 г. спецгруппа вышла из тыла[512].

«Бывалые» — спецотряд

Командиры: Лопатин Петр Григорьевич («дядя Коля») (май 1942 — август 1942); Соколко Иван Николаевич (август 1942 — июнь 1944)

Место дислокации: Борисовский район Минской области[513]

Численность: 22 человека

В тыл врага выведена 18 марта 1942 года вблизи города Торопца[514]

К августу 1942 года по численности достигла состава бригады

«Верные» — спецгруппа

Командир: Кузнецов Д.В.

Численность: 11 человек

Выведена в тыл противника 18 января 1944 года

Действовала в Ганцевичском, Пинском, Логишинском районах Барановичской области.

Спецгруппа выполняла разведывательные задания, в том числе получила интересную информацию о польских вооруженных формированиях, боровшихся с партизанами, и вела активную диверсионную работу.

Участники «Верных» взорвали три эшелона врага, во время диверсий уничтожено и ранено 173 немецких солдата и офицера.

20 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[515].

«Вихрь» — спецгруппа

Командир: Владимиров П.В.

В тыл противника выведена 16 апреля 1944 года

Действовала в Копыльском и Узденском районах Минской области

Вела разведывательную работу, участвовала в боевых операциях

3 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[516]

«Возрождение» — спецгруппа

Командир: Дроздов А.Н.

В тыл противника выведена в марте 1943 года.

Действовала в Ружанском, Коссовском, Кобринском, Березовском районах Брестской, в Дрогичинском, Пинском, Телеханском, Ивановском районах Пинской областей. Базировалась в Гайновском районе.

Спецгруппа проводила активную разведывательную работу, обеспечивала контрразведывательную защиту партизанских отрядов Брестского соединения.

Проводила борьбу с польскими формированиями, выступавшими против белорусских партизан.

Во время диверсий участники спецгруппы подорвали 23 вражеских эшелона. В Брестском паровозном депо выведено из строя 16 паровозов, взорван артсклад и бензохранилище, сожжено 35 мостов на шоссейных и проселочных дорогах, убито и ранено свыше 1500 гитлеровцев.

14 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[517].

«Волынцы» — спецгруппа

Командир: Форманчук Петр, капитан

Численность: 5 человек

В тыл врага выведена в октябре 1943 года. С частями Красной Армии соединилась в апреле 1944 года[518].

Воронова — спецгруппа

Командир: Воронов

Место дислокации: Витебская область

За линей фронта находилась в марте 1942 года.

«Вперед» — спецгруппа

Спецгруппа создана в результате разукрупнения спецотряда «Вторые» в июне 1943 года.

Командир: Солодкий П.М.

Осуществляла боевые операции и разведывательную работу в Рогачевском и Жлобинском районах Гомельской области.

Выполнив задания, участники «Вперед» вышли из-за линии фронта. 28 марта 1944 года[519].

«Вперед» — спецгруппа

Создана на базе спецгруппы «Вперед» (командир Солодкий П.М.).

Командир: Крупенько Н.К.

Численность: 13 человек

Действовала в районах Белостокской области

Дислоцировалась в Ломжинском районе

В результате серьезной разведывательной работы получена информация о планах обороны врага, добыты сведения об оборонительных укреплениях в районе Кнышина, на реках Бобр и Нарев

Участниками спецгруппы взорвано пять вражеских эшелонов, проведено 12 других боевых операций, в результате которых убито и ранено до 200 солдат и офицеров неприятеля, 36 человек взято в плен

14 августа 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[520]

«Вперед» — оперативная группа Командир: Волков А.Н.

В 1942 году действовала на территории Гомельской области[521].

«Вторые» — спецотряд

Командиры: Кочуевский Павел Павлович (апрель 1942 года — 22 июля 1942 года); Зебницкий Николай Васильевич.

Численность: 43 человека

Выведен в тыл врага 30 апреля 1942 года.

Вначале действовал в районах Смоленской области.

13 июня 1942 года участники «Вторых» прибыли в Быховский район Могилевской области.

В августе 1943 года отряд разукрупнен. Из отряда выделились спецгруппы «Вперед», «Кровные» и «Днепр».

Основной состав отряда «Вторые» продолжал действовать на территории Могилевской области и в ряде районов Гомельской и Полесской областей.

Бойцы «Вторых» участвовали в многочисленных боевых операциях. Ими уничтожено и ранено свыше 300 немецких солдат, 13 офицеров.

Оказана помощь местным партизанским отрядам в снабжении их оружием и боеприпасами, добытыми в боях в Краснопольском и Кормянском районах. Командование отряда делилось с партизанами разведывательной информацией, проводило широкую пропагандистскую работу среди населения.

В отряде организованы мастерские по изготовлению лыж, валенок, сапог, пошива верхней одежды и маскировочных халатов.

21 ноября 1943 года спецотряд соединился с частями Красной Армии[522].

«Гвардия» — спецотряд

Командир: Воронов Владимир Николаевич

Дислокация: Вилейская, Барановическая и Брестская область.

За линию фронта выведен в марте 1944 года. С частями Красной Армии соединился в июле 1944 года[523].

«Гвардеец» — спецгруппа Командир: Сеньков

Место дислокации: Сениннский район[524]

«Гроза» («Гром») — спецотряд

Командир — Озмитель Федор Федорович («Гриша»)

Место дислокации: Минская область[525]

Десантирован в тыл врага 28 мая 1943 года[526]

«Грозные» — спецотряд Командир: Сычев И.А.

Численность: 10 человек

В тыл противника выведена 12 августа 1943 года.

Действовала в Россонеком, Освейском, Полоцком и Дрисненском районах Витебской области.

Бойцы спецгруппы вели разведывательную и диверсионную работу.

6 ноября 1943 года спецгруппа вышла из-за линии фронта.

27 марта 1944 года участники спецгруппы «Грозные» в составе 13 человек направлены в тыл противника повторно и действовали в Вилейской обл.

Базировались в районе оз. Нарочь

Диверсионные группы «Грозных» подорвали десять вражеских эшелонов, уничтожили и ранили свыше 900 солдат и офицеров врага.

6 июля 1944 года спецгрупиа соединилась с частя ми Красной Армии[527].

«Двина» — спецгруппа

Командир: Румянцев А.Ф.

Численность: 9 человек

В тыл противника выведена 30 июня 1944 года.

Действовала в Коссовском районе Брестской области.

В середине июля 1944 года спецгруппа, выполняя указание Центра, начала передислокацию на территорию Вельского района Белостокской области.

16 июля 1944 года спецгруппа оказалась в районе наступления частей Красной Армии, с которыми соединилась[528].

«Днепр» — спецгруппа

Сформирован в тылу 5 августа 1943 года из личного состава спецотряда «Вторые»

Командир: Солнцев Н.В.

Численность: 35 человек

Действия начала 25 августа 1943 годав Бобруйском и Осиповичском районах Могилевской области.

20 декабря 1943 года по указанию Центра спецгруппа передислоцировалась в Ганцевичский район Пинской области.

Разведчиками спецгруппы получены важные сведения о воинских перевозках и укреплениях врага в районе Бобруйска.

Во время диверсий ими взорвано семь вражеских эшелонов и четыре склада. Характерным в боевой деятельности бойцов спецгруппы являлась активная диверсионная работа на шоссейных дорогах. Взорвана 51 автомашина с живой силой и военными грузами. Во время боевых столкновений спецгруппой уничтожено свыше 500 вражеских солдат и офицеров.

17 мая 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[529].

«Донского» — спецгруппа

Командир: Медведев С.Б.

Численность: 15 человек

В тыл противника выведена 25 октября 1942 года.

Действовала на участке железной дороги Полоцк-Горяны, вела разведывательную работу в районе Полоцка.

Базировалась в деревне Черниченки Сиротинского района в зоне дислокации 2-й партизанской бригады С.М. Короткина.

Наряду с разведкой участвовала в подрыве четырех вражеских эшелонов, в разгроме немецкой воинской колонны, других боевых операциях.

После выполнения задания спецгруппа 26 января 1943 года вышла из-за линии фронта[530].

«Дружба» — спецгруппа

Командир: Жолобов Иван Алексеевич.

Численность: 7 человек.

За линию фронта выведена 5 сентября 1943 года.

Действовала в Лоевском и Речицком районах Гомельской области.

В декабре 1943 года во время крупной карательной операции против партизан вытеснена противником из партизанской зоны и была вынуждена выйти из тыла.

6 апреля 1944 года личный состав спецгруппы «Дружба» вылетел повторно в составе 13 человек и действовал в Щучинском и Дятловском районах Барановичской области.

Участники спецгруппы вели разведывательную работу, осуществили большое количество диверсий. Ими взорвано 15 вражеских эшелонов, убито и ранено около 300, взято в плен 45 солдат и офицеров врага.

10 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[531].

«Дружные» — спецгруппа Командир: Фролов Д.А.

Численность: 3 человека.

В тыл противника выведена 12 октября 1943 года.

Действовала в Чашникском, Ушачском, Бешенковичском районах

Витебской области. Дислоцировалась в Лепельском районе на базе партизанской бригады им. И.В. Сталина.

Спецгруппой проведена значительная разведывательная работа, получена информация о засылке в партизанские отряды вражеской агентуры. Участвовала в разложении пяти немецких воинских подразделений, в результате на сторону партизан перешло свыше 400 солдат из вооруженных формирований, проведена большая диверсионная работа.

2 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[532].

Жидкова — спецгруппа

Командир: Жидков, лейтенант

За линию фронта выведена в начале 1943 года[533]

«За Родину» — спецгруппа

Командир: Армянинов

Сформирована в тылу врага в августе 1943 года.

Действовала в Барановичской области.

В задачу спецгруппы входило контрразведывательное обеспечение партизанских сил в Барановичской области. Спецгруппой выявлено и разоблачено значительное количество вражеских лазутчиков, засланных в партизанские соединения, проведено расследование по 84 нарушениям воинской дисциплины. Получена ценная информация о польских вооруженных формированиях, действовавших в Западной Беларуси, боровшихся с партизанами.

15 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[534].

«Зайцева» («Пленного») — спецгруппа Командир: Зайцев П.М.

Численность: 4 человека.

В тыл противника выведена в августе 1942 года.

Действовала в районе железнодорожной магистрали Полоцк — Витебск.

Дислоцировалась на базе Белорусской партизанской бригады С ноября 1942 года по февраль 1943 года спецгруппой взорвано три вражеских эшелона, уничтожено свыше 150 вражеских солдат и офицеров.

В конце 1942 года во время крупной карательной операции против партизан в Полоцком районе возле станции Бычиха спецгруппа попала в засаду врага. В бою П.М Зайцев был тяжело ранен. Заместитель командира спецгруппы Т.И. Тушкин вывел участников спецгруппы в советский тыл 5 февраля 1943 года[535]

«Западные» — спецгруппа Командир: Пилюгин Ф. С.

В тыл противника выведена 13 октября 1943 года.

Действовала в Августовском, Граевском и Домбровском районах Белостокской области.

В процессе разведывательной работы спецгруппой «Западные» добыты ценные сведения в отношении воинских формирований, о лицах, активно сотрудничавших с оккупантами, фашистскими спецслужбами и карательными органами.

Участниками спецгруппы подорвано 12 вражеских эшелонов, взорвано два железнодорожных моста, электростанция, шлюз на Августовском канале, проведено восемь боев с противником. В результате убито и ранено более 250 гитлеровцев.

Осуществлено разложение 2 гарнизонов врага.

21 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[536].

«Зимние» — спецгруппа

Командир: Грошев В.Н.

Численность: 13 человек

В тыл противника направлена в апреле 1944 года.

Действовала в районах Брестской области.

30 апреля 1944 года вынуждена была выйти за линию фронта в связи с крупной карательной операцией против партизан.

10 мая 1944 года спецгруппа «Зимние» повторно направляется в тыл противника в Дивинский район Брестской области.

Участники «Зимних» вели разведывательную работу, подорвали два вражеских эшелона и три армейские автомашины.

12 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[537].

Зябликова — спецгруппа

Командир: Зябликов М.Ф.

Численность: 9 человек

В тыл противника выведена 20 февраля 1944 года.

Действовала в Щучинском районе Барановичской области. Дислоцировалась в Гродненской пуще на правом берегу Немана.

Вела активную разведывательную работу в районе Гродно и в Белостокской обл. Получила важные сведения о гарнизонах противника, враждебной деятельности польских формирований, созданных оккупантами националистических организациях.

Участники спецгруппы подорвали четыре вражеских эшелона. Провели несколько других боевых операций, уничтожив и ранив более 500 вражеских солдат и офицеров

10 июля 1944 г. спецгруппа «Зябликова» соединилась с частями Красной Армии[538].

«Ильинского» — спецгруппа Командир: Ильюшин Н.С.

Численность: 10 человек

В тыл противника выведена 14 февраля 1944 года.

Действовала в Сопоцкинском районе Белостокской области. Дислоцировалась в Щучинском районе, проводила отдельные мероприятия в Домбровском районе Белостокской области.

Спецгруппа «Ильинского» вела разведку и осуществляла диверсии на железнодорожных линиях Зельва — Слоним, Гродно — Друскенинкай, Гродно — Вильно.

14 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[539].

«Искра» — спецгруппа

Командир: Хохлов М.П.

Численность: 3 человека

В тыл противника выведена 28 октября 1943 года.

Действовала в Брестском, Кобринском, Антопольском, Жабинковском, Малоритском районах Брестской области.

Дислоцировалась в Дивинском районе.

В процессе разведывательной работы получена ценная информация о войсках противника в Бресте, других крупных гарнизонах.

Участники спецгруппы провели серьезную работу по контрразведывательной защите партизанских отрядов, выявив многих лиц, оказывавших помощь немецким карательным органам.

Во время диверсий взорвано 22 вражеских эшелона, в результате уничтожено около 3,5 тыс. солдат и офицеров.

8 апреля 1944 года спецгруппа вышла из-за линии фронта[540].

«Истребитель» — спецотряд

Создана 20 июля 1943 года, из бойцов 1-й Отдельной Гвардейской бригады минеров

Командир: Корнилов Н.В.

Численность: 23 человека

В тыл противника выведена 4 августа 1943 года в Кличевский район Могилевской области.

Действовала на железнодорожных коммуникациях Могилев—Жлобин, Минск—Орша, Орша—Могилев.

Весной 1944 года спецотряд передислоцировался и действовал в Ивьевском районе Барановичской области.

Бойцы «Истребителя» участвовали в 22 боях с противником, во время диверсий подорвали 44 вражеских эшелона, один бронепоезд, уничтожив около 2,5 тыс. вражеских солдат и офицеров.

16 июля 1944 года спецотряд соединилась с частями Красной Армии[541].

Каминского — спецотряд

Командир: Каминский Станислав Александрович, старший лейтенант

За линию фронта выведен в мае 1943 года[542].

«Клим» — спецотряд

Командир: Коровин П.А.

Место дислокации: Брест—Холм-Парчев

За линией фронта действовал с декабря 1943 года по август 1944 года[543].

«Кровные» — спецотряд

Командир: Кравченко Н.Т.

Численность: 38 человек

Спецгруппа сформирована в тылу врага из части личного состава спецотряда «Вторые» 5 августа 1943 года.

Действовала в Кричевском и Климовичском районах Могилевской области.

Спецгруппа осуществляла диверсионные операции на железных дорогах Могилев — Кричев, Рославль-Кричев, Орша-Кричев — Унеча, вела разведывательную работу, осуществляла бои из засад, вела разложенческую работу в полицейском гарнизоне в местечке Высокое, выявляла вражескую агентуру, засылавшуюся в партизанские отряды.

2 октября 1943 года в силу сложной оперативной обстановки спецотряд вышел из тыла противника[544].

Козлова — спецгруппа Командир: Козлов А.Ф., капитан

За линию фронта выведена в мае 1943 года,[545] в ноябре 1943 года действовала в Минской области.

Корниенко — спецгруппа

Командир: Корниенко

За линию фронта выведена в мае 1943 года[546]

«Лесные» — спецгруппа Командир: Бутенко Н.П.

Численность: 14 человек

В тыл противника выведена в сентябре 1942 года.

Действовала в Шкловском и Круглянском районах Могилевской области. Участниками спецгруппы велась разведывательная работа, взорвано три вражеских эшелона.

Спецгруппа неоднократно вступала в бои с гитлеровцами.

4 декабря 1942 года, спецгруппа, выполнив задание, вышла из-за линии фронта[547].

«Лесные» — спецгруппа

Командир: Ватутин А.Д.

Численность: 5 человек

Выведена в тыл противника 31 июня 1943 года.

Действовала в. районах Могилевской области.

Собрала ценную разведывательную информацию о гарнизонах Могилева, Быхова, Кличева и др.

Во время диверсий подорвано 9 автомашин и одна бронемашина. Проведено несколько боевых операций, в том числе два боя с отрядом гитлеровцев из бронепоезда.

13 июля 1944 года спецгруппа соединились с частями Красной Армии[548].

Максименко — оперативно-чекистская группа.

Командир: Максименко Алексей Петрович

За линией фронта находилась в 1942 году.

Место дислокации: окрестности города Витебска.

Основные задачи группы: связь с городским подпольем (наведение на цели советской авиации), фильтрация выходящих через «Суражские ворота» (сорокакилометровый разрыв в линии фронта на стыке групп немецких армий «Центр» и «Север») в советский тыл беженцев и диверсии[549].

Матвеева — спецотряд

Командир: Матвеев Николай Дмитриевич, лейтенант

За линию фронта выведен в мае 1943 года в Гомальскую область.

«Медведева» — спецгруппа

Командир: Слепов Г.И.

Численность: 4 человека

Выведена в тыл противника 2 августа 1943 года.

Действовала в Мозырском, Василевичском, Ельском, Калинковичс-ком районах Полесской области.

Наряду с разведывательной работой осуществляла контрразведывательную защиту отрядов Полесского партизанского соединения. Оперативными работниками спецгруппы проведено расследование по 42 уголовным делам на выявленных агентов спецслужб врага, внедренных в партизанские отряды.

В результате кропотливой работы по разложению вражеских гарнизонов к партизанам переведено более одной тыс человек, передано около 40 пулеметов и минометов, несколько сотен винтовок, другое военное снаряжение.

23 февраля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[550].

«Местные» — спецотряд

Командир: Ваупшасов Станислав Алексеевич («Градов»)

Место дислокации: с марта 1942 по июль 1944 года Минская область

Численность: 25 человек

При отряде базировался Минский подпольный горком партии[551]

В тыл врага спецотряд был выведен в начале марта 1942 года в районе города Торопец[552].

Метелкина — спецгруппа

Командир: Метелкин

Численность: 14 человек

Место дислокации: район Мстиславль — Климовичи.

За линией фронта находились с июня по октябрь 1942 года[553].

«Мех» — спецгруппа

Командир: Михальченко К. А.

Численность: 4 человека

В тыл противника выведена в сентябре 1942 года.

С сентября 1942 г. по май 1943 г. действовала в Витебске и Витебском сельском районе. Позднее участники спецгруппы действовали с базы 1-й Белорусской партизанской бригады.

В процессе боевой деятельности спецгруппа «Мех» получила ценную разведывательную информацию, взорвала несколько воинских эшелонов, военный склад гитлеровцев, совершила крупную диверсию в авторемонтных мастерских[554].

Миронова — спецгруппа

Командир: МироновА. Г., капитан

Численность: 28 человек

За линию фронта выведен в августе 1943 года[555]

«Молот» — спецотряд

Командир: Кузнецов Д. И., старший лейтенант

За линией фронта действовал с января по июль 1944 года[556]

Монахова — спецгруппа

Командир: Монахов П.М.

Численность: 6 человек

В тыл противника выведена 17 сентября 1942 года.

Вела разведывательную работу в районе железнодорожной линии Гомель — Тереховка.

Выполнив задание, спецгруппа возвратилась из-за линии фронта и 16 марта 1943 года была расформирована[557]

«Мстители» — спецгруппа

Командир: Хвесько Ф.Ф.

Выведена в тыл врага в июне 1943 года.

Действовала в Минске и Минской области.

Участники спецгруппы располагали большими возможностями в области разведки, получали важные в военном отношении сведения по гарнизону Минска, участвовали в проведении нескольких крупных боевых операций, выявили значительное число вражеской агентуры, работавшей на Абвер и СД.

В июле 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[558].

«Невского» — спецгрупп.

Командир: Новиков Ф.И.

Выведена в тыл врага 22 июля 1942 года.

Действовала в Витебском и Полоцком районах Витебской области. Во время осуществления диверсий подорвано пять вражеских эшелонов, уничтожено более 500 немецких солдат и офицеров. Взорван шоссейный мост, получена разведывательная информация об обстановке в тылу противника. Выполнив задание и израсходовав боеприпасы, спецгруппа «Невского» в декабре 1942 года вышла из-за линии фронта.

В январе 1943 года спецгруппа повторно вышла в тыл врага. Действовала в Полоцком и Сирогинском районах Витебской области.

В процессе разведывательной работы участники спецгруппы получили ценные разведывательные данные о гарнизонах врага в Полоцке, на станции Горяны, в поселке Оболь. Проведен ряд диверсионных операций на шоссейных дорогах.

В марте 1943 года в связи с карательными операциями врага против партизан Витебской области участники «Невского» были вынуждены выйти из-за линии фронта[559].

«Непобедимые» — спецгруппа

Командир: Стогов В.П.

Численность: 8 человек

В тыл противника выведена 28 августа 1943 года.

Действовала в Витебской, Могилевской и Вилейской областях

Вела разведывательную и контрразведывательную работу по защите партизанских отрядов и выявила значительное число вражеских лазутчиков и изменников Родины, сотрудничавших с оккупантами.

Силами участников спецгруппы и связными подорвано 16 вражеских эшелонов и один бронепоезд, уничтожено и ранено свыше двух тыс немецких солдат и офицеров.

Осуществлялось разложение полицейских гарнизонов, из которых на сторону партизан переведено значительное число солдат.

3 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[560].

«Неуловимые» — спецотряд.

Командиры: Прудников Михаил Сидорович («Неуловимый») и Морозов Анатолий Григорьевич (с мая 1943 года)[561]

Численность: 28 человек

Дислокация: Барановическая область.

В тыл врага выведен 5 марта 1942 года.[562] Соединилась с частями Красной Армии в июле 1944 года[563].

«Неуловимые» — разведывательно-диверсионная группа

Командиры: Максименко Алексей Петрович; Мишин И. Я.; Бурко Л.Д.

В тыл врага выведена в апреле 1942 года[564]

Численность группы: 11 человек

Действовала в районах Витебской и Могилевской областей.

Дислоцировалась в Оршанском районе на базе 1-й Белорусской партизанской бригады.

Участники спецгруппы вели активную разведывательную работу в гарнизонах врага, выявили большое количество вражеской агентуры, засылавшейся в партизанские формирования.

Во время диверсий подорвано 12 вражеских эшелонов, повреждено значительное количество паровозов, в том числе непосредственно на станции Орша.

Участниками спецгруппы оказана большая помощь партизанскому движению в Витебской области.

28 июня 1944 года спецгруппа «Неуловимые» соединилась с частями Красной Армии[565].

«Неустрашимые» — спецгруппа.

Командир: Добродей Н. Ф.

Численность: 7 человек.

В тыл противника выведена 26 октября 1943 года.

Действовала в Шерешевском, Пружанском, Каменецком районах Брестской области. Базировалась в Ружанской пуще.

Спецгруппа осуществляла разведывательную работу, диверсии. В результате участниками «Неустрашимых» собрана информация обо всех местных гарнизонах, получены сведения о преступной деятельности украинских националистических формирований, действовавших на Брестчине. Спецгруппой подорвано семь вражеских эшелонов, железнодорожный мост через р. Нурец, железнодорожный мост в районе Порозова.

10 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[566].

Ничволода — спецгруппа

Командир: Ничволод Н.В.

Численность: 18 человек

23 сентября 1942 года выведена в тыл противника.

Основная задача: разведывательная и диверсионная работа в районе железнодорожной линии Гомель — Добринка.

Спецгруппой подорвано несколько воинских эшелонов противника, шесть автомашин, одна танкетка, взорван железнодорожный мост на шоссе Лиозно — Колышки, участок высоковольтной линии электропередачи Бел-ГЭс. Вместе с партизанами разгромлено четыре полицейских гарнизона.

В марте 1943 года после выполнения задания спецгруппа вышла из-за линии фронта[567].

«Новаторы» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Литвинский Владимир Михайлович

Численность: 6 человек

В тыл врага выведена 12 сентября 1943 года

Действовала в Мостовском, Желудокеком, Щучинском районах Барановичской области, в ряде районов Белостоке кой области.

Участниками спецгруппы проделана значительная диверсионная работа, в которой приняли участие десять специально подготовленных групп диверсантов. Они формировались непосредственно в тылу врага.

«Новаторами» организовано 68 диверсий, из них 53 на железнодорожных коммуникациях. Всего уничтожено и ранено свыше 1100 вражеских солдат и офицеров. Нанесен большой урон транспортным коммуникациям.

Спецгруппа провела также разведывательную работу, участвовала в разложении полицейских гарнизонов.

С частями Красной Армии соединился 12 июля 1944 года.[568]

«Олимп» — спецотряд

Командир: Карасев Виктор Александрович

Численность: 58 человек

Дислокация: Витебская, Гомельская и Могилевская области, а также территория УССР, Польши и Чехословакии

В тыл врага выведен в феврале 1943 года. С частями Красной Армии соединился в феврале 1945 года.[569]

«Орлы» — спецгруппа

Командир: Соколинский Д.М.

Численность: 10 человек

Выведена в тыл противника 12 декабря 1943 года

Действовала в районе линии железной дороги Лунинец — Барановичи, в Логишинском и Ганцевичском районах Пинской области.

Дислоцировалась вблизи деревень Хотыновичи и Максимовичи

Действуя на важном в стратегическом отношении направлении, спецгруппа получила ценную разведывательную информацию о перевозках воинских грузов и о гарнизонах врага.

Взорвано десять вражеских эшелонов, разрушено пять мостов на шоссейных дорогах, распропагандировано два полицейских гарнизона. Участниками спецгруппы уничтожено и ранено около 1,5 тыс гитлеровцев и их пособников.

«Орлы» активно участвовали в спасении местного населения от вывоза его в Германию путем организации лесных завалов и минирования дорог, чтобы предотвратить появление карателей.

12 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[570].

«Отважные» — спецгруппа.

Командир: Пятериков А.К.

Численность: 6 человек

В тыл противника выведена 22 августа 1944 года.

Действовала в Лунинецком, Давид-Городокском, Столинском, Ганцевичском районах Брестской области. Базировалась в Лунинецком районе.

За время нахождения в тылу противника участниками спецгруппы наряду с серьезной разведывательной работой осуществлено десять диверсий на железной дороге, подорвано два железнодорожных моста, 31 армейская автомашина с живой силой и военными грузами, осуществлено разложение четырех вражеских подразделений, уничтожено свыше 700 немецких солдат и офицеров.

15 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[571].

«Охотники» — спецгруппа

Командир: Зворыкин В.Я.

Численность: 12 человек

В тыл противника выведена 30 марта 1944 года.

Действовала в Минском, Смолевичском и Смиловичском районах Минской области.

Вела разведку гарнизона Минска, обеспечивала контрразведывательную защиту партизан, организовала ряд диверсий.

5 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[572].

«Патриоты» — спецгруппа

Командир: Мануйлов Д.И.

Численность: 4 человека

Выведена в тыл противника 14 января 1944 года.

Действовала в Гродненском, Сопоцкинском районах, а дислоцировалась в Скидельском районе Гродненской области.

Во время разведывательной работы спецгруппа получила сведения военного и политического характера, в том числе о подрывной деятельности филиала ОУН и ее центра в Берлине.

Спецгруппой «Патриоты» осуществлено семь диверсий на железной дороге, проведено пять боев, в результате уничтожено и ранено свыше одной тыс солдат и офицеров противника.

Проводились контрразведывательные мероприятия по защите местных партизанских отрядов от проникновения в них вражеской агентуры с разведывательно-террористическими заданиями.

18 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[573].

«Первые» — спецотряд

Командир: Шпилевой Яков Иванович (май 1942 — сентябрь 1942)

Численность: 35 человек

Место дислокации: участок железной дороги Орша — Витебск — Смоленск

Выведен в тыл врага в мае 1942 года. Вернулся в советский тыл в сентябре 1942 года[574].

«Первые» — спецгруппа.

Командир: Поплавский Р. Р.

Численность: 11 человек.

Выведена в тыл врага двумя самостоятельными подгруппами 27 марта и 15 апреля 1943 года.

Действовала в Пуховичском, Минском, Руденском, Червенском, Борисовском районах Минской области.

Вела разведку в Минске. Участниками спецгруппы выявлено значительное количество лиц, сотрудничавших с Абвером и СД, в том числе агентура, засланная Абвером в партизанские отряды с целью их дальнейшего продвижения в советский тыл.

«Первые» приняли активное участие в разложении нескольких воинских подразделений (52-го украинского батальона, 26-го батальона Б КО и др.). В партизанские отряды при участии оперативных работников «Первых» переведено с оружием 534 человека.

Бойцами спецгруппы осуществлено 37 диверсий, в том числе на железной дороге.

1 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[575].

«Пламя» — спецгруппа Командир: Голова П.И.

Численность: 7 человек

В тыл противника выведена 22 октября 1943 года

Действовала в Молодечненском, Кривичском, Сморгонском районах Вилейской области.

Дислоцировалась в Куренецком районе (6 км от оз. Нарочь).

В процессе разведывательной работы спецгруппой получены много численные сведения о вражеских гарнизонах, добыта информация о связи польских националистических вооруженных формирований с оккупационными властями, их борьбе с партизанским движением. «Пламя» через партизанских связных получало сведения о создании фашистами «Белорусской Центральной Рады», о замыслах БЦР об использовании БКО для борьбы с партизанами Беларуси.

Оперативными сотрудниками спецгруппы проведено расследование по 31 уголовному делу на агентов противника, засланных в партизанские отряды, и на группу бандитов, выдававших себя за партизан.

Участниками спецгруппы взорвано пять воинских эшелонов врага.

2 июля 1944 года спецгруппа соединилась с частями Красной Армии[576].

«Победа» — спецгруппа

Командир: Кузин И. М., лейтенант

Численность: 36 человек

Место дислокации: Витебская и Минская области.

За линию фронта выведен в январе 1942 года. Действовал до августа 1942 года[577].

«Помошь» — спецотряд

Командир: Галушкин Борис Лаврентьевич

Место дислокации: Минская и Витебская область.[578]

Спецотряд десантировался в два этапа: первый — 29 мая 1943 года, а второй — 10 июня того же года[579].

Численность: 24 человека[580].

«Розова» — спецгруппа

Командир: Цветков В.С.

Численность: 9 человек

Выведена в тыл противника 14 февраля 1944 года[581].

«Северная» — спецгруппа

Командир: Дергачев И.Ф.

Численность: 6 человек

В тыл противника выведена 13 марта 1944 года[582].

«Северные» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Максименко Петр Никитович, майор

Численность: 8 человек

Дислокация: Вилейская область

За линию фронта выведена 13 октября 1943 года

Действовала в Докшицком, Плисском, Глубокском, Дуниловичском, Шарковщинском районах Витебской области. Дислоцировалась в д. Черница Докшицкого района. Спецгруппа вела разведку воинских гарнизонов, оказала значительную помощь в защите партизанских отрядов от проникновения вражеской агентуры. Участниками спецгруппы совершено 13 диверсий на железной дороге, проводилась военно-политическая работа среди населения Дуниловичского и Шарковщинского районов.

С частями Красной Армии соединилась в июле 1944 года[583].

«Семенова» — спецгруппа Командир: Прибыль Х.С.

Численность: 3 человека

В тыл противника выведена 23 июля 1943 года

Действовала в Бобруйском, Осиповичском, Кировском районах Могилевской и Глусском, Паричском районах Полесской областей. Базировалась в Бобруйском районе. В результате разведывательной работы участниками спецгруппы добыта информация о воинских частях гарнизона в Бобруйске. Проникнув в Бобруйское СД, участники спецгруппы смогли выявить, а затем разоблачить значительное число вражеской агентуры, использовавшейся гитлеровцами против партизан. В диверсионных операциях на железнодорожных коммуникациях и шоссейных дорогах командованием спецгруппы использовалось 16 диверсионных групп органов госбезопасности, участниками которых подорвано 13 вражеских эшелонов. Во время диверсий уничтожено 18 самолетов, 9 танков типа «тигр», 60 вагонов с авиабомбами, две речные баржи. Во время операций уничтожено и ранено свыше трех тыс. солдат и офицеров врага. В партизанские отряды переведено распропагандированных 750 человек, служивших в РОА, 150 полицейских. В партизанские зоны выводились патриоты из Бобруйска и других населенных пунктов.

Соединилась с частями Красной Армии 30 июня 1944 года[584].

«Слава» — спецгруппа Командир: Васюк Е.В.

Численность: 9 человек

В тыл противника выведена 16 февраля 1944 года.

Действовала в Белостоке кой области. Базировалась в деревне Видова Вельского района. Вела разведывательную работу, осуществила подрыв четырех воинских эшелонов, уничтожила два моста на шоссейных дорогах. Участниками «Славы» проведено восемь боев с противником.

С частями Красной армии соединилась 1 августа 1944 года[585].

«Славный» — спецотряд

Командиры: Шестаков Анатолий Петрович (февраль 1942 года — июнь 1944 года); Мадэй Кондрат Андреевич (июнь 1944 — июль 1944)

Численность: 50 человек

Сформирован в Москве

Укомплектован военнослужащими ОМСБОНа

Место дислокации: Смоленская, Орловская, Гомельская, Могилевская, Минская и Барановичская области.

За линию фронта выведен 12 февраля 1942 года.

Действовал в районах Гомельской, Могилевской, Минской и Вилей-ской областей. Бойцы спецотряда 34 раза вели бои с противником, в результате которых разгромлено 23 вражеских гарнизона, взорвано 22 вражеских эшелона. На шоссейных дорогах ими уничтожено три танка, танкетки, 91 воинская автомашина с живой силой и военными грузами. В результате уничтожено свыше 1300 вражеских солдат и офицеров. Во время разведки вражеских гарнизонов получена информация, оказавшаяся важной для командования Красной Армии.

Оперативный состав «Славных» оказал значительную помощь местным партизанам, передавая полученное им в боях трофейное оружие, боеприпасы, разведывательную информацию, иногда совместно с партизанами участвовал в проведении наступательных боевых операций.

С частями Красной Армии соединился в июле 1944 года[586].

«Смерть фашистам» — спецотряд — партизанская бригада

Место дислокации: Смоличевский район под Минском

Комиссар: Дедюля Иван Прокопьевич

Итоги деятельности: 800 дней существования бригады «Смерть фашизму» «лесные гвардейцы» истребили около восьми тысяч оккупантов и еще более двух тысяч взяли в плен в ходе ликвидации остатков окруженной вражеской группировки юго-восточнее Минска, тем самым принимая участие в стратегической операции «Багратион». Под откос было пущено около 500 вагонов, повреждено из ПТР (противотанковые ружья. — Прим. ред.) 70 паровозов, уничтожено свыше 800 машин, и даже была парализована линия секретной подземной многожильной связи гитлеровского командования с группой армий «Центр»[587].

«Сокол» — спецотряд

Командиры: Орловский Кирилл Прокофьевич («Роман») (октябрь 1942 — август 1943); Никольский Сергей Александрович (август 1943 — июль 1944)

Место дислокации: Минская и Брестская области[588].

Первая группа (9 человек) десантирована в тыл врага 27 октября 1942 года[589].

Численность спецотряда: 16 человек

Основная задача: «работа по изучению подходов к Минску, Барановичам, Бресту и подготовка почвы в этих городах для работы других групп»[590].

Отряд соединился с частями Красной Армии в июле 1944 года[591].

«Сокол» — спецотряд

Командир: Рудин Д. Н.

Численность: 43 человека.

В тыл противника выведена 25 февраля 1943 года.

Действовала в Смоленской, Витебской, Минской и Вилейской областях.

Спецгруппой проведено множество боевых операций, подорвано в результате диверсий 11 вражеских эшелонов, сожжено семь мостов, подорвано и уничтожено 82 автомашины противника с воинскими грузами и солдатами.

Бойцы спецгруппы постоянно оказывали помощь местным партизанским отрядам. Им удалось распропагандировать и перевести на сторону партизан одну роту РОА, два полицейских гарнизона, оказать помощь в формировании партизанских подразделений.

С частями Красной Армии соединилась 3 июля 1944 года[592].

«Соколы» — спецгруппа

Командир: Щербаков К.У.

Численность: 11 человек

Сформирована в 1942 году.

Действовала в Борисовском районе Минской области. Проводила разведывательную и диверсионную работу[593].

«Соседи» — спецгруппа

Командир: Зайцев М.И.

Численность: 9 человек

В тыл противника выведена 16 апреля 1944 года.

Действовала в Логойском и Заславльском районах Минской области. Спецгруппой получена важная разведывательная информация по воинскому гарнизону в Минске. Участниками спецгруппы подорвано 12 воинских эшелонов. Они неоднократно вступали в бои с превосходящими силами противника. За время пребывания в тылу противника спецгруппой уничтожено свыше двух тыс солдат и офицеров, выявлено несколько агентов спецслужб врага, направленных в советский тыл и засланных в партизанские отряды.

Соединилась с частями Красной Армии 2 июля 1944 года[594].

«Стальные» — спецгруппа

Командир: Карпычев Д.В.

Численность: 7 человек

В тыл противника выведена в октябре 1943 года.

Действовала в Пинском, Дрогичинском, Жабинковском и Морочан-ском районах Пинской области. Разведывательная работа велась с помощью связных спецгруппы, которые добыли важную информацию о гарнизонах противника. Участниками спецгруппы совершено 8 диверсий, выявлено значительное количество агентуры неприятеля, засылавшейся в партизанские отряды. В феврале — марте 1944 г. во время карательной экспедиции противника спецгруппа «Стальные» была вынуждена выйти за линию фронта. В ночь на 20 июня 1944 г. спецгруппа повторно направляется в тыл врага (руководитель Я.К. Быков). Действовала в районах Брестской области. Дислоцировалась в Гуто-Михайлинской пуще. Вела разведывательную работу, осуществляла диверсии.

Соединилась с частями Красной Армии 15 июля 1944 года[595].

«Степные» — спецгруппа

Командир: Григорьев А. Г.

Численность: 12 человек

В тыл противника выведена 26 июня 1944 года.

Действовала в Брестской и Белостокской областях. Вела разведку, участвовала в разгроме крупной банды, действовавшей под видом партизан, участвовала в борьбе с отступающими гитлеровцами, уничтожив 29 и ранив 16 фашистов.

Соединилась с частями Красной Армии 7 июля 1944 года[596].

«Стойкие» — спецгруппа

Командиры: Поворознюк И. Г, позже — Груздев К.А.

Численность: 8 человек

В тыл противника выведена 8 октября 1943 года.

Действовала в Волковысском, Свислочском районах Брестской и Крынковском районе Белостокской областей. Базировалась в деревне Большие Гриньки Свислочского района.

Спецгруппой получена ценная информация о воинских гарнизонах Волковыска и Белостока, сведения о ряде польских вооруженных формирований. Во время диверсий подорвано три воинских эшелона, подрывались мосты на шоссе Волковыск — Белосток.

Участники спецгруппы оказывали постоянную помощь партизанам в выявлении вражеской агентуры, засланной в отряды.

Соединилась с частями Красной Армии 4 июля 1944 года[597].

«Стрельцова» — спецгруппа

Командир: Нестеренко К.И.

Численность: 9 человек

Действовала в Меховском, Городокском и Дриссенском районах Витебской области. Вела разведывательную работу, проводила диверсии.

Участники спецгруппы на железнодорожных линиях Себеж — Сураж, Езерищи — Бычиха подорвали семь вражеских эшелонов.

В конце февраля 1942 года вызванный в тыл для доклада Центру М.И. Нестеренко погиб во время перелета. Судьба остальных членов спецгруппы неизвестна[598].

«Стремительные» — спецгруппа

Командиры: Юров Г. С., позже — А.Л. Степченко

Численность: 10 человек

В тыл противника выведена 10 января 1944 года

Действовала в Новогрудском, Ляховичском, Новомышском, Бытенском районах Барановичской области. Базировалась в Слонимском районе.

Вела разведку, совершала диверсии. Участники спецгруппы подорвали четыре воинских эшелона, в боях из засад уничтожили около 400 и пленили более 50 солдат и офицеров противника. Ими захвачен и направлен в советский тыл заместитель бургомистра Барановичей В. Русак.

Соединилась с частями Красной Армии 7 июля 1944 года[599].

«Счастливые» — спецгруппа

Командир: Ильин А.Е.

Численность: 8 человек

В тыл противника выведена 11 февраля 1944 года

Действовала в Бегомльском районе Минской области. Базировалась в деревне Замосточье.

Вела разведывательную работу, оказала помощь в выявлении вражеской агентуры партизанским отрядам соединения Борисовско-Бегомльской зоны под командованием Р.Н. Мачульского.

Участники спецгруппы подорвали два воинских эшелона, взорвали мост на шоссейной дороге и т. д.

Соединилась частями Красной Армии 2 июля 1944 года[600].

«Тарасова» — спецгруппа

Командир: Тарасов Л.А.

Численность: 11 человек

В тыл противника выведена 15 ноября 1942 года

Действовала в Витебской области

Базировалась при партизанской Белорусской бригаде

Спецгруппой взорвано два воинских эшелона.

В период блокады партизан в феврале 1943 года спецгруппа вышла из тыла противника[601].

«Третьи» — спецотряд

Командиры: А.А. Плотников А.А., Братушенко Н.Г, Савуляк П.С., Бычок Олег Сергеевич («Быстрый»).

Численность: 50 человек

В тыл врага был выведена 24 апреля 1942 года[602].

Место дислокации: Витебская, Минская и Вилейская области[603].

Спецотряд вел разведывательную работу, осуществлял диверсии.

Участники «Третьих» в 1942 году подорвали 45 воинских эшелонов, в 1943 году — 27, в 1944 году — 39 и один бронепоезд. Подорвано 8 железнодорожных мостов, четыре водонапорные станции, осуществлены диверсии на четырех электростанциях.

Бойцами спецотряда проведено девять боев. За время нахождения в тылу спецотряд уничтожил и ранил свыше 3,5 тыс. солдат и офицеров врага.

В сентябре 1943 года из личного состава спецотряда выделено несколько самостоятельных групп. В тылу противника в Беларуси спецотряд известен как партизанский отряд им. Ф.Э. Дзержинского.

Оперативные работники отряда оказывали большую помощь партизанским отрядам.

Соединился с частями Красной Армии 15 мая 1944 года[604].

«Удалые» — спецгруппа

Командир: Ульянов Т.Е.

Численность: 30 человек

Сформирована в тылу врага в сентябре 1943 года из числа бойцов спецотряда «Третьи».

Действовала в Россонском, Ушачском, Полоцком и Сиротинском районах Витебской и Поставском районе Вилейской областей.

Спецгруппа вела разведывательную и боевую деятельность. Подорвала 17 вражеских эшелонов, один бронепоезд. Во время боевых операций и диверсий уничтожено и ранено свыше тысячи немецких солдат и офицеров. Проведено шесть боевых столкновений.

Спецгруппой проводилась контрразведывательная работа по защите местных партизанских отрядов, выявлялись вражеские агенты и активные пособники оккупантов.

Соединилась с частями Красной Армии 4 июля 1944 года[605].

«Хвойные» — спецгруппа

Командир: Андреев Н.А.

В тыл противника выведена 19 сентября 1943 года

Действовала в Пружанском, Коссовском, Ружанском и Порозовском районах Брестской области. Базировалась в Березовском районе.

Участники спецгруппы вели разведывательную работу и оказали существенную помощь командованию партизанских отрядов в выявлении вражеской агентуры, забрасываемой спецслужбами противника.

Соединилась с частями Красной Армии 15 июля 1944 года[606].

«Ходоки» — диверсионно-разведывательная группа

Командир: Мирковский Евгений Иванович

Численность: 15 человек

Место дислокации: РСФСР, УССР, Полесская и Брестская области.

В тыл врага выведена в марте 1942 года. Соединилась с частями Красной Армии в июле 1944 года[607].

«Храбрецы» — спецотряд

Командир: Рабцевич Александр Маркович

Численность: 14 человек

В тыл противника выведена 1 июля 1942 года

Действовал на территории Гомельской и Могилевской областей. Базировался в деревне Рожанов Октябрьского района Гомельской области, а затем в деревне Липники Логишинского района Брестской области, куда передислоцировался после января 1944 года.

Спецотряд получал ценную разведывательную информацию, в том числе о подготовке командования Вермахта начать химическую войну.

Участниками спецготряд осуществлена 91 диверсионная операция на железнодорожном транспорте, уничтожено два речных катера, пять шоссейных мостов. В результате боевой деятельности «Храбрецами» уничтожено свыше двух тыс. вражеских солдат и офицеров, проведена серьезная военно-политическая работа.

Соединился с частями Красной Армии 12 июля 1944 года[608].

«Червонного» — спецгруппа

Командир: Чернонебов В.Н.

Численность: 10 человек

В тыл противника выведена двумя подгруппами 27 февраля и 27 марта 1944 года

Действовала в Щучинском, Радунском и Кнышенском районах Бе-лостокской области. Базировалась в Соколовском районе

Вела активную разведывательную работу, осуществила несколько диверсий на железнодорожном транспорте.

Соединилась с частями Красной Армии 10 августа 1944 года[609].

«Четвертые» — спецгруппа

Командир: Метелкин А.Е.

Численность: 28 человек

В тыл противника выведена 28 июня 1942 года.

Действовала в Кричевском и Климовичском районах Могилевской области.

Вела активную разведывательную работу. Участниками спецгруппы взорвано шесть воинских эшелонов, уничтожено в боях свыше 900 солдат и офицеров противника. Оказывалась помощь местным партизанским отрядам.

10 октября 1942 года спецгруппа вышла из-за линии фронта.

14 апреля 1943 года «Четвертые» в составе 10 человек направлены в тыл врага повторно.

Действовали в Борисовском, Смолевичском, Логойском районах Минской области.

Вели разведку гарнизона Минска. Спецгруппой получена разведывательная информация, подорвано четыре воинских эшелона, восемь мостов.

Соединилась с частями Красной Армии 1 июля 1944 года[610].

Чикова — спецотряд

Командир: Чиков

За линию фронта выведен в начале 1943 года[611].

«Чулкова» — спецгруппа

Командир: Чулков И.П.

Численность: 7 человек

Выведена в тыл противника 23 сентября 1942 года.

Действовала в Витебской области

Участниками спецгруппы подорвано три вражеских эшелона, мост на железнодорожной линии Витебск — Полоцк, высоковольтная линия электропередачи БелГРЭС — Шабаны, получена разведывательная информация о местных гарнизонах.

Выполнив задание 1 января 1943 года, вышла за линию фронта[612].

Шемякина — спецгруппа

Командир: Шемякин, майор

За линией фронта действовала в июле 1943 года[613].

Шестакова — спецгруппа

Командир: Шестаков, майор

За линией фронта действовала в июле 1943 года[614].

Шихова — спецгруппа

Командир: Шихов Александр Никитич, майор

Дислокация: с мая по сентябрь 1943 года в Гомельской области[615].

Шпилевого — спецотряд

Командир: Шпилевой

Численность: 125 человек

В тыл противника выведен 26 сентября 1941 года.

Действовал в Оршанском районе Витебской области.

Участники спецотряда вели разведку гарнизонов, вступали в бои с оккупантами. Выполнив задание, спецотряд вышел за линию фронта.

С 15 мая по 6 сентября 1942 года спецотряд «Шпилевого» находился в тылу врага повторно. Действовал на железнодорожных коммуникациях Орша — Смоленск, Орша — Витебск. Кроме сбора разведывательных сведений участниками спецотряда взорвано восемь вражеских эшелонов, уничтожено до тысячи солдат и офицеров противника (сведения лишь в отношении подрыва четырех эшелонов). Бойцы отряда неоднократно вступали в бой с противником, разгромили четыре полицейских гарнизона. Отряд потерь не имел.

В апреле 1942 года, согласно указанию Центра, спецотряд «Шпилевого» был реорганизован. Из состава спецотряда были сформированы спецгруппы органов госбезопасности: «Вторые», «Земляки», «Майские», «Отважные», «Соседи», «Третьи», «Ходжисмела» и «Четвертые»[616].

«Южные» — спецгруппа

Командир: Левых Н.К.

Численность: 6 человек

Выведена в тыл противника 13 ноября 1943 года

Действовала в Слуцком, Копыльском, Гресском и Стародорожском районах Минской области.

Базировалась в Любанском районе.

Участники спецгруппы вели разведывательную работу, совершали диверсии. Ими взорвано три воинских эшелона, электростанция в Слуцке, Уречская паровая мельница, которая работала на оккупантов.

Соединилась с частями Красной Армии 1 июля 1944 года[617].

«Юрий» — спецгруппа

Командир: Куцин Ю. М., майор

Численность: 18 человек

За линию фронта выведена в мае 1943 года[618]

«Яблокова» — спецгруппа

Командир: Скоробов Н.П.

Численность: 15 человек

В тыл противника выведена 25 октября 1942 года.

Выполнив задание, 1 января 1943 года спецгруппа вышла за линию фронта.

26 января 1943 года спецгруппа в составе 16 человек направляется в тыл противника повторно.

Действовала в Сиротинском и Бешенковичском районах Витебской области.

Вела разведывательную работу, осуществляла диверсии.

В ночь на 6 февраля 1943 года спецгруппа совместно с отрядом партизан в количестве до 80 человек остановилась на ночлег в деревне Синяки. В связи с предательством об этом стало известно карателям, которые напали на партизан. Во время ночного боя почти весь личный состав спецгруппы погиб[619].

Приложение № 3 Спецгруппы и оперотряды 4-го Управления НКВД — НКГБ, действовавшие на оккупированной территории Украины

«Борцы» — спецотряд

Командир: Располов Д.П., лейтенант

Численность: 32 человека

За линию фронта выведен в конце 1943 года.

В марте 1944 года находился в треугольнике Пинск — Лунинец — Барановичи[620].

«Буря» — резидентура

Дислокация: Ворошиловоградская область[621].

Бойсо — диверсионная группа Командир: Бойсо Мигель Численность: 13 человек Дислокация: около Феодосии Действовала в марте 1942 года[622].

Данченко — спецотряд Командир: Данченко

За линией фронта находился: в феврале 1944 года — Ровенская область, июнь 1944 год — Черниговская область.

Домченко — спецотряд Командир: Домченко

За линией фронта (в Тернопольской области) находился в апреле 1944 года.

«Витязи» — спецгруппа

Командир: Аранов В.

Дислокация: Крым

За линию фронта выведена в 1942 году[623].

Волокитина — спецгруппа

Командир: Волокитин

В марте 1944 года действовала на коммуникациях Барановичи — Кобрин[624].

«Маршрутники» — резидентура

Дислокация: Николаев

Резидент: Лягин Виктор Алесандрович

Резидентуру создали из выпускников 2-й Ленинградской спецшколы НКВД СССР В группу входили: Александр Сидорчук (заместитель резидента), Григорий Гавриленко (связной резидента), Александр Николаев (связной с николаевским городским подпольем), Петр Луценко (подрывник, минер), Александр Соколов (специалист по подрыву железнодорожных путей) и Демьян Свидерский. Уже в Николаеве к группе были прикомандированы радист Борис Молчанов и сотрудники местного управления НКВД Иван Соломин и Петр Шаповал.

В доме № 12 по улице Рыбной находилась конспиративная квартира «Маршрутников». Ее хозяйкой была Елена Полохова, работавшая ранее в одной из воинских частей Черноморского флота.

Операции: 10 марта 1942 года был выведен из строя Ингульский военный аэродром. На воздух взлетели 2 ангара, авиамастерские, были уничтожены 27 самолетов, 25 новых авиамоторов, бензохранилище. Двое суток пылал гигантский костер. А в августе 1942 года участь Ингульского разделил военный аэродром в районе Широкой Балки. По признанию самих немцев, только крупные диверсии николаевских подпольщиков причинили ущерб на сумму, превышающую 50 млн. марок[625].

«Гвардия» — спецотряд

Командир: Воронов В. Н., капитан

В тыл врага выведена во второй половине 1943 года[626].

«Гринько»- спецотряд, партизанский отряд имени Чапаева

Место дислокации: Житомирская область (районы Новгород-Волынский и Шепетовский)

Командир: Ищенко Константин Григорьевич («Гринько»)

Численность: 35 человек

Спецотряд был сформирован Тамбовским областным управлением НКВД и в ночь с 9 на 10 октября 1943 года был переброшен через линию фронта. Основная специализация спецотряда: проведение диверсий и организация партизанского движения в Житомирской области. В апреле 1944 года вышел в освобожденный от противника город Ровно.

Среди диверсий следует отметить взрыв на железнодорожной ветке Новгород-Волынский — Шепетовка в ноябре 1943 года. В результате погибло и было ранено около 400 солдат и офицеров противника. Движение поездов было остановлено на трое суток. Другая акция — в двадцатых числах октября 1943 года на пять суток был выведен из строя кабель связи Кие — Берлин[627].

Дорошенко — спецгруппа

Командир: Дорошенко

В марте 1944 года находился между Барановичами и Минском[628].

Имени Богдана Хмелницкого — спецотряд

Командир: Лебедь В.В.

Численность: 20 человек

За линию фронта выведен в марте 1943 года[629].

Каминского — спецотряд

Командир: Каминский, лейтенант

Численность: 24 человека

За линию фронта выведена в мае 1943 года

Дислокация: район Гомеля

Коровина — спецотряд

Командир: Коровин, майор

В марте 1944 года действовала на коммуникации Брест-Холм[630].

Кочеткова — спецгруппа

Командир: Кочетков В. В.

За линию фронта выведена в мае 1942 года[631].

«Крымчаки» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Аранов В.

Численность: 8 человек

Дислокация: Крым

За линию фронта выведена в 1942 году[632].

Левандовского — резидентура

Резидент: Левандовский Павел Степанович

Действовала в 1942 году в городе Геническ Херсонской области.

«Максим» — спецотряд

Командир: Корчагин Л. М., майор

Численность: 80 бойцов

Выведен за линию фронта в июле 1943 года. С Красной Армией соединился весной 1944 года[633].

Матвеева — спецотряд

Командир: Матвеев, старший лейтенант

Численность группы: 24 человека

За линию фронта выведена в мае 1943 года.

Дислокация: район Гомеля[634].

«Молот» — спецотряд

Командир: Кузнецов Д. И.

«Моряки» — спецгруппа

Командир: Собянин А., старшина.

Численность: 4 человека

За линию фронта выведена в июне 1943 года.

Погибла, не успев приступить к выполнению задания[635].

Никольского — спецотряд Командир: Никольский, майор

В марте 1944 года действовала на коммуникациях: Лунинец — Борисов, Брест — Москва[636].-

Ободоевского — минно-подрывной отряд

Командир: Ободоевский Е. А.

За линию фронта выведен летом 1943 года[637].

«Охотники» — спецотряд

Командир: Прокопюк Н. А., подполковник

За линию фронта выведен в августе 1942 года[638].

Парамонова — спецотряд Командир: Парамонов

В марте 1944 года действовал на коммуникациях Барановичи — Лунинец и Лунинец — Пинск[639].

«Победители» — спецотряд

Место дислокации: Западная Украина

Численность: 100 человек

Командиры: Медведев Дмитрий, Иванов Сергей Вячеславович

Комиссар: Стехов Сергей Владимирович

Начальник штаба отряда: Пашун Федор Андреевич

Начальник разведки отряда: Творогов Александр

Специальная группа разведки при Медведеве: капитана госбезопасности Александр Александрович Лукин, старший лейтенант госбезопасности Владимир Григорьевич Фролов, лейтенант госбезопасности Константин Константинович Пастаногов и Симона Кримкер (Гринченко), участница гражданской войны в Испании.

Руководитель группы радистов-шифровальщиков: Шерстнева (Мухина) Лидия[640].

«Помощь» — спецгруппа

Командир: Галушкин Б. («Лавра»), лейтенант.

Численность: 18 человек

Выведена за линию фронта в августе 1943 года[641].

«Соколы» — спецгруппа

Командир: Арабаджиев, майор

Место дислокации: Крым

За линию фронта выведена в марте 1943 года[642].

Фонченко — спецгруппа

Командир: Фонченко Ф. Ф., старший лейтенант

За линию фронта выведена в августе 1943 года[643].

«Форт» — резидентура

Дислокация: Одесса

Резидент: Молодцов Владимир Александрович («Павел Бадаев»)

В результате диверсии на железной дороге 17 ноября 1941 года

под откос был пущен немецкий эшелон класса «люкс». Погибло более 200 высокопоставленных немецких чиновников. А жертвами взрыва военной комендатуры стали 140 офицеров Вермахта, в том числе и 2 генерала.

В июле 1942 года Молодцов был арестован сотрудниками румынской контрразведки[644].

«Ходоки» — спецотряд

Командир: Мирковский

Численность: 15 человек

За линию фронта выведен в марте 1942 года[645].

«Черноморцы» — резидентура

Начала действовать в июне 1943 года в районе Одессы под руководством А. Т. Красноперова («Милана»). Об этом человеке известно немного. Он был лейтенантом РККА, в октябре 1941 года попал в плен, через полтора месяца бежал, перешел линию фронта. В апреле 1942 года стал сотрудничать с Четвертым управлением НКВД УССР.

В Одессу он был заброшен вместе с радистом «Екатериной» — Натальей Шульгиной, бывшим научным сотрудником института судебной медицины. Их целью было мобилизовать и активизировать деятельность других разведчиков, находившихся в Одессе и Николаеве, а также самостоятельно проводить разведку. За время работы Красноперов завербовал 8 агентов, в том числе сестру Шульгиной Нину («Веру»), «Дмитрия» — Михаила Склонного, «Степана» — Павла Рженышевского. Они занимались сбором информации о РОА, НТСНП, агентуре гестапо и сигуранцы (где их информаторами стали румынские разведчики Юнт и Фикт, через которых был установлен контакт с прибывшими в Одессу белоэмигрантами из «Союза воинских чинов русской императорской армии»). Были внедрены агенты в немецкую военно-морскую разведку («Дмитрий») и нелегальную резидентуру гестапо («Вера»), филиал НТСНП («Степан»), раскрыты 2 румынские резидентуры и более 30 немецких агентов из числа советских граждан[646].

Шихова — спецотряд

Командир: Шихов А. Н., лейтенант.

Численность: 24 человека

За линию фронта выведен в мае 1943 года.

В марте 1944 года находился между Лунинец — Барановичи и Лунинец — Пинск[647].

«Энергетики» — спецгруппа

Командир: Виктор Петрович Шепель

Численность: 11 человек

За линию фронта десантирована в мае 1942 года.

Задание: установить связь с подпольной организацией, действовавший в городе Запорожье и начать совершать диверсии на железной дороге Сильниково-Мелитополь.

Группа погибла, не успев приступить к выполнению задания[648].

Юркина — спецгруппа

Командир: Юркин И.У., майор

Выведена летом 1943 года в партизанское соединение С. А. Ковпака[649].

Приложение № 4 Спецгруппы и оперотряды 4-го Управления НКВД-НКГБ, действовавшие на оккупированной территории Прибалтики и Восточной Европы

Спецгруппы и спецотряды на оккупированной территории Латвии

«Аусеклис» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Деревяго Василий

Численность: 3 человека

За линию фронта выведена в конце сентября 1942 года. Радиосвязь с группой прервалась в начале октября 1942 года. В декабре 1942 года арестованы все члены группы[650].

«Бывалые» — разведывательная группа Командир: Дмитриев Ачександр

За линию фронта предполагалось вывести одного командира, а группу ему предстояло сформировать из членов группы «Следопыты».

В тыл противника был выведен в марте 1943 года.

В расположение частей Красной Армии вышел в январе 1944 года[651].

«Варонис» — разведывательно-диверсионная группа Командир: Саулитис Эрнест.

Численность: 4 человека

За линию фронта выведена в августе 1942 года.

Часть бойцов группы арестованы в конце ноября 1942 года при попытке перейти линию фронта[652]

«Горизонт» — разведывательно-диверсионная группа Командир: Кюде Альфред

Численность: 4 человека

За линию фронта выведена в августе 1942 года.

Действовала до января 1942 года[653].

«Иманта» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Крастынь Николай, («Лапинь»), полковник

Численность: 13 человек

За линию фронта выведена в июле 1942 года.

В сентябре 1942 года вышла в расположение Красной Армии[654].

«Подпольщики» — разведгруппа

Командир: Кром Карлис

За линией фронта оставлена в первые месяцы войны. Все члены группы признаны пропавшими без вести. Известно лишь, что руководитель группы был арестован и расстрелян[655].

«Разгром» — разведывательно-диверсионный отряд

Командиры: Сапожников Трофим, капитан — Кривский Алексей, капитан (с октября 1943 года)

Численность: 25 человек

За линией фронта был выведен в июне 1943 года.[656]

С Красной Армией соединилась в декабре 1943 года.

«Следопыты» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Тихомиров Иван («Тирум»)

Численность: 6 человек

За линию фронта выведена в марте 1942 года. С Красной Армией соединилась в январе 1944 года[657].

«Стабурага» — разведывательно-диверсионная группа

Численность: 2 человека

Командир: Алтштрит Рудольф

За линию фронта выведена в конце сентября 1942 года. Связь с группой прервалась в начале октября 1942 года. Радистка группы Хофштетере Хермина добровольна явилась к немцам с повинной[658].

«Узвара» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Крупа Дмитрий

Численность: 19 человек

За линию фронта выведена в марте 1942 года.

В августе 1942 года вышла в расположение Красной Армии [659].

Спецгруппы и спецотряды на оккупированной территории Литвы

«Береза» — спецгруппа

Командир: Вильджюнас И.

За линию фронта выведена в сентябре 1942 года,[660] продолжала действовать в качестве партизанского отряда в конце 1943 года[661].

«Боевой» — спецотряд

Командир: Неклюдов Валентин Леонидович[662].

«Валентина»

Командир: Аксельборн Михаил Иванович, капитан

Место дислокации: озеро Лубано, Литва

За линией фронта действовала в июне 1944 года.

«Мстители» — спецгруппа

Место дислокации: озеро Лубано, Литва

За линией фронта действовала в июне 1944 года.

«Пионеры» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Герловский Вячеслав Станиславович

Место дислокации: Литва

За линией фронта действовала в марте 1944 года.

Погодина — спецгруппа

Командир: Погодин

Место дислокации: Литва

За линией фронта действовала в апреле 1944 года.

Спецгруппы и спецотряды на оккупированной территории Чехословакии

К концу октября 1944 года на территории Чехословакии действовало девять партизанских соединений и бригад, а также два отдельных партизанских отряда — более 15 тысяч человек[663]. А всего с 1944 по 1945 год на территории Словакии действовало свыше 17 тыс советских партизан, а в Чехии и Моравии в начале 1945 г. боевые операции вели 14 партизанских бригад и 12 советско-чехословацких отрядов[664].

В мае 1945 года, когда в Праге вспыхнуло антифашистское восстание, то в его руководство «…вошла агентура 4-го Управления НКГБ УССР, специально выброшенная в Прагу для организации боевой деятельности местного населения против оккупантов». Поясним, что речь идет о семи оперативно-чекистских и диверсионно-разведывательных группах: «Факел», «Прибой», «Шквал», «Гром», «Прага», «Ураган» и «Север», которые были снабжены 16 радиостанциями. А три группы — «Зарево», «Вперед» и «Запад» — действовали в районе города Брно. Они продолжали сражаться с частями противника и после 8 мая 1945 года.

Всего же по линии только Четвертого управления НКГБ УССР в 1944 году — начале 1945 года «для разработки антисоветских формирований, проведен ие разведывательной и диверсионной работы, а также для выявления антисоветских лиц на территории освобожденной Красной Армии… завербовано и направлено для выполнения соответствующих заданий» 345 человек[665].

Бельтюкова — спецгруппа

Командир: Бельтюков П.М.

Десантирована в тыл противника в период с марта по апрель 1945 года[666].

Волкова — спецгруппа Командир: Волков Н.В.

Численность: 19 человек

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[667].

Жданова — спецгруппа Командир: Жданов О.И.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[668]

«Зарево» — разведывательно-диверсионная группа

Командир: Федоров Павел Васильевич («Фаустов»)

Численность: 10 человек

В тыл противника переброшены 7 октября 1944 года. Воевала до мая 1945 года

Основная задача: диверсии и разведка восточнее Праги в районе Брно — Йиглава — Пардубице.

Уничтожила 18 эшелонов, 22 паровоза, 120 вагонов, 27 платформ, разрушено шесть мостов, три высоковольтных линии, выведено из строя четыре спиртовых и один военный завод, убито и ранено около тысячи гитлеровских солдат и офицеров[669].

«Зарубежные» — опергруппа

Командир: Святогоров Александр Пантелеймонович

Численность: 12 человек

За линией фронта находилась с октября 1944 года до мая 1945 года[670].

Захаренко — спецгруппа Командир: Захаренко Ф.В.

Десантирована в тыл противника в период с марта по апрель 1945 года[671].

Зборовского — спецгруппа Командир: Зборовский П.Ф.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[672].

Калинова — спецгруппа Командир: Калинов А.И.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[673].

Киша — спецгруппа Командир: Киш Василий

Одна из радисток Александра Николаевна Панченко Группа попала в засаду при приземлении [674].

Клюкина — спецгруппа Командир: Клюкин М.К.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[675].

Коваленко — спецгруппа Командир: Коваленко А.Г.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[676].

Красноперова — спецгруппа Командир: Красноперов А.Т.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[677].

Лаврика — спецгруппа Командир: Лаврик М С.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[678].

Луценко — спецгруппа Командир: Луценко П.П.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[679].

Мельника — спецгруппа Командир: Мельник Григорий, майор Численность: 17 человек

Заброшен в тыл врага в октябре 1944 года [680].

Мельничука — спецгруппа Командир: Мельничук Н.Е.

Десантирована в тыл противника в период с марта по апрель 1945 года[681].

Могильника — спецгруппа Командир: Могильник И.П.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[682].

Морозова — спецгруппа Командир: Морозов М.Ф.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[683].

Осипова — спецгруппа Командир: Осипов М.П.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[684].

Партизанский отряд имени О. Борканюк (бывший секретарь крайкома Компартии ЧССР по Закарпатью)

Численность: 10 человек

Был сброшен с парашютами в ночь с 21 по 22 января 1945 года приблизительно в 18 км от города Евочка. Немецкие караулы заметили партизан еще в воздухе, стали их преследовать по недавно выпавшему первому снегу и через три дня их настигли на лесистой вершине (ее сейчас зовут «Партизан»). Там состоялся неравный бой. Все погибли. Преследователей было около 500 или больше. Их похоронили в одной могиле на краю леса. Случайно спасся только один диверсант — начальник штаба отряда Иван Кириллович Черепенко. Его, раненного, нашла и выходила Броня Маскова [685].

Попова — спецгруппа

Командир: Попов О.Ю.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[686].

Рудича — диверсионно-разведывательная группа[687]

Командир: Рудич

Синоненко — спецгруппа Командир: Симоненко И.В.

Десантирована в тыл противника в период с марта по апрель 1945 года[688].

Соболева — спецгруппа

Командир: Соболев М.Р

Десантирована в тыл противника в период с марта по апрель 1945 года[689].

Соколова — спецгруппа

Командир: Соколов А. Е.

Федорова — спецгруппа

Командир: Федоров П.Ф.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[690].

Харитонова — спецгруппа

Командир: Харитонов М.Н.

Десантирована в тыл противника в период с марта по апрель 1945 года[691].

«Шквал» — спецгруппа

Командир: Григорьев Михаил Иванович, капитан

За линию фронта выведена в марте 1944 года. С частями Красной

Армии соединилась в мае 1945 года[692].

Якубовича — спецгруппа Командир: Якубович П.Ф.

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[693].

«Ян Гус» — спецгруппа

Командир: Николай Химич[694].

Десантирована в тыл противника в период с августа по октябрь 1944 года[695].

Часть четвертая ГОРЯЧИЕ СРАЖЕНИЯ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ»

Глава 18 ОХОТА НА ВОЛКА, КРОТА, БЕГЕМОТА, БАРСУКА И ШАКАЛА

В книге «Спецназ КГБ. Гриф секретности снят!» подробно рассказано о борьбе чекистов с западноукраинскими националистами во время Великой Отечественной войны[696]. Из книги «Ликвидаторы КГБ»[697] можно узнать о масштабах «кровавых» сражений на территории Западной Украины в первое десятилетие «холодной войны». Кроме традиционных средств борьбы с повстанцами (задержание и депортации бандпособников, чекистско-войсковые операции, объявление амнистии тем, КТО добровольно СЛОЖИЛ оружие И Т. и), чекисты использовали для «ликвидации» лидеров повстанцев «специальные» (агентурно-боевые) группы, а также вели целенаправленную охоту на этих людей. Фактически в Москве приняли решение как можно быстрее ликвидировать всех руководителей западноукраинских националистов, находящихся на территории Советского Союза. Проживающие за рубежом украинские эмигранты особой опасности не представляли. Это в 1940–1941 годах они организовывали, а точнее обеспечивали «пушечным мясом» немецкие спецслужбы, которые пытались спровоцировать антисоветские восстания на территории Западной Украины и подготовить «пятую колону», которая помогла бы вермахту быстрее сломить сопротивление Красной Армии. А после 1945 года живущие на территории Западной Европы эмигранты могли лишь вспоминать былые сражения, иногда принимать и отправлять обратно отдельных эмиссаров. К тому же ситуация осложнилась тем, что Западную Европу от Украины отделяли страны Восточной Европы, где местные пограничники под чутким руководством старших товарищей из Советского Союза старались воплотить в жизнь идею «железного занавеса». И это им почти удалось.

Один из первых официальных документов, где упоминаются спецгруппы, а также сообщается о результатах их деятельности, было сообщение наркома внутренних дел УССР Василия Рясного, которое он передал 26 июля 1945 года в Москву наркому внутренних дел СССР Лаврентию Берии. В этом документе сообщалось о первых результатах оперативной деятельности «специальных» (агентурно-боевых) групп, которые, по словам Рясного, «играли и продолжают играть значительную роль в деле ликвидации оуновского бандитизма в западных областях УССР»[698].

Спецгруппы выполняли на территории Западной Украины следующие задачи:

«1. Проверка агентурных данных в отношении лиц, причастных к оуновскому подполью либо бандитской группе; установление занимаемого ими положения в подполье ОУН, практическая деятельность их в ОУН, ближайшие организационные связи и места укрытий этих связей.

2. Реализация агентурных и следственных данных по захвату либо ликвидации руководителей и участников оуновского подполья и вооруженных групп.

3. Установление организационных связей с руководителями и отдельными членами ОУН с целью захвата этих связей, внедрение в эти каналы нашей агентуры, а при невозможности — ликвидация выявленных оуновских связей.

4. Получение показаний от арестованных руководителей и участников оуновского подполья путем допроса их от имени СБ бандгруп-пы или вышестоящих центров ОУН.

5. Разложение малоустойчивых членов ОУН и бандитов и склонение их к явке с повинной. Организация негласной встречи оперативного состава органов МГБ с оуновскими нелегалами и вербовка их в качестве агентуры.

6. Проверка и установление двурушничества агентуры органов МГБ, работающей по линии ОУН. Розыск, захват или ликвидация агентов-двуручников.

7. Раскрытия отдельных случаев бандитских проявлений; выявление участников бандгруппы и их активных пособников, совершивших злодеяние или оказывавших бандитам в этом помощь»[699].

Справедливости ради отметим, что аналогичные группы существовали и у ОУН — УПА. Переодетые в форму военнослужащих Красной Армии и внутренних войск, бандиты из этих подразделений специализировались на уничтожении мирных жителей и мелких воинских подразделений противоборствующей стороны.

Как правило, повстанцы использовали униформу и документы, изъятые у попавших в плен и погибших красноармейцев и сотрудников правоохранительных органов. Так, банда «Касьяна» из отряда УПА «Шагай» была полностью одета в униформу военнослужащих Красной Армии. Точно также были одеты отряды «Герасима» (140 человек) и «Морозенко» (60–80 человек). Кроме того, униформа противника была популярна среди членов СБ и полевой жандармерии, кроме того, ее носили курьеры[700].

Первый выигранный раунд

Выше мы уже писали о том, что борьба с вооруженными формированиями западноукраинских националистов велась на протяжении всей Великой Отечественной войны.

В результате совместных действий внутренних войск, воинских частей Красной Армии и погранвойск НКВД крупные формирования УПА были разгромлены. Так, 26 января 1945 года оперативновойсковой группой Камень-Каширского райотдела НКГБ и 169-го стрелкового полка внутренних войск под командованием старшего лейтенанта Савинова в селе Рудка-Червинская Волынской области был захвачен командир соединения УПА — «Север» Юрий Стельма-щук («Рудый»). На допросах он откровенно рассказал об ухудшении положения УПА. По его словам, УПА — «Север» потеряла до 60 % личного состава и около 50 % вооружения. Особенно пострадал боевой потенциал «повстанцев» от ликвидации сотен складов — «криевок» с оружием, боеприпасами и продовольствием[701].

О крупных поражениях бандеровцев свидетельствуют данные советских органов госбезопасности. Так, поданным управления по борьбе с бандитизмом НКВД УССР, на протяжении 1944 года было уничтожено 57 405 и задержано 50 387 участников националистических бандформирований[702].

По данным МВД УССР, к апрелю 1946 года численность ОУН-УПА составляла всего лишь 3735 бойцов. Хотя успех был иллюзорным. Несмотря на кажущуюся малочисленность, это была очень опасная сила. Достаточно сказать, что только на протяжении 1948–1955 годов подпольщики уничтожили 436 партийных и советских работников, 231 председателя колхоза, 329 председателей сельсоветов. Боевые потери внутренних войск за послевоенные годы в регионе превысили 4500 человек, «истребительных батальонов» — 2500 человек…

Фактически произошел естественный отбор «боевиков». Слабые погибли, были арестованы или сложили оружие, а сильные продолжили борьбу. И против них чекистско-войсковые операции оказались малоэффективными. Потребовалось разрабатывать новые методы. Все попытки Москвы ликвидировать подразделения ОУН — УПА оказались малоэффективными. На месте уничтоженных в ходе оперативно-войсковых операций «проводов» (организационно-территориальных звеньев ОУН) как Феникс из пепла восставали новые.

Смена тактики борьбы

Летом 1945 года лидеры ОУН — УПА приняли решение о переходе к тактике террора и роспуска крупных отрядов. Одновременно произошла трансформация всей структуры подпольной военизированной организации.

Теперь она состояла из Центрального провода на Украине и двух так называемых больших краевых проводов — «Северо-Западные украинские земли» («ПЗУЗ») и «Галичина». «ПЗУЗ» состоял из малых краевых проводов «Москва» (Волынская обл., ряд южных районов Белоруссии), «Одесса» (Ровенская обл. и часть Тернопольской) и «Подолье». В провод «Галичина» входили «малые» краевые проводы «Буг-2» (Львовщина) и «Карпаты — Запад» (Карпатский край и Буковина). Основными звеньями ОУН выступали окружные, надрайонные (по 2–6 в окружном), районные (по 3–5 в надрайонном), кустовые и станичные проводы (последние — на уровне населенного пункта). Это позволило организовать эффективное командование множеством небольших (10–20 человек) боевых групп. Причем основными объектами их атак должны стать не военнослужащие внутренних войск и Красной Армии (прекрасно вооруженные и обученные), а активисты советской власти, низовые сотрудники партийных, административных и хозяйственных органов на местах. Причем часто звучали применять «п’яткування» (уничтожение каждого пятого) в селах, жители которых, по мнению «бандеровцев», лояльно относились к советской власти. Аналогичные указания встречались в официальных документах ОУН — УПА того времени.

Еще одно проблема, с которой столкнулись правоохранительные органы, — это массовое строительство «схронов». Подземные убежища сельские жители Западной Украины начали строить еще зимой 1943–1944 года. Почти в каждом крестьянском дворе к весне 1944 года было вырыт схрон, укрытие или убежище. В нем хранились запасы продовольствия и одежды. В нем семья могла спрятаться на случай визита в село врагов — немцев, советских партизан или Красной Армии, а также банд дезертиров и коллаборационистов. После освобождения территории от немецкой оккупации такие схроны военнослужащие Красной Армии обнаруживали в каждом четвертом дворе. Хотя на самом деле их было значительно больше.

Схроны различались размерами. От одноместных, площадью два квадратных метра, больше похожие на могилы, до многокомнатных, оборудованных нарами и столами. В последних можно было жить, не выходя на поверхность, в относительно комфортных условиях, месяцами. Часть «убежищ» изначально предназначалась для размещения в них библиотек, гос питателей, типографий, архивов и т. п.[703].

При этом неукоснительно соблюдалось главное требование к таким объектам — их тщательная маскировка. Ведь в случае обнаружения «схрона» противником у находящихся там людей не было шансов на спасение: погибнуть в бою (а точнее, в большинстве случаев, быть уничтоженными с помощью гранат) или сдаться на милость победителю.

Чекисты и военнослужащие внутренних войск приложили максимум усилий для обнаружения «схронов». В результате, за 1945–1946 год только на территории Западной Украины было обнаружено 28 969 укрытий[704].

Рейдирующие группы

Москва оперативно среагировала на произошедшие в стане противника изменения. А если быть совсем точным, то даже опередила руководство ОУН-УПА. Так, 26 февраля 1945 года в Киеве состоялось заседание Политбюро ЦК КП(б)У, на котором было принято постановление, во многом определившее дальнейшие действия советской стороны в борьбе с националистическим подпольем на Западной Украине. В документе говорилось:

«…Если недавно в большинстве западных областей Украины были банды, насчитывающие по 400–500 человек, то в настоящее время… все крупные банды ликвидированы, а многие главари… уничтожены или арестованы.

… Потерпев крупное поражение, украинско-немецкие националисты в последнее время меняют свою тактику и методы борьбы с советской властью и переходят главным образом к террору и диверсиям. Действуют мелкими бандами, которые стараются маневрировать и не принимать открытых боев, а политическая сеть ОУН с целью сохранения своих кадров уходит в глубокое подполье…»

Исходя из вышесказанного, предписывалось:

«…для уничтожения каждой мало-мальски крупной банды выделять специальный, подвижной боевой отряд с включением в него хорошо подготовленных разведчиков, оперативных, партийных и советских работников.

Указанный отряд обеспечивать агентурными данными, средствами связи и не обременять тыловым хозяйством (обозы, кухни и т. п.).

Отряд должен, увязавшись за бандой, преследовать ее до полного уничтожения, независимо от того, в какой район или область эта банда будет уходить…»[705]

Новая тактика борьбы с повстанцами доказала свою эффективность. Во всех районах Западной Украины были сформированы рейдирующие оперативно-войсковые (чекистско-войсковые) группы. Они были укомплектованы оперативными сотрудниками органов госбезопасности и военнослужащими внутренних войск. Главная задача этих подразделений — быстрая реализация оперативных данных от территориальных органов внутренних дел и госбезопасности путем поиска и нейтрализации участников националистических бандформирований. Все ОВГ были радиофицированы и снабжены необходимым количеством боеприпасов и продуктов. Кроме того, задача считалась выполненной лишь при полной ликвидации банды.

Хотя через какое-то время выяснилось, что местные органы госбезопасности и внутренних дел, в силу ряда объективных и субъективных причин, не могут предоставить всю необходимую информацию по бандформированиям (численность, места дислокации, вооруженность, имена главарей, связи и т. п.).

Участники состоявшегося 26 февраля 1945 года заседания Политбюро предусмотрели и это. Было обращено внимание на необходимость:

«…еще больше расширить сеть нашей агентуры, обратив особое внимание на улучшение ее качества.

Шире и смелее практиковать засылку агентуры в оуновское подполье и бандформирования УПА.

Усилить работу по воспитанию агентуры, обучая ее правилам конспирации и методам работы по выявлению и раскрытию участников и организаций ОУН…».

Вот эту задачу за несколько недель решить было невозможно. На подготовку и внедрение агентов в бандформирования требовались месяцы, а то и годы (если говорить о руководящих органах). Поэтому основное внимание было обращено на использование бывших «бандеровцев». В первую очередь тех, кто добровольно явился с повинной. Добровольно советской власти в 1944–1945 году сдавались многие. Начиная от насильственно мобилизованных в отряды УПА крестьян и заканчивая профессиональными «боевиками», кто разочаровался в идеях западноукраинских националистов и не хотел участвовать в уничтожение мирных жителей.

По данным управления по борьбе с бандитизмом МВД УССР, только за первый год явилось с повинной 29 204 участника националистического подполья. За период с февраля 1944 года по июль 1946 года этой возможностью воспользовалось 52 452 человека.

Всего же за весь период противостояния советской власти и националистического подполья на Западной Украине амнистией воспользовались свыше 77 000 участников подполья и их активных пособников.

Если еще учесть количество задержанных при проведении операций (напомним, за первый год их было 50 387 человек), то чекистам было кого привлекать к негласному сотрудничеству.

Хотя основная масса явившихся с повинной и задержанных не представляла оперативного интереса для чекистов. Большинство были насильственно мобилизованные крестьяне, которые при первой же возможности, не оказав вооруженного сопротивления, спешили сдаться бойцам О В Г.

Чекистов интересовали прежде всего проводники ОУН разных уровней — командиры подразделений УПА, боевики и референты СБ — то есть все те, кто мог обеспечить оперативно-войсковые группы серьезными агентурными данными и тем самым способствовать выявлению линий связи, конспиративных квартир, явочных пунктов областных проводов ОУН с целью установления местонахождения Центрального провода, внедрения в его состав проверенной агентуры для последующей ликвидации. Они тоже были в числе задержанных, правда, их количество было незначительным по сравнению с общей суммой сдавшихся властям.

На 1 июля 1945 года в регионе насчитывалось 11 214 местных жителей, сотрудничающих с правоохранительными органами: 175 резидентов, 1 196 агентов и 9843 осведомителей. Почти половина из них (42,7 %) была привлечена к сотрудничеству в первой половине 1945 года — 156 резидентов (89,1 %), 527 агентов плюс 41 агент — «маршрутник» и 84 агента — «внутренника» (всего 652 человека или 52,3 %), а также 4 483 осведомителя (45,6 %)[706].

Стремительно возросшее число агентов, а также тот факт, что многие из них благодаря своему активному сотрудничеству с чекистами отрезали себе путь возврата в бандформирования, позволило органам госбезопасности начать создавать на местах спецгруппы. Справедливости ради отметим, что украинские чекисты были не первыми, кто в середине сороковых годов прошлого века активно применял этот метод борьбы с повстанцами.

На территории Прибалтики еще весной 1945 года рейдировало несколько таких групп. Хотя выдавали они себя не за «лесных братьев», а за «власовцев», военнослужащих вермахта и коллаборационистов.

Аналогичные подразделения действовали на территории Западной Украины. Так, в мае 1944 года УНКВД по Ровенской области была сформирована спецгруппа «Орел». Ее возглавлял младший лейтенант Б. Коряков. До момента своего расформирования в апреле 1945 года ею было проведено более двухсот операций.

Вот что писал в характеристике на командира спецгруппы начальник Отдела борьбы с бандитизмом УНКВД по Ровенской области майор госбезопасности Гаврилов:

«…С 15 июня по 15 августа 1944 г., со своей группой, находясь в рейде в Мизочском районе, действуя под маркой банды, проделал большую работу За этот период, в результате проведенных операций по ликвидации бандитизма в районе, группой Корякова уничтожено до 215 и задержано около 65 бандитов. Сам Коряков имеет на счету 16 убитых бандитов и 22 задержанных.

С 23.03. по 16.04.1945 г. тов. Коряков со своей группой участвовал в проводимой операции по ликвидации краевого провода Южной группы УПА в Козовском районе Тернопольской области. Действуя под маркой банды, собрал полные данные о дислоцировании бандгруппировок в селах Пенив и Конюхи и подвел их под удар войск НКВД».

Всего же за время действия спецгруппы «Орел» ею было ликвидировано 526 и задержано 140 участников бандформирований.

Она была не единственной, кто воевал с бандитами, используя их «личину».

В июле 1944 года сотрудник НКВД УССР старший лейтенант Виктор Кащеев обратился к наркому внутренних дел УССР Василию Рясному с предложением создать из перевербованных членов ОУН и боевиков УПА «конспиративно-разведывательную группу». Разрешение было получено, и в августе того же года чекист приступил к ее формированию[707]. В архиве сохранился подробный отчет о боевой деятельности этого подразделения. Процитируем его полностью:

«В ноябре 1944 года при проведении чекистско-войсковой операции в Лановецком районе Тернопольской области ранен и захвачен командир сотни УПА Романчук, уроженец с. Шкудов Ровенской области.

В ходе следствия установлено, что Романчук хорошо знает ряд лиц из числа руководящего состава ОУН — УПА. Исходя из этого, НКВД УССР было принято решение завербовать его и использовать в качестве командира спецгруппы под кличкой «Хмара».

Спецгруппа «Хмара» была сформирована из бывших партизан и легализованных бандитов численностью в 50 человек.

Для проведения агентурной работы в группу был включен работник НКВД УССР ст. лейтенант Кащеев.

Группе была придана рация.

В январе — февралес. г. (1945 года. — Прим. авт.) спецгруппа «Хмара» совершила ряд рейдов по наиболее пораженным бандитизмом районам Ровенской области, за время которых проделано следующее.

В Корецком районе ликвидировала районного шефа связи «Шамгай», поддерживавшего связь между командующими группами УПА «Верещаком» и «Энеем».

В феврале в Людвипольском районе установила связь с окружным и районным проводами ОУН, сотней «Недоли» и диверсионной группой «Чумака». В результате этого группой были получены данные о подготовке бандитами налета на райцентр Березко, о чем было своевременно информировано РО НКВД.

По данным группы «Хмара» была проведена чекистско-войсковая операция, в ходе которой «Недоля», «Чумак» совместно со своей охраной в числе 14 человек ликвидированы спецгруппой.

На Витковичских хуторах Березновского района спецгруппой было разоружено и передано РО НКВД 24 участника подпольной оуновской организации, в том числе 6 руководящих подпольных работников.

Там же группой «Хмара» ликвидирована бандгруппа численностью 15 человек. В числе убитых опознаны: областной проводник ОУН — «Крылатый», проводник женской сетки «Ярина» и районный военный референт «Коля».

Всего в январе — феврале спецгруппой «Хмара» ликвидировано 54 участника ОУН-УПА, из них 30 убито, 24 захвачено живыми. Спецгруппа потерь не имела»[708].

Вот еще пример деятельности спецгрупп. В ноябре 1944 года при проведении чекистско-войсковой операции в Ровне некой области был захвачен куренной УП А по кличке «Максим», который согласился оказать содействие сотрудникам госбезопасности в ликвидации своих «собратьев по оружию». Ровенской межобластной группой НКВД УССР и Управлением НКВД по Волынской области сразу же была организована спецгруппа из таких же захваченных вояк У ПА, во главе которой и был поставлен куренной «Максим».

Дмитро Клячковский — основатель УПА

2 февраля 1945 года в селе Кременец Логачевского района Волынской области спецгруппой «Максима» был задержан шеф связи областного провода ОУН Кравчук И.М. по кличке «Комар». Ранее «Комар» являлся заместителем командира отряда УПА «Шума», а затем заместителем командира личной охраны областного проводника ОУН. После дачи откровенных показаний Кравчук также согласился содействовать НКВД в установлении и ликвидации руководства областного и краевого проводов ОУН, после чего был включен в состав специальной группы «Максима».

О дальнейшей деятельности спецгруппы можно узнать из рапорта замнаркома внутренних дел УССР — начальника управления борьбы с бандитизмом НКВД УССР генерал-лейтенант Т. Строкача:.

«В ноябре 1944 года Ровенской межобл. группой НКВД УССР и УНКВД Волынской области организована спецгруппа из бывших задержанных и добровольно явившихся к нам бандитов.

Командиром спецгруппы был назначен куренной УПА «Максим Ворон» — Власюк Петр Петрович, житель Оздзютинского района Волынской области.

Перед спецгруппой «Максима Ворона» была поставлена задача: действуя под видом банд УПА, выявить места нахождения руководства и главарей ОУН и УПА, захватывать их или физически уничтожать,

Для оперчекистской работы группе были приданы 4 человека оперсостава НКВД. За время своих действий группой проведен ряд хороших операций по захвату и уничтожению подполья ОУН и УПА.

4 февраля с. г. группой «Максима Ворона» изъят шеф связи областного провода ОУН «Комар» — Кравчук Иосиф Михайлович, который после откровенных признаний был также включен в спецгруппу с задачей выхода на руководство областного и краевого проводов ОУН.

В ночь с 4 на 5 марта с.г. «Максим Ворон» с частью своей группы численностью 15 человек при участии наших 4-х оперработников и шефа связи «Комар» вышли на операцию в х. Линюв Лока-чевского района Волынской области с задачей захвата районного проводника ОУН «Богдана». В момент прибытия спецгруппы на районный пункт связи «Богдана» на месте не оказалось. Находившийся на пункте связи связной «Богдана» принял нашу спецгруппу за своих и указал место нахождения «Богдана». При этом заявил, что к «Богдану» прибыли какие-то руководители из УПА. «Максим Ворон», не теряя времени, в сопровождении указанного связного направился на близлежащий хутор в дом, где располагался «Богдан» вместе с прибывшими руководителями УПА. При подходе к дому группу «Максима Ворона» остановили находившиеся там часовые и одновременно из дома вышли несколько бандитов, которые, имея наготове оружие, предложили «Максиму Ворону» сложить оружие. На отказ «Максима Ворона» выполнить это предложение неизвестная банда приняла меры захвата нашей группы, в результате чего завязался бой, в ходе которого убито несколько бандитов, в числе которых «Максимом Вороном» и «Комаром» немедленно были опознаны:

«Карпович» — фамилия не установлена, происходит из Галиции, начальник штаба «УПА», он же первый заместитель командующего У ПА «Клима Савура».

«Макаренко» — фамилия не установлена, быв. нач. штаба группы У ПА «Дубового», в последнее время инспектор по войсковому обучению УПА, работал в штабе «Клима Савура».

«Твердый» — куренной врач.

«Тимога» — сотенный УПА.

«Черный» — связной районного проводника «Богдана».

«Ярема» — пропагандист куреня.

Захвачены трофеи: автоматов — 3 винтовок — 2 гранат — 10 пистолетов — 5

боеприпасы и небольшое количество продуктов.

Потерь с нашей стороны нет.

8 марта с. г. трупы «Карпович» и «Макаренко» были доставлены в г. Ровно для опознания.

В течение 8—10 марта с. г. оба трупа предъявлялись находящимся у нас под арестом бандитам, ранее лично знавшим «Карповича» и «Макаренко». В результате труп «Карповича» (кроме «Максима Ворона» и «Комара») был опознан:

Бывш. командирам] сев. — западн. групп УПА «Рудым» — Стельмащуком Юрием Александровичем.

Быв. нач. штаба Киевского генер. округа УПА — Басюком Евгением Михайловичем.

Бывшим инструктором школы подстаршин УПА — Пчелянским Василием Анисимовичем, хорошо знавшим «Карповича» по совместному пребыванию в «УПА».

Труп «Макаренко» также, кроме «Максима Ворона» и «Комара», опознан:

«Карым» — Гаскевич Владимир. Ивановичем, б. инспектором снабжения группы «УПА» под командованием «Дубового» и бывшими бандитами: Шевчук Иваном Федоровичем и Борисюк Николаем Емельяновичем, ранее знавшими «Макаренко» по совместному пребыванию в УПА.

Подробное описание операции по уничтожению «Карповича», «Макаренко» и др. высылаю почтой.

Прошу Вашего разрешения на представление к правительственным наградам 11-ти человек, наиболее отличившихся в ходе указанной операции, а именно:

орденом Красное Знамя

Власюка Петра Павловича

Резника Льва Иосифовича — майора госбезопасности, орденом Отечественной войны I степени Дорощук Петра Николаевича — ст. лейтенанта милиции Черкасова Ивана Арсентьевича — мл. лейтенанта мил Ефимова Александра Ивановича — ст. лейтен. г/б орденом Отечественной войны II степени ШевчукаИвана Федоровича.

Кравчука Иосифа Михайловича.

Вотьерчука Петра Степановича.

Орденом «Красная Звезда».

Борисюка Николая Емельяновича.

Макарчука Степана Никитовича.

Мельник Ольгу Герасимовну»[709].

После награждения Иосиф Кравчук продолжал сражаться с бандформированиями. В 1945 году он возглавил, под псевдонимом «Твердый», новую спецгруппу. Снова обратимся к документам.

В середине декабря 1945 года нарком внутренних дел Украины Василий Рясной сообщил Лаврентию Берии подробности о «ликвидации группы руководящих оуновцев в Волынской области».

В своем письме он, в частности, написал:

«После того, как был убит «Клим Савур» (февраль 1945 года), занимавший положение руководителя северо-западного краевого провода ОУН (в который входят Волынская и Ровенская области, а также Полесье Белоруссии) и командующего УПА, на его место был назначен «Чупрынка». До этого «Чупрынка» являлся референтом СБ краевого провода.

7 декабря с. г. в Торчинский райотдел НКВД явился с повинной бандит «Черный», который на допросе сообщил, что он продолжительное время находился в личной охране «Чупрынки».

«Черный» также показал, что «Чупрынка» скрывается в селе Романово Теремновского района Волынской области.

«Черный» был завербован и влит в спецгруппу, руководимую агентом «Твердый», состоявшую из 7 человек. В эту группу был влит также оперуполномоченный Волынского УНКВД Берестнев. Группе была поставлена задача разыскать место убежища «Чупрынки» и ликвидировать его.

По указаниям «Черного» группа явилась в село Романово к гр-ке Панасюк, легендируя представителями Луцкого окружного провода ОУН. Панасюк, будучи убеждена, что она говорит с бандитами, согласилась связать нашу спецгруппу с тремя представителями ОУН, укрывавшимися в схроне ее дома.

Панасюк, спустившаяся в схрон, сразу была там расстреляна скрывавшимися бандитами, после чего бандиты, выбросив 6 гранат и открыв огонь, пытались пробраться через спецгруппу, но ответным огнем были убиты.

Убитыми оказались: «Чупрынка», референт С Б краевого провода «Модест» и следователь краевого СБ, псевдоним которого не установлен (эта информация оказалась ошибочной. Шухевич-«Чупрынка» был ликвидирован лишь в 1950 году — Прим. авт.).

Продолжая операцию, спецгруппа «Твердого» по указанию бандита «Черного» обнаружила второй схрон со скрывавшимися в нем бандитами. Будучи обнаруженными, бандиты открыли сильный огонь по спецгруппе и на предложение сдаться ответили отказом. На помощь спецгруппе было выслано соединение 277-го стрелкового полка войск НКВД и группа оперработников Волынского УНКВД. В связи с отказом бандитов сдаться, схрон был взорван. При раскопке схрона извлечено 2 трупа: труп личного секретаря командующего «Чупрынки» — Тимолука Николая Петровича и труп шефа связи краевого провода ОУН по кличке «Влас».

13 декабря спецгруппой «Твердого», продолжавшей действовать, по данным бандита «Черного», в одном из схронов были обнаружены 3 бандита, которые также отказались сдаться. Было произведено выкуривание поджогом соломы, в результате чего бандиты были удушены дымом. Среди извлеченных трупов опознан пропагандист краевого провода ОУН под псевдонимом «Вик». Два трупа не опознаны.

При проведении указанных операций захвачены трофеи: ручных пулеметов 4, автоматов 11, пистолетов 11, винтовок 3, гранат 30, патронов 5000, раций 3, пишущих машинок 2 и 5 мешков разных документов и нацистской литературы».

Еще одна спецгруппа начала действовать в декабре 1944 года. Вот как это произошло. В селе Новины Порецкого района Волынской области чекистам сдался командир УПА В. Левочко (Юрченко). Управление пограничных войск назначило его командиром спецгруппы. В нее также вошли десять агентов, семеро чекистов и радист. Их перебросили на территорию Польши.

В результате спецоперации, проведенной 2-м пограничным отрядом и спецгруппой с 7 по 21 февраля, с территории Польши было выведено и арестовано 140 боевиков, захвачено — 182, убито — 60, явилось с повинной — пять. В ходе следствия среди них было выявлено 107 командиров УПА[710].

Кругом одни чекисты

После того как на практике была доказана высокая эффективность использования спецгрупп, началось их массовое формирование. Так, в Волынской области на 20 февраля 1945 года было создано 42 специальные боевые группы, или, как назвал их в своем отчете секретарь Волынского обкома КП(б)У И. И. Профатилов, «контрбанды», общей численностью 650 агентов-боевиков.

На успехи чекистов обратило внимание партийное руководство и 26 февраля 1945 года в принятом Политбюро ЦК КП(б)У было одобрено создание спецгрупп. 15 мая 1945 года на совещании секретарей обкомов, начальников областных УНКВД и УНКГБ западных областей УССР во Львове создание спецгрупп одобрил секретарь ЦК КП(б)Украины Никита Хрущев, указав, что считает «правильным создание спецгрупп из бывших бандитов».

В Ровенской области из лиц, пришедших с повинной, было создано 49 спецгрупп обшей численностью 831 человек.

В Станиславской области было сформировано 46 спецгрупп, вот тол ь-ко, по утверждению самих чекистов, эффективно действовали лишь шесть. Несмотря на это, «боевиками убито 21 человек крупных работников ОУН, 263 человека взяли живьем… Взяли 4 станковых пулемета, ручных пулеметов — 6, противотанковых ружей — 7, винтовок — 80, автоматы «ППШ».

По состоянию на 20 июня 1945 года на территории Западной Украины действовало 156 спецгрупп (1 783 человека). Из них в Черновицкой области (по состоянию на 20 апреля) — 25 спецгрупп (106 человек); Львовская — 26 спецгрупп (219 человек); Станиславская — 11 спецгрупп (70 человек); Дрогобицкая — 10 спецгрупп (52 человека); Тернопольская — две спецгруппы (34 человека); Ровенская (на 20 мая) — 49 спецгрупп (905 человек); Волынская — 33 спецгруппы (397 человек).

В результате спецопераций:[711]«… Было захвачено трофеев: станковых пулеметов — 1; ручных пулеметов — 31; автоматов — 172; винтовок — 439; пистолетов — 79; гранат — 216; патронов — 38 030; мин — 34; радиостанций — 1; коней — 72.

Убиты руководители ОУН — УПА:

— заместитель командира УПА «Клима Савура» — полковник Охримович — 04. 03. 1945 г.

— начальник штаба «Дубового» — «Макаренко».

— заместитель Волынского областного коменданта СБ — «Кук» — 25. 01. 1945 г.

Захвачены спецгруппами командиры ОУН — УПА:

— член Волынского областного провода «Степан» — 15.12.1944 г.

— начальник связи областного провода ОУН «Еомар» — 02.02.1945 г.

— районный комендант «СБ» «Василько» — 25.01.1945 г».[712].

По советским данным, за период существования спецгрупп было ликвидировано 1 163 повстанца, арестовано 2 000 и принудительно сдалось — 700.

В 1951–1953 годах существовало семь легендированных окружных и четыре районных провода ОУН. С их помощью до 1954 года было захвачено и арестовано 300 подпольщиков[713].

Олекса Гасин — нач. штаба УПА

Приступить к ликвидации

Нейтрализация лидеров западноукраинских националистов началась еще в 1943 году. Приведем краткую хронику самых «громких» убийств:

22 июля 1943 года в бою около села Теремного в Суражском лесу погибли куренной Дубнивского куреня «Осип» и 19 бойцов Дубнивского и Кременецкого куреней. В декабре того же года на Правобережной Украине в бою, по словам украинского историка, «с наступающими московскими ордами», погиб начальник штаба УПА — Юг майор Иван Билик («Антон»),

В январе 1944 года погиб в бою под Уманью командир военного округа «Холодный Яр» Кость. 24 февраля 1944 года в Черном лесу в Ивано-Франковской области, в бою с рейдовой группой 215-го стрелкового полка внутренних войск НКВД под командованием старшего лейтенанта Евтухина, был убит командующий Станиславским тактическим участком «Черный лес», майор УПА Василь Андрусяк («Ре-зун»). На следующий день погиб командир военного округа «Заграва» Сильвестр Затовканюк («Пташка»).

В апреле того же года в бою под Гурбами на южной Волыни нашли свой конец куренные Сторчан (УПА-Юг) и Мамай (УПА — Север).

В мае под Костополем погибли куренной Острый и краевой референт СБ ОУН на ПЗУЗ Василь Макар («Безродный-Сироманец»), а в Винницкой области — второй шеф штаба УПА — Юг Владимир Лу-кашук («Крапива»), бывший шеф штаба военного округа «Южная Волынь» УПА — Север.

10 июля 1944 года в лесу Лити некого района Винницкой области в бою с подразделением внутренних войск НКВД погиб Омельян Гра-бец («Батько»), командующий одним из двух военных округов УПА— Юг.

22 августа 1944 года, при переходе линии фронта, в селе Гай Нижний Дрогобичского района Львовской области был убит Ростислав Волошин («Березюк»), один из трех членов Бюро провода ОУ Н и один из руководителей УГВР и арестована его жена Нина Волошина («Домаха»). В том же месяце погиб в Яворском районе шеф штаба военного округа «Заграва» майор Макаренко.

В сентябре в бою УПА потеряла шефа штаба ВО «Заграва» (УПА— Север) Брысь-Остапа и областного проводника ОУН на Ивано-Франковщине Заревича Бара.

В ноябре и декабре погибли краевой референт в ПЗУЗ Медведь, командир команды УПА — Запад Остап Линда-Ярема, майор Степан Новицкий-Сербин-Спец, проводник Перемышльского округа ОУН Микола Дутка-Остап. 18 декабря 1944 года, будучи раненным в бою в окрестностях села Залесье Здолбуновского района Ровенской области, застрелился поручник УПА Остап Качан («Саблюк»), командующий одним из двух военных округов УПА-Юг.

21 декабря 1944 года в селе Юшковичи близ Ходорова, в бою с подразделением внутренних войск НКВД, были убиты Йосип Позичанюк («Шугай», «Шаблюк») — один из руководителей политвоспитательной работы ОУН-УПА, член УГВР, и вместе с ним руководящие работники ОУН-УПА Борис Вильшинский («Орел») и Кость Цмоць («Модест»).

23 декабря 1944 года вблизи Перемышля в бою с подразделением внутренних войск НКВД погиб поручик УПА Яков Черный («Ударник»), командующий 6-м военным округом УПА — Запад «Сан». 29 декабря под Редковцами на Буковине был убит областной проводник ОУН в Черновцах Мирослав Киндзирский-Боевир и примерно тогда же, областной проводник ОУН в Одесской области Корень.

В январе 1945 года захвачен живым спецгруппой НКГБ, действовавшей под видом бойцов УПА, Александр Луцкий («Беркут»), организатор Украинской национальной самообороны на Галичине, первый командующий УПА — Запад. Расстрелян в ноябре 1946 года.

26 января 1945 года работниками НКГБ захвачен больной тифом и раненый Юрий Стельмащук («Рудый»), командующий военным округом «Завихост» УПА — Север и 6 августа 1945 года приговорен к расстрелу.

12 февраля 1945 года в селе Суск Костопольского района Ровен-ской области, в бою с подразделением 223-го особого стрелкового батальона внутренних войск НКВД, был убит полковник УПА Дмит-ро Клячковский («Клим Савур», «Охрим»), командующий УПА-Се-вер и краевой проводник ОУН на Северо-Западных украинских землях. В марте — областной проводник ОУН в Подолии Зенон Голуб-Богдан.

5 марта на хуторе Линюв Локачевского района Волынской области погиб в укрытии, окруженном спецгруппой НКВД, Михайло Медведь («Карпович», «Кременецкий»), начальник штаба УПА — Север, вместе с большой группой руководителей ОУН-УПА.

В мае убиты шеф разведки УПА — Север Митла, командир военного округа «Говерла» майор Колчак, хорунжий Иван Климишин-Крук.

4 июля 1945 года выкурены из укрытия братья Микола и Петро Дюжие. Микола Дюжий («Вировый») — сотник УПА, секретарь Президиума УГВР, был осужден на 20 лет и вышел на свободу в 1955 году. Петро Дюжий («Арсен») — референт пропаганды Провода ОУН, был осужден на 25 лет и освобожден в 1960 году.

19 июля 1945 года в селе Клещевка Рогатинского района Ивано-Франковской области в бою со спецгруппой НКВД погиб майор УПА Василь Брылеве кий («Боровый»), начальник штаба УПА — Запад.

В августе — областной проводник ОУН в Закарпатье Клемпуш — Лопата.

15 сентября 1945 года в бою с подразделением внутренних войск НКВД в селе Бишки Козивского района Тернопольской области — Яков Бусел («Галина»), начальник политвоспитательного отдела главного штаба УПА.

19 декабря 1945 года, во время перехода чехословацко-немецкой границы, захвачен чешскими пограничниками майор УПА Дмитро Грицай («Перебийнос»), начальник главного штаба УПА. Покончил с собой в Пражской тюрьме 22 декабря 1945 года. Бывший вместе с ним Дмитро Маевский («Тарас»), заместитель руководителя Бюро Провода ОУН и политический референт Бюро Провода, застрелился при аресте.

В тот же день в селе Бесиды Жовковского района Львовской области в бою со спецотрядом НКВД, погиб Дмитро Слюзар («Золотар»), краевой проводник ОУН Львовского края.

Ликвидация оуновских главарей проводилась и другими путями. В конце 1945 года органы НКВД сумели скомпрометировать референта пропаганды Станиславского окружного провода ОУН «Аскольда» (П. Головко) и командира куреня «Летуны» группы УПА «Говерла», которых после этого убили свои же товарищи по оружию.

В 1946 году работниками МГБ захвачен живым поручик Омельян Полевый («Очеред»), командующий 3-м военным округом УПА-Запад «Лисоня», сотрудник краевого штаба УПА-Запад. Он был осужден на 25 лет, отсидел срок полностью и вышел на свободу лишь в 1971 году.

15 января 1946 года в бою со спецгруппой НКВД, действовавшей под видом группы бойцов УПА, был ранен и захвачен живым поручик Федор Воробец («Верещака»), командующий военным округом УПА — Север «444» и краевой проводник Восточного края «Одесса». Он был осужден на 25 лет тюремного заключения и умер в 1959 году в Иркутской области.

17 февраля 1946 года в бою с подразделением внутренних войск НКВД в селе Молотничи Жидачевского района Львовской области был убит Петро Олейник («Эней»), проводник ОУН Восточного края «Одесса».

В марте 1946 года в лесу Бережанского района Тернопольской области вместе с женой погиб в бою с подразделением внутренних войск НКВД Иван Шанайда («Данило»), краевой проводник Подольского края.

В августе 1946 года МГБ и МВД УССР создали специальную группу — координационный центр по розыску и нейтрализации руководителей подполья. Разворачивается масштабное долгосрочное оперативное мероприятие «Берлога»[714]. Было решено сосредоточить основные усилия на поимке четырех человек:

проводника УПА Романа Шухевича;

руководителя «СБ» Михаила Арсенича;

проводника ОУН «Западноукраинских земель» Романа Кравчука;

шефа штаба УПА Василя Кука.

Забегая вперед, отметим, что из четверых выжил и дожил до обретения Украиной независимости только Василий Кук. Остальные трое погибли во время задержания чекистами.

О том, как проходила охота, можно узнать из подписанного 8 октября 1946 года заместителем министра внутренних дел СССР генерал-лейтенантом Василием Рясным приказа.

«Разработанным УББ МВД УССР планом по агентурному делу «Берлога» на август — октябрь с. г. предусматривалось провести ряд активных агентурно-оперативных мероприятий в местах вероятного их укрытия. Так:

— в Бережанском и Козовском районах Тернопольской области, по розыску проводника ОУН Шухевича Романа и референта «СБ» «Михаиле» (Михаил Арсенич. — Прим. авт.), которые в течение продолжительного времени укрываются в этих районах и имеют там значительную пособническую базу;

— в Рогатинском районе, Станиславской области, по розыску члена центрального провода и проводника ОУН т. н. «Западноукраинских земель» («ЗУЗ») «Петро», он же «Панас» (Роман Кравчук. — Прим. авт.);

— в Стрийском районе, Дрогобычской области, по розыску члена центрального провода, шефа штаба УПА «Лыцарь» (Олекса Тасин. — Прим. авт.);

— в Подгаецком районе, Тернопольской области, по розыску орг-референта центрального провода «Лемиш» (Василь Кук. — Прим. авт.) и т.д.

Предварительные результаты реализации плана показывают, что направленная в Тернопольскую область оперативная группа МВД УССР вследствие своей малочисленности развернула работу только по ликвидации оргреферентуры центрального провода, возглавляемой «Лемишем», по розыску [же] других членов ОУН положительных результатов не достигнуто, хотя и известны были места их вероятного укрытия.

Это дает основание считать, что в условиях, когда главари ОУН и подчиненные им референтуры тщательно законспирированы и укрываются в различных местах, розыск их необходимо вести не одной, а одновременно несколькими оперативными группами, дислоцируя их в районах вероятного укрытия главарей ОУН.

Разработка оперативной группой МВД УССР оргреферентуры центрального провода, несмотря на достигнутые результаты (арест «Арсена» и «Довбны» и др.), в целом ведется недостаточно активно. В течение месяца УББ не добилось развернутых показаний от «Арсена» и «Довбны» о местах укрытий «Лемиша» и других членов центрального провода. До настоящего времени точно не установлено, работал ли радиоузел «Арсена» и с кем [он] поддерживал связь. Недостаточно уделяется внимания приобретению из числа выявленных связей «Лемиша» и «Арсена» целевой агентуры для разработки руководящего подполья ОУН. По связям «Арсена» проведен ряд гласных арестов, в частности, содержателя подпольной радиомастерской Тимкевича и др., которые могли бы бытье успехом использованы для внедрения в подполье ОУН.

В целях решительной активизации работы по вскрытию и ликвидации руководящего подполья ОУН ПРЕДЛАГАЮ:

1. Сформировать дополнительно четыре оперативные группы, возглавив их опытными оперативными работниками. Каждой оперативной группе придать подвижной отряд войск МВД численностью 50–70 человек и спецгруппу.

2. Сформированные группы направить на розыск и ликвидацию проводника ОУН Шухевича Романа, референта «СБ» «Михайло» и проводника ОУН «Западноукраинских земель» («ЗУЗ») Петро и шефа штаба УПА «Лыцаря». Ранее созданную опергруппу использовать для дальнейшей разработки и ликвидации оргреферентуры, возглавляемой «Лемишем». Места дислокации оперативных групп установить в зависимости от добытых за последнее время материалов о местах укрытия членов центрального провода.

3. Руководство работой оперативных групп в контактировке проводимых ими мероприятий возложить на начальника УББ М ВД УССР.

4. В ходе разработки членов центрального провода ОУН изъятие лиц, проходящих по связи с ними, производить после того, когда будет установлено, что их невозможно использовать в оперативных целях.

5. Активизировать следственные мероприятия по делу «Арсена» и др. арестованных лиц из его группы. Продумать целесообразность вербовки «Грабар» и «Чеховича», как лиц, представляющих оперативный интерес.

6. Планы агентурно-оперативных мероприятий по разработке и ликвидации главарей ОУН разрабатывать ежемесячно в разрезе рефе-рентур и представлять в МВД СССР к 10 числу каждого месяца. К этому же числу представлять докладную записку о результатах выполнения плана за прошедший месяц».

В процессе этой драматической охоты на лидеров повстанческого движение происходило уничтожение их ближайшего окружения. Фактически чекисты ликвидировали центральный аппарат повстанческого движения. Многочисленные областные и районные подразделения вынуждены были действовать автономно и не могли координировать свои акции. По своему драматизму эта охота на оуновских главарей не имела себе равной во всей советской истории ВЧК-КГБ. Ежедневно Иосиф Сталин знакомился со списками «ликвидированных» и задержанных руководителей ОУН — УПА. Впрочем, в тех же сводках указывалось количество уничтоженных подразделений повстанцев. Так, с 1 декабря 1948 по 1 марта 1949 года было ликвидировано 44 провода, 102 организации, 58 отдельных групп подполья ОУН, погибло 352 руководителя ОУН разного ранга. Сюда следует добавить тысячи рядовых боевиков, десятки тысяч депортированных, расстрелянных по приговорам военных трибуналов или получивших свой «четвертак» — 25 лет лагерей.

По состоянию на сентябрь 1946 года были уничтожены или задержаны пять членов Центрального провода (ЦП) ОУН, 138 краевых и областных «проводников», 4698 других функционеров подполья и тысячи рядовых его участников. Многие из них были «ликвидированы» бойцами спецгрупп.

Вновь обратимся к хронике «ликвидаций».

30 октября 1946 года в перестрелке со спецгруппой майора Арсентия Костенко в районе села Липы был убит в схроне вместе с женой, штабом и охраной Ярослав Мельник («Роберт»), краевой проводник ОУН Карпатского края. Его укрытие указал чекистам арестованный ими следователь референтуры С Б провода «Карпаты — Запад» Дмитро Ребрик («Лиман»).

18 декабря 1946 года, выкуренный из укрытия, попал живым в руки работников М ГБ Василь Левкович («Вороний») полковник УПА, командующий 2-м военным округом УПА — Запад «Буг». Он был осужден на 25 лет, освобожден в 1961 году.

В июне 1947 года погибли в боях окружной проводник ОУН на Станиславщине Михайло Хмель-Всеволод и референт СБ в Подолии Мирослав Вовк.

17 июля 1947 года в Козловском районе Тернопольской области, в бою с ротой внутренних войск М ВД, пробиваясь из окружения, был убит майор УПА Владимир Якубовский («Бондаренко»), командующий 3-м военным округом УПА — Запад «Лисоня».

В августе 1947 года на территории Чехословакии живым захвачен сотник УПА Иван Белейлович («Дзвинчук»), руководитель группы курьеров. Позднее передан чехословаками МГБ СССР.

3 августа 1947 года в селе Телячье Подгаецкого района Тернопольской области в укрытии, после часового боя со спецгруппой НКВД, погиб Осип Беспалко («Остап»), краевой проводник ОУН Подольского края и командующий 3-м военным округом УПА — Запад «Лисоня».

17 сентября 1947 года близ местечка Духна на Любачевщине (Польша), окруженный спецотрядом июльской госбезопасности, взорвался в бункере Ярослав Старух («Стяк»), член Провода ОУН и проводник Закерзонского края (Польша). В тот же день был захвачен живым Петро Федорив («Дальнич»), краевой референт СБ Закерзонского края. Расстрелян в 1950 году в Варшаве.

2 марта 1948 года органами польской госбезопасности во Вроцлаве арестован Ярослав Онышкевич («Орест»), майор У ПА, командующий 6-м военным округом УПА — Запад «Сан». Его расстреляли 6 июля 1950 года.

12 августа 1948 года в Долинском районе Ивано-Франковской области сдался, окруженный оперативной группой МГБ, Степан Яни-шевский («Далекий»), краевой проводник Восточного края «Одесса». Осужден в Ровно.

4 ноября 1948 года, в бою со спецотрядом МВД, на территории Львовской области погиб Зиновий Тершаковец («Федир»), краевой проводник ОУН Львовского края, командующий 2-м военным округом УПА — Запад «Буг». Тогда же на Львовщине та же судьба постигла референтов СБ полковника Ярослава Дякона и Степана Прокопива.

8 февраля 1949 года в бою со спецгруппой МГБ около села Петушки Острогского района Ровенской области покончил жизнь самоубийством майор УПА Микола Козак («Смок»), заместитель краевого проводника ОУН на Северо-Западных украинских землях. Там же была захвачена подпольная типография краевого провода ОУН (90 тыс страниц печатных материалов).

14 апреля 1949 года, вместе с женой Надеждой Романовой, погиб в бою со спецгруппой МГБ (14 человек), в укрытии около села Пере-гинское Ивано-Франковской области, Василь Сидор («Шелест», «Ростислав», «Вышитый», «Лесовик»), краевой командир УПА — Запад, член Провода ОУН, краевой проводник ОУН Карпатского края, генеральный судья ОУН.

В августе был убит в Дрогобычской области, в бою с войсками МГБ, член штаба УПА — Запад майор Василь Мизерный («Рен»).

В сентябре — окружной проводник ОУН на Станиславщине Ми-хайло Микитюк.

9 ноября 1949 года в перестрелке с чехословацкими жандармами погиб Степан Стебельский («Хрин»), командующий Дрогобычс-ким тактическим участком УПА «Макивка». В свое время он командовал сотней УПА «Ударники-5», уничтожившей 28 марта 1947 года заместителя министра обороны Польши генерала Кароля Сверчевс-кого.

В декабре погиб референт СБ в Карпатском крае «Мытар».

Весной 1950 года захвачен опергруппой МГБ в спецукрытии Григорий Голяш («Бей»), руководитель спецсвязи Провода ОУН и руководства УПА во Львове (явка была в пивной). При аресте пытался застрелиться. Весной 1951 года покончил с собой, выбросившись из окна 4-го этажа Львовской тюрьмы.

5 марта 1950 года на своей подпольной квартире, в бою со спец-группой МГБ, был убит главнокомандующий УПА Роман Шухевич.

На этого человека охотилось около 700–800 оперативников МГБ. Их усилия завершились успехом в марте 1950 года. Подразделения внутренних войск МГБ и милиции окружили село, где скрывался «Волк» (такой псевдоним ему присвоили чекисты). В результате перестрелки Роман Шухевич погиб. После его смерти УПА возглавил Василий Кук.

21 декабря 1951 года в Карпатах в результате реализации розыскного дела «Бегемот» во время перехода попал в засаду и погиб Роман Кравчук («Максим», «Петро»). По другим данным, чекисты обнаружили схрон, где он скрывался[715].

В мае 1954 года, в результате многоходовой агентурной комбинации «Барсук», Василий Кук («Лемеш») был арестован чекистами. Шесть лет он сидел в тюрьмах КГБ Киева и Москвы и активно сотрудничал со следствием. В 1960 году был освобожден и жил в Киеве.

К середине пятидесятых годов прошлого века оуновское подполье на территории Украины прекратило свое существование. В 1954 году повстанцы провели всего лишь 13 акций, включая 7 терактов. К марту 1955 года на территории Западной Украины было зарегистрировано всего 11 боевых групп (32 человека), 17 боевиков — одиночек и 500 человек в розыске.

Охота на «Волка»

Одна из малоизвестных страниц в истории Лубянки — неудачная попытка задержания командира УПА (январь 1944 года — март 1950 года) — генерал-хорунжия Романа Шухевича — «Тараса Чупрынки» в 1950 году. По словам Павла Судоплатова, он «обладал незаурядной храбростью и имел опыт конспиративной работы, что позволяло ему и через семь лет после ухода немцев заниматься активной подрывной деятельностью»[716].

По утверждению сына Романа Шухевича, невольной виновницей «провала» отца стала одна из его связных Дарка Гусяк («Нуся»). Она выполняла различные конфиденциальные поручения «Волка». Например, ездила в Москву с целью наладить связь с сотрудниками американского посольства. Скорее всего ее визит в столицу и повышенный интерес к иностранным дипломатам был зафиксирован сотрудниками Лубянки. Сейчас мы уже не узнаем, что стало причиной ее ареста на одной из улиц Львова 2 марта 1950 года. При задержании у нее изъяли оружие и яд. Она упрямо отказывалась давать показания, хотя ее подвергали пытке, а потом на ее глазах избили родную мать. Несмотря на все, она молчала, хотя после допросов попала в так называемую больничную камеру.

А дальше чекисты применили простой прием. В камеру к арестованной поместили ее знакомую (со следами избиения), которую через несколько дней должны были выпустить на свободу. И тогда Дарка написала записку и вручила ее знакомой[717]. Вот ее текст:

«Мои дорогие!

Имейте в виду, что я попала в больш(евицкую) тюрьму, где нет человека, который, переж(ив) то, что меня ожидает, не сломался бы. Я после первой стадии держусь, но не знаю, что дальше будет.

Целую. Нуська.

Меня словили на Байках… Обо мне очень много знают, а основной вопрос — это о Шу(хевиче) и Ди(дык). Меня поймали 6-го и не было возможности покончить с жизнью. Знали, что у меня и пистолет, и яд.

Я имею возможность быть в камере (больничной) с соседкой Ромой (агентом МГБ «Розой». — Прим. авт.), которая вас приветствует.

Лучше 10 раз умереть, чем жить тут.

Целую вас всех. Нусъка»[718].

Дальше автор письма объяснила «наседке» (так на жаргоне спецслужб и криминального мира называют внутрикамерных агентов), что записку нужно передать Наталье Хробак в селе Белогорще Брюховицкого района Львовской области, и детально описала, где находится ее дом. С этого момента Роман Шухевич был обречен[719].

А вот как был описан этот эпизод в документах Лубянки.

«Совершенно секретно

Агентурное донесение

Источник «Роза»

Принял 4 марта 1950 года

Дроздов, Фадеев, Гузеев

4 марта 1950 года ночью после ареста Гусяк Дарья рассказала, что она приехала во Львов в конце февраля…

В день своего ареста Гусяк Дарья встретилась со студенткой мединститута (фамилию не называет). Студентка села с ней вместе в трамвай. Дарья думала в трамвае кое-что сказать студентке. Однако студентка эта случайно встретила в трамвае свою подругу, завязала с ней разговор, и Гусяк побоялась к ней подойти. Сошли на одной трамвайной остановке, студентка пошла по улице Пушкина вместе с подругой и не видела, как Гусяк арестовали…

5 марта 1950 года (Гусяк. — Прим. авт.) решила написать записку Шухевичу в адрес Хробак Наталии (которую обещала передать адресату, то есть Шухевичу, сама «Роза». — Прим. авт.). Гусяк спросила, что от меня написать Шухевичу. Я сказала: «Напишите, что Ромця его приветствует и целует». («Роза» якобы проживала до 1939 года по соседству с Шухевичем на Лычаковке. — Прим. авт.)

После окончания корреспонденции Гусяк поинтересовалась, когда может прибыть подтверждение о вручении. Я ответила, что думаю, что в среду. Гусяк ответила, что, если будет ясно, что записка вручена, она тогда на следствии назовет дом, где скрывается Шухевич.

О Шухевиче говорит, что он очень болен, но все же хорошо выглядит. За время пребывания в подполье хорошо изучил английский язык. Его последние псевдонимы «Батько» и «Старый».

Гусяк рассказала, что при аресте ее органами МГБ были изъяты пистолет, два магазина с патронами, цианистый калий, образцы разных подписей начальников паспортных столов, штампы «выбыл», «выписан», список медикаментов (для Шухевича. — Авт.)…

«Роза»[720].

Имеет смысл подробнее рассказать об этой женщине. Для этого мы процитируем еще один документ из архива органов госбезопасности Украины.

«Совершенно секретно

Справка из личного архивного дела на агента «Астра», она же «Ручка», «Роза», «Ольга», арх. № 85699.

Агент «Астра» (…), 1919 года рождения, уроженка с. Карлов Снятинского района Ивано-Франковской области, украинка, гр. СССР, с незаконченным высшим образованием, проживающая в г. Львове, по (…), дом 15, кв.58, не работавшая по инвалидности.

(…) по 1960 год состояла в агентурной сети органов КГБ под псевдонимом «Астра». Во время немецкой оккупации в сентябре 1943 года «Астра» была завербована комиссаром гестапо г. Коломыя Лайдирецом в качестве агента под псевдонимом № 28 и выполняла задание по выявлению и разработке объектов заинтересованности гестапо. В марте 1944 года «Астра» бежала в Германию в г. Берлин, где окончила месячные курсы шоферов и некоторое время работала шофером почтовой машины. Летом 1944 года была направлена в Австрию в г. Зальцбург, работала на сортировке корреспонденции в привокзальной почте, затем переехала в г. Конфенберг, где работала на фабрике «Веллера», изготовлявшей военное снаряжение.

9 мая 1945 года из Австрии «Астра» переехала в Венгрию, где была помещена в фильтрационный лагерь в г. Дука, откуда в сентябре 1945 года, как репатриантка, возвратилась на Родину и поступила на работу в качестве телефонистки почтового отделения г. Коломыя.

15 марта 1948 года отделом контрразведки 227-й авиационной дивизии «Астра» была завербована в качестве агента. При вербовке она скрыла свою связь с гестапо и дала показания лишь о своей личной связи с немцем Голлербах Паулем, работавшим начальником почты г. Коломыя.

По материалам «Астры» были арестованы, а затем осуждены участники ОУН Ивасюк Анна, Стунар Иван, Сематюк Андрей и Луц. В июне 1947 года «Астра» была принята на связь 4-м отделом УМГБ Львовской обл. В ходе работы с ней ее разоблачили как агента гестапо и перевербовали.

Будучи разоблачена в неискренности, в работе с органами МГБ «Астра» продолжала двурушничать. Она не прекратила связь с главарем СБ Коломыйского окружного «провода» ОУН «Сталевым», банд-главарями надрайонного «провода» ОУН «Буря» и «Нестером», по заданию которых закупала в г. Львове пишущие машинки, шрифты, бумагу и различную литературу.

В мае 1949 года «Астра», как are нт-двурушник, была арестована и использовалась по внутрикамерной разработке арестованных участников подполья (…).

По окончании следствия (…) в июне 1949 года была привлечена к внутрикамерной работе под псевдонимом «Роза» по разработке связей членов Главного «провода» ОУН и их функционеров.

За период работы в качестве внутрикамерного агента (…) показала себя с положительной стороны, умело вскрывая связи арестованных участников ОУН, давала материалы, заслуживающие оперативного внимания.

С 4 на 5 марта 1950 года по данным «Розы» была проведена чекистско-войсковая операция, в результате которой убит член главного «провода» ОУН Шухевич Роман, а находившаяся с ним Дидык Галина захвачена живой. Тогда же были захвачены документы Централь-ног о «провода» ОУН, представляющие оперативный интерес.

В 1952—53 гг. (…) в качестве агента органов КГБ, под псевдонимом «Ольга» находилась на связи в б. 1-м отделе КГБ УССР и вместе с агентом КГБ Полтавской области «Лариным» готовилась к выводу за кордон, с целью осуществления спецмероприятий (возможно, речь идет о «ликвидации». — Прим. авт.) в отношении одного из главарей украинских националистов.

В связи с неискренностью в сотрудничестве с нами и отрицательными личными качествами было признано в 1953 году нецелесообразным выводить «Ольгу» за кордон.

В июне 1957 года «Ларин» при выполнении заданий органов КГБ был арестован в ФРГ американцами, на допросах рассказал о сотрудничестве с органами КГБ, о характере задания, к которому он готовился с «Ольгой» в 1952—53 гг., причем назвал действительные установочные данные «Ольги».

В связи с изложенным 1-е управление КГБ при СМ УССР запретило выезд «Ольги» за кордон.

В связи с тем, что «Астра» не представляла материалов, заслуживающих оперативного внимания, и не располагала связями, представляющими оперативн ый интерес, а также часто находилась на стационарном лечении в больнице, 30 марта 1960 года она была исключена из действующего агентурного аппарата»[721].

Вот такая вот биография у агента госбезопасности, сыгравшего ключевую роль в нейтрализации одного из лидеров украинских националистов.

Срочно был разработан «План чекистско-войсковой операции по захвату или ликвидации Волка». Этот уникальный документ в одном экземпляре предусматривал проведение операции на рассвете 5 марта 1950 года:

«Для проведения операции:

а) собрать все имеющиеся в г. Львове оперативные резервы 62 СД (стрелковой дивизии. — прим, авт.), ВВ (внутренних войск. — Прим. авт.), МГБ, штаба украинского пограничного округа и управления милиции г. Львова:

б) снять по тревоге военные сил ы, участвующие в операции на стыке административных границ Глинянского, Перемышлянского и Бобрковского районов Львовской области, в количестве 600 человек и сосредоточить к пяти часам 5 марта с. г. во дворе УМГБ Львовской области;

в) операцию провести методом блокирования села Белогорща, близлежащих к нему хуторов, западной окраины поселка Левандувка и лесного массива».

Для руководства операцией спешно создали оперативный штаб, в руководство которого вошли не только руководители органов госбезопасности Украины (заместитель министра госбезопасности УССР генерал-майор Дроздов и командующий внутренними войсками МГБ Украинского округа генерал-майор Фадеев), но и прибывший из Москвы генерал-лейтенант Павел Судоплатов. Также непосредственное участие в проведении операции принимал начальник УМГБ Львовской области полковник Майструк.

Все было сделано по плану, а 8-я рота 10-го стрелкового полка 62-й дивизии блокировала не один, а несколько домов, в которых, вероятно, мог скрываться Роман Шухевич. Вдруг из дома Натальи Хробак выскочил ее сын Данила. Группа под руководством капитана П-на задержала и на скорую руку допросила пацана. Подросток указал в центре села на дом своей сестры Анны Конющек, домашняя уборщица которой была похожа на Галину Дидык.

Около восьми часов группа солдат и ответственных работников управления 2-Н УМГБ подошли к этому дому. Минут через десять дверь открыла женщина, назвавшаяся Стефанией Кулик, но была опознана как Галина Дидык. Как сказано в одном из отчетов, ей было «категорически предложено, чтобы Шухевич Роман, скрывающийся вместе с ней, сдался и чтобы она способствовала этому, тогда им будут сохранены жизни».

Женщина отказалась это сделать. Тогда в доме начался обыск. Не забыли обыскать и ее саму. Изъяли пистолет, но при этом не ус пели отобрать стрихнин. Она приняла яд, но ее оперативно доставили в больницу и спасли ей жизнь.

А в это время Роман Шухевич прятался в доме Анны Конюшек в специально оборудованном еще в октябре 1948 года хранилище. Оно представляло собой деревянный короб в межэтажном пространстве на несколько человек с двумя раздвигавшимися простенками. Выход из комнаты прикрывал ковер. В принципе, в таком хранилище можно было пересидеть обыск, не обнаружив себя. Трудно сказать почему, но Шухевич этого не сделал и попытался вырваться из дома. Вот как это описано в одном из отчетов:

«Во время обыска из-за деревянной перегородки на площадке ступенек были произведены выстрелы.

В это время по ступенькам поднимались начальник отделения управления 2-НМГБ УССР майор Ревенко и заместитель начальника УМГБ Львовской области полковник Фокин. В возникшей стрельбе тов. Ревенко на лестничной площадке был убит.

Во время стрельбы из укрытия выскочил бандит с пистолетом и гранатой в руке и бросился вниз по ступенькам, где наскочил на полковника Фокина, спускавшегося вниз.

В это время сержант П-к, стоявший во дворе, подбежал и автоматной очередью убил бандита» [722].

Хроника «ликвидаций»

Но продолжим хронику. 28 ноября 1950 года в окрестностях села Великополе Я воровского района Львовской области погиб в бою со спецгруппой МГБ Осип Дякив («Горновый», «Наум»), проводник Львовского края, член Провода ОУН, заместитель главы УГВР.

13 декабря 1951 года, около села Сваричев Рожнятовского района Ивано-Франковской области, погиб сотник УПА Ярослав Косар-чин («Байрак»), на момент гибели — краевой проводник ОУН Карпатского края.

23 декабря 1951 года в результате реализации розыскного дела «Шакал» в окрестностях села Новошин Журавнивского района Ивано-Франковской области был убит Петро Федун («Петро Полтава», «Север»), руководитель Бюро информации УГВР, член УГВР, заместитель главы генерального секретариата УГВР, член Провода ОУН, майор УПА.

19 января 1952 года, окруженный в схроне спецгруппой МГБ, погиб в бою Иван Литвинчук («Дубовый»), проводник ОУН Западного края «Москва» («Днипро»), командующий УПА — Север в звании майора, заместитель проводника ОУН на Северо-Западных украинских землях.

22 января 1952 года выкурен из укрытия работниками МГБ Евген Пришляк («Ярема»), краевой проводник ОУН Львовского края. Осужден на 25 лет, срок отсидел полностью и освобожден в 1977 году.

В феврале 1952 года погиб в бою публицист и поэт Михайло Дяченко. В марте при тех же обстоятельствах — подпольный художник Нил Хасевич. Оба были руководящими деятелями ОУН.

В мае 1952 года в селе Чернихов Зборовского района Тернопольской области был убит Василь Бей («Улас»), проводник ОУН на Средне-Восточных украинских землях (ОСУЗ), член Провода ОУН. До этого, еще 8 февраля 1951 года, он был арестован в Виннице вместе с надрайонным проводником Демчуком в ходе чекистской операции и перевербован, однако, вернувшись в подполье, продолжил бандитскую деятельность.

5 октября 1952 года захвачен в засаде работниками МТБ Василь Охримович («Грузин»), проводник ОУН Карпатского края. Приговорен к расстрелу военным трибуналом 19 мая 1954 года.

11 июня 1953 года в Кременецких лесах в результате реализации дела Крот» спецгруппой НКВД живым захвачен Василь Галаса («Орлан»), проводник ОУН на Северо-Западных украинских землях, член Провода ОУН. План его ликвидации был разработан министром внутренних дел УССР в марте — июне 1953 года Павлом Мешиком. (Это сам по себе интересный человек, который планировал легализовать униатскую церковь и создать легальный центр ОУН во главе с бывшим товарищем председателя Центральной рады Миколой Шрагом.) Галаса был осужден и вышел на свободу в 1960 году.

В том же году погиб член команды УПА — Запад сотник Хмара.

В январе 1954 года в селе Скнилив Брюховецкого района Львовской области, при попытке захвата, покончила с собой референт пропаганды краевого провода ОУН Леся Гаевская («Рута»), которая ранее четыре раза задерживалась органами МВД — но каждый раз ей удавалось бежать.

19 мая 1954 года в своем схроне на горе Березовичке, юго-восточнее села Зеленого Надворнянского района в Карпатах, погиб, вместе с женой Ольгой Герасимович, Микола Твердохлиб («Грим») — командующий 4-м военным округом УПА — Запад «Говерла», руководитель СБ Карпатского края, проводник ОУН на Западноукраинских землях.

24 мая 1954 года в результате реализации розыскного дела «Крот» вместе с женой был арестован последний член Центрального Провода ОУН на Украине Василь Кук. Кук родился в Львовской области в январе 1913 года, изучал юриспруденцию в Люблинском университете, где и познакомился с будущим главой ОУН Степаном Бандерой. Он сидел в польских тюрьмах, затем, с апреля 1941 года, стал начальником центрального штаба походных групп, командиром УПА-Юг в Ровенской области, заместителем Шухевича и последним командующим УПА. Шесть лет Кук сидел в тюрьмах КГБ в Киеве и Москве, с ним работали чекисты. Осенью 1960 года появилось «Открытое письмо В. Кука к Ярославу Степько, Миколе Лебедю, Степану Ленкавскому, Дарье Ребет, Ивану Гриньоху, ко всем украинцам, проживающим за границей». После этого Кук был освобожден, работал в центральном госархиве УССР, Институте истории АН, в комбинате «Бытреклама». В 1986 году вышел на пенсию и поселился в Киеве.

В 1956 году в Ивано-Франковске был схвачен и расстрелян районный референт С.Б. Довбуш.

Уничтожение банд УПА не стало окончанием многолетней войны между украинскими националистами и советской властью. На территории Украины в 1954–1959 годах было проведено 156 терактов и покушений, органы КГБ ликвидировали 183 националистические группы, в Ровенской, Станиславской, Волынской и Тернопольской областях прошло 14 открытых процессов, где из 51 подсудимого 24 человека были приговорены к расстрелу. Но все это было уже бессильное махание кулаками после драки. На ближайшие сорок лет с бандеровцами было покончено.

Подводя итоги

По данным современных украинских историков, с 1944 по 1956 год было ликвидировано 563 провода ОУН (в том числе центральный, десять краевых, 32 областных и окружных, 84 районных и 436 районных); 1 888 групп. Среди убитых и арестованных 21 центрального, 154 краевого, 57 областных, 303 окружных, 2 800 руководителей межрайонных и районных проводов, а также 81 командир округов и групп УПА, 58 куренных и 326 сотенных командиров повстанцев. Общее число погибших бойцов ОУН — УПА 155 108 человек, в том числе 1 746 в соседних с Украиной регионах. Явилось с повинной 76 753 человека. Арестовано за принадлежность к повстанцам 103 866 человек, из них 87 756 было осуждено[723].

С 1944 по 1952 год было депортировано 203 тысячи человек, из них большинство «бандпособники».

В 1972 году по данным УКГБ Украины на территории республики проживало 132 тысячи бывших участников ОУН-УПА, из них 40 % «занимали вражеские позиции, установили связь с шестидесятниками». По состоянию на август 1981 года под наблюдением находилось 75 тысяч бывших повстанцев[724].

ОУН и УПА провело 14 424 акции, в том числе 4904 теракта, 195 диверсий, 645 нападений на представителей советской власти и председателей колхозов. Жертвами повстанцев стали 30 676 человек. Среди них: 687 военнослужащих и бойцов истребительных батальонов, операботников МВД; 1864 оперработника НКВД — МГБ; 3199 военнослужащих пограничных и внутренних войск; два депутата Верховного Совета; один начальник облвоенкомата; 40 руководителей гор и райвоенкоматов; 1454 руководителей сельсоветов; 1235 работников соввласти; пять секретарей горкомов и тридцать секретарей райкомов; 216 партсекретарей; 205 комсомольских активистов; 314 председателей колхозов; 676 рабочих; 1931 представителей интеллигенции (врачи, агрономы, учителя и т. п.); 15 355 крестьян и колхозников; 860 детей, стариков и домохозяек[725].

Глава 19 КАК ПАН ПРОПАЛ

Когда в середине 1944 года сначала советские партизаны, а потом Красная Армия вошли на территорию Польши, то в Москве прекрасно понимали — вооруженного конфликта с частью местной военно-политической элиты не избежать. И дело даже не в том, что планы Иосифа Сталина в отношении политического будущего Польши не совпадали с мнением большинства поляков, но и в многовековом противостоянии между Москвой и Варшавой.

Ситуация осложнялась тем, что чекистам предстояло действовать на территории иностранного государства. Местные органы госбезопасности еще не были созданы и укомплектованы профессиональными кадрами. Позиции коммунистической власти в регионах слабы. Красная Армия и внутренние войска НКВД не могли проводить масштабных чекистско-войсковых операций, как это происходило на территории Западной Украины и Прибалтики. Большинство чекистов не владело польским языком, что значительно осложняло вербовку агентуры и проведения других мероприятий. Поэтому в Москве было принято единственно правильное решение — начать ускоренными темпами готовить местные кадры сотрудников органов госбезопасности, а советских чекистов использовать как военных советников и руководителей.

Многовековое противостояние

Россия и Польша всегда претендовали на роль ведущих держав в славянском мире. Конфликт между двумя государствами начался еще в конце X века, из-за пограничных городов на территории нынешней Западной Украины. В начале следующего столетия польские войска вторглись уже непосредственно на территорию Киевской Руси, вмешавшись в войну между князьями Ярославом Мудрым и Святопол-ком Окаянным, на стороне последнего.

Следующий крупный военный конфликт между двумя странами — конец XVI — начало XVII века (период «Смутного времени»). Приход к власти в 1614 году династии Романовых, которая правила страной около 300 лет, лишь на время снизил остроту конфликта, но при этом почти всем российским императорам пришлось заниматься урегулированием отношений с Варшавой.

В 1772 году состоялся первый раздел Речи Посполита. А в 1792 году, после серии антироссийских внутриполитических событий, произошедших в Польше (гонение на православных, арест русского подданного епископа Переславского и т. п.), Российская империя ввела войска на территорию этой страны. В 1794 году на территории Польши вспыхнуло восстание под предводительством Тадеуша Костюшко, которое было подавлено регулярной российской армией под командованием Александра Суворова. За это воинское достижение он получил звание генерал-фельдмаршала. В отечественных школьных учеб-никах истории об этом эпизоде жизни прославленного военачальника обычно не сообщают. Ведь это испортит его имидж. Высшее воинское звание в Сухопутных войсках (с 1669 по 1917 год в Российской империи) получил не за победу над иностранными агрессорами, а подавление народного восстания.

В 1795 году состоялся третий раздел Польши. Россия получила Западную Волынь, Западную Белоруссию, Литву и Курляндию. Исконно польские земли были поделены между Австрией и Пруссией. Речь Посполита, как независимое государство, прекратила свое существование.

Девятнадцатый век, по накалу страстей, почти не отличался от предыдущего столетия. В 1809 году в результате военных успехов (победа над Пруссией и т. п.) французский император Наполеон I создал вассальное государство Княжество Варшавское. Таким образом, была восстановлена территория страны в ее этнических границах. Вот только местная аристократия хотела большего — как минимум, на возрождение Речи Посполитой в границах 1772 года. А для этого следовало отнять у Российской империи украинские, белорусские и литовские земли. От этих притязаний местная политическая элита не отказалась даже во время Второй мировой войны!

В 1813 году российские войска вновь вошли в столицу Княжества Варшавского. Государство в очередной раз прекратило свое существование, так как его территория была разделена между Россией, Австрией и Пруссией. При этом Царство Польское (территория, входящая в состав Российской империи) имело почти все атрибуты независимого государства: конституцию, сейм, правительство, собственную денежную единицу — злотый, армию и т. п. Вот только это не удовлетворило местную национал-политическую элиту… слишком мало! В 1830 году вспыхнуло очередное восстание. Основная цель — присоединить территории Литвы, Беларуси и Украины. Бунт был подавлен. А в 1832 году Княжество Варшавское лишилось большинства привилегий, дарованных в 1815 году Александром I.

В 1863 году вспыхнуло очередное восстание. Теперь основная тактика бунтарей — не военные операции национальной армии, а партизанская борьба. Через год оно было подавлено[726].

Во время Первой мировой войны лидер местных националистов Юзеф Пилсудский сделал все, чтобы вывести страну из под контроля Российской империи и… получить автономию, но не независимость, от Австро-Венгрии и Германии. Эта особенность национально-освободительной борьбы проявилась и в середине прошлого века, когда Польша стремилась получить освобождение от фашистской оккупации с помощью армий западных стран. США и Англия всячески поддерживали это стремление. Еще в марте 1917 года английский министр иностранных дел Артур Джеймс Бальфур заявил, обращаясь к лидерам польского национально-освободительного движения:

«Если вы сделаете абсолютно независимую Польшу… вы отрежете Россию от Запада. Россия перестанет быть фактором в политике Запада или почти перестанет».

В этой фразе объясняется одна из основных причин активной поддержки Запада национального движения в социалистической Польше после Второй мировой войны.

В 1918 году Польша в очередной раз стала независимым государством и начала активно расширять свою территорию за счет захвата областей Западной Украины, Галиции, Западной Пруссии и других районов.

Затем была советско-польская война 1919–1920 годов, которая закончилась позорным миром и передачей ей огромных территорий Украины и Беларуси. При этом не следует считать, что в случае победы и очередного захвата Варшавы началось бы успешное установление советской власти на территории страны. В начале двадцатых годов прошлого века для большинства населения более привлекательно звучали идеи национального реванша, чем построения коммунистического общества[727].

В июне 1921 года в Польше была создана знаменитая «двойка» — 2-й отдел генерального штаба, сосредоточивший в своих руках вопросы разведки и контрразведки. Во главе его встал один из ближайших сподвижников Юзефа Пилсудского Игнаций Матушевский. В двадцатые-тридцатые годы прошлого века это подразделение стало одним из основных противников советских органов госбезопасности.

В середине двадцатых годов прощдого века на территориях Западной Украины и Беларуси активно действовали многочисленные отряды «боевиков», которые организовала советская военная разведка. Их основная задача — организация партизанского движения местного населения и освобождения этих территорий. Подробнее об этом периоде в противостоянии между Москвой и Варшавой рассказано в книге «Спецназ ГРУ»[728], поэтому не будем останавливаться на этом.

Генерал Иван Серов

Когда началась эпоха «кровавых чисток» 1937 года, то об активной деятельности 2-го отдела Польского Генерального штаба в НКВД прекрасно помнили. Поэтому в отчетах появилась графа, так называемая «польская линия». По ней только в Омской области было арестовано 557 человек (данные из телеграммы от 22 октября 1937 года № 976 руководителя областного управления НКВД своему начальнику — Николаю Ежову)[729]. В то же время в Казахстане было арестовано 405 человек[730]. Не все из этих людей были жертвами следователей НКВД, некоторые действительно работали на польскую разведку. Об этой категории разоблаченных чекистами шпионов мы поговорим подробнее.

В тридцатые годы прошлого века органы отечественной госбезопасности столкнулись с необычным явлением. Отправлявшие на территорию только что завербованных агентов, офицеры 2-го отдела Польского генерального штаба оперировали старой истиной «о безопасности и безнаказанности шпионской работы в СССР, что при задержании агентам ничего серьезного не угрожает, кроме недолгого заключения в лагерь». Также, по мнению чекистов, объясняется «та легкость, с которой агентура, только что привлеченная к шпионской работе, соглашалась на переброску в СССР». А между тем, согласно докладу Николая Ежова Иосифу Сталину, который датирован 22 марта 1938 года, выявленных незваных гостей приговаривали к высшей мере наказания[731].

О массовой заброске агентуры свидетельствует и такой факт. С 1 января по 13 июня 1939 года погранвойска НКВД Киевского округа на участках шести погранотрядов 34 нарушителя границы, большинство которых оказались польскими шпионами. В том же году несколько агентов было разоблачено в Киеве, Ташкенте и Новосибирске. А осенью 1939 года чекисты обнаружили на территории Польши документы местной разведки, которые содержали данные на 186 сотрудников и агентов, действующих на территории СССР.

А о высоком уровне профессионализма польских разведчиков уважительно отзывались их британские коллеги. А ведь английская разведка сама считается одной из лучших в мире. В качестве одного из аргументов в пользу варшавских «рыцарей плаща и кинжала» — такой малоизвестный факт. После начала Второй мировой войны на разведку эмигрантского правительства, которое находилось в Лондоне, работало более 1700 агентов почти во всех европейских странах[732].

Хотя основную опасность для Советской России представлял не сам 2-й отдел генштаба, а «Польская организация войсковая» (далее — ПОВ), которая была создана еще в Первую мировую войну и специализировалась на создании на территории Советской России «разведывательных, диверсионных, террористических резидентур, причем с давних пор внедряли здесь крупную политическую агентуру, главным образом используя кадры, которые ей удается влить в Коммунистическую партию Польши». Так утверждал руководитель НКВД Николай Ежов в спецсообщении № 55331 «О польской организации войсковой» датированным 16 января 1937 года[733].

ПОВ — серьезный противник, с которым чекисты начали сражаться еще до того, как был организован 2-й отдел Польского генерального штаба. Во время советско-польской войны в тылу советских войск активно действовала агентурная сеть «ПОВ». Не ограничиваясь сбором разведданных, ее участники взрывали мосты и железнодорожное полотно, пускали поезда под откос, портили линии связи, нападали на красноармейские части. Только в мае 1920 года польские диверсанты уничтожили около двадцати заводов и складов.

О размахе деятельности польской разведки свидетельствует количество арестованной органами ВЧК польской агентуры. Только в Киеве было задержано около двухсот человек, среди них — тридцать руководящих работников ПОВ. В Одессе ликвидировали организацию ПОВ, насчитывавшую свыше ста человек и поддерживавшую связи с Врангелем и Румынией. Филиалы ПОВ были выявлены и уничтожены в Харькове, Житомире, Минске, Смоленске и других городах[734].

Когда закончилась Вторая мировая война?

После оккупации Польши Германией, в октябре 1939 года во Франции было создано «правительство в изгнании», которое возглавил Владислав Рачкевич. Премьер-министром и одновременно главнокомандующим, министром военных дел, министром внутренних дел, а также министром юстицишстал генерал Владислав Сикорский, имевший широкую поддержку французских правящих кругов[735]. После того, как вермахт оккупировал Париж, «правительство в изгнание» перебралось в Лондон. Сначала его признали Англия и США, а 30 июня 1941 года и СССР.

На территории Польши появились его органы управления, действовавшие подпольно. В ноябре 1939 года был организован «Звензек вальки збройней» («Союз вооруженной борьбы» — ЗВЗ). До конца 1941 года командованию ЗВЗ удалось подчинить ряд военных конспиративных организаций, действующих на территории Польши[736]. В феврале 1942 года на базе этого военизированного формирования начался процесс создания Армии Крайова (далее — АК), основная задача которой определялась как «борьба за восстановления государства с оружием в руках». В ее состав также входили: часть «Народовой организации войсковой»; частично «Батальоны хлопские» («Крестьянские батальоны» — БХ), основными кадрами которой являлись члены Союза сельской молодежи Польской республики — «Вици»; военные отряды правого крыла Польской социалистической партии и другие военные нелегальные организации политических центров, поддерживавших правительство в Лондоне[737]. Максимальная численность АК, по различным источникам, колебалась от 250 000 до 350 000 человек.

В конце августа 1943 года в Армии Крайовой насчитывалось 40 отрядов и партизанских групп. Общая численность этих подразделений не превышала 2000 человек, что составляло менее 1 % тогдашних сил АК[738]. Половина партизан из них находилась на территориях, расположенных восточнее Буга. К западу от реки в основном действовали формирования БХ.

Главный штаб АК, занимая позицию так называемой «ограниченной борьбы», не был заинтересован в развитии массового партизанского движения в стране. Умышленно ограничивалась численность подразделений повстанцев, перед которыми, прежде всего, ставились задачи по самообороне населения и проведению диверсий. Это было отражено в приказе главного коменданта АК, датированном 13 марта 1943 года[739].

Активно участвовать в боевых действиях против фашистских оккупантов большинство подразделений АК начали только при приближении Красной Армии. Объяснение этому простое. Основная задача этой военизированной организации — обеспечение установления власти эмигрантского буржуазного правительства, а не тех сил, которые активно поддерживает Москва. В частности, Польского национального комитета освобождения (создан в Люблине 23 июля 1944 года) и Польской рабочей партии (ПРП), организованной группой агентов НКВД во главе с Марцелием Новотко, Болеславом Моложечем и Павлом Финдером (десантированы на территорию Польши с парашютами в декабре 1941 года) на базе довоенной польской коммунистической партии[740].

Понятно, что Москва сделала бы все, чтобы в Варшаве находилось лояльное ей правительство. Одно из средств решения этой задачи — ликвидация вооруженных противников социализма. Сначала их просто разоружали и отпускали по домам. Когда повстанцы начали оказывать сопротивление подразделениям внутренних войск НКВД, частям Красной Армии и местным правоохранительным органам, при этом еще стремительно деградируя до уровня обычных уголовников, то их просто уничтожали.

Хроника ликвидации

Процесс разоружения повстанческих организаций, действовавших на территории Польши, начался уже в середине лета 1944 года. А если быть точнее, то 16 июля — в тот день начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Михаил Малинин разослал распоряжение командующим армий и корпусов, где о повстанческих воинских формированиях, среди прочего, было указано:

«…Эти отряды ведут себя подозрительно и действуют сплошь и рядом против интересов Красной Армии.

Учитывая эти обстоятельства, командующий войсками фронта приказал:

Ни в какие отношения с этими польскими отрядами не вступать. При обнаружении таких отрядов немедленно личный состав их разоружать и направлять на армейские пункты сбора для проверки.

В случае сопротивления со стороны польских отрядов применять в отношении них вооруженную силу…».

А через два дня появилось дополнение к этому приказу. Согласно этому документу:

«Донесения о ходе разоружения польских отрядов и о количестве собранных на сборные пункты солдат и офицеров включать в ежедневное боевое донесение, представляемое в штаб фронта к 20,00 нарастающим итогом»[741].

Можно предположить, что успехи в ликвидации отрядов повстанцев были так же важны, что и победы над фашистскими войсками.

В отличие от просоветских коммунистических военизированных формирований — например немногочисленной, но активно боровшейся с немцами, Армии Людовой или Войска Польского (ВП), которое с боями дошло до Берлина, ориентировавшиеся на Лондон националистические повстанцы не могли оказать Советской армии реальной помощи в освобождение страны. Как уже упоминалось выше, большинство этих отрядов отличала «позиция выжидания» в отношении фашистских оккупантов. Когда 3 августа 1944 года на переговорах в Москве премьер-министр эмигрантского правительства Станислав Миколайчик (сменивший в июле 1943 года погибшего в авиакатастрофе своего предшественника генерала Владислава Сикорского) заявил, что «поляки создали в Польше подпольную армию», Иосиф Сталин резонно заметил:

«Борьбы с немцами она (Армия Крайова. — Прим. ред.) не ведет. Отряды этой армии скрываются в лесах. Когда спрашивают представителей этих отрядов, почему они не ведут борьбы против немцев, они отвечают, что это не так легко, так как если они убивают одного немца, то немцы за это убивают десять поляков… наши войска встретили под Ковелем две дивизии этой армии, но когда наши войска подошли к ним, оказалось, что они не могут драться с немцами, так как у них нет вооружения… отряды польской подпольной армии не дерутся против немцев, ибо их тактика состоит в том, чтобы беречь себя и затем объявиться, когда в Польшу придут англичане или русские»[742].

Еще одна веская причина уничтожения националистического подполья — потребность в защите тыла стремительно наступающей Советской армии. Еще в мае 1944 года до того, как красноармейцы начала освобождение Польши, была выпущена специальная директива заместителя наркома внутренних дел СССР Ивана Серова и начальника войск НКВД по охране тыла действующей армии генерал-майора Ивана Горбатюка. Она «информировала» командиров частей и соединений внутренних и пограничных войск, что на территории, которую планировалось очистить от немецко-фашистских захватчиков летом 1944 года, «враждебно-настроенные к нам группы населения» будут стремиться «в подходящий момент ударить нам в спину». К разряду «враждебно-настроенных» были причислены все польские вооруженные организации, подчинявшиеся польскому правительству в эмиграции[743].

Дело в том, что еще в 1943 году польским «правительством в изгнании» были разработаны планы провокационной вооруженной демонстрации на случай вступления Советской армии на территории восточной и центральной части страны. Они были отражены в директиве датированной 27 октября 1943 года. Более того, в конце того же года Главный штаб «АК» на основе этого документа издал инструкцию о целях и задачах так называемой операции «Бужа» («Буря»). Он предусматривал активизацию подразделений Армии Крайовой и захват ими отдельных населенных пунктов и районов, которые будет оставлять отступающая германская армия[744].

Не дожидаясь появления Красной Армии, отряды «АК», действовавшие на территории Западной Белоруссии и Южной Литвы, в середине 1943 года начали вооруженную борьбу против советских партизан. В рапортах комендантов из этих районов ежемесячно сообщалось о сотнях убитых подпольщиков[745].

Первые операции по обезоруживанию повстанческих отрядов, которые проходили летом 1944 года носили «добровольно-принудительный» характер. Арестованные не пытались оказывать сопротивления. А вот с 15 по 20 октября того же года произошло 4 боевых столкновения войск НКВД с повстанцами. В результате 112 человек арестовано, а 5 убито. О жертвах среди советских военнослужащих не сообщается[746].

Справедливости ради отметим, что при нейтрализации антикоммунистического военизированного подполья Москва и Варшава применяли не только «кнут», но и «пряник». Так, когда в начале лета 1945 года на территории Польши было сформировано Временное правительство национального единства, то западным державам пришлось отказаться от официальной поддержки «правительства в изгнание» и установить дипломатические отношения с Варшавой[747]. Это в какой-то мере снизило политическую поддержку повстанцев со стороны Запада.

22 июля 1945 года была объявлена амнистия для участников бандформирований, которые не совершили антиправительственных преступлений и были арестованы за мелкие правонарушения: незаконное хранение оружия, радиоприемников и т. п.[748]. По оценкам польских историков, она коснулась 42 000 человек[749]. С этого времени началась постепенная «легализация» повстанцев.

Еще одна эффективная мера — постепенный вывод советских войск, участвовавших в охране тыла Красной Армии во время Великой Отечественной войны и боровшихся с бандитизмом (подробнее об этом будет рассказано ниже). В Москве прекрасно понимали, что справиться с повстанцами смогут только местные правоохранительные органы, которые подчинялись избранному народом, но подконтрольному Кремлю правительству. Если поручить эту специфичную миссию (уничтожение радикально настроенной оппозиции) войскам Красной Армии, то местное население объединится в борьбе против «оккупантов». С другой стороны, руководство «силовых» структур в Варшаве прекрасно осознавало, чем может обернуться для страны лояльное отношение местных властей к антисоветским организациям. Это стимулировало польские правоохранительные органы самим оперативно решать задачу по «нейтрализации» повстанцев. К тому же многочисленные представители советских органов госбезопасности щедро делились своим опытом с польскими коллегами.

Хотя указанные выше меры не смогли снизить активность повстанцев в четвертом квартале 1945 года. Если в октябре на территории всей страны было зафиксировано 62 террористических нападения, то в ноябре их число возросло до 188, а в декабре остановилось на отметке 225[750].

В течение первого полугодия 1946 года в боях с подразделениями польской армии и правоохранительных органов погибло 1527 повстанцев, 13 808 человек арестовано. Было изъято 6822 единицы различного оружия. По данным главного штаба Корпуса внутренней безопасности, за этот же период произошло резкое сокращение количества крупных банд. Если в январе на территории страны действовало 222 отряда, то к 1 июня их число сократилось почти вдвое, до 125. Было зарегистрировано 2047 террористических актов и 2160 грабежей[751].

В апреле 1946 года министр общественной безопасности Польши Станислав Радкевич подвел первые итоги борьбы правоохранительных органов с повстанцами. По его утверждению, было ликвидировано 191 вооруженная группа и изъято 15 000 единиц оружия. За это время от рук бандитов погибло около 7000 человек, из них около тысячи сотрудников правоохранительных органов[752]. В своем выступлении министр сознательно не назвал количество убитых и арестованных бандитов. Цифры бы свидетельствовали не в пользу правительства.

Во втором полугодие продолжалось, хотя и медленное, но снижение количества крупных отрядов. Поданным главного штаба Корпуса внутренней безопасности, в июле их было 162, то к декабрю осталось 107. В тоже время возросло количество убитых, раненых и арестованных бандитов. Вот данные за октябрь, соответственно: 214, 47 и 821. А вот что происходило в ноябре, соответственно: 130, 34 и 1019. А это декабрьские данные: 139, 333 и 1 428[753].

Эффективным способом борьбы с повстанцами оказалась амнистия февраля — мая 1947 года. В результате «легализовалось» 54 623 человека, сдано 13 883 единицы оружия, из тюрем выпушено 26 285 заключенных, кроме того, многим сокращен срок пребывания под стражей, а 64 приговоренным к смертной казни эта высшая мера наказания заменена различными сроками тюремного заключения[754]. Все это привело к тому, что повстанцы лишились не только народной поддержки, но и резерва.

Согласно данным главного штаба Корпуса внутренней безопасности и Министерства общественной безопасности, в июне 1947 года в стране действовало 53 крупные вооруженные группы. В мае 1947 года ими было совершенно 453 разбойных нападений[755].

Всего же за 1947 год на территории страны было зарегистрировано 1834 террористических акта и 5219 актов грабежа. В результате погибло 1351 человек. Понятно, что против повстанцев началась настоящая война.

Правоохранительными органами совместно с войсками было проведено 4878 боевых операций. Убито 1486 и задержано 6165 бандитов. Всего было изъято: 7370 единиц оружия, в том числе 1248 автоматов, 32 станковых и 476 ручных пулеметов. Потери правоохранительных органов и армии: 138 убитых (из них 14 сотрудников госбезопасности и милиции) и 128 раненых[756].

Этого было недостаточно, чтобы ликвидировать бандформирования на территории страны. Поэтому 11 ноября 1947 года Государственная комиссия безопасности приняла «Оперативные директивы по борьбе с бандитизмом в период зимы 1947/48 года». Сложно сказать, насколько эффективны оказались меры рекомендованные директивой.

В первом квартале 1948 года было совершенно 1448 бандитских налетов. Из них 1025 — нападения на кооперативы и частных лиц. Погибло 175 человек. Бандиты захватили 40 млн злотых и товаров на сумму 26 млн злотых[757].

Большинство банд было ликвидировано польскими правоохранительными органами в течение 1948 года.

Смерш против Армии Крайова (АК)

Выше было подробно рассказано об успехах польских органов госбезопасности и вооруженных сил страны в сфере «ликвидации» антиправительственного вооруженного подполья. Отметим два важных факта.

Во-первых, не следует забывать об активном участии в спецопе-рациях советских чекистов. Без многочисленных эмиссаров Москвы только что созданные органы госбезопасности коммунистической Польши не смогли бы достичь таких успехов.

Во-вторых, в 1944–1945 годах соединения внутренних войск НКВД, Красной Армии и органы военной контрразведки проделали колоссальный объем работы по «зачистке» территории Польши и «ликвидации» инфраструктуры Армии Крайовой. А ведь это был очень серьезный и опасный противник! Достаточно рассказать об организационной структуре этой организации.

Руководило Армией Крайова Главное командование.

Командующему АК подчинялись:

начальник штаба

Бюро информации и пропаганды

Бюро финансов и контроля

Главному командованию подчинялись:

Бюро информации и пропаганды

Бюро финансов и контроля

Департамент национальной обороны

Организационная часть

Церковная часть

Руководство службы правосудия

Военная служба женщин

Оперативная часть

Отдел обучения

Саперный отдел

Артиллерийский отдел

Отдел флота

Бюро информации

Информационно-разведывательная часть

Управление приема переброшенного оружия

Ставка

Часть V. К. (курьеры, шифровальщики, архив и главная канцелярия).

Управление диверсиями (Кедыв)

Интендантство

Руководство служб: вооружения интендантства, географической ветеринарной и обозной)

Управления подпольного производства

Инспекторат главной военной службы охраны восстания

Руководство военных бюро

Военный начальник связи, транспортная и железнодорожная службы.

Аналогичная структура была в уездных и окружных штабах А К.

Зам. нач. «Смерша» генерал Н.Н. Селивановский

В начале 1944 года численность АК достигла максимальной численности за весь период своего существования: 10 756 офицеров, 7506 юнкеров (подхорунжий), 87 886 сержантов (унтер-офицеров). В этой подпольной армии насчитывалось 6287 полных взводов (по 50 человек в каждом) и 2633 неполных взвода (по 25 военнослужащих в каждом). Таким образом, общее количество солдат 380 175[758].

И эта огромная подпольная армия подчинялась польскому «правительству в изгнание», которое в свою очередь активно сотрудничало с VI отделом (Польша) и Управлением специальных операций Великобритании (УСО). Данная организация была создана в июле 1940 года и специализировалась на организации и проведение диверсионно-разведывательных акций на оккупированной фашистами территории Западной Европы.

Взаимоотношения между УСО и польским «правительством в изгнание» были необычными. Например, британцы предоставляли партнерам необходимые финансовые и материально технические ресурсы, организовывали «заброску» агентов и оружия по воздуху, при этом они не знали подробности операций, проводимых АК, и не знали имен агентов. Если в подборе подпольщиков для других оккупированных стран участвовали офицеры УСО, то поляки сами решали, кого переправить за линию фронта[759].

Впервые АК заявила о себе, как о серьезной военно-политической силе, во время так называемой «волынской резни» в июле 1943 года. Хотя все началось несколькими днями раньше, когда, по утверждению профессор Киевского университета Константина Смеяна:

«Считая Волынь своей территорией, польские правящие круги разработали план восстания, чтобы взять власть в свои руки еще до прихода Красной Армии и тем самым поставить Москву перед фактом, что на этих землях восстановлен суверенитет Польши… Выполняя соответствующие указания, 27-я дивизия Армии Крайова применила в отношении населения Волыни средневековые экзекуции… Центром дивизии было село Билын Ковельского района. Именно отсюда, по приказу командования, отдельные части разъезжались по селам, грабили и уничтожали крестьян…».

Понятно, что члены украинской военно-националистической организации ОУН — УПА (известные как бандеровцы) активизировали ответный террор. Хотя его-то они начали еще в марте 1943 года, уничтожая поляков (мстя за прошлые унижения со стороны Варшавы) и фашистских оккупантов[760].

Увеличению размаха межнациональной резни способствовали политики из польского «правительства в изгнание», которые начали вооруженную борьбу за воссоздание независимой буржуазной Польши в границах по состоянию на 17 сентября 1939 года. Поскольку ОУН— УПА сражалась за построение независимого украинского государства и имела в Западной Украине от соотечественников массовую поддержку, то украинское население изначально было для руководителей АК, как минимум, недружественной силой[761]. Истоки украинско-польской розни уходят в глубь столетий. Особенно ярко они проявились в период существования Второй Республики Польской (1920–1939 год), но тогда дело не дошло до резни.

Итог этого кровавого противостояния. По разным данным, погибло от 50 до 100 тысяч поляков, в основном мирных жителей. Ответные действия польской Армии Крайовой принесли не менее 20 тысяч жертв с украинской стороны[762]. Потери самих АК и ОУН — УПА исчислялись сотнями бойцов. Территория после освобождения ее Красной Армией вошла в состав УССР.

События в Волыни стали одним из мероприятий «АК», выполненных по указанию из Лондона. Стремительное наступление Красной Армии и намерение Иосифа Сталина иметь в Варшаве подконтрольное правительство заставили политиков-эмигрантов, находящихся на территории Британии, активизировать свою деятельность по освобождению родины, руководствуясь планом операции «Буря», военные и политические цели которой излагались в «Правительственной инструкции для страны» от 27 октября 1943 года.

Как уже было сказано выше, перед Армией Крайова ставилась задача по мере отступления немецких войск овладевать освобожденными районами, чтобы советские войска заставали там уже сформированные аппараты власти, подчиненные эмигрантскому правительству. В операции предполагалось задействовать 70–80 тысяч солдат и офицеров АК, находившихся, главным образом, в Восточной и Юго-восточной Польше, а также на территориях Литвы, Западной Украины и Западной Белоруссии[763]. Так, командующий АК в приказе № 144/ III от 23 марта 1944 года указывал:

«…ради блага польского дела следует, чтобы мы приняли активное участие в освобождении страны от оккупации благодаря ударам по немецким арьергардам. Подчеркиваю, что этот удар следует начать наносить от наших восточных границ, чем мы лучше всего подчеркнем принадлежность пограничных земель Речи Посполитой»[764].

Первая серьезная акция — попытка освобождения города Вильно (Вильнюса). Руководитель операции подполковник АК Александр Кжижановский («Вилк») не смог полностью реализовать план «Остра брама». Штурм города одной бригадой окончился неудачей. Через несколько дней его заняли советские войска.

Понятно, что командование Красной Армии, руководствуясь упомянутыми выше директивами, приступило к разоружению местных военизированных формирований. Первая оперативно-чекистская операция была проведена 14–16 июня 1944 года. В ней участвовало 19 групп НКВД — Н КГБ, члены которых изъяли у местных вооруженных формирований: 302 немецких станковых пулемета; 152 винтовки и 40 гранат. Все это «аковцы» пытались вывезти в лес. В результате интенсивных допросов чекисты выяснили приблизительную численность подразделений АК — около 25 тысяч человек (хотя польские историки утверждают, что цифра была завышена в два раза) и их структуру.

Вторая, основная часть, операции началась утром 17 июля, когда представители командования Красной Армии попросили «Вилка» собрать весь офицерский состав. Когда он отдал необходимые распоряжения, то его арестовали вместе с начальником штаба — представителем «правительства в изгнание». Последний пытался оказать сопротивление, даже успел выхватить пистолет и взвести курок, но его нейтрализовали.

В восемь часов вечера в тот же день в районе деревне Богуши было обезоружено 26 офицеров, в т. ч. 9 командиров бригад, 12 командиров отрядов и 5 штабных офицеров. Тогда же арестовали командующего Виленского военного округа АК Любослава Крженивского («Людвиг») и Адама Шидловского («Полищук»), которого прислали из Лондона для организации повстанческого движения в этом регионе.

В течение нескольких дней было задержано 3500 человек, из них 200 офицеров. При разоружении было изъято: 3000 винтовок, 300 автоматов, 50 пулеметов, 15 минометов, 7 легких орудий, 12 автомашин и большое количество гранат и патронов. Операция прошла без единого выстрела. А к 3 августа 1944 года было разоружено 7924 солдата и офицера. У них изъято: 5500 винтовок, 370 автоматов, 270 крупнокалиберных и станковых пулеметов, 13 легких орудий, 7 радиостанций, а также 27 автомобилей и 270 лошадей.

Руководители Виленского военного округа АК активно сотрудничали со следствием и сообщили о бывшем ректоре Виленского университета профессоре Стефане Эренкройце и нелегале «Юзефе», который был уполномоченным Варшавского центра и виленский окружной делегат[765].

Когда в районе Вильно Красная Армия активно разоружала бойцов Армии Крайова, в Люблинском воеводстве дислоцировавшиеся там подразделения АК 17 июля 1944 года попытались взять под свой контроль Люблин и крупнейшие населенные пункты воеводства. В акции участвовали: 3-я пехотная дивизия под командованием Адама Швитольского («Домбров»); 9-я пехотная дивизия под командованием генерала бригады Людвига Биттнера («Хальк»); 27-я пехотная дивизия под командованием полковника Тадеуша Штумберга («Жегота»). Эту попытку жестко пресекли подразделения Советской армии и Армии Людова (сформирована на территории СССР), которые уже успели занять эту территорию[766].

По аналогичному сценарию события развивались во Львове. Сначала неудачная попытка штурма отрядами АК, затем освобождение города Красной Армией. Стремление польских националистов присвоить лавры освободителей жестко пресекались[767].

В июле 1944 года командующий АК Тадеуш Комаровский («Бур») приказал своему заместителю генералу Леопольду Окулицкому создать и возглавить новую подпольную офицерскую разведывательную военно-политическую организацию «НЕ» («Нее подлеглость»). Официальное решение о ее создании польским «правительством в изгнании» было принято только 14 ноября 1944 года.

Основные задачи новой структуры:

создание террористических групп для убийства политических противников в стране и представителей командования Советской армии; проведение подготовительной работы к вооруженному выступлению против новой власти.

Официально она прекратила свое существование только в марте 1946 года, когда все активные члены «НЕ» были арестованы[768]. Фактически это произошло на год раньше, когда чекисты ликвидировали ее сеть на территории Польши, Литве, Западной Украине и Западной Беларуси.

Вернемся к истории противостояния АК и Красной Армии.

В августе 1944 года военные чекисты «изъяли 13 радиостанций польского лондонского подполья». Кроме этого, начальник ГУКР «Смерш» Виктор Абакумов и Уполномоченный Ставки ВГК Красной Армии по иностранным военным формированиям на территории СССР Георгий Сергеевич Жуков предложили:

«Для обеспечения работы по выявлению и ликвидации на территории Польши радиостанции лондонского эмигрантского правительства и германских агентурных радиостанций считаем необходимым организовать фронтовой отдел радиоконтрразведывательной службы с центром в Люблине, а в последующем в Варшаве, которому также поручить контроль в эфире… и руководство забивкой на территории Польши антисоветского радиовещания»[769].

Начиная с сентября 1944 года «аковцы» начали вооруженную борьбу. Так, в Владавском уезде они уничтожили шесть милиционеров, в Люблинском уезде погибло пять советских военнослужащих, в Замо-стьевском уезде:

«…убито 11 человек, из них 5 военнослужащих Красной Армии, освобождено 12 арестованных, в том числе 6 активных «аковцев», а в Холмском и соседних уездах «совершено более 10 вооруженных нападений. Убито 13 человек из числа местных работников, в т. ч. убили 4 работников Отдела общественной безопасности, которые конвоировали арестованных и освободили 4 арестованных».

В августе — начале ноября 1944 года «имели место 50 случаев террористических выступлений банд АК против военнослужащих» 1-го Белорусского фронта.

«Из 50 случаев 12 террористических выступлений были отражены военнослужащими без жертв, а остальные 38 сопровождались жертвами со стороны бойцов и командиров Красной Армии.

Всего от террористических выступлений пострадали 56 военнослужащих, в том числе:

В числе пострадавших: убито 3 военных коменданта волостей, один комендант уведен в лес, о судьбе которого неизвестно, один комендант ранен.

Как наиболее характерные случаи террористических выступлений необходимо отметить следующие:

13 августа в м. Рыки Люблинского воеводства террористами убит капитан Красной Армии Парамонов. 21 октября войсками НКВД по охране тыла в селе Тужисто Луковского уезда задержаны террористы из группы «Орлик» Пьентек и Антоневич, которые сознались в совершении убийства капитана Парамонова.

1 октября в 21.00 произведено вооруженное нападение группы АК — 30 чел. — на пост № 3 190-го дорожного комендантского участка, ранен начальник поста ст. сержант Зазябов.

5 октября группа диверсионно-террористического отряда «Загончик» в гмине Целеюв, идя на выполнение диверсионного задания, была остановлена патрулем ОКР «Смерш» 69-й армии. Во время проверки документов террористы напали на патруль и убили ст. сержанта Сакура, тяжело ранили старшину Вакуленко.

11 октября в районе дер. Радилово Холмского уезда участниками АК были схвачены и уведены в лес военный комендант гмина Жмудзь лейтенант Ветошкин и находившийся вместе с ним сотрудник милиции.

15 октября в Люблине проходил артдивизион 892-го артиллерийского полка. Возле колонны проехала польская автомашина, из которой в колонну была брошена граната. Взрывом гранаты ранены зам. командира артдивизиона по политчасти капитан Григорьев и командир батареи Бабенко.

В тот же день в Люблине была обстреляна автомашина командира артдивизиона 892-го артиллерийского полка майора Сытника, ранен шофер.

18 октября в Люблине проходила колонна 323-го стрелкового полка. Колонну обогнала автомашина с флагом Войска Польского и умышленно врезалась в голову колонны, после чего скрылась. Ранение получили шесть военнослужащих.

19 октября участниками АК во время исполнения служебных обязанностей убит военный комендант гмины Тарло мл. лейтенант Куракин и милиционер местной милиции Озан, трупы которых бандитами были зарыты в землю При извлечении трупов установлено, что военный комендант Куракин кроме пулевых ранений имел два выбитых дуба, сломанную ногу и ранение головы от удара деревянным предметом, что свидетельствует о зверском издевательстве над ним.

22 октября участниками АК, бывшими согрудниками милиции гмины Вырожембы, было совершено нападение на военного коменданта указанной гмины, в результате которого тяжело ранен военный комендант гмины капитан Осипов и старшина — работник комендатуры.

25 октября на хут. Липняк была направлена оперативная группа УКР «Смерш» фронта. При приближении к хутору оперативная группа подверглась неожиданному обстрелу в результате которого тяжело ранен один боец, два бойца разоружены и два сотрудника милиции уведены бандгруппой в неизвестном направлении.

25 октября дозор РПГ под командой ст. лейтенанта Воронкова, находясь на южной окраине хут. Романовек (Рудник), по изъятию оружия был обстрелян группой «аковцев», в результате чего ранено четыре пограничника, в том числе и т. Воронков. Организовав преследование, дозор убил двух и задержал трех «аковцев».

29 октября в селе Гуры участниками АК из бандгруппы, руководимой поручиком «Опель», совершено вооруженное нападение на служебный наряд 127-го погранполка, в результате которого был ранен сержант Урвайцев.

30 октября комендант Устимовской волости Владавского уезда с красноармейцем Паршиным и представителем правительства УССР по переселению украинского населения выехал в деревню Красное и остановился у жителя этой деревни Пакуды для оформления документов по переселению. В 21.00 в деревню прибыло 7 подвод с «аковцами», которые обстреляли и зажгли дом гр-на Пакуды, где погибли комендант Гуров, красноармеец Паршин, представитель по переселению Тарасов и семья Пакуды.

7 ноября в гор. Люблин была порвана связь между НП и огневыми позициями 3-го дивизиона 892-го артиллерийского полка. Для исправления линии была послана группа связистов, которую обстреляли неизвестные в 200 метрах от места обрыва. Ранен ст. сержант Зеленин.

8 ноября в гор. Парысув военным комендантом был задержан активный участник АК, который в сопровождении одного бойца направлялся в гор. Гарволин. В 13.00 при выходе из города Парысув двое вооруженных напали на конвоира, которого выстрелом из пистолета тяжело ранили в голову и, захватив задержанного участника АК, скрылись.

12 ноября во Владавском уезде в районе деревни Пшемярки вооруженная банда аковцев в количестве 15 человек напала на двух красноармейцев кондепо 7-го гв. кк Шурха В. И. и Гореликова Т. Д. Оба красноармейца убиты, захвачена лошадь, два седла, вооружение и обмундирование красноармейцев.

13 ноября комендант Воля-Верещагинской волости Владавского уезда ст. лейтенант Демяненко с группой милиционеров выехал в село Залучье для изъятия приемника у поляка Грабовского. Выполнив задание и возвращаясь в волостной центр, Демяненко с группой милиционеров был обстрелян бандой АК, в результате обстрела убит Демяненко и 4 милиционера, труп Демяненко изуродован до неузнаваемости.

13 ноября в дер. Понеснерки Воля-Верещагинской волости Владавского уезда найдены трупы военнослужащих кавполка Епифанова и Максимова, которые работали в этом селе по заготовке сена.

20 ноября на восточной окраине Борки бандгруппа неустановленной численности из ручных пулеметов и пистолетов обстреляла колонну автомашин одной из частей Красной Армии. Жертв не было. Задержано шесть бандитов»[770].

Есть и другие данные. С 1 августа по 25 ноября 1944 года «в результате террористической деятельности «аковцев» и других банд, руководимых польскими реакционерами, войска Красной Армии понесли следующие потери…

(…)

Итого — 264 человека (в том числе 2 пропавших без вести)…

Кроме того, из состава частей Белорусского военного округа убито сержантов и рядовых — 63, ранено — 4 и 13 человек сержантского и рядового состава потеряла сводная дивизия Н КВД (2 убито и 11 ранено)»[771].

Если подвести итоги, то в период с 1944 по 1948 год органами госбезопасности Польши, совместно с коллегами из Москвы, ликвидировано 3500 вооруженных групп и убито около 8000 бандитов. Потери польских правоохранительных органов и армии — 12 000 человек. Это число не включено 10 000 гражданских лиц — членов ППР и тех, кто пал от рук бандитов. Потери Красной Армии — около 1000 военнослужащих.

В повстанческом движении приняло участие свыше 100 тысяч человек. Ими было совершено 54 800 «антигосударственных акта». В их числе: 17 152 убийства, 1030 налетов на железные дороги и мосты, 10 000 сожженных сельских усадеб и др. террористические и грабительские действия [772].

Помощь Москвы

Летом 1944 года на освобожденной от оккупантов территории Польши начался процесс создания органов самоуправления. Понятно, что в эти структуры стремились проникнуть члены АК. И часто это им удавалось. Возьмем, к примеру, созданный летом 1944 года Польский комитет национального освобождения (ПКНО). Фактически это было просоветское временное правительство Польши. В него вошли представители Польской рабочей партии, Польской социалистической партии, партий Стронництво людове и Стронництво демократычне. В декабре 1944 года ПКНО было преобразовано во Временное правительство Польской Республики.

Процесс проникновения «аковцев» в Отделы безопасности ПКНО (Польский комитет национального освобождения) начался летом 1944 года. Результаты этой операции Москва и Варшава ощутили очень скоро. Так, в начале октября 1944 года польскими чекистами был арестован начальник контрразведки Люблинского военного округа АК Александр Бенецкий. Два раза с ним беседовал начальник контрразведки Отдела безопасности ПКНО Р. Ромковский и в течение суток его допрашивал следователь. После этого его расстреляли, объяснив это странное решение офицерам «Смерша» тем, что арестованный «… никаких показаний не дал, ни в чем не признался…». В ходе проведенного расследования советские чекисты выяснили, что подследственного знали другие арестованные «аковцы». С ними можно было провести очную ставку и изобличить Александра Бенецкого. На основании этого советские контрразведчики предположили, что кто-то из сотрудников Отдела безопасности, боясь показаний казненного, инициировал его расстрел[773].

Несмотря на предпринимаемые меры по «чистке» подразделений органов польской госбезопасности, полностью решить проблему «оборотней в погонах» даже спустя десять месяцев не удалось. Так, с июня по август 1945 года было арестовано 333 польских чекиста. Из них 265 «за связь с антисоветским подпольем»! К ним следует добавить 176 человек, которые ушли в банды. Арестованным инкриминировался широкий спектр деяний: начиная от создания ячеек АК по месгу работы, информирования подполья о готовящихся активных мероприятиях и заканчивая грабежами и мародерством. А еще они активно занимались бизнесом: торговали служебной информацией (агентурные разработки), прекращали за определенную плату уголовные дела и освобождали арестованных. Это не считая традиционной коммерческой деятельности владение магазинчиками[774].

Не лучше обстояли дела в вооруженных силах Польши. С 1 января 1944 по 31 декабря 1945 годы советскими военными контрразведчиками было задержано 10 390 человек (в 1944 году — 2114, в 1945 году — 8276 человека), из них 1141 солдат Армии Крайова, 2 солдата НСЗ (польская аббревиатура, «Национальные вооруженные силы»), 134 солдата «Армии людовой» — коммунистических партизанских отрядов, 151 власовец, 25 солдат УПА, 932 дезертира из Войска Польского, 13 дезертиров из Красной Армии, бывших в плену у немцев 1217 польских солдат и 36 красноармейцев, 244 «вражеских пропагандистов», и 491 человек из самого Войска Польского 59 офицеров, 91 сержант, 328 рядовых и 13 гражданских служащих[775].

Если говорить о советских военных контрразведчиках, которые «обслуживали» польские вооруженные силы, то нужно отметить одну важную проблему — нехватка кадров и их низкий уровень квалификации. Так, в результате проверки подразделений военной контрразведки польской армии советскими чекистами выяснилось, что они малочисленны (50 % к положенному штату), а имеющийся оперативный состав недостаточно квалифицирован. При этом рассчитывать на помощь «старших товарищей» из [Москвы сложно, так как вместо четырех оперативных работников на каждый полк приходится по одному, да и тот не владеет польским языком. Для решения этого вопроса из Москвы дополнительно командировали 100 офицеров «Смерша» и 15 сотрудников органов НКВД — НКГБ[776].

Зам. нач. «Смерша» генерал П.Я. Мешик

В январе 1945 года в Польше, по официальной просьбе польского руководства, появились советники по вопросам безопасности при государственных учреждениях. Советником при Министерстве общественной безопасности (МОБ) в феврале 1945 года стал заместитель наркома внутренних дел СССР комиссар госбезопасности 2-го ранга Иван Александрович Серов, бывший одновременно уполномоченным НКВД на 1-м Белорусском фронте (будущий первый председатель советского КГБ), а после перехода войск фронта на территорию Германии его сменил заместитель начальника ГУКР «Смерш» по разведке генерал-лейтенант Николай Николаевич Сел ивановский. Советником при министерстве общественной администрации Польши стал еще один заместитель начальника ГУКР «Смерш» генерал-лейтенант Павел Яковлевич Мешик.

Всеми действиями советских органов госбезопасности в Польше руководил до мая 1946 года уполномоченный НКВД при группе войск РККА (под командованием маршала Константина Рокоссовского) в Польше генерал-лейтенант Николай Селивановский, остававшийся одновременно заместителем начальника ГУКР «Смерш» по разведке и советником при министерстве общественной безопасности Польши (в его оперативном подчинении в Польше было 15 полков войск НКВД), а после его перевода в центральный аппарат в Москву — советник МГБ СССР в Польше полковник Семен Прохорович Давыдов. Советские советники работали во всех звеньях аппарата польской госбезопасности, например, советником Следственного департамента МОБ был подполковник Николашкин[777].

Больше всего советских чекистов было в Главном управлении информации (ГУИ) польской армии. Так именовалась военная контрразведка Войска Польского, созданная по образцу «Смерш» 11 марта 1945 года. Ее возглавлял полковник Петр Васильевич Кожушко, его руководство, по мнению Ивана Серова, изложенному им в докладной записке на имя наркома внутренних дел СССР Лаврентия Павловича Берии, было непрофессиональным, штат сотрудников был неукомплектован и неквалифицирован, не знал польского языка. Хотя ГУИ формально подчинялось главному военному советнику Войска Польского генералу Михалу Роля-Жимерскому, фактически это была чисто советская организация, документация которой велась в основном на русском языке.

Хотя Москва не ограничилась лишь увеличением числа советников в польских вооруженных силах и «зачистками» местных органов госбезопасности. Руководство советских органов госбезопасности правильно решило, что проще всего использовать собственные части и соединения внутренних войск и оперативные группы чекистов. С одной стороны они обладали необходимым уровнем профессионализма, а с другой — их не нужно было регулярно проверять на отсутствие связей с антисоветским подпольем. А то, что большинство военнослужащих не владело польским языком, — так это им и не требовалось при проведении чекистко-войсковых операций.

В октябре 1944 года была сформирована Сводная стрелковая дивизия внутренних войск НКВД под командованием генерал-майора Бориса Серебрякова, главной задачей которой стала борьба с польским национальным подпольем. В состав дивизии вошли 2-й, 11-й, 18-й и 98-й пограничные полки, 145-й стрелковый полк внутренних войск, 198-й отдельный мотострелковый батальон внутренних войск. Впоследствии в разное время ей придавались и другие соединения, в частности 338-й погранполк, 267-й полк внутренних войск, дивизион бронепоездов [778]. Указанные выше подразделения начали действовать только с 18 октября 1944 года. Понятно, что их появление в уездах повысило эффективность контрповстанческой борьбы. Так, с 18 по 21 октября 1944 года перечисленными выше подразделениями НКВД в результате оперативных мероприятий: арестовано 215 участников вооруженных формирований и задержано 612 дезертиров — солдат и офицеров Войска Польского. Тогда же произошло четыре боевых столкновения с членами АК. В результате 112 аковцев арестовано и пятеро убито[779]. Считать эти инциденты серьезными боями не стоит. Достаточно сказать, что тогда было изъято два пулемета, семь винтовок, четыре автомата и двенадцать гранат. Простой арифметический подсчет показывает, что из участников боестолкновений был вооружен каждый десятый, а остальные успели выбросить оружие до задержания или у них его просто не было. Возможен и другой вариант, что не все задержанные были захвачены в плен во время боя с оружием в руках. Тогда большинство из 112 человек были задержаны во время облав, «зачисток», на основании информации полученной от агентуры и т. п.

В середине октября 1944 года сотрудниками «Смерша» был арестован комендант группы «Звензек Харцерства Польского» («Союз польской молодежи» — ЗХП), которая специализировалась на подготовке кадров (разведчиков, диверсантов, связистов, мотоциклистов и других) для АК. Она имела три секции: диверсионная, боевая школа, младшая группа (Завиша).

Выше уже упоминалась об использование агентуры. Советские чекисты активно практиковали этот метод оперативно-розыскной работы. Так, с 16 по 21 октября 1944 года только в городе Люблин было проведено 27 вербовок. При этом в агентурной сети по этому населенному пункту уже числилось 114 человек. С ними было проведено 180 встреч и получено 112 донесений[780].

Указанные выше факторы (активизация агентурной работы и проведение облав) позволили с 20 по 25 октября 1944 года разоблачить 840 аковцев, а во время прочесывания лесов задержать 317 дезертиров и тех, кто уклонялся от призыва в армию. Сотрудники создаваемых местных правоохранительных органов арестовали 970 человек, большинство из которых обвинялось в принадлежности к АК. Понятно, что это привело к увеличению числа вооруженных столкновений (пять), в результате чего 7 бандитов убито, а 78 захвачены в плен[781].

В период с 5 по 11 ноября 1944 года сотрудниками советской контрразведки и войск НКВД арестовано 2210 человек, при прочесывании лесов обнаружено и задержано 793 аковца. Кроме того, в уездных отделах общественной безопасности и областных городах Польши содержится арестованными 1732 человека, большинство из которых аковцы. Таким образом, общее количество задержанных превысило 4200 человек.

«Во время обысков и при арестах, а также на основании полученных данных и при проведении операций войсками НКВД изъято оружия и боеприпасов: минометов — 12; пулеметов ручных и станковых — 110; винтовок — 901; автоматов — 202; револьверов — 292; ручных гранат — 2300; стволов к пулеметам — 11; мин — 1262; патронов — более 270 000 штук, дисков к ручным пулеметам — 69; снарядов — 1637.

Также изъято: приемно-передающих радиостанций 9; радиоприемников 67…»

Тогда же реализована крупная войсковая операция в Белостоке — ком уезде. В ней участвовали три полка НКВД (4500 человек) и десять оперативных групп «Смерша» и НКГБ Белоруской ССР (200 человек). По состоянию на 8 ноября 1944 года ими было арестовано 1200 человек, а к 14 ноября 1844 года эта цифра достигла 2044 человек[782].

В конце декабря 1944 года были подведены предварительные итоги борьбы с польскими антиправительственными военизированными подпольными организациями. За период с 15 октября по 10 декабря разоблачено и арестовано 5889 членов АК. Также изъято 29 приемно-передающих радиостанций, большинство которых изготовлено в Англии[783].

Все это привело к изменению тактики борьбы АК. Руководство организации приняло решение об уходе в более глубокое подполье и снижение активности. Несмотря на это, продолжалось ее планомерное уничтожение. Так с 15 октября 1944 по 5 января ¡945 года было арестовано 9101 человек[784].

А 19 января 1945 года Армия Крайова была официально распушена. Приказ об этом подписал ее командир — бригадный генерал Леопольд Окулипкий[785], который освободил ее членов от принятой присяги.

«Делегатура сил збройних» (ДСЗ)

«Делегатура сил збройних» (Делегатура вооруженных сил — ДСЗ) была создана после официального роспуска Армии Крайова, весной 1945 года. Просуществовала она до 6 августа 1945 года. В тот день был подписан приказ о ее самороспуске. В сентябре 1945 года была создана подпольная организация ВиН[786], которая благодаря усилиям местных чекистов просуществовала до 1952 года. Так как ДСЗ и ВиН были «правопреемниками» АК, то в большинстве документов советских органов госбезопасности того времени они часто обозначались как АК. Более того, отдельные банды «аковцев» продолжали действовать а в-тономно. В качестве примера можно назвать отряд «Мечислава» (бывшего коменданта Белостокского округа АК), который до 1947 года сражался с народной властью.

Согласно одной из директив руководства организации перед ДСЗ стояло три основных задачи:

1. Организация вооруженного сопротивления и ликвидация лиц, оказывающих поддержку народной власти.

2. Совершение актов саботажа и диверсий.

3. Проведение враждебной пропаганды среди населения[787].

Активное участие в боевых действий ДСЗ началось с момента их

рождения. Основная причина — брожение среди бывших членов АК, которые летом и ранней осенью 1944 года вступили в ряды Войска Польского и участвовали в боях за освобождение родины. Весной 1945 года был зафиксирован ряд вооруженных выступлений в войсковых частях и подразделениях Войска Польского, расположенных в восточных воеводствах Польши. В ликвидации многих из них участвовали подразделения 64-й стрелковой дивизии Советской армии.

В феврале 1945 года в боевых действиях против повстанцев начал участвовать 198-й отдельный мотострелковый батальон внутренних войск НКВД, до этого выполнявший в Люблине функции охраны органов местной власти. Довооруженный и доукомплектованный, этот батальон стал ударной силой в борьбе с повстанческим движением: в его состав вошли не только мотострелковые и пулеметные роты, но и танковая, бронеавтомобильная. В первой же операции, проведенной 6–7 февраля 1945 года в районе Засинек (Люблинское воеводство), это подразделение частично уничтожили и рассеяли отряд А К численностью около 50 человек[788].

Полностью рассчитывать на польскую армию не приходилось. Распространенное тогда явление — дезертирство. Новобранцы чаще всего сбегали домой, а вот старослужащие уходили с оружием в руках к повстанцам.

Органы госбезопасности СССР и Польши продолжали планомерное уничтожение вооруженной оппозиции. В результате войсковых операций на 16 апреля 1945 года было убито 900 бандитов и 1300 захвачено в плен. Изъято: 37 пулеметов, 270 винтовок и большое количество военного имущества.

По состоянию на 10 мая 1945 года на территории Польши было зарегистрировано 23 активно действующие националистические банды общей численностью 6000 человек. В результате бандитских налетов с 1 по 10 мая погибло: 10 советских военнослужащих, 16 польских милиционеров, 3 сотрудников местной госбезопасности и освобождено из тюрем 233 заключенных.

Благодаря оперативно-агентурным мероприятиям задержано 630 человек, из них 288 захвачены в результате проведения чекистско-войсковых операций. Кроме того, по неполным данным, за это время убито 135 бандитов[789].

В начале июня 1945 года активность повстанцев возросла. Так за период с 1 по 10 июня 1945 года ими совершено 120 налетов, при этом погибло: 16 советских военнослужащих, 3 сотрудников польской госбезопасности, 27 местных милиционеров, 25 чиновников и партийных активистов, 278 человек гражданского населения.

За тот же период времени уничтожено 378 бандитов и захвачено в плен 514 человек. Потери Красной Армии при проведении этих войсковых операций — 23 погибших и 7 раненых. Сотрудниками местных правоохранительных органов выявлено и арестовано 753 бандита[790].

А 4 августа 1945 года банда численностью 150 человек под предводительством Антония Хедознама, одетая в форму Войско Польского, в течение нескольких часов удерживала власть в городке Кельцы. Налетчики освободили из тюрьмы 375 человек. Охрана даже не пыталась оказать сопротивления.

Было организовано преследование незваных гостей. В результате скоротечного боя 3 бандита убито, 8 ранено и 1 захвачен в плен. Потери Красной Армии — 1 офицер убит и 4 красноармейца ранены[791].

Часто отряды АК занимались обыкновенным грабежом. Так, 24 июля банда из 12 человек совершила разбойное нападение на сберкассу в Варшаве и завладела 200 000 злотых[792].

Очередной налет на тюрьму произошел 9 сентября 1945 года. Банда численностью до 130 человек освободила из тюрьмы города Радом 292 человека. В результате боя погибло 10 бандитов, двое советских пограничников 10-й заставы 18-го погранполка, двое военнослужащих Войска Польского и двое местных милиционеров. Банда сумела уйти. По крайней мере спустя неделю после ЧП банду еще не ликвидировали [793].

В ноябре активность банд А К резко возросла. Теперь, кроме освобождения заключенных, они совершали и террористические акты. Например, 16 ноября 1945 года банда численностью 30 человек совершила налет на железнодорожную станцию Демблин (100 км юго-восточнее Варшавы). В результате погибло 11 сотрудников госбезопасности и местных жителей, а также 3 красноармейца. А 23 ноября 1945 года банда численностью 70 человек разгромила отделение общественной безопасности и милиции в городе Жохы-Нове. Погибло девять сотрудников правоохранительных органов и членов их семей [794].,

Сотрудники местных польских органов госбезопасности совместно с коллегами из Советского Союза активно боролись с бандитизмом. Так, в начале марта 1946 года войсками МВД СССР совместно подразделениями Корпуса внутренней безопасности Министерства общественной безопасности Польши была ликвидирована банда Евгения Кокольского — убито 18, ранено 8, задержано 120 повстанцев. Она организационно оформилась в июле 1945 года и насчитывала до 150 членов. Бандиты совершили 93 вооруженных нападения на различные организации, сотрудников местных правоохранительных органов и местных жителей. Они убили 17 человек, в т. ч. двух военнослужащих Красной Армии и пять сотрудников подразделений общественной безопасности и милиции[795].

Уничтожение отдельных банд продолжалось в течение всего 1946 года.

«Вольность и Неподлеглость» (ВиН)

Полное название этой организации — Движение сопротивления без войны и диверсий. Она была создана после 14 августа 1945 года — дня, когда полковник Ян Жепецкий (командовал ДСЗ с мая 1945 года) формально объявил о роспуске «Делегатуры сил збройних». При этом на деле основной руководящий актив подполья не только не легализовался, но еще и усилил конспирацию.

В уставе ВиН говорилось: «целью объединение является завоевание и воплощение в жизнь в Польше принципов демократии в западноевропейском понимание этого слова». При этом средстве способов борьбы не исключались диверсии и террор, а также сбор и передача иностранным разведкам секретной информации экономического, политического и военного характера[796].

Руководство новой организации активно использовало основные кадры ДСЗ, ее финансы, технические средства и каналы связи с Лондоном. При этом руководство формально отказалось от вооруженной борьбы. О «гражданско-политическом» характере новой организации свидетельствует ее структура, которая предусматривала существование трех отделов:

пропаганды — издание газет и листовок, устная агитация;

разведка — сбор военной, политической и экономической информации и передача этих сведений в Лондон;

контрразведка — охрана подполья от репрессий со стороны органов общественной безопасности.

Официальное решение о начале деятельности ВиН было принято 2 октября 1945 года на проходящем в тот день в Варшаве съезде бывших региональных руководителей ДСЗ. Первый состав руководство новой организации просуществовал на свободе недолго. В период с 1 по 15 ноября 1945 года было арестовано более 50 руководителей ВиН во главе с председателем исполнительного комитета Яном Же-пецким. Более того, были ликвидированы почти все каналы связи с Лондоном (изъято 5 радиостанций и арестованы члены «живой связи»). К тому же польским чекистам удалось захватили почти все финансовые средства организации (общая сумма — до полутора миллиона долларов)[797].

Хотя это не снизило активности боевых подразделений подпольной организации. Так, банда под предводительством «Орлика» общей численностью 300 человек в Горволынском уезде Белостоке кого воеводства регулярно грабила поезда и железнодорожные станции. До декабря 1945 года преступники убили несколько десятков местных коммунистов, 40 сотрудников органов госбезопасности и милиции, а также 13 военнослужащих Корпуса внутренней безопасности и Войска Польского. Кроме того, они захватили в плен 31 сотрудника службы безопасности, 25 солдат и несколько гражданских лиц. Почти все пленные были убиты.

А вот другой пример. Отряд «Костки» в ночь с 13 на 14 ноября 1945 года, общей численностью около 300 человек, напал на город Томашев Люблинский. Бандиты были вооружены автоматами и минометами. Бой длился более полутора часов [798].

По состоянию на 1 января 1946 года, по данным польских правоохранительных органов, на территории страны действовала 51 банда АК — ВИН в составе 4596 человек. [799] В феврале — марте 1946 года в результате массовых арестов свободы лишились 3203 человека, в т.ч. руководители региональных подразделений ВиН[800]. Хотя эти репрессивные меры не изменили ситуацию. По состоянию на 1 мая 1946 года в стране действовало 49 банд АК — ВИН, в составе 7600 человек [801].

ВиН активно занималась не только террористической деятельностью, но и разведывательной. Например, инструкция, составленная руководством организации в феврале 1946 года, предписывала сбор сведений различной тематики: политической — освещение деятельности различных политических партий изнутри; экономической — внешняя торговля и выпускаемая различная промышленная продукция; военного — состояние вооружения и личный состав; а также информация об аппарате госбезопасности и министерства обороны. При этом основное внимание уделялось сбору сведений военного характера в интересах разведок англосаксонских стран. Также серьезно рассматривался вопрос о возможности выполнения членами ВиН шпионских и диверсионных заданий в пограничных с Польшей районах СССР[802].

В 1947 году ВиН была «официальна» ликвидирована. А через год местные чекисты, под мудрым руководством советников из Москвы, реанимировали эту организацию; В 1949 году в Лондон, используя старый канал «живой связи», отправился курьер с сообщением о том, что повстанцы продолжают действовать. Начиная с 1950 года ЦРУ активно поддерживала этот очаг «сопротивления» коммунистическому режиму Она регулярно снабжала «повстанцев» оружием, радиопередатчиками и золотыми монетами в качестве платы за информацию, которая «вполне могла быть подготовлена в Лондоне или Париже на основании публикаций варшавских газет». Так утверждали на пресс-конференции, на проведенной в 1952 году, местные чекисты — участники операции. Они также утверждали, что «Господа из секретных служб США не получили от нас даже такой информации, как цены на продукты или объем поставок в какие-то города страны, которые они так хотели получить».

А вот Фрэнк Визнер, глава отдела политической координации, который курировал эту операцию в ЦРУ, был, однако, убежден, что ВиН представляет серьезную угрозу коммунистическому режиму. Он даже якобы пришел к выводу, что ВиН не хватает только противотанкового оружия… «чтобы изгнать Красную Армию из Варшавы».

А польские чекисты и их советские коллеги мечтали… об американском генерале, которого они неоднократно просили прислать для организации сопротивления. Понятно, что нужен он был им для громкого международного политического скандала. Вояку так и не прислали, а в декабре 1952 года на польском радио в двухчасовой передаче польские чекисты красочно рассказали об этой операции. Помимо того, что это сильно унизило ЦРУ, но и позволило властям Польши ликвидировать остатки оппозиции[803].

Это «шоу» было организовано в лучших традициях пропаганды «холодной войны». Участвовавшие в передаче «подпольщики» рассказали о том, что в органы госбезопасности в 1952 году явились некие И. Ковальский и С.Сепко, которые в 1948 году были членами руководящего состава ВиН. Они добровольно сдали различную секретную документацию (переписку, шифроблокноты, инструкции), радиостанции, оружие и один миллион долларов, полученный от разведок англосаксонских стран.

Также подробно они рассказали о некоем плане «Вулкан», согласно которому ВиН должна была «организовать, обучить и подготовить оперативный подпольный состав в таком количестве, чтобы они в состоянии обеспечить эффективный шпионаж и диверсии, а также сделать невозможным использование железных и шоссейных дорог Польши во время войны». Далее в плане указывалось, что ЦРУ обязывалась подготовить высококвалифицированную группу американцев польского происхождения, которые будут переброшены на территорию Польши для диверсионной работы. К плану был приложен подробный перечень промышленных предприятий и других объектов на территории страны, которые подлежали уничтожению[804].

Подводя итоги

Если подвести итоги, то в период с 1944 по 1948 год в результате совместных операций польских и советских частей и соединений вооруженных сил и подразделений органов госбезопасности было ликвидировано 3500 вооруженных групп и убито около 8000 бандитов. Потери польских правоохранительных органов и армии — 12 000 человек. В это число не включено 10 000 гражданских лиц — членов ППР и тех, кто пал от рук бандитов. Потери советской армии — около 1000 военнослужащих.

В польском антикоммунистическом повстанческом движении приняло участие свыше 100 000 человек. Ими было совершено 54 800 «антигосударственных акта». В их числе: 17 152 убийства, 1 030 налетов на железные дороги и мосты, 10 000 сожженных сельских усадеб и др. террористические и грабительские действия[805].

Глава 20 ОТЩЕПЕНЦЫ ПОЛУЧАЮТ ПО ЗАСЛУГАМ

Если о кровавой борьбе украинских и прибалтийских националистов с советской властью написаны тысячи книг и сняты сотни кинофильмов, то о деятельности их белорусских коллег большинство людей ничего не знает. Просто нечем гордиться белорусским националистам. Попытка записать в герои командира многотысячного отряда антисоветских повстанцев, якобы действовавшего на территории Белоруссии в первые послевоенные годы, Михаила Витушки («Муха») закончилась скандалом. Попытались подыскать другую кандидатуру, но кроме нескольких агентов американской разведки, к тому же активных участников проводимых чекистами операций, никого не нашли. А их как-то неудобно объявлять героями борьбы с советской властью.

На территории Белоруссии активно действовали многочисленные группы «Армии Крайовой» (о ней подробно рассказано выше), но записывать их в категорию «защитников интересов белорусского народа и борцов с советской властью» странно. Да и никто не пытался сделать этого. Просто о многочисленных кровавых деяниях АК белорусские националисты предпочитают не вспоминать, а вместо этого рассказывать мифы о своих «боевых» делах.

Обо всем по порядку. В книге Олега Романько «Советский легион Гитлера. Граждане СССР в рядах вермахта и СС», можно прочесть вот такие строки.

«…Однако наибольшую известность приобрела группа М. Витушки (о нем ниже. — Прим. авт.), которая 17 ноября 1944 г. высадилась на парашютах в районе Вильнюса (Литва). Со временем, в 1945–1946 гг., Витушке, на основе своей группы, удалось создать мощную партизанскую организацию, которая в исторической литературе получила название «Черный кот», или Белорусская освободительная армия (Беларуская вызвольная армiя; БВА).

Организационно БВА состояла из регулярных партизанских отрядов и членов вооруженного подполья («ударников»), которые вполне легально работали в колхозах, своих хозяйствах, на предприятиях и в учреждениях, однако время от времени принимали участие в боевых операциях. Во главе БВА стоял Главный штаб, которым командовал генерал-майор М. Витушка и его заместители — Ахрем и М. Шукайлович. В составе БВА были не только белорусские отряды, но и литовские, латышские, немецкие (главным образом, «Вер-вольф» (\Vehrwolf)) и украинские, которые в основном действовали в Западной, Северной и Центральной Белоруссии, а также в Прибалтике.

Отряды БВА проводили операции на железной дороге, взрывая или захватывая поезда, нападали на склады или гарнизоны Красной Армии, на деревни, местечки и города, освобождали заключенных из тюрем и концлагерей. Делали нападения на банки с целью добывания средств, необходимых для обеспечения подпольной и партизанской борьбы. Боевики БВА организовывали террористические акты против представителей советской власти, членов коммунистической партии, сотрудников милиции и НКВД. По некоторым данным, в октябре 1948 г. была предпринята попытка организации покушения на И. Сталина. Руководство БВА проводило и большую пропагандистскую работу. Центральным печатным органом ее штаба была газета «Души большевистскую гадину!» («Душы бальшавiцкую гадзiну!»), главным редактором которой был М. Шукайлович. Кроме того, штабом и отдельными отрядами БВА издавались десятки газет, журналов, плакатов и извещений, которые распространялись не только среди партизан, но и среди местного населения.

В эмигрантских источниках есть известия, что БВА продолжало активно действовать до 1950 г. Но и в последующие годы от имени этой организации проводились операции, направленные против советских властей. Однако это была уже, скорее, деятельность вооруженного подполья, а не партизанского движения.

В целом же деятельность БВА до сих пор покрыта тайной, так как основная информация о ней содержится в закрытых архивах КГБ. Из сказанного выше видно, что известны только общая характеристика этой организации и общие направления ее деятельности. Однако до сих пор не ясно, сколько и какие отряды входили в БВА. Исключение составляет только один из самых активных (из известных на сегодняшний день) — Борисовский партизанский отряд (Барысаускi партызанскi аддзел) БВА. Это формирование действовало в районе Борисова (Белоруссия) и в соседних районах во второй половине 1940-х гг. В 1948 г., во время карательной операции против отряда войска НКВД (в 1948 году НКВД уже не существовало. — Прим. авт.) использовали отравляющие газы. Об этом стало известно на Западе в 1949 г. благодаря одному из партизан, который смог пробраться в Германию через Западный Берлин. В целом же дальнейшая судьба этого отряда неизвестна…»[806].

Бальзам на сердце белорусским националистам. И у них в республике были антисоветские повстанческие формирования «круче», чем в соседней Западной Украине и Прибалтике. Чего только стоит применения химического оружия в 1948 году. В истории борьбы с партизанами на территории Советского Союза газы применялись дважды: гипотетически когда Михаил Тухачевский боролся с крестьянскими восстаниями на Тамбовщине в 1921 году и вполне реально когда немцы воевали с советскими партизанами. Все остальные эпизоды — плод фантазии эмигрантов. По поводу объединения украинских, прибалтийских и польских повстанческих формирований под руководством белорусов — снова выдумки эмигрантов. Сейчас опубликовано множество монографий и сборников документов, посвященных истории повстанческого движения во второй половине сороковых годов прошлого века. Там вы не найдете даже упоминание альянса между украинцами, поляками, литовцами и белорусами. А по поводу повстанческого движения — да оно было, но инициаторами и активными участниками были действовавшие разрозненно, а порой и конфликтовавшие между собой «бандеровцы», «лесные братья» и «аковцы».

Хотя Олег Романько не единственный, кто уверен, что после окончания Великой Отечественной войны на территории Белоруссии местные националисты вели полномасштабную войну с советской властью.

В декабре 2005 года одна из белорусских газет опубликовала статью Елены Анкудо «Прыжок диверсанта». Прочитавшие ее с удивлением узнали, что в 1946 году в Пинской области было совершено нападение на отряд сотрудников М ГБ, в результате которого последние понесли серьезные потери. Поводом стала очередная зачистка чекистов, арестовавших членов «Союза белорусской молодежи» (СБМ) и бойцов крупнейшей в то время подпольной военизированной антисоветской организации «Черный кот». Задержанных (различные источники оценивают их численность от 250 до 300) перевозили на колонне автомашин, однако доставить их до места назначения не удалось: в 38 км от Пинска на колонну напали бойцы «Черного кота».

Около 70 сотрудников МГБ сержантского и офицерского состава погибли, почти всех арестованных освободили[807].

Кратко расскажем об этих организациях. «Союз белорусской молодежи» был создан 22 июня 1943 года по типу «Гитлерюгенда». Высший руководящий орган — Центральный штаб — состоял отделов: пропаганды, прессы, культуры; социальной работы, охраны здоровья и физического воспитания, а также школьного отдела. ВСЕМ входила молодежь в возрасте от 10 до 20 лет. Целью СБМ было объединение белорусской молодежи, воспитание в ней национального самосознания, готовности сражаться за Беларусь, которая будет «восстановлена» с помощью Германии. На 1 апреля 1944 года в СБМ состояло 12 633 человека. Понятно, что небольшая часть членов СБМ ушла вместе с отступающими немецкими частями на Запад, а большинство осталось в родных местах. Поэтому репрессии властей в отношении членов СБМ возможны.

А вот с «Черным котом» все гораздо сложнее. Об этой организации знали только журналисты издаваемых на Западе в первые послевоенные годы нескольких белорусских газет. Именно из них отдельные белорусские «историки» черпают сюжеты для своих «сенсационных» публикаций о деятельности белорусских повстанцев.

Снова обратимся к публикации «Прыжок диверсанта». По утверждению автора этой статьи, в марте 1948 года около пятисот бойцов под руководством лидера организации Михаила Витушка заняли Новогрудок, блокировав здания МГБ, местного гарнизона, партийных органов и милиции. Причиной активных действий также стало помещение под стражу нескольких бойцов «Черного кота»; их освободили, уничтожив, поданным книги «Память. Новогрудский район», несколько сотен чекистов, бойцов внутренних войск, советских и партийных активистов[808].

В этой истории сразу вызывает сомнение количество погибших. Непонятно, как несколько сотен вооруженных фронтовиков-чекистов смогли позволить убить себя, не оказав при этом никого сопротивления бандитам.

Непонятно, что делали они в таком огромном количестве в районном центре. Их надо было собрать со всей области, если не с республики. В райотделе трудилось не больше двух десятков чекистов. Это при условии, что в момент нападения все они находились на своих рабочих местах. Хотя специфика службы в тот период была такова, что офицеры МГБ неделями дома не ночевали — участвовали в боевых операциях. Их и на совещания лишний раз старались не вызывать, чтобы дать возможность поспать пару лишних часов.

А вот украинские и российские коллеги белорусских «историков» и журналистов, которых сложно заподозрить в симпатиях к советской власти, почему-то крайне лаконично говорят о борьбе белорусских повстанцев за свободу своей страны в послевоенный период. Зато они подробно рассказывают о деятельности представителей других антисоветских повстанческих движений.

Другой любопытный момент. В Советском Союзе было популярным писать приключенческие романы и снимать фильмы про борьбу правоохранительных органов с бандформированиями. Среди множества советских кинолент, где в роли отрицательных героев фигурируют басмачи, бандеровцы, «аковцы», «лесные братья», уголовники и агенты немецкой разведки, вы не встретите ни одного, где есть белорусские националисты. Мы не рассматриваем ситуацию, когда на территории Западной Беларуси действует банда уголовников и дезертиров, как это продемонстрировано в фильме «Приступить к ликвидации».

Мало кто знает, что для борьбы с «буржуазными националистами» в составе 2-го управления (контрразведка) МГБ СССР было образовано Управление 2-Н. Ему подчинялись республиканские Управления 2-Н (Украины и Литвы) и республиканские отделы (Эстонии, Латвии и Белоруссии)[809]. Из трех прибалтийских республик самым массовым бандитское движение было в Литве, да на Украине, особенно в первые послевоенные годы, порой происходили бои с использованием минометов и артиллерии. Поэтому там создали управления. А вот в более «мирных» республиках — Латвии и Эстонии решили обойтись отделами. По всей видимости, по мнению руководства МГБ, обстановка в Западной Белоруссии была не столь критичной, а именно этот регион был охвачен бандитизмом, что позволяло обойтись отделом.

А теперь обратимся к фактам. Белорусские чекисты утверждают, что Михаил Витушка погиб 7 января 1945 года на западе Белоруссии, сражаясь против Красной Армии в составе польского отряда АК («Армия Крайова») под командованием Чеслава Станкевича («Комар»). А реанимировали они его в 1948 году, когда проводили очередную операцию против американской разведки[810]. В те годы на территории Прибалтики возникло несколько десятков подпольных повстанческих структур, которыми руководили офицеры МГБ. В очередной раз руководство Лубянки использовало технологии операции «Трест» и «Синдикат». Только теперь против американской, шведской и британской разведки. Так что могли и белорусские чекисты пойти тем же путем.

Факт гибели Михаила Витушки на допросе следователя МГБ в 1949 году подтвердил его однополчанин Глеб Богданович. Они вместе 17 декабря 1944 года десантировались в районе Вильнюса в тылу Красной Армии. Из-за плохих метеоусловий их сбросили в 120 километрах от района предполагаемого приземления, к тому же группа не смогла полностью собраться на земле. Михаил Витушка возглавил отряд из двух боевиков Григарьцевича и Шунько, врача Глеба Богдановича и радистки Черамшагиной. Понятно, что в таком составе разведывательно-диверсионный отряд сложно назвать боеспособным. В течение двух недель они перемещались по тылам Красной Армии, пока 3 декабря 1944 года не встретили отряд «Армии Крайова». Михаил Витушка связался с Центром и получил приказ выполнять указания командования «Армии Крайовой». С советской властью они боролись специфичными методами. Например, в декабре 1944 года убили председателя сельсовета, его жену и их четырнадцатилетнюю дочь. В том же месяце от рук бандитов погиб еще один мирный житель[811]. Вот такие вот борцы за независимость Белоруссии.

В сводках органов госбезопасности фигурируют и белорусские националисты. Их тоже иногда арестовывали. Так, в Барановичской и Молодечненской областях была ликвидирована группа «Белорусской народной обороны». Арестовано 60 человек. В том же регионе «арестовано и ликвидировано» (так в документе) организация «Союза белорусской молодежи». Арестовано 90 человек. Было также ликвидировано отделение БНП. Арестовано 20 человек[812]. Непонятно, правда, пытались ли все эти люди с оружием в руках сражаться с советской властью или их арестовали за прошлые грехи — активное сотрудничество с оккупантами.

Было бы несправедливо утверждать, что в послевоенной Белоруссии не возникало новых подпольных антисоветских организаций. Так, весной 1946 года возникла организация «Чайка», в начале 1946 года «Союз белорусских патриотов» и другие. Большинство их членов студенты и учащиеся местных институтов и техникумов. Они выступали за независимость республики. Численность этих организаций была небольшой. Например, по делу «Союза белорусских патриотов» к различным срокам заключения (от 5 до 25 лет) было приговорено 33 человека[813].

Белорусские чекисты не отрицают, что им приходилось сражаться с более опасными врагами, чем коллаборационисты и студенты. Так, на территории республики в первые послевоенные годы иногда появлялись члены национальных антисоветских белорусских организаций — эмиссары зарубежных спецслужб. Среди них самый известный и результативный Янка (Иван) Филистович. На территорию Белоруссии он был выброшен с парашютом 9 сентября 1951 года недалеко от родной деревни.

Первым делом после приземления он направился к своему соседу, рассказал ему, как и откуда прибыл. Затем зашел его дядя, которому диверсант также подробно рассказал о себе и о своем задании. Вообще, поведение Ивана Филистовича не вписывалось ни в какие представления о конспирации^О его возвращении знали почти все родственники и их друзья, и никто из них не бросился в ближайшее отделение милиции. А ведь среди них были весьма достойные люди, как, например. Яков Кисель, фронтовик, кавалер ордена Красной Звезды. Позже органами госбезопасности за пособничество шпиону были арестованы 17 человек. Одна из задержанных скажет: «Он все расспрашивал нас: мы за Беларусь или за Советы. Спрашивал, не выдадим ли мы его. А как мы родственника можем выдать? Да ни за что?»[814]

Вновь обратимся к публикации «Прыжок диверсанта». На протяжении года нелегал собирал сведения, свободно передвигаясь по республике, руководил партизанским отрядом, который предполагалось включить в освободительное движение Беларуси, даже пытался издать собственную газету.

На суде он рассказал, что «изучал топографию, учился пользоваться компасом, определять координаты, разжигать костер. Учился прыгать с парашютом, тренировался в стрельбе. Много читал — советские газеты и журналы, литературу… Мы все мечтали тогда, что вот-вот начнется война, и необходимо, чтобы у Беларуси были подготовленные кадры, чтобы заменить большевистскую власть»[815].

Янка Филистович совершил несколько поездок в Вильнюс и Гродно. Он работал один — до тех пор, пока не узнал о существовании банды Сергея Микулича, действовавшей в том же районе… где сам проживал. Вот такая поддержка местных жителей. В лесах действует антисоветская группа уголовников, называющих себя повстанцами и борцами с советской властью, а он о них ничего не знает. А может, просто не было других кадров для повстанческого движения.

Михаил Витушка

Шестеро бандитов, бывших полицейских, скрывавшихся от справедливого наказания за свои деяния, признали лидерство «американского шпиона». Новый командир попытался изменить действия банды, известного в округе своей жестокостью. В книге «Антисоветское подполье на территории Беларуси в 1944–1953 годах», написанной старшим научным сотрудником архива КГБ Игорем Валахановичем, приводится крайне невысокая оценка, данная Янкой Филистовичем банде: они «не имели никакого плана ни на будущее, ни на текущее время, жили просто по-волчьи, сегодняшним днем. Присмотревшись ближе, я увидел, что никто из них не имеет даже самой малой идейной подкладки». Новый лидер решил изменить деятельность бойцов, о чем позже сообщил суду: «Не организовал ни одного теракта, не позволял делать этого и участникам лесного подполья».

Командир составил текст присяги вступающих «в ряды белорусских национально-освободительных сил», пытаясь заставить жить по принципам дисциплины и конспирации. Упор в деятельности отряда планировалось перенести на агитацию. С этой целью летом 1952 года бандиты разгромили типографию газеты «Шлях да камунiзма» в деревне Вязынь (тогда — Молодечненская область) и попытались организовать свой печатный цех. И только «отсутствие необходимых навыков и некоторых деталей к типографскому оборудованию не позволило осуществить намеченные планы». Так он утверждал на суде.

Американского шпиона обнаружили не местные чекисты, а московские. Согласно официальной версии, они перехватили одно из его писем и начали розыск[816]. Интересно, что адресованные за рубеж послания, где указывал месторасположения аэродромов, численность воинских частей и другую секретную информацию, он писал… собственной кровью. Прокалывал палец, несколько капель крови разбавлял водой и этим составом вписывал текст между строк обычного письма, после чего сушил бумагу на солнце либо над огнем[817].

Операция по ликвидации «вооруженной бандитской группы под руководством американского шпиона Филистовича Ивана Андреевича» или, как он ее сам гордо именовал, «Национально-освободительные вооруженные силы» была проведена в ночь с 4 на 5 сентября 1952 года в лесу к западу от деревни Сомали. Один из бандитов попытался оказать сопротивление, но был обезврежен и остался жив. Другому повезло меньше — погиб во время задержания. Спрятавшись в засаде, сотрудники МГБ ждали появления Янка Филистовича, который с двумя бойцами отправился в деревню за едой.

Операция по их задержанию прошла крайне неудачно. Двое бандитов погибли, а сам Иван Филистович сумел вырваться. Пять суток он скрывался, пытаясь добраться до Гродно и перейти границу с Польшей по заранее оговоренному с американской разведкой «коридору». Это было нелегко: количество военных, сотрудников МГБ и МВД, стянутых к месту нахождения шпиона, позже позволило Янки Филистовичу отметить на суде, что «местные жители не могли выбраться в соседнюю деревню». Да и чекистам 9 сентября 1952 года его выдал один из его школьных приятелей. Пустил в дом, накормил ужином и напоил чаем со снотворным[818] .

«Армия Крайова» на территории Белоруссии

После присоединения к СССР Западной Белоруссии на ее территории действовали польские подпольные организации, которые НКВД вычищал вплоть до самого начала советско-германской войны. И во время войны также то и дело происходили вооруженные столкновения между советскими войсками и отрядами «Армии Крайова», (которую в разное время возглавляли генералы Стефан Ровецкий, затем, после его ареста немцами, Тадеуш Коморовский и Леопольд Окулицкий).

Так, в конце ноября или декабре 1943 года уланский эскадрон А К под командованием Здислава Нуркевича схлестнулся с советским партизанским отрядом им. Пархоменко, которым командовал Семен Зорин. Поляки называли этот отряд «жидовским», так как там было много евреев, и, по всей видимости, такое сочетание «жидов» и «москалей» в одном отряде оказалось для бойцов эскадрона непосильным. В ответ в декабре 1943 года партизанское соединение Барановичской области, которым командовал Василий Чернышев, по приказу начальника ЦШПД (центральный штаб партизанского движения) Пантелеймона Пономаренко разоружило бойцов Столбповского соединения АК. Шесть польских офицеров были отправлены самолетом в Москву — двое из них принадлежали к диверсионной группе «Тихотемные». (Кстати, после войны вся шестерка благополучно вернулась в Польшу.) Но виновнику всего инцидента Нуркевичу удалось скрыться. Он объявил собственную войну, начав вооруженную борьбу с советскими войсками, затем продолжил ее против польских коммунистов и сражался аж до 1960 года, когда был арестован органами ГБ ПНР.

Впрочем, части «Армии Крайова» не отличались особым постоянством в своих пристрастиях. Иногда они действовали и совместно с РККА против немцев. 30-я пехотная дивизия АК под командованием подполковника Генрика Краевского (к июню 1944 года она насчитывала 1500 человек) вместе с 65-й армией генерала Павла Батова сражалась под Брестом. Аковцы уничтожили штаб немецкой дивизии, захватили секретные военные планы и передали их советской разведгруппе Макарова.

Впрочем, альянс оказался недолгим. В то же самое время в Гра-бовцах был разоружен советскими частями штаб 34-го пехотного полка 9-й дивизии АК, действовавшей в Белостокском округе. Узнав об этом, Краевский решил прорываться к Варшаве, где началось восстание против немцев. Около Седлеца батальон Мадэйского был разоружен советскими войсками, а 19 июня под Минском-Мазовецким был разоружен отряд Полесского округа АК (250 человек), офицеры вывезены на пересыльный пункт в Брест, а солдаты под конвоем доставлены в лагеря для интернированных под Люблином. (Кстати, среди солдат и офицеров АК в Белоруссии около 30–40 % составляли белорусы).

В Новогрудском округе АК действовало пять соединений, общим числом более 6000 человек. Несколько позже было сформировано еще два батальона, насчитывавших более тысячи бойцов. Комендант округа подполковник Януш Шульц (Правдица-Шляский), сидевший перед войной в тюрьме НКВД в Белостоке, после войны издал в Лондоне мемуары, где поведал о своей деятельности. Он не скрывал, что выдал гестапо 40 человек из местного коммунистического подполья, а также рассказал, что начиная с 1942 года идо прихода Красной Армии в 1944 году провел 185 боев, из которых 102 были с немцами, а остальные — против советских партизан. А отряд аковца Адольфа Пильха с октября 1943 года по июнь 1944 года ни разу не воевал с немцами, потратив весь свой пыл на борьбу с нашими партизанами — отряд дрался с ними 32 раза.

В Виленском округе, которым командовал подполковник Александр Кжижановский, действовало три соединения и особая бригада АК, всего более 9000 человек. Они действительно воевали с немцами и с немецкими пособниками — вспомогательным литовским корпусом генерала Павиласа Плехавичуса[819]. Однако там же, на Виленщине, осенью 1943 года отрядом Федора Маркова был разоружен отряд АК Антони Бужинского («Кмицица») — после того как партизаны прочли нелегальную газету Виленского округа «Независимость», которая была откровенно антисоветской. Командование отряда арестовали, несколько человек было расстреляно. Конфликт вылился в вооруженную борьбу между отрядом Маркова и сформированной на базе отряда «Кмицица» 5-й Виленской бригадой поручика Зигмунта Шендзеляжа. В феврале 1944 года, после боя с советскими партизанами, польский отряд ушел в сторону Вильнюса. (К этому времени советские партизаны в четыре раза превосходили по численности отряды АК.)

Этими конфликтами пытались воспользоваться немцы, предложившие аковцам свою помощь. Состоялись даже переговоры между командованием Виленского округа и немецким командованием — впрочем, неудачные. Однако арестованный немцами в Вильнюсе Шендзеляж после недолгого пребывания в гестапо был отпущен и даже получил на дорогу 100 рейхсмарок — видимо, его собирались в дальнейшем как-то использовать.

В целом немцев и «Армию Крайова» связывали сложные взаимоотношения. Некоторые командиры АК договаривались с ними о нейтралитете. Есть даже данные, что немцы обеспечивали некоторые отряды аковцев оружием. Командир отряда АК ротмистр Юзеф Сьвида заключил с немцами соглашение о формировании дивизии против партизан. Он же приказал расстрелять часть освобожденных его бойцами из тюрьмы города Лида поляков, после чего сам был приговорен судом АК к расстрелу, с отсрочкой приговора до конца войны. Впрочем, после войны Сьвида благополучно эмигрировал в США, где дожил до 80-х годов.

Белорусские аковцы поддерживали контакты и с белорусскими националистами. Горячим поборником такого союза был уже упоминавшийся Вацлав Ивановский, который вел переговоры с начальником разведки АК в Белоруссии Гомашом Заном и устроил на службу в минскую городскую управу польских разведчиков Буткевича и Липинскую. В его планы входило создание антисоветски направленного федеративного союза Польши и Белоруссии. И в то же время некоторые отряды АК вели бои с белорусскими полицейскими формированиями.

Впрочем, все это были не более чем мелкие стычки, в то время как руководители вынашивали куда более грандиозные планы. В октябре-ноябре 1943 года польское эмигрантское правительство в Лондоне и командование АК в своих официальных документах (инструкция правительства и приказ командующего) поставили задачу: воспользовавшись немецким отступлением, взять под контроль освобожденные территории Западной Украины, Западной Белоруссии и Виленского края, законность перехода которых к СССР они не признавали. Операция получила название «Буря».

В марте 1944 года 27-я дивизия АК под командованием бывшего командира диверсионных отрядов главного командования, подполковника Яна Киверского («Олива»), встретилась в районе Ковеля с войсками 2-го Белорусского фронта. Командование фронта потребовало от поляков подчинения себе, между советскими войсками и аковцами возник конфликт. В это время началось немецкое контрнаступление, и в результате 27-я дивизия оказалась в тылу вермахта, а ее командир погиб в бою. Новый командир, майор Тадеуш Штумберк-Рыхтер, почел за лучшее подчиниться советскому командованию, и в дальнейшем дивизия вошла в состав Войска Польского — сформированных в СССР польских вооруженных сил.

Об антисоветских планах аковиев были прекрасно осведомлены советские чекисты, внедрившие в АКсвою агентуру (офицеры штаба, сотрудник контрразведки Виленского округа и др., а возможно, и сам подполковник Любослав Кшешовский, отдавший 16 июля приказ о роспуске АК на Виленщине под предлогом создания регулярной польской армии). 17 июля в штабе 3-го Белорусского фронта, куда для встречи с командующим, генералом Черняховским, прибыли комендант Виленского округа АК «Вильк» (Кжижановский) и его начальник штаба майор Цетыс, они были арестованы опергруппой во главе с замнаркома НКВД СССР, комиссаром госбезопасности 2-го ранга И.А. Серовым. В тот же день были арестованы вызванные в Вильнюс командиры 6-й бригады АК и командующие Виленским и Новогрудским округами подполковник Любослав Кшешовский и полковник Адам Шидловский[820]. В местечке Багуши под Вильно сотрудники «Смерш», совместно с пограничниками (к этому времени в районе Вильнюса были дислоцированы около 12 тыс человек), без единого выстрела взяли 26 офицеров — большинство комсостава Виленского округа АК. Практически все арестованные после войны вернулись в Польшу.

Уцелевшая часть командиров Виленского и Новогрудского округов АК под командованием подполковника Зигмунта Блюмского[821] решила вступить в вооруженную борьбу с Советами. Аковцам противостояли 136-й полк внутренних войск НКВД, 97-й погранот-ряд и отдельные опергруппы. Сначала была разоружена, также бескровно, 3-я бригада, интернированная в Медниках под Ошмянами, куда отправляли пленных поляков. К концу июля 1944 года там уже набралось около 7000 человек. 4000 солдат-аковцев отправили в лагерь в Калуге, после чего те из них, которые отказались принять советскую присягу, были направлены на лесозаготовки. Офицеров же вывезли в лагерь под Рязанью, и в 1946 году более 800 из них были отправлены на родину. Весной 1947 года группу остававшихся в заключении офицеров за нарушения режима перевели в лагерь Грязовец под Вологдой. В их числе находился бывший комендант Виленского округа АК «Вильк» (Кжижановский), который еще с двумя офицерами вскоре из лагеря бежал. «Вильк» был арестован в Вильнюсе и отправлен в Москву, оттуда — снова в Рязань. В конце концов в ноябре 1947 года, в числе других офицеров АК, его передали польским властям.

Продолжали сопротивление и некоторые части АК в Белоруссии. В Бресте и Новогрудке работали подпольные радиостанции «Ванда-19» и «Ванда-20», сотрудники которых были также арестованы чекистами. А всего в тылу наступавшей Красной Армии действовало 20 радиостанций, шесть из них — на советской территории (кроме упоминавшихся — в Вильнюсе, Браславе и Львове).

19 августа 1944 года были разгромлены отряды «Яремы» (командир арестован) и «Бустрамяка». 21 августа в Сурконтах погибли в бою с опергруппой НКВД сотрудники диверсионной группы АК «Тихотемные» капитан Францишек Цеплик, майор Мацей Калянкевич, ротмистры Ян Скраховский, Валенты Василевский, 32 солдата. С советской стороны погибло 132 человека (впрочем, это данные АК). Тогда же органами «Смерш «наступавшей Красной Армии были арестованы комендант Полесского округа АК Юзефа Сварцевич, ее муж и сын (в 1956 году, отбыв срок заключения, они вернулись в Польшу).

В декабре 1944 года в Лидском районе, в результате кровопролитного боя, был ликвидирован отряд «Рагнара» (Чеслава Зайончковс-кого), а сам он убит.

21 января 1945 года под Кавальками разгромлен отряд «Крыся» (Яна Барысевича), командир также погиб. Бойцы этого отряда неоднократно нападали на населенные пункты, уничтожали советских и партийных работников, мирных жителей, грабили их имущество и являлись, по сути, бандой. 9 февраля 1945 года под Кареличами были разгромлены 8-я бригада Витольда Туронка и кавалерийский отряд Китовского.

С июля 1944-го по июнь 1945 года против отрядов АК в Белоруссии (80 вооруженных групп) и Литве (84 польские и литовские группы) действовало 18 полков НКВД (25 000 человек), а кроме них, истребительные отряды из числа бывших партизан и партийного актива. В этих боях погибло 594 солдата и офицера Красной Армии, ранено 219 человек. Руководили операциями заместители наркома внутренних дел СССР Иван Серов, затем Сергей Круглов (в Литве), и первый замнаркома госбезопасности СССР Богдан Кобулов (в БССР).

А всего, по данным доклада Лаврентия Берии Иосифу Сталину, в декабре 1944 года органы НКВД БССР (нарком Сергей Бельченко) и НКГБ БССР (нарком Лаврентий Цанава) под общим руководством Кобулова разгромили 288 польских и белорусских организаций и взяли 5069 их участников, ликвидировали 13 немецких резидентур, арестовали 700 немецких агентов, уничтожили 800 повстанцев, выловили более 1600 дезертиров и 48 000 уклонявшихся от призыва в РККА. На границе с УССР, в Пинской, Брестской и Полесской областях были ликвидированы 11 бандгрупп из Волынской и Ровенской областей (убито 385 и арестовано 160 оуновцев).

В сентябре 1945 года в докладе руководству СССР нарком внутренних дел Лаврентий Берия дает общие цифры с июля 1944 по сентябрь 1945 года. За этот период в БССР было убито 3232 бандита и дезертира; арестовано около 15 000 бандитов и антисоветчиков, около 82 000 дезертиров; добровольно сдались 698 бандитов и более 48 000 дезертиров.

В январе 1945 года польское эмигрантское правительство в Лондоне приказало распустить АК, что и было формально выполнено ее последним командующим, генералом Леопольдом Окулицким.

Однако, несмотря на роспуск АК, борьба продолжалась. Лишь в мае 1949 года был ликвидирован один из последних крупных (около 800 человек) отрядов под командованием «Олеха» (Анатоль Радзивоник). Отряд совершил многочисленные убийства советских работников, сотрудников милиции, колхозников в Гродненской области. После операции, проведенной полком внутренних войск, отряд был разгромлен, а сам «Олех» убит.

К 1951 году, после обещанных амнистий в Гродненской области сложили оружие более 2000 аковцев — при этом некоторые из них были убиты бывшими соратниками. Но и после 1951 года продолжалась ликвидация оставшихся банд — «Гражуолиса» (из Литвы), «Бяр-жиса», «Сенка».

С 1944 по 1952 год все в той же Гродненской области от рук аковцев погибло 774 человека — партийных, советских, комсомольских и хозяйственных работников, тружеников совхозов и колхозов, мирных жителей, которых часто убивали вместе с семьями. Банда «Палоя» (Альфонс Тыркин) убила 38 переселенцев из УССР. Банда была уничтожена, однако атаману удалось уйги за кордон. В 1970-е годы его обнаружили мирно проживающим в братской ПНР, но требование советской стороны о его выдаче поляки отклонили.

Цифры жертв АК не учитывают офицеров и солдат МГБ и МВД. Известны имена офицеров МГБ, погибших в Гродненской области в 1947–1953 годах: Анатолий Федосимов, Иван Носков, Николай Стрельников, Александр Иванов, Андрей Стрелкове кий, Иван Арефьев, Георгий Князев.

Последний по времени из погибших, капитан Андрей Стрелков-ский, был убит в Лиде вместе с сержантом и рядовым, и еще один рядовой был тяжело ранен. Их убил бывший аковец Ян Гринцевич, который бежал из заключения и вернулся на родину, где занялся террором. Он застрелил милиционера, уполномоченного министерства заготовок, председателя колхоза. После почти полуторагодового розыска Гринцевич, выданный крестьянином села, где он укрывался, в декабре 1954 года был арестован и приговорен к расстрелу.

В апреле того же года при задержании был застрелен Вацлав Озим, бывший солдат дивизии им. Костюшко, кавалер польских и советских орденов. После участия в убийстве начальника почты он перешел на нелегальное положение, а его напарник, бывший колхозный бригадир Мурын, сдался.

Глава 21 СУДЬБА НЕТРАДИЦИОННОГО ДИПЛОМАТА

В истории «холодной войны» дело шведского дипломата Рауля Валленберга занимает особое место. В январе 1945 года этот человек бесследно исчез в Будапеште. Он стал национальным героем Швеции, чело веком-легендой, который, как было сказано на специальных слушаниях в Конгрессе США, «более чем кто-либо заслужил право считаться святым». А в 1991 году даже была создана совместная российско-шведская рабочая группа по делу Валленберга. Спустя год Департамент стран Центральной и Восточной Европы МИД Швеции опубликовал официальные результаты ее работы[822].

Перед тем как приступить к рассказу о злоключениях Валлен-берга, стоит сказать несколько слов о его семье. Шведские специалисты по генеалогии и геральдике предупреждают своих клиентов, что их исследования ограничиваются периодом до XVII века. Но и этого отрезка времени вполне достаточно, чтобы убедиться в правильности выбранного Маркусом Валленбергом девиза, взятого им при посвящении в рыцари ордена св. Серафима: «Существовать, но невидимо!» И действительно, все потомки основателя шведской финансовой империи Валленбергов старались действовать сообразно этой формуле. Так, в XVIII веке Якоб Валленберг, отправившийся на корабле «Финланд» в Ост-Индию, опубликовал после возвращения книгу о своих приключениях, озаглавленную «Мой сын на галере». Но анонимно.

Таких примеров можно привести множество, особенно в XX веке. В 1942 году резидент НКВД в Стокгольме Борис Рыбкин участвовал в заключении между СССР и Швецией тайного экономического соглашения, по которому в обмен на платину Москва получила высококачественную шведскую сталь. Банк, осуществлявший эту сделку, принадлежал семейству Валленбергов. А в 1944 году при активном участии Маркуса Валленберга начались секретные переговоры между представителями Советского Союза и Финляндии, закончившиеся подписанием 4 сентября 1944 года мирного договора.

Что же касается Рауля Густава Валленберга, то он был истинным представителем своего рода, сочетая в себе коммерсанта и разведчика. Он родился в 1912 году в Стокгольме, и хотя и принадлежал к клану Валленбергов, которых иногда называют «шведскими Рокфеллерами», большого состояния у него не было. Человек с сильной волей, энергичный и честолюбивый, он был антифашистом и имел обширные связи в США, где в свое время окончил Мичиганский университет, получив диплом архитектора. До начала Второй мировой войны он дважды приезжал в Венгрию с деловыми визитами и даже был удостоен личной встречи с адмиралом Хорти, с 1919 года бывшим фактическим диктатором в стране. Когда в Европе разразилась война, Валленберг, работавший в экспортно-импортной фирме, принадлежавшей Кальману Лауэру, вступил в Национальную гвардию, где и благополучно прослужил до лета 1944 года, когда его судьба круто изменилась. В начале лета его шеф встретился с Ивером Ольсеном, американским разведчиком, работающим на Управление стратегических служб (УСС) и находящимся в Стокгольме под «крышей» сотрудника посольства США. Узнав, что Лауэр — венгерский еврей, Ольсен сразу же попросил его найти шведа «с крепкими нервами», который мог бы отправиться в Будапешт и заняться спасением евреев, отправляемых в лагеря смерти. И Лауэр предложил Рауля Валленберга.

В конце июня 1944 года на курорте Сальтшебаден состоялась встреча Ольсена с Валленбергом, который дал согласие на сотрудничество с американцами по линиям как Совета по делам беженцев войны США, так и разведки. В скором времени по настоянию Вашингтона он был направлен в шведское посольство в Венгрии в качестве генконсула. Этому назначению помогли и венгры. Сохранилась записка агента ЦРУ, датированная 1954 годом, в которой говорится, что находившийся в Стокгольме венгр Кальман Гейер «помог внедрить Рауля Валленберга в Венгрии во время Второй мировой войны в качестве агента Управления стратегических служб».

Валленберг прибыл в Будапешт 9 июля 1944 года. Официальной — хотя и не единственной — целью его миссии было спасение от неминуемой смерти венгерских евреев. Осмотревшись и наладив контакте венгерскими властями и немецким военным командованием, Валленберг развил бурную деятельность. Так, он добился отправки из Венгрии в Швейцарию пяти эшелонов с заключенными концлагерей. Естественно, не просто так — за это нейтральная Швеция поставила Германии партию грузовиков, сделанных на заводе «Скания-Вабне». Завод контролировало семейство Валленбергов, а часть прибыли от этой сделки пошла на личный счет Рауля.

Кроме того, он использовал так называемые «охранные сертификаты» с изображением шведской короны. Посещая пункты сбора евреев для отправки в концлагеря, он громко выкрикивал наиболее распространенные фамилии, и часть обреченных, сообразив, в чем дело, бросалась к нему, получая защиту со стороны шведского правительства. Общее число спасенных Валленбергом людей неизвестно. Назывались разные цифры: и 200 тысяч — что явно нереально, и 20 тысяч человек, и даже еще меньшее количество. Надо понимать, что именно за эту работу его в Конгрессе США назвали святым. Потому что теневая сторона деятельности этого человека была от святости весьма далека[823].

Цифра 20 000 человек, возможно, тоже завышена, так как «всего по официальным подсчетам, в период июля — октября 1944 года выдано минимум 20 000 различных паспортов». Документы оформлял не только сам Валленберг, но и другие сотрудники шведского посольства в Будапеште.

Другой важный факт — паспорта выдавались не только евреям. Согласно данным советской военной контрразведки:

«…шведские паспорта красного креста, по словам его начальника профессора Лангле, выдавались и выдаются по принципу:

«…Всем притесненным — при всяком режиме: при фашистах будем давать евреям, а при приближении русских — христианам, даже если это фашисты, только не очень опасные…».

Как сообщил агент (…), с 15 сентября 1944 года, то есть с момента прихода к власти Садаша, защитные паспорта шведского красного креста выдавались не только евреям. Всего выдано до 10 000 таких паспортов…»[824].

Справедливости ради отметим, что и со спасением евреев не все так просто. В качестве примера — фрагменты спепсообшения заместителя начальника УКР «Смерш» 2-го Украинского фронта полковника Мучортова начальнику УКР «Смерш» 2-го Украинского фронта генерал — лейтенанту Королеву от 19 февраля 1945 года.

«Агент (…) в своем донесение от 8 февраля 1945 года сообщил, что шведское посольство продавало свои паспорта за деньги:

«…Шведское посольство и шведский Красный Крест в Будапеште давали шведское подданство только тем, кто платил от 2000 до 20 000 пенго.

Были случаи, когда шведское подданство получали за 200 000 пенго. Таким образом, получили шведское подданство богачи — евреи ХОРИН, ВАЙС, КОНФЕЛЬД и другие…».

Источник (…) сообщил 17 февраля с/г, что, по неточным данным, торговлей паспортами занимались чиновники паспортного отдела — графиня Елизавета НАКО и доктор ФЛЕЙШМАН во главе со своим начальником ФОРГАЧ, а также начальник канцелярии МЕЗЕЙ и якобы сам посланник ДАНИЕЛЬСОН. Эти данные нами проверяются»[825].

В процитированном выше документе отсутствуют прямые указания на то, что Рауль Валленберг участвовал в торговле шведскими паспортами. Хотя такой вариант не исключается. Оговоримся сразу — это лишь предположение.

Работа Валленберга на УСС велась не менее активно. Венгрия была тем регионом, где у американской разведки практически не было агентуры. «Управление стратегических служб, — вспоминает бывший сотрудник ЦРУ Макарган, — не имело активной команды агентов в Венгрии в конце войны». Поэтому вполне верно утверждение другого бывшего сотрудника ЦРУ Джеймсона, заявившего, что Валленберг был «ценным сотрудником американской разведки, что было редкостью в том районе мира в то время». Свои донесения он посылал дипломатической почтой через Стокгольм, а о характере выполняемых им поручений можно судить по донесению в Вашингтон из резидентуры отдела 81 (секретная разведка) УСС в Бари (Италия) от 7 ноября 1944 года. В нем говорится, что Валленберг установил связь с руководителями венгерского Сопротивления, в том числе и с Г. Соосом. Впрочем, целью этих контактов была не борьба с фашистами, а вербовка агентов, готовых на сотрудничество с УСС. Как утверждает один из бывших сотрудников шведской миссии фотограф Т. Вереш, Валленберг во время осады Будапешта советскими войсками занимался фотографированием позиций частей Красной Армии.

О разведывательной деятельности Валленберга советским спецслужбам стало известно еще до взятия Будапешта. По свидетельству генерал-лейтенанта Белкина, в то время заместителя начальника «Смерша», в 1945 году во все фронтовые управления военной контрразведки была разослана ориентировка на Валленберга, в которой говорилось, что он подозревается в сотрудничестве с немецкой, американской и английской разведками, и предписывалось установить за ним постоянное наблюдение с целью установления его контактов. Одним из тех, кто информировал о деятельности Валленберга, был русский граф и бельгийский подданный М. Толстой-Кутузов, завербованный ИНО НКВД в 30-х годах. В Будапеште он работал в миссии Красного Креста, а осенью 1944 года получил должность в отделе «В» шведской дипломатической миссии в Венгрии, который контролировал выполнение немцами Женевской конвенции в отношении советских военнопленных. Согласно его сообщениям, Валленберг поддерживал контакты с сотрудниками немецкой разведки, в том числе и с руководителем VI управления РСХА В. Шелленбергом. Правда, здесь надо отметить, что контакты Валленберга с представителями немецких спецслужб во многом были вынужденными. Без них он не смог бы спасти обреченных на уничтожение евреев.

13 января 1945 года Валленберг был арестован офицерами «Смерш» в штабе 151-й дивизии, куда он явился по требованию советского командования. По поводу задержания Валленберга в архивах сохранился следующий документ:

«Командиру 30 CК (30-го стрелкового корпуса. — Прим. авт.)

Копия: начальнику штаба 2 Укрфронта

1. Находящегося в 151 СД (151-я стрелковая дивизия. — Прим. авт.) секретаря шведской миссии Рауля Валленберга проводить немедленно командиру 18 СК (18-го стрелкового корпуса. — Прим. авт.) генерал-майору Афонину, обеспечить его сохранность и удобство передвижения.

2. Связь Рауля Валленберга с внешним миром воспретить.

3. Получение и исполнение донести.

14.1.45 23.30 Куприянов».

На документе имеется следующая резолюция: «Т. Павловскому, т. Поветкину. Немедля выяснить, что за секретарь, где все посольство».

А на полях документа отражены результаты выяснения:.

«— Взяли его 13.1.45 на ул. Бенцур (пришел сам).

— Остальные члены посольства в западной части.

— Отказался уходить в тыл, заявив, что на его ответственности около 7000 шведских граждан в восточной части города»[826].

Несколько дней Валленберг находился под усиленной охраной, без связи с внешним миром, в штабе 2-го Украинского фронта, а потом был отправлен в Москву. Сохранилось донесение, в котором говорится, что «арестованный Рауль Валленберг отправлен 25.1.45 г., старший конвоя капитан Зеньков Николай Матвеевич»[827].

В Москву арестованного доставил и 6 февраля, что следует из учетной карточки внутренней тюрьмы НКГБ. По словам его сокамерника Г. Рихтера, когда Валленберга везли в Москву он находился в хорошем настроении и даже вел визуальную разведку, результаты которой заносил в записную книжку, маскируя их как материалы к задуманному им шпионскому роману. Судя по имеющимся в архивах документам, первое время он содержался во внутренней тюрьме на Лубянке, потом в Лефортове, а затем его снова перевели во внутреннюю тюрьму НКГБ. Допрашивали его следователи Сверчук, Кузьмишин и Копеля некий. Согласно журналам регистрации вызова на допрос Внутренней тюрьмы НКГБ и Лефортовской тюрьмы, первый допрос Валленберга состоялся 8 февраля 1945 года, а последний — 11 марта 1947 года.

Такой серьезный шаг, как арест дипломата нейтральной страны, на какое бы количество разведок тот ни работал, не мог быть произведен без санкции высшего партийного руководства. Об этом говорит и тот факт, что приказ об аресте подписал Булганин, в то время заместитель Сталина по Наркомату обороны. Что касается причин ареста, то по этому поводу существуют самые различные версии. Возможно, отдавая такой приказ, в Москве рассчитывали использовать Валленберга в качестве объекта вербовки или как заложника, с помощью которого можно было бы использовать семейство Валленбергов для получения выгодных кредитов на Западе. Вполне возможно, что его собирались использовать и на Нюрнбергском процессе как важного свидетеля закулисных связей деловых кругов Запада и фашистской Германии в годы войны. Впрочем, выдвигались и другие версии. Так, американский журналист Д. Бартал считает, что с помощью Валленберга собирались скомпрометировать еврейские организации, в том числе и небезызвестную «Джойнт». Однако сам арест дипломата — шаг, прямо скажем, неординарный а также шум, поднятый американцами по этому поводу, позволяет думать, что причины ареста были куда более серьезными.

К 1947 году обстановка изменилась. Валленберг категорически отказался работать на советскую разведку. Нюрнбергский процесс закончился, а его семейство не высказывало заинтересованности в судьбе Рауля. О причинах такой странной позиции поведал в интервью Шведскому телеграфному агентству (ТТ) сводный брат Валленберга Ги фон Дардель, заявивший: «Причина состояла в том, что империя Валленбергов осуществляла в конце Второй мировой войны крупные дела в Венгрии и Германии, о которых Рауль знал, возможно, слишком много».

Зато шведское правительство с апреля 1945 года бомбардировало НКИД СССР запросами о судьбе Валленберга: было послано восемь нот и состоялось пять устных бесед. Поэтому вопрос о дальнейшей судьбе арестованного дипломата надо было как-то решать. 14 мая 1947 года Вышинский, являвшийся тогда заместителем В. Молотова по разведывательной работе, направил на его имя служебную записку:

«Тов. Молотову

В конце 1944 г. шведы обратились в НКИД СССР с просьбой взять под защиту первого секретаря шведской миссии в Будапеште Рауля Валленберга.

16 января Миссии было сообщено, что Валленберг обнаружен и взят советскими военными властями под свою защиту.

24 апреля 1945 г. шведы сообщили в НКИД СССР, что среди отправленных из Будапешта в Швецию сотрудников Миссии Валленберга не оказалось и просили его разыскать. Эти запросы со стороны шведов в дальнейшем многократно повторялись как в письменной (8 нот), так и в устной форме (5 бесед).

15 июня 1946 г. на приеме у тов. Сталина б. шведский посланник Седерблюм обратился к тов. Сталину с просьбой поручить навести справки о судьбе Валленберга…

Рауль Валленберг

…мы неоднократно, устно и письменно, запрашивали в течение 1945 и 1946 гг. «Смерш», а позднее МГБ о судьбе и местопребывании Валленберга, в результате чего лишь в феврале с.г. в разговоре с тов. Новиковым тов. Федотов сообщил, что Валленберг находится в распоражении МГБ, и обещал доложить Вам лично о дальнейших мероприятиях МГБ по этому делу.

Поскольку дело Валленберга до настоящего времени продолжает оставаться без движения, я прошу Вас обязать тов. Абакумова представить справку по существу дела и предложения о его ликвидации».

Существует мнение, что в последнем абзаце этой записки Вышинский настаивает не на том, чтобы закрыть дело и выпустить Валленберга (тогда бы была использована формулировка «прекратить дело»), а чтобы глава МГБ Абакумов представил план уничтожения арестованного как нежелательного лица для советского руководства.

Впрочем, Эта записка порождает и еще одну версию причин ареста Валленберга — обычную бюрократическую неразбериху. Возможно, таким образом трансформировалась в ходе путешествия по инстанциям просьба шведского НКИД взять дипломата под защиту. А сообразив, что они натворили что-то не то, «Смерш» и МГБ «ушли в глухую несознанку», попросту не отвечая на запросы. Возникла та ситуация, когда держать человека тюрьме не за что, а выпускать — неприятностей не оберешься.

Надо было как-то выкручиваться из неприятного положения, и ведомства вывернулись самым простым способом. По официальной версии, Валленберг 17 июля 1947 года умер в камере Лубянской тюрьмы, о чем говорится в следующем рапорте на имя Абакумова:

«Докладываю, что известный Вам заключенный Валленберг сегодня ночью в камере внезапно скончался, предположительно вследствие наступившего инфаркта миокарда.

В связи с имеющимися от Вас распоряжениями о личном наблюдении за Валленбергом прошу указания, кому поручить вскрытие трупа на предмет установления причины смерти.

Начальник санчасти тюрьмы полковник медицинской службы Смольцев. 17.VI 1.47 г.»

Кроме того, на рапорте есть приписка Смольцева: «Доложил лично министру. Приказано труп кремировать без вскрытия. 17. VII. Смольцев».

Так что, похоже, Валленберг все-таки не умер, а был убит. Для этого достаточно было перевести его в спецкамеру «Лаборатории-Х», которая находилась рядом с Лубянской тюрьмой, и под видом лечения сделать смертельную инъекцию. Это не составляло никакого труда, тем более что начальник лаборатории Майрановский имел большой опыт в проведении таких операций, начиная с 30-х годов. Разумеется, санчасть тюрьмы не была поставлена в известность о сделанной инъекции и констатировала смерть Валленберга в обычном порядке.

В это же время М ИД получил указание отвечать на запросы шведов, что Валленберга в СССР нет. И уже 18 августа 1947 года Вышинский направил послу Швеции в СССР письмо, в котором, в частности, говорилось:

«В результате тщательной проверки установлено, что Валленберга в Советском Союзе нет, и он нам неизвестен.

Действительно, 14 января 1945 года Министерство иностранных дел СССР получило краткое сообщение, основанное на косвенных данных одного из командиров воинских частей, которая вела бои в Будапеште, о том, что на улице Бенцур якобы был обнаружен Валленберг…

Проводились тщательные расследования и розыск Валленберга, однако это к положительным результатам не привело, а советский офицер, сообщавший о Валленберге, не найден. В лагерях для военнопленных и интернированных Валленберг также обнаружен не был…»

Впрочем, спустя 10 лет советское руководство официально признало, что Валленберг умер в 1947 году в Лубянской тюрьме от сердечного приступа. Эта версия и до сих пор считается официальной, хотя имеются некоторые основания утверждать, что он все-таки был убит.

Вместе с Валленбергом был арестован и ликвидирован на Лубянке его шофер, венгр Вильмош Лангфельдер.

Впрочем, существует версия и о том, что шведский дипломат был связан с советской разведкой еще с 1930-х годов. Эту версию подтверждают генералы КГБ В.А. Крючков и С.А. Кондрашев[828].

Глава 22 ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ С ЛУБЯНКИ ПРОТИВ НАЦИОНАЛИСТОВ-ЭМИГРАНТОВ

В истории «холодной войны» ликвидация двух эмигрантов — украинских националистов Льва Ребета и Степана Бандеры — занимает особое место. Удивляет экзотичное средство умерщвление жертв. Другая причина — исполнитель ликвидаций после завершения миссия стал «невозвращенцем» и сдался западногерманским властям. Третья причина — Москве пришлось признать свою роль в этих «ликвидациях». И, наконец, четвертая — историки до сих пор не могут понять, чем реально могли угрожать Советскому Союзу обе жертвы?

Хотя с момента смерти Степана Бандеры прошло более сорока пяти лет, до сих пор непонятны мотивы его «ликвидации» агентом Москвы. Зачем Никите Хрущеву потребовалось убивать лидеров стремительно терявшего популярность политического движения?

Если он хотел спровоцировать раскол среди лидеров ОУН, то делать это нужно было значительно раньше и не таким изощренным способом. До 1961 года считалось, что Лев Ребет умер естественной смертью. Сердце не выдержало колоссальных нагрузок. Обычная смерть мелкого политика. «Сгорел» на работе.

Вряд ли Лев Ребет погиб из-за своей активной литературной деятельности, в начале пятидесятых годов прошлого века он написал книги «История нации» и «Формирование украинской нации», ведь его труды не представляли опасности для советской власти. С ними было знакома очень небольшая группа западноукраинских националистов. У действовавшей на территории УССР УПА были свои идеологи, за которыми активно охотились советские чекисты.

Степан Бандера по жизни не подходил на роль главного практика и лидера движения. Какой он лидер, если к середине пятидесятых годов прошлого века некогда единая ОУН фактически распалась на три автономных организации. Да и сам он перестал быть реальной политической фигурой фактически еще в 1941 году, когда немцы отправили его концлагерь. Когда он вышел на свободу, на территории Западной Украины уже действовала УПА. И реально она ему не подчинялась.

Оказавшись на Западе, Степан Бандера стремясь к власти, разрушил созданную до него систему. Раскол в эмигрантских организациях ОУН привел к распылению сил и превращение некогда единой и могучей боевой силы, способной хоть как-то противостоять СССР, Польши и Германии, в сообщество мелких эмигрантских организаций, живущих воспоминаниями о прошлых делах. Гибель Степана Бандеры, наоборот, на какой-то время сплотила их.

Единственное аргументированное объяснение решению Москвы ликвидировать Льва Ребета и Степана Бандеру — некомпетентность и волюнтаризм советских руководителей различных рангов во главе с Никитой Хрущевым.

Они совершили две ошибки. Выбрали не те мишени и не того исполнителя. Доверять уголовнику, а не преданному советской власти боевику такое задание было неразумным решением. Жена «ликвидатора» Инга Поль легко смогла распропагандировать своего супруга и заставить уйти на Запад.

Охота на Степана Бандеру

В отличие от Льва Ребета, которого удалось «ликвидировать» с первой попытки, на Степана Бандеру агенты Москвы охотились лет десять. Известно, как минимум, о шести попытках его убийства.

В 1947 году его должен был «ликвидировать» по приказу МГБ СССР некий Александр Мороз. Покушение было раскрыто службой безопасности ОУН.

В начале 1948 года из Польши в Западную Германию прибыл агент МГБ Владимир Стельмашук (оперативные псевдонимы «Жабски» и «Ковальчук»), капитан подпольной польской Армии Краевой. Снова профессионально сработала служба безопасности ОУН и предотвратила убийство лидера западноукраинских националистов.

В 1950 году Москва санкционировала подготовку очередного покушения на Степана Бандеру. Осенью 1952 года из Чехословакии прибыли два агента Москвы с документами на имена Легуди и Леман. Правоохранительные органы ФРГ арестовали их по подозрению в шпионаже.

На следующий год данные о жертве начал собирать агент МГБ, немец с Волыни Степан Либгольц (оперативный псевдоним «Липпиц»). В Мюнхене он попал под наблюдение службы безопасности ОУН и спешно перебрался в Восточную Германию.

В 1957 году за Степаном Бандерой начал наблюдать агент чехословацкой военной разведки Никифор Горбанюк. Он проживал в Мюнхене с 1923 года. В 1958 году, обнаружив за собой слежку, он исчез из ФРГ.

В марте 1959 году в Мюнхене был арестован немецкой криминальной полицией некий Винцик, якобы работник какой-то чешской фирмы. Этот человек активно разыскивал адрес школы, где учился тринадцатилетний сын Степана Бандеры Андрей.

Седьмая попытка была успешной. Поздним утром в четверг 15 октября 1959 года жильцы одного из домов в городе Мюнхене сообщили в службу «Скорой помощи» о мужчине, лежащем на лестничной площадке. Лицо у него было в синяках и пошло черными и синими пятнами, а костюм запачкан кровью. Умирающий страшно и визгливо что-то кричал по-украински. Рядом с ним стояла сумка с продуктами. В левой руке он сжимал связку ключей. По дороге в больницу этот человек скончался.

Врач при осмотре тела обнаружил спрятанную под пиджаком кобуру с пистолетом и сообщил о находке в правоохранительные органы. Полиция быстро установила личность умершего — некий Стефан Поп цель, а судмедэксперт констатировал факт «наступления смерти в следствии насилия, путем отравления цианистым калием». При тщательном осмотре трупа на лице были обнаружены микроскопические осколки оболочки ампулы с ядом. А верхняя губа имела глубокий порез.

Через несколько часов выяснилось, что владельца паспорта на самом деле звали Степаном Бандерой. После этого вопрос о том, кто «заказал» жертву, у полиции отпал сам собой. Разумеется, Москва! Теоретически жертву могли убить бывшие соратники по ОУН — между ними шла жестокая борьба за власть, но в конце пятидесятых годов, прожив много лет в эмиграции, они уже были не способны, как в молодости, на радикальные действия. Да и умереть в тюрьме никому из них не хотелось.

Еще один важный факт — необычное орудие убийства. Члены ОУН — У ПА использовали традиционные средства умерщвления: веревку, нож, пистолет и т. п. Цианистый калий — это из арсенала спецслужб.

Советская официальная пропаганда поспешила обвинить в совершении этого преступления министра по делам беженцев ФРГ Теодора Оберлендера, с которым Степан Бандера тесно сотрудничал в годы Второй мировой войны. Якобы по приказу этого политика «ликвидировали» руководителя ОУН. В Бонне к этой версии отнеслись скептически.

Также среди украинских эмигрантов начал и стремительно распространяться слухи о том, что Степан Бандера стал жертвой западногерманских спецслужб. Эту версию полиция сразу же отвергла. Руководитель ОУН активно сотрудничал с британской разведкой. Маловероятно, что Бонн решил спровоцировать конфликт с Лондоном.

Третье предположение — Степан Бандера покончил жизнь самоубийством. Называли даже мотив этого поступка — ближайший соратник Мирон Матвиейко («Усмих») начал сотрудничать с КГБ в 1951 году и несколько лет обманывал его. Маловероятно, что предательство заброшенного за «железный занавес» эмиссара спровоцировало добровольный уход из жизни одного из руководителей ОУН. Версию самоубийства Степана Бандеры также опровергли и немецкие криминалисты. Они утверждали — было убийство, а не самоубийство. Об этом свидетельствовал порез на верхней губе. Да место и время для самоубийства было выбрано странным.

Криминалисты так и не смогли реконструировать модель оружия, из которого стреляли в жертву. Если это газовый баллончик, то почему на лицо жертвы попали фрагменты ампулы с ядом? Если убийца использовал носовой платок, смоченный смертоносным веществом, то как он выжил сам, вдыхая пары цианистого калия?

Ответы на эти и другие вопросы немецкие правоохранительные органы услышали от убийцы, который добровольно явился с повинной. Рассказанная им история выглядела слишком фантастичной и похожей на сюжет бульварного романа. Потребовалось несколько месяцев на ее проверку.

Вечером 12 августа 1961 года в американский разведывательный центр в Западном Берлине позвонили из полицейского участка по обычному делу: человек, представившийся агентом советской разведки Богданом Сташинским, приехал городской железной дорогой в Западный сектор, обратился в полицию и требует связать его с американскими властями. Такие инциденты тогда происходили регулярно. Сотрудники ЦРУ первоначально равнодушно отнеслись к этому сообщению и, следуя инструкции, провели первый допрос перебежчика.

Степан Бандера — «фюрер» ОУН

Богдан Сташинский признался в совершении двух убийств: Степана Бандеры и идеолога ОУН писателя Льва Ребета. Последний скончался утром 12 октября 1957 года от «острой сердечной недостаточности» на лестничной площадке в подъезде дома редакции газеты «Украинский Самостийник». Под медицинским заключениям о причинах смерти стояли подписи двух немецких врачей Вальдемара Фишера и Вольфгана Шпанна. В их профессионализме никто не сомневался. Умерший был очень крупной и влиятельной фигурой среди эмигрантов — западноукраинских националистов. Он занимал пост редактора газеты «Украинский Самостийник», был профессором мюнхенского Украинского вольного университета и председателем Политического Совета ОУН.

Охота на Льва Ребета

Во время охоты на Льва Ребета «ликвидатор» использовал документы жителя Эссена Зигфрида Дрегера. Приехав в Мюнхен летом 1957 года, агент Москвы располагал лишь описанием внешности жертвы: среднего роста, крепкого телосложения, с быстрой походкой; носит очки, а на бритую голову надевает берет. Еще советская разведка установила адреса двух учреждений, где трудился Лев Ребет.

Богдан Сташинекий поселился в отеле вблизи одного из эмигрантских учреждений, где работал Лев Ребет. Несколько дней он крутился в этих местах, пока не заметил из окна гостиницы человека, похожего на жертву. Через несколько часов он уже преследовал незнакомца по улицам Мюнхена до редакции эмигрантской газеты «Самостийная Украина» на Карлсплац. Пытаясь установить маршруты передвижения Льва Ребета, агент КГБ несколько дней ходил за ним по пятам, выбирая место для совершения убийства.

Закончив подготовку, Богдан Сташинский доложил о проделанной работе своему начальству. Из Москвы в Карлхорст приехал специалист, доставивший совершенно секретное орудие убийства.

Алюминиевый цилиндр, диаметром два сантиметра и длиной пятнадцать сантиметров, весил меньше двухсот граммов. Начинкой служил жидкий яд, герметично запаянный в пластмассовой ампуле. Яд не имел ни цвета, ни запаха. При нажатии цилиндр выстреливал тонкую струю жидкости. Перезарядить его было нельзя. После использования оружие следовало выбросить.

Для надежности, как объяснил убийце московский оружейник, струю яда следовало направить прямо в лицо жертве, чтобы она ее вдохнула. Но можно целиться и на уровне груди, потому что пары поднимаются вверх. Стрелять следовало с расстояния не дальше тридцати пяти сантиметров. Ядовитые пары при вдыхании поступали в кровь. В результате артерии, снабжающие кровью мозг, почти мгновенно закупоривались — в них откладывалось нечто вроде тромбов.

Московский специалист утверждал, что смерть наступает максимум за полторы минуты и что задолго до того, как сделают вскрытие, яд полностью исчезнет из организма, не оставив никаких следов.

Ему посоветовали держать оружие завернутым в газету и встретить жертву, когда та будет подниматься по лестнице. Тогда ему будет удобно нацелить цилиндр в лицо жертве, выстрелить и спускаться дальше.

В качестве противоядия исполнителю выдали таблетки атропина и ампулы с веществом, расширяющим артерии и обеспечивающим приток крови. Таблетку Богдан Сташинский должен был принять непосредственно перед покушением, а после выстрела раздавить ампулу и вдохнуть ее содержимое.

Утром Богдан Сташинский подстерег свою жертву около дома. Убийца опередил жертву, первым вошел в подъезд и стремительно поднялся по винтовой лестнице на пару этажей наверх. Услышав шаги жертвы, шагающий следом, агент КГБ начал спускатьсягдержась правой стороны, чтобы Лев Ребет прошел слева. Когда идеолог ОУН был на пару ступенек ниже, Богдан Сташинский выбросил вперед правую руку и нажал спуск, выпустив струю прямо в лицо писателю. Не замедляя шаг, он продолжал спускаться. Он услышал, как жертва упала, но не обернулся. Выйдя на улицу, он зашагал в сторону Кегльмюльбах-канала и выбросил пустой цилиндр в воду.

Эмигрантские газеты лаконично сообщили, что Лев Ребет умер от сердечного приступа.

Охота на Степана Бандеру-2

«Ликвидировать» вторую жертву агенту Москвы оказалось значительно сложнее. Хотя бы потому, что ее охраняли. Выше мы писали о том, что службой безопасности было предотвращено несколько покушений на Степана Бандеру.

Богдан Сташинский под именем Ганса-Иоахима Будайта четыре раза ездил в Мюнхен, выслеживая Степана Бандеру. Местожительство жертвы он установил, найдя в телефонном справочнике адрес Стефана Поппеля.

А дальше убийцу ожидали трудности. Он много раз пытался проникнуть в жилой дом, но дверь подъезда всегда была заперта. Черного хода там не было. Пытаться проскочить в подъезд вслед за входящим жильцом было чересчур рискованно. Ему требовался ключ к замку и орудие убийства. Набор из пяти отмычек и новую модель газового оружия он получил в Москве. Это был двухствольный цилиндр. Принцип действия этого оружия не отличался от модели, использованной для убийства Льва Ребета.

Советские отмычки оказались непригодными для этой цели. Одна из них сломалась. Фрагмент извлекли немецкие криминалисты, когда изучали замок. Это послужило одним из подтверждений достоверности показаний убийцы.

С большим трудом Богдану Сташинскому самому удалось изготовить ключ от входной двери. Ему приходилось работать по ночам, соблюдая повышенную осторожность.

Наконец он смог попасть в подъезд. На двери одной из квартир на четвертом этаже увидел табличку «Поппель». Подробно осмотрев подъезд, в том числе новый лифт, он решил, что готов к выполнению финальной части задания Москвы.

В то утро Богдан Сташинский дежурил около дома жертвы. Увидев, что жертва приехала на «Опеле» без охраны и хочет поставить машину в гараж, агент КГБ поспешил в подъезд. Он поднялся по лестнице, рассчитывая, что атлетически сложенный Степан Бандера тоже воспользуется ею, а не сядет в лифт. Однако, услышав на верхнем этаже женские голоса, он понял, что не может задерживаться на лестнице, и начал спускаться. На площадке второго этажа он остановился и нажал кнопку лифта. Он точно не знал, где в этот момент находился руководитель ОУН. В этот момент женщина сверху миновала его, подошел лифт, а Степан Бандера распахнул входную дверь подъезда.

Убийце ничего не оставалось, как начать спускаться к выходу. Жертва нес в правой руке тяжелую сумку с продуктами. Левой он пытался вытащить ключ из кармана. Богдан Сташинский прошел несколько шагов по вестибюлю, а Степан Бандера, успевший вытащить ключ, придерживал для него дверь ногой.

Богдан Сташинский поднял свое оружие, завернутое в газету, и выстрелил из обоих стволов прямо в лицо жертве. Проходя в дверь, он успел заметить, как Степан Бандера осел набок…

Выслушав рассказ убийцы, немецкие следователи захотели узнать подробнее об орудии убийства. «Ликвидатор» охотно и подробно описал чудо спецтехники.

Оружие было изготовлено из алюминия и состояло из трех цилиндров, вставленных один в другой. В первом цилиндре находится пружина с толкателем. Спусковой рычаг освобождает пружину и она выбрасывает толкатель вперед, через второй цилиндр. В этот момент ампула, содержащая смертоносную жидкость, разбивается и она выпрыскивается в липо жертве. Спазм кровеносных сосудов наступает мгновенно, жертва теряет сознание, и через несколько минут наступает смерть. При вскрытии врач может лишь установить, что сердце остановилось, и делает заключение о сердечном приступе.

Это устройство было разработано и изготовлено в оперативнотехническом подразделении КГБ.

Следователей также интересовали причины, заставившие Богдана Сташинского явиться с повинной в органы правосудия Западной Германии. Ведь он понимал — убийство двух человек — уголовно наказуемое деяние. И ему предстоит понести за это деяние наказание.

Долгий путь на Запад

Богдан Сташинский родился во Львове. Его семья была униатской и симпатизировала западноукраинским националистам. А вот ему нравилось быть пионером и комсомольцем, петь песни на русском языке и смотреть советские фильмы.

Во время учебы в педагогическом институте он порвал с родными и стал осведомителем местного управления министерства государственной безопасности СССР. Свои сообщения он подписывал псевдонимом «Олег».

Богдан Сташинский активно участвовал в борьбе с ОУН — УПА. Вот только влекла его не советская идеология, а романтика тайной деятельности и острые ощущения. Его способности отметили и отправили учиться в Киев в одно из учебных заведений советской госбезопасности, где готовили «нелегалов». Именно это он заявил следователю. На самом деле процесс подготовки «нелегала» — процесс индивидуальный и конспиративный. Да, действительно, после войны существовали учебные заведения, где в массовом порядке готовили агентуру для «заброски» на территорию советской Западной Украины, но никто не планировал «выводить» ее за рубеж.

В течение двух лет Богдан Сташинский изучал немецкий и польский языки, а также основы разведдеятельности. В Западной Европе ему предстояло работать под личиной поляка, эмигрировавшего в Германию.

После окончания подготовки начался процесс стажировки в Восточной Германии. Он жил и работал в этой стране под именем Йозефа Лемана. Периодически он ездил в Западную Германию в качестве курьера и выполняя разовые поручения советской разведки. Богдану нравилась его таинственная жизнь. Раздражало лишь бездействие и мелкие поручения.

Хотелось острых ощущений, как в Львове. Ведь там он постоянно рисковал своей жизнью.

На танцах в Восточном Берлине он встретил девушку по имени Инга Поль.

Когда Йозеф Леман вел ее по танцплощадке, то внезапно осознал, что влюбился в партнершу по танцам.

Ей было двадцать один год. Она работала парикмахером и никак не походила на одну из подруг Джеймса Бонда.

Наоборот, была антиподом киношных роковых красоток. Обыкновенная внешность, порой даже неопрятная. За столом она вела себя словно голодный волк. Интеллектуальными запросами не отличалась. Хотя и была ярой антикоммунисткой. А еще была искренне предана своему другу, который без памяти влюбился в нее.

Агент Богдан Сташинский дисциплинированно доложил руководству об изменениях в своей личной жизни. Девушку немедленно проверила восточногерманская полиция и установила, что у нее нет уголовного прошлого и она никогда не подозревалась в связях в западными разведками. Про ее политические воззрения Москва не знала.

Начальство разрешило продолжить контакты, но напомнила, что она немка, а значит фашистка. А ее отец — капиталист! Ведь он владеет авторемонтной мастерской и эксплуатирует трех наемных рабочих. По советским меркам это был негативный факт.

Лев Ребет

Богдана предупредили, чтобы он не рассказывал подруге ничего, кроме своей вымышленной биографии и того, что он работает переводчиком в восточногерманском министерстве торговли.

В перерывах между встречами с возлюбленной Богдан Сташинский выполнил два задания Москвы — убил Льва Ребета и Степана Бандеру. После выполнения первого его наградили фотоаппаратом «Кон-такс», а после второго — орденом Красного Знамени.

Вернувшись в Москву, он сообщил своему начальству о намерение жениться на Инге Поль. Руководство активно выступало против этого брака. Агенту предложили выбрать невесту из числа сотрудниц советских органов госбезопасности. Богдан Сташинский отказался от такого предложения и упорно настаивал на своем.

В конце концов, ему позволили вернуться в Восточный Берлин и сообщить невесте о том. что он советский разведчик. Затем молодоженам предстояло вернуться в Москву.

На Рождество 1959 года Богдан рассказал Инге о своей работе на советскую разведку. Подруга была поражена и расстроена. Она предложила пожениться и немедленно уйти на Запад. Он категорически отказался бежать. «Я все улажу с начальством», — пообещал Богдан. А она согласилась, хотя бы для вида, тоже сотрудничать с Москвой, чтобы помочь любимому человеку.

Это был первый поступок в карьере Богдана Сташинского, демонстрирующий его недоверии к своему руководству.

Возвращение в Москву превратилось для возлюбленных в ад. Их номер в гостинице «Украина» прослушивался. Невесте не нравилась жизнь в СССР, и она хотела вернуться домой в Восточную Германию.

Она становилась все более отчужденной и просилась домой. В марте 1960 года им разрешили съездить в Восточный Берлин и оформить брак, а потом вернуться обратно. Церемония бракосочетания прошла 23 марта 1960 года. В мае супруги вернулись в Москву и стали жить в однокомнатной ведомственной квартире КГБ.

Богдан Сташинский проходил переподготовку. Из-за его брака планы послать агента в англоязычную страну были отложены. Теперь его ждала командировка в Западную Германию.

Хотя Инга и ходила с мужем на уроки немецкого языка, она решительно отвергла все попытки привлечь ее к полноценной разведывательной работе. Ее поведение делалось все более опасным. Она открыто и недвусмысленно призывала мужа порвать с КГБ и уйти на Запад. Его собственные отношения с родным ведомством делались все более натянутыми. Он узнал, что находится под наблюдением КГБ. Их корреспонденция перехватывается. В квартире установлены микрофоны. Внезапно подготовка Богдана Сташинского была прекращена.

Ему приказали ждать.

В сентябре 1960 года Богдан доложил руководству о беременности супруги. Начальники предложили сделать аборт. Это предложение и все остальные события спровоцировали приступ ярости у Инги, и она заявила, что в Москве они никому не нужны.

Женщина оказалась права. Мужа вызвали в КГБ и сообщили о его отставке. Ему предложили подыскать новую работу. В течение семи лет он не имел права выезжать за рубеж. Инге разрешили уехать в Восточный Берлин.

Тогда они начали разрабатывать план побега на Запад. Супруга планировала выехать в Германию, родить там ребенка и установить связь с американской разведкой.

В январе 1961 года она приехала в Восточный Берлин. Родила там ребенка и попыталась установить контакт с ЦРУ. Все ее наивные попытки закончились неудачей. В августе она решила вернуться обратно в Москву. Гибель сына кардинально изменила ее планы.

Отец приехал на похороны сына в Восточный Берлин. Накануне траурной церемонии, в четыре часа вечера 12 августа 1961 года Богдан Сташинский с супругой и ее пятнадцатилетний брат Фриц покинули дом Инги через черный ход. Через заросшие кустарником дворы они незамеченными пробрались в центр Дальгова. Оттуда они прошли пять километров пешком до города Фалькензее. Появившись там около шести вечера, они взяли такси до Фридрихштрассе в Восточном Берлине. Пересечь границу между Восточной Германией и Восточным Берлином не стоило никакого труда: Сташинский просто показал документы на имя Лемана, и такси пропустили через КПП. Сорок  пять минут спустя они достигли пункта назначения и отпустили такси. Фрицу Полю расхотелось идти с ними на Запад. Сташинский дал ему триста марок — почти все, что у него было, — на оплату похорон своего сына и отослал домой,

Богдан Сташинский

Убедившись в отсутствии слежки, Богдан и Инга остановили другое такси и подъехали к станции надземной железной дороги. Им везло. Хотя восточногерманская полиция проверяла документы у пассажиров поездов, шедших в западный сектор, до их вагона проверка не дошла. Около восьми вечера они спокойно сошли с поезда в Гезундбруннене — первой остановке в Западном Берлине. На такси они приехали к тете Инги, а потом попросили отвезти их в полицию. Когда беглецы входили в помещение участка, в Берлине наступила ночь, в течение которой он оказался разделенным стеной.

Суд над Богданом Сташинским состоялся в октябре 1962 года в Карлсруэ. Учитывая признание и раскаяние подсудимого, его приговорили к восьми годам тюремного заключения за соучастие в убийстве. Оглашая приговор, судья заявил, что главным виновником является советское правительство, которое узаконило политические убийства. Впрочем, отсидел он еще меньше, вскоре попав под амнистию. После освобождения при помощи спецслужб ФРГ он и его подруга сменили фамилию, документы и скрылись в неизвестном направлении, справедливо опасаясь мести как «бандеровцев», так и КГБ.

В КГБ после бегства Богдана Сташинского полетели головы. По словам бежавшего на Запад в декабре 1961 года сотрудника хельсинкской резидентуры Анатолия Голицына, как минимум семнадцать сотрудников были уволены или разжалованы. Но что самое главное, измена Богдана Сташинского в 1961 году и широкая международная огласка суда над последним заставили Политбюро ЦК КПСС отказаться от практики политических убийств за пределами социалистического лагеря.

Похищен по приказу Москвы

Западноукраинских националистов не только «ликвидировали» в местах их проживания, но иногда против их воли переправляли на территорию СССР, где их ждал суд. Так, 21 сентября 1948 года на территории Австрии был захвачен и тайно вывезен в СССР генерал-майор Александр Петрович Греков. До 1917 года профессиональная карьера этого человека складывалась удачно. На военную службу он поступил в сентябре 1899 года (был зачислен в Императорское военное училище), а уже в январе 1914 года он занимал должность старшего адъютанта штаба войск гвардии Петербургского Военного округа. Воевал на фронтах Первой мировой войны. Последний военный пост в Российской императорской армии — начальник штаба 6-го армейского корпуса. Затем решил служить «незалежной Украине», которая начала процесс отделения от России[829].

С ноября 1917 года Александр Греков — командир украинской 2-й Сердюцкой дивизии. В 1918 году — помощник военного министра Украины, командующий группой войск, командующий Украинской галицкой армией. В 1918–1919 годах — военный министр УНР. В 1920 году через Румынию эмигрировал в Австрию. В 1933 году жил в Вене и установил связи с белоэмигрантской организацией «Союз младороссов» и стал подрабатывать в ее газетах «Младоросская искра» и «Бодрость», писал статьи на украинские темы. В 1938 году разорвал отношения с младороссами из-за того, что они корректировали его статьи, где проводились идеи независимости Украины. В 1939 году стал членом венского отдела «Украинской громады» — организации, которая объединяла всех украинцев на территории Третьего рейха.

В июле 1949 года Особым совещанием при МГБ СССР осужден по ст. 54-3, 54–11 УК УССР на 25 лет лишения свободы за участие в антисоветских белогвардейских организациях и активную антисоветскую деятельность. В августе 1956 года комиссия Президиума Верховного Совета СССР по рассмотрению дел на лиц, отбывающих наказания за политические, должностные и хозяйственные преступления, постановила «признать правильным осуждение по ст. 58-4 УК РСФСР и от дальнейшего наказания освободить». В декабре 1956 года приехал в Галицию, а затем вернулся в Вену, где и умер.

Азербайджанский националист

Абдулрахман Фаталибейли (Або Дудангинский) — родился в селе Дуданги Шарурского района Азербайджана в 1908 году. В 1939–1940 годах участвовал в советско-финской войне. За мужество, проявленное в боях с белофиннами, награжден орденом Красной Звезды.

В 1941 году в звании майора РККА сдался в плен. Активно сотрудничал с немцами. Считал себя основателем азербайджанского фашизма, построенного на национал-социалистических и пантюрки-стских идеях. Получив звание майора вермахта, Фаталибейли был назначен заместителем командира 804-го азербайджанского батальона. По некоторым данным, он был инициатором уничтожения мирных жителей в районе Туапсе.

В 1943 году он создал азербайджанскую национал-социалистическую партию, в которую активно вступали военнопленные — азербайджанцы, был инициатором созыва съезда Национального объединения Азербайджана, впоследствии он был назначен руководителем азербайджанского объединенного штаба.

В июле 1944 года Фаталибейли выступил с манифестом о великом будущем азербайджанских тюрок, полном уничтожении армян и нетюркских народов Кавказа и официально запретил азербайджанцам жениться на женщинах нетюркских племен с целью сохранения «чистоты тюркской расы».

С 17 марта 1945 года — председатель Азербайджанского национального комитета. После мая 1945 года — сотрудник американской разведки. В 1953 году занял пост начальника азербайджанского отдела радиостанции «Свобода» в Мюнхене. В ноябре 1954 года он бесследно исчез. После нескольких дней поисков в одной из мюнхенских квартир полиция нашла труп некоего Микаила Исмайлова, знакомого Фаталибейли. Исмайлов был задушен. Погибшего хоронят, подозрение, естественно, ложится на его приятеля. По утверждению журналистов радио «Свобода», в ходе дальнейшего расследования выяснилось, что на самом деле был задушен не Исмайлов, а Фаталибейли. Чуть позже появились новые подробности. Якобы Исмайлов был советским агентом, который был специально переправлен на территорию Западной Германии. После выполнения задания он вернулся в Баку, где через какое-то время был найден повешенным в своем доме.

Белорусские националисты

Жертвами «ликвидаторов» с Лубянки стали или могли стать не только западноукраинские, но и белорусские националисты, которые после окончания войны осели на территории Западной Германии. Сложно оценить реальную степень опасности последних. Известно, что на территории Белоруссии мирной и спокойной жизни мешали скорее не они, а банды украинской ОУН и польской «Армии Крайова».

Генерал А.П. Греков

Тем не менее некоторое внимание им уделяли. Известно, например, что в конце войны агентом «Смерша» был захвачен яркий враг славянского единства — генерал К. Евдокимов.

В любом случае в первые годы «холодной войны» несколько лидеров белорусских эмигрантов умерли при загадочных (по мнению отдельных журналистов и «историков») обстоятельствах и их поспешили записать в жертвы «ликвидаторов» с Лубянки.

В ноябре 1948 года в автомобильной катастрофе в Западной Германии погиб белорусский поэт и известный антикоммунистический деятель Хведар Ильяшевич.

В декабре 1957 года на небольшой железнодорожной станции в Западной Германии умирает от инфаркта известный политик и коллаборационист Юрий Соболевский. Незадолго до этого он вернулся в Европу из США. Многих своих друзей он предупреждал, что за ним охотится КГБ, но все относились к этому с иронией.

Прибывшая на место группа экспертов из 38 человек смогла лишь установить, что это дело рук профессионалов, а не любителей, что адская машина содержала взрывчатое вещество, не имеющее ничего общего с тем, которым обычно пользуются немецкие террористы. Первое осторожное заключение баварской криминальной полиции звучало так: «Мы допускаем, что нападение было совершено иностранными агентами». Затем появились сообщения о румынском следе, чешском. После долгой охоты был схвачен Карлос, звезда международного терроризма, которому в числе прочего вменяли в вину роль исполнителя этого злодеяния. Уже в перестроечные времена генерал КГБ Олег Калугин (примечательно, что в 90-е годы Калугин не раз и не два был почетным гостем РС) признавался, что был архитектором этой операции»[830].

Глава 23 СЫН ЗА ОТЦА

10 марта 1948 года под окнами Чернинского дворца в Праге обнаружили тело Яна Масарика — видного политического деятеля, министра иностранных дел Чехословакии, сына первого президента республики Томаша Масарика. Существовало две версии причины смерти единственного беспартийного министра в коммунистическом правительстве Чехословацкой республики: самоубийство и убийство.

Ян Масарик родился в 1886 году. Когда в результате Первой мировой войны Чехословакия получила независимость, он поступил на дипломатическую службу. С 1919 по 1922 год он занимал пост советника чехословацкого посольства в Лондоне, потом работал в Праге в центральном аппарате МИДа, а в 1925 году вернулся в Англию уже в качестве посла. Будучи послом, он выступал за создание системы коллективной безопасности в Европе. Поэтому, когда в 1938 году было заключено печально знаменитое Мюнхенское соглашение, он в знак протеста оставил свой пост и ушел в отставку.

В 1938–1939 годах Ян Масарик посетил США, выступал с лекциями, в которых призывал к борьбе против «стран оси» (Германия, Италия и Япония). В 1939 году он возвратился в Англию, где его и застала Вторая мировая война. Не желая оставаться в стороне от борьбы своего народа против немецких оккупантов, Масарик в 1940 году становится министром иностранных дел в эмигрантском чехословацком правительстве в Лондоне. В 1941 году он занимает пост заместителя председателя этого правительства, а в апреле 1945 года — министра иностранных дел в правительстве президента Эдварда Бенеша, созданного на освобожденной территории Чехословакии в Кошицах.

Генерал Константин Езовитов

Как политический деятель и как человек Масарик питал теплые чувства к русскому народу и к нашей стране. В 1946-м и 1947 годах он посетил СССР в составе правительственной делегации. Однако вскоре его отношение к Советскому Союзу изменилось. Причиной тому послужила сталинская политика советизации Чехословакии, направленная на то, чтобы сместить президента Бенеша и поставить у власти коммуниста Готвальда. Особенно резко выступил Масарик против событий февраля 1948 года, когда правительство Народного фронта, полностью состоящее из коммунистов, при поддержке полиции и службы госбезопасности, находящихся под контролем МГБ СССР, фактически захватило власть в стране.

А 10 марта 1948 года тело Масарика, как уже говорилось, было найдено под окнами Чернинского дворца. Его внезапная смерть породила множество слухов и домыслов. По официальной версии? он покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своего кабинета. Однако многие считали, что его из этого окна выбросили и что сделано это было по указанию советских спецслужб. Правда, никаких конкретных доказательств сторонники этой версии не приводили.

В очередной раз дискуссия об обстоятельствах смерти Масарика развернулась в начале 90-х годов, когда было опубликовано его письмо Иосифу Сталину, написанное 9 марта 1948 года, то есть накануне гибели. Оно было обнаружено в архиве ЦК КПЧ, где лежало в специальном фонде бывшего лидера страны Антонина Новотного. В нем Ян Масарик писал:

«Господин маршал!

Это письмо я решил написать Вам в последние минуты своей жизни, вслед за тем, как принял бесповоротное решение, которое осуществлю в считаные часы.

Знаю, что это вызовет немало дискуссий как среди моих друзей, так и среди недругов: ведь самоубийство не является оружием политика, если только не совершается перед лицом полного краха его деятельности либо в ответ на общественное презрение, вызванное именно таким крахом. Я не говорю о военных преступниках: Гитлере, Геринге, Геббельсе, Гиммлере и других, которые таким путем пытались избежать справедливого возмездия, назначенного за совершенные ими преступления. И сам Клемансо, человек из гранита и стали, носил при себе яд с решимостью воспользоваться им в случае, если бы французская армия в многострадальный период 1917–1918 годов потерпела поражение от Германии. Также и Наполеон принял в Фонтенбло яд, который хранил еще со времен русского похода из боязни оказаться пленником русских казаков, предводитель которых, атаман Платов, клялся повесить его на русской березе в отмщение за надругательство, которому интервенты подвергли Россию…

Не считаю себя человеком такого закала, как Клемансо, и никогда мне не приходила в голову возможность самоубийства по политическим мотивам. Я жил и действовал в парламентских условиях, при которых неудачи столь же обыденная вещь, как и успехи, причем и те, и другие весьма умеренны в атмосфере постоянной борьбы, не достигающей, однако, того драматического накала, который столь типичен для тоталитарного режима или военного периода. Тем не менее сегодня я решился — причем окончательно и без малейшего колебания. Я говорил об этом в нашем последнем разговоре с президентом Бенешем: именно этот разговор явился для меня кульминацией и поставил точку в размышлениях, долго зревших у человека, считающего жертву неминуемой; то есть это не следствие какого-то преходящего неврастенического кризиса.

Еще в ранней моей молодости отец мне внушал, что без прямой и действенной поддержки России Чехословакия никогда не сможет выстоять в борьбе против германского наплыва. Эта идея укоренилась во мне так же глубоко, как и у большинства чешских политиков. Мы всегда полагали, что в защите от германизма не можем положиться ни на какую иную страну, кроме России. Мюнхен протрезвил и тех из нас, кто еще надеялся на активную солидарность Англии. Мои личные контакты с американскими государственными деятелями убедили меня в том, что Соединенные Штаты, как и Англия, не способны понять, что защита Чехословакии от германизма служит одной из важнейших гарантий мира в мировом масштабе.

В 1920 году, когда советские части под командованием Буденного приближались ко Львову, мой отец вместе с Эдуардом Бенешем пригласили к себе Вашего посла Мостовенко и сделали перед ним знаменательное заявление: они подчеркнули, что с того дня, когда русские части займут западную Галицию, наше государство признает права России на Закарпатскую Украину со столицей в Ужгороде — в знак наших симпатий; кроме того, они указали, что готовы немедленно подписать с вами союзнический договор. И это несмотря на то, что ваши части шли тогда в сражения со словами «Интернационала» на устах…

Еще в 1914 году чешские военнослужащие из состава австрийской армии массами сдавались в плен русским, хотя в Австрии существовал почти парламентский режим, тогда как русские войска еще сражались за царя, властвовавшего самодержавно и деспотично. Но ведь это были русские, наши давние братья.

Вспоминаю о нашей встрече в Москве, состоявшейся при подписании союзнического договора. Тогда Вы мне сказали, что СССР и в дальнейшем будет проводить традиционную политику славянского братства, и возрожденной Чехословакии нечего опасаться, будто вновь может дойти до рецидива германского вторжения.

Никогда не забуду о нашей работе с г-ном Молотовым в Сан-Франциско; тогда я открыто и искренне говорил ему, что могу не соглашаться с некоторыми предложениями вашей делегации, однако дружба с вашей страной — основной фактор нашей внешней политики? и мы всегда останемся с вами. Тогда Вы поблагодарили меня в личном письме, которое я заботливо сохранил как залог нашего искреннего и дружественного сотрудничества.

Я не чинил ни малейших препятствий при передаче СССР Подкарпатской Руси. Наоборот — был рад осуществлению того, что хотелось моему отцу еще в 1920 году. Старался ускорить — насколько это было в моих силах — предоставление вашей стране чешских урановых шахт — в подтверждение того, что, окажись СССР втянутым в какой-либо вооруженный конфликт, мы всегда остались бы на вашей стороне.

Не в последнюю очередь совсем недавно я без колебаний последовал совету г-на Молотова, когда обсуждалось, принять ли Чехословакии американские кредиты или отвергнуть их; мы отклонили эту помощь, еще раз явно демонстрируя, что внешняя политика моей страны тесно связывает себя с интересами СССР.

Сразу вслед за возникновением правительственного кризиса в Чехословакии мне хотелось узнать Ваш личный взгляд на требования КПЧ. Вы были так любезны, что в ответ на мои вопросы направили мне дружеское письмо и прислали г-на Зорина. Я был весьма признателен Вам за чистосердечие и откровенность, которые Вы проявили, касаясь некоторых проблем деликатного свойства. Вы разъясняли мне, что по соображениям превентивной безопасности для СССР необходимо иметь в Праге сильную власть, неколебимо верную духу русско-чешского союзничества. Г-н Зорин говорил со мной в том смысле, что Вы безраздельно доверяете президенту Бенешу и мне, но что, однако, в нашем федеральном собрании множество изменников и заклятых врагов СССР, которые готовятся осуществить государственный переворот и дать абсолютно иной курс нашей внешней политике, провоцируя конфликт между Россией и Америкой, что вызвало бы гражданскую войну в Чехословакии. Некоторые факты, о которых сообщал г-н Зорин, были действительно тревожащими, хотя я и не мог разделить все его выводы.

Но, так или иначе, а вопрос Вы поставили совершенно ясно, указали, что коммунистическая партия нив коем случае не помышляет о советизации страны, дело касается лишь исполнения патриотического долга чешских коммунистов, а также их долга перед славянской общностью. Г-н Зорин заклинал меня поддержать Готвальда в его атаке на Бенеша; у меня и сейчас звучит в ушах его серьезный и просительный голос, его заверения в абсолютной необходимости того, чтобы сын Масарика помог уберечь Чехословакию от гражданской войны, спас страну, славянскую солидарность и целый мир. И еще добавил, что мой отказ означал бы поражение нашей панславянской политики и мог вызвать глубокие перемены в ориентации всей вашей внешней политики.

Я внял Вашим аргументам и поддержал г-на Зорина в его переговорах с Бенешем, получив и устное и письменное заверение, что коммунистическая партия не злоупотребит ситуацией для захвата всей власти и насаждения в нашей стране экономических и политических принципов, глубоко чуждых для нашего народа и его истории. Вам, разумеется, хорошо известно, что мое участие сыграло решающую роль и что после этого вмешательства президент Бенеш дал согласие на создание нового правительства Готвальда; так были предотвращены гражданская война в стране и разрыв с СССР. Вся моя моральная ответственность была поставлена на карту перед президентом и моей родиной.

Вскоре, однако, я понял, что коммунистическая партия ни в малейшей мере не собирается держать обещаний, которые мне были даны. Официальная власть в нашей стране абсолютно ничего уже не значит. Воцарился режим, при котором законы создаются «комитетами действия». В тюрьму отправляют людей, единственная вина которых заключается в том, что в довоенный период они выступали против коммунистов. Их бросают за решетку, хотя часто дело касается верных друзей и сторонников братского союзничества с Россией. В моем собственном министерстве «комитет действия» аннулирует мои распоряжения и отдает свои приказы моим служащим. Это означает, что у нас в самом деле налицо советский режим с той лишь разницей, что Советы называются «комитетами действия».

В Чехословакии уже не приходится говорить о свободе. Свобода сменилась гнетом, которому одна партия подвергает всех своих политических противников, готовя почву для установления полицейского и авторитарного государства.

Знаю, что понятие свободы Вы толкуете иначе, чем я. В вашей стране решающую роль играют явно материальные потребности и интересы. Однако мы привержены системе, которая не имеет ничего общего с полицейским режимом, который надвигается в Чехословакии. Я получаю десятки писем от своих друзей, упрекающих меня в том, что я способствовал воцарению этого режима и изменил всему, что сделал для родины мой отец. Президент Бенеш в нашем последнем разговоре поставил мне в укор доверие обещаниям г-на Зорина, сделанным от Вашего имени.

Конечно, я мог бы публично признать свою ошибку, заявить во всеуслышание об отставке, мог бы включиться в борьбу против правительства Готвальда и его политики. Но это означало бы и выступление против вашего правительства, против законной власти в России! А сын Масарика никогда бы не пошел против власти, вершащей судьбы России, никогда не дал бы шанса противникам России, которые только и ждут ваших ошибок и просчетов, чтобы максимально воспользоваться ими в борьбе против колыбели славянства. Я не один, кого обманули посулы г-на Зорина. И я не один, кто отказывается от борьбы за идеалы свободы, поскольку она оборачивается и борьбой против России. Нас тысячи и тысячи, интеллектуалов, без которых вам никогда не построить защитный бастион в Центральной Европе, без которых любые ваши меры превентивной безопасности могут оказаться однажды тщетными: потому что, если возникнет момент смертельной опасности для вашей страны и всего славянства, вы не найдете здесь ничего иного, кроме власти, которую ненавидит вся страна, которую презирает цвет нации и которая опирается только на штыки своей полиции и жандармерии.

Ян Масарик-министр

Не могу жить без свободы. Не могу, однако, и бороться за нее, потому что Ян Масарик не может — даже и косвенно — выступать против России и ее власти. Чувствую себя поручителем за Ваши обещания, которые я передал Бенешу, заложником своей совести в исполнении этих обещаний. Мне не остается ничего иного, как умереть, совершенно неслышно умереть, чтобы и этим не воспользовались как удобным предлогом те, кому хотелось бы спровоцировать в Чехословакии гражданскую войну.

У Вас еще есть время отступить от политики советизации моей страны. Поспешите, ибо вскоре может стать уже поздно.

Ян Масарик

Чернинский дворец, Прага. 9 марта».

Казалось бы, из этого документа со всей очевидностью следует, что Масарик покончил жизнь самоубийством. Однако очень многие в Чехии посчитали письмо фальшивкой. В пользу этого довода говорило го, что оно было найдено не в оригинале, а в переводе с французского. Масарик был известен как большой патриот, тонкий стилист и мастер родной речи, и писать на иностранном языке предсмертное письмо он бы не стал. Некоторые заметили и то, что в письме встречаются противоречия с историческими реалиями. Так, автор книги о Масарике И. Борж утверждает, что он не мог встречаться с Иосифом Сталиным после подписания союзнического договора, как сказано в письме. Договор заключили в декабре 1943 года в Москве, Масарик же с июня 1943-го по февраль 1944 года находился с официальной миссией в Америке. А И. Гаек, бывший в 1968 году министром иностранных дел Чехословакии, указал, что в 1920 году у СССР не было своего посла в Чехословакии, а следовательно, упомянутый в письме Мостовенко не мог занимать эту должность.

С другой стороны, бывший офицер чехословацкого Генштаба Ш. Кошар, в 1940-х годах занимавший должность эксперта по текстам, заявил, что летом 1948 года получил для оценки фотокопию письма Сталину с собственноручной подписью Масарика. Он утверждал, что после смерти Масарика министр внутренних дел В. Носек действительно обнаружил в его кабинете два запечатанных письма, одно из которых было адресовано Иосифу Сталину. Фотокопию письма удалось добыть чехословацкому разведчику в Лондоне. В приложенной к фотокопии справке, которую читал Кошар, говорилось, что оригинал также находится в Лондоне и был получен английской разведкой «от какого-то русского полковника, который попросил политического убежища в английском секторе Западного Берлина. Из СССР он прибыл с курьером к командующему советскими войсками. Разведчик далее указывал, что в Москве этому человеку был поручен перевод письма, полученного Сталиным. А отправившись с дипломатической миссией в Германию, он увез оригинал с собой и передал в Интеллидженс сервис. Возможно, Сталин даже не успел толком ознакомиться с письмом, поскольку чешского не знал». Что же касается самого письма, то Кошар никогда не сомневался в его подлинности.

Елизавета Паршина

После заявления Ш. Кошара дискуссия поутихла. Но в марте 1994 года российский телевизионный канал НТВ выдвинул еще одну версию гибели Масарика. В популярной программе «Времечко» было показано интервью с советской разведчицей Елизаветой Паршиной, участницей гражданской войны в Испании, женой чекиста и военного разведчика полковника Артура Спрогиса. В послевоенное время она находилась на оперативной работе в Чехословакии, под прикрытием художника-оформителя детских книг. В интервью бывшая разведчица совершенно неожиданно заявила, что знает, кто убил Яна Масарика. Процитируем фрагмент ее беседы с журналистом.

«Журналист: Можете вы рассказать об этом?

Елизавета Паршина: Знаете, поскольку он сам мне это рассказал, это был один из моих лучших друзей, я не хотела бы называть его фамилию.

Журналист: Это был наш разведчик все-таки?

Елизавета Паршина: Это был наш разведчик, очень старый, еще участник Гражданской войны. Журналист: Почему он это сделал?

Елизавета Паршина: Приказано было.

Журналист: А как он это сделал?

Елизавета Паршина: Как? Ну, как… Конечно, он это не своими руками делал, но он это организовал. Хотя он и был военным человеком с большим стажем работы и так далее, он мало что знал. Это был, знаете, как бы вам сказать, оперативник, который выполнял приказы начальства, выполнял удачно, получал повышения все время. У него было шесть орденов Красного Знамени только…»

И тогда многие решили, что речь идет об Александре Короткове. На этом все и закончилось. Все попытки журналистов и историков узнать подробности об участии этого разведчика в убийстве Яна Масарика закончились неудачей. Ничего найти не удалось. По той простой причине, что он действительно не причастен к убийству политика.

В 2001 году группа медэкспертов заявила, что Ян Масарик действительно был убит (раздробления его костей нижних конечностей нетипично для человека, который прыгает из окна). Кроме того? самоубийца был одет в купальный халат, что нетипично для людей, решивших добровольно расстаться с жизнью. Обычно им важно, как они будут выглядеть после смерти.

Осталось лишь выяснить, кто совершил это преступление. Ответ на этот вопрос в до сих пор полностью не опубликованных мемуарах Першиной. По ее утверждению, операцией руководил генерал Михаил Ильич Белкин (тогда он был главным советником МГБ СССР в странах Восточной Европы). А непосредственный исполнитель — младший оперуполномоченный Бондаренко.

Глава 24 АНТИСОВЕТЧИК — ОПАСНАЯ ПРОФЕССИЯ

Расскажем об активных мероприятиях, которые советские органы безопасности проводили в отношении представителей НТС. Так обычно именуют эту организацию в СМИ, хотя ее официальное название Народно-трудовой союз российских солидаристов.

Согласно Справки Исполнительного бюро Народно-трудового союза российских солидаристов (март 1997 года):

«Народно-Трудовой Союз российских солидаристов (НТС) — общественно-политическая организация, начало которой положило новое поколение белой эмиграции в 1930 году в Белграде (Югославия). Молодежь стремилась по-новому бороться за освобождение России от большевизма — не оружием, а идеями и воспитанием собственного характера.

В ее политическую программу входили: твердая центральная власть, надклассовая и надпартийная; обеспечение личных свобод и равенство всех перед законом; свобода экономических отношений и частная собственность (прежде всего на землю); здоровый национальный эгоизм во внешней политике.

Что же до тактики, то надо было выйти из беженских нор на российский простор, чтобы сталинскому террору вопреки готовить национальную революцию. С 1932 по 1940 год два десятка членов НТС погибло при переходе границы, но десятку удалось закрепиться в стране, и с 1938 года НТС непрерывно в России присутствует».

Чекист М.И. Белкин

В справке, правда, не указано, что нелегальный переход любой государственной границы — преступление. Да и советские пограничники применяли оружие на поражение только лишь в двух случаях: когда нарушители пытались уйти от преследования или оказывали вооруженное сопротивление. Был и третий вариант, когда членов НТС «зеленые фуражки» принимали за западноукраинских националистов и немецких агентов и оказывали незваным гостям соответствующий прием.

АлександрТрушнович

А чем, по версии авторов процитированного выше документа, занималось НТС в годы Второй мировой войны? Снова процитируем фрагмент Справки.

«Мы не либералы, но мы и не фашисты говорили о себе члены НТС в 30-е годы, и иллюзий относительно планов Гитлера не питали. В преддверии войны, на митинге в Белграде в феврале 1938 года, председатель Союза Байдалаков заявил: «С кем идти? У русской совести может быть только один ответ: ни со Сталиным, ни с иноземными завоевателями, а со всем русским народом. Так родилась идея третьей силы, определившая работу НТС в годы войны. Работа эта велась в ок купированной России, где группы НТС были созданы в 50 точках, в лагерях для восточных рабочих в Германии и в добровольческих частях будущей Русской освободительной армии (РОА). Велась она подпольно или полуподпольно, при попустительстве немецких чиновников, не разделявших бредовые идеи фюрера и симпатизировавших возрождению национальной России. Но гестапо начало репрессии против членов Союза уже с лета 1943 года, а к осени 1944 в немецких тюрьмах и концлагерях сидело около 200 членов НТС, в том числе полный состав Исполбюро и запасного исполбюро. К концу войны около 60 из них погибло».

Авторы Справки не объяснили, как немцы позволили подпольной организации работать до 1943 года. Хотя сами члены НТС признавались, что конспирация была на очень низком уровне[831]. Почему репрессии против НТС начались именно с лета 1943 года, объяснить легко. К этому времени стало понятно, кто победит в Великой Отечественной войне, и начались активные поиски новых союзников в будущей борьбе с коммунистическим режимом Советского Союза и антинемецкая пропаганда. Вот тогда и последовали репрессии в отношении тех, кто разуверился в победе Адольфа Гитлера над Иосифом Сталиным[832].

Руководство НТС было арестовано в июне 1944 года. В «официальной» истории организации — книге «Ранние годы. Очерки истории Национально-трудового союза (1924–1948)», изданной в серии «Материалы к истории НТС», по этому поводу сказано:

«Самым существенными обвинениями гестапо считало:

A) связь с партизанами: по данным гестапо, в одном только Киевском районе под влиянием НТС находилось до 15 тысяч партизан (здесь авторы явно льстили себе. — Прим. авт.);

Б) антинемецкую пропаганду, особенно лозунг «ни Гитлера, ни Сталина, а Россия»;

B) антинемецкую пропаганду среди русских рабочих в Германии, что было гораздо легче доказать на местах: в процлавском отделения, например, проникший в рабочее звено агент сообщил об антинемец-ких высказываниях одного из заместителей начальника отделения;

Г) попытки проникновения в государственные тайны III Рейха»[833].

Звучит цинично, но даже по официальным данным (из 200 заключенных погибло 60 — это с учетом жертв авианалетов, несчастных случаев и т. п.) в отношении членов НТС репрессии были не очень жестокими. В противном случае все 200 человек были бы казнены.

Чем занималась НТС в первые послевоенные годы? Снова цитата из Справки:

«…в Зарубежье Союз создал коротковолновую радиостанцию Свободная Россия (действовала в 1950–1972 гг.), тоннами слал в страну листовки на воздушных шарах (1951–1957), связывался с моряками и с военнослужащими группы советских войск в Германии» [834].

Для тех, кто знает, для переброски за «железный занавес» использовались не обычные воздушные шарики, которые так обожают дети, а «позаимствованные» у метеорологов специальные воздушные шары. На них ученые обычно поднимают на определенную высоту специальное оборудование. Понятно, что такие шары стоят значительно дороже тех, что продаются в детских парках. Да и власти не позволят их бесконтрольно запускать в приграничной полосе. По утверждению одного из высокопоставленных членов НТС: «у нас были и шары ближнего, и шары дальнего действия с грузом в тридцать, шестьдесят и даже девяносто килограммов литературы»[835]. Кто-то должен не только профинансировать этот проект, но и договориться, как минимум, с пограничниками. Кто же помогал НТС в годы «холодной войны»?

Снова обратимся к тексту Справки. Хорошо, когда есть официальный документ, который можно цитировать и при этом избежать необоснованных обвинений в клевете!

«Чтобы защититься от машины террора, НТС в годы «холодной войны», естественно, контактировал с ведомствами безопасности разных стран. Они помогали преодолевать барьеры свободному обмену людьми и информацией, которые ставило КГБ. Например, национальные китайцы и южные корейцы предоставляли свои радиомощности, американцы помогли сбросить на парашютах нескольких работников НТС в 1950-е годы. Четверо из них (Горбунов, Лахно, Маков и Ремига) были расстреляны в мае 1953 года в Москве, остальные отделались тюремными сроками, некоторые проработав в подполье от одного до шести лет. При контактах с иностранными ведомствами НТС всегда руководствовался двумя принципами: 1) принимать помощь только при условии сохранения своей политической независимости, 2) делиться информацией только политического, а никак не военного, характера. Что, впрочем, не мешало КГБ называть белое — черным, а распространение свободного слова — шпионажем!» [836]

Оставим последний пассаж на совести авторов документа. Они почему-то забыли указать, что все нелегально переправленные (их ведь забрасывали не только воздушным, но и водным путем) не только прошли специальную разведывательно-диверсионную подготовку в американских центрах, которые существовали на территории Западной Европы, но и в качестве обязательного элемента экипировки имели огнестрельное и холодное оружие, а также множество других предметов из арсенала разведывательно-диверсионных групп. Непонятно, правда, зачем оно было нужно «мирным» пропагандистам. Другой вопрос, на который не ответили авторы документа — почему прагматичные американцы решили помогать НТс. Заявление о том, что тайно переправляемые эмиссары должны были собирать исключительно лишь «открытую» политическую информацию — миф. Ее точно так же могли добыть сами американцы «легальными» способами. Например, во время поездок дипломатов по стране или чтения советских газет. Все остальное, не будем обсуждать почему, было «закрыто» для иностранцев. Поэтому сбор и передача на Запад такой информации формально подпадал под понятие «шпионаж». А такое деяние для дипломата — высылка из страны и международный скандал. Поэтому американцы охотно использовали эмиссаров из НТС. Если последних и ловили с поличным, то доказать прямую причастность США к шпионской деятельности незваных гостей сложно.

Выполняя задания иностранных разведок

Об этой сфере своей деятельности ветераны НТС стараются вспоминать как можно реже. И дело не только в том, что эмиссаров организации они отправляли в последний путь с помощью западных разведок. Понятно, что последние оказывали эту специфичную услугу не бескорыстно. Но и обрекали этих людей на верную смерть. Мало кто знает, что согласно Указу Президиума ВС СССР от 12 января 1950 года «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам»[837] незваных гостей ждал расстрел.

С задержанными на территории СССР в 50-е годы прошлого века «подрывниками-диверсантами» есть еще одна проблема. Сейчас сложно установить, сколько из них действительно выполняли задания НТС, а кто завербован иностранными разведками или участвовал в операциях, проводимых западноукраинскими националистами или «лесными братьями» в Прибалтике. Поэтому ниже будет кратко рассказано только о тех, кто, по утверждению советских источников, имел отношении к НТС.

В ночь на 24 сентября 1950 года в район Приморья выведен бывший военнослужащий Советской армии Сергей Домасевич. В декабре 1949 года он дезертировал из воинской части, дислоцированной в Германии, и перешел в американскую зону оккупации. Шпион был задержан через несколько часов после приземления.

В ночь на 15 сентября 1951 года в Хабаровский край был заброшен Леонид Агафонов, солдат-перебежчик из советской зоны оккупации Австрии, дезертировавший в октябре 1950 года. Чекисты задержали его спустя 10 суток, когда он после долгих скитаний по глухой тайге вышел к населенному пункту[838].

Агент американской разведки Абдула Османов был сброшен с парашютом ночью 14 августа 1951 года южнее города Измаила. Спустя сутки его задержали чекисты на станции Бендеры Кишиневской железной дороги. При обыске у него обнаружили: «автоматический пистолет, ампулу с ядом, компас и заделанные в буханку хлеба 7600 рублей советских денег»[839].

Вместе с Абдулой Османовым был десантирован Федор Саранцев. Ему повезло больше. На свободе он находился до 5 сентября 1951 года и был задержан в. Алма-Ате. Как и напарник, он не успел приступить к выполнению заданий американской разведки[840].

Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР в отношении агентов-парашютистов был известен заранее. Постановлением Политбюро ЦК 8 КП (б) их приговорили «к расстрелу с немедленным исполнением приговора»[841].

В октябре 1951 года западногерманская разведка отправила на Украину Константина Соплакяна и Вильгельма Шпендера. Планировалось, что агенты сумеют осесть в Киеве и Харькове, а потом установят контакт с уцелевшими лидерами ОУН и НТС (Народно-трудового союза). Из-за ошибки пилота их десантировали в Румынии и сразу же были арестованы.

2 мая 1952 года на территорию Волынской области приземлились агенты ЦРУ И. Волошановский, Алексей Курочкин и Л. Кошелев[842]. На следующий день они передали по рации сообщение о благополучном приземлении, и после этого их пути разошлись.

Курочкина задержали 27 мая 1952 года в районе советско-румынской границы. Волошановский и Кошелев были арестованы 29 июня 1952 года в Ростове-на-Дону[843].

В ходе следствия выяснилось, что все трое шпионов имели богатое уголовное прошлое. Так, Курочкин в 1942–1944 годах «четыре раза арестовывался органами советской милиции за кражи и два раза был судим». До 1950 года проживал по фальшивым документам и по ним был призван в Советскую Армию. «Находясь на службе в оккупационных частях в Австрии» в сентябре 1951 года «бежал к американцам». А его напарник Волошановский, наоборот, с помощью поддельных документов избежал призыва в армию и бродяжничал по стране, пока не встретил «вора-рецидивиста» Кошелева. Вместе они бежали в Иран[844].

В мае 1952 года в районе был сброшен с парашютом агент американской разведки Михаил Пищиков. Парашютист был прекрасно экипирован. На одном из допросов чекистами он сообщил, что для него в специальном мешке «были упакованы: две радиостанции — основная и запасная, с кодами и шифрами, 2 пистолета — один бельгийский и один американский бесшумного боя с патронами, клише антисоветских листовок организации «НТС»; деньги в сумме 45 тысяч рублей, 30 штук золотых монет иностранной чеканки, яд, средства тайнописи, пищевые концентраты и другие предметы»[845].

В ночь с 26 на 27 августа 1952 года в Белоруссию американцы забросили Геннадия Костюка (оперативный псевдоним «Бен»), Михаила Камицкого (по другим данным, Кальмицкого, оперативный псевдоним «Джо»), Михаила Артюшевского (оперативны псевдоним «Фин») и А. Острикова[846]. По другим данным, четвертым членом группы был Тимофей Борщевский (оперативный псевдоним «Карл»).

«Бена» и «Фина» арестовали 10 сентября 1952 года. Во время повторного задержания (в первый раз ему удалось сбежать) 12 сентября 1952 года «Джо» оказал вооруженное сопротивление чекистам и был убит. В ходе обыска у диверсантов изъяли: две радиостанции, радиоприемник, два портативных фотоаппарата, семь пистолетов, три автомата с патронами, две стреляющие авторучки, топографические карты, компасы, средства тайнописи, медикаменты, яды, 206 тысяч советских рублей, 500 немецких марок[847]. Интересно, что группу снабдили только тремя спальными мешками на четверых. По мнению американцев, один из шпионского квартета должен бодрствовать, когда другие спали.

Задержанные активно сотрудничали со следствием. Благодаря чему чекисты смогли провести радиоигру под кодовым названием «Ракета». Подробности ее проведения и достигнутые результаты до сих пор продолжают оставаться секретными.

По-разному сложилась судьба членов группы. «Фина» постановлением Президиума Верховного совета СССР помиловали и освободили от уголовной ответственности в начале 1956 года. Так чекисты отметили его вклад в радиоигру «Ракета». А вот его напарнику по этой операции (а она продолжалась два года) не повезло[848]. «Карла» приговорили к 25 годам тюремного заключения. Он полностью отбыл срок, после освобождения поселился в Гомеле, женился, у него родился сын. В 1981 году ЦРУ отыскала своего агента и предложила ему продолжить сотрудничество. Тимофей Борщевский сообщил об этом предложении в КГБ, и чекисты провели 2 июня 1983 года великолепную операцию по задержанию с поличным американского атташе Луиса Томаса[849].

В августе 1952 года на Сахалине пограничники задержали Евгения Голубева. Его пытались перебросить морским путем с японского острова Хоккайдо через пролив Лаперуза[850]. Для выполнения задания его снабдили: двумя портативными приемо-передающими радиостанциями, фотоаппаратом, огнестрельным и холодным оружием, а также ядом[851]. Его задержали советские пограничники[852].

В апреле 1953 года на территории Украины высадились на парашютах четверо эмиссаров НТС Сергей Горбунов, Александр Лахно, Александр Маков и Дмитрий Ремига. Они были почти сразу же пойманы и по приговору суда 26 мая 1953 года расстреляны[853].

В последующие годы были арестованы еще несколько активистов НТС: Михаил Петрович Кудрявцев, В. Якута (об их задержании газета «Правда» сообщила 15 июня 1954 года), Адам Мефодиевич Новиков («Правда» проинформировала о его аресте 25 ноября 1955 года), К. Хмельницкий («продемонстрирован» на пресс-конференции 6 февраля 1957 года), В. Кравец (участвовал в аналогичном мероприятии 2 апреля 1957 года), В. Славнов («Правда» сообщила о его задержании 2 августа 1960 года), М. Платовской (сообщение аналогичного содержания было опубликовано 2 ноября 1960 года). Некоторые из них сумели проработать в подполье до шести лет и попались только в 1960 году.

Как чекисты боролись с деятельностью НТС

Москву не устраивала такая ситуация. Поэтому чекисты получили приказ максимально затруднить деятельность НТС. Арсенал средств был внушительным. Начиная от внедрения агентуры в организации (по данным НТС, только в пятидесятые годы прошлого века было разоблачено свыше 15 человек) и заканчивая задержанием (на территории СССР) или захватом (за рубежом) активистов этой организации. По неофициальным данным, органами НКВД и КГБ было расстреляно около 200 членов НТС[854]. В Справке исполнительного Бюро Народно-трудового союза российских солидар истов количество жертв (без учета задержанных на территории СССР) значительно меньше.

«…чекисты в 1954–1955 гг. убили представителя НТС в Берлине А. Трушновича, похитили В. Треммеля в Линце и С. Попова в Тюрингии. Для убийства руководителей НТС Околовича и Поремского они послали в Германию капитана Хохлова и немецкого агента Вильдпретта. Но первый перешел на сторону НТС, второй сдался местным властям. В 1958–1963 чекисты подготовили ряд взрывов поблизости типографского и радиооборудования НТС»[855].

Похищение Александра Трушновича

Разработку и реализацию плана по похищению бывшего белогвардейского офицера, автора книги «Воспоминания корниловца. 1917–1934 годы», активного деятеля эмиграции Александра Рудольфовича Трушновича отечественные и зарубежные журналисты приписывают сотрудникам 13-го отдела Первого Главного управления (внешняя разведка) КГБ. Хотя «комитетчики» участвовали в этой операции лишь на ее финальном этапе — захвате и вывозе на территорию Советского Союза жертвы. А вся сложность и тяжесть подготовки легла на плечи сотрудников 12-го (специального) отдела Второго (разведывательного) управления МВД СССР.

Вот как об этом сообщили западные СМИ:

«13 апреля, в 20.20, в Западном Берлине советскими агентами похищен врач Александр Трушнович, председатель Комитета помощи русским беженцам. Похищение произошло в квартире представителя организации немцев, вернувшихся из советского плена. На полу обнаружены следы крови. Хозяин квартиры тоже исчез. Уголовная полиция ведет расследование».

«Из официальных сообщений западногерманской полиции: «Д-р Апександр Трушнович был… похищен по поручению советских властей агентами госбезопасности советской зоны. Трушнович, которого ударили стальным прутом, получил тяжелое ранение головы и был усыплен инъекцией»».

После опроса свидетелей и расследования полиции удалось установить, что похитителей было трое — двое мужчин и одна женщина, они вывели находящуюся в бессознательном состоянии жертву на улицу и усадили ее в ожидавший их лимузин. Вслед за лимузином устремляется «шкода» — машина польской дипломатической миссии, что будет установлено потом. В ночь с 13 на 14 апреля 1954 года только эта машина пересечет границу, направляясь из Западного в Восточный Берлин. Удалось установить личность одного из боевиков — агент советской разведки и хозяин квартиры, где захватили Трушновича, Гейнц Глезке. Следы оборвались.

Лидер НТС Околович и предатель Хохлов

В начале 1992 года Министерство безопасности Российской Федерации подтвердили факт похищения Александра Трушновича советскими спецслужбами. В июле 1992 года сыну жертвы — Ярославу Трушновичу представителями пресс-службы СВР РФ были переданы личные вещи отца и копии отдельных документов, связанных с этой операцией Лубянки. Согласно официальной версии, Александр Трушнович оказал сопротивление похитителям и во время борьбы был случайно удушен[856]. По другой версии, похитители ввели жертве сильнодействующий наркотик. Во время перевозки в Восточный Берлин Трушнович умер от удушья вследствие западения языка[857]. Есть и третья версия, которую в неофициальной беседе рассказал известному журналисту и телеведущему Леониду Млечину подполковник КГБ Виталий Чернявский, когда оба, еще в советское время, работали в журнале «Новое время». В начале пятидесятых годов прошлого века последний был начальником первого (разведывательного) отдела представительством КГБ в ГДР. Вот что рассказал ветеран тайной войны:

«Мой сосед по дому в Берлине был начальник отделения аппарата уполномоченного КГБ по работе с эмиграцией. Он занимался Трушновичем. Правда, получилось неудачно. Его завернули в ковер, чтобы никто не обратил внимания, и вынесли на улицу. Привезли, развернули, а он — уже труп, задохнулся. Убивать не хотели. Хотели похитить»[858].

Другие жертвы похищений

Другой случай похищения сотрудниками Лубянки высокопоставленного функционера НТС до сих пор официально не признан Москвой. Согласно версии авторов брошюры «НТС. Мысль и дело. Как должна работать организация»:

«20 июня 1954 года на своей квартире в Линце (Австрия) приведен в бессознательное состояние и увезен в советскую зону оккупации работник НТС Валерий Треммель. Похищение осуществили советские агенты Геннадий и Мария Волковы (известная поэтесса того времени. — Прим. авт.) и Рудольф Гинтер. За месяц до этого советский Верховный комиссар в Австрии Ильичев потребовал, чтобы австрийские власти пресекли проникновение НТС в расположения советских войск, иначе «мы примем собственные меры»».

Через несколько лет Валерий Треммель оказался в одном из советских лагерей, где работал в прачечной[859].

Авторы брошюры приводят и другие эпизоды активных мероприятий в отношении сотрудников НТС.

«Осенью того же 1954 года у памятника советским воинам в Западном Берлине схвачен и увезен на Восток член НТС Георгий Хрулев (непонятно, правда, зачем нужно было похищать рядового члена НТС. — Прим. авт.). Отбыв срок в лагерях, он вернулся на Запад.

Зимой 1954–1955 годов делаются две неудачных попытки шантажировать и похитить работников НТС в Западном Берлине.

В 1956 году на границе с Тюрингией похищен член НТС Сергей Иванович Попов, по-видимому, со смертельным исходом, так как больше никаких сведений о нем не было.

29 декабря 1955 года в Западную Германию заслан восточногерманский агент Вольфганг Вильдпретт для убийства председателя НТС В.Д. Поремского. Випьдпретт сдался местным властям и раскрыл операцию».

Справедливости ради отметим, что восточногерманский агент был не первым, кто сдался властям. Так, в 1954 году по приказу Москвы капитан госбезопасности Н и колай Хохлов должен был ли квидировать руководителя НТС Георгия Околовича (операция «Рейн») — о ней подробно будет рассказано ниже.

В список жертв следует добавить Льва Ребета. Он был убит 12 октября 1957 года в Мюнхене Богданом Сташинским (Йозефом Леманом). Отдельные журналисты следом за авторами книги Кристофера Эндрю и Олега Гордиевского «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева», упорно называют его идеологом НТС, на самом деле он всю жизнь был активным членом ОУН, а после окончания Второй мировой войны считался одним из главных идеологов. По признанию Богдана Сташинского, Москва решила «ликвидировать» Ребета из-за того, что он был «ведущим теоретиком украинцев в изгнании». Подробно об этой операции было рассказано раньше.

Взрывы

С середины пятидесятых годов прошлого века, опять же, по утверждению руководителей НТС, Москва начала активно использовать в борьбе с организацией взрывчатые вещества.

«В июле 1958 года взорван дом в Шпрендлингене под Франкфуртом, где жили семьи членов Союза с детьми и помещалось радиооборудование. Весь угол двухэтажного дома обвалился, но человеческих жертв не было.

В июле 1961 года организован взрыв во дворе здания «Посева»; цель — возбудить страхи соседей и выселить «Посев». Была также подложена адская машина на стройке нового здания «Посева»; ее разрядил лично еще до приезда полиции Г.С.Околович.

Между 10 и 13 июня 1963 года около установки радиостанции «Свободная Россия» произведено 6 взрывов. Бомбы были подложены на расстоянии 170–700 метров от передатчика с тем же расчетом — вызвать протест соседей против станции».

Оговоримся сразу, хотя и прошло более сорока лет, но до сих пор официально не доказано, что теракты были совершены по приказу Москвы. Отдельные историки высказывают осторожное мнение, что НТС могло сама организовать эти взрывы для повышения своей популярности. Есть и еще один важный факт — советская внешняя разведка активно внедряла свою агентуру в руководство НТС. Речь идет о нескольких десятках «тайных информаторов Москвы». Так что похищать или взрывать никого и ничего не требовалось.

Завершая «взрывную» тему, кратко расскажем еще об одном инциденте, хотя он связан не с НТС, а «Радио Свободы». Вот что о нем рассказал бывший сотрудник радиостанции Михаил Махлис:

«22 февраля 1981 года в 21 час 55 минут обширный жилой район, прилегающий к западной части Английского сада — огромного городского парка в Мюнхене, — потряс мощный взрыв. Взрывная волна, выбившая стекла домов в радиусе 700 метров, разрушила значительную часть здания… Заложенный со стороны фасада 15-килограммовый заряд взрывчатки почти полностью разрушил помещения чехословацкой, русской, грузинской редакций, телефонный узел и мастерские радиоэлектронного оборудования. В момент взрыва в здании, вмещающем в обычные рабочие часы около тысячи человек, находились не более 30 служащих. Только это спасло от неминуемой гибели десятки невинных людей. Результат — 8 человек получили ранения (двое остались инвалидами), осколками стекла были ранены несколько жителей близлежащих домов. Материальный ущерб — 2 миллиона долларов.

Прибывшая на место группа экспертов из 38 человек смогла лишь установить, что это дело рук профессионалов, а не любителей, что адская машина содержала взрывчатое вещество, не имеющее ничего общего с тем, которым обычно пользуются немецкие террористы. Первое осторожное заключение баварской криминальной полиции звучало так: «Мы допускаем, что нападение было совершено иностранными агентами». Затем появились сообщения о румынском следе, чешском. После долгой охоты был схвачен Карлос, звезда международного терроризма, которому в числе прочего вменяли в вину роль исполнителя этого злодеяния. Уже в перестроечные времена генерал КГБ Олег Калугин… признавался, что был архитектором этой операции»[860].

Кто на самом деле организовал этот теракт — до сих пор неизвестно. Заявление гражданина США экс-генерал-майора КГБ Олега Калугина, которого в России многие ветераны Лубянки, не без оснований, считают агентом американской разведки, очередная антироссий-ская акция. Дело в том, что до 1980 года Олег Калугин возглавлял Управление внешней контрразведки Первого Главного управления (внешняя разведка) КГБ. А организация взрывов, похищений и других аналогичных мероприятий не входила в его компетенцию. В 1980 году переведен в Ленинград на работу заместителем начальника управления КГБ по Ленинграду и Ленинградской области.

Отравлен по приказу КГБ

Еще одна жертва КГБ — Николай Евгеньевич Хохлов. Об этом человеке следует рассказать подробно. Для большинства людей, хоть немного знакомых с историей отечественных спецслужб, этот человек предатель и перебежчик. Приговоренный в 1954 году за измену Родине к высшей мере наказания, спустя много лет, 27 марта 1992 года, Указом № 207 Президента РФ Бориса Ельцина помилованный[861].

В жизни все сложнее. В последние десятилетия — известный и уважаемый в научном мире специалист по психологии, парапсихологии, применению компьютеров в психологических исследованиях и истории философии — старший профессор Калифорнийского университета, который много лет живет в США под собственной фамилией. В годы Великой Отечественной войны — боец разведывательно-диверсионной группы «Юрий» Четвертого управления НКВД — НКГБ СССР. За линией фронта в течение года (с августа 1943 года по осень 1944 года) ему пришлось воевать под «прикрытием» оберлейтенанта полевой тайной полиции Отто Витгенштейна. Основная задача — «ликвидация» гауляйтера Вильгельма Кубе и проведение актов возмездия над другими гитлеровскими палачами и их приспешниками. По результатам боевой деятельности 29 октября 1943 года награжден орденом Отечественной войны 1-й степени[862]. В начале 1945 года он вернулся в Москву. Непродолжительный отдых и новое задание от Павла Судоплатова — под видом польского беженца «натурализоваться» в Румынии. Оттуда его планировалось вывезти в одну из стран Западной Европы. В 1949 году он вернулся в Москву.

В конце 40-х годов прошлого века Николая Хохлова в качестве «нелегала» планировали вывезти в одну из стран Западной Европы. Ему отводилась роль одного из создателей разведывательно-диверсионной сети в этом регионе. Подробно об этом плане рассказано в книге «Спецназ КГБ. Гриф секретности снят»[863], поэтому сейчас не будем останавливаться на этом эпизоде тайной войны, отметим лишь, что в 1951 году Николай Хохлов жил в Австрии.

В 1952 году был разработан план операции по ликвидации экспремьера Временного правительства России Александра Керенского. Исполнителем выбран спецагент, капитан госбезопасности Николай Хохлов, который должен был выстрелить в политика. Последний отказался выполнить приказ. Спустя много лет он так рассказал о произошедших тогда событиях:

«Это политическое убийство должно было состояться в 1952 году по прямому приказу Сталина. Его исполнителем должен был стать я. Для меня участие в убийстве никогда не было приемлемо. Я сорвал эту операцию прямым отказом. Почему не расстреляли? Была невероятная цепь совпадений, считайте это удачей. Сталин потребовал отчета. Спасая себя, Судоплатов поневоле спас и меня»[864].

В 1954 году по приказу Москвы капитан госбезопасности Николай Хохлов должен был доставить в Москву живым или мертвым руководителя НТС Георгия Околовича (операция «Рейн»). Еще до командировки в Западную Европу боевик принял решение не убивать и уйти на Запад. 18 февраля 1954 года он встретился со своей жертвой и все ему рассказал.

Что произошло на самом деле дальше — до сих пор неизвестно. Согласно официальной версии, Николай Хохлов сам установил контакт с ЦРУ. Хотя сам он утверждает, что Георгий Околович предложил ему помощь иностранцев, с которыми «можно посоветоваться, не давая никаких объяснений». И предложил на выбор французов, британцев или американцев. Вот такие были у руководителя НТС знакомые — высокопоставленные сотрудники западных разведок!

Первая встреча Николая Хохлова с американскими разведчиками окончилась его задержанием. После нескольких часов интенсивных допросов на конспиративной квартире его отпускают, но теперь за ним организована круглосуточная слежка. Затем его снова задерживают и помещают в лагерь «Кемп кинг» для беженцев, которые интересовали американскую контрразведку.

Сотрудники ЦРУ поверили ему лишь после того, как Николай Хохлов сообщил им о двух бойцах своей агентурной группы — восточногерманском разведчике Гансе Куковитце («Феликса») и Курте Вебере («Франца»).

14 апреле 1954 года к нему приехали представители НТС, британской и американской разведок. Они сообщили, что накануне советскими агентами был похищен член НТС председатель Комитета помощи русским беженцам Александр Трушнович и надо нанести ответный удар. Николай Хохлов должен был выступить на пресс-конференции и рассказать об операции против Околовича. За это американцы обещали вывезти из Советского Союза его жену и сына. Пресс-конференция состоялась, но семья перебежчика осталась в СССР. Американцы обманули его[865].

6 мая 1954 года Николая Хохлова доставили на самолете в США, где его ожидала новая жизнь[866]. Журналист Николай Зенькович утверждает, что ЦРУ заключило с Николаем Хохловым контракт на обучение тактике анти партизанских операций на Тайване и в Южном Вьетнаме, но ничего удачного из этой затеи не получилось, и последний занялся наукой[867]. Другой журналист Лев Елин изложил другую версию того, чем занимался Николай Хохлов на территории Южного Вьетнама. В 1955 году Николай Хохлов расстался с ЦРУ и занялся журналистикой. В начале 1958 года он получил приглашение президента Южного Вьетнама (официальное название — Республика Вьетнам) Нго Динь Зьема посетить Сайгон (сейчас Хошимин) с серией «лекций». На самом деле речь шла о подготовке разведывательно-диверсионных групп, которые планировалось тайно забрасывать на территорию социалистического Северного Вьетнама (официальное название — Демократическая Республика Вьетнам (ДВР)). Так Сайгон хотел ответить на поддержку ДВР местного коммунистического подполья, которое фактически спровоцировало гражданскую войну в стране. Изучив ситуацию, Николай Хохлов разработал операцию «Бинь Минь» («Аврора»), предполагавшую использовать методы советских партизан Великой Отечественной войны. Из-за интриг ЦРУ план так и не был полностью реализован. В 1961 году Николай Хохлов уехал из Сайгона.

Два года он прожил в Германии, где консультировал руководителей предприятий в области психологии кадров. В 1963 году уехал в Южную Корею — преподавал и по поручению НТС готовил радиопередачи для вещания на СССР. Затем поступил в аспирантуру факультета психологии Дьюкского университета в Северной Каролине. Через два года защитил кандидатскую ситуацию, а еще через год — докторскую. Началась его тридцатилетняя научная карьера[868].

А теперь расскажем о попытке Лубянки ликвидировать Николая Хохлова. Согласно утверждению представителей НТС:

«15 сентября 1957 года во время конференции «Посева» сделана попытка отравить перешедшего на сторону НТС Н.Е. Хохлова. После 23 дней борьбы врачей за его жизнь его удалось спасти».

Расскажем подробности этого покушения. В сентябре 1957 года Николай Евгеньевич Хохлов участвовал в проводимой ежегодно «Посевом» конференции — сборище нескольких сотен антикоммунистов со всего мира. Мероприятие проходило в здании Пальменгарте-на, которое находилось на территории ботанического сада во Франкфурт-на-Майне.

Сам Николай Хохлов много лет спустя так описал свои неповторимые ощущения:

«В зале шел концерт для участников конференции. На террасе за столиками сидели немногочисленные опоздавшие, пили пиво и что-то обсуждали приглушенными голосами. Из-за неплотно прикрытых дверей доносились реплики артистов, ведущих программу, смех зрителей и хлопки.

Я вдруг почувствовал, что очень устал. Официант принес мне стакан грейпфрутового сока. Но, пригубив, я понял, что не могу пить. Какая-то странная тяжесть легла на желудок и почему-то на сердце. Да, я, очевидно, сильно устал. Три дня нервного напряжения сказывались. Все, наверное, устали. Столько гостей, пресс-конференций, бесед, дискуссий по докладам, столько кропотливой технической работы. Но я, по-видимому, еще не привык к таким авралам…

Танцевальная пара исполняла вальс Шопена… Оба застыли на секунду в отшлифованной позе и вдруг закачались. Мне показалось, что в следующее мгновение они упадут, но тут же я заметил, как шатнулись тени в кулисах, дрогнули точки ламп и сдвинулись лучи прожекторов. В ушах у меня зазвенело, и мутная тошнота подступила к горлу. Я понял, что мне становится совсем плохо. Держась за спинку кресла впереди себя, я тупо рассматривал половицы паркета, поджидая, когда станет легче, чтобы подняться и уйти…

Машина сразу завелась, и я вырулил на главную улицу. Через три минуты я уже прижал свой «Фольксваген» к тротуару напротив пансиона, где жил. Теперь — выключить мотор и запереть машину. Затем случилось что-то странное. Последнее, что я услышал, было звяканье ключей, упавших на асфальт. В следующие бесконечные секунды мой желудок бился в конвульсиях. Мир ушел куда-то в небытие, и все мое существо, все силы и мысли были захвачены борьбой тела с чем-то чуждым и страшным для организма.

Когда я очнулся, меня била дрожь. Холод и слабость расплывались по телу…

Придя в себя, я подобрал ключи и побрел к подъезду пансиона. «Теперь, наверное, станет лучше, — думалось мне. — Съел что-нибудь плохое. Или просто — нервная реакция. Но и не такой уж у меня слабый желудок. Хотя с годами здоровье слабеет. Мало ли что было раньше. Но все же… Должно пройти само собой».

Но ничего не прошло. Наоборот, с каждой минутой становилось все хуже. Хозяйка пансиона вызвала врача. Теперь приступы повторялись каждые десять-пятнадцать минут и были настолько сильными, что я почти терял сознание. Врач сделал мне уколы против рвоты. Они не оказали никакого действия. Врач решил, что меня нужно немедленно отправлять в больницу…

К половине первого ночи удалось найти свободную койку в клинике Франкфуртского университета.

— Что с больным? — спросил по телефону дежурный клиники. Мои друзья вопросительно взглянули на врача. Она медлила, потом, как бы решилась:

— Скажите, что есть подозрение на отравление… — И, спохватившись, добавила: — На отравление какими-то пищевыми ядами…

Мое заболевание было классифицировано как обычный гастрит, и поэтому никаких анализов, связанных с отравлением, не было произведено ни в ту ночь, ни в следующие дни… В первую ночь гастрит никак не хотел подчиняться уколам и всяким успокаивающим средствам. Часам к пяти утра, измученный десятками приступов, я все же заснул. А потом гастрит вдруг внезапно капитулировал. Я проснулся хотя и слабым, но бодрым…»

Прошло несколько суток. Все это время врачи были уверены, что у больного обычное пищевое отравление. Свой диагноз им пришлось кардинально поменять после очередного посещения медсестры. Она обратила внимание на внешний вид пациента. Вот как его описал сам Николай Хохлов.

«Во время войны военные объекты защищались камуфляжем из полос и пятен, беспорядочно разбросанных по местности или по зданию. Такой камуфляж стирал форму и делал объект неузнаваемым. Что-то похожее случилось с моим лицом. Бурые полосы, перемежавшиеся темными пятнами, покрыли его хаотическим узором. Приглядевшись, я понял, что это были кровоподтеки разной формы и силы…. Я увидел и тут же ощутил, что треснувшие веки у меня покрыты сукровицей, что черные пятна испещрены точками нарывов, что кожа лица суха, натянута и горит, как в жару… Когда я разглядел клок волос, нелепо торчавший в сторону, как вихор клоуна, мое отражение превратилось в цирковую гримасу. Я невольно пригладил вихор. Он остался у меня в руке. Еще не веря, я поднес ладонь к глазам. В ней лежал пучок волос. Я повернул ладонь — и волосы, падая, закружились в воздухе. Я потянул еще один клок — и он точно так же, без боли и без сопротивления, остался у меня в руке… Я ничего не чувствовал, когда продолжал тянуть пучок за пучком и ронять их на пол…

Главный врач окинул меня удивленным взглядом и присвистнул:

— Ну-ну! Красиво вы выглядите! Выходит, вы аллергик, если вы так резко реагируете на новые лекарства. Но от какого же лекарства вас так разукрасило? Это нам придется поскорее выяснить.

Он сдвинул пижаму с моего плеча. Пятна кровоподтеков шли по шее, спускались на тело, расписав медно-красную кожу причудливой татуировкой…».

Прошло еще несколько суток.

«От волос на моей голове не осталось почти ничего, лишь одинокие пучки торчали среди ран и струпьев. Брить было нельзя, потому что кожа потеряла эластичность и трескалась при малейшем натяжении. В местах, где кожа особенно тонкая, — за ушами, под глазами, — кровь вообще не успевала засыхать, и я беспрерывно просушивал ее марлевым тампоном. Бинтовать меня не могли, потому что бинты растирали ссадины и раны. Однако опасными были не столько потеря крови или путь, открывшийся для инфекции, сколько то, что начало происходить с самой кровью…

…в моей крови идет странный и невероятно быстрый процесс разрушения. Количество белых кровяных шариков падало и достигло 700 вместо нормальных шести-семи тысяч! Мне прокололи грудную кость и взяли пробу костного мозга. Микроскоп показал, что большинство кроветворных телец было мертво. Кровь, текшая в моих жилах, постепенно превращалась в бесполезную плазму. У меня началось отмирание слизистой оболочки рта, горла, пищевода. Стало очень трудно есть, пить и даже говорить. Апатия и слабость охватывали меня»[869].

А немецкие врачи так и не могли установить причину стремительного разрушения организма.

В 2006 году с ним встречались журналисты одной из московских газет. В ходе беседы «Свистун» заявил:

«Это было отравление — я был облучен радиоактивной крупинкой таллия. Попав в желудок, эта крупинка стала облучать меня изнутри. В результате развилась острая лучевая болезнь, со всеми симптомами, характерными для нее… После выздоровления говорили, что не знают, почему я выжил. Сначала меня лечили в Германии, потом — в США. Нью-Йоркский токсикологический институт затребовал мою историю болезни…»[870].

Один из активистов НТС в Бельгии Евгений Иванович Древинский утверждает, что кто-то из обслуживающего персонала принес чашку кофе Николаю Хохлову. Последний сделал один глоток, а затем, услышав интересное выступление, отставил в сторону чашку. Это и спасло его — доза попавшего в организм яда была минимальной.

Активист НТС и бывший врач-анестезиолог Владимир Леонидович Флеров сообщил, что на «конференции у Хохлова начались боли, рвота и другие симптомы желудочного заболевания, и его привезли в университетскую клинику, где я работал. Правда, не в мое отделение, а в гастроэнтерологию, которой руководил профессор Шраде. Вначале поставили диагноз пищевого отравления, случайного, от употребления несвежих продуктов. Но потом у пациента начали выпадать волосы, трескаться кожа, и в конце концов диагноз изменили на отравление таллием…

НТС сообщил об этом журналистам, которые бросились осаждать профессора Шраде, чтобы тот подтвердил или опроверг вероятность умышленного отравления (случайно принять таллий невозможно). Он отказался от комментариев, утверждая, что обстоятельства отравления неизвестны, и постарался «отшить» журналистов…

Когда я сказал руководителям НТС. что от Шраде ничего не добиться, те вышли на американские военные власти в Германии, которые взяли Хохлова в свой госпиталь. Там дело строго засекретили. К Хохлову не пускали даже друзей, а перед палатой выставили пост военной полиции. У него выпали все волосы, все тело болело, покрытое кровоточащими гематомами. Состояние было очень тяжелым, но потом постепенно он оправился. А у меня испортились отношения с начальниками в университетской клинике…

Потом американцы сказали, что это был к тому же радиоактивный таллий. В университитетской клинике такого не установили. Иначе я бы знал…»[871].

Николай Хохлов утверждает:

«Кстати, таким же способом до меня была отравлена одна журналистка — сотрудница «Радио Свобода». Она вообще не хотела никакой огласки, ее имя не оглашается до сих пор по ее настоянию. Слишком тяжело… Эта женщина плыла на пароходе, ей подсыпали радиоактивный порошок в постель в каюте…»[872].

Часть пятая ОТДЕЛ «МОКРЫХ» ДЕД

Глава 25 СПЕЦЛАБОРАТОРИЯ ДЛЯ «ЛИКВИДАТОРОВ»

Среди определенной категории журналистов и «историков» популярны два мифа, которые эти люди воспринимают всерьез и свою точку зрения активно пытаются навязать окружающим.

Первый миф — большинство жертв «ликвидаторов» с Лубянки были отравлены. Якобы чекисты очень «обожали» травить врагов советской власти, как крыс. Вот только статистика свидетельствует — в большинстве случаев в качестве орудия убийства было использовано холодное или огнестрельное оружие, взрывчатые вещества или жертву выбросили из окна, удушили и т. п. Не следует забывать и о том, что часто жертву сначала захватывали на территории иностранного государства, затем доставляли на территорию Советского Союза и здесь судили согласно уголовно-процессуальному кодексу. Смертный приговор приводили в исполнение традиционно: повешение или расстрел.

Даже в годы Великой Отечественной войны для «ликвидации» отдельных высокопоставленных представителей гражданской и военной оккупационной администрации, старших офицеров вермахта, а также коллаборационистов подпольщики и «ликвидаторы» с Лубянки чаще использовали огнестрельное оружие и взрывчатые вещества. Так надежнее и проще. Если и использовали отравляющие вещества, то обычно что-нибудь из «подручных» и надежных средств, например, мышьяк.

В качестве примера можно вспомнить эпизод из жизни одного из «пионеров-героев» (так в ССССР часто называли группу пионеров, которым в годы Великой Отечественной войны было присвоено звание Героя Советского Союза) Зинаиды Мартыновны Портновой.

Она родилась в 1926 году в Ленинграде. Во время Великой Отечественной войны, находясь в период летних школьных каникул в деревне Зуя близ станции «Оболь» (ныне в черте поселка городского типа Оболь Шумилинского района) Витебской области Белоруссии, Зина Портнова оказалась на временно оккупированной территории.

В 1942 году юная патриотка вступила в Обольскую подпольную комсомольско-молодежную организацию «Юные мстители» и активно участвовала в распространении листовок среди населения и диверсиях против немецко-фашистских захватчиков.

По заданию руководителей партизанского отряда комсомольцы-подпольщики совершили двадцать одну крупную диверсию. Взорвали электростанцию и вывели из строя кирпичный и льняной заводы, сожгли в станционных складах две тысячи тонн льна, приготовленного оккупантами для отправки в Германию. Им удалось также «ликвидировать» крупного фашистского чиновника Карла Бормана. Подпольщики пробрались к его автомашине и подложили под сиденье мину замедленного действия. И как только машина выехала за Оболь, произошел взрыв. Вот как об этом инциденте сообщили в Центр партизаны:

«27.8.43 г. через Оболь из Полоцка в Витебск проезжал командующий медицинской службой Витебского округа оргдоктор генерал с шофером и денщиком. Во время остановки в Оболи c/o (связной отряда. — Прим. авт.) «Крупеней» в машину командующего была подложена магнитная мина, в результате чего, дойдя до кирпичного завода в Оболе, машина взорвалась — генерал, врач, шофер и денщик убиты» [873].

Летом 1943 года подпольщики начали готовить очередную диверсию. Теперь их мишенью должны были стать посетители офицерской столовой. Женщина, которая должна была положить яд в пищу во время ее приготовления на кухне, была арестована и через несколько дней расстреляна. И тогда Зинаида Портнова решила сама отравить немцев. Она работала разнорабочей в подвале кухни — мыла, чистила и шинковала овощи. В тот день шеф-повар уехал по делам в Полоцк. Юная подпольщица незаметно пробралась на кухню и высыпала содержимое пакетика в котел с супом. После чего вернулась на свое рабочее место в подвале. Дальше, согласно официальной советской версии, немцы заподозрили ее и заставили продегустировать отравленный суп. Она мужественно съела несколько ложек, после чего ее отпустили домой. Несмотря на сильное отравление, она смогла добраться до партизанского отряда. По официальным советским данным, в результате диверсии умерло около ста военнослужащих вермахта.

На самом деле количество жертв было значительно меньше. Согласно сообщению командования партизанской бригады:

«… 15.8.43 г. c/o (связная отряда. — Прим. авт.) «Женя», работая у немцев поваром в пос. Оболь, заложила двуокись ртути в котел с целью отравления, но так как двуокись ртути была недоброкачественной, то 24 немца тяжело болели в течение суток, жертв не было…»[874].

«Женя» погибла в январе 1944 года. Подробно о ее жизни рассказано в книге Василия Смирнова «Зина Портнова»[875].

Другой популярный миф. Все годы существования Советского Союза на Лубянке существовала спецлаборатория, где большая группа высококвалифицированных ученых-практиков постоянно разрабатывала новые образцы отравляющих веществ. Возможно, так оно и должно было быть, в теории. На практике все было значительно скромнее.

Количество ученых в лучшие годы существования спецлаборатории не превышало десяти человек. В расчет не берется вспомогательный персонал — лаборанты, врачи и т. п. С другой стороны, что требовалось чекистам от спецлаборатории в первую очередь — не оставляющие следов в организме жертвы отравляющие вещества. Говоря другими словами — через несколько часов после наступления смерти любой медэксперт должен был однозначно признать, что смерть наступила в силу естественных причин — острая сердечная недостаточность и т. п. За многовековую историю отравлений человечество накопило огромную коллекцию ядовитых и токсичных веществ. Есть из чего выбрать. Другое дело, что симптомы отравления большинства из них описаны в научной литературе. Поэтому после вскрытия трупа жертвы станет ясно, что ее убили, а она не умерла в результате естественных причин. А такие препараты на вооружение «ликвидаторов с Лубянки» начали поступать только в конце сороковых годов прошлого века. А до этого времени жертв травили «традиционными» средствами. Кто-то вспомнит про многочисленные таинственные смерти высокопоставленных граждан Советского Союза. Например, Максима Горького, которого якобы по приказу Иосифа Сталина незадолго до смерти накормили отравленными шоколадными конфетами. На самом деле писатель умер после тяжелой и продолжительной болезни, и специально травить его смысла не было — он был обречен. Даже если бы, теоретически, его отравили, то «ликвидаторам» не требовалось прибегать к особым ухищрениям и маскировать его смерть под инфаркт или что-то еще. Зачем такие сложности. Советские врачи напишут в медицинском заключении о смерти то, что им укажут чекисты. А вот западные врачи, скорее всего, напишут правду. Именно для «ликвидации» жертв на Западе, а не в/Советском Союзе, разрабатывались специальные отравляющие вещества. Причем этот процесс начался в середине сороковых годов прошлого века. Просто обстановка в мире изменилась. Иногда требовалось устранить ярого врага советской власти (похитить или умертвить) так, чтобы его исчезновение или смерть выглядела естественной. Ведь погибшие от рук агентов Москвы чаще всего обретали статус «мученика» и иногда после смерти становились более популярными и известными, чем до того, как они покинули этот мир.

А чем тогда занималась спецлаборатория Лубянки до начала «холодной войны»? Частично ответ на этот вопрос можно узнать из биографии ее самого печально известного сотрудника Григория Майроновского.

Доктор Смерть

Среди «отравителей с Лубянки» Григорий Майрановский занимает особое место. Назвать его гордым именем «чекист» язык не поворачивается. И не только потому, что все убийства этот человек совершил в комфортных условиях спецлаборатории — сам лично делал осужденным инъекции различных ядов, а потом педантично фиксировал предсмертные агонии несчастных (тем самым проверяя время действия и эффективность различных отравляющих веществ), но и малоизвестным фактом своей биографии, который так до сих и не объяснен. Дома у него обнаружили огромный запас ядов. Ну, не крыс же или любимую тещу он собирался травить. Да и на «черном рынке» бандитам не смог бы продать эти отравляющие вещества. В начале пятидесятых годов в стране было относительно спокойно. Волну послевоенной преступности удалось «сбить», а новый всплеск еще не начался. Да и товар был слишком специфичен.

Есть, правда, одна версия, которая гласит, что предназначался этот огромный запас отравляющих веществ деятелям, решившим сместить со своего поста Иосифа Сталина или кого-то еще из руководства страны. А тут еще пресловутый «еврейский фактор» накладывается. В конце сороковых — начале пятидесятых годов прошлого века из органов госбезопасности уволили многих евреев. Иосиф Сталин опасался того, что в один прекрасный день они попадут под влияние сионистов и начнут выполнять задания государства Израиль. А оно, как известно, стратегический партнер главного противника нашей страны — США. Оставим без комментариев эту версию и расскажем о жизни Григория Майрановского. Ведь в ней прекрасно отражена вся деятельность руководимой им спецлаборатории.

Служба на «гражданке»

Григорий Моисеевич Майрановский родился 24 сентября 1899 года в многодетной еврейской семье в городе Батуми, где его родители держали платную столовую. С 1912 по 1920 год подрабатывал репетиторством у частных лиц в Батуми. В 1917 году закончил гимназию и осенью того же года поступил в Тифлисский медицинский институт, тогда же вступив в еврейскую социалистическую организацию «Бунд» (Всеобщий еврейский рабочий союз). Позднее, при меньшевиках, он перебрался в Баку, где его брат Абрам являлся одним из руководителей местных «бундовцев». Здесь Майрановский учился в Бакинском университете, а незадолго до самороспуска «Бунда», в апреле 1920 года, вступил в члены РКП(б). В 1920–1922 годах, как человек с образованием, он служил инспектором, затем начальником отдела кустовой промышленности СНХ АзССР.

В 1922 году Григорий Майрановский переезжает в Москву, где завершает наконец свое медицинское образование, закончив медицинский. факультет 2-го Медицинского института. С 1923 года он работает врачом-ординатором в терапевтической клинике № 2 МГУ, одновременно, с 1924 года, являясь главврачом санатория ВЦИК в Железноводске. В 1926 году он становится ассистентом на университетской кафедре, позднее заведует амбулаторией на московской фабрике «Ливере», а в 1928 году, по-совместительству, становится аспирантом в Биохимическом институге им. Баха, затем научным и старшим научным сотрудником. С 1931 года занимает должность заведующего токсикологическим отделением Центральной санитарно-химической лаборатории Наркомздрава.

Дальше начинается резкий карьерный взлет Григория Майрановского. Сначала руководство института, заметив его способности и интересы, предлагает ему пост заведующего токсикологическим отделом, который он и принял в 1933 году, в 1934-м уже став заместителем директора института. С января 1935 года Григорий Майрановский возглавляет токсикологическую лабораторию Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ). Однако в 1936 году с ним случается неприятный казус. Заметив интерес к зарубежным и секретным разработкам, его заподозрили в неблагонадежности и исключили из партии «за развал работы спецлаборатории и попытку получить доступ к секретным сведениям».

Григорий Майрановский написал жалобу в КПК, где разобрались и вынесли резолюцию: «Решение парткома ВИЭМа отменить, тов. Майрановского в рядах ВКП(б) восстановить». Опозорившиеся руководители ВИЭМа, однако, обратно на работу его не взяли, несмотря ни на какую КПК, и он вновь вернулся в Центральный санитарнохимический институт наркомздрава. Здесь его и приметили сотрудники НКВД.

В августе 1937 года Григорий Майрановский был «мобилизован» ЦК ВКП(б) на работу в органы госбезопасности. Ему была поставлена задача организовать специальную токсикологическую лабораторию (отравляющих и наркотических веществ) при вновь образованном 12-м Отделе ГУ ГБ НКВД СССР. Справедливости ради отметим, что с начала двадцатых годов прошлого века на Лубянке активно занимались вопросами использования ядов.

Отравители с Лубянки

Первая секретная токсикологическая лаборатория в СССР была создана еще в 1922 году и называлась «Специальным кабинетом». По некоторым данным, ее возглавлял известный своими рискованными медицинскими экспериментами профессор Игнатий Казаков, осужденный в 1938 году по одному процессу с высокопоставленным партийным теоретиком и ответственным редактором газеты «Правда» (официальный печатный орган ВКП (б)) Николаем Ивановичем Бухариным и наркомом НКВД Генрихом Григорьевичем Ягодой и реабилитированный в 1988 году. С ним контактировал председатель ОГПУ Вячеслав Рудольфович Менжинский, на даче у которого находилась химическая лаборатория, в которой он сам постоянно работал. Токсикологическая лаборатория до 1937 года формально находилась при Всесоюзном институте биохимии (ВИБХ). Понятно, что чекисты контролировали это научное учреждение.

А в 1935 года при Спецгруппе особого назначения при наркоме НКВД, которой руководил старший майор госбезопасности Яков Серебрянский, была создана своя токсикологическая лаборатория. Считается, что создание этого подразделения было вызвано неудачной попыткой отравить Льва Троцкого в Париже при помощи приобретенного за границей яда. Ничего конкретного о ее работе неизвестно, кроме того, что после ареста Якова Серебрянского в ноябре 1938 года она была расформирована. Но интересно то, что после своего ареста Генрих Ягода на допросах категорически отрицал, что яды, изготавливаемые в лаборатории Якова Серебрянского, планировалось использовать для отравления руководителей партии и правительства. В частности, во время выяснения обстоятельств знаменитой попытки отравления нового наркома Николая Ежова, якобы предпринятой самим Генрихом Ягодой и его окружением, имя Якова Серебрянского не фигурировало. (Отравить Ежова якобы пытались с помощью изготовленного на основе ртути препарата, распыляемого с помощью пульверизатора)[876].

Другой случай применения ядов связан с именем начальника Иностранного отдела НКВД Абрама Слуцкого. 17 февраля 1938 года он был найден мертвым в кабинете заместителя наркома внутренних дел Михаила Фриновского. На столе остался недопитый стакан чая. А хозяин кабинета конфиденциально объявил сотрудникам НКВД, что врач уже осматривал тело и установил причину внезапной смерти: разрыв сердца. Впрочем, специфические синеватые пятна на лице Слуцкого говорили об отравлении цианистым калием[877]. По другой версии — жертве яд вкололи[878]. Как мы видим, несмотря на все опыты чекистов, для «ликвидации» им приходилось все равно использовать уже существующие вещества.

Лаборатория при Всесоюзном институте биохимии в 1937 года была передана в ведение НКВД под контроль первого заместителя наркома НКВД Михаила Петровича Фриновского. Организационно лаборатория (иногда ее называли «камерой») входила в состав 12-го отдела НКВД (отдел оперативной техники), которым руководил старший майор госбезопасности Семен Борисович Жуковский, бывший приближенным человеком Николая Ивановича Ежова. После падения последнего он был арестован и в 1940 году расстрелян.

После создания 9 июня 1938 года 2-го спецотдела (опертехники) НКВД, который возглавил майор госбезопасности М.С.Алехин, спец-лаборатория была передана в его подчинение. Именно Алехин летом 1938 года пригласил на работу в качестве начальника токсикологической лаборатории химика Аркадия Осинкина, а затем врача Григория Моисеевича Майрановского. После ареста 13 сентября 1938 года Алехина (расстрелян в 1939 году) 2-й спецотдел возглавлял Евгений Петрович Лапшин.

Служба в «органах»

15 сентября 1938 года он стал начальником группы 7-го отделения 2-го спецотдела, с 1 мая 1939 года Григорий Майрановский был назначен начальником группы 1-го отделения 4-го спецотдела НКВД СССР (специальная токсикологическая лаборатория «X»). Впрочем, несмотря на изменение ведомственной принадлежности и нумерации, род деятельности Григория Майрановского не менялся — он по-прежнему занимался токсикологией. Ведь еще до своего прихода в лабораторию НКВД Григорий Майрановский обладал некоторым опытом работы с отравляющими веществами, в частности, с ипритом, и имел кое-какие научные наработки поданной теме.

Отметим, что иприт — это боевое токсическое отравляющее вещество кожно-нарывного действия, и им в первую очередь интересовались не НКВД, а Красная Армия. Впервые иприт был использован в качестве химического оружия в Первую мировую войну. После ее окончания он состоял на вооружении многих армий мира. В силу ряда причин использование данного химического вещества в мирное время для оперативных целей проблематично. Поэтому можно предположить, что до прихода в НКВД Григорий Майрановский работал в интересах Красной Армии, а не чекистов.

Доктор Г.М. Майрановский

18 июля 1940 года Григорий Майрановский защитил в Институте экспериментальной медицины диссертацию на соискание ученой степени доктора медицинских наук по теме «Биологическая активность продуктов взаимодействия иприта с тканями кожи при поверхностных аппликациях»[879]. Хотя оппоненты (А.Д. Сперанский, Г.М. Франк, Н.И. Гаврилов и Б.Н. Тарусов) дали положительные заключения, асам соискатель служил на Лубянке, но 11 апреля 1941 года Высшая аттестационная комиссия при Комитете высшей школы отклонила решение Ученого совета института, постановив:

«Предложить доработать диссертацию. Ходатайство о присвоении ученой степени доктора медицинских наук — отклонить».

Любопытно, что объект исследования — кожа (чья?) — не был упомянут в диссертации и не вызвал вопросов у оппонентов. Позднее, во время допросов после ареста, Григорий Майрановский был более откровенен. Тогда он признался, что не изучал действие иприта на кожу, а включил в диссертацию данные о действии производных иприта, принятых «подопытными» в лаборатории с пищей.

Можно предположить, что в 1940 году Григорий Майрановский продолжал заниматься вопросами защиты людей от поражения иприта. Тема не имела прямого отношения к разработке новых видов отравляющих веществ для нужд чекистов. Зато она была актуальна для Красной Армии. Ведь за годы Первой мировой войны всеми воюющими государствами было применено 125 тысяч тонн отравляющих веществ, в том числе 47 тысяч тонн — Германией. Химическое оружие унесло в той войне 800 тысяч человеческих жизней! И никто не гарантировал, что в новой войне Третий рейх не будет применять химическое оружие.

За несколько месяцев до своей смерти, в 1964 году, в письме на имя президента АМН СССР академика Николая Блохина Григорий Майрановский так характеризовал суть своей диссертации:

«В диссертации были раскрыты некоторые стороны механизма токсического действия на организм (патофизиология и клиника иприта). На основе исследования вопроса механизма действия иприта мною предложены рациональные методы терапии ипритных поражений. Токсическое действие иприта (медленность действия, некоторый «инкубационный» период и латентный характер действия), обширные и общие поражения организма (типа «цепных» реакций) от сравнительно малых количеств поражающего вещества имеют много общего с поражающим действием на организм злокачественных новообразований. Принципы эти могут быть применены и для терапии некоторых злокачественных новообразований»[880].

Несмотря на неудачу с защитой диссертации, карьера Григория Майрановского складывалась успешно. Так, в марте 1941 года он возглавлял отделение 4-го отдела НКГБ СССР, с 7 декабря 1941 года — старший инженер 9-го отделения 4-го Спецотдела НКВД СССР, затем он занимал пост начальника 2-го отделения этого же спецотдела. С 23 февраля 1942 года начальник группы (спеплаборатории) 4-го Отдела, а с 1 июня 1942 года — начальник 2-го отделения 5-го отдела Четвертого управления НКВД СССР. С 14 мая 1943 года — начальник 5-го отдела Четвертого управления НКГБ — МГБ СССР.

Спустя три года после неудачной защиты диссертации научно-практическую деятельность Григория Майроновского ВАК все же «оценил» положительно. Уже во время войны, в феврале 1943 года, по представлению 1-го замнаркома НКВД СССР Всеволода Меркулова было возбуждено ходатайство о присвоении ученому степени доктора медицинских наук и звания профессора по совокупности работ, без защиты диссертации. В своем ходатайстве Всеволод Меркулов указывал:

«НКВД СССР ходатайствует о присвоении ученой степени доктора медицинских наук и звания профессора без защиты диссертации по совокупности научных работ бригадврачу т. МАЙРАНОВСКОМУ Г.М.

Тов. МАЙРАНОВСКИЙ является в течение ряда лет руководителем органов самостоятельной научно-исследовательской лаборатории НКВД, выполняющей работы специального назначения.

За время работы в системе НКВД тов. МАЙРАНОВСКИЙ Г.М. выполнил 10 секретных работ, имеющих важное оперативное значение.

Прилагаю научные работы т. МАЙРАНОВСКОГО (исключая сов. секретные) и отзывы о них академика СПЕРАНСКОГО А.Д., члена корреспондента А.Н. ГРАШЕНКОВА (директор ВИЭМ. — Прим. авт.) и профессоров ГАВРИЛОВА Н.И., МУРОМЦЕВА С.Н., ТАРУСОВА В.Н. и ФРАНКА Г.М».

Заведующий отделом общей патологии ВИЭМ Алексей Дмитриевич Сперанский в отзыве на диссертацию Григория Майрановского (тема: «Взаимодействия иприта с тканями кожи») отмечал:

«В своей диссертационной работе тов. Майрановский дал новую форму борьбы с OB через применения различного рода аминокислот. Его работа имеет исключительную ценность».

Несмотря на такие отзывы, проблемы у соискателя остались. Так, голосование прошло не единогласно, а при одном голосе «против» и двух «воздержавшихся». Да и звание доктора медицинских наук ему было присвоено не за диссертацию, а по совокупности научных достижений.

Таким образом, 17 февраля 1943 года Григорий Майрановский стал, наконец, доктором наук, профессором ВИЭМ по специальности «патологическая физиология» (раздел медицины, изучающий физиологические нарушения при различных заболеваниях, патологических процессах и состояниях) 3 ноября 1943 года, а заодно получил звание полковника медслужбы (до этого с января 1940 года был бригадным врачом).

Справедливости ради отметим, что «доктором медицинских наук» и «профессором» Григорий Майрановский был десять лет. 19 декабря 1953 года Президиум ВАК отменил решение своего пленума о присвоение этих званий.

Самая секретная лаборатория СССР

К моменту прихода Григория Майрановского в спецлабораторию НКВД работа только разворачивалась, хотя уже проводились исследования действия отравляющих веществ на организм человека, где в качестве подопытных кроликов использовались осужденные к высшей мере наказания. Объекты отдела размещались в подмосковном Кучине и на 2-й Мещанской улице в Москве. Позднее к ним прибавились помещение для проведения экспериментов над людьми в Варсонофьевском переулке рядом с Лубянкой и Кузнецким Мостом. Помещение было тщательно законспирировано и выглядело как обычная поликлиника. Поставкой подопытных из числа приговоренных к высшей мере наказания занимался комендант НКВД В.М. Блохин. Официально лаборатория занималась исследованием воздействия на организм отравляющих веществ, поражающих дыхательные органы, а также защитой от отравляющих веществ[881].

Вместо разработки ядов для нужд «ликвидаторов» лаборатория занималась работами в сфере боевых отравляющих веществ, которые находились на вооружении Красной Армии и ее противников. Почему это поручили НКВД, можно назвать, как минимум две причины.

Во-первых, звучит цинично, но НКВД располагал необходимым подопытным материалом — приговоренными к высшей мере наказания осужденными. Именно на этих людях можно было проверить на практике научные разработки.

Во-вторых, уже тогда в системе органов госбезопасности существовала система «шарашек». Если авиаконструктор Андрей Туполев, находясь в заключении, работал в специальном ЦКБ-29 («Особое техническое бюро НКВД СССР»), впоследствии получившем название «Туполевская шарага», где создал фронтовой бомбардировщик «103» («Ту-2»), то что могло помешать руководству Лубянки создать научное учреждение, занимающееся вопросами защиты от химического оружия.

Действительно, среди сотрудников лаборатории выделялся кандидат биологических наук Сергей Аничков, который сам являлся осужденным и жил прямо в лаборатории. Другими сотрудниками лаборатории являлись Михаил Филимонов, Александр Григорович, Емельянов, старший научный сотрудник лаборатории профессор и впоследствии академик Муромцев и бывший ассистент кафедры фармакологии 1-го Московского медицинского института В.М. Наумов[882].

Мало кто мог долго проработать на такой специфичной работе и при этом сохранить здоровую психику. Немногие сотрудники Майрановского выдерживали ежедневные издевательства над людьми и убийства. Специфика работы давала о себе знать. Филимонов начал серьезно пить после 10 «экспериментов», Муромцев не смог продолжить работу после 15 «опытов». В своем прошении о реабилитации, посланном на имя Генерального секретаря ЦК КПСС в 1955 году, Григорий Майрановский указывал, что из-за стресса сотрудники Щеголев и Щеглов покончили жизнь самоубийством, Филимонов, Григорович и Емельянов превратились в алкоголиков или заболели психически, а Дмитриев и Маг стали неработоспособными. Из-за хронического алкоголизма Филимонов был уволен из центрального аппарата МГБ в 1947 году и совсем из МГБ в 1949-м. Несколько раз его направляли в психиатрическую больницу с галлюцинациями об отравленных умирающих заключенных и тех, кого он расстрелял.

Информация о работе «камеры» была настолько засекречена, что и сегодня мало что можно рассказать о ней. Вот как описал «камеру» бывший сотрудник Главной военной прокуратуры полковник юстиции Владимир Бобренев, имевший доступ к следственным документам Григория Майрановского и Лаврентия Берии:

«Под лабораторию… выделили большую комнату на первом этаже углового здания, что в Варсонофьевском переулке. Комната была разделена на пять камер, двери которых с несколько увеличенными глазками выходили в просторную приемную. Здесь во время экспериментов постоянно дежурил кто-то из сотрудников лаборатории… Почти ежедневно сюда поставляли заключенных, приговоренных к расстрелу. Процедура внешне походила на обычный медицинский осмотр. «Доктор» участливо расспрашивал «пациента» о самочувствии, давал советы и тут же предлагал лекарство…»

Как рассказывал потом Блохин, он приводил в лабораторию «дряхлых и цветущих по состоянию здоровья, по полноте — худых или тучных, иногда присутствовал при умерщвлении сам и всегда приходил в помещение Майрановского, чтобы закончить операцию…» Одни отравленные умирали через три-четыре дня, некоторые мучились с неделю. Пришлось от дигитоксина на время отказаться: НКВД требовались более эффективные средства[883].

С дигитоксином не совсем все понятно. Дело в том, что в настоящее время это лекарственный препарат, который увеличивает силу сердечных сокращений и нормализует ритм работы сердца. Под влиянием препарата улучшаются общее состояние и сон, уменьшается или исчезает одышка, устраняются отеки, нормализуется мочеотделение. Разумеется, при передозировке возможны проблемы, но без смертельного исхода. Возможно, поэтому, он него и отказались.

Затем принялись за изучение безвкусовых производных иприта. Причем этим начали заниматься раньше, чем в Третьем рейхе. Подобные изыски с ипритом проводились и в Германии на заключенных Заксенхаузена в 1939 году. Результаты экспериментов закончились неудачно: яд обнаруживался в трупах жертв.

Дальше в дело пошел рицин — растительный белок, содержащийся в семенах клещевины. К экспериментам подходили очень тщательно, испробовали разные дозы. Сколько людей пострадало при испытаниях, трудно себе представить. Другие яды, такие как дигитоксин, таллий, колхицин, опробовались на 10 «подопытных». Если жертва не умирала в течение 10–14 дней, ее убивали более привычными способами[884].

В конце концов был найден яд с требуемыми свойствами — «К-2» (карбиламинхолинхлорид). Он убивал жертву быстро и не оставлял следов. Согласно показаниям очевидцев, после приема «К-2» «подопытный» делался «как бы меньше ростом, слабел, становился все тише. И через 15 минут умирал»[885].

Препарат «К-2» — карбиламинхолинхлорид — впервые дал осужденному с пищей (до этого экспериментировали на животных) сам Майрановский. Почти сразу же началось расстройство желудка. Здоровый, крепкий мужчина метался по камере, словно подранок. Очевидно, он все понял. Несколько раз подбегал к тяжелой железной двери с налившимися кровью глазами, ожесточенно колотил по ней кулаками, ногами и опять бежал к параше… Он весь взмок, слюна шла так сильно, что он, пока мог, не отрывал руку ото рта. Прямо на глазах человек как бы уменьшался в росте, слабел, становился все тише, тише. Вскоре затих совсем. Судебно-медицинский эксперт дал заключение, что смерть наступила от слабости сердечной мышцы. Майрановский тоже подписал фиктивный акт, не удосужившись узнать, почему в нем не упомянута фамилия умершего.

Создавая методику введения ядов в организм людей, сотрудники лаборатории дали волю фантазии. Подмешивали отравляющие вещества в пищу, напитки, использовали медицинские шприцы. Все это срабатывало, конечно, но требовало соответствующих условий, рассчитывать на которые закордонные разведчики практически не могли.

Предложение создать трость — «кололку» поступило из Первого управления (внешняя разведка), от работавшего тогда там Филимонова. Майрановскому поначалу оно не понравилось, уж больно веяло от всей этой затеи детективщиной, точнее, игрой в детектив. Филимонов настаивал, и Майрановский решил попробовать. Мастера отыскались опять же под боком — в камерах внутренней тюрьмы НКВД. Тросточка получилась изящная, легкая. Настоящее произведение прикладного искусства. Просто невозможно даже предположить, что внутри она содержала смертоносное ядовитое жало. Были и другие закамуфлированные орудия убийства: зонты, самопишущие ручки и прочие замаскированные под обиходные предметы «кололки». Только во время экспериментов в лабораторных условиях из камер вынесли несколько десятков «ужаленных» невзначай людей.[886]

«Идет война народная, священная война»

В годы Великой Отечественной войны «камера» входила в состав Четвертого управления НКВД — НКГБ СССР (разведка и диверсии на оккупированной противником территории), которое возглавлял Павел Анатольевич Судоплатов. В это время лаборатория занималась производством в большом количестве специальных средств для диверсионных групп, партизанских отрядов и агентуры, действовавших в немецком тылу.

В ноябре 1944 года Григорий Майрановский даже был по одному приказу вместе с руководителями управления Павлом Судоплатовым и Наумом Эйтингоном награжден орденом Красной Звезды «за выполнения заданий в тылу противника». Ранее, в 1943 году, он получил «Знак Почета», в 1944 году был награжден медалью «За оборону Москвы», а в 1946 году получил орден Отечественной войны 1-й степени и медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени [887].

Вот только после окончания Великой Отечественной войны причастные к ее работе отдельные высокопоставленные работники госбезопасности всеми силами пытались доказать, что они не имеют к деятельности этого подразделения Лубянки никакого отношения. В качестве примера можно процитировать письмо Павла Судоплатова. Оно было написано во Владимирской тюрьме 9 марта 1966 года и адресовалось Президиуму ХХIII съезду КПСС. Так, Павел Судоплатов пишет:

«Когда… было организовано 4-е управление НКВД СССР, ему был предан 4-й Спец. Отдел. Он занимался изысканиями и изобретениями диверсионной техники, а также имел отделения токсикологии и биологии, занимавшиеся изучением и исследованием всевозможных ядов. Отдел был придан 4-му Управлению, так как нам нужно было организовать диверсионную работу в тылу противника и мы нуждались в большом количестве всякой подрывной техники. И этой частью работы Отдела мы руководили.

Что же касается отделений токсикологии и биологии, то они продолжали работать по темам и планам, утвержденным в свое время Меркуловым и Берия. Работу этих отделов ни я, ни Эйтингон не контролировали и не имели права в нее вмешиваться. Работа этих отделений проводилась под личным наблюдением 1-го зам. наркома Меркулова, что он и признал в своих показаниях, выписки из которых имеются в моем деле. Он же, Меркулов, утверждал планы работ этих отделений, отчеты, давал новые задания по работе. Работой по этим планам непосредственно занимались: н-к отдела Филимонов — фармаколог, кандидат наук; н-к отделения Муромцев — доктор биология. наук; н-к отделения Майрановский — доктор медицинск. наук. Эти работники непосредственно ходили на доклады к Меркулову, Берия, получали от них указания, отчитывались за свою работу. Ни я, ни мой зам. Эйтингон никогда на этих докладах не присутствовали и никакого отношения к этой части работы не имели. По указанию Меркулова и Берия Отдел Филимонова обслуживал и снабжал оперативной техникой и другие оперативные управления и отделы НКВД-НКГБ СССР. Нам было запрещено интересоваться этой частью отдела Филимонова. Такое положение существовало до мая 1946 г., когда был назначен новый министр гос. безоп. СССР Абакумов.

Возникновение 4-го Спец. Отдела и особенно его работа с отравляющими веществами относится к 1937–1938 гг., когда наркомом был Ежов. Руководил этой работой Алехин, потом генерал-лейтенант Лапшин и с 1939 г. полковник Филимонов. Муромцев и Майрановский самые старые работники Отдела и являются организаторами этой работы. С 1937 г. у них была Спец. Лаборатория при Коменданте НКВД СССР генерал-майоре Блохине. Эта Лаборатория действовала на основе Положения и Инструкции, которые были утверждены наркомом Берия. Доступ в Лабораторию, контроль за ее деятельностью, участие в ее работе было разрешено только тем лицам, кто участвовал в разработке вышеуказанного Положения, Инструкции и подписались под этими документами.

Ни я, ни Эйтингон не подписывали этих документов, никогда их не видели и никто нас с ними не знакомил…

В 1946 году Абакумов, восстанавливая полную самостоятельность отдела Филимонова, приказал Блохину (коменданту МГБ СССР) ликвидировать находившуюся при нем Лабораторию. Папку же с актами о работе этой Лаборатории передали на хранение в Спец. Службу МГБ СССР, которую возглавляли я и Эйтингон. Эта папка, опечатанная, с надписью на ней 1-го зам. министра Огольцова, что ее разрешается вскрыть только с разрешения министра, вплоть до ареста, находилась у меня в сейфе».

В это время лаборатория Григория Майрановского занималась производством отравленных пуль. Необходимо было, чтобы орудие убийства стреляло практически бесшумно и поражало сразу насмерть, независимо от того, в какую часть тела попадала пуля. Проводились эксперименты с самопишущими ручками, карандашами, зонтами, трубчатыми зажигалками. Создавались облегченные пули, пустоты в которых заполняли ядом аконитином.

Стрельбой отравленными пулями в затылки жертв главным образом занимался начальник 4-го спецотдела Павел Филимонов. Пули были легкими, с полостью для яда, поэтому убийства не всегда проходили гладко. Бывали случаи, когда пуля попадала под кожу и жертва извлекала ее, умоляя палача больше не стрелять. Павел Филимонов стрелял вторично. Согласно свидетельству Владимира Бобренева, в 1953 году на допросах по делу Лаврентия Берии Григорий Майрановский вспомнил случай, когда он сам стрелял в жертву три раза: по правилам лаборатории, если жертва не умирала от яда, содержавшегося в первой пуле, следовало попробовать другой яд на той же жертве. В 1954 году на допросе академик ВАСХНИЛ Сергей Муромцев, сам убивший 15 заключенных (данные историка Владимира Бобренева), утверждал, что он был поражен садистским отношением Григория Майрановского к жертвам.[888]

Сыворотка правды

В арсенале спецслужб есть набор химических препаратов, позволяющих «развязать» язык практически любому человеку. Данные вещества ослабевают контроль жертвы над собой. Человек отвечает на любые вопросы допрашивающих его людей.

В 1942 году Григорий Майрановский обнаружил, что под влиянием определенных доз рицина «подопытный» начинает исключительно откровенно говорить. Именно тогда он получил одобрение руководства НКВД СССР работать над новой темой — «проблемой откровенности» на допросах[889].

Как он впоследствии сам вспоминал:

«Во время моих опытов по применению ядов, которые я испытывал на осужденных к высшей мере наказания, я столкнулся с тем, что некоторые из ядов могут быть использованы для выявления так называемой откровенности у подследственных лиц. Этими веществами оказались хлоральскополамин (КС) и фенаминбензедрин (кола-с).

При употреблении хлоральскополамина я обратил внимание, что, во-первых, дозы его, указанные в фармакопее как смертельные, в действительности не являются таковыми. Это мной было проверено многократно на многих субъектах. Кроме того, я заметил ошеломляющее действие на человека после приема КС, которое держится примерно в среднем около суток. В тот момент, когда начинает проходить полное ошеломление человека и начинают проявляться проблески сознания, тормозные функции коры головного мозга еще отсутствуют. При проведении в это время метода рефлексологии (толчки, щипки, обливание водой) можно выявить у испытуемого ряд односложных ответов на коротко поставленные вопросы.

При применении «кола-с» появляется у испытуемого сильно возбужденное состояние коры головного мозга, длительная бессонница в течение нескольких суток, в зависимости от дозы. Появляется неудержимая потребность высказаться.

Эти данные натолкнули меня на мысль об использовании этих веществ при проведении следствия для получения так называемой откровенности у подследственных лиц».

Этими экспериментами с «сывороткой правды» заинтересовался сам нарком госбезопасности СССР Всеволод Николаевич Меркулов, который назначил начальника 2-го управления (контрразведка) НКВД СССР Павла Васильевича Федотова куратором этих опытов. Эксперименты проводились либо в кабинете заместителя начальника 2-го управления НКГБ СССР Леонида Райхмана, либо в следственной части по особо важным делам 2-го управления наркомата госбезопасности [890]

Два года ушло на эксперименты лаборатории Григория Майрановского по получению «откровенных» и «правдивых» показаний под влиянием медикаментов. Были безрезультатно опробованы хлоралс-кополамин и фенаминбензедрин. Допросы с использованием медикаментов проводились не только в лаборатории, но и в обеих тюрьмах Лубянки, № 1 и 2. Один из основных сотрудников лаборатории (а также ассистент кафедры фармакологии 1-го Московского медицинского института), Владимир Наумов, открыто считал эти эксперименты профанацией. Однако известно, что после войны, в 1946 году, советские «советники» из МГБ использовали наркотики при допросах политических заключенных, арестованных в странах Восточной Европы»[891].

Изучая зарубежный опыт

Сразу после окончания войны, в сентябре — октябре 1945 года, Григорий Майрановского и его помощников, майора медслужбы доцента Наумова и сотрудника 4-го Управления, старшего инженера подполковника Смыкова командируют в Германию с заданием: разыскать немецких специалистов и ознакомиться с уровнем, достигнутым нацистами в аналогичной сфере деятельности. Побывали они и в местечке Бух под Берлином, где в Институте генетики и биофизики работал известный ученый Николай Тимофеев-Ресовский, в последние годы ставший широко известным по книге Даниила Гранина «Зубр». С помощью военной контрразведки «Смерш» Григорий Майрановс-кий с коллегами просмотрели многочисленную документацию гестапо, концлагерей и научных учреждений, опросили множество немцев и бывших советских военнопленных. Одновременно Наумов сумел приобрести зарубежную научную литературу по фармакологии и достать необходимые для экспериментов реактивы. По результатам поездки Григорий Майрановский сделал доклад, в котором констатировал, что результаты, достигнутые немецкими специалистами-токсикологами, «значительно ниже наших» [892].

Сколько жертв?

За поставку «подопытных» в «камеру» отвечало 1-е Специальное (потом Учетно-архивное или «А») управление НКВД — МГБ СССР. Отбором для опытов среди приговоренных к смертной казни в Бутырской тюрьме занимался начальник (1941–1953) этого управления Аркадий Герцовский и несколько других сотрудников МГБ (И. Балишанский, Л. Баштаков, Калинин, Петров, В. Подобедов), в Лубянской тюрьме — комендант генерал Василий Блохин и его специальный помощник П. Яковлев. Отбор и доставка «подопытных» в лабораторию происходили согласно предписанию, разработанному и подписанному Петровым, Баштаковым, Блохиным, Майрановским и Щеголевым и санкционированному Берией и Меркуловым. Позже этот документ хранился в личном сейфе Павла Судоплатова.

Трудно указать общее число погибших в ходе экспериментов: разные источники называют цифры от 150 до 250. По утверждению историка Владимира Бобренева, часть жертв были уголовники, но, несомненно по пресловугой статье 58 УК РСФСР. Известно, что среди жертв были немецкие и японские военнопленные, польские граждане, корейцы, китайцы. Владимир Бобренев указывает, что, по меньшей мере четверо немецких военнопленных в 1944 году, а в конце 1945 года еще трое немецких граждан были предоставлены для экспериментов. Последние трое были антифашистами-политэмигрантами, бежавшими из нацистской Германии; они умерли через 15 секунд после летальных инъекций. Тела двух жертв были кремированы, тело третьей было привезено в Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского. Патологоанатомическое вскрытие показало, что покойный умер от паралича сердца; следов яда патологоанатомы не нашли. Японские военнопленные, офицеры и рядовые, а также арестованные японские дипломаты использовались в экспериментах по «проблеме откровенности»[893].

Финал карьеры

Однако в 1946 году у Григория Майрановского начались неприятности. Новый министр госбезопасности Виктор Семенович Абакумов потребовал прекратить все эксперименты с участием лиц, не имеющих решений особых совещаний или обвинительных приговоров об осуждении к смертной казни, учитывая, что в это время в СССР в очередной раз была отменена смертная казнь, это означало фактическое приостановление деятельности лаборатории. Если внимательно вдуматься в предыдущую фразу, то почему-то возникает очень нехорошее предположение. А может, в качестве подопытных использовали не только осужденных к высшей мере наказания? Ведь зачем тогда Павел Судоплатов позднее так активно открещивался от своего участия в работе спецлаборатории? Точного ответа на этот вопрос мы не узнаем никогда. А 13 декабря 1946 года приказом министра Григорий Майрановский был отстранен от руководства спецлабораторией и переведен старшим инженером лаборатории № 1 Отдела опертехники МГБ. Григорий Майрановский, таким образом, оказался не у дел, но продолжал оставаться на свободе.

Но вот поразительный факт. Еще при расформировании лаборатории выяснилась сильная недостача сильнодействующих ядовитых препаратов. Однако после того, как начались аресты чекистов-евреев, оказалось, что все эти яды хранятся у них на квартирах. Вот что показал надопросе 9 января 1952 г. курировавший лабораторию генерал Фома Фомич Железнов:

«Только после ареста Свердлова (речь идет об Андрее Свердлове — сыне Якова Свердлова. — Прим. авт.), Эйтингона и самого Майрановского многие яды были обнаружены и в значительной части компенсировали ту недостачу, которая числилась за Майрановским. Кроме того, у названных мною лиц были найдены совершенно новые вещества и яды, которые не были внесены в документы лаборатории».

Андрей Свердлов и Наум Эйтингон были арестованы практически в то же время, что и Григорий Майрановский. Наличие в этом списке Наума Эйтингона понятно. Он по должности имел отношение к лаборатории, кроме того, являлся известным специалистом по спецоперациям. Удивляет упоминание Андрея Свердлова, сына Якова Свердлова. Дело в том, что в тридцатые годы прошлого века, еще молодым человеком, Андрей Свердлов был арестован, причем среди прочего фигурировали обвинения в террористических замыслах. Однако в ход пошли широкие связи его матери, в результате его не только не осудили, но взяли на руководящую работу в НКВД. Ни по должности (он занимался в основном следственными делами по линии контрразведки), ни по каким другим признакам никакого отношения к ядам Свердлов-младший иметь не мог.

Летом 1951 года Григория Майрановского вызывали в следственную часть МГБ для допроса, а 13 декабря того же года арестовали. В качестве обвинений ему предъявили шпионаж в пользу Японии, хищение и незаконное хранение ядовитых веществ, злоупотребление служебным положением и незаконное умерщвление более 150 человек. Позднее хранение ядов превращается в подготовку к совершению террористических актов, а обвинение в шпионаже из дела исчезает.

Находясь в тюрьме, Григорий Майрановский отчаянно боролся за свою реабилитацию. Он написал несколько писем на имя министра государственной безопасности.

«Министру государственной безопасности СССР гражданину С.Д. Игнатьеву от арестованного Майрановского Г.М., бывшего сотрудника лаборатории отдела оперативной техники МГБ СССР.

В течение 1941–1943 гг. мною была разработана проблема по выявлению «откровенности» у подследственных лиц (заметим, о неудачно завершившихся изысканиях он предпочитает не упоминать. — Прим. авт.). Осуществление этой разработки было основано на теории физиологии И.П. Павлова о сущности процессов мышления, происходящих в центральной нервной системе (головного мозга), а именно — процессах возбуждения, торможения, которые в здоровом организме взаимно (диалектически) уравновешиваются.

Исходя из этого, мною был применен ряд препаратов, воздействующих то на тормозную деятельность, то на область возбуждения коры головного мозга, с подавлением и преобладанием то в одной, то в другой стороне процессов.

Эта работа бывшим тогда наркомом государственной безопасности В.Н. Меркуловым была поручена для проверки бывшему начальнику 2-го Главного управления МГБ СССР П.В. Федотову. Предложенная методика была проведена с моим участием на ряде подследственных лиц.

Метод оказался удовлетворительным и дал положительные результаты. Однако он имеет и некоторые недостатки, и требовал дальнейшей доработки.

Вся работа активировалась и получила от бывшего наркома В.Н. Меркулова положительную оценку.

В последующем мои теоретические разработки в этом направлении были представлены через начальника отдела оперативной техники Железова бывшему министру Абакумову с подробнейшим планом дальнейшей разработки проблемы.

Однако ответа на мое предложение не последовало.

Вторично (в конце 1951 — начале 1952 года) мною были еще раз представлены соображения бывшему министру Абакумову об использовании моего метода у арестованных уголовных подследственных. Но и здесь я не получил ответа.

Если вы сочтете мое предложение интересным для министерства, то ввиду особой секретности разработки прошу выделить доверенное лицо, которому я бы мог полностью и подробно рассказать о проделанной работе, о сущности метода, который я употреблял, и мои новые планы в этой области.

Если мне будет оказано доверие и самому принять участие в этой разработке, я сочту это большим счастьем для себя.

Все материалы и акты по данной разработке находятся в отделе оперативной техники МГБ СССР.

Г. Майрановский

19 декабря 1952 г.».

Однако обращения не помогли, и вскоре решением Особого совещания при МГБ Майрановский Григорий Моисеевич был признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями 193—17, пункт «а», и 179 Уголовного кодекса РСФСР и приговорен к 10 годам тюремного заключения. Но и после объявления приговора он не успокоился, продолжая из одиночки Владимирской тюрьмы № 2, где находился с 5 марта 1953 года, писать письма во все мыслимые инстанции.

«Глубокоуважаемый Лаврентий Павлович!

Вся моя сознательная жизнь была посвящена только одной цели: построение социализма-коммунизма. В юношеские годы (17–18 лет) я, случайно обманувшись, непростительно вошел в организацию «Бунда», где числился формально и не вел там никакой работы. Я никогда этого не скрывал. Разобравшись в ее буржуазно-националистической программе, я сбросил это «грязное белье» и, вступив в В КП (б), с 1920 года вел активную партработу, проводил неуклонно генеральную ленинско-сталинскую линию партии большевиков, активно боролся против вылазок всяческих врагов (троцкистов, бухаринцев и проч.). В августе 1937 года был мобилизован ЦК ВКП(б) из Всесоюзного института экспериментальной медицины, где был заведующим токсикологической лабораторией, в органы социалистической разведки, где работал абсолютно честно и безгранично преданно. Моей рукой был уничтожен не один десяток заклятых врагов советской власти, в том числе и националистов всяческого рода (и еврейских) — об этом известно генерал-лейтенанту П.А. Судоплатову.

В органах госбезопасности я организовал специальную службу на научных основах, согласно вашим указаниям, что не сможет отрицать ни один из моих клеветников. С приходом Абакумова, благодаря подтасованным «фактам» заинтересованной лично семейственно-организованной группки его сподвижников, моя основная научная работа была прервана. Мною же разрабатывались методики специальной техники на совершенно новых основах, преподанных мне лично Вами.

Приступив к организации специальной лаборатории для органов разведки на научных основах, мною было выдвинуто положение, что кроме лаборатории, оснащенной по последнему слову науки и техники на материале подопытных животных, необходимо поставить проверочно-исследовательскую работу на людях, с целью проверки как имеющихся литературных данных, так и получаемых у нас в лаборатории, действия различных ядовитых и снотворно наркотических веществ. Это положение было поддержано руководством министерства и лично Вами.

Таким образом, помимо одной лаборатории, на одном из наших объектов под моим руководством была организована такая совершенно секретная испытательная научно-исследовательская лаборатория. Вами было утверждено положение этой особой лаборатории и узко ограниченный круг лиц, имевший доступ в нее, которые только одни и знали о ее существовании. Планы и отчеты этих лабораторий утверждались Вами или В.Н. Меркуловым. Последний неоднократно беседовал со мной по обоим видам работы и знакомился лично при посещении. По приходе в министерство Абакумова эта особая работа захирела и закончилась к декабрю 1949 года. Как я понял после ареста, делалось это вредительски, для обмана. В 1951 году лаборатория была ликвидирована. Штат ее из более 20 работников распущен, научное оборудование разбазарено. Это совпало с разоблачением деятельности Абакумова и обновлением руководства МГБ СССР.

К сожалению, надежды на осуществление моих научных разработок, к которым благожелательно отнесся новый министр Игнатьев в беседе со мной в октябре 1951 года, были остановлены моим арестом по анекдотическому и дикому обвинению меня в националистической деятельности. В окружении абакумовских сподвижников работать мне приходилось в сложных условиях: мою особую добавочную работу, которая продолжалась до 1950 года (об этой работе известно Вам, В.Н. Меркулову и П.А. Судоплатову), я не имел права разглашать и посвящать мое начальство вплоть до бывшего начальника отдела Железова. В этом переплете я не нашел правильного разрешения задачи, я сделал непростительные преступные ошибки: незаконное хранение сильнодействующих средств (не смертельно опасных), которые остались от прежней моей деятельности и с которыми я планово собирался работать впредь, так как был все время — до последнего, обманно обнадеживаем.

Никаких злых, преступных помыслов у меня никогда не было. Для преступных целей я легко мог бы использовать более совершенные и значительно более сильные средства. Здесь сказалась моя обывательская успокоенность, преступное благодушие и беспечность в мелкобуржуазном интеллигенте ко до н-кихото веком желании работать, и работать только на благо советской разведки. Я получил по заслугам. Я обращаюсь к Вашему великодушию: простите совершенные мною преступные ошибки, дайте мне возможность не вести паразитическую жизнь, когда вся страна ведет величественную созидательную стройку коммунизма при лязгании волчьих зубов врагов — американского империализма, когда дорога каждая минута. Я остался коммунистом-большевиком. Я получил хороший урок. Готов выполнять все Ваши задания на благо нашей любимой Родины…

Г. Майрановский.

Владимирская тюрьма МВД СССР

21 апреля 1953 года».

Но и это письмо осталось без ответа. Вскоре Григорий Майрановский, переведенный 7 июня 1953 года в Бутырскую тюрьму, а оттуда вскоре во Внутреннюю тюрьму на Лубянке, посылает Лаврентию Берии очередное послание:

«Я, Майрановский Григорий Моисеевич, был мобилизован ЦК ВКП(б) в августе 1937 года из Института экспериментальной медицины (ВИЭМ), где я был заведующим токсикологической лабораторией, — в органы госбезопасности на работу по организации специальной токсикологической лаборатории (отравляющих и наркотических веществ).

У меня есть предложения по использованию некоторых новых веществ: как ряда снотворного, так и смертельного действия — в осуществление этой вполне правильной Вашей установки, данной мне, что наша техника применения наших средств в пищевых продуктах и напитках устарела и что необходимо искать новые пути воздействия через вдыхаемый воздух.

Все эти не осуществившиеся работы я готов передать в любое время по Вашему указанию.

Бутырская тюрьма Г. Майрановский.

Москва. 17 июля 1953 г.».

Однако это письмо привело к обратному результату. Еще 26 июня 1953 года Лаврентий Берия был арестован, но об этом автор послания, находясь в одиночной камере и лишенный всякой связи с внешним миром, не знал.

Письмо попало к старшему следователю следственной части по особо важным делам майору Молчанову, который доложил начальству:

«В связи с разбором поданной Майрановским жалобы о пересмотре его дела вскрылись новые обстоятельства, из которых видно, что им в 1938 году по указанию Берия была создана совершенно секретная научно-исследовательская лаборатория, которая занималась изготовлением различных отравляющих веществ. Кроме того, по заданию Берия Майрановский до конца 1949 года занимался разработкой вопроса отравления пылеобразными веществами через вдыхаемый воздух. Есть необходимость провести тщательное расследование, для чего передать дело в Прокуратуру Союза ССР».

В результате вместо освобождения, на которое Григорий Майрановский мог рассчитывать, так как его действия подпадали под Указ об амнистии от 27 марта 1953 года, он вновь был вынужден давать показания. На сей раз о подробностях работы своей лаборатории. Так, например, на допросе 28 августа 1953 года он показал, что всего в своих опытах использовал около 100 человек, осужденных к высшей мере, из которых более половины умерло в результате проведенных исследований. Также он заявил, что каждый случай был оформлен соответствующим протоколом.

А Павел Судоплатов на допросе 1 сентября 1953 года показал:

«Таких протоколов было не менее 150 штук, то есть таких испытаний яда над людьми было не менее чем над 150 приговоренными к высшей мере наказания».

На допросе 23 сентября 1953 года Григорий Майрановский сообщил следствию:

«При исследовании мы яды давали через пищу, различные напитки, вводили яды при помощи уколов шприцем, тростью, ручкой и других колющих, специально оборудованных предметов. Также вводили яды через кожу, обрызгивая и поливая ее оксимом (смертельно для животных в минимальных дозах). Однако это вещество для людей оказалось не смертельным, оно вызывало лишь сильные ожоги и большую болезненность».

Во время следствия над так называемыми «бериевцами» стали известны и другие подробности деятельности лаборатории. Так, 14 октября 1953 года бывший начальник 2-го спецотдела «А» А.Я. Герцовский показал, что Григорий Майрановский:

«…принимал участие в испытаниях яда на осужденных к высшей мере наказания. Об этом мне говорил в 1940-м или в 1941 году бывший заместитель начальника второго отдела Наркомата госбезопасности Калинин. Один раз в мою бытность начальником второго отдела «А», кажется, в 1941 году по распоряжению Кобулова мною были выделены Блохину для проведения опытов Филимоновым и Майрановским четверо военнопленных немцев, осужденных к высшей мере наказания за злодеяния против советских граждан. Блохин, доставив этих осужденных в помещение, где производились опыты, пригласил меня посмотреть помещение, так как я в нем ни разу до того не был. Я пришел, заключенные к этому времени уже находились в камерах, осмотрел помещение. Филимонова и Майрановского в помещении этом не видел. Лично в производстве опытов над осужденными я не участвовал и трупов умерщвленных людей не видел. А подписывал ли я акты об исполнении приговоров над этими осужденными, я не помню. Вероятнее всего, их подписывал Подобедов — начальник отделения из отдела «А» и принимавший в тот период времени участие в исполнении приговоров».

На вопрос о других случаях умертвления заключенных в спецлабораториях А.Я. Герцовский показал:

«В бытность мою начальником 1-го спецотдела НКВД СССР с января 1942 г., а затем начальником отдела «А» НКВД — МГБ СССР случаев выдачи осужденных к высшей мере наказания для этой цели, кроме того, о котором я только что рассказал, я не помню. Если они имели место, то без моего участия. До 1942 г., когда я не работал начальником 1-го спецотдела, я к исполнению приговоров вообще не имел никакого отношения и об опытах Майрановского знал только со слов Калинина. Он рассказывал о применении ядов над осужденными в присутствии Баштакова и, кажется, в его кабинете. Калинин рассказывал о том, каким образом производились отравления осужденных Майрановским. Но подробностей, приводимых тогда Калининым, я не помню. Присутствовал ли Баштаков при производстве опытов над людьми, я не знал».

На вопрос о том, кто из его подчиненных имел отношение к спец-лаборатории, Герцовский отвечал:

«К случаям умерщвления осужденных Майрановским и Филимоновым, по-моему, имели отношение только Калинин, Подобедов и, кажется, Баштаков. Но Калинин умер незадолго до войны, Подобедов последнее время работал начальником 1-го спецотдела в МВД Украины. О Баштакове я показания давал».

На допросе 23 октября 1953 года Герцовский показывал:

«О производстве опытов я узнал еще до начала войны со слов Калинина. Когда, почему и с чьего разрешения начали производиться те опыты над осужденными, я не знаю. Но когда в январе 1942 года меня назначили начальником 1-го спецотдела, ко мне официально обратились Блохин с Филимоновым. Они и рассказали о такой практике. Фактически дело происходило таким образом. Филимонов приходил к Подобедову, который получал приговоры на осужденных к высшей мере наказания, и отбирал нескольких осужденных. По какому признаку, не знаю. Затем Филимонов спрашивал у меня, кому я буду докладывать приговоры, то есть Меркулову или Кобулову, для получения санкции на их исполнение, с гем чтобы у одного из этих заместителей наркома получить разрешение на выдачу нужных ему осужденных для производства опытов. Когда я после этого докладывал приговоры на осужденных к высшей мере наказания — Меркулову или Кобулову, — то обычно получал указание: передать Блохину разрешение выдать Филимонову или Судоплатову такое-то количество осужденных для производства опытов. Чаще я докладывал приговоры с высшей мерой наказания Меркулову, как первому заместителю НКВД СССР, а потом — как наркому госбезопасности СССР. После этого Блохин в присутствии представителя отдела «А», проверявшего личность осужденных, получал их у начальника тюрьмы и отвозил осужденных в специальное помещение, которое находилось под его охраной. Когда наступала смерть осужденных, Блохин вызывал Подобедова, они отправлялись в это помещение и там составляли акт об исполнении приговора…

— Какое количество осужденных за время вашей работы начальником 1-го спецотдела и отдела «А» было выдано Филимонову для производства опытов?

— Я не могу, даже примерно, назвать число осужденных, переданных Филимонову для производства опытов. Такого учета ни 1-й спецотдел, ни отдел «А» не вели, а мое личное участие в этом деле заключалось в передаче распоряжения от Меркулова или Кобулова Блохину о выдаче осужденных.

— Вот выписка из показаний Блохина от 19 сентября 1953 года: «В мою задачу входила доставка арестованных в специальные камеры. Всей работой руководил Берия или его заместители — Меркулов и Кобулов. Они давали задание 1-му спецотделу или отделу «А» подобрать соответствующих арестованных из числа лиц, приговоренных к расстрелу, — дряхлых или цветущих по состоянию здоровья, по возрасту — молодых или старых, по полноте — худых или полных. В соответствии с этим заданием отдел «А» или 1-й спецотдел из числа лиц, приговоренных к высшей мере наказания, подбирал соответствующих людей, и предписания с указанием фамилий арестованных передавались мне. Всякий раз, получив предписание, я лично у Меркулова или Кобулова перепроверял правильность этих предписаний и необходимость доставки этих арестованных к Майрановскому. При подтверждении Меркуловым или Кобуловым указания я доставлял осужденных к Майрановскому». Что бы вы могли пояснить по этому поводу?

— За время моего пребывания начальником 1-го спецотдела и отдела «А» заданий на подбор осужденных для производства опытов отдел ни от кого не получал и такого подбора не производил. Как я уже показывал выше, Филимонов обычно подходил к Подобедову и по приговорам отбирал нужное ему количество лиц для получения разрешения у Меркулова или Кобулова на выдачу ему осужденных для производства опытов. Ездил ли предварительно Филимонов в тюрьму для отбора осужденных к высшей мере наказания по признакам, указанным Блохиным, я не знаю. Подобедов не мог ездить в тюрьму вместе с Филимоновым для производства такого отбора осужденных без моего разрешения. А так как Подобедов у меня таких разрешений не брал, я думаю, что он в тюрьму для отбора арестованных не ездил. Отдельных предписаний на выдачу Блохину осужденных, над которыми производились опыты, не составлялось. Осужденные выдавались Блохину начальником тюрьмы по обычным предписаниям военных трибуналов для исполнения приговоров. Передача же осужденных Филимонову Блохиным для производства опытов производилась по устному распоряжению Меркулова или Кобулова, которое передавалось Блохину через меня. И, как видно из показаний Блохина, перепроверялось им лично у Меркулова или Кобулова… Я понимал, что распоряжения Меркулова или Кобулова о приведении в исполнение приговоров путем умерщвления, а не путем расстрела, как это указывалось в приговорах суда, являются нарушением закона. Но я считал эти нарушения в условиях войны оправданными по соображениям, изложенным выше.

— Вы признаете, что эти случаи приведения в исполнение приговоров путем умерщвления скрывались от органов прокуратуры, и представители прокуратуры не привлекались в этих случаях ни к участию в исполнении приговоров, ни к участию в составлении актов о приведении в исполнение приговоров?

— Порядок приведения в исполнение приговоров над осужденными к высшей мере наказания путем умерщвления без участия прокурора был установлен еще до моего назначения начальником отдела. Я в этом порядке ничего не изменил. Не имея возможности, ввиду секретности постановки опытов, указывать в актах действительный способ исполнения приговора, в актах в таких случаях способ приведения в исполнение приговоров вообще не указывался.

— А вы лично давали указания своим подчиненным Подобедову и Балишанскому в случаях умерщвления осужденных не привлекать прокуроров к исполнению приговоров?

— Я таких указаний не давал, и в этом не было надобности, так как такова была сложившаяся в подобных случаях практика еще до меня.

— Тогда вам придется ознакомиться с показаниями Балишанско-го, на которого вы только что ссылались. Они несколько расходятся с вашими. Будучи допрошенным, он сообщил следователю вот что: «Примерно в 1945 году, во время войны, меня вызвал к себе Герцовс-кий и дал указание взять материалы на трех осужденных к высшей мере наказания немцев, содержавшихся во внутренней тюрьме, пойти во внутреннюю тюрьму к Миронову, проверить личность осужденных по материалам, имевшимся в отделе «А» (то есть с приговором или решением особого совещания) и вместе с Блохиным или Яковлевым доставить осужденных в помещение, где приводятся в исполнение приговоры. При этом Герцовский сказал, чтобы к исполнению приговоров над этими тремя осужденными прокурора не привлекать». Далее Балишанский показал, что эти трое осужденных были умерщвлены в лаборатории Майрановского. Правильно ли показал Балишанский об указаниях в отношении прокурора, которые ему дали вы? Если это так, то попрошу объяснить, почему вы избегали присутствия прокурора?

— Я не помню, давал ли я такое указание Балишанскому, но думаю, что необходимости в этом не было, так как Балишанский, принимая спецработу от Подобедова, был им проинструктирован о порядке ее исполнения…»

По поводу лаборатории Григория Майрановского дал показания и правая рука Лаврентия Берии, его заместитель Богдан Захарович Кобулов. Он, в частности, заявил:

«Лаборатория полковника Филимонова была создана на базе бывшей личной химической лаборатории Менжинского. С работой этой лаборатории я лично столкнулся во время войны. Она занималась изготовлением для НКВД и Наркомата обороны средств и диверсионной техники для боевых групп, действовавших в тылу противника. Кроме того, в лаборатории имелось отделение, которое изучало возможности изготовления ядов.

— Кто персонально возглавлял это отделение?

— Это отделение возглавлял Майрановский.

— Как оформлялись опыты с точки зрения учета: кого доставляли, каков был результат и так далее?

— На этот вопрос я ответить не могу. Ответ на него может дать сам Майрановский. Видимо, велись дневники записей опытов.

— Не считаете ли вы, что подобные опыты являются преступлением против человечности?

— Я этого не считаю, так как конечной целью опытов была борьба с врагами Советского государства. НКВД — это такой орган, который мог применять подобные опыты над осужденными врагами советской власти и в интересах Советского государства. Как работник НКВД, я выполнял эти задания, но как человек, считал подобного рода опыты нежелательными.

— На ком испытывалось действие ядов, изготовленных в отделении Майрановского?

— К работе этого отделения я отношения не имел, но слышал, что Филимонов ставил вопрос перед Берией или Меркуловым (точно не знаю) о разрешении ему испытания некоторых ядовитых препаратов на арестованных, приговоренных к расстрелу. Получил ли он такое разрешение, я не знаю.

— А за что был осужден Майрановский?

— Не знаю. Дело я это не читал.

— Скажите, для какой цели в 1953 году Майрановский из Владимирской тюрьмы, где отбывал наказание, был этапирован в Москву?

— Я такого случая не помню. Лично с ним я не разговаривал…»

«Всплыла» лаборатория Майрановского и во время процесса над «бериевцами» — на закрытом судебном заседании Специального судебного присутствия Верховного суда СССР 18–23 декабря 1953 года. В частности, член суда Михайлов спросил Берию:

«Подсудимый Берия, в процессе предварительного следствия вы показывали: «Я признаю, что то, о чем свидетельствует Майрановский, является страшным, кровавым преступлением. Я давал Майра-новскому задание о производстве опытов над осужденными к высшей мере наказания». Эти показания вы подтверждаете?

Берия. Да, подтверждаю.

Член суда Михайлов. И далее, на вопрос, был ли Меркулов полностью в курсе деятельности секретной лаборатории, вы ответили: «Безусловно, был полностью в курсе этого, так как он больше занимался этим». Подтверждаете это показание?

Берия. Да, подтверждаю.

Председатель. Подсудимый Меркулов, вы согласны с показаниями Берии?

Меркулов. Я не знаю, что Берия подразумевает под словами «полностью в курсе». Я только 8 раз давал разрешения о выдаче Майрановскому осужденных…»

После расстрела в декабре 1953 года Лаврентия Берии вновь стали вызывать на допросы Григория Майрановского и находившихся в заключении или на свободе людей, имевших отношение к его лаборатории. Среди них были Александр Григорович, Евгений Лапшин, Сергей Муромцев, Наум Эйтингон, Михаил Филимонов, Владимир Подобедов, Аркадий Осинкин, Петр Яковлев и Василий Наумов. Вот некоторые выдержки из их показаний.

Александр Григорович: «Майрановский провел исследования ядов примерно над 100–150 заключенными. Я или Щеголев только отвешивали яд, а Майрановский замешивал его в пищу и через работника спецгруппы давал заключенному. В случаях, когда яд не оказывал смертельного воздействия, Майрановский сам шприцем вводил смертельную дозу. Кроме того, исследование ядов производилось путем инъекций при помощи шприца, кололок или путем выстрелов отравленными пулями в жизненно неопасные участки тела..»..

Евгений Лапшин: «Я был в спецлаборатории, в помещении Блохина, где приводились в исполнение приговоры осужденных к ВМН, когда испытывалась трость-кололка. Пошел я туда по заданию Меркулова…»

Сергей Муромцев: «В спецлаборатории была обстановка непрерывного пьянства Майрановского, Григоровича, Филимонова вместе с работниками спецгруппы. Майрановский поражал своим зверским, садистским отношением к заключенным. Некоторые препараты вызывали у них тяжелые мучения. Я вынужден был обратиться к Блохину и со слезами уговаривал его помочь мне освободиться от этой работы…»

Наум Эйтингон: «Я присутствовал при производстве опытов в лаборатории Майрановского. Подопытными были четыре человека немцев, осужденные к ВМН как активные гестаповцы, участвовавшие в уничтожении советских людей. Было применено впрыскивание в кровь яда курарина. Яд действовал почти моментально, смерть наступала минуты через две…»

Михаил Филимонов: «Судоплатов и Эйтингон требовали от нас спецтехники, только проверенной на людях… Были случаи, когда при мне проводились испытания ядов, но я старался избегать присутствовать при этом, так как не мог смотреть на действие ядов на психику и организм человека. Некоторые яды вызывали очень тяжелые мучения у людей. Чтобы заглушить крики, приобрели даже радиоприемник, который и включали при этом» [894].

Владимирский централ

По иронии судьбы, во Владимирской тюрьме содержался и нацистский «коллега» Григория Майрановского, один из самых страшных врачей-экспериментаторов Освенцима, немец Карл Клауберг: Сначала нацист был удачливей «чекиста»: вместе с другими военнопленными был освобожден в 1955 году, вернулся в Германию, где открыл собственную врачебную практику. Он не только не скрывал своего участия в «медицинских» экспериментах по стерилизации женщин в Освенциме, но даже широко рекламировал их. Позже он был арестован опять и в 1957 году умер в Киевской тюрьме, ожидая нового процесса.

Ленинградский математик-диссидент Револьт Пименов, осужденный по пресловутой «политической» 70-й статье УК РСФСР к тюремному заключению, тоже отбывал наказание во Владимирской тюрьме. Он вспоминал, что во время прогулок в тюремном дворе Григорий Майрановский обязательно надавал генеральскую папаху, хотя до осуждения имел звание только полковника. Он также остался в памяти этого осужденного «своим окриком 12 апреля 1961, когда все

ликовали запуску Гагарина в космос: «А Вы почему не улыбаетесь? Вам не нравятся достижения Советской власти?!»

А вот бывший врач тюрьмы в 1990 году вспоминала о поразившем ее случае, когда она попыталась сделать инъекцию одному из заболевших заключенных. Увидев женщину в белом халате со шприцем в руках, Григорий Майрановский закричал: «Не подходите ко мне! Вы хотите меня убить! Я знаю, как это делается!»[895]

Следствие закончено, забудьте

В общем, дело Григория Майрановского так и не было пересмотрено, и свой срок он отбыл, что называется, «от звонка до звонка», в июле 1956 года вновь вернувшись в камеру Владимирской тюрьмы. В декабре 1953 года Президиум ВАК лишил его докторской степени и профессорского звания, а КГБ — звания полковника и знака «Заслуженный работник НКВД», полученного в апреле 1940 года (интересно, лишили ли его часов, которые он получил за хорошую работу в апреле 1938 года). В июне 1956 года специальным решением Президиума Верховного Совета СССР действие указа об амнистии на него не распространялось.

После освобождения в декабре 1961 года Григорий Майрановский вернулся в Москву и написал прошение о реабилитации, но в марте 1962 года постановлением Совета Министров СССР ему было запрещено жить в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик. В июне того же года указом Президиума Верховного Совета СССР он был лишен всех наград.

Остаток жизни Григорий Майрановский провел в должности заведующего биохимической лабораторией НИИ токсикологии, переехавшего в Махачкалу во время Великой Отечественной войны. Умер он в декабре 1964 года.

В 1989 году его сыновьям, ходатайствовавшим о посмертной реабилитации отца, старшим помощником генпрокурора СССР Виктором Илюхиным было в этом отказано в связи с доказанностью вины в совершении преступлений и отсутствием оснований для пересмотра дела [896].

Жертвы «отравителей» с Лубянки в СССР

В начале 90-х годов прошлого века правозащитники и «историки» поспешили обвинить чекистов в многочисленных убийствах невинных советских граждан, которые «палачи с Лубянки» совершили в первые годы после окончания «холодной войны». Надо же было чем, то доказывать миф о «кровавой гэбне». Если для довоенного периода истории органов госбезопасности вполне годился миф о десятках миллионов расстрелянных в 1937 году, период войны — голословное заявление о том, что чекисты отсиживались в глубоком советском тылу, то для первого десятилетия «холодной войны» — миф об «отравителях» с Лубянки во главе с Павлом Судоплатовым.

Вот только документально они смогли доказать всего лишь четыре случая внесудебной расправы, где в той или иной степени (начиная от участия в операции и заканчивая оформлением свидетельства о смерти) были задействованы сотрудники Отдела «ДР» МГБ СССР. А вот сам лично Павел Судоплатов в этих операциях не участвовал. Зато подробно рассказал в одном из писем, адресованном в ЦК КПСС.

«…Внутри же страны, в период второй половины 1946 г. и в 1947 году, было проведено 4 операции:

1) по указанию членов Политбюро ЦК В КП (б) и 1-го секретаря ЦК КП (б) Хрущева, по плану, разработанному МГБ УССР и одобренному Хрущевым, в гор. Мукачеве был уничтожен Ромжа — глава грекокатолической церкви, активно сопротивлявшийся присоединению гре-ко-католиков к православию;

2) по указанию Сталина в Ульяновске был уничтожен польск. гр-н Самет, который, работая в СССР инженером, добыл сов. секретные сведения о советских подводных лодках, собираясь выехать из Сов. Союза и продать эти сведения американцам;

3) в Саратове был уничтожен известный враг партии Шумский,

именем которого — шумскизм — называлось одно из течений среди украинских националистов. Абакумов, отдавая приказ об этой операции, ссылался на указания Сталина и Кагановича;,

4) в Москве, по указанию Сталина и Молотова, был уничтожен американский гр-н Оггинс, который, отбывая наказание в лагере, во время войны, связался с посольством США в СССР, и американцы неоднократно посылали ноты с просьбой о его освобождении и выдаче разрешения на выезд в США.

В соответствии с Положением о работе Спец, службы, утвержденной правительством, приказы о проведении перечисленных операций отдавал бывший тогда министр гос. безоп. Абакумов.

Мне и Эйтингону хорошо известно, что Абакумов по всем этим операциям докладывал в ЦК ВКП(б)»[897].

Авторы обращают внимание читателей, что во всех четырех случаях приказ об их ликвидации исходил от руководителей СССР. Поэтому Павел Судоплатов лишь выполнял приказ. Да и четко отслеживались причины, из-за которых этих людей невозможно было уничтожить в обычном судебном порядке.

Кто были эти жертвы и почему их потребовалось убивать столь необычным способом?

Архиепископ Юрий Теодор Ромжа, ставший в 1944 году епископом Мукачинской епархии, был убит по указанию члена Политбюро ЦК В КП (б) и первого секретаря ЦК КП(б) Украины Никиты Сергеевича Хрущева. Вместе с министром госбезопасности УССР Сергеем Савченко будущий разоблачитель «культа личности» направил письмо Иосифу Сталину и министру госбезопасности СССР Виктору Абакумову, где они обвиняли епископа в связях с ОУН и Ватиканом. Понятно, что арестовывать церковного деятеля такого уровня было нежелательно. Поэтому 27 октября 1947 года сорокашестилетний епископ был, по рассказу Павла Судоплатова, ликвидирован следующим образом: сначала украинскими чекистами была организована автокатастрофа, но организована плохо, так что епископ остался жив. Тогда партийный руководитель республики вновь обратился к Хозяину — по-видимому, за санкцией, после чего в Ужгород выехали чекисты Сергей Савченко и Григорий Майрановский, которые организовали завершающий этап операции. Медсестра мукачевской больницы — агент МГБ — 1 ноября сделала Ромже смертельный укол, использовав полученную от присланного из Москвы специалиста ампулу яда кураре[898].

Аналогичным способом был убит Александр Яковлевич Шумский. Родился он в 1890 году в Киевской губернии, в бедной крестьянской семье. В 1908 году вступил в Украинскую социал-демократическую партию. С осени 1917 по осень 1919 года — член украинской партии эсеров. С осени 1919 года по 1920 год один из лидеров украинской компартии. После ее роспуска вступил в КП (б) Украины и был избран членом ЦК. В 1920 году занимал пост наркома внутренних дел УССР, в 1921–1923 годах — представителем Советской Украины в Польше. В 1923–1924 годах — главный редактор журнала «Красный путь» — орган отдела агитации и пропаганды КП (б) Украины. С 1924 по 1927 год — нарком просвещения УССР. Активно проводил политику украинизации.

После конфликта с 1-м секретарем украинской компартии Лазарем Кагановичем был в 1927 году переведен в Москву председателем союза работников просвещения. В 1933 году сослан на 10 лет в Соловки, а в 1935 году переведен в ссылку в Сибирь. Будучи в ссылке в Красноярске и в Саратове, он продолжал писать письма Иосифу Сталину, протестуя против новой «русской великодержавной» национальной политики и угрожая самоубийством в случае отказа в возвращении на Украину. Впрочем, кроме писем руководителю СССР, есть данные о том, что он был связан с украинской эмиграцией.

По воспоминаниям Павла Судоплатова, решение о ликвидации Александра Шумского, по предложению Лазаря Кагановича и Никиты Хрущева, было объявлено ему и Виктору Абакумову в ЦК партии секретарем ЦК Алексеем Кузнецовым. В Саратов специально выехали Лазарь Каганович, первый заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Сергей Огольцов и Григорий Майрановский. Жертва, уже выехавшая из Саратова в Киев, была 18 сентября 1946 года отравлена в больнице города Саратова. Официально он скончался от сердечной недостаточности[899].

Расскажем теперь о третьей жертве. Исай Оггинс, американский коммунист, был давним агентом Коминтерна и НКВД. В тридцатые годы прошлого века он выполнял секретные задания в Китае, На Дальнем Востоке и в США. Его жена Нора также была агентом НКВД и отвечала за обслуживание конспиративных квартир во Франции и США. В 1938 году он въехал в СССР по фальшивому чехословацкому паспорту, а 20 февраля 1939 года был арестован по подозрению в двойной игре. Его обвинили в шпионаже и предательстве и постановлением Особого Совещания при НКВД СССР приговорили к 8 годам ИТЛ.

Нора Оггинс в 1939 году вернулась в США. Первое время она считала, что ее муж находится в СССР по оперативным соображениям, но потом поняла, что он арестован. Тогда она вступила в контакт с американскими спецслужбами, надеясь таким путем вызволить мужа из СССР. В 1942 году, по просьбе американских властей, ей разрешили встретиться с супругом — встреча состоялась в печально знаменитой Бутырской тюрьме. Теперь, когда стало точно известно, что Исаак Оггинс арестован, это только усилило желание американцев освободить его и использовать в своих целях. Поэтому руководство МТБ и государства приняло решение о ликвидации этого человека. В связи с этим министр МТБ Виктор Абакумов направил Иосифу Сталину и Вячеславу Молотову следующую докладную записку:

«…В апреле 1942 года американское посольство в СССР нотой в адрес Министерства иностранных дел СССР сообщило о том, что, по имеющимся у посольства сведениям, американский гражданин Оггинс Исай находится в заключении в лагере в Норильске. Посольство по поручению Государственного департамента просило сообщить причину его ареста, срок, на какой осужден Оггинс, и состояние его здоровья.

В связи с настояниями американского посольства по указанию товарища Молотова 8 декабря 1942 года и 9 января 1943 года состоялось два свидания представителей посольства с осужденным Оггинс. Во время этих свиданий Оггинс сообщил, что он арестован как троцкист, нелегально въехавший в Советский Союз по чужому паспорту для связи с троцкистским подпольем в СССР. Несмотря на такое заявление, американское посольство в Москве неоднократно возбуждало вопрос перед МИД СССР о пересмотре дела и досрочном освобождении Оггинса (так в тексте документа. — Прим. авт.), пересылало письма и телеграммы Оггинса его жене, проживающей в США, а также сообщало МИД СССР, что признает Оггинса американским гражданином и готово репатриировать его на родину.

9 мая 1943 года американскому посольству было сообщено, что «соответствующие советские органы не считают возможным пересматривать дело Оггинса».

Теодор Ромжа

20 февраля 1939 года Оггинс был действительно арестован по обвинению в шпионаже и предательстве. В процессе следствия эти подозрения не нашли своего подтверждения, и Оггинс виновным себя не признал. Однако Особое Совещание при НКВД СССР при говорило Оггинса к 8 годам ИТЛ, считая срок заключения с 20 февраля 1939 года… Появление Оггинса в США может быть использовано враждебными Советскому Союзу лицами для пропаганды против СССР.

Исходя из этого, МГБ СССР считает необходимым Оггинса Исайя ликвидировать, сообщив американцам, что Оггинс после свидания с представителями американского посольства в июне 1943 года был возвращен к месту отбытия срока наказания в Норильск и там в 1946 году умер в больнице в результате обострения туберкулеза позвоночника.

В архивах Норильского лагеря нами будет отражен процесс заболевания Оггинса, оказанной ему медицинской и другой помощи. Смерть Оггинса будет оформлена историей болезни, актом вскрытия трупа и актом погребения.

Ввиду того что жена Оггинса находится в Нью-Йорке, неоднократно обращалась в наше консульство за справками о муже, знает, что он арестован, — считаем полезным вызвать ее в консульство и сообщить о смерти мужа.

Прошу ваших указаний.

Абакумов»[900].

По данной докладной записке Иосифом Сталиным и Вячеславом Молотовым было принято решение о ликвидации Исайя Оггинса. Его доставили в спецлабораторию, которой руководил Григорий Майрановский, и сделали под видом профилактического осмотра смертельный укол.

Участие подчиненных Павла Судоплатова в данной операции, проведенной по прямому приказу высших руководителей страны, сводилась к тому, что они организовали похороны тела жертвы в Пензе и оформление даты захоронения — 1946 годом.

Возможно, что аналогичным образом были уничтожены японские пленные, о судьбе которых рассказали В.А. Бобренев и В.Б. Рязанцев, описавшие эту историю в книге «Палачи и жертвы». Остается загадочной смерть во Владимирской тюрьме в марте 1949 года бывшего начальника японской военной миссии в Харбине, генерал-майора Акикуса Шуна и бывшего генконсула во Владивостоке и Харбине Миякава Фунао (занимавшегося шпионажем против России еще с дореволюционных времен) в Лефортове в марте 1950 года. Оба были арестованы в Харбине в 1945 году[901]. Хотя возможно, что к их смерти подчиненные Павла Судоплатова не имели никакого отношения.

Отравили за рубежом

В начале данной главы было написано, что чекисты крайне редко использовали отравляющие вещества для «ликвидации» врагов советской власти. Раньше мы рассказали о том, как были убиты Степан Бандера и Лев Ребет, а Николай Хохлов (до сих пор официально не признано, что его пытались умертвить по приказу Москвы) выжил после покушения. Расскажем о других жертвах «отравителей с Лубянки».

6 августа 1925 года в одном из кафе Майнца работниками военного аппарата Германской компартии — братьями Гольке был отравлен Владимир Степанович Нестерович (Ярославский)[902]. Об этом покушении написано достаточно много, поэтому не будем останавливаться на этом вопросе. Расскажем о тех эпизодах, где участие агентов Москвы не столь очевидно.

Смерть «казнокрада»

В декабре 1925 года в Польше советскими агентами якобы был отравлен профессиональный революционер, высокопоставленный советский чиновник и военный разведчик Игнатий Леонидович Дзе-валтовский[903]. Кратко расскажем биографию жертвы.

Он родился в 1888 году. Окончил Виленское реальное училище. С 1908 года — член Польской партии социалистов. Учился во Львовском политехническом институте и Петербургском психоневрологическом институте, но учебы не окончил. В апреле — августе 1915 года — курсант Павловского военного училища. Служил в гвардейском гренадерском полку.

В апреле 1917 года вступил в РСДРП(б), занимался революционной агитацией в войсках. О последствиях его деятельности можно узнать из книги А.И. Деникина «Демократизация армии»: управление, служба и быт». В ней легендарный военачальник и один из лидеров Белого движения так охарактеризовал участие Дзевалтовского:

«В Киеве слушалось дело известного большевика, штабс-капитана гвардейского гренадерского полка Дзевалтовского, обвинявшегося, совместно с 78 сообщниками, в отказе принять участие в наступлении и в увлечении своего полка и других частей в тыл. Процесс происходил при следующей обстановке: в самом зале заседания присутствовала толпа вооруженных солдат, выражавшая громкими криками свое одобрение подсудимым; Дзевалтовский, по дороге из гауптвахты в суд, заходил вместе с конвоирами в местный Совет солдатских и рабочих депутатов, где ему устроена была овация; наконец, во время совещания присяжных, перед зданием суда выстроились вооруженные запасные батальоны, с оркестром музыки и пением «Интернационала». Дзевалтовский и все его соучастники были, конечно, оправданы».

В октябре 1917 года — член Петроградского В РК. С 8 ноября 1917 года — комиссар Зимнего дворца. С 9 ноября 1917 года — заместитель командующего войсками Петроградского военного округа. В 1918 года — главный комиссар Управления военно-учебных заведений Всероссийского Главного штаба. С октября 1918 года — комиссар Всеросглавштаба. В июне — августе 1919 года — заместитель народного комиссара по военным и морским делам Украинской ССР. В августе — октябре 1919 года — народный комиссар по военным и морским делам Украинской ССР.

С октября 1919 по март 1920 года — помощник командующего Восточным фронтом, член реввоенсовета 5-й армии. В 1920 году — член Дальбюро ЦК ВКП(б), военный министр Дальневосточной Республики, министр иностранных дел Дальневосточной республики. Затем на дипломатической работе. С января 1922 года по 1924 год на административно-хозяйственной руководящей работе. В 1924 году — представитель Исполнительного комитета Коммунистического интернационала при Болгарской коммунистической партии[904].

С его деятельностью на этом посту связан один странный инцидент. В апреле 1924 года он должен был поехать по заданию Коминтерна в Грецию и среди прочего передать местной компартии предназначенные ей деньги. До Греции он так и не доехал, более того, исчез из поля зрения Коминтерна[905].

В марте — ноябре 1925 года — резидент Разведывательного управления Штаба РККА в Прибалтике. В ноябре 1925 года, прихватив крупную сумму денег из кассы резидентуры, бежал в Польшу

Существует «письмо» начальника советской внешней разведки М. Трилиссера, где раскрыты подробности этого инцидента. Оговоримся сразу, документ частично или полностью сфальсифицирован и создан на Западе. Вот его текст:

«В марте месяце с/г был командирован в Прибалтику т. (…) [Дзевальтовский], который бежал в Польшу и был укрыт польскими властями. Последние широко используются его сведениями и проваливают наших ответственных работников, (…) [Дзевальтовский] с собой захватил 300 000 червонцев.

Ввиду того, что (…) [Дзевальтовский] предложил свои услуги французам и может проехать через Германию, надлежит принять меры для задержания его в Германии впредь до особого распоряжения»[906] .

Смертоносный укол зонтиком-тростью

Именно с помощью этого предмета в начале сентября 1978 года на мосту Ватерлоо в Лондоне болгарской разведкой был «ликвидирован» корреспондент Би-би-си эмигрант и диссидент Георгий Марков. В качестве яда был применен рицин — вещество в 6 000 раз сильнее цианистого калия, и противоядия от него пока не существует.

Георгий Марков скончался 11 сентября 1978 года в одной из лондонских клиник. Из его показаний, сделанных перед смертью, следовало, что 7 сентября он получил укол зонтом в ногу от неизвестного. Вскрытие, сделанное после кончины 49-летнего Маркова, выяснило, что у него в ноге находился крошечный шарик (1,5 миллиметра в диаметре), содержавший сильный яд рицин. В Великобритании объявили, что смерть Маркова была политическим убийством, акцией возмездия болгарских властей против диссидента, бежавшего из страны еще в 1969 году.

В 2005 году болгарская газета «Дневник» обнародовала информацию о предполагаемом убийце Маркова: им был назван датский подданный итальянского происхождения Франческо Джуллино. Он являлся болгарским секретным агентом в Европе, его кодовое имя было «Агент Пикадилли». После убийства Маркова Джуллино исчез, но, судя по новым сведениям, до этого он был награжден болгарскими властями. Кроме того, в других публикациях утверждалось, что София якобы получила рицин от Москвы[907]. Спустя какое-то время британские СМИ сообщили новые подробности. Так, «ликвидатора» завербовали после ареста за контрабанду наркотиков и валюты. Джуллино якобы получил инструкции об уничтожении Маркова лично от руководителя болгарской компартии Тодора Живкова и замминистра внутренних дел Стояна Славова.

Кроме того, британские журналисты утверждали, что вскоре после смерти Маркова в Париже произошло похожее покушение — дробинкой с рицином выстрелили в Владимира Костова, бывшего редактора болгарского государственного радио. Благодаря толстой шерстяной кофте яд не попал глубоко в кожу, и болгарин выжил. После падения режима Живкова в 1989 году в здании МВД Болгарии якобы нашли запас зонтиков, подготовленных для стрельбы[908].

Когда распался Советский Союз

С середины 90-х годов прошлого века различные яды, а также смертоносные вещества (например, радиоактивные элементы) активно использовались негосударственными структурами для ликвидации опасных конкурентов, когда другие средства по тем или иным причинам использовать было нежелательно.

Единственный известный случай применения яда «ликвидаторами с Лубянки» — спецоперация по уничтожению высокопоставленного командира чеченских боевиков «Черного Араба» — Амира ибн аль-Хаттаба (настоящее имя — Самир бин Салех ас-Сувейлим). Он скончался 20 марта 2002 года после прочтения пропитаного специальным отравляющим веществом письма[909].

Глава 26 УПРАВЛЕНИЕ ТЕРРОРА И ДИВЕРСИЙ

При советской власти об организующей и руководящей роли Лубянки в организации партизанского движения говорить и писать было не принято, хотя 90 % партизанских отрядов было сформировано с участием чекистов. Так, только во второй половине 1941 года по линии НКВД «…было оставлено для действия в тылу противника 1600 партизанских отрядов, численностью 27 тысяч человек и 500 диверсионных групп, численностью 2250 человек…

Всего переброшено (через линию фронта. — Прим. авт.) в тыл противника во второй половине 1941 года 198 партизанских отрядов, численностью 43 796 человек и 1033 диверсионных групп, численностью 4893 бойца-подрывника.

Таким образом, за время войны (с июня 1941 года по начало 1942 года (документ был подготовлен в начале 1942 года. — Прим. авт.) оперировало в тылу врага 77 939 человек»[910].

К моменту создания 18 января 1942 года Четвертого управления (разведка и диверсии на оккупированной территории) НКВД СССР на его учете состояло 1798 партизанских отрядов (70 796 бойцов и командиров) и 1153 разведывательно-диверсионных групп (7143 разведчиков и подрывников). И это без учета партизанских отрядов, сформированных чекистами на местах и из-за неразберихи первого года войны не учтенных региональными (областными и республиканскими) отделами и управлениями, а также Москвой.

Много это и мало? По официальным данным, к концу 1941 года сумели закрепиться на оккупированной территории и развернуть войну с врагом около 3500 партизанских отрядов и групп, насчитывающих 90 тысяч человек[911].

Согласно современным официальным данным, «всего по линии зафронтовой работы органами госбезопасности было подготовлено и заброшенно во вражеский тыл 2222 оперативных групп, из них 244 Четвертым управлением НКВД СССР, а остальные — 4-мя Отделами территориальных органов. 20 опергрупп действовали по заданию военной контрразведки»[912].

Каждую из этих групп нужно было подготовить, обеспечить ее переброску через линию фронта, а потом создать ей условия для эффективной деятельности. Это не только получение от нее рапортов о количестве пущенных под откос вражеских эшелонов и уничтоженной военной техники противника, но и снабжение ее всем необходимым (взрывчаткой, боеприпасами, медикаментами, свежими листовками и газетами для проведения агитационной работы среди местного населения и т. п.).

Исак Оггинс

В годы Великой Отечественной войны вопросами организации терактов и диверсий не только на оккупированной противником территории, но и нейтральных стран (например, Турции) занималась Особая группа — Второй отдел — Четвертое управление НКВД-НКГБ СССР, Четвертые управления НКВД—НКГБ Украины и Белоруссии, а также Четвертые отделы областных управлений НКВД-НКГБ. Разумеется, спецоперации разрабатывали и проводили не только они, но и те, кто подчинялся военной разведке или штабам партизанского движения. К середине 1942 года на оккупированной территории Советского Союза не осталось «бесхозных» партизанских отрядов или городских подпольных организаций.

Особая группа при наркоме НКВД СССР

5 июля 1941 года согласно Приказу НКВД СССР № 00882 от 5 июля 1941 года была сформирована Особая группа при наркоме НКВД. Она подчинялась непосредственно народному комиссару внутренних дел. Хотя о существовании этого подразделения в центральном аппарате госбезопасности знали немногие. Создать-то ее создали, но «забыли» включить в штатную структуру НКВД. Об этом парадоксе чуть ниже.

Особую группу возглавил старший майор госбезопасности Павел Судоплатов, а его заместителями тем же приказом назначили заместителя начальника Первого управления НКВД Наума Эйтингона[913] и заместителя начальника 2-го (дальневосточного) отдела Первого управления НКВД старшего майора госбезопасности Николая Мельникова[914].

Основные задачи Особой группы:

разработка и проведение разведывательно-диверсионных операций против гитлеровской Германии и ее сателлитов;

организация подпольной и партизанской войны;

создание нелегальных агентурных сетей на оккупированной территории;

руководство специальными радиоиграми с немецкой разведкой с целью дезинформации противника[915].

Последняя задача так и не была выполнена в полном объеме.

Малоизвестный факт. Когда 20 июля 1941 года НКВД и НКГБ были объединены в единый наркомат — НКВД, Лаврентий Берия 30 июля 1941 года подготовил документ под названием «Структура народного комиссариата внутренних дел Союза ССР». В нем была подробно расписана структура нового ведомства. Место нашлось всем подразделениям, кроме Особой группы[916]. Не было намеков на существование этого подразделения и в Приказе НКВД СССР № 00983 от 31 июля 1941 года, в котором расписана структура центрального аппарата НКВД СССР В этом документе лишь указано на существование, на правах административно-оперативного управления, Штаба истребительных батальонов НКВД[917]. А Особая группа, в качестве самостоятельного отдела, заняла свое «официальное» место в структуре центрального аппарата НКВД только 3 октября 1941 года[918].

Рождение Четвертых отделов в регионах

Приказом НКВД СССР от 25 (по другим данным 26) августа 1941 года оперативные группы местных органов госбезопасности, призванные противостоять парашютным десантам и диверсантам противника, были преобразованы в Четвертые отделы Управления НКВД прифронтовых республик, краев и областей, оперативно подчиненные Особой группе при НКВД СССР.

В тот же день, 26 августа 1941 года, приказом по Наркомату был определен порядок взаимодействия с Особой группой оперативных, технических и войсковых подразделений и соединений органов госбезопасности и внутренних дел. К этому следует добавить, что Второй отдел НКВД СССР являлся единственным из подразделений центрального аппарата, который не эвакуировали из Москвы в Куйбышев в октябре 1941 года.

В конце августа 1941-го были окончательно определены конкретные боевые задачи, поставленные перед Особой группой Верховным командованием и руководством НКВД СССР. В области разведывательной деятельности — приказано сосредоточиться на сборе и передаче командованию Красной Армии по линии Н КВД разведданных о противнике:

дислокации, численном составе и вооружении его войсковых соединений и частей;

местах расположения штабов, аэродромов, складов и баз с оружием, боеприпасами и ГСМ;

строительстве оборонительных сооружений;

режиме политических и хозяйственных мероприятий немецкого

командования и оккупационной администрации.

В области диверсионной деятельности необходимо добиться: нарушения работы железнодорожного и автомобильного транспорта, срыва регулярных перевозок в тылу врага;

вывода из строя военных и промышленных объектов, штабов,

складов и баз вооружения, боеприпасов, ГСМ, продовольствия и прочего имущества;

разрушения линий связи на железных, шоссейных и грунтовых дорогах, узлов связи и электростанций в городах и других объектах.

В области контрразведывательной работы (совместно с особыми отделами Красной Армии) следовало:

установить места дислокации разведывательно-диверсионных и карательных органов немецких спецслужб, школ подготовки агентуры, их структуру, численный состав, системы обучения агентов, пути их проникновения в части и соединения Красной Армии, партизанские отряды и советский тыл;

выявлять вражеских агентов, подготовленных к заброске или уже переброшенных через линию фронта, а также оставляемых в тылу советских войск после отступления немецкой армии;

выявлять способы связи агентуры противника с его разведцентрами;

проводить систематические мероприятия по разложению частей, сформированных из добровольно перешедших на сторону врага военнослужащих Красной Армии, военнопленных и насильственно мобилизованных жителей оккупированных территорий;

ограждать партизанские отряды от проникновения вражеской агентуры, проводить ликвидацию наиболее опасных пособников врага и, по возможности, представителей оккупационной администрации, ответственных за карательные действия фашистских властей и военного командования по отношению к партизанам и местному населению[919].

От Особой группы ко Второму отделу

В связи с расширением объемов работы по организации партизанского движения на оккупированной противником территории Особая группа 3 октября 1941 года согласно Приказу НКВД СССР № 001435 «Об организации 2-го отдела НКВД СССР» была реорганизована в самостоятельный отдел НКВД. При этом в оперативном подчинение у него остались Четвертые отделы областных управлений.

Примечательно, что был сохранен особый статус новой структуры — она подчинялась непосредственно Лаврентию Берии. Также на своем посту остался Павел Судоплатов и один из его заместителей — Николай Мельников[920]. А вот другой заместитель, Наум Эйтингтон, уехал в зарубежную командировку в Турцию. Вместе со своими коллегами Георгием Мордвиновым и Иваном Винаровым он должен был организовать в Анкере убийство германского посла Франца фон Папена[921]. Место отбывшего в спецкомандировку занял бывший заместитель наркома внутренних дел Грузии майор госбезопасности Варлаам Какучая[922] .

Второй отдел НКВД СССР состоял из шестнадцати отделений, из них четырнадцать — оперативные региональные отделения. В их задачу входила организация разведывательно-диверсионной работы за рубежом в регионах, непосредственно примыкающих к театру военных действий, а также в районах возможного нападения противника (Япония, Турция и т. п.).

Для оптимизации координации деятельности территориальных Четвертых управлений и отделов 10 ноября 1941 года в составе Второго отдела НКВД СССР было создано прифронтовое отделение[923].

Основные задачи Второго отдела НКВД СССР и подчиненных ему Четвертых управлений и отделов республиканских и областных подразделений НКВД:

формирование в крупных населенных пунктах, захваченных противником, нелегальных резидентур и обеспечение надежной связи с ними;

восстановление контактов с ценной проверенной агентурой органов госбезопасности, оставшийся на временно оккупированной советской территории;

внедрение проверенных агентов в создаваемые противником на захваченной территории антисоветские организации, разведывательные, контрразведывательные, административные органы;

подбор и переброска квалифицированных агентов органов госбезопасности на оккупированную врагом территорию в целях их дальнейшего проникновения в Рейх и другие европейские страны;

направление в оккупированные противником районы маршрутной агентуры с разведывательными и специальными задачами;

подготовка и переброска в тыл врага разведывательно-диверсионных групп и обеспечение надежной связи с ними;

организация в районах, находящихся под угрозой вторжения противника, резидентур из числа преданных и проверенных на оперативной работе лиц;

обеспечение разведывательно-диверсионных групп, одиночных агентов, специальных курьеров и маршрутных агентов оружием, средствами связи и соответствующими документами[924].

Отдельно следует отметить тот факт, что сотрудники Второго отдела готовили методические пособия для разведчиков и диверсантов. Например, инструкцию «по изготовлению зажигательных средств», в качестве учебного пособия при обучении подрывному делу членов 125 «боевых диверсионных групп», которым предстояло сражаться с врагом в Сталинградской области и самом городе[925]

Рождение Четвертых управлений и отделов НКВД

Приказом НКВД СССР от 18 января 1942 года, в связи с расширением деятельности по организации партизанских отрядов и диверсионных групп в тылу противника, Второй отдел НКВД СССР был преобразован в Четвертое управление НКВД СССР[926]. Его начальником стал Павел Судоплатов, заместителями — Николай Мельников, Варлаам Какучая, а с 20 августа 1942 года вернувшийся из зарубежной командировки Наум Эйтингон.

По инициативе Лаврентия Берии в составе наркоматов внутренних дел Украины и Белоруссии создавались собственные Четвертые управления. Следует обратить внимание на то, что образованные ранее Четвертые отделы УНКВД краев областей были переподчинены Четвертому управлению НКВД СССР и соответствующим управлениям наркоматов внутренних дел УССР и БССР[927].

Малоизвестный исторический курьез. «Четвертое Главное (особое Управление) НКГБ СССР» планировалось создать еще… в мае-июне 1941 года. Основной задачей этой структуры должно было стать «улучшение обслуживания важнейших Наркоматов (авиационной промышленности, боеприпасов, вооружений и электростанций. — Прим. авт.), имеющих оборонное значение, и усиление борьбы со шпионской, диверсионной, вредительской и террористической деятельностью иностранных разведок на объектах предприятий этих Наркоматов»[928].

Соответствующее Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об изменение структуры Народного комиссариата государственной безопасности» (кроме создания Четвертого управления планировалось переименовать три Управления НКГБ СССР (разведывательное, контрразведывательное и секретно-политическое) в Главные Управления НКГБ СССР) так и осталось проектом и не было утверждено Иосифом Сталиным[929].

На созданные в 1942 году Четвертые управления возлагались задачи по формированию в крупных населенных пунктах на оккупированных территориях нелегальных резидентур. В их ведении было внедрение агентов в оккупационные военные и административные органы, подготовка и переброска в тыл немецких войск разведывательно-диверсионных групп, организация резидентур в районах, находящихся под угрозой захвата, обеспечение групп и агентов оружием, средствами связи и документами.

Четвертые отделы занимались также допросами пленных и перебежчиков. Полученная информация о разведывательных органах немецких спецслужб и антисоветской деятельности на оккупированной территории передавалась в контрразведывательные и секретно-политические отделы.

И завершая рассказ об административных реформах, следует привести структуру центрального аппарата Четвертого управления НКВД СССР. Она имела такой вид:

Руководство.

Секретариат.

Финансовая группа.

Информационно-учетное отделение.

1-й отдел (зарубежный):

1- е отделение (Европейское);

2- е отделение (Африка, Дальний Восток);

3- е отделение (Ближний Восток, Турция, Иран, Афганистан, арабские страны, Средняя Азия, Закавказье);

4- е отделение — работа по военнопленным и интернированным).

2-й отдел (территории СССР, оккупированные и угрожаемые противником):

1- е отделение (г. Москва и Московская обл.);

2- е отделение (УССР, Молдавская ССР, Крымская АССР);

3- е отделение (БССР);

4- е отделение (области РСФСР, Карело-Финская ССР);

5- е отделение (Литва);

6- е отделение (Латвия);

7- е отделение (Эстония);

8- е отделение (вербовка спецагентуры из числа з/к лагерей);

9- е отделение (учетное).

3-й отдел:

1- е отделение (техническая подготовка);

2- е отделение (оперативное);

3- е отделение (материально-техническое снабжение);

1-й и 2-й отряды взрывников.

4- й отдел:

1- е отделение («Д»);

2- е отделение («ТН»);

3- е отделение (подготовки);

4- е отделение (материально-техническое).

Отдельная рота саперов.

Штаб истребительных батальонов и партизанских отрядов:

1- е отделение (истребительные батальоны);

2- е отделение (партизанские отряды).

Общая численность центрального аппарата Четвертого управления 113 человек[930].

Четвертые отделы областных управлений

Структура Четвертых отделов областных управлений НКВД полностью позволяла решать задачи в сфере организации зафронтовой работы органов госбезопасности.

Четвертый отдел включал в себя:

руководство;

секретариат;

1- е отделение — руководство деятельностью истребительных батальонов;

2- е отделение — руководство партизанскими формированиями;

3- е отделение — проведение разведки на оккупированной территории;

4- е отделение — организация связи;

5- е отделение — боевая подготовка;

6- е отделение — материально-техническое обеспечение[931].

Деятельность этих подразделений в первые месяцы после их создания протекала в сложных условиях. Одна из причин — нехватка обычных сотрудников, уже не говоря о тех, кто имел опыт разведывательно-диверсионной работы. Если Павел Судоплатов имел право привлекать к работе в свое подразделение любых чекистов, даже находящихся в заключении, то руководители периферийных органов госбезопасности вынуждены были довольствоваться в основном своими подчиненными. А ведь большинство этих людей пришли в «органы» в конце тридцатых годов и поэтому уровень их профессиональной подготовки был низок. И не их в этом вина. Просто все тонкости мастерства оперативный сотрудник достигает лет через пять службы.

Другая причина — высокая «текучесть» кадров. Так, Четвертый отдел НКВД УССР был создан в конце августа 1941 года и «укомплектован на 75 % штатной положенности работниками НКВД эвакуированных областей и командирами пограничных войск НКВД УССР». А в сентябре 1941 года, когда Красная Армия оставила Киев^ почти все эти люди, за исключением шести человек, оказались на оккупированной территории. Отметим сразу, что они не успели своевременно эвакуироваться. Просто согласно действующим в тот период приказам чекисты, которые находились в населенных пунктах, отступали с последними частями Красной Армии.

Многие чекисты погибли во время бомбежек в прифронтовой полосе или во время боевых действий на фронте. Ведь большинство сотрудников Четвертого отдела находилось на передовой. В качестве примера можно привести фрагменты докладной записки временно исполнявшего дела (ВРИД) начальника 1-го сектора Четвертого управления НКВД УССР лейтенанта госбезопасности Севостьяна Ивановича Полищука, датированной 22 августа 1941 года.

«По Вашему (заместителя наркома НКВД УССР полковника Тимофея Амросевича Строкача. — Прим. авт.) заданию я 18 августа с.г. выехал в районы Житомирской области, расположенные в районе действия 5-й армии для проверки работы по созданию партизанских формирований и диверсионных групп и налаживания с ними связи по руководству их действия в тылу противника…»[932]

При этом нужно учитывать, что чекист ездил по прифронтовым районам, собирая информацию об партизанских отрядах, которые планировалось перебросить через линию фронта или просто оставить в тылу наступающих войск противника.

Аналогичная ситуация складывалась с сотрудниками Четвертых отделов областных УНКВД. Так, большинство сотрудников «четверки» Орловского областного управления НКВД «выехало к фронту (Брянск), там образовало оперативный штаб по организации и деятельности партизанских отрядов и диверсионных групп»[933]. Этот штаб возглавил чекист Дмитрий Емлютин. В октябре 1941 года оперативная группа не успела эвакуироваться вместе с частями отступающей Красной Армии и оказалась в полном составе на оккупированной фашистами территории Орловской области.[934]

Большинство из этих людей не смогли прорваться через линию фронта. Вот и пришлось Отделу кадров НКВД УССР заново подбирать сотрудников для службы в Четвертом отделе.

А вот перечень задач, которые предстояло решить новым сотрудникам Четвертых управлений и Четвертых отделов, которые заменили тех, кто оказался в тылу врага:

«1. Широкое развертывание партизанского движения на территории областей и районов УССР, занятых противником;

подготовка партизанских отрядов и диверсионных групп для оседания в районах на случай вынужденного отхода частей Красной Армии из указанных районов;

установление связи с партизанскими отрядами, действующими в тылу противника, и повышение эффективности их деятельности;

усиление боевой выучки истребительных батальонов и улучшения качества несения ими службы;

создание базы оружия, питания и обмундирования для снабжения формируемых партизанских отрядов;

организация подготовки проводников разведчиков, связников и радистов; оказание практической помощи УНКВД по формированию 4-го Отдела и организации их работы»[935].

П.А. Судоплатов

В ноябре 1941 года руководство НКВД УССР утвердило «Типовую инструкцию по работе оперуполномоченных 4 отделов НКВД УССР». В ней были не только подтверждены задачи, которые перечислены выше, но и добавлены новые. Например, «прием и оформление материалов, пришедших из тыла противника связников, партизан, разведчиков». Отдельным пунктом предписывалось «организация связи и оказание помощи подпольным партийным и советским организациям, находящимся в тылу противника»[936].

Согласно Положению о работе Четвертых отделов НКВД— УНКВД республик, краев и областей от 1 июня 1942 года[937], перед ними ставились следующие задачи:

повседневный контроль за формированием истребительных батальонов, партизанских отрядов и диверсионных групп, руководство их повседневной деятельностью;

налаживание связи с истребительными батальонами, перешедшими на положение партизанских отрядов, а также существующими партизанскими отрядами и диверсионными группами, находящимися в тылу противника;

организация агентурной и войсковой разведки в районах вероятных действий партизанских отрядов и диверсионных групп;

разведка тыла противника и мест возможной переправы партизанских отрядов;

обеспечение партизанских формирований оружием и боеприпасами для ведения боевых действий, а также продовольствием, одеждой и другим снаряжением[938].

Преобразование в центральном аппарате Лубянки Четвертого отдела в управление отразилось и на местной структуре НКВД, где тоже были сформированы Четвертые управления.

На республиканские «четверки» были возложены не только задачи по организации и координации деятельности многочисленных разведывательно-диверсионных групп и нелегальных резидентур, но и решение множества технических задач. Например, финансирование их деятельности. В частности, в «Плане мероприятий НКВД УССР по созданию нелегальных резидентур на временно оккупированной территории Украины» (документ датирован 16 мая 1942 года) указано: «…Выдать на оперативные нужды 4-му Управлению НКВД УССР 200 тысяч румынских лей, 50 тысяч оккупационных марок, тысячу венгерских пенге, бытовых ценностей на сумму 100 тысяч рублей»[939].

Также сотрудники аппарата Четвертых управлений республиканских НКВД регулярно готовили разведывательные сводки, в которых подробно освещалась ситуация в отдельных областях, занятых противником. В качестве примера такого документа можно назвать «Разведывательную сводку 4-го Управления НКВД УССР № 11 (819/СП) о положении в оккупированной противником Винницкой области по состоянию на 30 сентября 1942 года» от 15 октября 1942 года[940]. В нем подробно освещается состояние экономики, начального и среднего образования, культуры, а также затронута тема движения украинских националистов (ОУН) на данной территории. В тоже время в «разведывательной сводке» не содержится данных о дислокации отдельных воинских частей и расположении важных объектов (штабов, складов боеприпасов и горюче-смазочных материалов, аэродромов и т. п.). На основе анализа этого документа можно предположить, что для его составления были использованы результаты бесед и докладов тех, кто побывал в Винницкой области и пробыл там некоторое время.

Еще одна задача сотрудников Четвертых управлений и отделов НКВД-НКГБ заключалась в выявлении причин провала разведывательно-диверсионных групп, выводимых за линию фронта.

Получить представление о структуре Четвертых управлений НКГБ союзных республик можно на основе «Положения о функциях подразделений 4 Управления НКГБ УССР» от 16 октября 1943 года.

«ПЕРВЫЙ ОТДЕЛ

Ведет работу по внедрению агентуры в разведывательные и контрразведывательные органы противника, в руководящие административные и политические органы. Кроме того, осуществляет руководство оперчекистскими группами, действующими в тылу противника. Ведет работу по внедрению агентуры «РОА» и ее центры.

1-е отделение

Осуществляет руководство оперативными группами, действующими в тылу противника. Работает по внедрению агентуры в разведывательные и контрразведывательные органы противника, в руководящие административные и политические органы оккупантов…

ВТОРОЙ ОТДЕЛ

Ведет работу по «Д» (диверсии. — Прим. авт.) и «Т» (убийство представителей военной и оккупационной администрации. — Прим. авт.) на оккупированной территории. Проводит следствие по изменникам и предателям из числа агентуры 4-го Управления НКГБ УССР. Производит разведывательный опрос военнопленных. Осуществляет руководство УНКГБ.

1- е отделение.

Организует «Д» и «Т» работу по наиболее важным объектам на оккупированной территории.

2- е отделение.

Осуществляет руководство УН КГБ.

3- е отделение.

Проводит следствие по изменникам и предателям из числа агентуры 4-го Управления. Кроме того, осуществляет разведывательный опрос военнопленных.

ТРЕТИЙ ОТДЕЛ

Организует связь и материально-техническое обеспечение агентуры и оперчекистских групп 4-го Управления НКГБ УССР. Ведает учетом, информацией и опертехникой.

1- е учетно-информационное отделение.

Ведет агентуру и лиц, проходящих по материалам 4-го Управления. Обобщает полученные наиболее ценные оперативные данные и выпускает по ним информационные документы.

2- е отделение.

Осуществляет радиосвязь с агентурой и оперчекистскими группами. Ведет подготовку новых кадров радистов.

3- е отделение.

Ведет материально-техническое обеспечение агентуры и оперче-кистских групп 4-го Управления НКГБ УССР.

4- я группа (опертехника)

Обеспечивает агентурно-оперативные мероприятия необходимой документацией, ведет обработку документов противника и составляет по ним необходимую информацию»[941].

Новые задачи

В августе 1943 года руководство в Москве поставило перед республиканскими Четвертыми управлениями НКГБ и Четвертыми отделами УНКГБ, помимо организации и ведения агентурно-разведывательной работы задачу по проведению диверсий на оккупированной противником подведомственной территории.

В качестве примера того, как была организована работа по выполнению этого указания Москвы, рассмотрим деятельность Четвертого управления НКГБ УССР. Во-первых, областным управлениям НКГБ было предписано создать специальные группы по 2–3 человека, которым предстояло заняться организацией «Д» (напомним, этой литерой в документах того времени обозначали диверсии) «на важнейших железнодорожных коммуникациях, промышленных и военных объектах противника на оккупированной территории области».

Во-вторых, необходимо было готовить агентов-одиночек и группы, ориентированные исключительно на организацию диверсий на оккупированной территории, не «отвлекаясь» на проведение разведки или участия в боевых действиях партизанских формирований.

Подробную информацию о каждом диверсанте (план, задание, легенда и справка по агентуре) необходимо было представлять в Четвертое управление НКГБ УССР. А каждые десять дней начальникам УНКГБ вменялось информировать специальной запиской о результатах мероприятий по линии «Д» начальника НКГБ УССР Савченко.

Одновременно с этим предписывалось начать поиск людей, которые располагали связями среди «железнодорожников, рабочих и инженерно-технических работников промышленных предприятий, для организации там, при помощи своих связей, диверсионных актов всеми доступными на месте средствами».

В-третьих, необходимо было восстановить связь с диверсионными группами, оставленными ранее на оккупированных территориях, и активизировать их работу.

Об указании активизировать диверсионную деятельность знали только начальники областных управлений НКГБ и их подчиненные — начальники Четвертых отделов. Дело в том, что Савченко приказал «работу по «Д» строго законспирировать»[942]

Когда закончилась война

7 мая 1945 года нарком госбезопасности Всеволод Меркулов направил Иосифу Сталину спецсообщение: «Решением ЦК ВКП(б) от 14 апреля 1943 года при организации комиссариата государственной безопасности СССР в системе НКГБ было создано 4-е Управление для специальной работы в тылу противника на временно оккупированной территории.

В связи с освобождением территории СССР от оккупантов НКГБ считает целесообразным 4-е Управление упразднить, а его личный состав обратить на укомплектование органов НКГБ.

Представляя при этом проект постановления ЦК ВКП(б), прошу Вашего решения».

Прилагаемый документ был лаконичным:

«Совершенно секретно

Проект

Постановление ЦК ВКП(б) от «» 1945 г.

В частичное изменение Постановления ЦК ВКП(б) от 14 апреля 1943 г. упразднить 4 Управление НКГБ СССР по специальной работе в тылу противника как исчерпавшее свои функции.

Секретарь ЦК ВКП(б)

И. СТАЛИН»[943].

Легендарный ОМСБОН

Наш рассказ о подразделениях органов госбезопасности, которые в годы войны занимались организацией террора и диверсий на временно оккупированной территории СССР и за границей, будет неполным без упоминания легендарного ОМСБОНа.

Я.И. Серебрянский

Нарком внутренних дел Лаврентий Берия приказом от 27 июня 1941 года поручил создать «войска Особой группы при народном комиссариате внутренних дел СССР» заместителю начальника внешней разведки Павлу Судоплатову С июня по октябрь 1941 года это воинское подразделение находилось в подчинении у последнего[944]. Хотя отдельные журналисты и историки ошибочно называют Павла Судоплатова командиром ОМСБОНа.

После октября 1941 года непосредственно Павлу Судоплатову, как начальнику Второго отдела — Четвертого управления НКВД-НКГБ СССР подчинялась лишь школа специалистов (разведчиков и диверсантов), входившая в штатную структуру войск Особой группы[945]. Ее официальное название — Учебный центр подготовки специальных разведывательно-диверсионных отрядов ддя деятельности в тылу противника[946]. А войска Особой группы подчинялись Лаврентию Берии. Хотя они регулярно передавались в оперативное подчинение различным военачальникам Красной Армии.

Войска Особой группы первоначально имели такую структуру:

штаб из командно-начальствующего состава Главного управления пограничных войск (ГУПВ) и Главного управления местной противовоздушной обороны (ГУМПВО) НКВД СССР;

пять отрядов численностью сто человек каждый из слушателей Высшей школы войск НКВД и курсов усовершенствования НКГБ;

саперно-подрывная рота численностью девяносто человек из военнослужащих отдельной мотострелковой дивизии особого назначения (ОМС-ДОН) НКВД и 3-го полка МПВО.

В таком виде они просуществовали недолго. Первое переформирование произошло уже 6 июля 1941 года. При Особой группе была создана 1-я бригада в составе четырех батальонов — по три отряда, в каждом отряде по три группы, в каждой группе три звена.

1-й батальон состоял из личного состава слушателей учебных заведений НКВД СССР и НКГБ СССР.

2-й батальон был укомплектован посланцами Коминтерна — эмигрантами-антифашистами (испанцами, болгарами, немцами, австрийцами, чехами и др.), костяк которых составляли бывшие бойцы и командиры интернациональных бригад, сражавшихся в Испании с франкистским режимом.

3-й и 4-й батальоны — добровольцы из числа представителей рабочей молодежи, а также спортсменов-преподавателей и студентов Центрального государственного ордена Ленина института физической культуры и воспитанников всех без исключения добровольных спортивных обществ СТОЛИЦЫ[947].

В соответствии с приказами по Особой группе № 2 от 14 июля и № 7 от 16 июля 1941 года была сформирована 2-я бригада в составе трех батальонов и саперной роты[948].

1-й батальон состоял из сотрудников органов госбезопасности и внутренних дел (в том числе милиции и пожарной охраны), прибывших из оккупированных немцами республик Прибалтики, западных областей Украины и Крыма.

2-й и 3-й батальоны — из комсомольцев, направленных ЦК ВЛКСМ[949]. Так как большинство комсомольцев Москвы уже было мобилизовано в действующую армию, то 4 сентября 1941 года ЦК ВЛКСМ принял постановление «О мобилизации комсомольцев на службу в войска Особой группы при НКВД СССР». Эта вынужденная мера позволила провести так называемую комсомольскую разверстку уже не только в Москве, но и на территории не менее чем четырнадцати областей РСФСР. Ее результат: в ряды будущих диверсантов-разведчиков добровольно влились еще «800 городских и сельских комсомольцев»[950].

Бригада дислоцировалась на стрельбище ОСОАВИАХИМа (Общество содействия армии и флоту, авиационному и химическому строительству) в Мытищах, а с 31 августа 1941 года в подмосковном городе Пушкино.

Командиром 1-й бригады со 2 августа 1941 года стал полковник Михаил Орлов, командиром 2-й бригады был назначен подполковник Н.Е. Рохлин, бывший до этого преподавателем военных дисциплин Высшей школы войск НКВД[951]. Начальником штаба Особой группы являлся комбриг Павел Богданов.

Приказом № 16 от 5 августа 1941 года начальником штаба Особой группы был назначен полковник Михаил Орлов[952]. После этого командиром 1-й бригады стал подполковник Н.Е. Рохлин, а командиром 2-й бригады майор Сергей Вячеславович Иванов. Комиссар 2-й бригады — лейтенант госбезопасности Сергей Стехов, начальником разведотделения 2-й бригады старший лейтенант Михаил Прудников.

Приказом № 22 от 16 августа заместителем начальника штаба Особой группы назначается полковник Иван Третьяков (до этого начальник отделения отдела боевой подготовки ГУ МП ВО НКВД)[953].

Приказом НКВД СССР № 00481 от 5 октября 1941 года войска Особой группы при наркоме внутренних дел Л аврентии Берии были переформированы в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН) войск НКВД, состоящую из двух мотострелковых полков и отдельных подразделений. При этом 1-я бригада была переформирована в 1-й полк, а 2-я бригада — во 2-й полк[954]. В штат бригады была введена школа младшего начсостава и специалистов. ОМСБОН дислоцировался в пригороде столицы — Мытищах.

Одним полком командовал бывший начальник штаба — Вячеслав Гриднев, а другим — майор А. К. Сампев. Командиром ОМСБОНа руководство НКВД назначило полковника Михаила Орлова.

Добавим, что 1-й полк состоял из четырех батальонов:

1- й батальон был укомплектован чекистами и курсантами Высшей школы НКГБ-НКВД;

2-й батальон был укомплектован интернационалистами и добровольцами, присланными по путевке Коминтерна: испанцы, австрийцы, немцы, итальянцы, поляки, болгары;

3-й и 4-й батальоны состояли из спортсменов, студентов институтов физкультуры, работников спортивных обществ, направленных ЦК ВЛКСМ[955].

Полк дислоцировался на стрельбище «Динамо» в Мытищах.

В марте 1942 года 2-й мотострелковый полк ОМСБОН передислоцирован в город Бабушкин, а затем на станцию Зеленоградская[956]. Здесь он и был расформирован 29 ноября 1943 года. Его личный состав был использован для укомплектования 2-го парашютно-десантного батальона минеров ОООН (Отдельный отряд особого назначения) с теми же задачами выполнения спецзаданий в тылу врага[957].

За время существования ОМСБОНа им командовали:

С октября 1941-го по август 1942 года — командир бригады полковник Михаил Орлов.

С август 1942-го по октябрь 1943 года — командир бригады подполковник Вячеслав Гриднев.

С октября 1943-го по октябрь 1945 года — командир отряда полковник Михаил Орлов.

В архивных документах лаконично отражен перечень лиц, чьи спецзадания на фронте и в тылу врага они выполняли:

«народного комиссара внутренних дел;

народного комиссара госбезопасности;

начальника 4-го управления НКГБ;

командира 2-го ОМСДОН, которому бригада подчинялась в октябре-декабре 1941 года.

Через заместителей наркома внутренних дел госбезопасности, а также начальника 4-го управления НКГБ Павла Судоплатова ОМСБОН выполнял задания:

Ставки Верховного Главнокомандования;

штаба обороны города Москвы (октябрь-декабрь 1941 года);

командования 16-й армии Западного фронта (1941–1942 гг);

командующего Западным фронтом (1941–1943 гг.);

штаба обороны Главного Кавказского хребта (1942–1943 гг);

командующих Северо-Кавказским (1942–1943 гг.), Закавказским (1942–1943 гг.), Брянским (1942–1943 гг), Центральным (1943 г.), Белорусским (1943 г.) фронтами»[958].

После ознакомление с этим списком кто-то из читателей может решить, что командующими фронтами активно участвовали в организации партизанского движения в тылу врага. На самом деле, ОМСБОН был универсальным подразделением, созданным по инициативе Лаврентия Берии. Указанные выше военачальники и руководители органов госбезопасности его использовали для решения собственных задач.

Снова процитируем строки из доку мента, хранящегося в Российском государственном военном архиве:

«Боевая деятельность ОМСБОН на фронте началась в октябре 1941 года. В течение 1941–1943 гг. бойцами ОМСБОНа выполнялись следующие задачи:

1) оперативно-боевые на фронте, ведя общевойсковые бои под Москвой;

2) специальные задачи на фронте по устройству инженерных заграждений или снятию их (противопехотных и противотанковых препятствий) на дальних и ближних подступах к Москве, Кавказскому хребту (1941–1943);

3) спецзадачи по разминированию оборонных объектов государственной важности (мосты, предприятия, электростанции, железнодорожные сооружения, правительственные здания) в Москве, Харькове, Киеве, Гомеле, Смоленске, Туле, Курске, Вязьме, Калуге, Сталинграде, Грозном, Майкопе, Моздоке, Краснодаре, Орджоникидзе (ныне Владикавказ) и в Крыму (1941–1943);

4) оперативно-боевые задачи по обеспечению государственной безопасности страны;

5) специальные боевые и разведывательные задачи в тылу врага, действуя подразделениями, мелкими группами и индивидуально с выброской на оккупированную территорию врага и в его глубоком тылу в пределах: западных областей РСФСР, Украины, Белоруссии, Карело-Финской ССР, Латвии, Литве, Молдавии, Польше, Чехословакии, Румынии, Германии»[959].

Отдельным абзацем отмечена деятельность этого подразделения в тылу врага.

«С января 1942 года ОМ СБОИ формирует и готовит отряды и группы специального назначения для выполнения задач в тылу врага. Они готовились по особой программе с учетом поставленных перед ними задач и находились в оперативном подчинении 4-го управления НКГБ [960].

На основе указаний народного комиссара внутренних дел Лаврентия Берии в октябре 1943 года управление ОМСБОН войск НКВД было расформировано[961]. Прекратил свое существование и сам ОМСБОН. А что произошло с его личным составом?

«В соответствии с указанием народного комиссара внутренних дел и приказов заместителя народного комиссара внутренних дел офицерский, сержантский и рядовой состав ОМСБОН в количестве 1650 человек, в том числе все находящиеся в тылу врага и в оперативных командировках по линии 4-го управления НКГБ, были откомандированы с 4 октября 1943 года в распоряжение вновь формируемого Отдельного отряда особого назначения (ОООН) НКГБ СССР, куда были переданы все материальные ценности, имущество, партийное и комсомольское хозяйство ОМСБОНа».

Приказом НКГБ № 00282 от 5 октября 1943 года объявлено о сформировании ОООН НКГБ[962] с подчинением его народному комиссару госбезопасности СССР и его заместителю. Перед ОООН НКГБ ставились те же задачи, что и раньше: выполнение особо важных заданий в тылу врага группами и отрядами специального назначения.

За счет личного состава Нго мотострелкового полка ОМСБОН был укомплектован 1-й парашютно-десантный батальон минеров ОООН НКГБ, перед которым стояли задачи выполнения спецзаданий в тылу врага группами и отрядами спецназначения.

Личный состав расформированного 29 ноября 1943 года 2-го мотострелкового полка был использован для комплектования 2-го парашютно-десантного батальона минеров ОООН с теми же задачами — выполнения спецзаданий в тылу врага[963].

Структура ОООН состояла из нескольких подразделений.

Штаб:

оперативное отделение; отделение связи; административная часть; организацион но-строевое отделение;

Отдел кадров.

Отдел тыла: отделение снабжения; отделение вооружения.

Финансовое отделение.

Службы:

химслужба;

санслужба.

В мае — августе 1945 года отряды ОООН выполняли спецзадания на территории Литвы по ликвидации политического бандитизма.

Приказом НКВД и НКГБ № 001171/00411 от 5 октября 1945 года объявлено о расформировании ОООН, которое было завершено 15 ноября 1945 года. Согласно приказу, его личный состав, имущество, автотранспорт и конный состав были обращены на укомплектование войск НКВД и органов НКГБ[964].

Итогом боевой деятельности ОМСБОН — ОООН за четыре года войны стало уничтожение 145 единиц танков и другой бронетехники, 51 самолета, 335 мостов, 1232 локомотивов и 13 181 вагонов. Бойцы бригады осуществили 1415 крушений воинских эшелонов противника, вывели из строя 148 километров железнодорожных путей, провели около 400 иных диверсий[965].

Также следует отметить подготовку кадров, организованную на базе этого уникального соединения.

«С 1941 по 1944 год было подготовлено:

212 спецотрядов и специальных диверсионно-разведывательных групп общей численностью 7316 человек, при этом начиная с февраля 1942 года, в тыл противника с диверсионно-разведывательной миссией заброшено 108 спецотрядов и разведгрупп общей численностью 2537 человек плюс свыше пятидесяти одиночных разведчиков;

603 радиста;

534 инструктора-подрывника;

5255 подрывников;

126 водителей;

107 минометчиков;

305 снайперов;

более 3000 парашютистов;

61 санинструктор;

80 химинструкторов».

К этому следует добавить, что инструкторами ОМСБОНа было подготовлено свыше 3500 подрывников из числа военнослужащих и гражданских лиц, воевавших в партизанских отрядах»[966]. О высоком уровне обучение косвенно свидетельствует такой факт. 5172 человека были награждены боевыми орденами и медалями. Многие из них — посмертно…

Глава 27 ТАЙНЫ 13-го ОТДЕЛА

В годы «холодной войны» одна из популярных «страшилок», которой активно «кормили» своих читателей западные СМИ и авторы многочисленных опусов перебежчиков и невозвращенцев, — миф о «длинной руке Москвы». Якобы «ликвидаторы с Лубянки» похитили или умертвили тысячи человек из числа тех, кто по тем или причинам сбежал за «железный занавес» или занимался антисоветской деятельностью.

В девяностые годы прошлого века, после того как Советский Союз исчез с политической карты мира, а Россия в последнее десятилетие прошлого века стремительно теряла свое былое могущество, «ужастики» на тему «длинная рука Москвы» перестали быть интересными большинству читателей. Ведь появилась новая тема — международный терроризм.

Зато в России после 1991 года, когда стало модным поливать грязью все то, что было при советской власти, даже эффективно работавшие и защищавшие интересы большинства населения страны органы госбезопасности (ведь кроме репрессий 1937 года в их истории был огромный вклад в победу советского народа в Великой Отечественной войне[967], сотни нейтрализованных агентов и кадровых сотрудников иностранных разведок в годы «холодной войны»[968], жесткая борьба с коррупцией в двадцатые-тридцатые годы прошлого века[969] и другие славные дела). Одна из популярных тем последнего десятилетия прошлого века — миф о «кровавой гэбне». В нем, среди прочего, утверждалось, что в годы «холодной войны» чекисты коварно захватили и насильственно вывезли из западных стран или убили на месте несколько тысяч невинных жертв. Понятно, что для выполнения такого объема работы в структуре органов госбезопасности (МГБ — МВД— КГБ) якобы существовало специальное сверхсекретное Управление. Оговоримся сразу, такой бурной фантазией обладали не все журналисты, «историки» и перебежчики — творцы данного мифа. Многие из них приписывали «массовые» похищения и ликвидации сотрудникам реально существующих подразделений в системе органов госбезопасности. При этом авторы «забывали» сообщить своим читателям, чем же на самом деле занимались сотрудники этих подразделений. Мы исправим этот недостаток.

Готовясь к третьей мировой войне

Еще не затихло эхо победных салютов мая 1945 года, а Москва уже начала подготовку к новой войне. На территории Западной Европы, Северной и Южной Америк срочно начали создаваться нелегальные резидентуры, чья основная задача — организация диверсий и «ликвидация» врагов Советского Союза в случае начала новой мировой войны. Москва располагала всем необходимым для создания таких резидентур.

Во-первых, были сотрудники Четвертого управления НКВД — НКГБ, которые во время войны приобрели бесценный разведывательно-диверсионный опыт. Николай Хохлов так охарактеризовал этих людей:

«Люди Судоплатова прошли большую школу боевой диверсионной работы в условиях игры со смертью. Это означало не только то, что они готовы были пойти на территорию противника для задания любой опасности. На это были способны и разведчики из Главного управления. Но боевики бывшей партизанской службы знали уязвимые места военных заводов и артиллерийских складов, умели подобрать в любой аптеке материалы для взрывчатых веществ, были знакомы с теми элементами в психологии масс, ударив по которым можно вызвать дезорганизацию государственной военной машины. Они умели работать с самодельной радиостанцией, были способны стрелять безошибочно в темноте и драться, как волки, — насмерть. Короче, — они могли не только запланировать диверсию, но и провести ее сами. Кроме того, люди Судоплатова научились за годы партизанской войны выбирать из массы мирных граждан тех немногих, кто способен на выполнение «боевого задания». Боевым заданием на языке советской разведки называется особенно рискованное поручение, связанное с саботажем, диверсией, а иногда даже и с убийством. Такие поручения обычно выходят за пределы международной законности. От людей, организующих такие операции, требуется особая надежность и умение молчать при любых обстоятельствах»[970].

Даже если «перебежчик» Николай Хохлов, а его трудно заподозрить в симпатиях к советской власти, на первое место ставит саботаж и диверсии, а только на третье — убийства, и то как исключение, значит, на Лубянке не планировали массовой «ликвидации» живущих на Западе врагов советской власти.

Во-вторых, уже в 1945 году более 150 агентов Москвы по всему миру занимались тем, что добывали свидетельства о рождении, паспорта, метрики и другие удостоверяющие личность документы. Если говорить о распределение по отдельным странам, то в Австрии планировалось задействовать сеть из 28 «агентов по работе с документами», по 24 агентов — в Восточной и Западной Германии, 15 агентов — во Франции, 13 агентов — в Соединенных Штатах, 12 агентов — в Великобритании, 12 агентов — в Италии; 10 агентов — в Канаде, 10 агентов — в Бельгии, 9 агентов — в Мексике, 8 агентов — в Иране, 6 агентов — в Ливане и 6 агентов — в Турции. Оперативные работники, специализирующиеся на подготовке документов для нелегалов, были откомандированы в двадцать две резидентуры западных государств и стран третьего мира, а также в Китай и во все миссии МГБ в странах Восточной Европы[971].

В-третьих, в центральном аппарате МГБ СССР был создан отдел, который возглавил Павел Судоплатов. Большинство его новых подчиненных вместе с ним служили в Четвертом управлении НКГБ СССР или командовали разведывательно-диверсионным группами в тылу противника.

Отдел «ДР» МГБ СССР

В мае 1946 года в структуре Министерства госбезопасности СССР был создан отдел «ДР». Ее возглавил Павел Судоплатов. По утверждению этого человека:

«В нашу задачу входила организация специальной агентурно-разведывательной работы за рубежом и внутри страны против врагов партии и советского государства. В частности, согласно специальному постановлению Политбюро ЦК ВКП(б), мы готовили боевые операции во Франции, Турции, Иране. Однако в последний момент мы получили приказ отложить их»[972].

Известно, как минимум, о двух операциях, которые разработали сотрудники отдела «ДР» МГБ СССР под руководством Павла Судоплатова.

«Спец, служба готовила операцию против Сеида Нури, одного из инициаторов Багдадского пакта, бывшего иракского премьера, проводившего реакционную проанглийскую политику. Действовать против него мы решили из Турции, для чего создали под соответствующим прикрытием наш опорный пункт во главе с полковником Волковым Н.В., опытным закордонным разведчиком, успешно действовавшим в тылах фашистских войск во время войны. В тогдашней, не нейтральной Австрии, тов. Е.И. Мирковский — Герой Советского Союза подготовился к проведению диверсионной операции на американской военной базе. Все было готово, однако по указанию инстанции обе операции были отложены»[973].

Из двух операций только одна предусматривала убийство, вторая — организацию диверсии на американской военной базе на территории Европы.

О Н.В. Волкове нам ничего неизвестно, поэтому добавить что-либо к сообщенному Павлом Судоплатовым не смогу. А вот о втором человеке и чем он занимался в послевоенной Австрии — было подробно рассказано выше. Сейчас лишь напомним, что в марте 1954 года Евгений Мирковский возглавил 13-й (разведывательно-диверсионный) отдел Первого главного управления (внешняя разведка) КГБ СССР. О нем мы расскажем ниже. В 1955 году вышел в отставку в звание полковника, по официальной версии — по состоянию здоровья[974]. Хотя основной причиной его увольнение — попытка защитить своего командира в годы войны — Павла Судоплатова.

Подробности деятельности Отдела «ДР» МГБ продолжают оставаться секретными и в наши дни. Лишь после смерти работавших по этой линии чекистов можно немного приоткрыть завесу тайны.

Летом 2004 года умер ветеран внешней разведки подполковник в отставке Иосиф Гарбуз. При жизни он был известен лишь узкому кругу коллег по работе.

После окончания Московского военно-инженерного училища, с 1941 по 1943 год он участвовал в разведывательно-диверсионных операциях, проводимых сотрудниками Второго отдела Четвертого управления НКВД СССР под Москвой и Сталинградом. Тяжело раненный во время боев под городом на Волге, он в возрасте 19 лет был удостоен одной из высших боевых наград — ордена Красного Знамени. Затем работа в центральном аппарате Четвертого управления НКГБ СССР.

Его творческий талант оперативного работника под руководством Павла Судоплатова и Михаила Маклярского раскрылся в блестяще проведенной ими разработке по делу «Басмачи», завершившейся проникновением в руководство созданного гитлеровскими спецслужбами Туркестанского легиона и фактически полной ликвидацией его боевых подразделений в 1944 году.

С 1948 по 1951 год Иосиф Гарбуз в качестве нелегала и спецагента Отдела «ДР» МГБ СССР находился в Румынии и Палестине. Одним из его достижений на этом участке оперативной деятельности было приобретение им ценного источника информации о состоянии разработок в Израиле бактериологического оружия.

В 1952 году, награжденный орденами Красного Знамени, «Знаком почета», медалями «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За освобождение Варшавы» и «Партизану Отечественной войны», по состоянию здоровья он был уволен в запас[975].

По другим данным, с 1950 по 1955 год он учился на оптико-механическом факультете Московского института инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии. Также в литературе можно встретить утверждение о том, что еще в 1946 году Иосиф Гарбуз вместе с профессиональным разведчиком-нелегалом А. Таубманом и коллегой по Четвертому управлению Н КВД — НКГБ СССР Юрием Колесниковым легализовался в Палестине, где им удалось создать советские агентурной сети, действовавшие в этом регионе против Англии. Также планировалось проводить боевые и диверсионные действия против англичан.

Е.И. Мирковский

Засылка советских агентов в Палестину исходила из стремления Москвы в первые послевоенные годы усилить свои позиции на Ближнем Востоке и вместе с тем подорвать британское влияние в арабских странах. Внешнеполитическое ведомство Советского Союза рекомендовало руководству страны проводить политику благоприятного отношения к созданию еврейского государства в Палестине. Предполагалось, что его руководство займет просоветскую ориентацию.

Чем же занялись советские агенты в Палестине? Юрий Колесников организовал доставку стрелкового оружия из Румынии для еврейских военных формирований. А. Таубман попытался возобновить связь с советским агентом Яковом Серебрянским, внедренным еще в 1937 году в одну из еврейских сионистских организаций в Палестине. Иосиф Гарбуз оставался в Румынии, отбирая там кандидатов для будущего переселения в Израиль.

Следует иметь в виду, что, помогая евреям, на самом деле руководство Советского Союза ставило своей задачей создание собственной агентурной сети внутри сионистской политической и военной структуры[976].

Бюро № 1 МГБ СССР

Постановлением Политбюро № 77/309 от 9 сентября 1950 года на базе расформированного Отдела «ДР» было организовано Бюро № 1 по диверсионной работе за границей. Начальником этого подразделения назначили Павла Судоплатова. На том же заседании Политбюро была утверждена специальная инструкция МГБ СССР (протокол П 77/309), согласно которой в отношении «вражеских элементов» допускалось применение мер по «пресечению» их деятельности «особыми способами по специальному разрешению». На основании данного постановления Политбюро ЦК В КП (б) приказом МГБ СССР № 00532 от 28 сентября 1950 года было сформировано Бюро № 1. Оно действовало на правах управления и подчинялось непосредственно министру[977].

Павел Судоплатов, как и большинство ветеранов и историков отечественных спецслужб, в своих произведениях умышлено избегает каких-либо рассказов о деятельности этой структуры. Хотя сотрудники Бюро № 1 провели, как минимум, одну операцию за пределами Советского Союза. В Мюнхене 4 марта 1953 года умер Вольфганг Залус — телохранитель и секретарь Льва Троцкого. Ликвидация была осуществлена агентом МТБ, подсыпавшим жертве препарат, смерть от которого наступает через 10–12 дней. «Отравление Залуса не вызвало у противника каких-либо подозрений», — сообщалось в рапорте МТБ высшему руководству СССР[978].

Обвинение в убийстве иностранного гражданина, организованного сотрудниками Лубянки, можно было считать голословным, если бы этот факт не был признан в экспертном заключении Конституционного суда РФ от 26 мая 1992 года. Авторы документа указали: «в связи с подготовкой заседания Конституционного Суда Российской Федерации 26 мая 1992 г. о конституционности Указов Президента Российской Федерации от 23, 25.08.1991 г., мы, группа экспертов Комиссии ПВС (Президиум Верховного Совета Российской Федерации по организации передачи-приема архивов КПСС и КГБ на госхранение работали — по просьбе КС — над поиском и изучением документов, касающихся ряда аспектов деятельности КПСС: о решениях руководящих органов партии по вопросам, относящимся к компетенции государственных органов, о номенклатуре государственных должностей и порядке их утверждения руководящими органами КПСС и т. п.».

А вот интересующий нас абзац, касающийся причин смерти Вольфганга Залуса. «Об этом убийстве было подробно проинформировано руководство КПСС — Маленков, Берия, Молотов, Булганин, Хрущев. В рапорте С.Д.Игнатьева от 08.03.1953, N 951/И, говорилось о том, что ликвидация была осуществлена агентом МГБ, всыпавшим Залусу специальный препарат, смерть от которого наступает через 10–12 дней. 04.03.1953 Залус умер. «Отравление Залуса не вызвало у противника каких-либо подозрений», — сообщалось далее в рапорте (ЦОА МБ РФ, ф. 4 ос, оп.11, ед. хр. 29, л. 214)».

Другой жертве повезло больше. В 1952 году был разработан план операции по ликвидации экс-премьера Временного правительства России Александра Керенского. Исполнителем выбран уже знакомый нам Николай Хохлов, который должен был выстрелить в политика. Последний отказался выполнить приказ. Спустя много лет он так рассказал о произошедших тогда событиях:

«Это политическое убийство должно было состояться в 1952 году по прямому приказу Сталина. Его исполнителем должен был стать я. Для меня участие в убийством и когда не было приемлемо. Я сорвал эту операцию прямым отказом. Почему не расстреляли? Была невероятная цепь совпадений, считайте это удачей. Сталин потребовал отчета. Спасая себя, Судоплатов поневоле спас и меня»[979].

Министр госбезопасности СССР С. Д. Игнатьев в начале 1953 года представил Иосифу Сталину докладную записку, в которой предлагал подготовить и организовать убийство Тито «с использованием агента-нелегала «Макса» — тов. Григулевича И.Р., гражданина СССР, члена КПСС с 1950 года (справка прилагается)». Далее в записке говорилось, что в результате бесед с Иосифом Григулевичем в Вене в начале февраля 1953 года были выработаны три варианта осуществления террористического акта против Тито (впрочем, в перечне оказался и четвертый вариант). Предпочтение, однако, отдавалось первому. Процитируем: «Поручить «Максу» добиться личной аудиенции у Тито, во время которой он должен будет из замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма выпустить дозу бактерий легочной чумы, что гарантирует заражение и смерть Тито и присутствующих в помещении лиц. Сам «Макс» не будет знать о существе применяемого препарата. В целях сохранения жизни «Максу» будет предварительно привита противочумная сыворотка».

Справедливости ради отметим, что Бюро № 1 занималось не только разработкой планов по ликвидации «врагов советской власти», но и подготовкой к будущей войне.

В 1952 году министр госбезопасности Игнатьев издал приказ о разработке Бюро № 1 совместно с ГРУ плана диверсионных операций на американских военных объектах и базах — на случай войны или возможного ограниченного военного конфликта вблизи границ СССР. Было определено около ста пятидесяти целей, разбитых на три категории: военные базы, где размещались стратегические военно-воздушные силы с ядерным оружием; военные сооружения со складами боеприпасов и боевой техники, предназначенных для снабжения американской армии в Европе и на Дальнем Востоке; и, наконец, нефтепроводы и хранилища топлива для обеспечения размещенных в Европе американских и натовских воинских частей, а также их войск, находящихся на Ближнем и Дальнем Востоке возле наших границ.

В 1953 году Павел Судоплатов предложил создать на территории Западной Европы сеть спецрезидентур, которые должны были вести регулярное наблюдение за 150 стратегическими объектами НАТО, преимущественно за местами хранения ядерного оружия, и план действий, направленный против американских и натовских стратегических военных баз в случае войны или вышедших из-под контроля локальных конфликтов. План предусматривал, что первой акцией при возникновении военного конфликта в Европе должно стать уничтожение коммуникаций натовской штаб-квартиры.

В апреле 1953 года произошло слияние МВД и МГБ СССР. В результате Бюро № 1 было ликвидировано.

12-й и 9~й отделы МВД СССР

С мая 1953 года активной разведкой за рубежом должен был заниматься 9-й (разведывательно-диверсионный) отдел МВД СССР — (проведение актов индивидуального террора и диверсий). Он был создан 30 мая 1953 года согласно приказу министра внутренних дел № 00318. Начальником отдела был назначен Павел Судоплатов.

9-й отдел просуществовал недолго. 31 июля 1953 года его функции были переданы во Второе главное управление (разведка за границей) МВД СССР. Спустя три недели (21 августа 1953 года) по обвинению в «бериевском заговоре» был арестован Павел Судоплатов, его сменил полковник Лев Студников.

В конце июля того же года функции этого подразделения передали в создаваемый 12-й (специальный) отдел Второго главного управления (внешняя разведка) МВД СССР. Из-за внутриполитических катаклизмов вопрос о создании 12-го отдела был рассмотрен на заседании ЦК КПСС только в сентябре 1953 года. Тогда же были окончательно определены основные задачи этого подразделения:

«…проведение диверсий на важных военно-технических объектах и коммуникациях» на территории главных противников США и Англии, а также на территории государств, используемых главными агрессорами против СССР;

осуществление активных действий (в первой редакции «актов террора». — Прим. авт.) «в отношение наиболее активных и злобных врагов Советского Союза и деятелей капиталистических стран, особо опасных иностранных разведчиков, главарей антисоветских организаций и изменников Родины».

Также в документе было особо указано, что любое мероприятие могло быть проведено только с санкции Президиума ЦК КПСс.

На том же заседание присутствующие ознакомились с проектом «Положения о 12-м отделе при 2-м Главном (разведывательном) управлении МВД СССР». Вот что они прочли:

«1. 12-й отдел при 2-м Главном (разведывательном) управлении МВД СССР выполняет специальные задания по диверсиям и террору в капиталистических странах.

Все мероприятия по линии 12-го отдела проводятся только после предварительного доклада и получения санкции ЦК КПСС.

Учитывая особый характер выполняемых заданий, вся работа проводится с соблюдением строжайшей конспирации.

В целях обеспечения квалифицированными кадрами 12-й отдел приравнивается в правах к самостоятельному оперативному управлению МВД СССР.

2. Структура и кадры 12-го отдела утверждаются особым постановлением ЦК КПСС.

12-й отдел подчиняется непосредственно начальнику 2-го Главного (разведывательного) управления МВД СССР.

3. На 12-й отдел возлагаются следующие задачи:

а) проведение диверсий на важных военно-стратегических объектах и коммуникациях главных агрессивных государств, как на территории этих государств, так и на территории других капиталистических стран, используемых главным агрессором против СССР;

б) осуществление актов террора в отношение наиболее активных и злобных врагов Советского Союза из числа деятелей иностранных государств, особо опасных иное гран ных разведчиков, главарей эмигрантских организаций и изменников Родины;

организация секретного изъятия и доставка на нашу территорию лиц, вывоз которых является особой необходимостью;

в) организация похищения и доставка в СССР новейших образцов вооружения и военной техники капиталистических государств, применение в необходимых случаях подкупа и других средств;

4. В целях выполнения вышеизложенных задач, 12-й отдел:

а) выявляет и изучает военные базы, аэродромы, порты, важные военно-промышленные объекты, уязвимые узлы коммуникаций, изыскивает подходы к этим объектам и насаждает на них агентуру, способную осуществить диверсионные мероприятия;

организует наблюдение и подвод агентуры к лицам, в отношение которых намечено проведение специальных мероприятий;

б) подбирает и готовит в СССР, странах народной демократии и капиталистических государствах специальные кадры нелегалов, как из числа советских граждан, так и иностранцев, преданных Советскому Союзу, смелых, решительных, обладающих организаторскими способностями;

в) для проведения мероприятий по диверсиям и террору создает в капиталистических странах нелегальные резидентуры и агентурные группы, способные организовать эту работу;

г) создает в капиталистических странах глубоко законспирированные резидентуры и агентурные группы с задачей развертывания активной диверсионной деятельности только в случае военных действий;

д) для легализации разведчиков и агентов-нелегалов создает в капиталистических странах необходимое прикрытие — коммерческие предприятия, торговые фирмы, комиссионные и посреднические бюро, импортные фирмы, пансионы, гаражи, кафе и т. п.;

е) с помощью соответствующих подразделений 2-го Главного (разведывательного) Управления М ВД СССР обеспечивает нелегалов документами, необходимыми для проживания и передвижения за границей;

ж) организует надежную быструю действующую связь с нелегальными резидентурами и агентурными группами по нелегальным каналам, используя для этого радио, шифрофотограммы, другие технические средства;

з) обеспечивает нелегальные резидентуры и нелегальные группы необходимыми материально-техническими средствами для осуществления диверсий и террористических актов;

5. Нелегальным резидентурам и группам 12-го отдела в капиталистических странах запрещается поддерживать какой-либо контакт с местными коммунистическими организациями, а также вербовать агентуру из числа коммунистов.

6. Для осуществление диверсионных и террористических актов, а также организации похищения новейших образцов вооружений, военной техники, 12-й отдел в необходимых случаях использует агентурные возможности других подразделений 2-го Главного (разведывательного) Управления МВД СССР и по согласованию с руководством Министерства обороны СССР 2-го Главного управления Генштаба Советской Армии, если агентура этих управлений имеет подходы к объектам диверсий и террора и может ускорить или облегчить выполнения заданий.

7. Выбор и изучение военно-стратегических объектов диверсий производится в контакте со 2-м Главным управлением Генштаба Советской Армии.

8. В своей работе 12-й отдел использует информационные материалы о военно-стратегических объектах империалистических стран, имеющихся во 2-м Главном (разведывательном) управление МВД СССР.

9. В целях подбора необходимой агентуры, а также продвижения нелегалов в капиталистические страны, 12-му отделу разрешается иметь свои оперативные группы в странах народной демократии, Китайской Народной Республике и Германской Демократической Республике. В этих странах оперативные группы 12-го отдела действуют под крышей старших советников МВД СССР, через которых согласовывают свои действия с руководством этих стран.

10. Для подготовки и тренировки нелегалов и агентуры в Москве, а в случае необходимости в других городах Советского Союза, отдел создает законспирированные пункты и конспиративные квартиры для обучения диверсионной технике, стрельбе, радиоделу, фото и др.

Нелегалы, находящиеся на подготовке, и сотрудники конспиративных пунктов, содержатся по негласному штату, утвержденному министром внутренних дел СССР.

11. На сотрудников 12-го отдела при 2-м Главном (разведывательном) управлении МВД СССР распространяются все льготы, определенные в решение ЦК КПСС для сотрудников Главного управления МВД СССР.

12. На сотрудников 12-го отдела, работающих за границей в нелегальных условиях или выезжающих во временные командировки в нелегальные условия в капиталистические страны, распространяется действие постановления Совета Министров СССР № 2599-1076-сс от 1 июля 1948 года «О льготах для сотрудников Комитета Информации Совета Министров СССР, работающих за границей в нелегальных условиях».

Примечание: МВД СССР предоставляется право частично или полностью лишать льгот в указанном параграфе тех сотрудников, которые не проявили себя положительно в работе или совершили поступки, порочащие звание чекиста».

В архиве сохранился проект структуры 12-го отдела МВД СССР (на документе указана дата 7 сентября 1953 года):

«1-е отделение — выполнение специальных заданий по Соединенным Штатам Америки

2-е отделение — выполнение специальных заданий по Латинской Америке

3-е отделение — выполнение специальных заданий по Англии, Канаде, Южно-Африканскому Союзу, Австралии, Новой Зеландии, Ирландии.

4-е отделение — выполнение специальных заданий по Германии и Австрии

5-е отделение — выполнение специальных заданий по Финляндии и Скандинавским странам

6-е отделение — выполнение специальных заданий по Франции, Бельгии, Голландии, Швейцарии

7-е отделение — выполнение специальных заданий по Италии, Испании, Югославии, Греции

8-е отделение — выполнение специальных заданий по Ирану, Афганистану, Турции

9-е отделение — выполнение специальных заданий по Египту, Саудовской Аравии, Израилю, Ливану, Сирии, Ираку

10-е отделение — выполнение специальных заданий по Японии, Филиппинам, Индонезии, Индокитаю, Индии

11-е отделение — по материально-техническому и хозяйственному обеспечению

Секретариат».

12 сентября 1953 года было принято Постановление ЦК КПСС «Об организации 12-го (специального) отдела при 2-м Главном (разведывательном) управлении МВД СССР». Согласно тексту этого документа:

«Поручить МВД СССР (тов. Круглову) организовать при Главном (разведывательном) управлении 12-й (специальный) отдел для проведения диверсий на важных военно-стратегических объектах и коммуникациях главных агрессивных государств — США и Англии, как на территории этих государств, так и на территории капиталистических стран, используемых главными агрессорами против СССР

Признать целесообразным проведение актов террора [активных действий] в отношении наиболее активных и злобных врагов Советского Союза из числа деятелей капиталистических стран, особо опасных иностранных разведчиков, главарей антисоветских эмигрантских организаций и изменников Родине».

Создание 12-го отдела потребовало несколько месяцев. Только 20 ноября 1953 года министр внутренних дел Сергей Круглов направил письмо на имя Председателя Совета Министров Георгия Маленкова и первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, где подробно расписал структуру и штаты, а также проект Положения о 12-ом (специальном) отделе при Втором главном (разведывательном) управлении МВД СССР.

В предлагаемом на утверждение Постановлении ЦК КПСС на этот отдел возлагается проведение «диверсий на важных военно-стратегических объектах и коммуникациях на территории главных агрессивных государств — США и Англии…» и «осуществление активных действий в отношении наиболее активных и злобных врагов Советского Союза из числа деятелей капиталистических стран, особо опасных иностранных разведчиков, руководителей антисоветских эмигрантских организаций и изменников Родины». При этом прерогатива принятия подобных решений оставляется за Президиумом ЦК КПСС: «2. Установить, что все мероприятия МВД СССР по линии 12-го (специального) отдела предварительно рассматриваются и санкционируются Президиумом ЦК КПСС».

В 12-м отделе насчитывалось 82 штатных сотрудника и десять региональных отделений, агентуры которые могли, в случае необходимости, провести активное мероприятие в любом регионе мира, начиная от территории США и заканчивая Филиппинами и Саудовской Аравией[980].

12 декабря 1953 года министр внутренних дел Сергей Круглов направил предложение в ЦК КПСС о проведении крупной диверсии на американской военной базе в Австрии (база ГСМ, снабжавшая топливом американские самолеты для воздушного моста с Западным Берлином во время его блокады). С документом ознакомились Никита Хрущев и Георгий Маленков, но от проведения операции отказались.

13-й отдел ПГУ КГБ СССР

После создания КГБ 12-й отдел прекратил свое существование. Его функции были переданы созданному в марте 1954 года 13-му отделу при Первом главном управлении (внешняя разведка) КГБ СССР.

Как и его предшественники, он «прославился» серией скандальных операций — похищений и убийств. О них рассказано выше. Жертвами Лубянки были не только функционеры из НТС, но и предатели. Так, в 1956 году был похищен ушедший на Запад крупнейший британский агент в восточногерманских спецслужбах — генерал-лейтенант Роберт Бялек.

В ноябре 1956 года сотрудники 13-го отдела участвуют в операции на территории Венгрии.

Готовясь к будущей войне

13-й отдел, как и Бюро № 1, занимался не только похищениями и убийствами врагов Советского Союза, но и готовился к будущей войне. Чем же конкретно занимались сотрудники 13-го отдела в первое десятилетие существования Комитета государственной безопасности? Их приоритетной задачей был выбор объектов на территории Западной Европы и подготовка их ликвидации силами разведывательно-диверсионных групп или местного антиправительственного «подполья» в случае наступления «особого периода» — вооруженного конфликта между Востоком и Западом.

Так, в мае 1955 года бывшие союзники по антигитлеровской коалиции (СССР, США, Великобритания и Франция) подписали так называемый Австрийский государственный договор, что положило конец послевоенной оккупации страны. КГБ получил задание подобрать и заполнить несколько тайных складов с оружием и боеприпасами, прежде чем части Советской армии будут выведены с территории Австрии.

Другое направление деятельности 13-го отдела — подготовка подробных описаний объектов, которые могут стать целями для диверсантов, и посадочных площадок для советских разведывательно-диверсионных групп.

В качестве примера можно привести перечень позиций досье на объект. Вот как они звучали:

1. Роль объекта в мирное и военное время, его место в воєнно-промышленном потенциале противника. Документы, фотографии, фильмы, карты, и диаграммы, на которых приведены подробности, касающиеся его местоположения, графика работы, системы безопасности, личного состава, соседей, находящихся поблизости населенных пунктов, и способы проникновения на объект.

2. Подробные описания слабых мест объекта, методов нападения на каждый из них, оценка предполагаемого ущерба, вид сотрудников, которые должны быть задействованы в диверсионных мероприятиях (агенты, нелегалы и т. д.).

3. Возможности вести разведку и осуществлять диверсионную деятельность на объекте. В этот раздел дела включаются индивидуальные отчеты (справки) по каждому источнику информации по данному объекту и по каждому агенту-боевику, отобранному для проведения операции против этого объекта.

4. Подробное описание специальных средств, необходимых для ведения диверсионной работы против данного объекта, точное указание характера использования этих средств, точное местоположение тайников, порядок хранения и роль каждого агента, которому предоставляется право его использования.

5. Организация инструктажа участников нападения на объект, а также условные слова, обозначающие начало «специальной операции». (Эта часть дела была помещена в запечатанный пакет.)

Если какая-либо информация из приведенного выше списка отсутствует, к делу прилагалась записка о мероприятиях, проводимых для того, чтобы ее добыть.

К 1959 году, если не раньше, на самых уязвимых участках линий электропередачи, нефтепроводов, систем коммуникаций и крупных промышленных комплексов в большинстве, если не во всех странах НАТО систематически велась разведывательная деятельность; эти объекты наносились на секретные карты 13-го отдела.

Летом 1959 года агент КГБ устроился на временную работу на электрическую подстанцию неподалеку от Вормса (порт на левом берегу реки Рейн, на территории ФРГ), чтобы помочь разработке планов организации диверсии на линии электропередачи, проходящей над Рейном.

Делегация советских экспертов в области энергетики (во главе с заместителем министра по вопросам строительства атомных электростанций и в сопровождении сотрудника КГБ) воспользовалась поездкой в США, проходившей со 2 по 30 октября 1959 года, для того чтобы разведать объекты возможных диверсий на электростанциях и линиях электропередачи.

Дела о подходящих посадочных площадках и базах для размещения разведывательно-диверсионных групп, которые должны были совершать нападения на эти и другие объекты, включали подробную информацию о характере местности, ориентирах, климате по временам года, преобладающих ветрах, населенных районах и местных традициях.

В случае, когда диверсионно-разведывательная группа должна была добираться морем, а не самолетом, в дело включались дополнительная информация о береговой линии, приливах, условиях работы для подводных и моторных лодок.

Значительное количество информации собирали местные агенты и советские граждане, которым был разрешен выезд на Запад для воссоединения семей. Кроме того, предпринимались попытки завербовать нелегальных агентов в основных странах НАТО и Японии, чтобы помочь диверсионно-разведывательным группам. Как видно из одного из дел 13-го отдела:

«Для работы в качестве специальных [нелегальных] агентов, принимающих участие в операциях линии «Ф»[981], пригодны лица в возрасте от 20 до 45 лет. Представители аристократии и буржуазно-консервативных кругов не представляют интереса. Предпочтение отдается следующим профессиям: электрики, механики, инструментальщики, химики, опытные инженеры, техники и рабочие высокой квалификации — в первую очередь, граждане США, Франции, Канады, Британии, Западной Германии, Италии и Японии. Не подходят лица, строго придерживающиеся религиозных догм и правовых норм, злоупотребляющие алкоголем, наркотиками, а также личности с сексуальными отклонениями. Для того чтобы можно было объяснить особенности проводимой операции и предусмотренный для нее порядок действий, желательно отбирать людей, которые совершают частые поездки по своей стране, а также по другим странам — людей, имеющих свои дома, летние дома, дачи, усадьбы и земельные участки».

Так же скрупулезно сотрудники 13-го Отдела подходили к изучению каждого объекта. Например, дело по нью-йоркскому порту (объект «Грант»), к примеру, включало подробности, касавшиеся мест стоянок кораблей, расположения складов, систем коммуникаций, сведения о сотрудниках и мерах обеспечения безопасности. Как всегда были отмечены наиболее уязвимые участки порта.

Операция «Кедр», начатая в 1959 году резидентурой в Оттаве, продолжалась 12 лет, в течение которых была проведена очень тщательная разведка нефтеперерабатывающих заводов, а также нефте- и газопроводов по всей территории Канады от Британской Колумбии до Монреаля. Каждый объект был сфотографирован под разными углами, у каждого были выявлены слабые места. На мелкомасштабных картах были отмечены наиболее удобные пути подхода к диверсионным объектам и наилучшие пути отхода.

Аналогичные мероприятия, хотя и меньшего масштаба, проводились и на территории стран НАТО и даже нейтральных государств Западной Европы (Австрии, Швеции и Швейцарии). Резидентуры должны были ежегодно предоставлять планы организации диверсий на четырех-шести крупных объектах. Так, в период с 1964 по 1967 год линия «Ф» в Западной Германии планировала проведение «специальных операций» на нефтепроводе Вильгельмсхавен — Весселинг: хранилищах горюче-смазочных материалов в Вильгельмсхавене и Унтерпфаффенховене, основных электроподстанциях в Браувайлере и Роммерскирхене, в деревушке Файнау; на транзитной базе НАТО в порту Бременхавен, в военном бункере правительства ФРГ, в корабельных доках Ховальдсверфт в Киле и «\yesser А.С.», а также на главном складе американской армии в Мисау. По указанию из Центра резидентура в Бонне закупила военную форму и рабочую одежду, использовавшиеся военнослужащими бундесвера, железнодорожниками, лесниками, охотничьими инспекторами и дорожными рабочими, в которые должны были облачаться для маскировки бойцы разведывательно-диверсионных групп. Для них же в Шварцвальде и в Баварии были подготовлены посадочные площадки. Оружие и радиостанции, которые должны были использоваться в ходе диверсионных операций, прятались в тайниках недалеко от намеченных объектов.

Стандартный, упакованный в контейнер для длительного хранения, набор снаряжения бойца разведывательно-диверсионной группы состоял из: оборудования для подрыва железнодорожного полотна; одной мины «Черепаха» в комплекте с тремя дополнительными зарядами; четыре устройства «Уголок»; взрывных устройств для разрушения основных опор столбов линий высоковольтной передачи; 36 метров детонирующего шнура, двух детонаторов «Карандаш» с двухчасовым замедлением.

В каждом тайнике можно было разместить один или несколько контейнеров. Радиопередатчики и радиоприемники, как правило, прятались в разных тайниках, иногда вместе с местной валютой для ее использования впоследствии бойцами разведывательно-диверсионных групп. Так, в августе 1965 года десять тысяч немецких марок были заложены в тайник «Трезубец» недалеко от Бонна; несколько попыток найти их, предпринятые лет через десять, окончились неудачей, и деньги были списаны.

Италия была разделена Центром на четыре основные зоны действий, в каждой зоне было по две посадочных площадки и базы для разведывательно-диверсионных групп: в предгорьях Альп (с площадками в долине Арно и в районе Ливорно — Пиза — Флоренция), центральная и южная.

Все площадки для десантирования ца парашютах должны были представлять собой ровный участок местности, ближайшие дома находятся от которого на расстоянии примерно одного-полутора километров.

В каждой зоне на земле или собственности, принадлежащей опытному агенту, создавался большой тайный склад оружия; радиостанция и деньги прятались в тайниках.

Римская резидентура, согласно инструкциям, закупила форму военнослужащих, полицейских, карабинеров, железнодорожных рабочих и лесников, а также обычную одежду жителей, проживающих вблизи районов приземления.

Для нужд членов разведывательно-диверсионных групп резидентурам большинства северных районов было поручено достать знаки отличия альпийских частей ВС.

Линия «Ф» подготовила объектовые дела по линиям высоковольтной передачи, нефтепроводам, мостам, туннелям и военным объектам в радиусе 120 км от каждой посадочной площадки. Было подготовлено четырехтомное дело о бывших участниках итальянского Сопротивления во время войны, которые, как надеялись, окажут помощь в проведении диверсионных операций.

Помимо офицеров линии «Ф» в резидентурах КГБ, которые использовались для руководства операциями или осуществляли контроль за их проведением, 13-й отдел и его преемник имели также небольшую группу нелегалов, обученных приемам диверсионной деятельности и ведения других «специальных операций», которые ездили по всему миру от одного диверсионного объекта к другому. Так, «нелегал» Василий Гордиевский («Громов»), находясь зимой 1964–1965 года на задании в Испании, подобрал семь посадочных площадок и восемь мест для организации складов оружия[982]. Оговоримся сразу — он выполнил разовое поручение Центра.

А вот другой «нелегал» в течение всего своего многолетнего нахождения за рубежом специализировался исключительно на выполнении таких заданий. О нем впервые рассказал перебежчик Василий Митрохин.

В конце ноября 1962 года на территорию Великобритании прибыл подданный Бельгии Эмиль Эрварт. На самом деле звали этого человека Игорь Витальевич Войтецкий («Поль»). Родился он в 1933 году в Москве в семье Глеба Павловича Шландина и Софьи Давыдовны Рудницкой. После того как отец в 1937 году покончил жизнь самоубийством, мать вышла второй раз замуж за Виталия Пантелеймоновича Войтецкого, будущего кинорежиссера. В 1956 году Игорь Войтецкий начал подготовку в качестве разведчика-нелегала.

Одновременно с подготовкой будущего «нелегала» началось создание его «легенды». В качестве «отца» Эмиля Эрварта был выбран бельгиец Эрнст Эрварт. В 1933 году он приехал в Советский Союз и дальнейшая его судьба неизвестна. Биографию «матери» пришлось придумать. Марта Алтхаммер родилась в 1907 году в Дрездене. После того, как у супругов 23 декабря 1933 родился сын, они разошлись. Отец ребенка уехал в Бельгию и больше не возвращался в Германию.

С 1958 по 1962 год Игорь Войтецкий жил в Австрии. Осенью 1962 года он получает подлинный документ, подтверждающий его бельгийское подданство. Одновременно он совершенствует свои навыки кинооператора — профессии «прикрытия».

30 января 1963 года в британском городе Дувр состоялось бракосочетание Эмиля Эрварта и Эрны Херманн, которая родилась 27 июля в 1931 года в городе Фридштадт. Понятно, что имя и биография невесты были вымышленными. Боевую подругу советского «нелегала» звали Юлией Ивановной Горанковой («Вирджиния»), и родилась она в 1931 году.

После «медового месяца» молодожены приступили к выполнению главного задания — подбор площадок для высадки воздушных и морских десантов. Сначала в Северной Ирландии и Шотландии. Затем, с 1964 по 1974 год — во Франции, Турции, Бельгии, Греции, Австрии, Израили и США.

Также в операциях 13-го отдела принимали участие сотрудники легальных резидентур. Они «специализировались» на закладке тайников с оборудованием для разведывательно-диверсионной группы.

В качестве примера об одном из тайных складов. Он появился 15 мая 1966 года благодаря сотрудникам легальной резидентуры в Берне (Швейцария). В «схрон» был спрятан радиопередатчик со взрывным устройством-ловушкой («Молния») BR-3U.

Вот описание его месторасположения. Это сейчас можно использовать систему GPS-навигации. Сообщил координаты в Центр, и все. А тогда нужно было подробно описать весь маршрут, с указанием всех ориентиров.

«Выезжайте из Фрайбурга по Авеншеской дороге. Через 6 километров от Фрайбурга дорога проходит через городок Бельфо. По правой стороне дороги, если ехать из Бельфо, находится одиноко стоящая ферма. Примерно в 100 метрах за фермой, с правой стороны от нее, к находящемуся на холме лесу ведет дорога. Выход на эту дорогу находится прямо напротив железнодорожного переезда. Следуйте по этой дороге до края леса, туда, где стоит большая крытая часовня с изображением святого и скамьями.

Тропа проходит мимо часовни по краю леса. Пройдите 55 шагов по тропе, оставив часовню по левую руку (если стоять к ней лицом). Вы увидите с правой стороны от себя каменный столбик с буквами F C, а затем сразу же слева большую сосну (единственную в секторе между часовней и столбиком). Начинайте вновь отсчитывать шаги от края дорожки. Идите, двигаясь под прямым углом к тропе, следуя между сосной и столбом. Сделав 36 шагов, вы окажетесь в точке, расположенной между двумя большими густыми деревьями, единственными в этом секторе. Расстояние между деревьями три шага. Участок между деревьями был использован для тайника.

При отсутствии машины можно добраться до тайника на поезде, следующем из Фрайбурга, выйти в Бельфо и далее добираться пешком. Расстояние от железнодорожной станции Бельфо до тайника — примерно 1500 метров.

В тайнике находятся три контейнера, сумка, водонепроницаемая упаковка и камень.

Внутри сумки находится взрывное устройство, которое было поставлено на взвод с помощью системы «Молния» при закладке тайника.

Сверху корпус был прикрыт доской, чтобы защитить рукоятку при вскрытии тайника.

Рядом с центром тайника на глубине 30 см был зарыт стеклянный кувшин, а над сумкой была вертикально воткнута в землю металлическая трубка длиной 15 см, верхний конец трубки на 5–7 см заглублен в землю. Эти предметы были помещены там специально, чтобы было видно, не вскрывался ли тайник посторонними лицами. В то же время во время раскопки они могут служить опознавательными знаками. Общая глубина тайника составляет один метр. В контейнере находится радиопередатчик BR-3U».

Также к описанию прилагалась инструкция по обезвреживанию взрывного устройства «Молния»

«1. Выкапывая контейнер из земли, будьте осторожны, чтобы случайно не ударить по рукоятке. Копайте до тех пор, пока не покажется верхняя крышка контейнера с рукояткой, снимите доску и фанеру, прикрывающие сверху контейнер.

2. Рукоятку можно повернуть, а контейнер поднять и достать из ямы лишь после того, как будет обезврежено устройство.

3. Для того чтобы обезвредить устройство, нужно иметь при себе батарейку для карманного фонарика (не менее 3,5 В). Подсоедините к батарейке два провода длиной 30–50 см с острыми наконечниками (гвоздь или иголка).

4. Не вынимая контейнер из тайника, поместите один из контактов батарейки на корпус контейнера, а другой — на левое крепление замка — предполагается, что радист стоит лицом к крышке. Контакты должны подсоединяться после того, как вы соскоблите краску с корпуса контейнера и с крепления замка.

5. Когда контакты будут подсоединены к батарейке, вы должны услышать щелчок внутри контейнера, это указывает на то, что взрывное устройство обезврежено. Если щелчка не последовало, проверьте еще раз контакты и повторите процедуру обезвреживания устройства.

6. Если и после повторной процедуры обезвреживания вы не услышали щелчка, доставать контейнер из тайника запрещается, и тайник должен быть закрыт.

Чтобы открыть контейнер и извлечь электродетонаторы из приемопередатчика:

1. снимите замки и поднимите крышку контейнера ключом, который находится внутри упаковки. Отверните четыре винта и снимите металлическую обшивку, под которой в упаковке «АЛИОТ» находится приемопередатчик;

2. перережьте все провода, соединяющие контейнер с упаковкой АЛИОТ, и извлеките упаковку из контейнера»[983].

А вот два примера описания месторасположения тайников, подготовленных римской резидентурой.

«Описание пути к тайнику «Межозерный» и местоположение тайника.

15 апреля 1962 года радиопередатчик BR-3U за № 609072/9126 в водонепроницаемой упаковке был помещен в тайник «Межозерный».

Тайник «Межозерный» расположен в 30 км от Рима в лесистой местности между озерами Альбано и Неми, в 50 м от Виа деи Лаги (Via dei Laghi), справа от дороги, если ехать из Рима в Веллетри.

Выезжайте из Рима по Аппиа Антика и через 17 км (нижний участок аэродрома Чампино) поверните налево на Виа деи Лаги, ведущую в Веллетри. Продолжайте движение еще 13 км по Виа деи Лаги до столбика с отметкой 13 км и далее в том же направлении еще 120 м, а через 120 м вправо, в сторону леса ведет широкая дорога.

Идите по этой дороге 90 метров до развилки, где расходятся две дороги, идите по правой дороге, которая начинается в десяти метрах от четырех больших камней, лежащих на основной тропе.

Эти две дороги огибают с двух сторон холм. Пройдя по правой дороге 15 метров от места разветвления, поверните налево и поднимайтесь на холм (7–8 м). На вершине холма и на его склонах имеются ямы, очевидно, оставшиеся после выкорчевывания деревьев. Среди них есть группа из четырех расположенных рядом углублений.

Тайник находится в квадратной яме, которая расположена рядом с другим отверстием неправильной формы, напоминающим по форме цифру 8.

На дне ямы в направлении развилки дорог была вырыта камера, и в нее был помещен чемодан с приемопередатчиком. Чемодан засыпан землей и камнями, толщина слоя земли составляет 55–60 см. После того как чемодан был засыпан слоем земли толщиной 25 см, на этом месте была установлена первая отметка: два отрезка зеленой проволоки были разложены над местом диагонально друг к другу, а затем чемодан был засыпа# еще одним слоем земли толщиной 50 см. После этого на этом месте был диагонально положен провод желтого цвета; сверху — еще один слой земли, толщиной 55–60 см. С противоположной стороны ямы лежит большой камень.

Расстояние от пересечения дорог Виа деи Лаги и Аричча — Рокка ди Папа до широкой пешеходной тропы при движении со стороны Рима составляет примерно 1450 метров».

«Описание пути к тайнику «Марино» и его местоположения

20 сентября 1962 года в тайник «Марино» были помещены два контейнера: блокнот с инструкциями по изъятию и упаковке приемопередатчика, капсула с инструкциями по пользованию приемопередатчиком с расписанием сеансов двусторонней и односторонней связи, все материалы были на чувствительной пленке на английском языке.

Тайник «Марино» представляет собой трещину в основании старого дерева, которая была углублена в направлении корневой системы.

Тайник расположен на уровне отметки 6 км по Виа деи Лаги, если двигаться со стороны Рима. Продолжайте движение по дороге Рим — Альбано, поверните налево на Виа деи Лаги, и идите еще 6,3 км. У камня с отметкой 6 км дорога начинает резко сворачивать, прямо перед деревушкой Марино. На середине изгиба от дороги отходят вправо и влево две грунтовые сельские дороги. Между основной дорогой и грунтовой дорогой, ведущей направо, есть участок, заросший высоким кустарником. Среди этих кустов в 25 метрах от дороги растет одинокое старое дерево. Тайник «Марино» находится у подножия дерева в корневой системе со стороны, противоположной дороге, на глубине 25 см от поверхности.

Два контейнера завернуты в целлофан и помещены в металлическую коробку из-под конфет размером 18*10*4 см, края которой заклеены изоляционной лентой.

Предметы присыпаны землей, сверху положен камень»[984].

Отдел «В» ПГУ КГБ СССР

В октябре 1966 года 13-й отдел был преобразован в отдел «В» (на правах управления) ПГУ КГБ СССР[985]. Деятельность его сотрудников отличалась от той, чем занимались их предшественники в предыдущие годы. Так, было принято решение «законсервировать» деятельность разведывательно-диверсионных резидентур. Подробнее о них мы расскажем в следующих главах нашей книги. Вместо этого основные усилия были сконцентрированы на подборе мест для скрытного десантирования разведывательно-диверсионных групп и выявление уязвимых мест в системах транспортных коммуникаций и систем энергоснабжения.

В военное время на базе отдела разворачивалось Управление диверсионной разведки. В свою очередь при этом отделе была создана Отдельная бригада особого назначения (ОБОН). Бригада носила кадрированный характер. Отдел занимался подготовкой условий для действия в военное время Управления и органов бригады. Так, в 1968 году все посольские резидентуры получили письмо из Центра: «Рекомендации по созданию необходимых условий на территории потенциального противника, для функционирования специальных групп в чрезвычайной ситуации».

Одной из главных задач отдела была подготовка на случай военного времени спецрезерва КГБ, который был сведен в бригаду особого назначения, общей численностью 4500 человек. В бригаду организационно входило 6 оперативных полков и один оперативный батальон. Формированием этих полков резервистами и развертыванием их в мирное время занимались территориальные органы КГБ Украины, Казахстана и Узбекистана, а также Хабаровского и Краснодарского краев, Московской и Ленинградской областей. В этом их курировал отдел «В». Кроме этого он занимался подбором и подготовкой спецрезерва внешней разведки, организовывал курсы и сборы.

Отдел «В» разрабатывал программы занятий и тренировок, которые проходили во время сборов. Они были рассчитаны на один-полтора месяца занятий. Он же планировал и проводил учения со спец-резервом. Все категории резервистов готовились вместе и по одной программе. Части бригады были разбросаны по Союзу и формировались национальными кадрами указанных регионов. Они были способны в случае войны приступить к разведывательно-диверсионной деятельности на своих направлениях, зная местные особенности как своей страны, так и сопредельных государств.

В август 1968 года отдел «В» ПГУ КГБ провел спецмероприятия по подготовке ввода войск Варшавского договора в Чехословакию.

В 1971 года на Запад ушел майор Олег Лялин — сотрудник отдела «В», работавший в то время в лондонской резидентуре под прикрытием переводчика и эксперта внешнеэкономического объединения «Разноэкспорт». Летом 1971 года его активно разрабатывала британская контрразведка с целью его вербовки. Вскоре выяснилось, что кроме любви к «зеленому змию» советского разведчика отличает еще и слабохарактерность. На этом решили и сыграть. Ждать пришлось недолго. В 3 часа ночи 30 августа 197 Иода Олег Лялин был задержан лондонской полицией. Его обвинили в том, что он управлял машиной в нетрезвом состоянии, и доставили в полицейский участок. Расчет контрразведчиков был предельно прост: сотрудничество с Лондоном и продолжение карьеры с возможностью регулярно выезжать за рубеж или позорное завершение командировки и изгнание из ПГУ КГБ. В ходе многочасовой беседы с британскими контрразведчиками он выбрал первый вариант.

Вот только реализовать его не удалось. И в этом виноваты сами англичане. Они не только не скрыли факт многочасового нахождения Олега Лялина в полицейском участке, но и согласно распоряжению генерального прокурора и министра внутренних дел освободили его от уголовной ответственности за управление автомобилем в нетрезвом виде. Более того, краткое сообщение о своем решение они поместили в одной из британских газет. После этого в Москве было принято решение отозвать Олега Лялина в Советский Союз. Британский агент понял — это «провал». Даже если Москва и не узнает о его предательстве, то на карьере все равно можно ставить крест. И тогда Олег Лялин решил попросить политического убежища в Англии. С собой он взял секретаршу и по совместительству любовницу Ирину Теплякову, супругу одного из сотрудников советского торгпредства. Собственную жену с малолетним ребенком Лялин бросил[986].

Он подробно рассказал о составе лондонских резидентур КГБ и ГРУ, об известных ему операциях КГБ в Англии. Он передал англичанам так называемые планы советских диверсий в Лондоне, раскрыл находившихся у него на связи агентов из числа армян-киприотов и дал ряд наводок на нелегалов советской разведки в других странах Запада. Следует подчеркнуть, что находившиеся у него на связи агенты из числа армян-киприотов представляли собой особую диверсионно-разведывательную агентурную группу отдела «В», являвшуюся фактически подрезидентурой, имевшую свою радиостанцию, что являлось для работы КГБ того периода нетипичным.

Огромный урон был нанесен не только отделу «В», но и советской внешней разведке в целом. 24 сентября 1971 года британский МИД в связи с делом Олега Лялина объявил о высылке по небеспочвенному подозрению в работе на советскую политическую (КГБ) и военную (ГРУ) разведку 105 советских дипломатов, что составило 20 % от 550 официальных представителей СССР в Лондоне. Москва в октябре того же года выслала из СССР, в качестве ответного шага, 38 британских дипломатов (20 % от общего числа сотрудников посольства Великобритании в Москве).

Хотя дело даже не количестве, а в качестве. В Лондоне англичане позволили остаться лишь семерым офицерам КГБ. При этом вполне сознательно были оставлены лишь те сотрудники, которые до прибытия в Лондон работали, главным образом, в периферийных органах КГБ, то есть те кто не имел опыта работы в центральном аппарате разведки или за границей, и сотрудники резидентуры КГБ и ГРУ, которые не особенно отличались результативностью в работе. При этом на тех, кто не был выдворен из страны, англичане коварно сумели бросить тень подозрения в принадлежности к агентуре британских спецслужб.

Для многих высылка стала крахом блестящей карьеры. Так, на первого в посольской иерархии советника, карьерного дипломата Владимира Филатова, ранее «без замечаний» работавшего во Франции и ФРГ, лично указал пальцем министр иностранных дел Алек Дуглас-Хьюм. Филатов отвечал за связи с Форин оффис, поэтому буквально не вылезал из европейского отдела британского МИД. Похоже, англичан это насторожило. Позже Филатов поехал послом в одну из африканских стран. Но блестяще начавшаяся дипломатическая карьера была сломана. Он умер молодым.

Кроме того, опубликовав списки выдворенных лиц, среди которых были и так называемых чистые дипломаты и даже сотрудники аппарата ЦК КПСС, англичане, указывая на принадлежность тех или иных советских граждан к ГРУ и КГБ, сознательно допустили искажения, вызвав, таким образом, озлобленность на спецслужбы СССР у тех, кто не был причастен в прямом смысле к кадровому составу КГБ и ГРУ. Фактически деятельность советской разведки в Великобритании была парализована на много лет[987].

8-й отделы Управления «С» ПГУ КГБ СССР

В феврале 1976 года отдел «В» был преобразован в 8-й отдел и введен в структуру управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР[988].

По утверждению начальника управления «С» ПГУ КГБ Юрия Дроздова 8-й отдел «был не чем иным, как информационной и научно-исследовательской разведывательной структурой, отслеживавшей оперативными средствами все, что касалось сил спецназначения стран НАТО. Отдел, естественно, проводил подготовку спецрезервистов на случай военных действий».

В мирное время отдел готовил условия (в том числе и агентурно-оперативные позиции) для действия, разворачивающегося на его базе с наступлением военного периода Управления диверсионной разведки («ДР»), которому оперативно подчинялись О БОН, а впоследствии — КУОС и ОУЦ (подразделение «Вымпел»). В обязанности 8-го отдела управления «С» входило руководство ОБОН, выделенной в самостоятельную войсковую часть и носившей кадрированный характер. Численность бригады составляла около 4500 человек (спецрезерв внешней разведки), сведенных в шесть оперативных полков (ОПОН УКГБ Московской и Ленинградской областей, ОПОН КГБ Украины и Казахстана, ОПОН УКГБ Хабаровского и Краснодарского краев) и один оперативный батальон (т. н. «Ташкентский» ОБОН КГБ Узбекистана). Формированием этих полков резервистами и развертыванием их в мирное время занимались территориальные органы. Основная задача ОБОН определялась конкретно: подготовка и проведение в особый период, а при необходимости и в мирное время, активных разведывательных и диверсионных операций против объектов главного противника с целью добывания важной секретной информации, дезорганизации управления и работы тыла противника и нанесения ему морально-политического и военно-экономического ущерба.

Кузница кадров для спецопераций: КУОС

В первое десятилетие после окончания Второй мировой войны особых проблем с исполнителями спецмероприятий у Лубянки не было. В органах госбезопасности (в центральном аппарате, регионах, а также за границей (в том числе и на нелегальной работе) служило множество фронтовиков, имевших специфичный боевой опыт. Все они, от нескольких месяцев до нескольких лет, воевали в тылу врага в качестве командиров разведывательно-диверсионных групп и партизанских отрядов.

Шло время, ветераны уходили на заслуженный отдых, а им на смену приходили те, кто о войне знал лишь по смутным воспоминаниям детства. Была и еще одна причина — за плечами молодежи не было той суровой школы подполья, что у их старших товарищей. Поэтому было принято решение начать подготовку спецрезерва.

В 1965 году началось восстановление системы кадровой подготовки резерва командного состава партизан и разведчиков-диверсантов. К сожалению, к этому времени учебная, материальная и иная база в Советском Союзе практически отсутствовала. Непосредственно подготовкой диверсантов занимались в индивидуальном порядке сотрудники 8-го отдела управления «С» Первого главного управления КГБ.

В 1966 году был создан внештатный специальный курс при 1-м факультете ВКШ КГБ в форме пятимесячных сборов. Этому спецкурсу и дали дополнительное наименование— КУОС. Первым и единственным начальником этого спецкурса был Харитон Игнатьевич Болотов, на его счету четыре выпуска слушателей.

Предполагалось готовить специалистов для действий в тылу противника с баз партизанских формирований и самостоятельно. Учебно-методические материалы были подготовлены из расчета на группу из десяти слушателей[989].

Начиная с 1968 года КУОС дислоцировался в Голицыно на базе пограничного училища.

Учебно-воспитательную функцию на спецкурсе выполняла кафедра оперативно-тактической подготовки (ОТП). Подавляющее число профессорско-преподавательского состава кафедры были участниками Великой Отечественной войны, не менее трети являлись кандидатами военных наук.

Возглавлял кафедру Иван Иванович Москвичев, а его заместителем был Анатолий Исаевич Цветков. Первый, как правило, читал установочную лекцию по основам партизанской и контрпартизанской борьбы, руководил посредническим аппаратом на командно-штабных учениях. К большой заслуге Ивана Москвичева следует отнести то, что он в полной мере предоставил материально-техническую базу кафедры в распоряжение спецкурса. Это позволило, хотя и усеченно, но все же проводить полевую выучку слушателей.

Анатолий Цветков был, по существу, начальником штаба. На спецкурсе участвовал в основном в групповых занятиях и на учениях. С образованием спецкурсов его роль значительно усилилась. Профессор, доктор военных наук, начальник факультета и специальной кафедры, он участвовал в разработке учебных материалов для нового подразделения, а также в заседаниях кафедры, читал лекции. Но основная заслуга его состояла в том, что все аспиранты и соискатели КУОС нашли в нем доброго и требовательного учителя, который помогал каждому: от выбора темы диссертации до защиты, часто выступая как официальный и неофициальный оппонент. Многие аспиранты с благодарностью вспоминают его помощь в публикации различных материалов, что было не простым делом в те времена.

А теперь вернемся к истокам возрождения и развития опыта в учебном процессе на спецкурсе. Уже после первых выпусков был наработан положительный опыт, но наряду с этим обнаружились и существенные недостатки. Основной из них заключался в том, что не было условий для проведения полномасштабных полевых занятий. Стало ясно, что нужна специализированная материальная база. Наконец, и это очень важно, преподавательский состав, привлекаемый к занятиям с разных кафедр, не был связан единством учебного процесса.

Боевая обкатка в кризисных ситуациях за рубежом позволила вскрыть недостатки, связанные, прежде всего, с несогласованностью различных видов подготовки, уязвимостью используемых прикрытий и легенд, недостаточной изученностью и применением средств связи, шаблонностью каналов переброски, дефицитом знаний местных языков и т. д. Уроки Чехословакии, а также других событий конца 60-х — начала 70-х годов (теракты в Израиле, на Мюнхенской олимпиаде и др.) ускорили разработку предложений о создании спецфакультета на базе ВКШ КГБ, возрождавшего подготовку командного состава спецназа госбезопасности.

В 1968 году активизировалась подготовка к преобразованию спецкурса в автономное подразделение: факультет-кафедру специальных дисциплин.

В 1969 году была сформирована новая структура подготовки кадров. Согласно Положению, подписанному председателем КГБ Юрием Андроповым, предписывалось иметь три названия: Специальные курсы КГБ СССР, КУОС и в/ч 93526.

Наименование «Специальные курсы» использовалось лишь в системе КГБ, когда решались кадровые и финансовые вопросы. В силу этого было малораспространенным.

Название КУОС было позаимствовано с Болотовского спецкурса. Оно хорошо прижилось как в ВКШ КГБ, так и среди слушателей. В течение всего периода функционирования специального учебного подразделения использовалось наиболее часто.

Наименование в/ч 93526 использовалось для почтовой переписки слушателей, солдат и даже преподавателей. Но наибольшее значение оно имело при подготовке слушателей на базах Советской армии: воздушно-десантной, горно-альпийской, легководолазной.

Все три наименования, надо отдать должное «отцам-разработчикам», наилучшим образом вписывались в учебно-воспитательный процесс на всем его протяжении.

Куратором КУОС по линии внешней разведки выступал отдел «В» Управления «С» ЛГУ КГБ. Базой курсов стал так называемый старый городок в Балашихе-2 — территория бывшей 101-й разведшколы, созданной еще в 1936 году на 25-м километре Горьковского шоссе.

Учебно-воспитательная работа на Спецкурсах возлагалась на ВКШ КГБ. Ее функционально обеспечивала 13-я кафедра спецдисциплин, входившая в структуру Спецкурсов, а также целый ряд вспомогательных служб обеспечения. Наиболее специфической их единицей был отдельный взвод учебного обеспечения, комплектовавшийся солдатами срочной службы. В их задачу входили действия за противника на учениях, обеспечение учебных занятий, деятельности посредников на учениях, обслуживание автотранспорта и т. д.

Хотя изменения коснулись не только места дислокации КУОС, но и увеличился срок обучения. Теперь на подготовку отводилось семь месяцев. За этот период слушатели проходили интенсивную специальную физическую, огневую, воздушно-десантную и горную подготовку. Осваивали специальную тактику, минно-подрывное дело, топографию, совершенствовали навыки разведывательной деятельности, изучали опыт партизанской борьбы и многое другое:

агентурная разведка, визуальное наблюдение, наружное наблюдение, оперативная установка, легендирование, документирование, нелегальные каналы переброски;

оперативное и физическое проникновение на объекты с особым режимом, особенности физической и технической защиты таких объектов и способы их преодоления;

минирование и организация диверсий, обезвреживание взрывных устройств иностранного производства, а также СВУ;

владение отечественным и иностранным стрелковым оружием, специальным вооружением;

рукопашный бой;

управление различными видами транспорта, в том числе в экстремальных условиях;

подбор и оборудование крупногабаритных тайников в городских и полевых условиях;

оперативная топография;

средства спецрадиосвязи, шифровальная работа и техника; полевое базирование, методы выживания в экстремальных условиях;

преодоление естественных и искусственных преград; морально-волевая и психологическая подготовка к действиям в экстремальных ситуациях;

подбор площадок для посадки и взлета вертолетов и самолетов малой авиации; силы, средства, методы и тактика действий спецслужб и полиции в особый период;

технические средства и способы обеспечения безопасности на территории боевых действий;

методы деятельности сил специальных операций, террористических и экстремистских группировок, антитеррористический курс.

Много лет спустя последний руководитель КУОС Сергей Голова рассказал:

«За семь месяцев слушатель овладевал навыками агентурной разведки и был в состоянии передать по радиостанции шифрограмму. Он мог заминировать и качественно подорвать объект с помощью штатной армейской взрывчатки или собственного изготовления. Еще один важный момент — знание специальной тактики малых разведывательно-диверсионных групп в сложных условиях тыла противника. Вступая в командование такой единицей, ее командир становился инструктором-методистом по всем специальностям своего личного состава. Если требовала обстановка, должен был обучить членов своей оперативно-боевой группы с нуля. В связи с этим все занятия на КУОС проводились в условиях, приближенных к боевым, с обозначенным противником, в том числе и на реальных объектах, при любых погодных условиях. Людей необходимо было загодя адаптировать к экстремальным ситуациям. Мы учили их, как переносить жару, терпеть голод, действовать ночью, спать на снегу и так далее.

Ребята отрабатывали вопросы тактики, радиодела, минно-подрывной, парашютно-десантной, огневой, горной, физической подготовки и других специальных дисциплин. Изучали все виды отечественного стрелкового оружия, а также вооружение почти всех стран мира. Два месяца отводилось для восстановления знаний, полученных еще в военных училищах. А дальше начинались практические занятия. Слушателей заставляли действовать в условиях постоянного физического и психологического напряжения. Обыкновенный марш-бросок инструкторы превращали в настоящую каторгу. По всему маршруту движения курсантов поджидали разнообразные ловушки. Для имитации передвижения с раненым использовалась семидесятикилограммовая кукла»[990].

О высоком уровне подготовки выпускников КУОС рассказал и другой руководитель этого учебного заведения, Петр Нищев. Он утверждает, что «ежегодно готовилось около 60 командиров оперативно-разведывательных групп специального назначения органов государственной безопасности по 7-месячной программе для действия в глубоком тылу противника в военное время. Подготовка осуществлялась впрок, то есть выпускники-командиры зачислялись в спецрезерв КГБ СССР, продолжая службу там, откуда были командированы на учебу.

Подготовленный на КУОС командир профессионально владел всеми знаниями и навыками члена группы специального назначения: агентурной разведкой, минно-взрывным делом, специальной тактикой малых групп, радиошифровальным делом, самбо и многим другим. Вступая в командование спецгруппой, ее командир становился инструктором-методистом по всем специальностям своего личного состава. Если требовалось, то обязан был учить членов группы с нуля…

Пополнение преподавательского состава кафедры осуществлялось из спецрезерва командиров. Сама комплектация кафедры, таким образом, порождала единство взглядов на учебный процесс.

Контингент обучаемых формировался из оперативных сотрудников преимущественно территориальных органов КГБ, имеющих опыт контрразведывательной работы, владеющих одним-двумя иностранными языками, с определенными личными и деловыми качествами. Отбор кандидатов на учебу регламентировала директива председателя КГБ СССР. За него несли личную ответственность руководители территориальных органов госбезопасности.

Учебный процесс строился с максимальной полевой и полигонной практикой, полностью обеспеченной методической и материальной базой. Все слушатели отрабатывали воздушно-десантную, горноальпинистскую подготовку, а некоторые и легководолазную. Благодаря высокой профессиональной подготовке выпускники КУОС пользовались большим кадровым спросом по всем направлениям чекистской деятельности»[991].

В 1973 году под редакцией заместителя начальника отдела «В» Управления «С» ПГУ КГБ полковника Лазаренко А.И. была издана монография «Обеспечение безопасности и жизнедеятельности разведывательных групп». В этой работе был аккумулирован советский и зарубежный опыт по вопросам партизанской и контрпартизанской войны, повстанческих и контрповстанческих операций, разведывательных и контрразведывательных мероприятий в условиях вооруженного противостояния.

В 1978 году состоялись Всесоюзные показательные учения в Ленинградской области. Эти учения, как и многие другие, проводились с привлечением сил и средств КГБ и МВД СССР в качестве условного противника. В сложной оперативной обстановке, в условиях ужесточенного контрразведывательного режима учебная группа КУОС во главе с Яковом Семеновым осуществила боевое десантирование, без потерь прошла многокилометровый маршрут и захватила «секрето-иосителя». Анализ учений показал, что некоторые элементы специальных мероприятий слушатели выполнили со значительным превышением аналогичных американских нормативов, разработанных для «зеленых беретов».

В 1993 году КУОС был расформирован. По утверждению одного из руководителей этой структуры Петра Нищева: «После развала СССР не только КУОС упразднили, но и имело место указание уничтожить все его архивы. Все и сожгли. Там и опыт был, и методики, и обширная уникальная специализированная библиотека, причем с очень большим фондом литературы на иностранных языках». Петр Нищев в беседе с журналистом отказался назвать имя человека, который отдал такой приказ. Чекист заявил: «Откуда я могу знать. Этот вопрос можно выяснить, если глава государства даст конкретное задание. А если вы или кто-то другой начнет выяснять, то ничего из этого не получится. Такие указания, как правило, отдаются устно. Поэтому не хочу рассказывать какую-либо легенду…»[992]

История «Вымпела»

Отдельные журналисты, рассказывая о спецоперациях Лубянки в годы «холодной войны», почему-то всегда в перечень отвечавших за такие акции подразделений органов госбезопасности включают легендарную «Альфу». Единственная боевая операция (освобождения заложников и миротворческие операции в зоне межнациональных и политических конфликтов на территории СССР в конце восьмидесятых — начале девяностых годов прошлого века — эго полицейские операции), где были задействованы бойцы «Альфы» — смена руководителей страны в Афганистане в 1979 году.

Инициатором создания «Вымпела» выступил начальник Управления «С» (нелегальная разведка ПГУ) Юрий Дроздов. Официальная дата рождения «Вымпела» — 19 июля 1981 года, когда участники закрытого совместного заседания Совета Министров СССР и Политбюро ЦК КПСС утвердили предложенный Юрием Дроздовым проект. Во всех документах он проходил, как Отдельный учебный центр КГБ СССР[993] (в/ч 35690).

Первым командиром Группы специального назначения КГБ СССР «Вымпел» был назначен капитан 1-го ранга Эвальд Григорьевич Козлов, удостоенный Звезды Героя за участие в штурме дворца Амина. Заместитель командира — полковник Евгений Александрович Савинцев (до 1988 года), начальник штаба — подполковник Феликс Александрович Макиевский, офицер-пограничник.

Поскольку численность подразделения составляла первоначально около тысячи человек, то набирали офицеров из Погранвойск, ВДВ и других родов войск: через сито проходил один из десяти кандидатов. Помимо физических данных от них требовалось и знание оперативной работы. Хотя первоначально выпускники КУОСа составляли большинство. Средний возраст — около 30 лет, воинские звания от старшего лейтенанта до майора.

В 1983 году в составе «Вымпела» появляется подразделение боевых пловцов из числа сотрудников, прошедших стажировку в 17-й отдельной бригаде спецназа Черноморского флота. Важное место в их подготовке занимала работа с агентурой в приморских населенных пунктах стран вероятного противника. Цель — во взаимодействии с агентами захватить и уничтожить в день «Икс» стратегические объекты. Л ибо удержать их до прибытия основных сил десанта с воздуха и с моря.

Огневой подготовкой с бойцами «Вымпела» занимался ветеран Великой Отечественной войны Федор Степанович Быстряков. Физическую подготовку преподавал Александр Иванович Долматов, мастер спорта, создатель уникальной методики физической подготовки спецназа КГБ, приучавший не бояться мордобоя. Он учил метать в цель ножи и топоры, пользоваться подручными средствами в рукопашном бою с более сильным противником и драться одновременно с шестью партнерами. Минно-взрывное дело преподавали Борис Андреевич Плешкунов и Петр Иванович Нищев[994].

Мозамбик

В 1984 году президент Мозамбика Самора Машел лично направляет телеграмму председателю КГБ Юрию Андропову с просьбой командировать в эту страну «социалистической ориентации» советников по борьбе с бандитизмом и инструкторов для обучения оперативно-боевых отрядов. В Москве откликнулись на просьбу. В Мозамбик отправилась группа сотрудников «Вымпела».

С 1984 по 1989 год сотрудники «Вымпела» в самых различных горячих точках мира — на Кубе, во Вьетнаме, в Анголе, Никарагуа и других регионах.

Ангола

Еще одно место, где пришлось сотрудникам «Вымпела» работать практически с нуля, — Ангола, опора Советской России на Юге Африки. Будучи переброшенным из Мозамбика в Анголу, бывший десантник и афганец П.Е. Суслов в течение трех лет создал здесь из небольшого отряда целое Управление специальных операций — с несколькими отделами и специальными группами. За напористость и смелость ангольские товарищи прозвали его Valiente (храбрый).

В Анголе активно работали сотрудники «Вымпела» А. Михайленко, В. Кикоть, К. Сивов, В. Уколов, а также преподаватели КУОСа Ю. Пеньков, Я. Семенов (руководитель группы «Зенит» во время штурма дворца Амина), В. Смыслов, А. Евглевский[995]. По данным из отдельных источников, в Анголе они находились с 1986 по февраль 1988 года.

Вьетнам

Во Вьетнаме прошли стажировку тридцать пять сотрудников «Вымпела». Там они изучали тонкости «малой войны» применительно к условиям Юго-Восточной Азии. Учились работать в джунглях, преодолевать различные заграждения, изучали различные иностранные взрывные устройства, в том числе американские мины-ловушки, отрабатывали методы скрытого передвижения[996].

Лаос

В 1989 году по просьбе лаосских партнеров им оказали большую помощь советники С. Еолов и В. Кикоть. Они проанализировали обстановку в различных провинциях Лаоса и, с учетом опыта борьбы с вооруженной оппозицией в Афганистане, выдали практические рекомендации по тактическим и организационным вопросам, проведя соответствующие занятия на местах. Была разработана оптимальная модель лаосского спецназа[997]. Также из этой страны, по утверждению экс-командира группы «Вымпел» Героя Советского Союза Эвальда Козлова, «привезли особую культуру выживания в условиях Юго-Восточной Азии»[998].

Ливан

30 сентября 1985 года в Бейруте было захвачено две машины с сотрудниками советской дипмиссии. В одной находились сотрудник консульства Аркадий Катков и врач посольства Николай Свирский, в другой — офицеры резидентуры КГБ Олег Спирин и Валерий Мыриков.

Боевики подрезали посольские машины, дали несколько автоматных очередей и зашвырнули советских граждан на дно своих машин. При этом ранение в ногу получил Аркадий Катков. Похитители — представители палестинской организации «Силы Халеда Бен эль-Валида». Спланировал же операцию и руководил ею бывший личный охранник Ясира Арафата — Имад Мугние по прозвищу Гиена. В захвате участвовал и другой охранник Арафата — Хадж. Спустя несколько дней расстреляли раненого Аркадия Каткова, изрешетив автоматными очередями.

Для участия в операции по освобождению заложников в Бейрут вылетала оперативно-боевая группа подразделения «Вымпел». В ходе проведенных мероприятий 30 октября 1985 года трое советских сотрудников были освобождены.

На территории Советского Союза

Начиная с осени 1984 года бойцы «Вымпела» принимали участие в многочисленных противодиверсионных учениях. Во время этих мероприятий проверялись технологии противодействия иностранным разведывательно-диверсионным группам. Об этом не принято говорить, но и сами «вымпеловцы» повышали свой профессиональный уровень, отрабатывая новые приемы разведывательно-диверсионной деятельности и тренируясь в условиях, мягко скажем, максимально приближенных к боевым. При проведении отдельных операций охране объектов «забывали» сообщить, что против них будет действовать не настоящий, а условный противник, да и автоматы у часовых были заражены боевыми, а не холостыми патронами. Справедливости ради отметим, что в похожих условиях проводил свои тренировки армейский спецназ.

Первые учения прошли в декабре 1984 — январе 1985 года под кодовым названием «Неман». Тогда в Белоруссию была заброшена большая группа разведчиков-диверсантов, которая «вывела из строя» крупный железнодорожный узел Калинковичи, «взорвала» нефтеперегонный комбинат, заложив более двадцати зарядов. Бойцы спецназа КГБ умудрились «прилепить» мину даже на двери караульного помещения военизированной охраны.

Успешно были проведены «диверсии» на Ярославском заводе синтетического каучука и на Армянской АЭС. В 1985 году стартовали учения, в ходе которых проверялось, как отреагируют органы КГБ и МВД Магаданской области и Чукотского автономного округа на проникновение «диверсантов с Аляски».

В 1986 году бойцы «Вымпела» в ходе учений заминировала штаб 76-й дивизии ВДВ. Один из сотрудников «Вымпела» под видом сослуживца начальника штаба (НШ) передал через оперативного дежурного посылку для НШ. Дежурный майор, решивший сделать приятный сюрприз для командира, занес ящик с муляжом мины прямо в кабинет НШ.

В 1987 году «Вымпел» провел учения на территории Латвии под кодовым наименованием «Янтарь-87». Много лет спустя один из участников вспоминал:

«…В республике высадилось десять групп. У каждой — своя задача. Одни, например, должны были захватить важнейшего секретоносителя — начальника военно-мобилизационного отдела КГБ.

Поначалу его собирались брать дома. Дважды проникали в квартиру — сначала прикинувшись агитаторами (в Латвии тогда как раз шли выборы). Потом — под видом жэковских сантехников. Решили похитить этого полковника в спальне, но… пожалели семью. Она-то при чем? Окна его служебного кабинета выходили прямо на площадь. Как только в них погас свет, группа захвата приготовилась к броску. Лампочки в подъезде были уже выкручены. Он не успел ничего даже понять. Вошел в свой дом и… все. То же самое хотели проделать и с председателем КГБ, но постеснялись. Как-никак генерал. Сфотографировали его в оптическом прицеле винтовки, потом показали: смотрите, вы были на волосок от гибели.

Другой «бригаде» поручалась ликвидация оперативной группы Комитета. Заранее выбрали маршрут, нашли крутой поворот, где хочешь не хочешь надо сбрасывать скорость. У насыпи поставили бойца с мольбертом — он действительно хорошо рисовал. В ногах — автомат. Еще двоих переодели в спецовки — эти делали вид, что копают канаву. Заложили МОНы — мины особого назначения. Остальное — дело техники. Выманили «опергруппу», причем о ее выезде мы знали сразу: напротив здания КГБ с жезлом стоял наш сотрудник, одетый в милицейскую форму. Дождались, пока те подъедут к засаде. Открыли огонь…

А потом вдобавок еще и оставили КГБ без транспорта. Разведали, что чекистские машины стоят на местной автобазе, проникли внутрь и «заминировали» их.

В общем, когда шел разбор операции, латыши только руками разводили… Они были в шоке…»

В 1988 году были проведены широкомасштабные учения в Свердловской области на Белоярской АЭС имени И.В. Курчатова (поселок Заречный) с привлечением сотрудников «Вымпела». Подготовка заняла больше месяца. Неожиданно выяснилось, что начальник местного управления КГБ категорически запретил бойцам проникать на станцию. Объект — секретный, охрана непременно откроет огонь на поражение. Тогда было найдено компромиссное решение. «Вымпеловцы» должны доложить подробный план проникновения, указать уязвимые места, а потом продемонстрировать свой «номер». Так и сделали. Во время показа периметр был преодолен за 42 секунды — электронная система защиты не сработала.

В сентябре 1989 года было проведено учение «Чесма». С разных мест было выброшено 182 «диверсанта», они накрыли пространство от Ленинграда до Севастополя. По их итогам был отснят закрытый фильм «По поступившим данным».

Результаты учения должны были вызвать тревогу у руководства советских правоохранительных органов и командования Вооруженных сил СССР. Так, высаженные с подводной лодки недалеко от Севастополя «диверсанты» проследовали до Симферополя, и при этом в военную контрразведку не поступило ни одного тревожного сигнала. «Боевики» заминировали все, что представляло военный интерес, включая Школу младших флотских специалистов недалеко от Севастополя.

Другой пример. В ходе учений «вымпеловцы» пронизали территорию Чечни и вышли в Дагестан. Недалеко от Москвы другая группа проникла на охраняемый объект тогдашнего 15-го управления КГБ и сняли табель поста караульного помещения.

В Ставрополе группе из семи «диверсантам» предстояло сначала незаметно проникнуть в город Н., затем на крупное предприятие ВПК и добыть там конкретные образцы совершенно секретных деталей и узлов. В качестве дополнительного задания — установить в одном из цехов взрывное устройство. На проведение операции отводилось десять суток. Бойцы «Вымпела» с поставленной задачей справились.

Вторая группа «Вымпела» получила задание проникнуть на азотно-туковый комбинат и «вывести» его из строя с максимальным ущербом. Разведчиков уже ждали. Они сумели обойти все засады и выполнили приказ. Позже специалисты были вынуждены признать: случись такая диверсия на самом деле, завод оказался бы выведен из строя на двенадцать лет, а регион надолго бы превратился в зону бедствия.

Всего же в ходе деятельности таких разбросанных по территории страны разведывательно-диверсионных групп в поле зрения «противника» попало только 19 из 189 человек[999]. При этом даже эти 19 частично или полностью выполнили свою задачу!

В «горячих точках» Советского Союза

С 1988 по 1991 год «Вымпел» участвовал в миротворческих операциях в «горячих точках» Советского Союза: Баку, Карабах, Ереван, Нахичевань, Абхазия…[1000]

Когда распался Советский Союз

Распад СССР в 1991 году тяжело ударил и по «Вымпелу». После событий 1991 года подразделение передали под управление Межреспубликанской службы безопасности, затем включили в состав Агентства федеральной безопасности РФ. 24 января 1992 года «Вымпел» вошел в состав Министерства безопасности на правах самостоятельного подразделения. Изменились и задачи, стоящие перед ним: теперь основной целью подразделения стала защита стратегических объектов от террористических атак. Началась вторая жизнь «Вымпела».

В 1993 году они предотвратили попытку вывоза радиоактивных материалов из-под Екатеринбурга, неоднократно принимали участие в освобождениях заложников, работали в «горячих точках» на территории РФ и СНГ.

23 декабря 1993 года указом Президента РФ Министерство безопасности было расформировано, а «Вымпел» переподчинен МВД и переименован в «Вегу». Реакция бойцов «Вымпела» была предсказуемой — почти все они подали рапорты об увольнении или о переводе в другие подразделения. Так, в феврале 1994 года 128 человек подали рапорты на увольнение, 50 офицеров остались служить в Главном управлении охраны и службе безопасности президента, 30 человек ушли во внешнюю разведку и столько же в контрразведку. Дело в том, что 5 июля 1994 года Президент РФ подписал указ о создании Управления специальных операций Федеральной службы контрразведки (УСО ФСК РФ).

Главная задача УСО аналогична той, что стояла перед «Вымпелом» в 1992–1993 годах, — антитеррористические и антидиверсионные действия на стратегически важных и экологически опасных объектах России. Осенью 1994 года началось создание региональных подразделений УСО ФСК РФ. В конце декабря 1994 года группа из 21 сотрудника УСО ФСК участвует в операции по штурму Грозного.

Структурно подразделение «Вега» (57 офицеров) вошло в ГУОП МВД РФ и подчинялось начальнику ГУОП генерал-полковнику Михаилу Константиновичу Егорову. Начался набор сотрудников. МВД РФ утвердило 11 августа 1994 года «Инструкцию о порядке отбора кандидатов на военную службу (работу) в Отдельный отряд специального назначения «Вега»».

Справедливости ради отметим, что «Вега» просуществовала недолго. Указом Президента РФ от 28 августа 1995 года она была передана из МВД в УСО ФСБ и ему вернули старое название — «Вымпел».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

После окончания «холодной войны» и исчезновения с политической карты Советского Союза отечественные органы госбезопасности не использовали «ликвидаторов» на территории иностранных государств. Кто-то вспомнит о гибели в результате взрыва Зелимхана Яндарбиева и его охранника 13 февраля 2004 года в Катаре, но нужно учитывать один важный факт. По неофициальным данным (понятно, что Москва никогда официально не заявит о своей причастности к этой операции), ликвидировали находящегося в международном розыске одного из лидеров чеченских боевиков офицеры ГРУ, а не СВР, и тем более не ФСБ. Говоря другими словами, Лубянка не имела отношения к этой операции.

Не будем останавливаться на этом эпизоде, а попробуем ответить на вопрос: после распада Советского Союза отечественные органы госбезопасности проводили операции в сфере похищения или «ликвидации» врагов России? Ответ однозначный — не проводили. Потрем основным причинам.

Во-первых, хотим мы этого признавать или нет, но даже современная Россия, при всех ее успехах на международной арене, так и не заняла место Советского Союза эпохи «холодной войны». Если в тридцатые — сороковые годы прошлого века Запад был вынужден терпеть действия «ликвидаторов» с Лубянки из-за того, что в Москве у власти находился Иосиф Сталин, а в годы «холодной войны» из-за того, что СССР была мощной и сильной державой, способной покарать силой оружия любого обидчика, то сейчас статус России другой. Любая попытка проведения «ликвидации» в случае ее «провала» может спровоцировать очень сильный и крайне нежелательный для наших лидеров международный скандал.

Во-вторых, после окончания «холодной войны» большинство развитых стран, за исключением «мирового жандарма» — США, крайне редко используют «ликвидаторов» для решения своих проблем. Времена изменились, и сейчас похищать и убивать перестало быть «модным», ухудшает имидж страны.

В-третьих, сейчас у Лубянки нет подразделений, способных выполнить спецзадачи за пределами стран СНГ. Кто-то укажет на «Вымпел», но сейчас его бойцов готовят исключительно для проведения контртеррористических операций.

Селяви!

Список источников

НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ

ГАРФ Ф. Р-9478 Оп. 1С. Д. 37.

РЦХИДНИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 1706.

РГВА. Ф. 38725с. Оп.1С. Д.6.

РГВА. Ф. 39026с. Оп.1С. Д.112; Д.179.

РГВА. Ф. 38693с. Оп. 1С. Д.238.

РГВА. Ф. 38693с. Оп 2С. Д.151.

СБОРНИКИ ОПУБЛИКОВАННЫХ ДОКУМЕНТОВ

Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975.

ВЧК — ГПУ. Документы и материалы. М., 1995.

Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001.

Лубянка в дни битвы за Москву: Материалы органов госбезопасности СССР из Центрального архива ФСБ России. М., 2002.

Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003.

Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности Н КВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М.; 2004.

Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Март 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007.

Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. М., 2006.

Национальный вопрос на Балканах через призму мировой революции: В документах центральных российских архивов начала — середины 1920-х годов. Июнь 1924 — декабрь 1926 года. М., 2003.

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 1. Начало 22 июня — 31 августа 1941 года. М., 2000.

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 2. Начало 1 сентября — 31 декабря 1941 года. М., 2000.

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 3. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 30 июня 1942 года. М., 2003.

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 3. Кн. 2. От обороны к наступлению 1 июля — 31 декабря 1942 года. М., 2003.

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 3. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 31 июня 1942 года., — М., 2003.

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля — 31 декабря 1944 года). М., 2007.

Партия левых социал-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 годы. В 3 томах. Т. 1. Июль 1917 — май 1918 года. М, 2000.

Рауль Валленберг. Отчет шведско- российской рабочей группы. — Стокгольм. 2000.

Русский архив: Великая Отечественная война. СССР и Польша. Т. 14 (3–1). М., 1994.

«Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. Часть 1. М., 2001.

«Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. Часть 2. М., 2001.

МОНОГРАФИИ

Абрамов В. Советская военная контрразведка против разведки Третьего Рейха. М., 2005.

Академии ФСБ России 80 лет… М., 2001.

Байуотер Г. Морская разведка и шпионаж (1914–1918 гг.). СПб., 1996.

Безыменский Л. Будапештская мессия — Рауль Валленберг. М., 2001.

Безыменский Л.А. Операция «Миф», или Сколько раз хоронили Гитлера. М., 1995.

Бертольд В. 42 покушения на Адольфа Гитлера. Смоленск, 2003.

Бирюк В. С. Секретные операции XX века: из истории спецслужб. СПб., 2003.

Бортневский В. Загадка смерти генерала Врангеля: Неизвестные материалы по истории русской эмиграции 1920-х годов. СПб., 1996.

Борьба за советскую Прибалтику в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов. В трех книгах. Первые годы. Кн. 1. Рига. 1966.

Бояджи Э. История шпионажа. В 2 тт. Т. 1. М., 2003.

Бояджи Э. История шпионажа. В 2 тт. Т. 2. М., 2003.

Боярский В.И. Партизаны и армия: История упущенных возможностей. Минск— Москва., 2003.

Бройнингер В. Противники Гитлера в НСДАП.1921–1945 годы. М., 2006. Бурде Д. Советская агентура: Очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–1948). М., Нью-Йорк., 2006.

Бухгайт Г. Абвер — щит и меч III Рейха. М., 2003.

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев., 1984.

Волкогонов Д. Троцкий. Т 2. М., 1997.

Воронов В. В. ОСНАЗ — войска особого назначения. М., 2004. Всенародная борьба в Беларуси против немецко-фашистских захватчиков. Минск, 1984.

Гейден К. История германского фашизма. М.-Л.: 1935.

Гладков Г. Король нелегалов. М., 2000.

Гладков Г. Кузнецов. Легенда советской разведки. М., 2004.

Гладков Г. К. Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков. М., 2002.

Гогун А. Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования. Малоизученные страницы истории. М., 2008.

Голинков Д. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 2. М.,1980.

Дегтярев К. Супермены Сталина. Диверсанты Страны Советов. М.,2005.

Дегтярев К. Штирлиц без грима. Семнадцать мгновений вранья. М.,2006.

Дойчер И. Троцкий в изгнании. М., 1991.

Ершов В. Ф. Российская военно-политическая эмиграция. М., 2003. Жуков В. Китайский милитаризм. 10—20-е годы XX в. М., 1988. Залесский К.А. Кто был кто в Третьем Рейхе: Биографический энциклопедический словарь. М., 2003.

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991. История советских органов государственной безопасности. М., 1977.

Клавинг В. В. Высшие офицеры белых армий. М., 2005.

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004.

Колпакиди А., Прохоров Д. Внешняя разведка России. СПб., М., 2001.

Колпакиди А.И., Прохоров Д.И КГБ: Спецоперации советской разведки. М., 2000.

Колпакиди А.И., Прохоров Д. ПАКТЕ Приказано ликвидировать. М.,2004.

Колпакиди А., Север А. Спецназ ГРУ. М., 2008.

Коровин В.В. Советская разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М., 2003.

Крысин М.Ю. Прибалтийский фашизм. История и современность. М.,2007.

Куренышев А. А. Крестьянские организации Русского Зарубежья (1920-19551). М., 2008.

Лайнер Л. «Венона». Самая секретная операция американских спецслужб. М., 2003.

Лубянка 2. Из истории отечественной контрразведки. М., 1999, с. 233.

ЛУБЯНКА: Органы ВЧК — ОГПУ — НКВД — НКГБ — МГБ — МВД — КГБ. 1917–1991. М., 2003.

Малиновский М., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Вилюш М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М.,1968.

Марковчин В. Три атамана. М., 2003.

Минаев В.Н. Тайное становиться явным., — М., 1962.

Млечин Л. Алиби для великой певицы. М., 1997.

Молодяков В. Подсудимые и победители (Заметки и размышления историка о Токийском процессе). Токио, 1996.

На страже границ Отечества. Пограничные войска России в войнах и вооруженных конфликтах XX в. Т. 3. М., 2000.

Найтли Ф. Шпионы XX века. М., 1994.

Назаров М. Миссия русской эмиграции. М., 1994.

Никандров Н. Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло». М.,2005.

Окороков А.В. Русская эмиграция. Политические, военно-политические и воинские организации 1920–1990 гг. М., 2003.

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 2. М., 1996.

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3. М., 1997.

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 4. 1941–1945. М., 1999.

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведения об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск., 1983.

Партизанское движение (По опыту Великой Отечественной войны  1941–1945 годов). Жуковский, Москва, 2001.

Пережогин В. А. Партизаны в Московской битве. М., 1996.

Петровский Н. Сокрытые страницы истории. М., 2002.

Попов А. Диверсанты Сталина. М., 2004.

Попов А. НКВД и партизанское движение. М., 2003.

Прокофьев В. Внешняя разведка: боевое содружество. Минск., 2002.

Прохоров Д.П. Сколько стоит продать родину. СПб., 2005.

Прянишников Б. Незримая паутина. ВЧК — ГПУ — НКВД против белой эмиграции. СПб., 1993.

Разведка и контрразведка в лицах. Энциклопедический словарь российских спецслужб. М., 2002.

Рар Л. А., Оболенский В. А. Ранние годы. Очерки истории Национально-Трудового союза. М., 2003.

Романько О. Советский легион Гитлера. Граждане СССР в рядах вермахта и Сс. М., 2006.

Румянцев Ф.Я. Тайная война на Ближнем и Среднем Востоке. М., 1972.

Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. М. 1997.

Север А. Антикоррупционный комитет Сталина. М., 2009.

Север А. Маршал с Лубянки. Берия и НКВД в годы Второй мировой войны. М., 2008., с.37 — 220.

Север А. Великая миссия НКВД. М., 2008.

Север А. История КГБ. М., 2008.

Север А. Русско-украинские войны. М., 2009.

Север А. Спецназ КГБ. Гриф секретности снят! — М., 2008.

Селеменев В. Д. Охота на палача: историко-документальный очерк. Минск., 2007.

Смирнов Л., Зайцев К. Суд в Токио. М., 1978.

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994.

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004.

Стяжкин С.В. Тайная война на Волге (1941–1945 годы). Ярославль, 2005.

Усов В. Советская разведка в Китае. 20-е годы XX века. М., 2002.

Фрадкин В. Дело Кольцова. М., 2002.

Хинштейн А. Е. Подземелья Лубянки. М., 2005.

Чередниченко В. П. Анатомия предательства. Киев, 1983.

Чертопруд С. НКВД — НКГБ в годы Великой Отечественной войны. М., 2005.

Чертопруд С.В. Охота на Фюрера. М., 2004.

Черушев Н.С. Коменданты Кремля в лабиринтах власти. М., 2005.

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995.

Шамбаров В. Г. Государство и революции. М.,2001.

Шубин А. Анархо-синдикалисты в Испанской гражданской войне(1936–1939 гг.). М., 1997.

Шулдяков В. А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1920–1922. Кн.II. М.,2004.

Эндрю К. Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М., 1996.

Энциклопедия секретных служб России. М., 2003.

Яровой А.Ф. Волчьи логова: Адольф Гитлер на войне, в политике, в быту. М., 2002.

СТАТЬИ ПОЧЕРКИ В СМИ И СБОРНИКАХ

Абаринов В. Борджиа на Лубянке.  Совершенно секретно. 2005 г, № 3.

Абин Н. «Брагушик» встретили не по-братски. //Труд. 2005 г., 8 ноября, № 208.

Абин Н. Охота на «Ворона».//' Военно-промышленный курьер., 2005 г., 23–29 марта, № 10 (77).

Авдеев А. Он погиб ком мунистом. // Сб. Динамовцы в боях за родину. М., 1975.

Анкудо Е. Прыжок диверсанта.//Бел Газета, 2005 г., 26 декабря, № 51 (519).

Антонов В. «Передышки в жизни ему не выпадало». // Независимое военное обозрение. 2008 г., 22 августа.

Аптекарь /7. Белое солнце Синьцзяна// Родина. 1998 г., № 1.

Артемов А. НТС и освободительное движение времен войны. // Посев. 1999 г., № 3.

Бай Е. Шпион по особым поручениям Кремля.//«Известия», 1993 г., 5 мая.

Бармин В. А. О морально-психологическом состоянии войск атаманов Б. В. Анненкова и Б.И. Дутова накануне их разгрома (сентябрь 1919 года — январь 1920 года).// Сб. Актуальные вопросы истории Сибири. Пя-гые научные чтения памяти профессора А.И. Бородавкина: Сборник наук к ых трудов. Бар наул, 2005.

Батшев В. От таллия к полонию: прогресс не дремлет. //Лебедь. 2006 г.,17 декабря.

Батшев В. Подполье на оккупированной территории: мифы и реалии. //Лебедь. 2007 г., 7 января.

Вежин В. По «минному полю холодной войны». // В мире спецслужб,2004 г., август, № 5.

Безвершенко Н. Тревоги и радости Марии // Минский курьер, 2004,22 мая, № 329.

Безыменский Л. Сколько дивизий было у Ватикана? //Новое время.2001 г., 1–7 января.

Бессмертный И. Под псевдонимом «ЗОРИЧ» действовал разведчик — диверсант Александр Святогоров. // «2000». 2006 г., 3 ноября.

Бирштейн В. Я, Эксперименты на людях в стенах НКВД. // Человек,1997 г., N2 5.

Блинеи А. Посмертно не реабилитирован. // БелГазета, 2003 г., 11 июня.

Бойко А. Наш читатель Иван Воскресенский: Я минировал «Метрополь» и вход в Госдуму. // Комсомольская правда, 2005 г., 5 августа.

Бон Д. Преступление без наказания. // Звезда. 1995 год. № 2.

Бондаренко К. История, которую мы не знаем, или не хотим знать? //Зеркало недели, 2002 г., 29 марта — 5 апреля, № 12 (387).

Борейко А. М. Русский общевоинский союз: насколько реальна была опасность? // Исторические чтения на Лубянке. 2003 год. Власть и органы государственной безопасности. М., 2004.

Борисов Т. Такое Рэмбо и не снилось. // Российская газета. 2006 год.18 августа. № 4147.

Борисов П.…И снова в строй. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М.,1975.

Борисов И.С. Охота на охотников. //Сб. Высокий долг., Минск., 1985.

Борисов И.С.Разведчик грядущей победы. // Сб. Высокий долг.Минск., 1985.,

Борисов И.С.Солруа партии. // Сб. Высокий долг., Минск., 1985.,

Борисов И. С, Суслов А. А. Под псевдонимом «Быстрый». //Сб. Высокий долг., Минск., 1985.

Бутенко Б. Партизанское приветствие. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975.

Вдова наместника Гитлера в Беларуси Анита Кубе до сих пор жива и читает сайт «Комсомолки». // Комсомольская правда. 2008 год. 6 ноября.

Веденеев Д. Специальные мероприятия ОУН. // В мире спецслужб, 2005 г., сентябрь, № 1(09).

Веденеев Д., Шаповал Ю. Роман Шухевич: тайна гибели.// Зеркало недели, 2002 г., 16–22 февраля, N2 6(381).

Веденеев Д ., Шевченко С. Кровавый «Перелом». // Киевский телеграф, 2001 г., 16–22 апреля, N2 15(58).

Вежнин В. Накануне// Секретная служба. 2003 год. № 1.

Вейгман С. Авангард революции. // Столичные новости., 2004 г., 24 февраля — 1 марта, N2 7(298).

Воинов В. Синие лампасы // Комсомольская правда. 1991 год. 2 апреля.

Волковинский В. Самый громкий террористический акт периода украинской революции. // Зеркало недели. 2001 год. 3–9 февраля. N2 5.

Воронов В. Москва в тротиловом эквиваленте. // Совершенно секретно. 2005 г., август. № 8.

«Вымпел» — спецназ «холодной войны». //Аргументы недели. 2008 год. 24 января. N2 4.

Гаряев Л. Мои надежные товарищи // Урал, 2002 год. N2 5.

Генис В. Л. Невозвращенцы 20 — х— началаЗО-х годов. // Вопросы истории. 2000 год. N2 1.

Генис В. Политическое невозврашенство. // Сб. Диаспора. Т. 9., М., 2007., с.246–247.

Горбаневский М. Осторожно: двери закрываются. Следующая станция — Лубянка' // Индекс. 2001 год. N2 14.

Группа товарищей. Памяти товарища. // Независимое военное обозрение, 2004 г., 20 августа.

Давыдов В. Переходящий «Вымпел». // Эксперт. 1998 г., 8 июня.

Данилюк В. Война на Волыне. //Киевские ведомости. 2003 г., 24 февраля. N2 40 (2845).

Дедюля И. Шли на битву партизаны. // Красная звезда, 2005 г., 7 мая.

Дерябин А. «Петров», «Гриша», он же Атабеков, или Что рассказывают документы об одном из чекистов-«невозвращенцев» // Красная звезда. 1990 год. 23 мая.

Долгополов Н. Художник служил в разведке.//«Труд», 2003 г., 6 февраля.

Дягилев В. Александр Кадачигов и другие. // Сб. Чекисты. Ленинград, 1967.

Евдокимов П. Брейд-вымпел КГБ. // Спецназ России, 2001 г., август, N2 8 (59).

Евдокимов П. Зверское покушение. // Спецназ России, 2003 г., октябрь. Хо 10.

ЕвдокимовП. Спецназ «холодной войны». // Спецназ России, 2006 г., август, № 8(113).

Евдокимов П. Черный араб. // Спецназ России. 2002 год. № 5.

Егорова О. «Бешенная Мария». // Спецназ России, 2003 г., январь,№ 1.

Егорова О. Красная сирена. //«Спецназ России», 2003 г., март, № 3(78).

Егорова О. Мать Меркадера. //«Спецназ России», 2003 г., август, № 08(83).

Егорова О. Русская прима нацистского кино. // Спецназ России, 2002 г. апрель.

Елин Л. Два смертных приговора. // Новое время. 1992 г., № 21.

Зданович А. А., Авдеев В. А., Карпов В. Я. Генерал — лейтенант А. Я. Слащов: «Врангель… в душе предатель». // Военно-исторический журнал. 1998 год. № 2.

Зенькович Н. Кто взорвал Кубе. // Парламентская газета, 2002 г., 17 августа.

Зенькович Н. Помилование «Свистуна». // Новости разведки и контрразведки. 2000 г, № 11–12.

Золотарь И. Ф. Верный товарищ. // Сб. Высокий долг. Сб. Минск., 1985.

Зоров Н. Агент Муха — источник заразы. // Советская Белоруссия, 2006 г, 11 февраля, № 28 (22438).

Иванков А. В. Они приближали тот незабываемый день.// Коммунист Украины., 1990, № 5,

Кавтарадзе А.Г. Скорее пополнить действующую армию офицерами, ознакомленными со службой Генерального штаба…//Военно-исторический журнал. 2002 г., № 1.

Казанцев Н. Роль солидаристов в капитуляции. // Наша страна. 2003 год., 24 декабря.

Козицкий А. С., Розенберг Л. Б. В смоленском «треугольнике». // Сб. Высокий долг., Минск. 1985.

Калганов А. Подвиг разведчицы. // Труд, 2000 г., 6 апреля, № 63.

Каминский А. Л. Отряд особого назначения. // Высокий долг М инск., 1985.

Капчинский О. Неизвестный Николай Кузнецов // Независимое военное обозрение. 2001 г., № 33.

Карл — имя нарицательное. // Гомельская правда, 2005 г., 9 июня, № 87–88.

Карпенко С. В. Офицеры и командующие. // Новый исторический вестник. 2000 год. № 2. Колупаев Д. В. Страницы истории казачества на Алтае и в эмиграции. //Актуальные вопросы истории Сибири. Пятые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина: Сборник научных прудов. Барнаул, 2005.

Киенко О. Народно-Трудовой Союз никогда не занимался шпионажем. // Коммерсант. 1993 г., 24 июня.

Климашевский И. Когда пробил час./ Сб. Люди легенд. Выпуск 2., М. 1966.

Коваль М, Год 1941-й. Киев. «Окончательное решение». // Зеркало недели., 2001 г., 22–28 сентября, № 37(361).

Колпакиди А., Прохоров Д. Секретная лаборатория «X». // Новости разведки и контрразведки. 2001 г., № 1–2.

Кравцевич-Рожнецкий В. Западня для атаманов. // Зеркало недели, 2002 г., 24–30 августа, № 32 (407).

Кравцевич-Равжнецкий В. Дорога к Базару. // Зеркало недели., 2001 г., 24–30 ноября, № 46(370).

Краевский Б. Похищение генерала Е. К. Миллера //Дворянское собрание. 1995 г., № 2.

Крапивин А. Легенда о «пьяной дрязине». //Экспресс-новости. 2007 г., 28 июля.

Крикунов В.П. Палача. //Военно- исторический журнал. 1990 г., № 7.

Кудряшов К Рванет — не рванет? //АиФ — Москва, 2005 г., 13 июля.

Кузнецов Г. Как я был «шпионом». // Эхо планеты. 1998 год. № 28.

Кулида С. Ликвидация в марте 1950-го. // Свобода. 2005 г., 23 мая.

Курсы усовершенствования офицерского состава. // Русский коммандос. 2003 год. № 1(7).

Лапский В. Человек из легенды // Известия, 1988, 7 мая, № 129.

Лашкул В. Нелегалы. //«Гудок», 2002 г., 23 июля.

Лашкул В, Прообраз радистки Кэт. // «Гудок», 2004 г., 18 декабря.

Лебедев Е. Конец «Хаук» — «Тюмлер». // сб. Операция «Синий треугольник». — Талин. 1988.

Лебедь В. На острие. // сб. Динамовцы в боях за родину. Книга вторая. М., 1979.

Лебедь В. Отряд имени Богдана Хмельницкого. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975.

Лекарев В. «Гасан»: человек — кинжал. //Аргументы недели. 2006 год. 26 октября.

Лекарев С. Казановії из КГБ. //Аргументы недели. 2007 г., 22 февраля. № 8.

Лекарев С. Национальный герой в образе Иуды? //Аргументы недели. 2007 г., 6 марта.

Лекарев С. Тайна генерала Власова. // Аргументы недели. 2007 г., 15 марта.

Лекарев С. Дело Власова завершает СМЕРШ. // Аргументы недели. 2007 г., 22 марта.

Лекарев С. Конец «генерала — предателя». // Аргументы недели. 2007 г., 29 марта.

Ломакина И. Имя, купированное из истории Октября. // Чудеса и приключения. 2001 г., № 5

Лота В. Операция «Возмездие». // Красная звезда, 2005 г., 5 февраля.

Лукьянов Б. По заданию партизан. / Сб. Люди легенд. Выпуск 3., М., 1968.

Макаревич Э. Плейбой советского масштаба. //«Совершенно секретно», 1998 г., апрель, № 4.

Малишевский И. Привидение Коломихайловского леса. Как была расшифрована одна из самых больших тайн Третьего рейха //«Зеркало недели». 2001 г., 9— 15 июня, № 22 (346).

Матвеева Н. Капитан Болотов. // Алфавит., 2000 г., № 33.

Махлис Л. На «Свободу» — с чистой совестью. // Совершенно секретно. 2006 г., № 4.

Минеев А. Чашка кофе в Пальмергантене или укол зонтиком? // Новая газета. 2004 г., 1 июля.

Минченок Д. Антикиллер № 1. // Огонек. 2004 г., 3 мая. № 18.

Милованов Н. Касымхан Чанышев// Сб. Незримый фронт. 1917–1967. Алма-Ата, 1967.

Миронов А. Е. Не ради славы. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985.

Михайлов Л. Генерал дает согласие // Неделя. 1998 г., № 48.

Млечин Л. Мой первый начальник подполковник Чернявский. // Независимое военное обозрение. 2005 г., 15 июля.

Мокринский М. По тылам фашистов. // Сб. Тревожные будни: рассказы о тульских чекистах. Тула, 1985.

Мусафирова О. Любовь Шевцова была «пианисткой» НКВД. // Комсомольская правда., 2003 г., 22 сентября.

Мутовин И. Радистка Кэт готовила покушение на Гитлера. //«Краснодар», 2002 г., 1–7 марта, № 10(252).

Мухаммедов Б. Особое задание. // Сб. Чекисты рассказывают… Ташкент., 1985.

Мухин Ю. Петр Нищев: «Отождествлять борьбу с терроризмом только с боевой работой спецназа — ошибочно». // Братишка. 2005 г., Июнь.

Мухин В. Петр Нищев: «Привлекать армию для ликвидации террористов нельзя». // Независимая газета. 2005 г., 3 ноября.

Набокин А. Отряд был создан в Тамбове. // Сб. Пароль — мужество. Очерки о тамбовских чекистах. Воронеж, 1980.

Местерук В. Диверсант «божьей милостью». // Вечерний Харьков, 2005 г., 16 мая, № 52.

Нехай Р. Возмездие. / Сб. Люди легенды. Выпуск З, М., 1968.

Нехамкин С. После взрыва на бульваре Ататюрка. //Известия. 2005 г.,24 мая.

Никитин Б. В. Лесной гарнизон. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985. Нищее П. Партизан-разведчик XX столетия. К столетнему юбилею Ильи Григорьевичу Старинову. // Мир и безопасность, 2000 г., № 2.

Огнева Н. В Казанском соборе нашли «убийственный» кабель. // Смена, 2004 г., 30 января.

Окулов А. Гестапо против НТС: «Такое не забывается». // Посев. 1999 г., № 8.

Остапенко-Меленевская Е. «В гостях» у оборотня. //«В мире спецслужб», 2005 г., сентябрь, № 1(09).

Павлов В. Я. Превратить восточный фронт в большую душегубку планировали немцы в 1943 году. //Военно-исторический журнал, 1995, № 1.

Петров Н. Убийство Игнатия Рейсс<1 // Московские новости. 1995 г., № 36.

Петров Н, Геворкян Н. Конец агента «13» // Московские новости. 1995 г., № 46.

Пронин А. Охота на Гитлера. // Братишка. 2004 г., июнь.

Прохоров Д. Возвращение нелегалов Майоровых.//«Секретные материалы XX века», 2003, № 3.

Прохоров Д. Взрыв на Мойке. //Дуэль, 2006 г, 15 февраля, № 6 (406).

Прохоров Д. «Литерное дело» маршала Чжан Цзолиня. // Независимое военное обозрение. 2003 г., № 21.

Прохоров Д. Охота на Гитлера //Секретные материалы XXI века. 2003.№ 19(121).

Прохоров Д. Трижды предатель. А может быть и нет… // Независимое военное обозрение, 2005 г., 30 сентября.

Пустовойт В. «Лесной брат» Витаутас Житкус. // Зеркало недели. 1996 г., 3–9 февраля. № 5 (70).

Пыхалов И. Последняя собака Антанты. // Спецназ России. 2002 г., август. № 8(71).

Раднаев Б. Загадка генерала УржинаГармаева. //Тайны Бурятии. 2003 г.,№ 2.

Ракитянский О. В. Загадки ровенского подполья. // Военно-исторический архив, 2003 г., июнь, № 6(42).

Решин Л. Охота на «Ворона» // Совершенно секретно. 1996 г., № 2.

Росов О. Миф о «переодетых энкавэдэшниках». // Свобода слова 2000.2007 г., 9 сентября. № 45 (389).

Руднев А. Эпоха ледоруба. // Профиль. 2006 г., 24 июля. № 28.

Свиридов Г. Чемпион — разведчик. // Гудок. 2005 г., 28 мая.

Святогоров А. П. Оперативный отряд специального назначения. // Сб.Дорогами войны. Киев, 2005.

Севрюков Д. «Убийство маршала Тито поручить агенту Максу». //«Трибуна», 2004 г., 19 марта, № 48 (9719).

Селезнев А. Шаг в бессмертие. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975.

Сибиряков Н. Конец Забайкальского казачьего войска // Минувшее. 1990 г., № 1.

Сибуров В. Захват офицера. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1992.

Скорбин Б. П. Доброволец — всю жизнь.// Сб. Высокий долг. Сб. Минск, 1985.

Смирнов В, Религиозный фронт Великой Отечественной. // Независимое военное обозрение, 2005 г., 2 сентября.

Смирнов С. Палач и жертва. //«Континент», 2003, 12–25 марта. № 5(92).

Смирнов Н . Под кличкой «Виктор». // Минский курьер, 2004,11 июня, № 343.

Смирнова Л/. Интриги красного двора. // Версия, 2003 г., № 13. Смышляев А. Русский удар. // Великий коловрат, 2005 г., февраль-март, № 37.

Старков Б. Трагедия советской военной разведки// Кривицкий В. Я был агентом Сталина. М., 1991.

Старухин А, «Западня» на радиоволне. // Трибуна, 2005 г., 28 апреля.

Стеничев М. «До встречи в Берлине…» // Правда, 1990, 31 мая.

Судоплатов П. О чем молчит досье Рамона Меркадера.//«Кадроваяполитика», 2001, № 2.

Студников Л. Подвиги комиссаров. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975.

Судоплатов П. Особая группа. // Независимое военное обозрение, 2001 г., 3 августа.

Сумбаев С. «Это честные и скромные люди…». //Красная Звезда. 2000 г., 15 апреля.

Токарев М. Шпионы. // Вестник КГБ Республики Беларусь. Специальный выпуск. Минск, 1997 г.,

Троцкий Л. По поводу судьбы Рудольфа Клемента. // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1938 г., август — сентябрь. № 68–69.

Троцкий Л. Следствие по делу смерти Льва Седого. // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1938 г., август — сентябрь. № 68–69.

Троцкий Л. Следствие по делу смерти Льва Седого. // Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1938 г., октябрь. № 70.

Трушнович Я. НТС в послевоенном Берлине: пробный шар. // Посев. 1999 г., № 9.

Туманова М. «Моей Родине я не изменяла» // Посев. 1994 г., № 4.

Турубанов В. От Сталинграда до Балкан. // Сб. Контрразведка: вчера и сегодня. Материалы научно-практической конференции, посвященной 55-летию Победы в Великой Отечественной войне. 26 апреля 2000 года.

Улевич О. Анита Кубе писала письма убийце своего мужа. // 2008 г., 25 сентября.

Усманова Л. Наш национальный и культурный лидер Аяз Исхаки стоит выше подобных грязных дел. // Эхо веков. 2007 г., № 1.

Усачев О. Звезду Героя Елены Мазани к продали на черном рынке. // Комсомольская правда. 2008 г., 30 октября.

Усачев О. Муж публично отрекся от Елены Мазаник. // Комсомольская правда. 2008 г., 6 ноября.

Фочкин О. Семь кругов яда. // Московский комсомолец. 2006 г., 5 декабря.

Фролова Е. Непопулярная эмиграция. // Нева. 2006 г., № 6.

Хохлов Н. Свою историю болезни я так и не видел… Зачем?. // Новая газета. 2004 г., 1 июля.

Хубер П. Смерть в Лозанне // Новое время. 1991 г., № 21.

Шарапов Э. Подвиг разведчика. // Красная звезда. 2001 г., 28 июля.

Шатуновская И. Вся жизнь — подвиг: ученого и разведчика //Латинская Америка. 1993 г., № 3.

Шинин О. Проведение органами государственной безопасности активных мероприятий в 1922–1941 годах (на материалах Дальневосточного региона). // Проблемы Дальнего Востока, 2006 г., № 4.

Шевченко С., Веденеев Д. «Сова» призывала к примирению… Исторический этюд по документам госархива С БУ. // Зеркало недели, 2000 г., 15–21 июля, № 28(301).

Шевченко С., Веденеев Д. Разведчик «Ярема» и подпольщик «Зог». // Зеркало недели, 2000 г., 19 августа — 1 сентября, № 33(306).

Штейнберг М. Кинозвезды Гитлера.//Независимое военное обозрение. 2004 г., 9 июля, № 25(385).

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

Юров В. В трудный час. // Сб. Воронежские чекисты рассказывают. Воронеж, 1976.

Яковлев А. Парижская трагедия. // Вечерний Киев. 1992 г., 17, 18, 19 марта.

Якушов М. Как я выкрал генерала Власова // Аргументы и факты. 1996 г., № 19.

ХУДОЖЕСТВЕННО-ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ И МЕМУАРЫ

Авдеев А. Там помнят о нас. М., 1985.

Агабеков Г. Секретный террор: Записки разведчика. М., 1996.

Анциферов Н. П. Из дум о былом: Воспоминания. М., 1992.

Байдалаков В. Да возвеличится Россия. Да гибнут наши имена. Воспоминания председателя НТС 1930–1960 гг. М., 2002.

Балакшин П. Финал в Китае. — Сан-Франциско, Париж, Нью-Йорк,1958.

Батурин Ю.М. Досье разведчика: Опыт реконструкции судьбы. М., 2005.

Борисов И. Человек из легенды: документальная повесть. Минск, 1991.

Буняков П. Т. Будьте бдительны. М., 1957.

Винаров И. Бойцы тихого фронта. София, 1981.

Вишнякова Акимова В. Два года в восставшем Китае. 1925–1927. Воспоминания. М., 1980.

Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары. Т. 1. Минск, 2003.

Емлютин Д. Шестьсот дней и ночей в тылу врага. М., 1971.

Жолобов И. А. Тропы разведчиков. Барнаул., 1978,

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960.

Криворученко-Щербакова Л. Право на прошлое. М., 2005.

Коваленко А. Разведка-дело тонкое. М., 1996.

Корнилков А. Н. Берлин: тайная война по обе стороны границы. М.,2009.

Курчаткин А. Победитель: истинная жизнь легендарного разведчика. М., 2005.

Лукин А. А. Операция «Дар». М., 1964.

Лукин А. Разведчики. М., 1963. /'

Мазаник Е. Г. Возмездие. Минск, 1988.

Максименко П. Н. «Северные»: Воспоминания командира отряда. Минск, 1989.

Медведев Д. Н. Сильные духом. М., 1985.

Медведев Д.Н. Это было под Ровно. М., 1968.

Мечетный Б. Т. Группа особого назначения. Калинин., 1987.

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970.

Пойманы с поличным. Сборник фактов о шпионаже и других подрывных действиях США против СССР. М., 1962.

Порецки Э. Тайный агент Дзержинского. М., 1996.

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествование. Тверь, 2005.

Серж В. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера. Оренбург, 2001.

Смирнов В.И. Зина Портнова. М., 1980.

Спецслужбы и человеческие судьбы. М., 2000.

Судоплатов П. Разведка и Кремль. М., 1997.

Тайна Зои Воскресенской: Зоя Воскресенская. Теперь я могу сказать правду. Э. Шарапов. Две жизни. М., 1998.

Тартаковский Б. Русская королева III Рейха. М., 2004.

Хеттль В. Секретный фронт. Воспоминание сотрудника политической разведки Третьего Рейха. 1938–1945. М., 2003.

Хохлов Н. Право на совесть. Мюнхен, 1971.

Яровой А. Ф., Тихонов О. И. Дублеры: хроника одной чекистской операции. Петрозаводск, 1984.

ПУБЛИКАЦИИ В ИНТЕРНЕТЕ

Аптекарь И. Внутренние войска НКВД против польского подполья (По документам Российского государственного военного архива), //http:/ /www. memo. ru/HlSTORY/Polacy/APT10JUN. html

Аркадьев Л. Заминированное сердце.// / al 1015.html

Армия Крайова. //

Вернеева С. А. А роль была назначена войной. Донецк., 1989. // Электронный вариант книги #gl3

Нариманов И. Аттестат исторической зрелости. // http:// 18/za/attcstat.htm

НКВД против шпионов. Часть первая. // http://t-44.narod.ru/ N KVD_and_spions 1 /N KVD_and_spions.html.

Папен Франц фон. //-bin/rus/ view.pl?a=f&idr=6&id=33717

Ржевцев Ю. Отдельный отряд особого назначения.//-pobeda.narod.ru/nkvd-ooon.htm.

Русская армия и общевоинский союз в период после оставления военных лагерей до Второй мировой войны (декабрь 1921 года — сентябрь 1939 года). // .

НА УКРАИНСКОМ ЯЗЫКЕ

Веденеев Д. Звитягу попередників — памятаемо. // Сб. Дорогами войны. Киев, 2005.

Веденеев Д. В., Биструхин Г. С.Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та УПА. 1920–1945., Киев, 2006.

Веденеев Д. В., Биструхін Х.С.Двобій без компромісів. Противоборство спецподрозділів ОУН та ради неких сил спецоперацій. 1945–1980 ті роки. Киев, 2007.

Дмитрук В. Г. Вони боролися за волю України (Нарис історіі боротьби протии тоталітарного режиму на Україні в 1921–1933 рр.). т. II. Луцк, 2006. ’

Дмитрук В. Г. Вони боролися за волю України (Участь ОУН і УПА у національно — визвольні и боротьбі украінского народу в 1941–1956 рр. на мотеріалами Волині та Полісся), т. ІІІ.Луцк, 2006.

Литвин С. Другий зимовий похід армії украінскоі народноі республіки. // Воена історія. 2002, № 5–6.

Музичук С, Марчук L Украіньска Повстанча Армія. — Ровно., 2006.

Організація українських націонал істів і Українська повстаньска армія., Киев, 2005.

Русначенко А. М. Народ збурений. Киев, 2002.

Сергічук В. Украінский здвиг: Волинь. 1939–1956. Киев, 2005.

Скляренко Е. Підсумкова доповід про бойову і агентурно-оперативну роботу 4-го Управління НКДБ УРСР в 1941–1945 рр. // 3 архівів ВУЧ К— ГПУ- НКВД- КГБ», 1997 г, № 1/2(4/5).

Яворский И. Ю. Один изрозвідгруппи «Шквал» // Сб. Дорогами войны. Киев, 2005.

НА БЕЛОРУССКОМ ЯЗЫКЕ

Сямашка Я. І. Армія Краевана Беларусь Минск, 1994.

НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ

Andrew Ch., Mitrokhin V The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West, 1999.

How the GPU murdered Trotsky. Лондон, 1976.

ОГЛАВЛЕНИЕ

 Александр Колпакиди ЛИКВИДАТОРЫ КГБ

Издано в авторской редакции Художественный редактор С. Курбатов Компьютерная верстка М. Яблокова Корректор Т. Павлова

ООО «Издательство «Яуза».

109507, Москва, Самаркандский б-р, 15.

Для корреспонденции: 127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18/5. Тел.: (495)745-58-23

ООО «Издательство «Эксмо»

127299, Москва, уд. Клары Цеткин, д. 18/5. Тел. 411-68-86, 956-39-21 Home раде: E-mail: info@eksmo.ru

Подписано в печать 30.03.2009.

«Ньютон». Печать офсетная.

Бум. тип. Усл. печ. л. 48,0. Тираж 3000 экз.

Заказ № 2463

Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «ИПК «Ульяновский Дом печати». 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14

Оптовая торговля книгами «Эксмо»:

ООО «ТД «Эксмо». 142700, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное, Белокаменное ш., д. 1, многоканальный тел. 411-50-74.

E-mail: reception@eksmo-sale.ru

По вопросам приобретения книг «Эксмо» зарубежными оптовыми покупателями обращаться в ООО «Дип покет» E-mail: foreignseller@eksmo-sale.ru International Sales:

International wholesale customers should contact «Deep Pocket» Pvt. Ltd. for their orders.

foreignseller@eksmo-sale.ru

По вопросам заказа книг корпоративным клиентам, в том числе в специальном оформлении,

обращаться по тел. 411-68-59 доб. 2115, 2117, 2118.

E-mail: vipzakaz@eksmo.ru

Оптовая торговля бумажно-беловыми и канцелярскими товарами для школы и офиса «Канц-Эксмо»:

Компания «Канц-Эксмо»: 142702, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное-2, Белокаменное ш., д. 1, а/я 5. Тел./факс +7 (495) 745-28-87 (многоканальный), e-mail: kanc@eksmo-sale.ru, сайт: -eksmo.ru

Полный ассортимент книг издательства «Эксмо» для оптовых покупателей: В Санкт-Петербурге: ООО СЗКО, пр-т Обуховской Обороны, д. 84Е.

Тел. (812) 365-46-03/04.

В Нижнем Новгороде: ООО ТД «Эксмо НН», ул. Маршала Воронова, д. 3.

Тел. (8312)72-36-70.

В Казани: Филиал ООО «РДЦ-Самара», ул. Фрезерная, д. 5.

Тел. (843) 570-40-45/46.

В Ростове-на-Дону: ООО «РДЦ-Ростов», пр. Стачки, 243А.

Тел. (863) 220-19-34.

В Самаре: ООО «РДЦ-Самара», пр-т Кирова, д. 75/1, литера «Е».

Тел. (846) 269-66-70.

В Екатеринбурге: ООО «РДЦ-Екатеринбург», ул. Прибалтийская, д. 24а.

Тел. (343) 378-49-45.

В Киеве: ООО «РДЦ Эксмо-Украина», Московский пр-т, д. 9.

Тел./факс: (044) 495-79-80/81.

Во Львове: ТП ООО «Эксмо-Запад», ул. Бузкова, д. 2.

Тел./факс (032) 245-00-19.

В Симферополе: ООО «Эксмо-Крым», ул. Киевская, д. 153.

Тел./факс (0652) 22-90-03, 54-32-99.

В Казахстане: ТОО «РДЦ-Алматы», ул. Домбровского, д. За.

Тел./факс (727) 251-59-90/91. gm.eksmo_almaty@arna.kz

Полный ассортимент продукции издательства «Эксмо»:

В Москве в сети магазинов «Новый книжный»:

Центральный магазин — Москва, Сухаревская пл., 12. Тел. 937-85-81.

Волгоградский пр-т, д. 78, тел. 177-22-11; ул. Братиславская, д. 12. Тел. 346-99-95. Информация о магазинах «Новый книжный» по тел. 780-58-81.

В Санкт-Петербурге в сети магазинов «Буквоед»:

«Магазин на Невском», д. 13. Тел. (812) 310-22-44.

По вопросам размещения рекламы в книгах издательства «Эксмо» обращаться в рекламный отдел. Тел. 411-68-74.

Afaton Branch bbrwy ЭОО N. Harvard Street AMatcm.MA 02134

Примечания

1

Большая энциклопедия. Т18. Изд. Библиографического института (Мейер) в Вене и Лейпциге книгоиздательского товарищества «Просвещение». — СПб., 1904.

(обратно)

2

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. КГБ: приказано ликвидировать. М., 2004, с. 5–6.

(обратно)

3

Корнелий Непот. Ганнибал, 12 // О знаменитых иноземных полководцах. М., 1992, с. 95.

(обратно)

4

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. КГБ: приказано ликвидировать. М., 2004, с. 9.

(обратно)

5

Колпакиди А. И., Прохоров Д.П. КГБ: приказано ликвидировать. М., 2004, с. 10.

(обратно)

6

Колпакиди А. И., Прохоров Д.П. КГБ: приказано ликвидировать. М., 2004, с. 10.

(обратно)

7

Колпакиди А. И., Прохоров Д.П. КГБ: приказано ликвидировать. М., 2004, с. 11.

(обратно)

8

Цит. по: История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Автор-сост. О. В. Будницкий. — Ростов-на-Дону 1996, с. 30.

(обратно)

9

Так, только эсеры за 10 лет своей террористической деятельности совершили 263 теракта по всей России, в том числе против 2 министров, 33 генерал-губернаторов, губернаторов и вице-губернаторов, 16 градоначальников, начальников окружных отделений, полицмейстеров, прокуроров и их помощников, начальников сыскных отделений, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 8 присяжных поверенных, 26 агентов полиции и провокаторов.

(обратно)

10

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 5., с. 7.

(обратно)

11

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 11., с. 336–338.

(обратно)

12

Песиков Ю. Украсть царя // Московские новости. 2002 г., № 29.

(обратно)

13

РЦХИДНИ. Ф. 124. Оп. 1. Д. 1706. Л. 8.

(обратно)

14

Север А. Спецназ КГБ. Гриф секретности снят! М., 2008, с. 12–37.

(обратно)

15

Колпакиди А., Север А. Спецназ ГРУ. М., 2008, с. 99—194.

(обратно)

16

Волковинский В. Самый громкий террористический акт периода украинской революции. // Зеркало недели. 2001 г., 3–9 февраля. № 5.; Партия левых социал-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 годы. В 3 томах. Т. 1. Июль 1917 — май 1918 года. М., 2000, с. 22, 23, 27, 36.

(обратно)

17

Колпакиди А., Север А. Спецназ ГРУ. М., 2008, с. 131–138.

(обратно)

18

Донесение резидента Особого отдела ВЧК из Финляндии о расстановке политических сил. 20 апреля 1920 года. // Цит. по Зданович А.А., Авдеев В.А., Карпов В.И. Генерал-лейтенант А. Я. Слащов: «Врангель… в душе предатель». // Военно-исторический журнал. 1998 г., № 2.

(обратно)

19

Векман Александр Германович (1894—?). В 1918–1919 годах окончил артиллерийские командные курсы в Петрограде, был командиром батареи на фронте. В 1920 году командирован в Финляндию. После ареста до 1926 года находился в тюрьме. После возвращения в СССР поступил в Военную школу РККА.

(обратно)

20

 Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. КГБ: Спецоперации советской разведки. М., 2000. 421–424; Колпакиди А., Север А. Спецназ КГБ. М., 2008, с. 139–141.

(обратно)

21

Яковлев А. Парижская трагедия. // Вечерний Киев. 1992 г., 17 марта.

(обратно)

22

Литвин С. Другий зимовий похід арміі украінскоі народної республіки. // Воена історія, 2002, № 5–6, с. 103.

(обратно)

23

Чередниченко В. П. Анатомия предательства. Киев, 1983, с. 30–31.

(обратно)

24

Кравцевич-Рожнецкий В. Западня для атаманов. // Зеркало недели, 2002 г., 24–30 августа, № 32 (407).

(обратно)

25

Чередниченко В.П. Анатомия предательства. Киев, 1983, с. 30–31, 33, 35

(обратно)

26

Веденеев Д., Шевченко С. Кровавый «Перелом». // Киевский телеграф, 2001 г., 16–22 апреля, № 15(58); Кравцевич-Рожнецкий В. Дорога к Базару. // Зеркало недели, 2001 г, 24–30 ноября, № 46(370).

(обратно)

27

Обзор политико-экономического состояния РСФСР за октябрь 1922 года. Декабрь 1922 года. // «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положение в стране (1922–1934 годы). Том 1.1922–1923 годы. Часть 1. М., 2001, с. 269–299.

(обратно)

28

Госинфсводка за 11 и 12 ноября № 241/488. 13 ноября 1922 года. // «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положение в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. Ч. 1. М., 2001, с. 347–353.

(обратно)

29

Обзор политико-экономического состояния СССР за июнь 1923 года. 18 августа 1923 года. // «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину «а о положение в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. Ч. 2. М., 2001, с. 885–908.

(обратно)

30

Обзор политико-экономического состояния СССР за июнь 1923 года. 18 августа 1923 года. // «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положение в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. 4.2. М., 2001, с. 885–908.

(обратно)

31

Обзор политико-экономического состояния СССР за июль, август и половину сентября 1923 года. Сентябрь 1923 года. // «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положение в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. 4.2. М., 2001, с. 909–930.

(обратно)

32

Обзор политико-экономического состояния СССР за период с 15 сентября до 1 ноября 1923 года. Ноябрь 1923 года. // «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положение в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. 4. 2. М., 2001, с. 931–950.

(обратно)

33

Обзор политико-экономического состояния СССР за ноябрь — декабрь 1923 года. Январь 1924 года.// «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положение в стране (1922–1934 годы). Том 1. 1922–1923 годы. 4. 2. М., 2001, с. 951–984.

(обратно)

34

Веденеев Д., Шевченко С. Кровавый «Перелом». // Киевский телеграф, 2001 г., 16–22 апреля, № 15(58).

(обратно)

35

Яковлев А. Парижская трагедия. // Вечерний Киев. 1992 г., 17 марта.

(обратно)

36

Яковлев А. Парижская трагедия. // Вечерний Киев. 1992 г., 17 марта.

(обратно)

37

Яковлев А. Парижская трагедия. // Вечерний Киев. 1992 г., 18 марта.

(обратно)

38

Яковлев А. Парижская трагедия. // Вечерний Киев. 1992 г., 19 марта.

(обратно)

39

Север А. Спецназ КГБ. Гриф секретности снят! М., 2008, с. 67–73.

(обратно)

40

Север А. Великая миссия НКВД. М., 2008, с. 28–45.; Север А. Антикоррупционный комитет Сталина. М., 2009.

(обратно)

41

Север А. Великая миссия НКВД. М., 2008, с. 89.

(обратно)

42

Север А. Великая миссия НКВД. М., 2008, с. 89—106.

(обратно)

43

Колпакиди А. Прохоров Д. КГБ: Приказано ликвидировать. М., 2004, с. 128–143; Шулдяков В.А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1920–1922. Книга II. М., 2004, с. 120–131.

(обратно)

44

Вишнякова-Акимова В. Два года в восставшем Китае. 1925–1927. Воспоминания. М., 1980, с. 35.

(обратно)

45

Балакшин П. Финал в Китае. Сан-Франциско, Париж, Нью-Йорк, 1958, с. 130.

(обратно)

46

Усов В. Советская разведка в Китае. 20-е годы XX века. М., 2002, с. 237.

(обратно)

47

У некоторых авторов эти агенты ошибочно называются братьями Бурлакова. Но на самом деле его старший брат Александр в это время работал слесарем на Дальзаводе, а младший брат Николай, пограничник, в 1926 году умер на Камчатке.

(обратно)

48

Жуков В. Китайский милитаризм. 10—20-е годы XX в. М., 1988, с. 136–137.

(обратно)

49

На страже границ Отечества. Пограничные войска России в войнах и вооруженных конфликтах XX в. Т. 3. М., 2000, с. 138, 140.

(обратно)

50

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3. М., 1997, с. 215–216.

(обратно)

51

Прохоров Д. «Литерное дело» маршала Чжан Цзолиня. // Независимое военное обозрение. 2003 г., № 21.

(обратно)

52

Смирнов Л., Зайцев К. Суд в Токио. М., 1978, с. 17–18.

(обратно)

53

Молодяков В. Подсудимые и победители (Заметки и размышления историка о Токийском процессе). Токио, 1996, с. 61–62.

(обратно)

54

См., например: Волкогонов Д. Троцкий. Т 2. М., 1997, с. 309.

(обратно)

55

Старков Б. Трагедия советской военной разведки // Кривицкий В. Я был агентом Сталина. М., 1991, с. 27–28.

(обратно)

56

Сибиряков Н. Конец Забайкальского казачьего войска // Минувшее. 1990 г., № 1, с. 217–218.

(обратно)

57

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3. М., 1997, с. 223.

(обратно)

58

Аптекарь П. Белое солнце Синьцзяна // Родина. 1998 г., № 1.

(обратно)

59

Аптекарь П. Новые тайны старых преступлений // Московские новости. 1997 г., № 40.

(обратно)

60

Егорова О. Мать Меркадера. //«Спецназ России», 2003 г., август, № 08(83).

(обратно)

61

Смирнов С. Палач и жертва. //«Континент», 2003,12–25 марта, № 5 (92).

(обратно)

62

Егорова О. Мать Меркадера. //«Спецназ России», 2003 г., август, № 08(83).

(обратно)

63

де Лас Эрас Африка («Патрия», «Африка», «Зной», «Мария Павловна») (1909–1988) — полковник госбезопасности. Завербована в 1937 году советской внешней разведкой под кодовым именем «Патрия» в Испании во время Гражданской войны. В 1937–1939 годах работала в секретариате Льва Троцкого. В годы Великой Отечественной войны сражалась в одном из спецотрядов Четвертого управления НКВД-НКГБ (начальник управления Павел Судоплатов). С лета 1944 по октябрь 1967 года на нелегальной работе во Франции и ряде стран Латинской Америки. После возвращения в СССР неоднократно выезжала с различными разведывательными заданиями за рубеж.

(обратно)

64

Гутцайт П.Д. («П.Д. Гусев», «Николай») (1902–1939), майор госбезопасности, резидент советской внешней разведки в Вашингтоне с 1933 по 1938 г.

(обратно)

65

Егорова О. Красная сирена. //«Спецназ России», 2003 г., март, № 3(78).

(обратно)

66

Цит. по Судоплатов П. Разведка и Кремль. М., 1997, с. 76–78.

(обратно)

67

Никандров Н. Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло». М., 2005, с. 88, 90.

(обратно)

68

Цит. по Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах, Т. 3, М., 1997, с. 93.

(обратно)

69

Никандров Н. Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло». М., 2005, с. 91.

(обратно)

70

Сикейрос Хосе Давид или Альфаро Сикейрос (1896–1974), мексиканский живописец и график. С 1924 по 1930 год — один из руководителей Мексиканской коммунистической партии. В 1937–1939 годах он принимал участие в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев.

(обратно)

71

Рабинович Г. — работал в США с 1935 по 1939 год под прикрытием должности главы представительства Союза обществ Красного Креста и Полумесяца СССР в Нью-Йорке. Занимался организацией агентурного проникновения в американское троцкистское движение.

(обратно)

72

Цит. по книге: Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3, М., 1997, с. 93.

(обратно)

73

Никандров Н. Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло». М., 2005, с. 106.

(обратно)

74

Бай Е. Шпион по особым поручениям Кремля. //«Известия», 1993 г., 5 мая.

(обратно)

75

Севрюков Д. «Убийство маршала Тито поручить агенту Максу». // «Трибуна», 2004 г., 19 марта, № 48 (9719).

(обратно)

76

Цит. по книге: Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах, Т. 3, М., 1997, с. 98.

(обратно)

77

Цит. по КолпакидаА.И., Прохоров Д.П. КГБ: Приказано ликвидировать. М., 2004, с. 412.

(обратно)

78

Цит. по КолпакидаА.И., Прохоров Д.П. КГБ: Приказано ликвидировать. М., 2004, с. 413–414.

(обратно)

79

Судоплатов П. О чем молчит досье Рамона Меркадера.//«Кадровая политика», 2001, № 2.

(обратно)

80

Лайнер Л. «Венона». Самая секретная операция американских спецслужб. М., 2003, с. 213–216.

(обратно)

81

Колпакиди А., Прохоров Д. Внешняя разведка России. СПб., М., 2001, с. 459.

(обратно)

82

Румянцев Ф.Я. Тайная война на Ближнем и Среднем Востоке. М., 1972, с. 1–7.

(обратно)

83

Гейден К. История германского фашизма. М.-Л.: 1935, с. 110.

(обратно)

84

Бухгайт Г. Абвер — щит и меч III Рейха. М., 2003, с. 41–43.

(обратно)

85

Байуотер Г. Морская разведка и шпионаж (1914–1918 гг). СПб., 1996, с. 24–36.

(обратно)

86

Найтли Ф-. Шпионы XX века. М., 1994, с. 28

(обратно)

87

Найтли Ф. Шпионы XX века. М, 1994, с. 29.

(обратно)

88

Папен Франц фон. //-bin/rus/ѵіеw.р1?а=f&іdr=6&іd=33717; Залесский К.А. Кто был кто в Третьем Рейхе: Биографический энциклопедический словарь. М., 2003, с. 503–505: Бояджи Э. История шпионажа. В 2-хтт. Т. 1. М., 2003, с. 517.

(обратно)

89

Хеттль В. Секретный фронт. Воспоминание сотрудника политической разведки Третьего Рейха. 1938–1945. М., 2003, с. 35.

(обратно)

90

Бояджи Э. История шпионажа. В 2-х тт. Т. 1. М., 2003, с. 521.

(обратно)

91

Хеттль Б. Секретный фронт. Воспоминание сотрудника политической разведки Третьего Рейха. 1938–1945. М., 2003, с. 35.

(обратно)

92

Румянцев Ф.Я. Тайная война на Ближнем и Среднем Востоке. М., 1972, с. 8.

(обратно)

93

Батурин Ю.М. Досье разведчика: Опыт реконструкции судьбы. М., 2005. с. 390–391.

(обратно)

94

Безыменский Л. Сколько дивизий было у Ватикана? //Новое время. 2001 г., 1–7 января.

(обратно)

95

Колпакиди А. И., Прохоров Д.П. КГБ: Спецоперации советской разведки. М., 2000, с. 286.

(обратно)

96

Цит. по: Курчаткин А. Победитель: истинная жизнь легендарного разведчика. М., 2005, с. 209.

(обратно)

97

Прохоров Д.П. Сколько стоит продать родину. СПб., 2005, с. 163–164.

(обратно)

98

Нехамкин С. После взрыва на бульваре Ататюрка. //«Известия», 2005 г., 24 мая

(обратно)

99

Батурин Ю.М. Досье разведчика: Опыт реконструкции судьбы. М., 2005, с. 418–426.

(обратно)

100

Сумбаев С. «Это честные и скромные люди…». //Красная Звезда. 2000 г., 15 апреля.

(обратно)

101

Прохоров Д.П. Сколько стоит продать родину. СПб., 2005, с. 165.

(обратно)

102

Абин Н. «Братушик» встретили не по-братски. //Труд. 2005 г., 8 ноября, № 208.

(обратно)

103

Винаров И. Бойцы тихого фронта, София, 1981, с. 340–342.

(обратно)

104

Курчаткин А. Победитель: истинная жизнь легендарного разведчика. М., 2005, с. 214, 259, 244–245.

(обратно)

105

Курчаткин А. Победитель: истинная жизнь легендарного разведчика. М., 2005, с. 214, 219, 234–236.

(обратно)

106

Чертопруд С.В. Охота на Фюрера. М., 2004, с. 5—12; 105–140.

(обратно)

107

Бертольд В. 42 покушения на Адольфа Гитлера. Смоленск, 2003, с. 236–237.

(обратно)

108

Прохоров Д. Охота на Гитлера //Секретные материалы XXI века. 2003. № 19(121).

(обратно)

109

Спецслужбы и человеческие судьбы. М., 2000, с. 139–140.

(обратно)

110

Тартаковский Б. Русская королева III Рейха. М., 2004, с. 20.

(обратно)

111

Штейнберг М. Кинозвезды Гитлера.//Независимое военное обозрение. 2004 г., 9 июля, № 25(385).

(обратно)

112

Чертопруд С.В. Охота на Фюрера. М., 2004, с. 115–117.

(обратно)

113

Лашкул В. Прообраз радистки Кэт. // «Гудок», 2004 г., 18 декабря.

(обратно)

114

Мутовин И. Радистка Кэт готовила покушение на Гитлера. //«Краснодар», 2002 г., 1–7 марта, № 10(252).

(обратно)

115

Лашкул В. Нелегалы. //«Гудок», 2002 г., 23 июля.

(обратно)

116

Студников Л. Подвиги комиссаров. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 197–198.

(обратно)

117

Долгополов Н. Художник служил в разведке.//«Труд», 2003 г., 6 февраля.

(обратно)

118

Мутовин И. Радистка Кэт готовила покушение на Гитлера. //«Краснодар», 2002 г., 1–7 марта, № 10(252).

(обратно)

119

НикандровН. Иосиф Григулевич. Разведчик, «которому везло». М., 2005, с, 128.

(обратно)

120

Мутовин И. Радистка Кэт готовила покушение на Гитлера. //«Краснодар», 2002 г., 1–7 марта, № 10(252).

(обратно)

121

Прохоров Д. Возвращение нелегалов Майоровых. //«Секретные материалы XX века», 2003, № 3.

(обратно)

122

Мутовин И. Радистка Кэт готовила покушение на Гитлера. //«Краснодар», 2002 г., 1–7 марта, № 10(252); Разведка и контрразведка в лицах. Энциклопедический словарь российских спецслужб. М., 2002, с. 513.

(обратно)

123

Докладная записка начальника отделения архива У КМ К об эвакуации архивных фондов. От 28 августа 1941 года // Цит… по Сб. Лубянка в дни битвы за Москву: Материалы органов госбезопасности СССР из Центрального архива ФСБ России. М., 2002, с. 58–60.

(обратно)

124

Докладная записка коменданта Московского Кремля о подготовке минирования объектов Кремля. № 47/1556 от 10 октября 1941 гс. //Цит. по Сб. Лубянка в дни битвы за Москву: Материалы органов госбезопасности СССР из Центрального архива ФСБ России. М., 2002, с. 74–75.

(обратно)

125

Черушев Н.С. Коменданты Кремля в лабиринтах власти. М., 2005, с. 534–545.

(обратно)

126

Воронов В. Москва в тротиловом эквиваленте. // Совершенно секретно. 2005 г., август, № 8.

(обратно)

127

Бойко А. Наш читатель Иван Воскресенский: Я минировал «Метрополь» и вход в Госдуму. // Комсомольская правда, 2005 г., 5 августа.

(обратно)

128

Матвеева Н. Капитан Болотов. //Алфавит., 2000 г., № 33.

(обратно)

129

Кудряшов К. Рванет — не рванет? // АиФ — Москва., 2005 г., 13 июля.

(обратно)

130

Чертопруд С.В. Охота на Фюрера. М., 2004, с. 57, 59, 65, 66.

(обратно)

131

Остапенко-Меленевская Е. «В гостях» у оборотня. //«В мире спецслужб», 2005 г., сентябрь, № 1(09).

(обратно)

132

Малишевский И. Привидение Коломихайловского леса. Как была расшифрована одна из самых больших тайн Третьего рейха //«Зеркало недели». 2001 г., 9—15 июня, № 22 (346).

(обратно)

133

Сообщение НКВД СССР № 1652/Б в ГКО о получении данных относительно ставки А. Гитлера в Виннице //Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 3. Кн. 2. От обороны к наступлению 1 июля — 31 декабря 942 года. М., 2003, с. 302–303.

(обратно)

134

Малишевский И. Привидение Коломихайловского леса. Как была расшифрована одна из самых больших тайн Третьего рейха //«Зеркало недели». 2001 г., 9-15 июня, № 22 (346).

(обратно)

135

Яровой А.Ф. Волчьи логова: Адольф Гитлер на войне, в политике, в быту. М., 2002, с. 56.

(обратно)

136

Макаревич Э. Плейбой советского масштаба. //«Совершенно секретно», 1998 г., апрель, № 4.

(обратно)

137

Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 3. Кн. 2. От обороны к наступлению 1 июля — 31 декабря 1942 года. М., 2003, с. 303.

(обратно)

138

Сообщение НКВД СССР № 1652/Б в ГКО о получении данных относительно ставки А. Гитлера в Виннице //Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 3. Кн. 2. От обороны к наступлению 1 июля — 31 декабря 1942 года. М., 2003, с. 302–303.

(обратно)

139

Бирюк В.С. Секретные операции XX века: из истории спецслужб. СПб., 2003, с. 199–200.

(обратно)

140

Очерки истории российской внешней разведки. В 6 тт. Т. 4. 1941–1945. М., 1999, с. 69.

(обратно)

141

Лукин А.А. Операция «Дар». М., 1964, с. 21.

(обратно)

142

Докладная записка о строительстве противником оборонительных сооружений на правобережной Украине по состоянию 20/ХII 1942 года / /Цит. по кн.: Коровин В.В. Советская разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны. М., 2003, с. 263.

(обратно)

143

Гладков Т. Кузнецов. Легенда советской разведки. М., 2004, с. 198–204.

(обратно)

144

Коваленко А. Разведка — дело тонкое. М., 1996, с. 182.

(обратно)

145

Медведев Д.Н. Это было под Ровно. М., 1968, с. 132.

(обратно)

146

Лукин А.А. Операция «Дар». М., 1964, с. 35–38.

(обратно)

147

Залесский К.А. Кто был кто в Третьем Рейхе: Биографический энциклопедический словарь. М., 2003, с. 573.

(обратно)

148

Лукин А. Разведчики. М., 1963, с. 108–109.

(обратно)

149

Лукин А. Операция «Дар». М., 1964, с. 51.

(обратно)

150

Залесский К.А. Кто был кто в Третьем Рейхе: Биографический энциклопедический словарь. М., 2003, с. 531, 573.

(обратно)

151

Север А. Русско-украинские войны. М., 2009.

(обратно)

152

Бондаренко К. История, которую мы не знаем, или не хотим знать? // Зеркало недели, 2002 г., 29 марта — 5 апреля, № 12 (387).

(обратно)

153

Бондаренко К. История, которую мы не знаем, или не хотим знать? // Зеркало недели, 2002 г., 29 марта — 5 апреля, № 12 (387).

(обратно)

154

Динамовцы в боях за родину. Книга вторая. М., 1979, с. 282; Лебедь В. Отряд имени Богдана Хмельницкого. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 45–55.

(обратно)

155

Лебедь В. На острие. // сб. Динамовцы в боях за родину. Книга вторая. М., 1979, с. 19–33.

(обратно)

156

Колпакиди А., Прохоров Д. Внешняя разведка России СПб., М., 2001, с. 371–372.

(обратно)

157

История советских органов государственной безопасности. М., 1977, с. 278–279.

(обратно)

158

ВеденеевД. Специальные мероприятия ОУН. // В мире спецслужб, 2005 г., сентябрь, № 1(09).

(обратно)

159

Шевченко С., ВеденеевД. Разведчик «Ярема» и подпольщик «Зот». / / Зеркало недели, 2000 г., 19 августа — 1 сентября, № 33(306).

(обратно)

160

ВеденеевД. Специальные мероприятия ОУН. // В мире спецслужб, 2005 г., сентябрь, № 1(09); Веденеев Д.В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 121.

(обратно)

161

Дмитрук В.Г. Вони боролися за волю Украіни (Нарис історіі боротьби проти тоталітарного режиму на Украіні в 1921–1933 рр.). т. II., Луцк, 2006, с. 255–256.

(обратно)

162

Веденеев Д.В., Биструхин Г. С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та УПА. 1920–1945, Киев, 2006, с. 114–115

(обратно)

163

Вейгман С. Авангард революции. // Столичные новости. 2004 г., 24 февраля — 1 марта, № 7(298); Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та У ПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 112.

(обратно)

164

Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. М., 1996, с. 35–36.

(обратно)

165

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 139.

(обратно)

166

Організація українських націоналістів і Українська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 20.

(обратно)

167

ВеденеевД. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 140.

(обратно)

168

Організація украінських націоналістів і Українська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 21.

(обратно)

169

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Украінських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 141.

(обратно)

170

Організація украінських націоналістів і Українська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 23.

(обратно)

171

Організація украінських націоналістів і Українська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 22.

(обратно)

172

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Украінських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 136.

(обратно)

173

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Украінських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 136.

(обратно)

174

Організація украінських націоналістів і Українська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 23.

(обратно)

175

Організація украінських націоналістів і Українська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 23.

(обратно)

176

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Украінських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 145–146.

(обратно)

177

Організація украінських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 23.

(обратно)

178

Організація украінських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 24–25.

(обратно)

179

Організація украінських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 61.

(обратно)

180

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка i контрразвідка руху Украінських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 146.

(обратно)

181

Север А. Спецназ КГБ. Гриф секретности снят! М., 2008, с. 424—426.

(обратно)

182

Веденеев Д. Специальные мероприятия ОУН в Западной Украине.// В мире спецслужб, 2005 г., октябрь, № 2(10); Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів таУПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 147.

(обратно)

183

Спецсообщение НКВД УССР № 4500/СН в ЦК КП(б) Украины о работе агента 5-го отдела УГБ НКВД УССР «Украинца». 5 декабря 1940 года. //цит. по цит. по Сергічук В. Украінский здвиг: Волинь. 1939–1956. Киев… 2005, с. 35–38.

(обратно)

184

Волкогонов Д. Троцкий. Т. 2. М., 1997, с. 134.

(обратно)

185

ВолкогоновД. Троцкий. Т. 2. М., 1997, с. 141.

(обратно)

186

Волкогонов Д. Троцкий. Т. 2. М., 1997, с. 313.

(обратно)

187

Волкогонов Д. Троцкий. Т. 2. М., 1997, с. 274.

(обратно)

188

Волкогонов Д. Троцкий. Т. 2. М., 1997, с. 198.

(обратно)

189

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3. М., 1997, с. 83.

(обратно)

190

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3. М., 1997, с. 83.

(обратно)

191

How the GPU murdered Trotsky. Лондон. 1976, с. 15–16.

(обратно)

192

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 532.

(обратно)

193

Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1997, с. 95–96.

(обратно)

194

Дойчер И. Троцкий в изгнании. М., 1991, с. 429.

(обратно)

195

Дойчер И. Троцкий в изгнании. М., 1991, с. 442.

(обратно)

196

Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1997, с. 58.

(обратно)

197

Гладков Т. Король нелегалов. М., 2000, с. 143.

(обратно)

198

Прохоров Д. П. Сколько стоит продать Родину. СПб., 2005, с. 64.

(обратно)

199

Гладков Т. К. Коротков. М., 2005, с. 107–108.

(обратно)

200

Гладков Г. К. Коротков. М., 2005; Гладков Т. К. Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков. М., 2002.

(обратно)

201

Пекарев В. «Гасан»: человек-кинжал. //Аргументы недели. 2006 г., 26 октября.

(обратно)

202

Прохоров Д. П. Сколько стоит продать Родину. СПб., 2005, с. 61.

(обратно)

203

Дерябин А. «Петров», «Гриша», он же Агабеков, или Что рассказывают документы об одном из чекистов-«невозвращенцев» // Красная звезда. 1990 г., 23 мая.

(обратно)

204

Агабеков Г. Секретный террор: Записки разведчика. М., 1996, с. 388.

(обратно)

205

Дерябин А. «Петров», «Гриша», он же Агабеков, или Что рассказывают документы об одном из чекистов-«невозвращенцев» // Красная звезда. 1990 г., 23 мая.

(обратно)

206

Судоплатов П. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М., 1998, с. 80.

(обратно)

207

 Анциферов Н. П. Из дум о былом: Воспоминания. М.; 1992, с. 489–490.

(обратно)

208

Генис В. Политическое невозвращенство. // Сб. Диаспора. Т. 9., М.,2007, с. 246–247.

(обратно)

209

Север А. Антикоррупционный комитет Сталина. М., 2009.

(обратно)

210

Волкогонов Д. Троцкий. Т. 2. М., 1997, с. 191.

(обратно)

211

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 530–531.

(обратно)

212

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 300–301.

(обратно)

213

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 301.

(обратно)

214

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 531.

(обратно)

215

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 320–321.

(обратно)

216

Cahiers Leon Trotsky 1979 г., № 3., с 189.

(обратно)

217

Cahiers Leon Trotsky. 1979 г., № 3., с. 190.

(обратно)

218

Шатуновская И. Вся жизнь — подвиг: ученого и… разведчика // Латинская Америка. 1993 г., № 3.

(обратно)

219

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 326–327.

(обратно)

220

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 330–331.

(обратно)

221

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 331.

(обратно)

222

Цит. по: Шубин А. Анархо-синдикалисты в Испанской гражданской войне (1936–1939 гг.). М., 1997, с. 44.

(обратно)

223

Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 329.

(обратно)

224

Комментарий к тексту Орра. // Cahiens Leon Trotsky. 1979 г., № 3.

(обратно)

225

Серж В. От революции к тоталитаризму: воспоминания революционера. Оренбург, 2001, с. 412.

(обратно)

226

Opp Ш. Воспоминания из отеля Фалькон // Cahiers Leon Trotsky. 1993 г., № 51, с. 56.

(обратно)

227

Landau К. Le Stalinisme bourreau de la revolution espagnole. Paris, 1938 r., c. 8.

(обратно)

228

Царев О., Костелло Дж. Роковые дшиозии. Из архивов КГБ: дело Орлова, сталинского мастера шпионажа. М., 1995, с. 324–325.

(обратно)

229

Фрадкин В. Дело Кольцова. М., 2002, с. 260–261.

(обратно)

230

Хубер П. Смерть в Лозанне // Новое время. 1991 г., № 21.

(обратно)

231

Порецки Э. Тайный агент Дзержинского. М., 1996, с. 9—11.

(обратно)

232

Судоплатов П. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1997, с. 56–57.

(обратно)

233

Петров Н. Убийство Игнатия Рейсса // Московские новости. 1995 г.,№ 36.

(обратно)

234

Семенов Григорий Михайлович (1890–1946). Участник Первой мировой войны: служил в Конногвардейском Нерчинском полку под командой ротмистра Врангеля и генерала Крымова, есаул в Верхнеудинском полку; участник похода в Персию и Курдистан в составе войск Кавказской армии. В Белом движении с ноября 1917 года — сформировал конный Бурято-Монгольский казачий отряд, вступил в вооруженное противостояние с красногвардейскими частями в Забайкалье. В декабре 1917 года поднял мятеж против советской власти, который был сразу же подавлен частями Красной гвардии. Бежал в Маньчжурию. Там Семенов сформировал новый отряд белоказаков и белогвардейцев и в конце января 1918 года вторгся в Восточное Забайкалье, захватив Даурию. Однако под натиском отрядов красногвардейцев в марте 1918 года вынужден был вновь отступить в Маньчжурию. В день высадки японских войск во Владивостоке (08.04.1918) переформированный отряд Семенова снова вторгся в Забайкалье, подойдя к Чите. Но части Красной гвардии еще раз заставили Семенова отступить, нанеся ему серьезное поражение в конце июня 1918 года. Остатки отряда бежали обратно, укрывшись в Маньчжурии. После мятежа Чехословацкого корпуса, не выдержав расширения оккупации японскими войсками в Приамурье и ударов возвратившегося в июне 1918 года из Маньчжурии отряда атамана Семенова, весь советский Даурский фронт покатился из Забайкалья на запад. Новый Особый Маньчжурский отряд атамана Семенова при поддержке японских оккупационных войск захватил в августе 1918 года Верхнеудинск и вошел в Читу. Вскоре все Забайкалье оказалось во власти атамана Семенова. 19 января 1919 года он объявил о создании независимой Монголо-Бурятской республики. В феврале 1919 года адмирал Колчак, Верховный Правитель России, назначил Семенова командующим Читинским военным округом с присвоением звания генерал-майора. А 4 апреля 1920 года последним своим приказом адмирал Колчак назначил генерала-лейтенанта Семенова Верховным Правителем Сибири. В марте — апреле 1920 года пришедшие в Читу остатки колчаковских войск (Московская группа) были объединены с «семеновскими» частями и переформированы в трехкорпусную Дальневосточную (Белую) армию, которой последовательно командовали генерал-лейтенанты Войцеховский, Лохвицкий, Вержбицкий и Савельев.

После ухода японских войск из Забайкалья Народно-революционная армия Дальневосточной республики в апреле 1920 года начала наступательные операции против Дальневосточной (Белой) армии атамана Семенова с целью ликвидации «Читинской пробки» — территории, занимаемой войсками генерала Семенова и японскими оккупационными частями и разделявшей Дальневосточную республику на Забайкальскую (Прибайкалье) и Амурско-Приморскую области. В боях в октябре — ноябре 1920 года войска Дальневосточной (Белой) армии были разгромлены, и их остатки во главе с атаманом Семеновым бежали через Маньчжурию по КВЖД в Приморье. Все Забайкалье перешло под контроль большевиков. Однако бежавшие в Приморье остатки колчаковско-семеновских войск продолжали противоборство с большевиками в течение февраля 1921 — декабря 1922 года. Участвуя в Хабаровском походе в составе Белоповстанческой армии (генерал Молчанов), «семеновцы» в октябре 1921 года потерпели тяжелое поражение в боях у Волочаевки. Атаман Семенов эмигрировал в сентябре 1921 года сначала в Корею, затем в Японию и, наконец, в Маньчжурию. Арестован советскими войсками в сентябре 1945 года в Дайрене (Корея). Вывезен в Москву. Казнен (повешен) 30.08.1946.

(обратно)

235

Кайгародов Александр Петрович (1887–1921). С начала 1918 года офицер в конвое адмирала Колчака, разжалован за разговоры о необходимости «самостийного» государственного устройства и формирования «территориально-национальных армий», уволен из рядов Русской армии. С ноября 1919 года — в войсках Алтая (Горно-Алтайской области), при командующем атамане Алтайского казачества капитане Сагунине Д. В. После разгрома войск Алтая (3-го полка) и отступления из района Каме-ногорска в горы восточной части Алтая, в феврале 1920 года штабс-капитан Кайгородов стал командующим Горно-Алтайскими войсками и получил чин подъесаула. Перевел войска в Монголию, преобразовав их в Русско-Инородческий отряд Горно-Алтайской области и надеясь на поддержку генерала Унгерна и войска его Азиатского корпуса. Как все белогвардейские отряды (войска) в Монголии, отряд Кайгородова периодически совершал набеги на советскую Россию. В одном из походов на советский Алтай в октябре 1921 года отряд Кайгородова попал в окружение. Есаул Кайгородов предпочел смерть (застрелился) пленению большевиками.

(обратно)

236

Унгерн фон Штернберг Роман Федорович (1885–1921). Участник Первой мировой войны. После Октябрьской революции служил под началом Г. М. Семенова, который в 1919 году произвел Унгерна в генерал-лейтенанты. В 1920 году Унгерн покинул Семенова, перешел монгольскую границу и в феврале 1921 года захватил Ургу. Параноически веривший в свою избранность, окруженный гадателями, астрологами, Унгерн стал фактическим диктатором Монголии, мечтая о воссоздании державы Чингисхана, противостоящей западной культуре и мировой революции. В мае 1921 года с 10-ти тысячным отрядом вторгся на советскую территорию. Был разгромлен частями РККА. Монголы выдали Унгерна «красному» партизанскому отряду. Унгерн был судим ревтрибуналом и расстрелян.

(обратно)

237

Шинин О. Проведение органами государственной безопасности активных мероприятий в 1922–1941 годах (на материалах Дальневосточного региона). // Проблемы Дальнего Востока, 2006 г., № 4.

(обратно)

238

Бармин В. А. О морально — психологическом состоянии войск атаманов Б. В. Анненкова и Б. И. Дутова накануне их разгрома (сентябрь 1919 года — январь 1920 года).// Сб. Актуальные вопросы истории Сибири. Пятые научные чтения памяти профессора А. П. Бородавкина: Сборник научных трудов. Барнаул, 2005, с. 231—234

(обратно)

239

Колупаев Д. В. Страницы истории казачества на Алтае и в эмиграции. // Актуальные вопросы истории Сибири. Пятые научные чтения памяти профессора А.П. Бородавкина: Сборник научных трудов. Барнаул, 2005, с. 168.

(обратно)

240

Шинин О. Проведение органами государственной безопасности активных мероприятий в 1922–1941 годах (на материалах Дальневосточного региона). // Проблемы Дальнего Востока, 2006 г., № 4.

(обратно)

241

Воинов В. Синие лампасы // Комсомольская правда. 1991 г., 2 апреля.

(обратно)

242

Воинов В. Синие лампасы // Комсомольская правда. 1991 г., 2 апреля.

(обратно)

243

Голинков Д. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 2. М., 1980, с. 146.

(обратно)

244

Голинков Д. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 2. М., 1980, с. 148.

(обратно)

245

Милованов Н. Касымхан Чанышев // Сб. Незримый фронт. 1917–1967. Алма-Ата, 1967, с. 66–67.

(обратно)

246

Марковчин В. Три атамана. М., 2003, с. 110–111.

(обратно)

247

Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары. Т. 1. Минск, 2003, с. 109.

(обратно)

248

Врангель П.Н. Записки. Ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. Воспоминания. Мемуары. Т. 1. Минск, 2003, с. 153.

(обратно)

249

Карпенко С. В. Офицеры и командующие. // Новый исторический вестник. 2000 г., № 2.

(обратно)

250

Назаров М. Миссия русской эмиграции. М., 1994, с. 24.

(обратно)

251

Назаров М. Миссия русской эмиграции. М., 1994, с. 26.

(обратно)

252

Прянишников Б. Незримая паутина. ВЧК — ГПУ — НКВД против белой эмиграции. СПб., 1993, с. 123–124.

(обратно)

253

Бортневский В. Загадка смерти генерала Врангеля: Неизвестные материалы по истории русской эмиграции 1920-х годов. СПб., 1996, с. 66.

(обратно)

254

Волкогонов Д. Этюды о времени. М., 1998, с. 295–296.

(обратно)

255

Прянишников Б. Незримая паутина. ВЧК — ГПУ — НКВД против белой эмиграции. СПб., 1993, с. 142.

(обратно)

256

Прянишников Б. Незримая паутина. ВЧК — ГПУ — НКВД против белой эмиграции. СПб., 1993, с. 128–130.

(обратно)

257

Цит. по Егорова О. «Бешенная Мария». // Спецназ России, 2003 г., январь, № 1.

(обратно)

258

Прохоров Д. Трижды предатель. А может быть и нет… // Независимое военное обозрение, 2005 г., 30 сентября.

(обратно)

259

Борейко А. М. Русский общевоинский союз: насколько реальна была опасность? // Исторические чтения на Лубянке. 2003 г., Власть и органы государственной безопасности. М., 2004, с. 78–79; Егорова О. «Бешенная Мария». // Спецназ России, 2003 г., январь, № 1.

(обратно)

260

Борейко А. М. Русский общевоинский союз: насколько реальна была опасность? // Исторические чтения на Лубянке. 2003 г., Власть и органы государственной безопасности. М., 2004, с. 78–79.

(обратно)

261

Егорова О. «Бешенная Мария». // Спецназ России, 2003 г., январь, № 1.

(обратно)

262

Смышляев А. Русский удар. // Великий коловрат, 2005 г., февраль-март, № 37.

(обратно)

263

Справка по делу террористических групп. Приложение к Записке А. X. Артузова Д. И. Курскому по делу террористов. 9 сентября 1927 года. // Цит. по Лубянка. Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922—декабрь 1936. М., 2003, с. 168–169.

(обратно)

264

Русская армия и общевоинский союз в период после оставления военных лагерей до Второй мировой войны (декабрь 1921 года — сентябрь 1939 года). // .

(обратно)

265

Прохоров Д. Взрыв на Мойке. // Дуэль, 2006 г., 15 февраля, № 6 (406).

(обратно)

266

Русская армия и общевоинский союз в период после оставления военных лагерей до Второй мировой войны (декабрь 1921 года — сентябрь 1939 года). // .

(обратно)

267

Борейко А. М. Русский общевоинский союз: насколько реальна была опасность? // Исторические чтения на Лубянке. 2003 г., Власть и органы государственной безопасности. М., 2004, с. 75–76.

(обратно)

268

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 2. М., 1996, с. 153.

(обратно)

269

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 2. М., 1996. Фото на вкладке.

(обратно)

270

Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. М. 1997., с. 225.

(обратно)

271

Михайлов Л. Генерал дает согласие // Неделя. 1998 г., № 48.

(обратно)

272

Млечин Л. Алиби для великой певицы. М., 1997., с. 65.

(обратно)

273

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 2. М., 1996. Фото на вкладке.

(обратно)

274

Михайлов Л. Генерал дает согласие // Неделя. 1998 г., № 48.

(обратно)

275

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3., М.,1997, с. 117–118.

(обратно)

276

Очерки истории российской внешней разведки. В шести томах. Т. 3., М.,1997, с. 116–117.

(обратно)

277

Прянишников Б. Незримая паутина. ВЧК — ОГПУ — НКВД против белой эмиграции. СПб., 1993, с. 327.

(обратно)

278

Байдалаков В. Да возвеличится Россия. Да гибнут наши имена. Воспоминания председателя НТС 1930–1960 гг. М., 2002, с. 66–67.

(обратно)

279

Краевский Б. Похищение генерала Е. К. Миллера // Дворянское собрание. 1995 г., № 2.

(обратно)

280

Петров П., Геворкян Н. Конец агента «13» // Московские новости. 1995 г., № 46.

(обратно)

281

Краевский Б. Похищение генерала Е. К. Миллера // Дворянское собрание. 1995 г., № 2.

(обратно)

282

Краевский Б. Похищение генерала Е. К. Миллера // Дворянское собрание. 1995 г., № 2.

(обратно)

283

Краевский Б. Похищение генерала Е. К. Миллера //Дворянское собрание. 1995 г., № 2.

(обратно)

284

  Огнева Н. В Казанском соборе нашли «убийственный» кабель. // Смена, 2004 г., 30 января.

(обратно)

285

Батшев В. Подполье на оккупированной территории: мифы и реалии. //Лебедь. 2007 г., 7 января.

(обратно)

286

Батшев В. Подполье на оккупированной территории: мифы и реалии. //Лебедь. 2007 г., 7 января.

(обратно)

287

Гогун А. Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования. Малоизученные страницы истории. М., 2008, с. 185.

(обратно)

288

Петровский Н. Сокрытые страницы истории. М., 2002, с. 76–77.

(обратно)

289

Коваль М. Год 1941-й. Киев. «Окончательное решение». //Зеркало недели, 2001 г., 22–28 сентября, № 37(361).

(обратно)

290

Бессмертный И. Под псевдонимом «ЗОРИЧ» действовал разведчик — диверсант Александр Святогоров. // «2000». 2006 г., 3 ноября.

(обратно)

291

Бессмертный И. Под псевдонимом «ЗОРИЧ» действовал разведчик — диверсант Александр Святогоров. // «2000». 2006 г., 3 ноября.

(обратно)

292

Умер непосредственный руководитель операций по убийствам Льва Ребета и Степана Бандеры. // / sviatohorov.html.

(обратно)

293

Старухин А. «Западня» на радиоволне. //Трибуна, 2005 г., 28 апреля; Нищев П. Партизан-разведчик XX столетия. К столетнему юбилею Ильи Григорьевичу Старинову. // Мир и безопасность, 2000 г., № 2; Не-стерук В. Диверсант «божьей милостью». // Вечерний Харьков, 2005 г, 16 мая, № 52.

(обратно)

294

Бессмертный И. Под псевдонимом «ЗОРИЧ» действовал разведчик — диверсант Александр Святогоров. // «2000». 2006 г., 3 ноября.

(обратно)

295

Старухин А. «Западня» на радиоволне. //Трибуна, 2005 г., 28 апреля; Нищев П. Партизан-разведчик XX столетия. К столетнему юбилею Ильи Григорьевичу Старинову. // Мир и безопасность, 2000 г., № 2; Не-стерук В. Диверсант «божьей милостью». // Вечерний Харьков, 2005 г., 16 мая, № 52.

(обратно)

296

Абин Н. Охота на «Ворона».// Военно-промышленный курьер. 2005 г., 23–29 марта, № 10 (77).

(обратно)

297

Антонов В. «Передышки в жизни ему не выпадало». // Независимое военное обозрение. 2008 г., 22 августа; Шарапов Э. Подвиг разведчика. // Красная звезда. 2001 г., 28 июля; Батшев В. Подполье на оккупированной территории: мифы и реальность. // Лебедь. 2007 г., 14 января.

(обратно)

298

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 279.

(обратно)

299

Аркадьев Л. Заминированное сердце.// / al 1015.html

(обратно)

300

Залесский К. А. Кто был кто в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь. М., 2003, с. 388

(обратно)

301

Пит. по Лота В. Операция «Возмездие». // Красная звезда, 2005 г., 5 февраля.

(обратно)

302

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 125

(обратно)

303

Пережогин В. А. Партизаны в Московской битве. М., 1996, с. 205

(обратно)

304

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 61–63

(обратно)

305

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 63–65, 77

(обратно)

306

Цит. по: Павлов В. Я. Превратить восточный фронт в большую душегубку планировали немцы в 1943 году. // Военно-исторический журнал, 1995, № 1; Степичев М. «До встречи в Берлине..».. // Правда, 1990, 31 мая.

(обратно)

307

Селеменев В. Д. Охота на палача: историко-документальный очерк. Минск, 2007, с. 55–56, 61–62.

(обратно)

308

Безвершенко Н. Тревоги и радостномарии // Минский курьер, 2004, 22 мая, № 329.

(обратно)

309

Селеменев В. Д. Охота на палача: историко-документальный очерк. Минск, 2007, с. 134–136.

(обратно)

310

Нехай Р. Возмездие. / Сб. Люди легенды. Выпуск 3. М., 1968, с. 291

(обратно)

311

Климашевская И. Когда пробил час…/ Сб. Люди легенд. Выпуск 2. М., 1966, с. 272

(обратно)

312

Нехай Р. Возмездие./Сб. Люди легенды. Выпуск 3. М., 1968, с. 285

(обратно)

313

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 57

(обратно)

314

Партизанское движение в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. //

(обратно)

315

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 86; Селеменев В. Д. Охота на палача: историко-документальный очерк. Минск, 2007, с. 77–78.

(обратно)

316

Мазаник Е. Г. Возмездие. Минск, 1988, с. 107

(обратно)

317

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М. 1991, с. 129–130

(обратно)

318

Зенькович Н. Кто взорвал Кубе. // Парламентская газета, 2002, 17 августа.

(обратно)

319

Смирнов Н. Под кличкой «Виктор». // Минский курьер, 2004, 11 июня, № 343; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 129–130; Лапский В. Человек из легенды // Известия, 1988, 7 мая, № 129.

(обратно)

320

Зенькович Н. Кто взорвал Кубе. // Парламентская газета, 2002, 17 августа.

(обратно)

321

Зенькович Н. Кто взорвал Кубе. // Парламентская газета, 2002, 17 августа.

(обратно)

322

Смирнов Н. Под кличкой «Виктор» // Минский курьер, 2004, 11 июня, № 343; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 129–130; Лапский В. Человек из легенды// Известия, 1988, 7 мая, № 129.

(обратно)

323

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 165–171,177-178, 181,185

(обратно)

324

Лукьянов Б. По заданию партизан. / Сб. Люди легенд. Выпуск 3. М., 1968, с. 475–476

(обратно)

325

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 165–171, 177–178, в 181,185

(обратно)

326

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 193—195

(обратно)

327

Лукьянов Б. По заданию партизан. / Сб. Люди легенд. Выпуск 3. М., 1968, с. 475–477

(обратно)

328

Нехай Р. Возмездие. / Сб. Люди легенды. Выпуск 3. М., 1968, с. 291–293

(обратно)

329

Нехай Р. Возмездие. / Сб. Люди легенды. Выпуск 3. М., 1968, с. 290

(обратно)

330

Нехай Р. Возмездие. / Сб. Люди легенды. Выпуск 3. М., 1968, с. 295

(обратно)

331

Мазание Е. Г. Возмездие., Минск. 1988.

(обратно)

332

Нехай Р. Возмездие. / Сб. Люди легенды. Выпуск 3. М., 1968, с. 286

(обратно)

333

Загорская М. Закадычные враги. // Ежемесячное приложение «Для служебного пользования» к «Белорусской деловой газете», 2003, 12 мая, № 16.

(обратно)

334

Усачев О. Звезду Героя Елены Мазаник продали на черном рынке. // Комсомольская правда. 2008 г., 30 октября.

(обратно)

335

Лукьянов Б. По заданию партизан. / Сб. Люди легенд. Выпуск 3. М., 1968, с. 475–477

(обратно)

336

Безвершенко Н. Тревоги и радости Марии // Минский курьер, 2004, 22 мая, № 329.

(обратно)

337

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 85–86, 93

(обратно)

338

Вдова наместника Гитлера в Беларуси Анита Кубе до сих пор жива и читает сайт «Комсомолки». // Комсомольская правда. 2008 г., 6 ноября.

(обратно)

339

Усачев О. Муж публично отрекся от Елены Мазаник. // Комсомольская правда. 2008 г., 6 ноября.

(обратно)

340

Улевич О. Анита Кубе писала письма убийце своего мужа. // 2008 г., 25 сентября.

(обратно)

341

Батшев В. От таллия к полонию: прогресс не дремлет. // Лебедь. 2006 г., 17 декабря.

(обратно)

342

Бройнингер В. Противники Гитлера в НСДАП. 1921–1945 годы. М., 2006, с. 217.

(обратно)

343

Бройнингер В. Противники Гитлера в НСДАП. 1921–1945 годы. М., 2006, с. 222–223.

(обратно)

344

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 125

(обратно)

345

Прокофьев В. Внешняя разведка: боевое содружество. Минск, 2002, с. 152

(обратно)

346

Пережогин, В. А. Партизаны в Московской битве. М., 1996, с. 205

(обратно)

347

Гаряев Л. Мои надежные товарищи // Урал, 2002 г., № 5

(обратно)

348

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 4

(обратно)

349

Селезнев А. Шаг в бессмертие. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 177–178; Сибуров В. Захват офицера.//Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1992, с. 168—171

(обратно)

350

Сибуров В. Захват офицера. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1992, с. 168–169,171; Прокофъв В. Внешняя разведка: боевое содружество. Минск, 2002, с. 152—153

(обратно)

351

Воронов В. В. ОСНАЗ — войска особого назначения; М., 2004, с. 201–202.

(обратно)

352

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 206–207.

(обратно)

353

Гаряев Л. Мои надежные товарищи. // Урал, 2002, № 5.

(обратно)

354

Всенародная борьба в Беларуси против немецко-фашистских захватчиков. Минск, 1984, с. 362

(обратно)

355

Степичев М. «До встречи в Берлине..». //Правда, 1990, 31 мая.

(обратно)

356

Золотарь Я. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 36

(обратно)

357

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 57—61

(обратно)

358

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 61—63

(обратно)

359

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 63–65, 77

(обратно)

360

Золотарь И. Ф. Записки десантника. М., 1960, с. 113—126

(обратно)

361

Павлов В. Я. Превратить восточный фронт в большую душегубку планировали немцы в 1943 году. // Военно-исторический журнал, 1995, № 1.

(обратно)

362

Степичев М. «До встречи в Берлине..».. // Правда, 1990, 31 мая.

(обратно)

363

Гаряев Л. Мои надежные товарищи // Урал, 2002, № 5.

(обратно)

364

Гаряев Л. Мои надежные товарищи // Урал, 2002, № 5.

(обратно)

365

Капчинский О. Неизвестный Николай Кузнецов // Независимое военное обозрение. 2001 г., № 33.

(обратно)

366

Цит. по: Гладков Т. Кузнецов. Легенда советской разведки. М., 2004, с. 369–373.

(обратно)

367

Колпакиди А., Прохоров Д. Внешняя разведка России СПб., М., 2001, с. 50.

(обратно)

368

Хинштейн А. Е. Подземелья Лубянки. М., 2005, с. 333.

(обратно)

369

Ракитянский О. В. Загадки ровенского подполья. // Военно-исторический архив, 2003 г., июнь, № 6(42), с. 88–89.

(обратно)

370

Медведев Д. Н. Сильные духом. М., 1985, с. 190.

(обратно)

371

Ракитянский О. В. Загадки ровенского подполья. // Военно-исторический архив, 2003 г., июнь, № 6(42), с. 88–89.

(обратно)

372

Калганов А. Подвиг разведчицы. // Труд. 2000 г., 6 апреля, № 63.

(обратно)

373

Цит. по: Хинштейн А. Е. Подземелья Лубянки. М., 2005, с. 351—352.

(обратно)

374

Ракитянский О. В. Загадки ровенского подполья. // Военно-исторический архив, 2003 г., июнь, № 6(42), с. 90.

(обратно)

375

Калганов А. Подвиг разведчицы. // Труд. 2000 г., 6 апреля, № 63.

(обратно)

376

Ракитянский О. В. Загадки ровенского подполья. // Военно-исторический архив, 2003 г., июнь, № 6(42), с. 90–91.

(обратно)

377

Калганов А. Подвиг разведчицы. // Труд. 2000 г., 6 апреля, № 63.

(обратно)

378

Яськов В. Хлебников, Косарев, Харьков. // Волга. 1999 г., № 11.

(обратно)

379

Свиридов Г. Чемпион — разведчик. // Гудок. 2005 г., 28 мая; Безыменский Л.А. Операция «Миф», или Сколько раз хоронили Гитлера. М., 1995, с. 75–78; Егорова О. Русская прима нацистского кино. // Спецназ России. 2002 г., Апрель; Пронин А. Охота на Гитлера. // Братишка. 2004 г., Июнь.

(обратно)

380

Лекарев С. Национальный герой в образе Иуды? // Аргументы недели. 2007 г., 6 марта.

(обратно)

381

Корнилков А. Н. Берлин: тайная война по обе стороны границы. М., 2009, с. 39.

(обратно)

382

Лекарев С. Тайна генерала Власова. //Аргументы недели. 2007 г., 15 марта; Лекарев С. Дело Власова завершает СМЕРШ. // Аргументы недели. 2007 г., 22 марта; Лекарев С. Конец «генерала-предателя». //Аргументы недели. 2007 г., 29 марта.

(обратно)

383

Решин Л. Охота на «Ворона» // Совершенно секретно. 1996 г., № 2.

(обратно)

384

Окороков А. Советские спецслужбы и русское освободительное движение // Материалы по истории Русского Освободительного Движения. М., 1998, с. 221–222.

(обратно)

385

Решин Л. Охота на «Ворона» // Совершенно секретно. 1996 г., № 2.

(обратно)

386

3 архивив ВУЧК — ГПУ — НКВД. Спецвипуск. № 1 (12). Киев, 2000, с. 161–162, 167–168, 177–188.

(обратно)

387

Якушов М. Как я выкрал генерала Власова // Аргументы и факты. 1996 г., № 19.

(обратно)

388

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 76–84.

(обратно)

389

Криворученко-Щербакова Л. Право на прошлое. М., 2005, с. 158.

(обратно)

390

Дегтярев К. Штирлиц без грима. Семнадцать мгновений вранья. М., 2006.

(обратно)

391

Крапивин А. Легенда о «пьяной дрязине». // Экспресс — новости. 2007 г., 28 июля; Ершов В. Ф. Российская воєнно-политическая эмиграция. М., 2003, с. 118.

(обратно)

392

Указание № 117 об усилении борьбы с агентурой немецкой разведки, антисоветскими формированиями и группами из белогвардейско-монархических элементов. 18 марта 1942 года. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 3. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 31 июня 1942 года. М., 2003, с. 279–281.

(обратно)

393

Абрамов В. Советская военная контрразведка против разведки Третьего Рейха. М., 2005, с. 211.

(обратно)

394

Турубанов В. От Сталинграда до Балкан. // Сб. Контрразведка: вчера и сегодня. Материалы научно-практической конференции, посвященной 55-летию Победы в Великой Отечественной войне. 26 апреля 2000 года, с. 154–155.

(обратно)

395

Турубанов В. От Сталинграда до Балкан. // Сб. Контрразведка: вчера и сегодня. Материалы научно-практической конференции, посвященной 55-летию Победы в Великой Отечественной войне. 26 апреля 2000 года, с. 154–155.

(обратно)

396

Русская эмигрантская детско-юношеская патриотическая организация, альтернативная скаутам.

(обратно)

397

Сообщение ГУКР «Смерш» НКО СССР № 606/А в ГКО о работе органов «Смерш» по розыску и аресту активных участников антисоветских белоэмигрантских организаций в Болгарии. 22 ноября 1944 года. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля — 31 декабря 1944 года). М., 2007, с. 618–619.

(обратно)

398

Клавинг В. В. Высшие офицеры белых армий. М., 2005, с. 38–39.

(обратно)

399

Сообщение ГУКР «Смерш» НКО СССР № 694/А в ГКО о работе органов «Смерш» в Румынии по розыску и аресту агентуры германской и румынской разведок. 19 ноября 1944 года. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля — 31 декабря 1944 года). М… 2007, с. 599–600.

(обратно)

400

Клавинг В. В. Высшие офицеры Белых армий. М., 2005, с. 47–49.

(обратно)

401

Кавтарадзе А.Г. Скорее пополнить действующую армию офицерами, ознакомленными со службой Генерального штаба…//Военно-исторический журнал. 2002 г., № 1.

(обратно)

402

Фролова Е. Непопулярная эмиграция. // Нева. 2006 г., № 6.; Шамбаров В. Г. Государство и революции. М.,2001, с. 421.

(обратно)

403

Куренышев А. А. Крестьянские организации Русского Зарубежья (1920–1951). М., 2008, с. 112–113.

(обратно)

404

Куренышев А. А. Крестьянские организации Русского Зарубежья (1920–1951). М., 2008, с. 165.

(обратно)

405

Сообщение ГУКР «Смерш» НКО СССР № 615/А в ГКО о работе по розыску и аресту в Югославии руководителей и активных участников антисоветских белоэмигрантских организаций. 29 ноября 1944 года. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля — 31 декабря 1944 года). М… 2007, с. 629–630.

(обратно)

406

Цит. по Рар Л. А., Оболенский В. А. Ранние годы. Очерки истории Национально-Трудового союза. М., 2003, с. 186–187.

(обратно)

407

Спецсообщение УКР «Смерш» 3-го Украинского фронта № 30341/ 3 в Военный совет фронта о выявлении и задержании на территории Югославии активных участников антисоветских белоэмигрантских организаций. 28 декабря 1944 года. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Граница СССР восстановлена. (1 июля — 31 декабря 1944 года). М… 2007, с. 738–748.

(обратно)

408

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, 285–289, 298–304.

(обратно)

409

Усманова Л. Наш национальный и культурный лидер Аяз Исхаки стоит выше подобных грязных дел. // Эхо веков. 2007 г., № 1.

(обратно)

410

Раднаев Б. Загадка генерала Уржина Гармаева. // Тайны Бурятии. 2003 г., № 2.

(обратно)

411

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с.108-109.

(обратно)

412

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 91, 94; «Донесение командира Отдельной мотострелковой бригады командующему Западным фронтом о действиях отрядов в тылу врага» от 12 мая 1942 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 237

(обратно)

413

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., ¡991, с. 91; «Донесение командира Отдельной мотострелковой бригады командующему Западным фронтом о действиях отрядов в тылу врага» от 12 мая 1942 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 237.

(обратно)

414

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

415

Сергеечев ЛС. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

416

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100: Яровой А. Ф., Тихонов О. И. Дублеры: хроника одной чекистской операции. Петрозаводск, 1984, с. 47.

(обратно)

417

Сергеечев Л.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

418

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 55, 56, 68.

(обратно)

419

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь,2005,с.113.

(обратно)

420

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 117,120.

(обратно)

421

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 395

(обратно)

422

Миронов А. Е. Не ради славы. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 128, 132.

(обратно)

423

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

424

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 55,62,70.

(обратно)

425

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

426

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 396; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 97.

(обратно)

427

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

428

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 111–112; Яровой А. Ф., Тихонов О. И. Дублеры: хроника одной чекистской операции. Петрозаводск, 1984, с. 6.

(обратно)

429

Дягилев В. Александр Кадачигов и другие. // Сб. Чекисты. Ленинград, 1967, с. 167–201.

(обратно)

430

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

431

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100, 107.

(обратно)

432

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

433

Яровой А. Ф., Тихонов О. И. Дублеры: хроника одной чекистской операции. Петрозаводск, 1984, с. 20, 33, 34.

(обратно)

434

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 73.

(обратно)

435

Мокринский М. По тылам фашистов. // Сб. Тревожные будни: рассказы о тульских чекистах. Тула, 1985, с. 176–177.

(обратно)

436

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь,2005,с.113.

(обратно)

437

Борисов П.…И снова в строй. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 67, 68.

(обратно)

438

Яровой А. Ф., Тихонов О. И. Дублеры: хроника одной чекистской операции. Петрозаводск, 1984, с. 45.

(обратно)

439

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 112.

(обратно)

440

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 91.

(обратно)

441

Авдеев А. Там помнят о нас. М., 1985, с. 113.

(обратно)

442

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

443

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

444

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 121.

(обратно)

445

Борисов И.С. Разведчик грядущей победы. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 135.

(обратно)

446

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

447

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 111.

(обратно)

448

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 111.

(обратно)

449

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

450

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

451

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 69, 113.

(обратно)

452

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

453

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 91, 96; Авдеев А. Там помнят о нас. М., 1985, с. 149.

(обратно)

454

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-докумен-тальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

455

Монринсний М. По тылам фашистов. // Сб. Тревожные будни: рассказы о тульских чекистах. Тула, 1985., с. 177—78.

(обратно)

456

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113

(обратно)

457

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 367.

(обратно)

458

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 111.

(обратно)

459

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

460

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

461

Зевелев Л. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 55, 69, 217.

(обратно)

462

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 91, 103,175; Золотарь И. Ф. Верный товарищ. // Сб. Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 116; Казицкий А. С., Розенберг П. Б. В смоленском «треугольнике». //Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 196–202; Динамовцы в боях за родину. М., 1975, с. 7; Авдеев А. Он погиб коммунистом. // Сб. Динамовцы в боях за родину. М., 1975, с. 35; Авдеев А. Там помнят о нас. М., 1985, с. 6.

(обратно)

463

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113, 115.

(обратно)

464

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

465

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 111.

(обратно)

466

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

467

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

468

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

469

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 116

(обратно)

470

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 114–116.

(обратно)

471

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

472

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 101

(обратно)

473

Борисов П.…И снова в строй. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 67; Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1968, с. 118; Давыдов И. Спортсмены из «Славного». // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 73; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991,с. 113, 116.

(обратно)

474

Юров В. В трудный час. // Сб. Воронежские чекисты рассказывают. Воронеж, 1976, с. 118–119.

(обратно)

475

Казицкий А. С., Розенберг Л. Б. В смоленском «треугольнике».//Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 196–202.

(обратно)

476

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

477

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь,2005,с. 113.

(обратно)

478

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

479

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь,2005,с. 113, 115.

(обратно)

480

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

481

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113, 122–125,137

(обратно)

482

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

483

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 74.

(обратно)

484

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 396

(обратно)

485

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 113.

(обратно)

486

Степанов В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

487

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

488

Степаков В. Русские диверсанты против «кукушек». М., 2004, с. 100.

(обратно)

489

Зевелев Л. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 91; «Донесение командира Отдельной мотострелковой бригады командующему Западным фронтом о действиях отрядов в тылу врага» от 12 мая 1942 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 237.

(обратно)

490

Тайна Зои Воскресенской: Зоя Воскресенская. Теперь я могу сказать правду. Э. Шарапов. Две жизни. М., 1998, с. 45–49; Смирнов В. Религиозный фронт Великой Отечественной. // Независимое военное обозрение, 2005 г., 2 сентября; Судоплатов П. Особая группа. // Независимое военное обозрение, 2001 г., 3 августа.

(обратно)

491

Сергеечев П.С. Радисты за линией фронта: хроникально-документальное повествовование. Тверь, 2005, с. 114.

(обратно)

492

Борисов И. С., Суслов А. А. Под псевдонимом Быстрый. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 79–81; Казицкий А. С., Розенберг Л. Б. В смоленском «треугольнике». // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 196–202.

(обратно)

493

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 171.

(обратно)

494

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 171.

(обратно)

495

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 171–172.

(обратно)

496

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 172–173.

(обратно)

497

Дегтярев К. Супермены Сталина. Диверсанты Страны Советов… М., 2005, с. 96–97, 99; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 125.

(обратно)

498

Максименко П. Н. «Северные»: Воспоминания командира отряда. Минск, 1989, с. 22.

(обратно)

499

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 172.

(обратно)

500

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 398

(обратно)

501

Никитин Б. В. Лесной гарнизон. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 248

(обратно)

502

Зевелев Л. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 125; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 136.

(обратно)

503

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 396; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 219.

(обратно)

504

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 173.

(обратно)

505

Каминский А. Л. Отряд особого назначения. // Высокий долг. Минск, 1985, с. 179, 182, 191, 194; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 121.

(обратно)

506

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 173.

(обратно)

507

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 173–174.

(обратно)

508

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 174.

(обратно)

509

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 174.

(обратно)

510

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 396

(обратно)

511

Миронов А. Е. Наперекор всему. //Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 162.; Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 174–175.

(обратно)

512

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 174.

(обратно)

513

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 395; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 460.

(обратно)

514

Борисов И.С. Разведчик грядущей победы. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 136.

(обратно)

515

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 175.

(обратно)

516

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 175.

(обратно)

517

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 175–176.

(обратно)

518

Веденеев Д. Звитягу попередників — памятаемо. // Сб. Дорогами войны. Киев, 2005, с. 15.

(обратно)

519

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 176–176.

(обратно)

520

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 176.

(обратно)

521

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

522

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 395; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 160; Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 176–177.

(обратно)

523

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 159.

(обратно)

524

Дедюля И. Высокое доверие // Сб. Рассекречено внешней разведкой. М., 2003, с. 173.

(обратно)

525

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 396; Дегтярев К. Супермены Сталина. Диверсанты Страны Советов. М., 2005, с. 100.

(обратно)

526

Казицкий А. С., Розенберг J1. Б. В смоленском «треугольнике».//Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 203.

(обратно)

527

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 177.

(обратно)

528

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 178.

(обратно)

529

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 178–179.

(обратно)

530

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 178–179.

(обратно)

531

Жолобов И. А. Тропы разведчиков. Барнаул, 1978, с. 12.; Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 177.

(обратно)

532

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 178–179.

(обратно)

533

Девелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 126.

(обратно)

534

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 180.

(обратно)

535

Соловьев А. К. Они действовал и под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 179–180.

(обратно)

536

Соловьев А. К. Они действовал и под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 180.

(обратно)

537

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 180.

(обратно)

538

Соловьев А К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 181.

(обратно)

539

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 181.

(обратно)

540

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 181.

(обратно)

541

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 181–182.

(обратно)

542

«Описание деятельности оперативных групп Отдельной мотострелковой бригады в тылу противника на территории Украины и Белоруссии» от 2 июля 1943 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 540

(обратно)

543

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 222.

(обратно)

544

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 182.

(обратно)

545

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 125.

(обратно)

546

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 126.

(обратно)

547

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 182.

(обратно)

548

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 182–183.

(обратно)

549

Борисов И.С. Солдат партии. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 258–261; Максименко П. Н. «Северные»: Воспоминания командира отряда. Минск, 1989, с. 8.

(обратно)

550

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 183.

(обратно)

551

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 394

(обратно)

552

Скорбин Б. П. Доброволец — всю жизнь.// Сб. Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 101.

(обратно)

553

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 126.

(обратно)

554

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 183.

(обратно)

555

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 129.

(обратно)

556

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 125, 222.

(обратно)

557

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 183.

(обратно)

558

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 183–184.

(обратно)

559

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 184.

(обратно)

560

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 184.

(обратно)

561

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 397; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 112.

(обратно)

562

Скорбин Б. П. Комбриг «Неуловимых» // Сб. Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 223–224.

(обратно)

563

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 93.

(обратно)

564

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 398

(обратно)

565

Борисов И.С. Солдат партии. // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 264; Соловьев Л. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 184–185.

(обратно)

566

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 185.

(обратно)

567

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 185.

(обратно)

568

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 94.; Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 186.

(обратно)

569

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 401.

(обратно)

570

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 186.

(обратно)

571

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 186–187.

(обратно)

572

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. М инск, 1994,с.187.

(обратно)

573

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994,с. 187.

(обратно)

574

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 367.

(обратно)

575

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 187–188.

(обратно)

576

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 188.

(обратно)

577

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 121.

(обратно)

578

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 394–395.

(обратно)

579

Селезнев А. Шаг в бессмертие. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 177–178; Сибуров В. Захват офицера.// Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1992, с. 168–171; Дегтярев К. Супермены Сталина. Диверсанты Страны Советов. М., 2005, с. 101.,

(обратно)

580

Золотарь И. Ф. Верный товарищ. // Сб. Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 114.

(обратно)

581

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 189.

(обратно)

582

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 189.

(обратно)

583

Максименко П. Н. «Северные»: Воспоминания командира отряда. Минск, 1989, с. 3, 154

(обратно)

584

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 190.

(обратно)

585

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 190–191.

(обратно)

586

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 93

(обратно)

587

Дед юля И. Шли на битву партизаны. // Красная звезда, 2005 г., 7 мая

(обратно)

588

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 397

(обратно)

589

Борисов И.С.Охота на охотников. //Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 207.

(обратно)

590

Борисов И. Человек из легенды: документальная повесть. Минск, 1991, с. 263, 284

(обратно)

591

Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 623.

(обратно)

592

СоловьевА. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 191–192.

(обратно)

593

  Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 192.

(обратно)

594

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 192.

(обратно)

595

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994,с.193.

(обратно)

596

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 193–194.

(обратно)

597

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 194.

(обратно)

598

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 194–195.

(обратно)

599

СоловьевА. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 195.

(обратно)

600

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 195.

(обратно)

601

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994,с.195.

(обратно)

602

Борисов И. С., Суслов А. А. Под псевдонимом «Быстрый». // Сб. Высокий долг. Минск, 1985, с. 82.

(обратно)

603

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 394

(обратно)

604

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 195–196.

(обратно)

605

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 196.

(обратно)

606

СоловъевА. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 196.

(обратно)

607

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 396; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведенья об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983, с. 160.

(обратно)

608

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 397–398; «Описание деятельности оперативных групп Отдельной мотострелковой бригады в тылу противника на территории Украины и Белоруссии» от 2 июля 1943 года. // Цит. по Внутренне войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 540; Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 196–197.

(обратно)

609

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 197.

(обратно)

610

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 197.

(обратно)

611

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 126.

(обратно)

612

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск,1994, с. 197–198.

(обратно)

613

«Описание деятельности оперативных групп Отдельной мотострелковой бригады в тылу противника на территории Украины и Белоруссии» от 2 июля 1943 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 540

(обратно)

614

«Описание деятельности оперативных групп Отдельной мотострелковой бригады в тылу противника на территории Украины и Белоруссии» от 2 июля 1943 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 540

(обратно)

615

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 398; «Описание деятельности оперативных групп Отдельной мотострелковой бригады в тылу противника на территории Украины и Белоруссии» от 2 июля 1943 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 540

(обратно)

616

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994,с.198.

(обратно)

617

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск, 1994, с. 198.

(обратно)

618

Зевелев А И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 126.

(обратно)

619

Соловьев А. К. Они действовали под разными псевдонимами. Минск,1994, с. 198–199.

(обратно)

620

Зевелев А И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 150.

(обратно)

621

Мусафирова О. Любовь Шевцова была «пианисткой» НКВД. // Комсомольская правда. 2003 г., 22 сентября.

(обратно)

622

Зевелев А И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 237.

(обратно)

623

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 147.

(обратно)

624

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 151.

(обратно)

625

Академии ФСБ России 80 лет. М., 2001, с. 32; Антонов В. Несдавшийся форт. // Независимое военное обозрение, 2005 г., 10 июня.

(обратно)

626

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 146.

(обратно)

627

Набокин А. Отряд был создан в Тамбове. // Сб. Пароль — мужество. Очерки о тамбовских чекистах. Воронеж, 1980., с. 207–219.

(обратно)

628

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 150.

(обратно)

629

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 146.

(обратно)

630

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 151.

(обратно)

631

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 133.

(обратно)

632

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 147.

(обратно)

633

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 152.

(обратно)

634

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 153.

(обратно)

635

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 136–137.

(обратно)

636

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 150.

(обратно)

637

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 144.

(обратно)

638

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 135–136.

(обратно)

639

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 151.

(обратно)

640

Гладков. ТАК КАК. Легенда советской разведки — Н. Кузнецов. М.; 2001, с. 218; «Описание деятельности оперативных групп Отдельной мотострелковой бригады в тылу противника на территории Украины и Белоруссии» от 2 июля 1943 года. // Цит. по Внутренне войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 542

(обратно)

641

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 153.

(обратно)

642

Я. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 147.

(обратно)

643

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная втол. М., 1991, с. 146.

(обратно)

644

Академии ФСБ России 80 лет. М., 2001, с. 32;

(обратно)

645

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 135; «Описание деятельности оперативных групп Отдельной мотострелковой бригады в тылу противника на территории Украины и Белоруссии» от 2 июля 1943 года. // Цит. по Внутренние войска в Великой Отечественной войне. 1941–1945 годы. Документы и материалы. М., 1975, с. 542

(обратно)

646

Иванков А. В. Они приближали тот незабываемый день.// Коммунист Украины. 1990. № 5.

(обратно)

647

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 150, 153.

(обратно)

648

Бутенко Б. Партизанское приветствие. // Сб. Динамовцы в боях за Родину. М., 1975, с. 51–62; Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 136.

(обратно)

649

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 142.

(обратно)

650

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 112, 117, 131, 147–149.

(обратно)

651

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 114, 197, 301.

(обратно)

652

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 111, 112, 150.

(обратно)

653

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 111, 160, 180.

(обратно)

654

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 52–53, 69.

(обратно)

655

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 7.

(обратно)

656

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 215, 274.

(обратно)

657

РекшняФ. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 7, 8, 301.

(обратно)

658

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 112, 117, 131.

(обратно)

659

Рекшня Ф. Талцис А. Шаги во тьме. Рига, 1970, с. 7, 8, 31; Борьба за советскую Прибалтику в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. В трех книгах. Первые годы. Кн. 1. Рига, 1966, с. 272.

(обратно)

660

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 124.

(обратно)

661

Ржевцев Ю. Отдельный отряд особого назначения.// http:// mayl945-pobeda.narod.ru/nkvd-ooon.htm.

(обратно)

662

Высокий долг. Сб. Минск, 1985, с. 396

(обратно)

663

Мечетный Б. Т. Группа особого назначения. Калинин, 1987, с. 11

(обратно)

664

Зевелев А. И. и др. Ненависть, спрессованная в тол. М., 1991, с. 293.

(обратно)

665

Скляренко Е. Підсумкова доповід про бойову і агентірну-оператив-ну роботу 4-го Управления НКДБ УРСР в 1941–1945 рр. // 3 архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ», 1997 г., № 1 /2(4/5); Яворский И. Ю. Один из розвщгруппи «Шквал» // Сб. Дорогами войны. Киев, 2005, с. 209.

(обратно)

666

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

667

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

668

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

669

Мечетный Б. Т. Группа особого назначения. Калинин, 1987, с. 11, 15,146.

(обратно)

670

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122); СвятогоровА. П. Оперативный отряд специального назначения. // Сб. Дорогами войны. Киев, 2005, с. 194–196.

(обратно)

671

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

672

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

673

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

674

Вернеева С. А. А роль была назначена войной. Донецк, 1989. // Электронный вариант книги #gl3

(обратно)

675

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

676

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

677

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

678

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

679

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. //Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

680

Мечетный Б. Т. Группа особого назначения. Калинин, 1987, с. 97–98.

(обратно)

681

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

682

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

683

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

684

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

685

Вернеева С. А. А роль была назначена войной. Донецк, 1989. // Электронный вариант книги #gl3

(обратно)

686

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

687

Мечетный Б. Т. Группа особого назначения. Калинин, 1987, с. 108. 

(обратно)

688

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

689

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

690

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

691

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. //Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

692

Яворский И. Ю. Один из розвідгруппи «Шквал» // Сб. Дорогами войны. Киев, 2005, с. 208—209

(обратно)

693

Цветков А. Чекисты в Великой Отечественной войне. // Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

694

Мечетный Б. Т. Группа особого назначения. Калинин, 1987, с. 97–98.

(обратно)

695

ЦветковА. Чекисты в Великой Отечественной войне. Ц Обозреватель, 2000 г., № 2(122).

(обратно)

696

Север А. Спецназ КГБ. Гриф секретности снят! М., 2008, с. 426–447.

(обратно)

697

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 109–141.

(обратно)

698

Росов О. Миф о «переодетых энкавэдэшниках». // Свобода слова 2000. 2007 г., 9 сентября. № 45 (389).

(обратно)

699

Докладная записка об использование специальных агентурно-боевых групп по ликвидации подполья ОУН и его вооруженных банд в западных областях Украинской ССР. 30 ноября 1947 года. // Цит. поДмит-рук В. Г. Вони боролися за волю України (Участь ОУН і УПА у національно — визвольні и боротьбі украінского народу в 1941–1956 рр. на мотеріалами Волині та Полісся), т. III. Луцк, 2006, с. 322–386.

(обратно)

700

Музичук С., Марчук І. Украіньска Повстанча Армія. Ровно, 2006, с. 27–28.

(обратно)

701

Росов О. Миф о «переодетых энкавэдэшниках». // Свобода слова 2000. 2007 г., 9 сентября. № 45 (389).

(обратно)

702

Росов О. Миф о «переодетых энкавэдэшниках». // Свобода слова 2000. 2007 г., 9 сентября. № 45 (389).

(обратно)

703

Бурде Д. Советская агентура: Очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–1948). М., Нью-Йорк, 2006, с. 48—50

(обратно)

704

Бурде Д. Советская агентура: Очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–1948). М., Нью-Йорк, 2006, с. 50.

(обратно)

705

Росов О. Миф о «переодетых энкавэдэшниках». // Свобода слова 2000. 2007 г., 9 сентября. № 45 (389).

(обратно)

706

Бурде Д. Советская агентура: Очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–1948). М., Нью-Йорк, 2006, с. 87; Організація українських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 377.

(обратно)

707

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та У ПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 251.

(обратно)

708

«Операции по ликвидации бандитов». 23 марта 1945 года. № 37/6 / I цит. по Росов О. Миф о «переодетых энкавэдэшниках». // Свобода слова 2000. 2007 г., 9 сентября. № 45 (389).

(обратно)

709

Рапорт замнаркома внутренних дел УССР — начальника У ББ Н КВД УССР генерал-лейтенанта Т. Строкача. 10 марта 1945 года. // Цит. по Дмит-рук В. Г. Вони боролися за волю Украіни (Участь ОУН і УПА у національно-визвольні и боротьбі украінского народу в 1941–1956 рр. на моте ріалам и Волині та Полісся), т. III. Луцк, 2006, с. 311–312; Організація українських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 378.

(обратно)

710

Організація українських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 377.

(обратно)

711

Організація украінських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 379.

(обратно)

712

Повідомлення про организацію та результати роботи спеціальньїх групп для боротьби з оунівським бандитизмом у західних областях украіни. 26 июля 1945 года. // цит. по Дмитрук В. Г. Вони боролися за волю Украіни (Участь ОУН і УПА у національно-визвольні и боротьбі украінского народу в 1941–1956 рр. намотеріалами Волині та Полісся), т. III. Луцк, 2006, с. 307–310.

(обратно)

713

Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Украінських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 343.

(обратно)

714

Шевченко С, Веденеев Д. «Сова» призывала к примирению… Исторический этюд по документам госархива СБУ. // Зеркало недели, 2000 г., 15–21 июля, № 28(301).

(обратно)

715

Шевченко С., ВеденеевД. «Сова» призывала к примирению… Исторический этюд по документам госархива СБУ. // Зеркало недели, 2000 г., 15–21 июля, № 28(301).

(обратно)

716

Цит. по: Кулида С. Ликвидация в марте 1950-го. // Свобода, 2005 г., 23 мая.

(обратно)

717

Веденеев Д., Шаповал Ю. Роман Шухевич: тайна гибели.//Зеркало недели, 2002 г., 16–22 февраля, № 6(381).

(обратно)

718

Цит. по: Кулида С. Ликвидация в марте 1950-го. // Свобода, 2005 г., 23 мая.

(обратно)

719

Веденеев Д., Шаповал Ю. Роман Шухевич: тайна гибели.// Зеркало недели, 2002 г., 16–22 февраля, № 6(381).

(обратно)

720

Цит. по: Кулида С. Ликвидация в марте 1950-го. // Свобода, 2005 г., 23 мая.

(обратно)

721

Цит. по: Кулида С. Ликвидация в марте 1950-го. // Свобода, 2005 г., 23 мая.

(обратно)

722

Веденеев Д., Шаповал Ю. Роман Шухевич: тайна гибели.// Зеркало недели, 2002 г., 16–22 февраля, № 6(381).

(обратно)

723

Організація українських націоналістів і Українська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 439; Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Українських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 335.

(обратно)

724

Веденеев Д. В., Биструхін Х.С. Двобій без компромісів. Противоборство спецподрозділів ОУН та радянских сил спецоперацій. 1945–1980 —ті роки. Киев… 2007, с. 51.

(обратно)

725

Організація украінських націоналістів і Украінська повстаньска армія. Киев, 2005, с. 439; Веденеев Д. В., Биструхин Г.С. Меч і тризуб. Розвідка І контрразвідка руху Украінських націоналістів та УПА. 1920–1945. Киев, 2006, с. 335.

(обратно)

726

Пыхалов И. Последняя собака Антанты. // Спецназ России. 2002 г., Август. № 8 (71).

(обратно)

727

Пыхалов И. Последняя собака Антанты. //Спецназ России. Сентябрь. № 9 (72).

(обратно)

728

Колпакиди А., Север А. Спецназ ГРУ. М., 2008, с. 100–114.

(обратно)

729

Спецсообщение Н. И. Ежова И.В. Сталину с приложением копии телеграммы К. Н. Валухина о ходе польской операции в Омсской области от 23 октября 1937 года № 61299 // Цит. по сб. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М.; 2004, с. 402–403.

(обратно)

730

Спецсообщение Н. И. Ежова И. В. Сталину с приложением копии телеграммы Л. Б. Залина о результатах польской операции в Казахстане. От 19 сентября 1937 года № 60217 // Цит. по сб. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М.; 2004, с. 373–375.

(обратно)

731

Спецсообщение Н. И. Ежова И.В. Сталину с приложением о польской разведке с приложением списка агентов от 22 марта 1938 года № 102182 // Цит. по сб. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М.; 2004, с. 500–501.

(обратно)

732

Вежнин В. Накануне. // Секретная служба. 2003 г., № 1.

(обратно)

733

Спецсообшение Н. И. Ежова И. В. Сталину о «Польской организации войсковой» с приложением протокола допроса Т. Ф. Домбаля от 16 января 1937 года № 55331 // Цит. по сб. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М., 2004, с. 41–43.

(обратно)

734

Пыхалов И. Последняя собака Антанты. //Спецназ России. 2002 г., Декабрь. № 12 (75).

(обратно)

735

Малиновский М., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Вилюю М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М.,1968, с. 45.

(обратно)

736

Малиновский М., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Вилюю М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М., 1968, с. 119.

(обратно)

737

Армия Крайова. //

(обратно)

738

Малиновский М., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Вилюй/ М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М., 1968, с. 254.

(обратно)

739

Малиновский М., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Вилюю М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М., 1968, с. 246, 253.

(обратно)

740

Эндрю К. Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М. 1996, с. 357.

(обратно)

741

Распоряжение начальника штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковника Малинина М.С. о разоружение польских вооруженных отрядов. // цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск. 2001, с. 336–337.

(обратно)

742

Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье. 1944–1945 гг. Москва — Новосибирск, 2001, с. 13.

(обратно)

743

Аптекарь П. Внутренние войска НКВД против польского подполья (По документам Российского государственного военного архива). // http://www. memo. ru/HISTORY/Polacy/APT10JUN. htm

(обратно)

744

Малиновский M., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Вилюю М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М., 1968, с. 250–251, 252, 259.

(обратно)

745

Малиновский М., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Ви-люш М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М., 1968, с. 252.

(обратно)

746

Докладная записка И. А. Серова Л. П. Берии о проведенных 14–20 октября 1944 года войсками НКВД оперативных мероприятий. // цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 52.

(обратно)

747

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 г. Киев., 1984, с. 158–159.

(обратно)

748

Донесение Н. Н. Селиванского Л. П. Берии о решение Польского Временного правительства об освобождение рядовых участников Армии Крайовой и других подпольных организаций. // цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945 годы. Москва — Новосибирск. 2001, с. 216—217

(обратно)

749

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев., 1984, с. 159.

(обратно)

750

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 169.

(обратно)

751

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 213.

(обратно)

752

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 212.

(обратно)

753

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 218, 219.

(обратно)

754

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 237, 240.

(обратно)

755

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 253.

(обратно)

756

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 260.

(обратно)

757

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 263.

(обратно)

758

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев., 1984, с. 53–55.

(обратно)

759

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Клев., 1984, с. 58.

(обратно)

760

Гогун А. Кровавое лето 1943 года. // / art_view.asp?id= 1723

(обратно)

761

Данилюк В. Война на Волыне. //Киевские ведомости. 2003 г., 24 февраля. № 40 (2845). "

(обратно)

762

Нариманов И. Аттестат исторической зрелости. // http:// 18/za/attestat.htm

(обратно)

763

Пыхалов И. Последняя собака Антанты. //Спецназ России. 2003 г., Февраль. № 2 (77).

(обратно)

764

Малиновский М., Павлович Е., Потеранский В., Шпегонский А., Ви-люш М. Польское рабочее движение в годы войны и гитлеровской оккупации. М., 1968, с. 363.

(обратно)

765

Докладная записка народного комиссара внутренних дел СССР Л. П. Берии И. В. Сталину, В. М. Молотову, А. И. Антонову о проведение оперативно чекистских мероприятий в г. Вильно // цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск. 2001, с. 37–38.

(обратно)

766

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 99.

(обратно)

767

Пыхалов И. Последняя собака Антанты. // газета «Спецназ России» № 2 (77) февраль 2003 года.

(обратно)

768

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 135–136.

(обратно)

769

Спецсообщение № 19 начальника ГУКР «Смерш» НКО СССР и Уполномоченного Ставки ВГК Красной Армии по иностранным военным формированиям на территории СССР в НКВД и НКГБ СССР о необходимости создания радиоконтрразведывательной службы на освобожденной территории Польши. 19 августа 1944 года. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля — 31 декабря 1944 года). М… 2007, с. 165.

(обратно)

770

Доклад Военного совета 1-го Белорусского фронта заместителю Народного комиссара обороны и начальнику Главного политического управления Красной Армии о враждебной деятельности по отношению к Красной Армии организаций Армии Крайовой на освобожденной территории Польши. 25 ноября 1944 года. // Русский архив: Великая Отечественная война. СССР и Польша Т 14 (3–1). М., 1994, с. 386–387.

(обратно)

771

Доклад представителя Советского правительства при ПКНО Н. А. Булганина председателю ГКО И. В. Сталину о террористической деятельности Армии Крайовой и других враждебных организаций против войск Красной Армии на территории Польши. 29 ноября 1944 года. // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля — 31 декабря 1944 года). М., 2007, с. 631–632.

772 Донесение заместителя народного комиссара внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по Пому Белорусскому фронту И. А. Серову наркому Л. П. Берии о действиях Армии Крайовой и мерах по укреплению контрразведки Войска Польского и Отдела безопасности ПКНО. //Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 48–49

773 Из докладной записки Н. Н. Селивановского Л. П. Берии о состояние органов общественной безопасности Польши. // Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 269–270.

774 Донесение заместителя народного комиссара внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по 1 — ому Белорусскому фронту И. А. Серову наркому Л. П. Берии о действиях Армии Крайовой и мерах по укреплению контрразведки Войска Польского и Отдела безопасности ПКНО.//цит. посб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 47, 50.

775 Аптекарь П. Внутренние войска НКВД против польского подполья (По документам Российского государственного военного архива). //

776 Докладная записка И. А. Серова Л. П. Берии о проведенных 14–20 октября 1944 года войсками НКВД оперативных мероприятий. // Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 54, 55.

777 Из донесения И. А. Серова Л. П. Берии о результатах агентурноследственных и войсковых мероприятий по борьбе с Армией Крайовой и другими подпольными организациями на территории Польши с 20 по 25 октября 1944 года. // Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 60.

778 Донесение И. А. Серова Л. П. Берии о наличие в Белостокском воеводстве формирований Армии Крайовой и их структуре.; Донесение Л. П. Берии И. В. Сталину о командировании в г. Белосток для проведения оперативно-чекистских мероприятий ответственных работников НКВД, «Смерш» НКО СССР и НКГБ БССР и двух полков НКВД СССР; Телеграмма В.С. Абакумова и Л. Ф. Цанаева Л. П. Берии об аресте членов подпольной организации, в том числе Армии Крайовой, в Белостокском воеводстве и Бяло-Подлясском уезде.; Донесение И. А. Серова Л. П. Берии о результатах агентурно-следственных и войсковых мероприятий против Армии Крайовой и других подпольных организаций на территории Польши.//Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 64–67, 72, 77–78, 86.

(обратно)

772

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев, 1984., с. 271–272.

(обратно)

773

Донесение заместителя народного комиссара внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по 1-ому Белорусскому фронту И. А. Серову наркому Л. П. Берии о действиях Армии Крайовой и мерах по укреплению контрразведки Войска Польского и Отдела безопасности ПКНО. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 48—49

(обратно)

774

Из докладной записки Н. Н. Селивановского Л. П. Берии о состояние органов общественной безопасности Польши. // цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 269–270.

(обратно)

775

Колаковский П. НКВД и ГРУ на польских землях. 1939–1941. Варшава, 2002, с. 227.

(обратно)

776

Донесение заместителя народного комиссара внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по Кому Белорусскому фронту И. А. Серову наркому Л. П. Берии о действиях Армии Крайовой и мерах по укреплению контрразведки Войска Польского и Отдела безопасности ПКНО. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 47, 50.

(обратно)

777

Акция «Висла». Сб. док. Львов — Нью-Йорк, 1997, с. 127.

(обратно)

778

Аптекарь П. Внутренние войска НКВД против польского подполья (По документам Российского государственного военного архива). // http://www. memo. ru/HISTORY/Polacy/APT10JUN. htm

(обратно)

779

Докладная записка И. А. Серова Л. П. Берии о проведенных 14–20 октября 1944 года войсками НКВД оперативных мероприятий. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001., с. 52.

(обратно)

780

Докладная записка И. А. Серова Л. П. Берии о проведенных 14–20 октября 1944 года войсками НКВД оперативных мероприятий. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 54, 55.

(обратно)

781

Из донесения И. А. Серова Л. П. Берии о результатах агентурноследственных и войсковых мероприятий по борьбе с Армией Крайовой и другими подпольными организациями на территории Польши с 20 по 25 октября 1944 года. // цит по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 60.

(обратно)

782

Донесение И. А. Серова Л. П. Берии о наличие в Белостокском воеводстве формирований Армии Крайовой и их структуре.; Донесение Л. П. Берии И. В. Сталину о командировании в г. Белосток для проведения оперативно-чекистских мероприятий ответственных работников НКВД, «Смерш» НКО СССР и НКГБ БССР и двух полков НКВД СССР; Телеграмма В.С. Абакумова и Л. Ф. Цанаева Л. П. Берии об аресте членов подпольной организации, в т. ч. Армии Крайовой, в Белостокском воеводстве и Бяло — Подлясском уезде.; Донесение И. А. Серова Л. П. Берии о результатах агентурно-следственных и войсковых мероприятий против Армии Крайовой и других подпольных организаций на территории Польши. И Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 64–67, 72, 77–78, 86.

(обратно)

783

Докладная записка Л. П. Берии И. В. Сталину, В. М. Молотову, Г. Н. Маленкову о борьбе с антисоветским подпольем в западных областях Белорусской СССР; Докладная записка Л. П. Берии И. В. Сталину, В. М. Молотову и Г. М. Маленкову о результатах борьбы с подпольными организациями на освобожденной территории Польши. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 88, 95

(обратно)

784

Докладная записка Л. П. Берии И. В. Сталину, В. М. Молотову и Г. М. Маленкову о результатах борьбы с подпольными организациями на освобожденной территории Польши. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 97

(обратно)

785

1 9 января. // Независимая газета. 2000 г., 19 января. № 8 (2070).

(обратно)

786

Аптекарь П. Внутренние войска НКВД против польского подполья (По документам Российского государственного военного архива). // http://www. memo. ru/HISTORY/Polacy/APT10JUN. htm

(обратно)

787

Валихновский T. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев. 1984, с. 136–137.

(обратно)

788

Аптекарь П. Внутренние войска НКВД против польского подполья (По документам Российского государственного военного архива). // http://www. memo. ru/HISTORY/Polacy/APTIOJUN. htm

(обратно)

789

Докладная записка H. Н. Селивановского Л. П. Берии о результатах действий подразделений НКВД ДССР против Армии Крайовой с 1 по 10 мая 1945 года. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 213–214.

(обратно)

790

Донесение H. Н. Селивановского Л. П. Берии о действиях Армии Крайовой и оперативных мероприятиях войск НКВД СССР и сил общественной безопасности Польши с 1 пр 10 июня 1945 года. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 220–221.

(обратно)

791

Донесение Н. Н. Селивановского Л. П. Берии о нападении подпольного вооруженного отряда на тюрьму в г. Кельне и освобождение заключенных. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 232.

(обратно)

792

Донесение Н. Н. Селивановского Л. П. Берии об арестах в г. Варшаве накануне годовщины Варшавского восстания. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 233–234.

(обратно)

793

Донесение Н. Н. Селивановского Л. П. Берии о налете отряда АК на тюрьму в г. Радоме. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 254–255.

(обратно)

794

Докладная записка заместителя советника НКВД СССР при Министерстве общественной безопасности Польши С.П. Давыдова Л. П. Берии о действиях подпольных вооруженных групп на территории ряда воеводств и борьбе с ними в период с 10 по 30 ноября 1945 года. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 277.

(обратно)

795

Докладная записка С.Н. Круглова И. В. Сталину, В. М, Молотову, Л. П. Берии, Г. М. Маленкову о действиях подразделений Армии Крайовой, Народовых сил збройных и Украинской повстанческой армии на территории и приграничных с СССР уездах Польши. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 317.

(обратно)

796

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев, 1984, с. 161, 163, 164.

(обратно)

797

Докладная С.П. Давыдова Л. П. Берии об арестах руководства созданной на базе Армии Крайова организации «Свобода и независимость», //цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 282–283.

(обратно)

798

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев, 1984, с. 171, 172.

(обратно)

799

Докладная записка С. П. Давыдова С. Н. Круглову о борьбе с вооруженными подпольными формированиями в январе — апреле 1946 года. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с.319.

(обратно)

800

Докладная записка С.П. Давыдова С.Н. Круглову об арестах членов организации «Свобода и независимость». // Цит. по сб. Из Варшавы.Москва, товарищу Берия… Документы Н КВД СССР о польском подпо лье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 305.

(обратно)

801

Докладная записка С.П. Давыдова С.Н. Круглову о борьбе с вооруженными подпольными формированиями в январе — апреле 1946 года. // Цит. по сб. Из Варшавы. Москва, товарищу Берия… Документы НКВД СССР о польском подполье 1944–1945. Москва — Новосибирск, 2001, с. 320.

(обратно)

802

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев, 1984, с. 197–198.

(обратно)

803

Эндрю К. ГордиевскийО. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М., 1995, с. 395–396.

(обратно)

804

Минаев В. Н. Тайное становиться явным. М., 1962, с. 232.

(обратно)

805

Валихновский Т. У истоков борьбы с реакционным подпольем в Польше 1944–1948 год. Киев, 1984, с. 271–272.

(обратно)

806

Цит. по Романы«) О. Советский легион Гитлера. Граждане СССР в рядах вермахта и СС. М., 2006, с. 277–279,

(обратно)

807

Анкудо Е. Прыжок диверсанта.// БелГазета, 2005 г., 26 декабря, № 51 (519).

(обратно)

808

Анкудо Е. Прыжок диверсанта.// БелГазета, 2005 г., 26 декабря, № 51(519).

(обратно)

809

История советских органов госбезопасности. М., 1977, с. 455.

(обратно)

810

Зоров Н. Агент Муха — источник заразы. // Советская Белоруссия,2006 г., 11 февраля, № 28 (22438).

(обратно)

811

Сямашка Я. І. Армія Краева на Беларусь Минск, 1994, с. 217–218.

(обратно)

812

Русначенко А. М. Народ збурений. Киев, 2002, с. 416

(обратно)

813

Русначенко А. М. Народ збурений. Киев, 2002, с. 417

(обратно)

814

Блинец А. Посмертно не реабилитирован. // БелГазета, 2003 г., 11 июня.

(обратно)

815

Анкудо Е. Прыжок диверсанта.// БелГазета, 2005 г., 26 декабря, № 51 (519).

(обратно)

816

Анкудо Е. Прыжок диверсанта.// БелГазета, 2005 г., 26 декабря, № 51(519).

(обратно)

817

Блинец А. Посмертно не реабилитирован. // БелГазета, 2003 г., 11 июня

(обратно)

818

Анкудо Е. Прыжок диверсанта.// БелГазета, 2005 г., 26 декабря, № 51(519).

(обратно)

819

Позднее был заподозрен немцами в измене и арестован, корпус расформирован.

(обратно)

820

Заброшен с парашютом из Италии в мае 1944 года.

(обратно)

821

Который вскоре отдал так и не выполненный приказ о роспуске отрядов, после чего уехал в Вильнюс, где был арестован — его сменил подполковник Юлиан Куликовский.

(обратно)

822

Рауль Валленберг. Отчет шведско-российской рабочей группы. Стокгольм, 2000.

(обратно)

823

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 372–373.

(обратно)

824

Спецсообщение заместителя начальника УКР «Смерш» 2-го Украинского фронта полковника Мучортова начальнику УКР «Смерш» 2-го Украинского фронта генерал-лейтенанту Королеву от 19 февраля 1945 года. // Рауль Валленберг. Отчет шведско-российской рабочей группы. Стокгольм, 2000. с. 228–229.

(обратно)

825

Спецсообщение заместителя начальника УКР «Смерш» 2-го Украинского фронта полковника Мучортова начальнику УКР «Смерш» 2-го Украинского фронта генерал-лейтенанту Королеву от 19 февраля 1945 года. //Рауль Валленберг. Отчет шведско- российской рабочей группы. Стокгольм, 2000, с. 227–228.

(обратно)

826

Безыменский Л. Будапештская мессия — Рауль Валленберг. М., 2001, с. 101–102.

(обратно)

827

Текст шифротелеграммы Булганину от 26 января 1945 года. // // Рауль Валленберг. Отчет шведско-российской рабочей группы. Стокгольм, 2000., с. 223.

(обратно)

828

Безыменский Л. Будапештская мессия — Рауль Валленберг. М., 2001, с. 148–163.; Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 375–382.

(обратно)

829

Север А. Русско-украинские войны. М., 2009.

(обратно)

830

Махлис Л. На «Свободу» — с чистой совестью. // Совершенно секретно. 2006 г., № 4.

(обратно)

831

Окулов А. Гестапо против НТС: «Такое не забывается». // Посев. 1999 г., № 8.

(обратно)

832

Туманова М. «Моей Родине я не изменяла» // Посев. 1994 г., № 4; Артемов А. НТС и освободительное движение времен войны. // Посев. 1999 г., № 3.

(обратно)

833

Рар Л. А., Оболенский В. А. Ранние годы. Очерки истории Национально-Трудового союза. М., 2003, с. 155.

(обратно)

834

Что такое НТС? Справка Исполнительного Бюро Народно-Трудового Союза российских солидаристов (март 1997 r.)./// nts/about/

(обратно)

835

Трушнович Я. НТС в послевоенном Берлине: пробный шар. // Посев. 1999 г., № 9.

(обратно)

836

Что такое НТС? Справка Исполнительного Бюро Народно-Трудового Союза российских солидаристов (март 1997 г.)./// nts/about/

(обратно)

837

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об американских агентах Османове и Саранцеве. 18 декабря 1951 года. // цит. по Лубянка. Сталин и М ГБ СССР. Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с… 378–379.

(обратно)

838

Вежин В. По «минному полю холодной войны». // В мире спецслужб, 2004 г., август, № 5.

(обратно)

839

Спецсообщение С.Д. Игнатьева И. В. Сталину о захвате агента-парашютиста А. И. Османова. 16 августа 1951 года. // цит. по Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Марта 1946 — март 5 953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 353; Вежин В. По «минному полю холодной войны». // В мире спецслужб, 2004 г., август, № 5.

(обратно)

840

Спецсообщение С.Д. Игнатьева И. В. Сталину об агенте-парашютисте Ф. К. Саранцеве. 11 сентября 1951 года. // цит. по Лубянка. Ста лин и МГБ СССР. Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 356–357; Вежин В. По «минному полю холодной войны». // В мире спецслужб, 2004 г., август, №'5.

(обратно)

841

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) об американских агентах Османове и Саранцеве. 18 декабря 1951 года. // цит. по Лубянка. Сталин и М ГБ ССС Р Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 378–379.

(обратно)

842

Вежин В. По «минному полю холодной войны». // В мире спецслужб, 2004 г., август, № 5; Спецсообщение С.Д. Игнатьева И. В. Сталину об итогах допросов американских агентов. 30 января 1953 года. / / цит. по Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 567–568.

(обратно)

843

Спецсообщение С.Д. Игнатьева И. В. Сталину об А. П. Курочкине с приложением протокола допроса. 5 июля 1952 года. //цит. по Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 458–465.

(обратно)

844

Пойманы с поличным. Сборник фактов о шпионаже и других подрывных действиях США против СССР. М., 1962, с. 43–44.

(обратно)

845

Спецсообщение С.Д. Игнатьева И. В. Сталину с приложением протоколов допросов американского агента-парашютиста М.С.Пищикова. 30 августа 1952 года. //цит. по Лубянка. Сталин и МГБ СССР Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 474–485.

(обратно)

846

Вежин В. По «минному полю холодной войны». // В мире спецслужб, 2004 г., август, № 5; Токарев М. Шпионы. // Вестник КГБ Республики Беларусь. Специальный выпуск. Минск, 1997 г., с. 50–51.

(обратно)

847

Карл — имя нарицательное. // Гомельская правда, 2005 г., 9 июня, № 87–88.

(обратно)

848

Анкудо Е. Прыжок диверсанта.// БелГазета, 2005 г., 26 декабря, № 51(519).

(обратно)

849

Карл — имя нарицательное. // Гомельская правда, 2005 г., 9 июня, № 87–88; Токарев М. Шпионы. // Вестник КГБ Республики Беларусь. Специальный выпуск. Минск, 1997 г., с. 53–54.

(обратно)

850

Вежин В. По «минному полю холодной войны». // В мире спецслужб, 2004 г., август, № 5; БуняковП. Т. Будьте бдительны. М., 1957, с. 32.

(обратно)

851

Пойманы с поличным. Сборник фактов о шпионаже и других подрывных действиях США против СССР. М., 1962, с. 48.

(обратно)

852

Спецсообщение С.И. Огольцова И. В. Сталину с приложением протокола допроса Е. Г. Голубева. 30 декабря 1952 года. // цит. по Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 547–553; Спецсо-общение С.Д. Игнатьева И. В. Сталину об итогах допросов американских агентов. 30 января 1953 года. // цит. по Лубянка. Сталин и МГБ СССР. Марта 1946 — март 1953: Документы высших органов партийной и государственной власти. М., 2007, с. 567—568

(обратно)

853

Казанцев Н. Роль солидаристов в капитуляции. // Наша страна. 2003 г., 24 декабря; Байдалаков В. М. Да возвеличиться Россия. Да гибнут наши имена… Воспоминания председателя НТС. 1930–1960 годы. М., 2002, с. 69.

(обратно)

854

Киенко О. Народно-Трудовой Союз никогда не занимался шпионажем. // Коммерсант. 1993 г., 24 июня.

(обратно)

855

Что такое НТС? Справка Исполнительного Бюро Народно-Трудового Союза российских солидаристов (март 1997 г.).//1Шр://\у\у\у. ро8еу. ги/ п18/аЬои1/

(обратно)

856

Горбаневский М. Осторожно: двери закрываются. Следующая станция — Лубянка! // Индекс. 2001 г., № 14.

(обратно)

857

Разведдаты. // Независимое военное обозрение. 2003 г., 26 марта.

(обратно)

858

Млечин Л. Мой первый начальник подполковник Чернявский. // Независимое военное обозрение. 2005 г., 15 июля.

(обратно)

859

Долинин С. Середина 50-х: молекулярная теория в действии. // Посев. 2000 г., № 7.

(обратно)

860

Махлис Л. На «Свободу» — с чистой совестью. // Совершенно секретно. 2006 г., № 4.

(обратно)

861

Селеменев В. Д. Охота на палача. Минск, 2007, с. 105.

(обратно)

862

Селеменев В. Д. Охота на палача. Минск, 2007, с. 98.

(обратно)

863

Север А. Спецназ КГБ. Гриф секретности снят. М., 2008, с.

(обратно)

864

Минченок Д. Антикиллер № 1. // Огонек. 2004 г., 3 мая. № 18; Хохлов Н. Право на совесть. Мюнхен, 1971, с. 244–270.

(обратно)

865

Елин Л. Два смертных приговора. // Новое время. 1992 г., № 21.

(обратно)

866

Евдокимов П, Зверское покушение. // Спецназ России. 2003 г., Октябрь. № 10.

(обратно)

867

Зенькович Н. Помилование «Свистуна». // Новости разведки и контрразведки. 2000 г., № 11–12.

(обратно)

868

Елин Л. Два смертных приговора. // Новое время. 1992 г., № 21.

(обратно)

869

Хохлов Н. Свою историю болезни я так и не видел… Зачем?. // Новая газета. 2004 г., 1 июля.

(обратно)

870

«Встреча с прошлым». // Новая газета. 2006 г., 30 ноября.

(обратно)

871

Минеев Я. Чашка кофе в Пальмергантене или укол зонтиком? // Новая газета. 2004 г., 1 июля.

(обратно)

872

«Встреча с прошлым». // Новая газета. 2006 г., 30 ноября.

(обратно)

873

Докладная записка по вопросу постановки агентурной работы в немецких гарнизонах за период с 5 июня по 1 ноября 1943 года. 30 октября 1943 года. // Цит. по Попов С. НКВД и партизанское движение. М., 2003, с. 346.

(обратно)

874

Докладная записка по вопросу постановки агентурной работы в немецких гарнизонах за период с 5 июня по 1 ноября 1943 года. 30 октября 1943 года. // Цит. по Попов С. НКВД и партизанское движение. М., 2003, с. 346.

(обратно)

875

Смирнов В.И. Зина Портнова. М., 1980.

(обратно)

876

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 335–336.

(обратно)

877

Смирнова М. Интриги красного двора. // Версия. 2003 г., № 13.

(обратно)

878

Абаринов В. Борджиа на Лубянке. // Совершенно секретно. 2005 г.,№ 3.

(обратно)

879

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 336–338.

(обратно)

880

Бирштейн В. Я. Эксперименты на людях в стенах НКВД. // Человек, 1997 г., № 5.

(обратно)

881

Колпакиди А, Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 337.

(обратно)

882

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 337.

(обратно)

883

Бобренев В., Рязанцев В. Попытка — не пытка. // / пук/Гогит/агйргиЦ/12092.

(обратно)

884

Смирнова М. Интриги красного двора. // Версия, 2003 г., № 13.

(обратно)

885

Бирштейн В. Я. Эксперименты ^ людях в стенах НКВД. // Человек, 1997 г., № 5; Фочкин О. Семь кругов яда. // Московский комсомолец. 2006 г., 5 декабря.

(обратно)

886

Бобренев В., Рязанцев В. Попытка — не пытка. // / пукДогит/агИргіїП/12092.

(обратно)

887

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 338.

(обратно)

888

Бирштейн В. Я. Эксперименты на людях в стенах НКВД. // Человек, 1997 г., № 5.

(обратно)

889

Бирштейн В. Я. Эксперименты на людях в стенах НКВД. // Человек, 1997 г., № 5.

(обратно)

890

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 339–340.

(обратно)

891

Бирштейн В. Я. Эксперименты на людях в стенах НКВД. // Человек, 1997 г., № 5.

(обратно)

892

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 340.

(обратно)

893

Бирштейн В. Я. Эксперименты на людях в стенах НКВД. // Человек, 1997 г., № 5.

(обратно)

894

Колпакиди А., Прохоров Д. Секретная лаборатория «X». // Новости разведки и контрразведки. 2001 г., № 1–2.

(обратно)

895

Бирштейн В. Я. Эксперименты на людях в стенах НКВД. // Человек, 1997 г., № 5.

(обратно)

896

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 355.

(обратно)

897

Цит. по: Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 356–357.

(обратно)

898

Судоплатов П. А. Разведка и Кремль. М., 1996, с. 299–301.

(обратно)

899

Абаринов В. Борджиа на Лубянке. // Совершенно секретно. 2005 г., март, № 3.

(обратно)

900

Цит. по: Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 369–360.

(обратно)

901

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 356–361.

(обратно)

902

Батшев В. От таллия к полонию. // Еврейская газета. 2007 г., № 4.

(обратно)

903

Батшев В. От таллия к полонию. // Еврейская газета. 2007 г., № 4.

(обратно)

904

Ломакина И. Имя, купированное из истории Октября. // Чудеса и приключения. 2001 г., № 5; Генис В. Л. Невозвращенцы 20 — начало 30-х годов. // Вопросы истории. 2000 г., № 1.

(обратно)

905

Национальный вопрос на Балканах через призму мировой революции: В документах центральных российских архивов начала — середины 1920-х годов. Часть 2. Июнь 1924 —декабрь 1926 года. М., 2003, с. 233.

(обратно)

906

Цит. по ВЧК — ГПУ. Документы и материалы. М., 1995, с. 281.

(обратно)

907

Болгария рассекретит досье об убийстве диссидента Маркова. // /.

(обратно)

908

Скотланд-Ярд расследует укол зонтиком 30-летний давности. // /.

(обратно)

909

Евдокимов П. Черный араб. // Спецназ России. 2002 г., № 5.

(обратно)

910

ГАРФ Ф. Р-9478 Оп. 1с Д. 37 Л. 106.

(обратно)

911

Партизанское движение (По опыту Великой Отечественной войны 1941–1945 годов). Жуковский, Москва, 2001, с. 38–39.

(обратно)

912

Лубянка 2. Из истории отечественной контрразведки. М., 1999, с. 233.

(обратно)

913

Приказ НКВД СССР № 00882 о создание Особой группы при наркоме внутренних дел СССР. //Цит. по книге: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Том 2. Книга 1. Начало 22 июня — 31 августа 1941 года. М., 2000, с. 186.

(обратно)

914

Воронов В.В. ОСНАЗ — войска особого назначения. М., 2004, с. 38.

(обратно)

915

Попов А. Диверсанты Сталина. М., 2004, с. 77.

(обратно)

916

«Структура народного комиссариата внутренних дел Союза ССР». //Цит. по книге: Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. М., 2006, с. 307–308.

(обратно)

917

ЛУБЯНКА: Органы ВЧК- ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917–1991. М., 2003, с. 74–75.

(обратно)

918

ЛУБЯНКА: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917–1991. М., 2003, с. 77.

(обратно)

919

История создания, применения и развития подразделений специального назначения органов государственной безопасности СССР и Российской Федерации. 1941–1945 год. /// 1941.html; Судоплатов П. Особая группа. //Независимое военное обозрение. 2001, 10 августа.

(обратно)

920

Приказ НКВД СССР № 001435 об организации 2-го отдела НКВД СССР. //Цит. по книге: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 2. Начало 1 сентября — 31 декабря 1941 года. М., 2000, с. 163.

(обратно)

921

Энциклопедия секретных служб России. М., 2003, с. 780.

(обратно)

922

Воронов В.В. ОСНАЗ — войска особого назначения. М., 2004, с. 41.

(обратно)

923

Приказ НКВД СССР № 001435 об организации 2-го отдела НКВД СССР от 3 октября 1941 года //Цит. по книге: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.2. Кн.2. Начало 1 сентября — 31 декабря 1941 года. М., 2000, с. 163.

(обратно)

924

Попов А. Диверсанты Сталина. М., 2004, с. 78–79.

(обратно)

925

Докладная записка УНКВД по Сталинградской области № 85013 начальнику 2-го отдела НКВД СССР об организации разведывательной и диверсионной работы в тылу противника от 29 января 1942 года. //Цит. по книге: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 3. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 30 июня 1942 года. М., 2003, с. 78.

(обратно)

926

История советских органов государственной безопасности. М., 1977, с. 345, 609.

(обратно)

927

Воронов В. В. ОСНАЗ — войска особого назначения. М., 2004, с. 43.

(обратно)

928

Спецсообщение В.Н. Меркулова И. В. Сталину с приложением проекта постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР об организации в составе НКГБ СССР нового управления от 29 мая 1941 года № 1934/м. //Цит. по книге: Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. М., 2006, с. 283.

(обратно)

929

Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об изменение структуры народного комиссариата государственной безопасности» //Цит по книге: Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. М., 2006, с. 283–284.

(обратно)

930

Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. М., 2004, с. 11.

(обратно)

931

Стяжкин С. В. Тайная война на Волге (1941–1945 годы). Ярославль, 2005, с. 122.

(обратно)

932

Из докладной записки В РИД начальника 1-го сектора 4-го Управления НКВД УССР лейтенанта С.И. Полищука заместителю народного комиссара внутренних дел УССР полковнику Т.А. Строкачу об организации отрядов и диверсионных групп для боевой деятельности в тылу противника от 22 августа 1941 года.//Цит. по книге: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.2. Кн.1. Начало 22 июня — 31 августа 1941 года. М, 2000, с. 503–506.

(обратно)

933

Сообщение У НКВД по Орловской области о создание и деятельности 4-го отдела УНКВД от 28 августа 1941 года. //Цит. по книге: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.2. Кн.1. Начало 22 июня —31 августа 1941 года. М., 2000, с. 548–549.

(обратно)

934

Емлютин Д. Шестьсот дней и ночей в тылу врага. М., 1971, с. 14, 16.

(обратно)

935

3 доповідноі записки про діяльність 4-го відділу НКВД УССР з органіаціі партизанскьих загонів от 4 жовтня 1941 р.//Цит. по журналу (на укр. языке) 3 архівів ВУЧК — ГПУ — НКВД — КГБ. № 1(12), 2000 г., с. 78–82.

(обратно)

936

Понов Л. Диверсанты Сталина. М., 2004, с. 77–78; История советских органов государственной безопасности. М. 1977, с. 344.

(обратно)

937

История советских органов государственной безопасности. М., 1977, с. 609.

(обратно)

938

Попов Л. Диверсанты Сталина. М., 2004, с. 77–78; История советских органов государственной безопасности. М., 1977, с. 344.

(обратно)

939

План мероприятий НКВД УССР по созданию нелегальных резидентур на временно оккупированной территории Украины от 16 мая 1942 года //Цит. по книге: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.З. Кн. 1. Крушение «Блицкрига». 1 января — 30 июня 1942 года. М., 2003, с. 454–455.

(обратно)

940

Разведывательную сводку 4-го Управления НКВД УССР № 11(819/ СП) о положении в оккупированной противником Винницкой области по состоянию на 30 сентября 1942 года» от 15 октября 1942 года. //Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.З. Кн.2. От обороны к наступлению. 1 июля — 31 декабря 1942 года. М., 2003, с. 373–379.

(обратно)

941

Положення про функції підрозділів 4 Управління НКГБ УССР. // Цит. по журналу (на укр. языке) 3 архівів ВУЧ К-ГПУ— Н КВД — КГБ. № 1 (12) 2000 г., с. 151–153.

(обратно)

942

Вказівка начальникам Управленінь НКГБ УРСР щодо органиізаціі диверсійноі роботи на окупованій територіі от 20 серпня 1943 р. //Цит. по журналу (наукр. языке) 3 архівів ВУЧК — ГПУ — НКВД-КГБ. № 1 (12), 2000 г., с. 33–34.

(обратно)

943

Спецсообшение В.Н. Меркулова И.В. Сталину об упразднение 4-го Управления НКГБ СССР. 7 мая 1945 года. № 2684 М //Цит. по книге: Лубянка. Сталин и НКВД-НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939 — март 1946. М., 2006, с. 512.

(обратно)

944

РГВА. Ф.38693с. Оп. 1с. Д.238. Л.15; Оп.2с. Д.151. Л.З.

(обратно)

945

Боярский В. И. Партизаны и армия: История упущенных возможностей. Минск — Москва, 2003, с. 141.

(обратно)

946

Кузьмичев И. В. ОМСБОН. //«Сержант», б/г, № 5.

(обратно)

947

Ржевцев Ю. Отдельный отряд особого назначения.//1Шр:// mayi945-pobeda.narod.ru/nkvd-ooon.htm.

(обратно)

948

РГВА. Ф.38725с. Оп. 1с. Д.6. Л.З.

(обратно)

949

РГВА. Ф.39026с. Оп. 1с. Д.112; Д.179.

(обратно)

950

Ржевцев Ю. Отдельный отряд особого назначения.//http:// mayl945-pobeda.narod.ru/nkvd-ooon.htm.

(обратно)

951

РГВА. Ф.38725с. Оп. 1с. Д.6. Л.З.

(обратно)

952

РГВА. Ф.38725с. Оп. 1с. Д.6. Л.98.

(обратно)

953

РГВА. Ф.38725с. Оп. 1с. Д.6. Л.32.

(обратно)

954

РГВА. Ф.38725с. Оп. 1 с. Д.9. Л. 1.

(обратно)

955

РГВА. Ф.39026с. Оп. 1с. Д. 112. Л.З; Д. 179. Л.2.

(обратно)

956

РГВА. Ф.38693с. Оп.1с. Д.238. Л.15; Оп.2с. Д.151. Л.3–4.

(обратно)

957

РГВА. Ф.38725с. Оп. 1с. Д.28. Л.213.

(обратно)

958

РГВА. Ф.38693с. Оп. 1с. Д.238. Л.15; Оп.2с. Д.151. Л.3–4.

(обратно)

959

РГВА. Ф.38693с. Оп. 1с. Д.238. Л. 15; Оп.2с. Д.151. Л.3–4.

(обратно)

960

РГВА. Ф.38693с. Оп. 1 с. Д.238. Л. 15; Оп.2с. Д. 151. Л.3–4.

(обратно)

961

РГВА. Ф.38693с. Оп. 1с. Д.238. Л.15; Оп.2с. Д.151. Л.3–4.

(обратно)

962

РГВА. Ф.38693с. Оп. 1с. Д.199. Д,1.

(обратно)

963

РГВА. Ф.38725с. Оп. 1с. Д.28. Л.213.

(обратно)

964

РГВА. Ф.38693с. Оп. 1с. Д.238. Л.4; Ф.38725с. Оп. 1с. Д.34. Л.112.

(обратно)

965

Диверсионное подразделение НКВД — Отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД СССР, /// articles/nkvd.htm.

(обратно)

966

Кузьмичев И.В. ОМСБОН. //«Сержант», б/г, № 5; Ржевцев Ю. Отдельный отряд особого назначения.// -pobeda.narod.ru/ nkvd-ooon.htm.

(обратно)

967

Чертопруд С. НКВД — НКГБ в годы Великой Отечественной войны. М., 2005; Север А. Маршал с Лубянки. Берия и НКВД в годы Второй мировой войны. М., 2008, с. 37—220; Север А. Спецназ КГБ. Гриф секретности снят! М., 2008, с. 133–262; Север А. Великая миссия НКВД. М., 2008, с. 140–227 и другие.

(обратно)

968

Север А. История КГБ. М., 2008, с. 113–122, 139–169, 221–271, 316–318.

(обратно)

969

Север А. Антикоррупционный комитет Сталина. М., 2009.

(обратно)

970

Хохлов Н. Право на совесть. Мюнхен, 1971, с. 183–184.

(обратно)

971

Andrew Ch., Mitrokhin У. The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West. 1999, c. 216.

(обратно)

972

Цит. по: Колпакиди А. Ликвидаторы КГБ. M., 2004, с. 356.

(обратно)

973

Цит. по: Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М., 2005, с. 685.

(обратно)

974

Дегтярев К. Супермены Сталина. Диверсанты Страны Советов. М., 2005, с. 34–46.

(обратно)

975

Группа товарищей. Памяти товарища. // Независимое военное обозрение, 2004 г., 20 августа.

(обратно)

976

Пейсахович А. Звание героя ему все же присвоили.//http://

(обратно)

977

Колпакиди А., Прохоров Д. Внешняя разведка России. СПб., М., 2001, с. 55–56.

(обратно)

978

Руднев А. Эпоха ледоруба. // Профиль. 2006 г., 24 июля. № 28.

(обратно)

979

Минченок Д. Антикиллер № 1. // Огонек. 2004 год. 3 мая. № 18; Хохлов Н. Право на совесть. Мюнхен, 1971, с. 244–270.

(обратно)

980

«Вымпел» — спецназ «холодной войны». //Аргументы недели. 2008 г., 24 января. № 4.

(обратно)

981

Линия «Ф» упоминается несколькими западными авторами. Согласно данным отечественных источников ее не существовало. — Прим. авт.

(обратно)

982

  Christopher A., Mitrokhin У. The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West. 1999, c. 468–469, 473–477.

(обратно)

983

Christopher A., Mitrokhin У. The Mitrokhin Archive. The KGB in Europe and the West. 1999, c. 482–484.

(обратно)

984

Christopher А., Mitrokhin К The М itrokh in Archive. The KG В in Europe and the West. 1999, c. 485–488.

(обратно)

985

ЛУБЯНКА: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1991 . Справочник. M., 2003, с. 233.

(обратно)

986

Лекарев С. Казанова из КГБ. // Аргументы недели. 2007 г. 22 февраля. № 8.; Кузнецов Г. Как я был «шпионом». // Эхо планеты. 1998 год. № 28.

(обратно)

987

Лекарев С. Казанова из КГБ. // Аргументы недели. 2007 г., 22 февраля, № 8.; Кузнецов Г. Какя был «шпионом». // Эхо планеты. 1998 год. № 28.

(обратно)

988

ЛУБЯНКА: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-МВД-КГБ. 1917—1991. Справочник. М, 2003, с. 233.

(обратно)

989

Курсы усовершенствования офицерского состава. // Русский коммандос. 2003 г., № 1 (7).

(обратно)

990

Спецрезерв КГБ. Легендарный КУОС. \\ / newsection 151_603_42041.

(обратно)

991

Мухин Ю. Петр Нищев: «Отождествлять борьбу с терроризмом только с боевой работой спецназа — ошибочно». // Братишка. 2005 год. Июнь.

(обратно)

992

Мухин В. Петр Нищев: «Привлекать армию для ликвидации террористов нельзя». // Независимая газета. 2005 год. 3 ноября.

(обратно)

993

Евдокимов П. Брейд-вымпел КГБ. // Спецназ России, 2001 г., август, № 8 (59).

(обратно)

994

Евдокимов П. Спецназ «холодной войны». // Спецназ России. 2006 г., август, № 8 (113).

(обратно)

995

Евдокимов П. Спецназ ФСБ — КГБ — Истории отрядов. // http:// .

(обратно)

996

Евдокимов П. Спецназ ФСБ — КГБ — Истории отрядов. // http:// www. che kist. r u/article/640.

(обратно)

997

Евдокимов П. Спецназ ФСБ — КГБ — Истории отрядов. // http:// www. с he kist. ru /artic le/640.

(обратно)

998

Борисов T. Такое Рэмбо и не снилось. // Российская газета. 2006 г., 18 августа, № 4147.

(обратно)

999

Евдокимов П. Спецназ «холодной войны». // Спецназ России. 2006 г., август, № 8(113).

(обратно)

1000

Давыдов В. Переходящий «Вымпел». // Эксперт. 1998 г., 8 июня.

(обратно)

Оглавление

ВСТУПЛЕНИЕ

Часть первая УДАРОМ НА УДАР, ОКО ЗА ОКО

  Глава 1 VIP-МИШЕНИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

  Глава 2 РОДИТЬСЯ В ПОЛТАВЕ И УМЕРЕТЬ В ПАРИЖЕ

  Глава 3 НАД АМУРОМ ТУЧИ ХОДЯТ ХМУРО

  Глава 4 ЛЕДОРУБ КАК СРЕДСТВО ПРОТИВ ДЕМОНОВ

  Глава 5 У МОСКВЫ ДЛИННЫЕ РУКИ

Часть вторая КАК ЛИКВИДИРОВАЛИ «ПЯТУЮ КОЛОНУ»

  Глава 6 КОНФЕТЫ С ЛУБЯНКИ

  Глава 7 ПРАВИЛА ОХОТЫ НА «ХОРЬКОВ»

  Глава 8 РАСЧЕТ С ГЕНЕРАЛАМИ

  Приложение № 1 ЗАЯВЛЕНИЯ ЛЬВА ТРОЦКОГО О СМЕРТИ ЛЬВА СЕДОВА

  Приложение № 2 ПО ПОВОДУ СУДЬБЫ РУДОЛЬФА КЛЕМЕНТА

  Приложение № 3. ДОКУМЕНТЫ ПО ДЕЛУ АТАМАНА АЛЕКСАНДРА ДУТОВА

  Приложение № 4 ДОКУМЕНТЫ ФРАНЦУЗСКИХ СПЕЦСЛУЖБ ПО ДЕЛУ О ПОХИЩЕНИИ ГЕНЕРАЛА А.П. КУТЕПОВА

  Приложение № 5 ИСПОВЕДЬ «ЛИКВИДАТОРА»: УБИЙСТВО АТАМАНА СИДОРОВА В СИНЬЦЗЯНЕ

Часть третья ИМПЕРИЯ НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ УДАР

  Глава 9 КАК ГОРЕЛА ЗЕМЛЯ

  Глава 10 КРАСНЫЕ ТЕРМИНАТОРЫ

  Глава 11 ЗАГАДКА ГИБЕЛИ ВИЛЬГЕЛЬМА КУБЕ

  Глава 12 СМЕРТЕЛЬНАЯ ОХОТА

  Глава 13 ПОСЛЕДНЯЯ ГАСТРОЛЬ АРТИСТА

  Глава 14 ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ «ВОРОНА»

  Глава 15 ОХОТА НА БУРГОМИСТРА

  Глава 16 ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ АНДРЕЯ ВОЙЦЕХОВСКОГО

  Глава 17 ЗАДЕРЖАТЬ И ДОСТАВИТЬ В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ

  Приложение № 1 Спецгруппы и оперотряды 4-го управления НКВД-НКГБ, действовавшие на оккупированной территории России

  Приложение № 2 Спецгруппы и спецотряды 4-го Управления НКВД-НКГБ, действовавшие на оккупированной территории Белоруссии

  Приложение № 3 Спецгруппы и оперотряды 4-го Управления НКВД — НКГБ, действовавшие на оккупированной территории Украины

  Приложение № 4 Спецгруппы и оперотряды 4-го Управления НКВД-НКГБ, действовавшие на оккупированной территории Прибалтики и Восточной Европы

Часть четвертая ГОРЯЧИЕ СРАЖЕНИЯ «ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ»

  Глава 18 ОХОТА НА ВОЛКА, КРОТА, БЕГЕМОТА, БАРСУКА И ШАКАЛА

  Глава 19 КАК ПАН ПРОПАЛ

  Глава 20 ОТЩЕПЕНЦЫ ПОЛУЧАЮТ ПО ЗАСЛУГАМ

  Глава 21 СУДЬБА НЕТРАДИЦИОННОГО ДИПЛОМАТА

  Глава 22 ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ С ЛУБЯНКИ ПРОТИВ НАЦИОНАЛИСТОВ-ЭМИГРАНТОВ

  Глава 23 СЫН ЗА ОТЦА

  Глава 24 АНТИСОВЕТЧИК — ОПАСНАЯ ПРОФЕССИЯ

Часть пятая ОТДЕЛ «МОКРЫХ» ДЕД

  Глава 25 СПЕЦЛАБОРАТОРИЯ ДЛЯ «ЛИКВИДАТОРОВ»

  Глава 26 УПРАВЛЕНИЕ ТЕРРОРА И ДИВЕРСИЙ

  Глава 27 ТАЙНЫ 13-го ОТДЕЛА

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Список источников

ОГЛАВЛЕНИЕ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg