«Апостолы фронтового Смерша»

Апостолы фронтового Смерша (fb2) - Апостолы фронтового Смерша 1690K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анатолий Степанович Терещенко

Анатолий Терещенко Апостолы фронтового Смерша

К 75-летию Смерша

Памяти фронтовых руководителей легендарного Смерша

Предисловие

Мы последние этого века, Мы великой надеждой больны. Мы подснежники, мы из-под снега, Сумасшедшего снега войны. Доверяя словам и молитвам И не требуя блага взамен, Мы по битвам прошли, Как по бритвам, Так, что ноги в рубцах до колен… Владимир Костров

Кто бы что ни говорил, ожидаемая Великая Отечественная война ворвалась в наш дом внезапно, взорвав время, чтобы бросить этот кровавый кусок трагической жизни в вечность. Она оставила поколениям ворох вопросов, ответы на которые до сих пор получаем не до конца исчерпывающими в силу разных причин. На одних из них лежит налет, мягко говоря, субъективности, на других — вполне понятного для любого государства режима секретности, а третьи вообще пустые — не найден материал в силу его уничтожения заинтересованными в этом вандализме — а по сути преступлениях — лицами…

Враг прорвался на просторы Советского Союза вероломно, без объявления войны, успешно преодолевая яростное сопротивление армии, практически неспособной сдержать его на пограничных рубежах, поставив перед советскими гражданами извечные вопросы: «Как такое могло случиться? Кто виноват? Что делать?»

Сегодня у некоторых вполне авторитетных историков сложилось убеждение, что Сталин знал о неподготовленности нашей страны к войне. Это подтвердили все последующие события. Не потому ли с учетом этого хозяин Кремля, идя на серьезные уступки гитлеровской Германии, ставил основной задачей оттянуть сроки начала военных действий? Качественно подготовить к войне практически разгромленный ежовскими репрессиями новый командный состав не было времени. А в том, что Гитлер отдаст приказ о нападении на Советский Союз, Сталин в отличие от Молотова не сомневался.

Но та осторожность, которая исходила из Кремля, чем-то напоминала «политику умиротворения» агрессора, выработанную и подписанную в Мюнхене в 1938 году руководителями западных стран. Там был сговор между премьер-министром Великобритании Невиллом Чемберленом, премьер-министром Франции Эдуардом Даладье и рейхсканцлером Германии Адольфом Гитлером. И Берлин, подобно хищнику, практически в открытую готовился к прыжку в сторону своей основной жертвы — СССР. Это вполне устраивало руководителей Англии и Франции, ожидавших большой крови на Востоке.

Немецкие самолеты накануне войны стали регулярно вторгаться в воздушное пространство над нашей территорией, демонстративно производя аэрофотосъемки советских гарнизонов и других военных объектов Киевского и Западного особых военных округов.

Отмечалось наращивание вооруженных сил у советских границ со стороны Румынии, Венгрии и Финляндии. Тактические подразделения военной разведки Германии — абвера под видом туристов, рыбаков, грибников, строителей-шабашников проникали на наши земли. Но со стороны военно-политического руководства не было соответствующей реакции, хотя на местах оперативники НКВД и пограничники задерживали непрошеных и любопытных гостей, поступая с ними в дальнейшем в рамках своих ведомственных инструкций и советских законов.

Больше того, как рассказывал автору чекист-фронтовик Борис Сыромятников, идя навстречу пожеланиям Гитлера, Сталин согласился принять на советской территории группу немецких военнослужащих, которые якобы будут заняты поиском могил солдат германской армии, погибших и захороненных в период Первой мировой войны на землях Белоруссии и Украины.

Такое неоправданное согласие привело к тому, что в пределах границ советских западных округов прибывали группы гитлеровских штабных офицеров, осуществлявших рекогносцировку маршрутов, по которым в дальнейшем последуют немецкие колонны, танковыми клиньями расчленяя боевые порядки и позиции РККА. Они же фиксировали состояние дорог, мостов, заболоченных местностей, бродов через реки и прочее.

И тут закономерно возникают вопросы, почему в одностороннем порядке Германия получила такое преимущество, почему в рамках взаимности наши военные делегации не направлялись на территорию Польского генерал-губернаторства, где захоронений российских и советских воинов было в десятки раз больше.

В мае 1941 года Германия прекратила все поставки, предусмотренные ранее заключенными договорами, а вот Советский Союз до 4:00 22 июня 1941 года в полном объеме продолжал действовать по всем договорным обязательствам. Что это — наша порядочность или наше головотяпство, замешанное на трусости? Получалось так, что потенциальному агрессору даже в первые часы войны поставлялись столь нужные для нашей страны, для Красной армии нефть, бензин, хлеб, марганец и другое стратегическое сырье.

Начальник 3-го Управления НКО СССР дивизионный комиссар Анатолий Николаевич Михеев неоднократно докладывал об этих тревожных фактах наркому обороны С. К. Тимошенко, но соответствующая реакция со стороны партийного руководства страны отсутствовала.

Сталин считал, что если Германия в обозримом будущем нападет на Советский Союз, то ее войска попытаются массово вторгнуться в СССР только через Украину. Поэтому в угоду мнению вождя Генеральный штаб во главе с Г. К. Жуковым снарядил на Украину в 2–3 раза больше дивизий, чем в Белорусский особый военный округ (БОВО). Противник же бросил против БОВО, ставшего Западным фронтом, больше сил, чем против Украины.

Чтобы не провоцировать противника, Генштаб накануне нападения гитлеровцев запретил нести охрану границы в усиленном режиме, заблаговременно эвакуировать в тыл жен командного состава пограничных войск и командного состава РККА, а войскам занимать оборонительные позиции.

Г. К. Жуков в мемуарах писал, что в Генштабе царила атмосфера канонизации опыта Первой мировой войны — медленного разворачивания боевых действий: сначала приграничные бои, а потом постепенный ввод в сражения главных сил, выдвигаемых с близких тыловых плацдармов. Но, увы, война началась сразу с наступательных действий всей мощи сухопутных и воздушных сил вермахта. Важную роль сыграли танковые соединения противника, броневыми клиньями стремительно рассекающие порядки наших войск.

Американец Ральф Уолдо Эмерсон сказал, что время — это игрушка для духа: он может вместить вечность в один час или растянуть один час на целую вечность. В духе советских воинов, наверное, присутствовало и то и другое.

Да, сегодня мы понимаем — Сталин проиграл Гитлеру тактически, но выиграл стратегически, максимально быстро переведя крупнейшие оборонные заводы в глубокий тыл, тем самым дав возможность производственникам с ходу продолжить выпуск старого вооружения, а конструкторам срочно разрабатывать новое. Именно это его решение позволило РККА одержать судьбоносные победы под Сталинградом, на Курской дуге, в Белоруссии, освободить Киев, очистить всю территорию страны от немецко-фашистских оккупантов и погнать противника, освобождая центральноевропейские страны, в сторону его нацистского логова, что способствовало созданию единой антифашистской коалиции и открытию союзниками Второго фронта в 1944 году.

На этом фоне военные контрразведчики после репрессий и дичайших чисток Николая Ежова с приходом Лаврентия Берии к руководству НКВД, в состав которого входили и органы госбезопасности, в том числе и армейские чекисты, делали все возможное, чтобы помочь армии.

Многие командиры понимали одну непреложную истину, что если военная разведка являлась ушами и глазами армии, то военная контрразведка была ангелом-хранителем РККА и самой военной разведки. Именно поэтому со временем родился афоризм: «Без разведки армия слепа, а без контрразведки — беззащитна!»

Однако вскоре после войны «апостолы Смерша» во главе с Абакумовым пали жертвой подковерной борьбы партийных политиканов, боявшихся разоблачения за участие в репрессивных действиях и (с учетом дряхлеющего Сталина) рвущихся любыми путями к власти.

Длительное время, начиная с периода хрущевского «насморка» и заканчивая горбачевско-ельцинским псевдолиберализмом с его лукавой демократией, через пасквили, злобные нападки, клевету действия бойцов незримого фронта на войне карикатурно искажались и компрометировались.

Время неумолимо, и нет уже ни самих участников, ни свидетелей их уникальной жизни в этой борьбе «апостолов Смерша» с тайным врагом, и в отсутствие объективных сведений, никем честно не оспоренных, возникали грязные мифы о делах «сталинских волкодавов» на фронтах. Перефразируя поэта Крученых А. Л., автор заявляет, что в этих мифах-пасквилях он «с открытыми глазами видел пулю, она тихонько кралась к поцелую». Он попытался остановить ее полет, чтобы она не могла убить героев этого повествования во второй раз.

Еще недавно руководители страны, убаюкивая справедливые опасения трезво мыслящих россиян, уверяли нас, что США нам никакой не противник, а партнер и чуть ли не друг. А друг оказался врагом. Он тихой сапой подошел к самым границам, окружив Россию почти четырьмя сотнями военных баз. Это ли не своеобразная удавка?!

Но вернемся к роковым сороковым.

Постепенно в угоду властям триумф Смерша превращался в его трагедию с перечеркиванием всего реального положительного вклада в дело борьбы с гитлеровскими спецслужбами. Подлинная история военной контрразведки была упрятана под гриф «Совершенно секретно», а те скудные сведения, которые просачивались в открытый доступ, тщательно фильтровались. Но, как говорится, несчастна та страна, у которой нет героев. Но они были, однако их действия во время войны подавались в извращенном виде.

Устоявшиеся стереотипы до сих пор дают о себе знать, например, когда по ТВ демонстрируются низкопробные фильмы, сделанные, как правило, непрофессионалами, с целью показать жестокость и бездеятельность особистов и смершевцев в период военного лихолетья. Но это все наветы и враки. Даже на окультуренной грядке вылезают сорняки — с ними хозяйки справляются прополкой. Однако с такой прополкой на исторической грядке, увы, не смогли справиться оплеванные правоохранители разных степеней, в том числе и в первую очередь — армейские чекисты.

Ветеран военной контрразведки, участник боевого марафона длиной в 1418 дней и ночей генерал-майор Л. Г. Иванов назвал один из этих сорняков в своей книге «Правда о Смерш» в главе «Ложь и клевета в фильме «Штрафбат».

Он без обиняков заметил:

«Фильмы подобного типа примитивны по сути, вредны по своему воспитательному значению и убоги по содержанию. За каждым кадром видны ослиные уши тех, по чьему заказу и сделан названный фильм».

Военные контрразведчики во время Великой Отечественной войны смогли за короткий срок нейтрализовать почти всю агентуру противника, воплотив в жизнь лозунг «Смерть шпионам!», провести около 200 оперативных игр — так называемых «войн в эфире» с вражескими разведцентрами. Кроме того, разгромив спецслужбы Третьего рейха, они завоевали право, даже по оценке западных специалистов, считаться лучшей, самой заслуженной и эффективной контрразведкой в истории.

Переиграть отставных сотрудников особых отделов НКВД, а потом ГУКР Смерш после войны удалось только придуманному британским писателем Яном Флемингом литературному персонажу сэру Джеймсу Бонду, агенту «007» местной разведки MI-6.

За годы войны чекистами было обезврежено более 30 тысяч шпионов, около 3,5 тысячи диверсантов и свыше 6 тысяч террористов.

Автором немало написано о героических делах своих незаслуженно забытых старших коллег. В очередной книге он решил рассказать о руководителях военной контрразведки фронтового звена, об их судьбах и действиях, а также об оперативниках, возглавивших после войны управления и отделы групп войск и военных округов.

Многих уже нет среди нас, а ведь еще недавно мы вместе с ними пели:

Помним грохот огня, Помним дальние страны, Каждый год, каждый день, Опаленный войной… Не стареют душой, Не стареют душой ветераны, Ветераны Второй мировой!

Сегодня с уходом ветеранов эти песни поют их благодарные потомки.

Автор попытался показать жизнь «апостолов фронтового Смерша» такой, какой она была в действительности, — героической и трагической, особенно после смерти Сталина, когда новый лидер сводил счеты не только с мертвым вождем, но и с живыми «сталинскими волкодавами», перегрызшими горло врагу. Ошельмовал он многих воинов только за то, что они служили при Сталине, Берии, Абакумове, что им довелось жить и работать в этот непростой час беды и триумфа, трагедии и фарса…

Но время, увы, коварно своей жестокой несговорчивостью, а еще его называют выдумкой смертных. И все же ушедшие от нас живы, пока есть те, кто о них помнит. Так давайте вспомним о делах наших отцов и дедов. Венец каждой человеческой жизни, как писал И. А. Бунин, есть память о ней, и высшее, что обещают человеку над его гробом, — это память вечную. И нет той души, которая не томилась бы втайне мечтою об этом венце.

Часть первая Апостолы фронтового Смерша

Товарищ, верь, пройдет она, И демократия, и гласность, Россия вспрянет ото сна, И вот тогда госбезопасность Припомнит ваши имена. Из газет

Эту часть книги автор решил посвятить фронтовым апостолам — руководителям особых отделов НКВД и УКР Смерш фронтов, к великому сожалению, не всем, а только тем, о ком смог найти материалы. Прошли «демократия» и «гласность» разных «перестроек» и «реформ», которые не улучшили жизнь простых людей — а в России их большинство — ни на йоту.

Сегодня Россия просыпается ото сна, и через нас, потомков военных контрразведчиков времен Великой Отечественной войны, она должна вспомнить имена тех, кто сражался в тайных боях с незримо-зримым противником.

Однажды в беседе с автором книги «Записки сотрудницы Смерша», ветераном военной контрразведки и участницей минувшей войны, капитаном в отставке Анной Кузьминичной Зиберовой на мой вопрос: «Кто для вас в войну были ваши начальники?» она ответила: «Апостолы!» Вот и мне захотелось их назвать таким именем…

Абакумов Виктор Семенович, генерал-полковник (1908–1954)

Виктор Семенович Абакумов, которого со временем назовут «апостолом Смерша», родился 24 апреля 1908 года в Москве в трудовой семье — чернорабочего фармацевтической фабрики и швеи-прачки. Детство и юность его прошли в районе Хамовников, где живет и автор этого повествования, а также книги «Абакумов. Жизнь, Смерш и смерть», вышедшей в серии «Секретные миссии».

После окончания четырех классов городского училища в Москве с 13 до 15 лет Абакумов служил добровольцем- санитаром во 2-й Московской бригаде частей особого назначения (ЧОН). В 1924 году из-за безработицы работал поденщиком, упаковщиком Московского союза промышленной кооперации, стрелком военизированной промышленной охраны ВСНХ СССР.

В 1927 году Виктор Абакумов вступил в ряды ВЛКСМ, а в 1930-м стал членом ВКП(б). Во время кампании по выдвижению рабочих и крестьян в советский аппарат был направлен профсоюзной организацией в систему Наркомторга РСФСР, где показал себя с положительной стороны. И уже в начале 1930 года он назначается заместителем начальника административного отдела торгово-посылочной конторы Наркомата торговли республики и одновременно секретарем ячейки ВЛКСМ. Осенью того же года он был направлен на руководящую комсомольскую работу на штамповочный завод «Пресс», где его вновь избрали секретарем первичной комсомольской ячейки.

С 1931 по 1932 год работал в должности заведующего военным отделом Замоскворецкого райкома комсомола.

В поле зрения кадровиков органов ОГПУ-НКВД Виктор Семенович попал с начала 1930-х годов. К нему присматривались, его изучали и, поняв, что он по своим морально-политическим качествам, общекультурному кругозору и физической подготовке подходит под параметры кандидата в сотрудники ГБ, направили с его согласия практикантом, а потом оперуполномоченным экономического отдела полномочного представителя ОГПУ по Московской области.

В 1933 году — уполномоченный экономического управления ОГПУ, а с 19 июня следующего года — уполномоченный экономического отдела ГУГБ НКВД СССР. С 1934 по 1937 год — оперативный уполномоченный 3-го отделения отдела охраны ГУЛАГа, а в 1937–1938 годы — оперуполномоченный 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР, заместитель начальника отделения 4-го отдела 1-го управления НКВД, начальник отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР.

Это было время очищения от ежовщины — массовых репрессий в ходе так называемого Большого террора. После прихода к власти в НКВД Л. П. Берии в январе 1938 года Абакумова направили с проверкой состояния социалистической законности в Управление НКВД по Ростовской области. Успешно выполнив свою миссию, Виктор Семенович был назначен начальником этого областного управления.

В феврале 1941 года он уже стал заместителем наркома внутренних дел, а 19 июля комиссар госбезопасности 3-го ранга В. С. Абакумов сменил А. Н. Михеева на должности начальника Управления особых отделов НКВД СССР. С 19 апреля 1943 года по март 1946-го возглавлял Главное управление контрразведки Смерш Наркомата обороны СССР.

При общении с лицами, знавшими его по работе на Лубянке, — Н. А. Воробьевой, М. И. Диденко, Б. В. Гераскиным и другими коллегами по военной контрразведке — автору удалось выяснить, что Виктор Семенович был высок, ладно скроен, симпатичен и энергичен, а как начальник компетентен, внимателен к подчиненным, смел, решителен. Он был хорошим организатором, но в то же время не смог устоять перед чарами Сталина. А кто в России не падал на карачки перед властителями первой величины — царями, генсеками и президентами?! Такие уж мы…

Под его руководством особые отделы НКВД, а с 19 апреля 1943 года органы Смерша фронтов из чисто контрразведывательных подразделений превратились в разведывательно-контрразведывательную службу. Они стали активно вести разведку во фронтовом тылу противника и, естественно, заниматься розыском вражеской агентуры.

Уже в директиве 3-го Управления НКО СССР № 35523 от 27 июня 1941 года «О работе органов 3-го Управления НКО в военное время», подписанной его тогдашним руководителем А. Н. Михеевым, ставились конкретные задачи с учетом изменившейся оперативной обстановки. В документе были определены следующие основные функции военной контрразведки:

«1) Агентурно-оперативная работа:

а) в частях Красной Армии;

б) в тылах, обеспечивающих действующие на фронте части;

в) среди гражданского окружения.

2) Борьба с дезертирством.

3) Борьба на территории противника».

Постановлением Государственного комитета обороны (ГКО) СССР № 187/СС от 17 июля 1941 года органы 3-го Управления НКО в действующей армии на фронтах и в военных округах преобразовывались в Особые отделы, а 3-е Управление НКО — в Управление Особых отделов НКВД.

Как уже говорилось выше, 19 апреля 1943 года Совет народных комиссаров СССР постановил:

«…1. Управление особых отделов НКВД СССР изъять из ведения НКВД СССР и передать Народному комиссару обороны, реорганизовав его в Главное управление контрразведки НКО «Смерть шпионам», поставив перед ним следующие задачи:

а) борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок в частях и учреждениях Красной Армии;

б) борьба с антисоветскими элементами, проникшими в части и учреждения Красной Армии;

в) принятие необходимых агентурно-оперативных и иных (через командование) мер к созданию на фронте условий, исключающих возможность безнаказанного прохода агентуры противника через линию фронта, с тем чтобы сделать линию фронта непроницаемой для шпионских и антисоветских элементов;

г) борьба с предательством и изменой Родине в частях и учреждениях Красной Армии (переход на сторону противника, укрывательство шпионов и вообще содействие работе последних);

д) борьба с дезертирством и членовредительством на фронтах;

е) проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника;

ж) выполнение специальных заданий народного комиссара обороны.

2. Установить, что органы Смерша освобождаются от проведения всякой другой работы, не связанной непосредственно с задачами, изложенными в п.1 настоящего постановления…»

Через двое суток — 21 апреля 1943 года И. В. Сталин подписал Постановление ГКО № 3222 сс/ов об утверждении положения о ГУКР Смерш НКО СССР. Обстановка требовала быстрых и кардинальных решений. Наверное, Сталин, став наркомом обороны в военное время, понимал, что армейская контрразведка не должна входить ни в какое другое ведомство, кроме наркомата обороны. Теперь Абакумов формально стал заместителем Сталина по безопасности. Обстановка заставляла чаще общаться с вождем, что в кругу партийных чиновников вызывало зависть. Хотя с учетом крутого нрава Верховного главнокомандующего и его глубокого проникновения в суть любых вопросов не всем хотелось светиться перед ним — спрос за ошибки и просчеты в военной обстановке был строгим, суровым и порой беспощадным.

Смерш для Абакумова стал пиком его личной славы. Это была организация, составившая достойную конкуренцию НКВД и РУ (потом ГРУ) Генштаба ВС СССР в деле борьбы с агентурой противника, его дезинформации и розыска особо опасных государственных преступников. Не случайно самолюбивый и жесткий Берия уже после первых шагов этого грозного ведомства не только стал считаться с его руководителем — недавним подчиненным, но и начал побаиваться начальника ГУКР НКО Смерш. Как-никак — заместитель наркома обороны, которым был сам Сталин!

Сталин не держал возле себя бездарей. Он увидел в Абакумове уверенного в правоте своего дела, инициативного сотрудника, высокого специалиста, который рос профессионально день ото дня. Он своими успешными делами и своих подчиненных в борьбе с агентурой противника словно подтверждал общий призыв: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Об успешной деятельности дирижера фронтовых коллективов особых отделов, а затем ВКР Смерш написаны десятки книг и сотни статей, но автору хотелось остановиться на некоторых его инициативах, существенно повлиявших на результативность борьбы с тайным врагом. Военные контрразведчики жили по принципу «на войне как на войне». Они делали вместе с бойцами и командирами РККА одно дело, деля фронтовую обыденность передовой, а не тихой тыловой заводи, как об этом пишут недоброжелатели и лгуны. Они били врага и в открытых сражениях, и на полях незримого фронта.

Автор решил построить повествование об «апостоле Смерша» таким образом, чтобы показать его живым человеком с его профессиональными и чисто человеческими качествами, победами и бедами, успехами и поражениями, смелостью и авантюризмом.

В период выездов во фронтовые отделы военной контрразведки на своей «тонкокожей» эмке Абакумов не раз попадал под обстрел фашистских поднебесных стервятников. Отмечались, по воспоминаниям ветеранов, случаи, когда за машиной комиссара ГБ остервенело гонялись посланцы Геринга. Смелость и решительность Абакумова поражали водителя и охрану генерал-лейтенанта.

После того как на Украине в районе местечка Милятин Ровенской области 27 февраля 1944 года получил смертельное ранение командующий 1-м Украинским фронтом (УФ) генерал армии Н. Ф. Ватутин, Абакумов приказал начальнику управления контрразведки (УКР) 1-го УФ генерал-майору Н. А. Осетрову в короткий срок собрать все материалы по этому преступлению и доложить ему шифровкой. В разговоре по телефону с ним начальник ГУКР в приказном порядке потребовал провести серию целесообразных мероприятий и найти виновных.

Все это помогло фронтовым оперативникам обнаружить преступников. Налетчиками на группу штаба Ватутина оказались бандеровцы из банды Украинской повстанческой армии (УПА) сотенного «Зеленого». Вскоре большинство участников засады были задержаны и предстали перед военным трибуналом. Действия армейских чекистов 1-го УФ оказались успешными благодаря грамотным советам представителя Лубянки.

О заботливом отношении руководителя военной контрразведки страны к подчиненным говорят многие факты.

Так, по воспоминаниям начальника ГРУ Генштаба ВС СССР генерала армии П. И. Ивашутина, он в апреле 1943 года был вызван на Лубянку для назначения на должность начальника Юго-Западного фронта. Абакумов поинтересовался здоровьем генерал-майора, последними результатами работы, а потом неожиданно спросил:

— Нашли вы своих родителей?

— Нет, — ответил Ивашутин.

— А я их нашел — они в Ташкенте. Возьмите мой самолет и смотайтесь туда, обратитесь к нашим коллегам — территориальным органам, они вам помогут их достойно благоустроить.

Двое суток потребовалось, чтобы подчиненный благодаря заботе непосредственного начальника решил все вопросы. Его буквально потрясло и поразило великодушие Виктора Семеновича.

А вот один из примеров хорошо продуманной инициативности руководителя военной контрразведки.

Когда Абакумов убедился в росте эффективности работы с перевербованной немецкой агентурой из числа бывших советских военнопленных, как правило, попадавших в неволю в результате ранений, он обратился к Сталину со смелым предложением — освобождать успешно действующих в конкретных операциях негласных сотрудников от уголовной ответственности. Верховный уловил в этом логику вероятной жизненности и своевременности мероприятия и дал согласие на эту инициативу Виктора Семеновича. В дальнейшем с согласия Сталина отдельные из этих сотрудников даже награждались правительственными наградами за особо выдающиеся заслуги в деле борьбы с нацистскими спецслужбами.

Личность комиссара ГБ 2-го ранга генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова окружена загадками. Одни считают причиной его быстрого продвижения вверх по карьерной лестнице необходимость именно такого типа руководителя в военное время; другие утверждают, что он слыл одним из беспощадных борцов с «врагами народа»; третьи свидетельствуют, что на него кремлевские партократы повесили все злодеяния послевоенного периода — от «ленинградского дела» до «дела врачей».

После войны, заняв высокий пост руководителя МГБ, В. С. Абакумов видел в лице Сталина справедливого арбитра. Не потому ли так смело продолжалась борьба с новыми «врагами» Родины? При нем были репрессированы маршалы авиации Новиков и Худяков, нарком авиапромышленности Шахурин, адмиралы Алафузов и Степанов.

В ходе «ленинградского дела» были расстреляны секретарь ЦК Кузнецов, заместитель председателя Совмина СССР Вознесенский, председатель Совмина РСФСР Родионов, первый секретарь Ленинградского обкома партии Попков и др.

Сегодня можно прочитать, что погорел В. С. Абакумов на «деле врачей» и, в частности, на деле известного профессора-кардиолога Якова Этингера, арестованного в ноябре 1950 года и скончавшегося в марте 1951-го в холодном карцере.

В июне 1951 года старший следователь МГБ Рюмин в письме к Сталину (не без подсказок Маленкова) обвинил Абакумова в намеренном убийстве Этингера якобы ради того, чтобы скрыть масштабы преступных действий некоторых кремлевских врачей еврейской национальности; в «расшифровке» операции по приказу Сталина физически устранить актера и режиссера Михоэлса; в собирании компромата на партийных чиновников из окружения вождя.

Сталин сделал выводы.

12 июля Абакумов был арестован вместе с женой Антониной Смирновой и сыном-младенцем, для спасения жизни которого сердобольным надзирателям приходилось покупать молоко. Именно им Игорь Викторович Смирнов, ставший в дальнейшем видным ученым в области психотехнологии, был обязан своей жизнью.

В. С. Абакумову предъявили абсурдное обвинение в том, что он прохлопал у себя под носом «сионистский заговор» Еврейского антифашистского комитета и не проявил необходимой для чекиста активности в «деле кремлевских врачей», готовивших покушение на советских партийных деятелей.

Следствие шло долго. Во время допросов к Абакумову часто применялись его вчерашними коллегами пытки. Но он никого не подставил, никого не оговорил, никого не оклеветал, хотя знал много негативного о деятельности шептунов кремлевского Хозяина. После смерти Сталина Абакумова в отличие от многих других не реабилитировали.

Новый вождь КПСС Никита Хрущев, словно чего-то боясь, дал команду быстро закончить следствие по «делу апостола Смерша».

Суд над Абакумовым состоялся 19 декабря (в день рождения советской военной контрразведки. — Прим. авт.) 1954 года в Ленинграде. Когда избитому и покалеченному подсудимому вменили в вину организацию «ленинградского дела» и контакты с новым «врагом народа» Берией, признанным на суде «агентом иностранных разведок», Виктор Семенович честно заявил: «Сталин давал указания, я их исполнял».

В тот же день Хрущев позвонил генеральному прокурору Руденко и спросил:

— Закончился суд?

— Да! — ответил главный обвинитель. — Что с ним делать?

— Кончайте его, — последовал совет в приказном порядке, как будто это касалось забоя домашней скотины. Таким образом Хрущев продолжил череду своих грехов с кровопусканием. Это по его указанию были уволены тысячи сотрудников ГБ, участников войны. Некоторых расстреливали, других отправляли на нары. Даже выдающегося мэтра советской разведки генерала-лейтенанта Павла Судоплатова главный партийный функционер на 15 лет отправил во Владимирский централ.

В одночасье новым кремлевским хозяином были забыты подвиги руководителя ГУКР Смерш Виктора Семеновича Абакумова и славные дела его подчиненных в тайной войне против абвера и других спецслужб фашистской Германии.

Бабич Исай Яковлевич, генерал-лейтенант (1902–1948)

Исай Яковлевич Бабич родился в 1902 году в старинном городе Российской империи Бериславе на Херсонщине в еврейской семье сапожника-кустаря. Малоизвестный сейчас Берислав является одним из древнейших городов нынешней Украины. Он был столицей поздних скифов под названием Метрополис. В IV веке городок превратился в столицу Готского государства Данпарстадир — «излучина Днепра».

В 1396 году золотоордынский хан Тохтамыш, потерявший в ходе войны с Тамерланом большую часть своих владений, выстроил в черте современного Берислава крепость Доган-Гечит, что переводится как «переправа ястреба». Через несколько лет в крепость вошло войско во главе с великим князем литовским Витовтом. Его гарнизон обосновался в этой крепости под новым уже названием «Семь маяков» — в честь семи окрестных курганов.

После этого территория попала под власть Османской империи, и на руинах замка Доган-Гечит турки возвели крепость Гази-Керман — «крепость святых воинов»…

В 1784 году Казикермен получил статус города и новое название — Берислав, в который хлынули бывшие запорожцы и гетманские казаки с Черниговщины и Полтавщины. Православие утверждалось здесь стремительно. Об этом свидетельствовал факт перевоза на плотах из крепости Переволочна деревянной Воскресенской церкви, основанной еще в 1726 году.

Пишу об этом подробно, потому что историей своего края постоянно интересовался наш герой.

Любознательный Исай, получив образование в еврейской школе — хедере и работая сначала учеником наборщика, а потом наборщиком в разных типографиях, хорошо знал историю своего города. Вообще он любил историю и, возможно, посвятил бы свою жизнь этой науке, но две революции 1917 года и Гражданская война внесли свои коррективы в судьбу юноши. В апреле 1920-го он вступил в ряды ВКП(б) и определился с работой, став сотрудником органов госбезопасности: ВЧК — ГПУ — ОГПУ — МГБ.

В 1920-е годы Бабич работал на должностях помощника уполномоченного и инспектора Николаевской губернской ЧК.

Уже в 1925 году его назначили уполномоченным Молдавского областного отдела ГПУ, а через два года — начальником Балтского отделения ГПУ Молдавской АССР с исполнением одновременно обязанностей начальника 25-го пограничного отряда ОГПУ.

1930 год принес ему должность начальника Секретно-политического отдела (СПО) Харьковского оперативного сектора ГПУ, а 1933 год — должность начальника СПО Винницкого областного ГПУ — УГБ Управления НКВД по Винницкой области.

С августа 1934 года работал на должности начальника Отдела УГБ Управления НКВД по Одесской области, через год стал начальником СПО — 4-го отдела УГБ Управления НКВД по Киевской области. В 1937 году вернулся в Одессу на должность заместителя начальника областного Управления НКВД. Потом служил на такой же должности в Киеве.

28 марта 1938 года И. Я. Бабич был назначен на должность начальника 2-го отдела 2-го управления НКВД СССР и до 1940 года служил на разных должностях в центральном аппарате на Лубянке.

После 24 сентября 1940 года его жизнь стала связана с органами военной контрразведки благодаря назначению на должность начальника Особого отдела Прибалтийского военного округа, вскоре ставшего Прибалтийским Особым военным округом (ПрибОВО).

С июля 1941 года работал на должности заместителя начальника Особого отдела Северо-Западного фронта (СЗФ), а с 21 мая 1942 года — начальника Особого отдела этого фронта.

В день образования Смерша — 19 апреля 1943 года его назначили на должность заместителя начальника ГУКР Смерш НКО СССР.

С мая по сентябрь 1945-го Бабич находился на Дальнем Востоке, координируя действия органов Смерша Забайкальского и Дальневосточного фронтов.

4 июля 1946 года его назначают помощником начальника 3-го Главного управления МГБ СССР, а в августе 1947 года — по совместительству на должность начальника Высшей школы МГБ СССР.

Исай Яковлевич Бабич был убит 9 декабря 1948 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Основными стратегическими задачами войск Северо-Западного фронта, с которым была связана служба Бабича, были нанесение поражения (совместно с Западным фронтом) германским силам, сосредоточенным в Восточной Пруссии и в районе Варшавы, и овладение территорией Восточной Пруссии.

Но легко, как говорится, было на бумаге — появились крутые овраги нашей неподготовленности к противостоянию с вермахтом.

До начала войны предтеча СЗФ — войска Прибалтийского Особого военного округа были малочисленны и не могли отразить контратакой удар группы армий «Север», возглавляемой генерал-фельдмаршалом фон Леебом. Перед «северянами» Гитлер поставил задачу:

«Нанести сильный сосредоточенный удар из района Восточной Пруссии, прорвать оборону приграничных войск Красной армии и, развивая стремительное наступление в направлении Даугавпилса, северо-восточнее Опочки, окружить и уничтожить прибалтийскую группировку войск русских, не допустив их отхода за реку Западная Двина.

В дальнейшем войскам группы армий развить наступление на Псков, Ленинград, Нарву и Ригу, захватить порты на Балтийском море, лишив русский флот опорных баз, и создать условия для полной блокады Ленинграда и уничтожения Балтийского флота».

В состав группы армий «Север» входили: 18-я полевая армия (генерал-полковника фон Кюхлера), 16-я полевая армия (генерал-полковника Буша), 4-я танковая группа (генерал- полковника Гепнера), состоявшие из дивизионов, батальонов, дивизий и корпусов.

В резерве командования группы армий «Север» оставались 23-й и 50-й армейские корпуса. Решающая роль в наступательных операциях отводилась бронетанковым войскам вермахта.

Нужно отметить, что к началу вторжения активно действовала немецкая разведка, перед которой Генеральный штаб сухопутных войск поставил задачу собрать исчерпывающую информацию о состоянии, вооружении и дислокации войск Красной армии. В полную силу заработала и служба дезинформации. Начались регулярные разведывательные полеты немецкой авиации над приграничной территорией СССР, участились случаи заброски в Прибалтику и другие районы зоны ответственности ПрибОВО агентов и диверсантов.

Задержанные и разоблаченные агенты абвера на допросах, в которых участвовал заместитель начальника Особого отдела СЗФ Исай Яковлевич Бабич, признавались, что еще накануне войны перед ними была поставлена задача собирать данные о местах дислокации войск, состоянии и пропускных способностях железных и шоссейных дорог, грузоподъемности железнодорожных и шоссейных мостов, местах проживания командного состава.

После начала войны на месте готовящегося преступления сотрудниками Особого отдела 48-й стрелковой дивизии 8-й армии был задержан вражеский диверсант — житель г. Шауляя Юргис К., который признался, что, выезжая к родственникам в Гамбург, был завербован немецкой разведкой с заданием подрыва железнодорожного виадука. Кроме того, ему ставились задачи по физическому уничтожению командного состава частей и подразделений РККА, нарушению проводной связи, созданию паники среди местного населения и военнослужащих, совершению диверсий на государственных и военных объектах.

21 июня 1941 года в 13 часов во все германские части был передан условный сигнал «Дортмунд», подтверждающий дату нападения на Советский Союз — 22 июня 1941 года и время вторжения — 3:30 по берлинскому времени. Так начиналась Великая Отечественная война…

Обстановка была крайне сложная. Особый отдел СЗФ докладывал в Москву руководителю Третьего Управления НКО СССР в конце июня 1941 года дивизионному комиссару госбезопасности А. Н. Михееву шифровкой:

«…12-й механизированный корпус и 5-я танковая дивизия 8-й армии в тылу противника без горючего. Командир 3-го механизированного корпуса донес открыто 25.6.41 г. — «Помогите, окружен».

Соединения армии понесли значительные потери и нуждаются в их немедленном пополнении. Хотя и прошла мобилизация, но личный состав не может быть одет — обмундирование на две стрелковые дивизии осталось в бывших пунктах дислокации, занятых противником.

11-я армия — штаб и Военный совет армии, по оперативным данным, пленен или погиб, поэтому она не является боеспособным объединением. Немцы захватили шифры.

5-я, 33-я, 188-я и 128-я стрелковые дивизии неизвестно в каком состоянии и где находятся. Много брошено оружия.

ВВС фронта понесли тяжелые потери прямо на аэродромах и поэтому прикрывать наземные войска и нападать на противника не способны.

Двинск заняли танки противника.

За 22 июня 46-й СБАП потерял 20 самолетов, из которых 10 были уничтожены при налете противника на Шауляйском аэродроме, а остальные сбиты при выполнении боевых заданий по бомбардировке войск противника в районе Тильзит и ст. Киллен…

Личный состав подразделений ПВО Двинска (Даугавпилса) не знает типы наших самолетов и, несмотря на хорошую видимость распознавательных знаков, подвергает их обстрелу, так 22 июня с.г. 6 самолетов СБ уходили с литовских аэродромов из- под удара противника через Двинск и были подвергнуты обстрелу, случайно не окончившемуся жертвами.»

Несмотря на первые неудачи, войска СЗФ в дальнейшем провели ряд удачных ударов по врагу — в ходе контрудара под Старой Руссой и проведения Демянской операции. К февралю 1942 года старорусская и демянская группировки противника были разъединены, а шесть дивизий в районе Демянска попали в окружение. Но немцам удалось, вырвавшись из опасного мешка, вывести в феврале 1943 года свои войска с Демянского плацдарма, а по существу котла. Гитлеровцы с радости от выхода из окружения 25 апреля 1943 года учредили даже памятный знак «Демянский щит» в честь стойкости солдат вермахта и СС, сражавшихся в Демянском котле. Но ни медали, ни кресты, ни другие награды Третьего рейха в дальнейшем немцам не помогли — Красная армия, словно мощный бульдозер, сгребала коричневый мусор и выметала его в сторону германо-нацистского «фатерлянда», очищая свою и соседние территории…

Белкин Михаил Ильич, генерал-лейтенант (1901–1980)

Михаил Ильич (Моисей Эльнович) Белкин родился в древнем городе Рославле, расположенном на холмистой территории левого берега реки Остер, при впадении в нее речки Становки и ручья Глазомойки, Смоленской губернии в семье офени — торговца.

Миша со школьной скамьи знал, что Рославль под древним именем Ростиславль был основан князем Ростиславом Мстиславичем как один из опорных пунктов княжеской власти на землях, отвоеванных у родимичей, приблизительно в 1137 году.

Здесь в разное время хозяйничали завоеватели — лихие люди литовского князя Ольгерда, короля польского и великого князя литовского Сигизмунда III. Именно в эти годы город стал частью Смоленского воеводства Речи Посполитой.

За Рославль шли постоянные битвы. В состав русских земель город был окончательно возвращен в 1654 году царем Алексеем Михайловичем в ходе одного из успешных его военных походов.

Обе революции — Февральскую и Октябрьскую — город встретил с надеждой на улучшение жизни в обозримом будущем. Белый генерал А. И. Деникин писал об этом времени:

«Неизбежный исторический процесс, завершившийся Февральской революцией, привел к крушению русской государственности.

Но если философы, историки, социологи, изучая течение русской жизни, могли предвидеть грядущие потрясения, то никто не ожидал, что народная стихия с такой легкостью и быстротой сметет все те устои, на которых покоилась жизнь: верховную власть и правящие классы — без всякой борьбы ушедшие в сторону; интеллигенцию — одаренную, но слабую, беспочвенную, безвольную, вначале среди беспощадной борьбы сопротивляющуюся одними словами, потом покорно подставившую шею под нож победителей; наконец — сильную, с огромным историческим прошлым, десятимиллионную армию, развалившуюся в течение 3–4 месяцев».

Именно в этой обстановке шло становление еврейского выкреста, понявшего, что новая власть — это и их власть, и она не даст в обиду его соплеменников, активно участвовавших в развале царской России.

Пятнадцатилетним пареньком он уже работал учеником токаря на вагоностроительном заводе в Брянске и принял участие в революционных событиях.

В 1918 году партизанил на Кубани в красногвардейских отрядах Юдина и Медведева, воюя с беляками и бандитами- монархистами, после чего служил в Красной армии командиром разведки полка на Южном фронте. В конце 1918 года Белкин переходит на службу в военную контрразведку — сотрудником Военного контроля, затем Особого отдела (ОО) 16-й армии этого же фронта, уполномоченным ОО ВЧК 53-й пограничной дивизии Западного фронта.

С мая по сентябрь 1920 года — уполномоченный Рославльского уголовного розыска, а затем в течение нескольких лет — следователь 4-го военно-контрольного пункта ОО Юго-Западного фронта г. Белгорода, оперативный комиссар ОО ГПУ 3-го конного корпуса в г. Мелитополе, следователь ОО ГПУ Харьковского военного округа (ВО), комендант ОО ГПУ Западного фронта в г. Смоленске, оперативный комиссар ОО ОГПУ 1-го Томского конного корпуса г. Мозырь.

В 1923 году стал начальником опергрупп по борьбе с бандитизмом Особого отдела полпредства ОГПУ в г. Смоленске, Крупки, Толочено, в Ферганской долине в г. Коканд, Андижан, Ош, затем в Белоруссии — г. Сенно, Бобруйск.

После окончания московской школы пограничных инструкторов при Высшей пограничной школе ОГПУ его назначают на должность инспектора СОЧ погранохраны ОГПУ в Ереване, а затем начальником ОО ОГПУ 2-го стрелкового корпуса (СК) МВО и помощником начальника отделения ОО ОГПУ столичного ВО.

Дважды с 1930-го — в 1934 и 1938 годах в органах внешней разведки руководил оперативной работой резидентур ОГПУ в Харбине и других районах Китая.

В сентябре 1938 года назначен начальником 1-го отделения 2-го отдела Главного экономического управления (ГЭУ) НКВД СССР.

С августа 1939 года — слушатель Военной академии им. М. В. Фрунзе. Войну встретил начальником Особого отдела 35-го стрелкового корпуса Южного фронта. Потом руководил Особым отделом 34-й армии Северо-Западного фронта, затем — заместитель начальника Особого отдела Крымского и Северо-Кавказского фронтов. В 1943–1945 годах — начальник УКР Смерш Северо-Кавказского фронта, Отдельной Приморской армии этого же фронта и 3-го Прибалтийского фронта. С июня 1945 года — зам. начальника ПГУ МГБ СССР представительства по Балканам в Будапеште.

С июня 1947 года — в Бадене начальник УКР МГБ Центральной группы советских войск и главный советник МГБ СССР в странах Восточной Европы.

В 1950–1951 годы — заместитель начальника 1-го Главного управления (внешняя контрразведка) МГБ СССР. В 1951 году уволен из органов ГБ и арестован по «делу Абакумова». Обвинялся в связях с иностранными разведками и масонской ложей, а также в создании «черной кассы», спекуляции, недостойном поведении в быту и связях с женщинами, имевшими контакты с иностранцами. Но 4 июня 1953 года был освобожден по постановлению Следственной части по ОВД МВД СССР.

После увольнения работал слесарем-мотористом, контролером, старшим инженером, слесарем-испытателем и начальником испытательного цеха на автозаводе им. Лихачева, водителем-испытателем.

Как уже говорилось выше, в начале войны М. И. Белкин руководил Особым отделом 34-й армии. Личный состав этого объединения, несмотря на мужество и стойкость, проявленные в боях под Старой Руссой против превосходящих сил вермахта в составе соединений «Мертвая голова», 3-й моторизованной дивизии, 56-го моторизованного корпуса и 8-го авиационного корпуса, к сожалению, не смог помочь потрепанному 10-му армейскому корпусу. Более того, из-за растерянности командования и потери управления армии и всего СЗФ армия понесла большие потери. На конец августа 1941 года — чуть более 22 тысяч человек. Было уничтожено 74 из 83 танков и 628 из 748 орудий и минометов. Попало в плен около 10 тысяч солдат и командиров. В ходе этой операции немцами впервые была захвачена реактивная установка «Катюша».

Заместителем начальника Особого отдела НКВД армии был молодой подполковник Н. Г. Кравченко, получивший ранение в этих боях. Это тот самый Николай Григорьевич Кравченко, который в 1943 году будет обеспечивать безопасность «Большой тройки» — Сталина, Рузвельта и Черчилля — на Тегеранской конференции и за успехи в оперативной деятельности получит сразу генеральское звание, минуя звание полковника. О нем автором написана книга «Смерш в Тегеране».

Но вернемся к событиям 1941 года.

Сталин негодовал из-за такого разворота событий в 34-й армии. По итогам неудачного наступления командующий СЗФ генерал-майор П. П. Собенников был снят с должности и приговорен судом Военного трибунала к 5 годам заключения, впоследствии замененного понижением в звании. По результатам действий 34-й армии были расстреляны командующий армии генерал-майор К. М. Качанов и начальник артиллерии армии генерал-майор артиллерии В. С. Гончаров.

В ходе Демянской наступательной операции 1942 года и начала 1943 года г. Старая Русса снова не был взят. 20 ноября 1943 года по указанию Ставки армию расформировали.

Реакция руководителя Смерша В. С. Абакумова в отношении М. И. Белкина была жесткой, как того требовало время, — его назначили с понижением. Суровое время военных неудач требовало именно таких решений, хотя виновность главы военной контрразведки армии не была очевидной.

Руководя личным составом УКР Смерш, Северо-Кавказским фронтом (СКФ), генерал-майор М. И. Белкин в течение 1943 года участвовал в оказании помощи командованию при проведении Краснодарской, Новороссийско-Таманской операций, освобождении Керченского полуострова и Крыма.

В Краснодарской операции войска фронта нанесли поражение 17-й немецкой армии во главе с генерал-полковником Рихардом Руоффом и в ходе дальнейшего наступления к началу мая отбросили противника на Таманский полуостров.

Большую работу сотрудники Смерша СКФ провели по выявлению вражеской агентуры в войсках и задержанию предателей из среды местного населения, сотрудничавших с немецкими властями в период оккупации и совершивших кровавые зверства и другие преступления в Краснодаре.

Так, в передовой статье «Смерть гитлеровским палачам и их гнусным пособникам» газета «Правда» от 19 июля 1943 года писала:

«На городской площади Краснодара 18 июля приведен в исполнение приговор над восемью иудами-предателями, пособниками гитлеровских разбойников. Свою позорную жизнь злодеи закончили позорной смертью.

Не уйдут от суровой расплаты и их подлые хозяева, гитлеровские палачи. Суровое советское возмездие настигнет всех фашистских зверей, мучителей русского, украинского, белорусского и других народов Советского Союза!»

Расплата наступила в 1945 году!

Бельченко Сергей Саввич, генерал-полковник (1902–2002)

Сергей Саввич Бельченко родился 4 октября 1902 года в селе Соленое Екатеринославской губернии (ныне Днепропетровская область). Село быстро развивалось и к началу 1923 года стало поселком городского типа, а вскоре — административным центром Солонянского района. Населенный пункт Соленое расположен на берегах небольшой речки Солененькая, откуда и произошло его название.

Сергей Саввич увлекался историей, много читал, поэтому хорошо знал малую Родину. В местной школе любознательный мальчик узнал от учителя о происхождении села, основанного еще крепостными в XVII веке. До этого здесь обитали скифы, сарматы и другие народности, состоящие из кочевых ираноязычных племен, а через пустующий период Дикого Поля — неразграниченных и слабозаселенных причерноморских и приазовских степей — появилось казачество. С этих пор село называли казацким поселением.

Друзья в дальнейшем не раз Сергея Саввича величали Новороссийским казаком. Он этим именем гордился.

Рано увлекся политикой — прошел комсомол, а в 1925 году стал членом ВКП(б).

В 1927 году окончил Киевскую военно-политическую школу, после чего служил политработником в Среднеазиатском погранокруге. В 1933-м назначается начальником клуба и преподавателем Высшей пограничной школы (ВПШ) ОГПУ/НКВД. Он читал курс лекций по истории Гражданской войны. В 1937 году С. С. Бельченко стал инспектором политотдела Главного управления погранвойск НКВД СССР.

После окончания в 1939 году ВПШ ОГПУ он получает высокие должности — инспектора политотдела ГУПВ НКВД СССР, а с 26 апреля того же года — заместителя начальника отдела культпросветработы политуправления ГУПВ, а затем — замначальника Управления погранвойск НКВД БССР.

В годы Великой Отечественной войны Бельченко возглавлял ОО НКВД Западного фронта (ЗФ), по другим данным, был исполняющим обязанности начальника Особого отдела ЗФ. В дальнейшем являлся заместителем начальника Центрального штаба партизанского движения при Ставке ВГК. После освобождения части территории Белоруссии в 1943 году был назначен наркомом, а затем министром внутренних дел БССР.

В 1953–1956 годы — начальник войск Северо-Западного пограничного округа, начальник УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области. До 1959 года — заместитель председателя КГБ СССР, откуда и ушел на пенсию. Проживал в Москве…

Против Западного фронта противник сосредоточил самую мощную группировку войск — группу армий «Центр», возглавляемую генералом-фельдмаршалом Федором фон Боком в составе 4-й и 9-й полевых армий, 2-й и 3-й танковых групп; всего 50 дивизий, из них — 31 пехотная, 9 танковых, 6 моторизованных, 3 охранные и 1 кавалерийская.

В Белостокско-Минском сражении (22 июня — 8 июля) войска Западного фронта потерпели тяжелое поражение. Большая часть сил фронта попала в окружение и была уничтожена как боевая сила. Из 625 тысяч человек своего состава фронт потерял около 420 тысяч, в руки противника попало большое количество военной техники. Всю вину за поражение Сталин возложил на командование фронтом. После скоротечного суда были расстреляны руководители ЗФ — командующий, генерал армии, Герой Советского Союза Д. Г. Павлов, НШ фронта генерал-майор В. Е. Климовских, начальник связи фронта генерал-майор А. Т. Григорьев, начальник артиллерии фронта генерал-лейтенант Н. А. Клич, командир 14-го мехкорпуса генерал-майор С. И. Оборин, командующий 4-й армии генерал-майор А. А. Коробков.

В дальнейшем фронтом командовали генерал-лейтенант А. И. Еременко, маршал С. К. Тимошенко, генерал-полковник И. С. Конев, генерал армии Г. К. Жуков, генерал-полковник В. Д. Соколовский, генерал-полковник И. Д. Черняховский.

24 апреля 1944 года ЗФ был переименован в 3-й Белорусский фронт.

С началом войны для военных контрразведчиков в целом, в том числе и ЗФ, встали остро вопросы борьбы с немцами за линией фронта: проникновение в германские спецорганы, разложение антисоветских военных формирований, оказание партизанам оперативной помощи для выявления засланной противником агентуры и т. д. Но достаточного опыта для ведения этой работы не было. С учетом внезапности нападения гитлеровских захватчиков, быстрого их продвижения по нашей земле, нередко стремительного изменения конфигурации линии фронта часто эти мероприятия армейских чекистов ограничивались переброской в тыл агентов или оперативных групп с целью разведки переднего края врага. Поэтому разведывательные задачи превалировали над контрразведывательными.

Примером такой переброски может служить деятельность осенью 1941 года разведывательно-диверсионного отряда (РДО) Особого отдела ЗФ под командованием капитана ГБ Х. Д. Кусова, а после его гибели 7 октября 1941 года — старшего лейтенанта ГБ Я. Н. Шпилевского. РДО провел 21 боевую операцию с уничтожением нескольких сотен гитлеровцев, совершил ряд диверсий на железной дороге и передал в штаб фронта важную развединформацию о противнике.

Белянов Александр Михайлович, генерал-майор (1903–1994)

Александр Михайлович Белянов родился в семье крестьянина-бедняка в 1903 году в деревне Трещаткино Макарьевского уезда Костромской губернии. После окончания сельской школы выучился мастерству валяния обуви, став мастером в мастерской хозяина Полякова. Здоровая предпринимательская жилка в Александре позволила создать свою мастерскую по производству валенок в Кустанае. Организаторские качества заметили местные власти — в 1923–1924 годах он уже делопроизводитель Александровского волисполкома Кустанайской губернии.

В РККА с 1925 года — красноармеец отдельной конно-горной батареи 7-й кавалерийской бригады. В 1926–1930 годах — учеба в объединенной Среднеазиатской военной школе. В 1939 году обучался в Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского.

В органах ГБ с 1939 года — начальник Особого отдела НКВД этой же академии, Харьковского военного округа. В 19391941 годах — заместитель начальника 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР, начальник 3-го отдела НКВД СССР. С 21 октября 1941 по 10 января 1942 года — начальник Особого отдела НКВД Западного фронта. Потом руководил 6-м отделом Управления особых отделов НКВД СССР до 19 февраля 1942 года.

Начальник Особого отдела НКВД Крымского фронта — до 21 мая 1942 года, в должности замначальника Белянов руководил УКР Смерш Воронежского фронта — до 17 ноября 1943-го, 1-го Украинского фронта — до 1 июля 1944-го, 7-го отдела 2-го Управления НКГБ СССР — до 24 июля 1945 года.

Начальник административного отдела Союзнической контрольной комиссии по Венгрии до октября 1947 года. С апреля 1948-го — начальник наградного отдела Министерства Вооруженных сил СССР.

Всего на половине листа уместилась жизнь человека, прожившего более 90 лет. Наиболее насыщенной она была, конечно, на войне. Первое боевое крещение в качестве руководителя Александр Михайлович получил на Западном фронте (ЗФ). После крупного поражения фронта в начале войны и расстрела командующего генерала армии Д.Г Павлова и других руководителей ЗФ командовать стратегическим объединением было поручено генерал-полковнику И. С. Коневу. С будущим маршалом у А. М. Белянова сложились крепкие деловые отношения.

Военные контрразведчики не только участвовали в сражениях на незримом фронте, но и глубоко анализировали недостатки в боеготовности частей. Так, аналитическое подразделение Особого отдела фронта направило своему руководителю докладную от 13 декабря 1941 года. В ней говорилось, что «…немецкое командование пыталось обойти Москву, отрезать ее от других жизненных центров, поставив в положение полностью изолированного города…»

Именно для помощи советской столице предлагалось усилить разведывательную работу «…на тульском участке фронта» с целью получения точных данных о нахождении главных сил противника.

Акцентировалось внимание на высылке «сильных, быстро подвижных разведывательных отрядов, которые бы непрерывно наблюдали действия противника и всеми средствами распознавали его силы и намерения».

Особое внимание уделялось широкому применению «отрядов лыжников, вооруженных автоматами, для действий вне дорог на флангах и в тылу противника… Необходимо как можно скорее сформировать лыжные отряды, хорошо их вооружить и немедленно пустить их в действие…»

Одним из героев-лыжников был отряд старшего лейтенанта А. П. Шестакова «Славный», впоследствии ставшего руководителем партизанского движения на Брянщине. В составе «Славного» было 49 человек, среди которых — 18 мастеров спорта и заслуженных мастеров, а также чекисты и боевые офицеры.

Отряд Анатолия Петровича наряду с другими отрядами, созданными приказом НКВД СССР от 27 июня 1941 года, отметился десятками крупных операций. Летом 1942 года майор Шестаков, выйдя с отрядом из блокированного карателями Дятьковского района, переместился в Клетнянский лес, где возглавил 3-ю Клетнянскую партизанскую бригаду. Впоследствии отряд действовал на территории Смоленской, Гомельской, Могилевской, Минской и Барановичской областей, пройдя по тылам врага несколько тысяч километров.

В сентябре 1941-го войска немецкой группы «Юг» нанесли поражение советскому Юго-Западному фронту восточнее Киева. 5 октября румынские войска вышли к Азовскому морю вблизи Мелитополя, а немецкие 4 сентября подошли к озеру Сиваш, и через неделю германско-румынское воинство вошло в Крым. После хаотического отступления наших войск, бегства командования и партийной элиты, непродуманной эвакуации гражданского населения началась длительная осада Севастополя, где скопилось много войск, героически сражавшихся с 12 сентября 1941 по 10 июля 1942-го. Противнику пришлось трижды штурмовать город русских моряков.

За взятие Севастополя командующий 11-й немецкой армией Эрих фон Манштейн получил звание фельдмаршала. Потеря Севастополя в ходе Крымской оборонительной операции привела к ухудшению положения РККА и позволила немецким войскам продолжить наступление к Волге и на Кавказ.

Причинами падения Севастополя военные историки считают недостаток запаса артиллерийских снарядов к началу последнего штурма, почти полную блокаду города с моря, полное превосходство противника в воздухе, потерю управления войсками в ходе непродуманной и поспешной эвакуации большой части командного состава. По рассказам автора книги «Правда о Смерш» Л. Г. Иванова — участника тех событий, за одну ночь все руководство Севастопольского оборонительного района на самолетах и катерах вывезли на Большую землю.

Думается, Сталин через Абакумова часть вины в сдаче Крыма переложил на руководство Особого отдела НКВД Крымского фронта.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга А. М. Белянов в 1942 году был разжалован до майора ГБ за провал обороны Крыма.

На войне как на войне…

Бочков Виктор Михайлович, генерал-лейтенант (1900–1981)

Виктор Михайлович Бочков родился в 1900 году в селе Казимирова Слобода Мстиславского уезда Смоленской губернии в крестьянской семье. Сейчас город Мстислав как районный центр входит в состав Могилевской области Белоруссии. Район был образован в 1924 году в результате новой нарезки административных границ советской властью. После окончания школы и достижения призывного возраста в 1919 году был мобилизован в армию. Служил в отдельном эскадроне конной разведки Особой кавалерийской бригады 15-й армии. Участвовал в боевых действиях против белополяков. В 1921-м командование Западного фронта направляет его на 43-е Полоцкие командные курсы Западного военного округа, которые он закончил в 1922 году, получив звание краскома, что позволило ему командовать взводом 3-го кавалерийского дивизиона войск ВЧК.

С 1923 года служил командиром взвода 9-го пограничного батальона Западного военного округа. Затем последовательно занимал должности начальника заставы, маневренной группы 23-го и 24-го погранотрядов (ПО), начальника штаба 8-го кавалерийского полка.

С 1932 по 1935 год командовал дивизионом 1-й школы погранохраны и войск ОГПУ. В 1935–1938 годы учился в Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. После окончания академии — начальник Главного тюремного управления НКВД. С декабря 1938 по август 1940-го — начальник 4-го (Особого) отдела ГУГБ НКВД.

Участвовал в боевых действиях на Халхин-Голе и в войне с Финляндией. После того как в августе 1940 года Бочков сдал дела Анатолию Николаевичу Михееву, он был назначен на должность прокурора СССР. Одновременно в июле — декабре 1941 года — начальник ОО Северо-Западного фронта.

С 1944 по 1951 год руководил Управлением конвойных войск НКВД СССР. В 1951–1960 годы В. М. Бочков — заместитель начальника ГУЛАГа МВД СССР.

Октябрь 1941 года был одним из тяжелейших месяцев начавшейся войны. Для СЗФ он тоже не был исключением. Для подтверждения этой мысли хочу привести одно из спецсообщений от 23 октября 1941 года начальника Особого отдела НКВД СЗФ комиссара ГБ 3-го ранга Бочкова, адресованное начальнику Управления ОО НКВД СССР Абакумову для обобщений и объективной оценки ситуации на фронтах.

«Прорвавшийся противник в районе действия 145 стр. дивизии до последнего времени удерживает Лобаново. Попытки частей 188 и 145 сд в течение 19–21 октября овладеть Лобаново не дали результатов, т. к. противник укрепился в кирпичных домах деревни и сосредоточил сильный минометный и артиллерийский огонь по наступающим частям.

В боях 21.Х. с.г. части 188 сд потеряли ранеными, убитыми и пропавшими без вести 300 чел., 2 станковых и 3 ручных пулемета. 245 сд потеряла ранеными и убитыми 1087 человек.

В результате прорыва линии обороны на участке 145 сд противник получил возможность укрепиться и накапливать силы в тылу 188 и 245 стр. дивизий.

Прорыв неприятелем линии обороны получился вследствие отсутствия проявления должного внимания и инициативы со стороны командиров 188 сд — Рыбак и 245 сд — Озерова к вопросу закрытия прорыва на стыке дивизий.

В процессе проведения боев частями 188 и 145 стр. дивизий за Лобаново в течение 19–21 октября отмечен ряд существенных недостатков, в результате чего части несли большие потери и не выполнили поставленные задачи.

В боях за Лобаново артиллерия не поддерживала наступающие пехотные части. Отсутствовало взаимодействие между наступающими частями и даже в самом батальоне. Совершенно не была организована разведка сил противника. Вместе с этим во время боев под д. Лобаново ряд военнослужащих бежали с поля боя. В течение дня заградотрядом задержано 27 человек. На другом участке под д. Лобаново задержано 100 чел., в том числе 5 младших командиров. Злостные дезертиры арестованы, один расстрелян перед строем.

К 22.Х с.г. в частях дивизии ощущается большой недостаток снарядов, в особенности 122 мм.

Отпускаемый лимит снарядов до 1.Х с.г. частями израсходован, и штаб фронта отказывается отпускать снаряды.

Вследствие сложившейся обстановки командование армии дало приказ 145 сд занять новые рубежи обороны вдоль северной стороны дороги на Лобаново».

Как видит читатель, сотрудникам ВКР кроме чисто оперативной работы приходилось заниматься анализом и статистикой боевых действий при контрразведывательном обслуживании частей и подразделений РККА.

Быстров Александр Семенович, генерал-лейтенант (1904–1964)

Александр Семенович Быстров родился 1 апреля 1904 года в деревне Лехны-Лесаны Опочетского уезда Псковской губернии в крестьянской семье. После успешного окончания местной начальной школы смышленый и быстрый «в разумных действиях» Александр работал в разных сферах: родительском хозяйстве, землемером, казначеем, зам. председателя волисполкома, секретарем налоговой комиссии при уездном финотделе в г. Опочка.

В Красной армии с 1927 по 1930 год — красноармеец отдельной роты связи 56-й дивизии г. Пскова.

В органах государственной безопасности с февраля 1930 года — секретарь, помощник уполномоченного, полковой уполномоченный, старший оперуполномоченный 56-й дивизии. С 1935 по 1939 год — начальник Особого отдела ОГПУ Мурманской горно-стрелковой бригады, затем 54-й стрелковой дивизии ЛенВО, а с 1939 по 1940-й — начальник Особого отдела ГУГБ НКВД по 56-му стрелковому корпусу. С 1940 по 1941 год — заместитель начальника Особого отдела НКВД по 7-й армии ЛенВО, заместитель начальника по той же армии Карельского фронта, начальник Особого отдела НКВД по 26-й и 50-й армиям Западного фронта.

С мая 1942-го — заместитель начальника, с июня 1942-го — начальник Особого отдела (с апреля 1943 года — УКР Смерш) Ленинградского фронта.

В 1945–1949 годах — начальник УКР МГБ ЛВО. В декабре 1949 года в связи с «ленинградским делом» снят с должности и с января по сентябрь 1950 года находился в распоряжении УК МГБ СССР. С 1951 по 1953 год — замначальника УКР МГБ по Прикарпатскому военному округу. С июля по ноябрь 1953-го — начальник 3-го (оперативного) отдела Управления Особого минерального лагеря № 1 МВД СССР в поселке Инта Коми АССР.

В феврале 1954 года уволен из органов и лишен генеральского звания по постановлению СМ СССР от 3 января 1955 года за нарушения социалистической законности…

Ленинградский фронт был образован 23 августа 1941 года на основании директивы Ставки ВГК от 23.08.1941 путем разделения Северного фронта на Карельский и Ленинградский фронты.

Мощной вражеской группировке армий «Север» во главе с суровым фельдмаршалом Вильгельмом фон Леебом Гитлером была поставлена задача захватить Ленинград. О жесткости и мрачности личности Лееба как-то раз тонко заметил его коллега фельдмаршал Зигмут Вильгельм Лист: «Попробуй фон Лееб хоть раз улыбнуться, у него наверняка треснуло бы лицо». Обстановка на фронте становилась критической.

1 сентября 1941 года в 6:40 утра в штаб Ленинградского фронта (ЛФ) пришла шифровка из Москвы такого содержания:

«Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта. Ленинградский фронт занят только одним — как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончать с героями отступления? Ставка последний раз разрешает вам отступить и требует, чтобы Ленинградский фронт набрался духу честно и стойко отстаивать дело обороны Ленинграда.

И. СТАЛИН, Б. ШАПОШНИКОВ».

Такая реакция Ставки не обещала ничего хорошего командованию фронтом. Нужно было поднапрячься силами через духовную консолидацию и в некотором смысле устрашение.

В середине сентября 1941-го командование ЛФ вынуждено было отдать войскам такой приказ:

«Военным советам 42-й и 55-й армий

Боевой приказ № 0064

Штаба Ленинградского фронта

17.9.41 г.

1. Учитывая особо важное значение в обороне Южной части Ленинграда рубежа Лигово, Кискино, Верхнее Койрово, Пулковских высот, района Московская Славянка, Шушары, Колпино, военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу.

2. Настоящий приказ командному и политическому составу объявить под расписку. Рядовому составу широко разъяснить.

3. Исполнение приказа донести шифром к 12:00 18.9.41 г.

Командующий войсками Ленфронта Герой Советского Союза генерал армии ЖУКОВ Член военного совета ЛФ секретарь ЦК ВКП(б) ЖДАНОВ Член военного совета ЛФ дивизионный комиссар КУЗНЕЦОВ Начальник штаба Ленфронта генерал-лейтенант ХОЗИН».

Несмотря на жесткие меры, принимаемые командованием ЛФ, обстановка с каждым днем осложнялась для частей и подразделений РККА.

Мобилизовав резервы, в течение 1942 года войска ЛФ провели несколько фронтовых и частных наступательных операций, в том числе по выводу из окружения 2-й ударной армии и Усть-Тосненскую операцию. А уже в январе 1943 года воины фронта отметились деблокированием Северной столицы. Сухопутная связь города со страной была восстановлена.

Большую работу проводили армейские чекисты, потери среди которых были тоже немалые. Так, только к февралю 1942 года число погибших сотрудников ОО ЛФ составило около 300 человек, а к этому времени в дивизиях народного ополчения полегли смертью героев 169 армейских чекистов.

В 1943 году количество переброшенных через линию фронта агентов противника возросло в полтора раза по сравнению с предыдущим годом войны. Одни были закоренелыми предателями — врагами Родины и осознанно шли выполнять задание абвера, другие, попавшие в плен после ранения, использовали возможность через разведшколы противника оказаться снова на Родине и продолжить борьбу с немцами. Тех и других задерживали в тылах военные контрразведчики, воины РККА и заградительные отряды, о которых, кстати, так называемые шестидесятники — плоды хрущевского «насморка» говорили, что сталинские «заградители» якобы расстреливали наши отступающие подразделения. Сидя на кухнях, вольнодумствующие либералы нередко пели под гитару:

Эта рота наступала по болоту, А потом ей приказали, и она пошла назад. Эту роту расстрелял из пулемета Свой же заградительный отряд…

Большую работу в борьбе с бандитизмом, дезертирами, паникерами, трусами и террористами провели армейские контрразведчики ЛФ. В целях борьбы с дезертирами, сбивающимися в банды, на дорогах, ведущих в Ленинград, были выставлены заслоны. Основные усилия заградительных отрядов и приданных им оперативных работников были направлены на борьбу с укрывающимися в лесах и болотах бандами эстонских националистов. Практика показала, что в районах действия банд очень важно было иметь осведомителей в продуктовых магазинах, кафе и столовых небольших населенных пунктов.

В одном из продуктовых магазинов на окраине Ленинграда двумя разведчиками заградотряда были обнаружены трое бандитов. Они пришли приобрести спички и соль. Их удалось задержать. Троица оказалась дезертирами одной из частей, расположенных на Пулковских высотах…

Оперативникам военной контрразведки приходилось участвовать и в этой работе по борьбе с бандитизмом, который со временем продолжит войну после войны, особенно на территориях Прибалтики и Украины.

Вадис Александр Анатольевич, генерал-лейтенант (1906–1968)

Александр Анатольевич Вадис родился в 1906 году в местечке Треполье Обуховского уезда Киевской губернии. В 1917 году окончил 4-й класс гимназии в Артемовске. Непростое, голодное и холодное время наложило свой отпечаток не только на взрослых. В период входа страны в жерло Гражданской войны страдали все, особенно дети. Сразу же появилась армия беспризорных, бойцом которой некоторое время пришлось побывать и Саше, пока его не приютила другая армия — Красная.

С 1920 по 1922 год служил рядовым 2-го отдельного батальона. После окончания Гражданской войны и расформирования части пришлось вновь окунуться в гражданскую жизнь: подрабатывал поденщиком, батрачил, участвовал в работе коммуны «Пахарь». Опыт жизни привил ему навыки общения с людьми. Это качество приметила новая власть, что позволило его привлечь к комсомолии, в которой Вадис занимал должности заведующего районным детским бюро райкома ЛКСМ Украины и секретаря райкома ЛКСМУ. С 1930 года трудился в органах госбезопасности: оперуполномоченный ГПУ Литинского района, начальник Пулинского, Эмильченского райотделов Киевской области, начальник ГПУ НКВД Чигиринского района, 3-го оперотдела Житомирского окружного отдела УГБ НКВД, Бердичевского городского отдела НКВД.

С мая по август 1938 года — он начальник 4-го, а затем 3-го отделений УГБ НКВД УССР, с августа 1938 по ноябрь 1939-го — начальник 3-го отдела УГБ УНКВД Каменец-Подольской области, а потом начальник УНКВД Тернопольской области.

В военную контрразведку Вадис пришел с началом войны, пройдя должности заместителя начальника оперативного отдела НКВД Юго-Западного фронта, начальника особых отделов НКВД Брянского, Воронежского, Центрального фронтов.

С апреля по октябрь 1943 года он начальник управления контрразведки (КР) Смерш Центрального фронта, а затем до Дня Победы — начальник УКР Смерш 1-го Белорусского.

В мае 1945-го его назначают начальником УКР Смерш Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ), а с июля 1945 по октябрь 1946-го — начальником УКР Смерш — УКР НКГБ — МГБ Забайкальско-Амурского военного округа.

В 1946 году отправлен в кадровый резерв МГБ СССР.

В 1947–1951 годы — начальник управления охраны МГБ СССР на железнодорожном и водном транспорте, замминистра госбезопасности УССР. В 1951 году уволен в запас. В 1952-м был исключен из КПСС за злоупотребление служебным положением, а через два года постановлением СМ СССР № 2349-111 от 23 ноября 1954 года лишен генеральского звания «как дискредитировавший себя во время работы в органах».

На трофейных соблазнах зарабатывали тогда грехи многие армейские командиры. Не обошла эта болезнь, к великому сожалению, и некоторых высоких сотрудников госбезопасности.

Одной из первых удачных операций, подготовленных руководством и оперативным составом Особого отдела НКВД 6-й армии Юго-Западного фронта (ЮЗФ) в начале войны, было внедрение в абвергруппу-102 при штабе 17-й армии вермахта, противостоящей частям 6-й армии ЮЗФ, вышедшего из окружения начальника склада ГСМ 5-й армии техника- интенданта 1-го ранга Петра Ивановича Прядко.

После согласия стать негласным источником под псевдонимом «Гальченко», инструктажей и необходимой специальной подготовки он по заданию армейских чекистов в ночь с 14 на 15 января 1942 года перешел линию фронта и оказался в немецком плену с легендой дезертира-перебежчика. В лагере для советских военнопленных на «командированного в абвер» обратил внимание сотрудник военной разведки вермахта. Он предложил сотрудничество. Прядко после некоторого колебания дал согласие и, получив у немцев псевдоним «Петр Петренко», после краткосрочного натаскивания для работы на советской территории в тылу войск РККА в конце января тут же был переброшен за линию фронта.

В ОО НКВД 6-й армии он сообщил важные сведения об абвергруппе-102 — ее официальных сотрудниках, преподавателях и 12 агентах из числа бывших военнопленных, готовящихся к заброске в тыл ЮЗФ.

«Выполнив» задание немцев, он с дезинформацией, подготовленной особистами 6-й армии ЮЗФ, вернулся в разведцентр противника, где его работа была высоко оценена.

Руководитель группы подполковник Пауль фон Гопф-Гойер выразил благодарность за собранные «важные» материалы и на ломаном русском языке заметил: «Вы настоящий молодец. Вы так хорошо всех обманули и принесли еще сведения. Ваш случай надо рассказать всем агентам, и это для них будет поучительно. Если бы все были такие, как вы, это было бы очень хорошо. Пока отдыхайте. Я скажу, чтобы вам дали много денег, папирос и водки».

Вскоре Прядко был оставлен в разведшколе руководить участком по изготовлению документов прикрытия для своей агентуры, засылаемой за линию фронта. Таким образом он стал вершителем судеб многих диверсантов и террористов. При изготовлении фальшивых документов для них он умышленно допускал мелкие неточности, что позволяло советской контрразведке по этим признакам выявить вражеского агента и обезвредить.

Кроме того, им были скомпрометированы перед германскими руководителями наиболее одиозные фигуры предателей — Шевченко, Самутин, Лысый, а в дальнейшем и немцев — капитана Гесса и фельдфебеля Аппельта.

25 сентября 1943 года Прядко, обманув руководство абвергруппы-102, под надуманным предлогом покинул «осиное гнездо» и вскоре вышел на сотрудников контрразведки Смерша. Итоги его смелой и грамотной работы за линией фронта впечатляли: армейские чекисты получили от него подробные установочные данные на 101 вражеского агента, причем на 33 ему удалось добыть фотографии. Кроме того, он собрал характеризующие данные на 24 официальных сотрудников абвергруппы-102.

За проявленное мужество и героизм в тылу противника в июне 1944 года П. И. Прядко был награжден орденом Красного Знамени.

В июне 1996 года приказом директора ФСБ России П. И. Прядко было присвоено звание «Почетный сотрудник контрразведки».

Военные контрразведчики далекого 1941 года лейтенант Макеев и капитан Рязанцев не ошиблись в «откомандированном» в абвергруппу-102 своем негласном помощнике Петре Ивановиче Прядко. Думается, в этой операции принимал участие и замначальника оперативного отдела ОО ЮЗФ А. А. Вадис.

А. А. Вадису пришлось руководить УКР Смерш при двух командующих 1-м Белорусским фронтом: маршалах Советского Союза К. К. Рокоссовском, а с ноября 1944 года и до конца войны — Г. К. Жукове.

Виноградов Валентин Васильевич, генерал-лейтенант (1906–1980)

Валентин Васильевич Виноградов родился 20 марта 1906 года в небольшом городке Кушва Екатеринбургской губернии. О проведенных годах юности, к сожалению, отсутствуют материалы. Известно только, что с 1928 г.

В. В. Виноградов стал курсантом полковой школы 53-го стрелкового полка. Член ВКП(б) с 1929 года, с того же года командир отделения, секретарь бюро ВЛКСМ 100-го стрелкового батальона, политрук роты полковой школы 52-го стрелкового полка.

После окончания Военно-политической академии им. В. И. Ленина и военно-морского факультета Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова — инструктор политотдела 18-й стрелковой дивизии МВО.

С 1934 года — военный комиссар подводной лодки Щ-307 Балтийского флота. С 1938 года старший инструктор, начальник отдела руководящих политических органов Политуправления ВМФ. В марте 1939-го после ежовских репрессий направлен в органы НКВД и назначен начальником ОО НКВД Тихоокеанского флота.

С мая 1943 до апреля 1945 года — начальник ОКР Смерш Краснознаменного Балтийского флота, а с апреля 1945 по ноябрь 1946-го — начальник ОКР Смерш Черноморского флота.

С 1947 года — на командных постах в ВМФ: начальник политотдела военно-морских учебных заведений, член Военного совета Северного флота. С 1956 года в запасе и отставке.

В первые месяцы войны особо ощутимые потери понесли контрразведчики Балтийского флота (БФ). Десятки оперативных сотрудников погибли при обороне военно-морских баз Лиепаи, Риги, Таллина. Во время печально известного таллинского перехода в районе острова Гогланд немецкой авиацией был потоплен транспорт, на котором в Кронштадт эвакуировалась основная часть сотрудников ОО Краснознаменного Балтфлота. Практически никто из экипажа и пассажиров не уцелел.

Невосполнимые потери, нехватка оперативных работников не могли не сказаться на работе флотских контрразведчиков. В этой ситуации с учетом временных неудач РККА флотские чекисты сосредоточили свою деятельность на трех основных направлениях: выявление агентуры противника, борьба с дезертирами, трусами, паникерами и оказание помощи командованию в повышении боеготовности и укреплении боеспособности частей и кораблей на БФ.

Но, несмотря на эти потери, активность контрразведывательной работы заметно выросла, особенно после 1943 года — года учреждения ГУКР Смерш НКО СССР.

Сотрудники в ОКР Смерш КБФ понимали, что за время своего трехлетнего хозяйничанья разведывательные и контрразведывательные органы абвера создали в Прибалтике многочисленную сеть агентуры. Флотским чекистам были известны эти «осиные гнезда» — разведшколы (РШ) противника: в местечках Вана-Нурси, Валга, Стренч, Белое Озеро, в городах Рига, Либава, Кенигсберг, Таллин…

В тихом и фешенебельном районе эстонской столицы — Кадриорге под вывеской «Бюро по вербовке добровольцев», или «Бюро Целлариуса», абверовцы свили «осиное гнездо» сначала для подготовки диверсантов, а потом и разведчиков, действующих против частей Советской армии и флота.

Общими усилиями ВКР Ленинградского фронта и Балтийского флота, территориальных органов госбезопасности в конце 1944 года был нанесен удар по немецкой агентуре.

Вот один из примеров.

В числе резидентур, разоблаченных и ликвидированных контрразведчиками флота, была резидентура некоего Ханса Каспера — эстонца, юриста по образованию, завербованного гитлеровской разведкой для шпионажа против СССР после окончания рижской разведшколы.

Закончив курс шпионских наук, Каспер получил портативную радиостанцию, два автомата ППШ, 25 гранат, наган, офицерское обмундирование со знаками различия лейтенанта Советской армии, орден Красной Звезды, фиктивные документы, деньги и подробные инструкции.

В мае 1944 года Каспер со всей шпионской экипировкой был переброшен в Таллин с заданием — после отступления немецких войск остаться в Таллине, внедриться в разведотдел КБФ, собирать данные о СА и ВМФ и передавать их по радио.

В помощь Касперу была придана группа из 14 завербованных немцами разведчиков. Укрывать Ханса Каспера было поручено содержательнице конспиративной квартиры в Таллине, агенту немецкой разведки Кааре.

Каспер постоянно поддерживал двухстороннюю связь с немецким разведцентром «Норд-Поль», дислоцирующимся близ станции Гроссраум под Кенигсбергом.

Если личное задание Каспера ограничивалось шпионажем, то его группа имела задание помимо сбора разведданных совершать диверсии на военных объектах и террористические акты против командного и политического состава СА и ВМФ.

Показания Каспера после задержания помогли контрразведчикам Балтики не только арестовать агентуру его резидентуры, но и раскрыть фамилии, имена, клички обучавшихся в рижской школе и в «Норд-Поле», а также ликвидировать резидентуры, оставленные абвером еще в пяти городах Эстонии — Раквере, Курессааре (остров Сааремаа), Палдиски и на острове Хайумаа.

Всего по «делу Ханса Каспера» и его соучастников сотрудники Смерша КБФ арестовали 25 агентов немецкой разведки и 24 объявили в розыск. При обыске у арестованных было изъято кроме портативных раций много оружия (2 ручных пулемета, 19 автоматов, 14 винтовок, 170 гранат, тысячи патронов), а также обмундирование советских военнослужащих, советские ордена и фиктивные документы.

В. В. Виноградов отметил четкие действия при разработке Каспера оперсостава: Н. К. Мозгова, И. М. Воробьева, С. И. Савватеева, В. П. Амплеева, М. И. Краснова и Ю. Е. Вахта.

Примерно такая же шпионско-диверсионная организация, именовавшаяся «Фалост-1» и являвшаяся частью абверкоманды-166 м (морская), была раскрыта и ликвидирована в Риге и Либаве. Немало и других резидентур и агентов- одиночек, оставленных в Прибалтике немецкой разведкой, обезвредил отдел контрразведки КБФ.

Гладков Петр Андреевич, генерал-лейтенант (1902–1984)

Петр Андреевич Гладков родился в деревне Трубчевск Болховского уезда Орловской губернии в семье рабочего-стекольщика. После окончания начальной школы работал на стекольных заводах. Служил в РККА по призыву. В 19231927 годах — на комсомольской и физкультурной работе в Белоруссии, а потом до 1931-го в этой же сфере трудился в Ульяновской области и редактировал спортивную газету в Самаре, где поступил и окончил геологоразведочный институт.

С 1933 года — в органах госбезопасности. После окончания Центральной школы ОГПУ в 1934 году работал в секретариате экономического управления ОГПУ. В марте 1937-го переведен в аналогичное подразделение НКВД Белоруссии, где за два года сделал карьеру от оперуполномоченного до начальника отдела, с июня 1939 года — заместитель наркома внутренних дел БССР. В ноябре того же года после присоединения к СССР Западной Белоруссии назначен начальником УНКВД Белостокской области (ныне Польша), одновременно с мая 1940 года — зам. наркома внутренних дел БССР.

В сентябре 1940 года назначен первым зам. наркома внутренних дел Литовской ССР, а с февраля 1941-го, после реорганизации НКВД, стал наркомом госбезопасности (НКГБ) этой республики.

С началом Великой Отечественной войны — с сентября 1941 по январь 1942-го — руководил Особым отделом Карельского фронта, который отличался рядом особенностей. Он имел самую большую протяженность среди всех советских фронтов Великой Отечественной войны — до 1600 км, при этом был единственным, не имевшим сплошной линии фронта, плюс наличие суровых северных природно-климатических условий. Именно эта особенность облегчала противнику заброску в тыл РККА своей агентуры.

Широкое поле действий для диверсантов и террористов представляли условия, когда фронт не отправлял в тыл страны на ремонт военную технику и вооружение. Все делалось в специальных частях и на предприятиях Карелии и Мурманской области.

А еще это единственный фронт, на одном из участков которого — в районе Мурманска — немецкие войска не смогли нарушить государственную границу СССР.

Следует заметить, на Параде Победы сводный полк Карельского фронта шел первым. С тех пор традиционно на парадах 9 Мая штандарт и знамя Карельского фронта несут первыми.

Однако вернемся к нашему герою. После Карельского фронта П. А. Гладков работал начальником 9-го отдела Управления Особого отдела НКВД СССР, начальником Управления КР Смерш Наркомата ВМФ СССР. После войны до 1950 года — начальник отдела УКР Московского военного округа.

В том же году переведен в систему лагерей МВД СССР. Был заместителем начальника Дубравного ИТЛ. В 1954 году был уволен из МВД «по фактам, дискредитирующим звание начсостава МВД». В 1955 году постановлением СМ СССР лишен генеральского звания за дискредитацию «себя за время работы в органах»… и как «недостойный в связи с этим высокого звания генерала».

В соответствии с Постановлением СНК СССР от 19 апреля 1943 года 9-й (морской) отдел УОО НКВД СССР по обслуживанию ВМФ передавался в подчинение Наркомата ВМФ СССР. На основе этого отдела в наркомате сформировалось Управление контрразведки Смерш, на которое возлагались следующие задачи:

— борьба со шпионской, диверсионной, террористической и иной подрывной деятельностью иностранных разведок, а также с антисоветскими элементами, проникшими в ВМФ;

— принятие необходимых мер, исключающих возможность безнаказанного проникновения агентуры противника и антисоветских элементов на флот;

— борьба с предательством и изменой Родине в частях, соединениях и учреждениях ВМФ, с дезертирством и членовредительством.

Для реализации поставленных перед флотскими чекистами задач требовались профессионально подготовленные кадры. Действовавшие ранее курсы подготовки и переподготовки оперативного состава уже не соответствовали в полной мере реалиям, в которых приходилось действовать контрразведчикам на флотах. Поэтому приказами наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова от 9 и 15 февраля 1944 года с 1 марта того же года открылась Высшая школа контрразведки ВМФ с годичным сроком обучения. На краткосрочность подготовки влияла, конечно же, война. На всех флотах ВМФ СССР продолжали функционировать курсы по подготовке оперативного состава отделов контрразведки.

Под руководством П. А. Гладкова шла напряженная работа по выявлению агентуры противника после освобождения военно-морских баз флота в Новороссийске, Севастополе, Одессе, Таллине, Риге и Лиепае. Это было связано с тем, что немецкие разведывательные органы, отступая, оставляли на глубокое оседание опытную агентуру, для борьбы с которой заблаговременно формировались оперативные группы из числа наиболее подготовленных чекистов. Главной их задачей было — вместе с передовыми частями армии и флота, вступающими в населенные пункты, немедленно разворачивать оперативно-поисковую деятельность по установлению вражеской агентуры.

Большую работу флотская контрразведка проводила на территории Прибалтики против профашистских организаций «Омакайтсе», «Кайтселиит» и «Исамаилиит» — в Эстонии, «Айсарги» — в Латвии, «Шума» — в Литве. Кроме того, в прибалтийских республиках отмечалась высокая концентрация белоэмигрантского контингента, бежавшего из Советской России, а также бывших военнослужащих армии Юденича.

Контрразведчики Краснознаменного Тихоокеанского флота (КТОФ) активно действовали в нелегкой борьбе с происками японских спецслужб, особенно их резидентур в лице Японских военных миссий (ЯВМ).

Органы военной контрразведки флота провели значительную работу по предотвращению возможной бактериологической диверсии отряда Квантунской армии № 731. Эта важная деятельность флотских чекистов подробно описана в агентурном деле «Юрта».

Особо опасным японским объектом в деле легального шпионажа на Дальнем Востоке было Генеральное консульство во Владивостоке, проводившее активную разведывательную деятельность по сбору данных о Тихоокеанском флоте.

Здание Генерального консульства находилось на возвышенности, и из его окон открывался прекрасный вид на бухту Золотой Рог. На крыше двухэтажного дома самураи установили постоянный пост визуального наблюдения за бухтой. Тогда и наше руководство придумало простую штуку. Чтобы предупредить визуальную разведку за движением надводных кораблей и подводных лодок флота, военные строители быстренько обнесли здание высоким забором высотой аж восемь метров! По периметру здания постоянно ходили наши патрули. Часть городских районов, примыкавших к местам базирования флота, были закрыты для посещения иностранцев. Это тоже была своеобразная профилактика.

Японская разведка активно вербовала в свои сети представителей так называемых малых народностей Сахалина, Приморского и Хабаровского краев, Камчатки и Чукотки. В 1941–1945 годы японцы предпринимали попытки создать из них разведывательно-диверсионные подразделения.

Так, дальневосточными военными контрразведчиками в 1945 году была разоблачена резидентура ЯВМ, расположенная в поселке Карафуто. Японская разведка с контрразведывательной целью посадила на границе между Северным и Южным Сахалином своих агентов под «крышей» охотников.

Они жили в тайге в специально построенных домах, снабженных телефонной связью с резидентом. Их задачей было постоянное наблюдение за состоянием границы и лицами, переходящими кордон в обоих направлениях. Нарушителей задерживали и доставляли к резиденту.

Каждый «охотник» обслуживал участок протяженностью 3–5 км в зависимости от рельефа местности. Руководство ЯВМ им платило жалованье или вознаграждение за эту работу в пределах 40–60 иен в месяц.

Одним из таких задержанных «охотников» в 1945 году был некий Хасимото, с которым провел вербовочную беседу начальник ЯВМ Ота. Хасимото была поставлена задача задерживать русских, подозреваемых в проведении разведдеятельности, и обеспечивать переброску японской агентуры на советский Сахалин.

Через несколько дней после этого события чекисты захватили резидента ЯВМ японца Карасаву. В его распоряжении был специальный дом, в котором проходили явки официальных сотрудников ЯВМ с «охотниками», которых он снабжал деньгами, оружием, боеприпасами, продовольствием.

От каждого домика «охотника» к Карасаве была протянута замаскированная проводная телефонная связь. По телефону он принимал доклады, анализировал их содержание и обобщенными справками доносил в ЯВМ города Хутору.

На следствии и суде они полностью признались в своей враждебной деятельности и были приговорены: Карасава — к 8, а Хасимото к 10 годам заключения.

Отделами контрразведки Смерш ТОФа на территории Кореи было заведено более десятка разыскных дел на сотрудников Расинской ЯВМ. В ходе розыска выяснилось, что все они сбежали 10 августа в момент, когда уходил пароход, на котором уезжали сотрудники ЯВМ и их семьи.

В начале августа 1945 года на имя начальника управления КР Смерш ТОФа за подписью руководителя 2-го отдела Главного управления контрразведки Смерш НКО СССР полковника С. Н. Карташова ушла шифрованная телеграмма с постановкой и такой задачи:

«…Кроме того, примите срочные меры по розыску официальных сотрудников японской радиостанции особого назначения, подчинявшейся дешифровальному отделению особого отдела Генерального морского штаба (ГМШ) Японии.»

Для флотских контрразведчиков это был приказ обезвредить один из важнейших каналов вероятной утечки секретных данных по нашим войскам. Сотрудники этой радиостанции занимались перехватом наших шифровок, передаваемых советскими военными кораблями и базами. Вскоре в ходе разыскных и других агентурно-оперативных мероприятий удалось задержать большинство кадровых разведчиков этой радиостанции.

17 сентября 1946 года было реализовано дело оперативной разработки (ДОР) под названием «Полицейские» на трех лиц, в том числе Чан Ден Су, являвшегося начальником корейской полиции Сейсана.

В ходе проведения мероприятий по делу оперативного учета удалось установить, что Чан Ден Су в 1932 году выдал японцам группу советских разведчиков, прибывшую шхуной на корейское побережье со спецзаданием. Он длительное время сотрудничал с японской контрразведкой и, для того чтобы скрыть свое прошлое, в сентябре 1945 года без суда и следствия инициировал расстрел троих сотрудников японской полиции, которые знали о его преступлениях и могли разоблачить своего начальника.

В развитие указаний Центра начальник отдела Смерша Тихоокеанского флота генерал-майор Д. П. Мерзленко 30 августа 1945 года подготовил и подписал местный нормативный документ за № 10758 — директиву, адресованную всем начальникам отделов и опергрупп флотской контрразведки. Она называлась «О работе органов СМЕРШ на территории, освобожденной от противника».

В ней, в частности, говорилось:

«Территория, освобожденная Красной Армией и Военно-морским флотом от противника, представляет собой базу, весьма удобную для ведения антисоветской работы оставленных в тылу наших войск шпионов, диверсантов и террористов, состоящих на службе японской и других иностранных разведок.

Во время отхода японских войск в Корее, Маньчжурии, Сахалине и Курильских островах японская разведка, безусловно, оставила кадры своей агентуры с заданием подрывной деятельности против СССР как непосредственно против частей флота, так и для проникновения вглубь Советского Союза.

Как японская агентура, так и оставшиеся на территории, занятой нашими войсками, представители всяких антисоветских организаций, в первые же дни будут перестраиваться, уходить в глубокое подполье, организовывать явочные квартиры, налаживать технику связи, создавать склады оружия и т. п.

Оставленная противником агентура будет прибегать под всяким благовидным предлогом к завязыванию связей с нашими военнослужащими. К расспросам их о численности частей Красной Армии и Флота, о состоянии боевой техники, дисциплине, оборонных предприятиях и другом.

Японская разведка через свою агентуру прибегает и будет прибегать к совершению террористических актов над офицерским составом и другими военнослужащими, отравлению их, минированию дорог, поджогам, распространению антисоветских листовок среди наших военнослужащих и местного населения.

В целях своевременного пресечения подрывной деятельности японской и других разведок, антисоветских организаций и охраны государственной безопасности кораблей и частей флота, находившихся на территории освобожденной от противника, предлагаю…»

Предложения были конкретные, дельные, всеохватные. В целях нанесения удара по разведывательным органам Японии — вскрытия японской агентуры, засланной и насажденной на территории СССР, разгрома белоэмигрантских организаций, проводимых через подрывную работу, выявления и ареста изменников Родины, бежавших из Советского Союза невозвращенцев, в качестве наиболее удобной формы борьбы с противником на этих направлениях было рекомендовано создание оперативных групп…

Едунов Яков Афанасьевич, генерал-лейтенант (1896–1985)

Яков Афанасьевич Едунов родился в селе Суромна Суздальского уезда Владимирской губернии. Участник Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн.

В органах госбезопасности с 1919 года. Начал службу агентом, сотрудником Гомельского управления транспортной ЧК, пройдя за 20 лет путь до начальника Управления милиции УНКВД Московской области.

С этой должности уволен из НКВД. Работал замначальника проектной конторы «Ростекстильпроект». После начала войны вернулся в НКВД и служил в военной контрразведке. С июня 1941 по декабрь 1942 года — оперуполномоченный Управления ОО НКВД СССР, заместитель начальника Особого отдела НКВД по 50-й армии, начальник Особого отдела НКВД по 9-й армии Южного фронта, начальник Особого отдела 48-й армии Брянского фронта.

В 1943–1944 годы — начальник Особого отдела Приволжского военного округа, УКР Смерш Северо-Западного фронта и в 1944–1945 годы — начальник УКР Смерш 2-го Белорусского фронта. В 1945–1946 годы возглавлял УКР Смерш Северной группы войск в Польше, в 1946–1947 годы — 1-е управление 3-го ГУ МГБ СССР, в 1947-1951-м — замначальника 2-го ГУ и начальник 3-го ГУ МГБ СССР. С 1952 по 1954-й руководил Управлением КР МГБ, Особым отделом МВД СССР и Особым отделом КГБ при СМ СССР по Белорусскому военному округу. В 1956-м уволен из органов ГБ по возрасту.

В первых сражениях 1941 года войска Северо-Западного фронта (СЗФ) противостояли наступлению немецко-фашистской группы армий «Север» и части группы армий «Центр» и к 29 июня отошли к Западной Двине. Отсеченная от главных сил 8-я армия отступала к границе Эстонии. 11-я и 27-я армии вели бои с противником, наступающим на Старую Руссу и Холм. Советские войска понесли тяжелые потери из-за превосходства противника в воздухе. Потери личного состава в некоторых частях доходили до 60 %, а боевой техники и орудий — до 90 %. Кроме этого противник впервые захватил пусковую ракетную установку «Катюша». И все же действия фронта сыграли важную роль в обороне Ленинграда.

Под непосредственным руководством Я. А. Едунова выполнял обязанности заместителя начальника Особого отдела НКВД 34-й армии Северо-Западного фронта (СЗФ) подполковник Н. Г. Кравченко, ставший в последующем героем Тегерана в 1943 году во время Международной конференции глав трех стран — СССР, США и Англии — Сталина, Рузвельта и Черчилля и получивший досрочно звание генерал-майора. Однако вернемся к событиям на СЗФ.

В конце июля 1941-го руководители кадрового аппарата 3-го Управления НКО СССР Николая Григорьевича Кравченко отзывают в Москву. В должности начальника Управления в тот период был комиссар 3-го ранга Анатолий Николаевич Михеев, которого вскоре заменил Виктор Семенович Абакумов.

А. Н. Михеева назначили по его просьбе руководителем военной контрразведки Юго-Западного фронта. Он геройски погибнет в открытом бою с гитлеровцами 21 сентября 1941 года при отступлении штаба фронта в урочище Шумейково неподалеку от хутора Дрюковщина Лохвицкого района Полтавской области.

А Николая Кравченко тут же определили на должность заместителя начальника Особого отдела 34-й армии СЗФ.

Вся тяжесть контроля и оказания помощи оперативному составу 245-й, 257-й, 262-й стрелковых дивизий и 25-й кавалерийской дивизии 34-й армии легла на плечи Николая Григорьевича. Он много ездил по особым отделам соединения под бомбежками и артиллерийскими обстрелами. Именно в это время вражеский осколок, словно бритвой, срезал часть мягких тканей на правом плече. Из-за потери крови он чуть не погиб. Спасла ему жизнь медсестра.

Особенно напряженными были дни, когда армия готовила и проводила контрудар под Старой Руссой в середине августа 1941-го.

Уже после войны станет известно, что начальник оперативного управления ОКВ вермахта затребовал целый танковый корпус для ликвидации прорыва 34-й армии. К великому сожалению, наша армия была расчленена и частично уничтожена. На 26 августа она насчитывала чуть более 22 тысяч личного состава. Причинами неудачных действий 34-й армии, по оценке начальника Управления особых отделов НКВД В. С. Абакумова, были названы потеря управления войсками со стороны командования объединения и соединений армии, неудовлетворительное обеспечение авиацией и средствами противоздушной обороны. Случалось так, что немецкие самолеты бомбили войска 34-й армии в течение всего светового дня, нередко группами по 80-100 самолетов, но никакого противодействия с земли им не оказывалось.

По результатам разбирательства в ходе следствия и суда были расстреляны командующий армией К. М. Качанов и начальник артиллерии армии В. С. Гончаров. Командующего СЗФ П. П. Собенникова сняли с должности и арестовали. Его приговорили к пяти годам заключения. Впоследствии срок заменили понижением в звании.

В течение 1941 года потрепанная в тяжелых сражениях 34-я армия вела оборонительные бои, а весной 1942-го неудачно участвовала в Демянской наступательной операции. В настоящее время эта территория относится к Новгородской области.

В результате активных наступательных действий соединения Северо-Западного и Калининского фронтов силами 1-го гвардейского корпуса и 34-й армии стали замыкать кольцо окружения противника. Немцы попали в своеобразный «котел», в котором оказалось шесть дивизий, включая моторизированную дивизию СС «Тотенкомпф». Во главе окруженных войск стоял командир 2-го корпуса граф Вальтер фон Брокдорф-Алефельд, которого высоко ценило руководство вермахта и к которому благожелательно относился сам фюрер.

Ставка приказала командованию Северо-Западного фронта не только держать «котел», но и проводить серии наступательных действий. Но, к сожалению, сил для реализации вышестоящих приказов выйти в тыл группы армий «Север» у наших войск не было. Больше того, немцы, используя два полевых аэродрома, перебросили свежие силы с задачей стремительно деблокировать свою группировку.

34-я армия испытывала нужду в вооружении, боеприпасах, бронетехнике, а также в личном составе, частично выбитом гитлеровцами при контрнаступлении и обороне.

Обо всех недостатках с желанием поправить дела в армии Н. Г. Кравченко докладывал своему начальству и руководству фронта. Однако инициатива нередко бывает наказуема. Помощи армии неоткуда было ждать. Лозунг «Все для фронта, все для победы!» в тот период на острейших участках битвы с агрессором не действовал. Страна после перенесенного шока от внезапного нападения гитлеровской Германии только организовывалась, собиралась с силами для отпора врагу.

В конце апреля фашистами путем наращивания сил и средств создался 6-8-километровый коридор в районе деревни Рамушево, через который поддерживалось сообщение с частями, находящимися в Демянском окружении.

5 мая блокада была снята гитлеровцами. Для вермахта это была победа, которую они высоко оценили и даже отчеканили в честь этого события памятный знак — «Щит Демянска».

После деблокирования Демянской группировки в апреле 1942 года СЗФ провел вместе с 34-й армией девять наступательных и две оборонительные операции. Все наступательные действия наших войск оказались неудачными. Главной цели — вторично окружить противника — они не достигли.

Вторая Демянская операция была проведена в феврале 1943 года, но и она не позволила окружить немцев. Однако, несмотря на это, 1 марта Демянск был освобожден.

Интересный факт: прототип героя «Повести о настоящем человеке» летчик Алексей Маресьев был сбит 4 апреля 1942 года именно здесь в воздушном бою недалеко от Демянска.

Ермолаев Николай Дмитриевич, генерал-лейтенант (1905–1958)

Николай Дмитриевич Ермолаев родился в деревне Михайловна Звенигородского уезда Московской губернии в семье рабочего.

В 1920 году он был взят на работу в отдел военной цензуры Ярославской ГубЧК. В 1921–1922 годах служил в Особом отделе Ярославского ГубЧК делопроизводителем, сотрудником по особым поручениям Особого отдела 18-й стрелковой дивизии. С 1922-го в запасе, работал в системе госстраха, потом на заводе в Ярославле.

С 1932 года — в органах ОГПУ. Служил практикантом, полковым уполномоченным, помощником начальника и начальником Особого отдела 18-й стрелковой дивизии.

С октября 1939-го — заместитель начальника, с ноября того же года начальник Особого отдела 3-го стрелкового корпуса МВО. В 1940 году — заместитель начальника Особого отдела 8-й армии ЛВО, участник советско-финской войны.

В июне 1940 года назначен заместителем начальника Особого отдела (3-го отдела) Прибалтийского военного округа.

Во время Великой Отечественной войны — замначальника Особого отдела Северо-Западного фронта, начальник Особого отдела Новгородской опергруппы Северо-Западного фронта, начальник Особого отдела 5-й армии Западного фронта и начальник Особого отдела НКВД — ОКР Смерш Черноморского флота.

С 1945 по 1949 год — начальник управления МГБ Приморского военного округа, с 1949-го — начальник управления МГБ Приморского края. С 17 сентября 1951 года по 1 апреля 1953-го — начальник управления МГБ СССР по Ленинградской области. В 1953–1956 годы — начальник Особого отдела МВД-КГБ по Западно-Сибирскому военному округу.

Начало Великой Отечественной войны Н. Д. Ермолаев встретил в составе войск Северо-Западного фронта (СЗФ), образованного 22 июня 1941 года на базе войск Прибалтийского Особого военного округа для действий на направлениях Куопио, Микеенли и Гельсингфорс. СЗФ просуществовал до ноября 1943 года, замыкаясь в первые дни войны на командование и штаб Ленинградского военного округа.

В первых сражениях 1941 года войска СЗФ противостояли наступлению немецко-фашистской группы армий «Север» и части сил группы армий «Центр». Николаю Дмитриевичу Ермолаеву в ранге заместителя начальника Особого отдела НКВД СЗФ приходилось вариться в самой гуще суровых событий, мотаясь по особым отделам армий и дивизий и руководя этими подразделениями непосредственно в сложной боевой обстановке. А она действительно была таковой. Отсеченная от главных сил фронта 8-я армия спешно отступала к границам Эстонии. 11-я и 27-я армии вели яростные бои с превосходящими силами противника, наступающими на Старую Руссу и Холм.

В своем докладе руководству Н. Д. Ермолаев отмечал, что части и подразделения фронта несут невосполнимые потери из-за превосходства вражеской авиации.

«В небе господствует люфтваффе, — писал он в одном из донесений. — Потери личного состава в некоторых частях доходят до 60 %, а боевой техники — до 90 %… 12-й корпус и 5-я танковая дивизия в тылу противника без горючего… 3-й механизированный корпус попал в окружение и запросил помощи… Штаб и Военный совет 11-й армии пленен и частично погиб… ВВС фронта понесли тяжелые потери из-за скученности самолетов ввиду малого количества аэродромов…»

Именно на одном из участков СЗФ противник впервые захватил пусковую ракетную установку «Катюша», в расследовании этого ЧП принимали участие оперработники во главе с Н. Д. Ермолаевым.

В начале 1942 года в полосе ответственности 1-й Ударной армии СЗФ особисты фронта вскрыли серьезные недостатки и ошибки в служебной деятельности со стороны командования армии и ее штаба при ведении боевых действий. По этим фактам, отрицательно влияющим на боеготовность соединений объединения, на имя зам. народного комиссара внутренних дел СССР, комиссара госбезопасности 3-го ранга В. С. Абакумова была направлена докладная записка за подписью начальника ОО НКВД СЗФ старшего майора госбезопасности Н. А. Королева.

В документе говорилось о неудовлетворительно поставленной службе разведки и наблюдения за противником, частых потерях связи между подразделениями и штабами, плохом взаимодействии соединений и родов войск во время наступательных операций, пренебрежении к фланговым обходам сил противника, о действиях в основном лобовыми ударами, что привело к большим потерям личного состава, о несвоевременном вручении штабами боевых приказов частям, из-за чего войска нередко шли в наступление вслепую, без должной подготовки и разведки, и других негативных моментах.

В составлении этого документа активное участие принимал и наш герой — Николай Дмитриевич Ермолаев.

Железников Николай Иванович, генерал-лейтенант (1906–1974)

Николай Иванович Железников родился 22 марта 1906 года в семье сельского учителя в селе Большая Липовица Тамбовского уезда Тамбовской губернии. В 1919 году окончил школу 1-й ступени, в 1925-м — профтехшколу. Работал слесарем мастерских артиллерийского склада, учеником механика тракторного отделения при профтехшколе. С июля 1927 года — механик тракторной базы треста «Узбекхлопок» в поселке Сырдарья Ташкентского округа. В 1928 году вернулся в Тамбов, где вступил в ряды ВКП(б). Работал инструктором слесарного дела профтехшколы.

В июле 1930-го поступил в сельскохозяйственный институт в Воронеже, но через год вернулся в Тамбов, где работал инструктором автотранспортного дела техникума механизации сельского хозяйства.

В РККА — с июня 1931 года.

В мае 1932 года окончил бронетанковую школу в Орле, затем командовал взводом Московских курсов усовершенствования комсостава мотомеханизированных войск МВО. С декабря 1933-го — командир взвода, затем старший автомеханик учебного батальона Военной академии механизации и моторизации РККА, с 1934 по 1939 год — слушатель этой академии.

В органы госбезопасности попал из академии в 1939 году.

С февраля 1939 по апрель 1943-го — начальник Особого отдела НКВД, 3-го отдела НКО Среднеазиатского военного округа. В апреле того же года был назначен начальником УКР Смерш Брянского, а с апреля 1944 года — 2-го Прибалтийского фронта.

В августе 1945 года возглавил УКР Смерш Горьковского военного округа, в феврале 1946-го — УКР Северной группы войск, а с февраля 1950-го — Управление КР МГБ ГСВГ.

С августа 1953-го — начальник Особого отдела МВД- КГБ Закавказского военного округа. Затем до 1966 года служил начальником 1-го факультета (военная контрразведка) и кафедры Высшей школы КГБ при СМ СССР. В сентябре 1966 года уволен в запас по выслуге лет.

Работал в НИИ технико-экономических исследований, возглавляя научно-статистическое подразделение. Зарекомендовал себя как опытный управленец.

С генерал-лейтенантом Николаем Ивановичем Железниковым автор впервые встретился, поступив в Высшую школу КГБ при СМ СССР в 1963 году, когда он занимал должность начальника 1-го факультета чекистского вуза. Он часто встречался с нами — слушателями факультета военной контрразведки, рассказывая о фронтовых буднях.

В судьбе военного контрразведчика Н. И. Железникова было немало интересных эпизодов. Остановлюсь на двух.

Во время руководства ВКР Брянского фронта ему по указанию В. С. Абакумова пришлось заниматься отбором сотрудника для выполнения какой-то важной операции и направления его в Москву. Им оказался его помощник подполковник Н. Г. Кравченко, который после встреч в столице на самом высоком уровне: с руководством ГУКР Смерш НКО СССР генерал-лейтенантом В. С. Абакумовым и И. В. Сталиным был соответственно подготовлен и направлен в Тегеран для обеспечения безопасности «Большой тройки», руководителей СССР, США и Великобритании — Сталина, Рузвельта и Черчилля — во время международной конференции в ноябре-декабре 1943 года.

Со своими задачами офицер справился, как говорится, «на отлично». Именно там по приказу Сталина военному контрразведчику подполковнику Кравченко было досрочно присвоено звание генерал-майора, что было, конечно, и заслугой выбравшего его для этой командировки генерала Железникова.

Руководя Управлением КР Смерш 2-го Прибалтийского фронта, генерал-майор Н. И. Железников подготовил и провел вместе с подполковником А. А. Шуреповым и капитаном М. А. Поспеловым блестящую операцию по захвату в Риге гитлеровской разведшколы. Командующий войсками 2-го Прибалтийского фронта Маршал Советского Союза Л. А. Говоров и начальник ГУКР Смерш НКО СССР генерал-лейтенант В. С. Абакумов высоко оценили результаты этой хорошо продуманной и дерзкой операции военных контрразведчиков. Всех ее участников представили к правительственным наградам.

Зеленин Павел Васильевич, генерал-лейтенант (1902–1965)

Павел Васильевич Зеленин родился в 1902 году в селе Кичкас Запорожского района Днепропетровской области в семье сельского кузнеца. После окончания двухклассного железнодорожного училища работал учеником и подручным котельщика на заводе в Запорожье.

На службе в РККА с 1918 года.

В органах ГБ с марта 1920 года. Проходил службу на различных должностях в транспортных отделах ОГПУ-НКВД города Алексеевска Южно-Донецкой и Южной железной дорог. В 1941 году — начальник отделов разведки и контрразведки НКГБ — НКВД БССР. С июля 1941-го — начальник 3-го, 6-го отделений Особого отдела Западного фронта, с сентября — начальник Особого отдела 30-й армии, затем начальник Особого отдела Южного фронта. В августе 1942 года назначен начальником Особого отдела Северо-Кавказского фронта, а с декабря того же года — руководитель Особого отдела Черноморской группы войск Закавказского фронта.

В 1943 году — начальник Особого отдела Юго-Западного фронта, а затем руководил управлениями КР Смерш Западного и 3-го Белорусского фронтов.

С августа 1945-го — начальник Управления КР Смерш/МГБ ГСОВГ. В июле 1947-го снят с должности, в 1948-м уволен в запас, а в октябре 1951 года арестован по «делу Абакумова». В апреле 1954 года освобожден и уволен из органов КГБ с лишением генеральского звания за нарушение законности.

Северо-Кавказский фронт (СКФ) первого формирования был образован 20 мая 1942 года на основании директивы Ставки ВГК от 19 мая 1942 года из войск бывшего Крымского фронта, частей, соединений и учреждений, подчиненных главкому Северо-Кавказского направления. При формировании СКФ получил задачи по удержанию Севастопольского оборонительного района и рубежа реки Дон, обороне побережий Черного и Азовского морей. С 25 июля по 5 августа 1942 года войска фронта вели тяжелые оборонительные бои в районах нижнего течения Дона, а затем на ставропольском и краснодарском направлениях.

4 сентября того же года на основании директивы Ставки ВГК от 1 сентября 1942 года СКФ был преобразован в Черноморскую группу войск Закавказского фронта. СКФ второго формирования был образован 24 января 1943 года на основании директивы Ставки ВГК на базе Северной группы войск Закавказского фронта.

Это было суровое время. Враг рвался взять Севастополь. Зафронтовая агентура СКФ сигнализировала, что командующий 11-й немецкой армией генерал-полковник Манштейн поставил войскам задачу — прорвать оборонительные линии Перекопа и двигаться в сторону Евпатории, расчленяя соседний Крымский фронт (КФ) на две части. Командование КФ учло предупреждение руководства ОО НКВД СКФ и приняло соответствующие меры при обороне многострадального города Керчи, который дважды занимался гитлеровцами и дважды освобождался нашими войсками.

Будучи начальником 3-го отделения Западного фронта (ЗФ), Зеленин принимал активное участие в разработке и аресте группы немецких разведчиков 3-й бронетанковой группы германских войск в районе Орла. Агентурный костяк предателей состоял из бывших пленных командиров и красноармейцев, которые под видом вышедших из окружения направлялись в тылы РККА с целью пробраться в Москву с проникновением в штабы, на командные должности в войска. Им же ставилась задача установить расположение оборонных заводов, работающих в столице, складов с ГСМ, боеприпасами и продовольствием, а также выяснить схемы расположения минных полей на подступах к столице…

В марте 1943 года первый заместитель наркома внутренних дел В. Н. Меркулов собрал срочное совещание начальников особых отделов ряда фронтов и армий. Он сделал короткий доклад о состоянии дел в системе военной контрразведки и предложил желающим в течение 15–20 минут дать предложения об улучшении оперативной деятельности оперсостава во фронтовых условиях.

Первым выступил начальник ОО Юго-Западного фронта (ЮЗФ) генерал-майор П. В. Зеленин, который отметил необходимость более тщательного изучения особыми отделами военных округов личного состава воинских соединений в период их формирования в тылу и в пути следования к линии фронта.

Он также остановился на практике зафронтовой работы: отработке легенд прикрытия при направлении разведчиков и агентов в тыл противника, их тщательной экипировке, внимательном изучении районов выброски с самолетов и мест перехода линии фронта при пеших вариантах.

Возглавляя УКР Смерш НКО СССР 3-го Белорусского фронта в конце войны, генерал-майор Зеленин вместе с оперативным составом столкнулся с новой тактикой борьбы противника с советскими войсками — диверсионно-террористическими методами с привлечением сил польской Армии Крайовой и бандеровской УПА.

П. В. Зеленин воевал и с японцами на Дальнем Востоке, возглавляя в 1945 году УКР Смерш НКО СССР Забайкальского фронта. Его подчиненные вскрывали резидентуры японских военных миссий, задерживали белоэмигрантских пособников атамана Семенова и готовили Хабаровский процесс — суд над группой бывших военнослужащих японской Квантунской армии, обвинявшихся в создании и применении бактериологического оружия в нарушение Женевского протокола, который состоялся с 25 по 30 декабря 1949 года.

Ивашутин Петр Иванович, генерал армии (1909–2002)

Петр Иванович Ивашутин родился 18 сентября 1909 года в Брест-Литовске Гродненской губернии в семье паровозного машиниста. Жил и учился в Черниговской области. Окончил 5 классов семилетней школы в Сновске в 1923 году и профтехшколу в Городне в 1926-м. С 1926 по 1931 год работал путейцем на станции Городня, слесарем прядильно-ткацкой фабрики в городе Ивано-Вознесенске. В 1930-м вступил в ВКП(б). В 1931 году по партнабору был призван в ряды РККА и направлен в 7-ю Сталинградскую военно-авиационную школу. С 1933 года оставлен летчиком-инструктором в этой же школе, а с 1935-го — командир экипажа тяжелого бомбардировщика ТБ-3 45-й авиабригады Московского военного округа. В 1937 по 1939 год учился в Военно-воздушной академии РККА им. Н. Е. Жуковского.

С января 1939 года в органах ГБ НКВД — начальник Особого отдела НКВД стрелкового корпуса Ленинградского военного округа. Участник советско-финской войны 19391940 годов и Великой Отечественной войны. С 1941 года — замначальника особых отделов НКВД Закавказского военного округа, Крымского и Северо-Кавказского фронтов, Черноморской группы войск Закавказского фронта. С 1942-го — начальник Особого отдела НКВД, а потом УКР Смерш НКО СССР Юго-Западного, а затем 3-го Украинского фронта.

С 1945 года — начальник УКР Смерш Южной группы войск, а с ноября 1947-го — Управления КР МГБ ГСоВг. В ноябре 1949-го назначен начальником Управления КР МГБ Ленинградского ВО.

В 1951 году стал заместителем начальника 3-го Главного управления МГБ СССР, с сентября 1952-го — министр ГБ УССР, с марта 1953-го — заместитель министра внутренних дел УССР. С июля 1953 года по март 1954-го — вновь заместитель начальника 3-го управления МВД.

С июня 1954 года — заместитель председателя КГБ при СМ СССР. В январе 1956-го назначен первым заместителем председателя КГБ.

В 1962 году руководил следственной группой, направленной Президиумом ЦК КПСС в Новочеркасск. В марте 1963-го назначен начальником ГРУ — заместителем начальника Генштаба ВС СССР. Он был практически 50 лет на службе. Четверть века отдал работе в органах ГБ и столько же времени — службе в ГРУ.

Автор этих строк считает за счастье, что ему довелось служить в подразделении ВКР по оперативному обслуживанию ГРУ Генштаба ВС СССР с 1974 по 1987 год, когда военную разведку возглавлял легендарный человек — генерал армии П. И. Ивашутин, которому он посвятил три книги: «Император ГРУ», «Маршал военной разведки» и «Из Смерша в ГРУ».

О деятельности П. И. Ивашутина можно писать много и долго. Пройдемся только по некоторым его служебным вехам. После прихода в органы ГБ в 1939 году его тут же назначили руководителем военной контрразведки 23-го стрелкового корпуса, принимавшего участие в советско-финской войне 1939–1940 годов.

Именно здесь П. И. Ивашутин зарекомендовал себя как смелый и решительный руководитель. Когда оперативный состав ему докладывал о фактах массовой гибели наших солдат, одетых в серые шинели и становящихся для противника хорошими мишенями на снегу, он несколько раз информировал командование о необходимости белых маскхалатов. Но дело не двигалось. Когда на позиции прибыла делегация партийных работников во главе со Ждановым, он доложил об этом ее руководителю. На следующий день все бойцы были переодеты. И число погибших от финских снайперов резко снизилось…

Во время службы в должности заместителя Особого отдела НКВД Крымского фронта, который понес большие потери в конце 1941-го и начале 1942 года, Ивашутин доложил своему непосредственному руководству, что виной керченской трагедии были паникерское поведение уполномоченного Ставки ВГК Маршала Советского Союза Г. И. Кулика и волюнтаризм заместителя наркома обороны армейского комиссара 1-го ранга Л. З. Мехлиса, которые упорно убеждали И. В. Сталина, что все поставленные задачи они выполняли правильно. Но результат оказался трагичен — жертв было море. Когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу: «Будьте вы прокляты!» и вышел из кабинета.

В 1942 году П. И. Ивашутин назначается начальником Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта (ЮЗФ) второго формирования (25.10.1942 — 20.10.1943), который участвовал в операциях «Уран» — контрнаступление под Сталинградом, Среднедонской, Острогожско-Россошанской, третьей битве за Харьков, Изюм-Барвенковской наступательной операции, Донбасской стратегической операции, Запорожской. Военный контрразведчик пользовался уважением у командующих фронтом генералов армии Н. Ф. Ватутина и Р. Я. Малиновского.

20 октября 1943 года ЮЗФ на основании приказа Ставки ВГК от 16 октября того же года был переименован в 3-й Украинский фронт (УФ), который участвовал в битве за Днепр, освобождении Днепропетровска и Днепродзержинска, в осуществлении Никопольско-Криворожской, Одесской, Ясско-Кишиневской, Белградской, Будапештской и Балатонской операций и освобождении Румынии и части Австрии со столицей Веной. С 15 мая 1944 по 15 июня 1945 года 3-м Украинским фронтом командовал Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин.

После Ясско-Кишиневской операции встал вопрос о разгроме одного из сателлитов Германии — Румынии. УКР фронта во главе с П. И. Ивашутиным и вместе с военными разведчиками разработали операцию по выведению Румынии из войны мирным путем. Интенсивно шли переговоры с румынским королем Михаем Первым.

В это время в штаб фронта прибыл Г. К. Жуков, который приказал Ф. И. Толбухину срочно подготовить и провести операцию по разгрому румынской армии. В кабинете присутствовал Ивашутин. Он корректно стал объяснять представителю Ставки, что готовится срочная операция по выведению Румынии из войны.

— Какая еще срочная операция?! Я приказываю штурмовать позиции врага, — напрягся Жуков. Исполнительный Толбухин понимающе молчал.

— Товарищ маршал, — проговорил генерал-майор Ивашутин, — война заканчивается. В случае наступления мы положим тысячи наших солдат, так нужных стране после войны, когда все можно сделать мирно.

— Товарищ Толбухин, вы получили приказ?

— Да, Георгий Константинович…

— Тогда выполняйте!

— Есть!

Жуков прекратил разговор, хлопнув дверью, и умчался в машине на полевой аэродром.

— Федор Иванович, я понимаю принцип единоначалия и сущность военных приказов, тем более продолжается война, но то, что произошло сейчас, заставляет меня действовать. Я вынужден о приказе Жукова доложить своему руководству.

— Ваше право.

Начальник УКР Смерш фронта генерал-майор П. И. Ивашутин срочной телеграммой проинформировал об инциденте руководителя ГУКР Смерш НКО СССР генерал-лейтенанта В. С. Абакумова.

Через несколько часов пришел ответ из Ставки ВГК об отмене приказа Г. К. Жукова о наступлении. А вот операция чекистов прошла успешно — сатрап Гитлера Антонеску был арестован. Румыния повернула оружие против гитлеровской Германии. За активное участие румынского монарха и удачно проведенную операцию по выводу Румынии из войны 6 мая 1945 года король Михай был награжден советским орденом «Победа».

После окончания войны генерал-лейтенант П. И. Ивашутин возглавлял УКР Смерш Южной группы войск в Австрии, а потом Управление МГБ СССР по Группе советских войск в Германии. О скромности этого человека говорит такой факт.

На вопрос корреспондента: «Какие трофеи вы привезли с войны?» Петр Иванович ответил: «Авторучку».

Во время службы на Украине в ранге министра госбезопасности УССР Ивашутин глубоко вник в повадки ОУН и много сделал по разумной нейтрализации националистических проявлений. В 1953 году при отъезде в Москву, выступая перед партийными чиновниками в Киеве, он сделал пророческое заявление:

«Дорогие товарищи, борьба с бандеровщиной не окончена. Пройдут годы, осужденные отбудут свои сроки. Далеко не все из них вернутся на Украину полностью раскаявшимися. Вырастут дети и внуки репрессированных. В их душах сохранится обида за судьбу своих отцов и дедов… При мощной подпитке с Запада на волне украинского национализма и русофобии бандеровщина возродится. Поэтому необходимо адекватное противодействие — политическое, экономическое и социальное, но особенно идеологическое… Нужно жизненный уровень народа поднять — это главное…»

Как актуальны эти слова сегодня! Советское и российское чиновничество проспало Украину…

О деятельности Героя Советского Союза генерала армии П. И. Ивашутина на посту руководителя ГРУ Генштаба ВС СССР написано много хорошего, в том числе и автором этой книги.

Ковальчук Николай Кузьмич, генерал-лейтенант (1902–1972)

Николай Кузьмич Ковальчук родился 26 июля 1902 года в селе Долгобычево Грубешовского уезда Люблинской губернии Царства Польского Российской империи в семье таможенного досмотрщика.

Окончил два класса школы 2-й ступени. Подростком батрачил у помещика. В 1919-м поступил на службу в рабоче-крестьянскую милицию, работая в Саратовской области. В 1926 году перешел на службу в погранвойска ОГПУ- НКВД Закавказского ВО.

С 1938 года — начальник отделения 4-го отдела УГБ НКВД Грузинской ССР. В ноябре 1938-го назначен заместителем начальника 4-го отдела УГБ, потом, с 1939-го, — начальником следственной части УНКВД по Ленинградской области.

С июля 1941 года — начальник Особого отдела НКВД Лужской оперативной группы Северного фронта. С октября 1941-го — замначальника, начальник секретной части Особого отдела Ленинградского фронта, а с июня 1942 года — начальник Особого отдела НКВД Сибирского военного округа.

С апреля 1943-го — начальник УКР Смерш Южного фронта, а с апреля 1944 года — 4-го Украинского фронта. В июле 1945-го возглавил военную контрразведку в Прикарпатском военном округе. С мая 1946-го — заместитель министра ГБ СССР и одновременно с августа того же года — главный резидент и уполномоченный МГБ СССР в Германии.

В 1949 году был назначен руководителем МГБ УССР. С марта 1953-го — министр внутренних дел Латвийской ССР, затем старший советник МВД СССР в ПНР.

С ноября по май 1954 года — начальник УМВД по Ярославской области. В июле 1954-го уволен на пенсию, а в декабре по фактам дискредитации звания офицера лишен генеральского звания.

Южный фронт (ЮФ) второго формирования был образован 31 декабря 1942 года на базе расформированного Сталинградского фронта (СФ). Командующим фронтом с момента образования ЮФ являлся генерал-полковник А. И. Еременко, которого в марте 1943 года сменил генерал-лейтенант Ф. И. Толбухин. 20 октября 1943 года фронт был переименован в 4-й Украинский.

Именно к Толбухину был назначен начальником УКР Смерш генерал-майор Н. К. Ковальчук, получивший солидный оперативный опыт в борьбе с происками тайного противника на Северном и Ленинградском фронтах.

Оперативный состав УКР Смерш Южного фронта, а затем 4-го Украинского участвовал в подготовке и проведении Ростовской, Миусской и Донбасской операций. Это было время после победоносной Сталинградской битвы, когда советские войска находились на подъеме. По этому поводу в Германии — траур. По приказу Гитлера немцы оплакивали уничтоженную советскими войсками 6-ю полевую армию. А наши воины метр за метром освобождали родную землю, выметая огнем и свинцом упорно сопротивляющегося и еще достаточно сильного противника.

1 января 1943 года войска ЮФ перешли в наступление. За две недели боев они продвинулись на 150–200 км и вышли к излучине Дона… Именно в это время руководство УКР Смерш Южного фронта провело оперативную игру с противником через лейтенанта Алексея Самсонова — «Сокола», который еще в 1942 году получил задание Особого отдела Сталинградского фронта — в качестве перебежчика перейти линию фронта и сдаться немецким властям.

Как и предполагалось, им заинтересовалась гитлеровская разведка. Самсонова допрашивали много дней подряд с применением разных психологических наработок — от перекрестного допроса до подвода провокаторов. Он стойко выдержал оперативную легенду и правильно вел себя согласно линии поведения. Через некоторое время его направили на курсы подготовки агентов гитлеровской разведки с центром, расположенным недалеко от Ростова-на-Дону.

Первое самостоятельное задание лейтенант получил в начале января 1943 года. В ночь на 10-е он приземлился на парашюте восточнее Сталинграда. Он должен был взорвать определенный участок железной дороги.

Самсонов после приземления разыскал Особый отдел фронта и доложил суть задания. Разрушенного железнодорожного полотна в то время было очень много, тем более на одном участке сошел с рельсов поезд. Военные контрразведчики это и записали ему в актив, с которым он снова перешел линию фронта. Немцы остались довольны своим агентом. Самсонову бросились в глаза кислые лица гитлеровских офицеров и солдат из-за поражения на Волге. Через несколько дней руководитель разведшколы Зелигер вызвал агента в кабинет и предложил новую вылазку за линию фронта, возглавив разведгруппу из двух человек. Самсонов согласился.

— Мы вас выбросим с радистом под видом саперов на окраине Сталинграда. Ваша задача — точно установить, где находится фельдмаршал Паулюс. Вам ясно задание? — спросил Зелигер.

— Да… — скучновато ответил Самсонов.

На следующий день его с радистом выбросили на парашютах в условленном месте. «Сокол» создал соответствующие условия для проживания (снял комнату в сельском доме) и конспиративно вышел на военных контрразведчиков.

С этого момента началась оперативная игра. Радист передал в разведцентр сообщение о якобы обнаруженном месте содержания Паулюса. После чего Зелигер для усиления группы Самсонова отправил трех гостей, которых с удовольствием приняли чекисты, поселив их через хозяйку, где проживали Самсонов с радистом, в соседнем доме.

Когда стало очевидно, что трое «гостей» прибыли не для помощи Самсонову, а для его возвращения в разведцентр, военные контрразведчики поняли, что «Сокола» серьезно подозревают в провале еще шести агентов абвера, работавших с ним. Было принято решение — не рисковать жизнью патриота. Фашистских агентов обезвредили.

После войны в 1945 году Ковальчука назначили начальником военной контрразведки Прикарпатского военного округа. Личный состав УКР Смерш ПрикВО попал снова на войну. Теперь ее называли «войной после войны» против бандеровского засилья на территории Западной Украины. Оуновское подполье с недобитыми отрядами бандитов УПА продолжало борьбу против советской власти и ее вооруженных сил. На одном из совещаний с оперативным составом генерал-лейтенант Николай Кузьмич Ковальчук заметил, что до тех пор, пока мы не вытравим из сознания простых граждан, особенно молодежи, идеи Степана Бандеры, мы обречены воевать с бандитами, устраивая чекистско-войсковые операции. Он призывал смелее подключаться к профилактическим мероприятиям. Радикалов, которые будут пойманы с оружием в руках, беспощадно уничтожать.

Военные контрразведчики округа вместе с территориальными органами УМГБ областей проводили мероприятия по выкуриванию бандитов из бункеров, боевок и схронов.

После Львова Ковальчука повысили, назначив министром госбезопасности УССР. На этом посту он проработал с 1949 по 1952 год. А в дальнейшем был руководителем МГБ и МВД Латвии, где тоже продолжалась «война после войны» с «лесными братьями».

Генерал-лейтенант Ковальчук закончил службу начальником Управления МВД по Ярославской области.

Королев Николай Андрианович, генерал-лейтенант (1907–1986)

Николай Андрианович Королев родился в 1907 году в семье обжигальщика кирпича в селе Подолино Новгородской губернии. В НКВД с 1939 года. В марте-сентябре 1940 года — начальник Особого отдела НКВД Одесского военного округа.

С сентября 1940 года — замначальника Особого отдела 3-го отдела Северо-Кавказского военного округа, а с августа 1941-го — начальник Особого отдела НКВД 19-й армии Западного фронта.

В сентябре 1941 года назначен заместителем начальника Особого отдела НКВД Западного фронта. С января 1942-го — начальник Особого отдела НКВД Северо-Западного фронта, затем Северо-Кавказского и Брянского фронтов.

С апреля 1943 года — начальник УКР Смерш Степного военного округа и 1-го Украинского фронта. В октябре 1946-го назначен начальником УКР МГБ Центральной группы войск. С июня 1947 года — начальник Управления КР МГБ ГСОВГ. С ноября 1947-го — начальник 3-го Главного управления МГБ СССР.

31 декабря 1950 года был назначен заместителем министра госбезопасности СССР по милиции.

В августе 1951 года снят с работы и в ноябре того же года арестован. Освобожден в декабре 1953-го. В 1954-м уволен из органов по фактам, дискредитирующим звание начсостава органов госбезопасности, и лишен генеральского звания.

В сентябре 1941 года Н. А. Королев был назначен заместителем начальника Управления особых отделов НКВД Западного фронта (ЗФ). До 30 июня 1941 года им командовал генерал армии Д. Г. Павлов, который был отстранен от командования и 4 июля арестован. Всю вину за поражение войск нарком обороны СССР возложил на командование фронта. После непродолжительного следствия Павлова с группой других генералов приговорили к расстрелу.

2 июля новым командующим фронта был назначен нарком обороны СССР маршал А. И. Тимошенко, его сменяли генерал-лейтенант А. И. Еременко, генерал-полковник И. С. Конев, генерал армии Г. К. Жуков. Это был самый ответственный фронт, так как неприятельская группа армий «Центр» была нацелена на взятие Москвы. После тяжелого поражения дивизий РККА в Смоленском сражении для противника открывалась прямая дорога к советской столице. Спас город Третий Стратегический эшелон фронта Резервных армий. 24 июля Западный фронт разделили, сформировав Центральный и Брянский фронты. Однако 30 июля 1941 года вновь появился Западный фронт под командованием сначала А. И. Тимошенко, а потом И. С. Конева и, наконец, Г. К. Жукова. Под командованием последнего войска ЗФ в январе 1942 года перешли в решительное наступление. Немца отбросили от Москвы на 100–200 километров.

В непрекращающихся боях погибли сотни тысяч солдат и командиров РККА. Черное крыло смерти не обошло и военных контрразведчиков. Н. А. Королеву приходилось мотаться по частям и соединениям, выполняя оперативные поручения своего руководства и командования. Армейским чекистам теперь нужно было действовать в боевой обстановке, перестраиваясь, как говорится, на ходу. Опыт набирался под огнем невиданной доселе войны. По данным германских источников, в ходе боев с 9 июля по 16 ноября 1941 года советские войска потеряли пленными 2 млн 465 тыс. человек. Этот контингент спецслужбы активно использовали в подрывной деятельности против Красной армии. Армейские чекисты, несмотря на участие с оружием в руках в боевых порядках войск, продолжали заниматься своей рутинной работой — разработкой агентуры противника. Появились успехи — подразделениями Особого отдела ЗФ были разоблачены сотни агентов абвера и других спецслужб фашистской Германии, массово забрасываемых в тыл Красной армии. А обстановка была сложная. Так, в одной из телефонограмм Особого отдела ЗФ о прорыве противника в районе Бородино от 15 октября 1941 года говорилось:

«Противник овладел Бородино. Прорвал линию укреплений и в настоящее время находится в 5 км за Бородино в сторону Можайска. Противник располагает силами до 40 танков и мотопехотой.

Противник занял Боровское, имея до 50 танков и мотопехоту, обходит Можайский и Наро-Фоминский укрепленные районы. Авиация противника действует активно, сбрасывая большое количество бомб в места скопления наших войск и транспорта.

Получено указание из Можайска сняться, переменить командный пункт и расположиться в районе Одинцово».

В январе 1942 года Королева назначают руководить Особым отделом НКВД СССР Северо-Западного фронта (СЗФ). Это было время проведения Демянской операции, которая позволила к концу февраля 1942 года разъединить Старорусскую и Демянскую группировки противника, а шесть дивизий в районе Демянска были окружены. Однако вскоре немецкое командование восстановило связь со своими войсками и сумело вывести их из котла.

В докладной записке Особого отдела НКВД Северо-Западного фронта «О недочетах в боевых действиях 1-й Ударной армии», адресованной своему непосредственному руководителю комиссару ГБ 3-го ранга В. С. Абакумову, начальник ОО НКВД СЗФ старший майор ГБ Н. А. Королев 3 марта 1942 года сообщал:

«Имеющиеся в ОО НКВД Северо-Западного фронта материалы свидетельствуют о том, что серьезные недостатки и ошибки, выявившиеся в ходе боевых действий 1-й Ударной армии под Москвой, не только не были учтены и устранены с переходом армии в состав СЗФ, но, наоборот, вновь повторяются…»

Далее в докладной записке перечислялись восемь пунктов с конкретикой неустраненных недостатков. Анализ их был построен на материалах, полученных от компетентных помощников. Но эти недостатки фиксировались не холодным безразличным взглядом стороннего наблюдателя, а коллективом военных контрразведчиков, искренне болеющих за повышение боеготовности армии с целью сокращения боевых потерь при столкновениях с противником из-за разгильдяйства отдельных командиров.

В конце начальник Особого отдела НКВД старший майор ГБ Н. А. Королев внес на рассмотрение Военного совета следующие вопросы:

1. О выделении армии дополнительных средств зенитной артиллерии и истребительной авиации для прикрытия наземных частей.

2. Об оказании армии практической помощи в перебазировании головных складов и баз ближе к линии фронта.

3. Об ускорении пополнения армии личным составом, автотранспортом, а также артиллерийскими и обозными лошадьми.

Все это говорит о понимании проблем, стоящих перед 1-й Ударной армией фронта, которые медленно решались по разным причинам, в том числе из-за боязни командования просить у руководителей фронта, а тем более Ставки ВГК реально необходимой помощи. Анализ подобных материалов показывал, что сами командиры часто обращались за помощью в этих вопросах к руководителям особых отделов НКВД, авторитет которых в то суровое время был довольно- таки высок в армейской среде.

20 ноября 1943 года СЗФ был расформирован, а его управление вывели в резерв Ставки ВГК. В связи с организационно-штатными мероприятиями Королева направляют на новое место службы — начальником УКР Смерш Северо-Кавказского фронта. Время было тяжелое — на войне как на войне — со смелостью рядом по окопам ходила и трусость. Из воспоминания подчиненного генерал-майора Н. А. Королева старшего оперуполномоченного капитана Л. Г. Иванова:

«Однажды мы задержали какого-то одинокого высокого человека, пожилого, интеллигентного вида, одетого в деревенские штаны, рубаху и лапти. В руках он нес висящий на веревочке горшок с водой. Спрашиваем его: кто такой?

Отвечает — я такой-то, командир дивизии. Дивизия была разбита в степях под Ростовом, из личного состава многие погибли. Другие разбрелись кто куда.

Спрашиваем — как вы докажете, что являетесь командиром дивизии?

Старик тяжело вздохнул, сел прямо на землю и снял лапоть. Из-под стельки он достал удостоверение личности, партбилет и звезду Героя Советского Союза. Мы не имели времени заниматься его проверкой, сказали только, чтобы он шел в направлении Сталинграда. Снабдили его картой, дали покушать…»

Не прошло и года, как Королева перебрасывают на новый участок службы — начальником УКР Смерш Брянского фронта (БФ) третьего формирования, а в апреле его бросают на Степной фронт (СФ), действовавший в 1943 году в Центральной России и Восточной Украине. Командовал фронтом И. С. Конев. Его войска участвовали в сражениях на Курской дуге, в Белгородско-Харьковской стратегической наступательной операции под кодовым названием «Румянцев», а затем в аналогичной Полтавско-Кременчугской операции и в битве за Днепр.

Потом было непродолжительное руководство УКР Смерш на 1-м Украинском фронте (УФ), УКР МГБ Центральной группой войск и Группой советских войск в Германии. В ноябре 1947 года его назначают начальником 3-го главного управления МГБ СССР, а с 31 декабря 1950 года Н. А. Королев становится заместителем министра госбезопасности СССР по милиции. В связи с арестом его непосредственного начальника — руководителя МГБ генерал-полковника В. С. Абакумова Николая Андриановича Королева в августе 1951 года снимают с должности, а в ноябре того же года арестовывают. Освободили его из-под ареста в декабре 1953 года. Хрущев «пожалел» генерала, посчитав, что пострадал все же от Сталина, а в 1954-м уволил из органов с лишением генеральского звания.

Куприн Павел Тихонович, комиссар госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант) (1908–1942)

Павел Тихонович Куприн родился в семье крестьянина- бедняка в деревне Моховая Кромского уезда Орловской губернии. Юношей батрачил на малой родине. Член ВЛКСМ с 1924 года. Член ВКП(б) — с мая 1929 года. С сентября 1927 по май 1929 года учился в Орловской губернской школе советского и партийного строительства.

В органах госбезопасности с декабря 1936 года. Работал в центральном аппарате ГУГБ НКВД СССР с 1937 по 1938 год — помощник начальника 1-го отделения 4-го отдела, заместитель начальника 2-го отделения 4-го отдела 1-го управления ГБ НКВД СССР, начальник 7-го отделения 4-го и 2-го отделов 1-го управления.

С декабря 1938 по ноябрь 1939 года — начальник Управления НКВД по Читинской области, одновременно выполнял обязанности начальника Особого отдела НКВД по Забайкальскому военному округу (с декабря 1938 по январь 1939-го).

2 ноября 1939 года был назначен начальником Управления НКВД по Хабаровскому краю, с 26 февраля по 18 июля 1941 года возглавлял Управление НКГБ по Ленинградской области, с 1941-го — начальник Особого отдела НКВД по Северному фронту, с июля того же года — по Ленинградскому.

Со 2 мая 1942 года по 11 августа 1942-го — начальник Особого отдела НКВД по Московскому военному округу.

Начальник 3-го управления ГУГБ НКВД СССР с 11 августа по 11 ноября 1942 года.

Погиб при выполнении боевого задания. В ноябре 1942-го он координировал действия НКВД Карело-Финской ССР, УНКВД по Архангельской и Вологодской областям и особым отделам НКВД Волховского и Карельского фронтов по ликвидации немецких диверсионно-разведывательных групп.

10 ноября операция была успешно завершена. После чего Куприн вылетел в Ленинград, но самолет с руководителем военной контрразведки был перехвачен двумя немецкими истребителями и сбит над Ладожским озером.

На второй день войны директивой НКО СССР от 22 июня 1941 года был сформирован Северный фронт (СФ) под командованием генерал-лейтенанта М. М. Попова. В период с 25 июня по 29 июня 1941 года авиация фронта, а также авиация Северного и Краснознаменного Балтийского флотов провела воздушную операцию против Финляндии, в ходе которой нанесла удары по аэродромам авиации и арсеналам противника на территории Финляндии и Северной Норвегии. Разведывательные данные авиаторам были предоставлены армейскими чекистами НКВД и военными разведчиками фронта и флотов.

Северный фронт просуществовал недолго — 23 августа 1941 года на основании директивы Ставки ВГК от того же числа он был разделен на Ленинградский и Карельский фронты. Но, несмотря на такой короткий промежуток времени, военные контрразведчики фронта показали себя положительно. Они боролись против происков абвера и других шпионско-подрывных служб фашистской Германии. Немцами для руководства разведывательной, террористической и диверсионной деятельностью был создан специальный орган абвера — «штаб Валли». Подчиненные ему абверкоманды и абвергруппы имелись при всех крупных штабах фашистского вермахта. Офицеры абвера функционировали в дивизиях и отдельных воинских частях. В тесном контакте с ведомством Канариса действовали против советских войск разведывательные отделы (1Ц) штабов войсковых соединений вермахта. Наряду с разведкой отделы 1Ц проводили контрразведывательную деятельность в прифронтовой полосе.

На протяжении войны немецкой разведкой в советский тыл были заброшены сотни диверсионных групп. Немало их направлялось в северные широты — туда, где проходили наши стратегические коммуникации.

Только в 1941 году органы военной контрразведки и войска по охране тыла действующей армии задержали и разоблачили в зоне ответственности Северного, а затем Ленинградского фронтов около 650 шпионов и диверсантов.

Оперативные работники Особого отдела 115-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта (ЛФ), постоянно находившейся во втором эшелоне, — заместитель начальника Особого отдела НКВД дивизии майор И. А. Гнездин, следователь М. Н. Михлин и другие неоднократно бывали на плацдарме для осуществления контрразведывательных мероприятий. Не раз армейским чекистам приходилось переправляться через Неву на Большую землю для доклада о положении дел на «Невском пятачке» начальнику Особого отдела Ленинградского фронта П. Т. Куприну, который внимательно следил за событиями на «пятачке» и оказывал большую помощь коллективу отдела…

Почти все смотрели фильм Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие.» по повести Бориса Васильева. Сюжет фильма построен на реальных событиях, произошедших во время войны в районе Кировской железной дороги (до 1935 года — Мурманская, а ныне — Октябрьская ж/д. — Прим. авт.) Тогда группа заброшенных гитлеровских диверсантов пыталась взорвать железнодорожные мосты и таким образом перерезать сообщение между Мурманском и Большой землей. Правда, диверсию предотвратили не девушки из местного подразделения ПВО, а семеро выздоравливающих после ранения красноармейцев во главе с сержантом, единственным, как и в фильме, оставшимся в живых. Но это кино, а в жизни было совсем по-другому.

В ночь на 1 сентября 1942 года наземные посты службы воздушного наблюдения, оповещения и связи 7-й воздушной армии (ВА) Карельского фронта (КФ) зафиксировали перелет через линию фронта немецкого самолета. Через два часа линию фронта пересек еще один самолет. Оба самолета следовали со стороны оккупированного противником Петрозаводска через Онежское озеро на восток. Об этом сразу же стало известно чекистам 7-й воздушной армии, а через них — руководству Особого отдела Карельского фронта, которое приняло соответствующие меры. Во все подчиненные особые отделы 7-й ВА и другие войска, а также руководителям управлений ГБ Карелии, Архангельской и Вологодской областей были направлены ориентировки.

Выполняя полученное указание, заместитель начальника Особого отдела 7-й ВА подполковник Т. А. Чижевский с помощью командования организовал авиаразведку районов возможной высадки немецких агентов. Полет дал результат — авианаблюдателям удалось заметить скрывавшихся в лесу 4–5 человек. В конце дня чекистам Карельского фронта стало известно, что утром 1 сентября радисты Центра зафиксировали почти одновременно выход в эфир двух ранее неизвестных радиостанций из района Вытегры Вологодской области и из лесного массива близ Коноши Архангельской области.

В ходе поисковых мероприятий в 20 км южнее Коноши, в районе лесопункта, бойцы оперативного отряда обнаружили 13 парашютов, 7 больших ящиков, наполовину освобожденных от груза, палатки, резиновые лодки, рации иностранного производства, аппараты для прослушивания телефонных переговоров, яды для отравления собак, продовольствие и аэрофотосхему местности, где должны были действовать немецкие агенты с указанием озера Лача.

Военные контрразведчики пришли к выводу: если враг задумал перерезать Северную железную дорогу Архангельск — Вологда — Москва, то не исключено, что для осуществления этой операции или по крайней мере первого ее этапа он может гидросамолетами выбросить десант на озеро Лача.

Чекисты поняли — пришельцы спешили, а потому все не могли с собой забрать, как и спрятать или уничтожить парашюты. Был сделан вывод — группы приземлились не в том месте. В дальнейшем эта догадка подтвердилась — пилоты приняли за сигнальные костры очаги рабочих лесоповала, отправившихся на отдых и не погасивших огонь.

Штаб руководства операцией по розыску и задержанию вражеских агентов возглавил комиссар госбезопасности 3-го ранга Павел Тихонович Куприн. Он прибыл из Москвы с группой сотрудников. По прибытии в Коношу железнодорожники доложили П. Т. Куприну, что на участке между разъездом Тимме и станцией Шелекса подорваны рельсы, пострадали паровоз и четыре вагона, убит машинист. Территория вокруг места аварии заминирована. Куприн знал, что в Таллине размещается территориальный орган разведки и контрразведки вермахта «Абвернебенштелле-Ревал», условно называемый по имени его шефа «Бюро Целлариуса». Фрегат-капитан Александр Целлариус — любимец главы абвера адмирала Канариса играл видную роль в этом ведомстве и поддерживал тесные связи с разведками Эстонии и Финляндии.

В ходе розыска чекистские оперативные группы наконец- то вышли на немецких агентов — эстонцев. Большую помощь в поиске немецких разведчиков и диверсантов оказали местные граждане и милиционеры. Первую группу вражеских парашютистов возглавлял некий Люттер, он же радист Пауль. Ей была поставлена задача по сбору сведений о железной дороге Архангельск — Вологда — Москва: интенсивность движения составов, характер грузов, состояние охраны дороги и мостов.

Второй группой руководил гражданин Эстонии Тяхесте. Ему была поставлена задача по сбору данных о местах расположения воинских частей, особенно аэродромов, численности гарнизонов, боевой оснащенности войск. Кроме того, требовалось узнать глубину, площадь и особенности береговой линии озера Лача и соседних с ним озер с целью определения возможной посадки на них гидросамолетов. Общее руководство операцией было возложено на опытного агента абвера Рягастика.

Но у заброшенных агентов сразу после приземления все пошло не по плану. Во-первых, чекисты раскрыли применяемые абверовскими радистами шифры и коды, а во-вторых, буквально обложили их оперативно-разыскными группами. В одной из радиограмм в Таллин радист жаловался:

«Русские не дают никакой возможности собирать сведения.

Погода становится невыносимой — холодно, сыро. Порвались одежда, обувь… Вынуждены заниматься грабежами, голодаем.

Ускорьте эвакуацию».

В очередной радиограмме они указали место, где скрывались на берегу озера.

Наконец пришло время, когда лазутчики получили долгожданное распоряжение: «Ждите самолет 21 октября в 7:00, эвакуируем всех вместе».

Как только эта радиограмма была расшифрована, П. Т. Куприн приказал направить на катере и барже в район расположения шпионов роту курсантов Каргопольского военного училища. Им ставилась задача захватить агентов и самолет. Ранним утром послышался гул самолета. Через некоторое время в воздухе показался «Хейнкель-115». Сделав круг над озером, он приводнился недалеко от курсантской засады. К нему из леса выскочили вражеские лазутчики и вброд поспешили к нему. Курсанты открыли винтовочный огонь по бежавшим агентам, а из пулемета обстреляли самолет. Группа прикрытия лазутчиков из леса ответила автоматным огнем по нашим воинам.

Подбитый самолет все же поднялся в воздух и сделал вынужденную посадку на Юнгозере. Прибывшие к месту приводнения «Хейнкеля-115» контрразведчики обнаружили в самолете три трупа. Пилот самолета, понимая всю безнадегу из-за простреленных бензобаков, застрелился. Остальные немецкие агенты были выслежены и задержаны в одном из бараков деревни Семеново.

Итак, операция завершилась захватом вражеских агентов. Из Архангельска на Лубянку пошло специальное сообщение:

«…Две шпионско-диверсионные группы полностью ликвидированы. 9 разведчиков задержаны, 4 — убиты при столкновениях. В ходе операции изъято 5 баз с продовольствием и экипировкой, 2 радиостанции, шифры, коды, топографические карты, аэрофотокарты. Дневники, 10 автоматов, 13 пистолетов, 1 винтовка, 13 тысяч боевых патронов, аппарат для подслушивания телефонных разговоров, радиоприемник. Сигнальные фонари, 25 парашютов, резиновые лодки, бинокли».

После завершения операции по ликвидации и захвату в плен разведывательно-диверсионной группы и разбора ее, возвращаясь в Москву, трагически погиб вместе с экипажем самолета комиссар госбезопасности 3-го ранга Павел Тихонович Куприн.

Мельников Дмитрий Иванович, генерал-лейтенант (1906–1956)

Дмитрий Иванович Мельников родился в 1906 году в селе Пустынь Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. С детства работал в хозяйстве отца, учился портновскому делу, батрачил у владельца мельницы, заведовал магазином потребкооперации и избой-читальней.

С сентября 1926 года — секретарь комитета ВЛКСМ Тысяцкой волости Новоторжокского уезда, инспектор политпросвета УОНО и заместитель секретаря волостного комитета ВКП(б).

В органах госбезопасности с октября 1928 года — красноармеец, командир отделения 5-го дивизиона войск ОГПУ в Нижнем Новгороде. С января 1931-го служил в военной контрразведке ОГПУ: помощник уполномоченного, уполномоченный, оперуполномоченный Особого отдела полпредства ОГПУ-УНКВД по Горьковскому краю.

В ноябре 1937 года переведен на Украину — начальником отделения 5-го отдела ГБ Управления НКВД по Киевской области. В мае 1938-го назначен начальником 11-го отделения 3-го отдела ГБ, с сентября 1939 года — начальник 4-го отделения Особого отдела ГУГБ НКВД Киевского особого военного округа, с марта 1940-го до июня 1941 года — замначальника Особого отдела ГУГБ НКВД по Северо-Кавказскому военному округу.

С 22 августа по 26 сентября 1941 года — замначальника 1-го отдела Управления особых отделов НКВД СССР. С 26 сентября по 17 декабря 1941-го — начальник Особого отдела НКВД 7-й отдельной армии. Начальник Особого отдела НКВД Волховского фронта — с 17 декабря 1941-го по 2 мая 1942 года, непродолжительно — с мая по июнь 1942-го — Ленинградского фронта, а потом его снова перебросили руководить Особым отделом НКВД и УКР Смерш Волховского фронта — до 15 февраля 1944 года.

С марта 1944 года руководил УКР Смерш Карельского фронта.

Начальник УКР Смерш по Резервному фронту — с 30 декабря 1944-го до 20 апреля 1945 года. В дальнейшем возглавлял Отдел КР Смерш по Приморской группе войск 1-го Дальневосточного округа с 20 апреля до 5 августа 1945 года. Затем возглавил УКР Смерш по 1-му Дальневосточному фронту и Приморскому военному округу.

С 5 сентября 1946-го до августа 1949 года — начальник отдела КР МГБ по Западно-Сибирскому военному округу. В 1949–1950 годах — слушатель курсов высшего руководящего состава Высшей школы МГБ СССР.

После окончания учебы вернулся на предыдущую должность, где проработал до 1953 года. Заместитель начальника Отдела КР — Особого отдела МВД по Приволжскому военному округу — с 28 апреля 1953-го до марта 1954 года, затем — замначальника Особого отдела КГБ при СМ СССР по Приволжскому военному округу — до 9 марта 1955 года.

Уволен из КГБ по болезни.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга Д. И. Мельников был направлен начальником Особого отдела НКВД СССР Волховского фронта (ВФ), созданного по директиве Ставки ВГК с 17 декабря 1941 года за счет сил левого крыла Ленинградского фронта (ЛФ) и резервов Ставки ВГК в ходе обороны городов Ленинградской области Волхова и Тихвина. Возглавил фронт генерал армии К. А. Мерецков. Но 23 апреля этот фронт неожиданно расформировали. Однако, как писал в своих мемуарах командующий ЛФ генерал-лейтенант М. С. Хазин, «довольно скоро нам пришлось убедиться, что в результате объединения фронтов дело не только не улучшилось, а, наоборот, ухудшилось».

8 июля 1942 года Волховский фронт вновь был восстановлен. Ставка наконец-то поняла ошибочность своего решения в упразднении данного фронта. Возглавил его снова К. А. Мерецков. Сталин приказал ему и А. М. Василевскому вывести 2-ю ударную армию — хотя бы без тяжелого вооружения и техники — из окружения.

Эти места автору знакомы — болота, топи, леса, подлески.

Выводить армию, попавшую в окружение, а тем более выводить тяжелую технику из-за дефицита горючего было невозможно. Командующий армией генерал А. А. Власов в этой обстановке проявил безволие, пьянствовал и развратничал, а после уничтожения средств связи совсем потерял управление войсками.

Начальник Особого отдела армии майор госбезопасности А. Г. Шашков и его подчиненные проявили героизм и верность Родине, до последнего пытались через свои возможности сцементировать личный состав полков и дивизий, подавить панические и дезертирские проявления.

Их поведение напоминало действия военных контрразведчиков Юго-Западного фронта во главе с комиссаром ГБ 3-го ранга А. Н. Михевым летом 1941 года.

При выходе из окружения в ночь с 24 на 25 июня 1942 года начальник Особого отдела 2-й ударной армии А. Г. Шашков попал под артиллерийско-минометный обстрел и, получив ранение в руку с переломом кости, решил не обременять других и застрелился.

Д. И. Мельникову надо было пережить и предательство Власова, и гибель Шашкова, и неудачи фронтовых операций первых месяцев войны. Но, несмотря на это, его организаторские способности и профессионализм высоко ценило руководство на Лубянке. Недаром Дмитрия Ивановича бросали на самые сложные участки боевых действий. После службы в особых отделах НКВД он руководил УКР Смерш Ленинградского, Карельского, 1-го Дальневосточного фронтов и Приморской группой войск Дальневосточного округа.

Во время службы в УКР Смерш Ленинградского фронта (ЛФ) он через подчиненный оперативный состав принимал непосредственное участие в разработке агентуры противника, задействованной в разведывательной, диверсионной и террористической деятельности.

Вот один из примеров. Летом 1943 года сотрудниками Смерша ЛФ был задержан и разоблачен фашистский террорист в форме советского офицера и с документами на фамилию Савенков, имевший задание убить командующего войсками Ленинградского фронта генерал-полковника Л. А. Говорова.

Террористический план был таков — он попросил у охраны допустить его к командующему якобы для передачи «важных документов о противнике». При ознакомлении с удостоверением личности у Савенкова проверяющий офицер не нашел в нем тех самых «меток», которые должны были быть на подлинном документе. «Неудачник» был тут же задержан для выяснения личности, а потом арестован.

При провалившемся немецком агенте, бывшем командире Красной армии, попавшем в плен, а затем перешедшем на сторону врага, военные контрразведчики обнаружили весь арсенал экипировки террориста, готовящегося по заданию немецкой разведки убить фронтового руководителя.

И вот час освобождения настал. «Победу приближали как могли» при снятии блокады: и армейцы, и разведчики, и контрразведчики. Утром 12 января 1943 года тяжело дрогнул воздух над скованной льдом Невой. Раскаты оглушительного залпа более четырех с половиной тысяч орудий и минометов Ленинградского и Волховского фронтов и Краснознаменного Балтийского флота докатились до умирающего Ленинграда. Этого дня давно ожидали защитники Северной столицы…

А дальше у Мельникова были трудные и долгие дороги в сторону Дальнего Востока. Ему поручили возглавить УКР Смерш 1-го Дальневосточного фронта, а затем Приморской группы войск Дальневосточного округа, участвовавших в логическом окончании Второй мировой войны — разгроме Квантунской армии и таким образом сокрушении японского милитаризма.

Руководство СССР знало о существовании плана «молниеносной войны» Японии против Советской России под кодовым названием «Кантокуэн». Это был не одномоментный акт, он созревал в недрах кабинета министров, генералитета имперской армии и ее генштаба, а также главного морского штаба и сотрудников военной разведки. С поползновениями японской военщины надо было бороться.

Для УКР Смерш двух фронтов — 1-го и 2-го Дальневосточных — и Тихоокеанского флота главной задачей была борьба и с японскими разведчиками, осевшими в японских военных миссиях (ЯВМ), и с диверсантами, и с террористами. Советским армейским чекистам пришлось буквально выкорчевывать в Приморье многолетние японские резидентуры, глубоко внедрившие свою агентуру.

Большую опасность для СССР и Дальневосточного региона представляли и угрозы бактериологической войны со стороны Японии посредством отряда № 731. Надо было найти его подразделения, обезвредить и задержать всех сотрудников для предъявления им обвинения в проводимых чудовищных экспериментах над людьми и последующего суда над изуверами.

Все эти тяготы легли на плечи генерал-лейтенанта Дмитрия Ивановича Мельникова, но о результатах той борьбы, к сожалению, из-за ограничения тематики рамками книги автор не может рассказать подробно.

Мешик Павел Яковлевич, генерал-лейтенант (1910–1953)

Павел Яковлевич Мешик родился в городе Конотопе Черниговской губернии (сейчас Сумская область) в семье служащих. В конце 1920-х годов работал слесарем. Член ВКП(б). Окончил семилетку, что позволило ему в дальнейшем поступить и проучиться с 1931 по 1932 год в Самарском энергетическом институте.

В органах госбезопасности с марта 1932 года, прошел должности помощника уполномоченного 1-го отделения ЭКУ ОГПУ СССР, ЭКО ГУГБ НКВД СССР, оперативного уполномоченного, помощника начальника отделения, помощника начальника Следственной части НКВД СССР.

Чекистское образование получил в Высшей школе ОГПУ.

4 сентября 1939 года был назначен начальником созданной Следственной части Главного экономического управления НКВД СССР.

26 февраля 1941 года стал наркомом госбезопасности Украины, а после был назначен начальником ЭКУ НКВД СССР.

Во время Великой Отечественной войны в сентябре — ноябре 1941 года — начальник 7-го спецотдела НКВД СССР, курирующий обеспечение производства минометного вооружения.

С 19 апреля 1943-го по 17 декабря 1945 года занимал пост заместителя начальника ГУКР Смерш, одновременно в 1944–1945 годах — заместитель командующего 1-м Украинским фронтом по делам гражданской администрации.

После освобождения Польши помогал Временному польскому правительству создавать органы ГБ республики.

С августа 1945-го по март 1953-го — заместитель начальника 1-го Главного управления при СМ СССР Б. Л. Ванникова по режиму секретности. С марта 1953 года — министр внутренних дел УССР. Летом 1953-го арестован в Киеве после задержания в Москве Л. П. Берии.

Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР 23 декабря 1953 года Мешик вместе с другими сотрудниками НКВД был приговорен к высшей мере наказания — расстрелу за злоупотребление властью и фальсификацию уголовных дел…

В феврале 1941 года комиссара госбезопасности 3-го ранга Мешика назначили руководить народным комиссариатом ГБ. Прибыв в Киев, он, родившийся на Украине, знал, с чего начать — страна, понимающая, что нацистский гнойник должен разорваться и потоки нечистот после Польши потекут на восток, готовилась к войне. На своей родине он видел, что поднимает голову радикальный национализм, организационно сбитый в бандитские формирования.

Мешик знал, что ОУН возлагала на новую войну огромные надежды, намереваясь при поддержке Гитлера получить Украинское государство. В работе одного из главных теоретиков предвоенного периода Михаила Колодзинского «Украинская военная доктрина», появившейся в 1938 году, указывалось:

«Мы хотим не только обладать украинскими городами, но и топтать вражеские земли, захватывать вражеские столицы, а на их развалинах отдавать салют Украинской империи… Хотим выиграть войну — великую и жестокую войну, которая сделает нас хозяевами Восточной Европы».

Руководитель НКГБ УССР Павел Яковлевич Мешик следил за событиями, развивающимися в среде украинских националистов. Он сообщил в Москву данные, что в апреле 1941 года сторонники Бандеры в Кракове в пику назначенному главарем Центрального Провода ОУН (ПУН) Мельнику созвали свой съезд — Второй великий сбор украинских националистов и избрали нового вождя ОУН. Им стал Степан Бандера, который заявил на сборе, что «…москали, поляки и евреи — наши главные враги… Москва — это главный враг».

Как прекрасного организатора комиссара ГБ 3-го ранга Мешика в тяжелейшее для страны время (ноябрь 1941 года. — Прим. авт.) назначают начальником 7-го спецотдела НКВД СССР, курировавшего производство минометного вооружения в стране. Со своими задачами он успешно справился. РККА получила достаточно качественной «артиллерии ближнего боя».

После образования ГУКР Смерш НКО СССР комиссара ГБ 3-го ранга, ставшего генерал-лейтенантом после приема должности, П. Я. Мешика назначают заместителем начальника этого Главка (с 19 апреля 1943-го по 17 декабря 1945 года. — Прим. авт.), и одновременно в 1944–1945 годы он являлся заместителем командующего 1-м Украинским фронтом по делам гражданской администрации.

В марте 1945 года его направляют в Варшаву, где он в ранге советника при Министерстве общественной администрации Временного правительства Польши помогал в создании органов госбезопасности Польши.

С вступлением Красной армии на территорию Польши национально-освободительные силы, ориентированные на лондонское правительство, оказались в подполье. Сталин стремился не только сделать все возможное, чтобы к власти в Варшаве пришло дружественное СССР правительство, но и поставить во главе новой польской власти коммунистов. Именно в этом советский руководитель видел окончательное решение польского вопроса. Но в Европе были силы, которые противились планам Советской России, положившей за освобождение Польши более 600 тысяч человек.

Это было время, когда Черчилль публично заявил о недопустимости насаждения Советским Союзом коммунистического режима в Польше. Но в ходе референдума не менее 60 % поляков высказались за новую, дружественную СССР власть во главе с председателем Крайовой Рады Народовой, в дальнейшем главой Совета министров ПНР и Первым секретарем ЦК ПОРП Болеславом Берутом.

Заслуга руководства и сотрудников МГБ СССР Абакумова, Селивановского, Мешика, Палкина, Давыдова и других в развороте Польши в сторону Советского Союза была очевидна, но это уже другая история.

Михеев Анатолий Николаевич, комиссар госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант) (1911–1941)

Анатолий Николаевич Михеев родился в г. Кемь Архангельской губернии в рабочей семье.

В 1914 году переехал с родителями в Архангельск, где учился в уездной школе. В 1927–1928 годы работал чернорабочим на лесозаводе ст. Пермилово топливного отдела Управления Северной железной дороги.

В 1932 году окончил военно-инженерную школу Ленинградского ВО им. Коминтерна с присвоением звания инженер-лейтенанта. Командовал саперными взводом, ротой отдельного саперного батальона 7-го стрелкового корпуса.

В 1935–1939 годы учился в Военно-инженерной академии РККА им. Куйбышева. С 4-го курса был определен в органы госбезопасности. И все же он сдал выпускные экзамены и получил диплом военного инженера.

В феврале 1939 года в звании майора РККА его после краткосрочных курсов направляют в органы военной контрразведки начальником Особого отдела НКВД Орловского ВО. С августа 1940-го — начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, а с февраля 1941-го после реорганизации НКВД — начальник 3-го управления Наркомата обороны (НКО) СССР.

С 17 июля 1941 года — начальник Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта. В ходе тщательного изучения жизни и деятельности руководителя военной контрразведки СССР, а потом начальника Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта комиссара ГБ 3-го ранга А. Н. Михеева автором написана книга «С Лубянки на фронт».

Михеев пришел в органы ГБ в знаковом для многих чекистов 1939 году, когда Лубянка очищалась от ежовщины и ей нужны были новые более подготовленные, в том числе из армейской среды, кадры.

Находясь на должности начальника Особого отдела НКВД Киевского особого военного округа с сентября 1939-го по август 1940 года, когда Вторая мировая война полыхала в Европе, Михеев столкнулся с активизацией гитлеровских прихвостней — радикальных украинских националистов в лице бандеровцев. Они люто ненавидели Советскую Россию и всячески ломали нарождавшиеся ростки новой жизни, зато рьяно поддерживали «новый порядок», устанавливаемый нацистами Третьего рейха. Их агентура по заданию абвера и других немецких спецслужб не только проводила разведывательную работу против советских военных гарнизонов, но и совершала диверсионно-террористические акты, особенно на территориях Западной Украины.

Части и подразделения 5-й и 6-й армий соответственно генералов М. П. Потапова и И. Н. Музыченко подвергались чаще яростным нападкам со стороны оуновских бандитских формирований. Михеев часто выезжал в особые отделы этих армий, встречался с оперативным составом, помогал руководству армий при планировании и проведении оперативных мероприятий в ходе борьбы с немецкой агентурой.

У него установились деловые и личные отношения с командующим КОВО генералом армии С. К. Тимошенко. Они продолжились во время нахождения Михеева в Москве, когда Семен Константинович стал наркомом обороны и получил звание Маршала Советского Союза.

Михеев был одним из первых среди руководителей военной контрразведки фронтов, который организовал зафронтовую работу, направляя разведгруппы за линию фронта для сбора данных о противнике. Командующий ЮЗФ генерал- полковник М. П. Кирпонос всегда давал высокую оценку этой работе руководителя армейских чекистов фронта.

В сентябре 1941 года, оказавшись в окружении («Киевский котел». — Прим. авт.), А. Н. Михеев неоднократно поднимал бойцов в рукопашные схватки, был дважды ранен.

Михеев погиб в бою 21 сентября 1941-го в момент, когда его группа, выходя из окружения в направлении села Жданы Лубенского района Полтавской области, столкнулась с неприятельской пехотой и танками.

Впоследствии Маршал Советского Союза И. Х. Баграмян, воевавший вместе с Михеевым, вспоминал в мемуарах слова Анатолия Николаевича о том, что место чекиста в условиях войны — на самых опасных участках борьбы с врагом. Он может и должен сражаться как солдат, но при этом никогда не вправе забывать о своих основных обязанностях.

Анатолий Николаевич Михеев остался в памяти россиян. На здании УФСБ Архангельской области РФ установлена мемориальная доска в его честь, а в городе Кемь — родине военного контрразведчика — в 2017 году ему открыт бюстовый памятник.

Осетров Николай Алексеевич, генерал-лейтенант (1905–1992)

Николай Алексеевич Осетров родился в Иркутске в семье служащих. С августа 1920 года — ученик- жестянщик депо станции Инокентьевская Сибирской железной дороги в Иркутской губернии.

В 1920–1924 годы — шофер в автороте 5-й армии в Иркутске, кровельщик стройконторы «Госстрой» в Чите. В РККА с августа 1925 года. Член ВКП(б) с 1926 года. В 1929-м окончил Томскую артиллерийскую школу. Затем служба в войсках Приволжского военного округа. С декабря 1933-го слушатель Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского в Ленинграде (с 1938 года в Москве). В феврале 1939 года направлен на работу в органы госбезопасности. Возглавил Особый отдел НКВД Киевского военного округа. В конце того же года переведен в Москву заместителем начальника Особого отдела НКВД СССР. С 7 сентября 1939-го по февраль 1941-го — начальник следственной части (СЧ) Особого отдела НКВД СССР. Заместитель начальника 3-го управления НКО СССР и начальник Следственной части (СЧ) НКО — с февраля по август 1941 года.

С 22 августа по апрель 1943-го — заместитель начальника Управления особых отделов НКВД СССР.

Начальник УКР Смерш Воронежского фронта — с 29 апреля 1943-го по апрель 1944-го, 1-го Украинского фронта — с апреля 1944-го по июль 1945 года, Киевского военного округа — с июля 1945-го по ноябрь 1946-го, а затем начальник Управления МГБ Киевского военного округа.

С 1948 года в действующем резерве МГБ СССР. В 1953-м — и.о. заместителя начальника СЧ по особо важным делам МВД СССР, начальник Управления КР МВД Московского военного округа.

В 1954–1955 годы — заместитель начальника УКГБ при СМ СССР по Смоленской области. Уволен из КГБ 24 декабря 1955 года по служебному несоответствию.

Воронежский фронт (ВФ) был образован 7 июля 1942 года из части войск Брянского фронта, оборонявших район Воронежа. 20 октября 1943 года ВФ переименован в 1-й Украинский фронт. Командовал фронтами генерал армии Н. Ф. Ватутин. Именно в этих стратегических объединениях пришлось руководить Особым отделом НКВД, а затем УКР Смерш НКО СССР комиссару 3-го ранга генерал-лейтенанту Николаю Алексеевичу Осетрову.

С участием оперативного состава коллектив военных контрразведчиков фронтов участвовал в Киевской, Житомирско-Бердичевской, Ровно-Луцкой, Львовско-Сандомирской, Верхне-Силезской, Берлинской и Пражской наступательных операциях.

Основные бои на горячем и невидимом фронтах 1-го Украинского фронта проходили на Украине. Уже в 1944 году Гитлер почувствовал, что ему «капут», хотя и хорохорился. Красная армия неумолимым бульдозером подходила к государственной границе, ломая на своем пути очаги еще крепкого сопротивления противника…

«Волчье логово» — «Вольфсшанце» — главная ставка фюрера и командный комплекс Верховного командования Вооруженными силами Германии в лесу Герлиц недалеко от города Растенбурга, что в Восточной Пруссии, — жило своей обыденной и привычной жизнью, если не считать приезд к фюреру Гиммлера. Он привез конспект жуткого плана операции с применением бактериологического оружия против войск 1-го Украинского фронта. Суть — серые журавли, летящие стройным клином на озера Полесья, заражены неизлечимой нильской лихорадкой, которая должна будет выкосить советских бойцов, а заодно с ними и местное население — «полищуков». Для немцев все они были нелюди. Предотвратили проведение этой секретной и коварной операции сотрудники Смерша. С подробностями противодействия жестокому противнику читатель может ознакомиться, прочитав повесть Сергея Зверева «Крылатое оружие SS».

На землях Западной Украины советские воины встретились с политическим бандитизмом огромных масштабов в лице оуновского подполья и отрядов Украинской повстанческой армии (УПА). Они не только вели разведку за нашими войсками, но и проводили диверсионно-террористические акции.

29 февраля 1944 года получил ранение, попав в засаду бандеровцев, командующий фронтом генерал армии Николай Федорович Ватутин, с которым у Николая Алексеевича Осетрова сложились хорошие деловые и теплые личные отношения. Раненого генерала армии срочно отправили в Киев, но 15 апреля 1944 года Ватутин скончался от заражения крови.

Реакция на это начальника ГУКР Смерш была жесткой.

— Николай Алексеевич, как же вы не уберегли командующего?! — буквально кричал в трубку Виктор Семенович. — Найдите мерзавцев — пора с бандитами разобраться и выкорчевать эту заразу.

Увы, не выкорчевали до сих пор…

Опергруппа Смерша, выехавшая на место происшествия, выяснила, что бандгруппа во главе с сотником «Зеленым» в количестве 80 человек устроила засаду в районе сел Милятин — Сиянцы. Эти данные сообщил один из задержанных по горячим следам. В ходе проведения чекистско-войсковой операции банда была ликвидирована.

Это было время кровавого разгула бандеровщины. Известно, что лишь в течение января-февраля 1944 года на территории одной только Ровенской области повстанцы совершили 154 нападения на воинские части и отдельных военнослужащих. В результате было убито 439 солдат и офицеров Красной армии.

В столице советской Украины Киеве генералу армии Ватутину установили величественный памятник в знак его заслуг по освобождению Киева и вообще большей части нынешней «незалежной». И вот незаконно пришедшие к власти в облике хунты «тени бандеровцев» — необандеровцы в наше время пытаются снести памятник герою.

Сазыкин Николай Степанович, генерал-лейтенант (1910–1985)

Николай Степанович Сазыкин родился в селе Колобовка Царевского уезда Астраханской губернии в семье крестьянина-середняка. В 1927 году окончил 9 классов школы в Ленинске Сталинградской губернии и в этом же городе стал преподавателем школы 2-й ступени. В органах ГБ с 1930 года. Два года работал экспедитором Сталинградского отдела правительственной связи ОГПУ. В 1932 году учился в Институте народного хозяйства им. Г. В. Плеханова, а потом до 1935 года в Московском плановом институте. С февраля того же года — экономист ГУЛАГа НКВД СССР.

В 1936 году стал сотрудником Управления НКВД по Сталинградскому краю, а в 1937-м перешел на работу в центральный аппарат НКВД СССР и через год возглавил секретариат 2-го Отдела ГУГБ НКВД СССР. В 1939 году назначен на должность заместителя начальника секретариата НКВД СССР и одновременно возглавил Контрольно-инспекторскую группу при наркоме.

Начальник Управления НКВД по Пермской (Молотовской) области — с августа 1939-го, а ровно через год стал наркомом внутренних дел, а потом и наркомом ГБ Молдавской ССР.

В июле 1941 года — начальник Особого отдела НКВД Южного фронта, а с сентября 1941-го после гибели А. Н. Михеева стал руководителем Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта.

С октября 1941 года — начальник 3-го специального отдела НКВД СССР. В мае 1943-го — заместитель начальника 2-го Управления НКГБ СССР. В ноябре 1944-го вошел в состав Бюро ЦК ВКП(б) по Эстонии и был назначен уполномоченным НКВД-НКГБ СССР в ЭССР.

В сентябре 1945 года — заместитель начальника Отдела «С», занимающегося координацией разведывательной деятельности по атомному проекту НКВД СССР.

С марта 1947-го — министр ГБ Белоруссии. После смерти Сталина Сазыкин был назначен начальником 4-го (секретно-политического) Управления МВД СССР. В ноябре 1954-го уволен в запас и лишен звания «как дискредитировавший себя во время работы в органах…». В 1957 году исключен из КПСС.

В дальнейшем работал в системе Министерства среднего машиностроения СССР.

Умер в январе 1985 года в Москве.

Отдельные авторы утверждают, что до создания Смерша военная контрразведка не занималась зафронтовой работой — внедрением своей агентуры в органы разведки противника. Эти задачи, по их мнению, решало исключительно 4-е Управление НКВД СССР, а также подчиненные ему управления и отделы. Автор так не считает.

Однако известно, что начальник Юго-Западного фронта комиссар госбезопасности 3-го ранга А. Н. Михеев уже в первые дни войны направлял разведгруппы и агентуру за линию фронта. Отмечались аналогичные действия армейских чекистов также на Мурманском направлении и несколько позже на других фронтах.

Для иллюстрации данной работы есть смысл процитировать фрагмент сообщения начальника Особого отдела НКВД Южного фронта (ЮФ) комиссара госбезопасности 3-го ранга Н. С. Сазыкина № 00431:

«21 июля 1941 года в городе Тирасполе работниками Особого отдела Южного фронта были приняты три ходока, оставленные нами с разведывательными целями в тылу неприятеля в городе Бендеры».

Благодаря их показаниям удалось установить места дислокации немецких крупных арсеналов с оружием, боеприпасами и ГСМ. Данные ходоков, а по существу, агентов военной контрразведки использовались военным командованием Южного фронта для прицельных ударов по этим объектам.

О повышении оперативного мастерства особых отделов ЮЗФ свидетельствовали успешные мероприятия в конце 1941 — начале 1942 года, связанные с зафронтовой работой. Одним из первых таких мероприятий стало проведенное в ноябре 1941 года ОО НКВД Юго-Западного фронта внедрение в абвергруппу-102 28-летнего техника-лейтенанта 1-го ранга, начальника склада ГСМ 5-й армии Петра Ивановича Прядко, сумевшего в течение полутора лет тайно дезорганизовывать деятельность немецкого разведоргана…

Салоимский Иван Тимофеевич, генерал-лейтенант (1903–1955)

Иван Тимофеевич Салоимский родился в городе Шацке Тамбовской губернии в семье рабочего- плотника. Окончил 4-классное начальное училище в 1916 году и вечернее отделение Военно-механического института в Ленинграде в 1933 году.

В армии с 1918 года — помощник экспедитора по распространению печати при Политотделе 11-й армии, конторщик военно-продовольственного пункта того же военного объединения до 1922 года.

В органах ГБ: старший делопроизводитель Особого отдела ГПУ укрепрайона, адъютант, помощник уполномоченного и уполномоченный 37-го Батумского погранотряда ОГПУ, с 1926 года — уполномоченный ПП ОГПУ по Ленинградскому военному округу. С 1932-го — начальник Особого отдела ГПУ по 20-й стрелковой дивизии. В 1934 году назначен заместителем начальника отдела Управления НКВД в Мурманске, с 1937 года — в Пскове, с 1938-го — на руководящей работе в Управлении НКВД Ленинграда.

В 1941–1942 годы возглавлял особые отделы 42-й армии Северного фронта, 55-й армии Ленинградского фронта, заместитель начальника Особого отдела НКВД Ленинградского и Волховского фронтов.

С 1943 по 1945 год — начальник Управления Смерш Западного фронта, а после окончания войны руководил управлением КР Смерш войск Дальнего Востока, с 1946-го — начальник Особого отдела МГБ по Прикарпатскому военному округу.

С 1952 по 1955 год являлся начальником Особого отдела МГБ-КГБ по Туркестанскому военному округу.

Иван Тимофеевич Салоимский встретил Великую Отечественную войну в должности начальника Особого отдела НКВД Северного фронта, который держал оборону СССР на Кольском полуострове и северном побережье Финского залива.

Фронт был сформирован уже на второй день войны на основании директивы НКО СССР от 22 июня 1941 года № 3 на базе управления, объединений, соединений, частей и учреждений Ленинградского военного округа. Уже в первые дни войны на Восточном фронте враг почувствовал силу сжимаемой им российской пружины. Провал блицкрига — молниеносной войны и всевозрастающее героическое сопротивление советских войск спутали все расчеты гитлеровского командования. Абвер вынужден был срочно перестраивать свою работу.

На одном из совещаний глава абвера адмирал Канарис вещал:

«…Чтобы выиграть войну, теперь нужны не только танки, пушки, самолеты. Необходимо расшатать советский тыл и максимально ослабить боеспособность их войск. Для этого мы должны завалить противника и в тылу, и на фронте тысячами шпионов, диверсантов, террористов, агитаторов, паникеров и подстрекателей, возмутителей малых народов и народностей, мы должны взорвать их тыл, проникнуть в штабы воинских частей, оперативное руководство войсками, военную промышленность, госаппарат».

Многосложные, хитроумные методы и агентурные приемы абвера потребовали от наших контрразведчиков огромного напряжения сил, энергии, мужества, профессионального мастерства. И они, опираясь на помощь командования, воинов и населения, сумели создать эффективную систему мер защиты войск от вражеской агентуры, организовали активный ее розыск и решительное пресечение ее преступных деяний.

Одной из самых удачных и результативных зафронтовых операций советской военной контрразведки Западного фронта можно считать внедрение в Смоленскую диверсионную школу, подчиненную абверкоманде-203, агента «Михайлова» (А. С. Соболева. — Прим. авт.). Красноармеец 444-го стрелкового полка Алексей Семенович Соболев дал согласие на выполнение задания в качестве зафронтового агента ОО НКВД 20-й армии.

После перехода линии фронта немцы задержали «Михайлова» и поместили в Вяземский лагерь военнопленных. Легенда прикрытия и линия поведения вызвали доверие у авбверовцев. Его зачислили в одну из частей РОА, а спустя некоторое время завербовали как агента абвера.

Находясь в Смоленской диверсионной школе, Соболев склонил к сотрудничеству с советской контрразведкой 12 курсантов. Через одного из них он переслал в Особый отдел НКВД письменный отчет о проделанной работе. Кроме того, Соболев привлек к сотрудничеству немецкого агента, бывшего офицера Красной армии Петра Марковича Голокоза с задачей идеологического воздействия на диверсантов, обучающихся в школе.

В конце января 1943 года Соболев вышел на партизан. Они его переправили в ОО НКВД Калининского фронта. А Голокоз еще некоторое время проработал в Смоленской школе в интересах армейской контрразведки. Ему удалось создать и вооружить партизан нескольких деревень. Вскоре возник боеспособный партизанский отряд. Именно туда он привел немецкое карательное подразделение численностью около сотни человек. Все они попали в засаду, устроенную народными мстителями, и были взяты в плен. После этого Голокоза переправили через линию фронта в расположение военной контрразведки.

О результатах работы этих двух бесстрашных помощников УКР Смерш Западного фронта начальник ГУКР Смерш генерал-лейтенант В. С. Абакумов доложил лично И. В. Сталину. Алексей Соболев и Петр Голокоз удостоились орденов Красного Знамени.

Селивановский Николай Николаевич, генерал-лейтенант (1901–1997)

Николай Николаевич Селивановский родился в поселке Хойники Речинского уезда Минской губернии в семье железнодорожного служащего. С 1914 по 1920 год работал разнорабочим на промышленных предприятиях Белоруссии.

В вооруженных силах: красноармеец-курсант РККА — с 1920 по 1922 год.

Служба в органах ГБ: слушатель курсов ОГПУ СССР. На оперативной работе в ОО войсковых подразделений в Средней Азии — с 1923 по 1929 год. Воевал с басмачами на Туркестанском фронте. В 1930 году окончил Московскую Высшую пограничную школу.

В 1930–1934 годы — уполномоченный 4-го, 5-го отделений Особого отдела ГПУ при СНК СССР. В 1935–1937 годы — уполномоченный Особого отдела НКВД СССР по обслуживанию Военно-химической академии РККА.

В 1937–1938 годы — помощник начальника 7-го отделения 5-го отдела НКВД СССР. Выезжал для выполнения спецзаданий в Париж и Прагу, в 1938–1939 годы — заместитель начальника 7-го отделения Особого отдела 2-го управления НКВД СССР.

В 1939–1940 годы — начальник 9-го отделения 4-го отдела Особого отдела ГУГБ НКВД СССР. В 1940-1941-м — начальник 5-го отделения Особого отдела НКВД СССР.

Начальник Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта — с 10 октября 1941 года по 19 августа 1942-го, с 19 августа 1942 по 7 октября того же года руководил Особым отделом НКВД Сталинградского фронта. После этого — до 17 ноября 1942-го — Особым отделом НКВД Донского фронта. И снова с 17 ноября 1942 года по 1 января 1943-го он начальник Особого отдела НКВД Сталинградского фронта, а потом руководитель Особого отдела НКВД Южного фронта.

Заместитель начальника ГУКР Смерш по разведывательной работе — с 4 мая 1943 года по май 1946-го.

Уполномоченный НКВД по 4-му Украинскому фронту и в Варшаве — советник НКВД СССР при Министерстве общественной безопасности Польши.

Заместитель министра ГБ СССР — с 7 мая 1946-го по 28 августа 1951 года и до ноября 1947-го — начальник 3-го Главного управления МГБ СССР.

2 ноября 1951 года был арестован по «делу В. С. Абакумова». Освобожден из-под стражи 23 марта 1953-го. Уволен из органов ГБ по состоянию здоровья 28 августа 1953 года с формулировкой «по данным, дискредитирующим звание лица начальствующего состава МВД».

Николай Николаевич Селивановский стал руководителем Особого отдела НКВД Юго-Западного фронта (ЮЗФ) в октябре 1941 года после гибели комиссара ГБ 3-го ранга А. Н. Михеева, возглавлявшего этот отдел. Это был период повального отступления РККА, несмотря на стойкость и мужество советских солдат и командиров. Военные контрразведчики ЮЗФ сражались на невидимых фронтах с агентурой абвера: разведчиками, диверсантами и террористами противника.

12 июля 1942 года на базе полевого управления войск ЮЗФ в составе 21-й, 62-й, 63-й и 64-й армий под командованием Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко был образован Сталинградский фронт (СФ). Вскоре Сталинградским фронтом в июле-августе 1942 года стал командовать генерал-полковник В. Н. Гордов, который в общении с подчиненными был груб и порою даже жесток. Кроме всего прочего от командиров разных степеней во фронтовое Управление особых отделов, которым руководил генерал Н. Н. Селивановский, поступали жалобы об ошибках и некомпетентных решениях командующего, могущих привести к тяжелым последствиям для войск. Не раз военный контрразведчик обсуждал этот вопрос с членом Военного совета фронта Н. С. Хрущевым, но тот держал нос по ветру.

— Николай Николаевич, Гордов, конечно, вспыльчивый, даже злой человек и никудышный командир, но вы же должны меня понять — я его подчиненный. Мне как-то неудобно «капать» на командующего, — хитрил Никита, понимая, что командующий назначен с одобрения Сталина. С другой стороны, он как бы подталкивал главного особиста фронта к судьбоносному действию.

И вдруг 25 июля 1942 года Николай Николаевич, понимая всю опасность сложившейся обстановки и боясь потерять драгоценное время, совершил поступок. Он решился отправить в Москву телеграмму… самому Сталину, через головы членов Военного совета фронта, непосредственного начальника Управления особых отделов Абакумова и наркома НКВД Берии. Этот документ спасал Сталинград от падения, которое произошло бы в первой декаде августа, — обстановка способствовала тому.

Шифровку в Москву готовил его подчиненный капитан М. А. Белоусов. Михаил Артемьевич, впоследствии ставший генерал-майором, руководителем окружного масштаба, вспоминал, что в подготовленной шифровке излагалась критическая обстановка на фронте, давалась отрицательная характеристика Гордову как военачальнику и человеку, сообщалось о негативной реакции в войсках на его назначение. В конце указывалось соображение, что при назначении Гордова рекомендовавшими его на высокую должность допущена серьезная ошибка, которую необходимо как можно скорее исправить.

Селивановский знал, какой опасности он себя подвергает, на какой риск идет. В кругу же своих сотрудников, посвященных в содержание шифровки, был откровенен: «Не важно, что будет со мной, что станет с нами. Главное — спасти Сталинград. Спасти страну. С Гордовым мы ее не спасем — мы проиграем Сталинград!»

На следующий день из Москвы пришла телеграмма. Вызывал нарком НКВД.

«В Москве, — вспоминал Селивановский, — Берия долго меня ругал, заявляя, что я сую нос не в свое дело, что назначение командующих фронтами — прерогатива Верховного командования».

В отличие от Берии Абакумов воспринял информацию своего подчиненного спокойно. Берия же после встречи с Селивановским вызвал Виктора Семеновича и начал орать:

— Какого хрена твой Селивановский лезет не в свои дела? Ты что, всем своим подчиненным так разрешаешь работать? Это же настоящий бардак! Нашелся полководец! — кипятился раскрасневшийся Лаврентий Павлович, меряя быстрыми шажками коротких ног красную дорожку в кабинете.

— Нет, это общие дела, касается же судьбы страны, — последовал дерзкий ответ набиравшего силу и авторитет начальника военной контрразведки.

— Что ты мне хреновину несешь, патриоты дешевые нашлись, как сговорились, — продолжал злиться Берия, из-за того что Селивановский вышел напрямую на Верховного…

Абакумов знал, что Гордова назначил сам Сталин по рекомендации Тимошенко, а поэтому поначалу осторожно относился к информации своего подчиненного. И все же в конце июля 1942 года намеревался доложить о взрывоопасной обстановке в войсках. Но случилось то, что случилось.

Телеграмма попала в цель. Уже на следующий день после доклада Селивановского в Ставке был издан жесткий приказ № 227 под названием «Ни шагу назад».

Сталин среагировал в своем характере:

— Товарищ Абакумов, в таком случае поезжайте с комиссией от моего имени в Сталинград и разберитесь там. Переговорите с командирами и политработниками, подключите свои возможности, хотя то, что нам доложил Селивановский, очень меня насторожило. Ставке, как вы понимаете, нужна правда и только правда. Как говорят, душой измерь, умом проверь, тогда и верь. Вам я доверяю установить истинную причину фронтовой грызни и выяснить, есть ли опасность разрушения принципа единоначалия.

Сталин замолчал, попыхтел притушенной трубкой. Потом стал раскуривать ее, пока не показались две струйки сизого дыма, и добавил:

— Имейте в виду, операция секретная.

— Ясно, товарищ Сталин, — отчеканил Абакумов.

Но Сталин не был бы Сталиным, если бы не перепроверял информацию. Он считал, что во всех делах полезно разумное недоверие. И в то же время вождь хорошо усвоил наказ Демокрита — не относись ко всем с недоверием, но будь со всеми осторожен и тверд.

Параллельно комиссии Абакумова 12 августа 1942 года он послал на Сталинградский фронт и группу военных во главе с начальником Генштаба А. М. Василевским. И вот когда по возвращении их в Москву он свел информацию, стало ясно — Василия Николаевича Гордова надо непременно менять. От напряженной обстановки у него возник нервный срыв. В Сталинграде нужно было иметь стальные нервы или не иметь никаких. Его назначили заместителем командующего фронтом.

Новым командующим Сталинградским фронтом стал генерал-полковник А. И. Еременко при старом члене Военного совета фронта Н. С. Хрущеве.

Это все общеизвестные факты, но мне хочется остановиться на роли Абакумова при этой поездке и беседе со многими военными — офицерами и генералами. В том числе и с генералом Гордовым. Нашлось время пообщаться и со своими подчиненными. Был разговор также и с Чуйковым, который привел ряд фактов, свидетельствующих о бестактности и упрямстве Гордова, а также о частых его непродуманных решениях, которые могли обернуться поражением наших войск и большой кровью.

Заглянул он, естественно, и в Особый отдел фронта. Начальник отдела Николай Николаевич Селивановский доложил Виктору Семеновичу о проделанной за месяц работе. Результаты были впечатляющими. Эту справку Абакумов забрал с собой для доклада Сталину.

Надо сказать, что август был «урожайным» для особистов Селивановского.

Так, в конце августа в штаб Сталинградского фронта была передана перехваченная военными контрразведчиками радиограмма, направленная командованием 4-й танковой армии противника под командованием генерала Германа Гота в свою ставку, такого содержания:

«4-я танковая армия имеет задачу к 1 сентября соединиться с 6-й армией, а затем войти в Сталинград. По обстановке видно, что в захвате Сталинграда примет участие лишь часть войск 6-го армейского корпуса румын, остальные же войска корпуса будут прикрывать правый фланг южнее Сталинграда».

Дорогого стоила эта информация для наших войск. Она помогла вовремя произвести нужную передислокацию войск.

Что касается результатов оперативной работы за август 1942 года, то они были впечатляющими:

«Всего по фронту арестовано и разоблачено шпионов — 110 чел. Из них:

Особым отделом (ОО) НКВД (непосредственно работниками фронтового звена. — Прим. авт.) 13 чел.,

ОО 62-й армии 20 чел.,

ОО 1-й гв. армии 7 чел.,

ОО 4-й танк. армии 22 чел.,

ОО 21-й армии 21 чел.,

ОО 63-й армии 22 чел.,

ОО НКВД др. соедин. 5 чел.

Из общего количества арестованных на линии фронта задержано 97 чел.,

В тылу фильтрационных и сборно-пересылочных пунктах 3 чел.,

Разоблачено агентурным путем 10 чел.

Всего в августе в тыл противника направлено 30 агентов.

И них:

22 — с контрразведывательным заданием,

8 — с другими заданиями…

Возвратились из тыла противника 3 агента, которые доставили ряд ценных сведений по вопросам разведки.»

Абакумов считал, что это достойный гостинец Сталину из города, истекающего кровью и названного в его честь. Результаты этой работы, по разумению Виктора Семеновича, еще одно доказательство зрелости своего подчиненного и своеобразный щит от нападок Берии.

Какой кровью досталась нашему народу победа под Сталинградом? На этот вопрос ответили в книгах и статьях многие участники тех событий. Один из «сталинградцев» — упомянутый уже капитан ГБ М. А. Белоусов вспоминал, что в разгар боев в Сталинграде было столько огня, что собаки не выдерживали, срабатывал инстинкт самосохранения — и они стаями переправлялись вплавь на противоположный берег. А люди стояли насмерть, сжимая время для немцев. Вспоминал он, как на католический праздник Рождества наше радио через громкоговорители целый день напоминало фашистам: «Каждые семь секунд умирает немецкий солдат в России! Сталинград для вас — братская могила!» А потом методичный звук метронома буквально калечил психику солдат и офицеров вермахта. Они затыкали уши, убегали в блиндажи или прятались по норам траншей, чтобы не слышать этих страшных слов и тикающих звуков уходящего потока времени.

8 января 1943 года наше командование предложило немцам сдаться через капитуляцию, обещая взамен еду и медицинскую помощь. Офицерам гарантировали сохранить их церемониальные кинжалы.

Гитлер отказался, заявив:

«Каждый день, пока 6-я армия держится, она помогает нам по всему фронту!»

24 января командующий 6-й армии отправил в Берлин шифровку, что личный состав остался без пищи. Гитлер все равно требовал стоять. Но после того, как солдаты вермахта начали есть сырую конину, а кое-где отметились случаи каннибализма, Паулюс принял решение о капитуляции.

Гитлер в этот день присвоил Паулюсу звание фельдмаршала в надежде, что он застрелится, так как до того времени ни один немец в таком высоком звании добровольно не сдавался. Но Паулюс оказался трезвомыслящим человеком, понимающим, что Третий рейх при таком политическом командовании скоро станет ведром праха.

Итак, у немцев под Сталинградом и в самом городе погибло столько боевой техники, что ее бы хватило на четверть всего вермахта.

Это только один из эпизодов деятельности Н. Н. Селивановского на фронте.

Сиднев Алексей Матвеевич, генерал-майор (1907–1958)

Алексей Матвеевич Сиднев родился в г. Саратове в рабочей семье. Окончив школу 1-й ступени, в 1924–1928 годах работал на железной дороге и учился в рабочем университете Саратова. В 1928-м стал курсантом Ленинградской военно-инженерной школы. С 1932 года — командир взвода, роты в инженерном батальоне на Дальнем Востоке. В 1936–1939 годы — учеба в Военно-инженерной академии. С 1939-го — в органах госбезопасности.

С февраля 1939-го по февраль 1941 года — начальник Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа. Во время советско-финской войны (1939–1940) — начальник Особого отдела НКВД Северо-Западного фронта. В феврале-июле 1941 года — начальник 3-го отдела (военная контрразведка) Ленинградского военного округа. С июля 1941-го — заместитель начальника Особого отдела НКВД Северного фронта, с августа 1941-го по май 1942-го — замначальника Особого отдела НКВД Ленинградского фронта, с мая 1942-го по апрель 1943 года — начальник Особого отдела НКВД Карельского фронта.

В марте-июне 1944 года — в распоряжении ГУКР Смерш. С июня 1944-го по июнь 1945-го — заместитель начальника УКР Смерш 1-го Белорусского фронта. В июне-ноябре 1945-го — заместитель начальника УКР Смерш ГСОВГ. С мая 1945 года по декабрь 1947-го — начальник оперативного сектора НКВД-МВД-МГБ в Берлине. С декабря 1947-го по январь 1948 года — министр ГБ Татарской АССР.

31 января 1948 года арестован по «трофейному делу». 16 октября 1951-го Особым совещанием МГБ СССР приговорен к принудительному лечению в психиатрической больнице. 27 июля 1953 года был освобожден из-под стражи и уволен из МВД по «фактам дискредитации высокого воинского звания».

Умер в 1958 году. Похоронен на Ново-Волковском кладбище Ленинграда.

В условиях войны СССР против Финляндии для удобства управления и материального обеспечения войск были созданы два фронта: Северный (СФ) и Северо-Западный (СЗФ). Руководство СЗФ возлагалось на командование и штаб Ленинградского военного округа (ЛВО), обязанности начальника ОО НКВД Ленинградского военного округа исполнял генерал-майор А. М. Сиднев.

Это было время, когда разведки Германии и Финляндии активно работали против РККА на территориях Ленинградской области, Карелии и Кольского полуострова…

Одним из первых разоблаченных агентов на Карельском фронте, в пресечении преступной деятельности которого принимал участие мой старший коллега А. К. Соловьев, был советский гражданин эстонского происхождения Яак Юханович Кумари — сын фабриканта. С приходом советской власти предприятие национализировали, а семью переселили в Красноярский край. Скоро родители умерли, а он, выправив паспорт, перебрался в Благовещенск, затем в Ярославль и, наконец, в район Пскова.

У него давно зародилась мысль бежать из Советского Союза, ведь в Эстонии жила его старшая сестра.

Весь день он пролежал в густом кустарнике на склоне невысокого холма. Когда стемнело, Яак пополз в сторону болота, по которому проходила граница. Раннее утро застало его на опушке соснового леса вблизи знакомого с детства хутора. Подойдя к отчему дому, тихо постучал в окно.

— Что вам надо?

— Эльвира, это я, Яак.

— Ты?.. Ну, заходи.

Не сразу она узнала младшего брата, испуганно разглядывая его грязную и мокрую одежду и испачканные болотной тиной сапоги. Она принесла брату одежду, помогла переодеться и уложила в амбаре спать, а сама пошла в соседний хутор к брату мужа — посоветоваться. В результате «совета» в полдень во дворе Эльвиры появились солдаты эстонской пограничной стражи.

Наручники, допрос в штабе, а потом беседа с начальником пограничной службы майором Туулом и представителем разведывательного отдела Генштаба полковником Мяртенсом. Они провели с Кумари не одну «профилактическую» беседу. Пугали тюрьмой за незаконное пересечение границы. Когда поняли, что «фрукт» наконец созрел, Мяртенс заметил:

— Ну что, Яак… Ты настоящий сын своей родины. Вижу, истинный патриот Эстонии. Ты молод, полон сил, знаешь условия жизни в СССР, знаешь русский язык. Ты в России для Эстонии можешь принести больше пользы, чем здесь, а потому включаем тебя в список наших боевых отважных разведчиков под кличкой «Игла». Ты должен колоть противника больно и безжалостно.

После месячной подготовки Кумари дважды забрасывали для обкатки в районы Пскова и Острова для сбора сведений о советских авиационных гарнизонах. Затем его как проверенного и надежного агента передали абверу. Немцы после дополнительной подготовки перебросили его на шведском торговом судне в Архангельск, где он уже как агент абвера легализовался под настоящими советскими документами.

Итак, шпион Яак Юханович Кумари стал искать приложение своим силам согласно заданию немцев. Скоро он оказался в Мурманске и в ближайшем от города поселке устроился массовиком в Дом междурейсового отдыха рыбаков, о чем известил своих новых хозяев. В быту называл себя Яковом Юрьевичем Кумариным или просто Яшей, который был не только массовиком-затейником, анекдотчиком, играл на музыкальных инструментах, но еще и умел ремонтировать бытовую технику, часы, электроприборы, радиоприемники — жизнь учит многому пытливые умы.

Летом в нескольких километрах от поселка началось строительство военного аэродрома. Скоро он заработал из- за прилета боевых самолетов. Летчиков поселили в доме отдыха, где электриком работал Кумари. Часто по вечерам устраивались танцы. Яак садился за фортепиано и умело аккомпанировал поющим, играл танцевальные мелодии.

Используя свои разносторонние способности, умение пошутить, рассказать смешной анекдот, сразиться в шашки, шахматы или на бильярде, развлечь молодежь музыкой, он в короткий срок перезнакомился со многими летчиками и техниками.

Военные контрразведчики обратили внимание на словоохотливого Яшку из-за проявления им повышенного интереса к боевой технике и секретоносителям. Однажды он под благовидным предлогом выехал в район аэродрома к оленеводам якобы для закупки мяса.

По данным оперуполномоченного Особого отдела НКВД дивизии лейтенанта Лобанова, Кумари интересовался состоянием аэродрома, количеством и типами самолетов, системой охраны и другими вопросами. Заметили оперативники, что он часто стал мотаться по местам дислокации военных гарнизонов. На него завели дело под кодовым названием «Музыкант» с целью проверить его подозрительные контакты с военнослужащими и выяснить причину повышенного интереса к военным объектам.

Вслед за этим последовали выезды Кумари в Мурманск. Маскируя их бытовыми предлогами, он каждый раз посещал торговый порт, вел наблюдения за иностранными судами. В разговорах с портовыми рабочими пытался выяснить сроки прибытия в порт шведского судна «Норд». В ходе проверки чекистами было установлено, что «Норд» — германское судно под шведским флагом. По данным областного управления ГБ, второй штурман судна Карл Штромберг подозревался в разведывательной деятельности против СССР.

Во время очередного прихода «Норда» в порт и выезда туда «Музыканта» за ним было установлено негласное наблюдение, в ходе которого удалось зафиксировать закладку им тайника, содержимое которого проверили — в нем оказалась записка с зашифрованным текстом…

После освобождения Таллина и ареста полковника Мяртенса последнему показали фотографию «Музыканта». Он опознал своего агента и признался, что Кумари был им завербован под кличкой «Игла». В начале июня 1941 года военный прокурор дал санкцию на арест Я. Ю. Кумари. Военный трибунал приговорил его к длительному сроку заключения…

После окончания советско-финской войны в марте 1940 года по мирному договору СССР получил финский полуостров Ханко в аренду на 30 лет. Как рассказывал участник тех событий полковник А. К. Соловьев, учитывая важное стратегическое значение полуострова — вместе с Таллинской военно-морской базой (ВМБ), он позволял надежно перекрыть вход в Финский залив, а, следовательно, и к Ленинграду. Поэтому советское командование в короткие сроки создало на Ханко крупную 30-тысячную ВМБ с мощными дальнобойными большого калибра орудиями береговой обороны, военно-воздушными силами (ВВС), зенитно-артиллерийскими комплексами, оборудованными стоянками для боевых кораблей. Поэтому абвер и другие спецслужбы противника всячески пытались внедрить на ВМБ полуострова свою агентуру.

Анализ материалов по ВМБ на Ханко, который провел начальник Особого отдела базы полковник Я. А. Кривошеин, показал, что противнику стали известны некоторые секретные данные относительно советского военного гарнизона.

«Открыт явный канал утечки информации, — рассуждал военный контрразведчик, — значит, действует агент. Так что требуется активное противодействие по перекрытию этого канала и выхода на источник ее получения. Надо вычислить шпиона, и как можно скорее». К моменту разыскных мероприятий для пополнения личного состава Особого отдела базы прибыл капитан Н. К. Мозгов. Ему и было поручено заниматься «важной утечкой».

В ходе изучения материалов молодой капитан пришел к выводам, которыми поделился со своим начальником. Методом исключения он вышел на подозреваемого замначальника финансовой службы ВМБ А. Т. Бигачева. Завели дело под кодовым названием «Филин». В ходе агентурно-оперативных мероприятий агент абвера «Филин» — Бигачев был разоблачен.

— Мозгов оказался с мозгами, у него мыслям нет счета, а думкам нет края, — заметил Кривошеин. Как он был прав! За время службы в контрразведке Балтфлота и Ленинградского фронта Мозгов вытащил из нор еще не одного абверовского «крота». А потом стал начальником Особого отдела Прикарпатского военного округа, где автор встретился с ним в качестве оперуполномоченного 1-го сектора. Воспоминания о генерал-майоре Н. К. Мозгове легли в одну из глав моей книги «Смерш в бою».

Когда броня вермахта рвалась к Пскову, руководство Особого отдела Ленинградского фронта 5 июля 1941 года приняло решение создать Лужскую оперативную группу с задачей — остановить врага. Руководителем ОО группы назначили опытного военного контрразведчика Ленинградского военного округа майора Федора Ниловича Парфенова. Он понимал, что остановка врага силой группы на Лужском рубеже наверняка заставит командование немецкой группы армий «Север» потребовать от органов абвера глубокой разведки. Он совместно с командованием потребовал усиления патрульной и заградительной службы. Инициатива исходила от чекиста. Прошло немного времени, и жизнь подтвердила правоту опытного контрразведчика.

…По обочине шоссе Луга — Ленинград, невдалеке от линии фронта, неспешно шел военный патруль — сержант Николай Козелков и два красноармейца. Временами наряд останавливался, прислушивался. И вот на повороте дороги наряд заметил вышедшего из леса неизвестного бойца с винтовкой и объемным вещмешком за спиной.

Его задержали и проверили документы, по которым он значился как Романчуков. В мешке находилась радиостанция, а из карманов вынули 40 тысяч рублей. После этого солдата доставили в Особый отдел опергруппы. Начальник отдела Парфенов на первичном допросе спросил:

— Откуда деньги?

— Нашел возле разрушенного снарядом банка. Они валялись на улице. Я их подобрал.

— Деньги-то государственные, расхищать их — преступление.

— Виноват. Все отдам! Виноват, товарищ майор.

— Чья рация?

— Командира взвода. Он дал вещмешок подержать, а потом куда-то удалился. Вот так мы расстались с ним. С тех пор и ношу его с собой.

— Где вы служили?

— В тридцать первой дивизии…

И тут Парфенов понял — врет боец. Поблизости не было никакой 31-й стрелковой дивизии. Но для изобличения агента нужны были неопровержимые доказательства.

Несколько суток контрразведчики проверяли показания задержанного Романчукова. Выяснилось, что в составе советских войск Северо-Западного направления такой дивизии не было и нет. Красноармейская книжка оказалась фальшивкой. После этого агент раскололся. Он признался, что настоящая его фамилия Исмаилов. До войны проживал с родителями в Румынии. Отец — белый офицер. В 1940 году его призвали в румынскую армию. Перед началом войны с СССР его как хорошо говорящего по-русски передали в распоряжение абвера.

После окончания разведкурсов при абвергруппе-111, приданной 16-й немецкой армии, наступающей на Ленинград в составе группы армий «Север», когда советские войска остановили фашистов под Лугой, абверовцы переправили Исмаилова вместе с другими двумя агентами в тыл со шпионским заданием.

— Как их фамилии? — спросил следователь.

— Ярослав Тихота и Кондратий Пункару.

Скоро их задержали — они были в гражданской одежде. У вражеских агентов обнаружили улики: оружие, компасы, карты, рацию, шифр и поддельные удостоверения.

Чекисты Ленинградского фронта по делу шпионской группы Тихоты получили важные данные о разведшколе и подразделениях абвера, действовавших против советских войск на дальних подступах к Ленинграду.

Это был бескровный успех военных контрразведчиков. С начала лета 1943 года после сокрушительного поражения гитлеровских войск под Сталинградом, прорыва вражеской блокады Ленинграда и успешных наступательных действий частей Красной армии на юге страны на советско-германском фронте установилось относительное затишье. Гитлеровское командование задумалось, какими силами и в каком направлении нанести по нашим войскам мощный контрудар. Жажда реванша толкала политическое и военное руководство Германии на новые авантюры. Зимой воевать они уже боялись — оставались летние месяцы. И вот восстановить пошатнувшееся военное положение и международный престиж Гитлер решил за счет нового — летнего наступления. Кроме того, фашисты рассчитывали на бездеятельность союзников СССР, которые продолжали нарушать обязательства об открытии второго фронта.

Для этого гитлеровцы провели в стране тотальную мобилизацию, форсировали выпуск боевой техники и вооружения. К июлю они сосредоточили на советско-германском фронте свыше 5 миллионов человек. Местом наступления был избран район Курска, где советские войска глубоко вклинились в расположение противника. Свою операцию они назвали претенциозно — «Цитадель». В случае победы в ней они уже выстраивали планы дальнейшего наступления на Москву. Не оставляли фашисты надежды на захват Мурманска и Кировской железной дороги. В период этого «затишья» Совинформбюро в основном сообщало информацию только о боях местного значения. Но на войне тишина бывает обманчива. Именно в перерывах между боями активизировалась работа вражеской разведки.

Слово участнику тех событий А. В. Попкову:

«Утром 10 июня 1943 года я собирался выехать в Отдел контрразведки Смерш армии для очередного доклада. Ярко светило солнце. Буйная зелень карельского леса напоминала мне лесные просторы костромского края, где я родился и вырос…

Перед самым отъездом раздался телефонный звонок. Дежурный передал мне приказание начальника отдела срочно прибыть к нему в полном боевом снаряжении. Проверил содержание полевой сумки, убедился, что компас, топографическая карта, блокнот и карандаш находятся на месте. Вынул из кобуры наган, осмотрел барабан. Положил в полевую сумку дополнительно несколько коробок с боевыми патронами.

В отделе контрразведки армии сразу же почувствовал, что готовится какая-то серьезная операция. Оторвавшись от телефона, дежурный направил меня к начальнику отдела полковнику И. П. Добровольскому.

Выслушав мой доклад о прибытии, Илья Петрович спросил:

— Как обстановка на вашем участке?

— Все спокойно, — доложил я.

— Придется вам на несколько дней оторваться от своей части. Мы намерены поручить вам поиск диверсионной группы врага, проникшей в тыл нашей армии. Обычно разведка противника выбрасывает своих агентов на парашютах. Эта группа заброшена на гидросамолете. Как вы думаете, почему?

— Вероятно, они имеют большой груз, скорее всего взрывчатку…»

При инструктаже полковник сообщил, что военным контрразведчикам удалось перехватить и расшифровать радиограмму разведгруппы противника, передаваемую в разведцентр. Из ее содержания стало ясно, что группу возглавляет офицер разведки главного штаба финской армии, но данных об основном задании диверсантов установить не удалось. За истекшее время бандиты стали проявлять себя иными способами. Сначала группа напала на советского командира, находившегося за пределами части. Он погиб в перестрелке с ними. Диверсанты взяли его документы. Потом они сделали попытку ночью напасть на землянку наших летчиков. Но часовой, стоявший в дозоре, своевременно обнаружил диверсантов и открыл по ним огонь. Они поспешно отошли и скрылись в лесу.

Слово А. В. Попкову:

«Развернув на столе карту, начальник отдела контрразведки армии сказал:

— Последний сеанс радиосвязи диверсанты провели из обозначенного на карте района. Они запросили самолет. Не исключено, что группа намерена провести еще какую-то подрывную акцию и вернуться на свою сторону на гидросамолете. Но, может быть, учитывая, что они уже обнаружили себя, диверсанты намерены быстрее эвакуироваться. Ваша задача — их разыскать и обезвредить.

Ко времени моего прибытия в отдел поисково-истребительная группа была уже сформирована. В нее вошли два радиста и отряд моряков-автоматчиков под командованием главстаршины Алексеева численностью около тридцати человек. Через десять минут мы уже двигались к лесу по направлению пеленга радиостанции диверсантов».

Перед входом в лес Попков остановил группу и поставил бойцам задачу по розыску и захвату диверсантов, гидросамолета и его экипажа. Двигались гуськом, с дистанцией между бойцами в четыре шага, направляющим был Алексеев. В середине колонны — Попков с радистом. В конце ее — второй радист и замыкающий колонну опытный боец, отвечающий за сохранность радиста и радиостанции. Впереди колонны — дозор, справа и слева — боковые наблюдатели. Скоро чекистская группа втянулась в лес. Отдыхать не приходилось, так как нужно было засветло подойти к месту нахождения диверсантов. На привале радисты стали записывать текст вражеской радиограммы…

В вечерний сеанс радиоперехвата слышимость неприятельской радиостанции резко усилилась, что означало — враг находится где-то близко. Справа виднелось большое озеро. Лес вплотную подступал к воде. Заходящее солнце освещало лишь верхушки высоких деревьев.

И вот радист, перехватив вражеское донесение в эфире, сообщил военному контрразведчику, что руководитель диверсионной группы докладывает в центр о невозможности выполнения основного задания. Он просил ускорить присылку самолета для эвакуации участников группы.

Попков через радиста послал радиограмму полковнику Добровольскому. В ней он сообщил, что группа диверсантов обнаружена.

А тем временем диверсанты получили ответ: «Самолет прибудет с наступлением темноты».

Стало ясно, что противник где-то рядом, и самолет, чтобы забрать диверсантов, сядет на воду. Бойцы затаились в кустарнике. Попков запретил курение и предупредил, чтобы громко не разговаривали. По его приказу были расставлены секреты вдоль берега и обговорены действия — сначала открывать огонь только по самолету.

Сумерки стали стремительно сгущаться. Скоро совсем стемнело. Лес затих, и каждый из чекистской группы стал внимательно вслушиваться в тишину ночи. Напряжение возрастало. Наконец послышался далекий монотонный звук авиационных моторов. Он нарастал, и вот уже по воде заскользил едва различимый силуэт гидросамолета. Его двигатели сбавили обороты, но летчик не выключал их, а потом зажег габаритные огни. Это было сделано для сигнала диверсантам. И тут же от берега отчалили четыре надувные лодки.

— Огонь! — скомандовал Попков.

Одновременно пулеметчики ударили по самолету, а автоматчики открыли огонь по надувным лодкам. Неожиданно стрелок экипажа самолета ответил работой крупнокалиберного пулемета. Но вскоре он замолчал, и самолет стал крениться набок, уходя под воду.

Слово Попкову:

«Полковнику Добровольскому сообщил свои координаты и то, что вражеский самолет подбит и затонул, на месте оставлена небольшая группа для розыска летчиков. С основными силами начал преследование оставшихся в живых участников диверсионной группы».

В лодках, причаливших к берегу, были убитые. Оставшиеся диверсанты быстро скрылись в лесной глухомани. Мы стали их преследовать. Во время боестолкновения с ними Попков был тяжело ранен — автоматная очередь свалила наземь бесстрашного контрразведчика. Склонившемуся над ним моряку-автоматчику он сказал: «Продолжайте преследовать диверсантов. Сообщите о случившемся полковнику». Его вынесли из кустов, перевязали кровоточащие раны на ноге и стали преследовать уходящих агентов. А дальше события развивались следующим образом. Заскочив в густые заросли, диверсанты сумели оторваться от группы преследования и вызвали по рации самолет на другое озеро. Двое летчиков были задержаны.

Днем в расположение группы прилетел наш гидросамолет с авиаспециалистами и водолазами. Они подняли затонувшую машину противника с полетной картой и другими документами, представляющими интерес для командования. Допрошенные вражеские летчики сообщили ценные сведения о боевой обстановке и местах дислокации важных военных объектов противника. По ним сразу же «поработала» авиация Карельского фронта. Авиационным ударам подверглись несколько аэродромов со скопившимся самолетным парком и складами горюче-смазочных материалов.

К сожалению, ранение военного контрразведчика оказалось опасным. Капитана сначала переправили в госпиталь Вытегры, а потом — в Москву. Ногу спасти не удалось — началась гангрена. Потребовалась срочная ампутация. После длительного лечения мужественного чекиста как инвалида войны уволили из органов военной контрразведки. Но такие люди не сдаются на милость судьбе. Наш герой освоил специальность краснодеревщика и более 40 лет проработал в ленинградском объединении «Реставратор». Он часто выступал перед молодежью с воспоминаниями. Рассказывал о самоотверженной борьбе армейских контрразведчиков против вражеской разведки в годы войны.

Рухадзе Николай Максимович, генерал-лейтенант (1905–1955)

Николай Максимович Рухадзе родился в станице Рустави, Грузия, Российской империи в семье дорожного мастера. Получил среднее образование, окончив гуманитарный техникум в Батуми. Работал деловодом сберкасс Народного комиссариата финансов города Тифлиса. В армии — ответственный переводчик военного трибунала Кавказской армии в 1927 году. С июня того же года в органах госбезопасности. В 1930 году — начальник районного отдела НКВД в Гаграх. Уполномоченный Аджарской ГПУ. В 1931-м — начальник отделения районного отдела ГПУ в городе Кабулети, потом в 1932–1934 годы — начальник СПО ГПУ Аджарии, а в 1932–1934 годы — на аналогичной должности в городах Ланчхуты и Махарадзе.

С марта 1935-го — комендант пограничной комендатуры в городах Сухуми и Гагры, а с марта 1941 года — заместитель наркома НКВД Грузинской ССР. Устраивал гонения против родственников семьи Г. К. Орджоникидзе.

В августе 1941 года назначен начальником Особого отдела НКВД, а после апреля 1943-го — УКР Смерш Закавказского фронта. По окончании войны до декабря 1947 года руководил УКР МГБ Закавказского военного округа. С декабря 1947-го по июнь 1952 года — министр ГБ Грузинской ССР. Являлся организатором — дела «мингрельской националистической группировки», направленного против Л. П. Берии. В 1952 году был арестован.

19 сентября 1955 года в Тбилиси, уже при новом хозяине Кремля Никите Хрущеве, Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к смертной казни и затем расстрелян.

Закавказский фронт (ЗФ) был образован 23 августа 1941 года на базе Закавказского военного округа с целью прикрытия государственных границ с Ираном, Турцией, обороны Черноморского побережья Кавказа. На 1 декабря 1941 года он включал Грузинскую ССР, Армянскую ССР, Азербайджанскую ССР. Согласно приказу НКО СССР № 0444 «О территориальном составе военных округов Европейской части СССР» штаб фронта расположили в Тбилиси.

30 декабря 1941 года ЗФ был переименован в Кавказский фронт, а в конце января 1942 года разделен на Крымский фронт и Закавказский военный округ. Вновь сформирован в мае 1942 года на базе Закавказского военного округа. В августе 1945 года на основе Закавказского фронта образован Тбилисский военный округ.

Фронтом командовали с 23 августа 1941-го по 30 декабря 1941 года генерал-лейтенант Д. Т. Козлов, а после этого до конца войны генерал армии И. В. Тюленев.

С началом Великой Отечественной войны обстановка на территории Закавказского военного округа значительно обострилась. В некоторых районах появились бандгруппы, стремившиеся установить связь как с активистами бывших политических партий — меньшевиков, дашнаков, мусавитистов, так и с эмигрантскими организациями в Турции, Иране, Германии и Болгарии, которые повсеместно использовались немецкой разведкой в качестве агентурного резерва, а также для попыток инспирации «повстанческого движения» в тылах советских войск. Банды терроризировали местное население и органы власти, значительный интерес к которым кроме разведки вермахта проявляли и спецслужбы Турции. Стали появляться и множиться дезертиры из частей РККА.

Начальнику Особого отдела, а затем УКР Смерш Закавказского фронта (ЗФ) генерал-майору Н. М. Рухадзе постоянно приходилось сталкиваться с подобной информацией. Так, в одной из докладных записок заместитель начальника Особого отдела НКВД Черноморской группы войск Закавказского фронта майор ГБ П. И. Ивашутин писал, что «…появились опасные тенденции… Некоторая часть мужского населения республик, уклоняясь от призыва в армию, уходит в горы, создавая там вместо разгромленных новые бандгруппы…»

Рухадзе хорошо понимал обстановку и докладывал данные зафронтовой агентуры в Центр — своему непосредственному начальнику В. С. Абакумову, что с начала 1942 года германское военное командование обратило особое внимание на Кавказ, полагая, что здесь относительно быстро и с малыми потерями оно сможет добиться крупных успехов и существенно восполнить сократившийся военно-стратегический потенциал Германии. Неслучайно Гитлер в нарушение основного пункта плана «Барбаросса», нацеленного группой армий «Центр» на взятие Москвы, повернул свою армаду на юг — ему нужна была нефть. Таким образом, операцию «Тайфун» он обескровил, отодвинув исполнение ее на другой срок, что привело к катастрофе.

В своих докладах на Лубянку он утверждал, что ставка немецких спецслужб делается и на существовавшие очаги антисоветского подполья. Немцы готовились развернуть на его основе «повстанческое движение», для инспирирования которого сюда стали направляться многочисленные агентурные группы из числа уроженцев и жителей этого региона.

Военные контрразведчики ЗФ участвовали во всех битвах за Кавказ: Моздокско-Малгобекской, Нальчикско-Орджоникидзевской, Новороссийской и Туапсинской военных операциях, в ходе которых во взаимодействии с Черноморским флотом и Азовской военной флотилией войска фронта остановили наступление противника и подготовились к переходу в наступление.

Особый отдел НКВД Черноморской группы войск ЗФ в середине января 1943 года после освобождения Краснодара провел большую работу по документации фактов злодеяний фашистов и их прихвостней из числа местного населения. Вот несколько примеров:

«9 октября 1942 года немцы и местные полицаи погрузили в машины 214 детей, эвакуированных в город Ейск из Симферопольского детского дома, вывезли их за город, побросали в ямы и закопали живыми. Дети были в возрасте от 4 до 7 лет.

На железнодорожной станции Белореченская фашисты заперли в два товарных вагона 80 советских раненых солдат и офицеров и сожгли их.

По дороге от станицы Белореченская до села Вечное были найдены 88 советских военнопленных, замученных и застреленных гитлеровцами.

В селе Воронцово-Дашковское немецкие захватчики учинили дикую расправу над двухсот четырьмя пленными ранеными советскими солдатами и офицерами. Их кололи штыками, им обрезали носы, уши. Такая же участь постигла четырнадцать тяжелораненых военнослужащих в селе Новоалексеевское. А перед самым бегством из Краснодара фашисты повесили на улицах восемьдесят советских граждан…»

Сразу после освобождения Краснодара Государственная чрезвычайная комиссия (ГЧК) по материалам в основном военных контрразведчиков начала расследовать преступления оккупантов и их пособников. Она установила, что гитлеровцы убили и замучили десятки тысяч мирных советских граждан, поголовно истребили население многих хуторов и поселков Кубани. Оккупанты и их сообщники — предатели нашей Родины умертвили только посредством отравляющего газа (окиси углерода) около 7 тысяч советских людей.

Собранные по поручению ГЧК местными органами власти материалы о чудовищных зверствах немецко-фашистских оккупантов и их подручных на территории советской Кубани были направлены Генеральному прокурору Союза ССР для расследования и привлечения виновных к уголовной ответственности.

Неотвратимое возмездие наступило…

Думаю, арест Н. М. Рухадзе в 1952 году связан не только с делом В. С. Абакумова, но и с конфликтом с Л. П. Берией по «мингрельскому делу». Берия мог мстить своему земляку, а Хрущев вслед за Абакумовым дал команду расстрелять и его подчиненного, проходившего по делу «апостола Смерша». Политика — грязная штука в руках политиканов.

Тутушкин Федор Яковлевич, генерал-лейтенант (1900–1959)

Федор Яковлевич Тутушкин родился в 1900 году в селе Тереховицы современной Владимирской области в крестьянской семье. Участник Первой мировой войны. Получил среднее общее образование и закончил военно-политические курсы.

В системе органов ГБ с 14 августа 1925 года. Первые восемь лет служил на оперативных и руководящих должностях в территориальных подразделениях органов госбезопасности.

С 1933 года — на оперативной работе в системе военной контрразведки. В марте 1933-го назначен заместителем начальника Особого отдела Пермского оперативного сектора ГПУ и 82-й стрелковой дивизии. С августа 1934 года — начальник 2-го отделения Особого отдела УГБ УНКВД по Свердловской области, с октября 1934-го — начальник отделения Особого отдела УГБ УНКВД по Крымской АССР, с января 1937 года — начальник отделения 3-го отдела УГБ НКВД там же.

С 26 февраля 1939 года — заместитель начальник ОО НКВД 3-й стрелковой дивизии Киевского военного округа. В 1940-м назначен заместителем начальника Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа и начальником Особого отдела НКВД Одесского военного округа.

Войну встретил в должности заместителя начальника 3-го управления НКО СССР. В 1941–1942 годы — заместитель начальника УОО НКВД СССР. В 1942–1944 годах — начальник Особого отдела НКВД/УКР Смерш Московского военного округа.

Систематически выезжал в правительственные командировки в действующую армию. С мая по ноябрь 1945 года — заместитель уполномоченного и уполномоченный НКВД в Восточной Пруссии. В феврале 1946 года назначен наркомом ВД Молдавской ССР, где пробыл до 14 апреля 1951-го. Попал в опалу, в связи с чем был освобожден от этой должности. Потом возглавлял Управление МВД по Калининской области, а с 1952 года — УИТК УВД Свердловской области.

Дивизионный комиссар Федор Яковлевич Тутушкин войну встретил заместителем начальника военной контрразведки страны, руководителем которой был молодой, энергичный и волевой комиссар ГБ 3-го ранга Анатолий Николаевич Михеев — о его деятельности говорилось выше.

Тутушкин хорошо знал специфику работы и военной контрразведки и территориальных органов, что было высоко оценено руководством на Лубянке. С началом войны, когда враг упорно рвался в сторону Москвы, а потом оказался почти у ее стен, остро встали вопросы формирования ополченцев, партизанских отрядов, засылки в тыл немецкой армии наших разведывательно-диверсионных групп и сбора данных о зверствах и насилиях немцев на территории Московской области. Именно ими тоже приходилось заниматься Федору Яковлевичу на должности заместителя начальника 3-го Управления НКО СССР.

В течение всей войны как опытный контрразведчик неоднократно направлялся в правительственные командировки, в том числе и в действующую армию. В частности, в первые недели гитлеровской агрессии он выезжал по личному указанию И. В. Сталина для расследования причин огромных потерь ВВС Западного и Северо-Западного фронтов. Свой подробный и объективный доклад он представил в Государственный комитет обороны письменно 8 июля 1941 года.

Тутушкин неоднократно выезжал на фронты, участвовавшие в великой Сталинградской битве, оказывая помощь руководителям особых отделов НКВД разных степеней.

Управление особых отделов НКВД СССР не только боролось со шпионами, диверсантами, террористами, паникерами, дезертирами, фиксировало информацию о злодеяниях фашистских варваров на советской земле, но и исследовало причины антисоветских проявлений путем выборочного углубленного контроля почтовой корреспонденции через возможности 2-го спецотдела НКВД СССР.

Для анализа и составления докладной членам Ставки ВГК военной контрразведкой на имя Ф. Я. Тутушкина 29 ноября 1941 года было направлено сообщение этого подразделения. В нем, в частности, говорилось, что с 15 по 31 октября 6-м отделением ВЦ (военная цензура. — Прим. авт.) Особого отдела НКВД 34-й армии Северо-Западного фронта было прочитано 119 332 письма, исходящих от бойцов, командиров и политработников.

Из общего количества прочитанной корреспонденции отмечено 1266 документов, отражающих упаднические настроения отдельных военнослужащих, и 848 сообщений с жалобами на недостаточное питание. Есть смысл привести выдержки из некоторые из них:

«…О моей жизни вам уже известно, скрывать нечего, живу очень плохо, во всех отраслях моей жизни и голодный днями бываю, и холодный, и грязный, жизнь очень тяжелая и трудная. Переживем мы или нет, но чувствую, что нам эту жизнь не перенести. Если не убьют, то замерзнешь, то с голоду умрешь, если все время так кормить будут — три сухаря да воду, а горячую пищу чем-либо замутят, вот тем и жив…»

«…Немцы окружают кругом, и вряд ли мы выйдем, я думаю, вам всем понятно, как он нас бьет. А наши войска все отходят назад. Не знаю, что получится, кто кого, это не видно. Наши войска каждый день сдают города, немцы подошли к самой Москве…»

«…Я решил вам написать последнее письмо, пока жив, ну ничего не поделаешь, нас бьют, немало людей каждый день, но я еще жив. На фронте еще не был. Но теперь меня скоро убьют… немец очень сильно жмет на гор. Валдай. Плохо в том, что бойцов не зарывают, так и валяются, потому что мы воюем по лесам…»

«…Нахожусь сейчас на передовой линии фронта. Пишу я вам в окопе, и слезы льются. Очень холодно, если не убьют, то замерзну…»

«…Немец здорово бьет, мы насмотрелись. Жуть слушать, а наши еще слабы против его. Хоть и хвастаются наши, что бьем его, но нет, против его слабее…»

«…Кормят плохо, хлеба дают мало, горячей пищи только два раза и больше ничего. Не знаю, как вернуться с фронта. Наверно, не придется вернуться, очень много убивают…»

«…Мы все жаловались на плохое питание и расквартирование, а здесь полное безобразие. В обед один суп, и больше ничего, а утром и вечером чай. Никакого северного пайка не получали, как масло и др. продуктов, а сейчас и думать нечего…»

По всем подобным откровениям и настроениям солдат и командиров осуществлялась объективная проверка, так как на конвертах были все установочные данные: фамилии отправителей, номера частей и адреса, куда и кому направлялись письма. Создавались комиссии, в том числе и правительственные, в которых участвовал и Тутушкин.

В адрес Абакумова и его заместителей, в том числе и Тутушкина, нередко приходили докладные записки о морально-политическом состоянии частей и соединений армий фронтов, настроениях призывников, об обстановке на отдельных участках боевых действий, недостатках в организации работы военной цензуры, мероприятиях немецких властей и поведении гитлеровских солдат в захваченных районах и областях, зверствах, грабежах мирного населения, насилии и бесчинствах немецких оккупантов.

Особой строкой, как говорится, выделялась информация, получаемая от нашей агентуры и по опросам пленных, о настроениях в войсках противника.

Армейские контрразведчики во взаимодействии с военными разведчиками нередко обменивались информацией о настроениях военнослужащих вермахта, полученной при опросе военнопленных.

Вот два примера из опросного листа военнопленных, составленных разведотделом штаба 3-й армии 22 декабря 1941 года:

Солдат 293-й пехотной дивизии (пд), 512-го пехотного полка (пп) Георг Рихтер:

«…Боевой состав полка: раньше до 3000 человек, сейчас до 400 человек… Когда были большие морозы, они должны были взять Александрову… но Александрову не взяли… Из зимнего обмундирования получили только легкие подшлемники, перчатки. Верхние шинели получили только офицеры. Артиллерия на конной тяге (на колесах), минометы возят на санях… лыж в дивизии нет. Вся артиллерия, повозки, машины окрашены в белый цвет. Маскировочных халатов у солдат нет…

Солдаты не хотят воевать, им вначале обещали, что они получат теплое обмундирование, что из Франции им на смену придет другая армия, а они уедут на отдых домой. Ничего этого до сих пор нет. Настроение у всех солдат — домой… Чехи неохотно идут в немецкую армию. Много было случаев, когда приходила полиция и убивала тех, которые отказывались идти… Если немцы знают, что он чех, они дают ему самую тяжелую работу. Чешские офицеры служат солдатами».

Солдат той же пехотной дивизии 511-го пехотного полка Крук Франек (по национальности поляк):

«…За декабрь в полку было сильно обмороженных 11 человек, которых увезли в лазарет… 10 немцев, бывших в обозе, поставили в строй, в обозе их заменили русскими пленными. Полк обороняется по западному берегу р. Зуша. Для обороны приспособлены прилегающие к реке дома, позади домов. имеется одна линия окопов.

Солдаты питаются из походных кухонь и за счет местного населения. Поджоги домов производятся специально выделенными командами. Цель поджога: затруднить действие русских войск.

Среди солдат ходят разговоры о том, что война им надоела и хочется отправиться домой. Население в полосе обороны из населенных пунктов изгоняется и направляется в направлении г. Орел».

Эта информация в одинаковой степени использовалась как командованием, так и военной контрразведкой для анализа и проведения зафронтовой работы…

В июне-сентябре 1945 года, без освобождения от занимаемой должности, генерал-лейтенант Ф. Я. Тутушкин руководил аппаратом уполномоченного НКВД СССР по Восточной Пруссии. На данном посту внес весомый вклад в дело строительства органов правопорядка и государственной безопасности будущей Калининградской области. Кроме того, он руководил там ликвидацией бандитско-диверсионных и шпионско-террористических групп так называемых партизан Гитлера «Вервольф» в Кенигсберге и на всей территории этого ставшего советским территориального анклава.

Ханников Николай Георгиевич, генерал-лейтенант (1896–1948)

Николай Георгиевич Ханников родился 16 декабря 1896 года в Орловской губернии (другие данные отсутствуют). В 1916–1917 годах служил в царском флоте, а затем — в РККФ. Член РСДРП(б) с февраля 1918 года. С сентября 1918-го — в органах ВЧК на Украине: старший оперативный комиссар Одесской губернской ЧК, уполномоченный и заведующий Белоцерковским уездным секретным подотделом Киевской губернской ЧК.

С 1920 года — начальник военно-контрольного пункта Особого отдела ВЧК Днепровской военной флотилии, помощник начальника ОО ВЧК Морской экспедиционной дивизии.

Начальник Особого отдела ВЧК 9-й дивизии внутренней службы — с 1920 по 1921 год. С января 1921-го по март 1923 года — помощник начальника отдела Полномочного представительства ВЧК при СНК РСФСР по Крыму, начальник Славутского, Городницкого, Пищовского пограничных особых пунктов.

В марте 1923 года назначен помощником начальника отделения Киевского окружного отдела ГПУ. В дальнейшем до апреля 1934 года — начальник Проскуровского отделения дорожно-транспортного отдела (ДТО) ОГПУ, старший уполномоченный, начальник 4-го отделения ДТО ОГПУ Юго-Западной железной дороги, начальник Морского транспортного отдела в Одессе.

В 1934–1935 годы — начальник 2-го отдела Экономического управления (ЭУ) ГПУ при СНК Украинской ССР. C 1935 по 1937 год — начальник Криворожского горотдела НКВД, врио начальника, начальник Управления НКВД по Зейской области.

Врио начальника 11-го отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР.

С марта по август 1938-го — начальник отделения 2-го управления НКВД СССР, затем с 1938 по 1939 год — заместитель начальника Особого отдела НКВД Северо-Кавказского военного округа, а с 1939 по 1940-й — заместитель начальника Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа, с июля 1941 года — начальник Особого отдела НКВД Северо-Западного фронта, с октября 1941-го по октябрь 1943 года — начальник Особого отдела НКВД/УКР Смерш Калининского фронта.

В октябре 1943 года назначен начальником УКР Смерш 1-го Прибалтийского фронта / Прибалтийского военного округа.

С апреля 1947 года — начальник 2-го управления 3-го Главного управления МГБ СССР.

Умер в Москве 29 апреля 1948 года.

С 1 января 1942 года начальник Особого отдела НКВД Калининского фронта старший майор ГБ Н. Г. Ханников специальным сообщением «О настроениях личного состава частей и дивизий в связи с наступлением войск Красной Армии» информировал заместителя начальника Управления особых отделов НКВД СССР комиссара ГБ 3-го ранга тов. Мильштейна. В этом сообщении с чувством удовлетворения сообщал:

«Победоносное наступление частей Красной Армии, блестящие операции по изгнанию немецких захватчиков из целого ряда наших городов вызвали среди личного состава частей и дивизий небывалый патриотический подъем. Командиры, политработники и бойцы горят одним желанием: быстрее разделаться с проклятыми фашистскими извергами и отомстить немецким палачам…

Многочисленные отклики бойцов и командиров на передаваемые по радио сводки Информбюро и на газетные материалы «Правды», «Известий» и «Красной Звезды» отражают воодушевление, радость и еще большую уверенность в своих силах…»

А дальше шли примеры патриотических рассуждений воинов разных должностей и частей. В конце сообщения констатировалось:

«По всем фактам настроений личного состава информированы на месте командование частей и Военный совет фронта.

Выявленный антисоветский элемент, материалов для ареста которого недостаточно, взят в… разработку».

Это была тоже часть большой и важной работы военных контрразведчиков, вместе с армейцами разгромивших под Москвой немецкую группировку армий «Центр», которой не удалось осуществить план «Тайфун».

Работа с внедрением своей агентуры в разведывательные органы противника не затихала на фронтах, как говорится, ни на минуту. Одной из блестяще проведенных операций Управлением контрразведки Смерш 1-го Прибалтийского фронта под руководством Н. Г. Ханникова было целевое направление в Смоленскую диверсионную школу нашего разведчика К. С. Богданова. Бывший командир взвода, младший лейтенант РККА Богданов в августе 1941 года попал в плен, где был завербован сотрудниками абвера, после чего прошел обучение в Смоленской диверсионной школе. После переброски его в советский тыл он добровольно явился с повинной в органы Смерша.

Изучение его армейскими контрразведчиками показало, что он может быть использован в дальнейшем против немцев на негласной основе. В июле 1943 года после соответствующей подготовки он был переправлен через линию фронта под легендой агента, выполнившего «задание».

Немцы приняли его с радостью, наградили за заслуги и назначили командиром взвода в Смоленской диверсионной школе, присвоив ему офицерское звание германской армии. За время пребывания в школе Богданов склонил к сотрудничеству шесть агентов-диверсантов, которые после перехода линии фронта явились с повинной в органы ГБ.

В октябре 1943 года Богданова назначили руководителем группы для проведения карательной операции против партизан в районе Орши. Во время формирования группы он убедил ее командира Афанасьева перейти вместе с курсантами в партизаны. В результате в Руднянском лесу Богданов с Афанасьевым привели в 16-ю Белорусскую партизанскую бригаду 88 человек, которые в дальнейшем зарекомендовали себя только с положительной стороны в борьбе с фашистами.

По возвращении в органы Смерша Богданов сообщил установочные данные на 12 официальных сотрудников и 53 агентов Смоленской диверсионной школы.

В начале апреля 1943 года при обсуждении вопроса о реорганизации особых отделов НКВД и создании в системе НКО СССР специального органа военной контрразведки под названием Смерш своими соображениями поделился начальник Особого отдела НКВД Калининского фронта Н. Г. Ханников. Он говорил о важности деятельности отрядов народных мстителей, география которых постоянно ширилась, охватывая все новые и новые территории, оккупированные врагом. Он подчеркнул актуальность в необходимости обслуживания армейскими чекистами партизанских отрядов и устранения двойного подчинения работников особых отделов.

В феврале 1943 года генерал-майор Н. Г. Ханников доложил шифровкой В. С. Абакумову о том, что на участке обороны 8-й Гвардейской дивизии (бывшая 316-я Панфиловская дивизия. — Прим. авт.), входившей в состав Калининского фронта, немецкая разведка перебросила через линию фронта на советскую территорию трех агентов с коротковолновой приемно-передающей радиостанцией. Группа попала в переплет — она напоролась на смершевскую засаду и после перестрелки, поняв, что сопротивление бессмысленно, сложила оружие.

Первичный допрос показал, что абверовский разведцентр поставил перед ними задачу — пробраться в город Торопец, собрать сведения о военном гарнизоне, выяснить характер грузов, прибывающих на станцию, и производится ли переброска воинских частей по дорогам, ведущим к городам Холм и Великие Луки.

Присутствовавший при первом допросе неприятельских агентов начальник фронтовой контрразведки Н. Г. Ханников спросил радиста:

— Какой срок вам поставили фашисты на выполнение задания?

— Пятнадцать дней, — последовал ответ.

— А дальше? — поинтересовался Николай Георгиевич.

— Через 15 дней после переброски в расположение советских войск мы должны были закопать рацию и вернуться обратно с собранными материалами в разведцентр, — правдиво ответил радист, который, как оказалось, был инициатором явки с повинной и вызывал наибольшее доверие у военных контрразведчиков из всей троицы.

По приказу Ханникова радиостанцию включили в оперативную игру с немцами, дав ей условное наименование «Пешеходы». Радиоигра велась УКР Смерш КФ с 9 по 20 февраля 1943 года. За это время радиостанция «Пешеходы» передала шесть радиограмм, содержащих дезинформационные сведения о продвижении через станцию Торопец частей Красной армии и воинских грузов, а затем закончила игру, сообщив противнику, что в соответствии с инструкцией агенты возвращаются обратно.

Дезинформация была согласована с командованием Калининского и Ленинградского фронтов с санкции Генштаба ВС СССР. Затем в ответ на приказ Центра срочно возвратиться была послана последняя радиограмма:

«Центр. Задание выполнили. Документы просрочены. Деньги кончаются. Действуем, согласно заданию».

«Обратно», естественно, никто не вернулся. Вот уж действительно время — великий учитель, но, к сожалению, оно убивает своих учеников. Разоблаченные для немцев, они были вычеркнуты из актива…

В архивах времен Великой Отечественной войны хранится докладная записка о результатах контрразведывательной работы в тылу противника УКР Смерш 1-го Прибалтийского фронта с 1 мая 1943 года по 1 июня 1944-го. В ней, в частности, отмечается:

«О работе зафронтовой группы «Штурм».

Группой добыты данные:

а) о деятельности диверсионно-разведывательной школы, дислоцирующейся в дер. Курганы Смолевичского района Минской области;

б) о пунктах (пяти лагерях военнопленных на территории БССР), в которых активно проводится вербовка слушателей в так называемую дабендорфскую школу пропагандистов РОА, ряде вербовщиков этой школы, руководящем и обслуживающем ее составе;

в) о дислокации и деятельности в г. Минске трех отделений СД и шести отделений полиции, выявлен ряд агентов противника, установлено несколько резидентур СД, действующих в гг. Минске и Борисове, а также собраны данные на провокаторов, активных пособников немцев, проживающих на территории БССР

В связи с начавшимися в настоящее время активными карательными операциями немцев против партизан и блокированием Бегомльской зоны группа «Штурм» с партизанской бригадой «Железняк» из кольца блокады вышла и, по данным на 15 июня 1944 года, находилась в районе г. Вилейки.

Группа имеет от нас указание о сосредоточении в дальнейшем всей своей работы против разведоргана, возглавляемого Фурманом, и других разведывательных и контрразведывательных органов, находящихся в г. Минске…

22 июня 1944 года».

Вскоре группа «Штурм» вновь выполняла задание в тылу противника. Все члены группы «Штурм» УКР Смерш 1-го Прибалтийского фронта удостоились орденов и медалей. Руководитель ее А. Н. Иванов был награжден орденом Красного Знамени.

Цанава Лаврентий Фомич, генерал-лейтенант (1900–1955)

Лаврентий Фомич Цанава — (до 1938 года носил фамилию Джанджгава, изменил по рекомендации Л. П. Берии) родился в селе Нахунаво Сенакского уезда Кутаисской губернии в семье крестьянина-бедняка. Учился в гимназии Тифлиса. С августа 1920 года член Компартии.

В органах ГБ с марта 1921 года. Начинал с должности уполномоченного по борьбе с бандитизмом Озургетского политбюро ЧК Грузии. Потом рос: начальник уездных отделов ВЧК — Сенакского, Ианетского, Телавского, Борчалинского уездов.

В 1922 году был исключен из РКП(б) по обвинению в похищении невесты. По ходатайству Берии его восстановили в партии.

С 1924 по 1925 год — замначальника Уголовного розыска АО Тифлисского горисполкома, затем начальник политбюро ЧК Потийского уезда. Помощник прокурора НКЮ Грузинской ССР — 1926–1928 годы. В 1929-м — начальник Особого отдела ГПУ 1-й Грузинской дивизии. С 1929 по 1932 год — начальник уездных отделов ЧК Грузии.

С 1933 по 1938 год — на руководящей советско-хозяйственной и партийной работе в Грузии. 17 декабря 1938 года по протекции Берии назначен наркомом ВД Белорусской ССР, а в марте 1941-го — наркомом ГБ БССР.

В июле 1941 года стал уполномоченным ГКО по оборонному строительству в Смоленской области. С июля по октябрь 1941-го — начальник Особого отдела НКВД Западного фронта, одновременно до 19 марта 1943 года — заместитель начальника Управления особых отделов НКВД СССР. С марта по май 1943-го — начальник Особого отдела НКВД/УКР Смерш Центрального фронта, затем — с мая 1943-го по октябрь 1951-го — нарком, министр ГБ.

Участвовал в ликвидации С. М. Михоэлса, убитого недалеко от дачи Л. Ф. Цанавы.

В 1951–1952 годы — замминистра ГБ СССР и начальник 2-го Главного управления МГБ СССР. 15 февраля 1952 года снят со всех должностей с формулировкой «за серьезные ошибки». После того как Л. П. Берия стал расследовать обстоятельства гибели С. М. Михоэлса, Президиум ЦК КПСС 4 апреля 1953 года принял решение об аресте Цанавы с предъявлением обвинения в соучастии в убийстве артиста.

Он неоднократно писал Берии письма с просьбой о помощи в освобождении, но тот вскоре сам был арестован.

Цанава был награжден 15 советскими орденами. По разным версиям, в заключении он сошел с ума и покончил жизнь самоубийством.

Руководство военной контрразведки НКВД СССР помимо выполнения основных задач по борьбе с разведывательной, диверсионной и террористической деятельностью и других интересовало физическое и морально-психологическое состояние вояк вермахта.

В совершенно секретном специальном сообщении Особого отдела НКВД Западного фронта (ЗФ) о настроениях солдат противника от 30 марта 1942 года, адресованном начальнику Управления особых отделов НКВД СССР комиссару ГБ 2-го ранга В. С. Абакумову, главный контрразведчик ЗФ Л. Цанава писал:

«В районе действий 5-й армии у убитых немецких солдат был изъят ряд писем, поступивших из тыла, а также не отправленные солдатами в Германию к родным и знакомым. Письма характеризуют политико-моральное состояние немецкой армии и тыла Германии. Наиболее характерные выдержки из писем приводятся ниже:

Ефрейтор Руди Рошмик из Магдебурга от 18.2.42 г.:

«Война с Россией стоила нам многих жертв, в будущем она может принести еще больше. Мы надеемся, что русские тебя пощадят и ты благополучно переживешь морозы…»

Ефрейтор Герхард Ресгер из Карта:

«Война в России еще долго будет продолжаться. Желаем вам как можно скорее окончить войну. Как много отмороженных! Это просто ужас…»

Из письма родителей сыну Паулю Штерму:

«Дорогой Пауль, берегись выстрела из-за угла, а также русских партизан и лыжников, от которых уже погибло так много наших. Никогда не заходи один в русскую избу. Держись вместе с товарищами и не отходи от них.»

Из письма матери ст. ефрейтору Грабач от 20 декабря 1941 г.:

«Дорогой сыночек, если бы ты мог хоть на один денечек приехать в отпуск, хотя бы для того, чтобы вымыться и освободиться от вшей, которые, как ты пишешь, едят тебя и днем, и ночью.»

Такие документы готовились и на других фронтах. Они обобщались ГУКР Смерш и направлялись руководству НКВД СССР и ГКО, даже лично Сталину. Вот документ, подписанный наркомом ВД СССР Л. П. Берией и направленный в три адреса:

«ГКО — тов. Сталину, тов. Молотову,

ГЕНШТАБ КА — тов. Василевскому,

ГЛ. ПОЛИТУПРАВЛЕНИЕ КА — тов. Кузнецову.

Особый отдел НКВД Западного фронта сообщил содержание писем, изъятых у пленных и убитых солдат немецкой армии, которые характеризуют политико-моральное состояние немецкой армии и тыла Германии».

«Может быть, я быстрее получу березовый крест, чем те кресты, к которым представлен. Мне кажется, что вши нас постепенно заедят до смерти. У нас уже все тело в язвах. Когда же мы избавимся от этих мук».

(Из письма унтер-офицера Лахера солдату Францу Лахер 13.03.1942 г. Подобрано в районе д. Болгинево).

«Дорогая бабушка и тетя Эльза! Теперь обозы с продовольствием начали к нам приближаться. К сожалению, эти проклятые русские и здесь нам покоя не дают. Имеем дело с парашютистами. В этой стране ты никогда ни в чем не уверен, нужно всегда быть очень зорким».

(Из письма солдата Шмуц 90 ап 20.02.1942 г. семье)

«Нахожусь в деревне возле Вязьмы. Был на передовой, но заболел, и меня отправили. Геллер, будучи в дозоре, убит. Здесь много партизан. Тебе, вероятно, известно, что у нас в роте 6 автомашин. Думаю, что нас скоро сменят. У нас ужасные потери, даже описать тебе не могу. Мы три раза получали пополнение. Я был бы рад покинуть Россию. Говорили, что к Рождеству сменимся. Теперь, говорят, в апреле, но никто уже не верит. Я у одного русского достал себе валенки, иначе бы отморозил ноги. Такого Рождества я больше не хочу, в первый день праздника мы строили убежище, кушать ничего не дали, водки тоже нет».

(Из письма ст. ефрейтора Шумана другу на фронт 27.02.1942 года)

«Хотя мы не на передовой, но у нас тоже нелегкое задание. Русские пытаются всеми средствами перерезать нам коммуникации — железную дорогу и автостраду, что они делают высадкой парашютистов и партизанами. Наша задача — их уничтожить. Представьте себе, что кто выходит в разведку, очень часто не возвращается. Жалко каждого солдата, особенно теперь, когда мы собираемся домой. У нас мало надежды, что мы скоро покинем Россию».

(Из письма ефрейтора Геймриха брату в Германию 27.02.1942 года)

НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА СССР

Л. БЕРИЯ»

Подобных документов от начальников УКР Смерш фронтов на Лубянку, адресованных Виктору Семеновичу Абакумову, приходило немало. Они переправлялись в НКВД СССР и Ставку ВГК.

Интересно своим содержанием «Спецсообщение ОО НКВД Западного фронта генералу армии Жукову Г. К.» от 13 апреля 1942 года.

«По сообщению Особого отдела НКВД 16-й армии в с. Маклаки, до занятия его нашими частями была размещена немецкая воинская часть численностью примерно 400–500 человек солдат и офицеров, укомплектованная полностью немцами…

В ночь с 1 на 2 апреля с.г. эта немецкая часть из с. Маклаки была эвакуирована. Среди населения солдаты настойчиво распространяли слухи о том, что их часть отводится в тыл, а на место ее придет новая.

Немецкие солдаты старались убедить население, что… с окончанием весны и весенней распутицы проведут активное наступление на Красную армию. Они говорили:

«В августе месяце с.г. с Россией будет война закончена полной победой немецкой армии, которая после этого перейдет в Африку, одержит там победу и вторгнется в Великобританию, которую также победит. За это время Япония закончит войну с Америкой, и война будет покончена вообще. По окончании войны каждый солдат немецкой армии получит офицерский чин».

На вопрос колхозников, зачем они воюют, солдаты отвечают: «Воюет Гитлер, война нужна ему, а не солдатам, которые воюют под угрозой оружия».

По этим же данным, отходившие немецкие войска концентрируются и строят оборонительные укрепления на левом берегу р. Жиздра и, в частности, на полях между селами Буда-Монастырская и Широковка.

Оставляя село Маклаки… немцы предупредили их о том, что после занятия этого села частями Красной армии оно будет подвергнуто интенсивной бомбардировке с воздуха, этой же участи подвергнутся и другие оставленные немцами населенные пункты.

НАЧАЛЬНИК ОСОБОГО ОТДЕЛА НКВД ЗАПАДНОГО ФРОНТА

КОМИССАР ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 3-ГО РАНГА

Л. ЦАНАВА»

Чесноков Александр Николаевич, генерал-лейтенант (1900–1991)

Александр Николаевич Чесноков родился в Санкт-Петербурге. В 1918 году закончил коммерческое училище. В 1918–1927 годах служил на разных должностях в пограничных войсках Петроградской губернской ЧК, где вступил в члены РКП(б): контролер пограничного пункта Особого отдела ВЧК в Петрограде, уполномоченный, начальник особого пункта ВЧК-ГПУ в Видлицкой волости, старший военный контролер, уполномоченный ОО ГПУ Морских сил Балтийского флота в Кронштадте, уполномоченный особого погранпункта ГПУ-ОГПУ в Ораниенбауме, уполномоченный особого погранучастка ОГПУ в селе Гора-Валдай Петроградской губернии, комендант погранучастка 6-го ПО ОГПУ Ленинградской губернии.

С сентября 1928-го до августа 1929 года — слушатель курсов усовершенствования командного состава Высшей пограничной школы ОГПУ СССР, а затем в течение трех лет — комендант погранучастка 54-го Нерчинского ПО ОГПУ Восточно-Сибирского края.

В 1932–1935 годы — инспектор Управления пограничных и внутренних войск ОГПУ при СНК СССР. В 1935–1937 годы — начальник штаба 64-го Мангутского ПО НКВД Кыринского района Восточно-Сибирского края.

В 1938–1939 годы — слушатель школы усовершенствования командного состава НКВД СССР. С 1940 по 1941 год — замначальника и начальник Управления НКВД/НКГБ по Хабаровскому краю.

С 1942 по 1945 год — начальник Особого отдела НКВД, УКР Смерш 2-го Дальневосточного фронта. Возглавлял Управление контрразведывательных подразделений НКО — МВС — МГБ — МВД — КГБ Таврического военного округа.

С 1955 года в запасе. В 1958-м исключен из КПСС и уволен из органов КГБ за «дискредитацию генеральского звания». В 1966 году был восстановлен в партии.

Немного истории. В европейской части Советского Союза еще бушевало пламя войны, а на Дальнем Востоке над редкими пограничными заставами и немногочисленными гарнизонами Красной армии, подобно громадному каменному карнизу, готовому вот-вот обрушиться, действительно нависала угроза со стороны полностью отмобилизованной и вооруженной по последнему слову военной техники миллионной Квантунской армии.

А в строго засекреченных генштабовских папках Токио и в конвертах «на особый период» штабов крупных соединений японской армии ждал своего часа план нападения на СССР под кодовым названием «Кантокуэн» (Особые маневры Квантунской армии). Острия хищных стрел на картах упирались в Хабаровск, Владивосток, Читу.

Вступление японской военщины в 1931 году в Маньчжурию и создание Квантунской армии определили судьбу нации. В 1937 году Япония вторглась в Китай, устроив кровавую бойню в городе Нанкин. В сентябре 1940 года Япония присоединилась к фашистской «оси», чтобы ровно через пять лет — тоже в сентябре потерпеть первое крупнейшее поражение за многовековую историю.

После поражения немцев под Сталинградом завоевательный пыл японцев немного остыл и остановился в режиме ожидания лучших времен. Теперь ставка делалась на активизацию невидимой войны через агентурное проникновение в войска Красной армии, проведение диверсий и террористических актов. После измены бывшего начальника УНКВД по Дальневосточному краю комиссара ГБ 3-го ранга Генриха Люшкова, бежавшего в Маньчжурию к японцам, военные контрразведчики стали фиксировать «новинку» в деятельности самурайской разведки — перевербовку советских разведчиков, добиваясь «использования агентов противника против него самого». О работе органов Смерша под руководством А. Н. Чеснокова против японской разведки чуть ниже.

9 мая 1945 года вошло в историю нашей Родины как День Победы над фашистской Германией. Но на Дальнем Востоке оставался еще один очаг войны…

На этом фоне был создан 2-й Дальневосточный фронт — оперативно-стратегическое объединение в Вооруженных силах СССР во время Советско-японской войны. Фронт действовал в 1945 году на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, на Сахалине и Курильских островах. Он был образован 5 августа 1945 года из войск и управлений сформированного до войны Дальневосточного фронта на основании директивы Ставки ВГК от 2 августа 1945 года. В него вошли 2-я Краснознаменная армия, 15-я и 16-я армии, 10-я воздушная армия, Приамурская армия ПВО, 5-й отдельный стрелковый корпус, Камчатский оборонительный район, другие отдельные части. В оперативном подчинении фронта находились также Амурская военная флотилия и Северо-Тихоокеанская военная флотилия.

9 августа фронт перешел в наступление, и 20 августа японцы начали массово сдаваться. Конечно, сопротивление воинства Страны восходящего солнца на отдельных участках боевых действий было ожесточенное, но Красная армия на волне победы над фашистской Германией уже не могла не победить японскую военщину. Весь период войны войсками фронта командовал генерал армии М. А. Пуркаев, который с августа 1939 года был военным атташе при полпредстве СССР в Берлине и с июля 1940 года — начальником штаба Киевского особого военного округа, а затем Юго-Западного фронта.

Возглавлял УКР Смерш 2-го Дальневосточного фронта генерал-лейтенант Александр Николаевич Чесноков, хорошо знающий театр военных действий. Дело в том, что он возглавлял управления НКГБ по Хабаровскому краю, Особый отдел НКВД и УКР Смерш НКО Дальневосточного военного округа, а затем одноименного фронта. Это был опытный контрразведчик.

После ряда сокрушительных поражений гитлеровской Германии на Восточном фронте спецслужбы Страны восходящего солнца сделали ставку на активизацию разведывательной деятельности против советских войск на Дальнем Востоке. Упор делался на агентурное проникновение в части Красной армии и в ее ближайшее окружение. Основными специальными органами, работающими против частей и подразделений наших войск, были 2-й отдел японского генерального штаба, а также параллельно с ним функционирующий центр морской разведки — 3-й отдел морского генерального штаба. Второму и третьему отделам генеральных штабов полностью подчинялись представители так называемой легальной разведки — военные и морские атташе Японии в разных странах.

В Квантунской армии разведкой занимался местный разведывательный отдел. Многочисленные и разветвленные аппараты военных миссий (ЯВМ), имевшихся во многих населенных пунктах Маньчжурии и Внутренней Монголии, являлись на деле резидентурами японской внешней разведки.

Начальниками ЯВМ, как правило, назначались офицеры в чине не ниже капитанского, из числа квалифицированных японских разведчиков. Некоторые важные ЯВМ возглавляли полковники и даже генерал-майоры. В подчинении ЯВМ находились отряды «Асано», предназначенные для проведения диверсионных и террористических акций в тылу советских войск.

Спецслужбы Японии активно вербовали россиян, бывших белогвардейцев армии адмирала Колчака, отрядов барона Унгерна фон Штернберга, банд атаманов Семенова, Гамова, Кузнецова, Калмыкова и других, осевших в Маньчжурии.

Первое русское военное подразделение в составе армии Маньчжоу-Го было сформировано в начале 1938 года. Оно получило название по имени его командира — майора Макато Асано. Вначале в отряд «Асано» набирались добровольцы, а позднее личный состав формировался в порядке мобилизации лиц из числа эмигрантов в возрасте от 18 до 36 лет. Одевали курсантов отряда в японскую форму. При организации разведывательно-диверсионных вылазок их переодевали в форму советских солдат и офицеров.

Отмечались случаи террористических актов против наших военнослужащих и местного партийно-советского руководства и диверсионных вылазок, направленных на подрыв мостов, железнодорожных путей, складов с ГСМ и ангаров с боевой техникой, а также отравление источников питьевой воды, особенно колодцев.

Руководитель военной контрразведки СССР генерал-лейтенант В. С. Абакумов, понимая агрессивность и коварство самураев, требовал усилить агентурную работу против войск Квантунской армии. Неоднократно посылал из Центра комиссии по проверке состояния агентурного аппарата как на флоте, так и в особых отделах, а затем в УКР Смерш НКО Дальневосточных фронтов.

В период войны японские разведчики, работавшие с легальных позиций, активно использовали в разведывательных целях поездки дипломатических курьеров из Токио в Москву и обратно через Владивосток. Как правило, они были сотрудниками 2-го отдела, а потом управления Генерального штаба Японии, разведывательного отдела штаба Квантунской армии, Русского отдела Исследовательского бюро Южно-Маньчжурской железной дороги, а иногда и представителями жандармерии.

Главной их задачей стало добывание на маршрутах поездок разведывательной информации методами визуального наблюдения, подслушивания и выведывания. Способами фиксации информации являлись фотографирование, кодирование записей, составление схем с нанесением на них местонахождения военных и оборонных объектов.

Кроме того, между Москвой и Токио курсировали сотрудники военного и военно-морского атташатов, которые под различными предлогами останавливались во Владивостоке. На перегоне Хабаровск — Владивосток окна купе японских дипломатов наглухо зашторивались, а сами японцы находились под постоянным наблюдением. Тем не менее, как вспоминал кадровый японский разведчик Асаи Исаму: «Мы, сменяя друг друга, считали стыки рельс, чтобы на отдельных участках установить точное расстояние. В других случаях, отвлекая внимание сотрудников НКВД, фотографировали различные военные объекты, мосты, тоннели».

Нужно отметить, что японцы уделяли большое внимание получению так называемой пьяной информации. Для этого они в вечернее время посещали рестораны, клубы, кафе, знакомились там с офицерами, спаивали их, иногда добавляя в спиртное расслабляющие волю или усиливающие опьянение препараты и затем проводили разведывательные опросы.

Как известно из исторических материалов, в том числе из документа «Советская контрразведка против японской разведки на Дальнем Востоке», за период войны было отмечено свыше семидесяти таких случаев. Для пресечения подобных «пьяных» опросов сотрудники наружного наблюдения военной контрразведки под видом комендантского патруля или же посыльных отводили «попавших в беду» военнослужащих от японцев.

В 1942 году в Москву в Управление Особых отделов НКВД В. С. Абакумову была направлена руководством УОО Дальневосточного фронта шифрованная телеграмма. В ней говорилось о ликвидации агента «306», который к этому времени был перевербован уже 15 раз!!!

При очередном переходе в районе Спасска он был ликвидирован — застрелен.

В ответной шифровке Центр рекомендовал распространить информацию на территориях Маньчжурии и Кореи. Такая операция была проведена, после чего количество зарабатывающих на жизнь двойной игрой заметно поубавилось. По рассказам участников тех событий, в оперативном сленге появилось новое выражение — «отправить по маршруту № 306», то есть физически устранить.

Японская разведка активно вербовала в свои сети представителей так называемых малых народностей Сахалина, Приморского и Хабаровского краев, Камчатки и Чукотки. В 1941–1945 годы японцы предпринимали попытки создать из них разведывательно-диверсионные подразделения. По мнению специалистов из Токио, именно представители малых народностей больше всего отвечали требованиям эффективных агентурных кадров в связи с определенными оперативными параметрами: физическая выносливость, умение быстро приспосабливаться в условиях сложной обстановки, наличие способностей выжить в неблагоприятных условиях, в том числе без пищи и воды, хорошее ориентирование на незнакомой местности, прежде всего в сопках и тайге, затрудненная идентификация этих народностей европейцами из-за похожести друг на друга, знание некоторыми японского языка и пр.

Так, дальневосточными военными контрразведчиками в 1945 году была разоблачена резидентура ЯВМ, расположенная в поселке Карафуто. Японская разведка с контрразведывательной целью посадила на границе между Северным и Южным Сахалином своих агентов под «крышей» охотников.

Они жили в тайге в специально построенных домах, снабженных телефонной связью с резидентом. В задачи им ставилось постоянное наблюдение за состоянием границы и за лицами, переходящими кордон в обоих направлениях. Нарушителей задерживали и доставляли к резиденту.

Каждый «охотник» обслуживал участок протяженностью 3–5 км в зависимости от рельефа местности. Руководство ЯВМ им платило жалованье 40–60 иен в месяц. Одним из таких задержанных «охотников» в 1945 году был некий Хасимото, с которым провел вербовочную беседу начальник ЯВМ Ота. Хасимото была поставлена задача задерживать русских, подозреваемых в проведении разведдеятельности, и обеспечивать переброску японской агентуры на советский Сахалин.

Через несколько дней после этого события чекисты захватили резидента ЯВМ японца Карасаву. В его распоряжении был специальный дом, где проходили явки официальных сотрудников ЯВМ с охотниками, которых он снабжал деньгами, оружием, боеприпасами, продовольствием.

От каждого домика охотника к Карасаве была протянута замаскированная проводная телефонная связь. По телефону он принимал доклады, анализировал их содержание и обобщенными справками доносил в ЯВМ города Хутору.

На следствии и суде они полностью признались в своей враждебной деятельности.

В январе 1946 года в Порт-Артуре были задержаны проходившие по следственному делу агенты японской разведки Гирко и Пак Чи Мог, а также десятки агентов-двойников, проходящих по ДОР «Квантунцы». Эти провокаторы поддерживали связь с ИНО ОГПУ еще в 1930-е годы.

29 ноября 1945 года было заведено агентурно-разыскное дело на Ким Хэ Сана, который являлся резидентом разведотдела штаба Квантунской армии в городе Томун. В ходе оперативно-агентурных мероприятий были установлены наиболее вероятные места его пребывания. Вскоре он был задержан и взят под стражу вместе со своим сообщником корейцем Хон Че Намом.

На допросе Ким Хэ Сан, он же Ким Чан Дег, сознался, что ранее состоял в партизанском отряде Ким Ир Сена, а в 1940 году добровольно сдался в плен японцам и оказывал помощь японским карательным органам в борьбе с партизанским движением.

Большую работу контрразведчики УКР Смерш 2-го Дальневосточного фронта провели по документированию преступной деятельности японского засекреченного отряда № 731 и его филиалов, готовящихся к проведению бактериологической войны против советских войск и мирного населения, а также подготовке свидетельской базы для Хабаровского суда над японскими военными Квантунской армии.

В период хрущевского волюнтаризма Александр Николаевич Чесноков был незаконно и незаслуженно ошельмован, как и тысячи других наших старших коллег из обоймы военного поколения.

Юхимович Семен Петрович, генерал-майор (1900–1975)

Семен Петрович Юхимович родился в 1900 году в местечке Теофиполе Волынской губернии Российской империи в семье крестьянина-бедняка. Окончил училище в местечке Теофиполь, педагогический техникум в городе Полонное, один курс коммунистического вуза им. Товарища Артема в Харькове.

Трудовую деятельность начал с 1913 года в качестве ученика в сапожной мастерской, письмоносцем почтового отделения, крестьянствовал.

В органах госбезопасности с 1920 года — сотрудник по борьбе с бандитизмом районного политбюро в местечке Теофиполь, в городах Староконстантинов и Полонное. С декабря 1926 года — член ВКП(б), уполномоченный контрразведывательного отделения окружного погранотряда ОГПУ Запорожья — до июня 1932 года, заместитель начальника отделения, начальник отделения контрразведывательного отдела областного Управления НКВД Днепропетровска — до декабря 1936 года.

С января 1937 года до ноября 1939 года — заместитель начальника Особого отдела Московской воздушной армии. Заместитель начальника, а потом начальник отдела контрразведки Смерш НКВД СССР. Начальник областного Управления НКВД в Одессе — с мая 1944-го по апрель 1946 года.

13 марта 1946 года был назначен начальником управления строительства автомобильной дороги Минск — Барановичи — Брест ГУШОДОР, 15 января 1949 года — начальником Совводстроя ГУЛЖДС, а 12 февраля 1951 года — начальником управления ИТЛ № 352, начальником строительства № 442.

В 1953 году назначен начальником горотдела МВД Орска Чкаловской области. В 1954–1956 годы — уполномоченный Управления КГБ при СМ СССР по Чкаловской области. В 1956-м уволен из органов госбезопасности по болезни.

В 1957 году исключен из КПСС и лишен звания генерал- майора «за нарушение социалистической законности».

С началом Великой Отечественной войны все виды войск НКВД вместе с Красной армией принимали непосредственное участие в боевых действиях против немецких войск.

С образованием ГУКР Смерш НКО СССР в апреле 1943 года и подчиненных органов — управлений КР фронтов, а также УКР Смерш Наркомата ВМФ СССР для обслуживания подразделений войск наркомата внутренних дел был создан Отдел контрразведки Смерш НКВД СССР. Его руководителем был назначен генерал-майор С. П. Юхимович.

Необходимость работы ОКР Смерш в системе НКВД СССР обуславливалась несколькими обстоятельствами:

— противодействием разведывательным проискам противника в тылах перегруппируемых для дальнейших наступательных операций наших частей;

— борьбой с оставшимися в связи со стремительностью наступления наших войск в тылах разрозненными силами противника, пытавшимися соединиться со своими частями;

— сложностями из-за образовавшихся «окон» в связи с отсутствием сплошной линии фронта, что позволяло разведывательно-диверсионным группам беспрепятственно проникать в тылы РККА.

А еще, продвигаясь по освобождаемым советским территориям, а затем и территориям иностранных государств, войска по охране тыла выявляли и задерживали на своем пути — в горах, лесах и населенных пунктах — вражескую агентуру, предателей и изменников Родины, устанавливали контрольно-пропускной и заградительный прифронтовой режимы.

В целях оказания помощи командованию войск НКВД по охране тыла фронта отделами контрразведки Смерш устанавливались и пресекались факты нарушения законности и злоупотребления служебным положением со стороны отдельных военнослужащих: расстрел вражеских военнопленных, грабежи местного населения, моральное разложение и недостойное поведение.

ОКР Смерш НКВД боролся и с дезертирами, особенно на территориях освобожденных иностранных государств. Отдельные из них нередко занимались мародерством и воровством. Об объеме работы ОКР говорят такие цифры. Только за лето 1943 года в тылу Прибалтийских, Западного, Белорусских, Украинских фронтов всеми службами войск по охране тыла была проведена проверка 130 346 человек из числа гражданских лиц, на которых имелись данные об их подозрительной деятельности при оккупантах.

Большую роль в этой борьбе сыграли и пограничные войска НКВД СССР. Только за сентябрь 1943 года пограничниками было задержано 2596 нарушителей границы и выявлено среди них более 140 агентов германской разведки и 130 контрабандистов. За нарушение пограничного режима задержано более 8 тысяч человек.

ОКР Смерш НКВД вел оперативную работу и в пограничных войсках. Были результаты. Вот один из примеров — в январе 1944 года был выявлен и арестован дезертир М-ко, один из рядовых пограничного полка Карельского фронта, который после 1941 года, проживая на оккупированной территории, добровольно поступил на службу в 8-ю Украинскую добровольческую сотню в Харьковской области. В ходе допроса контрразведчики НКВД установили, что он принимал участие в массовых расстрелах советских военнопленных. Он признался, что лично застрелил свыше 50 человек. Он был судим Военным трибуналом. По приговору военно-полевого суда М-ко был казнен через повешение.

Большую роль в защите и охране диверсионно-уязвимых промышленных объектов сыграли конвойные дивизии и бригады войск НКВД, которые дислоцировались в крупных промышленных центрах страны. Они препятствовали и пресекали акты хищения оружия, боеприпасов, денег и других материальных средств.

Так, летом 1944 года ОКР Смерш НКВД арестовал группу расхитителей в составе 8 человек во главе с командиром роты автоматчиков 272-го полка промышленных войск НКВД, охранявшего Архангельский порт. Их деятельность представляла угрозу международному престижу СССР. Дело в том, что они систематически похищали грузы, в том числе английской миссии в Архангельске.

Кроме того, подразделения ОКР Смерш НКВД совместно с командованием соединений и частей войск вели борьбу с расхитителями грузов на железных дорогах. Только в 1943 году на этом канале перевозок было задержано 15 232 расхитителя. А за шесть месяцев с начала 1944 года органами ОКР Смерш было раскрыто 75 случаев групповых хищений и 131 случай мелких одиночных фактов воровства.

ОКР Смерш НКВД занимался и профилактической работой в войсках и совместно с командованием принимал решения об откомандировании неблагонадежных или проштрафившихся военнослужащих в воинские части Красной армии. В 1944 году из войск НКВД было откомандировано и передано в части и подразделения Красной армии около 10 тысяч человек.

Контрразведка Смерш НКВД имела солидные оперативные результаты по одной из главных линий в течение войны. Только с мая 1943-го по август 1944 года в войсках НКВД и их окружении было выявлено: 293 изменника Родины, 100 подозреваемых в шпионаже, 76 пособников немецких оккупантов, 356 дезертиров, 58 планирующих совершить конкретные террористические акты.

В июне 1945 года сотрудники ОКР Смерш НКВД разоблачили военнослужащего 105-го полка внутренних войск, который был завербован разведчиками «союзника» — армии США. Янки поставили агенту задачу — в короткий срок собрать данные о местах дислокации крупных штабов и армейских частей в Берлинском гарнизоне.

В конце войны и в первые годы после ее окончания органы контрразведки МВД СССР занимались изъятием оружия у гражданского населения и борьбой с бандитизмом на территориях Западной Украины и Белоруссии, а также в Прибалтике.

Часть вторая Оперативные сценарии

Наши действительные враги молчаливы.

Поль Валери

Из воспоминаний полковника А. М. Алова

В одной из бесед с фронтовиком, военным контрразведчиком с первых дней войны до ухода на пенсию в 1980-х годах, участником многих чекистских операций против агентуры немецких спецслужб, сослуживцем автора по Лубянке полковником А. М. Аловым он назвал схватки «…с молчаливым врагом опасными и сложными спектаклями».

Так вот эту главу автор и решил начать с его рассказа об одной такой операции.

В кабинете руководителя одного из подразделений УКР Смерш Ленинградского фронта подполковника Петра Алексеевича Соснихина было тихо. На столе лежала стопка прочитанных оперативных материалов. Он их быстро читал, накладывая синим карандашом размашистые резолюции. Однако когда очередь дошла до последнего документа, Соснихин вцепился в него зорким взглядом. Перед ним лежал русский перевод заявления немецкого перебежчика Рудольфа Фукса на имя начальника контрразведки Ленинградского фронта (ЛФ). Резолюция генерала обязывала подполковника Соснихина разобраться в истинной причине перехода немца на нашу сторону. Он внимательно прочитал заявление Фукса и приложенные к нему документы, потом, поднявшись со стула, подошел к окну и посмотрел на пасмурное небо. Он часто таким образом давал глазам отдохнуть.

Теперь Соснихин находился в другой теме. Он стал задавать себе вопросы: «Так кто же такой этот Фукс? Зачем он прибыл к нам? Можно ли ему верить?»

Соснихин еще раз прочел донесение по Фуксу. В нем указывалось, что 24 сентября 1943 года в районе Саблина на сторону советских войск перешел немецкий солдат. В его личных документах значилось: радист узла связи 24-й пехотной дивизии Рудольф Фукс, уроженец Дрездена.

В разведотделе штаба фронта он заявил, что является антифашистом, как и его родители, и об этом знает его земляк Карл Крюгер, перешедший десять дней назад через линию фронта на нашу сторону. Проверка показала, что Крюгер действительно знает Фукса как противника Гитлера и единомышленника. После того как Фукса отправили в лагерь, там он встретился с Крюгером, а в общении с земляками-военнопленными не скрывал своих антигитлеровских убеждений. Более того, на предложение выступить под своим настоящим именем с антифашистским обращением к немецким войскам он дал согласие, заявив при этом, что ему нечего бояться — родители его погибли. А вот Крюгер отказался…

Смелость Фукса с выступлением по радио заставила подключенного к изучению материалов чекиста оперативника майора Александра Федоровича Канатникова спросить себя: «Фукс, кто ты?»

Через некоторое время контрразведчики решили сообщить Фуксу, чтобы он готовился к отправке в глубокий тыл — в новый лагерь.

И вдруг появилось заявление Фукса на имя начальника УКР Смерш Ленинградского фронта генерала А. С. Быстрова. Старший лейтенант-переводчик вместе с Канатниковым стали читать текст. В заявлении говорилось:

«За время пребывания в плену я воочию убедился в лживости геббельсовской пропаганды о якобы бесчеловечном обращении советских властей с немецкими военнопленными. Я укрепился в своем решении не участвовать в борьбе против СССР и всей антигитлеровской коалиции. Более того, считаю необходимым заявить, что я прибыл в расположение советских войск как агент отдела 1Ц штаба 18-й армии с разведывательным заданием. Но к выполнению его не приступал. Уверен, что мое чистосердечное признание принесет пользу советской контрразведке. Смею надеяться, что в силу изложенного ко мне будет проявлено милосердие».

Было над чем задуматься контрразведчикам. С санкции Быстрова майор и старший лейтенант решили провести глубокий повторный допрос Фукса, в ходе которого прояснились некоторые детали. Оказалось, что за три дня перед переброской через линию фронта с ним беседовал офицер разведслужбы 18-й армии лейтенант Кинель.

— Почему же вы не рассказали нам всего этого сразу, когда пришли к нам? — спросил майор Канатников.

— Лейтенант Кинель запугал меня… Он внушил мне, что русские морят немецких военнопленных голодом, а признававшихся разведчиков расстреливают без суда и следствия.

— Какое задание вы получили?

— Я должен был, перейдя линию фронта, назваться перебежчиком-антифашистом, завоевать доверие русских военных властей, добиться зачисления в подразделение, ведущее радиопропаганду на немецком языке с переднего края обороны. Одновременно я имел задание, используя любые возможности, собирать различные сведения о ваших войсках, а затем при удобном случае перейти к своим.

И опять появились поводы для размышлений. Чекисты понимали, что руководитель отдела 1Ц майор Вакербард — мастер искусных оперативных комбинаций и умело разработанных легенд.

«А почему он не мог разработать план внедрения фашистского разведчика в наши органы?» — спрашивал себя Канатников и сам же отвечал: «Мог!» Появилось предложение детально изучить Крюгера. Расчет оказался точным.

При рассмотрении даты выдачи солдатской книжки Крюгера майор и старший лейтенант обратили внимание, что выдана она была год назад, а выглядела так, будто ее выписали только вчера.

Канатников заметил, что годичная окопная жизнь не позволила бы ей сохраниться в таком виде. Переводчик с этим доводом согласился. Изучение Крюгера показало, что его «антифашизм» никак не вяжется с фактами открытых и откровенных его заявлений о своей преданности Гитлеру в беседах с другими военнопленными. Кроме того, контрразведчики выяснили, что он ведет какие-то записи.

Кроме того, переводчик, окончивший филфак ЛГУ и специализировавшийся на немецкой филологии, заметил майору:

— Понимаете, Александр Федорович, меня настораживает такая деталь: по заявлениям Крюгера и Фукса, они земляки, саксонцы. Однако, если Фукс действительно говорит на саксонском диалекте, то в ходе беседы с Крюгером я убедился, что он не саксонец. В его речи явственно заметно северонемецкое произношение. Здесь что-то не так.

Это была очень важная деталь в изучении двух немцев. Канатников похвалил подчиненного за наблюдательность и доложил Соснихину.

— Как видите, мы оказались правы. Несомненно, что оба перебежчика связаны одной веревочкой. И надо полагать, не без участия Вакербарда, — оживился подполковник. — Теперь эту версию надо проверить до конца. Я думаю, Фуксу следует дать понять, что мы доверяем ему полностью и готовы отправить его с заданием через линию фронта. А затем посмотрим, как он поведет себя. Не будет ли пытаться встретиться с Крюгером.

После этого Канатников и переводчик в разговоре с Фуксом сообщили ему эту новость.

— Являясь антифашистом, я расцениваю ваше предложение как проявление доверия ко мне. Я согласен выполнить задание советской разведки, — не без пафоса заявил Фукс.

И тут же попросил отправить его в эвакопункт якобы для оказания помощи оперативникам в разработке фанатиков- нацистов.

«Клюнул», — решил Канатников. А вслух заметил:

— У нас возражений нет.

Фукса отправили на эвакопункт немецких военнопленных, обеспечив его плотным наблюдением. Не вступая ни с кем из военнопленных в контакты, через несколько дней он нашел Крюгера и, отведя его в сторону, о чем-то долго шептался с ним…

Вечером Фукса пригласили в кабинет начальника эвакопункта. Ожидавшие его контрразведчики в присутствии понятых произвели личный обыск и обнаружили у него записи, выполненные рукой Крюгера.

Вскоре Фукс и Крюгер сменили эвакопункт на нары в следственном изоляторе УКР Смерша фронта.

Первым допросили Крюгера — он «потек».

— Я окончил специальные курсы отдела 1Ц штаба 18-й армии. Там же обучался и Руди Фукс. Майор фон Вакербард дал мне задание после перехода линии фронта вести работу среди немецких военнопленных. С помощью верных фюреру людей выяснить, нет ли каких-нибудь признаков, говорящих о подготовке русских войск к наступлению, и узнать, как ведут себя немецкие перебежчики и другие антифашисты. Все эти сведения мне надлежало вручить Фуксу для Викербарда.

Фукс на допросе с вызовом признался:

— Да, я не антифашист. Я верный солдат фюрера. Майор фон Вакербард послал меня сюда с задачей любой ценой добиться вашего доверия. Я должен был вернуться к нему как ваш разведчик, попутно захватив сведения, собранные Крюгером… Жаль, что мы не смогли довести начатое дело до конца.

Все стало на свои места — как карточный домик рассыпалась легенда, со знанием дела созданная для агентов фашистской разведкой.

Жирную точку поставил на этой истории Военный трибунал фронта с учетом требований военного времени.

Из воспоминаний капитана в отставке А. К. Зиберовой

Летом 1943 года сотрудники одного из подразделений ГУКР Смерш НКО СССР запеленговали в Москве на Рождественке рацию, определили дом, где выходили в эфир. Мне было приказано установить, в какой квартире находится рация и кто на ней работает. Я тщательно проверила весь дом и узнала, что в одной из квартир остановился офицер, приехавший на несколько дней с фронта в командировку. Обитал он у своей двоюродной сестры, которая работала на заводе и часто оставалась там на несколько суток. Соседи были в эвакуации, и приехавший офицер практически один находился в квартире и свободно перемещался по Москве, предварительно отметившись в военкомате.

И вот однажды в эфир ушла радиограмма: в конкретный день и час он покинет квартиру, так как собирается переходить линию фронта.

Я должна была зайти в подъезд к 14 часам и, когда он выйдет из квартиры, дать сигнал белым платочком через окошко этажом выше. Там специально выставили стекло. Пришла в подъезд часа на два раньше. И вижу, что офицер уже спускается вниз. Заметив меня, остановился, уступая дорогу, и стал смотреть мне вслед. Прохожу один этаж, второй, третий и боковым зрением замечаю, что он все стоит. Дошла до последнего этажа, стучу в первую же квартиру. Старческий женский голос спрашивает: «Кто?» Я называю женское имя, первое пришедшее на ум. Открывается дверь, вхожу в квартиру и прошу стакан воды. Когда старушка пошла на кухню, быстренько выскакиваю на лестничную площадку и, сняв туфли, спускаюсь к окну. Успела-таки махнуть платком и увидела, как со всех сторон к подъезду направились парами наши сотрудники. Я вроде бы успокоилась — не опоздала.

Присела на ступеньку лестницы, а встать не могу. За мной поднялись наши ребята и рассказали, что объект задержан и уже в машине. Все было сделано молниеносно.

За операцией наблюдали Абакумов и мой непосредственный начальник, переодетые в гражданское. Было это на углу Рождественки и Кузнецкого Моста. Машина увезла задержанного к дому № 2 на Лубянке. Кстати, Виктор Семенович Абакумов — начальник ГУКР Смерш часто присутствовал при задержании вражеских агентов…

— Анна Кузьминична, а что за инцидент произошел во время этой операции? — спросил автор, знавший про этот инцидент от другого источника.

— Да, был один эпизод. Когда мой начальник побежал к машине, Абакумов остался в одиночестве. Так вот один из наших молодых сотрудников подошел к нему и рявкнул: «Какого х… ты тут стоишь, а ну делай ноги!»

Абакумов улыбнулся и направился к черной эмке. Когда сотрудник пришел к месту сбора группы и рассказал о происшествии начальнику, тот покраснел и гаркнул: «Так это же был Абакумов!»

— Были ли какие-либо последствия? — поинтересовался автор.

— Нет, — улыбнулась Зиберова.

Из воспоминаний полковника в отставке А. К. Соловьева

В одной из бесед в Совете ветеранов ДВКР ФСБ России давний знакомый автора Андрей Кузьмич Соловьев рассказал об одной интересной операции военных контрразведчиков в годы Великой Отечественной войны.

Это произошло в марте 1942 года. Контрразведке 14-й армии, оборонявшей советское Заполярье, стало известно о готовящейся заброске вражеской агентуры в район города Мурманска. Учитывая, что армия готовилась к крупной наступательной операции, шпионская акция фашистской разведки представляла несомненную опасность.

Сотрудники Особого отдела НКВД 14-й армии совместно с областным Управлением госбезопасности немедленно ввели в действие всю систему поисково-заградительных мер. Но шли дни, а «гости» не появлялись. И лишь в морозное первоапрельское утро одна из оперативных групп в 30 километрах от Мурманска задержала гражданина в красноармейской форме. При нем чекисты обнаружили пистолет, крупную сумму денег, чистые бланки документов. Его препроводили в Особый отдел. Задержанный оказался агентом абвера Федором Коршуновым, добровольно перешедшим на сторону врага в начале войны. Был полицаем и переводчиком в концлагере, а затем обучался в разведшколе в эстонском местечке Вихула.

Вместе с агентами Николаем Прудько и Михаилом Вороновым прошел специальную подготовку в финском городе Рованиеми для проникновения в Мурманск с многоплановым разведзаданием. Он заявил, что его напарники должны быть переброшены чуть позже южнее города в район Мурмаши-Кола. Он подробно описал их внешность. Воронов ничем особенно не выделялся, а вот у Прудько в нижней челюсти имелись три металлические коронки, на безымянном пальце левой руки родимое пятно, а ноготь мизинца отсутствовал.

Розыск и задержание вражеских агентов оказались не только важной задачей, но и строгим экзаменом на зрелость контрразведчиков под руководством майора Чижевского. Майор и подчиненные забыли о сне и отдыхе. Агентура активно работала — множилось количество сообщений, росло задержание подозрительных лиц. Поисковые группы активно работали в порту, на железной дороге, в магазинах, парикмахерских, банях, аптеках и других местах возможного их появления.

Но недолог был путь шпионской троицы.

Медсестра пункта неотложной помощи Клавдия Ивановна готовилась к его закрытию и отдыху. Она жила в одной из комнат помещения медпункта, так как ее дом был разрушен при бомбежке. Муж погиб, сын находился в плавании, изредка навещая свою 60-летнюю мать и одаривая ее дефицитом — продуктами. Выйдя перед войной на пенсию, мечтала тихо и спокойно дожить оставшиеся годы, но обстоятельства сложились иначе. Судьба переменчива: часто плохие дни чередуются с очень плохими.

Ходики показывали десять вечера. Клавдия Ивановна собиралась уже прикорнуть на кушетке, служившей ей кроватью, как в дверь постучали.

Она удивленно посмотрела на часы и громко спросила:

— Кто там?

— Откройте пожалуйста! — раздался мужской голос.

— Пункт уже закрыт. Если не очень срочно, приходите завтра утром.

— В том-то и дело, что срочно!

Она встала, одернула халат, открыла дверь. На пороге стоял невысокий плотный мужчина в промокшем под моросящим дождем бушлате.

— Помогите моей беде! Понимаете… глаз у меня совсем разболелся.

Она надела очки и увидела распухший левый глаз, по краю которого проглядывала гнойная полоса.

— Где же вас так угораздило?

— Понимаете, прикуривал на ветру позавчера… Я на буксире работаю в порту… Отлетел, видно, осколок серы от спички…

— Снимите бушлат… Садитесь, — участливо предложила медсестра и прошла в другую комнату, чтобы приготовить раствор для промывания глаза.

Клавдия Ивановна принесла раствор, набрала его в пипетку, протерла нагноение смоченной в борной кислоте салфеткой и собралась закапывать лекарство в глаз.

— Руками приоткройте веки, — скомандовала женщина.

Пациент обеими руками стал осторожно раскрывать глаз, отклонив голову назад. И тут медсестра чуть не выронила пипетку от страха. «Господи, сохрани и помилуй!» — почти вслух вымолвила она. От испуга перехватило дыхание, тело охватила нервная дрожь, сердце зашлось в неистовой аритмии.

«Нет, все точно — пятно, отсутствие ногтя на мизинце… Все так, как говорил старший лейтенант. Что же делать? Что? А может, это совпадение? Тогда надо посмотреть зубы… Но как?»

Прошло минут пять-десять.

— Ну как, полегчало?

— Да, жжение уменьшилось.

— Пока отдохните, а я посмотрю тройничный нерв. Одна из его ветвей связана со зрением. Помассировав левую сторону лица пациента, она попросила открыть рот.

— Надо посмотреть состояние ваших миндалин…

«Боже мой — это он. Он! Он! Он! Три коронки внизу… по приметам — это действительно вражеский лазутчик. Что делать? Как предупредить чекистов?» — Сердце учащенно и гулко забилось. Медсестра даже испугалась, что его удары может услышать пациент. Однако обостренные до предела чувства подспудно побуждали к немедленным действиям.

— Да-а… тройничный нерв в порядке, а вот миндалины воспаленные. Посидите, я приготовлю действенное средство для полоскания.

Клавдия Ивановна мышкой шмыгнула в «спальню». Мысль сработала четко — надо дать сигнал патрулю. Она приоткрыла штору затемнения из черной бумаги, быстрым движением обрезав ножницами завязанные тесемки. Свет из комнатки брызнул на улицу.

«Думаю, патрули должны заметить мое грехопадение в деле светомаскировки. Проблема только его как-то задержать, чтобы он не ушел. Надо потянуть время… Помощь обязательно придет», — верила медсестра.

Она умышленно стучала склянками, ложечками, пузырьками…

— Потерпите, я приготовлю раствор фурацилина, — успокаивала медсестра лазутчика. Потом подошла, сняла салфетку с глаза:

— Ну вот, это совсем другое дело — воспалительные нагноения смыты. А это вам лекарство для полоскания. За пару дней все пройдет…

В разговоре с пациентом каких только тем она не касалась, чтобы задержать его…

И вдруг Клавдия Ивановна услышала скрип входной двери и властный голос с порога: «Это что за безобразие?! Вы захотели под суд? Вы нарушаете светомаскировку — это преступление». В проеме двери стояли лейтенант и двое солдат. Она, всплеснув руками, виновато пояснила: «Ой, совсем замоталась…» Медсестра и лейтенант прошли в комнату с «предательски» светящимся окошком, чтобы устранить это «безобразие». Там она, наклонившись к самому уху, шепнула лейтенанту: «Пациент — лазутчик по приметам». Этих слов было достаточно.

— А вы что тут делаете в комендантское время?

— Это мой пациент… моряк с катера… с травмой пришел, — стала объяснять Клавдия Ивановна

— Ваши документы, — скомандовал старший патруля.

Прудько неторопливо достал из внутреннего кармана паспорт, судовое удостоверение и протянул офицеру. Тот долго их рассматривал, сличая фотографии с оригиналом, потом взглянул на часы: «А где ваш ночной пропуск?» «Моряк» недоуменно пожал плечами. Лейтенант предложил ему пройти для разбирательства на КПП. Но лазутчик прекрасно понимал, что встреча с военными властями означает гибель для него, и по пути на КПП пытался бежать, пользуясь непроглядной тьмой ночи. Но его догнали солдаты, скрутили и доставили в комендатуру со связанными за спиной руками.

А дальше с ним работали военные контрразведчики Чижевский, Соломин, Соловьев… Задержанный в медпункте действительно оказался Николаем Прудько — старшим шпионской группы, направленной в Мурманск с важным разведзаданием. По данным судового удостоверения и паспорта «моряк» значился как Денисюк Николай Иванович.

Теперь на свободе оставался только третий участник группы — Воронов.

Во время допроса Прудько заявил контрразведчикам, что они с Вороновым остановились у его знакомой Евдокии Никифоровны по адресу: Верхнедонская, дом № 7. Входили к ней по паролю. После оперативной летучки Воронова решили задержать по месту его проживания, для чего выставили скрытые посты наблюдения. Арестовать шпиона было поручено капитану Савченко и сержанту Алашину из отделения охраны.

Произнеся пароль, они вошли в квартиру Евдокии Никифоровны, но Воронова дома не оказалось.

— Где ваш постоялец? — спросил лейтенант.

— Ушел на работу…

Сержант Алашин осторожно выскользнул из домика, снял по распоряжению капитана посты и обязал старшего передать майору Чижевскому, что они — Савченко и Алашин — остаются в засаде.

Вечером вернувшийся с «работы» с хорошим, как он считал, «уловом» в районе порта Воронов зашел в квартиру. Но на пороге, запнувшись о подставленную подножку, плюхнулся на пол. Мгновенно прижатый к жесткому самотканому половику с заломленной до адской боли рукой, шпион прекратил всякое сопротивление.

— Вот и еще очередная тройка зверей оказалась в капкане, — заметил майор Чижевский при подведении итогов операции.

Из воспоминаний полковника Н. С. Павлова

5 июля 1941 года, когда гитлеровские полчища рвались к Пскову, военный совет Северного (позднее Ленинградского) фронта принял решение создать Лужскую оперативную группу, поставив перед ней задачу — остановить врага. В тот же день Федор Нилович Парфенов, один из старейших контрразведчиков ЛенВО, получил приказ выехать в Лугу и сформировать там, а затем и возглавить Особый отдел оперативной группы.

Прибыв на место, майор Парфенов разъяснил оперсоставу, что остановка врага на Лужском рубеже наверняка заставит командование группы армий «Север» потребовать от органов абвера глубокой разведки.

— Мы должны быть готовы, — продолжал майор, — к своевременному задержанию и разоблачению вражеской агентуры. Надо организовать совместно с командованием патрулирование вокруг значимых объектов, в лесных зонах, примыкающих к позициям и гарнизонам.

…На обочине дороги Луга — Ленинград, невдалеке от линии фронта, воинский патруль задержал красноармейца. За плечами у него были винтовка и объемистый вещевой мешок. Его остановили. Старший патруля сержант Козелков спросил:

— Куда идешь?

— В свою часть.

— В какую?

— А вам что?

— Патруль. Предъяви документы!

— Это другое дело. А то куда да зачем, да в какую часть. Нас тоже бдительности учат.

Шаря по карманам и продолжая что-то бубнить, он вытащил вместе с удостоверением большую пачку денег, которую тут же убрал обратно.

«Откуда у него столько денег?» — подумал Козелков.

Патрульные его задержали и доставили в Особый отдел, начальник которого Ф. Н. Парфенов стал допрашивать задержанного по фамилии Романчуков.

— Служу в роте связи 31-й стрелковой дивизии. Отстал от своих, товарищ майор. Догонял, но патрульные задержали.

— А деньги откуда? — спросил Парфенов.

— В банк попал снаряд. Этих бумажек разбросало по улице тьму-тьмущую. Я их подобрал.

— А рация чья?

— Командира взвода. Он этот мешок мне передал. А что в нем, я не спрашивал…

После первичного допроса Парфенов выяснил, что 31-й стрелковой дивизии в ближайшем окружении нет, что рация и шифры немецкие, а удостоверение фальшивое — в том числе из-за скрепок из нержавеющего сплава.

Уже на втором допросе, припертый уликами к стенке, Романчуков признался, что настоящая его фамилия — Исмаилов. Отец — белогвардейский офицер. После разгрома деникинцев бежал в Румынию.

— Меня призвали в румынскую армию. Служил в 6-й пехотной дивизии, затем обучался в радиоразведывательной школе в Яссах.

Контрразведчики в дальнейшем выяснили, что в первые дни войны его передали в абвергруппу-111, приданную 16-й немецкой армии. Когда советские войска остановили фашистов под Лугой, абверовцы переправили Исмаилова вместе с другими агентами в наш тыл со шпионским заданием. Линию фронта они перешли двумя группами. Одна должна была действовать в тылу Лужской укрепленной линии, другая — пробраться в район Пулково.

— Со мной было двое, оба в гражданской одежде — румын Пункару и славянин Тихота. Он старший. Все из русской эмиграции. Я — радист. Должны встретиться через три дня. Где они находятся сейчас, не знаю, — пояснял Исмаилов. Он дал приметы агентов.

Парфенов приказал срочно создать несколько поисковых групп из солдат-пограничников. Одну из них возглавил старший лейтенант Б. Н. Петров.

После двух суток обследований прифронтовых окрестностей поисковикам удалось задержать двух внешне похожих по приметам неизвестных, выдававших себя за советских партизан. При обыске у них обнаружили компасы, карты, револьверы, гранаты и крупные суммы денег. «Партизан» доставили в Особый отдел Ленинградского фронта. Под прессом улик они стали колоться…

Ярослав Тихота рассказал, что был арестован гестапо в Праге в начале 1941 года по обвинению в принадлежности к Компартии, хотя никакого отношения к ней не имел. Сидел в тюрьме Панкрац. Это страшная тюрьма — там били и даже убивали.

— Поэтому вы решили стать шпионом? — спросил Парфенов.

— Нет, пражские друзья из русских нелестно отзывались о большевиках. Вот так я стал работать против вас, оказавшись в разведшколе под Кенигсбергом. Но я не фашист, нет, нет и нет, — настойчиво твердил Тихота.

Второй задержанный, Кондратий Пункару, наполовину румын, наполовину украинец, оказался обычным уголовником. Он настаивал на том, что является жертвой социальной несправедливости, но на очной ставке с Исмаиловым сдался.

В ходе следствия по делу шпионской группы Тихоты военные контрразведчики Ленинградского фронта получили важные данные о разведшколе и подразделениях абвера, действовавших против советских войск на дальних подступах к Ленинграду.

Из воспоминаний генерал-майора в отставке Н. К. Мозгова

Николай Кириллович Мозгов был первым оперативным начальником автора в Особом отделе КГБ при СМ СССР Прикарпатского военного округа в конце 1960-х годов, пролетевших стремительно, но нелегко. Всякое бывало — и радость побед, и разочарование от неудач, и гибель сослуживцев и родных. Но все же первые шаги на оперативной стезе — самые запоминающиеся, и по ней меня провел этот ставший мне близким человек до Южной группы войск, а оттуда — до Лубянки. Нет-нет, не было никакого «телефонного права» — он дал мне крылья…

Автор встретился с Мозговым почти через четверть века в Совете ветеранов ДВКР. Он был уже в отставке. Узнали друг друга — полковник и генерал-майор.

— Глядишь, так и меня догонишь, — пошутил он. — А ведь я знал тебя лейтенантом.

Начались воспоминания.

При встречах автор неоднократно подводил генерала к теме заседания Политбюро с его участием в период руководства им Особым отделом КГБ Балтийского флота. Но тот всякий раз отнекивался, называя свой поступок не геройством, а элементарным рядовым действием чекиста, противостоящего трусости и разгильдяйству.

Но однажды, это было тоже в Совете ветеранов военной контрразведки, в конце 1990-х годов, накануне своей кончины, он вдруг разговорился.

— А начиналось все так, — пояснил бывший контр-адмирал, ставший генерал-майором. — Я был начальником контрразведки Балтфлота. Когда на мое имя стали сыпаться как снег на голову аналитические справки, рапорты, докладные записки от оперативного состава и моряков о резком снижении боеготовности флотской инфраструктуры в результате непродуманных сокращений, я стал задумываться над «разумным процессом». И через несколько недель, когда «созрел», решил подготовить обобщенную справку на имя председателя КГБ Шелепина.

— А как же ваш непосредственный начальник военной контрразведки, он что, остался в стороне, в неведении?

— Генералу Гуськову я не решился отправить этот документ. Он мне несколько раз намекал, что кнутом обуха не перешибешь, поэтому я не был уверен в его смелости, хотя нужно признать, что такой шаг был рискованным — как-никак я шагал через голову московского непосредственного начальства.

Но, прежде чем отсылать документ в Москву, я его показал командующему Балтийским флотом и первому секретарю Калининградского обкома партии — члену Военного совета.

Они внимательно прочли мою докладную записку и пожелали успеха в нужном начинании: не отговаривали, но и не обещали поддержки в случае потребности. К сожалению, эти люди были слепыми рабами навязанных сверху директив — боялись за свои высокие должности.

— Документ вы отправили в Москву сразу после этого разговора или еще накапливали материал?

— Сразу, так как там было полно доводов в защиту нашего флота. — Он умышленно растянул это слово, будто подчеркивая гордость и справедливость того, что им было сделано несколько десятилетий назад.

— А потом?

— А потом включился счетчик времени, и я стал считать дни в ожидании звонка из столицы.

— И все же непонятна трусливая позиция командующего Балтфлотом — вам пожелал успеха, а сам в кусты.

— Если честно, я не сильно и переубеждал. Никакие рассуждения не в состоянии наставить человека на путь, по которому он не хочет идти. Люди не хотят думать, перестают размышлять, когда за них кто-то делает эту работу. Я же был раскован в своих раздумьях, потому что их базой были объективные материалы широкого круга оперативного состава, прекрасно знающего обстановку в курируемых частях. По-моему, — а я такого мнения придерживался всегда — мы истинно свободны лишь тогда, когда сохраняем способность рассуждать самостоятельно…

Время бежало быстро, потому что Николай Кириллович рассказывал настолько интересно, что хотелось его слушать и слушать. Помогал диктофон.

Со слов Мозгова, через неделю раздался звонок по ВЧ.

— Я поднял трубку и услышал голос Шелепина, сообщившего, что он получил мою докладную записку. Он поинтересовался, все ли в ней правильно. Ответ мой был краток: я лично отвечаю за каждую букву, за каждый факт, потому что любой из них выверен через несколько источников.

Председатель КГБ тут же сообщил, что в таком случае он направляет документ в Политбюро, а мне приказал быть готовым по вызову прибыть в Москву.

Через неделю по звонку я и командующий флотом А. Е. Орел вылетели в столицу. Поселились в престижной гостинице «Метрополь». Не успели еще разместиться, как последовал телефонный звонок от начальника Главного морского штаба, приказавшего нам с командующим прибыть к нему. Я понял задумку — ожидаются психологический накат, моральная торпедная атака. Так оно и вышло.

В штаб с Орлом шли молча. Командующий совсем не соответствовал своей фамилии. Он скорее походил на мокрую курицу или проштрафившегося пацана, который разбил мячом соседское окно.

— Зачем ты затеял всю эту возню? Зачем?! Сколько драгоценного времени она отняла у нас, я не говорю уже о нервах и вообще о потерянном здоровье. Тебе легко… а с меня три шкуры сдерут, — бубнил под нос потеющий командующий флотом, тяжело переставляя тяжелые, словно налитые свинцом ноги.

— Мне тоже неприятно докладывать вашему непосредственному начальнику, — ответил я ему. — Давайте вместе переубеждать начштаба, чего бояться?

Нет, Орел не проронил ни слова в защиту разумных доводов моей докладной записки. Больше того, в беседе со вторым лицом в ВМФ СССР он свернулся ежиком, вобрав голову в плечи. Мне пришлось одному отстаивать точку зрения о снижении боеготовности флота.

Начштаба упирался рогом, не соглашался с доводами, а потом рявкнул:

— Ну что, товарищ Мозгов, выходит, контрразведчики лучше знают обстановку на флоте, чем флотоводцы? Вы много на себя берете! Вы что, подвергаете сомнению правильность решения инстанции и самого Никиты Сергеевича?

Я ему ответил так:

— Первый секретарь не мог дойти до такой глупости, чтобы отдать распоряжение на уничтожение тех средств, которые могут не один год послужить Родине и флоту.

И тут хозяин кабинета взорвался:

— Значит, вы считаете, что Главком и я растиражировали эту глупость?

Я спокойно заметил, что вот с этой глупостью на Политбюро и разберемся.

Начштаба после моих слов резко поднялся с кресла и, сделав вид, что говорить уже не о чем, практически указал мне на дверь, а Орлу приказал остаться…

У меня было свободное время, и я отправился в морской отдел военной контрразведки на Лубянку. Встретил меня его начальник капитан 1-го ранга Шилин, который своего курирующего поддерживал в этом начинании. Увиделся я и с генералом Гуськовым — начальником военной контрразведки. Беседа получилась недолгой. Он с первых слов открыто дистанцировался от возникшей ситуации и заявил мне, что в период заседания Политбюро его не будет в Москве, так как запланировал выехать на подведение итогов работы в один из военных округов. Мне стало ясно, что Гуськов оберегает свое реноме, оставляя за собой право и свободу сделать соответствующие оргвыводы.

На следующий день, как я и предполагал, меня ждала чиновничья голгофа. Я пораньше отправился на Старую площадь. Заседание проходило в кабинете члена партийного ареопага Фрола Романовича Козлова. Пройдя через КПП, я вскоре оказался в просторном кабинете члена Политбюро.

Умостившись в кресле, я решил понаблюдать за «небожителями». Скоро стали прибывать министры, начальники главков, крупные военные деятели, среди которых я увидел Маршала Советского Союза, министра обороны СССР Малиновского и Главкома ВМФ адмирала флота Горшкова.

Министр обороны прошел в зал заседания с гордо поднятой головой, ни на кого не глядя и ни с кем не поздоровавшись. Главком скользнул по мне безразличным, даже, я бы сказал, колючим взглядом и, тоже не поздоровавшись, хотя мы друг друга знали, проследовал за своим начальником. Как только большое начальство расселось, Козлов обратился ко мне и предложил место за общим столом, а затем объявил повестку заседания и дал мне всего десять минут на доклад. Я встал, волнение сразу же подавил и принялся излагать основные тезисы докладной записки.

Малиновский глядел на меня сурово. Сдвинутые к переносице густые черные брови делали лицо маршала неподвижным. Создавалось впечатление, что он специально надувается, а потому краснеет. Как только я задевал за живое, он резко опускал подбородок и колючим, холодным взглядом скользил по неприятным доводам копии ненавистной ему записки, лежащей на столе прямо перед ним.

Прошло несколько минут, и Малиновский, пользуясь своим положением, бестактно оборвал меня:

— Я считаю, что товарищ Мозгов взялся за дело, о котором имеет весьма смутное представление. Какой из него моряк? Он флота-то не знает, а рассуждает тут, понимаешь, как флотоводец.

Козлов сделал замечание маршалу и жестом осадил нарушителя регламента. Тогда и я пошел в наступление и заявил министру, что Балтийскому флоту я отдал более двадцати лет службы в разных ипостасях, правда, не строевых, а контрразведывательных.

Оберегая государственные секреты флота и оказывая командованию повседневную помощь в деле повышения боеготовности, дисциплины и уставного порядка, военные чекисты досконально знают флот, его техническое состояние, вооружение и боевую выучку личного состава.

— Неужели вы считаете, что я бы пришел сюда с сырой информацией и забивал бы вам голову чепухой? — сказал я. — Эти данные не один раз перепроверены не только оперативниками, но и в первую очередь флотскими офицерами, серьезно относящимися к результатам «организационных мероприятий» (именно так называлась затея Кремля).

Малиновский бросил недовольный взгляд на Горшкова, который тут же по-черепашьи втянул крупную голову на короткой шее в плечи, отчего сделался, как мне тогда показалось, каким-то жалким и не соответствующим такой высокой должности.

А я продолжил доклад. Помнится, говорил, что если не остановить эти варварские оргмероприятия, не принять неотложные меры к скорейшей модернизации флота, к оснащению его новейшими классами надводных и подводных кораблей, к укреплению, а не уничтожению береговой обороны, то флот как могучий и надежный страж наших западных морских границ погибнет!..

Слушая Мозгова, я подумал, какие же пророческие слова говорил контрразведчик на том далеком заседании Политбюро и к чему головотяпы пришли сегодня, практически развалив все и вся на Балтийском флоте, лишив его основных мест базирования и заколотив «петровское окно» в Европу.

Ельцинские амбиции обернулись катастрофой для флота с большей масштабностью, чем хрущевский волюнтаризм. Не нашлось, к сожалению, ни в КГБ, ни в армии, ни в среде кремлевских функционеров таких, как Мозгов…

— Я закончил свое выступление ровно через десять минут, — продолжал Николай Кириллович. — На некоторое время в кабинете повисла предгрозовая тишина. Первым нарушил ее Горшков. Он заявил, что я якобы в рядовой бумаге раскрыл секретнейшие сведения о флоте, что является уже даже не военной тайной, а государственной.

Тогда я ему ответил, что записку писал я лично. Ее печатала машинистка отдела в моем присутствии, член партии с 1920 года. Конвертировал документ тоже я. А что касается адресата, то, согласитесь, что председатель КГБ имеет право на знание секретов, которые охраняют его подчиненные.

Горшков побледнел от услышанного, скривился в недовольной усмешке, засуетился и стал нервно перелистывать копию докладной записки.

Затем член Политбюро Ф. Р. Козлов дал слово командующему Балтфлота адмиралу Орлу. Флотоводец начал говорить о сложном положении на вверенном ему флоте, о тревоге за его безопасность, о бытовой неустроенности моряков в некоторых гарнизонах, о необходимости большего внимания к учениям и т. п.

Фрол Романович прервал его словами:

— Александр Евстафьевич, об этих проблемах я впервые слышу от вас. Почему вы прятались за спину контрразведчика? Почему заняли позицию стороннего наблюдателя? Почему вовремя не поставили меня в известность и не приехали ко мне? Даже звонка от вас я не слышал!

Командующий молчал, понурив голову. Затем Козлов недовольно буркнул Орлу — продолжайте. Выступление его было бледным.

После командующего флотом слово взял министр обороны СССР Малиновский. Начал он примерно такими словами:

— Я считаю, что приведенные Мозговым факты надуманы. Он, видите ли, печется о боеготовности флота. А по существу, его требования тормозят дело, а порой и прямо направлены на срыв планового выполнения указаний Никиты Сергеевича Хрущева о сокращении частей, существенно не влияющих на боеготовность флота.

Говорил он в нервно-лающей манере, отчего его предложения сбивались в хаотичный шум, и слушающим трудно было уловить даже контуры контр-аргументации. Он терял реноме маршала-фронтовика.

После Малиновского выступил председатель КГБ А. Н. Шелепин. Говорил он спокойно, уверенно, аргументированно доказывая несостоятельность принятых руководителями Министерства обороны решений. В конце своей ремарки он резко прошелся по замечаниям Малиновского и Горшкова и отдельным моментам их неглубоких выступлений.

Начавшуюся сразу же полемику между Шелепиным и Малиновским с трудом погасил Козлов.

Когда закончилось заседание Политбюро и я, уставший от стресса, отправился в гостиницу, в мой номер позвонил первый заместитель председателя КГБ СССР генерал-лейтенант Петр Иванович Ивашутин. Он сообщил, что Фрол Романович высоко оценил мое выступление.

— А военные пусть покрутятся, — заявил он, — если мужества не хватило доложить как есть. Правда — точно горькое питье, неприятное на вкус, но зато восстанавливает здоровье.

Козлов от имени Политбюро сделал внушение Малиновскому и Горшкову и потребовал немедленно приостановить расформирование важных частей и соединений флота и в недельный срок дать подробные письменные объяснения по целому ряду позиций моего доклада.

В тот же день я вернулся в Калининград и приступил к своим служебным обязанностям. Как же легко работалось после этого военным контрразведчикам флота!.. Что касается проблемы, то, согласно постановлению ЦК КПСС, Балтийский флот в короткие сроки стал наращивать свою мощь: началась модернизация, появилась новейшая техника, современные классы надводных и подводных кораблей.

— А дальше как и где служилось? — поинтересовался автор.

— Потом… потом пришлось послужить на Тихоокеанском флоте, в Каспийской флотилии и Прикарпатском военном округе, где меня сделали «сухопутчиком». Там мы с вами и познакомились, чтобы, как видите, через двадцать с лишним лет встретиться здесь.

Последняя встреча с Николаем Кирилловичем состоялась 17 декабря 1998 года в Центральном клубе им. Ф. Э. Дзержинского, теперь это Культурный центр ФСБ.

В этот день проходил торжественный вечер, посвященный 80-летию со дня образования органов военной контрразведки. В холле было много ветеранов. Среди них я увидел бледноватого и несколько осунувшегося генерала Мозгова, почему-то одиноко стоявшего, прислонившись к первой правой колонне от входа в клуб. Я подошел к нему.

— Здравствуйте! С праздником вас, Николай Кириллович!

— Здравствуй, здравствуй, дорогой… тебя тоже с праздником, — быстро заговорил он, улыбаясь, но с явным усилием. — Дожили до восьмидесятилетия. Как много прошло времени. Какими мы стали старыми.

— Теперь надо взять еще один рубеж — девяносто, — искренне пожелал я ему.

— Э, брат, нет, мне этот рубеж уже не вытянуть. Годочки промелькнули, как деревья мимо летящих вагонов.

Разве думал тогда автор этих строк, что видит его в последний раз?!

В глазах генерала читалась плохо спрятанная жизненная усталость, хотя он и пытался ее не выказывать. Однако болезнь явно показывала свое обличье, никого не стесняясь и не пугаясь. Он бросал взгляды из стороны в сторону, словно кого-то искал и не находил. Мне показалось, что Мозгов был чем-то встревожен, и эта волнительная озабоченность передавалась и мне.

Уже потом, вспоминая эту встречу, я пришел к выводу — генерал прощался с обстановкой родного клуба и сослуживцами. А в тот вечер к нему подходили и подходили ветераны. Он их обнимал и скупо по-мужски целовал. Генерал тут же выходил из окружения одной компании и шел к другой группке седовласых коллег по чекистскому ремеслу. Говорил и слушал, слушал и говорил…

Вообще он был скуп на слова, не любил разглагольствований, но хорошо умел слушать и слышать собеседника, проявляя исключительное внимание к человеку, с которым разговаривал. Он это делал естественно, правдиво, без фальши. Ветеран обладал божественной способностью излучать теплоту, живущую в его открытой душе.

Мозгов не давил своим авторитетом, не перебивал, давая собеседнику возможность свободно и спокойно высказать свою точку зрения на тот или иной вопрос. Он никогда не мямлил — говорил четко и ясно, хотя и быстро.

А еще я вспомнил его последние слова, произнесенные с такой душевной болью за разваленное Отечество, за его повальную общественную деморализацию и поруганную армию, в защитниках которой он находился не один десяток лет. Мозгов возмущался разрушенным образом жизни граждан разломанной страны, еще недавно заслуженно имевшей славу сверхдержавы.

Негодовал из-за появления «бациллы морального разложения» людей в погонах, расцвета военной мафии, строящей себе не дачи, а царские хоромы на фоне хижин большинства честных офицеров и генералов. Он глубоко переживал за разлом цельной системы органов госбезопасности и его головного штаба — Комитета государственной безопасности.

И тогда мне в который раз подумалось: ах, если бы такие, как Мозгов, были у руководства органами госбезопасности или военной контрразведки в тот трагический для страны август 1991 года. Он бы не струсил, как это сделали его отдельные высокопоставленные коллеги, смотрящие в рот болезненно амбициозным политиканам. Они держали нос по ветру, а потому и росли, росли, росли. Но, увы, прошедшие события не терпят сослагательного наклонения.

Честные и чистые граждане не в почете, когда бандитски захватывается власть, как не в почете был и Мозгов после того заседания Политбюро, на котором он спас флот, но ущемил себя.

Адмирала, а потом генерала казнили, таская по перифериям, и долго не замечали, а если правильней — не хотели замечать этого сильного и умного, смелого и честного человека те, кто шел на руководящие посты не из профессионалов снизу, а прыгал с партийно-политических трамплинов Старой площади на должностные пьедесталы Лубянки.

И все же он никогда не бросал, как он говорил, «дрожжей в помойку» прошлой вакханалии. А еще он умел в службе требовать, но не унижать и тем более не устраивал разносов и казней на эшафотах служебных гильотин.

Он был великодушен, как всякий сильный человек в своем деле.

31 декабря 1998 года Николая Кирилловича Мозгова не стало.

Он отошел в Вечность, которая нетленна! Отошел как герой нашего времени! Такие люди — штучное ваянье природы.

Из воспоминаний полковника К. П. Анкудинова

В бытность службы автора в Прикарпатском военном округе начальником Особого отдела КГБ при СМ СССР 8-й танковой армии являлся полковник К. П. Анкудинов — участник Великой Отечественной войны, в прошлом сотрудник ОКР Смерш. Опытный контрразведчик Константин Павлович Анкудинов первую часть войны провоевал в должности оперативника Особого отдела НКВД Краснознаменного Балтийского флота. В 1943 году он стал начальником отделения флотского УКР Смерш. Полковник часто приезжал из Житомира на совещания во Львов — в штаб-квартиру ОО КГБ по ПрикВО.

Невысокого роста, всегда опрятный, энергичный, внешне привлекательный, он, как и другие офицеры-фронтовики, редко делился своими воспоминаниями — время было такое. Подчиненные его хвалили за отеческую заботу. Сегодня мы, вспоминая ветеранов Смерша, с глубочайшей горечью утверждаемся в правильности пословицы «что имеем, не храним, потерявши — плачем».

Автор решил найти воспоминания Анкудинова о его участии в одной из операций и поместить их с небольшими сокращениями в этой книге.

…В апреле 1942 года в предрассветном тумане на льду Финского залива, недалеко от стрелки Морского канала Ленинграда, раздались автоматные очереди. Поднятые по тревоге посты охраны Морского канала полагали, что гитлеровцы затеяли очередную провокацию. Но, к удивлению моряков, прямо на боевые посты шел краснофлотец с тремя автоматами и двумя вещевыми мешками. Неизвестного задержали. Не называя себя, моряк потребовал срочно доставить его в Особый отдел флота. На допросе он назвался Ушаковым Анатолием Денисовичем — краснофлотцем 2-й отдельной бригады морской пехоты. При эвакуации гарнизона Таллина корабль, на котором он шел с сослуживцами, подорвался на мине и стал тонуть. Многие погибли. Ушакова в бессознательном состоянии подобрали фашисты. Судьба у подобных ему была одна — лагерь военнопленных, вербовщики абвера, заброска в тыл Красной армии. Он дал себе обет — любыми путями вернуться на Родину — в родной Ленинград. Так он попал в разведшколу. Скрывая подлинные цели, Ушаков прилежно учился. Его рвение было замечено, и через два месяца его ввели в группу некоего «капитан-лейтенанта» Епифанова, который не скрывал своей ненависти к советскому строю и пытался внушить это чувство Ушакову. Епифанов хвастался, что хорошо знает Ленинград, особенно в районе порта, что там у него осталась семья и он уже навещал ее в одну из ходок за линию фронта. Немцы ему доверяли до такой степени, что он мог без увольнительных покидать стены школы и шататься по городу.

Третьим в группе был «рядовой» Балашевич, радист, — скрытный и угрюмый тип.

В начале февраля 1942 года группу вывели на цель, переведя их из Таллина в поселок Сиверский под Ленинградом для сбора информации о местах дислокации подводных лодок Балтфлота. На выполнение задания отводилось двадцать суток. Епифанов и Ушаков должны были вернуться к фашистам, а Балашевич — остаться для выполнения еще какого-то задания в городе.

Пройти в Ленинград они должны были по льду Финского залива. В первый раз группа вышла в апреле 1942 года. Епифанов потребовал, чтобы Ушаков и Балашевич шли впереди. Ушаков двигался, подавляя в себе радость возвращения к своим. Проблуждав половину ночи, группа остановилась. Попытки Ушакова убедить Епифанова и Балашевича двигаться дальше не дали результата — шпионы явно трусили и приняли решение возвращаться к немцам. Рушились надежды Ушакова, но делать было нечего, пришлось подчиниться. К утру они пришли в район Стрельны. Немецкий офицер, отправлявший их в Ленинград, был явно недоволен возвращением. Однако после беседы Епифанова один на один с немцем было принято решение возобновить заброску группы на следующую ночь.

Вновь отправились тем же маршрутом. Примерно через два с половиной часа Епифанов скомандовал остановиться, сел на лед в тяжелом раздумье. И вдруг снова приказал начать движение обратно, а при возвращении заявить, что их обстреляли и в Ленинград этим маршрутом пройти нельзя. Ушаков понял, что шпионы не желают рисковать. Очевидно, верили, что Ленинград на днях будет взят. Второй раз надежда вернуться к своим рушилась. Голову сверлила одна и та же мысль, как заставить этих людей пойти в Ленинград.

Окрик Епифанова заставил оторваться от мыслей:

— Чего молчишь, к своим захотел?

По злобному виду Епифанова Ушаков понял, что если они вернутся к фашистам, он будет из группы отчислен, а возможно, к нему будут приняты другие меры. Необходимо было решать, что делать, и немедленно.

В это время Епифанов поднялся и пошел назад, приказав остальным следовать за ним. Ушаков пришел к выводу — другого случая не будет. Самое лучшее — пустить в ход оружие. Но тут Епифанов скомандовал остальным двигаться не сзади, а впереди его. Дальше раздумывать не было времени — автоматная очередь поставила точку на планах двух матерых антисоветчиков и шпионов. Нагрузившись оружием и мешками, Ушаков побежал к флотским постам на стрелке Морского канала…

Перед особистами встал вопрос: где правда, а где вымысел в рассказе задержанного? А может, это хорошо разработанная легенда? Коварство абвера было общеизвестно. Перепроверка показаний Ушакова — от обследования трупов Епифанова и Балашевича до сбора и анализа данных на перебежчика и его жертв — высветила его с положительной стороны. Узнали контрразведчики и интересные факты биографии бывшего старшего лейтенанта Епифанова. Он действительно служил на Балтфлоте, командовал одним из вспомогательных судов. За невыполнение приказа командования из-за трусости в начале войны был осужден военным трибуналом на десять лет. Заключение заменили штрафбатом, где он имел возможность искупить свою вину перед Родиной. Но Епифанов выбрал другой путь — путь предательства: в первом же бою перебежал на сторону врага.

Ушаков на последующих допросах рассказал о разведшколе в Сиверском, о котором контрразведчики мало что знали.

— К кому вы конкретно шли? — спросил Анкудинов.

— Мы шли на связь с агентурой, но, к кому именно, не знаю, — ответил Ушаков. — Это знал только Епифанов.

Обстановка требовала быстрых и точных решений. Прежде всего надо было выяснить, был ли Епифанов в феврале 1942 года в Ленинграде по заданию немецкой разведки? Какую информацию ему удалось собрать? Где проживают его родственники?

Дальнейшая проверка Ушакова показала, что он честен перед оперативниками, и даже возникла идея отправить его вновь, теперь уже с нашим заданием, к немцам — срок двадцать дней позволял это сделать. А пока, узнав адрес проживания родственников Епифанова, которых он якобы посещал, направили на квартиру Ушакова и Анкудинова. Риск был огромный — контрразведчики не знали, кто там проживает, как встретят гостей с той стороны, планировался ли вообще заход Епифанова на квартиру?

Главным действующим лицом в этом спектакле становился Анатолий Ушаков, знавший Епифанова и обстановку в фашистском шпионском лагере. Операция началась — вот и дом на Тверской улице. Дверь открыла женщина, как оказалось, его жена. Представились знакомыми «Николая» (такую кличку имел Епифанов) и сказали, что зашли к ней по его просьбе — передать привет и подарки: сухари и махорку. Она пригласила гостей зайти. В коридоре Анатолий пояснил, что Епифанов сам хотел зайти, но загрипповал и поручил им навестить жену и вручить ей подарки.

Однако настороженность не покидала женщину. Анатолий, не дав ей опомниться, стал рассказывать о Епифанове многие подробности, о которых мог говорить только человек, действительно хорошо его знавший. Анкудинов тоже включился в разговор, передал привет от мужа, деньги и вышитый платок, изъятый из вещмешка. В свое время «капитан-лейтенант» хвастался Ушакову, что перед первым возвращением из Ленинграда к фашистам жена подарила ему этот собственноручно вышитый платок на память и удачу.

В двухкомнатной квартире кроме жены Епифанова находился небритый, хмурого вида мужчина лет сорока. Они стали прощупывать пришедших вопросами, совещаться, уходя в другую комнату, но ответы гостей, похоже, уже не вызвали у них подозрений.

Наконец женщина спросила напрямик: «Откуда вы пришли?»

— Оттуда, где находится Николай! — ответил Анатолий. Это сразу разрядило обстановку. Их признали «своими». Пригласили к столу, угостили чаем с сухарями. Стали рассказывать о режиме и порядках в городе. Предложили даже остановиться у них. Гости переночевали, а на следующий день ушли «по делам». Мужчина оказался братом Епифановой по фамилии Вейт-Владимиров. Он был чрезвычайно болтлив. Именно от него «свои» получили информацию, что в феврале 1942 года Епифанов в течение двух недель тайно жил у себя дома. И жене, и ее брату он открыто заявил, что перешел к гитлеровцам и находится в Ленинграде по их заданию. Они подключились к сбору режимных данных по Северной столице и снабдили этой информацией немецкого агента.

Вейт-Владимиров и его сестра были злобны, люто ненавидели все советское и старались угодить «посланцам» гитлеровцев. Он прямо заявил в одном откровении, что хочет дожить до прихода немцев в Ленинград, готов сделать все, чтобы скорее рухнула оборона города, и поэтому передает карту с помеченными на ней знаками стоянок кораблей и нахождения военных складов. Когда Ушаков (он выступал под псевдонимом «Борис») заявил, что срок его возвращения на ту сторону неумолимо приближается, брат жены передал ему листок с дополнительно собранной шпионской информацией, который хозяйка квартиры зашила в борт пиджака. Анкудинов же пояснил, что он на некоторое время еще останется в городе…

После предъявления улик в середине 1943 года Епифанова и Вейт-Владимиров были арестованы и преданы суду.

А Ушакова с его согласия направили вновь к немцам. По легенде, он должен был рассказать гитлеровцам, что во время перехода в Ленинград был убит Балашевич, а при возращении — Епифанов. Проверить эту версию фашистам практически было невозможно.

После тщательного изучения в Особом отделе карты Вейт-Владимирова и по согласованию с командованием Балтфлота было решено передать ее врагу без всяких изменений. Корабли были сняты со стоянок и укрыты в других местах, склады перенесены, а там, где раньше находились корабли, красовались макеты, которые ждали авиацию противника.

При переходе Анатолия на ту сторону моряки и чекисты разыграли шумный бой — фашисты должны были услышать треск автоматных и пулеметных очередей и взрывы гранат. Через сутки макеты-патриоты приняли на себя удар люфтваффе. Это был сигнал для контрразведчиков — Толя Ушаков благополучно добрался до фашистов!

Как позже стало известно от пойманных фашистских шпионов, Анатолий не рассчитал своих сил, не был достаточно осторожен: при попытке войти в контакт с одним из курсантов шпионской школы, который оказался немецким провокатором, он был разоблачен и повешен там же, в поселке Сиверском.

Так трагично погиб советский моряк-разведчик Анатолий Денисович Ушаков.

В конце своих воспоминаний Константин Павлович Анкудинов отметил:

— К сожалению, мы очень мало знаем об этом отважном молодом человеке. Но пусть эти страницы воскресят память о нем, о том трудном для страны времени, когда многие люди отдавали жизнь ради грядущей победы над фашизмом…

Из воспоминаний генерал-лейтенанта Н. И. Железникова

С 1963 по 1967 год автор учился на 1-м факультете (военная контрразведка) Высшей школы КГБ при СМ СССР. Это были годы, интересные не столько дерзновенной юностью, сколько учебой в престижном и интересном вузе. Нас, молодых, позвала тогда на эту незнакомую дорогу, надо честно сказать, чекистская романтика, которая стала постепенно развеиваться по мере погружения в практику серьезных дел.

Начальником факультета у нас был генерал-лейтенант Железников Николай Иванович — легендарная личность. Познакомиться и впервые поговорить с ним мне позволила оказия. Как-то, будучи помощником дежурного по школе, я оказался в комнате один — дежурный преподаватель отлучился. И в это время раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и представился, как положено, по уставу. Трубка мне ответила такой скороговоркой, что я не разобрал фамилии. Потом она спросила:

— Где ваш генерал Железников? Никак не могу дозвониться в кабинет, будьте любезны, поищите его и передайте, чтобы он мне позвонил.

— Извините, пожалуйста, кому?

— Рокоссовскому.

И тут у меня, вчерашнего солдата, волосы зашевелились и подняли пилотку. Я даже присел от неожиданности.

— Есть, товарищ Маршал Советского Союза! — пролепетал я перепуганным, а потому несколько надтреснутым голосом.

В это время появился дежурный. Я передал ему содержание разговора.

— Он вас просил, вот и выполняйте просьбу маршала.

Сначала пришлось наведаться в кабинет начальника факультета, располагавшийся на втором этаже, — закрыт, потом пробежал по группам курсов — нет. Пришлось возвращаться в дежурку — снова позвонил в кабинет — молчок. И тогда майор мне и говорит:

— Ты сходи еще раз к нему в кабинет и постучи в дверь морзянкой — три коротких и один после небольшой паузы. И тут же рукой продемонстрировал стук. Слух у меня был хороший — в детстве учился играть на трубе, а в пионерлагере был горнистом.

Вняв совету, я вновь отправился на второй этаж. Знакомая дверь. Теперь уже, вооруженный советом, я несколько раз «музыкально» отбил дробь. Послышались шаги, и дверь отворилась.

— А-а, свои, — улыбнулся генерал. — Что случилось?

— Товарищ генерал, звонил Маршал Советского Союза Рокоссовский, просил связаться с ним.

— Знаю, знаю, Костя, наверное, напоминает о своем дне рождения… Буду…

Сквозь открытую дверь я увидел за приставным столиком седого человека с кипой одинаковых книг, одну из которых он подписывал.

«Наверное, какой-то писатель, — подумал я, — принес плоды своего творчества».

На этом мы и распрощались.

Потом было много встреч и бесед с ним. Железников часто выступал перед слушателями. Его глуховатый, возможно, из-за курева, голос приятно было слышать и слушать по двум причинам: во-первых, генерал никогда не повышал его, а во-вторых, он рассказывал интереснейшие вещи — эпизоды из своей боевой контрразведывательной практики.

Помнится, мы, желторотые первокурсники, задавали какие-то наивные вопросы, заставляя его по-серьезному на них отвечать. Он рассказывал о деятельности разведывательно-диверсионной группы «Братушки» в Болгарии, о тяжелых боях под Брянском, об освобождении Прибалтики, тепло отзывался о Рокоссовском, с которым они до последних дней дружили семьями…

Запомнился мне один его рассказ о событиях в Прибалтике в конце войны.

Детали этого повествования я записал в блокнот, с которым всегда приходил на такие встречи, считая, что на них могу узнать интересные сюжеты. Итак, это было в октябре 1944 года, накануне наступления советских войск в Латвии.

Военные контрразведчики разоблачили, а потом и арестовали резидента абвера — местного гражданина по фамилии Лангас. В ходе допросов он рассказал, когда и кем был завербован, назвал некоторые явочные места для встречи с агентурой, подробно описал несколько своих агентов, работавших в тылу советских войск, и, самое главное, сообщил о дислокации в Риге подразделения гитлеровского разведывательного органа «Абверштелле-Остланд».

— Я в то время был начальником Управления контрразведки Смерш 2-го Прибалтийского фронта, — рассказывал генерал. — Начальник следственного отдела управления наряду с интересными протоколами допросов доложил мне обобщенную справку, в которой излагал заманчивую мысль — захватить это абверовское гнездо вместе с документами: картотекой, списками агентуры, преподавателей и прочим. Но это надо было сделать до нашего наступления, потому что была опасность срочной эвакуации разведцентра.

«Посоветовавшись, — напишет потом Железников в сборнике «Военные контрразведчики», — мы решили, что разведорган в Риге надо захватить не в момент нашего наступления, когда уже будет поздно, а непосредственно перед ним. Для этого направить в город боевую оперативную группу, которая неожиданно захватит здание разведоргана, завладеет документами и скроется в Риге до прихода советских войск или попытается прорваться обратно. Операцию поручили провести молодому, способному и смелому военному чекисту капитану Михаилу Андреевичу Поспелову…

За его плечами уже был опыт партизанской борьбы в тылу врага. Поздней осенью 1941 года партизанский отряд, где комиссаром был Поспелов, в яростном бою разгромил фашистский гарнизон одной из деревень под Старой Руссой, освободил из плена более четырехсот красноармейцев и командиров, взорвал немецкий артиллерийский склад. В этом бою Михаила тяжело ранило. После выздоровления он опять участвовал в боевых операциях партизан.

В 1942 году Поспелова отозвали из-за линии фронта и направили на службу в военную контрразведку. К октябрю 1944 года он уже приобрел богатый опыт контрразведывательной работы. На войне учатся и мужают быстро…»

В ночь на 13 октября 1944 года группа Поспелова, переодевшись в гражданское, под видом местных жителей благополучно перешла линию фронта и незаметно вышла к окраине города.

Под покровом темноты Лангас, хорошо знавший не только улицы Риги, но и расположение абверского разведоргана, провел группу к объекту операции — двухэтажному неказистому зданию на узкой старинной улочке. В нем и располагался один из разведывательных отделов «Абверштелле-Остланд».

Сообразуясь с обстановкой, договорились бесшумно снять часовых, что и было аккуратно сделано. Но, ворвавшись внутрь здания, где было темно и тихо, контрразведчики неожиданно наткнулись на группу засидевшихся допоздна абверовцев. Они открыли беспорядочную стрельбу. Смершевцам удалось быстро их уничтожить, найти сейф с картотекой и некоторые другие оперативно значимые документы. Однако звуки выстрелов привлекли внимание патрулей — скоро все здание было окружено гитлеровцами.

Завязалась жестокая и кровавая борьба. Пятеро смельчаков из Смерша противостояли батальону немцев.

— Ребята, надо продержаться, — скомандовал Поспелов. — Нас выручат… Наступление должно начаться или уже началось.

В ход пошли в том числе оружие и гранаты противника. Вскоре Поспелов и еще один чекист были ранены, но продолжали сражаться.

И вот контрразведчики услышали дальний гул канонады, стремительно приближавшийся к городу.

— По договоренности с командующим фронтом одному из подразделений войсковой разведки, — продолжал Железников, — были даны координаты того места, где сражались чекисты. Группа воинов-разведчиков спецназа спешила, чтобы выручить военных контрразведчиков.

И вот они услышали рядом с домом сухие автоматные очереди наших ППШ и разрывы гранат. Слух война развила музыкальный — воины определяли звуковые оттенки стреляющего оружия.

— Ура!!! — закричали оборонявшиеся сразу все вместе. Немцев этот яростный крик и стремительно приближающаяся стрельба повергли в шок. И вдруг они в панике побежали. Это наши автоматчики — группа спецназа из соседнего переулка открыла по ним шквальный огонь.

Когда оперативные работники стали изучать содержимое картотеки и других документов, проявилась четкая картина агентурного круга — изучаемых и преподавателей рижского разведоргана «Абверштелле-Остланд».

— Тогда мы вышли и арестовали десятки немецких агентов, проходивших по этой картотеке и работавших в тылу наших войск, — заметил Железников. — Командующий войсками фронта и руководство Управления контрразведки Смерш в Москве остались довольны нашей работой. Это была хорошо просчитанная и дерзкая операция. Всех ее участников представили к правительственным наградам.

Помнится, еще генерал рассказывал и о печальных днях отступления, когда в районе Брянска нашим войскам приходилось очень туго — противник яростно рвался к Москве, осуществляя план Гитлера по блицкригу.

Из уст Николая Ивановича мы, его молодые слушатели, впервые узнали о вооруженном антисоветском отряде на Брянщине, возглавляемом неким Каминским. Перед войной он, Каминский Бронислав Владиславович, по отцу — поляк, по матери — немец, арестовывался за антисоветскую деятельность, но после отсидки в тюрьме его направили в поселок Локоть инженером спиртзавода.

После прихода немцев Каминского назначили обер-бургомистром Локотского округа в составе так называемой Брянско-Локотской республики. В знак благодарности немцам за оценку своего труда осенью 1942 года он сформировал бригаду Русской Освободительной Народной Армии (РОНА). В ней на январь 1943 года числилось уже около 10 тысяч человек. Она постоянно вела бои с партизанами. В течение нескольких месяцев Каминский очистил свой округ от партизан, получив прозвище «Хозяин брянских лесов». Однако после налета на Локоть чекистского спецотряда капитана Фролова и под напором советских войск бригада Каминского в 1943 году отошла в Белоруссию, где он стал полновластным хозяином теперь уже Лепельского округа, созданного по образцу Локотского.

Весной 1944 года бригада Каминского была передана в непосредственное подчинение обергруппенфюрера СС Курта Готтберга, руководившего проведением крупномасштабных антипартизанских операций на территории Белоруссии. За участие в этих боях предатель получил награду — Железный крест 1-го класса. Летом 1944 года по распоряжению Генриха Гиммлера бригада РОНА была включена в состав войск СС, а вскоре преобразована в 29-ю гренадерскую дивизию войск СС, или 1-ю русскую дивизию. Это было единственное на то время русское соединение в составе немецкой армии. Его первым командиром стал жестокий и властный Каминский. Когда в Варшаве вспыхнуло национальное восстание, немцы бросили на его подавление эту дивизию. Основные боевые и карательные действия подразделения Каминского проводили в районе Охта польской столицы.

Жестокость активного пособника фашистов не знала пределов. Чтобы угодить им, он вешал и расстреливал всех, кто попадал в его руки. Дошло до того, что в ходе кровавого беспредела его солдаты стали угрожать оружием даже немецким офицерам, пытавшимся прекратить грабежи, изнасилования и убийства головорезами Каминского, от рук которых погибло более 15 тысяч варшавян. Мародерство своего войска Каминский не только не пресекал, но и поощрял и оправдывал перед гитлеровским командованием. Ходили слухи, что роновцы ограбили и изнасиловали двух немецких женщин.

Подобные действия Каминского вызвали бурю возмущения даже у такого палача, каким был Э. Бах-Зелевский, который пожаловался своему шефу Гиммлеру. Каминского отозвали в Лодзь, где он был арестован гестапо и 28 августа 1944 года по приговору трибунала СС расстрелян именно за неподчинение, своеволие и мародерство. Однако личному составу дивизии объявили, что командир погиб в стычке с польскими партизанами — такой авторитет он имел среди подчиненных ему отморозков. Новым командиром 29-й гренадерской дивизии СС стал немец — бригаденфюрер СС генерал-майор войск СС Кристоф Дим.

Вскоре 29-я дивизия СС была расформирована ввиду «ненадежности личного состава». Около 3 тысяч роновцев затем влились в ряды РОА генерала Власова.

Из воспоминаний генерал-майора С. З. Острякова

В середине 1970-х годов во время службы автора в центральном аппарате военной контрразведки — в 1-м отделе 3-го Главного управления КГБ СССР руководство часто практиковало приглашать ветеранов армейской ЧК — участников Великой Отечественной войны поделиться воспоминаниями.

Запомнилось выступление моложавого, несмотря на пожилой возраст, небольшого росточка, с умным проницательным взглядом генерал-майора, очевидно, тогда уже запаса Сергея Захаровича Острякова, в 1930-е годы главного редактора издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» и редактора журнала «Юный коммунист». Потом судьба связала его с органами военной контрразведки.

Он поведал об одной интересной операции органов Смерша.

После разгрома немецких войск на Курской дуге и на Днепре всему миру стало ясно, что фашистская Германия проиграла войну. К началу 1944 года Красная армия уже превосходила врага по численности и боевому оснащению. Но «тайная война» с врагом продолжалась и в освобожденных от фашистских оккупантов районах. Германская разведка стала готовиться к подпольной антисоветской борьбе на таких территориях, оставляя здесь вооруженные банды и шпионско-диверсионные группы, чтобы бесчинствовать в тылу советских войск.

Шпионско-диверсионные банды, оставляемые противником на освобожденных территориях, комплектовались из наиболее надежных агентов и буржуазных националистов, из карателей, полицейских и иных фашистских пособников, преступления которых перед советским народом закрывали им путь честного и безнаказанного возвращения на Родину.

Уже в августе 1943 года абверовский «штаб Валли» дал подведомственным разведорганам секретное указание о создании на территориях, которые могут быть оставлены немецкой армией, около 200 шпионско-диверсионных резидентур, обеспеченных средствами радиосвязи и всем необходимым для подпольной деятельности. С целью укомплектования этих резидентур в одном из гитлеровских приказов предлагалось передать абверу всю агентуру гестапо и военно-полицейских органов, действующих в прифронтовой полосе. Борьба с вражеским подпольем требовала много сил. В этой борьбе контрразведчики чувствовали постоянную помощь воинов Красной армии, а также тысяч советских патриотов.

На сборно-пересылочном пункте (СПП) 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта вышел из леса вооруженный партизанский отряд в составе 35 человек во главе с командиром, назвавшимся себя Орловым. По внешнему виду, вооружению и экипировке вышедших из леса людей трудно было отличить от партизан. Орлов попросил работавших на СПП контрразведчиков дать отряду провожатого до штаба армии. Там якобы отряд должны дополнительно вооружить и направить в район окруженной молвотинской группировки противника, где партизаны, как хорошо знающие местную обстановку, окажут помощь советским войскам.

Однако поведение некоторых партизан показалось подозрительным. После ознакомительных бесед с ними стало очевидно, что никакого отношения к партизанскому движению эта публика не имеет. Отряд был разоружен. Выяснилось, что под видом партизанского отряда гитлеровцы при отступлении оставили на советской территории диверсионную группу из полицейских и карателей.

Другой пример. В Белостоке после изгнания немецко-фашистских войск контрразведчики 2-го Белорусского фронта задержали для проверки бывшего польского офицера Э. Кушнеровского. Активный гитлеровский пособник, он сначала бежал из города с немцами, а потом вернулся обратно и пытался проникнуть на работу в учреждения, обслуживавшие фронтовые воинские части. У задержанного при обыске были изъяты пистолет и паспорт на чужую фамилию.

При расследовании выяснилось, что Кушнеровский был завербован гестапо еще в 1942 году и внедрен как провокатор в польское антифашистское подполье. После бегства из Белостока гестаповцы передали его для связи начальнику абвергруппы-205 Гемерлеру. А тот дал Кушнеровскому новое задание — вернуться в Белосток и возглавить шпионско-диверсионную группу в тылу советских войск.

Задержанный рассказал армейским чекистам, что в лесах около Белостока немцы заложили для его группы шесть тайных складов с вооружением, боеприпасами и взрывчаткой, а также бланками советских документов и гитлеровскими пропусками на случай перехода линии фронта. Кушнеровский расположения складов не знал, но назвал восемь известных ему от Гемерлера участников диверсионной группы из местных жителей, каждому из которых было известно местонахождение одного такого склада.

Операцию по ликвидации тайных складов абвера контрразведчики решили провести негласно. Это было важно для того, чтобы немцы не узнали о провале Кушнеровского и не попытались направить в район Белостока новых диверсантов. Из армейских чекистов была создана оперативно-боевая группа. В нее включили и Кушнеровского, который согласился помочь контрразведчикам. Участников группы экипировали под местных жителей. Под видом диверсионного отряда, возглавляемого Кушнеровским, группа объехала всех известных ему гитлеровских агентов и в указанных ими по требованию Кушнеровского местах изъяла и вывезла спрятанные там оружие и боеприпасы якобы для вооружения созданных Кушнеровским подпольных «боевок».

Участников диверсионной группы, указавших местонахождение тайных складов, армейские контрразведчики оставили пока на свободе. Вскоре Кушнеровский по заданию оперативников отправил к Гемерлеру своего связника с отчетом «о проделанной работе» и с просьбой дополнительно прислать вооружение, деньги и для связи радиста с рацией. Спустя некоторое время связник возвратился обратно на немецком самолете с большой суммой денег и несколькими ящиками оружия. Вместе с ним был сброшен на парашюте и радист со шпионской радиостанцией. Началась радиоигра.

По иронии судьбы тем же контрразведчикам, проводившим эту операцию, пришлось в конце войны допрашивать захваченного в плен нашими войсками начальника абвергруппы-205 Гемерлера. Расписывая на все лады «успехи» своей работы, он особенно хвалился действиями группы Кушнеровского в районе Белостока.

Абверовский ас так и не понял, что длительное время фактически выполнял указания военных контрразведчиков.

Из воспоминаний генерал-майора М. А. Белоусова

В отечественной исторической литературе по поводу пленения румынского диктатора и соратника Гитлера по войне против Советского Союза Иона Антонеску было много разночтений, так как пытались писать об этом люди несведущие, далекие от сердцевины тех событий.

Впервые автор услышал подробности этой истории в Киеве от Михаила Артемьевича Белоусова — генерал-майора, бывшего начальника Особого отдела КГБ СССР по Киевскому военному округу. Потом он продублировал эти сведения в одном из своих выступлений в Высшей школе КГБ.

Во время войны М. А. Белоусов служил в управлениях КР Смерш Юго-Западного, Сталинградского, Донского и Южного фронтов.

Это он, будучи старшим оперуполномоченным, в тяжелейшие сентябрьские дни 1941 года выходил из окружения вместе с начальником военной контрразведки фронта, комиссаром госбезопасности 3-го ранга Анатолием Николаевичем Михеевым, о ком автором написана книга «С Лубянки на фронт».

Это Белоусов был свидетелем гибели А. Н. Михеева, а также командующего Юго-Западным фронтом Героя Советского Союза генерал-полковника М. П. Кирпоноса, его начальника штаба генерал-майора В. И. Тупикова, члена Военного совета М. А. Бурмистенко и других офицеров и генералов Управления фронта.

Комиссар госбезопасности и командующий погибли, попав в окружение и отбиваясь от атакующих гитлеровцев в Полтавской области. В бою под урочищем Шумейково вместе с ними пали смертью героев несколько штабных генералов, офицеров и десятки солдат из охраны штаба. Старшему оперуполномоченному Михаилу Белоусову удалось вырваться из пекла и пройти тяжелой дорогой войны до ее окончания.

В послевоенный период он находился на руководящей работе в ОКР военно-морских баз, с 1948 года трудился в подразделениях Прибалтийского военного округа, в УКР МГБ — ОО КГБ Приморского, Дальневосточного, Прикарпатского военных округов. В 1956–1958 годах — начальник Особого отдела Киевского военного округа (КВО). В июле 1958-го и по июнь 1962 года — начальник Управления Особых отделов КГБ Группы советских войск в Германии. С июля 1962 года — вновь начальник Особого отдела КГБ Киевского военного округа. В отставку ушел в далеком для современников 1966 году.

В своем выступлении в Высшей школе он подчеркивал, что Ион Антонеску и его брат были арестованы не военной контрразведкой Смерш, как писали некоторые несведущие журналисты, а офицерами королевской канцелярии вместе с королем Михаем I. Хотя нужно отметить, что всю подготовительную работу по переходу Румынии из лагеря союзников Третьего рейха в антигитлеровскую коалицию и аресту бухарестских коллаборационистов готовили армейские чекисты во главе с начальником Управления КР Смерш 3-го Украинского фронта генерал-майором Петром Ивановичем Ивашутиным вместе с представителями Центра. Конечно же, не остался в стороне и командующий фронтом Маршал Советского Союза Федор Иванович Толбухин. Конвой для арестованных был военным.

Вот как вспоминал об этом эпизоде король Михай I:

«23 августа я вызвал к себе самого Антонеску и его брата Михая, который был вице-премьером. Со мной был начальник королевской военной канцелярии генерал Константин Сэнэтэску. Я сказал Антонеску: «Мы должны запросить перемирия». Антонеску ответил: «Я ничего не могу предпринять, не спросив прежде разрешения у Гитлера».

Тогда я сказал: «Ну что же, стало быть, я больше ничего не смогу сделать». Это была кодовая фраза. Тут же распахивается дверь, и входят мой адъютант капитан Думитреску и с ним три сержанта. У всех в руках пистолеты. Они сказали Антонеску: «Вы арестованы».

Антонеску был в ярости. Он заорал на генерала Сэнэтэску: «Я не оставлю страны в руках ребенка!»

Антонеску и его брата увели, а я стал формировать новое правительство, куда вошли в основном военные, которых Антонеску уволил из армии за симпатии к союзникам…»

Многоходовая комбинация по внедрению в новое правительство Румынии коммунистов увенчалась успехом. Сталин высоко оценил податливость и сообразительность короля и только поэтому наградил его высшим советским полководческим орденом — «Победа». А вот И. Антонеску не повезло — 17 мая 1946 года он был приговорен румынским судом в Бухаресте к смертной казни. Вскоре правоохранительные органы привели приговор в исполнение.

В 1990 году «демократическим» режимом в Румынии И. Антонеску был полностью реабилитирован со снятием против него всяких обвинений. О времена, о нравы!

Чтобы ничего не выдумывать, вспоминая то давнее выступление Белоусова, есть смысл процитировать фрагменты статьи о нем Бориса Сыромятникова, в 2009 году опубликованной в газете «Военно-промышленный курьер»:

«Я тогда имел звание подполковника, служил в военной контрразведке Смерш. Мне было приказано принять задержанных — Иона Антонеску и его подручных, в том числе и брата маршала министра иностранных дел Михая, на станции Бельцы — это порядка 500 км от Бухареста. А еще мне было сказано, что задание я получил сугубо секретное, ответственное, особое. Румынские руководители должны быть доставлены в Москву живыми и невредимыми. С момента взятия их под стражу молодым королем Михаем прошла неделя. Враждебные нам силы — сторонники Антонеску в Румынии, Гитлер в Германии — конечно, знали, что они были увезены из дворца Бондарашем и переданы советскому командованию. Гитлеру было крайне невыгодно, чтобы его ближайший партнер оказался в распоряжении Советского Союза. У фюрера с Антонеску были более близкие отношения, чем с другими руководителями стран-сателлитов.

Начальником управления Смерш фронта мне было лишь обещано позвонить по «ВЧ» наркому внутренних дел Молдавии и попросить его оказать помощь. Вопросов пришлось решать много. Как организовать специальный поезд? Сколько дней мы будем в пути, как, чем и где будем кормить задержанных (для себя мы взяли на неделю сухой паек), кто за ними будет осуществлять медицинский надзор и т. д.? Если у меня создадутся условия для бесед с задержанными, то о чем с ними можно говорить и на каком языке? В нашей группе не было переводчика с румынского языка.

Все эти вопросы имели существенное значение, и их надо было разрешить в Бельцах. Поэтому еще в пути я отдал своим двум старшим оперуполномоченным — капитанам Зеленову и Яковлеву — распоряжение: по прибытии в Бельцы немедленно связаться с уездным отделом НКВД и начальником располагающегося там фронтового госпиталя, с их помощью подобрать для поездки с нами переводчика, врача, повара, знающего румынскую кухню, официантку и парикмахера.

Сам же по приезде в Бельцы срочно разыскал уполномоченного транспортного отдела НКВД и через него стал выяснять возможности для оформления спецпоезда. К нашему приезду сюда сверху не поступило об этом никаких указаний. Пришлось немедленно установить связь по селектору и просить прибыть наркома внутренних дел Молдавии генерал-майора Мордовца. Он прибыл и сообщил, что начальник управления контрразведки фронта ему уже звонил, и он принимает меры: где-то к 14:00 из Кишинева в Бельцы прибудет под специальный поезд паровоз с подобранной для такой поездки бригадой и вагоном-салоном, которым пользовались немцы при оккупации ими Молдавии.

По рекомендации уполномоченного транспортного отдела станции Бельцы было решено сформировать специальный поезд из пяти вагонов: товарного (у паровоза для смягчения), вагона-кухни, салона, спального для «гостей» и оперативных работников, а также пассажирского для охраны. Вопрос о том, какая будет дана «улица» нашему поезду, я решил с начальником транспортного управления НКВД СССР.

Мне вменялось в обязанность при остановках для пополнения паровоза топливом и водой доносить по селектору о состоянии «груза» начальнику транспортного управления НКВД, а он об этом будет информировать ГУКР Смерш.

Румын на станцию Бельцы доставил армейский конвой. Старший работник штаба фронта генерал-майор Захаров попросил, чтобы этим же поездом следовать в Москву: у него там семья, которую он давно не видел, а ему предоставили недельный отпуск. Я не стал возражать. Захаров мне рассказал, что в пути следования он ехал с И. Антонеску, но с ним почти не разговаривал. Остальные четверо румын находились в двух других легковых машинах. Вели себя они в дороге крайне настороженно.

Кроме прочего, оказывается, им было сказано, что их «везут в Москву на переговоры об условиях перемирия». Для меня эти слова стали неким ориентиром, как к ним относиться в пути.

…Захаров распорядился выводить из машин задержанных. Наш переводчик предложил им почиститься и принять душ. Все, кроме министра иностранных дел М. Антонеску, промолчали, а он отозвался на это с благодарностью. Я отдал распоряжение, и капитан Котов повел их в душ. Затем «подопечные» были размещены в спальном вагоне. Мы расположили в купе по одному румыну и нашему оперработнику, а для И. Антонеску, переводчика и меня отвели два смежных купе с внутренней дверью…

В Москву прибыли вечером. Нас встретили руководящие работники ГУКР Смерш. Своих «подопечных» мы доставили на одну из дач в Подмосковье. Затем ночью я был принят заместителем начальника ГУКР генерал- лейтенантом Н. Н. Селивановским, которому доложил о поведении румын в пути…

А в 4 часа утра о доставке в Москву клики Антонеску было доложено Сталину».

Следует заметить, что в числе арестованных были: начальник разведывательного центра «Н» 2-й секции румынского генштаба Батезату, заместитель начальника разведывательного центра № 2 «специальной службы информации» Румынии Шербанеску, резидент германской разведки немец Штиллер, резидент гитлеровского разведывательного органа «Абверштелле-Вена» Царану и другие высокопоставленные функционеры армии и спецслужб Румынии.

Надо отметить, что органами Смерша было установлено, что германская и румынская разведки активно использовали для шпионской работы против Красной армии белогвардейцев и участников различных зарубежных антисоветских организаций.

В Бухаресте после ареста и отправки Антонеску в СССР было арестовано 99 участников этих организаций. Всего на 15 ноября 1944 года в результате зачистки освобожденной территории в полосе действия 3-го Украинского УКР Смерш фронта были арестованы 794 сотрудника и агента разведки и контрразведки противника.

Из воспоминаний генерал-лейтенанта А. И. Матвеева

Летом 1944 года, когда наши войска вели бои за освобождение Польши, я был начальником Особого отдела 47-й гвардейской стрелковой дивизии. Конечно, противник тогда пытался предпринять всяческие меры, чтобы задержать наше продвижение, в том числе путем совершения диверсий на коммуникациях. Кое-что, надо признаться, ему удавалось сделать. Вот почему из управления Смерш 1-го Белорусского фронта нам было передано указание сосредоточить главное внимание на противодиверсионной деятельности. Хотя мы и раньше уделяли ей внимание. Но с такой остротой вопрос не ставился.

Дивизия к этому времени дислоцировалась в районе Люблина — принимала пополнение, готовилась к броску на Вислу. Вместе с командиром соединения гвардии генерал- майором Василием Минаевичем Шугаевым мы проработали маршрут — полосу наступления, определили согласно ориентировкам и нашим разведданным, где имеются разведывательные подразделения противника, карательные части, какие объекты в нашем тылу могут быть выбраны немцами для совершения диверсий.

Мы выделили пять таких уязвимых мест, в том числе железнодорожный узел, по которому шел основной поток грузов для готовящейся наступательной операции. В эти населенные пункты были направлены оперативные группы по 7-10 человек во главе с оперативным работником, чтобы скрытно вести наблюдение за объектом, а в случае появления подозрительных лиц разбираться, не являются ли они диверсантами.

Группу, направленную к тому самому важному железнодорожному узлу, возглавлял старший оперуполномоченный капитан Голубцов. Один или два человека в ней были военнослужащие из Смерша, остальные — из разведывательного подразделения полка.

Довольно скоро в районе объекта, наблюдаемого Голубцовым, появилась дрезина, а в ней — офицер. Его, конечно, остановили, попросили предъявить документы. Офицер без всяких лишних вопросов предъявил все положенные документы, в том числе и командировочное предписание за подписью начальника штаба фронта. Это был представитель железнодорожных войск нашего 1-го Белорусского фронта, который ехал на узел, чтобы определить, насколько он подготовлен к приему большого количества боеприпасов и других грузов для наступающей группировки.

Хотя документы сомнений не вызывали, но Голубцов заколебался, обратив внимание на одно обстоятельство: в ориентировке, которую мы получили, наряду с другими признаками экипировки диверсантов фигурировал ранец. У этого офицера как раз и был ранец. Это вызвало подозрение, но так как все остальное было в полном порядке, то железнодорожника пропустили следовать по назначению. Однако Голубцов посчитал нелишним доложить мне об этой встрече…

А буквально на следующий день в этот же самый район прибыла группа из семи бойцов во главе с офицером. Эти люди имели задачу по сбору новых образцов немецкого вооружения в период наступления — этакая трофейная команда. Ее старший предъявил оперативному работнику документ за подписью начальника штаба фронта — требование, чтобы все командиры и начальники оказывали этой «трофейной команде» всяческую помощь в выполнении поставленной задачи. И офицер, и все его бойцы имели за спиной ранцы.

Нужно ли объяснять, что эта группа сразу же вызвала у капитана Голубцова подозрение? Но виду наш сотрудник, конечно, не подал. Поскольку же ему была высказана просьба о содействии, то он на нее охотно откликнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Тут у нас недалеко штаб, я вас с ними свяжу, вы договоритесь, как будете действовать.

Посадил бойцов и командира на проходящую штабную машину и привел их всех ко мне в землянку. А так как он уже доложил мне насчет ранца у вчерашнего офицера, то у меня сразу же возникло подозрение, что с этими «трофейщиками» надо разобраться повнимательнее.

Сначала я попросил документы, и офицер охотно мне их предъявил — свое удостоверение, командировочное предписание, просьбу и указание начальника штаба фронта оказать помощь.

Когда я стал их просматривать, то сразу обнаружил отдельные подозрительные признаки, о которых говорилось в ориентировке. В частности, в удостоверении личности скрепки были нержавеющие (помните, у Богомолова «В августе 44-го» — там как раз об этом говорится), буквы некоторые написаны не так.

В общем, в конце концов, я обнаружил четыре подозрительных признака, и никаких сомнений, что это диверсанты, у меня не осталось.

И вот, представьте себе, создалась ситуация. Они все вооружены автоматами. Сидят в моей землянке вокруг меня.

Целая диверсионная группа. И что же с ними делать? Как их задержать, как обезоружить, чтобы обойтись без жертв?

В голове один за другим прокручиваются варианты… Но я никак не мог себе представить, что тут можно было сделать. Конечно, сказывалось и волнение — попал в окружение прямо посреди нашего расположения. Ну, поволновался я так немножко, потом взял себя в руки и повел беседу вполне нейтральную. Мол, я им полностью поверил и теперь вникаю в их проблемы, стараюсь помочь. Сказал, что есть тут у нас склад трофейного оружия, мы его можем вам показать — может быть, вы там сразу найдете что-то для вас нужное. Потом мы свяжем вас со штабом. Поскольку мы — в чем нет большой тайны — буквально на днях готовимся идти в наступление, то вы можете с нами продвигаться и собирать все что душе угодно.

Такой разговор был, и мне удалось как-то их расслабить и успокоить. Чувствую, что и офицер перестал волноваться, и все присутствующие, видимо, решили, что я им действительно поверил.

Тогда я вызвал начальника АХЧ и приказал ему разместить «гостей» в соседней палатке, поставить на все виды довольствия и прикрепить к штабной команде, которая будет участвовать в наступлении.

Они с этим согласились, и таким образом удалось их из землянки вывести.

Но мне-то что дальше с ними делать?! Я быстро созвал всех оперативных работников, и мы в спешном порядке стали обсуждать, как нам обезвредить этих диверсантов. Прорабатывали самые разные варианты. Но все никак не получалось, чтобы обойтись без жертв. Парни они все были здоровые как на подбор, и у каждого автомат наготове. Не так, конечно, чтобы откровенно наизготовку и палец на спусковом крючке, но чувствовалось, видно было наметанным глазом.

В конце концов идею подсказал не оперативник, а этот же самый начальник АХЧ. Он пришел в землянку, где мы совещались, и спрашивает:

— Товарищ майор, а как быть с их санобработкой?

Как раз в это время в нашу дивизию прибыл санкомбинат по санитарной обработке личного состава, и мы за эту мысль хорошо ухватились. Я приказал ему пойти, проинструктировал, как говорить с ними, предложив пройти обязательную в этой ситуации санобработку в связи с приказом командира дивизии во избежание педикулеза.

Офицер, старший группы, начал отказываться — мол, мы перед отправкой сюда прошли осмотр, у нас все в порядке, но начальник АХЧ твердо стоял на своем. Выполняя нашу инструкцию, он сказал, что в случае отказа никуда дальше допустить вновь прибывших не может, потому что приказ есть приказ и ему лишние неприятности не нужны, он с командиром дивизии ссориться не собирается. В общем, люди мы все военные, сами все понимать должны.

Длинный получился разговор, но в конце концов офицер вынужден был согласиться на санитарную обработку.

А тем временем солдаты подготовили баню. Разумеется, она давно уже была готова — в смысле истоплена, но мы оттуда вывели всех военнослужащих и вокруг этой палатки скрытно разместили группу захвата…

Когда все было готово, начальник АХЧ предложил «гостям» идти в палатку, принять там душ и пройти санитарный осмотр.

После некоторых колебаний они все-таки разделись в палатке-раздевалке, сложили обмундирование на специальную полку, автоматы и ранцы туда положили и пошли в палатку-баню, что была в двух метрах от нее. Но одного охранника с автоматом все же оставили.

В бане их начали мыть как следует, под паром, а в это время вступил в действие наш план — мы же понимали, что охрану они оставят.

Был у меня такой старший оперуполномоченный Иван Каратуев — здоровый, смелый парень, ему и поручили обезоружить охранника. Переодетый санитаром, он преспокойно зашел в палатку, а потом внезапно нанес часовому сильный удар по шее. Тот свалился, как сноп, даже не пикнув, но Иван ему еще добавил для верности.

Тут же взяли под охрану и всех остальных — их стали связывать под паром, прямо как были, голеньких. Они пытались брыкаться, рваться, но поздно — группа захвата у нас была сильная. Только потом, когда их связали, им выдали нательные рубахи и портки, а потом и все обмундирование.

Когда мы осмотрели вещи задержанных, то оказалось, что в ранцах у них была взрывчатка — 100 килограммов на всю группу набралось. Вот для чего, оказывается, ранцы-то они с собой носили!

«Офицер» — это был кадровый сотрудник абвера, родом из поволжских немцев — на допросе признался, что у них было задание взорвать эшелон с боеприпасами на том важном железнодорожном узле и подорвать стрелочные коммуникации на железной дороге, чтобы затормозить движение поездов.

Остальные диверсанты, кстати, были из числа изменников Родины, ранее служившие в полиции и карательных отрядах на нашей территории, временно оккупированной гитлеровцами.

Конечно, тут же было принято решение найти вчерашнего «офицера-железнодорожника» — мы поняли, что это была разведка. Начали интенсивные его поиски, которые вскоре увенчались успехом. Диверсант был обнаружен в двух километрах от объекта, где он отсиживался, замаскировавшись в кустах. При задержании он оказал сопротивление и был убит.

Таким образом была обезврежена разведывательно-диверсионная группа и предотвращена диверсия на важном железнодорожном узле.

Часть третья Сито Смерша

Наказание имеет целью улучшить того, кто наказывает, — вот последнее убежище для защитников наказания.

Фридрих Ницше

Как известно, по своим масштабам, задействованию оперативных сил и средств оперативно-разыскная и следственная работа, проделанная органами советской военной контрразведки по фильтрации военнопленных вражеских армий в ходе и по окончании Второй мировой войны, не имеет аналогов в истории спецслужб мира.

Еще полыхали пожары войны… Позади была Сталинградская битва, впереди — сражения на Курской дуге, но уже тогда под мощным напором Красной армии враг хоть и медленно, но сдавал свои позиции — отступал! По мере освобождения наших земель от оккупантов раскрывались факты чудовищных злодеяний, совершенных немецкой администрацией, вермахтом и спецслужбами. Остро встал вопрос содержания массы военнопленных, их фильтрации, выявления виновных в злодеяниях, а также вопрос о мерах наказания для немецко-фашистских злодеев и их подручных — предателей из числа советских граждан.

Именно этой тяжелейшей работой занимался полковник Карташов Сергей Николаевич (1914–1979).

Сергей Николаевич родился в 1914 году в Москве в семье пекаря. После окончания средней школы в 1930 году поступил учиться на педагогические курсы при Ухтомском районном отделе народного образования (районо). После их окончания работал в должности пионервожатого, педагога-воспитателя, замдиректора детского дома по политчасти в поселке Томилино Ухтомского района Московской области, педагога-воспитателя Даниловского детского приемника в Москве.

Служба в органах ГБ началась с должности красноармейца ОМСДОН НКВД СССР, помощника оперуполномоченного, оперуполномоченного, старшего оперуполномоченного Особого отдела ГУГБ НКВД СССР — в 1937–1941 годы.

Потом Караташов стал заместителем начальника отделения 3-го отдела 3-го управления НКО СССР — с марта по июль 1941 года, начальником 4-го, 3-го отделений 1-го отдела Управления особых отделов НКВД СССР.

С 1943 по 1946 год — начальник 2-го отдела Главного управления Смерш НКО СССР, с 1946 по 1949 год — начальник 4-го отдела 3-го Главного управления МГБ СССР. С 1949 по 1950-й — старший советник МГБ СССР при Управлении ГБ МВД Венгрии. С 1951 по 1952 год — заместитель начальника 1-го управления МГБ СССР.

С 1952 по 1953 год — начальник 2-го отдела ПГУ МГБ СССР. С 1953 по 1954 год — в резерве назначения 2-го главного управления МВД СССР. В 1954 году — начальник 7-го отдела 2-го Главного управления МВД СССР. В 1954–1955 годах — заместитель начальника Особого отдела КГБ Главспецстроя МВО СССР. С 1963 по 1967 год — консультант начальника ПГУ КГБ при СМ СССР, после чего уволен со службы по возрасту.

* * *

Нужно отметить, что в сито Смерша попадали и советские граждане, перешедшие на сторону врага.

Интересен в связи с исследованием этого вопроса приказ начальника Генерального штаба генерал-полковника сухопутных войск Германии Ф. Гальдера за № 8000 от 1942 года. Этим приказом объявлялось «Положение об использовании местных вспомогательных сил на Востоке». В нем говорилось, что «подбор добровольцев из местных жителей и русских солдат (военнопленных) ведет командир батальона. Принимает присягу на верность фюреру штаб батальона.

Подбор добровольцев преследует цель заменить немецких солдат добровольцами.

Немецкий солдат должен отстаивать свое превосходство, но в то же время проявлять заботу о добровольцах. Добровольцев, говорящих по-немецки, назначать доверенными лицами… (читай — вербовать. — Прим. авт.)

Добровольцы носят свою русскую военную форму или гражданскую одежду с повязкой на левом рукаве с надписью: «На службе немецкого вермахта».

В отдельных случаях выдается старая немецкая форма. Добровольцы получают содержание по трем разрядам:

1) — 30 марок (375 рублей),

2) — 36 марок (450 рублей),

3) — 42 марки (525 рублей).

Содержание по первому разряду могут получать все добровольцы, по второму — 20 %, по третьему — 10 % всего состава добровольцев. Каждый перевод во второй и третий разряды должен быть подтвержден письменным распоряжением командира батальона.

Добровольцы получают продовольствие, и им предоставляются квартиры и оказывают медицинскую помощь бесплатно…

Запрещается выставлять добровольцев на охрану складов с боеприпасами и оружием. Размещаются они отдельно от немецких солдат. Надзором в целях предотвращения шпионажа ведают в первую очередь фельдфебели (главные вахмистры) подразделений.

К добровольцам необходимо по возможности засылать тайных агентов…»

В этом «приглашении на предательство» с оплатой в тридцать сребреников чувствуется все-таки некоторое недоверие к изменникам.

На действие оккупантов последовало противодействие со стороны советских властей.

Весенним днем 1943 года выходит приказ НКО № 106, объявляющий Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников».

В нем говорилось:

1. Ниже объявляется Указ Президиума Верховного Совета СССР о мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников.

2. Военным советам фронтов и армий обязать командиров дивизий не позднее 10 мая 1943 года организовать для этой цели военно-полевые суды в соответствии с требованиями объявляемого Указа. Об исполнении донести.

Народный комиссар обороны Маршал Советского Союза

И. Сталин

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

«О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников»

В освобожденных Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков городах и селах обнаружено много фактов неслыханных зверств и чудовищных насилий, учиненных немецкими, итальянскими, румынскими, венгерскими, финскими фашистскими извергами, гитлеровскими агентами, а также шпионами и изменниками Родины из числа советских граждан над мирным советским населением и пленными красноармейцами.

Многие десятки тысяч ни в чем не повинных женщин, детей и стариков, а также пленных красноармейцев были зверски замучены, повешены, расстреляны, заживо сожжены по приказам командиров воинских частей и частей жандармского корпуса гитлеровской армии, начальников гестапо, бургомистров и военных комендантов городов и сел, начальников лагерей для военнопленных и других представителей фашистских властей.

Между тем ко всем этим преступникам, виновным в совершении кровавых расправ над мирным советским населением и пленными красноармейцами, и к их пособникам из местного населения применяется в настоящее время мера возмездия, явно не соответствующая содеянным ими злодеяниям.

Имея в виду, что расправы и насилия над беззащитными советскими гражданами и пленными красноармейцами и измена Родине являются самыми позорными и тяжкими преступлениями, самыми гнусными злодеяниями, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:

1. Установить, что немецкие, итальянские, румынские, венгерские, финские фашистские злодеи, уличенные в совершении убийств и истязаний гражданского населения и пленных красноармейцев, а также шпионы и изменники Родины из числа советских граждан караются смертной казнью через повешение.

2. Пособники из местного населения, уличенные в оказании содействия злодеям в совершении расправ и насилий над гражданским населением и пленными красноармейцами, караются ссылкой в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет.

3. Рассмотрение дел о фашистских злодеях, виновных в расправах и насилиях над мирным советским населением и пленными красноармейцами, а также о шпионах, изменниках Родины из числа советских граждан и об их пособниках из местного населения возложить на военно-полевые суды, образуемые при дивизиях действующей армии в составе: председателя военного трибунала дивизии (председатель суда), начальника особого отдела дивизии и заместителя командира дивизии по политчасти (члены суда), с участием прокурора дивизии.

4. Приговоры военно-полевых судов при дивизиях утверждать командиру дивизии и приводить в исполнение немедленно.

5. Приведение в исполнение приговоров военно-полевых судов при дивизиях — повешение осужденных к смертной казни — производить публично, при народе, а тела повешенных оставлять на виселице в течение нескольких дней, чтобы все знали, как караются и какое возмездие постигнет всякого, кто совершает насилие и расправу над гражданским населением и кто предает свою Родину.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

М. КАЛИНИН

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

А. ГОРКИН

Москва, Кремль. 19 апреля 1943 г.

В этот же день родилось и Главное управление контрразведки Смерш.

Оперативная масса, с которой пришлось столкнуться сотрудникам военной контрразведки во время войны и после ее окончания для просева и нахождения нужных объектов, имела невиданные масштабы. Чтобы представить объем работы, необходимо обратиться к некоторым цифрам как по советским военнопленным у немцев, так и по немцам в советском плену.

Из общего числа советских военнопленных — 6,3 млн человек — в годы войны погибло около 4 миллионов. Многие из 1,8 млн бывших пленных, вернувшихся в СССР, прошли через фильтры военной контрразведки.

Проверка военнослужащих Красной армии, побывавших в плену или в окружении на армейских сборно-пересылочных (СПП) и фронтовых проверочно-фильтрационных (ПФП) пунктах, проводилась в форме личного досмотра, письменных показаний, допросов, запросов и заключений по результатам фильтрации.

Многим было трудно объяснять смершевцам, почему попал в плен, почему не бежал, почему не застрелился? Находясь в лагерях, они знали о жесткой оценке Сталиным попавших в плен. Дословно они, конечно, не знали реплики вождя по этому поводу, а вот офицеры Смерша ее усвоили:

«Русских в плену нет. Русский солдат сражается до конца. Если он выбирает плен, он автоматически перестает быть русским…»

Не отсюда ли берут начало весьма популярные среди мифотворцев утверждения, будто с освобожденными советскими военнопленными в СССР обращались хуже, чем со взятыми в плен немцами. Например, М. И. Семиряга писал, что «уж если говорить о парадоксе применительно к позиции Сталина и его окружения по отношению к военнопленным, то он состоял в том, что советское руководство относилось более гуманно к военнопленным противника, нежели к собственным гражданам, вернувшимся из вражеского плена».

В унисон с Семирягой говорит другой апологет этой теории — Штейнберг. Он пишет, что «свыше полутора миллионов мужчин в стране, потерявшей значительную часть именно этого компонента своей демографии, были изолированы в так называемых фильтрационных центрах. Условия в них ничем не отличались от гулаговских, и немалая часть «фильтруемых» погибла».

Оплевывающие прошлое нашей страны публицисты дружно рисуют душераздирающую картину, как бывшие советские военнослужащие, освобожденные из фашистских концлагерей, чуть ли не все скопом отправлялись в лагеря ГУЛАГа.

Главный коммунистический идеолог, член Политбюро ЦК КПСС, подозреваемый в принадлежности к «агентуре влияния» ЦРУ, сменивший «серого кардинала» Суслова и ставший тенью Горбачева, А. Н. Яковлев писал в одной из статей в «Известиях» в 1995 году:

«А после войны потрясла меня лютость к пленным. За что? Из гитлеровских лагерей смерти — в концлагеря сталинские. Только Георгий Константинович Жуков попытался заступиться за трижды несчастных людей, но напрасно. Сам попал в опалу».

Однако статистика опровергает вышеприведенные умозаключения. Вот данные из справки Л. П. Берии на имя И. В. Сталина и В. М. Молотова (согласитесь, лгать им было опасно, даже самому Лаврентию. Сталинская система перепроверки любой информации действовала бесперебойно и четко). Он писал:

«В октябре и ноябре с.г. в лагеря поступило 97 000 военнопленных, главным образом из окруженной в районе Кишинева группировки войск противника. Больше половины из них оказались истощенными и больными. Несмотря на мероприятия по их оздоровлению, смертность этого состава военнопленных в октябре и ноябре резко повысилась».

Согласно этому документу, на 5 декабря 1944 года у нас в плену находился 680 921 военнослужащий противника. При этом за последнюю декаду ноября в лагерях военнопленных умерли 6017 и в госпиталях 2176 человек. То есть за 10 дней умерли 8193 пленных, или 1,2 %.

Для сравнения: в 15 специальных лагерях (СЛ) НКВД из 120 тысяч проходивших проверку советских военнопленных за аналогичное время умер 41 человек, или 0,03 %. Надо признать, что и освобожденные советские военнопленные поступали в фильтрационные лагеря НКВД тоже отнюдь не из санаториев. Тем не менее смертность среди них была на порядок меньше.

Вот еще одно дотошное исследование. Судьбы бывших наших военнопленных, прошедших проверку до 1 октября 1944 года, сложились следующим образом.

а) в воинские части через военкоматы направлено — 231 034 человека (76,25 %);

б) в штурмовые батальоны — 18 382 человека (6,07 %);

в) в промышленность — 30 749 человек (1,96 %);

г) в конвойные войска — 5924 человека (0,15 %);

д) арестовано — 11 556 человек (3,81 %);

е) отправлено в госпитали, лазареты, больницы и там умерло — 5347 человек.

Всего прошли проверку 302 992 человека (100 %). Таким образом, видно, что среди рядового и сержантского состава благополучно прошли проверку 95 % (или 19 из каждых 20) бывших военнопленных.

Несколько иначе обстояло дело с побывавшими в плену офицерами. Арестовывалось их меньше 3 %, но зато с лета 1943 до осени 1944 года значительная доля направлялась в качестве рядовых и сержантов в штурмовые батальоны. И это вполне понятно — с офицера спрос больше, чем с рядового.

Но еще здравый смысл подсказывает, что военные, вернувшиеся из плена, должны проверяться органами контрразведки, так делается и в других странах, хотя бы потому, что среди них всегда должно быть некоторое количество вражеской агентуры. Так было во все времена, так есть и так будет. Немцы активно использовали этот канал для засылки своей агентуры.

Начальник внешней разведки службы безопасности Третьего рейха (4-е Управление РСХА), бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг в книге мемуаров «Лабиринт» это тоже подтвердил. Он писал:

«В лагерях для военнопленных отбирались тысячи русских, которых после обучения забрасывали на парашютах в глубь русской территории. Их основной задачей наряду с передачей текущей информации были политическое разложение населения и диверсии. Другие группы предназначались для борьбы с партизанами, для чего их забрасывали в качестве наших агентов к русским партизанам. Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе».

К концу Второй мировой войны на территории Германии и ее союзников оказалось несколько миллионов мирных советских граждан. Прежде всего это люди, насильно вывезенные на принудительные работы. К осени 1941 года обширные пространства западной части СССР были оккупированы немцами, и тысячи жителей, привлеченные обещаниями хорошего заработка и приличных условий, отправились в Германию на поиски работы.

Они, конечно, не знали о том, что в самом начале французской кампании, 15 мая 1940 года, по заданию Гитлера Гиммлером был подготовлен шестистраничный секретный документ — меморандум: «Некоторые мысли по поводу обращения с инородцами на Востоке» с припиской автора от 28 мая:

«Фюрер отдал указание о том, чтобы документ был составлен лишь в нескольких экземплярах, не подлежал размножению, и о том, что его необходимо сохранять в полном секрете».

О степени секретности говорят такие факты, что с содержанием документа разрешалось ознакомить только двух имперских министров и даже не всех гаулейтеров и начальников главных управлений СС.

В этом документе предлагалось расчленить Россию, как апельсин, на ломтики, и таким образом покончить с огромным русским государством. Это был план «переустройства» Советского государства, который, к сожалению, был осуществлен в ходе «перестройки» и «реформ» нашими Иванами, не помнящими родства.

Весной 1940 года Гиммлер после доклада Гитлеру по плану «работы над народами в Совдепии» радостно сказал своему врачу Керстену:

«Вы не можете понять, как я счастлив. Фюрер не только меня выслушал, но и одобрил то, что я ему доложил. Это самый счастливый день в моей жизни… Восток отныне принадлежит СС…»

«Самый счастливый день» Гиммлера стал самым страшным днем для народов оккупированных вермахтом территорий СССР, ибо он означал начало осуществления безжалостной программы уничтожения, казней и расправ над мирным населением, не говоря уже о военнопленных.

Но война, словно ненасытный молох, пожирала людей, в том числе и немецких рабочих, отправленных на фронт. Вот почему потребовались рабочие силы с Востока, особенно с Украины и Прибалтики. Наемным рабочим обещали море счастья — спокойную работу, бытовую обустроенность и хорошее питание.

Отрезвление, как говорится, наступило быстро, хотя номинально они и числились свободными тружениками, немцы — как власть, так и население — относились к ним, как к крепостным, и нещадно их эксплуатировали. Всех советских людей они называли унтерменшами — нелюдями, быдлотой, скотом. Любимый журнал Генриха Гиммлера Der Untermesch был главным рупором русофобии. Белокурые, голубоглазые, атлетически сложенные германцы соседствовали с отвратительными калеками, которых называли недочеловеками- славянами.

Это не могло не напугать желающих окунуться в «немецкий рай». Таким образом, поток добровольцев стал иссякать.

Но Восточный фронт, словно фантастических размеров мясорубка, ежечасно поглощал огромные материальные и людские ресурсы. Скоро, это было уже в конце 1941 года, после Московского побоища, появился план принудительного рекрутирования русских рабочих (мужчин и женщин). Этот чудовищный план был выдвинут Германом Герингом в так называемой Зеленой папке.

Выполнить это задание Гитлер поручил министру труда Третьего рейха Фрицу Заукелю. Нацистская пропаганда теперь стала изображать мобилизованных рабочих из СССР «этакими жизнерадостными и примитивными подмастерьями, успешно работающими на германскую промышленность».

Великолепно издававшийся, с обилием фотоматериалов журнал «Сигнал» печатал фотографии смеющихся, хорошо одетых украинских девчат, гуляющих аллеями парка, отдыхающих на резных скамейках где-то на берегу водоема, осматривающих достопримечательности музеев Берлина.

На самом деле действительность была ужасной. Из людей выжимали все соки и, как следствие, выгоняли за ограду заводов и общежитий. Из всех иностранных рабочих Третьего рейха русских кормили хуже всего. Основу их рациона составляли хлеб из репы, кофе из желудей, лепешки и супы из дерки. В период «отдыха» им разрешалось проводить по несколько часов за пределами предприятий или лагерей. Остарбайтеры — восточные работники — должны были носить унизительные нашивки расово неполноценных людей, им запрещалось ходить в кино, рестораны и другие общественные места, вступать в связь с немками. Ненужных, отработанных рабочих отправляли, как скот, в товарняках снова на восток — Украину, Белоруссию и Россию. Уже в начале 1942 года немецким властям пришлось отправить назад 100 тыс. человек. Они были настолько истощены, что не могли работать. Немцы всегда считались предельно практичным народом — они даже экономили электроэнергию в крематориях при отправлении «живых скелетов» на родину.

Всего на принудительные работы было вывезено около 2,8 млн советских граждан, из них к концу войны около 2 млн еще жили в Германии. Они составляли подавляющее большинство огромного количества русских, освобожденных союзниками в 1945 году и прошедших через сито Смерша.

* * *

Теперь что касается такого объекта военной контрразведки, как германские военнопленные. Всего с 22 июня 1941 по 8 мая 1945 года советские войска пленили 4 млн 377,3 тыс. военнослужащих противника. После разгрома Квантунской армии их число увеличилось еще на 639 635 человек. Однако не все взятые в плен направлялись в лагеря. В последние месяцы войны после первичной проверки значительная часть пленных репатриировалась на родину — из прифронтовой полосы возвратились домой 680 тыс. из числа бывших военнослужащих гитлеровской армии и 64 888 — армии Японии. Более 183 тыс. было отправлено на родину даже без оформления на них документов на репатриацию.

Наряду с военнопленными на территориях стран Восточной Европы, освобожденных от фашистов, были интернированы в лагеря 208 239 человек, «способных носить оружие», и 61 573 функционера низовых фашистских партийных и административных органов (редакторы, журналисты, политологи, пропагандисты, следователи, судьи, прокуроры и прочие).

И вот эту людскую массу надо было просеять через сито Смерша.

Как уже говорилось, основная тяжесть этой работы легла на плечи 2-го отдела ГУКР Смерш НКО СССР с его начальником полковником Сергеем Николаевичем Карташовым, который возглавлял отдел с июня 1943 года до конца войны.

После окончания войны и упразднения фронтов на территории СССР действовало 43 специальных лагеря и 26 проверочно-фильтрационных лагерей. В освобожденной от фашистов советскими войсками части Германии и других странах Восточной Европы имелось еще 74 полевых фильтрационных лагеря (ПФЛ) и 22 сборно-пересыльных пункта (СПП). Последние фильтрационные лагеря закрылись только после смерти Сталина.

Об организации репатриационных комиссий было официально объявлено 24 октября 1944 года, то есть через неделю после того, как англичане пообещали наркому СССР В. М. Молотову проследить за возвращением всех потенциальных репатриантов на родину.

Главой комиссии был назначен генерал-полковник Ф. И. Голиков, возглавлявший в 1940–1941 годы Главное разведывательное управление Наркомата обороны СССР.

Что касается союзников, то они узаконили процесс репатриации на встрече в Ялте в 1945 году. Участники встречи договорились вернуть на родину попавших в немецкий плен или насильственно вывезенных в Германию людей. После 9 мая советской стороне передали 1 млн 682 тыс. бывших военнопленных и свыше 3,5 млн гражданских лиц. Отказались вернуться в СССР свыше 450 тыс. человек, в том числе около 160 тыс. военнопленных.

Выявить среди однородной массы военнопленных бывших сотрудников абвера и «Цеппелина», полиции безопасности, службы безопасности рейсхфюрера (СД), тайной полевой полиции (ГФП), опытных, хорошо знавших основы деятельности советской военной контрразведки, было чрезвычайно трудно. Это была тяжелая и изнурительная борьба с сильным и коварным противником, понимающим, что в случае разоблачения их неминуемо ждет возмездие через военный трибунал, который не скупился на вынесение смертных приговоров для таких извергов.

Зло творили на нашей земле и солдаты и генералы Третьего рейха. Трудно взвешивать, нелегко определить, кто больше крови пустил и даже… выпил у россиян — гитлеровские рядовые или полководцы.

В 2010 году автору довелось побывать на историко-документальной выставке госархивов РФ и Республики Беларусь «Советское общество и война. 1941–1945 годы», посвященной 65-летию Великой Победы.

У одного экспоната толпились люди. За стеклом на пожелтевшей от времени бумаге были помещены два небольших листка с машинописным текстом.

Первый гласил:

Секретарю ЦК ВКП(б) тов. А. С. Щербакову

Посылаю вам выдержку из письма убитого гитлеровского солдата Пауля Кенинга и проект передовой «Правды» — «Гитлеровские кровопийцы».

Прошу указаний. 14.09.1942 г.

К. Потапов

Второй — выдержка из корреспонденции «Зверь рыщет на Дону» военного корреспондента «Правды» по Сталинградскому фронту К. В. Потапова.

Чье сердце не содрогнется, читая письма хищного зверя в облике человека? Это письмо найдено у немецкого солдата Кенинга, убитого в районе Клетской. Вот что он пишет жене в Саарбрюкен:

«Сегодня мы изрядно выпили. Солдатская жизнь опасна и горька.

Одно утешение — в вине. Выпив, развеселились, наплевать на все.

Разговор зашел о наших предках — древних германцах.

Роберт сказал, что они считали за честь пить кровь у побежденного врага.

Я заметил:

— А разве мы не такие, мы должны пить кровь русских. Кровь противника сладка и горячит, как вино.

— А выпил бы? — спросил Роберт.

— Выпил бы!

Мы начали Роберта подзадоривать.

Я был пьян.

Побежал в сарай, вывел пленного русского солдата, самого молодого, какой там был, и приколол его, как барана.

Он упал.

Я подставил к груди стакан, наполнил его, выпил одним махом. Было тошно, но я сдержался и убедил всех, что это даже приятно. Другие солдаты тоже начали выводить пленных, прикалывали их и пили кровь.

Так мы живем…»

Конечно, возможностей творить кровавое зло у гитлеровских военачальников было несравнимо больше. Вот почему этих арийских вампиров высоких и рядовых рангов военным контрразведчикам Смерша нужно было вычислять — этого требовало справедливое возмездие за злодеяния фашистов на нашей Родине.

Сито

Чтобы уяснить структуру и содержание работы лагерей для немецких военнопленных, остановимся на одном из них — лагере № 27 в Красногорске. Он был создан в 1942 году, когда «потек германец» при отступлении и разгромах под Москвой и Сталинградом. Среди обитателей лагеря было много раненых, обмороженных, больных, которых приходилось лечить. Сначала лагерь представлял собой несколько дощатых бараков, присыпанных наполовину с боков землей как спасение от сквозняков. По мере роста числа пленных росли лагерь и его отделения. Сначала было первое отделение, потом появились второе и третье.

Следует заметить, что именно в этом лагере в 1942 году перед заброской в тыл в партизанский отряд «Победители» к полковнику Медведеву «стажировался» легендарный советский разведчик Николай Иванович Кузнецов по документам якобы военнопленного пехотного офицера лейтенанта Пауля Зиберта. Цель этой «отсидки» была одна — ознакомиться с тематикой бесед гитлеровских вояк, изучить их быт, разговорную терминологию для использования этого багажа в зоне предполагаемых его действий в будущем.

Со слов моего начальника Особого отдела КГБ 254 мотострелковой дивизии Южной группы войск полковника в отставке Николая Васильевича Левшина, хорошо знавшего эту тему, к 1943 году там появились новые бараки, кухня, столовая, баня, бытовка, лазарет, были сооружены водопровод и канализация. Все строительные «шедевры» делались руками самих военнопленных, среди которых находилось очень много разных специалистов.

В лагере содержались слесари и кровельщики, механики и столяры, жестянщики и каменщики, плотники и строители, инженеры и кулинары, и прочие, прочие умельцы. После поражения немцев под Сталинградом первое отделение было рассчитано для содержания в нем старших офицеров и генералов. Именно сюда доставили всех 24 немецких генералов, плененных под Сталинградом во главе с фельдмаршалом Ф. Паулюсом, которые первые два месяца, почти до конца апреля 1943 года, жили в этом отделении.

В разное время в лагере № 27 находились такие «знаменитости», как:

— Ф. Шернер, фельдмаршал;

— Г. Герлах, ст. лейтенант, сын фельдмаршала Клейста;

— Геральд фон Болен унд Гольбах, сын пушечного короля Круппа;

— О. Гюнше, майор, личный адъютант Гитлера;

— Г. Бауэр, генерал-лейтенант, шеф-пилот фюрера;

— Г. Линге, старший камердинер Гитлера;

— К. Лоренц, австрийский врач и писатель, ставший в 1973 году лауреатом Нобелевской премии за серию детских книг о поведении зверей и другие. Кстати, начал писать он эту книгу в Красногорске…

Во втором отделении, или зоне, содержались простые солдаты и унтер-офицеры, которые должны были работать в отличие «привилегированных» сидельцев первого отделения. Диапазон их использования был широк и многообразен. Их руками в Красногорске были построены здания Госархива кинофотодокументов, средней школы № 1, шесть жилых домов и три общежития для рабочих оптического завода, а также трибуны городского стадиона.

Третье отделение с числом работающих до 300 человек, которые находились в Москве, обслуживало работу стадиона «Динамо».

В лагере № 27 пленными были созданы мастерские, где ремонтировали и восстанавливали трофейные и советские автомашины, производили по заказу дорогую мебель для правительственных учреждений, санаториев и домов отдыха. В швейных и обувных мастерских шили одежду и обувь для высших чиновников МВД, МИДа, артистов московских театров и кино, редакторов центральных газет и журналов.

Пленные четвертого отделения ведали подсобным хозяйством лагеря. Это лагерное подразделение располагалось в районе деревни Рыбушки под Ново-Петровским. Туда многие стремились попасть, особенно японцы. Заключенные выращивали овощи, содержали свиней и крупный рогатый скот, заготавливали дрова для приготовления пищи и отопления бараков в зимний период.

С 1945 и по осень 1947 года в одном из домов Брусчатого поселка под охраной жили семьи девяти польских княжеских родов: Радзивиллы, Бронницкие, Замойские, Красницкие и др. Осенью 1947-го они были отпущены и уехали на родину.

Надо признать, что смертность в первые месяцы существования лагеря была высокая. На кладбищах Красногорска похоронено около тысячи военнопленных. Одно из них сохранилось до наших дней. Оно благоустроено и доступно для посещения.

С 1947 года число содержащихся в лагере военнопленных постепенно сокращается. Но, с другой стороны, именно в этот период сюда перед конвоированием все чаще стали помещать и осужденных военным трибуналом нацистов, совершивших конкретные преступления на нашей земле. По состоянию на декабрь 1949 года в лагере содержалось 358 человек по фактам злодеяний. Осенью 1950-го последние эшелоны с железнодорожной станции Павшино г. Красногорска отбыли через Брест во Франкфурт-на-Одере. Лагерь № 27 прекратил свое существование…

Однако помимо Красногорского лагеря № 27 существовало еще несколько лагерей в глубине страны. Создание их было обусловлено переполненностью немецкими военнопленными приемных пунктов прифронтовой полосы — это ведь был уже 1943 год.

Интересны в чисто познавательном смысле некоторые рассекреченные нормативные акты того времени.

ПРИКАЗ

НКВД СССР № 00398

о вывозе военнопленных из лагерей и приемных пунктов прифронтовой полосы

Москва. 1 марта 1943 г. Сов. секретно.

Содержание: О вывозе военнопленных из лагерей и приемных пунктов прифронтовой полосы № 00398 1 марта 1943 г.

Для обеспечения вывоза военнопленных, содержащихся в лагерях для военнопленных и приемных пунктах прифронтовой полосы,

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Вывезти в течение марта мес. т.г. всех военнопленных, находящихся в лагерях НКВД для военнопленных, на приемных пунктах в прифронтовой полосе и 78 500 чел. из района Сталинграда, а всего 110 563 чел. Первыми эшелонами вывезти офицеров.

2. Для размещения военнопленных офицеров выделить лагеря: Оранский № 74, Елабужский № 97 и Суздальский № 160.

Для организации подготовки лагерей к приему и размещению военнопленных офицеров командировать:

в Оранский лагерь — начальника отдела ГУЛАГа НКВД СССР подполковника госбезопасности т. Грановского,

в Елабужский лагерь — начальника отделения ГУЛАГа НКВД СССР майора госбезопасности т. Ткачева,

в Суздальский лагерь — начальника отделения ГУЛАГа НКВД СССР подполковника госбезопасности т. Лютого.

Наркому внутренних дел Татарской АССР полковнику госбезопасности т. Габитову, начальникам УНКВД Горьковской обл. — комиссару госбезопасности т. Рясному и Ивановской обл. — полковнику госбезопасности т. Маркееву совместно с командированными НКВД СССР товарищами принять необходимые меры, обеспечивающие прием и размещение военнопленных офицеров.

3. Всех рядовых военнопленных и лиц младшего комсостава направить в лагеря военнопленных согласно прилагаемому при этом плану.

4. Возложить ответственность за своевременную погрузку и продвижение эшелонов с военнопленными к местам назначения на начальника Управления по делам военнопленных генерал- майора т. Петрова и заместителя начальника отдела Транспортного управления комиссара госбезопасности т. Аркадьева. Для обеспечения вывоза военнопленных командировать в Хреновский лагерь заместителя начальника Управления по делам военнопленных полковника госбезопасности т. Супруненко и в Сталинград начальника отдела железнодорожных перевозок НКВД СССР подполковника госбезопасности т. Зикеева.

5. Начальнику Управления военного снабжения генерал-майору интендантской службы т. Вургафту обеспечить бесперебойное питание военнопленных как в пути следования к лагерям, так и в местах их размещения и предметами хозобихода в лагерях. Народным комиссарам внутренних дел Узбекской ССР, Казахской ССР и Удмуртской АССР, начальникам УНКВД Свердловской, Челябинской, Молотовской, Карагандинской, Ивановской, Саратовской и Омской областей обеспечить прием и размещение военнопленных в соответствии с пунктом 7 приказа НКВД СССР от 24 февраля т.г.

6. Начальнику Управления конвойных войск НКВД СССР генерал-майору т. Кривенко организовать охрану военнопленных в пути следования и в лагерях.

7. В частичное изменение пунктов 1, 2 и 3 приказа НКВД СССР № 00367 от 24 февраля т.г. утвердить прилагаемую при сем дислокацию лагерей НКВД СССР для военнопленных и их начальников.

8. Наблюдение за работой Управления по делам о военнопленных возложить на заместителя народного комиссара внутренних дел СССР т. Круглова.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР,

Генеральный комиссар государственной безопасности

Л. Берия.

Количество военнопленных, вывезенных из лагерей и приемных пунктов прифронтовой полосы, впечатляет географией и количеством распределения. Так, по данным на 25 февраля 1943 года, числилось 256 918 военнопленных, из них работоспособных 199 090 чел., остальные 57 828 — больные и раненые. В предложениях к приказу подлежали вывозу 110 563 военнопленных из следующих лагерей:

а) Бекетовского лагеря № 108 — 78 500 чел.,

б) Хреновского лагеря № 31–24 000 чел.,

в) Новохоперского лагеря № 62 — 1787 чел.,

г) находящихся в пути следования к Хреновскому, Новохоперскому и Урюпинскому лагерям — 6276 чел.

А всего 110 563 чел., из них офицеров 3775 чел. и рядовых 106 788 человек.

Что же касалось вывоза военнопленных офицеров, в предложениях говорилось:

а) в Оранский лагерь, кроме имеющихся там 1325 военнопленных офицеров, направить из Сталинграда 895 человек.

Содержащихся в Красногорском лагере 378 офицеров также вывезти в Оранский лагерь в течение марта месяца. Всего в лагере будет содержаться 3093 офицера.

б) в Суздальский лагерь, кроме имеющих там 169 офицеров, направить содержащихся в других лагерях военнопленных офицеров общей численностью 1331 человек. Иметь резерв по этому лагерю в 450 мест.

Остальные военнопленные офицеры в количестве 129 чел. содержатся мелкими группами в 9 лагерях и также будут сосредоточены в офицерских лагерях.

Находящихся в Оранском лагере 764 чел. и в Суздальском лагере 1004 чел. рядовых военнопленных вывезти в Южский лагерь.

Грязовецкий лагерь вместимостью 2000 чел. иметь в резерве.

В Оранском и Елабужском лагерях в основном содержались военнопленные немецкой национальности, а в Суздальском лагере — итальянцы, венгры, румыны и другие.

Военнопленные рядовые вывозились в следующие лагеря:

1. Свердловская область.

Отделения Монетно-Лосинского лагеря № 84:

— в отделение № 1, ст. Тавда — 2500 чел.,

— в отделение № 2, ст. Лобва — 2500 чел.,

— в отделение № 3, ст. Монетная — 4000 чел.,

— в отделение № 4, ст. Тагил — 5000 чел.,

— в отделение № 5, ст. Медная шахта — 2500 чел.,

— в отделение № 6, ст. Моховая — 2500 чел.,

— в отделение № 7, ст. Асбест — 2000 чел.

2. Челябинская область.

Отделения Потанинского лагеря № 68:

— в отделение № 1, ст. Шагол — 5000 чел.,

— в отделение № 2Т, ст. Вавилово — 2000 чел.

3. Молотовская область.

Отделения Березняковского лагеря № 241:

— в отделение № 1, ст. Боровская — 2500 чел.,

— в отделение № 2, ст. Соликамск — 2500 чел.,

— в отделение № 3, ст. Басская — 2500 чел.,

— в отделение № 4, ст. Всеволодовская — 3000 чел.

4. Карагандинская область.

Спасозаводской лагерь № 99, ст. Караганда — 5000 чел.

5. Ивановская область.

Южский лагерь № 165, ст. Вязники — 3000 чел.

6. Удмуртская АССР.

Рябовский лагерь № 75, ст. Рябово — 3000 чел.

7. Саратовская область.

Отделения Покровского лагеря № 125:

— в отделение № 1, ст. Покровск — 5000 чел.,

— в отделение № 2, ст. Вольск — 3000 чел.,

— в отделение № 3, разъезд № 6 — 2500 чел.

8. Омская область.

Тюменский лагерь № 93, ст. Тюмень — 6000 чел.

9. Узбекская ССР Фархатский лагерь № 86–20 000 чел.

10. Казахская ССР. Пахта-Аральский лагерь — 20 000 чел.

В этих лагерях и на строительных объектах, их окружавших, тысячи бывших солдат и офицеров вермахта, попавших в советский плен, своим трудом искупали те неисчислимые бедствия и злодеяния, которые они принесли людям и экономике нашей страны.

Что же касается оперативной стороны работы военной контрразведки Смерш, по существу эти и другие лагеря были своеобразным ситом, через которое нужно было просеять всю изучаемую людскую массу с целью отыскания в ней преступных элементов: нацистов, виновных в злодеяниях, и советских граждан, совершивших акты предательства.

И эта работа шла активно и постоянно.

В связи с этим интересна судьба военнопленного нацистского фельдмаршала Пауля Людвига Эвальда фон Клейста. Несмотря на неоднократные пропагандистские тирады Геббельса о том, что «немецкие генералы в плен не сдаются», в советский плен попали, по данным В. Христофорова, 376, по данным И. Безбородова — 403 немецких генерала и трое генерал-фельдмаршалов: Ф. Паулюс, Э. Клейст и Ф. Шернер.

Клейст был главнокомандующим группы армий «А». Он был взят в плен 25 апреля 1945 года американскими войсками. Вскоре гитлеровский полководец был вывезен в Англию — в Лондон. Привлекался к даче показаний на Нюрнбергском процессе. В начале осени 1946 года был выдан властям Югославии. Следствие по его делу длилось около двух лет. В августе 1948 года югославским судом за злодеяния против мирного населения был приговорен к 15 годам каторжных работ. Весной 1949 года по требованию советской стороны он был отправлен в Москву. Содержался во внутренней тюрьме МГБ на Лубянке, в Бутырской и Лефортовской тюрьмах, а также в тюрьме № 2 г. Владимира. Военная коллегия Верховного суда СССР признала, что он «является особо опасным преступником, требующим строгой изоляции его от общества», и 21 февраля 1952 года Пауль Людвиг Эвальд фон Клейст был приговорен к 25 годам заключения в ИТЛ. Умер 15 сентября 1954 года в результате обострения болезни сердца.

На следствии и в ходе судебного разбирательства Клейст пытался играть роль оппонента Гитлера, за что якобы пострадал. Действительно, фельдмаршал часто возражал фюреру, предлагая свои пути решения той или иной боевой задачи.

«В январе или феврале 1943 года, — рассказывал Клейст, — я получил приказ отступать… Русские в пять раз превосходили нас — бедных, но храбрых немцев — как в численности, так и в вооружении. Моим непосредственным командиром был сам Гитлер. К сожалению, советы Гитлера в то критическое время были все такими же идиотскими».

30 марта 1944 года после оставления его войсками Крыма и эвакуации на Южный Буг Клейст был вызван в ставку Гитлера, награжден знаком «Дубовые листья» к ранее полученному рыцарскому кресту и… отправлен в отставку. В апреле того же года группа армий «А» была переименована в группу армий «Южная Украина». Командующим ее Гитлер назначил своего нового фаворита Ф. Шернера.

После покушения на фюрера 20 июля 1944 года Клейст попадает под подозрение скорее не как участник заговора, а как человек, знавший о существовании радикальной оппозиции Гитлеру, и вскоре арестовывается гестапо. Но следствие не нашло прямых улик, и его освободили. Хотя, наверное, как указывал американский психиатр, участник Нюрнбергского процесса Л. Голденсон, — гестапо могло держать в запаснике слова, сказанные Клейстом Гитлеру на личной встрече 1 декабря 1943 года:

«Мой фюрер, сложите с себя полномочия верховного главнокомандующего сухопутными силами. Занимайтесь внешней и внутренней политикой!»

И другие: «Думаю, причиной моей отправки домой тогда стало то, что я всегда откровенно высказывал Гитлеру свое мнение… Я думаю, что Гитлер был скорее пациентом психиатра, чем генералом».

Но вся эта «смелость» Клейста была обнародована только после капитуляции Германии на суде в Нюрнберге. Однако «отмазаться» этому арийцу не удалось. Те злодеяния его подчиненных против мирного населения на Украине — под Дубно, Луцком и Ровно в начале войны и на Кубани и в Крыму в ее конце, чинимые по непосредственным приказам соответственно генерал-полковника, а затем фельдмаршала Клейста, красноречиво доказывали степень личного участия в них фашистского военачальника.

О военных преступлениях Клейста свидетельствовал акт № 39 от 9 января 1943 года, составленный в Нальчике Кабардино-Балкарской АССР при активном участии сотрудников военной контрразведки:

«После оккупации территории Эльбрусского района немецко-фашистские войска по указанию немецкого фельдмаршала фон Клейста проводили массовое истребление мирных жителей Эльбрусского района Кабардино-Балкарской АССР…

После изгнания немецко-фашистских войск из территории Эльбрусского района и города Нальчика частями Красной Армии и населением было обнаружено за городом Нальчиком недалеко от аэродрома, в противотанковом рву, кладбище, где трупы не всегда закапывались. Родственники и знакомые, жители города Нальчика и селений Эльбрусского района нашли на этом месте замученными, истерзанными и убитыми более 600 человек…

Перед расстрелом гитлеровцы подвергали своих жертв страшным пыткам: отрезали части тела, выкалывали глаза, вырывали волосы и т. д. В противотанковом рву найдено 50 человек расстрелянных военнопленных и раненых красноармейцев, возле которых находились костыли и гипсовые повязки…

На подступах к гор. Нальчику потребовалось разминировать минное поле. По приказу немецких офицеров сюда, на минное поле, вместе со скотом были загнаны жители селений Шалушка, Чегем и др., десятки советских граждан — взрослых и детей подорвались на минах. Немец унижал достоинство кавказцев. В селении Верхний Курп Терского района на глазах матерей немецкие солдаты и офицеры насиловали девушек-кабардинок. Матерей, которые выступали в защиту своих дочерей, немцы избивали прикладами. Немецкие фашисты издевались над мусульманским духовенством. Они убивали деятелей мусульманского духовенства, в том числе в противотанковом рву, на подступах к городу Нальчику, найден труп эфенди Дабагова Хамида, проживавшего в селении Вольный Аул Нальчикского района.

Немцы разрушили мечети. В селении Малка Зольского района мечеть превращена в немецкую конюшню.»

Итак, Клейст, исповедуя теорию арийской особенности и обособленности, так и не мог доказать постулат английского писателя Герберта Уэллса, что наша истинная национальность — человек. Он вместе с другими военачальниками виновен в насаждении человеконенавистничества.

А может, в нацисте Клейсте отсутствовали геройство и мужественность, и прав был наш полководец Александр Васильевич Суворов — только трусы жестокосердечны.

Просев

Именно в этих лагерях шел активный процесс «просева» информации для выявления фигурантов преступлений.

Интересен в связи с этим один документ — докладная записка В. С. Абакумова А. Я. Вышинскому о выявленных оперативным путем в лагере с немецкими военнопленными конкретных зверствах солдат и офицеров вермахта по отношению к советским военнопленным в период Сталинградской битвы.

Вот что удалось установить сотрудникам Смерша.

«2 сентября 1943 г.

наркому Союза ССР товарищу Вышинскому А. Я.

В середине января 1943 года, сжимая кольцо окружения вокруг 6-й германской армии, наши войска захватили находившийся у села Алексеевка под Сталинградом пересыльный лагерь военнопленных, так называемый «Дулаг — 205».

На территории лагеря и близ него были обнаружены тысячи трупов военнопленных красноармейцев и командиров, умерших от истощения и холода, а также освобождено несколько сот истерзанных, истощенных от голода и до крайности измученных бывших военнослужащих Красной Армии.

В связи с этим Главным управлением Смерш было произведено расследование, в процессе которого выявлено, что немецкие офицеры и солдаты, выполняя установки германского военного командования, относились к военнопленным издевательски, зверски истребляли их путем массовых избиений и расстрелов, создавали невыносимые условия содержания в лагере и морили голодом. Также установлено, что подобное зверское отношение немцев к военнопленным имело место и в лагерях военнопленных в Дарнице под Киевом, Дергачах близ Харькова, в Полтаве и Россоши.

Непосредственными виновниками гибели советских людей являлись находящиеся в настоящее время под следствием в Главном управлении Смерш:

— Керперт Рудольф, бывший комендант лагеря «Дулаг — 205», полковник германской армии, 1886 года рождения, уроженец Судетской области (Германия), из купеческой семьи. В плен взят 31 января 1943 года в г. Сталинграде.

— Фон Куновский Вернер, бывший обер-квартирмейстер 6-й германской армии, подполковник… 1907 года рождения, уроженец Силезии, дворянин, сын генерал-майора германской армии. В плен взят 31 января 1943 года в г. Сталинграде.

— Лянгхельд Вильгельм, бывший офицер контрразведки… при лагере «Дулаг — 205», капитан германской армии, 1891 года рождения, уроженец гор. Франкфурт-на-Майне, из семьи чиновника, член национал-социалистской партии с 1933 года. В плен взят 1943 года в г. Сталинграде.

— Медер Отто, бывший адъютант коменданта лагеря «Дулаг — 205», обер-лейтенант германской армии, 1895 года рождения, уроженец Эрфуртского округа (Германия), член фашистской партии с 1935 года. В плен взят 31 января 1943 года под Сталинградом.

Показаниями Куновского, Лянгхельда и Медера установлено, что существовало прямое указание высшего командования германской армии об истреблении советских военнопленных — офицеров и рядовых как людей «неполноценных». Так, бывший офицер военной контрразведки при лагере капитан Лянгхельд на допросе 1 сентября 1943 года показал:

«Немецкое командование рассматривало русских военнопленных как рабочий скот, необходимый для выполнения различных работ. Русских военнопленных, содержавшихся в Алексеевском лагере «Дулаг-205», как и в других немецких лагерях военнопленных, кормили впроголодь лишь для того, чтобы они могли на нас работать.

…Зверства, которые мы чинили над военнопленными, были направлены на истребление их как лишних людей. Кроме того, я должен сказать, что в своем поведении с русскими военнопленными мы исходили из особого отношения ко всем русским людям, существовавшего в немецкой армии. В германской армии по отношению к русским существовало убеждение, являющееся для нас законом: «Русские — неполноценный народ, варвары, у которых нет культуры. Немцы призваны установить новый порядок в России».

Это убеждение было привито нам германским правительством. Мы знали также, что русских людей много и их необходимо уничтожить как можно больше, с тем чтобы предотвратить возможность проявления какого-либо сопротивления немцам после установления нового порядка в России.

…Издевательства над русскими военнопленными чинились как солдатами, так и офицерами германской армии, имевшими какое-либо отношение к военнопленным».

Этим объясняется, что в Алексеевском лагере, рассчитанном на 1200 человек, было заключено до 4000 советских военнопленных, размещенных в невероятной тесноте и в жутких антисанитарных условиях. Как показали немецкие офицеры Керперт, Куновский и Медер, советские военнопленные, находясь в «Дулаге — 205», кормились впроголодь, а с начала декабря 1942 года командование 6-й германской армии в лице начальника штаба генерал-лейтенанта Шмидта совершенно прекратило снабжение лагеря продовольствием. В результате чего среди советских военнопленных возникла массовая смертность на почве голода.

С 5 декабря 1942 года смертность среди военнопленных от голода достигла 50–60 человек в день, и к моменту освобождения лагеря войсками Красной Армии погибло 3000 человек.

Бывший обер-квартирмейстер 6-й германской армии подполковник Куновский на допросе 25–26 августа 1943 года показал:

«…Я лично, так же как и начальник штаба 6-й германской армии генерал-лейтенант Шмидт, как и другие германские офицеры, относился к советским военнопленным как к людям неполноценным. Когда военнопленные, будучи измучены голодом, потеряли для нас ценность как рабочая сила, по моему мнению, ничего не мешало нам расстрелять их. Правда, военнопленные расстреляны не были, но они были уморены голодом. Цель была достигнута. Свыше 3000 человек, которые могли в связи с разгромом 6-й германской армии выйти на свободу, — нами истреблены. Я думаю, что и те немногие военнопленные, что остались живы, никогда не смогут восстановить своего здоровья и останутся калеками на всю жизнь».

Бывший комендант лагеря Керперт на допросе от 23 июля с.г. показал:

«…Военнопленные были размещены в невероятной тесноте. Они лишены были совершенно возможности лежать и спали сидя… С 5 декабря 1942 года среди военнопленных начался настоящий голод, на почве чего среди них наступила большая смертность. С 10 декабря ежедневно умирало около 50 человек. Трупы военнопленных, умерших за ночь, ежедневно утром выбрасывались из землянок, увозились за пределы лагеря и закапывались».

Это подтверждает и обер-лейтенант Медер, который также заявил, что о создавшемся положении в лагере он неоднократно докладывал обер-квартирмейстеру 6-й германской армии Куновскому, который, однако, никаких мер к снабжению питанием лагеря не принимал…

Медер на допросе 27 августа 1943 года показал:

«…5 или 6 декабря 1942 года во время одного из докладов Куновскому я спросил его, не следует ли мне поговорить о положении в лагере с начальником штаба армии? На это Куновский мне ответил, что начальник штаба отсутствует и вообще непосредственное обращение излишне, так как он сам докладывал командованию. На мой категорический вопрос: «Что же нам прикажете делать через два дня, когда у военнопленных не будет ни одного грамма питания?» — Куновский пожал плечами и сказал: «Придется тогда всех военнопленных перестрелять». Тогда в лагере было еще около 4000 военнопленных».

…Лянгхельд рассказал, что, проводя допросы военнопленных, он сам, его фельдфебель и переводчик в целях получения у них военно-разведывательных данных избивали русских военнопленных… и он провоцировал через свою агентуру попытки к бегству военнопленных, в результате чего они расстреливались.

Лянгхельд показал:

«Обыкновенно я избивал военнопленных палками диаметром 4–5 см, но это было не только в Алексеевке. Я работал в других лагерях военнопленных: в Дарнице близ Киева, Дергачах близ Харькова, в Полтаве и Россоши. Во всех этих лагерях практиковалось избиение военнопленных…

В Полтавском лагере германские солдаты из числа охраны стреляли из мелкокалиберных винтовок в военнопленных…»

Медер признавался:

«…До мобилизации в армию я проживал в г. Бурге, куда для сельскохозяйственных работ привозили русских военнопленных. Эти военнопленные были крайне истощены и измучены.»

К работе по выявлению конкретных злодеяний фашистов оперативники Смерша привлекали очевидцев событий. По делу вышеупомянутых немецких военнопленных в Сталинградском специальном лагере были допрошены бывшие военнослужащие Красной армии, содержавшиеся некоторое время в «Дулаге — 205», — Крупаченко П. С., Писановский К. К., Касинов И. Д., Кучеряев С. М. и Алексеев А. А.

А. А. Алексеев на допросе 10 августа 1943 года показал:

«В лагере была большая смертность, причиной этого было следующее: военнопленным за все время моего пребывания в лагере вовсе не выдавали хлеба, воды… Вместо воды выгребали грязный окровавленный снег в зоне лагеря, после чего были массовые заболевания военнопленных. Медицинская помощь отсутствовала. Я лично имел 4 раны и, несмотря на мои неоднократные просьбы, — помощь оказана не была, раны гноились. Немецкие часовые стреляли в военнопленных без предупреждения. Я сам видел, как один военнопленный, фамилию его не знаю, во время раздачи пищи пытался ножом отрезать клочок лошадиной шкуры — был замечен часовым, который в упор выстрелил… и застрелил его… Спали на земле в грязи, от холода согреться абсолютно не было места. Валенки и теплую одежду у военнопленных отбирали, взамен давали рваную обувь и одежду, снятую с убитых и умерших… Многие из военнопленных, не перенеся ужасов обстановки лагеря, сошли с ума. Немецкое командование лагеря травило собаками военнопленных…»

Аналогичные показания, иллюстрируемые фактами зверств немцев над военнопленными, дали и другие бывшие военнослужащие Красной армии. Керперт, Куновский, Лянгхельд и Медер в совершенных ими преступлениях виновными себя признали. Следствие по делу продолжается.

Мною поставлен вопрос перед Правительством о целесообразности организации по делу гласного процесса, с освещением его в печати.

АБАКУМОВ»

Такого просеянного материала было много… Вчерашние квириты коричневой империи, теряя на нее права в силу «испарения» Третьего рейха, пытались скрыть свои преступные действия на чужой территории, куда они пришли, чтобы утвердить «новый» порядок.

Невиновные иностранцы и соотечественники, просеянные через сито военной контрразведки, шли дальше по жизненным большакам, а вот те, кто не проваливался через решетку, составляли остаток, которого ждали другие процессуальные действия, как правило, — судебные инстанции в виде военных трибуналов.

Остаток

Те, кто оставался в сите, представляли собой непросеянные «остатки». Они были слишком крупными объектами, чтобы вместе с другой массой человеческого материала проскочить вниз через решетку смершевского сита. Одних — дезертиров и самострелов — судили быстро, устраивая показательную казнь, — расстреливали перед строем. Комиссары были озабочены сообщениями о том, что немцы предлагают не только достойную службу перебежчикам, но и позволяют вернуться домой, если те проживали на оккупированной территории. Вследствие этого руководством военной контрразведки Сталинградского фронта была составлена в Центр докладная записка, в которой говорилось:

«Недостатки в политической работе активно используются немецкими агентами, которые ведут подрывную работу, пытаясь склонить к дезертирству политически неграмотных солдат, особенно тех, чьи семьи остались на территориях, временно оккупированных немцами».

Всех коллаборационистов, работавших на немцев или служивших в войсках вермахта из числа советских военнослужащих, называли «хиви» — предатели и изгои. Так уж устроена душа у славян — предательство, пусть даже и против нелюбимой власти (а когда она была любимой?), считалось преступлением.

В зимние месяцы фронтовых баталий «генерал мороз» в одинаковой степени воевал против немцев и против красноармейцев. По словам участника Сталинградской битвы сержанта-пехотинца В. И. Соболева:

«…С предателями расправлялись иногда тайком от начальства. Вешали за дульный тормоз орудия танка и медленно задирали ствол вверх. Так «солдатский приговор» приводился в исполнение без всяких обвинительных заключений…

Мучительно было тогда, когда следовала команда на перемещение позиций. Приходилось отрывать себе укрытие в «зимнем бетоне» — промерзшей земле. Топор не брал скованный морозом грунт, не то что саперная лопатка, которой можно было только разгрести толщу снега. А ведь нужен был еще и бруствер, из-за которого надо было стрелять. Выходили из положения срочным сбором замороженных… трупов наших и неприятельских солдат. От этих «братских штабелей» пули отскакивали, как от бетона, мертвые — свои и чужие — защищали живых. Страшно было видеть в штабелях положенных лицом к окопу. Однажды в таком «бруствере» лежал наш молоденький солдатик с открытыми голубыми глазами, не успевшими, наверное, от холода помутнеть. Я даже вздрогнул от страха. Но вскоре началась стрельба, и уже ничто не могло возвратить меня к «ужастику» или напугать, кроме летящей в твою сторону, по твою душу пули-дуры, возможно, выпущенной от вчерашнего сослуживца, ставшего «хиви».

В числе воевавших против советской власти были войсковые формирования из:

— украинских националистов — УПА, 14-й дивизии СС «Галичина», Вольного украинского казачества и т. д.;

— боевых казачьих формирований на Дону, Кубани, Тереке, 1-й казачьей кавалерийской дивизии генерала Гельмута фон Паннвица, преобразованной в конце войны в 15-й Казачий Кавалерийский корпус СС, казаков в Русском охранном корпусе на Балканах и др.;

— кавказских частей генерала Султана Келеч-Герея и др.,

— белоэмигрантов и власовцев — пасынков Третьего рейха — «Русского корпуса», формирований А. В. Туркула, Русской освободительной армии (РОА) и пр.

«Что же за люди служили в этих казачьих формированиях, — писал Петр Крикунов, — и, главное, что заставило их пойти на службу в армию страны, идеология которой рассматривала славян как недочеловеков, подлежащих почти полному уничтожению? Что это было — слабоволие, ненависть к советской власти или просто желание сохранить собственную жизнь? Повторюсь: благодаря изучению архивных материалов сегодня практически не приходится сомневаться в том, что почти половина «казаков» не принадлежала ни к бывшему казацкому сословию, ни к казачьим частям Красной армии. И называлась казаками лишь для того, чтобы вырваться из лагерей военнопленных, попасть в какой- нибудь «восточный отряд» и тем самым спастись».

А ведь голод и холод косили людей так же, как и пули. Об этом немецкие вербовщики в лагерях советских военнопленных постоянно напоминали сидельцам, предлагая альтернативу — вступление в казачьи отряды. Они рисовали перед добровольцами «заманчивые возможности» и «розовые перспективы». Естественно, в таких условиях немало отыскивалось охотников стать «казаками» или «власовцами», разведчиками или диверсантами. Но была и другая категория «добровольцев» — многие шли к немцам с одной целью: получить оружие, а потом бежать к партизанам.

В «остаток» ситового просева попадали и те и другие. И надо было глубоко разбираться в этом остатке. Все дела, связанные с «изменой Родине», включая «переход на сторону врага, сдачу в плен, контрреволюционную агитацию, террор, пособничество врагу, пораженческие настроения, подозрения в шпионаже», — т. е. все преступления по 58-й и 59-й статьям УК РСФСР, — расследовались непосредственно работниками Особых отделов, а потом УКР Смерш фронтов и ГУКР Смерш НКО СССР.

Как правило, на фронте дивизионные военные трибуналы рассматривали дела в звании до капитана включительно. Армейские военные трибуналы вели дела, начиная с майора и выше — от командира батальона до офицера штаба полка или дивизии. Судебные дела полковников и генералов поступали в трибунал фронта. Но это разделение было условным. Если преступление являлось тяжким, то в трибунале армии могли судить и сержанта, и старшину, и полковника. Все судебные заседания шли без участия защиты, согласно «законам военного времени».

До лета 1942 года осужденных за воинские преступления к различным срокам заключения нередко отправляли в исправительно-трудовые лагеря (ИТЛ), но после приказов НКО № 227 «Ни шагу назад!» и № 298 «Положение о штрафных частях» направленные туда военнослужащие искупали свою вину кровью.

Весной 1943 года по приказу И. В. Сталина организуются военно-полевые суды (ВПС), которые занимались исключительно предателями Родины, немецкими преступниками и их пособниками, карателями из бывших советских граждан, а также военнослужащими вермахта и немецкой полиции, участие которых в расправах над гражданским советским населением было доказано на следствии.

ВПС прекратили свое существование практически с того момента, как части Красной армии освободили нашу территорию и перешли государственную границу.

Председательствовал в ВПС обычно старший по званию офицер из той дивизии, которая занимала определенный район. В состав ВПС входили также представители Смерша, политотдела и военной прокуратуры. Суды не были постоянной судебной структурой и организовывались только после освобождения части нашей территории.

Любой расстрельный приговор на старших офицеров утверждался только с санкции Военного совета фронта. Командующий фронтом имел по закону право отменить приговор, даже расстрельный.

Результатами разыскной работы были приговоры преступникам каждому по заслугам. Вердикты выносили суды разных инстанций. Что касается основного осадка — главных военных преступников, то их осудил 1 октября 1946 года Международный военный трибунал в Нюрнберге. 16 октября того же года по приговору суда все десять главарей нацизма: Иоахим фон Риббентроп, Вильгельм Кейтель, Эрнст Кальтенбруннер, Альфред Розенберг, Ганс Франк, Вильгельм Фрик, Юлиус Штрейхер, Фриц Заукель, Альфред Йодль, Артур Зейсс-Инкварт были повешены.

Герман Вильгельм Геринг совершил самоубийство в 22 часа 45 минут 15 октября 1946 года. Сразу же после законного возмездия над главными немецкими преступниками появилось такого содержания «сообщение ТАСС»:

«Нюрнберг, 16 октября. Восемь журналистов — по два от каждой из оккупирующих Германию держав — присутствовали при казни главных немецких военных преступников, приговоренных к смертной казни через повешение Международным военным трибуналом.

Казнь была совершена в здании, находящемся во дворе Нюрнбергской тюрьмы.

Приведение приговора в исполнение началось в 1 час 11 минут и закончилось в 2 часа 46 минут».

Закончился Нюрнбергский судебный процесс по делу главных нацистских преступников всемирным осуждением нацизма. Этот процесс высветил преступную роль лидеров ОУН — Коновальца, Мельника, Бандеры, Ярого, Стецко и других состоявших в тайных агентурных связях с нацистскими властями и их специальными карательными службами — абвером, СД и СС, направлявшими националистическое движение на Украине в интересах фашистской Германии.

Оказавшись в окружении советских войск, бандеровцы в ряде случаев уничтожали документы и своих «союзников», чтобы замести следы немецко-украинского сотрудничества. По недоразумению, когда не срабатывали средства опознания, немцы открывали огонь по переодетым в форму Красной армии бандеровцам, принимая «щирых украинцев» за своих врагов. Были жертвы с той и с другой стороны. Но такие боестолкновения в конце концов заканчивались миром и братанием.

Что же касается самооценки оуновцев и их ющенковских последователей с лозунгом типа «Мы единственные борцы за свободу Украины!», с попыткой переименовать националистическое движение украинских коллаборационистов на национально-освободительное, то необандеровцам был дан достойный отпор в трудах советско-российских авторов и многих реально мыслящих исследователей этой проблемы на Западе.

Среди них американские журналисты Д. Армстронг и К. Симпсон, итальянский историк Д. Боффа, французский публицист А. Герэн, польский публицист Э. Прусс, историки: английский — А. Даллин, немецкий — В. Брокдорф, польский — Р. Торжецки. Названные исследователи единодушны в том, что националистическое движение на Украине в годы Второй мировой войны не было национально-освободительным, так как ОУН и УПА никогда не являлись самостоятельными политическими силами. Их деятельность направлялась и контролировалась властями нацистской Германии через агентуру в лице главарей УПА-ОУН.

Прошло более 70 лет со Дня Победы, но до сих пор в массовом сознании нет истинных представлений о цене Победы, размерах людских потерь и материальных затрат, понесенных воюющими сторонами. О действительных потерях нашей страны не принято было говорить.

В 1946 году Сталин определил их в 7 млн человек, Хрущев назвал цифру — 20 миллионов. В последнее время стала фигурировать цифра в 27 миллионов. Писатель Г. Бакланов, выступая на встрече Б. Ельцина с мастерами культуры, назвал уже цифру в 37 миллионов. Автору довелось встречать в публицистике цифры за 40–50 миллионов.

Масштаб тиражируемых глупостей дошел до того, что, если поверить тому же Бакланову, с учетом соотношения убитых и раненых на минувшей войне как 1 к 3–4, то получается более 200 млн наших военных было убито и ранено. А кто же воевал до последнего боя и взял Берлин, кто работал на оборонных заводах, кто сеял, сажал и собирал урожаи на нивах и в садах? Опять нестыковка вышла в угоду «главному демократу», почему-то люто ненавидевшему время наших отцов и дедов. Но разве они виноваты, что родились в то время и что им пришлось жить и умирать в таких событиях. Фальсификация нашей истории сегодня стала модой и выгодным промыслом, она стала товаром, который продается и покупается.

Да, основную тяжесть борьбы с фашизмом вынес Советский Союз. На его долю выпало самое большое число человеческих жертв. Союзники тоже несли потери в годы Второй мировой войны: США — 405 тыс., Англия — 357 тыс., Китай — 10 млн, Польша — 6 млн, Югославия — 1,7 млн, Германия — 13,6 млн, Япония — 2 млн человек.

В эти скорбные списки входили те, кто погиб на фронте, умер от ран, был умерщвлен в концентрационных лагерях и в ходе репрессий гитлеровцев против мирного населения на оккупированной территории.

Но на потери в Украине влияли и другие факторы, в первую очередь действия коллаборационистов — головорезов из УПА-ОУН, батальонов «Нахтигаль», «Роланд», дивизии СС «Галичина», «Полесской сечи» и других бандитских формирований. Это они воевали против мирных граждан и истребили в Белоруссии свыше 2,2 млн, в Львовской области более 700 тыс., в Одесской — 200 тыс., в Харьковской — 195 тыс., в Бабьем Яру Киева — более 300 тыс. человек. Население Украины за время оккупации сократилось на 13,6 миллиона. Разве это не дикость? Свою «лепту» в сокращение населения внесли и боевики бандеровцев.

С приходом Красной армии на территорию Западной Украины в донесениях УКР Смерш фронтов и армейского командования все чаще стали фиксироваться случаи, когда банды ОУН и УПА нападали на мелкие отряды красноармейцев и одиночных бойцов, отставших на марше от своих частей. С убитых снимали одежду, забирали ордена и медали.

Вот как писал об этих фактах командующий 1-й Гвардейской танковой армией генерал-полковник М. Е. Катуков:

«Бродили в районе банды бандеровцев. Бродили под видом обычных крестьян, так что трудно было разгадать, кто они такие. Нападали на отдельных бойцов. Убивали, забирали оружие, обмундирование, документы».

Начальник Управления контрразведки Смерш 1-го Украинского фронта генерал-майор Николай Алексеевич Осетров докладывал в Центр своему шефу В. С. Абакумову, что при проведении операций по ликвидации националистических бандформирований в тылах фронта — во вскрытых бандеровских схронах и бункерах его сотрудники совместно с оперативным составом территориальных органов находят большое количество советских орденов, медалей, обмундирования и красноармейских книжек…

15 февраля 1944 года в районе села Микулино, в 16 км от г. Ровно, была установлена действующая бандгруппа, одетая в форму военнослужащих, которая похитила бойца саперного батальона 121-й Гвардейской стрелковой дивизии Ковтуна и увезла его в неизвестном направлении.

Таких примеров было много. О двух операциях армейских чекистов по розыску и задержанию украинских пособников фашистов и пойдет речь ниже.

НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ КОНТРРАЗВЕДКИ

НКО СМЕРШ

КОМИССАРУ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ 2-го РАНГА

Товарищу Абакумову

Город Москва.

«4 мая с.г. отделом СМЕРШ 74 ск 1-й Гвардейской армии на основании… материалов и свидетельских показаний были арестованы активные украинские националисты села Могильницы Будановского района Тарнопольской области:

Козловский Леонид Григорьевич, 1893 года рождения,

Кричевский Иосиф Антонович, 1910 года рождения,

Корчинский Иосиф Петрович, 1910 года рождения,

Терлецкий Петр Иванович, 1906 года рождения.

Расследованием установлено, что указанные лица, являясь членами ОУН, вели активную борьбу по уничтожению лиц, лояльно настроенных по отношению к Советской власти.

Свидетель Рыжий С. А. на допросе от 3 мая об антисоветской деятельности Козловского Л.Г показал:

«.…Козловский с приходом немецких захватчиков в с. Могильницы, в июле 1941 года, добровольно поступил на службу в украинскую полицию, состоявшую из националистов-бандеровцев, был вооружен карабином и носил повязку со значком «трезубец». В июле 1941 года он арестовал три еврейские семьи: Гелис, Мендель и Ворун, состоявшие из 18 человек стариков, подростков и детей в возрасте от 6 месяцев до 12 лет. Все они были отведены в лес, где взрослых расстрелял, а детей от 6 месяцев до 6 лет брал за ноги и ударял их головами о дерево, затем бросал в яму…

Перед приходом частей Красной Армии — в марте с.г. он ходил по селу и предлагал жителям прятать имущество и продукты питания, заявляя: скоро придут грабители большевики. Прячьте скот, продукты питания и имущество.

Козловский рассказывал следующее, — когда придут красные войска, УПА на время уйдет в Карпатские горы, затем возвратятся и с помощью нас — местных оуновцев — будут громить советские тылы и работников НКВД. Красная Армия под напором немцев, УПА и Галицийской армии вскоре будет уничтожена.»

Преступная деятельность арестованного Кричковского аналогична преступлениям Козловского, он тоже принимал участие в расстрелах советских граждан, длительное время работал в украинской полиции.

Свидетель С. И. Яницкий о Кричковском показал:

«…В ночь на 18 марта украинские националисты- бандеровцы учинили массовое убийство поляков в с. Могильницы. Они под видом советских партизан, в масках, врывались в дома поляков и производили самые жестокие издевательства над ними, резали их ножами, рубили топорами детей, разбивали головы, после чего с целью сокрытия своих преступлений сжигали. В упомянутую ночь бандеровцы замучили, зарезали и расстреляли до 100 человек советских активистов, евреев и поляков. В эту же ночь была вырезана моя семья — жена, 17-летняя дочь и сын. В мой дом ворвались до 15 националистов, среди которых я опознал… бандеровца Кричковскго Иосифа Антоновича, принимавшего непосредственное участие в убийстве моей семьи…»

Проверяя показания свидетеля Яницкого, в лесу около с. Могильницы Будановского района в ямах было обнаружено 94 трупа замученных жителей с. Могильницы, которые были убиты националистами в ночь на 18 марта 1944 года.

Арестованные националисты Корчинский и Терлецкий также принимали активное участие в уничтожении советских граждан. Установлено, что ими лично расстреляны в 1941 году работники НКВД — Головецкий и Гореняк, секретарь комсомольской организации — Павел Салий, председатель колхоза — Иосиф Вылинский и две еврейские семьи.

Следствие по делу арестованных ведет отдел Смерша 1-й Гвардейской армии.

НАЧАЛЬНИК УПРАВЛЕНИЯ КОНТРРАЗВЕДКИ НКО СМЕРШ

ПЕРВОГО УКРАИНСКОГО ФРОНТА

Генерал-майор (ОСЕТРОВ)

20 мая 1944 года.

Начальник УКР Смерш 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Вадис Александр Анатольевич спецсообщением донес:

НКО СССР СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ЗАМЕСТИТЕЛЮ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СССР

МАРШАЛУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА товарищу ЖУКОВУ

«О результатах борьбы с украинскими националистами в тылу частей и соединений 1-го Белорусского фронта. По состоянию на 20 июня 1944 года».

…В ночь на 12 мая с.г. в селе Теодоровка Клесовского р-на Ровенской области бандитами вырезаны две семьи в количестве 6 человек: Михаревич Никита — 50 лет, Абрамчук — 28 лет и четверо детей в возрасте от 7 до 10 лет. Михаревич и Абрамчук работали в подсобном хозяйстве 79-го восстановительного железнодорожного батальона 5-й железнодорожной бригады. Недалеко от дома, где произошло убийство, обнаружено приклеенное к столбу следующее объявление (перевод с украинского):

«Это люди, которые наказаны смертью трибунала УПА за то, что они работали с нашим наибольшим врагом — большевиками. Предупреждаю всех крестьян: кто будет дальше работать с большевиками, всех постигнет такая же участь, потому что большевики сегодня есть, а завтра их не будет, мы же — украинские крестьяне — есть, были и будем. Слава Украине, героям слава».

28 мая. Ночью в село Хрицик Домбровицкого района явилась большая группа, численностью до 15 человек, и, подойдя к сараю, где находились эвакуированные из прифронтовой полосы, предложили выйти во двор всем мужчинам. Во двор вышли эвакуированные из Сталинского района Пинской области: Курган Савва Михайлович — 55 лет, его сыновья Анатолий — 22 года и Василий — 18 лет и их родственник Лузко Григорий. Бандиты, выдавая себя за партизан, спросили их, почему они до сих пор находятся дома, а не в Красной Армии. Семья Курган и Лузко стали оправдываться и при этом рассказали, что в армию не были призваны, потому что работали по сооружению оборонительных укреплений для Красной Армии, при этом каждый старался доказать свою лояльность и преданность советской власти. Отпустив Кургана Василия как молодого, бандиты предложили остальным идти с ними для направления их в армию. Выведя их за село Хрицик по направлению села Залешаны, бандиты учинили над ними расправу, зверски убив Кургана Анатолия и Лузко Григория, а Кургана Савелия (отца) повесили на углу одного из сараев.

В ту же ночь эти же бандиты подошли к дому жительницы села Хрицик — Пришко Хавроньи Севастьяновны, 20 лет, вызвали ее на улицу и увели с собой, а затем в 200 метрах от ее дома учинили над ней расправу: распороли ножом живот и подвесили за ноги на дереве. К трупу Пришко была приколота записка: «Так будет со всеми изменниками, которые будут предавать украинскую нацию. Смерть изменникам…»

В конце концов, этих бандитов обезвредили чекисты. Одни были убиты в ходе чекистско-войсковых операций, другие стали фигурантами судебных процессов. Обвиняемые понесли заслуженные наказания.

Об одной операции Смерша по внедрению в ряды УПА-ОУН военного контрразведчика Ю. В. Тараскина, находившегося там до 1947 года, и пойдет ниже речь. Он вспоминал, что в 1946 году «.мы перебили банды на уровне куреней, кошей и сотен. А вот службу безопасности, или, на их языке, — «безпеку», этих жесточайших палачей нам добить толком не дали. Когда в 1946 году мы вышли на уровень надрайонного руководства, следы потянулись в ЦК Украины во главе с Хрущевым. Тут нас и остановили.

В 1946 году свернулась работа по борьбе с бандеровцами в Ровенской и Львовской областях.»

Были ликвидированы отделы СБ, ОКР СМЕРШ, ББ (борьба с бандитизмом). Сняли с должности генерала Трубникова, руководителя Ровенского управления НКВД, и генерала Асмолова в Львовской области. А из Киева во Львов перевели по указанию Хрущева генерала Рясного, как оказалось позже, в какой-то степени сочувствующего националистам. В результате чего служба «безпеки» учиняла расправы над нашими людьми вплоть до 1950-х годов.

После смерти Сталина, по данным Тараскина, в результате амнистии, проведенной Хрущевым, вышли на свободу все активные участники УПА-ОУН, возвратившиеся к себе на родину. В 1950–1960 годах происходило тихое восстановление ОУН. Начали они с выдвижения своих людей на партийные и хозяйственные посты, были случаи приема проводников идей ОУН и политических референтов ОУН в комсомол с дальнейшим карьерным ростом (яркий пример — Леонид Кравчук). А тех, кто им мешал, или запугивали, шантажируя жизнью близких, или под видом несчастного случая или бытовой ссоры убивали. Далее он говорил:

«В 1974 году я приехал на Западную Украину, и мои друзья рассказали, что на многих высоких партийных и хозяйственных постах, не говоря о мелких, особенно в сельской местности, в Ровенской, Львовской, Ивано-Франковской областях стоят люди ОУН. Бывший до 1972 года первым секретарем ЦК КП Украины Шелест скрывал все это от Москвы. Как человек, знавший почти всю бандеровскую верхушку, хочу отметить их повальную продажность, жажду денег от хозяев, будь то немцы или после войны — американцы и англичане. И это на всех уровнях, от верха до низа. Там не было идеалистов, просто каждый желал за счет своего положения урвать побольше материальных благ…

Призывом в УПА руководили коменданты мобилизационных отделов, в случае больших потерь в УПА по системе связных станичным передавались требования на мобилизацию нужного количества людей, за уклонение от призыва — расстрел. Особое внимание хочу уделить «сотне отважных юношей» и такой же «сотне девушек» при отделе особого назначения. Это была настоящая кузница кадров УПА-ОУН. Вся молодежь делилась на три возрастные группы: 10–12 лет, 13–15 лет и 16–18 лет. У всех этих половозрастных групп были свои задачи, действия и спрос.

Самые младшие использовались как наблюдатели, разведчики и связные, более старшие — как диверсанты. Например, в «сотне отважных юношей» при отделе особого назначения начинал свою «трудовую деятельность» в качестве разведчика будущий президент Украины Леонид Кравчук. О том, насколько это была серьезная организация, можно судить по тому, как они вели наблюдение за танковым резервом 1-го Украинского фронта, стоящего в Тучинском лесу, в 1944 году, с последующим наведением на него немецкой авиации. Не любили мы этих «юношей», бывало, окружим банду, убившую наших товарищей, а они бросают оружие, поднимают руки и кричат, что они дети. А «сотня отважных девушек» при этом же отделе — так это самые настоящие садистки, мы их и в плен не брали, расстреливали на месте. Они на наших пленных солдатах отрабатывали практические занятия по наложению шин на сломанные конечности, ломая им руки и ноги, или разрезали их для изучения полевой хирургии и способов сшивания ран. Свои хорошо оборудованные районные госпитали на 100 тяжело раненных они держали в труднодоступной, лесной местности.

Надрайонные руководители предпочитали не светиться, находились обычно в лесу, в своих бункерах. У них там было все оборудовано для автономной жизнедеятельности: и электрическое освещение, и свой водопровод с канализацией, была радиосвязь с заграницей. На надрайонном уровне существовали школы младших командиров и политвоспитателей, аналоги современных тренировочных лагерей в Чечне, находившиеся в глухих карпатских лесах. Большинство из них было уничтожено в 1943 году партизанским соединением под руководством Вершигоры. В лесах на Оржевских хуторах Глевальского (Клеваньского) района Ровенской области находился и центральный провод УПА-ОУН, в хорошо оборудованном бетонном бункере со всеми удобствами, построенном под наблюдением немецких инженеров…

В городах влияние бандеровцев было гораздо меньше, чем в селе. В городе у них была только служба внешнего наблюдения и связные. А руководство ОУН боялось там находиться, так как НКВД в городе хорошо работал. Да и городское население, более грамотное и лучше разбиравшееся в политической обстановке, не хотело сотрудничать с бандеровцами…»

Теперь немного цифр.

За 1944–1945 годы бойцами истребительных батальонов было ликвидировано около 10 тысяч участников бандеровского подполья. Несмотря на угрозы со стороны соратников, за то же время в органы советской власти пришли с повинной 76 742 бандеровца и их пособника. Всего за 1944–1955 годы, как это следует из архивных материалов, МГБ, МВД и СА, было убито 153 262 и арестовано 103 828 бандеровцев и их пособников. Потери бойцов истребительных батальонов с 1944 по 1953 год составили 1523 человека.

Одним из методов борьбы с бандеровским подпольем было выселение семей его участников за пределы Украины. С 1944 по 1953 год с территорий западных областей Украины было выселено в отдаленные районы СССР 65 906 семей (203 662 человека). Стоит особо подчеркнуть одно обстоятельство, о котором редко вспоминают, — это переселение спасло жизни многим жителям Западной Украины, вынужденным сотрудничать с УПА.

Подведем итоги «национально-освободительной борьбы» УПА. По данным, которые приводит в «Зеркале недели» № 36 от 21.09.2002 апологет УПА профессор С. Кульчицкий:

«Безвозвратные потери советской стороны за десять лет, с 1944 года, составили 29 806 человек. Среди них 8340 военнослужащих, 3190 аппаратчиков, 15 669 колхозников, 676 рабочих, 1931 представитель интеллигенции».

Из этих данных следует, что бандеровцы убили 21 446 мирных жителей. К ним следует добавить как минимум 160 тысяч жертв одной только «волынской резни». В результате получаем соотношение убитых мирных жителей и военнослужащих 21,9 к 1. Это как минимум. В таком случае против кого воевала УПА? Ответ очевиден — против гражданского населения.

Да и с кем еще могли сражаться эти вояки, обученные гитлеровцами методам диверсионной деятельности. А по поводу ее борьбы с гитлеровцами даже и говорить не приходится. По данным самих же самостийников, за все время войны они убили… аж 700 фашистов. Не следует забывать, что в подавляющем большинстве случаев в разрозненных стычках с фашистами участвовали «бульбаши» — вояки Тараса Боровца, взявшего себе славный псевдоним «Тарас Бульба».

К середине 1950-х годов с оуновским агрессивным движением на большинстве территорий Западной Украины было практически покончено. Большую роль в разгроме бандеровских банд сыграли подразделения военной контрразведки Смерш.

На что надеялись главари УПА-ОУН? Неужели они думали, что Красная армия выдохлась и они при помощи новых хозяев — «союзников по холодной войне» — одолеют СССР, разгромивший такую силищу, как вермахт Третьего рейха с работающей на него экономикой и рабочим потенциалом всей Европы.

Когда они поняли, что продолжают делать глупости с большой кровью без надежды на «перемогу» среди соотечественников, бросились наутек в сторону Запада, оставив огрызаться тех, кто был там не нужен. Оуновские генералы — Бандера, Мельник, Лебедь, Стецко, Боровец и другие оказались за границей. Они спасали свои шкуры, бросив «бандеровское войско» на произвол судьбы. Те, кто не нужен был Западу, у кого были руки по локоть в крови, не хотели сдаваться, боясь ответственности, продолжали хорохориться среди загоняемых в колхозы односельчан. Но скоро эти отряды стали выдыхаться — шел массовый отток рядового состава из банд. Силой загнанные и одураченные «повстанцы» не хотели воевать со своими земляками и шли в органы советской власти с повинной.

Бандеровцы проводили широкомасштабные теракты, преследуя и ликвидируя прежде всего советско-партийный и комсомольский актив, сотрудников и агентуру органов госбезопасности, организаторов колхозного строительства, родственников, призванных в армию, и всех тех, кто поддерживал в любой форме советскую власть. В одном из последних приказов командующего УПА, палача украинского народа Романа Шухевича, ставшего Героем Украины по иронии судьбы и прихоти обанкротившегося русофоба экспрезидента Ющенко, говорилось:

«Мы должны добиться, чтобы ни одно село не признавало советскую власть. УПА должна действовать так, чтобы всех, кто ее поддерживает, уничтожать…

Я повторяю: не запугивать, а физически уничтожать. Не надо бояться, что люди осудят нашу жестокость. Мы должны уничтожать всех, кого заподозрим в связях с советской властью, а их семьи будем вырезать до третьего колена. Пускай из сорока миллионов украинцев останется половина — ничего страшного в этом нет».

Те же, кто отметился кровью на жизненной тропе, эти палачи воевали до последнего — им терять было нечего: Шухевич, Луцкий, Грицай, Гасин, Волошин, Скобельский, Кольман, Ступницкий, Хомин, Кулик, Негрич, Гайовская, Левкович, Сорока, Никифорук, Кучерин, Кук, Щигельский, Клячковский и другие. Одних настигали пули возмездия чекистов и односельчан из истребительных батальонов, других перевоспитывали лагеря НКВД.

Как заявил в одной из бесед с автором книги старый партизан, активно воевавший против банд ОУН на Ровенщине (Украина), Бычик Николай:

«Свою судьбу бандиты нарисовали сами. Полсотни руководителей УПА-ОУН сбежало на Запад. Личный состав 14-й дивизии ваффен СС «Галичина» англичане не отдали в руки советского правосудия, тогда как власовцев и казаков буквально вышвырнули из своих лагерей чуть ли не с оказанием помощи при их погрузке в арестантские вагоны товарных составов.

Не одна сотня руководителей среднего звена была выбита партизанами, истребками, чекистами и военными в лесах, схронах, подвалах, чердаках…

Тысячи виновных в злодеяниях были отправлены в лагеря — на лесоповал и в шахты. Десяткам тысяч бандеровцев — рядовых, не запятнавших себя кровью, советская власть поверила и простила их. Это последнее действо власти сыграло большую роль в спаде активности бандитизма…»

Как был прав «дядя Коля» — так его величали соседи и жители домов нашей Железнодорожной улицы в городе Сарны. Для автора он остался именно таким — справедливым и мужественным человеком с несколькими орденами Красной Звезды и золотом медалей, с которыми всегда выходил на праздник Победы.

* * *

О ходе разыскной работы органов госбезопасности против бандподполья на Западной Украине после войны в советской литературе говорилось настолько скупо, что создавалось впечатление — никаких масштабных операций против УПА-ОУН не проводилось ввиду стабилизации обстановки, о чем постоянно твердил Хрущев.

Но есть правда, которая не дает покоя ни коллаборационистам, ни участникам боевых действий против них. Бесславная полоса ющенковщины на Украине показала, что у «оранжевых» была своя правда, против которой восставали не только ветераны войны, но и все трезвомыслящие люди. Эксгуматоры Бандеры и Шухевича делали свое черное дело по извращению истории. Воевать за «вильну Украину» в момент, когда наступили мир, Победа и праведный суд в Нюрнберге, а Украина стала единой, соединившись с западными земляками, было абсурдно. Красную армию, они понимали, — одолеть невозможно, а вот пакостить людям, куражиться над селянами, стрелять в спины учителям, врачам, медсестрам, библиотекарям, инженерам и прочим специалистам, подвергать изуверским казням невиновных граждан они были «вельми крутыми» мастерами.

О трусости бандеровцев, которые боялись выходить из схронов зимой, так как их легко можно было обнаружить по следам на снегу, несколько лет назад писала ежедневная украинская «Рабочая газета».

Надо признать, что бандеровские банды действовали в западных областях Украины до конца 1950-х годов.

Против них проводились не только чекистско-войсковые операции, но и комбинации с перевербовкой отдельных «свидомых» главарей бандеровского движения и разложением его изнутри.

В связи с этим небезынтересен один рассекреченный документ, который был направлен руководством Управления погранвойск НКВД Украинского округа начальнику главного управления НКВД СССР по ББ комиссару государственной безопасности 3-го ранга тов. Леонтьеву.

г. Москва на Ваш № 35/1/190 от 21.3.45 г.

Сообщаю, что бывший куренной УПА — Левочко Василий Васильевич по кличке Юрченко в настоящее время используется Управлением погранвойск НКВД Украинского округа в качестве старшего группы агентов-боевиков под псевдонимом «Соколенко». Последний показал себя на этой работе исключительно с положительной стороны, он привлекался погранвойсками к участию в ряде агентурно-оперативных комбинаций по разгрому оуновского подполья и банд УПА. Так, например, в конце января м-ца с.г., по данным агента «Соколенко» и других источников 2-го погранотряда, стало известно о месте пребывания за пограничной линией командования штаба 2-го военного округа УПА — «Буг» в лице: заместителя командующего «Орест», начальника разведки «Орас», интенданта «Шершин», политического руководителя «Ватюга», коменданта военно-полевой жандармерии «Ворона», начальника штаба округа «Янко», окружного проводника «Жен» (он же «Кучер», он же «Полевой», он же «Старый»), референта политической пропаганды «Ярополк», интенданта «Кумыш», оргмобреферента «Русич», шефа связи провода ОУН, а также о дислокации главного пункта связи военного округа во главе с шефом связи «Лысым» и сотни УПА под командованием «Ягоды» (он же «Черный»).

На основании этих данных, по указанию Народного комиссара внутренних дел УССР, комиссара государственной безопасности 3-го ранга товарища Рясного, с 7 по 21 февраля с.г. за пограничной линией была проведена операция по ликвидации руководящего состава штаба 2-го военного округа УПА — «Буг», сотни УПА «Ягоды» и Холмского окружного провода ОУН.

Проведению мероприятий войскового порядка в этой операции предшествовала организация агентурно-оперативной комбинации, осуществленной при непосредственном участии агента «Соколенко».

Была создана группа боевиков в составе 19 человек под командованием «Соколенко», в которую входили 10 агентов- боевиков 2-го погранотряда, группа агентов-боевиков НКВД и радист НКВД с рацией.

В начале февраля с.г. группа после соответствующей подготовки была переброшена за погранлинию с легендой:

«Именовать себя группой командиров УПА — «Восток», состоящей из двух командиров УПА «Восток», одного поручика, коменданта боевки, радиста, боевки группы, состоящей из трех роев».

Агент «Соколенко», по легенде, являлся сопровождающим группу «Восток», которая якобы передвигается в Карпаты.

Задание, полученное группой от погранвойск, в основном сводилось к следующему:

«После перехода погранлинии агент «Соколенко», как сопровождающий группу командиров УПА «Восток» и как лицо, известное среди оуновского подполья и банд УПА (бывший куренной УПА), через известных ему связных ОУН связывается с отдельными руководящими работниками штаба 2-го военного округа УПА — «Буг», сотни УПА «Ягоды» и Холмского окружного провода ОУН, выясняет у них обстановку (местонахождение штаба, банд и т. д.) и в зависимости от последней проводит те или иные мероприятия вплоть до ликвидации отдельных лиц».

Предлогом для этих встреч была изложенная выше легенда, благодаря которой перед руководством штаба 2-го военного округа УПА — «Буг» и другими лицами агент «Соколенко» имел возможность поставить ряд вопросов такого характера, как необходимость выяснения новых установок оуновского подполья, получения продуктов для группы бандитов УПА-«Восток» и сопровождавшей их боевки.

Выполняя данное задание, агент «Соколенко» в первую очередь установил место пребывания сотни УПА под командованием «Ягоды», но от встречи с ней уклонился, так как самого «Ягоды» с сотней в то время не было. Тогда «Соколенко» организовал встречу с комендантом СБ окружного провода «Юрко», в беседе с которым выяснил ряд ценных данных об обстановке и договорился о встрече на другой день, собираясь во время ее приступить к ликвидации окружного провода ОУН.

Этот план осуществить не удалось, так как в группе «Соколенко» произошла измена. Два человека из числа агентов-боевиков перешли к окружной СБ, и это обстоятельство вынудило погранвойска приступить к проведению войсковой операции силами 2-го погранотряда.

Группа агентов-боевиков под командованием «Соколенко» принимала непосредственное участие в этой операции и добытые самим «Соколенко» данные об обстановке в значительной степени способствовали успеху ее проведения.

В результате этой операции, проводимой с 7 по 21 февраля 1945 года, с территории Польши выведено и арестовано 140 человек, захвачено — 182, добровольно явилось — 5, убито — 60.

Интересны материалы по операции «Мотря», о которых рассказывал Николай Струтинский во время службы автора во Львове в Особом отделе КГБ СССР по Прикарпатскому военному округу. Тогда же он подарил ему свою книгу «Шла война народная…» с надписью:

«Дорогому Анатолию Степановичу Терещенко в день нашей встречи на память от автора.

11 октября 1968 года, гор. Львов».

27 декабря 1944 года в с. Васловцы Садогурского района Черновицкой области при проведении чекистско-войсковой операции были захвачены лихие бандеровские вожаки: Галицкая Артемизия Григорьевна («Мотря») — руководитель Буковинского провода ОУН, Гайдук Мирослав Иванович («Бичук», «Довбуш», «Шапка», «Гавриил», «Федор») — член Буковинского провода ОУН.

При задержании Галицкая пыталась покончить жизнь самоубийством. Она выстрелила из пистолета себе в голову. Пуля прошла по касательной, разорвав лишь кожу и слегка нарушив надкостницу черепа. Раненую тут же под усиленной охраной отправили в госпиталь. Но и там она решила свести счеты с жизнью, пытаясь расцарапать рану и занести инфекцию. Только благодаря стараниям врачей она осталась жить.

От дачи показаний Галицкая категорически отказалась. В то же время ее напарник Гайдук показания давал весьма охотно, но при этом всячески уклонялся от выдачи данных о структуре самой Буковинской организации.

Посовещавшись, местные органы госбезопасности с сотрудниками Смерша пришли к выводу о необходимости проведения оперативной комбинации под кодовым названием «Мотря». Смысл ее заключался в следующем: под видом бандеровских подпольщиков Центрального провода (ЦП) ОУН трем оперативникам ставилась задача «выкрасть» Галицкую из больницы и, «приголубив» ее, развязать ей язык.

В качестве представителей бандеровского Центра выступали заместитель начальника УНКВД по Черновицкой области полковник госбезопасности Биленко, по легенде — работник ЦП «Тарас», начальник оперативного отделения УНКВД старший лейтенант госбезопасности Гончаренко, по легенде — референт СБ «Иван», оперуполномоченный отдела борьбы с бандитизмом (ОББ) старший лейтенант госбезопасности, по легенде — член ОУН «Стецко».

По замыслу оперативной комбинации «Тарас», «Иван» и «Стецко», прибыв на Буковину, должны были узнать об аресте «Мотри» и организовать ее «похищение» местными оуновцами с доставкой раненой на конспиративную квартиру ОУН в Черновцах, где «руководство» постарается быстро установить причину «провала» организации и захвата чекистами самой «Мотри».

В ночь «похищения» матерой бандеровки, а это было 7 января 1944 года, мела свирепая метель, мороз донимал больных в полуотапливаемой больнице. На дежурстве в это время находилась медсестра Зося, которой Галицкая доверяла. Именно это обстоятельство определило дату «похищения». Успеху операции способствовало то обстоятельство, что «Тарас» был похож на одного из вождей ОУН Рихарда Ярого, а «Мотря» о его «подвигах» много знала, хотя и поверхностно, но не встречалась. Видела его только на фотографиях.

Под видом «следствия» чекисты быстро размотали «Мотрю» и не только выудили у нее списки организации, но и узнали о знакомстве ее с братьями Бандеры, братом Коновальца, референтом ЦП ОУН по закордонным делам «Яремой», одним из высших командиров УПА В. Сидором — «Шелестом» и другими высоко стоящими в оуновской иерархии лицами. В течение следующего дня фигуранты всего списка были арестованы.

Кроме данных о подполье, «Мотря» рассказала «своим», что во время оккупации Черновицкой области Румынией было достигнуто соглашение между ОУН и румынскими властями об освобождении части бандеровских функционеров, сидевших в тюрьмах Бухареста. За это румыны потребовали от оуновцев развернуть широкую антисоветскую работу. В ходе оперативной комбинации чекисты разыграли спектакль «со злым и добрым следователями». Роль доброго, мягкого и внимательного человека отводилась «Стецко», которому «Мотря» стала больше доверять и даже симпатизировать.

Таким образом, чекисты дополнительно получили установочные данные более чем на 600 оуновских руководителей разных областей Украины, а также сведения о конкретных устремлениях диверсионно-террористических групп к воинским частям, гарнизонам и отдельным офицерам и генералам Красной армии.

Операция по зачистке выданного «Мотрей» преступного контингента была успешно проведена сотрудниками Смерша и территориальными органами госбезопасности с 1 января по 23 февраля 1945 года.

Часть четвертая Сражения в эфире

Всего в годы Великой Отечественной войны органами советской контрразведки были проведены 183 радиоигры с противником, ставшие, по сути, единой «Большой игрой» в радиоэфире.

Из книги «Смерш. 70 лет Победы в ВОВ»

Говорят, у каждого времени есть свои песни, свои герои, свое оружие. Так вот во время Второй мировой войны спецслужбы воюющих государств освоили новую сферу противоборства — радиоэфир. Одним из новых векторов в деятельности и нашей военной контрразведки стали радиоигры с разведкой противника.

Что для этого нужно? Во-первых, захватить на своей территории вражеского агента с коротковолновой приемо-передающей рацией, во-вторых, склонить его к честной работе и, в-третьих, подготовить для противника ложную информацию.

Как правило, такая информация армейскими чекистами готовилась с санкций командования фронтов и утверждалась руководителями Генштаба ВС СССР.

Одним из видных специалистов в этой тонкой области деятельности военной контрразведки был начальник 3-го отдела ГУКР Смерш НКО СССР генерал-майор БАРЫШНИКОВ ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВИЧ (1900–1971).

Владимир Яковлевич родился в г. Луге в 1900 году в семье служащего. В 1918-м окончил немецкое коммерческое училище пастора Мазинга в Петрограде. С октября 1918 года работал конторщиком Шувалово-Озерковского сельсовета, а потом учился в Петрограде на губернских продовольственных курсах.

С мая 1919 года — красноармеец 5-го Петроградского стрелкового полка ОСНАЗ, телефонист отдельной роты связи 3-й бригады 21-й стрелковой дивизии, красноармеец 145-го отдельного батальона ВОХР, 10-го стрелкового полка ВНУС.

После демобилизации в октябре 1922 года поступил в техникум индустриального земледелия в Петрограде. В феврале 1923-го оставил учебу, работал завальщиком чугунолитейного завода «Экономайзер». С сентября 1924 года — на рабфаке Ленинградского технологического института. В 1926-м по партийному набору был направлен в органы ОГПУ. Более 20 лет работал в центральном аппарате контрразведки и разведки НКВД — КГБ.

В 1943–1944 годы — начальник отделения радиоигр 3-го отдела ГУКР Смерш. С 1944 года — начальник 3-го отдела ГУКР Смерш. После войны работал в разведке на разных ответственных должностях. В середине 1950-х годов — заместитель старшего советника КГБ при органах МГБ ГДР, а потом несколько лет являлся замначальника Управления «С» ПГУ КГБ при СМ СССР.

Немецкая контрразведка тоже активно пользовалась «эфирным» оружием против спецслужб СССР и его союзников по антигитлеровской коалиции. Так, арестованный органами ГУКР Смерш в мае 1945 года бывший начальник немецкой военной контрразведки (абвер-3) генерал-лейтенант Франц фон Бентивеньи на допросе показал об удачно проведенной операции против англичан в Голландии в ходе радиоигры. По его словам:

«…В конце 1942 года в Голландии было арестовано десять английских разведчиков, державших радиосвязь с Лондоном. Пять радистов были перевербованы, а на остальных пяти точках работали немецкие радисты, изучившие «почерк» англичан. Эта радиоигра продолжалась в течение всего 1943 года.

В ходе нее было арестовано большое количество английских агентов и захвачено много сброшенного с самолетов вооружения, которого хватило бы на оснащение целой дивизии…»

Советская контрразведка начала «войну в эфире» с немецкими спецслужбами в 1942 году. Первое время на Лубянке эту работу вели сразу несколько подразделений: 4-е Управление под руководством П. А. Судоплатова, 1-й (немецкий) отдел 2-го Управления, возглавляемый П. П. Тимофеевым, в составе которого функционировало специальное отделение по радиоиграм под руководством Н. М. Ендакова, а также территориальные органы НКВД СССР.

С весны 1943 года все радиоигры, кроме таких игр, как «Монастырь», «Курьеры» и «Березино», оставленных в 4-м Управлении, были переданы в ведение Главного управления контрразведки Смерш НКО СССР.

В новом ведомстве эта работа, как уже говорилось выше, проводилась 3-м отделом под руководством полковника, а потом генерал-майора Владимира Яковлевича Барышникова. На протяжении всей войны сценаристами «радиоспектаклей» были опытные оперативные сотрудники Г. В. Утехин, Д. П. Тарасов, Г. Ф. Григоренко, И. П. Лебедев, Н. М. Ендаков и другие.

Цель радиоигр была одна — парализовать работу разведывательных подразделений противника, прежде всего гитлеровской военной разведки, которую представлял на войне абвер под руководством адмирала Канариса.

Продвижение стратегической дезинформации в немецкие разведцентры сотрудники 3-го отдела проводили в тесном контакте с руководством Генштаба РККА в лице А. М. Василевского, А. И. Антонова, С. М. Штеменко, а также начальников Разведывательного управления (РУ), а потом Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба ВС СССР Ф. И. Голикова, А. П. Панфилова, И. И. Ильичева, Ф. Ф. Кузнецова.

В это время были мастерски осуществлены операции в эфире под кодовыми названиями: «Лесники», «Загадка», «Борисов», «Контролеры», «Опыт», «Находка», «Тайник», «Дуэт», «Патриоты», «Фисгармония», «Подрывники», «Туман», «Десант», «Тростники», «Арийцы», «Разгром», «Двина», «Янус», «Узел», «Развод», «Бурса», «Явка», «Танкист» и многие другие.

Всего за время войны только особыми отделами НКВД, а затем и подразделениями УКР Смерш фронтов и 3-м отделом ГУКР Смерш НКО СССР было проведено 180 радиоигр.

Верховное командование вермахта обрушило огромное количество умело подготовленной и выверенной дезинформации, значительно снизившей эффективность разведывательно-диверсионной работы противника. Вместе с тем особые отделы, а затем управления КР Смерш фронтов и Центр на Лубянке получали ценную информацию об особенностях работы немецкой разведки, что способствовало эффективной организации противодействия врагу, прежде всего в деятельности по розыску заброшенной агентуры противника, а также способствовало более прицельному нанесению ударов по войскам вермахта со стороны командования Красной армии.

Интересна по замыслу и продуктивна по результатам была радиоигра «Опыт», начатая в мае 1943 года. Передачи велись от имени трех агентов немецкой разведки через портативную коротковолновую радиостанцию. Абверовские агенты, заброшенные в район Курской дуги, имели задание — выяснить, действительно ли советское командование серьезно готовится к оборонительным боям, что дезинформационными материалами через возможности Смерша доходило до руководства вермахта. Поэтому главной целью «Опыта» было подтверждение правильности переданных по другим каналам связи данных о стремлении частей Центрального фронта встать в оборону.

Через каждые два-три дня по указанию Генерального штаба Красной армии передавались радиограммы, содержащие выгодную для советской стороны информацию. В ней указывалось, что в сторону фронта двигаются бдительно охраняемые эшелоны с накатником для блиндажей, бронеколпаками, эскарпами, колючей проволокой и другими строительными материалами, необходимые для обороны. В местностях ближнего тыла местные граждане роют противотанковые рвы и окопы и строят доты и дзоты. Что касается сосредоточения конкретных войск и боевой техники, то об этом в передаваемых материалах говорилось скупо.

Вся эта информация была «перекачана» противнику по заданию Генштаба в течение 20 дней. Основная задача радиогры была выполнена, а потом решили сбавить активность и подождать, как противник отнесется к полученной «важной информации».

И вот абвергруппа заговорила:

«Павлу. Желательны сведения об артиллерийских позициях западнее Новосиля, в районе слияния рек Неруч и Зуша. Центр».

С учетом того, что радиостанция по поставленным своей агентуре задачам находилась более чем в 150 километрах от Новосиля, военная контрразведка радировала:

«Центру. В нашем районе Новосиля нет. На разведку вышли напарники. Я остался на месте. До их возвращения буду сообщать только метеосводки. Павел».

Надо было выстроить легенду о невозвращении посланных на разведку агентов и, естественно, попросить помощи — прислать продукты и деньги. 4 августа радисту пришел ответ:

«Павлу. Помощь пришлем, точный срок сообщим позднее. Почему не сообщаете о передвижении войск и о важных военных событиях в вашем районе? Ждем срочных сведений. Центр».

С ответом военные контрразведчики не задержались:

«Центру. Наши люди до сих пор не вернулись, ходил их разыскивать, но безрезультатно. Работать одному очень трудно. Денег нет. Живу плохо. Жду от вас совета и помощи. Павел».

Абверовцы тоже не медлили с ответом и уже через три дня радировали:

«Павлу. Срочно готовим курьера, придет по последнему адресу, а пока давайте военные сводки, надеемся на активизацию работы. Центр».

Через двое суток на явочной квартире оперативные сотрудники Смерша арестовали агента-связника — некоего Подкопытова, который должен был установить связь с радистом, передать ему 106 тысяч рублей, новые фиктивные документы, батареи для радиостанции, продовольствие и остаться в его распоряжении для ведения разведки.

На совещании начальник Управления контрразведки Смерш фронта генерал-майор Александр Анатольевич Вадис заметил оперативному работнику, ведущему радиоигру, капитану Стрюкову:

— Прибытие, причем срочное, к нам связника свидетельствует, что противник заинтересован в продолжении дальнейшей работы радиостанции «Опыт». Нам ни в коем случае нельзя сейчас проколоться. Работа должна быть тонкая, хорошо выверенная. Прошу это иметь в виду при дальнейшем планировании.

— Александр Анатольевич, мы все делаем по плану, соизмеряя наши конкретные шаги с оперативной обстановкой. При осложнениях будем советоваться с вами.

— Ну тогда можно быть спокойным, хотя помните, что лекарства действуют медленнее, чем болезни, — заметил генерал.

— Я понял вашу философию.

— Прекрасно…

А в это время происходили активные наступательные действия Красной армии. В районы кровопролитных сражений направлялись людские резервы и боевая техника. Не передавать очевидной информации было уже нельзя. Военные чекисты приняли решение изредка направлять незначительную информацию, но объяснить скупость ее объективными обстоятельствами. 11 августа ушло сообщение, что радист курьера не встретил. Немцы срочно направили шифрованную телеграмму такого содержания:

«Павлу. Курьер завтра будет у вас, у хозяйки. Пароль — «Привет от доктора». Курьер будет с вами работать с успехом. Центр».

Возникла проблема — радист долго не передавал сведений о войсках, что могло вызвать подозрение о его вынужденной работе под диктовку советской контрразведки. С учетом этого надо было организовать встречу курьера с самим радистом. Однако этот вариант отвергло руководство Смерша. Роль радиста поручили исполнить Стрюкову.

Операция была на контроле у начальника 3-го отдела ГУКР Смерш полковника В. Я. Барышникова. Он позвонил по «ВЧ» генералу Вадису:

— Александр Анатольевич, а если курьером окажется агент, лично знающий радиста, тогда что? — возмущался Барышников.

— Не думаю, не такие уж важные фигуры наши «подопытные»… Во всяком случае, оперативный работник не растеряется, найдет выход. Мы этот вариант тоже прорабатываем.

— Ладно, пусть действует, но на всякий случай прикройте его надежно.

— Это само собой разумеется, сделаем обязательно, Владимир Яковлевич, все будет в порядке.

В село Березовские Выселки, где был подставной адрес для курьера, выехали шесть военных контрразведчиков — два офицера и четверо солдат отдельного батальона управления контрразведки Смерш фронта. Стрюков облачился в одежду радиста, а один из бойцов — в форму сержанта, играя роль напарника. Остальные прикрывали подходы к дому.

24 августа 1943 года в 11:25 капитану доложили, что в направлении к дому Кудрявцевой идет неизвестный в форме старшего сержанта. Стрюков как бы случайно вышел из дома и стал наблюдать. Поровнявшись с калиткой, неизвестный спросил:

— Это дом колхозницы Кудрявцевой?

— Да, — последовал ответ.

— Привет от доктора, — улыбнулся незнакомец.

Капитан пригласил гостя в дом, сыграл роль обрадованного радиста, расспросил об обстановке и, получив ответы на поставленные вопросы, успокоился.

Курьер назвался Матвеевым и рассказал, что выброшен на парашюте в ночь на 23 августа вместе с напарником. Мешок с грузом, сброшенный отдельно, к сожалению, не нашли.

— А почему напарник не пришел? — спросил чекист.

— Я сделал это для страховки. Так советовал наш шеф — капитан Фурман, мол, один должен идти по адресу, а другой страховать.

— Что ж получается, Фурман не верит нам?

— Нет, этого он не говорил. Сказал, что обстановка в вашем районе сложная, а поэтому надо быть осторожным, — поспешил успокоить радиста курьер.

— Это правильно, в нашем деле осторожность — мать родная. А что же вы должны дальше делать после выполнения этого задания? — поинтересовался капитан.

— Фурман мне приказал остаться с вами и помогать в сборе сведений, а напарник должен сразу же вернуться обратно.

— Это очень хорошо, что вы останетесь и будете помогать. Ну а теперь пошли за напарником, незачем там ему прятаться, да и деньги с документами нужны. Они у него?

— Да, именно он отвечает за финансы.

Когда они вдвоем пришли к месту укрытия напарника, Матвеев свистнул, и из кустов вышел крепыш-военный в форме сержанта с вещевым мешком и автоматом ППШ.

— Выходи смелей, Серега, все в порядке, — подбодрил его Матвеев.

Возвратившись с агентами абвера в дом, капитан продолжал разыгрывать роль человека, соскучившегося по своим товарищам. После того как все перекусили и попили не только чайку, «гостей» под предлогом устройства на ночлег направили в разные квартиры, где их уже ждали смершевцы и быстро повязали.

У прибывших курьеров было изъято 75 тысяч рублей, чистые бланки командировочных предписаний с печатью «АХО штаба 13-й армии», 20 чистых бланков продовольственных аттестатов с такой же печатью, 15 чистых бланков продовольственных аттестатов с печатью «Оперативная группа минометных частей Западного фронта Ставки Верховного Главного командования», 20 командировочных предписаний с печатью и штампом отдельного батальона связи.

Пакет с грузом, в котором находились батареи к рации, обмундирование и продукты, найти не удалось.

25 и 27 августа 1943 года немцам были отправлены две радиограммы:

«Центру. Два курьера прибыли. Груз, сброшенный с самолета без парашюта, потеряли. Втроем идем на поиски. Павел».

Через несколько дней:

«Центру. Посылки не нашли. За помощь деньгами, документами благодарим. Как быть с питанием к рации? Жду срочного ответа. Павел».

29 августа Центр сообщил:

«Павлу. Второй курьер должен немедленно вернуться и поехать с новым пакетом. Сообщите, куда и когда выехал. Центр».

На эту радиограмму армейские контрразведчики ответили, что Сергей будет переходить линию фронта в районе стыка 70-й и 13-й армий, а радист и Матвеев, изменив место жительства, приступили к работе. Они передали несколько информаций о положении и движении войск, а потом сообщили якобы о политической неустойчивости напарника Матвеева, его пьянстве, болтовне лишнего среди окружающих и намерении бросить «святое дело защиты рейха».

Центр ответил несколько растерянной радиограммой с просьбой, чтобы не падали духом.

Контрразведчики от имени радиста послали такой текст:

«Центру. Напарник вашим распоряжениям не подчинился.

Уговоры не помогли. Ликвидирован. Обошлось без шума. Выезжаю в район Брянска. С нового места сообщу данные. Павел».

Новый адрес радист сообщил Центру через несколько дней.

19 ноября Центр радировал, что передача подготовлена, и запрашивал, сколько времени нужно, чтобы добраться до места сброски. Однако из-за нелетной погоды операция затянулась до 27 февраля 1944 года, когда самолет наконец- то прошел в указанном районе над сигнальными кострами и сбросил на парашюте баллон с грузом. В нем были 100 тысяч рублей, пачка фиктивных документов с печатями и штампами различных воинских частей, батареи к рации, комплект офицерского обмундирования, продукты питания. Радиоигра с чекистской радиоточкой «Опыт» продолжалась до конца 1944 года…

* * *

Не менее успешно проходила и радиоигра «Связисты» в Ленинграде, которая первоначально велась из другого города. Дело в том, что противник по «просьбе» якобы действующих агентов направил двух курьеров в Северную столицу. Их задержали.

А произошло это так. 13 февраля 1944 года в районе г. Тосно была включена в радиоигру рация, изъятая у абверовской разведгруппы. Агенты вели себя неискренне, а потому подключать радиста к операции было опасно. Разоблаченные агенты сообщили, что они получили задание вести наблюдение за переброской воинских частей и подразделений Красной армии и военной техники к линии фронта. Поскольку проведение радиоигры из г. Тосно было бесперспективным, руководство Смерша решило легендировать переезд разведгруппы в Ленинград для изучения обстановки и возможного устройства на жительство.

Переведя рацию в Ленинград, армейские чекисты, как говорится, «отстучали» такой текст в радиограмме:

«Отцу. Обстановка изучена, имеется полная возможность надежно устроиться и осесть в городе. Необходимы паспорта, свидетельства об освобождении от воинской обязанности или бронь, трудовые книжки, справки любого учреждения или предприятия о возвращении из эвакуации. Документы должны быть оформлены на настоящие фамилии. Перспектива работы хорошая, встретили знакомых, могущих оказаться нам полезными, дальнейшее зависит от вас. Ждем указаний. Братья».

После прибытия курьеров и их ареста радиоточка использовалась для передачи дезинформации. Руководство фашистской разведки так оценило работу смершевцев в последней радиограмме:

«Братьям. Вы награждены медалью «За храбрость». Поздравляем вас и желаем дальнейших успехов. Отец».

Не знал «отец», что радисты из военной контрразведки получили правительственные награды СССР за ту же работу. Если бы узнал, наверное, застрелился бы.

Интересная операция проводилась органами Смерша с сентября 1944 года фактически до самого конца войны. После задержания нескольких агентов разведгруппы с рацией через перевербованного агента-радиста ушло сообщение в Центр, что им удалось обнаружить и установить связь с несколькими разрозненными группами немецких солдат и офицеров общей численностью более 1000 человек, «продолжающих борьбу в советском тылу». В радиограмме шло живописание подвигов «героев рейха», мечтающих прорваться через линию фронта и снова встать в ряды вермахта. Они просили оружие, снаряжение и питание.

Подготовка радиоигры была тщательно спланирована. Были использованы реальные имена недавно захваченных в плен немецких офицеров, в частности, старшего офицера — командира пехотного батальона Генриха Шерхорна. Немцы «клюнули» на приманку военных контрразведчиков и включились сами в «игру» под кодовым названием «Шерхорн».

О «группе соотечественников» за линией фронта 19 октября 1944 года было доложено Гитлеру. Он обрадовался «высокому патриотическому чувству настоящих арийцев» и санкционировал доставку требуемых грузов. Вместе с тем абвер для подстраховки в «район действия группы» выбросил на парашютах две проверочные группы, которые тут же были задержаны армейскими чекистами. В ответ в Берлин полетела очередная оптимистическая шифрограмма. Грузы падали с неба в районе Белоруссии, а затем Польши.

Последний груз — оружие, продукты, боеприпасы, обмундирование и медикаменты для «группы Шерхорна» — был выброшен 18 апреля 1945 года. Интересная деталь — среди снаряжения, сброшенного в этот день, находился и «Рыцарский крест», которым Гитлер наградил своего последнего любимца — теперь уже оберста (полковника) Генриха Шерхорна, жившего спокойной жизнью военнопленного в одном из бараков Красногорского лагеря для военнопленных.

За время радиоигры от имени Шерхорна немцы совершили к его «группе» 20 самолетовылетов, сбросив около 60 тонн различных военных грузов.

* * *

В радиоигре «Семен», начатой в мае 1943 года, участвовал советский разведчик Калабалин Семен Антонович. С началом войны он, будучи патриотом, запросился на фронт и по зову сердца вступил в строй советских разведчиков. После необходимой подготовки был направлен в тыл противника для проведения разведывательной работы. Вскоре по не зависящим от него причинам Калабалин попал в руки противника. Как профессионал и волевой человек он быстро сориентировался и нашел достойный выход из создавшегося положения — ему удалось поступить в варшавскую разведывательную школу по программе радиста. После окончания школы он был сброшен в тыл наших войск под фамилией Карев с задачей добраться до г. Горького и вести наблюдение за работой железнодорожного узла. После приземления он явился в органы ГБ, и с этого момента началась игра с противником в эфире. Немецкой разведке передавалась дезинформация, содержание которой утверждалось Генштабом.

Для того чтобы вызвать курьера, руководство 3-го отдела ГУКР Смерш приняло техническое решение — ухудшило слышимость. Агент пояснил это некачественностью батарей в рации, а поэтому готов прекратить «работу впустую». Центр запаниковал, и 11 июля 1943 года по месту проживания на явочной квартире (ЯК) Семена Антоновича явились два агента-связника немецкой разведки — Бирюк и Родин — и передали ему новые батареи для рации, 130 тысяч рублей и фиктивные документы. Поселившись в разных домах вблизи ЯК, они решили установить за Каревым наружное наблюдение, но он «выехал на хозработы» в соседнее селение. Через несколько дней агент пригласил курьеров в гости на «100 грамм». Там они и были арестованы чекистами, которые прибыли под видом сотрудников комендатуры.

Радиоигра успешно продолжалась до конца 1944 года, но из-за передислокации разведцентра вглубь Германии радиосвязь пришлось прекратить.

Подобных радиоигр военные контрразведчики провели не один десяток. Это ли не пласт для исторического исследования, написания статей, книг и постановки кинофильмов.

Часть пятая Зафронтовые заброски

Храбрость — сильнейшее желание жить, принявшее форму готовности умереть.

Гильберт Честертон

Зафронтовая работа — это огромный сегмент разведывательной работы советской военной контрразведки особых отделов НКВД. В годы минувшей войны на ней строились все основные агентурно-оперативные мероприятия по борьбе с происками агентуры противника. Нужно отметить, что после ежовского репрессивного безумия органы госбезопасности и НКВД были существенно почищены.

В подразделения контрразведки, в том числе военной, пришло большое количество свежих сотрудников, молодых и образованных — из военных училищ, институтов, академий и войск. Несмотря на это, уже за первые десять месяцев с начала создания органов военной контрразведки Смерш в германские разведывательные органы и школы были внедрены 75 агентов, из них 38, то есть половина, возвратились, успешно выполнив свои задачи. Они представили сведения на 259 сотрудников германской военной разведки и на 978 шпионов и диверсантов, подготавливаемых для переброски в наш тыл.

В итоге 176 разведчиков противника были арестованы, 85 явились с повинной, а пятеро завербованных сотрудников германской разведки оставались работать в своих подразделениях по заданию Смерша.

Под влиянием нашей агентуры ряды власовской Русской освободительной армии покинули более 12 тысяч человек. А еще за годы войны смершевцами было обезврежено 3500 диверсантов и свыше 6000 террористов.

Постепенно в практику работы военных контрразведчиков вошла заброска в немецкий тыл агентурных групп. В каждую такую группу включались оперативный сотрудник Смерша, опытные агенты, хорошо знающие местность и способные выполнять роль связных, а также радист.

Именно так в сентябре-октябре 1941 года действовал разведывательно-диверсионный отряд Особого отдела НКВД Западного фронта под командованием капитана госбезопасности Х. Д. Кусова. Но не долго пришлось воевать бесстрашному командиру. 7 октября 1941 года он погиб в бою. Его место в строю занял старший лейтенант ГБ Я. Н. Шпилевый. Отряд состоял из 125 добровольцев-чекистов, пограничников и красноармейцев. За 35 дней своих действий он прошел и с открытыми боями, и через проведение разведывательно-диверсионных мероприятий на оккупированных территориях Смоленской, Витебской и Калининской (Тверской) областей по маршрутам длиной более 750 километров, провел 21 боевую операцию, уничтожил несколько сот солдат и офицеров противника, совершил ряд диверсий на железных дорогах, а также передал в штаб фронта важную разведывательную информацию о расположении крупных вражеских гарнизонов гитлеровцев, арсеналов с оружием и боеприпасами, а также крупных складов ГСМ, по которым точно отработала наша авиация. Свою деятельность на оккупированных врагом территориях они строили с расчетом на помощь патриотов из числа местного населения.

Вот содержание одного отчета о проделанной работе, отправленного в штаб радиограммой:

«По данным местных жителей, в д. Красный Луч Велижского района Смоленской области прибыла группа немцев около 60 человек. Они разместились в школе. В результате налета ни один немец не вышел из школы…

В д. Булиже Демидовского района Смоленской области разогнан карательный отряд. Оставив 12 трупов и подобрав 8 раненых, немцы бежали.»

Отмечались нередко случаи, когда оперативники военной контрразведки с ротами охраны особых отделов, усиленными красноармейцами, пограничниками и бойцами войск НКВД, осуществляли налеты на прифронтовые гарнизоны гитлеровцев. Цель была одна — месть за поруганное агрессором Отечество, уничтожение личного состава, захват «языков», предателей и важных документов.

* * *

Организацией прицельной зафронтовой работы в тылу противника в действующей армии занимались 2-е отделы фронтовых управлений КР Смерш. Конечно, выполнение особо важных заданий за линией фронта и подключение лиц к сотрудничеству с военной контрразведкой осуществлялись с санкции руководства ГУКР Смерш НКО СССР. А качество доводимой до противника через нашу агентуру дезинформации постоянно контролировалось представителями Генштаба ВС СССР. Только в тесном взаимодействии органов ВКР и ГШ эта тонкая работа могла принести желаемые результаты во благо сражающейся на фронтах Красной армии.

Однако операции по проникновению во вражеские спецслужбы с переходом через линию фронта не всегда сопровождались победами. Трагически сложилась судьба переводчика разведотдела 21-й армии Л. М. Бренера. По заданию руководства Особого отдела НКВД 3-го Украинского фронта, в частности, начальника ОО фронта генерал-майора П. И. Ивашутина Бренер дважды выводился за линию фронта под псевдонимом «Борисов», а по документам — Леонид Дубровский. После выполнения первого задания он в январе 1943 года возвратился в расположение войск фронта с важными материалами разведывательного плана.

В марте того же года он вместе со связным подростком Витей Пятеркиным снова был переброшен за линию фронта с целью внедрения в конкретный разведывательный орган абвера. Но немцы его арестовали и допрашивали с пристрастием. А он достойно выдержал легенду прикрытия и четко следовал в ответах линии поведения, разработанной армейскими чекистами.

Фашистам ничего не оставалось, как поверить нашему разведчику. Его определили на службу в одно из подразделений тайной полевой полиции (ГФП) г. Кадиевки. Бренер, освоившись с обстановкой, привлек для работы на советскую военную контрразведку одного сотрудника этой полиции, а также несколько местных жителей. Штаб-квартира ГФП находилась в Донецке.

При отступлении частей вермахта «Борисов» оставался в составе 721-й группы ГФП. Собираемую информацию о немецких агентах, кадровом составе спецслужб и нацистских пособниках он оставлял у патриотов из числа местных жителей для последующей передачи материалов в органы армейской контрразведки 3-го Украинского фронта. В августе 1943 года он был арестован СД и расстрелян. Его выдал провокатор Юхновский, внедренный немцами в местную подпольную группу, но длительное время скрывавшийся под именем Александра Мироненко. В 1976 году органами КГБ он был разоблачен как предатель. Возмездие настигло палача — военный трибунал приговорил его к расстрелу.

Кстати, мать Льва Моисеевича Бренера — Раиса Наумовна Бренер — потеряла на войне троих сыновей: Наума, Бориса и Льва. Все три ее сына ушли на фронт и не вернулись. Она их искала долго и упорно. Лишь в 1976 году получила справку на одного из них:

«…Выдана гражданке Бренер Раисе Наумовне в том, что ее сын Бренер Лев Моисеевич, 1920 года рождения, в сентябре 1943 года погиб при выполнении задания командования Советской армии в тылу противника. Как он попал в тыл противника, как погиб — ничего не известно».

Оказалось, Лев ходил в разведку под именем Леонид Дубровский. Это о его подвиге в газете «Труд» писал заместитель председателя КГБ генерал Г. К. Цинев. Да, Лев Бренер не должен остаться в забвении! Но в жизни бывает часто по-другому, хотя и говорим: «Никто не забыт, ничто не забыто!» Но, увы, эта красивая присказка — ложь. Тысячи героев остались неизвестными, их подвиги забыты.

* * *

21 января 1945 года из тыла противника возвратился зафронтовой агент УКР Смерш 1-го Белорусского фронта Алексей Стратонович Скоробогатов, работавший в «осином гнезде» — диверсионной школе «абвергруппы-209» под псевдонимом «Ткач». Вместе с ним в расположение советских войск вышли один из руководителей диверсионной школы, бывший офицер Красной армии Юрий Евтухович, воспитательница женской группы школы Александра Гуринова и 44 диверсанта-подростка в возрасте 14–16 лет. Все это оперативное полотно было соткано в результате работы неутомимого и мужественного «Ткача».

Судьба его в начале войны не отличалась оригинальностью. В августе 1942 года попал в плен. Во время нахождения в лагере, будучи патриотически настроенным, Скоробогатов согласился на вербовку германской разведкой с целью последующего возвращения на Родину. После заброски в тыл он явился добровольно с повинной в органы ГБ. По заданию УКР Смерш 1-го Белорусского фронта 17 декабря 1944 года Скоробогатов, как выполнивший задание, был переброшен в тыл противника с целью склонить к переходу на нашу сторону Евтуховича.

Немцы высоко оценили его «добросовестный труд» во благо Третьего рейха, наградив серебряной медалью, что позволяло ему носить в петлице нацистскую ленту. После этого его как «патриота рейха» направили в качестве воспитателя в диверсионную школу подростков при «абвергруппе-209», в которой по плану «Буссард» немецкие спецслужбы готовили из малолетних пленных, беспризорников, сирот и заключенных концлагерей диверсантов. Из них пытались воспитать чудовищ, нацеленных на убийство своих соотечественников.

Первая встреча с такими диверсантами была отмечена на Брянском фронте.

«СПЕЦСООБЩЕНИЕ. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

1 сентября 1943 года к Управлению контрразведки Смерш Брянского фронта явились: Кругликов Михаил, 15 лет, уроженец г. Борисова БССР, русский, образование 3 класса, и Маренков Петр, 13 лет, уроженец Смоленской области, русский, образование 3 класса. В процессе бесед и опроса подростков установлено наличие диверсионной школы подростков в возрасте 12–16 лет, организованной германской военной разведкой абвер. В течение месяца Кругликов и Маренков вместе с группой из 30 человек обучались в этой школе, которая дислоцируется на охотничьей даче, в 35 км от гор. Кассель (Южная Германия). Одновременно с Кругликовым и Маренковым в наш тыл с аналогичным заданием были выброшены еще 27 диверсантов-подростков в разные районы железнодорожных станций Московской, Тульской, Смоленской, Калининской, Курской и Воронежской областей. Это свидетельствует о том, что немцы пытаются этими диверсиями вывести из строя наш паровозный парк и тем самым нарушить снабжение наступающих войск Западного, Брянского, Калининского и Центрального фронтов.

Начальник Управления контрразведки Смерш Брянского фронта генерал-лейтенант Железников Н. И.».

Реакция Сталина на столь необычную новость была весьма неожиданна, по сообщению генерал-майора КГБ Николая Губернаторова: «Значит, арестовали! Кого? Детей! Им учиться надо, а не в тюрьме сидеть. Выучатся — порушенное хозяйство будут восстанавливать. Соберите их всех и отправьте в ремесленное училище. А об опасности нашим коммуникациям доложить в ГКО».

В это же время недалеко от сельсовета Тимского района Курской области Коля Гучков переночевал в поле и утром пошел сдаваться в НКВД. В тот же день в Обоянское райотделение УНКГБ был доставлен еще один парашютист — 14-летний Коля Рябов. Потом явились с повинной еще двое подростков — Геннадий Соколов и Виктор Комальдин. Изъятая у арестованных взрывчатка внешне ничем не отличалась от обыкновенного куска каменного угля. При сгорании угольной оболочки до слоя, в котором находился бикфордов шнур, последний загорался и происходил взрыв. Эти «куски угля» юные диверсанты должны были забрасывать в паровозные тендеры.

* * *

Колесо войны постепенно катилось в сторону Запада. К октябрю 1943 года ударные группировки 2-го Украинского фронта прорвались к Кривому Рогу и Кировограду. Совместно с войсками 3-го Украинского фронта им удалось захватить плацдарм на правом берегу Днепра в районе Кременчуга и Днепропетровска. Мирное население активно включилось в работу по восстановлению разрушенного немцами хозяйства, а мужчины призывного возраста вливались по мобилизации в ряды Красной армии. Среди призванных оказался и 24-летний колхозник Иван Григорьевич Данилов.

Война застала его в Кривом Роге, где он после окончания школы работал в местных газетах и параллельно учился в институте на журналиста. При приближении немцев к городу он записался в ополчение. Участвуя в боях, попал в плен и оказался в лагере для военнопленных в родном городе. Но через некоторое время бежал из лагеря и поселился у сестры в д. Анновка, где проработал в колхозе до осени 1942 года. Потом решил примкнуть к партизанам. Но по дороге к ним из-за предательства был задержан, однако по стечению благоприятных обстоятельств ему и тут удалось сбежать от конвоя. Вскоре его снова задержали и направили на работы в Германию. Но по пути Данилов вновь сбежал. Возвратившись в июне 1943 года в с. Ляхово, он стал работать в колхозе, после чего вступил в ряды Красной армии.

Однако повоевать в действующей армии с немцем солдату Данилову так и не удалось. На него обратил внимание заместитель начальника 2-го отделения ОКР Смерш 53-й армии капитан Гурфинкель. По его мнению, кандидат по всем параметрам подходил для заброски в тыл противника. В справке изучения кандидата на вербовку капитан отмечал, что «…Данилов представляет собой культурного, вдумчивого молодого человека с богатым жизненным опытом, который в течение всей жизни тренировался умственно и физически, занимался спортом, много читал… характерной особенностью Данилова были исключительное самообладание и отсутствие страха перед опасностью, а также терпеливость и выносливость». На предложение о заброске в тыл противника со спецзаданием Данилов ответил согласием, выбрав себе оперативный псевдоним «Данник».

Процесс подготовки начался с разработки подробной легенды с задачей придерживаться в плену определенной линии поведения, чтобы немцы могли заинтересоваться им для отбора в разведшколу. Четыре месяца учебы пролетели быстро. И вот наконец в ночь на 3 мая 1944 года агент «Данник» был переброшен войсковой разведкой в тыл противника на участке 1243-го полка 375-й дивизии 53-й армии 2-го Украинского фронта на территории Молдавии.

Сначала его пленил немецкий солдат и отвел в штаб роты. Его обыскали и отобрали кошелек, фотокарточку, деньги и хлеб, которые после вернули. Потом отвели к лейтенанту — командиру роты. Данилов обратил внимание, что солдаты на передовой — в основном молодые, все грязные, обросшие и постоянно чешутся.

«Вши заели гитлеровцев», — подумал Данилов.

Целый день ему не давали есть. К вечеру один солдат украдкой дал ему кусок колбасы и краюху хлеба. Ночью «Данника» доставили в штаб батальона, потом в штаб полка, а затем в штаб дивизии. Здесь его допрашивал немец, хорошо говоривший по-русски. Он интересовался частью, в которой служил перебежчик, наличием установок «катюша», тематикой советских газет, обеспечением питания красноармейцев и др.

Вскоре «Данник» оказался на окраине Кишинева, и с ним заработали специалисты из гестапо. Один из них по имени Эрнст после детального допроса перебежчика предложил сотрудничество.

— Вы знаете, что находитесь в гестапо. Я предлагаю вам одно из двух: или пойти в лагерь, где условия жизни, как вы знаете, неважные, или работать с нами. Ну, согласен? Только быстро. Я люблю, чтобы такие вопросы решались быстро, — спокойно говорил Эрнст.

— Но ведь это измена Родине! Дайте подумать…

— Даю вам два часа на размышление. Война не терпит медлительности.

По истечении отведенного времени Ивана снова пригласил Эрнст:

— Ну, что — надумал? В этой войне мы все равно победим. Временные неудачи не в счет. Точку в победе поставит скоро новое секретное оружие. И мы окажемся за Волгой — отомстим за Сталинград. Ты молод… Вся жизнь впереди. Выполнишь небольшое задание — получишь деньги, побываешь в Германии. Посмотришь, как живут немцы. Понравится — возьмешь землю, построишь дом, женишься. Понравится служба — будешь работать у нас и хорошо получать. Ну, как? — Эрнст цепким неморгающим взглядом смотрел в лицо русского солдата.

— Согласен, — спокойно проговорил Данилов и тут же получил свое первое «вознаграждение» от фашистов — стакан водки и десять сигарет. На следующий день к нему в комнату подселили «пленного красноармейца», который собрался при переброске в советский тыл явиться с повинной в НКВД и призывал к этому Ивана.

«Ах, ты мерзавец, думаешь, клюну», — подумал «Данник»…

Немецкий разведорган, куда попал на курсы Данилов, был главным постом «абвергруппы-101», приданной 6-й армии вермахта, а 53-летний зондерфюрер «доктор Эрнст», он же Евгений Евгеньевич Мельников, являлся его руководителем. Группа вела активную разведработу против частей Красной армии, допрашивала военнопленных, осуществляла их вербовку и заброску в советский тыл.

31 мая после окончания курсов Иван был вызван к Эрнсту, который сообщил, что должен готовиться к заброске за линию фронта. Задача — узнать наименования воинских частей в районе города Оргеева, места дислокации штабов и складов боеприпасов, состав вооружения и др. При возвращении с задания немец дал ему пароль «Айнс-Ц» и присвоил псевдоним «Пушкин». Затем Эрнст дал своему агенту форму рядового солдата Красной армии, советскую винтовку, красноармейскую книжку на имя Ивана Кирилловича Павличенко — бойца 66-го гвардейского стрелкового полка 88-й стрелковой дивизии и 1165 рублей.

Он благополучно — не без помощи проводника-молдаванина — перешел линию фронта. Возвратившегося агента «Данника» военные направили сначала к оперативному работнику, а затем в УКР Смерш 2-го Украинского фронта. Он передал контрразведчикам ценные сведения о дислокации противостоящих фронту немецких и румынских частей, обстановке на оккупированной территории, настроении населения. Подробно он остановился на агентах, проходивших подготовку в разведшколе. Назвал приметы четырех заброшенных лазутчиков, по которым стали сразу работать армейские чекисты.

Руководством УКР Смерш было решено продолжить игру с противником и с согласия «Данника» он снова был переправлен к немцам. Данилов в ночь на 13 июня, как было оговорено с Эрнстом, перешел линию фронта в районе г. Оргеева с полным ворохом дезинформации. Готовилась Ясско-Кишиневская наступательная операция, а поэтому ввести противника в заблуждение было особенно важно.

«Удачную ходку «Пушкина» высоко оценили и спецслужбы, и германское командование. Эрнст отвез своего «героя» в Кишинев и переодел Данилова в форму солдата вермахта, вручил премию 2000 лей и 6 литров водки. А через два дня в молдавскую столицу приехал начальник «абвергруппы-101» обер-лейтенант Фриц Франке и забрал агента с собой. Его включили в учебную агентурную группу. Вручили еще 2000 лей, наградили бронзовой медалью, присвоили ему звание ефрейтора и отправили на десять суток в дом отдыха в г. Измаил. Здесь же «Данник» познакомился с его заведующей, женой начальника курсов подготовки агентов «абвергруппы-101» Лехнера — (он же бывший майор Красной армии Владимир Георгиевич Письменный) Татьяной Вараксой. И тут произошел один неожиданный поворот в его взаимоотношениях с женщиной. Она через несколько дней вдруг заявила, что ему «не стоит быть продажной шкурой», а в очередную заброску прийти с повинной в органы ГБ. Он ничего ей не ответил…

«Неужели снова подстава? Опасно клюнуть и провалить себя и дело», — рассуждал про себя Иван Данилов. После этого он стал собирать на нее материалы и выяснил, что Татьяна преподавала в одесской школе, ее настоящий муж в 1941 году ушел в Красную армию. В период оккупации Одессы Татьяна Варакса участвовала в подпольной организации в качестве связной, арестовывалась и провела восемь месяцев в тюрьме. Во время одной инспекции Лехнер обратил на нее внимание и забрал с собой.

27 июля Данилов был вызван к Лехнеру.

— Ну что, товарищ Пушкин, готовьтесь выполнить новое задание. Вам необходимо слетать в Одессу для связи с оставленным там резидентом немецкой разведки. Документы уже готовы. Теперь вы — Владимир Петрович Николаев.

А дальше случилось то, что случилось. Самолет подвел. Ивана снова отправили в дом отдыха. И тут Данилов пошел на риск, который оказался оправданным. Он признался Татьяне, что является агентом советской контрразведки, и предложил ей оказывать ему помощь. Женщина охотно согласилась. Она назвала имена оставленных в Одессе некоторых агентов и фамилию резидента в Одессе — некоей Евдокии Федоровны — и ее адрес. Но заброска не состоялась — началась Ясско-Кишиневская наступательная операция с участием 2-го и 3-го Украинских фронтов. Разведгруппа драпанула на запад и обосновалась в окрестностях г. Сигишоара (Румыния). За это время «Даннику» удалось перевербовать еще четырех агентов группы.

23 сентября Данилова вызвали к начальнику группы, где сообщили, что ему присвоено звание унтер-офицера, и одновременно дали новое задание — перейти линию фронта и разведать район между городами Клуж и Турда. Так он оказался в расположении 93-й гвардейской стрелковой дивизии, а затем в УКР Смерш 2-го Украинского фронта. Было решено продолжить агентурную комбинацию. Данилов согласился в третий раз вернуться к немцам.

16 октября 1944 года он попал в распоряжение артполка 8-й армии вермахта. Его встретили холодно. Через сутки он был уже в «родной» разведгруппе, которая передислоцировалась в район венгерского г. Эгер. Начальник отряда Франке тоже расспрашивал его без прежнего внимания, но распорядился приготовить хороший обед с вином. И тут Иван понял, что дело не в подозрениях к нему, а в поражениях немцев на всех фронтах. Уныние он видел на лицах офицеров в штабах и разведгруппах. И все же Франке отметил «удачливого» агента наградой — серебряной медалью с мечами 2-го класса — и сказал, что ему поручается выполнить еще одно очень важное задание — установить местонахождение окруженного 4-го мотомехкорпуса и возвратиться назад.

Вечером 8 ноября Данилов вылетел на самолете и был сброшен в тыл советских войск в районе Кечкемета. Приземлился на парашюте удачно и скоро вышел на одну из частей 46-й армии. Затем его переправили в УКР Смерш 2-го Украинского фронта. Его с радостью встретил начальник этого подразделения Смерша генерал-майор Королев и принял решение больше не рисковать жизнью разведчика. На боевом счету «Данника» к этому времени значились 43 агента абвера.

Его наградили орденом Красной Звезды, после чего Иван Данилов продолжил службу в стрелковом полку.

* * *

Это случилось ранним утром 22 июня 1943 года. На красноармейца, охранявшего пасущихся боевых лошадей 1086-го кавалерийского полка в д. Высокое Павшинского района Тульской области, вышел из подлеска неизвестный офицер.

— Капитан Раевский. Я из разведотдела штаба дивизии. Немедленно вызовите мне начальника штаба полка, — приказал капитан. Когда прибыл начштаба, капитан попросил его срочно доставить его в отдел контрразведки.

В отделе КР Смерш 323-й стрелковой дивизии он признался оперативнику, что является агентом-курьером немецкой разведки, и попросил ему оформить явку с повинной.

— Ваша настоящая фамилия? — строго спросил смершевец.

— Бывший лейтенант Красной армии Козлов Александр Иванович, — последовал спокойный ответ немецкого агента.

— Где и когда вы попали к немцам?

— Служил в 21-м полку 7-й стрелковой дивизии. Под Вязьмой попал в окружение. Несколько предпринимаемых попыток выбраться из котла не принесли успеха. Тогда я с группой бойцов направился в район оккупированного городка Дорогобуж для организации партизанского отряда. Сначала нас было 20 человек, потом перевалило за 100. В январе 1942 года наш отряд влился в более крупное партизанское формирование «Дедушка». Вскоре меня назначили начштабом партизанского полка. Здесь я встретил свою будущую жену — Галину Тимофеевну Вилкову, разведчицу отряда. В ходе одной из операций группа партизан, в которой были я и моя жена, попала в засаду. Так я оказался в лагере военнопленных. Там меня с женой направили на работу в немецкую воинскую часть. Однажды в лагерь прибыл немецкий офицер в звании обер-лейтенанта и предложил сотрудничество с германской спецслужбой. На размышление дал несколько дней. Посоветовавшись, мы с женой дали согласие, понимая, что только так можно вырваться на Родину из неволи.

Так мы оказались в местечке Катынь под Смоленском в разведшколе, подчиненной «абверкоманде-1Б» при армейской группировке «Митте». Абверкоманда с радиопозывным «Сатурн» работала против войск Западного, Калининского, Брянского, Центрального, а несколько позже против Белорусских и Прибалтийских фронтов.

Здесь и прошла вербовка меня и моей жены, в результате которой мне был присвоен псевдоним «Меньшиков». Учился на радиста в течение десяти месяцев.

— После Катыни куда переехала школа? — спросил заслушавшийся складным рассказом агента сотрудник Смерша.

— В город Борисов под Минском, куда перебазировали и меня.

— А жена?

— Она прибыла вместе со мной. И меня стали готовить к заброске. Я предложил отправить нас через линию фронта с супругой. Но сотрудник абвера зондерфюрер Юльюш Фурман не разрешил работать в паре. Я понял: ее оставляют как заложницу.

— Какую он поставил вам задачу?

— Добраться до подмосковной деревни Малаховка, связаться там с местным жителем, немецким агентом «Ароматовым», передать ему питание для радиостанции, деньги и бланки документов. Пароль при встрече — «Я от доктора Брониковского».

— Кто такой Брониковский?

— Зондерфюрер Эрвин Брониковский, он же Тадеуш Герасимович до ноября 1943 года — заместитель Борисовской разведшколы абвера. Перед отправкой немецкий офицер напутствовал меня такими словами:

«Работайте смело, документы у вас железные. По прибытии на место приглядитесь, нет ли чего подозрительного. Назовите пароль и передайте чемодан. Своих документов не показывайте. Не соглашайтесь, если будут приглашать на выпивку или закусон, и сразу следуйте обратно. Десять суток вам хватит. При встрече с немецкими солдатами условный пароль «Штаб-Смоленск».

— Как вас перебросили в наш тыл?

— На самолете… двухмоторном бомбардировщике «Дорнье-217» в 22:30 вчера под Тулой.

Все сообщенное Козловым полностью подтвердилось, так как смершевцы располагали обширным объемом информации по Борисовской разведшколе.

Материалы на Козлова переслали в 3-й отдел ГУКР Смерш на Лубянку. Начальник отдела полковник В. Я. Барышников доложил план последующего внедрения Козлова в Борисовскую разведшколу генералу В. С. Абакумову, который санкционировал проведение операции.

Под контролем чекистов организовали встречу курьера «Меньшикова» с «Ароматовым» (Гурским Георгием Алексеевичем) с передачей посылки. При этом контрразведчики не сообщили, что агент уже давно перевербован и используется в радиоигре «Борисов». «Выполненное» Козловым задание поднимало его авторитет перед немцами. Ему предложили вернуться на немецкую сторону с ворохом дезинформации, на что он без колебаний согласился. На Лубянке ему присвоили псевдоним «Следопыт» и поставили задачи:

— внедриться в Борисовскую разведшколу и собрать установочные данные на ее административно-преподавательский состав;

— получить максимум данных на «абверкоманду-103», в подчинении которой находилась школа;

— выявлять агентуру немецкой разведки;

— склонять слушателей школы для использования в интересах советской контрразведки;

— подключить к негласной работе свою жену;

— найти из числа местных жителей Борисова человека, которого можно будет использовать в качестве связного.

Ему было рекомендовано оставаться в школе до конца ее существования. В случае угрозы — уйти в партизанский отряд.

17 июля 1943 года «Следопыт» успешно перешел линию фронта. Немцы его задержали и отвели в штаб своего подразделения.

— Кто вы? Для чего вы рисковали быть убитым? — спросил германский офицер.

— «Штаб-Смоленск», — назвал пароль перебежчик…

Скоро он оказался в «абверкоманде-103» и был допрошен начальником «Сатурна» подполковником Феликсом Герлитцем. Тот остался доволен проделанной работой агента. По случаю победоносного возвращения связного был устроен обед с приглашением всего руководства разведоргана. Козлова пытались споить, но он выдержал испытание. После обеда с ним встретился зондерфюрер Фурман. В беседе «по душам» он неожиданно спросил:

— Скажите, вас случайно не сцапали энкавэдэшники?

— Нет! — твердо ответил «Меньшиков».

— Расскажите подробно, когда и где вы приземлились, как добрались до места назначения, как выглядит Ароматов, какие цены на продукты, — задавал вопросы Фурман. Ответы на них удовлетворили нациста.

Вскоре «Следопыт» прибыл в Борисов, где его назначили преподавателем центральной школы агентурной разведки фронтовой «абверкоманды-103». После принятия присяги на верность Гитлеру ему было присвоено звание «капитан РОА». В январе его повысили в должности до начальника учебной части школы. За «верность рейху» «Меньшикова» неоднократно награждали. Он получил две бронзовые и две серебряные медали, а также военный крест «За заслуги».

После поражения немцев на Курской дуге школу перевели в глубокий тыл — в Восточную Пруссию. В связи с этим усложнялись запланированные «Следопытом» условия связи с военными контрразведчиками через курьера. Тогда он самостоятельно принимает смелое решение — наладить одностороннюю связь путем склонения подготовленных к заброске агентов к сотрудничеству с советской военной контрразведкой. Для этого надо было тщательно отбирать и изучать кандидатов практически на перевербовку.

Возвратившись из России, Александр признался жене, в каком качестве он прибыл в школу. Галина охотно согласилась помогать мужу. Вскоре они привлекли к сотрудничеству повара школы Любовь Матусевич.

В августе 1943 года немцы подготовили для заброски в тыл Красной армии агента-радиста Виктора под псевдонимом «Березовский». Это был человек умный, с хитрецой, долгое время ухаживающий за Любовью. Этим моментом «Следопыт» и воспользовался, предложив «Березовскому» явиться с повинной и выйти через пароль «Байкал-61» на советских контрразведчиков. В дальнейшем Козлову вместе с женой удалось склонить к явке с повинной еще четырех курсантов школы: радистов Николая — псевдоним «Гун» и Ольгу — псевдоним «Вишницкая», а также разведчиков «Санина» и «Титаренко». Последний пользовался авторитетом среди учащихся и преподавательского состава. Поэтому ему поручили сложное задание — после заброски добраться до г. Горький и встретиться там с давно работавшими агентами абвера «Белозеровым» и «Дубянским».

26 августа 1943 года «Титаренко» и «Санин» были выброшены в районе г. Лида в Белоруссии. Они «выполнили» задание абверовцев — пообщались с агентами «Белозеровым» и «Дубянским», которые, перейдя линию фронта, обратились с повинной. От их имени оперативники вели радиоигру «Друзья».

А «Титаренко» сотрудники Смерша, загрузив заданием, отправили через линию фронта в школу, где он совместно с «Меньшиковым» поработал на славу военной контрразведки. Десятки ярых немецких пособников были забракованы ими и отчислены из школы. Помимо «Следопыта» в школе побывали и другие агенты советской военной контрразведки, о чем Козлову не было известно. Этого требовал принцип конспирации. Правда, в радиоигре «Борисов» на одном из ее этапов был задействован и Козлов. В ходе этой операции ГУКР Смерш до противника был доведен большой и глубокий массив дезинформации военного характера. В итоге на советскую территорию было вызвано и арестовано четыре вражеских агента, захвачено около 1,5 млн рублей, оружие и средства радиосвязи.

В конце войны школа перебазировалась вглубь Германии — в городок Бисмарк, который оказался в зоне оккупации войск США. Так Козлов оказался в лагере военнопленных. Он и тут нашелся…

— Я хочу встретиться с начальником лагеря, — пояснил разведчик одному из янки.

Эта встреча состоялась. На ней «Следопыт» признался, что он советский разведчик, заброшенный в немецкой форме несколько месяцев назад. Американцы вскоре под Парижем передали его представителям советского военного командования.

В Москве на Лубянке — в штаб-квартире ГУКР Смерш в беседе с оперативниками назвал около 80 сотрудников Борисовской разведшколы и «абверкоманды-103», а также агентов немецкой разведки из числа советских военнопленных. По розыску этой агентуры еще долго работали органы КГБ СССР. Именно по этой причине имя славного разведчика Смерша стало известно широкой общественности только после 1964 года, в канун 20-летия Победы в Великой Отечественной войне.

С каким удовольствием и гордостью за тонкую работу наших старших коллег мы, выпускники Высшей школы КГБ при СМ СССР, в 1967 году смотрели художественный фильм «Путь в «Сатурн», поставленный по документальной повести Василия Ардаматского «Сатурн» почти не виден», еще не ведая о тех перипетиях, с которыми пришлось столкнуться Александру Ивановичу Козлову — «Меньшикову» — «Следопыту» в логове коварного врага. Не ведали мы и о тех испытаниях в окаянные и предательские 1990-е годы, с которыми нам придется встретиться. В то время мы потеряли великую страну, которую защищали, ходя по лезвию ножа противоборства с врагом, истинные патриоты Родины.

* * *

Участие военных контрразведчиков во взятии Берлина было квинтэссенцией всей фронтовой деятельности за годы войны, испытание на выяснение того, как зарождалась коричневая зараза и определение виновных палачей через их кропотливый поиск. Эти вопросы тоже легли на плечи армейских чекистов. После окончания Высшей школы КГБ СССР автора этих строк, молодого лейтенанта, направили в распоряжение начальника военной контрразведки Прикарпатского военного округа и определили оперуполномоченным в 1-й сектор. Возглавлял Особый отдел округа генерал-майор Мозгов Н. К., а заместителем у него еще недавно был Иван Исаевич Клименко, курировавший работу армейских чекистов именно этого сектора, называемого «штабным».

Коллеги рассказывали, что он недавно убыл к новому месту службы в Одессу. Характеризовали как порядочного человека и высокопрофессионального оперативного работника. В частности, полковник Магаляс А. Ф., сослуживец Ивана Исаевича и автора по Прикарпатью, отмечал, что тот был по характеру сдержанный, на первый взгляд даже несколько суровый, малоразговорчивый, обдумывающий каждую фразу. В работу подчиненных вникал глубоко, проявляя требовательность, но кожи не драл — помогал словом и делом. Просил контрразведчиков не размениваться по мелочам, быть выше той галочки, которая иногда привлекала некоторых работников прикрыть качество работы количеством.

Другой сослуживец Ивана Исаевича генерал-майор Василий Афанасьевич Кириллов сообщил, что Клименко был легендарной личностью. Судьба его словно притягивала к самым значимым событиям: Берлинская операция, разгром Квантунской армии, пленение и допросы ряда атаманов-предателей на Дальнем Востоке, инцидент в Портсмуте с английским водолазом-разведчиком майором Крепсом и многое другое.

По характеру он был спокоен, немногословен, корректен. Стиль его руководства отличался от методов управления некоторых других начальников, считавших, что чекистская дисциплина может держаться только на страхе и окрике.

Он никогда не повышал голоса на подчиненных, не устраивал выволочек и разносов при разборе полетов на итоговых совещаниях.

Интерес автора к личности Клименко подогревался его активным участием в Берлинской операции в роли начальника отдела контрразведки Смерш 79-го стрелкового корпуса, нацеленного, согласно замыслу нашего командования, на центр Берлина, 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, которым командовал Г. К. Жуков. Клименко лично допрашивал предателя генерала Власова.

Направленный в июле 1945 года на Дальний Восток в качестве начальника отдела Управления ВКР Смерш Забайкальского фронта, он участвовал в разгроме Квантунской армии, пленении самураев высшего звена японской военщины, аресте и допросах атамана Семенова и его сподручных. Клименко сопровождал правительственную делегацию во главе с Н. С. Хрущевым в Лондон в 1956 году в качестве начальника Особого отдела КГБ при СМ СССР по Краснознаменному Балтийскому флоту.

А пока война заканчивалась, но еще не закончилась. Нужно было взять столицу Третьего рейха — Берлин. Против советских войск на подступах к столице агонизирующее гитлеровское командование сосредоточило мощную группировку войск, состоявшую из четырех объединений группы армий «Центр» и «Висла». Эта военная махина насчитывала 90 пехотных, танковых и моторизованных соединений, а также несколько десятков отдельных полков и батальонов. В обороне Берлина участвовали отборные войска СС и более 20 отрядов «фольксштурма». С воздуха обороняющихся поддерживала собранная со всех уголков Германии в основном истребительная авиация. В самом городе каждый дом превращался в опорный пункт.

В последнем приказе Гитлера говорилось:

«В последний раз еврейско-большевистский заклятый враг приступил к массированной атаке. Он пытается разгромить Германию и истребить наш народ. Мы предвидели этот удар. И на этот раз большевизм ждет обычная судьба азиатов, то есть он истечет кровью на подступах к столице Германского рейха. Тот, кто в этот тяжелый момент, не исполняет свой долг, действует как предатель своего народа. Следите прежде всего за немецкими офицерами-предателями. Берлин останется немецким!»

Вот как писал в своих, нет, не мемуарах, а скромных воспоминаниях об этих незабываемых днях много лет спустя Иван Исаевич Клименко:

«Мне в то время довелось возглавлять отдел контрразведки Смерш 79-го стрелкового корпуса, находившегося в направлении главного удара, как и вся 3-я ударная армия 1-го Белорусского фронта. Наиболее важные контрразведывательные задачи мы решали во взаимодействии с командиром корпуса генералом С. Н. Переверткиным и начальником политотдела полковником И. С. Крыловым».

А дальше он с теплотой отзывается о них, о степени участия своих подчиненных в операциях тех огненных дней.

К сожалению, эти дни забыли некоторые высокопоставленные потомки — их интересовали «перестройка» и «реформы», где можно было поживиться в смуте разваливаемого ими государства. Только благодаря сыну — Ф. И. Клименко и добрым людям — патриотам уже после смерти нашего героя увидела свет в… 2007 году небольшая книжечка полковника- чекиста «Тайна бункера Гитлера», долгое время пролежавшая рукописью в ящике письменного стола.

Со слов И. И. Клименко, накануне наступления дивизии корпуса получили обращение Военного совета фронта:

«Боевые друзья!

Пришло время нанести врагу последний удар и навсегда избавить нашу Родину от угрозы войны со стороны немецко-фашистских разбойников.

Пришло время вызволить из фашистской неволи еще томящихся там наших отцов и матерей, братьев и сестер, жен и детей наших. Славой наших побед, потом и своей кровью завоевали мы право штурмовать Берлин и первыми войти в него, первыми произнести грозные слова сурового приговора нашего народа гитлеровским захватчикам.

За нашу Советскую Родину — вперед на Берлин! Смерть немецким захватчикам!»

Примерно в это же время маршал Жуков, как утверждает немецкий историк Вернер Хаупт, подписал следующее обращение к солдатам Красной армии:

«Советский солдат!

Ты стоишь на границе проклятой Германии, страны, которая принесла столько крови и слез лично тебе, твоей семье и твоему Отечеству. Отомсти за все! Действуй так, чтобы о вторжении наших армий помнили не только нынешние немцы, но и их правнуки. Помни о том, что все, чем владеют германские недочеловеки, принадлежит тебе, украдено у тебя или у других народов, награблено или добыто потом и кровью дешевых рабов, согнанных сюда силой фашистским фюрером со всех стран Европы. Смело наступай с оружием в руках, забудь о сострадании, освободи женщин, детей и матерей, томящихся в немецкой кабале. Стон миллионов доносится до тебя. Народы Европы ждут своих единственных освободителей от произвола и смерти!»

Эмоционально — да! Но по-другому говорить нельзя было, так мыслили советские люди, а тем более солдаты, так, как сказал маршал.

Военные контрразведчики готовились идти на штурм фашистского логова не вслепую: изучали ориентировки Центра и добытые материалы о разведывательно-диверсионных школах, их личном составе, агентуре, предателях и активных пособниках врага. В частях оперативники проводили беседы с личным составом и создавали в дивизиях оперативно-разыскные группы по захвату военных преступников, шпионов, диверсантов, террористов и изменников Родины.

16 апреля 1945 года войска 1-го Белорусского фронта двинулись на столицу Третьего рейха — началась тяжелейшая Берлинская операция.

Начался настоящий ад. В воздухе стояли рев и рокот, визг, вой и грохот, свист и треск. Реактивные снаряды с громким шипением прочерчивали в предрассветном небе огненно-красные траектории. Казалось, что со стоном разламывался весь земной шар. Ужасные свойства ударной волны расплющивали человеческие тела в лепешку. Но разразившийся ад заглушал любой крик, вызванный болью.

«Артиллерийский удар, — писал Иван Исаевич, — нанесенный по обороне противника за Одером, ни с чем нельзя было сравнить. Даже если вспомнить битву на Курской дуге, участником которой мне тоже довелось быть, то мощь этого удара была намного сильнее, чем в сражении на курском плацдарме. Земля содрогалась от несмолкаемого пушечного гула, грохота «катюш», бомбовых ударов. Одновременно зажглись прожектора, которые были расставлены через каждые 200 метров. Их разящие, направленные на вражеские окопы лучи ослепляли, деморализовывали и подавляли гитлеровских солдат и офицеров… Большинство из взятых в плен солдат и офицеров показали, что освещение наших прожекторов они восприняли как новый вид советского оружия…

В полдень 22 апреля передовые части 3-й ударной армии ворвались на окраины немецкой столицы. Первыми среди них были солдаты и офицеры 79-го стрелкового корпуса… 525-й стрелковый полк под командованием подполковника Николаева первым вступил в столицу фашистского рейха — Берлин… В этот день командование и политотдел поручили группе самых смелых и отважных воинов преодолеть полосу заградительного огня противника и водрузить знамя, врученное полку от имени Военного совета, на крыше самого высокого здания в районе Панков. Возглавить эту историческую операцию было приказано партийному организатору 525-го полка капитану Магомед-Саламу Умаханову. Группа Умаханова, в которую входили отличившиеся в боях с немецко-фашистскими захватчиками воины Аркадий Булатов, Георгий Полупатов, Владимир Попов, Роман Миних, задание выполнила успешно».

Это было первое поднятое над Берлином Красное знамя. Об этом факте писал журнал «Советский Дагестан», (№ 1 стр. 22, 1970 год). Потом поднимались и другие знамена.

Перед контрразведчиками 79-го стрелкового корпуса стояли нелегкие задачи по розыску и задержанию немецких военных преступников, кадровых сотрудников нацистских спецслужб — абвера, гестапо, СД, их агентов и пособников. Надо отметить, что разыскные группы корпуса, руководимые Клименко И. И., первыми ворвались в логово Гитлера — Имперскую канцелярию. Нужно было как можно скорее обследовать все помещения бункера и прилегающие к нему территории с целью обнаружения международных преступников и главное — самого фюрера. Москва требовала ответа на вопрос: «Где Гитлер?»

Именно благодаря проявленному подполковником И. И. Клименко высокому профессионализму и усилиям оперативного состава приданных ему войсковых подразделений удалось тогда установить место захоронения Адольфа Гитлера и его пассии — любовницы, ставшей за несколько часов до смерти женой, Евы Браун.

Об интенсивности работы сотрудников Смерша говорят такие цифры: каждый день отдел контрразведки корпуса задерживал и отправлял в армейский фильтрационный лагерь от 200 до 300 не разоружившихся идейно нацистских политиков, офицеров и генералов.

Руководство ГУКР Смерш НКО СССР в лице генерал-лейтенанта Абакумова В. С. требовало чуть ли не по часам докладывать обстановку о результатах розыска лиц, близко стоявших к Гитлеру и способных подтвердить или опровергнуть информацию о смерти «наци номер один».

Это усилиями его подчиненных были обнаружены останки идеологического и пропагандистского «свистуна» нацизма Геббельса, его жены и ими же отравленных их шестерых детей.

Не без участия особистов 79-го стрелкового корпуса проходили также первичные допросы нацистских бонз и их прислужников: представителя главнокомандующего немецким военноморским флотом гросс-адмирала Денница — вице-адмирала Фосса, адъютанта Гитлера эсэсовца Гюнше, начальника личной охраны Гитлера эсэсовца бригаденфюрера Раттенхубера, повара Ланге, личного шофера фюрера Кемпке, врача Геббельса Кунца, техника гаража Шнейдера, технического администратора здания Имперской канцелярии инженера Цима, командира отделения войск СС по охране Имперской канцелярии обершарфюрера Менгесхаузена, помощницы личного зубного врача Гитлера Гойзерман, зубного техника Эхтмана и других.

Впервые ясную картину обстановки накануне падения Берлина в логове Гитлера обрисовал вице-адмирал Фосс, которого допрашивал и Клименко. Фашист сразу же раскрыл некоторые тайны бункера фюрера. С его слов, 20 апреля 1945 года свой день рождения Гитлер отмечал без обычных парадов и торжеств. В бункере была удручающая обстановка — царили растерянность и паника. Хорошо была слышна канонада русских. Когда в бункере собрались все главари рейха, открылась дверь кабинета виновника торжества. Сгорбленный и постаревший фюрер вышел в сопровождении рейхсминистра Геббельса, министра по выпуску военной продукции Шпеера и главного адъютанта от ВС генерала Бургдорфа. К нему подошли и поздравили только Геринг, Гиммлер, Борман, Фегелейн, Денниц, Кейтель — остальные стояли в стороне.

В этот же день в бункере прошло последнее совещание, на котором присутствовало почти все руководство рейха. Были заслушаны неутешительные доклады генералов Йодля и Кребса. Гитлер тут же обвинил генералов в бездарности и измене и выразил надежду на успех дипломатии и тут же приказал все руководство рейха поделить на три части. Он вместе с Геббельсом, Борманом, Фегелейном, Кребсом и Фоссом останется в Берлине. Руководители ВС Германии (ОКВ) Кейтель и Йодль направляются в новую штаб-квартиру. Фельдмаршалу Кессельрингу передавалась власть на юге рейха, а гросс-адмиралу Денницу — на севере.

Однако после совещания многие руководители расползлись, как тараканы, и попрятались по щелям.

«25 апреля, — вспоминал Клименко, — наши войска, наступавшие севернее и южнее Берлина, соединились, окружив 400-тысячную группировку врага… Шаг за шагом, от дома к дому пробивались к центру города наши воины… Многие дома горели, город был похож на огромный дымящийся вулкан… В Берлине началась повальная охота за всеми, кто мог носить оружие… В феврале месяце в частях начали действовать полевые суды. Их приговор — расстрел… Еще в декабре 1944 года гитлеровское командование заставило всех солдат и офицеров подписать уведомление, в котором говорилось:

«Я поставлен командованием в известность, что в случае моего перехода на сторону русских весь мой род — отец, мать, жена, дети и внуки — будет расстрелян».

Только за несколько недель по приговорам военных трибуналов было казнено 45 тысяч человек».

О штурме рейхстага, который начался на рассвете 30 апреля, много написано. Подробности — словами нашего героя:

«Только под вечер батальоны, которыми командовали старший лейтенант Самсонов, майор Давыдов и капитан Неустроев, ворвались в рейхстаг… Было утро 1 мая. Знамя Победы… реяло над Берлином. Отважные разведчики нашего корпуса Михаил Егоров и Мелитон Кантария водрузили его на исходе суток 30 апреля на купол рейхстага. Группу бойцов, которая прикрывала их, возглавлял лейтенант Берест… Военный совет армии принял решение об учреждении Знамени Победы. Таких знамен было изготовлено девять — по числу дивизий, входивших в состав армии… бой внутри рейхстага продолжался более суток… советские воины не дрогнули и продолжали добивать отдельные группы фашистов… И только в ночь на 2 мая из подвалов здания были выкурены остатки эсэсовских подразделений, примерно 1700 человек…

И вот наконец разыскные группы уже оказались в подземелье под Имперской канцелярией на Фосс-штрассе. Мы узнали точно, что именно тут, в этом специальном бомбоубежище, размещался штаб Гитлера. Оно представляло собой длинный узкий коридор с бесчисленным количеством дверей с обеих сторон. Мы насчитали 50 комнат… Здесь же находился и «фюрер-бункер», так называли немцы личное убежище Гитлера… Чтобы пройти к нему, нужно было… спуститься еще на 20 ступенек. Попасть в подземелье рейхсканцелярии можно было из внутреннего изолированного двора с садом или из вестибюля по широкой пологой лестнице.

Все эти детали мы изучили позже. А пока шли поиски главных фашистских преступников. Разыскные группы ворвались в Имперскую канцелярию с внутреннего двора… Из коридоров и комнат выходили военные и гражданские люди с поднятыми вверх руками. В помещениях оставались только раненые. Время от времени завязывались короткие перестрелки… Когда лица, лично знавшие Гитлера и Геббельса, были доставлены в отдел, я решил выехать в рейхсканцелярию, взяв с собой личного повара фюрера Ланге и техника гитлеровского гаража Шнейдера.

Там мы сразу же нашли трупы Геббельса и его жены у запасного выхода «фюрер-бункера». Я распорядился отправить трупы для опознания в тюрьму Плетцензее, где размещался отдел контрразведки корпуса… Как потом мне стало известно, здесь томился многие годы Тельман. Здесь был гильотирован известный татарский поэт Муса Джалиль…

Подземное жилье Гитлера занимало несколько комнат: передняя, комната для совещаний, гостиная, его спальня, комната Евы Браун… В одной из общих комнат бомбоубежища фашистской верхушки солдаты разыскной группы нашли трупы детей. Это были дети Геббельса.

3 мая, взяв с собою Фосса, наша группа поехала в Имперскую канцелярию. Адмирал обещал показать несколько запасных выходов из «фюрер-бункера». Мы ехали на небольшой скорости, чтобы представитель флота при Гитлере собственными глазами убедился, до чего довел Германию его фюрер…

Когда мы спустились в убежище и продвигались по темному подземелью, освещая его фонариками, Фосс нервничал, рвался вперед и пытался уйти от нас… мы стали более внимательно следить за ним, так как в первые часы плена Фосс уже пытался перерезать себе вены…

Мы пошли в сад и стали пристально ко всему приглядываться. В центре сада около Голубой столовой находился большой цементный бассейн, но воды в нем не было. На дне бассейна лежало около 40 трупов. Фосс на мгновение остановился и воскликнул: «О! Гитлер!» Действительно, один из мертвецов, лежавший третьим справа, был похож на Гитлера: с такими же, как у него, усиками и челкой набок. На нем был синий бостоновый костюм, но нам бросились в глаза заштопанные носки… Мы переглянулись: могли ли они принадлежать фюреру? В этот момент Фосс воскликнул: «Нет, нет! Это не он!» С учетом наступивших сумерек мы вернулись в штаб.

Утром следующего дня с группой солдат и немцами- опознавателями мы снова были во дворе Имперской канцелярии. Я принял решение внимательно рассмотреть труп с усиками, но его в котловане уже не оказалось. Я укорял себя за свою оплошность, так как этот труп могли выкрасть и профашистски настроенные немцы. Однако все было иначе. Имперскую канцелярию брала другая армия. Начальник отдела контрразведки этой армии полковник Карпенко распорядился «труп Гитлера» перенести в помещение для его опознания. Наряду с другими лицами на опознание «трупа Гитлера» был приглашен и советский дипломат Смирнов, который до войны работал в Германии и не раз встречался с Гитлером.

Когда мы предложили опознавателям осмотреть мертвеца, то один из них заявил, что это и есть Гитлер, а пятеро утверждали обратное… В саду, налево от входа в «фюрер-бункер», чернела воронка от бомбы или снаряда. В ней валялись куски бумаги, щепки, серые одеяла, а на дне лежал фаустпатрон. Солдат Иван Чураков стал опускаться в воронку, но я на него накричал: «Давай вылезай, еще взорвешься». Вылезая из воронки, Чураков увяз сапогами в рыхлой земле, а когда высвободился, то увидел чьи-то голые ноги. Он сразу закричал: «Товарищ подполковник, здесь находятся трупы».

Мертвецов было двое — мужчина и женщина. Я распорядился вытащить их. По обгорелым лицам и обожженным телам нельзя было определить, чьи это были трупы. Из гуманных побуждений мы их завернули в одеяла и вновь зарыли в эту же воронку…

Между тем это были трупы Гитлера и Евы Браун, но такая мысль у нас возникла уже позднее… В этой же воронке группа розыска обнаружила двух мертвых собак — овчарку и щенка. Как потом было установлено, овчарка принадлежала Гитлеру, а щенок — Еве Браун…»

Как уже отмечалось, объект «Имперская канцелярия» был в зоне ответственности 301-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии, поэтому найденные группой Клименко останки фюрера, его супруги и собак пришлось элементарно «воровать у соседей». Они были благополучно перевезены на автомашине в ящиках в зону расположения 3-й ударной армии. Начальник контрразведки 5-й ударной армии полковник Карпенко пожаловался в Управление контрразведки Смерш фронта, обвинив Клименко в краже у них Геббельса и Гитлера. Но победителей, как говорится, не судят, хотя и пожурили.

А потом начался трудный процесс идентификации останков, он хорошо освещен в книге «Агония и смерть Адольфа Гитлера» (М.: — Звонница, 2000), где были опубликованы рассекреченные документы ФСБ.

По-разному вели себя задержанные военные преступники. Когда Клименко оформлял процедуру опознания трупа Геббельса, он каждому свидетелю из числа «сидельцев» бункера задавал вопросы. Одни хмурились, не поднимая глаз, другие дрожали от страха, третьи плакали. Потом труп был сожжен.

2 мая были найдены трупы Гитлера и Браун. Вот акт их обнаружения, составленный в штабе фронта:

«2 мая 1945 года в центре г. Берлина в здании бомбоубежища германской рейхсканцелярии в нескольких метрах от входных дверей подполковником Клименко, майорами Быстровым, Хазиным в присутствии жителей г. Берлина, немцев Ланге Вильгельма — повара рейхсканцелярии и Карла Шнайдера — техника гаража рейхсканцелярии в 17.00 были обнаружены обгоревшие трупы мужчины и женщины, причем труп мужчины низкого роста, ступня правой ноги в полусогнутом состоянии (колченогий), с обгоревшим металлическим протезом, остатки обгоревшего мундира формы партии НСДАП, золотой партийный значок, обгоревший, и у обгоревшего трупа женщины обнаружен золотой обгоревший портсигар, на трупе партийный золотой значок члена НСДАП и обгоревшая золотая брошь…»

В результате допросов приближенных Гитлера стала вырисовываться апрельская обстановка в бункере растерянного, физически истощенного и психологически сломленного фюрера. Печальные боевые донесения уже не волновали сидельцев подземелья — тешил себя фантастическими иллюзиями лишь только полководец без армии. Он надеялся на провидение, которое до этого его не подводило. Искорка надежды возникла 22 апреля 1945 года, когда 200-тысячная группировка войск генерала Т. Буссе двинулась, чтобы соединиться с войсками генерала В. Венка. Но из этой затеи ничего не вышло. И тогда он, канцлер, уже практически без государства нашел последнюю соломинку в спасении — он вызывает в бункер генерал-полковника Риттера фон Грейма.

Генерала доставила в бункер его жена летчица Ганна Рейч на легкомоторном самолете «Физилер Шторх» — Fi.156C-2. Этот внешне консервативный подкосный моноплан с развитой механизацией крыла и торчащими длинными стойками шасси наиболее полно решал задачи связного армейского и легкого разведывательного самолета. Он мог приземлиться и взлететь на полосе в 50 метров. Во время полета генерал был ранен. В бункере врачи ему перевязали раны, а Гитлер предложил принять командование… ВВС. Грейм предложение принял. За это фюрер присвоил ему звание фельдмаршала, а Ганну Рейч наградил Железным крестом.

— На вас надежда, фельдмаршал, — заискивающе проскулил Гитлер и попросил поскорее покинуть Берлин, чтобы принять командование люфтваффе. Но Грейм был обречен — он был уже командующим без авиации. Именно в это время фюреру доложили, что части противника достигли станции метро «Лейпциг-штрассе», соединенной со станцией на Унтер-ден-Линден, расположенной рядом с рейхсканцелярией. И тогда «вождь нации» отдает приказ — открыть шлюзы на Шпрее! Вода хлынула на станцию метро, быстро заполнила тоннель. Там находились тысячи людей, прятавшихся от бомбежек: стариков, женщин, детей. На помощь им прийти уже никто не мог.

Сразу же после этого Гитлеру понадобился генерал Фегелейн (кстати, женатый на родной сестре Евы Браун), представитель Гиммлера при ставке фюрера. Его нашли только на вторые сутки у любовницы. Доставили в бункер и расстреляли.

28 апреля Гитлер затеял свадьбу с Евой Браун. Женитьбу оформлял представитель из министерства пропаганды гауляй-инспектор Вагнер. Жених подписался своим подлинным именем — Шикльгрубер, а невеста — Ева Гитлер. После церемонии был устроен роскошный ужин. Борман, Кребс, Бургдорф и другие упились. Ева сидела в черном платье. В своем завещании по поводу греха — жизни с женщиной вне брака Гитлер писал:

«Хотя в годы борьбы я считал, что не могу взять на себя такую ответственность, как женитьба, теперь перед смертью я решил сделать своей женой женщину, которая после многих лет настоящей дружбы приехала по собственному желанию в этот уже почти окруженный город, чтобы разделить мою судьбу. Она пойдет со мной на смерть по собственному желанию как моя жена, и это вознаградит нас за все, что мы потеряли из- за моей службы народу».

29 апреля Гитлер всю ночь диктовал завещание. В 22:00 этого же дня состоялось последнее военное совещание. Неутешительный доклад сделал генерал Вейдлинг, заявивший, что горячие бои идут в непосредственной близости от Имперской канцелярии, снабжение войск по воздуху прекратилось, боевой дух оставшихся воинских подразделений упал.

Рано утром Гитлер организовал прощальный обед, на котором присутствовали Гитлер и Геббельс с женами, Борман и две секретарши. Шеф-повар Вильгельм Ланге обслуживал собравшихся. Как только в полдень того же дня Геббельс объявил, что слышал выстрелы в кабинете фюрера, министр пропаганды, Борман и Аксман бросились к кабинету фюрера. Телохранитель Гитлера Отто Гюнше коротко констатировал: «Фюрер мертв».

«Все вошли, — как писал Иван Исаевич, — в комнату Гитлера. Он сидел на диване, облокотившись на его спинку. Левая рука была прижата к телу, а правая свисала вниз через подлокотник дивана. Рядом сидела Ева Браун, казалось, что она спит, однако новоиспеченная жена фюрера приняла яд…»

В дальнейшем оба трупа были вынесены в сад Имперской канцелярии, там облиты бензином и сожжены…

После Берлина Ивана Исаевича вызвали в Москву, где руководство ГУКР Смерш предложило срочно выехать в распоряжение Забайкальского фронта в качестве начальника одного из отделов Управления. Фронту ставилась задача разгрома Квантунской армии, военным контрразведчикам — задержание военных преступников и белых эмигрантов с «черными» профашистскими биографиями типа атаманов и генералов Семенова, Бакшеева, Ухтомского, Михайлова, Матковского, Власьевского, Кибардина, Арсентьева, Кипкаева, Родзаевского, Люшкова и др.

Атаман Семенов был арестован у себя на квартире, убежать не успел — так стремительно наступали войска Забайкальского фронта под руководством маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. Вскоре были задержаны и другие белоэмигранты — пособники японских милитаристов.

На допросах Семенов рассказал, что готовился к войне с Советским Союзом вместе с самураями. Генеральный штаб Японии разработал план агрессии против СССР, отведя большую роль в войсковых операциях белоэмигрантским отрядам. Прояснил он и картину предательской жизни изменника Родины Г. С. Люшкова, бывшего начальника УНКВД по Дальневосточному краю, комиссара госбезопасности 3-го ранга, который в 1938 году бежал в Маньчжурию. Предатель сумел войти в доверие к японцам и был назначен начальником разведывательного отдела по СССР Генерального штаба японской армии. Его деятельность была связана в основном с подготовкой и переброской японской агентуры на советско-маньчжурской границе.

Для задержания его была создана разыскная группа, возглавляемая подполковником Анохиным. Предателя долго искали, и только в январе 1946 года стало ясно, когда арестовали одного из офицеров Дайренского филиала японской военной миссии, что его как ненужный балласт на тонущем корабле выбросили за борт. Люшкова застрелил начальник японской военной миссии генерал Ю. Токеоко, боясь, что он попадет в плен к русским. Люшков слишком много знал о замыслах руководителей Японии и командования Квантунской армии, а также располагал подробными установочными данными на заброшенную на территорию Советского Союза японскую агентуру. Перебросить же его в Японию они не могли — слишком быстро наступали части Забайкальского фронта. А может, это не входило в их планы — выжатый лимон выбрасывается…

С Дальнего Востока судьба забросила военного контрразведчика на запад СССР. Клименко доверили в 1949 году возглавить чекистский коллектив Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота. И на этом посту в его жизни случилось событие, о котором потом писали многие газеты мира.

Дело было так. В апреле 1956 года советская правительственная делегация во главе с Хрущевым и Булганиным на крейсере «Орджоникидзе» в сопровождении группы военных кораблей отправилась в Великобританию. Это был первый послевоенный визит руководителей СССР в западную страну. Англичане тепло встречали советских моряков. Но не обходилось и без провокаций. Во время стоянки наших кораблей у причала Портсмута вахтенные двух эсминцев заметили, как между их кораблями показалась голова водолаза. Потом он исчез под водой.

Советские водолазы получили приказ — обследовать днища наших кораблей с целью возможного обнаружения магнитных мин. На следующий день британская пресса запестрела публикациями: в зоне швартовки советских кораблей исчез известный английский водолаз-разведчик майор запаса Крепс. Англичане считали, что советская контрразведка выкрала их разведчика. Но, к счастью, весной следующего года Крепс «объявился». Его труп в водолазном снаряжении обнаружили зацепившимся за корягу недалеко от Портсмута.

Поразила тогда военного контрразведчика хрущевская «щедрость»: затаривание трюмов бананами, ананасами, гранатами, клубникой для стола небожителей и подарками — от модных фотоаппаратов «Киев» до вороха различных мехов, норковых, каракулевых шуб.

После Особого отдела Прикарпатского военного округа Иван Исаевич послужил в ранге заместителя начальника военной контрразведки Одесского военного округа, а, уйдя в отставку, с 1971 по 1998 год отработал директором Одесского завода пожарной техники.

К сожалению, места в «Энциклопедии секретных служб России» для И. И. Клименко не нашлось.

Часть шестая Молчаливое эхо войны

Идут года, но кровоточат раны, Врагами нанесенные в бою, Спасибо, дорогие ветераны, За молодость беспечную мою! Юлия Олефир

Некоторые участники Великой Отечественной войны не хотят признавать ее и встают под знамена Второй мировой. Да, это понятие тоже имеет право на жизнь. 1 сентября 1939 года Вторая мировая началась нападением гитлеровской Германии на Польшу. Но что было потом начиная с 22 июня 1941 года? Именно с этой даты началась для всего советского народа Великая Отечественная война, в которой участвовали и те, кто ее отвергает. Я имею в виду нынешние власти националистической Украины, Польши, Прибалтики, чьи сыны геройски защищали свои республики и свою единую страну — Советский Союз. Закончилось страшное побоище XX века Великой Победой 9 мая 1945 года.

Как мало осталось в нашем окружении участников этой войны, доживших до сегодняшних дней. Каждый год, каждый месяц, каждый день забирает от нас живых свидетелей тех суровых дней, о которых поэт сказал такими строками:

Спасибо героям, Спасибо солдатам, Что мир подарили Тогда — в сорок пятом!!!

В войнах не бывает второго приза для проигравших — первый и единственный приз получает только победитель.

Этот мир и миг Победы дарили и те, кто дожил, делясь своими воспоминаниями о пережитом, до этого светлого дня, который пытаются всякий раз замутить недоброжелатели, и те, кто своей жизнью и кровью приблизил ее приход, — их миллионы, не узнавших, не увидевших радость Победы. Я имел в виду пропавших без вести. Много по России тех, которые могли бы сказать словами Виктора Черновалова:

Мы, защищавшие страну, Ее Победы не узнали. Мы только встретили войну И в сорок первом задержали. «С неустановленной судьбой» Пришло известие в конверте. Я — не погибший, не живой, Я — человек без даты смерти…

Итак, точной или близкой к истине цифры пропавших без вести советских военнослужащих не представляется возможным назвать даже через 70 с лишним лет после начала Великой Отечественной войны. Но то, что их миллионы, не вызывает никаких сомнений.

Согласно статистике 1998 года, Генеральный штаб Вооруженных сил России приводит такие сведения о погибших: общие безвозвратные потери Красной (Советской) армии составили 11 944 100 человек, в том числе погибли 6 885 000 человек, пропали без вести, пленены 4 559 000. В общей сложности Советский Союз потерял 26 600 000 граждан. Всего в боевых действиях в годы войны участвовали 34 476 700 советских военнослужащих. В армию и на флот было призвано 490 000 женщин. По другим сведениям, общие потери могут составлять 29 592 749 человек.

Какие страшные цифры!!!

Как писал поэт Николай Рачков:

«Без вести пропал…» Неправда это! Он солдат — его терять нельзя. Он остался там, на дне кювета, Где его засыпала земля. Он сожжен, расстрелян иль повешен, Танковою гусеницей смят. Он, как все простые люди, грешен, Как солдат — он безупречно свят. Славлю жизнь за Родину отдавших, Смерть принявших в роковом бою. Нет у Бога без вести пропавших, Все они стоят в одном строю!

Да, все стоят в одном строю: и без вести пропавшие, и те, кто погиб.

Есть смысл окунуться в историю нашей страны.

На Руси с незапамятных времен во славу русского оружия и держателей его — воинов, павших в сражениях, существовала традиция отмечать возведение храмов и часовен. Они практически ничем не отличались от других, одновременно строящихся соборов.

Одним из первых мемориальных храмов в Древней Руси стал храм Покрова на Нерли, построенный в 1165 году святым князем Андреем Боголюбским в память победы над волжскими булгарами и в честь убитого в сражении сына Изяслава.

В 1380 году после победы над татарами на Куликовом поле князем Дмитрием Донским в память о погибших воинах был построен в Москве храм Всех Святых, что на Кулишках.

Известно, что жемчужина Красной площади — Покровский собор — храм Василия Блаженного был заложен в честь взятия войсками государя Ивана Грозного Казани в 1552 году.

В честь победы над шведами в Полтавской битве в память о погибших воинах в Петербурге в 1709 году строится Сампсониевская церковь с установлением мемориальных досок, на которых запечатлены имена героев Полтавского сражения.

Победы русского флота при Гангуте в 1714 году и Гренгаме в 1720 году отмечены сооружением в 1739 году в Петербурге Пантелеимоновской церкви.

В Новочеркасске в 1805 году был заложен храм-памятник в честь донских казаков — Свято-Вознесенский войсковой кафедральный собор.

Храм Христа Спасителя был сооружен в честь победы русского оружия над великой армией Наполеона в Отечественной войне 1812 года. В это время М. М. Тучкова, вдова погибшего в Бородинском сражении генерала А. А. Тучкова, строит на месте гибели супруга небольшой каменный храм Спаса Нерукотворного. Выстроен этот храм-мавзолей и в память других воинов, павших в Бородинском сражении.

После Крымской войны (1853–1856) в Севастополе по повелению императора Александра Второго были построены две церкви: Владимирский собор — собор адмиралов, в котором захоронены адмиралы Лазарев, Корнилов, Нахимов, Истомин, Шестаков, Карпов и Перелешин, и Свято-Никольский храм. На мемориальных досках в «соборе адмиралов» высечены имена всех морских офицеров, павших во время обороны Севастополя.

К сожалению, павшие герои Первой мировой — «забытой войны» и их захоронения обойдены были памятью соотечественников после революции 1917 года.

Память погибших в годы Великой Отечественной войны увековечивает благотворительная программа «Молчаливое эхо войны». Проект реализует комплекс мер по поиску и подъему останков солдат и офицеров Красной армии, погибших или без вести пропавших в годы Великой Отечественной войны, подготовке братских могил, а также увековечиванию памяти воинов путем сооружения памятников — православных часовен. Согласно этой программе, планируется установка 47 мемориальных комплексов. Эти комплексы легкие, светлые, ажурные, с Георгиевским крестом и ликами святых воинов на внутренней стене — они начали жить собственной самостоятельной жизнью и стали местом встреч наших соотечественников из разных регионов, гостей из ближнего и дальнего зарубежья, чьи родственники погибли или безвестно пропали в боях за Родину.

Надо отметить, что традиция заложена по инициативе Российской общественной организации «Ветераны военной контрразведки» (ВВК), которую со дня ее образования вот уже несколько лет возглавляет председатель совета Яхиен Касим Ибрагимович. Инициатором этой идеи был и бывший руководитель Департамента военной контрразведки ФСБ генерал-полковник запаса Александр Георгиевич Безверхний.

Силами ВВК и спонсоров-меценатов в память об известных павших и пропавших без вести защитников Родины в годы Великой Отечественной войны уже установлено 9 белокаменных часовен. Их с благодарностью приняли Псков, Ельня, Волгоград, Невский пятачок, Калининград, Волоколамск, Хабаровск, Североморск и Севастополь. Сегодня ведутся разговоры о сооружении часовни на Ладоге — месте тяжелейших боев солдат и командиров Красной армии Ленинградского и Волховского фронтов.

Идея сооружения белокаменных часовен, выстраданная участниками Великой Отечественной войны, поддержана многими общественными объединениями субъектов Российской Федерации. Надо отметить, что вся необходимая работа организована по согласованию с Русской Православной Церковью и администрациями субъектов Российской Федерации, а также во взаимодействии со средствами массовой информации — телеканалами «Россия», «Звезда», газетами «Красная звезда» и «ВПК».

Есть смысл привести здесь слова тех, кто прошел суровыми дорогами войны и знает, что такое война, не понаслышке. Они на этих дорогах теряли своих боевых друзей. Привожу дословно их обращение:

«Дорогие соотечественники, братья и сестры!

Призываем вас принять посильное участие в святом деле создания общероссийских мемориалов солдатской славы, в память воинов, погибших во время Великой Отечественной войны на российской земле.

Эти мемориалы защитникам Отечества в образе русских православных храмов, посвященных охранителям русского воинства, Георгию Победоносцу, Александру Невскому и Дмитрию Донскому, будут установлены в местах упокоения десятков тысяч советских солдат, найденных и захороненных поисковыми отрядами за последние 15 лет.

Настало время вернуть небольшую толику долга, уважения и памяти воинам Великой страны, в силу различных исторических и жизненных обстоятельств долгое время лежавшим в русской земле в забвении.

В это непростое и трудное для всех нас время мы будем благодарны за любое посильное участие по организации и установке воинских мемориалов в различных районах и республиках нашей Великой Родины.

Вечная слава героям, павшим за Родину!

Ветераны Великой Отечественной войны».

Да, это все нужно для формирования патриотизма. Но для того чтобы наше сегодняшнее поколение было похоже на наших предков в деле верности Отчизне, и рождались такие штучные герои, как Александр Матросов или наш современник Роман Филиппов, нужны еще две составляющие.

Во-первых, воспитание молодого поколения не через неприличные деньги барыг, олигархов-посредников и чиновников, как сиамские близнецы, слитых с воротилами порой не чистого бизнеса. Массовый героизм не появится там, где существуют отвратительные социальные ножницы между кучкой богатеев и массой обездоленных граждан. Нужна четкая и глубокая национальная идея, которая, к великому сожалению, до сих пор не выработана властями — вина правительства здесь очевидна.

Во-вторых, создалось впечатление, что армия и спецслужбы, как сказал президент Академии геополитических проблем, генерал-полковник Леонид Ивашов, идут в наступление, а тылы движутся в обратном направлении. Страна в промышленном отношении деградирует, и если мы втянемся в большую и протяженную войну, то тыл нас не обеспечит, как говорится, ни сухим пайком, ни снарядами.

По мнению Л. Ивашова, создается такая ситуация, когда нынешняя Россия может повторить путь Российской империи, исчезнувшей в 1917 году.

Неуправляемость, вседозволенность, коррупция, кумовство, отсутствие профессионалов в руководстве той или иной отраслью и людей с настоящим государственным мышлением достигло таких размеров, что делается страшно за нашу Родину, которую мы все уважаем и любим.

Создается впечатление, что президент находится в какой-то зависимости от правительства. «Президент, — как говорил тот же Ивашов в докладе 8 февраля 2018 года, — дает команды, а эти только «каблуками щелкают». Я иногда смотрю на наше правительство и задаюсь вопросом: они что-то могут организовать? Скажите, кто в нашем правительстве вообще думает, как нам выйти из этой ситуации? О чем они вообще думают: о том, куда спрятаться? О том, куда уехать? Или о стране? Сейчас в нашей экономике развивается мертвечина. И что с этим делать, никто не знает…»

Явно жестко, но в этой колючей объективности есть перлы истины и беспокойство патриотического свойства за судьбу россиян и государства Российского. Если новый старый президент России или совсем новый не остановит безделье чиновничества и отток сумасшедших денег за рубеж, то Россия обречена на повторение пути Российской империи или Советского Союза.

Боюсь, тогда некому будет заботиться о памяти победителей. Однако глубоко в сердце есть уверенность, и не только у меня одного, что Россия поднимется по-настоящему во весь свой огромный рост, а не с мифических колен, вставание с которых длится уже более двух десятилетий, отряхнется и пойдет цивилизованным путем с приглашением умных и перспективных людей к своему престолу.

И тогда можно будет сказать словами поэта:

Вошла Россия в сложный поворот, От свар вселенских ко делам домашним, К реформам, тем, что ждал давно народ, к своим заводам, промыслам и пашням!

Послесловие

Гремит салют в России! Веселят Заезжие певцы да балаганы. И, по шкафам упрятав кителя, Грустят в квартирках тесных ветераны… Николай Туманов

Вот и закончилось повествование об апостолах Смерша — «сталинских волкодавах», как их называли в литературе (ведь были же «сталинские соколы» и прочие профессионалы с таким определением) с краткими их биографиями, описанием фронтовых дел, увы, неполным в силу книжных рамок. Их оперативная деятельность, облеченная в многоходовые операции и комбинации по противодействию тайному противнику, никогда особо не афишировалась. Более того, умалчивалась и даже шельмовалась отдельными либералами при «остро заточенных перьях».

Кроме того, автор написал о людях, которых уже нет и которые беззащитны перед сегодняшним непростым временем. Описал их подлинные служебные хронометражи. К сожалению, их мотивы и результаты трудов были вытеснены или искажены в представлениях потомков из памяти в силу хрущевского волюнтаризма и последующего либерального реформаторства. Паломничество автора как человека-профессионала, встречавшегося с некоторыми из них и знающего, что такое военная контрразведка, позволяет нарушить устоявшиеся неприличные стереотипы о службе старших коллег.

«Апостолы» жили в непростое время первой половины XX века. Детство и юность у них были опалены Первой мировой войной (1914–1918), двумя революциями (1917) и Гражданской бойней (1918–1922). Зрелые годы втянули их в водовороты военных действий с Японией в районах Хасана и Халхин-Гола (1938–1939), с Финляндией в советско-финской зимней кампании (1939–1940). Но пик участия в боевых сражениях с агрессором пришелся на годы Второй мировой (1939–1945) и Великой Отечественной войны (1941–1945) и войны с японским милитаризмом (1945).

Что же получается — они были детьми войн, разрухи, хаоса, холода и голода. Эта неестественность для цивилизованного общества закаляла и закалила молодое поколение. Может, поэтому иностранцы восхищались их непритязательностью, мужеством, остротой ума, стойкостью и энергичностью в борьбе с вероломными врагами Отечества.

Эти люди, названные автором «апостолами фронтового Смерша», были простыми людьми. У каждого по жизни, наверное, были какие-то грехи — безгрешных нет и не будет никогда, но в главном — в борьбе с врагом-агрессором они были бескомпромиссны и заточены на то, чтобы переиграть и победить противостоящего тайного противника.

Еще о них говорят как о ярких патриотах. И это правда! Квасного у них ничего не было. Они мало говорили о долге, о Родине, а больше для нее и народа делали. Сегодня, к великому сожалению, понятие, особенно массового патриотизма приглушено и даже затоптано башмаками сильных мира сего, для которых, где деньги, там и родина. Такими они стали в результате нежданно пролившегося денежного дождя в лихие 1990-е годы. Так вот чувство патриотизма у них всего лишь на губах, а у наших героев оно было в мозгах и сердцах.

Нам, их детям, уже за семьдесят, внукам по полтиннику, а правнукам ровно столько, сколько им было в тридцатые мечтательные и сороковые роковые годы, когда коричневый оползень двинулся в сторону Отчизны. Нет, они не убегали со страха, потому что со спины они были бы раздавлены. Они против него встали грудью, превращенной в неодолимый эскарп. И рукотворный оползень из огня, брони и нечеловеческой жестокости эти наши предки в обмотках и сапогах сначала остановили, а потом напряглись и, словно ковшом огромного бульдозера, задвинули его туда, где он начал формироваться.

«Апостолы фронтового Смерша» — это не только судьбы перечисленных в книге руководителей, это весь личный состав военной контрразведки, защитивший Красную армию и ее разведку, промышленность, сельское хозяйство и в конечном итоге — советский народ от опасного проникновения в святые для них ряды вражеской агентуры, диверсантов и террористов.

Сегодня, в год 75-летия со дня образования ГУКР Смерш НКО СССР, не только разгромившего опытные спецслужбы Третьего рейха — абвер, СД и РСХА и т. п., но и за это, очевидно, ошельмованного некоторыми нехристями, автора что-то внутреннее заставило вспомнить о героях незримого фронта «…не злым, тихим словом». Они заслужили добрую память от живущих и помнивших о поистине великих делах на зримых и особенно незримых фронтах минувшей страшной войны с фашистской Германией.

Использованная литература

1. Арбатский Л. Последняя тайна Третьего рейха. Гитлер капут?

2. Гаврилов Б. И. Долина смерти. Трагедия и подвиг 2-й ударной армии. М.: Институт российской истории РАН, 1999.

3. Давыдов И. Ю. Юность уходит в бой. М.: Воениздат, 1973.

4. Дегтярев К., Колпакиди А. Энциклопедия спецслужб. СМЕРШ — «Смерть шпионам! М.: ЭКСМО, 2009.

5. Деникин А. И. Очерки русской смуты. М.: Воениздат, 1989.

6. Документы свидетельствуют (Армейская контрразведка в годы войны)/ Под общ. ред. Пидемского Б. М. СПб.: Аврора-Дизайн, 1994.

7. Зверев С. Крылатое оружие SS. М.: ЭКСМО, 2006.

8. Иванов Л. Г. Правда о СМЕРШ. М.: КФК ТАМП, ООО «Дельта НБ», 2007.

9. Карышев М. Е. Неотвратимое возмездие. М.: Воениздат, 1987.

10. Клинге А. Гитлер без лжи. 10 мифов о фюрере. М.: ЯУЗА — ПРЕСС, 2013.

11. Лубянка в дни битвы за Москву / Сост. А. Т. Жадобин. М.: Звонница, 2002.

12. Матвеев А. И. 1418 дней и ночей Великой Отечественной войны. (Записки фронтового контрразведчика). М.: Ягуар, 2002.

13. Мерецков К. А. На службе народу. М.: Политиздат, 1968.

14. Остряков С. Военные чекисты. М.: Воениздат, 1979.

15. Петров Н. В., Скоркин К. Б. Кто руководил НКВД, 1934–1941: Справочник. М.: Звенья. 1999. 502 с.

16. Север А. Смерть шпионам. М.: ЯУЗА, ЭКСМО, 2009.

17. Смерш. 60 лет Победы в Великой Отечественной войне. М.: Издательство Главархива Москвы, ОАО «Московские учебники и Картолитография». 2005.

18. Телицын В. Л. СМЕРШ: операции и исполнители. Смоленск: Русич, 2000.

19. Терещенко А. С. Абакумов. Жизнь, Смерш и смерть. М: Аква-Терм, 2012.

20. Соловьев А. К. Шпионское досье «Бакалавра». М.: Ягуар, 2000.

21. Хаупт В. Сражение за Берлин. Штурм цитадели Гитлера 1945. М.: Центрполиграф, 2014.

22. Чекисты Балтики/ Сост. А. Л. Островский. Л.: Лениздат, 1984.

Об авторе

Анатолий Степанович Терещенко — член Союза писателей России, ветеран спецслужб, полковник в отставке, автор более двух десятков книг о деятельности отечественной контрразведки: «Шпионские истории», «Гений оперативных игр», «Солдат Красной империи. Гуру из Смерша», «Снег», укротивший «Тайфун», «Военная контрразведка. Эпизоды борьбы», «Роковая точка «Бурбона», «С Лубянки на фронт», «Воин эпохи Смерша» и многих других. В своих произведениях, посвященных как советскому периоду, так и современности, автор стремится дополнить картину известных исторических событий уникальными подробностями из воспоминаний профессионала-контрразведчика.

Оглавление

Предисловие

Часть первая Апостолы фронтового Смерша

  Абакумов Виктор Семенович, генерал-полковник (1908–1954)

  Бабич Исай Яковлевич, генерал-лейтенант (1902–1948)

  Белкин Михаил Ильич, генерал-лейтенант (1901–1980)

  Бельченко Сергей Саввич, генерал-полковник (1902–2002)

  Белянов Александр Михайлович, генерал-майор (1903–1994)

  Бочков Виктор Михайлович, генерал-лейтенант (1900–1981)

  Быстров Александр Семенович, генерал-лейтенант (1904–1964)

  Вадис Александр Анатольевич, генерал-лейтенант (1906–1968)

  Виноградов Валентин Васильевич, генерал-лейтенант (1906–1980)

  Гладков Петр Андреевич, генерал-лейтенант (1902–1984)

  Едунов Яков Афанасьевич, генерал-лейтенант (1896–1985)

  Ермолаев Николай Дмитриевич, генерал-лейтенант (1905–1958)

  Железников Николай Иванович, генерал-лейтенант (1906–1974)

  Зеленин Павел Васильевич, генерал-лейтенант (1902–1965)

  Ивашутин Петр Иванович, генерал армии (1909–2002)

  Ковальчук Николай Кузьмич, генерал-лейтенант (1902–1972)

  Королев Николай Андрианович, генерал-лейтенант (1907–1986)

  Куприн Павел Тихонович, комиссар госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант) (1908–1942)

  Мельников Дмитрий Иванович, генерал-лейтенант (1906–1956)

  Мешик Павел Яковлевич, генерал-лейтенант (1910–1953)

  Михеев Анатолий Николаевич, комиссар госбезопасности 3-го ранга (генерал-лейтенант) (1911–1941)

  Осетров Николай Алексеевич, генерал-лейтенант (1905–1992)

  Сазыкин Николай Степанович, генерал-лейтенант (1910–1985)

  Салоимский Иван Тимофеевич, генерал-лейтенант (1903–1955)

  Селивановский Николай Николаевич, генерал-лейтенант (1901–1997)

  Сиднев Алексей Матвеевич, генерал-майор (1907–1958)

  Рухадзе Николай Максимович, генерал-лейтенант (1905–1955)

  Тутушкин Федор Яковлевич, генерал-лейтенант (1900–1959)

  Ханников Николай Георгиевич, генерал-лейтенант (1896–1948)

  Цанава Лаврентий Фомич, генерал-лейтенант (1900–1955)

  Чесноков Александр Николаевич, генерал-лейтенант (1900–1991)

  Юхимович Семен Петрович, генерал-майор (1900–1975)

Часть вторая Оперативные сценарии

  Из воспоминаний полковника А. М. Алова

  Из воспоминаний капитана в отставке А. К. Зиберовой

  Из воспоминаний полковника в отставке А. К. Соловьева

  Из воспоминаний полковника Н. С. Павлова

  Из воспоминаний генерал-майора в отставке Н. К. Мозгова

  Из воспоминаний полковника К. П. Анкудинова

  Из воспоминаний генерал-лейтенанта Н. И. Железникова

  Из воспоминаний генерал-майора С. З. Острякова

  Из воспоминаний генерал-майора М. А. Белоусова

  Из воспоминаний генерал-лейтенанта А. И. Матвеева

Часть третья Сито Смерша

  Сито

  Просев

  Остаток

Часть четвертая Сражения в эфире

Часть пятая Зафронтовые заброски

Часть шестая Молчаливое эхо войны

Послесловие

Использованная литература

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg