«Красные против белых. Спецслужбы в Гражданской войне 1917–1922»

Красные против белых. Спецслужбы в Гражданской войне 1917–1922 (fb2) - Красные против белых. Спецслужбы в Гражданской войне 1917–1922 8880K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Олег Васильевич Шинин - Николай Сергеевич Кирмель

Николай Кирмель, Олег Шинин Красные против белых. Спецслужбы в Гражданской войне 1917–1922

Введение

Актуальность темы проведенного авторами исследования обусловливается необходимостью объективного, непредвзятого изучения опыта деятельности отечественных спецслужб, как красных, так и белых, по обеспечению безопасности России в период глобальных потрясений.

Анализ организации и основных направлений их деятельности имеет большое значение для понимания сложных и противоречивых тенденций в развитии государства в годы Гражданской войны. Тем более это важно на современном этапе развития российского общества, когда благодаря рассекречиванию документов появляется множество публикаций о тех явлениях, которые ранее замалчивались, освещались поверхностно или предвзято, что дает возможность удовлетворить широкий общественный интерес к восстановлению исторической правды. Сегодня более обстоятельному рассмотрению подвергаются развитие политической системы, роль и место в ней органов государственной безопасности.

В современной исторической литературе еще не сложилось объективного представления о роли и месте советских органов безопасности в политической системе государства. До сих пор в трудах ученых с различными идеологическими и методологическими подходами превалируют в основном две тенденции: либо апологетика органов государственной безопасности советского периода, либо их дискредитация, представление исключительно как тайной политической полиции, инициировавшей и реализовывавшей массовый террор. Субъективные и поверхностные положения искажают действительные роль и место как красных, так и белых спецслужб, способствуют формированию в общественном сознании искаженной картины прошлого России.

По этому поводу Президент Российской Федерации В.В. Путин в статье «Россия: национальный вопрос» написал так: «В нашей стране, где у многих в головах еще не закончилась Гражданская война, где прошлое крайне политизировано и “раздергано” на идеологические цитаты (часто понимаемые разными людьми с точностью до противоположного), необходима тонкая культурная терапия. Культурная политика, которая на всех уровнях – от школьных пособий до исторической документалистики – формировала бы такое понимание единства исторического процесса, в котором представитель каждого этноса, так же как и потомок “красного комиссара” или “белого офицера”, видел бы свое место. Ощущал бы себя наследником “одной для всех” – противоречивой, трагической, но великой истории России»[1].

В результате двух революций 1917 г. была разрушена Российская империя. Образовавшиеся на ее обломках Советская Россия и белогвардейские государственные образования учредили свои органы безопасности, имевшие как общие черты, так и существенные различия. Гражданская война[2] стала одной из величайших кровавых трагедий в новейшей истории России. Органы ВЧК и белогвардейские спецслужбы сыграли в этой трагедии свою важную и отнюдь не однозначную роль. Авторы этой работы не ставят перед собой задачу досконально осветить их репрессивную деятельность и тем более оценить ее масштабы. Она достаточно полно изучена другими историками. Цель нашего труда заключается в научном, по возможности, взвешенном и непредвзятом исследовании трех основных направлений оперативной деятельности красных и белых спецслужб: разведки, контрразведки и политического розыска, кроме этого – в изучении связанных с ними вопросов правового регулирования, кадрового обеспечения, формирования и использования агентурного аппарата, наружной разведки и др.

Изучение указанных проблем имеет существенное значение для современной исторической науки. Причем не только для объективного понимания закономерностей развития российской государственности, но и из сугубо практических соображений – любой опыт оперативно-разыскной работы (российский или зарубежный, положительный или негативный и т. п.) может учитываться в оперативной деятельности современных российских спецслужб.

В наши дни, в условиях геополитического противоборства, проблемы укрепления суверенитета страны и обеспечения ее территориальной целостности не могут быть успешно решены без учета, анализа и обобщения прошлых достижений. В связи с этим, безусловно, актуально глубокое и критическое изучение всего предшествующего исторического опыта деятельности российских спецслужб, которое может способствовать выработке научно обоснованного определения места, структуры и организации, целей и задач органов государственной безопасности в современной России. А главное – с учетом трагических уроков прошлого – закрепить спецслужбы в правовых рамках, гарантирующих осуществление исключительно оперативно-разыскной деятельности и не позволяющих использовать их в интересах отдельных политических партий, групп или лиц.

На основе системного анализа научной литературы и уровня развития исторической мысли авторы предлагают разделить историографию проблемы на три периода: 1918 г. – первая половина 1950-х гг.; вторая половина 1950-х – вторая половина 1980-х гг.; начало 1990-х гг. – настоящее время.

В первый период в России начали публиковаться статьи, брошюры и книги, полностью либо частично посвященные организации, правовым основам деятельности органов государственной безопасности, участию чекистов в реализации репрессивной государственной политики в отношении непролетарских классов. Некоторые книги были написаны либо практическими работниками, либо бывшими сотрудниками органов государственной безопасности[3].

В 1924 г. в типографии полномочного представительства ОГПУ по Западному краю была отпечатана книга чекиста С.С. Турло и его соавтора И.П. Залдата «Шпионаж»[4], являвшаяся, пожалуй, первым учебным пособием для советских контрразведчиков. Использовав наработки предшественников, а также обобщив опыт деятельности разведки и контрразведки в годы Гражданской войны, авторы пришли к важному выводу: в целях самосохранения государство должно иметь хорошо организованные, действующие на профессиональной основе спецслужбы.

Отличительной особенностью указанного периода является публицистический характер работ о деятельности органов госбезопасности. Основное внимание в изданиях уделялось выделению заслуг чекистов в борьбе с политической оппозицией, в них обосновывалась необходимость решительной и бескомпромиссной борьбы с диверсантами, вредителями, саботажниками, агентами иностранных разведок, без которой невозможно построение нового общественного строя[5].

Роль органов госбезопасности рассматривалась односторонне, исходя из принципиальных установок, изложенных в «Истории Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс», то есть как карательного органа.

Этот историографический период характеризуется превосходством идеологии над исторической наукой, что находило подтверждение в тенденциозной интерпретации событий Гражданской войны, в обвинении белогвардейцев, их скрытых сторонников из числа духовенства, военспецов и пр. Поэтому нельзя назвать случайным издание в 1930 г. в серии «Библиотечка воинствующего атеиста» брошюры «Церковь и контрразведка. Контрреволюционная и террористическая деятельность церковников на Юге в годы Гражданской войны»[6]. «Специалист по борьбе с религией» Б.П. Кандидов раскрыл различные формы участия духовенства в деятельности деникинских спецслужб. Используя, по всей видимости, архивные источники, автор показал структуру, организацию, штатную численность контрразведывательных органов, подчиненных штабу главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России (ВСЮР), а методы работы спецслужб – по воспоминаниям советских и белогвардейских участников войны. Вместе с тем в брошюре отсутствует критический анализ исторических фактов.

В 1930–1940-е гг. в СССР был опубликован ряд работ зарубежных авторов о деятельности разведок и контрразведок иностранных государств. В этих изданиях важны редакционные предисловия, в которых подчеркивалось усиление подрывной деятельности спецслужб капиталистических стран против Советского Союза, обосновывалась необходимость усиления советских органов государственной безопасности и активизации борьбы с внешней и внутренней контрреволюцией[7].

В зарубежной историографии того периода деятельность органов госбезопасности также получила свое освещение. Симпатизирующие советской власти журналисты, общественные и политические деятели оправдывали создание спецслужб и применение большевиками репрессивных мер по отношению к своим противникам.

Так, известный деятель международного коммунистического движения А. Грамши в 1921 г. в газете «Аванти» писал, что в России «именно буржуазия развязала гражданскую войну, создала в стране обстановку беспорядка, террора и анархии»[8].

Активная деятельница немецкого и международного коммунистического движения К. Цеткин в докладе на IV конгрессе Коминтерна в 1922 г., позднее опубликованном под названием «Октябрьская революция», отмечала, что советская власть с первых дней существования встала перед необходимостью организовать защиту революции от внешних и внутренних врагов. Именно поэтому применение пролетарским государством террора являлось «суровой исторической необходимостью, неизбежным условием жизни и развития Советской России… Красный террор Советов был не чем иным, как необходимой мерой самозащиты»[9].

Английский социалист Г. Лэнсбери, посетивший Советскую Россию в начале 1920 г., в своей книге «Что я видел в России» писал о гуманности карательной политики советской власти, показывал необходимость создания чрезвычайных комиссий. Ответственность за использование большевиками карательных мер он возлагал на страны Антанты и контрреволюционеров внутри России[10].

В книгах, брошюрах, статьях, изданных российскими эмигрантами и советскими перебежчиками[11], рассматривался более широкий круг вопросов. Освещались правовые основы деятельности советских спецслужб, их взаимоотношения с органами коммунистической партии, отдельные закордонные операции советской внешней разведки, роль руководителей органов госбезопасности Ф.Э. Дзержинского, В.Р. Менжинского, Г.Г. Ягоды, Н.И. Ежова, Л.П. Берии и др.

Верно подчеркнув основное предназначение органов ВЧК в советской политической системе – прямое подавление противников большевистской доктрины, все же авторы в своих работах представляли деятельность чекистских органов исключительно в виде перманентного насилия, массовых расправ и бессудных казней. Так, в издании центрального бюро партии социалистов-революционеров 1922 г. отмечалось: «…самое гнусное издевательство над личностью, поругание человеческого достоинства, побои, истязание, мучительство физическое и моральное – расцвели в большевистских тюрьмах таким пышным цветом, что затмили собою весь ужас времен самодержавия»[12]. В.Л. Бурцев в 1932 г. писал: «…ГПУ – гнуснейшая и преступнейшая большевистская организация»[13]. Причину сложившегося положения вещей авторы усматривали в идеологических установках правящей большевистской партии и ее вождя В.И. Ленина, который считал, что без революционного насилия над эксплуататорами не может быть обеспечена победа нового общественного строя. «Ни один еще вопрос классовой борьбы, – говорил он, – не решался в истории иначе, как насилием. Насилие, когда оно происходит со стороны трудящихся, эксплуатируемых масс против эксплуататоров, – да, мы за такое насилие!»[14]

В подобном ключе рассматривали органы госбезопасности и собственно иностранные авторы. Однако далеко не все из них делали это на основе обстоятельного анализа имевшихся, хотя и немногочисленных, источников. Так, например, венгерский исследователь Е. Пильх, подготовивший трехтомную история шпионажа и службы по сбору информации[15], подошел к освещению советских органов госбезопасности, в том числе и ВЧК, слишком упрощенно и довольно предвзято. Без ссылок на источники он утверждал: «По статистическим данным, на каждые 12 человек русского населения приходится один тайный агент. Среди них убежденными коммунистами были лишь главнейшие руководители, в то время как остальные агенты состояли из бедных, несчастных, введенных в заблуждение людей, из уличной черни, заводских и фабричных босяков и из людей, готовых за деньги пойти на любое дело»[16]. О корпусе войск ВЧК он сделал следующее заключение: «Эти войска были важны не столько из-за своего количества, сколько из-за того, что они состояли из ничего не боящихся и незыблемо привязанных к коммунистической власти террористов. Большинство их ранее входило в китайские разбойничьи банды»[17] и т. д.

Вне внимания зарубежных авторов остались вопросы выявления и пресечения внешних угроз российской государственности, участия в восстановлении экономики, борьбы с уголовной преступностью (спекуляцией, преступлениями по должности, контрабандой, фальшивомонетчеством и т. п.), реализации мероприятий по борьбе с беспризорностью, эпидемиями и др.

В западной историографии также не затрагивались вопросы разведывательной деятельности Великобритании, Германии, США и Франции против белогвардейских режимов, тем самым замалчивались геополитические цели интервенции.

В литературе русского зарубежья белогвардейские спецслужбы не стали объектом внимания со стороны ученых-историков и участников Гражданской войны. Отчасти это объясняется тем, что документы, хранившиеся в Русском зарубежном историческом архиве в Праге, в межвоенный период оставались недоступными для исследователей[18].

Оказавшиеся в эмиграции белогвардейские разведчики и контрразведчики не оставили после себя исследовательских или мемуарно-исследовательских трудов о деятельности спецслужб в годы Гражданской войны.

В лекциях генерала Н.С. Батюшина, изданных в Софии в 1939 г. в виде отдельной книги (переиздана в 2002 г.)[19], обобщен опыт функционирования разведки и контрразведки в начале ХХ в., дана критическая оценка деятельности спецслужб Белого движения.

Анализ литературы русского зарубежья показывает, что белогвардейские контрразведывательные органы изредка упоминались в мемуарно-исследовательских работах видных деятелей эмиграции.

Одним из первых издал за рубежом книгу генерал-лейтенант А.И. Деникин. Экс-главнокомандующий ВСЮР дал отрицательную оценку деятельности контрразведывательных и сыскных органов на Юге России[20].

В «Записках» главнокомандующий Русской армией генерал П.Н. Врангель достаточно внимания уделяет проблеме обеспечения безопасности тыла в Крыму в 1920 г., обосновывает принятое решение о проведении реорганизации военно-управленческого аппарата и объединения в одну структуру органов военной контрразведки и внутренних дел[21].

В группе работ мемуарно-исследовательского характера привлекают внимание воспоминания генерала А.С. Лукомского[22], принимавшего активное участие в формировании Добровольческой армии. Несмотря на некоторый субъективизм, признаваемый даже самим автором, в мемуарах дана объективная оценка проблемам реорганизации контрразведки и профессиональным качествам ее личного состава.

В целом литературе первого этапа отечественной и зарубежной историографии свойственны описательность, схематичность, отсутствие достаточной документальной базы, односторонний идеологизированный подход к исследованию организации и деятельности органов государственной безопасности.

Второй этап в развитии историографии российских спецслужб, в первую очередь советских, – это вторая половина 1950-х – вторая половина 1980-х гг. Большую роль в развитии исторической науки сыграл ХХ съезд КПСС. Исследователям открылся более широкий доступ к архивным документам, улучшилось издательское дело. Повышение активности историков привело к количественному и качественному росту литературы о деятельности органов государственной безопасности. Устранение имевшего место субъективизма, который отрицательно сказался на состоянии исторической науки, открыло обширные возможности для объективного освещения и анализа всех событий. Появился целый ряд публикаций, свидетельствующих о расширении масштаба работ и проблематики. Произошли большие сдвиги в методологии исследований.

Выход в свет нескольких обобщающих работ свидетельствовал о попытках создания целостной концепции роли, места и основных направлений деятельности ВЧК[23]. Эти научные труды выгодно отличались от работ, опубликованных в предыдущие годы: в них широко использовались архивные документы, периодическая печать, мемуарная литература; значительно расширилось количество рассматриваемых вопросов.

Однако указанным работам были свойственны существенные недостатки. Так, теоретической основой исследований являлась концепция развития и деятельности советской спецслужбы, сложившаяся в 1930–1950-е гг. Угрозы безопасности СССР в предвоенные годы совпадали с установками, выдвинутыми И.В. Сталиным. Карательная политика внутри страны рассматривалась и исследовалась как необходимая функция ликвидации контрреволюции, пронизывавшей, по представлению партийно-государственного руководства, все сферы жизнедеятельности советского общества[24].

В этот период стали также появляться статьи, издаваться документально-публицистические сборники и книги, в которых освещались отдельные вопросы истории органов госбезопасности: биографии отдельных руководителей и оперативных сотрудников[25], создание и деятельность ЧК в отдельных регионах страны[26], обеспечение безопасности советских вооруженных сил[27], операции советской внешней и военной разведок[28] и др., при подготовке которых журналистами и ветеранами спецслужб были использованы некоторые фонды государственных и ведомственных архивов, хотя ссылки на источники в большинстве работ не приводились. За исключением нескольких работ[29] сюжеты создания и деятельности органов ВЧК в годы Гражданской войны в этих изданиях либо не получили освещения, либо затронуты попутно и схематично.

Вместе с тем указанные издания не свободны от политических шаблонов, в них отсутствует критический анализ, а отдельные из них грешат против исторической правды при рассмотрении, например, причин, масштабов и последствий массовых репрессий. В научной литературе концепция о роли ВЧК как необходимом инструменте защиты завоеваний революции не претерпела существенных изменений. Наоборот, наметилась тенденция приукрашивания работы чекистов в годы Гражданской войны, как противопоставление «кровавому периоду» 1930-х гг.

После ХХ съезда КПСС центр тяжести в изучении деятельности органов госбезопасности до Великой Отечественной войны сместился в основном в сторону исследования репрессий в отношении видных военных и государственных деятелей.

На данном этапе Белое движение и его спецслужбы по-прежнему оставались вне рамок самостоятельного исследовательского процесса. Вместе с тем советские исследователи не могли обойти стороной белогвардейские карательные органы при изучении большевистского подполья. Так, И.Ф. Плотников пишет о создании при правительстве А.В. Колчака органов контрразведки, политического сыска и милиции[30]. Другой советский историк – М.И. Стишов – в своем научном труде, выполненном на обширной источниковой базе, объективно отразил причины провалов многих подпольных организаций, вызванных, по его мнению, бдительностью сотрудников белогвардейских спецслужб[31].

Отдельные зарубежные исследователи, так же как их советские коллеги, белогвардейские спецслужбы рассматривали в рамках научных проблем, связанных с Гражданской войной в России. Одним из немногих зарубежных исследователей, кто обратился к контрразведке Белого движения, является французский историк Н.Г. Росс. Раскрывая различные стороны деятельности генерала П.Н. Врангеля (проведение военных операций, осуществление внешней и внутренней политики и т. д.), ученый акцентировал внимание на принятых главнокомандующим Русской армией мерах по контролю над контрразведкой со стороны правоохранительных органов, которые, по его мнению, способствовали оздоровлению обстановки в белогвардейских спецслужбах. В книге в описательной форме отражена борьба врангелевской контрразведки с большевистским подпольем[32].

Более значительный вклад зарубежные исследователи внесли в изучение истории советской политической системы и ее спецслужб.

С конца 1940-х гг. в связи с изменившейся ролью Советского Союза на международной арене в обстановке «холодной войны» в западной историографии СССР произошли существенные изменения. Правительство США, понимая необходимость подготовки кадров, пригодных на роль политических советников, выделило гранты государственным и частным университетам и колледжам, что дало толчок развитию программ по изучению России[33]. Произошел процесс синтеза различных направлений историографии СССР в самостоятельную отрасль, названную советологией.

Американские советологи сформулировали концепцию тоталитаризма[34], которая стала на многие годы методологической основой изучения советской истории.

Несмотря на существовавший политический нажим и незначительное количество доступных источников[35], в рамках тоталитарной концепции было подготовлено немало работ по советской истории[36].

Сторонники этой концепции утверждали, что захват большевиками власти был случайностью, результатом заговора, а удержание власти и победа в Гажданской войне объяснялись главным образом чрезвычайными мерами и «красным террором». По их мнению, хотя советский тоталитаризм достиг крайней формы при И.В. Сталине, его основа была заложена В.И. Лениным[37]. Сталинизм рассматривался как логическое продолжение революции и ленинской теоретической концепции и политической практики[38]. Например, американский историк Р. Дэниелс считал, что «большевистская революция отнюдь не должна была случиться, в действительности она была причудливой игрой случая». Он называл революцию «исторической аномалией»[39].

Господство тоталитарной школы (хотя она не была единой) продолжалось вплоть до конца шестидесятых годов. Существенное обновление историографии, как считает профессор Калифорнийского университета П. Кенез, почти не связано с событиями в Советском Союзе, оно было следствием брожения в западных обществах, прежде всего в США. Доминирующей чертой молодого поколения западных историков было неприятие так называемой тоталитарной концепции, разделяемой главным образом старшим поколением историков, сформировавшимся в 1940–1950-е гг.[40]

Историки-ревизионисты предложили отойти от рассмотрения российской истории 1930-х гг. как «революции сверху» и сосредоточиться на ней как «революции снизу». Р. Такер, С. Коэн, М. Левин[41] и другие исследователи акцентировали внимание на том, что понятие «тоталитаризм» является слишком общим для того, чтобы объяснить всю специфику советской истории. В своих работах[42] историки-ревизионисты отвергали тенденциозный традиционный подход, считая его плодом не исторического анализа, а порожденной «холодной войной» ненависти ко «всему левому» и в особенности к советской системе. Рассматривая революцию, историки-ревизионисты переместили центр внимания от политических лидеров, политики и идеологии к переживаниям, стремлениям и действиям рабочих, солдат и крестьян[43].

Гражданскую войну почти все из них считали тем событием, которое определило дальнейшее развитие: за время войны большевики привыкли прибегать к террору, к бюрократическим методам, привыкли подавлять оппозицию[44].

Что касается «основных движущих сил революции» – рабочих и крестьян, то исследователи считают, что после победы большевиков в октябре 1917 г. их правительство почти утратило поддержку рабочего класса, однако это не был полный разрыв между пролетариатом и большевиками[45]. Крестьяне, по утверждению О. Файджеса и некоторых других историков[46], после революций 1917 г. боялись реставрации старого порядка больше, чем большевиков, поэтому, пока существовало Белое движение и опасность реставрации, их оппозиция новой власти оставалась скрытой. Только после поражения белых крестьяне пошли на ряд антибольшевистских восстаний[47].

По утверждению западных историков[48], Гражданскую войну в действительности вели народы развалившейся Российской империи. Лидеры западных держав оказывали помощь своим российским друзьям – противникам большевиков, но она не была определяющей. Некоторые ученые считают, что на принятие решений Западом об интервенции повлияли финансовые или промышленные круги, другие объясняют интервенцию как итог решений политиков, которые плохо понимали происходившее в России, но питали неприязнь к коммунизму[49].

Не отрицая государственный террор в Советской России, западные авторы, прежде всего М. Левин и С. Коэн[50], писали с симпатией о большевизме и революции, указывая на базовые расхождения ленинского и сталинского периодов советской истории и считая сталинизм отклонением от правильного пути[51].

В настоящее время некоторые историки говорят о наступлении эпохи пост-ревизионизма и посттоталитаризма.

В рамках советологии исследования деятельности органов государственной безопасности, их роли и места в системе Советского государства заняли одно из важных мест[52].

Широко в зарубежной историографии дискутировался вопрос создания и правовых основ деятельности органов ВЧК. Так, в 1957 г. в Издательстве иностранной литературы вышла книга активного деятеля коммунистической партии США А.Л. Стронг «Эра Сталина», в которой она сделала заключение, что «именно Ленин при всей его приверженности к демократии учредил Чрезвычайную комиссию (Чека), чтобы расправиться с контрреволюцией, не прибегая к обычному законопорядку»[53]. С. Волин и Р. Слуссер[54] в свою очередь констатировали, что «действительные функции и полномочия ЧК стали ясными только с течением времени и скорее из практики, чем на основании закона»[55].

Об отсутствии контроля за деятельностью чекистских органов писал американский социолог А. Мейер в книге «Советская политическая система»: «ЧК номинально… несла ответственность перед Совнаркомом, но на деле она не подчинялась никому»[56].

Английский советолог – научный сотрудник Лондонской школы экономики и политических наук Р. Конквест – в книге «Советская полицейская система»[57] проводил мысль о незаконности самого факта принятия Совнаркомом решения об образовании ВЧК.

Р. Дикон в своей работе «История русской секретной службы» утверждал (однако не слишком аргументированно), что «ЧК находилась в привилегированной позиции, не будучи подчиненной какому-либо министру или министерству, и была подотчетна непосредственно Советскому правительству. Это давало Дзержинскому высшую власть. Дзержинский жестко контролировал все отделы ЧК и руководил ими как диктатор…»[58]

Американский профессор истории и политических наук Л. Герсон отметил взаимосвязь самого факта создания ВЧК с учреждением правительственной коалиции с левыми эсерами и необходимостью обеспечения полной лояльности карательного аппарата большевистской партии[59]. Дж. Леггет, разделяя эту точку зрения, подчеркнул роль противоречий Совнаркома и многопартийного ВЦИК, а также фактор поспешности, импровизации в создании ВЧК[60].

Профессор Д. Хазард, прямо не отрицая наличие права в первые годы диктатуры пролетариата, заявляет, что большевики постепенно ограничивали свободу личности, а затем окончательно отказались от права и законности, и что деятельность ВЧК не основывалась на законе[61].

Основополагающую роль в создании и определении полномочий советской спецслужбы многие иностранные историки приписывают исключительно В.И. Ленину. Так, Л. Герсон утверждал, что В.И. Ленин определил функции и роль чекистских органов как насильственного средства осуществления «диктатуры партии» над народом, средства, которое впоследствии «в готовом виде» смог использовать И.В. Сталин для своих целей[62].

По мнению Дж. Леггетта, идея подчинения ВЧК Совнаркому принадлежала Ф.Э. Дзержинскому. Подчинение ВЧК ВЦИК не произошло, поскольку последний представлял собой многопартийный форум с сильным представительством левых эсеров и более мелких социалистических групп, что могло серьезно ослабить контроль большевиков за ВЧК. Подчинение Совнаркому фактически означало, что Комиссия находилась под непосредственным контролем со стороны председателя СНК В.И. Ленина. По указаниям последнего, ВЧК должна была организовать насилие, не обремененное буржуазной законностью и моралью[63].

Большинство зарубежных авторов характеризует ВЧК как «тайную полицию», аналогичную царской охранке, только более безжалостную. Мотивируется это тем, что данное учреждение, сформированное на профессиональной (а не милиционной) основе, своей главной задачей имело защиту существующего государственного и общественного строя от посягательств извне и изнутри[64].

Историк Р. Сет в своей книге «Сорок лет советского шпионажа» проводил мысль о преемственности, о том, что в деятельности советских органов разведки и контрразведки использовался опыт царской разведки и охранки, а также подпольной деятельности большевиков. Советская разведка позаимствовала у охранки такие черты, как использование массовой агентуры, в том числе агентов-провокаторов, организация провокаций и политических убийств[65].

Наиболее пристальное внимание зарубежные авторы уделили вопросу «красного террора» эпохи Гражданской войны и его однородности сталинским репрессиям. По мнению С. Волина и Р. Слуссера, после убийства В. Володарского и М.С. Урицкого, покушения на Ленина «советское правительство стало проводить политику массового террора, продолжавшегося с различной степенью интенсивности на всем протяжении гражданской войны»[66].

Р. Конквест утверждает, что цель «красного террора» состояла не только в подавлении открытых контрреволюционных выступлений буржуазии, но и в защите «власти большевиков», которой угрожало растущее противодействие со стороны народа[67].

В книге Л. Герсона проводится идея о том, что отрицательные черты в деятельности советских органов безопасности, проявившиеся в период культа личности, являются «нормальными» органически присущими им качествами, санкционированными В.И. Лениным. Герсон утверждает, что органы безопасности с начала своего создания имели задачей не только борьбу с классовым противником, но и насильственное подавление «недовольства масс» и «инакомыслящих» среди сторонников новой власти. В соответствии с таким подходом автор именует чекистские органы «тайной полицией»[68].

Ф. Найтли в своей книге «Шпионы ХХ века» (первое английское издание состоялось в 1987 г. в Лондоне под названием «The second oldest profession») считает, что органы ВЧК прибегли к репрессиям после разоблачения так называемого заговора послов. Так, он пишет: «Месть большевиков за заговор Локкарта была ужасной. Правительство установило порядок, направленный на подавление всякой контрреволюционной деятельности, – “красный террор”, а ЧК получила разрешение арестовывать и расстреливать на месте подозрительных лиц»[69].

Отдельные иностранные специалисты считают, что ВЧК являлась практически не подконтрольным ни высшим органам советской власти, ни ЦК РКП(б) учреждением и самостоятельно наделяла себя полномочиями. Например, Р. Дикон считает, что Ф.Э. Дзержинский самостоятельно инициировал террор: после покушения на В.И. Ленина он решил начать контратаки по всем направлениям с величайшей энергией и жестокостью[70].

23 августа 1918 г. коллегия Наркомюста приняла проект положения о ВЧК, в котором была предпринята попытка ограничить полномочия ВЧК, что привело к конфликту между двумя ведомствами. Дж. Леггетт, разбирая этот конфликт, выделяет роль В.И. Ленина в защите полномочий ВЧК: именно благодаря ему ВЧК должна была только информировать НКЮ и НКВД, а не действовать с их согласия[71].

По мнению С. Волина и Р. Слуссера, именно «необузданная претензия ЧК на автономию» явилась основной причиной конфликта с левоэсеровским руководством народных комиссариатов юстиции и внутренних дел[72].

Л. Герсон проводит идею о том, что «стена страха и недоверия возникла между ВЧК и многими членами Коммунистической партии». Назвав неэффективными принимавшиеся компартией и советским правительством меры по обеспечению законности и установлению ограничительных рамок репрессивной деятельности чекистских органов, автор делает следующий вывод: «С помощью Ленина чекисты успешно отстояли свои чрезвычайные права… До конца гражданской войны ВЧК продолжала действовать как орган, сочетавший полицейские, судебные и карательные функции и наделенный фактически неограниченной властью над жизнью и смертью миллионов советских граждан»[73].

Большое внимание зарубежные историки уделили проблеме кадрового обеспечения советских органов безопасности. Советолог А. Мейер утверждал: «Состав сотрудников, привлекавшихся на работу в это учреждение, был довольно пестрым. Многие были идеалистами, людьми кристальной чистоты, но были среди сотрудников этой организации садисты, человеконенавистники и карьеристы, которые вступили в ЧК либо потому, что она была самым безопасным учреждением, либо же потому, что ее сотрудники пользовались известными преимуществами»[74].

Л. Герсон проводит мысль о несоответствии кадрового состава местных чекистских органов и их деятельности установке Ф.Э. Дзержинского о том, что чекистами могут быть лишь люди с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками. Он представил чекистов в виде замкнутой, изолированной от масс касты, считавшей, что ей все дозволено, и творящей беззаконие и произвол. Трудящиеся, в том числе коммунисты с опытом революционной борьбы, по мнению Л. Герсона, считали ЧК органом, во многом схожим с царской охранкой[75].

При этом Л. Герсон в отличие от многих советологов, занимавшихся историей советских органов государственной безопасности, отмечал высокие качества Ф.Э. Дзержинского как революционера, человека и руководителя ВЧК. Автор подчеркивал, что Дзержинский считал важнейшим качеством чекистских органов их полное подчинение политике и руководству партии[76].

Наделение органов ВЧК полномочиями по охране государственной границы, обеспечению безопасности вооруженных сил, борьбе с контрреволюцией на транспорте и др. истолковывается зарубежными авторами как проявление «всеобъемлющего контроля» ВЧК за жизнью общества. Так, Л. Герсон делает вывод, что «на тайную полицию были возложены далеко не только задачи по разгрому казавшихся нескончаемыми заговоров контрреволюционеров. Тайная полиция действовала как орудие проведения в жизнь диктатуры пролетариата, и по требованию высших руководителей революции она проникала во все критически важные сферы политической, экономической и социальной жизни страны»[77].

Не остались без внимания вопросы организации и осуществления органами ВЧК разведывательной деятельности за границей. По мнению С. Волина и Р. Слуссера, в период Гражданской войны «были заложены основы широкой и мощной шпионской сети для разведки и подрывной работы за границей»[78]. Р. Сет в книге «Сорок лет советского шпионажа» указывает, что основной задачей советской разведки на начальном этапе ее деятельности являлась подготовка условий для победы всемирной коммунистической революции[79].

В своей книге «Шпионы в Великобритании» Б. Ньюмен констатировал, что деятельность советской разведки в Англии началась сразу после Октябрьского переворота и была эффективной. Характеризуя методы работы советской разведки, автор отмечал, что ей удавалось приобретать агентов, которые добровольно оказывали помощь на основе твердых идейных убеждений. По утверждению автора, советская разведка широко прибегала к принуждению при вербовке агентуры, используя различные человеческие слабости и пороки. Однако агенты и той и другой категории активно сотрудничали с советской разведкой и передавали ей важную информацию[80].

Недостаток фактических данных (особенно документов западных и российских архивов) неизбежно вел западных авторов к упрощенным и обтекаемым моделям восприятия организации и деятельности ВЧК. Так, Р. Конквест даже в 1990 г. в своем переработанном издании «Большого террора» отмечал, что он по-прежнему использует большое количество материалов эмигрантов, перебежчиков и другие неофициальные документы. По его мнению, изучение советской истории остается более похожим на написание истории Античности, чем на исследование современной западной истории. Хотя некоторая информация стала доступна из официальных советских источников, многие материалы оставались неизвестны исследователям, а известные материалы зачастую были сфальсифицированы[81].

Скудность источниковой базы приводила к тому, что сложные и многообразные аспекты функционирования советской спецслужбы сводились к террору против населения страны. А. Даллин справедливо отмечал, что «из книги в книгу, из статьи в статью кочевали “смертельные параллели” между Иваном Грозным и Сталиным, между безжалостной модернизацией Петра I и советским развитием, между отсутствием свободы в царской России и контролем во времена Берия. Даже рассматривая эти примеры как продолжение традиций российской политической культуры, надо признать, что такие сравнения больше дезинформировали, чем информировали, так как игнорировали различия в уровне развития и сопутствующих условиях…»[82]

Третий период, начиная с первой половины 1990-х гг., стал для историографии советских и белогвардейских органов государственной безопасности поистине этапным.

Упразднение идеологического диктата, облегчение доступа исследователей к ранее закрытым архивным фондам привело к появлению более серьезных и обстоятельных работ, в которых переосмысливался опыт советской политической истории. Как верно отмечает профессор В.И. Голдин, в центре внимания постсоветской историографии оказались все те проблемы, которые до этого активно изучались на Западе: подмена диктатуры пролетариата диктатурой партии; изменение характера коммунистической партии в годы Гражданской войны; «красный террор» как метод строительства нового общества; эволюция теории и практики советской государственности и др. Особое внимание уделялось вопросам однородности ленинизма и сталинизма, «красного террора» эпохи Гражданской войны и сталинских репрессий. Кроме того, в отечественной историографии остро встал вопрос об исторической оценке руководителей Советского государства В.И. Ленина, И.В. Сталина, Л.Д. Троцкого, Ф.Э. Дзержинского и др. В результате авторы сформулировали новые концептуальные подходы к изучению политической системы Советского государства, ставшие методологической основой анализа проблем истории спецслужбы[83].

Наибольшее число приверженцев среди российских историков приобрела тоталитарная концепция, подразумевавшая отрицание принципиальной разницы между политическими системами 1920-х и 1930-х гг. Некоторые ученые рассматривают 1920-е гг. как период идеологической, политической и в значительной мере практической подготовки к переходу к административно-командной системе, названной позднее тоталитаризмом. По мнению профессора С.В. Леонова: «Октябрьская революция, представлявшаяся большевикам как путь к подлинной демократии, как антибюрократический переворот, оказалась на деле дорогой к диктатуре, к установлению бюрократической системы, еще более мощной, чем в царской России»[84].

Доктор исторических наук Т.П. Коржихина считает, что в результате наложения различных факторов власть начала быстро эволюционировать в новом по форме, но привычном по содержанию направлении: не самодеятельность и самоуправление народа, а диктатура[85]. В качестве основного звена политической системы советского общества выступало государство, а роль ведущего политического центра всего общества выполняла коммунистическая партия[86].

Труды[87] зарубежных исследователей по истории Советского государства и работы[88], специально посвященные советским органам госбезопасности, не внесли серьезных качественных изменений в изучение проблемы создания и деятельности спецслужб Советской России. Иностранные авторы нередко игнорируют научный подход к рассмотрению данной проблемы, ограничиваясь поверхностными, зачастую предвзятыми оценками и заключениями. Обновленные концепции, сформулированные в этих публикациях, в конечном итоге в различных вариантах повторяют прежние версии роли и места ВЧК в политической системе Советского государства.

Так, например, американский профессор О. Файджес в традиционном для западной историографии ключе утверждает, что ВЧК действовала вне правового поля, не было никакого опубликованного декрета о ее организации, существовал лишь некий «секретный протокол»[89]. Вскоре после своего создания, – делает заключение другой американский исследователь Р. Саква, – ВЧК стала независимым ведомством, несмотря на попытки большевистских лидеров, таких как Каменев, поставить ее деятельность под партийный контроль[90].

Д. Ричелсон в книге «История шпионажа ХХ века» считает, что В.И. Ленин, столкнувшись с массовым сопротивлением власти большевиков, пришел к выводу, что для установления диктатуры пролетариата необходима «специальная система силовых мер».

Февральский 1918 г. декрет, подписанный лично Лениным, уполномочивал ЧК проводить репрессии против активных контрреволюционеров. «Подразделения комиссии (ЧК)» должны были «безжалостно казнить» контрреволюционеров на месте преступления. Поначалу ЧК пользовалась своим правом казнить и миловать весьма сдержанно. Но после событий, разыгравшихся в августе 1918 г., положение переменилось. Высадка английских и французских войск в Архангельске, а также операции западных разведок заставили большевиков заключить, что Антанта замышляет свержение советского правительства. С объявлением «красного террора» ЧК получила мандат на убийство[91].

Как и Д. Ричелсон, О. Гордиевский и К. Эндрю считают, что В.И. Ленин не представлял себе масштабов оппозиции, с которой ему придется столкнуться после революции, и в связи с этим главным оружием ЧК стал террор. При этом они отмечают, что Ф.Э. Дзержинский, как и В.И. Ленин, отличался исключительной честностью, работоспособностью, готовностью пожертвовать как самим собой, так и другими во имя идеалов революции. Он и его помощники прибегали к «красному террору» только как к объективно необходимому средству классовой борьбы. Однако некоторые из простых членов ЧК, особенно на местах, наслаждались властью жестокости, не вдаваясь в высокие идеологические рассуждения. По жестокости ЧК можно сравнить со сталинским НКВД, хотя масштабы расправ были гораздо меньше. Вплоть до лета 1918 г. чинимый ЧК террор в какой-то мере смягчался деятельностью левых эсеров, на помощь которых большевики полагались на начальном этапе[92].

Р. Фалиго и Р. Кофер в своей книге «Всемирная история разведывательных служб» характеризуют Ф.Э. Дзержинского как представителя идеала революционера, по примеру себя подбиравшего и ближайшее окружение. Они полагают, что он с полной ответственностью выполнял поставленные задачи, без жалости к кому бы то ни было, но и без излишнего пристрастия… Однако уже в конце 1920-х – начале 1930-х гг. чекистов с революционными идеалами сменили карьеристы[93].

А вот американский историк Д. Рэйфилд утверждает, что благодаря Ф.Э. Дзержинскому у ВЧК и ее преемниц появился псевдорыцарский образ «щита и меча революции», а также убежденность в том, что органы госбезопасности должны быть центральной или высшей властью. Внесудебные полномочия ВЧК, как он считает, были введены непосредственно Дзержинским, хотя он всегда подчеркивал подчиненность руководителю партии[94]. Аналогичной точки зрения придерживаются В. Митрохин и К. Эндрю. По их мнению, после убийства М.С. Урицкого и покушения на В.И. Ленина ЧК самостоятельно объявила террор[95].

Р. Пайпс посвятил целый параграф обоснованию принципиальных отличий «красного террора» от белого и террора якобинцев во время французской революции. Террор большевиков, по его мнению, являлся государственной политикой, носил систематический характер, был повсеместным и, как правило, бессудным. ВЧК была создана специально для проведения террора и стала государством в государстве[96]…

Как и ранее, иностранные авторы проводят прямые аналогии между советскими и царскими органами госбезопасности. Так, Ф. Найтли утверждает, что много сотрудников ЧК было набрано из бывших работников царской тайной полиции – охранки – просто из-за нехватки агентурных кадров. Чекисты, по его мнению, переняли также и методы охранки по борьбе с подрывными элементами, например[97].

Создание внешней разведки иностранные авторы связывают с потребностью большевиков противодействовать российским эмигрантским организациям. Так, Д. Ричелсон считает, что к 1920 г. Советы тревожили не немцы, а русские эмигрантские организации. Подобные организации, иногда прибегая к помощи правительств стран, давших им приют, стремились продолжить сражение с большевиками. Они обучали, экипировали и внедряли на советскую территорию отдельных индивидуумов и группы, сеявшие антисоветскую пропаганду и пытавшиеся поднять восстания и организовать стачки. В случае необходимости они прибегали к террористическим актам и саботажу, как и большевики.

По указанию Ленина Дзержинский подготовил предложение учредить специальные подразделения для осуществления актов террора против эмигрантов и рекомендовал создать боевые организации, которые будут внедряться в наиболее враждебные группы, дабы переманивать их агентов в Россию и истреблять их. Для проведения подобных операций Дзержинский учредил иностранный отдел (ИНО)[98].

В то же время начинают появляться работы западных историков, основанные на серьезном анализе значительного количества документальных источников, в которых предпринимаются попытки непредвзято рассмотреть проблемы создания и деятельности органов безопасности в единстве их кадрового обеспечения и правового регулирования, разведывательной и контрразведывательной работы, и конечно осуществления политического розыска, связанного с реализацией широкомасштабного государственного террора[99].

После распада СССР историки вновь образовавшихся на постсоветском пространстве суверенных государств начали писать «свою историю», в том числе обратились к истокам национальных спецслужб.

В монографии бывшего ректора Академии Службы безопасности Украины В.С. Сидака исследуются ключевые вопросы деятельности органов безопасности Украинской Народной Республики (УНР), Украинской державы гетмана П.П. Скоропадского, Западно-Украинской Народной Республики (ЗУНР) в 1917–1920 гг., а также борьба с советскими и белогвардейскими спецслужбами[100].

В ряде публицистических работ фрагментами отражены вопросы противоборства между органами безопасности ВСЮР и спецслужбами Н.И. Махно и гетмана П.П. Скоропадского[101].

Из зарубежных ученых (на момент выхода в свет статьи. – Авт.) непосредственно к белогвардейским спецслужбам обратился крымский историк В.В. Крестьянников. Он исследовал становление и совершенствование структуры деникинской и врангелевской контрразведок в Крыму, показал их формы и методы борьбы с большевистским подпольем[102].

В отечественной исторической науке первоначально сохранилась старая, прочно утвердившаяся в зарубежной историографии, тенденция рассматривать советские органы безопасности как независимый аппарат насилия и подавления инакомыслия. Авторы лишь фрагментарно касались вопросов роли и места спецслужбы в механизме государственной власти, а также некоторых направлений ее деятельности в качестве органа политического розыска. Более того, необходимый критический анализ источников нередко подменялся прямыми или косвенными заимствованиями положений из разработанных западной наукой концепций, апологетика чекистов сменилась их полной дегероизацией[103].

Важным шагом в активизации изучения истории советских спецслужб стала работа научных коллективов при подготовке материалов для комиссии политбюро ЦК КПСС по реабилитации лиц, репрессированных в 1930-е – начале 1950-х гг.[104]

Деятельность указанной комиссии стала толчком исследовательской работы по изучению особенностей реализации репрессивной политики Советского государства и роли в этом советских спецслужб. Получив более широкий доступ к архивным материалам, используя новые методологические подходы, российские историки подготовили целый ряд работ, в которых достаточно полно и объективно анализируются взаимосвязи между правящей коммунистической партией как организатором репрессивной политики и органами безопасности – исполнителями (а порой и инициаторами) акций по репрессированию граждан, депортации целых социальных и национальных групп населения и т. п.[105]

По мнению исследователя С.А. Павлюченкова: «Красный террор периода Гражданской войны – явление многогранное и не поддается однозначной характеристике. Террор использовался большевиками как орудие борьбы с контрреволюцией, как средство против коррупции и злоупотреблений в собственном аппарате, как метод выколачивания из крестьян продовольствия и денежных налогов, как метод комплектования Красной армии… Динамика революционного движения, не достигающая своей цели, всегда неотвратимо приводит к репрессиям и террору как к последнему средству, вне зависимости от того, какими бы благородными и гуманными лозунгами ни питалось это движение в самом своем начале… Но большевизм внес в террор новое содержание, вознес на качественно новую ступень. Главная особенность красного террора – это то, что он одновременно служил и орудием борьбы, и инструментом социального преобразования общества»[106].

Красный террор, по мнению исследователя А.И. Степанова, «трансформировался в строго централизованную, целенаправленную и весьма эффективную систему наблюдения, фильтрации, устрашения, подавления и уничтожения всех потенциальных, скрытых и явных противников большевистского режима»[107]. Имея, с точки зрения А.И. Степанова, всесословно-классовый характер, белый террор вместо консолидации Белого движения и устрашения его противников вел к обратному результату – озлоблению населения и разложению белых. А привлечение к нему военно-силовых структур, столь нужных на фронте, при наличии весьма слабых карательно-репрессивных органов, придавало ему неуправляемый характер[108].

Историк А.Л. Литвин пришел к выводу, что «в 1918 г. в России возник государственный террор в виде внесудебных расстрелов и концлагерей. В этом преуспели и красные, и белые. Тогда насилие стало массовым, а личность начала низводиться до уровня материала, необходимого для социального экспериментирования». Отмечая различную специфику происхождения красного и белого террора, он считает, что именно нравственно и тот и другой были одинаково жестоки и античеловечны[109].

В.Г. Бортневский отмечает: «Споры о красном и белом терроре часто напоминают бесконечный обмен ударами: яркими фактами зверств и истязаний, цифрами казненных в конкретном месте и в конкретное время и т. п. И этот “бой” может длиться бесконечно, поскольку “защитники” как красного, так и белого террора всегда в запасе будут иметь новые “аргументы”. Он справедливо указал на необходимость комплексного исследования идеологии, политики и практики террора, выявления роли и места карательного аппарата в политической системе лагеря революции и контрреволюции. «Красный и белый террор гражданской войны… Есть ли у нас нравственные основания говорить о правомерности первого или второго, или большей или меньшей мягкости, целесообразности и т. п.? Ведь речь идет о тяжелейшей трагедии народной!»[110]

Со временем круг проблематики отечественной историографии существенно расширился. Все большее внимание уделяется разработке вопросов правового регулирования оперативной работы органов госбезопасности, которая ранее не находила должного отражения в научных трудах[111]. Авторы, подробно исследуя развитие и ужесточение уголовного законодательства, раскрывают проблемы нормативного правового обеспечения оперативно-разыскной деятельности органов госбезопасности.

Существенный прорыв был сделан в изучении разведывательной деятельности органов госбезопасности (в том числе внешней разведки ВЧК), что было связано с качественным приростом источниковой базы. Рассекречивались и вводились в научный оборот документы, хранившиеся ранее в архивах СВР и ФСБ России, стали доступными зарубежные издания по этой теме. В результате в увидевших свет книгах российские авторы предприняли попытку осветить ранее неизвестные сюжеты, переосмыслить уже опубликованные факты и отдельные персоналии[112].

В начале 1990-х гг. в России начали публиковаться хорошо известные за рубежом мемуары советских перебежчиков и лиц, имевших непосредственное отношение к советской разведке[113]. Иностранные авторы также не остались в стороне и обогатили историографию довольно интересными, но не всегда содержательными работами[114]. Например, в 1992 г. английский писатель К. Эндрю и бывший сотрудник внешней разведки, изменивший Родине, О. Гордиевский издали книгу об истории внешнеполитических операций ВЧК – КГБ[115]. На основе большого фактического материала в работе описаны организация и структура органов внешней разведки заявленного периода, формы и методы оперативной работы, названы штатные сотрудники разведки, резиденты в разных странах, большое количество агентов, раскрыты отдельные разведывательные операции. Однако деятельность внешней разведки ВЧК изложена в книге довольно поверхностно и схематично. Кроме этого в работе содержится большое количество фактических ошибок, неточностей и т. п.

Российские исследователи внесли существенно больший вклад в развитие историографии советской внешней разведки, и, в частности, по вопросу ее организационного оформления и оперативной деятельности в годы Гражданской войны. С 1996 г. началось издание шеститомника «Очерки истории российской внешней разведки», к работе над которым были привлечены сотрудники и ветераны СВР России. В 1997 г. был издан второй том очерков, охватывающий период с 1917 по 1933 г.[116] В указанной работе на основе архивных материалов и других документальных источников освещаются вопросы создания и развития советской внешней разведки, становления основных направлений ее деятельности, формирования и совершенствования структуры, а также описан ряд успешно проведенных за рубежом операций. Однако это издание скорее публицистическое, нежели научное, в нем нет обстоятельного анализа, большинство очерков носит описательный характер, материал подан в основном фрагментарно, многие важные аспекты разведывательной деятельности органов государственной безопасности остались нерассмотренными. В последующие годы появилось большое количество разнообразных работ, не все из которых отличались новым качественно подобранным и проанализированным материалом. На этом фоне выгодно отличались труды В. Антонова, А. Велидова, И. Дамаскина, В. Карпова, А. Колпакиди, Д. Прохорова и др. И все же в совокупности изданная литература привела к существенному приросту знания об организации, сотрудниках, негласных помощниках, задачах и основных направлениях функционирования внешней разведки ВЧК[117].

В той же мере это касается историографии советской военной разведки, которая осуществляла тесное взаимодействие с внешней разведкой в годы Гражданской войны, а за рубежом до 1925 г. оперировала в рамках единых с иностранным отделом ВЧК – ОГПУ резидентур.

Публицисты, ветераны специальных служб, практические работники, используя широчайший круг архивных и вторичных источников, описали создание и эволюцию организационных форм военной разведки, становление оперативной деятельности за рубежом, отдельные разведывательные операции, в том числе и в тылу белых армий, раскрыли биографические данные целого ряда сотрудников и агентов и др.[118] Несмотря на то, что указанные работы не лишены ряда фактологических неточностей, а некоторые их положения носят дискуссионный характер, публикации А. Колпакиди, В. Кочика, В. Лурье, В. Познякова, Д. Прохорова являются первыми довольно развернутыми открытыми исследованиями по истории советской военной разведки, в том числе (хотя и в меньшей степени) периода Гражданской войны.

Новые методологические подходы, ниспровержение старых идеологических установок, существенный прирост источниковой базы – все это привело к появлению довольно интересных, а порой и действительно ценных работ по общей истории органов ВЧК. Наиболее богатые фактическим материалом, содержащие научные обобщения и предлагающие обоснованные выводы труды В.С. Измозика, А.Л. Литвина, М.Н. Петрова, И.С. Ратьковского, А.П. Рассказова и ряда других ученых серьезно обогатили историографию проблемы[119].

В 1997 г. увидела свет монография профессора С.В. Леонова, подготовленная на основе глубокого анализа широкого корпуса архивных документов, в том числе ранее неизвестных ученым, монографической литературы и периодических изданий. Автор исследовал процесс формирования и утверждения в России советской политической системы, и роль в этом органов Всероссийской чрезвычайной комиссии. Быть может, эта работа является первым опытом объективного комплексного исследования создания и организационного развития органов ВЧК, рассмотрения деятельности советской спецслужбы в единстве ее разведывательной, контрразведывательной работы и широкомасштабного осуществления политического розыска. В последующем автор развил эту тему в ряде новых работ[120].

Событием стал выход в свет концептуальной работы по истории отечественной спецслужбы «Государственная безопасность России: история и современность»[121]. Работа является коллективной монографией ведущих специалистов по проблеме. В ней проанализированы проблемы международного и внутреннего положения Российского государства, совершенствования структуры и системы управления органов государственной безопасности, в том числе ВЧК, правового регулирования и внесудебной политики ведомства госбезопасности, подбора, расстановки, обучения и воспитания чекистских кадров, а также основных направлений оперативно-служебной деятельности в указанный период. Ее авторы пришли к выводу, что на протяжении всего своего существования «…система выполняла функции защиты не только широко понимаемых национальных интересов страны, но и сменявших друг друга разновидностей в сущности одного – авторитарного типа властвования»[122].

Значительный вклад в исследование проблемы внесли А.А. Зданович[123], О.Б. Мозохин[124], А.М. Плеханов[125], В.Н. Хаустов[126] и ряд других ученых.

На основе анализа документальных материалов государственных (федеральных и региональных) и ведомственных архивов, широкого корпуса вторичных источников А.А. Зданович исследовал проблемы создания советской военной контрразведки, формирования правовых основ ее деятельности, организационные и структурные трансформации, наполнение основных направлений оперативной работы особых отделов ВЧК – ОГПУ, содержание первых операций органов ВЧК, а также показал подходы высшего командования Добровольческой армии и ВСЮР к комплектованию органов контрразведки личным составом и др.; О.Б. Мозохин раскрыл в основном организацию и содержание деятельности органов ВЧК – ОГПУ по обеспечению экономической безопасности государства, привел отчетные статистические данные о реализации органами госбезопасности репрессивной деятельности в 1918–1953 гг., проанализировал нормативно правовую регламентацию этой деятельности и механизм ее реализации; А.М. Плеханов рассмотрел основные направления деятельности органов государственной безопасности по борьбе с иностранными спецслужбами, выявлению и пресечению контрреволюционных преступлений, обеспечению экономической безопасности государства, борьбе с оппозиционными политическими партиями в период новой экономической политики. Большое внимание автор уделил кадровому составу советской спецслужбы, он раскрыл механизм подбора, обучения и воспитания кадров, наглядно показал роль партийных и государственных органов в указанных процессах; В.Н. Хаустов рассмотрел эволюцию советской спецслужбы, ее место в государственном аппарате, предпосылки и причины формирования и ужесточения карательной политики государства в 1930-х гг., роль в этом органов государственной безопасности и др.

В 2015 г. профессор В.Н. Хаустов в соавторстве с профессором Йельского университета Д. Ширером издали книгу «Сталин и Лубянка». Эта работа представляет собой сборник документов из фондов Архива Президента Российской Федерации, Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Центрального архива (ЦА) ФСБ России и других архивов. Сборник снабжен профессионально подготовленными вводными статьями и научными комментариями. Так, в отношении первого советского органа госбезопасности – Всероссийской чрезвычайной комиссии авторы делают следующее заключение: «Большевики удержали и укрепили свою власть по ряду причин, одной из которых было создание и беспощадная деятельность ЧК. Под руководством Ленина ЧК проводила систематическую политику “красного террора” против явных и потенциальных врагов режима. Ведомство укреплялось и стало “боевой силой” большевистской партии и правительства»[127].

Существенное развитие получили и отдельные сюжеты истории органов госбезопасности: кадровое обеспечение органов ВЧК (принципы подбора, расстановки и подготовки кадров в теории и на практике, социальный, партийный и национальный состав, не всегда однозначный морально-нравственный облик чекистов и др.)[128], биографии сотрудников органов госбезопасности, в том числе руководителей ВЧК – НКВД[129], создание и использование войск ВЧК в деятельности органов госбезопасности[130], информирование органами ВЧК партийно-государственного руководства и политический контроль за основными сферами жизнедеятельности населения[131]; борьба с оппозиционными большевикам политическими партиями[132]; формирование и реализация государственной пограничной политики (создание пограничных органов, основные этапы формирования системы охраны и обороны государственной границы, роль государственных и партийных учреждений в этой сфере, правовые основы деятельности погранохраны и др.)[133], формирование и деятельность региональных органов по борьбе с контрреволюцией и саботажем[134] и др.

Немаловажное значение для историографии проблемы имеют изданные сборники документальных материалов, подобранных (в том числе и рассекреченных) из государственных и ведомственных архивов. Указанные сборники снабжены добротно подготовленными и научно структурированными редакционными предисловиями и вступлениями известных российских и зарубежных историков и сами по себе имеют достаточную научную ценность[135].

В массиве литературы по истории советских спецслужб периода Гражданской войны встречаются работы, отражающие некоторые аспекты организации и функционирования белогвардейской контрразведки. Помимо вышеупомянутых работ А.А. Здановича, С.В. Леонова, М.Н. Петрова представляют интерес исследования историков А.Л. Кубасова, А.Д. Показаньева и О.В. Шинина[136].

В 2009 г. мурманский историк А.А. Иванов предпринял попытку проанализировать особенности формирования, развития и деятельности особых отделов ВЧК и белогвардейской контрразведки на Севере, Востоке и Юге России[137].

Контрразведывательные органы белогвардейских правительств и армий изучались в контексте различных аспектов Белого движения. Так, в монографии Е.В. Волкова, посвященной офицерскому корпусу вооруженных формирований А.В. Колчака, раскрыты основные направления деятельности белогвардейских спецслужб в Сибири[138].

В кандидатской диссертации и статье Л.Н. Варламовой исследован процесс создания и развития спецслужб колчаковского режима в ходе изучения проблемы военного строительства белых армий в Сибири в 1918–1919 гг.[139]

Историки А.А. Зданович, А.С. Кручинин, В.Ж. Цветков обратились к весьма заметной в советской историографии теме – белогвардейским подпольным организациям, действовавшим на территории большевистской России[140].

Устойчивый интерес к истории белогвардейских контрразведывательных органов, как к самостоятельному объекту изучения, начал проявляться в середине 1990-х – начале 2000-х гг., что обусловлено появлением ряда научных работ по данной проблематике. Одним из первых к ней обратился специалист по истории Гражданской войны В.Г. Бортневский. В своих статьях ученый раскрыл структуру и организацию разведки и контрразведки Белого Юга, показал их место и роль в системе деникинской диктатуры[141].

В статье В.Ж. Цветкова впервые рассмотрена организация, структура, отдельные персоналии, задачи и методы работы спецслужб белогвардейских режимов в сложной обстановке военного времени[142].

В основном же историография по данной теме носит ярко выраженный территориальный характер. Наиболее полное отражение в научной литературе получили контрразведывательные органы белогвардейских правительств и армий на востоке страны, что объясняется и масштабностью их деятельности и обширной источниковой базой[143].

Достаточно внимания уделено изучению контрразведывательных органов Белого Юга – проблемам организационного строительства, кадрового обеспечения, особенностям борьбы с большевистским подпольем в регионе, а также противоборству с советским и иностранным шпионажем[144].

В ряде научных статьей раскрыты особенности строительства и функционирования военно-регистрационной службы (ВРС) и ее низовых органов на Севере России[145].

В 2010–2011 гг. А.А. Ивановым была защищена кандидатская диссертация и издана монография, в которых исследуется формирование и эволюция организационно-штатной структуры, нормативная правовая база, особенности комплектования кадрами и деятельность советских и белогвардейских органов безопасности на Севере страны[146].

За два десятилетия (1995–2015 гг.) по истории белогвардейских контрразведывательных органов написаны десятки научных статей, издано несколько монографий[147], защищена докторская диссертация[148].

Для данного исследования повышенный интерес представляют работы, посвященные органам политического сыска, которые были созданы белыми лидерами на Юге и Востоке России под патронажем МВД. В отличие от контрразведки, политической полиции деникинского и колчаковского режимов – государственной страже (ГС) и государственной охране (ГО) – специалисты уделили незаслуженно мало внимания. Историография проблемы представлена статьями историков С.П. Звягина, Н.С. Ларькова и В.Ж. Цветкова[149].

Более основательно изучены проблемы взаимодействия, контрразведки и госохраны колчаковского режима. Первым к данной теме еще в середине 1990-х гг. обратился сибирский историк Н.В. Греков[150].

Историк А.А. Рец предпринял попытку исследовать вопросы формирования и функционирования органов контрразведки, военного контроля и МВД антибольшевистских правительств в Сибири. Однако автор осветил лишь деятельность контрразведки и военного контроля – о государственной охране упомянул вскользь[151].

Комплексно исследованы организация, структура и деятельность контрразведки армейских штабов и государственной охраны Департамента милиции МВД Российского правительства в книге историка В.Г. Хандорина и одного из соавторов настоящего исследования[152]. Авторы уделили большое внимание борьбе с большевистским подпольем и эсеровскими организациями, информационно-аналитической работе по объективному информированию руководства о причинах недовольства политикой властей различных слоев населения, проблеме взаимодействия спецслужб, кадровому потенциалу этих структур, впервые предъявив широкой читательской аудитории биографические сведения о многих руководителях губернских управлений государственной охраны.

Количество литературы по проблеме создания и деятельности органов государственной безопасности, в том числе и периода Гражданской войны, функционирования белогвардейских спецслужб, неуклонно растет. Однако на современном этапе развития историографии нет никаких оснований полагать, что тема исчерпана, или по крайней мере освещение получили основные ее сюжеты.

Предпринятая авторами попытка рассмотреть проблему комплексно, в единстве разведывательной и контрразведывательной деятельности, осуществления политического розыска советскими и белогвардейскими спецслужбами ни в коем случае не закрывает тему, а лишь формулирует постановочные вопросы для последующих научных исследований и отчасти освещает новые, ранее неизвестные обстоятельства создания советских и белогвардейских органов безопасности, формирования оперативных сил и средств, кадрового обеспечения и осуществления ими оперативной деятельности.

Глава 1. Создание и развитие советских и белогвардейских органов безопасности

1.1. Организация, структура и функции спецслужб противоборствующих сторон

После Октябрьской революции огромная страна при активном вмешательстве иностранных сил была ввергнута в ожесточенную вооруженную борьбу между различными политическими партиями, классами и социальными слоями российского общества. Крупномасштабные военные операции, восстания, мятежи, разведывательная и иная подрывная деятельность спецслужб, разрушенная экономика создавали угрозы для существования всех государственных образований, возникших на территории разрушенной империи.

Строившие государство нового типа большевики в короткие сроки смогли создать большой государственный аппарат, составной частью которого являлись органы госбезопасности, сыгравшие существенную роль в подавлении политических противников и недовольства масс.

Класс, приходящий в результате революции к власти, как отмечал В.И. Ленин, «должен доказать на деле, что он не только способен свергнуть эксплуататоров, но и организоваться для самозащиты, поставить на карту все»[153]. Ленин сделал вывод о том, что без революционного насилия над эксплуататорами не может быть обеспечена победа нового общественного строя.

До Октябрьского переворота большевики считали, что для защиты революции от внешних и внутренних врагов не нужны специальные органы. Пролетариат, завоевав политическую власть, должен был разрушить старое государственное устройство и, прежде всего, уничтожить регулярную армию, полицию, чиновничий аппарат. Предполагалось, что задачи обороны государства и подавления сопротивления свергнутых классов будет осуществлять вооруженный народ.

После прихода большевиков к власти функции «подавления», «охраны революционного порядка» осуществляли советы и другие органы, опиравшиеся на красногвардейцев, матросов и революционных рабочих. Ведущую роль среди них играл Петроградский военно-революционный комитет (ВРК).

Петроградский ВРК был создан 12 (25) октября 1917 г. и практически осуществлял подготовку и проведение вооруженного восстания. После установления советской власти ВРК 30 октября свои функции определил следующим образом:

«1) Военно-революционный комитет выполняет дела, порученные ему Советом Народных Комиссаров;

2) в ведении Военно-революционного комитета находится охрана революционного порядка;

3) борьба с контрреволюцией;

4) охрана пунктов Совета рабочих и солдатских депутатов и Совета Народных Комиссаров»[154].

По мере создания и укрепления новых органов власти функции ВРК сужались. В ноябре 1917 г. начали формироваться отделы Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК), развернул работу Совет народных комиссаров (СНК), организационно укрепились комиссариаты. В этих условиях существование ВРК приводило к дублированию государственных функций. Поэтому уже 9 ноября Военно-революционный комитет принял решение об организации совместной работы комиссий ВРК и отделов ВЦИК. Но оставалась важная для большевиков задача борьбы с контрреволюцией, которой по-прежнему занимался Военно-революционный комитет. 21 ноября (3 декабря), заслушав доклад Ф.Э. Дзержинского, ВРК пришел к выводу о необходимости организации в его составе комиссии по борьбе с контрреволюцией. Такая комиссия была создана в составе И.П. Флеровского, Г.И. Благонравова, Галкина (В.Ф. Горина) и др. Возглавил ее Ф.Э. Дзержинский[155].

1 (14) декабря 1917 г. ВЦИК рассмотрел вопрос о реорганизации ВРК и образовании вместо него отдела по борьбе с контрреволюцией[156].

5 (18) декабря 1917 г. Военно-революционный комитет подвел итоги своей деятельности. В принятом обращении к народу было сказано, что ВРК выполнил свои боевые задачи в дни Октябрьской революции. Считая, что дальнейшая его работа должна быть передана отделу по борьбе с контрреволюцией при ВЦИК, ВРК постановил: «…ликвидировать все отделы, работающие при Военно-революционном комитете, и все дела передать в соответствующие отделы Центрального Исполнительного Комитета, Совету Народных Комиссаров, Петроградскому и районным Советам рабочих и солдатских депутатов». В этот же день Военно-революционный комитет был распущен.

Между тем в начале декабря 1917 г. для большевиков все очевиднее становилась ошибочность прежней оценки сопротивления советской власти. Опасность исходила с самых разных сторон – налицо был системный кризис российской государственности, в том числе в Петрограде. Многочисленное чиновничество организовало забастовку государственных служащих, саботируя распоряжение советской власти. Городская забастовка служащих грозила перерасти во всероссийскую, еще более обостряя ситуацию в стране и особенно в столице. Саботаж чиновников вел к дезорганизации всех отраслей управления государством и грозил крахом всем начинаниям большевиков. За забастовочным движением явно стояли партии, не принявшие Октябрь, и забастовка носила политический характер. Забастовочное и развивавшееся параллельно с ним офицерское и погромное движения выявили всю сложность политического контроля над ситуацией в стране большевиками, необходимость коррекции прежних представлений[157].

6 (19) декабря Совнарком рассмотрел вопрос «О возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе». Советскому правительству стало известно об этом в результате перехвата телеграммы «Малого совета министров» бывшего Временного правительства. Было принято постановление «составить особую комиссию для выяснения возможности борьбы с такой забастовкой путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злобного саботажа». Члену Центрального комитета РКП(б), заместителю наркома внутренних дел РСФСР Ф.Э. Дзержинскому было поручено представить свои соображения о мерах борьбы с саботажниками и список руководящего состава чрезвычайной комиссии[158].

Непосредственным инициатором организации этой комиссии выступил В.И. Ленин. На следующий день, 7 (20) декабря, накануне заседания СНК, в записке Ф.Э. Дзержинскому он написал: «Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции, которая должна обеспечить интересы рабочих, трудящихся и эксплуатируемых масс. Буржуазия идет на злейшие преступления, подкупая отбросы общества и опустившиеся элементы, спаивая их для целей погромов. Сторонники буржуазии, особенно из высших служащих, из банковых чиновников и т. п., саботируют работу, организуют стачки, чтобы подорвать правительство в его мерах, направленных к осуществлению социалистических преобразований. Доходит дело даже до саботажа продовольственной работы, грозящего голодом миллионам людей. Необходимы экстренные меры борьбы с контрреволюционерами и саботажниками»[159].

Ф.Э. Дзержинский приступил к организации Комиссии. В своей автобиографии он писал, что задание организовать орган борьбы с контрреволюцией получил после роспуска ВРК. Несколько позже, в феврале 1919 г., Дзержинский в докладе на заседании ВЦИК так охарактеризовал условия, в которых создавалась ВЧК: «…она образовалась в тот момент, когда не оказалось органа, который взял бы на себя борьбу с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией».

Преемственность ВРК и ВЧК была очевидной. Об этом свидетельствует постановление Совнаркома от 7 декабря 1917 г. о создании ВЧК, в котором после определения состава и задач нового органа было сказано: «Комиссия сконструируется окончательно завтра. Пока действует ликвидационная комиссия Военно-революционного комитета». Опыт ВРК по борьбе с контрреволюцией, его функции, структура и состав – все это послужило исходным материалом при создании ВЧК[160].

В состав Комиссии Дзержинский пригласил войти большевиков с дореволюционным стажем, активных участников Октябрьского переворота, бывших членов Петроградского ВРК – В.К. Аверина, В.Н. Васильевского, Д.Г. Евсеева, Н.А. Жиделева, И.К. Ксенофонтова, Г.К. Орджоникидзе, Я.Х. Петерса, К.А. Петерсона, В.А. Трифонова.

Я.Х. Петерс позже так рассказывал об этом: «После ликвидации ВРК меня позвал Дзержинский или, вернее, встретив в коридоре в Смольном, зазвал в какую-то пустую комнату и стал рассказывать, что организуется специальная комиссия с очень ответственными обязанностями – бороться против контрреволюции. Он предложил, чтобы я согласился быть членом этой комиссии. Я согласился. После, вечером, собрались человек семь у Ф.Э. Дзержинского. Так была создана ВЧК».

7 (20) декабря состоялось первое заседание комиссии[161]. По результатам состоявшегося обсуждения ее задачи были определены следующим образом: «Пресекать в корне все контрреволюционные и саботажные дела и попытки к ним по всей России, предавать суду революционного трибунала контрреволюционеров и саботажников, выработать меры борьбы с ними и беспощадно проводить их в жизнь. Комиссия должна вести только предварительное следствие». В протоколе заседания указывалось, что комиссия «должна наблюдать за печатью и контрреволюционными партиями, саботирующими чиновниками и прочими преступниками, проникающими в советские организации для преступной работы в них». В структуре комиссии было решено создать три отдела: информационный, организационный и борьбы с контрреволюцией и саботажем[162].

После заседания Ф.Э. Дзержинский доложил Совнаркому о составе комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем, ее задачах и правах. В своем докладе он отметил, что комиссия должна обратить первостепенное внимание, прежде всего, на печать, кадетов, правых эсеров, саботажников и стачечников. Комиссии необходимо предоставить право производить конфискации, выселять преступные элементы, лишать продовольственных карточек, опубликовывать списки врагов народа и т. д.[163]

По свидетельству управляющего делами СНК В.Д. Бонч-Бруевича, Ф.Э. Дзержинский потребовал «организации революционной расправы над деятелями контрреволюции»[164]. Однако, как утверждает профессор С.В. Леонов, большинство членов советского правительства еще не были готовы к столь радикальной мере. В результате задачи и полномочия комиссии Совнарком определил относительно осторожно: «пресечение и ликвидация всех контрреволюционных и саботажных попыток и действий по всей России, со стороны кого бы они ни исходили»; «предание суду военно-революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработка мер борьбы с ними». В качестве мер по осуществлению возложенных на нее задач были определены конфискация, лишение продовольственных карточек, публикация списков врагов народа и т. д. При этом комиссия могла проводить лишь предварительное расследование. Совет народных комиссаров постановил: «Назвать комиссию Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее»[165].

Орган по борьбе с контрреволюцией решено было создать не при ВЦИК, как это предполагалось объявлением о ликвидации ВРК, а при Совете народных комиссаров. Как считает Е.Н. Городецкий, это подчеркивало оперативный характер ВЧК и ее непосредственную подчиненность правительству. А формулировки в постановлении СНК задач ВЧК и мер по их осуществлению свидетельствовали о функциях непосредственного подавления врагов революции (т. е. наделении ВЧК судебными полномочиями)[166].

В первые дни всю работу вели члены коллегии ВЧК, назначавшиеся Совнаркомом персонально, их состав неоднократно менялся из-за получения ими новых назначений. В первых коллегиях ВЧК в разное время работали активные участники революционных событий: Д.Г. Евсеев, И.К. Ксенофонтов, В.Л. Панюшкин, Я.Х. Петерс, И.Н. Полукаров, В.В. Фомин, С.Е. Щукин и другие.

8 (21) декабря 1917 г. члены ВЧК приняли решение избрать президиум[167] из 5 человек во главе с Ф.Э. Дзержинским, распределили между собой обязанности. На этом же заседании обсуждался вопрос о борьбе со спекуляцией. Комиссия поручила Я.Х. Петерсу проработать его и доложить на одном из очередных заседаний ВЧК. 11 декабря В.В. Фомину было поручено организовать отдел по борьбе со спекуляцией. В тот же день ВЧК предложила С.Е. Щукину произвести аресты фальшивомонетчиков, тем самым самостоятельно возложив на себя функции борьбы и с этими уголовными преступлениями.

В январе 1918 г. в ВЧК был образован банковский подотдел для борьбы с преступлениями по должности банковских чиновников[168].

Структура ВЧК впоследствии неоднократно менялась. Так, в марте 1918 г. после переезда в Москву ВЧК имела следующие основные отделы: борьбы с контрреволюцией, борьбы со спекуляцией, борьбы с преступлениями по должности, иногородний, а также информационное бюро. В конце 1918 г. – начале 1919 г. в ВЧК были созданы секретно-оперативный, следственный, транспортный, военный (особый), оперативный, инструкторский отделы, бюро информации и контрольно-ревизионная коллегия.

В 1920 г. на органы ВЧК официально была возложена задача по охране правительственных объектов, обеспечению безопасности руководителей коммунистической партии и советского правительства. Для этого в октябре 1920 г. в центральном аппарате ВЧК было создано специальное отделение.

В конце 1920 г. – начале 1921 г. при ВЧК образовались управление делами, административно-организационное, секретно-оперативное и экономическое управления, а также иностранный отдел.

Всероссийская чрезвычайная комиссия до переезда в Москву являлась небольшим учреждением, насчитывавшим всего 40 сотрудников и служащих. Она осуществляла аресты контрреволюционеров и саботажников, главным образом открыто выступавших против советской власти. В арестах, обысках, производстве предварительного следствия участвовали все сотрудники ВЧК, включая руководителей – Ф.Э. Дзержинского, Д.Г. Евсеева, Я.Х. Петерса, В.В. Фомина, С.Е. Щукина и др.[169]

По данным М.Я. Лациса, после переезда в Москву Всероссийская чрезвычайная комиссия насчитывала 131 сотрудника, включая 11 членов коллегии, к январю 1919 г. – 216 сотрудников, включая 21 члена коллегии, к концу 1919 г. – 500 сотрудников.

Деятельность ВЧК в декабре 1917 г. – феврале 1918 г. распространялась преимущественно на Петроград и отчасти на Петроградскую губернию. ВЧК была одной из многих комиссий, выполнявших функции борьбы с контрреволюцией, спекуляцией, бандитизмом и другими преступлениями. Так, с контрреволюцией в армии боролись Бюро военных комиссаров и Следственная военно-морская комиссия при Народном комиссариате по военным и морским делам. Вопросами борьбы со спекуляцией ведала Центральная реквизиционно-разгрузочная комиссия. Расследование контрреволюционных и крупных уголовных преступлений производила Следственная комиссия при Революционном трибунале (бывшая Следственная комиссия ВРК). Следственные комиссии существовали при Петроградском совете и Всероссийском центральном исполнительном комитете[170].

Наиболее тесно полномочия ВЧК переплетались с функциями Комиссии В.Д. Бонч-Бруевича (или «75-й комнатой Смольного»), которая была создана для борьбы с «пьяными» погромами, но занималась также расследованием серьезных политических преступлений. В декабре она вела следствие по делу кадетов А.А. Громова, К.В. Кекуатова и др., организаторов «пьяных» погромов и распространителей антисоветских листовок. В конце января 1918 г. Комиссия Бонч-Бруевича ликвидировала контрреволюционную организацию ударников во главе с подпоручиком В.Н. Синебрюховым, готовившую восстание в Петрограде и арест советского правительства[171]. В это же время она расследовала дело о покушении на В.И. Ленина. В марте 1918 г. Комиссия обеспечивала безопасность советского правительства при переезде из Петрограда в Москву[172].

Одновременное существование в Петрограде нескольких комиссий, осуществлявших борьбу с контрреволюционными преступлениями, создавало большие трудности в расследовании дел и в осуществлении контроля со стороны судебных органов за производством следствия.

В связи с этим 31 января 1918 г. Совнарком по предложению Следственной комиссии при Петроградском Совете освободил ВЧК от следственных функций, оставив за ней функции розыска, пресечения и предупреждения преступлений[173]. В принятом постановлении отмечалось: «В Чрезвычайной комиссии концентрируется вся работа розыска, пресечения и предупреждения преступлений, все же дальнейшее ведение дел, ведение следствий и постановка дела на суд предоставляется следственной комиссии при трибунале»[174].

В феврале 1918 г. в соответствии с решением Совета народных комиссаров произошло слияние Комиссии В.Д. Бонч-Бруевича при ВЦИК с Всероссийской чрезвычайной комиссией при СНК.

После переезда советского правительства в Москву значительно сократилась работа Следственной комиссии при Петроградском Совете. Часть ее сотрудников уехала в новую столицу, а оставшиеся в Петрограде стали решать задачи только местного значения. Руководство борьбой с контрреволюцией все более сосредоточивалось в руках ВЧК[175].

Первоначально в деятельности органов ВЧК применялись в основном гласные (открытые) методы выявления и пресечения контрреволюционной деятельности, такие как вооруженное подавление антисоветских выступлений, производство массовых обысков и облав, профилактическая работа. Со временем в практику работы ВЧК вошли негласные средства и методы: агентурная и наружная разведка, перлюстрация корреспонденции (просмотр почтово-телеграфной переписки), оперативный учет (регистрация).

Для проникновения в контрреволюционные организации, выявления крупных спекулятивных сделок привлекались комиссары или разведчики ЧК. Они нередко именовались секретными сотрудниками или агентами ЧК.

Коллегия ВЧК организовала службу наружной разведки в каждом оперативном подразделении. Нередко в качестве разведчиков выступали бойцы отрядов ВЧК. В то время наружная разведка являлась основным негласным средством оперативной деятельности.

Были случаи, когда по специальным решениям коллегии ВЧК привлекались отдельные лица, имевшие связи в той или иной среде. Их обычно называли осведомителями. Наиболее часто использование осведомителей практиковалось для борьбы со спекуляцией.

В целях выявления тайной деятельности контрреволюционеров осуществлялся просмотр почтово-телеграфной переписки и конфискация почтовых отправлений. Эти мероприятия проводились во взаимодействии с учреждениями Народного комиссариата почт и телеграфа в соответствии с декретом СНК от 5 апреля 1918 г.[176]

Одновременно перлюстрацией занимался Военный почтово-телеграфный контроль при Наркомате по военным делам (Наркомвоен), который направлял в ВЧК представлявшую интерес корреспонденцию.

В Москве ВЧК иногда прибегала к прослушиванию телефонных переговоров сотрудников различных иностранных представительств[177].

К необходимости ведения регистрации в интересах розыска преступников в ВЧК пришли не сразу. В отдельных случаях использовали учеты дореволюционных учреждений. Инициатором создания оперативного учета в ВЧК выступил член коллегии Д.Г. Евсеев. Он предлагал образовать информационно-статистическое бюро, в котором концентрировать все сведения о контрреволюционных партиях, организациях и отдельных лицах. Предназначение бюро, как он считал, состояло в том, чтобы давать справки на запросы местных ЧК, составлять и рассылать в губернские ЧК обзоры об антисоветских проявлениях, направлять туда списки разыскивавшихся контрреволюционеров и других лиц. Это предложение было реализовано весной 1918 г. путем создания в ВЧК регистрационного бюро, а в местных ЧК – регистрационных столов (отделений), которые вели учет проходивших дел и лиц.

23 сентября 1919 г. Совнарком принял постановление «Об обязательной регистрации бывших помещиков, капиталистов и лиц, занимавших ответственные должности в царском и буржуазном строе». Хотя его осуществление поручалось НКВД, на местах, особенно в районах, освобождаемых от белогвардейцев, эти функции, как правило, возлагались на ЧК. Комиссии также вели регистрацию реэмигрантов, членов антисоветских партий, военных специалистов и т. д.[178]

Некоторые итоги организационной и оперативной деятельности ЧК были подведены на I Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий, проходившей в Москве с 11 по 14 июня 1918 г. под председательством Ф.Э. Дзержинского. Почетными председателями конференции делегаты избрали В.И. Ленина и по предложению фракции левых эсеров лидера их партии М.А. Спиридонову[179].

На конференцию прибыло 66 делегатов: 54 большевика, 8 – левых эсеров, 2 – сочувствующих большевикам и 2 – сочувствующих левым эсерам. Участие в конференции левых эсеров придало ее работе особенно напряженный характер: почти по всем важнейшим вопросам организации чрезвычайных комиссий большевики и левые эсеры придерживались разных точек зрения.

Позиция большевиков на конференции была выработана на заседании своей фракции, состоявшемся 12 июня перед обсуждением организационных вопросов. Большевистская фракция приняла решение об усилении репрессий против противников советской власти. Хотя не только левые эсеры, но и часть большевиков считали принципиально недопустимым расстреливать контрреволюционеров. Фракция большевиков в соответствии с общей установкой ЦК РКП(б) и советского правительства от 24 мая 1918 г. об усилении карательной политики рекомендовала применять расстрел по отношению к видным и явно уличенным контрреволюционерам, спекулянтам, взяточникам. Фракция высказалась за то, чтобы во главе чрезвычайной комиссии ставить решительных людей, способных «твердо и неуклонно провести тактику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами, губящими Советскую власть и революцию»[180].

С отчетами на конференции выступили руководители отделов ВЧК по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности. Важное место на конференции занимали вопросы организации местных ЧК и вооруженных отрядов при них, а также проблема применения чекистскими органами гласных и негласных методов работы. В принятых конференцией документах, регламентировавших работу чрезвычайных комиссий на местах, была проведена идея централизации ЧК (вхождение в единую систему ВЧК и подчинение СНК)[181], разработана их организационная структура, уточнена компетенция. Решением конференции все вооруженные отряды при чрезвычайных комиссиях объединялись в единый корпус войск ВЧК[182].

Важное место в работе конференции занял вопрос о методах выявления подрывной деятельности контрреволюционных организаций и иностранных спецслужб. К моменту созыва конференции чекистские органы уже имели некоторый опыт применения как гласных, так и негласных методов борьбы с противниками советской власти. ВЧК и некоторые местные ЧК использовали негласные методы – они внедряли своих сотрудников в белогвардейские организации, в дипломатические представительства иностранных государств, вербовали осведомителей среди спекулянтов или лиц, имевших связи с ними, осуществляли наружное наблюдение. Однако негласные методы борьбы применялись редко, а в борьбе с антибольшевистскими партиями совсем не использовались. Многие сотрудники чрезвычайных комиссий – левые эсеры и некоторые большевики – отрицали в принципе допустимость использования негласных сил и средств против политических противников, считая это пережитком буржуазного сыска, противоречившим революционной этике. Особые возражения с их стороны вызывала вербовка агентов из среды противника, которую они считали «провокацией». В связи с этим вопрос о возможности и допустимости использования агентурного метода борьбы приобрел на конференции особую остроту. 12 июня 1918 г. он подробно обсуждался на заседании фракции РКП(б). Делегаты большевики, обменявшись мнениями, постановили: «Секретными сотрудниками пользоваться»[183].

14 июня секция разведки заслушала и обсудила доклад Д.Г. Евсеева «О розыске контрреволюции». Евсеев подверг резкой критике тех чекистов, которые считали сопротивление врагов революции кратковременным явлением и на этом основании выступали против превращения чекистских органов в постоянное государственное учреждение, против применения ими негласных методов борьбы. Они полагали, что чрезвычайные комиссии должны действовать главным образом методом «наскока», выдавали его за признак «хорошего революционного» тона. «Такой взгляд на такой серьезный вопрос, – говорил Д.Г. Евсеев, – не выдерживает критики… Контрреволюционное движение… является процессом очень длительным, так что для успешной борьбы не приходится прибегать к “наскокам”, а работать организованно и методично… Методом “наскока” ничего решительно не сделаешь… В борьбе с врагами нельзя также всецело полагаться только на помощь масс, так как одного этого фактора недостаточно для успеха… Если мы не будем иметь сокровенных ушей и глаз в аристократических салонах, посольствах, миссиях и т. п., то мы не будем знать всех тех злокозненных цепей, которые куются в тиши врагами Советской власти для нас».

Без хорошо налаженной разведки, подчеркивал Д.Г. Евсеев, невозможно выявить тайные планы шпионов и контрреволюционеров. Чекист, осуществляющий розыск, должен хорошо разбираться в программах и тактике контрреволюционных политических партий, знать методы их борьбы против советской власти, владеть искусством выявления и расследования подрывной деятельности противника. Для того чтобы сотрудники ЧК смогли выполнить поставленные перед ними задачи, отмечал Д.Г. Евсеев, они должны изучить теорию политического розыска, разработанную царской охранкой, критически проверить ее и приспособить для борьбы против врагов советской власти[184].

Д.Г. Евсеев предлагал разделить разведку на две части – внешнее наблюдение и секретную, или внутреннюю разведку. Основным методом розыска он считал внутреннюю разведку, осуществляемую агентами, завербованными из враждебной среды. Вместе с тем Д.Г. Евсеев предупреждал, что к вербовке агентов из контрреволюционеров следует подходить крайне осторожно, необходимо особенно тщательно проверять даваемые ими сведения.

I Всероссийская конференция ЧК приняла «Основные положения по разведке». В них указывалось, что в целях борьбы с контрреволюцией все чрезвычайные комиссии должны организовать внешнюю и внутреннюю разведку. «Внутренняя разведка, – говорилось в документе, – осуществляется путем использования элементов из среды контрреволюционеров, которые осведомляют о деятельности контрреволюционных организаций…»

Конференция одобрила инструкцию «Краткие указания ЧК для ведения разведки»[185]. В ней отмечалось: «Главным и единственным основанием розыска контрреволюции является внутренняя, совершенно секретная и постоянная разведка; задача ее заключается в обследовании преступных контрреволюционных организаций и уличении участников для привлечения их к суду военно-революционного трибунала»[186].

В «Кратких указаниях» говорилось, что один, даже слабый, агент, находящийся в разрабатываемой среде, может дать неизмеримо больше материала для раскрытия преступления, чем можно получить через работающих в учреждениях официальных лиц. Добывание сведений при помощи секретной агентуры признавалось важнейшей задачей всех сотрудников ЧК, работающих по розыску.

В «Кратких указаниях», как и в «Основных положениях по разведке», подчеркивалась недопустимость провокации. За провокацию, отмечалось в инструкции, агент отвечает со всей строгостью вплоть до расстрела.

Инструкция обращала внимание чекистов на то, что внутреннюю разведку нельзя вести по шаблону. Чекисты, занимающиеся выявлением политических противников советской власти, говорилось в ней, должны учитывать местные условия и обстоятельства, проявлять инициативу, вырабатывать умение делать правильные выводы из получаемой информации, а также своевременно исправлять свои ошибки.

Вопросы негласной работы подробно рассматривались также в принятой конференцией «Инструкции ВЧК по борьбе со спекуляцией». В ней указывалось, что для обеспечения дальнейшего укрепления завоеваний Октябрьской революции требуется создать специальный аппарат по обезвреживанию преступных элементов, подрывающих хозяйственную жизнь страны. Этот аппарат должен иметь негласных сотрудников, которых необходимо внедрять в среду спекулянтов. «Люди, предназначенные для этой цели, должны быть обязательно, и безусловно безукоризненной честности, преданные делу борьбы за народные интересы, вполне подготовленные к делу розыска, хорошо грамотные и знакомые с торговым миром и всеми проделками спекулятивного мира… Все агенты должны быть революционеры, искренне преданы делу и всегда быть готовы к выполнению тех или иных задач, возложенных на них Советской властью».

Инструкция предусматривала вербовку агентов среди служащих тех учреждений и предприятий, «где имеет место спекуляция», – на железной дороге, в продовольственных магазинах и на складах, биржах и т. д. Признавалось также необходимым иметь негласных сотрудников на телеграфе и телефонных станциях. В инструкции подробно разъяснялись права агентов, правила производства арестов, обысков, ревизий и выемок.

Инструкция по борьбе со спекуляцией подчеркивала необходимость приобретения агентов, прежде всего из числа лиц, поддерживавших советскую власть. Однако составители инструкции считали эту меру борьбы вынужденной, противоречившей этике революционера. Агентурный метод, говорилось в инструкции, вызывает «чувство омерзения» и является, по сути дела, «провокацией».

На конференции был поднят вопрос об организации централизованного оперативного учета, то есть регистрации всех сведений о контрреволюционных партиях, организациях и отдельных лицах. В инструкции для следователей ЧК по этому поводу было записано положение о регистрации всех лиц, проходивших по уголовным делам. Согласно инструкции, основанием для принятия дела к расследованию считалось обвинение в участии в заговоре, контрреволюционной агитации и пропаганде, саботаже или других опасных для советской власти преступлениях. Инструкция запрещала применение физических мер воздействия на обвиняемых с целью склонения их к даче показаний.

Конференция имела принципиальное значение для дальнейшей работы чрезвычайных комиссий, так как наметила пути организационного строительства (были приняты «Основные положения организации чрезвычайных комиссий» и «Положение о чрезвычайных комиссиях на местах»)[187], признала необходимым использование в практике органов безопасности негласных средств оперативной деятельности, в том числе и секретной агентуры.

С учетом изложенного можно констатировать, что Всероссийская чрезвычайная комиссия была создана как орган, призванный осуществлять после ликвидации Петроградского Военно-революционного комитета беспощадную борьбу с контрреволюцией и саботажем на всей территории РСФСР.

В отличие от советского правительства, создание политической полиции для лидеров Белого движения не являлась одной из первоочередных задач. На начальном этапе Гражданской войны борьбу с врагами белогвардейских режимов вели только органы контрразведки, созданные при штабах вооруженных формирований. В том была своя логика, поскольку в некоторых регионах сначала формировалась армия, а уж потом – государственный аппарат.

Так, на Юге России белые смогли приступить к формированию органов государственной власти только после успешного завершения Второго Кубанского похода Добровольческой армии и взятия Екатеринодара. 18 (31) августа 1918 г. генерал от инфантерии М.В. Алексеев утвердил «Положение об Особом Совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии». Председателем созданного высшего органа гражданского управления стал М.В. Алексеев, а его заместителями – А.И. Деникин, А.М. Драгомиров, А.С. Лукомский. После смерти генерала М.В. Алексеева должность Верховного руководителя упраздняется. Генерал А.И. Деникин становится главнокомандующим Добровольческой армией, совместив политическую и военную власть[188].

Формирование Особого совещания растянулось на несколько месяцев и было завершено 2 февраля 1919 г. По новому положению в нем насчитывалось 13 управлений: военное, морское, внутренних дел, путей сообщения, финансов, юстиции и др.[189]. Лишь месяц спустя, 6 марта, А.И. Деникин утвердил «Временное положение об Управлении внутренних дел при главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России» (ВСЮР). Согласно этому документу, начальник Управления внутренних дел (УВД) имел помощников и совет. Структурно управление состояло из следующих подразделений: части общих дел; особой части; гражданской части и штаба государственной стражи; части городского и земского самоуправления; врачебно-санитарной и ветеринарной части, а также части страхования и противопожарных мер[190].

Бороться с порожденной революцией и Гражданской войной преступностью предстояло государственной страже (ГС) – военно-полицейской структуре, совмещавшей в себе функции жандармерии и полиции. В соответствии с «Временным положением о Государственной страже», утвержденным главнокомандующим ВСЮР 25 марта (7 апреля) 1919 г., на нее возлагалось обеспечение «…государственного порядка, общественной, личной и имущественной безопасности»[191]. Конкретизированы жандармские функции в ст. 122 документа: «1) отражение и пресечение вооруженных выступлений отдельных лиц, преступных сообществ и разбойничьих шаек с целью захвата власти или завладения правительственными и общественными установлениями и зданиями, а равно частными имуществами»[192].

По данным историка В.Ж. Цветкова, полномочия Государственной стражи были широкими: от осуществления паспортного режима, содействия в сборе налогов и таможенных пошлин, борьбы с эпидемиями и мер по «общественному призрению» до содействия военным и гражданским властям в проведении мобилизаций и реквизиций, участии в боевых действиях против местных «уголовных банд»[193].

«Гражданская (государственная. – Авт.) стража, имея полувоенную организацию, находилась в двойном подчинении – местным гражданским начальникам и, через командиров губернских бригад, “командующему государственной стражей” – помощнику нач[альника] управл[ения] вн[утренних] дел, на которого возлагалось высшее руководство деятельностью стражи по пресечению преступлений, – констатировал А.И. Деникин. – Главноначальствующий, кроме высшего надзора за управлением нескольких губерний или области, имел в своем подчинении войска и должен был согласовать действия военных и гражданских властей. Ему предоставлялись исключительные права и принятие чрезвычайных мер в случаях, угрожающих государственному порядку»[194].

«Главное начальствование» над ГС принадлежало начальнику УВД, который осуществлял надзор за «точным исполнением чинами государственной стражи своих обязанностей» и руководил деятельностью «по предупреждению, пресечению, обнаружению и исследованию преступлений». Ближайшее заведование возлагалось на командующего стражей, возглавлявшего центральное управление ГС. Командующим госстражей – помощником начальника УВД был назначен генерал от инфантерии Н.Н. Мартос.

Центральное управление состояло из штаба, гражданской части и специальных курсов для подготовки лиц, желающих проходить службу в госстраже. В штабе сосредотачивались дела по строевой, инспекторской, хозяйственной и военно-судной частям, в гражданской части – дела по предупреждению и пресечению, обнаружению и исследованию преступлений, по охране государственного порядка и общественной безопасности, а также по личному составу уголовно-разыскных управлений.

В состав государственной стражи помимо центрального управления входили уголовно-разыскные управления, бригады в губерниях, областях, городах и на железных дорогах, а также портовые, речные и крепостные команды[195].

Постановлением Особого совещания от 7 мая 1919 г. было принято расписание должностей и табель окладов чинам государственной стражи в губерниях и градоначальствах.

Приказом главкома ВСЮР от 17 (30) декабря 1919 г. о реорганизации гражданского управления Особое совещание было упразднено. Гражданская стража, как и Управление внутренних дел, вошли в состав правительства, вновь образованного при главнокомандующем.

Возглавивший Русскую армию генерал П.Н. Врангель 1 июня 1920 г. издал приказ № 3270 о формировании особого отдела при своем штабе «для объединения и руководства деятельностью наблюдательных органов Военного и Морского ведомств (о них будет подробно рассказано ниже. – Авт.), а также политического розыска при управлении внутренних дел, каковые с сего числа подчинить названному отделу». На начальника особого отдела по совместительству возлагались обязанности помощника начальника гражданского управления по делам государственной стражи и политического розыска[196].

Таким образом, на завершающем этапе Гражданской войны на Юге России контрразведка и политический сыск были объединены в единую структуру под общим руководством.

На Северо-Западе страны ситуация имело некоторое сходство с Югом – первоначально здесь сформировались добровольческий корпус и армия, а высшие органы государственной власти – гораздо позже. Коалиционное правительство было сформировано в Ревеле лишь 11 августа 1919 г. Просуществовало оно менее четырех месяцев – 2 декабря объявило о своем роспуске. В его состав входило несколько министерств, в том числе и внутренних дел. МВД руководило местными органами власти, в том числе уездными и волостными комендантами. В ведомстве разработали и внесли на рассмотрение правительства ряд нормативно-правовых документов, в том числе и «Временное положение о государственной страже»[197]. Однако практическая деятельность правительства, как пишет историк А.В. Смолин, «…с момента его образования и до ликвидации не вышла в основном из стадии формирования штатов министерств, подготовки проектов различных законоположений и решения мелких вопросов»[198].

На Севере обеспечение внешней и внутренней безопасности на подконтрольной белым территории находилось в компетенции военно-регистрационного отделения (контрразведки. – Авт.) военного ведомства. А в ведении отдела внутренних дел Временного правительства Северной области находились почтовая и телеграфная связь, разрешительная система, тюрьмы и милиция, бюро печати и т. д.

Заняв пост генерал-губернатора, генерал-лейтенант Е.К. Миллер 1 февраля 1919 г. добился переподчинения военно-регистрационного отделения (ВРО) своей военной канцелярии[199], что явилось своевременным шагом в условиях усилившегося общественного недовольства политикой правительства. 11 августа военная канцелярия была упразднена, а контрразведка возвращена в орган военного управления[200].

На Востоке страны имелись свои особенности – там органы власти и вооруженные формирования создавались параллельно. Приказом Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания (КОМУЧ) 9 августа 1918 г. было образовано Министерство охраны государственного порядка (МОГП) в «целях ограждения интересов порядка и безопасности и предотвращения покушений антигосударственных элементов на государственный строй». МОГП состояло из двух департаментов – милиции и государственной охраны (ГО). К ведению последнего были отнесены дела: а) по предупреждению и пресечению государственных преступлений на территории Российской Федеративной Демократической Республики (РФДР); б) устройству учреждений государственной охраны и по наблюдению за их деятельностью. «Причем был сохранен “жандармский образ” политического сыска, характерный для царской России, – пишет историк Е.А. Корнева. – Так, все чины центрального и местных органов Департамента государственной охраны, за исключением лиц, служащих по вольному найму, числились в составе Отдельного корпуса государственной охраны, а директор департамента стоял во главе корпуса»[201]. МОГП прекратило свое существование вместе с КОМУЧ.

В результате компромисса различных сил 23 сентября 1918 г. в Уфе было создано Временное Всероссийское правительство (Уфимская директория), унаследовавшее органы власти Временного Сибирского правительства, в том числе и МВД. В компетенцию Департамента милиции (ДМ) МВД входила лишь борьба с уголовными преступлениями.

Орган политического сыска в Сибири появилась спустя несколько месяцев после прихода к власти адмирала А.В. Колчака. Верховный правитель 7 марта 1919 г. утвердил постановление Совета министров об учреждении при ДМ МВД «Особого отдела государственной охраны» (ООГО) и соответствующих управлений на местах[202].

Непосредственным инициатором создания государственной охраны являлся директор Департамента милиции и товарищ министра внутренних дел В.Н. Пепеляев. Свою идею он изложил в докладной записке Совету министров в январе 1919 г. Государственная охрана замышлялась им как орган «политического розыска»; за военной контрразведкой предполагалось оставить ведение дел о шпионаже[203]. 28 февраля 1919 г. министр внутренних дел А.Н. Гаттенбергер представил правительству проект постановления «Об учреждении Особого отдела государственной охраны», который был затем утвержден Верховным правителем.

Однако, несмотря на утверждение самого постановления, рассмотрение «Положения» было отложено из-за разногласий. В частности, управляющий Забайкальской областью С.А. Таскин протестовал против подчинения губернских управлений государственной охраны непосредственно МВД, минуя управляющих губерниями. Под давлением В.Н. Пепеляев отступил, и в «Положение о государственной охране» был включен пункт 3 о подчинении ее местных управлений управляющим губерниями (областями), одновременно с подчинением особому отделу Департамента милиции.

17 июня 1919 г. отредактированный документ был утвержден Советом министров и 19-го опубликован в «Правительственном вестнике». 1-я статья «Положения» гласила: «Государственная охрана имеет целью предупреждение и пресечение государственных преступлений». Ст. 4 распределяла функции между всеми 4-мя отделениями Особого отдела.

По штату особый отдел состоял из 4-х отделений (I – инспекторское (по личному составу), II – информационное, III – разыскное (по производству дознаний и связанной с ним переписке) и IV – агентурное), а также секретарской части и архива. Общий штат Особого отдела устанавливался в 47 человек. Управляющий отделом получал чин 5-го класса Табели о рангах (позднее повышен до 4-го класса) и ранг вице-директора Департамента милиции[204].

Государственная охрана прекратила свое существование вместе с разгромом белых армий в Сибири и падением колчаковского режима.

Тем временем победившая сторона продолжала развивать свои органы безопасности. Сформированная первоначально как орган политического розыска, впоследствии ВЧК получила и другие функции – борьбы с уголовными преступлениями, а также ведения контрразведывательной и разведывательной деятельности. И первая, и вторая зародились в недрах особого отдела ВЧК, о котором будет рассказано ниже. Если контрразведка как самостоятельная структура была создана в 1922 г. уже в Государственном политическом управлении (ГПУ), то разведка – в конце 1920 г.

Неудачная война с Польшей, сложные взаимоотношения с Эстонией, Латвией, Литвой и Финляндией со всей остротой поставили вопрос о необходимости информационного обеспечения советского руководства страны для принятия политически важных решений[205].

В сентябре 1920 г. политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о кардинальной реорганизации разведки. В нем, в частности, говорилось: «Слабейшим местом нашего военного аппарата является, безусловно, постановка агентурной работы, что особенно ясно обнаружилось во время польской кампании. Мы шли на Варшаву вслепую и потерпели катастрофу. Учитывая ту сложившуюся международную обстановку, в которой мы находимся, необходимо поставить вопрос о нашей разведке на надлежащую высоту. Только серьезная, правильно поставленная разведка спасет нас от случайных ходов вслепую»[206].

Для разработки мер по улучшению деятельности разведки была создана специальная комиссия, в которую вошли И.В. Сталин, Ф.Э. Дзержинский и ряд других лиц. На основании разработанных комиссией предложений Дзержинский 12 декабря 1920 г. отдал следующее распоряжение управляющему делами ВЧК: «Прошу издать секретный приказ за моей подписью о том, что ни один отдел ВЧК не имеет права самостоятельно отправлять агентов или уполномоченных, или осведомителей за границу без моего на то согласия. Составьте проект приказа об иностранном отделе ВЧК (с ликвидацией иностранного отделения особого отдела ВЧК) и начальнике его и о том, что все агенты за границу от ВЧК могут посылаться только этим отделом»[207].

20 декабря 1920 г. Ф.Э. Дзержинский подписал приказ № 169 о создании иностранного отдела ВЧК[208]. В этом приказе говорилось:

«1. Иностранное отделение Особого отдела ВЧК расформировать и организовать Иностранный отдел ВЧК.

2. Всех сотрудников, инвентарь и дела Иностранного отделения ОО ВЧК передать в распоряжение вновь организованному Иностранному отделу ВЧК.

3. Иностранный отдел ВЧК подчинить начальнику Особого отдела тов. Менжинскому.

4. Врид. начальника Иностранного отдела ВЧК назначить тов. Давыдова, которому в недельный срок представить на утверждение Президиума штаты отдела.

5. С опубликованием настоящего приказа сношения с заграницей, Наркоминделом, Наркомвнешторгом, Центроэваком и Бюро Коминтерна всем отделам ВЧК производить только через Иностранный отдел.

Председатель ВЧК Дзержинский».

30 декабря 1920 г. Дзержинский утвердил штаты иностранного отдела (ИНО) ВЧК в следующем составе:

– начальник отдела;

– два помощника начальника отдела;

– особый уполномоченный для особо ответственных заданий;

– юрисконсульт;

– два сотрудника и один младший сотрудник для поручений;

– начальник канцелярии, помощник начальника, два старших делопроизводителя, три младших делопроизводителя, два переводчика и три машинистки;

– начальник агентурного отделения, помощник начальника, два уполномоченных, два сотрудника для поручений, один делопроизводитель (он же шифровальщик), одна машинистка;

– уполномоченный иностранного отделения, секретарь отделения, машинистка;

– начальник бюро виз, помощник начальника, два сотрудника для поручений, два старших делопроизводителя, четыре младших делопроизводителя, машинистка.

Создание самостоятельного иностранного отдела ВЧК было вызвано тем, что в связи с окончанием Гражданской войны в Европейской части России необходимо было усилить разведывательную работу органов безопасности за границей, чтобы своевременно выявлять и пресекать подрывную деятельность спецслужб иностранных государств и организаций российской белоэмиграции, а также получать разведывательные сведения политического, военного и экономического характера для информирования партийно-государственного руководства страны и использования в своей оперативной работе.

Некоторые иностранные авторы связывают создание внешней разведки с потребностью большевиков в первую очередь противодействовать российским эмигрантским организациям. Так, Д. Ричелсон считает, что к 1920 г. Советы тревожили не немцы, а русские эмигрантские организации. Подобные организации, иногда прибегая к помощи правительств стран, давших им приют, стремились продолжить сражение с большевиками. Они обучали, экипировали и внедряли на советскую территорию отдельных индивидуумов и группы, сеявшие антисоветскую пропаганду и пытавшиеся поднять восстания и организовать стачки. В случае необходимости они прибегали к террористическим актам и саботажу, как и большевики.

По указанию В.И. Ленина Ф.Э. Дзержинский подготовил предложение учредить специальные подразделения для осуществления актов террора против эмигрантов и рекомендовал создать боевые организации, которые будут внедряться в наиболее враждебные группы, дабы переманивать их агентов в Россию и истреблять их. Для проведения подобных операций Дзержинский учредил иностранный отдел (ИНО)[209].

А английский историк Р. Сет в книге «Сорок лет советского шпионажа» в качестве основной задачи советской разведки на начальном этапе ее деятельности указывает подготовку условий для победы всемирной коммунистической революции[210].

К весне 1921 г. стало ясно, что утвержденные в декабре 1920 г. структура и штаты ИНО не обеспечивают решения стоящих перед разведкой задач. Поэтому в марте 1921 г. коллегия ВЧК приняла решение об организации иностранных отделений на местах.

Во исполнение этого решения в течение 1921 г. были созданы иностранные отделения при чрезвычайных комиссиях в Петрограде, Пскове, Смоленске, Харькове, Одессе, Киеве, Севастополе, Баку, Архангельске, Ташкенте, Омске и в некоторых других городах. Эти отделения в основном занимались наблюдением за иностранцами на территории Республики. Иностранцев, подозревавшихся в сотрудничестве с иностранными разведками или в проведении подрывной работы против советской власти, брали в разработку и в необходимых случаях с санкции ИНО ВЧК арестовывали.

Некоторым иностранным отделениям, находившимся в пограничных и портовых пунктах, поручалось поддержание связи с агентами, действовавшими за границей.

В апреле 1921 г. коллегия ВЧК утвердила положение об иностранном отделе, в котором была закреплена следующая структура ИНО: секретариат, закордонная, осведомительная, следственно-оперативная и юридическая части, а также бюро виз.

В задачи закордонной части входили: выявление деятельности белоэмигрантских организаций и антисоветских политических партий за границей и их связей в России; изучение подрывной деятельности иностранных спецслужб, выявление их штатных сотрудников и агентов, направлявшихся в Советскую Россию; добывание документальной разведывательной информации; контрразведывательное обеспечение советских дипломатических, торговых и иных представительств за границей.

В функции осведомительной части входило руководство оперативной работой среди иностранцев, приезжавших в РСФСР (их учет, контроль передвижений по территории Республики, выявление контактов с советскими гражданами и связей с иностранными спецслужбами и др.).

На следственно-оперативную часть возлагалось производство арестов и обысков иностранцев, ведение следствия по делам арестованных.

Юридическая часть участвовала в разработке проектов нормативных актов, регулировавших пребывание иностранцев на территории Советской республики, а также консульских соглашений с иностранными государствами и контролировала работу в этой области соответствующих наркоматов.

В задачу бюро виз входило решение вопросов, связанных с выездом за границу и въездом в РСФСР как советских граждан, так и иностранцев.

С учетом изложенного можно констатировать, что необходимость участия ВЧК в проведении разведывательной деятельности осознавалась руководством Комиссии практически сразу, организационно это направление деятельности было оформлено при самом боеспособном подразделении ВЧК – особом отделе. Создание самостоятельного разведывательного подразделения в структуре ВЧК (иностранного отдела) было обусловлено изменением военной и политической обстановки в стране и за рубежом и соответственно появлением новых угроз безопасности Советского государства.

Развитие и совершенствование организационной и штатной структуры Всероссийской чрезвычайной комиссии в целом продолжалось почти непрерывно весь период ее существования. Расширялись компетенция и арсенал негласных форм и методов оперативной деятельности. В сложных условиях Гражданской войны ВЧК превратилась в один из важнейших и наиболее дееспособных институтов советскоой власти.

Территориальные органы безопасности

В первое время после Октябрьского переворота борьбу с контрреволюционными и иными выступлениями против советской власти на местах, так же как и в Петрограде, организовывали военно-революционные комитеты. После того, как созданные новые органы государственной власти – Советы различного уровня – упрочили свое положение, ЦК РСДРП(б) и Совнарком предложили им постепенно упразднять ВРК, сосредотачивать всю полноту власти в своих руках и образовывать специальные органы по борьбе с контрреволюцией.

В связи с этим в регионах для обеспечения безопасности советской власти при Советах начали создаваться самые разнообразные по форме учреждения. В Нижнем Новгороде это был политический отдел военно-революционного штаба; в Москве – военно-политический отдел при революционном штабе Московского военного округа; в Самаре – отдел борьбы с контрреволюцией и разведочное бюро при штабе Народно-революционной гвардии[211]; в Вятке – военный отдел губисполкома[212]; во Владимире – следственная комиссия ревтрибунала. В некоторых городах, где Советы еще не обладали реальной властью, борьбу с контрреволюцией осуществляли непосредственно большевистские парторганизации, например, в Шлиссельбурге.

15 (28) декабря 1917 г. Всероссийская чрезвычайная комиссия обратилась через газету «Известия ВЦИК» ко всем советам на местах с призывом немедленно приступить к организации у себя таких же чрезвычайных комиссий. «Общими, объединенными усилиями, – говорилось в призыве, – скорее и легче будет сломлено сопротивление врагов революции»[213]. В январе 1918 г. ВЧК направила в местные Советы телеграмму за подписями Ф.Э. Дзержинского и И.Н. Полукарова, в которой предлагалось немедленно создать отделы по борьбе с контрреволюцией и установить связь с ВЧК[214].

К февралю 1918 г. в связи с резким ухудшением внешнеполитической обстановки и увеличением числа контрреволюционных выступлений вопрос о создании местных ЧК для большевиков стал особенно актуальным. 23 февраля 1918 г. ВЧК вновь призвала все Советы образовать у себя чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Учрежденным комиссиям предлагалось связаться с Всероссийской чрезвычайной комиссией, направив в центр своих представителей для получения инструкций, а также прислав сведения о выявленных фактах контрреволюционной деятельности на местах[215].

Началось создание местных чрезвычайных комиссий. Так, например, вопрос об образовании единого в рамках Москвы органа борьбы с контрреволюцией поднимался неоднократно. 31 января 1918 г. президиум Московского Совета утвердил временную комиссию по организации отдела по борьбе с контрреволюцией. С февраля 1918 г. в городе начался процесс создания районных ЧК. Однако с переездом в начале марта ВЧК из Петрограда в Москву вопрос о создании общегородского подразделения отпал. Личный состав ВЧК пополнился московскими кадрами, а вскоре в ее структуре был создан отдел районных ЧК во главе с Я.М. Юровским.

Дальнейшие события – усиление сопротивления противников большевиков, с одной стороны, и процесс превращения ВЧК после ее переезда в Москву в центральный орган управления всеми чрезвычайными комиссиями на местах, с другой стороны, – вновь поставили на повестку дня вопрос о создании Московской ЧК.

12 октября 1918 г. Московский комитет РКП(б), 16 октября президиум Московского совета, а 15 ноября ВЧК приняли решение об организации Московской чрезвычайной комиссии. 23 ноября «Вечерние известия Московского Совета» опубликовали состав первой коллегии МЧК: «…председатель – т. Дзержинский, члены: тт. Юровский, Бреслав, Мессинг и Манцев»[216].

Чрезвычайные комиссии возникали, как правило, в моменты наибольшего обострения политической обстановки в той или иной местности. Так, 14 февраля 1918 г. в связи с угрозой вооруженного выступления «Союза фронтовиков» Саратовский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов принял постановление о создании отдела по борьбе с контрреволюцией[217]. Для подавления контрреволюционного мятежа в распоряжение отдела передали Красную гвардию, милицию и специальные боевые социалистические дружины, а также наделили его неограниченными полномочиями по борьбе с врагами народа и революции. В апреле 1918 г. отдел был официально назван Чрезвычайной комиссией.

В феврале 1918 г. вспыхнули антисоветские выступления и крестьянские восстания в ряде районов Сибири (Ишиме, Камне, Канске, Новониколаевске, Тобольске, Ялуторовске). С началом немецкого наступления прокатилась волна антибольшевистских восстаний по другим сибирским районам (Анжеро-Сунженск, Нарым, Тюмень, Славгород) и Северному Казахстану (Исилькуль, Петропавловск, Семипалатинск). Заявили о себе националистические организации Хакасии и Горного Алтая, активизировались подпольные белогвардейские группы.

В этих условиях Омский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 24 февраля 1918 г. принял следующее решение: «Вследствие нарастающей опасности со стороны обиженной буржуазии – крупной и мелкой, офицерства и верхов казачества – в президиум Омского Совета рабочих и солдатских депутатов вносится предложение организовать отдел по борьбе с контрреволюцией и распространить среди населения обязательное постановление, аналогичное постановлению Всероссийской комиссии по борьбе с контрреволюцией»[218].

В Томске сначала был образован отдел по борьбе со спекуляцией, а 24 февраля 1918 г. – военно-революционный штаб, наделенный чрезвычайными полномочиями. На основе этих двух органов в марте 1918 г. сформировался отдел по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией[219].

Для расследования сотниковского мятежа и причастности к нему эсеров Красноярским губисполкомом в феврале 1918 г. была создана следственная комиссия при исполнительном комитете. С 2 апреля она стала именоваться Чрезвычайной комиссией при Красноярском Совете и взяла на себя функции органа борьбы с контрреволюцией.

7 марта 1918 г. в связи с предстоящим переездом в Москву коллегия ВЧК приняла решение: «Созвать представителей районов и совместно с ними обсудить и решить вопрос о создании Петроградской комиссии на место ВЧК, переезжающей в Москву».

В соответствии с указанным постановлением Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов 9 марта направил районным Советам города телеграмму, в которой предлагал немедленно прислать на Гороховую улицу, дом 2 (где размещалась ВЧК) по два представителя от каждого района. Указанная телеграмма была отправлена 9 марта, т. е. когда большинство сотрудников ВЧК выехали в Москву. Об отъезде чекистов газета «Известия ВЦИК» сообщила, что ВЧК 9 марта в 12 часов дня «эвакуируется из Петрограда»[220].

10 марта 1918 г., в день отъезда ЦК РКП(б) и советского правительства, Петроградский Совет создал свой исполнительный орган – Совет комиссаров Петроградской трудовой коммуны, который для текущей работы организовал отделы (вскоре они были переименованы в комиссариаты), в том числе и отдел по борьбе с контрреволюцией[221].

С момента своего образования Петроградская ЧК, входя в аппарат Петроградской трудовой коммуны, стала городским и общегубернским чекистским органом. Затем в конце апреля 1918 г. Петроградская трудовая коммуна вошла в состав Союза коммун Северной области (СКСО), который включал территории Петроградской, Новгородской, Псковской, Архангельской, Северо-Двинской, Череповецкой, Вологодской и Олонецкой губерний[222]. Административный аппарат Северной области создавался на базе соответствующих органов Петроградской трудовой коммуны. В связи с этим Петроградская ЧК была реорганизована в Северную областную ЧК. Официально она стала называться Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Совете комиссаров СКСО. Но чаще всего ее называли Петроградской ЧК.

Однако процесс образования местных чрезвычайных комиссий развивался медленно. Недостаток партийных кадров, отсутствие подробных указаний о порядке организации чрезвычайных комиссий тормозили работу.

Так, например, в конце октября – начале ноября 1917 г. по требованию ЦК РСДРП(б) в Твери при губисполкоме была создана чрезвычайная тройка по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, в состав которой входили председатель губисполкома большевик А.П. Вагжанов и два левых эсера – комиссар охраны края А.А. Абрамов и комиссар отдела управления А.В. Синицын. Чрезвычайная тройка не имела в то время прав, подтвержденных законом, и выносила приговоры со ссылкой на революционную совесть. Только в конце мая 1918 г., после телеграммы Ф.Э. Дзержинского в Тверской губисполком, местные власти приступили к организации в Твери и уездах чрезвычайных комиссий, а «тормозивших» процесс их создания А.П. Вагжанова и А.А. Абрамова уволили. Однако отсутствие надлежащих инструкций и распоряжений центра о штатах, сметах, остро стоящий кадровый вопрос мешали делу. В губернском и уездных исполкомах на них по-прежнему смотрели как на что-то противоестественное, вторгавшееся в компетенцию Советов. Средств для содержания из центра комиссия не получала, что еще больше усложняло дело. Поначалу в ЧК подразделения на отделы не было, а ее функционеры – коммунисты, левые эсеры и анархисты – по-разному понимали не только ее задачи, но и сохраняли различные представления о власти, что существенно отражалось на работе[223].

Между тем обстановка в стране все более обострялась. Разгоралась Гражданская война, углублялась экономическая разруха, надвигался голод. В этих условиях 18 марта 1918 г. коллегия ВЧК по указанию ЦК РКП(б) и советского правительства приняла решение об ускорении создания чрезвычайных комиссий при местных, особенно при губернских Советах[224].

Тогда же в связи с образованием при ВЧК отдела по борьбе со спекуляцией было разработано и разослано губернским исполнительным комитетам циркулярное письмо, в котором разъяснялась необходимость создания чрезвычайных комиссий. В нем, в частности, говорилось: «Товарищи! Вскоре после октябрьской Революции, победы рабочих и крестьян всей России, при Совете Народных Комиссаров организовалась из членов ЦИК и кооптированных сотрудников Комиссия, поставившая своей целью объявление беспощадной борьбы всем противникам Рабоче-Крестьянского правительства: контрреволюционерам, саботажникам, подрывающим своим гнусным саботажем сознательную работу нового государственного механизма, и спекулянтам, наживающим за время войны громадные барыши, путем наглого ограбления трудящихся масс…

…первые же месяцы работы уже показали, что деятельность Отдела сильно осложняется и затрудняется отсутствием поддержки на местах. Отдел не мог и не может развернуть свою работу во Всероссийском масштабе, если местные правительственные советские учреждения не окажут ему тесной поддержки путем организации при всех Губернских, Областных и уездных Совдепах Чрезвычайных Комиссий, которые также должны объявить беспощадную борьбу как спекулянтам, так и всем контрреволюционным и саботажным проявлениям в подведомственном им районе и не войдут в тесный контакт со Всероссийской Чрезвычайной Комиссией…»

К циркуляру были приложены типовой штат и инструкция, подготовленная спекулятивным отделом ВЧК. Предлагалось при каждом Совете организовать чрезвычайную комиссию по борьбе со спекуляцией и контрреволюцией. Кроме того, предписывалось подробно информировать ВЧК, если такие комиссии уже организованы.

Получив постановление и циркулярное письмо ВЧК, исполнительные комитеты губернских Советов и губернские комитеты РКП(б) ускорили организацию чрезвычайных комиссий.

Порядок организации чрезвычайных комиссий был таков: на заседании губисполкома или губкома компартии ставился вопрос о мерах борьбы с контрреволюцией и спекуляцией. С докладом выступал один из членов исполкома или представитель ВЧК. Доклад обсуждался, и выносилось постановление о создании комиссии. Затем утверждался состав комиссии, предварительно подобранный губернским комитетом РКП(б). Одновременно при комиссии формировался вооруженный отряд[225].

В апреле 1918 г. по инициативе местных комитетов РКП(б) организуются чрезвычайные комиссии в Витебске, Вятке, Туле, Рязани, Симбирске, в мае – в Пскове, Орле, Костроме, Казани, Могилеве, Калуге, Астрахани и других городах[226]. Чрезвычайные комиссии этих городов вначале осуществляли борьбу с контрреволюцией в губернских центрах. Затем деятельность каждой из них была распространена на всю территорию соответствующей губернии.

5 апреля 1918 г. заместитель председателя ВЧК Д.Г. Евсеев выступил на заседании коллегии ВЧК с докладом о необходимости разработать план общего направления деятельности ВЧК во всероссийском масштабе. По его докладу ВЧК приняла решение созвать Всероссийскую конференцию чрезвычайных комиссий, которая должна была решить принципиальные вопросы, касавшиеся организационного строительства и методов работы чекистских органов. Такая конференция состоялась в июне 1918 г.[227]

В решении, принятом конференцией, еще раз указывалось на необходимость организации на всей территории РСФСР чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, саботажем, спекуляцией и преступлениями по должности. Конференция особо подчеркнула, что чрезвычайные комиссии должны стать оплотом охраны советской власти, твердой опорой партии и правительства в их борьбе за укрепление завоеваний революции.

Конференция выступила с предложением о создании чрезвычайных комиссий на железнодорожном транспорте, а также на государственных границах, высказалась за формирование корпуса войск ВЧК – военной силы, необходимой для подавления вооруженных контрреволюционных выступлений.

Как отмечалось выше, конференция рассмотрела и приняла «Основные положения по организации чрезвычайных комиссий». Принятое положение имело значение для организации чрезвычайных комиссий по единому принципу.

В августе 1918 г. создание губернских ЧК основном завершилось. В это время в Советской Республике было 38 губчека[228]. Губернские чрезвычайные комиссии являлись основным звеном в системе местных чекистских органов. На них возлагались задачи борьбы с контрреволюцией и спекуляцией, наблюдения за местной буржуазией, производства дознаний по государственным преступлениям, розыска преступников, наблюдения за проведением в жизнь декретов и распоряжений советской власти и т. д.

Наряду с губернскими ЧК весной 1918 г. были созданы чрезвычайные комиссии Западной и Уральской областей, Союза коммун Северной области, Сибири, Кубано-Черноморской (затем Северо-Кавказской) республики[229]. Они руководили борьбой с контрреволюцией на территории губерний, входивших в областные объединения. Областные ЧК организовывали местные чрезвычайные комиссии, инспектировали и инструктировали их, осуществляли контроль за их деятельностью. Кроме того, областные чрезвычайные комиссии непосредственно вели борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и должностными преступлениями в тех городах и губерниях, где они находились.

Так, например, место Сибирской чрезвычайной комиссии, созданной декретом Центросибири от 21 апреля 1918 г., порядок взаимодействия с центральными и местными органами власти определялись так: «Комиссия должна работать под контролем Центрального исполнительного комитета Советов рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов Сибири, под руководством Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Местные Советы Сибири обязаны всеми мерами оказывать содействие ее работе»[230].

Вслед за губернскими центрами специальные органы борьбы с контрреволюцией стали создаваться в уездах. В указанном выше циркулярном письме ВЧК всем Советам на местах от 18 марта 1918 г. губисполкомам предлагалось «разослать копии нашего отношения всем уездным Совдепам вашей губернии с призывом предпринять те же шаги в области борьбы со спекуляцией и контрреволюцией, организовать уездные чрезвычайные комиссии, войти в контакт с губернским отделом по борьбе со спекуляцией, являющимся связующим звеном для данной местности».

Руководствуясь этими указаниями, созданные губернские ЧК принимали меры к организации чрезвычайных комиссий при уездных Советах.

Позже М. Лацис вспоминал, что сначала Ф.Э. Дзержинский мыслил организацию только губернских чрезвычайных комиссий, а потом и уездных, но на местах иногда забегали вперед и создавали даже районные и волостные чрезвычайные комиссии. Вследствие этого ВЧК приходилось вносить коррективы в свои планы[231].

ВЧК 6 июля 1918 г. издала приказ всем губернским чрезвычайным комиссиям, которым предписывалось срочно приступить к организации во всех крупных уездных городах чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, а в волости направить комиссаров ЧК.

Летом и осенью 1918 г. при непосредственном участии и под руководством местных комитетов РКП(б) начали возникать волостные чрезвычайные комиссии, а также учреждаться должности волостных чрезвычайных комиссаров.

Волостные ЧК создавались при волостных исполкомах и работали под руководством уездных чрезвычайных комиссий. В своей работе волостные ЧК поддерживали связь с комитетами бедноты и сельскими Советами. Об этом свидетельствует, в частности, постановление общего собрания председателей деревенской бедноты Сигорской волости Ярославского уезда по вопросу о борьбе со спекуляцией. В постановлении записано: «Зорко следить за всеми лицами, замеченными в спекуляции, и немедленно сообщать [о них] в волостную комиссию по борьбе со спекуляцией».

Волостные комиссии и комиссары не имели права производить самостоятельные оперативные действия. Главной их задачей было информировать уездные чрезвычайные комиссии, Советы и партийные комитеты о контрреволюционных проявлениях на территории волости, поселка, завода.

Естественно, в условиях Гражданской войны создать на всей контролируемой советской властью территории страны единообразные органы ЧК оказалось делом исключительно сложным. Так, в сентябре 1918 г. иногородний отдел ВЧК отмечал, что, несмотря на имевшиеся на местах организационные указания и типовые штаты, в отдельных губерниях и уездах комиссии организованы произвольно. Сведений об их структуре, фактических штатах, руководящих сотрудниках[232] и т. п. в центре не имелось[233].

Кроме этого, стремление ВЧК создавать на местах строго централизованную структуру органов безопасности встретило противодействие многих местных Советов и отделов управления исполкомов (при этом тон задавался руководством Народного комиссариата внутренних дел и Народного комиссариата юстиции), которые предпринимали попытки подчинить органы ЧК своему влиянию. В свою очередь и провинциальные чрезвычайные комиссии не всегда считались с мнением органов советской власти в своей работе[234].

По этому поводу заместитель председателя ВЧК Я. Петерс разъяснял губернским ЧК, что НКВД и НКЮ контролируют органы безопасности, но не могут вмешиваться в их работу. «В своей деятельности ВЧК совершенно самостоятельна, производя обыски, аресты, расстрелы, давая после отчет Совнаркому и ВЦИК»[235]. Иногородний отдел требовал от местных органов безопасности наладить деловой контакт со всеми госучреждениями, а также разъяснял, что в ходе работы ЧК должны опираться на местные комитеты коммунистической партии и требовать от последних создания контрольных коллегий в составе начальника ЧК и двух представителей парткома[236].

17 сентября 1918 г. Ф.Э. Дзержинский подписал Инструкцию ВЧК о работе местных чрезвычайных комиссий. В ней уточнялась компетенция чекистских органов. По многим делам (должностные преступления, спекуляция и др.) органы ВЧК уже не ограничивались розыском и пресечением преступлений, а вели дознание и предварительное следствие, иногда даже заканчивали дела самостоятельно, внесудебным порядком[237].

28 октября 1918 г. ВЦИК принял Положение о ВЧК и местных ЧК, в котором уточнялись и развивались правовые нормы прежних нормативных актов о чекистских органах. В Положении закреплялось название комиссии – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности (в отличие от ее первого названия). Подтверждалось, что ВЧК руководит деятельностью местных ЧК и вместе с ними должна планомерно вести борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности на всей территории РСФСР. ВЧК была органом Совнаркома и работала в тесном контакте с НКВД и НКЮ. Члены ВЧК назначались Совнаркомом. Председатель ВЧК входил в коллегию НКВД. В свою очередь НКВД, а также Наркомюст делегировали представителей в ВЧК.

ВЦИК признал правильной позицию ВЧК по вопросам о правах ЧК на местах. Последние организовывались местными совдепами или их исполкомами на одинаковых правах с остальными отделами. Члены местных ЧК назначались и отзывались местными исполкомами, председатели – избирались исполкомами и утверждались ВЧК. Постановления местных ЧК могли приостанавливать или отменять только ЧК вышестоящей инстанции[238].

К концу осени 1918 г. Всероссийской чрезвычайной комиссии и Советам с помощью большевистских партийных организаций удалось в целом создать местный чекистский аппарат. Он включал в себя областные, губернские, уездные, районные, волостные ЧК, районных и волостных чрезвычайных комиссаров. В основном была налажена регулярная связь местных органов с ВЧК. На местах начали получать приказы, распоряжения и инструкции, что позволило приступить к упорядочиванию и систематизации оперативной работы. Так как в условиях нехватки рекомендаций и инструкций на местах действовали методом проб и ошибок, за которыми стояли человеческие жизни[239].

В начале 1919 г., в условиях некоторой стабилизации положения на фронтах Гражданской войны, аппарат чрезвычайных комиссий был сокращен, а также проведена организационная и структурная перестройка органов госбезопасности[240]. Так, к концу 1918 – началу 1919 г. по мере централизации чекистского аппарата постепенно теряли свою значимость областные ЧК. В связи с этим весной 1919 г. они были упразднены.

В конце 1919 г. перед ВЧК возник вопрос об организации борьбы с контрреволюцией в освобождавшихся от белогвардейцев и интервентов районах Сибири, Дона, Северного Кавказа. Удаленность этих районов от Центра крайне затрудняла управление воссоздававшимися губернскими и тем более уездными ЧК из Москвы. Требовалось создать промежуточное звено управления, которое решало бы задачи организации чрезвычайных комиссий на окраинах Республики и непосредственного руководства их деятельностью.

В Сибири эти задачи ВЧК возложила на Сибирскую чрезвычайную комиссию, образованную в сентябре 1919 г. на правах отдела Сибирского революционного комитета. Однако вскоре по настоятельному требованию Ф.Э. Дзержинского (по-видимому, опасавшегося излишнего влияния ревкома на работу органов безопасности) СибЧК была выведена из непосредственного подчинения Сибревкома и подчинена ВЧК. 1 января 1920 г. Сибирская чрезвычайная комиссия была преобразована в Омскую губернскую чрезвычайную комиссию с правами областного чекистского органа.

Усилиями Сибирской и Омской чрезвычайных комиссий при активном содействии местных партийных органов в течение декабря 1919 г. – февраля 1920 г. были созданы все губернские и большинство уездных чрезвычайных комиссий. В Ростове была образована Донская ЧК, в Краснодаре – Кубано-Черноморская ЧК, руководившие чрезвычайными комиссиями Дона и Кубани.

Образование Сибирской (Омской), Донской и Кубано-Черноморской ЧК не означало возрождения прежних областных чрезвычайных комиссий. Так, восстановлением чрезвычайных комиссий в губерниях Сибири исчерпалась роль Омской губчека как областного чекистского органа. С 15 апреля 1920 г. она начала функционировать как обычная губернская чрезвычайная комиссия. Функции головного чекистского органа с этого времени перешли к полномочному представительству ВЧК по Сибири, учрежденному в начале апреля 1920 г. Руководителем его по предложению Ф.Э. Дзержинского был назначен бывший заместитель начальника особого отдела ВЧК И.П. Павлуновский. Представительство направляло и координировало деятельность всех чекистских органов и войск внутренней охраны, находившихся на территории Сибири.

В это же время возникают полпредства ВЧК в Туркестане, на Северном Кавказе и в ряде других районов Республики. Полномочные представители назначали и перемещали сотрудников, организовывали чрезвычайные комиссии, инструктировали и ревизовали их и т. п.

Особенно большие изменения претерпело низшее звено чекистского аппарата. Осенью 1918 г. в связи с упрочением советской власти встал вопрос о ликвидации уездных, районных, волостных ЧК и института чрезвычайных комиссаров. Необходимость ликвидации уездных и районных ЧК обусловливалась еще и тем, что не хватало опытных партийных кадров для руководства ими. Партийные и советские органы не имели возможности обеспечить тщательный отбор кандидатов для работы в чрезвычайных комиссиях. Уездные комитеты партии, которые сами только создавались, не могли надлежащим образом контролировать деятельность ЧК. Вследствие этого в уездных и районных чрезвычайных комиссиях, тем более в волостных, оказалось немало сотрудников с низким общеобразовательным уровнем, отсутствием элементарного политического кругозора. Нередко туда проникали карьеристы, даже преступные элементы, которые нарушали «революционную законность», злоупотребляя должностными полномочиями. В ряде случаев это приводило к волнениям. По мнению профессора А.С. Велидова, деятельность некоторых уездных чрезвычайных комиссий начинала затруднять привлечение крестьянства к сотрудничеству с советской властью[241].

В октябре 1918 г. ВЧК упразднила волостные ЧК, а также институт чрезвычайных комиссаров. 7 января 1919 г. президиум ВЧК постановил ликвидировать уездные чрезвычайные комиссии, заменив их агентурой. 20 января 1919 г. ВЦИК утвердил подготовленное ВЧК постановление «Об упразднении уездных чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности»[242]. В нем указывалось, что «в целях правильной организации и более рациональной борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности» необходимо упразднить уездные ЧК в течение 20 дней после опубликования постановления.

В соответствии с постановлением уездные ЧК были упразднены. В губернские чрезвычайные комиссии передавались архивы, все незаконченные дела, остатки денежных сумм, а также все содержащиеся под стражей лица. Сотрудники чрезвычайных комиссий были либо призваны на работу в губернские ЧК, либо направлены на укрепление отделов управления уездных исполкомов и уездной милиции.

Постановление ВЦИК об упразднении уездных чрезвычайных комиссий предоставляло право губисполкомам и губернским чрезвычайным комиссиям возбуждать мотивированные ходатайства перед ВЧК о сохранении отдельных уездных ЧК, если это вызывалось необходимостью.

Местные партийные органы и Советы по-разному восприняли постановление ВЦИК о ликвидации уездных ЧК. В тех губерниях и уездах, где положение советской власти было достаточно прочным, комитеты РКП(б) и исполкомы Советов одобрили упразднение уездных ЧК.

Партийные и советские органы губерний, находившихся в прифронтовой полосе, напротив, стремились сохранить уездные ЧК. Так, весной 1919 г. в связи с наступлением армии А.В. Колчака активизировались контрреволюционные выступления в Поволжье. В Симбирской, Казанской, Нижегородской и некоторых других губерниях сократилось поступление чрезвычайного налога, возобновились крестьянские восстания, начались нападения на продовольственные отряды. Губкомы партии и губисполкомы стали ходатайствовать перед ВЧК об организации уездных чрезвычайных комиссий. 10 марта Симбирский губисполком и губком партии вынесли постановление о том, чтобы «временно восстановить уездные чрезвычкомы, дабы не дать возможности разрастись кулацкому движению…» Президиум Саратовского губисполкома 24 марта вынес решение о целесообразности создания уездных ЧК, которое было одобрено губкомом партии. Губчека направила опытных сотрудников в крупнейшие уезды организовывать чрезвычайные комиссии. Губком РКП(б) послал в уездные комитеты партии письмо об организации уездных ЧК[243].

Во второй половине 1919 г. остро встал вопрос об образовании уездных чрезвычайных комиссий в освобожденных от армий Колчака и Деникина районах Поволжья, Урала, Сибири, Дона, Северного Кавказа, где осталось много военнослужащих белых армий. Одни из них поступили на службу в советские учреждения, другие укрылись в лесах и горах, образовав повстанческие отряды. Поэтому губкомы и губернские бюро РКП(б) в этих районах выносили решения о создании уездных ЧК и укреплении их коммунистами. К началу 1920 г. в РСФСР в 70 из 500 уездов имелись чрезвычайные комиссии. Кроме того, немало уездных ЧК было образовано в первые месяцы 1920 г. в Сибири, на Дону и на Северном Кавказе. Создавались уездные чрезвычайные комиссии и на Украине, что было обусловлено широким размахом повстанческого движения.

Наряду с восстановлением в некоторых губерниях уездных чрезвычайных комиссий осуществлялись и другие меры по укреплению чекистского аппарата в уездах. В некоторых из них была введена должность помощника уполномоченного губчека. В Вятской губернии губком партии и губисполком создали районные чрезвычайные комиссии, распространявшие свою деятельность на ряд уездов. Районные ЧК имели в одних уездах уполномоченных, в других – свои отделения. В конце 1919 г. на основании решения губкома партии и губисполкома начали создаваться районные ЧК в Нижегородской губернии (здесь они назывались районными отделениями чрезвычайной комиссии). Им предоставлялось право производить обыски и аресты лиц, заподозренных в контрреволюционной деятельности, спекуляции или преступлении по должности. При объявлении губернии на военном положении районные отделения ЧК могли налагать штрафы, высылать и даже расстреливать контрреволюционеров (с разрешения губчека)[244].

Таким образом, в 1919 г. на подконтрольной большевикам территории еще не существовало единой структуры чекистских органов, выполнявших задачи борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности в уездах. Этим занимались уполномоченные губчека, уездные ЧК, районные ЧК и их отделения.

Как уже говорилось ранее, на Юге России для предупреждения, пресечения и исследования преступлений в каждой губернии при губернаторах и градоначальствах создавались уголовно-разыскные управления (УРУ), в район ответственности которых входила вся губерния, не исключая полосы отчуждения железных дорог, портовых, речных и крепостных территорий. В тех градоначальствах, которые находились не в губернских городах, УРУ учреждались лишь по мере необходимости.

Начальник губернского управления подчинялся непосредственно губернатору, а городского – градоначальнику. Общее наблюдение за ходом дел в УРУ возлагалось на одного из чинов прокурорского надзора, по назначению прокурора окружного суда. По штату управления состояли из начальника, его помощников, чиновников для поручений, начальников городского и уездного розыска, заведующих районами, старших и младших надзирателей, фотографа, переводчиков и прочих чинов. При них состояли: канцелярия, адресный стол, отделения государственного и общеуголовного розыска, осведомительное и регистрационно-статистическое, дактилоскопическое и антропометрическое бюро, архив[245].

Судя по документам, УРУ создавались постепенно, начиная с мая и заканчивая октябрем 1919 г., по мере увеличения территории, подконтрольной ВСЮР. Так, 7 мая А.И. Деникин утвердил временные штаты Ставропольского и Черноморского уголовно-разыскных управлений, 20 мая – Минераловодского, 2 октября – Николаевского, Одесского, Полтавского, Саратовского и Херсонского. К концу октября войска Южного фронта красных нанесли поражение белогвардейским частям, а затем стали теснить их по всей линии фронта. Вероятнее всего, по этой причине на заседании Особого совещания 18 ноября не были рассмотрены проекты временных штатов Орловского и Черниговского уголовно-разыскных управлений[246].

В связи с отступлением ВСЮР сокращалась территория, соответственно, прекращали свое существование и уголовно-разыскные управления.

На подконтрольной колчаковской армии территории функционировали губернские и областные управления государственной охраны. С мая и до конца осени 1919 г. в Сибири было создано 17 губернских и областных управлений, 43 уездных отделения и 54 отдельных пункта. Однако учреждение органов госохраны на местах не всегда означало их фактическое развертывание, которое иногда задерживалось из-за нехватки средств. Например, в Амурской области к формированию управления приступили лишь 22 августа 1919 г., но к средине октября оно еще не функционировало, так как на его содержание не было выделено финансовых средств. Областное управление в Благовещенске приступило к работе только в конце месяца, т. е. незадолго до падения колчаковской власти.

В начале октября 1919 г. в Иркутской губернии были сформированы только 4 управления: в Иркутске, Нижнеудинске, Черемхово и Верхоленске. Ожидалось открытие еще двух: в Ангарске и Балаганске. Примерно в этот период в Семипалатинской области действовало лишь два управления – областное и Павлодарское уездное[247].

Отсутствие четкого разграничения функций и зон ответственности между государственной охраной и контрразведкой нередко приводило к параллелизму и дублированию в их деятельности, особенно в тех населенных пунктах, где сосредотачивалось несколько подразделений спецслужб. Например, в Томске действовали: управление госохраны, контрразведывательные органы штаба Омского военного округа, штаба 2-й дивизии, города, а также чешская контрразведка. В Иркутской губернии параллельно действовали контрразведка штаба округа, военного района и управление госохраны. Управляющий губернией П.Д. Яковлев считал их работу неудовлетворительной и жаловался в мае 1919 г. министру внутренних дел, что «до сих пор не введены агенты ни в предприятия, ни в союзы, ни в организации».

Необходимость четкого разделения зон ответственности госохраны и контрразведки была очевидна даже непрофессионалам. Вот что писал по этому поводу управляющий Забайкальской областью С.А. Таскин министру внутренних дел В.Н. Пепеляеву: «Во избежание междуведомственных трений и недоразумений, считаю крайне необходимым циркулярное разъяснение взаимоотношений органов государственной охраны и военной контрразведки», которая «часто распространяет свою деятельность и на гражданское население… Разъяснение необходимо в том смысле, – уточнял автор, – что военная контрразведка действует только среди войск, все же сведения, добываемые ею по делам, относящимся к ведению государственной охраны, она обязана незамедлительно сообщать в государственную охрану»[248].

Свидетельств о межведомственном соперничестве встречается много. Однако было ли известно А.В. Колчаку о трениях между контрразведкой и государственной охраной и предпринимались ли властью попытки разграничить их функции – однозначного ответа нет.

В отличие от белых, в конце 1919 г. военно-политическое положение Советской Республики улучшилось. В связи с этим возник вопрос об упразднении остававшихся уездных чрезвычайных комиссий. 9 декабря VII Всероссийский съезд Советов принял постановление «О Советском строительстве», в котором чрезвычайные комиссии не значились среди отделов исполкомов уездных советов. Перед ВЧК возникла необходимость изыскать новые формы организации чекистской работы в уездах. 20 декабря 1919 г. коллегия ВЧК поручила своему президиуму вместе с представителями НКВД создать комиссию для выработки проекта образования при уездных отделах управления органов, которые выполняли бы функции уездных ЧК. 11 января 1920 г. коллегия ВЧК одобрила предложение М.Я. Лациса возложить разыскные функции на начальников уездной милиции, которые должны были отвечать за эту работу перед губернской ЧК[249].

15 февраля 1920 г. была утверждена «Инструкция об организации и работе местных органов ВЧК», в соответствии с которой при всех уездных подотделах милиции создавались политбюро в количестве 5–10 человек, во главе которых назначались соответствующие милицейские начальники, имевшие профессиональной стаж не менее двух лет. Оперативные задачи перед политбюро ставили губернские ЧК, они же контролировали их исполнение. Отчет об итогах своей деятельности политбюро также предоставляли губернским ЧК в соответствии со специальной инструкцией. Финансировались политбюро соответствующими подотделами милиции по установленным там ставкам, разницу и секретные ассигнования выплачивали ГубЧК[250].

В середине 1920 г. процесс создания уездных политбюро был закончен. Однако то обстоятельство, что они были подчинены также и начальникам уездной милиции и заведующим отделов управления в уездах, мешало губернским чрезвычайным комиссиям оперативно руководить работой бюро. В 1921 г. бюро перешли в непосредственное подчинение губернских ЧК[251].

С образованием разветвленного аппарата местных чекистских органов особенно остро встал вопрос о подборе и расстановке чекистских кадров, усилении руководства периферийными аппаратами и контроле за их практической деятельностью.

Служба инспектирования и контроля в органах безопасности была создана вскоре после образования ВЧК в виде особой инспекционной комиссии, перед которой ставилась задача – осуществлять плановые проверки с целью инструктирования, ревизии и контроля местных органов ЧК.

В обязанность особых инспекционных комиссий входило: при обследовании того или иного района или губернии наряду с изучением постановки дела дать работникам ЧК максимум полезных указаний о приемах борьбы с противниками советской власти. Это имело важное значение, так как работники местных органов не имели в то время должного опыта и нуждались в указаниях и конкретной помощи со стороны вышестоящего органа.

Кроме того, в обязанности инспекционных комиссий вменялось при изучении положения дел в губернских ЧК обращать внимание на выявление характерных недостатков, мешавших налаживанию планомерной работы.

В Инструкции особым инспекционным комиссиям подчеркивалось, что при выезде на места члены комиссии должны входить в тесный контакт с комитетами РКП(б), исполкомами местных Советов и другими советскими учреждениями для детального обследования работы местных ЧК. О результатах проверки местного органа ЧК члены комиссии должны были информировать соответствующий партийный комитет и исполком, а также руководство ВЧК.

Сотрудники инспекционной комиссии при выездах на места обладали широкими полномочиями. Они могли, в случае необходимости, отстранять виновных от работы, вплоть до отдачи под суд трибунала. При крайних обстоятельствах им разрешалось брать на себя руководство работой местных чрезвычайных комиссий.

Инспекционная комиссия обязывалась давать объективную оценку положения дел в обследуемом органе и следить за тем, чтобы «оперативные удары» ЧК наносились по действительным противникам советской власти и меньше всего отражались на рабочих, беднейших крестьянах, а также на «мелкобуржуазных, обывательских аполитичных элементах», которых советская власть использовала для налаживания хозяйственной жизни страны.

Однако существовавшая служба контроля не могла справиться с возраставшим объемом работы. В связи с этим в декабре 1920 г. для усиления контроля и оказания помощи местным органам создается административно-организационное управление ВЧК в составе административного и организационного отделов. Административный отдел ведал подбором, расстановкой и учетом кадров. Организационный отдел занимался организацией и руководством работой в местных ЧК путем инспектирования и инструктирования.

С учетом изложенного представляется, что создание системы ЧК на местах в основном осуществлялось методом проб и ошибок при отсутствии единого понимания в центре и на местах, а также в условиях принципиальных разногласий большевистского руководства и левых эсеров, возглавлявших Народные комиссариаты внутренних дел и юстиции. Однако экстраординарными усилиями, преодолевая противодействие отдельных центральных и местных органов советской власти, Центральному комитету РКП(б), Совету народных комиссаров и Всероссийской чрезвычайной комиссии удалось в конце концов создать относительно стройную централизованную систему местных чрезвычайных комиссий, решавших задачи по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, преступлениями по должности и др. в своих регионах.

Создание централизованной вертикали органов безопасности в условиях Гражданской войны являлось сложной задачей, как для красных, так и для белых, из-за недостатка ресурсов и времени. Следует принять во внимание территориальные изменения вследствие наступления или отступления армий. На формирование костяка территориальных органов безопасности у обеих противоборствующих сторон приблизительно ушло около полугода. Победа большевиков в войне представила возможность для дальнейшего развития органов ВЧК, поражение белых и сокращение территорий привело к ликвидации спецслужб на Юге и в Сибири.

Военная контрразведка

В условиях Гражданской войны одной из важнейших задач советской власти было создание в вооруженных силах специальной службы, способной эффективно вести борьбу с контрреволюцией и шпионажем.

В первые месяцы после Октябрьского переворота функции борьбы со шпионажем противника осуществляли органы старой армии – контрразведывательная часть (КРЧ) Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) и контрразведывательные отделения (КРО) штабов тыловых военных округов, КРЧ штаба Верховного главнокомандующего, КРО штабов фронтов и армий, а также КРО штабов военных округов на театре военных действий. С 1 января 1918 г. эти органы стали именоваться военным контролем, который, однако, просуществовал недолго. После демобилизации старой армии и ликвидации в феврале 1918 г. Ставки были упразднены органы военного контроля на театре военных действий. В апреле в связи с реорганизацией местного военного управления прекратили свое существование и окружные контрразведывательные отделения. От старой военной контрразведки (военного контроля) остался только контрразведывательный аппарат ГУГШ[252].

Организацию новых контрразведывательных учреждений в войсках взяли на себя оперативные органы центральных военных ведомств Красной армии: Всероссийского главного штаба (ВГШ), Высшего военного совета (ВВС), Наркомвоена, а также Морского Генерального штаба (МГШ).

Летом 1918 г. функционировали следующие контрразведывательные органы: регистрационная служба ВГШ; контрразведка (регистрационные отделения штабов участков, районов и отрядов войсковой завесы[253]), руководимая ВВС; морская регистрационная служба МГШ и военно-морской контроль[254]; отделение военного контроля оперативного отдела (Оперода) Наркомвоена[255]. Возникнув независимо друг от друга, каждый из них по-своему решал стоявшие перед ними задачи, не вступая в тесные деловые контакты между собой. Это вело к разобщенности и дублированию в работе.

В сентябре 1918 г. ВЦИК в качестве высшего органа военной власти в стране создал Революционный военный совет Республики (РВСР). В связи с этим функции ВВС отошли к штабу РВСР, а сам Совет был упразднен. В октябре в ведение штаба РВСР перешел Оперод Наркомвоена вместе с военным контролем, контрразведывательный аппарат ВГШ также подчинили штабу РВСР. Отделение военного контроля было реорганизовано в отдел при Полевом штабе РВСР. Военный контроль превратился в основной орган борьбы со шпионажем противника в армии.

3 октября 1918 г. Реввоенсовет Республики утвердил «Положение о военном контроле», в соответствии с которым на военную контрразведку возлагалась задача по изучению системы и методов действия органов иностранной разведки, обнаружению, обследованию и пресечению деятельности иностранных военных шпионов, а также организаций и лиц, деятельность которых, преследуя военные интересы иностранных государств, направлялась во вред военным интересам России. Расследование любой иной противоправной деятельности в задачи военной контрразведки не входило. К ноябрю 1918 г. аппарат военного контроля насчитывал 8 фронтовых и окружных отделов, 16 отделений в армиях и 20 пунктов в дивизиях. Кроме того, на крупных железнодорожных станциях в прифронтовой и пограничной полосах имелись контрольно-пропускные пункты.

На данном этапе строительства советских органов военной контрразведки наблюдается некоторое сходство с формированием контрразведывательных структур при штабах белых армий.

В ноябре 1917 г. под руководством генерала М.В. Алексеева из офицеров, юнкеров, кадетов, студентов и гимназистов начала формироваться Алексеевская военная организация, которая 27 декабря 1917 г. (9 января 1918 г.) была преобразована в Добровольческую армию. Ее штаб первоначально состоял из двух отделов – строевого и снабжения. В составе строевого отдела находилось контрразведывательное отделение, подчиненное начальнику разведотделения[256]. Функции контрразведки заключались в выявлении «большевистских агентов в городах и крупных станциях, занятых Добровольческой армией и донскими казаками… и мест собраний коммунистических ячеек, а также сообщение об этом полиции, которая и производила аресты вместе с чинами контрразведки»[257].

В результате проведенного поздней осенью 1918 г. структурного реформирования штаба Добровольческой армии контрразведывательное отделение было выделено в самостоятельную структуру и непосредственно подчинено генерал-квартирмейстеру. 2 ноября 1918 г. генерал А.И. Деникин утвердил штаты КРО управления генерал-квартирмейстера штаба армии (16 человек), отдельных контрразведывательных пунктов (КРП) местностей (4 человека), и КРП при штабах дивизий (2 человека)[258].

Параллельно армейскому штабу существовал военно-управленческий аппарат Верховного руководителя Добровольческой армии генерала от инфантерии М.В. Алексеева. 3 июня 1918 г. приказом № 1 он учредил военно-политический отдел (ВПО) с функциями политической канцелярии. Главной его задачей являлась координация деятельности политических центров на Юге России и установление контактов с офицерскими союзами. В августе в ВПО было образовано особое отделение, которое состояло из разведывательного и контрразведывательного подразделений[259].

В начале осени 1918 г., как уже сообщалось ранее, началось формирование Особого совещания, в составе которого была учреждена часть Генштаба Военно-морского отдела, преобразованная потом в отдел, где шла работа по созданию контрразведывательного органа, ведающего безопасностью в тылу Добровольческой армии.

На Белом Юге свои спецслужбы создали казачьи вооруженные формирования. Так, в составе управления первого генерал-квартирмейстера штаба Всевеликого войска Донского (ВВД), являвшегося одновременно и штабом Донской армии, значилось разведывательное отделение. После выделения в июле 1919 г. из штаба ВВД штаба Донской армии (приказ № 1133 от 17 июля 1919 г.) в состав управления генерал-квартирмейстера вошли разведывательное и контрразведывательное отделения[260].

26 июня 1918 г. в составе отдела обер-квартирмейстера штаба Астраханского казачьего войска было создано особое отделение, подразделявшееся на разведывательную, контрразведывательную и агитационную части[261]. По другим данным, особое отделение существовало с декабря 1918 г.[262]

На Северо-Западе России Белое движение зарождалось и развивалось в сложной военно-политической обстановке и находилось в полной политической, военной и экономической зависимости от интервентов и в некоторой степени – от Прибалтийских государств.

Здесь формирование первых белогвардейских частей началось осенью 1918 г. при материальной и финансовой помощи германских интервентов. В октябре на добровольческой основе был сформирован Отдельный Псковский добровольческий корпус Северной армии (ОПДКСА) под командованием генерал-майора А.Е. Вандама. В составе штаба корпуса было создано контрразведывательное отделение, однако точной даты его формирования установить не удалось.

После поражения белых под Псковом в конце ноября 1918 г. остатки корпуса отступили на эстонскую территорию и перешли под начало главнокомандующего вооруженными и сухопутными силами Эстонии генерал-майора И.Я. Лайдонера.

В ходе переворота в ночь с 1 на 2 августа 1918 г. большевистскую власть в Архангельске свергла подпольная организация, возглавляемая капитаном 2-го ранга года Е. Чаплиным[263]. 2 августа в городе было образовано Верховное управление Северной области (ВУСО) из депутатов Учредительного собрания и нескольких членов городской думы, которое приступило к формированию армии и органов военного управления. Уже 7 августа утверждается штат штаба командующего вооруженных сил ВУСО, а 30 августа формируется военный отдел с функциями министерства. Командующий действующими русскими сухопутными и морскими силами Северной области в оперативном отношении подчинялся Высшему Союзному командованию, а в административном и хозяйственном – ВУСО через военный отдел. В состав последнего вошли отделение Генерального штаба и военно-регистрационное отделение (ВРО), которое возглавил начальник военно-морского контроля Целедфлота (Беломорского КРО) коллежский асессор М.К. Рындин.

Однако ВУСО просуществовало недолго. 6–9 сентября 1918 г. офицеры во главе с тем же Е. Чаплиным, недовольные «демократической» демагогией и падением дисциплины, совершили переворот и арестовали членов Верховного управления. После переворота, 12 сентября, военный отдел стал называться Управлением командующего войсками Северной области, куда вошло военно-регистрационное отделение.

Его временный штат был утвержден врид командующего войсками контр-адмиралом Н.Э. Викорстом только 6 ноября 1918 г. ВРО состояло из 81 человека. При нем имелись: военно-контрольная команда и команда наблюдателей. Максимальное количество ее чинов – 30 человек, военно-контрольной команды – 75. Личный состав в эти подразделения набирался по мере надобности, определяемой руководством контрразведки. 16 декабря 1918 г. был создан Чекуевский особый контрольный контрразведывательный пункт (1 июня 1919 г. переименован в Онежское отделение военно-полевого контроля), несколько позже – Селецкий и Обозерский военно-контрольные пункты. Ведение контрразведывательной деятельности в малонаселенных или отдаленных районах области осуществлялось силами отдельных агентов[264].

В результате чехословацкого мятежа весной – летом 1918 г. на огромной территории от Волги до Тихого океана советская власть была свергнута. В Сибири и на Дальнем Востоке начали формироваться новые правительства, состоявшие из представителей различных политических сил. Прообразом будущих армий явились подпольные офицерские организации, представлявшие собой кадры бывших Омского, Иркутского, Приамурского военных округов. Генералы и офицеры создавали органы военного управления по образцу и подобию русской армии.

5 июля 1918 г. был учрежден штаб военно-сухопутных и морских сил Приморской области. В отделе генерал-квартирмейстера находилось отделение военного контроля[265]. 18 ноября военно-сухопутные и морские силы перешли в подчинение А.В. Колчака, а 22 ноября их расформировали в связи с восстановлением Приамурского военного округа[266].

В апреле 1918 г. была создана Уральская армия, в июне Временным Сибирским правительством сформирована Западно-Сибирская отдельная армия (с июля – Сибирская) и Народная армия КОМУЧ.

Командующий Западно-Сибирской отдельной армией генерал-майор А.Н. Гришин-Алмазов, возглавлявший по совместительству Военное министерство Временного Сибирского правительства, издал приказ о создании разведывательного отделения и отделения военного контроля (ОВК) в составе управления генерал-квартирмейстера штаба армии[267].

Главный штаб, созданный 8 июня 1918 г., состоял из канцелярии, оперативного отдела (общего, оперативного, разведывательного, связи и топографического отделений), отдела формирования и устройства войск, отдела ручного оружия, инженерного и военно-судного отделов. Последний по совместительству выполнял функции контрразведки. 29 июня Главный штаб упраздняется, а все его функции передаются вновь созданному военному ведомству, куда вошли канцелярия, главный начальник снабжения, управление Генштаба и ряд главных управлений: административными делами, инженерного, военно-судного и военно-санитарного. В отделе генерал-квартирмейстера Полевого штаба армии было создано контрразведывательное отделение[268].

После свержения советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке, летом 1918 г., восстанавливались прежние военные округа – Омский (Западно-Сибирский), Иркутский (Восточно-Сибирский, Средне-Сибирский) и Приамурский. Однако органы контрразведки были сформированы лишь в управлении генерал-квартирмейстера штаба Иркутского военного округа[269].

В августе 1918 г. начался процесс объединения антибольшевистских сил и подчиненных им воинских формирований, завершившийся созданием 24 сентября Уфимской директории (Всероссийского Временного правительства) и Ставки Верховного главнокомандующего (ВГК) – для осуществления управления всеми соединениями и частями Сибирской и Народной армий. В состав штаба ВГК входили управления 1-го и 2-го генерал-квартирмейстера, главного начальника военных сообщений, а также отделы: информационный, ремонтный, воздушного, военно-морского и речного флота, казачьих войск и др. 12 ноября 1918 г. в управлении 1-го генерал-квартирмейстера было образовано контрразведывательное отделение[270].

Параллельно Уфимская директория создала Военное министерство на основе слияния военных ведомств Временного Сибирского правительства и «Народной армии» КОМУЧ. В его компетенции находились кредиты, финансы, полевое казначейство, военно-полевые суды, служба духовенства и дела казачьих войск, поэтому создание контрразведывательных органов в министерстве не предусматривалось.

В политическом отношении Директория унаследовала структуры власти Временного Сибирского правительства, фактически преобразованного (с 4 ноября 1918 г.) в Совет министров при Директории.

Таким образом, к концу осени 1918 г. белогвардейские режимы завершили формирование своих контрразведывательных структур.

Вернемся к красным. Параллельно с органами борьбы со шпионажем в Красной армии создавались и развивались органы по борьбе с контрреволюцией. Переход к обязательной воинской повинности (осуществлен по постановлению ВЦИК от 29 мая 1918 г.) и создание массовой регулярной Красной армии, сопровождавшееся мобилизаций крестьян, которые в большинстве не имели твердого убеждения в необходимости вооруженной защиты советской власти, а также бывших офицеров и унтер-офицеров, поставили перед ВЧК новые сложные задачи. Обстановку в войсках обострила активизация подрывной деятельности белогвардейских и иностранных разведок и, как следствие, – рост таких опасных преступлений в армии, как измена и шпионаж. Необходимо было усилить борьбу с этими преступлениями, более эффективно содействовать военному командованию в укреплении политической лояльности войск и повышении их боеспособности.

На заседаниях ВЧК еще весной 1918 г. высказывалось мнение о необходимости организации наблюдения за деятельностью военных специалистов в воинских частях и военных учреждениях. В апреле 1918 г. на президиуме ВЧК с докладом о германском шпионаже выступил И.Н. Полукаров. Он утверждал, что буржуазия предпринимала всевозможные усилия, чтобы, с одной стороны, помешать формированию Красной армии, с другой стороны – использовать Вооруженные силы Советского государства в своих целях. Некоторые офицеры из числа привлекавшихся советской властью к службе в Красной армии в качестве технического персонала вступали в нее с тем, чтобы дезорганизовывать воинские части, возбуждать у красноармейцев недовольство советской властью. Будучи в рядах Красной армии, они приобретали возможность формировать кадры белой гвардии, получали доступ к оружию и снаряжению, хранившемуся на складах. По этому докладу президиум ВЧК принял решение: «…взять в ведение комиссии аппарат контрразведки, оставив ее под руководством самостоятельного заведующего»[271].

Однако народный комиссар по военным делам Л.Д. Троцкий, стремившийся максимально сосредоточить все нити управления войсками и контроля над ними в своих руках, утверждал, что контрразведывательную работу в армии без старых специалистов вести невозможно, и выступил против передачи военной контрразведки Всероссийской чрезвычайной комиссии[272]. В свою очередь ВЧК оказалась не способна проявить настойчивость.

Вопрос о чекистской работе в армии серьезно дискутировался на I Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий в июне 1918 г. Ему было отведено основное место в докладе члена коллегии ВЧК И.Н. Полукарова. Заведующий отделом по борьбе с контрреволюцией, выражая мнение коллегии ВЧК, потребовал от местных ЧК «как органов политической борьбы» принять решительные меры для пресечения попыток контрреволюции разрушить армию[273].

Руководители губернских ЧК, делясь опытом работы среди военнослужащих местных гарнизонов, доложили о проведенных чекистами мероприятиях по изъятию из частей Красной армии белогвардейцев и анархистов, о подавлении попыток некоторых бывших офицеров, занимавших командные должности, спровоцировать выступления против советской власти.

Конференция выработала для местных ЧК рекомендации по усилению борьбы с контрреволюцией и подрывной деятельностью иностранных разведок в военной среде.

Летом 1918 г. военные действия противника (мятеж чехословацкого корпуса, интервенция стран Антанты на Юге, Дальнем Востоке, в Сибири) дополнялись подрывной работой разного рода подпольных организаций и групп в тыловых и прифронтовых районах, многие из них направляли свои усилия на разложение советских войск, склонение военных специалистов к переходу на сторону противника. Нередки были случаи измен со стороны бывших офицеров, факты шпионажа, связи с белогвардейскими и иностранными штабами. В силу разных причин в частях Красной армии имели место волнения, мятежи, что могло привести, а иногда и приводило к серьезным изменениям в обстановке на тех или иных участках фронта. Активно проявляли себя пропагандистские и разведывательные органы А.И. Деникина, А.В. Колчака, Н.Н. Юденича. Все это требовало в максимально сжатые сроки организовать эффективное пресечение контрреволюции в войсках[274].

Исключительно сложная обстановка, сложившаяся на Восточном фронте в связи с изменой большевикам главкома М.А. Муравьева, заставила Совнарком принять дополнительные меры для усиления борьбы с контрреволюцией. 16 июля 1918 г. по постановлению СНК при нем была образована Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте во главе с членом коллегии ВЧК М.Я. Лацисом. Основная задача этой ЧК состояла в том, чтобы объединить чрезвычайные комиссии прифронтовой полосы[275] и затем координировать их деятельность. Район действия этой комиссии распространялся на Астраханскую, Вятскую, Казанскую, Оренбургскую, Пермскую, Самарскую, Саратовскую, Симбирскую, Уфимскую губернии и Арзамасский уезд Нижегородской губернии[276].

В августе 1918 г. по инициативе Прифронтовой ЧК и политотделов начали создаваться чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией и шпионажем в армиях Восточного фронта.

Уже в сентябре 1918 г. член коллегии иногороднего отдела ВЧК Ю.Ю. Янель посетил Казань и Симбирск с целью инспектирования Прифронтовой ЧК. По результатам поездки он контстатировал: «…выяснилось, что положение всех образовавшихся в прифронтовой полосе ЧК, в смысле взаимоотношений и организационном, – крайне неопределенное и путанное. Здесь нарушена общая схема организации, общий порядок подчинения низших комиссий высшим, в смысле территориальном, нет стройной разграниченности в области деятельности»[277]. После такого доклада центру пришлось принимать экстренные меры по исправлению ситуации.

Инициатива РВС Восточного фронта по созданию армейских ЧК и положительный опыт, приобретенный ими под руководством Прифронтовой ЧК, стали достоянием реввоенсоветов других фронтов и армий. В октябре 1918 г. армейские ЧК были созданы и на Южном фронте. Это был ответ на призыв В.И. Ленина обратить самое пристальное внимание на укрепление Южного фронта, прозвучавший в его докладе о международном положении на объединенном заседании ВЦИК, Московского совета, фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов 29 октября 1918 г. Организаторами и руководителями армейских ЧК являлись соответствующие реввоенсоветы. ВЧК оказывала им помощь в подборе руководящих кадров.

Вскоре в войсках сложилась следующая система чрезвычайных комиссий:

• низовое звено – ЧК армий. Армейские ЧК были образованы, например, на Восточном фронте во 2, 3, 4 и 5-й армиях;

• среднее звено – ЧК фронтов. Фронтовые ЧК имелись на Северном, Восточном, Южном и Западном фронтах.

Систему ЧК в Красной армии возглавлял военный отдел ВЧК, организованный 15 ноября 1918 г. на базе ранее созданного военного подотдела при отделе ВЧК по борьбе с контрреволюцией. Возглавил военный отдел М.С. Кедров[278].

Приказом ВЧК от 27 декабря 1918 г. № 121 подобные отделы было предписано организовать на местах. Всем губернским ЧК предлагалось немедленно организовать военные отделы из трех-четырех сотрудников. На военотделы возлагалась организация наблюдения в воинских частях и военных учреждениях губернии, борьба с контрреволюцией, шпионажем и преступлениями по должности в Красной армии. В уездных ЧК подобные функции возлагались на одного из сотрудников. Военным отделам предписывалось поддерживать тесную связь с ячейками РКП(б) воинских частей и военных учреждений, а также со всеми уездными ЧК. Устанавливалась еженедельная отчетность перед ВЧК, куда направлялись сводки о положении дел в губернии, об арестованных лицах командного состава. Все законченные на военнослужащих дела также направлялись в военный отдел ВЧК.

Военные отделы первое время организовывали военно-регистрационные бюро, которые взяли на учет всех лиц командного состава, были также учтены все бывшие офицеры. Все менявшие место пребывания должны были отмечаться в бюро. Отделы давали справки о задержанных и информировали соответствующие инстанции о подозрительных лицах. Сведения собирались официально через комиссаров частей, неофициально – через партийные ячейки и отдельных красноармейцев. Однако сведения поступали нерегулярно, отрывочные и большей частью малозначительные.

В конце 1918 г. начало функционировать особое бюро при Московском окружном военном комиссариате, возглавляемое А.Х. Артузовым, работником военного отдела ВЧК. Бюро получало подробную информацию от своих секретных сотрудников о положении дел в частях Московского гарнизона.

Кроме фронтовых, армейских и губернских чрезвычайных комиссий вопросами борьбы с контрреволюцией в армии продолжали заниматься органы военного контроля.

Основными подразделениями военного контроля были два отделения – активное и общее. Активное отделение вело агентурно-оперативную работу и осуществляло в необходимых случаях наружное наблюдение; общее отделение занималось вопросами организации работы в целом. Органы военного контроля в контакте с местными ЧК и органами военной разведки Красной армии занимались разыскной работой и т. п.

Таким образом, в Красной армии существовали и действовали независимо друг от друга две системы военных контрразведывательных органов – система военного контроля, предназначенная преимущественно для борьбы со шпионажем, и система чрезвычайных комиссий, которые вели борьбу с контрреволюцией вообще, и особенно с внутренней контрреволюцией.

Первые результаты оперативной работы свидетельствовали о том, что разведывательная работа иностранных государств пересекалась с контрреволюционной деятельностью. По этому поводу член коллегии ВЧК М.Я. Лацис в одной из своих докладных записок писал, что «с тех пор, как изменился характер войны, с тех пор, как она стала Гражданской войной, трудно и даже невозможно отличить шпионаж от контрреволюционных действий». В связи с этим руководство страны считало, что орган безопасности в армии кроме прочего должен целенаправленно проводить политическую линию коммунистической партии.

К концу 1918 г. стало очевидным, что существование двух контрразведывательных аппаратов – военного контроля и фронтовых и армейских ЧК не позволило организовать эффективную борьбу с контрреволюцией и шпионажем в вооруженных силах, они действовали разобщенно, не взаимодействуя и не координируя оперативные мероприятия. Требовалось создание единого аппарата военной контрразведки, который бы полностью отвечал за обеспечение политической и военной безопасности Красной армии.

Как в военном ведомстве, в частности в РВСР, так и в ВЧК вырабатывались варианты создания единого органа. Военные и чекисты сходились во мнении, что наиболее правильным решением будет объединение аппаратов контрразведки (отделов и отделений военного контроля) с фронтовыми и армейскими чрезвычайными комиссиями. Но выявились различные, а порой диаметрально противоположные точки зрения на решение этой проблемы[279].

Органы военного контроля, созданные для борьбы со шпионажем в Красной армии и на флоте, по мнению ряда руководящих сотрудников ВЧК, являлись «контрреволюционными». Обосновывалась необходимость их реорганизации и передачи функции борьбы со шпионажем ВЧК.

На совещании, состоявшемся 12 ноября 1918 г., был рассмотрен вопрос о реорганизации военной контрразведки. В нем приняли участие члены РВСР С.И. Аралов и А.П. Розенгольц, представители ВЧК Ф.Э. Дзержинский и Н.Н. Асмус. По итогам обсуждения совещание постановило реорганизовать военный контроль путем слияния с армейскими ЧК и на этой основе создать особый отдел. В реформированные органы военного контроля (особые отделы) предлагалось передать все относившиеся к их компетенции дела, разрабатывавшиеся и расследовавшиеся фронтовыми и армейскими ЧК, а также часть личного состава чрезвычайных комиссий. Перед особыми отделами ставились три основные задачи: агентурная разведка в тылу противника, контрразведывательная работа и выявление контрреволюционных элементов в армии. Обновленный военный контроль должен был подчиняться военным комиссарам – членам реввоенсоветов. Совещание кроме этого решило создать комиссию для ревизии и реорганизации военного контроля, фронтовых и армейских ЧК.

Комиссия была создана в конце ноября. В нее вошли М.Я. Лацис, Р.С. Землячка и А.Г. Васильев. Она выехала на Южный фронт и провела чистку органов военного контроля. Вернувшись в Москву, она подготовила докладную записку, а также разработала проекты общих положений о фронтовых и армейских особых отделах. Члены комиссии пришли к мнению о необходимости полной ликвидации органов военконтроля и передачи их функций фронтовым и армейским ЧК[280].

Предложения комиссии по ревизии и реорганизации военного контроля, о повсеместном создании в армии чекистских органов, наделенных функцией борьбы со шпионажем, а также резко отрицательное отношение ее к вопросу о целесообразности использования старых военных контрразведчиков встретили возражения командного состава и многих армейских политработников.

Однако 13 декабря 1918 г. в Серпухове, где находился Полевой штаб РВСР, состоялось совещание членов Реввоенсовета Республики С.И. Аралова, К.Х. Данишевского, И.Н. Смирнова, главкома И.И. Вацетиса и представителей ВЧК М.С. Кедрова и М.Я. Лациса. Представители военного ведомства согласились с доводами Лациса и завизировали «Общее положение о фронтовых Особых отделах» и «Общее положение об армейских Особых отделах». Ими была также одобрена структура нового органа безопасности[281].

18 декабря, т. е. всего через 5 дней после указанного совещания, М.Я. Лацис опубликовал в «Известиях ВЦИК» статью «Трудно излечимая язва». В ней он сообщал о фактах коррупции и предательства среди сотрудников отделов военконтроля Восточного и Южного фронтов. На основе лишь отдельных фактов Лацис резко отрицательно охарактеризовал личный состав и деятельность всей системы военного контроля. В частности, он писал: «Аппаратом, которому поручено охранять нашу армию от измены и предательства, стали управлять люди из того класса, против которого мы ведем нашу войну. Другими словами, мы поручили охрану наших военных тайн нашему противнику». Высказался он и об использовании контрразведчиков – офицеров старой армии: «Благодаря теперешнему положению о военконтроле, через вводимых консультантов (специалистов) вводится враждебный Советской власти элемент и, таким образом, нами же самими насаждается у нас неприятельская разведка». А в финале статьи Лацис предложил решение проблемы: «Теперешние отделы военконтроля мертвы, потому что у них нет дела. За них работают чрезвычайные комиссии. Нужно слить эти органы, что сейчас и делается»[282].

Соглашаясь с мнением профессоров А.В. Велидова и А.А. Здановича, можно утверждать, что позиция М.Я. Лациса являлась ошибочной, она не подтверждалась всей совокупностью фактов. Структура, штаты, задачи военного контроля разрабатывались коммунистами. Его органами руководили члены компартии, как правило, с дореволюционным стажем, имевшие опыт подпольной деятельности[283]. В частности, в отделе военного контроля Южного фронта, против которого наиболее резко выступал М.Я. Лацис, было всего два бывших офицера, причем один из них прошел царскую каторгу, а второй был направлен на работу в контрразведку органами РКП(б). Во главе всех отделений военного контроля здесь находились коммунисты.

19 декабря 1918 г. в связи с развернувшейся острой дискуссией о реорганизации военной контрразведки решение этого вопроса было вынесено на заседание бюро ЦК РКП(б), которое после длительного обсуждения постановило: «По вопросу об объединении деятельности ВЧК и Военного контроля решено согласиться с положением, выработанным при Реввоенсовете. Заведующим Военным контролем назначить тов. Кедрова, если не встретится возражений со стороны Реввоенсовета…»[284] Одновременно Центральный комитет осудил выступление М.Я. Лациса и постановил считать невозможной его работу в военной контрразведке.

В начале 1919 г. военный контроль и военный отдел ВЧК были объединены в один орган – особый отдел Республики (т. е. особый отдел не включался в структуру ВЧК). Во главе его стал М.С. Кедров. 1 января он подписал и направил во все органы военного контроля, губернские, фронтовые и армейские ЧК приказ № 1. Документ предписывал объединить повсеместно органы военного контроля и военные отделы ЧК и образовать особые отделы фронтов, армий, военных округов и губерний. В основу структуры особых отделов была положена организация органов военного контроля. Основной задачей объединенного органа являлась борьба со шпионажем и контрреволюцией в частях и учреждениях армии. На должности начальников особых отделов фронтов и армий временно назначались начальники упраздняемых отделов военного контроля. Начальников особых отделов военных округов и губерний назначали чрезвычайные комиссии по согласованию с комитетами РКП(б). Кандидаты на эту должность подлежали утверждению особым отделом Республики. Особые отделы губерний подчинялись особым отделам округов, а особые отделы округов – особому отделу Республики[285].

6 февраля 1919 г. в соответствии с постановлением ВЦИК особый отдел был включен в организационную структуру ВЧК. Вместе с тем особый отдел контролировался РВСР и был обязан выполнять его задания. Заведующим особым отделом по согласованию с РВСР назначался один из членов коллегии ВЧК. На особый отдел ВЧК возлагалось руководство деятельностью фронтовых, армейских, а также губернских особых отделов, организация и руководство работой агентуры за границей и в оккупированных иностранными державами и занятых белогвардейцами районах.

Фронтовые и армейские особотделы подчинялись непосредственно особому отделу ВЧК, но им предписывалось выполнять все задания РВС фронтов и армий, а губернским особым отделам – задания местных военных комиссариатов. ВЦИК предоставил особым отделам право ведения следствия и всех связанных с ним действий: обысков, выемок, арестов, которые могли производиться по собственным ордерам или ордерам ВЧК и губернских ЧК[286].

Таким образом, в начале 1919 г. военная контрразведка Советской России нашла свое место в системе органов Всероссийской чрезвычайной комиссии, что и предопределило ее развитие на многие десятилетия вперед.

В начале 1919 г. перед особыми отделами была поставлена задача по организации разведывательной работы в отношении противника, как за границей, так и на территории, занятой белогвардейскими армиями. Постановлением ВЦИК от 6 февраля 1919 г. предусматривалось, что особый отдел «…организует и руководит работой агентуры за границей, в оккупированных иностранными державами и занятых белогвардейцами областях»[287].

Вскоре закордонная разведка ВЧК была оформлена организационно: при особом отделе ВЧК было создано иностранное осведомительное бюро, которое через некоторое время было реорганизовано в отделение[288].

В составе особых отделов имелось две части: активная и общая. Все мероприятия по организации агентурно-оперативной работы проводились активной частью; в общей части сосредотачивалась работа по подбору кадров, регистрации документов и т. п. Особые отделы вначале не вели следствие, ограничиваясь «предварительным опросом», и все задержанные передавались в местные ЧК, а на фронте – в ревтрибуналы. Следственные отделения в особых отделах стали создаваться позже, по мере необходимости.

Летом 1919 г. в составе особого отдела ВЧК и его периферийных органов была создана информационная часть, в задачу которой входили сбор и систематизация оперативных материалов. Часть регулярно выпускала сводки об оперативной обстановке на фронте, результатах борьбы с контрреволюцией, о состоянии воинских частей и их боевой готовности. На основе этих данных информировались вышестоящие инстанции, в том числе и РВСР. Материалы для сводок добывались с помощью осведомителей из личного состава обеспечиваемых объектов. Заслуживающие внимания данные информационная часть передавала для организации разработки в активную часть, которая имела для этих целей службу наружного наблюдения и агентуру.

Для выполнения своих задач особые отделы наделялись всеми средствами, находившимися на вооружении ВЧК. Эти средства подразделялись на три группы. К первой группе – розыск, пресечение и расправа – относились:

• сбор информации, включая агентурную информацию о легальной и нелегальной деятельности личного состава частей Красной армии;

• наружное наблюдение, обыски, выемки, задержания, политконтроль, аресты, дознания, следствие;

• административная высылка за пределы фронта, возбуждение ходатайства соответствующих учреждений о заключении в лагерь принудительных работ, вплоть до применения высшей меры наказания по решению коллегии из трех лиц. Персональный состав таких коллегий утверждался президиумом ВЧК по представлению особого отдела ВЧК.

Ко второй группе средств относилось проведение различных регистраций. Особые отделы обладали правом регистрировать лиц, уличенных и заподозренных в контрреволюции и шпионаже; регистрировать все преступления в войсковых частях и учреждениях; регистрировать явления, негативно влияющие на боеготовность частей, и т. п.

Особые отделы могли также ходатайствовать об изъятии дел из революционных трибуналов для дальнейшего их изучения или раскрытия контрреволюции и шпионажа в Красной армии.

Система особых отделов ВЧК складывалась из следующих основных звеньев: особый отдел ВЧК (особые отделы ЧК республик); особые отделы фронтов; особые отделы армий; особые отделы губернских ЧК; особые отделения; особые военно-контрольные пункты (преимущественно дивизионные), особые бюро.

Весной 1919 г., когда решалась судьба советской власти сначала на Восточном фронте, а потом на Южном, ЦК РКП(б) и советское правительство расширили полномочия РВС фронтов и армий в отношении особых отделов. Подобной позиции придерживался и председатель Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкий, который указывал на оторванность центрального и местных особых отделов от РВСР, отсутствие их подчиненности военно-политическим органам[289]. Требование о подчинении особых отделов соответствующим РВС было поддержано VIII съездом РКП(б). В резолюции «По военному вопросу» съезд признал необходимым подчинить особые отделы армий и фронтов комиссарам армий и фронтов, оставив за особым отделом ВЧК «функции общего руководства и контроля над их деятельностью»[290].

13 мая 1919 г. Совет рабочей и крестьянской обороны (СРКО) принял подготовленное Реввоенсоветом постановление, в соответствии с которым особые отделы фронтов и армий переходили в непосредственное подчинение одного из членов соответствующего РВС. При этом за ОО ВЧК оставалось общее руководство работой фронтовых и армейских особых отделов и контроль за их деятельностью[291].

24 июня 1919 г. этот вопрос обсуждался на объединенном заседании политбюро и оргбюро ЦК РКП(б). Центральный комитет принял решение о подчинении особых отделов соответствующим РВС, которые также получили право назначать и увольнять заведующих особыми отделами[292].

Вместе с тем вскоре стало очевидным, что непосредственное подчинение особых отделов фронтов и армий реввоенсоветам в оперативной деятельности вызвало некоторые отрицательные явления. В ряде случаев РВС, недооценивая важность работы, выполняемой особыми отделами, загружали их мелкими поручениями, не имевшими отношения к борьбе с контрреволюцией и шпионажем. Во главе особых отделов нередко ставились люди, не знавшие чекистской работы. Политотделы и военные комиссары иногда с предубеждением относились к работникам особых отделов, не оказывали им помощи. Ослабла связь особых отделов с ВЧК и с губернскими ЧК. Особые отделы дивизий оторвались от особых отделов армий, а особые отделы армий – от особых отделов фронтов. Все это неблагоприятно отражалось на работе чекистских органов в армии[293].

Так, в своем отчете РВСР начальник особого отдела Южного фронта О.П. Хинценбергс отмечал, что с февраля 1919 г. происходили сплошные реорганизации, по много раз обновлялся не только руководящий, но и оперативный состав, особые отделы армий действовали вне всякой связи между собой. Подводя итог, он констатировал, что «не могло быть и разговора о какой-либо серьезной работе по борьбе с контрреволюцией и шпионажем»[294].

Осознавая сложившуюся проблему в организации и деятельности особых отделов, председатель РВСР Л.Д. Троцкий и председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский предприняли экстренные меры по централизации системы органов военной контрразведки и повышению эффективности ее деятельности.

В результате принятых ВЧК мер к середине декабря 1919 г. особый отдел ВЧК приобрел четкую структуру, соответствовавшую его статусу головного оперативного органа. Обосновать необходимость такой системы и закрепить ее существование предстояло на съезде начальников особых отделов. Такая форма организационной работы, как съезд, была впервые предложена управделами особого отдела ВЧК Г.Г. Ягодой особистскому руководству в лице Ф.Э. Дзержинского и И.П. Павлуновского и поддержана ими[295].

I Всероссийский съезд особых отделов фронтов и армий состоялся 22–25 декабря 1919 г. в Москве. В его работе принимал участие Ф.Э. Дзержинский. На съезде обсуждался доклад особого отдела ВЧК о текущем моменте и усилении розыскной работы, доклады с мест и организационные вопросы.

Основным был доклад И.П. Павлуновского о текущем моменте. Основное внимание выступавший уделил изменениям в тактике работы контрреволюции в армии и на флоте. В докладе утверждалось, что противник стремился захватить в свои руки важнейшие посты в некоторых центральных учреждениях Красной армии, на военных объектах и в частях. Он планировал путем захвата руководства армейскими подразделениями мешать плановому снабжению войск продовольствием и боеприпасами, срывать намечавшиеся планы командования по ведению боевых операций. Контрреволюция, используя белогвардейцев, предполагала создать наиболее благоприятные условия для вооруженного выступления против советской власти в Москве, Петрограде и других крупных городах.

В связи с этим делегаты с мест указывали на необходимость лучшей организации агентурно-оперативной работы в воинских частях и органах управления.

На основе накопленного практического опыта деятельности особых отделов конференция приняла ряд решений, которые в декабре 1919 – январе 1920 гг. были реализованы в виде приказов, инструкций, типовых штатных расписаний. Всего на местах получили 14 руководящих документов, которые в совокупности составили единую правовую базу, обеспечивавшую организацию и функционирование чекистских аппаратов в войсках[296].

Наиболее важной являлась «Инструкция Особого отдела ВЧК особым отделам фронтов и армий», утвержденная председателем ВЧК Ф.Э. Дзержинским. Этот документ четко регламентировал работу особых отделов ВЧК, определял задачи, средства их осуществления и организационную структуру особых отделов ВЧК.

В инструкции, в частности, были указаны следующие задачи особых отделов:

– борьба с контрреволюцией в войсках и учреждениях Красной армии;

– раскрытие, предупреждение и пресечение преступных действий шпионских организаций как осведомительной, так и вредительской направленности;

– постановка дела закордонной агентуры с целью выявления контрреволюционных организаций и шпионов, засылаемых на территорию Советской Республики, и пр.

В этом документе указывалось, что особый отдел ВЧК руководит деятельностью всех особых отделов на территории РСФСР, определялись права и обязанности особых отделов фронтов, армий и особых отделений дивизий.

В принятой съездом инструкции подчеркивалось, что особые отделы должны представлять собой военную организацию с централизованным управлением, непосредственно подчиненную ВЧК, а в оперативном отношении – РВСР. Особому отделу ВЧК предоставлялось право организовывать особые отделы фронтов, армий и губчека, определять и изменять районы деятельности особых отделов, назначать, увольнять и перемещать их сотрудников, инспектировать и ревизовать их деятельность.

В соответствии с поставленными задачами в инструкции отмечалось, что особые отделы в целях успешной борьбы с контрреволюцией и шпионажем имели право вести агентурную работу.

Разъяснение прав и обязанностей особых отделов ВЧК оказало существенное подспорье сотрудникам военной контрразведки в эффективной организации борьбы с контрреволюцией и шпионажем в армии и в разведывательной работе в зафронтовой полосе.

Делегаты съезда обратились в ЦК РКП(б) с просьбой оказать помощь в укомплектовании особых отделов партийными кадрами и обязать всех армейских коммунистов помогать в работе особым отделам.

Съезд специально обратил внимание всего личного состава особых отделов на необходимость усиления агентурно-оперативной работы по вскрытию подрывной деятельности противника, направленной на ослабление боевой готовности Красной армии[297].

На съезде была обсуждена и принята другая, тоже важная в оперативном отношении, инструкция по осведомительной службе для информационных отделений местных особых отделов, утвержденная в январе 1920 г. В.Р. Менжинским.

Делегаты съезда вместе с обсуждением и решением других проблем уделили значительное внимания внешней разведке. В резолюции, принятой на съезде о внешней агентурной разведке, говорилось: «Съезд считает необходимым также обратить внимание Управления Особого отдела на необходимость организации заграничной агентуры как в местностях, занятых белыми армиями, так и в некоторых центрах Западной Европы, ибо руководство внутренней контрреволюцией идет из-за границы, где белогвардейские центры, не подвергаясь никаким опасностям, ведут свою работу непрерывно…»

Съезд уточнил задачу и обязал органы военной контрразведки вести агентурную разведку уже на территории стран Западной Европы с целью проникновения в белоэмигрантские формирования и разведывательные органы тех иностранных государств, при непосредственном содействии которых проводили подрывную работу контрреволюционные организации.

В апреле 1920 г. иностранное отделение особого отдела ВЧК приступило к реализации организационных мероприятий на периферии. При особых отделах фронтов, армий и некоторых особых отделах при губернских ЧК создавались иностранные отделения[298]. Все периферийные иностранные отделения подчинялись в оперативном отношении иностранному отделению центра, а в административном – особым отделам, при которых они были созданы. Эти органы занимались подготовкой и заброской агентов в тыл противника. Кроме того, ими предпринимались попытки по созданию «легальных» резидентур в капиталистических странах, с которыми РСФСР имела или устанавливала дипломатические и торговые отношения. В 1920 г. иностранное отделение ОО ВЧК положило начало и нелегальной линии работы внешней разведки.

Для белогвардейских контрразведывательных органов первая половина 1919 г. характеризовалась их количественным ростом, попытками совершенствования организационной структуры. В конце года шли обратные изменения, связанные с отступлением и разгромом белых армий.

Новый этап в развитии контрразведывательных органов связан с созданием Вооруженных сил на Юге России. 26 декабря 1918 г. (8 января 1919 г.) в результате соглашения между командующим Добровольческой армии генерал-лейтенантом А.И. Деникиным и Донским атаманом П.Н. Красновым об объединении сил были образованы ВСЮР, включавшие в себя ряд оперативных объединений – Добровольческую армию (в январе – мае 1919 года именовалась Кавказской Добровольческой), Донскую армию, Кавказскую армию (с мая 1919 г.), Кубанскую армию (с февраля 1920 года), Крымско-Азовскую Добровольческую армию (с июня 1919 г. – 3-й отдельный армейский корпус), Отдельную Туркестанскую армию, Войска Терско-Дагестанского края (с июля 1919 г. – Войска Северного Кавказа), Войска Киевской области (с сентября 1919 г.), Войска Новороссии и Крыма (с сентября 1919 г.), Черноморский флот, Донской флот, Каспийскую военную флотилию и др.

Таким образом, к началу 1919 г. на Юге России сложились вертикаль армейских контрразведывательных органов. На верху пирамиды находилось КРО Ставки, на второй ступени – КРО штабов армий и войск и на третьей – КРП дивизий.

Параллельно существовали правительственные спецслужбы, подчиненные отделу Генштаба Военного управления – особое отделение, структурно состоявшее из общего и особого делопроизводств и контрразведывательной части. Последняя осуществляла руководство борьбой со шпионажем и политическим сыском вне зоны боевых действий и за границей, а также осуществляла контроль над выездом за границу и въездом на территорию ВСЮР[299].

Забегая несколько вперед, следует сказать и о морской контрразведке – особом отделении Морского управления, сформированном в Крыму в октябре 1919 г. и имевшем в своем подчинении КРП в Евпатории, Керчи, Симферополе, Севастополе, Феодосии и Ялте[300].

Таким образом, органы безопасности имели три ведомства, подчиненные Особому совещанию – военное (КРЧ), морское (особое отделение) и внутренних дел (УРУ ГС).

Начальник особого отделения отдела Генштаба полковник П.Г. Архангельский считал, что КРЧ должна находиться «в тесном контакте с контрразведкой Ставки и прочими армейскими контрразведками», направлять работу и руководить отделениями при командующих войсками, главнокомандующем, начальниками округов и т. п., поэтому все эти отделения должны быть подчинены Военному управлению»[301].

Однако этот довод вышестоящее руководство не признало достаточно убедительными. КРО и КРП краев и областей так и остались в подчинении штаба ВСЮР. КРЧ особого отделения по-прежнему руководило лишь паспортными пропускными пунктами (ППП), созданными в городах на черноморском побережье. Но эти небольшие по штату (4 человека) подразделения не могли в полном объеме справляться с возложенными на них обязанностями.

Хорошо зная слабые стороны подчиненных подразделений, КРЧ организовала получение сведений контрразведывательного характера от разведки, КРО Астраханского, Крымского и Одесского районов, отдельных агентов-осведомителей и частных лиц. Добытая информация должна была сообщаться контрразведке Ставки, морскому управлению и органам внутренних дел. При этом следует отметить, что координация деятельности между контрразведывательными органами штаба Добровольческой армии и отдела Генштаба Военного управления не регламентировалась никакими служебными документами, а осуществлялась благодаря частным соглашениям, основанным на «хорошем отношении прежних сослуживцев, не считающихся с формальностью» и преследующих общую цель. Добытые таким путем сведения сообщались в КРЧ штаба главкома ВСЮР. Контрразведка Кубанского казачьего войска действовала самостоятельно[302].

Проблема взаимодействия спецслужб на Белом Юге усугублялась стихийным, неуправляемым ростом так называемых «самочинных» контрразведок. С увеличением территории, подконтрольной белым армиям (лето – осень 1919 г.), губернаторы, атаманы, штабы воинских частей, политические организации по своему усмотрению создали многочисленные контрразведки собственной подчиненности. Поэтому размещенные в одном населенном пункте спецслужбы, имевшие разную принадлежность, порой ничего не знали друг о друге или конкурировали между собой. Например, в занятой французами Одессе «наряду с контрразведкой, подчинявшейся ВСЮР, там располагались Международное информационное бюро подполковника Тишевского, Информационное бюро генерала Глобачева, Информационное бюро газетных работников, контрразведка Русско-германского Союза монархистов-христиан во главе с капитаном Вачнадзе, контрразведывательная часть Штаба генерала Шварца, а также чины контрразведки Украинской Директории»[303].

Кроме них в городе действовали контрразведывательные органы князя Кочубея, «Союза русских людей», капитана фон Кубе, поручика Браузе, английского и французского командований[304].

Комиссия генерал-майора Васильева и полковника В.А. Прокоповича в августе 1919 г. выявила «самочинные» контрразведки в Евпатории, Мелитополе, в районе Керчи, Севастополе, Феодосии и Ялте[305].

По данному поводу А.И. Деникин писал: «За войсками шла контрразведка. Никогда еще этот институт не получал такого широкого применения, как в минувший период Гражданской войны. Его создавали у себя не только высшие штабы, военные губернаторы. Почти каждая воинская часть, политические организации, Донское, Кубанское и Терское правительства, наконец, даже отдел пропаганды… Это было какое-то поветрие, болезненная мания, созданная разлитым по стране взаимным недоверием, подозрительностью»[306].

Появление многочисленных, не контролируемых верховной властью спецслужб доставляло немало проблем белогвардейскому командованию. Действуя лишь по указанию своего непосредственного начальства, «самостийные» контрразведки нарушали законность и тем самым дискредитировали Белое движение в глазах населения. «По-видимому, каждый администратор, занимающий даже второстепенную должность и имеющий контроль над секретными суммами денег, создает свою собственную контрразведку, – отмечалось в секретном докладе генералу А.И. Деникину. – Функции этих контрразведок чрезвычайно разнообразны. Мешая друг другу, все эти учреждения препятствуют порядку и процветанию. Они подрывают авторитет как власти, так и военных»[307].

Несмотря на поступавшие сведения о беззакониях, творимых «самостийными» контрразведками, военно-политическое руководство не принимало эффективных мер по их упразднению. Ограничительной мерой, видимо, можно считать появление приказа главкома ВСЮР № 1654 от 22 июня 1919 г., которым объявлялся временный штат армейских контрразведывательных пунктов. Открывать их разрешалось только начальнику штаба главнокомандующего.

По мере дальнейшего расширения подконтрольных территорий А.И. Деникин 30 августа 1919 г. приказом № 2097 утвердил временные штаты контрразведки Вооруженных сил на Юге России, в состав которой вошли следующие органы: контрразведывательная часть управления генерал-квартирмейстера штаба главкома; КРО отдела генерал-квартирмейстера неотдельной армии, штабов областей и военных губернаторов; КРП 1-го, 2-го и 3-го разрядов; контрразведывательные посты[308].

КРЧ управления генерал-квартирмейстера штаба главкома насчитывала 18 офицеров, 11 военных чиновников, 12 писарей и 33 военнослужащих рядового состава во главе с унтер-офицером. По своей структуре она подразделялась на общее, разыскное и судное отделения и имела в своем штате конвойную команду[309].

В штате КРО отдела генерал-квартирмейстера неотдельной армии, штабов областей и военных губернаторов находилось 16 офицеров, 6 военных чиновников, 1 унтер-офицер, 16 солдат и 7 писарей. Помимо того при отделении содержались агенты наружного наблюдения (филеры), число которых определялось начальником отделения.

Контрразведывательные пункты 1-го, 2-го и 3-го разрядов структурно копировали вышеназванные подразделения в миниатюре. В КРП 1-го разряда насчитывалось 10 офицеров, 3 военных чиновника, 5 писарей, унтер-офицер и 12 рядовых, в третьеразрядном КРП – 5 офицеров, 2 чиновника, 3 писаря, унтер-офицер и 5 солдат[310].

Штатным расписанием предписывалось подчинение нижестоящих структур вышестоящим. Нововведением явились следственные подразделения. Изменился и статус руководящего звена. Так, должность начальника КРЧ соответствовала генерал-майору, его помощника – полковнику – генерал-майору, начальников отделений – полковнику.

31 октября 1919 г. главноначальствующий Киевской области утвердил штаты контрразведки. К уже учрежденным особому отделу штаба войск области и особому отделению 1-го разряда в Киеве предполагалось сформировать отделения 2-го разряда в Екатеринославле и Кременчуге, особые пункты в Черкассах, Нежине, Лубнах и Козельце. По мере занятия новых территорий намечалось открытие второразрядных отделений в Полтаве, Чернигове, Житомире, Ровно, Ковеле, Бердичеве, Каменец-Подольске и особых пунктов в Умани, Стародубе, Проскурове, Виннице и Могилеве. На содержание контрразведывательных органов требовалось 150 000 рублей в месяц[311]. Успели ли белые открыть новые второразрядные отделения, неизвестно.

Таким образом, осенью 1919 г. армейская контрразведка располагала целой сетью органов во главе с КРЧ, которой подчинялись КРО при штабах черноморского и ставропольского военных губернаторов; КРО штабов войск Северного Кавказа, Всевеликого войска Донского, Новороссийской и Киевской областей, командующего войсками Терско-Донского края, Донской армии, Кавказской армии, Добровольческой армии; КРП во Владикавказе, Новороссийске, Мелитополе, Одессе, Екатеринодаре, Ростове, Пятигорске, Севастополе, Ялте и др.

Несмотря на проводимые преобразования, военно-политическому руководству Белого Юга так и не удалось выстроить стройную, хорошо функционирующую систему армейских контрразведывательных органов. Как правило, деятельность отделений и пунктов различных штабов оставалась нескоординированной, что приводило к соперничеству и конкуренции между ними.

Коррупция и беззаконие, поразившие низовые подразделения органов безопасности, стали предметом специального доклада председателя Особого совещания генерал-лейтенанта А.С. Лукомского (15 сентября 1919 г.) главнокомандующему. Он считал нужным поставить контрразведку под жесткий контроль Ставки, существенно сократить количество отделений, а их функции передать уголовно-разыскным управлениям МВД. Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик, напротив, предлагал расширить компетенцию контрразведки, привлечь на службу бывших чиновников и офицеров жандармерии и судебного ведомства. Но генерал-лейтенант А.И. Деникин на реорганизацию не решился, склоняясь к мысли о необходимости контроля над контрразведкой со стороны правоохранительных органов[312].

Объединить органы контрразведки с уголовным розыском «или установить между ними более тесную связь» осторожно предлагала комиссия генерал-майора Васильева и полковника В.А. Прокоповича[313].

Генерал А.С. Лукомский пишет о неоднократном ходатайстве Особого совещания перед А.И. Деникиным о передаче функций контрразведки уголовно-разыскной части управления внутренних дел и о сопротивлении штаба главнокомандующего такому решению, поскольку «без органов контрразведки он обойтись не может»[314]. Однако данное предложение главком ВСЮР не поддержал.

Такая система органов безопасности на Юге России существовала на протяжении всего периода нахождения у власти генерал-лейтенанта А.И. Деникина, вплоть до реорганизации штабов П.Н. Врангелем в мае 1920 г.

На Северо-Западе России Северный корпус 1 июня 1919 г. был переименован в Отдельный корпус Северной армии, 19 июня – в Северную армию, а 1 июля – в Северо-Западную армию[315].

9 августа КРО штаба армии передано в подчинение начальника разведывательного отделения штаба Северо-Западного фронта, а 31 августа возвращено обратно[316].

Функции контрразведки сводились к борьбе со шпионажем, выявлению в воинских частях и среди местных жителей сторонников советской власти, наблюдению за настроениями населения. Поскольку на занимаемой территории не существовало стабильного административного аппарата, то органам контрразведки и военной комендатуры приходилось осуществлять еще и функции местной власти. Некомпетентность, отсутствие необходимой и своевременной информации приводили к тому, что контрразведчики, осуществляя многочисленные аресты, нередко ошибались и задерживали невиновных людей, самоуправно вершили суд и исполняли вынесенные самими же приговоры. Во избежание недоразумений и излишних нареканий приказом по Северо-Западной армии № 136 от 1 июля 1919 г. специально оговаривалось, что функции контрразведки заканчиваются следствием и заключением по делу[317].

На Северо-Западе, так же, как и на Юге, отмечался рост не подконтрольных центральным органам военного управления контрразведок. Для урегулирования этого вопроса командующий Северо-Западной армией генерал-лейтенант А.П. Родзянко 27 сентября 1919 г. издал приказ № 237 об их расформировании[318]. Такие строгие меры оказались не лишними в связи с наступлением белых на Петроград.

Приказом по Северо-Западному фронту № 77 от 2 октября генерал от инфантерии Н.Н. Юденич вступил в командование Северо-Западной армией, вслед за чем, 9 октября, последовала реорганизация военно-управленческого аппарата. По штату контрразведывательное отделение вошло в состав отдела генерал-квартирмейстера штаба Северо-Западной армии[319].

Между армейским командованием и правительством постоянно шли трения, которые являлись серьезным препятствием для консолидации сил в борьбе с большевиками.

По приказу № 442 от 20 декабря 1919 г. все контрразведывательные отделения и пункты штабов армии, корпусов и дивизий подлежали расформированию, а вместо них приказом № 443 от того же числа учреждались отделения и пункты военного контроля[320].

Боевые действия, которые вела Северо-Западная армия под Петроградом с советскими войсками, закончились для нее серьезным поражением. Остатки белых войск отошли на территорию Эстонии, где были расформированы в январе 1920 г.

На северо-западном направлении действовало еще одно белогвардейское объединение – Западная добровольческая армия. Основой ее формирования явился Западный добровольческий корпус имени графа Келлера. 5 сентября 1919 г. все белогвардейские войска на территории Прибалтики были сведены в Западную добровольческую армию под командованием генерала-самозванца П.Р. Бермонта-Авалова, входившую в состав Северо-Западного фронта.

16 сентября в отделе генерал-квартирмейстера штаба армии было сформировано контрразведывательное отделение.

В связи с невыполнением П.Р. Бермонтом-Аваловым приказов главнокомандующего всеми русскими вооруженными силами на Северо-Западном фронте и враждебным выступлением латышских войск 9 октября 1919 г. войска Западной добровольческой армии были исключены из состава Северо-Западного фронта. 2 декабря 1919 г. объединение упразднили, а воинские части, находящиеся в подчинении П.Р. Бермонта-Авалова, стали именоваться «Войсковой группой генерал-майора князя Авалова».

Сведения о перевороте адмирала А.В. Колчака и отъезд в январе 1919 г. главы правительства Н.В. Чайковского в Париж усилили политическое размежевание в Северной области. Обстановка усложнилась из-за прибытия в Архангельск генерал-лейтенанта Е.К. Миллера, занявшего пост генерал-губернатора. Левые круги расценили это назначение как установление контрреволюционного курса, считая его типичным «российским военным диктатором»[321].

Генерал принял ряд мер для обеспечения безопасности режима. В частности, 1 февраля 1919 г. он добился переподчинения военно-регистрационного отделения военной канцелярии генерал-губернатора[322], что явилось своевременным шагом. Усилившееся общественное недовольство привело в феврале – марте 1919 г. к серии антиправительственных выступлений, организованных представителями левых социалистических кругов. В столь нестабильной политической ситуации Е.К. Миллер решил повысить статус контрразведки. На основании секретного приказа генерал-губернатора № 65 от 23 апреля 1919 г. произошло переименование отделения в военно-регистрационную службу (ВРС)[323].

После преобразования ВРО в ВРС ее центральный аппарат состоял из общей канцелярии, отдела дознания и регистрационной части (заведующий специальной регистрацией, регистрационный отдел, фотографический отдел и отдел пропусков). Ей подчинялись служба Архангельского военно-контрольного района, военно-регистрационное бюро в Онеге, Обозерский, Чекуевский, Селецкий и Емецкий военно-контрольные пункты, Архангельское, Холмогорское, Пинежское, Двинское, Онежское, Тарасовское, Железнодорожное, Мезенское, Тыловое, Мурманское отделения.

Численность военно-регистрационной службы, имевшей пирамидальную структуру, доходила до 450 человек (в октябре 1919 г. в центральном аппарате числилось 115 сотрудников вместе с рассыльными и сторожами)[324].

По подсчетам историка А.А. Иванова, в июне 1919 г. в войсках Северной области на одного контрразведчика приходился 101 военнослужащий, а в 6-й Красной армии на одного сотрудника особого отдела – 223, что демонстрирует численное превосходство белых над красными[325].

С целью повышения эффективности работы контрразведки 1 июня 1919 г. генерал-лейтенант Е.К. Миллер утвердил штат и «Временное положение о полевом военном контроле», на который возлагались задачи по обнаружению, предупреждению и пресечению деятельности агентов советской власти и содействующих им лиц в пределах Северной области. Учреждались полевые и тыловые отделения военного контроля. Первые действовали в районах дислокации войск, вторые – в тылу[326].

Согласно инструкции начальникам отделений полевого военного контроля в войсковых районах, утвержденной 28 июня 1919 г., на них возлагались задачи по сбору информации о состоянии расположенных в зоне их ответственности воинских частей, об отношениях между офицерами и солдатами, их настроениях, политических взглядах и т. д. Аналогичные сведения собирались и в отношении жителей населенных пунктов[327].

6 августа 1919 г. Верховный правитель назначил генерал-лейтенанта Е.К. Миллера главнокомандующим войсками Северного фронта, который 11 августа упразднил военную канцелярию генерал-губернатора, а ее дела и личный состав передал фронтовым органам военного управления. 3 сентября военно-регистрационная служба перешла в подчинение генерал-квартирмейстера штаба фронта[328].

В августе 1919 г. генерал-лейтенант Е.К. Миллер издал приказ, ужесточавший наказание для гражданских лиц, мешавших работе сотрудников ВРС. Нарушение данного приказа грозило либо тюремным заключением до 3-х месяцев, либо штрафом до 3000 рублей[329].

Уход интервентов из Северной области, а вместе с этим и ликвидация союзного военного контроля, совершенствование нормативно-правовой базы, увеличение финансирования послужило толчком к развитию белогвардейских контрразведывательных органов. Произошли изменения и в центральном аппарате ВРС. Он состоял из четырех подразделений: общей канцелярии, отдела дознаний, полевого контроля, регистрационной части. Низовыми подразделениями ВРС являлись служба Архангельского военно-контрольного района и отделение Военно-регистрационной службы Мурманского района[330].

Таким образом, для спецслужб Севера России также были характерны преемственность организационной структуры контрразведывательной службы самодержавия и Временного правительства. Несмотря на то, что создание союзного военного контроля в некоторой степени тормозило развитие белогвардейской контрразведки, ее руководителям удалось создать разветвленную систему войсковых органов безопасности с единым руководящим центром.

В ночь на 18 ноября 1918 г. в Омске восстало сибирское казачество, требуя отставки Директории и установления сильной власти. Офицеры и казаки арестовали левое крыло правительства – Н.Д. Авксентьева и В.М. Зензинова. Премьер-министр П.В. Вологодский созвал экстренное заседание совета министров, на котором было принято решение передать руководство военному командованию. Согласно принятому «Положению о временном устройстве власти в России», эта власть передавалась военному и морскому министру вице-адмиралу А.В. Колчаку, провозглашенному Верховным правителем и Верховным главнокомандующим всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России и произведенному в адмиралы[331].

После прихода к власти адмирала А.В. Колчака вся реальная политическая, административная и даже судебная власть сконцентрировалась в руках военных. Верховный правитель в своем воззвании «К населению России» от 18 ноября 1918 г. главной своей целью поставил «… создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и правопорядка…»[332]. Адмирал считал, что военная власть, которую он возглавляет как Верховный главнокомандующий вооруженными силами России, имеет верховенство над гражданской[333].

А.В. Колчак и его окружение понимали, что для достижения победы над противником важна четкая организация руководства войсками, и начали преобразование штабов.

В ходе реорганизации были проведены разграничения функций управлений и отделов штаба ВГК. Так, КРО из управления 1-го генерал-квартирмейстера передали в управление 2-го генерал-квартирмейстера, а 29 ноября 1918 г. на его базе сформировали центральное отделение военного контроля (ЦОВК), которое вошло в состав разведывательного отдела[334]. Возглавивший ЦОВК полковник Н.П. Злобин своим приказом обязал находившихся в его подчинении начальников отделений нижестоящих штабов докладывать все добытые ими сведения начальникам штабов и генерал-квартирмейстерам. Однако данный приказ вызывал противодействие со стороны руководителей военно-контрольных отделений и пунктов, сформированных капитаном И.И. Зайчеком.

Наличие в одном населенном пункте спецслужб различной подчиненности создавало неразбериху и препятствовало эффективному ведению оперативно-разыскной деятельности среди набиравших силу большевистских и эсеровских организаций. Поэтому в целях усиления армейских органов безопасности приказом начальника штаба Верховного главнокомандующего от 1 февраля 1919 г. начала создаваться вертикаль контрразведывательных органов во главе с отделом контрразведки и военного контроля (ОКРВК) управления генерал-квартирмейстера штаба ВГК, учрежденного вместо ЦОВК. Этим же приказом был объявлен штат ОКРВК, КРО при штабах армий (отделения контрразведки при штабах Сибирской, Западной и Оренбургской армий) и штабе 2-го армейского Сибирского Степного отдельного корпуса, КРП при штабах корпусов, входивших в состав армий, и в крупных населенных пунктах в прифронтовой полосе. Документом предписывалось, чтобы начальники контрразведывательных органов Ставки и штабов армий (отдельного корпуса) отчитывались перед соответствующими генерал-квартирмейстерами, начальники корпусных и местных контрразведывательных пунктов – начальниками вышестоящих органов[335].

Адмирал А.В. Колчак органы военного управления формировал по образцу и подобию царской армии. 30 ноября 1918 г. (приказ военного министра № 16 от 5 декабря 1918 г.) был образован Главный штаб военного министерства, в котором сосредотачивались сведения об организации и составе войск, по комплектованию личным составом, их устройству и внутреннему управлению, подготовке кадров, снабжению всеми видами довольствия и т. д. Таким образом, произошло разграничение сфер влияния фронтовых и тыловых органов военного управления в «белой» Сибири.

Со временем расширялись функции Главного штаба, что привело к изменению его структуры. 26 февраля 1919 г. в нем были учреждены квартирмейстерский и осведомительный отделы. Осведомительный отдел, руководитель которого непосредственно подчинялся помощнику начальника Главного штаба, состоял из разведывательного отделения, контрразведывательной части, главного цензурно-контрольного бюро и информационного отделения[336].

В марте 1919 г. началась очередная волна реорганизации тыловых военных учреждений. В состав военно-окружного управления входили военно-окружной совет, военно-окружной штаб, управление дежурного генерала, окружной архив, типография и команда штаба. В военно-окружном штабе было предусмотрено контрразведывательное отделение[337].

В тылу начала формироваться сеть контрразведывательных отделений и пунктов. На верху пирамиды находилась контрразведывательная часть осведомительного отдела Главного штаба (37 человек), состоявшая из центрального контрразведывательного отделения (ЦКРО) и центрального регистрационного бюро (ЦРБ)[338]. Ниже находились КРО управлений генерал-квартирмейстеров штабов Омского, Иркутского и Приамурского военных округов. Начальники контрразведывательных отделений руководили контрразведывательными пунктами, учрежденными на подведомственной территории. Так, в зоне ответственности Омского военного округа КРП были организованы в Славгороде, Барнауле, Бийске, Камене, Новониколаевске, Кузнецке, Томске, Тайге, Судженске; Иркутского – в Ачинске, Красноярске, Енисейске, Канске-Енисейском, Минусинске, Нижнеудинске, Бодайбо, Илимске, Черемхово; Приамурского – во Владивостоке, Верхнеудинске, Троицко-Савске, Чите, Сретенске, Благовещенске, Харбине, Никольск-Уссурийске, Николаевске, на станциях Маньчжурия, Пограничная, Куань-Ценцзы и Цицикар[339].

Общее руководство всей контрразведывательной работой осуществлял начальник осведомительного отдела Главного штаба. На начальника КРЧ возлагалась обязанность инспектировать нижестоящие КРО, контролировать расход финансовых средств, руководить разработкой отдельных дел, порученных центральному контрразведывательному отделению. ЦКРО занималось контрразведкой за границей, среди дипломатического корпуса, в центральных государственных учреждениях, а также разрабатывало отдельные дела, наблюдало за деятельностью некоторых представителей высших эшелонов власти. ЦРБ выполняло функции информационно-аналитического подразделения, а также составляло новые коды, способы тайнописи и секретной передачи сведений, вело архив, осуществляло переписку со всеми учреждениями по вопросам контршпионажа и т. д.[340]

Окружной генерал-квартирмейстер, подчиненный по вопросам контрразведывательной службы начальнику осведомительного отдела, осуществлял ближайшее руководство и наблюдение за организацией и ведением контрразведывательной службы в районе округа[341].

На начальника КРО штаба округа возлагались: организация в районе округа отдельных КРП, борьба со шпионажем, «сообщение центральному бюро регистрационного материала всех добытых сведений по организации шпионажа противника», «заведывание личным составом КРО и подготовка наблюдателей», составление сметы расходов и отчета о деятельности отделения и представление их окружному генерал-квартирмейстеру»[342].

Начальник контрразведывательного пункта подчинялся начальнику контрразведывательного отделения. На него возлагались «организация в районе пункта сети наблюдателей; выявление шпионских организаций и производство расследования по ним, заведование личным составом пункта, сообщение в ЦРБ регистрационных материалов и всех добытых связей по организации шпионажа противника, доклады начальнику гарнизона об общем положении и осведомление его о необходимых мероприятиях в районе пункта» и т. д.[343]

Предусматривалась координация деятельности контрразведывательных отделений внутренних округов с соответствующими структурами действующей армии и морского ведомства. Эта обязанность возлагалась на начальника Главного штаба через штаб ВГК и начальника штаба Морского министерства[344]. Но при существовавшем в колчаковской армии соперничестве между фронтовыми и тыловыми органами военного управления такая постановка вопроса высоких начальствующих лиц ни к чему не обязывала.

Весной прошла очередная реорганизация фронтовой контрразведки, приведшая, по мнению авторов, к ее децентрализации. 18 апреля 1919 г. начальник штаба ВГК приказом № 340 утвердил «Временное положение о контрразведывательной и военно-контрольной службе на театре военных действий», определявшее задачи и организацию органов безопасности на ТВД. Задача контрразведывательной и военно-контрольной службы заключалась в «обнаружении и обследовании неприятельских шпионов, а также лиц, которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически неприятелю… или посягают на нисположение существующего государственного строя и нарушения общественного порядка»[345].

Согласно приказу, безопасность войск и прифронтовой полосы обеспечивали контрразведывательная и военно-контрольная служба. Органами контрразведки являлись: отдел контрразведки и военного контроля штаба ВГК; контрразведывательное отделение штаба ВГК; контрразведывательные отделения штабов армий и корпусов; контрразведывательные пункты дивизий. КРО армий осуществляли организацию контрразведки в районе штабов, а также направляли работу в корпусах и дивизиях. К органам военно-контрольной службы относились: военно-контрольные отделения (ВКО) в районе армии при военно-административном управлении (ВАУ); ВКО военного округа на ТВД при помощнике начальника военного округа по военно-административному управлению; местные военно-контрольные отделения и пункты в районе армии и в районе округа на ТВД.

Границы контрразведывательных и военно-контрольных районов в пределах армии устанавливались распоряжением штабов армий.

Координацией их деятельности занимался генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем. Общее руководство контрразведывательной службой в корпусном районе, военно-контрольной службой в районе армии и округа на ТВД лежало на генерал-квартирмейстерах штабов армий, начальниках военно-административного управлений районов армий и помощниках начальников военного округа по военно-административному управлению на ТВД.

Контрразведывательный отдел штаба ВГК ведал общим руководством контрразведки, разрабатывал необходимые меры по борьбе с антигосударственными преступлениями и инспектировал нижестоящие органы контрразведки.

КРО Ставки организовывало контрразведывательное наблюдение за штабом ВГК, непосредственно занималось выявлением шпионских организаций и лиц, «благоприятствовавших неприятелю». Те же задачи решали и КРО армий в своей зоне ответственности, они также должны были руководить работой контрразведывательных органов в корпусах и дивизиях[346].

Контрразведке вменялось в обязанность следить за военнослужащими, а военному контролю – за гражданскими лицами. Данная система, по замыслу составителей документа, создавалась лишь на время Гражданской войны. В будущем работу контрразведки предполагалось ограничить борьбой со шпионажем, а военный контроль, «обеспечивающий порядок и общественное спокойствие», передать органам внутренних дел[347].

Однако, по компетентному мнению полковника Н.П. Злобина, образование военно-контрольных органов при военно-административном управлении, дублировавших деятельность КРО и КРП, подчиненных штабам армий, корпусов и дивизий, приводило к нежелательным трениям между ними: военно-контрольные отделения ВАУ создавались в тех же населенных пунктах, где организовывались местные КРО и КРП. Критикуя упомянутый приказ № 340 за разделение контрразведки на собственно контрразведку и военный контроль, Н.П. Злобин указывал, что этот приказ «создавал таким образом целый ряд параллельных учреждений, совершенно тождественных по существу… и даже объединенных одним и тем же высшим органом власти – отделом военного контроля и контрразведки Штаба Верховного главнокомандующего. Даже все инструкции и штаты…составлены по одному шаблону. Не указано ни мотивов, ни существа разграничения», лишь оговорено, что военный контроль в будущем будет передан в МВД, так как основная функция контрразведки – борьба со шпионажем, а военного контроля – обеспечение государственного порядка. Фактически контрразведка контролировала военную сферу, а военный контроль – гражданскую, но в реальности захватывал и то и другое, что привело, по выражению автора цитируемого документа (сохранившегося в подлиннике), к «двоевластию». Автор докладной записки предлагал слить воедино оба органа до победы над большевиками, аргументируя тем, что даже в годы Первой мировой войны шпионаж и антигосударственная деятельность часто пересекались, а уж в Гражданскую войну – и подавно. Одновременно он предлагал увеличить штаты контрразведки и число ее органов, доведя их не только до уровня штабов дивизий и населенных пунктов (как это уже было после упомянутого приказа генерал-майора Д.А. Лебедева – ранее низшим звеном контрразведки был штаб корпуса), но и до многочисленных контрразведывательных постов. По словам полковника Н.П. Злобина, недостаточность штатов контрразведки при огромном объеме работы вынуждала то и дело прикомандировывать к ней «для поручений» армейских офицеров[348].

Следует непременно отметить, что «Временным положением» определялась задача контрразведывательной и военно-контрольной службы (КРиВКС), которая заключалась в «обнаружении и обследовании неприятельских шпионов, а также лиц, которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически благоприятствуют неприятелю… или посягают на неисположение существующего государственного строя и нарушения общественного порядка»[349].

Кстати, «Временным положением о военной контрразведке во внутренних военных округах», утвержденным военным министром 26 марта 1919 г., «тыловой» контрразведке также вменялась в обязанность борьба со шпионажем и лицами, «которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически благоприятствуют неприятелю в его враждебной деятельности против России и союзных с ней государств»[350].

Обратим внимание, что вторая формулировка задачи является точной копией «Временного положения о контрразведывательной службе во внутреннем районе», утвержденного помощником военного министра генералом Новицким 23 апреля 1917 г.[351] Следует подчеркнуть, что этот документ готовился после ликвидации Временным правительством Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов, т. е. в ситуации, когда противодействовать леворадикальным партиям, сепаратистам и националистам в России было некому.

Была ли необходимость оставлять за военной контрразведкой функции политического сыска? Думается, что в условиях Гражданской войны, когда действующая армия и тыловые районы подвергались интенсивному воздействию враждебных элементов, такая мера являлась оправданной. В поле зрения контрразведки находились большевистские подпольные группы, эсеровские и другие общественные организации, пресса, неблагонадежные военные и политические деятели, дезертиры, рабочие коллективы, казачьи атаманы, недовольное крестьянство, спекулянты и т. д. «Вакханалия спекуляции и страшных интриг – вот почти единственный источник того, что у нас до сего времени еще фронт, что мы еще не победили, – писал начальник отдела контрразведки и военного контроля полковник Н.П. Злобин. – Со всем этим должна вестись борьба и в настоящее время повсеместной войны во всей области жизни армии и ее тыла должна быть допущена контрразведка»[352].

Широкие функции контрразведки еще объяснялись и тем, что, кроме нее, защищать колчаковскую власть от многочисленных противников на тот момент было фактически некому. Как было сказано ранее, Верховный правитель только 7 марта 1919 г. утвердил постановление Совета министров об учреждении государственной охраны и соответствующих управлений на местах, которые не везде были сформированы. И армейское командование, и руководство МВД, создавая свои органы безопасности по образцу и подобию Российской империи, не позаботились о разграничении функций или сфер ответственности, или же взаимодействии друг с другом, что привело к дублированию и параллелизму в работе между двумя структурами.

Верховная власть была озабочена натянутыми отношениями между штабом ВГК и военным министерством и предприняла попытки к их урегулированию. В мае 1919 г. начались новые реорганизации органов военного управления, результатом которых, по мнению помощника начальника штаба Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта А.П. Будберга, «является создание невероятно громоздкой ставки, вбирающей в себя часть отделов военного министерства»[353]. 25 июня 1919 г. приказом начальника штаба ВГК № 558 была объявлена структура центральных органов военного управления, во главе которой стоял адмирал А.В. Колчак и Ставка. Его ближайшими помощниками являлись начальник штаба и военный министр. Штаб ВГК, Военное министерство и Главное управление по делам казачьих войск объявлялись высшими органами военного управления[354].

Вопросы контрразведки и военного контроля как в действующей армии, так и в тыловых военных округах, а также цензуры, печати, осведомления[355] и пропаганды возлагались на управление 2-го генерал-квартирмейстера при ВГК, которое было окончательно сформировано к 9 июля 1919 г. В его состав вошли разведывательный, контрразведки и военного контроля, осведомительный отделы, а также главное военное цензурно-контрольное бюро, канцелярия, особое отделение и технический подотдел[356].

Важно также отметить, что частые преобразования, проводимые военачальниками, мало знакомыми с методами работы органов контрразведки, вносили путаницу в их организацию и деятельность.

Но при этом реорганизация не затронула всей системы, которая продолжала оставаться громоздкой и трудно управляемой. Как отмечал 2-й генерал-квартирмейстер штаба ВГК генерал-майор П.Ф. Рябиков, сложно «…было направлять работу в армиях на всей громадной территории Сибири и Дальнего Востока. Большое количество контрразведывательных органов, постоянная между ними нездоровая конкуренция, сопровождаемая иногда “подсиживанием” друг друга и взаимными интригами, отнимала много времени для очищения… контрразведывательной атмосферы»[357].

20 августа 1919 г. полковник Н.П. Злобин представил генерал-майору П.Ф. Рябикову доклад, в котором предлагал создать единую вертикаль органов безопасности. Суть проекта заключалась в упразднении военно-контрольных отделений на ТВД и передаче их функций военной контрразведке[358].

К концу лета 1919 г. положение на фронте значительно изменилось. Инициатива перешла к Красной армии. После взятия Челябинска ей открылась дорога в глубь Сибири. 6 августа войска Восточного фронта стали преследовать колчаковцев в двух направлениях: 3-я армия – на Ялуторовск, Тюмень, 5-я – вдоль железной дороги Челябинск – Курган. Отсутствие координации в деятельности фронтов, большие потери в живой силе и технике, усталость войск и отсутствие резервов усугубляли положение колчаковской армии. Громоздкая система центрального военного управления оказалась малопригодной в создавшихся условиях.

Приказом № 762 от 10 августа 1919 г. было объявлено о расформировании штаба Восточного фронта. Распоряжением начальника штаба ВГК от 17 августа вновь сформирован Походный штаб фронта, в составе которого находился разведывательный отдел, а при нем – контрразведывательная часть[359].

Приказ от 2 сентября 1919 г. № 997 ограничился лишь переименованием органов военного контроля в местные органы контрразведки, оставив их в структуре военно-административных управлений районов армий. Контрразведывательные отделения и пункты армейских штабов были переименованы в войсковую контрразведку[360].

Став начальником штаба Восточного фронта, генерал П.Ф. Рябиков, видимо, из-за большой загруженности работой, поступил вопреки рапорту полковника Н.П. Злобина – передал всю контрразведку военно-административному управлению. «После ряда совещаний с генералом Домонтовичем (главный начальник военно-административного управления района Восточного фронта. – Авт.) мною был составлен доклад о передаче дела управления контрразведкой и военным контролем в ведение военно-административного управления, имевшихся при армии и в тыловом округе, – писал П.Ф. Рябиков. – Всяческое содействие контрразведке и военному контролю должна была оказывать наружная и уголовная милиция, а также милиция железнодорожная»[361].

После реорганизации задачи органов безопасности остались прежними: войсковая контрразведка занималась ликвидацией неприятельских шпионов и агитаторов в войсках, местным органам контрразведки вменялось в обязанность ведение борьбы с антигосударственными элементами страны. С целью выяснения отношения войск и населения к существующему строю агентура насаждалась во все подразделения, вплоть до рот и эскадронов, и во все населенные пункты[362].

1 октября 1919 г. был издан приказ начальника штаба ВГК № 1184 об образовании из Ставки и Походного штаба ВГК управлений Восточного фронта: полевого управления артиллерии фронта, полевого инспектора инженеров фронта, главного начальника военно-административного управления, осведомительного управления и личного конвоя главкома армиями Восточного фронта. Контрразведывательный отдел штаба ВГК был переподчинен главному начальнику военно-административного управления фронта. Заметим, что генерал-квартирмейстер непосредственно подчинялся начальнику штаба фронта, а главный начальник военно-административного управления – главнокомандующему фронтом[363].

Осенью 1919 г. руководителям колчаковских спецслужб становилось понятно, что поражение армии – дело времени, и они начинают подготовку к подпольной работе. При отступлении войск контрразведка оставляла в тылу противника офицеров для создания партизанских отрядов, организации восстаний, взрывов мостов, диверсий на железных дорогах и линиях связи. Когда об этом стало известно особым отделам и местным ЧК, они предприняли меры для их задержания[364].

Главным итогом 1919 г. явились разгром армий генерала А.И. Деникина и адмирала А.В. Колчака, ликвидация наиболее сильных белогвардейских государственных образований и их органов безопасности и в то же время – укрепление большевистской диктатуры и ее основного репрессивного инструмента органов безопасности, в том числе особых отделов ВЧК.

В феврале 1920 г. в Москве состоялась IV Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий. В соответствии с принятыми на конференции решениями правовое положение особых отделов губернских ЧК изменилось. Ограничивалась их автономность. Если раньше особые отделы, входя в состав губчека, финансировались и подчинялись органам военного ведомства, то теперь конференция предоставила коллегии губчека право осуществлять контроль за всей деятельностью особого отдела, а также расходованием финансовых средств по гласным и секретным кредитам. В руководящем и организационном отношениях особые отделы подчинялись особому отделу ВЧК[365].

В это время уделялось серьезное внимание совершенствованию внешней разведки. Так, в приказе по особому отделу от 27 февраля 1920 г. № 35, подписанном начальником особого отдела В.Р. Менжинским, обращалось внимание на необходимость направлять за кордон, в тыл польских войск, опытных чекистов для выявления каналов, по которым поляки забрасывали свою агентуру на российскую территорию. Более того, в приказе указывалось, что наиболее опытным контрразведчикам, переходившим уже линию фронта, поставить задачу проникнуть в неприятельскую разведку.

Этот приказ реализовывался на практике. В частности, в записке от 20 марта 1920 г., подготовленной секретно-оперативным управлением ВЧК на имя В.Р. Менжинского, говорилось, что среди арестованных польских граждан, а также взятых в плен польских легионеров имеются польские шпионы, сведения о которых получены от наших контрразведчиков из Польши.

В инструкции для отделения зарубежной информации, относящейся к периоду работы иностранного отделения особого отдела ВЧК, указывалось, что при каждой дипломатической и торговой миссии РСФСР в капиталистических странах имелись резиденты, которые занимали официальное положение в миссии, и о них знал лишь один человек, возглавляющий миссию. В помощь резиденту имелись два или один сотрудник миссии, находившиеся в ведении резидента. Перед резидентами инструкция ставила задачу: проникнуть агентурным путем в контрреволюционные организации и поддерживать связь с агентами, регулярно направлять информацию в центр. Причем каждый резидент должен был не реже одного раза в неделю отсылать в центр сведения в шифрованном виде. В отдельных случаях периферийным иностранным отделениям поручалось поддерживать связь с агентами, находившимися в близлежащих странах. В капиталистические государства, с которыми у РСФСР еще не было дипломатических отношений, предписывалось направлять секретных агентов органов ВЧК нелегально[366].

Кроме того, предусматривалось, что по мере надобности агенты-нелегалы направлялись и в те страны, где имелись резидентуры ВЧК, но ввиду особой важности агента и для большей конспирации его таковой не вводится в общую сеть резидентской агентуры, оставаясь связанным непосредственно с особым отделом.

Организация резидентур в иностранных государствах осуществлялась органами ВЧК только с разрешения ЦК РКП(б).

В этот же период началось создание агентурного аппарата за рубежом и по линии Регистрационного управления (Региструпр) Полевого штаба Реввоенсовета Республики. В связи с этим были приняты меры для координации разведывательной деятельности особого отдела ВЧК и его периферийных органов с Региструпром и его подразделениями на местах.

В 1920 г. ОО ВЧК и Региструпром была издана специальная директива, обязывавшая начальников особых отделов и регистрационных отделений, действовавших в одном районе, поддерживать постоянную связь и оказывать друг другу полное содействие, в частности обмениваться информацией, помогать в переброске секретных сотрудников за границу и т. д.

Начало 1920 г. было успешным для Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА). В феврале части 6-й советской армии разгромили белую армию генерала Е.К. Миллера и заняли Архангельск. Ее остатки были вынуждены эвакуироваться из города и искать пристанища за границей.

В результате успешно проведенной Кавказским фронтом стратегической наступательной операции ВСЮР были окончательно разгромлены. Деморализованный поражением и испытывающий давление англичан, А.И. Деникин сложил с себя командование армией и руководство правительством. Своим последним приказом по войскам он назначает своим преемником генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля.

Новый главнокомандующий ВСЮР (28 апреля переименованы в Русскую армию) в марте 1920 г. провел переформирование органов военного управления. В структуре штаба главкома остались управления 1-го и 2-го генерал-квартирмейстеров, дежурного генерала, начальника военных сообщений, инспектора артиллерии, полевого санитарного инспектора и начальника снабжения. 29 марта главнокомандующий Русской армией непосредственно подчинил себе, помимо начальника штаба, еще начальников военного и морского управлений и др.[367]. 3 мая генерал П.Н. Врангель приказом № 3116 объединил органы контрразведки штаба главкома, военного и морского управления под руководством начальника военного управления в виде особой части[368].

После ревизии, проведенной сенатором П.Г. Кальницким, 26 мая главнокомандующий преобразовал контрразведывательные структуры в наблюдательные пункты при штабах корпусов и дивизий, а более мелкие структуры (на уровне штабов полка, батальона, отдельного отряда) полностью упразднил.

Двумя днями позже, 28 мая, был издан приказ № 3248 об «упорядочении дела» контрразведывательных органов (наблюдательных отделений), согласно которому борьба «с коммунистическими организациями и большевистскими агентами» возлагалась лишь на наблюдательные пункты при штабах корпусов, дивизий и другие, подчиненные наблюдательному отделению. Комендантам городов и другим представителям власти запрещалось самостоятельно создавать наблюдательные органы. Виновных в неисполнении приказа предписывалось предавать суду[369].

Следующим шагом, как уже отмечалось выше, явилось создание особого отдела при штабе Русской армии – органа, объединявшего органы военной контрразведки и политического сыска.

8 июля 1920 г. генерал-лейтенант П.Н. Врангель своим приказом возложил на чинов «прокурорского надзора военного и военно-морского ведомства в прифронтовой полосе и гражданского ведомства в тыловом районе» наблюдение за производством дознаний по делам о государственных преступлениях[370]. Все возникающие затруднения разрешались либо главным военным прокурором, либо прокурором судебной палаты. Таким образом, впервые с начала Гражданской войны власти предприняли попытку поставить под контроль чинов прокуратуры контрразведку и политический розыск.

Как повлияли проведенные организационные мероприятия на оздоровление обстановки в контрразведке – нет однозначного мнения среди участников тех событий и, соответственно, современных исследователей. Например, французский историк Н. Росс, сославшись на признание председателя Таврической губернской земской управы В.А. Оболенского, обращает внимание, что «разбои и насилия контрразведки почти прекратились, а уличенные в злоупотреблениях ее чины наказывались»[371].

В то же время биограф главкома Русской армией В.Г. Краснов пишет о нарушениях законности в Крыму, массовых арестах и преступных элементах в составе контрразведывательных органов[372].

Пожалуй, в определенной степени правы обе стороны. Надо полагать, попытки поставить работу контрразведки под контроль правоохранительных органов военными властями предпринимались. Но вряд ли они были результативными во время разгула преступности, активной работы большевистского подполья и не разрешенной кадровой проблемы в наблюдательных пунктах.

Однако руководителям врангелевских органов безопасности так и не удалось четко организовать работу оперативных подразделений. Иногда предпринятые усилия сводились на нет наличием в одном населенном пункте нескольких разыскных подразделений, имевших разную ведомственную подчиненность. Например, в Севастополе одновременно функционировали наблюдательные пункты особого отдела, Ставки, железнодорожный пункт № 12, особая часть штаба командующего флотом и государственный розыск. Руководимые различными учреждениями, эти структуры конкурировали между собой, тем самым проваливали агентуру друг друга и скрывали лиц, подлежавших аресту[373]. При этом, избежав ареста представителями одной контрразведки, можно было попасть в застенки другой.

Когда Русская армия вела оборонительные бои в Крыму, у руководителей врангелевской контрразведки не вызывал сомнения исход войны, поэтому они стали готовиться к подпольной работе. Для этой цели в Константинополе предполагалось создать законспирированную организацию для ведения разведывательной и иной подрывной деятельности против Советской России, а также для борьбы с большевистской агентурой. По некоторым сведениям, этот проект был реализован[374].

С падением белого Крыма организованное вооруженное сопротивление власти большевиков в европейской части России было прекращено.

После разгрома армии П.Н. Врангеля работа особых отделов приспосабливалась к новым условиям, связанным с переходом Красной армии на военно-окружную систему, отменой мобилизации и переводом воинских частей на положение трудовых армий.

Согласно данным организационного отчета ВЧК, подготовленного и изданного в декабре 1921 г., особые отделы имелись во всех дивизиях, армиях и фронтах, в созданных к тому времени военных округах, в подавляющем большинстве губернских чрезвычайных комиссий[375].

Такая организация военной контрразведки просуществовала до реформы органов безопасности в 1922 г., в ходе которой предполагалось резко сузить их компетенцию и ограничить задачей борьбы с особо опасными политическими преступлениями.

Создание органов военной контрразведки противоборствующими сторонами – следствие необходимости обеспечения внешней и внутренней безопасности воюющих армий. Красной армии контрразведка досталась от распавшейся русской армии. Белые свою спецслужбу создавали по прежним лекалам. Большевики, не обремененные прежними догмами, быстро выдернули военную контрразведку из недр армии, наделили ее функцией политического розыска и подчинили ВЧК. Контрразведка белых, выполнявшая функцию по обеспечению безопасности не только вооруженных сил, но и государственных образований в целом, находилась в подчинении армейских штабов. И лишь на заключительном этапе войны произошло организационное слияние в одну структуру органов военной контрразведки и политического розыска: в Крыму под началом штаба Русской армии, а на Дальнем Востоке – МВД. Об этом будет подробнее сказано ниже.

Органы безопасности на транспорте

В условиях войны с особой остротой стоял вопрос о налаживании бесперебойной работы транспорта, в первую очередь железнодорожного. Нужно было обеспечить доставку людей, вооружения, снаряжения и продовольствия для Красной армии, которая вела ожесточенные бои с противником на всех фронтах. Требовалось снабдить сырьем действовавшие заводы и фабрики, а продовольствием и товарами первой необходимости – жителей городов и других населенных пунктов.

Между тем железнодорожные линии и подвижной состав, морские и речные суда, порты были значительно разрушены в результате войны. Работу транспорта в большой степени дезорганизовывали саботаж, спекуляция и хищения, принявшие массовые масштабы.

Для борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и должностными преступлениями в учреждениях и организациях транспорта в соответствии с декретом СНК от 16 февраля 1918 г. была образована Всероссийская межведомственная чрезвычайная комиссия по охране дорог[376]. Она формировалась из представителей комиссариатов путей сообщения, продовольствия и военного и имела свои подразделения (комиссии, военно-продовольственные отряды, отдельных комиссаров) на каждой железной дороге.

Комиссия в своей деятельности ограничивалась физической охраной железных дорог и перевозимых грузов, мер по борьбе с антисоветскими выступлениями не принимала. Железнодорожная охрана комплектовалась главным образом из безработных железнодорожников. Были там и бывшие жандармы, полицейские, члены «Союза русского народа» и т. п. Сотрудники железнодорожной охраны нередко сами выступали в защиту контрреволюционеров, спекулянтов, устраивали самочинные обыски, реквизиции и конфискации, похищали из вагонов и со складов продовольствие и промышленные товары. В Брянске, Кандалакше, Рыбинске и других городах они выступили против Советов[377].

Для большевиков назрела насущная потребность принятия экстренных мер по налаживанию приемлемой работы транспорта. Вопрос о передаче охраны транспорта в ведение ВЧК был поставлен на I Всероссийской конференции ЧК. Конференция, исходя из анализа политического и экономического положения страны и состояния борьбы с контрреволюцией на транспорте, обратилась в СНК с предложением передать охрану всей железнодорожной сети в ведение чрезвычайных комиссий[378].

Вскоре необходимость привлечения ВЧК к охране транспорта стала для большевиков еще более очевидной. 1 июля контрреволюционеры подожгли железнодорожные мастерские в Туле, на следующий день огромный пожар возник на товарной станции Симоново Московско-Казанской железной дороги. На станции Рыбинск по инициативе меньшевиков и правых эсеров 2 июля был образован стачечный комитет, который разослал по Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороге телеграмму с требованием прекратить движение, не пропускать эшелоны на чехословацкий фронт[379].

17 июля 1918 г. Совнарком упразднил Всероссийскую чрезвычайную комиссию по охране дорог и образовал вместо нее Управление по охране путей сообщения при Народном комиссариате путей сообщения (НКПС)[380]. В задачи управления входило содействие партийным и дорожным организациям в осуществлении мер по обеспечению планомерного снабжения населения продовольствием и предметами первой необходимости, борьба со спекуляцией, с незаконным провозом грузов и т. д. Функции борьбы с контрреволюцией и должностными преступлениями на железных дорогах решено было передать органам ЧК[381].

26 июля СНК принял обращение ко всем железнодорожникам, в котором извещал о принятии постановления о создании при ВЧК специального отдела для борьбы с врагами советской власти на железных дорогах и призвал рабочих и служащих железнодорожного транспорта защищать завоевания революции и свою рабоче-крестьянскую власть[382].

В соответствии с этим обращением 3 августа 1918 г. в Москве было созвано совещание представителей губернских ЧК с участием также представителей НКПС, Госконтроля и Центротекстиля для рассмотрения вопросов, связанных с организацией чекистских аппаратов на транспорте.

На совещании была принята инструкция железнодорожным ЧК, в которой определялись организация и система, задачи деятельности транспортных ЧК, характер взаимоотношений с администрацией железных дорог и профессиональными организациями железнодорожников.

Согласно инструкции, железнодорожный отдел ВЧК являлся высшей инстанцией по отношению ко всем местным транспортным комиссиям. Для непосредственного выполнения ими задач по борьбе с контрреволюцией, саботажем и другими преступными проявлениями, а также по обеспечению революционного порядка на объектах транспорта железнодорожные отделы создавались при округах путей сообщения[383] и при губернских ЧК. В свою очередь губернские чрезвычайные комиссии создавали на крупных узлах и пограничных станциях железнодорожные отделения, а на линейные станции назначали комиссаров; в оперативной деятельности комиссары подчинялись отделениям, а отделения – железнодорожным отделам[384].

Окружные отделы подчинялись непосредственно железнодорожному отделу ВЧК. Они осуществляли руководство и контроль за деятельностью железнодорожных отделов губчека на территории этих округов. Таким образом, железнодорожные отделы при губчека фактически находились под двойным контролем – самих губчека и окружных отделов ЧК.

Транспортные подразделения ВЧК обязывались вести борьбу со всеми контрреволюционными проявлениями, саботажем, спекуляцией, взяточничеством, хищениями перевозимых грузов, пресекать мешочничество, обеспечивать порядок в общественных местах и поездах, бороться со злоупотреблениями по службе работников транспорта. В их обязанности входило также следить за правильным исполнением железнодорожной администрацией и пассажирами постановлений и распоряжений советского правительства и отдельных наркоматов, оказывать помощь железнодорожникам и представителям военного ведомства в передвижении войск, военных грузов, продовольствия и пассажиров, обеспечивать безопасность движения поездов.

Свою работу транспортные ЧК должны были вести в тесном контакте с железнодорожными организациями, опираться на их помощь, но не вмешиваться в технико-распорядительную деятельность последних.

После совещания (3–4 августа 1918 г.) вопрос о создании в аппарате ВЧК специального отдела по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем на железных дорогах был внесен на рассмотрение Совнаркома. 7 августа 1918 г. СНК принял подписанное В.И. Лениным постановление, в котором говорилось: «…при Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией организовать особый Железнодорожный отдел»[385]. Принятие этого документа положило начало процессу создания системы органов борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем на транспортных коммуникациях Республики.

Процесс формирования железнодорожных отделов при губчека, а также окружных отделов проходил медленно и с большими трудностями, что обусловливалось рядом причин, главной из которых бала нехватка кадров чекистов, работавших ранее на транспорте. Активную роль в создании транспортных ЧК играл иногородний отдел ВЧК, который неоднократно обращался к губчека с предписаниями ускорить эту работу, направлял на места своих представителей для оказания практической помощи.

К августу 1918 г. железнодорожные отделы были образованы почти при всех губернских ЧК. Одновременно создавались железнодорожные отделения и назначались комиссары[386]. Так, 15 августа 1918 г. был создан железнодорожный отдел на Московском узле, а на всех московских вокзалах – железнодорожные отделения. 30 августа организовался отдел на Мурманской железной дороге. 2 сентября на заседании Калужского губчрезвкома было принято решение об организации железнодорожного отделения на станции Калуга и назначении комиссаров на линейные станции. Железнодорожная охрана осталась в ведении НКПС и занималась охраной железнодорожных путей, сооружений, складов и т. п.[387]

Практика деятельности железнодорожных отделов ЧК на местах показала, что многие из них начали проявлять тенденцию к сепаратизму, стремились работать обособленно от других подразделений губчека. В целях пресечения подобных явлений 3 октября 1918 г. ВЧК направила на места разъяснение, в котором указала, что действия руководителей железнодорожных отделов противоречат обращению Совнаркома от 26 июля, в соответствии с которым эти отделы должны действовать в полном согласии с другими подразделениями губернских ЧК и под их контролем. Губернским ЧК было предложено подчинить железнодорожные отделы иногородним отделам.

С 25 по 28 ноября 1918 г. в Москве состоялась II Всероссийская конференция ЧК, сыгравшая важную роль в совершенствовании структуры чекистских органов, в том числе и ЧК на транспорте. Так, заслушав доклад члена коллегии ВЧК В.В. Фомина об организации борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности на транспорте, конференция постановила образовать при ВЧК транспортный отдел (ТО), который распространял бы свою деятельность не только на железные дороги, но и на водные и шоссейные пути сообщения, а также на почтово-телеграфные учреждения[388]. Во всех городах, где находились окружные железнодорожные управления, предусматривалось создать соответствующие ТО при губернской или областной ЧК, подчиненные непосредственно ТО ВЧК. Губернские и областные ЧК, согласно постановлению конференции, сохраняли за собой по отношению к транспортным отделам лишь контрольно-следственные функции[389].

По решению конференции транспортные органы ВЧК наряду с выполнением основных задач по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией принимали от железнодорожной охраны функции уголовного розыска и обязывались совместно с представителями НКВД решать вопросы, связанные с выдачей пропусков на право проезда по железным дорогам и водным путям, осуществлять контроль грузов и пассажиров и наблюдать за общим порядком в полосе отчуждения[390].

Начальником транспортного отдела ВЧК был назначен член компартии с 1909 г. И.П. Жуков, бывший член Верховного трибунала при ВЦИК.

К началу 1919 г. сеть чекистских органов на транспорте представляла собой: транспортные отделы при ВЧК и при губернских ЧК; отделения по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности (железнодорожные ЧК (ЖЧК) на железнодорожных узлах и крупных станциях; комиссаров ЧК на небольших станциях и пристанях.

Организационному укреплению транспортных чрезвычайных комиссий, более четкому определению их функций и объема полномочий служило и принятое 1 марта 1919 г. постановление СРКО «Об урегулировании взаимоотношений между ВЧК, ЖЧК и НКПС», в основу которого был положен подготовленный В.И. Лениным 28 февраля 1919 г. проект[391]. Оно дополнило постановление СРКО «О невмешательстве железнодорожных ЧК в распоряжения железнодорожной администрации» от 24 февраля 1919 г.[392]

В этих документах излагались правила взаимодействия транспортных ЧК с железнодорожной администрацией в целях повышения эффективности работы железных дорог. Для этого же в транспортный отдел ВЧК вошли представители Наркомвоена и член коллегии НКПС.

Транспортным ЧК вменялось в обязанность наблюдать за своевременной разгрузкой железнодорожных составов соответствующими органами и организациями и в случае невыполнения работ в назначенный чрезвычайной комиссией срок привлекать их к ответственности. При контроле за выполнением этих работ, а также при обеспечении продвижения военных грузов транспортная ЧК действовала совместно с комендантами станций. Окружным транспортным отделам предоставлялось право применять высшую меру наказания или же предавать суду военно-революционного трибунала лиц, уличенных во взяточничестве, в хищении грузов и железнодорожных материалов, а также железнодорожников, систематически занимавшихся саботажем. Кроме того, определялся порядок пользования органами ЧК железнодорожным телеграфом и обеспечения чекистов продовольствием[393].

Структура транспортных органов ВЧК в годы Гражданской войны неоднократно менялась. В мае 1919 г.[394] в связи с преобразованием округов путей сообщения в дорожные управления НКПС произошло упразднение окружных транспортных отделов ЧК. Вместо них были созданы дорожные транспортные чрезвычайные комиссии как органы управления всеми отделениями ТЧК на железной дороге. ТЧК, деятельность которых распространялась на два и более железнодорожных и водных путей сообщения, стали называться районными транспортными чрезвычайными комиссиями (РТЧК). При узловых станциях и основных депо создавались участковые транспортные чрезвычайные комиссии (УТЧК)[395]. Такие же комиссии образовывались и при крупных пристанях. Транспортные ЧК теперь не подчинялись губернским чрезвычайным комиссиям. ТЧК создавались по экстерриториальному принципу, то есть в соответствии с административным делением НКПС. Высшей инстанцией для них являлся транспортный отдел ВЧК[396].

В соответствии с положением от 10 мая 1919 г. транспортный отдел ВЧК состоял из четырех подразделений: общей части, инспекции, специальной части и следственной части. Общая часть решала вопросы административного характера на основе указаний и постановлений коллегии ТО ВЧК. Инспекция занималась вопросами комплектования, расстановки и воспитания личного состава местных органов ТО ВЧК, вела делопроизводство, осуществляла надзор за точным выполнением местными ЧК распоряжений и постановлений советского правительства по транспорту и руководящих указаний транспортных ведомств. Специальная часть ведала вопросами секретного сыска (разведки). Следственная часть осуществляла контроль за следственной работой местных ЧК, рассматривала апелляционные дела и подготавливала для доклада ВЧК уголовные дела на арестованных, в отношении которых предполагалось применение высшей меры наказания.

Во главе транспортного отдела находились заведующий и два его помощника, а также заведующие частями. Кроме того, в состав отдела входили представители военного ведомства и НКПС.

На местные транспортные ЧК возлагались такие задачи, как борьба с контрреволюцией, саботажем, преступлениями по должности и другими уголовными преступлениями на железных дорогах, водных и шоссейных путях сообщения, наблюдение за порядком на станциях и пристанях.

Одновременно были приняты меры по обеспечению взаимодействия транспортных и территориальных ЧК. В частности, на III Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий (июнь 1919 г.) было принято дополнение к приказу ВЧК от 11 мая 1919 г., согласно которому представители губернских чрезвычайных комиссий должны были входить в РТЧК и УТЧК в качестве членов коллегий. Одновременно председатели транспортных ЧК должны были являться членами коллегий губернских ЧК.

Гражданская война требовала надежного обеспечения порядка и безопасности на железных дорогах, повышения их пропускной способности, сосредоточения усилий транспорта на удовлетворении нужд обороны. С этой целью СНК ввел в ночь с 29 на 30 ноября 1918 г. военное положение на всех железных дорогах. Служащие НКПС объявлялись призванными на военную службу. В приоритетном порядке железные дороги обеспечивали выполнение военных заданий. Для реализации военного положения на железных дорогах каждого фронта назначались чрезвычайные военные комиссары, которые утверждались Реввоенсоветом Республики и подчинялись члену РВСР – наркому путей сообщения. СНК утвердил также «Положение о чрезвычайных Военных комиссарах железных дорог», в котором в общих чертах определил их задачи, права и обязанности[397].

В июле 1919 г. для проведения в жизнь военного положения на железных дорогах вместо чрезвычайных военных комиссаров был введен институт особоуполномоченных СРКО, которым подчинялись транспортные ЧК.

12 ноября 1919 г. Совет рабочей и крестьянской обороны упразднил институт особоуполномоченных СРКО. Для реализации военного положения и содействия снабжению железнодорожного транспорта топливом был образован Особый комитет из трех лиц, подчиненный непосредственно Совету рабочей и крестьянской обороны. Находясь в ведении СРКО, Комитет получил в свое подчинение аппарат транспортного отдела ВЧК для осуществления мероприятий по реализации военного положения и содействия снабжению железных дорог топливом. При этом о своей деятельности Комитет регулярно отчитывался перед ВЧК, НКПС и РВСР[398].

Несмотря на создание чрезвычайных органов по проведению военного положения на железных дорогах, разруха на транспорте продолжала углубляться. Вместе с тем в СРКО стали поступать сведения о том, что сотрудники Особого комитета и транспортных ЧК вмешивались в административно-техническую сторону работы железнодорожных администраций, препятствуя тем самым восстановлению транспорта.

16 января 1920 г. СРКО упразднил Особый комитет по проведению военного положения на железных дорогах, передав его обязанности и личный состав Наркомату путей сообщения и транспортному отделу ВЧК. Совет рабочей и крестьянской обороны также принял постановление о реорганизации транспортного отдела ВЧК, в соответствии с которым на ТО ВЧК и его местные органы были возложены следующие задачи:

а) борьба с контрреволюцией, злостным или организованным саботажем и спекуляцией на железных дорогах;

б) исполнение заданий ответственных лиц железнодорожной администрации во всех тех случаях, когда последняя обращается к ТО ВЧК и ее органам за оказанием содействия по принятию мер осведомления, розыска, пресечения, задержания отдельных лиц и т. п.;

в) систематическое осведомление соответствующих органов НКПС о состоянии транспорта, поскольку ТО ВЧК и его органы при исполнении своих прямых обязанностей получают сведения, имеющие значение для НКПС[399].

Помимо этого о каждом случае обнаружения служебного преступления или серьезных беспорядков на транспорте органы ТО ВЧК обязаны были незамедлительно информировать ответственных представителей НКПС для принятия необходимых мер.

В постановлении указывалось также, что ТО ВЧК и его местные органы не имеют права производить аресты рабочих и служащих железнодорожного транспорта за совершенные ими служебные преступления без согласия в каждом конкретном случае соответствующего комиссара железной дороги или члена коллегии НКПС. В случае задержания лица на месте серьезного преступления органы ТО ВЧК немедленно извещали об этом соответствующего комиссара, который, однако, имел право изменить меру пресечения.

Реорганизация ТО ВЧК имела существенное значение в борьбе с транспортной разрухой. Она повышала ответственность работников НКПС за состояние транспорта, обеспечивала более строгое соблюдение «революционной законности» транспортными ЧК, расширяла их связь с административно-техническим персоналом и комиссарами железных дорог.

Руководство ВЧК обязало сотрудников транспортных ЧК поддерживать тесную связь с трудящимися, работавшими на транспорте, опираться на организованную сознательную часть железнодорожного пролетариата, коммунистические ячейки, профсоюзы, политотделы и комиссаров, совместными усилиями обеспечить бесперебойную работу транспорта, пресекать контрреволюционную деятельность и спекуляцию на железных дорогах.

Большую роль в совершенствовании деятельности транспортных органов ВЧК сыграла IV Всероссийская конференция ЧК, проходившая с 3 по 6 февраля 1920 г.[400] Главными вопросами, обсуждавшимися на конференции, были положение на транспорте, организация охраны народного имущества и задачи транспортных ЧК. Такая повестка дня не была случайной. В результате хозяйственной разрухи транспорт находился в крайне тяжелом состоянии. Кроме того, противники советской власти, стремясь сорвать снабжение промышленных центров и Красной армии, дезорганизовывали функционирование железнодорожных и водных путей сообщения. От налаживания работы транспорта во многом зависело само существование советской власти.

В работе IV конференции принял участие В.И. Ленин. 6 февраля 1920 г. он выступил с речью на заключительном заседании, в которой поставил ряд важных вопросов: о задачах чекистских органов и тактике их борьбы с контрреволюцией в новых условиях перехода от войны к миру, о роли и месте чекистского аппарата в преодолении хозяйственных проблем и др.

Характеризуя международное и внутреннее положение Советской Республики, В.И. Ленин отметил, что оканчивается период вооруженной борьбы в большом историческом масштабе, первый острый момент борьбы с контрреволюцией как скрытой, так и явной. Тем не менее, предупреждал он, «более чем вероятно, что попытки тех или иных контрреволюционных движений и восстаний будут повторяться… поэтому мы, безусловно, должны остаться на страже… мы должны быть наготове»[401].

Новые, не менее сложные, условия деятельности Советского государства потребовали большей гибкости, а в связи с этим и перестройки аппарата органов безопасности, изменения тактики деятельности. «Сохраняя… боевую готовность, – говорил Ленин, – не ослабляя аппарата для подавления сопротивления эксплуататоров, мы должны учитывать новый переход от войны к миру, понемногу изменяя тактику, изменяя характер репрессий»[402].

IV Всероссийская конференция приняла новое положение о ТО ВЧК, разработанное на основе постановления СРКО от 16 января 1920 г. Согласно положению транспортный отдел ВЧК являлся высшей инстанцией для всех ЧК на железных дорогах и водных бассейнах. Его основной задачей были организация и контроль деятельности подчиненных подразделений[403]. Заведующий транспортным отделом одновременно являлся председателем коллегии. Он и члены коллегии назначались ВЧК по согласованию с НКПС.

Основным подразделением транспортного отдела являлась следственно-осведомительно-разыскная часть, в задачи которой входило не только осуществление агентурно-оперативных мероприятий по выявлению и разработке контрреволюционных элементов, саботажников, спекулянтов, расхитителей материальных ценностей и других преступников из числа работников транспорта, органов охраны и транспортной милиции, но и проведение активной борьбы с бандитскими проявлениями, производство расследований по обнаруженным преступлениям, осуществление арестов и обысков, а также предупреждение и предотвращение преступных действий со стороны лиц и организаций, работа которых была тесно связана с транспортом.

Контроль за работой местных органов ТО ВЧК и проверку их практической деятельности по выполнению постановлений и распоряжений советского правительства, приказов и указаний ВЧК и транспортного отдела осуществляла инспекторская часть. На регистрационно-статистическую часть возлагался учет разработок и ведение делопроизводства.

Местными органами ТО ВЧК являлись районные и участковые транспортные чрезвычайные комиссии. Инструкцией ВЧК, изданной 17 июля 1920 г., были определены штаты районных и участковых ТЧК. Штат РТЧК, например, определялся в 80 человек, а штат УТЧК – от 65 до 67 человек.

Несколько позднее, чем в РСФСР, транспортные чрезвычайные комиссии были также созданы на Украине и в Туркестане. Их организация там относится к 1919 г.

Гражданская война своими последствиями особенно тяжело отразились на положении железнодорожного транспорта на Украине, ставшей в течение ряда лет ареной военных действий. Структура железнодорожных ЧК на Украине в 1919–1920 гг. была в известной мере аналогична той, что была в РСФСР. На каждой дороге функционировала районная транспортная ЧК. РТЧК объединяла УТЧК. Всего на Украине было создано три районные транспортные ЧК, объединявшие 59 УТЧК. Общее руководство транспортными ЧК на Украине в 1920 г. осуществлял транспортный отдел при Цупрчрезкоме. Контроль за деятельностью ЖЧК в пределах губернии был возложен на соответствующую губернскую ЧК.

Создание транспортных ЧК в Туркестанской республике относится к маю – июню 1919 г. При Туркестанской ЧК с непосредственным подчинением ее коллегии был образован транспортный отдел по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и другими уголовными преступлениями на железных дорогах, водных и шоссейных путях сообщения, а также в почтово-телеграфном ведомстве. Летом того же года по всей линии Туркестанской железной дороги были организованы железнодорожные пункты ЧК.

Чекистская работа по обеспечению безопасности Советской Республики в целом, важнейших отраслей ее народного хозяйства, включая и транспорт, в тот период рассматривалась как выполнение боевых задач в военной обстановке на внутреннем фронте. Эти положения нашли свое закрепление в постановлении Совета труда и обороны (СТО). 17 сентября 1920 г. СТО принял по инициативе коллегии ВЧК постановление[404], согласно которому все работники ВЧК в центре и на местах в своих обязанностях и правах приравнивались к военнослужащим действующей Красной армии. В связи с этим никто из сотрудников ВЧК не мог по собственному желанию оставить службу в органах и частях ВЧК; все служащие ВЧК и ее местных аппаратов за свою деятельность несли ответственность наравне с военнослужащими действующих полевых частей, и на них распространялись все законоположения, утвержденные ВЦИК в отношении воинской дисциплины.

Постановление СТО позволило добиться упорядочения деятельности чекистских подразделений, укрепить дисциплину и повысить персональную ответственность сотрудников как центрального аппарата ВЧК, так и его местных подразделений за состояние и результаты их работы.

Сосредоточение на транспорте большого количества старых специалистов и возникшая в связи с этим необходимость усиления работы чекистских органов, направленной на выявление среди этой категории лиц возможных скрытых противников советской власти, потребовали снятия с ТЧК некоторых не свойственных им функций, в частности освобождения их от сбора информации о техническом состоянии транспорта, вскрытия и расследования общеуголовных преступлений, мелких происшествий и т. п.

В связи с этим для повышения эффективности контрразведывательной деятельности транспортных органов 12 июня 1920 г. ВЧК направила транспортным ЧК на железных дорогах указание считать основной своей задачей борьбу с контрреволюцией, шпионажем и крупной организованной спекуляцией. Особое внимание обращать на организацию агентурной работы среди старых специалистов, «окружить этих специалистов настоящим негласным надзором… путем секретно-осведомительной работы выловить элементы, использующие свое служебное положение во вред Республике».

К началу 1921 г., с окончанием Гражданской войны в европейской части страны, РСФСР получила возможность перейти к мирному хозяйственному строительству. Однако страна пребывала в тяжелом экономическом положении, все отрасли промышленности, транспорт были в значительной мере разрушены войной.

Так, в циркулярном письме ЦК РКП(б) от 26 октября 1921 г. отмечалось, что начавшееся в 1920 г. возрождение транспорта вновь остановилось и положение его продолжает ухудшаться, грозя к зиме срывом всего продовольственного и производственного плана и остановкой ряда дорог. Погрузка и доставка грузов сократились почти в два раза по сравнению с 1920 г. из-за недостатка топлива. Истощены материалы (гвозди, доски, кровельное железо и пр.), необходимые для ремонта подвижного состава. Крайне скудное снабжение железнодорожников продовольствием и другими товарами, значительная усталость работников вызывают падение производительности труда.

Экономическая разруха сопровождалась внутренним политическим кризисом. В целом ряде регионов крестьяне проявляли недовольство продразверсткой, которая лишила их стимула к развитию своего хозяйства. В Тамбовской губернии, на Украине, Дону, в Сибири вспыхнули крестьянские восстания. На ряде предприятий промышленности и транспорта бастовали рабочие.

В этих условиях X съезд РКП(б) (март 1921 г.) принял предложенный В.И. Лениным план новой экономической политики, который определил новые по сравнению с периодом военного коммунизма методы строительства социализма.

Борьба за укрепление экономической основы Советского государства была направлена в первую очередь на поднятие железнодорожного и водного транспорта. Принимались меры по совершенствованию системы управления транспортом, обеспечению его топливом, усиливалась политико-воспитательная работа среди железнодорожников и работников водного транспорта.

14 апреля 1921 г. президиум ВЦИК по предложению В.И. Ленина назначил народным комиссаром путей сообщения Ф.Э. Дзержинского, возложив на него ответственность за организацию работы НКПС, за обеспечение нормальной деятельности железных дорог, морского и речного транспорта. При этом Ф.Э. Дзержинский, став наркомом путей сообщения, по-прежнему оставался на посту руководителя ВЧК и наркома внутренних дел. Бывшие начальники ТО ВЧК В.В. Фомин, И.П. Жуков, Зимин были направлены на ответственную работу в НКПС[405].

Вскоре после назначения Ф.Э. Дзержинский издал специальный приказ, обращенный к транспортным ЧК, в котором предупреждал руководителей этих подразделений: «Ввиду того, что ТО ВЧК и его местные органы могут сделать из факта этого назначения неправильные выводы в том смысле, что права и компетенция их автоматически расширяются, и станут непосредственно вмешиваться в административно-техническую деятельность железнодорожного и водного аппаратов, приказываю: ТО ВЧК и транспортным ЧК на железных дорогах и водных путях не только не позволять себе никаких отступлений от изданных до сих пор положений и инструкций о взаимоотношениях с НКПС и его органами на местах, но с еще большей строгостью ими впредь руководствоваться…»

Конкретные задачи оперативной деятельности транспортных ЧК были определены приказом ВЧК от 31 января 1921 г. Они включали в себя: планомерную борьбу с политической и технической (экономической) контрреволюцией, борьбу с саботажем и преступлениями по должности на железных дорогах и водных путях сообщения.

По мере изменения тактики разведывательной деятельности иностранных спецслужб против РСФСР задачи транспортных ЧК видоизменялись или дополнялись, изыскивались пути наиболее целесообразной организации чекистских аппаратов, которая позволяла бы успешно обеспечивать безопасность транспорта в новых условиях.

Вместе с тем перестройка структуры аппаратов транспортных ЧК чаще всего вызывалась нередко происходившими изменениями в структуре центрального аппарата НКПС и системе управления транспортом.

На протяжении 1921 г. был проведен ряд реорганизаций ТЧК, в результате которых к началу 1922 г. определилась следующая их система: во главе всех транспортных чекистских подразделений по-прежнему стоял транспортный отдел, который входил в состав ВЧК на правах управления и подчинялся непосредственно президиуму ВЧК. Ранее существовавшая в ТО ВЧК коллегия была упразднена. На местах также были упразднены ОКРТЧК и ДТЧК и вместо них при губернских чрезвычайных комиссиях созданы транспортные отделы. Заведующие этими отделами назначались губернскими исполкомами и являлись членами коллегий губернских ЧК. На крупных узлах железных дорог и водных путей имелись отделения и оперативные пункты транспортных отделов, а на промежуточных станциях и пристанях – линейные агенты.

В таком виде транспортные органы ВЧК подошли к реформе органов государственной безопасности в феврале 1922 г.

С учетом изложенного можно сделать вывод о том, что создание органов безопасности на транспорте обеспечило организацию планомерной борьбы с контрреволюцией и шпионажем на транспортных коммуникациях, а также имело серьезное значение для реализации мер по налаживанию нормальной работы транспорта. Ф.Э. Дзержинский отмечал, что «транспортные отделы сыграли колоссальнейшую и огромнейшую роль в деле упорядочения транспортного хозяйства». Чекисты участвовали в осуществлении режима военного положения на транспорте, взаимодействовали с войсками по охране и обороне железных дорог, участвовали в работе по охране военных грузов и имущества, обеспечении порядка на станциях, в поездах и др., что в значительной степени способствовало победе большевиков в Гражданской войне и заложило основы для подъема экономики Советского государства.

Свои подразделения на транспорте – железнодорожные бригады – сформировала государственная стража. На ее чинов возлагалась задача по охранению «государственного порядка, благочиния и общественной безопасности на железных дорогах с прилегающей к ним полосой отчуждения».

В состав железнодорожных бригад входили: командир железнодорожной бригады, его помощники, офицер для поручений, канцелярия, архив, резерв с учебной командой и рассыльные; командиры отделов железнодорожной стражи и их помощники, канцелярия, архив, команда стражников.

Временные штаты 5-й железнодорожной Харьковской, 6-й железнодорожной Люботинской и 7-й железнодорожной Одесской бригад были утверждены 8 октября, при этом начало действий штатов относилось к летним месяцам: 5-й Харьковской – к 1 июля, 6-й Люботинской – к 1 августа и 7-й Одесской – к 15 августа[406].

В военное время чины железнодорожных бригад в отношении службы охраны и поддержания порядка на железных дорогах подчинялись начальнику военных сообщений, а губернатор, в случае необходимости передать чинам железнодорожных необходимые указания, сносился с заведующим передвижением войск.

В белой Сибири специальных органов безопасности на транспорте создано не было. За порядком на железных дорогах следила милиция.

Создание белыми железнодорожных бригад, так же как и красными – транспортных ЧК, диктовалось необходимостью обеспечения безопасности, борьбы с различными правонарушениями и бесперебойной работы транспорта.

Специальные войсковые формирования

Для усиления борьбы с бандитизмом, разбоем и другими открытыми выступлениями противника в тылу, для охраны правительственных учреждений, железнодорожных коммуникаций и других важных объектов ВЧК потребовалось создание специальной вооруженной силы.

11 (24) декабря 1917 г. ВЧК приняла решение: «Вызвать 30 человек для постоянного пребывания при комиссии». Комиссия обратилась в Народный комиссариат по военным и морским делам к Н.И. Подвойскому с просьбой выделить ей необходимое вооружение. Вскоре из Свеаборгского полка откомандировали группу солдат для службы в ВЧК. Эта группа и составила вооруженный отряд ВЧК, явившийся зародышем войск Всероссийской чрезвычайной комиссии[407].

18 апреля 1918 г. в распоряжение ВЧК был передан Советский финляндский отряд, прибывший из Гельсингфорса. Весной 1918 г. при ВЧК было уже несколько отрядов. Все отряды были объединены в единый боевой отряд ВЧК, который был пополнен новыми бойцами. К концу апреля 1918 г. отряд ВЧК насчитывал 750 штыков (6 рот), 50 сабель, 60 пулеметчиков, 40 артиллеристов, 80 самокатчиков и 3 броневика[408].

Параллельно с созданием вооруженной силы ВЧК шел процесс образования отрядов при местных ЧК. Например, в Саратове согласно постановлению губисполкома от 25 февраля 1918 г. в распоряжение отдела по борьбе с контрреволюцией (впоследствии ЧК) перешли Красная гвардия, милиция, боевые дружины коммунистов и в случае необходимости – все боевые силы совета. В Нижнем Новгороде в распоряжение ЧК был передан летучий коммунистический боевой отряд численностью 40 человек. Впоследствии в отряд Нижегородской ЧК влились латышские стрелки, прибывшие из Москвы. Однако большинство ЧК не имело боевых отрядов, а пользовалось чаще всего боевыми дружинами (отрядами) коммунистов и левых эсеров[409].

Вопрос создания вооруженной силы неоднократно рассматривался коллегией ВЧК[410]. В июне 1918 г. в соответствии с решениями I Всероссийской конференции ЧК[411], утвержденным Совнаркомом, началась реорганизация отряда ВЧК в Особый корпус войск ВЧК. Работу эту проводил член коллегии ВЧК Д.Г. Евсеев, который руководил объединением боевых отрядов ВЧК и фильтрацией их личного состава.

Помимо этого иногородним отделом ВЧК был открыт набор на службу в войска ВЧК представителей революционных трудящихся. Объявлялось, что «принимаются в состав Корпуса рабочие и беднейшие крестьяне по рекомендации партии коммунистов (большевиков), профессиональных союзов, фабрично-заводских комитетов и комитетов деревенской бедноты, а также по рекомендации двух членов партии коммунистов»[412].

Корпус войск предполагалось дислоцировать отдельными частями в наиболее важных в стратегическом отношении пунктах – в крупных центрах, где имелось скопление контрреволюционных сил, в крупных железнодорожных узлах, таможенных пунктах и т. д. Размещенный в различных районах страны корпус должен был в то же время являться единым боевым подразделением и управляться специальным штабом[413].

25 июля 1918 г. заместитель председателя ВЧК Я.Х. Петерс утвердил Положение о корпусе войск ВЧК[414].

Формирование корпуса войск ВЧК закончилось лишь к началу 1919 г. Он состоял из отдельных батальонов по 750 человек каждый. Батальон включал в себя три роты пехоты, пулеметную и конную команды, взвод артиллерии и команду связи. В корпусе было 35 батальонов, которые находились при губернских ЧК[415]. 16 сентября 1918 г. председатель ВЧК и начальник корпуса войск ВЧК Ф.Э. Дзержинский в приказе № 73 указал, что «… все воинские части при ЧК на всей территории Советской России управляются штабом корпуса ВЧК через губернские ЧК и состоящие при них штабы батальонов»[416].

Как и при создании местных ЧК, при организации воинских частей в губерниях и уездах инициатива местных властей порой выходила далеко за типовые штаты и сметы. Центр, как только получал информацию о положении дел в регионах, принимал энергичные меры по приведению штатов и структуры частей в соответствие с типовыми[417].

28 октября 1918 г. создание войск ВЧК было закреплено утвержденным ВЦИК Положением о чрезвычайных комиссиях. Согласно этому документу они наделялись правом организации особых вооруженных отрядов. На местах их численность регулировалась местными исполкомами по соглашению с ВЧК. Ее войска оставались при этом под контролем РВСР[418].

Войска ВЧК предназначались главным образом для ведения Гражданской войны в особых условиях, хотя это не исключало их участия в боях против регулярных войск интервентов и белогвардейцев[419].

Весной 1919 г., в период подготовки наступательных операций Красной армии, встал вопрос об обеспечении тыла, для чего требовалось объединить все войска вспомогательного назначения под руководством единого штаба. До конца мая 1919 г. наряду с корпусом войск ВЧК при многих ведомствах имелись собственные вспомогательные войска. Отсутствие общего управления этими войсками приводило к параллелизму и излишнему распылению сил. 28 мая по инициативе ВЧК на заседании СРКО был поставлен вопрос об объединении всех войск вспомогательного назначения в единую организацию. СРКО принял по этому поводу решение, в котором указывалось: «Все вспомогательные войска (особого назначения), состоящие в распоряжении отдельных ведомств, учреждений и организаций: Наркомпрода, Главвода, Главсахара, Главнефти, Центротекстиля и проч., за исключением войск железнодорожной и пограничной охраны, с 1 июня текущего года переходят в подчинение Наркомвнудела через штаб[420] войск Внутренней охраны»[421].

На войска внутренней охраны (ВОХР) возлагалось несение внутренней службы в соответствии с потребностями отдельных ведомств. Основными задачами войск ВОХР были борьба с бандитизмом и дезертирством, сбор продразверстки. Впоследствии к этим задачам прибавилась задача охраны транспорта. Общий порядок службы в войсках ВОХР, их строевая подготовка, организация, комплектование и снабжение всеми видами довольствия определялись на основе положений, предусмотренных для Красной армии[422].

К весне 1920 г. войска ВОХР, приданные ЧК, составляли ¼ всех войск. При этом каждой губернской ЧК передавалось по одному батальону. В оперативном отношении они подчинялись руководству ЧК по территориальности, в строевых, хозяйственных и политических вопросах – старшим войсковым начальникам. Руководство бригад и секторов ВОХР не могло использовать приданные губчека батальоны без их согласия. На случай обострения обстановки в подверженных контрреволюционным проявлениям регионах создавались войсковые резервы ВОХР[423].

К середине 1919 г. численность войск ВОХР увеличилась до 125 тыс. человек, из которых 40 батальонов входило в состав войск ВЧК[424].

1 сентября 1920 г. СТО сделал новый шаг к объединению всех войск вспомогательного назначения. По предложению Ф.Э. Дзержинского СТО постановил объединить войска железнодорожной обороны, караульные части, находившиеся в ведении ВГШ и НКЮ, части железнодорожной и водной милиции, а также все другие войска, имеющие своим назначением охрану, поддержание порядка и обеспечение выполнения распоряжений правительства, с войсками ВОХР как на фронте, так и в тыловых округах в один общий вид войск внутренней службы (ВНУС). Командующий войсками ВНУС непосредственно подчинялся НКВД и Главнокомандующему Вооруженными силами Республики[425]. Для войск внутренней службы, обслуживавших ВЧК и местные ЧК, предусматривались особые штаты, выработанные коллегией ВЧК[426].

С возложением по постановлению СТО 24 ноября 1920 г. охраны государственных границ на особый отдел ВЧК[427] ему для несения пограничной службы придавались соответствующие воинские части (первоначально войск ВНУС, затем войск ВЧК, а позже Красной армии).

Окончание Гражданской войны в Европейской России поставило вопрос о сокращении и реорганизации Красной армии. В декабре 1920 г. Ф.Э. Дзержинский принимал участие в совещании партийных, советских и военных деятелей, созванном РВСР с согласия ЦК РКП(б) и СНК для обсуждения проекта реорганизации армии. По вопросу войск ВНУС совещание признало целесообразным упразднить эти войска как самостоятельные и передать их РВСР, за исключением войск, обслуживавших чрезвычайные комиссии.

19 января 1921 г. СТО принял подготовленное Ф.Э. Дзержинским и Э.М. Склянским постановление о передаче войск ВНУС в военное ведомство и об организации войск ВЧК. Пункт 8 этого постановления гласил: «Все части и отряды, состоящие в ведении ВЧК, свести в особый вид войск, именуя их “войсками ВЧК”, подчинив их во всех отношениях ВЧК». Управление железнодорожной и водной милиции было также изъято из ведения войск ВНУС и передано ВЧК.

Кроме обслуживания нужд чрезвычайных комиссий СТО возложил на войска ВЧК охрану границ, железнодорожных станций и пристаней, за исключением военно-продовольственных складов и грузов, мостов и электростанций[428].

21 января 1921 г. коллегия ВЧК утвердила «Основные положения организации войск ВЧК». Войска состояли из батальонов и бригад и предназначались для обслуживания местных ЧК, охраны границ, транспорта, железнодорожных станций и сооружений, а также выполняли задачи по борьбе с бандитизмом и обеспечению общественного порядка. Руководство войсками осуществлял председатель ВЧК через командующего войсками.

10 июля 1921 г. было утверждено новое Положение об организации войск ВЧК. Оно регламентировало весь комплекс вопросов устройства, управления, службы, укомплектования и обеспечения, определяло права и обязанности начальников. Изменилась и структура руководящих органов. Штаб войск был преобразован в Управление. После реформирования в декабре 1921 г. и составе войск ВЧК находились части и соединения по охране угольного района Донбасса, охране сухопутных и водных путей; специальные и обслуживающие подразделения[429].

Формирование вооруженной силы ВЧК на принципах Красной армии помогло ВЧК и местным ЧК при подавлении открытых выступлений против советской власти, в борьбе с бандитизмом, дезертирством и в охране особо важных правительственных, промышленных и хозяйственных объектов.

Те же самые задачи, только на территории, подконтрольной ВСЮР, были призваны решать бригады государственной стражи.

В состав краевой бригады входили: управление, губернский резерв, чины канцелярии, приставы в городах и уездах с помощниками; участковые (в городах) и волостные надзиратели; пешие и конные части государственной стражи[430]. Согласно временному штату, Владикавказская краевая бригада насчитывала 5341 человека[431], Ставропольская – 3342 человека, Екатеринославская – 1006 человек, Черноморская – 1920 человек[432].

В состав городской бригады входили: управление; городской резерв; командиры районов и их помощники; приставы и их помощники; участковые надзиратели; пешие и конные части государственной стражи и рассыльные. Например, государственная стража города Воронежа, согласно временному штату, насчитывала 413 человек. При командире уездной стражи состояли: командир, его помощники, канцелярия, архив и рассыльные[433].

«Охранение государственного порядка, благополучия и общественной безопасности» в портах возлагалось на чинов портовых команд, состоявших из приставов, их помощников, канцелярии, стражников и рассыльных. Например, Новороссийская портовая команда Черноморской губернской бригады насчитывала 154 человека[434].

Охранение порядка, благополучия и безопасности на водных путях возлагалось на речную стражу, в крепостях – на крепостные команды. Речные и портовые команды входили в состав губернских или городских бригад государственной стражи. Начальник крепостной команды имел двойное подчинение: командиру губернской или городской бригады по исполнению общих обязанностей, лежащих на чинах государственной стражи в отношении предупреждения и пресечения преступлений, а равно и в отношении довольствия комплектования, и начальнику крепостного штаба – по исполнению военно-полицейских обязанностей[435].

Формирование бригад растягивалось по времени. 7 мая 1919 г. А.И. Деникин утвердил временные штаты Ставропольской и Черноморской губернских бригад, 5 июня – Екатеринославской, 26 июля – Севастопольской городской, 2 октября – Владикавказской и Астраханской краевых бригад, Новороссийской портовой команды, государственной стражи Харькова, Екатеринослава, Полтавы и Воронежа[436]. По подсчетам историка В.Ж. Цветкова, к октябрю 1919 г. существовало 20 губернских, краевых и городских подразделений численностью около 80 тысяч человек[437].

«Опыт создания военно-полицейских формирований на территориях, контролируемых белыми правительствами в 1918–1919 гг., показал, что в условиях крайней слабости, а подчас и полного отсутствия местного государственного аппарата, милиции, государственная стража становилась единственной силой, способной обеспечить должной правовой порядок, – считает доктор исторических наук В.Ж. Цветков. – И, хотя повседневная работа подразделений внутренних дел была менее заметной, чем боевые действия строевых частей на фронте, следует отметить их заслуги в борьбе с анархией и бандитизмом, в деле становления новой российской государственности»[438].

В подчинении государственной охраны Департамента милиции МВД А.В. Колчака воинских формирований не было. Борьбу с красными партизанами вели армейские воинские части.

Пограничные чрезвычайные комиссии

Формирование пограничной охраны было начато в марте 1918 г., в связи с возникшей тогда необходимостью установить, прежде всего, пограничный надзор на побережье Белого моря, по границе с Финляндией и далее до г. Гдова. 30 марта 1918 г. при Народном комиссариате по финансовым делам (Наркомфин) было создано Главное управление пограничной охраны (ГУПО), которому и предстояло провести подготовительную работу по организации охраны границы[439].

Как позже вспоминал один из организаторов советской пограничной охраны (политический комиссар ГУПО) П. Федотов, для формирования погранохраны была создана специальная приемная комиссия из представителей ЦК и МК РКП(б). В комиссию обращались откликнувшиеся на газетные объявления рабочие, служащие, военнослужащие бывшей царской армии и др.

Из наиболее опытных военных специалистов, знатоков пограничной службы, был образован костяк управления. Затем приступили к формированию войск. Создали три округа. Первый – со штабом в Петрограде. Его части закрыли северо-западный район. Второму округу со штабом в Минске предназначалась охрана западного района. Охрана южной границы была возложена на третий округ со штабом в Орле. Командиры и комиссары на местах развернули работу по организации пограничной службы, выставлялись первые заставы, сторожевые посты[440].

28 мая 1918 г. В.И. Ленин подписал декрет СНК «Об учреждении пограничной охраны». В соответствии с декретом погранохрана учреждалась при Наркомфине. На пограничную охрану возлагалась защита пограничных интересов РСФСР, а в пределах приграничной полосы – защита личности и имущества граждан.

В период развертывания пограничной охраны 29 июня 1918 г. Совнарком издал декрет, в соответствии с которым Департамент таможенных сборов, Главное управление пограничной охраны и состоявшая в ведении Главного управления неокладных сборов Корчемная стража со всеми подведомственными местными учреждениями перешли из Наркомфина в подчинение Народного комиссариата торговли и промышленности[441].

Сложность военно-политической обстановки на государственной границе в первой половине 1918 г. побудила партийно-государственное руководство возложить задачи выявления и пресечения нарушений границы, борьбы с контрабандой, спекуляцией и контрреволюцией в пограничных районах на ВЧК.

31 мая ВЧК обратилась ко всем ЧК и всем Советам в местностях, прилегавших к демаркационной линии, с предложением принять меры по борьбе с контрабандой и спекуляцией. ВЧК командировала туда Г.С. Мороза. По его инициативе в Орше была создана ЧК, которая взяла на себя часть функций по охране границы и борьбе с контрабандой. ЧК Западной области приняла меры к разоружению разложившихся частей пограничной охраны. На демаркационной линии была организована контрольно-пропускная комиссия для досмотра багажа и проверки документов у лиц, пересекавших эту линию[442].

Местные ЧК, несмотря на трудности организационного порядка и отсутствие опыта, энергично включились в работу. Однако, имея небольшое представление о специфике оперативной деятельности на границе, они с этими задачами не справлялись. Назрела насущная потребность создания в системе ВЧК специального органа, главной задачей которого являлась бы не только оперативная работа в интересах охраны государственной границы, но и непосредственное участие в ее охране.

В июне 1918 г. в Москве проходила I Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий, которая приняла за основу «Инструкцию пограничным чрезвычайным комиссиям». Указанный документ был доработан иногородним отделом ВЧК и на состоявшемся 2 сентября 1918 г. совещании представителей пограничных ЧК[443] по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, контрабандой и взяточничеством в местах пограничной полосы одобрен.

На указанном совещании присутствовали представители 30 пограничных комиссий, дислоцировавшихся в пограничной полосе. На обсуждение был поставлен вопрос организации планомерной борьбы с контрреволюцией, спекуляцией, контрабандой и взяточничеством в погранполосе.

Идея организации пограничных ЧК возникла еще в мае 1918 г., когда из населенных пунктов демаркационной линии стали регулярно поступать сведения о совершении бойцами отрядов пограничной охраны преступлений. Делегированные в пограничную полосу представители ВЧК изучили создавшееся критическое положение. Из их докладов выяснилось, что к тому времени существовало около 34 крупных чрезвычайных комиссий и 60 комиссаров в пропускных пунктах, которые организовывали борьбу главным образом со спекуляцией и контрабандой. Приходилось им также противодействовать контрреволюционным проявлениям в отрядах погранохраны, когда отдельные бойцы и пограничные комиссары (под влиянием левых эсеров) совершали провокации на демаркационной линии с целью сорвать Брестский мирный договор и возобновить военные действия с Германией. Только благодаря организации надлежащей деятельности чрезвычайных комиссий удалось стабилизировать ситуацию.

На совещании присутствовали также представители комиссариатов внутренних и иностранных дел, таможенного ведомства и пограничной охраны, в связи с чем в разработанной инструкции удалось достаточно четко определить функции каждого ведомства, в той или иной мере участвовавшего в охране границы. Так, перед пограничными ЧК были поставлены следующие задачи:

«а) наблюдать за прибывающими за границу лицами и товарами; просматривать их визы и документы на проезд, на провоз товаров и не пропускать контрабанду через границу;

б) вести надзор за деятельностью таможенных учреждений, не вмешиваясь в техническую и административную деятельность сотрудников таможни, для чего пограничные комиссии назначают на таможню своих комиссаров;

в) не допускать выезда лицам, которым он запрещен;

г) задерживать на границе лиц, разыскиваемых правительством;

д) вести дознание по делам контрабандистов, задержанных шпионов, контрреволюционеров, спекулянтов, взяточников и т. д.;

е) наблюдать за исполнением запрета на ввоз (вывоз) товаров, запрещенных к перемещению через границу распоряжениями органов Советской власти;

ж) не допускать в пределы Республики лиц, которым въезд за нарушение таможенного устава запрещен;

з) передавать таможенному ведомству лиц, которым въезд за нарушение таможенного устава запрещен;

и) наблюдать за офицерами австрийской, германской и др. армий, а также лицами, заподозренными в шпионаже».

После совещания процесс создания пограничных чрезвычайных комиссий пошел более интенсивно.

19 августа 1918 г. Совнарком принял декрет «Об объединении всех вооруженных сил Республики в ведении Народного комиссариата по военным делам». В соответствии с декретом все вооруженные силы Республики, сформированные Народным комиссариатом по военным делам, Народным комиссариатом путей сообщения (охрана путей сообщения), Народным комиссариатом торговли и промышленности (пограничная охрана), Высшим советом народного хозяйства (судоходная охрана, переданная в ведение Народного комиссариата по внутренним делам) и Народным комиссариатом продовольствия (реквизиционно-продовольственные отряды), перешли в ведение Наркомвоена в отношении укомплектования, обучения, снабжения, вооружения, боевой подготовки и использования как вооруженной силы.

Руководство же вооруженными силами специального назначения, при выполнении ими задач в соответствии со своей компетенцией, осуществлялось на основании приказов и распоряжений соответствующих наркоматов[444].

В ноябре 1918 г. состоялось совещание представителей окружных пограничных ЧК. Совещание подвело первые итоги работы комиссий и комиссаров. По результатам развернувшейся на совещании дискуссии в Инструкцию пограничным чрезвычайным комиссиям были внесены дополнения.

Так, устанавливалось, что все пограничные ЧК разделялись на окружные, участковые и пунктовые. Участковые и пунктовые создавались вдоль демаркационной полосы вглубь до 25 верст от пограничной линии, в исключительных случаях, исходя из местных условий, и далее. Пограничные комиссии организовывались независимо от уездных комиссий данной местности на тех же условиях, что и уездные ЧК. Окружные ПЧК являлись самостоятельными в организационном отношении. Общее же руководство осуществляли губернские, областные ЧК, в зоне ответственности которых находились окружные ПЧК.

Уточнялись также порядок подчиненности, финансирования и материального обеспечения, отчетности, взаимодействия с органами советской власти, использования вооруженных отрядов, устанавливались пределы ответственности.

Кроме этого предусматривалось, что пограничные ЧК «заведуют связью с заграничными работниками, основываясь на добровольном сыске, а также пользуются тайными агентами за границей для получения сведений о деятельности заграничных контрреволюционных организаций, задающихся целью повредить экономическому и политическому положению Российской Советской Федеративной Республики». Полученная разведывательная информация реализовывалась ими под руководством пограничного подотдела ВЧК.

1 декабря 1918 г. по решению II Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий коллегия ВЧК приняла Инструкцию чрезвычайным комиссиям на местах. В ней говорилось, что в местностях, расположенных в пограничной полосе, образовывались пограничные ЧК, на которые, как и на другие органы ЧК, возлагался ряд задач. Среди основных из них указывались: «наблюдение за лицами, проезжающими через границу» и «наблюдение и регистрация всех проезжающих через границу и тщательная проверка документов на право выезда и въезда», а также другие задачи, не связанные непосредственно с охраной государственной границы.

Основной причиной такого разнообразия задач было то, что на пограничные ЧК и их комиссаров были возложены задачи местных ЧК. 2 сентября 1918 г. делегаты совещания ПЧК приняли решение: «Все губернские, уездные ЧК, расположенные вдоль демаркационной линии, переименовываются в пограничные ЧК, которые разделяются на окружные, участковые и пунктовые и находятся в подчинении пограничного подотдела ВЧК». Следовательно, как правомерно делает вывод профессор А.М. Хайров, со сменой названия местных ЧК существенных изменений в решении возлагавшихся на них задач не произошло[445].

Гражданская война потребовала совершенно иных подходов к охране государственной границы. Все вооруженные силы Республики, в том числе и пограничная охрана, были переданы в ведение военного ведомства.

Пограничная охрана, получившая одновременно с реорганизацией наименование пограничных войск, с возникновением на охраняемых участках границы фронтов, полностью перешла в состав действующей армии. В июле 1919 г. (частично по некоторым границам даже с начала 1919 г.) в связи с расширением фронтов Гражданской войны, пограничные войска были мобилизованы и по постановлению СРКО от 18 июля 1919 г. переданы в ведение военного ведомства в состав действующей Красной армии.

Вслед за передачей пограничных войск в военное ведомство был упразднен Военный совет пограничных войск и расформировано ГУПВ[446].

В этих условиях некоторые ПЧК были преобразованы в пограничные особые отделения, на которые возлагались задачи борьбы с контрреволюцией и шпионажем в соединениях и частях действующей армии и в прифронтовой полосе. Особый отдел ВЧК подготовил пограничным особым отделениям соответствующую инструкцию.

В ней, в частности, указывалось, что на границах РСФСР с государствами, с правительствами которых заключен мир, учреждался институт пограничных органов особого отдела ВЧК, в обязанности которых входило осуществление политического контроля за переходом границы лицами, следующими в РСФСР и из нее, а также наблюдение за охраной самой границы.

Для практического осуществления надзора за границей местные особые отделы по распоряжению особого отдела ВЧК в определенных местах перехода границ должны были создать пограничные особые отделения и посты по установленным штатам.

Определялось, что пограничные органы ОО ВЧК вели наблюдение за лицами, товарами и грузами, следовавшими через границу, посредством проверки документов и присутствия при досмотре багажа и товаров, руководствуясь исключительно установленными ОО ВЧК секретными инструкциями.

С июля 1919 г. и до конца Гражданской войны пограничной охраны не существовало, да и фактически не существовало границ, а было окружение Советской Республики белогвардейскими фронтами.

Несмотря на отсутствие границ, в сентябре 1919 г. при Народном комиссариате торговли и промышленности (НКТП), в который было передано из Наркомфина Главное управление таможенного контроля, был образован для борьбы с экономической контрабандой отдел пограничного надзора, который существовал до организации новой пограничной охраны в 1920 г., т. е. до момента ликвидации некоторых фронтов и установления с рядом государств границ (Финляндия, Латвия, Эстония).

14 июля 1920 г., в разгар войны с Польшей, СТО принял постановление об укреплении охраны государственной границы. СТО предложил РВСР выделить войсковые части для охраны Беломорской, Эстонской и ряда других западных границ. Указанное постановление предусматривало создание Центрального управления пограничного надзора при Народном комиссариате внешней торговли и управлений охраны границы. Выделенные для охраны границы войска, оставаясь в распоряжении Наркомвоена, выполняли все приказы Наркомвнешторга и его органов, касавшиеся охраны границы[447].

Со временем круг задач, возложенных на пограничные особотделения, значительно расширился. Так, 23 августа 1920 г. приказ ВЧК № 206 объявил дополнительную Инструкцию ОО ВЧК пограничным особым отделениям.

Задачи, стоящие перед пограничными особыми отделениями, были сформулированы следующим образом:

«а) не дать возможности проникать в РСФСР шпионам и белогвардейцам, а также выезжать из нее упомянутым лицам;

б) не дать возможности перевести, переслать и переправить за границу различные документы и сведения, которые по своему существу могут облегчить буржуазии борьбу с Советской Россией и принести вред Советской Республике;

в) вести строжайшее наблюдение за охраняющими границу войсками, следя за бдительностью и правильностью несения охраны;

г) вести строжайшее наблюдение за всем населением пограничной полосы, помня, что при его помощи шпионы и белогвардейцы могут совершать свои грязные дела».

Для решения указанных задач пограничные особые отделения:

«– размещали по всей пограничной полосе сеть особых постов с числом сотрудников от 4 до 10, в обязанности которых входило негласное наблюдение за пунктами, где возможен тайный переход границы по топографическим условиям, и постоянное бдительное наблюдение за местным населением и войсковыми частями;

– приобретали широкую сеть осведомителей как в воинских частях, так и среди гражданского населения;

– подбирали опытных секретных агентов, которые осуществляли постоянное наблюдение за всеми людными местами, постоялыми дворами, большими дорогами и проч. с целью обнаружения шпионов и белогвардейцев;

– устанавливали тесный контакт со штабом войск охраны границы и сообразно с необходимостью давали указания относительно усиления охраны в тех или иных пунктах границы;

– тщательно изучали порученный наблюдению участок границы, пограничную полосу, все дороги, тропинки, проселки леса, болота, озера с тем, чтобы иметь действительное представление о пограничной местности, о местах и путях возможного перехода через границу (для чего необходим личный осмотр местности и изучение ее начальниками особотделений и их органов);

– устанавливали и поддерживали регулярную систематическую и своевременную информацию и связь со всеми своими органами».

Не имея налаженного оперативного аппарата, из сферы деятельности полевых войск, непосредственно охранявших границы, совершенно выпала политическая охрана границ. Основной задачей для охранявших границы полевых войск была защита экономических интересов РСФСР в связи с монополией внешней торговли. Однако пограничные районы были охвачены бандитизмом и контрреволюционными выступлениями, и это выдвигало для советской власти на первый план задачу охраны границы в политическом отношении.

Принимая во внимание сложившееся положение, СТО 24 ноября 1920 г. своим постановлением возложил охрану государственной границы на особый отдел ВЧК, располагавший необходимым оперативным аппаратом[448].

В соответствии с указанным постановлением основной задачей охраны границ являлось пресечение «политическо-военной» контрабанды, а также экономической контрабанды по всей границе, за исключением тех мест, где были установлены таможенные рогатки Наркомвнешторга.

Особый отдел осуществлял охрану границ, выставляя в пограничной полосе заградительные посты, которые объединялись в пограничные участки и при которых содержались воинские части, выполнявшие оперативные задания постов.

Обеспечение заградительных постов особого отдела воинской силой возлагалось на командующего войсками ВНУС. Войска военного ведомства, обеспечивавшие пограничный надзор Наркомата внешней торговли, передавались в распоряжение командующего войсками ВНУС.

Теперь особые отделы занимались как политической, так и военной охраной границы. Это повысило эффективность борьбы с контрреволюцией, шпионажем, политическим бандитизмом и контрабандой.

Во исполнение постановления СТО 30 ноября 1920 г. Наркомвнешторг и ОО ВЧК издали совместный приказ, который определил порядок и сроки передачи особому отделу охрану границ, воинских частей военного ведомства в распоряжение командующего войсками ВНУС и приема штабом ВНУС дел от отдела пограничной охраны НКТП[449].

С передачей охраны границ особому отделу ВЧК и выделением на границу, как вооруженной силы, войск ВНУС, с подчинением их в оперативном отношении особым отделом, появилась необходимость регламентировать взаимоотношения несущих охрану границ войск с особыми отделами.

В связи с этим 29 декабря 1920 г. ВЧК издала приказ № 339/с, которым утвердила Положение о взаимоотношениях войск ВНУС с особыми отделами.

Положение отмечало, что охрана границ РСФСР в военно-политическом отношении и вопросах борьбы с экономической контрабандой возложена на особый отдел ВЧК, который несет за нее полную ответственность и осуществляет ее посредством специального аппарата своих учреждений на границе, а именно: особых отделов конкретной границы и подчиненных особых районов, особых участков и особых постов.

Начальники особых отделов границ, особучастков, особрайонов и особпостов организовывали свои аппараты и руководили их работой.

Для установления войскового кордона, т. е. застав, караулов и постов на границах, в целях надежной охраны границ командующий войсками ВНУС предоставлял особому отделу ВЧК определенное взаимным соглашением количество войск ВНУС, которые переходили в полное оперативное подчинение особорганов на границах.

При каждом особом отделе, особом районе, особом участке и особом посту находился штаб войсковой части (группы, дивизии, бригады, полка и т. п.), выделявшейся для службы на конкретной границе. Указанные части выполняли все оперативные задания начальников особого отдела (района, участка, поста), а во всех остальных отношениях подчинялись непосредственно командующему войсками ВНУС.

Объявленное Положение о взаимоотношениях между частями войск ВНУС, выделявшимися для охраны границ, и особыми отделами не давало указаний в отношении приемов и методов охраны границ. Отсутствие директив о построении сторожевого охранения провоцировало возможность находившимся на границе войскам ВНУС, при отсутствии оперативных заданий, не интересоваться охраной границ. Находившиеся на границе войска ВНУС не входили в состав войск ВЧК, а были лишь приданной особым отделам вооруженной силой для выполнения оперативных заданий органов ВЧК, которые несли полную ответственность за ненадлежащую охрану границ.

Указанное Положение в скором времени было скорректировано постановлением СТО от 19 января 1921 г., в соответствии с которым войска ВНУС, за исключением войск ВЧК, были переданы в военное ведомство, а на войска ВЧК кроме лежавших на них обязанностей по борьбе с внутренней контрреволюцией была возложена задача по охране государственных границ РСФСР.

Во исполнение данного постановления приказом РВСР и ВЧК от 25 января 1921 г. № 21 все части войск ВНУС, несшие службу по заданиям чрезвычайных комиссий, а также войска по охране границ с их штабами были переданы в ведение ВЧК, с исключением из штатов Красной армии.

Поступившие в ведение ВЧК пограничные войска, обслуживавшие особые отделы, в порядке управления были объединены по каждой границе в отдельности и подчинены начальнику особого отдела данной границы. Начальник особого отдела границы управлял войсками подведомственной ему границы через начальника войск ВЧК этой границы, при котором состоял соответствующий штаб.

15 февраля 1921 г. Ф.Э. Дзержинский подписал приказ ВЧК № 44, который объявил «Инструкцию частям войск ВЧК по охране границ и взаимоотношению с особыми отделами по охране границ»[450].

Приказ определил, что охрана всех границ РСФСР возлагалась на особый отдел ВЧК, который нес за это полную ответственность и осуществлял охрану через свои органы на границе – особые отделы по охране границ.

Вся граница для удобства управления разбивалась на пограничные районы, участки и посты, на которых учреждались особые отделы охраны границ, пограничные участковые особые отделения и пограничные заградительные посты. На отделы, отделения и посты возлагались: а) охрана границ в политическо-военном отношении; б) воспрепятствование незаконному передвижению через границу грузов; в) борьба с бандитизмом; г) обслуживание таможенных учреждений вооруженной силой[451].

С переходом частей войск ВНУС, выделенных для охраны границ, в состав пограничных войск ВЧК, особым отделом ВЧК и управлением войск ВЧК Республики было разработано и приказом ВЧК от 14 июля 1921 г. № 209 объявлено «Положение об охране границ РСФСР»[452].

В соответствии с указанным положением охрана всех границ РСФСР осуществлялась через специальные органы особого отдела на границе и через пограничные части. Вся граница была разбита на участки.

На начальника особого отдела границы (округа) было возложено руководство и координирование работы по охране границ по директивам особого отдела ВЧК и по приказам начальника управления войск ВЧК.

Особые отделы несли полную ответственность за охрану вверенных им участков границ. На них возлагались: а) охрана границ в военно-политическом отношении; б) воспрепятствование незаконному передвижению через границу людей и грузов; в) борьба с бандитизмом в пограничной полосе.

Для осуществления указанных задач в распоряжении особых отделов находились войска ВЧК. Начальник ОО ВЧК управлял подчиненными ему войсками ВЧК через начальника управления войск ВЧК соответствующей границы, который был подчинен ему в оперативном отношении. В отношении же строевом и административно-хозяйственном войска ВЧК по охране границ подчинялись непосредственным строевым начальникам.

В отношении основ охраны границ в Положении было установлено, что «основным видом борьбы с нарушением границ Республики является находящаяся в распоряжении Особотделов ВЧК сеть развитой агентуры, опирающаяся на войска ВЧК, которые служат ей линией заграждения и непосредственной поддержкой».

Издание «Положения об охране границ» определило основные формы и методы охраны границ. А создание специальных управлений войск ВЧК придало пограничным войскам довольно стройное организационное построение. Эта организация пограничных войск ВЧК просуществовала до октября 1921 г., когда состоялось постановление СТО об их расформировании.

Вследствие сложной военно-политической обстановки на европейской границе (бандитизм, контрабанда и др.), которая требовала держать на границе довольно большое количество полевых частей, а также в силу целого ряда других причин, существование самостоятельных пограничных войск ВЧК было признано нецелесообразным, и последние, согласно постановлению СТО от 21 октября 1921 г., были расформированы, а охрана границ была возложена на полевые части Красной армии[453]. Военному ведомству предписывалось выделить для охраны границ к 1 ноября 1921 г. в распоряжение ВЧК строевые части.

В развитие постановления СТО ведомствам надлежало выработать порядок взаимодействия частей Красной армии, привлекавшихся для пограничной службы, и особых отделов.

В разработанном вскоре и утвержденном 22 октября 1921 г. «Положении о взаимоотношениях военного командования и особых органов ВЧК по охране границ РСФСР» отмечалось, что ответственность за охрану границ РСФСР по-прежнему лежала на особых органах по охране границ ВЧК. Несение службы по охране границ лежало на военном ведомстве. Для охраны границ командованием пограничных округов выделялись строевые части в количестве, необходимом для надлежащей охраны границ по соглашению с президиумом ВЧК. Выделявшиеся для несения пограничной охраны войска поступали в оперативное подчинение особых отделов, оставаясь во всех остальных отношениях в распоряжении полевого командования[454].

Одновременно с разработкой «Положения об охране границ» частями Красной армии начальникам границ было предложено приступить к передаче охраны границ полевым частям и к расформированию пограничных войск ВЧК.

Однако передача охраны границ военному ведомству приняла, по вине полевого командования, затяжной характер и завершилась лишь к 1 марта 1922 г.

Расформирование пограничных частей и передача охраны границ полевым частям в 1921 г. еще более отдалили возможность поставить дело охраны границы на должную высоту, так как полевые части, неся охрану, постоянно сменяли друг друга, тем самым не приобретая опыта пограничной службы, имевшей много особенностей. Если указанные части в выполнении функций по охране были в известной зависимости от органов ВЧК, то от таможенных учреждений, которым вменялось в обязанность защищать на границах экономические интересы Республики, они были абсолютно оторваны.

С началом восстановления разрушенного Гражданской войной хозяйства встал вопрос усиления экономической охраны границ, осуществлявшейся до этого времени органами таможенного ведомства через аппарат таможен, выставлявших с пограничной охраной свои посты и проводивших оперативную работу по борьбе с контрабандой.

Рост контрабанды требовал надлежащих организационных мер по борьбе с нею, для чего Совнарком 8 декабря 1921 г. постановил образовать при ВЧК Центральную комиссию по борьбе с контрабандой из представителей ВЧК, РВСР и Наркомвнешторга[455].

При особых отделах по охране границ образовывались комиссии по борьбе с контрабандой из представителей местных ЧК, военного ведомства и таможенного контроля. На указанные комиссии возлагалось наблюдение за деятельностью органов, осуществлявших борьбу с контрабандой, и принятие чрезвычайных мер в необходимых случаях.

К началу 1922 г. бандитизм в погранполосе, ставший, начиная с последних месяцев 1920 г., массовым явлением, пошел на убыль, но чрезвычайно оживился и достиг значительных размеров контрабандный промысел.

Существовавшая организация пограничной охраны, когда органы, ведущие оперативную работу, подчинялись одному ведомству – ВЧК, а органы, реализовывавшие полученные оперативные данные, другому – Наркомвоену, приводила к тому, что даже заблаговременно полученную информацию о противоправной деятельности на границе было сложно реализовать своевременно.

Поэтому существовавшая организация пограничной охраны, имевшая двойственное подчинение, была признана неэффективной. Постановлением СТО 27 сентября 1922 г. охрана границ РСФСР во всех отношениях (за исключением военной обороны) была передана Государственному политическому управлению при НКВД РСФСР (сменившему ВЧК), в структуре которого для этих целей был создан отдельный пограничный корпус войск ГПУ[456].

В первый год существования советской власти, в период Гражданской войны, с началом восстановления экономики страны опробовались различные организационные формы охраны государственной границы РСФСР и обеспечения пограничной безопасности государства. С возложением охраны границы на особый отдел ВЧК эта деятельность приобрела более централизованный характер, что позволило более эффективно выявлять и пресекать подрывную деятельность иностранных спецслужб и белоэмигрантских организаций через границу, а также добиться существенных успехов в борьбе с политическим бандитизмом и организованной контрабандой.

На Дальнем Востоке. 1920–1922 гг.

После свержения военной диктатуры адмирала А.В. Колчака к марту 1920 г. на российской территории от Байкала до Тихого океана образовалось три самостоятельных правительства: Приморское (земское), Амурское (советское) и Забайкальское (земское). Между Амурским правительством, с одной стороны, и Забайкальским – с другой, находилась так называемая «читинская пробка» – «правительство» атамана Г.М. Семенова в Восточном Забайкалье с центром в Чите.

Белогвардейские штаб командующего войсками Российской восточной окраины (с 27 апреля – Дальневосточная армия (ДВА) и штаб войск Приморской области располагали контрразведывательными отделениями, подчиненными генерал-квартирмейстеру[457]. Приказом от 30 марта 1920 г. войсковая контрразведка ДВА была построена по схеме, установленной временным положением о контрразведывательной и военно-контрольной службе на ТВД[458].

К весне часть войск интервентов эвакуировалась, но в Восточном Забайкалье и Приморье оставался почти 100-тысячный экспедиционный корпус Японии, поддерживавшей Г.М. Семенова. В таких условиях дальнейшее продвижение Красной армии, вступившей в Прибайкалье, могло привести к войне с Японией, вести которую было не под силу Советской Республике, так как существовала угроза военного столкновения с Польшей.

В марте 1920 г. на состоявшемся в Верхнеудинске съезде трудящихся был сформирован президиум Народно-революционной власти и естественно встал вопрос об охране в политическом отношении начавшего образовываться буферного государства – Дальневосточной республики (ДВР). Тогда-то и была организована Государственная политическая охрана (ГПО), перед которой была поставлена задача борьбы с контрреволюцией среди гражданского населения.

Помимо ГПО в Верхнеудинске при вступлении частей Восточносибирской армии в Забайкалье был образован особый отдел (вскоре переименованный в военный контроль) при Военном совете Народно-революционной армии (в каковую были преобразованы части Восточносибирской Советской армии), функции которого заключались в борьбе с контрреволюцией и шпионажем в Нарревармии[459].

Военный контроль был укомплектован сотрудниками, имевшими опыт работы в действующих частях Красной армии, и действовал довольно активно как в армии, так и в ее окружении. Органы ГПО испытывали серьезные кадровые и материальные трудности, их деятельность носила малоэффективный характер[460]. 13 мая 1920 г. для того, чтобы переломить эту ситуацию, директор ГПО П.В. Алфимов и начальник военконтроля при Военсовете НРА Макаров подписали соглашение о взаимодействии указанных учреждений.

В августе 1920 г. для оказания помощи в организации органов государственной безопасности в ДВР прибыл полномочный представитель ВЧК по Сибири И.П. Павлуновский, который привез директивы центра о перестройке органов борьбы с контрреволюцией, согласно которым, военный контроль и ГПО были объединены в орган государственной политической охраны, подчиненный в организационном и административном отношении ВЧК, через ее представительство в Омске. Это подчинение было фактическим и нелегальным[461]. Формально ГПО подчинялась президиуму Правительства ДВР на правах управления. Руководителем ГПО был назначен В.А. Ронин (предположительно настоящие имя и фамилия – Матвей Давыдович Берман. – Авт.)[462].

Структура и штаты ГПО при Совете министров были утверждены президиумом Правительства ДВР 1 сентября 1920 г. В соответствии с принятым решением в ГПО были сформированы: общий, активный и контрразведывательный отделы, комендатура и подразделение связи[463].

Но сформированная структура органов ГПО просуществовала непродолжительный период времени. Уже 6 ноября 1920 г. постановлением № 7 Временного делового президиума Правительства ДВР было утверждено «Положение о Главном управлении государственной и политической охраны Дальневосточной республики». В Положении указывалось, что директору государственной политической охраны Республики подчинялись все существовавшие до образования президиума правительства учреждения ГПО[464].

В декабре 1920 г. после объединения дальневосточных областей в рамках Дальневосточной республики началась реорганизация органов исполнительной власти, и встал вопрос о создании Госполитохраны в масштабах всей республики: Главного управления ГПО и отделов в соответствии с территориальным делением республики на Прибайкальскую, Забайкальскую, Амурскую, Приамурскую и Приморскую области[465].

5 декабря на заседании Дальбюро ЦК РКП(б) министр внутренних дел ДВР А.А. Знаменский представил доклад об организационных основах строительства ГПО. Дальбюро одобрило проводимый МВД курс на создание органов государственной безопасности с учетом опыта ВЧК РСФСР. Вместе с тем Дальбюро рекомендовало МВД при организации деятельности ГПО учитывать «буферные» условия и тактически правильно строить свою работу, не нарушая политическую систему республики, основанную на компромиссах и коалиции различных социально-классовых сил. Однако это не означало участия в строительстве органов безопасности других политических партий, легально действовавших в ДВР, или представителей буржуазии. Установка Дальбюро ЦК РКП(б) была следующей: вся деятельность ГПО будет строиться и проходить под безраздельным и исключительным руководством и контролем парторганизаций РКП(б). Главная задача ГПО – обеспечение безопасности не только ДВР, но и РСФСР. Поэтому руководство деятельностью ГПО ДВР должно было осуществлять ВЧК через своего уполномоченного при Дальбюро ЦК РКП(б)[466].

В соответствии с принятыми решениями в областях ДВР создавались отделы, подотделы, агентурно-осведомительные и контрольно-пограничные пункты ГПО. В связи с тем, что Забайкалье было освобождено от семеновских частей лишь в октябре 1920 г., процесс создания местных органов ГПО затянулся до начала 1921 г.

Своеобразная обстановка сложилась в Приморье, где японские интервенты и внутренняя контрреволюция делали ставку на сепаратизм области как средство срыва строительства «буферного» государства. Это сказалось на образовании органов безопасности в Приморье.

Практически до 1 июля 1920 г. в аппарате Временного правительства Приморской областной земской управы (ВП ПОЗУ) сохранялась разведка и контрразведка штаба ПриВО. Затем они были расформированы. С февраля 1920 г. в структуре этого правительства действовали следственная комиссия во главе с анархистом Чернобаевым (он же Чернов) и отделение военного контроля крепости Владивосток, которое возглавлял эсер, выпускник Восточного института прапорщик В.В. Попов.

В марте военный контроль крепости был переподчинен военному совету при ВП ПОЗУ. Эти спецслужбы практически никак себя не проявили и прекратили существование вместе с военсоветом в июне 1920 г. (постановление Временного правительства Дальнего Востока от 11 июня 1920 г. № 361)[467].

В марте 1920 г. военный совет при ВП ПОЗУ в соответствии с директивой Дальбюро ЦК РКП(б) произвел реорганизацию военного контроля в областном масштабе. Были утверждены временные штаты Приморского областного военного контроля, Владивостокского отделения военного контроля, Владивостокского пограничного паспортного пункта, Никольск-Уссурийского отделения военного контроля, Шкотовского и Раздольненского пунктов военного контроля[468].

5 февраля 1920 г. начальником Приморского областного военконтроля был назначен освобожденный из Владивостокской тюрьмы коммунист Е.А. Фортунатов[469]. Он стал организовывать контрразведывательные подразделения на местах и создавать сеть секретных сотрудников. В частности, он привлек к работе военного переводчика главного штаба японских экспедиционных войск во Владивостоке Т.С. Юркевича[470], переводчика японского Управления военно-полевых сообщений В.С. Ощепкова[471], переводчика штаба 14-й японской дивизии в г. Хабаровске Л.А. Юрьева[472], служащего инспекции Амурского железнодорожного участка (отделения Межсоюзного технического комитета) Г.Н. Журавлева[473] и приехавшего из Харбина переводчика японского представителя при Межсоюзном техническом комитете В.Д. Плешакова[474].

Исполняющим обязанности начальника отделения военного контроля во Владивостоке утверждался В.В. Попов, его помощником был назначен И.И. Ангарский[475].

По воспоминаниям И.И. Ангарского, работа военного контроля носила в основном разведывательный и контрразведывательный характер против японцев и белогвардейцев.

Во время японского выступления 4–5 апреля 1920 г. были разгромлены государственные учреждения ВП ПОЗУ, арестованы их руководители и часть сотрудников. Так, были арестованы члены военного совета С.Г. Лазо и А.Н. Луцкий, начальник Приморского областного военного контроля Е.А. Фортунатов и др.

После освобождения Фортунатов с санкции партийной организации выехал на нелегальную работу в Шанхай[476]. Вместо военного контроля был создан «политическо-революционный контроль», переименованный сначала в управление государственной охраны, а затем – в госполитохрану[477].

Отдел Государственной охраны был сформирован при Управлении внутренних дел, фактически подчинялся техническому отделу Приморского областного комитета РКП(б) и осуществлял свою деятельность нелегально. 12 декабря 1920 г. ВП ПОЗУ сложило свои полномочия, 19 декабря Народное собрание избрало Приморское областное управление ДВР, при административном отделе которого в начале 1921 г. стал функционировать Приморский областной отдел ГПО[478].

К оперативной работе отдел приступил после увольнения за бездеятельность его прежних руководителей – эсеров Калигинского и Морозова и назначения на должность начальника отдела ГПО по рекомендации заведующего техническом отделом Приморского обкома РКП(б) К.Ф. Пшеницына и командующего Хабаровской группой войск НРА И.Г. Булгакова-Бельского беспартийного В.В. Данилова (настоящая фамилия Долганов), бывшего харбинского коммерсанта и солдата колчаковской армии, перед назначением состоявшего начальником гарнизона г. Имана и начальником Иманской уездной милиции. Его заместителем стал по направлению Дальбюро ЦК РКП(б) коммунист М.А. Анисимов (настоящая фамилия Аникеев). Старшим помощником начальника отдела ГПО по наружному наблюдению был назначен коммунист Л.К. Егоров (настоящие имя и фамилия Л.Я. Бурлаков). Помощником начальника отдела стал Г.А. Давыдов (настоящая фамилия Катючий)[479].

Несмотря на то, что задач по организации внешней разведки на зарубежном Дальнем Востоке официально перед органами ГПО ДВР не ставилось, анализ архивных документов свидетельствует: уже в 1920 г., по крайней мере, Приморский облотдел ГПО планировал проведение разведывательных мероприятий за рубежом. Так, 27 декабря 1920 г. В.В. Данилов-Долганов представил управляющему внутренними делами и в технический отдел Приморского обкома РКП(б) на утверждение штаты и смету отдела ГПО[480]. Предусматривалось помимо отдела во Владивостоке организовать по новым штатам пограничный пропускной паспортный пункт во Владивостоке, пропускной контрольный пункт на ст. Пограничная, телеграфный контрольный пункт, отделение на о. Русском, отделение Дачного района, Никольск-Уссурийское отделение и заграничное бюро[481].

При этом заграничное бюро было органом внешней разведки, которое, по-видимому, существовало уже в сентябре 1920 г.[482] Предполагалось, что загранбюро не имело «принудительного» штата, носило исключительно осведомительный характер и функционировало нелегально. Заведующий бюро находился в одной стране, в его распоряжении были секретарь, машинистка и три агента. Чин для поручений командировался в другую страну, при нем находились машинистка и три агента. Агенты совершали поездки по различным городам, где была установлена сеть секретных сотрудников, принимали сведения от них и привозили к пославшему их, т. е. к заведующему бюро или чину для поручений. Так как предполагалось, что бюро работало в двух странах, то на каждое отделение предполагалось ассигновать по 100 иен и 7500 рублей. Каждое отделение направляло во Владивосток один раз в месяц курьера, на что отпускалось 300 иен. На суточные расходы и разъезды по территории государства семи агентам выделялось 1500 иен. На содержание секретной агентуры каждому отделению предусматривалось по 775 иен, с учетом того, что штатные агенты являлись также и секретными. На телеграфные и почтовые расходы отпускалось по 300 иен на каждое отделение[483].

К началу 1921 г. в ДВР в основном сложилась система государственной власти. В этих условиях МВД ДВР приступило к разработке нового Временного положения о ГПО, исходя из указаний Дальбюро ЦК РКП(б) и специфики «буферных» условий. 8 февраля 1921 г. Правительство ДВР утвердило Временное положение о Государственно-политической охране Дальневосточной республики. В соответствии с указанным Положением, Государственная политическая охрана ДВР учреждалась на правах особого управления в составе МВД ДВР для борьбы со шпионажем, контрреволюцией, преступлениями, направленными против существовавшего государственного строя республики, совершенными как военными, так и гражданскими лицами[484].

Главное управление ГПО состояло из трех отделов (общего, оперативного и следственного). Согласно Положению, нижестоящими звеньями структуры ГПО являлись областные отделы, уездные отделения, контрольно-пограничные (информационные) пункты.

17 марта 1921 г. приказом № 38 были объявлены новые штаты ГУ ГПО, утвержденные МВД и бюджетной комиссией Минфина ДВР. В соответствии со штатным расписанием были приведены существовавшие структуры ГУ ГПО и подразделений на местах. Новая структура ГУ ГПО включала: директора, секретаря, заместителей директора (3 чел.), инспекторский отдел (10 чел.), регистрационное бюро (10 чел.), информационное бюро (8 чел.), общий отдел (8 чел.), хозяйственную часть (27 чел.) и бухгалтерию (8 чел.)[485].

Областные отделы ГПО состояли из трех подразделений: общей части (с хозяйственным, бухгалтерским отделениями, а также комендатурой и подразделением связи), секретной части (с агентурным, информационным и регистрационно-статистическим отделениями) и административно-инспекторской части.

В задачи областных отделов ГПО входило наблюдение за исполнением всеми гражданами, организациями и правительственными учреждениями законов и постановлений Правительства ДВР, борьба с контрреволюционными организациями и бандитизмом. Облотделы имели право вести наблюдение за лицами и организациями, нелояльными по отношению к власти ДВР, дознание, следствие и розыск скрывшихся преступников, работая в контакте со всеми правительственными учреждениями и партийными организациями, опираясь в своей деятельности на содействие и поддержку рабочих масс[486].

Приказом ГУ ГПО ДВР от 30 апреля 1921 г. № 1 вместо расформированных в центре и на местах следственных подразделений были образованы секретный отдел в Главном управлении и секретные части в областных отделах. Эти подразделения являлись следственными органами, в которых были сосредоточены все важные дела и производство.

Секретный отдел состоял из: уполномоченного по борьбе с контрреволюцией с тремя помощниками; уполномоченного по борьбе с бандитизмом с двумя помощниками; уполномоченного по борьбе со шпионажем с двумя помощниками; уполномоченного по борьбе с преступлениями по должности с одним помощником; уполномоченного по разным делам с одним помощником; секретаря отдела; делопроизводителя; двух машинисток и двух писарей.

Для успешного выполнения задач «секретно-разыскными мерами» при секретном отделе был создан агентурный подотдел, состоявший из начальника агентуры с двумя помощниками (один из которых был законспирирован, т. е. официально в ГПО не работал и не появлялся, имея связь только с уполномоченными) и канцелярии[487].

Несмотря на то, что в правоустанавливающих документах Госполитохраны проведение агентурной разведки за рубежом не предусматривалось, как представляется, секретные подразделения и их уполномоченные на местах решали также и задачи по добыванию разведывательной информации. Так, в информационной сводке № 3 Забайкальского облотдела ГПО за период с 15 февраля по 1 марта 1921 г. констатировалось, что «ввиду недостатка работников и неналаженности работы на территории ДВР заграничная разведка еще не работает (кроме Мациевского подотдела)»[488]. А уже в своем докладе директору ГПО начальник Мациевского подотдела Борцов 17 мая 1921 г. отмечал, что из областного отдела поступило указание о том, что три четверти сотрудников агентуры должны были «вести работу за границей». И одно время, писал далее Борцов, подотделу удалось организовать разведывательную деятельность в Китае, на ст. Маньчжурия и в Харбин были даже направлены резиденты. Однако из-за острой нехватки финансовых средств разведывательная деятельность была свернута[489].

8 марта 1921 г. в докладе директору ГУГПО начальник Приамурского облотдела ГПО Г.Е. Сократ планировал вести работу в числе прочего в тылу противника от ст. Иман до Владивостока.

В этом же году ГУ ГПО организовало несколько резидентур в Маньчжурии. Первая из них предположительно была создана на ст. Маньчжурия под прикрытием представительства ДВР, в котором агент (резидент) занял должность заведующего паспортным столом. С февраля по октябрь 1921 г. это прикрытие использовал С.И. Силкин, который был привлечен к работе на месте[490]. Резидентура ГПО в г. Харбине появилась, вероятно, после того, как 22 декабря 1921 г. Дальбюро приняло решение направить на должность заведующего иностранной информацией при особоуполномоченном ДВР в полосе отчуждения КВЖД сотрудника ГПО И.И. Ангарского[491] (настоящая фамилия Жидовкин. – Авт.).

Кроме этого для непосредственного сбора политической, военной и отчасти экономической информации в Китае и Монголии, как свидетельствует анализ архивных материалов, органами Госполитохраны в указанные страны регулярно командировались штатные сотрудники и агентура. Так, например, Г.В. Быханьков, который в 1921 г. по решению Дальбюро был направлен на службу в ГПО, вспоминал, что, работая на ст. Мациевская, он дважды переходил границу в Маньчжурию для сопровождения сотрудников, направлявшихся туда с оперативными заданиями[492].

В этот период времени начинаются активные действия в лагере противника. В апреле 1921 г. части белой Дальневосточной армии были перевезены на территорию Приморья в качестве «вооруженного резерва милиции Приамурского государственного образования». 26 мая ее командование совершило военный переворот, в результате которого к власти пришло Временное Приамурское правительство (ВПП). В составе управления военно-морского ведомства учреждены органы разведки и контрразведки, традиционно подчинявшиеся генерал-квартирмейстеру.

25 мая 1921 г. из войск, оказавшихся в подчинении атамана Г.М. Семенова, была образована Гродековская группа под командованием генерал-майора Н.И. Савельева. В июле при штабе учреждено управление начальника политического розыска, состоявшее из отделений разведки, контрразведки, военного контроля и милиции[493]. В сентябре группа перешла в подчинение Временного Приамурского правительства, а затем переформирована в 3-ю отдельную стрелковую бригаду и включена в состав 2-го стрелкового корпуса.

Политическим розыском на территории, подконтрольной Временному Приамурскому правительству, занимались информационное отделение (ИО) милицейско-инспекторского отдела (с октября 1921 г. административного отдела. – Авт.) МВД, возглавляемое полковником В.А. Булаховым, а также соответствующие органы при уполномоченных и особоуполномоченных правительства. В круг обязанностей ИО входило выявление «отдельных лиц и групп партийной большевистской противоправительственной организации». Предположительно информационное отделение состояло из общей части, наружного наблюдения, секретного, судебного и информационного подотделов и разыскного пункта в Никольске-Уссурийском. К концу 1921 г. были учреждены контрольно-паспортные разыскные пункты на ст. Гродеково (10 чел.), Никольск-Уссурийский (10 чел.), Иман (7 чел.) и Шкотово (7 чел.) и информационно-разыскной пункт в Хабаровске (27 чел.). Задачами пунктов являлся паспортный контроль среди пассажиров поездов, задержание лиц, не имеющих подлежащих документов, установление их личности и определение политической благонадежности, выдача заграничных паспортов и разрешительных виз на выезд за границу, взимание платы за выдачу паспортов и виз, штрафов за просрочку паспортов[494].

После принятия Конституции ДВР последовала реорганизация государственного аппарата «буферной» республики, которая затронула и ГПО. С целью совершенствования организации и структуры ГПО 25 мая 1921 г. Дальбюро ЦК РКП(б) на своем заседании заслушало доклад прибывшего с мандатом ВЧК А.П. Марцинковского. Он отметил, что власти ДВР правильно понимали, что основное значение имели взаимоотношения с Японией, но в то же время недооценивали контрреволюционные группировки, которые, имея легальные возможности вести работу против Советской России, представляли не меньшую опасность. Вместе с тем имевшиеся органы ГПО были не способны вести активную борьбу с контрреволюцией. Марцинковский передал директиву ВЧК: очистить и реорганизовать ГПО, освободить ее от ряда функций, передав их уголовному розыску и милиции, для чего укомплектовать их преданными сотрудниками. Предлагалось реорганизовать и армию, так как Управление политической инспекция НРА (орган военной агентурной разведки. – Авт.), по его мнению, не располагало сведениями о деятельности контрреволюционных группировок в воинских частях.

Дальбюро, обсудив доклад представителя ВЧК, постановило: «Для правильной работы ГПО назначить особоуполномоченного при Дальбюро для ведения согласованной работы с Российской ВЧК и установления строгого партийного контроля». Уполномоченным Дальбюро по охране республики был утвержден А.П. Марцинковский, все ответственные партийные работники, возглавлявшие ГПО и МВД, обязаны были согласовывать с ним мероприятия своих ведомств и выполнять его директивы. Дальбюро также постановило организовать при Госполитохране военный отдел с теми же функциями в армии, что и в гражданских ведомствах[495].

Дальбюро утвердило представленное А.П. Марцинковским «Положение о военном отделе», одновременно рекомендовав назначить его начальником коммуниста Н.М. Харитонова, уже имевшего опыт оперативной работы в войсках Амурского фронта, где он возглавлял военный контроль. В соответствии с «Положением» Военный отдел ГУ ГПО учреждался при штабе главнокомандующего всеми Вооруженными силами ДВР с задачей вести борьбу с «военным шпионажем в Народно-революционных армиях в пределах правительства ДВР…» На него возлагалась также охрана границ республики,чтобы не допустить проникновения на ее территорию японских и белогвардейских шпионов.

Военный отдел структурно состоял из агентурного отделения, информационной и следственной частей, подразделения регистрации, а также подотдела охраны границ, на который замыкались рассредоточенные по границе пограничные пункты.

В мае 1921 г. было также утверждено новое Положение о ГПО при МВД ДВР. Задачами Госполитохраны определялись: борьба со шпионажем, спекуляцией, политическими и должностными преступлениями, направленными против существовавшего в республике государственного строя, совершенными как военными, так и гражданскими лицами. Главное управление Госполитохраны учреждалось при МВД ДВР на правах департамента. Для выполнения возложенных на него задач ГПО использовала секретный, оперативный и следственный аппараты, а также регистрацию, которая существовала как вспомогательный орган при всех трех аппаратах ГПО.

ГУ ГПО руководило пятью областными отделами: Прибайкальским (г. Верхнеудинск), Забайкальским (г. Сретенск), Амурским (г. Благовещенск), Приамурским (г. Хабаровск) и Приморским (г. Владивосток). Исходя из оперативной необходимости, областные отделы ГПО создавали подотделы и агентурно-осведомительные пункты[496].

В этом Положении также не предполагалось проведение органами ГПО разведывательной и контрразведывательной работы на территории иностранных государств и в Приморье. Вместе с тем своевременное осведомление о планах и замыслах японских и белогвардейских разведслужб, находившихся в Приморской области и в Китае, было для большевиков крайне необходимо.

Осознавая это, например, некоторые начальники отделений военного отдела в армиях и дивизиях инициативно брались за организацию закордонных мероприятий, одновременно настаивая перед центром на формировании соответствующих звеньев в рамках военной контрразведки. Характерен в этом отношении доклад начальника военного отделения ГПО при 4-й Благовещенской стрелковой бригаде от 28 сентября 1921 г., в котором указывалось, что в связи с расположением частей бригады вдоль границы с Китаем им приходилось вместе с погранвойсками бороться с бандами белогвардейцев и хунхузов, совершавшими нападения на населенные пункты Амурской области. Поскольку информацией о намерениях бандитов не располагали ни военное отделение, ни регистрационный отдел (орган военной агентурной разведки. – Авт.) бригады, начальник отделения предложил начать работу в Китае собственными силами, для чего требовалось учредить при военном отделении подразделение заграничной разведки. Не дожидаясь решения этого вопроса, он направил несколько своих сотрудников в Маньчжурию[497].

После переворота 26 мая 1921 г. и прихода к власти Временного Приамурского правительства во главе со С.Д. Меркуловым руководители Приморского облотдела ГПО М.А. Анисимов, Л.Я. Бурлаков, Г.А. Давыдов-Катючий с рядом других сотрудников отдела ушли к партизанам[498].

Под руководством М.А. Анисимова в с. Анучино при штабе партизанских отрядов Приморья был организован осведомительный отдел с разведывательными и контрразведывательными функциями. Анисимов планировал учредить своих уполномоченных при штабах партизанских отрядов и резидентов в областных центрах (Владивостоке, Никольск-Уссурийске, Спасске, Сучане, Гродеково). Агентурный аппарат отдела насчитывал 19 секретных сотрудников, большей частью состоявших ранее на службе в облотделе ГПО[499].

С учетом коренного изменения обстановки в Дальневосточном регионе полпред ВЧК по Сибири И.П. Павлуновский предложил реорганизовать органы ГПО. 26 июня 1921 г. Дальбюро ЦК РКП(б) заслушало информацию Я.Д. Янсона о взглядах Павлуновского на роль, место и задачи ГПО. По его мнению, ГПО должна была состоять из трех отделов, руководители которых организовывали коллегиальное управление Госполитохраной. Дальбюро одобрило этот план, утвердило комиссию по реорганизации ГПО, которая разработала Тезисы по реорганизации ГПО[500].

В порядке реализации основных положений указанных Тезисов 27 июля 1921 г. Дальбюро приняло постановление «О коллегиальном управлении ГПО». Коллегия ГПО состояла из представителей Главного управления и областных отделов ГПО, милиции, военной разведки и военной контрразведки. Председателем коллегии и директором ГПО Дальбюро утвердило Г.И. Быкова, секретаря Дальбюро. Тем самым был установлен непосредственный партийный контроль за деятельностью ГПО.

Все вышеуказанные нормативные акты о Госполитохране вошли в проект нового Положения о ГПО, который был подготовлен комиссией по реорганизации ГПО, обсужден на заседании Дальбюро и Правительства ДВР и стал действующим нормативным актом 16 августа 1921 г.[501]

В новом Положении о ГПО были четко разграничены функции Госполитохраны и органов милиции. Так, деятельность ГПО распространялась на армию, флот и транспорт. Военный отдел ГПО учреждался при Военном совете НРА ДВР.

Для борьбы с преступностью на транспорте при Главном управлении ГПО был образован транспортный отдел. При управлениях железных дорог и водного транспорта были учреждены районные отделения и пункты ГПО[502].

В связи с происшедшими изменениями в управлении НРА, ликвидацией должности политического эмиссара и созданием 26 июня 1921 г. Военного совета, как высшего коллегиального органа военно-политического руководства вооруженными силами, центральный аппарат военной контрразведки стал официально именоваться военным отделом ГУ ГПО при ВС НРА и подчиняться одному из его членов. Данное положение было закреплено в приказе Военсовета от 12 июля 1921 г. № 45. На военкомов возлагалась задача формирования отделений и пунктов военного отдела при штабах дивизий, бригад и других частей, при этом им вменялось в обязанность оказывать этим органам всемерное содействие в работе.

В июле – августе 1921 г. начали функционировать военные отделения ГПО при штабах 2-й армии, 1-й Читинской, 2-й Верхнеудинской, 3-й Амурской и 1-й Забайкальской дивизий, Троицкосавской и Сретенской кавалерийских бригад, Акшинского, Нерчинско-Заводского (Аргунского), Хабаровского и Благовещенского пограничных районов ДВР, а также при штабе партизанских отрядов Приморья[503].

В пограничной зоне военному отделу были подчинены все органы ГПО и погранвойска. Военные отделы и отделения ГПО работали в контакте с Разведывательным управлением при Военном совете НРА и его подразделениями на местах.

В июле 1921 г. А.П. Марцинковский был отозван в Москву и Полномочное представительство ВЧК в ДВР возглавил прибывший из центра Л.Н. Левин (Бельский)[504]. Заместителем полпреда и одновременно заведующим иностранным отделом (подразделение внешнеполитической разведки. – Авт.) Полпредства ВЧК в ДВР в августе 1921 г., по предложению И.П. Павлуновского и Дальбюро, был назначен возвратившийся из командировки в Москву для доклада исполкому Коминтерна К.Ф. Пшеницын[505]. Однако осенью 1921 г., после военного выступления меркуловского правительства против ДВР, Пшеницын был направлен в Приморье в качестве председателя партийного бюро Приморской области. Кроме того, он получил мандат, как член коллегии ГУ ГПО – представитель Дальбюро, командируемый в Амурскую, Приамурскую и Приморскую области для ревизии всех гражданских и военных органов ГПО ДВР[506].

В конце августа 1921 г. невысокая значимость поступавшей от органов военной контрразведки информации побудила Дальбюро ЦК, МВД и руководство ГУ ГПО провести ревизию военного отдела, для чего была образована специальная комиссия.

В ходе проверки выяснилось, что военный отдел неэффективно руководил отделениями на местах, не установил с ними регулярной связи, не наладил поступления необходимой информации, не разработал инструкций и директив для правильной и единообразной постановки работы в подчиненных органах. Все это отрицательно сказалось на эффективности проводимых мероприятий. Начальник военного отдела Н.М. Харитонов практически устранился от управления отделениями в дивизиях и бригадах, не проявлял должной заинтересованности в активизации борьбы с контрреволюцией и шпионажем в частях НРА, дислоцировавшихся вне Читинского гарнизона. Более того, он специальным приказом полностью возложил на своего помощника (он же командующий погранвойсками) руководство всеми отделениями и пунктами, находившимися в пограничной полосе и непосредственно на границе. Последний вынужден был создать при своем штабе орган, аналогичный военному отделу, так как иначе не мог управлять контрразведывательными подразделениями.

Материалы комиссии были доложены в ГУ ГПО, которое по согласованию с Дальбюро ЦК РКП(б) и Военным советом НРА приняло решение заменить начальника военного отдела, направив в центральный аппарат военной контрразведки группу опытных сотрудников, в том числе прибывших по указанию ВЧК из Советской России[507].

5 сентября 1921 г. полпред ВЧК по Сибири И.П. Павлуновский, который осуществлял контроль за организацией и деятельностью органов Госполитохраны, направил в Москву очередной доклад. В документе отмечалось, что за два года ВЧК мало что сделала для Дальнего Востока. За это время Госполитохрана выродилась во враждебный Советской России аппарат, на 40–45 % состоявший из агентуры различных империалистических стран. Положение Сибири, как указывал Павлуновский, требовало во что бы то ни стало ограждения от Дальнего Востока, как контрреволюционного «возбудителя», а это возможно было реализовать при одном условии – наличии в ДВР Госполитохраны, как органа ВЧК.

Для того чтобы Госполитохрана действительно вела борьбу с контрреволюцией как в ДВР, так и в Сибири, И.П. Павлуновский предлагал провести через ЦК РКП(б) решение о том, что Госполитохрана является органом ВЧК и в полном объеме подчиняется представительству ВЧК по Сибири. Свое предложение он мотивировал тем, что в условиях дальневосточной «склоки», всевозможных политических колебаний, влияния меньшевиков, эсеров и т. п. Госполитохрана, не будучи подчиненной сибирскому представительству, неизбежно испытывала на себе всевозможные групповые влияния и давление, что привело к «аннулированию» Госполитохраны как аппарата борьбы с контрреволюцией[508].

В сентябре 1921 г. была предпринята очередная попытка усовершенствовать организационную структуру и деятельность органов государственной безопасности республики. Во изменение закона от 8 февраля 1921 г. Правительство ДВР утвердило государственной политической охране ДВР, ее областных отделах и уездных подотделах, военном и транспортном, новое Положение о отделах ГПО и их отделениях.

В соответствии с указанным Положением центральным органом для борьбы со шпионажем, преступлениями, направленными против существовавшего государственного строя в ДВР, совершенными как военными, так и гражданскими лицами, с преступлениями по должности, предусмотренными Положением о политическом народном суде, в составе МВД учреждалось управление Государственной политической охраны ДВР.

Весь аппарат Государственной политической охраны, в соответствии с Положением, состоял из: Главного управления Госполитохраны, областных отделов, уездных подотделов, для работы в военных учреждениях и воинских частях армии и флота – военных отделов и отделений при армейских и дивизионных структурах или равных им частях и на границе для ее охраны. С целью работы на транспорте при управлении Госполитохраны учреждался транспортный отдел, районные участковые отделения и контрольно-пропускные пункты.

Для осуществления задач, возлагавшихся на ГУ ГПО, при нем создавались секретный и административно-организационный отделы, управление делами[509].

22 сентября директор ГУ ГПО издал приказ № 196 о реорганизации Главного управления ГПО и назначении сотрудников на соответствующие должности. Но и данная структура просуществовала короткий промежуток времени. Уже 11 октября 1921 г. директором Главного управления ГПО Г.И. Быковым был утвержден проект новой структуры и штатов ГУ ГПО[510].

В связи с этим директор ГУ ГПО Быков, объявляя новые сокращенные штаты ГПО, констатировал: «…итоги произведенной работы ставят нас перед фактом, что годичный срок, за который органы ГПО смогли бы быть организованы и представлять собой действительно реальную силу в борьбе с контрреволюцией в ДВР, не только привел наши аппараты и их работу к желательным результатам, а наоборот, превратил их в органы, компрометирующие Правительство ДВР…»[511]

Приказом ГУ ГПО от 13 октября 1921 г. № 85 все ранее изданные штаты ГПО были аннулированы и вводились новые сокращенные штаты. Транспортный отдел как самостоятельная единица был расформирован, начальнику секретного отдела было поручено организовать при отделе транспортную часть[512]. При областных отделах для обслуживания железнодорожных управлений, рупводов и обобщения сведений о железнодорожной и водной системах образовывались отделения, а также участковые осведомительные пункты[513].

В штате ГУ ГПО выделялись: директор, сотрудник для поручений, секретарь, административно-организационный отдел (в составе организационной, административной, финансово-хозяйственной и комендантской частей), секретно-оперативный отдел (в составе канцелярии, информационной, регистрационной и агентурной частей, транспортного отделения)[514].

Совершенствовалась не только внутренняя структура ГУ ГПО, претерпели определенную организационную трансформацию и аппараты территориальных органов ГПО. В штате областных отделоввыделялись: начальник, административно-организационная и финансово-хозяйственная части, оперативно-секретная часть (в составе канцелярии, агентурного и информационно-регистрационного отделений), комендантское отделение[515]. В штате уездных подотделов – начальник, общая канцелярия, уполномоченные по контрреволюции, информации и агентуре, регистратор и 5 агентов[516]. В штате агентурно-осведомительных пунктов ГПО – уполномоченные по различным направлениям, помощники уполномоченных, регистратор-счетчик и письмоводитель[517].

Но процесс этих реорганизаций был настолько динамичен, что в самом центральном аппарате ГПО сотрудники не всегда могли уследить за происходивщими изменениями[518].

В конце 1921 г. на фоне неудач НРА на Восточном фронте вскрылись серьезные упущения и оперативные ошибки в деятельности органов безопасности. 25 декабря 1921 г. ГУ ГПО и Военсовет НРА приняли решение реорганизовать органы ГПО в прифронтовой полосе. При Военном совете вновь образованного Восточного фронта учреждался военно-полевой отдел, в задачи которого входила борьба со шпионажем, изменой, саботажем и контрреволюционной агитацией, а также войсковая агентурная разведка.

Принятые меры позволили повысить эффективность фронтовой контрразведки. В короткий срок удалось наладить поступление информации из тыла противника, чему в немалой степени способствовало установление связи с подпольными организациями РКП(б) Владивостока и Хабаровска. Уже 1 января 1922 г. Военсовет фронта получил первую разведывательную сводку военно-полевого отдела. Активные диверсионные действия на коммуникациях меркуловских войск развернул сформированный при отделе отряд особого назначения под командованием известного партизана Мелехина[519].

С 14 февраля 1922 г., после освобождения Хабаровска от белогвардейцев, в городе действовал военно-полевой отдел ГПО под руководством Я.Я. Рейнгольда. В июне 1922 г. вновь был сформирован Приамурский отдел ГПО во главе с М.П. Вольским (настоящая фамилия Садовничий. – Авт.).

В начале 1922 г. Временное Приамурское правительство предприняло меры к централизации деятельности органов политического сыска. 18 февраля С.Д. Меркулов поручил начальнику административного отдела МВД «главное руководство» политическим розыском, а в районах, находившихся на военном положении, орган политического розыска предписывалось подчинить непосредственно военному командованию[520].

16 июня 1922 г. во Владивостоке вместо расформированного информационного отделения начал функционировать районный охранный отдел, возглавляемый генерал-майором Н.П. Злобиным, а в Никольске-Уссурийском, Гродеково, Спасске, Шкотове и во владивостокском морском пункте – соответствующие охранные отделения[521].

Военные неудачи, которые потерпели войска Приамурского временного правительства (Белоповстанческой армии) в боях с НРА ДВР, вызвали острые разногласия среди офицерского состава, вылившиеся в начале июня 1922 г. в вооруженное столкновение между сторонниками С.Д. Меркулова и недовольными его политикой офицерами-монархистами. В целях достижения компромисса Приамурское временное правительство назначило генерал-лейтенанта М.К. Дитерикса командующим войсками и флотом. 22 июня во Владивостоке был созван Земский собор, избравший генерала правителем Приамурского земского края. Правительственные войска переименованы в Земскую рать. В ее штабе, в составе управления 1-го генерал-квартирмейстера, находились контрразведывательное отделение[522].

Осенью 1922 г. отделения разведки и контрразведки были объединены с аппаратом министерства внутренних дел. Общее руководство осуществлял генерал-майор В.А. Бабушкин[523]. По его инициативе и с санкции Правителя Приамурского Земского края стали создаваться местные осведомительные органы, опиравшиеся на церковно-приходские советы. По мнению историка В.Ж. Цветкова, опора на общественность в границах небольшой территории Приморья была вполне оправданна[524]. Мотивы объединения разведки, контрразведки и органов внутренних дел в Приморье до сих пор остаются неизвестными.

Отметим, что у белых это был уже не первый случай. Как следует из вышесказанного, объединения соответствующих служб под единым руководством проводились в штабе Русской армии в 1920 г. и в штабе Гродековской группы войск в 1921 г. Свои реорганизации белые проводили на заключительных этапах войны, после военных поражений и значительных территориальных потерь. Можно было предположить, что экономия средств вынуждала ужиматься, сокращать штаты и т. д. Но похожая тенденция имела место и у спецслужб Советской России и ДВР, у которых экономический и военный потенциал на заключительном этапе войны многократно превосходил потенциал белогвардейских государственных образований. Значит, причину надо искать в чем-то ином.

По нашему мнению, на рождение единой специальной службы, объединившей в себе функции разведки, контрразведки и политического розыска, повлияли тесно переплетенные между собой внешние и внутренние угрозы безопасности всей России: агрессивная политика других государств и иностранная военная интервенция, недовольство населения политикой властей (красных и белых), грабежи, бандитизм, повстанческое движение, дезертирство, экономические преступления (саботаж и пр.), активная деятельность подпольных организаций по обе стороны фронта и т. д. Схожесть угроз для большевиков и антибольшевистского лагеря проявилась в создании аналогичных структур безопасности: контрразведка, политический розыск, органы безопасности на транспорте и даже вооруженные формирования. Отличие заключалось в том, что советское правительство почти сразу создало единую, централизованно управляемую ВЧК, присоединив к ней через год военную контрразведку, выполнявшую по совместительству и разведывательные задачи, а белые, действуя по лекалам распавшейся Российской империи, сформировали органы безопасности под эгидой двух ведомств: военного и внутренних дел. Смена власти в белых режимах, связанная с поражением армий, появление новых руководителей способствовали объединению спецслужб.

По мере очищения Приморской области от белогвардейских частей встал вопрос об организации на освобожденных территориях органов безопасности. 5 октября 1922 г. директор ГПО ДВР Л.Н. Бельский направил служебное письмо в президиум ГПУ и в полпредство ГПУ по Сибири, в котором поставил вопрос о скорейшем образовании органов ГПУ в Приморье.

После освобождения Владивостока 26 октября 1922 г. частями НРА возникла обстановка, позволившая привести формы государственной власти на Дальнем Востоке в соответствие с ее пролетарским содержанием. 16 ноября 1922 г. на первом заседании комиссии Дальневосточного революционного комитета по вопросу о реорганизации государственных установлений в направлении полной их советизации постановили вместо ГПО организовать управление ГПУ, наделенное соответствующими полномочиями по обеспечению государственной безопасности, с председателем вместо директора[525].

Главное управление ГПО было реорганизовано в полномочное представительство ГПУ по Дальневосточной области в соответствии с типовыми штатами, объявленными приказом ГПУ от 12 июля 1922 г. № 133. Оно разместилось в Чите. Полпредом ГПУ по ДВО был назначен последний директор ГПО Л.Н. Бельский (Левин)[526]. К февралю 1923 г. были образованны губернские отделы ГПУ, а в уездах сформированы аппараты уездных уполномоченных. Наряду с территориальными органами безопасности в ДВО также были сформированы особые и транспортные органы ГПУ. Для организации и ведения внешней разведки в Китае, Монголии, Корее и Японии в структуре полпредства ГПУ в ноябре 1922 г. было образовано иностранное отделение.

С учетом изложенного представляется обоснованным сделать вывод о том, что органы ГПО создавались под контролем и при непосредственном участии ВЧК, повторяя в основном структуру и функции последней. Однако ГПО вследствие своеобразия политико-экономического положения в ДВР (легальное существование оппозиционных большевикам политических партий, свобода частного предпринимательства и др.), удаленности от Москвы, наличия среди сотрудников значительного количества представителей «непролетарских» социальных групп с разнообразными политическими взглядами, не проводила политическую линию коммунистической партии (т. е. не в полной мере решала задачи политического розыска. – Авт.).

Границы контрразведывательной деятельности также очерчивались соображениями невозможности открытого политического и тем более военного конфликта с Японией.

Как отмечалось, задач по организации разведывательной деятельности на зарубежном Дальнем Востоке перед органами ГПО официально не ставилось и специальных структурных подразделений для их реализации не создавалось. Однако фактически Главное управление, областные отделы и подразделения ГПО на местах осуществляли сбор разведывательной информации, создавая в Китае (г. Харбин, ст. Маньчжурия) соответствующие разведывательные резидентуры и регулярно командируя в Китай и Монголию штатных сотрудников и агентуру.

Гражданская война закончилась разгромом антибольшевистских армий и, как следствие, организационным распадом белогвардейских спецслужб. История отвела им слишком мало времени. Зато ВЧК со временем трансформировалась в одну из самых мощных спецслужб мира. Однако и Белое движение в исторической перспективе отнюдь не потерпело полного поражения. Оказавшись в изгнании, оно продолжало вести борьбу с Советской Россией. Неотъемлемой частью противостояния военно-политической эмиграции с большевистским строем становится борьба спецслужб: разведывательно-диверсионных групп и контрразведки Российского общевоинского союза, Российского фашистского союза и др. с органами ОГПУ – НКВД, проходившая в различных регионах мира.

Несмотря на многие различия между самодержавными, белогвардейскими и большевистскими спецслужбами, имеется также и общее – они создавались для защиты государственных интересов, территориальной целостности страны, обеспечения безопасности правящих режимов, а не общества и граждан страны.

1.2. Правовые основы организации и деятельности

В первое время существования Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем ее правовое положение не было четко определено. Практически постоянно уточнялись ее задачи, права и функции. Как отмечал позднее Ф.Э. Дзержинский, в связи с трудной военно-политической ситуацией в стране «положение о Чрезвычайной комиссии не было детализировано и было дано только общее указание беспощадной борьбы»[527]. М.Я. Лацис в свою очередь писал: «В те дни некогда было отшлифовывать, необходимо было действовать. Толчок был дан, направление более или менее выявлено – пусть руководители развивают дело»[528].

7 (20) декабря 1917 г. советское правительство – Совет народных комиссаров – определило компетенцию ВЧК следующим образом: «1) Преследовать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они не исходили. 2) Предание суду Ревтрибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработка мер борьбы с ними. 3) Комиссия ведет только предварительное расследование, поскольку это нужно для пресечения».

Для выполнения задачи «преследовать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажнические попытки» СНК предоставил ВЧК соответствующие полномочия:

– вести предварительное расследование с последующей передачей уголовных дел в революционные трибуналы;

– принимать к контрреволюционерам и саботажникам меры административного воздействия в виде конфискации, выдворения, лишения карточек, опубликования списков врагов народа и т. д.;

– вырабатывать меры борьбы с саботажниками и контрреволюционерами.

В этот период времени именно СНК было предоставлено право принимать нормативные правовые акты, имевшие наряду с актами съездов Советов и ВЦИК силу законов. На запрос левых эсеров о праве Совнаркома издавать декреты ВЦИК в резолюции от 4 (17) ноября 1917 г. разъяснил: «Советский парламент не может отказать Совету Народных Комиссаров в праве издавать без предварительного обсуждения Центральным Исполнительным Комитетом неотложные декреты в рамках общей программы Всероссийского съезда Советов»[529].

Я.М. Свердлов в докладе о разработке проекта Конституции РСФСР так сформулировал один из принципов советского права: «Разделение власти исполнительной и законодательной не соответствует деятельности Советской Республики. Совет Народных Комиссаров – это непосредственный орган власти как таковой: и законодательной, и исполнительной, и административной»[530].

Образование ВЧК при СНК соответствовало п. 3 наказа о взаимоотношениях ВЦИК и СНК, утвержденного на заседании ВЦИК 17 (30) ноября 1917 г., в соответствии с которым «мероприятия по борьбе с контрреволюцией могут быть проводимы Советом Народных Комиссаров непосредственно, под условием ответственности перед Центральным Исполнительным Комитетом»[531]. В Конституции РСФСР 1918 г. органы ВЧК не были названы, поэтому создание чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и саботажем и принятие необходимых мер для пресечения подобных преступлений согласно статьям 37 и 38 являлось прерогативой Совнаркома[532]. В статье 41 говорилось, что все постановления и решения СНК, имеющие крупное общеполитическое значение, представляются на рассмотрение и утверждение ВЦИК. Однако мероприятия, требующие неотложного выполнения, могут быть осуществлены Советом народных комиссаров непосредственно.

Компетенция ВЧК и ее правовое положение определялись постановлениями и декретами Всероссийского центрального исполнительного комитета, Совета народных комиссаров, Совета рабочей и крестьянской обороны (Совета труда и обороны). При этом важнейшие декреты и постановления высших государственных органов, относящиеся к деятельности ВЧК, как правило, предварительно рассматривались ЦК РКП(б). В разработке многих из этих документов непосредственное участие принимал В.И. Ленин.

Более детально деятельность чрезвычайных комиссий регламентировалась приказами, распоряжениями и инструкциями ВЧК. В них конкретизировались права и обязанности сотрудников чекистских органов, порядок производства обысков, арестов, допросов и других действий.

При этом, однако, реализация основной задачи ВЧК по борьбе с контрреволюционными преступлениями была сопряжена с серьезными трудностями юридического порядка. Понятие контрреволюционного преступления в советском законодательстве формулировалось довольно неопределенно. В различных законодательных актах контрреволюционное преступление рассматривалось как выступление против «революции и ее завоеваний» или как «попытка… присвоить себе те или иные функции государственной власти»[533]. В числе контрреволюционных преступлений в первое время назывались контрреволюционные восстания, мятежи, саботаж, агитация и пропаганда.

Причем проблема определения понятия контрреволюционного преступления просуществовала довольно долго. Так, в первом Уголовном кодексе РСФСР, принятом в мае 1922 г. ВЦИК, под контрреволюционными преступлениями понимались деяния, направленные не только непосредственно против советской власти, но и на помощь той части мировой буржуазии, которая стремится к насильственному ее свержению[534]. Принятый в 1926 г. новый Уголовный кодекс РСФСР содержал подробный перечень контрреволюционных преступлений. Однако определение контрреволюционного деяния в статье 5818 было дополнено следующим пассажем: «Контрреволюционным признается также и такое действие, которое, не будучи непосредственно направлено на достижение вышеуказанных целей, тем не менее, заведомо для совершивших его, содержит в себе покушение на основные политические или хозяйственные завоевания пролетарской революции»[535].

Имевшиеся пробелы в законодательстве того периода восполнялись революционным правосознанием. Так, в программе РКП(б), принятой VIII съездом, записано: «Отменив законы свергнутых правительств, Советская власть поручила выбираемым Советам и судьям осуществлять волю пролетариата, применяя его декреты, а в случае отсутствия таковых или неполноты их руководствоваться социалистическим правосознанием»[536].

Революционное правосознание, именуемое в ряде официальных документов тех лет социалистическим, выражало социалистические правовые идеи, взгляды и убеждения и исходило из классовых интересов пролетариата. В основе революционного правосознания как органов предварительного расследования ВЧК в целом, так и отдельных должностных лиц лежала политическая убежденность в необходимости принятия того или иного решения по делу, исходя из интересов защиты пролетарского государства.

Классовый подход к оценке вины тех или иных лиц, совершивших общественно опасные деяния, был характерным для ЧК, как органов предварительного расследования и в центре, и на местах. Так, в приказе ВЧК от 8 января 1921 г. № 10 в очередной раз обращалось внимание чрезвычайных комиссий на классовый подход при оценке преступных деяний: «Сугубое внимание обратить на дела подследственных рабочих и крестьян, рассматривая последних не как классовых наших врагов, а как совершивших проступки в силу социальных условий переходного периода от капитализма к социалистическому строю»[537].

Вопрос о юридических нормах деятельности чрезвычайных комиссий широко обсуждался на партийных собраниях и конференциях, на страницах газет и журналов. Многие видные партийные и советские работники обосновывали необходимость скорейшей разработки правовых норм, регулирующих деятельность ВЧК и ее местных органов[538]. В то же время другие участники дискуссии упрекали чекистские органы в излишней суровости по отношению к классовым врагам, злоупотреблении репрессивными полномочиями, и в принципе отвергали необходимость наделения ВЧК чрезвычайными полномочиями. Например, Н.В. Крыленко на Московской городской конференции РКП(б) 30 января 1919 г. высказался за ограничение прав чекистов и призвал «уничтожить принципы безгласности и бесконтрольности в работе ЧК». В ответ Ф.Э. Дзержинский высказался против предложения и добавил: «Там, где пролетариат применяет массовый террор, там мы не встретили предательства, поэтому право расстрела для ЧК чрезвычайно важно»[539].

Различия в подходах решения проблемы правового положения ВЧК, возглавляемого левым эсером И.З. Штейнбергом Наркомата юстиции и возглавляемой большевиком Ф.Э. Дзержинским ВЧК, провоцировали острые конфликты между этими ведомствами. Совнарком с завидной регулярностью рассматривал их на своих заседаниях.

Так, 18 (31) декабря 1917 г. ВЧК арестовала группу членов «Союза защиты Учредительного собрания», пытавшихся вопреки запрету Совнаркома открыть заседание Учредительного собрания. СНК дал распоряжение задержать арестованных до выяснения их личностей. Однако члены коллегии НКЮ И.З. Штейнберг и В.А. Карелин освободили всех арестованных, не поставив об этом в известность ВЧК[540]. 19 декабря 1917 г. (1 января 1918 г.) этот инцидент рассматривался на заседании правительства. Совнарком принял резолюцию, предложенную В.И. Лениным и подписанную также И.В. Сталиным, в которой подчеркивалось, «что какие бы то ни было изменения постановлений комиссии Дзержинского, как и других комиссий, назначенных Советами, допустимы только путем обжалования этих постановлений в Совет Народных Комиссаров, а никоим образом не единоличными распоряжениями комиссара юстиции»[541].

Не получив возможности контролировать деятельность Чрезвычайной комиссии, левые эсеры потребовали, чтобы ЦК их партии было предоставлено право непосредственно вводить в коллегию ВЧК своих представителей. СНК, несмотря на то, что при создании ВЧК предполагалось комплектовать исключительно большевиками[542], признал возможным включить в состав коллегии ВЧК пять представителей левоэсеровской фракции ВЦИК. Но Совнарком, в котором большинство принадлежало представителям РКП(б), сохранил за собой право утверждения членов коллегии ВЧК[543].

8 (21) января 1918 г. Совнарком утвердил четырех членов ВЧК от левых эсеров: П.А. Александровича (товарищем (заместителем) председателя комиссии), М.Ф. Емельянова, Д.В. Волкова и П.Ф. Сидорова.

Постановление Совнаркома, определявшее принцип комплектования коллегии ВЧК, не было реализовано полностью. Уже весной 1918 г. ЦК партии левых эсеров вводил в ВЧК своих представителей или заменял одних другими, минуя Совнарком. В марте 1918 г. левые эсеры составляли 7 из 21 члена коллегии ВЧК, т. е. треть членов, как и в СНК[544].

Вхождение левых эсеров в Комиссию стало поворотным моментом не только во взаимоотношениях ВЧК с НКЮ, но и в целом с партией левых социалистов революционеров[545]. Однако полностью устранить разногласия не удалось, как в силу того, что левые эсеры не смогли освоиться с реальным положением ВЧК, так и из-за позиции Дзержинского, который выступал за существенное расширение полномочий ВЧК.

Со временем перед ВЧК ставились новые задачи. Так, на нее были возложены функции борьбы со спекуляцией, бандитизмом, погромами, должностными преступлениями, которые представляли в тот период большую общественную опасность.

Если первоначально ВЧК была создана как орган дознания и предварительного следствия, то в результате изменения международной и внутренней обстановки во второй половине февраля 1918 г. (усиление криминогенной ситуации в столице и в стране в целом, участившиеся самосуды над преступниками, а также наступление 18–25 февраля 1918 г. германских войск) она получила право внесудебного рассмотрения дел. В этих условиях необходимо было обеспечить надежный тыл фронту, тыл без мародеров, бандитизма, спекуляции и самосудов[546].

21 февраля 1918 г. Совнарком принял декрет «Социалистическое отечество в опасности!». Он обязал все Советы и революционные организации «защищать каждую позицию до последней капли крови». Последний, восьмой, пункт декрета гласил: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления»[547].

На основании указанного декрета 23 февраля ВЧК объявила: «До сих пор Комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, когда гидра контрреволюции наглеет с каждым днем, вдохновляемая предательским нападением германских контрреволюционеров, когда всемирная буржуазия пытается задушить авангард революционного интернационала – российский пролетариат, Всероссийская Чрезвычайная комиссия, основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров, не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения на месте преступления, а потому объявляет, что все неприятельские агенты и шпионы, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, организаторы восстаний и участники в подготовке восстаний для свержения советской власти, – все бегущие на Дон для поступления в контрреволюционные войска калединской и корниловской банд и польские контрреволюционные легионы, продавцы и скупщики оружия для отправки финляндской белой гвардии, калединско-корниловским и довбор-мусницким войскам, для вооружения контрреволюционной буржуазии Петрограда – будут беспощадно расстреливаться отрядами Комиссии на месте преступления»[548].

Как следует из содержания декрета СНК и сообщения ВЧК, на чекистские органы были возложены задачи борьбы со всеми преступными проявлениями, направленными на общественную и государственную безопасность страны. Расширился круг полномочий органов ВЧК и в области административной деятельности. ВЧК получила право по окончании следствия применять в административном порядке в отношении активных контрреволюционеров и опасных преступников меры наказания вплоть до расстрела.

Несмотря на то, что декрет «Социалистическое отечество в опасности!» вводил расстрел на месте преступления, первое время он применялся сравнительно нечасто. Факты массовых расстрелов офицеров и юнкеров имели место главным образом там, где шли вооруженные столкновения, особенно на юге России. В Петрограде, Москве, губернских центрах расстрелу подвергались, прежде всего, уголовные преступники. К политическим противникам советской власти эта мера официально применялась редко[549]. Так, например, вскоре после ареста были освобождены министры бывшего Временного правительства, отпущены на свободу под честное слово генерал П.Н. Краснов, руководитель заговора монархист В.М. Пуришкевич и другие. В течение первого полугодия 1918 г., по данным М.Я. Лациса, органами ВЧК было расстреляно 22 человека[550], по подсчетам профессора А.С. Велидова – около 50, по мнению профессора С.В. Леонова, эта цифра была больше[551]. Профессор Казанского университета А.Л. Литвин на основе своих подсчетов заявляет о значительном занижении приводимых цифр[552]. По подсчетам доктора исторических наук О.Б. Мозохина, сделанных на основе документов архивов Президента РФ и ФСБ России, почти за три года органами ВЧК были расстреляны 17,5 тыс. человек. В основном за уголовные преступления. Со всеми неточностями, оговорками и натяжками, число жертв органов ВЧК он оценивает в цифру не более 50 тыс. человек[553].

Несмотря на многочисленные антибольшевистские заговоры и выступления, к их участникам применялись достаточно гуманные меры пресечения и наказания, зачастую не соответствовавшие замыслам заговорщиков. Подобное наказание контрреволюционеров, по мнению доцента Санкт-Петербургского государственного университета И.С. Ратьковского, исходило из дооктябрьских представлений о характере пролетарской диктатуры и кратковременном сопротивлении буржуазии, для подавления которого нет необходимости в смертной казни и длительных сроках тюремного заключения[554].

Центральный комитет РКП(б) в своем обращении к коммунистам-чекистам 8 февраля 1919 г. причины наделения ВЧК в феврале 1918 г. правомочиями на применение внесудебных репрессий определил следующим образом. Это – необычайный накал классовой борьбы, установление связи между внутренней контрреволюцией и империалистическими державами, переход на сторону контрреволюции многих кадровых офицеров. «Все это вместе взятое создало в Советской России довольно крупную активную контрреволюционную силу, постоянно бурлившую в подполье и готовую в каждый данный момент схватить за горло власть рабочих и крестьян. Борьбу с этими элементами надо было вести самую решительную, энергичную, беспощадную, ни перед чем не останавливаясь. Судебные учреждения Советской Республики решить эту задачу не могли», – говорилось в обращении ЦК[555].

В указанном обращении ЦК РКП(б) среди причин наделения ВЧК полномочиями на применение административных репрессий в отношении противников советской власти указывалась также и слабость судебных учреждений. В условиях резкого обострения военной и политической обстановки судебные органы оказывались не в состоянии обеспечить быструю и беспощадную борьбу с контрреволюционными выступлениями. Судебные органы в начале 1918 г. находились в стадии организации. В их руководстве преобладали представители партии левых эсеров, которые не стремились проводить в жизнь установки коммунистической партии и советского правительства по решительной борьбе с контрреволюционерами и другими враждебными большевистской власти лицами.

Ужесточение Гражданской войны и формирование соответственно реальных угроз безопасности Советского государства потребовало от большевиков принять экстренные меры для удержания власти. 5 июля 1918 г. V Всероссийский съезд Советов инициировал применение массового террора против противников советской власти. Вводились такие репрессивные меры, как заложничество, изоляция «контрреволюционных элементов» в концентрационные лагеря. Таким образом, в тех исторических условиях, когда абсолютизировались интересы лишь одного класса, практически отрицались общечеловеческие ценности и игнорировались общепризнанные гарантии неприкосновенности личности, был декларирован государственный произвол.

Существенным образом развертывание массового террора спровоцировали убийство комиссара внутренних дел Северной области и председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого, петроградского комиссара печати, пропаганды и агитации В. Володарского и покушение на В.И. Ленина. 2 сентября 1918 г. ВЦИК на своем заседании в связи с этими событиями по докладу Я.М. Свердлова принял решение, в котором, в частности, говорилось, что «за каждое покушение на деятелей советской власти и носителей идей социалистической революции будут отвечать все контрреволюционеры и все вдохновители их. На белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и ее агентов»[556]. В тот же день ВЦИК объявил РСФСР единым военным лагерем.

5 сентября СНК по докладу Ф.Э. Дзержинского утвердил применение карательных мер в отношении противников советской власти своим постановлением «О красном терроре», в котором говорилось, что «необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях; что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам; что необходимо опубликовывать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры»[557]. По мнению профессора А.Л. Литвина, постановление Совнаркома фиксировало уже происходившее в стране, а также превращало самую радикальную форму насилия в государственную политику[558].

В сентябре 1918 г. нарком внутренних дел Г.И. Петровский направил всем Советам телеграмму, в которой предписывалось: «Из буржуазии и офицерства должны быть взяты значительные количества заложников. При малейших попытках сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен приниматься безоговорочно массовый расстрел. Местные губисполкомы должны проявлять в этом отношении особую инициативу»[559].

2 ноября 1918 г. ВЦИК издал декрет «О Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности». Указанный декрет утвердил правовое положение Комиссии, как центрального органа, объединяющего деятельность местных чрезвычайных комиссий и планомерно проводящего в жизнь непосредственную борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности на всей территории РСФСР. Определялось, что ВЧК являлась органом СНК и работала в тесном контакте с НКВД и НКЮ. Члены ВЧК назначались СНК. Председатель ВЧК входил в коллегию НКВД. НКЮ и НКВД делегировали своих представителей в ВЧК. Устанавливались порядок образования, подчиненности, комплектования местных чрезвычайных комиссий. Определялись порядок финансирования ВЧК и местных ЧК. Разрешалось организовать при ВЧК и местных ЧК особые вооруженные отряды[560].

6 ноября 1918 г. VI Всероссийский чрезвычайный съезд Советов принял постановление «Об амнистии». В постановлении предписывалось «освободить из заключения всех тех задержанных органами борьбы с контрреволюцией, которым в течение двух недель со дня ареста не предъявлено или не будет предъявлено обвинения в непосредственном участии в заговоре против Советской власти, или подготовке его, или организации белогвардейских сил, или в содействии тем партиям и группам, которые явно поставили себе целью вооруженную борьбу против Советской власти», а также: «Освободить из заключения всех заложников, кроме тех из них, временное задержание которых необходимо, как условие безопасности товарищей, попавших в руки врагов». Право брать заложников и содержать их под стражей сохранялось исключительно за ВЧК[561].

В разное время публиковались различные цифры репрессированных органами ВЧК. Например, по данным Казанской губчека за 1919 г., из 4190 человек, привлеченных к уголовной ответственности, 127 человек были осуждены к высшей мере наказания (за контрреволюционные преступления, грабежи, бандитизм и др.), остальные осуждены к лишению свободы и к другим, более мягким мерам наказания. Омской губчека за период ее деятельности со дня образования до 1 июня 1920 г. из 3522 человек, привлеченных к уголовной ответственности, репрессированы в административном порядке к высшей мере наказания 88 человек, совершивших наиболее тяжкие преступления, 178 человек заключены в места лишения свободы от одного месяца до пяти лет. В отношении остальных обвиняемых применялись меры наказания, не связанные с лишением свободы, или же дела на них прекращались или направлялись для рассмотрения в судебные учреждения.

В 1920 г. один из руководящих сотрудников ВЧК М.Я. Лацис обнародовал официальные данные, в соответствии с которыми в 1918 г. было арестовано – 47 348 человек, расстреляно – 6185 человек, заключено в тюрьмы – 14 829 человек, в концлагеря – 6407 человек, взято заложниками – 4068 человек[562].

Вместе с тем до сих пор нет достаточно убедительных оснований считать, что известные цифры отражают реальное положение дел в сфере реализации чрезвычайными комиссиями мер государственного террора.

Красный террор не являлся лишь ответной мерой на террор белый, размеры которого также были ужасающими. Так, например, по данным колчаковской контрразведки, в апреле 1919 г. от артобстрела г. Кустаная погибло до 1000 жителей, около 2000 взято в плен, из них 625 расстреляно, сожжены села в Кустанайском уезде; в конце апреля – мае 1919 г. только в поселке Марииновка Акмолинской области расстреляно более 1000 повстанцев, поселок сожжен[563]. По данным НКВД, в тринадцати губерниях белогвардейцы за последние 7 месяцев 1918 г. расстреляли 22 780 человек[564] и т. д.

Одной из основополагающих причин являлось стремление большевиков во что бы то ни стало удержаться у власти и реализовать свою идеологическую доктрину. Да и органы ВЧК вследствие профессиональной незрелости сотрудников отдавали предпочтение методу открытого подавления контрреволюционной и иной враждебной деятельности, так называемому «методу наскока» (облавы, аресты и др.). Агентурный метод (который образно именовали «тонким методом») наиболее полного развития получил лишь к середине 1920-х гг., когда в нем достаточно четко выделились две основополагающие стадии – «агентурное наблюдение» (поиск противника по внешним проявлениям его враждебной деятельности) и «специальная разработка» (всестороннее вскрытие враждебной деятельности, ее документирование и последующее пресечение).

Весной 1919 г. резко обострилась обстановка на фронтах Гражданской войны, начались наступательные операции белогвардейских войск. В связи с этим полномочия ВЧК по применению репрессий были восстановлены.

24 апреля 1919 г. ВЦИК принял дополнение к «Положению о ЧК», в соответствии с которым революционным трибуналам передавалось право вынесения приговоров по всем возбужденным чрезвычайными комиссиями делам. Право непосредственной расправы сохранялось за органами ЧК только для пресечения вооруженных выступлений (контрреволюционных, бандитских и т. д.). Такое же право сохранялось за ЧК в местностях, объявленных на военном положении. ВЧК также наделялась правом заключения в концентрационные лагеря[565].

Постановление ВЦИК от 15 июня 1919 г. обязало губернские ЧК организовать во всех губернских городах (а с разрешения НКВД и в уездах) лагеря принудительных работ не менее чем на 300 человек каждый. После создания лагеря передавались в ведение отделов управления губисполкомов, но оставались под управлением чрезвычайных комиссий. Заключали в лагеря по постановлениям ЧК, революционных трибуналов и народных судов[566].

20 июня 1919 г. декрет ВЦИК «Об изъятиях из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении» определил преступные деяния, за которые ВЧК и местные ЧК применяли право непосредственной расправы, вплоть до расстрела. Такие наказания применялись за: «1) Принадлежность к контрреволюционной организации и участие в заговоре против Советской власти. 2) Государственную измену, шпионаж, укрывательство изменников, шпионов. 3) Сокрытие в контрреволюционных целях боевого оружия. 4) Подделка денежных знаков, подлог в контрреволюционных целях документов. 5) Участие в контрреволюционных целях в поджогах и взрывах. 6) Умышленное истребление или повреждение железнодорожных путей, мостов и других сооружений, телеграфного и телефонного сообщения, складов воинского вооружения, снаряжения, продовольственных и фуражных запасов. 7) Бандитизм (участие в шайке, составившейся для убийств, разбоя и грабежей, пособничество и укрывательство такой шайки). 8) Разбой и вооруженный грабеж. 9) Взлом Советских и общественных складов и магазинов, с целью незаконного хищения. 10) Незаконную торговлю кокаином»[567].

К концу 1919 г. Красная армия разгромила основные белогвардейские формирования. Военная и политическая ситуация в стране кардинальным образом изменилась. В связи с этим 17 января 1920 г. ВЦИК и СНК в соответствии с директивой политбюро ЦК РКП(б) приняли постановление об отмене смертной казни по приговорам ВЧК и ее органов, а также ревтрибуналов. В нем указывалось: «Разгром Юденича, Колчака и Деникина, занятие Ростова, Новочеркасска, Красноярска, взятие в плен верховного правителя создают новые условия борьбы с контрреволюцией. Разгром организованной армии контрреволюции подрывает в корне расчеты отдельных групп контрреволюционеров внутри Советской России свергнуть власть рабочих и крестьян путем заговора, мятежей и террористической деятельности… Разгром контрреволюции во вне и внутри, уничтожение крупных тайных организаций контрреволюционеров и бандитов и достигнутое этим укрепление Советской власти дают ныне возможность рабоче-крестьянскому правительству отказаться от применения высшей меры наказания, т. е. расстрелов, по отношению к врагам Советской власти». В декрете, однако, указывалось, что в случае нового вооруженного вмешательства Антанты или предоставления материальной поддержки мятежникам советское правительство будет вынуждено ввести ее вновь[568].

Случай не заставил себя долго ждать. 11 мая 1920 г. в связи с началом советско-польской войны ВЦИК объявил западные губернии страны на военном положении. 28 мая ВЦИК и СТО приняли декрет, которым в связи с усилившейся деятельностью агентов польской разведки в тылу Красной армии и центре страны, акциями активного саботажа предоставил ВЧК и специально на то уполномоченным местным ЧК права военных революционных трибуналов в отношении всех преступлений, направленных против военной безопасности Республики (взрывы, поджоги, измена, шпионаж, спекуляция военным имуществом, преступное нерадение при проведении охраны военных складов и др. военные преступления)[569]. ВЧК вновь было предоставлено право применения смертной казни (расстрела).

После завершения Гражданской войны, заключения мирного договора с Польшей партийно-политическое руководство страны пришло к мысли смягчить государственную карательную политику.

Так, например, в целях объединения деятельности всех без исключения судов Советской Республики и установления надзора за этой деятельностью 23 июня 1921 г. ВЦИК принял декрет «Об объединении всех Революционных Трибуналов Республики».

За ВЧК декрет оставил применение внесудебных репрессий (вплоть до расстрела) лишь в местностях, объявленных на военном положении, ограничив при этом перечень караемых преступлений шпионажем, бандитизмом и участием в открытом вооруженном восстании.

В феврале 1922 г. чрезвычайные органы борьбы с контрреволюцией были ликвидированы. В рамках реформы органов безопасности при Народном комиссариате внутренних дел было создано Государственное политическое управление, внесудебные полномочия которого были ограничены.

С учетом изложенного можно констатировать, что в начальный период своего существования правовое положение ВЧК не было четко определено, постановлениями и декретами ВЦИК, СНК, СРКО (СТО) практически постоянно уточнялись ее задачи, права и функции. Важнейшие декреты и постановления госорганов, относящиеся к деятельности ВЧК, как правило, предварительно рассматривались ЦК РКП(б). При этом остававшиеся серьезные пробелы в законодательстве того периода восполнялись революционным правосознанием. Практически на всем протяжении Гражданской войны чрезвычайные комиссии для пресечения контрреволюционных и общеуголовных преступлений пользовались предоставленными органами государственной власти правами применения внесудебных репрессий, вплоть до расстрела.

Осознавая, что «классическая» задача контрразведки – борьба со шпионажем – в годы Гражданской войны не изменится, но вместе с ней придется решать и иные актуальные задачи, белогвардейцы воспользовались «Временным положением о контрразведывательной службе во внутреннем районе», «Временным положением о контрразведывательной службе на театре военных действий», «Временным положением о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки», утвержденных в 1917 г. после разгона Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов[570]. Этими документами определялась задача контрразведки, состоявшая «исключительно в обнаружении и обследовании неприятельских шпионов, а также лиц, которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически благоприятствуют неприятелю в его враждебных действиях против России и союзных с нею государств», а также давалось определение шпионам – лицам, которые «тайным образом или под ложными предлогами собирали или старались собирать сведения военного характера с намерением сообщить их неприятелю»[571].

По нашему мнению, в сложной ситуации начавшейся Гражданской войны, при отсутствии структур обеспечения безопасности государства, данное решение было единственно правильным. Командование белых армий намеревалось с помощью контрразведки защищать вооруженные формирования и их штабы не только от красных и иностранных разведок, но и от других деструктивных элементов (большевистских агитаторов, дезертиров, махинаторов, расхитителей и т. д.). Иными словами, на контрразведку возлагали задачу по обеспечению безопасности армии, поддержанию ее боеспособности.

Подвергались ли вышеперечисленные документы дополнениям или изменениям офицерами-генштабистами штабов Добровольческой армии, Вооруженных Сил на Юге России и Русской армии, или остались в прежней редакции, авторам неизвестно, поскольку этих нормативно-правовых актов в фондах федеральных архивов обнаружить не удалось. Поэтому анализировать документы, созданные в других исторических условиях, будет некорректно.

Из деникинских документов наше внимание привлекла «Инструкция для ведения агентурного делопроизводства контрразведывательными органами», утвержденная в августе 1919 г. генерал-квартирмейстером штаба главкома ВСЮР. Документ предназначался для обеспечения секретности, систематизации, регулирования и учета розыскной работы, а также устанавливал обязательный для всех КРО порядок агентурного делопроизводства.

Всю переписку о подозреваемых инструкция предписывала вести помощнику начальника отделения по разыскной части или начальнику пункта, с привлечением самых проверенных чинов для поручений. Пункт 6 гласил: «Все секретные сотрудники, работающие по заданиям контрразведывательных органов, могут быть записанными исключительно только в личную записную книжку начальника контрразведывательного органа, которую он должен всегда иметь при себе и при малейшей опасности ее уничтожить. Вся запись должна состоять в помещении трех слов: имени, отчества и фамилии сотрудника, без упоминания каких бы то ни было слов, касающихся агентуры, ее места жительства и занятий. Запись сотрудников должна быть зашифрована лично придуманным шифром начальника контрразведывательного органа». Алфавитная книжка секретных сотрудников велась лишь с указанием их кличек и отметок тех нарушений службы и случаев отрицательного поведения агентов, которые недопустимы и вели за собой отказ от учета агента и его исключение. Они должны были храниться вместе с шифрами и оставаться доступными только начальникам контрразведывательных органов и лицам, заведующим агентурой[572].

Структура, организация, задачи, порядок подчиненности, прохождения службы и ответственности государственной стражи и ее низовых подразделений определялись «Временным положением о государственной страже» и четырьмя приложениями к нему. Согласно первому документу, на ГС возлагались 4 функции: «1) охранение государственного порядка, общественной безопасности и спокойствия наблюдение за исполнением законов, правительственных распоряжений и обязательных постановлений, издаваемых правительственными и общественными учреждениями, и дела общественного благоустройства; 2) исполнение обязанностей по делам судебного ведомства; 3) исполнение обязанностей по делам казенного управления и 4) исполнение обязанностей по делам военного ведомства.…» В 122 статье следовало их детальное разъяснение. В частности, к охранению государственного порядка относилось: «1) отражение и пресечение вооруженных выступлений отдельных лиц, преступных сообществ и разбойничьих шаек с целью захвата власти или завладения правительственными и общественными установлениями и зданиями, а равно частными имуществами».[573].

При производстве дознаний о преступных деяниях, разъяснялось «Временным положением», чины государственной стражи должны были руководствоваться статьями 250–260 «Устава уголовного судопроизводства» (1864 г.)[574]. Знакомство с ними дает основание полагать, что государственная стража, как и контрразведка, проводила лишь оперативно-разыскные мероприятия и предварительное следствие.

Дальнейшие следственные действия осуществлялись судебно-следственными органами, которые и определяли судьбу арестованных. Правда, временными штатами контрразведывательных органов, утвержденных приказом генерал-лейтенанта А.И. Деникина № 2097 от 30 августа 1919 г., в КРЧ штаба главкома ВСЮР предусматривалось, судное отделение, в КРО штаба неотдельной армии – должность помощника начальника отделения по судной части[575]. Однако недостаточная источниковая база не дает возможности исследователям ознакомиться с их задачами и полномочиями.

«Временное положение» предоставляло право командирам уездной и городской стражи, а также начальникам уголовно-разыскных управлений на предварительное задержание на срок не более двух недель всех лиц, внушающих основательное подозрение в совершении преступных деяний, указанных в 1-й статье «Временного положения о гражданском управлении в местностях, находящихся под Верховным управлением главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России». К таковым преступлениям относились: бунт против государственной власти, государственная измена; умышленная порча либо уничтожение воинского оружия; повреждение или уничтожение в районах военных действий водопроводов, мостов, плотин и иного имущества, которое было необходимо армии; нападение на часового, сопротивление страже, убийство или покушение на убийство должностных лиц; подстрекательство к неисполнению распоряжений властей, организация стачек. С 30 июля 1919 г. вступала в силу уголовная ответственность участников «установления советской власти и лиц, содействовавших ее распространению и упрочению»[576]. Таким образом, белогвардейские власти на Юге России законодательно попытались определить круг лиц, представляющих угрозу государственному порядку, и нацелить на их поиск контрразведку и уголовно-разыскные управления государственной стражи.

Однако несмотря на попытки властей придать законность деятельности органов безопасности, на практике им это удавалось слабо. По свидетельству очевидцев, контрразведчики творили произвол и беззаконие. Их работой были недовольны и большевики, и местное население, и даже сами белогвардейцы. О чинимых контрразведчиками беззакониях сообщали белоэмигранты Г. Виллиам, Н.Ф. Сигида[577] и капитан С.В. Устинов. Последний, приводя факты злоупотреблений служебным положением сотрудников контрразведки, в то же время акцентирует внимание на том, что следователи этого учреждения пытались придать работе формы законности[578].

Некоторые руководители органов безопасности, наоборот, считали, что контрразведка «ведет дело весьма вяло», поскольку служившие в ней лица судебного ведомства старались «все вогнать в формулу законности», мешавшую быстроте «принятия решения вопросов и необходимого террора». «На фоне “чрезвычайки” наша контрразведка вызывает у обывателя снисходительную улыбку», – говорится в документе[579].

«Мы писали суровые законы, в которых смертная казнь была обычным наказанием. Мы посылали вслед за армиями генералов, облеченных чрезвычайными полномочиями, с комиссиями для разбора на месте совершаемых войсками преступлений. Мы – и я, и военачальники – отдавали приказы о борьбе с насилиями, грабежами, обиранием пленных и т. д. Но эти законы и приказы встречали иной раз упорное сопротивление среды, не восприявшей их духа, вопиющей необходимости. Надо было рубить с голов, а мы били по хвостам», – вспоминал А.И. Деникин[580]. Главнокомандующий ВСЮР, борясь с мародерами из солдатской массы, приводил приговоры в отношении преступников незаметно, не предавая их огласке. И поэтому смертная казнь не имела должного психологического воздействия на морально разлагающуюся армию. Лица же офицерского состава, пользуясь покровительством своих коррумпированных начальников, в большинстве случаев уходили от ответственности.

На начальном этапе строительства контрразведывательных органов на белом Севере сотрудники пользовались «Инструкцией чинам военно-регистрационного отделения на кордонах», пункты которой в основном касались правил проверки документов, а также требований направлять задержанных лиц в распоряжение милиции. Этот документ подтверждает мнение начальника военно-регистрационного отделения М.К. Рындина о превалировании безагентурных методов работы над агентурными. Данная инструкция была составлена после инспекции контрразведывательной службы Селецкого войскового района, проведенной заведующим наружной службой наблюдения ВРО К.В. Мельниковым: «при обозрении Селецкого района усматривается масса дорог и тропинок, по которым весьма и весьма часто пробиваются сюда агенты-разведчики (большевики), что конечно влечет и уже влекло массу печальных для нас последствий. Все это я лично приписываю исключительно тому, что здесь нет буквально никакого контроля ни на дорогах, ни в местностях, где можно пробраться отсюда к большевикам и обратно»[581].

Обращает на себя внимание «Инструкция по руководству агентурой», которой, в частности, классифицировались источники информации: «Основаниями к агентурному исследованию и дальнейшему дознанию могут служить: 1) личные наблюдения агентов; 2) сообщения официальных мест и лиц; 3) сообщения частных лиц; 4) анонимные сообщения»[582].

С целью повышения эффективности работы контрразведки 1 июня 1919 г. генерал-лейтенант Е.К. Миллер утвердил штат и «Временное положение о полевом военном контроле», на который возлагались задачи по обнаружению, предупреждению и пресечению деятельности агентов советской власти и содействующих им лиц в пределах Северной области. Учреждались полевые и тыловые отделения военного контроля. Первые действовали в районах дислокации войск, вторые – в тылу[583].

Согласно «Инструкции начальникам отделений полевого военного контроля в войсковых районах», утвержденной 28 июня 1919 г., на них возлагались задачи по сбору информации о состоянии расположенных в зоне их ответственности воинских частей, об отношениях между офицерами и солдатами, их настроениях, политических взглядах и т. д. Аналогичные сведения собирались и в отношении жителей населенных пунктов[584].

В Сибири так же, как и в других регионах России, белогвардейцы за основу брали законодательные акты Российской империи и Временного правительства.

В сентябре 1918 г. Главный штаб Военного ведомства Всероссийского Временного правительства утвердил «Положение о военно-контрольных отделениях», которым возложил на них задачу по борьбе с военным и политическим шпионажем, а также воспрепятствование «тем мерам, которые могут вредить интересам Родины»[585].

Однако «Инструкция начальникам военно-контрольных отделений», составленная по образцу «Инструкции начальникам контрразведывательных отделений» 1911 г., обращала внимание сотрудников военного контроля лишь на борьбу со шпионажем. «Контрразведка, – говорится в документе, – заключается в своевременном обнаружении лиц, занимающихся разведкой для большевиков и немцев и в принятии мер для воспрепятствования разведывательной работе этих лиц. Конечная цель военного контроля есть привлечение к судебной ответственности, уличенных в военном шпионаже лиц… или прекращение вредной деятельности названных лиц административными мерами». Инструкция обязывала брать под наблюдение иностранные консульства и агентства, где могли оказаться шпионские центры противника, а также учреждения и штабы, являвшиеся главной сферой деятельности агентуры по добыванию секретных документов и сведений[586]. В документе под названием «Общее понятие о шпионстве и родственных ему явлениях» давалось следующее определение военному шпионажу или военной разведке: «Собирание всякого рода сведений о вооруженных силах и об укрепленных пунктах государства, а также собирание имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране. Сбор этих сведений может производиться с целью передачи их иностранной державе». Здесь же давалось определение и другим видам шпионажа – экономическому, дипломатическому, политическому, морскому. В приложении сделано немаловажное уточнение, что работа тайных агентов не ограничивается только сбором сведений, а бывает направлена на создание в тылу неприятеля «условий, ослабляющих его оборонительную силу»[587].

Нацеленность военного контроля на иностранные консульства и штабы, на наш взгляд, объясняется тем, что белогвардейские генералы, руководствуясь документами ушедшей эпохи, в первую очередь пытались защитить вооруженные силы от разведывательно-подрывной деятельности противника. Вероятно, они рассчитывали, что обеспечение безопасности государства в целом будет возложено на органы внутренних дел. Но даже с появлением жандармско-полицейских структур на территории Сибири контрразведывательные и военно-контрольные органы выполняли функции обеспечения внутренней безопасности антибольшевистских государственных образований. Поэтому контрразведка внедряла свою агентуру не только в штабы, но также и в различные гражданские учреждения и организации, во все слои общества и тем самым получала возможность вовремя предупреждать командование о готовящихся против правительства и армии враждебных акций[588].

18 апреля 1919 г. начальник штаба ВГК приказом № 340 утвердил «Временное положение о контрразведывательной и военно-контрольной службе на театре военных действий», определявшее задачи и организацию органов безопасности на ТВД. Кстати, «Временным положением о военной контрразведке во внутренних военных округах», утвержденным военным министром 26 марта 1919 г., «тыловой» контрразведке также вменялась в обязанность борьба со шпионажем и лицами, «которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически благоприятствуют неприятелю в его враждебной деятельности против России и союзных с ней государств»[589].

Обратим внимание, что эта формулировка задачи является точной копией «Временного положения о контрразведывательной службе во внутреннем районе», утвержденного помощником военного министра генерал-майором В.Ф. Новицким 23 апреля 1917 г.[590]

Этот документ готовился после ликвидации Временным правительством Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов, т. е. в ситуации, когда противодействовать леворадикальным партиям, сепаратистам и националистам в России было некому. К моменту принятия вышеуказанных документов в Сибири не существовало территориальных органов безопасности, органы внутренних дел занимались борьбой с уголовными преступлениями. Лишь 17 июня 1919 г. Совет министров утвердил «Положение о государственной охране», первая статья которого гласила: «Государственная охрана имеет целью предупреждение и пресечение государственных преступлений». Проводя дознания по делам о государственных преступлениях, органы госохраны должны были руководствоваться статьей 1035 Устава уголовного судопроизводства (т. 16 Свода законов Российской империи издания 1914 г.), в которую были внесены соответствующие изменения, в частности, оговаривался порядок взаимодействия органов госохраны с милицией и прокуратурой. За ведением дознания осуществлялся прокурорский надзор со стороны окружного прокурора, которому также предоставлялось и право возбуждения предварительного следствия по политическим делам. Дознания по особо важным делам могли вести лица, специально назначенные для этой цели верховной властью, в присутствии прокурора судебной палаты. Обыск и арест производились также с санкции окружного прокурора. Он же мог прекратить производство дознания в случае отсутствия состава преступления или необнаружения виновного, а при недостатке улик – запросить прокурора судебной палаты об отмене ареста[591].

Постановление Совета министров «О правах и обязанностях чинов военной контрразведки по производству расследований» от 3 мая 1919 г., которое было принято почти в той же редакции, что и «Временное положение о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведывательной службы по производству расследований», со своей стороны не регламентировало взаимодействие с органами госохраны. В документе лишь сказано, что начальники отделений и пунктов, их помощники и классные чины имели право производить обыск и предварительный арест заподозренных лиц при содействии милиции на основании ордера, выданного их начальниками[592].

При оперативной разработке контрразведчики должны были собрать достоверные и достаточно полные данные, уличавшие подозреваемых в преступных действиях лиц, после чего начальник КРО передавал сведения судебным и милицейским властям для производства ареста.

В течение суток начальник отделения или пункта должен был опросить задержанных и постановить или об освобождении их из-под стражи, или о дальнейшем задержании (до 2-х недель). Задержание до месяца продлевалось начальником гарнизона или другим соответствующим начальником, до 3-х месяцев – генерал-квартирмейстером, начальником штаба округа на ТВД[593].

Оконченное расследование направлялось в военно-окружные или окружные суды, где судьбы обвиняемых решали несколько офицеров. Однако приговоры утверждались высокопоставленными военными, обладавшими правом предания военно-полевому суду.

Определять объекты оперативно-разыскной деятельности органы контрразведки и государственной стражи должны были, руководствуясь скорректированными постановлением Совета министров 3 декабря 1918 г. статьями Уголовного уложения 1903 г. 99, 100, 329, определявшими виновность «в покушении на жизнь, свободу, или вообще неприкосновенность Верховного правителя, или на насильственное его или Совета министров лишение власти, им принадлежащей, или воспрепятствование таковой», «в насильственном посягательстве на ниспровержение существующего строя или отторжение, или выделение какой-либо части государства Российского…» и «в умышленном неприведении в исполнение приказа или указов верховного правителя…». Степень вины должны были определять военно-окружные или военно-полевые суды[594].

В начале 1919 г. в Министерстве юстиции был разработан законопроект «О государственном бунте». Закон был утвержден 11 апреля как «Положение о лицах, опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту»[595].

14 июля 1921 г. аналогичный указ утвердило Временное Приамурское правительство, изменив лишь ст. 1 закона о «большевистском бунте», в которой говорилось, что высылке из пределов территории Временного Приамурского правительства подлежали «лица, принадлежащие к коммунистической партии, а равно – к партиям анархистов, социал-революционеров-интернационалистов и максималистов» и «содействующие своей активной деятельностью» этим партиям[596].

Поскольку белогвардейцы создавали свои органы безопасности по образцу и подобию спецслужб Российской империи и Временного правительства, за основу взяли их нормативно-правовую базу, внеся незначительные изменения и дополнения применительно к условиям Гражданской войны. Приверженность традициям, на взгляд авторов, можно объяснить лежащей в основе Белого движения идеологией «непредрешения», в соответствии с которой решение жизненно важных вопросов откладывалось на неопределенный срок, «до победы» над большевиками.

Большевики, в отличие от белых, показали себя новаторами в нормативной правовой сфере, гибко применяя и изменяя ее под насущные потребности войны в зависимости от ситуации на фронтах или на международной арене. В зависимости от революционной целесообразности чекисты наделялись широкими полномочиями и правами. Предоставляя им права в отношении своих противников вплоть до вынесения смертных приговоров, Советское государство тем самым брало на себя ответственность за внесудебные расправы. Белогвардейские контрразведчики такими возможностями не обладали, и в случае их превышения они становились лицами, преступившими закон. Однако такого рода преступления не являлись редкостью, а лица, их свершившие, в большинстве уходили от ответственности – война все списывала.

1.3. Подбор, подготовка и расстановка кадров

В годы Гражданской войны как большевистской России, так и белогвардейским государственным образованиям пришлось заново создавать свои органы безопасности в условиях хаоса, глубокого социального, политического и идейно-нравственного раскола. Обстановка тех лет наложила определенный отпечаток на подбор и подготовку кадров спецслужб.

Неотъемлемой составной частью деятельности коммунистической партии являлось укомплектование чекистских органов работниками, способными обеспечить проведение в жизнь политической линии партии. Говоря о требованиях, предъявляемых к чекистам, В.И. Ленин отмечал, что сотрудники ЧК наряду с качествами, присущими работникам всех звеньев государственного аппарата, должны обладать и такими качествами, которые вытекают из характера и специфики деятельности ВЧК. Он подчеркивал, что от чекистов требуется «решительность, быстрота, а главное верность»[597], то есть верность революции, делу коммунизма. Верность В.И. Ленин ставил на первый план. В обращении ЦК РКП(б) к коммунистам-чекистам от 8 февраля 1918 г. особо подчеркивалось, что ЧК созданы, существуют как органы партии, работают по ее директивам и под ее контролем[598].

Учитывая специфику ВЧК как политического органа, партия большевиков декларировала классовый подход к комплектованию органов ЧК. Такой подход означал, что комплектование чекистских аппаратов происходило из представителей трудящихся классов, в первую очередь за счет промышленных и транспортных рабочих. Один из руководителей ВЧК, В.Р. Менжинский, неоднократно подчеркивал, что рабочий класс является опорой чекистских органов и их комплектование должно осуществляться, прежде всего, за счет рабочих, особенно металлистов, этого передового отряда рабочего класса[599]. Вместе с тем в связи с отсутствием необходимого количества рабочих кадров в реальности на службу в органы ВЧК принимались и беднейшие крестьяне и середняки, причем процесс привлечения этой категории трудящихся в чекистские органы заметно активизировался в связи с созданием местных ЧК (губернских и уездных) весной и особенно летом 1918 г. В органах ВЧК работали также те представители интеллигенции и выходцы из имущих классов, которые лояльно относились к советской власти.

Белогвардейцы, так же как и большевики, при подборе кадров для контрразведывательных органов руководствовались классовым подходом. Их основу составляли офицеры прежней русской армии.

Так, на Севере России на должности чиновников для поручений, переводчиков, журналистов ВРО – ВРС, начальников военно-контрольных пунктов и их помощников назначались армейские офицеры в воинском звании от подпоручика до капитана. Начальниками отделений военного контроля тылового района могли быть военные чиновники; контролерами и наблюдателями, как правило, являлись нижние чины[600].

Оперативный состав контрразведывательных органов адмирала А.В. Колчака, генералов А.И. Деникина, П.Н. Врангеля и Н.Н. Юденича также комплектовался из армейских офицеров[601].

Руководящий состав контрразведывательных органов Юга назначался из числа офицеров Генштаба или офицеров, имевших юридическое образование. Лица, служившие ранее в охранке или жандармерии, не могли быть назначены даже чинами для поручений и наблюдательными агентами.

«Мне было сказано, что главком не может согласиться на прием меня в Добрармию, так как этому мешает “совокупность прежней моей службы по политическому розыску”, то есть при царском режиме и за последнее время в Киеве и Одессе», – писал бывший начальник Петроградского охранного отделения генерал-майор К.И. Глобачев[602].

Бывший руководитель особого отдела и экс-директор Департамента полиции МВД генерал Е.К. Климович также не получил должности в штабе Добровольческой армии[603].

Различные источники свидетельствуют о том, что и другие офицеры Отдельного корпуса жандармов, оказавшись в Добровольческой армии, также не получили назначение в контрразведывательные отделения.

Как видим, политическое недоверие к представителям дореволюционных органов безопасности одинаково проявляли не только красные, но и белые. «Эффект, порожденный кампанией дискредитации политической полиции в период нахождения у власти Временного правительства, продолжал действовать, настолько мощная волна недоверия зародилась тогда даже в умах военных, – объясняет ситуацию доктор исторических наук А.А. Зданович. – Единичные случаи зачисления в Добровольческую армию жандармов, конечно, были, но они, в основном, служили не по своей специальности»[604].

На наш взгляд, не последнюю роль в отторжении жандармов командованием Белого Юга сыграло неоднозначное и противоречивое отношение русского общества и армии к органам государственной безопасности в дореволюционном прошлом.

В белогвардейских штабах не признавали не только жандармов, но даже некоторых высокопоставленных контрразведчиков. Так, бежавший из Петрограда в Новочеркасск генерал-майор Генштаба Н.С. Батюшин не получил назначения, соответствующего своей специальности и квалификации. Высококлассный разведчик и контрразведчик занимал второстепенную должность управляющего делами комитета снабжения Крымско-Азовской армии.

Офицерский корпус Государственной стражи комплектовался путем перевода военнослужащих из воинских частей и учреждений Военного и Морского управлений, а также определением офицеров на службу из запаса и отставки. На некоторые должности назначались военные чиновники. Другая часть чинов числилась на службе по гражданскому ведомству и занимала должности либо по УРУ, либо по канцеляриям учреждений ГС.

Командующим Государственной стражей был назначен кадровый военный генерал от инфантерии Н.Н. Мартос, а начальником штаба – также кадровый военный, в годы Первой мировой войны возглавлявший штаб Отдельного корпуса жандармов, генерал-майор В.П. Никольский, которого затем сменил генерал-майор Савицкий[605].

Генерал-лейтенант П.Н. Врангель, возглавив Русскую армию, провел некоторые кадровые перестановки в органах контрразведки и политического сыска. Контрразведку и государственную стражу возглавил генерал Е.К. Климович. Начальником особого отделения Морского управления стал бывший жандармский офицер старший лейтенант А.П. Автономов, севастопольский КРП в начале мая 1920 г. возглавлял жандармский полковник А.И. Будогоский[606].

Адмирал А.В. Колчак также «не стеснялся» набирать в контрразведку и органы политического сыска профессионалов из царской жандармерии и «охранки». ЦОВК в ноябре 1918 г. возглавил бывший жандарм и контрразведчик полковник Н.П. Злобин. К нему помощником был назначен полковник А.В. Караулов – в прошлом начальник Тифлисского, Нижегородского и Южного охранных отделений. Контрразведку в Челябинске возглавил полковник Гиацинтов, служивший до февраля 1917 г. в Петроградском охранном отделении. Контрразведывательную часть Главного штаба возглавил отставной жандармский генерал-майор В.А. Бабушкин.

На руководящие должности в округах также назначались бывшие контрразведчики и жандармы. Так, начальником отделения военного контроля при штабе Приамурского военного округа восстановлен капитан (с октября 1918 г. – подполковник) М.С. Алексеев. Военный контроль при штабе Иркутского военного округа с 1918 г. возглавлял подполковник В.А. Булахов, служивший ранее в Отдельном корпусе жандармов[607].

Обязанности управляющего особым отделом государственной охраны временно исполнял опытнейший специалист политического сыска, в дальнейшем назначенный по собственной просьбе начальником Томского губернского управления государственной охраны, – генерал-майор С.А. Романов.

Начальниками других областных управлений госохраны также назначались бывшие жандармы: Акмолинского – полковник В.Н. Руссиянов, Иркутского – подполковник Н.А. Смирнов, Приморского – полковник А.А. Немысский, Харбинского – полковник Л.Я. Горгопа, Забайкальского – полковник Л.А. Иванов, Тобольского – полковник В.П. Григорович и т. д.[608].

На службу в ВЧК также принимались специалисты спецслужб царской России. Так, в специальном отделе ВЧК работали бывшие сотрудники российской криптографической службы Г.Ф. Булат, И.А. Зыбин, В.Н. Кривош-Неманич, Е.Э. Мориц и др.[609] Существовала практика привлечения старых кадров и в качестве экспертов. Например, консультировали руководителей ВЧК бывший товарищ министра внутренних дел и московский генерал-губернатор В.Ф. Джунковский и др. В августе 1918 г. в центральном аппарате ВЧК насчитывалось 125 «старослужащих», их доля составляла 16 %. Тем не менее в целом, в отличие, например, от Красной армии, старые кадры играли второстепенную роль[610].

В основе комплектования чекистских органов лежал также принцип партийности. 21 февраля 1918 г. ВЧК приняла постановление: принимать партийных сотрудников, а беспартийных – в виде исключения. В первые месяцы существования ВЧК представляла собой многопартийный орган – в ней работали главным образом большевики, а также представители некоторых мелкобуржуазных партий – левых эсеров, анархистов и др.

Один из руководителей ВЧК М.Я. Лацис впоследствии так описал условия работы в ВЧК членов политических партий: «Каждая партия, которая перестает быть правительственной партией, которая перестает делить с ней ответственность, в то же время становится не в дружескую оппозицию, а непременно по ту сторону баррикад и не может быть допущена к работе боевых органов, выдвинутых против контрреволюции. Партии неправительственные не могут работать в Чрезвычайных комиссиях. Это нам жизнь доказала. Когда левые с.-р. с нами разделяли государственную власть, было очень естественно их участие в Чрезвычайных комиссиях, и они работали там»[611].

7 июля после мятежа левых эсеров СНК принял постановление о выводе их представителей из коллегии ВЧК[612]. Почти все левые эсеры были изгнаны из ВЧК и ее органов. В них остались (не на руководящей работе) только те члены партии левых эсеров, которые открыто осудили тактику своего ЦК.

К осени 1918 г. удельный вес представителей мелкобуржуазных партий в чекистских органах резко понизился. В сентябре – октябре 1918 г. в 94-х губернских и уездных чрезвычайных комиссиях из 430 руководящих работников 383 являлись коммунистами (89,1 процента), 40 – сочувствующими коммунистам (9,3 процента) и лишь 7 человек (1,6 процента) – членами мелкобуржуазных партий (4 левых эсера, 2 народника-коммуниста, 1 анархист). В 65 из 94-х чрезвычайных комиссий, в том числе во всех губернских ЧК, ответственные должности занимали лишь коммунисты. В ЧК и особых отделах служили и беспартийные. Это были сочувствовавшие советской власти люди. Они, как правило, были заняты на менее ответственной работе[613].

Высокие требования коммунистическая партия предъявляла к моральному облику чекистов. Ф.Э. Дзержинский указывал, что верность советской власти, высокая идейность – это важнейшие качества, которыми должен обладать каждый, принимаемый на службу в чекистские органы. В одной из служебных записок он писал: «Если приходится выбирать между безусловно нашим человеком, но не совсем способным, и не совсем нашим, но очень способным, – у нас в ЧК необходимо оставить первого… вся суть, по-моему, в подборе людей, безусловно, честных всех и, где нужно, умных»[614].

В записке И.К. Ксенофонтову Ф.Э. Дзержинский отмечал, что работа у чекистов полна искушений, связанных со злоупотреблением властью, использованием своего положения для личных выгод, и указывал, что слабые на искушение товарищи не должны работать в ЧК. На высокие требования, предъявлявшиеся к моральному облику чекистов, обращал внимание также М.Я. Лацис. Работа ЧК, отмечал он, требует людей с выдержанным характером, непреклонной волей, объективным взглядом, с установившимися политическими убеждениями и хорошей личной репутацией.

Партийные органы, а также ЧК уделяли большое внимание пополнению чекистских рядов честными, устойчивыми в моральном отношении людьми. Секретариат ЦК РКП(б), ведавший в 1918 г. вопросами распределения коммунистов, специально просил партийные комитеты отмечать в рекомендациях моральные качества лиц, направлявшихся на службу в ВЧК.

При подборе кандидатов в чекистский аппарат принимались во внимание и личные качества кандидатов. Так, видный чекист В.Н. Манцев в своих воспоминаниях писал, что основными чертами характера чекиста должны были быть решительность и настойчивость, безоговорочная дисциплинированность, беспредельная преданность революции, личная отвага, умение проникать в тайные замыслы врагов и вовремя нанести сокрушительный удар[615].

При отсутствии этих качеств, по мнению М.Я. Лациса, работа ЧК «делает из них расслабленных неврастеников и аферистов». Также он признавал, что работа чрезвычайных комиссий привлекает аферистов и просто уголовный элемент, которые, пользуясь именем сотрудника ЧК, занимаются шантажом и вымогательством, набивая себе карманы. Поэтому, писал Лацис, «при подборе сотрудников нужно смотреть в оба, чтобы туда не затесался бывший охранник и бандит, записавшийся всеми правдами и неправдами и использующий партийный билет в прикрытие своей подлинной физиономии». В действительности же в результате сложившейся системы личных рекомендаций и нерегулярно присутствующей в условиях хаоса Гражданской войны и дефицита кадров серьезной проверки биографических данных поступающих на службу в ВЧК, в том числе на ответственные должности следователей, попадали и лица, имеющие уголовное прошлое[616].

Основные требования, предъявлявшиеся к чекистским кадрам, наиболее полное воплощение нашли в принятой в июле 1918 г. Инструкции-памятке «Что должен помнить каждый комиссар, следователь, разведчик, работая по розыску»[617].

Предъявлялись ли какие-либо требования морально-этического характера при подборе сотрудников белогвардейской контрразведки, ответить сложно, поскольку документальных источников не сохранилось.

Разумеется, руководители спецслужб старались подбирать себе кадры из лиц, заслуживающих доверия, добросовестных, честных и исполнительных[618]. Однако на практике это далеко не всегда удавалось. Например, приказы начальника ВРС свидетельствуют о частых назначениях и увольнении личного состава. Только в Мурманском пункте сменилось 7 начальников. Им поочередно руководили коллежский асессор В.А. Эллен, штабс-капитан А. Петров, флагманский обер-аудитор В.К. Бондарев, мичман Г.В. Майумский, зауряд-военный чиновник Н.П. Черногоров, капитан Дымский, поручик В.А. Крылов[619].

Вот как характеризовал моральный облик и «профессиональные качества» чинов военно-регистрационной службы правительственный комиссар (начальник) Архангельской губернии, управляющий отделом внутренних дел Северного правительства В.И. Игнатьев: «Офицерство сильно пьянствовало в тылу. Особенно безобразничали офицеры так называемых контрольных пунктов – отделений на местах контрразведки, пьянствовали, арестовывали крестьян, избивали, истязали, издевались над арестованными социалистами (был среди них такой башибузук шт.-к. – Орлов, к сожалению, другие фамилии я забыл). Несмотря на протесты мои и местных властей, этих господ не убирали: Орлова по моему настоянию опубликованным приказом уволили из Холмогор, но при проезде через город я узнал, что он все-таки по-прежнему безобразничает»[620].

Отсутствие системы подбора кадров, коррупция во всех эшелонах власти способствовали проникновению в органы безопасности Юга России авантюристов, мошенников, жуликов, промышлявших шпионажем личностей, зачастую являвшихся агентами нескольких спецслужб.

Вызванная инфляцией нехватка денег на фронтах ощущалась особенно остро. Жалованье офицерам и нижним чинам задерживалось по два-три месяца. Вместо приобретения продуктов «цивилизованным» способом части были вынуждены прибегать к реквизициям. В «самоснабжении» не отставали от армейских чинов и не имевшие устойчивых моральных принципов сотрудники спецслужб, пришедшие в контрразведку с целью наживы и поэтому, как правило, занимавшиеся хищением выделенных денежных средств, фабрикацией дел и откровенным вымогательством. Контрразведчики даже «изобрели» свой «способ самоснабжения» – «ловлю большевиков» с целью присвоения имущества и денег арестованных. Например, начальник Екатеринославского КРО есаул Щербаков проводил незаконные обыски и выемки с целью присвоения отобранного, освобождал за подкупы арестованных. При занятии города махновцами бежал с любовницей в Ростов-на-Дону. Генерал А.С. Лукомский приказал их арестовать, но беглецы скрылись в Харькове[621].

Уже будучи эмигрантом, он писал: «На службу в контрразведку, нормально, шел худший элемент, а соблазнов было много: при арестах большевистских деятелей обыкновенно находили много награбленных драгоценностей и крупные суммы денег; так как ответственным большевистским деятелям грозила смертная казнь, то, за свое освобождение, многие из них предлагали крупные взятки; за получение разрешения на выезд за границу многие также предлагали крупные суммы. Наконец, вообще характер деятельности органов контрразведки открывал широкое поприще для всевозможных злоупотреблений и преступных действий»[622].

Действия нищих, беспринципных дилетантов, использовавших грубые, жестокие, далекие от законности методы работы, вызывали недовольство и нарекания как со стороны немногих профессионалов спецслужб, так и местного населения, дискредитировали Белое движение, о чем писал в эмиграции генерал-майор Н.С. Батюшин[623].

Даже в ходе проведенной П.Н. Врангелем реорганизации не удалось избавиться от сотрудников с низкими морально-нравственными качествами[624].

Сотрудники контрразведывательной части особого отделения отдела Генштаба Военного управления, являясь преданными служебному долгу чинами, в трудной ситуации не поддались всеобщему порыву к грабежам и злоупотреблениям служебным положением. Иные чины, чтобы не влачить нищенское существование, честно уходили из органов контрразведки.

По сведениям историка С.В. Фидельского, кадровый потенциал государственной стражи «являлся довольно слабым. Как правило, это были не попавшие под мобилизацию обыватели (крестьяне, мещане), нередко активно компенсировавшие нехватку средств поборами с населения»[625].

Здесь целесообразно отметить, что для чекистов были характерны некоторые «болезни», присущие белогвардейским контрразведчикам. Авторитет Ф.Э. Дзержинского влиял в основном на сотрудников центрального аппарата. «Далеко не все чекисты могли удержаться от присвоения конфискованного имущества или выкупа за арестованного, заложника, – пишет профессор С.В. Леонов. – Когда подобные случаи становились известны руководству, чекистов беспощадно расстреливали или выгоняли без права работать в ЧК»[626].

Оценка морально-нравственных качеств колчаковских контрразведчиков участниками Гражданской войны неоднозначна. Так, военный министр барон А.П. Будберг с сарказмом отмечал: «Здесь контрразведка – это огромнейшее учреждение, пригревающее целые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покойной охранки, ничтожное по производительной работе, но насквозь пропитанное худшими традициями прежних охранников, сыщиков и жандармов. Все это прикрывается самыми высокими лозунгами борьбы за спасение родины, и под этим покровом царят разврат, насилие, растраты казенных сумм и самый дикий произвол»[627].

Оценки личного состава контрразведывательных органов белогвардейского высокопоставленного чина определенным образом совпадают с оценкой советской агентуры. По ее данным, в КРО штаба 3-й армии «набилась самая разношерстная публика, часто совершенно неграмотная, которая стремится только к тому, чтобы побольше набить свой карман… Из 10 офицеров контрразведки 7 обязательно находятся под судом»[628]. Ранее не имевший отношения к контрразведке прапорщик Берендиев брал взятки, злоупотреблял алкоголем и отличался болтливостью. Знавшего дело и любившего выпить старшего филера Зуева можно было купить «за порядочную взятку». Делопроизводитель Сергеев за взятки предоставлял заинтересованным лицам нужные сведения. Прапорщик Попов был уволен из контрразведки за пьянство. Под следствием оказался прапорщик Жевченко за взяточничество, а также за оскорбление болгарских и сербских офицеров.

Вместе с тем советская агентура давала и другие оценки личным качествам белогвардейских контрразведчиков. Например, первый помощник начальника владивостокского КРО ротмистр Головачевский характеризовался как «честный, неподкупный и исполнительный» сотрудник. Второй помощник – полковник в отставке по фамилии то ли Сафонов, то ли Сосфонов – также считался исполнительным и честным.

Морально-деловые качества чинов многочисленных контрразведывательных органов вызывали озабоченность у руководителей спецслужб. «Верить донесениям, а иногда и анонимным доносам разных сотрудников контрразведки с обвинениями друг друга было невозможно без должной проверки, – свидетельствует генерал П.Ф. Рябиков. – Поэтому приходилось командировать на места своих доверенных людей, дабы попытаться установить ценность тех или иных контрразведок и разобраться в их взаимоотношениях»[629].

Среди причин такого поведения офицеров контрразведки можно назвать отсутствие объединявшей и всем понятной идеологии Белого движения, деформацию морально-нравственных ценностей миллионов людей в ходе Гражданской войны. «Социальные, экономические, политические переломы, радикальнейшие перемены, огромные потери, смена всего жизненного уклада, крушение привычных устоев и понятий, возникновение новых, небывалых отношений, когда тот, кто был ничем, становится всем, и, напротив, кто был всем, превращается в ничто, – пишет академик Ю.А. Поляков. – Таким образом, произошло и невиданное психологическое потрясение»[630]. Мировоззрение людей, прошедших Первую мировую войну, переживших две революции, вступивших в Гражданскую войну, основывалось на психологии военного времени, которая в дальнейшем стала неотъемлемой чертой профессионального облика сотрудников спецслужб. «В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это время начинает вырабатываться весьма недостойный тип агента политического и уголовного розыска, который, в большинстве случаев не имея под собой никакой идейной подкладки, является просто профессией, – характеризовал сотрудников спецслужб того времени генерал-майор К.И. Глобачев. – Впоследствии этот тип перерабатывается в контрразведчика для Белого движения и чекиста – для красного. Многим из такого рода агентов полная беспринципность позволяет в равной степени служить обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент менее опасна и выгодна. Это так называемые дублеры. Таким образом, создались целые контингенты офицеров-контрразведчиков, которые своим поведением только позорили контрразведывательные органы Белого движения во время Гражданской войны»[631].

С расширением сферы чекистской деятельности и созданием в ВЧК новых структурных подразделений основные требования, предъявлявшиеся к сотрудникам, получили дополнительное развитие и конкретизацию в виде специфических профессиональных качеств, которые должны быть присущи работникам отдельных служб. Так, требования, предъявлявшиеся к работникам следственных аппаратов, наиболее полно были сформулированы в «Инструкции следователям чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией», принятой I Всероссийской конференцией ЧК 13 июня 1918 г.

Важным условием следственной работы было наличие у сотрудников юридического образования. В первые годы советской власти испытывался острый недостаток в работниках, имевших юридическое образование, в связи с чем ВЧК пришлось проводить исключительно большую работу по подбору сотрудников, имевших соответствующую юридическую подготовку. Обращалось внимание на такие качества следователей, как выдержанность, вежливость, корректность, а главное – наблюдательность. Следователь должен был умело строить допрос, задавать вопросы строго обдуманные, четко излагать факты, логически мыслить. Работа следователя, подчеркивалось в Инструкции, требует «большой ловкости и искусства».

Требования, предъявляемые к работникам особых отделов, были изложены в резолюции I Всероссийского съезда особых отделов фронтов и армий (1919 г.) и в «Инструкции особого отдела ВЧК о порядке приема и увольнения сотрудников» (1920 г.). В резолюции указывалось, что в особых отделах должны работать наиболее ответственные, испытанные партийные работники. В Инструкции также обращалось особое внимание на необходимость хорошей политической подготовки принимаемых на службу в особые отделы и их высокого классового сознания. Инструкция отмечала, что особые отделы являются военными учреждениями, и поэтому в них должны работать сотрудники, способные к боевой революционной работе, твердо усвоившие воинскую дисциплину и обладающие такими качествами, как организованность, собранность, знание армейской среды и военного дела.

В белогвардейских штабах, судя по отработанным авторами документам, требования к профессиональным качествам сотрудников контрразведки не были изложены в виде инструкций или прочих нормативных документов.

По мнению чекиста С.С. Турло, «…контрразведчик должен обладать наблюдательностью, уметь улавливать всегда, всюду и во всем деле все, что сможет быть отличительной чертой шпионажа, и такие особенности и мелочи, которые не обратили бы на себя внимание постороннего человека. Далее он должен иметь острый светлый ум, при помощи которого объяснить значение того, что им наблюдалось, сделать отсюда выводы, ясные и точные, и найти целесообразные способы для дальнейших действий… Но главное условие, которое требуется от контрразведчика – это знание психологии людей. Контрразведка не наука, и по учебникам контрразведчиков не воспитывают. Это искусство, требующее от исполнителей его своеобразного таланта, который можно развивать изучением теории и практики, но не создать, если он не дан человеку от природы»[632]. Их С.С. Турло сформулировал уже после Гражданской войны, обобщив опыт работы чекистов.

Требования, предъявлявшиеся к сотрудникам службы наружного наблюдения, были изложены в «Инструкции для наружного наблюдения» (1918 г.) и в «Инструкции и руководстве секретного отдела ЧК по наружному наблюдению» (1920 г.). В первой Инструкции особое внимание обращалось на то, что разведчик «никоим образом не должен обнаруживать свое инкогнито перед публикой, если он это делает, его следует удалить». Отмечалось, что старшими разведчиками должны назначаться те партийные сотрудники, которые работали нелегально во времена царизма. Основными качествами разведчика, говорилось в Инструкции 1920 г., должны быть правдивость, пунктуальность, исполнительность и широкая инициатива в работе, крепкое здоровье, прекрасное зрение, хорошая зрительная и слуховая память и такая внешность, которая давала бы ему возможность не выделяться из окружающей толпы и тем избежать внимания наблюдаемого объекта.

ВЧК разработала основные требования и к кандидатам, подбираемым на другие участки чекистской деятельности. Требования, предъявлявшиеся к работникам отдельных подразделений ВЧК, изложены в таких документах: транспортных отделов – в материалах IV конференции губернских ЧК, транспортных и особых отделов 3–6 февраля 1920 г., в постановлении президиума ВЧК от 1 апреля 1919 г.; войск ВЧК – в «Положении о формировании корпуса войск ВЧК»; шифровальной службы – в циркулярном письме ЦК РКП(б) «Всем губкомам, обкомам, облбюро» от 29 ноября 1921 г.

В первые годы существования органов безопасности сложился определенный порядок зачисления на службу сотрудников. Этот порядок предусматривал: личное участие руководства ВЧК в решении вопроса о приеме сотрудников; участие бюро партячейки в рассмотрении кадровых вопросов; обязательность рекомендаций для поступавших в ВЧК; предварительное изучение и проверку принимавшихся сотрудников.

18 марта 1918 г. ВЧК приняла решение, обязывавшее все отделы сообщать председателю ВЧК о намечаемых к зачислению кандидатах, которые «только с согласия последнего принимаются на работу в ВЧК».

Ф.Э. Дзержинский предъявлял высокие требования к подбору кадров на любой участок работы, большой или малый, считая, что буквально от каждого сотрудника зависит успех общего дела. Так, лица, назначавшиеся на должности, связанные с управлением, должны были иметь высокую квалификацию «в смысле ориентации». Нередко он принимал непосредственное участие в подборе почтальонов, машинисток, фельдъегерей, секретарей и других работников низшего звена чекистского аппарата[633].

В рассмотрении кадровых вопросов активно участвовала партийная ячейка ВЧК. Так, 3 мая 1918 г. коллегия ВЧК приняла следующее решение по кадровой работе: «прием по утверждении президиума после сношения с партийным коллективом». Непременным условием для поступления на работу в ВЧК было также наличие партийных рекомендаций. Этот порядок был установлен коллегией ВЧК 18 апреля 1918 г. В постановлении коллегии указывалось, что подбор работников в ВЧК производится из числа лиц, имеющих партийные или достоверные рекомендации[634].

Вместе с тем не все было так гладко в кадровой работе. Например, летом 1918 г. партколлектив ВЧК направил в ЦК РКП(б) письмо, в котором члены ВЧК обвинялись в том, что, приняв постановление об аттестации коллективом всех вновь поступающих сотрудников, часто сами от него и отступали, покровительствуя самостоятельному приему служащих по отделам. «Комиссия и заведующие отделами, – говорилось в письме, – без достаточного осмотра и контроля часто по личному усмотрению и впечатлениям принимали на службу людей, не интересуясь их прошлым (…) Авантюрист Ржевский – бывш. арестованный, преданный суду Рев. Триб., но освобожден от наказания, дело его прекращено, сам он сотрудничал в ВЧК, теперь за взяточничество опять арестован и подлежит суду. Владимиров – провокатор, рекомендованный Комиссией, потом был расстрелян. Уволен отделом по борьбе со спекуляцией Чичинадзе, поступивший по рекомендации т. Дзержинского помимо аттестации Коллектива (последний отказался аттестовать)… Филиппов – секретный сотрудник, часто целыми часами сидел в помещении Президиума, арестован по распоряжению Петроградской чрезвычайки…»[635]

В ВЧК и МЧК сложился порядок предварительного изучения и проверки принимаемых сотрудников, выяснения их политических, моральных и деловых качеств. Все поступающие на службу подлежали специальной проверке, которая производилась: по месту прежней службы поступающего; в регистрационном отделе ВЧК; в историко-революционном архиве; в центро-розыске[636]. Кроме того, для поступивших на работу был установлен двухнедельный срок, в течение которого проверялись политические, деловые и личные качества кандидата с целью окончательного решения вопроса о целесообразности оставления в ВЧК[637].

19 декабря 1920 г. Ф.Э. Дзержинский утвердил «Инструкцию о порядке приема и увольнения сотрудников ВЧК». Основные ее положения сводились к следующему: прием на службу, увольнение, перемещение, командировки, предоставление отпусков сотрудникам ВЧК оформляются приказами по управлению делами; новые сотрудники принимаются начальниками отделов и утверждается председателем ВЧК или управляющим делами; при несогласии на утверждение управляющего делами сотрудника вопрос переносится на решение президиума; для приема соискателю необходимо подать рапорт о своем желании поступить на службу в ВЧК и приложить: документы с места последней службы; документы, удостоверяющие отношение к воинской повинности; партийные документы; рекомендации; заполненный анкетный лист из отделения личного состава управления делами.

После окончания основных сражений Гражданской войны в правила приема на работу в органы и на службу в войска ВЧК были внесены уточнения. В «Инструкции ВЧК» от 21 мая 1921 г. указывалось, что для зачисления в чекистские органы необходимо подать заявление о приеме, заполнить анкеты, представить документы с последнего места работы с указанием причин увольнения или перевода, предъявить справку о состоянии здоровья и рекомендации двух членов партии, проработавших не менее одного года в ВЧК[638].

Вопросы подбора, назначения и перемещения сотрудников занимали важное место в деятельности президиума ВЧК. Так, только с июля по декабрь 1919 г. вопросы, связанные с назначением кадров, рассматривались на 112 из 126 заседаний президиума. По решению президиума ВЧК во втором полугодии 1919 г. был перемещен и назначен 861 человек.

Серьезные требования предъявлялись и к тем, кто поступал на службу в войска ВЧК. В них принимались только рабочие и беднейшие крестьяне по рекомендациям партийных комитетов, профсоюзов или комитетов бедноты. Учитывая особые условия деятельности войск ВЧК, выполнявших ответственные задания по борьбе с контрреволюцией, ЦК РКП(б) и местные партийные комитеты считали необходимым направлять в них максимально возможное количество коммунистов.

ЦК РКП(б) и ВЧК требовали от личного состава войск ВЧК стойкости, преданности революции, дисциплинированности. 1 сентября 1918 г. председатель ВЧК и начальник штаба корпуса войск ВЧК издали приказ, в котором предписали всем губчека и командному составу войск обратить внимание на то, что войсковые части ЧК «должны представлять из себя особенно в настоящий момент наиболее сознательные, стойкие и дисциплинированные части». Одновременно в приказе содержалась просьба к губкомам партии «установить соответствующий контроль за набором людей в части»[639].

По мнению Ф.Э. Дзержинского, во главе частей и подразделений войск ВЧК должны были стоять твердые, испытанные коммунисты, знавшие военное дело и имевшие опыт борьбы с врагами. А поэтому в кадровой работе предписывалось: «Все внимание должно быть обращено на подбор людей и технику, которая должна заменить количество»[640].

В период Гражданской войны вопросы укрепления чрезвычайных комиссий, особых отделов и войск ВЧК коммунистами буквально не сходили с повесток дня заседаний Центрального и местных партийных комитетов. Так, с марта 1921 г. по январь 1922 г. ЦК РКП(б) направил в ВЧК 569 коммунистов. За это же время в распоряжение ЦК был откомандирован 531 сотрудник ВЧК для направления на другую работу.

Особое внимание уделялось руководящим кадрам органов ВЧК. «Только тогда работа ЧК всегда будет достигать положительных результатов и не вызывать вполне справедливых подчас нареканий, – подчеркивал Центральный комитет РКП(б), – когда на всех ответственных местах будут коммунисты – вполне сознательные, стойкие борцы за рабоче-крестьянскую власть»[641]. В.И. Ленин считал, что такое острое орудие государства диктатуры пролетариата, как ВЧК, должно находиться в надежных руках. На руководящие посты в ВЧК партия направила профессиональных революционеров, которые имели опыт борьбы с органами политического сыска царской России.

Так, например, с декабря 1917 г. по февраль 1922 г. в коллегию ВЧК входило 43 коммуниста, 10 из них являлись членами ВЦИК. Членами коллегии назначались коммунисты, как правило, имевшие большую школу подпольной борьбы. Свыше половины (56 процентов) из них вступили в ряды коммунистической партии еще до первой русской революции.

Все кандидатуры на должности председателей губчека, руководителей особых отделов фронтов и армий, транспортных ЧК подбирались при участии председателя ВЧК, согласовывались с губкомами и обязательно утверждались ЦК РКП(б). Назначение на эти посты и посты полномочных представителей ВЧК, как правило, сначала рассматривалось на заседаниях политбюро и оргбюро ЦК, а затем утверждалось высшими органами советской власти (ВЦИК, СНК)[642].

В годы Гражданской войны ЦК и местные партийные органы часто проводили мобилизации коммунистов для работы в государственном аппарате, в том числе и в чекистских органах. Кроме того, регулярно осуществлялись перемещения ответственных партийных и советских работников, в том числе и чекистов.

Укрепление коммунистами органов и войск ВЧК в условиях войны было связано с большими трудностями. Основные силы коммунистов направлялись в Красную армию, на фронт, где решалась судьба советской власти. В этих условиях партийные органы не имели возможности выделить для чекистских аппаратов достаточное количество коммунистов.

На службу в органы безопасности нередко принимали комсомольцев, несмотря на их довольно юный возраст и отсутствие жизненного опыта. Так, например, в органах ВЧК Сибири были сотрудники, которые с 15–16-летнего возраста выполняли оперативные задания и работали с агентурой. В конце 1919 г. 15-летний И.И. Кавкун поступил в Томскую ЧК, в 1920-м служил уполномоченным РТЧК, затем стал комсомольским работником. В 1920 г. 16-летний И.В. Завьялов возглавил Курганский уком РКСМ, а через несколько месяцев поступил в Омскую губчека, участвовал в подавлении крестьянских восстаний в Ишиме и Петропавловске[643].

Весной 1918 г. впервые возникла необходимость направления в органы ВЧК большого количества коммунистов. В это время усилилась иностранная военная интервенция, внутри страны возросло количество контрреволюционных выступлений. Начался голод, углублялась хозяйственная разруха. В июле после левоэсеровского мятежа проблема кадров стала для ВЧК еще более острой. В результате выступления левых эсеров аппарат ВЧК был дезорганизован, в то время как объем работы, особенно следственной, значительно увеличился в связи с арестами контрреволюционеров.

16 июля коллектив РКП(б) при ВЧК обратился в ЦК компартии с письмом, в котором просил командировать, «хотя бы временно, партийных товарищей на разные должности…» ЦК РКП(б) направил на работу в ВЧК ряд коммунистов, однако полностью удовлетворить ее потребность в кадрах не удалось. Партийная ячейка при ВЧК неоднократно печатала объявления, в которых приглашала коммунистов на службу в ВЧК. Петерс впоследствии писал, что «рассчитывать на беспартийную интеллигенцию не приходилось, и даже коммунистов не всех, кого намечали, удавалось вовлечь в работу ВЧК… И Дзержинскому немало приходилось уговаривать товарищей идти на работу в ВЧК». Неприязнь в широких слоях населения к чекистским органам привела к возникновению у многих коммунистов, особенно с подпольным стажем, ассоциации ЧК с царской охранкой, и многие члены партии отказывались идти туда на службу[644].

Работа по укреплению ЧК коммунистами еще более усилилась после введения красного террора. 5 сентября 1918 г. СНК по докладу Ф.Э. Дзержинского принял решение об усилении деятельности ВЧК, губернских и уездных ЧК и направлении туда большого числа ответственных партийных работников[645].

В соответствии с указанием Совнаркома партийные и советские органы развернули работу по привлечению в чекистские аппараты новых кадров. Так, например, 23 сентября 1918 г. Петроградский комитет РКП(б) направил на работу в ЧК шесть опытных партийных работников, в их числе члена ЦК РКП(б) Е.Д. Стасова, а также обратился к партийным организациям города с призывом выделить надежных и грамотных коммунистов для работы в ЧК. Осенью 1918 г. партийные и советские органы направили в ЧК большое количество новых работников из числа местных коммунистов. В конце 1918 г. в 94 чрезвычайных комиссиях (8 губернских и 86 уездных) насчитывалось 446 членов комиссий, среди которых было 399 коммунистов (89,5 процента), 40 сочувствующих (9 процентов), 7 представителей других партий (1,5 процента). Все члены Тульской, Пензенской, Нижегородской, Астраханской, Архангельской, Вологодской, Калужской и Рязанской губернских ЧК являлись коммунистами. Во всех 94 уездных чрезвычайных комиссиях оказалось лишь 7 членов комиссий (1,5 процента), которые принадлежали к мелкобуржуазным партиям.

В конце осени и зимой 1918–1919 г. военное и внутриполитическое положение Советской Республики улучшилось. Были достигнуты крупные успехи в борьбе с интервентами и с внутренней контрреволюцией. Все это снизило интенсивность работы ВЧК и соответственно смягчило проблему кадров для нее. Воспользовавшись упрочением внутриполитической обстановки, многие местные комитеты РКП(б) стали отзывать из ЧК лучших сотрудников и направлять их на партийную и советскую работу.

Весной 1919 г. в связи с наступлением А.В. Колчака и активизацией контрреволюционных сил вопрос об усилении чрезвычайных комиссий встал с новой остротой. 13 марта 1919 г. Ф.Э. Дзержинский в письме в ЦК РКП(б) просил издать циркуляр об оставлении старых работников в органах ЧК, а также о выделении для чекистских органов наиболее ответственных, преданных делу революции товарищей. 14 марта 1919 г. ЦК заслушал доклад Дзержинского, в котором обосновывалась необходимость укрепления местных органов безопасности. Ф.Э. Дзержинский просил Центральный комитет потребовать от губкомов вернуть в ЧК «лучших товарищей», отозванных партийными органами на другую работу[646]. ЦК одобрил эту просьбу и 15 марта 1919 г. направил письмо губернским комитетам партии, в котором обязывал их вернуть в чрезвычайные комиссии работников, отозванных за последнее время губкомами на иную работу[647].

Партийные органы оперативно приступили к выполнению указания ЦК РКП(б). Московский комитет направил в МЧК по два коммуниста от каждой районной организации. С учетом того, что состав коллегии МЧК значительно уменьшился, в коллегию были дополнительно введены коммунисты Т.П. Самсонов, С.И. Филлер, Н.А. Рославец. Петроградский комитет РКП(б) 31 марта принял решение об обновлении состава ЧК и подборе с этой целью 15 коммунистов, а также по одному работнику от каждого райкома партии.

В период наиболее ожесточенных боев с армией А.В. Колчака многие партийные организации стали мобилизовывать на фронт коммунистов, работавших в чрезвычайных комиссиях. 19 мая 1919 г. вопрос о порядке мобилизации сотрудников ЧК рассматривался на заседании СРКО, который подтвердил постановление Совнаркома от 14 ноября 1918 г. об освобождении незаменимых штатных сотрудников ЧК от военной службы[648].

Особенно большое внимание в годы Гражданской войны ЦК РКП(б) уделял укреплению коммунистами особых отделов, которым в годы войны пришлось решать исключительной важности задачи, от которых во многом зависели результаты действий Красной армии на фронтах. 24 июня 1919 г. на объединенном заседании политбюро и оргбюро ЦК РКП(б) при участии В.И. Ленина оргбюро совместно с Ф.Э. Дзержинским было поручено найти ответственных руководителей для ОО ВЧК[649]. 18 августа 1919 г. ЦК утвердил начальником особого отдела Ф.Э. Дзержинского, его заместителями стали видные чекисты И.П. Павлуновский и В.А. Аванесов. Особоуполномоченными отдела были назначены В.Р. Менжинский, К.И. Ландер, А.Х. Артузов и другие коммунисты, имевшие большой опыт партийной работы, достаточную общеобразовательную и военную подготовку. Наряду с этим были приняты меры к укомплектованию особотделов армий и фронтов коммунистами с дореволюционным стажем. Начальником особого отдела Южного фронта был назначен Б.А. Бреслав (член партии с 1907 г.), Юго-Восточного фронта – Н.А. Скрыпник (с 1897 г.), 9-й армии – С.Е. Богров (с 1901 г.), Туркестанской армии – Э.С. Кадомцев (с 1901 г.) и др.

О высокой плотности членов РКП(б) среди руководящих кадров особых отделов свидетельствует анализ состава участников I съезда особых отделов, состоявшегося 22–25 декабря 1919 г., на котором присутствовали представители почти всех 22 отделов, за исключением представителей особых отделов 13-й и 14-й армий Южного фронта и 1-й Кавказской армии. Все участники съезда являлись коммунистами, более половины из них имели партийный стаж свыше 10 лет.

Съезд обсудил ряд вопросов, касавшихся улучшения деятельности армейских контрразведывательных органов, в том числе вопрос об укреплении особых отделов партийными кадрами. Съезд обратился в ЦК РКП(б) с просьбой помочь ВЧК укомплектовать особые отделы коммунистами. 2 марта 1920 г. ЦК РКП(б) направил всем губкомам партии и политотделам армии и флота письмо, в котором подчеркивал, что контрреволюционеры принимают особые усилия по подрыву и ослаблению Красной армии[650]. В связи с этим политотделам армии и флота, политуправлению РВСР и крупным партийным организациям предлагалось командировать для работы в особых отделах наиболее ответственных партийных работников[651].

Еще большая потребность в работниках для особых отделов возникла с началом войны с Польшей. В мае 1920 г. РВС Западного фронта обратился в ЦК РКП(б) с просьбой направить в особые отделы опытных работников. 10 мая политбюро ЦК, решая вопрос об укреплении Западного фронта, предложило В.Р. Менжинскому «усилить особые отделы Западного фронта путем переброски работников с других мест, в частности с Восточного фронта»[652]. В распоряжение Западного фронта было направлено 47 коммунистов, из них 13 – для работы в особых отделах. Кроме этого, ряд работников был командирован в особые отделы политуправлением РВСР. Учетно-распределительный отдел ЦК РКП(б) направил в мае – августе 1920 г. в чекистские органы Красной армии около ста членов партии[653].

Значительная работа по комплектованию особых отделов была проведена местными партийными органами. Например, московский городской и районные комитеты РКП(б) реализовали решение ЦК РКП(б) от 16 октября 1920 г. о мобилизации двухсот коммунистов для работы в особом отделе МЧК.

ЦК РКП(б) и ВЧК придавали большое внимание укреплению кадрами чекистских органов на транспорте. Организация транспортных ЧК проходила с большими трудностями, так как требовалось укомплектовать органы ЧК коммунистами из числа транспортных рабочих или лиц, знакомых с работой транспорта.

Партийные комитеты и ВЧК проделали огромную работу по подбору в транспортные ЧК коммунистов, служивших ранее на транспорте, знакомых с его спецификой. 14 марта 1919 г. ВЧК издала приказ, который был направлен во все губернские ЧК и губисполкомы. Чрезвычайным комиссиям предлагалось обратить внимание в первую очередь на железные дороги. Существующие ЖЧК, говорилось в приказе, должны быть немедленно пополнены работниками из губернских и уездных ЧК.

Существенное внимание придавалось укреплению кадрами ЧК не только на железнодорожном, но и на водном транспорте. 1 апреля 1919 г. президиум ВЧК обратился в Совнарком с просьбой возвратить на прежнее место всех специалистов водного транспорта. ЦК РКП(б) внимательно рассмотрел просьбу ВЧК и 5 мая 1919 г. направил губернским и уездным парткомам письмо, в котором запрещалось отзывать работников из железнодорожных и водных отделений ЧК без санкции окружных транспортных отделов.

ВЧК непосредственно обращалась также к местным партийным комитетам с просьбой об оказании помощи кадрами. В письме парткомам 1 июля 1919 г. сообщалось, что чекистские органы на транспорте реорганизованы и поэтому больше всего нуждаются в помощи, в партийном контроле, их надо укрепить честными и способными людьми.

Несмотря на циркуляр ЦК РКП(б) от 5 мая 1919 г., партийные органы продолжали мобилизовать на фронт коммунистов – работников транспортных ЧК. В связи с этим ВЧК в июне дважды обращалась в ЦК с просьбой еще раз разъяснить парторганизациям, что они неправомочны отзывать работников из ТЧК. Через несколько дней, 1 июля 1919 г., ВЧК обратилась с такой же просьбой непосредственно к местным партийным организациям[654].

Особенно обострилось положение с кадрами транспортных ЧК в начале 1920 г. В связи с разрухой на транспорте коммунистическая партия на своем IX съезде поставила задачу укрепить кадрами эту важную отрасль государственного хозяйства и мобилизовать для этой цели пять тысяч коммунистов, а также большой отряд из делегатов съезда.

Направляя коммунистов в чекистские органы, партийно-государственное руководство принимало решения о сохранении и закреплении кадров. До сентября 1920 г. органы ВЧК являлись гражданскими учреждениями, их сотрудники подлежали мобилизации в Красную армию.

Летом 1918 г. на военную службу была призвана большая группа работников центрального аппарата ВЧК. Стремясь сохранить основные чекистские кадры, ВЧК обратилась в СНК с просьбой откомандировать в ее распоряжение мобилизованных сотрудников. 13 июля 1918 г. Совнарком, заседание которого проходило под председательством В.И. Ленина, постановил откомандировать 136 чекистов, призванных на военную службу, в распоряжение ВЧК для прохождения ответственной работы[655].

Благодаря проделанной ЦК РКП(б) и ВЧК работе чекистские аппараты в основном были укомплектованы политически лояльными работниками.

Удельный вес коммунистов в чекистских органах был по тому времени высоким. В конце 1920 г. из 4599 сотрудников губернских ЧК 1602 (34,8 процента) являлись членами РКП(б), 636 (13,8 процента) – сочувствующими, 1452 (31,6 процента) – беспартийными (сведений о партийности остальных 909 (19,9 процентов) человек нет. Таким образом, коммунисты и сочувствующие в губчека составляли около 50 процентов[656].

К концу 1921 г. 48,8 процентов сотрудников органов ВЧК составляли коммунисты, свыше 5 процентов чекистов имели дореволюционный партийный стаж. Ф.Э. Дзержинский в речи на IV конференции губернских ЧК отмечал, что нигде нет такого высокого процента коммунистов, как в органах ЧК[657]. Партийная прослойка в органах безопасности была наиболее высокой по сравнению с другими областями военной деятельности и отраслями государственного хозяйства. Если среди сотрудников ВЧК коммунистов насчитывалось около 50 процентов, то в Красной армии коммунисты составляли до 10 процентов личного состава, а на железных дорогах – до 2 процентов[658].

Кроме этого, органы ВЧК отличались относительно высоким образовательным уровнем сотрудников. Около 70 процентов чекистов имели начальное образование, 19,1 процента – среднее, 1,3 процента – высшее, 8,4 процента – домашнее. Чекисты со средним и высшим образованием составляли свыше одной пятой всех сотрудников ЧК и особых отделов[659].

Вместе с тем можно согласиться с мнением исследователя О.И. Капчинского о том, что в общем невысокий образовательный и политический уровень чекистов – бывших рабочих и особенно крестьян – являлся одной из причин их низкой служебной квалификации и, соответственно, значительно уменьшал продуктивность их деятельности[660].

Укрепляя кадрами чекистские органы, партийные комитеты придавали серьезное значение увеличению партийного ядра в войсках ВЧК. ЦК РКП(б), и местные парткомы принимали меры к тому, чтобы направить в войска максимальное количество коммунистов. К лету 1920 г. удалось добиться значительных успехов в укреплении войск ВОХР коммунистами. Командирами бригад и секторов были только коммунисты, многие из них имели большой партийный стаж.

Однако полностью решить этот вопрос в годы Гражданской войны не удалось. На 1 октября 1920 г. в частях ВНУС коммунистов и кандидатов в члены партии насчитывалось всего около 10 процентов личного состава. Причем в своем большинстве это были молодые коммунисты, вступившие в РКП(б) в партийную неделю. В связи с этим 15 октября Ф.Э. Дзержинский обратился в оргбюро ЦК РКП(б) с просьбой направить в войска ВНУС коммунистов. В результате в войска было направлено много коммунистов, демобилизованных из Красной армии в связи с окончанием войны[661].

Процесс комплектования контрразведывательных структур Белого движения был хлопотным и сложным. Таких возможностей, как в Советской России – партийных мобилизаций, – у белогвардейцев не было. Собирали, как говорится, с миру по нитке.

При комплектовании контрразведывательной части особого отделения на должности ее начальников старались назначать лиц, имевших хоть какой-то опыт в данной сфере деятельности. Так, первым начальником КРЧ был капитан А.С. Дмитриев, имевший 12-летний стаж следственной и прокурорской работы. С августа 1917 г. он являлся помощником начальника КРО штаба Румынского фронта[662].

На службу в КРЧ, как писал капитан А.С. Дмитриев, подбирали опытных, преданных служебному долгу чинов, которые в трудной ситуации не поддались всеобщему порыву к грабежам и злоупотреблениям служебным положением. Иные сотрудники, чтобы не влачить нищенское существование, честно уходили из органов контрразведки[663].

Капитана А.С. Дмитриева сменил полковник Р.Д. Мергин, возглавлявший в ноябре 1917 г. контрразведывательное отделение при штабе военной организации Петроградского отдела Национального центра. Член особого совещания при Ставке главнокомандующего ВСЮР В. Степанов высоко оценил морально-нравственные и профессиональные качества этого офицера: «В качестве Н.(ачальни)-ка Разведывательного отделения кап.(итан) Мергин обнаружил выдающиеся способности. Под его руководством была организована крепкая и надежная сеть осведомителей, доставляющих чрезвычайно обширный и ценный для того времени материал»[664].

2 декабря 1919 г. сдал должность начальника КРЧ действительному статскому советнику В.Г. Орлову[665], возглавлявшему КРО штаба Добровольческой армии Одесского района.

Иной подход был в штабе главкома ВСЮР и подчиненных ему структур. По данным архивных документов, КРО комплектовались людьми случайными, зачастую совершенно некомпетентными, не имевшими соответствующей квалификации для правильной организации работы агентуры и проведения дознания, не могущими понять ни задач контрразведки, ни способов их решения[666]. Так, первым начальником разведывательного отделения, в состав которого входило контрразведывательное отделение, назначили полковника артиллерии В.П. Баркалова. Абсурд был очевиден, и его заменили подполковником С.Н. Ряснянским, руководившим в годы Первой мировой войны дивизионной разведкой на Румынском фронте[667]. В ноябре 1918 г., когда КРО получило самостоятельный статус, его возглавил полковник Генштаба Б.И. Бучинский, ранее не служивший в контрразведке.

Комиссия генерал-майора Васильева и полковника В.А. Прокоповича, проверявшая в середине августа 1919 г. комендантские управления и связанные с ними структуры в Крыму, пришла к следующему выводу о личном составе местной контрразведки: «Личный состав в большинстве случаев был совершенно несоответствующий, теперь начинает улучшаться, но и сейчас имеет много совершенно неподготовленных к работе в контрразведке…»[668]

В связи с тем, что А.В. Колчак принимал на службу бывших офицеров ОКЖ и контрразведки царского режима, наиболее подготовленным в профессиональном отношении являлось руководящее звено контрразведывательных и военно-контрольных органов. «Справедливость требует сказать, что лично мне, как генерал-квартирмейстеру, ни разу не пришлось обнаружить в работе старших чинов контрразведки… ни каких-либо личных интересов, ни каких-либо провокаторских деяний по опорочиванию… военных и гражданских чинов… – характеризовал своих подчиненных генерал-майор П.Ф. Рябиков, – руководители контрразведки вели свое дело в преданности Верховному правителю и в постоянном стремлении охранения существующего строя и порядка как от действий противоправительственных организаций и групп, так и от шпионажа, пропаганды и вредительства большевиков»[669].

Следует полагать, что «в преданности Верховному правителю вел дело» и начальник благовещенского контрразведывательного пункта поручик Безруков. Как и откуда он попал служить в контрразведку – неизвестно. Но его высокий профессионализм можно не ставить под сомнение. Положительная характеристика этого офицера критически относящимся к Белому движению исследователем многого стоит. «Поручик Безруков не оставил амурчанам о себе каких-либо сведений, – пишет дальневосточный историк А.Д. Показаньев. – В истории Гражданской войны остался неустановленным квалифицированным профессионалом от колчаковской спецслужбы. Он смог сохранить свое инкогнито, не распространяясь окружению о себе и своих заслугах. Как внезапно появился в Благовещенске, так и внезапно исчез, казалось бы, в небытие.

На самом деле, вступив в должность начальника военной контрразведки, он уверовал в успех Белого движения в опоре на японские штыки. Потом он не прибег к изменению своей фамилии, не прятался за спины противников советизации на Амуре, но как профессионал не позволял себе лишних разговоров»[670].

Однако при подборе кадров на должности оперативного состава, костяк которого составляли армейские офицеры, не обходилось без проблем.

Во-первых, служба в контрразведке являлась непривлекательной по материальным соображениям. Ее чины получали такие же оклады, как и у офицеров штабов и тыловых частей, хотя по сравнению с ними подвергались большему риску, особенно в тех районах, где активно действовало подполье. Например, во время ликвидации большевистского восстания 22 декабря 1918 г. в Омске агентов обстреляли большевики. Начальник кузнецкого КРП подполковник Маматказин погиб на ст. Кольчугино в апреле 1919 г. В ночь на 15 июля был убит осведомитель А. Орлов, который ездил по селам и собирал сведения о большевиках. Прикомандированный к КРП томского артиллерийского дивизиона агент Н. Власов получил ранение. Вероятно, существуют и другие случаи гибели и ранений сотрудников и агентов.

Чтобы привлечь военнослужащих в органы контрразведки и удержать кадры, личному составу стали выдавать 50-процентную денежную надбавку из сумм, предназначавшихся на секретные расходы[671].

По приказу 2-го генерал-квартирмейстера от 25 июля 1919 г., за раскрытие преступных организаций, выявление и поимку их руководителей, а также обнаружение складов оружия и боеприпасов полагалась денежная премия в размере от 5000 до 10 000 руб.[672]

Однако решить проблему с комплектованием контрразведывательных и военно-контрольных подразделений путем увеличения денежных надбавок полностью не удалось.

Во-вторых, серьезным препятствием при комплектовании спецслужб являлось негативное отношение к контрразведке со стороны ряда командиров и начальников различных рангов. «…к сожалению, у некоторых чинов в штакоре (штабе корпуса. – Авт.) установился взгляд на отделение контрразведки как на что-то постороннее и имеющее значение меньшее от других отделений штаба», – говорится в докладе начальника КРО при штабе 2-го Степного отдельного Сибирского корпуса есаула Булавинова в мае 1919 г.[673]

Историк Е.В. Волков приводит факт, когда командир одной из частей подполковник Турсов запретил прибывшим в полк контрразведчикам собирать информацию о настроениях личного состава. Командующий 3-й армией генерал К.В. Сахаров в одном из своих приказов отмечал, что некоторые воинские начальники не понимают роль контрразведки, тормозят ее деятельность, и требовал от командиров отдельных частей назначать одного офицера, ответственного за такой род деятельности. Из-за чего, как пишет Е.В. Волков, между высокопоставленными офицерами и командующим возникла неприязнь[674].

Отсутствие системы подбора кадров, неопытность некоторых руководителей контрразведывательных структур способствовали проникновению враждебных элементов в органы безопасности. Например, когда начальник иркутского отделения военного контроля капитан Смирнов через прессу приглашал желающих служить в военном контроле, этой возможностью воспользовалась партия эсеров, командировав к нему трех своих видных членов, которые были приняты[675].

Полковник Н.П. Злобин отмечал, что «очень много теряло контрразведывательное дело» от отсутствия опытных лиц, как руководящего состава, так и служащих. Он указывал, что некоторые офицеры под различными предлогами находили причины избежать той или иной работы, поэтому неоднократно требовал от своих подчиненных «усердия и точного выполнения возложенных обязанностей», в противном случае требовал оставить службу[676].

Что касается органов Государственной политической охраны Дальневосточной республики, то кадровый вопрос там стоял особенно остро. Дальбюро ЦК РКП(б) и местные партийные организации РКП(б) старались направлять на службу в ГПО на руководящие должности коммунистов – активных участников Октябрьского переворота и Гражданской войны, большинство из которых имели достаточно высокое образование[677].

Существенная часть квалифицированных руководящих работников ГПО систематически прибывала из России. Основной же базой пополнения кадров на местах были коммунистические ячейки организаций, предприятий и учреждений, комсомольские и профсоюзные организации. Поступавшие от них в местные подразделения ГПО кадры не всегда соответствовали нужным требованиям: невысокий уровень образования и общей культуры, слабое знание законодательства ДВР и др. Это негативно сказывалось на соблюдении норм «буферной» демократии, влияло и на уровень эффективности деятельности подразделений ГПО в решении профессиональных задач[678].

Нередкими были и случайные люди в системе ГПО. Так, бывшие директора ГУ ГПО ДВР Б.А. Похвалинский и В.В. Попов были отстранены от должности «за нарушение демократических принципов в ее деятельности», а Н.Ф. Черных – за пьянство и недостойное поведение.

В начале 1921 г. в ГПО ДВР насчитывалось 1028 сотрудников. Из них коммунистов – 9,2 процента, квалифицированных специалистов – 23,6 процента. На местах привлекались к работе в ГПО старые специалисты, лояльно относившиеся к народной власти[679].

19 мая 1921 г. Дальбюро ЦК РКП(б) приняло постановление, в соответствие с которым руководству ГПО предлагалось немедленно приступить к очищению своих рядов от случайных элементов. К маю 1922 г. по разным основаниям из органов ГПО было уволено около 3000 человек[680]. Это значительно оздоровило ситуацию, хотя и не решило всех проблем, в том числе эффективности оперативно-служебной деятельности.

«Чистоте чекистских органов» партийно-государственному руководству и руководителям органов безопасности приходилось уделять пристальное внимание. Регулярно к дисциплинарной, административной или уголовной ответственности привлекались сотрудники, совершившие какие-либо правонарушения или преступления, или проявившие политическую нелояльность.

Так, например, 4 июня 1919 г. В.И. Ленин в письме председателю Всеукраинской ЧК М.Я. Лацису писал: «Дорогой товарищ! Письмо Ваше и приложения получил. Каменев говорит – и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, – что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся. Надо построже проверить состав, – надеюсь, Дзержинский отсюда Вам в этом поможет. Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся. При удобной оказии сообщите мне подробнее о чистке состава Чека на Украине, об итогах работы».

В ответном письме М.Я. Лацис сообщал о неоднородном составе ЧК на Украине, о значительном количестве примазавшихся лиц, в частности ранее изгнанных из ЧК в Москве, как неспособных и ненадежных. Он также указал, что решено принимать в ЧК только коммунистов, упразднены уездные ЧК и приняты другие меры[681].

В резолюции по итогам II Всероссийской конференции ЧК был сформулирован отдельный пункт о необходимости очищения чекистского аппарата от чуждых элементов. «Конференция заявляет во всеуслышание, – говорилось в резолюции, – что она резко осуждает и требует беспощадной кары для всех сотрудников ЧК и советских работников вообще, ставших на преступный и губительный для всей Советской власти путь разнузданности, личной наживы, пьянства, взяточничества, и считает своей очередной задачей основательную чистку нашей среды от всех примазавшихся к нам преступных элементов, самую суровую расправу с ними и крепкое спаяние всех советских работников»[682].

При Ф.Э. Дзержинском была поставлена задача «беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление». Руководство ведомства старалось освобождаться от людей, злоупотреблявших своим служебным положением, от всякого, дискредитирующего звание сотрудника органов безопасности. Оно не могло игнорировать и сотен жалоб, которые поступали от граждан на нарушения норм и установленных правил, на ставшие привычными для многих чекистов грубость и хамство. В органах и войсках было немало таких людей, которые не только не обладали необходимой правовой культурой, но и нарушали законы и элементарные права граждан[683].

Как позже вспоминал М. Лацис, широко разветвленный аппарат (ЧК. – Авт.) естественным образом не мог сохранить повсюду исключительную добросовестность. Нередко к аппарату ВЧК примазывались негодные элементы, иногда даже контрреволюционеры. Одни это делали исключительно в карманных интересах, другие – с целью скомпрометировать ВЧК, выведать тайны. Особенно много неприятностей было с низовым аппаратом[684].

26 апреля 1918 г. на заседании ВЧК был заслушан доклад Дзержинского о необходимости чистки личного состава комиссии, ввиду обнаружения злоупотреблений с арестами и освобождениями. При обсуждении М.Н. Гуркин отметил, что «арестованные освобождаются и вещи выдаются иногда по явно подозрительным документам. Необходимо в дальнейшем, чтобы это делалось лишь по точно запротоколированным постановлениям отделов». Было решено «поручить комиссии в составе Дзержинского, Фомина и Полукарова выяснить деятельность заподозренных лиц, разрешив в случае надобности привлечь в помощь и других членов комиссии, а по отдельным расследованиям и надежных членов из отделов»[685].

22 сентября 1918 г. заместитель председателя ВЧК Я. Петерс, вновь обращаясь к вопросу о соблюдении революционной законности сотрудниками органов безопасности, заявлял: «ВЧК, контролируя все шаги своих работников и карая всех, кто нарушает дисциплину революционного пролетариата, одновременно напоминает всем, что всякий, кто будет замечен в распространении клеветы и ложных доносов, должен будет или доказать свои слова, или его постигнет суровое наказание»[686].

В марте 1920 г. президиум ВЧК издал приказ, обязывавший председателей губчека обратить серьезное внимание на личный состав ЧК. Президиум потребовал «очистить ЧК от всех сомнительных элементов и оставить исключительно верных, честных, любящих дело и понимающих задачи ЧК. Такие меры необходимы, чтобы поддержать высокий авторитет ЧК… При обнаружении тех или иных злоупотреблений со стороны сотрудников немедленно их выбрасывать с запрещением работать в ЧК»[687].

Руководствуясь партийными указаниями и директивами ВЧК, чекистские органы наказывали сотрудников, совершавших противоправные деяния, дискредитировавших своим поведением советскую власть. Так, в конце мая 1918 г. за присвоение ценностей при обыске у американского подданного В.А. Бари и вымогательство денег у родственников арестованных был взят под стражу следователь отдела по борьбе с контрреволюцией М.А. Венгеров. В ходе следствия, проводимого комиссией Мосревтрибунала, выяснилось, что до революции за уголовное преступление он был осужден на длительный каторжный срок. Выйдя на свободу по амнистии после Февральской революции, переменив имя и отчество (Моисей Соломонович на Михаил Александрович), Венгеров выдал себя за политкаторжанина, вступил в большевистскую партию, а в начале 1918 г. устроился на службу в ВЧК, где вскоре получил должность начальника 1-го (секретного) отделения. Из-под ареста Венгерову удалось бежать, и он был осужден заочно и объявлен вне закона.

В процессе расследования дела арестованного в декабре 1918 г. члена контрольно-ревизионной коллегии Ф.М. Косарева выяснилось, что он, пришедший на чекистскую службу по рекомендации Дзержинского и Трепалова, выдававший себя за члена партии с 1907 г. и политкаторжанина, на самом деле в прошлом был уголовным преступником. Оказавшись на свободе после Февральской революции, Косарев сделался председателем районного кожевенного комитета, однако вскоре открылось его уголовное прошлое, и он уехал в Москву. Здесь в начале 1918 г. он поступил в ВЧК в качестве следователя, а 15 сентября при содействии Дзержинского был назначен заместителем председателя контрольно-ревизионной коллегии. При этом, по словам выступившего в качестве свидетеля в трибунале Петерса, Косарев был принят в ВЧК как беспартийный. Однако уже в сентябре 1918 г. в анкете Косарев указал, что являлся членом большевистской партии с 1907 г.[688]

В 1919 г. в ВЧК был подготовлен список лиц, уволенных со службы без права поступления в особые отделы и другие органы ВЧК. В этом списке насчитывалась 271 фамилия. Так, например, сотрудник особого отдела 4-й армии П.Я. Анисимов уволен за подделку протоколов, сотрудник особотдела 1-й армии В.И. Белинский – за грубое отношение к гражданам, сотрудник особотделения Курской губчека В. Васильев – за преступления по должности, сотрудник особотделения Тульской губчека Л.Д. Щербаков – за халатное отношение к работе и т. п.

Саратовская губчека в марте 1919 г. вынесла смертный приговор сотруднику Николаеву за вымогательство взяток. Петроградская ЧК в апреле 1919 г. приговорила к расстрелу сотрудника Штучкова и к пожизненным принудительным работам Ковалева за присвоение и продажу спекулянтам 5 пудов хлеба и 2 бочонков селедки из продовольствия, полученного ими для арестованных, и т. п.[689]

В 1920 г. отмечены неединичные случаи нарушения законности руководящими и рядовыми сотрудниками губернских и уездных ЧК в Сибири[690].

1 августа 1921 г. Ф. Дзержинскому сообщили, что органы ЧК Крыма находятся в стадии разложения, в них проникло много лиц, не заслуживающих доверия, – «уголовщина, пьянство, грабежи». Он предложил провести массовую чистку личного состава, усилить ЧК новыми сотрудниками[691].

Вместе с этим, как указывает профессор С.В. Леонов, то, что сам Дзержинский обладал несомненной личной честностью и моральным авторитетом в чекистских кругах, до некоторой степени сдерживало вал злоупотреблений, во всяком случае в центральном аппарате, и поддерживало у чекистов определенный уровень идейности, нередко граничившей с мессианством. Благодаря устойчивости идейных принципов, а также избранных критериев комплектования и жесткой дисциплины большевикам, несмотря на все трудности, удалось в целом обеспечить политическую надежность чекистских кадров. Среди них неизвестны случаи массовых измен, в целом характерные для Гражданской войны, и даже единичные измены были редки[692].

Боролось с правонарушениями среди сотрудников контрразведки и командование белых армий. Так, в 1919 г. в Одессе штат КРО пришлось полностью обновлять, причем в октябре всех чинов портовой контрразведки арестовали за взяточничество[693]. Любопытный факт: осенью 1919 г. в одесской контрразведке служил будущий советский поэт Э.Г. Багрицкий, неоднократно метавшийся из одного враждующего лагеря в другой[694].

По приказу коменданта севастопольской крепости 15 июля 1919 г. «за плохую работу, взяточничество и присвоение денег» был арестован начальник «самочинного» крепостного контрразведывательного отделения полковник С.И. Руцинский. Состоявшийся в августе 1920 г. военно-полевой суд приговорил его за присвоение чина полковника (на самом деле техника крепостной артиллерии) к четырем годам каторжных работ[695].

Одновременно принимались некоторые меры к очистке спецслужб от нежелательных элементов. Известны факты предания провинившихся офицеров суду[696].

Суровые меры, которые главнокомандующий требовал применять по отношению к преступным элементам из контрразведки, к положительным результатам не привели. «Борьба шла с ними одновременно по двум направлениям – против самозваных учреждений и против отдельных лиц, – писал А.И. Деникин. – Последняя была низкорезультативна, тем более что они умели скрывать свои преступления и зачастую пользовались защитой своих, доверяющих им начальников»[697].

Полковник Н.П. Злобин также отмечал, что «очень много теряло контрразведывательное дело» от отсутствия опытных лиц, как руководящего состава, так и служащих. Он указывал, что некоторые офицеры под различными предлогами находили причины избежать той или иной работы, поэтому неоднократно требовал от своих подчиненных «усердия и точного выполнения возложенных обязанностей», в противном случае требовал оставить службу[698].

Таким образом, необходимость замещения неквалифицированных или ненадежных сотрудников, а также низкое денежное довольствие сотрудников (Юг, Северо-Запад и Север) повлекли за собой текучку кадров в подразделениях органов контрразведки.

Особое внимание партийными органами и ВЧК уделялось профессиональной подготовке сотрудников чекистских органов, обучению их специальным формам и методам выявления и пресечения подрывной деятельности внешних и внутренних противников советской власти.

Осенью 1918 г. начало работать первое учебное заведение ВЧК – курсы для подготовки следователей, разведчиков и заведующих отделами чрезвычайных комиссий. Их заведующим был назначен член коллегии ВЧК Д.Г. Евсеев. ВЧК разработала программу обучения на курсах и представила ее для утверждения в ЦК РКП(б).

Слушатели должны были пройти на курсах военную подготовку, овладеть специальными знаниями (организационная структура ЧК, их права и обязанности, методы борьбы с контрреволюцией, производство дознания, шифровальное дело и т. д.). Предусматривалось также изучение ряда вопросов марксистской теории. На учебу принимались коммунисты по рекомендациям партийных комитетов.

К проведению занятий привлекались руководящие работники ВЧК, имевшие опыт борьбы с царскими спецслужбами, В.В. Фомин, И.Н. Полукаров, И.К. Ксенофонтов и другие. Для чтения лекций на политические темы приглашались видные партийные и советские работники. Сам Евсеев читал лекции по вопросам организации и методики политического розыска[699].

Непосредственное участие в отборе и направлении на курсы коммунистов приняли Ф.Э. Дзержинский и коллегия ВЧК. ЦК РКП(б) в свою очередь обязал губернские комитеты партии направлять на учебу «безукоризненно честных, безусловно преданных делу пролетарской революции, стойких борцов за нее и хорошо грамотных».

Таким образом, можно констатировать, что в процессе комплектования кадрами органов безопасности соблюдать принципы партийности, социальной однородности, наличия достаточного образования и моральной чистоплотности удавалось соблюдать далеко не всегда. На всем протяжении исследуемого периода органы ВЧК испытывали острейший недостаток, особенно квалифицированных кадров. Вместе с тем партийно-государственным органам и ВЧК удалось в целом результативно решить вопросы подбора, назначения, перемещения и подготовки политически лояльных и профессионально эффективных сотрудников чекистских органов, которые смогли в период наивысшего напряжения всех сил Советской республики выявлять и пресекать разведывательную и иную подрывную деятельность специальных служб иностранных государств, а также контрреволюционную активность внутренних противников советской власти.

При этом обоснованно звучит утверждение профессора А.М. Плеханова о том, что в органах ВЧК делалась ставка на сотрудника скромных интеллектуальных и духовных запросов, хорошего исполнителя, усвоившего простую схему объяснения современного мира, проникшегося идеей построения нового общества и готового бороться за нее. «Должна быть ставка на честного и опрятного в работе», «здесь нужны уже не государственные мужи и не литераторы, а скромные муравьи-практики», – писал Ф.Э. Дзержинский[700].

У адмирала А.В. Колчака отобранные из строевых офицеров кандидаты, не имевшие никакого представления об оперативно-разыскной деятельности, нуждались в переподготовке, которая осуществлялась на созданных при штабе ВГК краткосрочных курсах, куда направлялись офицеры, окончившие военные училища и прослужившие в войсках не менее 3-х лет.

В трехнедельный срок они изучали государственное право, организацию и делопроизводство контрразведывательных и военно-контрольных органов, положение о шпионаже и родственных ему явлениях, способы борьбы с большевизмом, тайнопись и пр. По окончании курсов и успешной сдаче выпускного экзамена особой комиссии офицеры переводились в контрразведывательные и военно-контрольные органы и назначались на должности офицеров для поручений. Слушатели, не выдержавшие экзамена или оказавшиеся по своим нравственным и деловым качествам не соответствующими для службы в контрразведке, откомандировывались в свои части без права вторичного командирования на курсы[701].

Наспех подготовленные контрразведчики высоким профессионализмом не отличались. Но им противостояли такие же дилетанты – красные разведчики, функционеры оппозиционных партий, подпольные большевистские организации и партизаны, что делало равными шансы на победу в тайной войне.

Для сотрудников военно-регистрационной службы руководство организовало «вечерние занятия»[702].

Как показало исследование, кадровая проблема являлась одной из самых сложных как для ВЧК, так и для белогвардейских контрразведок. И решалась она везде по-своему, в меру ее понимания, исходя из наличия сил и средств. Благодаря коммунистической идеологии, жестким критериям комплектования и дисциплине руководству ВЧК удалось обеспечить надежность кадров. Свидетельство тому – отсутствие в советских органах безопасности того времени частых измен, которые были присущи белогвардейским спецслужбам, особенно на Юге России, где не приходится говорить о каких-либо морально-нравственных принципах.

Глава 2. Основные направления деятельности ВЧК и органов безопасности белого движения

2.1. Разведывательная деятельность органов ВЧК

Партийно-политическое руководство Советской России остро нуждалось в объективной и своевременной разведывательной информации о военном, политическом и экономическом положении в иностранных государствах, планах их правительств в отношении РСФСР, задачах иностранных спецслужб и организаций российской эмиграции по ведению подрывной деятельности против советской власти, планах и намерениях белогвардейских государственных образований и их вооруженных формирований и др.

Попытки вести разведывательную работу за рубежом предпринимались с первых дней создания ВЧК. В начале 1918 г. при посредничестве А.В. Луначарского Ф.Э. Дзержинский познакомился с бывшим издателем газеты «Деньги» А.Ф. Филипповым, и последний дал согласие секретно сотрудничать с ВЧК. Первое время Филиппов («Арский») сообщал Дзержинскому сведения о настроениях в бывших промышленных и банковских кругах, с представителями которых он был знаком еще до 1917 г.

Затем, в январе – марте 1918 г., по заданию Ф.Э. Дзержинского «Арский» неоднократно выезжал в Финляндию с разведывательными заданиями. Советскому правительству были необходимы достоверные сведения о наиболее важных политических и военных событиях, происходивших в Финляндии, о возможной военной коалиции с Германией и Швецией, направленной против России, и о вероятном использовании немецкими военными финской территории для удара по Петрограду. Не менее серьезным фактором, напрямую затрагивавшим безопасность Советского государства, являлось и то, что в портах Финляндии продолжали базироваться корабли Балтийского флота. Необходимо было знать, как поведут себя командиры кораблей и их экипажи в случае немецкого наступления. Остро стояла также проблема и с гарнизоном российских сухопутных войск в Финляндии численностью примерно 20 тыс. человек. Большевистское руководство поставило перед собой задачу: с наступлением весны 1918 г. вывести из Финляндии, по возможности без потерь, российские армию и флот[703].

Имея связи в гельсингфорском аппарате русской военно-морской контрразведки, «Арскому» удалось собрать ценную информацию о политическом положении в стране, деятельности агентов немецкой разведки, планах финских политических кругов и белой гвардии в отношении Советской России, настроениях матросов и солдат, находившихся в то время в Финляндии. Он сумел убедить ряд русских офицеров, в том числе царского контр-адмирала А.В. Развозова, выступить во главе находившегося в финских портах русского флота и перейти с ним на сторону советской власти[704].

С 17 февраля по 2 мая 1918 г. в Кронштадт в сопровождении ледоколов и буксиров прибыло 4 отряда кораблей Балтийского флота. В итоге операции было перебазировано 236 кораблей, в том числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 59 эсминцев и миноносцев, 12 подлодок, которые послужили основой боевой мощи Балтийского флота Советской республики и сыграли большую роль в обороне Петрограда и действиях на других театрах Гражданской войны[705].

В 1919 г. органы ВЧК стали использовать направление за границу и заброску в тыл белогвардейских формирований и войск интервентов своих агентов более активно. Так, по указанию председателя ВЧК на Украине, в Белоруссии и Прибалтике, а также в Сибири, Средней Азии и на Кавказе были созданы разведывательные пункты[706].

В декабре 1918 г. по решению коллегии ВЧК военный отдел направил в Одессу, занятую частями Добровольческой армии, интервентов и украинских националистов, чекиста, француза по происхождению Г.Г. Лафара (Жорж де Лафар, оперативный псевдоним «Шарль»). Лафар до марта 1917 г. служил в экспедиционной конторе, которая получала оружие для русской армии от французских союзников, а потом, до октября, – во французской миссии генерала А.А. Нисселя. Эти обстоятельства и должны были помочь резиденту «Шарлю» обосноваться в Одессе. В качестве основной перед ним ставилась задача – внедриться в одно из штабных учреждений, имевших отношение к главному французскому командованию, выявить планы интервентов, белогвардейцев, петлюровцев и др. в отношении Советской России, а также установить возможность невоенного прекращения интервенции.

Получив инструктаж от начальника военного отдела ВЧК М.С. Кедрова, Лафар выехал в Одессу, где в то время уже действовали нелегальные большевистские организации, группы агитаторов-интернационалистов и отдельные агенты ВЧК. Деятельность некоторых из этих агентов и должен был объединить под своим руководством «Шарль»[707].

Установив контакты с исполнявшим обязанности французского консула Г.А. Биллемом, начальником штаба союзных войск полковником Фрейденбергом, начальником французской контрразведки майором Порталем и др., Лафару удалось собрать достаточно важную информацию о расстановке французских, английских, греческих и других войск на одесском плацдарме, взаимоотношениях командования Добровольческой армии и союзного руководства, стратегических планах интервентов и др., которую ему курьерами удалось дважды передать в Москву. Кроме этого, Лафару, по-видимому, удалось через полковника Фрейденберга ускорить эвакуацию французских войск из Одессы в апреле 1919 г.

Активная деятельность «Шарля» не осталась незамеченной контрразведкой Добровольческой армии. Два его донесения были перехвачены и расшифрованы руководимой В.В. Шульгиным разведывательной организацией «Азбука», которая действовала в интересах командования Добровольческой армии. В конце марта 1919 г. деникинской контрразведке под руководством В.Г. Орлова удалось установить личность Г.Г. Лафара и арестовать его. Вскоре он был казнен[708].

Активно действовали сотрудники органов безопасности в тылу германских войск, решая в рамках общей организации повстанческо-партизанского движения на оккупированных территориях свою частную задачу получения разведывательной информации.

Повстанческо-партизанским движением руководил центральный штаб партизанских отрядов при оперативном отделе Наркомвоена (вскоре после создания переименованный в особое разведывательное отделение). При штабе была создана школа подрывников, оперативно решались вопросы подготовки кадров и материально-технического обеспечения партизанских отрядов при «обязательной, самой тесной связи наших товарищей с подпольными большевистскими организациями». Подполье по мере своего укрепления все больше внимания уделяло развертыванию повстанческо-партизанского движения и других форм сопротивления[709].

На Украине боевая работа проводилась преимущественно через военно-революционные комитеты, в Белоруссии соответствующие функции брали на себя непосредственно комитеты РКП(б). Так, под руководством Северо-Западного комитета РКП(б), находившегося в Смоленске, и при помощи ЦК РКП(б), центральных и местных советских и военных органов в марте – июне на оккупированной немцами территории Белоруссии было создано широко разветвленное и активно действующее большевистское подполье, охватившее своим влиянием все формы борьбы. Вся территория делилась на 12 зон – районов дислокации партизанских отрядов. Их главной задачей являлось нарушение вражеских коммуникаций и блокирование гарнизонов в крупных населенных пунктах. Создавалась широко разветвленная разведывательная сеть; полученные данные передавались советскому командованию. В частности, полесским большевикам удалось внедрить своего разведчика в штаб 41-го германского корпуса[710].

Подобным образом ЦК РКП(б) организовывал революционную работу в тылу германских оккупационных войск в Закавказье (Азербайджан, Армения, Грузия) через местные большевистские организации[711].

Разведчики советских органов безопасности проникали в белогвардейский тыл и боевые части, создавали в них информационный аппарат, привлекая на свою сторону чиновников, офицеров, солдат, которым была близка большевистская идеология. Чекисту М. Зенкину удалось проникнуть в деникинскую контрразведку, где он добыл много ценных сведений. Когда к концу лета 1919 г. деникинцы усилили наступление на Украину, в составе Всеукраинской чрезвычайной комиссии (ВУЧК) была создана специальная группа, которая отбирала и направляла на работу в подполье наиболее подходящих для этого чекистов. Этим делом занимались также губернские ЧК. В деникинский тыл были направлены опытные чекисты И. Наумов, Р. Курган, Ф. Зайцев, Ю. Зимин и другие. Всего на оккупированную белогвардейцами территорию было направлено около 800 работников, многие из которых были чекистами, выполнявшими специальные задания[712].

16 декабря 1918 г. состоялась подпольная конференция большевиков Мариуполя, на которой были избраны ревком, оперативный штаб и ЧК. Председателем подпольной ЧК был назначен большевик Е.К. Фокин. Мариупольские чекисты получили от ВУЧК и особых отделов 13-й и 14-й армий задание проникнуть в контрразведку белогвардейцев. Они сумели внедрить в нее под видом фотографа своего разведчика и через него получать важные сведения. Исключительное мужество проявили при этом чекисты Т.А. Какута и П.А. Евдокимов, которые с риском для жизни неоднократно доставляли через линию фронта фотографии белогвардейских агентов, а также другие разведданные. Накануне освобождения Мариуполя частями Красной армии чекисты-разведчики организовали здесь отряды вооруженных рабочих, взорвали белогвардейский бронепоезд. Это значительно облегчило действия 8-го Заднепровского полка и повстанческих отрядов. Как только завязался бой за Мариуполь, группа чекистов ворвалась в помещение, в котором размещалась контрразведка белых. Захваченные ими документы позволили выявить и ликвидировать подпольную офицерскую белогвардейскую организацию.

Чекист М. Ленау под фамилией Любимов, войдя в доверие к белогвардейцам, стал корреспондентом газеты «Южное слово». «Патриотические» обзоры Любимова привлекли внимание командующего группой деникинских войск адмирала М.М. Римского-Корсакова, который и стал его покровителем. Находясь в самой гуще деникинских войск, М. Ленау передавал в ВУЧК секретную информацию. В деникинской контрразведке действовал также чекист И. Кучеренко, благодаря умелой работе которого были выявлены крупные шпионские группы в Москве и Петрограде, а в итоге была захвачена «возглавленная» им большая диверсионно-разведывательная группа[713].

На Восточном фронте чекистские органы направляли разведчиков за линию фронта во взаимодействии с Сиббюро ЦК РКП(б). Работа Сиббюро фактически протекала под руководством Ф.И. Голощекина, значившегося военным комиссаром Уральского военного округа, и И.Н. Смирнова, считавшегося членом Реввоенсовета 5-й армии.

Перед Сиббюро была поставлена задача установить прочную и регулярную связь с партийными организациями Сибири, организационно укрепить их, оказать необходимую помощь и возглавить партийную работу, подчинив ее в условиях Гражданской войны боевым задачам.

По данным исследователя И.И. Белоглазова, боевая работа осуществлялась специально созданными подразделениями и военно-революционными штабами (ВРШ), костяк которых составляли чекисты и разведчики подполья при содействии фронтовых чекистских органов.

В распоряжении этих подразделений были организационно-инструкторский состав, переправы, конспиративные и явочные квартиры, проводники, связники и курьеры, паспортные бюро, специалисты по штемпельно-граверному делу и изготовлению документов. Позднее в их составе были учреждены военные подотделы, ведавшие разведкой и дезорганизацией вражеского тыла. Для выхода в тыл противника и проведения боевых операций существовали два рейдовых отряда, сформированных особотделами ВЧК 3-й и 5-й армий Восточного фронта.

Только за первые четыре месяца 1919 г. через фронт было переправлено около 70, а за год – свыше 200 организаторов и связных партийных центров[714] и более 1 млн 300 тыс. рублей.

Так, например, в ноябре 1918 г. для зафронтовой работы в распоряжение особого отдела 3-й армии был направлен А.Я. Валек. В момент отступления красных на Пермском направлении он остался в тылу белых. В г. Екатеринбурге он создал широкую сеть подпольных «пятерок», внедрил агентов в чешские воинские части и личную охрану генерала Р. Гайды. Однако в марте 1919 г. он провалился и был казнен чехами.

Удачнее сложилась судьба Д.Д. Киселева. Оставленный для подпольной работы в Сибири, он под фамилией Краснощеков выполнял ответственные задания по восстановлению и поддержанию связи между большевистскими организациями на занятой белыми территории.

В сентябре 1918 г. Киселев прибыл в Москву и после доклада о положении в Сибири был зачислен в штат НКВД. Но в центре пробыл недолго, в ноябре 1918 г. его в качестве курьера направили за линию фронта.

Экипированный под купца, Киселев вместе с женой в декабре перешел линию фронта и в первых числах января добрался до Иркутска. Здесь с помощью брата связался с уцелевшими от арестов подпольщиками-большевиками, провел несколько заседаний, связал их с красноярцами и отправился дальше на восток. Д.Д. Киселеву удалось побывать в Верхнеудинске, Чите, Благовещенске, Хабаровске, Владивостоке, наладить связь со многими подпольными организациями, а в Благовещенске встретиться с находившимся в больнице членом коллегии Сибирской ЧК М.А. Трилиссером.

В качестве организаторов большевистского подполья за линию фронта забрасывались чекисты И.И. Антонов, X.В. Валмулдин (Насыров), М.Ф. Левитин, М.А. Медведев, П.А. Петров.

Четырежды переходила линию фронта с заданием Сиббюро разведчица ОО 5-й армии М. Туринь. Последний раз она проникла в Омск, установила связь с офицерами – социалистами из штаба польского легиона, которые должны были следовать на фронт, и договорилась об их негласной встрече для переговоров с представителем командования Красной армии.

По проложенному ею каналу связи в Омск с поручением Сиббюро и Реввоенсовета фронта выехал М.К. Аммосов (Ксенофонтов). Он дважды встречался с поляками и вел переговоры относительно оставления фронта и организованного перехода на сторону Красной армии с последующей отправкой на родину через западную границу Советской России. Однако в итоге эти переговоры ни к чему не привели[715].

Важная роль в организации связи с партийным подпольем прифронтовой полосы и проведении разведывательно-диверсионных операций на ближайших коммуникациях неприятеля, как отмечает исследователь И.И. Белоглазов, отводилась отрядам особого назначения особотделов 3-й и 5-й армий. При возникновении необходимости они пересекали линию фронта, выходили в назначенный район, передавали подпольщикам и партизанам оружие, боеприпасы, литературу, указания, совершали налеты на стратегически важные объекты белых и возвращались обратно.

Особенно часто рейдировал по тылам противника отряд особого назначения, которым командовал чекист П.В. Гузаков. Так, например, переправившись в июне 1919 г. через р. Белую, отряд вышел в Симский горный округ Урала и поднял там население на вооруженную борьбу против Колчака. Из рабочих Аши, Миньяра, Сима и Бианна был создан партизанский отряд, возглавляемый М.Е. Фатеевым, который развернул фронт в тылу противника протяженностью до 30 верст, отрезав ему пути отступления по Сибирскому тракту и линии железной дороги.

Под командованием П.В. Гузакова и К.М. Туманова отряд во взаимодействии с партизанами дважды разбивал белоказачьи части в районе г. Аши, взрывал мосты и переправы на путях отступления противника, полностью уничтожил штаб Селенгинской бригады белых.

После третьей Сибирской партконференции (март 1919 г.), ориентировавшей партийное подполье на «организацию специальных подрывных отрядов для действия на коммуникациях врага… собирание и обработку разведывательных данных о противнике и ближайших его намерениях, наблюдение за политическим и моральным состоянием личного состава в белогвардейских и иностранных воинских частях»[716], разведывательно-диверсионная деятельность ВРШ активизировалась.

Например, в Омске удалось внедрить советского разведчика в штаб Верховного правителя. В результате этого, как вспоминал член ВРШ П.Г. Кринкин, «все секретные и несекретные распоряжения и приказы ставки А.В. Колчака поступали в наш штаб раньше, чем они попадали на место по их прямому назначению»[717].

Этим разведчиком, впоследствии кадровым чекистом, был А.А. Анисимов. Весной 1919 г. он «добровольно» поступил на службу в белую армию и был определен писарем 43-го стрелкового полка. Усердием и добросовестностью он привлек к себе внимание офицеров вышестоящего штаба и вскоре оказался в Ставке Верховного главнокомандующего, а затем, как специалист, в совершенстве владевший машинописью, был назначен писарем-машинистом в секретно-мобилизационный отдел Главного штаба.

Печатая секретные штабные документы, он тщательно запоминал их содержание и регулярно передавал полученные сведения подпольщикам. Так ВРШ становились известными данные о численности и передвижении войск, их вооружении и боеготовности, планировавшихся против сибирских партизан военных операциях.

В конце июля 1919 г. при печатании особо важных материалов А.И. Анисимов отпечатал лишний экземпляр объединенной сводки о численности и дислокации колчаковских армий и войск интервентов в Сибири и на Дальнем Востоке. Эти сведения представляли большую ценность для командования Красной армии. Но их не с кем было переправить, так как белые значительно усилили контроль в прифронтовой полосе.

Анисимов, разыграв перед начальством роль «ура-патриота», попросился на фронт. Замысел удался. Оказавшись в действующей армии, в районе станции Вагай, он перешел линию фронта и доставил вшитую в погоны сводку в особый отдел 3-й армии. Вскоре вышел в полосе наступления 5-й армии с контрольным экземпляром сводки один из руководителей Омского подполья В.Ф. Тиунов.

Значительная разведывательная деятельность ВЧК проводилась за границей через «легальные» резидентуры, хотя уже и в этот период организовывалась разведка и с нелегальных позиций, использовались и другие формы разведывательной работы, например, допросы иностранцев, находившихся в нашей стране, обработка зарубежной прессы, досмотр и дешифровка переписки противника.

Советское правительство приложило максимум усилий, чтобы прорвать «санитарный кордон» вокруг государства. И уже в 1918 г. неофициальное представительство НКИД РСФСР было открыто в Англии. В январе 1919 г. в США начало работать неофициальное диппредставительство, в июле 1919 г. – в Германии. В 1920 – начале 1921 г., после подписания мирных договоров с ближайшими соседями – Финляндией, Эстонией, Латвией, Литвой, Польшей, там начали функционировать советские дипломатические миссии. В 1921 г. РСФСР заключил договоры о дружбе с Афганистаном, Ираном и Турцией. В этом же году советскому правительству удалось подписать торговые соглашения с Великобританией и Италией. Китай в декабре 1921 г. принял представительство СНК РСФСР.

В начале 1920-х гг. разведдеятельность была нацелена на выявление угроз безопасности советской власти, исходивших как от выдворенных за границу белогвардейских формирований и спецслужб приграничных государств в Европе, так и от дальневосточных белогвардейцев и Японии. ВЧК оказывала помощь специальным службам Дальневосточной республики в сборе разведывательной информации.

В дипломатических, консульских, торговых и иных (официальных и неофициальных) представительствах Советской России за рубежом создавались «легальные» резидентуры, которые сразу развернули активную деятельность и вскоре достигли хороших результатов. Причем до 1925 г. указанные резидентуры одновременно решали задачи, как по линии ИНО ВЧК, так и по линии Региструпра ПШ РВСР (с 1921 г. – Разведывательного управления Штаба Рабоче-крестьянской Красной армии) и возглавлялись одним резидентом, подотчетным обоим разведывательным ведомствам. Так, в 1920 г. объединенным резидентом в Польше был М.А. Логановский, в Германии – А.К. Сташевский. В 1922 г. уже существовали объединенные резидентуры в Италии, Австрии, Югославии, Чехословакии, Литве, Финляндии, Турции и Китае[718].

К организации разведывательной работы с нелегальных позиций руководство органов безопасности подходило весьма осторожно. Первоначальные шаги в этом направлении основывались на опыте подпольной работы РКП(б). Чекисты настойчиво изыскивали формы нелегальной работы за границей. В первое время в капиталистические страны посылались лишь отдельные агенты-нелегалы со специальными заданиями, позднее в некоторых странах начали создаваться нелегальные резидентуры ИНО.

По поручению центра резидент в Германии А.К. Сташевский в марте 1921 г. представил начальнику ИНО предложения об изменении принципов организации разведки в капиталистических странах. Он писал: «До сих пор работа эта проводилась через резидентов, занимающих официальные должности в наших заграничных миссиях, и лишь в исключительных случаях им посылались в помощь люди для подпольной и конспиративной работы.

Резиденты, в силу их официального положения, не могут широко развивать работу и, будучи всегда под более или менее усиленным надзором полиции, в конце концов расшифровываются и теряют возможность быть полезными. Это не значит, конечно, что надо в будущем совсем отказаться от “официальной” резидентуры, напротив, она должна быть при каждой миссии и наряду с другой работой должна главным образом служить средством связи с Центром и контроля за зарубежной работой. Последняя же должна быть поручена специальным организациям, существующим совершенно отдельно от миссий, хорошо законспирированным и не возбуждающим никаких подозрений. За границей теперь все торгуют: торговля – одно из излюбленных занятий буржуазии. И вот открытие ряда торговых контор в крупных центрах Европы является делом далеко не сложным и не вызовет ничьих подозрений. Эти конторы должны быть открыты по нашей инициативе людьми из буржуазии, находиться под нашим контролем и служить нашим целям».

Предложения резидента в Берлине и других разведчиков тщательно изучались руководством ИНО и использовались при решении вопросов, связанных с развертыванием нелегальной разведработы за границей. В процессе подготовки разведчиков и агентов для такой работы в капиталистических странах особое внимание обращалось на обеспечение их соответствующими документами и на создание для них надежных прикрытий.

В качестве агентов-нелегалов нередко использовались лица, имевшие связи за границей. После подготовки они перебрасывались в капиталистические страны под видом эмигрантов, что в то время выглядело вполне естественно.

Так, например, летом 1921 г. из Украины после соответствующей подготовки в Европу выехала группа разведчиков ИНО ВЧК под руководством бывшего левого эсера Н.Н. Алексеева, который ехал с супругой Е.Н. Вейцман. В группу входили М. Горб с женой и «дядей» А.М. Уманским, журналистом и бывшим издателем питерских газет (Уманский в качестве известной фигуры, «вырвавшейся» из лап большевиков, должен был обеспечивать конспиративное прикрытие для Горба и Алексеева), Л. Зинченко с Е.Ф. Суховой, которая должна была сыграть роль его жены. Еще в группу входили В. Зеленин, Г. Гуревич-Волков с женой Екатериной, бывший левый эсер Бресслер с женой, а также брат жены Алексеева – анархист Вейцман с женой Розой, врач Литов с женой, отец которой жил в Чехословакии и должен был помочь «эмигрантам» с визой, а также бывшие белые полковник Потоцкий и ротмистр Павлов.

Разведчики, выдавая себя за беженцев из Москвы и Харькова, осели в Праге, Львове, Берлине и Париже, где им удалось внедриться в «Народный союз защиты родины и свободы» Б.В. Савинкова, «Центр действия» Н.В. Чайковского, а также организации П.П. Скоропадского и С.В. Петлюры[719].

В 1921 г. отдельные агенты-нелегалы, нелегальные агентурные группы и даже резидентуры работали во Франции, Турции, США, Германии и в некоторых других странах. Так, в 1921 г. в Болгарии была создана нелегальная резидентура ИНО ВЧК под руководством бывшего офицера врангелевской армии Б.Я. Базарова, в круг задач которой входила также разведка в отношении Румынии и Югославии[720].

С 1921 г. в Вене под руководством Ю.Я. Красного функционировала объединенная нелегальная резидентура ИНО ВЧК и РУ штаба РККА, которая организовывала разведку в странах Восточной Европы и на Балканах[721].

Силами венской резидентуры в ноябре 1921 г. была создана нелегальная резидентура в Софии во главе с бывшим поручиком деникинской армии Медиумовым. К августу 1922 г. эта резидентура имела четыре источника в Софии, по два – в Белграде, Бухаресте и Кишиневе, по одному – в Констанце, Силистре и Добрыче.

Медиумов привлек к сотрудничеству несколько офицеров штабов частей и соединений болгарской, румынской, югославской армий, а также болгарского корреспондента при болгарской миссии в Румынии, бывшего македонского воеводу, который добывал материалы о положении в Бессарабии, оккупированной Румынией, начальника канцелярии врангелевского генерала А.П. Богаевского и некоторых других.

Объединенным резидентом во Франции с начала 1921 г. был Я.М. Рудник[722]. Основные усилия он должен был сосредоточить на добывании сведений по дипломатическим, экономическим, политическим и военным вопросам, которые непосредственно затрагивали интересы Советской республики. Ему предписывалось завербовать агентов, способных получать материалы по французской армии и флоту, причем особое внимание предлагалось уделять сбору информации о новейших достижениях в области авиации, танкостроения и подводного флота.

Руднику удалось организовать добывание интересовавшей центр информации. В течение 1921 г. было создано бюро по изготовлению загранпаспортов для проживающих во Франции советских разведчиков, передаточный пункт на франко-итальянской границе для переправки материалов, была оборудована фотолаборатория для репродукции агентурных документов[723].

Были установлены связи с представителями эсеровских организаций, которые регулярно передавали информацию о деятельности этих организаций в Париже и Москве, а также с представителями «Союза русских офицеров и русских монархистов», «Союза русских студентов» во Франции, редакции газеты В.Л. Бурцева «Общее дело» и с рядом лиц из других подобных структур.

Летом 1921 г. было организовано наблюдение за деятельностью генерала А.Г. Шкуро, который намеревался выехать на Кавказ, чтобы поднять восстание, вскрыты замыслы контрреволюционных монархических союзов.

Особенно значительная работа была проделана по закупке официальных и секретных изданий Министерства обороны и Генштаба Франции по вопросам структуры, организации и боевой подготовки вооруженных сил[724].

В 1921 г. для выяснения возможностей расширения разведдеятельности во Франции из Берлинского центра в Париж был направлен бывший подполковник Генштаба царской армии, который до этого работал на советскую разведку в Румынии. В Париже он находился до октября 1921 г., установил ряд полезных знакомств с русскими офицерами и разработал программу издания военного журнала «Война и мир», к сотрудничеству с которым в последующем была привлечена группа бывших царских генералов и офицеров. Через редакцию журнала советская разведка получала в Париже военно-техническую и научную информацию.

В конце 1921 г. резидентуру возглавил Б.Н. Иванов. Созданная агентурная сеть охватывала основные промышленные центры Франции.

Разведывательные аппараты ВЧК за границей вели большую работу по добыванию секретных сведений о противнике, а также осуществляли важные активные мероприятия, направленные на срыв антисоветских планов, на дезинформирование иностранных спецслужб и белоэмигрантских организаций.

Агентурой внешней разведки было получено большое количество материалов политического характера, представлявших существенный интерес для партийно-политического руководства страны и сыгравших немаловажную роль в решении ряда вопросов внешней политики Советской России. В частности, разведкой были добыты материалы о планах держав Антанты, направленных против РСФСР, документы, освещавшие деятельность финансовых и промышленных групп Германии, Англии и других государств, и, прежде всего, их планы и намерения в отношении Советского государства.

Резидентуры ИНО успешно добывали обширную информацию о планах и мероприятиях разведывательных и контрразведывательных органов Германии и других государств против России, в том числе против советских работников за границей.

Большое количество весьма ценной информации было получено в 1921 г. о подрывной деятельности белоэмигрантских формирований и о планах использования их иностранными разведками. Эти материалы оказывали существенную помощь органам безопасности в выявлении и обезвреживании агентуры на российской территории, а также в пресечении антисоветских акций, исходивших из-за границы. В частности, были вскрыты нелегальные каналы связи лидеров эсеров В.М. Чернова, В.И. Лебедева, А.Ф. Керенского и других с антибольшевистскими организациями внутри страны, выявлена антибольшевистская деятельность зарубежной монархической группы Маркова, состав этой группы и ее связи в Германии, Эстонии, Финляндии, а также с левокадетской милюковской группой.

Исключительно большое внимание уделялось разработке офицерского состава остатков армии П.Н. Врангеля, который не отказался от планов крестового похода против большевиков и считал, что имевшихся у белой эмиграции сил – около 100 тыс. человек – для этого недостаточно. Врангелевские разведывательные структуры, а также спецслужбы Англии, Франции и Польши проводили активную работу по подготовке восстаний и мятежей в Советской России. К этой работе привлекались такие крупные специалисты своего дела, как британский разведчик С. Рейли, бывший начальник разведывательной части отдела Генштаба армии П.Н. Врангеля действительный статский советник В.Г. Орлов, эсер-боевик Борис Савинков и его брат Виктор[725].

В частности, были раскрыты замыслы П.Н. Врангеля и покровительствовавших ему правительственных кругов Франции, Англии, Румынии по подготовке новой интервенции против России. Агентурным путем были получены материалы разведки Врангеля о численности, состоянии и дислокации частей Красной армии. Эти данные помогли органам безопасности и командованию Красной армии принять необходимые меры по пресечению подрывной деятельности П.Н. Врангеля и его агентуры.

Резидентура в Стамбуле, завербовав ценных источников информации из ближайшего окружения Врангеля, получила всю его шифровальную переписку со своими представителями во Франции.

3 ноября 1921 г. ВЦИК объявил амнистию отдельным категориям русских военнослужащих, находившихся за границей и желавших возвратиться на родину. Репатриация бывших русских солдат и офицеров стала принимать массовый характер. Но еще 22 февраля 1921 г. в Новороссийск из Константинополя прибыл турецкий пароход «Решид-паша», на борту которого находились 3600 бывших военнослужащих армии Врангеля[726].

В связи с тем, что главнокомандующий Русской армией противился возвращению беженцев, резидент ИНО Б.Я. Базаров провел ряд оперативных мероприятий, способствовавших возвращению в Россию солдат и офицеров, которые изъявили такое желание[727].

Серьезное внимание уделялось разработке организации Б.В. Савинкова. В результате проведенных мероприятий удалось установить ее личный состав, добыть документы, свидетельствующие о связи Савинкова с польскими правительственными кругами, П.Н. Врангелем и С.В. Петлюрой. Была также вскрыта связь Савинкова с французской миссией генерала А.А. Нисселя в Варшаве, с финансовой группой Путилова в Париже и повстанческими отрядами в северо-западных районах РСФСР.

Были раскрыты террористическая организация Бунакова в Финляндии, белогвардейско-финская организация шуцкоров и их участие в Карельском восстании. С помощью агентов, имевших доступ к архивам генерала Г.М. Семенова в Берлине, были выявлены представители Семенова в Германии, Австрии, а также установлены его связи в Японии и с Б.В. Савинковым.

Важные документы были добыты о деятельности организаций С.В. Петлюры, П.П. Скоропадского и других украинских националистов, которые позволили установить участников этих организаций, их связи в Польше и Франции и причастность к организации повстанческих отрядов на Украине. Добытые разведывательные материалы помогли органам ВЧК провести операции по ликвидации повстанческих комитетов в г. Проскурине и в районе Жмеринки и переправочных пунктов петлюровских агентов из Польши на Украину. По материалам ИНО были выявлены члены националистических украинских организаций, вступивших по заданию своих руководителей в РКП(б) на Украине.

Чекистская разведка получила важную информацию о соглашениях между государствами малой Антанты, деятельности МИД Польши, о переговорах о сотрудничестве германских и английских финансовых групп против Советской России, о положении и деятельности германских концернов АЭГ, Тиссена и других, об их связях с бывшими русскими промышленно-финансовыми группами и по другим вопросам.

Резидентурами ИНО в Латвии, Эстонии и Финляндии были добыты секретные материалы о шпионской деятельности разведок этих государств на территории РСФСР. Эти материалы позволили органам ВЧК выявить агентуру и пресечь ее деятельность.

В 1921 г. агентуре ИНО удалось добыть ряд шифров антисоветских организаций в Лондоне и Париже. Перехваченные и расшифрованные телеграммы оказали помощь в работе органов ВЧК по выявлению и обезвреживанию подрывной деятельности противника. При помощи своего закордонного аппарата ИНО нередко выполнял задания секретного и особого отделов ВЧК. Решая задачи по обеспечению контрразведывательного обеспечения работников советских учреждений за границей, чекисты в 1921 г. агентурным путем установили, что первый секретарь советской миссии в Литве являлся немецким агентом. Это позволило своевременно раскрыть планы немецкой разведки и сорвать их. Информация во многом помогала указанным отделам в работе. Однако в то время еще не был налажен надлежащий учет враждебных советской власти организаций и лиц за границей, поэтому добываемые сведения не всегда использовались эффективно.

Перед ИНО ВЧК была поставлена задача по ведению экономической разведки. Это было крайне важным делом для большевиков, поскольку бывшие русские финансисты и промышленники объединялись за границей в различные торгово-промышленные союзы и принимали все зависящие от них меры, чтобы экономическими санкциями подорвать внешнюю торговлю Советской России.

Наряду с добыванием сведений о подрывных экономических планах против РСФСР ИНО решал задачи по добыванию секретных данных об экономике капиталистических стран. Однако до конца 1925 г. получаемые разведкой сведения экономического характера носили в основном отрывочный характер.

Иностранный отдел совместно с другими подразделениями органов безопасности весьма энергично проводил в 1921 г. и в последующее время различные активные акции, особенно направленные на предупреждение и пресечение подрывной деятельности эмигрантских белогвардейских организаций, а также на разложение белой эмиграции.

Советская разведка ликвидировала большое количество антисоветских организаций, среди которых были «Народный союз защиты Родины и свободы». «Всероссийский комитет» этого союза под руководством Савинкова находился в Париже и, пользуясь поддержкой иностранных государств, готовил вооруженное восстание в России с целью свержения советской власти. Он поддерживал связь с различными антибольшевистскими группировками за границей и на территории РСФСР и давал задания своей агентуре проводить диверсионные и террористические акции против руководителей Советского государства и командования Красной армии.

Разведывательная работа ВЧК проводилась также против США, хотя там и не было резидентур внешней разведки. Разведка в отношении США велась через «легальные» резидентуры в Китае, Германии, Англии и в некоторых других странах. Кроме того, в США были созданы две нелегальные группы под руководством разведчиков-нелегалов, поддерживавших связь с центром через «легальные» резидентуры в указанных странах.

Как правило, в этот период «легальные» резидентуры были немногочисленны – два-четыре сотрудника. По прикрытию разведчики занимали дипломатические должности, чаще всего работали вторыми и третьими секретарями, а также на должностях торговых агентов, комендантов охраны и др.

Наиболее активно и плодотворно работала резидентура в Германии. Первый объединенный резидент А.К. Сташевский прибыл в Германию с заданием создать работоспособную агентурную сеть в Германии и взять под свое руководство агентурные группы и резидентуры в других западноевропейских странах, создать условия для организации агентурной сети в Англии и США, наладить линии нелегальной связи Берлинского центра с европейскими странами и США[728]. Кроме этого впервые предстояло проверить на практике и внедрить радиосвязь между Берлинским центром и Москвой. Усилиями Сташевского берлинская резидентура до 1924 г. являлась основным центром разведывательной деятельности ИНО ВЧК в Европе.

Берлинский центр проделал большую организационную работу, создал разветвленную агентурную сеть в Центральной Европе и координировал агентурно-разведывательную деятельность советской разведки в Англии, Австрии, Польше, Франции, Чехословакии, Венгрии, Югославии, Румынии, Болгарии и прибалтийских государствах, Алжире и Египте.

Для связи с агентурой, находившейся в указанных странах, и руководства ее работой берлинская резидентура приобретала агентов-маршрутников, которые по роду своей работы или общественному положению свободно могли выезжать из Германии в другие страны.

Для зашифровки связи с агентурой и обеспечения безопасности пересылаемых материалов использовались тайнопись и фотографирование материалов на пленку, которая перевозилась в непроявленном виде.

Помимо разведывательных задач Берлинскому центру было поручено обеспечить Москву необходимым количеством иностранных паспортов и других легализационных документов для советских разведчиков-нелегалов.

Резидентам «легальных» резидентур были предоставлены большие права в решении различных оперативных вопросов, в том числе и в вербовочной работе. Решение о вербовке того или иного лица резидент принимал самостоятельно. Пользуясь этими правами, резидент в Берлине широко привлекал к вербовочной работе своих агентов и доверенных лиц из советских граждан, которые нередко проводили вербовки под чужим флагом.

В течение 1921–1922 гг. Берлинский центр сумел завербовать 115 агентов. Конечно, при таких темпах вербовки в агенты иногда зачислялись люди, ценность которых в разведывательном отношении была невысока. Однако это была своего рода агентурная база, просеивая которую, пытались создавать агентурные сети во всех основных странах Западной Европы.

В числе агентов Берлинского центра были такие люди, как один из руководителей немецкой разведывательной организации «Бюро Нунция», который добывал документальную информацию по всем основным вопросам разведзадания; были завербованы также сотрудник японской дипломатической миссии, несколько бывших офицеров германского Генерального штаба, тесно связанных с черным рейхсвером и с военными руководящими кругами в Польше и Румынии и др.

Наличие работоспособной агентурной сети обеспечивало берлинской резидентуре возможность своевременно добывать ценную секретную информацию и проводить мероприятия по дезинформации противника. Так, в декабре 1921 г. агентура резидентуры установила, что в руководящих кругах Англии, Германии и США разработали план превращения Петрограда в так называемый «вольный город» под управлением совета комиссаров, состояшего из представителей Англии, Германии, США, Италии и РСФСР. Осуществить этот план предполагалось с согласия советского правительства, которому за это намечалось предложить экономическую помощь.

Много документальных секретных материалов было добыто агентурой в МИД Франции, а также во французских посольствах в Берлине, Лондоне, Варшаве. В этих документах раскрывалась французская политика в отношении РСФСР. Резидентура пристально наблюдала и за развитием внутриполитической обстановки в Германии, регулярно информируя об этом Москву.

В 1922 г. резидентура сумела получить важные сведения о позиции правительства Франции и отдельных французских промышленников в отношении Советского государства. В одном из документов резидентуры указывалось, что президент Р. Пуанкаре меняет свое отношение к РСФСР в положительную сторону, а видный французский предприниматель Конрад, близко стоящий к Пуанкаре, и его группа заинтересованы в возобновлении дипломатических отношений с Россией, поскольку рассчитывают получить обратно свои предприятия. Ценные данные были получены резидентурой в Германии и о политике США в отношении Советской России. Важная информация поступала о деятельности французской разведки в отношении русского Балтийского флота. Эти данные помогли органам ВЧК пресечь разведдеятельность французских агентов в Кронштадте. Большое количество добытых материалов подробно освещали подрывную работу Монархического союза, организации Б.В. Савинкова и др.

Особое значение в 1922 г. придавалось добыванию информации о деятельности П.Н. Врангеля. В своих письмах резиденту в Берлине центр отмечал: «…Сейчас все наше внимание сосредоточено главным образом на возможности повторения интервенции. В этом отношении почти все ваши последние сообщения крайне ценны… Наиболее существенными моментами для нас являются: истинная боевая сила армии Врангеля; поддержка его Францией; отношение к нему правительств Югославии, Болгарии, Румынии и Польши; отношения с монархистами и сближение между ними».

Москва обязала берлинский центр усилить работу по добыванию сведений об организации и методах работы германской разведки и контрразведки против Советского государства. Прежде всего, предлагалось установить агентуру, засланную из Германии в РСФСР, и выявить каналы, по которым она перебрасывается. При этом обращалось внимание на сбор информации о разведке Врангеля, возглавляемой В.Г. Орловым.

Выполняя указания центра, резидентура в Берлине сумела приобрести агентов и связи в разведывательных и контрразведывательных органах Германии, через которых добывала важную информацию и осуществляла активные мероприятия. Резидентура постоянно была в курсе планов германских спецслужб и имела возможность своевременно принимать меры по обеспечению безопасности своей работы.

Агентура берлинской резидентуры систематически снимала копии с документов германской контрразведки, МИД Германии и других правительственных учреждений, что позволяло ей регулярно информировать центр о подрывных акциях против РСФСР. В частности, резидентура сумела раскрыть деятельность бывшего начальника разведки Врангеля В.Г. Орлова. Было установлено, что Орлов и его группа наряду с засылкой агентуры в Советскую Россию занимались изготовлением различных дезинформационных документов от имени советских учреждений.

С целью пресечения антисоветской деятельности Орлова берлинская резидентура через свою агентуру вела систематическую работу по его компрометации перед германскими властями, в том числе и перед органами разведки, с которыми он был связан. Используя агентуру из белоэмигрантов, резидентуре удалось скомпрометировать Орлова «как предателя дела русской эмиграции» и афериста. В результате многие единомышленники отошли от него, а руководители германской разведки перестали ему доверять.

Берлинский центр имел ценную агентуру в руководящих центрах российской белой эмиграции в Германии, Франции, Чехословакии, Болгарии и в некоторых других странах, а также в правительственных, контрразведывательных и других учреждениях Германии. Например, бывший начальник штаба атамана А.И. Дутова, генерал царской армии И.М. Зайцев сотрудничал с советской разведкой и был восстановлен в правах советского гражданина. Значительную информацию собирали по заданию резидента А.К. Сташевского офицеры и генералы бывшей царской армии, группировавшиеся вокруг генерала Носкова, руководившего издававшимся в Берлине журналом «Война и мир».

В период 1920–1921 гг. придавалось серьезное значение разведке против Польши, поскольку ее правящие круги при поддержке Англии и Франции систематически организовывали вооруженные провокации на советско-польской границе, также не исключалась угроза новой войны.

В своем решении от сентября 1920 г. ЦК РКП(б) обратил внимание ВЧК и Региструпра на необходимость усиления военно-дипломатической разведки против Польши. В апреле 1921 г. ВЧК совместно с РУ ПШ РВСР организовали в Польше совместную резидентуру, работники которой занимали различные должности в советской дипломатической миссии в Варшаве. Первым резидентом ИНО ВЧК и Региструпра в Польше был М.А. Логановский, состоявший в должности второго секретаря миссии. В помощь Логановскому были командированы несколько оперативных работников со строго определенным кругом обязанностей, в том числе и такие, в функции которых входила диверсионная работа.

За сравнительно короткое время М.А. Логановский и его аппарат создали разветвленную агентурную сеть. Однако в силу сложности контрразведывательного режима и некоторой торопливости в решении разведывательных задач в агентурную сеть попали ненадежные лица. В первые годы работы довольно часто случались серьезные провалы.

Польские органы полиции и государственной безопасности старались создать невыносимые условия для жизни и деятельности советских официальных представителей. Однако, несмотря на сложности, резидентура в Варшаве добыла большое количество информационных материалов.

Агентурная сеть варшавской резидентуры охватывала штабы частей и соединений польской армии, органы центрального управления, правительственный аппарат и другие учреждения, что позволило освещать сферы военно-политической и экономической жизни страны.

Основное внимание резидентуры было сосредоточено на добывании секретных данных о польской армии, выяснении агрессивных планов польского правительства и военного командования против РСФСР и изучении политики английского и французского правительств. С этими задачами резидентура справлялась. Агентурным путем было получено немало документальной информации. В частности, документ, раскрывавший позицию польского правительства в отношении «Оборонительного союза» прибалтийских государств, направленного против России. Этот документ представлял для советского правительства большое практическое значение. Не меньшее значение имел и добытый резидентурой меморандум английских экспертов о перспективах германо-польских отношений. Резидентура регулярно получала секретную информацию о польских вооруженных силах, их численности, боеспособности и планах польского командования.

На основании добываемых данных была начата разработка и последующая ликвидация антисоветской организации Савинкова и вскрыты многие подрывные замыслы польской контрразведки.

Партийно-политическое руководство страны не менее серьезное внимание уделяло ведению разведки против Эстонии, Финляндии и Латвии, поскольку в них были сосредоточены «основные силы русской контрреволюции» и эти страны являлись удобным плацдармом для нападения на РСФСР. Решением ЦК РКП(б) от 18 мая 1920 г. в связи с военным положением Петрограда ВЧК предписывалось усилить агентурную разведку в указанных странах, привлекая для этого «наиболее преданных и энергичных товарищей соответствующих национальностей». Петроградская ЧК должна была еженедельно присылать в ЦК доклад о принятых в этом направлении мерах.

Географическое положение прибалтийских стран делало их удобным плацдармом для организации антибольшевистской работы. Руководство ведущих иностранных держав пыталось не только превратить Прибалтику в своеобразный «санитарный кордон» между Западом и Советской Россией, но и использовать их в целях осуществления против РСФСР шпионской, диверсионной и иной подрывной деятельности.

Все это заставляло внешнюю разведку с первых же шагов своей деятельности уделить большое внимание работе в странах Прибалтики. В Ревеле (Таллине), Гельсингфорсе (Хельсинки) и Риге под прикрытием представительств Советской России были созданы резидентуры по 2–3 оперативных сотрудника. Последние широко использовали для выполнения разведывательных заданий привлеченных лиц из советских граждан.

Деятельность советской разведки в прибалтийских государствах осуществлялась в трудных условиях. Руководящие круги этих стран, опасаясь революционных выступлений, создали активно действующие контрразведывательные органы. Основные усилия контрразведки были направлены против национальных компартий и советской разведки.

Резидентура в Ревеле вела большую работу по выявлению подрывных мероприятий английской разведки, проводившихся на территории Эстонии против РСФСР. Резидентура сумела добыть шифр, который использовался английскими разведчиками в Эстонии для связи со своим центром. Это дало возможность точно знать, какими вопросами интересовались английские разведчики и какие они добывали сведения о Советской России.

Резидентура ИНО в Эстонии имела солидную агентуру в национальных разведывательных и контрразведывательных органах, а также белоэмигрантских организациях. Она успешно проводила комбинации по подставе своей агентуры противнику. Например, в начале 1922 г. удалось подставить агента резиденту французской разведки в Эстонии. Наличие квалифицированной агентуры позволяло регулярно добывать и направлять в центр важную информацию о политике правительств прибалтийских государств, о деятельности разведок капиталистических государств и эмигрантских организаций против РСФСР с территории Эстонии и других прибалтийских стран.

В Латвии к началу 1922 г. была создана агентурная сеть, насчитывавшая более 20 человек, которой руководили М. Зелтынь, работавший под видом кассира советского посольства Я. Соирио, и помощник военного атташе А. Виксне. В число агентов резидентуры входили люди, работавшие в организационно-мобилизационном и административном отделах Генерального штаба Латвии, в штабе пограничной дивизии, в главном таможенном управлении, на артиллерийском складе и т. д.[729]

Через агента – офицера Генштаба – в 1922 г. были получены ценнейшие документы мобилизационного плана Генштаба и штаты частей и соединений латвийской армии на военное время.

Первый резидент в Финляндии Р. Венникас, прибывший в страну в сентябре 1921 г., вскоре сообщил в центр данные о численном составе резидентуры. В его распоряжении имелось несколько десятков агентов, а также налаженная система связников, групповодов и содержателей конспиративных квартир[730]. Среди источников были люди, работавшие в военном министерстве, штабах военно-морских сил, частей береговой охраны и пехотной дивизии, в министерстве иностранных дел, русских белогвардейских организациях, шюцкоре, таможенных органах и т. д.

Немаловажное значение в обеспечении руководства страны необходимой информацией сыграла разведывательная деятельность ВЧК на Дальнем Востоке.

Как говорилось ранее, в 1920 г. на территориях РСФСР к востоку от озера Байкал была образована Дальневосточная республика. Создавая буферную республику, партийно-политическое руководство РСФСР решало основополагающую задачу – не допустить прямого военного столкновения с Японией, а также намеревалось при помощи ДВР добиваться международного признания Советского государства.

Как указывалось выше, с образованием ДВР разведывательную работу в отношении Китая, особенно Маньчжурии, Монголии, Кореи и Японии, вели иностранное отделение при полпредстве ВЧК в ДВР и Главное управление ГПО ДВР.

Полпредство ВЧК и ГУ ГПО засылали на территорию Китая и Монголии штатных сотрудников и агентуру по нелегальным каналам, в том числе и агентов-вербовщиков, которые приобретали осведомителей из местных жителей и представителей белой эмиграции, создавали небольшие агентурные группы.

Помимо этого с декабря 1921 г. в Пекине под прикрытием представительства РСФСР во главе с А.К. Пайкесом действовала резидентура ИНО ВЧК. В этом же году ГУ ГПО организовало резидентуры на ст. Маньчжурия и в г. Харбине.

Основное внимание резидентур в Китае было направлено на сбор информации об организациях российской эмиграции и белогвардейских формированиях на территории Китая, выявление и пресечение их подрывной деятельности против ДВР и РСФСР, а также на выяснение военных планов Японии и характера сотрудничества японских военных с военно-политическими группировками Китая.

Кроме этого, как свидетельствуют архивные документы, приоритетной для разведывательных органов являлась задача обеспечения внешнеполитической деятельности ДВР и РСФСР.

Резидентуры внешней разведки проводили весьма активную деятельность. Добывалось много ценной, в том числе документальной, информации, проводились активные мероприятия по разложению эмиграции и ликвидации вожаков белогвардейских отрядов, обезвреживанию перебрасываемой в пределы ДВР агентуры японской и других иностранных разведок.

Резидентура в Харбине имела ценную агентуру как по белогвардейским, так и по китайским и японским объектам. В эти годы резидент И.И. Ангарский привлек к сотрудничеству И.Т. Иванова-Перекреста, сыгравшего позже ключевую роль в добывании особо ценных документальных материалов харбинской японской военной миссии.

С февраля по октябрь 1921 г. резидентом ГПО на ст. Маньчжурия был С.И. Силкин. Он поддерживал связь со всеми местными и региональными организациями, являясь содержателем явочного пункта для приезжавших партийных работников, представителей Коминтерна, секретных сотрудников военной разведки и ГПО, оказывал им разнообразное содействие, в том числе и материальную помощь[731].

Еще в 1920 г. С.И. Силкин участвовал в создании на ст. Маньчжурия партийной и комсомольской организаций, а также был инициатором объединения профессиональных союзов, вел работу по разложению семеновских и каппелевских частей в целях их реэвакуации. При содействии ячейки РКП(б) он организовал помощь партизанским отрядам и регулярным частям НРА, используя личные связи в штабе китайских войск. Для проведения военной работы 26 января 1921 г. командованием 2-й Верхнеудинской дивизии НРА Слинкин был назначен представителем дивизии на ст. Маньчжурия и способствовал началу переговоров представителей министерства транспорта ДВР с китайскими властями об открытии железнодорожного сообщения через российско-маньчжурскую границу, занимался распространением коммунистической литературы, переправлявшейся из Читы[732].

Однако исполнение Силкиным специальных обязанностей вскоре явилось причиной конфликта с представителем ДВР на ст. Маньчжурия П.Ф. Александровским (настоящая фамилия Жуйков. – Авт.).

Суть конфликта представляется целесообразным изложить подробно, поскольку это даст достаточно рельефное представление о деятельности спецслужб ДВР в Маньчжурии. Так, в письме уполномоченному Дальбюро ЦК РКП(б) в полосе отчуждения КВЖД Силкин описывал сложившуюся конфликтную ситуацию следующим образом. При аресте китайскими властями сотрудников «госполитинспекции» (по-видимому, Управления политической инспекции НРА[733]. – Авт.) Степанова и Берестнева, имевших при себе мандаты, исполненные на куске шелковой ткани, П.Ф. Александровский ограничился информированием МИД ДВР. Все необходимые меры по освобождению сотрудников предпринимал Силкин самостоятельно, в том числе информировал особоуполномоченного ДВР в Харбине, взаимодействуя со штабом китайских войск и пр.

Вся направлявшаяся из ДВР коммунистическая литература шла в адрес С.И. Силкина. Не имея средств для аренды помещения под склад и для того, чтобы минимизировать угрозу обыска китайской полицией, он использовал с ведома П.Ф. Александровского кладовую при арендованном под представительство помещении. Однако через некоторое время Александровский потребовал освободить указанное помещение[734].

Далее С.И. Силкин отмечал, что в условиях небольшого количества домов и множества различных белогвардейских организаций на ст. Маньчжурия приобретение явочной квартиры было весьма затруднительно, поэтому он посчитал обоснованным использовать в этих целях помещения представительства ДВР. Поскольку в канцелярии уполномоченного ежедневно бывала масса посетителей, то Силкину представлялось посещение представительства тем или иным сотрудником малозаметным и не создающим угрозы компрометации уполномоченного. Сначала Александровский требовал, чтобы сотрудники являлись преимущественно по вечерам, а затем запретил посещение представительства на том основании, что за канцелярией, по его предположению, постоянно следили белогвардейцы[735].

Силкин также указывал, что Александровский, получая сведения от сотрудников «госполитинспекции» и других лиц, по непонятной причине сообщал их представителям китайских военных и гражданских властей. Более того, через присутствовавшего на встречах переводчика командующего китайскими войсками Гунна, который, по мнению Силкина, являлся агентом атамана Г.М. Семенова, сведения становились известны белогвардейцам[736].

Все лето 1921 г. этот конфликт разбирался в Дальбюро ЦК РКП(б) с участием заинтересованных сторон – МИД, ГПО и штаба НРА[737]. В результате в октябре 1921 г. С.И. Силкин был отозван из Маньчжурии, чуть позже был снят со своей должности и П.Ф. Александровский[738].

В ноябре 1921 г. – начале 1922 г. резидентом на ст. Маньчжурия, по-видимому, был Михайлов, который в качестве прикрытия занимал указанную должность в представительстве ДВР. Неизвестно, как долго он находился в Маньчжурии, но на одном из совещаний в МИД ДВР в начале 1922 г. было признано целесообразным заменить его на более опытного сотрудника ГПО[739].

Придерживаясь политики ликвидации интервенции, прорыва политической и экономической блокады, правительство ДВР стремилось продолжить международные переговоры и использовать не только разногласия великих держав, но и их заинтересованность в экономических отношениях с Россией и ДВР. Международные переговоры стали главным средством решения тех целей, ради которых была создана Дальневосточная республика[740].

Советская разведка с целью решения основных задач внешней политики предпринимала экстраординарные усилия по выяснению намерений Японии и других государств в отношении ДВР и Советской России, в том числе в ходе конференций в Дайрене, Вашингтоне и Чаньчуне.

В августе 1921 г. в китайском г. Дайрене начались инициированные ДВР переговоры с Японией по наиболее важным вопросам двусторонних отношений: прекращение интервенции и вывод японских войск с российского Дальнего Востока, заключение экономического соглашения.

Подготавливая позицию российской стороны, ЦК РКП(б), Дальбюро ЦК, правительство ДВР располагали необходимой информацией, полученной по дипломатическим каналам, и добытой советской разведкой, которая свидетельствовала о том, что Япония пошла на Дайренскую конференцию ввиду финансовых трудностей, связанных с затратами на интервенцию.

В 1921 г. на нее было истрачено 100 млн иен, а на 1922 г. планировалось израсходовать еще 55 млн. 1921 год Япония закончила с бюджетным дефицитом в 400 млн иен, внешняя торговля страны оказалась в значительной степени подорвана, золотой запас уменьшился почти на 100 млн иен. Кроме того, интервенция унесла несколько тысяч жизней японских военнослужащих. В военных кругах наметился раскол: военное министерство стояло за сокращение интервенции, Генеральный штаб – за ее усиление[741].

В Японии развивалось движение против интервенции в России. Оно было частью обширного движения пролетариата, выступавшего в разных странах под лозунгом «Руки прочь от Советской России!» с требованием прекратить войну против молодого государства трудящихся[742]. Кроме этого Японии приходилось также учитывать и укрепление позиций Советской России на международной арене.

В преддверии конференции в Дайрене Дальбюро и правительство ДВР запросили Владивосток о возможности выяснения позиции японцев на предстоящих переговорах. Эти сведения были получены осведомительным отделом подпольного Приморского облревкома. 8 июля 1921 г. его председатель В.П. Шишкин передавал: «Из имеющихся у нас документов, полученных из японских штабов, видно, что японцы считают правительство ДВР коммунистическим, а поэтому нежелательным для них, но все же намерены вести с ним переговоры, поддерживая одновременно антикоммунистические группировки. Если переговоры будут для них неблагоприятны, то они выдадут Приамурскому правительству оружие и дадут большую поддержку антикоммунистическим силам…»[743]

Жесткая позиция японской стороны, занятая на Дайренской конференции, привела в феврале 1922 г. к ее закрытию. Не решив ни одного существенного вопроса, тем не менее конференция дала важный опыт ведения переговоров с государством, реализующим в регионе политику непосредственной военной экспансии.

Еще до окончания дайренских переговоров, в ноябре 1921 г., в Вашингтоне открыла свою работу конференция по ограничению вооружений, тихоокеанскому и дальневосточному вопросам. В ней принимали участие США, Британская империя, Япония, Франция, Италия, Китай и малые европейские страны, имевшие интересы в АТР – Бельгия, Голландия и Португалия. Повестка дня конференции вышла за рамки ограничения вооружений и включала в себя неприкосновенность тихоокеанских владений, а также китайский и русский вопросы[744].

Ни Советская Россия, ни ДВР не получили официального приглашения для участия в конференции. Несмотря на то, что делегация ДВР не была допущена к участию в Вашингтонской конференции, в декабре делегация республики прибыла в Вашингтон и развернула активную антияпонскую пропагандистскую кампанию, используя добытые советской разведкой секретные документы о материально-финансовой поддержке Японией «контрреволюционного» режима в Приморье, а также о внешнеполитических антисоветских планах Японии и Франции.

Так, в январе 1922 г. делегация ДВР опубликовала ряд документов, разоблачавших экспансионистские планы великих держав на Дальнем Востоке. В частности, были преданы гласности материалы, свидетельствовавшие о наличии секретного соглашения между Францией и Японией относительно создания на Дальнем Востоке государства, целиком подчиненного Японии, а также о существовании тайного дипломатического блока между Францией и Японией, направленного против Америки. Представители ДВР заявили также американской делегации, что «русский народ считает и американское правительство ответственным за проливаемую кровь мирного русского населения в результате продолжающейся империалистической интервенции»[745].

Антисоветская политика в том виде, как ее осуществляла Япония при помощи национальных вооруженных сил, не нашла поддержки ни в Вашингтоне, ни в Генуе в силу правильной тактики дипломатии РСФСР и ДВР, а также из-за укрепления международных позиций Советской России, близости окончания Гражданской войны и заинтересованности держав в экономических отношениях с РСФСР и ДВР.

Летом 1922 г. дипломатия ДВР активизировала усилия по решению вопроса о выводе контингента японских войск с территории российского Дальнего Востока. После обращения к японскому правительству конференция была намечена на сентябрь 1922 г. в г. Чаньчуне[746].

В июле 1922 г. резидентуре ГПО в Харбине удалось получить копию переписки МИД Японии с дипломатическими представителями, которая была направлена в МИД ДВР[747]. Таким образом, в преддверии конференции советская сторона была в достаточной мере информирована о положении в Японии и ее приоритетах во внешней политике на Дальнем Востоке.

В августе 1922 г. были перехвачены письма посланника Японии в Польше Каваками, в которых он констатировал, что правительство ДВР обладает необходимыми документальными материалами о зверствах японских войск на российской земле, размере нанесенного России огромного материального ущерба, чтобы противопоставить претензиям Японии по «николаевскому инциденту» свои аргументы. Поэтому японскому правительству предпочтительнее отсрочить обсуждение этого «инцидента» до заключения договора, касавшегося вывода войск и возобновления торговых отношений. Политика Японии по отношению к России, как указывал Каваками, была непродуманной, что и привело к сложившемуся положению[748].

В самой Японии политическая обстановка летом 1922 г. складывалась также неблагоприятно для милитаристских кругов и сторонников интервенции. Экономический кризис, огромные, но безрезультатные затраты средств на интервенцию, достигшие полутора миллиардов иен, большие потери людей, бесславно погибших в Дальневосточном крае, – все это возбуждало недовольство продолжавшейся интервенцией не только со стороны трудящихся, но и со стороны мелкой буржуазии Японии.

Попытки правящих классов переложить бремя кризиса и военных расходов на плечи трудящихся лишь стимулировали рост революционного движения в Японии.

Особенно сильное влияние на пересмотр политики японских империалистов в отношении русского Дальнего Востока оказывало укрепление Советской республики в результате окончания Гражданской войны в европейской части страны и все более увеличивающееся значение Советского государства на мировой арене. 1922 г. ознаменовался переломом в отношениях целого ряда капиталистических стран с Советской Россией. Началась полоса дипломатических и экономических переговоров[749].

Летом 1922 г. ушло в отставку правительство Такахаси. Высший тайный совет и Высший совет при императоре предпочли уступить общественному мнению и сменить кабинет, связанный с интервенцией в Сибири. В результате 23 июня 1922 г. новый кабинет решил вывести войска из ДВР, за исключением Северного Сахалина, до конца октября 1922 г.[750]

Маньчжурская резидентура ГПО установила, что главным козырем в руках партии, настаивавшей на эвакуации японских войск, было возобновление торговых отношений с Советской Россией и ДВР. По этой же причине японскую сторону удалось склонить к проведению конференции в Чаньчуне с участием не только представителей ДВР, но и РСФСР.

В то же время милитаристские круги Японии продолжали противиться выводу японских войск с территории российского Дальнего Востока. Они с тревогой отнеслись к ликвидации военно-политического союза Японии и Англии, заключенного в 1911 г., и сближению последней с США, которое проявилось на Вашингтонской конференции.

Как установила советская разведка, в августе 1922 г. в Мукдене представители японского Генштаба заключили соглашение с китайским маршалом Чжан Цзолином. Главной целью соглашения представлялась реализация японской экспансии менее дорогостоящим способом. Чжан Цзолину было передано оружие, а в сентябре японское правительство выплатило ему 11 млн долларов на перевооружение и реорганизацию армии, а также направило японских военных советников. Кроме того, поддерживая Чжан Цзолина в борьбе с У Пейфу, японцы получили некоторое преимущество в поддержании контактов с пекинским правительством, в том числе для защиты своих экономических интересов в Маньчжурии. Помимо прочего, таким образом предполагалось сделать международный имидж Японии более позитивным[751].

В августе 1922 г. были получены данные о том, что военное командование рассматривало предстоящие переговоры Японии с ДВР как исключительно торговые. Предполагалось, что японские представители во время переговоров будут получать инструкции только от МИД Японии. В отличие от Дайренской конференции военное командование не планировало принимать участие в переговорах.

В сентябре 1922 г. советская разведка получила информацию о том, что на заседании в военном министерстве по вопросу установления отношений с РСФСР Като сформулировал условия, на которых это было бы возможно. В частности, предусматривалось открыть во Владивостоке международный торговый порт и образовать японский сеттльмент, эксплуатировать Уссурийскую железную дорогу только русскими и японскими компаниями, для установления связи проложить между Владивостоком и Токио кабель особого назначения. Кроме того, военное министерство предлагало в целях борьбы с влиянием Америки в Китае возобновить в какой-либо форме ранее расторгнутый по требованию США тайный англо-японский договор.

Советская разведка также установила, что в преддверии конференции японская военная миссия направила в Чаньчунь секретных сотрудников, причем предпочтение было отдано агентам русской национальности[752].

Располагая информацией по ключевым проблемам советско-японских отношений, объединенная советская делегация заняла на конференции достаточно твердую позицию. Однако вследствие сложившейся внутриполитической обстановки позиция Японии на переговорах в Чаньчуне была противоречивой, что в конечном итоге привело к их безрезультатному завершению.

В сентябре 1922 г. после прекращения переговоров советской разведкой была перехвачена телеграмма начальника японского Генерального штаба Уехара главнокомандующему японским экспедиционным корпусом в Приморье генералу Тачибана. В телеграмме Уехара информировал Тачибана о том, что МИД Японии совершенно потерял возможность самостоятельно разрешать дипломатические вопросы. Все проблемы внешней политики обсуждались на заседании кабинета и согласовывались с военным ведомством.

Провал Чаньчуньской конференции произвел удручающее впечатление на торгово-промышленные круги Японии. Для выяснения вопроса о торговле с ДВР японские промышленники и владельцы концессий в Приморье буквально осаждали особоуполномоченного ДВР в Особом районе Восточных провинций Китая Э.К. Озарнина. Кроме того, стала поступать информация о том, что в Японии активно дискутировался вопрос о частичной эвакуации войск, предполагалось часть войск оставить для охраны японских резидентов. Данный вопрос также обсуждался в ходе консультаций японского консульства с японскими торговыми кругами, за чей счет предполагалось содержать эти части[753].

Однако, несмотря на противодействие «военной партии», Япония вывела военный контингент с российского Дальнего Востоке, за исключением Сахалина. 21 октября 1922 г. Э.К. Озарнина посетил японский консул Яманучи. Консул отметил, что теперь Япония осознала цену белогвардейских правительств и эвакуация Приморья является отрадным для японцев событием. Он также отметил, что, очевидно, в ближайшем будущем могут состояться очередные переговоры с ДВР и РСФСР. По мнению Э.К. Озарнина, японцев очень беспокоила возможность бойкота японских товаров, а также затруднения для въезда японцев на советский Дальний Восток.

По данным советской разведки, уже в ноябре 1922 г. позиции «военной партии» в Японии существенно ослабли, в политических и промышленных кругах утверждалась идея установления нормальных торговых отношений. Япония даже была готова вложить в советский Дальний Восток до 50 млрд иен, но под серьезные гарантии[754].

Полученная советской разведкой информация военно-политического и экономического характера в последующем активно использовалась НКИД для формирования позиции СССР в ходе советско-китайских и советско-японских переговоров.

Пристальное внимание резидентуры в Китае уделяли сбору информации о работе белоэмигрантских групп, выявлению и пресечению их подрывной деятельности против Советской России и ДВР, а также на выяснении военных планов Японии и характера сотрудничества японских военных с военно-политическими группировками Китая.

Так, 2 апреля 1920 г. начальник разведывательного отделения Временного Приморского правительства К.А. Харнский обобщил всю собранную разведывательную информацию о планах японских милитаристских кругов на русском Дальнем Востоке в сводке «Ежедневной сводки разведывательного отделения штаба сухопутных и морских сил». Из полученных данных следовало, что Япония стремилась стать хозяйкой всей территории от океана до Байкала. При этом в газете «Кокумин» речь шла «о создании буферного государства в этих пределах, как о средстве соблюсти международное приличие». В это же время в газете «Дзи-Дзи» появляется интервью с атаманом Г.М. Семеновым, в котором он говорил «о своем намерении создать независимое государство к востоку от Байкала» (в воинских частях Семенова и уцелевших частях Каппеля насчитывалось до 20 тыс. штыков и сабель). В этой же сводке говорилось о стремлении Японии распространить свою власть на Монголию и прочно закрепиться во всей Маньчжурии. Причем подчеркивалось, что основным сторонником этой точки зрения являлся начальник японской разведки и контрразведки во Владивостоке генерал Такаянаги. Таким образом, стратегические планы Японии стали известны советской разведке еще задолго до «меморандума Танаки», принятого 7 июля 1927 г.[755]

В агентурных сводках ГПО о военно-политическом положении на Дальнем Востоке за июль – август 1920 г. приводятся сведения о военной технике семеновских частей, положении на монгольской границе и об угрозе вторжения из-за рубежа русских белогвардейских отрядов. О качестве работы внешней разведки ДВР красноречиво свидетельствуют показания генерал-лейтенанта А.С. Бакича и генерал-майора Смольника в представительстве ГПУ по Сибири 5 мая 1922 г. о планах вторжения с китайской стороны в августе – сентябре 1920 г. и об их связях с японцами, относившихся к августу – декабрю.

В середине 1921 г. на территории ДВР начались бои с отрядами выступившего из Монголии барона Р.Ф. фон Унгерна. Советская разведка разработала и реализовала план по его захвату. Разведчики среди бела дня на марше в монгольской степи «вынули» барона из белогвардейской колонны. Унгерн не мог и предполагать, что фон Зоммер, которому он доверял, на самом деле был сотрудником ЧК Б.Н. Алтайским. Операцию по внедрению Алтайского в окружение Унгерна проводил И.П. Павлуновский, полпред ВЧК по Сибири[756].

Осуществляя мероприятия по противодействию подрывной деятельности белогвардейских эмиссаров в Маньчжурии в отношении ДВР, разведывательные органы снабжали внешнеполитическое ведомство необходимой информацией для вынесения официальных протестов китайским властям.

Так, в июле 1922 г. резидент советской разведки на ст. Маньчжурия получил копию белогвардейского воззвания о свержении власти в ДВР и ряд других документов. Указанные материалы были использованы уполномоченным ДВР Б.А. Похвалинским для предъявления китайским властям требования о запрещении деятельности белогвардейских представителей.

Иногда протесты официальных лиц ДВР были результативными. Например, в октябре 1922 г. китайский командующий округа Чжу информировал заместителя уполномоченного ДВР в Харбине В.В. Гагельстрома о задержании Шильникова вместе с некоторыми соратниками, которые планировали партизанские выступления в Забайкалье, о чем неоднократно представитель ДВР ставил в известность китайские власти[757].

В последующем МИД и ГПО ДВР попытались извлечь максимум выгоды из данной ситуации. В соответствии с указаниями директора ГПО Л.Н. Бельского заместитель уполномоченного правительства ДВР на ст. Маньчжурия провел встречу с представителем китайского комиссара по иностранным делам на ст. Маньчжурия Ци Джаоюй. В ходе встречи заместитель уполномоченного предложил выдать подлинные документы, изъятые китайцами у Шильникова. За это он предложил освободить арестованного в Чите в связи с этим делом китайского гражданина Лан Шинбы, а также снять арест с ряда китайских магазинов. Несмотря на то, что с Ци Джаоюй договориться не удалось, заместитель уполномоченного получил доступ к этим документам. Он смог скопировать документы об агентуре организации Шильникова на территории ДВР, о финансировании организации Шильникова японской военной миссией, а также инструкции японского МИД (без реквизитов) генералу Тачибана о разжигании вражды между различными российскими политическими организациями и использовании столкновения между ними как повода для оккупации Приморья[758].

В сентябре 1922 г. советская разведка получила информацию о состоявшемся во Владивостоке совещании, на котором в соответствии с санкцией японского правительства было принято решение после ликвидации белого режима в Приморье перебросить белые части в Маньчжурию, где при участии Чжан Цзолина подготовить военную экспедицию против Красной армии на Дальнем Востоке и в Монголии.

При этом монгольская операция планировалась Чжан Цзолином при участии белых частей на средства купечества Хейлундзянской провинции (10 процентов), монгольских князей (40 процентов), отчислений от соляных пошлин (15 процентов), особого военного налога на торговцев и промышленников трех восточных провинций Китая (5 процентов) и налога с населения Монголии по пути следования экспедиции (30 процентов).

Резидентуры РУ НРА и ГПО ДВР решали в числе других задачи обеспечения безопасности представителей ДВР и РСФСР в Китае. Так, в августе 1922 г. разведупр получил информацию о том, что в связи с приездом в Китай для участия в российско-японской конференции А.А. Иоффе белогвардейцы планировали его убийство, в случае его появления в Харбине.

В сентябре 1922 г. резидентура ГПО перехватила рапорт помощника начальника милиции Петрова в штаб китайских войск, в котором он сообщал, что коммунистическую работу на ст. Маньчжурия организует уполномоченный ДВР Б.А. Похвалинский. Кроме того, Петров указывал, что в доме, занимаемом представительством ДВР, имелось значительное количество огнестрельного оружия, включая гранаты. Петров предлагал провести обыски в представительстве, в конторах профсоюзов и других местах[759].

В тесной взаимосвязи с чекистами работал Дальневосточный секретариат Коминтерна, который направлял интернационалистов разных национальностей в местные органы безопасности для работы, способствовал созданию иностранных коммунистических секций и партийных организаций от Верхнеудинска до Владивостока, направляя агентов в Японию, Китай, Корею, Монголию, способствовал распропагандированию белогвардейских частей. Так, благодаря агитации засланных через Синцзян коммунистов казахов и татар в августе 1920 г. на сторону Народно-революционной армии ДВР перешел 1-й Татарский конный полк Конно-азиатской дивизии барона Р.Ф. Унгерна в количестве около 200 человек. В числе нелегалов на территории Китая по заданию Коминтерна работала и М.М. Сахьянова (будущий секретарь Бурятского обкома РКП(б), которая в Шанхае устанавливала связь с революционными кругами корейской эмиграции[760].

В Китае в 1920–1922 гг. работало значительно число представителей всевозможных ведомств Советской России и ДВР, решавших разнообразные вопросы торговли двух стран. Регулярно резиденты ГПО и разведупра НРА сообщали о полнейшей несогласованности деятельности указанных представителей, а также о фактах злоупотребления ими своими полномочиями[761].

Так, в 1920 г. контора Центросоюза при заготовительной цене сукна 4 рубля 50 копеек продавала его армии ДВР по 9 рублей. Весной 1921 г. на частном совещании во время съезда кооператоров во Владивостоке было признано необходимым провести тщательную ревизию всех операций Харбинской конторы Центросоюза. После проведенной инспекции управляющий Трофимов был уволен.

Имели также место случаи, когда торговые агенты, направленные в Маньчжурию для закупок товаров, отказывались возвращаться. Так, в апреле 1921 г. Дальбюро ЦК направило в Госполитохрану записку о том, что некто Шиловский, командированный в Харбин для организации поставок товаров и имевший при себе 50 тыс. рублей золотом, положил эту сумму в Русско-Азиатский банк на свое имя и отказался возвращаться в ДВР[762].

Кроме того, в указанные годы отмечались случаи, когда представители некоторых организаций ДВР, которые вели секретную работу в Маньчжурии, при вербовке агентов заявляли, что они будут состоять на службе у представителя правительства ДВР и от него же получать жалованье. Подобные действия создавали реальную угрозу компрометации официальных представительств ДВР в Китае. Поэтому такие факты решительно пресекались совместными усилиями МИД и ГПО ДВР.

Однако, как свидетельствуют архивные документы, представители правительства ДВР самостоятельно приобретали конфиденциальных источников информации. Например, особоуполномоченный ДВР Э.К. Озарнин на регулярной основе направлял в ГПО сводки материалов, полученные от своих конфидентов.

В частности, в июне 1922 г. Э.К. Озарнин направил Директору ГПО Л.Н. Бельскому полученные его источниками во Владивостоке материалы переписки МИД Японии с официальными представителями и внешнеполитическими ведомствами Франции, Великобритании и США по поводу проекта «Предварительного протокола реформ, подлежащих введению на территории бывшей Российской империи, ныне именуемой Дальневосточная Республика», подготовленного на основе меморандума послов Японии и Франции в Вашингтоне, протокола Вашингтонской конференции по дальневосточному вопросу и заявлений политических групп и иностранных подданных, проживавших на указанной территории. Указанный проект планировалось вынести на обсуждение международной конференции в Генуе[763].

Оценивая работу внешней разведки ВЧК, в том числе и ГПО, следует отметить, что она довольно широко развернула свою деятельность на территории ряда иностранных государств и начала добиваться некоторых положительных результатов. Резидентуры ИНО ВЧК сумели приобрести немало ценных агентов, через которых получали интересовавшую партийно-государственное руководство политическую и военную информацию, сведения о подрывной деятельности антибольшевистских формирований российской эмиграции, разведывательных и контрразведывательных органов Германии, Англии, Франции, Японии, Китая и других государств, осуществили ряд активных мероприятий по разложению эмигрантских организаций и пресечению подрывных акций противника.

Достаточно значимых успехов внешняя разведка добилась в деле выявления организации, структуры, укомплектованности и планов белогвардейских вооруженных формирований, вскрытия кадрового состава, агентуры и конкретных разведывательных акций белогвардейских спецслужб. Кроме этого, можно констатировать, что советская разведка внесла существенный вклад в реализацию внешней политики РСФСР и ДВР на Дальнем Востоке, по крайней мере, с помощью разведки молодой советской дипломатии при выстраивании отношений с Японией и Китаем удалось избежать ряда наиболее серьезных ошибок.

Белогвардейская контрразведка не выполняла разведывательные функции. Они возлагались на специальные разведывательные органы правительств и армий[764].

2.2. Противодействие разведывательной и иной подрывной деятельности

Поскольку специфика Гражданской войны заключалась «…в столкновении различных вариантов “спасения” российской государственности»[765], то и органы безопасности противоборствующих сторон, прежде всего, защищали национальные интересы России, т. е. противодействовали иностранным спецслужбам, находясь при этом в жестоком противоборстве между собой.

1–3 декабря 1917 г. на конференции стран Антанты обсуждался меморандум о поддержке антибольшевистских сил. 3 декабря 1917 г. Кабинет министров Англии принял решение об оказании финансовой и иной помощи любым антибольшевистским силам, если «последние дадут гарантию следовать в фарватере политики союзников». Послу Великобритании в России Д. Бьюкенену было разрешено истратить около 10 млн руб. на организацию контрреволюционного движения. 10 (23) декабря Англия и Франция подписали соглашение по разграничению России на зоны влияния для организации борьбы против советской власти[766].

В январе 1918 г. в Советскую Россию была направлена специальная дипломатическая миссия во главе с Р.Б. Локкартом, бывшим вице-консулом в Москве. В составе миссии Локкарта были кадровые разведчики, хорошо владевшие русским языком и знакомые с местными условиями.

Разведки западных государств и оппозиционные большевикам политические силы создавали на территории Советской России различные антибольшевистские организации. Руководители стран Антанты, их разведывательные службы в союзе с антибольшевистскими силами России делали все возможное для того, чтобы свергнуть власть большевиков и не дать России выйти из войны с Германией.

О целях, которые перед собой ставили иностранные державы, писал один из основных вдохновителей интервенции У. Черчилль: «Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет, но советских людей они убивали, как только те попадались им на глаза; на русской земле они оставались в качестве завоевателей; они снабжали оружием врагов советского правительства; они блокировали его порты; они топили его военные суда. Они горячо стремились к падению советского правительства и строили планы этого падения»[767]. Естественно, для осуществления этих планов иностранные державы прибегали к различным приемам и методам, среди которых не последнее место занимала и деятельность национальных специальных служб.

Поэтому с первых дней своего существования одной из главных задач ВЧК была борьба с разведывательной, диверсионной и иной подрывной деятельностью спецслужб иностранных государств. Так, 8 декабря 1917 г. она ликвидировала заговор представителей дипломатической миссии США и российских контрреволюционеров. ВЧК вышла на след подпольной группы офицеров, связанных с американским гражданином В.А. Бари. В ходе расследования этого дела выяснилось, что подпольщики пытались переправить из Петрограда в Ростов к атаману А.М. Каледину 17 американских автомобилей. Кроме того, Бари выделил значительную сумму финансовых средств для формирования ударного офицерского батальона на Дону. Чекисты арестовали бывшего полковника Калпашникова, работавшего в румынском отделении американского Красного Креста, который пытался перевезти эти автомобили на Дон, используя документы американского посла Д. Френсиса[768].

Примерно с мая 1918 г. в ВЧК начала поступать информация о том, что английский дипломатический агент Р. Локкарт совместно с французским генеральным консулом Гренаром и американским консулом Пулем установили и поддерживают контакты с подпольными антибольшевистскими организациями, а кроме этого финансируют их[769].

Непосредственную деятельность по организации мятежа для свержения советской власти осуществляли агент английской политической разведки лейтенант королевских ВВС С. Рейли[770] и резидент английской военно-морской разведки капитан 2-го ранга Ф. Кроми.

Заговорщики рассчитывали поднять против советской власти наиболее боеспособные части Красной армии – «красных латышских стрелков», охранявших Кремль и другие правительственные учреждения (среди латышей распространялось мнение, что в результате заключения Брестского договора большевики отказались от планов освобождения Латвии от немецких оккупантов[771], поэтому предполагалось привлечь их на сторону Антанты, обещав помощь в освобождении Латвии от немецких войск), а затем с их помощью, опираясь на контрреволюционные офицерские кадры царской армии, свергнуть советское правительство[772].

Финансовые средства на ведение подрывной деятельности С. Рейли частично получал от Р. Локкарта, частично – через взносы добровольных помощников, как правило, бывших крупных промышленников. Еще одной доходной статьей бюджета агента стали торговые операции на черном рынке. Таким образом он сумел получить миллион царских рублей[773].

С учетом имевшейся информации в ВЧК решили подставить английской разведке легендированную антисоветскую организацию, состоявшую из командиров частей Красной армии, латышей по национальности. Как вспоминал позднее член президиума ВЧК Я. Петерс, конкретного плана операции не существовало. Предпринимались отдельные не очень удачные попытки установления контактов с англичанами через нескольких чекистов, выдававших себя за бывших офицеров латышских полков. В конце июля, когда оперативная группа ВЧК под руководством латыша Энгельгардта вышла на Кроми, операция активизировалась.

Морскому атташе английского посольства Ф. Кроми были представлены как «надежные люди, на которых можно положиться», сотрудники оперативного отдела ВЧК Я.Я. Буйкис (выступал под фамилией Шмидхен) и П. Спрогис[774] (под фамилией Бриедис). Первая их встреча состоялась в гостинице. Здесь же Кроми познакомил чекистов с С. Рейли.

Тот факт, что Кроми и Рейли настоятельно рекомендовали Буйкису немедленно выехать в Москву и представиться Локкарту, свидетельствовал о том, что чекисты действовали правильно и своим поведением не вызывали подозрений у английских разведчиков.

Кроми придавал большое значение встрече Буйкиса с Локкартом. Перед выездом Буйкиса из Петрограда Кроми передал ему закрытый пакет, в котором находилось собственноручно написанное рекомендательное письмо на имя главы английской дипломатической миссии в Москве[775].

В середине августа 1918 г. Шмидхен и Бриедис пришли на московскую квартиру Локкарта, где и встретились с ним. Шмидхен выступал перед Локкартом как подпрапорщик царской армии, имевший связь с влиятельными командирами латышских стрелков, часть которых якобы резко изменила свое отношение к советской власти, разочаровалась в ее идеалах и при первой возможности готова переориентироваться на союзников.

В лице Шмидхена Локкарт увидел человека, который должен был помочь ему подыскать надежного соучастника, занимающего командную должность в одной из латышских частей. Эту мысль он ему и высказал.

Опытный разведчик, Локкарт вел себя конспиративно и раскрыл свои планы не сразу, а после нескольких встреч со Шмидхеном, а время, потребовавшееся на это, использовал для проверки «новых знакомых», их более тщательного изучения.

Об этом в своей книге «Буря над Россией» он пишет: «Шмидхен принес мне письмо от Кроми, которое я тщательно проверил… но убедился, что письмо это, несомненно, писано рукою Кроми». А чуть дальше: «Мы решили свести обоих латышей с Сиднеем Рейли, который сможет наблюдать за ними»[776].

О планах заговорщиков, возглавляемых Локкартом, было доложено Ф.Э. Дзержинскому. У него родился план подставы Локкарту, с помощью Шмидхена, преданного советской власти командира одной из латышских частей, который бы по занимаемому положению мог заинтересовать Локкарта, и при этом справиться с выполнением сложного задания. Ему предстояло сыграть роль недовольного советской властью человека, принять предложения заговорщиков, выведать детали их планов, не только вовремя докладывать о них, но и правильно себя вести в сложных ситуациях, которые могли возникнуть в ходе непосредственного общения с опытными заговорщиками.

Выбор пал на Э.П. Берзина, командира латышского особого легкого артиллерийского дивизиона, которому была в то время поручена охрана Кремля[777]. Шмидхен представил Берзина Локкарту, а в дальнейшем присутствовал на всех их встречах.

Через Бриедиса Берзин был рекомендован Локкарту как представитель якобы существующего Комитета освобождения Латвии, членами которого являлись многие офицеры, в том числе те, чьи подразделения несли охрану Кремля. 14 августа на одной из конспиративных квартир Берзин встретился с Локкартом. На этом свидании Локкарт интересовался настроениями латышских стрелков, охранявших правительственные учреждения и Кремль, спрашивал у Берзина, смогут ли они поддержать союзников при перевороте, рекомендовал подыскивать надежных людей.

15 августа 1918 г. Локкарт познакомил Берзина с французским консулом Гренаром, а также неким «Константином» (как было установлено позже, английским разведчиком С. Рейли). В дальнейшем все переговоры с Берзиным велись через последнего.

На этом свидании Локкарт и Гренар вручили Берзину один миллион двести тысяч рублей для подкупа латышских частей. Эти деньги Берзин сдал в кассу ВЧК.

17 августа вечером Рейли познакомил Берзина с планом мятежа. По замыслу заговорщиков, два латышских полка необходимо было под соответствующим предлогом направить в Вологду, где спровоцировать их на переход к союзникам. Оставшиеся же в Москве латышские части из охраны Кремля и правительственных учреждений должны были по указанию заговорщиков арестовать участников проходившего в то время заседания ВЦИК вместе с Лениным и другими руководителями коммунистической партии и советского правительства.

Одновременно рассчитывали захватить госбанк, центральную телефонную станцию и другие важнейшие пункты и с помощью бывших царских офицеров и других лиц расправиться с ответственными работниками советских учреждений[778].

При последующих встречах с Берзиным заговорщики интересовались дислокацией и вооружением воинских частей Московского гарнизона. 27 августа Рейли дал поручение Берзину отправиться в Петроград по адресу улица Торговая, дом 10, квартира 10, где у «Елены Михайловны» спросить некоего господина Массино и получить от него разведывательные материалы.

С целью выяснения связей заговорщиков в Петрограде ВЧК санкционировала эту поездку. Когда Берзин явился по указанному адресу, Елены Михайловны дома не оказалось, но его пропустили в квартиру. Там он обнаружил в ящике стола письмо от Рейли с обратным московским адресом: Шереметьевский переулок, дом 3, квартира 85.

Полагая, что по этому адресу была еще одна конспиративная квартира заговорщиков, Берзин по возвращению в Москву доложил об этом руководству ВЧК.

Главной целью операции было налаживание через Локкарта контакта с командующим войсками интервентов в Архангельске генералом Ф. Паулем, для того чтобы вывести английские войска под удар частей Красной армии и разгромить интервентов. Однако в связи с событиями 30 августа[779] ВЧК прервала работу по раскрытию заговора и приступила к немедленной его ликвидации.

30 августа сотрудники ВЧК внезапно произвели обыск на выявленной Берзиным явочной квартире С. Рейли, в которой проживала артистка Художественного театра Е.Е. Оттен. Сотрудники ВЧК задержали артистку, а в ее квартире устроили засаду.

При допросе Е.Е. Оттен призналась, что являлась агентом С. Рейли, который использовал ее квартиру для встреч с курьерами, которые доставляяли и забирали пакеты с разведывательными сведениями. В последнее время Рейли стал опасаться ареста, поэтому встречи устраивались не на квартире, а на бульваре возле дома. Оттен также показала, что в момент производства обыска она сумела незаметно избавиться от пакета, полученного для передачи Рейли за несколько дней до этого от М.В. Фриде.

Через некоторое время засадой, оставленной на квартире, была задержана пришедшая к Оттен бывшая надзирательница женской гимназии М.В. Фриде. При обыске у нее обнаружили пакет с подробными донесениями агента № 12, совершившего в период с 18 по 30 августа разведывательную поездку по маршруту Москва – Тула – Орел – Курск – Воронеж – Грязи – Козлов – Москва.

В связи с этим в квартире Фриде также произвели обыск, в результате которого обнаружили подробное донесение одного агента, посетившего 18 августа Петроград и Сестрорецк. Это давало основания полагать, что квартира Фриде является одним из конспиративных адресов заговорщиков.

Как позже установили, разведывательные сведения, найденные у Фриде, подготовил ее брат А.В. Фриде, служащий управления начальника военных сообщений Красной армии. Он также был задержан. На допросе А.В. Фриде признался, что передавал англичанам и французам секретные сведения о передвижении советских войск, за что получал вознаграждение в сумме 600–1000 рублей ежемесячно. Далее он рассказал, что, получая пакеты с разведывательными данными, пересылал их на квартиру Оттен и в дом № 18 по Милютинскому переулку. Он назвал также некоторых лиц, в том числе неких Солюс и Каламатиано, передававших ему разведывательную информацию для Рейли.

На последующих допросах М. Фриде призналась, что и она носила пакеты по тому же адресу, а также в дом на Ваганьковском переулке некоему Смиту и в американское консульство – Пулю[780].

В связи с показаниями Фриде арестовали бывшего генерал-майора Загряжского и бывшего полковника Генерального штаба П.М. Солюса. Кроме того, засадой, устроенной на квартире Фриде, были задержаны А.К. Хвалынский, бывший газетный корреспондент, Потемкин, бывший чиновник московской таможни, и некоторые другие лица.

При обыске в доме № 18 по Милютинскому переулку, где проживала директор французской женской гимназии Моренс, чекисты обнаружили в обивке стульев и дивана, а также под подкладкой костюма жильца Моренс – француза А. Вертамона[781] – шифрованные письма и шифр, большое количество карт российского Генерального штаба, а также ящики со взрывчаткой и гранатами[782].

В трости Вертамона обнаружили деньги в сумме 16 тыс. рублей. Сам Вертамон в момент обыска в квартире не появился и, как потом стало известно, перешел на нелегальное положение. Вскоре засадой, организованной у здания норвежского посольства, был задержан человек, пытавшийся пройти в посольство. Он оказался бывшим помощником американского торгового атташе Каламатиано, имевшим подложный паспорт на имя С. Серповского.

Каламатиано вначале никаких показаний не давал и отрицал какую-либо связь с заговорщиками. Однако в ходе личного обыска заместитель председателя ВЧК Петерс и сотрудник ВЧК Кингисепп обнаружили в трости Каламатиано тайник – контейнер, в котором оказались расписки агентов в получении вознаграждения, донесения о численности и расположении красноармейских частей, шифр и список 32 агентов[783], находившихся у него на связи. Каламатиано[784] показал, что под условными номерами в изъятых у него расписках скрываются следующие агенты: № 8 – А.И. Иванов (Минск), № 9 – Никифераки (Москва, Тальный переулок, 28), № 10 – А.В. Потемкин (Смоленск), № 11 – Хвалынский, № 16 – Казаков (Крым), № 18 Скворцов (Харьков), № 20 – Айгин, № 24 – Загряжский и др.[785]

Заговорщики располагали разветвленной агентурной сетью и занимались сбором разнообразной разведывательной информации. В ходе ликвидации заговора органы ВЧК только в Москве арестовали 60 агентов иностранных разведок. Были найдены также ключи к расшифровке шпионской переписки, которая велась под видом экономической и торговой информации.

Из письма французского журналиста Р. Маршана[786], обнаруженного при обыске в одной из квартир заговорщиков, стало известно, что в конце августа в американском посольстве было созвано совещание, в котором принимали участие генеральный консул Д. Пул, французский генеральный консул Гренар, Р.Б. Локкарт и другие дипломаты[787].

На этом совещании было принято решение об усилении подрывной работы, прежде всего по линии дезорганизации Красной армии путем подкупа, саботажа и срыва поставок продовольствия, нарушения работы транспорта. Выполнение этой задачи было поручено английскому разведчику Рейли. Кроме этого был намечен план организации диверсий в советских учреждениях и на предприятиях, поджогов продовольственных складов и других важных объектов[788]. Эти задачи возлагались на французского разведчика А. Вертамона[789]. Ведение разведывательной работы было возложено на американского резидента Каламатиано[790].

Осуществление разработанного на этом совещании плана по взрыву некоторых мостов через реку Волхов, имевших важное значение для снабжения Петрограда, обрекло бы на голод население города или вынудило капитулировать перед белогвардейскими армиями.

В Петрограде Энгельгардту не удалось организовать очередное собрание белогвардейцев-подпольщиков вне стен английского посольства, в котором уже состоялось несколько совещаний. По приказу Дзержинского чекисты 1 сентября 1918 г. провели обыск в посольстве[791]. В результате было арестовано несколько заговорщиков, а также обнаружена часть их переписки. В ходе перестрелки был убит Кроми.

На одной из конспиративных квартир в Хлебниковом переулке был арестован сам Локкарт. Арест Локкарта произвел по ордеру, выданному руководителем ВЧК, комендант Московского Кремля П.Д. Мальков, который лично знал Локкарта[792].

В ВЧК Локкарт никаких объяснений по поводу своей деятельности не дал, хотя ему и были предъявлены некоторые документы, свидетельствовавшие об участии в заговоре. Через сутки Локкарта освободили, а 4 сентября вновь арестовали и после месячного содержания под стражей (из них 6 дней на Лубянке, остольное время – в Кремле)[793] обменяли на советского представителя в Англии М.М. Литвинова, которого англичане задержали в качестве ответной меры[794].

Поспешные действия чекистов не позволили задержать главного организатора заговора С. Рейли и наиболее активных его участников. Будучи арестован много лет спустя, Рейли на допросе 7 октября 1925 г. показал, что ему удалось в 1918 г. скрыться от ареста и предупредить о провале заговора значительную часть созданной им шпионской сети: «…в то же время у меня находилась обширная осведомительная сеть, которая мной была немедленно распущена после раскрытия дела Локкарта и выбыла на Украину, получив от меня средства на это…»

Избежали ареста и резиденты французской политической разведки П. Лоран и морской разведки А. Вертамон. Некоторым арестованным, в том числе и Е.Е. Оттен, удалось оправдаться, представив свою разведывательную работу как сбор для иностранцев информации только в коммерческих целях.

Дело по обвинению Локкарта, Гренара и других рассматривалось революционным трибуналом при ВЦИК в конце ноября – декабре 1918 г. Собранными ВЧК уликами удалось доказать лишь разведывательную деятельность обвиняемых, а не причастность к заговору против советской власти. Локкарт, Гренар, Рейли и Вертамон были объявлены врагами народа, поставлены вне закона РСФСР и при обнаружении в пределах России подлежали расстрелу.

Таким образом, сотрудники ВЧК, опыт оперативной деятельности которых исчислялся несколькими месяцами, переиграли опытных разведчиков иностранных спецслужб, имевших существенно более продолжительную историю. Например, Локкарт, по-видимому, так и не узнал, что посвящал в свои планы чекистов. В той же книге «Буря над Россией» он пишет о Шмидхене: «Я никогда больше ничего о нем не слыхал. И по сию пору я не знаю, был ли он расстрелян или соответственным образом вознагражден за раскрытие “крупного заговора”».

Интересны замечания Р.Б. Локкарта, приведенные в его мемуарах «История изнутри», о С. Рейли: «Рейли, имя которого главным образом фигурировало в заговоре, исчез… Оказалось, что Пуль, американский генконсул… склонен был считать Рейли провокатором, инсценировавшим заговор для выгоды большевиков. В одном из рассказов о заговоре упоминалось о проекте не убивать Ленина и Троцкого, а провести их по московским улицам в нижнем белье. Такое фантастическое предложение могло зародиться только в изобретательном уме Рейли. Я засмеялся над опасениями Пуля. Позднее я ближе узнал Рейли, чем в то время, но мнение о его характере не изменилось. Ему было тогда сорок шесть лет. Это был человек с громадной энергией, очаровательный, имевший большой успех у женщин, и честолюбивый. Я был не очень большого мнения о его уме. Знания его охватывали большую область от политики до искусства, но были поверхностны. С другой стороны, мужество его и презрение к опасности были выше всяких похвал. Капитан Хилл, его соратник… вряд ли мог бы не обнаружить, если бы со стороны Рейли велась двойная игра… Когда я приехал в Англию, то со всей убежденностью поручился за Рейли перед Министерством иностранных дел».

Далее Локкарт отмечает, что, хотя он никогда не сомневался в верности Рейли, но никогда не был уверен, как далеко тот зашел в своих переговорах с латышами. «Это был человек наполеоновской складки. В жизни его героем был Наполеон… Он видел себя брошенным в Россию, и перспектива свободных действий внушила ему наполеоновские замыслы, – пишет Локкарт. – По его теории, Берзин и другие латыши вначале искренне не хотели сражаться против союзников. Когда они поняли, что интервенция союзников не опасна, они отшатнулись от него и выдали, чтобы спасти свои шкуры»[795].

В ноябре 1918 г. в Петроград из Финляндии нелегально прибыл новый резидент «Сикрет Интеллидженс Сервис» (СИС) П. Дюкс. В целях маскировки он вначале выдавал себя за английского социалиста, в последующем несколько раз менял прикрытие, выступая то в роли сотрудника ВЧК, то в роли красноармейца одной из воинских частей[796]. За 10 месяцев пребывания в России Дюкс восстановил связи с остатками агентурных сетей его предшественника С. Рейли и военно-морского атташе Ф. Кроми. А также наладил сотрудничество с тайной разведывательной организацией под названием «ОК» (название происходит от первых двух букв фамилии ее создателя старшего лейтенанта царской морской разведки Р. Оккерлунда). Эта довольно разветвленная организация обслуживала разведывательные интересы штабов адмирала А.В. Колчака и генерала Н.Н. Юденича, а также англичан, на средства которых содержалась. Главный центр «ОК» находился в Лондоне[797]. Руководитель подпольной разведслужбы Оккерлунд еще летом 1918 г. был разоблачен ВЧК и расстрелян. Однако большинство его агентов остались неустановленными, а часть из них принимала участие в работе различных антибольшевистских организаций, в том числе и «Национального центра».

В конце августа 1919 г. П. Дюкс, опасаясь разоблачения, бежал за границу[798], оттуда продолжал руководить заговором через Н.В. Петровскую[799]. Под псевдонимом «Мисс» она состояла в агентурной сети СИС с ноября 1918 г. Являясь членом партии эсеров еще до революции, Петровская контактировала с представителями различных политических сил, от кадетов до большевиков. Через своего мужа – преподавателя военно-морской академии, а также через контр-адмирала М.М. Веселкина (ее дальнего родственника) вошла в круг офицеров флота, включая и некоторых сотрудников морской разведки и контрразведки. В 1918 г. с ней установил связь глава «ОК» Р. Оккерлунд и привлек к работе в качестве содержателя явочной квартиры, связника и информатора по политическим вопросам. Петровская также была в контакте с агентом «ОК» доктором В. Ковалевским, практиковавшим в военно-морском госпитале и являвшимся членом отделения «Национального центра» в Петрограде[800].

Наиболее активными агентами, завербованными П. Дюксом, являлись: резидент разведки Н.Н. Юденича в Петрограде И.Р. Кюрц, организатор заговорщической группы в штабе армии, оборонявшей Петроград, бывший полковник Генерального штаба Люндеквист, начальник Ораниенбаумского воздушного дивизиона, бывший офицер царской армии Берг, эсерка Петровская, начальник морской военной радиостанции Рейтер и др.

Финансирование разведывательной деятельности Дюкса и его агентурной сети осуществлял созданный в Петрограде с задекларированными благотворительными целями так называемый Английский комитет помощи британским гражданам, проживавшим в России, который значительную часть своих средств расходовал на организацию разведки против Советской России[801].

Английские спецслужбы интересовали не только данные об обороне Петрограда, но и, как показала на следствии арестованная Петровская, экономические (состояние производства, настроение рабочих, их отношение к советской власти, снабжение Петрограда и других городов России, продовольственные запасы и т. д.), аграрные (настроение крестьян, их отношение к советской власти), религиозные (деятельность духовенства, церкви) и другие сведения.

Эта деятельность проводилась с целью ослабления частей Северо-Западного фронта, чтобы тем самым ускорить поражение советских войск под Петроградом. Так, агент Люндеквист, используя свое служебное положение в штабе армии, сумел передать в штаб генерала Юденича секретную информацию о состоянии обороны Петрограда.

Участники заговора не ограничивались только разведывательной деятельностью. Был реализован ряд диверсионных актов: взрыв на Охтинском пороховом заводе, поджог склада взрывчатых веществ на ст. Псков, неоднократно взрывались железнодорожные пути на линии Петроград – Псков[802]. Агентура, действовавшая в управлении военного транспорта 7-й армии, по указанию Люндеквиста выводила из строя грузовые машины, доставлявшие продовольствие. Железнодорожные вагоны с продовольствием направлялись не по адресу. В результате войска иногда оставались по 3–4 суток без хлеба.

Под руководством Люндквиста и Кюрца был разработан план вооруженного мятежа, который заговорщики должны были начать в момент наступления Юденича и подхода его к Обводному каналу. Планировалось вначале спровоцировать беспорядки в Петрограде, а затем с помощью подготовленных военных групп из числа белогвардейцев напасть на штаб армии, разгромить узел связи и дезорганизовать управление всем фронтом.

На одном из совещаний на квартире Кюрца участники заговора окончательно распределили обязанности на случай мятежа. Они наметили подрыв мостов на бывшей Николаевской железной дороге, рассчитывали сразу после начала мятежа захватить телефонную и телеграфную станции и арестовать ответственных партийных и советских работников, руководителей Петроградской ЧК[803].

К началу наступления войск Н.Н. Юденича на Петроград заговорщики намеревались приурочить выступление в Кронштадте и спровоцировать беспорядки в Петрограде. Заговорщики, находившиеся в военно-морской крепости, планировали захват линкора «Севастополь».

Основную ставку на флоте они делали на бывших офицеров царской армии, оставшихся на кораблях. Участники заговора из числа военных моряков, руководимые Бергом, обеспечивали им связь с филиалами английской разведки в Швеции и Финляндии через начальника военно-морской радиостанции Рейтера.

Кроме того, заговорщики с помощью Берга на морских катерах нелегально перебрасывали белогвардейцев из Финляндии в Петроград.

Значительную роль в заговоре П. Дюкса играла агентурная группа французского разведчика полковника Э.В. Бажо в Петрограде. Помимо разведывательной информации, она обеспечивала участников заговора оружием и в начале мятежа должна была взорвать железнодорожный мост, прервав тем самым сообщение между Москвой и Петроградом[804].

Раскрытие заговора произошло при следующих обстоятельствах. В первых числах ноября 1919 г. в Ораниенбаумский особый отдел ВЧК при Реввоенсовете Балтфлота явился военный моряк Д.Ф. Солоницын. В своем сообщении он указал, что командир Ораниенбаумского морского воздушного дивизиона Б.П. Берг поручил ему провести через линию фронта в штаб белых войск одного неизвестного ему человека, назвавшегося Шидловским.

Солоницын при этом высказал подозрение о контрреволюционной деятельности Берга и просил принять необходимые меры, так как, по его мнению, Шидловский направлялся в штаб Юденича с какими-то важными сведениями.

Сотрудники особого отдела, убедившись в искренности заявления Солоницына, предложили ему согласиться на сопровождение Шидловского через линию фронта в расположение противника и тщательно проинструктировали, что ему нужно делать[805].

Переодевшись в белогвардейскую форму, чекисты организовали ложный штаб белогвардейской части недалеко от линии фронта. В качестве начальника штаба этой «части» выступил экипированный в форму поручика заместитель начальника Ораниенбаумского особотдела Григорьев. К нему-то Солоницын, выполняя данное ему поручение, и привел Шидловского[806].

Последний, полагая, что оказался за линией фронта, в штабе белых, принял чекистов за своих единомышленников. Вначале он откровенно рассказал «поручику» Григорьеву о том, что он, Шидловский, сын генерала царской армии, является участником контрреволюционного заговора в Петрограде, назвал как участника заговора Берга, а также ряд других известных ему лиц в Петрограде. Затем Шидловский сел на стул, снял сапог, оторвал подошву и извлек оттуда важные разведывательные сведения о расположении оборонявших Петроград частей 7-й армии. Получение этих данных штабом Н.Н. Юденича значительно облегчило бы второе наступление белогвардейских войск на Петроград, так как в них указывалось точное расположение советских войск и свободные проходы в стыках частей.

Разоблачение Шидловского в результате проведенного мероприятия позволило получить доказательства существования контрреволюционного заговора. 6 ноября 1919 г. был арестован Берг, который на следствии сознался в своей преступной деятельности и сообщил, что является участником контрреволюционного заговора, агентом английской разведки, и что по шпионской работе поддерживал связь непосредственно с П. Дюксом.

К этому времени чекистам стало известно, что заговорщики использовали магазин «Новое время» в Петрограде в качестве конспиративной квартиры для организации собраний, хранения оружия и денежных средств. Располагая этими данными, сотрудники Петроградской ЧК установили наблюдение за магазином. Через несколько дней после ареста Берга, когда стали более ясны планы заговорщиков, основные руководители заговора были захвачены с поличным в магазине «Новое время»[807].

В результате последующих арестов других участников заговора сотрудниками Петроградской ЧК было изъято оружие, боеприпасы, а также документы, подтверждающие непосредственную связь заговорщиков со штабом Н.Н. Юденича, П. Дюксом и некоторыми сотрудниками иностранных диппредставительств.

Заговорщики рассчитывали овладеть Петроградом и тем самым создать условия для разгрома Красной армии на Восточном фронте войсками А.В. Колчака и для падения советской власти в России. В процессе следствия стало известно, что заговор П. Дюкса финансировался не только английским правительством, но и российскими капиталистами, эмигрировавшими за границу.

Как показало следствие, параллельно со сбором военной и экономической информации Дюкс стремился к контактам с подпольными организациями политического характера. Вот что по этому поводу сообщила в собственноручно написанных показаниях Петровская: «Дюкс всегда видел большой дефект в своей работе в том, что у него нет связи ни с московским центром, ни с петроградским отделением («Национального центра». – Авт.). Он тщетно искал возможности войти с кем-либо в контакт, но это ему не удавалось… В Москве он рассчитывал узнать тех лиц, которые входят в состав петроградского центра».

Связь на Москву Дюкс получил в августе 1919 г. от прибывшего из Омска агента – организатора «ОК» морского офицера Серебренникова, но организовать встречи в столице должна была непосредственно Н.В. Петровская, которая вывела английского резидента на члена военной комиссии, ближайшего сотрудника главы московского отдела «Национального центра» С.М. Леонтьева, а через него – и на Н.Н. Щепкина. Как показала «Мисс» на следствии, Дюкс был вполне удовлетворен состоявшейся беседой. «Главные вопросы, которые они выясняли, – сообщила Петровская, – касались московских планов в случае переворота».

Дюкс просил дать явки к петроградской организации, но Щепкин заявил, что там подпольщики арестованы чекистами и всякая работа по линии «Национального центра» прекратилась. Английский резидент был очень удивлен тем фактом, что один из его наиболее крупных агентов бывший генерал М.М. Махов являлся одновременно и членом отделения «Национального центра», но своему куратору об этом не сказал.

Таким образом, как указывает доктор исторических наук А.А. Зданович, можно утверждать о связи английской разведки с некоторыми членами «Национального центра» в Москве и Петрограде посредством резидента английской разведки Дюкса. Другой вопрос, что эта связь не получила развития по объективным обстоятельствам – провал отделения «Национального центра» в Петрограде и поспешное бегство самого резидента в Финляндию после ареста генерала Махова[808].

При ликвидации заговора П. Дюкса было арестовано более 700 человек, половину из них вскоре после проверки освободили, так как они оказались рядовыми участниками, втянутыми в организацию заговора из-за политической несознательности, под влиянием популистских лозунгов контрреволюционеров, часть приговорили к небольшим срокам заключения, несколько руководителей заговора расстреляли.

Мероприятия Петроградской ЧК по очистке тыла Северо-Западного фронта от иностранных разведчиков и заговорщиков значительно облегчили действия Красной армии по разгрому войск генерала Н.Н. Юденича.

Довольно результативно противодействовали органы безопасности Советской России и Дальневосточной Республики подрывной деятельности иностранных спецслужб в Сибири и на Дальнем Востоке.

Интерес иностранных государств к Сибири сопровождался интенсивным сбором разведывательной информации политического, экономического и военного характера. Особенно активную шпионскую деятельность здесь развернули японская и английская разведки. Причем в сборе развединформации как та, так и другая спеслужбы полагались главным образом не на подпольные контрреволюционные организации, достаточно успешно раскрывавшиеся чекистами, а на специально созданные резидентуры, деятельность которых направлялась либо специально оставленными в Сибири иностранными представителями, либо сотрудниками военных миссий этих государств с сопредельных территорий.

По данным исследователя И.И. Белоглазова, отступая с остатками армии А.В. Колчака, японская военная миссия оставила в Иркутске своего резидента доктора Хана, женившегося для прикрытия на местной жительнице Е.Н. Юрченко. За короткий промежуток времени Хан привлек к шпионской деятельности ряд лиц корейской и японской национальности и некоторых российских граждан. С их помощью он собирал военно-политическую информацию и переправлял ее в Маньчжурию.

Благодаря плотному наблюдению за иностранцами и их связями резидентура Хана в середине 1920 г. оказалась в поле зрения чекистских органов. Серьезную помощь в работе по ней чекистам оказали корейцы-интернационалисты. Совместными усилиями чекистов и интернационалистов большая часть агентуры была выявлена и арестована. Что касается самого Хана, то ему удалось бежать.

Вслед за разгромом резидентуры Хана ОО ВЧК 5-й армии в контакте с Прибайкальским облотделом ГПО ДВР при попытке незаконного выезда за границу в поезде японской военной миссии была задержана группа корейцев, выдававших себя за японских подданных. В ходе следствия по делу задержанных было установлено, что, выдавая себя за сапожных мастеров, они разъезжали по Сибири и по заданию японской разведки собирали сведения о военном, политическом и экономическом положении региона. Один из участников группы – Сан Дян Сик – даже вступил кандидатом в члены РКП(б) и учился на курсах красных командиров в Омске.

В апреле 1920 г. в районе Троицкосавска (ныне г. Кяхта) был задержан монголами и передан представителям командования НРА японский подданный Н. Ясторо. Выдавая себя за торговца аптечными товарами, Ясторо занимался шпионажем в пользу Японии.

В марте 1921 г. был арестован и разоблачен как агент японской разведки сотрудник разведывательного отдела Восточносибирского военного округа А.В. Айсбренер («Курский»). Еще в августе 1920 г. под видом польского легионера «Курский» вместе с женой был командирован резидентом советской военной разведки в Корею. Чтобы создать необходимые условия для деятельности резидентуры, разведотдел задействовал имевшиеся у Дальбюро ЦК РКП(б) явки и связи с подпольной партийной организацией в районе Сеула[809]. Однако организовать резидентуру в Корее не удалось, и в январе 1921 г. супруги Айсбренер возвратились в Новониколаевск[810]. Как было установлено, Айсбренер своими авантюрными действиями затруднил работу по установлению РСФСР и ДВР дипломатических отношений с соседними государствами.

Серьезную работу чекистские органы Сибири вели против английской разведки. Отступая на восток, английские интервенты оставляли в городах Сибири свою агентуру. Для руководства ею в Красноярске, как указывает исследователь И.И. Белоглазов, был оставлен старший агент британской военной миссии по Сибири В.В. Даль (Г. Сессил), дважды побывавший перед тем в России под прикрытием сотрудника английского посольства в Петрограде. В помощь Далю были выделены два помощника – Мориссон (по Иркутску и прифронтовой полосе) и Фрайберг (по Омску и Киргизскому (Казахскому) краю). Перед этими разведчиками была поставлена задача создать разветвленную агентурную сеть в Сибири и через нее организовать активную подрывную деятельность, для чего было отпущено 100 тыс. фунтов стерлингов (около 100 млн руб.).

Основные усилия в подрывной работе наряду со сбором разведывательной информации предлагалось направить на снижение боеспособности частей Красной армии, оказание материальной поддержки контрреволюционным организациям. Через агентуру из военных предполагалось в момент выступления Семенова – Унгерна – Бакича спровоцировать переход отдельных частей 5-й армии на сторону белых, а при неудаче – разложить их; через руководителей подпольных белогвардейских организаций поднять восстание крестьян и тем облегчить наступление белых войск.

Далю и Мориссону удалось завербовать ряд ответственных работников 5-й армии, в том числе начальника секретного отдела объединения, начальника штаба территориального полка, а также связаться с руководителями повстанческих отрядов Донским, Черновым и другими. Но полностью реализовать намеченные планы англичанам не удалось. В июне 1921 г. Даль со своими помощниками были арестованы.

Английская разведка прилагала немало усилий к тому, чтобы сорвать торговые связи Советской Республики с Монголией – единственной страной мира, торговавшей тогда с Россией[811].

Пыталась укрепить свои агентурные позиции в Сибири и французская разведка. Ею, например, из военнопленных русской армии, возвращавшихся на Родину через Францию, был завербован и направлен в Сибирь на оседание некто П.Ф. Меркулов, разоблаченный в 1921 г. омскими чекистами.

Как известно, Великобритания, Франция, США, Япония[812] и другие интервенты отнюдь не стремились спасать Россию от большевиков, идей которых справедливо опасались. Они преследовали исключительно свои геополитические и экономические интересы. В основе «помощи» белым правительствам лежало не только стремление предотвратить расползание революции по всему миру и не допустить национализации имущества, но и, по возможности, ослабить страну как экономического и политического конкурента. Курс союзников, прежде всего Великобритании, свелся к отсечению от России молодых государств в Прибалтике и Закавказье под флагом образования так называемого санитарного кордона вокруг РСФСР. Как только эта задача была выполнена, тут же финансовая и материальная поддержка белых армий совершенно прекратилась. Следуя в русле своей прагматической политики, союзники пошли на соглашение с правительством В.И. Ленина.

Когда генерал М.В. Алексеев формировал на Дону Добровольческую армию для борьбы с большевиками «за единую и неделимую Россию», 23 декабря 1917 г. между Англией и Францией было заключено тайное соглашение о разделе сфер влияния в России. В нем предусматривалась зона английского влияния – Дон, Армения, Грузия, Курдистан; французская – Бессарабия, Украина, Крым. В тот же день британское руководство постановило оказать помощь в формировании Добровольческой армии, «так как генерал Алексеев предложил в Новочеркасске программу, которая предполагает организацию армии для осуществления враждебных действий против врага, и просил о предоставлении кредита в миллион ф. ст. с одновременным предложением организации международного контроля…». 2 января 1918 г. Франция генералу М.В. Алексееву выделила 100 млн франков[813].

Разведорганы интервентов, с одной стороны, оказывали поддержку спецслужбам Белого движения в борьбе с большевиками, а с другой – осуществляли сбор информации, поддерживали сепаратистские течения, эсеровские выступления и т. д.

Особую активность проявляла американская разведка. После высадки войск на Дальнем Востоке в Россию прибыли кадровые офицеры военной разведки, которых распределили по городам, расположенным по Транссибирской железной дороге, где они должны были собирать сведения о военном, политическом и экономическом положении Сибири.

При штабе деникинской армии для связи с американским правительством находился специальный представитель США адмирал М. Келли. Благодаря этому американская военная разведка, важнейшими центрами которой являлись военные миссии США, распространила свои действия на Юг России. Одна миссия находилась при штабе генерала А.И. Деникина, а вторая обосновалась в Одессе. Разведывательная деятельность последней распространилась на всю Украину, Крым, Дон и Северный Кавказ[814].

По белогвардейским фондам федеральных государственных архивов судить о масштабах разведывательной работы западных спецслужб очень сложно, т. к. по данной проблеме встречаются лишь единичные документы. В частности, известно, что деникинским органам безопасности удалось выявить центр французской контрразведки в Константинополе, а также английскую разведывательную организацию, действовавшую под флагом Красного Креста. Представитель главкома Русской армии в Швейцарии Ефремов 1 июля 1920 г. не исключал возможности передачи большевикам сведений военного характера, добываемых этой миссией для сообщения в Лондон[815]. Напомним, что именно в то время англичане требовали от белых правительств капитулировать перед ленинской «амнистией».

Военно-морскому агенту в Турции стало известно, что младший офицер британского разведывательного отделения в Константинополе подал на имя командующего средиземноморским флотом рапорт, в котором изложил причины разложения армии Одесского района и быстрого оставления ею Одессы. Агент проинформировал об этом морское управление[816].

В ноябре 1919 г. внешняя контрразведка сообщала, что правительства Великих держав, не довольствуясь деятельностью своих дипломатических, военных и иных представителей, вынуждены пользоваться в целях пропаганды и разведки частными организациями, вроде международного Красного Креста, торговых обществ и др. К числу таких организаций спецслужбы отнесли Христианский союз молодых людей (ХСМЛ). Из Польши и Константинополя контрразведкой получены сведения о намерении представителей ХСМЛ прибыть в расположение ВСЮР. Принимая во внимание вредительскую деятельность союза, полковник С.Н. Ряснянский считал нежелательным допущение этих лиц на территорию, контролируемую ВСЮР, и в случае появления предлагал установить контроль за их деятельностью[817].

На Севере России шпионажем занимались сотрудники МИ-1к (с 1930-х годов – МИ-6), офицеры секции D военной разведки и Департамента военно-морской разведки (Naval Intelligence Department – NIP). В августе 1918 г. после высадки интервентов в Архангельске им в помощь прибыли офицеры секции Н (особые операции).

Экономическую и политическую ситуацию на Севере отслеживали сотрудники Мурманского отдела британского министерства информации, функции и решаемые задачи которого практически не нашли отражения в литературе.

Американские спецслужбы представляли чины управления военно-морской разведки и отдела военной информации. В составе экспедиционного корпуса имелась армейская сыскная полиция, именуемая Полис Интеллидженс[818].

Военно-регистрационное отделение находилось в полной зависимости от интервентов, в первую очередь, англичан. По этой причине оно не могло проводить каких-либо контрразведывательных мероприятий против союзников, чувствовавших себя хозяевами в регионе. Тем не менее по мере возможности контрразведка фиксировала враждебные России действия «своих партнеров». Так, она вскрыла проводимую англичанами операцию по выкачиванию при помощи военнослужащих валюты у местного населения. Агент Журун 26 ноября 1918 г. доложил начальнику военно-регистрационного бюро в Мурманске, что им при негласной проверке установлен факт сотрудничества железнодорожного мастера станции Сорока К.П. Бриже с французской спецслужбой. Но русские контрразведчики были лишены возможности противодействовать акциям своих «союзников».

В Сибири и на Дальнем Востоке весьма активно вели разведку американцы. К этой работе привлекались консульства во Владивостоке, Харбине, Чите, Иркутске, Красноярске, Томске, Омске, Екатеринбурге, а также военные представители и общественные организации – Красный Крест и Христианский союз молодых людей.

На Транссибирской магистрали сосредоточила большую часть своих кадров американская техническая комиссия, посланная в Россию еще при Временном правительстве. Активную деятельность во Владивостоке развил консул Колдуэл. В своих сообщениях в Вашингтон он настойчиво советовал добиться максимального расширения союзной агентуры.

«Вскоре после высадки войск на Дальнем Востоке в распоряжение Гревса (командующий американскими войсками в Сибири, генерал-майор. – Авт.) из Вашингтона было прислано 15 кадровых офицеров военной разведки, – пишут А.И. Колпакиди и О.И. Лемехов. – Их определили в города, расположенные по Транссибирской железной дороге, где они должны были собирать сведения о военном, политическом и экономическом положении Сибири»[819].

Отметим, что американская разведка прилагала усилия к тому, чтобы представить своему правительству реальную ситуацию в Сибири, предостеречь его от авантюрных действий. А обстановка была отнюдь не благоприятной для колчаковского режима и интервентов.

Удручающей выглядит картина в секретном донесении офицера военной разведки подполковника Р.Л. Эйчелбергера. «Самая значительная слабость Омского правительства состоит в том, что подавляющее большинство находится в оппозиции к нему. Грубо говоря, примерно 97 % населения Сибири сегодня враждебно относится к Колчаку», – пишет разведчик[820].

Сибиряки негативно относилось не только к своему правительству, но и к интервентам, о чем не сказал Р.Л. Эйчелбергер. Однако в то время в Америке реалистичный взгляд на вещи был непопулярен. Подавляющее большинство членов правительства США и дипломатического корпуса продолжали верить в то, что адмирал А.В. Колчак при поддержке интервентов в итоге одолеет большевиков. Одновременно Соединенные Штаты, следуя политике двойных стандартов, оказывали поддержку силам, находящимся в оппозиции Белому движению.

Цели и задачи так называемых экономических миссий и общественных организаций не являлись секретом для белогвардейских органов безопасности. Контрразведка фиксировала их плановую и систематическую работу по разведке и пропаганде американских интересов, контакты «с теми элементами, которые наиболее желательны для проведения американского влияния». Например, ХСМЛ через свою банковско-комиссионную контору «Юроверт» субсидировал русские кооперативы и через них поддерживал связь с большевиками западной России. Начальник штаба Западной армии генерал-майор С.А. Щепихин в своих мемуарах утверждал, что деятельность Христианского союза молодых людей способствовала усилению пацифистских настроений в некоторых частях и тем самым подрывала их боевой дух[821].

С весны 1919 г. колчаковская контрразведка стала регулярно получать данные о том, что американские военные передают партизанам оружие, снаряжение и боеприпасы. В ходе нападений повстанцев американские гарнизоны почти никогда не оказывали им сопротивления, в свою очередь, красные предпочитали их не трогать. По данным белых контрразведчиков, между ними существовало тайное соглашение «о содействии».

Осенью 1919 г. американцы вошли в контакт с чехами и решили поддержать правых эсеров, ограничив свою роль ассигнованиями крупных денежных сумм чехам. Прежде всего, они намеревались поставить на широких началах контрразведку, ассигновав на нее 3000 долларов в месяц, которая должна была работать главным образом против японцев и вместе с тем выяснять монархически настроенных или приверженных колчаковскому правительству русских должностных лиц.

В сентябре 1919 г. владивостокские контрразведчики, ссылаясь на достоверные источники, сообщали в Омск об усиленной политической и военной разведке, начатой местным штабом американских войск. Для того, чтобы себя не компрометировать, американцы пригласили на руководство спецслужбой чеха поручика Муравца, ранее служившего в немецкой контрразведке[822].

Американцев очень беспокоило поведение японцев. Для этого имелись основания. Значительно увеличив свою группировку в Сибири, Япония стала игнорировать претензии США на руководящую политическую роль в регионе.

Действуя в русле своих военно-политических устремлений, Страна восходящего солнца вела широкомасштабную разведку на территории Сибири и Дальнего Востока, опираясь на китайскую, корейскую и японскую диаспоры, а также отдельных российских граждан. Еще до высадки десанта во Владивосток в апреле 1918 г. местное японское консульство усилило разведку. Пользуясь разрухой в крае во время правления большевиков, японцы начали вербовать агентов для скупки разного рода карт Дальнего Востока. Причем ни средствами, ни деньгами для этой цели не стеснялись. Одним из японских тайных агентов во Владивостоке был кореец Эм. Благодаря приложенным усилиям японцы смогли составить подробные карты края: Владивостока с окрестностями до Океанской с нанесенными на них фортами, дорогами, маяками, подробными очертаниями береговой линии[823].

Разведданные в Токио поступали из штаба 5-й эскадры, корабли которой базировались во Владивостоке, из штаба командования японской армии, расквартированной здесь же. Также необходимые сведения поступали и из министерства иностранных дел, имевшего свои консульства в Петропавловске-Камчатском, Александровске-на-Сахалине, Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, Чите, Одессе и в Маньчжурии. Немалую роль сыграли и представители рыбных концессий на Камчатке, угольных и нефтяных – на Сахалине и лесных – в Приморье[824].

4 апреля 1918 г. японские агенты совершили убийство двух граждан японской национальности, что послужило формальным поводом для того, чтобы командующий флотом адмирал Като на следующий день отдал приказ о высадке десанта во Владивостоке.

После ввода японских войск на Дальний Восток в Амурскую область был направлен опытный военный разведчик майор И. Макие. По версии историка А.Д. Показаньева, перед резидентом стояла задача не только тактической, но и стратегической разведки в интересах Генштаба. Не являясь сторонником военного вмешательства Японии во внутренние дела России, майор И. Макие в сообщениях главнокомандующему японскими войсками генералу Оой предлагал отказаться от военного вмешательства во внутренние дела России[825].

В период оккупации в Благовещенске, Владивостоке, Иркутске, Омске, Харбине и Чите были созданы структуры так называемой «специальной (особой) службы (Токуму-Кикан). Во главе их «стояли представители военной администрации, выполнявшие функции военных атташе Японии при правительстве А.В. Колчака и военной администрации на той или иной оккупированной территории», которые в переводе на русский язык стали именоваться японскими военными миссиями[826].

Вербовку агентуры влияния среди местного населения японские спецслужбы осуществляли как самостоятельно, так и совместно с белогвардейской контрразведкой[827].

Осуществляя контроль над белогвардейскими спецслужбами, ЯВМ вели разведывательную и иную подрывную деятельность в Сибири и на Дальнем Востоке, о чем свидетельствуют документы колчаковской контрразведки. В Красноярске ей удалось задержать нескольких японцев, занимавшихся шпионажем среди белогвардейских войск. Генерал-квартирмейстер распорядился поступать с ними по закону, уведомив начальство привлекаемых к ответственности лиц через главный штаб и МИД[828].

Япония пыталась укрепить влияние на континенте, привлекая к сотрудничеству представителей различных общественных групп и прессы. Например, чины военной миссии в Омске, по данным КРЧ, приглашали журналистов, охотно делились с ними всякого рода информацией, предлагали угощения и подарки[829].

В поле зрения военно-статистического (разведывательного. – Авт.) отделения штаба ПриВО, по собственной инициативе занимавшегося сбором информации контрразведывательного характера, неоднократно отмечали, что японцами проводится детальное обследование бухт, заливов и всего побережья в районе Владивостока и на Сахалине. «По-видимому, одной их главных целей является исследование минеральных богатств побережья, столь необходимых для их экономической самостоятельности», – высказывается предположение в докладе резидента[830].

Случаи разоблачения и привлечения к ответственности японских агентов являлись скорее исключением, нежели правилом. По документам белогвардейских спецслужб сложно судить о размахе и результативности японского шпионажа в тылу белогвардейских войск, поэтому сошлемся на оценку генерал-майора Такиуки. Подводя итоги японской интервенции на Дальнем Востоке, он откровенно заявил: «О сибирской экспедиции 1918–1919 гг. говорят, что это не что иное, как попусту выброшенные 700 миллионов иен. Но это не совсем так. В то время в Сибири работали офицеры из всех полков Японии, которые занимались изучением края. В результате те местности, о которых мы ничего не знали, были изучены, и в этом отношении у нас не может быть почти никаких беспокойств…»[831]

Таким образом, находившиеся в Сибири и на Дальнем Востоке интервенты, поддерживая колчаковский режим, в первую очередь преследовали свои собственные геополитические цели, поэтому занимались разведдеятельностью не только против Советской России, но и против белогвардейских режимов. Контрразведывательные органы Верховного правителя по мере возможности вели наблюдение за иностранными спецслужбами, но активного противодействия им не оказывали, руководствуясь, по мнению авторов, в первую очередь политическими соображениями.

Первым документом совершивших переворот большевиков был принятый 26 октября (8 ноября) 1917 г. на II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов Декрет о мире, в котором декларировалась, что «Советская власть предложит немедленный демократический мир всем народам и немедленное перемирие на всех фронтах».

2 декабря 1917 г. Советская Россия заключила с центральными державами перемирие и начала мирные переговоры. 3 марта 1918 г. советское правительство подписало с Германией мирный договор, в соответствии с которым под немецкий контроль передавались Белоруссия, Украина, Прибалтика и Польша, кроме того, большевики должны были выплатить большие денежные суммы в виде контрибуции. Немцам было важно контролировать большевистскую власть, чтобы против них не восстановился восточный фронт, поддерживать сепаратистки настроенные национальные окраины с целью воспрепятствования объединению России и выкачивания материальных ресурсов. Глава германского МИД Р. фон Кюльман инструктировал посла в Москве: «Используйте, пожалуйста, крупные суммы, поскольку мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы большевики выжили… Мы не заинтересованы в поддержке монархической идеи, которая воссоединит Россию. Наоборот, мы должны пытаться предотвратить консолидацию России насколько это возможно, и с этой точки зрения мы должны поддерживать крайне левые партии»[832].

Внешнеполитическая деятельность Германии в Советской России осуществлялась при активном участии национальных спецслужб, что, естественно, вызывало серьезную озабоченность у руководителей ВЧК. 9 апреля 1918 г. на заседании президиума ВЧК начальник отдела по борьбе с контрреволюцией И.Н. Полукаров выступил с докладом о широких масштабах германского шпионажа и отсутствии реального противодействия ему со стороны соответствующих военных органов. В разведывательных и диверсионных целях германское командование широко использовало на Украине и в Закавказье местных националистов, а также германских военнопленных, освобожденных после Октября от жесткого лагерного режима. 15 (28) января 1918 г. управление Северного фронта докладывало главковерху: «Наблюдаются все учащающиеся случаи прибытия на фронт из внутренних губерний, даже из Сибири, пленных германцев, иногда целыми партиями, без всяких документов, желающих пройти через линию окопов. Просим принять меры»[833].

В первой половине 1918 г. ВЧК и лично Ф.Э. Дзержинский определяли как наиболее опасную для Советской республики именно немецкую разведку, поскольку она опиралась на монархические круги и поддерживала их подпольную контрреволюционную деятельность.

28 апреля на экстренном заседании президиума ВЧК И.Н. Полукаров заявил, что концентрация монархических сил происходит при активном участии германского посольства, но соответствующего аппарата для квалифицированного наблюдения за иностранными дипломатическими и иными представителями нет. Ф.Э. Дзержинский предложил «сосредоточить борьбу с контрреволюцией, главным образом идущей со стороны Германии, а во вторую очередь союзнической». Члены президиума дали указание отделу по борьбе с контрреволюцией подготовить детальный проект организации борьбы со шпионажем и другими видами подрывной деятельности, проводимой иностранными государствами. Предполагалось рассмотреть данный документ в ближайшее время[834].

Но требование председателя ВЧК осталось нереализованным. В этих условиях Дзержинский предпринял попытку лично наладить работу по немецкой линии сначала в Петрограде, где размещалось германское консульство, а затем в Москве.

С момента образования Петроградской ЧК (ПЧК) в новой столице пристально следили за деятельностью германского консульства. Подбор, зачисление и расстановку сотрудников по немецкой линии взял лично на себя председатель ПЧК М.С. Урицкий. Однако вскоре сложилось такое положение, когда стиль работы комиссии стала определять группа людей с сомнительной репутацией. Доверить им контрразведывательную работу Дзержинский не мог и пытался организовать борьбу с немецким шпионажем на базе центральной уголовно-следственной комиссии при Совнаркоме Союза северных коммун. Председатель комиссии Б. Орлинский (В.Г. Орлов. – Авт.) был известен как следователь по особо важным шпионским делам при Ставке Верховного главнокомандующего, зарекомендовавший себя активным борцом с разведкой военных противников России.

В июне 1918 г. Орлинский докладывал в ВЧК, что создал агентурную сеть в среде германских военнопленных, в германофильских кругах аристократии и финансистов, а также немецкой дипломатической миссии. В это же время он неоднократно выезжал в Москву для чтения лекций на курсах по подготовке руководителей разведки при местных ЧК.

Председатель ВЧК предполагал использовать опыт Орлинского и назначить его начальником контрразведки ВЧК, но встретил сопротивление в этом вопросе со стороны наркома юстиции Союза северных коммун Н.Н. Крестинского, не желавшего отпускать опытного следователя и организатора уголовного розыска[835].

Одновременно с возложением на Орлинского задач по контрразведке Дзержинский лично организовал агентурную группу, известную как «организация Штегельмана». Группа первоначально также предназначалась для работы против немцев. И только в июне 1918 г. в ВЧК принимается решение о формировании в отделе по борьбе с контрреволюцией отделения по противодействию германскому шпионажу. Начальником отделения был назначен командированный в ВЧК Центральным комитетом партии левых эсеров Я.Г. Блюмкин. Его назначение явилось, как считает доктор исторических наук А.А. Зданович, уступкой большевиков своим политическим оппонентам, чтобы снять подозрение в негласных контактах с германским посольством и кайзеровским правительством. Начальник отдела по борьбе с контрреволюцией и член президиума ВЧК М.Я. Лацис констатировал, что «Блюмкин обнаружил большое стремление к расширению отделения в центр всероссийской контрразведки и не раз подавал в комиссию свои проекты»[836].

Но, несмотря на это, вся работа отделения за июнь 1918 г. позволила возбудить лишь одно уголовное дело. Это было дело на австрийского военнопленного Р. Мирбаха – племянника немецкого посла в России В. Мирбаха. Родственник дипломата был заподозрен в контрреволюционной деятельности и после ареста подписал обязательство сообщать чекистам «секретные сведения о Германии и германском посольстве в России». Однако этим успехи Блюмкина и ограничились[837]. В конце июня 1918 г. «отделение контрразведки» было ликвидировано по постановлению ВЧК, а сам Блюмкин оставался до начала левоэсеровского мятежа в штабе ВЧК, но без определенных занятий[838].

Даже после военного поражения Германии ее разведка пыталась контролировать развитие ситуации в стратегически важных регионах России. Так, в Сибири для сбора разведывательной информации использовались осевшие там военнопленные австро-германской армии. По данным исследователя И.И. Белоглазова, в 1921 г. в Омске был арестован член немецкой секции РКП(б) при Сиббюро ЦК, занимавшийся шпионажем.

Следует отметить неоднозначное отношение правящих кругов Германии и командования оккупационных войск к Добровольческой армии. С одной стороны, она стремилась к разделу России с целью удержания контроля над ее экономикой, использовала оккупированные территории в качестве источников сырья для потребностей промышленности и нужд армии, поддерживала возникшие на окраинах империи самостоятельные государства, что шло вразрез с политикой белых правительств.

Но, с другой стороны, Германия принимала активное участие в формировании белогвардейских армий на северо-западе России и на своей территории, немецкое командование предпринимало попытки установить союзнические отношения с Добровольческой армией.

Следует обратить внимание еще на один исторический парадокс. Германия, которую А.И. Деникин и А.В. Колчак считали врагом России, ведя боевые действия с большевиками и поставляя оружие Всевеликому войску Донскому, тем самым отвлекла значительные силы красных от слабой в военном отношении Добровольческой армии, что позволило последней нарастить свою мощь и продолжить борьбу с Советской Россией. Германское оккупационное командование, как говорится, сквозь пальцы смотрело на то, как казачьи атаманы вооружали Добровольческую армию немецкими боеприпасами. П.Н. Краснов писал: «Добровольческая армия чиста и непогрешима»[839].

Наиболее дальновидные руководители белогвардейских спецслужб высказывали обоснованное предположение, что Германия не сможет примириться с потерей былого экономического могущества, поэтому слабая Россия ей необходима для возрождения и развития. 13 февраля 1919 г. обер-квартирмейстер штаба войск Юго-Западного края докладывал начальнику особого отделения отдела Генштаба: «Германский капитал и банки, руководимые агентами из евреев, остались в России и в частности сосредоточились в Одессе, есть основания полагать, что направление к разрушению русского государства продолжается. Поэтому борьба с банками, зависящими от германского капитала, проникновение в их тайны – есть один из видов борьбы»[840].

Поставленная задача по расчленению России и укреплению влияния на окраинах проводилось посредством немецких банков и еврейской организации из крупных местных финансистов во главе с А.Р. Хари, Гепнером и Бабушкиным. Как было установлено секретным наблюдением, они задались целью поддерживать Украину через различные политические направления, стремились препятствовать проведению идей Добровольческой армии по воссозданию единой России[841].

На Юге России немцы ориентировались на политические силы, не разделявшие союзных отношений со странами Антанты и стоявшие за союз с Германией. В скрытой оппозиции к командованию Добровольческой армии и ВСЮР находилась монархическая партия, представлявшая собой значительную, хотя ничем реально не проявившую себя силу. В ее состав кроме аристократии входило значительное число офицеров и даже солдаты. С помощью монархистов немцы рассчитывали организовать заговор с целью смещения высшего командного состава ВСЮР и замены его лицами германской ориентации, чтобы потом заключить союз с Россией[842].

Помимо этого немецкая разведка возлагала надежды на возвращавшихся из Германии на Родину русских офицеров, снабжала их явками к своим агентам в России и Константинополе для обеспечения деньгами и проведения инструктажа.

Несмотря на бессистемный характер противодействия германскому шпионажу, белогвардейская контрразведка выявила немецкие разведцентры в Константинополе, Новороссийске, Ростове, Харькове, Николаеве, Симферополе и Севастополе, а также их агентуру[843]. По проверенным данным, в Ростове, Таганроге и Новочеркасске находилось около 100 германских офицеров, оставленных разведкой после оккупации в качестве резидентов. Однако из-за отсутствия кредитов на содержание агентуры и оплаты услуг случайных осведомителей контрразведывательная часть лишилась всякой возможности уделять внимание немецкой шпионской организации. Дальнейшее наблюдение в указанном направлении носило эпизодический характер[844].

Некоторые ориентировавшиеся на Германию организации белогвардейцами все же были ликвидированы. Однако германская разведка так и не смогла реализовать политические цели своего правительства – привести к власти в России прогермански настроенных политиков и заключить с ними выгодный для Германии договор.

Белогвардейские режимы в Сибири основную угрозу своей безопасности также видели в Германии, поэтому усилия своих контрразведывательных органов направляли на противодействие немецкой разведке.

Военный контроль Сибирской армии выявил немецкую организацию «Всероссийский союз граждан немецкой национальности», занимавшуюся отправкой военнопленных в Германию, и арестовал ее членов во главе с Герцбергом. Контрразведчики считали ее центральным органом шпионажа в Сибири и предлагали властям закрыть ее омское отделение, чтобы прервать связь с Германией[845].

По данным контрразведки, находящиеся в сибирских лагерях австро-венгеро-германские военнопленные, будучи недовольными и озлобленными нежеланием антисоветских правительств возвращать их на родину до заключения мирного договора со странами бывшего Германского блока, выполняли задание большевиков по агитации среди рядового состава Сибирской армии. Места пребывания военнопленных были взяты под усиленный контроль, в результате которого была пресечена деятельность целой сети[846].

В одном из документов белогвардейской контрразведки говорится, что в марте 1918 г. разведотделение германского Генштаба с согласия большевистского правительства вооружило 12800 австрийских и немецких военнопленных, принявших российское подданство, и направило в Сибирь для поддержки советской власти, а также с целью захвата Транссибирской магистрали и объявления Сибири своей колонией.

Однако эти грандиозные замыслы, если таковые и были на самом деле, так и остались нереализованными. Воспрепятствовала им активная деятельность чехов, которые вовремя раскрыли планы германской разведки, и при содействии белогвардейских властей произвели в Томске обыски у членов шведской миссии и других лиц[847]. Военный контроль штаба Сибирской армии арестовал членов немецкой делегации по отправке военнопленных в Германию, поместил их лагерь военнопленных и начал против них следственные действия[848].

В дальнейшем белогвардейская контрразведка немецкую агентуру в тылу белых армий, по всей видимости, не выявляла. В 1919 г. Германия не имела того могущества, чтобы попытаться негласными методами влиять на ситуацию в далекой Сибири или осуществлять сбор сведений о вооруженных силах адмирала А.В. Колчака.

Составной частью Гражданской войны была вооруженная борьба национальных окраин бывшей Российской империи за свою независимость, против которой были как красные, так и белые. Историк Ю.Н. Жуков считает, что Гражданская война началась осенью 1917 г. на национальных окраинах России, и рассматривает ее как широкомасштабный межнациональный конфликт[849].

Так или иначе, но попытки провозглашения независимости национальными окраинами вызывали отпор как со стороны красных, увидевших в росте национализма угрозу завоеваниям революции, так и белых, сражавшихся за «единую и неделимую Россию». Лозунг единства и неделимости воспринимался на окраинах как противоречащий любым проявлениям национальной самодеятельности.

Как известно, 10 декабря 1917 г. декретом Совнаркома была признана независимость Польши. После поражения Германии в войне Польша была восстановлена как независимое государство и встал вопрос о ее новых границах. Польские политики выступили за возврат восточных территорий бывшей Речи Посполитой в состав нового государства. Советское правительство, напротив, предполагало установить контроль над всей территорией бывшей Российской империи, превратив ее в плацдарм мировой революции. Поэтому с началом Гражданской войны на западных границах России активизировала свою подрывную деятельность разведка Польши. В частности, «Польска организация войскова» (ПОВ), действовавшая по заданию польского главного штаба, занялась созданием широкой агентурной сети на Украине.

Эта деятельность попала в поле зрения органов ЧК. Так, в 1919 г. Всеукраинская чрезвычайная комиссия арестовала в Харькове 11 участников разведывательной группы ПОВ. Из следственных материалов по делу этой группы установлено, что она готовила покушения на жизнь видных деятелей Украинского Советского государства. Покушения не удались благодаря профессионализму сотрудников особого отдела Юго-Западного фронта, работавших в тесном контакте с органами ВУЧК.

В Волынской губернии в ПОВ входило 69 человек, которые имели оружие и достаточное количество боеприпасов. В Одессе ячейка ПОВ в кульминационный момент своей деятельности насчитывала свыше 100 человек, она поддерживала связи с деникинскими офицерами, частями Врангеля и разведывательными центрами ряда зарубежных государств. Собирая шпионские данные, группы ПОВ особое внимание уделяли сведениям о военных объектах, деятельности комитетов РКП(б).

Летом 1919 г. украинские чекисты раскрыли крупную шпионскую организацию в Подольской губернии. Здесь было создано польское «Бюро контрразведки», которое собирало сведения о частях Красной армии, политическом положении на Украине. Имевшее достаточные денежные средства «бюро» формировало боевые «пятерки» для организации восстания против советской власти. Через курьеров «бюро» поддерживало связь с польским главштабом.

Организация, разбросанная по Подолии и части Галиции, имела в своем составе представителей буржуазии, бывших легионеров, ксендзов и т. п. Местом собраний заговорщиков были польское и нидерландское консульства. У одного из руководителей организации – Гнатковского – чекисты при обыске обнаружили склад оружия. В антибольшевистской деятельности организации непосредственно участвовали официальные лица консульских служб в Виннице Я. Остроменский, Т. Кумановский, К. Нельковский, Э. Бричаньке и Л. Длугоменский. Они, в частности, снабжали членов организации паспортами[850].

Интересное свидетельство о деятельности ПОВ в эти годы оставил министр иностранных дел Польши в 1930-е гг. Ю. Бек, который рассказывал своему отцу Ю. Беку, вице-министру внутренних дел в правительстве И.Я. Падеревского, как в конце 1918 г. после разведывательного задания в Румынии, Москве и Киеве он с товарищами по организации (ПОВ. – Авт.) пробирался через «большевизированную Украину»: «В деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности. Я собственноручно работал прикладом»[851].

В апреле 1920 г. началась советско-польская война, которая всячески инспирировалась странами Антанты. С началом военных действий активизировала свою деятельность агентура второго отдела польского главного штаба и «Польска организация войскова». ПОВ располагала на территории Советской России, Украины и Белоруссии глубоко законспирированным, хорошо организованным, снабженным необходимыми техническими средствами разведывательно-диверсионным аппаратом. Филиалы ПОВ находились в Москве, Петрограде, Киеве и других городах.

С самого начала войны агенты ПОВ стали взрывать в тылу Красной армии мосты, военные склады, разрушать железнодорожные пути. Кроме диверсий агенты вели разведку, готовили террористические акты, создавали в тылу Красной армии повстанческие отряды из крестьян.

Все это проходило на фоне совершения польскими войсками массовых преступлений против мирного населения. В оккупированных районах Украины польские войска грабили население, сжигали целые деревни, расстреливали и вешали мирных граждан. Пленных красноармейцев подвергали пыткам и издевательствам. В городе Ровно оккупанты расстреляли более 3 тыс. мирных жителей. Грабеж Украины, прикрывавшийся ссылками на договор с С.В. Петлюрой о снабжении польских войск, сопровождался террором и насилием: телесные наказания крестьян при реквизициях, аресты и расстрелы советских служащих в городах, конфискации имущества и еврейские погромы. За отказ населения дать оккупантам продовольствие были полностью сожжены деревни Ивановцы, Куча, Собачи, Яблуновка, Новая Гребля, Мельничи, Кирилловка и др. Их жителей расстреляли из пулеметов. В местечке Тетиево во время еврейского погрома было вырезано 4 тыс. человек.

Правительства РСФСР и Советской Украины 29 мая 1920 г. обратились к правительствам Англии, Франции, США и Италии со специальной нотой, в которой выражали протест против бесчинств польских военнослужащих. В ноте приводился ряд фактов, свидетельствовавших о варварском поведении польских оккупантов на Украине. Протестуя против насилий польских войск, правительства России и Украины отмечали, что правительства стран Антанты ответственны за нападение Польши на Советскую республику[852].

26 мая 1920 г. председатель ВЧК и наркомвнудел РСФСР Ф.Э. Дзержинский[853], заместитель начальника Центрального управления чрезвычайных комиссий Украины и начальник Харьковского сектора войск внутренней охраны издали совместный приказ, в котором обращали внимание личного состава на то, что «польские шпионы сообщают врагу расположение наших войск, портят дороги, разрушают мосты, телеграфные и телефонные сооружения» и т. д.; приказ требовал от всех чекистов и бойцов ВОХР решительно и беспощадно вести борьбу с контрреволюционными заговорами и шпионами[854].

На Западный фронт были дополнительно направлены войска ВЧК, а также для усиления чекистских органов – кадры контрразведчиков. Особый отдел ВЧК для пресечения подрывной и разведывательной деятельности польской разведки создал ряд оперативных групп во главе с особоуполномоченными ВЧК А.Х. Артузовым, Р.А. Пиляром, Я.С. Аграновым и другими[855].

Оперативные группы ОО ВЧК успешно работали на Западном фронте. Чекисты арестовали большое количество польской агентуры и членов ПОВ. Прифронтовая полоса была почти полностью очищена. Выявили чекисты резидентуру польской разведки и в управлении Западного фронта. Польские агенты занимались шпионажем, они информировали свой центр о планах советского командования, путали директивы подчиненным фронту частям, задерживали продвижение эшелонов, организовывали бандитские формирования в тылу Красной армии, незаконными конфискациями провоцировали население прифронтовой полосы на выступления. Польским разведчикам удалось организовать несколько диверсионных актов на военных складах и затруднить этим планомерное снабжение некоторых частей Западного фронта продовольствием и боеприпасами.

В результате проведенных оперативных мероприятий чекистам удалось ликвидировать резидентуру, арестовать ряд агентов из числа военнослужащих и значительно сковать подрывную деятельность польской разведки.

Показания ряда арестованных агентов польской разведки свидетельствовали о том, что в Москве действует крупная резидентура второго отдела Генштаба Польши и возглавляет ее поручик И.И. Добржинский[856]. Предпринятые ВЧК разыскные мероприятия первоначально результатов не дали. Но в Орше оперативная группа, руководимая особоуполномоченным особого отдела ВЧК А.X. Артузовым, установила курьера московской резидентуры М. Пеотух, через которую чекисты и вышли на явочную квартиру польской разведки в Москве.

Однако Добржинский почувствовал опасность и скрылся, сумев предупредить некоторых своих агентов. Лишь в июне он был установлен и арестован на квартире одной из своих связей[857].

Длительные допросы его опытными чекистами А.Х. Артузовым и В.Р. Менжинским не принесли ожидаемых результатов. К работе с ним был привлечен член ЦК коммунистической партии Польши Ю.Ю. Мархлевский.

Вот как о встречах с Ю.Ю. Мархлевским позднее вспоминал сам И.И. Добржинский: «Больше допросов не было, меня начали воспитывать, повезли в Кремль к Мархлевскому. В Кремль меня повез на машине один Артузов… Мархлевский на меня произвел хорошее впечатление… говорили о Польше, о Ю. Пилсудском. Я в тот момент считал его коммунистом без 5 минут. Мархлевский разъяснил мне, что это не так… и правильно разъяснил мне с точки зрения коммунистической разницу между ППСовцами и большевиками…»

А.X. Артузов так вспоминал об этом: «Мы обнаружили трещину в его (Добржинского. – Авт.) взаимоотношениях с Пилсудским и решили ее углубить, тем более, что Добжинский много читал и слушал В.И. Ленина и считал его великим политиком. После длительной работы с помощью Ю. Мархлевского нам удалось склонить Добжинского к переходу на нашу сторону».

В итоге И.И. Добржинский принял непростое решение – назвать чекистам всех агентов своей резидентуры, которые еще оставались на свободе. Лишь одно условие выставил он при этом – ограничиться высылкой их в Польшу. По делу ПОВ 1385 человек были освобождены под подписку, а под поручительство и т. п. – 852 человека. Более десятка из них стали кадровыми сотрудниками ВЧК и работали по линии контрразведки[858].

Ф.Э. Дзержинский принял эти условия. По названным Добржинским адресам выехали группы чекистов. Сам же он в сопровождении А.X. Артузова и его помощников направился в Петроград, где предстояла встреча с заместителем резидента В.С. Стецкевичем, внедрившимся на центральную военную радиостанцию. Чекисты уже знали от Добржинского, что Стецкевич давно тяготился связью с польской разведкой, не раз в беседах со своим руководителем высказывал сомнения в правильности политической линии Пилсудского и даже заявлял о сочувствии большевикам, в рядах которых сражался с белогвардейцами и геройски погиб его старший брат.

Убеждать Стецкевича долго не пришлось. Уже на следующий день после встречи с Добржинским он добровольно явился в номер гостиницы, где расположился А.X. Артузов, рассказал все, что ему было известно о работе польской разведки в Петрограде, выразил готовность выполнять поручения чекистов[859].

В общей сложности к концу июля ОО ВЧК арестовал более десятка негласных помощников Добржинского, но, как и обещали ему чекисты, все польские офицеры после окончания следствия были через особый отдел Западного фронта переданы представителям пилсудских войск.

Что же касается самого И.И. Добржинского, а также В.С. Стецкевича, то они решили остаться в Советской России и помогать органам ВЧК в раскрытии диверсионных и террористических ячеек польской разведки.

Артузов включил их в оперативную группу, выезжавшую на Западный фронт для оказания содействия местным чекистам в ликвидации подпольных групп ПОВ, проводивших разведку частей Красной армии, совершавших взрывы и поджоги в тыловых районах.

В списках группы И.И. Добржинский значился уже как сотрудник для особых поручений под фамилией Сосновский. Этот псевдоним, избранный по соображениям конспирации, закрепился за ним на все последующие годы.

Прибыв на Западный фронт, Сосновский по поручению А.X. Артузова отобрал из числа военнопленных поляков небольшую группу людей, способных выполнять задания чекистов.

За короткий срок удалось выявить и разоблачить несколько агентов и диверсантов противника. Как и полагали чекисты, большинство из них состояли в ячейках ПОВ.

Видимо, тогда и родился замысел пропагандистской акции, преследовавшей цель породить у руководителей польской разведки недоверие к членам ПОВ, действовавшим в советском тылу, и таким образом сбить их активность. План действий чекистов одобрил Дзержинский.

Главным исполнителем был намечен Сосновский. Чекисты исходили при этом из результатов проверки его на конкретных боевых поручениях. Немаловажную роль сыграли и биографические данные Сосновского: с 1912 г., еще будучи гимназистом в Вильно, он принимал активное участие в деятельности различных польских военизированных кружков и союзов, затем установил связи с националистами, с 1918 г. служил вольноопределяющимся в корпусе генерала И.Р. Довбор-Мусницкого, где вступил в ПОВ и по ее заданию руководил восстанием рабочих в Сувалках и Гродно против немцев. В тот период Сосновский близко сошелся с капитаном Матушевским, возглавившим в конце 1919 г. польскую военную разведку. Именно по его настоянию Сосновский перешел туда на работу и после подготовки под кличкой «Сверщ» был направлен резидентом в Москву.

Все подготовительные мероприятия по операции завершились в конце сентября. А в один из первых дней октября линию фронта пересек самолет «форман», и пилоты разбросали над позициями польских войск листовки с текстом, озаглавленным «Открытое письмо к товарищам по работе в ПОВ – офицерам и солдатам польской армии, а также студентам – товарищам по университету от Игнатия Добржинского». В тексте указывалось: «Еще минуту тому назад я находился на вашей стороне, вместе с вами я был обманут словами “Родина”, “независимость”, “свобода и счастье народа”, лозунгами, содержанием которых было и есть “капиталистические прибыли за счет трудящихся масс”, “ложь”, “темнота и нищета”. Я имею право и обязанность немедленно после свободного и решительного перехода на сторону революционной борьбы сообщить вам и широким кругам, позорно обманутому и проданному собственной буржуазией нашему народу о своем поступке… Вместе со мной открыто и добровольно отказались от работы против Революции все мои идейные сотрудники, присланные в Россию из Польши. Большинство из них уже крепко стоит вместе со мной в рядах Революции».

Вскоре разведка ВЧК сообщила, что в штабах и частях противника поднялся невероятный переполох. Как позднее писал А.X. Артузов, «поляки вопили об измене польской центральной разведки в Москве». Один из депутатов сейма даже опубликовал статью, где остро ставил вопрос о ликвидации ПОВ как вредной для польского государства организации, члены которой предают Польшу.

Руководители польского Генштаба требовали срочно принять «санкции» к Сосновскому, и чекистами действительно был вскоре арестован бывший резидент поляков в Смоленске, некий Берейко, направленный в Москву с целью ликвидировать Сосновского.

Чтобы усилить эффект, достигнутый при проведении первой акции, 15 октября 1920 г. чекисты приняли меры для распространения на польской стороне фронта еще одной листовки – «“Измена” ПОВ в Советской России». Ее подписали входившие в группу Сосновского Стецкевич, Пшепилинская, Заторская, Роллер, Гурский и другие. Заявив о добровольном переходе в «лагерь пролетарской революции», они призвали к этому своих бывших товарищей по ПОВ.

Как свидетельствовали оперативные данные, активность ячеек ПОВ в октябре – ноябре резко снизилась, отмечались факты отказа их членов выполнять разведзадания. Многие задержанные чекистами агенты на первых же допросах давали развернутые показания, заявляя, что к этому их побуждает обращение И.И. Добржинского и других бывших членов ПОВ.

На завершающем этапе пребывания А.X. Артузова и его сотрудников на Западном фронте Сосновский выполнил еще одно ответственное задание. Вместе с входившей в группу Ю. Пшепилинской (ставшей впоследствии его женой) он проник в состоявшую из поляков террористическую организацию, главной целью которой в тот период было уничтожение командующего фронтом М.Н. Тухачевского. Сосновский благодаря своим волевым качествам сумел стать во главе террористов и подставил их в конце концов под удар чекистов[860].

После успешной ликвидации опасной организации А.X. Артузов обратился с рапортом на имя председателя ВЧК, где, отмечая заслуги Сосновского, просил представить его к награждению орденом Красного Знамени. Ф.Э. Дзержинский поддержал ходатайство, и в начале 1921 г. награждение состоялось. К этому времени Сосновский и несколько членов его группы были уже официально зачислены в штат особого отдела ВЧК.

А.X. Артузов, а также члены ЦК Польской компартии Ф. Кон и Ю. Мархлевский рекомендовали Сосновского в 1921 г. в члены РКП(б). Поддержал их рекомендации и Ф.Э. Дзержинский.

Впоследствии Сосновский и другие польские разведчики плодотворно работали в органах ВЧК. В 1920-е гг. они принимали активное участие в оперативных разработках «Синдикат-2», «Трест» и других.

В сентябре 1920 г. правительство РСФСР обратилось к правительству Польши с мирными предложениями. 12 октября в Риге между РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польшей – с другой, был подписан договор о перемирии. Для практического решения вопроса о прекращении военных действий в Советскую Россию прибыл ряд делегаций военного командования Польши. Одна из них приехала в Могилев, где получила аккредитацию при РВС 16-й армии Западного фронта. Вскоре входившие в состав делегации майор Равич-Мысловский, подхорунжий Езерский и другие кадровые сотрудники второго отдела польского Генштаба стали активно заниматься шпионажем.

В целях выявления и пресечения подрывной деятельности польских разведчиков ОО ВЧК 16-й армии начал агентурную разработку. Совместно с сотрудниками Могилевской ЧК особисты составили план оперативных мероприятий, которым предусматривались, в частности, подстава польским разведчикам агентов органов безопасности, а также возможная вербовка чекистами членов делегации.

Разработка делегации началась с подставы Равич-Мысловскому агента особого отдела ВЧК 16-й армии «Белинского». В недалеком прошлом он являлся офицером польской армии, участвовал в боевых операциях против Красной армии на Западном фронте. В июле 1920 г. в знак протеста против политики буржуазной Польши сдался в плен и был завербован. «Белинскому» разработали легенду, согласно которой он вместе с двумя польскими солдатами (агенты органов безопасности из числа военнопленных) якобы бежал из советского плена и теперь пробирается на родину; случайно узнав о нахождении в Могилеве представителей командования польской армии, «Белинский» хотел бы установить с ними негласную связь, чтобы получить помощь в возвращении в Польшу.

К тому времени в результате оперативных мероприятий была установлена женщина, с которой Равич-Мысловский поддерживал близкую связь. По рекомендации чекистов к ней и обратился агент «Белинский» с просьбой оказать содействие в установлении контакта с польской делегацией. Однако женщина не стала знакомить агента с иностранцами, а рекомендовала «Белинскому» обратиться с этим вопросом к ксендзу Белоголову. Ксендз при встрече с агентом подробно расспросил «Белинского» о его прошлой и настоящей жизни, но знакомить с делегацией не пожелал, мотивируя это тем, что якобы «сан священнослужителя не позволяет заниматься такими вещами». Вместе с тем Белоголов предложил секретному сотруднику обратиться от его имени к жителю Могилева учителю Плихте. Вскоре состоялось знакомство «Белинского» с Плихтой. Как отмечал ОО 16-й армии, «наш сотрудник скоро приобрел у Плихты доверие». Стало известно, что Плихта является резидентом польской разведки, поддерживает связь с Равич-Мысловским и по его заданию вербует агентов, через которых собирает сведения, представляющие интерес для спецслужб Польши. Попытки агента установить действующих под руководством Плихты шпионов положительных результатов не дали. Плихта предложил «Белинскому» оказывать помощь Польше в сборе разведывательных данных политического и военного характера. В частности, он поручил «Белинскому» добыть секретный план окопов возле Могилева, для чего вручил агенту 15 тыс. рублей, полученных от польской делегации.

На этой стадии разработки чекисты, опасаясь провала «Белинского» при общении его с кадровыми иностранными разведчиками, рекомендовали агенту не настаивать на скорейшем свидании с поляками, а попытаться при содействии Плихты снять вместе с «солдатами» какую-либо квартиру в городе. Не без подсказки польских разведчиков Плихта пообещал «Белинскому» помочь подыскать надежное жилье, добыть соответствующие советские документы и деньги.

Изменение в поведении агента, который теперь не настаивал на встрече с поляками, вызвало, как потом оказалось, подозрение у иностранных разведчиков, изучавших его через Плихту.

Вскоре Плихта передал агенту предложение Равич-Мысловского увидеться с ним на окраине Могилева в 12 часов дня. По рекомендации особого отдела предложение польского разведчика «Белинский» отклонил, мотивируя это тем, что встречаться с польским делегатом днем небезопасно. Тогда поляки перенесли свидание на вечер. В обусловленном месте агента встретил один из рядовых представителей польской делегации и с предосторожностями провел в здание, где находились Равич-Мысловский и Езерский. На их многочисленные вопросы агент отвечал в соответствии с выработанной легендой, однако иностранцы не проявили к нему особого интереса. В конце разговора они заявили агенту: «Нам кажется, что вы шпион, но не польский, а русский». В ответ «Белинский» выразил обиду и заявил, что в таком случае он больше не желает встречаться со своими земляками и самостоятельно предпримет попытку нелегально уйти в Польшу, а если с ним случится беда, то в этом будут повинны они.

Стало ясно, что подстава «Белинского» польской разведке не получит развития, и агент из разработки был выведен.

Оставался второй вариант, предусмотренный на случай, если не удастся ввести в разработку делегации своего агента. Теперь органы безопасности сосредоточили основное внимание на изучении членов делегации с целью привлечения кого-либо из них к негласному сотрудничеству. Для этого были использованы агенты из числа советских граждан, осуществлявших техническое обслуживание иностранцев. Кроме того, под соответствующим прикрытием в число представителей командования Красной армии, поддерживавших связь с делегацией, включили опытного чекиста Глинского, помощника начальника агентуры ОО 16-й армии. Вскоре от них стали поступать данные о лояльном отношении к советской власти сотрудника второго отдела польского Генштаба вахмистра «Завадского». В дальнейшем выяснилось, что семья этого офицера живет в РСФСР и что он имеет большое желание соединиться с ней. С учетом этих данных чекисты установили с «Завадским» оперативный контакт, а затем начальник ОО 16-й армии Я.К. Ольский завербовал его. Вскоре от агента были получены ценные сведения о действовавшей на советской территории шпионской организации во главе с резидентом Плихтой. При помощи «Завадского» удалось выявить польских агентов, завербованных Равич-Мысловским и Езерским в ряде военных и гражданских учреждений, в штабах воинских частей и даже в особом отделе армии.

В конце декабря 1920 г. «Завадский» сообщил, что Равич-Мысловский подготовил отчет во второй отдел польского Генштаба, в котором содержались сведения о действующих на советской территории агентах и полученных от них шпионских материалах. Отчет должен был доставить в Варшаву специальный курьер делегации. Проанализировав материалы разработки, чекисты в целях легализации агентурных данных и зашифровки «Завадского» решили изъять у курьера секретный пакет. В начале января 1921 г. при помощи негласного помощника из числа железнодорожников эта операция была успешно проведена. В пакете действительно находились данные о польской агентуре, сведения о дислокации советских войск на Западном фронте, о перевозке воинских и иных грузов через железнодорожную станцию Могилев и другие материалы, составляющие государственную и военную тайну. Изъятый у курьера пакет был легализован и передан в милицию, откуда он и попал к чекистам.

3 января контрразведчики 16-й армии совместно с Могилевской ЧК произвели аресты известных им агентов польских спецслужб и взяли под стражу 58 человек, большинство из которых в прошлом являлись офицерами царской армии, служащими различных учреждений. Удар по польской агентуре был неожиданным. Информируя второй отдел польского Генштаба о провале агентуры, Равич-Мысловский указывал: «Большевики поймали всю нашу разведывательную организацию, арестовали около 60 человек». Второй отдел польского Генштаба выразил большое неудовольствие по поводу работы делегации и отметил, что «дело разведки официальным миссиям необходимо вести очень разумно и осторожно».

Будучи таким образом скомпрометированными, кадровые польские разведчики по требованию Реввоенсовета 16-й армии были выдворены за пределы РСФСР. Польские власти провели расследование разведработы Равич-Мысловского, Езерского и других разведчиков. Все они были признаны виновными и преданы суду.

24 февраля 1921 г. РВС 16-й армии издал приказ с объявлением решения судебных органов по делу польских шпионов. За измену Родине 14 человек были приговорены к высшей мере наказания, а остальные – к различным срокам лишения свободы. 27 февраля в могилевской газете «Соха и молот» Особый отдел 16-й армии опубликовал подробное сообщение о ликвидации шпионской организации.

В годы Гражданской войны ПОВ попала в поле зрения КРЧ особого отделения отдела Генштаба Военного управления ВСЮР. По данным контрразведки, на территории России ПОВ набирала агентуру из числа газетных сотрудников, поэтому, по их мнению, польские газеты на территории России могли безошибочно рассматриваться как разведывательные ячейки. Таковой в Киеве являлась газета «Киевский дневник». Здесь же находился центр польской организации на Украине, во главе которой стоял Беневский. Между Киевом и Варшавой поддерживалась связь курьерами (преимущественно женщинами), донесения передавались на фотопленке. Сведения от ПОВ поступали в информационный отдел польского Генштаба.

Во время пребывания в Киеве большевиков ПОВ находилась в тесном контакте с киевским центром Добровольческой армии. Сотрудники деникинских спецслужб не исключали нахождение польской агентуры во ВСЮР, т. к. «поляки в курсе того, что делается у нас»[861]. Однако КРЧ особого отделения отдела Генштаба, по всей видимости, так и не удалось выявить в штабах и учреждениях польскую агентуру, т. к. в докладе руководству, датированном 30 ноября 1919 г., начальник контрразведывательной части об этом ничего не сообщал.

Во время похода деникинских войск на Москву поляки заняли выжидательную позицию, поскольку победа белых, не признававших за Польшей прав на западноукраинские и западнобелорусские земли, создала бы для Варшавы ряд проблем.

С правительствами остальных государств, образовавшихся на окраинах бывшей Российской империи, у лидеров Белого движения складывались непростые взаимоотношения. С одной стороны, серьезным препятствием в национальной политике являлся принцип воссоздания страны в территориальных рамках прежней империи. С другой – стремление национальных элит дистанцироваться от России, их ориентация на западные страны, в которых они видели гарант своей независимости. Поэтому «самостийные» государства, несмотря на враждебное отношение к большевикам, предпочли уклониться от военной помощи белым, имея все основания опасаться, что в случае победы над Советской Россией А.И. Деникин и А.В. Колчак попытаются силой отнять у них независимость.

Генерал А.И. Деникин, отстаивавший идею «единой и неделимой», например, не хотел слышать о какой-либо автономии Украины и рассматривал ее земли как «исконно русские». Он даже не признавал понятия «Украина», заменяя его понятиями «Малороссия», «Галичина», «Новороссия». В 1920 г. генерал П.Н. Врангель, выдвинув идею «тактического федерализма», признал суверенитет Украины, но было уже слишком поздно, т. к. исход войны уже был предрешен в пользу Советской России.

Своей непродуманной национальной политикой главнокомандующий ВСЮР настроил против себя часть украинского народа, что создало Белому движению на Юге России немало проблем.

В 1918 г. только что сформированные спецслужбы «самостийной» Украинской народной республики (УНР) – разведывательный и заграничный (руководил работой военного атташе) отделы 1-го генерал-квартирмейстера Генштаба – начали активную разведывательно-подрывную деятельность против Белого движения на Юге России. Гетманские спецслужбы собирали разведывательную информацию о военном потенциале Добровольческой армии и «агрессивных» планах ее командования относительно УНР, а также о политических организациях, ведших подрывную работу на Украине в интересах белогвардейцев. Работа украинской разведки не ограничивалась лишь добыванием важной секретной информации. Она начала осуществлять специальные операции, в частности, конспиративно оказывать поддержку Краевому правительству Кубани в его борьбе за независимость и сохранение статуса тесного союзника Украины, вела работу по углублению антагонизма между местными политиками и командованием Добровольческой армии, поскольку гетман П.П. Скоропадский планировал присоединение Кубани к Украине в качестве отдельной административной единицы.

С целью «присоединения» Кубани готовилась десантная операция на Тамань силами Отдельной Запорожской дивизии, дислоцированной на юго-восточных границах Украины[862]. При тесном участии разведки из Киева на Кубань тайно переправлялось тяжелое и стрелковое вооружение (21 тысяча винтовок, 8 орудий и пулеметы), а также боеприпасы[863].

Пользуясь благоприятным контрразведывательным режимом, сотрудники разведки УНР, действовавшие под прикрытием дипломатических учреждений, во второй половине 1918 г. проделали большую работу по сближению Украины с Кубанью с целью последующего возможного входа края в ее состав «на условиях федерации». В декабре 1918 г. разведчики представили предложения относительно распространения присутствия украинских спецслужб и подготовки на Кубани вооруженного восстания против Добровольческой армии, но к их доводам не всегда прислушивались руководители, а после падения гетманата дело «было затеряно»[864].

Под прикрытием должности первого секретаря посольства УНР в Екатеринодаре действовал резидент украинской разведки уже упоминавшийся выше К. Поливан. Согласно представленному в декабре 1918 г. отчету, руководимая им резидентура собрала материал о ситуации в крае, о расстановке политических сил. Хорошее знание обстановки позволило ей осуществлять политические и пропагандистские акции, направленные на углубление противоречий между Добровольческой армией и кубанским казачеством[865]. Деникинская контрразведка раскрыла и арестовала К. Поливана. Однако ему, судя по отчету, удалось вернуться домой. Меньше повезло послу полковнику Ф. Боржинскому, которого белые арестовали, а затем расстреляли[866] «за измену России».

В Одессе контрразведка выявила центр, в котором группировались офицеры, поддерживавшие связь с петлюровцами и выполнявшие их разведывательные задания. Белогвардейские спецслужбы располагали сведениями о местонахождении и деятельности других разведывательных пунктов Директории[867].

Несмотря на неудачи, Украина и далее продолжала через своих эмиссаров поддерживать негласные контакты с правящими кругами кубанского казачества. Так, по заданию верховной власти УНР Ю. Скугар-Скварский неоднократно переходил линию фронта с фальшивыми документами, собирал информацию о силах и планах действий Добровольческой армии, а также пытался склонить власти Кубани к открытому вооруженному выступлению против А.И. Деникина. В Екатеринодаре украинский разведчик получил от члена Особого совещания И. Макаренко информацию о передислокации воинских частей белых. 15 сентября 1919 г. он принял участие в секретном совещании Совета Кубани, где призывал к общей борьбе за независимость против сил российской реакции. В конце месяца эмиссар предоставил С.В. Петлюре подробный доклад о своем путешествии. Однако последующего развития это дело не получило[868]. Заметим, что нелегальные контакты верхушки кубанского казачества с Украиной не являлись секретом для командования ВСЮР.

Генерал А.И. Деникин также не признал Горское правительство, разогнал татарское краевое правительство Крыма, оттеснил грузинские войска, пытавшихся захватить Сочинский округ, т. к. социал-демократическое правительство Грузии в лице министра иностранных дел Е.П. Гегечкори отказывалось признать за командованием Добровольческой армии право выступать от имени России. Поэтому против белогвардейцев и работала грузинская разведка. Например, ей удалось получить секретные сведения штаба главкома ВСЮР, подписанные начальником разведывательного отделения полковником С.Н. Ряснянским и полковником Мельницким; секретные доклады начальника штаба главнокомандующего ВСЮР генерала И.П. Романовского, затем опубликованные в тифлисской газете «Борьба»; телеграмму начальника Военного управления генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова относительно Грузии[869]. Белогвардейскому командованию об этом стало известно только летом 1919 г. А в сентябре от агентуры поступили сведения о вербовке грузинскими спецслужбами уволенных из армии офицеров и направлении их в качестве агентов в белогвардейский тыл. Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик просил начальника отдела Генштаба Военного управления дать распоряжение пропускным пунктам Черноморского побережья сообщать о проезде таких лиц из Грузии начальнику КРП с указанием фамилий, имен, отчеств[870].

Участник Белого движения Д.В. Лехович справедливо отметил: «Разногласия с Грузией, ссора с Петлюрой принуждали Добровольческое командование держать заслоном войска на второстепенных участках вместо посылки их на главный фронт – против большевиков»[871].

Активно боролись чекисты с белогвардейскими спецслужбами. Так, в 1919 г. ОО 12-й армии (г. Коростень) переправил через линию фронта агентов «Вергу» и «Добренко» с заданием внедриться в разведывательный орган белогвардейцев, находившийся в то время в г. Харькове.

После прибытия в Харьков агенты разыскали штаб белой армии, встретились с представителями белогвардейской контрразведки и заявили, что они дезертировали из Красной армии, в которой служили якобы по принуждению.

Поскольку «Верг» ранее работал в царской контрразведке, он рассказал об этом белым и получил работу в канцелярии их разведывательного органа. Проработав в разведоргане определенное время, он порекомендовал официальным сотрудникам разведки принять на службу своего хорошего знакомого «Добренко», охарактеризовав его как надежного человека и идейного врага советской власти. «Добренко» был завербован в агентурную сеть белой разведки в качестве связника с агентурой, находившейся на территории Советской России.

Агенты особого отдела выяснили и передали органам ВЧК информацию о численном составе разведывательных отделений белых, пунктах, в которых имелись их агенты на территории, контролировавшейся частями Красной армии, способах связи с ними.

Чекисты раскрыли немало белогвардейских подпольных организаций в Харькове, Севастополе и других городах. Так, в начале 1919 г. Харьковской губчека была раскрыта группа белогвардейцев-заговорщиков, в которую входили также сотрудник английского консульства Т. Джеквуд и начальник уголовного розыска местной милиции Кикнадзе. Через последнего Джеквуд получал секретную информацию и переправлял ее в Англию. Дипломат-разведчик был выслан из страны, а Кикнадзе предан суду ревтрибунала. Вскоре харьковские чекисты предотвратили попытку взрыва электростанции. В июне 1919 г., уже при подходе деникинцев к Харькову, чекисты предотвратили крупную диверсию на артиллерийских складах, арестовав при этом изменника, бывшего полковника Троицкого, и руководителя диверсионного подразделения генерала Скилина. Были ликвидированы также опорные пункты на Украине «Союза двуглавого белого орла» и «Союза Михаила Архангела»[872].

В 1920 г. органам ВУЧК удалось разгромить разведывательную организацию, созданную еще в период активной деятельности Добровольческой армии, «Азбука», с центром в Одессе. Эта организация готовилась поднять восстание в Одессе к моменту высадки врангелевского десанта. Филиал «Азбуки», который возглавлял полковник Генштаба Барчевич (Сказков), был раскрыт чекистами в Киеве. При аресте белогвардейцев были выявлены их явки в Киеве, Харькове и других городах, установлены места перехода врангелевских связных через линию фронта, что позволило задержать и арестовать ряд белогвардейских агентов.

«Азбука» была раскрыта при следующих обстоятельствах. В середине октября 1920 г. Одесская губчека арестовала прибывшего в город офицера Добрармии Н. Андриади. По его показаниям, в Одессе существовала подпольная белогвардейская организация во главе с официальным представителем Добрармии С. Макаревичем, которая имела тесные связи с одесским филиалом ПОВ. «Азбука» действовала уже длительное время, постоянно ускользая от органов ЧК, поскольку один из ее агентов А. Таланова (кличка – «Гниппе») внедрилась в одесскую ЧК и всякий раз предупреждала заговорщиков о грозящей им опасности. Арест Н. Андриади позволил тщательно разработать операцию по разоблачению этой белогвардейской организации, которая в результате была полностью ликвидирована[873].

Во время начала польской интервенции и наступления врангелевских войск были предприняты попытки объединить силы белогвардейцев и украинских националистов. В этом отношении особую активность проявлял известный монархист В.В. Шульгин. Он и его организация готовили Одессу к сдаче белым. Была установлена связь с Врангелем, а также с действовавшей в тылу 14-й армии петлюровской «Украинской повстанческой организацией» (УПО).

Летом 1920 г. одесские чекисты арестовали двух врангелевских офицеров, прибывших в Одессу из Севастополя с заданием установить связь с УПО, которая, в свою очередь, была связана с подпольной монархической организацией В.В. Шульгина. Получив от арестованных необходимые данные, чекисты взяли под контроль подпольные организации.

При непосредственном участии Ф.Э. Дзержинского одесские чекисты в июне 1920 г. разработали и реализовали план разгрома готовившегося заговора. Его центр во главе с петлюровским полковником, врангелевским агентом Евстафьевым, полковником царской армии Мамаевым и правым эсером Дубовицким находился в Одессе. Здесь было сосредоточено много подпольных боевых «пятерок» и «десяток», заговорщики скрывались и в катакомбах. Тем временем банды Заболотного, Кошевого и Лыхо оперировали в окрестностях Одессы, Николаевской и Подольской губерниях, поддерживали связь с Петлюрой и поляками. Из перехваченной одесскими чекистами информации Евстафьева Врангелю следовало, что выступление заговорщиков намечалось на 1 июня 1920 г. Предполагалось захватить губком РКП(б), губчека и продержаться до подхода отрядов Заболотного, Кошевого, конницы Петлюры, а затем уже и основного десанта Врангеля. Одесские чекисты внедрили своих людей в организацию заговорщиков, сумели задержать их выступление, чтобы лучше подготовиться к ликвидации всей организации. Им удалось также раскрыть связь заговорщиков с некоторыми представителями советского командования.

Активно включился в подготовку восстания через своих эмиссаров Б. Савинков, который готовил здесь создание «Черноморского областного союза защиты родины и свободы». Петлюровцы через своего представителя Дубовицкого собирали под командованием атамана Заболотного мелкие петлюровские отряды на севере Одесской губернии. Эта ветвь заговора направлялась петлюровским центрповстанкомом. Готовившееся заговорщиками восстание было лишь фрагментом общего плана Врангеля, Савинкова, Петлюры, разработанного при участии военных миссий Англии, Франции, Италии и Польши, поднять «всеукраинское народное восстание», которое должно было явиться началом общего похода против советской власти. Петлюра готовил для этой цели на территории Польши и Румынии 10 тыс. «народных повстанцев». Чекисты-разведчики сообщали о планах заговорщиков руководству ВЧК и ВУЧК. После утверждения плана ликвидации заговора Ф.Э. Дзержинским одесские чекисты приступили к его реализации.

11 июня 1920 г. Одесская губернская ЧК захватила подпольную ударную группу «повстанцев» под командованием генерала Уокке, а к 23 июня 1920 г. полностью разгромила всю сеть заговора[874].

В апреле 1920 г. начальник ОО Кавказского фронта К.И. Ландер в беседе с В.И. Лениным сообщил о том, что сгруппировавшиеся на Дону белогвардейцы летом готовят ряд восстаний. Получив указание подавлять их «в зародыше», военные контрразведчики приступили к разработке подпольных организаций[875].

Агентуре ОО Кавказского фронта удалось проникнуть в штаб Русской армии, выявить планы белогвардейского командования, раскрыть организацию и планы врангелевской разведки. По сообщению бывшего морского офицера Кондратюка, ранее служившего в деникинской разведке, был арестован полковник В.Д. Халтулари. Чекисты вскрыли агентурные сети на Кубани, в Ростове, Новочеркасске. «Имея контрреволюционные организации по всей России и на Украине, которые работают в определенном направлении, Врангель подготавливает себе подходящую почву», – доносил в центр начальник оперативной части ОО Кавказского фронта Р. Хаскин 20 июля 1920 г.[876] Особый отдел 9-й Кубанской армии арестовал почти всех разведчиков, направленных на побережье Черного моря, помимо того, изъял из пределов Кубани всех офицеров и чиновников прежнего режима[877]. «…Если бы до высадки крымского десанта не было произведено упомянутое изъятие белого офицерства и чиновничества, – докладывал особоуполномоченный ВЧК и ОО ВЧК Л.М. Брагинский председателю Реввоенсовета Л.Д. Троцкому, – нам было бы несравненно труднее справиться с десантом»[878].

Источниковая база не позволяет нам комплексно исследовать борьбу ВЧК с белогвардейской разведкой на Юге России. Находящиеся в распоряжении авторов сведения позволяют судить о том, что велась она с переменным успехом и продолжалась вплоть до разгрома Русской армии в Крыму в ноябре 1920 г. Несмотря на проведенные чекистами операции по выявлению агентуры спецслужб противника, разведка предупредила генерала П.Н. Врангеля о том, что советское командование планирует начать наступление 28 октября, и главком приступил к отводу своих сил к Крымскому перешейку[879].

На Восточном фронте в июне 1919 г. ОО 5-й армии были получены сведения о том, что одна из резидентур белогвардейской разведки обосновалась в городе Бугульме, где дислоцировался штаб 5-й армии. Сведения эти были получены при допросах двух перебежчиков, задержанных на передовых позициях. В одном из них начальник особого отдела Сухачев опознал эсера Семенова, с которым встречался ранее в Петрограде. Семенов показал, что он вместе с Кондаковым, также эсером, добровольно перешел на сторону Красной армии с целью оказать ей помощь в борьбе с колчаковщиной. Оба они являются агентами разведывательного отдела 3-й колчаковской армии, имеют шпионские задания и должны по имеющемуся у них адресу установить связь с действующим в Бугульме резидентом Григорьевым. Перебежчики сообщили пароль для связи, предъявили спрятанный в одежде шифр и код. Оба заявили, что давно решили перейти к красным и лишь ждали удобного случая для этого. Они сообщили также сведения об известных им колчаковских агентах, готовящихся к переброске в Бугульму к Григорьеву.

О результатах допросов Семенова и Кондакова было доложено в РВС Восточного фронта и Сиббюро ЦК РКП(б), осуществлявшему руководство деятельностью большевистского подполья. В бюро знали о существовании в колчаковской армии эсеровской оппозиции, вынашивавшей заговорщические планы, а также и то, что в деятельности отдельных групп партии эсеров в это время наблюдалась тенденция к сближению с большевиками. С учетом этого было решено использовать эсеров в мероприятиях по дезинформированию командования 3-й колчаковской армии.

Семенову и Кондакову дали возможность под наружным наблюдением вступить в контакт с Григорьевым. Наблюдение показало, что эсеры вели себя в соответствии с определенной им линией поведения, Григорьев их не заподозрил в неискренности. Вскоре к резиденту стали прибывать и другие агенты колчаковской разведки. С приходом последнего, седьмого, агента особым отделом была проведена операция по задержанию Григорьева и всех переданных ему на связь агентов. Все арестованные признались в сотрудничестве с разведотделом 3-й колчаковской армии и выразили готовность искупить свою вину перед советской властью.

Спустя месяц после соответствующей индивидуальной работы с каждым перевербованным агентом в стан противника был переброшен внушавший наибольшее доверие сотрудникам особого отдела бывший офицер Перепелкин. Он был снабжен дезинформационными материалами, подготовленными в штабе Восточного фронта. Судя по поведению Перепелкина после его возвращения от колчаковцев, а также по характеру задания, полученного им в разведотделе, противник продолжал верить своим агентам. Тем не менее, чтобы окончательно убедиться в успешном развитии оперативной игры, по тому же каналу к белым был заброшен агент особого отдела «Богданов». Анализ поведения колчаковских разведчиков, проведенный после возвращения агента, показал, что поверили ему не сразу. Его многократно допрашивали, тщательно перепроверяли легенду и даже с целью выяснения его причастности к агентуре особого отдела провели оперативный эксперимент. Оставив агента одного в комнате, где находились «секретные документы», проследили, не проявит ли он к ним интереса. Убедившись, что поведение «Богданова» соответствует легенде, начальник разведотдела полковник М.М. Шохов проинструктировал его, дал задание и связь в Бугульме (инструктаж и задание почти не отличались от тех, что были даны Перепелкину). Агент был переброшен за линию фронта.

Результаты использования «Богданова» позволили чекистам пойти на расширение оперативной игры. К тому же стали поступать данные о некоторой передислокации колчаковских войск. Это свидетельствовало о том, что противник поверил дезинформационным материалам штаба Восточного фронта.

Оперативная игра велась в течение лета и осени 1919 г. Ни один из перевербованных колчаковцев не был заподозрен разведкой противника в связи с ОО 5-й армии. Позже это подтвердил сам начальник разведотдела 3-й колчаковской армии полковник М.М. Шохов, арестованный весной 1920 г. в Красноярске при отступлении колчаковских войск. Он показал, что у него не зародилось и тени сомнения в своих агентах. Вот что показал он на допросе: «Была налажена, как мне казалось, надежная работа. Вся работа велась через Кондакова. От него вначале пришел ко мне Перепелкин, его информация перекрывалась нашими данными, затем ко мне в разведотдел нелегально поступали разведсводки через переходивших линию фронта моих агентов Смирнова (“Богданов”), Кутасова и многих других… Все поступавшее к нам после перепроверки докладывалось командованию… За это я им щедро платил… Выдавал по 50 тысяч рублей и с новыми заданиями направлял в расположение ваших частей… Посылалась мною одна женщина с заданием поступить в штаб 5-й армии, помнится, что такие же задания имели землемер Пименов, еще один учитель, кажется, по фамилии Иванов… Потом в зафронтовую полосу посылал еще двух поляков, четырех женщин, одного артиллериста…» Полковник признал, что такое могло случиться только от неопытности его подчиненных, и заявил, что «никто из нас не был как следует знаком с искусством разведки, все мы были направлены в нее со штабной работы»[880].

Деятельность особого отдела высоко ценил командующий 5-й армиии М.Н. Тухачевский. Информация, поступавшая от чекистов, давала возможность командованию упреждать противника, наносить ему удары в местах, где он меньше всего ожидал появления боевых частей красных. Дезинформация, подготовленная в штабе фронта и продвигавшаяся к противнику силами особого отдела, толкала колчаковцев на частые передислокации и распыление сил, что эффективно использовалось командованием 5-й армии.

Оперативная игра способствовала не только успешному проведению боевых операций на фронте, но также работе по выявлению и обезвреживанию колчаковской агентуры, забрасывавшейся в войска Восточного фронта. По свидетельству одного из членов Сиббюро ЦК РКП(б), за период оперативной игры было обезврежено 80 агентов колчаковской разведки.

В ходе игры особый отдел 5-й армии не смог избежать отдельных ошибок и просчетов. Например, действовавший самостоятельно, не связанный с эсеровской группой перевербованный колчаковский агент Мерешковский оказался предателем. Пользуясь доверием оперативных работников, он добывал секретные сведения и передавал их противнику. Об этом стало известно только в 1920 г., после ареста Шохова и его заместителя Дьяконова и др.

В Дальневосточной республике органы Госполитохраны также проводили активные контрразведывательные мероприятия. Так, в Хабаровске органы ГПО ликвидировали шпионскую группу, сформированную разведкой атамана Г.М. Семенова. Белогвардейцы поддерживали связь с Харбином через владелицу мастерской по пошиву дамских шляп. Была раскрыта и другая группа во главе с владельцем ресторана Феофановым[881].

В апреле 1921 г. Госполитохрана раскрыла крупный заговор в Верхнеудинске. Его готовила подпольная белогвардейская организация, возникшая в начале 1921 г. Организация преследовала цель отделить от ДВР Прибайкалье одновременно с выступлением белогвардейцев во Владивостоке. Руководил ею сын пристава Ионин, командир рабочей роты Верхнеудинского запасного батальона Боровиков и помощник начальника Верхнеудинского отдела милиции Данилов. Называлась организация «Лесной отряд Прибайкальской группы белых». Она имела связь с другими подпольными организациями, оперировавшими в Забайкалье, и с белой армией, действующей в Монголии. В начале 1921 г. в «Лесном отряде» насчитывалось уже более 70 человек. Собирались заговорщики в семи верстах от Верхнеудинска в нескольких землянках глухой лесной местности.

Для решительных действий они сформировали боевой отряд. Начать свою деятельность организация решила с захвата города, для чего по подложным документам заговорщики из местного казначейства сумели получить 37 млн 800 тыс. рублей. Из арсенала они пытались взять 6 пулеметов, 200 винтовок, гранаты, 100 тыс. патронов. Получив это вооружение, белогвардейский отряд должен был захватить город. Однако их планы не осуществились, так как при получении оружия они были задержаны. Госполитохрана арестовала часть заговорщиков, но оставшиеся на свободе организовали наступление на город. После неудачи отряд отступил, ограбив Курбинский лесопильный завод, лавку потребительского общества, разрушив Брянский мост и разоружив во многих местах милицию.

Ликвидацию бандитов по решению начальника облотдела ГПО Ю.М. Букау и начальника гарнизона Лукьянова осуществил сводный отряд из сотрудников ГПО и бойцов гарнизона. Отряд захватил около 100 заговорщиков[882].

В то же время сотрудники Госполитохраны расконспирировали подпольную организацию в городе. Среди ее участников оказались ответственные работники госучреждений, что позволило организации в течение длительного времени избегать разгрома. Так, активными членами белогвардейского подполья были начальник городской милиции Будревич, его помощник Данилов, начальник 2-го участка милиции Крикус, его помощники Торопов-Пудовкин и Игумнов, милиционеры Молчанов и Софронов, исполняющий обязанности хошунной милиции Милашевич, сотрудник уголовного розыска Неволин, сотрудник ГПО Мохнатов, служащие Березовского гарнизона Богданов, Муртазов, работник автопарка Сергиенко и др.

Сведения о подготовке заговора Госполитохрана получила до выступления организации, сотрудники ГПО взяли ее под наблюдение для того, чтобы потом раскрыть ее и получить достаточно улик для предания заговорщиков суду. ГПО арестовала 82 участника подполья, большинство из которых проходило по делу Верхнеудинской контрреволюционной организации, рассмотренному Народным политическим судом в мае 1922 г.[883]

В январе 1921 г. отделом ГПО были получены данные о существовании в Благовещенске нелегальной белогвардейской организации, ставящей своей целью побудить амурчан к вооруженному восстанию и свержению легитимной власти. В процессе ее разработки было установлено, что она является филиалом созданной в г. Сахаляне семеновским генералом Е.Г. Сычевым Амурской военной организации (АВО), штаб которой возглавлял также семеновский генерал К.И. Сербинович. Через него заговорщики имели связь с атаманом Г.М. Семеновым и так называемым «Правительством» во Владивостоке. Нити заговора тянулись через японские военные миссии в Китае к японскому командованию. При штабе Сербиновича находилась его контрразведка, которая обеспечивала безопасность и конспиративность проводимых заговорщиками «съездов», различных сборищ в китайском прикордоне. Под их контролем и с непосредственным участием изготавливалась и распространялась антисоветская литература, распускались слухи, преследующие цели дестабилизировать обстановку на Амуре, спровоцировать часть населения и армии к выступлению против органов государственной власти.

Амурским отделом ГПО выявленные антисоветские группы брались под контроль, пресекалась деятельность вооруженных отрядов из-за рубежа. Чекистами было установлено, что «Штаб военной организации» в Сахаляне наметил начало мятежа на 20–28 апреля. С приближением этой даты наблюдалось общее оживление среди контрреволюционеров. Генералом Сербиновичем через белогвардейскую контрразведку предпринимались меры по подставе чекистам своего лазутчика Старченко. Оперативная игра отделом ГПО была принята. Чекисты в этой операции захватили инициативу в свои руки. В результате были вскрыты намерения амурских заговорщиков. При аресте их руководителя князя Маевского были изъяты дела и переписка, свидетельствовавшие об их замыслах. Для предупреждения выступления из-за рубежа чекистами и военным командованием были приняты меры по усилению охраны границы[884].

В июле 1922 г. ГПО ликвидировала крупнейшую белогвардейскую организацию, сеть которой охватывала всю Дальневосточную республику. Руководил ею читинский монархист, заведующий хозяйством Читинского городского управления, член Народного собрания З.И. Гордеев, который, судя по захваченной ГПО переписке, должен был стать главой будущего правительства. Штаб организации, находившийся в Чите, получал руководящие указания и средства от представителя атамана Г.М. Семенова в Маньчжурии генерала И.Ф. Шильникова.

Из шифрованной переписки между Гордеевым и Шильниковым и материалов, изъятых ГПО при разгроме организации в разных районах, была обнаружена ее цель – поднять восстание в ДВР с одновременным выступлением из полосы отчуждения КВЖД белогвардейских отрядов. Во всех городах и многих крупных селах белогвардейцы организовали ячейки, которые с течением времени должны были развернуться в крупные боевые единицы.

Гордееву подчинялись организаторы, которых Шильников направил в Забайкалье и Прибайкалье для создания новых подпольных групп. Среди них Богатырев – в Сретенском районе, Вальдемаров – в Верхнеудинском, Тарунов – в Акшинском, Марков – в Чикойском и т. д.

Члены белогвардейской организации за время своего существования дважды крали боеприпасы и оружие из артиллерийского склада в Чите, неоднократно портили полотно железных дорог, совершили нападение на санитарный поезд и захватили медикаменты, спустили под откос экспресс, шедший из Верхнеудинска в Читу.

Тщательная организация и законспирированность позволили штабу З.И. Гордеева выполнять ряд заданий маньчжурского центра. Во всех городах и селах Забайкалья и Прибайкалья его агенты успели завербовать достаточное количество помощников. В районе Нерчинского завода, Сретенска, Нерчинска, Акши и Троицкосавска активно действовали боевые группы. члены организации проникли в госучреждения, армию и военные ведомства.

Госполитохране долго не удавалось выявить центр этой организации. Проваливались лишь отдельные ее звенья. Наконец в июле 1922 г. белогвардейский центр был обнаружен. 14 июля органы ГПО приступили к ликвидации гордеевской организации. Все руководители подполья, за исключением самого Гордеева[885] и полковника Васильева, находившихся в это время в районе Мокзона, были арестованы. В результате дальнейшей работы ГПО выявила большинство участников подполья, окончательно разгромив его[886].

Пик противоборства между советской разведкой и белогвардейской контрразведкой на Юге России пришелся на 1919 г., на период развертывания интенсивных боевых действий.

Анализ документов позволяет судить, что спецслужбы красных действовали двумя методами: с одной стороны – засылали в белогвардейские штабы разведчиков-одиночек для сбора информации военного характера, а с другой – проводили массовую заброску агентуры для проведения подрывных мероприятий в тылу войск противника, нередко во взаимодействии с коммунистическими подпольными организациями. Как раз последние в большинстве своем становились объектами разработок деникинской контрразведки.

Белогвардейскими органами безопасности было установлено, что на Северном Кавказе против ВСЮР разведку вели особый отдел и разведвательное отделение штаба 11-й армии под руководством и контролем реввоенсовета армии. Советское командование, намереваясь отрезать нефтяной район от белой армии, начало наступление на Кизляр. Для ведения оперативной разведки, совершения диверсионных актов и агитации среди горского населения и рабочих большевики направили на Северный Кавказ около 600 малоопытных агентов. Главная масса разведчиков, по данным белогвардейской контрразведки, шла на Кизляр, Петровск, Баку, Грозный, остальные – на Ставрополь, Ростов-на-Дону, Великокняжескую, Царицын, Оренбург, Гурьев. Белым удалось захватить часть агентов и выяснить планы красного командования[887].

12 октября 1919 г. начальник КРО при штабе главноначальствующего и командующего войсками Терско-Дагестанского края ротмистр Новицкий докладывал о раскрытии всей организации советской разведки в тылу ВСЮР.

Деникинские спецслужбы установили цели, задачи, районы действий некоторых руководителей Кавказского коммунистического комитета (ККК), занимавшегося разведывательной и иной подрывной деятельностью в тылу ВСЮР. Документально подтверждалась его связь с английской Рабочей партией в Москве, Закавказским крестьянским и рабочим съездом в Тифлисе[888].

Органам безопасности ВСЮР удалось узнать о плане потопления судов Каспийской флотилии, который был выработан ККК совместно с командованием РККА. В октябре 1919 г. контрразведка арестовала основного исполнителя предстоящего диверсионного акта, и вместо него внедрила в организацию своего агента, благодаря чему обладала достоверной информацией о готовящихся взрывах. Вскоре участники подполья были арестованы и преданы военно-морскому суду[889].

В ноябре 1919 г. контрразведка штаба командующего войсками Северного Кавказа отметила, что большевики тратят на разведку и агитацию огромные денежные средства. Более того, для понижения курса рубля и прожиточного минимума советские эмиссары наводнили рынки денежными знаками, чем вызывали недовольство населения белогвардейской властью. Вышеупомянутый Кавказский коммунистический комитет не жалел денежных средств для привлечения к негласному сотрудничеству чинов Добровольческой армии, организации повстанческих движений в тылу ВСЮР, подкупа контрабандистов и администрации. Руководители деникинских спецслужб предлагали властям изымать из оборота те денежные знаки, которые в неограниченном количестве распространяли Советская Россия и Германия[890].

С момента появления в Новороссийском морском порту английских транспортов со снаряжением и вооружением контрразведчики зафиксировали активизацию советской агентуры, сопровождавшуюся уничтожением военных запасов, систематическим торможением подачи артиллерийских снарядов на фронт, хищением обмундирования и т. д.

Портовые рабочие, подверженные большевистской агитации, по данным секретных источников, намеревались саботировать работы по снабжению армии проведением забастовок[891].

Если в разоблачении советских разведывательных организаций белые спецслужбы достигли определенных результатов, то выявление агентов-одиночек, охотившихся за секретами в штабах, для контрразведки оказалось трудновыполнимой задачей. Проникшие в учреждения большевистские агенты зачастую оставались ею нераскрытыми.

Контрразведка не смогла скрыть от разведки противника сосредоточение деникинских армий в районе Донецкого бассейна в феврале 1919 г., что позволило командованию Южного фронта перебросить главные силы на донбасское направление[892].

В июле 1919 г. разведорганы Южного фронта узнали о готовящемся наступлении А.И. Деникина на Курск – Орел – Тулу.

Во время осады Харькова Добровольческой армией штаб большевиков располагал совершенно точными сведениями о численности и расположении белогвардейских частей. При расследовании выяснилось, что агенты под видом сестер милосердия, представителей Красного Креста или перебежчиков вели разведку среди офицеров и солдат, получая необходимые сведения[893].

Не являлся тайной для командующего Юго-Восточным фронтом В.И. Шорина план белогвардейского командования прорваться к Балашову в ноябре 1919 г. Белые тогда смогли взломать оборону на правом фланге 9-й армии, овладеть Новохоперском и ст. Поворино. Но успех они тогда закрепить не смогли – в ходе боев красные перешли в общее контрнаступление[894].

Б.И. Павликовский и А.И. Холодов установили количество кораблей и подводных лодок в Севастополе, численный состав команд и их настроение[895].

Когда Кавказский фронт стоял на реке Маныч, готовясь нанести удар по войскам А.И. Деникина, красная разведка узнала о разногласиях кубанского казачества с белогвардейцами, что во многом способствовало успехам советских войск[896].

Нераскрытой оказалась группа разведчиков киевского подпольного ревкома во главе с Д.А. Учителем (Крамовым), проникшая в штаб генерал-лейтенанта Н.Э. Бредова и поставлявшая важнейшую информацию о планах белогвардейцев командованию Красной армии и партизанско-повстанческих отрядов[897].

В Севастополе, в Морском управлении, также успешно действовала резидентура разведотделения 13-й армии Южного фронта РККА, которая передавала квалифицированные разведывательные данные о составе и передвижении белого флота, артиллерии, запасах топлива на судах, составе команд. По данным крымского исследователя В.В. Крестьянникова, белой «контрразведке не удалось раскрыть эту резидентуру, успешно работавшую до прихода в Севастополь Красной Армии»[898].

Выявление красных агентов-ходоков иногда носило случайный характер. Так, 4 декабря 1919 г. начальник КРО отдела генерал-квартирмейстера Кавказской армии полковник Чурпалев докладывал рапортом начальнику КРЧ, что некто Н. Чистяков был задержан во время переправы на правый берег Волги, у него при обыске обнаружили удостоверение сотрудника разведки большевиков[899].

К исходу войны интенсивность работы фронтовых подразделений военной разведки Красной армии нарастала, о чем свидетельствуют регулярно поступавшие командованию красных агентурные сводки сведений[900].

В мае 1920 г. работавшая в советских штабах белогвардейская агентура обращала внимание руководителей контрразведки на осведомленность красных об оперативных планах командования Русской армии. В частности, она сообщала о том, что большевикам стало заранее известно о намечавшейся переброске корпуса генерала Я.А. Слащева на Керченский полуостров[901]. Но выявление красных «кротов» в собственных штабах для контрразведки оказалось делом трудным. Только после отъезда помощника 2-го генерал-квартирмейстера полковника Симинского в Грузию обнаружилось исчезновение шифра и ряда секретных документов. Проведенное по данному факту расследование выявило принадлежность полковника к советской разведке[902].

Осенью 1920 г. контрразведчики выявили и арестовали двух красных разведчиков – полковника Скворцова и капитана Деконского, которые находились на связи с военным представителем Советской России в Грузии и передавали ему сведения о Русской армии и планах ее командования. После этого случая штабные офицеры обоснованно связывали неудачу кубанской десантной операции главным образом с деятельностью этих лиц[903].

Врангелевская контрразведка больше преуспела в обезвреживании агентов-ходоков. «Руководимая опытной рукой генерала Климовича работа нашей контрразведки в корне пресекала попытки противника, – писал генерал П.Н. Врангель. – Неприятельские агенты неизменно попадали в наши руки, передавались военно-полевому суду и решительно карались»[904].

Позволим себе заметить, что П.Н. Врангель несколько преувеличил роль особого отдела своего штаба в обеспечении безопасности армии и ее тыла. Советские источники опровергают слова главкома. В частности, в сентябре 1920 г. разведка красных точно сообщала о количестве белогвардейских сухопутных войск в Северной Таврии и морских сил, взаимодействующих с английскими, американскими, французскими и итальянскими военными кораблями[905].

На заключительном этапе войны кадровым сотрудникам контрразведки и их агентуре из числа местных жителей ставилась задача по внедрению в органы советской власти. Особой целью для проникновения в большевистские структуры были военно-революционные комитеты, комиссариаты, штабы Красной армии, трибуналы и ЧК. Развитие такой работы и план ее в деталях были доложены начальником штаба главнокомандующего генерал-лейтенантом П.С. Махровым генералу П.Н. Врангелю и были им утверждены[906].

Таким образом, кроме решения задач по оказанию помощи своим войсковым частям непосредственно во фронтовой полосе, органы контрразведки стали решать стратегические задачи по созданию базы для длительной борьбы, рассчитанной на долгие годы.

На северо-западе России белогвардейские спецслужбы тоже вели борьбу с разведкой большевиков, но поскольку документы контрразведки армии генерала от инфантерии Н.Н. Юденича оказались уничтоженными, не представляется возможным отразить данный вопрос в настоящем исследовании. Известно немного. Например, о том, что заведующего гаражом главного начальника снабжения Северо-Западного фронта А. Садыкера предали военному суду по обвинению в передаче красным сведений о деятельности белогвардейских организаций в Финляндии и пропаганде большевизма[907].

В сентябре 1919 г. был сожжен белыми в паровозной топке на ст. Ямбург военный чекист Н.С. Микулин, передававший красным ценную информацию из штаба генерала Н.Н. Юденича[908]. Существуют и другие версии гибели девятнадцатилетнего разведчика, однако причастность к ней белогвардейской контрразведки не просматривается[909].

На Севере России отмечались случаи взаимодействия ВРО – ВРС со спецслужбами интервентов в борьбе с разведкой противника. Например, 2 октября 1918 г. союзный военно-контрольный отдел, получив сведения от английского Адмиралтейства, сообщил военно-регистрационному отделению о следовании в Архангельск известного немецкого террориста барона Раутерфельса и группы его помощников с целью уничтожения военных складов. Среди указанных Адмиралтейством фамилий значился некто П.Э. Персон. Контрразведчики обнаружили последнего при проверке парохода «Михаил Сидоров» и заключили в тюрьму для выяснения личности. Однако следственными мерами не удалось установить причастность Персона к немецкой разведке и выяснить его задачи. В связи с заключением перемирия с Германией его освободили под поручительство шведского вице-консула в Архангельске[910].

Первый опыт борьбы ВРО с советской агентурой оказался неудачным. Контрразведчики не смогли выявить красного разведчика Ф.А. Миллера в Олонецкой губернии, предотвратить утечку сведений о численности прибывающих на Север войск интервентов в штаб северо-восточного участка завесы[911].

Для улучшения противодействия советской разведке белые предприняли ряд мер. В частности, на большинстве дорог были установлены кордоны численностью до шести человек на каждом для воспрепятствования перехода агентуры через линию фронта[912]. Однако таким образом белым не удалось полностью поставить заслон проникновению агентуры красных. Некоторых красных разведчиков ВРС удалось выявить как с помощью секретной агентуры, так и благодаря поддержке правоохранительных органов и представителей общественных организаций.

ВРС перехватила инструкцию особого отдела разведчикам, работавшим на фронте и в тылу, в которой был приведен перечень сведений, интересовавших советскую разведку. В мае – июне 1919 г. ВРС смогла скрыть от командования 6-й армии прибытие в Архангельск двух британских бригад[913].

С помощью военной цензуры удалось вскрыть разведывательную деятельность коменданта 5-го Северного стрелкового полка А. Бровкова и солдата П.К. Телова[914]. По мнению А.А. Иванова, успехи военной цензуры на поприще борьбы с советским шпионажем были эпизодическими, «суммарная эффективность цензорской службы оставляла желать лучшего»[915].

В Сибири красная разведка делала ставку на массовость. Для сбора сведений в тылу белых вербовались возвращавшиеся домой из австрийского и германского плена офицеры и солдаты. Со временем колчаковская контрразведка научилась отличать настоящих военнопленных от мнимых. Советских разведчиков, как правило, выдавало наличие с собой больших денежных сумм[916]. По полученным контрразведывательным отделением при штабе ВГК сведениям, каждая партия военнопленных, переходившая фронт, насчитывала в себе от 5 до 10 % большевистских пропагандистов, снабженных соответствующими документами. Среди советских агентов также были пленные сербы, карлики, женщины и дети, которым рекомендовалось поступать рассыльными в военные учреждения. Например, при штабе 1-й армии находился 13-летний советский разведчик В.В. Вейверов[917].

Красные спецслужбы применяли и другие приемы для заброски своей агентуры: отправляли вплавь на бревне, под видом перебежчиков, при отступлении подвергали порке и оставляли. Контрразведка узнавала о таких приемах, кстати, от перебежчиков. Они также сообщали о проникнувших в штабы белогвардейских воинских формирований большевистских агентах, главным образом офицерах и «интеллигентных женщинах»[918].

Иногда сведения об агентуре, направленной в тыл белой армии, поступали в штабы из разведывательных органов вышестоящих штабов. Например, начальник разведки штаба Западной армии капитан Горецкий 26 января 1919 г. направил начальникам штабов 1-го Волжского, 2-го Уфимского, 3-го и 6-го Уральских корпусов телеграммы о заброске 3-х советских агентов в расположение белых войск, с указанием возраста и примет[919]. Как удалось контрразведке реализовать полученную информацию, осталось неизвестным.

Колчаковская контрразведка не смогла поставить надежный заслон массовой заброске советской агентуры, хотя и пыталась ей противодействовать. Так, возвращавшихся из плена офицеров, намеревавшихся занять высокие посты в армейских структурах, зачисляли в резерв при Ставке, подозрительных подвергали проверке. Для выявления красных разведчиков белогвардейские спецслужбы в каждую партию военнопленных стремились внедрить своих негласных сотрудников[920].

Несмотря на принятые меры, разоблачать разведчиков и агентов противника колчаковским спецслужбам удавалось редко. Так, с ноября 1918 г. по август 1919 г. КРЧ при штабе ВГК возбудила лишь 5 дел по обвинению в шпионаже, притом 2 из них было прекращено[921].

После разгрома армии адмирала А.В. Колчака контрразведывательные органы правительств и армий, образованных в Приморье, вели борьбу в основном с разведдеятельностью красных спецслужб: управления политической инспекции и разведупра НРА ДВР, главного управления Госполитохраны ДВР, осведомительного отдела (осведотдел) военно-технического отдела (ВТО) Приморского областного комитета РКП (б) («партийной разведки»), а также военно-технического центра (ВТЦ) межпартийного социалистического бюро (МСБ).

Военная и партийная разведки старались внедрить свою агентуру в различные учреждения и воинские части белых. Например, осведомительному отделу удалось завербовать агентов в Судебной палате (А.Л. Слонова-Трубецкая), милицейско-инспекторском отделе МВД (И. Берг), в штабе Дальневосточной армии (подполковник К.П. Новиков) и т. д.[922]

В середине июня 1921 г. ВТО Межпартийного социалистического бюро, в состав которого входили большевики, развернули агентурную сеть в белых штабах, добывали и фотографировали документы. Контрразведка выявила и арестовала некоторых членов ВТО. Устроив им побег, контрразведчики убили П.Г. Пынько, И. Портных, В. Пашкова, В.В. Иванова, И.В. Рукосуева-Ордынского. Последний, будучи полковником русской армии, вступил в РКП(б) весной 1919 г., когда служил в штабе колчаковского наместника во Владивостоке генерала С.Н. Розанова. Уже тогда он вел пропагандистскую и разведывательную работу в белой армии, но так и остался не раскрытым контрразведкой[923].

Осенью 1921 г. стала прорабатываться возможность двух параллельных антимеркуловских заговоров: большевистского и эсеровского. Нелегально работавший во Владивостоке уполномоченный правительства ДВР Р.Л. Цейтлин получил инструкции придерживаться позиции возможного компромисса с белогвардейцами и перехода их на сторону ДВР, с условием роспуска всех воинских частей. Военный совет Народно-революционной армии отдал приказ командующему войсками НРА и партизанскими отрядами Приморской области А.П. Лепехину ускорить подготовку переворота во Владивостоке. В октябре 1921 г. Военсовет партизанских отрядов Приморья вновь направил во Владивосток в распоряжение Приморского облревкома Л.Я. Бурлакова, который должен был активизировать деятельность «партийной» разведки.

Большевики считали, что их поддерживает треть Ижевского полка, а четверть всех каппелевцев сочувствует идее переворота. Подпольные ячейки установили связь с партизанами, отправляли им оружие и медикаменты. Партизаны принимали также перебежчиков из белой армии.

Однако контрразведка Временного Приамурского правительства с помощью японских спецслужб раскрыла заговор благодаря внедренной в ряд государственных учреждений ДВР агентуре. В частности, Н. Антонова (она же Виноградская, она же Бутенко) сумела завоевать доверие и получила поручение осуществлять связь из Хабаровска с коммунистическим подпольем во Владивостоке. Таким образом были провалены ряд подпольных партийных и комсомольских организаций. Другой агент – Черненко – была шифровальщицей и выдала подпольщиков-комсомольцев.

10 октября 1921 г. во Владивостоке начались аресты. 15 октября на квартире доктора Моисеева неизвестными в военной форме был убит скрывавшийся там Р.Л. Цейтлин. В результате провала в тюрьму попали более 200 подпольщиков, в т. ч. 120 офицеров – членов подпольных ячеек в каппелевских частях[924].

Серьезные потери понес и осведомительный отдел ВТО. Начальнику разведпункта штабс-капитану Попову удалось внедрить своего агента А.И. Иваненко в коммунистическую организацию, которая в течение 12 дней выявила несколько конспиративных квартир, в том числе квартиру сотрудницы осведотдела Н.С. Буториной.

В последующем были арестованы руководители и ряд сотрудников отдела П.К. Евтушенко и А.В. Одинцов, Н.С. Буторина, П.С. Думбровский, Н.А. Чукашева, М.К. Шмидт, Т.С. Юркевич, А.Л. Слонова-Трубецкая и К.П. Новиков. Дознание по этому делу 17 октября – 22 ноября 1921 г. велось информационным отделением административного отдела МВД Временного Приамурского правительства. В ходе проведенных у подпольщиков обысков были обнаружены материалы разведывательного характера[925].

С помощью своей агентуры белогвардейским спецслужбам удавалось периодически выявлять большевистских разведчиков. Например, 22 апреля 1922 г. начальник КРО управления 1-го генерал-квартирмейстера военно-морского ведомства сообщал о прибытии из Дальневосточной республики в Харбин красного агента И. Муравейчика[926].

Несмотря на нанесенные удары по разведке красных, белая контрразведка не смогла предотвратить утечку секретных сведений из своих штабов. Приведем лишь несколько примеров. В июле 1922 г. резидентурой красных была получена подробная информация о политическом положении в Приморье, дислокации каппелевских, семеновских и японских частей, другие секретные документы. В августе резидентурой военной разведки был получен обширный хорошо детализированный информационный материал о политическом и военном положении в Приморье, составе, дислокации и передвижении частей Земской рати и военных грузов. В конце июля – начале августа осведотдел добыл первые сведения о планах генерала М.К. Дитерихса начать новое наступление[927].

Несмотря на то, что Советская Россия и белогвардейские государственные образования являлись непримиримыми противниками и воевали друг с другом, используя имевшийся у них арсенал сил и средств, однако в сфере тайной войны они боролись против общего противника – спецслужб интервентов.

2.3. Борьба с подпольными организациями, повстанческим движением, мятежами и бандитизмом

Гражданская война по своей сути – социально-политический и вооруженный конфликт, столкновение общественно-политических сил, классов, типов власти (государств), отстаивавших противоположные интересы и цели, представлявший серьезную угрозу безопасности всем без исключения режимам. На протесты различных политических и общественных сил следовала реакция со стороны государства (красного и белого), выражавшаяся в подавлении сопротивления доступными ему силами и средствами. Данное обстоятельство оказало серьезное влияние на задачи и характер деятельности и ВЧК, и белогвардейской контрразведки, их формы и методы борьбы с противниками.

В написанных еще в 1923 г., но впервые опубликованных в Париже лишь через 8 лет после смерти автора воспоминаниях член ЦК партии народных социалистов С.П. Мельгунов признает, что одна из задач антибольшевистской организации состояла как раз в том, чтобы дать вооруженную силу Учредительному собранию для свержения советской власти. «Это не было утопией. Конечно, состав Учредительного собрания не вызывал восторгов, но воспользоваться этим знаменем было необходимо». Постепенно в процессе работы «выковывался план сотрудничества союзников (то есть держав Антанты) с русскими общественными силами для продолжения борьбы с немцами и воссоздания антибольшевистской государственности…»

Уже в конце 1917 – начале 1918 г. ВЧК по разным каналам получала информацию о деятельности в Петрограде и Москве подпольных групп, основной целью которых была вербовка и отправка офицеров в Ростов, а также в Мурманск и Архангельск для пополнения создававшихся там белогвардейских отрядов.

С одной из таких групп – «Организацией борьбы с большевизмом и отправки войск к Каледину» под руководством А.П. Орла – соприкоснулся офицер И.Н. Чугунихин. Через знакомых в Совнаркоме он передал информацию в ВЧК, а затем был приглашен туда для выяснения подробностей. В итоге ему предложили внедриться в эту организацию, выяснить ее состав и планы, а затем обеспечить захват руководителей. Чугунихин выяснил, что подпольщики не только занимались отправкой офицеров на Дон, но и готовили вооруженный захват власти и похищение В.И. Ленина. По его данным, у Орла имелось до двенадцати тысяч сторонников, многие из которых были готовы выступить незамедлительно. Поэтому Ф.Э. Дзержинский принял решение ликвидировать данную организацию, что и было сделано. Однако оставшиеся на свободе заговорщики установили истинную роль Чугунихина и предприняли попытку его ликвидации. В нападении на Чугунихина принимали участие тринадцать офицеров. В результате он был ранен десятью пулями, из них четырьмя в живот и в голову, но, в свою очередь, убил двоих и ранил четырех из числа нападавших. Раненые были захвачены сотрудниками ВЧК. Подоспевшими товарищами Чугунихин был доставлен в больницу. Затем его перевезли в Москву, где он находился на излечении до июля 1918 г.

Вскоре ВЧК раскрыла еще несколько контрреволюционных организаций, занимавшихся отправкой офицеров и юнкеров на Дон: «Все для Родины», «Белый крест», «Черная точка», «Союз помощи офицерам-инвалидам», «Союз реальной помощи» и ряд других[928]. Так, например, «Союз реальной помощи» ВЧК обнаружила на основании сообщения случайного свидетеля. У одного из арестованных руководителей этой организации обнаружили оружие и переписку с Киевом, Ростовом и другими городами, где находились будущие «добровольцы». Подследственный дал подробные показания. В последующем, находясь в эмиграции, сотрудничал с советской внешней разведкой.

В результате этой деятельности ВЧК в значительной степени сократился приток офицерских кадров в формировавшуюся белогвардейскую Добровольческую армию.

К лету 1918 г. с разгаром Гражданской войны основные усилия ВЧК сосредоточила на выявлении и ликвидации подпольных антисоветских организаций, подавлении белогвардейских восстаний и крестьянских выступлений, пресечении подрывной деятельности антибольшевистских политических партий и объединений.

В конце мая были получены сведения о деятельности в Москве подпольной антибольшевистской организации. 29 и 30 мая чекисты арестовали многих заговорщиков. В ходе следствия выяснилось, что ВЧК вышла на след созданного эсером-боевиком Б.В. Савинковым «Союза защиты Родины и Свободы», ставившего своей задачей свержение советской власти, установление военной диктатуры и возобновление войны с Германией[929]. Финансовая помощь организации Савинкова поступала в числе прочих источников и от французского правительства[930]. Союз сумел внедрить в советские учреждения и воинские части своих агентов, которые нередко занимали там ответственные должности. Он имел свои отделения в Казани, Муроме, Ярославле, Челябинске, Рязани и других городах.

Вскоре после разгрома московского отделения Союза были предприняты меры к ликвидации его казанской организации. В Казань по адресам и явкам, добытым на следствии, выехало несколько чекистов. Под видом офицеров-белогвардейцев они проникли в организацию и собрали необходимые сведения о ней. Во второй половине июня участники Союза в Казани были арестованы[931].

Позднее ВЧК ликвидировала ряд белогвардейско-эсеровских вербовочных центров. 30 июня чекисты задержали на Ярославском вокзале в Москве большую группу офицеров, отправлявшихся в белую армию. Следствие показало, что вербовка добровольцев проходила при активном содействии французской миссии. Каждому добровольцу выдавали 400 рублей и документы, удостоверяющие его принадлежность к французской армии[932]. Из Москвы завербованные ехали в Вологду, а оттуда их тайно переправляли в Поволжье к белочехам[933]. Вербовочные пункты были раскрыты также в Саратове, Новгороде, Вологде и других городах.

В январе ВЧК арестовала полковника чеченского полка В.В. Геймана и вскрыла подпольную организацию «Военная лига», готовившую вооруженное выступление в Петрограде[934], в феврале – организацию «Союз георгиевских кавалеров», которая ставила себе задачу организовать покушение или похищение В.И. Ленина[935]. В августе была вскрыта белогвардейская подпольная организация «Союз возрождения России». Чекистам удалось установить и арестовать одного из руководителей организации полковника М.А. Куроченко[936]. На следствии он дал признательные показания и сообщил известную ему информацию об участниках организации, а также пароли, явки и т. д.

С осени 1918 г. в ВЧК все с большей очевидностью начали осознавать необходимость изменения методов своей работы, скорейшего перехода от открытых мер противодействия к методам негласным. Именно эти вопросы вызвали особо жаркую дискуссию на проходившей летом 1-й Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий.

Наиболее рельефно, как уже отмечалось, эту мысль выразил член коллегии ВЧК Д.Г. Евсеев: «В борьбе с врагами нельзя также всецело полагаться только на помощь масс, так как одного этого фактора недостаточно для успеха… Если мы не будем иметь сокровенных ушей и глаз в аристократических салонах, посольствах, миссиях и т. п., то мы не будем знать всех тех злокозненных цепей, которые куются в тиши врагами Советской власти». Кроме этого Евсеев указал на необходимость овладения органами ВЧК опыта работы с агентурой, накопленного царской охранкой. По его мнению, для того чтобы сотрудники ЧК смогли выполнить поставленные перед ними задачи, они должны изучить теорию политического розыска, разработанную царской охранкой, критически проверить и приспособить ее для борьбы против врагов советской власти.

О том, что у чекистов к 1919 г. появился определенный опыт в агентурной работе, свидетельствует ликвидация ОО при РВС Южного фронта крупной антибольшевисткой организации «Ордена романовцев». Организация была создана в 1917 г. бывшими царскими офицерами – сотрудниками штабных учреждений Южного фронта, дислоцировавшихся в Тамбовской губернии. В нее входили также коммерсанты, гимназисты, бывшие кадеты Морского корпуса. Своей целью организация провозгласила борьбу за восстановление монархии в России.

В январе 1919 г. Ф.Э. Дзержинский поручил недавно назначенному председателем ОО при РВС Южного фронта Г.И. Бруно разоблачить главный пункт переправки бывших офицеров в армию А.И. Деникина, который находился, по данным ВЧК, в Козловском уезде. Вскоре удалось выяснить, что переправкой офицеров к Деникину занимается «Орден романовцев».

Бруно совместно с заведующим отделом по борьбе с контрреволюцией особого отдела Южного фронта С.Г. Шульманом и начальником штаба заградительных отрядов фронта Р.М. Потемкиным удалось внедрить в «Орден романовцев» девятнадцатилетнюю В.Д. Мачехину – письмоводителя штаба заградительных отрядов. Мачехина, благодаря протекции своего знакомого по гимназии С.В. Фрелиха, который являлся одним из руководителей «Ордена романовцев», быстро вошла в доверие и вскоре стала членом этой организации. Затем Мачехина через Фрелиха организовала встречу Р.М. Потемкина с руководителем «Ордена романовцев» полковником К.К. Александровым. Так началось «сотрудничество» руководства монархической организации с особым отделом и штабом заградительных отрядов. Это была одна из первых чекистских операций с использованием дезинформационных материалов[937].

К концу января 1919 г. особый отдел Южного фронта располагал достаточными данными о подрывной работе «Ордена романовцев». Были известны почти все его участники. 2 февраля на оперативном совещании у Бруно было решено реализовать агентурную разработку этой организации арестами ее участников. На следующий день оперативные группы особотдела начали активные действия. Всего было арестовано 54 человека.

Летом – осенью 1919 г. чекисты вскрыли и ликвидировали контрреволюционную организацию «Национальный центр», который был образован в июне 1918 г. и возглавлялся кадетами. Некоторые участники «Национального центра» занимали ответственные должности в ряде центральных управлений и учреждений Красной армии: главном управлении учебных заведений, главном военно-инженерном управлении, центральном управлении военных сообщений и др. Используя свое служебное положение, они активно собирали секретные сведения, которые передавались разведкам белых армий и стран Антанты. Например, начальнику агентурной части разведывательного отделения штаба Добровольческой армии В.Д. Хартулари. Кроме этого Хартулари несколько раз нелегально посещал Москву, где делал сообщения о военном и политическом положении, давал рекомендации по подготовке мятежа на заседаниях узкой группы участников «Национального центра»[938]. Наряду с этой деятельностью «Национальный центр» осуществлял подготовку антибольшевистского мятежа, для чего формировал отряд белогвардейских офицеров, обеспечивал необходимое для этого вооружение.

Наиболее полная первичная информация о существовании указанной организации была получена в июне 1919 г., когда на Лужском направлении при попытке перехода границы был убит неизвестный, который оказался бывшим офицером Никитенко. При обыске у него в мундштуке папиросы нашли записку за подписью «Вик» с различными шифрами и паролями для генерала Н.Н. Юденича. Однако установить, кто скрывается под этим псевдонимом, ВЧК сразу не представилось возможным[939].

14 июля на советско-финской границе в районе Белоострова пограничники задержали двух военнослужащих разведотдела штаба Петроградского военного округа А.А. Самойлова и П.А. Борового-Федотова, которые направлялись к генералу Юденичу со шпионскими донесениями. У Борового было изъято зашифрованное письмо с подробными сведениями о 7-й красной армии. В письме указывалось, как можно связаться с антибольшевистскими организациями в Петрограде[940].

Из показаний задержанных выяснилось, что они входят в петроградское отделение «Национального центра», руководителем которого являлся член кадетской партии инженер В.И. Штейнингер. Последний был вскоре арестован. При обыске у него обнаружили письмо с обращением: «Дорогой Вик!». Таким образом, было установлено, что «Вик» и Штейнингер – одно и тоже лицо[941].

В это же время в ходе облавы на рынке чекисты задержали дочь бывшего сотрудника царской разведки И.Р. Кюрца. Обыск, проведенный в его квартире, а также ценная информация, полученная от него, позволили установить фамилии нескольких членов «Национального центра», которые являлись одновременно агентами английской разведки. Как выяснилось, сам Кюрц с весны 1918 г. работал на англичан и являлся подрезидентом у П. Дюкса. Вторым подрезидентом, как уже говорилось, оказалась член разведывательной организации «ОК» и «Национального центра» Н.В. Петровская. Используя эту информацию, удалось выявить и арестовать в Петрограде более двух десятков агентов П. Дюкса и «Национального центра».

Вскоре чекисты раскрыли московское отделение «Национального центра». Прямые свидетельства его существования были получены в конце июля 1919 г. Из сообщения Вятской ЧК ВЧК стало известно, что 27 июля 1919 г. в селе Вахрушево Слободского уезда Вятской губернии начальник милиции Слободского уезда А.И. Бржоско, устанавливая личность граждан, приехавших в это село, задержал человека, у которого не было никаких документов. Последний назвался Николаем Карасенко. При обыске у него был обнаружен миллион рублей в «керенках» и два револьвера. Доставленный в Слободскую ЧК, Карасенко на допросе давал путаные показания, назвался спекулянтом и заявил, что едет в Москву для закупки товаров[942].

Однако у чекистов показания Карасенко вызвали подозрение, и они направили его в Вятскую ЧК. На допросе в Вятской губчека Карасенко признался, что является сыном крупного помещика Крашенинникова, в Москву ехал по поручению разведки Колчака для передачи денег. В Москве на Николаевском вокзале его должен был встретить связник. Фамилию этого лица Крашенинников якобы не знал[943].

В связи с этим вятские чекисты направили его в Москву в распоряжение ВЧК. В Москве Крашенников продолжал утверждать, что не знает человека, которому он должен был доставить обнаруженные у него деньги.

Тогда сотрудники ВЧК решили провести оперативную комбинацию. В камеру внутренней тюрьмы ВЧК к Крашенинникову поместили перевербованного ранее члена петроградского отделения «Национального центра», который и получил от Крашенинникова записку, адресованную одному из членов московской подпольной организации, а также адрес одной из явочных квартир «Национального центра» в Москве.

Когда эти улики предъявили Крашенинникову на допросе, он вынужден был назвать лицо, которому он писал, и показал, что деньги должен был передать Н.Н. Щепкину и В.В. Алферову[944]. Далее Крашенинников откровенно рассказал и о том, что Колчак уже успел передать в распоряжение «Национального центра» 25 млн рублей на организацию широкой разведывательной и диверсионной работы. Причем он сообщил, что одновременно со Щепкиным деньги получил в Петрограде некий «Вик».

Кроме того, в августе в ОО ВЧК пришла учительница 74-й московской школы и сообщила, что к директору школы А.Д. Алферову часто приходят подозрительные лица. В результате установленного за зданием наружного наблюдения, а также благодаря иным полученным особым отделом сведениям было установлено, что в школе находилась явочная квартира «Национального центра», куда приходили курьеры от Колчака и Деникина[945].

В ночь на 29 августа 1919 г. чекисты начали операцию по ликвидации «Национального центра» в Москве. Ф.Э. Дзержинский лично арестовал руководителя этого центра Н.Н. Щепкина, а член коллегии ВЧК В.А. Аванесов – содержателя нескольких явочных квартир А.Д. Алферова.

При обыске на квартире Щепкина чекисты обнаружили документы, содержащие стратегические планы советского командования, дислокацию и обеспеченность вооружением частей Красной армии (записку с изложением плана действий Красной армии у Саратова, сведения о номерах дивизий Красной армии по состоянию на 15 августа 1919 г., письмо, содержащее подробное описание одного из укрепленных районов и др.).

Чекисты произвели обыск не только в квартире, но и в саду, где обнаружили тайник в пне спиленного дерева. В нем находилась железная коробка с шифрованными записками, шифром, рецептами для проявления химических чернил и другие принадлежности для ведения тайной переписки. В расшифровке этих документов принимал непосредственное участие Ф.Э. Дзержинский. В результате общих усилий код, применявшийся «Национальным центром», был раскрыт.

Засадой, устроенной на квартире Н.Н. Щепкина, были захвачены связники Деникина и другие агенты, которые еще не знали о провале организации[946].

Щепкин на допросах не выдал никакой информации, а затем в камере покончил жизнь самоубийством. Однако другие арестованные признались в заговорщической деятельности и дали развернутые показания. Особо ценной стала информация, полученная от профессора Н.Н. Виноградского, заявившего о связи «Национального центра» не только с Колчаком, но и с разведкой Добровольческой армии А.И. Деникина. Самым ценным в показаниях было то, что с «Национальным центром» связана многочисленная военная организация – «Добровольческая армия московского района», готовившая вооруженное восстание в Москве.

Был разработан детальный план вооруженного выступления. Предполагалось его начать при подходе войск генерала Деникина к Московскому региону. В случае успеха выступления заговорщики намеревались через московскую радиостанцию сообщить всем частям Красной армии на фронтах о падении советской власти и тем самым внести замешательство и открыть фронт армиям Деникина[947]. Последствия возможных действий «Добровольческой армии» могли стать катастрофическими для советской власти.

Определенную роль сыграло в этой ситуации опубликованное в печати обращение Дзержинского ко всем гражданам. ВЧК указывала, что большинство арестованных попалось с поличным: с десятками шпионских донесений, сведений о частях Красной армии, приказов и инструкций из Добровольческой армии Деникина, шифрованных записей, оружия и т. д. Информируя население о вскрытом заговоре, Всероссийская чрезвычайная комиссия призывала повысить революционную бдительность и предлагала лицам, случайно оказавшимся в рядах белогвардейских организаций, явиться с повинной в ВЧК[948].

Спустя несколько дней после публикации указанного обращения в ВЧК явился врач одной из вовлеченных в заговор военных школ. По словам А.Х. Артузова, если бы не помощь этого человека, то большевики «вряд ли удержали бы Советскую власть».

Заявитель, принятый Ф.Э. Дзержинским, рассказал, что начальник окружной артиллеристской школы бывший полковник В.А. Миллер является членом антисоветской организации. Дзержинский выразил врачу благодарность за ценную информацию и в дальнейшей беседе выяснил, что Миллер несколько раз обращался в РВСР с просьбой выделить в его распоряжение мотоцикл, однако его просьбу не удовлетворили. Когда заявитель ушел, Дзержинский пригласил к себе сотрудников ОО ВЧК и вместе с ними наметил мероприятия по разработке Миллера.

Данные, поступившие от заявителя, при проверке подтвердились. Миллер действительно ожидал выделения для него мотоцикла. Тогда Дзержинский согласовал этот вопрос с руководящими работниками Реввоенсовета и от их имени направил мотоцикл в распоряжение Миллера. Водителем мотоцикла был назначен чекист Горячев, который, явившись к Миллеру, доложил, что прибыл по указанию Реввоенсовета. Получив мотоцикл, Миллер, как и предполагали, стал объезжать свои связи. При последующей проверке выяснилось, что по этим адресам проживали участники военной организации «Национального центра». В результате этой операции удалось раскрыть роль военных школ в подготовке мятежа и систему вербовки людей в антибольшевистскую организацию.

Всего по делу «Национального центра» и «Добровольческой армии» было арестовано более 1000 заговорщиков[949].

В феврале 1920 г. ВЧК арестовала группу лиц. На допросе они показали, что являлись членами контрреволюционного подпольного объединения «Тактический центр». На основе их показаний были установлены и арестованы его руководители – Д.М. Щепкин, С.М. Леонтьев, С.Е. Трубецкой и С.П. Мельгунов[950].

В отличие от советских историков и руководителей ВЧК, белоэмигранты и некоторые российские историки не считали угрозу большевистскому режиму, исходившую от московского подполья, столь серьезной.

Генерал Б.И. Казанович, проводивший от имени командования Добровольческой армии переговоры с «Правым центром», «Национальным центром», торгово-промышленными кругами, военными организациями и представителями французской миссии, писал: «Все эти организации производили впечатление чего-то несерьезного: велись списки, распределялись роли на случай будущего восстания, но незаметно было особого желания перейти от слов к делу… Здесь мне пришлось столкнуться с одним из специфических продуктов революции – специалистами по организациям, смотревшим на это дело как на ремесло, дававшее хороший заработок»[951].

Генерал А.И. Деникин придерживался аналогичной точки зрения: «От своих единомышленников, занимавших видные посты в стане большевиков, мы решительно не видели настолько реальной помощи, чтобы она могла оправдать их жертву и окупить приносимый самим фактом их совместной службы вред»[952].

«Отсутствие систематически налаженной связи с Добровольческой армией… серьезных программных разработок и известных политических фигур в их рядах во многом сводило на нет расчеты московских “деятелей” на их участие в будущем правительстве “освобожденной от большевизма России”», – пишет историк В.Ж. Цветков[953].

Историк А.В. Ганин также не склонен преувеличивать роль и значение антибольшевистского подполья для белых армий[954].

По этому поводу ведомственные историки придерживаются иной точки зрения. В частности, А.А. Зданович считает, что, во-первых, в период ожесточенной Гражданской войны в подпольной работе белых на советской территории важнейшее место занимали нелегальные военные структуры, а не политические организации. Во-вторых, деятельность «Национального центра» нужна была штабным органам войск Колчака, Деникина и других генералов, поскольку она могла хоть как-то способствовать разведывательно-подрывному обеспечению военных операций[955].

Разница в оценках сил, средств и деятельности контрреволюционного подполья советскими и современными историками, на наш взгляд, зависит не только от методологических подходов и идеологических установок, но и от источниковой базы. Ранее авторы публикаций по данной проблематике в основном обращались к «Красной книге ВЧК», являвшейся многие десятилетия единственным общедоступным источником со всеми ее достоинствами и недостатками. Сегодня, благодаря рассекреченным документам в отечественных архивах и возможности российских ученых работать за рубежом можно более полно реконструировать события, относящиеся к московскому антибольшевистскому подполью.

После завершения основных сражений Гражданской войны в Европейской России международное положение Советского государства несколько стабилизировалось, а вот внутриполитическая обстановка оставалась довольно напряженной.

Тревожные сигналы поступали с Балтийского флота. Заведующий следственным отделом особого отдела ВЧК В. Фельдман в декабре 1920 г. по итогам проверки отметил серьезные изменения в социальном и партийном составе экипажей кораблей и воинских частей. За годы войны из числа судовых команд неоднократно формировались воинские части для ведения боевых действий на сухопутных фронтах. Резко увеличилась прослойка крестьян, призванных по мобилизации и недовольных политикой продразверстки. На боевых кораблях оказалось значительное число выходцев с территорий, ставших самостоятельными государствами (в частности, из Латвии и Эстонии), однако руководство Балтийского флота не демобилизовало этих матросов, поскольку латыши и эстонцы занимали должности, требующие высокой квалификации.

Кроме этого констатировался массовый выход рядовых матросов из большевистской партии, число которых доходило до 40 % состава парторганизации. Мотивировалось это недовольством задержкой демобилизации, резким снижением качества питания, тяжелыми работами по заготовке дров для отопления кораблей[956].

По мнению В.П. Наумова и А.А. Косаковского, основное влияние на настроения моряков, солдат и рабочих Кронштадта оказали проходившие в начале 1921 г. волнения рабочих в Петрограде и других городах, а также крестьянские выступления в ряде регионов страны. Моряки Кронштадта, являвшиеся главной опорой большевиков в октябрьские дни 1917 г., одними из первых поняли, что советская власть оказалась, по существу, подменена властью партийной, а идеалы, за которые они боролись, оказались преданными[957].

Вспыхнувшее в марте 1921 г. Кронштадтское восстание представляло серьезную опасность для власти большевиков, так как в руках восставших оказалась главная база Балтийского флота – ключ к Петрограду. В выступлении участвовало около 27 тыс. матросов и солдат. В их распоряжении было 2 линкора и другие боевые корабли, до 140 орудий береговой обороны, свыше 100 пулеметов[958].

3 марта Петроград и Петроградская губерния были объявлены на осадном положении. 4 марта СТО утвердил текст правительственного сообщения. Движение в Кронштадте объявлялось «мятежом», организованным французской контрразведкой и бывшим царским генералом Козловским, а резолюция, принятая кронштадтцами, – «черносотенно-эсеровской»[959].

Для подавления Кронштадского восстания были привлечены, как считалось, наиболее преданные советской власти воинские части. Однако ОО ВЧК сообщал, что части 27-й стрелковой дивизии, являвшиеся наиболее боеспособными и направленные для подавления восстания, в действительности были солидарны с восставшими. Минский и Невельский полки выступили против собственного командования и готовы были присоединиться к восставшим. Было арестовано более ста зачинщиков, 75 из которых решением чрезвычайной революционной «тройки» ообого отдела были расстреляны[960].

Когда началось Кронштадтское восстание, эсеры, оказавшиеся в те дни в Ревеле, приступили к формированию эсеровских дружин и отрядов из числа бывших участников Белого движения на Северо-Западе России для оказания содействия кронштадтцам. Кроме этого, ревельская эсеровская группа делала все возможное для осведомления общественности о событиях этого выступления. Активную роль в деятельности группы играл изменивший советской власти в июле 1918 г. бывший начальник Уфимского полевого штаба и командующий 2-й армией Ф.Е. Махин. Он также вел шифрованную переписку с единомышленниками в Советской России[961].

Кронштадское восстание было жестоко подавлено. Жертвами его стали несколько тысяч солдат, матросов и рабочих Кронштадта. В Финляндию успели перейти около 8 тыс. человек, в том числе почти все руководители восстания[962].

Можно согласиться с мнением доктора исторических наук А.А. Здановича о том, что предотвратить восстание помешали помимо непринятия советским правительством соответствующих мер политического и экономического характера, также серьезные недостатки в работе ообого отдела охраны финляндской границы и его Кронштадтского отделения. Упор делался на так называемое коммунистическое осведомление. Однако на корабельные команды, береговые части и вспомогательные подразделения общей численностью свыше 26 тыс. человек у особого отделения имелось в декабре 1920 г. всего 150 осведомителей, а к концу февраля следующего года – чуть более 170 секретных сотрудников. Дальнейшему развитию массовой осведомительной сети препятствовало отсутствие желания у большинства партийных работников принимать участие в работе в области осведомления[963].

Сотрудники особого отдела после подавления восстания сосредоточили свою деятельность на фильтрации воинских частей, а также проводили разведку внутри крепости, о чем 18 марта 1921 г. давал прямые указания военком Южной группы войск К.Е. Ворошилов. Насаждалась широкая осведомительная сеть, было завербовано 48 осведомителей. Силами особого отдела произведены аресты 3154 человек, возбуждено 486 уголовных дел. Кроме того, в ночь с 29 на 30 марта был произведен массовый обыск по всему городу, который дал оперативно значимые результаты[964].

Всего было задержано три тысячи активных участников восстания, из которых «тройками» ооботдела 40 % приговорены к высшей мере наказания; 25 % к пяти годам принудительных работ и 35 % освобождены; незначительная часть – приговорена к одному году общественных работ условно. К 29 марта 1921 г. «тройки» закончили свою работу и были упразднены[965].

Значительную угрозу для власти большевиков представляли крестьянские вооруженные выступления, самым многочисленным из которых было антибольшевистское крестьянское восстание в Тамбовской и ряде соседних губерний.

В 1919 г. бывший начальник уездной милиции А.С. Антонов, который считал себя эсером (он вступил в партию эсеров еще до Февральской революции), сформировал из крестьян Кирсановского уезда Тамбовской губернии «боевую дружину», которая проводила акты индивидуального террора и экспроприации, совершила ряд вооруженных нападений на мелкие населенные пункты. К концу 1919 г. общая численность дружины составляла около двух тысяч человек и продолжала расти.

С января по апрель 1921 г. повстанческое движение охватило Кирсановский, Борисоглебский, Тамбовский, часть Козловского, Моршанского и Усманского уездов Тамбовской губернии и распространилось в приграничных районах Воронежской, Саратовской и Пензенской губерний. Численность антоновцев в это время доходила до 50 тыс. человек. Военные силы восставших были организованы в отряды (сотни), которые сводились в полки и бригады, составлявшие две армии, подчинявшиеся в оперативном отношении непосредственно Антонову, а в политическом – так называемому губкому Союза трудового крестьянства во главе с левым эсером П.М. Токмаковым. При этом по признанию секретаря Тамбовского губкома РКП(б), председателя губисполкома, члена ВЦИК Т.А. Васильева, «…те 22 бандитских полка, что действовали в губернии, имели свою социальную основу – бедняцкое крестьянство», считавшееся социальной опорой пролетарского государства в деревне[966].

Для политического руководства борьбой с повстанцами в феврале 1921 г. на Тамбовщину была направлена полномочная комиссия ВЦИК под председательством В.А. Антонова-Овсеенко[967].

14 марта 1921 г. Ф.Э. Дзержинский провел совещание делегатов X съезда ВКП(б) от парторганизаций Тамбовской, Воронежской, Орловской, Пензенской губерний и Донской области, где были разработаны конкретные меры по борьбе с бандитизмом. С докладом выступал начальник отдела ВЧК Т.П. Самсонов. Он указал, что к причинам, породившим бандитизм, относятся активная деятельность правых и левых эсеров, экономические трудности и организационная слабость местных органов советской власти.

В боевых действиях против антоновцев кроме местных воинских частей, рабочих дружин и отрядов, войск ВЧК участвовали регулярные части Красной армии с Украины и из других регионов страны. В губернию вошли полки особого назначения ВЧК, автобронеотряд Свердлова. К лету 1921 г. численность красноармейских частей на Тамбовщине превышала 100 тыс. человек. Командующим армией в Тамбовскую губернию был назначен М.Н. Тухачевский. Вместе с ним туда прибыли видные военачальники Н.Е. Какурин, Г.И. Котовский, И.П. Уборевич[968].

Задействование значительного контингента регулярных войск, привлечение лучших командирских кадров страны к подготовке и проведению войсковых операций не позволяло тем не менее нормализовать обстановку в регионе и полностью ликвидировать очаги восстания.

Кроме этого на моральную устойчивость красноармейских частей значительное влияние оказывала пропагандистская работа повстанцев. Политический руководитель антоновщины, эсер, председатель губернского Союза трудового крестьянства И. Ишин организовал распространение в населенных пунктах программы восстания. Основные ее положения сводились к следующему: «Долой продразверстку!», «Да здравствует свободная торговля!», «Советы без коммунистов!» и т. д. Понятно, что подобные лозунги были рассчитаны не только на местное сельское население, но и на военнослужащих Красной армии – выходцев из деревни. И красноармейцы реагировали на проводимую пропаганду переходом на сторону восставших, несопротивлением повстанческим отрядам, отказом участвовать в проводимых операциях, оставлением противнику оружия. Помощник начальника штаба РККА Б.М. Шапошников в записке Г.Г. Ягоде просил поручить тамбовским чекистам выяснить, каким путем пополняются у повстанцев запасы оружия и боеприпасов. На основании чекистских материалов и докладов подчиненных командующий войсками Тамбовской губернии О.А. Скудре в одном из докладов главкому РККА отвечал на заданный вопрос следующим образом: «Наши потери в винтовках не подсчитывались, но приблизительно за четыре месяца действий фактически передано Антонову не менее трех тысяч винтовок»[969].

В таких условиях требовалось кардинальным образом повысить эффективность деятельности губчека и особых отделов воинских частей. Обстановка с чекистскими кадрами в зоне восстания была достаточно сложной, а их практическая деятельность не выдерживала критики. Председатели губчека не задерживались на своих должностях более полутора-двух месяцев. Один из них – Якимчик – был арестован за плохую работу и пьянство, а после непродолжительного следствия осужден на пять лет в концлагере. Начальник особого отдела Тамбовской губчека Зоммер поощрял «самоснабжение» своих подчиненных путем хищения ценных вещей при проведении обысков[970].

Для исправления ситуации в марте 1920 г. полномочным представителем ВЧК в Тамбовской и Воронежской губерниях, то есть в районе действий Тамбовской группы войск, был направлен отозваный из Астрахани А. Левин (Л.Н. Бельский). Он полностью оправдал возложенные на него руководством ВЧК ожидания, за что впоследствии был награжден орденом Красного Знамени.

Одновременно принимаются меры по укреплению чекистских аппаратов в Тамбовской губернии. В частности, состоялась переброска сотрудников особого отдела Царицынской губчека в полном составе в Тамбов. Туда же были направлены сотрудники расформированного особого отдела Пермской губчека. Всего за февраль – середину марта 1921 г. в Тамбов прибыли 140 чекистов из различных регионов страны. Председателем Тамбовской губчека стал М. Антонов – ответственный сотрудник особых отделов Петроградского военного округа, а затем Западного фронта. Начальником ОО Тамбовской группировки войск был назначен бывший начальник ОО 1-й армии И. Чибисов[971].

Чтобы облегчить войскам выполнение боевых задач и минимизировать возможные потери, чекисты развернули широкую вербовочную работу среди местного населения. Несмотря на чрезвычайные сложности, связанные в первую очередь с обеспечением безопасности секретных сотрудников, эта задача была решена. По оценкам командования РККА, чекистская информация была очень востребованной и оказала существенную помощь при планировании и проведении боевых операций. По заданиям М.Н. Тухачевского и его штаба чекисты уточняли именной список повстанцев, составляли схемы дислокации повстанческих формирований, выявляли места их нахождения, численный состав, вооружение, проводили специальные операции по уничтожению руководителей повстанцев[972].

Начальник секретного отдела ВЧК Т.П. Самсонов получил личное указание от Ф.Э. Дзержинского создать агентурно-осведомительную сеть, способную разложить антоновское движение изнутри. Секретный отдел подготовил план разработки под названием «Главный», объектами которой стали Антонов и его ближайшие соратники[973]. Замысел состоял в выводе ближайшего окружения Антонова (а при благоприятном стечении обстоятельств и его самого) в Москву с последующим арестом. При ее подготовке акцент сделали на то обстоятельство, что Антонов и его соратники всячески стремились подчеркнуть политический характер вооруженного выступления, которое велось от имени Союза трудового крестьянства России и партии социалистов-революционеров.

В качестве основного исполнителя был подобран агент «Петрович» (Е.Ф. Муравьев), который в начале лета 1921 г. был внедрен в одно из антоновских вооруженных формирований. По профессии учитель, он в октябре 1917 г. был исключен из партии эсеров за разложение партотрядов. Однако он этому решению не подчинился и стал левым эсером-интернационалистом. Он был вызван в Москву, где ему отработали соответствующее задание.

Для непосредственного ввода агента в разработку использовали приезд в Воронеж для организации связи с местной эсеровской организацией начальника антоновской контрразведки Н. Герасева. Заранее продуманная встреча с Муравьевым произвела на него именно то впечатление, на которое рассчитывали чекисты. Герасев, участвовавший в основном в набегах и погромах, чувствовал себя отставшим от политической жизни. Он без колебаний поддержал предложенную Муравьевым идею о созыве эсеровского съезда.

После того, как продразверстку заменили продналогом, крестьяне стали отходить от Антонова. Пополнение отрядов значительно сократилось и осуществлялось главным образом путем принуждения жителей захваченных населенных пунктов. Руководители повстанческих армий пытались поднять авторитет Антонова и его ближайших сподвижников.

Зная о том, что Антонов вынашивал идею объединить усилия эсеров (как правых, так и левых) с кадетами, чекисты довели до него информацию о якобы намеченном в Москве Всероссийском съезде повстанческих армий и надеялись, что все руководство антоновского движения во главе с Антоновым примет в нем участие. Побуждаемые агентом «Петровичем» на съезд прибыли ближайшие помощники Антонова – его заместитель по главному оперативному штабу П. Эктов, главный идеолог И. Ишин, начальник контрразведки повстанцев Н. Герасев и резидент в Тамбове кадет Д. Федоров[974].

«Съезд» открылся в Москве 28 июня 1921 г. Он должен был продемонстрировать тщетность надежд лидеров антоновщины опереться на руководство эсеровской партии. На съезде присутствовали делегаты от легендированной ВЧК Кубано-Донской повстанческой бригады Фролова (в качестве которого по предложению чекистов выступил сам Г.И. Котовский), «сибирских лесных братьев» и других «повстанческих отрядов». Руководили работой съезда представители ЦК партии правых эсеров, двое из которых являлись агентами ВЧК. Они потребовали, чтобы А.С. Антонов явился в ЦК эсеровской партии в Москву, часть своих отрядов распустил по домам, часть перебросил в соседние губернии, а своих ответственных работников укрыл «по надежным, имеющимся у них адресам». Однако добиться приезда в Москву Антонова не удалось. Тогда присутствовавший на «съезде» Т. Самсонов предложил для связи с Антоновым перебросить на Тамбовщину бригаду Фролова. Антоновцы восприняли это с энтузиазмом, намереваясь таким образом получить союзников. Персональным отбором «повстанцев» занимался уполномоченный ОО бригады Г.И. Котовского Н. Гажалов[975].

Всех участников «съезда» – антоновцев – сотрудники ВЧК арестовали. В ходе допросов удалось получить от них свыше двухсот адресов активных повстанцев, а также пароли и явки в различных населенных пунктах, которые впоследствии чекисты использовали для проникновения в подпольные структуры. Однако самым ценным было то, что резидент антоновцев в Тамбове выдал свою сеть. Кроме того, удалось установить и арестовать так называемую телеграфную агентурную сеть антоновцев, перехватывавшую военные сообщения в Москву и ответные указания РККА[976].

В результате совместных действий особистов и военных удалось существенно ослабить 2-ю повстанческую армию и ликвидировать ее командира И. Матюхина. В этой операции активно участвовал задержанный чекистами на «съезде» П. Эктов[977]. Однако задержать братьев Александра и Дмитрия Антоновых не удалось, они скрылись. Для розыска Антоновых в Тамбовской губчека разработали операцию, руководство которой осуществлял начальник отделения по борьбе с бандитизмом губчека М.И. Покалюхин, агентурное обеспечение возлагалось на начальника секретно-оперативной части Полина.

Для участия в операции были привлечены так называемые «бандагенты» – бывшие повстанцы, перешедшие на сторону новой власти. Они участвовали в боевых операциях по захвату и обезвреживанию руководителей восстания. Кроме этого агентура была приобретена непосредственно в вооруженных формированиях повстанцев.

В июне 1922 г. поступили сведения о том, что Антонов находится в селе Нижний Шибряй Уваровского района, в доме сожительницы брата – Н. Катасановой. Чтобы удостовериться в этом, провели мероприятие по вводу в окружение Антонова агента «Виктора». Вскоре «Виктор» подтвердил это известие и сообщил, что неоднократно лично встречался с Антоновым.

В оперативную группу были включены сотрудники ЧК Нестеренко и Беньковский, а также бывшие участники банды, добровольно сдавшиеся в 1921 г.: Я. Санфиров, неплохо зарекомендовавший себя при задержании одного из руководителей антоновского отряда – Уткина, а также Ярцев, Куренков и Зайцев.

14 июня 1921 г. Покалюхин с четырьмя «бандагентами» отправился в с. Паревку Кирсановского уезда, где проживал агент «Мертвый». Агент с братом ушел по заданию Покалюхина в с. Шибряй для разведки местности и изучения настроения населения.

21 июня Покалюхин прибыл в с. Перевоз, где встретился с «Мертвым», который доложил о результатах выполнения задания. После этого опергруппа проследовала в с. Уварово для встречи с Полиным, на связи у которого находился агент «Виктор», который входил в актив областной эсеровской организации и поддерживал подпольную связь с А. Антоновым. Очередная его встреча с ним была запланирована в с. Шибряй.

В ночь на 24 июня состоялась встреча агента с братьями Антоновыми. А. Антонов интересовался возможностью приобретения заграничного паспорта, просил выяснить отношение властей Польши к его эмиграции. Агент установил, что братья вооружены двумя маузерами, браунингом и наганом, имеют около 400 патронов.

24 июня в 9 утра «Виктор» покинул братьев и направился на встречу с Полиным. Он рассказал, что с наступлением темноты Антоновы собираются покинуть село. В связи с этим Покалюхин принял решение о захвате братьев. Участники опергруппы, замаскировавшись под плотников, завернули оружие в мешки, а в руки взяли топоры и пилы и к вечеру пришли в село Нижний Шибряй. Скрытно и быстро окружили дом Катасановой. На предложение сдаться Антоновы открыли шквальный огонь. Тогда был подожжен дом, что вынудило их покинуть убежище. Когда кровля начала рушиться, они, стреляя залпами, бросились бежать. При попытке перепрыгнуть через забор Антонов и его брат были убиты Санфировым. О результатах операции Покалюхин доложил лично Ф.Э. Дзержинскому.

Одним из важнейших направлений деятельности органов ВЧК была борьба с «политическим бандитизмом». Так, в 1921 г. только на территории Украины действовало свыше 60 банд, насчитывавших до 40–45 тыс. человек, в том числе банды анархиста Махно численностью до 5000 человек, атамана Голого – до 4500 человек, петлюровца Тютюника – до 4500 человек, атамана Авдеенко – до 3000 человек и другие банды численностью от 100 до 1000 человек в каждой. На территории Белоруссии в июне 1921 г. действовало около 4000 бандитов.

К началу 1921 г. на территории Воронежской губернии насчитывалось 15 бандитских формирований (более 7 тыс. человек), а на ее границах – еще 13 вооруженных банд численностью 12 750 человек. По данным полпредства ВЧК по Сибири, в августе – сентябре 1921 г. на территории Сибири действовало свыше 50 банд. Отдельные из них насчитывали 600–800 и более человек и имели армейскую структуру: роты, батальоны, полки. А всего в 1921 г. в Алтайской, Томской, Енисейской и Иркутской губерниях действовало до 250 бандитских группировок[978].

В Средней Азии не прекращались действия басмачей, грабивших и уничтожавших советские учреждения, убивавших партийных и советских работников, терроризировавших местное население. К июлю 1922 г. только в Восточной Бухаре насчитывалось до 10 400 повстанцев. В конце 1921 г. во главе басмаческого движения в Средней Азии встал один из деятелей бывшей султанской Турции Энвер-паша. С целью свержения советской власти в Туркменистане в начале 1922 г. отряды басмачей открыли военные действия против частей Красной армии.

Большую роль в организации басмаческого движения в Средней Азии играла английская разведка. От нее басмачи получали оружие, снаряжение, деньги. Нередко английские офицеры выступали в роли военных инструкторов и руководителей басмаческих отрядов.

Для борьбы с бандитизмом были мобилизованы значительные силы Красной армии и ВЧК. В зависимости от местных особенностей в регионах создавались специальные чрезвычайные органы для борьбы с бандитизмом. Так, в РСФСР действовала Центральная комиссия по борьбе с бандитизмом. В августе 1920 г. в Сибири были образованы губернские и уездные оперативно-политические «тройки». Несколько позже Сиббюро ЦК РКП(б) организовало комиссию по борьбе с бандитизмом, в которую вошли представители руководства Сибревкома, Сиббюро РКП(б), полпредства ВЧК по Сибири, Реввоенсовета Сибири и регулярных частей Красной армии. На Украине с 1921 г. работали губернские и уездные постоянные совещания по борьбе с бандитизмом, в которых видную роль играли представители ЧК. В 1921 г. в северо-западных губерниях были организованы специальные комиссии по борьбе с бандитизмом[979], а в 1922 г. в Петрограде – специальное губернское совещание из представителей губкомов партии, губисполкомов, губчека и командования частей Красной армии.

В губерниях, где активно действовали бандитские формирования, при губчека были организованы специальные отделения по борьбе с бандитизмом. В уездах военным командованием создавались воинские гарнизоны В каждый гарнизон от батальона и выше назначались уполномоченные ЧК или особого отдела.

ВЧК приняла неотложные меры по совершенствованию агентурно-оперативной деятельности губернских ЧК на этом направлении деятельности. В «Краткой инструкции по борьбе с бандитизмом» отмечалось: «Органы ЧК должны строго усвоить, что действия войсковых частей против бандитов будут успешными, когда они явятся завершением всех агентурных, информационных и осведомительных работ, которые ведутся органами ЧК»[980].

Органы безопасности развернули широкую вербовочную работу среди местного населения, в качестве осведомителей приобретались также установленные участники банд, в банды внедрялись агентура и кадровые сотрудники ЧК. 30 марта 1921 г. ВЧК направила в местные органы телеграмму, которая требовала все «силы губчека бросить в деревни, села, вербуя из крестьянских масс агентов», а для обезвреживания главарей банд предлагалось широко использовать денежное и метериальное вознаграждение за их поимку. Кроме этого внешней разведке ВЧК удалось завербовать ряд ценных источников информации в центрах российской белоэмиграции, непосредственно организовывавших бандитские выступления в приграничных районах РСФСР, а также иностранных спецслужбах, осуществлявших их разведывательное, финансовое и материально-техническое обеспечение.

В результате органы безопасности установили наиболее активные зарубежные центры российской эмиграции. Так, обосновавшееся в Польше «правительство Украинской народной республики» возглавлялось Петлюрой, Левицким и др. и находилось в финансовой зависимости от польской, румынской и других иностранных разведок, которые активно использовали его в подрывной деятельности против Советской республики. По договору между министерством финансов Польши и «правительством УНР» от 9 августа 1920 г. последнему был предоставлен заем в сумме 25 млн польских марок. Особую активность в формировании антисоветских сил проявлял созданный С.В. Петлюрой так называемый партизанско-повстанческий штаб во главе с петлюровским генералом Ю.О. Тютюнником[981].

Весной 1921 г. польский Генштаб помог Тютюннику подготовить план операции с целью захвата Каменец-Подольска и последующего наступления на север Правобережной Украины, а с территории Румынии генерал А.А. Гуляй-Гуленко должен был наступать на Одессу. Однако чекисты арестовали несколько курьеров и петлюровских групп в приграничье, и операция была отложена[982].

Белоэмигрантские центры «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗРиС) во главе с Б.В. Савинковым[983], «Белорусский национальный комитет», «Зеленый дуб» и другие, поддерживавшиеся специальными службами Англии, Франции, Польши, Литвы и Финляндии, с конца 1920 г. через специально созданные переправочные пункты в Молодечно, Глубоком, Докшицах, Давид-Городке забрасывали в Россию своих агентов и эмиссаров с заданием устанавливать связи с враждебно настроенными к советской власти лицами, вовлекать их в антисоветскую деятельность, формировать из них враждебное подполье, а также специальные вооруженные отряды для дестабилизации политической обстановки в приграничных районах РСФСР и подготовки восстания против советской власти. В частности, Парижский «административный центр» считал наиболее подходящим местом для широкого выступления северо-западный регион России. Здесь планировалось использовать остатки белогвардейских армий, скопившиеся на территории Польши, прибалтийских республик и Финляндии.

От агентов, завербованных из членов НСЗРиС в Польше и Советской России, а также от захваченных участников Союза (главарь бандитского отряда И. Антонов и др.), действовавших в приграничной полосе северо-западного региона, органы ВЧК получили сведения о том, что в лагерях интернированных лиц Шапиорно, Пикулицах, Шалково, Луково и других Савинков активно вербовал людей для проведения террористических актов на Украине и в Белоруссии. Кроме того, получая денежные средства от французской военной миссии и польского Генштаба, он создал законспирированные ячейки своей организации на территории приграничных с Польшей, Латвией и Эстонией советских губерний – Петроградской, Псковской, Гомельской, Смоленской[984].

Эти данные с очевидностью свидетельствовали о подготовке в Польше серьезной операции, целью которой была организация массовых антисоветских выступлений на северо-западе страны[985]. В связи с этим ВЧК телеграммой от 7 июня 1921 г. дала Петроградской ЧК указание приступить к глубокой разработке связей подпольных групп северо-западного района с бандитскими формированиями в Польше.

В рамках начатой органами ВЧК агентурной разработки «Крот» было установлено, что завербованный одним из агентов Б. Савинкова помощник начальника штаба войск внутренней службы Западного фронта А.О. Опперпут образовал в начале 1921 г. в Гомеле «Западный областной комитет» (ЗОК) НСЗРиС. В состав комитета он ввел начальника снабжения Гомельского губернского военкомата Массанина, начальника курсов младших командиров Красной армии Щербу, командира 145-го батальона войск внутренней службы Хорькова и других.

В январе 1921 г. Опперпут с отчетом тайно выезжал в Польшу. В Варшаве Опперпут был принят руководителями «Народного союза защиты родины и свободы», «Белорусского политического комитета» и «Зеленого дуба», а затем представителями французской и польской разведок. Получил инструкции, деньги, шифр, антисоветские листовки, печать ЗОК (специально была изготовлена в Варшаве).

К маю 1921 г. в Белоруссии была создана разветвленная сеть подпольных организаций, в губерниях и уездах организовывались боевые дружины. В распоряжение ЗОК перебрасывались банды, сформированные на территории Польши. Например, в распоряжение игуменской подпольной организации в апреле 1921 г. прибыли из-за рубежа четыре хорошо вооруженные банды, каждая численностью около 250 человек. Так, банда полковника Кудеяра, состоявшая из двухсот пеших и сорока конных участников, имела на вооружении винтовки, револьверы, гранаты, а также шесть пулеметов и три легких орудия.

Кроме того, к маю 1921 г. в Белоруссию были переброшены следующие крупные банды: в Минскую губернию банды полковников Павловского и Войцеховского, капитана Короткевича; в Витебскую – полковника Эрдмана; в Гомельскую – капитана Прудникова. Специально для захвата столицы БССР в Минскую губернию прибыло пять бандитских отрядов, объединенных в «североминскую группу» под командованием капитана Катина-Лабукина.

Прибывшие из-за рубежа банды нападали на исполкомы местных Советов, взрывали мосты, разрушали железные дороги, сжигали продовольственные и топливные склады, совершали террористические акты. Подпольные комитеты распускали слухи, распространяли среди населения антисоветские воззвания, в которых призывали крестьян бороться против большевиков.

Наиболее крупные банды Савинкова ликвидировались совместными действиями органов безопасности, частей ЧОН и Красной армии.

Например, летом 1921 г. в Латвии при содействии латвийской разведки в районе Мариенгаузен – Пыталово неким Федоровым был сформирован антисоветский добровольческий полк, насчитывающий до 60 человек. Перед ним была поставлена задача совершить ряд диверсий в Себежском и Пыталовском районах Псковской области. Чекистами был привлечен к сотрудничеству один из помощников Федорова – И. Семенчук.

Во время посещения сестры, проживавшей в г. Пыталово, он был задержан патрулем и доставлен в комендатуру. Там обнаружились неточности в его документах, что повлекло за собой разбирательство, в ходе которого выяснилось, что Семенчук пришел с территории Латвии. В дальнейшем была установлена его причастность к деятельности банды Федорова. В результате он был завербован.

Благодаря получаемой от агента информации чекисты имели упреждающую информацию о планах проведения диверсионных мероприятий. Так, в частности, были предотвращены взрыв электростанции в Себеже, разборка полотна железной дороги. Также с помощью агента было выявлено и впоследствии арестовано большое количество участников банды.

На территории Киевской и Полтавской губерний в течение 1920 г. действовала крупная банда петлюровского полковника Завгороднего, которая совершила более 100 вооруженных нападений на небольшие города, села, железнодорожные станции и государственные учреждения, убивая советских служащих и активистов. В процессе изучения главарей банды органам безопасности удалось установить и завербовать личного связного Завгороднего, бывшего петлюровского контрразведчика Панченко, с помощью которого внедрить в банду сотрудника Смелянской ЧК И.В. Андреева. Почти пять месяцев чекист находился среди бандитов, информируя ВЧК о действиях и намерениях бандгруппы. Завоевав доверие Завгороднего, Андреев сумел добиться зачисления в банду еще двоих чекистов, умело легендированных наличием связей с остатками разгромленных на юге республики петлюровских банд.

В целях «объединения усилий» белогвардейцев на борьбу против советской власти чекисты предложили Завгороднему провести встречу бандглаварей в городе Звенигородке Киевской губернии. Прибывшие на эту встречу Завгородний и его штаб были встречены сотрудниками органов безопасности, выступавшими в роли петлюровских эмиссаров и арестованы[986].

Неудачные попытки поднять восстание в северо-западном районе страны в конце лета 1921 г. не остановили Савинкова. В сентябре 1921 г. отряд в количестве 60 человек под руководством бывшего царского поручика Н. Михайлова перешел границу в районе ст. Розошкевичи Минской губернии. Переходу помогала польская погранохрана, а оружие было частично получено в Варшаве, частично выдано поляками на границе. Каждому члену отряда были выданы также антисоветские прокламации для распространения среди населения. Пройдя по территории Псковской губернии, банда Михайлова в Новоржевском, Порховском, Холмском уездах совершала массовые грабежи, убийства. Бандиты активно агитировали крестьян выступать против советской власти, мешали сбору продналога, расправлялись с местными представителями власти.

Оперативно-разыскные мероприятия проводились под руководством А.И. Ланге. Отряд под его командованием нанес ряд ударов по банде Михайлова, которая была рассеяна. Затем с помощью осведомителей из числа жителей деревень Порховского и Холмского уездов Псковская ЧК осуществляла розыск и арест скрывшихся бандитов. В конце 1921 г. 90 участников банды были осуждены революционным трибуналом.

В результате этих операций по розыску и разгрому банд савинковцев во второй половине 1921 г. была сорвана подготовка к вторжению осенью 1921 г. крупных воинских формирований Савинкова из Польши на участке между Полоцком и Витебском.

В рамках дальнейшей работы по делу «Крот» чекисты получили сведения о подозрительном поведении начальника канцелярии Гомельского уездного военкомата Волка. В результате проверки чекисты установили, что он дома хранит антисоветские воззвания и оружие. В ходе следствия он рассказал о существовании ЗОК и некоторых подчиненных ему организациях, выдал соучастников по антисоветской деятельности.

Учитывая, что главари «Западного областного комитета» стремились к пополнению своих рядов, чекисты использовали это обстоятельство для агентурного проникновения в ЗОК. В результате в периферийные организации ЗОК удалось внедрить агентов «Фальковского», «Корнелюка», «Силина» и других, через которых успешно велась разработка заговорщиков.

Кроме этого органы ЧК практиковали вербовку членов подпольных комитетов, групп и ячеек. Это давало возможность чекистам в короткий срок выявить состав антисоветских организаций, знать планы и замыслы их главарей, своевременно предотвращать совершение ими диверсионных и террористических актов. Например, завербованный один из руководителей ЗОК «Лисун» помог в короткий срок вскрыть несколько уездных организаций и дружин, способствовал предотвращению ряда убийств.

В процессе разработки ЗОК белорусские чекисты перехватывали и использовали каналы связи контрреволюционных организаций как между собой, так и с зарубежными центрами, а также с действовавшими в республике вооруженными бандами. Например, был перехвачен и завербован курьер Зенкевич, через которого ЗОК поддерживал связь с руководителями НСЗРиС, с польской и французской разведками. Через Зенкевича чекисты контролировали переписку ЗОК с Б.В. Савинковым и другими руководителями белоэмиграции, установили места дислокации ряда бандитских отрядов на советской территории.

По делу «Крот» органы ЧК широко практиковали ввод во вражеское подполье под соответствующими легендами оперативных работников, с помощью которых решались различные задачи. Сумев похитить печать ЗОК, о чем его главари не знали, чекисты пользовались ею для изготовления мандатов ЗОК, которыми снабжали своих сотрудников и агентов. Выступая в роли уполномоченных ЗОК, сотрудники ЧК сумели проникнуть в Бобруйский, Новозыбковский, Могилевский и другие подпольные комитеты, получить от их главарей отчеты о проделанной работе, полностью выявить состав этих организаций, а затем и ликвидировать их.

Чекисты активно осуществляли ввод своих агентов и оперативных работников в антисоветское подполье под видом прибывших из-за границы курьеров белоэмигрантских центров и главарей бандитских формирований. В этих случаях агенты и сотрудники снабжались сведениями о явках и паролях, полученных от действительных курьеров и связников. Таким путем, например, в старобинскую подпольную организацию и «североминскую группу» отрядов были внедрены агенты «Гурский», «Ковалевский» и другие.

К середине июня 1921 г. были установлены, а затем арестованы главари ЗОК, полностью ликвидированы его подпольные губернские, уездные, волостные комитеты и ячейки, разгромлены дружины и «североминская группа» бандитских формирований. Серьезный урон был нанесен прибывшим из-за рубежа вооруженным отрядам.

Всего по делу «Крот» органы безопасности арестовали около пятисот членов подпольных организаций. Из них 64 человека были приговорены к расстрелу.

Арестованный А.О. Опперпут долго упорствовал, но впоследствии дал признательные показания. Он был привлечен к негласному сотрудничеству и уже в январе 1922 г. под фамилией Стауниц участвовал в агентурной разработке «Синдикат»[987].

Полученные органами ВЧК материалы позволили советскому правительству в конце 1921 г. потребовать немедленной высылки из Польши братьев Савинковых и Булак-Балаховичей, С.В. Петлюры, других руководителей и активных членов эмигрантских групп и организаций. После долгих переговоров с правительством Польши 27 октября 1921 г. был подписан протокол, по которому Польшу должны были покинуть В.В. Савинков, С.В. Петлюра, Ю.О. Тютюнник, С.Н. Булак-Балахович и другие. Б.В. Савинков выехал из Польши чуть раньше. Этим актом деятельность НСЗРиС была частично парализована, а бандитизм в северо-западных районах страны постепенно пошел на убыль[988].

Кроме этого успешности борьбы с политическим бандитизмом на северо-западе способствовало использование отрядов Нелегальной военной организации[989], которые под руководством представителей советской военной разведки, резидентуры ИНО ВЧК и РУ Штаба РККА в Варшаве, пограничных ЧК и особых отделов ВЧК уничтожали бандитские формирования как на приграничных территориях Польши, так и Советской России.

В Сибири иркутские чекисты провели ряд оперативных мероприятий по вскрытию и ликвидации широко разветвленной (от Читы до Новониколаевска) сети белогвардейской подпольной организации, возглавляемой семеновским полковником Григорьевым[990]. В декабре 1920 г. под руководством Марцинковского были проведены мероприятия по ликвидации другой подпольной организации, состоявшей из бывших колчаковцев, планировавших свергнуть советскую власть в Сибири[991]. Было установлено, что руководитель организации Рогов ведет переброску бывших колчаковцев из Иркутска в тайгу. Под видом верхоленских ямщиков их переправляли по Иркутскому тракту в бурятские улусы под Усть-Орду. Штабом роговской организации отрабатывались детали выступления. На одном из тайных совещаний штаба появился поручик Рухлов. Его здесь многие знали и ценили за усердие, проявленное при привлечении в организацию новых членов. Главари подполья одобряли действия Рухлова, прислушивались к его мнению. Рогов беседовал с людьми Рухлова и нашел их «подходящими для дела». Штаб вынес решение провести на рассвете отряд вновь завербованных в организацию людей в Байгогский улус.

Ни Рогов, ни его окружение не подозревали, что поручик Рухлов является сотрудником особого отдела Иркутской губернской ЧК, а его отряд – кавалерийским дивизионом чекистов.

На рассвете 1 декабря 1920 г. дивизион выступил из Иркутска и к вечеру подошел к Усть-Орде, где располагался первый пункт сбора колчаковцев. Чекист Смерный, следуя по маршруту, данному ему Роговым, появлялся в улусах, устанавливал по паролю связь с белогвардейцами, собирал их в одном месте якобы для совещания и объявлял арестованными. В это же время проводились чекистские операции и в самом Иркутске, где были арестованы почти все активные участники подпольной организации. Однако Рогова взять не удалось. Выпрыгнув во время обыска через окно, он скрылся в ночном городе, оставив в руках у чекистов рукава и ворот шинели.

В апрельских газетах 1921 г. еще публиковались отчеты о судебном процессе над участниками роговской организации, а ее главарь, оставшийся на свободе, вновь развернул бурную деятельность. На сей раз он был более осторожен. Привлекая в организацию контрреволюционеров, делал ставку на наиболее проверенных. Ему удалось привлечь в свою организацию некоторых неустойчивых красноармейцев и командиров 5-й армии, служивших в военизированной охране оружейных складов. Он окружил себя проверенными, преданными людьми и тем не менее поручал им следить друг за другом. При малейшем подозрении он не колеблясь учинял расправу над членами организации. Так, например, скрываясь от преследовавших его чекистов, Рогов застрелил в землянке своего заместителя Мураховского, которого заподозрил в связи с ЧК.

Он создал новые опорные базы, сконцентрировал на них кавалерийские отряды с пулеметами на тачанках. Новая организация была названа «Возрождение России».

Когда стало известно о намерении Рогова вывезти в тайгу винтовки, пулеметы и гранаты из оружейного склада одной из воинских частей, сотрудники особого отдела ЧК провели операцию. К складам на подводах, появления которых ожидали заговорщики, прибыли под видом ямщиков чекисты. Погрузили оружие (предварительно выведенное из строя) и выехали вместе с белогвардейцами в лес. На первом стане оперативная группа ЧК разоружила бандитов и, передав их другой группе для этапирования в Иркутск, двинулась дальше в глубь тайги, к основному бандитскому становищу. Однако кем-то предупрежденные роговцы встретили появившихся у заставы чекистов ружейно-пулеметным огнем. Только с подходом кавалерийского подразделения удалось выбить бандитов из укреплений и оставшихся в живых взять в плен. Рогов во время перестрелки был убит.

Удар, нанесенный чекистами по роговской организации, на некоторое время парализовал деятельность контрреволюционного подполья. Однако осевшие в тайге колчаковцы уже с весны 1921 г. приступили к объединению крестьян и представителей других социальных групп. По Сибири прокатилась новая волна политического бандитизма. Не было уезда, где бы не появлялись банды, нападавшие на местные органы власти и продовольственные учреждения. Они учиняли расправы над коммунистами и сельским активом.

На борьбу с бандитизмом были направлены подразделения 5-й армии, войска ЧОН и все чекистские органы.

На Дальнем Востоке находившиеся на китайской территории белогвардейские центры формировали отряды, которые предназначались для бандитских налетов на ДВР. В вербовочных пунктах Харбина, Хайлара, станции Маньчжурии, Сахаляна под видом вербовки рабочих набирались бывшие военнослужащие, число которых в июле 1922 г. достигло 12 тыс. человек.

Так, в июне 1922 г. в пограничных районах Маньчжурии самыми крупными были отряды Шильникова (700 человек), Мирошникова (300), Войлошникова (300), Мациевского (500), Зимина (100), Кольцова (160), а также отряд белобеженцев (700) и другие, которые одновременно с восстанием в ДВР должны были начать наступление из полосы отчуждения КВЖД небольшими, компактными группами.

Для оказания контрреволюционному подполью помощи в подготовке восстания белогвардейские центры направили часть отрядов на территорию ДВР. Так, в шифровке от 12 июня 1922 г. Шильников сообщал Гордееву, что им уже высланы такие отряды из Хайлара в районы Акши, Мензы, Троицкосавска и Амура с определенными заданиями[992].

С началом военных действий белого Приморья против ДВР резко обострилась обстановка в Амурской области, которая стала непосредственным тылом. Активизировался бандитизм. В декабре 1921 г. кулаки поселка Суражевка организовали вооруженную банду, которая расправлялась с партийными работниками и активистами. В Свободненском районе действовала банда Батурина. По Амуру бесчинствовали отряды Илькова и Атаманского. Антиправительственную агитацию вели банды Толкунова и Максименко, действовавшие в Завитинском районе. Они ездили по деревням Райчиха, Воскресеновка, Михайловка, настраивали крестьян против властей, убивали коммунистов и сотрудников ГПО.

На Муи советскими частями был разгромлен бандитский отряд Дуганова, в результате чего 40 человек было убито и около 120 вместе с раненым Дугановым бежали, оставив 2 амбара мануфактуры, 50 лошадей, 27 оленей и большое количество оружия. Бежавший из Муи отряд в ночь с 11 на 12 апреля перерезал магистраль Амурской железной дороги в районе станции Могочи. Станция и телеграф были разрушены, спущен под откос паровоз, сожжен железнодорожный мост, ограблены кооператив, железнодорожные кассы, лесничество, почта, реквизировано у жителей более 100 лошадей, сожжены жилые постройки. Белобандиты убили 11 активистов. Через Часовинскую они пытались уйти за границу, но в 25 верстах от Могочи были настигнуты отрядом ГПО и бойцами территориальных частей, которые разгромили банду, захватив награбленный обоз[993].

Бандитские вылазки планировались на китайской территории, в белогвардейских штабах, которые имели задание от меркуловского правительства Приморья организовать вооруженные выступления в Амурской области и взаимодействие с белоповстанческим движением в Забайкалье и Прибайкалье. Здесь в феврале – марте 1922 г. сложилось чрезвычайно напряженное политическое положение.

В Забайкалье в Акшинском районе оперировала банда Тапкаева и Перфильева в количестве 170 человек. В Сретенске и Нерчинско-Заводском районе оперировали крупные банды Богатырева, полковника Макарова, Деревцова, Киранова. В банде последнего насчитывалось до 400 человек. В Сретенском районе действовал отряд полковника Субботина. При ликвидации его Субботин был убит, захвачено 40 винтовок и пулемет.

На территории Прибайкалья было зарегистрировано более 20 банд, которые оперировали в Мухоршиборской, Харашиборской, Хонколойской, Никольской и некоторых других волостях. В районе Баргузина и Верхнеудинска – банды Потемкина, Ионина, Козулина, Решетникова[994].

Для борьбы с бандитизмом использовались чрезвычайные меры. 16 января 1922 г. Военный совет НРА издал подписанный В.К. Блюхером приказ, в котором с согласия Дальбюро предлагалось командованию Забайкальского военного округа вместе с партийными и государственными органами приступить к созданию комиссий-троек по борьбе с бандитизмом. Они создавались в центре и на местах из представителей органов Госполитохраны, милиции и военных ведомств. Комиссии-тройки вырабатывали наиболее целесообразные меры борьбы, определяли причины возникновения бандитизма и размеры его угрозы для республики. Первоначально они создавались под председательством представителей военных ведомств.

Сотрудники ГПО в комиссиях выполняли особые функции. Они занимались сбором и всесторонней проверкой сведений о появлении и передвижении белобанд, осуществляли наблюдение за контрреволюционными организациями. Милиция и военные ведомства поступающие к ним сведения передавали ГПО.

При ликвидации крупных банд комиссии-тройки принимали решение о совместных действиях. При этом обязанности распределялись так: военный представитель определял количественный состав отряда для участия в операции, в который вливались вооруженные силы ГПО, милиции и часть войск местного гарнизона. Он разрабатывал план операции и предписывал его для исполнения начальнику отряда, которого назначал по собственному усмотрению. Включенные в отряд сотрудники ГПО на месте действий осуществляли разведку и сбор всех дополнительных материалов по заданию ГПО и начальника отряда.

По окончании операции отряд распускался. Все возвращались к месту своей службы. Пленные и документы передавались ГПО, которая вела предварительное следствие по делам бандитов и ставила в известность комиссии-тройки о результатах следствия и суда.

Все документы комиссий-троек передавались в центральную тройку, которая была создана при штабе Забайкальского военного округа и состояла из представителей Главного управления ГПО, управления Главной инспекции народной милиции и Военного совета НРА и Флота ДВР.

Весной 1922 г. под руководством комиссий-троек было ликвидировано более 18 крупных банд, оперировавших на территории ДВР. Численность отдельных из них доходила 400 человек[995].

Развитию бандитизма в значительной степени способствовало наличие оружия у населения. Вопрос об изъятии и учете его специально обсуждался на заседании секретариата Дальбюро, которое обязало МВД провести практические меры по изъятию оружия. 9 октября 1922 г. на основании постановления МВД Главное управление ГПО издало приказ областным отделам ГПО приступить к указанной работе. 14 октября 1922 г. Центральная тройка по борьбе с бандитизмом рассмотрела вопрос о способах разоружения населения и территориальных частей. По проекту Л.Н. Бельского была издана телеграфная директива местным комиссиям-тройкам, в которой после сдачи населением оружия ГПО военным ведомствам и милиции предлагалось провести обыски. Виновные в укрытии оружия привлекались к судебной ответственности. В результате принятых мер большая часть оружия у населения была изъята, что сразу отразилось на общей обстановке[996].

Органы безопасности совместно с войсками ВЧК и частями Красной армии на территории страны в течение 1921–1922 гг. ликвидировали 89 крупных банд общей численностью 56 тыс. человек.

В основном к середине 1920-х гг. удалось сбить пик политического бандитизма, хотя в ряде регионов страны (Средняя Азия, Закавказье, Дальний Восток) борьба с бандитизмом оставалась одним из основных направлений оперативно-боевой деятельности органов безопасности и в начале 1930-х гг.

Важнейшей задачей контрразведывательных органов всех без исключения белогвардейских режимов являлась борьба с большевистским подпольем, или, говоря языком одного из временных положений, с лицами, «…которые своей деятельностью могут благоприятствовать или фактически неприятелю… или посягают на неисположение существующего государственного строя и нарушения общественного порядка»[997].

После зарождения Добровольческой армии ее военное и политическое положение на Дону было неустойчивым. В тот период белогвардейские органы безопасности работали крайне слабо. Видимо, по этой причине не сохранилось документов, касающихся деятельности контрразведки. До нас дошли лишь некоторые воспоминания, написанные бывшими ее сотрудниками уже в эмиграции, являющиеся сегодня основными источниками.

Так, полковник С.Н. Ряснянский признал результаты борьбы с большевистским подпольем весьма скромными: «…за время моего заведования указанными контрразведками (добровольческой и донской. – Авт.), было арестовано всего какой-нибудь десяток большевиков, тогда как их были тысячи… Не все у нас шло гладко и многое было не налажено, но у нас не было главного – денег, денег и денег… Препятствия чинили все, а помогали единицы»[998].

Одним из немногих помощников являлся подпоручик Н.Ф. Сигида. Встав во главе небольшой охранной группы после занятия немцами Таганрога, он получал от оккупантов ордера на проведение обысков и арестов бывших сотрудников советских органов власти. Германский военный комендант, несмотря на протесты со стороны городского головы Петренко, не вмешивался в работу группы Н.Ф. Сигиды[999].

Второй Кубанский поход увенчался успехом белогвардейцев, под контролем которых находилась часть территории юга России. В это время шло формирование органов власти, реставрировались прежние порядки, земли и предприятия возвращались их прежним владельцам. В июле – сентябре 1918 г. Добровольческая армия вела успешные бои по занятию Северного Кавказа и Кубани, Донская армия наступала на Царицын.

Отступление войск Южного фронта заставило советское правительство принять ряд неотложных мер по его укреплению. При этом неослабное внимание уделялось работе в тылу противника. Красное командование и партийные структуры создали в тылу белогвардейских войск сеть подпольных организаций. Уходя из крупных населенных пунктов, они наполняли тюрьмы коммунистами и агитаторами под видом черносотенцев и контрреволюционеров, которые после освобождения из заключения новыми властями начинали вести подрывную работу: собирали военно-разведывательные данные, совершали диверсии на предприятиях, готовили вооруженные восстания. Обладая значительными денежными средствами, подпольщики подкупали чиновников государственных учреждений и военно-управленческих структур, капитанов судов, перевозивших агитаторов и литературу, а также сотрудников спецслужб. Коррумпированные контрразведчики за взятки освобождали большевистских активистов из-под ареста[1000].

Целенаправленная работа деникинских спецслужб по выявлению нелегальных антиправительственных организаций давала положительные результаты в ряде городов Юга России. Осенью 1918 г. агентура вышла на след таганрогской организации. В ходе дальнейшей оперативной разработки удалось выявить и арестовать ее членов. Однако Ростово-Нахичеванский комитет РКП(б) организовал в Таганроге новую подпольную группу, которая, используя мобилизации, внедряла своих людей в белогвардейские штабы и радиостанции, получала ценные разведывательные сведения[1001].

Весьма продуктивно велась работа против подполья в Ростове-на-Дону. С августа по декабрь 1918 г. ростовским контрразведывательным пунктом Астраханского казачьего войска было задержано 9 человек по подозрению в большевизме. 5 из них пришлось освободить за отсутствием улик[1002].

В марте 1919 г. был арестован студент Донского университета М.А. Козлов, который по заданию Москвы, используя рекомендации присяжных поверенных Ф.С. Генч-Оглуева, Я.С. Штейермана, В.Ф. Зеелера и других, устроился на работу в осведомительное агентство (ОСВАГ) – информационно-пропагандистский орган Добровольческой армии и Вооруженных Сил на Юге России. В типографии ОСВАГ также находились служащие, поддерживавшие связь с большевистским центром, куда они передавали все поступавшие к ним для печатания секретные сведения[1003].

После личного доклада генералу П.Н. Врангелю заведующего донской контрразведкой полковника Сорохтина и начальника КРО штаба Кавказской Добровольческой армией ротмистра Маньковского о прибытии в Ростов-на-Дону ряда большевистских агентов и намерении их при содействии местных организаций вызвать выступления в городе, командарм приказал немедленно их арестовать. П.Н. Врангель считал, что «только решительные действия власти могут еще заставить считаться с ней». В ту же ночь контрразведка арестовала около 70 человек. 6 наиболее видных большевистских деятелей были преданы военно-полевому суду и приговорены к расстрелу[1004].

В мае 1919 г. контрразведчики нанесли удар по ростовскому подполью: раскрыли типографию, арестовали ее работников. Расследование помогло выйти на нелегальные группы в Новочеркасске и Таганроге. Всего удалось арестовать 60 активистов. Но уже в июне эти организации были восстановлены и продолжили свою деятельность.

Органы контрразведки неоднократно нападали на след Донского комитета партии, арестовывали его работников, разгромили две типографии, но большевики снова продолжали работу, направленную на подрыв безопасности белогвардейского тыла. Проведенные аресты не смогли существенно противодействовать активной пропаганде донских подпольщиков. Население все чаще отказывалось от мобилизации. Предпринятые репрессивные меры не принесли желаемых результатов. Большинство насильно мобилизованных перешло на сторону Красной армии или присоединилось к партизанам[1005].

В 1918 г. еще слабые в профессиональном отношении спецслужбы Крыма не могли эффективно противодействовать большевистскому подполью. Агентура в основном сообщала о большевистской агитации среди белогвардейских частей и войск интервентов, росте недовольства населения политикой белых, дороговизне топлива, спекуляции и т. д. Часто проводимые облавы не давали конкретных результатов. Несмотря на слабый агентурный аппарат, контрразведка все же смогла узнать о подготовке Симферопольского подпольного комитета к вооруженному выступлению. Чтобы воспрепятствовать намерению большевиков, она арестовала секретаря горкома Я.Х. Тевлина и члена комитета Д.С. Самотина, приняла меры к розыску других видных членов организации, а также выявлению связанных с большевиками двух офицеров местного авиапарка, носивших подпольные клички «Сашка» и «Васька»[1006].

В марте 1919 г. в Севастополе контрразведка арестовала несколько человек по подозрению в принадлежности к стачечному комитету. Однако только двое из них реально имели отношение к подполью. Проводившиеся в городах облавы были низкорезультативными[1007].

В апреле 1919 г. части Красной армии заняли почти всю территорию Крыма, за исключением Керченского полуострова. Но в конце мая – начале июня обстановка вновь изменилась, и Южный фронт РККА отступил на север. С приходом в Крым белогвардейцам вновь пришлось формировать контрразведывательные органы, укомплектовывать их кадрами, создавать агентурный аппарат, что негативно отразилось на результатах их деятельности. Например, работа севастопольской сухопутной контрразведки (КРО штаба крепости и КРП штаба главнокомандующего ВСЮР), по мнению начальника паспортного пропускного пункта полковника Ростова, вызывала много нареканий. Он считал ее излишней при наличии хорошо поставленной морской контрразведки[1008]. Будущее подтвердило правоту оценки офицера. Особое отделение Морского управления в декабре 1919 г. – январе 1920 г. на нескольких судах флота арестовало 18 матросов, многие из которых являлись членами подпольных групп[1009]. «Самочинное» крепостное КРО просуществовало недолго. КРП штаба главкома себя ничем не проявил. Ему, в частности, не удалось предотвратить проникновения в государственные учреждения агентуры большевистских разведывательных структур. Например, в Симферополе подпольщики из канцелярии губернатора получали секретные сводки о состоянии дел на фронте и ценную информацию политического розыска, благодаря чему им было известно о провале явочных квартир и арестах, что позволяло своевременно предпринимать соответствующие меры безопасности[1010].

Летом 1919 г. в Крыму наблюдалось затишье в противоборстве между большевистским подпольем и белогвардейскими спецслужбами, т. к. обе стороны находились в фазе становления. Эвакуированные из Севастополя в конце июня органы советской власти еще не успели организовать подпольные структуры. И только в августе на подпольной конференции был создан севастопольский горком РКП(б), взявший на себя функции обкома и наметивший план борьбы с белогвардейцами[1011].

Воссозданные большевиками организации ушли в глубокое подполье, о чем докладывал таврическому губернатору полковник Л.Ф. Астраханцев: «Во избежание провала, работы комитета ведутся при весьма конспиративной обстановке, заседания проходят тайно, распоряжения отдаются устно, все письменные доказательства работы, а также запасы оружия и взрывчатых веществ хранятся вне квартиры, закапываются в землю или прячутся по разным тайным местам»[1012].

До подполья контрразведка смогла добраться только в феврале 1920 г., а в конце 1919 г. отыгрывалась на мирном населении. В декабре большевики Крыма в докладе ЦК РКП(б) писали, что 736 жителям Севастополя было предъявлено обвинение в активном большевизме[1013].

В конце февраля 1920 г. спецслужба арестовала группу подпольщиков во главе с И.А. Назукиным, чем сорвала готовившееся восстание. А 19 марта морская контрразведка арестовала ревком во время его заседания и одновременно еще 28 человек на Корабельной стороне[1014].

Екатеринодарский областной подпольный комитет РКП(б) также попал в разработку контрразведки. Однако из-за ошибок сотрудников многим подпольщикам удалось избежать ареста[1015].

Заслуживает внимания противодействие деникинских спецслужб советскому подполью в Одессе. Обратим внимание, что наиболее остро разгоралась борьба весной 1919 г. Данное обстоятельство связано с двумя факторами: активностью большевиков и профессиональной работой контрразведки. В то время КРО штаба командующего войсками Добровольческой армии Одесского района возглавлял статский советник В.Г. Орлов.

Белогвардейские органы безопасности располагали сведениями о руководителях и рядовых членах городского подполья, его структуре, местах расположения складов оружия, вооруженном отряде, а также его задачах: подготовке восстания, ведении разведки и агитации в Добровольческой армии и войсках интервентов, совершении террористических актов и диверсий на железных дорогах[1016].

Поскольку организация, возглавляемая И.Ф. Смирновым (псевдоним Ласточкин), представляла для местных властей и воинских частей, в том числе и союзных, серьезную угрозу, было принято решение ее ликвидировать, объединив усилия вышеупомянутого КРО и французской контрразведки, которой руководил майор Порталь.

Контрразведка интервентов сконцентрировала основное внимание на французской секции Иностранной коллегии, а белогвардейская – на подпольном обкоме во главе с И.Ф. Смирновым.

1 марта 1919 г. удалось арестовать прибывшую ранее в Одессу по заданию ЦК РКП(б) французскую коммунистку Ж. Лябурб, а также задержать нескольких активистов Иностранной коллегии. Интервенты после допросов расстреляли десять военнослужащих, нарушивших присягу.

В.Г. Орлов подставил подпольщикам своего агента офицера Ройтмана. Доктор исторических наук А.А. Зданович, основываясь на архивных документах, пишет, что руководитель подполья клюнул на «приманку» и взял его как ценного источника на личную связь. 15 марта должна была состояться встреча И.Ф. Смирнова с Ройтманом для получения списка офицеров Добровольческой армии, якобы готовых примкнуть к подпольщикам в случае восстания. Контрразведчики арестовали Смирнова (Ласточкина) и передали его под охрану французам. Интервенты содержали председателя подпольного обкома на одном из судов, а затем утопили вместе с другими узниками плавучей тюрьмы[1017].

После возвращения белых в Одессу новый этап борьбы с подпольем не был столь продуктивным, как ранее. К тому времени В.Г. Орлов уже возглавлял КРЧ особого отделения отдела Генштаба. Местным КРО руководил чиновник Кирпичников.

Общая безалаберность, беспринципность, коррумпированность и низкий профессионализм сотрудников не позволяли одесской контрразведке оказать достойное противодействие большевистскому подполью. Даже когда деникинская армия находилась под Москвой, в городе нелегально издавалась газета «Одесский коммунист», предрекавшая возвращение большевиков к Рождеству. В одном из 19 выпущенных номеров даже был опубликован добытый подпольщиками приказ по армии, не предназначавшийся для широкой огласки[1018].

Контрразведка все же смогла арестовать ряд работников одесского подполья. Погибли руководитель разведывательного отдела военно-революционного штаба А.В. Хворостин и сменивший его П. Лазарев, секретарь союза металлистов Горбатов. 4 января 1920 г. была осуждена группа молодежи: 9 человек из 17 военно-полевой суд приговорил к смертной казни[1019].

Произведенные в Одессе аресты мало повлияли на деятельность большевиков. В ноябре 1919 г. они смогли провести общегородскую подпольную конференцию, которая дала вновь избранному горкому директиву по дезорганизации белогвардейского тыла[1020].

К числу крупных операций, проведенных деникинской контрразведкой, историк В.Ж. Цветков относит четырехкратную ликвидацию всех большевистских организаций в Харькове в августе – октябре 1919 г. а также подпольных комитетов в Одессе, Николаеве, Киеве летом – осенью 1919 г.[1021]

Заметим, что некоторые выводы, сделанные исследователем, не являются бесспорными. Это, прежде всего, относится к материалам о разгроме подполья в Харькове и Николаеве. Участник большевистского подполья на Дону и на Украине П.И. Долгин пишет, что харьковский подпольный ревком контрразведка ликвидировала три раза. «Четвертый подпольный ревком, ставший сразу после гибели третьего на боевой пост, привел подпольную группу бойцов к победе, несмотря на провокации, провалы». Еще один участник подполья – М.Н. Ленау – опровергает сообщение начальника штаба 3-го армейского корпуса о ликвидации подпольной организации в Николаеве 20 ноября 1919 г.: «Ни один из членов комитета, никто из активных подпольных работников партии не был арестован. В тот же день состоялось собрание подпольной организации»[1022].

В данном случае, на наш взгляд, советские источники вызывают больше доверия, нежели белогвардейские, поскольку контрразведка, видимо, не располагавшая всесторонней информацией о подполье, произведя аресты многих его членов, докладывала начальству о полном разгроме организаций. Эти сведения не всегда отражали реальное положение вещей.

И тем не менее вышеприведенные факты свидетельствуют о достаточно эффективной работе деникинских спецслужб, сумевших нанести ряд серьезных ударов по большевистскому подполью и тем самым не допустить вооруженных восстаний в крупных городах Юга России.

Контрразведке иногда удавалось осуществлять агентурные проникновения в большевистские организации. Так, в середине июня 1919 г. спецслужбой было перехвачено письмо от бакинских большевиков, в котором передавались инструкции по взрыву железнодорожного полотна в районе Дербента. Арестовав исполнителя диверсионного акта слесаря С. Дрожжина, контрразведка внедрила секретного сотрудника в организацию и установила наружное наблюдение за конспиративными квартирами, что позволило выявить ряд причастных к ней лиц, арестовать курьера вместе с перепиской, давшей новые нити к выяснению остальных ячеек Северного Кавказа[1023].

По признанию С.Б. Ингулова, одной из причин провалов являлось предательство в собственных рядах: «…наша внутренняя провокация… дала контрразведке гораздо больше дел, чем вся масса официальных и секретных сотрудников… Подполье всегда рождало провокаторов, деникинско-врангелевское – особенно. Украина насчитывает в числе провокаторов, активно работавших в деникинских контрразведках, членов партии, при Советской власти занимавших посты председателей Исполкомов». По его мнению, во время легального существования советской власти появилась прослойка партийных работников с «чиновничьими навыками», которые были перенесены в подполье и несли «провалы за провалами»[1024]. Исследователь В.В. Крестьянников тоже пишет, что агентом контрразведки являлся член крымского подпольного обкома РКП(б) А. Ахтырский[1025].

В напряженной ситуации заваленным работой сотрудникам не всегда хватало профессионализма и терпения негласным путем выявить всех членов организации, их явки и пароли. Поэтому, арестовав несколько человек, чины контрразведки применяли к ним меры физического воздействия для того, чтобы установить местонахождение остальных подпольщиков. Или же хватали всех подряд, надеясь в ходе допросов получить необходимые признания от подозреваемых.

О пытках подследственных документы белогвардейских спецслужб умалчивают. Превышавшие служебные полномочия сотрудники, по всей вероятности, не желали фиксировать на бумаге следы своих преступлений. В частности, в докладе начальника особого отделения при штабе Киевской области, датированном 20 ноября 1919 г., говорится, что захваченные контрразведкой во время ликвидации готовящегося восстания приказом коменданта города были преданы военно-полевому суду и приговорены к смертной казни. Проведение «самочинных» расстрелов сотрудниками отделения он отрицал, при этом упоминал, что при попытке к бегству убиты арестованные члены ЦК боротьбистов (боротьбисты – украинская партия эсеров. – Авт.), приговоренные к смертной казни[1026].

В советской исторической и мемуарной литературе зверствам белых уделяется достаточно много внимания. Возьмем, в частности, изданную в 1928 г. брошюру В. Бобрика, где автор резюмирует: «Трупы, трупы и трупы устилали собой путь кавказских контрразведок»[1027]. Многие участники большевистского подполья на Юге России также свидетельствуют о пытках во время допросов и расстрелах[1028]. Вполне допустимо, что некоторые подпольщики, не выдержав истязаний, пытались сохранить себе жизнь или свободу путем соглашения о негласном сотрудничестве с контрразведкой. О пытках и расстрелах сообщали и белоэмигранты: Г. Виллиам, Н.Ф. Сигида, С.В. Устинов[1029]. Последний, приводя факты злоупотреблений служебным положением сотрудников контрразведки, в то же время акцентирует внимание на том, что следователи этого учреждения пытались придать работе формы законности[1030].

Некоторые руководители органов безопасности, наоборот, считали, что контрразведка «ведет дело весьма вяло», поскольку служившие в ней лица судебного ведомства старались «все вогнать в формулу законности», мешавшую быстроте «принятия решения вопросов и необходимого террора». «На фоне “чрезвычайки” наша контрразведка вызывает у обывателя снисходительную улыбку», – говорится в документе[1031].

По мнению профессора С.В. Леонова, деятельность ВЧК, где доминировали методы непосредственной расправы (массовые аресты, расстрелы, обыски, взятие в заложники и т. д.), «стала одним из принципиальных факторов, обеспечивших большевикам победу в Гражданской войне». С ее помощью власти смогли подавить «внутреннюю контрреволюцию», бороться со спецслужбами противника и иностранных государств, бандитизмом и т. д.[1032]

Естественно, недостатки в организационном строительстве, низкая квалификация кадров, коррупция органов контрразведки сыграли не последнюю роль в решении стоящих перед ними задач.

Начало правления П.Н. Врангеля «ознаменовалось вереницей массовых экзекуций». Опасаясь разложения своих войск, главнокомандующий Русской армией 29 апреля 1920 г. издал приказ, в котором требовал «безжалостно расстреливать всех комиссаров и других активных коммунистов». В то же время была установлена мера административного характера – высылка в Советскую Россию лиц, «изобличенных в явном сочувствии большевизму, в непомерной личной наживе на почве тяжелого экономического положения края и пр.»[1033]. Приняв решение провести широкомасштабные наступательные операции из Крыма, генерал П.Н. Врангель поставил перед органами безопасности задачу обезвредить подполье[1034].

Реорганизованные бароном П.Н. Врангелем органы контрразведки активно и небезуспешно вели борьбу с подрывными акциями большевистского подполья. В апреле 1920 г. была раскрыта коммунистическая организация в Симферополе, планировавшая порчу железнодорожных путей, взрывы мостов и бронепоездов. Спецслужбам удалось ликвидировать большевистские организации в Керчи и Севастополе[1035].

Заведующий Крымским отделом Закордонного отдела ЦК КП(б)У Павлов 5 июля 1920 г. писал: «В начале марта, накануне подготовлявшегося восстания, был арестован в Севастополе оперативный штаб, после этого насчитывается ряд провалов, арестов и казней наиболее активных работников и в результате – почти полный разгром крымского подполья»[1036]. Разгромленное в Севастополе подполье так и не смогло оправиться, но тем не менее отдельные его отряды провели ряд диверсий. По данным историка В.В. Крестьянникова, апрель, май, июнь 1920 г. являлись месяцами провалов и разгрома большевистских подпольных организаций в Симферополе, Севастополе, Керчи, Феодосии и Ялте[1037]. Большевики пытались воссоздать подполье заново, однако эти попытки пресекались контрразведкой.

17 мая морская контрразведка арестовала трех матросов подводной лодки «Утка», ведших в команде большевистскую пропаганду с целью захвата в походе лодки и увода ее в Одессу, занятую Красной армией. Это не единственный арест среди моряков. В сентябре в Керчи был арестован почти весь экипаж канонерской лодки «Грозный» за участие в поднятии на лодке восстания в Азовском море[1038].

17 августа контрразведка арестовала на Севастопольском морском заводе 112 рабочих[1039]. А в первой половине сентября в Симферополе была раскрыта центральная крымская партийная организация, задержаны ее руководители, найдены драгоценности и много денег, в том числе и в валюте. В ходе допросов выяснилось, что организация навербовала массу молодых женщин, которые под видом сестер милосердия, беженок работали в различных городах Крыма в целях шпионажа, агитации и террористических актов[1040].

В Севастопольской тюрьме 1 августа находилось 80 заключенных, 1 сентября – 138, 1 октября – 193[1041].

«Техника политического сыска, – пишет в своих воспоминаниях белогвардейский журналист Г. Раковский, – была доведена в Крыму до высокой степени совершенства. Недостаточно уже было того, что тыл и фронт были насыщены агентами охранки. В некоторых случаях население теперь официально приглашается к анонимным доносам»[1042]. «Азбука» также докладывала о том, что «при Климовиче» обыски и аресты «по малейшим доносам практиковались очень широко[1043].

В отличие от людей, наблюдавших за работой спецслужб со стороны, сами контрразведчики не были склонны преувеличивать свои возможности. В частности, вышеупомянутый жандармский офицер Н. Кравец писал: «…мне с полковником М. удалось загнать большевиков в подполье… но достаточно было немножко неудач на фронте, как большевистское подполье зашевелилось – борьба нам была не по силам, агентура была слаба»[1044].

На результативность работы врангелевских спецслужб в некоторой степени повлияло объединение под общим руководством органов контрразведки и политического сыска, привлечение к работе специалистов оперативно-разыскной деятельности, а также длительное пребывание белогвардейцев в Крыму, давшее им возможность создать широкие агентурные сети. Поэтому можно согласиться с В.В. Крестьянниковым, пришедшим к выводу, что контрразведка в борьбе с большевистским подпольем в основном свою задачу выполняла[1045].

На северо-западе контрразведка занималась выявлением сторонников советской власти, осуществляла наблюдение за настроениями населения. Каких-либо значительных акций по ликвидации большевистских подпольных организаций за спецслужбами не замечалось. Отчасти причиной такого положения дел являлась некомпетентность чинов в вопросах оперативно-разыскной деятельности, приводившая к задержанию невиновных. Как отмечал помощник военного прокурора С.Д. Кленский, проводивший проверку тюрьмы города Гдова в середине сентября 1919 г. по личному приказанию генерал-лейтенанта А.П. Родзянко, в деятельности контрразведки и коменданта «замечается стремление сперва по какому-либо доносу посадить человека под стражу, а потом уже искать материал для его обвинения, что несомненно ведет к тому, что в тюрьме люди просиживают более или менее продолжительный срок и потом их отпускают, так как материала для обвинения собрать не представлялось возможным»[1046].

Несмотря на то, что функции контрразведки ограничивались оперативно-разыскными мероприятиями и следствием, в реальной жизни ее сотрудники, не имея на то законных оснований, выносили и приводили в исполнение приговоры. Ради завладения чужим имуществом, деньгами и ценностями, контрразведчики выдвигали ложные обвинения и проводили несанкционированные обыски и аресты, ставшие нормой поведения и вызывавшие серьезную обеспокоенность у командования[1047].

На Севере России борьба с большевистским подпольем не носила столь ожесточенного характера, как на юге, поскольку не на этом второстепенном участке решался исход Гражданской войны. В то же время следует отметить, что целенаправленная деятельность большевистского подполья в этом регионе являлась серьезной угрозой для безопасности белогвардейского режима и войск интервентов.

Командующий союзными войсками на Севере России британский генерал-майор Ф. Пуль 7 августа 1918 г. издал приказ, запрещавший собрания, митинги на улицах, в общественных местах и на частных квартирах, а затем запретил распространять среди населения слухи «…об одержанных большевиками победах и возможности их приближения». Неисполнение приказа каралось смертной казнью. Интервенты открыли концентрационные лагеря на острове Мудьюг и на берегу бухты Йоканьга.

От интервентов не отставали и белогвардейцы. В октябре 1918 г. генерал-губернатор и командующий войсками Северной области запретил проводить собрания без предварительного получения разрешения в установленном порядке, ходить по Архангельску в ночное время без специальных пропусков, ввел военную цензуру почтовых отправлений. По мнению историка А.А. Иванова, предпринятые интервентами и белогвардейцами меры дали весьма незначительные результаты: в апреле в с. Колежма разоблачено 8 агитаторов, летом предотвращен переход двух рот 2-го Северного стрелкового полка на сторону Красной армии, выявлено несколько разведчиков противника[1048].

Лица, виновные в публичном распространении враждебного отношения к союзным или русским войскам, наказывались тюремным заключением до трех месяцев или крупным денежным штрафом. За те же проступки, совершенные на театре военных действий, либо приведшие к волнениям и нарушениям общественного порядка, виновные наказывались тюремным заключением на срок от 8 месяцев до 1 года 4 месяцев[1049].

Белогвардейская контрразведка совместно с англичанами сумела провести несколько серьезных операций. В феврале – марте 1919 г. были разгромлены подпольные явки в Архангельском бюро профсоюзов, раскрыты ячейки в запасных частях и тыловых гарнизонах Архангельска и Мурманска. В целях поимки большевистских агентов из местного населения сотрудники военно-регистрационной службы стали арестовывать их родственников. Имели место случаи освобождения большевистски настроенных крестьян для выявления их сообщников или неблагонадежных лиц[1050]. На Севере, как и в Крыму, ограниченность территории, длительность пребывания белых облегчали работу контрразведывательным структурам, действовавшим в тесном контакте с военно-судебными органами.

В Кеми была выявлена большевистская организация, ведшая агитацию среди населения и воинских частей. От контрразведки не укрылось стремление некоторых ее членов попасть в союзный авиаотряд с целью вывода из строя летательных аппаратов[1051].

В апреле 1919 г. контрразведка раскрыла действовавший в Архангельске подпольный большевистский комитет, руководивший пропагандой и агитацией в тылу белой армии. 1 мая арестованных членов комитета расстреляли[1052].

В целях выявления и поимки большевистских агентов ВРС были приняты меры по аресту их родственников, проживавших на территории области. Эта мера принесла положительные для белогвардейцев результаты. Так, в ходе обыска у матери бывшего Онежского военного комиссара Е.А. Агапитовой в руки контрразведчиков попали документы Архангельского обкома РКП(б), что повлекло за собой массовые аресты коммунистов[1053].

В ноябре 1919 г. в Мурманске образовалась крупная революционная группа, ставившая своей задачей подготовку и проведение вооруженного восстания для свержения белогвардейского правительства. Одним из главных руководителей организации являлся большевик И.И. Александров. Контрразведка арестовала несколько ее членов – В.Д. Грассиса, И.Д. Скидера, С.А. Чехонина. Усилив конспирацию, работу продолжили оставшиеся на свободе Александров и Родченко[1054].

17 декабря 1919 г. мурманский военно-контрольный пункт (ВКП) получил сведения о существовании в городе подпольной большевистской организации, целью которой являлось восстановление советской власти. Контрразведчики арестовали причастных к ней солдат комендантской команды[1055].

В декабре отделение полевого военного контроля № 43 арестовало 25 большевистских агитаторов. Напротив каждой фамилии в примечании давалась им краткая характеристика, например, «ярый большевик», «убежденный большевик», «очень вредный человек». В этом же месяце военный контроль арестовал и отправил в тюрьму 22 «ярых большевика»[1056].

Активная борьба с подпольем в Сибири началась в конце осени 1918 г. По всей видимости, причиной тому послужил приход к власти адмирала А.В. Колчака, установившего военную диктатуру, а также активизация большевистского подполья после прошедшей 22–23 ноября 1918 г. в Томске II Сибирской партийной конференции, которая, сохраняя ориентацию на общесибирское восстание, высказалась за организацию местных вооруженных выступлений.

Для целенаправленного руководства нелегальной подрывной деятельностью 17 декабря 1918 г. ЦК РКП(б) создал при Реввоенсовете 5-й армии Восточного фронта Сибирское бюро РКП(б) с центром в Уфе (позднее оно переехало в Омск) и поставил перед ним задачу «организовать революционную агитацию на территории Сибири»[1057]. Помимо агитаторов большевики направляли сюда агентов для проведения диверсий на железных дорогах[1058].

Наиболее ожесточенная борьба между большевистским подпольем и колчаковской контрразведкой по понятным причинам развернулась в сибирской столице – Омске.

Выполняя решения II Сибирской партийной конференции, Омский подпольный обком решил поднять 22 декабря 1918 г. вооруженное восстание. По плану город был разделен на четыре района, во главе каждого из них стоял руководитель, определены явочные квартиры и способы связи между ними. Советский историк М.И. Стишов пишет, что в процессе подготовки восстания в «отдельные звенья боевых организаций партии проникли провокаторы», которые «нанесли внезапный удар в спину руководству восстания, ликвидировав его по существу в самом начале». В ночь с 21 на 22 декабря на одну из квартир, где собралось более 40 рабочих для получения последних указаний, прокрался солдат Новониколаевского полка Волков и сумел затем предупредить контрразведку. За два часа до выступления все находившиеся в квартире командиры были арестованы[1059]. Восстание подавляли казачьи части с помощью англичан и чехов.

По признанию генерал-майора В.А. Бабушкина, «вооруженное выступление, имевшее место в ночь на 22 декабря, могло бы принять громадные размеры, если бы омский центральный военный штаб, получив уведомление об аресте контрразведкой штаба 2-го района… не отдал бы распоряжение о приостановке дальнейших действий»[1060].

По официальным данным, в результате подавления восстания в Омске было убито 133 человека и 49 расстреляно по приговору военно-полевого суда, осуждены на длительное тюремное заключение и приговорены к каторжным работам 13 повстанцев. Исследователь П.А. Голуб считает, что в действительности жертв было не менее 900 человек, в том числе около 100 видных партийных работников[1061]. Историк А.А. Рец, ссылаясь на данные подпольных организаций, пишет о гибели более 1500 повстанцев[1062].

Оставшиеся на свободе руководители Сибирского обкома и Омского горкома 23 декабря провели совместное заседание, на котором приняли решение 1 февраля 1919 г. поднять в городе второе вооруженное восстание.

К концу января ЦОВК стали известны планы большевиков, время проведения восстания и силы, на поддержку которых они рассчитывали. Полковник Н.П. Злобин распорядился произвести обыски у причастных к организации железнодорожных рабочих[1063].

1 февраля группы боевиков ворвались в казармы 51-го и 52-го стрелковых полков, но солдаты заняли пассивно-выжидательную позицию и не поддержали инициаторов восстания. Куломзинские рабочие в количестве 150 человек были остановлены правительственными отрядами. В городе начались обыски и аресты. В ходе допросов некоторые подпольщики назвали имена сообщников. Таким образом, контрразведка вышла на руководителей комитетов. Всего ей удалось арестовать около 100 членов партии. 8 февраля более 10 человек были расстреляны, другие получили различные сроки каторги[1064].

В конце февраля осведомительный отдел Главного штаба располагал сведениями о намерении большевиков, потерпевших неудачи в организации массовых выступлений, перейти к единичным террористическими актам в отношении наиболее активных деятелей колчаковского правительства, а также к диверсионной деятельности – уничтожению складов военного имущества и боеприпасов, фабрик и заводов[1065].

Несмотря на провалы, большевики в режиме строжайшей конспирации 20–21 марта 1919 г. провели в Омске III партийную конференцию, в работе которой принимали участие около 20 представителей различных городов Сибири и Дальнего Востока. Однако колчаковским спецслужбам через внедренного агента удалось установить руководителей и партийных работников организации, хозяев явочных квартир, пароли, инструкции парткомам, штабам, партизанским отрядам, а главное – узнать о принятой резолюции, согласно которой большевики планировали направить разворачивавшуюся партизанскую войну в Сибири на отвлечение максимального количества белогвардейских вооруженных сил от фронта.

Поскольку решения конференции представляли серьезную угрозу безопасности тыла, контрразведка приступила к ликвидации подполья. Со 2 на 3 апреля было арестовано 6 человек. В ходе дальнейшей разработки белые арестовали П.Ф. Парнякова и Никифорова, курьеров ЦК Борисова-Цветкова, Л.М. Годисову, А. Валек. Один из подпольщиков так характеризовал ситуацию в Сибири: «В последнее время страшно трудно стало работать, ибо контрразведка действовала более жестоко, чем при царизме. Даже нельзя было учесть, сколько членов имела подпольная организация. Главным образом старались укрывать тех товарищей, которые могли быть каждую минуту расстреляны»[1066].

Несмотря на жесткий режим, омское подполье неоднократно пыталось возобновить свою деятельность, но безрезультатно. В апреле руководитель разведотделения штаба Оренбургской армии предупредил начальника КРО штаба ВГК о командированных из Оренбурга в Омск трех большевиках – Здобнове, Кравченко и Титове – с целью организации переворота и покушения на Верховного правителя[1067]. В этом же месяце контрразведка арестовала более 20 человек, разгромила областной и городской нелегальные комитеты. Тем самым спецслужбы лишили сибирское подполье руководящего центра, существование которого в связи с развертыванием борьбы было особенно необходимо. После ряда неудачных попыток поднять восстание в городе омские большевики перенесли свою работу в окрестности, где сформировали мелкие отряды по 10–15 человек, состоявшие преимущественно из бродяг, дезертиров и беглых военнопленных. Однако и там их деятельность находилась под негласным надзором контрразведки[1068].

Свой вклад в разгром большевистского подполья внесла и государственная охрана. Как явствует из сводки особого отдела Департамента милиции, уже в начале февраля 1919 г. (в первые недели своей деятельности) она раскрыла связи профсоюзов Омска с большевистским подпольем[1069].

В апреле 1919 г. органами госохраны в Омске был арестован один из личных шоферов А.В. Колчака – большевик Стефанович, готовивший по заданию партии покушение на Верховного правителя[1070].

Как явствует из рапорта начальника Акмолинского областного управления государственной охраны (в состав которого входил и Омск), только за июль – август 1919 г. чинами управления расследовано 137 дел, из которых по 83-м была доказана виновность подозреваемых[1071].

Не менее эффективно колчаковские спецслужбы действовали и в других городах Сибири и Дальнего Востока. 18 июня 1919 г. и.д. начальника КРО штаба ВГК докладывал начальнику отдела контрразведки и военного контроля управления 2-го генерал-квартирмейстера, что в течение трех месяцев в Томске были разгромлены все большевистские организации. После чего, по данным агентуры, оставшиеся партийные работники перенесли свою деятельность в Мариинский уезд, где в ближайших к городу деревнях занялись формированием боевых ячеек[1072].

В челябинскую организацию, ставившую своей целью свержение существующей власти путем убийства Верховного правителя, отделение контрразведки Западной армии внедрило агента А. Барболина, который выявил имена некоторых руководителей, их адреса и главные явочные квартиры. 20 марта 1919 г. отделение приступило к ликвидации подпольного горкома. Были разгромлены общегородской комитет, военно-революционный штаб, некоторые райкомы и ячейки. Во время обысков контрразведчики обнаружили оружие, взрывчатые вещества, документы, арестовали 200 человек, 66 из которых были привлечены к военно-полевому суду. 3 апреля в городе снова прошли аресты и обыски, была найдена тайная типография, много оружия и около 700 000 рублей[1073].

Из Челябинска ниточка потянулась в Екатеринбург, где контрразведка 31 марта 1919 г. арестовала 27 человек (6 апреля постановлением полевого суда 8 человек были приговорены к смертной казни через повешение)[1074].

В Бийске еще в декабре 1918 г. был раскрыт заговор большевиков, арестовано 9 человек представителей разных союзов рабочих, установивших связь с Барнаулом, Томском и Иркутском[1075].

В Кустанайском уезде Тургайской области в начале апреля 1919 г. 19 человек было расстреляно по приговору военно-полевого суда после подавления восстания в пользу большевиков[1076].

На Дальнем Востоке контрразведка также имела свою агентуру в подпольных организациях и информировала командование об их планах и действиях, сообщала о местонахождении большевистских партизанских отрядов, их вооружении, численности, руководителях, готовящихся вооруженных выступлениях и свершившихся нападениях[1077].

Одной из первых была разгромлена большевистская организация, готовившая восстание в Благовещенске, вошедшее в историю как Мухинское (по фамилии его инициатора Ф.Н. Мухина). Однако большевикам удалось быстро восполнить свои ряды. В апреле 1919 г. уже работал новый состав Амурского обкома, в который входило 6 человек[1078].

В апреле 1919 г. контрразведка выявила во Владивостоке организацию большевиков численностью около 500 человек, которую руководством планировалось довести до 5000–6000 человек. С целью похищения грузов многие из членов организации устроились грузчиками на железную дорогу и в порт, похищали патроны, ручные гранаты. На острове Русский подпольщики раздобыли 500 винтовок, 50 ящиков патронов, ручные гранаты и снаряды. Однако место хранения арсенала скоро стало известно контрразведке[1079].

В мае КРО при штабе Приамурского военного округа провело аресты членов хабаровской большевистской организации. Среди них оказались крупные деятели советской власти: Б.А. Болотин (Славин), бывший нарком финансов Центросибири; Н.А. Сидоренко (Гаврилов), бывший иркутский губернский комиссар; Кам (Гейцман), бывший комиссар иностранных дел Центросибири[1080]. Подпольная ячейка была провалена благодаря внедренному агенту Розенблату, считавшемуся членом большевистской организации. Позже подпольщики пытались его ликвидировать, но безуспешно. Прибывшему из Благовещенска агенту Струкову удалось выявить квартиры подпольщиков, что позволило контрразведке арестовать, а затем убить Г.Н. Аксенова, С. Номоконова, А.М. Криворучко и др., пытавшихся освободить из тюрьмы Н.А. Гаврилова и Б.А. Славина. Струков был разоблачен эсеркой-максималисткой Н. Лебедевой (Кияшко)[1081].

Таким образом, зимой – весной 1919 г. колчаковские спецслужбы нанесли серьезные удары по подпольным организациям в крупных городах Урала, Сибири и Дальнего Востока. Попытки большевиков организовать восстания ими пресекались. В июне 1919 г. контрразведка раскрыла организации в Перми, Челябинске, Екатеринбурге, Новониколаевске и Омске[1082].

Разгромы подпольных организаций в ряде городов Сибири сорвали планы большевиков провести всеобщее восстание. Начальник КРО штаба Иркутского военного округа сообщал начальнику местного управления государственной охраны, что прибывший в Иркутск из Советской России делегат отменил намеченное на 15 июня 1919 г. выступление. Его сроки были перенесены на более благоприятный период для проведения всеобщего восстания[1083]. Ввиду провалов красноярской, новониколаевской и томской организаций было сорвано проведение намеченной на июль – август IV конференции РКП(б).

Иркутский комитет РКП(б) смог долго сохранять свой кадровый костяк благодаря тщательной конспирации. Однако активная деятельность иркутского подполья не осталась вне поля зрения колчаковских спецслужб. Согласно отчету Иркутского губернского управления госохраны в июле 1919 г., за несколько месяцев его существования госохрана напала на след подпольной большевистской организации в Иркутске, задержала 59 «причастных к большевизму» и возбудила 37 уголовных дел по ним, провела 93 обыска, в ходе которых изъяла много оружия, и арестовала в Черемхово 6 боевиков-анархистов[1084].

В августе 1919 г. контрразведка штаба Иркутского военного округа для раскрытия нелегальной организации внедрила во 2-й Иркутский пехотный полк группу агентов во главе со штатным сотрудником КРО прапорщиком Юрковым. В результате проведенной агентурной разработки 18 сентября удалось арестовать начальника военного штаба городского районного комитета бывшего прапорщика М.Л. Пасютина и 42 солдат, а на следующий день – задержать в городе руководителя центральной организации В. Букатого[1085].

Всего в августе – сентябре 1919 г. иркутская контрразведка арестовала около 30 большевиков. «Хотя провалы вынудили часть подпольщиков выехать из Иркутска в другие пункты губернии, деятельность большевистского подполья продолжалась», – констатирует историк П.А. Новиков[1086].

По свидетельству архивных белогвардейских документов, с 29 августа по 3 сентября 1919 г. контрразведывательные органы в Сибири арестовали 112 человек: за агитацию – 48, за принадлежность к РКП(б) – 62, комиссаров – 2. По фактам задержания было возбуждено 64 расследования[1087].

В октябре 1919 г. в омской областной тюрьме более 120 человек числилось за начальником контрразведывательного отделения штаба ВГК. Распоряжением главного начальника военно-административных управлений Восточного фронта срок пребывания в заключении им продлевался еще на два месяца без объяснения причин[1088].

«Частые и большие провалы» сибирского подполья историк М.И. Стишов объясняет бдительностью колчаковских карательных структур по отношению к оппозиционно настроенным элементам, разветвленной сетью контрразведывательных структур и неопытностью начинающих подпольщиков[1089].

Архивные документы подтверждают правоту советского исследователя. Безусловно, основные усилия густой сети контрразведывательных органов и государственной охраны в первую очередь были направлены на борьбу с большевистским подпольем. В отличие от деникинских, белогвардейские спецслужбы в Сибири обладали большими силами и средствами. Колчаковская контрразведка располагала значительными суммами денег и квалифицированными руководящими кадрами. Бывшие жандармы смогли обучить азам оперативно-разыскной деятельности подчиненных из числа армейских офицеров, умело организовать негласное наблюдение за подпольем, внедрить агентуру в большевистские организации и провести их ликвидацию.

Разгрому подполья также способствовала политическая пассивность и малочисленность пролетариата Сибири. В первой половине 1919 г. рабочие, несмотря на некоторый революционный настрой, редко участвовали в поднятых большевиками восстаниях. Свое недовольство существовавшими порядками они выражали забастовками, в которых выдвигали экономические требования. К 1917 г., по подсчетам М.И. Стишова, в огромном регионе насчитывалось всего около 200 тыс. рабочих. Ученый поясняет, что это количество «буквально растворялось в общей массе восьмимиллионного крестьянского и полуторамиллионного городского, в основном мелкобуржуазного населения. Значительное количество рабочих было рассеяно по многочисленным мелким предприятиям кустарного типа (слесарные мастерские, пимокатные заведения, типографии, булочные и т. п.). Большинство рабочих этой категории имело тесные связи с деревней. Их пролетарское самосознание было развито еще очень слабо»[1090].

И все же в течение декабря 1918 – марта 1919 г. рабочие восстания произошли в Челябинске, Тюмени, Омске, Иркутске, Канске и на ст. Иланской[1091]. В апреле 1919 г. спецслужбы не предотвратили восстание в Кольчугино, а в августе – в Красноярске.

По свидетельству некоторых архивных документов, большую помощь контрразведке в обнаружении и разоблачении большевистских организаций оказали пребывавшие в Сибири иностранцы. Например, начальник Тюменского КРП ротмистр В.Ф. Посников давал блестящие характеристики служившим у него сербам, чехам, мадьярам: «Ими было обнаружено большое количество большевиков», «проявили редкие способности по раскрытию большевистских деятелей»[1092]. С ним соглашался начальник КРО при штабе 2-го Степного отдельного Сибирского корпуса есаул Булавинов. Он докладывал руководству, что в большинстве случаев агентами являлись латыши, чехи, поляки и прочие иностранцы; русские не только не желали работать как агенты, «но даже сообщать что-либо важное… остерегаются»[1093].

Несмотря на то, что в руководящем звене колчаковской контрразведки и госохраны служили профессионалы сыска еще жандармской школы, мы не находим примеров проведения более сложных оперативных комбинаций: разложения большевистских организаций изнутри или попыток осуществить агентурное проникновение в вышестоящие большевистские организации – Сибирское бюро РКП(б) или в Реввоенсовет 5-й армии. По мнению авторов, они не проводились из-за дефицита времени и низкой квалификации оперативного состава и агентуры.

Разгрому подполья также способствовала политическая пассивность и малочисленность пролетариата Сибири. В первой половине 1919 г. рабочие, несмотря на некоторый революционный настрой, редко участвовали в поднятых большевиками восстаниях. Свое недовольство существовавшими порядками они выражали забастовками, в которых выдвигали экономические требования. К 1917 г., по подсчетам М.И. Стишова, в огромном регионе насчитывалось всего около 200 тыс. рабочих. Ученый поясняет, что это количество «буквально растворялось в общей массе восьмимиллионного крестьянского и полуторамиллионного городского, в основном мелкобуржуазного населения. Значительное количество рабочих было рассеяно по многочисленным мелким предприятиям кустарного типа (слесарные мастерские, пимокатные заведения, типографии, булочные и т. п.). Большинство рабочих этой категории имело тесные связи с деревней. Их пролетарское самосознание было развито еще очень слабо»[1094].

Можно сказать, что в первой половине 1919 г. большевистское подполье функционировало лишь благодаря поддержке из Советской России – подпитке кадрами, снабжению деньгами, агитационной литературой. Исследователь Н.Ф. Катков приводит данные, что в 1919 г. Сиббюро подготовило для организаторской работы и направило за линию фронта более 200 человек; для разложения белогвардейского тыла ЦК партии отпускал миллионные денежные средства[1095]. Летом 1919 г. контрразведке были известны 17 человек, направленных из Советской России в Сибирь. На некоторых даны приметы[1096]. 9 июля 1919 г. директор Департамента милиции докладывал министру внутренних дел: «Для осуществления задач партии коммунисты пользуются материальными средствами, отпускаемыми в неограниченном количестве. Энергия, с которой ведется большевистская организационная работа у нас в тылу… объясняется широким подкупом неимущего класса населения».

Целенаправленная работа колчаковских спецслужб воспрепятствовала установлению прочной связи по обе стороны фронта. Посылаемые из центра в Сибирь денежные средства иногда попадали в руки белогвардейцев при арестах курьеров при переходе линии фронта или во время провалов нелегальных организаций.

П.А. Новиков в своей монографии пишет, что, по неполным данным, с октября 1918 г. по 1 марта 1919 г. из Москвы для сибирских подпольщиков было направлено 484 250 руб., но между организациями успели распределить только 220 000 руб.[1097]

И все же, несмотря на значительные успехи в борьбе с подпольем, колчаковские спецслужбы не смогли полностью обеспечить безопасность тыла, оградить его от разведывательной и иной подрывной деятельности противника. Потерпев поражение в городе, большевики были вынуждены перенести свою деятельность в сельскую местность, где находились партизанские отряды различной политической ориентации.

Применение против подполья карательных отрядов не давало существенных результатов, поскольку они вылавливали только лиц, выступавших с оружием в руках. Агитаторы и пропагандисты оставались безнаказанными. Местная милиция в силу некомпетентности и перегруженности работой личного состава, отсутствия специальных средств оказалась бессильна[1098]. Для розыска большевистских деятелей в ряде случаев вместе с карательными отрядами следовали сотрудники контрразведки. Но подобные меры не смогли воспрепятствовать росту крестьянских волнений, поскольку выступления в деревнях провоцировались в первую очередь действиями властей, которые оказались не в состоянии решить важнейшие социально-экономические проблемы. Не вызывали у крестьян симпатий к режиму грабежи, насильственные мобилизации, карательные экспедиции отдельных белогвардейских отрядов.

Во второй половине 1919 г. обстановка на Восточном фронте стала изменяться в пользу красных. Войска белых потерпели поражение на Урале. Реввоенсовет Восточного фронта и Сиббюро ЦК уделяли особое внимание подполью и партизанским отрядам, направляя их деятельность на дезорганизацию тыла противника. Начавшееся 2 августа 1919 г. восстание на Алтае сорвало планы колчаковских войск, намеревавшихся нанести фланговый удар по частям Красной армии. К осени развернулось партизанское движение в Иркутской губернии. В Енисейской губернии власти контролировали лишь Красноярск и несколько других населенных пунктов, где стояли крупные гарнизоны. По подсчетам исследователей, к концу 1919 г. численность партизан в Сибири, по советским источникам, достигала почти 140 тысяч человек[1099].

После разгрома войск А.В. Колчака политическая обстановка на Дальнем Востоке продолжала оставаться нестабильной.

В 1921–1922 гг. Приморье оставалось последним оплотом белых сил в России, где сосредоточились остатки колчаковской армии. Смена режимов наложила свой отпечаток на борьбу спецслужб с большевистским подпольем. Силы и средства контрразведки зачастую распылялись между наблюдением за нелегальными коммунистическими организациями и политическими конкурентами. Примером тому является трехмесячная борьба за власть Временного Приамурского правительства с Г.М. Семеновым. Гродековская группа войск все же подчинилась правительству, а атаман 13 сентября 1921 г. уехал в Порт-Артур. Таким образом, каппелевцы и семеновцы пришли к непрочному единению[1100].

В то же время следует обратить внимание на значительную поддержку белой контрразведки со стороны японских спецслужб. В августе 1921 г. состоялось совещание между японским контрразведчиком полковником Асано и белогвардейским контрразведчиком полковником Шиманаевым о совместных действиях против большевистского подполья. На эти цели начальник штаба японской жандармерии в Приморье генерал Сибаяма выделил 10 тысяч иен и сменил агентуру[1101].

Значительное сопротивление режиму С.Д. Меркулова оказывали левые силы Приморья. Большевистская организация создала областной революционный комитет РКП(б), Дальбюро ЦК РКП(б) ассигновало средства на ведение подпольной работы. 18 июня 1921 г. левые партии для свержения белого правительства создали Межпартийное социалистическое бюро (МСБ), которое сформировало военно-технический отдел, взявший на себя основную работу по разложению войск Дальневосточной армии и ведению разведки в белогвардейских штабах. Большевики распространяли в воинских частях газеты и листовки, завозимые из Хабаровска и Читы, а также издаваемые на месте партизанами и подпольщиками. Особое внимание большевики уделяли работе по разложению белой армии.

В свою очередь, контрразведка пыталась выявить большевистские подпольные организации путем наружного наблюдения, внедрения агентуры, массовых облав и арестов. Например, в Никольск-Уссурийске местная контрразведка с привлечением частей гарнизона провела массовые обыски и арестовала 150 человек. Иногда в ходе массовых облав в застенки попадали невинные люди, что вызывало даже протесты прессы. В некоторых случаях власти даже были вынуждены освобождать часть арестованных[1102].

Благодаря внедренной агентуре спецслужбам удавалось добыть протоколы, доклады и переписку секретного характера местной коммунистической организации и опубликовать их в местной белогвардейской газете «Заря»[1103].

27 июля 1921 г. Дальневосточное бюро ЦК РКП(б) постановило начать подготовку к восстанию с целью свержения белого режима. Партизаны активизировали свою деятельность: взрывали мосты, нарушали связь, обстреливали посты и казармы.

В каппелевские части под видом безработных вступили несколько десятков коммунистов и комсомольцев. Главную работу в частях белых взял на себя военно-технический отдел МСБ. 11 августа контрразведка сообщала о том, что коммунисты имели агентуру во всех общественных и даже правительственных учреждениях, которая всеми средствами и способами старалась подорвать авторитет Временного Приамурского правительства, вела коммунистическую пропаганду среди войск[1104].

По данным профессора Ю.Н. Ципкина, к осени 1921 г. в подпольные организации входило 18 % солдат и 15 % офицеров[1105]. В контакт с Межпартийным социалистическим бюро вступали даже представители командования каппелевских войск, обещавшие признать ДВР и оказать помощь большевикам в совершении переворота в обмен на деньги, амнистию и настаивали на условии не расформировывать войска после успешного разрешения вопроса. Однако контрразведке Временного Приамурского правительства с помощью японской разведки удалось раскрыть эти планы[1106]. Шедшие на переговоры с начальником Полевого штаба главкома НРА бывшим полковником П. Луцковым каппелевские офицеры были перехвачены контрразведкой и ликвидированы[1107].

Осенью стала вырисовываться возможность двух антиправительственных заговоров: большевистского (в рамках МСБ) и эсеровского. И первые, и вторые были готовы сотрудничать друг с другом в подготовке переворота. Однако среди приморских большевиков зрела уверенность в успехе будущего выступления без участия эсеров. 27 сентября 1921 г. нелегальная Владивостокская общегородская партконференция РКП(б) приняла решение о практической подготовке восстания. Однако контрразведка Временного Приамурского правительства с помощью японцев раскрыла заговор[1108].

13 октября 1921 г. правительство ввело «Особое положение об охране государственного порядка», ужесточало законы, ввело смертную казнь, усилило охрану государственных учреждений и правительственных чиновников, запретило все собрания без особого на то разрешения.

В декабре 1921 г. перед нелегальным отъездом в Читу был арестован ответственный работник областной организации РКП(б) Я.И. Дерелло (Н.И. Дорелло). Под пытками он выдал 21 человека[1109]. Контрразведка захватила на квартире у известной общественной деятельницы M. B. Сибирцевой архив подпольного горкома РКП(б), чистые бланки документов, сводки белой контрразведки, военные карты, письма нелегально работавшего во Владивостоке специального уполномоченного правительства ДВР Р. Цейтлина. Была раскрыта тайная типография[1110].

В ноябре началось наступление Белоповстанческой армии из Приморья на север. 22 декабря белогвардейские войска заняли Хабаровск и продвинулись на запад до станции Волочаевка Амурской железной дороги. Но из-за недостатка сил и средств наступление белых было остановлено, и они перешли к обороне в районе Волочаевки.

9 января 1922 г. в Хабаровске была создана контрразведка, которая начала аресты всех подозреваемых в связях с большевиками, НРА и партизанами, проводила повальные обыски, поощряла доносы. Ей удалось задержать бывшего военного комиссара Васильева и в ходе допросов получить сведения о некоторых партийных работниках. 9 февраля партизаны попытались напасть на тюрьму, но безрезультатно и с потерями – в плен к белогвардейцам попало 10 человек. Контрразведка раскрыла конспиративную квартиру в Арсенальной слободке.

Из-за провала похода белоповстанцев, а также огромных масштабов коррупции, белогвардейский режим поразил острейший кризис. Выходом из сложившегося положения могло стать установление военной диктатуры. Кандидатом на роль «спасителя Отечества» являлся 48-летний генерал-лейтенант М.К. Дитерикс, намеревавшийся под знаменем монархии собрать разрозненные антибольшевистские силы. Но монархическая форма правления уже не имела поддержки среди широких слоев населения, различных политических партий и даже белогвардейцев. Поэтому период нахождения у власти Верховного правителя Земского Приамурского края сопровождался террором, который, по оценке некоторых исследователей, достиг своего апогея[1111].

Деятельность коммунистов и эсеров была запрещена, а они сами вместе со своими семьями подлежали высылке в Советскую Россию и ДВР. Историк В.Б. Бандурка пишет, что за короткое время правления правительства генерала М.К. Дитерикса обыски и погромы в рабочих районах городов следовали один за другим. Готовился разгон профсоюзов и других оппозиционных общественных организаций. «Контрразведка жестоко расправилась с руководителями профсоюзов Дальзавода и моряков А.Л. Гульбиновичем и Р.Ф. Башидзе. Канонерская лодка “Маньчжур” превратились в плавучий застенок, куда свозились арестованные и откуда они не возвращались. Стало известно, что они сжигались в топках ее котлов»[1112].

В ходе карательных акций погиб один из руководителей комсомола Приморья В.Б. Баневур[1113], которому белогвардейцы еще живому вырезали сердце[1114], а также комсомольцы А. Евданов, С. Пчелкин, Д. Часовитин и др. Подобная политика режима вызывала нарастающее недовольство населения и активизацию большевистского подполья и партизанских отрядов.

Как следует из вышесказанного, белогвардейская контрразведка весьма эффективно боролась с большевистским подпольем благодаря следующим обстоятельствам: во-первых, тесному взаимодействию с японскими спецслужбами, во-вторых, слабой конспирации среди членов подполья, в-третьих, предательству в его рядах. Однако, несмотря на ряд успехов в борьбе с подпольем, спецслужбы так и не смогли переломить общую ситуацию в пользу белых правительств, политика которых не пользовалась поддержкой широких слоев населения. Решение обострившихся социальных и политических проблем силовыми, карательными мерами еще более дискредитировало Белое движение и монархическую идею среди населения, что привело к победе большевиков, взявших «на вооружение и диктатуру, и реализовавших на практике идеи патриотизма и единства страны»[1115].

Белогвардейские разведывательные структуры и связанные с ними антисоветские подпольные организации, вопреки устоявшемуся в советской историографии мнению, потенциально представляя серьезную угрозу безопасности для большевиков, не смогли на практике реализовать свой потенциал, органам ВЧК удавалось их сравнительно быстро выявлять и ликвидировать.

Больших усилий от силовых структур Советской России потребовала борьба с антисоветскими массовыми восстаниями, являвшимися следствием концептуально ошибочной внутренней политики большевиков. Для подавления восстаний, ликвидации банд использовался большой арсенал сил и средств, проводились как агентурно-оперативные, так и масштабные войсковые операции.

Активная, наступательная политика большевиков, прибегших к агитации, пропаганде, организации вооруженных восстаний для дестабилизации обстановки в тылу белых армий и свержению власти белых правительств потребовала ответных, подчеркнем, комплексных, мер борьбы со стороны белогвардейских государственных образований. Однако лидеры Белого движения ограничивались лишь разгромами подпольных организаций, проведением карательных акций в отношении населения и партизанских отрядов.

Для проведения оперативно-разыскных мероприятий активно привлекались органы контрразведки и внутренних дел. Анализ ситуации показывает, что там, где контрразведывательные службы обладали наиболее совершенной для того времени организацией, профессионально подготовленными кадрами, относительно хорошо финансировались (Сибирь в период правления А.В. Колчака), белогвардейцам удалось парализовать работу подполья. Даже в других регионах, где спецслужбы не имели достаточных сил и средств, были поражены коррупцией, большевистские нелегальные организации оказались ликвидированы. Они снова восстанавливались, в основном благодаря активной закордонной работе соответствующих структур Советской России. Белогвардейские органы безопасности так и не смогли перекрыть каналы связи между РСФСР и нелегальными организациями на своей территории по следующим причинам.

Во-первых, из-за отсутствия сплошной линии фронта, которая бы явилась серьезной преградой для перемещения людей с одной стороны на другую. Во-вторых, между контрразведкой и разведкой, имевшей свою агентуру в соответствующих учреждениях Советской России, не существовало тесного взаимодействия. Документально не подтверждается наличие у белогвардейской контрразведки собственной агентуры в советских партийно-государственных структурах, занимавшихся разведывательной и иной подрывной деятельностью в тылу белых армий. В-третьих, из-за недостатка сил и средств, органы безопасности не смогли осуществить на подконтрольных территориях жесткий контрразведывательный режим.

В то же время следует отметить, что усилия спецслужб по обеспечению безопасности государственных образований нивелировались неразрешенными социально-экономическими проблемами основной части населения. Недовольные политикой властей рабочие и крестьяне пополняли ряды подпольных организаций и партизанских отрядов.

2.4. Противоборство с политическими противниками и контроль за настроениями в обществе

После Октябрьского переворота политический блок с большевиками составляли левые эсеры. В декабре 1917 г. они вошли в состав Совета народных комиссаров, получив 7 наркомовских портфелей, а 2 человека стали наркомами без портфеля, вошли они также в коллегии наркоматов, в региональные правительства и местные Советы[1116]. Во ВЦИК фракция левых эсеров располагала третью голосов. Блок с левыми эсерами давал большевикам возможность привлечь на сторону советской власти ту часть крестьянства, которая шла за эсерами; он вбивал клин между левыми и правыми эсерами, ослаблял позиции последних. Большевиков в это время поддерживали и анархисты.

Основным и наиболее активным оппонентом большевиков была партия либеральной буржуазии – конституционно-демократическая (кадетская) партия. Ее численность не превышала нескольких десятков тысяч человек, но влияние на общественно-политическую жизнь страны было довольно значительным. В воззвании к населению, опубликованном 27 октября, ЦК кадетской партии, обвинив большевиков в мятеже, призвал всех не признавать нового правительства и выступить против него. Кадеты решили использовать против большевиков военные и невоенные средства, отдавая предпочтение вооруженной борьбе. П.Н. Милюков, М.В. Родзянко и А.И. Гучков отправились на Дон для помощи атаману А.М. Каледину в формировании Добровольческой армии[1117].

В.И. Ленин называл кадетскую партию всероссийским политическим штабом контрреволюции. Вокруг кадетов сплачивались другие буржуазные партии и организации.

Среди мелкобуржуазных партий наиболее значительной по своему политическому влиянию и социальной базе была партия правых эсеров, которая делала ставку на крестьянство, средние слои рабочих и другие группы населения[1118]. Правые эсеры связывали свои надежды на изменение политической ситуации в стране с созывом Всероссийского Учредительного собрания, где они являлись крупнейшей партией. Не признав власти большевиков, 26 ноября 1917 г. в Петрограде на IV и последнем съезде партии эсеры приняли антисоветские резолюции по всем вопросам, грозили применить в отношении большевиков террор[1119].

В оппозиции большевикам находилась и меньшевистская партия. Уже 26 октября 1917 г. меньшевистский ЦК выпустил листовку с заявлением о том, что большевистский переворот является военным заговором, насилием над волей демократии и узурпацией прав народа. В качестве средства борьбы с анархией и контрреволюцией ЦК меньшевиков призывал к созданию комитетов общественного спасения из представителей городских дум, Советов и других демократических организаций. Лозунгами момента объявлялись: созыв Учредительного собрания в назначенный срок и начало переговоров о заключении всеобщего мира. Некоторые видные представители меньшевистской партии – А.Н. Потресов, М.И. Гольдман (Либер) – призывали к вооруженному восстанию против советской власти. Созданный по инициативе меньшевиков и эсеров 26 октября Всероссийский комитет спасения Родины и революции призвал не признавать «власти насильников», не исполнять распоряжений большевиков и поддержать Комитет спасения[1120].

Меньшевики вместе с правыми эсерами, возглавив так называемую демократическую контрреволюцию, активно включились в организацию различных антисоветских выступлений, а также продолжили подготовку открытия Учредительного собрания, в то время как большевики уже сделали выбор формы государственной власти в России в пользу советской системы.

Чтобы парализовать антисоветские выступления, большевики решили нанести удар по, как они считали, политическому штабу контрреволюции – партии кадетов. 28 ноября 1917 г. Совет народных комиссаров принял написанный В.И. Лениным декрет «Об аресте вождей гражданской войны против революции». На основании декрета руководители партии кадетов, как партии врагов народа, подлежали аресту и преданию суду революционных трибуналов. На местные Советы возлагалась обязанность установить надзор за членами кадетской партии. 29 ноября декрет об аресте вождей Гражданской войны против революции был санкционирован ЦК РСДРП(б)[1121].

8 декабря ВЧК в соответствии с декретом Совнаркома арестовала видных кадетов В.А. Степанова и В.И. Штейнингера. Во время ареста у Степанова были изъяты некоторые важные документы ЦК кадетской партии.

В середине декабря 1917 г. в ВЧК поступили сведения о том, что петроградский Союз защиты Учредительного собрания (сменивший распущенный Комитет спасения Родины и революции) созывает вечером 18 декабря конференцию представителей антибольшевистских партий и организаций. Явившиеся на конференцию лица были арестованы по ордеру ВЧК. Одновременно ВЧК приняла меры к пресечению антисоветской деятельности за пределами Петрограда[1122].

Кроме этого советское правительство предприняло шаги по пресечению антибольшевистских выступлений оппозиционной прессы. 28 октября 1917 г. был опубликован декрет СНК «О печати», в котором, в частности, говорилось, «что буржуазная пресса есть одно из могущественнейших оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть, власть рабочих и крестьян, только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага в то время, как оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы». В связи с этим подлежали закрытию печатные органы, призывавшие к открытому сопротивлению или неповиновению советскому правительству[1123]. По декрету только за два месяца было закрыто около 150 оппозиционных газет[1124].

Этот декрет вызвал широкие протесты и требования восстановить свободу слова. Отвечая на эти призывы, 4 ноября ВЦИК принял специальную резолюцию, в которой свобода печати объявлялась мерой «безусловно контрреволюционного характера»[1125].

2 января 1918 г. Я.Х. Петерс распорядился произвести обыск в редакции газеты «Воля народа» и доставить всех подозрительных лиц, которые будут находиться там, в ВЧК. В числе документов, обнаруженных чекистами во время обыска в редакции, находилась рукопись «Демократия и социалисты», автор которой призывал к вооруженному восстанию против советской власти. Через день по ордеру ВЧК были арестованы члены редакции «День» Заславский, Клеванский и другие. В заключении ВЧК по делу арестованных, подписанном Ф.Э. Дзержинским, говорилось: «Ознакомившись с документами и бумагами, отобранными в редакции газеты “День”, ВЧК полагает, что причастные к вышеозначенной редакции Заславский и Клеванский определенно вели агитацию к низвержению Советской власти и вся их деятельность протекала в контрреволюционном духе». Материалы об антисоветской деятельности редакторов газет «Воля народа» и «День» были направлены ВЧК в революционный трибунал по делам печати[1126].

Не отставали от центра и местные власти: в первые месяцы 1918 г. в Туле была закрыта меньшевистская газета «Голос народа», в Саратове – газета «Голос пролетария», в Нижнем Новгороде – газета «Жизнь» и т. д. К середине 1918 г. число запрещенных властями газет социал-демократической ориентации перевалило за 60[1127].

5 января 1918 г. в Петрограде в день открытия Учредительного собрания антибольшевистские партии организовали демонстрацию в его поддержку. Демонстрация была разогнана красногвардейцами. Погиб 21 человек. Первое и единственное заседание Учредительного собрания также завершилось досрочно при помощи красногвардейцев и революционных матросов[1128].

В этот же день Союз защиты Учредительного собрания, руководимый правыми эсерами и меньшевиками, организовал в ряде городов новые выступления. В Петрограде правые эсеры рассчитывали поднять против советской власти некоторые воинские части, однако солдаты гарнизона не откликнулись на эти призывы. На антисоветскую демонстрацию вышли лишь эсеровская боевая дружина, к которой присоединились гимназисты и чиновники[1129].

После заключения в марте 1918 г. Брест-Литовского мирного договора изменилась расстановка политических сил в стране. С выходом России из мировой войны и переделом земли крестьяне почувствовали, что их интересы как класса удовлетворены, что существенно ослабило партию эсеров[1130]. Произошло некоторое упрочение советской власти. Все это привело к ослаблению режима в отношении политических противников, которые, впрочем, так и не поддержали «похабный» Брестский мир.

Были освобождены из-под ареста кадеты, арестованные в свое время ВРК и ВЧК. Был амнистирован идейный монархист В.М. Пуришкевич. Советское правительство легализовало кадетскую партию. Многих кадетов, видных специалистов, советская власть пыталась привлечь к работе по восстановлению народного хозяйства.

Однако в конце февраля 1918 г. ЦК кадетской партии принял постановление, в котором говорилось, что задачей партии должна быть борьба с большевизмом во имя «восстановления русской государственности»[1131]. В это время возникают первые крупные антисоветские подпольные организации: «Правый центр», «Союз возрождения России» и др., в руководство которых входят видные кадеты, крупные чиновники дореволюционного времени и предприниматели, члены Всероссийского торгово-промышленного союза[1132]. Среди участников подобных организаций были правые эсеры, народные социалисты, меньшевики, бундовцы и др.[1133]

Ослабляя режим в отношении противников советской власти, В.И. Ленин в то же время писал в апреле 1918 г., что задача подавления эксплуататоров «отнюдь не исчерпана до конца, и ее невозможно игнорировать, ибо монархисты и кадеты, с одной стороны, их подголоски и прихвостни, меньшевики и правые эсеры, – с другой, продолжают попытки объединиться для свержения Советской власти»[1134].

Весной 1918 г. обострилось противостояние большевиков с анархистами. К этому времени их группы действовали в 130 городах и других населенных пунктах страны, выпускали до 40 печатных изданий. Анархисты в основном опирались на мелкобуржуазные слои города: рабочих коммунальных предприятий, демобилизованных военных, студентов. В политических клубах анархистов и вокруг них вертелось много полууголовных элементов. В Москве, Саратове, Воронеже и других городах анархисты самовольно захватывали особняки, производили облавы, реквизиции, грабили магазины и квартиры. Анархисты терроризировали население, отказывались подчиняться распоряжениям советской власти. Созданные ими отряды «черной гвардии» участвовали в вооруженных антисоветских выступлениях в Курске, Воронеже и Екатеринославле[1135].

По воспоминаниям Я. Петерса, в 1918 г. анархисты совершили бандитский налет на Центральный комитет текстильной промышленности («Центротекстиль»). Несколько налетчиков было захвачено. При допросе в ВЧК один из них назвал квартиру, где хранилась «адская машина», с помощью которой анархисты намеревались взорвать ВЧК. На место послали сотрудников для обыска квартиры. Они действительно нашли несгораемый ящик, около 30 сантиметров шириной и 75 сантиметров длиной, туго набитый взрывчатыми веществами. В ящике находилась батарейка, часы, на которых было видно, что взрыв намечен на 8 часов.

При дальнейшем расследовании выяснилось, что анархисты имели связь с одним из комиссаров ВЧК, который должен был вечером доставить в ВЧК этот ящик, закрытый на ключ, внести в комнату коллегии как найденные при обыске ценности и оставить на хранение до утра, когда придет слесарь и откроет ящик. Вечером было назначено заседание коллегии, и, когда она была бы в полном сборе, должен был произойти взрыв. Если бы план анархистов удался, то погибли бы все члены коллегии и пострадало бы немало других сотрудников. В этом деле была также замешана одна из машинисток ВЧК[1136].

11 апреля состоялось экстренное заседание ВЧК совместно с Московским советом и представителями от ведомств и районов, которое приняло решение разоружить всех анархистов. В ночь с 11 на 12 апреля отряды ВЧК и воинские части Московского гарнизона окружили особняки, занятые анархистами. К полудню 12 апреля они были разоружены[1137]. ВЧК арестовала около 600 человек, из которых, как потом выяснилось, идейных анархистов было не более 40 человек.

15 апреля лидеры Всероссийской федерации анархистов на заседании ВЦИК обвинили большевиков и ВЧК в преследовании политических организаций и потребовали в срочном порядке рассмотреть дело. По предложению Я.М. Свердлова ВЦИК принял решение заслушать доклад ВЧК на следующем заседании. 18 апреля Г.Д. Закс по поручению ВЧК доложил ВЦИК о причинах и результатах разоружения анархистов. ВЦИК, заслушав объяснение ВЧК, признал ее действия правильными и выразил уверенность, что «и впредь с подобными элементами будет вестись борьба без колебаний»[1138]. Кроме того, постановили рассмотреть на одном из ближайших заседаний ВЦИК вопрос о борьбе с анархистскими выступлениями в других районах России. Вскоре по распоряжению ВЧК анархистов разоружили в Воронеже, Таганроге, Смоленске, Петрограде, Нижнем Новгороде, Самаре, Тамбове, Туле, Саратове и других городах[1139].

Летом 1918 г. существенно осложнилась военная и политическая ситуация в стране. В это время прошли конференции и совещания партий кадетов, эсеров, меньшевиков, на которых была конкретизирована тактика их дальнейшей борьбы против большевиков.

Так, председатель партии кадетов П.Н. Милюков предложил план подавления советской власти с помощью кайзеровской Германии. Этот план полностью поддержали украинские и крымские кадеты; местные организации кадетов в Ростове, Казани, Самаре, члены ЦК партии кадетов И.П. Демидов, И.К. Волков и В.Я. Набоков[1140]. Некоторые руководители кадетской партии выехали в Сибирь и на Юг для участия в организации антисоветского движения.

Партия правых эсеров открыто провозгласила необходимость вооруженной борьбы против большевиков, приняла решения о политическом и военном блоке со странами Антанты, об организации крестьянских выступлений. Для реализации принятых решений более половины членов ЦК и многие активисты этой партии были направлены в Поволжье, Приуралье, на Украину, в Петроград, Вологду. Боевая группа при ЦК партии эсеров, возглавлявшаяся Г.И. Семеновым, приступила к подготовке террористических актов против руководящих партийных и советских работников[1141].

Например, в Нижегородской губернии эсеры организовывали оппозиционное движение на уровне уездов и крестьянские восстания, используя в нечерноземных уездах губернии возмущение голодом, невозможностью приобрести хлеб, а в более плодородных – недовольство государственными заготовками по твердым ценам на основе государственной хлебной монополии. Одним из лидеров эсеров Б.В. Савинковым планировалась организация антисоветских восстаний в 23 городах Поволжья, пик которых пришелся на лето 1918 г.[1142]

Активизировали антибольшевистскую деятельность и меньшевики. На майском Всероссийском совещании меньшевистской партии один из лидеров меньшевиков Ю.О. Мартов выдвинул задачу партии – восстановление единой Российской демократической республики при соблюдении права наций на самоопределение. Некоторые ораторы предлагали использовать любые средства борьбы против большевиков, вплоть до вооруженных восстаний. Один из видных меньшевиков-активистов П.Н. Колокольников призывал «свалить Советы… ценою голода»[1143].

В мае – июле 1918 г. правые эсеры и меньшевики спровоцировали протестные выступления с требованиями хлеба, свободы и созыва Учредительного собрания в Рыбинске, Сормове, Ярославле, Нижнем Новгороде, Твери, Тамбове и других городах. Меньшевики и правые эсеры широко использовали и так называемое движение уполномоченных от фабрик и заводов, ставшее достаточно массовой формой протеста части рабочего класса против политики советской власти не только в рабочем вопросе, но и в вопросах внутренней и внешней политики в целом. Движение уполномоченных, инициированное меньшевиками и правыми эсерами, как известный противовес большевизированным Советам, профсоюзам и фабзавкомам, должно было охватить всю страну[1144].

В это же время окончательно разошлась с большевиками партия левых эсеров, выступивших против проведения в жизнь разработанной коммунистами продовольственной политики. Они не поддерживали борьбу с кулачеством, выступили против принудительного изъятия у кулаков излишков хлеба. Левые эсеры требовали упразднения комитетов бедноты. В середине июня на заседании ВЦИК они голосовали против применения советской властью крайних мер в борьбе с контрреволюционерами. С мая 1918 г. левые эсеры приступили к созданию боевых дружин. Стихийные и разрозненные выступления крестьянства против продовольственной политики большевиков приобрели в ряде районов европейской части России, по мере присоединения к ним эсеровских боевых дружин, характер организованного повстанческого движения[1145]. На основе решений III съезда своей партии (июль 1918 г.)[1146] левые эсеры приняли меры, провоцирующие войну с Германией, а 6 июля левые эсеры сотрудники ВЧК Я.Г. Блюмкин и Н.А. Андреев по подложным документам проникли в германское посольство и убили посла В. Мирбаха.

В тот же день ЦК партии левых эсеров поднял восстание против советской власти. Восставшие начали арестовывать коммунистов, захватили здание, где размещалась ВЧК, телефонную станцию, телеграф, разослали телеграммы о переходе власти в их руки. Основной силой восставших был боевой отряд ВЧК, который возглавлял левый эсер Попов[1147].

ВЧК и некоторые ее боевые отряды (самокатчиков, матросов, свеаборгцев) принимали самое активное участие в разгроме выступления левых эсеров в Москве[1148]. Отряды чрезвычайных комиссий участвовали в ликвидации левоэсеровских выступлений в Петербурге и ряде других городов. 9 июля в Витебске ЧК арестовала лидера левых эсеров Вольфсона, который пытался отправить в Москву на помощь восставшим отряд в 400 человек. ЧК возбудила дело против местной организации левых эсеров за содействие выступлению в Москве[1149]. С 10 июля органы ВЧК участвовали в подавлении мятежа против советской власти командующего войсками Восточного фронта левого эсера М.А. Муравьева, который из Симбирска отправил во все концы страны телеграмму о разрыве Брестского договора и возобновлении войны с Германией[1150].

В соответствии с указаниями ЦК РКП(б) Совнарком образовал специальную комиссию по разработке конкретных мер борьбы с контрреволюцией. В своем заключении комиссия предлагала вновь арестовать всех освобожденных бывших министров и лидеров оппозиционных партий, в частности В.М. Пуришкевича. Комиссия предлагала объявить вне закона и немедленно арестовать членов руководящих органов партий кадетов, эсеров и меньшевиков.

23 мая СНК одобрил эти предложения, подтвердив свое прежнее решение о кадетах от 28 ноября 1917 г., и постановил передать его «в Комиссию Дзержинского для систематического и постепенного выполнения». В отношении руководителей партий правых эсеров и меньшевиков Совнарком постановил: «Не объявляя врагами народа, передать в Комиссию Дзержинского для систематического и подготовленного выяснения». Эти постановления СНК, которые в то время не подлежали публикации, явились директивой, обязывавшей ВЧК усилить борьбу с антибольшевистской деятельностью политических партий[1151].

14 июня 1918 г. в преддверии V Всероссийского съезда Советов меньшевики и эсеры были обвинены в организации вооруженных выступлений против рабочих и крестьян в союзе с явными контрреволюционерами (в Ижевске, Перми, Самаре, Ярославле и др.). Исходя из этого, ВЦИК исключил представителей этих партий из своего состава и предложил сделать то же самое всем местным Советам. Это решение мотивировалось тем, что присутствие в советских организациях представителей партий, явно стремящихся дискредитировать и низвергнуть власть Советов, является совершенно недопустимым[1152]. Вскоре эсеры и меньшевики были изгнаны из большинства Советов. Был запрещен выход их газет. Органам ВЧК вменялось в обязанность тщательно наблюдать за деятельностью эсеров и меньшевиков, незамедлительно пресекать их контрреволюционные выступления.

В конце мая – начале июня ВЧК, выполняя директиву СНК от 23 мая, арестовала видных деятелей кадетской партии П.И. Новгородцева, А.П. Давыдова, Н.М. Кишкина, А.Б. Якобсона и других. У арестованных были изъяты антисоветские листовки и воззвания, подготовленные для рассылки в местные кадетские организации. После этого кадетская партия окончательно ушла в подполье[1153].

Вскоре ВЧК начала аресты меньшевиков и правых эсеров, организовывавших выступления рабочих против советской власти. Так, в середине мая 1918 г., требуя передачи власти, полученной на состоявшихся выборах в губернский совет, правые эсеры и меньшевики организовали митинг и одновременно забастовку в Сормове, использовав продовольственные трудности. Исполком губернского совета постановил арестовать организаторов забастовки, в том числе эсеров С.С. Вакслерчика, М.Н. Кутузова, И.И. Калюжнова и Е.Ф. Тяпкина. 9 июня в Сормове по инициативе эсеров и меньшевиков состоялась рабочая конференция Нижегородской и части Владимирской губерний. Конференция поддержала инициативу петроградских рабочих по созыву рабочего съезда всей России и приняла решение отказаться от работы в советах. Конференция была разогнана с помощью оружия. 18–20 июня в Нижнем Новгороде, Сормове, Канавине, Кулебаках, Вязниках, Муроме эсерами и меньшевиками были проведены стачки против насилия над конференцией[1154].

23 июля ВЧК арестовала в Москве участников конференции уполномоченных фабрик и заводов, созванной при участии меньшевиков и правых эсеров (в том числе видных социалистов Р.А. Абрамовича, Ю.П. Деннике, М.С. Кефали, Г.Д. Кучина-Оранского, Б.А. Тумилевича, В.П. Шестакова и др.). Особую озабоченность советской власти вызвало решение конференции добиваться прекращения «опытов социализации и национализации фабрик и заводов», бороться за низвержение большевистской власти и «восстановление демократического строя»[1155].

Одной из наиболее крупных операций ВЧК явился разгром военной комиссии ЦК партии правых эсеров. Первый удар по этой законспирированной организации, проводившей подрывную работу в Красной армии, был нанесен петроградскими чекистами в июне 1918 г. После провала в Петрограде активные работники военной комиссии перебрались в Саратов. Они установили связи с некоторыми командирами воинских частей, в ряде из них правые эсеры создали свои партийные ячейки.

В октябре 1918 г. органы военного контроля и чекисты произвели обыски и аресты в Москве, Петрограде и Саратове. В результате была выявлена сеть правоэсеровских организаций, занимавшихся подрывной работой в Красной армии и переправкой белогвардейцев за линию фронта. После разгрома этих организаций правым эсерам уже больше не удавалось в столь широком масштабе вести подрывную работу в Красной армии[1156].

Осенью 1918 г. наметился поворот крестьян в сторону большевиков, которые, в свою очередь, начали более осторожно осуществлять продовольственную политику. Так, декретом СНК от 14 сентября упорядочивалось снабжение армии продовольствием, отменялись все распоряжения местных властей, касавшиеся заготовки продовольствия и изданные без соглашения с органами наркомпрода. Большевики попытались уйти от тотального террора. 20 ноября 1918 г. В.И. Ленин писал: «Пролетариат должен знать, кого надо подавлять, с кем надо заключать соглашения. Нелепо отказываться от террора к капиталистам, но нелепо вести его по отношению к мелкобуржуазной демократии. Надо достигать соглашения со средним крестьянством».

В ноябре 1918 г. на VI Всероссийском съезде советов были приняты решения об упрочении власти: об амнистии, о восстановлении единообразной организации советов по всей территории РСФСР, по сути дела означавшем ликвидацию комбедов, о точном соблюдении законов советской власти и т. д.[1157]

Во второй половине октября 1918 г. ЦК партии меньшевиков опубликовал тезисы, в которых признал историческую необходимость Октябрьской революции и заявлял об отказе их партии от участия в правительствах, основанных на коалиции с буржуазией или зависимых от капиталистических государств. Партийное совещание меньшевиков в Москве 27 декабря – 1 января 1919 г. пришло к выводу о необходимости принимать советский строй как факт реальной действительности (а не как принцип) и, оставаясь оппозиционной партией, выступать солидарно с советским правительством, поскольку последнее отстаивает территориальную целостность России, стремится восстановить нормальную хозяйственную и культурную жизнь в стране[1158]. В обстановке развернувшихся весной 1919 г. наступлений войск А.В. Колчака и А.И. Деникина часть меньшевистских лидеров заявила о готовности защищать советскую власть и оказать помощь Красной армии. Они выступили с призывом к рабочим всего мира усилить борьбу за прекращение интервенции против Советской республики[1159]. Однако меньшевики не изменили своей позиции в части того, что единственным правомочным органом страны должно быть Учредительное собрание. Они требовали ликвидации чрезвычайных комиссий, прекращения политики красного террора, отказа от борьбы против эксплуататорских классов в экономической сфере.

30 ноября 1918 г. ВЦИК на своем заседании констатировал, что меньшевики в лице их руководящего центра отказались «от союза (коалиции) с буржуазными партиями и группами, как российскими, так и иностранными». По этой причине советское правительство постановило «считать недействительной резолюцию ВЦИК от 14 июня 1918 г. в той ее части, которая касается партии меньшевиков»[1160]. Они снова получили право выставлять списки на выборах в Советы. Разрешались легальное существование их партийных организаций и выпуск ими газет. Вскоре была легализована группа видных эсеров во главе с В.К. Вольским, К.С. Буревым, Н.В. Святицким, заявившая о поддержке советской власти.

В партии правых эсеров также наметился поворот. 8 февраля 1919 г. в Петрограде состоялась конференция представителей организаций партии социалистов-революционеров на территории Советской России. Ее представители заявили, что они отвергают «попытку свержения советской власти путем вооруженной борьбы», отказываются «самым решительным образом» от «всякого блокирования и коалирования с буржуазными партиями» и т. п. В связи с этим решением ВЦИК 26 февраля 1919 г. партия правых эсеров была легализована, ей было предоставлено право участия в советской работе, разрешено издавать ежедневную газету «Дело народа»[1161].

Допуская легализацию меньшевиков и правых эсеров, руководство РКП(б) считало, что их отказ от вооруженной борьбы с советской властью – явление временное. Однако в тот период было решено использовать колебания в рядах эсеров и меньшевиков для укрепления политических позиций большевиков[1162].

Органы ВЧК получили соответствующие установки, которые 9 декабря 1918 г. в приказе ведомства были трансформированы в конкретную задачу: признавая необходимость дать «мелкобуржуазным элементам и всем социалистам» «полную возможность работать» необходимо установить за ними «строжайшее негласное наблюдение» с тем, чтобы они «не имели возможности надуть Советскую власть»[1163].

Летом 1919 г. в один из самых драматических моментов Гражданской войны партии эсеров и меньшевиков осуществили значительную корректировку своих программных воззрений и методов организационно-политической деятельности, оставаясь при этом на позициях критики проводимой большевиками политики. Вместе с тем это не способствовало выработке этими партиями единой тактики по отношению к большевизму. Партия эсеров, прекратив вооруженную борьбу с советской властью, заняла выжидательную позицию «третьей силы», готовой, по мере роста антибольшевистских настроений в народных массах, снова попытать счастья в борьбе за власть. Партия меньшевиков, по-прежнему страдая от недостатка легальности, попыталась использовать даже маленькую возможность предоставленных ей легальных возможностей для восстановления разгромленных большевиками партийных организаций[1164].

Левые эсеры, большая часть максималистов придерживались антибольшевистской платформы. Что касается анархистов, то одни из них выступали на стороне советской власти, другие занимали нейтральную позицию, а третьи ушли в подполье, образовав террористическую организацию под названием «Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан». В создании этого комитета приняли участие и некоторые левые эсеры. Анархисты, ушедшие в подполье, вместе с левыми эсерами и максималистами грабили банки и государственные учреждения, готовили покушения на партийных и советских работников, восстания в воинских частях[1165].

Реальную и серьезную опасность для советской власти представляла партия кадетов. ЦК партии распался на несколько групп, которые разъехались в разные регионы страны. Эти группы членов ЦК самостоятельно определяли политику региональных и местных отделений партии. Особенно большую роль кадеты играли в районах, занятых белогвардейцами, где они приняли активное участие в формировании и деятельности правительственных структур государственных образований А.И. Деникина, А.В. Колчака, Н.Н. Юденича[1166]. Кроме этого участвовали в руководстве довольно опасными для советской власти заговорщическими организациями[1167].

Из всех российских политических партий кадеты в наибольшей мере располагали административными и организационными талантами. Это была партия профессоров, адвокатов и предпринимателей. В ее рядах имелось достаточно способных и опытных людей, чтобы учредить работоспособную администрацию на территории, освобожденной от большевиков. Однако кадеты были далеки от большинства народа. Большинству кадетов русская революция представлялась как хаос, бунт, пугачевщина. Они добивались воцарения порядка путем насилия[1168].

Характеризуя расстановку политических сил в России, В.И. Ленин писал летом 1919 г.: «Контрреволюция побеждена, но далеко не уничтожена… А за прямой и открытой контрреволюцией, за черной сотней и кадетами, которые сильны своим капиталом, своей прямой связью с империализмом Антанты, своим пониманием неизбежности диктатуры и способностью осуществлять ее (по-колчаковски), – за ними плетутся, как всегда, колеблющиеся, бесхарактерные, словами прикрашивающие свои дела меньшевики, правые эсеры и левые эсеры»[1169].

В период наступления армий Колчака, Деникина и Юденича усилили подрывную деятельность различные заговорщические организации. В марте – апреле 1919 г. по инициативе кадетов был создан «Тактический центр», в который вошли крупнейшие антисоветские организации: «Совет общественных деятелей», «Национальный центр» и «Союз возрождения России». Программа «Тактического центра» сводилась к восстановлению «государственного единства» России, созыву национального собрания, реставрации права частной собственности, признанию А.В. Колчака военным диктатором[1170].

Весной и летом 1919 г. левые эсеры, которые имели достаточно прочные позиции на некоторых промышленных предприятиях, активизировали агитационную работу среди рабочих. Работа эсеров и меньшевиков в деревне и воинских частях вылилась в ряд восстаний[1171]. Так, в марте левые эсеры организовали крупное восстание в Симбирской и Самарской губерниях. В нем, кроме зажиточных крестьян, приняли участие середняки и даже беднота. Участие трудового крестьянства в мятеже объяснялось его недовольством чрезвычайным налогом, продразверсткой, мобилизациями, нарушениями политики советской власти со стороны местных партийных и советских органов, которые нередко относились к середняку так же, как к кулаку. Одновременно эсеры и меньшевики спровоцировали восстания в Курской, Воронежской, Рязанской, Саратовской, Пензенской, Орловской и других губерниях. В Брянске левые эсеры и меньшевики организовали восстание красноармейцев, поддержанное местным кулачеством. Вслед за этим вспыхнул вооруженный мятеж в тылу советских войск в Гомеле, который проходил под эсеро-меньшевистскими лозунгами[1172].

В связи с тем, что весной 1919 г. главными организаторами открытых антисоветских выступлений, по мнению большевиков, были правые и левые эсеры и меньшевики, руководство коммунистической партии снова изменило тактику по отношению к ним, приняв активные меры по их подавлению. ЦК РКП(б), заслушав 14 марта 1919 г. доклад Ф.Э. Дзержинского, принял решение усилить разоблачение в печати антисоветской деятельности левых эсеров и установить постоянное наблюдение за бывшими левыми эсерами. Центральный комитет партии указал, что на сколько-нибудь важные и ответственные посты левые эсеры могут допускаться только под личную ответственность народных комиссаров[1173].

Решение ЦК РКП(б) об усилении борьбы с контрреволюционными элементами, в том числе с эсерами и меньшевиками, было одобрено VIII съездом РКП(б)[1174]. 25 марта 1919 г. Центральный комитет обсудил вопрос о мерах борьбы с антибольшевистской деятельностью правых эсеров и меньшевиков. Он поручил ВЧК установить наблюдение за всеми правыми эсерами. Вскоре после этого ЦК направил партийным и советским органам директиву об аресте всех видных меньшевиков и правых эсеров и закрытии всех эсеровских и меньшевистских газет[1175].

Во исполнение решений ЦК РКП(б) ВЧК направила всем губчека телеграмму: «Ввиду новой волны восстаний, являющихся продуктом меньшевистской и левоэсеровской агитации, учредить самый строгий надзор за этими партиями, забирать заложников из их среды… Отречению левых эсеров не верить»[1176].

Руководствуясь директивами ЦК РКП(б) и распоряжениями ВЧК, чекистские органы развернули работу по выявлению и пресечению антибольшевистской деятельности оппозиционных партий. Эта работа непосредственно направлялась местными партийными комитетами и советами.

В феврале – марте 1919 г. по обвинению в антиправительственном заговоре в Москве были арестованы почти все левоэсеровское руководство и около 200 партийных активистов. Органами ЧК было ликвидировано до 45 местных партийных организаций (в Петрограде, Пскове, Туле, Казани, Брянске, Орле, Гомеле, Астрахани и др.), раскрыта и также ликвидирована подпольная типография левых эсеров в Москве[1177]. По решению ЦК РКП(б) была закрыта центральная меньшевистская газета «Всегда вперед», а затем «Рабочий Интернационал» и «Газета печатников». Предупреждение было вынесено правоэсеровской газете «Дело народа»[1178].

В марте 1919 г. вопрос о борьбе с левыми эсерами неоднократно рассматривался на заседаниях Петроградского комитета РКП(б). 15 марта Петроградский комитет поручил ЧК арестовать левых эсеров, агитировавших за продолжение забастовки на Путиловском заводе. Президиум Петроградского Совета, заслушав сообщение руководителей Петроградской ЧК Н.К. Антипова и С.С. Лобова о деятельности левых эсеров, поручил чрезвычайной комиссии арестовать всех членов фракции левых эсеров, как контрреволюционеров, и предать их суду революционного трибунала.

Выполняя директивы Петроградского комитета РКП(б) и Петроградского Совета, ПЧК к 19 марта арестовала около 200 человек, призывавших рабочих к антисоветским выступлениям. Среди арестованных было 35 левых эсеров, 15 правых эсеров и эсеров центра. У них изъяли антисоветскую литературу и плакаты. 19 марта чекисты обнаружили типографию, где печатались антисоветские листовки[1179].

В Туле губчека на основе директив ЦК РКП(б) и ВЧК в конце марта – начале апреля арестовала несколько меньшевиков и эсеров, призывавших рабочих к забастовке. Однако предупредить забастовку не удалось. Перед советскими и партийными органами Тулы и перед губчека встала задача изъять из среды рабочих агитаторов. 25 апреля 1919 г. Ф.Э. Дзержинский направил в Тулу телеграмму: «Необходимо во что бы то ни стало поднять производительность заводов в самый короткий срок. Это вопрос, от разрешения которого зависит наш успех на фронте. Надо применить все меры репрессий по отношению к тем, которые мешают поднятию производительности, и одновременно улучшить положение тех рабочих, которые будут работать не за страх, а за совесть, и постараться удовлетворить их нужды…»

Тульская губчека, выполняя распоряжение Ф.Э. Дзержинского, арестовала меньшевистских и эсеровских агитаторов. В течение нескольких дней было задержано 190 человек. После окончания следствия губчека освободила рабочих, а активистов эсеров и меньшевиков предала суду ревтрибунала[1180].

Летом 1919 г. вновь наступил кратковременный период, когда большевики смягчили свою политику в отношении меньшевиков. Так, 1 июля 1919 г. секретный отдел ВЧК в циркулярном письме чекистам на местах характеризовал меньшевистский центр (кроме оборонцев) как «не опасный» своими действиями для советской власти, а его членов – как людей «малоактивных». Тем не менее ВЧК предупреждала, что своими нападками на большевиков и власть Советов меньшевики создают в обществе настроения недовольства, которыми пользуются контрреволюционеры. Чекистам рекомендовалось углублять разногласия внутри меньшевизма между сторонниками Л.О. Дана, Ю.О. Мартова, украинскими меньшевиками и т. д., взять на учет всех членов РСДРП, следить за их настроениями и литературой, проявляя при этом необходимый такт, особенно в отношении рабочих-меньшевиков поскольку бестактность возбуждает их против советской власти[1181].

После взрыва в помещении Московского комитета РКП(б), где собрались ответственные партийные работники большевиков и куда должен был приехать В.И. Ленин, вследствие которого погибли более 30 человек, чекистские органы усилили борьбу с анархистами. В октябре – ноябре 1919 г. Московская ЧК произвела аресты «анархистов подполья». Накануне второй годовщины Октябрьского переворота московские чекисты ликвидировали группу анархистов, скрывавшуюся на даче в Краскове. Группа намеревалась осуществить в Москве 7 ноября ряд покушений и диверсий[1182].

Расследуя дело «анархистов подполья», МЧК установила их связь с максималистами и левыми эсерами. В конце 1919 г. московские чекисты арестовали большую группу максималистов, занимавшуюся экспроприациями. Зимой 1919–1920 гг. чекистские органы приняли репрессивные меры и в отношении тех легальных анархистских групп, которые переходили к активной борьбе против большевиков.

Одна из таких крупных анархистских групп была ликвидирована в Саратове. В ноябре 1919 г. анархисты пытались сорвать проведение партийной недели, объявленной ЦК РКП(б). Они распространяли нарисованные от руки плакаты и листовки, призывавшие не вступать в партию коммунистов, а записываться в анархисты. В одном из воззваний говорилось о необходимости свержения советской власти. В деревни и уездные города Саратовская организация анархистов направляла своих агитаторов, которые выступали против мобилизации в армию, распространяли слухи о восстаниях против большевиков, о переходе власти в ряде городов в руки анархистов. В конце января 1920 г. анархисты начали готовиться к открытому выступлению против советской власти.

Саратовская губчека установила наблюдение за наиболее активными членами анархистской организации. Следил за антисоветской деятельностью анархистов и ОО Юго-Восточного (затем – Кавказского) фронта. Координировал работу этих двух чекистских органов Саратовский губком РКП(б). На заседаниях губкома неоднократно заслушивались сообщения губчека об активизации антисоветской работы анархистов. В феврале по его инициативе было созвано объединенное заседание президиума губкома с представителями политотделов и особотделов Запасной армии и Кавказского фронта, губчека. Заседание наметило меры по усилению оперативной работы среди анархистов для предотвращения их возможного выступления.

28 февраля ОО Кавказского фронта получил сведения, что в воскресенье, 29 февраля, анархисты собираются устроить антисоветский митинг и захватить власть в городе. Начальник особого отдела фронта Н.А. Скрыпник немедленно связался с губчека, предложив совместно принять меры против анархистов. В ночь на 1 марта сотрудники особотдела окружили клуб анархистов и задержали всех, кто там находился. Одновременно сотрудники Саратовской губчека начали аресты анархистов, проходивших по учетам губчека. Из всех зарегистрированных анархистов лишь одному удалось скрыться. Аресты анархистов были произведены и в некоторых других городах[1183].

К весне 1920 г. фактически прекратила свое существование партия кадетов. Значительная часть ее членов перебралась за границу, где они оказались расколоты на группы. Центральный комитет партии утратил свои руководящие функции[1184]. В Советской России бывшие члены кадетской партии работали в различных советских учреждениях.

Практически в самом разгаре был процесс распада партии меньшевиков. С большим неудовольствием большевики восприняли выступление Ю.О. Мартова на заседании ВЦИК, Моссовета, фабзавкомов и профсоюзов 5 мая 1920 г., в котором он, поддержав усилия советской власти по отражению агрессии Польши, в то же время выразил беспокойство по поводу возможности превращения советско-польской войны из оборонительной в наступательную. Также он предостерегал от авантюр в странах Востока и призвал к скорейшему заключению столь необходимого России мира. В сентябре с санкции советского правительства Ю.О. Мартов уехал в Германию, откуда уже не возвратился. За границей меньшевики начали издавать антибольшевистскую газету «Социалистический вестник». В августе к суду Верховного революционного трибунала по делу «Союза возрождения России» привлекли А.Н. Потресова и его сторонников. 23 августа 1920 г. в Москве были арестованы около 50 делегатов Общероссийской меньшевистской конференции, приехавшие на ее открытие, а 16 сентября в Харькове арестовали 120 участников Южнорусской конференции РСДРП. Ряды партии начали покидать ее видные деятели – А.Я. Вышинский, А.А. Дубровинская, П.Р. Трифонов, В.И. Яхонтов и др.[1185]

В 1920 г. ЦК правых эсеров призвал партию продолжать вести идейную и политическую борьбу с большевиками, но в то же время главное внимание направить на борьбу с Польшей и армией Врангеля. Члены партии и партийные организации, оказавшиеся на занятых территориях, должны были вести с ними «революционную борьбу всеми средствами и методами», включая и террор. Рижский мирный договор, завершивший польско-советскую войну, из-за существенных уступок Советской России Польше оценивался эсерами как «изменническое предательство» российских национальных интересов[1186].

В июне 1920 г. было создано оргбюро ЦК правых эсеров из числа уцелевших от арестов членов ЦК. Политической целью партии в этих условиях оставалась борьба за демократизацию и низвержение диктатуры большевиков. Лидеры партии стремились оказать всяческую помощь мятежному Кронштадту, призывали поддержать его всеобщей стачкой и восстанием[1187]. В.М. Чернов, находившийся в Ревеле, предлагал восставшим вооруженную помощь в 500–600 человек[1188]. Кроме этого эсеры приступили к созданию нелегальных крестьянских союзов[1189].

Летом 1920 г. активизировались правые эсеры, находившиеся в эмиграции. Видные деятели эсеровской партии А.Ф. Керенский, Н.Д. Авксентьев и другие создали за границей «Внепартийное объединение» для руководства антисоветским движением в России, исполнительным органом объединения был «административный центр», который рассылал своих эмиссаров в пограничные с РСФСР страны для организации антисоветской деятельности.

В связи с этим Ф.Э. Дзержинский, находившийся на Украине, писал И.К. Ксенофонтову: «Правых эсеров, конечно, надо забирать. Об этом сейчас не может быть двух мнений». Он предлагал поставить этот вопрос перед ЦК РКП(б). В ночь на 24 июня 1920 г. ВЧК арестовала членов Московского комитета партии эсеров и секретаря ЦК ПСР. У арестованных были изъяты материалы об антисоветской работе эсеров на Украине, их связях с заграницей и т. п. В конце августа в Киеве были задержаны участники Всеукраинской конференции правых эсеров. Чекисты произвели аресты правых эсеров в Петрограде, Харькове, Екатеринославе и других городах[1190].

Партия левых эсеров до середины лета 1920 г. особой активности не проявляла. Она раскололась на несколько групп. В руководстве партии взяла верх группа И.З. Штейнберга, выступавшая за прекращение борьбы против большевиков. Большинство членов ЦК выступили за участие в советах. В октябре 1920 г. советское правительство легализовало левоэсеровское большинство. Меньшинство же продолжило антисоветскую деятельность[1191]. Левые эсеры меньшинства участвовали в повстанческом движении, агитировали среди крестьян против продовольственной и земельной политики большевиков, против продразверстки. Антибольшевистскую работу левые эсеры стремились развернуть и в Красной армии[1192].

Летом 1920 г. ВЧК приняла меры по пресечению попыток эсеров меньшинства сорвать переговоры о мире с Польшей. Один из видных эсеров меньшинства Гинзбург с двадцатью своими соратниками направился на фронт с взрывчатыми веществами с целью совершить провокацию и помешать мирным переговорам. 9 августа 1920 г. бюро Петроградского губкома РКП(б) поручило ПЧК «принять меры к задержанию Гинзбурга и возвращению в Петроград». ЧК выполнила это задание.

На Украине чекисты активно работали по украинской партии левых эсеров-интернационалистов. В начале сентября съезд этой партии принял резолюции о подготовке восстаний в Красной армии и организации крестьянских выступлений. Цупчрезком был осведомлен о работе съезда и принятых им решениях. В ночь на 9 сентября чекисты арестовали участников съезда. Партия украинских левых эсеров-интернационалистов была объявлена организацией, враждебной советскому строю[1193].

К концу 1922 г. руководящий центр левых эсеров в России фактически распался: еще в 1921 г. 26 левоэсеровских руководителя были расстреляны, часть лидеров находилась в заключении или в ссылке, некоторые эмигрировали, многие отошли от политической деятельности. Некоторые в разное время вступили в РКП(б) – Б.Ф. Малкин, А.А. Колегаев, А.А. Биценко и др.[1194]

Аналогичное размежевание наблюдалось и среди анархистов. В 1918–1919 гг. прошли Всероссийский съезд анархистов-коммунистов и две Всероссийские конференции анархо-синдикалистов. Значительное число анархистов перешло в ряды компартии. Отдельные формирования вступили на путь вооруженной борьбы с режимом. Другие вели против него лишь идейную борьбу. Но власти перешли к разгрому как вооруженной, так и «мирной» оппозиции анархистов, к целенаправленным арестам анархистов всех направлений[1195].

Вскоре органы ВЧК усилили репрессивные меры против членов всех небольшевистских партий. Секретный отдел ВЧК, в ведении которого находилась борьба с антисоветскими партиями, 1 декабря 1920 г. в циркулярном письме предложил «использовать военное положение» для сбора обвинительного материала против меньшевиков, «привлекать их к ответственности как спекулянтов, контрреволюционеров и за преступления по должности». В своих письмах И.К. Ксенофонтов и начальник управления делами ВЧК Г.Г. Ягода предписывали всем местным ЧК иметь на постоянном учете меньшевиков и представителей других «мелкобуржуазных партий», вести за ними «неослабное наблюдение», а также внедрить в указанные партии достаточное количество осведомителей, которые должны принимать активное участие в партийной жизни.

С конца сентября 1920 г. до начала марта 1921 г. чрезвычайные комиссии арестовали по всей стране тысячи активистов партий меньшевиков, эсеров, анархистов и т. д., подвергнув их заключению в тюрьмы и концентрационные лагеря. Организации меньшевиков и эсеров там, где они еще сохранились, ушли в глубокое подполье[1196].

«На внешнем фронте Совреспублика достигла как бы устойчивого положения, – укорял местных чекистов в июне 1921 г. начальник секретного отдела Т.П. Самсонов в телеграмме всем губернским ЧК. – …Ликвидация же политических нелегальных партий органами ВЧК не закончена… благодаря несвоевременно принятым мерам и слабой бдительности ЧК». Необходимость «спешного» укрепления «местных органов ВЧК и других карательных учреждений Республики» в связи с «усиленной деятельностью враждебных политических групп» подчеркивалось и в шифртелеграмме секретаря ЦК РКП(б) В.М. Молотова всем губкомам и обкомам РКП(б) 22 апреля 1922 г.[1197]

Положение партии эсеров на Дальнем Востоке отличалось от их положения в центре. На востоке крестьяне не знали помещичьей эксплуатации. Как отмечала газета «Дальневосточный путь», земельный вопрос здесь не имел того «голодного российского значения», среди более развитых дальневосточных крестьян эсеры не имели той популярности, что на западе.

При недостатке политического веса меньшевики и эсеры более активно участвовали в деятельности белогвардейских контрреволюционных организаций. Такое взаимодействие началось еще до созыва Учредительного собрания. 2 декабря 1920 г. эсеры приняли участие в восстании в Троицкосавске под руководством кулацкого вожака Черняева; 5 апреля 1920 г. на заседании Учредительного собрания они выдвинули запрос правительству о причинах роспуска контрреволюционного, по мнению большевиков, Тарбагатайского съезда в Прибайкалье, выступив в качестве защитников контрреволюционеров.

Потерпев поражение на выборах в Учредительное собрание, меньшевики и эсеры стали больше склоняться к использованию нелегальных форм борьбы. Так, в с. Березовка Прибайкальской области заговорщики подготовили суд над коммунистами и сотрудниками Госполитохраны, которые были приговорены к смертной казни[1198].

Заговор проходил под антиправительственными лозунгами. Действия ГПО не дали возможности эсерам осуществить план заговора. Эсеры руководили выступлением кулаков в Бичуре, где был разгромлен волостной нарревком и избит его председатель Ястребов. Организатором избиения и инициатором побега десяти участников этого выступления был член Дальневосточного народного собрания эсер Павлов.

Особенно активными меньшевики и эсеры были накануне выборов в Народное собрание второго созыва, которые проходили в июне 1922 г. Мелкобуржуазные партии мобилизовали всю свою организацию на предвыборную кампанию, вели антибольшевистскую агитацию, провоцировали кулацкие выступления.

Дальбюро ЦК РКП(б) обсудило вопрос о тактике борьбы с мелкобуржуазными партиями. Оно указывало, что эсеры, «опираясь исключительно на враждебные нам элементы, являются опасной политической силой, готовой в любой момент возглавить вооруженное контрреволюционное выступление». В связи с этим было принято решение парализовать влияние этих партий и постепенно свести на нет как организованную политическую силу. Эта тактика стала осуществляться в канун выборов в Народное собрание.

Органам ГПО, партячейкам и комфракциям профорганизаций поручалось парализовать контрреволюционную работу мелкобуржуазных партий и правых группировок. Госполитохрана информировала партячейки и комфракции об антиправительственной агитации меньшевиков и эсеров в районах. В этих же районах большевики активизировали свою агитацию, разъясняли населению цели и задачи своей партии[1199].

Активное участие меньшевиков и эсеров в действиях контрреволюционного подполья, призывы к свержению правительства ДВР нарушали конституцию республики. Дальбюро и правительство ДВР использовали этот повод для пресечения деятельности мелкобуржуазных партий. 4 июля 1922 г. Дальбюро постановило начать широкомасштабную борьбу против меньшевиков и эсеров, используя для этого административный и судебный аппарат. Госполитохрана должна была собрать сведения о контрреволюционной деятельности меньшевиков и эсеров. В телеграмме директора Главного управления ГПО Л.Н. Бельского начальникам облотделов 31 июля 1922 г. предлагалось представить подробные характеристики прошлой и настоящей контрреволюционной работы мелкобуржуазных партий.

Для процесса над эсерами и контркампании против меньшевиков Госполитохрана собрала сведения об участии членов этих партий в свержении советской власти в 1918 г., о сотрудничестве с антибольшевистскими правительствами, службе в белогвардейских контрразведках и вооруженных формированиях, в агитации против госналога и мероприятий правительства ДВР и др.

Представленные ГПО материалы изобличали меньшевиков и эсеров в контрреволюционной деятельности. Первые аресты эсеров Госполитохрана провела в марте 1922 г., когда были арестованы члены Забайкальского обкома эсеров Филиппов, Лобицын, Рубинштейн. В августе 1922 г. ГПО арестовала руководителей меньшевиков Ахматова, Пинхасика и редактора меньшевистской газеты «Наш голос» Петровича.

Дальбюро ЦК РКП(б), учитывая новую политическую обстановку на Дальнем Востоке в связи с успехами на фронте, 10 августа 1922 г. постановило «вплотную подойти к проведению на территории ДВР беспощадной борьбы с эсерами и меньшевиками». Проведенные Госполитохраной аресты меньшевиков Дальбюро считало первым шагом в осуществлении этого постановления[1200].

22 июля 1922 г. был принят закон об ответственности за злоупотребления свободой слова и печати, который предусматривал лишение свободы на год виновных в оскорблении правительства, государственных учреждений и должностных лиц при исполнении служебных обязанностей. Виновные в разглашении государственных тайн и в распространении ложных сведений о правительстве и госучреждениях с целью вызвать враждебное к ним отношение осуждались на срок до двух лет.

До созыва Народного собрания в октябре 1922 г. правительство ДВР приостановило действие статей 12 и 21 основного закона республики. Оно постановило высылать за границу или отдаленные места ДВР в административном порядке сроком до трех лет лиц, изобличенных в «подрыве хозяйственного строительства». Эти лица находились под надзором ГПО и лишались избирательного права.

Одновременно дальневосточные организации РКП(б) развернули активную пропагандистскую кампанию среди населения республики по дискредитации небольшевистских партий. И это давало свои плоды.

Принятые меры дали возможность большевикам изменить политическую обстановку в ДВР. Так, например, в административном порядке по решению Дальбюро в Советскую Россию были высланы арестованные эсеры. В новом составе Нарсоба фракции эсеров уже не было, а меньшевиков осталось двое. Органы ГПО устранили комитет Украинской Рады, в количестве 16 человек, арестовали многих активных членов Польского и Китайского обществ, провели чистку государственных учреждении[1201].

Таким образом, можно констатировать, что на протяжении всего периода Гражданской войны коммунистическая партия почти непрерывно проводила политику подавления оппозиционных политических партий и организаций, как реальных и активных противников большевиков, так и потенциальных конкурентов в борьбе за власть. Основным исполнителем всех мероприятий в этой сфере были органы Всероссийской чрезвычайной комиссии. В результате неимоверного напряжения всех сил, широкомасштабных репрессий РКП(б) стала единственной легальной политической организацией в России и сосредоточила в своих руках всю полноту государственной власти.

Общеизвестно, что многие участники Белого движения главную ответственность за развал государства в 1917 г. возлагали на эсеров и представителей других социалистических течений. Генерал от инфантерии М.В. Алексеев писал руководителю британской дипломатической миссии в Москве Р.Б. Локкарту, что он «скорее будет сотрудничать с Лениным и Троцким, чем с Савинковым и Керенским»[1202].

Эсеры отвечали белогвардейцам тем же. Южное бюро ЦК ПСР (партии социалистов-революционеров), созданное в Одессе в начале 1919 г., в своих инструкциях предписывало вести решительную борьбу с А.И. Деникиным всеми средствами, включая террор. Аналогичные задачи ставились в 1920 г. партийным организациям, оказавшимся на территориях, занятых польскими и врангелевскими войсками[1203]. Однако каких-либо активных действий, создававших серьезную угрозу безопасности белогвардейским режимам на Юге России, эсеры не предпринимали.

В Сибири же недовольные потерей власти социалисты-революционеры проводили агитацию среди населения за поддержание Учредительного собрания и готовили вооруженные выступления против колчаковского режима[1204]. Центрами сосредоточения эсеровских организаций являлись Владивосток, Иркутск, Томск и Красноярск.

18 ноября 1918 г. в Сибири был совершен переворот, приведший к власти А.В. Колчака. Многих эсеров, в том числе членов Директории, арестовали и выслали из России. На допросе в Иркутске в 1920 г. свергнутый Верховный правитель отмечал, что настроенные против Директории офицерские круги и казачество уговорили его взять и верховное командование на себя. Сам адмирал, выступавший под флагом беспартийности, приравнивал Учредительное собрание и эсеров к коммунистической узкопартийности[1205].

Сибирские эсеры, пользовавшиеся значительным влиянием в регионе, после переворота в значительной массе ушли в подполье и пытались оказать сопротивление новому режиму. Особую опасность для колчаковской власти представляла враждебная деятельность эсеров под легальным «прикрытием» земско-городских и кооперативных организаций, в которых они преобладали.

Тенденция к активизации их антиправительственной деятельности прослеживается по регулярным сводкам спецслужб. «Контрразведывательному отделу Ставки приходилось бороться не только со шпионами и пропагандистами большевиков, – говорится об эсерах в воспоминаниях генерал-майора П.Ф. Рябикова, – но и энергично следить за работой различных политических партий, которые… систематически подталкивали к разрушению авторитет и силу правительства адмирала Колчака»[1206].

Центральное отделение военного контроля оперативно докладывало, что 19 ноября 1918 г. в Уфе образовался «совет управляющих ведомствами» из активных деятелей партии эсеров и членов бывшего КОМУЧа для свержения власти Верховного правителя силами чешских полков. Из совершенно секретного источника контрразведка получила сведения об эсеровском выступлении в Омске 12 декабря 1918 г., в котором должна была принять участие местная артиллерийская бригада[1207].

27 февраля 1919 г. начальник осведомительного отдела Главного штаба писал руководителю военных сообщений, что в партии эсеров обсуждалась возможность вооруженного выступления, которое предположительно намечалось на весну. К тому времени, по расчетам эсеров, должно приостановиться железнодорожное сообщение из-за отсутствия топлива и проблем с ремонтом паровозов[1208]. Подтверждение этой информации контрразведывательная часть осведомительного отдела получала от агентуры и в марте. К тому времени большевики и эсеры, войдя в соглашение, образовали объединенные боевые дружины по линии Сибирской железной дороги и в крупных центрах: Семипалатинске, Рубцовске, Барнауле, Мариинске и Тайге. На весну эсеры готовили вооруженное выступление и всеобщую забастовку[1209].

Об активных антиправительственных действиях эсеров контрразведка получала сведения из разных районов Сибири и Дальнего Востока. В частности, в сводке агентурных сведений харбинского контрразведывательного отделения, предназначавшейся главному советнику МИД при Верховном уполномоченном на Дальнем Востоке В.О. Клемму, сообщалось о завершении подготовки «к проведению в жизнь всех условий, необходимых для переворота. Остановка только за полосой отчуждения КВЖД и Дальним Востоком»[1210].

Начальник КРП штаба Омского военного округа в г. Бийске докладывал, что эсеры, члены Горного союза, во время поездок по уезду агитируют за Учредительное собрание, «как за хозяина земли Русской и единственного выразителя воли народа». По данным контрразведки, в уездах агитаторы, ввиду обложения кооперации большими налогами, убеждали крестьян скрывать прибыль, рассказывали о жестоких расправах правительства над восставшими, о массовых расстрелах невиновных. Газета «Дума» в своих публикациях подбирала факты, сообщавшие о жестоких расправах при ликвидации восстаний и массовых расстрелах[1211].

«Поставив своей задачей свержение власти Верховного правителя и захват власти в свои руки посредством массовых выступлений до террора включительно и провозглашение лозунга о возобновлении деятельности бывшего Учредительного собрания, – говорится в докладе начальника отдела контрразведки при штабе ВГК прапорщика К.Б. Бури, – партия не удалилась из правительственных сфер адмирала Колчака, а пристроила своих агентов с целью тормозить работу правительства и дискредитировать его в глазах общества. Работа черновской группы (возглавлялась лидером правых эсеров В.М. Черновым. – Авт.), деятелей Директории за границей и Керенского в Париже привела к результату большой важности: она вошла в контакт с сибирскими эсерами, легализованными Всероссийским правительством в Сибири, и создала здесь стройную организацию, подчинявшуюся директивам центра. По постановлению “совета шести” (Керенский, Авксентьев, Минор, Игнас, Церетели, Иванов) в Сибирь для совершения террористических актов направлена группа лиц под видом купцов. В случае удачи задуманного плана партией Керенского предложено разделить Россию на 30 самостоятельных республик. Эсеры получили огромные денежные суммы от еврейских и масонских организаций и находят поддержку у части французской и английской печати»[1212].

К полученным данным о намерениях эсеров контрразведка отнеслась серьезно, взяв под наблюдение деятелей местных организаций. Во Владивостоке спецслужбы зафиксировали интенсивную работу эсеровских и меньшевистских групп по подготовке переворота. Разыскные органы выявили видных политических деятелей, принимавших активное участие в подготовке свержения существовавшей власти. В поле их зрения попал уволенный из армии генерал Р. Гайда, поддерживавший связь с находившимся в Японии бывшим главнокомандующим войск Директории генерал-лейтенантом В.Г. Болдыревым, который до отъезда за границу также находился под контролем спецслужб[1213].

Бывшего младшего офицера австрийской армии Р. Гайду спецслужбы взяли под плотное негласное и наружное наблюдение сразу после отстранения от должности командующего Сибирской армией и сопровождали по пути следования его поезда из Омска во Владивосток. Предпринятая мера предосторожности оказалась весьма кстати. 15 июля 1919 г. полковник Н.П. Злобин дал телеграмму начальникам КРП в Иркутске, Верхнеудинске, Чите, Харбине, Владивостоке, Маньчжурии, Никольск-Уссурийске о наблюдении за бывшим командармом «для выявления всех обстоятельств, сопровождающих встречу и проводы поезда на станциях с выяснением лиц, с которыми Гайда будет контактировать»[1214]. К 23 июля контрразведчики получили непроверенные сведения о том, что Р. Гайда, встречаясь с лидерами эсеров, предлагал им активно действовать для осуществления переворота и «заручился их согласием быть главнокомандующим»[1215]. С приездом Гайды во Владивосток его поезд стал настоящим «осиным гнездом» эсеров. «В поезде около Гайды, – докладывал начальник управления государственной охраны Приморской области полковник А.А. Немысский начальнику особого отдела государственной охраны Департамента милиции, – группировалось немало даже уголовного элемента, который занимался ночными налетами и уличными ограблениями. Все это, благодаря исключительному положению Гайды, находившегося под иностранной охраной, проходило безнаказанно»[1216].

10 июня 1919 г. исполняющий должность начальника КРО при штабе ВГК прапорщик К.Б. Бури докладывал полковнику Н.П. Злобину о состоявшемся около двух недель тому назад съезде партии эсеров, признавшем существующее правительство реакционным и постановившем объявить террор в отношении его членов и лично адмирала А.В. Колчака. По тем же сведениям, съезду было доложено о получении от В.М. Чернова 7 миллионов рублей на организацию борьбы с правительством Колчака[1217].

Контрразведчики получили данные о намерении эсеров физически устранить Верховного правителя. В мае – июне они располагали сведениями о постановлении ЦК левых эсеров в Москве совершить террористический акт в отношении адмирала, для чего он направил в Сибирь члена петроградской чрезвычайной миссии Р. Буша и нескольких матросов, лично знавших А.В. Колчака. По замыслу организаторов теракта, исполнители должны были прийти к Верховному правителю на прием. Но их план, по неизвестным причинам, реализовать не удалось: возможно, тому помешала вовремя полученная спецслужбами информация. Тогда эсеры решили арестовать адмирала в Омске в момент его возвращения с фронта. По данным контрразведки, в заговоре участвовали лица из конвоя адмирала, «кто-то из офицеров и даже будто бы один из министров»[1218]. Однако и этот замысел остался нереализованным.

Пока колчаковская армия одерживала победы на фронте, оппозиционная деятельность эсеров была все же относительно вялой. По ироническому выражению командующего ПриВО генерала П.П. Иванова-Ринова, собравшийся в начале 1919 г. проэсеровский Приамурский «краевой съезд городских и земских представителей преждевременно закончил свою деятельность, умирая естественной смертью»[1219]. Но с началом военных неудач летом 1919 г. подрывная работа активизировалась. Управляющий Приморской областью в июне 1919 г. докладывал в МВД: «Очень обострились отношения несоциалистических (т. е. либеральных, проправительственных. – Авт.) организаций и земства. Приходится употреблять много такта, дабы сгладить эту остроту»[1220]. Неслучайно в таких глухих местах, где власть была слаба, при молчаливом попустительстве эсеровских земств, большевистская агитация велась практически открыто. Контрразведка Ставки констатировала, в частности, что в Тарском уезде Тобольской губернии летом 1919 г. «пропаганда ведется почти открытая в самом широком масштабе, налаживаются коммунистические ячейки в деревнях и устанавливается связь между ними»[1221].

К лету 1919 г. спецслужбы достаточно хорошо изучили планы и тактику действий эсеров, которая помимо агитационной работы заключалась в дискредитации органов власти, вытеснении с государственной службы всех лиц, не сочувствовавших их партийным взглядам, проникновении в органы милиции и воинские части. «Работа эсеров направлялась в народные массы, – писал командующий 3-й армией генерал-лейтенант К.В. Сахаров, – для этой цели они избрали такие безобидные и полезные учреждения, как кооперативы. И центральные управления, и местные отделения были наполнены их людьми и ответственными работниками. “Синкредит”, “Центрсоюз” и “Закупсбыт”, три главные кооператива в Сибири были всецело в руках эсеров. Этим путем распространялась литература, добывались деньги, велась пропаганда на местах и подготавливались восстания»[1222].

Генерал не без оснований считал, что эсерам «важна не Россия и не Русский народ, они рвались и рвутся только к власти, одни – более чисто убежденные фанатики, чтобы проводить в жизнь свои книжные теории, другие смотрят более практически, и им важна власть, чтобы быть наверху, иметь лучшее место на жизненном пиру»[1223].

Трудность борьбы с эсерами, по мнению сотрудников спецслужб, заключалась в «массе сочувствующих, которые окружают членов организаций». «Деятельность их настолько антигосударственна и разрушительна, – отмечалось в докладе, – что невольно на них устремляешь деятельность агентуры»[1224].

Под влиянием побед Красной армии над А.В. Колчаком еще больше активизировалась деятельность эсеров в разных городах Сибири и Дальнего Востока, что нашло отражение в сводках контрразведки.

В сентябре 1919 г. владивостокское отделение военного контроля докладывало, что эсеровские и меньшевистские круги совместно с генералом Р. Гайдой ведут активную работу по подготовке переворота и образованию дальневосточного правительства, которое должно добиться заключения мира с большевиками и прекращения военных действий на фронте. Подпольщики, по данным агентуры, рассчитывали привлечь на свою сторону американцев и чехов, а от японцев – добиться нейтралитета. В планы заговорщиков входило физическое устранение некоторых представителей власти, в том числе начальника отделения контрразведки и еще пяти сотрудников[1225].

Несмотря на собранный материал, доказывавший антиправительственную деятельность эсеров, контрразведка не могла провести ликвидацию подпольной организации, поскольку заговорщики скрывались в поезде Р. Гайды и союзников[1226]. Она лишь информировала о преступных замыслах главного начальника Приамурского края и командующего войсками Приамурского военного округа генерал-лейтенанта С.Н. Розанова, который отслеживал обстановку в штабном вагоне Р. Гайды и по другим каналам – через внедренного в его свиту сотрудника Приморского областного управления госохраны, действовавшего под псевдонимом «Летний». Однако попытки Розанова арестовать Гайду оказывались тщетными из-за вмешательства начальника международной военной полиции американского майора Джонсона, ссылавшегося на позицию Франции, якобы взявшую под защиту мятежного чеха[1227].

Тем не менее спецслужбы продолжали вести наблюдение за деятельностью Гайды и лидеров местной эсеровской организации, регулярно информируя власти об их шагах. Заговорщики, чувствуя за собой слежку, судя по докладу контрразведки, выступили, «не будучи вполне подготовленными»[1228]. Начатый 17 ноября 1919 г. во Владивостоке мятеж был подавлен войсками под командованием генерал-лейтенанта С.Н. Розанова при поддержке японского флота.

Результат эсеровского выступления мог быть иным, окажи им помощь и поддержку союзники, на которых сильно рассчитывали заговорщики. Эсеры пытались убедить их в том, что замышляемый ими государственный переворот с целью свержения колчаковского режима не приведет к развалу фронта, и армия сможет продолжать оборонительные бои. Представители западных держав во Владивостоке, учитывая размах партизанского движения, считали невозможным сохранение омского режима и полагали решительные внутриполитические перемены неизбежными, чтобы удержать ситуацию под контролем.

Однако, когда деникинские армии наступали на Москву, а колчаковские – на Запад, в Лондоне и Вашингтоне не могли поддержать планы эсеров, поскольку свержение правительства А.В. Колчака, по их мнению, угрожало возникновением гражданской войны в лагере контрреволюции. Поэтому 18 сентября 1919 г. министр иностранных дел Великобритании лорд Дж. Керзон направил во Владивосток телеграмму, в которой говорилось: «Вы не должны делать ничего такого, что могло бы каким-либо образом ослабить положение Колчака, которого союзники согласились поддерживать, который все еще остается единственной фигурой, представляющей возможное правительство России и которого Деникин признает своим руководителем. Вы не должны никоим образом поощрять чехов или их подопечных, либо же давать им основания предполагать, что мы готовы признать их как альтернативу Колчака». Госдепартамент также известил американских представителей о неизменности политики США в Сибири. Несмотря на свое сочувственное отношение к эсеровкому замыслу, представителям западных держав на Дальнем Востоке пришлось подчиниться указаниям руководства. Японию же эсеровский переворот не устраивал, поскольку затрагивал интересы атаманов, «давно подготовлявшихся ею к созданию сепаратного марионеточного государства»[1229].

К концу осени 1919 г. обстановка на фронтах стала складываться неблагополучно для колчаковских армий, что подстегнуло эсеров к бурной антиправительственной деятельности.

8 ноября 1919 г. полковник Н.П. Злобин докладывал генерал-квартирмейстеру штаба ВГК о том, что эсеры, используя недовольство офицеров Новониколаевского гарнизона 3-месячной задержкой жалованья, рассчитывали распропагандировать всю формирующуюся там дивизию и использовать ее в нужный момент для поднятия вооруженного восстания. Контрразведке стало известно о направлении в Новониколаевск группы агитаторов, но из-за строгой конспирации, к которой прибегали эсеры, конкретных лиц установить не удалось[1230].

В скором времени в Новониколаевске произошло вооруженное выступление, возглавлявшееся полковником Ивакиным и лидерами местного самоуправления. Восставшие выпустили воззвание с требованием окончания Гражданской войны и перехода власти к земству. Но благодаря вмешательству одного из полков польской дивизии мятежный полковник сдался. Военно-полевой суд приговорил его к расстрелу.

По сведениям историка Е.В. Волкова, выступление в Новониколаевске являлось лишь частью плана эсеровского бюро военных организаций, согласно которому в декабре 1919 г. восставшие офицеры и солдаты должны были захватить власть в Томске, Красноярске и Иркутске[1231].

Контрразведчики справедливо предполагали, что в это время центром деятельности эсеровских организаций являлся Иркутск. Получив информацию о создании в городе Политцентра, поставившего себе целью свержение Омского правительства, контрразведчики своевременно передали ее в Ставку и Верховному правителю. «Несмотря на важность информации, которая могла бы снизить последствия катастрофы Омского правительства, – пишет историк А.А. Рец, – она не была по достоинству оценена в Омске, и это пагубным образом отразилось на ходе дальнейшей борьбы»[1232].

После падения Омска в ноябре 1919 г. правительство А.В. Колчака пребывало в агонии и поэтому оказалось не в состоянии адекватно реагировать на происходившие в Сибири события, приближавшие режим к катастрофе. В той сложной ситуации спецслужбы работали, полагаясь лишь на собственные силы. 20–22 декабря 1919 г. государственная охрана раскрыла эсеровский штаб по руководству восстанием в Иркутске накануне его начала, захватив многих эсеровских лидеров[1233]. Но 27 декабря вспыхнуло новое восстание, в результате которого Политцентр захватил власть в городе[1234].

Таким образом, контрразведка и государственная охрана могли держать под контролем эсеровские организации и тем самым не допускать их антиправительственных вооруженных выступлений до тех пор, пока обстановка на фронте оставалась стабильной. Крушение фронта привело к резкому ослаблению власти в тылу колчаковской армии, чем и воспользовались эсеры…

По нашему мнению, серьезная ошибка, допущенная белыми еще в начале войны, заключалась в «непредрешении» будущего политического строя и форм собственности. Окончательное разрешение этих вопросов предусматривалось провести после победы над большевиками и ликвидации советской власти. Упоминание об Учредительном собрании и «народоправстве» не могло удовлетворить монархически настроенное офицерство Добровольческой армии. Адмирал А.В. Колчак также отмечал, что идея Учредительного собрания не действует. В то же время монархические лозунги не пользовались популярностью среди интеллигенции, рабочих и крестьянства.

Для неграмотного, аполитичного крестьянства «буржуазные» лозунги были чужды и непонятны. А что было хотеть от безграмотных крестьян, если образованные офицеры затруднялись ответить на очень важные в тот момент времени вопросы: за что они воюют и что несет белая власть простому человеку? Деревенских жителей больше интересовала другая проблема – чья будет земля. От сменивших советскую власть антибольшевистских режимов они ждали разрешения аграрного вопроса, разумеется, в свою пользу. Однако белые, отменив большевистский Декрет о земле, так и не смогли предложить закона, удовлетворяющего нужды основной массы населения страны, поскольку вожди Белого движения слишком далеки были от простого народа, о нуждах и интересах которого брались судить и за будущее которого собирались воевать. По мнению участника Белого движения Н.Н. Головина, деникинские строки «грешат тем непониманием народных масс, которое привело затем самого автора… к крушению…»[1235]. Начальник штаба ВСЮР генерал П.С. Махров писал, что А.И. Деникин «…как все интеллигенты, мало знал русского мужика… не был психологом разношерстной толпы»[1236]. Лидеры Белого движения являлись выразителями интересов дворян и интеллигенции – тех социальных групп, к которым принадлежали сами. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в ответ на недовольство крестьян неразрешенным аграрным вопросом генералы обвиняли их в «склонности к большевизму» со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Единственным методом разрешения возникших социальных противоречий у властей являлся массовый террор, энергично проводившийся против всех несогласных с их действиями в самых разных формах: арестах, безрассудных расстрелах, в т. ч. заложников, рейдах карательных отрядов и погромах. Ответной реакцией населения было широкое партизанское движение, которое активно использовали в своих целях большевики и эсеры. Так, по данным колчаковских спецслужб, общая численность партизан в Сибири составляла от 14 000 до 19 000 человек[1237]. Советские исследователи называют почти на порядок большую цифру – около 140 000[1238].

Для борьбы с партизанскими отрядами адмирал А.В. Колчак направлял боеспособные воинские части. На Юге России массовое партизанское движение вынудило А.И. Деникина приостановить наступление на Москву и перебросить часть своих войск под Киев и на подавление махновского выступления. Подобным образом оказался ослабленным белогвардейский фронт и на Севере, что дало возможность частям Красной армии перейти в широкое контрнаступление.

Настроения сельских жителей Сибири, причины и характер восстаний крестьян стали предметом изучения органами безопасности.

Из сводок, представленных контрразведкой руководству, следует: отношение крестьянства к режиму Верховного правителя России было неоднозначным. Зажиточное население, владевшее плодородной землей и побывавшее под советской властью, хотело порядка и оставалось лояльным по отношению к колчаковскому правительству. Сельское население, не успевшее испытать на себе большевистского правления, под влиянием рабочей среды враждебно относилось к белогвардейскому правительству[1239]. Жители богатых сел были настроены антибольшевистски, а бедных – сочувствовали красным, оказывали «содействие дезертирам»[1240].

Относительную лояльность к колчаковской власти, помимо наиболее зажиточных слоев общества, представляло политически отсталое «инородческое» коренное население Сибири: татары, «киргизы» (казахи), буряты, якуты и др. С другой стороны, определенную проблему для власти представляла, по существу, враждебная деятельность отдельных национальных диаспор бывших западных окраин Российской империи[1241].

В первой половине 1919 г. отмечалось обострение взаимоотношений между казачеством и крестьянами-переселенцами, высказывавшими свое недовольство привилегированным положением казачества, его обеспеченностью землей. Сначала появились требования «уравнять казаков с крестьянами», затем, в случае неисполнения этих требований, повстанцы грозили «перерезать всех казаков и офицеров», одновременно участились погромы казачьих станиц[1242].

Отношение крестьян к правящему режиму не в малой степени зависело от поведения властей на местах. Крестьяне страдали от бесчинств отрядов милиции особого назначения (ОМОН), терроризировавших население насилиями, грабежами и пьянством[1243]. Иногда население жаловалось милиции на произвол агентов контрразведки, что приводило к трениям между двумя структурами. В одном из докладов управляющего Тургайской областью министру внутренних дел в апреле 1919 г. говорится о том, что в Кустанае «милиция города в высокой степени озлобила жителей взяточничеством»[1244]. Поведение контрразведчиков тоже оставляло желать лучшего. Так, чины томской контрразведки, по донесениям местной милиции, в служебном помещении «Дома свободы» вечерами кутили, приводили девиц легкого поведения и в нетрезвом виде устраивали пальбу в воздух. Это дело разбирал лично управляющий губернией в феврале 1919 г.[1245]

Бездействие местных чиновников вызывало у жителей недовольство властью. «Оно (крестьянство. – Авт.) еще не вполне верит в прочность государственной власти, да это и понятно, так как власть эта изредка появляется в деревне в лице какого-нибудь карательного отряда или пьяного милиционера, которые на оных чинят не всегда справедливый суд и расправу и также неожиданно исчезают, как и появляются», – свидетельствует одна из белогвардейских сводок. Начальник контрразведки 2-го Степного Сибирского отдельного корпуса докладывал 2-му генерал-квартирмейстеру Ставки в июне 1919 г. о том, что милиция «в пьяном виде чинит суд и расправу, чем дискредитирует существующую власть»[1246].

Начальник Семипалатинского отделения подпоручик Ханжин, собрав важные сведения о причинах возникновения восстания в Алтайской губернии, докладывал руководству о необходимости «обратить серьезное внимание на местный административный аппарат», поскольку «действия местных властей, с одной стороны, вызывали раздражение населения превышением данной им власти, с другой стороны, обнаружено было бездействие власти, равно ничего не было предпринято для предупреждения и пресечения возможности возникновения вооруженного восстания»[1247].

Для ужесточения ответственности Совет министров в сентябре 1919 г. постановил отнести должностные преступления милицейских чинов в местности на военном положении к военным преступлениям, а именно: а) бездействие власти с тяжелыми последствиями, б) насилие, сопряженное с истязаниями и жестокостью, в) присвоение служебного или отобранного при обыске имущества, г) подлог, д) лихоимство и вымогательство[1248].

Вместе с тем годовой отчет Департамента милиции, хотя и признавал факты злоупотреблений и нарушений должностных лиц по жалобам населения, но считал их все же частными явлениями, а не правилом[1249].

Контрразведкой обращалось внимание и на неосведомленность сельского населения о целях и задачах правительства, и на отсутствие какой-либо информации о нем в отдаленных районах[1250]. Управляющие губерниями и руководители государственной охраны отмечали эффективность советской пропаганды и слабость пропаганды собственного правительства[1251].

Командование было озабочено тем, что недовольством крестьянства политикой властей воспользуются в своих целях большевистские агитаторы, которые, по словам генерал-квартирмейстера штаба Иркутского военного округа, «усиленно работают»[1252].

Проведя обширную агентурную работу в сельской местности, колчаковские спецслужбы располагали полной информацией о причинах недовольства крестьянства, в связи с чем докладывали руководству о необходимости проведения мероприятий, направленных на нормализацию обстановки в деревнях. Их предложения сводились к следующему. Во-первых, к укреплению власти на местах, которая бы оказалась в состоянии решать возникшие проблемы крестьян. Во-вторых, в проведении среди сельского населения широкого информирования о политике правительства. Выдвигая свои предложения, руководители спецслужб справедливо отмечали, что устранение этих недостатков «не входит в компетенцию контрразведывательных учреждений»[1253].

Пожалуй, другого мнения о «компетенции контрразведывательных учреждений» придерживались иные белогвардейские генералы. Не обладая политическим опытом, они имели самые общие представления о функциях служб безопасности, наивно полагая с их помощью полностью разрешить кризисные ситуации.

Безусловно, при разрешении острых проблем без спецслужб было не обойтись. Но в таких случаях они должны выполнять функцию скальпеля, а не топора. Обладая специальными методами изучения социальной действительности, контрразведывательные органы могут разглядеть суть явления изнутри и представить объективную информацию военно-политическому руководству для принятия решений. Следует отметить, что колчаковская контрразведка с этой задачей справилась успешно, о чем свидетельствуют многочисленные документы. Иное дело, что реакция властей на рапорты и доклады чинов контрразведки не всегда носила адекватный характер.

Политический курс белогвардейских правительств в большей степени отвечал интересам состоятельных слоев населения, чем широких масс. В конечном итоге это привело к росту антиправительственных и антивоенных выступлений среди рабочих.

В донесениях агентов колчаковской контрразведки имеются сведения о том, что забастовки в большинстве своем возникали из-за падения реального уровня зарплаты. Спецслужбы докладывали о недовольстве рабочих задержкой заработной платы, а также ее выдачей кредитными знаками или продуктовыми ордерами взамен денег[1254]. В резолюции Уральского съезда профсоюзов от 18 июня 1919 г. говорилось, что правительство вместо восстановления промышленности проводит реакционную политику под флагом борьбы с большевизмом, а поэтому рабочие считали необходимым вести борьбу за осуществление народовластия и политических свобод[1255].

Тяжелое материальное положение вызывало забастовки, которые были запрещены правительством на время войны, в том числе и носившие экономический характер, что еще больше обостряло взаимоотношения власти и пролетариата[1256]. Бастовали попеременно горняки Кузбасса, рабочие золотых приисков, железнодорожники. В целом стачечное движение наносило существенный ущерб социально-экономической и политической устойчивости колчаковского режима.

1 августа 1919 г. начальник КРО штаба 3-й армии капитан Новицкий докладывал о настроениях рабочих в большинстве своем в пользу советской власти и недоверии правительству по причинам чисто материального свойства: из-за низкой заработной платы, дороговизны продуктов и задержки выплаты жалования. «За что я буду воевать, что дала нам эта власть – полуголодное существование. А красные несут нам хлеб и свободу», – цитирует сводка слова рабочих[1257].

Сообщения о «большевистских настроениях» приобрели во второй половине 1919 г. массовый характер и поступали из разных городов Сибири. В них указывалось, что тяжелым экономическим положением рабочих пользовались большевистские агитаторы, которые «обращают чисто экономические выступления в политические»[1258]. Пробольшевистские настроения рабочих отмечал и управляющий Приморской областью[1259].

С другой стороны, отрицательное отношение массы рабочих к колчаковской власти не мешало росту производительности труда. Как отмечал в августе 1919 г. начальник Акмолинского областного управления госохраны подполковник В.Н. Руссиянов, «на частных заводах производительность труда достигла почти уровня дореволюционного времени»[1260]. Так что все было весьма неоднозначно.

Из сводок контрразведывательных органов можно сделать вывод: главной причиной нарастания негативного отношения пролетариата Сибири к режиму А.В. Колчака было вызванное войной ухудшение социально-экономического положения рабочих, которым умело пользовались большевики, проводя пропаганду об успехах социалистического строительства в Советской России. Угроза забастовок вынуждала колчаковское правительство сосредоточивать в рабочих районах воинские подразделения и части. С началом поражений белых армий на фронтах в тылу росли антиправительственные настроения.

Отношение интеллигенции и чиновничества к колчаковской власти оставалось неоднозначным, о чем свидетельствуют сводки государственной охраны и местных властей. Управляющий Томской губернией Б.М. Михайловский разделил служащих на две категории: чиновников государственных учреждений, питавших «полное доверие к существующему правительству», и служащих земств, кооперативов и профсоюзов, настроенных «неблагожелательно»[1261].

Из сводки особого отдела Департамента милиции следует, что интеллигенция «в массе настроена благожелательно к колчаковской власти, за исключением еврейской, которая опасается реставрации монархии и черной сотни», а кооперативы под влиянием эсеров и меньшевиков настроены оппозиционно, власть А.В. Колчака считают антидемократической; крупная буржуазия поддерживает власть, мелкая («малый и средний бизнес», по сегодняшней терминологии) аполитична и целиком поглощена спекуляцией[1262].

Начальник Алтайского губернского управления госохраны подполковник Н.И. Игнатов так рисовал настроения населения губернии в июле 1919 г.: «Настроение некоторой части интеллигенции… значительно улучшилось под воздействием распространившихся слухов об успехах нашей армии… Настроение в сельских местностях продолжает быть враждебным правительству, и степень враждебности увеличивается с каждым вновь появившимся в данном населенном пункте агитатором, ибо на местах нет власти, которая бы препятствовала проявлениям злой воли таких лиц. Благонамеренная часть сельского населения живет под страхом возможного возвращения красных… Такая же уверенность в скором возвращении красных существует среди мастеровых и рабочих… Укреплению лживых и вредных для правительства слухов… много способствует полное отсутствие правительственной информации о текущих событиях»[1263].

С началом военных неудач летом 1919 г. органы госохраны констатировали упадок авторитета правительства[1264].

Таким образом, неразрешенные политические и социально-экономические противоречия и слабость пропаганды, имевшие результатом поддержку политики большевиков более значительной массой населения страны, лишили колчаковскую армию массовых людских ресурсов, тем самым составив наибольшую угрозу безопасности белогвардейским государственным образованиям…

На Юге России деревенские жители, захватив после революции помещичьи земли, скот, инвентарь, ждали реакции А.И. Деникина. «Одной из причин, наиболее волнующих крестьян, – говорится в одном из документов белогвардейской контрразведки, – являлась нерешенность земельного вопроса»[1265]. Но главного слова, закрепляющего за ними земельный передел, крестьяне от А.И. Деникина так и не услышали. Пока в правительстве готовились и обсуждались проекты земельной реформы, суть которых сводилась к передаче крестьянам части помещичьей земли за минимальный выкуп, местные власти помогали землевладельцам расправляться с крестьянами и выколачивать с них долги по арендной плате. Дважды правительство приступало к проведению аграрной реформы, однако земельный закон так и не появился. Передача части земли крестьянам должна была начаться только после Гражданской войны и закончиться спустя семь лет. А пока в действие вводился приказ «о третьем снопе», в соответствии с которым треть собранного зерна поступала возвратившемуся помещику. К тому же лидеры Белого движения даже не потрудились объяснить крестьянству свои цели и задачи. Испытывая тяготы и лишения, оно было недовольно политикой властей. «Недовольство усугублялось отсутствием такта у администрации, а также несдержанностью и некорректностью со стороны проходивших воинских частей, – говорится в докладе начальника контрразведывательного отделения 1-го армейского корпуса поручика Трусова 20 декабря 1919 г. – Вместо того, чтобы разъяснениями успокоить крестьян по волнующим их вопросам, употреблялись плети и ругань. Одной из причин, наиболее сильно волнующих крестьянство, является неразрешенность земельного вопроса»[1266].

Аналогичной была ситуация и на других территориях, занятых белогвардейскими армиями. Были недовольны социально-экономической политикой властей и рабочие Юга России.

Следует подчеркнуть, что спецслужбы в большинстве случаев в своих рапортах и докладах руководству старались объективно показывать отношение населения к власти. О настроениях населения военно-политическое руководство Белого Юга чаще узнавало от «Азбуки», нежели от малочисленных контрразведывательных органов отдела Генштаба Военного управления, загруженных работой по другим направлениям.

О состоянии умов и настроениях населения в уездах и волостях Северной области регулярно информировали центральный аппарат полевые и тыловые пункты военного контроля. Например, в одном из докладов Мурманского пункта, датированном 11 ноября 1919 г., говорится, что настроение населения города подавленное ввиду принятых решений со стороны местной администрации. Не исключалось, что среди рабочих существует тенденция к возвращению под власть Советов[1267].

Действовавшим с позиции силы лидерам Белого движения не удалось стать объединяющей национальной силой, наладить конструктивное сотрудничество с либеральной интеллигенцией (эсерами, кадетами и меньшевиками), найти поддержку у рабочего класса и крестьянства. Осмыслив в эмиграции прошедшие события, А.И. Деникин вынужден был признать: непримиримые противоречия в идеологии, в социальных и экономических взаимоотношениях между буржуазией, пролетариатом и крестьянством лишили белогвардейцев «вернейшего залога успеха – единства народного фронта»[1268].

Таким образом, белогвардейские спецслужбы, используя свои агентурные возможности среди населения, регулярно предупреждали власти о его настроениях, правильно заостряли внимание на причинах недовольства рабочего класса и крестьянства, даже подсказывали белым правительствам меры, которые, по их мнению, должны были оздоровить обстановку в городах и в сельской местности. Но сводки контрразведывательных органов по тем или иным причинам оставались без должного внимания, о чем свидетельствует нарастание угроз режимам, заключавшееся в росте стачечного движения и крестьянских восстаниях.

ВЧК приступила к организации получения информации о социальном, политическом и экономическом положении в регионах уже в 1918 г. В июне 1918 г. на I Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий в Москве вопрос о необходимости налаживания связи с территориальными ЧК и поступления сведений о положении в регионах получил активное обсуждение.

Первые сообщения о контрреволюционных проявлениях в регионах, политических настроениях и экономическом положении рабочих и крестьян, политической активности небольшевистских партий и т. п. начинают поступать в центр летом 1918 г., когда в основном завершилось формирование органов безопасности на местах.

Так, Московская ЧК решала задачи информирования партийных и советских инстанций о всех позитивных и негативных процессах, происходивших в регионе, об умонастроениях, имевших место в столице и губернии. Особенное внимание уделялось выявлению отношения граждан к советской власти. Основной обязанностью чекистов было получение соответствующей информации, ее достоверности, объективности. Информационная работа МЧК охватывала все стороны общественного развития, классы и слои населения. Информация о хозяйственном положении, контрреволюционной деятельности, преступлениях в экономической сфере в виде сводок, обзоров и других документов поставлялась членам ЦК и МК РКП(б), Моссовету[1269].

С возрастанием потока данных с мест руководство ВЧК принияло меры по регламентации информационной деятельности органов безопасности. Так, указанные вопросы были поставлены в ноябре 1918 г. на II Всероссийской конференции ЧК. Во исполнение решений конференции приказом ВЧК от 1 декабря 1918 г. было предусмотрено, чтобы уездные ЧК собирали и направляли сведения в губернские ЧК каждые две недели, а губернские в ВЧК – ежемесячно. Поступавшая с мест информация использовалась президиумом ВЧК для подготовки докладов в Совнарком, информационные сводки регулярно направлялись В.И. Ленину[1270].

В июне 1919 г. III Всероссийская конференция ЧК возложила сбор политической информации на секретный отдел ВЧК и секретно-оперативные отделы губчека. Ее решения стали основой для составления обобщенных данных о политическом, экономическом и социальном положении в регионах в виде сводок для руководства ВЧК и последующего информирования высших эшелонов власти. Делегатам конференции было роздано «Руководство губернским ЧК для составления сводок». Документ начинался с разъяснения причин, которые побудили ВЧК налаживать постановку отчетности и информирования с мест. В нем говорилось: «В целях ясного представления центра о состоянии революционного порядка в определенной местности, ознакомления с общим положением страны или изучения отдельных сторон ее жизни, оценки переживаемых событий, ВЧК предлагает всем чрезвычайкомам составлять еженедельные сводки, которые дали бы исчерпывающий материал по интересующим ВЧК вопросам и соответственно поставленным целям обрисовали характер переживаемых событий»[1271].

Наладить работу по сбору и обработке информации с мест сразу не удалось вследствие целого ряда причин: трудности в поддержании центром связи с ЧК в условиях Гражданской войны, неукомплектованность штатов, отсутствие необходимых навыков и квалификации у сотрудников, дублирование и неполнота получаемой информации и др. Кроме того, в связи с первоначальным отсутствием четкой нормативной базы сложно было давать правовую оценку поступавшей информации, обрабатывать ее и делать соответствующие выводы.

Постепенно работа упорядочивалась и приобретала централизованный характер, расширялись источники получения информации о положении на местах. С созданием в 1920 г. в соответствии с «Инструкцией об организации и работе местных органов ВЧК»[1272] политические бюро при уездных подотделах милиции также стали важным каналом получения данных о ситуации в стране. По мере развития агентурного аппарата стали активно использоваться для получения нужной информации негласные источники.

Интересно мнение по поводу использования агентуры на этом направлении оперативно-служебной деятельности органов ЧК исследователя С.А. Дианова: «Органы государственной безопасности представляли собой в сознании народных масс образ “глаз и ушей” советской системы. Вербовка осведомителей воспринималась обывателями как обычная, повседневная мера, необходимая для поддержания существования системы. ВЧК через средства массовой информации открыто призывала всех “сознательных” советских граждан на службу в качестве своих агентов»[1273].

Важную роль сыграла здесь и осведомительная сеть, состоявшая из коммунистов (так называемое «партийное осведомление»). Партийные органы в этом отношении шли навстречу пожеланиям чекистов. Например, в инструкции, разработанной одним из районных партийных комитетов Москвы, говорилось, что все без исключения члены партии еженедельно обязаны давать сведения в президиум ячейки устно или письменно о политическом настроении служащих данного учреждения и о замеченных случаях саботажа[1274]. В сентябре 1918 г. Вяземский комитет РКП(б) постановил: «Вменить в обязанность каждому члену партии принимать самое живейшее участие в борьбе с контрреволюцией, представлять всех контрреволюционеров в Чрезвычайком» и др.[1275]

Одновременно информационные потоки в системе ВЧК начали концентрироваться также в особом и транспортном отделах. Их оперативно-разыскная и следственная работа осуществлялась в армейской и железнодорожной среде, в окружении военных учреждений и штабов, складов вооружений, вокруг управлений, отделов и участков железных дорог и водных путей и т. п. Объем и качество информации по линиям работы этих подразделений имели большое значение для службы информации ВЧК и губчека еще и потому, что в особых и транспортных отделах функционировали свои информационные подразделения[1276].

1 июля 1919 г. секретный отдел ВЧК разослал на места распоряжение, в котором констатировалось неудовлетворительное состояние информационной работы ЧК и предписывалось «немедленно взяться за работу и организовать регулярную присылку в Секретный отдел столь нужный ему материал». В документе обращалось внимание на информирование центра об отношении к советской власти различных слоев и групп населения: левых эсеров, меньшевиков, дезертиров, духовенства, специалистов, артистов, спекулянтов, кустарей и др. В частности, относительно левых эсеров указывалось, что ЧК должны постоянно следить за их агитацией среди рабочих и крестьян и еженедельно сообщать в ВЧК о всех задержанных за эту деятельность. Обращалось также внимание на размах дезертирства и спекуляции в стране, представлявших серьезную угрозу советской власти.

Однако содержание и объем информации с мест все еще оставляли желать лучшего. Неудовлетворительность присылаемой информацией была обусловлена плохо поставленным по губерниям аппаратом: разведки, осведомления и информации, что в свою очередь говорило о плохой организации и слабости секретно-оперативных подразделений[1277].

Чтобы исправить положение, секретный отдел ВЧК 10 июня 1920 г. разослал специальный приказ «О предоставлении информационных сводок». Согласно этому документу территориальные ЧК ориентировались на предоставление, в первую очередь, политической информации. Помимо оперативных данных ЧК могли в сводках использовать сведения, поступавшие от советских учреждений и партийных органов на местах, а также полученные из публикаций губернской и уездной печати. Все эти материалы с этого времени подлежали отбору, систематизации и литературной обработке специально выделенными штатными сотрудниками – информаторами[1278].

Так, например, основным поставщиком информации о политических настроениях населения Пермского края в период Гражданской войны являлись руководящий аппарат исполкомов местных советов, инструктора укомов РКП(б), а также направлявшиеся губкомом РКП(б) в уезды и волости агитаторы-пропагандисты. Последние в своих отчетах в губком предоставляли информацию о политическом состоянии волостных и сельских советов, о социальном составе советов, о проценте кулаков и «враждебного элемента», проникавшего путем перевыборов в советы. Все сведения стекались в информационно-статистический отдел Пермского губкома РКП(б)[1279].

В 1919–1920 гг., в результате предпринятых руководством ВЧК мер, объемы информации о положении на местах, по сравнению с 1918 г., значительно увеличились, повысилось ее качество. В отличие от 1918 г., информация приобрела системный и строго секретный характер. Главными темами и соответственно разделами информационных сводок ВЧК становятся: настроение рабочих и крестьян, забастовки на предприятиях и крестьянские восстания, дезертирство, советские учреждения, бандитизм, духовенство.

Докладывавшиеся партийно-государственному руководству информационные сводки ВЧК рисовали картину крайне тяжелого положения промышленности, транспорта, сельского хозяйства. Все стороны жизни общества были охвачены политической нестабильностью, социальной напряженностью. Трудным было положение в социальной сфере, население нуждалось в обеспечении продовольствием и предметами первой необходимости.

Отмечались многочисленные факты недовольства рабочих своим положением, перерастания экономического протеста – недовольства ростом безработицы, низкими ставками, задержкой заработной платы, высокими зарплатами чиновников, перебоями в обеспечении продовольствием – в требования политического характера. Протестные акции осуществлялись в различных формах: забастовки, стачки, остановки производства, требования сокращения заработной платы администрации заводов, собрания и митинги и демонстрации, погромы, дезертирство с заводов, требования перевыборов в советы, выход рабочих из партии, угрозы в адрес администрации и коммунистов. Так, взрыв недовольства рабочих в 1918 г. отмечался на Обуховском, Ижорском, Русско-Балтийском заводах Петрограда, на Оружейном и Патронном заводах Тулы, среди железнодорожников Коврова и Москвы, печатников Ярославля и др. По подсчетам исследователя Д.О. Чуракова, всего в 1918 г. в России рабочие примерно 210–220 предприятий в той или иной форме высказывали недовольство своим положением и политикой революционной власти[1280].

В 1919–1920 гг. основные отрасли промышленности продолжали разрушаться. Из-за отсутствия хлопка почти остановилась текстильная промышленность, практически не выплавлялся металл, по добыче нефти и газа Россия была отброшена к 90-м гг. XIX в. Существенно ухудшился жизненный уровень рабочих, упало их продовольственное снабжение: к примеру, за первые три месяца 1919 г. суточный хлебный паек рабочих в Ярославской губернии составлял 0,6 фунта; в Рязанской – от 0,17 до 0,91 фунта, в Московской – от 0,14 до 0,53 фунта[1281].

В связи с этим наиболее массовые и активные протестные выступления рабочих органы безопасности отмечали в первую очередь на важных оборонных предприятиях в Петрограде, Ижевске, Туле и других городах. При этом власти для подавления выступлений активно использовали красногвардейцев и матросов.

В эти же годы деревня также испытывала острый дефицит в предметах первой необходимости: соли, керосине, мыле, спичках. В деревнях не хватало орудий сельхозпроизводства, даже таких, как косы и серпы, постоянными спутниками были недоедание и голод[1282]. Так, в Нижегородской, Олонецкой губерниях органы ВЧК отмечали недовольство крестьян советской властью вследствие тяжелого продовольственного положения[1283].

По информации органов безопасности, главными причинами крестьянских восстаний, повстанческого движения на территории всех регионов Советской России в 1919–1920 гг. (антоновщина на Тамбовщине, махновщина на Украине, движение зеленых на Кубани, повстанческое движение в Сибири и т. д.) явились продовольственная разверстка, принудительная мобилизация в Красную армию, трудовая и гужевая повинности. Так, например, в первой половине 1919 г. в трех губерниях аграрного центра (Воронежская, Курская, Орловская) из 238 восстаний 72 произошли на продовольственной почве (30,25 %), 51 – вследствие мобилизации (21,43 %), 34 – из-за реквизиций (14,29 %), 17 – из-за аграрных споров (7,14 %)[1284].

Кроме этого, в информационных сводках ВЧК отмечалась взаимосвязь успехов красных и, соответственно, неудач белых с политическими настроениями крестьян прифронтовых губерний. До появления у границ губерний белых армий крестьяне этих губерний отрицательно относились к советской политике в деревне: восставали против продовольственной разверстки, мобилизации в Красную армию[1285].

Массовым явлением было дезертирство, которому отводилось большое место в информационных сводках ВЧК за 1918–1920 гг. Ежемесячно общее количество дезертиров исчислялось десятками тысяч человек. Главными причинами дезертирства, как отмечалось в сводках, было тяжелое материальное положение самих красноармейцев (отсутствие обмундирования и продовольствия), а также их семей. Дезертиры принимали активное участие в крестьянских восстаниях против политики советской власти в деревне[1286]. Так, в июле 1919 г. дезертиров в европейской части России насчитывалось 266 тыс., в августе – 284 тыс., за все второе полугодие 1919 г. – 1545 тыс. В 1919 г. стало массовым дезертирство крестьян из Красной армии. В июне 1919 г. распространилось в Псковской, Тверской, Ярославской, Костромской губерниях. В июне – сентябре на учете в Калужской губернии насчитывалось 16 310 дезертиров, в Нижегородской – 29 147, в Тамбовской – 80 тыс.[1287]

В июле 1919 г. с участием дезертиров имели место восстания в ряде уездов Московской, Владимирской, Вологодской и Тверской губерний, во всех уездах Ярославской и Костромской губерний, почти всех уездах Тамбовской губернии[1288].

Борьба с дезертирством была одной из главных задач органов ВЧК. Со временем по мере нарастания угрозы реставрации старых порядков со стороны белых органы ВЧК начали фиксировать принципиальное изменение отношения крестьян к дезертирству и советской власти. Так было в Воронежской, Орловской, Пензенской и других губерниях[1289].

Органы ВЧК фиксировали резкое изменение настроений крестьян в пользу большевиков на территории, временно оказавшейся под властью белых. Сообщалось, например, что в с. Покровка Бузулукского уезда Самарской губернии замечается «трогательное единение между зажиточными и бедняками», так как после «нашествия казаков все поняли, что Советская власть необходима. Дезертиров нет»[1290]. После освобождения Екатеринбургской губернии от власти Колчака мобилизация крестьян в Красную армию дала свыше 10 тыс. добровольцев. Аналогичная ситуация сложилась в Тобольской губернии[1291]и т. п.

В поле постоянного зрения ВЧК находились учреждения советской власти (советы и комиссариаты различного уровня, исполкомы, продовольственные комитеты, комитеты бедноты, органы милиции, комитеты коммунистической партии и др.) и ее конкретные представители.

В инстанции регулярно направлялись доклады, раскрывавшие неприглядные стороны поведения чиновников на местах, отношение к их действиям и образу жизни самых различных слоев населения города и деревни. Так, Вятская ЧК 20 августа 1920 г. сообщала: «Выпивка в Ижевске идет усиленным темпом… Имеются специальные фабрики по изготовлению самогонки, таковых фабрик много. В пьянстве замечены: Матвеев – предисполкома, Макаров – начальник милиции, Татарский – заведующий Земотделом, Филимонов Поликарп – заведующий ссыпным пунктом, Бажутин – заведующий стройотделом. Выпивка происходит за городом на даче…»[1292] В начале 1920 г. Пензенская губчека отмечала: «Деревне приходится утолять аппетиты примазавшихся к советской власти “комиссаров”, которые, приезжая в деревню, чувствуя себя вдали от строгого взгляда своих парткомитетов, считают своим священным долгом сперва напиться пьяными, а потом следуют остальные прелести, как-то: насилование женщин, стрельба и пр. Подобного рода преступления, взяточничество, незаконные реквизиции всего того, что понравилось, процветают в уездах вовсю, и те репрессии, которые применяются, не помогают. Устраняя такой примазавшийся элемент, на их место ставится почти такой же, ибо людей неоткуда взять, все лучшее выкачано на фронт»[1293].

В 1918–1920 гг. органы ВЧК регулярно получали и докладывали в инстанции критические материалы о деятельности учреждений советской власти и ее представителей на местах. Отмечалось, что они часто оказывались сосредоточением взяточников, спекулянтов, мародеров, пьяниц, саботажников и контрреволюционеров[1294].

В 1920 г., как фиксировали органы безопасности, среди крестьян бытовало мнение о происходившем перерождении советской власти в результате постепенного захвата ее учреждений бывшими помещиками, кулаками, чиновниками и т. д. Они назывались главными виновниками тяжелого экономического положения деревни, авторами продовольственной политики. Об этом открыто говорилось на съездах волостных Советов. Например, в информационной сводке Пензенской губчека за 15–30 ноября 1920 г. сообщалось: «Недовольны крестьяне очень тем, что за последнее время по учреждениям уж очень много населось везде бывших угнетателей крестьян. На мельницах и других предприятиях снова уселись их прежние владельцы и кулаки, которые по-прежнему диктуют и приказывают. По этой причине отмечается, что на состоявшихся съездах представителей волисполкомов и их отделов, крестьяне определенно обижаются на то, что, хотя власть и называется рабочей и крестьянской, но по существу, всю власть в свои руки забрали по-прежнему кулаки, торговцы, помещики, чиновники и прочие, которые постепенно переворачивают власть Советскую другой стороной, не дают оказывать местной власти свое влияние и свою инициативу»[1295].

Местные органы ЧК информировали центр о тревожном настроении крестьян в волостях и селах, обусловленном недовольством политикой Советов и недоверием в отношении представителей коммунистических ячеек, которые, по словам крестьян, ничего не имели общего с коммунизмом: занимались пьянством, всевозможными нерегистрируемыми конфискациями у населения. Информационные сводки характеризовали отношение к власти в крестьянской среде как «недоверчивое» (Московская, Рязанская губернии), «враждебное» (Владимирская, Тверская, Костромская, Пензенская), «отрицательное» (Саратовская)[1296].

Уже в 1920 г. секретарь ЦК РКП(б) Е.А. Преображенский констатировал, что «обнаружилась резкая борьба т. н. низов партии с верхами», которая проходила под лозунгами: «Долой обуржуазившихся лжекоммунистов, генералов, шкурников, долой привилегированную касту коммунистической верхушки!»[1297]

В своих информационных материалах ВЧК фиксировала отношение рабочих и крестьян к коммунистической и оппозиционным большевикам политическим партиям.

Интересно мнение по этому поводу доктора исторических наук С.В. Ярова, который считает, что отношение рабочих к коммунистам в годы Гражданской войны определяли две особенности политической практики. Во-первых, это упрочение партии именно как властной инстанции, которая брала на себя ответственность за положение дел в государстве и от решений которой зависели благополучие и достаток рабочих. Во-вторых, это превращение партии в некую отдельную, обособленную касту, отчасти привилегированную и – что очень важно – преимущественно обособленную от рабочих низов, что уже само по себе формировало отношение к большевикам как к «чужим».

Естественно, что в рабочей среде отношение к коммунистической партии и коммунистам было неоднозначным. Так, например, в 1919 г. в Петрограде на заводе Сименс-Гальске отмечалось, что «есть элементы, выступающие против коммунистов». На Русско-Балтийском моторном заводе по поводу восприятия заводской коммунистической организации указывалось, что «незначительная часть рабочих относится враждебно, остальная – пассивно». На Балтийском заводе вообще отмечалось, что «…против коммунистов злостное настроение» и т. д.[1298]

К 1921 г. пресловутый «зазор» между коммунистами и беспартийными стал на фабриках и заводах Петрограда притчей во языцах. «Сейчас чуствуется большая отчужденность коллективов (РКП) от беспартийных рабочих», – сообщалось в информационной сводке вопросов, заданных рабочими в марте 1921 г. Вместе с тем в восприятии рабочих облик коммуниста не имел однозначно негативного смысла. Часть рабочих различала собственно коммунистическую партию и лиц, ее представляющих и замеченных в неблаговидных поступках[1299].

Любопытно также и то, что даже передовая часть рабочего класса – петроградские рабочие не делали большой разницы между коммунистической и иными социалистическими партиями, считали партийные разногласия несущественными. Характерно, что на предприятиях даже в 1920 г. во время выборов в Петроградский совет либо в фабрично-заводские комитеты большинством голосов избирались как коммунисты, так и представители оппозиционных партий[1300]. По мнению профессоров С.П. Постникова и М.А. Фельдмана, на всем протяжении Гражданской войны рабочие демонстрировали неоднородность политических симпатий, что приводило к различным линиям политического поведения[1301].

Отношение крестьян к коммунистической партии определялось, прежде всего, их пониманием решающей роли партии и коммунистов в выработке и осуществлении на практике продовольственной и военно-коммунистической политики советской власти. Поскольку данная политика разоряла их хозяйства и обрекала крестьянские семьи на полуголодное существование, а члены партии занимали руководящие посты в органах советской власти и нередко своим поведением дискредитировали ее, отношение к компартии большинства крестьян было отрицательным. Кроме этого сводки ВЧК отмечали политическую малограмотность крестьян, в частности, непонимание ими целей и задач коммунистической партии[1302].

Пристальное внимание органы ВЧК уделяли деятельности партии эсеров. В первом полугодии 1918 г. левоэсеровские организации имелись в Белоруссии, на Украине, в Крыму, на Северном Кавказе, в Закавказье, на Дону и Кубани, в Донбассе, в Центральном промышленном районе, во всех поволжских и уральских губерниях, на Русском Севере, в Сибири, на Дальнем Востоке, в Забайкалье и Туркестане. Наибольшую численность имели харьковская (свыше 10 тыс. членов), губернская Петроградская (свыше 7,5 тыс.), Уральская областная (свыше 7 тыс.), Воронежская (свыше 6 тыс.), Уфимская (около 3,5 тыс.) организации и ряд других. К лету 1918 г. обозначился рост партийных рядов левых эсеров, а также приобрела устойчивый характер тенденция вытеснения большевиков из Советов[1303].

После июльского выступления на местах ряд Советов солидаризовался с платформой фракции левых эсеров на всероссийском съезде, а отдельные левоэсеровские организации выступили с оружием в руках против большевиков. Так, в середине августа 1918 г. в г. Чембар Пензенской губернии вспыхнуло восстание под руководством лидера местной левоэсеровской организации, уездного военкома Шильцева. Он опирался на гарнизон в 250 штыков. Пензенская губчека докладывала, что «левые эсеры захватили почту, телеграф и другие советские учреждения, были арестованы ответственные советские работники – коммунисты – и издан приказ по уезду всем ячейкам левых эсеров немедленно разоружать и арестовывать коммунистов… Усилиями уездчека при содействии высланного из губчека отряда в 60 человек… порядок скоро был восстановлен, но самому руководителю Шильцеву и другим участникам этого восстания удалось скрыться». В прифронтовой Орше распропагандированные левыми эсерами солдаты отказались ехать на Восточный фронт. Взбунтовавшиеся красноармейцы разогнали большевистский Совет, а воспользовавшиеся этим левые эсеры создали временный ревком. Большевикам пришлось объявить город на осадном положении. На следующий день мятеж был подавлен занявшими город лояльными частями из Витебска и Смоленска[1304].

В октябре 1918 г. в крупном рабочем центре Мотовилиха на Урале вспыхнула забастовка рабочих, руководимая левыми эсерами и оказавшаяся первой ласточкой серии рабочих волнений под левоэсеровскими лозунгами. Волнения на петроградских, уральских и тульских заводах также прошли под влиянием левоэсеровских агитаторов[1305]. Весной – летом 1918 г. правые эсеры и меньшевики организовывали митинги, стачки и забастовки в Канавине, Муроме, Нижнем Новгороде, Сормове Нижегородской губернии и др.[1306]

Что касается крестьянского повстанческого движения, то в 1918–1920 гг. члены партии эсеров принимали участие в крестьянском движении в качестве рядовых участников, а иногда и в качестве организаторов крестьянских выступлений и повстанческих отрядов[1307].

Однако, как явствует из докладов органов ВЧК, реальное влияние эсеров, так же как и других антибольшевистских партий, на крестьянское повстанческое и рабочее протестное движения в годы Гражданской войны нельзя считать определяющим.

В информационных сводках ВЧК выделялась также специальная рубрика о духовенстве, где давалась оценка политических настроений священников, характеризовались факты их «контрреволюционной» деятельности. Это было неслучайным, так как духовенство не стало активным сторонником большевистского государства. В своем послании от 19 января 1918 г. глава Православной церкви патриарх Тихон характеризовал большевистскую власть в следующих словах: «обещавшая водворить порядок на Руси, право и правду, обеспечить свободу и порядок», но проявлявшая «всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и, в частности, – над Святою Церковью Православной»[1308].

Многие священники принимали участие в крестьянских восстаниях, причем не только в качестве рядовых участников, но и руководителей. Монастыри, церкви и церковные помещения нередко становились местами хранения оружия антисоветских организаций, убежищем для их членов и т. п. Советскую власть они считали порождением антихриста и поэтому незаконной[1309].

Главная причина подобной позиции духовенства заключалась в политике советской власти по отношению к церкви. Как отмечает исследователь А.Н. Кошеваров, в период 1918–1920 гг. для религиозной политики Советского государства характерна общая стратегия, направленная на полное вытеснение церкви из всех сфер жизни общества с перспективой ее полной ликвидации[1310].

Подавляющее большинство священнослужителей и верующих крайне негативно отнеслись к декретам СНК «О свободе совести, церковных и религиозных обществах»[1311] и «Об отделении церкви от государства и школы от церкви»[1312]. Проходивший в январе 1918 г. Поместный собор в своем постановлении в связи с принятием декретов говорил о покушении «на самое существование Православной Церкви», называя этот умысел сатанинским[1313]. В январе – апреле 1918 г. по России прокатилась волна сопротивления попыткам ввести декреты в жизнь. Организовывались массовые крестовые ходы и богослужения на площадях и в общественных местах в поддержку церкви. Кое-где совершались акты насилия в отношении представителей советской власти[1314].

Указанные декреты в корне меняли веками сложившийся церковный уклад, социальное бытие церкви и священников. Недовольство сельских священников вызвала аграрная и продовольственная политика советской власти, так же как и указанные декреты, подрывающие основы их материального благосостояния. Так, по сообщениям Гжатской ЧК в августе 1918 г.: «Поводом к выступлению буржуазии и духовенства послужило распоряжение земельного отдела о предоставлении бедноте сенокоса из монастырской дачи. Видное участие в этом выступлении принимал настоятель монастыря. Им удалось прогнать бедноту и распределить луг между собой и населением соседней деревни. Когда прибыл отряд из Гжатска арестовывать подстрекателей и настоятеля, монахи ударили в набат, со стороны монастыря раздались выстрелы. При обыске в кельях были найдены: браунинг, револьвер, ружье, пачка патронов, самогонка и 30 фунтов сала и обнаружен пролом стены для выходов монахов после закрытия ворот. После мирных объяснений с собравшимся населением отряд покинул монастырь…»[1315]

Политика большевиков по отношению к церкви вызвала недовольство и у крестьян, нередко становясь одной из причин массовых крестьянских восстаний. Так, в г. Трубчевске восстание окрестных сел началось после того, как «уездный комиссар Раков призвал на дом икону Холмской божьей матери, во время молебна – выстрелил в икону и стал топтать ее ногами». В итоге Раков был убит, а «восстание ликвидировано»[1316].

К 1921 г. с победами Красной армии на фронтах Гражданской войны и утверждением новых общественных отношений накал противостояния церкви и Советского государства постепенно ослабевал. Патриаршии воззвания и другие церковные выступления становились по своему тону более сдержанными[1317]. Происходит изменение отношения к советской власти со стороны части духовенства. Так, в сводке Курской губчека за 1–15 июня 1920 г. сообщалось: «Духовенство постоянно разбивается на два совершенно противоположных течения. Первое – приверженцы старого строя, тайно всячески старающиеся провести в жизнь свои старорежимные идеи, другую часть можно назвать как бы “советской”. Эта часть убедилась в правильности действий Советской власти и сама старается разъяснить темным массам о пользе проводимой политики Советской власти»[1318]. Лояльные советской власти священники привлекались органами ВЧК к сотрудничеству и выполняли их поручения[1319].

Осенью 1920 г. ВЧК и ее местные органы в своих докладах констатировали нарастание социальной и политической напряженности в стране. Среди рабочих и крестьян росло недовольство продолжавшейся Гражданской войной и обусловленной ею военно-коммунистической политикой советской власти, связанной с продразверсткой и низкой заработной платой. Самарская губчека сообщала в сентябре 1920 г.: «Затяжка войны на южном и западном фронтах и перспективы возможности затяжки на зимнюю кампанию создают среди населения нежелательное настроение»[1320].

Весной 1921 г. широкие массы крестьян выступали против политики военного коммунизма, требовали отмены продразверстки, разрешения свободы торговли. На Тамбовщине, в Поволжье, на Дону, Украине, в Сибири и в ряде других районов имели место массовые крестьянские восстания. Росло недовольство рабочих.

В создавшихся условиях большевики вынуждены были отказаться от утопических попыток непосредственного введения социализма и провозгласили в марте 1921 г. на X съезде РКП(б) переход к новой экономической политике (НЭП), преследуя этим следующие цели: сбить накал социального недовольства в стране, рыночными отношениями оживить сельское хозяйство и мелкую промышленность и в итоге создать материально-технические основы социализма[1321]. Как пишет Э. Карр: «После окончания Гражданской войны стало очевидно, что основной задачей советской аграрной политики является теперь не изъятие у крестьянина несуществующего излишка, а стимулирование сельскохозяйственного производства»[1322].

Одновременно со сменой курса ЦК компартии принял меры по повышению эффективности информационной работы органов безопасности. У партийно-государственного руководства возникла острая потребность в систематической и полной информации о политическом и экономическом положении в стране, чтобы координировать свои действия, в том числе и карательного характера. При этом периодичность информационных сводок уже не удовлетворяла центр. Было необходимо, чтобы руководство страны могло в любое время получать полные сведения об обстановке в том или ином регионе.

17 марта 1921 г. ВЦИК и ЦК РКП(б) направили в губисполкомы и губкомы партии циркулярное письмо о создании всеобъемлющей системы государственной информации «в целях своевременного и полного осведомления и принятия соответствующих мер», а также о необходимости повышения в этом роли органов ЧК[1323].

1 апреля 1921 г. ВЧК направил шифротелеграмму в губернские ЧК и особые отделы с требованием отмечать в ежедневных оперативных сводках реагирование крестьян и рабочих на декреты о свободном товарообмене и продовольственном налоге.

С учетом указаний руководства ВЧК поток разноплановой информации с мест нарастал, что требовало реорганизации информационного отдела, который с трудом справлялся со своими функциями. В апреле 1921 г. Ф.Э. Дзержинский и Г.Г. Ягода на основании требований ВЦИК и ЦК РКП(б) поставили вопрос об организации на местах аппаратов государственных информационных троек (госинфтроек) в губернях и уездах, в которые включались начальник информационного подразделения губернской ЧК, председатели губернских комитета партии и исполкома совета.

14 сентября 1921 г. заместитель председателя ВЧК И.С. Уншлихт подписал Инструкцию по госинформации, которая давала разъяснения об обязанностях членов госинфтроек и порядке работы, а также указания о доставлении сводок и бюллетеней. В Инструкции тройкам предписывалось давать более детальную информацию, связанную с изменениями экономической политики советской власти, а также по борьбе с голодом и эпидемиями. В сводках следовало отражать состояние вольного рынка, кооперации, мелкой и кустарной промышленности, аренды предприятий, коллективных и других форм оплаты труда; в области сельского хозяйства – положение кооперации и сельхозобъединений, ход посевной и уборочной кампаний, процесс введения новых форм хозяйствования[1324].

Советскую власть очень интересовали оценки НЭПа снизу. И органы ВЧК сообщали эту информацию из разных уголков страны. Решения X съезда партии и последовавшие затем декреты получили неоднозначные, зачастую противоположные оценки. Так, например, передача государственных предприятий частным владельцам в соответствии с декретом Совнаркома от 5 июля 1921 г. «О порядке сдачи в аренду предприятий, подведомственных ВСНХ» была встречена петроградскими рабочими практически индиферентно. А вот конкретные финансовые последствия НЭПа, и в первую очередь рост цен, задержка выдачи жалованья и выплата его денежными суррогатами, вызвали у многих рабочих недовольство[1325].

Рабочие промышленных предприятий Урала болезненно реагировали на изменение экономических правил игры. С переходом к НЭПу государственная поддержка промышленности существенно сократилась, предприятия начали переводиться на хозяйственный расчет. Введенное Совнаркомом 9 августа 1921 г. управление крупной промышленностью на основе хозрасчета привело к тому, что многие предприятия сдавались в аренду либо закрывались. Это вело к росту числа безработных, которые, не получив помощи от государства и лишившись средств существования, не могли приобрести продукты питания на рынке и вынуждены были потреблять различные суррогаты или уходить в деревню. В сводках ВЧК фиксировались случаи голодной смерти среди безработных рабочих. На заводах рабочим и служащим заработная плата и продовольственные пайки выдавались нерегулярно, с задержками в несколько месяцев, к тому же их размеры не позволяли прокормить самого работающего и тем более его семью[1326].

Главной причиной недовольства крестьян было продолжение взимания продразверстки, несмотря на объявление декрета о продналоге. Продразверстка приводила в некоторых местностях к тому, что не хватало зерна для посева. Сохранялась разверстка на мясо, яйца и другие продукты, гужевая повинность. Несмотря на декларирование нового экономического курса, методы его проведения оставались по-прежнему насильственными. Так, массово использовались для сбора продналога воинские части, продотряды, аресты крестьян и взятие заложников. «Эффектным средством» в сборе продналога были и выездные сессии ревтрибуналов. Все эти события в деревне, как и в предыдущие годы, происходили на фоне непрекращающихся крестьянских волнений[1327].

Органы ВЧК информировали инстанции о том, что разочарование в компартии, в ее политике привело к массовому выходу из ее рядов. Так, Псковская губчека в январе 1922 г. сообщала: «Наблюдаются массовые выходы из партии вследствие отрицательного отношения к новой экономической политике и тяжелых материальных обстоятельств»[1328].

И все же органы безопасности отмечали наличие у крестьян огромного стремления наладить свое хозяйство, засеять имеющуюся пахотную землю любым путем. Отмечались случаи, когда крестьяне расхищали ссыппункты и этим зерном засевали поля[1329]. Несмотря на все усилия, только в некоторых губерниях удалось достичь посевной площади мирного времени. Но с таким трудом засеянное погубила засуха, послужившая причиной неурожая и голода 1921 г. В это же время начались массовые выступления на почве голода. К волнующимся крестьянам присоединялись и воинские части. Были случаи и вооруженного подавления волнений. Началось бегство от голода в более благополучные районы – в Туркестан, на Украину. Всего в 1921–1922 гг. официально насчитывалось 1,5 млн беженцев[1330].

Информация органов безопасности не оставалась незамеченной. Государство активно помогало населению в борьбе с голодом: снабжало крестьян семенным материалом, продовольствием, организовывало общественные столовые, размещение беженцев. Существенную помощь оказывала международная общественность. В частности, Американская администрация помощи, Комиссия Красного Креста Швеции и др. Помимо помощи голодающему населению была оказана помощь в обеспечении семенами неурожайных губерний. Несмотря на огромные усилия государственных и общественных организаций по оказанию помощи голодающим, на конец 1921 г. в стране голодали 23,2 млн человек[1331].

В декабре 1921 г. после очередной реорганизации ВЧК в составе нового секретно-оперативного управления был создан специальный информационный отдел. Его задачей стала систематическая работа по получению, обработке и доведению до инстанций информации, полученной в виде сводок с мест о политическом и экономическом положении РСФСР. Причем данная информация предназначалась, прежде всего, для удовлетворения потребностей различных партийных и правительственных учреждений и в меньшей степени – для самих органов ВЧК.

7 февраля 1922 г. заместитель председателя ВЧК И.С. Уншлихт утвердил инструкцию информотдела о государственной информации и перечне вопросов, надлежащих освещению в госинфсводках. Основной целью госинформации объявлялось «информирование центра о степени устойчивости положения на местах», а также о проведении и укреплении на местах политики большевиков. В основу постановки информационной работы ставилась следующая задача: «освещение политического состояния данного района и выявление экономических причин, влияющих на изменение этого состояния, а также освещение степени успешности проведения в жизнь главнейших мероприятий Советской власти как в политической, так и в экономической областях»[1332].

В своей информационной деятельности в 1922 г. ВЧК, как и в 1921 г., основное внимание уделяла таким вопросам, как переход к НЭПу и отношение к нему различных слоев населения: налоговая политика Советского государства в деревне и сопротивление основных масс крестьянства ее насильственному осуществлению; голод 1922 г. и его трагические последствия, мероприятия советской власти и благотворительных общественных организаций (в том числе зарубежных) по оказанию помощи голодающим; отношение населения к советской власти и коммунистической партии, а также к событиям внутриполитического и международного характера.

Органы безопасности фиксировали неоднозначное отношение даже коммунистов к НЭПу, провозглашению свободной торговли излишками сельхозпродукции, продналогу и другим повинностям. Так, в сводке от 24 января 1922 г. говорилось, что в Омской губернии некоторые коммунисты принимали участие «в бандитизме», недовольные новой экономической политикой и желающие «грабить буржуазию в пользу рабочих», а в Славгородском уезде «комячейки Федосеевской и Новосельской вол. подали заявление об исключении их из рядов РКП» и т. д.[1333]

Что касается крестьянских масс, их отношения к НЭПу, продналогу и другим налогам, то оно, как отмечалось, было сдержанным, а к налогам, трудповинностям – резко отрицательным. Это объясняется тем, что методы проведения новой политики в 1921–1922 гг. мало отличались от методов проведения продразверстки в годы военного коммунизма. Советская власть жестко реагировала на проявления недовольства и акты неповиновения крестьян. Например, с одной стороны, информационные сводки ВЧК зиму 1921–1922 гг. на Урале характеризуют как «отчаянную борьбу за существование», когда крестьяне, питавшиеся до этого суррогатами, которые они добывали «в озерах, на полях и с деревьев, теперь лишены и этой возможности», а с другой – в этих же сводках они извещают вышестоящие органы власти о выполнении плана по сбору продовольственного налога с крестьян. Сообщалось, например, что в Челябинской губернии за указанный период в ситуации массового голода было собрано продовольственного налога по плану: «хлебного – 71, крупскота – 73, мелкого – 86, свиней – 71, шерсти – 79, масла и яиц – 59 процентов». Сбор продовольственного налога часто осуществлялся с применением принудительных мер, для пресечения недовольства крестьян задействовались войсковые подразделения[1334]. В 1922 г. только в Вятской губернии были арестованы 8968 человек, в Нижегородской – 6642, в Северо-Двинской – 5415, в Орловской – 2171, в Рязанской – 1699 человек; отданы под суд: в Тверской губ. – 1085 человек, в Воронежской – 1010 и т. д. Все это подхлестнуло повстанческое движение в ряде регионов страны (Средняя Азия, Сибирь, Украина)[1335].

Объективно такая налоговая политика советской власти, не одобрявшаяся всем сельским сообществом, все же наиболее больно ударила по беднейшему крестьянству – главному реальному союзнику этой власти в деревне. При общем невысоком авторитете действующей власти в целом крестьяне в то же время дифференцировали свое отношение к ее различным органам. Так, если к советской власти отношение было «сносно-удовлетворительным», то к коммунистической партии отношение было «недоброжелательным», так как крестьяне возлагали на нее основную вину за «критическое положение переживаемого момента»[1336].

Партийно-государственное руководство, понимая необходимость иметь полную и объективную информацию о социальном, политическом и экономическом положении в стране, поставило перед органами безопасности задачу по сбору подобной информации и своевременному предоставлению в инстанции. С учетом сложности переживаемого страной периода информация ЧК о ситуации в стране, имеющихся проблемах в различных сферах экономики и социальной жизни сыграла важную роль. Она основывалась на разнообразных источниках, включая негласные, и давала достаточно объективную картину происходивших процессов. Указанные сведения в основном учитывались руководством страны при принятии решений, регулирующих социальную и хозяйственную жизнь населения, хотя в органах государственной власти не существовало подразделения, которое на научной основе анализировало бы эту информацию и вырабатывало соответствующие предложения по ее реализации. Информационная работа органов безопасности в первую очередь была направлена на обеспечение потребностей различных партийных и правительственных учреждений и в меньшей степени – ВЧК.

Были и существенные недостатки в информационной деятельности органов безопасности. Так, можно отметить: недостаточно качественную обработку информации в органах безопасности, ее неполноту; известную тенденциозность в оценке некоторых событий и явлений, происходивших в то время в стране. Негативно сказывались на качестве информационной работы и частые реорганизации органов безопасности.

Интересно по этому поводу мнение академика Г.Н. Севостьянова. Он пишет, что для удержания власти в стране ее руководство придавало первостепенное значение изучению реального положения, выявлению тенденций в развитии экономики, настроений в обществе, отношения отдельных его слоев к власти. С этой целью были созданы силовые ведомства, в обязанность которых входило подчинение народа и удержание всеми средствами власти над ним. Особая роль при этом возлагалась на ВЧК, которая постоянно информировала руководство страны о внутреннем положении государства, состоянии экономики и происходивших процессах в обществе. При этом фиксировать отрицательные и положительные факты на местах, выявлялись назревавшие конфликты и давались рекомендации, как их предотвратить.

Информационные сводки и обзоры предназначались для руководителей партии и правительства, наркоматов и правительственных ведомств, секретарей губкомов, крайкомов и обкомов и председателей губисполкомов, а также рассылались в органы безопасности. С этим обширным информационным материалом руководители страны знакомились, анализировали его и принимали меры с целью обеспечения контроля над ситуацией[1337].

Органы ВЧК должны были представлять объективную картину событий, сообщать достоверные и полные сведения. И, по мнению профессора Гарвардского университета Т. Мартина[1338], профессора С.В. Измозика[1339] и др., сводки органов безопасности, за некоторым исключением, действительно содержали достоверную информацию…

Несмотря на то, что казачество являлось опорой белого режима, взаимоотношения между центральной властью и претендовавшими на самостоятельность атаманами оставались сложными. Наиболее рельефно проявлялись сепаратистские устремления у атамана Забайкальского казачьего войска Г.М. Семенова. В начале сентября 1918 г. атаман признал власть Временного Сибирского правительства (ВСП) во главе с П.В. Вологодским, благодаря чему командующий Сибирской армией генерал П.П. Иванов-Ринов назначил его главным начальником ПриВО и командиром вновь формируемого 5-го отдельного Приамурского армейского корпуса.

Когда адмирал А.В. Колчак стал Верховным правителем, атаман Семенов отказался его признать и потребовал в течение суток передать власть генералам А.И. Деникину, Д.Л. Хорвату или атаману А.И. Дутову. Не получив ответа, он начал задерживать эшелоны с военными грузами. Отряды атамана контролировали более 1500 километров железной дороги, соединявшей Дальний Восток с Западной Сибирью. Случаи грабежей пассажиров в поездах, «пропажи» грузов для того времени являлись обычным делом. Белогвардейское командование беспокоила возможность полного перекрытия железнодорожного сообщения с Дальним Востоком, грозившая колчаковскому режиму полной изоляцией от внешнего мира.

В Омске хорошо понимали, что Г.М. Семенов, имевший под своим началом войска, по разным оценкам, от 8 до 20 тыс. казаков, и поддерживаемый японцами[1340], добровольно власть не отдаст и поэтому без боевых действий с его многочисленными отрядами не обойтись. Создавать очаг вооруженной напряженности в собственном тылу при нехватке войск колчаковские власти не хотели. Уже был случай, когда направленный в Забайкальскую область для усмирения Семенова по приказу Верховного правителя № 60 от 1 декабря 1918 г. особый отряд под командованием генерал-майора В.И. Волкова остановили японские войска, пригрозив применить оружие, если он попытается двинуться дальше[1341].

В поисках компромисса Верховный правитель решился на переговоры. После первой неудачной попытки 12 декабря 1918 г. в Читу прибыла Чрезвычайная комиссия, предложившая атаману принять командование одним из фронтовых корпусов. Но в это время Г.М. Семенов узнал о закулисных действиях членов комиссии, которые пытались найти союзников среди сил, оппозиционных атаману. На это предложение отозвался полковник Н. Комаровский, уведший 2-й казачий полк в Иркутск. В ответ атаман выслал комиссию из Читы. Незамедлительно последовало недвусмысленное заявление японского генерала Такиуки: «Атамана Семенова – этого истого самурая мы никому не выдадим и будем защищать его всеми силами»[1342].

Поскольку конфликт между Верховным правителем и атаманом Забайкальского казачьего войска ослаблял белый лагерь на Востоке России, колчаковским властям вместе с союзниками пришлось его улаживать. В итоге атаман признал власть А.В. Колчака. В свою очередь, Верховный правитель отменил свой приказ и назначил Г.М. Семенова командиром 6-го Восточно-Сибирского армейского корпуса.

Поддерживаемый японцами атаман Семенов вел активную внешнеполитическую деятельность. В начале февраля 1919 г. он прибыл в Даурию на конференцию, где шла речь о создании независимого монгольского государства, в состав которого он, помимо части Забайкалья, намеревался включить Аравию, Афганистан, Маньчжурию, Персию и Туркестан[1343]. Один из агентов контрразведки сумел добыть и переслать в Омск материалы этой конференции. Для противодействия планам атамана в Ургу был направлен поручик Б. Волков[1344].

Но грандиозный проект Семенова разрушился без участия колчаковских спецслужб. Сменились приоритеты в большой политике. Япония в своих захватнических планах сделала ставку на китайского генерал-инспектора Маньчжурии Чжан Цзолина, чьи войска готовились войти во Внутреннюю Монголию, и на китайских генералов из клуба «Аньфу», планировавших завоевать Халху[1345].

В целом же белогвардейское командование считало сибирское казачество надежной социальной опорой власти и даже возложило на него главную надежду при подготовке к проведению Тобольской наступательной операции в августе – сентябре 1919 г. Контрразведка своевременно предупредила командование, что при проведении мобилизации в ряде станиц казаками были проведены секретные круги, на которых серьезно обсуждался вопрос о переходе на сторону красных. Однако эти сведения Ставка всерьез не рассматривала, что стало ее роковой ошибкой: в самый неподходящий момент атаман П.П. Иванов-Ринов отказался исполнять директивы белого командования и участвовать со своим корпусом в наступлении[1346].

По данным контрразведывательных органов на начало октября 1919 г., воевавшие на фронте казаки настроены были воинственно и желали бороться с красными до победного конца. Остальные не знали, за что борются, поэтому относились к войне индифферентно[1347]. Однако, когда гибель белогвардейской государственности на востоке России стала очевидным фактом, казачьи формирования всеми силами начали уклоняться от службы[1348]. Подвергнутые разложению казачьи части во время боев в районе Иркутска оказались неспособны оказать сколь-нибудь серьезное сопротивление наступавшим частям Красной армии.

С сепаратизмом казачества вожди Белого движения столкнулись и на Юге России. Изначальная причина разногласий генерала А.И. Деникина и политических деятелей Кубани и Дона заключалась в том, что главком Добровольческой армии являлся бескомпромиссным сторонником единой и неделимой России, а казачьи правительства добивались автономии и федеративного устройства. «Помогать Добровольческой армии – значит готовить вновь поглощение Кубани Россией», – заявлял глава (кубанского) правительства Л. Быч[1349]. Разногласия привели к тому, что атаманы вступали в переговоры с интервентами и просили от них политической, финансовой и вооруженной поддержки: сначала у кайзеровских войск, затем у союзников. Даже угроза со стороны Советской России не смогла повлиять на амбиции политических деятелей. По сообщению агента деникинской контрразведки, на состоявшемся 18 октября 1918 г. в Новочеркасске совещании войскового атамана и правительства Донской области с представителями Южной, Народной и Астраханской армий рассматривался вопрос о союзе с Добровольческой армией. В ходе прений часть членов Донского правительства высказались против союза, опасаясь главенства А.И. Деникина. Было принято решение начать немедленно переговоры с гетманом П.П. Скоропадским[1350].

В связи с сепаратистскими устремлениями казачьих атаманов и политиков их деятельность стала объектом оперативной разработки деникинских спецслужб как на территории Вооруженных сил на Юге России, так и за рубежом. «Самостийники» находились в поле зрения политических центров Добровольческой армии, шульгинской «Азбуки», военных агентур, осведомительно-агитационного агентства, которые достаточно полно освещали их устремления и контакты. От контрразведки белогвардейское руководство получало значительно меньше информации. По мнению авторов, это связано с тем, что органы безопасности Всевеликого войска Донского действовали несколько обособленно от вышестоящих учреждений ВСЮР.

В августе 1919 г. контрразведка зафиксировала враждебную деятельность «самостийной» группы Кубанской краевой рады. Результатом ее пропаганды и агитации стало разложение запорожских и черноморских полков. В станицах увеличилось число дезертиров, были зафиксированы угрозы и даже эксцессы в отношении чинов Добровольческой армии. Казаки открыто угрожали вешать и расстреливать офицеров. Не найдя компромиссов с казачеством Дона и Кубани и не имея возможности ликвидировать угрозы с помощью спецслужб, ВСЮР получили в своем тылу «пятую колонну».

Предвидя поражение белогвардейцев на фронтах, «самостийники» пытались вступить в тайные переговоры с Польшей. С этой целью в ноябре из Екатеринодара в Варшаву под видом секретаря торгового представительства выехал член Кубанской краевой рады П. Белинский. В декабре 1919 г. из Варшавы в Анапу выезжал некто Н. Цибульский. Генерал А.С. Лукомский приказал начальникам пропускных пунктов и морской контрразведке принять все меры к недопущению Н. Цибульского на Кубань, а в случае прибытия – арестовать[1351].

Сбор секретных сведений о планах и намерениях сепаратистов не мог снять угрозу безопасности белогвардейскому режиму, поскольку полученная агентурой информация оказалась невостребованной и нереализованной главным командованием ВСЮР. Ради объединения антибольшевистского фронта требовалось принятие гибких политических решений. Однако, будучи сторонниками единой и неделимой России, генерал А.И. Деникин и его ближайшее окружение по своим убеждениям не могли пойти на компромисс с казачеством, и тем самым лишились союзника в борьбе с Советской Россией.

2.5. Обеспечение безопасности войск

Задачи по обеспечению безопасности красной и белых армий возлагались на органы военной контрразведки противоборствующих сторон.

ВЧК с первых дней своей деятельности уделяла самое пристальное внимание выявлению и пресечению контрреволюционных проявлений в военной среде. Создатели регистрационного управления Полевого штаба Революционного военного совета Республики С.И. Аралов и Г.И. Теодори в 1918 г. видели задачи военной контрразведки в «изучении системы и методов действия органов иностранной военной разведки и в обнаружении, обследовании и пресечении деятельности иностранных военных шпионов, а также военных организаций и лиц, деятельность коих, преследуя военные интересы иностранных государств, направляется во вред военным интересам России и состоящих с нею в союзе держав»[1352].

И первые успехи на поприще обеспечения безопасности вооруженных сил не заставили себя ждать. Так, в декабре 1917 г. контрразведка штаба Московского военного округа под руководством политического отдела штаба раскрыла контрреволюционный заговор в польском корпусе легионеров, которым командовал генерал Ю.Р. Довбор-Мусницкий. 27 декабря был арестован «исполнительный комитет» корпуса. По распоряжению командующего округом были произведены аресты заговорщиков в московском отделении штаба войск польского корпуса. Вскрылась тайная переписка заговорщиков, были обнаружены списки членов подпольной организации, в которую входило 762 человека. Сведения были настолько серьезными, что о них немедленно поставили в известность руководство наркомвоена. Анализ ранее имевшихся и вновь полученных материалов неопровержимо свидетельствовал о начавшемся тайном сосредоточении частей польского корпуса в районе Смоленска, цель которого состояла в том, чтобы в случае возобновления Германией военных действий ударить с тыла по частям Красной армии. План был сорван[1353]. Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко приказом от 22 января 1918 г. объявил Ю.Р. Довбор-Мусницкого врагом революции.

В июле 1918 г. была создана первая чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте (прифронтовая ЧК). В подготовленном ею «Положении-инструкции армейским чрезвычайкомам по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком фронте» основная задача армейских ЧК формулировалась, как борьба «с контрреволюцией во всех ее проявлениях, шпионажем, пьянством, преступлениями по должности и т. п. в армейской среде». На армейские комиссии также возлагалась охрана военных и политических руководителей фронта, армии.

В Положении также были изложены направления и методы работы армейских ЧК. Чекистам предписывалось вести «строгий постоянный надзор» за «различными специалистами из непролетарских рядов», работавшими в штабах, в военных и гражданских учреждениях. Предлагалось организовать в учреждениях «надежную сеть наблюдателей», которые должны были работать «систематически, планомерно и согласованно». Армейским ЧК предписывалось поддерживать тесную связь с политотделами, партийными ячейками в частях с целью получения информации о положении дел, настроении личного состава и т. п. В случае возникновения в какой-либо воинской части контрреволюционных проявлений принимать соответствующие меры[1354].

Практически сразу после создания прифронтовой ЧК военные контрразведчики раскрыли шпионско-заговорщическую группу в военном руководстве Северо-Кавказского военного округа – буквально за несколько дней до вооруженного выступления. В начале ноября 1918 г. создали ЧК на Южном фронте, которая разоблачила шпионскую группу в штабе фронта[1355].

Кроме фронтовых, армейских и губернских ЧК, вопросами борьбы с контрреволюцией в армии продолжали заниматься органы военного контроля. Летом и осенью 1918 г. они задержали немало контрреволюционных агитаторов, изменников, пытавшихся перейти на сторону противника, белогвардейских агентов, пробравшихся в воинские части и военные учреждения. Отдел военного контроля 4-й армии ликвидировал крупный заговор, во главе которого стояли дежурный генерал штаба армии Буренин и командир кавалерийского полка бывший царский полковник Бредихин[1356]. Военно-морской контроль Балтийского флота выявил в Морском Генеральном штабе белогвардейскую шпионскую организацию, связанную с английской разведкой и др.[1357]

В декабре 1918 г. на основе первого накопленного опыта в ВЧК была подготовлена и утверждена «Инструкция об организации и работе чрезвычайных комиссий в армии». В соответствие с указанной Инструкцией армейские ЧК вели борьбу с контрреволюцией во всех ее проявлениях, с преступлениями по должности в армейской среде. Кроме этого на фронтовые ЧК возлагалась обязанность охраны политических комиссаров, начальников штабов, членов военного совета и военных руководителей.

3 февраля 1919 г. Дзержинский рассмотрел «Положение об Особом отделе при ВЧК и его местных органах», разработанное Лацисом и Кедровым и утвержденное членами президиума ВЧК, а 6 февраля оно было одобрено на заседании президиума ВЦИК. Положение закрепляло в правовом отношении организацию ОО при ВЧК, определяло систему подчиненных ему органов, задачи, права, подотчетность и подконтрольность соответствующим структурам государственного управления. В качестве основной задачи определялись борьба с контрреволюцией и шпионажем в армии и на флоте, а также организация работы за границей, на территориях, оккупированных иностранными войсками и занятых белыми. Особым отделам предоставлялось право производить уголовно-процессуальные расследования по делам о контрреволюционных преступлениях. В соответствии с постановлением ВЦИК от 17 февраля «О праве вынесения приговоров ВЧК и революционными трибуналами» и распоряжением ВЧК от 20 февраля, армейским особотделам были предоставлены права и функции губчека в отношении «непосредственной расправы по пресечению преступлений в зоне боевых действий»[1358].

24–25 декабря 1919 г. в Москве состоялся Первый съезд особых отделов[1359]. Основной доклад на съезде представил заместитель начальника особого отдела ВЧК И.П. Павлуновский. Он дал характеристику контрреволюционному движению в России, сопоставив его с различными этапами развития Красной армии. Из всех угроз безопасности РККА в качестве основной он выделил «техническую измену», охарактеризовав ее как захват реальными или потенциальными сторонниками белогвардейцев командных высот в армии и на флоте, проведение ими действий, направленных на развал военного аппарата, подрыв боеготовности частей и соединений. В этой связи докладчик настаивал на усилении информационной работы среди военспецов через специально завербованных осведомителей[1360].

Доклад был обсужден съездом 25 декабря. По итогам дискуссии была принята резолюция, в целом соответствующая предложениям Павлуновского. В числе необходимых мер предполагалось: обращать больше внимания на факты «технический измены», усовершенствовать аппарат оперативной информации, включая возможности института военных комиссаров, провести новую регистрацию армейского командного состава и усилить собственные аппараты. Кроме того, следовало организовать зафронтовую и закордонную работу в местностях, занятых белыми армиями, и в некоторых странах Западной Европы, где имелись «белогвардейские центры». Были приняты решения о дополнениях к нормативным документам, которые касались деятельности ЧК и особых отделов[1361].

Как известно, в Красную армию широко привлекались военные специалисты, без которых в то время невозможно было создать армию регулярного типа. Перешедшие на сторону революции А.А. Брусилов, М.Д. Бонч-Бруевич, И.И. Вацетис, С.С. Каменев, Б.М. Шапошников, А.И. Егоров, В.И. Шорин, М.Н. Тухачевский и многие другие офицеры честно служили в Красной армии[1362].

Нельзя не согласиться с мнением доктора исторических наук А.А. Здановича, что они служили в Красной армии «не за страх, а за совесть», руководствуясь исключительно патриотическими побуждениями. При этом их движущими мотивами были любовь к Отечеству как таковому, а не сочувствие идеологии большевизма. Ничего кроме как воевать, руководить войсками, организовывать боевую и мобилизационную подготовку армии в мирных условиях, они делать практически не умели, да и не хотели. Они желали определенного карьерного роста и статуса, дающего если уж не старые привилегии, то, во всяком случае, разрешение многочисленных социально-бытовых проблем. Но то, что статус и уверенность в хорошей перспективе революция у них отняла, не добавляло добрых чувств к новому режиму[1363].

Опираясь на институт военных комиссаров, советская власть успешно использовала военных специалистов для строительства Красной армии. В.И. Ленин, обосновывая привлечение военспецов в ряды Красной армии, говорил: «Совершенно незачем выкидывать полезных нам специалистов. Но их надо поставить в определенные рамки, предоставляющие пролетариату возможность контролировать их. Им надо поручать работу, но вместе с тем бдительно следить за ними, ставя над ними комиссаров и пресекая их контрреволюционные замыслы»[1364].

Тот же В.И. Ленин утверждал в письме «Все на борьбу с Деникиным!», написанном им от имени ЦК РКП(б): «Нам изменяют и будут изменять сотни и тысячи военспецов, мы будем их вылавливать и расстреливать, но у нас работают систематически и подолгу тысячи и десятки тысяч военспецов, без коих не могла бы создаться та Красная армия, которая выросла из проклятой памяти партизанщины и сумела одержать блестящие победы на востоке»[1365].

В 1918 г. в РККА 76 процентов командиров были царскими офицерами, а «революционных командиров» из рабочих, солдат, бывших унтер-офицеров было всего 12,9 процента[1366].

Вместе с тем среди военспецов были и те, которые выжидали удобного случая для перехода на сторону белых. А были и такие военспецы, которые вступали в Красную армию, уже имея от белогвардейских центров конкретные задания разведывательного и иного подрывного характера. Это признает в своих мемуарах и бывший главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России генерал А.И. Деникин: «Московские центры поощряли вхождение в советские военные учреждения и на командные должности доверенных лиц, с целью осведомления и нанесения большевизму возможного вреда».

Недоверие к «бывшим» со стороны особых отделов подогревали и случаи измены, перехода на сторону белых военспецов, занимавших крупные посты в красных войсках – командующих общевойсковых армий, начальников штабов армий и др. По подсчетам историка А.Г. Кавтарадзе, из 62 бывших кадровых офицеров, занимавших в Красной армии в годы Гражданской войны должность командарма, изменили советской власти три человека: командарм-2 Ф.М. Махин, командарм-9 Н.Д. Всеволодов, Б.П. Богословский; из числа офицеров военного времени – 3 человека: командарм-2 А.И. Харченко, командарм-8 А.И. Ратайский, командарм-11 И.Л. Сорокин. Некоторые из них, заранее готовясь к переходу, захватывали с собой важные штабные документы, раскрывая тем самым планы красных на том или ином операционном направлении (Ф.М. Махин, А.И. Харченко, Н.Д. Всеволодов)[1367].

Так, например, всего за неделю – с 26 июня по 3 июля 1918 г. – своей деятельности начальника Уфимского полевого штаба и командующего 2-й армией Ф.Е. Махин[1368] изменил оперативный план штаба, похитил важные документы. При подходе чехословацких войск к Уфе выехал из города со своим адъютантом навстречу командиру Поволжской группы чехословацких войск полковнику С. Чечеку и заявил ему примерно следующее: «Я начальник штаба красных войск в Уфе. Зная о вашем приближении, я разослал все части так, что вы можете войти в город беспрепятственно». Таким образом, Ф.Е. Махин фактически сдал город белым. Причем в Уфе подрывная работа против красных была поставлена на широкую ногу, и не один только Ф.Е. Махин был послан туда белым подпольем[1369].

Были измены и среди офицеров-военспецов, занимавших штабные должности. Например, среди занимавших такую ключевую должность, как начальник штаба армии, изменников оказалось семь человек, из них пять бывших офицеров Генерального штаба (3-я армия – A.Л. Симонов, 7-я – В.Е. Медиокритский и В.Я. Люндеквист, 8-я – В.А. Желтышев и А.С. Нечволодов) и два кадровых офицера (8-я армия – В.В. Вдовьев-Кабардинцев, 12-я армия Каспийско-Кавказского фронта – Д.А. Северин). Среди такой важной категории командного состава РККА, как начальники дивизий, тоже случались измены. Но их было не так уж много, менее одного процента от общей численности начальников дивизий[1370].

Бывший начальник оперативного отдела штаба Северо-Кавказского военного округа А.Л. Носович напрямую был замешан в связях с заговорщиками, готовившими мятеж в Царицыне в августе 1918 г. Удачно избежав расстрела и поспешно уехав из Царицына, он около двух месяцев состоял в распоряжении Главкома. В октябре 1918 г. был командирован в штаб Южного фронта, где на участке 8-й армии перешел к белым, представив генералу Деникину подробную докладную записку о своей деятельности в штабах Красной армии[1371].

В конце мая 1918 г. офицеры – военные специалисты организовали переход на сторону противника 3-го стрелкового полка 1-й Петроградской бригады. На 500–600 офицеров, насчитывавшихся в 3-й армии, за январь – февраль 1919 г. ЧК и ревтрибуналы зафиксировали до 100 «измен», из них около 50 случаев перехода на сторону противника. Штаб 47-й дивизии перешел в Одессе на сторону неприятеля и руководил операциями против красных[1372] и т. д.

Председатель РВСР Л.Д. Троцкий поделил всех военспецов на несколько групп. К первой он отнес тех, кто сознательно стал на сторону новой власти и активно сражался в рядах Красной армии против белогвардейцев и интервентов. Во вторую группу, наиболее многочисленную, входили растерянные и испуганные происходящими событиями бывшие офицеры, в большинстве своем насильно мобилизованные в армию. Это был неустойчивый контингент, «бесхребетная, безыдейная и трусливая часть офицерства». «Лишенный политических взглядов, так называемый “беспартийный” офицер, не разбирающийся в великих событиях, – писал Л.Д. Троцкий, – легко теряется и, наблюдая неудачу на том или другом участке фронта и слыша о неудачах с других участков, легко приходит к выводу, что все потеряно»[1373].

В 1918 г. военные власти и органы ВЧК ввели специальные учеты бывших офицеров. Учетная система постоянно совершенствовалась. При этом наиболее пристальное внимание командование РККА и ОО ВЧК обращало на тех бывших офицеров и военных чиновников, которые ранее служили в царских, белогвардейских и националистических воинских формированиях[1374].

И, как свидетельствуют исторические материалы, неосведомленность органов ВЧК о предыдущей службе офицеров могла привести к тяжелым последствиям. Так, например, в начале апреля 1919 г. Киевской губчека была раскрыта крупная подпольная организация, которую возглавляли полковники Генштаба Н.З. Немирок и Н.В. Ерарский. Эта организация сложилась еще во время нахождения в Киеве Директории. После освобождения города советскими войсками она ушла в подполье. Заговорщики проникали в учреждения, собирали сведения о советских войсках, работе правительственных ведомств, вели антисоветскую агитацию. Родственник Ерарского царский подполковник Киркин устроился на должность помощника начальника отдела артиллерийского снабжения штаба войск Киевского направления и обеспечивал белогвардейских офицеров удостоверениями на право выезда из Киева. По постановлению ЧК от 9 апреля 1919 г. руководители этой организации были расстреляны.

В конце апреля в ВУЧК поступили сведения о том, что в Киеве существует и другая тайная организация, также тесно связанная с монархистами, скрывавшимися в Москве. Она ставила своей целью подготовить в Киеве и по всей Украине восстание против советской власти. Во главе этой организации стоял царский офицер Крылов, который под фамилией Чернявский занял ответственный пост в советском военном ведомстве и, используя служебное положение, стал добывать секретные данные для монархистов. Как только в ЧК были получены сведения о Крылове, за ним было установлено негласное наблюдение. Благодаря принятым мерам он был пойман с поличным. Вместе с Крыловым-Чернявским по этому делу было арестовано еще шесть белогвардейцев[1375].

7 апреля 1919 г. СРКО принял решение об учете всех бывших военных специалистов. В соответствии с этим решением ОО ВЧК объявил 18 апреля учет данной категории военнослужащих по следующим категориям: 1. Бывшие офицеры Генштаба, военные инженеры, артиллеристы, кавалеристы, саперы, минеры, понтонеры, офицеры телеграфных и железнодорожных войск, автомобильных, броневых и радиочастей. 2. Бывшие военные чиновники, служившие раньше в штабах, управлениях и учреждениях Военного ведомства. 3. Медицинские работники: врачи лекарские помощники, фармацевты. С 24 по 31 мая особотдел провел переосвидетельствование медицинских работников, состоявших на службе в учреждениях и лечебных заведениях: Красного Креста, Центропленбежа, железных дорог и др.[1376]

К концу 1920 г. среди командиров Красной армии каждый третий был военным специалистом старой армии. Всего же проходило службу более 100 тыс. бывших офицеров, генералов и военных чиновников[1377]. В этом же году ОО ВЧК подготовил и разослал на места правила фильтрации белых офицеров. Создавались соответствующие учеты, осуществлялась совместная с командованием Красной армии работа с прошедшими фильтрацию лицами, оставленными в рядах армии. Только в последние месяцы 1920 г. более сотни приказов, телеграмм, директив, так или иначе затрагивавших вопрос о белых офицерах, направлены в местные органы безопасности. В это же время особыми отделами фронтов и армий было арестовано 89 бывших белых офицеров. Лишь семь обвинялись в шпионаже, а 67 – в разного рода контрреволюционных действиях[1378].

В то же время особые отделы губчека за шпионаж привлекли к ответственности только 6 военспецов. Даже в условиях Гражданской войны, как отмечает А.А. Зданович, бывшие офицеры подвергались репрессиям не столько за шпионаж, сколько за нелояльное поведение по отношению к новой власти. Идеологически переориентировать большинство из них было задачей нереализуемой. Поэтому было решено увольнять их из Красной армии. На июнь 1920 г. белых офицеров, захваченных в плен и добровольно перешедших на сторону советских войск, насчитывалось до 75 тыс. человек. Из них, по результатам фильтрации, в воинские части Западного и других фронтов направлено более 12 тыс. А к концу 1921 г. в рядах РККА осталось лишь 1975 человек из указанной категории[1379].

20 сентября 1921 г. ВЧК были приняты «Временные правила по вопросам бывших офицеров (белых) и военных чиновников». Учет должен был осуществляться персонально на всех офицеров, где бы они ни находились, и даже «за снятыми с учета бывшими белыми должен быть установлен тайный надзор, т. е. официально считая их полноправными гражданами, негласно следить за их деятельностью». Каждый бывший офицер был обязан заполнить специальную анкету[1380].

В декабре 1921 г. ВЧК издала приказ, уточнявший и развивавший «Временные правила…». В соответствии с ним фильтрационные комиссии подлежали ликвидации, а их дела передавались в окружные особотделы либо в особые отделы губчека. Предлагалось освободить всех бывших «белых», не занимавших должности командиров частей и не принимавших активного участия в борьбе с советской властью. Остальных офицеров и военных чиновников приказывалось заключить в концентрационные лагеря на срок до двух лет. «Белые», демобилизованные из армии и отпущенные из мест заключения, направлялись в распоряжение народного комиссариата труда для устройства на работу. А вот возвратиться в ряды армии и даже быть зачисленным в категорию командиров запаса для «белых» являлось большой проблемой[1381].

В Дальневосточной республике 12 декабря 1921 г. Дальбюро ЦК РКП(б) поручило ГПО и Военсовету Народно-революционной армии произвести тщательный учет бывших белогвардейских офицеров, арестовать явных контрреволюционеров и выслать их в более глубокий тыл.

Например, Амурский облотдел ГПО начал выполнять эту директиву в конце декабря 1921 г. Он провел аресты контрреволюционеров, состоявших на учете, не дав им возможности эвакуироваться из Благовещенска, и принял меры по ликвидации белогвардейских группировок. В результате было репрессировано более 250 человек[1382].

После принятия руководством ДВР и военными органами мер пропагандистского и организационного характера усилился приток на территорию ДВР военнослужащих белогвардейских частей, решивших прекратить борьбу и возвратиться на родину. В связи с этим, для того чтобы не допустить использования указанных лиц во враждебных советской власти целях, военные контрразведчики осуществляли фильтрацию бывших белогвардейцев, прибывавших из Маньчжурии, а также вели их регистрацию. Не прошедших регистрацию не прописывали и не принимали на работу, причем не зарегистрировавшиеся в течение трех дней лица привлекались к ответственности как не явившиеся по призыву[1383].

В годы Гражданской войны нередки были случаи, когда карающая десница пролетарского правосудия опускалась на головы невиновных военнослужащих, честных командиров Красной армии, бывших офицеров, оболганных и оклеветанных доносчиками, недоброжелателями. Достаточно сказать, что аресту и следствию подвергались по обвинению к принадлежности к контрреволюционной офицерской организации бывший главком Вооруженных Сил Республики И.И. Вацетис (полковник старой армии), бывший помощник военного руководителя Высшего военного совета С.Г. Лукирский (генерал-майор старой армии), бывший военрук Северо-Кавказского военного округа А.Е. Снесарев (генерал-лейтенант старой армии), бывший руководитель инженерной обороны Петрограда К.И. Величко (генерал-майор старой армии), помощник начальника организационного управления и центрального управления военных сообщений ПШ РВСР К.И. Бесядовский (полковник старой армии) и др. Названным выше лицам еще сравнительно повезло – после недолгого разбирательства их отпустили и они продолжили свою службу в Красной армии на различных должностях, в основном преподавателями в военных академиях. Начальнику Морских сил Балтийского моря капитану 1-го ранга A. M. Щастному и многим другим повезло меньше[1384].

В первый период Гражданской войны проблеме защиты государственной тайны не уделялось должного внимания. В «Еженедельнике ВЧК» в октябре 1918 г. констатировалось, что результаты работы по ряду оперативных дел свидетельствуют о том, что белогвардейские организации в Москве и других городах осуществляют сбор разведывательной информации, в том числе о советских воинских частях, в широком масштабе. У некоторых арестованных белогвардейцев обнаружены подробные сведения о советских учреждениях и рабочих организациях, с их точными адресами, списками сотрудников и сдужебных телефонов (более важные в стратегическом отношении пункты снабжены планами, а также сведениями о численности охраны, оружия и проч.), а также материалы «о броневиках и их местнахождении, о боевых силах советских полков, о наличии оружия в Арсенале и о складах снарядов»[1385].

Более того, по данным исследователя А.А. Иванова, осведомители военной контрразведки регулярно отмечали, что «красноармейцами и лицами низшего командного состава очень открыто высказываются сведения военного характера о местонахождении штабов, частей войск на фронте и в тылу». Агентурой во многих случаях указывалось на явное злоупотребление своей осведомленностью чинов действующей армии и тыловых частей. Все это создавало благоприятные условия для разведывательной деятельности агентуры противника[1386].

Вместе с тем на Первом Всероссийском съезде особых отделов в декабре 1919 г. среди вопросов, вынесенных на повестку дня, не было ни одного пункта о защите секретов[1387]. Фактически оперативная деятельность органов военной контрразведки по защите секретной информации организовывалась исходя из представлений об этом руководства подразделений и профессионализма оперативных сотрудников. Военнослужащие, разглашавшие секретные сведения, допускавшие нарушения при хранении важных документов, что могло привести к их утрате, имевшие контакты с представителями иностранных государств, отстранялись от занимаемых должностей и иногда предавались суду как изменники.

Например, летом 1919 г. в штабе Южного фронта была выявлена и разоблачена агент польской разведки Гралевич, работавшая машинисткой оперативного отдела. От агентуры чекистам стало известно, что она охотно знакомится с ответственными работниками штаба, которые затем посещают ее квартиру. За женщиной установили наружное наблюдение. Через некоторое время при выходе из ее квартиры был задержан подозрительный человек. Его обыскали и обнаружили телеграммы и документы оперативного характера, а также сведения о расположении советских войск на Южном фронте. Задержанный сознался в принадлежности к польской разведке. Позже выяснилось, что он являлся курьером второго отдела польского Генштаба.

Как указывалось ранее, в рамках работы по делу «Заговор послов» было установлено, что служащий управления начальника военных сообщений Красной армии А.В. Фриде передавал англичанам и французам секретные сведения о передвижении советских войск, за что получал вознаграждение в сумме 600–1000 рублей ежемесячно[1388].

Агент резидента английской разведки в России П. Дюкса бывший полковник Генерального штаба В.Я. Люндеквист, используя свое служебное положение в штабе 7-й армии, сумел передать в штаб генерала Н.Н. Юденича секретную информацию о состоянии обороны Петрограда[1389]. В период советско-польской войны в управлении Западным фронтом чекисты выявили целую резидентуру польской разведки. Польские агенты занимались шпионажем, они информировали национальные спецслужбы о планах советского командования, путали директивы подчиненным фронту частям, задерживали продвижение эшелонов и др.

В Дальневосточной республике в 1921 г. военным отделом Госполитохраны и военным отделением 2-й Верхнеудинской дивизии были разоблачены передававшие секретную информацию представителям Японии начальник административного управления штаба Народно-революционной армии Беляев, сотрудники штаба Рыбинский, Добромыслов, Хренов, командир бригады охраны железных дорог Гак, делопроизводитель управления снабжения Корзун[1390].

Лишь в октябре 1921 г. постановлением СНК был утвержден первый перечень сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению. В этот же день, 13 октября, СНК утвердил и Положение о военной цензуре. Перечень составлявших тайну сведений ВЧК продублировала своим приказом от 17 октября 1921 г. № 345, указав подчиненным органам, что конкретно следует иметь в виду при оценке материалов оперативных и следственных дел по шпионажу[1391].

Перечни секретных сведений являлись тем фундаментом, на котором строились другие меры по защите военной и государственной тайны. Над претворением их в жизнь работали совместно командование, политорганы и особые отделы. Однако если первые действовали по большей части в сфере организации режимно-секретной работы и поддержания ее на должном уровне путем применения административных и дисциплинарных мер, то органы безопасности концентрировали свое внимание на выявлении недостатков, могущих повлечь утрату секретных документов или привести к необоснованному расширению круга допущенных к важной информации лиц[1392].

Организуя работу по защите секретов, в РККА также принимались серьезные превентивные меры относительно иностранных граждан или уроженцев других государств, оказавшихся на службе в Красной армии. Данную категорию военнослужащих чекисты рассматривали с точки зрения возможной оптации, то есть принятия либо подтверждения гражданства иностранного государства, включая и возникшие после революции Эстонию, Латвию, Литву, Грузию, Армению и Азербайджан.

Это не касалось членов большевистской партии, что особо оговаривалось в соответствующих документах. В одном из запросов ВЧК в конце 1920 г. в Полевой штаб Красной армии содержалось требование немедленно устранить от должностей, связанных с доступом к секретным делам, всех не состоящих в РКП(б) эстонцев, поляков, латышей и финнов. А таковых в центральном органе управления РККА набралось более 60 человек. Пример с получившим эстонское гражданство бывшим генералом Д. Лебедевым, работавшим до своего выезда из РСФСР на ответственных постах в Красной армии, подтверждал правильность действий органов безопасности. По данным ИНО ВЧК, по прибытии в Таллин он был подробнейшим образом опрошен в эстонском Генштабе и выдал достаточно много секретных сведений[1393].

Высшие партийно-государственные инстанции хотели иметь всеобъемлющую, максимально точную картину всего происходившего в Красной армии и на флоте. Прежде всего, это требовалось для опреденения степени их лояльности существовавшему режиму. Надеяться на объективные доклады только по военной линии было бы политической наивностью. Выход из ситуации был найден: поручить органам безопасности, работавшим в Красной армии, представлять информацию, дублирующую донесения военных структур. Справедливо считалось, что, будучи независимыми от командования, чекисты смогут докладывать «наверх» о реальном состоянии дел и их информация послужит неким мерилом достоверности сведений, поступающих из других источников, на основе которых принимались важные решения[1394].

По этому поводу председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский неоднократно указывал, что «если мы желаем иметь крепкую и сильную армию, если мы желаем, чтобы она не подвергалась опасному влиянию контрреволюционных сил», то должны изучать настроение армии, то есть изучать настроение военнослужащих, выходцев в основном из крестьян, потому что «армия выражает и не может не выражать тех настроений, которые имеются в крестьянстве»[1395].

Органы военной контрразведки регулярно информировали руководство ведомства и военное командование о состоянии боевой готовности советских войск, обеспеченности частей вооружением, обмундированием, продовольствием и фуражом, содержании и эффективности политической работы в воинских коллективах, моральном состоянии солдат и офицеров, а главное – их отношении к советской власти.

И эта информация действительно была очень востребованна. Так, наркомвоен Л.Д. Троцкий 16 марта 1921 г. своим приказом потребовал «относиться с особой серьезностью к сообщениям особых отделов и чрезвычайных комиссий о ненормальных явлениях… в жизни воинских частей», устранять их и сообщать об этом чекистам[1396].

Органы военной контрразведки принимали активное участие в охране тыла частей Красной армии от подрывной деятельности иностранных и белогвардейских служб, контрреволюционных проявлений.

Весной 1919 г. белогвардейские агенты предприняли попытку вывести из строя железнодорожные мосты и отдельные участки дороги в прифронтовой полосе, примыкавшей к Петрограду. В связи с этим 1 апреля 1919 г. председатель СРКО В.И. Ленин, призвав чекистов повысить революционную бдительность, обязал ВЧК принять самые срочные меры для подавления всяких попыток взрывов мостов, порчи железнодорожного пути и призывов к забастовкам[1397].

Во исполнение указания председателя СРКО в Петроград был направлен заместитель председателя ВЧК Я.Х. Петерс. 2 апреля в газетах было опубликовано предупреждение ВЧК, подписанное Ф.Э. Дзержинским, в котором говорилось: «Ввиду раскрытия заговора, ставящего целью посредством взрывов, порчи железнодорожных путей и пожаров призвать к вооруженному выступлению против Советской власти, Всероссийская чрезвычайная комиссия предупреждает, что всякого рода выступления и призывы будут подавлены без всякой пощады…»[1398]

3 апреля 1919 г. ВЧК издала приказ об усилении борьбы с подрывной деятельностью контрреволюционеров на железных дорогах, потребовав от губернских и других местных ЧК установить бдительный надзор за железнодорожными путями и мостами, а также вспомогательными железнодорожными зданиями (депо, водокачками, продовольственными складами и т. д.), имеющими стратегическое значение, чтобы не дать возможности контрреволюционным, белогвардейским бандам остановить движение поездов; ко всем лицам, пойманным на месте преступления, применять самую суровую кару[1399].

31 мая 1919 г. В.И. Ленин и Ф.Э. Дзержинский в целях мобилизации трудящихся на борьбу с контрреволюцией обратились к железнодорожникам, политработникам воинских частей, к рабочим и крестьянам с воззванием «Берегитесь шпионов!» и призвали их встать на защиту советской власти, подняться на борьбу со шпионами и белогвардейскими предателями, удвоить бдительность и предосторожность, принять меры по выслеживанию и поимке шпионов и белогвардейских заговорщиков[1400].

В этой связи 15 июня ЦК РКП(б) обязал ОО ВЧК организовывать на всех фронтах, в первую очередь на Западном и Южном, тщательную проверку командного состава, железнодорожных служащих, технического персонала[1401].

25 декабря 1919 г. ОО ВЧК утвердил «Инструкцию по организации контроля за лицами, следующими в пределы и из пределов прифронтовой полосы». В соответствии с этой Инструкцией в пределах фронтовой полосы создавались военно-контрольные особые пункты, на которые возлагалась проверка документов у лиц, следовавших в пределы прифронтовой полосы. Они должны были также следить за правильностью движения на железных дорогах и водных путях, и особенно за передвижениями воинских эшелонов и грузов; надежностью охраны железнодорожных мостов и других сооружений, имевших то или иное значение для передвижения войск и военных грузов; состоянием подвижного состава железнодорожного и водного транспорта, его своевременной подачей.

Принимаемые меры не были излишними. 30 марта 1919 г. в прифронтовой полосе под Коростенем на Украине были задержаны два подозрительных лица, один из которых на допросе сознался, что он – А. Андриенко – разведчик главного штаба петлюровской армии и послан в Киев для связи с подпольной группой. Андриенко согласился сотрудничать с чекистами и помочь раскрыть петлюровские ячейки. По распоряжению начальника особого отдела 1-й Украинской советской армии Ф.Т. Фомина вместе с Андриенко на конспиративные явки петлюровцев был направлен чекист Суярков, которому предстояло сыграть роль петлюровского контрразведчика. На явочной квартире в доме профессора Яхонтова Суярков встретился с петлюровской резиденткой К. Сперанской, которая информировала его о своей организации, после чего и была Суярковым арестована. Полученные данные позволили раскрыть в Киеве крупную петлюровскую организацию, во главе которой стояли бывший редактор петлюровской газеты «Трибуна» доктор Бийский и Сперанский, а также проникший в наркомвоен Украины петлюровец Павловский, снабжавший Петлюру секретными сведениями. Чекисты установили в Киеве широкую петлюровскую сеть, выявили ее агентов и в апреле 1919 г. арестовали многих ее участников. Тем самым были сорваны планы С.В. Петлюры захватить Киев с помощью крестьянского восстания в тылу Красной армии[1402].

Как уже отмечалось, с началом советско-польской войны активизировалось антисоветское подполье – особенно в западных районах страны и на Украине. В ряде циркулярных писем и приказов ВЧК потребовала как можно быстрее освободить тыл действующей армии от враждебных элементов, а СТО принял решение, согласно которому все те, кто без надлежащего разрешения НКИД и ОО ВЧК пытался перейти через границу, рассматривались как иностранные шпионы и привлекались к ответственности по законам военного времени[1403].

19 мая 1920 г. в газете «Известия»[1404] было опубликовано сообщение о результатах расследования взрыва артиллерийского склада, произошедшего 9 мая. В сообщении указывалось, что в результате расследования ОО ВЧК был арестован ряд ответственных сотрудников главного артиллерийского управления и главного военно-инженерного управления, а также администрации складов Военного поля в Москве.

Военные контрразведчики Западного фронта совместно с сотрудниками местных ЧК, как указывалось выше, смогли достаточно быстро очистить прифронтовую полосу от контрреволюционного и националистического подполья. Серьезный удар был нанесен по шпионско-диверсионным группам ПОВ. В Киеве чекисты арестовали около двухсот человек, среди них 30 руководящих работников ПОВ, были изъяты шпионские материалы о дислокации частей Красной армии. В Одессе была ликвидирована организация ПОВ, в которую входило более ста человек – они имели связи с бароном П.Н. Врангелем и Румынией. Филиалы организации были выявлены в Харькове, Житомире, Минске, Смоленске и других городах[1405].

Фронтовые контрразведчики действовали с переменным успехом. Во время первого наступления польских войск в тылу Юго-Западного фронта активно действовала польская агентура, стремившаяся ослабить боеспособность советских частей. Утром 23 апреля 2-я и 3-я галицийские бригады, занимавшие оборону на участке 14-й армии, подняли антисоветский мятеж, для ликвидации которого командование было вынуждено использовать все резервы 14-й и часть резервов 12-й армии. Кроме того, в тылу Юго-Западного фронта действовали различные повстанческие отряды от сельской самообороны до формирований, выступавших под политическими или националистическими лозунгами. Для ликвидации этих отрядов советскому командованию приходилось выделять значительные силы. Например, только из 12-й армии на подавление восстаний направили 8 экспедиционных отрядов по 150–200 человек в каждом[1406].

Для очищения тыла Юго-Западного фронта от различных повстанческих отрядов на пост начальника тыла фронта был назначен Ф.Э. Дзержинский. Председателем ОО ВЧК назначили В.Р. Менжинского (не позднее 21 июля 1920 г.). 23 июля президиум ВЧК отпустил ему 1 млн рублей авансом для вновь организованной ЧК в занятых Красной армией «областях в Западном крае». 13 августа Дзержинский предложил В.Р. Менжинскому мобилизовать всех поляков-особистов «для работы в армиях Польфронта». Прибывшие вместе с Дзержинским 1400 чекистов и бойцов войск внутренней охраны вместе с партийными организациями и местным населением весной и летом 1920 г. смогли ликвидировать немало агентов противника на Украине. Это позволило обеспечить безопасность тыла фронта, что явилось одним из важных условий успешного решения поставленных перед ним задач. В начале сентября должность начальника тыла была ликвидирована, 20 сентября пленум ЦК РКП(б) постановил демобилизовать Ф.Э. Дзержинского и возвратить его на работу в ВЧК.

В работе особистов, впрочем, имели место и очевидные случаи бездействия и преступной халатности. Диверсия противника на артиллерийской базе военного городка в г. Вязьме, в результате которой были уничтожены находившиеся там военные склады, вызвала разбирательство дела на месте выездной сессией Реввоентрибунала Республики, что случалось в исключительных случаях. 29 августа 1920 г. РВСР объявил в приказе итоги следствия и судебного разбирательства: целый ряд должностных лиц был расстрелян. Первым в списке приговоренных стоял начальник особого отделения, который нес ответственность, конечно, не только за бегство во время пожара, но и за процветание халатности в прифронтовом городке Западного фронта[1407].

Одним из направлений деятельности органов военной контрразведки было контрразведывательное обеспечение Региструпра ПШ РВСР (Разведупра Штаба РККА), его фронтовых и армейских органов.

Данное направление работы возникло, когда начальником Региструпра в сентябре 1919 г. стал бывший начальник особого отдела 3-й армии Т.П. Самсонов. Изучив работу центрального аппарата военной разведки и ее фронтовых органов, он пришел к выводу о необходимости более тесного контакта с ОО ВЧК по обеспечению конспирации конкретных мероприятий, проводившихся как в стране, так и за рубежом[1408].

Так, в связи с неединичными случаями задержания особыми отделами агентов органов военной разведки 27 января 1920 г. ОО ВЧК издал приказ № 8, который урегулировал порядок пересечения демаркационной линии агентами регистрационного управления и подчиненных ему организаций. Особорганам предписывалось выдавать переходившим линию агентам отдельные пропуска, на основе которых и осуществлять их пропуск.

20 июня 1921 г. на основе соглашения комиссара Штаба РККА С.С. Данилова и заместителя председателя ВЧК И.С. Уншлихта была создана комиссия по проверке Разведупра.

В результате своей работы комиссия пришла к выводу, что необходимо принять неотложные меры по сохранности сведений, составляющих государственную тайну, и организовать внутреннее агентурное наблюдение за сотрудниками как самого управления, так и его подчиненных органов. Вопрос о результатах работы комиссии был рассмотрен на заседании коллегии ВЧК 28 июля 1921 г. С докладом выступил Ф.Э. Дзержинский, что свидетельствовало о существенной важности вопроса. Было решено поручить заместителю председателя ВЧК И.С. Уншлихту, не так давно прибывшему с Западного фронта, где он руководил разведывательной работой, в двухнедельный срок лично ознакомиться с деятельностью Разведупра, пересмотреть его личный состав и агентуру для удаления не внушавших доверия лиц, провести другие организационные мероприятия и т. д.

Необходимые меры были приняты, но самое главное, что взаимодействие ВЧК и Разведупра стало более продуктивным. Для координации разведывательной и контрразведывательной деятельности начальник управления вводился по должности в коллегию ВЧК с правом решающего голоса[1409].

Усиление контрразведывательных мер в отношении органов военной разведки дало свои плоды. Так, в феврале 1921 г. органами военной контрразведки НРА была вскрыта подпольная белогвардейская организация в штабе 2-й Амурской армии в Хабаровске. В нее входили заместитель начальника регистрационного отдела бывший штабс-капитан Федоров-Брюханов, начальник оперативного отделения Невяский и др.[1410]

Летом 1921 г. военным отделом Госполитохраны ДВР за шпионаж в пользу Японии был арестован начальник разведывательного отделения оперативного управления штаба главнокомандующего всеми Вооруженными силами ДВР А.П. Колесников[1411].

Кроме этого чекисты сосредоточились на одном из самых неблагополучных аппаратов Разведупра – разведотделе штаба войск Украины и Крыма и совместно с представителями от А.Я. Зейбота занялись детальным изучением состояния дел.

Непосредственным поводом к проверке стали заявление в ЦК РКП(б) и в ВЧК от бывшего сотрудника военной разведки на Украине И. Визгирда и материалы следствия ВУЧК по делу заведующего пограничными пунктами переправ на советско-румынской границе некоего Лихого Барбалата, бывшего до революции маклером, а при Врангеле работавшего в белогвардейской контрразведке.

Проверка разведотдела штаба войск Украины и Крыма выявила серьезные нарушения в обеспечении режима секретности и факты хищения государственных средств. В результате начальника отдела Б. Северного (Юзефовича) сняли с занимаемой должности и уволили из рядов РККА[1412].

В ходе работы комиссии выяснилось, что следует формализовать взаимодействие аппаратов Разведупра и органов ВЧК. Проект соответствующего приказа был подготовлен заместителем начальника военной разведки, бывшим начальником ОО 15-й армии Западного фронта Я. Берзиным и согласован заместителем председателя ВЧК И. Уншлихтом[1413].

С окончанием в начале 1920 г. основных военных операций в европейской части России у советской власти появилась возможность хоть как-то преодолеть неимоверную разруху, которую переживала страна, облегчить исключительно тяжелое экономическое положение населения. Часть вооруженных сил сразу же была переведена на «трудовой фронт». Шесть армий – примерно треть от общего состава входивших в состав РККА – были преобразованы в трудовые, подчиненные РВСР и СРКО. Особые отделы в этих армиях сохранялись[1414].

В связи с этим 3 февраля 1920 г. на открытии IV конференции губернских ЧК Ф.Э. Дзержинский озвучил смену приоритетов и в деятельности ВЧК: «На наших фронтах положение коренным образом видоизменилось таким образом, что мы в состоянии нашу боевую Красную армию превратить в армию труда… В настоящее время центр тяжести переносится на экономическую жизнь»[1415].

21 августа 1921 г. был издан приказ ВЧК «О работе органов ВЧК в Красной армии», который обязывал особистов и сотрудников других чекистских аппаратов ограждать армию от контрреволюционного воздействия, сурово карать хищения и злоупотребления, помогать усилению политработы в частях, пресекать в корне всякие попытки контрреволюционной агитации среди красноармейцев. В декабре 1921 г. подоспела директива «О задачах особых отделов в связи с политическим моментом», подписанная заместителем начальника секретно-оперативного управления ВЧК Г.Г. Ягодой, она ставила как основную задачу «обслуживать Красную армию, следя, прежде всего, за ее политическим настроением». В условиях плохого снабжения войск, сокращения числа коммунистов в РККА, слабости политической агитации в красноармейской массе и в среде командного состава возникала угроза стихийных акций антибольшевистского характера.

По большому счету, все указанные выше и другие директивы во многом оставались лишь на бумаге. В ходе ряда инспекторских проверок было установлено, что дело осведомления поставлено из рук вон плохо, и в результате особые отделы «далеко не все знают, чем живет и дышит Красная армия, и не всегда могут дать истинную характеристику части»[1416].

Органам военной контрразведки приходилось также бороться с дезертирством, которое представляло большую угрозу, особенно в период решающих боев на фронтах Гражданской войны. Многие дезертиры уходили в леса, объединялись в крупные вооруженные отряды – «зеленую армию». Они громили местные Советы, грабили магазины и склады, убивали коммунистов.

О масштабах работы, проведенной в этом направлении, свидетельствуют, например, следующие данные. В Тверской губернии за время с 28 сентября по 12 октября 1919 г. было задержано 5430 дезертиров, по Московской губернии с 16 по 23 сентября – 3329 дезертиров и т. д.[1417]

В сводке ВЧК № 13 за период с 16 по 22 июля 1919 г. докладывалось в вышестоящие инстанции, что во Владимирской губернии насчитывается около 13 300 дезертиров, для борьбы с которыми принимались соответствующие меры[1418].

Дезертирство имело место и в ряде других губерний. Так, председатель Донецкой губчека в своем докладе ОО при ревкоме Украины за период с 23 февраля по 9 марта 1919 г. указывал, что дезертиров в губернии значительное количество, к ним присоединяются перебежчики из Добровольческой армии, а поэтому не исключена возможность выступления банд из числа дезертиров[1419].

Борьбу с бандитизмом и дезертирством органы ВЧК вели методом открытого подавления с привлечением в отдельных случаях не только войск ВЧК, но и частей Красной армии.

Насколько важна была борьба с бандитизмом и дезертирством в целях укрепления тыла страны, создания нормальных условий для налаживания хозяйственной деятельности местных органов советского государственного аппарата, свидетельствуют некоторые итоги борьбы с этими преступлениями.

Так, к началу 1921 г. в результате борьбы с бандитизмом только на Украине было захвачено: 5 артиллерийских орудий, 286 пулеметов, 2662 винтовки, 360 револьверов, 328 сабель, 356 тачанок, 1810 лошадей. Кроме того, сдано добровольно явившимися бандами в результате проведенных ЧК мероприятий по их разоружению: 177 пулеметов, 8898 винтовок, 3392 револьвера, 670 сабель, 169 бомб и около полутора миллионов патронов[1420].

В результате действий чрезвычайных комиссий и местных органов власти к концу 1920 г. во многих центральных губерниях России массовые бандитские выступления и дезертирство в основном прекратились.

Военные контрразведчики участвовали в изъятии оружия и боеприпасов у гражданского населения, передавая их войскам, что способствовало повышению боеспособности красных частей.

Это направление деятельности было инициировано еще 25 июня 1918 г., когда председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский подписал приказ об изъятии оружия у населения: всем лицам, не имевшим права и разрешения от органов власти на ношение и хранение огнестрельного и холодного оружия, взрывчатых веществ, бомбометов, кортиков, пулеметов, патронов, пулеметных лент, биноклей, бомб и пр., было предложено доставить всё упомянутое выше в ВЧК в двухнедельный срок со дня опубликования приказа. Все губчека были обязаны издать такой же приказ по уездам, волостям, селам и деревням «о разоружении богатеев, мужиков кулаков, попов, правых эсеров и меньшевиков»[1421].

В период Гражданской войны наряду с выполнением своих главных задач военные контрразведчики, как и сотрудники местных ЧК, выполняли и другие задания правительства: в частности, привлекались к борьбе с эпидемиями, которые на почве голода, отсутствия медикаментов, мыла и белья разрастались до небывалых размеров. Особым отделам предлагалось контролировать и то, как командиры и начальники следят за санитарным состоянием казарм, госпиталей, эвакопунктов, воинских эшелонов, оказывать содействие органам здравоохранения в организации санитарных кордонов[1422].

Белогвардейские генералы создавали органы военного управления вооруженных формирований по образцу и подобию штабов русской армии периода Первой мировой войны. Структурными подразделениями фронтовых, армейских и окружных штабов являлись контрразведывательные отделения, осуществлявшие функции борьбы со шпионажем как на фронте, так и в тылу. Однако после разгона временным правительством Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов государство и армия оказались беззащитными перед подрывной деятельностью деструктивных сил. Новые власти спохватились и возложили на контрразведку функции политического розыска. Не только в армии, но и в государстве. Эти же функции сохранились за КРО и в белых армиях. Они остались без изменений даже при воссоздании А.И. Деникиным и А.В. Колчаком территориальных органов безопасности. Таким образом, на небольшие по штату отделения армейской контрразведки возлагались задачи государственного масштаба. Поэтому, в отличие от особых отделов ВЧК, КРО штабов белых армий не имели возможности заниматься только обеспечением безопасности воинских формирований.

Об их противодействии иностранным и советским спецслужбам шла речь во втором параграфе этой главы. Здесь мы обратим внимание на один из аспектов контршпионажа – защиту военных секретов.

Ей в армейских штабах уделялось мало внимания. Например, на телеграфе штаба Западной армии отсутствовал негласный контроль за лицами, допущенными к работе с секретной корреспонденцией. Всякий офицер и чиновник, даже из других отделов, могли послушать все новости, пришедшие на телеграф, которые расшифровывались в присутствии посторонних. Недаром при аресте и обыске у одного из большевистских агентов нашли копии телеграмм военного характера[1423]. Об этом факте контрразведчики докладывали командованию, но были ли предприняты конкретные меры по защите тайн в штабах, однозначно ответить трудно.

Контрразведка испытывала трудности в защите не только военных секретов в армейских штабах, но иногда даже своих собственных. Например, агенту Реввоенсовета Восточного фронта удалось собрать сведения о контрразведке при штабе Волжской группы, входившей в состав 3-й армии, которые были изложены в докладе помощника начальника информационного отдела Региструпра Полевого штаба РВСР. В документе приводятся сведения об организации контрразведки группы, перечисляются фамилии сотрудников КРО, указываются их воинские звания[1424].

Одним из каналов утечки секретных сведений контрразведчики справедливо называли болтливость военнослужащих. Этот порок был присущ не только армейским солдатам и офицерам, но даже сотрудникам спецслужб. «До моего сведения дошло, что некоторые служащие вверенной мне службы болтают полученные по службе сведения, – фиксировал случаи разглашения секретной информации М.К. Рындин. – Требую прекратить болтовню, в противном случае виновных без сожаления предам суду»[1425].

По мере возможности командование и спецслужбы старались оградить армию от разлагающего влияния противника. В первую очередь руководством контрразведки обращалось внимание на борьбу с большевистскими и эсеровскими агитаторами.

Большевики хорошо понимали роль идеологического воздействия на массы, поэтому создали разветвленную систему политической пропаганды среди войск белогвардейцев, интервентов и местного населения. Тайно появляясь в населенных пунктах, агитаторы распространяли слухи о крупных победах большевиков, призывали кончать Гражданскую войну и уклоняться от мобилизации. Значительный успех имела агитация среди дезертиров и солдат, чьи части оказались расквартированными вблизи их родных сел. Итогом такой разрушительной работы являлось дезертирство, отказ нести службу, а в некоторых случаях и восстания. По признанию начальника КРП Всевеликого войска Донского, большевистская агитация способствовала развалу Донской армии, принявшему «грозные размеры»[1426].

Поскольку контрразведчики проявляли повышенное внимание к лицам мужского пола, вместо них в белогвардейский тыл направлялись подростки, инвалиды, а также женщины, которые, следуя за солдатами в качестве их жен, сеяли замешательство, частные неудачи белогвардейцев преподносили в преувеличенной форме, что пагубно влияло на настроение войск. В результате такой пропаганды во вновь сформированных частях чувствовалась дезорганизованность, были случаи отказа идти в бой, а также убийства своих командиров[1427]. «Советская пропаганда, пожалуй, самое страшное оружие», – констатировала деникинская газета «Жизнь» в 1919 г.[1428]

Успехи советской агитации руководители деникинских спецслужб не без основания объясняли усталостью населения от войны, удорожанием жизненного уровня, победами красных частей и разочарованием в помощи союзников[1429].

Активно работали большевистские агитаторы и на Севере России. Результатом их деятельности в январе – феврале 1919 г. стало падение дисциплины в войсках белогвардейцев и интервентов. В частях участились случаи дезертирства и перехода солдат на сторону красных, иногда целыми подразделениями.

ВРС не только фиксировала факты активной деятельности большевистских агитаторов в войсках, но и по мере возможности ей противодействовала. Иногда успешно. Так, весной 1919 г. отделение военно-полевого контроля Онежского района раскрыло большевистскую группу из 7 человек, занимавшуюся разведкой и агитацией среди русских солдат и союзников[1430].

Во второй половине марта 1919 г. военные власти получили сведения о существовании в Архангельске подпольной солдатской организации. В результате были задержаны, а затем расстреляны чины военно-контрольной команды Пухов и Шереметьев, солдаты 1-го Северного стрелкового полка и 1-го автомобильного дивизиона. За подготовку перехода на сторону противника контрразведка арестовала солдат 2-го отдельного артиллерийского дивизиона. Спецслужбы раскрыли заговор в 7-м Северном полку[1431].

Тем не менее принимаемые военным контролем меры не смогли предотвратить развал армии. В апреле под влиянием большевистской пропаганды 300 солдат 3-го Северного стрелкового полка перешли на сторону красных. В ночь с 6 на 7 июля вспыхнул мятеж в районе Топса-Троица в первом батальоне Дайеровского полка, сформированном из пленных красноармейцев и заключенных губернской тюрьмы[1432]. Совместными действиями интервенты и белогвардейцы подавили восстание.

Особенно чувствительным ударом для союзников и белогвардейцев было восстание солдат 5-го Северного стрелкового полка, которые, арестовав весь офицерский состав, с оружием перешли на сторону Красной армии. Органы контрразведки оказались не в состоянии противодействовать организации восстаний: на Пинеге в 8-м полку, затем на Двине в Славяно-британском легионе, в 6-м полку на железной дороге.

Однако выявление большевистских подпольных групп и аресты коммунистов не могли воспрепятствовать волне восстаний в частях и массовым переходам солдат к противнику, приведших к срыву наступления белых.

В начале января 1920 г. был раскрыт заговор солдат Шенкурского батальона, подговаривавших офицеров своей части не подчиняться приказам правительства. В Архангельске сотрудники военно-регистрационной службы обезвредили большевистского агента, выдававшего себя за белого офицера-перебежчика[1433].

6 февраля 1920 г. контрразведка, получив сведения от лежавшего в лазарете матроса, раскрыла заговор в одной из морских рот Железнодорожного фронта. Целью этой подпольной группы, связанной с большевистской организацией в 3-м Северном стрелковом полку, было открытие фронта в момент наступления частей Красной армии. 11 заговорщиков арестовали, однако их сообщники в полку сумели поднять восстание и перешли на сторону противника. В ходе наступления частей 6-й армии фронт был прорван на одном из самых важных участков[1434]. 19 февраля Архангельск заняли красные.

Возглавлявшие армейские органы безопасности Колчака бывшие жандармские офицеры прекрасно понимали, что за армией нужен пристальный негласный надзор.

В Сибири политические взгляды генералитета и офицерства были весьма пестрыми: скрытые сторонники монархии, приверженцы Учредительного собрания и Земского собора, казачьи сепаратисты и лица, придерживавшиеся проэсеровских взглядов. Правые офицерские круги и казачество в ноябре 1918 г. сместили власть Директории. Придя к власти, А.В. Колчак в одном из своих первых приказов отмечал: «Все офицеры, все солдаты, все военнослужащие должны быть вне всякой политики… Всякую попытку из вне и внутри втянуть армию в политику приказываю пресекать всеми имеющимися в руках начальников и офицеров средствами»[1435].

4 марта 1919 г. Совет министров отменил постановление Временного Сибирского правительства от 23 августа 1918 г. «Об устранении армии от участия в политической жизни» и утвердил ограничения по участию в политической и общественной жизни. Военнослужащим запрещалось: состоять в политических организациях; присутствовать на собраниях, где обсуждались политические вопросы; участвовать в противоправительственной агитации; публично произносить речи и суждения политического характера; принимать участие в митингах и сходках; состоять на службе в городских, земских и других общественных учреждениях; заниматься литературной деятельностью без разрешения своего начальства[1436].

Подавляющее большинство белых офицеров поддерживали идею «непредрешения» и по своей сути являлись аполитичными. Однако неправильным было бы представлять таковым весь офицерский состав колчаковской армии. В ней служили офицеры монархических взглядов, как радикальных, так и умеренных, а также сторонники социалистических и либеральных идей.

Сам же Верховный правитель, по оценкам историка Е.В. Волкова, «был близок к идеям либерализма, занимая центристские позиции среди различных политических течений в лагере белых»[1437]. Такая позиция адмирала не находила поддержки у монархистов, которые между собой говорили о нем, что «это не та фигура, “выскочка”, продвинутый англичанами и вместе с ними болтающий что-то о народовластии, демократии и т. п.»[1438].

По свидетельству председателя Совета министров П.В. Вологодского, в феврале 1919 г. чинами ведомства внутренних дел была раскрыта ячейка офицеров-монархистов, группировавшихся вокруг редакции газеты «Русская армия», в которой они «будировали» идеи монархизма. В качестве будущего правителя они выдвигали Рюриковича по происхождению А.А. Кропоткина[1439].

В оперативной разработке контрразведки находилась группа офицеров, разделявшая взгляды монархистов и поддерживавшая контакты с их представителями. Как выяснилось в ходе наблюдения, их «оппозиционная» деятельность сводилась к пьяным застольям, бесчинствам, нарушению общественного порядка и исполнению в нетрезвом виде императорского гимна «Боже, царя храни!».

Против таких офицеров контрразведка ограничивалась мерами предупредительного характера. После проведенного дознания виновных сажали на гауптвахту или отправляли на фронт. Случались и понижения в чине[1440].

В первой половине 1919 г. контрразведка докладывала о возникшем антагонизме между «фронтовиками» и «тыловиками», засевшими в многочисленных штабах и канцеляриях. Само существование «тыловиков» вызывало озлобленность среди фронтовых офицеров по отношению к высшему командованию. Контрразведчики информировали командование об упорных разговорах о необходимости смещения А.В. Колчака и возможной его замене Д.Л. Хорватом, от которого они ждали лучшего отношения к нуждам армии. Многим радикально настроенным офицерам адмирал казался слишком «левым». «Такие офицеры высказывались за абсолютную диктатуру, что шло вразрез с общей политикой Колчака…», – пишет историк А.А. Мышанский[1441].

В отличие от офицеров, среди солдат, служивших во фронтовых частях, наблюдалось более лояльное отношение к колчаковскому режиму, подтвержденное анализом перлюстрированных контрразведкой писем[1442]. Солдаты-тыловики в большей степени демонстрировали антиправительственные настроения, о которых контрразведка также докладывала командованию[1443].

Отношение военнослужащих к властям в большинстве случаев объяснялось не их политическими взглядами, а состоянием материального обеспечения воинских частей. Как свидетельствуют многие источники, жизненный уровень большинства младшего и среднего офицерского состава оставался невысоким. Получаемого денежного довольствия, выплачиваемого с задержкой, не хватало, чтобы прокормить себя и свои семьи. «Не имея возможности купить и не получая обмундирования от интендантства (за отсутствием такового), немало из числа офицеров ходят в дырявых сапогах и заплатанных брюках, – указывал в докладе начальник контрразведки 2-го Степного Сибирского корпуса в мае 1919 г. – Думая серьезно воссоздать армию, необходимо поставить в человеческие условия жизнь офицера, ибо без него не может быть и не будет армии в настоящем смысле этого слова»[1444].

Однако «поставить в человеческие условия жизнь офицера» командование оказалось не в состоянии из-за неорганизованности, коррупции и хаоса в системе военного управления. Офицеры компенсировали нехватку жалованья казнокрадством, продовольствия – грабежом крестьян, присвоением трофеев, тем самым превратились в мародеров и торгашей. Попытки командования бороться с этим позорным явлением не привели к положительному результату.

Негативно отразилась на боеспособности колчаковской армии усталость офицерского состава от войны. По воспоминаниям некоторых участников событий, после сдачи Омска «все чаще и чаще отчаяние закрадывалось в душу армии. Все чаще и чаще произносилось слово “мир”, проносилась мысль, что “большевики уже не те”»[1445]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что не верившие своему командованию офицеры в ноябре 1919 г. организовали мятежи с целью прекращения Гражданской войны, заключения мира с большевиками. Новониколаевское и красноярское выступления контрразведке не удалось предотвратить.

Неудовлетворительное материальное обеспечение в большей степени вызывало недовольство среди солдат – насильно мобилизованных в армию крестьян, мещан, рабочих и бывших красноармейцев. За власть, которая не могла их одеть, обуть и накормить, они воевать не хотели, поэтому частым явлением становилось дезертирство и переход на сторону противника. Поскольку самовольное оставление частей в колчаковской армии приобрело большие масштабы, контрразведывательные органы привлекались к выявлению и задержанию дезертиров. Например, за «один зимний месяц 1919 г. колчаковские органы безопасности и военнослужащие Волжской группы генерала В.О. Каппеля задержали около 400 дезертиров, из которых 27 было приговорено к расстрелу»[1446]. Вооруженные дезертиры грабили население, чем настраивали жителей против белой власти и армии.

В сводке контрразведки по Ижевско-Воткинской бригаде отмечалось дезертирство чинов с лошадьми и оружием. Чтобы его прекратить, командир Ижевского полка с согласия командира корпуса распорядился подать докладную записку желающим уволиться с военной службы[1447].

По докладам контрразведки, в частях 2-го корпуса было заметно недовольство солдат из-за недостатка обмундирования. Многие думали о переходе к красным. 24 июля 1919 г. к красным из 81-го полка перешло 304 солдата. Уличенные агитаторы были преданы военно-полевому суду. После расстрела 99 человек настроение солдат изменилось к лучшему[1448].

Однако контрразведке не всегда удавалось предотвращать переход солдат на сторону противника. Одна из причин заключается в том, что командование не давало необходимого времени на работу среди прибывающего пополнения, стремясь поскорее отправить части на фронт, чтобы остановить напор противника. Так, после доукомплектования 1-го Волжского армейского корпуса бывшими военнопленными и мобилизованными крестьянами, контрразведка выявила большевистскую организацию, после чего ходатайствовала перед командованием не отправлять корпус на фронт, чтобы полностью обезвредить подполье. Однако Ставка пренебрегла данными контрразведки, в результате чего в первом же бою наблюдался массовый переход солдат на сторону красных[1449].

Из-за голода, недостатка обмундирования, усталости от непрерывных боев и маршей, а также под воздействием большевистской агитации солдаты убивали своих офицеров и массово переходили на сторону красных.

Не смогла контрразведка предотвратить произошедший 1–2 мая 1919 г. бунт в 1-м Украинском курене имени Тараса Шевченко, в результате которого на сторону противника перешло около 3000 солдат при 11 пулеметах и 2 орудиях. В июне на сторону красных, перебив офицеров, перешли два батальона 21-го Челябинского горных стрелков полка. В конце июня под Пермью без боя красным сдались два полка – 3-й Добрянский и 4-й Соликамский[1450].

Отступление колчаковских армий в конце 1919 г. еще больше усугубило ситуацию в войсках. Контрразведчики отмечали брожения в 29-м стрелковом полку под воздействием открытой агитации в пользу советской власти, готовые перерасти в вооруженное восстание. В 33-м Сибирском полку даже офицерами восхвалялась служба у большевиков, а солдаты высказывали недоверие к правительству[1451].

Таким образом, информация спецслужб о причинах негативного отношения личного состава армии к политике колчаковского режима не была реализована правительством, что в определенной степени негативно отразилось на ее боеспособности. Силовые меры, предпринимавшиеся контрразведывательными органами в отношении дезертиров и прочих преступных элементов, к концу 1919 г. не давали желаемых результатов. Солдаты и офицеры, уставшие от затянувшейся войны, уже не могли оказывать сопротивление наступавшим частям Красной армии, что оказало немаловажное влияние на исход Гражданской войны в Сибири в 1920 г.

Однако другие белогвардейские государственные образования не имели возможности осуществлять постоянный контроль над своими армиями силами контрразведки, ресурсы которых были в основном задействованы на борьбе с противником. Для решения этой задачи на Юге России прибегали к помощи разведывательной организации «Азбука», которая в круг освещаемых вопросов включала и армию, информируя командование ВСЮР «о злоупотреблениях и ненадлежащем исполнении обязанностей»[1452].

2.6. Выявление и пресечение преступлений в сфере экономики

За годы Первой мировой войны положение в российской экономике значительно ухудшилось. Октябрьский переворот и последовавший слом старого государственного аппарата еще больше усугубили ситуацию. В 1917 г. продукция фабрично-заводской промышленности сократилась на 36,4 процента. В 1918 г. производство нефти упало в 2,1 раза, угля – 2,4, стали – 7,8, тканей – в 1,4 раза. Реальная заработная плата рабочих по сравнению с 1913 г. сократилась по меньшей мере в 5 раз. К середине 1918 г. число безработных в Советской России возросло до 600 тыс. человек[1453]. На ряде предприятий Петрограда, Москвы, Новгорода и других городов проходили забастовки.

Начались серьезные перебои с поставками продовольствия. В феврале – марте 1918 г. потребляющие районы страны получили лишь 12,3 процента запланированного хлеба. Дневная норма его выдачи в промышленных центрах сократилась до 50–100 г, а порой не было и того. Крестьянство оказалось не заинтересованным в продаже хлеба государству по неэквивалентным ценам и без соответствующего товарного покрытия. Начались голодные бунты.

Чтобы обеспечить городское население и армию хлебом, ВЦИК и Совнарком приняли чрезвычайные меры. Вслед за Временным правительством большевики подтвердили государственную монополию на хлеб[1454]. В мае 1918 г. вводится продовольственная диктатура. Крестьяне обязывались сдавать государству все излишки хлеба сверх установленных минимальных норм по твердым (низким) ценам[1455].

В деревню за продовольствием направлялись рабочие отряды, которые, опираясь на комитеты бедноты, изымали у зажиточной части крестьянства, а часто и у середняков, излишки хлеба, производили конфискации и реквизиции скота.

Введение продовольственной диктатуры, а также начавшаяся в июне мобилизация в Красную армию вызвали недовольство крестьян. Во многих районах происходили их столкновения с продотрядами, нередко перераставшие в восстания. Весной 1918 г. антисоветские выступления крестьянства имели место в Костромской, Курской, Пензенской, Царицынской, Пермской, Уфимской губерниях.

В качестве противника советского режима выступал и немногочисленный слой интеллигенции, тесно связанный с прежними господствующими классами, – чиновничество, духовенство, профессура, публицисты, литераторы. Наиболее многочисленная часть традиционной интеллигенции, люди массовых профессий – учителя, медицинские работники, инженеры и техники, служащие и другие – придерживались в своей основной массе пассивных и нейтральных позиций.

В таких условиях органы ВЧК, являясь одним из наиболее организованных и дееспособных институтов советской власти (кроме этого наделенным репрессивными функциями), призваны были помимо собственно обеспечения экономической безопасности государства решать разнообразные хозяйственные проблемы, возникавшие в годы войны и в первые годы восстановительного периода, – такие как борьба со спекуляцией, взяточничеством, хищениями грузов, топливным кризисом, голодом и разрухой на транспорте, эпидемиями, ликвидация детской беспризорности и др.

На первых порах ВЧК уделяла большое внимание борьбе с саботажем в Петрограде и других регионах страны. 14 января 1918 г. Совнарком принял написанное В.И. Лениным постановление «О мерах по улучшению продовольственного положения». СНК предлагал местным Советам применять к саботажникам, срывавшим заготовку и подвоз хлеба, самые суровые меры – вплоть до расстрела[1456].

В декабре 1917 г. стало известно, что в Петрограде, на Литейном проспекте в доме 46, находился центр саботажников, так называемый Союз союзов служащих государственных учреждений. 22 декабря Ф.Э. Дзержинский направил в этот дом члена коллегии ВЧК А.Ф. Другова с группой чекистов, поручив им произвести обыск и задержать всех заподозренных лиц. Другов успешно справился с заданием и задержал около 30 человек, в том числе руководителя Союза А.М. Кондратьева. Применяя жесткие меры, советской власти удалось к весне 1918 г. в основном ликвидировать саботаж[1457].

Хищения, спекуляция и преступления по должности подрывали экономическую основу нового режима, наносили огромный ущерб интересам государственного хозяйства, разлагали управленческий аппарат, дискредитировали органы советской власти, мешали восстановлению нормальной хозяйственной жизни. Историк М.А. Яковлева в рамках своего исследования по истории организации и деятельности Московской ЧК пришла к выводу о том, что спекуляция и хищения в советских учреждениях в годы Гражданской войны стали обычным явлением[1458].

22 июля 1918 г. В.И. Ленин подписал декрет о борьбе со спекуляцией, в котором предусматривалось, что «виновный в сбыте, скупке или хранении с целью сбыта, в виде промысла, продуктов питания, монополизированных республикой, подвергается наказанию не ниже лишения свободы на срок не менее 10 лет, соединенного с тягчайшими принудительными работами и конфискацией всего имущества»[1459].

Декретом СНК от 21 октября 1919 г. для упорядочения борьбы со спекуляцией и связанными с ней должностными преступлениями была создана Особая межведомственная комиссия[1460] из представителей Высшего совета народного хозяйства, наркоматов продовольствия, юстиции, государственного контроля, чрезвычайного уполномоченного СРКО по снабжению Красной армии, Московского совета, Всероссийского совета профессиональных союзов и ВЧК.

Члены этой комиссии и ее председатель утверждались Совнаркомом. Комиссия должна была изучить причины спекуляции и связанных с ней преступлений по должности для повышения эффективности борьбы с ними.

Этим же декретом при ВЧК учреждался Особый революционный трибунал по делам о спекуляции[1461] в составе председателя и двух членов, назначавшихся коллегией ВЧК, один из этих членов назначался по соглашению с Всероссийским советом профсоюзов.

Особый революционный трибунал в своих решениях руководствовался исключительно интересами пролетарской революции. Его заседания были гласными. Приговоры трибунала были окончательными и не подлежали обжалованию в кассационном порядке.

В соответствии с этим декретом все дела по крупной спекуляции товарами и продуктами, взятыми на учет, а также все дела о должностных преступлениях лиц, уличенных в хищениях, подлогах, взяточничестве, изымались из общей подсудности и передавались в Особый ревтрибунал при ВЧК[1462].

Оперативная работа органов безопасности по выявлению и пресечению спекуляции регламентировалась разработанной ВЧК «Инструкцией по борьбе со спекуляцией». При этом основная роль в выявлении лиц и организаций, занимавшихся спекуляцией, отводилась агентуре.

Так, в Петрограде сотрудники отдела по борьбе со спекуляцией на основании агентурной информации провели ревизии в крупных торговых компаниях, конфисковали сотни пудов продовольствия и промышленных товаров первой необходимости. ВЧК вскрыла крупные спекулятивные сделки товарищества М.А. Александрова. По приговору ревтрибунала товарищество было оштрафовано на 1 млн рублей.

Большую работу провели чекисты по пресечению спекуляции золотом. В январе – феврале 1918 г. ВЧК конфисковала у петроградских спекулянтов около 10 пудов золота, которое было передано в Государственный банк[1463].

После заключения Брестского договора в ВЧК стала поступать информация о том, что германские дипломатические представители и агенты немецких компаний стали по дешевке скупать акции и другие ценные бумаги подлежащих национализации российских предприятий, с тем чтобы, согласно условиям Брестского договора, предъявить их советскому правительству для оплаты золотом по нарицательной стоимости. Так, в мае 1918 г. секретный сотрудник ВЧК «Антонов» сообщил о том, что директора правления Веселянских рудников и рудника «Чистяково-Антрацит» братья Череп-Спиридовичи намерены продать представителям Германии акции этих рудников на сумму около 9 млн рублей[1464]. В связи с угрозой нанесения существенного экономического ущерба государству в случае совершения этой сделки были приняты меры для того, чтобы она не состоялась. Череп-Спиридовичи и их биржевой маклер Бейлинсон были расстреляны.

Органы безопасности использовали разнообразные методы выявления и пресечения спекуляции. Так, Московская ЧК практиковала ревизии рынков в виде устраиваемых время от времени облав, при которых все захваченные на рынке лица должны были доказать мотивы своего появления на рынке и представить документы. Другим способом борьбы со спекуляцией МЧК стали продовольственные обыски. С прекращением мешочничества спекулятивный рынок стал снабжаться продуктами из советских складов и магазинов при помощи всевозможных видов должностных преступлений – получения от учреждений незаконных или подложных ордеров на отпуск продуктов, преступного получения целых партий продовольственных карточек, прямых хищений со стороны служащих, перевозчиков и пр. Ввиду этого МЧК расширила сферу служебной деятельности, установив наблюдение за складами и карточными бюро[1465].

В период наиболее ожесточенных боев на фронтах Гражданской войны МЧК раскрыла крупные злоупотребления в мастерских военного оборудования, обнаружила тайные склады товаров, разоблачила спекулянтов золотом и серебром. Только с мая по август 1919 г. отделение МЧК по борьбе со спекуляцией расследовало 60 крупных и множество мелких дел. Только за один месяц было конфисковано около двух млн рублей. В октябре 1919 г. Московская ЧК вскрыла группу лиц, занимавшихся хищением товаров в резиновой промышленности (на миллион рублей). Тогда же были арестованы и преданы суду работники ряда организаций, продавших мануфактуру, сахар, рыбу и другие продовольственные и промышленные товары.

Выявили органы безопасности преступную деятельность «Российского союза торговли и промышленности для развития внутреннего и внешнего товарообмена», во главе которого стояли крупные московские промышленники. Они сбывали десятки и сотни тысяч пудов различных товаров спекулянтам и маклерам. Постановлением ВЧК имущество этого союза было конфисковано. Все связанные с ним компании по решению СНК были национализированы[1466].

В Курской губернии, например, органы ВЧК пресекли преступную деятельность отдельных ответственных должностных лиц. Комендант г. Курска Ляховецкий, член РКП(б), который в условиях острого дефицита продовольствия организовал массовые хищения и продажу в целях личного обогащения продуктов питания, поступавших для снабжения армии, был расстрелян по приговору ревтрибунала. Выявили чекисты и ликвидировали преступную группу из ответственных работников губернского уголовного розыска, создавших так называемое общество «Черной руки» для вымогательства взяток за сокрытие преступлений и освобождение от ответственности. О масштабах деятельности общества можно судить по количеству ценностей, изъятых у начальника розыска Штама: предметы антиквариата из золота и серебра, в том числе серебряный портсигар, инкрустированный алмазами (более 100 штук).

Для координации деятельности по борьбе со спекуляцией в ряде российских регионов, так же как и в центре, создавались комиссии из представителей различных органов власти. Так, в сибирских губерниях особые межведомственные комиссии формировались из представителей ЧК, отдела милиции, продовольственного комитета, совета народного хозяйства, рабоче-крестьянской инспекции, совета профсоюзов и губкома РКП(б).

В результате под их руководством борьба с хищениями и спекуляцией велась более организованно. Например, Омская губчека в течение 1921 г. расследовала 758 уголовных дел. В Томской губернии за этот период было раскрыто 52 крупных хищения с государственных окладов и баз.

Значимость деятельности органов безопасности для экономики регионов и государства в целом можно проиллюстрировать такими примерами из коллекции исследователя И.И. Белоглазова.

В Каменской заготконторе Новониколаевской губернии из-за беспечности ее заведующего Вьюшина приемом продналога занимались недобросовестные сотрудники конторы Филаретов, Соколянский и др. Пользуясь бесконтрольностью Вьюшина и безучетностью при выдаче квитанционных книжек, преступники торговали заполненными и чистыми бланками квитанций. Простота сделок, а также сходная цена за документы о фиктивной сдаче налога способствовали росту числа клиентов, а контора ежедневно теряла тысячи пудов хлеба, предназначавшегося для голодающих губерний. К ответственности по данному делу был привлечен 51 человек, 15 из них расстреляны.

В августе 1920 г. было осуждено несколько мошенников, выдававших себя за представителей главного инженерного управления Волжско-Каспийской военной флотилии. Пользуясь беспечностью должностных лиц Омского уездного продкомитета, они получили по подложным документам 500 пудов муки и 100 пудов соли, которые отправили для продажи в Мурманск. При попытке таким же образом получить 5530 пудов муки, крупы и сахара они были задержаны сотрудниками ЧК.

Образование Особой межведомственной комиссии, Особого революционного трибунала, а также подобных структур в регионах, которым были предоставлены чрезвычайные права по борьбе со спекуляцией, преступлениями по должности, а также другие проводимые по линии Совнаркома меры по усилению контроля за учетом и распределением продовольственных и промышленных товаров, значительно уменьшили число таких преступлений и способствовали улучшению снабжения Красной армии и населения.

В результате реализованных ВЧК мер по борьбе со спекуляцией только за последние месяцы 1919 г. было выявлено, конфисковано и передано в доход государства: 15 пудов золота; 26 вагонов спичек; 16 вагонов веревок; 2 вагона листового железа; около 2 тыс. пудов гвоздей; 400 пудов олифы; 13 вагонов сахара; 7 вагонов сельди; 60 пудов шоколада и т. д.[1467]

Органы советской власти старались извещать население о результатах борьбы ВЧК и ее местных органов со спекуляцией, публикуя в печати эту информацию. Так, например, во втором номере журнала «Еженедельник» (сентябрь 1918 г.) указывалось, что органы ВЧК конфисковали мануфактурный склад «Гуревич и Киндель» с товарами на 2 млн рублей, магазин братьев Кленовых с товарами на сумму около 400 тыс. рублей. У Крыхановского, Рабиновича и других конфисковано 30 тыс. банок консервов, 2 тыс. пар ботинок и другие предметы первой необходимости – всего на сумму около 50 тыс. рублей и т. д.

Органы ВЧК активно содействовали поддержанию курса национальной валюты – советского рубля. Так, в марте 1920 г. МЧК раскрыла организованную группу спекулянтов валютой, занимавшихся продажей аннулированных процентных бумаг, царских денег, думских керенок и подрывавших тем самым курс советского рубля.

В сообщении Московской ЧК о ликвидации группы спекулянтов указывалось: «Секретные агенты МЧК сумели проникнуть в помещение тайной биржи, и большая часть преступной компании была арестована как раз в то время, когда была занята своими операциями»[1468].

Борьба с преступлениями по должности, в том числе и спекуляцией, имела большое значение, в том числе и для нормализации работы формировавшихся советских органов государственного управления.

О масштабах проблемы свидетельствуют следующие опубликованные в 1920 г. данные[1469]. Совершенные преступления по должности: хищения – 154 в 1918 г., 665 за 7 месяцев 1919 г.; измена – 48 в 1918 г., 343 за 7 мес. 1919 г.; саботаж – нет сведений за 1918 г., 191 – за 7 месяцев 1919 г.; массовые беспорядки – 283 в 1918 г., 662 – за 7 месяцев 1919 г.; взятки – 200 в 1918 г., 222 – за 7 месяцев 1919 г.; прочие – 3186 в 1918 г., 3025 – за 7 месяцев 1919 г.

В.И. Ленин с учетом существенной значимости экономической преступности требовал от наркомюста ужесточить наказание за подобные преступления. Так, 4 мая 1918 г. ему стало известно о том, что Московский ревтрибунал приговорил четырех сотрудников МЧК, обвиненных во взяточничестве и шантаже, к шести месяцам тюремного заключения. Он направил члену коллегии НКЮ Д.И. Курскому записку: «Необходимо тотчас, с демонстративной быстротой, внести законопроект, что наказания за взятку (лихоимство, подкуп, сводка для взятки и пр. и т. п.) должны быть не ниже десяти лет тюрьмы и, сверх того, десяти лет принудительных работ».

8 мая подготовленный Наркомюстом проект «Декрета о взяточничестве» был утвержден Совнаркомом. Он предусматривал наказание должностных лиц за получение взятки или содействие ей в виде лишения свободы на срок не менее пяти лет. Такому же наказанию подлежали и лица, виновные в даче взятки, пособники и все прикосновенные к этому преступлению. Для представителя имущих классов, который использует взятку для сохранения или получения привилегий, связанных с правами собственности, предусматривалась еще более строгая кара. Его имущество подлежало конфискации, а виновный направлялся на наиболее тяжелые общественные работы. Дело сотрудников МЧК вскоре было пересмотрено ВЦИК. Трое из них были приговорены к 10 годам тюремного заключения[1470].

Гражданская война серьезно подорвала все отрасли хозяйства России. Особенно сильно пострадал транспорт. Он, по существу, был парализован. Срывались поставки продовольственных и иных грузов. На станциях и пристанях расхищались промтовары, топливо, продовольствие. На транспортных магистралях орудовали вооруженные банды, которые терроризировали пассажиров и транспортных работников. Среди железнодорожников и водников процветали взяточничество, спекуляция. Транспортная милиция и ведомственная охрана не справлялись со своими обязанностями.

Из такого тяжелого положения, которое В.И. Ленин характеризовал как «близкое к катастрофе», вывести транспорт обычным путем стало невозможно. Поэтому к борьбе с разрухой и беспорядками были подключены органы ВЧК.

Как указывалось ранее, на транспорте они боролись с саботажем, спекуляцией, взяточничеством, хищениями перевозимых грузов, пресекали мешочничество, обеспечивали порядок в общественных местах, в поездах и на судах, боролись со злоупотреблениями по службе транспортных работников. В их обязанности входило также следить за правильным исполнением железнодорожной и водной администрацией и пассажирами постановлений и распоряжений советского правительства и отдельных наркоматов, оказывать помощь железнодорожникам, водникам и представителям военного ведомства в передвижении войск, военных грузов, продовольствия и пассажиров, обеспечивать безопасность движения поездов и судов. Транспортным ЧК также вменялось в обязанность наблюдать за своевременной разгрузкой железнодорожных составов и судов соответствующими органами и организациями и в случае невыполнения работ в назначенный срок привлекать виновных лиц к ответственности[1471].

Осенью 1919 г. ЦК РКП(б) и СНК поручили ВЧК оказывать помощь партийным и советским органам в преодолении топливного кризиса. Положение с топливом было настолько трудным, что Центральный комитет компартии обратился ко всем партийным организациям с написанным В.И. Лениным письмом, в котором говорилось: «Топливный кризис надо преодолеть во что бы то ни стало, иначе нельзя решить ни продовольственной задачи, ни военной, ни общехозяйственной». 12 ноября 1919 г. СРКО обязал транспортные ЧК контролировать исполнение распоряжений, касавшихся снабжения топливом транспорта, проверить топливные запасы в районе железных дорог, следить за экономным расходованием дров. ВЧК было предписано взять под контроль заготовку дров и подвоз их к железным дорогам и сплавным рекам.

Транспортные ЧК производили учет топлива, организовывали вылавливание сплавного леса, погрузку заготовленных дров. Они привлекали к ответственности должностных лиц, допускавших злоупотребления в заготовке, транспортировке и распределении топлива, а также граждан, уклонявшихся от трудовой повинности. Благодаря принятым советскими и партийными органами, органами безопасности мерам удалось постепенно преодолеть топливный кризис[1472].

К началу 1920 г. подавляющее большинство приказов и распоряжений ВЧК касалось деятельности транспортных ЧК, их участия в восстановлении транспорта. Чекистам поручалось строго следить за состоянием трудовой дисциплины среди железнодорожников, расследовать все аварии, организовать подготовку к открытию навигации на водных путях и т. д. Чекистские органы направили на транспорт почти всех своих сотрудников, работавших ранее на железной дороге машинистами, слесарями, токарями, котельщиками. Транспортные ЧК оказывали содействие органам НКПС и местным Советам в борьбе со снежными заносами на железных дорогах.

Так, в Сибири, по данным исследователя И.И. Белоглазова, Сибревком в качестве одной из экстренных мер по борьбе с преступностью и налаживанию нормального функционирования транспорта 21 декабря 1920 г. возложил охрану и сопровождение топливных поездов, передвигавшихся по железным дорогам, на Сибирскую транспортную ЧК. Для выполнения этой задачи в штат СибТЧК было дополнительно выделено 119 сотрудников, которых назначили комендантами топливных поездов и выделили в их распоряжение специальные воинские отряды.

Для наведения необходимого порядка на транспортных путях в июле 1921 г. была создана специальная Комиссия по охране транспорта при Сибревкоме (Сибпятерка) во главе с заместителем председателя Сибревкома С.Е. Чуцкаевым. В нее вошли ответственные представители от ПП ВЧК по Сибири, СибТЧК, Сибпродкома и отдела управления Сибревкома. Аналогичные пятерки были образованы в губерниях, а тройки – в уездах (районах). Просуществовав до января 1922 г., они сыграли большую роль не только в деле охраны транспорта, но и в борьбе с незаконной транспортировкой продовольствия.

Однако с помощью даже самых радикальных мер в условиях глубочайшей разрухи, выхода из строя половины подвижного состава, острой нехватки топлива и небывалых снежных заносов зимы 1921/22 г. не удалось обеспечить приемлемую работу транспорта.

Для нормализации создавшегося положения, угрожавшего голодом Центральной России, в январе 1922 г. в Сибирь направляется уполномоченный ВЦИК, СТО и НКПС, председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский. Вместе с ним выехали ответственные работники различных наркоматов и ведомств, в том числе большая группа чекистов, знакомых с работой транспорта.

21 января 1922 г. по предложению Ф.Э. Дзержинского Сибревком издал приказ «О чрезвычайных мерах по охране путей сообщения и борьбе с хищениями топлива и грузов», согласно которому на железных дорогах Сибири вводилось военное положение, а вывоз продовольствия в центр страны приравнивался к выполнению боевого задания. Учрежденная для наблюдения за ходом его реализации специальная комиссия под председательством полпреда ВЧК И.П. Павлуновского имела чрезвычайные полномочия. Ее распоряжения считались окончательными и подлежащими немедленному исполнению всеми органами.

Для помощи транспорту Ф.Э. Дзержинский мобилизовал силы местных партийных, советских и хозяйственных органов, привлек к выполнению правительственного задания многих чекистов Сибири. Они были направлены на наиболее крупные железнодорожные станции, чтобы организовать своевременную погрузку и доставку хлеба в европейскую часть страны. Ответственные сотрудники ЧК возглавляли губернские комиссии по подвозу топлива к железной дороге («топотройки») и по борьбе со снежными заносами («снеготройки»). Некоторые чекисты, которые ранее работали на железнодорожном транспорте, вернулись на прежние рабочие места.

Чрезвычайные меры, принятые под руководством Ф.Э. Дзержинского, позволили отправить в Центральную Россию 15 млн пудов хлеба. Кроме этого удалось несколько сократить масштабы широко распространенных на транспорте хищений грузов[1473]. Только Омская губчека, как отмечалось, в 1921 г. реализовала 758 дел по спекуляции, хищениям и прочим преступлениям.

К окончанию Гражданской войны в европейской части страны экономика республики находилась в глубоком кризисе. В 1921 г. продукция всей промышленности сократилась по сравнению с 1913 г. более чем в три раза, а крупной промышленности – почти в пять. Население не обеспечивалось самыми необходимыми товарами. Существенно был разрушен транспорт, продукция сельского хозяйства составляла только две трети довоенного уровня. Экономический кризис переплетался с политическим.

Как указывалось выше, большевикам в марте 1921 г. на X съезде РКП(б) пришлось провозгласить переход к новой экономической политике. В новых условиях государственного строительства партийно-государственное руководство страны нацелило органы ВЧК на оказание всемерной помощи государственным и общественным организациям в решении сложных хозяйственных задач. Чекисты были обязаны бывать на заводах и фабриках, на станциях и пристанях, в мастерских и учреждениях, хорошо знать руководителей предприятий, отраслей и служб, принимать своевременные меры по очищению предприятий и хозяйственного аппарата от сомнительных и преступных элементов, вести борьбу с нарушениями законности, противниками правящей партии.

19 сентября 1921 г. коллегия ВЧК обсудила циркулярное письмо всем губернским ЧК о новой экономической политике, в котором содержались обстоятельные рекомендации по организации оперативной работы[1474].

Серьезным противником власти стала «новая нэпманская» буржуазия. С введением НЭПа появились промышленники, арендаторы, биржевики, крупные торговцы, служащие частных предприятий и др. Частный капитал пытался любыми средствами выйти за рамки, установленные советской властью. Буржуазия не была в стороне от политики и стремилась создать различные организации, расширить свои политические права. Имея слабые экономические позиции, она разлагала управленческий аппарат взятками, втягивала в совершение хозяйственных преступлений.

Органы безопасности взяли под оперативный контроль «новую» буржуазию, дореволюционных чиновников и представителей технической интеллигенции, привлеченных в условиях отсутствия собственных квалифицированных кадров в качестве специалистов в наркоматы, учреждения, организации, на предприятия и т. п. Например, уже к осени 1918 г. доля прежних чиновников в составе Наркомата финансов достигла 97,5 процентов, путей сообщения – 88,1 процентов, госконтроля – 80 процентов[1475].

Председатель ВЧК Ф.Э. Дзержинский требовал, с одной стороны, наладить связь с теми специалистами, которые честно сотрудничали с властью – «мы оставлять спецов без поддержки не можем и не должны, и должна быть завязана между нами и ними более теплая связь, вникающая в их законные нужды»; с другой стороны – вести беспощадную борьбу с агентурой международной и внутренней контрреволюции, прежде всего, с верхушкой буржуазной интеллигенции[1476].

Сотрудники ВЧК внимательно следили за принципиально важным для Советской России развитием экономических отношений с другими государствами. 23 ноября 1920 г. был издан декрет СНК «Об общих экономических и юридических условиях концессий», в котором указывалось, что в целях ускорения восстановления крупного хозяйства страны привлекается иностранный капитал. В рамках заключенных договоров началось сотрудничество в военной и военно-экономической сферах с Германией.

Прибывавшие в Советскую Россию для совершения торговых операций, аренды предприятий, получения концессий по заготовке леса, добыче полезных ископаемых представители торговых и промышленных кругов иностранных государств брались органами безопасности в разработку.

Руководители промышленных и транспортных предприятий, рабочие фабрик и заводов, члены кооперативов и различных организаций также находились под контролем органов ВЧК. При этом к 1921 г. на учете губернских ЧК находились не только конкретные лица, но и предприятия и хозяйственные учреждения. Так, в Омске было взято на учет 226 кооперативов, 27 трудовых артелей, 2 типографии, 6 фабрик, 11 заводов и других предприятий с количеством рабочих и служащих 10 117 человек[1477].

С началом реализации новой экономической политики наряду с государственной национализированной промышленностью в области производства разрешалась и частная инициатива. Органы ВЧК осуществляли наблюдение за порядком сдачи в аренду предприятий, не допускали, чтобы под видом этого за взятки создавались объединения прежних владельцев.

Экономические подразделения ВЧК наблюдали и за тем, чтобы в аренду сдавались только те предприятия, которые являлись убыточными или для восстановления которых у государства не хватало средств. При двух претендентах на аренду предпочтение отдавалось кооперативному объединению трудящихся, а не частному предпринимателю[1478].

В соответствии с указанием ВЧК от 23 ноября 1921 г. в составе губернских ЧК были выделены специальные уполномоченные по арендным делам, без участия которых ни одно госпредприятие в аренду не сдавалось.

В соответствии с решениями органов советской власти и комитетов РКП(б) органы безопасности принимали непосредственное участие в чистках ведомств, учреждений, организаций и предприятий от классово-чуждых элементов. 5 марта 1921 г. коллегия ВЧК рассмотрела этот вопрос и определила задачи, стоящие перед органами безопасности[1479]. При этом увольнению подлежали лица, имевшие судимости за совершение уголовных преступлений, а также лица, состоявшие до Октябрьского переворота на государственной или военной службе, входившие в правления предприятий и компаний, члены небольшевистских партий и т. п.

Как отмечают кандидат юридических наук А.Ю. Епихин и доктор исторических наук О.Б. Мозохин, в первые годы НЭПа многие важнейшие сектора советской экономики были поражены преступными злоупотреблениями. По их справедливому мнению, к осени 1921 г. в стране создалась ситуация, когда коррупция стала представлять реальную угрозу национальной безопасности государства. Органы ВЧК, оценивая ситуацию достаточно реально: «в аренде предприятий все больше и больше фигурирует спекулятивный элемент, который для своих целей широко пользуется дачей взяток», принимали экстренные меры по противодействию коррупции.

Так, за 1921 г. органами ВЧК за преступления по должности было арестовано 32177 человек. Из них было осуждено 3763 человека: расстреляно – 593, посажено в тюрьму – 362, направлено в концлагерь – 2598, отправлено на фронт – 59, выслано в другие губернии – 89, привлечено к другим видам наказания – 63[1480].

Например, в 1921 г. органы ВЧК вскрыли «парафиновое дело», которое заключалось в следующем. Наркомвнешторг получил из-за границы 1,5 тыс. пудов парафина, продал его по 1,5 млн рублей за пуд Петроградской губернской химической секции. Покупка была произведена спекулянтом Ривошелем якобы по доверенности представителя Петрогубхима Ясного. Ривошель якобы перепродал парафин посреднической конторе Техснаб по цене 2 млн рублей за пуд, Техснаб при помощи частных посредников продал парафин Главхиму по 2,3 млн рублей за пуд. Главхим предложил парафин Полесскому спичечному тресту уже по цене 3 млн рублей за пуд. Вся операция с парафином была проделана за несколько дней, и недобросовестные предприниматели и чиновники получили огромную прибыль, не вложив в дело ни копейки[1481].

25 января 1922 г. Ф.Э. Дзержинский подписал приказ «О борьбе со взяточничеством», в соответствии с которым органы безопасности были обязаны улучшить агентурную работу, для чего задания осведомителям и агентам «направить в сторону выяснения лиц, преимущественно крупных, берущих, дающих, посредничающих в деле взятки и знающих об этом, а также для выявления недочетов в учреждениях, способствующих волоките и взяточничеству», создать ударные группы для проведения операций[1482].

В связи с тем, что расширились взаимоотношения с иностранными компаниями, выросли масштабы экономического шпионажа. Так, в октябре 1921 г. ВЧК арестовала и осудила консультанта по техническим и торговым операциям Наркомвнешторга С.И. Ружичка, который использовал свое служебное положение для сбора в пользу предприятий Стиннеса и Сименса информации о советских заводах и фабриках, готовил почву для заключения выгодных Германии концессионных договоров. Информацию Ружичка негласно получал от инженеров Р.И. Детерса и А.А. Савельева[1483].

Помимо развертывания широкой сети агентов и осведомителей в ведомствах, учреждениях, организациях, на предприятиях практиковалось непосредственное участие чекистов в процессе хозяйственного управления. Так, коллегия ВЧК 5 марта 1921 г. решила: «Каждый более или менее ответственный чекист должен получить какую-нибудь работу в хозяйственных органах республики, совмещая эту работу с работой в ЧК». «При переходе сотрудников в другие советские учреждения упомянутые сотрудники не должны прерывать связь с ЧК, а, наоборот, всеми мерами помогать последним. Изучив детально структуру того учреждения, в котором они работают, о всех замеченных недостатках и преступных деяниях регулярно сообщать в местный орган ЧК, поддерживая постоянную связь»[1484].

Новая экономическая политика не решила всех насущных проблем рабочих. По данным доктора исторических наук О.Д. Чуракова, в 1921–1922 гг. на экономической почве (низкие зарплаты, перебои в снабжении рабочих продовольствием и предметами первой необходимости и т. п.) состоялись сотни стачек и других трудовых конфликтов. Так, 11 октября 1921 г. на Обуховском заводе в Петрограде группа рабочих прекратила работу и попыталась от имени завкома организовать общее собрание. Однако, потерпев неудачу, протестующие рабочие оставили завод. 12 октября подобный инцидент произошел на Металлическом заводе Петрограда. В другом важном регионе страны – на Урале – основной причиной трудовых конфликтов в 1921–1922 гг. также являлось ухудшение снабжения рабочих продовольствием, предметами первой необходимости, а также спецодеждой. Чаще всего эти конфликты, в которых принимали участие в среднем 40–60 человек, были скоротечными, всего по несколько часов, но иногда длились 2–3 дня. Если рабочие не добивались выполнения своих требований, они нередко просто оставляли свой завод и уходили в деревню[1485].

Органы ВЧК принимали самое активное участие в ликвидации акций рабочего протеста, традиционно используя репрессивные меры. Так, в 1921 г. в Донецкой губернии забастовали рабочие крупных заводов Енакиево, Луганска, Юзова, Таганрога. Чекисты произвели массовые аресты, выявили «зачинщиков»: в Таганроге – 40, в Енакиеве – 11, в Луганске – 10 человек. После кратковременного содержания в тюрьме все они были направлены на небольшие заводы Бахмута. Через две недели эти рабочие были отпущены по домам только с согласия губернского совета профсоюза и после подписки, опубликованной в газетах, о том, что они больше никогда не будут принимать участие в забастовках и всегда будут лояльно относиться к власти. В отчете отмечалось, что «этот опыт дал положительные результаты»[1486].

Одним из важнейших направлений работы чекистов было содействие нормальной работе железнодорожного и водного транспорта страны. Повышенное внимание к транспортной отрасли объяснялось не только трудным положением на транспорте, но и тем, что Ф.Э. Дзержинский, будучи председателем ВЧК, в то же время являлся и наркомом путей сообщения.

Прежде всего, были приняты меры по упорядочению серьезно затруднявшего работу транспорта перемещения различных людских контингентов (беженцев, военнопленных и др.). По докладу Центроэвака, с января по декабрь 1921 г. предстояло вывезти из России и Украины 783 тыс. поляков, 60 тыс. латышей, 80 тыс. литовцев и др., ввезти в Россию и на Украину 104,3 тыс. политических заключенных. Всего же число подлежавших перевозке через границу – 1 105 800 человек. Одной из серьезных причин вынужденного перемещения по стране сотен тысяч людей была нехватка продовольствия. Это явление власти назвали мешочничеством[1487].

Для борьбы с мешочничеством 28 марта 1921 г. при ВЧК была организована особая центральная тройка для охраны транспорта под председательством начальника ТО ВЧК Г.И. Благонравова. При ОКТЧК, ДТЧК и ОДТЧК создавались местные тройки. В результате их деятельности к концу 1921 г. это явление в основном было ликвидировано. С 5 мая по 15 декабря 1921 г. было задержано и отправлено на родину 19 479 мешочников, изолировано в концлагеря – 9730, определено на работу вне полосы отчуждения – 127 204, направлено на работу на железной дороге – 101 533 человека.

6 сентября 1922 г. Президиум ВЦИК РСФСР разрешил беспрепятственный проезд по железнодорожным и водным путям сообщения всем гражданам на территории СССР[1488].

Не менее остро в первые годы НЭПа стояла проблема сохранности перевозимых по железнодорожным и водным путям сообщения грузов. Только за пять месяцев 1922 г. было похищено железнодорожных грузов на сумму более 17 млн рублей золотом[1489].

На основе решений высших партийных и советских органов в 1921 г. были приняты меры по охране грузов и магистралей. Пленум ЦК РКП(б) 25 февраля 1921 г. поручил главкому С.С. Каменеву обеспечить охрану хлебных маршрутов из Сибири. В соответствии с постановлением СТО, подписанным В.И. Лениным, наркомвоен взял под охрану железные дороги: Ростов – Козлов, Петроград – Омск, Омск – Самара и др. Органы ВЧК активизировали оперативную работу. В 1922 г. чекисты задержали 1290 расхитителей, в том числе 774 железнодорожника, 1145 обывателей, 253 агента охраны и 12 сотрудников транспортных ЧК. В результате только за первые 9 месяцев 1923 г. размер хищений уменьшился более чем в 70 раз[1490].

В годы Гражданской войны существенной экономической проблемой для советской власти была контрабанда. Так, например, «Еженедельник ВЧК» в сентябре 1918 г. в статье «Город контрабандистов» писал: «…Пограничный город Орша. Еще так недавно это был тихий, грязный захолустный городишко… Теперь Орша “снабжает” тканями, мылом, вязанными изделиями Минск, Вильно, Варшаву и чуть-ли не Вену и Берлин и обратно – Смоленск, Москву и Петроград продуктами химической промышленности, сахарином…»[1491]

По докладам Псковского губисполкома, в 1918–1922 гг. пограничная контрабанда имела очень широкие масштабы, контрабандой занималось до 80 процентов населения, среди которого было значительное количество приезжих из Пскова, Острова, Новгорода, Петрограда, Москвы и других городов. В отдельные годы номенклатура контрабандных товаров имела более 100 наименований (спички, сахар, галантерея, одежда, обувь, вина, спирт и др.)[1492].

В связи с этим 8 декабря 1921 г. СНК принял декрет о борьбе с контрабандой. Из представителей ВЧК, РВСР и НКВТ при ВЧК была образована Центральная комиссия по борьбе с контрабандой. При особых отделах ВЧК по охране границ в свою очередь были образованы комиссии по борьбе с контрабандой из сотрудников местных органов ЧК, военного ведомства и таможенного контроля.

Председателем комиссии назначался сотрудник ЧК. На эти комиссии возлагали: наблюдение за деятельностью органов по борьбе с контрабандой и принятие в необходимых случаях чрезвычайных мер; наблюдение за проведением местными органами мероприятий по борьбе с контрабандой; выделение и направление для рассмотрения в губревтрибуналах дел об особых видах контрабанды (вооруженная, контрабандный промысел с участием должностных лиц, провоз за границу предметов, перечисленных в статье 10 декрета СНК). Комиссии по борьбе с контрабандой своего аппарата не имели, используя аппараты соответствующих органов.

Части пограничных войск, пограничные губчека активно использовали в борьбе с контрабандой агентуру, через которую выявляли организованные группы контрабандистов, а также характер и направления контрабандного промысла. Используя агентурные возможности, они получали сведения о каналах контрабанды, количестве, стоимости товаров одной единицы веса или меры за границей, о наиболее крупных пунктах приобретения контрабанды за рубежом.

Кроме того, выясняли, кто является поставщиком контрабанды, оптовым и мелким покупателем, в каком количестве и на какую сумму приобретают и через каких лиц или фирмы производят заказ и покупку различных товаров. Особое внимание обращалось на деятельность заграничных контор, причастных к организации контрабандных каналов. Устанавливались страховые выплаты фирмам в случае задержания или пропажи товара[1493].

Серьезные усилия органы ВЧК прикладывали для борьбы с получившим широкое развитие фальшивомонетничеством. Обстановка того времени благоприятствовала развитию фальшивомонетничества: разнообразие форм и нарицательной стоимости бумажных денег, техника изготовления советских денежных знаков была примитивна; многие граверы, литографы не имели работы и нередко становились на преступный путь. Поэтому органы безопасности прикладывали немало усилий для выявления и пресечения организованных групп фальшивомонетчиков. Так, в конце 1920 г. была раскрыта крупная группа фальшивомонетчиков в Сибири, которую организовал начальник отделения подсобных предприятий Сибопса поляк Пржегмыцкий.

27 января 1922 г. ВЧК направила циркуляр всем экономическим подразделениям губчека, предписывавший самым решительным образом бороться с фальшивомонетничеством. В нем, в частности, предлагалось: «Не позднее двух суток со дня получения от местного финотдела протокола опроса представивших в кассу поддельные дензнаки производить в случае явной в том необходимости осмотр относящихся к этому делу поддельных дензнаков, а расследование по делу должно вестись вне очереди и заканчиваться в кратчайший срок, все усилия должны быть направлены к открытию первоисточника сбыта». 11 февраля в связи с отсутствием планомерности в борьбе с этого рода преступлениями, а также пассивным их расследованием, ВЧК направила новый циркуляр, который более детально прописал правила ведения таких дел[1494].

Однако принятые меры борьбы с фальшивомонетничеством оказались половинчатыми, носили скорее характер очередной кампании и к каким-либо серьезным результатам не привели. Так, если в 1921 г. было арестовано 2 фальшивомонетчика, то в 1922 г. – 327[1495].

В течение 1921–1922 гг. эмиссия совзнаков продолжалась в крупных размерах, итогом чего явилось их дальнейшее обесценение. Денежная реформа 1923 г. смогла исправить хаотическое состояние денежного хозяйства. Переход от неограниченной эмиссии к червонцам и казначейским билетам в золотом исчислении, обеспеченным государственным валютным фондом, обеспечил строгий и точный учет количества обращавшихся в стране бумажных денег.

Однако проведенная с большими проблемами денежная реформа еще не завершилась. Промышленность и торговля только начинали делать свои первые шаги. Поэтому большие усилия были направлены на сокращение эмиссии, уменьшение количества бумажных денег, чтобы оно строго соответствовало валютным фондам Госказначейства, Госбанка[1496].

В связи с этим остро встал вопрос о применении чрезвычайных мер борьбы с фальшивомонетчиками в общегосударственном масштабе. Ф.Э. Дзержинский, ознакомившись с положением дел, в записке И.С. Уншлихту писал: «Было бы желательно установить размеры подделок и принять драконовские меры против поддельщиков, составив план их поимки и искоренения… Я думаю, что уголовный розыск не справляется и не справится, ГПУ могло бы этим заняться в порядке короткой ударной задачи, поставив кампанию по всему СССР и за границей».

Чрезвычайные меры были санкционированы постановлением ЦИК СССР от 1 апреля 1923 г., изъявшим дела о фальшивомонетчиках из ведения общих административных и судебно-следственных органов ОГПУ для разбирательства во внесудебном порядке с усилением мер наказания, вплоть до расстрела. С этого момента борьба с фальшивомонетничеством вступила в стадию планомерной работы органов безопасности[1497].

Одним из важнейших направлений в их деятельности было обеспечение политики коммунистической партии в деревне. После замены в марте 1921 г. продразверстки продовольственным налогом государство отказалось от принудительного изъятия запасов сырья и продовольствия у производителей и предоставило им право свободно распоряжаться продуктами своего труда, за исключением части, уплачиваемой в качестве натурального налога. В связи с этим перед органами ВЧК были поставлены задачи в деле сбора продналога, накопления, хранения и правильного расходования товарного фонда.

В области сельскохозяйственной политики необходимо было поднимать производительность труда, обеспечивать сбор сельхозналога с зажиточного крестьянства и кулаков. Задержка или несвоевременное поступление семян, их порча, увеличение сорности, расхищение, растрата и недобор государственных фондов, несоответствующее хранение удобрений и их раздача – все это стало объектом внимания ЧК. Важное значение придавалось совхозам, которые должны были представлять собой показательные хозяйства[1498].

В 1921 г. неурожай охватил богатейшие губернии: Саратовскую, Самарскую, Симбирскую, Царицынскую, части Вятской, Уфимской и Астраханской, а также Немкоммуну и Татреспублику. Поэтому урожайные губернии должны были сдать государству хлеба больше в порядке налога не только за себя, но и за пораженные голодом регионы.

В связи с этим власти переложили недобор зерна в 60 млн пудов на урожайные губернии. Перед органами ЧК была поставлена задача «оказать продработникам всевозможную поддержку и помощь, но в случае обнаружения преступления пресекать его в корне, беря на учет всех работников, которые своими нетактичными действиями возбуждают население и идут в разрез с новой продовольственной политикой». Содействие органов безопасности продовольственной работе выражалось также в предоставлении воинских частей для принудительного воздействия на волости и села, отдельные группы населения; в посылке агентуры в те населенные пункты, жители которых отказывались выполнять натуральный налог, для «вылавливания злостных агитирующих элементов и выяснения виновных в порче или сокрытии продуктов»[1499].

Наряду с борьбой с хозяйственной разрухой, пресечением экономических преступлений чекистские органы выполняли и другие задания советского правительства. Так, ВЧК была привлечена к борьбе с эпидемиями, которые в условиях голода, отсутствия медикаментов, мыла и белья приобрели небывалый размер. Только от тифа в 1919–1920 гг. погибло больше людей, чем на фронтах Гражданской войны. 8 ноября 1919 г. СРКО образовал Особую Всероссийскую комиссию по улучшению санитарного состояния страны. В нее входили В.И. Ленин, Ф.Э. Дзержинский, нарком здравоохранения Н.А. Семашко и другие.

При чрезвычайных комиссиях учреждался институт уполномоченных по санитарной части. При ВЧК была создана специальная разъездная санитарная комиссия. Уполномоченным ВЧК по санитарной части по предложению Дзержинского был назначен М.С. Кедров, врач по специальности. 15 ноября 1919 г. Ф.Э. Дзержинский и Н.А. Семашко издали приказ «О мерах борьбы с разрухой в санитарном отношении». В нем указывалось, что эта борьба – одна из главнейших задач ЧК. Им предлагалось следить за санитарным состоянием казарм, госпиталей, учебных заведений, станций, эвакопунктов, воинских эшелонов, оказывать содействие органам здравоохранения в организации санитарных кордонов[1500]. Благодаря усилиям с том числе и чекистских органов весной 1920 г. удалось сбить волну эпидемии в Советской России.

В связи с принятием Совнаркомом декрета о всеобщей трудовой повинности президиум ВЧК в конце февраля 1920 г. направил всем чрезвычайным комиссиям приказ, в котором обязал осуществлять контроль за проведением этого декрета в жизнь, усилить борьбу с саботажем[1501].

К 1921 г. обострилась проблема детской беспризорности. По инициативе Ф.Э. Дзержинского президиум ВЦИК на заседании в январе 1921 г. постановил организовать при ВЦИК комиссию по улучшению жизни детей. В тот же день Ф.Э. Дзержинский подписал приказ ВЧК № 23, в котором органам безопасности были поставлены конкретные задачи: обследование фактического положения дел на местах; проверка выполнения декретов о детском питании и снабжении и изыскании мер и способов к их выполнению; помощь в отыскании лучших зданий, их ремонте, снабжении топливом; особое внимание предлагалось уделить защите беспризорных детей на вокзалах и в поездах. В случае невозможности принять детей органами народного образования надлежало «изыскать иные способы снабжения их помещением и продовольствием». Предписывалось: «обо всех случаях хищений, злоупотреблений или преступного отношения к детям – и разгильдяйства – Чрезвычайные комиссии должны доводить до сведения своего Исполкома… и все дела, требующие наказания, передавать в Ревтрибунал или Народный Суд по важности дела – для гласного разбирательства». В заключение приказа говорилось: «Забота о детях есть лучшее средство в истреблении контрреволюции. Поставив на должную высоту дело обеспечения и снабжения детей, Советская власть приобретает в каждой рабочей и крестьянской семье своих сторонников и защитников, а вместе с тем широкую опору в борьбе с контрреволюцией». В двухнедельный срок предлагалось сообщить, «что по этому вопросу сделано, а также план предстоящей работы в этом направлении».

21 января 1921 г. ВЧК разослала всем чрезвычайным комиссиям на местах циркулярное письмо о принятии срочных мер по улучшению жизни детей. В нем Феликс Эдмундович писал: «Сейчас пришло время, когда, вздохнув легче на внешних фронтах, Советская власть может со всей энергией взяться за это дело, обратив свое внимание в первую очередь на заботу о детях, этой будущей нашей опоре коммунистического строя. Чрезвычайные комиссии, как органы диктатуры пролетариата, не могут оставаться в стороне от этой заботы, и они должны помочь всем, чем могут, Советской власти в ее работе по охране и снабжению детей. Для этой цели, чтобы втянуть аппараты ЧК, Президиум ВЦИК назначил меня председателем упомянутой комиссии при ВЦИК по улучшению жизни детей. Пусть это будет указанием и сигналом для всех чрезвычайных комиссий…»[1502]

Официально Комиссия по улучшению жизни детей была образована 10 февраля 1921 г. Председателем комиссии стал Ф.Э. Дзержинский, его заместителем – командующий войсками ВЧК, начальник милиции республики В.С. Корнев. В ее состав вошли пять членов – по одному представителю от Наркомпрода, Наркомздрава, Наркомпроса, Рабоче-крестьянской инспекции и ВЦСПС[1503].

Сотрудники ЧК и милиции раскрывали и пресекали преступления, связанные со взяточничеством, хищениями и бесхозяйственностью в работе учреждений по охране жизни детей, взяли под свою защиту беспризорных детей на вокзалах и в поездах. В приказе по войскам ВЧК № 177 от 16 марта 1921 г. говорилось, в частности: «… Блуждающих по водным и ж.-д. путям сообщения беспризорных детей быть не должно… Обнаруженных на путях сообщения беспризорных детей отводить в: а) приемные пункты, б) распределители, в) комиссии по делам несовершеннолетних и г) отдел народного образования… При задержании чинами желдормилиции беспризорных детей проявлять максимум внимания и бережливо-осмотрительного отношения к ним и ни в коем случае не допускать грубости и насилия».

Больше всего внимания ВЧК уделяла вопросам снабжения детских учреждений всем необходимым, распределением продовольствия, мануфактуры (по губерниям). Было распределено 175 тыс. пар обуви и 750 тыс. пар лаптей, а также 110 тысяч пар американской обуви; досок, брусков и других лесоматериалов. Особо выделялись деньги (12 млрд 700 млн рублей) на организацию детских домов в голодающих губерниях. Отдельные решения были приняты даже по распределению 4 вагонов посуды и 2400 ящиков оконного стекла[1504].

В условиях экономических и политических трудностей широкий размах получил уголовный бандитизм. Поскольку милиция не успевала обезвреживать банды, терроризировавшие население, к ликвидации наиболее опасных из них привлекались чекистские органы.

Одной из первых операций, проведенных ВЧК в рамках борьбы с уголовной преступностью, была поимка в начале 1918 г. бандита «князя Эболи», известного так же, как Дегриколи, Долматов, Маковский, Нанди и т. д. Это был отчаянный и предприимчивый бандит, долгое время остававшийся неуловимым. Он совершил дерзкий налет на Зимний дворец, где похитил ценную картину и драгоценности, грабил учреждения, квартиры. При налетах он действовал якобы от имени советских органов. В середине февраля Эболи, подговорив несколько матросов, попытался через них получить в ВЧК ордер на обыск и конфискацию ценностей у антиквара Савостина. Матросы заявили, что антиквар имеет большое количество иностранной валюты и хранит у себя на квартире ценные вещи, похищенные из Зимнего дворца. ВЧК ордера не дала, а решила силами своих сотрудников произвести обыск. Эболи, раздраженный неудачей, изготовил фальшивый ордер в Таврическом дворце и направился к Савостину. Там уже были чекисты. По распоряжению Эболи матросы увели их из квартиры, а налетчик забрал ценности и валюту.

ВЧК удалось обнаружить след бандита в Петергофе – там жила его жена и сообщница Ф. Бритти. При обыске чекисты изъяли много драгоценностей, в том числе и похищенных в Зимнем дворце, а также печати, штампы и бланки различных учреждений – ВЦИК, НКИД, Гельсингфорского совета и др. ВЧК поместила в газетах объявление с портретом преступника и обещанием награды в 5 тыс. рублей за содействие в его поимке. Вскоре бандит был задержан. В феврале 1918 г. ВЧК постановила: «Допросить Эболи и потом расстрелять его, о чем широко опубликовать». Это постановление было выполнено.

В мае 1918 г. ВЧК задержала банду грабителей во главе с лидером «анархистской» группы «Граком» Лапшиным-Липковичем, который во время одной из «экспроприаций» скальпировал некоего Бутурина, поливая рану одеколоном, стремясь таким образом вырвать у своей жертвы признание, где спрятаны деньги. На собраниях «анархистских» групп Лапшин-Липкович требовал признания всеми их участниками безоговорочного права на реквизиции и конфискации. Члены бандитских групп, называвшие себя «анархистами», совершили десятки грабежей на миллионные суммы, многие из которых сопровождались убийствами. Почти все они были раскрыты ВЧК. 15 бандитов из группы Лапшина-Липковича были расстреляны[1505].

19 января 1919 г. вооруженные бандиты напали в Сокольниках на В.И. Ленина и сопровождавших его лиц. Были отобраны автомобиль, оружие и документы. Для поимки бандитов была создана особая группа МЧК, которая ликвидировала банду в середине 1919 г. Атаман банды Кошельков при стычке с сотрудниками МЧК был убит. Поимка банды и следствие по ее делу велись под руководством Ф.Э. Дзержинского[1506].

После этих событий МЧК существенно активизировала деятельность по выявлению и пресечению уголовного бандитизма. 10 февраля 1919 г. по приговору МЧК были расстреляны пойманные чекистами известные бандиты: И.М. Волков (под кличкой «Конек», участник многих вооруженных ограблений. При его участии в ночь на 26 января 1919 года был ограблен артельщик артиллерийского склада на 130 тыс. рублей); В.О. Михайлов (под кличкой «Васька Черный»), профессиональный бандит, судившийся шесть раз, участник ограбления касс Московско-Рязанской железной дороги, особняков Иванова на Новинском бульваре и артельщика за Крестьянской заставой; Ф.А. Алексеев (по кличке «Лягушка»), матерый уголовный преступник – за попытку ограбления Лубянского пассажа и за ограбление кассирши Марковой; И.С. Лазарев (кличка «Данилов») – за участие в грабежах вместе с Волковым, Михайловым, Алексеевым; К.Ф. Гросс – за укрывательство бандитов и снабжение их оружием[1507].

Во многих регионах наблюдалась такая же ситуация. Так, весной 1921 г. Омская ДТЧК провела операции по поимке профессиональных бандитов и убийц Кучерова, Мякинкина, Бубликова и других. Летом того же года были ликвидированы шайки Огнева, Фомичева, Ерофеева, братьев Каратаевых.

Таким образом, проводившиеся ВЧК и ее местными органами мероприятия по борьбе со спекуляцией, преступлениями по должности, контрабандой, фальшивомонетчеством и т. п. укрепляли тыл Советской республики в годы Гражданской войны и содействовали нормализации политической и экономической жизни страны. Органы ВЧК выполняли также иные важные государственные задачи, которые перед ними ставили ЦК РКП(б) и советское правительство в области борьбы с хозяйственной разрухой. Несмотря на то что эти задания часто не соответствовали обычным функциям чекистских органов, тем не менее они, как правило, успешно выполнялись. Для ликвидации разрухи требовались строжайшая дисциплина, твердый порядок и беспощадное пресечение разгильдяйства. Чекисты следили за исполнением всеми гражданами, организациями и учреждениями законов, привлекали к ответственности лиц, нарушавших или не исполнявших декреты и постановления советской власти.

Контрразведывательным органам Белого движения также приходилось противодействовать экономической преступности. Однако борьба с ней велась бессистемно, в большей степени по личной инициативе сотрудников контрразведки.

Наиболее ярким примером тому является противодействие коррупции, массовым хищениям военного имущества на Юге России, предназначавшегося для воюющей армии.

Привлекательными для дельцов являлись порты и железнодорожные станции, где концентрировались грузы различного назначения. Деникинской контрразведке удалось выявить в Новороссийске организацию, систематически совершавшую хищения имущества. Спецслужба намеревалась внедрить туда агентуру и провести ликвидацию преступной группы[1508].

На железной дороге, в том же Новороссийске, бывали случаи, когда военные грузы, предназначенные для экстренной отправки на фронт, часто выгружались, а освободившиеся вагоны поставлялись частным лицам[1509].

На Новороссийск обращал внимание и представитель особого отделения отдела Генштаба Военного управления при черноморском военном губернаторе. В октябре 1919 г. полковник Р.Д. Мергин докладывал о том, что местный узел забит загруженными вагонами, не отправленными по назначению. В данном случае причиной задержек, по его мнению, являлся саботаж рабочих и мастеровых, которые препятствовали отправке снарядов на фронт[1510]. Причастность большевистского подполья к саботажу документально не подтверждается.

Начальник новороссийского КРП капитан Мусиенко также активно вел борьбу с «явно вредными поступками административных лиц, спекулянтами и большевиками». Благодаря профессиональным действиям контрразведчика, как следует из его доклада начальнику КРО управления генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой армии, были раскрыты крупные хищения военных грузов с транспорта, расформирован военно-морской контроль, сняты с должностей многие офицеры, замешанные во взяточничестве, привлечены к ответственности должностные лица, незаконно разрешавшие вывоз продуктов питания в Грузию и т. д.

Например, 13 декабря 1918 г. чины контрразведки задержали поручика Целинского, пытавшегося скрыться от мобилизации в Грузию с незаконно выданным командиром военного порта разрешением на вывоз почти 300 пудов муки.

14 декабря 1918 г. капитан Мусиенко отправил своему руководству телеграмму следующего содержания: «Штренг получил разрешение в Екатеринодаре на 150 вагонов муки вывозить в Грузию. Примак – на 560 пудов макарон в Сухуми. Как поступить?» Около полуночи его вызвал к телефону черноморский военный губернатор генерал-майор А.П. Кутепов и обвинил в карьеризме. А в конце января 1919 г. генерал без всяких объяснений направил начальнику КРО штаба главкома ВСЮР телеграмму об откомандировании Мусиенко «как совершенно неподходящего». Лишь спустя некоторое время капитан узнал, что ему главным образом ставили в вину некорректность и «рогатые» отношения к гражданской администрации[1511].

По всей видимости, добиться позитивных решений контрразведчикам не удалось. Боролись с коррупцией, пронизывавшей весь административный и военно-управленческий аппарат, лишь наиболее бескомпромиссные, высококвалифицированные руководители и сотрудники спецслужб. Говорить о серьезном противодействии этому виду преступлений не приходится, поскольку, как известно, в большинстве случаев контрразведывательные органы на Юге России сами являлись коррумпированными. Поэтому высокопоставленные должностные лица из «интеллигентско-буржуазной среды», замешанные в противоправных деяниях, оставались недосягаемыми для спецслужб и правоохранительных органов и под суд не попадали.

Колчаковское правительство стремилось ограничить привилегии власть имущих, пыталось бороться с коррупцией, взяточничеством и вымогательством. Противодействием преступности занимались не только органы внутренних дел, но и спецслужбы.

Вот лишь несколько примеров. В марте 1919 г. были арестованы контрразведкой за злоупотребления служебным положением два уполномоченных министерства продовольствия и снабжения на Урале, а также начальник томской губернской тюрьмы. Министр продовольствия и снабжения Зефиров был осужден по обвинению в заключении убыточных для казны сделок по закупке импортного чая[1512].

Контрразведке удалось установить, что главный начальник Дальнего Востока Д.Л. Хорват и его окружение занимались махинациями с крупными земельными участками. Данная информация позволяла принять меры против подобных злоупотреблений и тем самым снизить накал антиправительственных настроений в Приморье[1513].

Особенно сложной была ситуация на железной дороге. Охранявшие железную дорогу интервенты использовали подвижной состав в своих целях, из-за чего белогвардейцы не смогли осуществлять перевозки в полном объеме. Например, чехам железные дороги нужны для вывоза награбленного в России имущества.

Ситуацию усугубляла преступная деятельность белогвардейских должностных лиц, занимавшихся организацией железнодорожных перевозок в интересах фронта. В результате махинаций различных дельцов фронтовые части испытывали недостаток в вооружении, обмундировании и продовольствии, несмотря на то, что в тылу склады были переполнены.

Агентура обратила внимание на махинации с вагонами коменданта ст. Омск, находившегося «в очень хороших отношениях» с главным начальником военных сообщений Ставки ВГК генерал-майором В.Н. Касаткиным. В связи с делом о злоупотреблении служебным положением офицеров его ведомства генерал был снят с должности и привлечен к военно-полевому суду. По приговору понижен в должности и подвергнут шестимесячному заключению, которое отложили до конца войны[1514]. С другими преступниками, кто пониже рангом, правосудие поступало менее гуманно. Например, в мае 1919 г. в Омске за крупную контрабанду были расстреляны девять человек. За воровство был приговорен к расстрелу интендант из штаба 3-й (Западной) армии[1515].

В результате возникшего по вышеуказанным причинам хаоса в системе тылового обеспечения, возникших затруднений с железнодорожными перевозками в нужном объеме колчаковская армия недополучала оружия, боеприпасов и снаряжения, которые попадали в руки различных дельцов. Приказы высших чинов, пытавшихся навести порядок в тыловом обеспечении, игнорировались и не исполнялись. В большинстве случаев должностные преступления оставались нераскрытыми. Подчиненная воинским штабам контрразведка оказалась бессильной в борьбе с экономическими преступлениями. Высокие должностные лица оставались недовольными проявлением внимания даже вышестоящих органов безопасности к подведомственным им учреждениям и старались не реагировать на информацию, поступившую от спецслужб.

Контрразведчики сообщали «наверх об использовании правительственных субсидий в корыстных целях владельцами предприятий и торговцами», что приводило к их обогащению и коррупции чиновничьего аппарата. В одном из своих докладов начальник отделения контрразведки при штабе 2-го Степного Сибирского корпуса охарактеризовал торгово-промышленный класс как тяготеющий к сильной власти и подавлению всяких антиправительственных явлений, но в то же время без принуждения не приходящий сам на помощь государству[1516].

В другой сводке сообщалось, что торгово-промышленный класс занимается спекуляцией, особого патриотизма не проявляет и старается «освободиться от военной службы любыми способами»[1517].

Дарованная Верховным правителем свобода торговли в условиях кризиса имела обратной стороной взвинчивание цен и массовую спекуляцию. «Спекулянтов образовалась целая армия, и население форменным образом обирается, – докладывал 28 марта 1919 г. полковник Н.П. Злобин. – На создаваемой таким образом почве недовольства и раздражении чисто экономическими причинами легко может пустить корни и противоправительственная агитация, с этого могут начаться и выступления необеспеченных слоев населения»[1518].

Прогноз начальника отдела контрразведки и военного контроля при штабе ВГК оправдался. Летом 1919 г. рабочие нескольких городов обвиняли правительство в непринятии мер к прекращению спекуляции, вызывавшей дороговизну. При этом наблюдался упадок интереса к политической жизни[1519]. Такие сообщения неоднократно проходили в сводках спецслужб.

Большевики понимали, что победа в войне будет во многом зависеть от экономического потенциала страны. Поэтому, передав в руки государства прежнюю частную собственность, они поставили ее под жесткий контроль ряда ведомств, в том числе и ВЧК. Авторы разделяют точку зрения историка Е.А. Барышникова о том, что «участие органов безопасности в решении хозяйственных проблем закладывало основы для создания будущего экономического потенциала страны»[1520].

Белые на подконтрольных им территориях вернули собственность прежним владельцам, которые, не будучи уверенными в победе белых армий, стремились к быстрой наживе, использовав в своих целях материально плохо обеспеченный государственный аппарат и силовые структуры, в том числе и контрразведку, которая не имела должной мотивации и ресурсов для борьбы с экономической преступностью.

Заключение

Эволюционный путь развития отечественных спецслужб был прерван революционными событиями 1917 г., вследствие которых рухнула прежняя система безопасности страны. Возникшие на обломках распавшейся Российской империи молодые государства, вне зависимости от политической ориентации, остро нуждались в комплексном обеспечении своей безопасности, в том числе с помощью специальных методов (разведка, контрразведка, политический розыск), находившихся на вооружении уполномоченных государственных ведомств, основным назначением которых являлось обеспечение внешней и внутренней безопасности государства посредством постоянного скрытого воздействия на противников существовавшего общественно-политического строя.

Пришедшие к власти большевики, ставившие перед собой грандиозные цели по социалистическому переустройству общества и экспорту революции на весь мир, в сфере строительства органов безопасности удачно сочетали традиции и новации. Оставив контрразведку прежней русской армии, они создали новый чрезвычайный орган для борьбы с контрреволюцией и саботажем – ВЧК. Затем на нее были возложены как традиционные задачи (обеспечение безопасности армии и транспорта), так и «революционные» обязанности – борьба со спекуляцией, должностными преступлениями, бандитизмом, детской беспризорностью, охрана государственной границы и др. В этот сложный период сработала диалектическая взаимосвязь функции и структуры: совокупность реализуемых ВЧК функций нашла свое воплощение в структуре комиссии – централизованно управляемом органе с вертикальными и горизонтальными связями, где каждое подразделение отвечало за выполнение конкретного спектра задач.

Белое движение главной задачей считало военную победу над Советской Россией, оставляя проблему дальнейшего переустройства страны Учредительному собранию, поэтому его лидеры придерживались традиционных подходов к созданию органов государственного и военного управления, в том числе и спецслужб. Белогвардейцы сформировали органы безопасности по дореволюционной схеме, подчинив двум разным ведомствам (военному и МВД), и тем самым обрекли их на конкуренцию между собой.

О важности выполняемых ВЧК задач по обеспечению безопасности Советского государства свидетельствует ее общегосударственный статус – она являлась комиссией при Совете народных комиссаров (говоря современным языком, федеральной службой) – «руководящим органом борьбы с контрреволюцией на территории всей страны», важнейшим институтом государства и правящей коммунистической партии.

У белых, как и в Российской империи, статус спецслужб носил ведомственный, второразрядный характер: центральный аппарат контрразведки являлся отделом управления генерал-квартирмейстера штаба (ВСЮР, ВГК и др.), государственная охрана – отделом Департамента милиции МВД.

Несмотря на имевшиеся структурно-функциональные различия между спецслужбами противоборствующих лагерей, имелись и сходства. У тех и других были подразделения по обеспечению безопасности территориальных субъектов, вооруженных сил, транспорта, а также вооруженные формирования, что, по мнению авторов, свидетельствует об общей природе спецслужб, присущей государствам вне зависимости от экономического базиса и политической надстройки.

В конце Гражданской войны у красных и белых прослеживалась общая тенденция к созданию специальной службы, объединявшей три важнейшие функции – разведку, контрразведку и политический розыск. С нашей точки зрения, объединение вызвано необходимостью координации действий из единого центра по борьбе с тесно переплетавшимися внешними и внутренними угрозами. Соединение в одном ведомстве вышеперечисленных функций предопределило развитие отечественных органов безопасности. История отвела белогвардейским государственным образованиям слишком мало времени для проверки эффективности новой структуры, зато ВЧК со временем трансформировалась в одну из самых мощных спецслужб мира – НКВД – МГБ – КГБ СССР.

Красные показали себя новаторами и в создании нормативной правовой базы, гибко приспосабливая ее под насущные потребности войны в зависимости от ситуации на фронтах или на международной арене, делегировав право принятия законов в высший исполнительный орган – Совнарком. В зависимости от революционной целесообразности Советское государство наделяло ВЧК широкими полномочиями и правами, вплоть до вынесения и исполнения смертных приговоров, тем самым взяв на себя всю полноту ответственности за действия чекистов.

По этому поводу американские исследователи С. Волин и Р. Слуссер сделали интересное предположение: «Действительные функции и полномочия ЧК стали ясными только с течением времени и скорее из практики, чем на основании закона»[1521].

Белогвардейские контрразведчики, действовавшие в рамках оставшегося с дореволюционных времен правового поля, большими полномочиями не обладали. Поэтому в случае их превышения, выражавшегося во внесудебных расправах, они становились нарушителями закона и подлежали наказанию.

Вместе с тем следует отметить, что обе стороны пытались применить принцип законности в деятельности органов безопасности: Президиум ВЧК в 1920 г. обязал сотрудников «знать все декреты и ими в своей работе руководствоваться», чтобы «избежать ошибок и самим не превратиться в преступников против Советской власти», почти в это же время генерал П.Н. Врангель приказал правоохранительным органам осуществлять контроль над деятельностью спецслужб. Однако этот принцип нарушался как белыми контрразведчиками, так и чекистами. При этом преступившие закон сотрудники нередко оставались безнаказанными.

Проблему обеспечения квалифицированными кадрами в полном объеме не смогли решить ни ВЧК, ни белогвардейские органы безопасности, что говорит об общих проблемах, типичных для Гражданской войны и становления государственности. Для обеих сторон был характерен классовый подход к подбору сотрудников. Белые, как правило, делали ставку на офицеров, красные – на коммунистов, поэтому для первых источником комплектования становились воинские учреждения и части, а для вторых – местные партийные и советские органы. Столь упрощенная схема отнюдь не являлась гарантом надежности и высокой профессиональной квалификации. Малограмотность, низкий профессионализм значительной части сотрудников проявлялся в нарушении законности, превышении власти, грубых методах работы.

Благодаря коммунистической идеологии, жестким критериям комплектования и дисциплине, руководству ВЧК в целом удалось обеспечить надежность кадров. Свидетельство тому – отсутствие в советских органах безопасности того времени частых измен, которые нередко были присущи белогвардейским контрразведкам, особенно на Юге России, где у сотрудников, по-видимому, отсутствовали какие-либо морально-нравственные принципы.

Условия Гражданской войны, подвергавшие человеческую психику колоссальным нагрузкам, в разной степени сказались на поведении сотрудников органов безопасности противоборствующих сторон, выражавшихся, в частности, в использовании служебного положения в целях личной наживы. Победить это позорное явление большевики смогли благодаря жестким репрессивным мерам в отношении чекистов, чего не сделали белые лидеры в отношении провинившихся контрразведчиков, и поэтому не смогли избавить спецслужбы от многочисленных правонарушений. Вместе с тем кодекс чести чекиста, выраженный в крылатой фразе Ф.Э. Дзержинского, был скорее пожеланием, путеводной звездой для сотрудников, нежели реальностью.

Перелом в Гражданской войне, сопровождавшийся победами Красной армии на фронтах, и укрепление Советской России, способствовал укреплению кадрового потенциала ВЧК, росту профессионального мастерства чекистов. И, наоборот, разгром белых армий привел к массовому исходу опытных кадров, на которых после войны охотились советские спецслужбы с целью привлечения их к судебной ответственности за свершенные против большевистской власти преступления.

Поскольку судьба Советского государства и правящей партии во многом зависела от победы над внешними и внутренними противниками, в которой важная роль отводилась органам безопасности, то ВЧК находилась под постоянным контролем Центрального комитета РКП(б), определявшего задачи, организацию, направления деятельности, формы и методы работы.

У белогвардейских режимов контрольно-надзорные функции над спецслужбами были развиты слабо, что выражалось в бесконтрольном росте «самочинных» контрразведок и систематических нарушениях законности сотрудниками государственных структур.

В годы Гражданской войны деятельность красных и белых спецслужб была направлена: с одной стороны – на сохранение суверенитета и территориальной целостности страны, а с другой – на борьбу с противниками власти и на обеспечение существования политических режимов.

Апогеем глубокого политического, социального, национального и идейно-нравственного раскола стала ожесточенная политическая и вооруженная борьба между различными слоями общества при активном вмешательстве иностранных сил. В разрешении «русского» вопроса приняли активное участие и страны-интервенты, что входило в противоречие с политикой ленинского правительства, ставившего перед собой задачи по экспорту революции на весь мир, и идеологией Белого движения, боровшегося «за единую и неделимую Россию». Поэтому в отношении суверенитета страны, сохранения государственности, национальные интересы у красных и белых совпадали, о чем умалчивали победившие в Гражданской войне большевики. Имея разное представление о будущем политическом устройстве Родины, обе противоборствующие стороны определили задачи разведкам по сбору военной, политической, экономический и другой информации о зарубежных странах, а контрразведке – по защите своих секретов от иностранных разведок.

Изученные авторами архивные документы и иные материалы дают основание предполагать, что контрразведывательные органы Советской России, с одной стороны, и белогвардейских правительств и армий – с другой, предпринимали все зависевшие от них меры для борьбы с разведывательной и иной подрывной деятельностью иностранных спецслужб, результаты которой, однако, не всегда соответствовали остроте оперативной обстановки, поскольку созданные с «нуля» в годы Гражданской войны отечественные спецслужбы, укомплектованные кадрами с низкой квалификацией и небогатым опытом, при этом испытывавшие постоянный недостаток финансовых и материальных средств, не смогли в полной мере противостоять многоопытным разведывательным службам Великобритании, Франции, Японии и других стран.

В борьбе со «своими» разведками органам безопасности противоборствующих сторон более успешно удавалось выявлять и пресекать диверсионные и иные акции непосредственного подрыва, нежели противодействовать сбору агентурой противника разведывательной информации политического и военного характера.

Противодействие военному, политическому и экономическому шпионажу не являлось приоритетным направлением деятельности спецслужб. Их усилия в большей степени были направлены на борьбу с внутренними врагами.

Февральская и Октябрьская революции, Первая мировая и Гражданская войны привели страну к экономической разрухе, резко негативно сказавшейся на социально-экономическом состоянии широких слоев населения, которое высказывало свое недовольство политикой как белых, так и красных. Сложной ситуацией не преминули воспользоваться внешние и внутренние противники образовавшихся на территории России государств, провоцируя недовольных к активным, в том числе и вооруженным, выступлениям против политических режимов. Вместо применения комплекса адекватных политических, социальных, экономических и силовых мер власти по обе стороны фронта предпочитали решать назревшие проблемы радикальным путем, прибегая к крайнему средству разрешения возникших противоречий – массовому террору, энергично проводившемуся против всех несогласных в самых разных формах: арестах, бессудных расстрелах, заложничестве, рейдах карательных отрядов и погромах. В массовом терроре принимали участие не только спецслужбы, но и армия, милиция, прочие вооруженные формирования. Да и само население, объединившись в повстанческие отряды, применяло насильственные акты в отношении друг друга и представителей власти. По некоторым сведениям, жертвами белого и красного террора, а также бандитизма, стали около 2 млн человек, что в два раза превышало количество погибших в боевых действиях со всех сторон[1522]. Поэтому трудно представить, что именно чекисты и контрразведчики, которых было немного по сравнению с армейскими и прочими вооруженными формированиями, смогли залить кровью все уголки страны, уничтожив людей больше, чем две воюющие армии. Нисколько не оправдывая участие спецслужб в государственном терроре, авторы не склонны сводить их многогранную деятельность лишь к инициированию и реализации массовых репрессий.

Для подавления восстаний и мятежей, ликвидации вооруженных формирований помимо широкомасштабных войсковых операций активно проводились агентурно-оперативные мероприятия. Действия красных и белых спецслужб в борьбе с политической оппозицией были адекватными угрозам и сыграли большую роль в их минимизации.

На протяжении всего периода Гражданской войны коммунистическая партия почти непрерывно проводила политику подавления оппозиционных политических партий и организаций, как реальных и активных противников большевиков, так и потенциальных конкурентов в борьбе за власть. Основным исполнителем всех мероприятий в этой сфере были органы Всероссийской чрезвычайной комиссии.

Соглашаясь с тем, что целенаправленное насилие в отношении политических противников и населения в целом сыграло немаловажную роль в победе большевиков, с нашей точки зрения, отнюдь не оно являлось решающим фактором. Советская Россия одержала победу в Гражданской войне отчасти потому, что у нее была привлекательная идеология, сумевшая убедить большинство народа в правильности выбранной «модели» развития страны. Белое движение такой программы сформулировать не смогло. Обтекаемые формулировки их программы, не затрагивавшие жизненно важных вопросов о земле и будущем устройстве страны, не встретили поддержки в народе. Более того, репрессивные действия карательных частей по защите частной собственности убедили большинство населения страны в том, что белые власти реставрируют старые порядки, поэтому оно отказало им в поддержке. В конечном итоге нарушение баланса сил в пользу красных обеспечило им победу.

В ходе Гражданской войны отчетливо проявилась ментальная черта нашего народа – во всем полагаться на административно-регулирующую роль государства, которое для него являлось источником порядка, носителем и защитником его благ, и поэтому в конечном итоге им был сделан выбор в пользу более сильной власти.

О причинах недовольства населения социально-экономическими условиями жизни, перераставшего в активные акции протеста, органы безопасности регулярно информировали белые власти и даже предлагали свои способы нормализации обстановки. Поступавшая от контрразведки объективная информация отнюдь не послужила для них сигналом для корректировки внутриполитического курса, что обернулось для них поражением. В условиях острого политического и экономического кризиса у правительства не хватало сил и средств для удовлетворения насущных потребностей широких слоев населения.

Таким образом, информационно-аналитическая работа органов безопасности оказалась невостребованной лидерами Белого движения. Иное отношение к ней было у большевиков. Советская власть возложила на ВЧК функции информирования партийных и советских органов о всех позитивных и негативных процессах, происходивших в стране, о настроениях населения, особенное внимание уделялось выявлению отношения граждан к советской власти, причинах забастовок рабочих и крестьянских восстаний и т. д., и поставила информационно-аналитическую деятельность под свой контроль. Основной обязанностью чекистов было получение достоверных сведений. В отличие от белых режимов Советское государство активно использовало данные органов безопасности для решения социально-экономических проблем населения.

Из вышесказанного следует, что слабые государства ограничены в возможности реализации добываемой спецслужбами информации.

В условиях войны огромное значение имел контроль за настроениями в армии и на флоте, поэтому высшие партийно-государственные инстанции стремились получить от особого отдела ВЧК всеобъемлющую, максимально точную картину всего происходившего в вооруженных силах. Аналогичные задачи ставило и белогвардейское командование перед своей контрразведкой.

Органам военной контрразведки противоборствующих сторон приходилось бороться со шпионажем, подрывной деятельностью спецслужб, а также с дезертирством, представлявшим большую угрозу для воюющих армий. Военные чекисты помимо вышеперечисленного осуществляли контрразведывательное обеспечение органов военной разведки, защиту военной тайны.

Особый отдел ВЧК в целом успешно ограждал вооруженные силы республики от внешних и внутренних угроз, что повышало их боеспособность и в конечном итоге способствовало разгрому армий противника. Белогвардейская контрразведка, являясь структурным подразделением армейских штабов, выполняла общегосударственную функцию по обеспечению безопасности режимов, что распыляло ее незначительные силы и средства, не позволяло сконцентрировать усилия на армейских проблемах.

В экономической сфере деятельность ВЧК была направлена на проведение в жизнь мероприятий советской власти в условиях военного коммунизма и начала новой экономической политики, которые, однако, находили поддержку далеко не во всех слоях общества. Проводившиеся ВЧК и ее местными органами мероприятия по борьбе со спекуляцией, преступлениями по должности, контрабандой, фальшивомонетчеством и т. п. укрепляли тыл Советской республики и содействовали нормализации политической и экономической жизни населения.

Белые власти и их спецслужбы с экономической преступностью справиться не смогли: в тылу хозяйничали мародеры и спекулянты, наживавшиеся на поставках Антанты, а воюющая армия испытывала нехватку продовольствия, обмундирования, снаряжения и поэтому была вынуждена заниматься «самоснабжением», грабя местное население, тем самым настраивая его против властей.

Исследование показало, что ВЧК, в отличие от белогвардейских органов безопасности, являясь одним из главных элементов политической системы Советской России, смогла успешно противодействовать иностранным и белым спецслужбам, подавить сопротивление политических противников и недовольство населения, эффективнее бороться с бандитизмом, уголовной и экономической преступностью, а также решать другие важные задачи. В конечном итоге разноплановая масштабная деятельность ВЧК помогла большевикам выстоять в жестком военно-политическом противостоянии с внешними и внутренними врагами, сохранить новое социалистическое государство на карте мира, которое, в свою очередь, по мере укрепления своих позиций способствовало результативности работы своих спецслужб. На заключительном этапе войны набравшаяся опыта и накопившая силы ВЧК работала более результативно, нежели белогвардейская контрразведка и государственная охрана (государственная стража), понесшие невосполнимые потери после ряда поражений белых армий.

История красных и белых спецслужб в годы Гражданской войны позволяет выявить следующую закономерность:эффективная деятельность спецслужб способствует укреплению мощи государства, в свою очередь, сильное государство содействует результативности работы органов безопасности.

Несмотря на относительно короткий промежуток времени, отечественные спецслужбы, как красные, так и белые, накопили ценный опыт по обеспечению безопасности государственных образований и вооруженных сил в экстремальных условиях Гражданской войны. Безусловно, к опыту прошлого следует подходить творчески. Извлекая из него уроки, важно помнить о существенных различиях между прошедшими эпохами и современностью, не допускать прямолинейных аналогий и слепого копирования ранее положительно себя зарекомендовавших алгоритмов на новые условия политической, экономической, социальной и оперативной обстановки. Заблуждаются те, кто говорят, что история ничему не учит. При обращении к прошлому можно найти немало ценного и полезного. Изученный опыт показывает, что эффективность обеспечения безопасности страны в условиях политического кризиса и социальной напряженности зависит от слаженной и целенаправленной работы всех институтов власти и общества в целом.

Приложения

Список сокращений Приложение 1

АВО – Амурская военная организация

ВАУ – военно-административное управление

ВВД – Всевеликое войско Донское

ВГК – Верховный главнокомандующий

ВК – военный контроль

ВКО – военно-контрольное отделение

ВМС – военно-морские силы

ВНУС – войска внутренней службы

ВОХР – войска внутренней охраны

ВПО – военно-политический отдел

ВПП – Временное Приамурское правительство

ВППОЗУ – Временное правительство Приморской областной земской управы

ВРК – военно-революционный комитет

ВРО – военно-регистрационное отделение

ВРС – военно-регистрационная служба

ВСЮР – Вооруженные силы на Юге России

ВУ – Военное управление

ВУСО – Верховное управление Северной области

ВУЧК – Всеукраинская чрезвычайная комиссия

ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет

ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия

Главвод – Главное управление водного транспорта

Главнефть – Главное управление нефтяной промышленности

Главсахар – Главное управление сахарной промышленности

ГО – государственная охрана

ГПО – государственная политическая охрана

ГПУ – Государственное политическое управление

ГС – государственная стража

Губком – губернский комитет

ГубЧК – губернская чрезвычайная комиссия

ГУГО – губернское управление госохраны

ГУГШ – Главное управление Генерального штаба

ГУПО – Главное управление пограничной охраны

Дальбюро – Дальневосточное бюро

ДВА – Дальневосточная армия

ДВР – Дальневосточная республика

ДКРП – дивизионный контрразведывательный пункт

ДМ – Департамент милиции

Донбюро – Донское бюро

ДП – Департамент полиции

ЖЧК – железнодорожная чрезвычайная комиссия

ЗОК – Западный областной комитет

ИНО – иностранный отдел

ИО – информационное отделение

ИРП – информационно-розыскной пункт

КОМУЧ – Комитет членов Учредительного собрания

КПРП – контрольно-паспортные розыскные пункты

КРиВКС – контрразведывательная и военно-контрольная служба

КРО – контрразведывательное отделение

КРОША – контрразведывательное отделение штаба армии

КРОШК – контрразведывательное отделение штаба корпуса

КРП – контрразведывательный пункт

КРЧ – контрразведывательная часть

МВКОП – местные военно-контрольные отделения и пункты

МОГП – министерство охран государственного порядка

МСБ – Межпартийное социалистическое бюро

МЧК – Московская чрезвычайная комиссия

Наркомвоен – Народный комиссариат по военным делам

Наркомпрод – Народный комиссариат продовольствия

НВО – нелегальная военная организация

НКВД – Народный комиссариат внутренних дел

НКВТ – Народный комиссариат внешней торговли

НКПС – Народный комиссариат путей сообщения

НКТП – Народный комиссариат торговли и промышленности

НКЮ – Народный комиссариат юстиции

НПКД – наблюдательные пункты корпусов и дивизий

НРА – Народно-революционная армия

НСЗРиС – Народный союз защиты родины и свободы

НЭП – новая экономическая политика

ОВК – отделение военного контроля

ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление

ОГР – отделения государственного розыска

ОГШ – отдел Генштаба

ОКР – отделение контрразведки

ОКРВК – отдел контрразведки и военного контроля

ОМ – отделение милиции

ОО – особый отдел

ООГО – особый отдел Государственной охраны

ОП – отдельный пункт

ОПДКСА – Отдельный Псковский добровольческий корпус Северной армии

Оперод – оперативный отдел

ОР – отделение разведки

ОСВАГ – осведомительное агентство

ПОВ – «Польска организация войскова»

ПП ГПУ – Полномочное представительство Государственного политического управления

ППП – паспортный пропускной пункт

ПрВО – Приамурский военный округ

ПСР – партия социалистов-революционеров

РВСР – Революционный военный совет республики

Региструпр – регистрационное управление

РККА – Рабоче-крестьянская Красная армия

РТЧК – районная транспортная чрезвычайная комиссия

РУ – разведывательное управление

РФДР – Российская Федеративная Демократическая Республика

Сиббюро – Сибирское бюро

Сибревком – Сибирский революционный комитет

СИС – Сикрет интеллидженс сервис

СКСО – союз коммун Северной области

СНК – Совет народных комиссаров

СТО – Совет труда и обороны

ТВД – театр военных действий

ТО – транспортный отдел

УВД – Управление внутренних дел

УГКВ – Управление генерал-квартирмейстера

Уком – Уездный комитет

УНР – Украинская Народная Республика

УПО – Украинская повстанческая организация

УРУ – уголовно-разыскные управления

УТЧК – участковая транспортная чрезвычайная комиссия

УУГО – уездное управление Госохраны

ХСМЛ – Христианский союз молодых людей

Центротекстиль – Центральный комитет текстильной промышленности

ЦК РКП(б) – Центральный комитет Российской коммунистической партии (большевиков)

ЦКРО – центральное контрразведывательное отделение

ЦОВК – центральное отделение военного контроля

ЦРБ – центральное регистрационное бюро

ЦУГС – центральное управление государственной стражи

Цупрчрезком – центральное управление чрезвычайных комиссий Украины

ЧК – чрезвычайная комиссия

ША – штаб армии

ШГС – штаб государственной стражи

ЯВМ – японская военная миссия

Схемы

Приложение 2

Схема контрразведывательных органов Добровольческой армии. Ноябрь – декабрь 1918 г.

Приложение 3

Схема органов безопасности ВСЮР. Октябрь 1919 г. – март 1920 г.

Приложение 4

Схема органов безопасности Русской армии. Июнь – ноябрь 1920 г.

Приложение 5

Схема органов безопасности в Сибири. Июнь – сентябрь 1919 г.

Приложение 6

Схема органов безопасности Временного Приамурского правительства. Декабрь 1921 г. – июнь 1922 г.

Приложение 7

Схема спецслужб Гродековской отдельной группы войск. Июль – декабрь 1921 г.

Приложение 8

Схема ВЧК. 17 декабря 1917 г. – 18 марта 1918 г.

Приложение 9

Внешняя структура ВЧК. 18 марта 1918 г. – 24 января 1919 г.

Приложение 10

Структура ВЧК к 1920 г.

Приложение 11

Организация фронтовых и армейских ЧК до создания особых отделов

Приложение 12

Схема построения ГубЧК. 18 марта 1918 г. – 24 января 1919 г.

Приложение 13

Структура губернской чрезвычайной комиссии к 1920 г.

Список источников и литературы

1. Опубликованные источники

а) Нормативные правовые акты

Временное положение о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки по производству расследований от 17 июля 1917 г. // Вестник Временного Всероссийского правительства. 1918. 28 июля.

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 1: 25 октября (7 ноября) 1917 г. – 16 марта 1918 г. М.: Политиздат, 1957.

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 2: 17 марта – 10 июля 1918 г. М.: Политиздат, 1959.

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 3: 11 июля – 9 ноября 1918 г. М.: Политиздат, 1964.

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 4: 10 ноября 1918 г. – 31 марта 1919 г. М.: Политиздат, 1968.

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 5: 1 апреля – 31 июля 1919 г. М.: Политиздат, 1971.

Положение о полевом управлении войск в военное время. Пг., 1914.

Положение о лицах, опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту // Правительственный вестник. 1919. 19 июля.

Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Советов Р.,С.,К. и К. депутатов II созыва. М.: Изд-во ВЦИК советов Р.,С.,К. и К. депутатов, 1918.

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1917–1918. М.: Управление делами Совнаркома СССР, 1942.

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1919. М.: Управление делами Совнаркома СССР, 1943.

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1920. М.: Управление делами Совнаркома СССР, 1943.

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1921. М.: Управление делами Совнаркома СССР, 1944.

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1922. М.: Управление делами Совнаркома СССР, 1950.

Съезды Советов РСФСР и автономных республик РСФСР: Сборник документов. 1917–1922 гг. М.: Госюриздат, 1959.

Уголовный кодекс Р.С.Ф.С.Р. М., 1922.

Уголовный кодекс Р.С.Ф.С.Р. редакции 1926 года. М.: Юрид. изд-во Н.К.Ю. Р.С.Ф.С.Р., 1927.

б) Сборники документов и отдельные документы

1917 год в Саратовской губернии. Сборник документов (февраль 1917 – декабрь 1918 гг.). Саратов: Кн. изд-во, 1957.

«Антоновщина». Крестьянское восстание в Тамбовской области в 1920–1921 гг.: Документы, материалы, воспоминания. Тамбов, 2007.

Архив ВЧК: Сборник документов / Ответств. ред. В. Виноградов, А. Литвин, В. Христофоров. М.: Кучково поле, 2007.

Борьба за власть Советов на Дону. 1917–1920: сб. документов. Ростов-н/Д.: Кн. изд, 1957.

Борьба за торжество Советской власти на Севере: сборник документов (1918–1920); сост. Л.В. Владимирова (и др.). Архангельск: Сев. – Зап. кн. изд., 1967.

Борьба с колчаковщиной: сб. док. М.; Л.: Гос. изд-во, 1926.

Борьба советского народа с интервентами и белогвардейцами на Юге России: сб. документов. Ростов-н/Д., 1962.

Верховный правитель России: документы и материалы следственного дела адмирала А.В. Колчака (Электронный ресурс) / Под общ. ред. А.Н. Сахарова и В.С. Христофорова; авт. С.В. Дроков и (др.). М., 2003. // Институт российской истории РАН (сайт). Электрон. дан. (М.), (200–). Режим доступа: http: //www.iri-ran.ru/trukan.html. Загл. с экрана.

В.И. Ленин и ВЧК: сборник документов (1917–1922 гг.). М.: Политиздат, 1975.

ВЧК/ГПУ: документы и материалы / Ред. – сост. Ю.Г. Фельштинский. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 1995.

ВЧК уполномочен сообщить… Жуковский. М.: Кучково поле, 2004.

ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918–1960 / Сост. А.И. Кокурин, Н.В.Петров. – М.: МФД, 2002.

Дело Берия. Приговор обжалованию не подлежит. М.: Международный фонд «Демократия», 2012.

Документы по истории Гражданской войны в СССР. Т. 1: Первый этап Гражданской войны. М.: Госполитиздат, 1940.

Допрос Колчака. Протоколы заседаний Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака: стенографический отчет (Электронный ресурс) / Центрархив. Л.: Госиздат, 1925. // Военная литература (сайт). Электрон. дан. (М.,) 2001–2012. Режим доступа: http: //militera.lib.ru/docs/1917–20/db/kolchak/index.html. Загл. с экрана.

Жуменко В. Белая Армия: Фотопортреты русских офицеров 1917–1922. Париж: YMCA-PRESS, 2007.

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России А.И. Деникине. Сентябрь 1918 – декабрь 1919 года / Под ред. С.В. Мироненко; отв. ред. и сост. Б.Ф. Додонов, сост.: В.М. Осин, Л.И. Петрушева, Е.Г. Прокофьева, В.М. Хрусталев. М.: РОССПЭН, 2008.

За Советский Север. К сорокалетию освобождения Севера от интервентов и белогвардейцев: Сборник документов и воспоминаний. Вологда: Кн. изд., 1960.

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии 1917–1921 гг.: сборник документов. М.: Госполитиздат, 1958.

Из истории Гражданской войны в СССР: сб. документов и материалов. В 3 т. Т. 2. Март 1919 – февраль 1920. М.: Советская Россия, 1961.

«И на Тихом океане». 1921–1922 гг. Народно-Революционная армия ДВР в освобождении Приамурья и Приморья: сб. док. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1988.

Киевщина в годы Гражданской войны и военной интервенции 1918–1920. Сб. документов и материалов. Киев: Политиздат УССР, 1962.

Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. В 15 т. Т. 2 (1917–1924). Изд. 8-е, доп. и испр. М., 1970.

Красная книга ВЧК. В 2 т. – Изд. 2-е, уточн. М.: Политиздат, 1989. Т. 1; 1990. Т. 2.

Красный террор в годы Гражданской войны: по материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. М.: Терра – Книжный клуб, 2004.

Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. М.: Международный фонд «Демократия», 1997.

Кронштадтская трагедия 1921 года: Документы: в 2 кн. / (Федер. арх. служба России, Гос. арх. Рос. Федерации; Составители Антифеева – М.А. и др.); Редкол.: В.П. Козлов (отв. ред.) и др. М.: РОССПЭН, 1999. Кн. 1–2.

Левые эсеры и ВЧК: Сборник документов. Казань, 1996.

Лубянка: Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 – декабрь 1936. М.: Международный фонд «Демократия», 2003.

Лубянка. Сталин и Главное управление государственной безопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М.: Международный фонд «Демократия», 2004.

МЧК. Из истории Московской Чрезвычайной комиссии. 1918–1921: сборник документов. М.: Московский рабочий, 1978.

На защите революции. Из истории Всеукраинской чрезвычайной комиссии, 1917–1922 гг. Сборник документов и материалов. Киев: Политиздат Украины, 1971.

Омские большевики в период Октябрьской революции и упрочения Советской власти (март 1917 г. – май 1918 г.). Сборник документальных материалов. Омск: Кн. изд., 1958.

От ЧК до ФСБ. 1918–1998: Сб. документов и материалов по истории государственной безопасности Тверского края. Тверь, 1998.

Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. В 3 т. Т. 1. Июль 1917 г. – май 1918 г. М.: РОССПЭН, 2000.

Перелистывая документы ЧК. Царицын – Сталинград 1917–1945 гг.: сб. документов и материалов. Волгоград: Ниж. – Волж. кн. изд-во, 1987.

Пограничные войска СССР. 1918–1928: Сборник документов и материалов. М.: Наука, 1973.

Подвиг Центросибири. Сб. док. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1986.

Под знаком антантовской «цивилизации». Александр Хворостин. С. Ингулов. В деникинской контрразведке. Протоколы. Испарт одесского окркома КП(б)У, 1927.

Подлинные протоколы допросов адмирала А.В. Колчака и А.В. Тимиревой // Отечественные архивы. 1994. № 5. С. 84–97.

Русская военная эмиграция 20–40-х годов: документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920–1922. Кн. 1. Исход. М.: Гея, 1998.

Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941. Документы и фотоматериалы. М.: Издательство Библейско-Богословского Института св. апостола Андрея, 1996.

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов / Сост., коммент. В.В. Крестьянников. Симферополь: Крымский Архив, 2007.

Сибирская Вандея. 1920–1921. Документы. В 2 т. Т. 1 (1919–1920). М.: Международный фонд «Демократия», 2000.

Сибирская Вандея. 1920–1921. Документы. В 2 т. Т. 2 (1920–1921). М.: Международный фонд «Демократия», 2001.

Сибирское бюро ЦК РКП(б), 1918–1920 гг. Сб. документов. Ч. 1. Новосибирск: Зап. – Сиб. кн. изд-во, 1978.

«Совершенно секретно». Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). Т. 1. Ч. 1. М.: Издат. центр Института российской истории РАН, 2001.

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4 т. Т. 1. 1918–1922 гг. М.: РОССПЭН, 2000.

Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сб. док. М.: РОССПЭН, 2002.

в) Труды государственных и партийных деятелей, произведения

биографического и мемуарного характера

Александрович В. К познанию характера Гражданской войны. Бунт в 5-м Северном стрелковом полку 2-го июля 1919 г. Белград, 1926.

Бобрик В. В застенках контрразведок. Изд. Истпарта тагокружкома ВКП (б), 1928.

Бонч-Бруевич В.Д. Избранные сочинения. В 3 т. Т. 3. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1963.

Борьба за Урал и Сибирь: воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловкой и колчаковской контрреволюцией / Под ред. И.Н. Смирнова, И.П. Флеровского, Я.Я. Грунта. М.; Л.: Госиздат, 1926.

Будберг А. Дневник // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири. М.: АСТ; Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. С. 231–322.

Виллиам Г. Побежденные // Архив русской революции. В 22 т. Т. 7–8. М.: ТЕРРА, 1991. С. 203–245.

Вышинский А.Я. Подрывная работа разведок капиталистических стран и их троцкистско – бухаринской агентуры. М.: Воениздат, 1938.

Героическое подполье. В тылу деникинской армии: воспоминания. М.: Политиздат, 1976.

Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918–1920: впечатления и мысли члена Омского правительства. М.: Крафт+, 2007.

Гинс Г. Крушение колчаковщины // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири. М.: АСТ; Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. С. 323–394.

Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М.: РОССПЭН: Бахметьевский архив Колумбийского университета (США), 2009.

Гревс В. Американская авантюра в Сибири. 1918–1920. М.: Госвоениздат, 1932.

Дневник Петра Васильевича Вологодского // За спиной Колчака: Документы и материалы / Под ред. А.В. Квакина. М.: Аграф, 2005. С. 47–302.

Думбадзе Е.В. На службе Чека и Коминтерна. Личные воспоминания. Париж: Мишень, 1930.

Загородских Ф.С. Борьба с деникинщиной и интервенцией в Крыму. Симферополь: Крымское гос. изд-во, 1940.

Заковский Л. Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца. М.: Политиздат, 1937.

Записки Ивана Ивановича Сукина о правительстве Колчака // За спиной Колчака: документы и материалы / Под ред. А.В. Квакина. М.: Аграф, 2005. С. 325–510.

Игнатьев В.И. Некоторые факты и итоги 4 лет гражданской войны. Белый Север. 1918–1920 гг.: мемуары и документы. Вып. 1. Архангельск, 1993. С. 99–157.

Ильин И. Первые шаги ВЧК. Особое задание. Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1968. С. 48–57.

Казанович Б. Поездка из Добровольческой армии в «Красную Москву» // Архив русской революции. В 22 т. Т. 7. М.: ТЕРРА, 1991. С. 184–202.

Кривицкий В.Г. «Я был агентом Сталина»: Записки советского разведчика. М.: Терра, 1991.

Лацис М. Ф.Э. Дзержинский и ВЧК. Особое задание. Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1968. С. 23–35.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В 55 т. Т. 35. М.: Политиздат, 1977.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В. 55 т. Т. 36. М.: Политиздат, 1977.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В 55 т. Т. 37. М.: Политиздат, 1977.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В 55 т. Т. 38. М.: Политиздат, 1977.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В 55 т. Т. 39. М.: Политиздат, 1977.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В 55 т. Т. 40. М.: Политиздат, 1977.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. В 55 т. Т. 54. М.: Политиздат, 1978.

Лехович Д.В. Белые против красных (Электронный ресурс) / Д.В. Лехович. М.: Воскресенье, 1992. // MILITERA.LIB.RU: электронная б-ка. Электрон. дан. (М.), 2001. Режим доступа: http: //militera.lib.ru/bio/lehovich_dv/ index.html. Загл. с экрана.

Локкарт Р.Б. Буря над Россией. Рига, 1933.

Локкарт Р.Б. История изнутри. Мемуары британского агента. М.: Новости, 1991.

Макаров П.В. Адъютант генерала Май-Маевского. Л.: Прибой, 1929.

Манцев В. Преданность и отвага. Особое задание. Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1968. С. 58–64.

Марушевский В.В. Год на Севере (август 1918 – август 1919 г.). Белый Север. 1918–1920 гг.: мемуары и док. Архангельск: Правда Севера, 1993. Вып. I. С. 170–341.

Марушевский В.В. Год на Севере (Часть 1–1918 г.). Белое дело. Берлин, 1926. Т. 1. С. 26–44.

Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина (Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России). СПб.: Logos, 1994.

Найти и обезвредить: Очерки и воспоминания о чекистах Кубани. Краснодар, 1985.

О Михаиле Кедрове: воспоминания, очерки, статьи. М.: Политиздат, 1988.

Орлов В.Г. Двойной агент: записки русского контрразведчика / Пер. с англ. С. Шульженко; автор послесл., имен. указ. и прилож. А. Зданович. М.: Современник, 1998.

Петерс Я. Вместе с народом. Особое задание. Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1968. С. 15–22.

Самойло А.А. Две жизни. 2-е изд. Л.: Лениздат, 1963.

Сахаров К.В. Белая Сибирь (внутренняя война 1918–1920 годов) (Электронный ресурс). Мюнхен, 1923 //PROVIDENIE.NAROD.RU (сайт). Электрон. дан. (М.), 2009. Режим доступа: http: //providenie.narod.ru/0000516.html. Загл. с экрана.

Смирнов Д. Горячее сердце чекиста. Особое задание. Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1968. С. 205–211.

Устинов С.М. Записки начальника контрразведки (1915–1920 гг.). Ростов-н/Д., 1990.

Федотов П. По воле партии. Особое задание. Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1968. С. 89–96.

Филатьев Д. Катастрофа Белого движения в Сибири. Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири. М.: АСТ; Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2005. С. 7–128.

Фомин Ф. Записки старого чекиста. Изд. 3-е, испр. и доп. М.: Политиздат, 1964.

Фомин Ф. Стойкий солдат революции. Особое задание. Воспоминания. М.: Московский рабочий, 1968. С. 36–47.

Чекисты Красноярья / Сост. В.М. Бушуев. Красноярск: Кн. изд-во, 1991.

Чекисты рассказывают. Вып. 1–9. М.: Советская Россия, 1970–1983.

Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М.: Воениздат, 1974.

2. Неопубликованные документальные источники

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ)

Ф. 102. Департамент полиции.

Ф. 10035. Управление Комитета государственной безопасности СССР по г. Москве и Московской области.

Ф. Р-176. Совет министров Российского правительства.

Ф. Р-439. Особое совещание при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России.

Ф. Р-446. Политическая канцелярия Особого совещания при главнокомандующем Вооруженными силами на юге России.

Ф. Р-944. Управление внутренними делами Приамурского земского края.

Ф. Р-5793. Рябиков Павел Федорович, генерал, профессор Академии Генерального штаба. 1875–1932.

Ф. Р-5827. Деникин Антон Иванович.

Ф. Р-5881. Коллекция отдельных документов и мемуаров эмигрантов. 1859–1944.

Ф. Р-6215. Коллекция агентурных сводок.

Ф. Р-6217. Коллекция материалов правительства Врангеля во время его пребывания в Крыму.

Ф. Р-6219. Коллекция документов штаба Колчака.

Ф. Р-6396. Контрразведывательная часть особого отделения отдела Генерального штаба Военного управления при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России.

Ф. Р-6605. Щепихин Сергей Арефьевич.

Ф. Р-7002. Представитель особого отделения отдела Генерального штаба Военного управления при Черноморском военном губернаторе и начальник новороссийского паспортного пропускного пункта отдела Генерального штаба (Русинов).

Ф. Р-7490. Коллекция документов Российского правительства (стенографическая запись допроса Колчака и другие документы).

Ф. Р-7490. Коллекция документов российского правительства (стенографическая запись допроса Колчака и другие документы).

Ф. Р-9427. Коллекция материалов учреждений и воинских частей белых.

Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ)

Ф. 17. Центральный комитет КПСС, 1898, 1903–1991.

Ф. 144. Никифоров Петр Михайлович, 1882–1974.

Ф. 372. Дальневосточное бюро ЦК РКП(б), 1920–1925.

Российский государственный военный архив (РГВА)

Ф. 6. Полевой штаб Реввоенсовета республики

Ф. 221. Управление Народно-революционной армии и флота Дальневосточной республики, 1920–1822.

Ф. 39450. Штаб главнокомандующего всеми русскими вооруженными силами на Северном фронте.

Ф. 39457. Штаб Донской армии.

Ф. 39466. Главный штаб Военного министерства.

Ф. 39483. Управление Восточного фронта.

Ф. 39498. Управление 2 Степного Сибирского отдельного корпуса (бывш. Степной корпус, 2 Степной Сибирский корпус, 2 Степной Сибирский армейский корпус, 2 Степной Сибирский отдельный корпус).

Ф. 39499. Штаб Верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России.

Ф. 39507. Управление Приамурского военного округа.

Ф. 39515. Управление Иркутского военного округа (1-е и 2-е формирования, бывш. Восточно-Сибирский ВО, Средне-Сибирский ВО).

Ф. 39526. Управление политического розыска войск Гродековской группы.

Ф. 39540. Штаб главнокомандующего Русской армией (бывш. штаб главнокомандующего Добровольческой армией, штаб главнокомандующего Вооруженными силами на Юге России).

Ф. 39551. Главный штаб Народной армии.

Ф. 39597. Военное министерство Всероссийского правительства.

Ф. 39610. Управление Тюменского военного округа на театре военных действий.

Ф. 39617. Управление Сибирской армии (бывш. Западно-Сибирской армии).

Ф. 39666. Управление генерал-квартирмейстера штаба войск Киевской области.

Ф. 39730. Управление отдельной Гродековской группы войск.

Ф. 39736. Управление Сибирской армии.

Ф. 40213. Приказы, приказания, объявления, циркуляры. Коллекция.

Ф. 40218. Отдел контрразведки штаба верховного главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России.

Ф. 40226. Ново-Николаевский контрразведывательный пункт (бывш. Ново-Николаевский пункт военного контроля).

Ф. 40228. Харбинское контрразведывательное отделение.

Ф. 40231. Контрразведывательный пункт г. Мелитополя.

Ф. 40238. Особое отделение отдела Генерального штаба Военного управления при главнокомандующем ВСЮР.

Ф. 40280. Особое отделение штаба Астраханского казачьего войска.

Ф. 40298. Штаб Северо-Западной армии (бывш. штаб Отдельного корпуса Северной армии, штаб Северной армии).

Ф. 40308. Коллекция документов белогвардейских объединений, соединений, частей и учреждений «Особая Varia».

Ф. 40311. Мурманский военно-контрольный пункт.

Ф. 40316. Отделение военно-полевого контроля Пинежского района.

Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА)

Ф. 2000. Главное управление Генерального штаба, 1902–1918.

Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (РГИА ДВ)

Ф. Р-4374. Управление делами Правительства Дальневосточной республики, 1920–1922.

Ф. Р-4699. Канцелярия Правительства Дальневосточной республики, 1920–1922.

Государственный архив Приморского края (ГАПК)

Ф. П-3135. Партархив, 1922–1991.

Государственный архив Хабаровского края (ГАХК)

Ф. 830. Главное бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурии.

3. Справочно-энциклопедические и библиографические издания

Библиография русской революции и Гражданской войны (1917–1921). Из каталога библиотеки Р.З.И. Архива; под ред. Яна Славика; сост. С.П. Постников. Прага, 1938.

Большая советская энциклопедия. В 30 т. Т. 10. Ива-Италики / Гл. ред. А.М. Прохоров. Изд. 3-е. М.: Сов. энциклопедия, 1972.

Ветераны внешней разведки России (краткий биографический справочник) / В. Антонов, В. Карпов. М.: СВР России, 1995.

Военный энциклопедический словарь. М.: Военное издательство, 2007.

Военная энциклопедия. В 8 т. Т. 2. Вавилония-Гюйс / Пред. глав. ред. комисс. П.С. Грачев. М.: Воениздат, 1994.

Волков Е.В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: биографический справочник / Е.В. Волков, Н.Д. Егоров, И.В. Купцов. М.: Русский путь, 2003.

Волков С.В. Белое движение. Энциклопедия гражданской войны. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

Колпакиди А. Спецслужбы Российской империи. Уникальная энциклопедия / Александр Колпакиди, Александр Север. М.: Яуза; Эксмо, 2010.

Колпакиди А.И. Щит и меч. Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации / А.И.Колпакиди, М.Л. Серяков. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2002.

Лубянка: Органы ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. Справочник / Под ред. акад. А.Н. Яковлева. М.: Международный фонд «Демократия», 2003.

Плеханов А.М. Всероссийская чрезвычайная комиссия СНК. (7 (20) декабря 1917 – 6 февраля 1922). Краткий справочник /А.А. Плеханов, А.М. Плеханов. М.: СВГБ, 2011.

Путеводитель по фондам белой армии; Рос. гос. воен. архив; сост. Н.Д. Егоров, Н.В. Пульченко, Л.М. Чижова. М.: Русское библиографическое общество, изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1998.

Путеводитель. Т. 4. Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории Белого движения и эмиграции. М.: РОССПЭН, 2004.

Разведка и контрразведка в лицах. Энциклопедический словарь российских спецслужб / Авт. – сост. А. Диенко. М.: Русский мир, 2002.

Революция и Гражданская война в России: 1917–1923 гг.: Энциклопедия. В 4 т. Т. 1. М.: ТЕРРА, 2008.

Российский энциклопедический словарь: в 2 кн. / Гл. ред. А.М. Прохоров. М.: Большая Российская энциклопедия, 2001. Кн. 1: А – Н., Кн. 2: Н – Я.

Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: материалы к истории Белого движения / Н.Н. Рутыч. – М.: Астрель; АСТ; АНО «Редакция альманаха «Российский архив», 2002.

С Колчаком – против Колчака: крат. биограф. слов.; крат. указ. учреждений и организаций; крат. указ. лит. по истории Гражд. войны в Сибири / Сост. и науч. ред. А.В. Квакин. М.: Аграф, 2007.

Энциклопедия военной разведки России. М.: АСТ, 2004.

Энциклопедия секретных служб России / Авт. – сост. А.И. Колпакиди. М.: Астрель; АСТ; Транзиткнига, 2004.

4. Периодические издания

Вестник Временного Всероссийского правительства, 1918.

Вечерние известия Московского совета. 1918. 23 ноября.

Вечерний Харьков. 2006. 19 июля.

Власть труда. 1920. 18 июля.

Вопросы истории КПСС. 1961. № 2.

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. 22 сентября 1918 г.

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 2. 29 сентября 1918 г.

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 3. 6 октября 1918 г.

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 4. 13 октября 1918 г.

Знамя революции. 1918. 13 января, 17 февраля; 1920. 24 февраля.

Коммунист. 1923. № 3.

Красный стрелок. 1920. 20 июля.

Красный террор: Еженедельник Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком фронте. 1 ноября 1918 г. № 1.

Крымская мысль. 1920. 21 августа.

Пограничник. 1957. № 17.

Правда,1918–1922.

Приневский край, декабрь 1919 – январь 1920.

Известия ВЦИК, 1918–1921.

Известия ЦК РКП(б), 1919–1920.

Петроградская правда, 1919.

Правительственный вестник, 1918–1919.

Пролетарская революция, 1926. № 9.

5. Литература

а) Монографии, научные и научно-популярные издания

Абинякин Р.М. Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение. 1917–1920 гг. Монография. Орел: Издатель А. Воробьев, 2005.

Авантюристы-Оперпуты. Группа синдикалистов-фашистов / Под ред. С. Хмара. Шанхай: Б/и, 1928.

Авдеев В.А. Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг. / В.А. Авдеев, В.Н. Карпов. М.: Вече, 2009.

Агабеков Г.С. ГПУ. Записки чекиста / Г.С. Агабеков. – Берлин: Стрела. 1930.

Агабеков Г.С. ЧК за работой. М.: Книга. Просвещение. Милосердие, 1992.

Агабеков Г.С. Секретный террор. Записки разведчика. М.: Современник, 1996.

Агентура в разведке и контрразведке / Авт. – сост. В.М. Землянов, под общей ред. А.Е. Тараса. Мн.: Харвест, 2007.

Акаси Г. Записки японского разведчика. М., 1939.

Акацатов (Антонов) М.Е. Книга скорби. Книга Первая. Б.м., Б.и., 1925.

Аксютин Ю.В. Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия / Ю.В. Аксютин, О.В. Волобуев, А.А. Данилов и др.; Редкол.: В.В. Журавлев и др. М.: РОССПЭН, 1995.

Алешкин П.Ф. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М.: Вече, 2012.

Антонов В.С. Тайные информаторы Кремля / В.С. Антонов, В.Н. Карпов. М.: Гея интэрум, 2001.

Антонов В.С. Тайные информаторы Кремля-2. С них начиналась разведка / В.С. Антонов, В.Н. Карпов. М.: Олма-Пресс, 2003.

Антонов В.С. С них начиналась разведка. М.: Вече, 2014.

Апиян Н.А. Органы государственной безопасности советской Армении в период строительства социализма (1920–1934 гг.). Ереван: Айастан, 1980.

Арцыбашев М. Обвинительный акт коммунизму. Берлин, 1924.

Балмасов С.С. Красный террор на востоке России в 1918–1922 гг. М.: Посев, 2006.

Барышев М.И. Особые полномочия. Повесть о Вячеславе Менжинском. Изд. 2-е. М.: Политиздат, 1983.

Батюшин Н. Тайная военная разведка и борьба с ней (Б. – М.). ООО «X-History», 2002.

Безпалов Н. Исповедь агента ГПУ. Прага: Воля России, 1925.

Белая книга российских спецслужб / Науч. – ред. совет А.И. Подберезкин (и др.). Изд. 2-е, перераб. М.: Обозреватель, 1996.

Бережков В.И. Женщины-чекистки. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС образование, 2003.

Березкин А. США – активный организатор и участник военной интервенции против Советской России (1918–1920 гг.). Изд. 2-е, доп. М.: Госполитиздат, 1952.

Беседовский Г. На путях к термидору. М.: Современник, 1997.

Бондаренко А.Ю. Военная контрразведка 1918–2010: История российской и советской военной контрразведки. М.: Молодая гвардия, 2011.

Бортневский В.Г. Избранные труды. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999.

Боффа Д. История Советского Союза. В 2 т. Т. 1. М.: Международные отношения, 1990.

Бояджи Э. История шпионажа. В 2 т. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

Бугай Н.Ф. Социальная натурализация и этническая мобилизация (опыт корейцев России) / Под ред. М.Н. Губогло. М.: Центр по изучению межнациональных отношений Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. РАН, 1998.

Бугай Н.Ф. Корейцы в Союзе ССР – России: ХХ в.: История в документах. М.: ИНСАН, 2004.

Будкевич С.П. Дело Зорге. Следствие и судебный процесс: Люди. События. Документы. Факты. М.: Наука, 1969.

Будницкий О.В. Российские евреи между красными и белыми (1917–1920). М.: РОССПЭН, 2005.

Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М.: РОССПЭН, 1997.

Бурцев Л. Боритесь с ГПУ. Париж: Общее дело, 1932.

Буяков А.М. Деятельность органов государственной безопасности на Дальнем Востоке в 1922–1941 годах / А.М. Буяков, О.В. Шинин. М.: Кучково поле, 2013.

Бычков Л. ВЧК в годы Гражданской войны. М.: Воениздат, 1940.

Васильченко Э.А. Партийное руководство деятельностью чекистских органов по борьбе с контрреволюцией на Дальнем Востоке, 1920–1922 гг. Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1984.

Bеденеев Д.B. Укpaинский фpoнт в войнах спецслужб: исторические очерки. K.: K.И.C., 2008.

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель ВЧК (1917–1920 гг.). М., 1967.

Велидов А. Похождения террориста: Одиссея Якова Блюмкина. М.: Современник, 1998.

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ. Без вымысла и купюр. СПб.: Алетейя, 2013.

Вербицкий А. Сердце чекиста. М.: Политиздат, 1967.

Вернер Р. Соня рапортует: Подвиг разведчицы. М.: Прогресс, 1980.

Вернигоров В.И. Политические партии и общественные движения в России и Беларуси: вторая половина XIX – первая треть XX века. Мн.: Амалфея, 2001.

Верт Н. История Советского государства: 1900–1991. М.: Прогресс, 1992.

Веспа А. Тайный агент Японии. М.: Воениздат, 1939.

Викторов И. Подпольщик. Воин. Чекист. М.: Издательство политической литературы, 1963.

Войтиков С.С. Отечественные спецслужбы и Красная Армия. 1917–1921. М.: Вече, 2010.

Волков Е.В. Под знаменем белого адмирала. Офицерский корпус вооруженных формирований А.В. Колчака в период Гражданской войны. Иркутск, 2005.

Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Центрполиграф, 2002.

Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М.: Спектръ, 1992.

Волкогонов Д. Троцкий. Политический портрет. В 2 кн. М.: Новости, 1992.

Вольтон Т. КГБ во Франции. М.: Прогресс; Изд. фирма «Гамма», 1993.

Врангель П.Н. Записки (ноябрь 1916 – ноябрь 1920) (Электронный ресурс) // MILITERA.LIB.RU: электронная б-ка. Электрон. дан. (М.), 2001. Режим доступа: . Загл. с экрана.

Врангель П.Н. Гражданская война в России: оборона Крыма. М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2003. С. 159–454.

Галин В.В. Интервенция и Гражданская война. М.: Алгоритм, 2004.

Галин В.В. Запретная политэкономия. Красное и белое. М.: Алгоритм, 2006.

Ганин А.В. Последние дни генерала Селивачева: Неизвестные страницы Гражданской войны на Юге России. М.: Кучково поле, 2012.

Гарви П.А. Профессиональные союзы в России в первые годы революции (1917–1921). Нью-Йорк, 1981.

Гимпельсон Е.Г. Формирование советской политической системы. 1917–1923. М.: Наука, 1995.

Гладков Т.К. И я ему не могу не верить / Т.К. Гладков, Н.Г. Зайев. М.: Издательство политической литературы, 1983.

Голдин В.И. Гражданская война в России сквозь призму лет: историографические процессы: монография. Мурманск: МГТУ, 2012.

Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР: в 2 кн. 4-е изд. М.: Политиздат, 1986. Кн. 1–2.

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа. М.: Алгоритм, 2006.

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК. М.: Алгоритм, 2008.

Голуб П.А. Белый террор в России (1918–1920 гг.). В 2 т. М.: Патриот, 2006. Т. 1–2.

Горн В. Гражданская война на Северо-Западе России. Берлин: Гамаюн, 1923.

Городецкий Е.Н. Рождение Советского государства. 1917–1918. М.: Наука, 1987.

Гражданская война в СССР / Под общ. ред. Н.Н. Азовцева. М.: Воениздат, 1980.

Гражданская война в СССР / Под общ. ред. Н.Н. Азовцева. М.: Воениздат, 1986.

Грамши А. Избранные произведения. В 3 т. 1957–1959. Т. 1: Ордине нуово. М.: Издательство иностранной литературы, 1957.; Т. 2: Письма из тюрьмы. М.: Издательство иностранной литературы, 1957.; Т. 3: Тюремные тетради. М.: Издательство иностранной литературы, 1959.

Грево И. Тайны германского главного штаба. М.: Военное издательство, 1944.

Гроза Б. Поджигатели мировой революции за работой: Заграничная работа ГПУ. Харбин, 1937.

Гуль Р.Г. Дзержинский – Менжинский – Петерс – Лацис – Ягода. Париж, 1936.

Гусев К.В. От соглашательства к контрреволюции / К.В. Гусев, Х.А. Ерицян. М.: Мысль, 1968.

Даллес А. ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа / Пер. с нем. В.Г. Чернявского, Ю.Д. Чупрова. М.: Центрполиграф, 2000.

Даллин Д. Шпионаж по-советски. Объекты и агенты советской разведки 1920–1950. М.: Центрополиграф, 2001.

Дамаскин И. Разведчицы и шпионки. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999.

Дамаскин И.А. Сто великих разведчиков. М.: Вече, 2001.

Дамаскин И.А. Сто великих операций спецслужб. М.: Вече, 2005.

Деникин А.И. Очерки русской смуты. Вооруженные силы Юга России. Заключительный период борьбы. Январь 1919 – март 1920. Мн.: Харвест, 2002.

Деникин А.И. Путь русского офицера. М.: Вагриус, 2003.

Джонсон Т. Разведка и контрразведка. М.: Разведывательное управление РККА, 1936.

Дзидзоев В.Д. Белый и красный террор на Северном Кавказе в 1917–1918 гг… Владикавказ: Алания, 2000.

Дорошенко И.А. Создание органов и войск государственной безопасности и их деятельность в период Гражданской войны и иностранной военной интервенции (1917–1920) / И.А. Дорошенко. В 2 ч. Ч. 1. М.: Краснознаменный военный институт им. Ф.Э. Дзержинского, 1959.

Дорошенко И.А. 50 лет на страже безопасности Советского государства / И.А.Дорошенко, В.В. Коровин. М.: НИО ВШ КГБ, 1967.

Дукельский С.С. ЧК – ГПУ. Ч. 1. Киев, 1923.

Дышлак А.И. Советские органы госбезопасности в годы восстановления народного хозяйства страны (1921–1925 гг.). Могилев, 1961.

Епихин А.Ю. ВЧК – ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921–1928): Монография / А.Ю. Епихин, О.Б. Мозохин. М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007.

Жженых Л.А. В годы грозовые (Из истории Якутской губчека). Якутск. 1980.

Жуков Ю.Н. Иной Сталин: Политические реформы в СССР в 1933–1937 гг. М.: Вагриус, 2003.

Залесская О.В. Приграничные отношения между Россией и Китаем на Дальнем Востоке в 1917–1924 гг.: исторический опыт: монография. Благовещенск: Благовещенский гос. педагог. университет, 2006.

Зданович А.А. Деятельность органов ВЧК – ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934). М.: Кучково поле, 2007.

Зданович А.А. Отечественная контрразведка (1914–1920): организационное строительство. М.: Крафт+, 2004.

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК – ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934). М.: Кучково поле, 2008.

Зданович А.А. Свои и чужие – интриги разведки. М.: ОЛМА-ПРЕСС; МассИнформМедиа, 2002.

Зимина В.Д. Белое дело взбунтовавшейся России: политические режимы Гражданской войны. 1917–1920 гг. М.: Изд-во Рос. гуманит. ун-та, 2006.

Зинько Ф.З. Кое-что из истории Одесской ЧК. Одесса: Друк, 1998.

Ибрагимова Д.Х. НЭП и Перестройка. Массовое сознание сельского населения в условиях перехода к рынку. М.: Памятники исторической мысли, 1997.

Иванов А.А. «Северная стража». Контрразведка на русском Севере в 1914–1920 гг. М.: Кучково поле, 2011.

Иванов А.А. Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага. М.: Эксмо; Алгоритм, 2009.

Ильинский М. Нарком Ягода М.: Вече, 2002.

Иоффе Г.З. Колчаковская авантюра и ее крах. М.: Мысль, 1983.

История Украинской ССР. В 10 т. Т. 6. Великая Октябрьская социалистическая революция и Гражданская война на Украине (1917–1920). Киев: Наукова думка, 1984.

Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республике Советов. М.: Наука, 1988.

Кадейкин В.А. Сибирь непокоренная (Большевистское подполье и рабочее движение в сибирском тылу контрреволюции в годы иностранной военной интервенции и гражданской войны). Кемерово: Кемеровское книжное издание, 1968.

Какурин Н. Военная история Гражданской войны в России 1918–1920 годов / Н. Какурин, Н. Ковтун, В. Сухов. М.: Евролинц, 2004.

Какурин Н.Е. Как сражалась революция: в 2 т. 2-е изд., уточн. М.: Политиздат, 1990. Т. 1–2.

Кандидов Б.П. Церковь и контрразведка. Контрреволюционная и террористическая деятельность церковников на юге в годы Гражданской войны. М.: Госиздат, 1930.

Канюка М.С. Рассказ об отважном чекисте. М.: Политиздат, 1977.

Капчинский О. Госбезопасность изнутри. Национальный и социальный состав. М.: Яуза, Эксмо, 2005.

Карпов Н.Д. Трагедия Белого Юга. 1920 год М.: Вече, 2005.

Карр Э. История Советской России. Большевистская революция 1917–1923. Кн. 1: Т. 1–2. М.: Прогресс, 1990.

Кассис В.Б. Тринадцать новелл о советских разведчиках / В.Б. Кассис, Л.С. Колосов. В 3 кн. М.: Международная книга, 1992.

Катков Н.Ф. Агитационно-пропагандистская работа большевиков в войсках и в тылу белогвардейцев в период 1918–1920 гг. Л.: Изд-во Лен. ун-та, 1977.

Каутский К. Терроризм и коммунизм. Берлин: Товарищество И.П. Ладыжникова, 1919.

Кирмель Н.С. Белогвардейские спецслужбы в Гражданской войне. 1918–1922 гг.: монография. М.: Кучково поле, 2008.

Кирмель Н.С. Деятельность контрразведывательных органов белогвардейских правительств и армий в годы Гражданской войны в России (1918–1922 гг.): монография. М.: ВУ, 2007.

Кирмель Н.С. Карающий меч адмирала Колчака / Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. М.: Вече, 2015.

Клименко В.А. Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917–1920. М.: Наука, 1978.

Кляцкин С.М. На защите Октября. Организация регулярной армии и милиционное строительство в Советской республике, 1917–1920. М.: Наука, 1965.

Колесник В. Шпионский интернационал: (Троцкисты на службе фашистских разведок). М.: Политиздат ЦК ВКП(б), 1937.

Колесникова М. Рихард Зорге / М. Колесникова, М. Колесников. М.: Молодая гвардия, 1980.

Колпакиди А.И. Главный противник. ЦРУ против России / А.И. Колпакиди, О.И. Лемехов. М.: Вече, 2002.

Колпакиди А. Спецслужбы Российской империи. Уникальная энциклопедия / А. Колпакиди, А. Север. – М.: Яуза: Эксмо, 2010. – 768 с.

Колпакиди А.И. Империя ГРУ. Очерки истории российской военной разведки / А.И. Колпакиди, Д.П. Прохоров. В 2 кн. Кн. 1. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000.

Колпакиди А.И. Внешняя разведка России. / А.И. Колпакиди, Д.П. Прохоров. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001.

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Все о внешней разведке… М.: АСТ, Олимп, 2002.

Коржихина Т.П. Извольте быть благонадежны! Об отношении власти к обществу. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1997.

Коржихина Т.П. Советское государство и его учреждения: ноябрь 1917 г. – декабрь 1991 г. М.: РГГУ, 1994.

Кореневский М.С. Пришло время рассказать: Документальные повести и очерки / М.С. Кореневский, А.А. Сгибнев. М.: Издательство ДОСААФ, 1981.

Корольков Ю.М. Человек, для которого не было тайн. М.: Политиздат, 1965.

Корнатовский Н.А. Борьба за Красный Петроград. М.: АСТ, 2004.

Кочетков В. Мы из ЧК / В. Кочетков, М.Толмач. Куйбышев, 1966. 308 с.

Кочик В.Я. Разведчики и резиденты ГРУ за пределами Отчизны. М.: Яуза; Эксмо, 2004.

Кошеваров А.Н. Церковь и власть: Русская Православная Церковь в первые годы советской власти. СПб.: Изд-во СПбГТУ, 1999.

Кравченко В.Ф. Под именем Шмидхена. М.: Советская Россия, 1970.

Краснов В.Г. Врангель. Трагический триумф барона: документы, мнения, размышления. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006.

Крывелев И.А. Русская православная церковь в первой четверти ХХ века. М.: Знание, 1982.

Кубасов А.Л. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией на Европейском Севере России (март 1918 – февраль 1922 г.): монография / А.Л. Кубасов. М., Вологда: ВГПУ, 2008.

Кук Э. Сидней Рейли. На тайной службе Его Величества / Перев. с англ. Д.М. Белановского. М.: Яуза: Эксмо, 2004.

Лацис М.Я. (Судрабс Я.Ф.) Два года борьбы на внутреннем фронте: популярный обзор двухгодичной деятельности чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности. М.: Гос. изд-во, 1920.

Лацис М.Я. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией. М.: Гос. изд-во,1921.

Линдер И.Б. История специальных служб России. X–XX вв. / И.Б. Линдер, С.А. Чуркин. М.: РИПОЛ Классик, 2005.

Линдер И.Б. Легенда Лубянки. Яков Серебрянский / И.Б. Линдер, С.А. Чуркин. М.: РИПОЛ Классик, 2011.

Линдер И.Б. Спецслужбы России за 1000 лет. / И.Б. Линдер, С.А. Чуркин. М.: РИПОЛ Классик, 2008.

Липкина А.Г. 1919 год в Сибири (Борьба с колчаковщиной). М.: Воениздат, 1962.

Литвин А.Л. Защищая революцию (Чекисты Татарии в первые годы Советской власти. 1917–1922) / А.Л. Литвин, В.Н. Панюков, Л.Н. Титов; под ред. А.Х. Бичурина. Казань: Татарское книжное издательство, 1980.

Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М.: Яуза; Эксмо, 2004.

Локкарт Р.Б. Две революции. М.: Издательство иностранной литературы, 1958.

Локкарт Р.Б. Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века. М.: Центрполиграф, 2001.

Лубянка. Из истории отечественной контрразведки. М.: Главархив Москвы, 2007.

Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания / Составл., предисловие, коммент. С.В. Волкова. М.: Айрис-пресс, 2012.

Лурье В.М. ГРУ: дела и люди / В.М. Лурье, В.Я. Кочик. СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

Лыкова Е.А. Деревня российского Дальнего Востока в 20–30-е гг. ХХ века: Коллективизация и ее последствия / Е.А. Лыкова, Л.И. Проскурина. Владивосток: Дальнаука, 2004.

Людеке В. За кулисами разведки. М.: Военгиз Наркома обороны, 1944.

Маймескулов Л.Н. и др. Всеукраинская чрезвычайная комиссия (1918–1922) / Л.Н. Маймескулов, А.И. Рогожин, В.В. Сташис. Под ред.: Н.М. Голушко. 2-е изд., перераб. и доп. Харьков: Основа, 1990.

Малицкий А. Чека и ГПУ. Харьков: Путь просвещения, 1923.

Мардамшин P.P. Башкирская чрезвычайная комиссия (страницы истории). Уфа: Китап, 1999.

Медведев А.В. Партия социалистов-революционеров в Нижегородском крае (1895–1923). Монография / А.В. Медведев, А.А. Слепченкова. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского, 2012.

Медведев Р. О Сталине и сталинизме. М.: Прогресс, 1990.

Медведев Р. Социализм в России? М.: Крафт+, АИРО-XXI, 2006.

Мейер А. Советская политическая система. Ее истолкование. В 2 ч. М.: Прогресс, 1966.

Мельгунов С.П. «Красный террор» в России. 1918–1923. Берлин, 1924.

Мельтюхов М. Советско-польские войны. М.: Яуза, Эксмо, 2004.

Миронов С.С. Гражданская война в России. М.: Вече, 2006.

Михайлов В. Повесть о чекисте. М.: Политиздат, 1967.

Мозохин О. ВЧК – ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата. М.: Яуза, Эксмо, 2004.

Мозохин О.Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918–1953). Монография. М.: Кучково поле, 2006.

На защите безопасности Отечества: контрразведка Петроградско-Ленинградского военного округа в годы войны и мира (1918–1998). СПб.: Аврора-Дизайн, 2000.

Найтли Ф. Шпионы ХХ века. М.: Республика, 1994.

Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири. М.: Центрполиграф, 2005.

Нэх В.Ф. Пограничная политика Советского государства (1917–1941). М.: РИО МПИ ФСБ России, 2006.

Одинцов М.И. Государство и церковь (История взаимоотношений. 1917–1938 гг.). М.: Знание, 1991.

Олех Г.Л. Кровные узы. РКП(б) и ЧК/ГПУ в первой половине 1920-х годов: механизм взаимоотношений. Новосибирск: НГАВТ, 1999.

Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. СПб.: Всемирное слово, 1991.

Остряков С. Военные чекисты. М.: Воениздат, 1979.

Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания / Сост.: А.И. Каменев, И.В. Домнин, Ю.Т. Белов, А.Е. Савинкин, ред. А.Е. Савинкин. М.: Военный университет: Русский путь, 2000. Российский военный сборник. № 17.

Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 2. 1917–1933 годы / Гл. ред. Е.М. Примаков. М.: Междунар. отношения, 1996.

Павлов Д.Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 – середина 1950-х годов. М.: РОССПЭН, 1999.

Павлюченков С.А. Крестьянский Брест, или Предыстория большевистского НЭПа. М.: Русское книгоиздательское товарищество, 1996.

Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М.: Русское книгоиздательское товарищество – История, 1997.

Петров В.И. Отражение страной Советов нашествия германского империализма в 1918 году. М.: Наука, 1980.

Петров М.Н. ВЧК – ОГПУ: первое десятилетие: на материалах Северо-Запада России. Новгород, 1995.

Петров Н. Еще о коварных приемах иностранной разведки. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937.

Петров С.П. Упущенные возможности: Гражданская война в Восточно-Европейской части России и в Сибири, 1918–1920 гг… М.: АИРО-ХХ, 2006.

Пильх Е. История шпионажа и службы по сбору информации. В 3 т. Будапешт: Б/и, 1936.

Пипия Г.В. Германский империализм в Закавказье в 1910–1918 гг. М.: Наука, 1978.

Плеханов А.А. Отдельный корпус пограничной стражи императорской России (1893–1917) /А.А. Плеханов, А.М. Плеханов. М.: Граница, 2003.

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики, 1921–1928. М.: Кучково поле, 2006.

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? М.: Аква-Терм, 2013.

Плотников И.Ф. Героическое подполье. Большевистское подполье Урала и Сибири в годы иностранной интервенции и Гражданской войны. М.: Мысль, 1968.

Позняков В.В. Советская разведка в Америке. 1919–1941. М.: Международные отношения, 2005.

Показаньев А.Д. На крутых поворотах: (историко-публицист. кн.). Благовещенск, 2007.

Политические партии России: история и современность; под ред. А.И. Зевелева, Ю.П. Свириденко, В.В. Шелохаева. М.: РОССПЭН, 2000.

Поляков А.А. Покушение на ГОЭЛРО. М.: Политиздат, 1983.

Поляков А.А. Диверсия под флагом помощи. М.: Политиздат, 1985.

Портнов В.П. ВЧК (1917–1922 гг.). М.: Юридическая литература, 1987.

Постников С.П. Социокультурный облик промышленных рабочих России в 1900–1941 гг. / С.П. Постников, М.А. Фельдман. М.: РОССПЭН, 2009.

Прянишников Б. Незримая паутина: ВЧК – ОГПУ – НКВД против белой эмиграции. СПб.: Час Пик, 1993.

Рабинович А. Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде. М.: АИРО-XXI; Новый хронограф, 2008.

Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском государстве (1917–1941 гг.). Уфа: УВШ МВД России, 1994.

Ратнер Е.И. А главное – верность… Повесть о Мартине Лацисе. М.: Политиздат, 1983.

Ратьковский И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2006.

Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М.: ИВИ, 1998.

Ричелсон Д.Т. История шпионажа ХХ века. М.: Эксмо-пресс, 2000.

Розин Э.Л. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996.

Романенко В.В. В борьбе с контрреволюцией (Из истории создания Чрезвычайных комиссий Поволжья и Урала в 1918–1922 гг.). Саратов: Издательство Саратовского университета, 1985.

Ронге М. Разведка и контрразведка. М.: Разведывательное управление РККА, 1936.

Росс Н. Врангель в Крыму (Электронный ресурс) // WHITEFORCE.NEWMAIL.RU: сайт. Электрон. дан. (М.), 2000. Режим доступа: http: //whiteforce.newmail.ru. Загл. с экрана.

Россель Ч. Разведка и контрразведка. М.: Разведывательное управление РККА, 1936.

Рыбаков М.В. Из истории Гражданской войны на Северо-Западе в 1919 г. М.: Госполитиздат, 1958.

Рябиков П.Ф. Разведывательная служба в мирное и военное время: в 2 ч… Томск, 1919. Ч. 1–2.

Рябиков П.Ф. Разведывательная служба в мирное и военное время // Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924. Вступ. ст. А.А. Здановича. М.: Кучково поле, 2007. С. 111–410.

Светачев М.И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (Электронный ресурс). Новосибирск: Наука, 1983 // Дальневосточный форпост: сайт. – Электрон. дан. (Б. – М.). Режим доступа: http: //dvforpost.su/? p=347. Загл. с экрана.

СВР. Из жизни разведчиков. М.: Гелиос, 1999.

Седунов А.В. Обеспечение общественной и государственной безопасности в XIX – первой половине XX века: на материалах Северо-Запада России. Научное издание. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006.

Сейерс М. Тайная война против Советской России / М. Сейерс, А. Кан. М.: Алгоритм, 2008.

Сидоров А.Ю. Внешняя политика Советской России на Дальнем Востоке (1917–1922 гг.). М.: Изд-во МГИМО, 1998.

Симбирцев И. ВЧК в ленинской России. 1917–1922. М.: Центрполиграф, 2008.

Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России 1918–1920 гг. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999.

Соболева Г.А. История шифровального дела в России. М.: ОЛМА-ПРЕСС-Образование, 2002.

Советская тайная полиция / Под ред. С. Волина, Р. Слуссера. В 2 ч. М.: Издательство иностранной литературы, 1958.

Соколов Б.В. Наркомы страха: Ягода, Ежов, Берия, Абакумов. М.: АСТ-пресс, 2001.

Солоневич Б. Молодежь и ГПУ: Жизнь и борьба советской молодежи. София: Голос России, 1937.

Сонин В.В. Государство и право Дальневосточной республики (1920–1922 гг.). Владивосток: Дальнаука, 2011.

Софинов П.Г. Карающая рука советского народа. М.: Государственное издательство политической литературы, 1942.

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии (1917–1922). М.: Политиздат, 1960.

Спирин Л.М. Россия 1917 год. Из истории борьбы политических партий. М.: Мысль, 1987.

Стишов М.И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири в годы Гражданской войны (1918–1920 гг.). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1962.

Старков Б.А. Дела и люди сталинского времени. СПб: Издательство Санкт-Петербургского университета экономики и финансов, 1995.

Стронг А.Л. Эра Сталина. М.: Издательство иностранной литературы, 1957.

Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937–1938 гг. М.: Терра, 1998.

Сысоев Н.Г. Жандармы и чекисты: От Бенкендорфа до Ягоды. М.: Вече, 2002.

Тепляков А.Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК – ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. / Под ред. Г.А. Бордюгова. М.: АИРО-XXI, 2007.

Тепляков А.Г. Опричники Сталина (Электронный ресурс) // Сайт Красноярского общества «Мемориал». Электронные данные. Красноярск, 2009. Режим доступа: http: //. Загл. с экрана.

Терещенко В.В. На охране рубежей Отечества. М.: Кучково поле, 2008.

Тишков А.В. Первый чекист. М.: Воениздат, 1968.

Ткачук А.В. Щит и меч Отечества. Киев: Киевское историческое общество, 2009.

Трукан Г.А. Антибольшевистские правительства России. М.: Ин-т рос. истории РАН, 2000.

Трукан Г.А. Путь к тоталитаризму: 1917–1929. М.: Наука, 1994.

Тумшис М.А. ВЧК: Война кланов. М.: Эксмо, Яуза, 2004.

Турло С.С. Шпионаж / С.С.Турло, И.П. Залдат. (Б. – М.). ООО «X-History», 2002.

Тютюкин С.В. Меньшевизм: страницы истории. М.: РОССПЭН, 2002.

Фалиго Р. Всемирная история разведывательных служб. В 2 т. Т. 1. 1870–1939 / Р. Фалиго, Р. Коффер. Пер. с фр. А. Чекмарева. Предисл. П. Пайоля. М.: ТЕРРА, 1997.

Фирсов С.Л. «Власть и огонь»: Церковь и советское государство: 1918 – нач. 1940-х гг. М.: Православный Свято-Тихоновский гуманитар. ун-т, 2014.

Фомин Ф. Записки старого чекиста. М.: Политиздат, 1964.

Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е гг.: деревня. М.: РОССПЭН, 2001.

Халецкая А.А. Экспедиция Ф.Э. Дзержинского в Сибирь. Омск: Кн. изд-во, 1963.

Хандорин В.Г. Адмирал Колчак: правда и мифы. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2009.

Хаустов В. Сталин, НКВД и репрессии 1936–1938 гг. / В. Хаустов, Л. Самуэльсон. М.: РОССПЭН; Фонд первого Президента России Б.Н. Ельцина, 2010.

Хилл Дж. А. Иди, шпионь в стране. Приключения «1. К. 8» – Британской секретной службы / Дж. А. Хилл. Б/м: Б/и. 1932.

Хлевнюк О.В. Политбюро: механизмы политической власти в 1930-е гг. М.: РОССПЭН, 1996.

Хмелевский В.П. Северный областной комитет РКП(б). Л.: Лениздат, 1972.

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1917–1918 гг. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). М., 2008.

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919 г. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). М., 2009.

Цеткин К. Октябрьская революция. Харьков: Пролетарий, 1924.

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.). Хабаровск, 2003.

Ципкин Ю.Н. Небольшевистская альтернатива развития дальнего Востока России в период Гражданской войны (1917–1922). Хабаровск, 2002.

Ципкин Ю.Н. Внешняя политика Дальневосточной республики (1920–1922 гг.) / Ю.Н. Ципкин, Т.А. Орнацкая. Хабаровск: Отд. науч. изд. Хабар. краевед. Музея, 2008.

Че-ка. Материалы о деятельности чрезвычайных комиссий. Берлин, 1922.

Черушев Н.С. «Невиновных не бывает…» Чекисты против военных (1918–1953). М.: Вече, 2004.

Черчилль У. Мировой кризис /Пер с англ. с пред. И. Минца. М. – Л.: Госвоениздат, 1932.

Чугунов А.И. Борьба на границе, 1917–1928: (Из истории пограничных войск СССР). М.: Мысль, 1980.

Чуев В.П. Архангельское подполье. Архангельск, 1963.

Чураков Д.О. Бунтующие пролетарии: Революционный протест в Советской России (1917–1930-е гг.). М.: Вече, 2007.

Шамбаров В.Е. Белогвардейщина. М.: Эксмо; Алгоритм, 2004.

Шацилло М.К. Российская буржуазия в период Гражданской войны и первые годы эмиграции. 1917 – начало 1920-х годов. М.: Наука, 2008.

Шейкин А. Резидент. Л.: Детская литература, 1970.

Шишкин С.Н. Гражданская война на Дальнем Востоке. М.: Воениздат, 1957.

Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика. Послереволюционная Россия (1917–1928 гг.). СПб.: ИРИ РАН, 1997.

Штейнберг В. Екаб Петерс. М.: Политиздат, 1989.

Штейнберг И.З. Нравственный лик революции. Берлин: Скифы, 1923.

Штутман С.М. Внутренние войска: История в лицах. М.: Газоил Пресс, 2004.

Щербаков А. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2011.

Эндрю К., Гордиевский О. КГБ: история внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. (Б. – М.) «Nota Bene», 1992.

Яковлев А. Омут памяти. М.: Вагриус, 2000.

Яров С.В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917–1923 гг. СПб.: Дмитрий Буланин, 1999.

Сідак В. Національні спецслужби в період української революції 1917–1921 рр. / (Электронный ресурс): невідомі сторінки історії // EXLIBRIS. ORG.UA: уkраїнсьkа елеkтронна бібліотеkа: історія, публіцистика, художня література. Электрон. дан. (Украина), 2005. Режим доступа: http: //exlibris.org.ua/ sidak. Загл. с экрана.

Andrle V. A Social History of Twentieth century Russia / V. Andrle. Hodder Education Publishers, 1994.

Andrew С. The Sword and the Shield. The Mitrokhin Archive and the Secret History of the KGB / С. Andrew, V. Mitrokhin. N.Y.: Basic Books, 1999.

Arendt H. The Origins of Totalitarianism. N.Y., 1951.

Berman H. Justice in Russia. An Interpretation of Soviet Law. Harvard University Press, 1950.

Brzezinski Z. Political Power, USA / USSR / Z. Brzezinski, S. Huntington. The Viring Press, 1965.

Carley M. Revolution and Intervention: The French Government and the Russian Civil War, 1917–1919. Mogill Queens University Press, 1983.

Сагг Е. Socialism in One Country, 1924–1926. 3 vols. Vol. 1. London, Macmillan, 1958.; Vol. 2. London, Macmillan, 1959.; Vol. 3. Part. 1. London, Macmillan, 1964.; Vol. 3. Part. 2. London, Macmillan, 1964.

Chase W. Workers, Society and the Soviet State: Labor and Life in Moscow, 1918–1929. Urbana: University of Illinois Press, 1987.

Cohen S. Bukharin and the Bolshevik Revolution: A Political Biography, 1888–1938. N.Y.: A.A. Knopf, 1973.

Cohen S. Rethinking the Soviet Experience: Politics and History since 1917. N.Y.: Oxford University Press, 1985.

Соnquest R. The Great Terror: Stalin's Purge of the Thirties. N.Y.: Macmillan, 1968.

Conquest R. The Soviet Police System. London: The Bodley Head, 1968.

Conquest R. The Great Terror: A Reassessment. N.Y.: Oxford University Press, 1990.

Daniels R. The Conscience of the Revolution: Communist opposition in Soviet Russia. Cambridge, Harvard University Press, 1960.

Daniels R. Russia. Englewood, Cliffs, Prentice-Hall, 1964.

Davies S. Popular Opinion in Stalins Russia: Terror, Propaganda and Dissent, 1934–1941. N.Y., Cambridge, 1997.

Deacon R. (i.e. D. McCormick). A history of the Russian secret service. London, Muller, 1972.

Deutscher I. Stalin: A Political Biography. N.Y., Oxford University Press, 1949.

Dziak J. Chekisty: A history of the KGB. Ballantine Books, 1988.

Engerman D. Know Your Enemy: The Rise and Fall of America’s Soviet Experts. Oxford University Press, 2009.

Fainsod M. How Russia is ruled. Cambridge Harvard University Press, 1963.

Fainsоd M. Smolensk Under Soviet Rule. Cambridge, Harvard University Press, 1958.

Figes O. Peasant Russia. Civil War. The Volga Countriside in Revolution (1917–1921). N.Y., Oxford University Press, 1989.

Figes O. A people’s tragedy. A history of the Russian revolution. Penguin Publishing group, 1996.

Fitzpatrick Sh. Stalin’s Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization. N.Y., Oxford University Press, 1994.

Friedrich C.J. Totalitarian Dictatorship and Autocracy / C.J. Friedrich, Z.K. Brzezinski. Cambridge, Harvard University Press, 1956.

Gerson L. Secret Police of Lenin’s Russia. Philadelphia, Temple University Press, 1976.

Getty A.J. The Origins of the Great Purges: The Soviet Communist Party Reconsidered, 1933–1939. N.Y., Cambridge University Press, 1985.

Hazard J. Law and Social Change in the USSR. London Institute World affairs, Carswell, 1953.

Hazard J. Settling Disputes in Soviet Society. The Formative Years of Legal Institutions. Octagon Books, 1978.

Hingley R. The Russian secret police: Moscovite, Imperial Russian and Soviet political security. Dorset Press, 1970.

Husband W. Revolution in the Factory. N.Y., Oxford University Press, 1990.

Koenker D. Moscow Workers and the 1917 Revolution. Princeton University Press, 1981.

Koenker D., Rosenberg W. Strikes and revolution in Russia, 1917. Princeton University Press, 1990.

Кurоmia H. Stalin's Industrial Revolution: Politics and Workers, 1928–1931. Cambridge University Press, 1990.

Lansbury G. What I saw in Russia. L., 1920.

Leggett G. The Cheka. Lenin’s political police. Oxford University Press, 1981.

Leonard R. Secret soldiers of the revolution. Soviet military intelligence, 1918–1933. Praeger, 1999.

Levytsky B. The uses of terror: the Soviet secret service, 1917–1970. London, Sidwick and Jackson, 1971.

Lewin M. Lenins Last Struggle. Pantheon books, 1968.

Lewin M. Russian Peasants and Soviet Power: A Study of Collectivization. Georg Allen and Unwin, 1968.

Lewin M. Political Undercurrents in Soviet Economic Development: Bukharin and the Modern Reformers. Pluto Press, 1975.

Lih L. Bread and Authority in Russia, 1914–1921. University of California Press, 1990.

Mandel D. The Petrograd and the Soviet Seizure of Power. Palgrave Shol, 1984.

Moore B. Terror and Progress USSR: Some Sources of Change and Stability in the Soviet Dictatorship. Cambridge, Harvard University Press, 1954.

Newman B. Spies in Britain. London, Robert Hale Limited, 1964.

Pipes R. The Formation of the Soviet Union: Communism and Nationalism, 1917–1923. Cambridge, Harvard University Press, 1954.

Pipes R. The Russian Revolution. N.Y., Knopf, 1990.

Rabinowitch A. The Bolsheviks Come to Power. N.Y., W.W. Norton, 1978.

Raleigh D. Revolution on the Volga. Ithaca, Cornell University Press, 1986.

Rayfield D. Stalin and his Hangmen. N.Y., Random House, 2004.

Sakwa R. The rise and fall of the Soviet Union 1917–1991. N.Y., London, Routledge, 1999.

Schapiro L. The Origins of the Communist Autocracy: Political Opposition in the Soviet State: First Phase, 1917–1922. London, London school of economics and political science, Bell, 1955.

Schapiro L. The Communist Party of the Soviet Union. N.Y., Random House, 1960.

Schmid A. Churchill’s privater Krieg: Intervention under Konterrevolution im russischen Buergerkrieg, November, 1918 – Marz 1920. Zurich, Atlantis, 1974.

Seth R. Forty Years of Soviet Spying. London, Cassel, 1965.

Shearer D. Industry, State and Society in Stalin’s Russia, 1926–1934. Ithaca, N.Y., London. Cornell University Press, 1996.

Shearer D.R. Stalin and the Lubianka. A documentary history of the political police and security organs in the Soviet Union, 1922–1953 / D.R. Shearer, V.N. Khaustov. New Haven and London, Yale university press, 2015.

Smith S. Red Petrograd Revolution in the Factories. 1917–1918. N.Y., Cambridge University Press, 1983.

Thurston R. Life and Terror in Stalin’s Russia, 1934–1941. New Haven, Yale University Press, 1996.

Тuсker R. The Marxian Revolutionary Idea. W.W. Norton and Company, 1969.

Ulam A. The Bolsheviks: The Intellectual and Political History of the Triumph of Communism in Russia. Macmillan Publishing Company, 1965.

Van der Rhoer E. The shadow network: Espionage as an instrument of Soviet policy. N.Y., Scribner, 1983.

Viоla L. Best Sons of the Fatherland: Workers in the vanguard of soviet collectivization. N.Y., Oxford University Press, 1987.

Wade R. Red Guards and Worker Militias in the Russian Revolution. Stanford University Press, 1984.

Ward C. Stalin’s Russia. London, Edward Arnold, 1993.

Wildman A. The End of the Russian Imperial Army. Vol. 1–2. Vol. 1: The old army and the soldiers revolt (March – April 1917).; Vol. 2: The road to soviet power and peace. Princeton University Press, 1987.

Williams W.A. American Russian Relations, 1781–1947. N.Y., Rinehart, 1952.

б) Учебная литература

Бучко Н.П. История пограничных органов России: учебное пособие. Хабаровск: Хабаровский пограничный институт Федеральной службы безопасности Российской Федерации, 2009.

Воронцов С.А. Правоохранительные органы и спецслужбы Российской Федерации: история и современность. Ростов н/Д.: Феникс, 1999.

История России с древнейших времен до начала ХХI века: учебное пособие для студентов вузов / М.М. Горинов, А.А. Горский, А.А. Данилов и др. М.: Дрофа, 2005.

История политических партий России: Учеб. для студентов вузов, обучающихся по спец. «История» / Н.Г. Думова, Н.Д. Ерофеев, С.В. Тютюкин и др. Под ред. А.И.Зевелева. М.: Высш. шк., 1994.

Кузнецов Ю.Д. и др. История Японии / Ю.Д. Кузнецов, Г.Б. Новлицкая, И.М. Сырицын. М.: Высшая школа, 1988.

Петров Г.Н. Диалектика соотношения «белого», «красного» террора и террора интервентов в годы гражданской войны в России (1917–1920 гг.). Учебное пособие. М.: МИРЭА, 1999.

Политическая история российского государства. Учебник для вузов / Ш.М. Мунчаев, В.М. Устинов, А.А. Чернобаев. М.: Культура и спорт, ЮНИТИ, 1998.

Политическая история: Россия – СССР – Российская Федерация. В 2 т. Т. 2. М.: Терра, 1996.

Слободин В.П. Белое движение в годы Гражданской войны в России (1917–1922 гг.): учеб. пособие. М.: МЮИ МВД России, 1996.

Христофоров В.С. История советских органов госбезопасности: 1917–1991 гг. Учеб. пособие / Отв. ред. Е.И. Пивовар. М.: РГГУ, 2015.

в) Статьи в сборниках

20 лет ВЧК – ОГПУ – НКВД. М.: ОГИЗ, Государственное издательство политической литературы, 1938.

Архипов А.И. Организация контрразведки на транспорте // Лубянка: обеспечение экономической безопасности. Сборник. М.: Масс Информ Медиа, 2002. С. 62–67.

Бессмертие. Очерки о разведчиках. Люди молчаливого подвига. В 2 кн. / Сост. И. Василевич}. Кн. 1. М.: Политиздат, 1987.

Булулуков Н.Ю. Особенности государственно-правового регулирования расследования преступлений органами ГПУ – ОГПУ // Исторические чтения на Лубянке. 2003 год. Власть и органы государственной безопасности. М., 2004. С. 89–102.

Буяков А.М. Особое отделение колчаковской армии // Гражданская война на Востоке России: новые подходы, открытия, находки: материалы науч. конф. в Челябинске 19–20 апреля 2002 г. М.: Посев, 2003. С. 153–155.

Военные контрразведчики: Особым отделам ВЧК – КГБ 60 лет. Сборник / Редкол.: Г.К. Цинев (гл. ред.) и др. М.: Воениздат, 1978.

Высокий долг. К 70-летию ВЧК – КГБ. Минск, 1985.

Голдин В.И. Советские спецслужбы: эпоха становления // Гражданская война в России и на Русском Севере: проблемы истории и историографии. Архангельск, 1999. – С. 49–58.

Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны Белого движения Сибири (1918–1919 гг.) // Известия Омского краеведческого музея. 1997. № 5. С. 209–221.

Греков Н.В. Формирование контрразведывательной службы адмирала Колчака // История «белой» Сибири: тез. науч. конф. Кемерово, 1997. С. 59–61.

Греков Н.В. Разведывательная служба армии Колчака // История белой Сибири. Кемерово, 1999. С. 59–61.

Дело «Тактического центра и объединенных в нем организаций» (1919) // Просим освободить из тюремного заключения / Сост. В. Гончаров, В. Нехотин. М.: Современный писатель, 1998. С. 152–160.

Донской В.К. Становление органов госбезопасности в Приморье в первой четверти ХХ в. // Органы государственной безопасности Приморья. Взгляд в прошлое во имя будущего. Материалы научно-теоретической конференции. Владивосток, 3–4 февраля 2003 г. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2003. С. 49–54.

Жуков Ю.Н. Гражданская война в России как широкомасштабный межнациональный конфликт // 1919 год в судьбах России и мира: широкомасштабная Гражданская война и интервенция в России, зарождение новой системы международных отношений: сборник материалов научной конференции. Архангельск, 2009. С. 179–181.

Зданович А.А. Организация и становление спецслужб Российского флота // Материалы Исторических чтений на Лубянке. 1997–2000 гг. Российские спецслужбы: история и современность. М: X-History, 2003. С. 5–15.

Измозик В.С. Политический контроль и сыск: методологические аспекты // Политический сыск в России: история и современность. СПб.: Изд-во СПбУЭФ, 1997. С. 8–17.

Измозик В.С., Павлов Б.В. Руководство РКП(б) и организация советской цензуры // Цензура в России: история и современность. Сборник научных трудов. Вып. 1. СПб.: Изд-во Российской национальной библиотеки, 2001. С. 102–111.

Ильин В.Н. Специальные службы в Гражданской войне на Севере России. 1918–1920 гг. // Исторические чтения на Лубянке. 2002 год. М., 2003. С. 3–24.

Кенез П. Идеология Белого движения // Россия в XX веке: Историки мира спорят. М.: Наука, 1994. С. 268–279.

Кенез П. Западная историография Гражданской войны в России // Россия XIX–XX вв. Взгляд зарубежных историков. М., 1996. С. 181–196.

Кирмель Н.С. Контрразведывательные органы белогвардейских правительств и армий // Белое дело. 2 съезд представ. печат. и электрон. изд.; рез. и матер. науч. конф. «Белое дело в Гражданской войне в России, 1917–1922 гг.». М., 2005. С. 15–33.

Кирмель Н.С. Белогвардейская разведка на Северо-Западе России (1918–1919 гг.) // Политическая Россия: прошлое и современность. Исторические чтения. Вып. V. «Гороховая, 2» – 2008. ФГУК ГМПИР. СПб, 2008. С. 30–36.

Кирмель Н.С. Разведывательное обеспечение операций белых армий на Юге России (1918–1920 гг.) // Гражданская война в России (1917–1922 гг.): взгляд сквозь десятилетия: сб. матер. науч. конф. Самара, 2009. С. 183–190.

Кирмель Н.С. Белогвардейская разведка против интервентов. 1919 г. // 1919 год в судьбах России и мира: широкомасштабная Гражданская война и интервенция в России, зарождение новой системы международных отношений: сборник материалов научной конференции. Архангельск, 2009. С. 85–88.

Кирмель Н.С. Врангелевская разведка: Ленин – властолюбивый деспот, не признающий чужого мнения // 1920 год в судьбах России: апофеоз Гражданской войны в России и ее воздействие на международные отношения: сборник материалов научной конференции. Архангельск, 2010. С. 224–227.

Крестьянников В.В. Белая контрразведка в Крыму в Гражданскую войну // Русский сборник: исследования по истории России XIX–XX вв. / Ред. – сост. М.А. Колеров, О.Р. Айрапетов, П. Чейсти. Т. I. М.: Модест Колеров, 2004. С. 209–220.

Кричевский Л. Евреи в аппарате ВЧК – ОГПУ в 20-е годы // Евреи и русская революция: Материалы и исслед. / Ред. – сост. О.В. Будницкий. М.: Мосты культуры Иерусалим: Гешарим, 1999. С. 321–348.

Кручинин А.С. Белогвардейцы против оккупантов: из истории Добровольческой армии (1918) // Русский сборник: исследования по истории России XIX–XX вв. / Ред. – сост. М.А. Колеров, О.Р. Айрапетов, П. Чейсти. Т. I. М.: Модест Колеров, 2004. С. 197–208.

Ларьков Н.С. Томская «охранка» в период колчаковщины // История белой Сибири: тез. 4-й научн. конф. 6–7 февраля 2001 г. Кемерово, 2001. С. 185–188.

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской Республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны (1917–1922 гг.) // Государственная безопасность России: история и современность; под общ. ред. Р.Н. Байгузина. М.: РОССПЭН, 2004. С. 333–424.

Леонов С.В. История советских спецслужб 1917–1938 гг. в новейшей историографии (1991–2006) // Материалы научной конференции (круглого стола) «Современная историография и источниковедение истории отечественных органов госбезопасности (от Ф.Э. Дзержинского до Ю.В. Андропова). Тенденции развития. Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 3. М.: Кучково поле, 2007. С. 11–63.

Леонов С.В. Создание ВЧК: новый взгляд // Исторические чтения на Лубянке. 1998 год. Российские спецслужбы на переломе эпох: конец XIX века – 1922 год. М., Великий Новгород, 1999. С. 69–74.

Литвинов М.Ю. Белогвардейцы на службе у прибалтийских разведок / М.Ю. Литвинов // Белое движение на Северо-Западе и судьбы его участников. Материалы Второй международной научно-исторической конференции в г. Пскове. Псков, 2005. С. 180–186.

Макаренко В.Г. Применение незаконных методов ведения следствия органами НКВД в Приморской области в 1930-е гг. // Политические репрессии на Дальнем Востоке (20-е – 50-е гг.). Материалы первой Дальневосточной научно-практической конференции. Владивосток, 1997. С. 83–93.

Меньковский В.И. Ревизионистское направление англо-американской историографии советской истории 1930-х гг. // Проблемы отечественной истории: Источники, историография, исследования. Сборник научных статей / Редкол.: М.Н. Барышников, А.В. Голубев и др.; отв. ред. М.В. Друзин. СПб.; К.; Мн., 2008. С. 215–246.

Мозохин О.Б. Борьба с контрабандой // Лубянка: обеспечение экономической безопасности. Сборник. М.: Масс Информ Медиа, 2002. С. 30–40.

Мозохин О.Б. Фальшивомонетчики // Лубянка: обеспечение экономической безопасности. Сборник. М.: Масс Информ Медиа, 2002. С. 40–51.

На южном форпосте России. Из истории Управления Федеральной службы безопасности РФ по Астраханской области. 1918–2000 г.г. Документы, материалы, воспоминания. Астрахань, 2000.

Наше Отечество: Опыт политической истории. В 2 т. Т. 2. М.: Терра, 1991.

Подрывная работа иностранных разведок. Сборник. М.: Соцэкгиз, 1937.

Поляков Ю.А. Гражданская война: начало и эскалация // Гражданская война в России: перекресток мнений. М.: Наука, 1994. С. 40–54.

Продолжение подвига. Книга о смоленских чекистах. Смоленск, 1988.

Рассекречено внешней разведкой / Сост. и общ. ред. В.Н. Карпова. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.

Реабилитация. Политические процессы 30–50-х гг. М.: Издательство политической литературы, 1991.

Седунов А.В. «Отвечая на угрозы из-за кордона» // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 2. М.: Кучково поле, 2006. С. 55–75.

Солдаты невидимого фронта. / Составитель А.П. Коваленко. М.: Изд. центр МОФ «Победа-1945 год», 1994.

Сонин В.В. Правовой статус Государственной политической охраны Дальневосточной республики (1920–1922 гг.) // Органы государственной безопасности Приморья. Взгляд в прошлое во имя будущего. Материалы научно-теоретической конференции. Владивосток, 3–4 февраля 2003 г. Владивосток, 2003. С. 45–48.

Старков Б.А. Политический сыск как объект исторического изучения: методология, историография, источниковедение // Политический сыск в России: история и современность / Отв. за вып.: Измозик В.С.и др. СПб. Ун-т экономики и финансов; Музей полит. истории России. СПб: Изд-во СПбУЭФ, 1997. С. 18–25.

Степанов А.И. Психогенетические и этнокультурные последствия массового террора 1917–1922 гг. // Революция и человек: социально-психологический аспект. М.: Ин-т рос. истории РАН, 1996. С. 201–222.

Тихоокеанский рубеж. Из истории охраны государственной границы России в Приморье и на Тихом океане. Владивосток: Русский Остров, 2004.

У разведчиков есть имена. Рассказы о подвигах советских разведчиков. М.: Московский рабочий, 1973.

Хайров А.М. Основные этапы развития оперативных органов Советских пограничных войск // Исторические чтения на Лубянке. 1997 год. Российские спецслужбы: история и современность. М.; Великий Новгород, 1999. С. 70–72.

Чекисты. Л.: Лениздат, 1982.

Чекисты Дона: Очерки. Ростов, 1980.

Чекисты Петрограда на страже революции: (Парт. руководство Петрогр. ЧК, 1918–1920 гг.) / В.А. Кутузов, В.Ф. Лепетюхин, В.Ф. Седов, О.Н. Степанов. Л.: Лениздат, 1987.

Чумаков Н.С. Становление органов государственной безопасности на российском Дальнем Востоке (1917–1923 гг.) // На защите Отечества. Из истории Управления ФСБ России. Хабаровск, 2001. С. 10–19.

Цветков В.Ж. Разведка и контрразведка белогвардейских правительств. 1918–1922 годы // Исторические чтения на Лубянке. Российские спецслужбы на переломе эпох: конец ХIX в. 1922 год. М.; Великий Новгород, 1999. С. 101–108.

Цветков В.Ж. Особенности антисоветской разведывательной работы подпольных военно-политических структур Белого движения 1917–1918 гг. // Исторические чтения на Лубянке: 1997–2008. М., 2008. С. 36–50.

Цветков В.Ж.С.Н. Ряснянский – основоположник спецслужб Белого движения на юге России // Исторические чтения на Лубянке. 2004 год. Руководители и сотрудники спецслужб России. М., 2005. С. 56–66.

Ципкин Ю.Н. Белое движение в Сибири и на Дальнем Востоке в современной российской исторической литературе // История «белой» Сибири: тез. 4-й науч. конф. Кемерово, 2001. С. 13–18.

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг. // Материалы 57-й научной конференции преподавателей и аспирантов ДВГГУ, сотрудников Гродековского музея секция «Актуальные проблемы истории Дальнего Востока России». Т. 1. Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н.И. Гродекова, 2011. С. 72–93.

Ямпольский В.П. Роль японских спецслужб в борьбе против Советского Союза (1918–1945) // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 2. М.: Кучково поле, 2006. С. 174–193.

Adelman J.R. Soviet Secret Police // Terror and Communist Politics: The Role of the Secret Police in Communist States / Ed. by J.R. Adelman. Westview Press, 1984. P. 79–134.

Continuity and Change in Russian and Soviet Thought / Ed. by Simmons E. Harvard University Press, 1955.

Social Dimensions of Soviet Industrialization / Ed. by W.G. Rosenberg, L.N. Siegelbaum. Bloomington, 1993.

Stalinism: New Directions / Ed. by Fitzpatrick Sh. London; N.Y., 2000.

Stalinist Terror. New Perspectives / Ed by J. Arch Getty and Roberta T. Manning. Cambridge University Press, 1993.

The Stalin Phenomenon / Ed. by Alec Nove. London, Palgrave Macmillan, 1993.

д) Статьи в периодических изданиях

Авдошкина О.В. Диктатура М.К. Дитерикса и крах дальневосточной контрреволюции // Вопросы истории. 2007. № 11. С. 111–120.

Алексеев М. «Монах» с черным поясом // Родина. 1997. № 8. С. 66–71.

Андриенко И. Секретные службы махновской армии // В мире спецслужб. 2004. № 1. С. 35–39.

Белоусов Г. Оперативная игра // Восточно-Сибирская правда. 2002. 24 апр.

Бортневский В.Г. Белая разведка и контрразведка на Юге России во время Гражданской войны // Отечественная история. 1995. № 5. С. 88–100.

Бортневский В.Г. Разведка и контрразведка Белого Юга (1917–1920 гг.) // Новый часовой. 1995. № 3. С. 50–58.

Буяков А.М. Структура и руководящий состав Государственной политической охраны ДВР. 1920–1922 гг. // Известия Государственного исторического архива Дальнего Востока. Т. 10. Владивосток, 2007. С. 173–195.

Варламова Л.Н. Первые попытки централизованного руководства белыми формированиями на территории Урала и Сибири в 1918 г. //Белая гвардия. 2001. № 5. С.11–16.

Варламова Л.Н. Аппарат военного управления Всероссийского временного правительства А.В. Колчака. 1919 г. // Белая гвардия. 2001. № 5. С.17–25.

Ващук О. Не дожидаясь рассвета // Новости. 2004. № 53.

Веденеев Д. Разведка его ясновельможности. Малоизвестное о спецслужбах гетмана Павла Скоропадского // В мире спецслужб. 2004. № 4. С. 10–14.

Вегман В. Восстание омских рабочих против колчаковщины // Сибирские огни. 1923. № 1/2. С. 127–147.

Воробьев С.В. Власть и общественные настроения на Урале в начальный период НЭПа (по информационным сводкам ВЧК – ОГПУ) // Документ. Архив. История. Современность. Вып. 9. Екатеринбург, 2008. С. 148–154.

Ганин А. Враздробь или почему Колчак не дошел до Волги // Родина. 2008. № 3. С. 63–74.

Ганин А.В. Судьба Генерального штаба полковника В.Е. Махина // Военно-исторический журнал. 2006. № 6. С. 54–58.

Гладких А.А. Органы государственной политической охраны Дальневосточной республики // Россия и АТР. 2008. № 1. С. 32–42.

Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения // Вопросы истории. 2002. № 10. С. 59–83.

Голуб П.А. «Колчакия» // Советская Россия. 2005. № 142.

Епифанов А.Е. Из правового опыта использования войсковых формирований как средства обеспечения внутренней безопасности в период становления советской власти (1917–1920 гг.) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5. Юриспруденция. 2014. № 2 (23). С. 62–68.

Зданович А.А. Еще раз о «Национальном центре» // Вопросы истории. 2009. № 9. С. 94–99.

Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики 1920–1922 гг. // Военно-исторический журнал. 2005. № 7. С. 54–58.

Иванов А.А. Военная контрразведка Белого Севера в 1918–1920 гг. // Вопросы истории. 2007. № 11. С. 121–130.

Измозик В.С. Политический контроль в Советской России. 1918–1928 годы // Вопросы истории. 1997. № 7. С. 32–52.

Измозик В.С. В «зеркале» политконтроля. Политический контроль и российская повседневность в 1918–1928 годах // Нестор. 2001. № 1 (5). С. 232–302.

Каримов О.В. Советская военно-морская разведка в годы Гражданской войны // Вопросы истории. 2004. № 7. С. 131–138.

Кирмель Н.С. Контрразведка белого Юга: опыт организационного строительства // Клио. 2005. № 4 (31). С. 174–181.

Кирмель Н.С. Контрразведка белого Юга: опыт организационного строительства // Оперативник (сыщик). 2006. № 2 (7). С. 5–8.

Кирмель Н.С. Кадры белогвардейской контрразведки Юга России // Соискатель. Приложение к научному журналу «Вестник Военного университета». 2006. № 4. С. 3–48.

Кирмель Н.С. Кадры белогвардейских контрразведок: проблемы подбора и расстановки // Клио. 2006. № 4 (35). С. 197–203.

Кирмель Н.С. Борьба органов колчаковской контрразведки с военным и политическим шпионажем (1918–1919 гг.) // Вестник Военного университета. 2007. № 1. С. 108–115.

Кирмель Н.С. Контрразведка Белой армии в Сибири и на Дальнем Востоке // Вопросы истории. 2008. № 12. С. 91–98.

Кирмель Н.С. Деникинская контрразведка против большевистского подполья // Оперативник (сыщик). 2008. № 1 (14). С.108–115.

Кирмель Н.С. Тайный фронт Гражданской войны: деникинская контрразведка против иностранного шпионажа // Клио. 2008. № 2. С. 98–103.

Кирмель Н.С. Организация и деятельность белогвардейской контрразведки на Севере России в годы Гражданской войны. 1918–1920 гг. // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». 2009. № 3. С. 5–10.

Корнева Е.А. Контрразведка А.В. Колчака: организация и освещение политических настроений населений и войск // Новый исторический вестник. 2000. № 1 (1). С. 63–77.

Корнева Е.А. Министерство охраны государственного порядка КОМУЧа: создание и деятельность (1918 г.) // Новый исторический вестник. 2004. № 2 (11). С.139–149.

Кочик В. Советская военная разведка: структура и кадры // Свободная мысль. 1998. № 5. С. 94–104.

Кочик В. Советская военная разведка: структура и кадры // Свободная мысль. 1998. № 6. С. 88–103.

Кочик В. Советская военная разведка: структура и кадры // Свободная мысль. 1998. № 7. С. 97–109.

Кочик В. Некоторые аспекты деятельности советской военной разведки в 20–30-е гг. // Военно-исторический архив. 2000. № 13. С. 59–83.

Левина E. Проблемы российской истории на страницах журнала «Russian Review» / E. Левина, Д. Хоффман, К. Шульц, А. Ретиш // Отечественная история. 1998. № 2. С. 143–148.

Малиа М. Из-под глыб, но что? Очерк истории западной советологии // Отечественная история. 1997. № 5. С. 93–109.

Маслов В. Сталинские репрессии и советская юстиция // Коммунист. 1990. № 10. С. 102–112.

Мозохин О. Первые операции. Особый отдел ВЧК в годы Гражданской войны // Родина. 2008. № 12. С. 39–42.

Молчанова Е. «Алекс» выходит на связь… // Ленинградская правда. 1986. 31 декабря.

Мухачев Б.И. Новые документы и материалы об А.Н. Луцком // Россия и АТР. 2005. № 4. С. 138–142.

Олегина И.Н. Журнал «Russian Review» в 1998–1999 годах // Отечественная история. 2000. № 6. С. 125–134.

Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (Критика «ревизионистского» подхода) // Отечественная история. 1998. № 5. С. 107–121.

Рабинович А. Моисей Урицкий: Робеспьер революционного Петрограда? // Отечественная история. 2003. № 1. С. 2–21.

Седунов А.В. «Белые террористы» на Северо-Западе России в 1920–1930-е годы // Псков. 2012. № 36. С. 157–171.

Серов Е., Волгин В. Тайны военной разведки. 1918–1945 гг. // Армия. 1995. № 19. С. 46–53.

Сикорский Е.А. Советская система политического контроля над населением в 1918–1920 годах // Вопросы истории. 1998. № 5. С. 91–100.

Смыкалин А.С. Тайный политический контроль в первые годы советской власти (1917–1920-е гг.) // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: научно-методический журнал. 2005. № 13. С. 79–88.

Степанов Е. Красные разведчики // Красное Знамя (Владивосток). 1981. 16 августа.

Сувениров О.Ф. Военная коллегия Верховного суда СССР (1937–1939 гг.) // Вопросы истории. 1995. № 4. С. 137–146.

Суворов М.В. Становление и деятельность территориальных органов государственной безопасности в Тверской губернии (май август 1918 года) // Вестник Тверского государственного университета. Серия «История». 2012. Выпуск 3. С. 101–113.

Тепляков А. Сексотка Люба. Нравы губернских чекистов: по материалам судебного дела // Родина. 2000. № 9. С. 71–73.

Тинченко Я. Белогвардейское подполье // Киевские ведомости. 2005. 4 окт.

Хлысталов Э. Трагедия советской разведки: 20–30-е гг. // Молодая гвардия. 1998. № 5. С. 181–208.

Цветков В. «Месяц действий» белого подполья // Родина. 2008. № 12. С. 48–52.

Цветков В. Государственная стража Екатеринославской губернии в борьбе с повстанческим движением в Новороссии (август начало октября 1919 г.) // Белая гвардия. 1997/2000. № 1. С. 18–23.

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения в 1917–1922 годах // Вопросы истории. 2001. № 10. С. 121–135.

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем востоке в 1918–1920 гг. // История государства и права. 2011. № 13. С. 10–14.

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. октябрь 1922 г.) // Исторический журнал: научные исследования». 2011. № 5 (5). С. 23–36.

Шинин О.В. Создание и становление органов военной разведки Народно-революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922) // Исторический журнал: научные исследования». 2012. № 1 (7). С. 41–56.

Шинин О.В. Организация органами государственной безопасности Дальневосточной республики разведывательной деятельности в 1920–1922 годах // Исторический журнал: научные исследования. 2013. № 3 (15). С. 289–301.

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах // Краеведение Приамурья. 2011. № 1. С. 50–57.

Шишкин В.И. Особый отдел управления делами Верховного правителя и Совета министров Российского правительства (май декабрь 1919 г.) // Вестник НГУ. Серия: История, филология. Т. 11. Вып. 8. Новосибирск, 2012. С. 63–81.

Шошков Е. Звезда и смерть Глеба Бокия. Человека, чекиста и парохода // Родина. 2000. № 7. С. 68–71.

Эктон Э. Новый взгляд на русскую революцию // Отечественная история. 1997. №. 5. С. 68–79.

Berman H. The Comparison of Soviet and American Law // Indiana Law Journal. 1959. Vol. 34. P. 559–570.

Dallin A. Bias and Blunders in American Studies on the USSR // Slavic Review. 1973. Vol. 32. Is. 3. P. 560–576.

Inkeles A. Models and Issues in the Analysis of Soviet Society // Survey. 1966. July. P. 3–17.

Hagenloh P.M. Chekist in Essence, Chekist in Spirit. Regular and Political Police in the 1930s // Cahiers du Monde Russe. 2001. Avril decembre. P. 447–476.

Harris J. Dual Subordination? The Political Police and the Party in the Urals Region. 1918–1953 // Cahiers du Monde Russe. 2001. Avril decembre. P. 423–446.

Lynne V. The Cold War within Cold War // Kritika. Explorations in Russian and Eurasian History. Vol. 12. №. 3. 2011. P. 689–690.

Rosenberg W. Russian Labor and Bolshevik Power after October // Slavic Review. 1985. P. 213–238.

е) Статьи на интернет-сайтах

Азаров В. Махновская контрразведка (Электронный ресурс) // NNRE.RU: библиотека. Электрон. дан.(Б. М.). Режим доступа: http: //. Загл. с экрана.

Зирин С. Гибель чекиста Н. Микулина (Электронный ресурс) // Русская линия: православное информационное агентство. Электрон. дан. (Б. М.), 2010. Режим доступа: http: //rusk.ru/st.php? idar=41050. Загл. с экрана.

Ильин В.Н. Морская контрразведка на Севере России. 1914–1920 гг. (Электронный ресурс) // POBEDA.RU. Электрон. дан. (Б. М.), 2006. Режим доступа: http: /// content/ view/4603/21. Загл. с экрана.

Корнева Е.А. Военная контрразведка при Колчаке (Электронный ресурс) // РГГУ: (сайт). Электрон. дан. (М.), (200–). Режим доступа: http: //liber.rsuh.ru/ Conf/Russia_XX/ korneva.htm. Загл. с экрана.

Курас Л.В., Тушемилов В.К. Строительство органов государственной безопасности ДВР (Электронный ресурс) //Сибирь и ссылка: Siberia and the Exile. История пенитенциарной политики Российского государства и Сибирь XVIII – ХХI веков // PENPOLIT.RU: сайт: Электрон. дан. Иркутск, 2007–2010. Режим доступа: http: //? ELEMENT_ID=1097 Загл. с экрана.

Малышев А. Западная историография сталинизма (Электронный ресурс) // livejournal.com (сайт). Режим доступа: http: //eot-su.livejournal.com/931311.html Загл. с экрана.

Мышанский А.А. Отношение населения Сибири к «белому» режиму в период колчаковщины (Электронный ресурс) // Гражданская война на Востоке России. Проблемы истории: Бахрушинские чтения 2001 г.; межвуз. сб. науч. тр. / под ред. В.И. Шишкина; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2001. C. 109–136. // ZAIMKA.RU: электронный журнал. Электрон. дан. (Б.м.), 2002. Режим доступа: http: /// 02_2002/myshansky_ whiteregime. Загл. с экрана.

Организация борьбы трудящихся в тылу деникинцев. (Электронный ресурс) // История Киева// KIEV-HISTORY.COM.UA: сайт Электрон. дан. Киев, 2010–2013. Режим доступа: http: //kiev-history.com.ua/index.php? option=com_content&view=article&id=314: 2011–09–27–13–35–59&catid=56: 2011–09–21–21–49–28&Itemid=9 7– Загл. с экрана.

Рабинович С. Иностранный шпионаж в СССР в годы Гражданской войны (Электронный ресурс) // VAULT.EXMACHINA.RU: авторский проект В.В. Головача. Электрон. дан. (Б. М.), 2003. Режим доступа: http: //vault.exmachina.ru/ spy/ 14/1. Загл. с экрана.

6. Диссертационные исследования и авторефераты

Бандурка В.Б. Белое движение в Приморье (1920–1922 гг.): историческое исследование: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2004.

Барышников Е.А. Деятельность ВЧК ОГПУ по укреплению экономического потенциала страны (1918–1928): дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2004.

Богданов И.С. Служебно-боевая деятельность войск ВЧК ВОХР ВНУС в России (1918–1920 гг.): историческое исследование: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2006.

Варламова Л.Н. Военное управление правительства Колчака: попытки сохранения имперских традиций: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 1999.

Головин С.А. История политических репрессий на Дальнем Востоке России. 1920–1930-е годы: дис…. канд. ист. наук: 07.00.02. Благовещенск, 2000.

Дианов С.А. Политический контроль в Пермском крае в 1919–1929 гг.: автореф. дис… канд. ист. наук: 07.00.02. Пермь, 2007.

Дьяченко О.В. Органы государственной безопасности в реализации пенитенциарной политики Советского государства (1917–1941 гг.) (Историко-правовой аспект): дис. … канд. юрид. наук: 12.00.01. Краснодар, 2002.

Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960 гг.: дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. М., 2005.

Иванов А.А. Контрразведка в системе военного управления противоборствующих сторон в условиях Гражданской войны (На материалах Европейского Севера России в 1918–1920 гг.): автореф. дис. канд. ист. наук: 07.00.02. СПб., 2010.

Иванова Г.М. ГУЛАГ в советской государственной системе (конец 1920-х – середина 1950-х гг.): дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. М., 2002.

Измозик В.С. Политический контроль в Советской России. 1918–1928 гг.: дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. М., 1995.

Катков А.П. Политический контроль в советском обществе в 20–30-е годы: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Саратов, 2000.

Капчинский О.И. ВЧК: Организационная структура и кадровый состав, 1917–1922 гг.: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2005.

Ковыршин Е.В. Войска НКВД СССР: эволюция структуры и практики использования: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Воронеж, 2011.

Косулина Л.Г. Эволюция теоретических основ и практической деятельности партии социалистов-революционеров, 1901–1922 гг.: дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. М., 2003.

Леонов С.В. Создание советской государственности: теория и практика (1917–1922 гг.): дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. М., 1998.

Мильбах В.С. Политические репрессии командно-начальствующего состава РККА и РККФ на востоке страны в 1936–1939 гг.: дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. Иркутск, 2005.

Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России. Социально-экономические противоречия и государственная политика: дис. … д-ра ист. наук в форме науч. докл.: 07.00.02. М., 1998.

Петров М.Н. Формирование и деятельность органов ВЧК ОГПУ: 1917 середина 1920-х гг. (на материалах Северо-Запада России): дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. Новгород, 1995.

Рец А.А. Формирование и функционирование органов контрразведки, военного контроля, МВД антибольшевистских правительств Сибири (1918–1920 гг.): дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2006.

Рассказов А.П. ВЧК ОГПУ НКВД в механизме формирования и функционирования политической системы советского общества, 1917–1941 гг.: дис. … д-ра юрид. наук: 12.00.01. СПб., 1994.

Ратьковский И.С. Всероссийская чрезвычайная комиссия и политика красного террора в Советской России в 1918 г.: дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. СПб., 1995.

Рыбаков А.М. Проблемы насилия и террора в Гражданской войне: дис. … канд. ист. наук: 07.00.01. М., 1993.

Рыжиков А.В. Деятельность губернских чрезвычайных комиссий Верхней Волги в 1918–1922 гг.: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2003.

Санковская О.Н. Формирование кадров Всероссийской чрезвычайной комиссии, 1917–1922 гг. (На материалах центрального аппарата ВЧК): дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Архангельск, 2004.

Седунов А.В. Обеспечение общественной и государственной безопасности в XIX – первой половине XX века: на материалах Северо-Запада России: автореф. дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. СПб, 2006.

Свиридов Г.А. Становление и деятельность территориальных органов государственной безопасности, 1918–1941 гг.: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Курск, 2006.

Фролова Е.А. Российско-американские отношения на Дальнем Востоке (1917–1922 гг.): автореф. дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2010.

Хитин М.С. Пограничная политика Советского государства на Дальнем Востоке: 1917–1925 гг.: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. Хабаровск, 2006.

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дис. … д-ра ист. наук: 07.00.02. Хабаровск, 1998.

Шаталов Е.А. Организационно-правовые основы деятельности чрезвычайных комиссий в Восточной Сибири: 1920 февраль 1922 г.: дис. … канд. юрид. наук: 12.00.01. Омск, 2009.

Шитько В.В. Войска ОГПУ – НКВД в локальных войнах и конфликтах, 1922 июнь 1941 г.: дис. … канд. ист. наук: 07.00.02. М., 2007.

Яковлева М.А. Организация и деятельность Московской чрезвычайной комиссии. 1918–1922 годы: автореф. дис. … канд. истор. наук: 07.00.02. М., 2010.

Иллюстрации

В.И. Ленин

Л.Д. Троцкий

Ф.Э. Дзержинский

Ф.Э. Дзержинский с соратниками

Приказ ВЧК № 169 о создании ИНО ВЧК

Сотрудники ИНО ОГПУ. 1929 г.

А.Х. Артузов

Я.Х. Петерс

Здание ВЧК на Лубянке. Начало 1920-х гг.

Начальник Cпециального отдела Г.И. Бокий

Н.И. Подвойский

Удостоверение сотрудника ВЧК А. Филиппова

Разведчик-нелегал Б.Я. Базаров

М.Н. Тухачевский

Г.И. Котовский

И.П. Уборевич

М.В. Алексеев

А.С. Лукомский

А.И. Деникин с членами Особого совещания

В.З. Май-Маевский в Ростове в 1919 г. (на заднем плане – П.В. Макаров)

Удостоверение П.В. Макарова

А.М. Каледин

Е.К. Миллер

Первая Сибирская штурмовая бригада генерала А.Н. Пепеляева

Биографические сведения Н.П. Злобина. Маньчжурия

А.В. Колчак

П.Ф. Рябиков в чине полковника

Б.В. Савинков

С. Рейли

Р.Ф. Унгерн

Г.М. Семенов

Г.М. Семенов и атаман Сибирского войска П.П. Иванов-Ринов с соратниками

Р. Гайда

С.Д. Меркулов

А.И. Дитерикс

Здание Военного контроля в Перми (ныне – Пермский институт культуры и искусства)

Здание, в котором располагалась колчаковская контрразведка в г. Берёзовский

Удостоверения колчаковских контрразведчиков

Сноски

1

Путин В.В. Россия: национальный вопрос // Вести. ru. URL: (дата обращения: 17.07.2015).

(обратно)

2

Авторы разделяют мнение профессора С.В. Леонова и ряда других ученых о том, что Гражданская война в России началась после Октябрьского переворота и закончилась в октябре 1922 г. По мнению С.В. Леонова, с 24 октября 1917 г. до мая 1918 г. Гражданская война носила очаговый, локальный характер, с мая 1918 г. до ноября 1920 г. она приобрела глобальный и крайне ожесточенный характер, а с конца 1920 г. до октября 1922 г. Гражданская война вновь стала преимущественно локальной, проявляясь в виде волны крестьянских восстаний, а также завершающихся военных действий в Закавказье, Забайкалье и на Дальнем Востоке (Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны (1917 – 1922 гг.) // Государственная безопасность России: история и современность. М., 2004. С. 334, 338).

(обратно)

3

Лацис М.Я. (Судрабс). Два года борьбы на внутреннем фронте. Обзор двухгодичной деятельности чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности. М., 1920; Лацис М.Я. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией. М., 1921; Малицкий А. Чека и ГПУ. Харьков, 1923; Дукельский С. ЧК – ОГПУ. М., 1923; На страже пролетарской революции. Сб. статей. Хабаровск, 1933; и др.

(обратно)

4

В наше время она была дважды переиздана: Турло С.С., Залдат И.П. Шпионаж. [Б. м.] ООО «X-History», 2002; Турло С.С., Залдат И.П. Шпионаж // Антология истории спецслужб. Россия. 1905 – 1924. М., 2007. С. 411 – 639.

(обратно)

5

Заковский Л. Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца. М., 1937; Подрывная работа иностранных разведок. Сборник. М., 1937; Колесник В. Шпионский интернационал: (Троцкисты на службе фашистских разведок). М., 1937; Петров Н. Еще о коварных приемах иностранной разведки. М., 1937; Вышинский А.Я. Подрывная работа разведок капиталистических стран и их троцкистско-бухаринской агентуры. М., 1938; 20 лет ВЧК – ОГПУ – НКВД. М., 1938; Софинов П.Г. Карающая рука советского народа. М., 1942 и др.

(обратно)

6

Кандидов Б. Церковь и контрразведка. Контрреволюционная и террористическая деятельность церковников на Юге в годы Гражданской войны. М., 1930.

(обратно)

7

Джонсон Т. Разведка и контрразведка. М., 1936; Россель Ч. Разведка и контрразведка. М., 1936; Ронге М. Разведка и контрразведка. М., 1936; Акаси Г. Записки японского разведчика. М., 1939; Веспа А. Тайный агент Японии. М., 1939; Грево И. Тайны германского главного штаба. М., 1944; Людеке В. За кулисами разведки. М., 1944; и др.

(обратно)

8

Грамши А. Избранные произведения. В 3 т. 1957–1959. Т. 1: Ордине нуово. М., 1957. С. 356.

(обратно)

9

Цеткин К. Октябрьская революция. Харьков, 1924.

(обратно)

10

Lansbury G. What I saw in Russia. L., 1920. P. 112, 113.

(обратно)

11

Каутский К. Терроризм и коммунизм. Берлин, 1919; Чека. Материалы о деятельности чрезвычайных комиссий. Берлин, 1922; Штейнберг И.З. Нравственный облик революции. Берлин, 1923; Мельгунов С.П. «Красный террор» в России. 1918–1923. Берлин, 1924; Арцыбашев М. Обвинительный акт коммунизму. Берлин, 1924; Акацатов (Антонов) М.Е. Книга скорби. Б.м., Б.и., 1925; Безпалов Н. Исповедь агента ГПУ. Прага, 1925; Авантюристы – Оперпуты. Группа синдикалистов-фашистов. Шанхай, 1928; Агабеков С. ГПУ. Записки чекиста. Берлин, 1930; Думбадзе Е.В. На службе Чека и Коминтерна. Личные воспоминания. Париж, 1930; Бурцев Л. Боритесь с ГПУ. Париж, 1932; Гуль Р.Г. Дзержинский – Менжинский – Петерс – Лацис – Ягода. Париж, 1936; Гроза Б. Поджигатели мировой революции за работой: Заграничная работа ГПУ. Харбин, 1937 и др.

(обратно)

12

Чека: Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий. Берлин, 1922. С. 9.

(обратно)

13

Бурцев Л. Боритесь с ГПУ. Париж, 1932. С. 3.

(обратно)

14

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. С. 268.

(обратно)

15

Пильх Е. История шпионажа и службы по сбору информации. В 3 т. Будапешт, 1936.

(обратно)

16

Пильх Е. Указ. соч. Т. 3. Будапешт, 1936. С. 406.

(обратно)

17

Пильх Е. Указ. соч. Т. 3. Будапешт, 1936. С. 407.

(обратно)

18

Библиография русской революции и Гражданской войны (1917–1921). Из каталога библиотеки Р.З.И. Архива. Прага, 1938. С. XII.

(обратно)

19

Батюшин Н. Указ. соч.; Батюшин Н.С. У истоков русской контрразведки: сборник документов и материалов. М., 2007.

(обратно)

20

Деникин А.И. Путь русского офицера. М., 2003. С. 449.

(обратно)

21

Врангель П.Н. Записки // MILITERA.LIB.RU: электронная библиотека. URL: (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

22

Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. М., 2012.

(обратно)

23

Дорошенко И.А. Создание органов и войск государственной безопасности и их деятельность в период Гражданской войны и иностранной военной интервенции (1917–1920). В 2 ч. М., 1959; Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии (1917–1922 гг.). М., 1960; Дышлак А.И. Советские органы госбезопасности в годы восстановления народного хозяйства страны (1921–1925 гг.). Могилев, 1961; Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель ВЧК (1917–1920 гг.). М., 1967; Портнов В.П. ВЧК (1917–1922). М., 1987 и др.

(обратно)

24

Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 1–2. М., 1980; Поляков А.А. Покушение на ГОЭЛРО. М., 1983; Поляков А.А. Диверсия под флагом помощи. М., 1985 и др.

(обратно)

25

Викторов И. Подпольщик. Воин. Чекист. М., 1963; Михайлов В. Повесть о чекисте. М., 1967; Тишков А.В. Первый чекист. М., 1968; Канюка М.С. Рассказ об отважном чекисте. М., 1977; Барышев М.И. Особые полномочия. Повесть о Вячеславе Менжинском. Изд. 2-е. М., 1983; Ратнер Е.И. А главное – верность… Повесть о Мартине Лацисе. М., 1983; Чекисты. М., 1987; Штейнберг В. Екаб Петерс. М., 1989 и др.

(обратно)

26

Лед и пламень: художественно-документальный сборник. Владивосток, 1977; Апиян Н.А. Органы государственной безопасности советской Армении в период строительства социализма (1920–1934 гг.). Ереван, 1980; Чекисты Дона: Очерки. Ростов, 1980; Жженых Л.А. В годы грозовые (Из истории Якутской губчека). Якутск, 1980; Васильченко Э.А. Партийное руководство деятельностью чекистских органов по борьбе с контрреволюцией на Дальнем Востоке. 1920–1922. Владивосток, 1984; Романенко В.В. В борьбе с контрреволюцией (Из истории создания Чрезвычайных комиссий Поволжья и Урала в 1918–1922 гг.). Саратов, 1985; Найти и обезвредить: Очерки и воспоминания о чекистах Кубани. Краснодар, 1985; Чекисты Петрограда на страже революции: [Парт. руководство Петрогр. ЧК, 1918–1920 гг.]. Л., 1987; Продолжение подвига. Книга о смоленских чекистах. Смоленск, 1988 и др.

(обратно)

27

Военные контрразведчики. М., 1978; Остряков С.З. Военные чекисты. М., 1979 и др.

(обратно)

28

Корольков Ю.М. Человек, для которого не было тайн. М., 1965; Будкевич С.П. Дело Зорге. Следствие и судебный процесс: Люди. События. Документы. Факты. М., 1969; У разведчиков есть имена: Рассказы о подвигах советских разведчиков. М., 1973; Вернер Р. Соня рапортует: Подвиг разведчицы. М., 1980; Кореневский М.С., Сгибнев А.А. Пришло время рассказать: Документальные повести и очерки. М., 1981; Бессмертие. Очерки о разведчиках. Люди молчаливого подвига. В 2 кн. М., 1987; Молчанова Е. «Алекс» выходит на связь… // Ленинградская правда. 1986. 31 декабря; Подвиг живет вечно: Рассказы о разведчиках. М., 1990 и др.

(обратно)

29

Фомин Ф. Записки старого чекиста. М., 1964; Кочетков В., Толмач М. Мы из ЧК. Куйбышев, 1966; Кравченко В.Ф. Под именем Шмидхена. М., 1970; Чекисты рассказывают. Вып. 1–9. М., 1970–1983; Маймескулов Л.Н. и др. Всеукраинская чрезвычайная комиссия (1918–1922). 2-е изд., перераб. и доп. Харьков, 1990 и др.

(обратно)

30

Плотников И.Ф. Героическое подполье. Большевистское подполье Урала и Сибири в годы иностранной интервенции и Гражданской войны. М., 1968.

(обратно)

31

Стишов М.И. Большевистское подполье и партизанское движение в Сибири в годы Гражданской войны (1918–1920 гг.). М., 1962.

(обратно)

32

Росс Н. Врангель в Крыму. Frankfurt/Main, 1982.

(обратно)

33

Левина E., Хоффман Д., Шульц К., Ретиш А. Проблемы российской истории на страницах журнала «Russian Review» // Отечественная история. 1998. № 2. С. 143, 144.

(обратно)

34

Arendt H. The Origins of Totalitarianism. N.Y., 1951; Friedrich C.J., Brzezinski Z.K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, 1956.

(обратно)

35

Малышев А. Западная историография сталинизма // livejournal.com (сайт) URL: http://eot-su.livejournal.com/931311.html (дата обращения: 07.07.2015).

(обратно)

36

Deutscher I. Stalin: A Political Biography. N.Y., 1949; Pipes R. The Formation of the Soviet Union: Communism and Nationalism, 1917–1923. Cambridge, 1954; Fainsod M. Smolensk Under Soviet Rule. Cambridge, 1958; Daniels R.V. The Conscience of the Revolution: Communist opposition in Soviet Russia. Cambridge, 1960; Carr Е. Socialism in One Country, 1924–1926, 3 vols. London, 1958–1964; Ulam A. The Bolsheviks: The Intellectual and Political History of the Triumph of Communism in Russia. Macmillan Publishing Company, 1965; Conquest R. The Great Terror: Stalin's Purge of the Thirties. N.Y., 1968; Lewin M. Russian Peasants and Soviet Power: A Study of Collectivization. Georg Allen and Unwin, 1968; Tucker R. The Marxian Revolutionary Idea. W.W. Norton and Company, 1969 и др.

(обратно)

37

Moore B. Terror and Progress USSR: Some Sources of Change and Stability in the Soviet Dictatorship. Cambridge, 1954; Continuity and Change in Russian and Soviet Thought / Ed. by Simmons E. Harvard University Press, 1955; Schapiro L. The Origins of the Communist Autocracy: Political Opposition in the Soviet State: First Phase, 1917–1922. L., 1955; Schapiro L. The Communist party of the Soviet Union. N.Y., 1960; Fainsod M. How Russia is ruled. Cambridge Harvard University Press, 1963; Brzezinski Z., Huntington S. Political Power, USA / USSR. N.Y., 1965; Inkeles A. Models and Issues in the Analysis of Soviet Society // Survey. 1966. July. P. 3–17 и др.

(обратно)

38

Малышев А. Указ. соч.

(обратно)

39

Daniels R. Russia. Englewood, 1964. P. 60; Deniels R. Red October. The Bolshevik revolution of 1917. N.Y., 1967. P. 215, 216.

(обратно)

40

Кенез П. Западная историография гражданской войны в России // Россия XIX–XX вв. Взгляд зарубежных историков. М., 1996. С. 184.

(обратно)

41

Tucker R. The Soviet Political Mind. N.Y., 1971; Lewin M. The Disappearance of Planning in the Plan // Slavic Review. 1973. № 32 и др.

(обратно)

42

Rabinowitch A. The Bolsheviks Come to Power. N.Y., W.W. Norton, 1978; Koenker D. Moscow Workers and the 1917 Revolution. Princeton, 1981; Wildman A. The End of the Russian Imperial Army. Princeton, 1980–1987. Vol. 1–2; Smith S. Red Petrograd Revolution in the Factories. 1917–1918. Cambridge, 1983; Smith S.A. Red Petrograd. Cambridge, 1983; Mandel D. The Petrograd and the Soviet Seizure of Power. Palgrave Shol, 1984; Wade R. Red Guards and Worker Militias in the Russian Revolution. Stanford, 1984; Getty A.J. The Origins of the Great Purges: The Soviet Communist Party Reconsidered, 1933–1939. N.Y., 1985; Raleigh D. Revolution on the Volga. Ithaca, 1986; Viola L. Best Sons of the Fatherland: Workers in the vanguard of soviet collectivization. N.Y., 1987; Kuromia H. Stalin's Industrial Revolution: Politics and Workers, 1928–1931. Cambridge, 1990; Koenker D., Rosenberg W. Strikes and revolution in Russia, 1917. Princeton, 1990 и др.

(обратно)

43

Эктон Э. Новый взгляд на русскую революцию // Отечественная история. 1997. № 5. С. 69.

(обратно)

44

Кенез П. Указ. соч. С. 186.

(обратно)

45

Smith S. Red Petrograd: Revolution in the factories, 1917–1918. Cambridge, 1983; Koenker D. Urbanization and Deurbanization in the Russian Revolution and Civil War / Party, State and Society in the Russian Civil War; Rosenberg W. Russian Labor and Bolshevik Power after October // Slavic Review. 1985. P. 213–238; Chase W. Workers, Society and the Soviet State: Labor and Life in Moscow, 1918–1929. Urbana, University of Illinois Press, 1987; Husband W. Revolution in the Factory. N.Y., 1990 и др.

(обратно)

46

Figes O. Peasant Russia. Civil War. The Volga Countriside in Revolution (1917–1921). N.Y., 1989; Lih L. Bread and Authority in Russia, 1914–1921. University of California Press, 1990 и др.

(обратно)

47

Кенез П. Указ. соч. С. 189–191.

(обратно)

48

Williams W.A. American Russian Relations, 1781–1947. N.Y., 1952; Schmid A. Churchill's privater Krieg: Intervention under Konterrevolution im russischen Buergerkrieg, November, 1918 – Marz 1920. Zurich, 1974; Carley M. Revolution and Intervention: The French Government and the Russian Civil War, 1917–1919. Kingston, 1983 и др.

(обратно)

49

Кенез П. Указ. соч. С. 194.

(обратно)

50

Lewin M. Lenin's Last Struggle. Pantheon books, 1968; Cohen S. Bukharin and the Bolshevik Revolution: A Political Biography, 1888–1938. N.Y., 1973; Lewin M. Political Undercurrents in Soviet Economic Development: Bukharin and the Modern Reformers. Pluto Press, 1975 и др.

(обратно)

51

Меньковский В.И. Ревизионистское направление англо-американской историографии советской истории 1930-х гг. // Проблемы отечественной истории: Источники, историография, исследования. Сборник научных статей. СПб.; К.; Мн., 2008. С. 221.

(обратно)

52

Советская тайная полиция / Под ред. С. Волина, Р. Слуссера. В 2 ч. Ч. 1. М., 1958; Стронг А.Л. Эра Сталина. М., 1957; Локкарт Р.Б. Две революции. М., 1958; Seth R. Forty Years of Soviet Spying. L., 1965; Newman B. Spies in Britain. L., 1964; Мейер А. Советская политическая система. В 2 ч. М., 1966; Conquest R. The Soviet Police System. L., 1968; Deacon R. A history of the Russian secret service. L., 1972; Gerson L. Secret Police of Lenin’s Russia. Philadelphia, 1976; Leggett G. The Cheka. Lenin’s political police. Oxford, 1981; Adelman J.R. Soviet Secret Police // Terror and Communist Politics: The Role of the Secret Police in Communist States. Westview Press, 1984. P. 79–134 и др.

(обратно)

53

Стронг А.Л. Указ. соч. С. 19.

(обратно)

54

Советский эмигрант сотрудник радиостанции «Голос Америки» С. Волин и бывший военный разведчик сотрудник Института Гувера при Стенфордском университете Р. Слуссер в 1957 г. в Нью-Йорке опубликовали книгу «Советская тайная полиция» (в СССР издана в 1958 г. Издательством иностранной литературы), подготовленную на основе анализа вторичных источников иностранного и отчасти советского происхождения.

(обратно)

55

Советская тайная полиция… С. 10.

(обратно)

56

Мейер А. Указ соч. Ч. 2. С. 25.

(обратно)

57

Conquest R. The Soviet Police System. London: The Bodley Head, 1968.

(обратно)

58

Deacon R. Op. cit. P. 210, 211.

(обратно)

59

Gerson L. Op. cit. P. 23.

(обратно)

60

Leggett G. Op. cit. P. 20, 21.

(обратно)

61

Портнов В.П. Указ. соч. С. 89.

(обратно)

62

Gerson L. Op. cit. P. 271, 272.

(обратно)

63

Leggett G. Op. cit. P. 69, 78–89.

(обратно)

64

Friedrich C., Brzezinski Z. Op. cit. P. 69.

(обратно)

65

Seth R. Forty Years of Soviet Spying. London: Cassel, 1965.

(обратно)

66

Советская тайная полиция… С. 11.

(обратно)

67

Conquest R. The Soviet Police System. London, The Bodley Head, 1968.

(обратно)

68

Gerson L. Op. cit. P. 130, 187, 273, 274.

(обратно)

69

Найтли Ф. Шпионы ХХ века. М.: Республика, 1994. С. 77.

(обратно)

70

Deacon R. Op. cit. P. 226.

(обратно)

71

Leggett G. Op. cit. P. 49.

(обратно)

72

Советская тайная полиция… С. 12 об., 13.

(обратно)

73

Gerson L. Op. cit. P. 199, 219, 220.

(обратно)

74

Мейер А. Указ. соч. Ч. 2. С. 25.

(обратно)

75

Gerson L. Op. cit. P. 219, 220.

(обратно)

76

Gerson L. Op. cit. P. 261, 267.

(обратно)

77

Gerson L. Op. cit. P. 271.

(обратно)

78

Советская тайная полиция… С. 14 об.

(обратно)

79

Seth R. Forty Years of Soviet Spying. London: Cassel, 1965.

(обратно)

80

Newman B. Op. cit. Р. 80–82.

(обратно)

81

Conquest R. The Great Terror: A Reassessment. N.Y., 1990. P. 507.

(обратно)

82

Dallin A. Bias and Blunders in American Studies on the USSR // Slavic Review. 1973. Vol. 32. Is. 3. P. 571.

(обратно)

83

Наше Отечество: Опыт политической истории. Т. 2. М., 1991; Трукан Г.А. Путь к тоталитаризму: 1917–1929. М., 1994; Гимпельсон Е.Г. Формирование советской политической системы. 1917–1923. М., 1995; Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия. М., 1995; Розин Э. Ленинская мифология государства. М., 1996; Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика. Послереволюционная Россия (1917–1928 гг.). СПб., 1997; Леонов С.В. Рождение советской империи: государство и идеология в 1917–1922 гг. М., 1997; Леонов С.В. Создание советской государственности: теория и практика (1917–1922 гг.): дис. … д-ра ист. наук. М., 1998; Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998; Яковлев А. Омут памяти. М., 2000; Медведев Р. Социализм в России? М., 2006 и др.

(обратно)

84

Леонов С.В. Советская государственность: замыслы и действительность // Вопросы истории. 1990. № 12. С. 41.

(обратно)

85

Коржихина Т.П. Извольте быть благонадежны! Об отношении власти к обществу. М., 1997. С. 10, 11.

(обратно)

86

Коржихина Т.П. Советское государство и его учреждения: ноябрь 1917 г. – декабрь 1991 г. М., 1994. С. 7, 8.

(обратно)

87

Pipes R. The Russian revolution. N.Y., 1990; Ward C. Stalin’s Russia. L., 1993; Andrle V. A Social History of Twentieth century Russia. L.; N.Y., 1994; Figes O. A people’s tragedy. A history of the Russian revolution. Penguin Publishing group, 1996; Davies S. Popular Opinion in Stalin’s Russia: Terror, Propaganda and Dissent, 1934–1941. N.Y., 1997; Sakwa R. The rise and fall of the Soviet Union 1917–1991. N.Y. – L., 1999; Stalinism: New Directions / Ed. by Sh. Fitzpatrick. London; N.Y., 2000; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е гг.: деревня. М., 2001 (Stalin's Peasants: Resistance and Survival in the Russian Village after Collectivization. N.Y., 1994) и др.

(обратно)

88

Эндрю К., Гордиевский О. КГБ. Разведывательные операции от Ленина до Горбачева. М., 1992; Фалиго Р., Коффер Р. Всемирная история разведывательных служб. В 2 т. Т. 1: 1870–1939. М., 1997 (Оригинальное французское издание вышло в 1993–1994 гг. Faligot R., Kauffer R. Histoire mondiale de renseignement. Vol. 1–2. Paris, 1993–1994); Найтли Ф. Шпионы ХХ века. М.: Республика, 1994; Ричелсон Д.Т. История шпионажа ХХ века. М., 2000 (Оригинальное англоязычное издание увидело свет в 1995 г. Richelson J.T. A century of spies. Intelligence in the twentieth century. Oxford, 1995); Andrew С., Mitrokhin V. The Sword and the Shield. The Mitrokhin Archive and the Secret History of the KGB. N.Y, 1999; Rayfield D. Stalin and his Hangmen. N.Y., 2004 и др.

(обратно)

89

Figes O. A people’s tragedy. A history of the Russian revolution. Penguin Publishing group, 1996. P. 491.

(обратно)

90

Sakwa R. The rise and fall of the Soviet Union 1917–1991. N.Y. – L., 1999. P. 72.

(обратно)

91

Ричелсон Д.Т. История шпионажа ХХ века. М., 2000. С. 68, 70, 71.

(обратно)

92

Эндрю К., Гордиевский О. КГБ. Разведывательные операции от Ленина до Горбачева. М., 1992. С. 60, 62, 63.

(обратно)

93

Фалиго Р., Коффер Р. Указ. соч. В 2 т. Т. 1: 1870–1939. М., 1997. С. 148, 149, 153.

(обратно)

94

Rayfield D. Stalin and his Hangmen. N.Y., 2004. P. 56.

(обратно)

95

Andrew С., Mitrokhin V. The Sword and the Shield. The Mitrokhin Archive and the Secret History of the KGB. N.Y., 1999. P. 72.

(обратно)

96

Pipes R. The Russian revolution. N.Y., 1990. P. 266–282.

(обратно)

97

Найтли Ф. Указ. соч. С. 81.

(обратно)

98

Ричелсон Д.Т. Указ. соч. С. 76, 77.

(обратно)

99

Harris J. Dual Subordination? The Political Police and the Party in the Urals Region. 1918–1953 // Cahiers du Monde Russe. 2001. Avril – décembre. P. 423–446; Hagenloh P.M. Chekist in Essence, Chekist in Spirit. Regular and Political Police in the 1930s // Cahiers du Monde Russe. 2001. Avril – décembre. P. 447–476 и др.

(обратно)

100

Сідак В. Національні спецслужби в період української революції 1917–1921 рр.: невідомі сторінки історії // EXLIBRIS. ORG.UA: уkраїнсьkа елеkтронна бібліотеkа: історія, публіцистика, художня література. 2005. URL: (дата обращения: 29.10.2006).

(обратно)

101

Андриенко И. Секретные службы махновской армии // В мире спецслужб. 2004. № 1; Веденеев Д.B. Украинский фронт в войнах спецслужб: исторические очерки. K., 2008; Азаров В. Махновская контрразведка. URL: (дата обращения: 30.11.2012).

(обратно)

102

Крестьянников В.В. Белая контрразведка в Крыму в Гражданскую войну // Русский сборник: исследования по истории России XIX–XX вв. М., 2004. Т. 1.

(обратно)

103

Медведев Р. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992; Волкогонов Д. Троцкий. Политический портрет. В 2 кн. Кн. 2. М., 1992; Старков Б.А. Дела и люди сталинского времени. СПб., 1995; Жуков Ю.Н. Иной Сталин: Политические реформы в СССР в 1933–1937 гг. М., 2003 и др.

(обратно)

104

Реабилитация. Политические процессы 30–50-х гг. М., 1991.

(обратно)

105

Рыбаков А.М. Проблемы насилия и террора в Гражданской войне: дис. … канд. ист. наук. М., 1993; Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. Казань, 1995; Хлевнюк О.В. Политбюро: механизмы политической власти в 1930-е гг. М., 1996; Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997; Бугай Н.Ф. Социальная натурализация и этническая мобилизация (Опыт корейцев России). М., 1998; Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937–1938 гг. М., 1998; Петров Г.Н. Диалектика соотношения «белого», «красного» террора и террора интервентов в годы гражданской войны в России (1917–1920 гг.). М., 1999; Голодин С.А. История политических репрессий на Дальнем Востоке России. 1920-е–1930-е.: дис. … канд. ист. наук. Благовещенск, 2000; Дзидзоев В.Д. Белый и красный террор на Северном Кавказе в 1917–1918 гг. Владикавказ, 2000; Иванова Г.М. ГУЛАГ в советской государственной системе (конец 1920-х – середина 1950-х гг.): дис. … д-ра ист. наук. М., 2002; Бугай Н.Ф. Корейцы в Союзе ССР – России: ХХ в.: История в документах. М., 2004; Лыкова Е.А., Проскурина Л.И. Деревня российского Дальнего Востока в 20–30-е гг. ХХ века: Коллективизация и ее последствия. Владивосток, 2004; Земсков В.Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960 гг.: дис. … д-ра ист. наук, М., 2005; Мильбах В.С. Политические репрессии командно-начальствующего состава РККА и РККФ на востоке страны в 1936–1939 гг.: дис. … д-ра ист. наук. Иркутск, 2005; Балмасов С.С. Красный террор на востоке России в 1918–1922 гг. М., 2006; Алешкин П.Ф. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М., 2012 и др.

(обратно)

106

Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М., 1997. С. 203.

(обратно)

107

Степанов А.И. Психогенетические и этнокультурные последствия массового террора 1917–1922 гг. // Революция и человек: социально-психологический аспект. М., 1996. С. 205.

(обратно)

108

Степанов А.И. Указ. соч. С. 204.

(обратно)

109

Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 2004. С. 8, 12.

(обратно)

110

Бортневский В.Г. Избранные труды. СПб., 1999. С. 283, 284.

(обратно)

111

Маслов В. Сталинские репрессии и советская юстиция // Коммунист. 1990. № 10. С. 102–112; Рассказов Л.П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в Советском государстве (1917–1941 гг.). Уфа, 1994; Сувениров О.Ф. Военная коллегия Верховного суда СССР (1937–1939 гг.) // Вопросы истории. 1995. № 4. С. 137–146; Макаренко В.Г. Применение незаконных методов ведения следствия органами НКВД в Приморской области в 1930-е гг. // Политические репрессии на Дальнем Востоке (20-е–50-е гг.). Материалы первой Дальневосточной научно-практической конференции. Владивосток, 1997. С. 83–93; Дьяченко О.В. Органы государственной безопасности в реализации пенитенциарной политики Советского государства (1917–1941 гг.) (Историко-правовой аспект): дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 2002; Булулуков Н.Ю. Особенности государственно-правового регулирования расследования преступлений органами ГПУ – ОГПУ // Исторические чтения на Лубянке. 2003 год. Власть и органы государственной безопасности. М., 2004. С. 89–102; Мозохин О. ВЧК – ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004; Шаталов Е.А. Организационно-правовые основы деятельности чрезвычайных комиссий в Восточной Сибири: 1920 – февраль 1922 г.: дис. … канд. ист. наук. Омск, 2009; Христофоров В.С. История советских органов госбезопасности: 1917–1991 гг.: учеб. пособие. М., 2015 и др.

(обратно)

112

Кассис В.Б., Колосов Л.С. Тринадцать новелл о советских разведчиках. В 3 кн. М., 1992; Солдаты невидимого фронта. М., 1994; Ветераны внешней разведки России (краткий биографический справочник) / В. Антонов, В. Карпов. М., 1995 и др.

(обратно)

113

Кривицкий В.Г. «Я был агентом Сталина»: Записки советского разведчика. М., 1991; Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. СПб., 1991; Агабеков Г.С. ЧК за работой. М., 1992; Агабеков Г.С. Секретный террор. Записки разведчика. М., 1996; Беседовский Г. На путях к термидору. М., 1997; Орлов В.Г. Двойной агент: Записки русского контрразведчика. М., 1998 и др.

(обратно)

114

Вольтон В. КГБ во Франции. М., 1993; Найтли Ф. Указ. соч.; Фалиго Р., Коффер Р. Указ. соч.; Leonard R. Secret soldiers of the revolution. Soviet military intelligence, 1918–1933. Praeger, 1999; Ричелсон Д.Т. Указ. соч.; Даллин Д. Шпионаж по-советски. Объекты и агенты советской разведки 1920–1950. М., 2001; Бояджи Э. История шпионажа. В 2 т. М., 2003; Кук Э. Сидней Рейли. На тайной службе Его Величества. М., 2004 и др.

(обратно)

115

Эндрю К., Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М., 1992.

(обратно)

116

Очерки истории российской внешней разведки. В 6 т. Т. 2: 1917–1933 гг. М., 1996.

(обратно)

117

Велидов А. Похождения террориста: Одиссея Якова Блюмкина. М., 1998; Дамаскин И. Разведчицы и шпионки. М., 1999; Антонов В.С., Карпов В.Н. Тайные информаторы Кремля. М., 2001; Дамаскин И. Сто великих разведчиков. М., 2001; Колпакиди А., Прохоров Д. Внешняя разведка России. СПб.; М., 2001; Колпакиди А., Прохоров Д. Все о внешней разведке. М., 2002; Разведка и контрразведка в лицах. Энциклопедический словарь российских спецслужб. М., 2002; Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка. М., 2003; Рассекречено внешней разведкой. М., 2003 и др.

(обратно)

118

Серов Е., Волгин В. Тайны военной разведки. 1918–1945 гг. // Армия. 1995. № 19; Алексеев М. «Монах» с черным поясом // Родина. 1997. № 8. С. 66–71; Кочик В. Советская военная разведка: структура и кадры // Свободная мысль. 1998. № 5. С. 94–104; Кочик В. Советская военная разведка: структура и кадры // Свободная мысль. 1998. № 6. С. 88–103; Кочик В. Советская военная разведка: структура и кадры // Свободная мысль. 1998. № 7. С. 97–109; Хлысталов Э. Трагедия советской разведки: 20–30-е гг. // Молодая гвардия. 1998. № 5. С. 181–208; Кочик В. Некоторые аспекты деятельности советской военной разведки в 20–30-е гг. // Военно-исторический архив. 2000. № 13. С. 59–83; Колпакиди А., Прохоров Д. Империя ГРУ: Очерки истории российской военной разведки. В 2 кн. М., 2001; Лурье В.М., Кочик В.Я. ГРУ: дела и люди. СПб.; М., 2003; Кочик В.Я. Разведчики и резиденты ГРУ за пределами Отчизны. М., 2004; Энциклопедия военной разведки России. М., 2004; Позняков В.В. Советская разведка в Америке. 1919–1941. М., 2005; Горбунов Е.А. Сталин и ГРУ. М., 2010 и др.

(обратно)

119

Рассказов А.П. ВЧК – ОГПУ – НКВД в механизме формирования и функционирования политической системы советского общества, 1917–1941 гг.: дис. … д-ра юрид. наук. СПб., 1994; Измозик В.С. Политический контроль в Советской России. 1918–1928 гг.: дис. … д-ра ист. наук. М., 1995; Петров М.Н. Формирование и деятельность органов ВЧК – ОГПУ: 1917 – середина 1920-х гг. (на материалах Северо-Запада России): дис. … д-ра ист. наук. Новгород, 1995; Ратьковский И.С. Всероссийская чрезвычайная комиссия и политика красного террора в Советской России в 1918 г.: дис. … д-ра ист. наук. СПб., 1995; Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 1995 и др.

(обратно)

120

Леонов С.В. Рождение советской империи. Государство и идеология. М., 1997; Леонов С.В. Создание ВЧК: новый взгляд // Исторические чтения на Лубянке 1998 год. Российские спецслужбы на переломе эпох: конец XIX века – 1922 год. М.; Великий Новгород, 1999; Леонов С.В. Государственная безопасность Советской Республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны (1917–1922 гг.)…

(обратно)

121

Государственная безопасность России: история и современность. М., 2004.

(обратно)

122

Государственная безопасность России… С. 795.

(обратно)

123

Зданович А.А. Свои и чужие – интриги разведки. М., 2002; Зданович А.А. Отечественная контрразведка (1914–1920): организационное строительство. М., 2004; Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики 1920–1922 гг. // Военно-исторический журнал. 2005. № 7; Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК – ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934). М., 2008 и др.

(обратно)

124

Мозохин О.Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918–1953). Монография. М., 2006; Епихин А.Ю., Мозохин О.Б. ВЧК – ОГПУ в борьбе с коррупцией в годы новой экономической политики (1921–1928): Монография. М., 2007 и др.

(обратно)

125

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ. 1921–1928 гг. М., 2003; Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики, 1921–1928. М., 2006; Плеханов А.М., Плеханов А.А. Всероссийская чрезвычайная комиссия СНК. (7 (20) – декабря 1917 – 6 февраля 1922). Краткий справочник. М., 2011; Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? М., 2013 и др.

(обратно)

126

Лубянка. Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 – декабрь 1936. М., 2003; Лубянка. Сталин и Главное управление государственной безопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938. М., 2004; Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии 1936–1938 гг. М., 2010; Дело Берия. Приговор обжалованию не подлежит. М., 2012 и др.

(обратно)

127

Shearer D.R., Khaustov V.N. Stalin and the Lubianka. A documentary history of the political police and security organs in the Soviet Union, 1922–1953. New Haven and London; Yale university press, 2015. P. 17.

(обратно)

128

Кричевский Л. Евреи в аппарате ВЧК – ОГПУ в 20-е годы // Евреи и русская революция: Материалы и исслед. М., 1999. С. 321–348; Тепляков А. Сексотка Люба. Нравы губернских чекистов: по материалам судебного дела // Родина. 2000. № 9; Санковская О.Н. Формирование кадров Всероссийской чрезвычайной комиссии, 1917–1922 гг. (На материалах центрального аппарата ВЧК): дис. … канд. ист. наук. Архангельск, 2004; Капчинский О.И. ВЧК: Организационная структура и кадровый состав, 1917–1922 гг.: дис. … канд. ист. наук. М., 2005; Будницкий О.В. Российские евреи между красными и белыми (1917–1920). М., 2005; Капчинский О. Госбезопасность изнутри. Национальный и социальный состав. М., 2005.

(обратно)

129

Шошков Е. Звезда и смерть Глеба Бокия. Человека, чекиста и парохода // Родина. 2000. № 7. С. 68–71; Соколов Б.В. Наркомы страха: Ягода, Ежов, Берия, Абакумов. М., 2001; Ильинский М. Нарком Ягода. М., 2002; Сысоев Н.Г. Жандармы и чекисты: От Бенкендорфа до Ягоды. М., 2002; Рабинович А. Моисей Урицкий: Робеспьер революционного Петрограда? // Отечественная история. 2003. № 1. С. 2–21; Тумшис М.А. ВЧК: Война кланов. М., 2004 и др.

(обратно)

130

Штутман С.М. Внутренние войска: История в лицах. М., 2004; Богданов И.С. Служебно-боевая деятельность войск ВЧК – ВОХР – ВНУС в России (1918–1920 гг.): историческое исследование: дис. … канд. ист. наук. М., 2006; Шитько В.В. Войска ОГПУ – НКВД в локальных войнах и конфликтах, 1922 – июнь 1941 г.: дис. … канд. ист. наук. М., 2007; Ковыршин Е.В. Войска НКВД СССР: эволюция структуры и практики использования: дис. … канд. ист. наук. Воронеж, 2011 и др.

(обратно)

131

Старков Б.А. Политический сыск как объект исторического изучения: методология, историография, источниковедение // Политический сыск в России: история и современность. СПб., 1997. С. 18–25; Сикорский Е.А. Советская система политического контроля над населением в 1918–1920 годах // Вопросы истории. 1998. № 5. С. 91–100; Кошеваров А.Н. Церковь и власть: Русская Православная Церковь в первые годы советской власти. СПб., 1999; Катков А.П. Политический контроль в советском обществе в 20–30-е годы: дис. … канд. ист. наук. Саратов, 2000; Измозик В.С. В «зеркале» политконтроля. Политический контроль и российская повседневность в 1918–1928 годах // Нестор. 2001. № 1 (5). С. 232–302; Измозик В.С., Павлов Б.В. Руководство РКП(б) и организация советской цензуры // Цензура в России: история и современность. Сборник научных трудов. Вып. 1. СПб., 2001. С. 102–111; Смыкалин А.С. Тайный политический контроль в первые годы советской власти (1917–1920-е гг.) // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета: научно – методический журнал. 2005. № 13. С. 78–88; Чураков Д.О. Бунтующие пролетарии: Революционный протест в Советской России (1917–1930-е гг.). М., 2007; Дианов С.А. Политический контроль в Пермском крае в 1919–1929 гг.: дис… канд. истор. наук. Пермь, 2007; Фирсов С.Л. «Власть и огонь»: Церковь и советское государство: 1918 – нач. 1940-х гг. М., 2014 и др.

(обратно)

132

Павлов Д.Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 – середина 1950-х годов. М., 1999; Тютюкин С.В. Меньшевизм: Страницы истории. М., 2002; Рабинович А. Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде. М., 2008; Медведев А.В., Слепченкова А.А. Партия социалистов – революционеров в Нижегородском крае (1895–1923): Монография. Нижний Новгород, 2012 и др.

(обратно)

133

Нэх В.Ф. Пограничная политика Советского государства (1917–1941). М., 2006; Тихоокеанский рубеж. Из истории охраны государственной границы России в Приморье и на Тихом океане. Владивосток, 2006; Хитин М.С. Пограничная политика Советского государства на Дальнем Востоке: 1917–1925 гг.: дис. … канд. истор. наук. Хабаровск, 2006; Терещенко В.В. На охране рубежей Отечества. М., 2008; Бучко Н.П. История пограничных органов России: Учебное пособие. Хабаровск, 2009 и др.

(обратно)

134

От ЧК до ФСБ. 1918–1998: Сб. документов и материалов по истории государственной безопасности Тверского края. Тверь, 1998; Мардамшин P. P. Башкирская чрезвычайная комиссия (страницы истории). Уфа, 1999; Олех Г.Л. Кровные узы. РКП(б) и ЧК/ГПУ в первой половине 1920-х годов: механизм взаимоотношений. Новосибирск, 1999; На южном форпосте России. Из истории Управления Федеральной службы безопасности РФ по Астраханской области. 1918–2000 гг. Документы, материалы, воспоминания. Астрахань, 2000; На защите Отечества. Из истории Управления ФСБ России. Хабаровск, 2001; Рыжиков А.В. Деятельность губернских чрезвычайных комиссий Верхней Волги в 1918–1922 гг.: дис. … канд. ист. наук. М., 2003; Кобелева Е.А. Место и роль органов ЧК в процессе становления Советского государства. 1918 – начало 1922 г. (На материалах Пермского Прикамья): дис. … канд. ист. наук. Пермь, 2005; Седунов А.В. Обеспечение общественной и государственной безопасности в XIX – первой половине XX века: на материалах Северо-Запада России: дис. … д-ра ист. наук. СПб., 2006; Свиридов Г.А. Становление и деятельность территориальных органов государственной безопасности, 1918–1941 гг.: дис. … канд. ист. наук. Курск, 2006; Тепляков А.Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК – ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. М., 2007; Епихин М.А. Организация и деятельность Московской чрезвычайной комиссии. 1918–1922 годы: дис… канд-та истор. наук. М., 2010 и др.

(обратно)

135

Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941. Документы и фотоматериалы. М., 1996; Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. М., 1997; Левые эсеры и ВЧК: Сборник документов. Казань, 1996; Русская военная эмиграция 20–40-х годов: документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920–1922. Кн. 1. Исход. М., 1998; Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. В 3 т. Т. 1. Июль 1917 г. – май 1918 г. М., 2000; Сибирская Вандея. 1920–1921. Документы. В 2 т. М., 2000–2001; ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918–1960. М., 2002; «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.) Т. 1–6. М., 2000–2002; Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4-х т. М., 1998–2005; Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сб. док. М., 2002; Лубянка: Сталин и ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 – декабрь 1936. М., 2003; Красный террор в годы гражданской войны: По материалам особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. М., 2004; ВЧК уполномочен сообщить… Жуковский; М., 2004; «Антоновщина». Крестьянское восстание в Тамбовской области в 1920–1921 гг.: Документы, материалы, воспоминания. Тамбов, 2007; Архив ВЧК: Сборник документов. М., 2007 и др.

(обратно)

136

Кубасов А.Л. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией на Европейском Севере России (март 1918 – февраль 1922 г.): монография. М.; Вологда, 2008; Показаньев А.Д. На крутых поворотах. Благовещенск, 2007; Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. – октябрь 1922 г.) // Исторический журнал: научные исследования». 2011. № 5 (5). С. 23–36; Он же. Создание и становление органов военной разведки Народно-революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922) // Исторический журнал: научные исследования. 2012. № 1 (7). С. 41–56.

(обратно)

137

Иванов А.А. Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага. М., 2009.

(обратно)

138

Волков Е.В. Под знаменем белого адмирала. Офицерский корпус вооруженных формирований А.В. Колчака в период Гражданской войны. Иркутск, 2005.

(обратно)

139

Варламова Л.Н. Военное управление правительства Колчака: попытки сохранения имперских традиций: Дис. … канд. ист. наук. М., 1999; Она же. Аппарат военного управления Всероссийского временного правительства А.В. Колчака. 1919 г. // Белая гвардия. 2001. № 5.

(обратно)

140

Зданович А.А. Еще раз о «Национальном центре» // Вопросы истории. 2009. № 9; Кручинин А.С. Белогвардейцы против оккупантов: из истории Добровольческой армии (1918) // Русский сборник: исследования по истории России XIX–XX вв. М., 2004. Т. 1; Цветков В.Ж. Особенности антисоветской разведывательной работы подпольных военно-политических структур Белого движения 1917–1918 гг. // Исторические чтения на Лубянке: 1997–2008. М., 2008; Он же. «Месяц действий» белого подполья // Родина. 2008. № 12.

(обратно)

141

Бортневский В.Г. Разведка и контрразведка Белого Юга (1917–1920 г.) // Новый часовой. 1995. № 3; Он же. Белая разведка и контрразведка на Юге России во время Гражданской войны // Отечественная история. 1995. № 5.

(обратно)

142

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения в 1917–1922 годах // Вопросы истории. 2001. № 10.

(обратно)

143

Греков Н.В. Формирование контрразведывательной службы адмирала Колчака // История белой Сибири: тез. научной конференции. Кемерово, 1997; Корнева Е.А. Военная контрразведка при Колчаке // РГГУ: [сайт]. URL: (дата обращения: 18.11.2007); Она же. Контрразведка А.В. Колчака: организация и освещение политических настроений населения и войск// Новый исторический вестник. 2000. № 1; Кирмель Н.С. Борьба органов колчаковской контрразведки с военным и политическим шпионажем (1918–1919 гг.) // Вестник Военного университета. 2007. № 1; Он же. Контрразведка Белой армии в Сибири и на Дальнем Востоке // Вопросы истории. 2008. № 12; Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем востоке в 1918–1920 гг. // История государства и права. 2011. № 13; Он же. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг. // Материалы 57-й научной конференции преподавателей и аспирантов ДВГГУ, сотрудников Гродековского музея, секция «Актуальные проблемы истории Дальнего Востока России». Т. 1. Хабаровск, 2011.

(обратно)

144

Кирмель Н.С. Контрразведка белого Юга: опыт организационного строительства // Клио. 2005. № 4 (31); Он же. Кадры белогвардейской контрразведки Юга России // Соискатель. Приложение к научному журналу «Вестник Военного университета». 2006. № 4; Он же. Деникинская контрразведка против большевистского подполья / Н.С. Кирмель // Оперативник (сыщик). 2008. № 1 (14); Он же. Тайный фронт Гражданской войны: деникинская контрразведка против иностранного шпионажа // Клио. 2008. № 2.

(обратно)

145

Ильин В.Н. Специальные службы в Гражданской войне на Севере России.1918–1920 гг. // Исторические чтения на Лубянке. 2002 год. М., 2003; Кирмель Н.С. Организация и деятельность белогвардейской контрразведки на Севере России в годы Гражданской войны. 1918–1920 гг. // Вестник Поморского университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». 2009. № 3.

(обратно)

146

Иванов А.А. Контрразведка в системе военного управления противоборствующих сторон в условиях Гражданской войны (На материалах Европейского Севера России в 1918–1920 гг.): автореф. дисс… канд. истор. наук. СПб., 2010; Он же. «Северная стража». Контрразведка на русском Севере в 1914–1920 гг. М., 2011.

(обратно)

147

Кирмель Н.С. Деятельность контрразведывательных органов белогвардейских правительств и армий в годы Гражданской войны в России (1918–1922 гг.): монография. М., 2007; Он же. Деятельность разведки белогвардейских правительств и армий в годы Гражданской войны в России (1918–1922 гг.): монография. М., 2008; Он же. Белогвардейские спецслужбы в Гражданской войне. 1918–1922 гг.: монография. М., 2008; Он же. Спецслужбы Белого движения, 1918–1922. Разведка. М., 2013; Он же. Спецслужбы Белого движения. 1918–1922. Контрразведка. М., 2013.

(обратно)

148

Кирмель Н.С. Деятельность спецслужб белогвардейских правительств и армий в годы Гражданской войны в России (1918–1922 гг.): дис. … докт. ист. наук. М., 2009.

(обратно)

149

Звягин С.П. Правовое регулирование отношений государственной охраны с другими правоохранительными органами при Колчаке // История «белой» Сибири: тезисы науч. конференции. Кемерово, 1995; Ларьков Н.С. Томская «охранка» в период колчаковщины // История белой Сибири: тез. 4-й научн. конф. 6–7 февраля 2001 г. Кемерово, 2001; Цветков В. Государственная стража Екатеринославской губернии в борьбе с повстанческим движением в Новороссии (август – начало октября 1919 г.) // Белая гвардия. 1997/2000. № 1.

(обратно)

150

Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны Белого движения Сибири (1918–1919 гг.) // Известия Омского краеведческого музея. 1997. № 5.

(обратно)

151

Рец А.А. Формирование и функционирование органов контрразведки, военного контроля, МВД антибольшевистских правительств Сибири (1918–1920 гг.): дис. … канд. ист. наук. М., 2006. С. 137.

(обратно)

152

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Карающий меч адмирала Колчака. М., 2015.

(обратно)

153

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 38. С. 138, 139.

(обратно)

154

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 11.

(обратно)

155

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 16, 17.

(обратно)

156

Протоколы заседаний ВЦИК II созыва. М., 1918. С. 119.

(обратно)

157

Ратьковский И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году. СПб., 2006. С. 13–15, 19.

(обратно)

158

В.И. Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917–1922 гг.). М., 1975. С. 33, 34.

(обратно)

159

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. С. 156.

(обратно)

160

Городецкий Е.Н. Рождение Советского государства. 1917–1918. М., 1987. С. 169, 170.

(обратно)

161

Леонов С.В. Создание ВЧК: новый взгляд. С. 70.

Профессор С.В. Леонов считает, что причиной ликвидации ВРК и создания ВЧК являлось не столько обострение обстановки, сколько стремление большевиков избавиться от влияния левых эсеров в принципиально важной сфере «борьбы с контрреволюцией» с тем, чтобы обеспечить более жесткое и оперативное подавление всех политических оппонентов и установить надежный контроль над страной. В доказательство своей точки зрения он приводит следующие слова члена коллегии ВЧК М.И. Лациса из организационного отчета Комиссии за четыре года ее деятельности: «Первую борьбу с контрреволюцией пришлось вынести на себе Петроградскому Военно – Революционному комитету, – писал Лацис. – В числе контрреволюционных элементов первое место занимали лжесоциалистические партии. Военно-Революционному комитету приходилось в первую очередь сталкиваться с ними. А у них имелись свои “плакальщики” в составе ВРК в лице левых эсеров. Последние сильно тормозили борьбу с контрреволюцией, выдвигая свою “общечеловеческую” мораль, гуманность и воздержание от ограничения права свободы слова и печати для контрреволюционеров. Для руководителей Советской власти становилось ясным, что совместно с ними будет немыслимо вести борьбу с контрреволюцией. Поэтому выдвигается мысль о создании нового органа борьбы, куда бы не входили левые эсеры. Исходя из этих соображения, 7 декабря (старого стиля) Советом Народных Комиссаров было принято… постановление об организации ВЧК» (Леонов С.В. Создание ВЧК: новый взгляд. С. 72).

(обратно)

162

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 18, 20.

(обратно)

163

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 41.

(обратно)

164

Бонч-Бруевич В.Д. Избранные сочинения. В 3 т. Т. 3. М., 1963. С. 115.

(обратно)

165

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии, 1917–1921 гг.: Сборник документов. М., 1958. С. 79.

(обратно)

166

Городецкий Е.Н. Указ. соч. С. 170, 171.

(обратно)

167

Президиум решал текущие вопросы работы ВЧК. Весной и летом 1918 г. он назывался бюро ВЧК.

(обратно)

168

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 21.

(обратно)

169

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 43.

(обратно)

170

Городецкий Е.Н. Указ. соч. С. 177.

(обратно)

171

Известия ВЦИК. 1918. 11 января.

(обратно)

172

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 43, 44.

(обратно)

173

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 91.

(обратно)

174

Городецкий Е.Н. Указ. соч. С. 178.

(обратно)

175

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 49.

(обратно)

176

В.И. Ленин и ВЧК… С. 64.

(обратно)

177

Колпакиди А.И., Серяков М.Л. Щит и меч. Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации. СПб.; М., 2002. С. 324.

(обратно)

178

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 375.

(обратно)

179

Известия ВЦИК. 1918. 13 июня.

(обратно)

180

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 4. Д. 194. Л. 3 об.

(обратно)

181

Член коллегии ВЧК большевик В.В. Фомин, выступивший с докладом «Основные положения организации Чрезвычайной комиссии», обосновал идею централизации чекистских органов. «Должно быть… обращено внимание, – говорил В.В. Фомин, – на подчиненность низших комиссий высшим, а также высших – центральной комиссии в лице Всероссийской чрезвычайной комиссии». Он отмечал также, что в условиях ожесточенной Гражданской войны и начавшейся иностранной военной интервенции необходимо как можно скорее изжить местничество и сепаратизм отдельных чрезвычайных комиссий, покончить с кустарничеством в их работе. Только крепкий, централизованный, спаянный железной дисциплиной орган сможет успешно подавить сопротивление эксплуататорских классов, ликвидировать многочисленные заговоры.

Доклад В.В. Фомина вызвал неодобрение левых эсеров. Они выступили против основных положений, выдвинутых докладчиком, особенно против идеи централизации чекистского аппарата. Выражая идею о необходимости развивать «самодеятельность и работу на местах», они возражали против подчинения уездных ЧК губернским, а губернских – ВЧК. Левые эсеры предлагали подчинить чрезвычайные комиссии только местным Советам.

(обратно)

182

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 137, 138.

(обратно)

183

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 4. Д. 194. Л. 3.

(обратно)

184

При подготовке решений конференции по вопросу использования агентурных методов была использована Инструкция по организации и ведению внутренней агентуры, составленная в 1910 г. в Московском охранном отделении. 17 июля 1921 г. приказом ВЧК № 216 была утверждена Инструкция по осведомлению, разработке дел и агентуре. Впервые в систематизированном виде были определены категории агентуры, организация работы с ней, вопросы контроля и проверки ее работоспособности, что позволило придать этой деятельности системный характер. Основные положения данной Инструкции были заимствованы из нормативных документов Департамента полиции МВД Российской империи и отдельного корпуса жандармов, на которые была возложена агентурная работа.

(обратно)

185

Колпакиди А.И., Серяков М.Л. Указ. соч. С. 323.

(обратно)

186

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 353, 354.

(обратно)

187

Колпакиди А.И., Серяков М.Л. Указ. соч. С. 318.

(обратно)

188

Ипполитов Г.М., Казаков В.Г., Рыбников В.В. Белые волонтеры. Добровольческая армия: зарождение, расцвет и первые шаги к закату (1917 г. – февраль 1919 г.). М., 2003. С. 360.

(обратно)

189

Трукан Г.А. Антибольшевистские правительства России. М., 2000. С. 139.

(обратно)

190

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами На Юге России А.И. Деникине. Сентябрь 1918 – декабрь 1919 года. М., 2008. С. 192, 193.

(обратно)

191

Цветков В. Государственная стража Екатеринославской губернии в борьбе с повстанческим движением в Новороссии (август – начало октября 1919 г.) // Белая гвардия. 1997/2000. № 1. С. 18; Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 253.

(обратно)

192

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 192–193.

(обратно)

193

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919 г. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). М., 2009. С. 266.

(обратно)

194

Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 4. Берлин, 1925. С. 217.

(обратно)

195

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 244–245.

(обратно)

196

РГВА. Ф. 39548. Оп. 1. Д. 179. Л. 16.

(обратно)

197

Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России, 1918–1920 гг. СПб., 1999. С. 281, 293.

(обратно)

198

Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России, 1918–1920 гг. СПб., 1999. С. 283–284.

(обратно)

199

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 141. Л. 162.

(обратно)

200

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 201. Л. 313 об., 360, 407; опись фонда 39450. С. 7–8.

(обратно)

201

Корнева Е.А. Министерство охраны государственного порядка Комуча: создание и деятельность (1918 г.) // Новый исторический вестник. 2004. № 2 (11). URL: . (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

202

Корнева Е.А. Контрразведка А.В. Колчака: организация и освещение политических настроений населения и войск. URL: . (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

203

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Карающий меч адмирала Колчака. М.: Вече, 2015. С. 64.

(обратно)

204

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 64–65.

(обратно)

205

Очерки истории российской внешней разведки. С. 10.

(обратно)

206

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка. С. 11.

(обратно)

207

Линдер И.Б., Чуркин С.А. Спецслужбы России за 1000 лет. М., 2008. С. 653.

(обратно)

208

Очерки истории российской внешней разведки. С. 10.

(обратно)

209

Ричелсон Д.Т. Указ. соч. С. 76, 77.

(обратно)

210

Seth R. Forty Years of Soviet Spying. L., 1964.

(обратно)

211

Известия ВЦИК. 1918. 8 марта.

(обратно)

212

Кляцкин С.М. На защите Октября. Организация регулярной армии и милиционное строительство в Советской республике, 1917–1920. М., 1965. С. 172.

(обратно)

213

Известия ВЦИК. 1917. 15 декабря.

(обратно)

214

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 50.

(обратно)

215

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 98.

(обратно)

216

Вечерние известия Московского Совета. 1918. 23 ноября.

(обратно)

217

1917 год в Саратовской губернии. Сборник документов. Саратов, 1957. С. 301.

(обратно)

218

Омские большевики в период Октябрьской революции и упрочения Советской власти (март 1917 г. – май 1918 г.). Сборник документальных материалов. Омск, 1958. С. 163.

(обратно)

219

Знамя революции. 1918. 13 января, 17 февраля; 1920. 24 февраля.

(обратно)

220

Известия ВЦИК. 1918. 9 марта.

(обратно)

221

Известия ВЦИК. 1918. 12 марта.

(обратно)

222

Хмелевский В.П. Северный областной комитет РКП(б). Л., 1972. С. 6, 83, 84.

(обратно)

223

Суворов М.В. Становление и деятельность территориальных органов государственной безопасности в Тверской губернии (май – август 1918 года) // Вестник Тверского государственного университета. Серия «История». 2012. Выпуск 3. С. 103, 104.

(обратно)

224

Известия ВЦИК. 1918. 22 марта.

(обратно)

225

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 53.

(обратно)

226

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 53.

(обратно)

227

Известия ВЦИК. 1918. 21 июня.

(обратно)

228

Известия ВЦИК. 1918. 28 августа.

(обратно)

229

Сибирская ЧК прекратила свое существование летом 1918 г. в связи с захватом Сибири белогвардейцами, Северо-Кавказская ЧК – в начале 1919 г., в Центральной промышленной (Московской) области ЧК не создавалась.

(обратно)

230

Власть труда. 1918. 25 апреля.

(обратно)

231

Лацис М. Ф.Э. Дзержинский и ВЧК / Особое задание… С. 30.

(обратно)

232

Так, заведующий иногородним отделом ВЧК В. Фомин обращался к губернским комитетам РКП(б) с просьбой выслать в Центр справку на руководителей губернских ЧК для того, чтобы «выяснить политическую платформу стоящих во главе ЧК лиц» (Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. 22 сентября 1918 г. С. 10).

(обратно)

233

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. 22 сентября 1918 г. С. 9.

(обратно)

234

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. 22 сентября 1918 г. С. 10; Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 2. 29 сентября 1918 г. С. 11, 12.

(обратно)

235

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 2. 29 сентября 1918 г. С. 12.

(обратно)

236

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. 22 сентября 1918 г. С. 9, 10.

(обратно)

237

Портнов В.П. Указ. соч. С. 65.

(обратно)

238

Портнов В.П. Указ. соч. С. 67, 68.

(обратно)

239

Суворов М.В. Указ. соч. С. 107.

(обратно)

240

Петров М.Н. ВЧК – ОГПУ: первое десятилетие. Новгород, 1995. С. 57.

(обратно)

241

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 56.

(обратно)

242

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 1. Ст. 14. Одновременно упразднялись и районные ЧК в городах.

(обратно)

243

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 57, 58.

(обратно)

244

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 58, 59.

(обратно)

245

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 249–250.

(обратно)

246

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 322, 358, 649, 923.

(обратно)

247

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 69–70.

(обратно)

248

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 72.

(обратно)

249

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 59, 60.

(обратно)

250

Лубянка: Органы ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. Справочник. М., 2003. С. 350.

(обратно)

251

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 374.

(обратно)

252

В мае 1918 г. в связи с ликвидацией ГУГШ этот аппарат перешел в ведение Оперативного управления Всероссийского главного штаба, получив наименование «регистрационная служба».

(обратно)

253

Завесой назывались войска прикрытия западных границ Республики. Непосредственное руководство завесой осуществлял Высший военный совет.

(обратно)

254

Зданович А.А. Организация и становление спецслужб российского флота // Исторические чтения на Лубянке 1997 год. Российские спецслужбы: история и современность. М. – Великий Новгород, 1999. С. 15, 17.

(обратно)

255

Иванов А.А. Рожденная контрреволюцией… С. 73.

(обратно)

256

ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 605. Л. 14; Д. 606. Л. 42.

(обратно)

257

Цветков В.Ж. С.Н. Ряснянский – основоположник спецслужб Белого движения на юге России // Исторические чтения на Лубянке. 2004 год. Руководители и сотрудники спецслужб России. М., 2005. С. 61

(обратно)

258

ГАРФ. Ф. Р-5936. Оп. 1. Д. 421. Л. 35–35 об.

(обратно)

259

РГВА. Ф. 40238. Оп. 1. Д. 6. Л. 8.

(обратно)

260

Путеводитель по фондам белой армии. М., 1998. С. 266–268.

(обратно)

261

Путеводитель по фондам белой армии. С. 337.

(обратно)

262

РГВА. Ф. 40280. Оп. 1. Д.3. Л. 193.

(обратно)

263

Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 2002. С. 207.

(обратно)

264

РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 17. Л. 7, 19.

(обратно)

265

РГВА.Ф. 39786. Оп. 1. Д. 1. Л. 4–4 об., 13.

(обратно)

266

Волков С.В. Белое движение. Энциклопедия гражданской войны. СПб.; М., 2003. С. 85.

(обратно)

267

ГАРФ. Ф. Р-176. Оп. 2. Д. 26. Л. 104–104 об.

(обратно)

268

Корнева Е.А. Министерство охраны государственного порядка Комуча: создание и деятельность (1918 г.) // Новый исторический вестник. 2004. № 2 (11). URL: (дата обращения: 03.12.2007); ГАРФ. Ф. Р-176. Оп. 2. Д. 24. Л. 6; РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 17. Л. 6–7.

(обратно)

269

Путеводитель по фондам белой армии… С. 78–79, 85–86, 91.

(обратно)

270

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 1 а. Л. 1; Варламова Л.Н. Военное управление правительства Колчака… С. 119.

(обратно)

271

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 61.

(обратно)

272

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 116, 117.

(обратно)

273

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 62.

(обратно)

274

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 122.

(обратно)

275

В связи с чем она впоследствии получила наименование Прифронтовой ЧК.

(обратно)

276

Красный террор: Еженедельник Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком фронте. 1 ноября 1918 г. № 1. С. 1.

(обратно)

277

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 4. 13 октября 1918 г. С. 28, 29.

(обратно)

278

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 363.

(обратно)

279

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 123.

(обратно)

280

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 124–128.

(обратно)

281

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 128.

(обратно)

282

Известия ВЦИК. 1918. 18 декабря.

(обратно)

283

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 131.

(обратно)

284

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 364.

(обратно)

285

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 69, 70.

(обратно)

286

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 6. Ст. 58.

(обратно)

287

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 6. Ст. 58.

(обратно)

288

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 193.

(обратно)

289

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 157.

(обратно)

290

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 70, 71.

(обратно)

291

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 20. Ст. 247.

(обратно)

292

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 364.

(обратно)

293

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 71.

(обратно)

294

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 166, 167.

(обратно)

295

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 181.

(обратно)

296

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 185.

(обратно)

297

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 185–187.

(обратно)

298

Очерки истории российской внешней разведки… С. 9.

(обратно)

299

ГАРФ. Ф. Р-439. Оп. 1. Д. 84. Л. 1; Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 9. Л. 21; РГВА. Ф. 40213. Оп. 1. Д. 59. Л. 39.

(обратно)

300

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 211, 215.

(обратно)

301

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 1. Л. 18–18 об., 20 об.

(обратно)

302

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 1. Л. 20–20 об.

(обратно)

303

Бортневский В.Г. Указ. соч. // Новый часовой. 1995. № 3. С. 53.

(обратно)

304

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 1. Л. 7 об.–8.

(обратно)

305

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 211–212.

(обратно)

306

Деникин А.И. Путь русского офицера. С. 449.

(обратно)

307

Цит. по: Бортневский В.Г. Указ. соч. // Отечественная история. 1995. № 5. С. 95.

(обратно)

308

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 136. Л. 84 об.

(обратно)

309

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 73. Л. 1–2.

(обратно)

310

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 136. Л. 60 в–61.

(обратно)

311

РГВА. Ф. 39666. Оп. 1. Д. 12. Л. 20–20 об.

(обратно)

312

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения… С. 132.

(обратно)

313

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 211.

(обратно)

314

Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. С. 568.

(обратно)

315

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 33. Л. 90, 107.

(обратно)

316

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 29. Л. 137, 181.

(обратно)

317

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 29. Л. 109.

(обратно)

318

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 28. Л. 118–118 об.

(обратно)

319

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 33. Л. 398, 460.

(обратно)

320

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 28. Л. 176–177 об.

(обратно)

321

Галин В.В. Запретная политэкономия. Красное и белое. М., 2006. С. 304.

(обратно)

322

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 141. Л. 162.

(обратно)

323

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 21–22; РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 40. Л. 94.

(обратно)

324

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 21–22.

(обратно)

325

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 86.

(обратно)

326

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 141. Л. 405; Д. 242. Л. 9.

(обратно)

327

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 20.

(обратно)

328

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 201. Л. 313 об., 360, 407; Ф. 39450. Оп. 1. Л. 7–8.

(обратно)

329

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 89. Л. 109.

(обратно)

330

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 22–23.

(обратно)

331

Шамбаров В.Е. Белогвардейщина. М., 2004. С. 173–174.

(обратно)

332

Варламова Л.Н. Аппарат военного управления Всероссийского временного правительства А.В. Колчака. 1919 г. … С. 17.

(обратно)

333

Никитин А.Н. Государственность «белой» России: становление, эволюция, крушение (1918–1920 гг.): автореф. дис… д-ра юридич. наук. М., 2007. С. 29.

(обратно)

334

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 1 а. Л. 32 об.

(обратно)

335

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 19. Л. 46.

(обратно)

336

РГВА. Ф. 39466. Оп. 1. Д. 10. Л. 90. 131 об. – 134 об.

(обратно)

337

РГВА. Ф. 40220. Оп. 1. Д. 166. Л. 34–34 об.; Д. 206. Л. 5–9.

(обратно)

338

Варламова Л.Н. Первые попытки централизованного руководства белыми формированиями на территории Урала и Сибири в 1918 г. … С. 17; РГВА. Ф. 39466. Д. 10. Л. 90, 92, 134–134 об.

(обратно)

339

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 166. Л. 34–34 об.; Д. 206. Л. 5–9.

(обратно)

340

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 206. Л. 5–9.

(обратно)

341

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 206. Л. 5–9.

(обратно)

342

ГАРФ. Ф. Р-150. Оп. 2. Д. 4. Л. 181–181 об.

(обратно)

343

ГАРФ. Ф. Р-150. Оп. 2. Д. 4. Л. 181 об. – 182.

(обратно)

344

В состав управления по оперативной части флота входили разведывательное (4 человека) и контрразведывательное (8 человек) отделения. Последнему подчинялись ряд контрразведывательных пунктов: при главной базе в Перми, штабах 1-го, 2-го и 3-го дивизионов боевых судов, штабе отдельной бригады морских стрелков и двух опорных базах. Военно-морская и речная контрразведка в своей деятельности руководствовалась морскими законами и инструкцией военно-сухопутной и морской контрразведке (ГАРФ. Ф. Р-176. Оп. 2. Д.102. Л. 108 об.; РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 206. Л. 19).

(обратно)

345

РГВА. Ф.39499. Оп. 1. Д. 17. Л. 84.

(обратно)

346

ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 137; РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 17. Л. 84–86.

(обратно)

347

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 17. Л. 84–84 об.

(обратно)

348

ГАРФ. Ф. Р-6219. Оп. 1. Д. 10. Л. 5–16 об.

(обратно)

349

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 17. Л. 84.

(обратно)

350

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 206. Л. 5.

(обратно)

351

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 7. Д. 1. Л. 59.

(обратно)

352

ГАРФ. Ф. Р-6219. Оп. 1. Д. 10. Л. 7.

(обратно)

353

Будберг А. Дневник // Гражданская война в России: катастрофа Белого движения в Сибири. М.; СПб., 2005. С. 255.

(обратно)

354

Варламова Л.Н. Аппарат военного управления Всероссийского временного правительства А.В. Колчака… С. 20.

(обратно)

355

Осведомление, или осведомительная работа, «рассматривается, с одной стороны, как совокупность институциональных, функциональных и дискурсивных элементов; с другой – в целостном единстве его составляющих: информационного обеспечения государственной власти, политической пропаганды, культурно-просветительной работы в войсках и контроля настроений населения» (Шевелев Д.Н. Осведомительная работа антибольшевистских правительств на территории Сибири в годы Гражданской войны: автореф. дис. … д-ра ист. наук. Томск, 2012. С. 5).

(обратно)

356

ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 207; РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 1 а. Л. 4.

(обратно)

357

ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 138–138 об.

(обратно)

358

ГАРФ. Ф. Р-6219. Оп. 1. Д. 10. Л. 7 об., 8 об.

(обратно)

359

РГВА. Ф. 40307. Оп. 1. Д. 59. Л. 68 об.; Д. 81. Л. 62–62 об.; Л. 69.

(обратно)

360

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 64. Л. 5.

(обратно)

361

ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 144.

(обратно)

362

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 18. Л. 84–88; Ф. 40218. Оп. 1. Д. 64. Л. 5.

(обратно)

363

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 25. Л. 195 в–195 г.

(обратно)

364

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 99. Л. 308.

(обратно)

365

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 189.

(обратно)

366

Очерки истории российской внешней разведки… С. 9.

(обратно)

367

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 177. Л. 45, 68; Путеводитель по фондам белой армии… С. 252.

(обратно)

368

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 178. Л. 112.

(обратно)

369

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 178. Л. 56; Врангель П.Н. Записки. URL: -2.htm. (дата обращения: 14.07.2009).

(обратно)

370

Росс Н. Указ. соч. URL: . (дата обращения: 28.02.2009).

(обратно)

371

Росс Н. Указ. соч. URL: . (дата обращения: 28.02.2009).

(обратно)

372

Краснов В.Г. Врангель. Трагический триумф барона: документы, мнения, размышления. М., 2006. С. 434, 436.

(обратно)

373

ГАРФ. Ф. Р-6217. Оп. 1. Д. 31. Л. 2.

(обратно)

374

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 71. Л. 267 г–267 е; Орлов В.Г. Двойной агент. М., 1998. С. 310.

(обратно)

375

Зданович А.А. Деятельность органов ВЧК – ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934). М., 2007. С. 161, 162.

(обратно)

376

Архипов А.И. Образование контрразведки на транспорте // Лубянка: обеспечение экономической безопасности. Сборник. М., 2002. С. 62.

(обратно)

377

Известия ВЦИК. 1918. 21 августа; Правда. 1918. 25 июня и др.

(обратно)

378

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 137.

(обратно)

379

Известия ВЦИК. 1918. 21 августа.

(обратно)

380

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1918. № 54. Ст. 600.

(обратно)

381

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 73.

(обратно)

382

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 3. М., 1957. С. 97–100.

(обратно)

383

По линии НКПС в 1918 г. сеть железных дорог была разделена на восемь округов: Центральный, Северный, Приволжский, Уральский, Кавказский, Туркестанский, Сибирский и Дальневосточный, каждый из которых объединял по нескольку дорог.

(обратно)

384

Известия ВЦИК. 1918. 17 августа.

(обратно)

385

Известия ВЦИК. 1918. 9 августа.

(обратно)

386

Архипов А.И. Указ. соч. С. 62.

(обратно)

387

В феврале 1919 г. железнодорожная охрана перешла в ведение НКВД (Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 4: 10 ноября 1918 г. – 31 марта 1919 г. М., 1968. С. 407–410).

(обратно)

388

Портнов В.П. Указ. соч. С. 68; Архипов А.И. Указ. соч. С. 62.

(обратно)

389

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 75.

(обратно)

390

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 230.

(обратно)

391

В.И. Ленин и ВЧК… С. 191, 194.

(обратно)

392

В.И. Ленин и ВЧК… С. 190.

(обратно)

393

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 262, 263.

(обратно)

394

В соответствии с положением, утвержденным Ф.Э. Дзержинским 10 мая 1919 г., и приказом ВЧК от 11 мая 1919 г.

(обратно)

395

Архипов А.И. Указ. соч. С. 63.

(обратно)

396

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 75, 76.

(обратно)

397

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1918. № 86. Ст. 895.

(обратно)

398

Собрание узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 56. Ст. 535.

(обратно)

399

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 355; Известия ВЦИК. 1920. 18 января.

(обратно)

400

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 77.

(обратно)

401

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 40. С. 114.

(обратно)

402

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 40. С. 115.

(обратно)

403

Архипов А.И. Указ. соч. С. 63, 64.

(обратно)

404

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 409.

(обратно)

405

Архипов А.И. Указ. соч. С. 64.

(обратно)

406

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 247, 248, 697.

(обратно)

407

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 79.

(обратно)

408

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 39.

(обратно)

409

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 80.

(обратно)

410

Портнов В.П. Указ. соч. С. 105.

(обратно)

411

В резолюции конференции говорилось: «Данный корпус должен быть составлен из хорошо дисциплинированных и вышколенных в военном отношении людей. Его можно составить исключительно из пролетарских элементов по рекомендации профессиональных союзов, партийных коллективов и фабрично-заводских организаций» (Тишков А.В. Указ. соч. С. 27).

(обратно)

412

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 2. 29 сентября 1918 г. С. 13.

(обратно)

413

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 46.

(обратно)

414

Портнов В.П. Указ. соч. С. 105.

(обратно)

415

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 81.

(обратно)

416

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 2. 29 сентября 1918 г. С. 13.

(обратно)

417

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 3. 6 октября 1918 г. С. 11.

(обратно)

418

Епифанов А.Е. Из правового опыта использования войсковых формирований как средства обеспечения внутренней безопасности в период становления советской власти (1917–1920 гг.) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5. Юриспруденция. 2014. № 2 (23). С. 63.

(обратно)

419

Портнов В.П. Указ. соч. С. 107.

(обратно)

420

С 16 июня по 24 ноября 1919 г. штаб войск ВОХР именовался Главным управлением войск внутренней охраны (ГУП ВОХР).

(обратно)

421

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 154.

(обратно)

422

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 82.

(обратно)

423

Епифанов А.Е. Указ. соч. С. 66.

(обратно)

424

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 155.

(обратно)

425

Тишков А.В. Указ. соч. С. 40, 41.

(обратно)

426

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 84.

(обратно)

427

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 380.

(обратно)

428

Тишков А.В. Указ. соч. С. 43.

(обратно)

429

Создание внутренних войск и их деятельность в 1917–1941 гг. URL: (дата обращения: 15.07.2015).

(обратно)

430

ГАРФ. Ф.Р-439. Оп. 1. Д. 104. Л. 5.

(обратно)

431

ГАРФ. Ф. Р-439. Оп. 1. Д. 104. Л. 5.

(обратно)

432

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919 г. … С. 267.

(обратно)

433

ГАРФ. Ф. Р-439. Оп. 1. Д. 104. Л. 7; Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 247.

(обратно)

434

ГАРФ. Ф. Р-439. Оп. 1. Д. 104. Л. 11.

(обратно)

435

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 248–249.

(обратно)

436

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 325, 401, 512, 714.

(обратно)

437

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919 г. … С. 267, 268.

(обратно)

438

Цветков В.Ж. Белое дело в России. 1919 г. С. 268.

(обратно)

439

Плеханов А.А., Плеханов А.М. Отдельный корпус пограничной стражи императорской России (1893–1917). М., 2003. С. 234.

(обратно)

440

Федотов П. По воле партии // Особое задание… С. 90.

(обратно)

441

Пограничные войска СССР. 1918–1928: Сборник документов и материалов. М., 1973. С. 75, 76, 86, 87.

(обратно)

442

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 85.

(обратно)

443

Чугунов А.И. Борьба на границе, 1917–1928: (Из истории пограничных войск СССР). М., 1980. С. 25.

(обратно)

444

Пограничные войска СССР… С. 100, 101.

(обратно)

445

Хайров А.М. Основные этапы развития оперативных органов Советских пограничных войск // Исторические чтения на Лубянке. 1997 год. Российские спецслужбы: история и современность. М.; Великий Новгород, 1999. С. 52.

(обратно)

446

Пограничные войска СССР… С. 152, 153.

(обратно)

447

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 88.

(обратно)

448

Хайров А.М. Указ. соч. С. 53.

(обратно)

449

Пограничные войска СССР… С. 166.

(обратно)

450

Бучко Н.П. История пограничных органов России: Учебное пособие. Хабаровск, 2009. С. 53.

(обратно)

451

Пограничные войска СССР… С. 170, 171.

(обратно)

452

Пограничные войска СССР… С. 175, 176.

(обратно)

453

Бучко Н.П. Указ. соч. С. 53, 54.

(обратно)

454

Чугунов А.И. Указ. соч. С. 89, 90.

(обратно)

455

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 488; Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК. М., 2008. С. 810.

(обратно)

456

Пограничные войска СССР… С. 198, 199.

(обратно)

457

Путеводитель по фондам белой армии… С. 38–39, 48–50, 82.

(обратно)

458

РГВА. Ф. 39729. Оп. 1. Д. 25. Л. 36.

(обратно)

459

Российский государственный архив социально-политической истории (далее – РГАСПИ). Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 2.

(обратно)

460

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 2 об.

(обратно)

461

По существу, в своей практической деятельности Госполитохрана ДВР руководствовалась приказами, инструкциями, принципами, на которых строилась вся деятельность ВЧК (Чумаков Н.С. Становление органов государственной безопасности на российском Дальнем Востоке (1917–1923 гг.) // На защите Отечества. Из истории Управления ФСБ России. Хабаровск, 2001. С. 14, 15).

(обратно)

462

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 2 об.; Васильченко Э.А. Партийное руководство деятельностью чекистских органов по борьбе с контрреволюцией на Дальнем Востоке, 1920–1922 гг. Владивосток, 1984. С. 28, 29.

(обратно)

463

Буяков А.М. Структура и руководящий состав Государственной политической охраны ДВР. 1920–1922 гг. // Известия Государственного исторического архива Дальнего Востока. Владивосток, 2007. Т. 10. С. 173.

(обратно)

464

Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (далее – РГИА ДВ). Ф. Р–4699. Оп. 1. Д. 67. Л. 12.

(обратно)

465

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 3 об.

(обратно)

466

Сонин В.В. Государство и право Дальневосточной республики (1920–1922 гг.). Владивосток, 2011. С. 201.

(обратно)

467

Донской В.К. Становление органов госбезопасности в Приморье в первой четверти ХХ в. // Органы государственной безопасности Приморья. Взгляд в прошлое во имя будущего. Материалы научно-теоретической конференции. Владивосток, 3–4 февраля 2003 г. Владивосток, 2003. С. 51, 52.

(обратно)

468

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 312. Л. 154.

(обратно)

469

Архив УФСБ России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области (далее – АУФСБ ЛО). Д. 4680. Л. 13, 60, 62.

(обратно)

470

Архив УФСБ России по Приморскому краю. Д. П–50737. Л. 49.

(обратно)

471

Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (далее – ЦАМО РФ). Ф. 23. Оп. 280. Д. 1. Л. 43.

(обратно)

472

ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 18669. Д. 2. Л. 70 об.

(обратно)

473

Архив УФСБ России по Сахалинской области. Д. П–46411. Л. 45 об., 56 об.

(обратно)

474

ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П–37962. Л. 10, 10 об., 24.

(обратно)

475

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 312. Л. 154.

(обратно)

476

АУФСБ ЛО. Д. 4680. Л. 13, 60, 62.

(обратно)

477

Мухачев Б.И. Новые документы и материалы об А.Н. Луцком // Россия и АТР. 2005. № 4. С. 141.

(обратно)

478

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 30.

(обратно)

479

Донской В.К. Указ. соч. С. 52.

(обратно)

480

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 39. Л. 1.

(обратно)

481

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 39. Л. 8 об. – 9 об.

(обратно)

482

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 39. Л. 20.

(обратно)

483

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 39. Л. 18, 18 об.

(обратно)

484

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 30.

(обратно)

485

Буяков А.М. Указ. соч. С. 174.

(обратно)

486

Гладких А.А. Органы государственной политической охраны Дальневосточной республики // Россия и АТР. 2008. № 1. С. 34.

(обратно)

487

Там же… С. 35.

(обратно)

488

Шинин О.В. Организация органами государственной безопасности Дальневосточной республики разведывательной деятельности в 1920–1922 годах // Исторический журнал: научные исследования. 2013. № 3 (15). С. 293.

(обратно)

489

РГВА. Ф. 221. Оп. 4. Д. 4. Л. 5.

(обратно)

490

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 2. Д. 15. Л. 18 об., 21, 21 об.

(обратно)

491

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 54. Л. 205 об.

(обратно)

492

Государственный архив Приморского края (далее – ГАПК). Ф. П–3135. Оп. 2. Д. 3. Л. 35; РГАСПИ. Ф. 144. Оп. 1. Д. 164. Л. 12.

(обратно)

493

Путеводитель по фондам белой армии… С. 100–101.

(обратно)

494

ГАРФ. Ф. Р-944. Оп. 1. Д. 105. Л. 2, 76, 93, 147, 156.

(обратно)

495

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 45, 46.

(обратно)

496

РГИА ДВ. Ф. Р-4374. Оп. 1. Д. 103. Л. 7, 7 об.

(обратно)

497

Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики 1920–1922 гг. … С. 55.

(обратно)

498

Донской В.К. Указ. соч. С. 52.

(обратно)

499

ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 17756. Д. 1. Л. 78, 78 об.

(обратно)

500

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 46, 47.

(обратно)

501

Сонин В.В. Правовой статус Государственной политической охраны Дальневосточной республики (1920–1922 гг.) // Органы государственной безопасности Приморья. Взгляд в прошлое во имя будущего. Материалы научно-теоретической конференции. Владивосток, 3–4 февраля 2003 г. Владивосток, 2003. С. 47.

(обратно)

502

Сонин В.В. Государство и право Дальневосточной республики… С. 205.

(обратно)

503

Гладких А.А. Указ. соч. С. 38.

(обратно)

504

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 50. Л. 187.

(обратно)

505

ГАПК. Ф. П-3135. Оп. 2. Д. 27. Л. 22, 22 об.

(обратно)

506

ГАПК. Ф. П–3135. Оп. 2. Д. 27. Л. 36.

(обратно)

507

Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики 1920–1922 гг. … С. 56.

(обратно)

508

Шинин О.В. Организация органами государственной безопасности Дальневосточной республики разведывательной деятельности… С. 296.

(обратно)

509

РГИА ДВ. Ф. Р–4699. Оп. 1. Д. 51. Л. 17.

(обратно)

510

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 34–37.

(обратно)

511

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 19.

(обратно)

512

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 33.

(обратно)

513

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 39, 39 об.

(обратно)

514

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 34, 34 об.

(обратно)

515

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 35, 35 об.

(обратно)

516

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 36.

(обратно)

517

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 1185. Л. 37.

(обратно)

518

Буяков А.М. Указ. соч. С. 177.

(обратно)

519

Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики 1920–1922 гг. … С. 58.

(обратно)

520

ГАРФ. Ф. Р-944. Оп. 1. Д. 105. Л. 231.

(обратно)

521

ГАРФ. Ф. Р-944. Оп. 1. Д. 105, Л. 275.

(обратно)

522

Путеводитель по фондам белой армии… С. 51.

(обратно)

523

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения… С. 125.

(обратно)

524

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения… С. 132.

(обратно)

525

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 104.

(обратно)

526

Буяков А.М., Шинин О.В. Деятельность органов государственной безопасности на Дальнем Востоке в 1922–1941 годах. М., 2013. С. 82.

(обратно)

527

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 252.

(обратно)

528

Пролетарская революция. 1926. № 9. С. 82, 83.

(обратно)

529

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 1: 25 октября (7 ноября) 1917 г. – 16 марта 1918 г. М., 1957. С. 44.

(обратно)

530

Свердлов Я.М. Избранные произведения. Т. 2. М., 1959. С. 161.

(обратно)

531

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 1: 25 октября (7 ноября) 1917 г. – 16 марта 1918 г. М., 1957. С. 102.

(обратно)

532

В декабре 1919 г. постановлением VII Всероссийского съезда советов чрезвычайные комиссии были названы в числе отделов исполкомов губернских советов (Съезды Советов РСФСР и автономных республик РСФСР: Сборник документов. 1917–1922 гг. М., 1959. С. 114).

(обратно)

533

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 1: 25 октября (7 ноября) 1917 г. – 16 марта 1918 г. М., 1957. С. 125, 324.

(обратно)

534

Уголовный кодекс РСФСР. М., 1922. С. 10.

(обратно)

535

Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 г. М., 1927. С. 20.

(обратно)

536

Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. В 15 т. М., 1983–1990. Т. 2. С. 47.

(обратно)

537

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 421.

(обратно)

538

Ольминский М.С. О чрезвычайных комиссиях // Правда. 1918. 8 октября; Тихомиров В.А. Еще о ЧК // Известия ВЦИК. 1918. 26 октября и др.

(обратно)

539

Балмасов С.С. Красный террор на востоке России в 1918–1922 гг. М., 2006. С. 22.

(обратно)

540

Софинов П.Г. Очерки истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 31.

(обратно)

541

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 54. С. 384.

(обратно)

542

Лацис М. Ф.Э. Дзержинский и ВЧК / Особое задание… С. 29.

(обратно)

543

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 46, 47.

(обратно)

544

Капчинский О. Госбезопасность изнутри. Национальный и социальный состав. М., 2005. С. 160–162.

(обратно)

545

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 349.

(обратно)

546

Ратьковский И.С. Указ. соч. С. 53.

(обратно)

547

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 1: 25 октября (7 ноября) 1917 г. – 16 марта 1918 г. М., 1957. С. 490, 491.

(обратно)

548

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 95, 96.

(обратно)

549

Христофоров В.С. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

550

Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 1. М., 1986. С. 132, 137.

(обратно)

551

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 397.

(обратно)

552

Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 2004. С. 88, 89.

(обратно)

553

Мозохин О.Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности… С. 41.

Гражданская война стала одной из величайших кровавых трагедий в новейшей истории России, в которой органы ВЧК и белогвардейские спецслужбы сыграли свою важную и отнюдь не однозначную роль. Авторы этой работы не ставят перед собой задачу досконально осветить репрессивную деятельность советских органов безопасности и белогвардейских специальных служб и тем более оценить ее масштабы. Она достаточно полно изучена другими историками. Цель нашего труда заключается в научном исследовании трех основных направлений оперативной деятельности красных и белых спецслужб: разведки, контрразведки и политического розыска, кроме этого – изучении связанных с ними вопросов кадрового обеспечения, формирования и использования агентурного аппарата, наружной разведки и др.

(обратно)

554

Ратьковский И.С. Указ. соч. С. 11.

По подсчетам И.С. Ратьковского, можно говорить примерно о 200 случаях вынесения ВЧК смертных приговоров в первом полугодии 1918 г., с учетом, возможно, отсутствующих данных с мест (Ратьковский И.С. Указ. соч. С. 90).

(обратно)

555

Известия ВЦИК. 1919. 8 февраля.

(обратно)

556

Документы по истории Гражданской войны в СССР. Т. 1. 1940. С. 215, 216.

(обратно)

557

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1918. № 65. Ст. 710.

(обратно)

558

Литвин А.Л. Указ. соч. С. 83, 85.

(обратно)

559

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. 22 сентября 1918 г. С. 13.

(обратно)

560

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1918. № 80. Ст. 842.

(обратно)

561

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1918. № 100. Ст. 1033.

(обратно)

562

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 403.

(обратно)

563

Голуб П.А. Белый террор в России (1918–1920). В 2 т. Т. 2. М., 2006. С. 383.

(обратно)

564

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 404.

(обратно)

565

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 12. Ст. 130.

(обратно)

566

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 12. Ст. 124.

(обратно)

567

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1919. № 27. Ст. 301.

(обратно)

568

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1920. № 4–5. Ст. 22.

(обратно)

569

Сборник узаконений и распоряжений Правительства. 1920. № 78. Ст. 370.

(обратно)

570

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1. Л. 58; РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 74. Л. 214.

(обратно)

571

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 13. Д. 1. Л. 59, 64.

(обратно)

572

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 115. Л. 1–2; Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 217.

(обратно)

573

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 253.

(обратно)

574

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 254.

(обратно)

575

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 73. Л. 1–2; Ф. 39540. Оп. 1. Д. 136. Л. 60 б–60 б об.

(обратно)

576

Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А.И. Деникине. С. 149, 254, 536–537.

(обратно)

577

«Наши агенты от милиционера до наркома» (Воспоминания белого контрразведчика) // Бортневский В.Г. Избранные труды. СПб., 1999. С. 79; Виллиам Г. Побежденные // Архив русской революции. Т. 7–8. М., 1991. С. 233.

(обратно)

578

Устинов С.В. Записки начальника контрразведки (1915–1920 гг.). Ростов-н/Д., 1990. С. 86.

(обратно)

579

РГВА. Ф. 39666. Оп. 1. Д. 46. Л. 95.

(обратно)

580

Деникин А.И. Путь русского офицера. С. 449.

(обратно)

581

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 100, 106.

(обратно)

582

РГВА. Ф. 40313. Оп. 1. Д. 1. Л. 38.

(обратно)

583

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 141. Л. 405; Д. 242. Л. 9.

(обратно)

584

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 20.

(обратно)

585

РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 67. Л. 6.

(обратно)

586

РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 67. Л. 6.

(обратно)

587

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 17. Л. 106 об. – 107.

(обратно)

588

Рец А.А. Указ. соч. С. 140.

(обратно)

589

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 206. Л. 5.

(обратно)

590

РГВИА. Ф. 2000. Оп. 7. Д. 1. Л. 59.

(обратно)

591

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 73, 74.

(обратно)

592

ГАРФ. Ф. Р-7490. Оп. 1. Д. 4. Л. 31, 32; РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 206. Л. 13, 14.

(обратно)

593

ГАРФ. Ф. Р-7490. Оп. 1. Д. 4. Л. 31, 32; РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 206. Л. 13, 14.

(обратно)

594

Правительственный вестник, Омск, 8.XII.1918.

(обратно)

595

РГВА. Ф. 3732. Оп. 1. Д. 2. Л. 26.

(обратно)

596

Вестник Временного Приамурского правительства, Владивосток, 25.VII.1921.

(обратно)

597

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 37. С. 173.

(обратно)

598

Черушев Н.С. «Невиновных не бывает…» Чекисты против военных (1918–1953). М., 2004. С. 15.

(обратно)

599

Фомин Ф. Стойкий солдат революции / Особое задание… С. 41, 44–46.

(обратно)

600

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 141. Л. 405.

(обратно)

601

Кирмель Н.С. Белогвардейские спецслужбы в Гражданской войне 1918–1922 гг. С. 143–188.

(обратно)

602

Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения // Вопросы истории. 2002. № 10. С. 70, 73.

(обратно)

603

Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: материалы к истории Белого движения. М., 2002. С. 149; Симбирцев И. На страже трона. Политический сыск при последних Романовых. 1880–1917. М., 2006. С. 400.

(обратно)

604

Зданович А.А. Свои и чужие – интриги разведки. С. 134.

(обратно)

605

Бутаков Я.А. Государственная стража (1919–1920 гг.). URL:  (дата обращения: 31.03. 2015)

(обратно)

606

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 218.

(обратно)

607

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 118. Л. 7–8 об.

(обратно)

608

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 92–126.

(обратно)

609

Соболева Г.А. История шифровального дела в России. М., 2002. С. 416–419.

(обратно)

610

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 352.

(обратно)

611

Капчинский О. Указ. соч. С. 162.

(обратно)

612

Капчинский О. Указ. соч. С. 169.

(обратно)

613

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 157, 158.

(обратно)

614

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 270, 271.

(обратно)

615

Манцев В. Преданность и отвага / Особое задание… С. 60, 61.

(обратно)

616

Капчинский О. Указ. соч. С. 191.

(обратно)

617

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 165, 166.

(обратно)

618

РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 21. Л. 76.

(обратно)

619

РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 6. Л. 35 об., 148.

(обратно)

620

Игнатьев В.И. Некоторые факты и итоги 4 лет гражданской войны // Белый Север. 1918–1920 гг. … С. 138.

(обратно)

621

ГАРФ. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 92. Л. 145.

(обратно)

622

Лукомский А.С. Указ. соч. С. 152.

(обратно)

623

Батюшин Н. Указ. соч. С. 114, 115.

(обратно)

624

Гражданская война в России. Оборона Крыма. М., 2003. С. 122.

(обратно)

625

Фидельский С.В. Органы внутренних дел в борьбе с уголовной преступностью на Юге России в 1918–1919 гг. // Вестник Майкопского государственного технологического университета. 2011. № 2. URL: -vnutrennih-del-v-borbe-s-ugolovnoy-prestupnostyu-na-yuge-rossii-v-1918-1919-gg (дата обращения: 31.03.2015)

(обратно)

626

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 351.

(обратно)

627

Будберг А. Указ. соч. С. 281.

(обратно)

628

РГВА. Ф. 6. Оп. 3. Д. 10. Л. 4–6 об.

(обратно)

629

ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 143–143 об.

(обратно)

630

Поляков Ю.А. Гражданская война: начало и эскалация // Гражданская война в России: перекресток мнений. М., 1994. С. 41.

(обратно)

631

Глобачев К.И. Указ. соч. С. 60.

(обратно)

632

Турло С.С., Залдат И.П. Указ. соч. // Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924. М., 2007. С. 579.

(обратно)

633

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 279.

(обратно)

634

Капчинский О. Указ. соч. С. 164, 165.

(обратно)

635

Капчинский О. Указ. соч. С. 172, 174.

(обратно)

636

Специальная проверка была установлена коллегией ВЧК со 2 июля 1920 г.

(обратно)

637

Этот порядок введен в соответствии с решением коллегии ВЧК от 3 мая 1918 г.

(обратно)

638

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 275, 276.

(обратно)

639

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 160.

(обратно)

640

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 288.

(обратно)

641

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 348.

(обратно)

642

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 290, 291.

(обратно)

643

Тепляков А.Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК – ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. М., 2007. С. 72.

(обратно)

644

Капчинский О. Указ. соч. С. 177.

(обратно)

645

Декреты Советской власти. В 5 т. Т. 3. М., 1957. С. 291, 292.

(обратно)

646

В.И. Ленин и ВЧК… С. 198, 199.

(обратно)

647

В.И. Ленин и ВЧК… С. 198.

(обратно)

648

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 285.

(обратно)

649

В.И. Ленин и ВЧК… С. 255, 256.

(обратно)

650

Известия ЦК РКП(б). 1920. 12 марта.

(обратно)

651

Известия ЦК РКП(б). 1920. 12 марта.

(обратно)

652

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 169.

(обратно)

653

Известия ЦК РКП(б). 1920. 18 сентября.

(обратно)

654

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 165, 166.

(обратно)

655

В.И. Ленин и ВЧК… С. 103.

(обратно)

656

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 170.

(обратно)

657

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 361.

(обратно)

658

Правда. 1920. 11 мая.

(обратно)

659

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 170.

(обратно)

660

Капчинский О. Указ. соч. С. 196.

(обратно)

661

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель ВЧК… С. 170–173.

(обратно)

662

Зданович А.А. Свои и чужие – интриги разведки. С. 154–157.

(обратно)

663

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 1. Л. 102–104.

(обратно)

664

Из истории осведомительной организации «Азбука» // Русское прошлое. 1993. № 4. С. 187.

(обратно)

665

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 1. Л. 117.

(обратно)

666

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 1. Л. 10 об., 56–58 об.

(обратно)

667

Рутыч Н.Н. Указ. соч. С. 272–273.

(обратно)

668

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 211.

(обратно)

669

ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 138 об., 143.

(обратно)

670

Показаньев А.Д. Указ. соч. С. 98, 99.

(обратно)

671

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 87. Л. 179.

(обратно)

672

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 1а. Л. 60.

(обратно)

673

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 83.

(обратно)

674

Волков Е.В. Указ. соч. С. 181–182.

(обратно)

675

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 19. Л. 39.

(обратно)

676

ГАРФ. Ф. Р-6219. Оп. 1. Д. 10. Л. 16.

(обратно)

677

Сонин В.В. Государство и право Дальневосточной республики… С. 202.

(обратно)

678

Чумаков Н.С. Указ. соч. С. 16.

(обратно)

679

Сонин В.В. Государство и право Дальневосточной республики… С. 203.

(обратно)

680

Чумаков Н.С. Указ. соч. С. 17.

(обратно)

681

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 292, 293.

(обратно)

682

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 226.

(обратно)

683

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 293.

(обратно)

684

Лацис М. Ф.Э. Дзержинский и ВЧК / Особое задание… С. 30, 31.

(обратно)

685

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 293.

(обратно)

686

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 2. 29 сентября 1918 г. С. 13.

(обратно)

687

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 174.

(обратно)

688

Капчинский О. Указ. соч. С. 191, 192.

(обратно)

689

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 174.

(обратно)

690

Тепляков А.Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК – ОГПУ в Сибири… С. 55–58.

(обратно)

691

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 294.

(обратно)

692

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 351.

(обратно)

693

Устинов С.М. Указ. соч. С. 84–90.

(обратно)

694

Абинякин Р.М. Офицерский корпус Добровольческой армии: Социальный состав, мировоззрение. 1917–1920 гг.: Монография. Орел, 2005. С. 139.

(обратно)

695

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 212.

(обратно)

696

Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. URL: -crimea.ru/history/20vek/zarubiny/glava4_2.html. (дата обращения: 12.09.2009); Крымская мысль. 1920. 21 августа.

(обратно)

697

Деникин А.И. Путь русского офицера. С. 449–450.

(обратно)

698

ГАРФ. Ф. Р-6219. Оп. 1. Д. 10. Л. 16.

(обратно)

699

Под розыском тогда понималось выявление преступной деятельности контрреволюционеров, осуществляемое с использованием негласных сил и средств.

(обратно)

700

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 218.

(обратно)

701

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 8. Л. 183, 183 об.

(обратно)

702

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 130.

(обратно)

703

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка. М., 2014. С. 18, 19.

(обратно)

704

Очерки истории российской внешней разведки. С. 8, 9.

(обратно)

705

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка… С. 27, 28.

(обратно)

706

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка… С. 6.

(обратно)

707

СВР. Из жизни разведчиков. М., 1999. С. 209, 216, 217, 222–224, 248, 249.

(обратно)

708

СВР. Из жизни разведчиков… С. 226–228, 243–246, 252–256.

(обратно)

709

Петров В.И. Отражение страной Советов нашествия германского империализма в 1918 году. М., 1980. С. 270.

(обратно)

710

Петров В.И. Указ. соч. С. 280.

(обратно)

711

Пипия Г.В. Германский империализм в Закавказье в 1910–1918 гг. М., 1978. С. 150.

(обратно)

712

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 185, 186.

(обратно)

713

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 186–187.

(обратно)

714

Вопросы истории КПСС. 1961. № 2. С. 103.

(обратно)

715

Сибирское бюро ЦК РКП(б), 1918–1920 гг. Сб. документов. Ч. 1. Новосибирск, 1978. С. 301–303.

(обратно)

716

Сибирское бюро ЦК РКП(б), 1918–1920 гг. Сб. документов. Ч. 1. Новосибирск, 1978. С. 218.

(обратно)

717

Вегман В. Восстание омских рабочих против колчаковщины // Сибирские огни. 1923. № 1. С. 201.

(обратно)

718

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… Кн. 1. С. 55, 62, 63.

(обратно)

719

Тепляков А.Г. Опричники Сталина URL:  (дата обращения: 03.04.2015 г.)

(обратно)

720

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка… С. 71.

(обратно)

721

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… С. 60.

(обратно)

722

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… С. 55.

(обратно)

723

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… С. 78.

(обратно)

724

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… С. 79.

(обратно)

725

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка… С. 232.

(обратно)

726

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка… С. 232.

(обратно)

727

Антонов В.С., Карпов В.Н. С них начиналась разведка… С. 71.

(обратно)

728

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… С. 73, 74.

(обратно)

729

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… С. 136.

(обратно)

730

Колпакиди А.И., Прохоров Д.П. Империя ГРУ… С. 72.

(обратно)

731

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 2. Д. 15. Л. 18 об., 21, 21 об.

(обратно)

732

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 2. Д. 15. Л. 18 об., 21 об., 22.

(обратно)

733

После завершения военных действий против колчаковских войск встал вопрос о необходимости существования регистрационного отдела штаба 5-й армии РСФСР, который своей деятельностью охватывал глубокий тыл противника. В целях централизации агентурной сети возникло предложение переместить регистротдел в местность, непосредственно граничившую с обслуживавшимся районом. По докладу начальника регистротдела К.Г. Калныня-Эзеретиса и членов РВС 5-й армии РУ ПШ РВСР отдал распоряжение о передислокации регистротдела из Иркутска на территорию ДВР. В сентябре 1920 г. при содействии помощника главкома НРА по политической части В.Г. Бисярина регистротдел разместился в г. Верхнеудинске. Для сохранения конспирации в условиях буржуазно-демокартической власти в ДВР Эзеретис присвоил регистротделу условное наименование Управление политической инспекции НРА. Основной задачей УПИ НРА было определено ведение стратегической агентурной разведки в отношении Японии, Приморской области, Северной части Монголии, Северной и Центральной частей Китая, Кореи и полосы отчуждения КВЖД в интересах Региструпра ПШ РВСР, 5-й армии и правительства ДВР (Шинин О.В. Создание и становление органов военной разведки Народно-революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922)… С. 43).

(обратно)

734

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 2. Д. 15. Л. 7.

(обратно)

735

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 2. Д. 15. Л. 7 об.

(обратно)

736

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 2. Д. 15. Л. 8.

(обратно)

737

РГВА. Ф. 221. Оп. 1. Д. 34. Л. 46; РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 2. Д. 15. Л. 41.

(обратно)

738

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 54. Л. 135 об., 156 об.

(обратно)

739

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 552. Л. 164.

(обратно)

740

Ципкин Ю.Н., Орнацкая Т.А. Внешняя политика Дальневосточной республики (1920–1922 гг.). Хабаровск, 2008. С. 101.

(обратно)

741

Ципкин Ю.Н., Орнацкая Т.А. Указ. соч. С. 101.

(обратно)

742

Кузнецов Ю.Д., Новлицкая Г.Б., Сырицын И.М. История Японии. М., 1988. С. 222.

(обратно)

743

Степанов Е. Красные разведчики // Красное Знамя (Владивосток). 1981. 16 августа.

(обратно)

744

Сидоров А.Ю. Внешняя политика Советской России на Дальнем Востоке (1917–1922 гг.). М., 1998. С. 86.

(обратно)

745

Шишкин С.Н. Гражданская война на Дальнем Востоке. М., 1957. URL:  (дата обращения: 10.09.2015).

(обратно)

746

Ципкин Ю.Н., Орнацкая Т.А. Указ. соч. С. 122.

(обратно)

747

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах // Краеведение Приамурья. 2011. № 1. С. 52.

(обратно)

748

Шинин О.В. Указ. соч. С. 52, 53.

(обратно)

749

Шишкин С.Н. Указ. соч. URL:  (дата обращения: 10.09.2015)

(обратно)

750

Ципкин Ю.Н., Орнацкая Т.А. Указ. соч. С. 124.

(обратно)

751

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 53, 54.

(обратно)

752

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 54.

(обратно)

753

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 54.

(обратно)

754

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 54, 55.

(обратно)

755

Курас Л.В., Тушемилов В.К. Строительство органов государственной безопасности ДВР. URL: -ssylka.ucoz.com/publ/sovetskij_period/stroitelstvo_organov_gosudarstvennoj_bezopasnosti_dvr/5-1-0-7(дата обращения: 03.04.2015).

(обратно)

756

Курас Л.В., Тушемилов В.К. Строительство органов государственной безопасности ДВР. URL: -ssylka.ucoz.com/publ/sovetskij_period/stroitelstvo_organov_gosudarstvennoj_bezopasnosti_dvr/5-1-0-7(дата обращения: 03.04.2015).

(обратно)

757

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 55.

(обратно)

758

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 55, 56.

(обратно)

759

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 56.

(обратно)

760

Курас Л.В., Тушемилов В.К. Указ. соч. URL: -ssylka.ucoz.com/publ/sovetskij_period/stroitelstvo_organov_gosudarstvennoj_bezopasnosti_dvr/5-1-0-7 (дата обращения: 03.04.2015).

(обратно)

761

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 56.

(обратно)

762

Залесская О.В. Приграничные отношения между Россией и Китаем на Дальнем Востоке в 1917–1924 гг.: исторический опыт. Монография. Благовещенск, 2006. С. 96.

(обратно)

763

Шинин О.В. Участие разведывательных органов в реализации внешней политики Советской России и Дальневосточной республики на Дальнем Востоке в 1920–1922 годах… С. 57.

(обратно)

764

Кирмель Н.С. Спецслужбы Белого движения. 1918–1922. Разведка. М., 2013.

(обратно)

765

Зимина В.Д. Белое дело взбунтовавшейся России: политические режимы Гражданской войны. 1917–1920 гг. М., 2006. С. 9.

(обратно)

766

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 386.

(обратно)

767

Черчилль У. Мировой кризис. М. – Л., 1932. С. 157.

(обратно)

768

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа. М., 2006. С. 104, 105.

(обратно)

769

Локкарт Р.Б., так писал по этому поводу в своих мемуарах: «Я воспользовался этим временем для оказания финансовой помощи организациям, стоявшим за союзников; они сильно нуждались в деньгах. До сих пор эту помощь оказывали исключительно французы, и мой отказ от сотрудничества в этом деле вызывал неудовольствие политических представителей Алексеева и Деникина. Теперь, когда у нас произошел открытый разрыв с большевиками, я внес свою долю. Хотя банки и были закрыты, а все операции с иностранной валютой незаконны, денег все же легко было достать. Много русских имели скрытые запасы денег в рублях. Они были очень довольны обменять их на письменные обязательства о выплате в Лондоне. Для избежания всяких подозрений мы собирали деньги через одну английскую фирму в Москве. Они имели сношения с русскими, назначали цену и выдавали обязательства. Для каждого обязательства мы давали английской фирме официальную гарантию, что оно будет полноценным в Лондоне. Деньги переправлялись в американское генеральное консульство и выдавались Хиксу, который передавал их уже по назначению» (Локкарт Р.Б. История изнутри. Мемуары британского агента. М., 1991. С. 287).

(обратно)

770

Локкарт Р.Б. Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века. С. 26, 27; Хилл Дж. А. Иди, шпионь в стране. Приключения «1. К. 8» – Британской секретной службы. М., 1932. С. 116, 124, 127. Историк спецслужб Ф. Найтли считает, что Б. Локкарт непосредственно участвовал в подготовке антисоветского заговора, а С. Рейли действовал с его одобрения (Найтли Ф. Указ. соч. С. 63, 75, 76).

(обратно)

771

Линдер И.Б., Чуркин С.А. Указ. соч. С. 656.

(обратно)

772

Фалиго Р., Коффер Р. Указ. соч. Т. 1. С. 144; Найтли Ф. Указ. соч. С. 63.

(обратно)

773

Локкарт Р.Б. Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века… С. 30.

(обратно)

774

Ткачук А.В. Щит и меч Отечества. Киев, 2009. С. 72.

(обратно)

775

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 107.

(обратно)

776

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 108, 109.

(обратно)

777

Христофоров В.С. Указ. соч. С. 44.

(обратно)

778

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 110–112.

(обратно)

779

30 августа в Петрограде был убит председатель Петроградской ЧК М.С. Урицкий. Вечером того же дня в Москве произошло покушение на В.И. Ленина.

(обратно)

780

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 115, 116.

(обратно)

781

Полковник А. Вертамон – резидент французской разведки в Советской России (Локкарт Р.Б. Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века… С. 29).

(обратно)

782

Фалиго Р., Коффер Р. Указ. соч. Т. 1. С. 145.

(обратно)

783

Березкин А. США – активный организатор и участник военной интервенции против Советской России (1918–1920 гг.). М., 1952. С. 66.

(обратно)

784

Каламатиано – резидент американской разведки в Советской России (Локкарт Р.Б. Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века… С. 30).

(обратно)

785

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 119, 121.

(обратно)

786

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 111, 112; Фалиго Р., Коффер Р. Указ. соч. Т. 1. С. 141–143.

(обратно)

787

Некоторые западные историки считают журналиста «Фигаро» Рене Маршана секретным сотрудником ВЧК, который своевременно информировал советскую спецслужбу о подготовке английскими и французскими дипломатами заговора с целью свержения советского правительства (Фалиго Р., Коффер Р. Указ. соч. Т. 1. С. 144, 145; Ричелсон Д.Т. Указ. соч. С. 72).

(обратно)

788

Березкин А. Указ. соч. С. 66.

(обратно)

789

Локкарт Р.Б. Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века… С. 29.

(обратно)

790

Ричелсон Д.Т. Указ. соч. С. 72.

(обратно)

791

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 114, 115.

(обратно)

792

Лубянка. Из истории отечественной контрразведки. М., 2007. С. 171.

(обратно)

793

Дамаскин И.А. Сто великих разведчиков. М., 2001. С. 238.

(обратно)

794

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа… С. 118.

(обратно)

795

Дамаскин И.А. Сто великих разведчиков… С. 241, 242; Локкарт Р.Б. История изнутри. Мемуары британского агента… С. 296, 297.

(обратно)

796

Найтли Ф. Указ. соч. С. 71, 72.

(обратно)

797

Зданович А.А. Еще раз о «Национальном центре»… С. 97.

(обратно)

798

Найтли Ф. Указ. соч. С. 73. П. Дюкс написал воспоминания «Страна красных сумерек. Переживания и наблюдения в Красной России», в которых по соображениям конспирации мало распространялся о конкретной разведывательной деятельности и своих помощниках. В 1923 г. советская военная разведка получила экземпляр этой книги, переведенный на финский язык. В этом же году книга была переведена в разведчасти штаба Петроградского военного округа и издана очень ограниченным тиражом.

(обратно)

799

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 76.

(обратно)

800

Зданович А.А. Еще раз о «Национальном центре» // Вопросы истории. 2009. № 9. С. 96.

(обратно)

801

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 76, 77.

(обратно)

802

Дамаскин И.А. Сто великих операций спецслужб. М., 2005. С. 116.

(обратно)

803

Пограничник. 1957. № 17. С. 14, 15.

(обратно)

804

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 76, 77.

(обратно)

805

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК. М., 2008. С. 161, 162.

(обратно)

806

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 77.

(обратно)

807

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 77, 78.

(обратно)

808

Зданович А.А. Еще раз о «Национальном центре»… С. 96, 97.

(обратно)

809

РГАСПИ. Ф. 372. Оп. 1. Д. 31. Л. 7.

(обратно)

810

ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 17786. Д. 6. Л. 37.

(обратно)

811

Халецкая А.А. Экспедиция Ф.Э. Дзержинского в Сибирь. Омск, 1963. С. 13.

(обратно)

812

В своей книге «Сибирская экспедиция. Революция и интервенция» японский историк Т. Хара пишет, что японская интервенция осуществлялась со следующими целями – свержения советской власти, образования контрреволюционных марионеточных государств от Байкала до Тихого океана, использования их природных ресурсов, создания на Дальнем Востоке баз для противодействия США, использования в связи с этим новых возможностей для установления японского контроля в Китае, прежде всего в Маньчжурии (Фролова Е.А. Российско-американские отношения на Дальнем Востоке (1917–1922 гг.): автореф. дис… канд-та истор. наук. М., 2010. С. 10).

(обратно)

813

Галин В.В. Запретная политэкономия… С. 76, 77.

(обратно)

814

Колпакиди А.И., Лемехов О.И. Главный противник: ЦРУ против России. М., 2002. С. 24.

(обратно)

815

Росс Н. Указ. соч. URL: . (дата обращения: 28.02.2009).

(обратно)

816

ГАРФ. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 117. Л. 23–32.

(обратно)

817

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 2. Л. 31, 31 об., 41, 43 об. – 44.

(обратно)

818

Ильин В.Н. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

819

Колпакиди А.И., Лемехов О.И. Указ. соч. С. 24.

(обратно)

820

Свидетельство подполковника Эйхельберга // Новое время. 1988. № 34. С. 35–37.

(обратно)

821

Волков Е.В. Указ. соч. С. 185.

(обратно)

822

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 424. Л. 45.

(обратно)

823

РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 32. Л. 19.

(обратно)

824

Гурко Ф. Расстрелять и реабилитировать. URL: ¤t_magazin=1186. (дата обращения: 23.11. 2006).

(обратно)

825

Показаньев А.Д. Указ. соч. С. 35, 36.

(обратно)

826

Ямпольский В.П. Роль японских спецслужб в борьбе против Советского Союза (1918–1945) // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. М., 2006. Т. 2. С. 174, 175.

(обратно)

827

Показаньев А.Д. Указ. соч. С. 36.

(обратно)

828

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 348. Л. 17.

(обратно)

829

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 105. Л. 2.

(обратно)

830

РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 32. Л. 30.

(обратно)

831

Цит. по: Рабинович С. Иностранный шпионаж в СССР в годы гражданской войны // О некоторых методах и приемах иностранных разведывательных органов и их троцкистско-бухаринской агентуры. Партиздат ЦК ВКП(б), 1937. URL: /1/. (дата обращения: 18.09.2009).

(обратно)

832

Цит. по: Назаров М. Уроки Белого движения. URL: / (дата обращения: 01.05.2013); Germany and the Revolution in Russia, 1915–1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. Ed. by Z.A. Zeman. London, 1958. P. 128–129.

(обратно)

833

Петров В.И. Указ. соч. С. 59, 72; Пипия Г.В. Указ. соч.

(обратно)

834

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 117.

(обратно)

835

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 118.

(обратно)

836

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 119.

(обратно)

837

Иванов А.А. Рожденная контрреволюцией… С. 76, 77.

(обратно)

838

Зданович А.А. Отечественная контрразведка… С. 119.

(обратно)

839

Цит. по: Гражданская война в СССР. М., 1980. С. 129.

(обратно)

840

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 39. Л. 3.

(обратно)

841

ГАРФ. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 44. Л. 254 об.

(обратно)

842

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 23. Л. 39 об., 172, 173, 175.

(обратно)

843

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 90. Л. 152, 152 об.

(обратно)

844

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 50. Л. 42, 43 об.

(обратно)

845

РГВА. Ф. 39617. Оп. 1. Д. 239. Л. 256 об.

(обратно)

846

Рец. Указ. соч. С. 163.

(обратно)

847

ГАРФ. Ф. Р-7490. Оп. 1. Д. 1. Л. 7, 8; РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 74. Л. 5.

(обратно)

848

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 7. Л. 84 об., 85 об.

(обратно)

849

Жуков Ю.Н. Гражданская война в России как широкомасштабный межнациональный конфликт // 1919 год в судьбах России и мира: широкомасштабная Гражданская война и интервенция в России, зарождение новой системы международных отношений: сборник материалов научной конференции. Архангельск, 2009. С. 179–181.

(обратно)

850

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 199, 200.

(обратно)

851

Мельтюхов М. Советско-польские войны. М., 2004. С. 41–43.

(обратно)

852

Мельтюхов М. Указ. соч. С. 69, 70.

(обратно)

853

Ф.Э. Дзержинский в это время находился в Харькове, а 29 мая он был назначен начальником тыла Юго-Западного фронта.

(обратно)

854

На защите революции. Из истории Всеукраинской чрезвычайной комиссии, 1917–1922 гг. Сборник документов и материалов. Киев, 1971. С. 164–166.

(обратно)

855

Христофоров В.С. Указ. соч. С. 48.

(обратно)

856

Материалы об И.И. Добржинском (Сосновском) из личного архива доктора исторических наук А.А. Здановича.

(обратно)

857

Лубянка. Из истории отечественной контрразведки… С. 176.

(обратно)

858

Линдер И.Б., Чуркин С.А. Указ. соч. С. 650.

(обратно)

859

Лубянка. Из истории отечественной контрразведки… С. 177.

(обратно)

860

Лубянка. Из истории отечественной контрразведки… С. 178.

(обратно)

861

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 59. Л. 64, 66.

(обратно)

862

Сідак В. Указ. соч. URL: -p4.html. (дата обращения: 29.10. 2006).

(обратно)

863

Bеденеев Д.B. Указ. соч. С.13.

(обратно)

864

Сідак В. Указ соч. URL: -p1.html. (дата обращения: 29.10. 2006).

(обратно)

865

Bеденеев Д.B. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

866

Веденеев Д.В. Разведка его ясновельможности. Малоизвестное о спецслужбах гетмана Павла Скоропадского // В мире спецслужб. 2004. № 4. С. 12.

(обратно)

867

ГАРФ. Ф. Р-5936. Оп. 1. Д. 422. Л. 21.

(обратно)

868

Сідак В. Указ соч. URL: -p3.html. (дата обращения: 29.10. 2006).

(обратно)

869

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 26. Л. 30 об.

(обратно)

870

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 2. Л. 90.

(обратно)

871

Лехович Д.В. Белые против красных. М., 1992. URL:  (дата обращения: 06.05.2007);

(обратно)

872

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 185.

(обратно)

873

Дукельский С.С. Указ. соч. С. 125.

(обратно)

874

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 247, 248.

(обратно)

875

Остряков С. Указ. соч. С. 77.

(обратно)

876

Русская военная эмиграция 20-х–40-х годов… С. 101.

(обратно)

877

Карпов Н.Д. Трагедия Белого Юга. 1920 год. М., 2005. С. 253; Остряков С. Указ. соч. С. 76–77; Русская военная эмиграция 20–40-х годов… С. 136.

(обратно)

878

Цит. по: Карпов Н.Д. Указ. соч. С. 253.

(обратно)

879

Военная энциклопедия. В 8 томах. М., 1994. Т. 2. С. 486.

(обратно)

880

Борьба за Урал и Сибирь // Воспоминания и статьи участников борьбы с учредиловкой и колчаковской контрреволюцией. М. – Л., 1926. С. 179–183; Белоусов Г. Оперативная игра // Восточно-Сибирская правда. 2002. 24 апреля.

(обратно)

881

Чумаков Н.С. Указ. соч. С. 17.

(обратно)

882

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 67, 68.

(обратно)

883

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 68, 69.

(обратно)

884

Показаньев А.Д. Указ. соч. С. 25, 26, 72.

(обратно)

885

З.И. Гордеев осел на жительство в Маньчжурии, где активно занимался формированием из эмигрантов белогвардейцев партизанских отрядов, которые совершали набеги на советскую территорию и после окончания Гражданской войны. Гордеев нередко лично руководил подобными отрядами. Активно разрабатывался разведкой полпредства ОГПУ по ДВО и в ночь с 12 на 13 апреля 1924 г. был захвачен оперативной группой на китайской территории и вывезен в ССCР. Судом за совершение уголовных преступлений приговорен к расстрелу.

(обратно)

886

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 77–79.

(обратно)

887

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 23. Л. 77–78 об.; Д. 27. Л. 6 об.

(обратно)

888

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 27. Л. 7.

(обратно)

889

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 15. Л. 14, 14 об.

(обратно)

890

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 2. Л. 430 об.

(обратно)

891

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 9. Л. 22 об.

(обратно)

892

Гражданская война в СССР. М., 1980. С. 333, 334.

(обратно)

893

РГВА. Ф. 40238. Оп. 1. Д. 57. Л. 39.

(обратно)

894

Гражданская война в СССР. М., 1986. С. 181.

(обратно)

895

Каримов О.В. Советская военно-морская разведка в годы Гражданской войны // Вопросы истории. 2004. № 7. С. 133.

(обратно)

896

Каменев С. Организация в деле разведки. М., 1922. С. 5, 6.

(обратно)

897

Организация борьбы трудящихся в тылу деникинцев // История Киева. URL.: -history.com.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=314:2011-09-27-13-35-59&catid=56:2011-09-21-21-49-28&Itemid=97 (дата обращения: 03.03.2013).

(обратно)

898

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 218.

(обратно)

899

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 75. Л. 424.

(обратно)

900

История России (Гражданская война в России, 1917–1922): учеб. – методич. модуль. М., 2004.

(обратно)

901

РГВА. Ф. 39540. Оп. 1. Д. 71. Л. 48.

(обратно)

902

Врангель П.Н. Указ. соч. URL: -1.htm (дата обращения: 14.07.2009).

(обратно)

903

ГАРФ. Ф. Р-6217. Оп. 1. Д. 24. Л. 315.

(обратно)

904

Врангель П.Н. Указ. соч. URL: -1.htm (дата обращения: 14.07.2009).

(обратно)

905

Гражданская война в СССР. М., 1986. С. 292.

(обратно)

906

Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина (Записки начальника штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России). СПб., 1994. С. 282, 283.

(обратно)

907

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 28. Л. 130.

(обратно)

908

Дегтярев К., Колпакиди А. СМЕРШ. М., 2009. С. 23.

(обратно)

909

Зирин С. Гибель чекиста Н. Микулина // Русская линия: православное информационное агентство. URL: . (дата обращения: 28.03. 2011).

(обратно)

910

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 320. Л. 41–42.

(обратно)

911

РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 9. Л. 107.

(обратно)

912

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 89. Л. 167.

(обратно)

913

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 149–152.

(обратно)

914

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 89. Л. 96, 120–121.

(обратно)

915

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 142–143.

(обратно)

916

РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 183. Л. 17.

(обратно)

917

РГВА. Ф. 39498. Оп. 1. Д. 7. Л. 28.

(обратно)

918

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 101. Л. 98 об.

(обратно)

919

РГВА. Ф. 39617. Оп. 1. Д. 255. Л. 14.

(обратно)

920

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 8. Л. 181, 181 об.

(обратно)

921

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 206. Л. 19–28.

(обратно)

922

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. – октябрь 1922 г.)… С. 25.

(обратно)

923

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. … д-ра истор. наук. Хабаровск, 1998. С. 245, 262.

(обратно)

924

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. – октябрь 1922 г.)… С. 29.

(обратно)

925

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. – октябрь 1922 г.)… С. 29, 30.

(обратно)

926

ГАРФ. Ф. Р-944. Оп. 1. Д. 108. Л. 194, 337, 393.

(обратно)

927

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств (май 1921 г. – октябрь 1922 г.)… С. 33, 34.

(обратно)

928

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 59.

(обратно)

929

Правда. 1918. 2 июня.

(обратно)

930

Локкарт Р.Б. Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века… С. 29; Pipes R. The Russian Revolution. Random House, 1990. P. 217.

(обратно)

931

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 233–236.

(обратно)

932

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 60.

(обратно)

933

Известия ВЦИК. 1918. 2 июля.

(обратно)

934

Правда. 1918. 21 февраля.

(обратно)

935

Правда. 1918. 8 февраля.

(обратно)

936

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 228.

(обратно)

937

Христофоров В.С. Указ. соч. С. 44, 45.

(обратно)

938

Зданович А.А. Еще раз о «Национальном центре»… С. 98.

(обратно)

939

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 152, 153.

(обратно)

940

Красная книга ВЧК. В 2 ч. Ч. 2. М., 1920. С. 8, 9.

(обратно)

941

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 153, 154.

(обратно)

942

Христофоров В.С. Указ. соч. С. 46.

(обратно)

943

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 155.

(обратно)

944

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 156.

(обратно)

945

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 74.

(обратно)

946

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 156–159.

(обратно)

947

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 488; Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 160.

(обратно)

948

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 321.

(обратно)

949

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 490.

(обратно)

950

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 247 – 250.

(обратно)

951

Казанович Б. Поездка из Добровольческой армии в «Красную Москву» // Архив русской революции. Т. 7. М., 1991. С. 185–186.

(обратно)

952

Деникин А.И. Путь русского офицера… С. 381.

(обратно)

953

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения… С. 130.

(обратно)

954

Ганин А.В. «Мозг армии» в период «Русской Смуты»: Статьи и документы. М., 2013. С. 645.

(обратно)

955

Зданович А.А. Еще раз о «Национальном центре»… С. 99.

(обратно)

956

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 240, 241.

(обратно)

957

Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 г. М., 1997. С. 8.

(обратно)

958

Антонов В.С. С них начиналась разведка… С. 203.

(обратно)

959

Кронштадт 1921… С. 11.

(обратно)

960

Кронштадт 1921… С. 350, 351.

(обратно)

961

Ганин А.В. Судьба Генерального штаба полковника В.Е. Махина // Военно-исторический журнал. 2006. № 6. С. 57.

(обратно)

962

Кронштадт 1921… С. 14.

(обратно)

963

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 246, 251, 252.

(обратно)

964

Кронштадт 1921… С. 293.

(обратно)

965

Кронштадт 1921… С. 351.

(обратно)

966

Ибрагимова Д.Х. НЭП и Перестройка. Массовое сознание сельского населения в условиях перехода к рынку. М., 1997. С. 20.

(обратно)

967

Алешкин П.Ф. Крестьянские восстания в России в 1918–1922 гг. От махновщины до антоновщины. М., 2012. С. 186, 290.

(обратно)

968

Алешкин П.Ф. Указ. соч. С. 297, 306.

(обратно)

969

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 229, 230.

(обратно)

970

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 230.

(обратно)

971

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 231, 232.

(обратно)

972

«Антоновщина». Крестьянское восстание в Тамбовской области в 1920–1921 гг.: Документы, материалы, воспоминания. Тамбов, 2007. С. 404–406, 410, 411, 421, 422, 424, 425, 433, 434 и др.; Зданович А.А.Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 233.

(обратно)

973

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 236.

(обратно)

974

Савченко В.А. Антоновщина. Харьков, 2011. С. 268, 269; Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 237.

(обратно)

975

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 237.

(обратно)

976

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 237, 238.

(обратно)

977

Савченко В.А. Указ. соч. С. 269, 272, 273.

(обратно)

978

Сибирская Вандея. 1920–1921. Документы. В 2 т. Т. 2. М, 2001. С. 542, 543, 552, 553, 556, 557, 561–565, 571, 572, 581, 587, 588, 589–593 и др.

(обратно)

979

Седунов А.В. «Отвечая на угрозы из – за кордона» // Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 2. М., 2006. С. 67.

(обратно)

980

Седунов А.В. Указ. соч. С. 68.

(обратно)

981

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 98.

(обратно)

982

Мельтюхов М. Указ. соч. С. 180.

(обратно)

983

Мельтюхов М. Указ. соч. С. 182.

(обратно)

984

Седунов А.В. Указ. соч. С. 65–67.

(обратно)

985

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 189.

(обратно)

986

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 116.

(обратно)

987

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 526.

(обратно)

988

Голинков Д.Л. Тайные операции ВЧК… С. 190, 191.

(обратно)

989

Создание Нелегальной военной организации (НВО) началось в конце 1919 г. по инициативе члена РВС Западного фронта И. Уншлихта. Она вела диверсионную, террористическую и повстанческую деятельность на территории Белоруссии, оккупированной польской армией. О ее создании и задачах знало только высшее военно-политическое руководство РСФСР. Первоначально она задумывалась как ответ на действия боевиков «Польской организации войсковой», действующей под крылом 2-го отдела Генштаба Польши. Боевые операции НВО в Западной Белоруссии являлись отражением диверсионных акций, осуществлявшихся боевиками ПОВ на территории РСФСР. В этих условиях специальные группы НВО на польской земле становились первым эшелоном отражения агрессии против Советской России с территории Польши. В отрядах НВО основную силу составляли бывшие боевики партии социалистов-революционеров, коммунистической партии Литвы и Белоруссии и еврейской социал-демократической партии «Поалей Цион». Деятельностью НВО руководили военные разведчики А.К. Сташевский, Б.Б. Бортновский, С.Г. Фирин (Линдер И.Б., Чуркин С.А. Указ. соч. С. 646).

(обратно)

990

Власть труда. 1920. 18 июля; Красный стрелок. 1920. 20 июля.

(обратно)

991

Коммунист. 1923. № 3. С. 24–29.

(обратно)

992

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 87.

(обратно)

993

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 90.

(обратно)

994

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 91.

(обратно)

995

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 94, 95.

(обратно)

996

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 103.

(обратно)

997

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 17. Л. 84.

(обратно)

998

Цит. по: Цветков В.Ж. С.Н. Ряснянский – основоположник спецслужб Белого движения на юге России… С. 62.

(обратно)

999

«Наши агенты от милиционера до наркома» (Воспоминания белого контрразведчика)… С. 78–83.

(обратно)

1000

РГВА. Ф. 40238. Оп. 1. Д. 57. Л. 51.

(обратно)

1001

Катков Н.Ф. Агитационно-пропагандистская работа большевиков в войсках и в тылу белогвардейцев в период 1918–1920 гг. Л., 1977. С. 92, 94.

(обратно)

1002

РГВА. Ф. 40280. Оп. 1. Д. 3. Л. 19 об.

(обратно)

1003

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 24. Л. 27–29.

(обратно)

1004

Краснов В.Г. Указ. соч. С. 212, 213.

(обратно)

1005

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 11, 175.

(обратно)

1006

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 33. Л. 3–3 об.; Загородских Ф.С. Борьба с деникинщиной и интервенцией в Крыму. Крымское гос. изд-во, 1940. С. 10, 11, 16, 17.

(обратно)

1007

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 210.

(обратно)

1008

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 35. Л. 3.

(обратно)

1009

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 214–217.

(обратно)

1010

Загородских Ф.С. Указ. соч. С. 114.

(обратно)

1011

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 214.

(обратно)

1012

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 215.

(обратно)

1013

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 443.

(обратно)

1014

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 215–216.

(обратно)

1015

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 8. Л. 10, 10 об.

(обратно)

1016

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 43. Л. 26–27.

(обратно)

1017

Зданович А.А. Свои и чужие – интриги разведки. С. 136–138; Орлов В.Г. Указ. соч. С. 304, 305.

(обратно)

1018

Героическое подполье… С. 201.

(обратно)

1019

Героическое подполье… С. 215, 266–269.

(обратно)

1020

Героическое подполье… С. 205.

(обратно)

1021

Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения… С. 124.

(обратно)

1022

Героическое подполье… С. 309, 341.

(обратно)

1023

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 27. Л. 5.

(обратно)

1024

Под знаком антантовской «цивилизации»… С. 5.

(обратно)

1025

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 216.

(обратно)

1026

РГВА. Ф. 39666. Оп. 1. Д. 10. Л. 205.

(обратно)

1027

Бобрик В.В. В застенках контрразведок. Изд. Истпарта тагокружкома ВКП (б), 1928. С. 24.

(обратно)

1028

Героическое подполье… С. 6.

(обратно)

1029

«Наши агенты от милиционера до наркома»… С. 79; Виллиам Г. Побежденные // Архив русской революции. Т. 7–8. М., 1991. С. 233; Устинов С.В. Указ. соч. С. 86.

(обратно)

1030

Устинов С.В. Указ. соч. С. 86.

(обратно)

1031

РГВА. Ф. 39666. Оп. 1. Д. 46. Л. 95.

(обратно)

1032

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 355, 422, 423.

(обратно)

1033

Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. URL: -crimea.ru/history/20vek/zarubiny/glava4_2.html (дата обращения: 12.09.2009); Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 142; Врангель П.Н. Указ. соч. URL: -1.htm (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

1034

Врангель П.Н. Указ. соч. URL: -1.htm (дата обращения: 19.09.2009).

(обратно)

1035

Росс Н. Указ. соч. URL: . (дата обращения: 28.02.2009).

(обратно)

1036

Цит. по: Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 219.

(обратно)

1037

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 219. Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 479.

(обратно)

1038

Севастополь: хроника революций и Гражданской войны 1917–1920 годов. С. 473, 494.

(обратно)

1039

ГАРФ. Ф. Р-6217. Оп. 1. Д. 24. Л. 182.

(обратно)

1040

ГАРФ. Ф. Р-6217. Оп. 1. Д. 24. Л. 261.

(обратно)

1041

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 219.

(обратно)

1042

Цит. по: Кандидов Б.П. Указ. соч. С. 11.

(обратно)

1043

ГАРФ. Ф. Р-6217. Оп. 1. Д. 24. Л. 314.

(обратно)

1044

ГАРФ. Ф. Р-5881. Оп. 1. Д.161. Л. 46.

(обратно)

1045

Крестьянников В.В. Указ. соч. С. 220.

(обратно)

1046

Смолин А.В. Указ. соч. С. 149, 150.

(обратно)

1047

РГВА. Ф. 40298. Оп. 1. Д. 15. Л. 247 об.

(обратно)

1048

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 142, 143.

(обратно)

1049

Кубасов А.Л. Указ. соч. С. 48–50.

(обратно)

1050

За Советский Север. К сорокалетию освобождения Севера от интервентов и белогвардейцев: Сборник документов и воспоминаний. Вологда, 1960. С. 158, 172.

(обратно)

1051

РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 22. Л. 107.

(обратно)

1052

Кубасов А.Л. Указ. соч. С. 51.

(обратно)

1053

Иванов А.А. «Северная стража»… С. 148, 149.

(обратно)

1054

Чуев В.П. Архангельское подполье. Архангельск, 1963. С. 40.

(обратно)

1055

РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 10. Л. 15.

(обратно)

1056

РГВА. Ф. 40316. Оп. 1. Д. 29. Л. 115–118, 122–123.

(обратно)

1057

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 69, 70; Борьба за Урал и Сибирь. М., 1926. С. 124.

(обратно)

1058

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 8. Л. 97.

(обратно)

1059

Стишов М.И. Указ. соч. С. 113, 114.

(обратно)

1060

Цит. по: Греков Н.В. Контрразведка и органы государственной охраны Белого движения Сибири… С. 217.

(обратно)

1061

Голуб П.А. Указ. соч. Т. 2. С. 74–75.

(обратно)

1062

Рец А.А. Указ. соч. С. 153.

(обратно)

1063

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 8. Л. 81; Д. 9. Л. 9.

(обратно)

1064

Стишов М.И. Указ. соч. С. 116, 117.

(обратно)

1065

РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 166. Л. 9.

(обратно)

1066

Цит. по: Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири. М., 2005. С. 144, 145.

(обратно)

1067

РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 183. Л. 127.

(обратно)

1068

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 8. Л. 129, 274.

(обратно)

1069

ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 8. Д. 35. Л. 1.

(обратно)

1070

ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 10. Д. 120. Л. 2 об., 3.

(обратно)

1071

ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 7. Д. 24. Л. 104.

(обратно)

1072

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 96. Л. 30.

(обратно)

1073

Волков Е.В. Указ. соч. С. 184; РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 113. Л. 2, 3; Д. 122. Л. 2.

(обратно)

1074

РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 113. Л. 3, 3 об., 15 об. – 16 об.

(обратно)

1075

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 165.

(обратно)

1076

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 166.

(обратно)

1077

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 99. Л. 5, 7.

(обратно)

1078

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг. С. 12.

(обратно)

1079

РГВА. Ф. 40319. Оп. 1. Д. 2. Л. 16.

(обратно)

1080

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 89. Л. 171.

(обратно)

1081

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг. С. 12.

(обратно)

1082

РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 11. Л. 264, 264 об., 291 об.; Д. 88. Л. 9–10; Д. 113. Л. 2, 3.

(обратно)

1083

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 81. Л. 110.

(обратно)

1084

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 169.

(обратно)

1085

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 98. Л. 165, 165 об.

(обратно)

1086

Новиков П.А. Указ. соч. С. 152.

(обратно)

1087

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 8. Л. 309.

(обратно)

1088

ГАРФ. Ф. Р-9427. Оп. 1. Д. 67. Л. 1–3 об.

(обратно)

1089

Стишов М.И. Указ. соч. С. 253.

(обратно)

1090

Стишов М.И. Указ. соч. С. 15, 16.

(обратно)

1091

Липкина А.Г. 1919 год в Сибири (Борьба с колчаковщиной). М., 1962. С. 127, 128.

(обратно)

1092

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 97. Л. 39.

(обратно)

1093

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 162 об.

(обратно)

1094

Стишов М.И. Указ. соч. С. 15, 16.

(обратно)

1095

Катков Н.Ф. Указ. соч. С. 71.

(обратно)

1096

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 89. Л. 335.

(обратно)

1097

Новиков П.А. Указ. соч. С. 144.

(обратно)

1098

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 99. Л. 88, 88 об.

(обратно)

1099

Гражданская война в СССР. М., 1986. С. 94.

(обратно)

1100

Бандурка В.Б. Белое движение в Приморье (1920–1922 гг.): историческое исследование: дисс. …канд. истор. наук. М., 2004. С. 104.

(обратно)

1101

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг… С. 72–93.

(обратно)

1102

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг… С. 72–93.

(обратно)

1103

Шинин О.В. Создание и становление органов военной разведки Народно-революционной армии Дальневосточной республики (1920–1922)… С. 52.

(обратно)

1104

РГВА. Ф. 39526. Оп. 1. Д. 1. Л. 24.

(обратно)

1105

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. … д-ра истор. наук. Хабаровск, 1998. С. 261.

(обратно)

1106

Бандурка В.Б. Указ. соч. С. 115.

(обратно)

1107

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке (1920–1922 гг.). Хабаровск, 1996. С. 106, 124.

(обратно)

1108

Ципкин Ю.Н. Белогвардейские спецслужбы против коммунистического подполья на Дальнем Востоке в 1921–1922 гг… С. 72–93.

(обратно)

1109

Шинин О.В. Большевистская «партийная» разведка в период существования в Приморской области буржуазных правительств… С. 31.

(обратно)

1110

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922)… С. 261.

(обратно)

1111

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.). Хабаровск, 2003. С. 317; Авдошкина О.В. Диктатура М.К. Дитерикса и крах дальневосточной контрреволюции // Вопросы истории. 2007. № 11. С. 118.

(обратно)

1112

Бандурка В.Б. Указ. соч. С. 181.

(обратно)

1113

В январе 1922 г. Баневур Виталий Борисович был привлечен к разведывательной работе в качестве секретного сотрудника 2-го отделения разведывательного отдела штаба Восточного фронта Народно-революционной армии ДВР (ЦАМО РФ. Ф. 23. Оп. 17840. Д. 3. Л. 195–197).

(обратно)

1114

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.)… С. 317.

(обратно)

1115

Авдошкина О.В. Указ. соч. С. 118.

(обратно)

1116

Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917–1925 гг. Т. 1. Июль 1917 г. – май 1918 г. М., 2000. С. 14.

(обратно)

1117

Спирин Л.М. Россия 1917 год. Из истории борьбы политических партий. М., 1987. С. 246, 247.

(обратно)

1118

Политическая история российского государства: Учебник для вузов. М., 1998. С. 209.

(обратно)

1119

Спирин Л.М. Указ. соч. С. 250, 251.

(обратно)

1120

Тютюкин С.В. Меньшевизм: Страницы истории. М., 2002. С. 435–437, 439, 440.

(обратно)

1121

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 204, 205.

(обратно)

1122

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 201.

(обратно)

1123

Декреты Советской власти. Т. 1. М., 1957. С. 24, 25.

(обратно)

1124

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 384.

(обратно)

1125

Павлов Д.Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 – середина 1950-х годов. М., 1999. С. 21.

(обратно)

1126

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 208, 209.

(обратно)

1127

Павлов Д.Б. Указ. соч. С. 24.

(обратно)

1128

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 468, 469.

(обратно)

1129

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 201, 202.

(обратно)

1130

Бровкин В.Н. Гражданская война как социально-политический феномен // Политическая история: Россия – СССР – Российская Федерация. В 2 т. Т. 2. М., 1996. С. 66.

(обратно)

1131

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 211.

(обратно)

1132

Шацилло М.К. Российская буржуазия в период Гражданской войны и первые годы эмиграции. 1917 – начало 1920-х годов. М., 2008. С. 22–24.

(обратно)

1133

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 478.

(обратно)

1134

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 36. С. 172.

(обратно)

1135

Политическая история российского государства… С. 237; Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 213, 214.

(обратно)

1136

Петерс Я. Вместе с народом / Особое задание… С. 19, 20.

(обратно)

1137

Правда. 1918. 13 апреля, 16 апреля.

(обратно)

1138

Известия ВЦИК. 1918. 20 апреля.

(обратно)

1139

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 214.

(обратно)

1140

Политическая история российского государства… С. 223.

(обратно)

1141

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель ВЧК… С. 218.

(обратно)

1142

Медведев А.В., Слепченкова А.А. Партия социалистов-революционеров в Нижегородском крае (1895–1923): Монография. Нижний Новгород, 2012. С. 181, 182, 185, 186.

(обратно)

1143

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 483, 484; Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 218, 219.

(обратно)

1144

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 480–482; Гарви П.А. Профессиональные союзы в России в первые годы революции (1917–1921). Нью-Йорк, 1981. С. 48.

(обратно)

1145

История политических партий России: Учебник. М., 1994. С. 326.

(обратно)

1146

Съезд одобрил принятую 24 июня ЦК левых эсеров резолюцию, в которой предусматривалось, что для мобилизации военных сил и подготовки масс и местных партийных организаций к террористическим актам понадобится время, а также оговаривалось, что целью этих актов является борьба против политики ленинского Совнаркома, но никак не против большевиков (если только не возникнет необходимость самообороны) (Рабинович А. Большевики у власти. Первый год советской эпохи в Петрограде. М., 2008. С. 429).

(обратно)

1147

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 392.

(обратно)

1148

Известия ВЦИК. 1918. 9 июля.

(обратно)

1149

Известия ВЦИК. 1918. 16 июля.

(обратно)

1150

Партия левых социалистов-революционеров… С. 30–32.

(обратно)

1151

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 221.

(обратно)

1152

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 485, 487–489.

(обратно)

1153

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 231.

(обратно)

1154

Медведев А.В., Слепченкова А.А. Указ. соч. С. 178, 179.

(обратно)

1155

Павлов Д.Б. Указ. соч. С. 33.

(обратно)

1156

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 232.

(обратно)

1157

Косулина Л.Г. Эволюция теоретических основ и практической деятельности партии социалистов-революционеров, 1901–1922 гг.: дисс. … д-ра истор. наук. М., 2003. С. 428, 429.

(обратно)

1158

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 493.

(обратно)

1159

Политическая история российского государства… С. 243.

(обратно)

1160

История политических партий России… С. 331, 332.

(обратно)

1161

История политических партий России… С. 332, 333.

(обратно)

1162

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 237.

(обратно)

1163

Павлов Д.Б. Указ. соч. С. 40, 41.

(обратно)

1164

История политических партий России… С. 335–339.

(обратно)

1165

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 252, 253.

(обратно)

1166

Вернигоров В.И. Политические партии и общественные движения в России и Беларуси: вторая половина XIX – первая треть XX века. Минск, 2001. С. 111, 112.

(обратно)

1167

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 252.

(обратно)

1168

Бровкин В.Н. Россия в Граждарской войне: власть и общественные силы. URL: -lib.ru/book/35/36/36-1/024-038.html (дата обращения: 29.07.2015).

(обратно)

1169

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 39. С. 58, 59.

(обратно)

1170

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 253.

(обратно)

1171

В частях Красной армии работали, например, эсеры нижегородской организации (Медведев А.В., Слепченкова А.А. Указ. соч. С. 179, 180).

(обратно)

1172

Гусев К.В., Ерицян Х.А. От соглашательства к контрреволюции. М., 1968. С. 344, 345.

(обратно)

1173

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 256.

(обратно)

1174

Правда. 1919. 20 марта.

(обратно)

1175

Известия ЦК РКП(б). 1919. 28 мая.

(обратно)

1176

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 267.

(обратно)

1177

Павлов Д.Б. Указ. соч. С. 44.

(обратно)

1178

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 496, 497.

(обратно)

1179

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 268.

(обратно)

1180

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 269.

(обратно)

1181

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 502.

(обратно)

1182

Политическая история российского государства… С. 238; Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 269.

(обратно)

1183

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 269, 270.

(обратно)

1184

Вернигоров В.И. Указ. соч. С. 111, 112.

(обратно)

1185

Тютюкин С.В. Указ. соч. С. 510, 511.

(обратно)

1186

Вернигоров В.И. Указ. соч. С. 64.

(обратно)

1187

Вернигоров В.И. Указ. соч. С. 65.

(обратно)

1188

Кронштадт 1921… С. 301.

(обратно)

1189

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 283.

(обратно)

1190

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 294.

(обратно)

1191

Политическая история российского государства… С. 236.

(обратно)

1192

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 283.

(обратно)

1193

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 294, 295.

(обратно)

1194

Косулина Л.Г. Указ. соч. С. 432.

(обратно)

1195

Косулина Л.Г. Указ. соч. С. 432.

(обратно)

1196

История политических партий России… С. 344.

(обратно)

1197

Павлов Д.Б. Указ. соч. С. 53.

(обратно)

1198

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 81.

(обратно)

1199

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 82.

(обратно)

1200

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 83.

(обратно)

1201

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 84.

(обратно)

1202

Цит. по: Слободин В.П. Белое движение в годы Гражданской войны в России (1917–1922 гг.): учеб. пособие. М., 1996. С. 22.

(обратно)

1203

Политические партии России: история и современность. М., 2000. С. 356, 357.

(обратно)

1204

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 135. Л. 27.

(обратно)

1205

Допрос Колчака. Л., 1925. URL: militera.lib.ru/docs/1917-20/db/kolchak/index.html. (дата обращения: 27.03.2013)

(обратно)

1206

ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 14 об.

(обратно)

1207

РГВА. Ф. 40218. Оп.1. Д. 8. Л.12–12 об., 41.

(обратно)

1208

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 95. Л.1 б.

(обратно)

1209

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 15.

(обратно)

1210

Ципкин Ю.Н. Антибольшевистские режимы на Дальнем Востоке России в период Гражданской войны (1917–1922 гг.). Хабаровск, 2003. С. 240.

(обратно)

1211

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 50 об. – 51.

(обратно)

1212

РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 112. Л. 10; Ф. 40308. Оп. 1. Д. 132. Л. 11, 11 об.

(обратно)

1213

РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 132. Л. 13, 14; Волков Е.В. Указ. соч. С. 187.

(обратно)

1214

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 424. Л. 12.

(обратно)

1215

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 424. Л. 28–29.

(обратно)

1216

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 187.

(обратно)

1217

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 97. Л.8.

(обратно)

1218

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 140. Л. 54, 61, 64, 92.

(обратно)

1219

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 189.

(обратно)

1220

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 190.

(обратно)

1221

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 190.

(обратно)

1222

Цит. по: Новиков П.А. Указ. соч. С. 176.

(обратно)

1223

Сахаров К.В. Белая Сибирь (внутренняя война 1918–1920 годов). Мюнхен, 1923. URL:  (дата обращения: 15.01.2013).

(обратно)

1224

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 99. Л. 97 об.

(обратно)

1225

РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 112. Л. 11, 12.

(обратно)

1226

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 424. Л. 49.

(обратно)

1227

Ващук О. Не дожидаясь рассвета // Новости. 2004. № 53 (2183). URL:  (дата обращения: 04.05.2013).

(обратно)

1228

РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 115. Л. 2 об.

(обратно)

1229

Светачев М.И. Империалистическая интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке. Новосибирск, 1983. URL:  (дата обращения: 04.05.2013).

(обратно)

1230

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 101. Л. 3–3 об.

(обратно)

1231

Волков Е.В. Указ. соч. С. 105.

(обратно)

1232

Рец А.А. Указ. соч. С. 170.

(обратно)

1233

Дневник П.В. Вологодского // За спиной Колчака: Документы и материалы. М., 2005. С. 272.

(обратно)

1234

Политические партии России: история и современность. М., 2000. URL:  (дата обращения: 21.03.2009).

(обратно)

1235

Цит. по: Галин В.В. Запретная политэкономия… С. 39.

(обратно)

1236

Ганин А.В. «Мозг армии» в период «Русской Смуты»… С. 569.

(обратно)

1237

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 114. Л. 2.

(обратно)

1238

Гражданская война в СССР. М., 1986. С. 91–94.

(обратно)

1239

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 27 об.

(обратно)

1240

РГВА. Ф. 39483. Оп. 1. Д. 29. Л. 20.

(обратно)

1241

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 221.

(обратно)

1242

Мышанский А.А. Отношение населения Сибири к «белому» режиму в период колчаковщины // Гражданская война на Востоке России. Проблемы истории: Бахрушинские чтения 2001 г. URL:  (дата обращения: 22.07.2007).

(обратно)

1243

РГВА. Ф. 39597. Оп. 1. Д. 100. Л. 80.

(обратно)

1244

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 223.

(обратно)

1245

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 224.

(обратно)

1246

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 223.

(обратно)

1247

Шишкин В.И. Указ. соч. С. 77.

(обратно)

1248

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 224.

(обратно)

1249

ГАРФ. Ф. Р-147. Оп. 8. Д. 37. Л. 5–7 об.

(обратно)

1250

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 85, 262–262 об.

(обратно)

1251

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 224.

(обратно)

1252

РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 234. Л. 170–171.

(обратно)

1253

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 262, 262 об.

(обратно)

1254

РГВА. Ф. 40308. Оп. 1. Д. 96. Л. 1–2.

(обратно)

1255

РГВА. Ф. 39617. Оп. 1. Д. 196. Л. 18.

(обратно)

1256

Кадейкин В.А. Сибирь непокоренная (Большевистское подполье и рабочее движение в сибирском тылу контрреволюции в годы иностранной военной интервенции и Гражданской войны). Кемерово, 1968. С. 246, 258.

(обратно)

1257

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 126. Л. 161.

(обратно)

1258

ГАРФ. Ф. 176. Оп. 3. Д. 20. Л. 12.

(обратно)

1259

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 229.

(обратно)

1260

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 230.

(обратно)

1261

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 230.

(обратно)

1262

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 231.

(обратно)

1263

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 231.

(обратно)

1264

Кирмель Н.С., Хандорин В.Г. Указ. соч. С. 232.

(обратно)

1265

ГАРФ. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 92. Л. 91.

(обратно)

1266

ГАРФ. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 92. Л. 91.

(обратно)

1267

РГВА. Ф. 40311. Оп. 1. Д. 9. Л. 135, 135 об.

(обратно)

1268

Деникин А.И. Путь русского офицера. С. 350.

(обратно)

1269

Яковлева М.А. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

1270

«Совершенно секретно». Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934 гг.). Т. 1. Ч. 1. М., 2001. С. 32, 33.

(обратно)

1271

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939. Документы и материалы. В 4-х т. Т. 1. 1918–1922 гг. М., 2000. С. 24–26.

(обратно)

1272

Лубянка: Органы ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. С. 350.

(обратно)

1273

Дианов С.А. Политический контроль в Пермском крае в 1919–1929 гг.: автореф. дисс. … канд – та истор. наук. Пермь, 2007. С. 18.

(обратно)

1274

Правда. 1919. 28 июля.

(обратно)

1275

Сикорский Е.А. Советская система политического контроля над населением в 1918–1920 годах // Вопросы истории. 1998. № 5. С. 95.

(обратно)

1276

«Совершенно секретно». Лубянка – Сталину о положении в стране… С. 37.

(обратно)

1277

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 27–29.

(обратно)

1278

«Совершенно секретно». Лубянка – Сталину о положении в стране… С. 38.

(обратно)

1279

Дианов С.А. Указ. соч. С. 21.

(обратно)

1280

Чураков Д.О. Бунтующие пролетарии: Революционный протест в Советской России (1917–1930-е гг.). М., 2007. С. 28–35, 38–39, 47.

(обратно)

1281

Чураков Д.О. Бунтующие пролетарии: Революционный протест в Советской России (1917–1930-е гг.). М., 2007. С. 217.

(обратно)

1282

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 30, 156–166, 226–229.

(обратно)

1283

Измозик В.С. Указ. соч. С. 37.

(обратно)

1284

Алешкин П.Ф. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

1285

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 124, 125, 129.

(обратно)

1286

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 226–229, 240–243, 285–287, 320–322.

(обратно)

1287

Алешкин П.Ф. Указ. соч. С. 16.

(обратно)

1288

Алешкин П.Ф. Указ. соч. С. 18.

(обратно)

1289

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 31, 163, 185, 194.

(обратно)

1290

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 182.

(обратно)

1291

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 213.

(обратно)

1292

Чураков Д.О. Указ. соч. С. 228.

(обратно)

1293

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 32, 284.

(обратно)

1294

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 32, 116, 117, 226–229, 284.

(обратно)

1295

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 360–362.

(обратно)

1296

Алешкин П.Ф. Указ. соч. С. 12.

(обратно)

1297

Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия. М., 1995. С. 96.

(обратно)

1298

Яров С.В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917–1923 гг. СПб., 1999. С. 52.

(обратно)

1299

Яров С.В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917–1923 гг. СПб., 1999. С. 58, 60, 61.

(обратно)

1300

Яров С.В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917–1923 гг. СПб., 1999. С. 54, 55.

(обратно)

1301

Постников С.П., Фельдман М.А. Социокультурный облик промышленных рабочих России в 1900–1941 гг. М., 2009. С. 310.

(обратно)

1302

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 30, 300, 316–318 и др.

(обратно)

1303

Партия левых социалистов-революционеров. Документы и метериалы. 1917–1925 гг. В 3-х т. Т. 1. Июль 1917 г. – май 1918 г. М., 2000. С. 16, 17, 25.

(обратно)

1304

Партия левых социалистов-революционеров… С. 30–34.

(обратно)

1305

Партия левых социалистов-революционеров… С. 37, 38, 41.

(обратно)

1306

Медведев А.В., Слепченкова А.А. Указ. соч. С. 178, 179.

(обратно)

1307

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 119, 120, 151–155, 167, 328–333.

(обратно)

1308

Фирсов С.Л. «Власть и огонь»: Церковь и советское государство: 1918 – нач. 1940-х гг. М., 2014. С. 16.

(обратно)

1309

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 34, 79, 80, 152, 242.

(обратно)

1310

Кошеваров А.Н. Церковь и власть: Русская Православная Церковь в первые годы советской власти. СПб., 1999. С. 6.

(обратно)

1311

Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917–1941. Документы и фотоматериалы. М., 1996. С. 29, 30.

(обратно)

1312

Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского Правительства. 1919. № 18. Ст. 263.

(обратно)

1313

Фирсов С.Л. Указ. соч. С. 23, 24, 29.

(обратно)

1314

Одинцов М.И. Государство и церковь (История взаимоотношений. 1917–1938 гг.). М., 1991. С. 12.

(обратно)

1315

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 79.

(обратно)

1316

Измозик В.С. Указ. соч. С. 37.

(обратно)

1317

Крывелев И.А. Русская православная церковь в первой четверти ХХ века. М., 1982. С. 45.

(обратно)

1318

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 271, 272.

(обратно)

1319

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 35, 304, 305.

(обратно)

1320

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 319.

(обратно)

1321

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 169.

(обратно)

1322

Карр Э. История Советской России. Большевистская революция 1917–1923. Т. 1, 2. М., 1990. С. 539.

(обратно)

1323

Измозик В.С. Указ. соч. С. 42.

(обратно)

1324

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 38, 39.

(обратно)

1325

Яров С.В. Указ. соч. С. 76–78, 80, 81.

(обратно)

1326

Воробьев С.В. Власть и общественные настроения на Урале в начальный период НЭПа (по информационным сводкам ВЧК – ОГПУ) // Документ. Архив. История. Современность. Вып. 9. Екатеринбург, 2008. С. 149, 150.

(обратно)

1327

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 40, 439.

(обратно)

1328

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 467, 484, 507, 510, 557.

(обратно)

1329

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 414, 427.

(обратно)

1330

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 42.

(обратно)

1331

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 43.

(обратно)

1332

«Совершенно секретно». Лубянка – Сталину о положении в стране… С. 43, 45.

(обратно)

1333

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 565, 573, 574.

(обратно)

1334

Воробьев С.В. Указ. соч. С. 152.

(обратно)

1335

Советская деревня глазами ВЧК – ОГПУ – НКВД. 1918–1939… С. 48–50, 712–715.

(обратно)

1336

Воробьев С.В. Указ. соч. С. 152.

(обратно)

1337

«Совершенно секретно». Лубянка – Сталину о положении в стране… С. 16–18.

(обратно)

1338

«Совершенно секретно». Лубянка – Сталину о положении в стране… С. 22.

(обратно)

1339

Измозик В.С. Указ. соч. С. 51.

(обратно)

1340

Юзефович Л. Самодержец пустыни. М., 1993. С. 51.

(обратно)

1341

Чита. Город времени. Изд. 2-е, доп. и перераб. Чита, 2006. С. 178.

(обратно)

1342

Чита. Город времени. Изд. 2-е, доп. и перераб. Чита, 2006. С. 179.

(обратно)

1343

ГАРФ. Ф. Р-5936. Оп. 1. Д. 313. Л. 1.

(обратно)

1344

Волков Е.В. Указ. соч. С. 187.

(обратно)

1345

Юзефович Л. Указ. соч. С. 56–57.

(обратно)

1346

Волков Е.В. Коннице отведено едва ли не последнее место // Белая Гвардия. 2001. № 5. С. 35.

(обратно)

1347

РГВА. Ф. 39483. Оп. 1. Д. 29. Л. 20 об.

(обратно)

1348

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 99. Л. 345.

(обратно)

1349

Галин В.В. Интервенция и Гражданская война. С. 147.

(обратно)

1350

РГВА. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 28. Л. 156.

(обратно)

1351

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 4. Л. 6, 7, 10.

(обратно)

1352

Войтиков С.С. Отечественные спецслужбы и Красная Армия. 1917–1921. М., 2010. С. 262.

(обратно)

1353

Авдеев В.А., Карпов В.Н. Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг. М., 2009. С. 283.

(обратно)

1354

Бондаренко А.Ю. Военная контрразведка 1918–2010. М., 2011. С. 110, 111.

(обратно)

1355

Войтиков С.С. Указ. соч. С. 313, 315.

(обратно)

1356

Красный террор: Еженедельник Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией на Чехословацком фронте. 1 ноября 1918 г. № 1. С. 23, 24.

(обратно)

1357

Известия ВЦИК. 1919. 22 февраля и 9 апреля.

(обратно)

1358

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 130.

(обратно)

1359

Лубянка: Органы ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. Справочник. М., 2003. С. 18.

(обратно)

1360

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 376, 377.

(обратно)

1361

Войтиков С.С. Указ. соч. С. 350.

(обратно)

1362

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 180.

(обратно)

1363

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 374, 375.

(обратно)

1364

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 97.

(обратно)

1365

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. М., 1977. Т. 39. С. 56.

(обратно)

1366

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 97.

(обратно)

1367

Черушев Н.С. Указ. соч. С. 15.

(обратно)

1368

В 1917 г. (по другим данным, уже в 1906 г.) полковник Генерального штаба царской армии Ф.Е. Махин вступил в партию социалистов-революционеров, возглавив штаб военной организации партии, а через год по приказу ЦК партии поступил на службу в Красную армию, получив назначение на должность начальника оперативного отделения штаба военного руководителя Московского района. На должности начальника Уфимского полевого штаба и командующего 2-й армией Махин сменил В.В. Яковлева (перешел на сторону Комуча осенью 1918 г.). Произошло назначение не без помощи бывшего прапорщика Мартьянова, тоже эсера, служившего в штабе советского Восточного фронта. Приказ подписал командующий советским Восточным фронтом левый эсер М.А. Муравьев (Ганин А.В. Судьба Генерального штаба полковника В.Е. Махина… С. 54).

(обратно)

1369

Ганин А.В. Судьба Генерального штаба полковника В.Е. Махина… С. 54.

(обратно)

1370

Черушев Н.С. Указ. соч. С. 16.

(обратно)

1371

Черушев Н.С. Указ. соч. С. 18.

(обратно)

1372

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 362.

(обратно)

1373

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 332.

(обратно)

1374

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 337.

(обратно)

1375

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 183, 184.

(обратно)

1376

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 728, 729.

(обратно)

1377

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 714.

(обратно)

1378

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 341.

(обратно)

1379

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 341, 342.

(обратно)

1380

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 733.

(обратно)

1381

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 344, 345.

(обратно)

1382

Васильченко Э.А. Указ. соч. С. 75.

(обратно)

1383

Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики… С. 57.

(обратно)

1384

Черушев Н.С. Указ. соч. С. 21, 22, 26.

(обратно)

1385

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 4. 13 октября 1918 г. С. 20.

(обратно)

1386

Иванов А.А. Рожденная контрреволюцией… С. 71.

(обратно)

1387

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 483.

(обратно)

1388

Голинков Д.Л. Правда о врагах народа. С. 115, 116.

(обратно)

1389

Ткачук А.В. Указ. соч. С. 76, 77.

(обратно)

1390

Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики… С. 57.

(обратно)

1391

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 485.

(обратно)

1392

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 490.

(обратно)

1393

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 510.

(обратно)

1394

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 273.

(обратно)

1395

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? С. 737.

(обратно)

1396

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 365.

(обратно)

1397

В.И. Ленин и ВЧК… С. 177.

(обратно)

1398

Из истории ВЧК. С. 270.

(обратно)

1399

Ф.Э. Дзержинский – председатель ВЧК – ОГПУ… С. 134.

(обратно)

1400

В.И. Ленин и ВЧК… С. 211.

(обратно)

1401

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 134.

(обратно)

1402

Маймескулов Л.Н. и др. Указ. соч. С. 234.

(обратно)

1403

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 144.

(обратно)

1404

Из истории ВЧК. М., 1958. С. 393. В течение мая 1920 г. по РСФСР было взорвано около 20 военных заводов и складов. Активизация контрреволюционных выступлений была связана с началом советско-польской войны.

(обратно)

1405

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 145.

(обратно)

1406

Войтиков С.С. Указ. соч. С. 369, 370.

(обратно)

1407

Войтиков С.С. Указ. соч. С. 370, 371.

(обратно)

1408

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 514, 515.

(обратно)

1409

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 379.

(обратно)

1410

Чумаков Н.С. Указ. соч. С. 16.

(обратно)

1411

Зданович А.А. Военная контрразведка в Народно-революционной армии Дальневосточной республики… С. 57.

(обратно)

1412

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 516, 517.

(обратно)

1413

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 517.

(обратно)

1414

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 141.

(обратно)

1415

Войтиков С.С. Указ. соч. С. 352.

(обратно)

1416

Зданович А.А. Органы государственной безопасности и Красная армия… С. 271, 272.

(обратно)

1417

Лацис М.Я. Два года борьбы на внутреннем фронте. 1920. С. 74.

(обратно)

1418

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 4. Д. 28. Л. 17.

(обратно)

1419

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 4. Д. 28. Л. 17.

(обратно)

1420

Малицкий А. Чека и ГПУ. Харьков, 1923. С. 38.

(обратно)

1421

Плеханов А.М. Кто Вы, «Железный Феликс»? … С. 409, 410.

(обратно)

1422

Бондаренко А.Ю. Указ. соч. С. 151.

(обратно)

1423

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 88. Л. 26 об. – 27.

(обратно)

1424

РГВА. Ф. 6. Оп. 3. Д. 10. Л. 4–6 об.

(обратно)

1425

РГВА. Ф. 39450. Оп. 1. Д. 85. Л. 65.

(обратно)

1426

ГАРФ. Ф. Р-446. Оп. 2. Д. 99. Л. 90.

(обратно)

1427

РГВА. Ф. 40238. Оп. 1. Д. 57. Л. 170.

(обратно)

1428

Цит. по: Крысько В.Г. Секреты психологической войны (цели, задачи, методы, опыт). Мн., 1999. С. 347.

(обратно)

1429

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 2. Л. 23–24.

(обратно)

1430

РГВА. Ф. 40314. Оп. 1. Д. 14. Л. 80–81 об.

(обратно)

1431

Борьба за торжество Советской власти на Севере. Сборник документов (1918–1920). Архангельск, 1967. С. 59; Минц И.И. Интервенция на Севере в документах. М., 1933. С. 87.

(обратно)

1432

Данилов И.А. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков // Белый Север. В 2-х т. Архангельск, 1998. Т. 2. С. 270, 292.

(обратно)

1433

Данилов И.А. Воспоминания о моей подневольной службе у большевиков // Белый Север. В 2-х т. Архангельск, 1998. Т. 2. С. 270, 292.

(обратно)

1434

Шамбаров В.Е. Указ. соч. С. 403.

(обратно)

1435

Правительственный вестник (Омск). 1918. 23 ноября.

(обратно)

1436

РГВА. Ф. 39466. Оп. 1. Д. 19. Л. 125–125 об.

(обратно)

1437

Волков Е.В. Указ. cоч. С. 98.

(обратно)

1438

Волков Е.В. Указ. cоч. С. 100.

(обратно)

1439

Дневник Петра Васильевича Вологодского… 2005. С. 153.

(обратно)

1440

Рец А.А. Указ. соч. С. 161–162

(обратно)

1441

Мышанский А.А. Указ. cоч. URL:  (дата обращения: 22.07.2007).

(обратно)

1442

Мышанский А.А. Указ. cоч. URL:  (дата обращения: 22.07.2007).

(обратно)

1443

РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 160. Л. 3.

(обратно)

1444

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 163 об.

(обратно)

1445

ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 215. Л. 8.

(обратно)

1446

Волков Е.В. Указ. cоч. С. 188.

(обратно)

1447

Ципкин Ю.Н. Белое движение на Дальнем Востоке России и его крах (1920–1922): дисс. … д-ра истор. наук. Хабаровск, 1998. С. 335.

(обратно)

1448

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 126. Л. 98.

(обратно)

1449

ГАРФ. Ф. Р-6605. Oп. 1. Д. 8. Л. 93.

(обратно)

1450

Ганин А. Враздробь или почему Колчак не дошел до Волги // Родина. 2008. № 3. С. 71.

(обратно)

1451

РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 115. Л. 9 об.; Ф. 39597. Оп. 1. Д. 100. Л. 78.

(обратно)

1452

Russell J., Cohn R. Азбука (секретная организация). «VSD», 2012. С. 7.

(обратно)

1453

История России с древнейших времен до начала ХХI века: учебное пособие для студентов вузов. М., 2005. С. 358.

(обратно)

1454

По выражению историка Н.Н. Суханова, хлебная монополия была обязана своим появлением на свет руководителю экономического отдела меньшевистско-эсеровского исполкома Петроградского Совета В.Г. Громану, который «взял за горло кадета Шингарева и выдавил из него… хлебную монополию» (Павлюченков С.А. Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа. М., 1996. С. 8).

(обратно)

1455

История России с древнейших времен до начала ХХI века… С. 358.

(обратно)

1456

Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. С. 314.

(обратно)

1457

Велидов А.С. Коммунистическая партия – организатор и руководитель… С. 207, 208.

(обратно)

1458

Яковлева М.А. Указ. соч. С. 22.

(обратно)

1459

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 161.

(обратно)

1460

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 409.

(обратно)

1461

Леонов С.В. Государственная безопасность Советской республики в пору Октябрьской революции и Гражданской войны… С. 409.

(обратно)

1462

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 331, 332.

(обратно)

1463

Христофоров В.С. Указ. соч. С. 41.

(обратно)

1464

Дзержинский – председатель ВЧК – ОГПУ… С. 65.

(обратно)

1465

Яковлева М.А. Указ. соч. С. 20, 21.

(обратно)

1466

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 274, 275.

(обратно)

1467

Лацис М.Я. Два года борьбы на внутреннем фронте. С. 68.

(обратно)

1468

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 375.

(обратно)

1469

Лацис М.Я. Два года борьбы на внутреннем фронте. С. 75.

(обратно)

1470

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 130, 131.

(обратно)

1471

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии… С. 262, 263.

(обратно)

1472

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 364.

(обратно)

1473

За три квартала 1921 г. только на Омской и Томской железных дорогах было зарегистрировано 1557 случаев хищений грузов.

(обратно)

1474

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 441.

(обратно)

1475

История России с древнейших времен до начала XXI века… С. 361.

(обратно)

1476

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 442.

(обратно)

1477

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 453.

(обратно)

1478

Мозохин О.Б. Образование и организация деятельности подразделений ВЧК – ОГПУ по защите экономики // Лубянка: обеспечение экономической безопасности. Сборник. М., 2002. С. 14, 15.

(обратно)

1479

Епихин А.Ю., Мозохин О.Б. Указ. соч. С. 203, 204.

(обратно)

1480

Епихин А.Ю., Мозохин О.Б. Указ. соч. С. 182–184.

(обратно)

1481

Епихин А.Ю., Мозохин О.Б. Указ. соч. С. 182–184.

(обратно)

1482

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 464.

(обратно)

1483

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 459.

(обратно)

1484

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 450, 451.

(обратно)

1485

Чураков Д.О. Указ. соч. С. 246, 281.

(обратно)

1486

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 454, 455.

(обратно)

1487

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 459, 460.

(обратно)

1488

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 461, 462.

(обратно)

1489

Епихин А.Ю., Мозохин О.Б. Указ. соч. С. 188.

(обратно)

1490

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 462, 463.

(обратно)

1491

Еженедельник чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. № 1. 22 сентября 1918 г. С. 27.

(обратно)

1492

Седунов А.В. Указ. соч. С. 63.

(обратно)

1493

Мозохин О.Б. Борьба с контрабандой… С. 31, 32.

(обратно)

1494

Мозохин О.Б. Борьба с контрабандой… С. 41.

(обратно)

1495

Плеханов А.М. ВЧК – ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики… С. 468.

(обратно)

1496

Мозохин О.Б. Фальшивомонетчики // Лубянка: обеспечение экономической безопасности. Сборник. М., 2002. С. 42.

(обратно)

1497

Мозохин О.Б. Фальшивомонетчики // Лубянка: обеспечение экономической безопасности. Сборник. М., 2002. С. 42.

(обратно)

1498

Мозохин О.Б. Образование и организация деятельности подразделений ВЧК – ОГПУ по защите экономики… С. 14, 15.

(обратно)

1499

Мозохин О.Б. Образование и организация деятельности подразделений ВЧК – ОГПУ по защите экономики… С. 16, 17.

(обратно)

1500

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 364, 365.

(обратно)

1501

Христофоров В.С. Указ. соч. С. 53, 54.

(обратно)

1502

Смирнов Д. Горячее сердце чекиста / Особое задание… С. 207.

(обратно)

1503

Дамаскин И.А. Сто великих операций спецслужб. С. 124.

(обратно)

1504

Дамаскин И.А. Сто великих операций спецслужб. С. 124, 125.

(обратно)

1505

Велидов А.С. К истории ВЧК – ОГПУ… С. 108, 109, 111.

(обратно)

1506

Манцев В. Преданность и отвага / Особое задание. Воспоминания. М., 1968. С. 61, 62.

(обратно)

1507

Манцев В. Указ. соч. С. 61, 62.

(обратно)

1508

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 36. Л. 4.

(обратно)

1509

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 36. Л. 4.

(обратно)

1510

ГАРФ. Ф. Р-7002. Оп. 2. Д. 1. Л. 7.

(обратно)

1511

ГАРФ. Ф. Р-6396. Оп. 1. Д. 2. Л. 467 об., 468.

(обратно)

1512

Хандорин В.Г. Адмирал Колчак: правда и мифы. Томск, 2009. URL:  (дата обращения: 11.01.2013).

(обратно)

1513

Рец А.А. Указ. соч. С. 176.

(обратно)

1514

Волков Е.В., Егоров Н.Д., Купцов И.В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: биографический справочник. М., 2003. С. 109; ГАРФ. Ф. Р-5793. Оп. 1. Д. 1 г. Л. 140.

(обратно)

1515

Хандорин В.Г. Указ. соч. URL:  (дата обращения: 11.01.2013).

(обратно)

1516

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 257.

(обратно)

1517

РГВА. Ф. 39483. Оп. 2. Д. 29. Л. 20 об.

(обратно)

1518

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 11. Л. 29 об.

(обратно)

1519

РГВА. Ф. 40218. Оп. 1. Д. 126. Л. 98, 98 об.

(обратно)

1520

Барышников Е.А. Деятельность ВЧК – ОГПУ по укреплению экономического потенциала страны (1918–1928): дисс. … канд. истор. наук. М., 2004. С. 57.

(обратно)

1521

Волин С., Слуссер Р. Указ. соч. С. 10.

(обратно)

1522

История России (Гражданская война в России, 1917–1922): Учебно-методический модуль. М., 2004. С. 77.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1. Создание и развитие советских и белогвардейских органов безопасности

  1.1. Организация, структура и функции спецслужб противоборствующих сторон

    Территориальные органы безопасности

    Военная контрразведка

    Органы безопасности на транспорте

    Специальные войсковые формирования

    Пограничные чрезвычайные комиссии

    На Дальнем Востоке. 1920–1922 гг.

  1.2. Правовые основы организации и деятельности

  1.3. Подбор, подготовка и расстановка кадров

Глава 2. Основные направления деятельности ВЧК и органов безопасности белого движения

  2.1. Разведывательная деятельность органов ВЧК

  2.2. Противодействие разведывательной и иной подрывной деятельности

  2.3. Борьба с подпольными организациями, повстанческим движением, мятежами и бандитизмом

  2.4. Противоборство с политическими противниками и контроль за настроениями в обществе

  2.5. Обеспечение безопасности войск

  2.6. Выявление и пресечение преступлений в сфере экономики

Заключение

Приложения

  Список сокращений Приложение 1

  Схемы

    Приложение 2

    Приложение 3

    Приложение 4

    Приложение 5

    Приложение 6

    Приложение 7

    Приложение 8

    Приложение 9

    Приложение 10

    Приложение 11

    Приложение 12

    Приложение 13

Список источников и литературы

  1. Опубликованные источники

  2. Неопубликованные документальные источники

  3. Справочно-энциклопедические и библиографические издания

  4. Периодические издания

  5. Литература

  6. Диссертационные исследования и авторефераты

Иллюстрации Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg